Андерсен-Нексё Мартин
Казнь

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

Мартин Андерсен-Нексё.
Казнь

   В дождливый летний день, лет десять тому назад, мы подкатили к крестьянскому двору, на востоке Ютландского полуострова, где хотели провести летние каникулы.
   Первое живое существо, замеченное нами в момент приезда, была Расмина -- высокая и довольно грязная женщина. Она усердно работала на грядках, засаженных брюквой, и видно было, что земля, над которой она трудилась, была твердая и глинистая.
   Вся ее фигура казалась как бы незаконченной. Глядя на нее, можно было подумать, что дети, забавляясь, вылепили ее из сырого и липкого песку. Однако это примитивное создание обладало божественной способностью быть постоянно веселой и довольной.
   Она смеялась и в ту минуту, когда мы подъехали к ее дому, несмотря на то, что дождь усиленно поливал ее с головы до ног и прокладывал затейливые следы на всей той грязи, которая накопилась на ней за долгое время. Ее лицо походило на замерзшую земляную глыбу, начавшую внезапно оттаивать. И эта глыба смеялась.
   Духовный уровень Расмины полностью соответствовал умственному развитию нашей двухлетней девочки; и потому первая улыбка этой женщины была обращена к ребенку. Обе они почувствовали взаимную симпатию, и позднее их можно было видеть вместе всякий раз, как у Расмины оказывался хоть малейший досуг; часами ходили они, держась за руки и посвящая значительную часть своих бесед и даже деятельности элементарным жизненным отправлениям, причем штанишки малютки играли немаловажную роль.
   -- Тюля сегодня не намочила, -- лепетала девочка.
   -- Да, сегодня ты не мокрая, Тюленька, -- нежно отвечала ей Расмина.
   Такой разговор они вели чаще всего.
   Мы, взрослые и культурные люди, имели насчет этой дружбы свое особое мнение. Но было нелегко ей помешать, зная, что в окрестностях, в нескольких жалких лачугах, размещено шестеро ребят Расмины, заботиться о которых она не имела ни времени, ни средств. У нее было шесть человек детей, но она всякий раз с радостью принималась менять белье нашему, чужому для нее ребенку.
   Своих собственных детей Расмине удавалось видеть крайне редко: путь к ним был не близкий, а она почти бессменно была запряжена в тяжелую работу. Когда батраки и служанки, закончив трудовой день, шли, обнявшись, вдоль поля домой, громко распевая песни, у Расмины все еще было много дела то здесь, то там. В свободное время она шила и вязала для своих детей; и по меркам для чулок, которые ей присылали, она могла судить, насколько каждое ее чадо подросло.
   Йенс Петер был на тридцать лет старше Расмины. Раньше его собственный сын был другом ее сердца. Но он уехал за море после того, как Расмина родила ему четверых детей, поглощавших весь его заработок. Отец, стыдясь бесчестного поступка сына, решил загладить его вину и назвал Расмину своей невестой перед богом и людьми.
   Йенс Петер был человек довольно смелый, умевший постоять за себя и обладавший твердым характером. Если кто-нибудь пытался оскорбить Расмину, он умел хорошо проучить нахала. Но, с другой стороны, в его характере была одна странная особенность: стоило ему столкнуться с вещью ему чуждой или непонятной, как он моментально съеживался и становился подозрительным. Он испытывал, например, чуть ли не трепет при виде каждого клочка исписанной или напечатанной бумаги; никто не мог бы его заставить прикоснуться к моим рукописям. Чиновники и власти казались ему дьявольской выдумкой.
   -- Они существуют только для того, чтобы губить нас, маленьких людей, -- говорил он.
   Как и все бедняки, он предпочитал лучше терпеть и страдать, чем обращаться за помощью к властям. Несмотря на свои шестьдесят пять лет, он был еще вполне здоров и крепок и в работе соперничал с молодыми.
   В летние вечера, очень поздно, когда весь двор уже вкушал покой, а я сидел еще за своей работой, он приходил к окну своей возлюбленной и любезничал с ней, словно ему было двадцать лет.
   Они обсуждали главным образом вопрос о том, как им устроить совместную жизнь, и часто советовались со мной.
   -- Тогда, -- говорил Йенс Петер, -- мы смогли бы взять домой детей -- постепенно, в соответствии с обстоятельствами. И это было бы очень хорошо.
   Но это пламенное желание не избавляло его от колебаний.
   -- У Расмины, конечно, крепкое тело, -- прибавлял он, желая показать, что его опасения не были грубо материального свойства, -- а вот с головой дело гораздо хуже.
   Он намекал этим на ее неспособность воспитать детей...
   В результате этих разговоров и размышлений у них появилось решение устроить себе собственное гнездо.
   Йенс Петер купил маленькую хибарку, и они зажили как муж с женой, то есть поселились вместе. Детей они взяли к себе и стали их учить всему, что сами знали и умели. Ребятишки, казалось, были созданы для работы, ибо родительская наука давалась им легко. Как только они начинали ходить, они уже помогали соседям и копались вместе с ними на огородах и на полях.
   -- Они у меня настоящие работнички, -- говорил Йенс Петер, с гордостью поглядывая на свой выводок.
   Расмина занималась поденщиной или прислуживала в зажиточных семьях, нуждавшихся в постоянной или приходящей служанке. Она стирала белье, доила коров, варила обед, скребла и чистила и ходила за детьми. Хозяйки брали ее охотно, потому что она была крепкой, работоспособной, непритязательной женщиной и, следовательно, очень выгодной. Кроме того, ей доверяли больше, чем другим, она должна была работать, когда другие отдыхали, и браться за дела, которых другие старались избегать.
   Тем не менее, когда она поселилась вместе с Йенсом Петером, чтобы создать себе нормальные условия жизни и устроить для своей семьи скромный угол, людям показалось, что эти бедняки позволяют себе слишком большую роскошь, -- они могли иметь детей: этого им не вменяли в вину, ибо такие вещи встречались на каждом шагу, особенно в низших слоях населения; они могли воспитывать собственными силами своих мальчиков и девочек: это было даже хорошо, -- но гордиться своим позором, выставлять его как добродетель и считать благопристойным -- этого права за Йенсом Петером и его Расминой признать не хотели. Расмина жила на дне, и должна была там оставаться. Ведь лучше всего, когда грязь лежит на том, на ком она менее всего заметна...
   Как и следовало ожидать, людское недовольство проявилось внезапно. Трудно было установить его источник, но оно распространилось с быстротой чумы. В один злосчастный день, под предлогом спасения невинных малюток от гибели, был послан куда следует донос о предосудительном сожительстве Расмины и Йенса Петера.
   Они ничего об этом не знали. Они поступали так ради блага детей, которыми они жили и дышали, ибо, несмотря на свои очень скудные достатки, они давали им все, что могли. Им и в голову не приходило, что их поведение могли истолковать превратно... Вскоре они заметили, что на них надвигается какая-то опасность, и жизнь их стала беспокойной. Они напоминали лесных зверей, которые, выйдя из своих берлог, не могли найти обратного пути. В их добродушных взорах стал светиться скрытый страх.
   Постепенно Йенс Петер понял, что общество относится к нему враждебно, и ему стала немила его маленькая, крытая соломой избушка.
   -- Ох, уж хоть бы ты сгорела, несчастная хибарка! -- восклицал он иногда. -- Ты никому не мозолила бы глаза.
   У него явилась даже мысль: уж не приглянулся ли его домик, -- а может быть, и сама Расмина, -- начальнику округа или другому власть имущему человеку, которые задумали его устранить, чтобы завладеть его сокровищами?
   -- Нам следовало бы подумать о том, чтобы отсюда уехать, -- часто говорил Йенс Петер Расмине и детям.
   Но куда? Опасность угрожала не с той или другой стороны -- она была повсюду. Их преследовало общественное мнение! Если возле их избушки появлялся человек, они запирались и не выходили из нее, пока неприятель не исчезал из виду. Но на бегство у них не хватило решимости. Как овцы, которых бьют, они лишь поджимали под себя ноги, жмурились и терпели.
   Полицейский чиновник часто навещал местность, где жили Йенс Петер и Расмина, и, собирая о них сведения, подходил иногда к их избушке. Но каждый раз он находил ее на запоре и через незанавешенные окна мог только видеть, что там стояла лишь одна кровать для взрослых. И вот однажды, встретив Йенса Петера у опушки леса, он приветливо у него осведомился:
   -- Ну, как, Йенс Петер, доволен ты своей экономкой? Ведь на тебя, наверно, лгут и клевещут, утверждая, что она для тебя человек более близкий?
   Йенс Петер, уловив насмешливый блеск в его глазах, понял, что его хотят поймать на этом и что не надо поэтому говорить правду.
   -- Нет, она для меня только экономка, -- ответил он.
   -- В таком случае каждый из вас имеет свою кровать и отдельную комнату, согласно предписанию закона?
   -- Конечно, -- произнес Йенс Петер, мысленно благодаря этого человека, как бы внушавшего ему ответы на столь тягостные для него вопросы.
   Но в то же мгновение полицейский словно преобразился и набросился на Йенса Петера с обвинениями: он дает ложные сведения и издевается над представителем власти; он виновен не только в греховной жизни, но еще и в умышленном искажении фактов.
   -- Завтра же потрудитесь явиться в суд, и тогда...
   Полицейскому нечего было добавлять: Йенс Петер и без того ясно видел, что ему предстоит тюремная камера с грубым надзирателем, пытка допроса, ужасный приговор, который, несомненно, ему угрожал при малейшем и даже случайном отклонении от истины.
   Весь остаток дня Йенс Петер без устали бродил вокруг своей хижины. Он не знал, на что ему решиться. От страха он не мог усидеть на месте. Он походил на человека, захваченного маховым колесом машины и вынужденного вертеться вместе с ним. Его взор был неподвижно устремлен в пространство и полон страха. В конце концов будущее показалось ему таким страшным и гнетущим, что он не вытерпел.
   Когда стемнело, он достал веревку, пошел на чердак и повесился.
   Расмина, изведав счастье собственного угла, уже не смогла больше пойти в услужение. Когда я увидел ее в следующий раз, она собирала в приходе подаяние для себя и для своих сирот. Люди жалели ее и подавали ей. "Она несчастное создание, -- говорили они. -- Нарожала множество детей и не может найти для них отца..."
   Все вышеописанное действительно случилось с двумя людьми в Дании в 1908 году.
   
   1908

---------------------------------------------------------------------------------

   Текст издания: Андерсен-Нексё, Мартин. Собрание сочинений. Пер. с дат. В 10 т. / Том 9: Рассказы. (1908-1938). Стихи. Пер. под ред. А. И. Кобецкой и А. Я. Эмзиной. -- 1954. -- 276 с.; 20 см.
   
   
   
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru