Алданов Марк Александрович
Азеф
Lib.ru/Классика:
[
Регистрация
] [
Найти
] [
Рейтинги
] [
Обсуждения
] [
Новинки
] [
Обзоры
] [
Помощь
]
Комментарии: 3, последний от 18/02/2010.
Алданов Марк Александрович
(
yes@lib.ru
)
Год: 1930
Обновлено: 04/06/2005. 108k.
Статистика.
Очерк
:
История
,
Публицистика
Исторические очерки
Скачать
FB2
Оценка:
7.22*6
Ваша оценка:
шедевр
замечательно
очень хорошо
хорошо
нормально
Не читал
терпимо
посредственно
плохо
очень плохо
не читать
Марк Алданов. Азеф
- - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - --
Сканировал Леон Дотан
Оригинал здесь:
http://www.ldn-knigi.narod.ru/
Корректировала Нина Дотан (Февраль 2001)
Форматирование: С. Виницкий
- - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - --
М. А. Алданов. Азеф
I
В марте 1893 г. Департамент полиции получил по почте из Германии
коротенькое заказное письмо.
1
1
Письмо это было найдено в 1917 г. в архиве Департамента полиции Б. И.
Николаевским, одним из лучших знатоков истории русской революции, и им
впервые напечатано с превосходным выяснением подробностей. Письма Азефа, еще
не появлявшиеся в печати, взяты мною в архиве, любезно предоставленном в мое
распоряжение В. К. Агафоновым, который в свое время разбирал дела
департамента и охранных отделений. -
Автор.
Неизвестный человек, подписавшийся "готовый к услугам покорный Ваш
слуга", предлагал департаменту давать сведения о кружке учащейся молодежи в
Карлсруэ и о намечавшейся в этом кружке посылке в Россию нелегальной
литературы. Адрес для ответа был указан за литерами В.Ш., poste restante.
2
2
До востребования
(франц).
Письмо не вызвало большого интереса в Департаменте полиции. Кружок
учащейся молодежи в Карлсруэ, по-видимому, не слишком его беспокоил. Ответ,
довольно краткий, был дан только через пять недель. Департамент небрежно
сообщал, что о существовании и деятельности кружка в Карлсруэ ему известно.
Впрочем, не отказывался от услуг корреспондента, но предлагал ему
предварительно назвать свое имя и сообщить, может ли он давать точные
сведения о транспортах литературы "с указанием, когда, куда, каким путем, по
какому адресу и через кого именно они пересылаются". Департамент обещал
"солидное вознаграждение" и гарантировал полную тайну.
Письма такого рода, вероятно, довольно обычны в практике всех полиций
мира. По форме они немного напоминают брачные объявления, которые ежедневно
можно найти в лучших немецких газетах: одна сторона заявляет о своем
интересе к другой, но просит сначала сообщить точные данные о приданом и
заодно прислать фотографическую карточку.
Обязательная добавка "Diskretion verlangt und garantiert".
3
Или же, еще
благороднее, "Diskretion Ehrensache".
4
3
"Тайна гарантируется"
(нем.).
4
"Соблюдение тайны - дело чести"
(нем.).
Неизвестный корреспондент, однако, не спешил прислать свою
фотографическую карточку Департаменту полиции. Он тоже немного подождал, а
затем, снова без подписи, ответил весьма деловитым письмом, где объяснял,
что именно он намерен сообщать. Размер требуемого приданого, довольно
скромный, он указывал точно: "ежемесячное вознаграждение не меньше 50
рублей". Кроме того, корреспондент просил оторвать и прислать ему кусок его
первого письма в доказательство того, что ответ исходит действительно от
Департамента полиции (письма ведь иногда и пропадают, даже заказные). Буквы
указывал новые: И. С.
Не буду останавливаться на подробностях переписки. Скажу только, что
победа осталась на стороне департамента. Как искатели приданого печатают
объявления сразу в нескольких газетах, так и готовый к услугам корреспондент
обратился, кроме Департамента полиции, еще и в жандармское управление своего
родного города, Ростова-на-Дону. Пишущих машин в то время не было и Донское
жандармское управление по почерку выяснило, что письмо из Карлсруэ написано
мещанином Е. Азефом, сыном очень бедных людей, недавно учившимся в
ростовской гимназии. Этот молодой человек занимался на юге "рабочей
пропагандой" и уже пользовался у розыскных властей некоторой известностью, о
характере которой, однако, нелегко судить. По сообщению начальника Донского
жандармского управления Страхова, товарищи Азефа, "выманив у него чужие
деньги, поставили его в необходимость бежать за границу". Нашлись и другие
сведения; Азеф будто бы покинул Россию, "продав предварительно по поручению
какого-то мариупольского купца масла на 800 рублей и присвоив эти деньги
себе". В психологическом отношении разница между двумя версиями
существенная. Но практического значения она, конечно, не имела.
Получив из Ростова сведения о том, кто автор писем из Карлсруэ,
Семякин, заведовавший политическим розыском Департамента полиции, написал
молодому человеку интересное письмо. Департамент соглашался платить 50
рублей в месяц, принимал "программу, изложенную в Вашем письме от 25 мая",
внося кое-какие дополнения от себя, посылал требуемый из предосторожности
отрывок письма и давал точную инструкцию. Эта инструкция была и деловита
("многословия и теоретических рассуждений не требуется"), и в агентурном
смысле честна ("всяких преувеличений и недостаточно обоснованных выводов
следует избегать"). Под самый же конец приберегался оглушительный эффект.
Семякин кончал свое письмо так: "Я думаю, что не ошибусь, называя Вас, г.
Азеф,
Вашим именем, и прошу Вас уведомить, следует ли Вам писать по Вашему
адресу: Шютценштрассе 22.11, или иначе".
Скрываться больше не приходилось. Азеф ответил за подписью. Соглашение
состоялось.
В течение шести лет Азеф оставался заграничным корреспондентом
Департамента полиции. По его донесениям можно проследить, как быстро он
совершенствовался в качестве секретного сотрудника. На одном из первых его
писем есть раздраженная пометка, принадлежащая кому-то из руководителей
департамента: "В следующем письме я попрошу Азефа писать немного толковее,
особенно адреса и фамилии, чтобы можно было понять, кто мужчина, кто женщина
и к кому относятся адреса". Но уже а 1896 г. мы находим совершенно другую
пометку: "Сообщения Азефа поражают своей точностью, при полном отсутствии
рассуждений". А еще через несколько лет известный Ратаев писал Азефу:
"Больше всего на свете я боюсь Вас скомпрометировать и лишиться Ваших
услуг".
И, действительно, донесения Азефа, даже в раннюю пору его работы, были
очень важны. Он открыл департаменту глаза на молодых революционеров, только
впоследствии получивших громкую известность:"Следует особое внимание
обратить Вам на г-на Карповича"... "Особое внимание Вам нужно будет обратить
на Зензинова"... Григория Гершуни, опаснейшего из террористов, Азеф оценил с
первой же своей с ним встречи и тотчас с большой тревогой в тоне сообщил об
"этом господине" Департаменту полиции. Донесения свои Азеф писал с видимым
удовольствием, - даже, кажется, не без чувства спортивного соревнования с
революционерами. Например, советуя департаменту захватить какой-то транспорт
литературы, он вдруг добавляет: "А то уж больно хвалится Гершуни, что
замечательный путь он устроил".
От департамента Азеф требовал полного доверия к своим словам. В 1901
г., задетый недоверчивым замечанием Ратаева, Азеф отвечает (15 января) в
глубоко оскорбленном тоне: "Мне кажется, что у Вас нет ни одного факта,
который бы мог Вас заставить думать, что я способен вам солгать. Кажется, ни
разу не лгал, это не лежит в моей натуре... Ваше недоверие для меня
оскорбительно и страшно обидно".
По форме переписка порою очень курьезна. Так, позднее, желая выследить
и схватить Гершуни, департамент (17 апреля 1902 г.) по-немецки телеграфирует
Азефу в Берлин: "Очень беспокоюсь о положении Гриши в Петербурге. Хотел бы
получить какие-либо сведения, чтобы иметь возможность с ним повидаться.
Дмитрий". Или же Азеф начинает свое сообщение департаменту (17 июня 1902 г.)
словами: "Дорогая Генриетта", а заканчивает его "Целую тебя. Твой Иван".
5
5
Это донесение было написано химическими чернилами. Настоящий текст
его заключает в себе сведения о готовящемся покушении на Плеве (неизданный
архив В. К. Агафонова, папка No. 1 -
Автор.
Письма, сходные с этими по стилю, попадались мне во Французском
Национальном архиве: так любили писать разведчики наполеоновских времен.
II
По возвращении в Россию Азеф был откомандирован к Зубатову для изучения
техники полицейского дела. По-видимому, он изучил ее в совершенстве. Старые
революционеры рассказывают, что, обладая огромной зрительной памятью, он
знал все улицы и все проходные дворы Петербурга, мог, при обсуждении разных
террористических проектов, по памяти нарисовать подробнейший план любого
места в столице. Для разных "явок" ему нужно было знать множество адресов и
телефонных номеров: Азеф "из предосторожности" никогда их не записывал,
однако помнил все безошибочно. В практику террористической слежки он ввел
несколько новых приемов (заимствованных, впрочем, у Зубатова). Вероятно, это
профессиональное искусство и было одним из оснований его огромного престижа
в Боевой организации: террористы того времени читали ведь не только
политическую литературу: как мы все, они читали, вероятно, в свободное время
и "Шерлока Холмса".
По изучении полицейского дела Азеф примкнул к партии
социалистов-революционеров. Вернее, он был одним из ее создателей.
Специализировался он на терроре и стал сначала ближайшим помощником Гершуни,
а затем общепризнанным вождем, душою и хозяином Боевой организации. 4-го
июня 1902 г. Азеф многозначительно писал департаменту, сообщая о 500 рублях,
пожертвованных им на террористические предприятия: "Мне необходимо было это
сделать для того, чтобы узнать, что такое эта Боевая организация и каковы ее
планы в ближайшем будущем, и мне это удалось... Я занял активную роль в
партии социалистов-революционеров. Отступать теперь уже невыгодно для нашего
дела, но действовать тоже необходимо весьма и весьма осмотрительно".
Параллельно с этим все росло и положение Азефа в Департаменте полиции.
В 1899 г. он получает 100 рублей в месяц жалованья и 50 рублей наградных к
Новому году. В 1900 г. его жалованье повышается до 150 рублей, в 1901 г.
сразу до 500 рублей. Под конец своей карьеры он получал 1000 рублей в месяц
и столько же, если не больше, прогонных, суточных, "премиальных" и
"наградных". Его "наградные" в 1904-5 гг. составляют несколько тысяч. Именно
в это время им были организованы убийства В. К. Плеве и вел. кн. Сергея
Александровича!
Получал он жалованье и от партии, но более скромное, - кажется, 125
рублей в месяц. В. С. Гоц рассказывает, как однажды на вокзале друзья
убеждали Азефа нанять носильщика для чемодана. Он аскетически отказывался:
нельзя без крайней нужды расточать партийные деньги. Члены ЦК партии с
умиленьем говорили о жизни Азефа: "сидит на хлебе и селедке". Расставаясь с
революционерами, он жил не столь аскетически. В записке Л. Н. Менщикова,
например, сообщается: "5-го января 1905 года Азеф приезжает в первом классе
курьерского поезда из Петербурга в Москву... Ночь проводит в самом дорогом
доме терпимости Стоецкого..."
Послужной список Азефа по двойной его деятельности еще трудно
установить во всей полноте; да и одно перечисление его дел заняло бы
несколько страниц. Он сам говорил, что принимал ближайшее участие в
организации всех террористических актов партии, за исключением убийства
Сипягина. Савинков, человек достаточно осведомленный, в своей речи в защиту
Азефа дает список крупнейших террористических дел, организованных при его
(Азефа) участии, содействии или попустительстве В этот список входят
двадцать пять убийств и покушений, а заканчивается он буквами "и т. д.".
Называю только главные: убийства Плеве, вел. кн. Сергея Александровича, ген.
Богдановича, Гапона, Татарова; три покушения на царя, покушения на великих
князей Владимира Александровича и Николая Николаевича, покушения на
Столыпина, на Дурново, на Трепова, на адмиралов Дубасова и Чухнина. Азеф же
принимал участие "в обсуждении всех без исключения планов, в том числе
планов московского, свеаборгского и кронштадтского восстаний".
Этому списку соответствует другой, более длинный, - список
революционеров, выданных им департаменту. Их исчисляют десятками, если не
сотнями. Сколько из них было казнено, не берусь сказать.
6
6
Одна из выданных Азефом революционных групп, как известно, изображена
Леонидом Андреевым в его "Рассказе о семи повешенных". -
Автор.
Метод действий Азефа в схематическом изложении был приблизительно
таков. Он "ставил" несколько террористических актов. Некоторые из них он вел
в глубокой тайне от Департамента полиции с расчетом, чтобы они непременно
удались. Эти организованные им и удавшиеся убийства страховали его от
подозрений революционеров; до самой последней минуты вожди партии смеялись
над такими подозрениями: "как можно обвинять в провокации человека, который
на глазах некоторых из нас чуть только не собственными руками убил Плеве и
великого князя". Другую часть задуманных террористических актов Азеф
своевременно раскрывал Департаменту полиции, чтобы никаких подозрений не
могло быть и там. При этих условиях истинная роль Азефа была в течение
долгого времени тайной и для революционеров и для деятелей департамента.
Каждая сторона была убеждена, что он ей предан всей душой.
III
По внешности Азеф был грузный, толстый, очень некрасивый человек с
тяжелым, набухшим лицом, с оттопыренной нижней губой. Об его безобразной
наружности говорят все встречавшиеся с Азефом люди. Но и в этом разобраться
не так легко. Некоторые свидетели утверждают, что "глаза у него всегда
бегали, и он никогда не смотрел в лицо собеседнику", - примета слишком
принятая в изображении преступников для того, чтобы быть верной. Ю.
Делевский пишет о "змеином взгляде" Азефа.
Однако другие революционеры находили у него "хороший, приятный взгляд",
"прелестную улыбку" - и до сих пор твердо на этом стоят. В. М. Чернов в
своей речи на суде над Бурцевым говорил: "Надо только хорошо всмотреться в
его (Азефа) лицо и в его чистых, чисто детских глазах нельзя не увидеть
бесконечную доброту.
7
7
В. Б. Бурцев. Как я разоблачил Азефа, гл. XIII. -
Автор.
С. Басов-Верхоянцев отмечает "двойное лицо": накладное, каменное, и
скрытое, "с печальными глазами". По фотографиям судить трудно, - Азеф,
кстати, не любил сниматься. Но общее впечатление, конечно: "не дай Бог
встретиться в лесу ночью".
Писал он свои донесения не очень литературно, не очень даже и грамотно,
но всегда ясно и толково. Редакторы, повторяющие молодым сотрудникам:
"фактов побольше, фактов", были бы им довольны: фактов у него всегда много.
Революционеры (за редкими исключениями) в ту пору были особенно падки на
цветы красноречия. Один (в частном письме!) пишет о "гидре самодержавия", о
"когтях деспотизма", о "пошлом периоде мещанского довольства, охватившего
мертвящей петлей европейские страны". Другой описывает, как "русские Лекоки
разглядывали мозолистую руку, сразившую царского опричника". Третий еще
красноречивее: "Девятьсот пятый год умирал, распластавшись на кривых улицах
Москвы, залитых рабочей кровью". Азеф не любил цветов красноречия. Тон его
писем простой и деловой. Недоброжелатели считали его человеком мало
образованным. Однако на партийном следствии, после разоблачений, один из
свидетелей рассказал, как однажды в Москве Азеф выступил на заседании
марксистского кружка: "Спор шел вокруг имени Михайловского. Новый гость
(Азеф) молчал. Но вот он поднялся и взволнованным голосом начал защищать
Михайловского, упирая, в особенности, на теорию борьбы за индивидуальность.
Речь продолжалась довольно долго и произвела на окружающих впечатление своей
искренностью и знанием предмета".
8
8
Заключение судебно-следственной комиссии по делу Азефа, стр. 17. -
Автор.