Аксаков Николай Петрович
Васишта

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Индийское предание.


   
                                 Васишта.
                            Индійское преданіе.
   
             Оскорбленъ былъ Васишта великимъ царемъ;
             Вся душа его местью объята;
             Поздней ночью не можетъ забыться онъ сномъ;
             Отъ разсвѣта до солнца заката
             Бродитъ онъ по полямъ, все мечтая о томъ,
             Какъ бы въ прахъ сокрушить супостата,
             Какъ бы смыть поскорѣе обиду-позоръ,--
             И зловѣщимъ огнемъ блещетъ сумрачный взоръ.
   
             Но соперникъ земныхъ не боимся враговъ;
             Что предъ нимъ ихъ ничтожная сила?
             Сами боги ему и оплотъ, и покровъ,
             Мудрость царственный умъ укрѣпила,--
             И паритъ его духъ къ небу, въ царство боговъ,
             Какъ молитвенный дымъ отъ кадила;
             Бой не страшенъ ему, смерть ему не грозитъ,
             Магадева ему и охрана, и щитъ.
   
             И отпрянетъ, зазубрясь, желѣзо мечей
             Отъ него, какъ отъ кованной стали;
             Онъ не знаетъ ни скорби, ни жгучихъ страстей,
             Ни гнетущей тоски, ни печали;
             Онъ въ бою закаленной десницѣ своей
             Можетъ равную встрѣтить едва ли;
             Только тотъ бы въ борьбѣ побѣдить его могъ,
             Кому далъ бы надъ нимъ одолѣніе Богъ.
   
             И со скорбью Васишта повергся во прахъ
             Передъ небомъ съ горячей мольбою,
             Плоть постомъ изнурилъ и сто разъ натощакъ
             Омывался священной водою,
             И творилъ покаяніе въ прежнихъ грѣхахъ,
             И казнилъ себя мукою злою,
             Все въ надеждѣ желанную силу обрѣсть,
             Сбросить бремя съ души -- затаенную месть.
   
             Вотъ въ себѣ онъ почуялъ притокъ новыхъ силъ
             Отъ суровыхъ постовъ и моленья,
             И воспрянулъ душой, и себя вопросилъ:
             "Не настала-ли минута отмщенья?
             Не готовъ ли ударъ, что врага бы сразилъ?"
             По въ душѣ пробудилось сомнѣнье:
             "Я ничтоженъ и слабъ передъ мощнымъ врагомъ,--
             Надо душу еще укрѣпить мнѣ постомъ".
   
             И на подвигъ въ пустыню Васишта пошелъ,
             И по поясъ онъ въ землю зарылся,
             И лишь вѣдали тучи да вѣтеръ и долъ,
             Какъ онъ долго, какъ жарко молился;
             И до неба донесся молитвы глаголъ,
             И къ мольбѣ Магадева склонился,
             И исполнилъ онъ силы великой его,
             Но Васишта лишь мщенья искалъ одного.
   
             "Я ничтоженъ и слабъ передъ мощнымъ врагомъ;
             Магадева! удвой мои силы,
             Оживи мою грудь животворнымъ огнемъ,
             Новой кровью наполни мнѣ жилы,
             Чтобъ коснулся земли я побѣднымъ мечомъ
             У соперника ранней могилы!
             Освяти, укрѣпи, Магадева, меня!
             Сдѣлай слабый мой духъ крѣпче скалъ и кремня!
   
             Для тебя, Магадева, великій, святой,
             Я ушелъ, удалился въ пустыню,
             Чтобы тронутъ ты былъ неустанной мольбой
             И, проливъ на меня благостыню,
             Мнѣ вѣщалъ бы: "О, чадо! доволенъ тобой;
             Ты обрѣлъ благодать и святыню".
             Такъ, закопанъ въ землѣ, къ небесамъ онъ взывалъ,
             Но въ отвѣтъ ему вылъ только дикій шакалъ.
   
             И ушелъ изъ пустыни Васишта въ лѣса,
             Въ царство сумрачной, грозной природы,
             Гдѣ украдкой на землю глядятъ небеса
             Сквозь густые зеленые своды;
             Гдѣ слышны только птицъ да звѣрей голоса,
             Да проносится шумъ непогоды,
             Гдѣ рычаніемъ тигръ нарушаетъ покой
             Да змѣя шелеститъ пересохшей листвой.
   
             И отшельникомъ кроткимъ онъ зажилъ въ лѣсахъ,
             Въ позабытой звѣрями берлогѣ;
             Тамъ душѣ его мощной невѣдомъ былъ страхъ,
             Были чужды и скорбь и тревоги,
             Тамъ весь день проводилъ онъ въ горячихъ мольбахъ,
             Были постъ и труды его строги;
             И хоть неба лазурь сводъ древесный сокрылъ,
             До небесъ его духъ тамъ свободно парилъ.
   
             . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
             . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
   
             "До лазурнаго неба изъ чащи лѣсовъ,
             Изъ обители скорби и гнѣва
             Выше горныхъ вершинъ, выше звѣздныхъ міровъ
             Вопль мой скорбный достигъ, Магадева!
   
             Пусть звѣрей раздается немолкнущій ревъ,
             Не боюсь я когтей ихъ и зѣва,--
             И свободно пою пѣснь господнихъ чудесъ,
             И внимаютъ мнѣ птицы и звѣри, и лѣсъ".
   
             Пронеслися года; онъ стоитъ невредимъ;
             Тварь живая въ немъ друга познала;
             Тигръ ласкался къ нему, преклонясь передъ нимъ,
             И, сокрывъ смертоносное жало,
             Раболѣпно змѣя гибкимъ тѣломъ своимъ,
             Словно плющъ, его станъ обнимала;
             Приносился къ нему пестрыхъ птицъ караванъ
             И играли, ласкаясь, стада обезьянъ...
   
             И вѣщалъ Магадева: "Предъ ликомъ моимъ,
             Передъ всѣми святыми богами
             Нѣтъ Васишты сильнѣй, нѣтъ и равнаго съ нимъ;
             Онъ тяжелымъ постомъ и трудами,
             Неустанной мольбой, покаяньемъ своимъ
             Власть стяжалъ надъ земными сынами;
             Больше всѣхъ онъ обрѣлъ и святыни, и силъ,
             Больше смертныхъ другихъ я его возлюбилъ.
   
             Нынѣ, сынъ мой, изыди, оставь мрачный лѣсъ,--
             Долгихъ подвиговъ кончилось время,
             И сошла благодать съ лучезарныхъ небесъ
             На тебя, какъ желанное бремя;
             Въ міръ повѣдать или власть господнихъ чудесъ,
             Просвѣщать земнородное племя!
             Ты стяжалъ себѣ силу и крѣпость мольбой,
             И земные враги упадутъ предъ тобой".
   
             Наступила минута, и цѣль ужь близка;
             Честь и слава тебѣ, Магадева!
             Оскорбителя дерзкаго дрогнетъ рука
             Въ часъ ужасный отмщенья и гнѣва;
             Пусть могуча десница его и крѣпка,
             Побѣжитъ онъ, какъ робкая дѣва,
             Лишь предстанетъ Васишта, готовый на брань,
             И подниметъ карающій мечъ его длань.
   
             А Васишта задумчивъ изъ лѣса пошелъ
             И, какъ откликъ изъ міра иного,
             Доносился къ нему непонятный глаголъ,
             Непонятное, чуждое слово:
             "Мщенье, мщенье!" Зачѣмъ? Онъ въ душѣ не обрѣлъ
             Ни обиды, ни гнѣва былаго;
             Словно воды, чиста и прозрачна, какъ степь,
             Стала дума, съ прошедшимъ порвавшая цѣпь.
   
             Сталъ невѣдомъ ему грѣшной мысли языкъ,
             Стало чуждымъ и самое мщенье;
             Такъ отрадно ему, міръ такъ чудно великъ,
             Такъ глубоко проникло смиренье
             Въ обновленную душу, и вырвался крикъ:
             "Я несу благодать и прощенье!"
             Такъ, на подвигъ вступивъ для вражды вѣковой,
             Онъ забвенье обрѣлъ и любовь, и покой.
                                                                                   Н. Аксаковъ.

"Русская Мысль", кн. V, 1885

   

 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru