Аннотация: Перевод с английского Л. Давыдовой.
Текст издания: журнал "Міръ Божій", No 8, 1896.
СПАСЕНІЕ ДУШИ
Е. Гёнтингтонъ.
(СЪ АНГЛІЙСКАГО).
Казарма франклинской дивизіи арміи спасенія помѣщалась въ старомъ кирпичномъ зданіи на одномъ изъ угловъ главной улицы города. Первый этажъ былъ занятъ трактиромъ, подъ названіемъ "Сити", во второмъ находилось портняжное заведеніе, а въ третьемъ этажѣ пріютилась армія спасенія.
Франклинъ былъ однимъ изъ маленькихъ городковъ Западной Америки, являвшихся метрополіей для обширнаго сельскаго округа и служившаго пристанищемъ для эмигрантовъ изъ Скандинавіи. Городокъ кипѣлъ шумной, торговой жизнью, въ которой не было мѣста заботамъ о красотѣ.
На перекресткахъ постоянно толпились праздные люди изъ числа тѣхъ, которые отправились на западъ Америки въ поискахъ за долларами, но затѣмъ не дали себѣ труда собрать ихъ.
Всю ночь улицы кишѣли народомъ -- тамъ встрѣчались женщины въ яркихъ платьяхъ, полувзрослые мальчишки, приказчики, ищущіе отдохновенія послѣ тяжелаго трудового дня, пастухи, пріѣхавшіе изъ сосѣднихъ деревень, агенты торговыхъ домовъ, рабочіе изъ Швеціи и Норвегіи, а иногда и рѣдкіе представители какой-нибудь угасающей расы -- группы индѣйцевъ, одѣтыхъ въ дешевый европейскій костюмъ, съ длинными развѣвающимися волосами, еще не принесенными въ жертву цивилизаціи. Всѣ они безцѣльно бродили взадъ и впередъ, толкая другъ друга и обмѣниваясь грубыми шутками, до тѣхъ поръ, пока, наконецъ, не входили въ какой-нибудь дешевый трактиръ или игорный домъ, манившій ихъ своими освѣщенными окнами и раскрытыми дверями.
Въ теченіе семи лѣтъ армія спасенія работала въ этомъ каменистомъ вертоградѣ, и не смотря на частыя перемѣны въ личномъ составѣ солдатъ, барабанный бой ея раздавался неизмѣнно каждую ночь, когда армія стройными рядами выступала на улицу для борьбы съ дьяволомъ, пріютившимся въ сердцѣ человѣка.
Къ нимъ всегда относились если не съ уваженіемъ, то съ небрежной снисходительностью, съ какою относились къ сумасшедшимъ въ болѣе древнихъ цивилизаціяхъ. Въ ясныя ночи имъ случалось собирать около себя цѣлый кругъ слушателей, когда они устраивали свои митинги противъ самаго большого отеля въ городѣ; а когда ихъ посѣщалъ какой-нибудь пріѣзжій полковникъ арміи, или лейтенантъ, въ образѣ привлекательной молодой дѣвушки, умѣющей играть на гитарѣ, то слушатели стекались толпою и жертвовали свои пенни лейтенанту, обходящему ихъ съ тамбуриномъ.
Денежное доходы арміи были очень скудны, но среди бѣднаго и страждущаго населенія города было много лицъ, у которыхъ неопредѣленныя и полузабытыя представленія о небесномъ милосердіи соединялись съ красными мундирами и синими чепцами арміи спасенія.
Осенью 1892 г. армія на нѣкоторое время осталась безъ капитана. Ночные митинги на перекресткахъ зачастую не имѣли другихъ слушателей, кромѣ кучеровъ стоявшихъ здѣсь экипажей, и маленькой неугомонной собаченки, которая бѣгала кругомъ да около молящихся солдатъ, и обнюхивала ихъ пятки.
Въ это время сердца солдатъ были настолько близки къ отчаянію, насколько это допускалось ихъ вѣрой, но въ самый тяжелый моментъ къ нимъ, наконецъ, явился новый капитанъ изъ Англіи, который съумѣлъ оживить интересъ къ религіи флага и барабана.
Новоприбывшая была извѣстна подъ именемъ капитана Грина. Это была очень полная женщина, съ красивымъ румянымъ лицомъ и большими голубыми глазами, ласково смотрѣвшими на мятущееся человѣчество, которое для нея подраздѣлялось на двѣ рѣзко-отграниченныя категоріи -- грѣшниковъ и "спасенныхъ".
Она обладала большимъ запасомъ нервной энергіи, даромъ слова и могучимъ голосомъ сопрано, который никогда не измѣнялъ ей и которымъ она смѣло распѣвала всевозможныя мелодіи, не останавливаясь ни передъ какимъ темпомъ и ни передъ какими высокими нотами. Хорошо ли она пѣла, или дурно -- это было все равно для капитана Грина, и, какъ она увѣряла, и для Господа, который заботится только о сердцѣ, а не о красотѣ звуковъ.
Подъ ея руководительствомъ дѣла арміи пришли въ цвѣтущее состояніе. Имъ удалось привлечь въ свои ряды новыхъ рекрутовъ, и между ними одного тромбониста, который много содѣйствовалъ шумности и обаянію ихъ собраній.,
Однажды, въ воскресенье армія, по обыкновенію, маршировала вокругъ сквера передъ началомъ послѣобѣденнаго митинга въ своей залѣ. Когда она, вернувшись, подошла къ двери своего помѣщенія, капитанъ Гринъ остановился и строгимъ, но добрымъ взглядомъ окинулъ кучку растрепанныхъ оборванцевъ, столпившихся передъ рестораномъ "Сити".
Здѣсь былъ "грѣхъ" въ его самомъ заманчивомъ видѣ. Къ счастливымъ, хорошо одѣтымъ грѣшникамъ капитанъ относился довольно-нетерпимо, но такія жалкія отребья человѣчества всегда возбуждали ея симпатію. Она опустила свой флагъ и храбро подошла къ оборванцамъ.
-- Пойдемте къ намъ, дорогіе мои, -- сказала она. -- Приходите провести съ нами счастливые часы. Мы будемъ бороться съ адомъ, бороться съ грѣхомъ, изгонять дьявола. -- Она закончила вдохновенно.
-- Приходите, и будете спасены разъ на всегда.
Тѣ, къ кому она обращалась, не пошевельнулись и, какъ-будто, даже не слыхали ея словъ. Остальная армія взбиралась наверхъ по узкой деревянной лѣстницѣ, продолжая распѣвать ту же пѣснь, которую они пѣли на улицѣ. Звуки ихъ нестройнаго пѣнія доносились внизъ:
Прощай, старый чортъ!
Прощай, старый чортъ!
Прощай!
Потомъ прозвучалъ заключительный аккордъ тромбона. Капитанъ, видя, что приглашенія ея не имѣютъ никакого успѣха, кротко простилась съ компаніей со словами "да благословитъ васъ Богъ", и тоже пошла наверхъ.
Послѣ ея ухода нѣкоторые изъ слушателей начали переминаться съ ноги на ногу, какъ бы желая освободиться отъ чувства какой-то неловкости; одинъ изъ нихъ сердито обругалъ собаку, вертѣвшуюся около него; наконецъ, двое отдѣлились отъ остальныхъ и пошли наверхъ, вслѣдъ за капитаномъ.
Зала, въ которую они вошли, была длинная и узкая, освѣщенная съ сѣверной стороны тремя незавѣшенными окнами.
На одномъ концѣ залы находилась эстрада, занимающая всю ширину комнаты и уставленная двумя рядами стульевъ, на которыхъ сидѣли "солдаты" арміи.
Напротивъ эстрады стояли два ряда скамеекъ, а въ глубинѣ залы находилась старинная печь необычайныхъ размѣровъ и формы.
Полъ былъ темный, потрескавшійся, покрытый табачными пятнами. Около печки была сметена горка орѣховыхъ скорлупокъ, -- а въ углу стоялъ кувшинъ съ водою и мѣдная кружка. Платформа была незатѣйливо убрана пестрыми флагами, а со стѣны на зрителей смотрѣлъ большой портретъ генерала Бутса и двѣ аллегорическія картины, нарисованныя однимъ изъ солдатъ, который въ часы досуга занимался живописью. Первая картина, носящая названіе "Отчаяніе и милосердіе", изображала женскую фигуру, напоминающую древне-египетскія скульптурныя произведенія, утирающую носовымъ платкомъ огромныя слезы, а рядомъ съ нею стоитъ сестра въ синемъ чепцѣ и указываетъ перстомъ на небо. На другой картинѣ, называемой "Вѣчность", была нарисована длинная красная дорога, ведущая вдаль, гдѣ виднѣются три зеленыя пальмы.
Зала была полна почти на половину, когда начался митингъ. Мужчины собрались около печки, женщины заняли переднія скамейки. Среди послѣднихъ находилось несчастное существо съ испитымъ старообразнымъ лицомъ. На ней было длинное пальто изъ коричневаго плюша и фантастическая бѣлая фетровая шляпа, украшенная павлиньимъ перомъ. Ея руки безъ перчатокъ были крѣпко стиснуты, какъ будто она находилась въ состояніи напряженнаго, нервнаго ожиданія.
Капитанъ поднялся и запѣлъ пѣсню, которую подхватили солдаты. Во время пѣнія она ходила взадъ и впередъ по эстрадѣ, ударяя въ ладоши въ тактъ музыкѣ, и раскланивалась то въ сторону публики, то въ сторону солдатъ, которые, казалось, находились въ восторженномъ состояніи, подобно дѣтямъ, играющимъ въ какую-нибудь шумную игру. Барабанъ, въ который ударялъ одинъ изъ солдатъ, бывшій въ прежніе дни кузнецомъ, выводилъ мелодію, а тромбонъ и тамбуринъ аккомпанировали ему съ невообразимымъ грохотомъ. За первою пѣснью послѣдовала вторая, затѣмъ третья. Затѣмъ капитанъ прочелъ горячую молитву, потомъ солдаты произнесли нѣсколько рѣчей. Послѣдней говорила молодая норвежская дѣвушка, на лицѣ которой было то смѣшанное выраженіе грусти и экзальтаціи, какое часто бываетъ на лицахъ монахинь. Казалось, она смотритъ на міръ при свѣтѣ внутренней, мистической вѣры, которая освѣщаетъ только духовную сторону жизни, а все остальное оставляетъ въ тѣни. Она говорила со страннымъ акцентомъ и ласковымъ, воркующимъ тономъ, какъ мать, дѣлающая внушеніе своему непокорному ребенку. Глаза ея были устремлены въ одну точку на концѣ залы, надъ головами слушателей.
-- О. друзья мои! -- говорила она: -- Приходите и будете спасены. Отдайте сердца ваши Господу. Я уже получила спасеніе, дорогіе мои, и я счастлива теперь, потому что спасена. Я такъ счастлива, потому что знаю, что такое спасеніе. Діаволъ всегда старается отвлечь васъ отъ пути истиннаго, но Господь спасетъ васъ. Да благословитъ васъ Богъ. Отдайте Господу сердца ваши.
За этой рѣчью опять послѣдовали пѣсни. Воодушевленіе капитана Грина заражало все собраніе. Мрачныя лица оборванцевъ, собравшихся вокругъ печки, точно прояснялись. Когда капитанъ обошелъ собраніе съ тамбуриномъ для сбора денегъ, въ результатѣ получилась крупная сумма въ одинъ долларъ и семь центовъ. Въ награду за такія обильныя пожертвованія, капитанъ объявилъ, что сестра Ли споетъ пѣсню съ гитарою.
Высокая дѣвушка, лѣтъ 19-ти, выступила впередъ съ гитарою въ рукахъ. Она запѣла пріятнымъ, немного дрожащимъ голосомъ пѣсню о томъ, какъ тысячи людей гибнутъ въ грѣхѣ. Ее слушали съ напряженнымъ вниманіемъ. Женщина въ коричневомъ плюшевомъ пальто нѣсколько разъ вытирала слезы во время пѣнія; замѣтивъ это, Христина, норвежская дѣвушка, которая говорила рѣчь въ началѣ собранія, подошла къ ней и шопотомъ заговорила съ ней, положивъ ей руку на плечо. Женщина закрыла себѣ лицо платкомъ и заплакала со сдерживаемыми всхлипываніями. Чистый голосъ молодой пѣвицы продолжалъ свою монотонную пѣсню. Христина шептала на ухо кающейся грѣшницѣ неопредѣленныя, полупонятныя слова о милосердіи и спасеніи. Въ комнатѣ дѣлалось темнѣе по мѣрѣ приближенія сумерекъ. Въ спертомъ воздухѣ носился запахъ раскаленнаго желѣза отъ жарко натопленной печки. Присутствующіе были необыкновенно молчаливы и точно застыли. Измученной женщинѣ казалось, что къ ней нисходитъ какая-то неземная сила, и въ душѣ ея совершается таинственный переворотъ. Христина шептала ей, что сегодня она будетъ "спасена", всѣ ея грѣхи исчезнутъ, она получитъ новую душу, "бѣлую, какъ снѣгъ". Она вѣрила въ ея слова, но не знала только, когда и какъ это чудо совершится, не знала также, почему она въ данную минуту вся дрожитъ и слезы льются изъ ея глазъ. Въ ушахъ ея звучали слова Христины: "Отдайте душу свою Господу, дорогая сестра. Идите къ Нему теперь. Идите къ Нему!"
Пѣсня кончилась. Капитанъ приглашалъ тѣхъ, кто желаетъ получить спасеніе, выступить впередъ. Деревянное кресло было поставлено напротивъ эстрады. Христина обняла "грѣшницу" за талью и тихонько побуждала ее подняться со своего мѣста. Закрывъ лицо руками, она встала, прошла впередъ и упала на колѣни передъ эстрадой. Тогда солдаты сошли съ эстрады, окружили ее и тоже всѣ опустились на колѣни. Капитанъ началъ молиться. Въ голосѣ ея звучала горячая мольба. Казалось, она вымаливала милосердіе и прощеніе у жестокаго, непреклоннаго судьи, прощеніе и милосердіе для заблудшей души человѣческой. Солдаты прерывали молитву тихими восклицаніями: "Услышь насъ, Господи"! "Смилуйся надъ нами"!
Въ это время съ улицы послышался пронзительный свистокъ, -- за которымъ послѣдовалъ звонъ колоколовъ, топотъ толпы, звукъ возбужденныхъ голосовъ. Присутствующіе въ залѣ заволновались и обратились къ окнамъ. Наконецъ, двое посмѣлѣе подошли къ дверямъ и быстро вышли изъ залы. Ихъ примѣръ оказался заразителенъ: вскорѣ всѣ обратились въ бѣгство и въ залѣ не осталось никого, кромѣ солдатъ и спасенной грѣшницы.
Свистокъ прозвучалъ снова.
-- Второй сигналъ, -- невольно пробормоталъ одинъ изъ солдатъ. Пѣніе пріостановилось. Спасенная подняла свое опухшее, заплаканное лицо.
-- Пожаръ?-- спросила она у Христины.
-- Да.
-- Гдѣ?
-- Кажется, на 31-й улицѣ.
-- О, Боже мой! -- Спасенная грѣшница быстро поднялась съ.мѣста и тоже исчезла за дверью съ быстротой стрѣлы; солдаты переглянулись въ грустномъ недоумѣніи.
-- Лейтенантъ! -- сказалъ, наконецъ, капитанъ. -- Вы могли бы также сойти внизъ и посмотрѣть, гдѣ пожаръ.
Лейтенантъ тотчасъ же повиновался, а его товарищи столпились у оковъ и смотрѣли на улицу, которая была полна черными.фигурами, спѣшащими въ одну сторону. Затѣмъ послышался шумъ колесъ, звонъ колокольчиковъ, топотъ копытъ, лай собаки. Пожарная машина пролетѣла по улицѣ, сопровождаемая толпой народа.
Въ это время вернулся лейтенантъ, запыхавшійся и возбужденный.
-- Старая централка горитъ! -- кричалъ онъ. -- Должно быть, будетъ сильный пожаръ.
Капитанъ оглядѣлъ кругомъ пустую залу и надѣлъ свою накидку.
-- Пойдемте, -- сказала она просто, и вся армія отправилась внизъ по узкой лѣстницѣ.
Капитанъ и лейтенантъ пришли послѣдними на мѣсто происшествія. По дорогѣ онѣ обмѣнялись короткими словами.
-- Эта Джэнъ Гюббсъ, которая только-что была спасена, жила въ централкѣ, -- сказалъ лейтенантъ. -- Тамъ сдавались комнаты за дешевую цѣну. Это -- настоящій вертепъ. Она жила въ одной комнатѣ съ женщиной, которая прозывалась Дашеръ, Сара Ольсонъ.
-- Я знаю ее, -- замѣтилъ капитанъ. -- Ея имя -- Сара Ольсонъ. Бѣдная, грѣшная душа! -- Она задыхалась и съ трудомъ произносила слова:-- Не идите такъ скоро, лейтенантъ!| Вѣдь, вы знаете, я не въ состояніи скоро ходить.
Противъ дома, гдѣ былъ пожаръ, собралась огромная толпа народа. Клубы дыма вырывались изъ главной двери и изъ оконъ второго этажа. Тонкія струйки пламени выбивались наружу. Тротуаръ былъ заваленъ всевозможными предметами домашняго обихода самаго презрѣннаго вида -- кроватями, сломанными стульями, трубками, кухонными принадлежностями. Центральный отель, давно уже переставшій быть отелемъ, и служившій теперь пристанищемъ для бѣдноты, много лѣтъ уже не ремонтировался, и теперь всѣ его основанія подкашивались.
-- Давно пора ему было рухнуть, -- говорилъ кто-то изъ публики.
-- Слава Богу, что, наконецъ, мы отъ него отдѣлаемся.
Тѣмъ не менѣе, вольная пожарная команда работала на славу, побуждаемая къ этому не столько желаніемъ спасти полуразвалившееся старое зданіе, сколько жаждою поощренія и апплодисментовъ собравшейся толпы.
Когда капитанъ подошелъ къ пожарищу, онъ замѣтилъ въ толпѣ женщину, одѣтую въ коричневое плюшевое пальто и въ бѣлой шляпѣ съ павлиньимъ перомъ, которая страстно спорила о чемъ-то съ человѣкомъ, охранявшимъ дверь. Узнавъ въ ней свою послѣднюю, заблудшую овцу, обращенную на путь истинный, капитанъ протискался впередъ и услышалъ слѣдующій разговоръ
-- Я говорю вамъ, что она пьяна, -- кричала женщина:-- пьяна, какъ стелька. Никакія пушки не разбудятъ ея. Ужъ я-то ее знаю. Недаромъ мы прожили вмѣстѣ столько лѣтъ!
Сторожъ равнодушно посмотрѣлъ на нее.
-- Нельзя вамъ войти туда, -- сказалъ онъ. -- Лѣстница какъ разъ и есть самое опасное мѣсто. Она можетъ обвалиться каждую минуту. Пусть себѣ Сара Ольсонъ останется въ своей комнатѣ. Теперь ее, все равно, не спасти.
Женщина произнесла въ отвѣтъ на это нѣсколько крѣпкихъ ругательныхъ словъ, и капитанъ въ душѣ молилъ Бога простить ей эти слова.
Сторожъ схватилъ ее за руки, но она быстро высвободилась и очутилась за дверью.
-- Ну, такъ ступай къ чорту! -- сказалъ онъ серьезно. -- Ничего не подѣлаешь, я за тебя не отвѣчаю. Чистая вѣдьма, эта женщина, -- обратился онъ къ слушателямъ.
Между тѣмъ женщина уже исчезла въ наполненной дымомъ внутренности дома.
Капитанъ подошелъ къ сторожу и тронулъ его за рукавъ. Какая-то тѣнь легла на ея ясное лицо.
-- Можетъ она пройти наверхъ?-- спросила она.
Сторожъ съ любопытствомъ посмотрѣлъ на нее и пожалъ плечами.
-- Вся штука въ дымѣ, мадамъ, -- сказалъ онъ. -- И она пошла наверхъ, гдѣ огонь всего сильнѣе. Все равно, ей не вытащить той -- она пьяна и спитъ, какъ мертвая.
Извѣстіе о томъ, что Дашеръ осталась въ горящемъ зданіи и что Джэнъ Гюббсъ отправилась спасать ее, быстро разнеслась среди присутствующихъ. Толпа тѣснѣе собралась около дверей и торжественный шопотъ, вызываемый близостью смертельной опасности, слышался среди шума воды, льющейся изъ пожарныхъ машинъ, треска пламени, паденія досокъ и громкихъ приказаній, отдаваемыхъ начальникомъ пожарной команды. Но, кромѣ капитана и его солдатъ, никто не проявлялъ никакого личнаго интереса къ судьбѣ двухъ женщинъ, жизнь которыхъ въ данную минуту стояла на картѣ.
Прошло пять минуть. Огонь, который разгорался, главнымъ образомъ, въ задней части зданія, наконецъ, началъ утихать. Лѣстница все еще была цѣла, но ея почти не было видно сквозь облака дыма. Двое пожарныхъ отправились въ поиски за оставшимися въ домѣ женщинами, но такъ какъ они не знали положенія комнаты, то пошли невѣрной дорогой; пламя преградило имъ путь къ лѣстницѣ и они должны были спуститься черезъ окно, по приставной лѣстницѣ.
Нѣсколько разъ въ толпѣ раздавались крики: "вотъ онѣ!" но это была ложная тревога. Прошло еще пять минутъ. Въ толпѣ воцарилось молчаніе. Болѣе нервныя женщины начали плакать. Пожарные еще разъ отправились на поиски за пропавшими женщинами. Вдругъ со стороны сторожей раздались громкія восклицанія. Въ рѣдѣющемъ дыму показались человѣческія фигуры. Первымъ пришелъ пожарный, который несъ на рукахъ Джэнъ Гюббсъ. Руки ея безпомощно повисли; платье на половину обгорѣло, растрепанные волосы падали на лицо. Рядомъ шелъ другой пожарный, который волочилъ за собою молодую женщину въ сѣрой фланелевой кофтѣ, очевидно наскоро накинутой и не застегнутой. Это и была Дашеръ, съ опухшими глазами и краснымъ, тупымъ лицомъ.
Она нехотя шла за пожарнымъ, какъ животное, которое ведутъ противъ его желанія. Дымъ заставлялъ ее кашлять, она поминутно спотыкалась и навѣрное упала бы, если бы ее не поддерживала грубая рука солдата. Когда они подошли къ двери, она встрѣтилась глазами со взглядами сотенъ людей, смотрѣвшихъ на нее, и точно поняла, что, несмотря на опасность, которой она только-что подверглась, эти взгляды не выражали ни сочувствія, ни пріязни. Бѣглая улыбка промелькнула на ея толстыхъ губахъ. Она чуть замѣтно кивнула головой и какъ будто хотѣла сказать всѣмъ:
-- Вотъ и я! Вамъ не удалось избавиться отъ меня такимъ манеромъ.
Ея спутникъ отпустилъ ея руку, она пошатнулась и прислонилась къ дереву.
Вниманіе толпы сосредоточивалось уже не на ней, а на Джэнъ Гюббсъ, которую положили на землю, подостлавъ подъ нея два пальто, тотчасъ же предоставленныхъ для этой цѣли кѣмъ-то изъ присутствовавшихъ. Капитанъ поддерживалъ ея голову, а солдаты въ почтительномъ молчаніи стояли кругомъ. На нѣкоторомъ разстояніи отъ нихъ образовался тѣсный кругъ зрителей, которые смотрѣли на происходившую сцену.
-- Умерла?-- спрашивалъ одинъ громкимъ шопотомъ.
-- Влѣзь ко мнѣ на спину, Джанни, тогда все увидишь, -- предлагалъ какой-то подростокъ своему маленькому брату.
-- Эта армія спасенія всегда является на всякую свалку.
Женщины старались протолкаться въ передніе ряды.
-- Она не очень изуродована, -- замѣтила одна изъ нихъ разочарованнымъ тономъ. -- Выглядитъ почти какъ здоровая, право.
На другой сторонѣ пожарные разсказывали, какъ они ихъ нашли.
-- Онѣ лежали въ маленькомъ корридорѣ, идущемъ въ заднюю часть дома, когда мы нашли ихъ, -- говорилъ одинъ изъ нихъ: -- Должно быть, онѣ зашли туда и не могли выбраться, потому что былъ слишкомъ густой дымъ. Джэнъ Гюббсъ лежала на плечѣ у той и не могла сдвинуться съ мѣста. А та была совсѣмъ пьяна. Этихъ пьяныхъ ничто не беретъ. Вонъ она, стоять себѣ здоровехонька.
-- Она приходитъ въ себя! -- крикнулъ чей-то возбужденный голосъ изъ толпы, и общее вниманіе тотчасъ же сосредоточилось на Джэнъ, которая, дѣйствительно, открыла глаза. Она безпокойно обвела ими всѣхъ собравшихся, и, наконецъ, остановила ихъ на красномъ помятомъ лицѣ Дашеръ, которая приблизилась и проливала слезы надъ своимъ другомъ.
Обычная легкость рѣчи на этотъ разъ измѣнила капитану. Она ничего не отвѣтила и только вытерла слезы, которыя одна за другой текли по ея лицу.
-- Я знала, что она нехорошая, -- продолжала Джэнъ все болѣе и болѣе слабѣющимъ голосомъ. -- Она пошла бы въ адъ навѣрное, а я уже была спасена. Вѣдь, я спасена -- правда?-- спросила она, вдругъ поддавшись минутѣ сомнѣнія.
-- Да, да, дорогая сестра! -- отвѣтилъ капитанъ, ласково. -- Небо уготовано для васъ, и Христосъ ждетъ васъ тамъ -- съ вѣнцомъ.
На лицѣ Джэнъ расцвѣла улыбка. Она опять закрыла глаза и сразу поблѣднѣла.
Солдаты арміи спасенія упали на колѣни вокругъ нея; нѣсколько человѣкъ изъ зрителей обнажили головы.
Въ эту минуту докторъ, за которымъ было послано, быстро протискивался сквозь толпу.
-- Слишкомъ поздно! -- сказалъ ему капитанъ. -- Господь уже взялъ ее!..