Акинфиев Василий Николаевич
Поневоле

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Комедия в 5 действиях, 6 картинах.

Поневоле

Комедия в 5 действиях, 6 картинах.

Соч. В. Акинфиева

Издание специально-театрального книжного склада А. А. Соколова

(СПб, Михайловская улица, д. Дворянского собрания No 2.)

<Набрано с рукописи.>

  

Действующие лица:

   Марфа Ивановна Полозова.
   Александр Николаевич, Лиза Николаевна, ее дети.
   Андрей Петрович Ссадин.
   Фирс Акимович Кутов.
   Яков Ильич Звенигорский.
   Вера Павловна Струйская.
   Клеопатра Даниловна Вертоухова.
   Михаил Сергеевич Истомин.
   Князь Чутков.
   Пульхерия Платоновна Засадимова.
   Соня.
   Лакей Звенигородского.
   Мальчик из лавки.
  

Действие I-ое.

Лица

   Марфа Ивановна Полозова.
   Александр Николаевич, Лиза Николаевна, ее дети.
   Андрей Петрович Ссадин.
   Фирс Анимович Кутов.
  
   Небольшая, бедно убранная комната прямо против зрителей, одно окно без занавески, в глубине сцены кровать, слева от зрителей письменный стол и возле него кресло, справа диван, возле круглый стол, на котором горит лампа, над столом слева часы, направо от зрителей входная дверь, слева, в другую комнату. Вечер.
  

Явление I-ое.

Марфа Ивановна, потом Лиза.

   Марфа Ивановна. (Сидит у круглого стола с шитьем. Часы бьют). Уже шесть, а еще ни Саши, ни Лизы нет, что-то долго они не возвращаются (молчание). Бедный Саша сколько тебе приходится испытывать горя. Ах, Господи, за что ты нас наделил такой горькой участью? Чем мы прогневали тебя? (Молчание, звонок.) Ах, это, верно, Саша (уходит в дверь направо и возвращается с Лизой). Что ты так запоздала, Лизонька?
   Лиза (снимает пальто и шляпку). Тихо шла, мама, устала, большой конец пришлось сделать (садится).
   Марфа Ивановна. Но что ты так расстроена, Лизочка? Что с тобой? Здорова ли ты?
   Лиза. Здорова, мама, только устала, отдохну и все пройдет, как ни в чем ни бывало!
   Марфа Ивановна. А ты без работы, Лизынька! Отчего же ты не взяла новую?.. Разве...
   Лиза. Отказали, мама!
   Марфа Ивановна. Отказали? Отчего? Разве ты дурно работала? Разве твоя работа не понравилась?
   Лиза. Ничего этого... ничего не говорили, но я запоздала с своей работой и пропустила срок, поэтому ту работу, которую должна была получить, отдали в другие руки, а мне как неаккуратной исполнительнице отказали!
   Марфа Ивановна. Но, милочка, вперед-то обещали дать? а?
   Лиза. Обещать-то обещали, да что значат их все обещанья? Сегодня они говорят одно, а завтра другое, на их обещания полагаться нечего, ведь все эти обещания делаются ради того только, чтобы отделаться от докучливого просителя, а там придет время, когда скажут: "Отвяжись, надоел..." (молчание) Уж я теперь и не знаю, что нам делать, мама? Денег нам уже не <нрзб.> в дом, жалованье Саша получит еще не скоро, в лавках нам не верят в долг, а тут еще того и гляди нагрянут кредиторы со всех сторон и что делать-то теперь?
   Марфа Ивановна. А урок-то твой Лизынька, урок, который Анна Савишна обещала приискать. Ходила ты к ней? Спрашивала?
   Лиза. Заходила, спрашивала.
   Марфа Ивановна. Ну-ну, что же она сказала?
   Лиза (махнув рукой). Нашли другую учительницу.
   Марфа Ивановна. Господи, и тут беда, да что же это, Царица небесная, неужели нам ни в чем никогда счастья, неужели всю жизнь придется маяться да пробиваться изо дня в день и вечно оставаться с неоплатными долгами. Саша, Саша, за что ты-то должен так страдать! (Плачет, садясь на диван. Лиза, подходя и садясь с нею). Полно, голубчик мама, я завтра опять пойду искать работу, может быть на этот раз что-нибудь сделаю...
   Марфа Ивановна. Куда идти-то, где искать, везде, кажется искали, везде побывать успели и нигде ничего-ничего не нашли. Уж видно счастье наше такое, что ничего-то мы не добьемся... ничего...
   Лиза. Авось, где-нибудь приищу какую-нибудь работу. Буду искать снова, ведь не могу я равнодушно смотреть на Сашу, который из-за нас не досыпает ночей и одежду себе справить не может, мне от всей души жаль его молодости, которую он губит с каждым днем, худеет все больше и больше. Я понимаю, что ему жутко, что ему тяжело глядеть на нас, жутко видеть нас в такой бедности, он рад сделать все, чтобы чем-нибудь, хоть немного украсить нашу неприглядную жизнь. Да что он может сделать вечным сгибанием спины над столом и бумагами за писанием. Ничего не сделаешь, убьет только свое здоровье и жизненные силы уничтожит, уж такова участь всех чиновников-тружеников. Иные ничего не делают, а, смотришь, богатства и благополучие так и сыплются на них, а вот таким беднякам, которые отдают труду все время, не знают отдыха и покоя почти целые сутки, таким беднякам нет ни счастия, ни вознаграждения за их труды, хоть они достойны этого вознаграждения, потому, что для труда не жалеют своих сил, губят жизнь, здоровье и молодость, на таких людей еще сердятся, как, например, Звенигорский, который злится на Сашу за то, что тот не льстит ему. Чего ему еще хочется, ведь Саша работает, работает за троих, службой не пренебрегает, дело свое ведет хорошо, чего же Звенигорский еще от него добивается, какого низкопоклонства от него требует?
   Марфа Ивановна. Если бы он знал, что Саша ночи не спит ради того, чтобы к сроку окончить свою работу, то он, может быть, стал бы снисходительнее к Саше.
   Лиза. А ты думаешь, что он этого не знает? Нет, он знает скольких сил Саше стоит Саше департаментская служба. Да что же из того, что он знает. Такие люди, как Звенигорский, не допускают гордости и самолюбия в бедняках. Они, эти Звенигорские, считают всевозможных Полозовых, Петровых, Ивановых, за вещь, за машину, которая должна работать столько времени, сколько будет угодно машинисту, Звенигорские с презрением глядят на Полозовых, сохнущих над бумагами, они им руки не подадут, потому, что Полозовы -- ничтожны, маленькие людишки, мелкие работники, а Звенигорские -- это господа! Такое обращение может, наконец, возмутить самых терпеливых людей и они если не сумеют или не посмеют перед начальством показать, что и они способны иметь человеческие чувства и самолюбие, которое в них стараются забить, то гибнут от пьянства или кончают жизнь самоубийством. Вот, мама, чего я боюсь, вот что больше всего заставляет меня всеми силами стараться помочь Саше, еще немного времени и Саша может упасть духом и броситься в омут той жизни, среди которой погибло уже много таких людей. Какая страшная это мысль, но она может осуществиться.
   Марфа Ивановна. Ох, не дай, Господи, дожить до такого несчастья.
   Лиза. О! Чего можно ожидать, мама, при том положении, в каком находится Саша. Ему трудно и тяжело содержать троих.
   Марфа Ивановна. Лизочка, голубчик, не растравляй ты еще больше моего сердца, оно и так все изныло. Ты говоришь это все, как будто для того чтобы упрекнуть меня, что я до сих пор живу и сижу на Сашиной шее...
   Лиза. Бог с тобой, мамочка, что ты это говоришь! Не грех ли тебе родной (обнимает ее). Голубушка ты моя, да ведь ты только жизнь и удерживаешь еще меня, ради тебя я до сих пор осталась такою, как была. Если бы ты умерла то, может быть, я давно бы ушла от Саши и сама бы вышла замуж за старого богача или пошла бы к кому-нибудь на содержание, а ты думаешь, что я тебя упрекаю в том, что ты живешь до сих пор. Да без тебя мы оба с Сашей погибли бы. Он, наверное остался бы жить, а я... бы пала...
   Марфа Ивановна. Молчи, молчи, не произноси этого слова. Не дай Бог дожить до этого. Страшно становится, как только подумаешь об этом (молчание). Голубчик мой, Саша, неужто тебе никогда не видеть светлых дней?
   Лиза. Будем надеяться, мамочка, авось дождемся чего-нибудь хорошего.
   Марфа Ивановна. Ох, Лизынька, не верится мне что-то. Много я надеялась в своей жизни, да надежды то мои никогда не сбывались и за что это на свете так идет, что иным дается все -- и богатство то у них, и работа есть и все то все есть, а у нас даже самого нужного, самого необходимого нет...
   Лиза. Потому то, мамочка, и делят людей на счастливых и несчастных (звонок). Это, верно, Саша, а у нас, мама, еще и самовар не поставлен. Я думаю, что Саша не откажется от стакана чаю.
   Марфа Ивановна. Я сейчас пойду, поставлю (идет направо и скоро возвращается с Кутовым).
  

Явление II.

Те же и Кутов.

   Кутов. Наше почтение, Лизавете Николаевне.
   Лиза. Здравствуйте, Фирс Акимович.
   Кутов. Как вы изволите быть в вашем здоровьи?
   Лиза. Благодарю, живу потихоньку.
   Кутов. И слава Богу! Лучше потихоньку, да хорошо, чем скоро, да в неприятностях.
   Лиза. Бывают и неприятности.
   Кутов. Вестимо, бывают, на то и жизнь, чтобы видеть и приятность и непрятности, где их не бывает? Всякому человеку дано всякое и хорошее и худое, эвто оченно обнаковенный результат всякого действия-с...
   Марфа Ивановна. Присядьте, Фирс Анисимыч.
   Кутов. Премного благодарны-с, не извольте беспокоиться, и постоямши ног не устоим-с, приобыкли к эвтому-с (молчание). Гм, я, Марфа Ивановна. по делу завернул-с, прошу прощения, что побеспокоил...
   Марфа Ивановна. Ничего, что за беспокойства. Лизынька, ты бы поставила самовар.
   Лиза. Сейчас, мама (уходит направо).
  

Явление III.

Марфа Ивановна и Кутов.

   Кутов. Вот видите-ли, матушка Марфа Ивановна., а чай вы и сами изволите догадку иметь по какому я делу зашел, дело то ведь у нас общее самое, что ни на есть обиходное, житейское-с.
   Марфа Ивановна (смущенно). Да, Фирс Акимович, я знаю, вы пришли насчет долга?..
   Кутов. Так точно-с, дело-то, видите, Мар. Ивановна, денежное такое, значит, которое завсегда порядок любит, ежели, примерно, в эфтом деле поступать без порядка, то и выйдет бемпорядок. Как вы эфто действие изволите принимать к результату-с? Согласны?
   Марфа Ивановна. Да, согласна, Фирс Акимович.
   Кутов. Приятно-с, оченно приятно-с. Присесть позвольте?
   Марфа Ивановна. Прошу... (садится)
   Кутов (садясь). Премного благодарен-с, устал, идучи. Далеконько вы теперича от нас уехали. (Молчание) Ну, так вот, Марфа Ивановна, пришел я к вам поговорить, насчет окончательного результата-с по поводу займа, который вы сделали у меня четыре года тому назад. Долговое обязательство было заключено меж нами еще при покойнике, супруге Вашем, Царство ему небесное, которому необходимо нужны были деньги... Вы, чай, помните? Расписочка была составлена по законной форме-с... были там обозначены и срок и рассрочка, и <нрзб.> дни и всякое такое проч. Срок прошел уже погода-с, я нарочно-то не беспокоил Вас, все полагал, что вы сами дадите знать, когда-с сможете заплатить мне должок... (Молчание.) Так как же, Марфа Ивановна, насчет долгу-то? Что вы мне ответите? Какого результату должно ожидать я теперича? (Вынимает из кармана табакерку).
   Марфа Ивановна. Фирс Акимович, в настоящее время я не могу выплатить и части долга, у меня нет денег...
   Кутов (нюхая табак). Гм... Совсем не можете?
   Марфа Ивановна. Совсем не могу... обстоятельства наши...
   Кутов (перебивая). И не можете с достоверностью сказать, когда Ваши обстоятельства дозволят Вам извернуться и заплатить мне долг? Ведь он не велик, Марфа Ивановна, всего то две тысячи.
   Марфа Ивановна. Кроме Вас я еще должна другим кредиторам тысячи на три, Фирс Акимович.
   Кутов (сморкаясь). Так-с и не можете сообщить, когда вы будете в состоянии долг выплатить по частям-с?
   Марфа Ивановна. Если бы у меня были деньги, Фирс Акимыч, я разом бы отдала Вам и не стала бы ждать срока, но поверьте, что у меня теперь ничего нет, даже на самое необходимое. Наши дела страшно плохи, и я не в состоянии платить... денег нет, дом мой продан еще при муже, вещей же у меня не наберется на такую сумму, чтобы они могли покрыть все долги... Подождите, Фирс Акимович.
   Кутов. Долго ждать, Марфа Ивановна, три года ждал, терпение большое имел-с, пора бы и конец ему положить, примите же эфто действие к результату.
   Марфа Ивановна. Но войдите же в мое положение, Фирс Акимович, чем я Вам буду платить, когда у меня ничего нет? Мы кругом в долгах... мы бьемся из последних сил.
   Кутов. Грустно, грустно, оченно грустно-с, а Вы, по крайности, не можете ли сообщить мне, Марфа Ивановна, когда вы в состоянии будете выплатить долг?
   Марфа Иван. Если я Вам назначу срок, то обману Вас, потому, что не ожидаю ни откуда денежной помощи. Поэтому, не желая Вас обманывать, я не должна и не имею права назначить срока...
   Кутов. Горько, оченно горько-с (нюхает табак). Остается тогда одно, самое последнее радикальственное средство, приступить к предъявлению иска-с, пусть нас суд рассудит, по законной форме.
   Марфа Ивановна. Фирс Акимыч, неужели вы хотите всех нас пустить по миру? Ведь и без того наша жизнь неприглядна и некрасива.
   Кутов. Дело такое, Марфа Ивановна, которое порядок любит. В деньгах счет -- самое первое дело-с, без счета плохо-с. Если Вы, к примеру, не можете возвратить наличного капиталу по расписочке, то мы должны иметь право все Ваши вещи пустить в оборот и обратить в их деньги-с, эфто дело законное, легальственное.
   Марфа Ивановна. Фирс Акимыч! Что вы хотите сделать?!
   Кутов. Что обнаковенно делают в эфтаких делах-с, Марфа Ивановна. Думаю я приступить к предъявлению иска и произвести опись и оценку Вашему имуществу, движимому и недвижимому, ежели у Вас таковое имеется. Я имею полное право поступить по закону-с.
   Марфа Ивановна. Но вы же сделаете нас совсем нищими... Пожалейте нас, Фирс Акимыч.
   Кутов. Жалею, жалею-с, Марфа Ивановна, но что же я буду делать-с? Деньги счет любят.
   Марфа Ивановна. Фирс Акимыч! Пожалейте моих детей, пощадите мою Лизу, ведь мы и так терпим нужду. А что же будет с нами, когда у нас отнимут все, что еще нам осталось? Неужели у Вас нет капли жалости, неужели у Вас сердце железное, что Вы так хладнокровно хотите губить бедную девушку, ведь и Вы отец и у Вас есть дети. Фирс Акимович, и Вы их любите... так войдите же в мое положение, поймите мои муки... (Закрывает лицо руками).
   Кутов. Не извольте так надрываться, Марфа Ивановна. Я оченно хорошо понимаю, что Вам горько, но насчет Александра Миколаича Вам себя беспокоить нечего... Они уже не маленькие, человек он служащий, самостоятельный-с, у них завсегда есть средствие заработать кусок хлеба на пропитание... они еще молоды-с...
   Марфа Ивановна. Лизу пожалейте, она девушка...
   Кутов. Да и Лиза Миколаевна у Вас тоже в грязь лицом не ударит-с, они у Вас молоды, барышня умная, ученая, науки разные знает, потому учению обучалась, с лица пригожая... Глядите, не нынче завтра, жених подвернется и Вашу Лиз Мик. у Вас с руками оторвет и опомниться не даст.
   Марфа Ивановна. Вы еще и шутите, Фирс Акимыч, кто ее возьмет? Теперь женихи не невест ищут, а приданое... Так кто же возьмет мою Лизу, когда ничего за нею нет?
   Кутов. Найдутся такие люди, что и без приданого возьмут-с, как полюбится кому Лиза Миколаевна, так тот, я чай, и без всякого приданого возьмет, эфто верно-с. Вот, хоть бы, к примеру, будем говорить, мой сын, Алеша и спит и видит Лизавету Миколаевну. Чем он не жених? И молод и с лица молодец, один грех -- не учен он у меня, да балуется по малости. Да ведь эфто не велика беда, что он там афранцузского да рифметки не произошел... Баловство тоже не беда -- женится переменится, а с неученым еще и лучше можно прожить, чем с ученым, это верно-с, чего бы, кажись Лизавете Миколаевне не выйти за Алешу? Были мы в дружбе с покойным Вашим супругом Миколой Миколаевичем, а тепериче породнились бы, ведь Алеша мой и жениться ни на ком не хочет, окроме как на Лизавете Миколаевне.
   Марфа Ивановна. Вы знаете, Фирс Акимыч, что Лиза его не любит.
   Кутов. Эфто все баловство одно, Марфа Ивановна, стерпится слюбится! Вот и супружница моя тоже меня не любила, когда я присватался к ней, у ней, вишь, на уме какой-то ахфицер был, ну, а я женился на ней, да всячески удовлетворил, как подобает мужу, она и полюбила. Так и тут оставила бы Лиза Миколавна свою фанаберию да не глядела бы на то, что Алеша не ученый, а выходила бы за него замуж, пошло бы у нас дело на лад, зажили бы мы тихо, да мирно, да припеваючи и было бы у нас не житье, а масленица! На радостях я бы Вам Вашу расписочку возвратил, да и остальные бы долги бы выплатил. Что Вы на эфто скажете? Как примете эфто дело к результату?
   Марфа Ивановна. Я ничего не могу Вас на это ответить, Фирс Акимыч, я настолько люблю Лизу, что никогда не буду приневоливать ее. В замужство не мне, а ей придется с мужем жить и если я силой заставлю ее силой выйти за нелюбимого ею человека, она всю жизнь будет упрекать меня, нет я ничего не могу сказать на Ваше предложение, тем более, что Лиза один раз уже отказала Вашему сыну.
   Кутов. А Вы поговорите с Лизаветой Миколавной насчет эфтаго, а насчет дому порешим уже после Вашего разговору с нею. Коль она согласится выйти замуж за моего Алешу, тогда и толковать нечего, расписочку Вашу я возвращу Вам и долги остальные выплачу, а коли не согласится, тогда я буду поступать по закону-с (смотрит на часы). Пора домой! (Часы бьют семь) Так вот так-с, Мф. Ив. (встает). Поговорите с Лизой Миколаевной, посоветуйте ей согласиться. Прощенья просим!
   Марфа Ивановна. Прощайте.
   Кутов. Через две недельки я наведаюсь за окончательным ответом-с (входит Лиза). Прощенья просим, Лизавета Миколаевна! Согласитесь насчет того, о чем я тут с Вашей матушкой говорил. Отбросьте фанаберию, лучше будет, по крайности ладно порешим (Уходит. Марфа Ивановна уходит за ним).
  

Явление IV.

Лиза, потом Марфа Ивановна.

   Лиза (одна). О чем он говорит? На что согласиться, что он предлагает маме? Какого согласия ему от меня надо! (Выходит Марфа Ивановна). Мама, о чем вы тут говорили? За чем он приходил?
   Марфа Ивановна. Долг требует, через две недели придет и будет описывать наше имущество, если мы ему не отдадим деньги...
   Лиза (растеряно). Как, что же это, у нас все возьмут? Мама! Неужели все возьмут?
   Марфа Ивановна. Все, родная, все возьмут и ничего нам не оставят (плачет).
   Лиза (некоторое время стоит неподвижно). Так что же с нами будет? Что же мы будем делать? Ведь также нельзя и разве спасенья никакого нет?
   Марфа Ивановна. Нет, Лизынька, нет спасенья (садится).
   Лиза. Что же с нами будет? Что нас ожидает? Нищенство... холод... голод... (содрогается) Нет, нет, мама, голубчик, что же нам делать?
   Мар Иван. Не знаю я... не знаю...
   Лиза. А Кудов? Разве он не может еще подождать (Марфа Ивановна качает отрицательно головой.) Впрочем и ждать-то нечего, все равно, рано или поздно, а у нас отнимут все, что мы имеем, не Кутов, так другой кто-нибудь, нам не откуда достать денег...
   Мар Иван. Если бы можно было где-нибудь достать -- я давно бы достала...
   Лиза. Когда же он хочет описывать?
   Марфа Ивановна. Чрез две недели (молчание).
   Лиза. Значит, всему конец, прощайте родные мечты и надежды на лучшее будущее (Подходит к Марфе Ивановне). Полно плакать, мама, полно надрываться-то, слезами не поможешь. Скажи о чем ты еще с Кутовым говорила-то? К чему он, уходя, сказал, чтобы я согласилась на что-то? На что же я должна согласиться?
   Марфа Ивановна. Он предлагает условие. Хочет заплатить все наши долги и не взять своего дома, если ты согласишься женой быть его сыгна Алексея...
   Лиза. Женой?.. Я?
   Марфа Ивановна. Да...
   Лиза. Что же ты ему сказала?..
   Марфа Ивановна. Я сказала, что это зависит от одной тебя, если ты будешь согласна, то я перечить не стану, также как не стала принуждать тебя выйти за него...
   Лиза. Он, мама, пьяница, картежник, его похождения хорошо известны всему городу, так неужели мне суждено быть женой такого человека? Но какую же жизнь мне придется вести с ним? Ведь он груб, необразован, самодур... Если я выйду за него, то мне придется переносить от него и ругательства, а, может быть, и побои...
   Марфа Ивановна. Лизынька, голубчик, никогда в жизни я не посоветовала бы тебе быть женой такого человека, лучше нищенство, чем с мужем, который в пьяном виде бьет свою жену. Мне подумать страшно об этом. Лиза, не выходи за него, пусть глаза мои не видят тебя женою самодура-мужа, который будет по своему тебя учить уму-разуму и кулаками доказывать тебе мужнину власть. Я скорее соглашусь тебя видеть мертвой, нежели женой Кутова! (обнимает ее.)
   Лиза (после молчания). А если, мама, придется решиться на это средство для того, чтобы облегчить участь Саши! Выйдя замуж за Кутова, я спасу себя и вас обоих от нищенства, будем иметь кусок хлеба, тогда придется мучиться мне одной, зато вы оба будете и счастливы и довольны, а я не буду так страдать. Глядя на ваше счастие и на ваше довольство, я буду забывать собственное горе, а радоваться вместе с вами вашему благополучию.
   Марфа Ивановна. Ты думаешь, что ты обманешь своими притворствами, ты думаешь, что я поверю тому, что ты будешь счастлива с Алексеем? Ты будешь притворяться, будешь обманывать меня, будешь смеяться в то время, когда тебя будут душить рыдания, но я не поверю твоей веселости. Нет, Лизынька, мать трудно обмануть... Я в каждом твоем взгляде, в каждом движении, в каждом твоем слове буду видеть твою тоску и не поверю, никогда не поверю, что ты счастлива. Нет, Лиза, я не буду довольна твоим счастием, которое ты мне сулишь, мне не надо его. Не надо мне ни довольства, ни богатства, ни роскоши, если ты будешь несчастна...
   Лиза. Я свыкнусь с той жизнью, мама.
   Марфа Ивановна. Нет, нет, не выходи за Кутова, не выходи.
   Лиза. Но что же нам делать, мама? Ведь больше нет средств к спасению от нищеты... надо что-нибудь предпринять и хоть чем-нибудь помочь Саше я... подумаю, я спрошу Сашу...
   Марфа Ивановна. И ты думаешь, что он посоветует тебе выйти за Кутова? Нет, я знаю Сашу, он лучше собой пожертвует для нас, но никогда не позволит кому-нибудь из нас пожертвовать для него...
   Лиза. Я уговорю его, он должен согласиться, я хочу спасти и себя и вас от голодной смерти. (Звонок.)
   Марфа Ивановна. Это он. (Вытирая слезы.) Пойди встретить его, да и самовар, верно, готов (уходит направо).
  

Явление V.

Лиза, потом Полозов.

   Лиза (одна). Быть женой мужика, самодура -- это каторга, а быть нищей... Что же лучше? Продать себя ради счастья других или погибнуть вместе с ними? (Входит Полозов, он кладет портфель и шляпу на стул и походит к Лизе).
   Полозов. О чем призадумалась, Лиза?
   Лиза. А, Саша... Я и не слышала, как ты вошел. Так, задумалась немного. Что ты так засиделся сегодня в департаменте?
   Полозов. Работы было много, вот еще прихватил часть с собой, чтобы к завтрашнему дню окончить...
   Лиза. Устал?
   Полозов. Да, немного, да это пустяки, не стоит обращать внимания (садится). А ты что так расстроена? Здорова ли?
   Лиза. Здорова, ничего, недавно пришла, тоже устала.
   Полозов. Нашла работу?
   Лиза. Нет.
   Полозов (усмехаясь). Везет, и долго ходила?
   Лиза. С трех часов.
   Полозов. Гм. Хорошо! прогулка для здоровья порядочная. (Помолчав.) Никто без меня не был?
   Лиза. Был Кутов.
   Полозов. А, почтенный Фирс Акимович, ну, что же он, дом требует?
   Лиза. Да, Саша, говорит, что срок давно прошел.
   Полозов. Срок прошел! Ха! Это нам и без него хорошо известно, с голышей хочет сорвать свои две тысячи. У нас копейки посчитай, так до сотни не досчитать, а он на тысячи рублей смотрит (Марфа Ивановна. Вносит на подносе чай.)
  

Явление VI.

Те же и Марфа Ивановна.

   Полозов (встав). Рад, что может придавить, так и пользуется своей силой (молчание). Ну, что же он тут говорил Вам, матушка? (Марфа Ивановна. отворачивается.) Что же Вы молчите? (Молчание. Марфа Ивановна. плачет.) Вы плачете? (Молчание) Господи, да говорите же, чего Вы скрываете-то? Что тут вышло? Иск, что ли, Кутов предъявляет? Имущество наше описывать хочет? (Молчание.) Да говорите же, Боже мой, что же Вы молчите, продавать вещи наши хочет?
   Марфа Ивановна. Да.
   Полозов. Ну, так что ж, этого давно было нужно ожидать потому, что от долгов мы не можем отказаться, так кончим, что наши имущества продадут с аукциона. Полно Вам плакать-то, тряпья Вам Вашего жаль что ли? Все равно проку в нем на грош не было!
   Марфа Ивановна. Ведь у нас, Саша, все возьмут, у нас ничего не останется.
   Полозов. Ну и пусть берут, хоть сейчас же. Неужели Вы без ужаса не можете подумать о том, что должно же, наконец, прийти время расплаты за грехи отца, который не оставил нам ничего, кроме долговых расписок и векселей. Пора расплачиваться.
   Марфа Ивановна. С чем же мы останемся, Саша, ведь у нас все возьмут...
   Полозов. С чем останемся. Ха! останемся мы с зубами, которые будут щелкать от голода, останемся с отличным аппетитом, какого никогда не испытывал ни один богач, останемся с пустыми желудками и сладкими грезами о вкусных блюдах. Разве этого мало? А в довершение всего этого, мы пойдем по миру -- выучимся пожалобнее произносить: Христа ради, подайте на бедность, авось, кто-нибудь и сжалится да подаст копеечку. А то мы с Лизой будем ходить по дворам и распевать дуэты и иногда, для потехи почтеннейшей публики, плясать под свои собственные песни. Весело тогда будет! Мы тогда будем богаты, очень богаты, только богатство посыплется на нас не в виде золотого дождя, а виде насмешек, двусмысленных замечаний, ругани и даже, быть может, побоев. А зато весело-то как будет! Разнообразие -- веселые шутки, смех, песни, пляски. Ха, ха, ха!..
   Марфа Ивановна. Саша, голубчик, что с тобой!
   Полозов. Думаете, что я помешался? Нет еще пока в здравом рассудке (садится.) Может быть, было бы лучше, когда бы потерял его (молчание).
   Марфа Ивановна. Милый мой, полно, успокойся...
   Полозов. Маменька, знаете ли что, не начать ли нам всем троим, пить, ведь, говорят же, что пьяные не знают горя и всякая беда им трын-трава!..
   Марфа Ивановна. Саша, не шути так, мне страшно слышать от тебя такие слова...
   Полозов. Посмеяться мне хочется над своим несчастием, ведь смеются же люди над несчастием других. Так чего же нам не посмеяться над нашей же собственной бедой, станем еще шутить и смеяться и нам тогда, по крайней мере, веселее будет умирать с голоду, ведь это славная смерть, да уж есть за что поблагодарить отца, который много-много добра сделал для своего семейства. Он весь свой век заботился только о том, как бы ему сладко поесть... хорошо поспать. Ха! Истинно благородный был человек.
   Марфа Ивановна. Не поминай его лихом, Саша, Бог ему судья.
   Полозов (вставая). Зачем лихом? Нет, я, напротив, добром его поминаю, я говорю, что он был неподражаемо настоящий муж. В то время как ему нужна была на векселях подпись его жены, он был примерно заботливый отец, старавшийся всеми силами для своих детей накопить больше векселей да долговых расписок. Что же худого я говорю о нем, любящий муж и заботливый отец, вот название, которое я ему даю, разве это дурно? Да, он был истинно примерный отец, мы все его благодеяния, которыми он нас осыпал, помним до сих пор и едва ли забудем когда-нибудь. И этот человек еще осмеливался требовать от нас уважения и любви, человек, который всеми правдами и неправдами вырывал у нас изо рта кусок хлеба, который своей необузданной страстью к игре и вину пустил нас по миру, он, этот человек, требовал от нас любви.
   Марфа Ивановна. Саша! Саша!
   Полозов (закрывая лицо руками). Ох, как тяжело и трудно (помолчав.) Матушка, простите, забылся, голова горит, как в огне и я, кажется, наяву бредить начинаю (тяжело опускается в кресло.)
   Марфа Ивановна. Милый мой, успокойся (целует его в голову).
   Полозов (задумчиво). Да, было время, когда и мы ни в чем не нуждались и у нас было чего только душа хотела и не думали мы, что все это будет отнято у нас, а вот теперь стали нищими, которых, не нынче-завтра, вышвырнут на улицу полунагих и голодных (молчание). Чудная будущность ожидает нас (встряхивая голову) Думай не думай, ничего не выдумаешь, не думайте и вы ни о чем, что будет, то будет (встает, берет портфель, вынимает бумаги и садится за работу. Марфа Ивановна отходит и садится на диван, Лиза подходит к ней).
   Лиза (тихо). Мама, я скажу ему о предложении Кутова.
   Марфа Ивановна. Нет, Лизынька, напрасно, он все равно не согласится.
   Лиза. Я упрошу его, ведь другого исхода нет для нас (разговаривают тихо).
   Полозов (оставляя перо). Нет и работа не клеится (сжимает руками голову). Все мысли устремлены только на один предмет, на нашу нищету и нет сил думать о чем-нибудь другом (откидывается на спинку кресла) Что бы сделать, что бы предпринять, чтобы спасти и мать и сестру от голода (задумывается).
   Лиза (подходит к нему). Саша, у нас есть еще спасение!..
   Полозов. Спасение?
   Лиза. Да, Саша, оно зависит от тебя.
   Полозов. От меня? (Берет ее за руку.) Если бы оно было, Лиза, то я давно сделал бы все, чтобы вырвать и себя и вас из этого несчастного омута. Нет, нам неоткуда ждать спасения, кому придет в голову протянуть нам, несчастным, [руку помощи], хоть немного облегчить нашу печальную участь. Спасение не для нас и нам надеяться на него нечего. Не льсти себе напрасной надеждой, а то, когда она не сбудется, то слишком горько будет твое разочарование.
   Лиза. Саша, я правду говорю, у нас есть еще надежда и если только ты согласишься, то мы будем спасены от голодной смерти... Я знаю верное средство.
   Полозов. Что же это за средство?
   Лиза. Кутов хочет заплатить все наши долги... чтобы...
   Полозов. Чтобы одному пользоваться нашим добром. Ха, ха, ха! Он много потеряет, очень много.
   Лиза. Нет, нет, Саша, нет. Он хочет заплатить наши долги с тем, чтобы я вышла замуж за его сына, Алексея...
   Полозов. А-а! Вот оно что! Ха, ха, ха! Так он просто хочет купить тебя у нас, чтобы на тебе женить своего мерзавца сына за которого не выдают ни одной паршивой девки и которого давно уже ожидает старый халат с бубновыми тузами на спине, ха, ха, ха!..
   Лиза. Тебе, Саша, стоит только дать согласие!
   Полозов. А мать согласна?
   Лиза (понурив голову). Нет.
   Полозов. Так слушай, что тебе скажу. Лучше я околею над работой, но не допущу, чтобы ты стала женой висельника. Никогда!
   Лиза. Саша, мы будем обеспечены!
   Полозов (встав). Никогда! (Ходит.)
   Лиза. Согласись, Саша!
   Полозов (гневно). Ни за что! быть в зависимости от мужика, который постоянно будет помыкать тобой и попрекать что облагодетельствовал тебя? Нет этого не будет!
   Лиза. Но это только одно и есть средство для нашего спасения...
   Полозов (сильно схватив ее за руки). Лучше я убью, задушу тебя своими собственными руками, чем отдам тебя на растерзание мужикам, которые не вдруг, не сразу, а тихо, исподволь, станут сушить тебя и по капле высасывать из тебя силы души и жизнь. Нет, тысячу раз нет! (Лиза грустно опускает голову. Марфа Ивановна подходит к ним). Неужели ты думала, Лиза, что твой брат будет настолько без совести, что согласится выдать тебя замуж за мошенника, за негодяя, ради того только, что ему, твоему брату, тогда придется содержать только себя одного. Неужели ты думала, что во мне заглохло все хорошее? Нет, Лиза, и во мне еще есть сердце и душа, есть человеческие чувства. Я еще остался пока человеком, если бы даже я умирал от усталости и изнеможения, работал за пятерых для вашей поддержки если бы во мне оставалась только одна капля жизни то и тогда работал бы и трудился и тогда не позволил бы тебе продаться Кутову! Ведь я живу только для вас! Требуйте от меня все, что в моей власти, что я могу для вас сделать, но, ради Бога, но, ради самого Бога, не просите от меня невозможного (Лиза плачет, припадает к его плечу). Полно плакать, моя родна, что будет, того не минуешь, ну, выгонят нас из дому, пусть их... я еще молод, силы есть, со службы не гонят еще -- авось приищем себе пристанища, и будем жить потихоньку... авось и для нас наступят светлые времена! Будем ждать и надеяться на лучшее будущее, а, может быть, оно придет и для нас... (Звонок.)
   Полозов. Кто? (Идет к двери.) Прошу войти в комнату (Входит Ссадин.)
  

Явление VII.

Те же и Ссадин.

   Ссадин (раскланивается с Лизой). Честь имею кланяться, извините за беспокойство. (Полозову) Имею удовольствие видеть Александра Николаевича Полозова?
   Полозов. Да, это я. Чем могу служить?
   Ссадин. Очень приятно познакомиться. Я Ссадин Андрей Петрович, вероятно слышали, дверенное лицо по частным делам его превосходительства Якова Ильича Звенигорского.
   Полозов. Прошу садиться (подает ему стул. Марфа Ивановна и Лиза выходят налево.)
  

Явление VIII.

Полозов и Ссадин.

   Ссадин. Я не мешаю Вам, Александр Иванович? Если мешаю, то, пожалуйста, без стеснений и церемоний скажите мне, что Вам нужно остаться одному и я улетучусь и исчезну, как метеор. Этим Вы меня несколько не обидите потому, что я человек простой, китайских церемоний не признаю. Так я не мешаю?
   Полозов. Нисколько, прошу сесть... (Подвигает ему кресло и берет себе стул.)
   Ссадин (садясь.) Благодарю Вас (оглядев комнату, про себя). Да, бедность таки заметна. (Полозов садится.) Вы с матушкой живете?
   Полозов. Да, и с сестрой.
   Ссадин (после паузы). Я слышал, Александр Николаевич, что Яков Ильич очень недоволен Вами. За что, скажите на милость?
   Полозов. Я этого не знаю.
   Ссадин (вынув сигару). Верно вы, молодой человек, немножко горды? Не правда ли? Должно быть так потому, что, сколько мне известно, Яков Ильич до смерти не любит гордецов. А вот вы, молодые люди, нового покроя, извините за выражение, не любите подлаживаться под характер старших, считая это подлаживание чем-то нехорошим, позорным... А что тут, если потрезвее взглянуть на вещи, позорного? По моему, кто умеет подладиться под характер окружающих, тот может ужиться со всеми, тот, значит, необычайно умный дипломат, и, без всякого сомнения, весьма практический человек!
   Полозов. Я не умею подлаживаться, не умею и не хочу быть многоличным.
   Ссадин. Вот это-то и нехорошо! Но не в этом дело! Я пришел побеседовать с Вами об одном очень серьезном деле. (Закуривает сигару.) Вот в чем суть: Яков Ильич хотя с одной стороны и отзывается о Вас не совсем лестно, с другой стороны хвалит Вас за усердие и преданность делу, от которого Вы не бегаете. Кроме того, он, стороной узнав, что вы находитесь в крайней нужде и...
   Полозов. Но ведь это дело мое...
   Ссадин. Знаю, батенька, знаю... что Вы кипятитесь-то, да конфузитесь? Это выражение я применил без всякой мысли оскорбить или обидеть Вас, коснулся я до Вашей бедности не по своему желанию, но по желанию Звенигорского, который принял в Вашем семействе весьма живое участие и предлагает Вам, для поправления Ваших обстоятельств одну вещь...
   Полозов (хмуро). Что же такое? Что ему надо от меня?
   Ссадин (про себя). Эге, любезный, да с тобой, как видно, каши не сваришь. Нечего делать, начнем с предисловия... (Вслух.) Видите ли, Александр Николаевич, какого рода вещь... но, прежде всего, между прочим, я должен попросить, как милости, быть потерпеливее и не горячиться. Вы, как я вижу, человек не особенно хладнокровный. Можете ли Вы выслушать хладнокровно все то, что я буду говорить Вам?
   Полозов. Говорите.
   Ссадин. Превосходно! Я очень люблю говорить с хладнокровными людьми потому, что с ними всегда можно сделать дела больше, чем с горячими. Вот дел в чем: Яков Ильич предлагает Вам жениться на состоятельной вдовушке. (Полозов делает движение) Постойте, будьте же потерпеливее, Вы же согласились. Эта женщина, которую Вам прочат в жены, очень хорошенькая, можно сказать, красавица, чуть ли не в полном смысле значения этого слова, хотя признаюсь откровенно, я такого мнения, что в нашем бедном, жадном XIX веке красавиц не существует, а существуют они только в нашем воображении... Итак, она красавица или близко подходит к тому идеалу красоты, который мы представляем себе нашим воображением. Она молода, мила, умна, образована и все...
   Полозов. Я что-то не совсем ясно понимаю, какая причина заставляет Звенигорского подыскивать мужа этой вдовушке, почему он принимает в ней такое горячее участие (спохватившись). О-о, кажется я начинаю понимать, мне предлагают сделку, у меня хотят купить имя... Верно в истории жизни этой вдовы замешана фамилия Звениг... теперь, для новой разгадки этой тайны не достает только узнать имя той особы, которую мне прочат в жены. Кто она?
   Ссадин. Это Вера Павловна Струйская.
   Полозов (вскочив). Как?! (Молчание. Ссадин пятится от него). Как?! Звенигорский хочет женить меня на своей любовнице, он хочет для нее купить мое имя, чтобы под ним скрывать гадости, на которые способна эта продажная женщина? Он осмеливается думать, что я соглашусь продавать себя и служить ширмой для прикрытия их связи! Га! Нет, он не на того попал! Подите и скажите ему, что мое имя, имя моих предков не продавалось и не продается. Теперь подите, скажите этому благодетелю, чтобы он искал другого мужа для своей содержанки. Ха, ха, нашел бедняка, нищего, которого скоро посадят в тюрьму за долги и предлагает ему в жены тварь, продажную тварь, с платой за эту женитьбу, о, как это гадко!
   Ссадин (про себя). Экий порох! Вот, поди, беседуй с ним! Да ведь он, чего доброго, этак может и на месте уложить. Фу, горячка какая.
   Полозов (глухо). Торговца нашли купить имя чтобы укрывать под ним гадости (садится). Проклятые... Бессовестные люди (Пауза).
   Ссадин (трогает его за плечо). Александр Николаевич! (Пауза). Александр Николаевич! Успокоились (Пауза). Ну, полноте же. Фу, черт побери, какой Вы горячий, просто ужас. Ну можно ли так волноваться и выходить из себя? Когда Вы вскочили, сделались сумасшедшим. Как! Так у меня, признаюсь откровенно, мороз продрал по коже и душа в пятки улизнула. Вот, думаю, угостит, так и ведь и дух вон! Я никак не ожидал и не думал, что Вы такой вспыльчивый юноша. Ну, как Вы теперь себя чувствуете? (Пауза) Вы не сердитесь на меня? Полно же, Александр Николаевич, на меня сердиться, не за что. Я говорил не свое, предлагал не от себя...
   Полозов. И у Вас хватило духу предлагать мне такую отвратную сделку?.. Вы не потрудились даже предположить, что такое позорное предложение может возмутить кого угодно...
   Ссадин. Эх, батенька, да что тут такое позорное и отвратительно?.. Право же, если обсудить хорошенько в этой сделке, как Вы ее называете, Вы не найдете ничего такого скверного, что Вас так коробит и возмущает.
   Полозов. Послушайте, Андрей Петрович, если Вы пришли за тем, чтобы...
   Ссадин. Позвольте, не сердитесь, голубчик, дайте уж мне сказать еще несколько слов. Позволяете? (Пауза.) Прекрасно, молчание -- знак согласия. Уверяю Вас, что эта сделка вовсе не так отвратительна, как она Вам кажется с первого раза. Что тут дурного, если молодой человек, бедный, окруженный заботами о родных, получающий крайне мизерное содержаньице, на которое с грехом пополам еле можно прокормиться одному, женится на богатой вдовушке, приносящей с собой и молодость, и ум, и красоту, и деньги? Что тут дурного? Разве этого не случается сплошь и рядом в наш век? Ведь многие женятся на богачках с единственною целью поправить свои расстроенные обстоятельства.
   Полозов. Тот, кто продает свое имя и самого себя -- бездельник и подлец!
   Ссадин. И, батенька, свет на том стоит. Ну, скажите, есть ли на свете безукоризненно честные люди? Вы скажете -- есть, а я скажу -- нет. Подлецы, так подлец на подлеце и едет, а честные все в вагоне, да в номере сидят. Поневоле приходится подлецом стать, коли честному человеку ни ходу, ни обороту, ни счастья. От него всё отворачивается, положительно всё! Честный, ха! Да мы ведь честны до поры до времени, а чуть случится оказия такого рода, что нам за совесть предлагают хорошенький, солидный кушик -- глядь -- и честность наша прахом слетит. Да что и честь, коли иногда бывает, что нечего есть. Жениться на красивой, молодой, богатой вдовушке ровно ничего нет бесчестного. Вам, молодым людям-идеалистам, это кажется бесчестным, позором, поношением, а нам, людям материальным, практичным, которые на жизнь глядят более трезвым взглядом и с большим хладнокровием, которые видят в материальной поддержке основу своего существования, так сказать, indumentum suneviteie, нам, говорю, такого рода казус, т. е. женитьба на богатой, представляет очень приятный жизненный сюрприз, который всегда открывает отличную перспективу...
   Полозов. К чему Вы это всё говорите? Неужели Вы думаете меня заставить согласиться когда-нибудь из моих собственных видов продать свое имя.
   Ссадин. Да кто Вам велит продать? Какие у Вас странные выражения -- продать, продать! Какое это смешное слово "продать". Ничего нет тут продажного. Это просто-напросто выгодное предприятие, выгодная и очень приятная во всех отношениях спекуляция, афера и больше ничего. Вы женитесь на богатой, берет за ней порядочное состояние и все тут. Что же тут продажного? Что тут отвратительного и позорного?
   Полозов. Не забудьте, что эта молодая вдовушка ни что иное, как содержанка Звенигорского.
   Ссадин. Ну, прекрасно! Вам что же до того, Вы ведь не вздумаете влюбиться в нее?
   Полозов. Оставьте эти шутки, они ни к чему не поведут... да и вообще -- оставим этот разговор, он для меня слишком тяжел и неприятен.
   Ссадин. На чем же Вы остановились?
   Полозов. Вы хотите знать мое решение? Извольте! Подите и скажите Звенигорскому, что я не принимаю его предложения, можете даже не благодарить за заботу его обо мне...
   Ссадин. И это Ваше последнее слово?
   Полозов. Последнее.
   Ссадин (с чувством). Послушайте, Александр Николаевич, согласитесь, ей-Богу, согласитесь...
   Полозов. Никогда!
   Ссадин. Вы вспомните только, что у Вас есть масса долгов, ведь это все нам известно, что Ваши кредиторы думают подать Ваши векселя ко взысканию. Вас притянут к суду, что будет хорошего? Отчислят Вас от должности, и Вы останетесь без куска хлеба. Но не забудьте у Вас есть мать и сестра, которые нуждаются в Вашей поддержке, не губите их, для них решитесь на это средство.
   Полозов (глухо). Ах, зачем Вы напоминаете мне про мать?
   Ссадин. Не губите ее, пожалейте старость Вашей матери.
   Полозов (трясет головой). Трудно... трудно...
   Ссадин. Не бойтесь напрасно, это вовсе не так страшно, как Вам кажется, обдумайте, не выпускайте из виду этой аферы, другой такой не найдете. Ею спасете Вы себя и Ваших родных от нищеты и, быть может, от голодной смерти...
   Полозов. Ах, дайте мне подумать, ради Бога...
   Ссадин. Сколько угодно (про себя). Гордость и нищета, что то пересилит, жаль мне его, бедняка (вслух). Придумали, Александр Николаевич?
   Полозов. Нет, сейчас не могу, ничего не могу сказать. Завтра, послезавтра, через неделю, когда-нибудь, только не теперь, я не могу.
   Ссадин. Ну, потом, в другой раз. (Жмет ему руку.) Не сердитесь на меня, если я Вам подам совет принять это предложение. До свидания! За ответом я забегу сам через неделю или две. До свидания. (Уходит. Полозов стоит неподвижно, глядя в одну точку.)
  

Явление последнее.

   Полозов (один). Что же? Вот еще средство спастись от нищеты и голода. Чего же думаю, отчего не ухвачусь за это средство, чего я боюсь. К чему этот страх непонятный, безотчетный страх? Или это не страх, а просто нерешительность, но к чему она? Неужели же так трудно решиться сделать этот шаг к спасению? неужели для матери и сестры я не решусь жениться на содержанке? Неужели мое имя дороже матери и сестры, которым сохнуть на моих глазах и гнуться под страшной тяжестью бедности? (Пауза.) Жениться на содержанке, на продажной женщине, которая будет при тебе, на твоих глазах, нося твое имя, торговать собой, своей любовью и телом? Нет, не могу, не могу. (Пауза.) А если не сделать этого, чего тогда ждать? Нищету, позор, разврат и голодную смерть. Нет, нет, это еще страшнее, еще ужаснее. Что же выбрать, что делать? Неужели жениться? Нет, этого нельзя, это так трудно, так трудно. (Закрывает лицо руками.)

Занавес

  

Действие II.

ЛИЦА

   Яков Ильич Звенигорский.
   Вера Павловна Струйская.
   Клеопатра Даниловна Вертоухова.
   Соня.
  
   Роскошно убранная гостиная в квартире Веры. Прямо против зрителей два окна, справа и слева, двери -- левая выходная, на окнах и дверях драпировки. Справа от зрителей диван, слева козетка и кресло. День.
  

Явление I.

Вера и Соня (входят в левые двери).

   Вера (снимая шляпку). Яков Ильич не был?
   Соня. Нет, сударыня, теперь только час, а они приходят всегда в три.
   Вера. Да, но с некоторых пор он стал редко бывать у меня, а если придет, то не засиживается подолгу, как бывало в прошлом году. С ним, как я заметила, бывает что-то непонятное, мне начинает казаться, что он уже разлюбил меня и думает бросить.
   Соня. Что вы это, Вера Павловна, да я думаю, что у генерала только и дум, что о Вас одних. Я не замечала, чтобы они переменились к Вам. Нет этого, кажется, не будет никогда, ведь он Вас так любит.
   Вера. Ты думаешь?
   Соня. Тут и думать нечего. Видно, ведь, генерал Вам ни в чем никогда не отказывает. Стоит Вам только намекнуть на что-нибудь -- глядишь -- он уже понял и исполняет Ваше желание, разве это не значит, что генерал по-прежнему Вас любит.
   Вера. Да, может быть, и любит, только уже не так как прежде.
   Соня. Нет, Вера Павловна, да, ей-Богу, это Вам только так кажется, генерал никогда Вам не изменит. Жаль, право, что он человек женатый, а то вот, хоть сейчас голову свою готова отдать, за то, что вы были бы генеральшей.
   Вера. Ты думаешь, что он женился бы на мне?
   Соня. Да, наверное, так. Ведь он Вас так крепко любит, что, ей-Богу, крепче уже и любить нельзя.
   Вера (задумчиво). Полно. Ведь это тебе только кажется, а мне думается, что он никогда особенно сильно не любил меня.
   Соня. Ну, уж это совсем грешно говорить, Вера Павловна, кажется, никому бы так не пристало быть за генералом, как Вам. Я бы иначе и не величала Вас, как Вашим Превосходительством, как бы тогда хорошо было.
   Вера. Перестань, Соня, для чего говорить о том, чего быть не может.
   Соня. Отчего же не может? А вдруг жена Звенигорского умрет, вот тогда...
   Вера (строго Соне). Глупостей не говори!
   Соня (смущенно). Виновата, Вера Павловна. Платье будете переменять?
   Вера. Нет, не буду, шляпку прибери, я больше никуда не пойду.
   Соня. Слушаю. (Уходит направо).
  

Явление II.

   Вера (одна). Соня думает, что Звенигорский по-прежнему любит меня, по-прежнему только ждет случая, чтобы исполнить мое желание. Нет, с некоторых пор чувства его ко мне заметно переменились. Он стал холоднее, сдержаннее, как будто даже суше в обращении, стал реже бывать и скорее уходить от меня. Он, видимо, уже тяготится мною, я ему надоела и ему хочется меня бросить. Ну, что ж... (Пауза.) А если, в самом деле, бросит, тогда что? Опозоренная, обесславленная названием содержанки-любовницы -- куда я денусь? Ведь у меня ничего нет! Все, что здесь есть, все это не мое, все взято в прокат или принадлежит Звенигорскому, что же меня ожидает впереди: позор, бесславие, нищета и развратная жизнь (вздрагивает). Страшно даже подумать. Да нет, неужели же если он вздумает меня бросить, то ничего не оставит? Неужели ничем не обеспечит? Вот он, вот когда опять мрачные мысли начинают волновать меня, вот когда снова начинает повторяться то, что уже раз пришлось вынести мне в своей жизни. Неужели же мне опять придется остаться почти нищей, покинутой всеми и опять бегать по людям и искать себе места гувернантки или, даже, горничной, чтобы чем-нибудь заработать себе кусок хлеба. Было же уже такое время, когда я осталась без крова, но тогда я была честной, неопозоренной девушкой, тогда я могла прямо смотреть всем в глаза, а теперь... Теперь я... Что же я такое? Как будут смотреть на меня? Как буду я сама смотреть на всех? Меня будут презирать, мне будут с отвращением говорить в глаза, что я была на содержании, что я продажная и бесчестная женщина. Нет, нет, дальше уйдите эти мысли (садится). Они все, те, которые будут презирать меня, не будут понимать моих мучений, не будут знать, сколько слез пролито мною, сколько ночей я провела без сна до того дня, в который стала любовницей Звенигорского, они не захотят предположить, что не из любви к разврату и богатству пошла на содержание, тоска, бедность, голод и лишение заставили меня забыть девичий стыд и броситься в объятия Звенигорского, которого я любила только одну минуту и именно ту, когда он описывал мне все радости и все счастие любви... В эти минуты, я хотела бы выключить их из своей жизни, я забылась, забыла все на свете и стала его любовницей. (Задумывается. Слева входит Вертоухова.)
  

Явление II.

Вера и Вертоухова.

   Вертоухова (подходя к двери). Вера! Ты, кажется плачешь?
   Вера (отнимая руки от лица). Ах, тетя! Здравствуйте!
   Вертоухова. Здравствуй, милочка (целуются), что это ты плачешь, кажется?
   Вера. Нет, так задумалась немного, что же Вы стоите, садитесь, тетя!
   Вертоухова (садясь). О чем же это ты задумалась с таким самозабвением, что даже не слышала, как я вошла? Что рисовало тебе твое пылкое воображение, моя роскошная красавица, веселые или грустные были твои думы?
   Вера. Больше грустные, чем веселые.
   Вертоухова. Вот как, так и у тебя бывают мрачные мысли и думы невеселые? А?
   Вера. Что же тут удивительного, разве мне нельзя думать о чем-нибудь невеселом или Вы думаете, что мне всегда должно быть весело?
   Вертоухова. Да, милочка, мне так кажется, что тебе грустить и задумываться не о чем. О чем же бы думать, чего еще желать, когда тебе дано все: и квартира богатая, и лошади, и бриллианты, и золото, и прислуга, чего, чего не дал тебе твой Яков Ильич. Где уж тут задумываться и грустить. Да при этаком богатстве никогда в голову грустная мысль не пойдет.
   Вера. Не в богатстве счастье, тетя.
   Вертоухова. Это все глупости. Эта поговорка совершенно глупая. Только в богатстве, кто богат, тот может иметь все, а кто все имеет тот и счастлив. Чего тебе не хватает, ну скажи об этом Звенигорскому и он, вероятно, не откажется сделать тебе удовольствие, и удовлетворит твоему желанию. Ведь он все может сделать чтобы угодить тебе.
   Вера. Полно, все ли?
   Вертоухова. Без всякого сомнения. Он человек богатый и ему все легко достается, и ему только, кажется, стоит глазами моргнуть и его желание исполнено, не то, что у нас, бедняков.
   Вера. Не стану спорить, тетя. Положим, что Звенигорский мог бы предоставить мне еще что-нибудь, но меня тревожит сомнение...
   Вертоухова. Сомнение? Какое? Чего же ты тревожишься?
   Вера. Захочет ли он.
   Вертоухова. Кто, Звенигорский? Да от чего же ему не захотеть, или ты заметила, что он изменяет тебя?
   Вера. Кажется, так.
   Вертоухова. Есть что-нибудь двусмысленное в его поведении?
   Вера. Есть что-то.
   Вертоухова. Что же именно?
   Вера. Он стал реже и реже бывать у меня, как будто охладел, далее...
   Вертоухова. И больше ничего?
   Вера. Стал, как будто, скрытнее, чем был прежде, стал реже искать моих ласк. Это, конечно, все мелочи, но они мне кажутся подозрительными...
   Вертоухова. Это, конечно, надо принять к сведению, милочка, но он, быть может, занят теперь, может быть, ему дела мешают быть у тебя, также часто, как прежде. Это, ведь, вещь более чем допустимая...
   Вера. Может быть, но, во всяком случае, я, как мне кажется, должна, в скором времени, ожидать разрыва с ним.
   Вертоухова. Это дурное ожидание, конечно, со стороны мужчины всегда можно, даже должно, ожидать измены потому, что это страшно непонятный народ, но мне все-таки кажется, что Яков Ильич не способен на это. Гм-гм... А ты его любишь?
   Вера. Я никогда его не любила, но я привыкла к нему за эти полтора года, которые я нахожусь у него на содержании. Разумеется, мне будет горько расстаться с ним.
   Вертоухова. Легче, чем ты думаешь. Хорошо, что ты его не любишь. Это важнее всего. Он тебя бросит и ты не будешь скучать, не будешь хандрить, как это обыкновенно делают отвергнутые любовницы, а прямо и неуклонно пойдешь вперед своим путем.
   Вера. Т. е. как это, что Вы хотите этим сказать?
   Вертоухова. То, что ты постараешься утешиться тем, что не замедлишь найти себе другого покровителя.
   Вера. Тетя, это шутка?
   Вертоухова. Ничуть. Я говорю совершенно серьезно, милочка. (Вера отодвигается). Глупо, и очень глупо было бы с твоей стороны отказаться от покровительства какого-нибудь богача, который представил бы тебе свои туго набитые карманы взамен твоей любви, тем более глупо, что ты уже привыкнув к роскоши вдруг останешься ни с чем. Это больше чем нехорошо. Ведь ты молода и очень хороша. Ну, за тобой немало увивалось молодых людей за это время. Вот, например, хоть бы князь Чутков, он еще очень молод и, хотя поношен немного, зато страшно богат. Он очень умильно посматривает на тебя и, кажется, с большим нетерпением ожидает твоего разрыва со Звенигорским. Поверь, что если это случится, то князь без замедления предложит тебе свое сердце и, главное, туго набитые карманы. Бери сколько хочешь, ведь он втрое, впятеро богаче Звенигорского, у него громадные поместья в Псковской и Черниговской губерниях, и эти поместья приносят не менее пятидесяти тысяч в год, кроме того, у него бумагопрядильная фабрика и конский завод. Ведь это не шуточные богатства. Уж квартиру твою он не так отделает, как Звенигорский. Он затмит его роскошью и великолепием отделки, лошадей даст не одну, а три пары, кроме того, коляску, карету, прислугу. Ты будешь жить, как герцогиня.
   Вера (встав). Довольно, тетя, я не хочу слышать больше ничего подобного (гордо). Я не за богатство продала себя Звенигорскому. Вспомните, что после смерти матери, я осталась с маленькой сестрой, за которой я должна была присматривать, которую должна была кормить и одевать. Ради нее я выносила голод, холод и всякие лишения, ради нее, наконец, я решилась стать содержанкой. Я проклинаю ту минуту, в которую он, как дьявол-искуситель, сумел увлечь меня своей неподдельной, искренней страстью, своими ласковыми речами сумел отнять у меня то, его теперь возвратить не в состоянии. Мою честь! Да, он отнял у меня честь в одну минуту, в которую я поддалась его ласкам, в которую мне казалось, что я люблю его. Я раскаивалась потом, но было уже поздно...
   Вертоухова. В чем было раскаиваться? И незачем было упрекать себя, ты за свое увлечение получила все.
   Вера. Богатство поучила, да, но к чему оно мне? Сестра моя умерла чрез месяц после того, как я пошла на содержание. (Пауза).
   Вертоухова. Так что же ты думаешь делать после того, как Звенигорский бросит тебя? Этот вопрос более, чем интересный. Нищенствовать и терпеть опять нужду, как два года назад? Ну, не думаю, чтобы тебе легкой и приветливой теперь показалась прежняя твоя жизнь, после того, как ты привыкла жить в роскоши. После богатой и комфортной обстановки, не очень то приятно будет взглянуть на какую-нибудь скверную -- вроде трехногого стола да поломанного табурета.
   Вера. А что делать-то, а если придется жить в такой обстановке, то и буду жить так, как позволят мне средства.
   Вертоухова. Фи, это после-то мягкой мебели, пересесть на простую деревянную, из шелков и бархата переодеться в ситец и бареж. Фи, Вера, c'est des tres mauvais.
   Вера (садясь). Так Вы думаете, что я пойду на содержание другого человека, если Звенигорский меня бросит?
   Вертухова. А то что же, работать станешь, трудится? Ха, ха, ха! В белошвейки пойдешь, вот-то было бы интересно. Ну, не думаю, что у тебя хватит надолго терпения сидеть с согнутой спиной над иглой по целым дням, да, я думаю, и руки-то твои разучились работать. Ты, верно, уж не помнишь на который палец наперсток-то надевается, да как игла берется в руки.
   Вера. Научусь.
   Вертоухова. Приятная перспектива, сидеть целый день в магазине и ничего не видеть, кроме полотна, коленкора, ниток и иголок. Ха, ха, ха! Смешно.
   Вера. Свыкнусь, а не хватит терпения, так мне, ведь, и жить-то не для кого, я одна на свете.
   Вертоухова. Не для кого, так для себя самой. Было бы чересчур глупо с твоей стороны решиться на самоубийство в то время, когда тебе стоит только пожелать хорошо и вокруг тебя неотступно будет вертеться князь Четуков. Было бы глупо променять веселое, беспечальное житье на смерть, которая и без того придет в свое время. Уж, по-моему, если начала что, то веди до конца, а бросать нечего, все равно -- семь бед -- один ответ. Я признаюсь тебе откровенно, очень довольна тем, что ты так хорошо живешь, хотя многие люди, особенно барыни, смотрят на тебя с презрением, как на продажную женщину. Сначала, правда, я была возмущена, что ты пошла на содержание, но потом, когда обдумала хорошенько, когда увидела, что ты, живя в роскоши, все-таки осталась такою же Верочкой, какою была прежде, когда увидела, что ты даже и мне стала помогать в нужде, я пришла к умозаключению, что в твоем поступке очень и очень мало предосудительного.
   Вера. К чему Вы это говорите, тетя?
   Вертоухова. К тому, милочка, что если Звенигорский бросит тебя, то ты не задумываясь пойдешь на содержание к Четукову.
   Вера. Тетя, Вы понимаете, что Вы говорите?
   Вертоухова. Даже очень хорошо понимаю, потому, что говорю это сознательно, чего ты боишься в будущем, если последуешь моему совету? Бесславия? Но ты уж и без того обесславлена, боишься злых языков -- так уж и теперь миллионы ходят по городу, боишься замарать себя -- так на грязном новое грязное пятно и заметно-то не будет.
   Вера. Тетя, тетя, ради Бога, что Вы говорите. Вы меня топчете, Вы меня унижаете в моих же глазах, Вы заставляете меня презирать себя саму! (Закрывает лицо руками.) Так я грязь, я презренная женщина, которую сравнивают с грязью, про которую иначе не говорят, как с презрением и гадливостью, да за что же все это, за что? Что я кому сделала, да ужели я, в самом деле, такое гадкое и низкое существо, про которое можно говорить только с презрением? За что же Вы меня унижаете, за что так жестоко оскорбляете меня, тетя? Что я Вам сделал? Что я сделала всем людям?
   Вертоухова. Полно, милочка, не волнуйся так. Стоит ли обращать внимание на глупые злые толки и презрительные отзывы о себе? Какое тебе дело до этих пустяков. Так пусть их говорят и осуждают, а ты не обращай на это внимания и продолжай себе жить, как тебе хочется, да поверь мне, что все это они говорят из зависти. Ты думаешь, что в них, в этих барынях, из которых три четверти хуже тебя, говорит чувство благородного негодования, как бы не так, жди от них благородства. В них говорит одна зависть и больше ничего, они завидуют твоему счастью, а я, назло всем, непременно пошла бы на содержание к князю, если бы меня бросил Звенигорский... даже нет, сама бы предупредила его и бросила бы первая.
   Вера. Перестаньте, тетя, перестаньте говорить такие вещи. За кого Вы меня принимаете, за развратницу, за распутную женщину, торгующую своей любовью! Молчите, Вы и без того уже унизили и уничтожили меня. Мне так гадко теперь смотреть на самою себя, я сама себя презираю.
   Вертоухова. Есть чего и из-за чего ты так волнуешься? Из чего выходишь из себя, неужели из-за того, что там какие-то барышни презрительно о тебе отзываются да пусть их, тебе-то что до этого, довольно с тебя и того, что тебя не презирает твоя родная тетка, а по прежнему тебя любит, не глядя ни на какие толки и отзывы.
   Вера. Вы говорите, что любите меня?
   Вертоухова. Кто же тебе сказал, что нет. Я тебя всегда любила и всегда буду любить одинаково.
   Вера (горько). Нет, если бы Вы любили меня прежде, когда я была бедна, то не допустили бы вы, чтобы я пошла на содержание, Вы протянули бы мне руку помощи, и не оставили бы на произвол судьбы. Нет, тетя, Вы никогда меня не любили.
   Вертоухова. Вера, ты оскорбляешь меня. Из твоих слов можно заключить, что я полюбила тебя только за богатство, которым наградил тебя Звенигорский.
   Вера. Ах, заключайте, что хотите, мне все равно, я готова теперь оскорблять всех, от первого до последнего и, больше всех, самою себя.
   Вертоухова. И охота-то тебе волноваться, охота тревожить себя из пустяков.
   Вера. Из пустяков да, правда, не стоит. Это ведь совершенный пустяк, если тебя презирают. По Вашему, следует совсем забыть и честь, и стыд, и советь и стать вполне продажной женщиной, положив себе за правило жить только для одних денег, богатства, роскоши и блеска. Следует отбросить все честное дотла, и уничтожить в себе все хорошее и благородное и знать только одно: деньги и деньги, и в них находить все счастье и радость. Ах! Да я то не могу... не могу... (падает на козетку.)
   Вертоухова. Фу, какая ты странная, ну, что ты это, полно, Верочка, охота тебе.
   Вера (с рыданием). Вы думаете мне легко это слышать? Думаете, что я настолько уже низко пала, что равнодушно могу перенести все то, что вы мне говорили, да неужели вы, вы, родная тетка, думаете, что я до того опустилась, что для добывания денег, роскошной обстановки и богатых нарядов готова пуститься в гнусную торговлю. Вы, родная тетка, которая должна бы была заменить мне мать, которая должна бы влиять на меня одними хорошими и честными советами, вы в глаза мне говорите такие вещи, в лицо швыряете мне грязью и еще смеетесь, шутите, улыбаетесь. Вы, которая должна бы была отговаривать меня от всего дурного, учить добру, направлять на прямой путь. Вы, ха, ха, ха! Вы сами учите меня развратничать, сами хотите продать меня и сделать из своей племянницы продажную тварь, сами советуете мне торговать собой. Как это гнусно, как гадко!
   Вертоухова (встав, сухо). Ну, ты кончила? (Пауза). Слава Богу, я от души извиняю тебе все оскорбления, которые ты нанесла мне сегодня, извиняю потому, что у тебя сегодня, верно, расстроены нервы, ты не можешь говорить спокойно. Я лучше уйду, чтобы снова не подвергнуться целому потоку оскорблений и дам тебе возможность успокоиться. До свидания. (Целует ее в лоб. Вера не поднимает головы) Ну же, Вера! До свидания (Пауза) Странно (Уходит, пожимая плечами и несколько раз оборачиваясь назад. Вера сидит неподвижно).
  

Явление IV.

   Вера (после паузы). Так мне следует продать себя. Это мне советует родная тетка, так куда же девать стыд, совесть, честность? (Встает). Или все это следует забыть, уничтожить в себе, втоптать в грязь, как люди вталкивают меня самую? Да, ведь, я и без того смотрю на себя как на развратницу, падшую женщину, как же буду смотреть на себя, когда паду еще ниже, когда стану за деньги или роскошь торговать собой, нет, гадко, гадко! (Входит Соня).
  

Явление V.

Вера и Соня.

   Соня. Вера Павловна, прикажете подавать обед или будете ждать генерала? Да, тетинька Ваша, уходя, сказала, что через час зайдут опять.
   Вера. Опять? Зачем?
   Вера. Они сказали, что Вы очень встревожены чем-то и что с Вами невозможно говорить. Так они думают, что через час Вы успокоитесь и тогда они с Вами поговорят (пауза). Так прикажете ждать?
   Вера. Ах, мне все равно, ждать, так ждать. Я еще не хочу есть.
   Соня. Слушаю (Пауза). Вера Павловна!
   Вера. Что?
   Соня. Видно тетинька Ваша опять чем0нибудь Вас огорчила?
   Вера. Почему ты так думаешь?
   Соня. Да потому, что часто, после их уходя, Вы бываете расстроены и даже плачете. Ах, лучше бы Клеопатра Даниловна не бывали так часто у Вас, а то они беду накликают.
   Вера. Ты не любишь ее, Соня?
   Соня. Да, уж, что греха таить, крепко не люблю. Они, Вера Павловна, ей-Богу, и на родню то не похожи. Разве такая родня бывает? Все у них только одни глупости, намекать начнут уж так, что просто беда, хоть уши затыкай, да вон беги. Уж Вы простите меня, Вера Павловна, что я про Вашу тетушку так говорю, это, ведь, все правда.
   Вера. Который час?
   Соня Скоро три! (Звонок).
   Вера. Это, верно, он.
   Соня. Да, это <нрзб.> звонок. (Уходит налево).
   Вера (одна). Слава Богу, наконец-то я узнаю всю истину, он должен сказать, что такое с ним происходит. (Слева входит Звенигорский, Вера идет ему навстречу).
  

Явление VI.

Вера и Звенигорский.

   Вера. Наконец-то, Яков Ильич, я вижу Вас, я уже и ждать перестала.
   Звенигорский. Здравствуй, Вера (целует ее в лоб). Здорова?
   Вера. Здорова.
   Звенигорский. Но у тебя глаза что-то красны, ты, верно, о чем-нибудь плакала, что это значит, Вера? Говори, о чем ты плакала. (Садится на козетку и сажает ее возле себя). Давно уж мы не видались, целую неделю, а ты все хорошеешь и хорошеешь с каждым разом больше, но о чем же ты плакала?
   Вера. Пустяки, Яков Ильич, не стоит и говорить.
   Звенигорский. Однако, мне все-таки хотелось бы знать.
   Вера. К чему? Ну, предположите, что мне встретился какой-нибудь пустяк, вот я и расплакалась, чтобы успокоиться. Мы, женщина, ведь, очень часто плачем из пустяков. Вы вот лучше скажите, отчего так давно у меня не были?
   Звенигорский. Дела задержали, Вера, у нас теперь время такое страшное, назначена ревизия в Департаменте, приходится все дела приводить в порядок, работы масса, всем чиновникам от первого до последнего положительно нет времени и думать о посторонних вещах, время отдаем на службу.
   Вера. Неужели и часа свободного не находится в день, а прежде Вы так часто бывали у меня.
   Звенигорский. Прежде, Вера, не такое время было. Вот сегодня я нашел свободный час, чтобы побывать у тебя, а то все служба, обязанности, просто голову теряешь. Ну и, кроме того, кое-какие важные частные дела, на которые убиваются все свободные минуты. Положительно часу покоя нет, то одно, то другое, сам справляешься со всем. И трудно и скучно, иногда хотелось бы и бежать от <нрзб.> дел, чтобы успокоиться да отдохнуть, да как вспомнишь, что если сегодня не сделаешь, что нужно, то завтра придется работать вдвойне, ну, и примешься за работу. Смотришь, чтобы только сбросить лишний груз с плеч долой. Ну, а ты как поживаешь?
   Вера. Все по прежнему.
   Звенигорский. Не скучаешь?
   Вера. Иногда и скучно бывает. (Пауза.) Вы обедали?
   Звенигорский. Нет еще, я к тебе прямо из Департамента, но я не буду у тебя обедать потому, что еще вчера приглашен кн. Чутковым на маленькую холостую пирушку. К тебе я заверну на часок, чтобы поговорить с тобой об одном очень важном деле. (Вера делает движение). Надеюсь, что ты будешь благодарна мне и хладнокровно выслушаешь меня, не правда ли? Ведь ты не будешь делать сцен, не будешь осыпать меня упреками.
   Вера. Я... я... понимаю Вас, Яков Ильич. Я догадываюсь, о чем Вы хотите говорить, Вы разлюбили меня...
   Звенигорский. Не хочу тебя обманывать, Вера. Да, я чувствую к тебе расположение, я уважаю тебя, но уже не люблю.
   Вера. Да, я ожидала этого, пора, пришла минута, которую я уже давно ожидала с замиранием сердца, Вы хотите бросить меня...
   Звенигорский. И этого не стану скрывать, да, нам надо, необходимо нужно порвать нашу связь... Я бы не бросил тебя из-за одного того, что перестал любить, но одно обстоятельство заставляет меня принять решение разорвать нашу связь, которая, как известно, стала басней всего города. О ней говорят везде, но не это меня смущает. Если бы не то обстоятельство, которое заставляет оставить тебя, я не обратил бы внимания ни на какие толки, но теперь мы должны расстаться.
   Вера (глухо). Могу я знать это роковое обстоятельство?
   Звенигорский. Да, я скажу. Ты помнишь, я говорил, что жена моя лечится за границей и, может быть, скоро вернется в Россию. На днях я получил от нее известие, что она собирается выехать и через несколько недель будет здесь. Вот это-то обстоятельство и заставляет меня разорвать нашу связь. Надеюсь, ты помнишь, что при жене нельзя публично иметь любовницу, скрыть же нашу связь невозможно, она известна всем. (Пауза.) Вот. В этом состоит моя исповедь. Ведь ты не сердишься на меня.
   Вера. За что? Не за то ли, что Вы меня, Вашу любовницу, свою содержанку, меняете на законную жену. Нет, я не имею права сердиться, потому, что Вы поступаете так, как должен поступать всякий честный человек. Нет, я не сержусь, Яков Ильич.
   Звенигорский. Ты скромная женщина, Вера. (Целует ей руку.) И тебя можно уважать... благодарю... Но я еще не все сказал, осталось самое важное. (Пауза). Горько раскаиваясь в том, что я обманом овладел тобою и был причиною твоего падения, я от всей души хочу вознаградить тебя за все потерянное тобой.
   Вера (с горечью). Вы хотите деньгами заплатить за мой позор -- мне?
   Звенигорский. Нет, я хочу больше того, я хочу вознаградить тебе самое дорогое тебе, я хочу возвратить тебе честь, отнятую мною. Я хочу выдать тебя замуж.
   Вера. Яков Ильич, неблагородно смеяться над униженными и оскорбленными.
   Звенигорский. Я не смеюсь. Вера, выслушай до конца. У меня в Департаменте есть один чиновник -- Полозов, может быть, ты слышала эту фамилию. Он страшно беден и получает крайне незначительное содержание и должен найти деньги кормить мать и сестру, положение этих людей самое плачевное, они кругом в долгах и не сегодня-завтра все их скудное имущество пойдет под молоток, а сами они будут выгнаны на улицу. Пользуясь такой крайностью, таким бедственным положением Полозова, я предложил ему две недели тому назад, жениться на тебе. Ответ от него я должен получить на днях. Надеюсь ты не откажешься принять этот дар прежней любви.
   Вера. Вы думаете, что получите от Полозова благоприятный отзыв, что он захочет связать свою жизнь с жизнью какой-то содержанки?
   Звенигорский. Я думаю, он не откажется получить за это 25 тысяч, которые я ему дам. Он горд, очень горд и, будь он один, он, наверное отказался бы, но, ради матери и сестры, он, вероятно, захочет получить 25 тысяч. Да, кроме того, еще несколько тысяч на уплату долгов.
   Вера. Вы хотите купить его имя? Но это не честно.
   Звенигорский. Для тебя, Вера, я не хочу, чтобы ты навсегда осталась опозоренной... Имя твоего мужа прикроет позорное пятно, лежащее на твоем имени. Если ты останешься опозоренной, то мою душу будут вечно терзать угрызения совести. (Берет ее за руку.) Ну, скажи же, ты не откажешься исполнить эту просьбу... (Пауза). Вера! Скажи, я умолю, умоляю тебя всем святым для тебя, не откажись, успокой меня и мою совесть...
   Вера. Вы боитесь, что я в будущем могу в присутствии Вашей жены, объявить, что я Ваша любовница и требовать вознаграждения.
   Звенигорский. Я не боюсь этого потому, что ты не способна на такой поступок, для этого ты слишком горда, а я слишком уважаю тебя, чтобы мог думать о таких вещах. Говори -- ты согласна на мое предложение? (Пауза). Вера! Пойми же, что, выйдя замуж, ты будешь обеспечена и защищена от всех злых толков, которые ходят про тебя, не отказывайся, согласись на мое предложение.
   Вера. Яков Ильич, не меня Вы должны просить об этом, а того, кого хотите дать мне в мужья. Если согласится он взять меня замуж такою, какова я есть, то мне останется одно -- принять Ваше предложение.
   Звенигорский. Больше мне ничего не надо, значит ты согласна?
   Вера. Да уж лучше умереть ненавидимой одним мужем, чем оттолкнутой всеми.
   Звенигорский. (целует ей руку). Ты не поверишь, как ты меня обрадовала и осчастливила, Вера. Благодарю, что ты не отказалась. Я, по крайней мере, буду не так жестоко мучиться и совесть моя не с такой силой будет упрекать меня и терзать мою душу. За эти дни я положительно измучился целым рядом угрызений и мыслями о твоей будущности.
   Вера. Я никогда не видела Вас врагом.
   Звенигорский. Но теперь?
   Вера. Нет.
   Звенигорский. Так, значит, я могу, по праву друга, рассчитывать на то, что ты исполнишь мою одну, самую последнюю, просьбу.
   Вера. Исполню, говорите.
   Звенигорский. Вот, не откажитесь принять на память вот это. (Подает ей бумажник). Здесь пять тысяч. Я знаю, что ты любила помогать бедным, пусть эти деньги пойдут на них, берешь?
   Вера. Благодарю Вас.
   Звенигорский. (встает). Теперь все сделано, разошлись, расстались как друзья. До свиданья, дорогой друг. На днях я дам знать. Если Полозов согласится, то и говорить об этом нечего, если не согласится, то я поищу другого исходя для тебя. Для тебя. (Целует ей руку и уходит).
  

Явление VII.

   Вера (одна, некоторое время, смотря ему вслед). Боится упреков и угрызений совести. Нет, не совести Вы боитесь, Яков Ильич, совесть Ваша упрекает Вас очень мало и завтра уже совсем перестанет. Вы меня самою боитесь, Вам страшно, что я решусь когда-нибудь явиться между Вас и Вашей женой и потребовать от Вас платы за свой позор, вот поэтому-то Вы и хотите выдать меня замуж за неизвестного мне человека, который, может быть, сам будет заставлять меня торговать собой. (Слева входит Вертоухова).
  

Явление VIII.

Вера и Вертоухова.

   Вертоухова. Ну, кажется, успокоилась, а! Кажется, теперь моя Верочка, не осенью хмурой, а весной красной и веселой смотрит. Так то лучше! У тебя и взгляд веселее и лицо не так бледно. Сейчас видно, что повидалась с ним, с кем так хотела увидеться. Ну, что же тебе сказал твой Яков Ильич? Все про прежнему тебя любит? (Пауза). Что же ты молчишь, Верочка, отвечай же что тебе сказал Звенигорский?
   Вера. Бросил.
   Вертоухова. Бросил? Нет, ты шутишь.
   Вера. Бросил и замуж выдает.
   Вертоухова. Что ты! Замуж? За кого же? Вот неожиданность! и не верится что-то.
   Вера. Да и мне тоже не верится, однако это правда (голос обрывается). Вот доказательство, он заплатил мне (рыдает).
   Вертоухова. Ну, Верочка, полно. Успокойся, милочка, да разве стоит мужчина, чтобы за ним плакать, полно, успокойся.
   Вера (переставая плакать). Да, не нужно плакать, слезами старого не вернешь, что было, то прошло.
   Вертоухова. Ну, конечно, не стоит плакать, ты, вот, лучше скажи, за кого он тебя выдает.
   Вера. За одного из своих чиновников, Полосова.
   Вертоухова. Как, за этого голыша? да неужели он лучше не нашел?
   Вера. Вы знаете этого Полозова?
   Вертоухова. Да, по слухам, он беден, как нищий, живет с матерью и сестрой, сестра занимается попрошайством и шитьем, мать ничего не делает, не в состоянии, совсем старуха... живут очень скверно, по неделям голодают.
   Вера. А его-то самого как описывают? Он-то каков по характеру?
   Вертоухова. Так, пустяк, какой-то мелкий чиновничишка, чуть ли не писарскую должность занимает, молодой и неумен, вед он недоучка, из университета за леность выгнали, вот он и поступил нищим в Департамент. Ну, да это ничего, даже хорошо, что у тебя муж дурак будет, прав своих предъявлять не посмеет. Что же Звенигорский дает тебе, кроме мужа дурака?
   Вера. Деньгами 25 тысяч.
   Вертоухова. Ну, это немножко мало, тогда бы и побольше дать, но и это все-таки хорошо. Деньги-то тебе или мужу?
   Вера. Мужу.
   Вертоухова. Ну, это совсем свинство. И неужели тебе ничего?
   Вера. Вот 5 тысяч.
   Вертоухова. Фи, только-то. Бессовестный, хоть бы самого себя постыдился. Имеет сто тысяч дохода и дает только 5 тысяч. Позор, порядочная свинья.
   Вера. Тетя!
   Вертоухова. Ну хорошо, не буду. Конечно, назвать стоит. Я устроила бы ему скандал за его бессовестность, но ты, ведь, этого не сделаешь, не сумеешь, а я бы сделала, потому, что он стоит этого. Я бы сорвала с него не 20, а 50 тысяч.
   Вера. Полно, тетя!
   Вертоухова. Ну, не буду, не буду. А, кстати, милочка, у меня к тебе просьба есть. Я еще давеча хотела поговорить с тобой об этом, да ты была так расстроена... Видишь ли, голубчик, мне до зарезу нужно 100 рублей, а взять негде, до пансиона еще долго ждать. Не можешь ли ты одолжить мне на время, я скоро тебе возвращу...
   Вера (подает ей сторублевку). Нате, тетя...
   Вертоухова. Мерси, душечка, очень благодарю, только знаешь, что если тебе не трудно, то дай еще сотню, я разом отдам, ладно?
   Вера. Конечно, можно (дает ей сторублевку).
   Вертоухова. Спасибо, милочка. (Целует ее). Спасибо. Мне так нужны деньги, просто до зареза. (Целует ее). Так, значит, ты скоро будешь m-me Полозовой, ха, ха, вот весело-то будет, вот когда Чутков будет ухаживать за тобой, да делать тебе подарки, пользуясь случаем, что у тебя муж такой дурак! Звенигорский отлично сделал, что выбрал тебе в мужья этакого дурня, ха, ха, ха!
   Вера. Тетя, я Вас прошу оставить эти шутка. Меня коробит от них.
   Вертоухова. Ну, не буду, уж не буду, а ты еще не обедала, милочка, мне страшно есть хочется, после прогулки.
   Вера. Пойдемте, я прикажу подавать.
   Вертоухова. Пойдем, милочка. (Прячет деньги). А что у тебя сегодня на обед? Куропатки будут? А? Я их очень люблю. (Уходят обе направо).

Занавес.

  

Действие III.

Лица:

   Полозов.
   Марфа Ивановна.
   Лиза.
   Михаил Сергеевич Истомин.
   Ссадин.
   Кутов.
   Пульхерия Платоновна Засадимова.
   Мальчик из лавки.
   Лакей Звенигорского.

Декорация I-го действия, вечер.

  

Явление I.

Марфа Ивановна спит на диване, Лиза сидит возле нее.

   Марфа Ивановна (просыпаясь). Ох, Господи!
   Лиза (наклонившись к ней). Мама, ты бы, голубчик, пошла бы уже, да и легла в постель, там тебе будет лучше и спокойнее, здесь неловко.
   Марфа Ивановна. Нет, ничего. Я, ведь, так себе прилегла, вздремнуть немножко, уморилась я с этим беганьем из дома в дом, да из магазина в магазин. Ноги совсем отнялись, будто не мои, все тело ноет, и все кости болят, должно быть, простудилась немного...
   Лиза. Я, мама, за доктором схожу.
   Марфа Ивановна. Не надо, родная. К чему? И так пройдет, зачем доктора беспокоить, ведь нам нечем ему заплатить, а даром, пожалуй, не пойдет. Ничего, я, ведь, не больна, просто устала немного, вот меня и ломает, отдохну и все как рукой снимет. Ох, мочи нет
   Лиза. Мама, что у тебя болит? Милая, ты не хочешь сказать, скрываешь. Скажи, чем ты нездорова, скажи, я схожу за доктором, он придет, упрошу его прийти.
   Марфа Ивановна. Не надо, Лизочка, я право не больна, просто утомилась за день. Полежу, отдохну и все пройдет, ведь это случается со мной не в первый раз, уж несколько раз так было.
   Лиза. Так ты бы пошла на постель, мама, все таки там будет спокойнее. Поди, голубушка, засни немного.
   Марфа Ивановна. Хорошо, пойду. (Приподнимается.) Ах!.. Лиза... милая... ведь завтра... срок... (Опускается снова.)
   Лиза. Какой срок? Чему?
   Марфа Ивановна. (растерянно). Кутов... Кут... придет... что мы ему скажем? Господи! Лиза! Ведь завтра будут продавать наше бедное имущество...
   Лиза. Полно, мама, успокойся, не волнуйся, так, может быть, нам удастся уговорить, упросить, не продавать еще немного, ведь он тоже человек, в нем тоже есть сердце и душа.
   Марфа Ивановна. Каменное в нем сердце, Лиза.
   Лиза. Я буду упрашивать, умолять его, он согласится. Только ты не мучь себя, ради Христа, иди, родная, приляг, тебе нужно отдохнуть. Пойдем, мамочка...
   Марфа Ивановна. Защитите нас, силы Небесные (обе уходят налево. Лиза возвращается).
  

Явление II.

   Лиза (одна). Как же тут не решиться на все, как тут не принять предложения Кутова, не выйти за его сына, чтобы спастись от голодной смерти, которая висит над нами. Нет, надо решиться, я упрошу Сашу, что бы он не сердился на меня, если я дам свое согласие Кутову быть женой его сына. Надо же решиться на что-нибудь. Надо выйти из одного бедственого и тяжелого положения, которое убивает нас и давит всей своей тяжестью. (Садится.) К новой жизни в кругу Алексея и его родных можно привыкнуть и равнодушно смотреть на все, что будет твориться вокруг меня. Это только кажется трудно, гм, обмануть, на самом деле можно, человек ко всему привыкает. (Справа входит мальчик.)
  

Явление III.

Лиза и мальчик.

  
   Мальчик. Здравствуйте-с.
   Лиз. Кто это?
   Мальчик. Это я-с, из лавки, от хозяина, двери были отперты и я вошел.
   Лиза. Что ты скажешь?
   Мальчик. Хозяин прислал спросить, правда ли, что Кутов хочет описывать Ваши вещи?
   Лиза. Да, правда.
   Мальчик. Он еще велел спросить, будете Вы платить ему деньги, которые должны или нет. Коли не будете, то и он подаст расписки на суд, то сказать хотя бы.
   Лиза. Скажи ему, что нам платить нечем, пусть делает, что хочет и как знает.
   Мальчик. Так и скажу-с. Прощайте. (Уходит.)
  

Явление IV.

   Лиза (одна). Есть о чем подумать и есть причины решиться на самое последнее и на самое отчаянное средство. В нем все наше спасение, больше не на что рассчитывать и надеяться. Сделать этот шаг и стать женой Алексея. Это ужасное средство, но спасительное... надо кончить и, чем скорее, тем лучше. (Справа входит Засадимова).
   Засадимова (вполголоса). Здравствуйте, Лиза Миколаевна!
   Лиза (вздрогнув). Ах... это Вы... Здравствуйте, хозяюшка!
   Засадимова. Извините, что напугала ненароком... вошла потихоньку потому, что двери были отворены. Верно уж так надо. Я их не заперла, так и оставила, может поджидаете кого... Я Вам не помеха?
   Лиза. Нет, нет, нисколько. Присядьте.
   Засадимская. Сяду, сяду, запарилась-таки ходимши. (Смахивает платком пыль с дивана и садится). Вы одна дома?
   Лиза. Нет, мама дома.
   Засадимская. Спит?
   Лиза. Да, прилегла отдохнуть, ей что-то нездоровится.
   Засадимская. Ах, матушки, грех какой. Что-то с нею приключилось такое? Надо быть простудилась малость в своем бурнусе побегамши.
   Лиза. Да, должно быть.
   Засадимская. И не мудрено, золотая моя, захворать теперь. Мокреть-то какая стоит на дворе ужасти. Надобно бы за доктором для матушки-то.
   Лиза. Потом, теперь она спит.
   Засадимская. Ну, пускай спит, стара она у Вас, да сырая такая, больная. Часто-таки, кажись, хворает.
   Лиза. Да, она очень слабая, очень легко простуживается.
   Засадимова. Да уж вижу, какая она у Вас... все вижу, такая хворая, бледная такая, просто ужасти. (Помолчав.) А братец Ваш не приходил еще?
   Лиза. Нет, еще рано теперь, он приходит в 7 часов.
   Засадимова. Что ж они так долго на службе стали засиживаться?
   Лиза. Работы теперь много, ревизия едет.
   Засадимова. А, вот что. Они теперь, значит, скоро придет.
   Лиза. Да, теперь скоро. (Пауза).
   Засадимова. А, вот что я, Лиза Миколаевна, к Вам по делу завернула. По оченно важному делу, ей-Богу, уж не даром бегала все эти дни по разным знакомым, словно ищейка полицейская, все-то искала, да искала для Вас работы какой ни на есть, и вот нынче Вам радостную весточку принесла. Хотите обрадую, а?
   Лиза (радостно). Неужели нашли? Пульхерия Платоновна! Вы нашли, говорите же, говорите, какая это работа, я уж и не знаю, как буду благодарить Вас.
   Засадимова. Да уж, есть за что поблагодарить, ей-Богу, есть. Не даром бегала, словно угорелая, из дома в дом, да все спрашивала, не найдется ли, мол, работы какой аль местечка. Искала и нашла, уж так разодолжу, что большущее спасибо скажете, Лизавета Миколаевна, останетесь мною довольны.
   Лиза (нетерпеливо). Так говорите же, говорите скорее, Пульхерия Платоновна, что это за работа, не мучьте меня, голубчик, скажите скорее, чтобы я могла отблагодарить Вас. Ах, Пульхерия Платоновна, если бы Вы знали, какое одолжение мне делаете, какую громадную услугу оказываете этим. Говорите, что это за работа?
   Засадимская. Ишь какая, ведь, нетерпячка о Вас бьет, просто беда. Хотелось бы Вас помучить мало-маленько, хотелось бы поиграть малость, да в неведении подержать, да уж что таить-то, и так извели Вас горе да бедность. Ишь, ведь, с лица как худо выглядываете, бледненькая такая да худенькая, словно больной месяц пролежала.
   Лиза. Мне бы только работу найти, а там я скоро поправлюсь, я и худею-то от досады, что работы найти не могу.
   Засадимская. Уже я за Вас постаралась. Вам же в этом не повезло, а мне ничего. Ну, сказать что ли? а!
   Лиза. Говорите, Пульхерия Платоновна, говорите!
   Засадимская. И то, видно, сказать, ну, уж так и быть, скажу. Я Вам место нашла хорошее. Хотите знать?
   Лиза. Место! Какое же?
   Засадимская. Да, уж, худого не порекомендую, такое это место, что останетесь довольны. И теплое, и выгодное, и прибыльное и все тут! Уж, говорю, останетесь довольны, и все тут! Значит выгодно, я дарма, значит, ничего не говорю, место хорошее, очень хорошее, выгодное по всему.
   Лиза. Но в чем же будут состоять мои обязанности на этом месте? Может быть, там придется делать то, чего я совсем делать не умею, к чему вовсе не способна.
   Засадимская. То в экономках-то быть, матушка, да это такое простое дело, что проще и не надо.
   Лиза. Так я экономкой буду?
   Засадимская. Экономкой, миленькая, почитай, что полный хозяин в доме, в котором я приискала Вам местечко. Место это довольно выгодное, что говорить об этом, жалко будет, коли утеряешь его.
   Лиза. У кого же это?
   Засадимская. У вдовца одного, еще у молодого, этак 43 или 45. Платит очень хорошо и аккуратно, чисто по-немецки -- 30 рублей в месяц и даст все -- и отопление, и освещение, и обед, и белье стирает, и на баню деньги дает. Одно слово -- будете там жить на всем готовом и получать еще 30 рублей. Человек он добрый, ласковый, хороший. Сами Вы-то, верно, останетесь довольны, потому он никогда грубостей не говорит и дурно не обращается с экономками и на прибавки очень щедр. Первое время он вам будет платить 30 рублей, а там, ежели Вы ему пондравитесь, он, верно, прибавит рубликов 5. Да Вы-то уж ему, наверно, пондравитесь, Вы, ведь, миленькая, всем взяли: и умом, и обращением, и красотой, и характером. Он Вас просто озолотит, ей-Богу, уж не отказывайтесь от этого места, Лиза Миколаевна. Выгодное и лучше его и с огнем поискать, так не найдете.
   Лиза. Что же, у него семья есть, дети?
   Засадимская. Ни! Ни! Один, как перст!
   Лиза (отшатнувшись). Так что же это, Пульхерия Платоновна, это Вы мне предлагаете, куда Вы хотите определить? Понимаете ли Вы? Какое место Вы мне предлагаете?
   Засадимская. Чего ж тут не понимать, вот Вы-то, словно, не хотите понять своей выгоды. Вы только поймите, что у одинокого завсегда жить лучше. Ну, вдруг он возьмет да и женится на Вас, поближе познакомится с Вами, полюбит, да и женится. Ведь такие дела сплошь да рядом творятся, глядишь -- то тут, то там, какой-нибудь женился на своей экономке, а ведь то для Вас, при Вашей бедности да нужде, очень выгодно, ну, а коли не женится, а так одарит Вас, как отпускать станет домой, ведь Вы у него не первая, да и не последняя. Сколько девушек перебывало у него и все вышли оттуда обогащенными, а Вы бы вот поступили к нему да прибрали бы его к рукам, он бы на Вас и женился.
   Лиза. Пульхерия Платоновна, если Вы пришли для того, чтобы оскорблять...
   Засадимская. Так вольно ж Вам оскорбляться-то? Я говорю правду, что Вы много потеряете, коли не пойдете к этому вдовцу в экономки.
   Лиза. Вы, видно, не понимаете, чего нужно этому вдовцу, он не экономку ищет, а любовницу!
   Засадимская. Ну, а хоть бы и любовницу, что же тут?
   Лиза (встав). Как смеете Вы мне говорить это, за кого Вы меня принимаете? Куда Вы хотите втолкнуть меня? Вы хотите меня отдать в руки какого-то развратника. Кто Вам дал право делать мне такие предложения, как Вы смеете предлагать мне такое место?
   Засадимская. Да Вы не очень-то кричите, ведь я не побоюсь ваших криков. Что Вы из себя корчите такую царевну-недотрогу. Не больно важная Вы барыня! Эких царевен я сотни видывал на своем век и все они так кончали, что поломается, поломается, а там, глядишь, и сама идет на содержание. И ломается ведь словно и путное что, ха, ха, ха. Где Вам дорожить честью-то, коли нечего жрать, с голоду не токмо что себя, а и родных всех продаст!
   Лиза. Уйдите... Ради Бога, уйдите! (плачет).
   Засадимская. Уйду, уйду, делать-то тут нечего. А, вот, погляжу я, как это Вы, с матушкой да братцем, будете платить мне за квартеру за четыре месяца. (Справа входит Полозов, которого никто не видит. Он стоит в дверях и прислушивается). Послезавтра срок платежа, поглядим, какую Вы все мне песенку запоете, когда я выгоню Вас на улицу. Погляжу на Вас, сударыня, важная царевна-недотрога. Ха, ха, ха, зубами-то пощелкает, волей неволей, а сама пойдет к богачу в любовницы. (Полозов схватывает ее за руку).
  

Явление V.

Те же и Полозов.

   Полозов. Еще одно слово и я придушу тебя, гадина.
   Засадимская. Ах, простите... Не буду... Ей-Богу, не буду...
   Полозов. Что ты тут говорила, чем оскорбила сестру, о чем она плачет?
   Засадимская (вырываясь). Пустит, ради Бога... Мне больно.
   Полозов. Задушить бы тебя, гадину. Убирайся, чтобы ноги твоей не было. Вон! (Засадимская убегает).
  

Явление VI.

Лиза и Полозов.

   Полозов. Что она тут говорила, чем она оскорбила тебя?
   Лиза. Она предлагала мне идти на содержание.
   Полозов. Что? Она? А! До чего мы дожили, до чего дожили, как низко, как жестоко и беспощадно втаптывают в грязь, с каким злорадством издеваются и насмехаются над нами и мы должны все это переносить потому только, что у нас нет денег, что мы нищие. Дьяволы! Дьяволы! (Со стоном опускается на стул).
   Лиза. Саша, успокойся, Саша!
   Полозов. Тварь, развратница, негодяйка, осмеливается оскорблять и издеваться над нами, гнусная гадина! А какой позор, какое унижение.
   Лиза. Успокойся же, Саша, родной.
   Полозов. И я не размозжил ей голову, я не задушил эту отвратительную гадину... <нрзб.>... (<нрзб.> трясет головой).
   Лиза. Ну, полно, Саша, стоит ли обращать внимания на такие пустяки... Полно, успокойся.
   Полозов. А хоть бы ты умерла, Лиза, чтобы мне не пришлось больше слышать, что тебя оскорбляют. Хоть бы вы обе умерли, чтобы мне не видеть, как вы мучитесь и страдаете.
   Лиза. Мы не так уж страдаем, как ты. Полно, дорогой мой. (Молчание).
   Полозов (как бы про себя). Есть от чего помешаться, этак скоро будут все считать себя в праве быть нас, мучить потому, что мы нищие. Ха, ха, ха! Ах, каторга проклятая. (Пауза).
   Лиза (нерешительно) Саша... Завтра срок!
   Полозов. Чему? Какой там срок?
   Лиза. Кутов придет за ответом.
   Полозов. А пусть его приходит, мне то что?
   Лиза. Что же ему сказать?
   Полозов. Сказать, что моего согласия на его предложение нет и не будет.
   Лиза. Но... Саша...
   Полозов. Другого ответа пусть не ждет.
   Лиза. Саша, согласись. Я согласна, я уже решилась быть женой Алексея.
   Полозов. А я не хочу.
   Лиза. Но он будет описывать нас?
   Полозов. Хоть и то, чего у нас и нет
   Лиза. Что же мы будем делать?
   Полозов. Смотреть на все и молчать.
   Лиза. Саша, ведь это ужасно, что же с нами будет? (Пауза.) Саша, согласись!
   Полозов (встав). Довольно, просьбы твои не приведут ни к чему. Где маменька?
   Лиза. У себя в комнате, отдохнуть легла, она что-то нездорова.
   Полозов. Нездорова? Что с ней, на что она жалуется?
   Лиза. Говорит, что болит все тело. Она, верно, простудилась.
   Полозов. Я за доктором схожу. (Берет шляпу). Пусть она не встает с постели и ничего не делает. (Идет к дверям и встречается с Кутовым) А! Что Вам?
  

Явление VII.

Те же, Кутов. Потом без Лизы.

   Кутов. Александру Николаевичу, наше почтение. Как матушка Ваша?
   Полозов. Она нездорова.
   Кутов. Нездоровы, оченно жалко. Мне бы хотелось поговорить с ними.
   Полозов. Можете говорить со мной. Лиза, сходи за доктором.
   Лиза (тих ему). Саша! В последний раз прошу тебя согласись.
   Полозов. Ни за что! (Лиза уходит). Ну, я к Вашим услугам, что Вы хотите сказать?
   Кутов. Я долго не задержусь. Позвольте присесть.
   Полозов. Садитесь.
   Кутов. Пришел я справиться, Александр Николаевич, насчет того, что предлагал Вашей матушке взамен долгу-с Вам известно?
   Полозов. Известно.
   Кутов. Так я, значит, от Вас могу решительный ответ получить?
   Полозов. От меня. Вот он: Вашего предложения я принять не намерен.
   Кутов. Не намерены?
   Полозов. Нет.
   Кутов. Так-с. (Встает.) Я так и полагал, но все-таки пришел справиться и спросить Вашу матушку, что они скажут на счет моего предложения, так как завтрашний день думаю приступить к оценке Вашего имущества-с.
   Полозов. Можете. Больше ничего не можете сказать?
   Кутов (переменяясь). Хотел бы-с.
   Полозов. Говорите.
   Кутов. Александр Николаевич...
   Полозов. Что?
   Кутов. Послушайте-с, мы, с батюшкой Вашим, находились в самых приятельских отношениях.
   Полозов. Что же из этого?
   Кутов. Мне бы не хотелось, Александр Николаевич, сделать Вас совсем нищими-с. Мне приятно, оченно приятно, вспоминать про Вашего батюшку-покойника, Николая Матвеевича.
   Полозов. Очень рад, что же больше?
   Кутов. Мне бы не хотелось, Александр Николаевич...я мне бы очень хотелось и с Вами быть в таких же приятельских отношениях, в каких мы состояли с Николаем Матвеевичем. Право, Александр Николаевич, согласитесь выдать сестрицу Вашу, Лизавету Николаевну, за моего Алексея.
   Полозов. Он ей не пара.
   Кутов. Это не беда, спаруются потом.
   Полозов. Она его не любит.
   Кутов. Это опять глупство, сженятся -- слюбятся.
   Полозов. Я Вам рассказал, что этого не будет, так чего же Вы еще добиваетесь?
   Кутов. Мне Лизу Николаевну жалко-с. Для чего бы им таким молодым в бедности сохнуть.
   Полозов. Никто Вас не просит жалеть, делайте то, что Вы хотите делать и что Вам позволяет делать закон.
   Кутов. Эфто от нас не убежит, так-то мы поступить завсегда успеть можем, а вот об эфтом примерно будем говорить. Может быть еще на недельку отсрочить аукцион-с, Вы, может быть, еще обдумаетесь.
   Полозов. Отсрочивайте хоть на год, а согласия не добьетесь никогда, слышите -- никогда, что один раз сказал, того не изменю.
   Кутов. Можно бы изменить-с...
   Полозов. Послушайте, Кутов, этими пустыми разговорами мы не подвинем дела вперед, лучше уходите, чем переливать из пустого в порожнее. Я сказал, что не бывать Лизе за Вашим сыном -- так и будет. Прощайте-с!
   Кутов. Как угодно-с, просим прощения. Я только все это дело хотел добром обделать, чтобы, значит, лихом меня не вспоминали.
   Полозов. Никто не просит Ваших благодеяний, прощайте. (Отворяет дверь).
   Кутов. Горды Вы оченно, горды-с! (Уходит).
  

Явление VIII.

Полозов и Ссадин потом.

   Полозов (один). Довольно, будет уже выносить эту проклятую пытку. Еще час тому назад я готов был думать еще неделю, а там решиться мне или нет, на предложение Звенигорского... Теперь и минут думать не хочу. (Садится за стол и берет перо. Входит Ссадин).
   Ссадин. Добрый вечер!
   Полозов. А, здравствуйте, Вы пришли кстати.
   Ссадин. Неужели думали обо мне?
   Полозов. Только что хотел Вам писать.
   Ссадин. А я ту, как тут, как Мефистофель! Ха, ха! Чувствовал, что нужен Вам и поспешил явиться. Что скажете хорошенького, что придумали, и что надумали и как намерены поступить?
   Полозов. Скажите Звенигорскому, что я (через силу) женюсь на Струйской.
   Ссадин. Женитесь?
   Полозов (опустив голову). Да, женюсь.
   Ссадин. К чему же этот тоскливый тон, Александр Николаевич? Полноте, будьте мужчиной! поймите, что Вы штукой открываете себе широчайший путь вперед. Вы, с необычайной быстротой, станете подыматься все выше и выше. Вас ожидает блестящая будущность под протекторством Звенигорского. Фу, черт возьми, сколько у Вас будет завистников, как они будут завидовать Вам, а Вы только будете чины получать, да награды и ус не себе дуть.
   Полозов. Довольно, Андрей Петрович, идите к нему...
   Ссадин. Бегу, бегу, до свидания. (Жмет ему руку и идет. Раскланивается с Истоминым и скрывается. Истомин входит).
  

Явление IX.

Полозов и Истомин.

   Истомин. Здорово, друг. (Жмет ему руку). Что ты такой кислый, рука, как лед.
   Полозов. Так, ничего.
   Истомин. Полно, так ли? Что это за человек был у тебя?
   Полозов. Это Ссадин.
   Истомин. Тот самый, что хлопочет о твой женитьбе на... Как ее?.. На Струйской.
   Полозов. Он самый.
   Истомин. Зачем же он был?
   Полозов. Все за тем же. Сегодня ушел от меня с решительным ответом.
   Истомин. Т. е. ты отказался.
   Полозоа. Напротив, согласился.
   Истомин. Ты, ты согласен? Или ты с ума сошел? Послушай, что ты затеваешь?
   Полозов. Делаю-то, что сделал бы всякий, кому пришлось бы быть на моем месте, другого исхода нет. Завтра будут описывать наше имущество. (Пауза).
   Истомина. Послушай, Полозов, неужели нельзя избежать того, неужели нельзя подыскать более подходящее средство...
   Полозов. Если бы они были, то я давно воспользовался бы ими, но, к несчастью, их не существует. Теперь для меня открыты три дороги, из которых надо выбрать одну и идти по ней не оглядываясь назад и не думать о том, что ждет меня впереди. Первый путь самый кратчайший и идет он к месту вечного покоя и вечного забвения -- это смерть, но я не хочу умирать потому, что должен жить, моя жизнь нужна, если не для меня, то для матери и сестры. Первого пути я не имею права выбрать. Второй путь -- это нажива посредством подвигов воровства, грабежа и тому подобных нечестивых средств, этот путь широк, но он бесчестен. Его я тоже не могу выбрать. Теперь третий путь -- это женитьба на любовнице Звенигорского. Что же делать, надо выбрать одно. (Пауза). Если бы тебя спросили, какой путь ты выберешь, что бы ты ответил?
   Истомин. Можешь меня не спрашивать об этом!
   Полозов. Нет, нет, ты должен ответить. Я хочу, я требую ответа!
   Истомин. Но... Послушай!..
   Полозов. Говори... Я хочу, чтобы ты сказал -- какой их трех путей ты выбрал бы?
   Истомин. Ну, конечно... Третий.
   Полозов. Ага. Зачем же ты меня называешь сумасшедшим?
   Истомин. А ты подумал о том, что тебя ожидает? Ты подумал о тех страшных упреках, которыми ты будешь осыпать себя за этот роковой путь.
   Полозов. Ты думаешь, что если бы ты решился пожертвовать собой для спасения матери и сестры, то потом стал бы упрекать себя за свой поступок.
   Истомин. А ты полагаешь, что нет, ты воображаешь, что ты не будешь упрекать себя.
   Полозов. Нет, не буду.
   Истомин. Полно, брат, а! Для того, чтобы быть вечно равнодушным, ко всему окружающему надо обладать железной волей, а человеческая натура слишком слаба и ничтожна для этого. Не думай, что ты с насильным терпением и хладнокровием будешь выносить те муки, ту нравственную пытку, которая в сто, в тысячу раз ужаснее физической. Когда станешь мужем содержанки, не думай, что душа твоя навсегда останется холодной и безучастной ко всему, что будет твориться вокруг тебя, не думай и не верь своим думам, что ты в силах будешь равнодушно жить с тою мыслью, что жена твоя развратница, которой ты продал свое честное имя и оставаться хладнокровным, когда будешь слышать всевозможные толки, насмешки и басни, которые будут ходить про тебя и чернить твое имя.
   Полозов. Тогда мать и сестра будут обеспечены и могу избрать первый путь.
   Истомин. Ты можешь еще и теперь отказаться от этой женитьбы; я найду деньги, я займу у дяди, чтобы заплатить Кутову.
   Полозов. Я не приму этих денег потому, что мне нечем будет заплатить тебе.
   Истомин. Но я буду умолять тебя не отказаться от этих денег... Я буду заклинать тебя всеми святыми... Полозов... слушай... я... добуду денег...
   Полозов. Нет, не надо, теперь все кончено, я уже решился!
   Истомин. Ах, Полозов... душа моя болит за тебя.
   Позолов. Она у меня уже выболела, отстрадалсь и затихла. Одно, что еще хорошего осталось во мне -- это любовь к матери и сестре, для них я готов жертвовать всем...
   Истомин. Да какова твоя будет жизнь, на что ты рассчитываешь?
   Полозов. Когда я буду иметь деньги, у меня явится цель в жизни. Я думаю снова поступить в университет и окончить курс... Эх, да что загадывать. То, что будет -- того не минуешь, авось свыкнусь и с предстоящим положением.
   Истомин. То-то вот -- авось, да небось, все мы больно много надеемся на авоську с небоськой, а это все равно, что ставить на одну карту все свое состояние... Авось свыкнусь, авось привыкну, горькое, брат, слово!
   Полозов. Отчего же не привыкнуть, привыкает же человек ко всему, так отчего же привыкнуть к чувству презрения, которое я питаю и буду питать к своей будущей жене. Я буду презирать и тех, которые будут издеваться надо мной.
   Истомин. Дай-то Бог, чтоб это так и было.
   Полозов. Ты сомневаешься?
   Истомин. И даже очень, очень часто случается не так вовсе, как мы думаем, и французы говорят chome propose, moi Dieu dispose.
   Полозов. Почему же ты сомневаешься?
   Истомин. Ты видел когда-нибудь Струйскую?
   Полозов. Нет, не видал.
   Истомин. А любил когда-нибудь, хоть раз в своей жизни?
   Полозов. И этого нет.
   Истомин. И ты хочешь, после всего этого, связать себя по рукам и ногам. Вспомни, что тебе только 24 года, а Струйская хороша собой, очень хороша.
   Полозов. Ха, ха, ха, она хороша, так что ж? Из этого не думаешь ли ты, что я полюблю эту женщину? О, нет! Будь она хороша, как все ангелы небесные, я все-таки не полюблю ее, только одно презрение она и будет видеть от меня!
   Истомин. Кто знает, мой друг, ты еще молод и Струйскую можно любить. (Входит Лакей).
  

Явление X.

Те же и Лакей.

   Лакей. Александру Николаевичу Полозову. (Подает записку).
   Истомин. Это от кого?
   Полозов (разорвав конверт). От Звенигорского! (Читает, потом берет шляпу).
   Истомин. Куда же ты?
   Полозов (вполголоса). На Страшный суд. Ты жди меня, я скоро ворочусь. Вот тебе записка, прочитай. (Подает и жмет ему руку. Лакею:) Пойдем. (Оба уходят).
  

Явление последнее

   Истомин (один). Что же пишет ему г-н генерал? (Читает). "Прошу Вас пожаловать немедленно для окончательного решения вопроса, касающегося нас обоих. Сегодня мы должны покончить все. Звенигорский". Гм. Вежливо, деликатно, чисто по джентельменски. (Со злобой.) А все-таки это гадко и отвратительно. (Мнет записку и отбрасывает от себя).

Занавес.

  

Действие IV.

Лица

   Полозов.
   Вера, его жена.
   Вертоухова.Истомин.
   Князь Чутков.
   Соня.

Между 3 и 4 актами проходит 4 месяца.

  
   Довольно красивая убранная гостиная в квартире Полозова. Слева на авансцене диван и кресло, справа два кресла и столик, прямо против зрителей входная дверь, налево в комнату Веры, направо в кабинет Полозова, на дверях драпировки, на стенах картины. День.
  

Явление I.

Вера и Вертоухова (сидят на диване).

   Вертоухова. Если бы рассказывать тебе все во всех подробностях, как прошла моя молодость в первое время замужества, то пришлось бы слишком много говорить и долго, да не упомнишь всех подробностей, скажу только, что жила я очень и очень хорошо, пока жил мой муж; я ведь только после его смерти так опустилась потому, что, во-первых, я уже постарела, а, во-вторых, и охота к прежнему, веселому и шумному житью, пропала. Теперь мне спокойствие нравится больше, чем эта суетливая жизнь. Ну, а ты-то как живешь, ведь мы не видались почти две недели благодаря моей болезни.
   Вера. Все по старому, тетя, новостей никаких нет, разнообразия тоже нет.
   Вертоухова. Ну, а с мужем-то тоже все по старому? Муж на своей, а ты на своей половине?
   Вера. Да, тетя, все по старому.
   Вертоухова. И не сходитесь, по-прежнему он не заговаривает с тобой, по-прежнему ни одного слова? Все дуется?
   Вера. По-прежнему, не только слова, но и взгляда в мою сторону, да он, по-видимому, и не сердится, сколько раз я всматривалась в его лицо, думая по нему узнать, то, что он чувствует, но решительно ничего никогда не могла узнать и выпытать. Его лицо всегда холодно, безжизненно и невозмутимо-спокойно, как мрамор. Ни разу не заметила я, чтобы он когда-нибудь или нахмурился или рассердился. Всегда спокоен, всегда равнодушен и холоден.
   Вертоухова. Гм! Ну и пусть его! тебе, я думаю, это решительно все равно?
   Вера. Да... почти...
   Вертоухова. Только почти?.. Ну, Верочка, тут можно подозревать такое, что, судя по твоему слову почти, уж не влюбилась ли ты в него, чего доброго. Вот было бы интересно, ха, ха, ха!
   Вера. Оставьте, тетя, насмешки. С некоторых пор всякая шутка стала для меня невыносимой.
   Вертоухова. Нервы расстроены, гм, конечно, я понимаю, что тебе очень неприятно, что твой муж не обращает на тебя внимания. Это, конечно, возмутительно, но этого следовало ожидать, так как Полозов обладает весьма большим характером.
   Вера. Прежде Вы говорили, что он бесхаратерен и глуп.
   Вертоухова. Я ошиблась тогда, но теперь, когда я узнала его покороче, я поняла, что это за человек, он упрям и неподатлив, трудно тебе с ним и я бы тебе от всей души советовала разойтись с ним и жить отдельно. С таким человеком, как Полозов, жить более чем трудно... Да, нерасчетливо ты поступила, что вышла замуж.
   Вера. Так что же мне было делать, на что было надеяться, чтобы избегнуть нищенства, которое заело бы меня.
   Вертоухова. Тебе бы следовало потребовать вознаграждения от Звенигорского.
   Вера. У меня бы на это не хватило бы духу.
   Вертоухова. В таком случае следовало бы воспользоваться предложением Чуткова, который...
   Вера. Тетя, оставьте эти гадости, я не хочу их слушать, Чутков мне омерзителен.
   Вертоухова. Но он богат, если вы ты, вместо того, чтобы выходить замуж за Полозова, взялась за Чуткова, то теперь было бы гораздо лучше, ты бы при своем уме и при красоте своей могла бы так прибрать его к рукам, что он обеспечил бы тебя на всю жизнь, да, мало того, пожалуй, можно бы было так повернуть дело и так его опутать, что ему пришлось бы на тебе жениться и была бы ты княгиней.
   Вера. Довольно, тетя (Встав.) Я прошу Вас не говорить об этом. Если бы я не вышла замуж, то все равно не пошла бы на содержание ни к кому. Лучше бы умерла с голоду или руки на себя наложила бы, а на содержание не пошла бы никогда!
   Вертоухова. Странная ты девочка, Вера! Ну, скажи на милость, не все ли равно было бы для тебя, если бы ты была теперь содержанкой Чуткова -- положительно одно и то же. Ты воображаешь, что про тебя теперь говорят хорошо, что ты возвысилась во мнении света. Ничуть не бывало. Про тебя говорят с таким же презрением и отвращением, с каким говорили бы тогда, когда ты была бы содержанкой Чуткова. Тогда, по крайней мере, ты могла бы утешать себя той мыслью, что все это говорят про тебя из зависти, а теперь уж не из-за зависти, а... я... не знаю... из чего...
   Вера. Из чувства негодования, отвращения, гадливости, вот из-за чего... Ах, тетя, тетя, для чего Вы мне все это говорите, для чего Вы еще сильнее растравляете мою душу, она и без того уже болит, а Вы еще доливаете в огонь мала.
   Вертоухова. Милочка ты моя, как бы я хотела, чтобы ты была весела и счастлива, а ведь этого можно достигнуть, очень можно. Стоит только смотреть на обращение твоего мужа хладнокровнее и со своей стороны стать с ним суше.
   Вера. Не могу я хладнокровно смотреть на его действия. Если бы он сердился, выходил из себя, показывал вид, что интересуется мною, заговаривал бы со мной, тогда бы, может быть, я могла остаться равнодушной, но теперь... Его убийственное равнодушие давит меня, его холодное, безжизненно-апатичное лицо производит в моей душе какое-то странное, тоскливое чувство, жуткое чувство, я не могу хладнокровно смотреть на его неестественно-спокойный вид. Иногда бы я хотела спросить его о чем-нибудь, но меня пугает его вид, я его боюсь.
   Вертоухова. Вместо того, чтобы бояться, ты бы лучше и сама обращалась с ним также презрительно, как он с тобой, будь с ним попрезрительней в обращении.
   Вера. Попрезрительней за что? Разве я имею право презирать его, я женщина падшая, бесчестная, а он... он... человек благородный, хороший, я не имею права и не хочу презирать его потому, что его можно уважать.
   Вертоухова. Не знаю, чем это он успел вселить в тебя чувство уважения к своей особе, уж не тем ли, что не обращает на тебя внимания? Смешно!
   Вера. Нет, не тем, а тем, что пожертвовал своим именем для родных и женился на мне.
   Вертоухова. Но это еще не великий поступок, я на твоем месте бы, чтобы обратить на себя его внимание, поступила бы не так.
   Вера. Что же бы Вы сделали?
   Вертоухова. Во-первых, что самое главное, я держала бы себя с ним как можно холоднее, не обращала бы на него внимания и, в то же время, была бы веселой, разговорчивой, с другими. Почаще выезжала бы из дому, принимала бы у себя гостей, особенно молодых мужчин, чем, наверное, возбудила бы ревность мужа, который не преминул бы сердиться на образ моих действий, а чуть начал сердиться -- это первый признак ревности и первый признак того, что он начинает интересоваться мною. Затем из среды молодых людей избрала бы кого-нибудь одного и обращала бы на него внимание, а особенно при муже. Это еще больше подзадорило бы его и тогда с ним легко было бы сладить. Ведь все мужчины таковы, чем больше обращаешь не него внимание, тем труднее с ним сладить. Попробуй последовать моему совету и ты увидишь, что твои дела пойдут гораздо лучше, чем идут теперь. Муж попадет в твои руки, как муха в паутину и ты сможешь тогда жить так весело, что тебе позавидует всякая женщина.
   Вера. Это все фантазия, тетя, ни чего подобного не может быть.
   Вертоухова. А я тебе говорю, что это не фантазия, а слова знающей и опытной женщины...
   Вера. А на что он мне, что я буду с ним делать?
   Вертоухова. Ты спрашиваешь, что ты будешь делать? Жить будешь, разве ты теперь живешь? Что тут за жизнь, это прозябание какое-то. Нет, Вера, не с мужем тебе жить, ты красивая, должна иметь сотню поклонников... Да, Вера, ты не способна быть семьянинкой, не для того ты создана...
   Вера. Полно-те, тетя, глупости Вы говорите. (Встает и ходит).
   Вертоухова. Нет, душечка, это не глупости, я тысячу раз буду повторять одно и то же, что ты создана не для семейной жизни... (Звонок).
   Вера. Кто это?
   Вертоухова. Это твой муж?
   Вера. Нет, он всегда приходит через сад и не звонит никогда.
   Вертоухова. В таком случае это, верно, князь Чутков.
   Вера. Князь?
   Вертоухова. Да, милочка, я просила его сюда заехать за мной. Он здесь за какими то покупками, просит меня выбрать.
   Вера. Для чего же Вы ему велели сюда заехать?
   Вертоухова. Ничего, он ведь на минутку, прими его поделикатнее, он такой милый, вежливый. Ведь ты не откажешь мне в этом.
   Вера (пожав плечами). Не понимаю, чего Вы хотите, тетя. (В средние двери входит Соня).
  

Явление II.

Те же и Соня.

   Соня. Князь Чутков, сударыня, при карете. Принять?
   Вертухова. Да, да, проси, проси!
   Вера (пожав плечами). Проси!
   Соня. Слушаю. (Уходит.)
   Вертоухова. Благодарю, милочка, что ты не скомпрометировала меня перед князем, а, главное, перед горничной. (Входит Чутков.)
  

Явление III.

   Чутков (с порога). Приношу мое приветствие прелестной хозяйке этого дома.
   Вертоухова. Верочка, рекомендую тебе князя Чуткова, давно, давно желал знакомства с тобой.
   Вера. Здравствуйте, князь. (Подает ему руку).
   Чутков. Bonjour, m-me, bonjour, m-me Vertouhova!
   Вертоухова. Bonjour, mon prince. Вас можно похвалить за Вашу аккуратность, как сказала в 2 часа, так и явились.
   Чутков. Och, m-me, Je snit toujour tres ponetuel, tres ponetuel, sa penatu alite est ma premiere regal. Я до страсти люблю точность и аккуратность.
   Вера. Садитесь, князь.
   Чутков. Grand merci votre amabilite me charme! (Садится).
   Вертоухова. Вы, князь, по-прежнему такой же веселый, как были всегда.
   Чутков. Всегда, всегда, m-me Vertouhoff, nest ce pas. Вера Павловна, не правда ли?
   Вера. Не спорю.
   Вертоухова. Совершенно верно! Князь, я с Вами согласна.
   Чутков. Mais oui. Значит, Вы согласны, т. е. солидарны со мной, ха, ха, ха. Солидарны, как говорит один мой приятель, ха, ха, ха. Это его любимое. Pardon, Вера Павловна, нескромный вопрос, отчего Васнигде не видно.
   Вера. Я нигде не бываю, князь.
   Чутков. И в театре не бываете?
   Вера. Нет, не бываю.
   Чутков. Напрасно, теперь труппа наших артистов усилилась новою личностью, которую бесспорно можно назвать звездой первой величины. Вы слышали что-нибудь про нее?
   Вера. Нет, ничего.
   Чутков. Она только месяц тому назад приехала к нем и уже успела покорить наши сердца и души, приобрести любовь. Даже дамы в восторге от ее блестящей игры. И Вы не видали m-m Vertouhoff?
   Вертоухова. Нет, не видала, но слышала, что она хорошо играет.
   Чутков. Хорошо? О, это слово слишком незначительное для того, чтобы определить достоинства ее игры. Бесподобно, превосходно! Если вы желаете видеть, то позвольте услужить Вам взамен Вашего сегодняшнего одолжения, которое Вы мне делаете, предложить Вам на завтра или на послезавтра билет в ложу.
   Вертоухова. Очень Вам благодарна, mon prince, я не откажусь принять этот подарок. Merci.
   Чутков. On mon Dieu parde goi. (Вере). Вы, Вера Павловна, по всей вероятности также не откажетесь посмотреть нашу новую, яркосияющую звезду, заблиставшую на горизонте. Могу ли я надеяться, что Вы не откажетесь с Вашей тетушкой.
   Вера. Я, право, не знаю. Наверное сказать я не могу.
   Вертоухова. Вера не откажется от удовольствия видеть игру артистки, тем более, что она давно уж не была в театре.
   Вера (тихо). Не знаю, тетя.
   Вертоухова (тихо). Воспользуйся этим случаем и с него начни следовать моему совету. Это кольнет твоего мужа.
   Вера. Все-таки я заранее не обещаю.
   Вертоухова. Фу, какая ты нерешительная. (Громко). Однако, Mon prince, не пора ли нам?
   Чутков. Le mis pret m-me! Вера Павловна, au plasir de vous vin.
   Вертоухова. До свидания, милочка. (Целуются).
   Вера. Обедайте у меня, тетя.
   Вертоухова. О, непременно, душечка, ты так отлично кормишь, что я никогда не могу отказаться отобедать у тебя лишний раз. Я скоро ворочусь. Надеюсь, что князь долго меня не задержит.
   Чутков. Och mon m-me. Мы скоро. Я должен еще в половине четвертого быть на обеде. Прощайте, Вера Павловна. (Подает руку).
   Вертоухова. Mais ami, ami. До свидания, милочка. (Уходят).
  

Явление IV.

   Вера (одна). И чего только добивается от меня тетя? Для чего она так страстно желает сблизить меня с князем, которого я видеть не могу, для чего, наконец, ее совет оставить мужа? Оставить? Для чего оставить? Что он мне дурного сделал? Он даже и не говорит со мной. Он так презирает меня, я его недостойна. (Входит Полозов, который идет к правым дверям).
  

Явление V.

Вера и Полозов.

   Вера (увидев его, вздрогнула, потом говорит нерешительно). Александр Николаевич!
   Полозов (останавливается) Что Вам?
   Вера. Здесь была Ваша сестра.
   Полозов. Знаю.
   Вера. Она просила Вас сегодня придти к ним.
   Полозов. И это знаю. (Пауза). Больше ничего не имеете сказать?
   Вера (с дрожью в голосе). Если бы я была уверена, что Вы выслушаете меня, то я много бы сказала Вам.
   Полозов. Что же бы Вы сказали? Говорите, я слушаю.
   Вера. Я хотела сказать Вам о том мнении, которое...
   Пололзов (перебивая). Которое имеют люди о Вас. (Резко). Если бы Вы не были достойны этого мнения, то об Вас ничего не говорили бы, весь народ, все хорошо знают Вас и все верят всем толкам.
   Вера. А Вы верите?
   Полозов. Всему, потому, что все, что говорят про Вас, одна голая правда.
   Вера. Так неужели же ни одно из моих оправданий не затронет в Вас чувство сожаления или сострадания ко мне. Неужели я так низко стою в Ваших глазах, ведь и у падшей женщины сознанье есть, хотя и презирают. Ведь и у них иногда живут хорошие и честные желания и стремления.
   Полозов. Вы хотите сострадания и сожаления, извольте -- я презираю и сожалею Вас. Довольны? Большего у меня не требуйте, потому я ничего другого сказать не могу.
   Вера. Благодарю Вас.
   Полозов. Надеюсь, что нам больше не о чем говорить. (Вера что-то хочет сказать, но потом закрывает лицо руками и уходит налево).
  

Явление VI.

Полозов, потом Истомин.

   Полозов (глядя ей вслед). Правда, это или притворство, искренние ли чувства говорят в этой женщине или она только притворялась и играла комедию? Отчего это мне как будто трудно произнести слово: презираю? Уж не сбываются ли предсказания Истомина, не полюбил ли я? Ах, зачем ее нельзя любить? (Вздрагивая.) Что любить? Я, который дал слово только презирать ее. (Тоскливо.) Нет, уже это не презрение говорит тут. (Сжимает грудь.) Словно рвется что-то... (Пауза.) Так нет же, никогда в жизни я не выдам своего чувства ни одним словом, ни одним взглядом. Ты всегда для меня будешь презрительной. (Входит Истомин.)
   Истомин. Здорово, приятель. О чем это ты задумался? (Жмет ему руку.) А я к вам не один, как раз у подъезда встретился с Клеопатрой Вертоуховной, т. е. Даниловной, она тоже к Вам.
   Полозов. Идет сюда?
   Истомин. Нет, она прямо пошла на половину Веры Павловна, потому, верно, на обед поспешила, спросила Соню, что сегодня на обед.
   Полозов. И хорошо сделала, что прошла туда, я вовсе не желаю встречаться с нею.
   Истомин. Паскудная баба, плевка не стоит. Ну, как ты живешь, дружище?
   Полозов. Все по-прежнему.
   Истомин. Сиречь -- день да ночь и сутки прочь? Это <нрзб.>, но ничего.
   Полозов. Что тебя давно не видно?
   Истомин. Кое-какие делишки завелись и позадержали, а ты с Верой Павловной все по старому?
   Полозов. А то как же иначе.
   Истомин. Крепок, брат, ты, как я на тебя погляжу, страсть как крепок, словно Бастилия. Можно <нрзб.> похвалить. И неужели по старому, так и не говоришь с нею.
   Полозов. Ни слова.
   Истомин. Ну, а тут, около того, что называется сердцем?
   Полозов (отвернувшись). Совершенно спокойно.
   Истомин. Ой ли? Ах, Гибралтарская крепость! Но отчего же ты отворачиваешься? Ох, вижу, мой милый, что и тебя постигло горе, вижу что не совсем ты равнодушен к жене, хоть и храбришься.
   Полозов. Напрасно ты это думаешь.
   Истомин. Не лги, Полозов, <ты> уж влюблен, признайся откровенно.
   Полозов. Нет, я по прежнему презираю ее.
   Истомин. И искренно презираешь?
   Полозов. Ну... да!
   Истомин. А следует?
   Полозов. Что такое?
   Истомин. Следует ли? Задавал ли ты когда-нибудь себе этот маленький вопрос?
   Полозов. Задавал.
   Истомин. И к какому пришел заключению?
   Полозов. К такому, что следует.
   Истомин. А я, с своей стороны, держусь совсем противоположного мнения и думаю, что вовсе не следует.
   Полозов. Это твое дело.
   Истомин. Ты послушай-ка, что я тебе скажу: узнав Веру Павловну в эти четыре месяца, я составил о ней довольно солидное понятие. Мне приходилось несколько раз разговаривать с ней без тебя и я, по ее разговору, заключил, что он вовсе не так испорчена, как тебе кажется, тебе, который не сказал с нею и двух слов. Я думаю, что она вовсе не так бесчестна, как ты думаешь.
   Полозов. Ты судишь по ее разговорам, по ее речам? Ты веришь ее слова? Ха, полно, не верь в их ложь! Ядовитая ложь и больше ничего.
   Истомин. Ты судишь слишком несправедливо, потому, что не замечаешь этой женщины. Ты никогда не говорил с нею, но я повторяю тебе, что она вовсе не так испорчена, как ты думаешь.
   Полозов. Я не думаю, я просто уверен, что она испорчена до мозга костей.
   Истомин. То <нрзб.>, она вовсе не такое безвозвратно погибшее существо.
   Полозов. А мне-то какое дело? Пусть гибнет, разврат -- это ее сфера.
   Истомин. Но, не забудь, что конечная гибель Веры Павловны, падает на твою голову, не забывай, что она твоя жена и носит фамилию Полозовых. Если ты не протянешь ей руку помощи, то на этот раз она погибнет совершенно. Неужели ты не спасешь ее?
   Полозов. А что я могу, что я должен сделать?
   Истомин. Стыдно даже спрашивать об этом мужу! Ты должен возвысить жену во мнении общества.
   Полозов. Пусть говорят, я не могу заставить молчать весь город, я ничего не могу сделать для Веры Павловны.
   Истомин. Не правда, ты можешь, много можешь, ты должен сделать -- это вырвать ее из-под влияния этой фурии Вертоуховой, которая сумела так прибрать к рукам твою жену, что та уж не может, не в силах почти, сама вырваться на свободу и поступать так, как хочет тетка ее. Вера Павловна, я повторяю, женщина не в конец испорченная, нет, в ней много хороших качеств, в ней хорошее сердце и хорошая душа.
   Полозов. Она уже бесчестная женщина потому, что была на содержании у Звенигорского.
   Истомин. Да, но, может быть, она стала содержанкой не вследствие желания обогатиться, а вследствие любви, по минутному влечению.
   Полозов. Она никогда его не любила.
   Истомин. Мы не знаем этого.
   Полозов. Да послушай, неужели <ты> сам четыре месяца тому назад выходил из себя и бесился, когда я дал согласие жениться на этой женщине, которую ты называешь развратницей.
   Истомин. Говорил и теперь каюсь, что говорил это. Тогда я не знал Веру Павловну. Она была мне известна только по рассказам и я верил всем толкам. Она еще честна, я повторяю сто, тысячу раз. Но честность ее может исчезнуть окончательно, если ее не вырвать из-под власти Вертоуховой.
   Полозов. Никогда, пусть она гибнет на моих глазах, <я> и тогда не подам ей помощи.
   Истомин. А чтобы докончить ее гибель, сам первый бросишь в нее камень презрения.
   Полозов. Да, брошу.
   Истомин (пожимает плечами и встает). Право, я не знаю, как тебя назвать после этого -- гордец? Нельзя, потому, что это вовсе не гордость, упрямцем? Но разве...
   Полозов. Называй как хочешь, мне решительно все равно... Ну, довольно об этом, поговорим о чем-нибудь другом.
   Истомин. Как хочешь, поговорим о другом, ну, вот, хоть об это, например: намерен ты ехать в Санкт-Петербург в университет?
   Полозов. Да, думаю в конце августа.
   Истомин. На какой же факультет?
   Полозов. На тот же -- юридический, а ты не оставил план ехать заграницу?
   Истомин. Нет, в будущем году поеду непременно. Мой скупой дядюшка обещал расщедриться и дать мне взаимообразно несколько сотенок, а ты по окончании курса служить думаешь?
   Полозов. Нет. Тоже думаю, как и ты, поехать заграницу, а потом поселиться в Москве или Петербурге и заниматься адвокатурой.
   Истомин. Оно лучше, чем служить на службе ты все-таки связан, а так -- вольная птица. Ну, а как же с Верой Павловной?
   Полозов. Ах, ты опять о ней и что далась тебе эта Вера Павловна.
   Истомин. Но, ведь, также интересный вопрос, неужели ты так-таки и бросишь ее?
   Полозов. Она найдет себе покровителя, такие женщины не пропадают, пока молодые.
   Истомин. Послушай, Полозов, ведь это шутка, ведь она же не кто-нибудь, ведь она тебе жена, ты не имеешь права, собственно говоря, бросить ее на произвол судьбы, это будет нехорошо, не честно!
   Полозов. Я буду высылать ей ежегодно по семисот-восьмисот рублей, и пусть она живет, как хочет, это уже не моя забота.
   Истомин. Это ты так шутя или серьезно говоришь такие слова?
   Полозов. Не имею ни малейшей охоты шутить.
   Истомин. Нет, это, наконец, ни на что непохоже, это черт знает что такое, видеть человека, который гибнет при тебе, на твоих глазах, который бьется изо всех сил, чтобы как-нибудь избежать гибели и не протянуть ему руки. Нет, этого невозможно допустить, это даже бесчеловечно, послушай, неужели у тебя нет ни капли жалости, ни искры человеколюбия? Послушай, Полозов, неужели ты не понимаешь, что осквернить, оговорить, унизить и опакостить человека дьявольски легко, легче, чем выпить рюмку водки, но поверить этим унижающим толкам невозможно без того, чтобы не пожелать убедиться в их истине...
   Полозов. Я убежден, что она была содержанкой!..
   Истомин (гневно). А, чорт возьми, ну была содержанкой, была чертом, дьяволом, сатаной, была, да теперь-то она вот уже четыре месяца носит твою фамилию и зовется твоей женой. Неужели у тебя ни разу не явилось желания узнать ее покороче!
   Полозов. Нет, да и к чему? Все равно между нами никогда не может восстановиться семейная жизнь, которой прошлое постоянно будет служить помехой, одно воспоминание об этом прошлом будет каждый раз выворачивать во мне всю душу, как бы хороша и честна не была Вера Павловна и я опять буду только презирать ее. И что это будет за жизнь?
   Истомин. Презрение пройдет потому, что настоящее может загладить прошлое, а надежда на лучшее будущее может совершенно заставить забыть все прошедшее.
   Полозов. Да, может быть, при твоем характере, не при таком, как у меня, если бы я даже полюбил, то и любовь моя отравлялась бы воспоминанием о том, что такое она была прежде, я никогда не полюблю ее...
   Истомин. Но если она достойна любви?
   Полозов. Она? Любви? Полно, Истомин, разве таких женщин любят? Их или презирают, или смотрят на них, как на вещь... или на... сюда идут, пойдем ко мне. (Уходят направо. Слева входят Вера и Вертоухова).
  

Явление VIII.

Вера и Вертоухова.

   Вертоухова (на ходу). Нет, милочка, как хочешь, а ты непременно должна поехать в театр, ведь князь дал лучшую ложу, как раз напротив сцены, в бельэтаже нам.
   Вера. Но, право, тетя, я вовсе не намерена ехать в театр.
   Вертоухова. Но отчего же? Боишься чего-нибудь, но же? Кого же? Уж не мужа ли? Но это смешно и даже глупо! На твоем бы месте я всеми силами старалась делать ему на зло, чтобы обратить бы на себя его внимание.
   Вера. Это еще больше охладит его.
   Вертоухова. Нет, милочка, поверь мне, что если ты будешь вести себя так, как я тебе советую, то муж твой, наверное, станет обращать на тебя внимание, вот попробуй, начни с театра, делай вид, что ты расположена к князю, который влюблен в тебя до безумия, и ты выиграешь многое.
   Вера. Оставьте, тетя, чего Вы хотите от меня? Поймите, что если я и добьюсь внимания мужа, то разве только тогда, когда буду терпеливо ожидать перемены его мнения обо мне, сегодня он сказал что сожалеет меня.
   Вертоухова. Что? Сожалеет? Это еще что за новости? Да разве ты жалкая женщина? Ха, ха, ха! Это мило. И ты позволила ему сказать это? Ты не ответила на эти слова дерзостию? Нет, это невозможная вещь, да я бы <за> это такой скандал учинила, что он не знал <бы> куда ему деться. Фи, Вера. Ты женщина самостоятельная, таких твердых понятий и убеждений, ты позволила ему сказать, что тебя сожалеет, это возмутительно, это гадко. Если ты не сказала ему, то я поговорю с ним сама, я заступлюсь за тебя, я заставлю его понять, что он не смеет так оскорблять достоинство женщины!
   Вера. Вы этого не сделаете, тетя.
   Вертоухова. Сделаю, клянусь, сделаю! Пойми, что этого так оставить нельзя, ты должна вступиться за себя, ты должна ему доказать, что ты... женщина самостоятельная.
   Вера. Я не стану доказывать этого.
   Вертоухова. Так я докажу, я вступлюсь за твои права. Это возмущает меня, это меня душит! Так обращаться с законной женой нельзя, ты его жена, а не содержанка.
   Вера. Я Вас прошу, тетя, не делать этого, не дано, не трогайте, не раздражайте его.
   Вертоухова. Что за глупое великодушие, что за детская нерешительность. Фи, мне даже тошно слышать от тебя подобные выражения. Пойми, что это так оставить нельзя.
   Вера. Тетя, умоляю Вас, не раздражайте его.
   Вертоухова. Напрасно просишь, я настою на своем.
   Вера. Тетя, ради Бога...
   Вертоухова. Тебе его жаль. Уж, и в самом деле, не влюблена ли ты в него, что так боишься раздражить его против себя, ха, ха, ха! Это было бы чрезвычайно романтично, холодный муж и влюбленная жена! Славный вышел бы роман.
   Вера. Я не имею права любить его потому, что я недостойна его.
   Вертоухова. Что за великодушное смирение, что за глупое самоуничижение. Если ты влюбилась в него, то ты должна бежать отсюда, иначе он своим равнодушием доведет тебя до самоубийства, а тебе еще слишком рано умирать, ты слишком молода и хороша для этого. Ты должна <выбросить> из сердца эту глупую страсть и бежать отсюда дальше.
   Вера. Все-таки я прошу Вас не говорить с ним.
   Вертоухова. Это мы не смотрим, не сегодня, так ни завтра, не завтра, так через неделю, а уж на своем настою. Довольно я насмотрелась на его фокусы, они мне опротивели, я предложу ему, чтобы он отпустил тебя и дал бы тебе приличное содержание, тогда ты <с>можешь жить так, как следует жить... Я поговорю с ним по этому поводу.
   Вера. Не надо, тетя (Та отворачивается.) Тетя, голубушка... (Со слезами.) Я прошу... Вас, не говорите, я умоляю...
   Вертоухова. Я не узнаю тебя, Вера, ты изменилась, из твердой, самоуверенной и самостоятельной женщины ты превратилась в какое-то несчастное, робкое, забитое существо... Это страшно бесит меня и я равнодушно не могу это выносить...
   Вера. Не говорите ему, тетя...
   Вертоухова. Фу, Боже мой! заладила одно: не говорите, да не говорите, да ты пойми же, что для тебя же лучше хочу сделать.
   Вера. Не надо, Вы этим хуже сделаете, тетя, милая, не говорите ему. (Пауза.) Не скажете?
   Вертоухова. Отстань. Какая ты странная! Ну, надо же быть таким ребенком? Это ни на что не похоже. Это ужасно, как ты низко опустилась. Тебя просто и узнать нельзя. Недаром Полозов назвал тебя жалким существом, до того стать забитой, что не решиться вступиться за свои права, не решиться высказать мужу, что его поступки возмутительны! И это несносно.
   Вера. Мой муж не такой человек, на которого можно действовать укором, всякий упрек может ожесточить его и он еще больше станет презирать меня. А я не хочу этого, я хочу возвыситься в его мнении, я хочу добиться его внимания.
   Вертоухова. Унижением и покорностью ничего не возьмешь с ним, особенно теперь, надо действовать круто и энергично, тогда только что-нибудь выиграешь.
   Вера. Нет, тетя, с ним этим не выиграешь.
   Вертоухова. Я опытнее тебя, я лучше знаю мужчин, чем ты! Моя опытность может служить тебе порукой.
   Вера. Но, все-таки, тетя, я прошу Вас не говорить с ним обо мне и не раздражать его.
   Вертоухова. Ах, какая ты несносная, Вера. (Входит Истомин.)
  

Явление IX.

Те же и Истомин.

   Истомин. Добрый день, Вера Павловна!
   Вера. Здравствуйте, Михаил Сергеевич. Давно Вас что-то не видно. У нас, (с горечью) впрочем, у Александра Николаевича, мало кто бывает, все, видно, пренебрегают теперь знакомством с ним.
   Вертоухова (вполголоса). Как это глупо.
   Истомин (садится). Я, Вера Павловна, первый принадлежу к числу тех, которые всегда останутся верными искренними друзьями, я по-прежнему люблю и уважаю Полозова, хотя, признаюсь откровенно, нам очень часто приходится ссориться за некоторые странности его характера. Если я не бывал долгое время, то потому, что я занят. Вы, может быть, скажете, что это неправда, что это просто уловка с моей стороны, но Вы ошибаетесь, если так скажете. Если <бы я пере>стал уважать Полозова, то не стал бы ходить к нему, даже изредка, в таких случаях я очень жесткий человек.
   Вертоухова. И даже немножко не вежливы Вы, молодой человек.
   Истомин. Чем это, Клеопатра Даниловна?
   Вертоухова. Тем, что не потрудились мне сейчас поклониться.
   Истомин. Но мы уже виделись с Вами и попрощаться не успели.
   Вертоухова. Все равно вежливость требует того, чтобы поклониться.
   Истомин. Какая, подумаешь, требовательная эта госпожа вежливость.
   Вертоухова. Да, Михаил Сергеевич, Вы не вежливы.
   Истомин. И очень даже, сударыня.
   Вертоухова. А разве это хорошо?
   Истомин. Что будешь делать? Таким уж мать-природа сотворила, таким, видно, и в землю пойду, резкость и откровенность -- вот два моих хороших качества, которые, увы! многие называют страшными пороками. Я никогда не останавливаюсь и постянно высказываю откровенно свои мысли насчет чего-нибудь. Вот это-то и не нравится многим, например, вот Вам, Клеопатра Даниловна?
   Вертоухова. Да, я люблю людей деликатных и вежливых.
   Истомин. И фальшивых любите?
   Вертоухова. Г-н Истомин, что это значит, за кого Вы меня принимаете?
   Истомин. За ту самую особу, какова Вы есть на самом деле, без всяких прикрас. Если Вы любите людей вежливых, значит, любите и фальшивых. По-моему кто вечно вежлив, тот и фальшивить мастер.
   Вертоухова. Это неправда.
   Истомин. Уж где же мне спорить с Вами, ведь Вы так опытны!
   Вертоухова. Грубиян!
   Истомин. Ау! Что правда, то правда. Как же Вы поживаете, Вера Павловна.
   Вера. Ничего, понемножку.
   Истомин. Все дома?
   Вера. Да, часто Вы бываете у Полозовых?
   Истомин. И там давно не был, все это время занят был, никуда не выходил, а Вы ни разу не были в театре?
   Вера. Нет. Так, говорят, новая артистка появилась?
   Истомин. Да, говорят, очень хорошо играет, как-нибудь надо посмотреть ее игру. А Ваш муж тоже никуда не ходит?
   Вера. Только к своим.
   Истомин. Он-то дома сидит, я его знаю, вытащить его куда-нибудь очень трудно.
   Вертоухова. А скажите, Ваш друг такой же, как и Вы?
   Истомин. В каком отношении?
   Вертоухова. Во всех. Похож он на Вас характером?
   Истомин. О, тут он лучше меня.
   Вертоухова. Воображаю.
   Истомин. И вообразить не можете. Я Вам в коротких словах, опишу его характер, пальца ему в рот не кладите, откусит, шутить с ним не думайте, а то он тоже начнет шутить, да так нашутит, что от его шутки Вас слеза прошибет! Он и смеяться тоже умеет, да так смеется, что при его смехе Вас мороз по коже подерет. Советую Вам никогда не смешить его.
   Вертоухова. Да это зверь какой-то!
   Истомин. И зверь очень непонятный: он и добр, и зол в одно и то же время, в одно время и весел и бешен, кроток и яростен, опасайтесь этого зверя и не решайтесь его затрагивать. Он смирен до тех пор, пока его не трогают, но за то когда он разъярится -- спуску никому не даст.
   Вертоухова. Вы думаете испугать меня. Ха, ха, ха! А знаете ли, что я еще ни одного мужчины не боялась в своей жизни, да и вообще, для меня не страшен ни один человек и я никого не боюсь.
   Истомин. Это делает честь Вашей необычайной храбрости и смелости, но иногда коса находит на камень.
   Вертоухова. Кто же это коса и кто же камень?
   Истомин. Вы и Полозов. Берегитесь, при столкновении удар бывает так силен, что коса разлетается вдребезги.
   Вертоухова. Ты послушай его, Вера, что он говорит, ха, ха, ха! Ей-Богу, слушая его можно подумать, что твой муж какой-то зверь, какое-то непонятное существо, ха, ха, ха!
   Вера. Во всяком случае, Михаил Сергеевич должен лучше знать мужа, чем Вы.
   Вертоухова. Да... но... все-таки... уж не может же он быть чем-то сверхъестественным. Мне бы очень было интересным узнать его поближе, покороче с ним познакомиться.
   Истомин. И представьте, Полозов, со своей стороны этого делания вовсе не высказывал.
   Вертоухова. Милостивый государь! Вы слишком грубы, я с Вами говорить не намерена. (Встает и ходит).
   Истомин. Очень жаль, Клеопатра Даниловна, а мне бы очень хотелось побеседовать с Вами по душе.
   Вертоухова. Не нуждаюсь в Ваших беседах.
   Истомин. Мне, в таком случае, остается навеки покориться злосчастной участи и ждать Ваших милостей в будущем.
   Вертоухова. Не дождетесь.
   Истомин. Буду очень сожалеть.
   Вертоухова. Отвяжитесь, Вы видите, что я не имею никакого желания разговаривать с Вами.
   Истомин. Вижу и покоряюсь необходимости молчать. (Встает.) До приятного свидания, Вера Павловна.
   Вера. Вы уже уходите? Куда Вы торопитесь, посидите с нами.
   Истомин. Некогда, Вера Павловна, еще хочу побывать у Марфы Ивановны и снова взяться за работу. До свидания.
   Вера. До свидания, не забывайте нас!
   Истомин. Благодарю, до приятной встречи, Клеопатра Даниловна!
   Вертоухова. Надеюсь, что она не произойдет.
   Истомин. Кто знает? Человек с человеком всегда может сойтись... Во всяком случае, не тревожьте опасного зверя, которого я Вам описал. (Уходит.)
  

Явление X.

Вера и Вертоухова.

   Вертоухова. Грубиян! Мужик! Невера! Я бы таких господ и на порог не пустила, не то, чтобы подала ему руку. Ведь это мужик неотесанный, болван, от которого только и можно слышать дерзости и грубости.
   Вера. Полно, тетя, чего Вы сердитесь?
   Вертоухова. Как же не сердиться, когда такой мужик может быть <сын> какого-нибудь дьячка, осмеливается говорить со мной так дерзко. Это медведь, который ни стать, ни сесть не умеет. Я удивляюсь, как ты можешь принимать этого человека и еще приглашаешь его бывать. Я давно бы ему двери показала, от него, кроме грубостей, ничего не услышишь.
   Вера. Он никогда не говорил мне, тетя, он... со мной вежлив всегда.
   Вертоухова. Погоди, и до тебя очередь дойдет. Не даром он приятель твоего милейшего супруга, обоих их связать, да на фабрику отправить, чтобы их там переделали, а то один лучше другого, а еще воспитанные, образованные люди, в университете учились, а самых первых правил приличия и вежливости не учат.
   Вера. Этому в университете не учат.
   Вертоухова. Ах, у Истомина научились, на каждое мое выражение делать замечания. (Садится.) Так едем завтра в театр?
   Вера. Право, не знаю, тетя.
   Вертоухова. Оставь эту глупую нерешительность, будь посамостоятельнее.
   Вера. Да, право же, тетя.
   Вертоухова. Ах, ей-Богу! Заладила: право, да право, только и слышишь от нее. Скажи, ведь ты не хочешь со мной поссориться.
   Вера. Нет, не хочу.
   Вертоухова. И не хочешь, чтобы я на тебя сердилась?
   Вера. За что?
   Вертоухова. Если ты не поедешь в театр, то я рассержусь на тебя.
   Вера. Ну, уж если Вы так хотите, то хорошо, я поеду, но только чтоб князь не входил в нашу ложу.
   Вертоухова. Вот это мило! Он дарит ложу и сам войти в нее не смеет, какой же ты ребенок, Вера, ведь не выгнать же его, если он войдет.
   Вера. Ах, делайте как хотите, Бог с Вами!
   Вертоухова. Ну, вот так бы давно, merci. Теперь я вижу, что Верочка все еще меня любит. (Встает.) Однако ж, пора и домой.
   Вера. Куда Вы спешите?
   Вертоухова. Я сегодня с утра дома не была, не знаю, что там делается, пойду. До свидания. (Целует <Веру>.) Пожалуйста только не провожай меня, а иди на свою половину. (Надевает шляпу.) Ты знаешь, что я не люблю китайских церемоний... Иди к себе, я одна дорогу найду.
   Вера. Мне не трудно, тетя!
   Вертоухова. Да нет, нет, я тебя прошу, ну это мой маленький каприз, уважь его, иди к себе. (Целуются.) А, кстати, я завтра буду у тебя обедать.
   Вера. Приходите.
   Вертоухова. Ну, merci, до свидания, иди же к себе.
   Вера. До свидания. (Уходит налево.)
  

Явление XI.

Вертоухова, потом Полозов.

   Вертоухова (выходит в средние двери, потом возвращается). Ну, посмотрим этого непонятного зверя, посмотрим, кто кого переговорит. Сумеет ли он посчитаться со мной. (Подходит к двери направо и стучит).
   Полозов (за сценой). Кто там?
   Вертоухова. M-r Полозов, на пару слов.
   Полозов (входит). Что нужно?
   Вертоухова. Поговорить с Вами!
   Полозов. Сделайте одолжение, прошу сесть!
   Вертоухова (садится). Я бы хотела с Вами поговорить о Вере, моей племяннице, Вашей жене.
   Полозов. По какому поводу?
   Вертоухова. Я решаюсь вступиться за ее права.
   Полозов. Это она Вас прислала? Она Вам давала поручение?
   Вертоухова. Нет, это я сама. Я люблю Веру, как родную дочь, я вижу, что ей живется очень трудно, поэтому решилась защитить ее права, которые Вы попираете, и я делаю это по праву ее тетки и самого искреннего ее друга.
   Полозов. Я не понимаю, чего Вы хотите, какие права я попираю?
   Вертоухова. Вы дурно обращаетесь с женой...
   Полозов. Я ни как с нею не обращаюсь, в эти четыре месяца мы не сказали друг с другом и сотни слов.
   Вертоухова. Это-то и скверно с Вашей стороны, это-то и возмущает меня...
   Полозов. Вас?
   Вертоухова. Да, меня! Чему Вы удивляетесь? Да, возмущает до глубины души. Вы ни слова не говорите с нею, будто ее не существует, вы не обращаете на нее внимания, такое обращение может возмутить кого угодно из посторонних, тем более меня, ее тетку. Вы сморите на нее не знаю какими глазами, Вы презираете ее и даже еще осмеливаетесь называть ее жалким существом. Вы забываете, милостивый государь, что это женщина, это презренное и жалкое существо, Ваша жена, понимаете ли? Ваша законная жена.
   Полозов. Не забудьте и Вы, что эта женщина была содержанкой.
   Вертоухова. Это прошлое дело. Вы все-таки должны быть благородны и благодарны этой содержанке, чрез которую обогатились и стали на хорошем счету у Звенигорского. До Вашей женитьбы на Вере он считал Вас за ненужную вещь и только благодаря Вере Вы получили и чин, и место, и богатство и Вы еще недовольны, Вы еще осмеливаетесь называть свою жену жалким существом. Что бы было теперь с Вами и Вашими родными, если бы судьба не соединила Вас с этим жалким существом? Где бы Вы были? Что бы Вы делали? Вы, быть может, сидели бы в тюрьме за долги или умерли бы с голоду, а теперь Вы богаты и Ваша мать и сестра обеспечены на всю жизнь. Чего же Вам надо?
   Полозов. Ничего больше, я совершенно доволен своим положением... Вы кончили?
   Вертоухова. Нет еще! Вы по-прежнему будете так скверно обращаться с Вашей женой?
   Полозов. По прежнему.
   Вертоухова. Разойтись с нею в таком случае Вам нужно.
   Полозов. Разойтись? К чему же, мы не мешаем друг другу.
   Вертоухова. Да, но вы... вы захватили в свои руки те деньги, которые должны были по праву принадлежать Вере, а не Вам, не Вы были любовницей Звенигорского, а Ваша жена, так значит деньги...
   Полозов (с глухим бешенством). Это Ваши слова, или их произнесла Вера Павловна?
   Вертоухова. Мои собственные.
   Полозов. Так, я понял теперь Вас... Вы отвратительная женщина... Вы своим ядовитыми речами унижаете Вашу племянницу, в моих глазах, Вы топчете ее в грязь... Вы гадки...
   Вертоухова. А Вы... Бессовестный, неблагодарный человек... Вы... Вы... (Вбегает Вера.) У Вас нет совсем совести и благородства.
  

Явление XII.

Те же и Вера.

   Вера. Тетя, тетя! Ради Бога! Ведь я же Вас просила... Я умоляла Вас... Ах, тетя!
   Вертоухова. Довольно, я уже кончила с ним! Прощай! (Уходит).
  

Явление последнее

Полозов и Вера.

   Полозов (пристально смотрит ей в лицо, она стоит, опустив голову). Комедия разыграна хорошо! Роли разыграны превосходно... Ха, ха, ха!
   Вера. Александр Николаевич, клянусь Вам!..
   Полозов. Молчите, не клянитесь! Я не хочу слышать и не поверю... Да неужели Вы могли хоть секунду подумать, что я поверю всей этой комедии? (Вера закрывает лицо руками.) Что, стыдно стало? Притворщица! Фальшивая женщина!
   Вера (отчаянно). За что, за что Вы так оскорбляете меня? Что я Вам сделала? Имейте хоть искру доверия!
   Полозов. Что Вы сделали? Вы спрашиваете, что Вы сделали? Ха! А эта комедия, которая была сейчас разыграна? Скажете откинитесь... докажите, что тут не было фальши в Вашем поведении.
   Вера. Клянусь Вам, нет!
   Полозов. Неправда. (Долго смотря ей в лицо.) Неправда, ложь, одна ложь и больше ничего! Не верю я Вам, ни одному Вашему не верю. (Уходит направо.)
   Вера (с рыданием). Боже мой, да за что же я так страдаю. Ах, тетя, тетя, что Вы сделали. (Падает на диван.)

Занавес.

  

Действие V.

Картина I.

Лица.

   Полозов.
   Истомин.
   Чутков.
   Крилицын, Жданец, Рыжов -- его приятели.
   Дюпре и Сольский.
   1-й и 2-й лакей в ресторане.
   Публика.

Между четвертым и пятым действиями проходит два месяца.

   Зал ресторана, за аркой видна другая комната, где играют на биллиарде; по стенам расставлены крытые столики и стулья, на авансцене сидят Сольский, Рыжов и Дюпре; с правой стороны за другим столиком сидит Полозов и читает газету. Два лакея стоят по обе стороны арки {Эта картина при постановке пьесы на сцене может быть всегда выпускаема без изменения смысла комедии}.
  

Явление I.

Сольский Рыжов, Дюпре, Полозов, лакеи, потом Жданец.

   Рыжов. (наливая себе вина). Такие люди, господа, как наш милейший Чутков, не пропадают нигде и всегда бывают с удовольствием приняты во всех домах... Ma pavre he d'homeur, да еще бы. Sapristi! Он, мил как женщина, вежлив как придворный, любезный как сама любезность.
   Дюпре. Mais vraiment, Notre cher Tchoutkoff est unchvohier guj.
   Сольский. Говорите по-русски m-r Дюпре, а то Вас не разберешь, когда Вы начинаете говорить на своем родном языке.
   Дюпре. En bien, comencons portier russe. Я кочет сказать, que votre prince Tchoutkoff отшень кароши господин, он умеет быть в обшества. Mais ami он отшень кароши тшеловек, вы понимайт?
   Рыжов. Mais ami m-r Дюпре. Я же и говорю, что с таким милым обращением Чутков всегда с удовольствием принимается во всяком обществе. Он мил, вежлив, услужлив, чего же больше? В большом свете большего не требуют.
   Дюпре. Да, ви кочет сказать, што в Ваш grand monde нужно иметь вежливи, любезни... Mais oni est rarai, mais il pait aussi иметь вот ici (показывает на лоб). Вы понимать.
   Рыжов. Oui m-r je comend mois notre prince aut bon espirit. Hest un homme assch lonze.
   Дюпре. Oh! Я знай ошень карашо знай, да он может немножко понималь...
   Сольский. Это все хорошо, господа, пусть Чутков будет и вежлив, и любезен, это при нем останется. Скверно только одно, что в наших рюмках дно видно, к чему это? Донышко бы следовало прикрыть живительной влагой. N'est ce pas, m-r Дюпре?
   Дюпре. Oui, я думал, что ви правда, господа, что вы кочет сказать против мой мнений?
   Рыжов. Решительно ничего.
   Дюпре. En bien, Burons, garcon. (Первый Лакей подходит).
   Первый Лакей. Что прикажете?
   Дюпре. Nousavons tout grand soit, compren-vous.
   Первый лакей. Я, сударь, не понимаю по-французски.
   Дюпре. En bien! Porlevous vusse! Одни бутилька Шато д'икем! Кароши! Скора, совсем скора!
   Первый Лакей. Сию минуту. (Уходит).
   Сольский. Однако наших долго не видно, заставляют себя ждать.
   Рыжов. Который час? (Смотря на часы.) Ну, еще рано, всего третьего, а сборище назначено ровно в три. (Входит Жданец.)
   Дюпре. Mais voi sa et Jiedaniec!
   Сольский. А вот и Вы!
   Рыжов. Где это ты пропадал, что так долго не являлся? Мы уже свернули шейки трем бутылочкам, так сказать, промочили, пересохшие за долгую ночь, горла. Где же ты был?
   Жданец. Очень простая вещь, дома и спал, а что же не видно виновника вчерашней пирушки и интересного блондина Кримицына?
   Рыжов. Еще рано, полтретьего только, вероятно они тоже проспали.
   Дюпре. Mais sansdoute, проспали.
   Сольский. А что, господа, ведь славно вчера Чутков справил день своего рождения?
   Рыжов. Великолепно.
   Жданец. Еще бы, недаром у него денег тьма. Ему было бы стыдно перед самим собой, если бы он знаменательный день своей жизни отпраздновал как-нибудь, как вообще все смертные, то ли дело, вчера, это был пир, какие были способен задавать только император Лукулл, нее хватало только птичьего молока.
   Дюпре. Oui! вчера биль хорошо! Совсем хорошо, я восторг. (Первый Лакей приносит вино.) M-r Jiedaniec prenes placet один рюмочка et buvez. (Первый лакей наливает вино и уходит.)
   Жданец (пьет). А приятно, в самом деле, проглотить несколько рюмок вина на другой день после попойки.
   Сольский. Еще бы. И голова и горло освежаются и силы восстанавливаются... Человек! (Первый Лакей подходит.) Дайте огня, налейте вина и принесите еще бутылку Икем. (Первый Лакей исполняет приказания и уходит).
   Рыжов. А не будет ли, господа, ведь этак мы к полчетвертому и языком, пожалуй, не повернем.
   Сольский. Полноте, стыдитесь говорить это, неужели Вы способны опьянеть от каких-нибудь 5-6 рюмок вина, фуй!
   Дюпре. Fi, m-r Ryjoff. Je cesse pencer qui rousetes un pomme brove. (Первый Лакей вносит вино.)
   Сольский. Наливайте. (Лакей наливает.) Господа, я предлагаю тост за хдоровье вчерашнего новорожденного.
   Дюпре. Это карашо, я согласна.
   Рыжов. Валяй!
   Жданов. Ура!! (пьют).
   Полозов. Человек! (Второй Лакей входит.)
   Второй Лакей. Что прикажете?
   Полозов. Дайте мне обед.
   Второй Лакей. Сию минуту. (Уходит.)
   Рыжов. Господа, я предлагаю другой тост, за благоденствие тех милых красавиц, которые присутствовали на вчерашней вечеринке у Чуткова и с которыми мы так блаженствовали до утра. Они, эти милые красавицы, были украшением нашего общества, они зажигали в нас кровь своими жгучими поцелуями и страстными ласками, мы должны принести им благодарность.
   Дюпре. Ура!
   Сольский. Я был в восторге от своей красавицы, поэтому я залпом осушаю свою рюмку.
   Жданец. А поцелуй моей красавицы переселял меня в рай Магомета. (Входит Второй Лакей и подает Полозову обед.)
   Полозов (ему). Дайте воды.
   Второй Лакей. Слушаю. (Подает.)
   Рыжов (глядя на Полозова, вполголоса). Господа! не скажете ли Вы, что это за солидная личность сидит за этим столиком и пьет только воду?
   Сольский. Не знаю, чиновник какой-нибудь, видимо, у него фуражка с кокардой.
   Жданец. А ну его в болото, что нам до него, мы сами <по> себе, а он сам, по себе... Выпьем еже за чье-нибудь здоровье.
   Рыжов. Например.
   Жданец. Да хоть за свое собственное!
   Дюпре. En bien!.. Burons! Haura! (Пьют. Входит Криницын.)
  

Явление II.

Те же и Крылицын.

   Крылицын. Что за шум, а драки нет.
   Рыжов. Вот и Вы, наконец, долго заставляете себя ждать.
   Жданец. Здравствуйте, интересный блондин, как Вы милы сегодня, просто прелесть. Ха, ха, ха!
   Сольский. Князя Чуткова? Ты его не видал.
   Крылицын. Нет, не имел счастия видеть. А Вы, что же, вчерашнее повторяете?
   Сольский. Да, по задам проходим уроки, плохо знаем. Ты тоже не откажешься?
   Дюпре. Prenez place, m-r Krynitzyn.
   Крылицин. Разумеется. (Садится.)
   Сольский. Ну, господа, так как теперь наша компания в сборе, то нам остается покончить дела, задуманные нами вчера. Надеюсь, что каждый из нас помнит то, что говорилось вчера секретно от Чуткова.
   Рыжов. Разумеется.
   Жданец. Мы говорили об этом, находясь в здравом уме.
   Сольский. Очень приятно. Обед уже заказан и в половине четвертого будет подан в отдельную комнату, а теперь только промачиваем глотки.
   Крылицин. С шампанским обед будет?
   Жданец. Разумеется. Ну, можно вносить деньги. Сольский, будь кассиром.
   Сольский. Отлично -- я думаю, по 25 рублей не будет много.
   Рыжов. Конечно нет. (Подает деньги.)
   Дюпре. Mais sons dauti! (Подает деньги.) Prenez!
   Крылицин. На, получи.
   Сольский. Благодарю, господа! Человек, шампанского. (Первый Лакей уходит.)
   Дюпре. Oh Comte s'est une chose sacre! Я всегда говорю, что дружба -- это хорошо. Mais oui n'est ce pas m-rs?
   Жданец. Sous voute.
   Сольский. Конечно.
   Рыжов. Мы с Вами совершенно солидарны, m-r Дюпре. (Первый Лакей подает шампанское в бокалах.)
   Сольский. Выпьем, господа. (Все пьют.)
   Крылици. Кто знает новости, сказывайте!
   Жданец. Я ничего не знаю.
   Сольский. Вот новость. Говорят, Звенигорский, ну, вы, конечно, его знаете.
   Рыжов. Еще бы, конечно знаем.
   Жданец. Ну, что же он?
   Крылицин. Про его очень <нрзб.> подумать.
   Дюпре. Mais on Racondicz m-r sossiei naus atendons.
   Сольский. Говорят, разошли с своей женой.
   Жданец. Может быть.
   Дюпре. Oh! C'est une chause tres inte rescante!
   Сольский. Он, видите ли, рассердил ее тем, что имел без нее содержанку. Она и уехала опять за границу.
   Рыжов. Это мило. Ха, ха, ха!
   Крылицин. Что же он?
   Сольский. Я думаю, что он жалеет, что выдал свою любовницу замуж, она была хорошенькая, ведь Вы ее знали?
   Рыжов. Еще бы, это крем-суп, я бы не отказался от такой бабенки. (Полозов прислушивается.)
   Крылицин. Она теперь m-m Полозов.
   Сольский. А, да, кстати, как она теперь с мужем живет, хорошо или дурно? Говорят, что очень дурно и прибавляют даже, что он ее бьет сапогом.
   Рыжов. Пустяки!
   Жданец. Не может быть.
   Сольский. Я так слышал.
   Рыжов. Ерунда. Не верьте, господа! Я, напротив, слышал от очень верных людей, что она его держит под башмаком.
   Жданец. Вот это вероятнее.
   Крылицин. Attendez, господа, ни то, ни другое неправда. Мне говорил сам Чутков, который знает ее лучше нас, так как бывает у него да, кроме того, ему все рассказывает m-me Вертоухова, что Полозов в ссоре с женой, они не говорят друг с другом ни слова.
   Рыжов. В самом деле?
   Крылицин. Да, с самого дня свадьбы.
   Сольский. Вот она, штука-то какая.
   Жданец. Преинтересно. Вдобавок, ха, ха, ха, когда этот Полозов сделался историческою личностию, да, ей-Богу, куда не придешь, везде говорят про него. Интересно бы его видеть и узнать в лицо.
   Сольский. Да и знать-то нечего, маленький, мизерный чиновничишка, ни в шкуре, ни в лице которого не может быть ничего незначительного. Вероятно худ, бледен, с красным носом, придерживается очищенной и страдает геморроем. (Смех.) Еще новость. Нужели Чутков и Верочку хочет сделать своей любовницей, вот ненасытный-то. M-m Шильцева влюблена в него, вдова Крижиновская души в нем не чает, модистка Саша жить без него не может, это все его любовницы. Что же это, господа, ведь это позор и поношение для нас, неужели мы хуже его.
   Рыжов. Не хуже, а он, значит, мастер своего дела. Какой он нам нос утрет, когда и Полозову сделает своей любовницей.
   Полозов (про себя). Это невыносимо.
   Сольский. А разве есть надежда, что он совершит и эту победу?
   Рыжов. От него всего можно ожидать, от Полозовой можно ожидать, что променяет мужа на Чуткова. (Полозов свертывает газету.)
   Крылицин. Да он уже начал закидывать золотую удочку и норовит поймать рыбку в мутной воде.
   Сольский. То есть?
   Крылицин. То есть бросает десятки и сотни рублей на маленькие сувенирчики в виде золотых колечек, браслеток, изумрудных сережек, бриллиантовых брошек и т. д.
   Жданец. И муж ничего не знает.
   Рыжов. Неужели молчит. Это было бы интересно.
   Крылицин. Понятно, через многоуважаемую m-m Вертоухову, которая в подобных случаях оказывается весьма полезным животным, то есть, существом, хотел я сказать.
   Жданец. Ну, а Полозова принимает эти подарки.
   Крылицин. Понятная вещь, разумеется, принимает.
   Полозов (встав, глухо). Вы... лжете...
   Все (глядя на него, встают). Ого, что это значит? Чего ему.
   Сольский Это что?
   Жданец. Что это за нахал?
   Рыжов. Что угодно от нас этому господину, которого мы не имеем чести знать?
   Крылицин. Что Вам нужно?
   Полозов. Я говорю, что Вы бессовестно лжете!
   Крылицин (гневно). Какое Вы имеете право, милостивый государь, это говорить? Что это значит?
   Полозов. Вы лжец!
   Крылицин. Вы смеете... Вы... вы...
   Сольский. Кто Вы такой?
   Жданец. Что Вам нужно?
   Дюпре. Tiensqui est ce m-r? Qui vent-il?
   Крылицин. Какое Вы имеете право оскорблять незнакомых Вам людей, кто Вам дал право называть меня лжецом? (Входит Истомин).
  

Явление III.

Те же и Истомин.

   Жданец (Крылицину). Требуй у него удовлетворения за обиду.
   Крылицин. Я требую, чтобы Вы сейчас же извинились передо мной. Вы меня оскорбили!
   Полозов (шипящим голосом). Извиниться перед Вами? Я перед гадиной извиняться не стану. (Все в ужасе).
   Жданец. Это нахал.
   Сольский. Он сумасшедший.
   Крылицин. Я, милостивый государь, требую, чтобы Вы извинились.
   Полозов. Я Вам в четвертый раз повторяю, что Вы лжец, Вы клевещете на неизвестную Вам женщину! Вы низки!
   Дюпре. Diablic! Mais c'est drole c'est horeur!
   Сольский. Да это мужик какой-то.
   Жданец. Кто Вы такой? Что Вам нужно? Чего Вы привязались к нам?
   Крылицин. Этот господин нахален в высшей степени!
   Истомин. Ради Бога, что тут вышло, Полозов?
   Крылицин (отступив). Полозов? (Все отступают).
   Дюпре. Aa!
   Сольский. Вот оно что!
   Жданец. Так это Полозов.
   Полозов. Да, я тот самый ничтожный чиновничишка, Полозов, который женат на Струй... (Играющие на биллиарде составляют вокруг спорящих). Ну, повторите же мне все то, что Вы сейчас говорили при мне, не зная меня! Повторите!
   Жданец. Десять раз я не повторяю одно и тоже.
   Полозов. Потому, что боитесь мне в лицо бросить презрительную насмешку... Вы трус, негодяй!
   Крылицин. Милостивый государь!!
   Дюпре. C'est horreur?
   Жданец. На что это похоже?
   Рыжов. Это из рук вон!
   Крылицин. За обиду я требую удовлетворения.
   Полозов. Что? Дуэль? Нет, она вышла из моды, а тем более с подлецами не дерутся никогда.
   Крылицин. Вы сам подлец.
   Полозов. Что? (Замахивается).
   Истомин (поймав его руку). Стой! Что ты! Опомнись!
   Крылицин. Господа! Вы свидетели? Я вызываю его на дуэль.
   Полозов (задыхаясь и дрожа от злобы). Я не дерусь.
   Сольский. Вы, значит, трус!
   Истомин. Припрячьте Вашу храбрость подальше. Если не он, то я и некоторые другие знают, насколько Вы храбры.
   Сольский. Милостивый государь, Вас здесь не спрашивают!
   Истомин. Господин Сольский, не храбритесь, вспомните прошлогоднюю Вашу загородную прогулку и Вашу встречу с одним из моих приятелей, если Вы и со мной заведете ссору, то Вам снова придется в очень неприличном виде <идти> домой. Я шуток не люблю... Пойдем отсюда, Полозов.
   Полозов. Постой, я не могу идти... Дай мне очнуться, у меня сил нет, я не в силах двинуться.
  

Явление IV.

Те же без Полозова и Истомина, потом Чутков.

   Рыжов. Господа, неужели это можно так оставить?
   Сольский. Крылицин, ты должен восстановить свою честь.
   Жданец. Непременно. Тебя оскорбили!
   Рыжов. Ты должен требовать удовлетворения. Этого так оставить нельзя.
   Крылицин. Что же я буду делать, господа, Вы слышали, что он не хочет драться и отказывается от дудуэли.
   Дюпре. Вы дольжна, oui я это не допустиль!
   Сольский Надо проучить этого наглеца во что бы то ни стало!
   Жданец. Конечно, он не имеет права обращаться так с незнакомыми людьми. Слушай, Крылицин, ты должен драться с ним, непременно должен.
   Рыжов. Мы все этого требуем. (Входит Чутков.)
   Чутков. Что случилось? Что Вы, господа, так взволнованы, о чем шумите, даже m-r Дюпре и тот взволновался, что у Вас произошло?
   Дюпре. Я не могу допустить такой возмутительная дель.
   Чутков. Да что случилось, я ничего не понимаю.
   Сольский. Полозов обругал Крылицина!
   Чутков. Полозов! За что?
   Жданец. Ну, Крылицин стал рассказывать, что ты делаешь Полозовой подарки, а Полозов, -- он был тут, и взбесился, назвал Крылицин лжецом.
   Чутков. Ну и что же, чем дело кончилось?
   Рыжов. Крылицин вызвал его на дуэль, но тот отказался, говоря, что с подлецами не дерется.
   Чутков. На дуэль, дуэль с мужиком, фи, отдуй его палками и все тут.
   Крылицин. Я так и хочу, драться с ним я вовсе не намерен.
   Чутков. Ну и прекрасно, чего еще тут, рассуждать, забудем все прошедшее и делу конец.
   Рыжов. Ну, коли так, так пусть и будет так.
   Сольский. Черт их побери, всех Полозовых и ему подобных. Сядемте, господа, предмет нашей интересной беседы, прерванной так внезапно вмешательством Полозова, налицо, и, верно, он сам не откажется удовлетворить нашему любопытству и более подробно рассказать о своих делах с Верочкой Полозовой.
   Жданец. Разумеется. Это нас очень интересует.
   Рыжов. Расскажите, князь?
   Чутков. Я готов, господа, удовлетворить Вашему любопытству, но, прежде всего, я должен Вам сказать то, что моем желудке Торричелиева пустота.
   Сольский. Потерпите с полчасика, мы устроим маленький обедец. Человек! (Первый Лакей подходит.) Поди, узнай, скоро ли обед. (Тот уходит.)
   Рыжов. Ну, князь, можно начать рассказ.
   Чутков. Но с чего, я, право, не знаю. Задавайте вопросы, я буду отвечать.
   Сольский. Правду ли говорит Крылицин, что ты принялся ловить новую рыбку на свою золотую удочку.
   Чутков. Правда.
   Жданец. А на подарки много убил времени и денег.
   Чутков. Пустяки! Всего сто или двести рублей.
   Сольский. И она ни разу не отказалась принять?
   Чутков. Никогда, ведь женщин вообще и особенно таких, как Вера, всегда можно поймать на подарки. Да я, ведь, пересылал их через тетку, она не только племянницу, но и дочь родную способна продать за несколько сот рублей. Славная баба!..
   Рыжов. Она, значит, служит помощницей?
   Чутков. Да еще какой, просто прелесть.
   Сольский. И скоро можно надеяться на полную любовь?
   Чутков. Я уверен, что скоро!
   Сольский. Вот это благородно.
   Жданец. Славно, князь!
   Рыдов. Будем ждать с нетерпением.
   Крылицин. Мы даем сроку месяц! Если через месяц победа не будет обержана, мы будем требовать еще две дюжины!
   Чутков. Идет! Кто хочет держать со мною пари, что через неделю Вера будет жить у меня: Кто против этого?
   Дюпре. S'est moi! Через недель не будет! Я держать тысяча рублей и ни одна копейка меньше!
   Все. Прекрасно! Идет!
   Чутков. Я выиграю, господа!
   Жданов. Посмотрим!
   Сольский. Тогда будем пить только шампанское. Мы, все-таки, не в проигрыше. (Смех).
   Первый Лакей (входит). Обед готов.
   Чутков. Вот и прекрасно. Идемте, господа. (Все уходят.)
  

Действие V.

Картина II.

Лица.

   Полозов.
   Вера.
   Марфа Ивановна.
   Лиза.
   Истомин.
   Чутков.
   Вертоухова.
   Соня.

Декорация четвертого действия.

  

Явление I.

Вера одна, потом Соня.

  
   Вера (сидит на диване и читает, потом оставляет книгу). Нет, не могу, ничего не могу делать. День ото дня хужее, тоскливее становится на душе. Хотя бы какой-нибудь конец, а то такая жизнь невозможна. (Задумывается.) Если я ему противна, если он не желает меня видеть, то от чего не прогонит от себя. Господи! пошли мне хоть искру утешения, я не могу больше выносить этой жизни. (Плачет, входит Соня).
   Соня. Вера Павловна, я приготовила Вам платье.
   Вера. Напрасно, Соня, я никуда не пойду.
   Соня. Вы же сами приказали.
   Вера. Да, но теперь нет желания, охоты нет.
   Соня. Мучите Вы себя только, Вера Павловна. Вам бы, право, хорошо было бы пройтись немножко, может быть и поразвеялись бы.
   Вера. Нет, Соня, прогулка еще больше нагонит скуку, никуда я не пойду. (Звонок.) Кто-то пришел.
   Соня. Если к Вам, просить?
   Вера (встав). Проси, может быть, это тетя. (Соня уходит).
  

Явление II.

Вера, потом Лиза.

   Вера (одна). Думала ли я, что когда-нибудь полюблю Полозова, а вот пришлось и... кроме мук ничего. (Входит Лиза.) Ах, Лиза Николаевна...
   Лиза (здороваясь). Здравствуйте, Вера Павловна, брата нет дома?
   Вера. Нет, еще не возвратился, вы подождите его, он, должно быть, скоро придет.
   Лиза. Я подожду, верно он кой-какие покупки делает к отъезду.
   Вера. Покупки к отъезду? Разве он уезжает куда-нибудь? Когда? Зачем?
   Лиза. Послезавтра, в Петербург, он уже подал в отставку и верно разрешение уже вышло.
   Вера. А я этого ничего не знала, впрочем, откуда мне и знать-то, ведь он ни слова не говорит со мной, я для него не существую. Меня удивляет, Лиза Николаевна, как это Вы, его сестра, решаетесь говорить со мной?
   Лиза. Вера Павловна, если бы я презирала Вас, то не говорила бы.
   Вера. А Вы не презираете?
   Лиза. Я полюбила Вас с первого же раза, как только увидала Вас и поговорила с Вами, я увидела, что Вы совсем не то, что про Вас говорили.
   Вера. Благодарю. Вы, Лиза Николаевна, первая женщина, которая искренна со мною, благодарю Вас за искренность и теплоту, с которой вы заговорили со мной, а так мало дружеского участия. Вы, Лиза Николаевна, не думайте, что я говорю, чтобы унизить Алексея Николаевича, нет, он и в этом поступке, все-таки, остался честным и благородным человеком, он женился не для себя, а для Вас и Вашей матери, он поступил великодушно, связав для Вас свою жизнь с жизнью моей, в чем он, верно, теперь раскаивается и за что упрекает себя.
   Лиза. Нет, Вера Павловна, он не упрекает себя за этот поступок.
   Вера. Так будет упрекать, он еще молод, жизни предстоит ему много, он встретит девушку, которая будет достойна его любви.
   Лиза. Полноте, Вера Павловна, что Вы говорите.
   Вера. Вы думаете, я кончу самоубийством? Нет, пожалуй, у меня на это не хватит дуду и решимости. Есть другое средство умереть для света -- это пойти в монастырь и молить за него Бога, чтобы он был счастлив... (Пауза.) Скоро он воротится из Санкт-Петербурга?
   Лиза. Не знаю, впрочем, он говорил, что едва ли вернется сюда.
   Вера. Нет, не вернется.
   Лиза. Он думает окончить университет и поехать заграницу и пробыть там года два. Вернется назад в Россию и совсем поселится в Москве или Петербурге.
   Вера. И Вы тоже?
   Лиза. Очень может быть, что матушка поедет к нему в будущем году, а я с мужем за границу.
   Вера. Вы выходите замуж?
   Лиза. Да, за Истомина.
   Вера. Вы будете счастливы с ним, он хороший человек. (Прислушивается.) Там кто-то идет, это он. Я уйду отсюда.
   Лиза. Зачем?
   Вера. Я боюсь доставить ему неудовольствие своим присутствием. До свидания. (Уходит налево).
  

Явление III.

Лиза, потом Полозов.

   Лиза (одна). Бедная, как мне жаль ее, неужели Саша не видит, как она страдает? (Входит Полозов.) Здравствуй, Саша.
   Полозов. Здравствуй, здорова ли матушка?
   Лиза. Здорова. Не видал ли ты Михаила Сергеевича?
   Полозов. Видел, он будет у вас сегодня.
   Лиза (смотрит ему в лицо). Саша, ты, кажется, нездоров, что ты такой бледный?
   Полозов. Ничего, пустяки. (Пауза.) Что ты стоишь, садись. (Лиза садится.) Отчего это маменька давно у меня не была?
   Лиза. Сегодня вечером собирается.
   Полозов. И отлично, приходите, ведите с собой и Михаила Сергеевича.
   Лиза. Хорошо, ну, а ты совсем приготовился к отъезду? Все купил?
   Полозов. Осталось только немного днем прикупить, а то хоть сейчас же поезжай.
   Лиза. Когда же? Послезавтра?
   Полозов. Нет, думаю, завтра вечером, к чему оттягивать еще на день.
   Лиза. Послушай, Саша, ты, право, что-то неспокойно говоришь, как-то странно. Скажи, что тебя так расстроило?
   Полозов. Смешно становится, как вспомнишь, что меня возмутило. Какой-то идиот в ресторане в кругу своих приятелей, также негодяев, очень нелестно отзывался о Вере Павловне. Это меня взбесило и я его обругал...
   Лиза. Что же он говорил?
   Полозов. Говорил, что князь Чутков делает подарки Вере Павловне, которая их принимает через свою тетку и что в скором времени пойдет к нему в любовницы.
   Лиза. И ты веришь этому?
   Полозов. Кажется.
   Лиза. Ты несправедлив к ней, Саша!
   Полозов. Ты думаешь? Напрасно.
   Лиза. Нет, Саша, она не умеет притворяться.
   Полозов. Кто? Она? (Страстно.) Если бы это была правда, если бы она и душой была бы так хороша, так, как и лицом... (Спохватывается.) Нет, не надо, пусть будет ложь. Пусть будет ложь, да, она притворна, она лжива, она своим лицемерием дьявола проведет.
   Лиза. Неправда, она хорошая женщина, она не может, не умеет притворяться.
   Полозов. Не говори этого, не уверяй меня, пусть она по-прежнему остается отвратительной и продажной женщиной.
   Лиза. Ты не знаешь ее, совсем не знаешь.
   Полозов. Не знаю и знать не хочу, не говори мне про нее, не обольщай. Я не хочу верить тому, что она достойна сожаления, не выворачивай из меня душу, она и без того ноет эти все дни.
   Лиза. Сам виноват! И сердце и душа говорят тебе, что она совсем не такова, какою ты думаешь <ее> видеть. Упрямец -- вот что ты!
   Полозов. Нет, ехать, ехать отсюда, ехать немедленно, чтобы забыть все, чтобы вырвать из себя это новое проклятое чувство.
   Лиза (встав). Перестань упрямиться, ты сам себя мучаешь, ведь ты любишь ее.
   Полозов. Я?! Ее? Никогда!
   Лиза. Полно, Саша, разве я не вижу этого, каждое твое слово так и говорит про любовь, ты только не хочешь подчиняться этому чувству.
   Полозов. Замолчи об этом, ради Бога, замолчи, не говори мне больше. Нет, я ее не люблю и не хочу ее любить.
   Лиза. Послушай, или ты не видишь, что она вянет и сохнет на твоих глазах от любви к тебе.
   Полозов. Что?!
   Лиза. И она тебя любит.
   Полозов. Ха, ха, и она любит! Ха, ха! Нет! Такие женщины любить не умеют, они не способны на это чувство. Ты говоришь, что она страдает, да страдает от того, что мало роскоши видит вокруг себя.
   Лиза. Неправда, она тебя любит.
   Полозов. Если она сказала это, то солгала, как лжет всегда. (Со стоном.) У них забыто все святое и хорошее, в них нет стыда и совести.
   Лиза. Ты говоришь против себя, ты все видишь в своей жене и в то же время твое упрямство не позволяет тебя сознаться в том, что Вера Николаевна -- хорошая женщина. Ты вовсе уже не примиряешься, ты ее любишь, любишь, хотя уверяешь, что нет.
   Полозов. Не люблю я ее и не буду любить никогда, и не поминай мне об этом.
   Лиза. Упрямец ты, больше ничего. Пойдем же за покупкой, время уходит.
   Полозов. Пойдем. (Оба уходят. Сцена некоторое время пуста. Начинает смеркаться. Входит Вера.)
  

Явление IV.

   Вера (одна). Тоска, тоска и тоска, где искать спасения от нее? Куда бежать? Чем ее разогнать? Ах, матушка! Матушка, знала ли ты, думала ли ты когда-нибудь, что твоей дочке придется так страдать и мучаться? Родная! Зачем ты не взяла и меня к себе, зачем смерть и мне глаза не закрыла в то время, когда ты лежала мертвой, для чего осталась я жить, для чего живу теперь? Матушка, родная, возьми меня к себе, возьми из этого мира, я не могу жить, я не в силах больше выносить этих мучений и бороться со страшной тоской, вся душа изныла, все сердце разорвалось. (Плачет, в средние двери входит Соня.)
  

Явление V.

Вера и Соня.

   Соня. Сударыня, Вы опять плачете, родная моя, как Вам не грешно себя убивать!
   Вера. Ничего, это пройдет, так... грустно что-то... Тоскливо на душе, особенно сегодня. Сейчас я говорила с Лизой Николаевной, она сказала, что Александр Николаевич послезавтра уезжает.
   Соня. Уезжают! Куда? Зачем же это?
   Вера. Учиться хочет.
   Соня. А Вы-то как де?
   Вера. Я здесь останусь, ему-то что до меня, я ему чужая.
   Соня. Что Вы это, Вера Павловна. Какая же Вы им чужая, ведь Вы им женой приходитесь, значит, родня, да еще самая близкая, они Вас не бросят.
   Вера. С собой тоже не возьмет. (Пауза.)
   Соня. Сударыня, скажите мне, отчего это их никто не разберет при Вас, он всегда дюже сердитые, да нахмуренные, а без Вас совсем не так, я раза два-три видела, как только Вас дома нет, они сейчас идут к Вам в спальню и час времени всегда стоят перед Вашим портретом, намедни даже плакали.
   Вера. Что?
   Соня. Плакали... говорю, верно они Вас очень любят.
   Вера. Нет, он меня не может любить.
   Соня. Отчего же сударыня? На их месте я всегда бы любила Вас... (Звонок.) Ах, кто-то пришел!
   Вера. Зажги прежде свечи. (Соня зажигает и уходит.) Любит? Господи! Да неужели же это правда? Нет, не может быть, если бы он любил, он не уезжал бы навсегда. (Входит Соня.)
   Соня. Князь, сударыня, пришел. Прикажете принять?
   Вера. Чутков. Что ему надо?
   Соня. Говорит, Вас очень нужно видеть.
   Вера (пожав плечами). Проси. (Соня уходит.) Что ему нужно, зачем он всегда приходит, когда мужа нет дома. Ах, тетя, все это Ваши шутки. (Входит Чутков.)
  

Явление VI.

Вера и Чутков.

   Чутков. Честь имею кланяться, прелестная Вера. Надеюсь, что не будете в претензии, что побеспокоил Вас? (Хочет поцеловать руку.)
   Вера (вырывая). Нисколько, Вы сказали, что Вам очень нужно меня видеть, я к Вашим услугам, прошу садиться.
   Чутков (про себя). Ишь, ведь какая, ловко притворяется, шельма, ведь рада, что пришел. (Садясь в кресло). Ваше здоровье.
   Вера (сухо). Благодарю, здорова.
   Чутков. Очень рад видеть Вас в прежнем цветущем состоянии. Вашего супруга нет дома?
   Вера. Нет.
   Чутков. Тем лучше.
   Вера (удивленно). Что это значит? Я Вас не понимаю.
   Чутков (про себя). Вот комедиантка, шельсма. (Вслух.) О, я Вам тотчас это объясню, это так просто. Mon dien, мы с Вашим мужем не особенно расположены друг к другу, так как идем совершенно противоположно, имеем различные интересы, понятия, воззрения, убеждения и т. д. Это очень высоко поднимает меня в глазах друзей из которых ни один не добился чести быть знакомым с Вами и пользоваться Вашим вниманием.
   Вера (глухо). К чему это Вы все говорите, князь? К чему Вы расточаете предо мною ненужные любезности, я никогда особенно не любила, а сегодня слишком не расположена их слушать, поэтому прошу оставить Ваши любезности, а говорить о том, что Вас сюда привело. Вы сказали, что Вам очень нужно меня видеть. Говорит же, что Вам от меня нужно?
   Чутков. О, это только был предлог, чтобы быть принятым немедленно...
   Вера. Значит, Вы не имеет до меня никакого дела, князь?
   Чутков. Вера Павловна, к чему этот сухой и холодный тон со мною? К чему эта холодность с тем человеком, который так пред Вами, который за один Ваш взгляд, за одно Ваше внимание и Вашу благосклонность готов жертвовать тысячами, (Вера встает.) который за одно слово, только одно слово любви... (Вера отступает.) готов жертвовать всем состоянием, а за один поцелуй...
   Вера. Князь, довольно!
   Чутков (становясь на колени). Ведь я люблю Вас, Вы мой ангел, моя жизнь... мое все...
   Вера. Какое имеете Вы право? Как Вы смели? Подите вон, князь!
   Чутков (встает). Oh mon Dieu, ну к чему это притворство, Вера Павловна, к чему эта комедия. Вы хотите предо мной сыграть роль невинной женщины, этим обмануть меня для того, чтобы сорвать с меня за свое внимание побольше денег, ха, ха, ха! Вы очень наивны, очень наивны.
   Вера. Подите вон!
   Чутков. Tiens, как это мило. Вижу, что Вы прекрасно имеете играть трагическую роль, прелестно держали бы себя на сцене, играть роль оскорбленной добродетели, но ведь теперь Вы не на сцене, играя роль оскорбленной, полно же, перестаньте, Вера Павловна, играть комедию и делать глупости, а вознаградите меня за любовь и за все, что я Вам сделал. (Подходит к ней.) Я вижу, можно в самом деле подумать, что Вы неприступны, ха, ха, ха! Но я все-таки убежден, что это комедия и маленькое кокетство. (Подходит.)
   Вера. Не смейте, князь, или я позову на помощь.
   Чутков. Очень глупо и смешно и даже бессовестно с Вашей стороны принимать подарки и не отплачивать за них.
   Вера. Вы лжете, я не получала от Вас ни каких подарков.
   Чутков. Это неправда, я вижу на Вашей руке золотое колечко с бриллиантом, которое я сам покупал для Вас, ха, ха! Улика на лицо, я прошу только одного поцелуя, только одного. (Подходит.)
   Вера. Не трогайте меня!
   Чутков. Не могу, ma parolle d'honneur, не могу! Вы дьявольски хороши и обольстительны, я завидую Полозову. (Схватывает ее за руки и хочет поднять. Вера выкрикивает, в средние двери входит Полозов и останавливается.)
  

Явление VII.

Те же и Полозов.

   Вера. Пустите, Вы низкий человек.
   Чутков. Один только поцелуй!
   Вера. Пустите, я ненавижу Вас! (Вырывается. Увидев Полозова, бежит к нему.) Защитите, ради Бога, защитите хоть Вы меня!
   Чутков (про себя). Фу, ты, дьявольщина, его откуда принесло?
   Полозов (медленно подходит к нему). Ты зачем здесь, мерзавец?
   Чутков (грозно). Что?
   Полозов. Вон!
   Чутков. Милостивый государь!
   Полозов (дает ему пощечину). Ты этого ждешь, на!
   Чутков. На дуэль, я требую!
   Полозов (схватив стул). Вон, или я убью тебя, как собаку!
   Чутков. Мы еще свидимся! (Уходит.)
  

Явление VII.

   Полозов (после паузы). Чего они хотят от Вас? Чего им надо?
   Вера. Я... я... не... (Падает без чувств на диван).
   Полозов. Что это, дурно? (Бросается к ней и вдруг останавливается, долго глядя в лицо.) Как хороша! Ведь моя, Вся моя... да... (Со стоном.) Сам не хочу, не могу взять ее... Ведь только слово и все, нет... не надо. (Идет к дверям направо.) Соня! (Соня входит в средние двери.) Воды, ей дурно. (Уходит.)
  

Явление IX.

Вера, Соня, потом Вертоухова, и потом Полозов.

   Соня. Вера Павловна, голубушка, господи! Что это с Вами, что они только с Вами делают? (Дергает ее за руку.) Вера Павловна! Барыня! Ах ты, господи! В обмороке. (Убегает и возвращается с водой.) Проснитесь родная. (Трет ей виски.) Очнитесь, голубушка. (Входит Вертоухова.)
   Вертоухова. Что тут такое? Боже мой, Вера! Ах! Ах! Ей дурно? Она без чувств? Она умерла? Доктора! Доктора!
   Соня. Не кричите, пожалуйста... Что Вы?!
   Вертоуховаю Да отчего это с ней? Что тут случилось? Доктора скорее позови, видишь она умирает, ах, ах!
   Соня. Доконали, проклятые, измучили всю, чтобы вам всем лада не было.
   Вертоухова. Ты про кого там говоришь?
   Соня. Ах, не надо Вас тут, уйдите лучше!..
   Вертоухова. Мерзкая!
   Соня. Лучше Вас!
   Вертоухова. Как ты смеешь? Грубиянка!
   Вера (отворив глаза). Где это я? Что со мной?
   Соня. Ну, слава Богу, очнулись наконец.
   Вертоухова. Наконец-то, милочка. Что это с тобой, душечка, с чего это с тобой обморок, кто тебя так взволновал? (Хочет сесть возле нее).
   Вера (с ужасом). Нет, нет, не надо, не подходите.
   Вертоухова. Что ты это, что ты, Верочка, это я.
   Вера. Вижу, вижу... Уйдите...
   Вертоухова. Вот тебе и раз, за что же это, вдруг, немилость такая?
   Вера. За то, что Вы скверная, гадкая, низкая женщина... Вы мне ненавистны
   Вертоухова. Благодарю! Уютила! Истинно по-родственному!
   Вера. Не родственница Вы мне, я не хочу иметь таких родственников, как Вы. (Снимает с пальца кольцо.) Вот, возьмите это, мне не нужны подарки, которые Вы мне делали. Вы бессовестная, низкая женщина. (Бросает ей кольцо.) А тот человек, которому Вы хотели продать... (Справа в дверях показывается Полозов.)
   Вертоухова. Коум? Что ты говоришь сумасшедшая? Кому?
   Вера. Чуткову! Возьмите это кольцо и уходите отсюда сами, я видеть Вас не могу. Вы -- презренная торговка, которая хотела продать свою племянницу негодяю... развратнику. Я только теперь поняла, для чего Вы старались, чтобы я пошла в любовницы к Чуткову. Я поняла Вашу грязную, скверную душу. Вы хотели обогатиться, продав меня, ха, ха, бессовестная, бесчестная. Я начала уже думать, что Вы любите меня и в самом деле, а Вы хотели продать меня, так знайте, что этого никогда не будет, никогда я не стану содержанкой, тем более князя. Я презираю его и люблю только одного человека и этот человек -- мой муж.
   Вертоухова. Ты сумасшедшая, любишь того, который не только не любит, а и знать тебя не хочет.
   Вера. Все равно, я люблю только его и буду любить его одного. Ступайте, уходите!
   Вертоухова. Послушай, ведь это скандала! За что ыт меня прогоняешь?
   Вера. Уходите, уходите, Клеопатра Даниловна, я не знаю Вас больше и не желаю знать!
   Вертоухова. Безумная девчонка, кто тебе дал право так грубо обращаться со мной? Ты сумасшедшая? Обдумай ты, очень хорошенько, стоит ли этот муж твой того, чтобы его любить? Он презирает тебя!
   Вера. Пусть! Я, все-таки, буду любить его и готова для него жертвовать всей своей жизнью. Уходите и чтобы я Вас больше никогда здесь не видела, Вы мне омерзительны!
   Вертоухова. Неблагодарная! Бессовестная!
   Полозов (Выходя вперед). Идите вон, когда Вас гонят. Соня, выведи эту женщину, запри за ней двери!
   Соня (про себя). Слава Богу, наконец-то!
   Вертоухова. Нахал! (Полозов указывает ей на дверь.) Уйду, не нуждаюсь в Вас. (Уходит. За ней идет Соня.)
  

Явление X.

Вера и Полозов.

   Полозов (после паузы). Вера Павловна, эта женщина больше никогда не вернется... Можете быть покойны, здесь останутся люди, которые будут охранять Вас от этой женщины. (Хочет уйти к себе.)
   Вер. Александр Николаевич. (Тот останавливается.) Я слышала, что Вы уезжаете?
   Полозов. Да, я еду завтра.
   Вера. И навсегда.
   Полозов. Очень может быть... Прощайте. (Подает ей руку.)
   Вера (не выпускает его руку). Александр Николаевич, не бросайте, не оставляйте меня одну. Выслушайте меня. (Со слезами.) Может быть, я не смею любить Вас, может быть, я Вас недостойна, но я, все-таки, люблю Вас. Проклинайте меня, если я испортила Вам всю жизнь, но... Сжальтесь надо мной и пощадите меня, защитите... Протяните мне руку и скажите, что Вы не презираете меня. (Полозов отворачивается.) Спасите меня от позора, убейте меня, но не презирайте меня, не давите меня Вашим презрением, оно для меня страшнее огня, страшнее пытки. Это свыше сил моих, сжальтесь хоть немного, пожалейте меня. (Пауза.) Вы молчите? Значит, в Вас нет сострадания ко мне. (Закрывает лицо руками.)
   Полозов. Ох, как трудно.
   Вера (сквозь рыдания). Бог с Вами, Александр Николаевич, прощайте, дай Бог, чтобы Вы всегда были счастливы, дай Бог, чтобы Вас полюбил кто-нибудь, так, как я люблю Вас! Прощайте. (Идет налево к двери, спотыкаясь.)
   Полозов (про себя). Господи, да что же это? Нет, я не могу, не могу я больше. (Громко.) Вера, Вера! (Протягивает к ней руки.) Да, ведь, и я люблю тебя.
   Вера. Ах! (Падает к нему на грудь. Пауза.) Милый, дорогой мой, возьми меня, возьми отсюда, куда-нибудь. (Рыдает.)
   Полозов. Возьму, возьму, родная, и уже теперь никто не посмеет оскорбить мою жену. (Обнимает ее. В средние двери входят Истомин, Лиза и Марфа Ивановна.)
  

Явление последнее.

   Истомин. Ба-ба! Что я вижу?!
   Лиза. Наконец-то смирился наш упрямец.
   Полозов. Да! Вот оно где, счастие мое, теперь начну новую жизнь, а старое все, все забыто навсегда, маменька! Обнимите же теперь Вашу дочь, мою милую жену!
   Марфа Ивановна. Давно я хотела назвать тебя своей дочкой!
   Вера. Матушка! (Обнимаются.)
   Истомин. Да, всему было помехой дьявольское упрямство Вашего сынка, наконец-то он схватился за ум и стал человеком. (Жмет ему руку.)

Занавес.

Конец.

  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru