Аксаков Иван Сергеевич
В московский цензурный комитет

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

   "День" И. С. Аксакова: История славянофильской газеты: Исследования. Материалы. Постатейная роспись
   СПб.: ООО "Издательство "Росток"", 2017. -- Ч. 1. (Славянофильский архив; Кн. 5).
   

И. С. АКСАКОВ -- В МОСКОВСКИЙ ЦЕНЗУРНЫЙ КОМИТЕТ. ОБЪЯСНЕНИЕ

22 мая 1862 г.

   В Московский Цензурный Комитет

От редактора газеты "День"

   На объявленное мне требование Комитета: сообщить имя, звание и место жительства автора статьи о духовенстве в 31 No моей газеты, имею честь объяснить:
   Я принимаю на себя полную ответственность за статью о духовенстве, которую, по моему крайнему разумению, считаю вполне благонамеренной, ибо она указывает на необходимость улучшения нравственного состояния духовенства в том крае, где оно служит единственной опорой православия и главным представителем русской народности. Объявить имя автора, когда нет для меня уверенности, что он не подвергнется за свою статью преследованию, -- есть для меня нравственная невозможность.1

Редактор газеты "День", Ив. Аксаков
22 мая 1862 г. Москва

   Печатается впервые по автографу: ИРЛИ. Ф. 3. Оп. 5. Ед. хр. 26. Л. 15. Рукой Аксакова.
   
   1 Далее зачеркнуто: которую, вероятно, вполне поймут и те, от которых исходит самый запрос.
   

И. С. АКСАКОВ -- В МОСКОВСКИЙ ЦЕНЗУРНЫЙ КОМИТЕТ.
ОБЪЯСНЕНИЕ

В Московский Цензурный Комитет
Редактора газеты "День"
Объяснение

   Вполне понимая, что мой отказ объявить имя, звание и место жительства автора статьи о духовенстве (в 31 No "Дня") должен показаться явным нарушением положительного закона, выраженного в 61 ст<атье> Ценз<урного> Уст<ава>, и -- что еще важнее -- ослушанием воли Государя Императора, -- я беру смелость объясниться откровенно. Я не думаю оправдываться, я знаю, что я виноват относительно закона и подлежу взысканию; я не ищу избегнуть заслуженной ответственности, но я не вправе допустить, чтобы побуждения, мною руководившие, были понимаемы ошибочно, как открытое неуважение к закону; я не могу допустить, чтоб меня разумели дерзким ослушником воли Государя, тогда как это ослушание было не преднамеренное, не произвольное, а решительно вынужденное понятиями о чести и честности. Так, по крайней мере, мне кажется: во всяком случае, заранее подчиняясь всем последствиям своего поступка, я прошу только одного, -- чтобы это объяснение мое было подвергнуто на Всемилостивейшее воззрение Его Величества.
   Правило, выраженное 61 статьею Ценз<урного> Устава, никогда не исполнялось строго, потому, во-1-х, что оно неудобно для исполнения; во-2-ых, потому, что обойти его чрезвычайно легко. Редакторы журналов получают множество статей по почте, все без означения подписи или же подписанные именем очевидно вымышленным. Не помещать этих статей потому только, что автор неизвестен, -- тогда как они имеют достоинство и по содержанию своему не могут быть отложены до того времени, когда разыщется автор, -- это не делал и не делает ни один редактор, кроме тех случаев, когда напечатание статьи может грозить неприятными последствиями. Случается и так, что редактор сам бывает обманут автором, выставившим под статьею ложное имя и ложный адрес, и таким образом может ввести в заблуждение и Цензурный комитет, если он {Зачеркнуто: Он; исправлено: последний.} пожелает узнать имя автора. Наконец, требование закона может быть обойдено тем, что редактор, желающий скрыть имя автора, объявит Цензурному комитету имя вымышленное им самим, а относительно места жительства объяснит, что получил рукопись без означения адреса, по почте, и что самая рукопись им, по отпечатании, уничтожена. Таким образом, и закон по наружности исполнен, и ответственности никто не подвергается. Поэтому самому, правило 61 статьи почти всегда теряется из виду и редакторы печатают сочинения, авторы которых им не известны.
   Статью о духовенстве в Западной России я получил по почте от человека, до тех пор мне совершенно не известного. В своем письме -- он представлял мне право печатать ее только в таком случае, если можно будет не объявлять его имени (чего он боялся, будучи человеком бедным и беззащитным); в противном случае, т. е. если для напечатания необходимо объявить имя, он решительно воспрещал печатание своей статьи и просил смотреть на нее как на частное письмо, предназначенное для моего личного сведения. Статья показалась мне интересною. Зная, какое важное значение могло бы иметь, но, к сожалению, кажется, не имеет православное духовенство в Западном крае, где вся сила образованности на стороне польского общества, где народ, русский по происхождению, невежествен, беден и загнан польскими панами, -- я думал, может быть, ошибочно, что было бы не бесполезно, если бы внимание русского общества в России было обращено на деятельность православного западного духовенства. Для меня было важно не то, кто написал, а что написано, а в написанном -- не тот или иной факт, а общий типический характер деятельности и воззрений духовенства, очерченный, как говорили мне многие, знакомые с краем, весьма верно. Так как переговаривать с автором из-за тысячи верст было {Было: весьма.} неудобно и продолжительно и так как я решительно не ожидал, что появление этой статьи в газете будет поводом к запросу об имени автора, -- то я и решился ее напечатать, вместе с предисловием,1 в котором объяснил ее смысл и значение.
   Требование, чтоб я объявил автора, поставило меня в тяжелое затруднение. Мне не хотелось явиться ослушником, не хотелось прибегнуть к обману, объявив вымышленное имя и адрес. С другой стороны, обнаруживая автора, я давал ему -- да и всякому -- полное право назвать меня бесчестным. Автор разрешил мне печатание статьи только в таком случае, если его имя может не быть объявлено: следовательно, напечатавши статью, я этим самым обязался, в отношении к нему, не открывать его имени. Напечатавши статью и объявив имя автора, -- я по своей вине подверг бы автора незаслуженной ответственности, потому что автор, не согласившись на напечатание статьи, уже переставал быть автором и становился частным корреспондентом, которого письмо составляло частную тайну. Я должен был бы, по закону, возвратить ему рукопись, как неудобную для печати, без объявления имени, но если я этого не сделал (по причинам, объясненным выше), так автор не виноват в том, что я поступил несогласно с законом. Объявить имя автора значило бы заставить его отвечать за мою собственную вину. Я прошу всякого вообразить себя на моем месте и спросить себя по совести: что мне оставалось делать?
   Как ни тяжело мне не объявлением имени навлечь на себя кару закона и явиться как бы ослушником воли Государя, -- но я поставлен в нравственную невозможность поступить иначе и, объяснивши с полною откровенностью свои побуждения, предаюсь на правосудие Государя Императора.
   
   Печатается по: ИРЛИ. Ф. 3. Оп. 5. Ед. хр. 26. Л. 16-17. Писарская копия. Сверху рукой Аксакова: "После вторичного запроса", далее рукой переписчика. Опубл. как Прил. No 1 к письму Аксакова от 18 июня 1862 г. (Переписка Аксакова и Самарина. С. 130--132). Оригинал опубликован в качестве приложения к статье: Бадалян Д. А. "...Загорелся сыр-бор за статью о духовенстве": Газета "День" в переписке И. С. Аксакова и князя Д. А. Оболенского (1861--1862) // Христианство и русская литература. СПб., 2017. Сб. 8. С. 463--466. На л. 18--19 об. -- копия с правкой Аксакова и с подписью в конце: "Ив. Аксаков / 29 мая / 1862 г. / Москва". О правке см. подстрочные сноски к настоящему документу. Подчеркнутое получателями "Объяснения" обозначено подчеркиванием же.
   
   1 Предисловие "Очерк городского местного духовенства. Несколько предварительных слов от редакции" за подписью: Ред. было написано В. А. Елагиным. См. об этом письмо Аксакова к Ю. Ф. Самарину от 18 июня 1862 г. (Переписка Аксакова и Самарина. С. 127). Самому Елагину Аксаков эту историю описывал в письме от 2 июня 1861 г.: "Еще при Вас пришел запрос об имени автора статьи о духов<енстве>; я заготовил было ответ, что автор мне неизвестен и что я беру на свою ответственность эту статью, но ответ вышел неловок и я его уничтожил, а вместо него подал другой, в котором, говоря, что принимаю на себя ответственность, прибавляю, что "объявить имя автора, когда я не имею уверенности, что он не подвергнется преследованию за свою статью, есть для меня нравственная невозможность". На этот ответ пришло вновь подтвердительное требование Головнина с разными угрозами и письмо от Оболенского, который, по поручению Головнина, пишет, что за необъявление меня отдадут под суд (это не страшно: по 310 ст. Угол<овного> уложен<ия> полагается штраф от 50 к. до 50 р. и арест до 7 дней) и, объявив меня неблагонадежным, воспретят мне редакторство. Я, однако ж, не объявил, а написал целое объяснение, почему вынужден явиться как бы ослушником воли Государя, -- и отдаюсь на правосудие Государя, на воззрение которого прошу повергнуть мой ответ. Все, которым я читал (включая Гилярова), говорят, что, если объяснение дойдет до Государя, что он, как честный человек, если и подвергнет какому-нибудь взысканию, но не запретит" (ИРЛИ. Ф. 3. Оп. 2. Ед. хр. 17. Л. 4 об.).
   

И. С. АКСАКОВ -- В МОСКОВСКИЙ ЦЕНЗУРНЫЙ КОМИТЕТ

В Московский Цензурный Комитет.

   В последнем моем объяснении, данном Цензурному Комитету, об обстоятельствах, делающих для меня невозможным объявление имени автора статьи о духовенстве, -- я сказал, что признаю себя виноватым относительно закона и заранее подчиняюсь всем последствиям своего поступка, каковые -- т. е. поступок и последствия -- в подробности предвидены и с точностью обозначены законом, -- именно 61 статьею Цензурного устава и объявленными две недели тому назад всем редакторам, Высочайше одобренными временными цензурными правилами, в § XI и Лит<ере> Б в п<ункте> 22-м. На основании этих узаконений, редактор, виновный в необъявлении имени автора, подвергается наказанию по 310 ст<атье> Уложения о наказаниях, т. е. штрафу или аресту.
   Конечно, последствия, ныне мне угрожающие, не принадлежат к разряду тех, которых я вправе был для себя ожидать и которые определены вышепоименованными постановлениями, -- тем не менее я, к крайнему для меня прискорбию, нахожусь в той же невозможности объявить имя автора и покоряюсь участи, которую судила мне воля Государя Императора.
   Лишенный права издавать журнал, я передаю право на издание газеты "День" отставному надворному советнику Федору Васильевичу Чижову, о чем в непродолжительном времени будет подано от нас прошение.
   
   Печатается по: ИРЛИ. Ф. 3. Оп. 5. Ед. хр. 26. Л. 24--24 об. Писарский текст. Опубл. как Прил. No 3 к письму Аксакова от 18 июня 1862 г. (Переписка Аксакова и Самарина. С. 133).
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru