Айзман Давид Яковлевич
Мечты

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

   

Изданіе товарищества "ЗНАНІЕ" (Спб., Невскій, 92).

Д. Айзманъ.

ТОМЪ ПЕРВЫЙ.

РАЗСКАЗЫ.

   

Цѣна 1 рубль.

С.-ПЕТЕРБУРГЪ.
Типографія Монтвида. Конная ул., д. No 3--5.
1906.

   

Мечты.

   Въ коммерческомъ собраніи играли въ карты. Многочисленныя лампы щедро освѣщали продолговатый, не совсѣмъ опрятный, съ золоченымъ аляповатымъ потолкомъ и еще болѣе аляповатой "малахитовой" аркой залъ, по которому разбросано было десятка полтора игральныхъ столовъ. Со свѣтомъ лампъ успѣшно боролся табачный дымъ, мутнымъ и душнымъ облакомъ сонно носившійся надъ лысинами игравшихъ. Съ каждымъ часомъ дымъ густѣлъ и дѣлался плотнѣе, и послѣ полуночи залъ напоминалъ баню, въ которую щедрый банщикъ пустилъ черезчуръ много пару. Стоялъ говоръ, глухой и придавленный, и временами слышались рѣзкіе возгласы, то шуточные и веселые, то злобные, ругательные. Было излишне тепло, пахло потомъ и спиртными напитками, и откуда-то снизу, изъ кухни, вмѣстѣ съ яростнымъ шипѣніемъ, доносился еще запахъ чего-то жарящагося.
   У всѣхъ сидѣвшихъ въ залѣ и ходившихъ въ немъ были очень хорошіе пиджаки, лоснящееся, какъ фарфоръ, бѣлье, золотые часы и перстни. Это были представители зажиточной, торговой, "пшеничной" части населенія; они были упитаны, сыты, и можно было подозрѣвать, что міровая скорбь терзаетъ ихъ не ежедневно. Собираясь въ клубѣ, господа эти толковали о политикѣ, глубокомысленно пережевывая то, что съ утра не вполнѣ поняли въ передовицѣ мѣстной газеты, сплетничали, разсказывали нецензурные анекдоты. Но и болтая всякій вздоръ, скабрезный или просто тупой, и заливаясь громкимъ смѣхомъ, они дѣйствовали не безкорыстно: они продолжали свою дѣлеческую работу, тайно слѣдя другъ за другомъ, напряженно вынюхивая нужныя новости, заводя выгодныя знакомства, чутко подхватывая нечаянно оброненное полезное свѣдѣніе...
   У самой арки, отдѣлявшей залъ отъ гостиной, играли въ "шестьдесятъ шесть". Оцѣнщикъ городского ломбарда Краснушкинъ игралъ спокойно, сдержанно, обдуманно. Онъ почти всегда выигрывалъ. На службѣ онъ получалъ восемьсотъ рублей, проживалъ же въ годъ три тысячи, и недостающія деньги добывалъ игрой. Совершенной противоположностью его по манерѣ играть являлся молодой спекулянтъ Тираспольскій; этотъ волновался, нервничалъ, дѣлалъ рѣзкіе жесты, иногда скрежеталъ зубами. Сегодня онъ игралъ особенно нервно. Онъ затѣялъ недавно крупную аферу, и ему предстояло либо захватить огромный кушъ, либо потерять большую часть своего состоянія, дутаго, впрочемъ, и призрачнаго. Говорили даже, что въ случаѣ неудачи ему предстоитъ, вмѣстѣ съ предсѣдателемъ правленія общества взаимнаго кредита, сѣсть на скамью подсудимыхъ... Теперь въ игрѣ онъ искалъ отдыха и хоть временнаго забвенія,-- искалъ и не находилъ...
   -- Чудачокъ, зачѣмъ волненіе суставовъ допускать?-- успокоивалъ Тираспольскаго партнеръ его, Пантелеймонъ Ивановичъ Желдаковъ.-- Надо всегда быть спокойнымъ, даже когда человѣку морду бьешь...
   Желдаковъ былъ богатый землевладѣлецъ и пароходчикъ, славившійся далеко за предѣлами губерніи. Онъ былъ крикунъ, самодуръ, развратникъ и скандалистъ, меценатъ и ругатель, добрякъ и живодеръ.
   Цѣлая шайка піявокъ присосалась къ его богатству и сосала,-- усердно и торопливо; а онъ только добродушно посмѣивался, глядя на ея старанія: "У меня тоже награбленное,-- пусть и другіе воруютъ". Но случалось ему наскочить на какого-нибудь бѣднягу, укравшаго полѣно, и онъ вдругъ вспыхивалъ, зажигался злобной местью, начиналъ таскать провинившагося по судамъ, по слѣдователямъ, по земскимъ начальникамъ, тратилъ на "дѣло" большія деньги и при этомъ волновался, кричалъ и кипѣлъ, какъ если бы ему угрожало полное разореніе. И только тогда успокаивался, когда добивался для провинившагося высшей мѣры наказанія.
   -- Законы у насъ слабкіе!-- негодовалъ онъ.-- Вѣшать бы народъ надо, тогда бы всѣ эти ворюги живо за честный трудъ взялись...
   Онъ много жертвовалъ на благотворительныя дѣла, строилъ церкви и пріюты, имѣлъ стипендіатовъ въ Академіи Художествъ и въ консерваторіи, но любилъ "бить морду", и часто бывалъ за это привлекаемъ къ отвѣту. Обыкновенно онъ отъ обиженныхъ откупался деньгами, часто очень значительными; но однажды пришлось-таки ему отсидѣть шесть недѣль... Онъ объ голову больничнаго эконома разбилъ бутылку съ виномъ, и ни на какія сдѣлки и мировыя экономъ потомъ не пошелъ...
   -- И отсижу!-- гремѣлъ озадаченный милліонеръ.-- И послѣ отсидки еще шесть бутылокъ на немъ разобью....
   Угрозы своей онъ, однако, въ исполненіе не привелъ, а выйдя изъ арестнаго дома, не заѣзжая къ себѣ, отправился къ эконому и сталъ упрашивать его принять должность съ четырехтысячнымъ окладомъ... Экономъ не соглашался. Желдаковъ настаивалъ, убѣждалъ, чуть не умолялъ... Когда же экономъ, наконецъ, сдался, Желдаковъ сдѣлался вдругъ грустенъ. хмуръ и холодно вѣжливъ... Экономъ до самой смерти своей служилъ у Желдакова, но онъ оставался единственнымъ служащимъ, не получавшимъ ни повышеній, ни наградъ...
   Желдакову едва минуло тридцать лѣтъ. Онъ былъ гигантъ по сложенію, лицо имѣлъ ярко-красное, все въ жилкахъ, глаза каріе, "быстрые". Надъ лбомъ у него, прямо кверху, торчалъ черный, жесткій хохолъ, усы тоже закручены были кверху, а съ подбородка свисала небольшая эспаньолка. Онъ одѣвался по модному, и даже очень изящно, но носилъ сапоги бутылками, а на головѣ, зимой и лѣтомъ, кожаный картузъ.
   -- Ѣшь мою кровь, пей мое мясо!-- кричалъ Желдаковъ сиплымъ, но зычнымъ баритономъ, отодвигая къ партнеру выигрышъ.-- Наслаждайтесь!
   Въ карты онъ игралъ рѣдко, а когда игралъ, любилъ, проигрывать, ломаться, "валять дурака". У столика, гдѣ онъ сидѣлъ, обыкновенно собиралась кучка зрителей, съ завистью въ сердцѣ и съ угодливой улыбкой на лицѣ слѣдившая за выходками милліонера. И въ этотъ вечеръ тоже человѣкъ восемь или десять по:чтительно жались за его спиной, и позади всѣхъ можно было замѣтить невысокую, тощую фигурку фактора Гершковича. Человѣчекъ этотъ стоялъ какъ-то искривившись и съ болѣзненнымъ блескомъ въ темныхъ, выпуклыхъ глазахъ напряженно смотрѣлъ на ярко сверкавшій на зелени стола продолговатый горбикъ золота... О, какъ нужно было оно ему, это золото!.. И какъ далекъ онъ былъ отъ того, чтобы его имѣть!..
   Гершковичъ былъ человѣкъ безъ опредѣленныхъ занятій,-- одинъ изъ тѣхъ забитыхъ и загнанныхъ человѣчковъ, которыми кишмя кишатъ всѣ города и мѣстечки въ чертѣ еврейской осѣдлости. Силенки свои и способности онъ разновременно примѣнялъ въ цѣломъ рядѣ самыхъ разнообразныхъ предпріятій. Скупалъ на желѣзнодорожной линіи хлѣбъ, владѣлъ маслобойнымъ заводикомъ, освѣщалъ по подряду городскую слободку керосиновыми фонарями, фабриковалъ халву и шипучія воды... Ротшильдомъ онъ, однако, не сдѣлался. Покупая хлѣбъ, онъ неосторожно роздалъ задатки и потерялъ взятое за женой приданое. Маслобойня его, не застрахованная, сгорѣла. При освѣщеніи слободки онъ какъ-то обсчитался, и терялъ каждый день по восьми рублей... Фабрика шипучихъ водъ пошла недурно, но ее отнялъ у Гершковича компаніонъ его, онъ же и кредиторъ,-- и пришлось фабриканту поступить приказчикомъ къ себѣ же на фабрику... Послѣ этого Гершковичъ уже не поднимался. Торговую дѣятельность свою пришлось ему сократить и навсегда остаться мелкимъ служащимъ. Когда же онъ терялъ мѣсто, онъ превращался въ маклера. Маклеровалъ онъ во всѣхъ сферахъ и во всѣхъ областяхъ. Нужна вамъ квартира,-- найдетъ квартиру. Хочетъ ротмистръ Ухабовъ локомобиль на гнѣдого жеребца обмѣнять,-- ищетъ жеребца. Поднимутъ съ рѣчного дна затонувшую баржу съ изюмомъ и орѣхами, и назначатъ подмоченный грузъ въ дешевую продажу -- голодный человѣкъ и здѣсь пристроиться наровитъ...
   -- Что, мнѣ плохо, когда изюмъ?-- говорилъ онъ.-- Или когда жеребецъ? Надо же мнѣ кусокъ хлѣба! Пусть онъ будетъ и отъ жеребца...
   Гершковичъ имѣлъ способность сильно увлекаться, онъ былъ большой оптимистъ, и воображеніе его разыгрывалось очень легко. Каждый разъ, когда онъ попадалъ на новую службу или затѣвалъ новое дѣло, онъ приходилъ въ большое волненіе и начиналъ рисовать себѣ самыя радужныя, самыя веселыя перспективы. Онъ принимался мечтать вслухъ, суетливо и возбужденно, и уже видѣлъ себя обладателемъ большого капитала или, по крайней мѣрѣ, собственникомъ крупнаго, доходнаго "дѣла". Онъ съ горячностью выкладывалъ свои виды и соображенія женѣ и самымъ форменнымъ образомъ обѣщалъ ей всяческое благополучіе, и комфортъ.
   -- Вотъ увидишь! Теперь ты уже таки увидишь! размахивая руками, восклицалъ онъ.-- Я надѣюсь на Бога, что теперь у насъ навѣрное все будетъ очень хорошо.
   Жена выслушивала его, выслушивала молчаливо и, проученная долголѣтнимъ опытомъ, отвѣчала одними лишь горькими вздохами... Короткое время спустя, вздыхать начиналъ и супругъ...
   Такъ въ судорожномъ метаніи, въ трепетныхъ поискахъ, въ горькихъ лишеніяхъ и кратковременныхъ, сладостныхъ мечтахъ проходила жизнь Гершковича... Въ пятьдесятъ лѣтъ человѣкъ этотъ выглядѣлъ совершеннымъ старикомъ: былъ сѣдъ и лысъ, изрытъ морщинами, говорилъ голосомъ разбитымъ и дребезжащимъ и въ глазахъ, ввалившихся и потухшихъ, хранилъ выраженіе непроходящей усталости и тоски...
   -- У насъ никого нѣтъ,-- тихо жаловался Гершковичъ женѣ.-- У людей есть родственники, братъ, сватъ... кто-нибудь и попротежируетъ, пристроитъ... Мы одиноки... Есть у тебя одинъ дядя, такъ и тотъ по дворамъ кости собираетъ...
   И жена его, болѣзненная, унылая женщина, въ отвѣтъ только вздыхала и говорила:
   -- Плохо... плохо!..
   Была когда-то у Гершковичей надежда -- сынъ студентъ. Но онъ былъ уволенъ изъ университета и сосланъ въ Колымскъ. Была и другая надежда -- дочь, окончившая гимназію и уроками поддерживавшая семью. Но у нея быстро развивался туберкулезъ, и уроки пришлось оставить. Больная не могла уже выходить; обложенная подушками, съ трудомъ дыша и кашляя, она долгими часами возилась съ братишкой Борей, котораго готовила къ экзаменамъ. Мальчикъ три раза держалъ въ гимназію, выдерживалъ на пятерки, но не попадалъ въ процентную норму и оставался за штатомъ.
   -- У насъ никого нѣтъ,-- жаловался Гершковичъ.-- У Эпштейновъ мальчикъ даже четверку получилъ, но за него хлопоталъ генералъ Халявинъ, и его приняли... У насъ никого нѣтъ.
   -- Никого нѣтъ...-- глухо говорила жена.
   -- Понимаешь ли ты!-- съ горькимъ оживленіемъ подхватывалъ старикъ:-- вся штука въ томъ, чтобы кто-нибудь былъ... чтобы была стѣна, чтобы было до кого притулиться... Былъ бы у меня, къ примѣру, братъ богатый, или другой кто,-- я бы могъ дѣйствовать не хуже чѣмъ всѣ, могъ бы имѣть кусокъ хлѣба. А теперь... теперь мы мучимся... теперь мы одиноки...
   И жена его, угрюмая и печальная, уже не отвѣчала, а только вздыхала глубоко...
   Золотая медаль дочери была давно заложена, и была уже продана шуба Гершковича, и нужда, что ни день, становилась тяжелѣе и мучительнѣе...

-----

   -- Пей мое мясо, ѣшь мою кровь!-- въ двадцатый разъ восклицалъ Желдаковъ, проигрывавшій безмолвному, сосредоточенному Краснушкину третью сотню.
   И добровольная свита, стоявшая позади милліонера, отъ этихъ возгласовъ восхищенно взвизгивала.
   -- А теперь кости мои грызи!-- продолжалъ Желдаковъ,-- кишки мои ѣшь, съ лукомъ, съ перцемъ... и печенку мою, и селезенку...
   Кружокъ около стола дѣлался шумнѣе и гуще, а выраженіе лицъ -- почтительнѣе и хищнѣе... Гершковича оттиснули подальше, къ колоннамъ арки. Онъ стоялъ, поднявъ къ ушамъ плечи, сложивъ на вогнутомъ животѣ ладони, и склонивъ голову набокъ. Жалкая улыбка играла на его лицѣ. Двѣсти тридцать семь рублей проиграно! Вотъ они... вотъ лежатъ...близко! Но, съ другой стороны, что, въ сущности, составляетъ эта сумма? Вотъ близко сидитъ человѣкъ, который іожетъ тебѣ дать двѣсти разъ по двѣсти рублей.... шутка ли: Пантелеймонъ Ивановичъ! Что это игрушка -- Пантелеймонъ Ивановичъ? Пантелеймонъ Ивановичъ, когда захочетъ, изъ навоза человѣка сдѣлаетъ!.. Сотни людей живутъ около Пантелеймона Ивановича. Сытно живутъ, спокойно, съ женами и дѣтьми"...
   Гершковичъ осторожненько шагнулъ впередъ.
   -- Будь у меня такое счастье, какъ у другихъ, такъ Пантелеймонъ Ивановичъ меня взялъ бы къ себѣ... Что такое, я не могу дѣлать, что другіе дѣлаютъ?.. Что, это такая хитрая наука?.. Медицина? Инженерство?.. Медицина -- я понимаю: докторъ беретъ рубль, а профессоръ -- двадцать пять. Потому что профессоръ, такъ онъ таки много учился и много понимаетъ. Знаетъ, гдѣ какая жила, гдѣ какая кость, и можетъ сдѣлать такую операцію, что нашимъ коноваламъ и не снилось... Одному американскому банкиру серебряный желудокъ придѣлали... Ну-ка, пусть нашъ Оберемченко сдѣлаетъ серебряный желудокъ!.. Коновалъ, рѣзникъ!.. Ну, такъ разумѣется же, что профессору надо много платить. А Кенигшацъ что? Онъ ученѣе меня? лучше дѣло понимаетъ? Тоже шмаркатый еврейчикъ, какъ и я, въ Козелякахъ университетъ окончилъ... И вотъ же, онъ у Пантелеймона Ивановича получаетъ четыре тысячи, а на шестъ воруетъ... Я бы, напримѣръ, ни копѣечки не воровалъ... Боже меня сохрани! Четырехъ тысячъ мнѣ мало? А двухъ мнѣ мало? Господи милосердый! Развѣ я богатства хочу? Ой, Боже жъ мой, Боже жъ мой!.. Кажется, если бы только было мое семейство сыто... ежели бы только обезпечить ему кусокъ хлѣба...
   Гершковичъ махнулъ рукой. Въ скорбныхъ глазахъ его засверкала влага, и онъ сталъ торопливо глотать слюну...
   -- Вотъ-те и разъ!-- загремѣлъ Желдаковъ.-- Стало быть, я выигралъ? Шесть карбованцевъ?.. А ну-ка, панове, какъ это вышло?
   Милліонеръ по обыкновенію "куражился" и дѣлалі видъ, будто не понимаетъ игры. Ему стали объяснять человѣкъ десять сразу.
   -- Такъ, такъ...-- говорилъ онъ.-- Ладно, понялъ музыку!.. Ну, сдавайте дальше!.. Скоро, панове, я разбогатѣю. Тираспольскаго и Краснушкина обыграю дочиста и на выигранныя деньги все сметье съ привозной площади скуплю... Человѣкъ, волоки-ка коньяку сюда!.. А теперь, панове, я съ десятки пойду...
   -- Хе-хе-хе!-- вмѣстѣ со всей свитой смѣялся Гершковичъ. И хоть никто на него не смотрѣлъ, старался изобразить на лицѣ своемъ радостное восхищеніе. Онъ сдѣлалъ еще полшага впередъ и тихонько просунулъ голову между подрядчикомъ Ксантопуло и ростовщикомъ Лисанскимъ.
   -- Вотъ если бы Богъ мнѣ помогъ какъ-нибудь познакомиться съ Пантелеймономъ Ивановичемъ!-- промелькнуло вдругъ у старика. И отъ мысли этой его такъ и передернуло.-- А вѣдь и въ самомъ дѣлѣ... вѣдь если бы... Если бы удалось какъ-нибудь... обратить и; себя вниманіе Желдакова... А?.. Вѣдь милліонеръ этотъ ужасно добрый человѣкъ... и щедрый... Надо только знать, какъ къ нему подойти... Надо умѣть... Умѣть найти такое словечко, шуточку какую-нибудь... Онъ любитъ шутки... Такую себѣ выходку какую-нибудь. Только вотъ: какую? какъ?
   -- А люди умѣютъ,-- горестно думалъ Гершковичъ.-- Люди имѣютъ въ себѣ такой талантъ... А я, я таки болванъ. Я таки не понимаю, какъ пристроиться... и мое семейство отъ этого должно страдать... Я неспособный, я лайдакъ, негодный... кошкѣ хвостъ привязать не сумѣю... А дѣти мои отъ этого всю жизнь терпятъ.. Только братъ можетъ помочь? Родственникъ? Пантелеймонъ Ивановичъ лучше всякаго родственника. Но только что? Чего я хочу? Чтобы онъ вотъ такъ вотъ пришелъ и сказалъ: "Господинъ Гершковичъ, ваше благородіе, неугодно ли пожаловать: вотъ вамъ, пожалуйста, замѣчательное мѣсто"... У, корова глупая! Самому надо!.. Но я не умѣю... Я не знаю... Я болванъ... И я боюсь... ужасно боюсь!..
   Гершковичъ вздрогнулъ и растерянно оглянулся. Его окружали особы знатныя, львы биржи, величавые и властные. Они были членами собранія, хозяевами его, они держались здѣсь свободно, гордо, непринужденно. Для него же, Гершковича, собраніе находилось въ нѣ:оторомъ родѣ внѣ черты осѣдлости. И онъ только прокрался въ него, ища заработка, прокрался, благодаря снисходительности швейцара.
   -- Кто я тутъ такой? Важный графъ?-- думалъ старикъ.-- Сейчасъ могутъ подойти къ этому графу, взять его подъ ручки и вывести вонъ... Я, положимъ, теръ, теръ сюртукъ бензиномъ, а онъ же все-таки какъ обмокнутый въ пятна... Неприлично!.. И воротникъ рубахи у меня ажъ сѣрый... Таки Лисанскому или господину Ксантопуло непристойно, чтобы въ такомъ костюмѣ людей впускать въ собраніе... Еще какъ могутъ вывести, ой-ой-ой!.. Развѣ не случалось?..
   Гершковичъ сжался и замеръ.
   -- Нѣтъ, ничего!-- встряхнулся онъ черезъ минуту.-- Теперь имъ не до меня: всѣ на игру смотрятъ. Не надо бояться,-- никто меня не тронетъ. А Пантеленіонъ Ивановичъ тоже не тронетъ... Нечего его бояться... что, онъ меня съѣстъ? Пантелеймонъ Ивановичъ людей не ѣстъ... Онъ очень добрый человѣкъ... и еврея любитъ... И онъ таки въ тысячу разъ лучше нашихъ евреевъ, ей-Богу!.. Что, онъ не лучше господина Гольдмана? Господину Гольдману я вымаклеровалъ помѣщене подъ контору,-- и какое помѣщеніе! на Соборной улицѣ, четыре большія комнаты и мраморная лѣстница; съ вестибюлемъ, за пятьсотъ двадцать рублей,-- и онъ мнѣ за это ничего не далъ. Прогналъ вонъ... Вотъ онъ такъ-таки грабитель... Если бы я былъ градоначальникъ! я бы съ нимъ здорово разсчитался. Я.бы ему задалъ Ого-го!.. Я бы, напримѣръ, позвалъ его къ себѣ и сказалъ: "Заплати, арестантъ, бѣдному человѣку за труды. Онъ бѣгалъ цѣлый мѣсяцъ, пока упросилъ полковника сдать квартиру подъ контору, а ты хочешь нашармака? Заплати! Все заплати! а то я тебя въ двадцать четыре часа"... Ухъ, я бы ему задалъ! Онъ бы у меня дѣтямъ своихъ дѣтей заказалъ народъ обижать... Ну, а Ксантопуло развѣ лучше? Ему развѣ не слѣдуетъ также?.. Понимаете ли: самъ послалъ за мной, отговорилъ отъ мѣста у Оберемченки и сдѣлалъ смотрителемъ при постройкѣ; а потомъ, когда частный приставъ сталъ хлопотать за своего шуряка и надо было шуряка этого пристроить -- такой манеръ взятки давать!-- то меня выгналъ, и еще сдѣлалъ придирку, что я щепки ворую... Я -- ворую!.. Ой, Боже мой, Боже мой!.. Вѣдь сердце все въ язвахъ, вѣдь душа отъ оскорбленія и боли лопается,-- а цыть! молчи!.. Еще нужно молчать!.. Нужно набрать въ ротъ воды и молчать!.. А то же Ксантопуло можетъ тебя всегда придушить... Что долженъ дѣлать бѣдный человѣкъ, если не молчать?.. Но если бы я имѣлъ власть, я бы имъ показалъ... Я бы, напримѣръ, такое сдѣлалъ...
   Добрыхъ пять минутъ отводилъ душу Гершковичъ. Онъ закрылъ навсегда контору Гольдмана, выслалъ его вонъ изъ города и возбудилъ противъ него преслѣдованіе за подкупъ чиновниковъ. Онъ лишилъ всѣхъ подрядовъ Ксантопуло и отнялъ у него агентуру банка. Расправился съ обидчиками на славу. Потомъ отъ мечтаній опять вернулся къ дѣйствительности и снова сталъ думать о голодной семьѣ...
   -- Зима еще только начинается... Какъ мы доживемъ до Пасхи? Враги мои, чтобы такъ умѣли дышать, какъ я умѣю на это отвѣтить... Выбросятъ вонъ изъ квартиры... прямо на улицу... на снѣгъ... А дочь такъ больна... Уже я ничего не могу дѣлать... Старъ, боленъ... Не имѣю больше силъ биться... Найди я какое-нибудь занятіе, мѣсто, я могъ бы еще работать. А мучиться вотъ такъ вотъ дальше уже невозможно... Не могу видѣть страданія семьи... У меня сердце лопнетъ, я чувствую это... Ну, и что же тогда станется съ дѣтьми? Боже мой, Боже мой!
   Ростовщикъ Лисанскій отправился къ буфету, и Гершковичъ занялъ его мѣсто. Красная шея Желдакова, сверху окаймленная черной щетиной, а снизу охваченная бѣлымъ лежачимъ воротникомъ, такъ и рѣзнула его глаза...
   -- Вотъ человѣкъ... и онъ все можетъ,-- думалъ старикъ.-- Онъ можетъ насъ спасти... прямо, какъ тонущихъ изъ воды вытащить... Если бы только онъ захотѣлъ... если бы замѣтилъ меня... Господи, какъ у меня бьется сердце!
   Гершковичъ приложилъ обѣ ладони къ лѣвой сторонѣ груди.
   -- Ужасно бьется... Когда горѣла маслобойня, тоже билось, но не такъ. Должно быть, это съ годами приходитъ... отъ старости...
   -- Вашъ ходъ, Пантелеймонъ Ивановичъ,-- сказалъ Тираспольскій.
   -- Я пасъ!-- отозвался Желдаковъ.-- Бубны? Ладно! Ѣшь мою кровь...
   Милліонеръ сопѣлъ, фыркалъ, отпускалъ остроты. Публика смѣялась. Тираспольскій сверкалъ золотомъ пенснэ и порывисто отгребалъ въ сторону, за ухо, падавшіе на глаза волосы... Гершковичъ сдѣлалъ еще шагъ впередъ и сталъ у самой спины Желдакова. Лихорадочно горѣвшіе глаза его устремлялись то на профиль милліонера, то на раскрытыя вѣеромъ карты. Дерзкая мысль сверкнула у старика. Сердце его уже не билось, и странное онѣмѣніе разлилось по всему тѣлу. Онъ почувствовалъ въ себѣ какую-то новую силу. Рѣшимость, твердая какъ сталь, овладѣла имъ, и, можетъ быть, первый разъ въ жизни испытывалъ онъ отвагу и смѣлость. Онъ твердо стоялъ на своемъ мѣстѣ,-- хоть и заслонялъ собою такую особу, какъ экспортеръ Эпштейнъ,-- и ужъ не сошелъ бы отсюда, даже если бы на него лили кипятокъ...
   -- А теперь... а теперь я пойду...-- вслухъ размышлялъ милліонеръ, выпучивъ глаза и перебирая среднимъ пальцемъ вѣеръ картъ.-- А теперь я пойду...
   -- Пойдите съ червей!-- таинственно произнесъ Гершковичъ, внезапно склонившись къ уху Желдакова и тотчасъ же отбросившись прочь.
   -- Ась?
   Милліонеръ рявкнулъ это "ась" съ такой силой, какъ если бы адресовалъ его людямъ, стоящимъ на другомъ берегу широкой рѣки. И тотчасъ же раздался громкій хохотъ. Гершковичъ испуганно вздернулъ плечами, и сердце его, точно разбуженное, снова мучительно забилось.
   -- Ну, пусть такъ, пойдемъ съ червей,-- не оглядываясь на совѣтчика, согласился Желдаковъ.-- Попробуемъ пойти, какъ умные люди велятъ...
   -- Вы выиграли!-- нервно нажимая на носъ пенснэ, объявилъ Тираспольскій.-- Сдавайте!
   Гершковичъ стоялъ неподвижно и какъ-то не вполнѣ ясно понималъ, что происходитъ передъ нимъ. Табачный дымъ... свѣчи... что-то зеленое... и красное... и золото... и гудящій баритонъ: "Какъ умные люди велятъ"... Смутная радость проливалась въ его сердце, и чувство опасности охватывало его, и рвалось сердце куда-то прочь, вверхъ; а ноги между тѣмъ крѣпче нажимали полъ и точно вростали въ него... "Пошелъ, какъ я сказалъ... и выигралъ... послушался... меня послушался"...
   И Гершковичъ вдругъ почувствовалъ, что онъ не "заяцъ" больше. Теперь онъ былъ уже нуженъ здѣсь, уже онъ находился здѣсь по дѣлу, по праву призванный и признанный прочной и законной властью, и выгнать его изъ собранія не посмѣлъ бы теперь ни господинъ Гольдманъ, ни экспортеръ Эпштейнъ, ни самъ Ксантопуло.
   -- Пантелеймонъ Ивановичъ!-- снова раздался умоляющій голосъ Гершковича,-- пойдите теперь съ трефы!
   -- Съ трефы?-- Желдаковъ медленно повернулся и поднялъ голову къ Гершковичу. Съ минуту онъ смотрѣлъ на него молча.-- Постойте, однако!.. А кто же вы такой будете?
   -- Я? Кто я такой буду?
   "Ну вотъ!.. на этомъ стоитъ все... Добился до него... заговорилъ съ нимъ... Обратилъ на себя вниманіе... Самъ Богъ мнѣ помогаетъ... Теперь надо отрекомендоваться... Надо произвести хорошее впечатлѣніе... Но надо шуточку... онъ любитъ... шуточку, комедію какую-нибудь"...
   Испарина покрыла лицо и все тѣло старика.
   -- Я?.. Кто я такой?.. Я, Пантелеймонъ Ивановичъ...-- Онъ, давясь, проглотилъ слюну.-- Я -- манчжурская принцесса...
   Тираспольскій сердито нахмурился. А добровольная свита, стоявшая у стола, смотрѣла съ выжидающимъ недоумѣніемъ: она не знала, какъ отнесется къ Гершковичу Желдаковъ.
   -- Это здорово: "манчжурская принцесса!" -- улыбаясь проговорилъ милліонеръ.-- Это онъ, панове, ловко. Ей-Богу! Но одначе... почему это вы, манчжурская принцесса, полагаете, что, напримѣръ, надо мнѣ пойти съ трефы? съ трефы, а не съ бубенъ?
   Довольный, онъ съ любопытствомъ и съ лаской поглядывалъ то на Гершковича, то на публику.
   "Если Богъ захочетъ мнѣ помочь... и онъ опять послушается... и я опять угадаю"... проносилось у старика...
   -- Пантелеймонъ Ивановичъ!-- возопилъ онъ.-- Я васъ прошу, я васъ очень прошу: не надо съ бубенъ, не надо,-- пойдите съ трефы!
   -- Гмъ!
   Желдаковъ благодушно усмѣхаясь, оскалилъ крупные, бѣлые зубы. Глаза его, выражавшіе веселость и ласку, медленно обошли всѣхъ присутствующихъ и потомъ остановились на Гершковичѣ.
   -- Знаете, мадамъ манчжурская принцесса,-- не торопясь заговорилъ Пантелеймонъ Ивановичъ.-- Тамъ пойду ли я съ бубенъ или пойду съ трефы, это я посмотрю; а вотъ вы, къ примѣру, пока что, и на всякій случай пойдите вы къ...
   Взрывъ оглушительнаго, радостнаго хохота покрылъ окончаніе фразы милліонера. Вся свита такъ и взревѣла отъ восторга, и даже мрачный Тираспольскій ухмылялся. Гершковичъ же мгновенно оцѣпенѣлъ, руки его упали книзу, ротъ раскрылся и въ глазахъ застыло выраженіе дикаго страха. Мелкія капли пота быстро поползли по щекамъ его и по лбу... "Пропало, все пропало!"... Но черезъ мгновеніе, другія мысли и другія чувства овладѣли душой этого человѣка: онъ вдругъ разразился хохотомъ, и такимъ громкимъ и визгливымъ, что голосъ его, какъ голубь надъ воробьями, взвился надъ ржаніемъ публики.
   -- Ой-ой-ой, Пантелеймонъ Ивановичъ! Что только Пантелеймонъ Ивановичъ выдумаютъ!..-- завизжалъ онъ въ восторгѣ.-- Что только Пантелеймонъ Ивановичъ могутъ сказать!..
   Желдаковъ весело смѣялся вмѣстѣ со всей публикой.
   -- Да, братъ, сказать могу... Ну, стало быть, мадамъ принцесса согласна?-- освѣдомился онъ и похлопалъ старика пониже поясницы.-- Довольна, стало быть? Ну, значитъ, и отлично! Уговоръ, старичокъ, дороже денегъ: я пойду съ трефы, а вы пойдите къ...
   Острота была повторена.
   Люди, привлеченные смѣхомъ, столпились около остряка и со счастливыми лицами хохотали во все горло. Раздавались возгласы: "Принцесса! манчжурское сіятельство!" слышались вопросы: "Что такое? въ чемъ тутъ дѣло?" И рядомъ съ ними не переставая звенѣли дополненные, усовершенствованные варіанты Желдаковской остроты. И весь этотъ шумный хоръ восхищенія и восторга все-таки продолжалъ покрывать ликующій голосъ Гершковича.
   -- И что только Пантелеймонъ Ивановичъ могутъ сказать, га? Замѣчательно!.. Это таки только они одни могутъ такое выдумать!
   -- Многоуважаемая манчжурская принцесса!-- гремѣлъ Желдаковъ.-- По случаю нашего знакомства, позвольте съ вашимъ сіятельствомъ выпить коньяку! Ужъ если мы съ вами познакомились, то надо намъ выпить... по стакану. Манчжурскія мадамши всегда коньякъ стаканами лакаютъ... Вѣрно, голодрыга, я говорю или нѣтъ? Онъ, панове,-- обернулся Желдаковъ къ публикѣ,-- морочитъ мнѣ голову: "Пойдите ж'трефы, пойдите ж'трефы!" А я отвѣчаю: "Я, молъ, пойду съ трефы, а ты пойди къ..."
   Хохотъ возобновлялся. Онъ продолжался,-- и уже всѣ въ собраніи, и въ главномъ залѣ, и въ обѣихъ гостиныхъ, и въ буфетѣ, на разные лады варьировали счастливый Желдаковскій каламбуръ...

-----

   Подъ утро, Гершковичъ, полураздѣтый, въ однихъ панталонахъ и въ носкахъ, возбужденно шагалъ по своей спальнѣ.
   -- То-есть, это тебѣ шутка -- Пантелеймонъ Ивановичъ? Это игрушка?-- стараясь сдерживать голосъ, чтобы не разбудить дѣтей, объяснялъ онъ присѣвшей на кровати женѣ.-- Я съ нимъ такъ познакомился теперь... онъ меня такъ любитъ... Я всегда говорилъ, что мы одиноки, что намъ не до кого притулиться теперь -- вотъ увидишь уже!..
   Волненіе счастливаго человѣка все возрастало. Ои размахивалъ руками, моталъ головой, трепалъ свою сѣдую бороду, а глаза его метали искры...
   -- Что я буду у него дѣлать? Ого-го-го-го! У него заняты всѣ мѣста? У Пантелеймона Ивановича заняты! У него триста тысячъ мѣстъ! Пошлетъ меня на линію, агентомъ при баржахъ сдѣлаетъ, управляющимъ въ винокурнѣ... Пантелеймонъ Ивановичъ! Желдаковъ!
   Въ сосѣдней комнатѣ раздался кашель, гулкій, затяжной. Гершковичъ замеръ и сталъ слушать. Кашель становился громче, и казалось, что отъ него что-то рвется и трескается въ груди и въ горлѣ. Гершкович направился въ комнату дочери.
   Свѣчка горѣла на комодѣ и слабо освѣщала желтоватымъ свѣтомъ пылавшее въ лихорадкѣ лицо больной. Длинная тѣнь отъ дѣвушки падала на закрыту дверь и перегибалась на потолокъ; отъ кашля тѣнь раскачивалась и трепетала и огромная голова ея неустанно и безшумно билась объ стѣну...
   -- Просто несчастье, папаша!-- заговорила больная, когда кашель наконецъ утихъ.-- Боря передѣлалъ все задачи по тремъ задачникамъ, а теперь -- переутомился что ли,-- ничего не понимаетъ!.. Пустяковъ, и то и соображаетъ. Не знаю, что будетъ!..
   -- Хорошо будетъ...-- убѣжденно и многозначительно отвѣтилъ Гершковичъ.-- Все хорошо будетъ!.. Ты, доченька, лѣтомъ будешь жить въ деревнѣ,-- и не въ какой-нибудь, а въ экономіи Пантелеймона Ивановича. Поправишься и выздоровѣешь... А Борьку теперь въ гимназію уже примутъ,-- старикъ лукаво прищурился, хоть пусть на однѣ четверки держитъ,-- примутъ!
   Въ горѣвшихъ глазахъ чахоточной появилось недоумѣніе, почти испугъ.
   -- Что такое ты говоришь, папаша? Откуда это все?
   -- Оттуда, доченька, что въ собраніи я познакомился съ Пантелеймономъ Ивановичемъ. Онъ очень меня уважаетъ. И я надѣюсь на Бога, что теперь у насъ уже навѣрное все будетъ очень хорошо.
   Въ спальнѣ, уставившись большими глазами въ открытую дверь, жена Гершковича уныло качала головой.
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru