Lib.ru/Классика: Андреевский Павел Аркадьевич. Игла

П. А. Андреевскій.

ИГЛА.
ЮМОРИСТИЧЕСКІЙ СБОРНИКЪ,
составленный изъ эскизовъ, очерковъ и описаній, печатавшихся въ фельетонахъ газетъ "Заря" и "Кіевское Слово" подъ псевдонимомъ "Иглы" (П. А. Андреевскаго).

КІЕВЪ.
Тип. С. В. Кульженко, Н.-Елисаветинская улица, собств. дом
1888.

http://az.lib.ru/

ОГЛАВЛЕНІЕ.

Туманныя картины

Общественная зоологія

Ночь передъ Рождествомъ

Замѣтки городоваго

Горе отъ ума

Воскресшіе герои мертвыхъ душъ

Нѣчто о бракѣ и "Ревизоръ"

О союзѣ брачномъ

О любви. (Лекціи профессора Амантова)

Какъ мы любимъ женщину?

По поводу женскаго образованія

Передвижныя выставки живыхъ картинъ

Трудный день

Значеніе провинціальной печати

Обывательская литература

Великопостныя бесѣды и Drang nach Osten

Болгарскій вопросъ. Нормировка. Разныя дѣла

Болгарія, холера и оперетка

Мысли вслухъ

О смерти короля Боварскаго и объ Островскомъ

О гипнотизмѣ и текущія дѣла

Кое-что о головахъ

Днѣпровская катастрофа 7 Августа 1883 года

Лѣтніе разговоры

Журфиксъ

Политика. Дѣло Райскаго. Самоубійство

Воспоминанія. Полемика Чечота

Изъ дневника Кукушкина

Проектъ новаго банка

О дворянствѣ

По поводу Свиридовскаго процесса

Пріемная адвоката и Г. Спасовичъ

Политика и князь Мещерскій.

Со скамьи подсудимыхъ

Судебная хроника. (Дѣло о выѣденномъ яйцѣ)

Поѣздка въ Крымъ.

Письмо Кукушкина (изъ Варшавы)

Парижскіе фельетоны.

ТУМАННЫЯ KAPTИНЫ

I. Наши жены черезъ 100 лѣтъ.

Я спалъ, и въ сладкомъ усыпленьи мнѣ представился чудный образъ свѣтло-кудрой дѣвушки съ черными глубокими глазами, съ милой дѣтской улыбкой. Она олицетворяла собою кротость, голубиную чистоту и невинность, и въ то-же время чудные глаза выражали умъ и проницательность. Дѣвушка сидѣла за книгой, оперевъ свою головку на лѣвую руку. Глаза ея бѣгали по страницамъ и изрѣдка, какъ бы украдкою, она бросала на меня какой-то вызывающій взоръ. Конечно, я влюбился въ нее чуть-ли не съ перваго взгляда, и, наконецъ, обратившись къ видѣнію, робко спросилъ: "кто ты, чудное видѣніе, и зачѣмъ смущаешь мой покой?" -- Дѣвушка закрыла книгу и отвѣтила: "я будущая идеальная жена, такая, какихъ ты встрѣтишь, если умрешь и вновь появишься на свѣтъ, приблизительно лѣтъ черезъ сто".

Ждать такой періодъ времени мнѣ казалось слишкомъ долго, а видѣніе меня очаровало; а потому и сообразивъ, что это все-таки сновидѣніе (какъ говоритъ Елена Прекрасная), я хотѣлъ испытать этого прекраснаго будущаго сейчасъ же, и приступилъ къ дѣлу. Началъ, конечно, съ того, что попросилъ позволенія быть представленнымъ родителямъ дѣвушки. Къ удивленію моему, оказалось, что это было совершенно излишне, такъ какъ очаровательная блондинка живетъ самостоятельно, отдѣльно отъ папеньки и маменьки.

-- То есть, какъ же это такъ?-- полюбопытствовалъ я.

-- Очень просто, отвѣтила дѣвушка, Я уже годъ, какъ окончила университетъ и живу на своей квартирѣ, предоставивъ родителямъ удѣлять свои заботы младшимъ дѣтямъ. Смѣшно, въ самомъ дѣлѣ, чтобы они возились съ восемнадцатилѣтнею особой, имѣющей всѣ гражданскія права. Наконецъ, тотъ образъ жизни, который я веду, могъ бы ихъ нѣсколько стѣснять. У меня свой кругъ знакомыхъ, свои занятія, свои развлеченія. Если хотите, пріѣзжайте сегодня ко мнѣ на партію винта. Я ужасно люблю эту старинную игру, которая рѣдко гдѣ теперь встрѣчается,-- прибавила дѣвушка и, давъ мнѣ свою карточку съ адресомъ, исчезла.

Я остался пораженнымъ... Въ моихъ рукахъ была ея карточка съ маленькой фотографіей блондинки въ видѣ медальона и надписью: "Ирина Петровна Ракитина.-- Кандидатъ правъ".

-- Что же это такое?-- подумалъ я.-- Чудное видѣнье, очаровательная чистая блондинка, 18-ти-лѣтняя дѣвушка и.... живетъ не при папенькѣ, пользуется всѣми гражданскими правами, играетъ въ винтъ, имѣетъ свой кружокъ... кандидатъ правъ!... Боже мой! Вотъ до чего мы дожили! И рекомендуется еще будущей идеальной женой. Воображаю, хорошая жена изъ нея выйдетъ!

Я долго находился въ недоумѣньи, но, наконецъ, опомнился... Да что-же я, въ самомъ дѣлѣ,-- вѣдь для того, чтобы все это постигнуть, надо человѣческой мысли шагнуть впередъ ни болѣе, ни менѣе, какъ на сто лѣтъ!!!... Вѣдь люди, нравы и убѣжденія мѣняются. Кто бы подумалъ во времена затворничества древне-русской женщины, что она вмѣсто сидѣнія въ терему и щелканья орѣховъ -- будетъ слушать высшіе курсы, служить на желѣзной дорогѣ и т. п., а теперь прогрессъ идетъ гораздо быстрѣе и что насъ ждетъ -- никто и не угадаетъ. Мечтать и думать можно разно, наконецъ, и сны, и видѣнія бываютъ разные.

Я сталъ собираться на вечеръ къ Ракитиной. Надѣвъ черный кафтанъ и синюю шелковую рубаху,-- никто на вечера иначе не ѣздилъ -- ровно въ 7 часовъ вечера я высадился изъ вагона электрической дороги, возлѣ указаннаго адреса, и поднялся къ Ракитиной. Я засталъ у нея много молодежи: мужчинъ и дѣвушекъ и ни одного старика. Отцы и дѣти, подумалъ я, составляютъ разныя общества и другъ другу, повидимому, не мѣшаютъ.

Шелъ оживленный, веселый разговоръ. Ракитина, какъ оказывается, только что вернулась изъ суда, гдѣ она блистательно выиграла очень интересный литературный процессъ. На ней еще было оффиціальное черное платье, застегнутое сверху до низу, съ черной пелеринкой и кружевнымъ воротничкомъ. Прекрасные волосы ея распущенными кудрями падали на плечи, на груди въ видѣ брошки былъ серебряный знакъ, изображавшій знакомую старушку Ѳемиду съ завязанными глазами и съ надписью на лентѣ: "милосердіе и справедливость".-- Вся ея фигура представляла собою дѣйствительно-идеальный образъ защитницы. Я тотчасъ вообразилъ себѣ на трибунѣ такую защитницу, вмѣсто нашихъ историческихъ ораторовъ -- Лохвицкаго и Плеваки.... Къ тому же Ракитина обладала замѣчательнымъ краснорѣчіемъ, а голосъ ея напоминалъ мнѣ чудные переливы какого-то давно забытаго голоса, который раздавался сто лѣтъ назадъ, изъ устъ одной знаменитой артистки,-- кажется, Сары Бернаръ. И такъ, эти природныя качества, которыми такъ богато была одарена очаровательная женщина и которыя прежде, въ наше старое время, не нашли бы себѣ никакого примѣненія, теперь давали обществу блистательную знаменитость на поприщѣ адвокатуры.

Пусть не подумаютъ, что мое сновидѣнье, мои туманныя картины могутъ вселить въ юныя головы нашихъ дѣвъ какія либо поползновенія на допущеніе ихъ, напр., къ защитѣ по уголовнымъ дѣламъ. Не забывайте опять, что мнѣ снятся картины слишкомъ отдаленнаго будущаго и что тогда будетъ хорошо, то теперь, конечно, непримѣнимо и даже, быть можетъ, очень вредно. Извольте, въ самомъ дѣлѣ, теперь, при нашихъ взглядахъ и воззрѣніяхъ, выпустить предъ нашими судьями такую защитницу. Да я увѣренъ, что ни одинъ изъ нашихъ молодыхъ предсѣдателей, подъ вліяніемъ восторга, не произнесъ бы въ концѣ засѣданія своего суроваго "обвинительнаго" резюме, а присяжные соскочили бы съ мѣстъ раньше времени и воскликнули хоромъ: "не виновенъ, не виновенъ! Она того желаетъ!...."

Процессъ, который защищала Ракитина, опять таки поразилъ меня, какъ человѣка, жившаго сто лѣтъ назадъ. Редакторъ одной газеты обвинялся въ томъ, что, получивъ корреспонденцію объ одномъ мелкомъ злоупотребленіи по службѣ одного должностнаго лица, не помѣстилъ этой корреспонденціи въ ближайшемъ номерѣ своей газеты. Преступленіе это предусмотрѣно было статьей 101, гласившей: "Редакторъ газеты, какъ лицо, обязанное, въ силу принятой имъ присяги, содѣйствовать обществу и правительству въ раскрытіи злоупотребленій во всѣхъ сферахъ общественной жизни, въ случаѣ онъ, по нерадѣнію, медленности и небрежному выполненію своихъ обязанностей, въ ущербъ общаго дѣла и въ интересахъ единичнаго лица, не напечатаетъ въ ближайшемъ номерѣ своей газеты дошедшаго до него какимъ-либо путемъ свѣдѣнія о злоупотребленіи лица, находящагося на службѣ общественной или отъ правительства, подвергается за сіе штрафу отъ 100 до 1000 р."

Потолковавши вдоволь о процессѣ, молодые люди перешли къ другимъ событіямъ дня. Разговоръ былъ занимательный и оживленный. Я невольно былъ пораженъ, не услышавъ ни сплетенъ, ни толковъ про ту или другую личность. Говорили о дѣлахъ, а также шутили, смѣялись звонкимъ, рѣзвымъ и непринужденнымъ смѣхомъ и, наконецъ, любители усѣлись и за неизбѣжный винтъ. Ого! подумалъ я, вотъ однако что пережило цѣлое столѣтіе -- винтъ! Не совсѣмъ пріятно. Игроки однако не засиживались и болѣе трехъ роберовъ игра не продолжалась. Не принимая участія въ игрѣ, которую я не могъ постигнуть даже черезъ столѣтіе (совсѣмъ она мнѣ не дается), я, ознакомившись съ чуждымъ для меня обществомъ, проводилъ время въ наблюденіяхъ за новыми типами и, признаюсь, удивленію моему не было конца. Меня поражало обращеніе молодыхъ людей между собою. Сто лѣтъ тому назадъ въ такомъ сообществѣ молодыхъ людей и прекрасныхъ юныхъ дѣвъ давно-бы уже происходило настоящее вавилонское столпотвореніе и какая-то безумная оргія. Ничего подобнаго не было. Общеніе молодыхъ людей повидимому было столь обыкновеннымъ явленіемъ, что ни въ одной изъ сторонъ не возбуждалось никакого дикаго восторга при взаимномъ сближеніи. Но гдѣ-же любовь? Гдѣ это блаженное волшебное чувство, украшающее молодую душу, молодую жизнь?-- Неужели оно исчезаетъ при упрощеніи отношеній между обоими полами?-- Нѣтъ, никогда! О, я въ этомъ скоро убѣдился, на томъ-же вечерѣ у Ракитиной. Я видѣлъ даже парочки влюбленныхъ, сидѣвшихъ вмѣстѣ и наслаждавшихся тихой, задушевной бесѣдой. Къ удивленію моему, я узналъ, что между всей этой молодежью не было ни одного жениха и ни одной невѣсты. Все это было для меня непонятнымъ, пока я не объяснился съ Ракитиной. Вотъ какъ произошло это объясненіе и что я узналъ отъ нея.

Плѣнившись этой очаровательной дѣвушкой, я ревниво слѣдилъ за каждымъ ея движеніемъ и меня поражало ея поведеніе, вольность обращенія съ молодыми людьми -- ея гостями, изъ которыхъ особеннымъ вниманіемъ она дарила одного молодого математика. Во мнѣ хватило достаточно нахальства (оставшагося, конечно, отъ прежняго допотопнаго воспитанія и взглядовъ на женщину) и я выждалъ удаленія всѣхъ гостей, чтобы остаться наединѣ съ обворожительной Ириной (имя, пожалуй, не совсѣмъ благозвучное, но "не въ этомъ счастье", какъ говорилъ одинъ мой пріятель). Наконецъ, я съ нею вдвоемъ. Я началъ, какъ въ древнихъ историческихъ романахъ и пьесахъ, которые уже никѣмъ не читались, а въ сущности я началъ очень просто, сказавъ ей безъ дальнихъ обиняковъ: "я васъ люблю и, дескать, какъ порядочный человѣкъ, желаю предложить вамъ руку и сердце, чтобы, значитъ, по закону, какъ слѣдуетъ: отвѣтьте мнѣ одно лишь слово и я буду счастливъ!"

-- Вы мнѣ нравитесь!-- просто и искренно отвѣчала дѣвушка.

-- О! Ирена! (я тотчасъ придумалъ это благозвучное имя). Какъ я счастливъ, идемъ-же къ папенькѣ и маменькѣ просить благословенія.

-- Стойте! Куда, зачѣмъ?-- задала она мнѣ рядъ вопросовъ, заставившихъ меня широко раскрыть глаза отъ удивленія.

-- Какъ, зачѣмъ? Да вѣдь я вамъ "въ нѣкоторомъ родѣ декларацію дѣлаю" и хочу вамъ предложить законныя узы Гименея.

-- Замужество? Бракъ?-- спросила удивленно Ирена.

-- Ну да, что-же другое?

-- Да вѣдь я еще жить хочу для себя, я молода, за чтоже я отдамъ всю мою жизнь вамъ и буду жить для одного васъ?

-- Какъ за что?-- возразилъ я. Да вѣдь я тоже посвящаю вамъ всю мою жизнь, я буду любить одну васъ, заботиться о васъ, служить вамъ, лелѣять васъ. Мы будемъ обязаны другъ другу взаимнымъ счастьемъ,-- вспомнилъ я тираду изъ прошлаго столѣтія.

-- Но гдѣ-же тутъ залогъ этого взаимнаго счастія, гдѣ равенство, гдѣ справедливость?-- продолжала совершенно серьезно Ирена,-- эта будущая идеальная жена, какою она себя рекомендовала. Затѣмъ я услышалъ разсужденія этой яко-бы идеальной жены, и, признаюсь, отъ многаго пришелъ въ ужасъ. "Посудите вы, легкомысленный человѣкъ и гнусный эгоистъ!-- добавила она, безъ всякаго однако озлобленія.-- Какимъ вступаете въ этотъ союзъ вы и какою берете меня? Скажите мнѣ одно: любили-ли вы до сихъ поръ кого нибудь? Говорите одну правду: любили или нѣтъ?"

Я немного смутился...-- Да какъ вамъ сказать, это вѣдь все не такая любовь, которую я чувствую теперь.... Мало ли какія бываютъ увлеченія, въ молодости, въ особенности....

-- Однако -- любили, какъ-бы тамъ ни было?

-- Увлекался,-- повторилъ я, какъ пойманный школьникъ,-- увлекался не болѣе того, однако не настолько, чтобы связать всю свою жизнь съ любимымъ существомъ, чтобы быть преданнымъ ей одной,-- а теперь....

-- Вы обѣщаете, что увлеченій больше не будетъ?

-- О, вы одна, Ирена, будете моей святыней... и т. д.

Она меня перебила:-- вы говорите, какъ въ столѣтнихъ романахъ. Но, положимъ, я готова вамъ вѣрить, а потому еще болѣе вижу, что бракъ нашъ невозможенъ и что я не могу обѣщать быть хорошей женой.-- Вы увлекались уже, испытывали увлеченія, восторги и пользовались жизнью, а потому есть основаніе думать, что пора увлеченій для васъ прошла и что настоящее чувство ко мнѣ есть уже болѣе прочное чувство -- любовь человѣка, который постигъ и изучилъ это чувство, потому что любовь надо понимать, надо ее изучить, изучить всѣ ея оттѣнки... Напрасно думали въ древности, что это божественный даръ, который дается сразу. Теперь обратимся къ другой сторонѣ союза, ко мнѣ. Я никого еще не любила и никѣмъ не увлекалась. Чего-же лучше, скажете вы: только такая женщина и можетъ быть настоящей женой, только ей одной и можно предложить союзъ на всю жизнь! Но это давно брошенный нелѣпый взглядъ, "преданіе старины глубокой".

-- Видите-ли,-- я вѣдь не могу отвѣчать за себя, я не могу быть увѣренной, что мое чувство къ вамъ есть единственное, лучшее въ жизни, потому что я еще не испытывала этого чувства никогда и мнѣ кажется, что потому всегда лучшею женою будетъ та, которая будетъ представлять болѣе гарантій для мужа отъ "желаній испытывать новыя увлеченія и оправдываться незнаніемъ жизни, неопытностью". Словомъ, въ этотъ союзъ надо вступать съ одинаковыми шансами, при болѣе или менѣе равныхъ условіяхъ. Тогда онѣ будутъ такими же вѣрными и испытанными женами, какъ ихъ мужья, хорошо знакомые съ жизнью. И такъ,-- заключила Ирена,-- я пока не могу быть вашей женой!

Заключительныя слова красавицы на меня подѣйствовали чрезвычайно непріятно и послѣ объясненія съ нею я вышелъ разочарованный прогрессомъ въ этомъ отношеніи. Я чувствовалъ какую-то сердечную пустоту и разочарованность. Ирена казалась мнѣ болѣе разсудительною, нежели любящей, способной къ безотчетному увлеченію... и вообще вся поэзія этого чуднаго образа, явившагося въ началѣ сновидѣнья, для меня исчезла разомъ. Я еще болѣе удивился, когда узналъ, что свобода для дѣвушекъ была настолько признана, что эти милыя созданія пользовались совершенно такими же привилегіями, какъ наша jeunesse de l'autre temps, онѣ посѣщали клубы, собранія, бывали вездѣ на вечерахъ и затѣмъ по истинному чувству выходили замужъ и были прекрасными женами... Но все его для меня было грустно... и непонятно, и я, какъ отсталый человѣкъ, разочаровался моимъ видѣніемъ и скоро ея образъ затмился передо мною.

Я проснулся... Проза жизни началась со всею ея дѣйствительностью. Ко мнѣ подошла моя милая любящая супруга и съ своимъ ласковымъ милымъ личикомъ она... преподнесла мнѣ для уплаты счетъ отъ модистки на 178 р. за новое платье для предстоящаго семейнаго вечера въ дворянскомъ клубѣ. Я попробовалъ заикнуться, что это очень дорого, что это расходъ совершенно излишній; но въ отвѣтъ на мои экономическія разсужденія посыпался цѣлый градъ укоровъ и упрековъ.

-- Да, вамъ все это кажется лишнимъ, вамъ все надоѣло, а я... за что я должна загубить свою молодость?-- Вы увлекались, бросали бѣшеныя деньги, а я ничего подобнаго не испытывала, я вамъ отдала все, все... а между тѣмъ, я тоже хочу жить. Когда же и жить, какъ не теперь?... О, безчувственный эгоистъ и т. д., и т. д. Настроеніе супруги шло crescendo, отъ нѣжныхъ, ласкательныхъ словъ діалоги перешли на совершенно другія выраженія и въ концѣ концовъ я все таки долженъ былъ заплатить по счету 178 руб.!!

(Заря 1882 г. No 2).

II. Кіевъ -- въ будущемъ.

Предо мною въ туманной дали разстилалась прекрасная картина довольно отдаленнаго будущаго. Мнѣ представился чудный нашъ городъ такимъ, какой онъ будетъ ни больше, ни меньше, какъ черезъ сто лѣтъ. Ахъ, какой это будетъ славный городъ и какъ жаль, что никто изъ насъ не доживетъ до этой вожделѣнной поры. Но чего не въ состояніи создать воображеніе! Мысленно я провелъ цѣлый день въ этомъ городѣ и спѣшу подѣлиться своими впечатлѣніями.

Я занималъ небольшую комнатку на 24-мъ этажѣ въ домѣ правнука г. Фрометта, на той-же Бульварной улицѣ. Внизу помѣщалась аптека, существующая болѣе 100 лѣтъ, какъ гласила вывѣска. Высота моего помѣщенія никого не должна удивлять, ибо даже 30-ти этажные дома вовсе не въ диковинку въ нашемъ городѣ (черезъ 100 лѣтъ, конечно). Всѣ этажи связаны были желѣзными скрѣпленіями, на подобіе желѣзнодорожныхъ мостовъ. Въ каждомъ домѣ въ коридорахъ непрестанно поднимались и опускались подъемныя машины (ascenseur), такъ что одинъ десятокъ этажей выше или ниже ничего не значилъ. Не успѣлъ я проснуться на этой высотѣ, какъ возлѣ окна раздался свистокъ и показался, двигавшійся по телеграфной проволокѣ маленькій аэростатъ, въ которомъ помѣщался "разлетчикъ газетъ". Въ раскрытую форточку онъ бросилъ мнѣ 38 мѣстныхъ листковъ разныхъ изданій,-- всѣ они были наколоты на одномъ шпилѣ и перелистывались какъ книга. Увы! я не встрѣтилъ ни одного знакомаго названія, ни "Кіевлянина", ни нашей "Зари", ни даже "Труда". Они давно отошли въ вѣчность. Газеты не носили никакихъ названій, кромѣ фамиліи редактора въ заголовкѣ, иначе -- каждая газета именовалась фамиліей редактора. Вѣроятно, это произошло по той простой причинѣ, что не хватало уже словъ и воображенія для сочиненія новыхъ заглавій. Изданія были на всевозможныхъ языкахъ: на русскомъ всего 5, . . . . . . . . . . . . . . . . . . нѣмецкомъ, французскомъ, англійскомъ, больше всего было на малорусскомъ. Я припоминаю, что 2 малорусскія газеты до фамиліи редакторовъ назывались; "Довгочхунъ" и "Перерепенко". Всѣ газеты представляли собою листки небольшаго формата самой мелкой печати, которая однако свободно читалась при помощи хорошаго микроскопа. За то въ день выходило по 4 номера каждаго изданія въ часы, соотвѣтствующіе утреннему чаю, завтраку, обѣду и ужину. Типографскія машины были настолько усовершенствованы, что для того, чтобы набрать цѣлый номеръ, наборщица садилась за фортепьяно, клала на пюпитръ исписанную тетрадь и играла не болѣе часу какую-то музыку: мелодіи варьировались, конечно, смотря по тону и направленію газетъ. Кончивъ музыку, пьянистка вставала и съ задней доски инструмента снимали отпечатанный листокъ готовой газеты, который уже копировальнымъ аппаратомъ размножался въ тысячи экземплярахъ. Всѣ типографіи помѣщались на одной улицѣ, гдѣ никто не рисковалъ поселиться, потому что отъ разыгрываемыхъ мелодій на улицѣ стоялъ такой невыразимый хаосъ звуковъ, что даже случайно попавшія на улицу собаки (всѣ въ намордникахъ и съ визитными карточками на шеяхъ) неслись стремглавъ съ какимъ-то жалобнымъ воемъ и поджавши хвосты. Въ одной изъ русскихъ газетъ какого-то "Кутузкина и К°" передовая статья посвящена была разбору случая невѣжественнаго обращенія городоваго бляхи No 10141-й съ рыженькимъ кобелемъ, по имени "Проврись".-- Я пришелъ въ недоумѣніе. Заглянулъ въ другія газеты и -- что же оказалось? "Внутренней политики" не было и помину, ни малорусскаго, ни польскаго, ни еврейскаго вопросовъ давно не существовало; а изъ внѣшней политики восточный вопросъ уже четверть вѣка какъ былъ сданъ въ архивъ и проживавшіе въ нашемъ городѣ турки имѣли всѣ права полноправныхъ гражданъ, засѣдали въ судахъ въ качествѣ присяжныхъ (не подвергаясь даже вычеркиванію), держали питейные дома и пр. Объ уваженіи человѣческихъ правъ не возбуждалось вопроса,-- это показалось бы страннымъ и даже собаки давно уже пользовались охраной своей личности, если носили установленную карточку съ названіемъ и были внесены въ списки по кварталамъ, при чемъ хозяева вносили за нихъ ежегодную плату. Случай съ рыженькимъ кобелемъ составлялъ положительно явленіе "общественнаго интереса" и всѣ читали грязную статью "Кутузкина и К°" и негодовали!....

Спустившись на улицу, я чуть не былъ сбитъ съ ногъ налетѣвшей на меня цѣлой стаей маленькихъ локомотивовъ, двигавшихся по безконечному числу параллельныхъ рельсовъ, которыми была изборождена вся улица. Эти движущіеся посредствомъ электричества локомотивы,-- изображавшіе запертый ящикъ съ машинкой, на которой сидѣлъ кондукторъ, и откидное бархатное кресло для ѣздока,-- замѣнили (черезъ 100 лѣтъ) нашихъ безобразныхъ извозчиковъ. Я однако отстранилъ ихъ услуги и хотѣлъ прогуляться по городу. Для пѣшеходовъ были особые тротуары посреди улицы, куда я и прошелъ. Что за великолѣпныя зданія, какія широкія и красивыя улицы! Я, конечно, не узналъ бы никогда Бульварной улицы, еслибы на ней не помѣщался домъ правнука Фрометта. Но удивленіе мое въ особенности было велико, когда я узналъ, что и самая улица Бульварная была переименована въ "Эйсмановскую улицу". Затѣмъ вообще я нашелъ, что въ Кіевѣ оказался цѣлый десятокъ улицъ съ наименованіями разныхъ городскихъ головъ. Послѣ г. Эйсмана попадались еще знакомыя имена, такъ напр. Лютеранская улица оказалась "Допельмаеровскою" въ честь г. Допельмаера, который несомнѣнно заступилъ г. Эйсмана. Кромѣ Допельмаеровской улицы я нашелъ, къ удивленію, еще "Хряковскую", "Терещенковскую", наконецъ, "Запорожскій бульваръ", "Можейковскую" и -- далѣе уже встрѣчались совсѣмъ незнакомыя фамиліи... На каждой улицѣ красовался и монументъ одного изъ городскихъ головъ. Съ почтеніемъ останавливаясь и обнажая голову предъ всѣми этими достойными дѣятелями нашего муниципалитета, я обошелъ однако почти весь городъ и на каждомъ шагу имѣлъ новый случай удивляться и преклоняться предъ могучею силой прогресса.

Я рѣшительно не узналъ бы Крещатика. Посрединѣ широкой улицы, гдѣ прежде было невозможно никакое сообщеніе, проведенъ широкій каналъ съ днѣпровскою и дождевою водой и по немъ живехенько мелькали группы лодочекъ и маленькихъ пароходовъ. Очевидно, Крещатикъ сталъ судоходной улицей. Центральной почтовой конторы, гдѣ толпился когда-то народъ, изнемогавшій отъ ожиданія, не существовало, и письма, посылки и проч. корреспонденція принималась въ каждой будочкѣ на углу квартала. Тутъ-же былъ постъ городоваго, который повертывался, сидя на кругломъ табуретѣ, и помимо тысячи услугъ, оказываемыхъ этимъ блюстителемъ порядка, притомъ свободно объяснявшимся на всѣхъ языкахъ, онъ чинилъ также мелкія судебныя разбирательства разныхъ уличныхъ столкновеній. Не надо было ни вызова свидѣтелей, ни необходимаго числа судей, ни врученія повѣстки, и тяжущіеся и спорящіе были вполнѣ довольны скорымъ и необременительнымъ правосудіемъ его. Существовавшій 100 лѣтъ тому назадъ порядокъ откладыванія засѣданій до безконечности былъ давно забытъ и имена нашихъ прежнихъ мировыхъ судей вкупѣ съ предсѣдателями съѣздовъ стали исторической диковинкой, а протоколы прежнихъ судебныхъ засѣданій откапывались историками изъ архивовъ и читались какъ разсказы о троянской войнѣ или о похожденіяхъ Энея . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . -- Вмѣсто почты устроена была главная телефонная станція и въ этомъ благодѣтельномъ учрежденіи за какія-нибудь 5 копѣекъ каждый могъ втеченіе цѣлаго часа вести самую разнообразную бесѣду чуть-ли не со всѣми своими знакомыми. Вечеромъ въ особомъ отдѣленіи этой станціи были устроены мѣста за особую плату, сидя на которыхъ можно было прослушать любую оперу или драматическое представленіе въ одномъ изъ 20 городскихъ театровъ по выбору слушателя. Я записалъ себѣ два мѣста въ оперу и въ театръ "100-лѣтняго кіевскаго драматическаго общества" -- на всякій случай, разсчитывая не получить билета.

Любуясь красотами роднаго города, я почувствовалъ, наконецъ, аппетитъ и усѣлся за большимъ обѣденнымъ столомъ, разставленнымъ на широкомъ тротуарѣ подъ навѣсомъ ресторана 100-лѣтней фирмы "Семадени и К°". Столъ былъ накрытъ болѣе чѣмъ на сто персонъ и тутъ сидѣли лица всѣхъ націй и профессій. Кушанья были самыя разнообразныя и между прочоми деликатесами я прочелъ на карточкѣ: "откормленный щенокъ подъ хрѣномъ" и "сосиски изъ собачьей начинки". Такія блюда меня крайне удивили: я, конечно, не сообразилъ, что за сто лѣтъ вкусы настолько могли измѣниться, а запросъ на жизненные продукты такъ увеличиться, что давно уже самые несъѣдобные матеріалы стали свободно перевариваться въ человѣческомъ желудкѣ. Мое предубѣжденіе противъ собачьяго мяса всячески старался разсѣять услужливый гарсонъ ресторана. Онъ убѣждалъ меня, что это одно изъ самыхъ деликатныхъ блюдъ, а сидѣвшій около меня какой-то историкъ сообщилъ мнѣ, какъ замѣчательный историческій курьезъ, что давно когда то, "въ прошломъ столѣтіи, вообразите, люди были такъ глупы, что одинъ какой-то колбасникъ привлекъ къ суду одну газету за то, что его подозрѣвали въ приготовленіи колбасъ изъ собачьяго мяса!.. Можете себѣ представить, какіе дикари были!.." -- заключилъ свой разсказъ историкъ, и въ моей головѣ случайно шевельнулось воспоминаніе о какомъ-то торжественномъ судилищѣ, о столѣ, покрытомъ краснымъ сукномъ, о допросахъ подсудимаго и о грандіозномъ процессѣ по дѣлу "о собачьихъ колбасахъ". Тѣмъ не менѣе, я все-таки не рѣшился испробовать этого деликатеса, за что и былъ прозванъ отсталымъ человѣкомъ "временъ Катковщины и брани Незнакомца",-- таково было выраженіе, замѣнившее извѣстныя слова Чацкаго. Пообѣдавъ кое-какъ, я хотѣлъ потребовать стаканъ вина, но гарсонъ усмѣхнулся и посмотрѣлъ на меня съ удивленіемъ, принимая меня, вѣроятно, за выходца съ того свѣта.

-- "Да развѣ здѣсь можно пить?" -- удивленно спросилъ онъ.

-- "А гдѣ-же?".

-- "Пожалуйте въ общественный кабакъ. Тамъ, если получите разрѣшеніе, можете выпить".

Смутно припомнилъ я изъ исторіи, что сто лѣтъ назадъ у насъ шелъ вопросъ о питейной реформѣ, и отправился воочію убѣдиться въ полезности цѣлаго ряда мѣропріятій противъ пьянства. Пройдя нѣсколько кварталовъ, я увидѣлъ на томъ самомъ мѣстѣ, гдѣ когда-то былъ ресторанъ Біанки, правильной архитектуры казённое зданіе, на которомъ красовалась вывѣска: "Общественный поднадзорный кабакъ". У дверей меня встрѣтилъ чиновникъ, у котораго на груди его кафтана, отороченнаго галуномъ, красовался серебряный знакъ, изображавшій полуштофъ, въ цѣпкѣ изъ дубовыхъ листьевъ. Онъ тотчасъ потребовалъ мой документъ, спросилъ о моихъ лѣтахъ, степени матеріальнаго обезпеченія, о томъ, женатъ ли я и имѣю-ли дѣтей и, попросивъ росписаться въ книгѣ, выдалъ 3 контромарки: одну на рюмку очищенной, другую -- на стаканъ бѣлаго и третью -- на стаканъ краснаго вина. Контромарки эти я предоставилъ другому чиновнику, у котораго на знакѣ была изображена уже цѣлая бочка. Эта особа перечеркнула каждую контромарку крестообразно, подписала годъ, число и мѣсяцъ и дала мнѣ ордеръ къ кассиру, которому я внесъ деньги: 40 к. за рюмку водки и по 10 к. за вино, и послѣ этого, прійдя въ распивочное отдѣленіе, получилъ желаемыя порціи въ трехъ клейменныхъ посудахъ, поставивъ которыя около себя, усѣлся за читальный столъ, на которомъ лежали исключительно книжки душеспасительнаго содержанія, а на стѣнахъ были развѣшаны картинки, представлявшія пагубныя послѣдствія пьянства. Картинки были весьма поучительныя. Тѣмъ не менѣе, въ распивочной было очень много народу и нѣкоторые валялись уже подъ столомъ. За ними ухаживали прекрасныя сестры милосердія изъ дамъ высшаго круга; онѣ прикладывали больнымъ примочки изъ нашатырнаго спирта, дѣлали различныя подкожныя впрыскиванія, а безнадежно пьяныхъ на носилкахъ сваливали, какъ дрова, въ особое помѣщеніе.

Я никакъ не могъ понять, какимъ образомъ, при такомъ усиленномъ надзорѣ, могли существовать такія безобразныя случайности. Дѣло оказалось очень просто: записные пьяницы приглашали съ собою въ кабакъ людей, ничего не пьющихъ, поручая имъ брать на себя контромарки, а въ распивочныхъ отбирали отъ нихъ полученныя порціи, предоставляя имъ надъ пустыми стаканами читать душеспасительныя сочиненія. Законъ, очевидно, не предусмотрѣлъ этого обхода и впредь до созыва новой комиссіи свѣдущихъ людей дѣло оставалось въ томъ-же положеніи.

Прогрессъ въ этомъ отношеніи меня не особенно утѣшилъ и я къ вечеру поспѣшилъ въ театръ. Тутъ... опять случай удивительный! Можете себѣ представить, что не смотря на то, что протекло цѣлое столѣтіе, я узналъ сразу все тотъ-же нашъ ветхій городской театръ. Снаружи онъ остался почти безъ всякихъ перемѣнъ, если не считать двухъ витыхъ лѣстницъ, которыя вели съ улицы прямо на крышу и оттуда чрезъ большія отверстія на галерку. Мое удивленіе было еще больше, когда я узналъ, что театръ содержится все подъ тою-же фирмою г. Сѣтова, монополія котораго очевидно прошла черезъ цѣлое столѣтіе. Конечно, почтеннаго Іосифа Яковлевича уже около 75 лѣтъ какъ не существовало на свѣтѣ и въ большомъ фойе я узналъ только его фигуру, высѣченную изъ мрамора. Онъ привѣтливо улыбался и дѣлалъ масляные глазки. Его фигура возвышалась надъ группами пирамидъ, изображавшихъ многихъ лучшихъ нашихъ русскихъ композиторовъ. Вспомнилось мнѣ, что почтенный Іосифъ Яковлевичъ не имѣлъ наслѣдниковъ мужскаго пола и поэтому я опять удивился, какъ могла просуществовать его фирма. По наведеннымъ справкамъ оказалось, что дума, въ благодарность г. Сѣтову за доставленныя имъ 100 лѣтъ тому назадъ истинно-эстетическія наслажденія опереткой "Боккачіо", а также и пріѣздомъ знаменитой Сары Бернаръ, упрочила его монополію на содержаніе театра на 100 лѣтъ и постановила, чтобы послѣ его смерти аренда перешла въ женскую линію той же семьи. У г. Сѣтова, какъ гласила исторія театра, было семь дочерей, и нынѣ содержателемъ театра былъ внукъ младшей изъ его 7-ми дочерей, который также сохранилъ фамилію Сѣтова. Театръ былъ старенькій, совсѣмъ ветхій и никакихъ измѣненій въ немъ или приспособленій отъ пожаровъ я не нашелъ, кромѣ упомянутыхъ лѣстницъ и распоряженія о воспрещеніи входа за кулисы. Но войдя въ первую изъ ложъ, я чуть было не вступилъ въ большую деревянную кадку съ водой, стоявшую у самой двери. Такія-же кадки поставлены были во всѣхъ ложахъ и вода въ нихъ мгновенно напускалась посредствомъ водопроводныхъ трубъ при самомъ поднятіи занавѣса. Осмотрѣвъ помѣщеніе театра, я съ удивленіемъ прочелъ на одной ложѣ старинную фамилію "Чернышева" и удивился, замѣтивъ около дверей ложи двухъ здоровыхъ гайдуковъ, охранявшихъ входъ. Мнѣ сообщили, что въ память какого-то процесса о вытѣсненіи г. Чернышева сто лѣтъ тому назадъ изъ этой самой ложи неугомоннымъ г. Сѣтовымъ, послѣ того какъ его за этотъ дерзкій проступокъ подвергли заключенію въ одиночной башнѣ, ловкому адвокату г. Чернышева удалось раздобыть такой документъ, который упрочивалъ права всего поколѣнія Чернышевыхъ на пользованіе ложей еще на сто лѣтъ, а для большей прочности этого права владѣлецъ ложи выхлопоталъ отъ города особую почетную стражу охранителей. Въ театрѣ въ этотъ вечеръ шла для праздника оперетка подъ названіемъ: "Не любо -- не слушай, а врать, не мѣшай!"

(Заря 1884 г.).

ОБЩЕСТВЕННАЯ ЗООЛОГІЯ.
(Изъ лекцій профессора П. И. Людоѣдова, читанныхъ имъ въ несуществовавшемъ университетѣ).

ЛЕКЦІЯ 1-я.
Хищныее звѣри.

Мм. гг.! Въ предыдущихъ лекціяхъ мы ознакомились съ мелкими породами хищниковъ. Вамъ хорошо извѣстны нравы и образъ жизни жуликовъ, карманныхъ воришекъ и грабителей. Отъ этихъ низшихъ породъ и разновидностей мы переходимъ теперь къ высшей породѣ того-же отдѣла. Сюда относятся слѣдующія семейства животныхъ: кассиры, казнокрады, желѣзнодорожные воры, подрядчики, ростовщики, учредители дутыхъ предпріятій, представители сомнительныхъ обществъ и фирмъ, шулера и взяточники. Послѣднее семейство одно время какъ будто стало выводиться и исчезать, подобно рѣдкому звѣрю, именуемому "зубромъ", для поддержанія котораго, какъ извѣстно, были приняты особыя мѣры и оставлена особая мѣстность -- Бѣловѣжская пуща, гродненской губерніи. Для сохраненія породы взяточниковъ у насъ также оставлены были нѣкоторыя спеціальныя мѣста и должности, и теперь на бывшей выставкѣ въ стѣнахъ с.-петербургскаго военно-морскаго суда были показываемы публикѣ отлично сохранившіеся экземпляры этой породы, называющіеся не зубрами, а по имени Буша, отъ котораго пойдетъ начало семейства Бушей и др. разновидностей, къ которымъ мы вернемся впослѣдствіи. Для изученія мы возьмемъ сперва болѣе доступные и ближе извѣстные намъ типы:

Кассиръ.-- Это семейство чрезвычайно распространено по всему бѣлому свѣту. Живя по всей землѣ, кассиръ предпочитаетъ, однако, почву, унавоженную общественнымъ довѣріемъ, почему лучшія породы этого звѣря любятъ въ особенности частныя кредитныя и акціонерныя учрежденія. На этихъ мѣстахъ кассиры поселяются прочно и дѣлаются осѣдлыми до того времени, пока ихъ не переселятъ въ мѣста не столь отдаленныя, а иногда и въ отдаленнѣйшія Восточной Сибири. Кассиръ -- животное ласковое, чистоплотное и довольно граціозное; оно весьма легко дѣлается ручнымъ и очень скоро пріобрѣтаетъ полнѣйшее довѣріе директоровъ и учредителей банка, которые безъ всякаго опасенія подпускаютъ его очень близко къ себѣ и къ общественному сундуку. Въ послѣднемъ онъ, въ концѣ концовъ, дѣлается полнымъ хозяиномъ и, подобно трудолюбивому муравью, начинаетъ заниматься тасканіемъ оттуда въ свою собственную кассу различныхъ цѣнностей, пятипроцентныхъ билетовъ, облигацій, закладныхъ листовъ и т. п. По мѣрѣ оскудѣнія сундука и перехода цѣнностей въ руки кассира, послѣдній пріобрѣтаетъ все болѣе хищническія наклонности, въ немъ пробуждается алчность настоящаго звѣря и тогда онъ становится необыкновенно опасенъ и почти неуловимъ. Вообще поймать кассира довольно трудно, такъ какъ онъ не попадаетъ въ обыкновенныя сѣти, разставляемыя другимъ, болѣе простымъ животнымъ. Практиковавшаяся ловля и охота на кассира, посредствомъ внезапныхъ ревизій, почти никогда не достигаетъ цѣли и не приводитъ ни къ какимъ результатамъ, отчасти по неумѣлости охотниковъ, отчасти потому, что она представляетъ серьезныя опасности для самихъ охотниковъ, ибо кассиръ во время облавы на него становится очень изворотливымъ, мечется во всѣ стороны и, застигнутый въ опасномъ мѣстѣ, онъ имѣетъ свойство выпускать изъ себя жидкость, обдающую грязью охотниковъ -- директоровъ и производящихъ ревизіи, которые поэтому часто предпочитаютъ дать возможность звѣрю бѣжать и скрыться отъ преслѣдованія, чѣмъ остаться опачканными. Болѣе успѣшная охота на кассира -- посредствомъ прокурора, который довольно быстро схватываетъ животное въ свои лапки и преграждаетъ ему путь къ побѣгу. Такая охота, впрочемъ, не безопасна для всего учрежденія, почему наши банки не очень любятъ вообще пускать къ себѣ прокурора. Кассиры чувствуютъ врожденную ненависть къ прокурорамъ, которые въ послѣднее время истребили достаточное количество этого звѣря. Схваченный прокуроромъ кассиръ ищетъ единственное спасеніе въ адвокатѣ и прибѣгаетъ къ его защитѣ, удѣляя ему иногда значительную часть своей добычи.

Семейство кассира довольно разнообразно и представляетъ собою множество особей -- отъ крупной величины и до мелкихъ индивидуумовъ. Самымъ крупнымъ представителемъ этого семейства въ Россіи считается Юханцевъ, пойманный въ петербургскомъ обществѣ взаимнаго кредита и содержащійся нынѣ въ богатомъ по своимъ коллекціямъ Енисейскомъ зоологическомъ саду въ Сибири. Англичане обѣщали за его скелетъ 10% похищенной имъ суммы.

II.

Шулеръ.-- Это животное водится преимущественно по трактирамъ, бильярднымъ, а также охотно заглядываетъ и въ клубы благородные дворянскіе и просто благородные, всесословные, купеческіе и неблагородные. Какъ показываетъ названіе породы, это животное, повидимому, германскаго происхожденія, но давно уже аклиматизировалось во всѣхъ странахъ міра и ему развѣ только не доступны сыпучія степи Африки и дѣвственные лѣса Америки. Впрочемъ, происхожденіе шулеровъ гораздо древнѣе; такъ, у Плинія мы находимъ указаніе на существованіе особой породы этого звѣря, называвшагося "сикофантомъ".

Отличительныя черты шулера: прожорливость, догадливость и необыкновенная ловкость въ движеніяхъ рукъ. Оконечности пальцевъ этого животнаго обладаютъ особенной чувствительностью, при помощи которой онъ свободно угадываетъ крапленную карту. Напротивъ, кожа лица у шулеровъ какъ-будто лишена всякой чувствительности и они свободно переносятъ частыя прикосновенія чужихъ дланей. Зрѣніе у шулера также весьма развито и онъ легко подмѣчаетъ и высматриваетъ карту своего противника, не смотря на всѣ мѣры, принимаемыя послѣднимъ. Шулеръ весьма трудолюбивъ. Онъ зорко высматриваетъ свою добычу, обращая преимущественное вниманіе на толщину бумажника и склонность къ разнымъ забавамъ. Иногда шулера собираются въ группы и цѣлыя стада и производятъ опустошительные набѣги по ярмаркамъ, земскимъ собраніямъ, дворянскимъ выборамъ и другимъ сборищамъ. Ловятъ они преимущественно юныхъ птенцовъ, маменькиныхъ сынковъ и недорослей изъ дворянъ и купчиковъ, иногда-же нападаютъ и на кассировъ банковъ, казначеевъ изъ офицеровъ и вообще людей, коимъ ввѣрены капиталы, хотя здѣсь борьба подчасъ бываетъ упорная и жестокая. Вообще-же шулеръ довольно трусливъ и при серьезномъ нападеніи вскорѣ обращается въ бѣгство. Охота на шулеровъ не представляетъ особенной опасности и ведется довольно простымъ способомъ. Мѣстные жители бьютъ ихъ чѣмъ попало: подсвѣчниками, кіями и просто кулаками; довольно обыкновеннымъ и распространеннымъ орудіемъ въ этихъ случаяхъ служитъ также бутылка отъ шампанскаго или другого напитка, за которымъ шулеръ любитъ производить свои опыты. Какъ мы сказали, шулеръ, будучи застигнутъ въ расплохъ, почти всегда обращается въ бѣгство, оставляя иногда въ рукахъ побѣдителя трофеи въ видѣ оборванной фалды, рукава отъ сюртука, а иногда и цѣлый бакенбардъ.

Въ послѣднее время порода шулеровъ сильно измельчала, съ одной стороны вслѣдствіе развитія конкуренціи, а съ другой -- за недостаткомъ обильной и сочной пищи.

При такихъ условіяхъ эта порода склонна къ перерожденіямъ и извѣстны случаи, когда шулеровъ пріурочивали къ другому образу жизни и извлекали изъ нихъ значительную пользу; такъ, нѣкоторые "охотники на краснаго звѣря" пользовались чутьемъ шулера и вырабатывали изъ него прекрасную ищейку. Иногда шулера перерождаются въ совершенно особую породу доносчиковъ и шпіоновъ, путемъ, конечно, скрещиванія. Объ этой породѣ мы поговоримъ особо. Здѣсь же, какъ на примѣръ такого перерожденія, укажемъ на выдѣленіе особой семьи "Ноздревыхъ", весьма сильно распространенной въ послѣднее время.

III.

Ростовщикъ.-- Самый настоящій типъ этой семьи -- въ тѣсномъ смыслѣ ростовщикъ -- это закладчикъ или содержатель ссудной кассы. Подобно гіенѣ, разрывающей могилы и питающейся мертвыми тѣлами,-- ростовщикъ питается мясомъ и кровью разлагающагося человѣка. Ростовщики распространены повсемѣстно. Водятся преимущественно въ городахъ, живутъ въ бель-этажахъ и въ открытыхъ мѣстностяхъ. Семейство это представляетъ множество разновидностей. Сюда входятъ индивидуумы изъ всѣхъ націй, сословій и вѣдомствъ и даже отъ духовенства, впрочемъ, пока только иностраннаго, преимущественно греческаго.

Для добыванія себѣ пищи ростовщикъ не прибѣгаетъ ни къ какимъ хитростямъ и даже не выходитъ въ поле за добычей. Питаясь мясомъ и кровью мелкихъ тварей или близкихъ уже къ разложенію, онъ не нуждается однако, какъ гіена, въ разрытіи могилы, но скорѣе уподобляется киту, который раскрываетъ свою пасть, куда сама плыветъ мелкая рыбка. Такъ и ростовщикъ, или содержатель ссудной кассы, открываетъ въ видномъ мѣстѣ свое заведеніе и ему въ пасть охотно лѣзетъ вся мелюзга человѣчества, хотя иногда и крупныя рыбки,₄ завертѣвшись въ жизненной волнѣ, не избѣгаютъ той же участи. Во всякомъ случаѣ, добыча идетъ ростовщику сама на встрѣчу. Ростовщикъ отчасти представляетъ сходство съ вампиромъ, ибо преимущественно высасываетъ кровь изъ своей жертвы, оставляя одинъ скелетъ. Это звѣрь довольно жадный и ненасытный. Онъ любитъ покой и охотно предается тихимъ радостямъ семейной жизни. Прежде эта порода была почему-то преслѣдуема и водилась въ темныхъ и закрытыхъ мѣстностяхъ, но съ развитіемъ человѣчества и понятій общежитія,-- ростовщики вышли на бѣлый свѣтъ и заняли одно изъ видныхъ положеній.

Ростовщикъ обладаетъ толстой кожей преимущественно около сердца, вслѣдствіе чего его не могутъ пробить или даже тронуть никакія пули и стрѣлы печати, ни уколы состраданія и сожалѣнія къ ближнему.

Впрочемъ, новѣйшіе естествоиспытатели держатся того мнѣнія, что у ростовщика вовсе нѣтъ сердца, а взамѣнъ его помѣщается кассовая книга, выдаваемая ежегодно изъ мѣстной городской управы. Мелкія разновидности этой породы, обитающія по деревнямъ и селамъ -- кабатчики и кулаки, въ сущности имѣютъ тѣ же качества, отличаясь только сравнительной грубостью формъ и пріемовъ. Безсмертный Шекспиръ воспѣлъ эту породу въ образѣ своего Шейлока, который почему-то давно не идетъ на нашихъ сценахъ.

ЛЕКЦІЯ 2-я.

Послѣ перечисленныхъ нами породъ мы перейдемъ теперь кстати къ семьѣ "желѣзнодорожниковъ". Семья эта все болѣе и болѣе распространяется съ развитіемъ прогресса человѣчества. Она создается цивилизаціей, но губитъ другихъ вовсе нецивилизованнымъ способомъ, орудуя стихійной силой пара, искрашивая людское мясо въ видѣ окрошки. Такъ обращаются съ своими жертвами костоломники, оберъ-удавщики, реброломы и другіе индивидуумы этой семьи.

Желѣзнодорожные звѣри въ сущности самые опасные и пока человѣчество не изобрѣло никакихъ средствъ для ихъ обузданія, и даже охота на нихъ съ прокуроромъ до послѣдняго времени не достигала цѣли, такъ какъ прокуроръ обыкновенно схватывалъ въ свои лапки только мелкихъ звѣрьковъ изъ этой семьи, а съ болѣе крупными породами совладать не могъ.

Семья желѣзнодорожниковъ очень солидарна и эти хищники группируются обыкновенно въ общества "главныя" и "по линіямъ". Они очень сильно разростаются, истребляя во множествѣ лѣса и бороздя землю желѣзными рельсами, лишаютъ часть населенія существенныхъ заработковъ, созидая на кровавомъ трудѣ эксплоатируемыхъ свое собственное благосостояніе. Вліяніе этихъ звѣрей такъ сильно, что люди сами невольно имъ даются въ плѣнъ и служатъ ихъ прихотямъ. Между многими видами этой семьи обращаютъ на себя вниманіе слѣдующіе:

1) Желѣзнодорожный кротъ.-- Этотъ звѣрь ведетъ свою опустошительную дѣятельность преимущественно въ Сферѣ земляныхъ работъ, прокапывая тунели и дѣлая насыпи. Въ обоихъ случаяхъ работа его отличается поспѣшностью, такъ какъ онъ пропорціонально выгребаемой и настилаемой землѣ выгребаетъ изъ казны кучи золота, которымъ выстилаетъ и набиваетъ свои палаты и хранилища. Преслѣдуя эту единственную цѣль, желѣзнодорожный кротъ-землекопъ, конечно, нисколько не заботится о прочности своихъ работъ. Ему, напротивъ, доставляетъ особенное удовольствіе, выведя, напр., громадную по виду насыпь, отбѣгать отъ нея въ сторону и выжидать, пока не послѣдуетъ ея провалъ, при чемъ гибнутъ цѣлыя стада довѣрчивыхъ животныхъ.

Тогда кротъ опять принимается за свою работу, роется усердно и копается подъ землею, увеличивая запасы выгребаемыхъ сокровищъ. Желѣзнодорожные кроты на видъ очень невзрачные звѣри, сѣроватаго цвѣта, хотя довольно жирные и обладающіе въ особенности жирными, загребистыми лапками. Такъ какъ дѣятельность ихъ темная, большею частью подземная, то они не любятъ дневнаго свѣта, стараются избѣгать его, закрывая свои маленькіе глазки, и спѣшатъ укрыться отъ всякаго разслѣдованія. Когда кротъ достаточно разжирѣлъ и разбогатѣлъ отъ собранныхъ запасовъ, онъ часто бросаетъ свои работы и выходитъ уже на большой свѣтъ или выпускаетъ туда своихъ дѣтенышей, которые, не смотря на свое темное происхожденіе, почти всегда пріобрѣтаютъ видное положеніе и хорошее мѣсто въ животномъ царствѣ. Желѣзнодорожные кроты очень плодовиты. Самка носитъ девять мѣсяцевъ. Дѣтеныши являются на свѣтъ всегда съ маленькими и плутоватыми глазками, которые они держатъ какъ будто закрытыми.

2) Желѣзнодорожный бобръ-строитель. Это одна изъ видныхъ и крупныхъ породъ звѣрей. Строительныя способности желѣзнодорожнаго бобра-строителя поистинѣ изумительны и далеко превосходятъ тѣ чудеса, которыя разсказываетъ зоологія про обыкновеннаго американскаго бобра. Если послѣдній изъ глины и воды съ пескомъ и сучьями строитъ прочныя постройки надъ водою, которыя, какъ говорятъ путешественники, замѣчательны своею крѣпостью и цѣлесообразностью, то желѣзнодорожный бобръ-строитель умудряется иногда выстраивать изъ ржавыхъ и тонкихъ желѣзныхъ прутиковъ и гнилыхъ шпалъ грандіозныя постройки, воздушные мосты, которые перебрасываются черезъ широчайшія рѣки и должны выносить тяжесть нѣсколькихъ сотъ тысячъ пудовъ, чего они, конечно, и достигаютъ, держась прочно до перваго несчастнаго случая. Желѣзнодорожный бобръ не только опасенъ для человѣка въ совмѣстной хищнической дѣятельности съ остальными желѣзнодорожниками, но и самъ по себѣ, такъ какъ онъ почти всегда видный, крупный и сильный звѣрь. Если кротъ душитъ мелкихъ животныхъ, засыпая ихъ землей, то бобръ часто ловитъ добычу особымъ способомъ въ водѣ, посредствомъ разставленныхъ имъ кесоновъ, въ которыхъ часто погибаетъ много чернорабочаго звѣря.

3) Желѣзнодорожный эксплоататоръ. Это необыкновенно прожорливое животное, обладающее огромныхъ размѣровъ брюшною полостью, длинными загребистыми лапами, съ чрезвычайно острыми когтями. Питается изысканною пищей, преимущественно желѣзнодорожными акціями всякихъ наименованій, которыя онъ однако имѣетъ обыкновеніе, захвативши въ свою пасть въ неимовѣрномъ количествѣ, выбрасывать потомъ изъ себя послѣ первой жвачки высосанными и пережеванными; на нихъ набрасываются потомъ довѣрчивые и голодные звѣри, которые отъ этой, уже никуда не годной пищи часто погибаютъ въ страшныхъ мученіяхъ. Въ особенности же эксплоататоръ любитъ такъ назыв. "правительственныя гарантіи и субсидіи" -- это его лакомое блюдо. Эксплоататоръ необыкновенно уменъ, ловокъ и изобрѣтателенъ. Настоящіе эксплоататоры становятся во главѣ цѣлыхъ стадъ желѣзнодорожныхъ звѣрей и тогда получаютъ названія директоровъ правленій, предсѣдателей обществъ и т. п. Добычею своей они охотно дѣлятся съ мелкими подчиненными звѣрями, оставляя впрочемъ для себя всегда львиную долю. Болѣе мелкія разновидности эксплоататора, участвуя въ общемъ разграбленіи страны, подготовляютъ собственно матеріалы для высшей породы, но иногда поглощаютъ напр. неисчислимыя количества дровяныхъ запасовъ, гвоздей, шпалъ, рельсовъ и съѣдаютъ цѣлые магазины бланковъ и канцелярскихъ принадлежностей.

Эксплоататоры вообще имѣютъ способность все обращать въ свою пользу и изъ всего извлекать выгоду.

4) Желѣзнодорожные паразиты. Здѣсь очень много разновидностей. Сюда относятся всѣ тѣ звѣри изъ той же семьи, которые только въ силу естественныхъ, родственныхъ и иныхъ привязанностей со стороны высшихъ породъ желѣзнодорожниковъ пользуются хорошими окладами и для которыхъ собственно изобрѣтаютъ особыя должности и штаты, какъ-то: завѣдующіе обивками вагоновъ перваго класса, смотрители замковыхъ ручекъ во всѣхъ зданіяхъ по линіи, начальники температуръ въ вагонахъ, помощники завѣдующихъ надзоромъ службъ стрѣлочниковъ, старшіе смотрителя поддувалъ, субъинспекторы подтракцій и подтягъ и т. п. Все это большею частью чистенькіе приличные звѣрьки, очень забавные и необыкновенно услужливые; они прекрасно умѣютъ ходить на заднихъ лапкахъ и получаютъ разныя подачки въ видѣ наградъ, надбавокъ и т. п. милостей. Эти животныя въ сущности не могутъ считаться сами по себѣ хищниками и грабителями, но тѣмъ не менѣе и они участвуютъ въ общемъ дѣлежѣ добычи, кормясь обглоданными костями отъ съѣденныхъ труповъ. Оберъ-удавщики, реброломы, костоломники и желѣзнодорожные звѣри другихъ наименованій выдѣляются въ сущности изъ тѣхъ же исчисленныхъ нами породъ,-- когда они проявляютъ особенную страсть къ наживѣ, нисколько не заботясь о судьбѣ многихъ тысячъ жертвъ своей алчности.

ЛЕКЦІЯ 3-я.

Хапуга. Хапуга существуетъ съ глубокой древности. Она плодилась еще въ древнихъ приказахъ и оттуда собственно и стала разселяться и размножаться. Въ періоды сильныхъ гоненій на, этого звѣря, когда принимались всѣ мѣры къ его истребленію, хапуга пряталась почти исключительно въ старыхъ, дореформенныхъ судахъ и палатахъ. Въ нашей мѣстности порода судейской хапуги была очень распространена и честь истребленія этого звѣря принадлежитъ знаменитому охотнику и укротителю С. Гончарову, который нынѣ занятъ преслѣдованіемъ и ловлею желѣзнодорожныхъ звѣрей и, вѣроятно, оставитъ потомству прекрасный сборникъ "Записокъ Охотника". Въ новыхъ судахъ, къ счастію, эта порода совершенно вывелась, хотя изрѣдка, въ видѣ исключенія, и здѣсь попадаются выродки хапуги; такъ, недавно въ нашей-же мѣстности пойманъ былъ довольно видный экземпляръ хапуги, въ лицѣ судебнаго слѣдователя Шкляревича, который и препровожденъ отсюда въ сибирскій музей рѣдкостей. Если, однако, мелкія разновидности хапуги, за недостаткомъ обильной и сочной пищи, скоро вымираютъ, то крупные индивидуумы, сидящіе преимущественно на высотахъ, еще довольно сильны и добраться до нихъ,-- вслѣдствіе ихъ неприступности, рѣдко удается. Поимка такого звѣря, какъ Бушъ,-- конечно счастливая случайность. Однако въ послѣднее время довольно успѣшна ловля "интендантскихъ хапугъ" -- также крупной разновидности, питавшейся преимущественно казенными подрядами и истребившей громадные запасы сѣна и др. продуктовъ.

Хапуга по природѣ своей отличается большою жадностью и невоздержанностью, что очень часто и служитъ причиною ея гибели. Въ пищѣ неразборчива; и мелкія разновидности этого звѣря таскаютъ обыкновенно въ свою нору все, что ни попадется подъ руку: куръ, яйца, головы сахару и даже гнилой черносливъ, какъ о томъ повѣствуетъ знаменитый естествоиспытатель Н. В. Гоголь въ своемъ безсмертномъ "Ревизорѣ". Прежде хапуга выходила на ловлю за добычей открыто, не боясь преслѣдованій, раскрывала пасть и общипывала мелкихъ звѣрей, попадавшихся ей на дорогѣ, или прибѣгавшихъ къ ней въ силу необходимости. Со временемъ хапуга становится осторожнѣе и дерзость ея и увѣренность въ своей силѣ исчезаютъ, уступая мѣсто, хитрости и изобрѣтательности. Общипыванье уже производится тайно, для чего хапуга обыкновенно загоняетъ добычу въ уединенное мѣсто, для избѣжанія посторонняго глаза.

Сутяга.-- Это прототипъ "дѣловаго звѣря". Животное чрезвычайно хитрое, изобрѣтательное, въ высшей степени безпокойное и причиняющее много вреда. Главное стремленіе сутяги заводить споры по самымъ пустымъ поводамъ и тягать своего противника къ суду. Сутяга дѣйствуетъ очень часто за одно съ хапугой, доставляя послѣдней обильную пищу и разставляя сѣти для ловли довѣрчиваго звѣря. Постоянно работая по своей спеціальности и имѣя дѣла во всѣхъ судахъ, сутяга до такой степени изощряется и становится столь чуткимъ, что умудряется иногда ловить людей на одномъ словѣ и потому съ этимъ звѣремъ надо быть весьма осторожнымъ и осмотрительнымъ. Сутяга доводитъ иногда свою жертву до полнаго истощенія силъ, запутывая ее въ разставленныя сѣти, и затѣмъ большею частью проглатываетъ ее уже цѣликомъ. Разновидности сутяги и мелкія породы, участвующія въ той же дѣятельности, весьма многочисленны и разнообразны; таковы индивидуумы разныхъ наименованій: крючкодѣи, дѣльцы, протоколисты, архиваріусы, чернильныя души, приказная крыса и т. п.

Чернильное племя очень распространено, благодаря господству канцеляризма; и, не смотря на всѣ принимаемыя мѣры къ сокращенію этой породы, она продолжаетъ размножаться, вслѣдствіе своей плодовитости.

Вся эта мелкота водится преимущественно въ старыхъ казенныхъ зданіяхъ, грызетъ перья, истребляетъ несмѣтное количество бумаги и чернилъ. Подчасъ они выскакиваютъ изъ своихъ норокъ и насиженныхъ мѣстечекъ, выставляютъ свои мордочки, подхватываютъ мелкія крупицы и быстро исчезаютъ.

Однимъ изъ наиболѣе популярныхъ типовъ этой породы является такъ называемый стрикулистъ.-- Этотъ мелкій звѣрекъ водится обыкновенно по близости трактировъ и питейныхъ заведеній. Имѣетъ за ухомъ воткнутое гусиное перо и на груди маленькій пузырекъ съ чернилами. По первому зову стрикулистъ является на помощь какому-нибудь разбушевавшемуся самодуру, усаживается на корточкахъ и, пропустивъ предварительно въ свое горло извѣстное количество спирту, принимается за работу. По самому обыкновенному поводу стрикулистъ исписываетъ цѣлые листы бумаги, приводя тексты всѣхъ дѣйствующихъ законовъ и изумляя всѣхъ своею ученостью и знаніемъ дѣла. Стрикулистъ довольствуется очень скромною пищей и часто живетъ почти впроголодь. Впрочемъ, изъ этой породы вырабатываются иногда довольно крупные типы, которые современемъ переносятъ свою дѣятельность въ болѣе широкія сферы и пріобрѣтаютъ уже названіе "дѣльцовъ", "законниковъ", а также "архиплутовъ" и "протобестій".

Конкурсныхъ дѣлъ мастера -- кураторы и опекуны. Эти особы представляютъ собою одинъ изъ выработавшихся типовъ той же семьи дѣльцовъ, индивидуумы которыхъ перечислены нами выше.-- Когда кого-либо изъ оборвавшихся въ коммерческихъ или иныхъ оборотахъ постигаетъ несчастіе, влекущее за собою такъ называемую несостоятельность, то надъ разлагающимся трупомъ такого лица, подобно стаѣ коршуновъ, собираются эти пронырливые звѣри и стараются всячески извлечь пользу для себя изъ общаго дѣлежа бренныхъ остатковъ неудачника. Еще чаще, однако, къ содѣйствію этихъ хищниковъ прибѣгаетъ тотъ предусмотрительный и ловкій коммерсантъ, который, такъ сказ., и "невинность желаетъ соблюсти, и капиталы спасти". Тутъ изворотливая порода дѣльцовъ придумываетъ всевозможныя комбинаціи, посредствомъ которыхъ одурачиваются довѣрчивые кредиторы и дѣло принимаетъ такой оборотъ, что каждый радъ получить хотя ¹/₂₀ часть похищеннаго и уходитъ совершенно довольнымъ, оставляя ¹⁹/₂₀ на пользу несчастнаго должника и оборудовавшихъ дѣло кураторовъ.

Кураторы посредствомъ особеннаго нюха, или чутья умѣютъ заранѣе выслѣдить добычу и принимаются за свое дѣло, предуготовивъ себѣ удобную почву для дружнаго содѣйствія.

Будучи по природѣ хищниками, кураторы способны однако воспламеняться благороднымъ негодованіемъ къ своимъ противникамъ и на столько смѣлы, что позволяютъ себѣ открыто нападать на таковыхъ и громко лаять о своей честности. Но такъ какъ нѣтъ ни одного куратора, у котораго рыльце не было-бы въ пушку, то подобный лай большею частью никакихъ послѣдствій не имѣетъ и отъ кураторовъ отбиваются палкой, или другимъ самымъ простымъ орудіемъ. Опекуны всѣхъ сортовъ и видовъ -- довольно кровожадные звѣри. Они водятся въ тѣхъ мѣстахъ, гдѣ учреждаются такъ называемыя опеки или попечительства. Въ такой мѣстности, какъ въ любомъ болотѣ, опекунъ дѣйствуетъ совершенно смѣло и безнаказанно. Подобно піявкѣ, опекунъ высасываетъ опекаемаго и доводитъ его до полнаго истощенія. Пищею опекунамъ служатъ такъ называемые несовершеннолѣтніе, расточители и помѣшанные. Вся эта добыча отдается въ жертву опекунамъ совершенно безконтрольно.

Между "дѣловыми звѣрями" есть еще много разновидностей: администраторы (въ смыслѣ учредителей администрацій по дѣламъ несостоятельныхъ), ликвидаторы и др.,-- все это индивидуумы, которые любятъ "ловить рыбу въ мутной водѣ". Вслѣдствіе такой сферы дѣятельности, ихъ очень трудно вывести "на чистую воду" и потому усилія натуралистовъ основательно изучить эту породу остаются до сихъ поръ тщетными. Въ нашей мѣстности недавно были произведены посильные опыты наблюденій надъ этой средой, но и они не дали надлежащаго результата, главнымъ образомъ потому, что въ числѣ изслѣдователей оказались субъекты, которые сами подлежали изслѣдованію.

ЛЕКЦІЯ 4-я.

Мы приводили читателямъ описанія знаменитаго ученаго и естествоиспытателя, касавшіяся преимущественно хищныхъ звѣрей, но, не желая оставить мрачное впечатлѣніе и вселить ненависть къ имени этого зоолога, мы дадимъ здѣсь еще одинъ изъ сохранившихся у насъ очерковъ его, въ которомъ онъ относится съ истинною любовью къ наблюдаемымъ типамъ. Таковы лекціи Людоѣдова изъ отдѣла насѣкомыхъ.

Бабочки. По большей части легкокрылыя и воздушныя созданія, въ своихъ пестрыхъ нарядахъ, бабочки самою природой созданы для услажденія рода человѣческаго. Перелетая съ цвѣтка на цвѣтокъ и высасывая изъ каждаго ароматную амброзію, онѣ весело кружатся, бьютъ своими крылышками и тѣшатъ наши взоры, заставляя иногда безъ устали гоняться за собою молодыхъ и старыхъ ловеласовъ. Ихъ сфера -- цвѣты, нѣга и любовь. Но какъ ничего въ природѣ нѣтъ совершеннаго и какъ во всемъ бываютъ исключенія, то и въ мірѣ бабочекъ мы встрѣчаемъ типы совершенно неподходящіе, которые собственно происходятъ въ силу перерожденія. Тогда онѣ какъ бы совершенно забываютъ свое истинное назначеніе и вторгаются въ чуждыя имъ сферы и области; такъ въ послѣднее время изъ бабочекъ вырабатывались даже типы дѣльцовъ и аферистовъ, съ которыми трудно было тягаться весьма опытнымъ и искусившимся звѣрямъ. Какъ на блистательный примѣръ такого перерожденія, натуралисты указываютъ у насъ въ Россіи на экземпляръ, пойманный въ Петербургѣ, на извѣстную Гулакъ-Артемовскую (Holiacа-Artemisia). Но оставимъ въ сторонѣ эти исключенія и обратимся къ изслѣдованію типовъ бабочки въ первобытной неприкосновенности этой породы. Какъ на источники и руководства, мы можемъ указать на извѣстныхъ натуралистовъ Бальзака, Поль-де-Кока и изъ новѣйшихъ -- на Эмиля Зола.

Бабочки, какъ извѣстно, зарождаются изъ личинокъ и куколокъ; не созрѣвшія бабочки, кромѣ того, по своимъ разновидностямъ, называются: барышнями, подросточками, дѣвченками, цыпочками, канашками и т. п. Изъ куколокъ въ особенности выдѣляется порода свѣтскія куколки -- чрезвычайно скромныя, приличныя созданія, дѣлающія реверансы, говорящія заученныя слова и читающія "Нана" и т. п. сочиненія не иначе, какъ изъ-подъ подушки.

Барышни, какъ недозрѣвшія бабочки, весьма интересны для наблюдателя. Онѣ бываютъ очень миловидны и игривы. Цѣль существованія барышни -- превратиться изъ куколки въ настоящую бабочку. Для достиженія этой цѣли употребляются всѣ средства обольщенія, ловли жениховъ. Подмѣтивъ жениха, барышня начинаетъ съ нимъ сперва заигрывать глазками, потомъ старается заставить его бѣгать за собою и какъ бы ловить себя. Исходъ этой борьбы большею частью тотъ, что барышня залучаетъ свою жертву въ уединенное мѣсто, гдѣ обыкновенно родители устраиваютъ засаду, изъ которой они быстро выходятъ и набрасываются на пойманнаго съ бокалами шампанскаго. Между несозрѣвшими бабочками выдѣляется еще особая порода такъ называемыхъ нигилистокъ. Онѣ большею частью отличаются тѣмъ отъ обыкновенныхъ барышень, что стригутъ волосы и не увлекаются романами. Нѣкоторые естествоиспытатели утверждаютъ, будто-бы любимое занятіе нигилистки состоитъ въ томъ, что она ловитъ лягушекъ и ножикомъ распарываетъ имъ брюхо. Бабочка настоящая, какъ учитъ зоологія, образуется изъ куколки. Бабочки преимущественное вниманіе и заботы сосредоточиваютъ на своихъ нарядахъ, любятъ пестроту и золотистую пыль на своихъ крылышкахъ. На головахъ онѣ носятъ большею частью чужіе волосы, которые закручиваютъ самымъ причудливымъ образомъ. Бабочки любятъ кружиться и рѣзвиться возлѣ огня, для чего собираются на такъ назыв. балы или семейные вечера. Для такихъ выѣздовъ онѣ принуждены бываютъ часто мѣнять свои шкурки, что обходится очень дорого ихъ мужьямъ. Бабочки, любящія сидѣть въ своихъ гнѣздахъ,-- такъ назыв. "домосѣдки" -- въ настоящее время очень рѣдки. Впрочемъ, когда бабочка старѣетъ, или иногда, значительно увеличиваясь въ объемѣ, превращается въ такъ назыв. бабу, то за невозможностью порхать она принуждена бываетъ сидѣтъ дома, но и тогда любитъ собирать возлѣ себя цѣлыя стаи мотыльковъ и папильончиковъ. Самый обыкновенный видъ бабочки называется дамой (Madame). Дамы бываютъ разныя. Нашъ знаменитый натуралистъ Н. В. Гоголь различаетъ двѣ разновидности дамъ: "дамы просто пріятныя" и "дамы пріятныя во всѣхъ отношеніяхъ". Есть также особая порода -- дамы благотворительницы, которыя разъѣзжаютъ въ каретахъ, разыскивая нищія семейства, и, найдя таковыя, входятъ въ ихъ жилища, распрашиваютъ объ ихъ нуждахъ и дарятъ дѣтямъ конфекты и поломанныя игрушки. Такая порода дамъ пользуется особеннымъ почетомъ и уваженіемъ въ обществѣ.

Ночныя бабочки. Эта порода въ послѣднее время значительно размножается. Онѣ почти исключительно показываются вечеромъ и ночью, когда и вылетаютъ изъ своихъ жилищъ для пріисканія себѣ корма. Происходитъ это оттого, что при дневномъ свѣтѣ ихъ кожа подвергается линянію и съ нихъ обсыпается та бѣлая пыль, которой обыкновенно окрашивается эта бабочка на-ночь. Ночныя бабочки во множествѣ наполняютъ собою всѣ общественныя увеселенія, театры, сады и всякія гулянья. Поймать такую бабочку довольно нетрудно. На золото такія бабочки идутъ очень охотно.

Ночныя бабочки всѣхъ видовъ и категорій называются также кокотками; названіе это, вѣроятно, происходитъ отъ слова коконъ, что означаетъ "пустой шелковый клубочекъ", который дѣлаетъ гусеница бабочки, вертясь на шелковой ниткѣ {См. курсъ зоологіи Сентъ-Илера (стр. 166).}.

Кокотки, или ночныя бабочки, большею частью появляются парами, такъ какъ онѣ довольно дружны между собою. Одна изъ подругъ обыкновенно бываетъ красивѣе другой и, благодаря красотѣ и заманчивости одной бабочки, и ея подруга пользуется разными выгодами. Если кокотка не сыщетъ себѣ подруги, то, избѣгая всячески появляться одной, она часто, для отвода глазъ, или для большей приманки, принимаетъ на себя видъ гувернантки или солидной дамы, для чего беретъ на прокатъ ребенка, роскошно одѣваетъ его и всюду таскаетъ съ собою. Бѣгая за добычей, кокотки не знаютъ усталости, но часто неудачный ловъ заставляетъ ихъ почти на разсвѣтѣ возвращаться домой, иногда совсѣмъ голодными. Вообще питаніе ихъ неправильно: иной вечеръ кокотка насыщается самымъ обильнымъ ужиномъ и дорогими яствами, а въ другой разъ довольствуется двумя бутербродами и кружкой пива. Есть и такія злосчастныя бабочки, которыя живутъ положительно впроголодь и кончаютъ свои дни на уличныхъ панеляхъ. Нѣкоторыя кокотки достигаютъ, однако, значительнаго благосостоянія, устраиваютъ себѣ теплыя и комфортабельныя гнѣздышки на счетъ пойманнаго обожателя, имѣютъ свои выѣзды, роскошныя дачи, одѣваются въ кружева и бархаты. Бывали примѣры, что такія кокотки впослѣдствіи бросали свое ремесло и превращались въ настоящихъ солидныхъ дамъ и даже въ дамъ-благотворительницъ.

(Заря 1882 г.).

НОЧЬ ПЕРЕДЪ РОЖДЕСТВОМЪ,

"Послѣдній день передъ Рождествомъ прошелъ. Зимняя, ясная ночь наступила; глянули звѣзды; мѣсяцъ величаво поднялся на небо посвѣтить добрымъ людямъ и всему міру, чтобы всѣмъ было весело колядовать и славить Христа".

Ночь передъ Рождествомъ. H. В. Гоголь.

Въ описанной безсмертнымъ поэтомъ ночи случился невѣроятный казусъ: чортъ укралъ мѣсяцъ, спрятавъ его въ карманъ, и въ Диканькѣ никто этого даже не слышалъ. Однако мѣсяцъ исчезъ! Во всей Диканькѣ было темно и страшно,-- но это происходило, конечно, отъ того, что во всей Диканькѣ не было ни одного фонаря, такъ точно, какъ и теперь, въ наше время, нѣтъ фонарей во всемъ Васильковѣ, во всей Сквирѣ, во всемъ Чигиринѣ и др. городахъ. Въ Кіевѣ есть фонари, а потому если-бы чортъ и здѣсь задумалъ совершить такое-же чудо -- украсть мѣсяцъ,-- мнѣ все таки не пришлось-бы блуждать во тьмѣ и я многое-бы увидѣлъ въ эту ночь и о многомъ могъ-бы разсказать.

Но въ эту волшебную ночь я дѣйствительно увидѣлъ много такого, чего не пришлось-бы увидать не только при полномъ лунномъ блескѣ, но даже и при ослѣпительномъ свѣтѣ всѣхъ солнечныхъ системъ. Я видѣлъ цѣлую панораму поразительныхъ картинъ дѣйствительности -- той дѣйствительности, которая существуетъ сама для себя, которая живетъ въ четырехъ стѣнахъ и не поддается перу самаго проницательнаго наблюдателя. Чтобы увидать сразу цѣлый рядъ такихъ картинъ дѣйствительности, должно было совершиться чуду, не менѣе чудному, чѣмъ пропажа мѣсяца,-- и это чудо совершилось, по крайней мѣрѣ въ моихъ глазахъ.

Но разскажу по порядку.

Канунъ праздника особенно пріятенъ для каждаго, на комъ лежатъ тѣ или иныя обязанности, сопряженныя съ ежедневными трудами. Пріятно чувствовать, что завтра можно вдоволь поспать, что и на службу тебя не потянутъ и въ судъ не призовутъ, ибо присутствія нѣтъ, и что даже вексель на тебя не могутъ протестовать,-- и "дни обожданія" продолжаются. Какъ-то легче на душѣ становится! Вотъ почему я особенно люблю канунъ праздника. Я вспоминаю одного моего пріятеля, который очень любилъ наканунѣ праздника засиживаться довольно долго въ комнатѣ за стуколкой и, не желая кончать игры, въ особенности если ему не везло, уговаривалъ другихъ партнеровъ посидѣть, побаловаться, убѣждая ихъ: "отчего бы и не посидѣть,-- завтра, молъ, праздничекъ ".

-- "Да, поиграемъ-ка еще. Завтра праздничекъ" -- приговаривалъ онъ. "Завтра праздничекъ!" -- и это до тѣхъ поръ, пока отыгрывался и выигрывалъ.

А потомъ вставалъ, оканчивая игру, и заявлялъ: "сегодня праздничекъ, пора и отдохнуть". И гости расходятся по утру, хотя съ проигрышемъ, но утѣшенные тѣмъ, что "сегодня праздничекъ!".

Канунъ праздника я встрѣтилъ, какъ подобаетъ всякому христіанину, за домашней трапезой съ кутьей, взваромъ и постными пирогами, съ грибами и капустой,-- а засимъ, оставивъ "женское сословіе" заниматься колдовствомъ и гаданіемъ, мы отправились съ пріятелемъ Павлушей Насосальскимъ въ завѣтный "Сѣверный Пріютъ", гдѣ имѣли обыкновеніе подъ праздничекъ, въ компаніи друзей, заниматься изслѣдованіемъ истины, которую, конечно, по совѣту одного мудреца, искали всегда "на днѣ стакана".

Компанія была почти вся въ сборѣ, не доставало только Свистунова. Замѣчательный это человѣкъ и стоитъ сказать о немъ два слова. Художникъ и поэтъ въ душѣ, а отчасти и на дѣлѣ, мужчина колоссальныхъ размѣровъ и ангельской кротости,-- онъ поражалъ всегда людей, недостаточно его знающихъ, особенностью своихъ внѣшнихъ пріемовъ. Когда случалось, что въ "Сѣверномъ Пріютѣ" собиралась компанія "теплыхъ ребятъ", то непремѣнно посылали за Свистуновымъ и онъ аккуратно являлся чрезъ 2 ¹/₂ минуты, при чемъ неизмѣнно въ чистомъ черномъ сюртукѣ, застегнутомъ на всѣ пуговицы, безукоризненно причесанный и въ полномъ парадѣ, точно на великосвѣтскій званный вечеръ; изящно раскланивался, заводилъ очень скромную бесѣду и на всѣхъ собутыльниковъ производилъ впечатлѣніе "человѣка, уже во всякомъ случаѣ непривычнаго къ этому дѣлу" и какъ будто даже стѣснительнаго въ такомъ обществѣ. Такія ложныя понятія, однако, тотчасъ разлетались въ прахъ, если недостаточно знающій Свистунова обращалъ вниманіе лишь на то, какимъ способомъ этотъ изысканно приличный Свистуновъ принимался за дѣло, къ которому онъ казался столь непригоднымъ. Это стоитъ наблюденія: онъ обыкновенно бралъ самымъ приличнымъ образомъ въ руки большой стаканъ самаго крѣпкаго вина и выпивалъ его весь, не отнимая это рта, совершенно такъ, какъ это дѣлаетъ въ дорогѣ почтовая лошадь, пьющая изъ ведра. И такъ одинъ стаканъ за другимъ,-- совершенно тѣмъ же приличнымъ образомъ и напоминая ту же почтовую лошадь. Тогда только новичекъ начиналъ понимать всю прелесть этого широчайшаго горла, подымающагося какъ вѣковой дубъ изъ-за прекрасно накрахмаленнаго бѣлоснѣжнаго воротничка рубашки, въ окружности -- No 99 съ ¹/₂. Неизмѣнными спутниками Свистунова были два нѣмца: нѣкій Реомюръ, который, оправдывая свою фамилію, былъ постоянно въ хорошемъ градусѣ и необыкновенно часто отлучался изъ компаніи повѣрять температуру воздуха, и другой по фамиліи что-то въ родѣ Гольштингеръ-Данемаркъ -- въ высшей степени симпатичная личность, большой, красный и предобродушный. Онъ умудрялся къ концу вечера занимать все общество, не произнося ни единаго слова и лишь скромно улыбаясь, когда всѣ увѣряли его въ его большихъ музыкальныхъ способностяхъ и просили сыграть какую-нибудь моцартовскую вещь, которой онъ никогда и не игралъ. Въ нашей компаніи эти нѣмцы вообще охотно проводили время и, по правдѣ сказать, оказывались всегда хорошими собутыльниками.

Вдали отъ житейскихъ треволненій, или, во всякомъ случаѣ, стараясь ихъ позабыть и забросить куда-нибудь подальше, въ тѣсномъ кружкѣ -- мы вели рѣчь или о чисто отвлеченныхъ предметахъ, отыскивая въ нихъ объясненія причинъ всего совершающагося, или же просто обсуждали чудодѣйственную силу и качества тѣхъ или другихъ виноградныхъ соковъ. Насосальскій, напр., видѣлъ большую силу въ красномъ винѣ,-- и весь характеръ французовъ, а также преобладаніе этой націи надъ всѣми прочими въ смыслѣ прогрессивности объяснялъ единственно тѣмъ, что они пьютъ хорошее красное вино. Онъ доказывалъ также, что нѣтъ пріятнѣе опьяненія, какъ отъ этого вина, если начать отъ какого-нибудь маленькаго vin de table и постепенно дойти до Romande Conti въ 10 руб. бутылка.

Въ описываемый вечеръ мы всѣ однако были почему-то далеко не въ веселомъ настроеніи. Ничего хорошаго не было помянуто и нечего ожидать въ будущемъ. Все -- растраты, хищенія, банкротства, кляузы, доносы и процессы! Праздники не представляются особенно веселыми, развѣ только перспектива отдыха. И такъ, на сей разъ въ нашей компаніи, вмѣсто оживленныхъ толковъ о качествахъ виноградныхъ соковъ, каждому подеретъ горла стало какое-то чувство унынія, тоски, утомленности и бесѣда невольно настроилась на заунывный ладъ,-- точно во всемъ окружающемъ стоялъ какой-то погребальный мотивъ. Свистуновъ даже пилъ какъ-будто съ озлобленіемъ.

-- "Что съ тобою, что съ вами всѣми?" -- невольно спросилъ я компанію.

-- "Да что, братъ, невесело живется на бѣломъ свѣтѣ. Вотъ и Гамбетта умеръ вдругъ" отозвался Насосальскій.

"А вѣдь какой былъ человѣкъ и какъ онъ необходимъ всей Европѣ, въ особенности въ настоящую роковую годину.".

Нѣмцы промолчали. Не смотря на своя пріятельскія отношенія къ нѣмцамъ, Свистуновъ однако не преминулъ бросить имъ укоръ. "Да, господа германцы, вамъ таки чертовски везетъ: превыгодныя двѣ смерти -- Скобелевъ и Гамбетта. Вѣдь это такія двѣ фигуры изъ игры долой, что вашему брату лафа, открыты всѣ ходы".

Реомюръ призадумался, но вскорѣ отвѣтилъ словами "Кельнской газеты": "Мы признаемъ значеніе Гамбетты, но его кончину считаемъ залогомъ мира" -- и потомъ прибавилъ: "а вотъ берлинскія газеты сообщаютъ, что "здоровье Бисмарка поправилось". Читали, господа?

-- Да, какъ-же, читали! Поправилось, слава Богу!

Разговоръ, очевидно, перешелъ на политическую почву и въ нашей компаніи уже начался маленькій раздоръ. Мы не на шутку принялись тѣснить нѣмцевъ, какъ будто позабывъ прежнія дружескія отношенія къ безобидному Реомюру и молчаливому Гольштингеру-Данемаркъ, какъ будто позабывъ, что мы съ ними непрестанно и такъ дружно собутыльничали въ томъ-же "Сѣверномъ Пріютѣ" въ теченіи многихъ и многихъ вечеровъ. Тутъ для меня стала ясною вся наша вражда къ этой націи. Да что и говорить, когда ближайшій ихъ другъ Свистуновъ, и тотъ, подъ вліяніемъ скорби о смерти Гамбетты, сталъ ихъ честить, какъ отъявленныхъ враговъ отечества, и пускалъ въ ходъ уже довольно тяжеловѣсные снаряды,-- въ видѣ неудобопечатаемыхъ эпитетовъ. Нѣмцы однако не уступали, такъ какъ Реомюръ возражалъ, а Гольштингеръ-Данемаркъ преехидно молчалъ, но зато съ такимъ вниманіемъ разсматривалъ вино въ своемъ стаканѣ, точно на днѣ его лежала микроскопическая карта военныхъ дѣйствій, или тамъ сгустились всѣ прибалтійскія провинціи. Перестрѣлка была въ сущности довольно пустая, за исключеніемъ снарядовъ Свистунова.

-- "Да,-- мы васъ шапками закидаемъ!" -- "Ну, это дудки, не хотите-ли гороховой колбасы?" и т. п.

Гостепріимный хозяинъ, желая водворить порядокъ, рѣшилъ, что не изъ-за чего было войну поднимать: безспорно и Гамбетта и Бисмаркъ -- великіе люди, такихъ нельзя не уважать, нельзя не преклоняться предъ ихъ величіемъ. А потому и для поддержанія мирныхъ отношеній, не лучше-ли сдѣлать такъ: выпить за упокой души Гамбетты, такъ сказать: "сочинить ему тризну" -- и за здоровье Бисмарка, которое (здоровье) поправляется. Такая конвенція принята была всѣми единодушно. Гамбетту запивали бургонскимъ старымъ, а Бисмарка -- настоящимъ рейнскимъ и такъ чередовали тосты безъ конца... Миръ былъ возстановленъ и политическое равновѣсіе не пострадало, народности сблизились до того, что къ концу изліяній Свистуновъ и Насосальскій мирно покоились подъ столомъ въ объятіяхъ Реомюра и Голштингера-Данемаркъ.

Я вышелъ изъ "Сѣвернаго Пріюта" и побрелъ широкою улицею, при чемъ меня поразила необыкновенная кривизна линій и мнѣ показалось, что нѣкоторые дома какъ будто не на своемъ мѣстѣ стоятъ... Какъ вдругъ раздался страшный, оглушительный трескъ!... И затѣмъ совершилось самое чудо: моментально во всѣхъ домахъ рухнули стѣны, выходившія на улицу, и вся жизнь обитателей этихъ домовъ, скрываемая четвертой стѣной, сразу стала открытой глазамъ всего свѣта, при чемъ, вслѣдствіе такой страшной неожиданности, выведенные на показъ обитатели домовъ какъ-бы замерли въ тѣхъ самыхъ положеніяхъ, въ которыхъ они были застигнуты катастрофой. И вотъ передо-мною поразительныя картины дѣйствительности,-- панорама жизни. Трудно, почти невозможно объять всей этой картины, но нѣкоторые уголки, раскрытые домашніе очаги, семейныя сцены и эпизоды застигнутой въ расплохъ человѣческой души и совѣсти, остающейся наединѣ съ собою, глубоко запечатлѣлись съ моей памяти, и я постараюсь вставить ихъ въ рамки и подъ стекло печати. Въ большихъ домахъ съ множествомъ квартиръ и разнообразнымъ населеніемъ, конечно, встрѣчались картины поразительныхъ контрастовъ.

Вотъ много-этажный домъ. Ярко освѣщенная зала бельэтажа и удивительная картина бала, прерваннаго происшедшей катастрофой. Очевидно, шла вторая фигура кадрили: дамы идутъ туда, онѣ всѣ обращены спиной къ открывшейся стѣнѣ и я не вижу ихъ выраженій, но противъ каждой дамы выдвинувшіяся фигуры шедшихъ на встрѣчу кавалеровъ представляютъ рядъ окаменѣвщихъ отъ ужаса вопросительныхъ и восклицательныхъ знаковъ. Этажемъ выше тоже прерванное веселье болѣе скромныхъ обитателей и толпа дѣтей, скачущихъ вокругъ елки. Надъ этой комнатой, въ мансардѣ подъ крышей, при тускломъ свѣтѣ лампочки, на грязной убогой постелькѣ живой мертвецъ,-- блѣдная фигура женщины съ выплаканными глазами, она держитъ въ рукахъ ребенка и автоматически слѣдитъ за судорогами предсмертной его агоніи. Рядомъ, въ слѣдующей клѣткѣ, на голомъ полу бьется въ страшныхъ корчахъ, въ изорванныхъ лохмотьяхъ и дырявыхъ прюнелевыхъ ботинкахъ неизвѣстная женщина -- будущая мать. Лица родильницы не видно, такъ какъ оно закрыто сжимаемой во рту газетой, на столбцахъ которой я отчетливо разглядѣлъ "списокъ дежурства врачей" и хвалебную замѣтку "объ открытіи родильнаго пріюта г. Терещенки". Черезъ стѣнку, въ маленькой комнаткѣ съ пестренькими обоями, на колкахъ виситъ рядъ юпокъ сомнительной чистоты, большая шляпа съ огромнымъ страусовымъ перомъ и пестрый вѣеръ,-- а на скомканной кровати, подходящей изголовьемъ прямо къ улицѣ, мирно покоится какая-то красная заплывшая фигура жуира съ завитыми волосами, въ черныхъ усикахъ и въ зеленомъ галстухѣ,-- одна рука его свѣсилась къ полу. На столикѣ бутылка зелътерской воды съ отбитымъ горлышкомъ. Надъ спящей фигурой стоитъ молодое, но истомленное созданіе, съ большимъ шиньономъ на головѣ и въ пестрыхъ ажурныхъ чулочкахъ. Она не сводитъ глазъ со спящаго амура и худою дрожащей рукой вытаскиваетъ изъ-подъ подушки серебряные часы съ томпаковой цѣпочкой и съ голубымъ медальономъ.

И много-много картинъ удивительныхъ контрастовъ я видѣлъ въ этихъ обнаженныхъ жилищахъ. Я видѣлъ уютную хорошую комнату, уставленную въ углу образами, тихій свѣтъ лампады, колыбель младенца и надъ нимъ склонившихся счастливыхъ родителей: мужа, съ сіяющимъ отъ глупости и доброты лицомъ, съ большой лысиной, трепетной рукой обнимающаго молодую и красивую жену, которая, принимая его ласки, бѣленькой ручкой творитъ крестное знаменіе надъ спящимъ розовымъ ребенкомъ. И видѣлъ я рядомъ, въ другомъ помѣщеніи, пьянаго бородатаго мужчину; на колѣняхъ передъ нимъ добрая хозяйка снимаетъ съ него сапогъ, при чемъ каблукъ съ подковой приходится ей прямо ко лбу. Видѣлъ я елку для дѣтей въ фребелевскомъ саду, добрыя, умныя лица воспитательницъ; сидятъ онѣ, окруженныя группами дѣтей, которымъ онѣ раздаютъ книжки и что-то разсказываютъ, а тѣ съ жадностью ихъ слушаютъ,-- и видѣлъ я также отца-педагога, держащаго въ одной рукѣ за-воротъ свое любимое чадо и въ другой -- березовый вѣникъ, которымъ онъ замахнулся для внушенія строгихъ правилъ нравственности.

Но вотъ цѣлый рядъ картинъ, разоблачающихъ въ нѣмыхъ позахъ многія уморительныя и поучительныя сцены изъ жизни. Дѣловой кабинетъ съ приличной обстановкой, а за большимъ столомъ двѣ фигуры: на столѣ масса книгъ и тетрадей и много исписанной бумаги; на одномъ листѣ видна красиво выведенная съ виньетками надпись: "Мостовая отчетность" и ряды улицъ и площадей. Одна фигура держитъ въ рукахъ счеты и съ торжествомъ указываетъ большимъ перстомъ на кругленькую цифру, выложившуюся на счетахъ. Затѣмъ я видѣлъ очень много трудящагося люда, который и подъ великій праздникъ не знаетъ отдыха и веселья. Вотъ въ небольшой комнаткѣ, уставленной разными охотничьими принадлежностями, за маленькимъ рабочимъ столикомъ сидитъ кропотливый труженикъ съ колодой картъ въ рукахъ и тщательно выводитъ при посредствѣ перочиннаго ножика какія-то линіи поперекъ запечатанной колоды. Весь столикъ заваленъ массою уже изготовленной работы. Въ другой квартирѣ, по странной случайности, черезъ стѣнку, лицемъ къ тому-же работнику, другой труженикъ тщательно выскабливаетъ какія-то строчки на большомъ листѣ синей актовой бумаги, совершенно исписанной.

А вотъ еще художникъ: съ неутомимымъ усердіемъ онъ на пустомъ вексельномъ бланкѣ выводитъ какую-то подпись и сличаетъ ее съ другимъ векселемъ, который весь исписанъ. На небольшой полочкѣ у стола сушатся, въ видѣ пеленокъ младенца, готовые бѣленькіе листки съ одной солидной подписью. Двери закрыты на глухо, онъ въ совершенномъ одиночествѣ и вдругъ рухнувшая стѣна раскрываетъ его художество предъ глазами всего свѣта, безъ помощи всякихъ прокуроровъ.

Въ одномъ раскрывшемся помѣщеніи сидѣла группа молодыхъ людей; одинъ читалъ какую-то книжку, остальные слушали со вниманіемъ, а въ слѣдующей комнатѣ двое какихъ-то штатскихъ съ любопытствомъ смотрѣли въ замочную скважину и наблюдали за читавшимъ, при чемъ одинъ изъ этихъ любопытствующихъ записалъ что-то въ особую книжку.

Любопытную картину обнаружила рухнувшая стѣна, которая всегда скрывала отъ моихъ взоровъ порядки одного кредитнаго учрежденія. Я видѣлъ ужасный переполохъ и недоумѣніе: при полномъ освѣщеніи члены правленія, подъ руководствомъ маленькаго сѣденькаго человѣчка, рылись въ цѣлой кучѣ сваленныхъ на полу портфелей и книгъ и, повидимому, ничего не могли добиться. У дверей, подъ конвоемъ двухъ солдатъ, съ крещенными на груди руками, въ арестантскомъ платьѣ стоялъ мужчина съ большою бородою, и съ грустною улыбкой смотрѣлъ сквозь большія очки въ золотой оправѣ на безполезную работу тружениковъ и на кучи разбросанныхъ портфелей, какъ будто онъ созерцалъ людей, занятыхъ исканіемъ "вчерашняго дня".

Много еще интересныхъ картинъ раскрывалось передо мною и я отъ души пожалѣлъ, что природа не надѣлила меня волшебною кистью живописца, чтобы перенести всѣ эти картины на полотно и возить ихъ по всей Европѣ въ видѣ постоянно передвигающейся выставки. Въ самомъ дѣлѣ: сколько сюжетовъ, сколько матеріала! Ну, вотъ, хотя-бы этотъ маленькій эскизъ: среди уложенныхъ сундуковъ сидитъ, очевидно, готовясь въ далекій путь, господинъ среднихъ лѣтъ и зашиваетъ въ своей фуфайкѣ процентныя бумаги и банковые билеты. Передъ нимъ на столикѣ лежитъ "Путеводитель по россійскимъ и иностраннымъ дорогамъ" и только что отпечатанный проектъ новаго "уложенія о наказаніяхъ", развернутый на главѣ о банковскихъ растратахъ и хищеніяхъ, въ которой полагаются новыя, болѣе чувствительныя воздаянія.

Да, вотъ какія картины представляютъ намъ панорамы дѣйствительности! Это поинтереснѣе всякаго музея Лента, всякой передвижной выставки! Но чтобы увидѣть все это такъ открыто и притомъ сразу, со всею поразительностью контрастовъ человѣческой жизни, нужно ни болѣе, ни менѣе, какъ открыть по одной стѣнѣ въ каждомъ домѣ,-- а это, конечно, можетъ случиться только благодаря такому чуду, какъ описанное мною. Въ наше время чудеса очень рѣдки, или даже вовсе не бываютъ,-- а потому не бойтесь, не пугайтесь, мирные обыватели! Не тревожьте свой мирный, тихій сонъ, благочестивые граждане и дѣятели всѣхъ сферъ и направленій! Спите крѣпко! Сомкните ваши усталыя вѣжды. Я отъ души желаю вамъ радостно встрѣтить веселый и великій праздникъ -- нарожденія Искупителя всѣхъ грѣховъ человѣческихъ!

Одинъ только маленькій совѣтъ: стройте прочнѣе и крѣпче стѣны вашихъ домовъ, въ особенности эту четвертую -- наружную стѣну.

(Заря. 24 Декабря 1882 г.).

ЗАМѢТКИ ГОРОДОВАГО.
(Изъ найденной книжки).

Напрасно думаютъ, что городовой есть маленькій человѣкъ, а я этого вовсе не примѣчаю, и вотъ сколько служу, вижу, напротивъ, что мой постъ чрезвычайно важный. На моемъ пунктѣ, гдѣ я стою, мнѣ все подвластно и я это очень ясно доказалъ одному заспорившему обывателю. Онъ, конечно, глупъ и не знаетъ нашей инструкціи, а я ее хорошо изучилъ. Когда я опредѣлялся, мнѣ, правда, приставъ ничего особеннаго не говорилъ, но тогда и время было такое. Онъ мнѣ только наказывалъ: "смотри,-- говоритъ,-- Парфентьевъ, примѣчай особенно, чтобы этого самаго "духу" не было, да "подозрительный человѣкъ" чтобы не шлялся безъ особеннаго дѣла, а какъ замѣтишь "духъ", сейчасъ искореняй по мѣрѣ силъ и доноси, а подозрительнаго человѣка тащи въ кварталъ,-- и я это соблюдалъ. Духъ у насъ вездѣ былъ чистый, здоровый, потому -- я самъ заглядывалъ во всѣ дворы и въ выгребныя ямы и если гдѣ не въ порядкѣ, то у меня сейчасъ дворникъ былъ въ отвѣтѣ. Я не вездѣ дѣйствовалъ силой, ибо намъ и на этотъ счетъ было приказаніе, чтобы если гдѣ можно, такъ дѣйствовать увѣщаніемъ; и вотъ, я помню, въ одномъ дворѣ я выговаривалъ дворнику, что, молъ, такъ не годится. "Надо,-- говорю,-- соблюдать чистоту, чтобъ этого духу никакого не было. Начальство,-- говорю,-- требуетъ, чтобы на дворѣ было чисто, все равно, какъ на совѣсти у человѣка, чтобы, значитъ, никакое вредное испареніе не исходило". Ну, а онъ мнѣ отвѣчалъ: "этого никакъ невозможно, потому что,-- говоритъ,-- у нашего хозяина совѣсти вовсе нѣту, онъ,-- говоритъ,-- дровянникъ".

Помню, какъ-то меня призываетъ приставъ и говоритъ: "послушай, Парфентьевъ, тамъ у тебя есть одинъ домикъ,-- на углу стоитъ и вывѣска тамъ "Переплетное заведеніе",-- тотъ домикъ,-- говоритъ,-- мнѣ что то не нравится, наблюдай, пожалуйста, что тамъ за духъ господствуетъ". Я докладываю: "что ничего, молъ, я не примѣчалъ, ваше-скородіе, духъ тамъ чистый и выгребныя ямы въ порядкѣ, испареніевъ вредныхъ,-- говорю,-- нѣтъ, и,-- говорю,-- та самая "ретирадная комиссія" была, такъ и то,-- говорю,-- довольна осталась. А приставъ мнѣ говоритъ: "ахъ ты, дуракъ, да развѣ я тебя про такой духъ спрашиваю?"

-- Да про какой же?

-- Какъ, про какой? Это я про особый духъ, т. е., пояснилъ онъ, про "духъ нашего времени". Это, говоритъ, собственно и не духъ, а скорѣе "вѣяніе", направленіе, такъ ты, вотъ, наблюдай это вѣяніе, а не духъ.

Получивши новую инструкцію, я сталъ наблюдать и за вѣяніемъ, но, однако, какъ ни наблюдалъ, ничего не могъ примѣтить: какъ будто никакого вѣянія ни откуда не идетъ.

Черезъ недѣлю доношу, что, молъ, по моимъ наблюденіямъ, никакого вѣянія не оказалось.

Тогда приставъ сталъ меня распрашивать про подозрительныхъ людей, отчего, молъ, я никакого такого человѣка до сихъ поръ ему не представилъ, и опять велѣлъ наблюдать за домикомъ, гдѣ была переплетная.

Вотъ я смотрю и наблюдаю: зашелъ въ домикъ, вижу: книжки работаютъ, корешки валяются, бумаги. Я спросилъ: "что, господа, паспорты у васъ въ порядкѣ?" -- "А тебѣ на что, милый человѣкъ?" спрашиваютъ.-- "Да, говорю, такъ, пришелъ освѣдомиться, какъ у васъ духъ и нѣтъ-ли какого вѣянія?" Ну, они отвѣчаютъ: "духъ, говорятъ, у насъ обыкновенный, какимъ отъ всякаго человѣка несетъ, и вѣянія особеннаго нѣту, а если, молъ, хочешь крючекъ водки выпить, такъ это тоже возможно". Я поблагодарилъ и вышелъ.

-- Про книжки намъ тоже наблюдать приказано, какія кто читаетъ. Ну, я про этотъ предметъ былъ довольно снисходителенъ, потому -- и самъ любилъ иной разъ почитать и сочинителей этихъ самихъ даже очень уважалъ. Съ однимъ сочинителемъ у насъ даже дружба завязалась. Онъ былъ человѣкъ такой обстоятельный и бывало обо всемъ меня распрашиваетъ. Заведетъ это въ трактиръ, угоститъ какъ слѣдуетъ и побесѣдуетъ. Потомъ я узналъ, что онъ въ газетѣ писалъ и про разные порядки объяснялъ. Газету я тоже любилъ иногда почитать. Это нашему брату необходимо. Были газеты такія, что намъ даже приставъ приказывалъ читать, тамъ все такое согласное писалось, а другія мы не долюбливали. Вотъ какія важныя обязанности на насъ возлагаются. А кромѣ того, порядокъ, уличное благообразіе, разноска повѣстокъ, наблюденіе за пьянствомъ, за собаками безъ намордниковъ, отданіе чести господамъ проѣзжающимъ офицерамъ, дѣла уголовныя, поданіе помощи, если кто караулъ кричитъ, наблюденіе за народнымъ просвѣщеніемъ, ежели не во-время фонари зажигаются; потомъ надзоръ въ театрахъ, циркахъ, и народныхъ скопищахъ. И все это отправляетъ одинъ городовой, котораго всякій считаетъ маленькимъ человѣкомъ.

Вотъ какъ я проводилъ свой день, свое время. Встанешь утромъ чуть свѣтъ, ежели не былъ на ночномъ дежурствѣ, почистить свою амуницію, поправишь губернскій гербъ на своей шапкѣ, ежели онъ за ночь покривился, и зайдешь сперва для повѣрки въ арестантскую. Тутъ разный сбродный народъ: ночлежники, безпаспортные, воришки мелкіе, пьяницы непросыпные и иные подозрительные люди. Всякому обязанъ сдѣлать надлежащее внушеніе, осмотрѣть его видъ и все при немъ содержимое. Потомъ даютъ тебѣ книгу и принимаешь подъ росписку, подъ свое покровительство двухъ или трехъ изъ этихъ призрѣваемыхъ: кого отводишь къ мировому, кого къ слѣдственному, а иного для водворенія въ его-же семейственное положеніе. Получилъ ты ихъ, этихъ людей, на свою отвѣтственность, все равно, какъ казенное имущество, и присматриваешь за ними, какъ за своимъ любимымъ чадомъ. Иной идетъ смирно и сознаетъ свою преступность, нисколько не жалуется; развѣ только, проходя мимо питейнаго, попросится горло промочить, ну и снизойдешь. Отчего-же не утолить мучительную жажду? Другой идетъ и въ разсужденія пускается, недовольства разныя выражаетъ и все больше о своей невиновности бесѣдуетъ. Что ему сказать? Тоже преподаешь утѣшенія, начальство молъ разберетъ твою провинность по закону и что тебѣ полагается, того избѣгнуть невозможно. Иные буйствуютъ, ну такихъ для внушенія высшему начальству представляешь и послѣ увѣщанія г. пристава иной становится какъ будто смирнѣе и почтительнѣе. У мироваго иногда очень долго приходится посидѣть. Тутъ наслушаешься, какъ гг. адвокаты разговариваютъ и многому можно научиться: иной т. е. такую музыку разведетъ и въ такое тебя чувство приведетъ, что иногда слезы прошибаютъ, глядишь -- жулика твоего и высвободятъ и уходитъ онъ оттуда все равно какъ-бы и не согрѣшилъ. Отдѣлаешься съ этими распредѣленіями и отправляйся на свой постъ -- и стоишь тутъ цѣлый день, наблюдаешь за порядкомъ. Обязанности тутъ очень тяжелыя: прежде всего наблюдай всякое "движеніе". Ежели движеніе правильное и всѣ извозчики придерживаются правой стороны, то въ отвѣтѣ не будешь, но если чуть произошло столкновеніе и движеніе пошло неправильное, сейчасъ надо принимать мѣры и при этомъ дозволяется пускать въ ходъ "полуобнаженное" холодное оружіе. Чуть позамѣшкался, смотри -- подходитъ околодочный и сейчасъ тебѣ выговоръ, отчего молъ не предусмотрѣлъ столкновенія и какія мѣры принималъ. На все нужно дать объясненіе. Наблюдаешь дальше. Проходитъ подозрительный человѣкъ и глядитъ по сторонамъ, а то и безъ всякаго дѣла уставился и смотритъ на тебя во всѣ глаза. Какъ съ нимъ поступить, такъ, что бы и политику соблюсти, и начальству угодное сдѣлать. Зацѣпить его нечѣмъ, такъ какъ онъ никакого видимаго нарушенія не производитъ, а все-таки сразу замѣтно, что онъ человѣкъ подозрительный. Для того надо имѣть извѣстную образованность и пониманіе, чтобы сумѣть подвести ему какую-нибудь политику. Подойдешь къ такому человѣку сторонкой, да и попросишь его взглянуть на повѣсточку, чтоли, прочитать, дескать, кому и куда ее предоставить надо,-- онъ возметъ и посмотритъ, а тутъ и заговоришь съ нимъ и на счетъ сужденія его убѣдишься,-- а тамъ потихоньку и прослѣдишь за нимъ, куда и въ какой переулочекъ онъ завернетъ. Наблюдать на улицѣ приходится рѣшительно за всѣми и даже теперь такія постановленія вышли, чтобы никакое животное, или даже скотина, никакого ни отъ кого притѣсненія не испытывали, потому что есть такія покровительственныя общества, которыя этого не дозволяютъ; и наши пристава прямо наказывали, что если ты видишь такое безобразное притѣсненіе, что грубый и необразованный мужикъ по дикости своего нрава, безъ всякаго милосердія чувствъ бьетъ кнутовищемъ измученную лошадь, то непремѣнно долженъ его пріостановить и сейчасъ ему внушеніе сдѣлать, и если онъ не послушаетъ, то дозволяется также прибѣгнуть къ дѣйствительнымъ мѣрамъ и на его-же непокорной спинѣ доказать, коль непріятно и мучительно для всякаго животнаго такое нечеловѣчное обращеніе. Кромѣ постоянныхъ обязанностей, на насъ-же возлагаются иногда особенныя порученія. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . гдѣ требуется усиленная, а иногда и чрезвычайная бдительность. Помню я, проѣзжала черезъ нашъ городъ одна особа, совершенно даже никакого чина не носившая и притомъ изъ женскаго сословія, ни больше, ни меньше, какъ въ простыхъ актеркахъ состояла, и вдругъ изъ-за пріѣзда этакой незначущей твари, у насъ произошелъ цѣлый переполохъ. Призвалъ насъ приставъ еще наканунѣ и наказывалъ такъ: "завтрашній, молъ, день отбросьте всякія дѣла и обязанности, потому къ намъ, въ городъ, пріѣзжаетъ женская особа, подъ заглавіемъ "Сара Бирнаръ", которая, говоритъ, собственно комедіи представляетъ, но, однако, политикой по жидовскимъ дѣламъ занимается и потому, говоритъ, ей въ карету кирпичи бросаютъ, и народъ, при ея видѣ, кричитъ "ура" и смятеніе производитъ. Для соблюденія порядка и благопристойности необходима, говоритъ, усиленная мѣра, а потому вы цѣлымъ отрядомъ должны на вокзалъ отправиться и тамъ строгій порядокъ содержать, а всякаго, кто будетъ особенно глотку драть, вы обязаны приводить въ "нормальное состояніе чувствъ". Провозились мы съ этою самою Бирнаршею цѣлые четыре дня, пока она все, что ей представить полагалось, не исполнила и съ цѣлымъ возомъ цвѣтовъ и букетовъ, при громогласныхъ крикахъ народа не отъѣхала. Криковъ и шума мы вообще допускать не должны и такая наша обязанность тоже довольно затруднительна и многосложна. Для этого каждому изъ насъ поочередно предоставляется почетное мѣсто на разныя представленія. Тутъ иногда совсѣмъ ничего не въ состояніи предпринять. На этотъ счетъ особенно непокорный народъ -- это гимназистъ и студентъ. Понравится ему какая нибудь актерка, что тамъ разныхъ принцессъ изображаетъ или по части танцевъ дѣйствуетъ, и начинаетъ онъ такое бѣснованіе производить, что никакого удержу нѣтъ,-- оретъ, точно его кто зарѣзать хочетъ,-- и какъ ты его ни упрашиваешь, какія внушенія ни дѣлаешь, онъ тебя и не слушаетъ.

Во всѣхъ такихъ случаяхъ я однако старался поступать со всею деликатностью и начиналъ съ увѣщанія: "господинъ,-- говорю,-- прійдите, пожалуйста, въ свои чувства, сдѣлайте милость, начальство этого не одобряетъ, да и для почтеннѣйшей публики оно не привлекательно",-- а онъ пуще прежняго, высунется всѣмъ корпусомъ, какъ равно броситься къ ней желаетъ. Напоминаешь ему правила, которыя не дозволяютъ для образованной націи выражать свои сочувствія больше трехъ разъ. Все не дѣйствуетъ. Тогда идешь за околодочнымъ и давай актъ писать, а потомъ опять возня -- въ свидѣтели являться къ мировому и объяснять все по порядку. Тяжелое, по истинѣ, наше положеніе и, право, иной разъ не радъ и той власти, которую изображаешь!--

Бляха No 131.

(Заря 1882 года).

ГОРЕ ОТЪ УМА.

Третьяго дня я былъ на спектаклѣ мѣстнаго драматическаго общества. Залъ былъ переполненъ публикой и всѣ внимательно слѣдили за пьесой отъ начала до конца. Меня это не мало удивило. Вообразите,-- шла "стариннѣйшая" комедія "Горе отъ ума", сочиненная и игранная болѣе полувѣка тому назадъ. Ну, кого могла интересовать эта архивная рукопись, ну что общаго между нашей современной жизнью и тѣмъ, что было въ первой половинѣ нашего столѣтія? Вѣдь человѣчество такъ сильно прогрессируетъ, мы такъ спѣшимъ жить и люди такъ мѣняются, что въ какіе нибудь два, три года на землѣ происходятъ

... " такія превращенья

"Правленій, климатовъ, и нравовъ, и умовъ"

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

что слывшіе за дураковъ оказываются "людьми важными" и т. п.... а тутъ вдругъ вернуться за какихъ-нибудь 50 лѣтъ назадъ! Что мы тамъ найдемъ, какихъ людей встрѣтимъ, какіе взгляды и воззрѣнія услышимъ!... Все это намъ настолько чуждо и неинтересно, что я просто удивляюсь, кому приходитъ въ голову ставить такія пьесы и утомлять ими вниманіе публики, требующей во всякомъ случаѣ живаго, новаго, намъ близкаго, присущаго,-- такой пьесы, въ которой-бы отражались знакомыя черты нашего настоящаго житья, а не

"Прошедшаго житья подлѣйшія черты";

но чтобы доказать всю устарѣлость пьесы, прослѣдимъ ее отъ начала до конца. Занавѣсъ поднялся и предъ вами старинное убранство комнатъ съ изразцовой печью (такихъ печей у насъ вовсе нѣтъ, а все больше калориферы), часы съ музыкой и кукушкой (ну, гдѣ-же ихъ теперь найти?) и разыгрывается такая небывалая сцена, что молодая барышня, дочь какого-нибудь дѣйствительнаго статскаго совѣтника

... "чуть изъ постели прыгъ --

"Съ мужчиной! молодымъ! занятье для дѣвицы!"

Ну, гдѣ же въ наше время такая безнравственность, чтобы всю ночь, напролетъ, какая-нибудь дочь дѣйствительнаго статскаго совѣтника съ какимъ-нибудь домашнимъ секретаремъ сидѣли въ спальнѣ, взаперти, и чтобы оттуда то флейта слышалась, то будто фортепьяно! флейта! Ну, какой секретарь станетъ нынче наигрывать на флейтѣ про свою любовь дочери своего начальника? Развѣ это бываетъ? Никогда. И опять-таки, какая аристократическая барышня въ наше строго нравственное время позволитъ себѣ цѣлую ночь "все по французски, вслухъ" читать, запершись? Въ наше время аристократическія барышни или вовсе не объясняются съ секретарями, или, во всякомъ случаѣ, объясняются не при посредствѣ флейты,-- а если читаютъ по французски "Nana" и "Potbouille", то все-же не вслухъ, а про себя и держатъ эти книжки подъ подушкой.-- Совсѣмъ устарѣлая пьеса! Входитъ почтеннѣйшій Павелъ Афанасьевичъ Фамусовъ, управляющій казеннымъ мѣстомъ (по всей вѣроятности, казенной палатой?).-- Что это за типъ какой-то допотопной формаціи, ну развѣ теперь такихъ встрѣтишь? Въ халатѣ и орденахъ,-- а потомъ, что за взгляды, что за отношеніе къ службѣ, прежде всего, завелъ-же такой обычай: "Подписано, такъ съ плечъ долой".-- Развѣ вы встрѣтите между нынѣшними управляющими казенныхъ и другихъ палатъ подобныхъ субъектовъ? У насъ все больше молодые джентльмены, одѣваются по европейски, въ пиджакахъ, носятъ преимущественно гладко остриженные волосы, въ петличкахъ у нихъ, вмѣсто ордена, какая-нибудь чайная роза, смотрятъ они сквозь золотыя очки такимъ дѣловымъ взглядомъ и рѣшительно во все вникаютъ сами,-- а домашнихъ секретарей при себѣ вовсе не держатъ. Молчалинъ, съ принципами котораго, также какъ и съ воззрѣніями Фамусова, мы ниже познакомимся, очевидно, совершенно отжившій типъ и развѣ можно сказать, что въ наше время: "Молчалины блаженствуютъ на свѣтѣ?" -- или, что "нынче любятъ безсловесныхъ".-- Напротивъ, у насъ говори сколько тебѣ угодно и о чемъ угодно, запрета нѣтъ, свобода полная! Возвращается изъ-за границы Чацкій,-- единственный живой человѣкъ, enfant terrible, который позволяетъ себѣ говорить такія вещи, за которыя его тогда могъ только пугать Фамусовъ, говоря "тебя ужъ упекутъ",-- а теперь, навѣрное, онъ не разговаривалъ-бы такъ, мы бы его въ гостиныхъ не слышали,-- значитъ, это типъ опять-таки невозможный въ наше время, а все, что онъ говоритъ, совершенная чепуха и нисколько насъ и нашего времени не касается. Послушайте, въ самомъ дѣлѣ, что онъ говоритъ во 2-мъ дѣйствіи, прерывая почтенную бесѣду Фамусова съ Скалозубомъ. Прежде всего онъ весьма неуважительно относится къ судьямъ того времени, разражаясь на нихъ въ монологѣ "А судьи кто?" Говоритъ, что они не примиримы въ своей враждѣ къ свободной жизни, что они свои сужденья "черпаютъ изъ забытыхъ газетъ, временъ очаковскихъ и покоренья Крыма" и т. д. Ну развѣ все это сколько-нибудь примѣнимо хотя-бы къ нашимъ мировымъ судьямъ, которые, какъ извѣстно, отличаются такою гуманностью въ своихъ рѣшеніяхъ и которые придерживаются взглядовъ самыхъ либеральныхъ органовъ печати, въ родѣ "Кіевлянина", "Новороссійскаго Телеграфа" и др. Далѣе, онъ напускается на тѣхъ столповъ отечества, которые пріобрѣли себѣ положеніе и соорудили великолѣпныя палаты, исключительно благодаря какому-то "грабительству",-- и отъ суда нашли защиту въ друзьяхъ, или въ родствѣ. Все это, конечно, "преданія старины глубокой". Ни одинъ воръ и грабитель у насъ теперь почетомъ не пользуется. Какія-бы онъ роскошныя палаты ни сооружалъ, никто къ нему на поклонъ не поѣдетъ, какъ то было прежде, и если онъ попадется подъ судъ, теперешній, новый, судъ присяжныхъ, то защиту онъ найдетъ себѣ ни въ друзьяхъ и не въ родствѣ, а только развѣ въ какомъ нибудь знаменитомъ защитникѣ, которому заплатитъ солидный гонораръ тысячъ въ 20, да и то едва-ли выскочитъ, потому что дѣло могутъ перенести въ сенатъ, а тамъ его заклюетъ господинъ Неклюдовъ. А это что за дикія и несовременныя слова и какъ они дико звучатъ со сцены:

-- "Теперь пускай изъ насъ одинъ,

"Изъ молодыхъ людей найдется врагъ исканій,

"Не требуя ни мѣстъ, ни повышенья въ чинъ,

"Въ науки онъ вперитъ умъ, алчущій познаній;

"Или въ душѣ его самъ Богъ возбудитъ жаръ

"Къ искусствамъ творческимъ, высокимъ и прекраснымъ,

"Они тотчасъ: разбой! пожаръ!

"И прослывешь у нихъ мечтателемъ опаснымъ".

Какой все это вздоръ, это было когда-то, но вовсе не теперь и потому къ нашему вѣку, изъ всѣхъ разговоровъ Чацкаго, мы можемъ отнести только слова:

"Нѣтъ, нынче свѣтъ ужъ не таковъ".

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

"Вольнѣе всякій дышетъ!"

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

-- Ужасно устарѣвшая пьеса, неправда-ли, вотъ почему ее и скучно смотрѣть;-- обратился ко мнѣ одинъ изъ публики послѣ 2-го акта.

-- Ну, разумѣется, отвѣчалъ я. Вѣдь все это было полвѣка назадъ.

-- Ну да, тогда это еще имѣло смыслъ, а теперь!

-- Совсѣмъ иное время, иные взгляды.

Я остался, однако, и на слѣдующіе акты, налюбовавшись вдоволь Фамусовымъ и Скалозубомъ, у котораго "все служба на умѣ", который помѣшанъ на "форменныхъ отличкахъ", смотрахъ, маневрахъ. Какой потѣшный, отжившій типъ!

Въ третьемъ актѣ особенно гнуснымъ мнѣ показался Молчалинъ. Неужели такіе люди могли имѣть ходъ? Вѣдь этакое низкопоклонство: "собакѣ дворника, чтобъ ласкова была!", "молчитъ когда его бранятъ!"

"Тамъ моську во время погладитъ!

Тутъ въ пору карточку вотретъ".

Ну можетъ-ли въ наше время такой человѣкъ "дойти до степеней извѣстныхъ"?

Какая нелѣпая, старая пьеса и зачѣмъ ее давать, зачѣмъ слушать?

А какъ вамъ понравится въ нашъ "просвѣщенный" вѣкъ выслушивать изъ устъ какого нибудь "управляющаго казеннымъ мѣстомъ", какимъ былъ Фамусовъ, сужденія подобнаго рода:

"Ученье -- вотъ чума, ученость -- вотъ причина".

Или "проектъ" какого нибудь Скалозуба "на счетъ лицеевъ, школъ, гимназій", гдѣ будутъ учить только: "разъ, два", а книги сохранять такъ, "для большихъ акцій"! Фамусовъ и на это не согласенъ, по его мнѣнію:

"Ужъ коли зло пресѣчь:

"Забрать всѣ книги бы, да сжечь"!

Хороша была-бы и наша свобода печати, если-бы главнымъ цензоромъ назначили какого-нибудь Загорѣцкаго, который вдругъ на "басни-бы налегъ" и не пропускалъ-бы ихъ къ печати, потому, что тамъ вѣчныя насмѣшки надъ львами, надъ орлами, которые,

..."Кто что ни говори,

"Хоть и животныя, а все таки цари".

Вотъ какія воззрѣнія были въ то блаженное время, отъ котораго насъ, слава Богу, отдѣляетъ болѣе полувѣка историческаго развитія. Все это, повторяю, такъ чуждо намъ, такъ дико слушать, что по неволѣ начинаешь скучать за этой устарѣвшей архивной пьесой и дослушиваешь ее безъ всякаго интереса. Въ третьемъ актѣ я нашелъ одно только мѣсто, соотвѣтствующее условіямъ нашей жизни,-- это именно споръ о календаряхъ, который рѣшаетъ Хлестова, категорически заявляя:

"Всѣ врутъ календари"!

Вотъ это, пожалуй, и къ нашему времени примѣнимо: все измѣнилось, конечно, за 50 лѣтъ, а календари врутъ по прежнему. Живой примѣръ тому -- знаменитый андріяшевскій календарь.

Въ послѣднемъ актѣ ко всѣмъ вышеописаннымъ отжившимъ типамъ присоединяется еще одинъ замѣчательный чудакъ, либералъ того времени Репетиловъ, который съ восторгомъ разсказываетъ о какихъ-то тайныхъ собраніяхъ, по четвергамъ, "секретнѣйшаго союза" въ клубѣ, гдѣ заговорщики сильно шумятъ, шумятъ и только. Этотъ союзъ нѣчто бъ родѣ какой-нибудь "черной банды", тамъ и шулеръ какой-то есть, который "крѣпко на руку не чистъ", и ночной разбойникъ, и какой-то писатель Удушьевъ Ипполитъ, который, жаль, "ничего не пишетъ" и друг.

Уходя изъ этого милаго общества, Чацкій изливаетъ на нихъ "всю желчь и всю досаду" и клянетъ тотъ часъ, когда онъ задумалъ вернуться въ Москву. Онъ бѣжитъ отъ всѣхъ этихъ господъ, безъ оглядки -- куда?-- "Искать по свѣту, гдѣ оскорбленному есть чувству уголокъ"!...

Фамусовъ разводитъ руками, приходя въ ужасъ отъ мысли: "что станетъ говорить княгиня Марья Алексѣвна!" и занавѣсъ падаетъ....

Публика расходится совсѣмъ недовольной.-- Ну, можно-ли, спрашиваю васъ, ставить такія устарѣлыя, ни для кого теперь не интересныя, пьесы, изображающія то, что было болѣе полувѣка назадъ?

Рѣшительно невозможно!

Этотъ архаизмъ меня такъ поразилъ, я такъ подробно старался доказать всю несовременность пьесы, что рѣшительно не имѣю времени и возможности сказать что либо объ исполнителяхъ. Да что и сказать?-- Дѣйствительно, это были все какіе то не живые люди.

Да... скучно было многимъ въ театрѣ на этомъ спектаклѣ, но, выйдя уже совсѣмъ на воздухъ, я однако подумалъ: а пускай все таки почаще ставятъ у насъ эту старенькую комедію!

(Заря 1883 г.).

Воскресшіе герои "Мертвыхъ душъ".

Только что я взялся за перо, какъ съ шумомъ растворились двери и ко мнѣ влетѣлъ Ноздревъ. "Ба, ба, ба! вотъ встрѣча!... Какими судьбами!" Читатель, конечно, удивится и можетъ быть даже не повѣритъ мнѣ, если я стану утверждать, что передо мною стоялъ никто иной, какъ Ноздревъ, именно тотъ самый Ноздревъ, котораго здоровыя и полныя щеки, но словамъ Гоголя, "вмѣщали въ себѣ столько растительной силы, что бакенбарды скоро выростали вновь, еще даже лучше прежнихъ". Но отчего же и не вѣрить мнѣ? Вѣдь тотъ-же Гоголь самъ говоритъ про него такъ: "Ноздревъ долго еще не выведется изъ міра. Онъ вездѣ между нами, и можетъ быть только ходитъ въ другомъ кафтанѣ; но легкомысленно-непроницательны люди: и человѣкъ въ другомъ кафтанѣ кажется имъ другимъ человѣкомъ".

Такъ Ноздревъ опять здѣсь, между нами. И знаете, что? Онъ даже очень мало измѣнился: нѣсколько морщинокъ и складокъ возлѣ глазъ, да просѣдь въ бакенбардахъ, которые по прежнему хороши и пушисты и такъ-же, какъ и прежде, я замѣтилъ, что одинъ бакенбардъ былъ какъ будто рѣже другого. Одѣтъ онъ былъ не въ архалукѣ, а въ довольно приличномъ черномъ сюртукѣ и при часахъ, которые, по его увѣренію, онъ въ первый-же день своего пріѣзда въ городъ успѣлъ купить въ кредитъ у Шпигеля за баснословно выгодную цѣну: всего за 250 руб., тогда какъ всякій, кому даже вовсе никакихъ часовъ не нужно, сейчасъ-же съ радостью готовъ дать въ нихъ 400 руб. Мнѣ онъ, "по дружбѣ", предлагаетъ ихъ за 190 р. Я, конечно, отъ покупки часовъ на столь выгодныхъ условіяхъ отказался, равно какъ и отъ предложенія тутъ-же разыграть ихъ въ ста рубляхъ, на которые онъ заложитъ "банчишку". Дѣлая всѣ эти предложенія касательно оборота съ часами, Ноздревъ въ то-же время обдалъ меня цѣлымъ ворохомъ самыхъ свѣжихъ новостей и извѣстій и сообщилъ множество интересныхъ свѣдѣній о своихъ прежнихъ друзьяхъ изъ "Мертвыхъ душъ".

-- А вѣдь знаешь, братецъ,-- вѣдь нашъ Чичиковъ тоже здѣсь, этакая архиканалія, я тебѣ доложу,-- зажилъ настоящимъ помѣщикомъ; такое имѣньице подцѣпилъ въ таращанскомъ уѣздѣ, что просто малина. Я, правда, самъ ему сторговалъ его и на торгахъ все дѣло такъ подстроилъ, что тебѣ и въ голову не придетъ. Двухъ конкурентовъ-купцовъ, которые на это-же имѣніе зубы точили, тамъ-же, въ судѣ, во время торговъ такъ опоилъ въ судейскомъ буфетѣ какимъ-то бразиліанскимъ киндербальзамомъ съ перцовкой, что они тутъ-же, и даже, кажется, оба разомъ, Богу души отдали. Да не подвернись я, Чичикову этого-бы имѣньица не видать, какъ своихъ ушей. Что за земля! какіе заводы! своя сукновальня, два рафинадныхъ и винокурка... Спирту выгоняетъ невѣроятное количество и взялъ уже подряды на всю артиллерію. Да если тебѣ надо подыскать хорошее имѣніе въ краѣ, такъ ни къ кому, какъ ко мнѣ, прошу и не обращаться. Я въ этомъ дѣлѣ, что называется, "собаку проглотилъ". У насъ, братъ, съ Чичиковымъ есть два запасныхъ свидѣтельства на пріобрѣтеніе недвижимостей въ этомъ краѣ. Это спеціальность Чичикова. Вотъ человѣкъ величайшаго ума и изобрѣтательности! Никакъ не угомонится. Ты вѣдь ничего не знаешь о Павлѣ Ивановичѣ, нѣтъ?.. И, не дожидаясь отвѣта, Ноздревъ разсказалъ, какъ Чичиковъ, выкрутившись по дѣлу о покупкѣ мертвыхъ душъ, удалился въ вологодскую губернію, гдѣ примѣрною жизнью и деликатнымъ обращеніемъ снискалъ такую любовь и уваженіе у всѣхъ помѣщиковъ, что его почти единогласно выбрали сольвычегодскимъ уѣзднымъ предводителемъ дворянства. Послѣ трехлѣтій, нахватавши цѣлую тьму всякихъ кавалерій, Чичиковъ затосковалъ по своей прежней дѣятельности и опять пустился на разныя аферы: участвовалъ въ раскупкѣ уфимскихъ земель, потомъ былъ директоромъ какого-то банка на Волгѣ, попалъ подъ судъ, но до того умилилъ присяжныхъ кротостью своего взгляда, что тѣ, вовсе не желая выслушивать обстоятельствъ дѣла, тутъ-же признали его невиновнымъ и задали ему роскошный ужинъ въ мѣстномъ клубѣ. На этомъ ужинѣ прокуроръ, обвинявшій Чичикова, до того влюбился въ него, что, не отходя ни на шагъ послѣ ужина, все время рыдалъ у него на груди, а предсѣдатель суда танцовалъ въ присядку и распѣвалъ: "эхъ ты, этакой сякой комаринскій мужикъ". Теперь Чичиковъ поселился въ нашемъ краѣ, кажется, навсегда. Ноздревъ передалъ мнѣ поклонъ и обѣщалъ уломать какъ-нибудь Чичикова, написать для моей газеты философскій трактатъ. Что касается всякихъ корреспонденцій, извѣстій и вообще репортерской части, то все это дѣло Ноздревъ самъ беретъ на себя всецѣло, увѣривъ меня, что онъ имѣетъ новости изъ самыхъ вѣрнѣйшихъ источниковъ и даже напередъ знаетъ, что гдѣ должно случиться и какія къ празднику будутъ даны награды. О другихъ знакомыхъ онъ сообщилъ также не мало интересныхъ свѣдѣній. Собакевичъ внезапно умеръ, подавившись хребтомъ какого-то необъятной величины осетра,-- но у него родной сынъ точь-въ-точь такой-же. Онъ служитъ въ какомъ-то гусарскомъ полку и такой "питухъ", что залпомъ осушаетъ цѣлую батарею коньяку. Ноздревъ обѣщался непремѣнно привести ко мнѣ Собакевича, увѣряя, что онъ въ одинъ вечеръ перепьетъ всѣхъ самыхъ отчаянныхъ пьяницъ и потомъ, какъ ни въ чемъ не бывало, станетъ стрѣлять въ цѣль и сто разъ подъ-рядъ вышибетъ верхній хвостикъ у трефоваго туза.

Манилова дѣти пошли очень хорошо: Ѳемистоклюсъ служитъ по дипломатической части, гдѣ-то въ Сиріи, и каждый день пишетъ ему оттуда преинтересныя реляціи, которыя онъ соберетъ въ одну книжку и скоро выпуститъ въ свѣтъ компактнымъ изданіемъ. Алкидъ сдѣлался химикомъ и скоро будетъ такъ-же, какъ Пасторъ, прививать ядъ отъ бѣшенства. Его прививки будутъ, однако, несравненно удачнѣе. По увѣренію Ноздрева, онъ даже пробовалъ этотъ ядъ на себѣ и находитъ, что это очарованіе. О своихъ личныхъ дѣлахъ Ноздревъ наговорилъ такого, что рѣшительно нельзя было уловить нити его разсказа. Имѣніе свое съ конскимъ заводомъ и съ шарманкой онъ продалъ зятю на чрезвычайно выгодныхъ условіяхъ,-- самъ бросился было по земству служить,-- выстроилъ гдѣ-то больницу на 2140 кроватей,-- "онъ, очевидно, хотѣлъ сказать на 140, но 2000 явились уже сами собою", какъ тѣ злополучныя пьявки, которыхъ онъ приставилъ излишнее количество Чичикову въ своемъ разсказѣ на вечерѣ у полиціймейстера. Въ то-же время, служа по земству, онъ ходилъ добровольцемъ въ Сербію и гдѣ-то такъ притѣснилъ турецкую армію, что султанъ велѣлъ всей арміи сдаться ему безъ боя. За это онъ получилъ Георгія и множество иностранныхъ орденовъ, но не носилъ ихъ потому, что ихъ такая масса нашита на сюртукѣ, что просто тяжело ходить. За тотъ-же періодъ времени Ноздревъ успѣлъ построить на какой-то дорогѣ два желѣзныхъ моста, потомъ учредилъ крестьянскій банкъ, взыскалъ сразу въ двухъ губерніяхъ всѣ недоимки съ крестьянъ и читалъ цѣлый семестръ лекціи въ гейдельбергскомъ университетѣ на латинскомъ языкѣ, который имъ усвоенъ въ совершенствѣ. Въ этотъ край онъ попалъ случайно, встрѣтившись въ вагонѣ съ Чичиковымъ, который пригласилъ его къ себѣ управляющимъ, съ жалованьемъ 17 тысячъ въ годъ и 3% съ выкуриваемаго спирта. Онъ согласился ѣхать съ нимъ просто изъ одного расположенія къ Чичикову, который отъ него такъ и не хотѣлъ отстать. Теперь-же, послѣ устройства такой выгодной покупки,-- они уже связаны дѣлами навсегда. Чичикова всѣ считаютъ обрусителемъ края, въ виду того, что большинство имѣній покупается на его имя.

Воскрешеніе или призваніе къ жизни, при нынѣшнихъ условіяхъ, Ноздрева, Чичикова, Собакевича и др. героевъ незабвенной поэмы настолько меня порадовало, а, съ другой стороны, болтовня Ноздрева настолько отняла времени, что я совершенно упустилъ изъ виду такъ называемыя "текущія дѣла". Мой новый репортеръ -- самъ Ноздревъ -- меня тотчасъ-же успокоилъ: "Да что текущія дѣла! воскликнулъ онъ:-- смѣло можешь на нихъ наплевать. Ими рѣшительно никто не интересуется,-- конечно, если только дѣло не касается собственнаго кармана. О, тогда всякое общественное дѣло становится намъ такъ близкимъ, какъ-бы оно было нашимъ личнымъ дѣломъ. Весьма поучительнымъ примѣромъ въ этомъ смыслѣ можетъ служить наша ремесленная управа. Цѣлый рядъ самыхъ многолюдныхъ собраній и сходокъ, когда зашла рѣчь о распредѣленіи цеховыхъ денегъ. Претендентами на эти денежки, составляющія какъ-бы запасной фондъ на вспомоществованіе дѣйствительно-бѣднѣйшимъ ремесленникамъ, явились прежде всего, предсѣдатель мѣщанской управы домовладѣлецъ Щербатовъ, старшины и товарищи старшинъ цеховъ. Эти господа съ невѣроятнымъ, непостижимымъ аппетитомъ дѣлятъ между собою цеховыя суммы, какъ-бы совсѣмъ забывая, что между ремесленниками такого большаго города, какъ Кіевъ, найдется весьма много такихъ бѣдняковъ, которымъ, дѣйствительно, необходимо оказать помощь, спасти просто отъ голодной смерти, поддержать въ трудѣ. На такія-то денежки польстились эти цеховые коршуны. Ну вотъ вамъ и текущія дѣла! Да это хуже всякой грязной воды и нечисти, стекающихъ со дворовъ!" Тутъ Ноздревъ такъ ругнулъ всѣхъ этихъ коршуновъ, что имъ навѣрное не поздоровится.

(Заря 22 Іюля 1886 г.).

Нѣчто о бракѣ и "Ревизоръ",

Едва помянули мы усопшихъ родственниковъ, поплакавъ на ихъ могилкахъ, занесенныхъ запоздалымъ весеннимъ снѣгомъ, упавшимъ на насъ ужъ именно "какъ снѣгъ на голову", едва замолкло заунывное подтягиваніе "со святыми упокой", какъ всѣ мѣстные храмы огласились радостными "Исаіе, ликуй!" и учащенными "ты-же, чистая, кра--суйся"... Панихиды и брачное служеніе! Сколько смысла въ этомъ сопоставленіи, по мнѣнію разныхъ Недовольцевыхъ!

-- Отчего это, въ самомъ дѣлѣ, у насъ не поютъ погребальныхъ псалмовъ и не облекаются въ черныя ризы на обрядахъ вѣнчанія?-- спросилъ меня тотъ-же ненавистникъ женщинъ, особенно озлобленный цѣлымъ рядомъ аристократическихъ свадьбъ, совершившихся на этой недѣлѣ,-- Ну, развѣ при условіяхъ нынѣшняго, современнаго строя семейной жизни, вѣнчаніе -- это не тѣ-же похороны?.... Прежде всего старинная истина, въ видѣ поговорки: "бракъ -- могила любви", конечно, неоспорима.

-- Ну, это какъ кто понимаетъ! Вонъ Лидочка объяснила мнѣ, что со вступленіемъ ея въ бракъ она хоронитъ только любовь къ своему жениху: разъ онъ на ней женился -- онъ сталъ ея мужемъ, нечего съ нимъ болѣе вздыхать, нѣжничать, котетничать, заставлять его страдать, желать ее.... однимъ словомъ, исчезли всѣ прелести любовнаго времяпровожденія. Ну, еще куда не шелъ медовый мѣсяцъ, въ смыслѣ любопытства, конечно,-- продолжала свои размышленія Лидочка: а потомъ что-же? Поймите, что вѣдь я безъ любви совсѣмъ не могу существовать: котетство, нѣжничаніе, вздохи все это мнѣ необходимо, какъ воздухъ. Ну, а какъ все это продѣлывать съ своимъ законнымъ мужемъ?...

Очевидно, Лидочка -- продуктъ такого-же воспитанія, какъ и жена городничаго Анна Андреевна, искусившаяся во всѣхъ этихъ любовныхъ пріемахъ. Нельзя не вспомнить по этому случаю одной изъ сценъ "Ревизора" въ первой редакціи комедіи. Наставляя дочь о томъ, какъ надо увлечь столичнаго гостя, Анна Адреевна, между прочимъ, говоритъ:

"-- Но еще не столько костюмъ, какъ нужно -- теперь пріемы. Это важная вещь, душенька, пріемы. Я не знаю... умѣешь-ли ты дѣлать глазки?

Марья Антоновна.

Какъ глазки, маменька? Это такъ, какъ вы дѣлаете, когда бываютъ у насъ молодые офицеры?

Анна Андреевна.

Да, я -- Тебѣ еще, я думаю, трудно умѣть это хорошо дѣлать. Тебѣ еще многое нужно узнать въ свѣтѣ. Однако-жъ, какъ это выходитъ?..."

Далѣе, о "глазахъ" Анна Андреевна говоритъ:

"-- Ты говоришь -- "глазки!" Оно кажется легко. Меня учила двоюродная сестра моя. Я вотъ тебѣ говорю, что я больше двухъ мѣсяцевъ не отходила отъ зеркала, пока выучилась".

Лидочка твердо изучила "глазки" и, конечно, не выброситъ изъ головы этой науки и по выходѣ замужъ. Между тѣмъ "глазки", очевидно, мужу не дѣлаютъ. Вотъ вамъ и женитесь послѣ того на Лидочкѣ! А такъ, вѣдь она безспорно очень мила, даже очаровательна, какъ "ангелъ небесный". Въ каждомъ смертномъ, которому не чуждо эстетическое чувство,-- Лидочка способна зажечь тотъ святой огонь любви, въ жертву которому отдается вся жизнь, всѣ душевныя стремленія.... Только изъ-за такихъ "небесныхъ ангеловъ" собственно и дѣлаются всякія подлости,-- банковскія растраты, подлоги; съ такими всего охотнѣе идутъ къ алтарю для удостовѣренія ихъ клятвъ въ вѣрности,-- хотя здравый смыслъ всякаго долженъ-бы совершенно отчетливо сознавать, что здѣсь имѣетъ мѣсто ни что иное, какъ настоящее "клятвопреступленіе".

На самомъ дѣлѣ, въ нашемъ богоспасаемомъ градѣ эта недѣля можетъ быть по справедливости названа брачною недѣлей. Въ бракъ поступило, т. е. вступило, нѣсколько видныхъ паръ изъ среды мѣстнаго beau mond'а. Эти "сочетанія" всѣхъ интересовали; только о нихъ постоянно и толковали въ салонахъ, будуарахъ, въ присутственныхъ мѣстахъ (въ особенности во время перерыва засѣданій) и на биржѣ, конечно. Да еще-бы! Если въ столицѣ газеты наполняютъ свои столбцы описаніемъ свадебныхъ торжествъ, то какъ-же намъ въ провинціи не заниматься свадьбами? Городъ какъ будто ожилъ,-- вездѣ усиленное движеніе; появилось множество новыхъ каретъ съ "резинками", которыя предназначены для укачиванія новобрачныхъ. Газъ, тюль, блонды и цѣлые сады флеръ д'оранжу быстро раскупаются. Изъ питій и яствъ большой спросъ былъ на шампанское и въ особенности на шеколадъ.

-- Почему это на шеколадъ въ особенности?

Не знаю,-- но въ послѣднее время изъ жизни нашего зажиточнаго барства совершенно исчезли свадебныя пиршества. Женится какой нибудь тузъ, мѣстный крезъ. Въ старину, да и не такъ давно, по такому случаю крезъ задалъ-бы пиръ на весь міръ. Да и отчего не попировать, когда на то и денегъ у креза много, и палаты обширныя, и друзей, которые непрочь попировать, достаточно: пей, ѣшь и веселися! Такъ вотъ подите-же! скоро такая "русская свадьба" станетъ какимъ-то анахронизмомъ, преданіемъ старины глубокой. Всѣ заразились какой-то глупой модой. Повѣнчаются и сейчасъ удираютъ, скрываются отъ свѣта, точно женитьба это уже такое зазорное дѣло, что на другой день послѣ свадьбы и людямъ стыдно на глаза показываться. Положимъ, въ глубокую старину браки совершались "увозомъ" и тогда въ бѣгствѣ настояла надобность. Но теперь вѣдь мало охотниковъ похищать невѣсту. Хищниковъ таки достаточно и охотниковъ до солиднаго куша въ средѣ нашей молодежи также не мало; но, съ другой стороны, и невѣсты не берегутся въ теремахъ,-- этотъ "сладкій товаръ" производители стараются сбыть съ рукъ съ неменьшей охотой, какъ то дѣлаютъ съ своимъ сахаромъ наши фабриканты. А то чего добраго залежится, да не будетъ спросу,-- тогда чтоже!-- прійдется прибѣгать къ спасительной преміи.

Итакъ, на нашихъ аристократическихъ свадьбахъ пированій не было, такъ что рѣдко у кого изъ гостей даже "по усамъ текло". Обрядъ вѣнчанія, а изъ церкви на бокалъ шампанскаго и шеколаду -- вдоволь.... Потомъ отдѣльное купэ, иногда съ безплатнымъ билетомъ, и "увозъ".

Да, такъ все мельчаетъ въ нашъ вѣкъ расчета и мелкаго эгоизма.

На минувшей недѣлѣ и мы, не отставая отъ столицы, почтили 50-лѣтній юбилей "Ревизора". Его давали въ двухъ театрахъ и оба были переполнены. Вотъ что самое важное въ этомъ чествованіи. Какъ бы ни играли "Ревизора", съ какими-бы силами и при какой обстановкѣ,-- его всѣ пошли смотрѣть и мѣста не было для многихъ, не попавшихъ на это чествованіе. Въ который разъ дивились мы глупости городничаго, принявшаго такого мальчишку за ревизора; какими пошлыми и жалкими трусами казались намъ всѣ эти Земляники, Шпекины, Ляпкины-Тяпкины; какою скоромной бабой выступила передъ нами городничиха; какъ возмущались мы нахальству расходившагося Хлестакова; сколь наивнымъ казалось намъ все продѣланное имъ надувательство и какъ вдругъ.... послѣ словъ городничаго: "Чему смѣетесь? Надъ собою смѣетесь!" мы съ разу поняли опять, въ который разъ и черезъ сколько лѣтъ, опять,-- что все еще "надъ собою смѣемся". И узнали мы опять и Землянику, и Шпекина, и Ляпкина-Тяпкина, и соромную городничиху, и всѣхъ героевъ комедіи, какъ будто мы ихъ вотъ сейчасъ видимъ возлѣ себя,-- правда, въ нѣсколько обновленномъ изданіи, въ другой формѣ, въ другихъ прическахъ,-- но того-же типа, той-же природы. И къ чему послѣ того придаютъ какое-то особенное значеніе костюмамъ и полной обстановкѣ "того времени"! Въ какой комедіи, какъ "Ревизоръ" -- "то время" никакого значенія пока не имѣетъ, да и врядъ-ли скоро имѣть будетъ. Слишкомъ "коренныя черты" схвачены геніальнымъ писателемъ, много времени надо, чтобы ихъ вырвать съ корнемъ.

Еще одно доказательство современности "Ревизора". Труппою г. Форкати пьеса сыграна безъ всякаго успѣха, за отсутствіемъ выдающихся артистовъ. Самъ г. Форкати, говорятъ, на сценѣ былъ весьма слабымъ Хлестаковымъ,-- но однако такъ вошелъ въ эту благодарную роль, что продолжаетъ ее исполнять и послѣ спектакля, разсылая по всей Россіи депеши о колоссальномъ успѣхѣ спектакля и о какой-то "роскошной обстановкѣ"... Тридцать пять тысячъ курьезовъ!!!

(Заря. 27 Апрѣля 1886 г.).

О СОЮЗѢ БРАЧНОМЪ.
(Изъ дневника Кукушкина).

Мы окончательно рѣшили бросить политику: все равно ничего раньше не узнаемъ и не предугадаемъ, а если что и случится, то объ этомъ объявятъ своевременно: "такъ, молъ, и такъ поступать надлежитъ". Тогда и будемъ поступать. Всѣ толки и пересуды могутъ сбить съ толку самаго разсудительнаго человѣка и уже никоимъ образомъ къ добру не приведутъ, а потому лучше бросить. Пускай себѣ газеты и такъ называемая большая печать по прежнему продолжаютъ набивать столбцы все тою-же "авганщиной", мы ея читать не будемъ и ограничимся въ такомъ разѣ одними объявленіями, у кого что пропало, гдѣ что выгодно имѣть можно и т. п.

Итакъ, если теперь эту внѣшнюю политику къ чорту, если по внутренней, съ наступленіемъ каникулъ, ничего такого и ожидать нельзя, а мѣстная жизнь представляетъ собою ничто иное, какъ обыкновенное теченіе чисто-домашней жизни отдѣльныхъ индивидуумовъ (ибо что-же у насъ случается?-- Иванъ Ивановичъ поссорится съ Иваномъ Никифоровичемъ; тотъ объѣстся, а этотъ обопьется), то отсюда прямой выводъ, что мнѣ приходится и въ своемъ дневникѣ въ такую пору ограничиваться занесеніемъ событій изъ нашей личной, кружковой жизни. Мы вѣдь тоже живемъ -- и не хуже другихъ. Правда, организація нашего импровизованнаго очага нѣсколько разнится отъ принятыхъ формъ общежитій, но однако-же закономъ не воспрещена и даже, въ виду доказанной благонамѣренности всѣхъ членовъ нашей комуны, мы стоимъ на вполнѣ хорошемъ счету въ своемъ околоткѣ: мѣстный надзиратель относится къ намъ съ довѣріемъ и любезностью, подворную книгу просматриваетъ каждую недѣлю и, выпивая свою рюмку водки, дружески пожимаетъ намъ руки и уходитъ совершенно спокойнымъ. Въ хозяйственномъ отношеніи мы подчинены единой и неограниченной власти, въ лицѣ Матрены (иные почему-то считаютъ ее миѳомъ), которая не обязана давать никакихъ отчетовъ, ни объясненій, передъ кѣмъ-бы то ни было, въ расходуемыхъ ею на базарѣ деньгахъ и дѣйствуетъ въ этомъ направленіи единственно по своему произволенію ко всеобщему благу всѣхъ насъ. Независимо отъ веденія этого домашняго хозяйства, Матрена имѣетъ совѣщательный голосъ въ дѣлахъ нашей внутренней политики и во всѣхъ внѣшнихъ сношеніяхъ. На нашихъ засѣданіяхъ, въ трактирѣ "Бѣлой Сороки", она можетъ присутствовать съ такими-же правами и имѣетъ свое кресло, но рѣдко его занимаетъ, допуская широкую свободу представительства ея особы всякою другою замѣстительницей.

Мы несомнѣнно убѣдились, что эта женщина представляетъ собою сдерживающее начало (въ ея присутствіи какъ-то всегда стѣсняешься пить сначала) и большое утѣшеніе къ концу (кто, какъ не Матрена позаботится о нашемъ вытрезвленіи и устраненіи всякихъ вредныхъ послѣдствій "отъ сего могущихъ", когда, въ концѣ концовъ, мы возвращаемся подъ ея попеченіе?)

Сгруппировавшись возлѣ Матрены, какъ представительницы домашняго очага, и оставаясь совершенно свободными гражданами (такъ какъ ей предоставлена лишь власть хозяйственная), мнѣ кажется, чего-бы и желать лучше?-- А вотъ Реброломовъ затосковалъ: хочу жениться,-- реветъ онъ по цѣлымъ днямъ, да и только.

Онъ твердитъ, что "одно спасенье въ бракѣ, въ настоящей семьѣ".

Не желая лишиться такого сочлена нашей комуны, какъ Реброломовъ, мы, по особому настоянію Матрены, видя, что дурь залѣзла ему въ голову довольно серьезно, стали всячески его убѣждать въ несовершенствѣ брака при условіяхъ современной жизни. Изъ-за этого возникъ у насъ настоящій ученый диспутъ "о бракѣ", который я считаю не лишнимъ занести на память въ свой дневникъ.

Всякій вопросъ мы привыкли обсуждать путемъ дебатовъ и затѣмъ постановлять рѣшеніе. Такъ и теперь поступили. Реброломовъ долженъ былъ защищать свою диссертацію "о необходимости брака" со всѣми своими тезисами. Опонентомъ ему назначили Рюмочкина, какъ человѣка, ловко составляющаго всякаго рода рефераты и извѣстнаго ненавистника женщинъ. Матрена заготовила порядочную порцію пунша -- и засѣданіе открылось.

Я запишу только выдающіяся положенія изъ тѣхъ дебатовъ, которые происходили по этому вопросу.

Помимо соображеній о полной пустотѣ и безпорядочности одиночной, скитальческой жизни, доводящей человѣка до мысли о вѣшаньи на первомъ попавшемся крючкѣ; помимо соображеній о томъ, что одинокая жизнь противна законамъ природы и высшему закону міровому -- о поддержаніи человѣческаго рода, причемъ диссертантъ заключилъ всѣ эти доводы блестящей цитатой словъ Лютера, сказавшаго, что "ничего нѣтъ превосходнѣе, какъ любящіе мужъ и жена, окруженные своимъ молодымъ потомствомъ", Реброломовъ привелъ, конечно, также массу соображеній о выгодности брака въ смыслѣ экономическомъ, сравнивъ бюджеты холостого и женатаго человѣка. Въ доказательство онъ показалъ намъ, между прочимъ, выписку изъ своей расходной книжки, гдѣ въ каждомъ мѣсяцѣ стояла довольно солидная цифра подъ рубрикой: "расходы по нарушенію 7-й заповѣди".

Вооружившись доводами чистой науки, оставляя въ сторонѣ неотразимыя истины въ родѣ тѣхъ, что бракъ есть лотерея и что на 1000 случаевъ въ дѣйствительности врядъ-ли можно насчитать 1 % брачныхъ сожительствъ, въ коихъ можно наблюдать "счастливыхъ, любящихъ супруговъ, окруженныхъ молодымъ потомствомъ",-- опонентъ Рюмочкинъ выдвинулъ смѣлый тезисъ, что наша современная форма брака не совершенна сама по себѣ. Громадное большинство населенія земного шара, какъ и всѣ послѣдователи Магомета, не знаютъ моногаміи, а живутъ все-такй семейной жизнію, при полномъ господствѣ полигаміи; выполняютъ законы природы еще съ большимъ успѣхомъ, нежели мы, и совсѣмъ не знаютъ никакихъ семейныхъ сценъ и супружескихъ несогласій. Поэтому онъ никакъ не можетъ считать моногамическій союзъ за совершенную форму брака. Въ подтвержденіе научности своей идеи Рюмочкинъ сослался на многіе авторитеты, въ томъ числѣ и на Шарля фурье, который находитъ, что бракъ въ современномъ обществѣ "не представляетъ никакой гарантіи, никакихъ основаній для счастливой совмѣстной жизни супруговъ, которая можетъ быть достигнута только при условіи полнѣйшей свободы и независимости индивидуумовъ разныхъ половъ одного отъ другого". Реброломовъ такой зависимости не видитъ въ современномъ бракѣ и въ отвѣтъ Рюмочкину закатилъ такую цитату: "единство, образуемое супружествомъ, есть высшее, въ которомъ субстанціальность и субъективность сливаются во едино, вслѣдствіе чего и супруги, при взаимныхъ отношеніяхъ, занимаютъ соотвѣтствующее имъ положеніе".... "Это единство въ любви и бракѣ, допускающее въ себѣ это различіе, не допускаетъ однако разъединенности или обособленности въ какомъ-бы-то ни было другомъ отношеніи, но стремится скорѣе къ тотальности".... Реброломовъ едва переводилъ духъ, приводя эту цитату. Мы всѣ стали вдумываться въ глубокомысленныя слова и недоумѣвали, откуда онъ набрался такой философіи. Тогда онъ, наконецъ, вынулъ изъ кармана небольшого объема книжку подъ заглавіемъ: "Бракъ въ его всемірно-историческомъ развитіи". Соч. д-ра Іосифа Унгера. Переводъ Я. Р. Изд. 1885 г.-- Книжку эту онъ всю проглотилъ и указалъ намъ на стр. 161 вычитанную имъ тираду.-- Просмотрѣвъ книжку, мы сразу поняли, что отъ такихъ глубоко-философскихъ трактатовъ не мудрено и совсѣмъ разсудка лишиться и стали уже относиться къ маніи Реброломова съ извѣстнымъ состраданіемъ.

Реброломовъ отстаивалъ ученость и "занятность" пріобрѣтенной имъ книжки, указавъ, что изъ нея онъ узналъ, между прочимъ, что въ средніе вѣка у германскихъ рыцарей "любовь,-- какъ духовная симпатія и почитаніе женщины, безъ примѣси всякой надежды на земное наслажденіе и чувственныхъ влеченій" -- называлась "Мине" или "Мина" (Minne). До словамъ автора, "только тамъ, гдѣ два человѣка соединены были такою Minne'ою, господствовала истинная любовь" {"Бракъ въ его веемірно-историч. развитіи". Унгера. Стр. 136.}. Послѣ такого открытія для насъ стало яснымъ, почему пѣвцы любви въ средніе вѣка назывались Минезенгерами, да и происхожденіе многихъ другихъ словъ, необъяснимыхъ доселѣ никакими филологами, мы уразумѣли: строить мину, дѣлать мину и т. п.

Рюмочкинъ совсѣмъ забраковалъ ученое сочиненіе д-ра Унгера, защищающаго моногамію, и изложилъ свою теорію брака.

Тезисы его слѣдующіе:

1) Всѣ недовольства въ брачномъ моногамическомъ союзѣ, весь разладъ и дальнѣйшія его послѣдствія, въ особенности при бездѣтности супруговъ, происходятъ отъ очень простой причины: какъ-бы супруги не любили другъ друга, оставаясь постоянно вдвоемъ, они, наконецъ, переговорятъ рѣшительно обо всемъ и умолкнутъ, послѣ чего вскорѣ такъ надоѣдятъ другъ другу, что взаимное созерцаніе другъ друга становится для нихъ противнымъ и невыносимымъ.

2) Тезисъ, вытекающій и въ сущности подтверждающій первый: человѣкъ по своей натурѣ требуетъ разнообразія. Правда, есть субъекты, весьма охотно привыкающіе къ старому халату, истоптаннымъ башмакамъ и обкуренному чубуку, которые они никогда не промѣняютъ на новые,-- но всякій мужъ, какого-бы возраста и темперамента онъ ни былъ, всегда готовъ промѣнять старую жену на молодую.

3) Въ мірѣ нѣтъ ничего совершеннаго и потому соединять въ любимой особѣ всѣ совершенства -- ничто иное, какъ жалкая иллюзія, въ которой скоро придется разочаровываться. Примѣры: красивая жена, плѣнившая мужа своею пластикой и зажигательнымъ взоромъ, часто оказывается непроходимо-глупой или совсѣмъ пустой женщиной; съ ней становится скучно; многія потребности души человѣка остаются неудовлетворенными. Отсюда исканія, недовольства, несогласія, flirtations, драки, разводъ или скамья подсудимыхъ, Умная и серьезная жена -- лучшій другъ своего мужа, охотно читающая съ нимъ Бокля и Молешота,-- можетъ ничего не смыслить въ хозяйствѣ: мужъ будетъ всегда тратить вдвое, пить при этомъ холодный кофе и ходить съ оборванными на сюртукѣ пуговицами. Отсюда явится естественное стремленіе къ сближенію съ горничной, которая будетъ пришивать эти пуговицы, или съ кухаркой, которая станетъ подогрѣвать кофе. Умная, хозяйственная и даже красивая женщина можетъ оказаться весьма прозаической женой, способной зѣвать въ потолокъ, или ловить за крылья мухъ въ самыя пламенныя минуты вашихъ восторговъ.-- Отсюда недовольства,-- опять исканія.

4) Для счастливой жизни необходимо сдѣлать выборъ изъ четырехъ женъ.

Супруга No 1.-- Для хозяйства.-- Должна быть кругленькой пышечкой, расторопной, проворной, должна выносить кухонный жаръ, умѣть шить и стирать бѣлье. Познанія должны ограничиваться экзаменомъ изъ поваренной книги, 4-хъ правилъ ариѳметики, чтенія и письма.

Супруга No 2.-- Для ума.-- Никакихъ внѣшнихъ качествъ не требуется; можетъ быть длинна, суха и качествомъ кожи напоминать пергаментъ, только чтобы пальцы не были въ чернилахъ. Высшее образованіе безусловно необходимо.

Супруга No 3.-- Для сердца и чистой поэзіи.-- Образъ чистой Гретхенъ; непремѣнно златокудрая. Сложеніе безразлично, можетъ быть и худенькой. Во взорѣ требуется сочетаніе дѣтской наивности и глубокой поэзіи. Игра на фортепьяно и пѣніе романсовъ обязательны.

Супруга No 4.-- Для всѣхъ прочихъ наслажденій.-- Цвѣтъ волосъ -- безразлично, но красота должна быть настоящая; сложеніе,-- какъ статуи Эллады и все прочее соотвѣтственно назначенію. Ума и даже образованія вовсе не надо. При такомъ подборѣ по крайней мѣрѣ одной сторонѣ въ этомъ союзѣ искать уже больше нечего и каждая изъ женъ, найдя свой удѣлъ, по назначенію,-- своевременно будетъ также довольна мужемъ. Опасность представляется только для номеровъ 3-го и 4-го, которые, быть можетъ, найдутъ необходимымъ искать разнообразія. Но вѣдь такого характера супруги и безъ того непостоянны. Съ ними уже ничего не подѣлаешь.

Изложивъ свою теорію, Рюмочкинъ заключилъ тѣмъ, что онъ однако нисколько не противъ моногаміи, если на долю счастливаго избранника выпадетъ жена, совмѣщающая въ себѣ качества всѣхъ 4-хъ номеровъ. Мы всѣ съ нимъ согласились; рѣчь его была покрыта аплодисментами; Матрена влила намъ двойную порцію рома, и, наконецъ, Реброломовъ поколебался въ своей рѣшимости. Мы его однако утѣшили тѣмъ, что за лѣто, при частомъ посѣщеніи ботаническаго сада, можно сыскать для него желаемый феноменъ -- супругу всѣхъ 4-хъ номеровъ.

По закрытіи засѣданія немедленно отправились на поиски. Вошли въ садъ всѣ вмѣстѣ; крѣпко держась за руки. Въ саду восторгъ и очарованіе: пестрая толпа, рѣзвый смѣхъ, лукавые взгляды изъ-подъ длинныхъ вуалей. А тутъ сирень благоухаетъ, а тамъ въ кустахъ: "шопотъ, робкое дыханье, трели соловья"!... Но, пока довольно!

19 Мая 1885 г. No 108 (3.).

О ЛЮБВИ.
(Научно-фельетонныя изслѣдованія, дополненныя мѣстными наблюденіями.
Лекціи профессора Амантова).

Вотъ о любви -- писать можно сколько угодно. Въ этомъ я увѣренъ. Любовь -- самое невинное занятіе, и, писавши о любви, фельетонистъ ни въ какомъ случаѣ не рискуетъ задѣть ни думы, ни Взаимнаго кредита, ни прочихъ мѣстъ и учрежденій. Любовь -- это такой предметъ, который никому не надоѣстъ и никогда не состарится. Наилучшимъ подтвержденіемъ тому служитъ одна, извѣстная мнѣ, весьма почтенная старушка генеральша, которая, не смотря на всю преклонность своихъ лѣтъ, до сего времени питаетъ какое-то институтское чувство къ одному толстому, но очень поэтичному капельмейстеру (обожаетъ его). И надо видѣть, какой восторгъ отражается во всей ея дряхлой фигуркѣ, когда капельмейстеръ дирижируетъ своимъ оркестромъ: каждый взмахъ его палочки какъ будто пробѣгаетъ по струнамъ ея сердца, изсушившагося на подобіе старой скрипки, всегда дающей прекрасный тонъ.

О любви, наконецъ, всегда удобно говорить и писать, когда не о чемъ болѣе говорить, потому что и у насъ иные любятъ отъ нечего дѣлать.

Я предлагаю читателямъ нѣсколько лекцій въ видѣ этюда объ этомъ предметѣ, который стоитъ того, чтобы его изучать. Руководство и источники для изученія и изслѣдованія этого предмета весьма многочисленны, и, помимо непосредственныхъ наблюденій и нѣкотораго опыта, я буду придерживаться такихъ авторитетовъ, каковы, напр. Овидій, котораго изслѣдованіе о любви прекрасно переведено на французскій языкъ подъ заглавіемъ "l'art d'aimer" (искусство любить), Альфредъ Мюссе, Гюго, Бальзакъ, Сталь, отчасти Поль-де-Кокъ, Эм. Зола, Дрозъ, Жоржъ Лашо, котораго книжка, "Choses d'amour" выдержала нѣсколько изданій и мн. др.

Лекція 1-я.
Что такое любовь?

Милостивыя государыни, если вамъ не менѣе тринадцати лѣтъ (въ которомъ возрастѣ нашъ законъ дозволяетъ вступать въ бракъ природной жителькѣ закавказскаго края) и не болѣе восьмидесяти (въ которомъ возрастѣ, по нашему закону, бракъ признается уже излишнею роскошью) и милостивые государи отъ 15 до 80-лѣтняго возраста! Предметъ нашей бесѣды представляется въ высшей степени важнымъ и даже въ одной изъ оперетокъ, каковыя произведенія ума человѣческаго, какъ извѣстно, осмѣиваютъ самые серьезные вопросы,-- о любви говорится, что она, т. е. любовь,-- есть "чувство непростое, оно волнуетъ кровь." -- Но, само собою, что чувство это не можетъ быть опредѣлено столь краткими словами, и, дабы выяснить сей предметъ надлежащимъ образомъ, я позволю себѣ предложить вамъ слабый опытъ моего перевода слѣдующихъ выдержекъ изъ Альфреда Мюссе. Вотъ что говоритъ этотъ великій поэтъ о любви:

"Жить, да чувствовать свое существованіе сильно, глубоко, чувствовать себя человѣкомъ, созданнымъ Богомъ,-- вотъ первое и высшее благо любви. Безъ сомнѣнія, любовь есть таинство необъяснимое. Не смотря на тѣ цѣпи, которыми міръ сковалъ это чувство; не смотря на то зло, которымъ онъ окружилъ его; на ту бездну предразсудковъ, въ которыхъ онъ схоронилъ его; на ту грязь, чрезъ которую онъ волочилъ его,-- оно, это чувство любви, роковое и живительное, осталось тѣмъ-же небеснымъ, божественнымъ закономъ, столь-же могущественнымъ и непонятнымъ, какъ тотъ законъ, которымъ солнце держится въ небесахъ. Въ самомъ дѣлѣ, что это за связь, которая сильнѣе и крѣпче желѣза и которую, между тѣмъ, нельзя ни видѣть,- ни осязать? Что это такое? Встрѣтить женщину, сказать ей одно слово и потомъ уже никогда не забывать ее? Отчего именно эту предпочтительно предъ всѣми другими? Призовите на помощь свой умъ, чувство, голову, сердце и объясните, если можете. Вы найдете только два тѣла: одно здѣсь, другое -- тамъ, и между ними, что? Воздухъ, пространство, безконечность! О безумцы! Вы, считающіе себя разумными существами и осмѣливающіеся толковать о любви! Да развѣ вы ее видѣли, чтобы говорить о ней? Нѣтъ. Вы ее чувствовали; вы обмѣнялись взглядомъ съ проходившимъ мимо васъ, неизвѣстнымъ вамъ дотолѣ, созданіемъ и вдругъ Васъ осѣнило, вы сами не знаете, что такое, чему нѣтъ и имени". Такимъ высокимъ, могучимъ и вмѣстѣ таинственнымъ, необъяснимымъ явленіемъ признаетъ Мюссе это чувство, зарождающееся въ человѣкѣ иногда отъ одного взгляда, отъ одного слова....... Не такой-ли точно взглядъ на это чувство приводится и нашимъ поэтомъ Лермонтовымъ въ его поэмѣ "Демонъ"? Пролетая надъ роскошной Грузіей, Демонъ только взглянулъ на Тамару. И что-же онъ почувствовалъ? Другими словами этого чувства выразить нельзя, какъ только словами Лермонтова:

"И Демонъ видѣлъ.... На мгновенье

Неизъяснимое волненье

Въ себѣ почувствовалъ онъ вдругъ.

Нѣмой души его пустыню

Наполнилъ благодатный звукъ,

И вновь постигнулъ онъ святыню

Любви, добра и красоты...

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Прикованный незримой силой

Онъ съ новой грустью сталъ знакомъ,

Въ немъ чувство вдругъ заговорило

Роднымъ когда-то языкомъ....

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

То былъ-ли признакъ возрожденья,

Онъ словъ коварныхъ искушенья

Найти въ умѣ своемъ не могъ".

И далѣе, при первомъ свиданіи съ Тамарой, когда онъ входитъ въ ея келью:

"Неясный трепетъ ожиданья,

Страхъ неизвѣстности нѣмой.

Какъ будто въ первое свиданье

Спознались съ гордою душой...."

Продолжаемъ описаніе того, какъ зарождается въ человѣкѣ "божественное" чувство,-- со словъ Мюссе: "Говорятъ, ничто такъ скоро не проникаетъ человѣка, какъ чувство ненависти. Я думаю, мы еще скорѣе угадываемъ, когда мы поняли одинъ другаго и когда между нами зажглась любовь. Какое значеніе имѣютъ тогда для насъ самыя пустыя, ничтожныя слова?-- Да и что намъ до того, о чемъ говорятъ уста, когда мы слышимъ, что наши сердца отвѣчаютъ другъ другу! Какое неисчерпаемое блаженство въ первыхъ взглядахъ той женщины, которая насъ привлекаетъ! Сначала все, что мы говоримъ между собою, намъ кажется какимъ-то легкимъ испытаніемъ другъ друга; вскорѣ нами овладѣваетъ особенная радость: сейчасъ чувствуешь, что нашелъ отголосокъ сердца и тогда начинаешь жить двойною жизнію.-- Какъ свѣтло и радостно становится на душѣ, когда увѣришься во взаимности любви, когда найдешь въ любимомъ созданьи то сродство, котораго искалъ! Рѣчи такъ и льются сами собою, знаешь заранѣе, о чемъ будешь говорить. Души понимаютъ другъ друга, уста молчатъ -- О, какое молчаніе! Какое забвеніе всего! "

Таковы, милостивыя государыни и милостивые государи, взгляды на любовь идеалистовъ, поэтовъ,-- взгляды возвышенные, соотвѣтствующіе душѣ благородной и возвышенной, соотвѣтствовавшіе, наконецъ, извѣстному направленію и въ жизни и въ литературѣ. Но времена и люди, и воззрѣнія мѣняются. Послушаемъ, что говоритъ современный изслѣдователь о любви. Возьмемъ хотя слова Лашо изъ его книжки "Choses d'amour", которую правильнѣе всего, мнѣ кажется, перевести "Любовныя дѣлишки".-- На вопросъ: что такое любовь, онъ отвѣчаетъ коротко и просто: "Это привязанность, соединенная съ желаніемъ.-- Ни болѣе, ни менѣе, т. е. ничего болѣе" продолжаетъ авторъ. "Сколько-бы ни говорили прекрасныхъ фразъ о безконечномъ, возвышенномъ и неопредѣленномъ, сколько-бы ни притворялись непонимающими этого совершенно простого слова, никогда., однако, не найдутъ въ любви ничего другаго, какъ соединенія чувства съ ощущеніемъ, или, правильнѣе, чувства съ чувственностью". И опять таки ничего менѣе. "Отбросьте привязанность, останется одна чувственность -- это не любовь. Отбросьте -- желаніе, страсть,-- останется одна лишь привязанность ума, сердца,-- опять таки это не любовь".

Несомнѣнно, что любовь есть высшее благо жизни и составляетъ для каждаго человѣка, конечно, способнаго пользоваться благами жизни вообще,-- предметъ высшаго наслажденія. Возьмите вы людей, обладающихъ несмѣтными богатствами, людей, достигшихъ величія и славы, знаменитыхъ полководцевъ, ученыхъ, поэтовъ и др.,-- какія минуты считаютъ они счастливѣйшими въ своей жизни? Конечно, не тѣ, когда они достигли всѣхъ этихъ благъ, а только тѣ, когда они любили и были любимы,-- это благо каждый изъ нихъ, для себя лично, въ своей жизни, несомнѣнно ставилъ выше всѣхъ прочихъ наслажденій и въ извѣстные моменты за лишеніе этого блага готовъ былъ пожертвовать и богатствомъ, и славой, и могуществомъ, и даже жизнію. Возьмите вы съ другой стороны бѣдняка, которому есть чего желать, есть чему завидовать,-- но развѣ въ тотъ моментъ, когда онъ наслаждается любовью, когда онъ прижимаетъ къ своей груди любимую имъ подругу жизни и въ ея объятіяхъ забываетъ весь міръ, всѣ свои печали и неудачи -- неужели онъ не сознаетъ себя счастливѣйшимъ въ мірѣ человѣкомъ, неужели онъ хотя на минуту усумнится въ томъ, что и при всѣхъ другихъ, самыхъ благопріятныхъ условіяхъ жизни, сдѣлайся онъ вдругъ богачемъ, пріобрѣти онъ славу и могущество,-- все таки среди всего этого, эти же самыя, уже испытанныя имъ минуты наслажденія останутся самыми лучшими, самыми дорогими моментами его жизни? И развѣ, опять, счастливый юноша, въ котораго пламенно влюблена красавица, не считаетъ себя выше всѣхъ королей? На что промѣняетъ онъ свое блаженство?

Все это такъ. Однако, гдѣ же все-таки намъ найти точное и безошибочное опредѣленіе этого чувства, опредѣленіе строго научное, такъ какъ мы считаемъ этотъ предметъ достойнымъ изученія и читаемъ лекціи о любви? Любовь есть высшее благо жизни,-- но это только качество любви, свойство этого чувства, извѣстный взглядъ на него. Вышеприведенные отзывы идеалистовъ, какъ мы видѣли, отличаются неопредѣленностью и не укладываются въ рамки положительнаго, научнаго изслѣдованія. Квалификація Лашо съ другой стороны, не выясняя въ сущности дѣла, слишкомъ унижаетъ это чувство, заключающее въ себѣ гораздо болѣе тонкихъ и неуловимыхъ особенностей, неподдающихся такому простому толкованію, какъ два понятія: чувство и чувственность.

Стремясь къ соединенію двухъ противоположностей и, наконецъ, признавая языкъ законовъ самымъ точнымъ послѣ языка цифръ, я попытаюсь дать вамъ, читатели, по возможности точное опредѣленіе понятія о любви.

Итакъ, по моему мнѣнію, статьи человѣческаго кодекса о любви должна быть редактирована въ такой формѣ:

"Любовь есть такого рода чувство, питаемое въ душѣ разумнаго существа одного пола къ существу другаго пола, вслѣдствіе котораго любящій субъектъ видитъ въ любимомъ олицетвореніе всѣхъ своихъ высшихъ представленій о достоинствахъ и качествахъ человѣка, какъ внѣшнихъ, такъ и внутреннихъ и, въ кульминаціонномъ пунктѣ развитія этого чувства видя одни хорошія качества любимаго, не только не замѣчаетъ всѣхъ его недостатковъ и пороковъ, но не допускаетъ даже возможности существованія таковыхъ".

"Кто изъ существъ одного пола питаетъ подобное чувство къ существу другаго пола, тотъ считается человѣкомъ влюбленнымъ, а самое чувство его признается настоящей любовью ".

Положимъ, что опредѣленіе это довольно длинное, но оно во всякомъ случаѣ не длиннѣе и не замысловатѣе многихъ философскихъ и юридическихъ опредѣленій, хотя бы, напр., опредѣленія по нашему законодательству права собственности, или по римскому праву опредѣленія такого, по видимому, простого, предмета, какъ вещь.

Затѣмъ, милостивые государыни и государи, любовь бываетъ разная. Чувство это дробится, такъ сказать, на множество разновидностей, какъ-то: любовь страстная, идеальная, платоническая, институтская, гимназическая, реальная и классическая, положительная, солидная, разумная и бѣшеная, чиновничья, купеческая и интендантская. О всѣхъ этихъ видахъ любви, а равно и о категоріяхъ любви по мѣсту ихъ зарожденія, какъ-то: любовь, зародившаяся въ ботаническомъ саду, въ кіевскомъ Шато-де-флеръ, на улицѣ и при сопровожденіяхъ ученицъ изъ мѣстныхъ гимназій, въ стѣнахъ гостиной и свѣтскихъ салоновъ, на церковной паперти и при посѣщеніи различныхъ благотворительныхъ учрежденій, мы поговоримъ въ слѣдующій разъ.

Лекція 2-я.

Гимназистъ влюбляется преимущественно съ 5 класса, хотя намъ извѣстны случаи самоубійствъ отъ любви субъектовъ, не достигшихъ еще означеннаго класса,-- но такія явленія исключительныя и совершенно ненормальныя, тѣмъ болѣе, что только съ переходомъ въ этотъ классъ гимназистъ достаточно усвоиваетъ себѣ правила орѳографіи, необходимыя для писанія любовныхъ посланій, стиховъ и пр., а также настолько знакомится съ классиками, что можетъ уже понимать, напр. Овидія, который посвятилъ этому предмету цѣлое сочиненіе (Ars amanti).

Предметы любви гимназиста весьма разнообразны, какъ и самое чувство, не подчиняющееся никакимъ законамъ ни логики, ни гармоніи -- въ смыслѣ соотвѣтствія типовъ,-- однако въ большинствѣ случаевъ,-- т. е. при соблюденіи этой гармоніи,-- какъ нормальное явленіе, мы встрѣчаемъ гимназиста, влюбленнаго въ гимназистку, а иногда возвышающагося и до любви къ слушательницѣ высшихъ курсовъ.

Симптомы проявленія любви, или влюбленнаго состоянія, у гимназиста почти всегда одинаковы и начинаются съ того, что заболѣвшій этимъ чувствомъ субъектъ портитъ казенную мебель, вырѣзывая ножикомъ на скамьѣ имя своего предмета, какой нибудь Нади, Надиночки, Катюшеньки и т. д.

Тоже любимое имя появляется за симъ на страницахъ всѣхъ учебниковъ, между латинскими спряженіями, въ заголовкахъ книгъ: на корешкахъ и тщательно выписывается на обрѣзахъ листовъ. Въ такъ назыв. "общей тетради -- по всѣмъ предметамъ" это имя наполняетъ собою цѣлые листы и пишется всякими шрифтами. Въ этотъ-же періодъ любви въ той-же тетради появляются уже маленькіе дифирамбы, двустишія и летучіе стансы по адресу любимой особы,-- въ родѣ слѣдующихъ: "Ангелъ, душка, Натали -- жажду сердца утоли!" "Признаюсь тебѣ, не труся, что люблю тебя, Маруся!" -- или: "Радость, милая Катишь, ты зачѣмъ со мной шалишь?" -- и мн. др. Нѣкоторыя героическія натуры доводятъ свое обожаніе до того, что всѣ сіи выраженія чувствъ начертываютъ собственной кровью изъ разрѣзаннаго пальца. Начальству гимназіи весьма легко убѣдиться въ зарожденіи такого чувства въ пылкомъ сердцѣ юноши, бѣглымъ просмотромъ его учебниковъ и тетрадей. Въ то же время влюбленное состояніе юноши даетъ себя знать учащеннымъ появленіемъ въ журналахъ объ успѣхахъ двоекъ и единицъ. Ухаживанье гимназиста за своимъ предметомъ выражается многими, самыми невинными способами: влюбленный поджидаетъ свой предметъ по выходѣ изъ классовъ, немного поодаль отъ подъѣзда и тотчасъ взваливаетъ на свои плечи ея легкую ношу, состоящую изъ узелка, или сумки съ книжками, и шествуетъ съ нею до ближайшаго квартала возлѣ ея квартиры, гдѣ съ болью въ сердцѣ отдаетъ ей эту ношу и проситъ о свиданіи въ ботаническомъ саду, или на Крещатикѣ,-- смотря по времени года.

Лѣтомъ ботаническій садъ представляетъ собою самое удобное мѣсто для любовныхъ свиданій влюбленныхъ воспитанниковъ и воспитанницъ среднихъ учебныхъ заведеній, и здѣсь они цѣлыми роями, а иногда и попарно, носятся и порхаютъ по обширнымъ аллеямъ,-- представляя веселую и пеструю картину, подчасъ тревожащую бдительное око начальства.

Послушать ихъ разговоры для наблюдателя -- большое наслажденіе. Въ этомъ якобы дѣтскомъ лепетѣ встрѣчается самое разнообразное смѣшеніе понятій и взглядовъ, выхваченныхъ изъ недочитанныхъ книжекъ, выслушанныхъ изъ устъ какого-нибудь компетентнаго руководителя и наставника и, наконецъ, неизвѣстно откуда залетѣвшихъ въ незрѣлую голову мыслей самаго оригинальнаго свойства.

Тутъ и Дарвинъ, и Вундтъ, на ряду съ Лермонтовымъ и Байрономъ, всякаго рода химическіе анализы, животный магнетизмъ и все то, что "дѣтскіе тревожитъ такъ умы"... Во всякомъ случаѣ собственно о любви въ этомъ дѣтскомъ лепетѣ слышится рѣже всего. Современный гимназистъ пуще всего боится показать себя въ глазахъ влюбленной гимназистки сентиментальнымъ юношей,-- въ особенности въ разговорахъ, и всякія проявленія этого чувства въ идеальной и юношеской формѣ старается скрыть въ самомъ себѣ.

Оставивъ въ сторонѣ дѣтскія формы и проявленія любви, которыя въ нашъ вѣкъ, да и прежде, въ сущности сводятся къ естественной потребности подражанія большимъ,-- мы должны признать, что той юношеской любви, пламенной, съ благородными и возвышенными порывами, любви безпредѣльной и беззавѣтной, которая воспѣвалась идеалистами и послужила канвою для написанія многихъ чудныхъ образовъ, въ "наше просвѣщенное время" давно не существуетъ.

Выводъ безотрадный, но мнѣ кажется, вполнѣ справедливый,-- по крайней мѣрѣ, въ отношеніи нашего россійскаго юношества.

Такой идеальной любви, какую воспроизвелъ Шиллеръ въ своемъ фердинандѣ ("Коварство и Любовь"), въ юношѣ нашего времени, конечно, не найти. (Я не говорю о какомъ нибудь исключеніи). Типъ современнаго юноши совсѣмъ иной. У него расчетъ на выгодную партію всегда на первомъ планѣ; видя поучительные примѣры изъ практики жизни, предвкушая плоды всякаго рода "совмѣстительствъ" еще въ стѣнахъ храма науки, благоговѣя предъ житейскою мудростью стоящихъ предъ нимъ свѣтильниковъ науки..... "науки жизни", и результатами ихъ благотворной дѣятельности,-- онъ выходитъ на жизненный путь готовымъ карьеристомъ, а иногда и дѣльцомъ первой пробы. Коммерческій вѣкъ все поглотилъ, всякій спѣшитъ принять участіе въ этомъ оборотѣ спросовъ и предложеній и несетъ на рынокъ все, что можно пустить въ оборотъ: кокотка продаетъ свое тѣло, а расчетливый юноша, будущій дѣлецъ -- продаетъ свой дипломъ, фамилію предковъ, свою будущую карьеру,-- законное мѣсто для дѣвушки, желающей стать женой. Одъ продаетъ, наконецъ, чувство любви, которое можетъ и способенъ вселить, благодаря своей молодости, пригодности быть объектомъ этого чувства. Этой счастливой привилегіей молодости онъ пользуется разумно,-- онъ ее капитализируетъ, стремится отдать ее подъ какое-нибудь вѣрное обезпеченіе и экономно позволяетъ себѣ развѣ только растрачивать проценты съ этого капитала на так. назыв. невинныя увлеченія. Въ этой житейской практичности, въ этомъ расчетѣ на будущее, нѣкоторые изъ нашихъ юношей дѣйствительно таковы, что, по словамъ фамусова, "въ пятнадцать лѣтъ учителей научатъ"!

Въ наше время, какъ видно изъ тысячи примѣровъ, какъ явствуетъ, наконецъ, изъ хроники процессовъ, наибольшая половина увлеченій, чуждыхъ всякаго расчета, и даже безразсудствъ чисто юношескаго свойства, выпадаетъ на долю лицъ, далеко перешедшихъ этотъ возрастъ.

Сознавая, что молодость и свободное для записи въ метрикахъ имя есть своего рода капиталъ, современный юноша, въ особенности при отсутствіи иныхъ капиталовъ,-- влюбляется прежде всего въ приданое будущей жены. По силѣ и искренности это чувство нисколько не уступаетъ самому благородному и возвышенному чувству любви идеальной.

Влюбленный теряетъ спокойствіе,-- не спитъ ночей и все бредитъ цифрою состоянія своей возлюбленной. Чувство это разгорается съ особенною силой, если эту цифру предоставляется получить наличными и въ самый день брака. При видѣ обладательницы этой цифры,-- влюбленный млѣетъ отъ восторга. Какъ-бы она уродлива ни была, сколько бы бородавокъ ни сидѣло по обѣимъ сторонамъ ея носа, и какъ бы лице ея ни напоминало своимъ выраженіемъ Пигалицу -- все въ ней кажется очаровательнымъ, ибо все ея существо представляется сотканнымъ изъ радужныхъ ассигнацій, и въ каждой ноткѣ ея голоса звучитъ червонное золото, или серебряный рубль высокаго курса. Выраженіе этого чувства восторга бываетъ на столько сильно и искренно, что вскорѣ одураченная Пигалица вѣритъ полнѣйшей его чистотѣ и безкорыстію, взаимно проникается этимъ чувствомъ и отдаетъ счастливому избраннику въ придачу къ своему состоянію и свое, никому не нужное, тѣло и слабую душу.

Разнаго рода практическіе совѣты и наставленія, коими всякій благонамѣренный юноша можетъ воспользоваться, желая влюбить въ себя дѣвицу съ кушемъ отъ 200,000 р. и болѣе, мы преподадимъ въ слѣдующій разъ.

(Заря 1884 г. No 147).

Какъ мы любимъ женщину?

Когда нѣтъ жгучихъ вопросовъ дня, когда въ политикѣ господствуетъ мирное настроеніе, когда въ городской думѣ ни о чемъ не думаютъ, а въ мѣстной хроникѣ никакихъ происшествій, кромѣ мелкихъ кражъ, да подкидышей, не найдется для фельетона, то мнѣ кажется, позволительно побесѣдовать съ читателемъ и объ отвлеченныхъ предметахъ. У меня, кстати, оказалась весьма интересная книжка, стоющая всякихъ бойко расходящихся изданій, въ родѣ пресловутаго трактата Вопросительнаго знака "О женщинахъ", липковскихъ "Курьезовъ", "Запаха женщины" и др. Книжка эта принадлежитъ перу извѣстнаго знатока человѣческихъ слабостей Жоржа Лашо и называется она "Choses d'amour". Заглавіе это можно перевести такъ: "Любовныя дѣла" или, пожалуй, "О предметахъ любви". Предметъ, конечно, занимательный и вѣчно новый. Въ скучныя воскресенья, при общемъ затишьѣ и отсутствіи иного матеріала, я думаю, читатели, а въ особенности читательницы не посѣтуютъ на меня, если я, своими словами, сдѣлаю для нихъ нѣсколько выдержекъ изъ этой книжки (въ которой не все можно читать и не все доступно подстрочному переводу). Для сегодняшней бесѣды я возьму, напримѣръ, главу "объ аксессуарахъ", т. е. о туалетѣ и вообще объ обстановкѣ, при которой мы склонны (при современномъ настроеніи нравовъ) любить женщину. Признаюсь, что на эту тему меня отчасти наводитъ недавній мой визитъ (изъ праздничныхъ) къ одной изъ дамъ нашего high life, которая по изяществу и роскоши своего туалета можетъ быть замѣтна даже среди законодательницъ моды въ Парижѣ. Въ самомъ дѣлѣ, кто станетъ отрицать значеніе туалета даже для женщины-красавицы? Вотъ какія разсужденія по этому поводу приводитъ Лашо въ главѣ "объ аксессуарахъ". Воображенію читателя онъ преподноситъ картину огромнаго пожара, внезапно охватившаго Парижъ ночью: общій переполохъ; всѣ ищутъ спасенія; испуганныя матери семействъ, молодыя дамы и очаровательныя прелестницы выбѣгаютъ изъ своихъ жилищъ, покинувъ ложе, въ ночномъ туалетѣ, и всѣ онѣ предстаютъ предъ нами почти во всей своей природной красотѣ. Ежели среди этой мечущейся толпы найдется спокойный наблюдатель и цѣнитель женской красоты, то онъ будетъ просто пораженъ своими наблюденіями и раскрывшеюся передъ нимъ истиной. Въ результатѣ этихъ наблюденій окажется, что въ громадномъ большинствѣ случаевъ успѣхъ, которымъ пользуется женщина, обратно пропорціоналенъ ея природной, дѣйствительной красотѣ. Да и на самомъ дѣлѣ, въ природѣ настолько мало женской красоты, что большинство женщинъ, по своимъ природнымъ качествамъ, вовсе не могли-бы быть предметомъ исканій для мужчины. Предвидя эту опасность, женщина съ самыхъ первобытныхъ временъ инстинктивно создавала себѣ всякіе аксессуары любви -- и нравственные, и матеріальные, создавала себѣ и крѣпко держалась извѣстной "обстановки". Отсюда обстановка извѣстнаго положенія, знатность, имя, обстановка роскоши, моды, изысканнаго туалета и всякихъ изощреній. По мѣрѣ развитія цивилизаціи совершенствуются и аксессуары и, наконецъ, въ наше время внѣшняя обстановка, аксессуары, стоятъ на первомъ планѣ, причемъ въ дѣлѣ любви нравственная обстановка уже давно играетъ нѣкоторую роль, а матеріальная составляетъ все.

Сколько можно представить примѣровъ, гдѣ видные молодые люди, дорожащіе мнѣніемъ свѣта, усиленно добивались расположенія самихъ уродливыхъ и совершенно глупыхъ женщинъ только потому, что эти послѣднія имѣли извѣстное положеніе, считались недоступными и смотрѣли на весь міръ съ высоты своего величія. Такую побѣдить, такой достигнуть считается подвигомъ, и ничто не можетъ болѣе льстить самолюбію свѣтскаго Донъ-Жуана, какъ молва о томъ, что онъ "въ связи съ знатной г-жей N...".

Но если нравственные аксессуары имѣютъ такое значеніе, то гораздо большее число поклонниковъ или людей, исповѣдающихъ поклоненіе только одной матеріальной обстановкѣ, увлеченье роскошью и соблазнительной обстановкой женщины.

Элегантный джентльменъ, который громогласно заявляетъ, что для него женщинъ вовсе не существуетъ, "если онѣ не носятъ шелковыхъ чулокъ, настоящихъ кружевныхъ юбокъ и тонкаго батиста", въ наше время встрѣчается на каждомъ шагу. Въ началѣ онъ говоритъ это просто ради тону и извѣстнаго шику, но впослѣдствіи онъ на самомъ дѣлѣ такъ привыкаетъ къ такой обстановкѣ, что она для него становится необходимою; онъ просто теряетъ обаяніе истинной природной красоты; онъ обожаетъ вовсе не женщину, не красивое тѣло, а привязывается исключительно къ этой обстановкѣ: онъ упивается духами, кружевомъ, батистомъ; для него не существуетъ самая картина, а остается пристрастіе только лишь къ "дорогой рамкѣ, что-бы тамъ ни было вставлено". Въ наше время самая уродливая женщина,-- если она появляется въ изысканномъ, дорогомъ туалетѣ, имѣетъ шикарный выѣздъ и открываетъ для пріемовъ свои салоны,-- будетъ вполнѣ обезпечена массою поклонниковъ. Не думайте, что всѣ они какіе-нибудь красивые пошляки, которые способны эксплоатировать богатства женщины. Нисколько. По большей части все это, такъ называемые, порядочные молодые люди, высшаго общества и даже съ благородными убѣжденіями, но и ихъ обольщаетъ цѣль достигнуть успѣха у этой шикарной дамы. Они будутъ считать себя избранниками утонченнаго вкуса и это ихъ позируетъ.

Съ другой стороны, и нашъ прекрасный полъ, въ нынѣшній развращенный вѣкъ, во многихъ случаяхъ, и чуть-ли не чаще насъ, увлекается только одной обстановкой, отодвигая на задній планъ увлеченіе красотой и любовь по страсти, даже тогда, когда женщина имѣетъ всѣ данныя, чтобы не нуждаться въ этой внѣшней обстановкѣ. Авторъ приводитъ примѣръ одной очаровательной особы, обладавшей большимъ состояніемъ, цвѣтущей молодостью и всегда окруженной до безумія преданными поклонниками и вздыхателями, и, однако, она отдала предпочтеніе одному плѣшивому, истасканному уроду, какъ оказалось, только потому, что этотъ уродъ умѣлъ плѣнить ее своимъ изящнымъ выѣздомъ, блестящимъ экипажемъ и парою кровныхъ рысаковъ въ особенной, оригинальной упряжкѣ (полезно принять къ свѣдѣнію нашимъ кіевскимъ спортсменамъ).

Да, отнимите обстановку роскоши у красоты, оставьте эту красоту своимъ природнымъ чарамъ -- и какъ часто эти чары окажутся совершенно безсильными!

По этому поводу авторъ вспоминаетъ исторію одной знатной парижанки, маркизы де-Кастельножакъ, изъ временъ эмигрированія послѣ революціи, которую она сама разсказывала на старости лѣтъ въ кругу своихъ друзей. Въ 1788 г. маркиза де-Кастельножакъ царила своей красой при французскомъ дворѣ. Богатая, изящная красавица и въ высшей степени нравственная женщина, она возбуждала всеобщій восторгъ, передъ нею всѣ преклонялись. Ей было всего 19 лѣтъ и поразительная красота ея расцвѣтала съ каждымъ днемъ. Еще не совсѣмъ сформировавшаяся, не смотря на эту прелесть красоты, она тогда въ сущности представляла собою скорѣе "блаженное ожиданіе, чѣмъ осуществившуюся дѣйствительность" и тѣмъ не менѣе сводила всѣхъ съ ума. Въ кругу ея почитателей находился одинъ богатѣйшій банкиръ, который, истощивъ всякое терпѣніе, считая себя, вѣроятно, практичнѣе другихъ, рѣшился прибѣгнуть, наконецъ, къ весьма грубому, но почти всегда дѣйствительному средству. Въ то время въ Парижѣ находился одинъ нѣмецкій ювелиръ, который соблазнялъ всѣхъ дамъ большого свѣта знаменитымъ брилліантовымъ ожерельемъ, оцѣненнымъ въ двѣсти тысячъ ливровъ. Практичный поклонникъ маркизы успѣлъ секретнымъ образомъ сообщить красавицѣ, что она будетъ обладательницей ожерелья, если только рѣшится съ нимъ одинъ разъ отужинать. Внутренно польщенная этимъ грубымъ предложеніемъ, но возмущенная его дерзостью, маркиза, конечно, закрыла двери своего дома банкиру.

Спустя три года, эта женщина, спасаясь отъ ужасовъ революціи, бѣжала въ Лондонъ, захвативъ съ собою изъ всего состоянія, отданнаго на разграбленіе, лишь нѣсколько драгоцѣнностей. Въ эти три года, не смотря на постигшія маркизу бѣдствія, красота ея развилась во всемъ своемъ, блескѣ, и по округленности и рѣдкой гармоніи своихъ формъ она могла внушить зависть даже обольстительнымъ нимфамъ Вуше. Между тѣмъ средства къ существованію окончательно истощились. Совершенно одинокая, всѣми покинутая въ Лондонѣ, она не могла разсчитывать на поддержку своихъ родныхъ, которые находились въ такой-же нищетѣ, какъ и она.

Надо было слышать изъ устъ самой маркизы ту драматическую сцену, которая происходила 12 іюля 1793 года.

"Я ничего не ѣла уже цѣлый день наканунѣ,-- такъ начала она свою повѣсть. Всѣ мои платья были проданы, за исключеніемъ того оборваннаго, истрепаннаго, которое

оставалось на мнѣ, и единственной еще модной шляпки. А между тѣмъ я была прекрасна. Помню, какъ я увидала себя въ тотъ день въ полуразбитомъ зеркалѣ, висѣвшемъ на стѣнѣ моего жалкаго жилища, и посреди этой нищеты я испытала послѣднее сознаніе женской гордости.

Гдѣ искать помощи? Наканунѣ я стучала во всѣ двери, гдѣ могла разсчитывать на подаяніе, и вездѣ была отвергнута. Мужъ мой былъ давно въ Германіи, мой братъ въ тюрьмѣ, мать была казнена. Отправляясь на службу, мой мужъ обѣщалъ мнѣ высылать кой-какія вспомоществованія, но я ничего не получала.

Я сказала себѣ, что надо умереть, а между тѣмъ мои взоры постоянно обращались къ разбитому зеркалу и мнѣ казалось, что было-бы преступленіемъ убить такое молодое и прекрасное созданіе. Затѣмъ, по мѣрѣ того, какъ я собою любовалась, отвратительная подлая мысль овладѣвала мною. День 12 іюля былъ для меня годовщиной самаго позорнаго и возмутительнаго воспоминанія. Въ этотъ самый день, 12 іюля 1788 года, пять лѣтъ тому назадъ, мнѣ было предложено ожерелье въ двѣсти тысячъ ливровъ за какой-нибудь часъ свиданія. И я сказала себѣ невольно: "ежели тогда ничтожная дѣвочка стоила цѣлаго состоянія, то чего можетъ стоить теперешняя женщина?"

Напрасно гнала я прочь эти подлыя мысли,-- я думаю, что моя воля уступала передъ приступами голода, потому что мнѣ сталъ слышаться чей-то поддразнивающій голосъ, который повторялъ: "ты стоишь цѣлаго состоянія, а не имѣешь куска хлѣба!"

Тогда, кое-какъ нацѣпивши на себя, какъ послѣднее украшеніе, свою шляпку, въ одномъ истрепанномъ платьѣ она спустилась по лѣстницѣ и показалась на улицѣ. Она достигла богатыхъ кварталовъ, по которымъ шныряла довольная и сытая толпа. Мимо ея мелькали украшенные гербами экипажи англійской аристократіи, блестящіе кавалеры конвоировали шикарныхъ амазонокъ. Никто не бросилъ на нее взгляда. Это ее возмущало и угнетало. Она выбрала видное мѣсто и оперлась на дерево. Около остановилась группа молодыхъ людей. Одинъ изъ нихъ, наконецъ, замѣтилъ ее.

-- Хорошенькая бабенка! сказалъ онъ.

-- Нищета! возразилъ презрительно другой,-- и они отошли.

Она оставалась на томъ-же мѣстѣ цѣлыхъ три часа и никто изъ этой приличной молодежи не обратилъ вниманія на женщину, которая такъ недавно сводила съ ума весь Версайль. А между тѣмъ она утверждаетъ, что была въ этотъ день, безъ всякаго сравненія, красивѣе всѣхъ этихъ шикарныхъ и напыщенныхъ лэди, окруженныхъ вниманіемъ и почестями. Но.... она была одѣта въ какія-то лохмотья!

"Настала ночь. Я умирала съ голоду я отъ усталости, продолжала разсказчица,-- и направилась въ свой кварталъ. Мимо прошелъ коротенькій, приземистый лавочникъ. Я собрала всѣ силы и подошла къ нему.

-- Господинъ, сказала я.

Я находилась какъ разъ подъ яркимъ свѣтомъ фонаря, который освѣщалъ меня всю. Лавочникъ осмотрѣлъ меня внимательно; мои роскошные волосы и стройная талія повидимому ему понравились. Потомъ онъ бросилъ презрительный взглядъ на мое оборванное и испачканное платье.

-- Замарашка! выговорилъ онъ и, оттолкнувъ меня, пошелъ своей дорогой.

Я пыталась два, пять, десять, двадцать разъ обращаться къ другимъ и отъ всѣхъ слышала такіе-же отвѣты.

Утомленная, разбитая, умирающая я упала на улицѣ, гдѣ меня и подняли".

Не интересно разсказывать, какимъ образомъ занялись ея судьбой, какъ разыскали ее дальніе родные и какъ она очутилась опять во франціи, гдѣ ея положеніе улучшилось.

Но что хорошо помнитъ разсказчица изъ всей этой исторіи,-- это то, что "маркиза де-Кастельножакъ не нашла себѣ покупателя на цѣну въ полъ-кроны "

Судите послѣ этого, что значитъ обстановка и какъ мы умѣемъ любить женщину.

(Кіевск. Слово. 1887 г. No 81).

ПО ПОВОДУ ЖЕНСКАГО ОБРАЗОВАНІЯ.

Съ паденіемъ могущества Эгины, республика Коркира, колонія Коринѳа, достигла такого процвѣтанія, что флотъ ея сталъ первымъ въ Греція.... Въ иллирійскомъ городѣ Эпидамнѣ, или Диррахіи, основанномъ вмѣстѣ коркирянами и коринѳянами, шла ожесточенная борьба.... Коринѳяне, поддерживаемые жителями Мегари, объявили войну коркирянамъ".... Коринѳяне, коркиряне.... Ахъ! Боже моні Никакъ не запомню!... Нѣтъ, это невозможно! Несчастная, что я буду дѣлать!

Такъ готовилась къ экзамену одна прехорошенькая гимназисточка изъ знакомаго мнѣ семейства и я случайно прослушалъ приведенный монологъ историческаго зубренія, остановившись возлѣ полуоткрытой двери комнаты, въ которой, какъ птичка въ клѣткѣ, прыгала изъ угла въ уголъ несчастная затворница.... Убѣдившись окончательно, что ей никакъ не одолѣть этихъ коринѳянъ и коркирянъ (о существованіи послѣднихъ, къ стыду моему, долженъ признаться, я самъ впервые узналъ только лишь изъ этого подслушаннаго монолога) -- дѣвочка швырнула книгу и, закрывъ лицо обѣими руками, горько заплакала....

Зрѣлище было настолько трогательно, а плачущая затворница такъ хороша собою, что я, простоявъ нѣсколько секундъ въ нерѣшительномъ колебаніи, какъ Демонъ передъ келіей Тамары,-- не въ силахъ былъ "оставить умыселъ жестокій" и вошелъ къ затворницѣ съ цѣлью принести ей утѣшеніе. Она не поднимала головы и слезы струились ручьями по ея розовому личику Я остановился передъ нею и сталъ фредонировать въ полголоса "не плачь, дитя! не плачь напрасно, не стоитъ этотъ вздоръ ужасный твоихъ мученій и тоски" Мои слова умолкли Въ отдаленьи мамаши мѣрный слышенъ храпъ. Она, вскочивъ, глядитъ вокругъ, меня увидѣла и вдругъ..... расхохоталась. Безъ сомнѣнія, мое внезапное явленье ее смутило, но потомъ она оправилась и стала излагать мнѣ "свою печаль, свои мученія".

Дѣвочка въ отчаяніи: не выдержать ей переходнаго экзамена въ послѣдній классъ, да и только!................

-- Ну, какъ запомнить всѣ эти названія: Эгина, Мегара, Эпидамнъ, Диррахія какая-то и эти проклятые коркиряне и коринѳяне, которые вздумали еще затѣять между собой борьбу?!. Ну, научите, что мнѣ дѣлать, какъ быть?

Сначала я сталъ втупикъ, потомъ началъ съ откровеннаго признанія, что я самъ не имѣю ни малѣйшаго понятія о всѣхъ этихъ Диррахіѣ, Мегарѣ, Эпидамнѣ и т. п. и даже не могу себѣ представить (не смотря на то, что обладаю рѣдкою памятью), чтобы когда-нибудь я это заучивалъ. Коринѳянъ вотъ только и помню.

Въ заключеніе я рѣшилъ, что этотъ кусочекъ исторіи она можетъ свободно выбросить и такъ-же не знать его, какъ и я, ибо отъ этого незнанія особеннаго вреда не предвидится.

Гимназисточка смутилась.

-- Да какъ же не знать? Вѣдь это изъ пелопонезской войны.

-- А вы знаете пелопонезскую войну?

-- Конечно, знаю! еще-бы! "Это война государствъ пелопонезскаго союза съ Аѳинами. Началась она въ 431 г. до P. X. Поводомъ къ ней послужили"......

-- Прекрасно, прекрасно!-- остановилъ я затараторившую барышню.-- Я нахожу совершенно достаточнымъ, если вы не забудете хотя этого, т. е., что пелопонезская война была война государствъ пелопонезскаго союза съ Аѳинами. Если когда-нибудь въ жизни вамъ случится объ этомъ услышать въ разговорѣ, или въ какой-нибудь книжкѣ натолкнетесь на это названіе, то уже совершенно достаточно, чтобы для васъ это выраженіе не звучало чѣмъ-то дикимъ, совсѣмъ неизвѣстнымъ. Больше этого врядъ-ли знаютъ въ самомъ образованномъ обществѣ на 100 пять человѣкъ. Что касается года, въ которомъ она началась, да и самаго повода, то можете быть увѣрены, что даже въ самомъ университетѣ, кромѣ профессора исторіи, никто рѣшительно этого не знаетъ. Да и какъ припомнить годъ! Ну, а знать поводъ къ войнѣ тоже совершенно лишнее. Мало-ли изъ-за какихъ пустяковъ поднимаются кровопролитныя войны? Повздорили и стали воевать. Повторяю, довольно знать, что была такая война въ древней Греціи очень давно и воевали такія-то государства.

Затѣмъ, я, съ согласія прилежной ученицы, сдѣлалъ ей маленькій экзаменъ по исторіи древней, средней и новой. Оказалось, что хорошенькая розовая барышня имѣетъ понятіе рѣшительно обо всѣхъ главнѣйшихъ событіяхъ въ жизни народовъ, помнитъ множество названій, именъ и даже нѣкоторые года. Знаетъ отлично Кира царя персидскаго, Ксеркса, Дарія Гистаспа и даже Смердиса, знаетъ финикіянъ и другіе народы. По средней и новой исторіи свѣдѣнія ея были еще обширнѣе. Послѣ исторіи мы перешли, кажется, къ географіи, и тутъ моя ученица положительно забросала меня массою свѣдѣній о разныхъ городахъ и странахъ въ Африкѣ, которую я всегда зналъ хуже остальныхъ частей свѣта. Русскій языкъ (тоже предметъ) она, какъ русская, само собою, знаетъ недурно и хотя не тверда въ грамматикѣ, но никогда не скажетъ "смѣюсь, съ тебя" иди "соскучилась за тобою", пошла "ту дою". или "сю дою" и вовсе не знаетъ новыхъ прилагательныхъ въ родѣ: смѣшноватый, плѣшивоватый, дьяконоватый. и т. п. Пишетъ совсѣмъ таки безъ ошибокъ, инстинктивно угадывая, гдѣ надо ставить букву ѣ. Въ математикѣ настолько сильна, что умѣла сразу отвѣтить, сколько будетъ, если раздѣлить два на половину (вопросъ, на который далъ абсолютно невѣрный отвѣтъ, между прочимъ, одинъ кандидатъ физико-математическаго факультета). Алгебру и геометрію, которыя ее таки сильно тревожили, мы, съ общаго согласія, совсѣмъ похѣрили.... Я-бы продолжалъ экзаменъ далѣе, но случайная задумчивость барышни и ея взоръ, устремленный въ пространство, меня остановили.

-- О чемъ вы вдругъ задумались? спросилъ я ученицу:

-- Да о комъ-же мнѣ думать? О немъ, конечно, о немъ! О комъ-же другомъ я могу думать, мечтать, какъ не о немъ, моемъ дивномъ Вольдемарѣ!.... Его образъ всюду неотступно всегда стоитъ передо мною.... "Въ ѳиміамѣ огней онъ стоитъ передо мной"

При этихъ словахъ розовая барышня вскочила съ кресла, бросилась къ кровати и изъ-подъ подушки вынула образъ дивнаго Вольдемара, который и былъ тотчасъ покрытъ безчисленнымъ множествомъ поцѣлуевъ и такъ сильно прижатъ къ молодому сердцу, частое біеніе котораго видно было сквозь корсетъ и платье, что фотографическая карточка едва не переломилась. Тогда я понялъ, что экзаменъ продолжать совершенно лишнее, да и вообще нашелъ, что образованіе свое барышня съ свободною совѣстью можетъ считать совершенно законченнымъ. Я узналъ, что свадьба съ Вольдемаромъ -- дѣло рѣшенное. Ну, для чего-же всѣ эти мученія, испытанія несчастной затворницы надъ зубреніемъ о коркирянахъ и коринѳянахъ? Чтобы стать черезъ годъ женою Вольдемара?....

-- Да, голубка моя, вѣдь вашъ Вольдемаръ не знаетъ и сотой части того, что вы знаете теперь, а въ той Сферѣ, гдѣ вамъ прійдется быть съ Вольдемаромъ, навѣрное ни разу не возникнетъ разговора о пелопонезской войнѣ. Зачѣмъ-же ваши родители подвергаютъ васъ всѣмъ этимъ мученіямъ? Къ чему эти безсонныя ночи надъ книжкой?... Какая нелѣпость!

Съ чистой совѣстью я далъ барышнѣ самый утѣшительный совѣтъ немедленно забросить всѣ свои книжки и считать свое образованіе совершенно законченнымъ, взявъ на себя обязанность убѣдить родителей въ безполезности послѣдняго класса гимназіи, въ которомъ, между прочимъ, надо будетъ изучать педагогику.

Моя барышня, которой, къ слову сказать, скоро исполнится 17 лѣтъ (возрастъ, "не требующій отлагательства", какъ выразился одинъ ученый мужъ), убѣжденная моими доводами,-- точно ожила и не вѣрила своему счастью. Какъ? она можетъ все это забросить, спокойно спать, рѣзвиться и только и думать о своемъ Вольдемарѣ!-- Какое счастье, какая прелесть!

За этотъ безплатный совѣтъ я награжденъ былъ горячимъ, оглушительнымъ поцѣлуемъ и обѣщаніемъ оставаться моимъ всегдашнимъ другомъ "даже и при Вольдемарѣ". Уходя изъ келіи современной Тамары, я невольно подумалъ: сколько, однако, напраснаго труда и стараній тратится на якобы серьезное, научное образованіе такихъ барышень, которымъ никогда въ жизни не прійдется вспомнить о пелопонезской войнѣ?

("Кіевск. Слово" Іюнь 1887 г.).

Передвижныя выставки живыхъ картинъ.

Какіе разнообразные сюжеты, какія сцены, какіе типы наблюдаемъ мы на этихъ выставкахъ! Оно и понятно: это выставки живыхъ картинъ,-- а жизнь такъ разнообразна. И вдругъ въ послѣдніе дни экспоненты какъ будто согласились разставить въ разныхъ концахъ Россіи картины одинаковаго содержанія. Отличается только величина картинъ, самые размѣры, вмѣщающіеся въ тѣ или другія рамы, да, пожалуй, и сравнительная яркость красокъ. Кое-гдѣ фонъ уже слишкомъ черный, такъ-что появляющіеся на немъ фигуры и образы выступаютъ какъ-то рельефнѣе, а при сѣренькомъ фонѣ все какъ-то безцвѣтнѣе, блѣднѣе. Содержаніе-же всѣхъ выставленныхъ картинъ, о которыхъ я намѣренъ сдѣлать бѣглый очеркъ, говорю я, одинаково:-- всѣ онѣ изображаютъ "хищеніе", въ размѣрахъ отъ нѣсколькихъ милліоновъ до двухъ копѣекъ, причемъ нашлось столько мастеровъ для изображенія этой тэмы, что чуть-ли не на каждую категорію цифръ, отъ единицы до милліоновъ,-- отдѣльная картинка, отдѣльный эскизъ.

По необъяснимой-ли случайности, или по усмотрѣнію экспонентовъ, почти въ тѣ же дни на петербургской выставкѣ и у насъ въ Кіевѣ поставлены двѣ живыя картины знакомаго всѣмъ по отдѣльнымъ эскизамъ сюжета интендантскаго хозяйства и хищнищества въ послѣднюю русско-турецкую войну. Я говорю о той громадной картинѣ, которая теперь представляется зрителямъ въ интендантскомъ процессѣ Россицкаго и о небольшомъ этюдѣ по дѣлу отставнаго штабсъ-капитана Голунцева, обвинявшагося въ вымогательствѣ у погонцевъ и въ другихъ преступленіяхъ. Послѣдній этюдъ мы могли наблюдать здѣсь въ Кіевѣ, въ засѣданіи нашего военно-окружнаго суда. Въ обѣихъ картинахъ въ глубинѣ, на черномъ фонѣ, представляется цѣлая армія обсчитанныхъ, обманутыхъ и раззоренныхъ крестьянъ-погонцевъ. Эти типы напоминаютъ намъ отчасти извѣстную картину "Бурлаки". Непосильная работа, тяжелый, каторжный трудъ, орошаемый потомъ и кровью, долго и терпѣливо выжидаемые ими гроши, крохи изъ общей жатвы, которыя попадаютъ въ ихъ съ мольбой протянутыя костлявыя руки, послѣ того, какъ ихъ пересчитывали и просѣивали во всякаго рода товариществахъ, агентствахъ и компаніяхъ, гдѣ отъ этихъ грошей чуднымъ образомъ составляли милліоны, которые попадали въ туго набитые бумажники хищниковъ всѣхъ сортовъ и категорій. Большая картина этого хищенія, въ которой на первомъ планѣ сидитъ величавая фигура главнаго интенданта дѣйствовавшей арміи тайнаго совѣтника Россицкаго, окруженнаго облагодѣтельствованными имъ фирмами: Коганъ, Грегеръ, Горвицъ и К°, коммерціи-совѣтникомъ Варшавскимъ и др.,-- по тщательномъ ея изученіи и и послѣ того, какъ надъ окончательной ея отдѣлкой поработаютъ такіе художники, какъ прокуроръ Сакенъ и защитникъ кн. Урусовъ,-- конечно, дастъ обильную пищу рецензентамъ и бытописателямъ. Картина эта будетъ однимъ изъ историческихъ памятниковъ извѣстной эпохи. Но посмотримъ, что дала намъ выставленная здѣсь въ Кіевѣ картина того-же содержанія и на ту-же тему, но только не въ такихъ громадныхъ размѣрахъ. Какіе нравы рисуются передъ нами? Подсудимый Голунцевъ, отставленный отъ интендантства, явился на судъ въ качествѣ служащаго по акцизному вѣдомству (почему уже онъ тамъ оказался вполнѣ пригоднымъ и на своемъ мѣстѣ,-- этого изъ. содержанія картины понять нельзя). Личность Голунцева, если не столь величественна, какъ образъ тайнаго совѣтника Россицкаго, въ смыслѣ чиновной градаціи,-- тѣмъ не менѣе заслуживаетъ вниманія: службу свою онъ началъ на Кавказѣ, былъ храбрымъ офицеромъ и хорошимъ товарищемъ (какъ онъ самъ себя аттестуетъ); былъ въ плѣну у грузиновъ, сидѣлъ въ ямѣ подъ замкомъ и въ кандалахъ содержался, пораженъ былъ параличемъ и вслѣдствіе этого вышелъ въ отставку, обрѣвъ впослѣдствіи сладкій покой въ вѣдомствѣ акцизнаго управленія. Веля онъ и пользовался погонческими подводами и обкрадывалъ ихъ, то дѣлалъ это только потому, что, по его словамъ: "все высшее начальство такъ поступало, а также всѣ сослуживцы". "Если онъ наказывалъ погонцевъ,-- то за дѣло: безъ нужды никогда не билъ".-- Свидѣтели же рисуютъ слѣдующія детали этой картины изъ погонческаго быта: погонцы не имѣли денегъ и не получали жалованья, которое постоянно задерживали, гнали же ихъ подводами безъ отдыха, "лошади падали на дорогѣ и у людей не хватало силъ продолжать гонку".-- "Послѣ взятки стало легче, показывалъ одинъ свидѣтель, жена ихъ (свидѣтель показываетъ рукой на подсудимаго Голунцева) пришла къ намъ и говоритъ: дайте по рублю, то не будутъ гнать. Когда дали деньги -- по франку, капитанъ сказалъ: теперь можете поить и кормить".-- А вотъ картинка изъ того же процесса: мѣстность за Балканами; все скалы и глубокія долины: сорваться со скалы значитъ пропасть^ и вотъ одинъ погонецъ съ обозомъ и кладью скатывается съ высокаго уступа внизъ; разбитый и расшибленный, съ переломленной ногой въ колесѣ, борясь между жизнью и смертью, онъ тонетъ со всѣмъ этимъ грузомъ и лошадью въ вязкой тинѣ и молитъ о спасеніи слѣдующій за нимъ обозъ,-- но подъѣзжаетъ капитанъ и, командуя: "трогай! оставь его!", награждаетъ загрузнувшаго ударами шашки и оставляетъ его на произволъ судьбы. Свидѣтель Грандовскій, по тому же процессу, показываетъ, что разъ ночью капитанъ такъ избилъ его, что онъ, "вырвавшись, 8 верстъ пробѣжалъ степью безъ оглядки".-- Свидѣтель Капитоновъ, 60-лѣтній старикъ, прибывшій въ судъ по этому дѣлу за 420 верстъ, на столько памятуетъ всякіе расчеты съ чиновниками, что когда предсѣдатель суда предложилъ ему получить прогоны, то онъ поспѣшилъ скорѣе убраться, сказавъ: "Богъ съ ними, съ прогонами этими".-- По его же словамъ, когда ему приставъ вручалъ повѣстку по этому дѣлу, то у него отъ одного воспоминанія того, о чемъ ему прійдется говорить, "и руки и ноги затряслись". Въ послѣднемъ словѣ подсудимый признавалъ, что онъ попалъ въ омутъ. Онъ продолжалъ далѣе: "Высшіе начальники только и думали, какъ бы побольше нажить. Вы, гг. судьи, не повѣрите, что мы, маленькіе интенданты, терпѣли отъ большихъ. Начальникъ Граве приказывалъ разстрѣливать погонцевъ и доставлять провіантъ; вотъ почему мнѣ приходилось прибѣгать къ палкамъ".

Прочь, прочь отъ этихъ картинъ, бѣжимъ отъ этой выставки! Но куда? Отраднѣе-ли другія картины?

Вотъ въ тульскомъ судѣ этими же днями разыгрался послѣдній эпилогъ кукуевской катастрофы. Всѣ ужасы катастрофы, все хищничество строителей костоломной дороги отошли на задній планъ, и эта картина покрыта завѣсой, на которой слова: "Забвеніе и прощеніе!".-- Изъ всей этой массы пострадавшихъ на судъ предстали съ своими претензіями изувѣченные Яровой и Ожерелкинъ. Ихъ-то претензіи судъ разбиралъ въ теченіи трехъ сутокъ, причемъ все дѣло кончилось присужденіемъ одному 500 рублей, а другому 3000. На эту выставку, какъ сообщаютъ газеты, прибылъ и великій мастеръ С. С. Гончаровъ. Пріѣхалъ, посмотрѣлъ и увезъ съ собою сложенныя въ чемоданчикъ кисти и краски.

Недавно въ нѣжинскомъ судѣ разсматривалось дѣло мѣщанина Кононенко и 11 артельщиковъ курско-кіевской дороги въ присвоеніи путемъ подлоговъ свыше 36,000 р. Въ этой живой картинѣ, благодаря художественной кисти знаменитаго ф. Н. ІІлевако, рельефно очерчены весьма интересныя подробности желѣзнодорожнаго хозяйства. Благодаря той-же работѣ, 11 артельщиковъ вышли чистыми и свѣтлыми, какъ непорочные ангелы, и виноватымъ оказался одинъ лишь Кононенко, котораго предсѣдатель суда г. Ланге къ концу выставки безъ всякой церемоніи вымазалъ всего густою черной краской, заявивъ передъ присяжными, что защита Кононенки ему вовсе не нравится, и что "фактъ присвоенія и подлоги, имъ учиненные., до того очевидны, что объ нихъ и говорить нечего" (?!). Противъ доводовъ защиты артельщиковъ г. Ланге, какъ онъ заявилъ, ничего не имѣлъ и заключилъ свое замѣчательное резюме напоминаніемъ присяжнымъ, что "когда они признаютъ Кононенко виновнымъ! то могутъ дать ему снисхожденіе". (Sic!) "Больше я ничего вамъ не скажу. Идите!" закончилъ г. Ланге и вручилъ старшинѣ вопросный листъ. Присяжные пошли и такъ и сдѣлали: артельщиковъ оправдали, а Кононенко обвинили, давъ ему снисхожденіе. Чего-же лучше? Остается только художнику срисовать портретъ самого г. Ланге и разослать его въ тысячѣ экземплярахъ для того, чтобы съ него дѣлали изображеніе, олицетворяющее Ѳемиду, хотя бы для чернильницъ на судейскихъ столахъ.

На передвижной выставкѣ въ уѣздномъ городѣ Радомыслѣ поставлена была картина, долженствовавшая изображать шайку конокрадовъ. Содержаніе все тоже -- хищничество и типы тѣ-же -- хищники, но не интенданты, а просто конокрады.

Искусною кистью обвинителя собраннымъ въ одну группу 43 лицамъ придано надлежащее выраженіе отчаянныхъ конокрадовъ, похищающихъ лошадей, которыя совершенно беззаботно пасутся на городскихъ выгонахъ города Радомысля и открыто направляются партіями къ находящейся въ городѣ конторѣ. Къ другому крыльцу конторы подходятъ потерпѣвшіе и, принеся извѣстную дань, безпрепятственно получаютъ обратно похищенныхъ лошадей. Въ картинѣ много жизненной правды, обиліе подробностей и хорошая отдѣлка деталей. На всемъ видна добросовѣстная работа хорошаго мастера. Изъ этой картины составлены 2 эстампа, рисующіе положеніе дѣла послѣ осужденія шайки конокрадовъ. Въ одномъ, согласно заявленіямъ прокурора, "тысячи семействъ" дѣйствительно благословляютъ возвратившихся къ нимъ присяжныхъ, которые, рѣшивъ 782 вопроса и осудивъ всѣхъ подсудимыхъ, возвратили имъ спокойствіе и безопасность. Въ другомъ изображены растерянныя и перепуганныя лица крестьянъ, у которыхъ не перестаютъ похищать лошадей, и которые съ закрытіемъ радомысльской конторы уже рѣшительно не знаютъ, къ кому обратиться за ихъ розыскомъ. Съ грустью и недоумѣніемъ смотрятъ они на заколоченныя двери конторы и на сорванную вывѣску.

Наконецъ, на постоянно открытой выставкѣ, помѣщающейся на Прорѣзной улицѣ,-- нашъ мѣстный съѣздъ мировыхъ судей доставилъ намъ возможность приглядѣться къ такимъ картинкамъ и этюдамъ изъ судебной процедуры, которые навсегда упрочатъ за своими экспонентами добрую славу и создадутъ, пожалуй, особую школу, въ которой на первомъ планѣ, конечно, будетъ строгость и выдержанность стиля,-- а смыслъ и идея, пожалуй;, могутъ отойти и на задній планъ. Выставленныя: здѣсь картинки хотя не столь мрачнаго колорита, какъ заимствованныя нами изъ большихъ выставокъ,-- но тема ихъ и сюжетъ опять тѣже самые, все тоже хищеніе и хищеніе. Наибольшимъ успѣхомъ и вниманіемъ публики пользуется эскизъ,-- изображающій хищеніе крестьянскимъ парнемъ Михаиломъ Бороздухой въ жаркій, лѣтній. день, бутылки, квасу, стоющей 3 копѣйки. Картинка изображаетъ собственно послѣдствія такого преступнаго дѣянія Бороздухи и представляетъ собою нѣкоторую аллегорію. Въ тотъ-же жаркій день Бороздуха изображенъ томящимся въ темницѣ на исходѣ пятаго мѣсяца своего заключенія. На лицѣ отпечатокъ страданія и поздняго раскаянія, а на устахъ все та же томительная жажда, доведшая его до преступленія. Въ отдаленіи изъ окна темницы виднѣется въ роскошномъ саду подъ тѣнистымъ павильономъ сидящій за столикомъ господинъ, который пьетъ крюшонъ замороженнаго шампанскаго. Надъ павильономъ надпись: fiat jiistitia, pereat imindus! Картинка эта уже разошлась по всей Россіи въ тысячи экземплярахъ и покупается на расхватъ всѣми, кому дороги интересы правосудія. Между прочими преступниками интересенъ также маленькій этюдъ, подъ названіемъ "опасный воръ Ефимъ Гостевъ".-- Это тотъ самый, что былъ приговоренъ мировымъ судьей 2 уч. на 3 мѣсяца въ тюрьму за кражу двухъ подушекъ, одѣяла и простыни, на томъ основаніи, что съ такими вещами видѣлъ его ночью одинъ свидѣтель, не разсмотрѣвшій, однако, хорошо его личности при свѣтѣ фонаря. Гостевъ изображенъ спокойно идущимъ съ этими вещами подъ мышкой, а въ отдаленіи прислонившійся къ фонарю и дремлющій городовой -- единственный свидѣтель этого путешествія....

Да, если-бы, читатель, вы почаще заглядывали на эти передвижныя выставки, гдѣ выставляются картины живыя, то много интересныхъ типовъ и эпизодовъ сохранилось бы въ вашей памяти.-- Давно ожидаемая "Свиридіада", какъ я знаю изъ достовѣрнаго источника, будетъ разсматриваться 13-го декабря. На сей разъ, для постановки ея никакихъ препятствій не предвидится: составъ оцѣнщиковъ, кажется, вполнѣ благонадежный, такъ что въ успѣхѣ картины и въ правильной ея оцѣнкѣ трудно сомнѣваться.

(Заря 1882 г.).

ТРУДНЫЙ ДЕНЬ.

Провинціальный читатель! Вы читаете мѣстную газету, которая изо дня въ день знакомитъ васъ со всѣми выдающимися событіями міра, а также съ тѣмъ, что дѣлается у васъ подъ самымъ носомъ, въ родномъ болотѣ. Но знаете ли вы, какой это трудъ для тѣхъ, кто обязанъ вамъ доставлять ежедневно всѣ эти свѣдѣнія, а въ особенности, какъ не легко предавать гласности именно то, что творится у насъ подъ носомъ. О, это гораздо труднѣе, нежели собираніе извѣстій со всего міра. Не угодно-ли вамъ провести денекъ въ редакціи одной изъ провинціальныхъ газетъ. Я долженъ сдѣлать оговорку: все, что я списываю въ дѣйствительности, можетъ относиться, конечно, къ редакціи всякой газеты,-- но только "газеты", въ истинномъ смыслѣ этого слова. Газета газетѣ рознь и не подлежитъ сомнѣнію, что не надо ни особеннаго труда, ни хлопотъ для того, напр., чтобы наполнять столбцы "мѣстной газеты" обширными перепечатками изъ другихъ изданій, или стариннѣйшими анекдотами изъ "Живописнаго Обозрѣнія", давно всѣмъ извѣстными, или, наконецъ, преспокойно брать уже готовый матеріалъ мѣстныхъ извѣстій, собранныхъ другою мѣстною же газетой, и преподносить его публикѣ на другой, или на третій день. Въ редакціяхъ такихъ газетъ обыкновенно засѣдаютъ два, а много три "литератора", работающихъ ножницами, а не перомъ, такъ что и самая редакція въ сущности можетъ быть названа "закройщицкой мастерской".

-----

Въ городѣ "Колыбельштадтъ" находятся два мѣстные органа: "Цвѣль" и "Струя". Первая газета считается консервативной, ибо главнымъ авторитетомъ считаетъ будочника съ метлой и доносомъ; вторая -- либеральной только потому, что признаетъ нѣчто выше будочника. Я возьму день изъ жизни редакціи второй газеты.

-----

Секретарь редакціи Чернильниковъ сидѣлъ за столомъ, заваленнымъ газетами, письмами и цѣлой массой обширныхъ рукописей. Онъ то и дѣло мокалъ перо, черкалъ, надписывалъ на поляхъ, рвалъ въ клочки исписанную бумагу и постоянно что-то ворчалъ. Онъ, очевидно, былъ не въ духѣ.

Въ большой комнатѣ за длиннымъ зеленымъ столомъ сидѣло человѣкъ пять "постоянно работающихъ". Одинъ изъ нихъ "расчислялъ" сегодняшній номеръ, т. е. вычислялъ построчную плату каждому изъ авторовъ всего напечатаннаго и заносилъ свои отмѣтки въ особую книгу, другой -- писалъ разнымъ корреспондентамъ изъ уѣздовъ лаконическіе отвѣты: "статья ваша не можетъ быть напечатана" и то и дѣло лизалъ языкомъ наклеиваемыя марки; третій рылся въ какихъ-то толстыхъ отчетахъ, четвертый и пятый просто строчили. Скрипъ перьевъ прерывался шумомъ разрываемой бумаги. Съ 11 часовъ утра не переставали раздаваться звонки и въ редакцію постоянно входили и выходили изъ нея разные субъекты. Одни проходили въ кабинетъ къ редактору, другіе осаждали секретаря.

Господинъ въ синихъ очкахъ съ длинной шевелюрой.

-- Позвольте спросить, что-же моя статья: "Современное мракобѣсіе" будетъ напечатана?

-- Не пойдетъ!

-- Почему-же?

-- Невозможно, Во 1-хъ, заглавіе не пропустятъ, а во 2-хъ, слишкомъ очевидные намеки на городскаго голову. Можете получить свою статью.

-- Я измѣнить могу, придать фантастическій характеръ и перенести дѣйствіе въ Китай.

-- Все равно поймутъ, что это про нашъ городъ пишете.

-- Тьфу ты, чортъ возьми, какая-же это мѣстная газета! восклицаетъ авторъ "Мракобѣсія" и удаляется, забравъ свою рукопись.

Юноша кудрявый робко подходитъ:

-- Что-же мои поэмы?

-- Не пойдутъ!

-- Я желалъ-бы знать?

-- Не интересныя, и многое не складно.

-- Позвольте, я самъ вамъ прочитаю, вотъ хотя-бы это мѣсто.

Юноша садится на стулъ возлѣ самого секретаря и начинаетъ декламировать:

Ты, полногрудая Ѳемида,

Съ повязкой крѣпкой на глазахъ,

Газетамъ задаешь ты страхъ....

Раздосадованный Чернильниковъ его перебиваетъ: "извините, намъ некогда, до свиданія-съ! "

-- Здѣсь редакція "Струи?" слышится въ передней. Я хочу видѣть редактора.

Входитъ мужчина солидныхъ размѣровъ съ синебагровымъ носомъ. Съ его приходомъ изъ передней на всякій случай выступаетъ одинъ изъ разсыльныхъ редакціи.

-- Позвольте представиться, я капитанъ Безшабашный!

Во вчерашнемъ номерѣ вашей газеты пропечатано было, что "одинъ вѣчно пьяный капитанъ Б..... слоняется цѣлый день по Медвѣжьему переулку и пугаетъ мирныхъ жителей, разбивая стекла въ домахъ, натравливая собакъ, и т. п. и что о буйствѣ его составленъ полицейскій протоколъ".

-- Да-съ, такъ что вамъ угодно?

-- А вотъ видите-ли-съ. Во всемъ Медвѣжьемъ переулкѣ есть одинъ только капитанъ, начинающійся на букву И -- это я! Вчера я былъ выпивши и объ этомъ составленъ протоколъ, слѣдовательно, статья эта цѣликомъ относится ко мнѣ,-- а потому позвольте за диффамацію васъ притянуть и потрудитесь выдать мнѣ имя и фамилію автора.

-- Можете обратиться къ суду.

-- А на мировую не желаете? Я не дорого возьму: съ судебными издержками и за веденіе дѣла всего 5 р. с.

Капитана просятъ удалиться и онъ уходитъ, съ угрозой передать дѣло знаменитому адвокату Швальбергу, который найдетъ здѣсь и клевету, ибо въ замѣткѣ сказано: "разбиваетъ стекла и травитъ собакъ", а онъ разбилъ всего одно стекло и затравилъ одну собаку.

-- Позвольте заявить чрезъ посредство вашей уважаемой газеты,-- заявляетъ одна почтенная дама, среднихъ лѣтъ,-- что я вчерашній день, безъ всякаго повода съ моей стороны, подверглась насилію со стороны околодочнаго надзирателя Хлыщева, выразившемуся въ томъ, что онъ насильно получилъ съ меня 1 р. с. за то, чтобы не составить протокола о вылитіи будто-бы изъ моего дома нечистотъ на улицу.

-- Никакъ нельзя-съ. Это будетъ диффамаціей должностнаго лица и потребуются письменныя доказательства позорящаго обстоятельства. Вотъ развѣ принесете росписку отъ г. Хлыщева, что онъ дѣйствительно получилъ съ васъ 1 рубль въ видѣ взятки, тогда можно.

-- Хорошо-съ, я постараюсь, попробую. Я думаю, что онъ порядочный человѣкъ и не станетъ отрицать того, что происходило при свидѣтеляхъ,-- а то вѣдь они его могутъ уличить.

-- Свидѣтели не допускаются по такимъ дѣламъ.

Успокоенная дама среднихъ лѣтъ уходитъ.

-- Я желалъ-бы написать у васъ тутъ сейчасъ-же статью, по поводу творимыхъ безобразій и такъ называемой выборной агитаціи. Такъ заявляетъ одинъ почтенный домовладѣлецъ.

-- Невозможно. Насъ предупреждаютъ, чтобы мы никакихъ агитацій не дѣлали.

-- Да вѣдь не вы, а они дѣлаютъ.

-- Да, но писать объ агитаціяхъ признается также за агитацію,-- а это воспрещено.

Затѣмъ является еще нѣсколько авторовъ статей по разнымъ "вопросамъ", справиться объ участи ихъ писаній и получаютъ отвѣты: "не пропущено" или "не можетъ идти". Одинъ старичекъ съ добродушной физіономіей заявляетъ, что въ одномъ изъ фельетоновъ газеты была описана вечеринка точь въ точь изъ такихъ, какія у него иногда бываютъ, но такъ какъ въ фельетонѣ говорится довольно насмѣшливо о хозяинѣ дома, то онъ проситъ заявить, что авторъ вовсе не имѣлъ въ виду именно его, тѣмъ болѣе, что у него также нѣтъ двухъ взрослыхъ дочерей, а только одна. Его успокоиваютъ обѣщаніемъ удовлетворить просьбу.

Въ кабинетѣ редактора между тѣмъ идетъ совѣщаніе съ постоянными сотрудниками о томъ, какую передовую можно-бы на завтра пустить, не касаясь толковъ о войнѣ, ни о городскихъ выборахъ, ни о крестьянскомъ вопросѣ, ни о народныхъ школахъ, ни о пятомъ, десятомъ. И вопросъ: о чемъ-же? остается пока нерѣшеннымъ. Подождемъ, не случится-ли за день чего-либо такого, о чемъ можно.

Редакторъ съ безпокойствомъ по нѣсколько разъ спрашиваетъ у секретаря: что, много уже отослали? Матеріалу довольно?

-- Да, если "не выброситъ", есть достаточно, а такого,-- вѣрнаго, столбца на три не хватаетъ.

-- А хроники?

-- Ровно ничего, ну вотъ полтора вершка нѣту.

-- Что-жъ: неужели никто не умеръ такой, чтобы писать стоило, ни крупной кражи, ничего!

-- Хоть шаромъ покати! Этакой проклятый городишко. Прійдется опять пускать засѣданіе сельско-хозяйственнаго общества.

-- Ну, погодите, погодите! Да что это репортеры не прибѣгаютъ. Кажется, пора.

Къ вечеру тревога усиливается. Ну., денекъ! выбрался!

Корреспонденцій бездна, но все неудобныя, столичныя газеты ничего рѣшительно интереснаго не содержатъ и не о чемъ распространяться,-- насъ все это не можетъ интересовать.

Вотъ, наконецъ, вваливается одинъ изъ городскихъ репортеровъ Ярыжкинъ.

-- Ну, что есть у васъ, выкладывайте скорѣй!

-- У мироваго судьи 4-го участка слушалось дѣло доктора Р

-- Съ г-жею Л.... о поросенкѣ? Ну, это ужъ надоѣло.

Можно и не печатать. А дальше!

-- Прекурьезное постановленіе состоялось въ городской управѣ,-- вотъ я его спишу сейчасъ. Потомъ, въ ученомъ обществѣ "Союзъ просвѣтителей" случился скандалъ: Шпекъ подрался съ Тузенмахеромъ: одинъ отстаивалъ, привилегію университетскихъ коллегій и выборное начало, а другой доказывалъ, что все это поощряетъ только организованіе шаекъ совмѣстителей.

-- Ну, садитесь, попробуйте какъ нибудь изобразить все это, но только, не задѣвая личностей.

Другой репортеръ приноситъ извѣстія о мелкихъ кражахъ, совершившихся за ночь у мирныхъ обитателей Колыбельштадта,-- но хроника блѣдна, и ничего не придумаешь. Вообще послѣдніе дни затишье ужасное.

День кончается, всѣ мечутся, матеріала положительно нѣтъ.

Чернильниковъ въ отчаяніи: хоть-бы какая-нибудь растрата опять, крупная несостоятельность, что-ли?

Онъ обращается еще разъ съ запросомъ къ Ярыжки* ну: -- "что у васъ тамъ, можетъ хоть парочка подкидышей найдется? а то мнѣ надо пригнать вершка два петиту?

-- Да, это пожалуй! вѣдь можно, Семенъ Семеновичъ,-- извольте, я вамъ составлю двѣ замѣточки, дайте-ка планъ города, мы и подкинемъ двухъ младенцевъ, одного мужскаго пола, а другого -- женскаго, только на какія бы улицы, чтобы побезопаснѣе

-- Не годится. Нечего дѣлать, подождемъ еще Тулумбасова, на него вся надежда, ужъ онъ всегда откопаетъ что-нибудь.

Въ ожиданіи Тулумбасова составляется политическій отдѣлъ.

Наконецъ, запыхавшись, влетаетъ давно желанный Тулумбасовъ. Всѣ его окружаютъ, закидывая вопросами: есть? есть?

-- Еще бы! съ гордостью произноситъ онъ.

-- Въ самомъ дѣлѣ? Голубчикъ, давайте сюда скорѣй, что тамъ растрата, смертоубійство, что-ли? скорѣй, ну, "намъ сообщаютъ"....

-- Какое тамъ! Цѣлыхъ 14 смертоубійствъ!!!

Да-съ, господа, вотъ что я вамъ принесъ: обвалъ земляныхъ и каменныхъ работъ возлѣ мастерскихъ желѣзной дороги и заживо погребенныхъ, по крайней мѣрѣ, 14 человѣкъ.

-- Голубчикъ, да что вы, вотъ прелесть! Катай!-- неистово кричитъ Чернильниковъ, воплощеніе газетной хроники, въ которомъ въ подобныя минуты невольно заглушается человѣческое чувство.

-- Позвольте, Семенъ Семеновичъ, да у насъ осталось въ наборѣ послѣ Кукуевской катастрофы: "заживо-погребенные -- мы созерцали страшную могилу, въ которой нашли себѣ успокоеніе несчастныя жертвы возмутительной небрежности.... и т. д."

-- И такъ хроника идетъ. Ну, можно и передовую кончить, успокоился редакторъ "Струи",-- но вдругъ воскликнулъ съ ужасомъ: А фельетонъ: вѣдь завтра воскресенье!

-- фельетонистъ намъ пишетъ: Дайте тему, не о чемъ писать, кромѣ оттепели. Что ему отвѣтить?

-- Скажите, пусть пишетъ о томъ, что "не о чемъ писать".

(Заря 1881 г.).

Значеніе провинціальной печати.
(Лѣтніе разговоры).

Когда не о чемъ говорить, то заводятъ рѣчь о погодѣ. Это въ особенности принято въ разговорахъ съ дамами. Если дама хорошенькая, то разговоръ о погодѣ можно сейчасъ-же перемѣнить на другую тему, какъ это весьма легко сдѣлалъ Иванъ Александровичъ Хлестаковъ, замѣтившій Марьѣ Антоновнѣ, что ея губки "лучше, нежели всякая погода". Впрочемъ, намъ теперь вполнѣ умѣстно говорить о погодѣ, такъ какъ въ Кіевѣ этотъ май мѣсяцъ по своей духотѣ дѣйствительно выдающійся мѣсяцъ. Въ такой жарѣ мы уже давно не маялись. Изъ метеорологическихъ наблюденій г. Клоссовскаго явствуетъ, что за цѣлый 49-лѣтній періодъ въ настоящемъ году мы переносимъ самую сильную жару. Что будетъ дальше -- лѣтомъ -- неизвѣстно, но теперь въ воздухѣ стоитъ такая "потная спираль", что просто нѣтъ силъ работать, писать, ни даже мыслить вслухъ. Нашъ-же "благоустроенный градъ" представляетъ еще такую массу прелестей, что въ немъ жаркая погода дѣлается еще чувствительнѣе, чѣмъ гдѣ-бы то ни было. Чего стоятъ одни только эти потоки всякой нечисти, струящіеся на улицу со дворовъ нашихъ домовладѣльцевъ, которыхъ не могутъ обуздать ни циркуляры, ни приговоры мировыхъ судей! А загорающійся тамъ и сямъ на улицахъ, площадяхъ и даже возлѣ церкви (за Конной) навозъ? Какое оригинальное явленіе въ центрѣ просвѣщенія!

Какъ только я коснулся нечистоты улицъ и заговорилъ о навозѣ, мнѣ сейчасъ-же пришелъ на память разговоръ съ однимъ изъ кіевскихъ обывателей -- "о значеніи провинціальной печати". Не могу отказать себѣ въ удовольствіи, хотя отчасти., возстановить теперь эту бесѣду, которая будетъ небезъинтересна. и для читателя, какъ отраженіе существующихъ еще у насъ на сей предметъ взглядовъ. Съ кіевскимъ обывателемъ встрѣтился я случайно, въ вагонѣ, который долженъ былъ доставить меня изъ Кіева въ Бердичевъ. Мы сидѣли въ одномъ отдѣленіи, кажется, въ третьемъ (т. е. третьемъ отъ входа, а не въ томъ "третьемъ", что когда-то существовало). Обыватель купилъ двѣ мѣстныя газеты "Зарю" и "Кіевлянинъ", которыя онъ и почитывалъ поперемѣнно, комкая въ рукахъ то ту, то другую и выражая на своемъ, довольно заплывшемъ отъ жиру лицѣ, явные признаки негодованія, которое (негодованіе) по временамъ преобразовывалось даже въ высокомѣрное презрѣніе, при чемъ на томъ-же лицѣ появлялись и соотвѣтствующіе такой перемѣнѣ признаки. Наконецъ, обыватель швырнулъ на полъ обѣ газеты и произнесъ слово "дрянь". Эта дрянь была собственно пущена въ пространство, но можно было съ достаточною вѣроятностью допустить, что аѣторъ дряни предназначалъ таковую, или вообще для нашей печати, или собственно для такъ-называемой провинціальной печати, или для одной изъ брошенныхъ газетъ "въ особенности", а для другой -- "преимущественно".

Я задумался только надъ вопросами: почему дрянь? За что дрянь?

Вскорѣ у насъ завязался разговоръ, такъ какъ послѣ нѣкотораго молчанія, кіевскій обыватель съ жирнымъ лицомъ, поймавъ опять въ воздухѣ свою дрянь, пожелалъ отдать ее на мое сужденіе. По крайней мѣрѣ, я такъ заключилъ изъ его вѣжливаго обращенія ко мнѣ: -- "Ну, скажите сами, ну, развѣ эта провинціальная печать не дрянь, не мелюзга, не мелкота? и эта мелюзга, мелкота вдругъ -- о чемъ-же она смѣетъ разсуждать?-- О министрахъ!! Т. е., понимаете, о настоящихъ министрахъ, утвержденныхъ въ сей должности! Дерзаетъ этакая мелкота порицать или одобрять, да вообще имѣть сужденіе о дѣятельности того или иного министерства!-- Ну, ихъ-ли это дѣло?

Я возражалъ и началъ доказывать обывателю, что назначеніе печати именно и состоитъ въ томъ, чтобы поднимать и обсуждать вопросы, имѣющіе общественное и государственное значеніе. Да кому-же и обсуждать такіе вопросы, какъ не газетамъ? Я сталъ доказывать, что газета имѣетъ средства и способы прислушиваться къ мнѣнію интеллигентнаго большинства, собирать свѣдѣнія отовсюду, отмѣчать тѣ или другія слабыя стороны общественныхъ учрежденій, проявляющіяся въ жизни; что къ участію въ этой работѣ привлекаются большею частью люди съ извѣстными знаніями, съ научнымъ образованіемъ и даже спеціалисты по тѣмъ или инымъ вопросамъ, которые знаютъ хорошо то дѣло, о которомъ они толкуютъ.-- Такъ почему-же имъ и не обсуждать дѣятельности, хотя-бы "утвержденнаго въ сей должности министра"?-- Вѣдь министры-же, оттого только, что они министры, не дѣлаются богами, а остаются такими-же простыми смертными. Они также могутъ ошибаться и даже дѣлать глупости, ибо существовали-же примѣры удаленія министровъ отъ должностей по неспособности вести дѣло и друг. причинамъ. Изъ всѣхъ этихъ неоспоримыхъ истинъ, по моему мнѣнію, слѣдовалъ тотъ несомнѣнный выводъ, что и о дѣятельности министровъ наша печать всегда "можетъ смѣть свое сужденіе имѣть", высказывая оное, разумѣется, "въ почтительныхъ и допускаемыхъ цензурою формахъ и выраженіяхъ", и такимъ сужденіемъ нисколько не нарушается надлежащее уваженіе, соотвѣтствующее классу должности, занимаемой г. министромъ.

Но кіевскій обыватель, очевидно, пропитанный исключительнымъ поклоненіемъ одной лишь табели о рангахъ, все-таки не допускалъ возможности, чтобы "какіе-то газетчики" судили о министрахъ.

-- Да кому-же судить о нихъ, какъ не газетамъ и не газетчикамъ, и какимъ-же путемъ обнаруживаются часто вопіющія злоупотребленія, какъ не путемъ гласности, путемъ печати?

Тогда благоговѣющій передъ министрами кіевскій обыватель, оставаясь въ предѣлахъ чинопочитанія, высказался опредѣленнѣе: онъ допускалъ, что печать можетъ касаться, съ извѣстной осторожностью и должнымъ уваженіемъ, даже дѣятельности министра,-- но, во всякомъ случаѣ, уже "провинціальная печать", которая, по его мнѣнію, ничто иное, какъ мелюзга, мелкота,-- "людишки, пишущая тварь",-- этого дѣлать не смѣетъ.

-- Вотъ они о чемъ могутъ писать: о навозѣ, о выгребныхъ ямахъ, объ уличной нечистотѣ,-- вотъ объ этомъ пиши себѣ сколько угодно, а въ высшую политику не суйся.

Вотъ каково, по мнѣнію кіевскаго обывателя, назначеніе "провинціальной печати" и вотъ почему, я говорю, что вспомнилъ этотъ мой разговоръ съ обывателемъ именно тогда, когда заговорилъ объ уличной нечистотѣ и о навозѣ. Я подумалъ, какъ останется доволенъ мною и "передовикомъ" кіевскій обыватель, увидѣвъ по первымъ строкамъ фельетона, что я образумился и пишу на любимую его тему -- о навозѣ и что о томъ-же пишетъ "передовикъ".

О министрахъ обыватель допускалъ возможность имѣть свое сужденіе только лишь столичной прессѣ, такъ называемой большой прессѣ, а не провинціальной "мелкотѣ", "мелюзгѣ" и т. п.

Тогда я позволилъ себѣ уяснить обывателю, кого онъ съ такимъ высокомѣріемъ третируетъ мелкотой и мелюзгой, и привелъ сравненіе, поименное, сотрудниковъ мелкой, нашей провинціальной прессы и одной изъ самыхъ почитаемыхъ обывателемъ столичной газеты. Оказалось, что и къ провинціальной печати причастны и въ ней работаютъ люди съ высшимъ научнымъ образованіемъ: и профессора, извѣстные въ литературѣ, и беллетристы, которыхъ участіе всегда бывало лестнымъ для всякой столичной газеты; и люди таланта, и люди, спеціально изучившіе тѣ вопросы, о коихъ они дерзаютъ высказывать свое сужденіе, и даже особы въ чинѣ четвертаго класса, такъ что этотъ составъ сотрудниковъ. третируемыхъ "мелкотой" и "мелюзгой", ни въ чемъ не уступаетъ публицистамъ большой столичной прессы, которая можетъ говорить и о министрахъ.

-- Вотъ-съ какъ, г. обыватель! Не будьте-же столь высокомѣрны, "въ презрѣньи къ людямъ такъ не скрытны" и отучитесь смотрѣть на "провинціальную" прессу, какъ на собраніе исключительно однихъ коллежскихъ регистраторовъ, которое почему-то "не смѣетъ и не можетъ" касаться тайныхъ совѣтниковъ.

Разговоръ съ обывателемъ характеризуетъ вообще поверхностное отношеніе нѣкоторыхъ господъ къ газетному дѣлу и тотъ взглядъ свысока на представителей провинціальной печати, который они себѣ усвоили совсѣмъ не по чину.

Боюсь, однако, что этимъ разговоромъ я занялъ почти всѣ столбцы своихъ "мыслей вслухъ",-- но что-же дѣлать, когда послѣ погоды и уличныхъ нечистотъ разговоръ невольно перешелъ на эту тему.

Собственно "лѣтніе разговоры" мы можемъ услышать теперь въ Ботаническомъ саду, или Шато.

Какъ наблюдателю нравовъ, мнѣ, конечно, приходится бывать въ этихъ пріятныхъ мѣстахъ, кое къ чему прислушиваться и кое-что подмѣчать.

Вотъ, напримѣръ, въ Ботаническомъ саду есть одна очень тѣнистая аллея, которая называется аллеей "вздоховъ и поцѣлуевъ". Эта аллея ведетъ прямо въ уединенное мѣсто, въ родѣ грота, которое называется, кажется, "пріютъ Маргариты", или "гротъ блаженства"л Къ этому гроту направляется парочка, юноша съ страстнымъ взглядомъ очей, въ бѣлой фуражкѣ съ синимъ околышемъ; она -- свѣтлокудрая, со вздернутымъ носикомъ и въ шляпкѣ опрокинутой корзины съ цвѣтами. Онъ порѣзался на экзаменѣ изъ исторіи законодательства и бранитъ профессора за то, что тотъ деликатно замѣтилъ ему, что не дурно-бы иногда и лекціи посѣщать.

-- А какія тутъ лекціи на умъ пойдутъ, когда, вы понимаете, человѣкъ влюбленъ, какъ 40 тысячъ братьевъ!

-- Оставьте, пожалуйста, про любовь! Охота вамъ такими пустяками заниматься! Поговоримте лучше о чемъ-нибудь серьезномъ,-- такъ удерживаетъ порѣзавшагося юношу скромная барышня, жаждущая серьезнаго разговора.

-- Напротивъ, это вовсе не пустяки, а самое серьезное и единственное умное чувство,-- а вотъ всѣ эти серьезные разговоры -- это сущій вздоръ и никого они не интересуютъ. Ну что вамъ изъ серьезнаго разговора? Объ экзаменахъ, что-ли, я буду вамъ говорить? О Дарвинѣ, о гипнотизмѣ?... Обо всемъ этомъ читаютъ въ книжкахъ, а не разговариваютъ съ хорошенькими барышнями, да еще въ лонѣ природы. Посмотрите кругомъ: какая прелесть! какой ароматъ акаціи, какъ тутъ хорошо дышется! Читали-ли вы Максима Бѣлинскаго "Сиреневую поэму"? Какъ тамъ это хорошо описано: "и снова я слышу ласку весны и согласно поютъ соловьи".... Ну, развѣ не лучше объ этомъ разговаривать, чѣмъ о Дарвинѣ?.... Ну, да, согласитесь сами. Будьте искренни..... Неправда-ли, лучше? Да, гораздо лучше? Скажите?

При этомъ провалившійся по исторіи законодательства юноша изъ-подъ своей бѣлой фуражки съ синимъ околышемъ бросалъ такіе страстные взоры на серьезную барышню, что она...... сперва промолчала, а потомъ, взглянувъ на него пристально и расхохотавшись звонкимъ смѣхомъ, отвѣтила: "само собою, что лучше!" -- Парочка скрылась въ пріютѣ Маргариты....

-- Бѣдный юноша! подумалъ я. Никогда онъ не выдержитъ экзамена по исторіи законодательства!

Май 1886 г.

ОБЫВАТЕЛЬСКАЯ ЛИТЕРАТУРА,

А тяжелое, однако, время настало для нашего брата, журналиста! Какъ берешь перо въ руки, такъ сейчасъ и представляются тебѣ тѣни несчастныхъ узниковъ, томящихся въ темницѣ. Шутка-ли сказать, въ самомъ дѣлѣ: съ разу трехъ редакторовъ упрятали въ тюрьму!.... Не успѣли мы опомниться послѣ строгаго приговора надъ редакторомъ "Новаго Времени", невиннѣйшимъ жуиромъ М. П. Федоровымъ, которому прійдется уединиться на цѣлыхъ три мѣсяца въ литовскомъ замкѣ, какъ петербургскій окружной судъ, приговоромъ по дѣлу г-жи Ададурской, какъ-бы для компаніи М. П. Федорову, на такой-же срокъ постановилъ засадить и редактора "Новостей" г. Нотовича и на двѣ недѣли редактора "Живописнаго Обозрѣнія" г. Полевого. Редакторъ "Петербургскаго Листка", привлеченный къ тому-же дѣлу, отдѣлался сторублевымъ штрафомъ. Ужъ какъ нынче строго стало! Вся печать, чуть-ли не въ одинъ голосъ, заговорила по поводу строгаго наказанія, назначеннаго невиннѣйшему Михаилу Павловичу, и выразила ему полное соболѣзнованіе, готовность навѣщать его въ заточеніи,-- "принести калачикъ". Всѣ признаютъ, что Михаилъ Павловичъ пострадалъ (какъ, впрочемъ, онъ и всегда страдалъ) не по своей винѣ, да еще изъ-за кого-же?-- изъ-за какого-то комиссіонера, провожающаго путешественниковъ, г. Берга!?...

Вотъ о Нотовичѣ еще не знаемъ, будутъ-ли его жалѣть такъ-же, какъ федорова,-- но дѣло г-жи Ададуровой уже совсѣмъ другого сорта. На эту почтенную даму взведено было широколистными "Новостями" слишкомъ гнусное обвиненіе. Какія приводилъ оправданія г. Нотовичъ, намъ неизвѣстно, и, пока не прочитаемъ процесса -- рѣшительно воздержимся отъ проявленія симпатій или антипатій къ г. Нотовичу, которому, впрочемъ, отъ нашихъ чувствованій должно быть легче не станетъ.

А писать все-таки становится опаснѣе съ каждымъ днемъ. Опасно писать о политикѣ, ибо за это могутъ упечь, и о частныхъ лицахъ писать боязно, ибо могутъ засадить. Избѣгая этихъ двухъ условій,-- т. е. упеченія и засажденія, всего удобнѣе и безопаснѣе говорить о предметахъ совершено невиннаго свойства, писать просто какіе-нибудь курьезы, какъ то дѣлаетъ нѣкій весьма симпатичный намъ театралъ и человѣкъ, несомнѣнно, оригинальнаго ума, г. Юбка-Финтифлевскій, избравшій, къ сожалѣнію нѣсколько поздно, литературное поприще и выпустившій въ свѣтъ прехорошенькую книжку (т. е. съ хорошенькой каемочкой) подъ заглавіемъ, курьезы". Этой книжкой почтенный авторъ (доказавшій, между прочимъ, на дѣлѣ, что развитому человѣку, а въ особенности литературному дѣятелю, вполнѣ доступна и нисколько не обидна невинная сатира) весьма любезно подѣлился съ нами, приславъ чистенькій экземплярчикъ въ редакцію. Мы прочли курьезы или, правильнѣе, курьезныя мысли почтеннаго автора съ большимъ вниманіемъ и находимъ ихъ настолько любопытными, хотя-бы съ психологической точки зрѣнія, что не можемъ не познакомить съ ними читателя. Прежде всего г. Юбка-Финтифлевскій (да позволено намъ будетъ оставить этотъ псевдонимъ автору курьезовъ, ибо поставленные имъ иниціалы Л. П. рѣшительно ничего для насъ не выражаютъ) высказываетъ свои курьезныя мысли во, взглядѣ на гигіену". Такъ, авторъ вовсе не находитъ, чтобы молоко можно было признавать полезнымъ, питательнымъ для человѣка, ибо, всѣ млекопитающіяся животныя, оставивши материнское молоко, никогда уже къ нему не возвращаются, какъ, напр., заяцъ, лисица, волкъ, лошадь и т. д., и всегда бываютъ здоровы и крѣпки, не болѣютъ и не лѣчатся" (авторъ не говоритъ о животныхъ, оторванныхъ отъ природы и порабощенныхъ человѣкомъ, которыя, конечно, подчиняются нашему вредному вліянію)., спросите охотниковъ,-- предлагаетъ читателю авторъ,-- случалось-ли имъ находить больного зайца, лисицу, волка и т. д. Все это оттого, что они не пьютъ молока". Да впрочемъ, по мнѣнію автора курьеровъ, если-бы молоко было намъ полезно, то, несомнѣнно, природа распорядилась-бы такъ, что вмѣсто воды въ рѣкахъ текло-бы молоко". Далѣе авторъ во всемъ вообще ссылается на природу: каждому животному природа предназначила ту или иную пищу: одному мясную, другому растительную, и все это надо, очевидно, ѣсть въ сыромъ видѣ, ибо волки, зайцы и проч. звѣри, всегда здоровые, вовсе не знаютъ ни кухни, никакихъ гастрономическихъ прибавленій. По поводу этихъ разсужденій я вспомнилъ одинъ фрагментъ изъ недавней бесѣды со мною одного ученаго мужа. Сей мужъ предлагалъ раздѣлить людей по той пищѣ, которую они предпочитаютъ, и началъ свое дѣленіе такъ, что всѣ, молъ, люди раздѣляются на слѣдующія категоріи: carnivor'ы, omnivor'ы, просто воры и адвокаты. Не правда-ли, классификація довольно курьезная?

Возвращаемся къ курьезамъ г. Юбки-Финтифлевскаго. Въ дальнѣйшихъ его взглядахъ на гигіену онъ уже совершенно склоняется въ пользу первобытнаго нашего существованія, доказывая, между прочимъ, что, человѣку вовсе не слѣдуетъ употреблять никакой одежды, а оставаться нагимъ".-- Сразу, конечно, трудно ввести такую моду, но если начать постепенно разоблачаться, то къ этому можно привыкнуть. Вѣроятно, начинать слѣдуетъ съ того, чтобы ходить въ театръ безъ галстуха и въ ночной рубашкѣ, какъ то и дѣлаютъ уже нѣкоторые, должно быть, очень ярые послѣдователи новой теоріи автора курьезовъ. О нашей одеждѣ авторъ разсуждаетъ такъ:

"Теперешняя наша одежда вредна не только нашему физическому здоровью, но она вредна и нашей нравственности, породивъ у насъ ложный стыдъ и изуродовавъ чувство изящнаго и художественной красоты. Что такое представляютъ изъ себя теперешніе костюмы, въ особенности женскіе? Безспорно, они представляютъ чудовищное безобразіе по формамъ, а въ особенности по сравненію съ формами тѣла женщины, которая по строенію своему можетъ называться вѣнцомъ творенія Божія. Еще не такъ давно то время, когда художественные греки спѣшили толпами любоваться красотою формъ Лаисы, Ласфеніи, Фрины и т. д., когда онѣ купались въ морѣ, и не забудьте, что они наслаждались созерцаніемъ этой божественной красоты нравственно, получая только художественное наслажденіе. Теперь немногіе изъ насъ могутъ наслаждаться такъ чисто-художественною красотою формъ человѣческаго тѣла, и то только въ изваяніяхъ, въ мраморѣ. О созерцаніи же ихъ въ натуральномъ видѣ страшно даже и подумать -- это почитается даже безнравственнымъ" (Sic!)

Вся эта тирада разсужденій несомнѣнно доказываетъ, что авторъ курьезовъ, достопочтеннѣйшій Юбка-Финтифлевскій, должно быть, "большой аматеръ на счетъ женской полноты" и не прочь подчасъ производить наблюденія въ купальняхъ, хотя-бы для того, чтобы получать "только эти чисто-художественныя наслажденія". Затѣмъ г. Юбка-Финтифлевскій излагаетъ еще и свое "простое рѣшеніе женскаго вопроса", но этотъ курьезъ уже не столь занимателенъ, чтобы утруждать вниманіе, читателя. Замѣтимъ только, что авторъ находитъ, что и въ области кулинарнаго искусства женщина ничего не стоитъ, ибо онъ, до сихъ поръ не ѣлъ ни отъ одной кухарки ни одного блюда, изъ котораго-бы не вытащилъ длиннаго, предлиннаго волоса".

А все-же курьезы Юбки-Финтифлевскаго забавны, а такъ какъ онъ на книжкѣ выставилъ еще "вопросительный знакъ", то надо надѣяться, что книжка его будетъ имѣть такой-же успѣхъ, какъ и знаменитая книга "О женщинахъ"!...

Изъ нашихъ курьезовъ, представляемыхъ нашей будничной жизнью, помимо "курьезныхъ прошеній", поданныхъ въ управу претендентами на должность смотрителя городскаго кладбища, при чемъ явились лица: "буквально ничего непьющій", "умѣющій обращаться съ мертвыми", "желающій служитъ мертвымъ, ибо надоѣло служить живымъ" и, наконецъ, "лицо съ классическимъ образованіемъ",-- чтоже курьезнаго мы отмѣтимъ?

Да чѣмъ не курьезна, напримѣръ, завязавшаяся у насъ полемика съ органомъ г. В. Пихна? Мы изобличаемъ его въ сообщеніи ложныхъ свѣдѣній и доказываемъ эту лживость фактически, а онъ злится и начинаетъ вести себя уже совсѣмъ неприлично: ругается, говоритъ, что наши нападки "глупыя" и т. п. Ахъ, г. Василій Пихно! какъ-же это такъ можно! Поймите, что такъ благовоспитанные люди не дѣлаютъ, да оно къ тому-же весьма неосторожно!...

А препирательство рецензентовъ или нападки на нашу критику со стороны г. Чечотта,-- одного изъ подписавшихъ актъ отреченія отъ насъ, въ качествѣ поклонника Кулишера, вслѣдствіе чего онъ, конечно, и не преминулъ на другой-же день послѣ этого отреченія перебраться въ симпатичную Кулишеру газету "Кіевлянинъ" (?). Вотъ уже поистинѣ, когда у людей умъ за разумъ зайдетъ, такъ тутъ и- самъ чортъ ничего не разберетъ и не пойметъ, тотъ-ли это Чечоттъ, "чи не тотъ"! Хотя-бы изъ приличія сей почтенный рыцарь музыкальнаго искусства избралъ какой-нибудь псевдонимъ: подписывался Че-чотъ, а теперь пусть будетъ "Не-чётъ",-- "Че-нечотъ". И изъ-за чего воюютъ? спросите. Что серьезнѣе: опера или оперетка, кто лучшій антрепренеръ: Савинъ или Сѣтовъ и чьи критики серьезнѣе: тѣ, которыя подписываются Че-чотомъ, или тѣ, которыя подписываются Баскинымъ?

Давая полный просторъ сужденіямъ по этимъ вопросамъ людямъ, которые дѣйствительно могутъ имѣть свои взгляды на искусство, могутъ понимать его, мы далеко не признаемъ этихъ приговоровъ непогрѣшимыми, какъ и замѣчено то было нашей газетой при первомъ-же фельетонѣ г. Баскина, котораго нельзя не признать уже слишкомъ суровымъ гонителемъ оперетки.

Боясь, чтобы бесѣда моя не зашла слишкомъ далеко, а часъ поздній,-- спѣшу сказать два слова объ успѣхѣ бенефиснаго спектакля Горевой. Такого фурора давно не помнятъ стѣны кіевскаго театра. Переполненный залъ положительно дрожалъ отъ рукоплесканій", вызовамъ не была конца,-- и послѣ спектакля часть публики пробралась даже на сцену, чтобы тамъ поближе привѣтствовать артистку. Поднесены Горевой: большой серебряный вѣнокъ превосходной работы и весьма цѣнный альбомъ съ видами Кіева, и еще нѣсколько вѣнковъ и букетовъ. Всѣ эти оваціи, хотя и не въ такой уже формѣ, мы еще одобряемъ,-- но вотъ, выпрягать лошадей изъ кареты и самому впрягаться и везти артистку хотя-бы не на далекомъ разстояніи отъ театра да гостиницы, гдѣ она остановилась, такого проявленія восторга уже никакъ нельзя одобрить и даже понять. Невольно припоминаются слова одной знаменитости, которая, когда ее потащили изъ театра домой на рукахъ, сказала: "вотъ таки и мнѣ привелось ѣхать на ослахъ".

А все-таки г-жа Горева -- рѣдкая артистка и играла она свою роль -- Марію Стюартъ -- превосходно.

(Заря 1886 г. No 216).

Великопостныя бесѣды и Drang nach Osten.

Задержаніе и покаяніе! Вотъ о чемъ мы должны думать и заботиться, вотъ къ чему должны быть направлены всѣ наши помыслы!" -- такъ говорилъ христіанамъ нашъ приходской батюшка съ своего амвона, и слушатели благоговѣйно внимали тѣмъ словамъ и разошлись изъ храма съ поникшими глазами, а на лицахъ нѣкоторыхъ изъ нихъ я замѣтилъ скатившуюся слезу раскаянія. Батюшка говорилъ хорошо, не особенно велерѣчиво, но убѣдительно, внятно, "членораздѣльно", съ потрясающими тонами въ нѣкоторыхъ сильныхъ мѣстахъ своей рѣчи,-- однимъ словомъ, по старинному образцу церковно-проповѣдническаго краснорѣчія.

Обѣдня кончилась и на церковную паперть высыпали набожные богомольцы. Въ нашъ вѣкъ безвѣрія отрадно видѣть этихъ счастливыхъ людей, которые имѣютъ всегда утѣшеніе во всѣхъ своихъ скорбяхъ и знаютъ, къ Кому прибѣгнуть, когда въ этомъ бездушномъ мірѣ ничего кромѣ пустоты и холоднаго безучастія они не находятъ.

Изъ церкви выходилъ больше сѣрый, простой народъ: вотъ мастеровой размашисто дѣлаетъ кресты и отвѣшиваетъ поклоны, разставаясь съ храмомъ и раскланиваясь со всѣми угодниками, изображенными на стѣнахъ церкви.

..............Выходятъ благочестивыя старушки въ черныхъ платкахъ, точно монахини. Есть между ними такія дряхленькія, что, кажется, сейчасъ умрутъ отъ одного дуновенія. Тихонько, кряхтя и вздыхая, сползаютъ онѣ по ступенькамъ лѣстницы, опираясь всѣмъ тѣломъ на свою клюку.

А вотъ и Ермила Зотычъ, нашъ церковный староста, съ своею супружницей. Онъ, конечно, мѣдно-краснаго цвѣта и въ хорошихъ настоящихъ бобрахъ. Она -- дама солидная, въ атласномъ салопѣ, въ зеленой шляпкѣ съ вишнями и виноградомъ. Надѣливъ нищихъ размѣненнымъ на копѣйки гривенникомъ и купивъ связку бубликовъ, церковный староста влѣзъ съ супругой въ фаэтонъ и, напутствуемая благословеніями надѣленныхъ нищихъ, вѣрующая чета отъѣхала.

Да,-- "воздержаніе и покаяніе", какъ говорилъ приходской батюшка, объ этомъ дѣйствительно надо подумать и очень серьозно. Въ особенности, мнѣ кажется, важно воздержаніе, чуть-ли даже оно не важнѣе покаянія. Къ чему, въ самомъ дѣлѣ, ведетъ невоздержанность? Къ самымъ печальнымъ послѣдствіямъ. Да, вотъ возьмемъ хотя того охотника до блиновъ, о которомъ я упоминалъ въ одномъ изъ предыдущихъ фельетоновъ. Онъ накалывалъ ихъ дюжинами на вилку и проглатывалъ все это сразу, ну, и пока сходило благополучно,-- а вотъ въ самый послѣдній день масляницы, совершенно неожиданно послѣ третьей дюжины вдругъ захрапѣлъ и преставился, а на другой день супруга и семейство съ душевнымъ прискорбіемъ оповѣщаютъ родныхъ и знакомыхъ о кончинѣ любезнаго супруга и добродѣтельнаго отца. "Панихиды будутъ служиться въ такіе-то часы, а выносъ тогда-то".

Таковы послѣдствія невоздержанности въ пищѣ. Но не только эта воздержанность важна и необходима, а также и многія другія.

Тотъ-же приходской батюшка приводилъ намъ слова Великаго Учителя: "не то, что входитъ въ уста, оскверняетъ человѣка, но то, что исходитъ изъ устъ его".

За примѣрами печальныхъ послѣдствій такой невоздержанности. т. е. невоздержанности на языкъ, конечно, ходить недалеко, въ особенности въ наше время.

Я зналъ одного булочника, предобродушнаго нѣмца, Карла Ивановича. Это былъ во всѣхъ отношеніяхъ благонамѣренный гражданинъ и даже настоящій русскій патріотъ, ибо онъ родился въ Россіи и здѣсь-же сколотилъ себѣ небольшой капиталецъ. Съ другой стороны, русскій патріотизмъ не мѣшалъ, конечно, Карлу Ивановичу чтить и свою національность и удивляться подвигамъ Бисмарка, Мольтке и др., а потому, иногда, подкутивши, Карлъ Ивановичъ возвращался домой и пугалъ своихъ домашнихъ возгласами: "hoch Bismark! Wilhelm hoch!"; -- при чемъ ударялъ рукой по кружкѣ пива и забавлялся тѣмъ, что отъ его ударовъ пиво играло и лѣнилось. Такіе патріотическіе восторги Карла Ивановича и притомъ въ состояніи легкаго опьяненія, конечно, можно отнести къ самымъ невиннымъ забавамъ. Но вотъ какъ-то нелегкая дернула Карла Ивановича въ гостиницѣ, именуемой "Древняя Русь", гдѣ, однако, главнымъ образомъ, собирается нѣмецкій кружокъ, попасть на одну политическую бесѣду. О чемъ именно тамъ спорили и толковали, этого никто не могъ добиться отъ Карла Ивановича, но домашніе, къ изумленію, услышали изъ устъ его вмѣсто обычныхъ "hoch Bismark и Wilhelm hoch!" -- новое и непонятное для нихъ восклицаніе "Drang nach Osten!" и съ тѣхъ поръ, какъ ни напьется Карлъ Ивановичъ, все повторяетъ одно и тоже "Drang nach Osten!" и больше ничего. Между тѣмъ благонамѣренность Карла. Ивановича оставалась попрежнему внѣ всякаго сомнѣнія въ глазахъ начальства и къ нему даже ни разу не заглядывалъ околодочный. Самъ Карлъ Ивановичъ не придавалъ особеннаго значенія этому восклицанію, которое ему просто понравилось, какъ-бы какой-нибудь излюбленный припѣвъ изъ "Боккачіо", что-ли?

Но что-же, вы думаете, надѣлало это проклятое "Drang nach Osten?" Вы просто не повѣрите, читатель, моему истинному разсказу.

Захожу я третьяго дня въ булочную къ Карлу Ивановичу и сразу замѣчаю, что въ этомъ скромномъ заведеніи что-то неладно, сейчасъ видно, что произошла какая-то катастрофа. Во-первыхъ, на прилавкѣ не видно корзины со свѣжими булками и не видно на тарелкѣ моихъ любимыхъ пончекъ. За стойкой... никого. Я стучу, кашляю... Молчаніе. Наконецъ, выходитъ бѣлокурая Анхенъ, которая всегда такъ любезно предлагала мнѣ свѣжія пончки,-- и что я вижу? Ея глазки заплаканы, она почти не отнимаетъ отъ нихъ платка.

-- Что съ вами, милая Анхенъ?-- спрашиваю ее съ участіемъ.

-- Ach, mein Gott, mein Gott!-- произнесла она со вздохомъ и разсказала мнѣ печальную, трагическую исторію, съ которой я спѣшу подѣлиться съ читателемъ.

Вообразите себѣ, что Карлъ Ивановичъ, вернувшись изъ гостиницы "Древняя Русь" поздно ночью, впалъ въ какое-то меланхолическое состояніе, съ нимъ вскорѣ сдѣлался бредъ -- Ночь онъ провелъ тревожно, а на другое утро его нельзя было узнать. Онъ выбѣгалъ въ лавку, поспѣшно сводилъ счетъ, забиралъ выручку, потомъ прятался по угламъ, собиралъ всѣ свои вещи, дѣлалъ разныя распоряженія, какъ будто собирается въ дорогу, и все кого-то пугался. Ему представлялось какое-то видѣніе и онъ, указывая пальцемъ въ пространство, произносилъ: "Skobelew ist da!" -- Призваны были свѣтила медицины и они единогласно рѣшили, что Карлъ Ивановичъ потерялъ разсудокъ. Вскорѣ обнаружилась и причина помѣшательства: все надѣлала рѣчь Скобелева,-- эта непростительная невоздержанность на языкъ доблестнаго полководца. Карлъ Ивановичъ имѣлъ неосторожность прочесть полный текстъ этой рѣчи, въ которой генералъ взываетъ къ кровопролитію и къ сокрушенію какого-то врага. Кто этотъ врагъ -- Карлъ Ивановичъ сперва недоумѣвалъ, но когда онъ прочелъ слѣдующее мѣсто изъ рѣчи Скобелева: "этотъ врагъ, этотъ виновникъ -- вы всѣ его знаете -- это тотъ нѣмецъ, который воскликнулъ: "Drang nach Osten!" -- о, тогда для Карла Ивановича не осталось никакого сомнѣнія, что Скобелевъ говорилъ именно про него, что это на него, а не на кого другого, онъ собирается вести цѣлыя полчища славянъ, что это именно съ нимъ нашъ храбрый генералъ такъ жаждетъ сразиться "бокъ о бокъ и въ самомъ скоромъ времени" Карлъ Ивановичъ проклиналъ свое "Drang nach Osten!", терзался страхомъ и сомнѣніемъ и, наконецъ, потерялъ точку равновѣсія въ мозгу, свихнулся и "лишился вовсе Yerstand'а", какъ говоритъ въ своихъ экспертизахъ нашъ кіевскій знаменитый психіатръ. Ну, а потомъ -- результатъ извѣстенъ, призванъ былъ кіевскій извѣстный докторъ, который, конечно, тотчасъ-же призналъ Карла Ивановича сумасшедшимъ и велѣлъ отправить его въ кирилловское.

Такова грустная исторія благонамѣреннѣйшаго нѣмца, который такъ хорошо обжился на новой родинѣ и процвѣталъ и умножался, преискусно работая булки и разныя печенья,-- а теперь вдругъ онъ убоялся, что его сочтутъ за истиннаго врага Россіи и сокрушатъ...... и все это изъ за чего? Отъ невоздержанности, во 1-хъ, самого Карла Ивановича, изъ устъ котораго вылетѣло необдуманное "Drang nach Osten!", и, во 2-хъ, отъ невоздержанности храбраго генерала, который желаетъ непремѣнно сразиться съ нѣмцемъ бокъ о бокъ.

Но довольно объ этомъ случаѣ невоздержанности: онъ надѣлалъ не мало тревогъ и переполоху и далъ обильную пищу отечественной и иностранной прессѣ.

-- Обуздывайте, благочестивые христіане, свои страсти. Воздерживайтесь, пожалуйста воздерживайтесь, по крайней мѣрѣ для поста. Помня, что исходящее изъ устъ можетъ осквернять человѣка, не слѣдуйте вы примѣру тѣхъ публицистовъ, которые, владѣя

.... мозгами очень скудными,

Устами вѣчно блудными,

изрыгаютъ злобную брань на все, что не подходитъ къ ихъ узкому міровоззрѣнію, что мѣшаетъ имъ на пути къ славѣ и обезпеченному казенному содержанію.

(З. 1883 г.).

Болгарскій вопросъ. Нормировка. Разныя дѣла.

Pѣшительно ничего не понимаю ни во внѣшней, ни во внутренней "политикахъ"! Что это, въ самомъ дѣлѣ, творится вокругъ насъ? Можно-ли дать себѣ отчетъ во всемъ происходящемъ?-- Невозможно! Знаемъ-ли мы, что совершится черезъ день, черезъ часъ?-- Ничего не знаемъ! Съ минуты на минуту мы ждемъ, что телеграфная проволока передастъ намъ такое невѣроятное извѣстіе, передъ которымъ всѣ прежнія невѣроятности покажутся ничѣмъ. Однако, попытайтесь все-таки дать сколько-нибудь опредѣленные отвѣты на занимающіе васъ вопросы дня. Ну, что вы можете сказать, что вы знаете?-- я обращаюсь къ читателю, неукоснительно слѣдящему за событіями и за "политиками" внутренней и внѣшней. Отвѣчайте мнѣ: будетъ-ли война или нѣтъ?... Впрочемъ, это уже черезчуръ ребромъ поставленный вопросъ,-- я спрошу васъ иначе: нужны-ли мы Болгаріи, или нѣтъ? За симъ, другой вопросъ: нужна-ли намъ Болгарія, или вовсе не нужна? Потомъ еще цѣлый рядъ вопросовъ по тому-же "болгарскому вопросу": Любятъ-ли насъ въ Болгаріи, или ненавидятъ? Любимъ-ли мы такъ крѣпко этихъ болгарскихъ "братушекъ", или это только иллюзія? Стоитъ-ли ихъ любить, и вообще стоитъ-ли игра свѣчъ? Вернется-ли опять Баттенбергъ, или никогда не вернется, иначе: которая изъ "достовѣрныхъ" депешъ достовѣрнѣе: та-ли, которая изъ "достовѣрныхъ" источниковъ передавала несомнѣнное желаніе Баттенберга вернуться, если онъ будетъ вновь избранъ, или та, которая изъ "достовѣрнѣйшихъ" источниковъ сообщила, что первая достовѣрная телеграмма есть "удостовѣренная" ложь?

Будь вы семи пядей во лбу, догадливый и проницательный читатель, все-таки ни на одинъ изъ поставленныхъ вопросовъ не скажете ни да, ни нѣтъ. Мы какъ будто нужны Болгаріи и будто вовсе не нужны; насъ тамъ и любятъ, и ненавидятъ, что наглядно доказывается тѣмъ, какъ при встрѣчахъ генерала Каульбарса то восторженные крики и привѣтствія раздаются, то слышатся неодобренія и враждебные возгласы; то при проѣздѣ того-же генерала Каульбарса въ толпѣ "обнажаютъ головы", то и приверженцамъ русской партіи за ихъ преданность Россіи разбиваютъ головы.

А мы сами развѣ опредѣлили-ли себя? Нисколько. Развѣ насъ не возмущаютъ выходки освобожденныхъ нами "братушекъ", развѣ мы не называемъ ихъ глупымъ, идіотскимъ и вѣроломнымъ народомъ, руководимымъ всякою "сволочью" -- и развѣ опятъ не готовы летѣть, сломя голову, къ нимъ на помощь, не убѣдившись даже хорошенько, всѣ-ли они хотятъ этой помощи и не покажутъ-ли они намъ, въ благодарность за эту помощь, свои спины, обратясь лицомъ къ Австріи? Я самъ на этихъ дняхъ слышалъ изъ устъ одного "патріота" и кровнаго дворянина юго-западнаго края неистовую брань на болгаръ; когда-же я спросилъ его: а пойдете-ли вы на войну изъ-за Болгаріи, если она возгорится?-- О, еще-бы* конечно, пойду,-- отвѣчали тѣ-же уста. "Почему пойду и для чего пойду",-- на эти вопросы уста, конечно, не дали-бы отвѣта, а потому я и не спрашивалъ далѣе.

Относительно "оккупаціи" опять никто ничего не знаетъ и не можетъ по совѣсти сказать, нужна-ли эта окупація при настоящемъ положеніи дѣлъ или нѣтъ и даже того не знаютъ,-- вытекаетъ-ли надобность въ оккупаціи непосредственно изъ нашей политики, или, напротивъ, мы должны воздерживаться "отъ всякаго вмѣшательства".

Однимъ словомъ, темно, темно и ничего, ни эти въ волнахъ не видно. Получаемыя извѣстія и неопредѣленны, и тревожны, и неутѣшительны. Впрочемъ, самое послѣднее извѣстіе весьма утѣшительнаго свойства,-- по крайней мѣрѣ я очень обрадовался этому извѣстію и вижу въ немъ важное знаменіе. Я говорю, конечно, о телеграммѣ изъ Берлина, сообщающей что Каравеловъ, "вслѣдствіе вліянія своей жены, перешелъ на сторону Россіи". Ну, какъ не порадоваться такому перевороту! Неужели мы не пошлемъ благодарственнаго адреса m-me Каравеловой?... Достойнѣйшая жена Каравелова, достойнѣйшій супругъ Каравеловъ, который подчиняется женскому вліянію! Да впрочемъ, чего только съ нами не можетъ сдѣлать женщина! Я всегда преклонялся предъ женскимъ вліяніемъ и не разъ твердилъ Невольцеву, что эти слабыя созданія гораздо сильнѣе насъ. Да, женщина все можетъ сдѣлать съ нами, тогда какъ мы часто ничего не можемъ сдѣлать съ женщиной. Всѣ признавали, что Каравеловъ совсѣмъ не способенъ отрѣшиться отъ вліянія партій и стать на сторону Россіи, а захотѣла того жена Каравелова и сдѣлала его нашимъ сторонникомъ. Авось теперь наше вліяніе въ Болгаріи будетъ упрочено.

Обращаясь къ внутренней политикѣ, спрашиваю я вновь того-же проницательнаго читателя: ну, что вы скажете "о нормировкѣ?" Всѣ давно увѣрились, что ходатайство сахарозаводчиковъ уважено и нормировка -- фактъ рѣшенный. Эту побѣду наши сахарозаводчики", говорятъ, даже успѣли отпраздновать довольно торжественно и съ приличнымъ возліяніемъ, цѣны на сахаръ стали быстро подниматься,-- словомъ, общее ликованіе (по крайней мѣрѣ у насъ), какъ вдругъ... извѣстіе -- "рѣшено, да не подписано"... а потому какъ-бы и вовсе не рѣшено. Какъ это такъ? Почему не подписано?... Вздоръ! не можетъ быть!-- подписано, мы сами, дескать, видѣли эти подписи. Ужъ не сдѣланы-ли онѣ испаряющимися чернилами?-- въ ужасѣ восклицали пораженные, какъ громомъ, этою новостью люди, ратовавшіе за нормировку.-- Ничего не понимаемъ, т. е. рѣшительно не знаемъ, чему вѣрить, повторяли они, разводя руками. Среди этихъ недоумѣній, грозною тѣнью для сахарозаводчиковъ нашего района возстала мощная фигура харьковскаго сахарозаводчика г. Харитоненко. Онъ показался имъ въ образѣ гиганта, поднимающаго одною рукою милліоны пудовъ сахару, запроданнаго по высокой цѣнѣ, а другою рукой потрясающаго въ воздухѣ пачками ассигнацій. Изъ устъ г. Харитоненко слышались лаконическія выраженія: "цыцъ! мнѣ невыгодно!" Ему тотчасъ-же откликнулось сумское земство и униженно вторило словамъ гиганта: "ему это не выгодно, а потому просимъ отсрочить -- всего на одинъ годъ"!...

Вотъ вамъ и "нормировка"! Нѣтъ, братцы мои, и въ этомъ дѣлѣ нужна, какъ видно, особая "сноровка".

Итакъ, и по этому вопросу будемъ "ждать" съ часу на часъ все новыхъ "неожиданностей". Ничего не подѣлаешь. Возьмите опять холерный вопросъ. Всѣ были убѣждены, что холера благополучно переступила границу и водворена въ нашемъ отечествѣ, послѣ случая съ г-жой Нилусъ, "несомнѣнно" умершей отъ холеры, какъ удостовѣрилъ опытный врачъ. Вскрываютъ трупъ г. Нилусъ -- не оказывается ни малѣйшихъ признаковъ холеры. Опять неожиданность...... на сей разъ весьма пріятная для всѣхъ, за исключеніемъ, разумѣется, врачей и гробовщиковъ.

О конкѣ вопросъ, мнѣ кажется, можно считать поконченнымъ: дѣло сдано въ руки извѣстнаго и солиднаго предпринимателя г. Струве и никакія потуги "юродствующихъ" публицистовъ "Кіевлянина" не затормозятъ этого дѣла. Сіи публицисты, перетолковавъ по своему совершенно ясныя и опредѣленныя условія, принятыя городомъ, въ оправданіе свое обвиняютъ "жидовствующихъ" публицистовъ "Зари" въ томъ, что они будто "разучились понимать русскій языкъ". На это мнѣ остается замѣтить, что языкъ "Кіевлянина" давно не признается нами правильнымъ русскимъ языкомъ, такъ какъ публицисты этого органа, повидимому, совсѣмъ забыли науку "правильно говорить и писать по русски"ихъ неграмотность слишкомъ часто ставилась имъ на видъ даже "жидовствуюгцими" публицистами "Зари".

Послѣдній вопросъ я ставлю о томъ: выяснились-ли окончательно наши влеченія въ области искусства и что мы, наконецъ, больше любимъ: оперу или оперетку?

И тутъ намъ не найти опредѣленнаго отвѣта, и тутъ мы себя еще не опредѣлили: пустуетъ оперный театръ, пустуетъ подчасъ и опереточный.

Я спросилъ одного серьезнаго меломана: чему, наконецъ, онъ отдаетъ предпочтеніе, и онъ, не долго думая, отвѣчалъ: конечно, я люблю скорѣе оперу, нежели оперетку, но за то могу хоть сейчасъ влюбишься въ Кестлеръ и Немировичъ и никогда не увлекусь ни Бичуриной, ни Сикорской. Любить или быть влюбленнымъ,-- что лучше? Вотъ вопросъ, на который я когда нибудь дамъ обстоятельный отвѣтъ.

5 Октября 1886 г.

Болгарія, холера и оперетка.

Не знаю, какъ вы, читатель, но я рѣшительно пересталъ волноваться и даже вовсе думать о судьбѣ Болгаріи. Да и что это за народъ, въ самомъ дѣлѣ! Выгнали Баттенберга -- ура! Вернулся Баттенбергъ -- урра! Опять уѣхалъ -- тоже урра! Нуждаются въ нашемъ покровительствѣ, всю будущность свою основываютъ на содѣйствіи Россіи, ихъ создавшей, пролившей изъ за нихъ столько крови и потратившей на нихъ столько денегъ -- и потомъ вдругъ Стамбуловъ et tuti quanti, безъ церемоніи обозванные г. Катковымъ сбродомъ и "сволочью", руководятъ страною, народомъ!.... Въ такую-то страну, съ такимъ устойчивымъ направленіемъ, посланъ генералъ, баронъ Каульбарсъ, и онъ побывалъ среди народа, на митингахъ, наслушался рѣчей, побесѣдовалъ, тогда какъ для каждаго очевидно, что разговорами тутъ ничего не достигнешь... Впрочемъ, вонъ Иванову Измаилу разбили голову, да еще кое-кого порядкомъ поизмяли...

Генералъ, баронъ Каульбарсъ, повидимому, убѣдился въ совершенной безполезности посѣщенія всякихъ митинговъ и теперь предпринялъ объѣздъ Болгаріи.

Итакъ, судьбы Болгаріи меня не интересуютъ и я отъ души желаю полнаго успѣха генералу Каульбарсу въ его "статистическихъ" изслѣдованіяхъ. Гораздо серьезнѣе представляется вопросъ о побѣдоносномъ шествіи къ намъ холерной эпидеміи. До поры до времени мы мало тревожились и все надѣялись на "авось"" Правда, мы заботились еще о спускѣ нечистотъ, преслѣдовали легкомысленныхъ домохозяевъ, спускавшихъ на улицы всякую дрянь, но потомъ все-таки успокоились: авось пронесетъ. Но вдругъ неожиданный казусъ: на вокзалѣ желѣзной дороги въ Одессѣ скончалась внезапно г-жа Нилусъ и несомнѣнно констатировано, что она пала жертвой занесенной ею-же, вѣроятно, холерной эпидеміи. Къ намъ проникла холера -- это стало очевиднымъ. Никакого сомнѣнія быть не можетъ, ибо въ тотъ-же день, т. е;, въ день смерти г-жи Нилусъ, управленіе ю.-з. и. дорогъ по телеграфу потребовало реализаціи ассигнованнаго на случай появленія эпидеміи кредита въ 57 т, р. и пользованіе этимъ кредитомъ разрѣшено, По всей линіи дороги уже дѣйствуетъ холерная инструкція: рыба, ветчина, борщи и всякіе фрукты вычеркнуты, изъ буфетныхъ прейсъ-курантовъ; въ каждомъ поѣздѣ ходитъ особый вагонъ для заболѣвшихъ; говорятъ, даже договоренъ особый священнослужитель, который ѣздитъ въ черной ризѣ съ безплатнымъ билетомъ туда и назадъ для отпѣванія "экстренныхъ", жертвъ. Все приняло мрачный колоритъ,-- очевидно, эпидемія объявлена оффиціяльно открытой и врачи потираютъ руки. Недостаетъ какого-нибудь случая у насъ; стоитъ только кому-нибудь объѣсться въ одномъ изъ нашихъ трактировъ, покушавъ застоявшейся закуски или слишкомъ поусердствовавъ надъ гнилымъ окорокомъ,-- и. эпидемія тутъ какъ тутъ. Въ этихъ случаяхъ особенно заразителенъ страхъ и то общее господствующее настроеніе массы, которое вліяетъ на каждаго индивидуума, а потому благоразумные философы и опытные врачи твердятъ намъ избитую, но. вѣрную истину: главное, не мѣняйте образа жизни и не вѣрьте въ тѣ инструкціи, которыя издаются яко-бы для предостереженія. Поэтому, кто привыкъ напиваться въ день аккуратно 3 раза, не имѣя времени думать о какихъ-либо эпидеміяхъ, тотъ и обязанъ продолжать строго и неукоснительно тотъ-же образъ жизни; сдѣлай онъ маленькій перерывъ и задумайся надъ тѣмъ, не прихлопнетъ ли его холера,-- онъ человѣкъ погибшій. Да оно и понятно: если признать, что холерная бацила есть нѣчто живущее, есть какое-то созданіе, весьма неустрашимое и ничѣмъ не преоборимое, то это созданіе должно быть весьма назойливо и, конечно, какъ всякое созданіе, капризно: какъ ты его не гони, а оно все лѣзетъ къ тебѣ, точно мошка, или пчела; не обращай вниманія -- и оно тебя не тронетъ., Тѣмъ не менѣе, если уже намъ суждено во всѣхъ подобныхъ "экстренныхъ" случаяхъ руководствоваться разными инструкціями и наставленіями, то и я, стоя на стражѣ общественныхъ интересовъ, какъ скромный представитель печати, позволю себѣ, на основаніи личнаго опыта и руководствуясь совѣтами врачей, рекомендовать слѣдующія мѣры предосторожности всѣмъ, кто боится эпидеміи. Во 1-хъ) отнюдь не читать извѣстій о числѣ заболѣвшихъ и умершихъ отъ холеры, а для избѣжанія этого несчастія на время вовсе воздержаться отъ чтенія газетъ; такимъ образомъ, эпидемія для мнительнаго человѣка совсѣмъ существовать не будетъ; во 2-хъ) отнюдь не мѣнять образа жизни, т. е., если живешь въ долгъ, то и продолжать по прежнему такое-же безмятежное существованіе, а если кто напивается въ день по 3 раза, то нисколько не измѣнять такого аккуратнаго курса лѣченія; въ 3-хъ) особенно налегать на красныя вина и на коньякъ, избѣгая однако этикетовъ заграничныхъ фирмъ съ надписью на ярлыкѣ петитомъ: "типографія Кульженко", въ 4-хъ) не гулять при лунномъ свѣтѣ на Крещатикѣ, когда развозится ассенизація; въ 5-хъ) не курить въ антрактахъ представленій въ буфетѣ Гавлена (театръ комической оперы и оперетки Сѣтова), дабы не вдыхать міазмовъ изъ двухъ открытыхъ тамъ-же, за легкой занавѣсью, клозетовъ; въ 6-хъ) не присутствовать на разбирательствахъ у мировыхъ судей по дѣламъ о спускѣ нечистотъ; въ 7-хъ) воздерживаться отъ всякихъ полемическихъ разговоровъ, въ особенности о болгарскомъ вопросѣ и о нормировкѣ сахарнаго производства,-- словомъ, стараться не разслаблять, а, напротивъ, укрѣплять организмъ, и въ 8-хъ) послѣ выхода изъ ресторановъ не ложиться, хотя, бы для временнаго отдохновенія, непосредственно на сырую почву съ разстегнутымъ жилетомъ и безъ фуфайки изъ сосновой шерсти. Этихъ 8 пунктовъ, пока эпидемія не въ полномъ ходу, вполнѣ достаточно для всякаго, кто желаетъ продолжить свое земное существованіе на неопредѣленное время.

О холерной эпидеміи, мнѣ кажется, я высказалъ достаточно трезвыхъ взглядовъ и теперь перехожу непосредственно къ другой эпидеміи, которою насъ заразилъ г. Сѣтовъ -- къ опереткѣ. Я помню то время, блаженной памяти покойнаго Эйсмана, строгаго блюстителя нравовъ, такъ сказать, нашего нравственнаго ассенизатора, когда "противоопереточныя" мѣры принимались нашей думою гораздо строже, нежели всякія иныя мѣры оздоровленія города. Всѣ согласились въ безнравственности оперетки, всѣ сознали, что въ нашемъ просвѣщенномъ городѣ необходимо предоставить исключительное господство оперѣ и возродить загнанную и униженную драму. Съ такими свѣтлыми надеждами городской театръ былъ переданъ г-ну Савину и онъ потрудился, поработалъ много и усердно въ этомъ направленіи. Цѣлыхъ два сезона мы совершенно игнорировали оперетку и восхищались г. Тартаковымъ, который непрестанно изливалъ передъ публикой свое земное "перрр...все мученіе" и "слезы перррвыя" свои. Драма, правда, не воскрешалась и очаровательная г-жа Вронская не сумѣла овладѣть нашими сердцами такъ-же прочно, какъ то сдѣлалъ "Демонъ" съ сердцами нашихъ "прекрасныхъ половинъ". Въ этомъ, какъ видите, вся суть дѣла.

Такъ или иначе, мы полюбили оперу и перестали думать о безнравственной ея падчерицѣ -- опереткѣ. Какъ вдругъ, она явилась во всемъ соблазнительномъ блескѣ своего задора, заигриванія, легкаго кокетства и веселой шаловливости,-- и что-же сталось со всѣми нами? Громадное большинство, даже изъ среды серьезной зрѣлой публики, поддалось, этому соблазну и, бросивъ строгую мачиху, стало ухаживать за взбалмошной и вѣтреной падчерицей. Пускай строгій моралистъ бранитъ, сколько угодно, наше легкомысліе и нашу преступную невѣрность, но фактъ на лицо: оперетка даетъ сравнительно съ оперой прекрасные сборы, и въ креслахъ и ложахъ я вижу по нѣсколько разъ на тѣхъ-же представленіяхъ почти всѣхъ нашихъ серьезныхъ меломановъ, моралистовъ и даже высоконравственныхъ отцовъ семействъ, которыхъ, вѣроятно, ужъ больше не тревожитъ и въ сновидѣніяхъ тѣнь покойнаго Эйсмана.

Таково уже, видно, вѣяніе времени!

А еще проще -- таково вліяніе красоты и изящества, ибо я увѣренъ, что если-бы въ сѣтовской опереткѣ не было такихъ двухъ примадоннъ, каковы -- классически-красивая г-жа Кестлеръ и изящно-граціозная (въ особенности въ мужскомъ костюмѣ) г-жа Немировичъ, въ ложахъ и креслахъ далеко не засѣдало-бы такъ много меломановъ, моралистовъ и отцовъ семействъ. Съ другой стороны, если-бы г-нъ Савинъ позаботился пополнить пробѣлъ въ своемъ женскомъ персоналѣ хотя-бы одною пѣвицей образа, для взора "умилительнаго", а сердцу "неотразимо-пріятнаго и даже обольстительнаго", то и въ его театръ заглядывало-бы побольше поклонниковъ "изящнаго искусства". Какъ ни проста эта истина, какъ ни печальна она по своей простотѣ, а все-же она вѣрна, какъ всякая истина.

28 Сентября 1886 г.

МЫСЛИ ВСЛУХЪ.

(Салисбюри, Кальноки.-- Кончина нормировки.-- Городъ поссорился съ университетомъ,-- Буква И поссорилась съ буквой З.-- Литвиненко сцѣпился съ Заксомъ.-- Настоящій сирота.-- Зрѣлища и эстетика).

Сперва, конечно, слова два о политикѣ пустить надо, Вѣдь теперь невозможно не говорить о политикѣ. Ею занимаются люди рѣшительно всѣхъ категорій и профессій. Купцы, сидя въ гостиномъ дворѣ, у своихъ лавокъ, только и переговариваются между собою на счетъ судьбы Болгаріи, да по косточкамъ разбираютъ рѣчи Салисбюри и Кальноки.

-- Да, братъ, доложу тебѣ, Матвѣичъ, ловко онъ отхваталъ про всю нашу политику этотъ самый Сдазь-бери! Очень, говорятъ, даже продерзостно выражался, и все это ему ничего -- съ рукъ сходитъ, а потому, что Англія -- страна свободная и во всей Европѣ въ политикѣ первый голосъ имѣетъ.

-- А какъ ваше мнѣніе на счетъ Квальноки? Тоже вѣдь разговаривать мастеръ.

-- Однако, будетъ война или нѣтъ -- это все еще пока въ неизвѣстности. Вооруженіе, точно, по всей Европѣ пошло самое серьезное, а князь Бисмаркъ все молчитъ и потому мы ничего не знаемъ.

-- Да, это дѣйствительно: пока онъ не скажетъ, такъ и политики точной не объявится. Ну, молчитъ онъ только не спроста: знать что-нибудь ужъ очень хитрое задумалъ.

Надо полагать оттого молчитъ пока, что къ рѣчи готовится. Хочетъ такую сказать, чтобы передъ тѣми не осрамиться, да и настоящій предѣлъ всему положить.

-- Это такъ.

Мнѣ кажется, по части внѣшней политики приведеннаго разговора гостинодворцевъ совершенно достаточно и даже въ дневникѣ князя Мещерскаго мы ничего больше этого не почерпнемъ, если еще не прислушаться къ мнѣніямъ салопницъ и камеръ-лакеевъ.

Наконецъ, совсѣмъ рухнула и погребена пресловутая нормировка. А какъ внимательно слѣдили за ея предсмертной агоніей близкіе ей и родные!..... Положимъ, для нихъ уже не было никакой надежды на спасеніе взлелѣяннаго дѣтища, послѣ того кесарскаго сѣченія, которое произвелъ надъ нею московскій хирургъ печати. Никто, по правдѣ сказать, не разсчитывалъ, чтобы больная могла вынести такую операцію, хотя бы и подъ хлороформомъ, въ видѣ пріятнаго усыпленія на время. Но все-таки вѣра въ чудеса насъ не покидаетъ и разстаться съ близкими нашему сердцу такъ тяжело, что мы прибѣгаемъ въ такихъ случаяхъ къ самимъ крайнимъ средствамъ, а потому и для спасенія нормировки собирались экстренные консиліумы изъ самыхъ крупныхъ знаменитостей. Въ столицу съѣзжались такіе спеціалисты по "сахарной болѣзни", что одни имена этихъ господъ, выставлявшіяся подъ бюллетенями о ходѣ лѣченія, производили пріятное, успокоительное впечатлѣніе.... и все-таки не спасли больную..... Она скончалась на ихъ рукахъ, испустивъ жалобный вопль, который откликнулся въ сердцахъ всѣхъ крупныхъ заводчиковъ нашего края. Кончина послѣдовала 4 ноября. Краткое телеграфное извѣстіе сообщило всей Россіи это событіе, и съ того-же дня, какъ намъ сообщаютъ, всѣ директора нашихъ заводовъ пишутъ свои отчеты и приказы на бланкахъ съ черною каймой.

1Послѣднія минуты умершей доставили и намъ не мало хлопотъ, и всю ночь на 4 ноября мы точно провели у изголовья больной, такъ какъ телефонъ не переставалъ призывать насъ какими-то усердными, судорожными звонками, и черезъ трубку мы постоянно слушали одинъ и тотъ-же вопросъ: "какое извѣстіе о нормировкѣ?"

У насъ истекшая недѣля можетъ быть названа недѣлей разладовъ. Крупнымъ несогласіемъ является, конечно, разладъ между городомъ и университетомъ все изъ-за нескончаемаго вопроса о больничномъ баракѣ для университета. "Кіевлянинъ", считающій себя университетскимъ, или, правильнѣе, профессорскимъ органомъ (въ силу того, что братъ нынѣшняго "за редактора В. Пихно", бывшій редакторъ Д. Пихно, въ то-же время -- бывшій профессоръ здѣшняго университета), конечно, разноситъ городское управленіе и совѣтуетъ университету съ "нынѣшнимъ" составомъ этого управленія совсѣмъ ни въ какіе компромиссы не входить. Если-же принять во вниманіе, что весь этотъ барачный вопросъ запутанъ именно тою думой, которая, по составу гласныхъ, скорѣе могла называться профессорскою думой, а нынѣшней думѣ приходится только кашу расхлебывать,-- то ярые нападки quasi-университетскаго органа являются уже просто смѣшными. Такъ или иначе -- городъ въ ссорѣ съ университетомъ (!). Не правда-ли, какъ это смѣшно? Да можетъ-ли это быть? Подумайте хорошенько! Мнѣ невольно вспоминается при этомъ давно сообщенный мною-же анекдотъ, или экзаменаціонный эпизодъ,-- когда на вопросъ профессора: свойственны-ли юридическимъ лицамъ семейныя отношенія,-- студентъ отвѣчалъ утвердительно; "значитъ, университетъ можетъ жениться на казенной палатѣ?" -- озадачилъ его профессоръ. Я думаю, что также точно юридическимъ лицамъ не должны быть свойственны и всякія мелкія чувствованія людскія, мелкія страстишки, а потому университетъ не можетъ "ухаживать", напр., за думой, дума не можетъ, "задравши хвостъ, ходить передъ университетомъ", ни "строить ему глазки" и т. п.; не могутъ, слѣдовательно, они ни ссориться между собою, ни мириться, а тѣмъ паче "запивать мировую". Однако у насъ вотъ эти юридическія лица поссорились и глядятъ другъ на друга пѣтухами. Впрочемъ, въ своемъ отдѣльномъ мнѣніи гласный Свиридовъ выражаетъ надежду, что, молъ, есть "еще возможность разсчитывать на соглашеніе думы съ университетомъ". Не ссорьтесь, голубчики!

Затѣмъ не на шутку сцѣпились между собою полемизирующія по штундистскому вопросу буквы В. и 3. Личный задоръ въ эту полемику внесла, несомнѣнно, буква В. (пишущая въ "Кіевлянинѣ"), назвавъ букву 3. (пишущую въ "Зарѣ") "бурсакомъ". Не считая это названіе сколько-нибудь похожимъ на "гусака", буква 3. имъ вовсе не обидѣлась, признавъ себя дѣйствительно бурсакомъ въ смыслѣ, между прочимъ, "крѣпкой логики", но въ концѣ своего "послѣдняго" отвѣта буквѣ В. заявила, что она узнаетъ ее, эту самую букву "по ушамъ". Очевидно, пользуясь тѣмъ, что буква 3. написала послѣдній отвѣтъ и что значитъ теперь вали уже во всю, буква В. откатала свою противницу "психопатомъ" съ "крѣпкой логикой".

Возникло также препирательство между директоромъ одного сахарнаго завода Заксомъ и изобрѣтательнымъ изобрѣтателемъ г. Литвиненко. Послѣдній находитъ, что ему всецѣло принадлежитъ честь изобрѣтенія новаго аппарата для просушки и пробѣлки сахара, каковое изобрѣтеніе у него похищаетъ будто г. Заксъ. Взявшій подъ свою защиту изобрѣтателя Литвиненко г. Ив. Новицкій грозитъ даже Заксу "уголовно-судебной экспертизой" (!). Подождите-ка, господа! Зачѣмъ такъ скоро? Потягайтесь-ка еще годиковъ пять-шесть гражданскимъ судомъ, въ которомъ и до сихъ поръ идетъ дѣло по спору г. Литвиненко съ Бекманомъ, тоже по поводу аппарата для очистки сахара.

По призыву новобранцевъ случился курьезъ съ Сиротой (который, впрочемъ, имѣетъ отца). Хотя онъ и являлся къ призыву, но, должно быть, ему надоѣло долго ждать и онъ проѣздился на Крещатикъ и попалъ въ гостиницу Лувръ. Призывъ между тѣмъ окончился и Сироту сочли за сокрывшагося. На другой день, когда онъ обнаружился, при чемъ, какъ оказалось, отецъ и не думалъ скрывать своего сына, вполнѣ желая, какъ онъ пишетъ, чтобы Сирота-сынъ "свято исполнялъ долгъ каждаго русскаго подданнаго",-- его одного, именно, какъ сироту, и принимали въ солдаты, для чего и составилось цѣлое собраніе. Сирота, кромѣ того, является еще въ этомъ призывѣ настоящимъ сиротою среди еврейскихъ юношей, такъ какъ всего призывалось двое евреевъ,-- но одинъ изъ нихъ посланъ на испытаніе.

По части зрѣлищъ и эстетики мы положительно роскошествуемъ. Г-жа Горева очаровывала насъ болѣе недѣли, дала уже прощальный спектакль и еще въ понедѣльникъ выступитъ въ "послѣ-прощальномъ" спектаклѣ въ пьесѣ "Нищіе духомъ".-- Намъ кажется, что и тѣ нищіе духомъ рецензенты, которые отвергали выдающійся талантъ артистки, преклонились передъ нею послѣ второго представленія "Сумашествіе отъ любви", а если они еще не прозрѣли, то несомнѣнно, что ихъ должно признать неизлѣчимыми. Кстати, о рецензентахъ. Наша публика весьма сочувственно приняла новую примадонну русской оперы г-жу Конча, которая имѣла положительный успѣхъ, да и не можетъ его не имѣть, обладая весьма хорошимъ голосомъ и прекрасной манерой пѣнія; да и какъ актриса, она положительно хорошая исполнительница,-- а между тѣмъ суровый Нечетъ (то бишь, Чечоттъ) ее, что называется, раскаталъ.

Одинъ изъ остроумныхъ меломановъ, прочитавъ отзывъ о ней этого строгаго критика, нашелъ, что сотрудничество г. Чечотта въ "Кіевлянинѣ" уже несомнѣнно произвело на еего критика "удручающее впечатлѣніе"; то-же, что онъ пишетъ о г-жѣ Конча, даетъ основаніе думать, что критикъ "или слушалъ "Фауста", заткнувши уши, или писалъ свою рецензію, стоя "до горы ногами".

Теперь въ оперѣ ждутъ дебютовъ знаменитой Евгеніи Брохъ.

Г. Сѣтовъ тоже не плошаетъ, и въ его театрѣ въ понедѣльникъ выступаетъ любимица Петербурга, Москвы и Кіева,-- даровитая и симпатичнѣйшая артистка В. В. Зорина. Кажется, мы увидимъ и услышимъ ее впервые въ "Малабарской вдовѣ", въ которой она положительно съ ума сводила петербургскую jeunesse d'orée.

Праматерь оперетки "Елена", кажется, не имѣла успѣха, развѣ потому, что г-жа Немировичъ слиткомъ скромна и изящна для этой роли, въ которой у насъ привыкли видѣть только лишь сластолюбивую бабу извѣстнаго тѣлосложенія.

Въ драматическомъ обществѣ съ нѣкоторыхъ поръ театръ переполняется аристократической публикой, или, иначе, crême de Lipki. На сценѣ подвизается г. Череповъ,-- исполнитель не безъ дарованія, весьма приличныхъ манеръ, съ изящною обувью и моднымъ гардеробомъ. Г-жа Павлова могла-бы имѣть большій успѣхъ въ "Мертвой петлѣ", какъ намъ кажется, если-бы нѣсколько болѣе освоилась съ игрою окружавшихъ ее любителей. У артистки есть несомнѣнное дарованіе и старательность въ изученіи ролей.

Скоро открывается циркъ Никитина съ участіемъ Чинизелли и маскарады купеч. клуба. Этихъ двухъ событій съ особеннымъ нетерпѣніемъ ждутъ представительницы нашего деми-монда, которыхъ, повидимому, не удовлетворяетъ "чистая эстетика".

(Заря 1886 года, Ноябрь).

О смерти короля Баварскаго и объ Островскомъ.

Несчастный король Баварскій! Король-самоубійца! Ужъ королямъ-ли не жить на свѣтѣ, а онъ тяготился этою жизнію, давно искалъ случая окончить постылую книгу, закрыть ея послѣднюю страницу. Какая именно драма разыгралась на берегу Штарнбергскаго озера? Была-ли здѣсь упорная борьба съ жизнью, съ тѣмъ, кто препятствовалъ исполненію задуманнаго плана, король-ли первый столкнулъ въ воду присматривавшаго за нимъ доктора Гуддена, желая избавиться отъ его надзора и затѣмъ покончить съ собою, или докторъ бросился за нимъ -- этого никто не знаетъ, а живописные берега Штарнбергскаго озера хранятъ упорное молчаніе.... Догадкамъ и предположеніямъ нѣтъ конца... Одно несомнѣнно, что Гудденъ не желалъ смерти короля, не могъ ея желать, а потому на встрѣчу этой смерти пошелъ самъ король и онъ нашелъ ее въ глубинѣ озера.

Протоколы, акты, освидѣтельствованія и медицинское вскрытіе трупа доказываютъ, что король былъ помѣшанъ,-- умственныя способности его были разстроены. Но чѣмъ вызвано было это разстройство и какъ оно привело короля именно къ убѣжденію о необходимости покончить съ собою,-- того не разъяснятъ никакіе протоколы, никакія судебно-медицинскія вскрытія. Королямъ-ли не жить на свѣтѣ! Кому-же тогда и жить?!... А вотъ, подите-же, и тамъ, среди блеска, величія, власти и роскоши, не бываетъ счастія, и тамъ попадаются люди, которыхъ не удовлетворяетъ даже королевская жизнь, и они испытываютъ горе, они страдаютъ,-- они оканчиваютъ тѣмъ, что получаютъ полное отвращеніе къ свѣту, людямъ, къ самой жизни. Несомнѣнно, что Людвигъ ІІ-й отличался прекрасными качествами души, что въ немъ были зачатки благороднѣйшихъ порывовъ и стремленій, но въ тоже время это былъ несчастнѣйшій человѣкъ и при томъ неудачникъ въ своей семейной жизни,-- онъ долженъ былъ разойтись съ своей невѣстой и съ тѣхъ поръ ни въ чемъ не находилъ того, что могло-бы примирить его съ жизнію; отсюда -- рядъ безумныхъ фантазій: сооруженіе дворцовъ, театры, гдѣ этотъ мрачный король-меломанъ выслушивалъ одинъ цѣлыя оперы, отсюда всякое нарушеніе нормъ и предѣловъ, нарушеніе бюджета и, наконецъ, неоплатные долги. Долги у короля! Какъ это ни странно, но король (правда, Баварскій) былъ въ тоже время самымъ неисправнымъ и, можетъ быть, самымъ крупно-несостоятельнымъ должникомъ въ наше время. Не думаю, чтобы очень ужъ тѣснили кредиторы его величество,-- но, во всякомъ случаѣ, если кредиторовъ этихъ было не мало и каждый изъ нихъ, хотя разъ въ мѣсяцъ, являлся къ нему съ напоминаніемъ о долгѣ, то уже этого одного, мнѣ кажется, совершенно достаточно, чтобы всею душой желать, какъ можно скорѣе покончить всякіе счеты и ринуться въ глубину Штарнбергскаго озера. Ужасное положеніе имѣть кредиторовъ! И что-же это за народъ -- кредиторы? Подъ симъ названіемъ я разумѣю, конечно, исключительно тѣхъ счастливыхъ избранниковъ, у которыхъ сумма капитала превышаетъ всякія ихъ потребности. Этимъ излишкомъ они исключительно работаютъ для пріобрѣтенія еще большаго излишка,-- слѣдовательно, уже излишка на излишекъ. Вотъ что собственно и есть кредиторъ. Этой категоріи лица одарены совершенно исключительными качествами души и сердца. Во 1-хъ, кредиторы всегда отличаются прекрасною памятью, несравненно лучшею, нежели память любого должника,-- они помнятъ послѣдніе сроки, всякіе граціонные дни и моментально высчитываютъ самые сложные проценты на проценты. Во 2-хъ, кредиторы вовсе не хотятъ понимать, что всякій долгъ потому и называется долгомъ, что его можно долго не отдавать (брать въ долгъ), а, главное, никакъ не уразумѣютъ, что неисправные платежи происходятъ вовсе не отъ нежеланія должника платить, а по самой простой причинѣ -- неимѣнія въ данную минуту денегъ, которыя поддѣлывать очень трудно и невыгодно. Одну выгоду представляетъ собою для хорошаго, порядочнаго должника имѣть множество кредиторовъ: онъ можетъ быть увѣренъ, что на свѣтѣ есть люди, которые заботятся о его благосостояніи, здоровьѣ, и что во всякомъ случаѣ послѣ его смерти будетъ кому поплакать. Свои мысли по поводу безвременной кончины Людвига Баварскаго я могу закончить такимъ разсужденіемъ: роскошь есть безуміе, какъ говорятъ умные люди, а для тѣхъ, кто и безъ того можетъ жить роскошно, излишество этой роскоши -- еще большее безуміе. Правдивыя слова! Но что сказалъ король Лиръ, когда онъ еще, однако, не былъ сумасшедшимъ: "дай человѣку то лишь, безъ чего не можетъ жить онъ, ты его сравняешь съ животнымъ".

Этими-же днями мы, русскіе люди, понесли тяжелую утрату. Телеграфъ принесъ роковую вѣсть о внезапной кончинѣ дорогого намъ человѣка, геніальнаго писателя, Александра Николаевича Островскаго. Всѣ, кому дороги слава и гордость Россіи, не могутъ не дорожить избранниками и представителями этой славы, а къ числу таковыхъ, несомнѣнно, принадлежалъ Островскій. Великіе мыслители, ученые и писатели,-- это умственный капиталъ народа, и всякая потеря этого капитала несравненно тяжелѣй всякихъ хищеній, растратъ и даже опустошительныхъ войнъ. Истинно русскіе люди и въ тоже время люди мысли, люди съ душою и сердцемъ не могутъ не скорбѣть по поводу понесенной нами утраты, но всѣ-ли эти люди сознали до сей поры всю тягость этой утраты? Неужели выраженіе нашей скорби ограничится скромной панихидой въ маленькой Георгіевской церкви, отслуженной мѣстнымъ драматическимъ обществомъ при какихъ-нибудь двухъ-трехъ десяткахъ молящихся "объ успокоеніи новопреставленнаго раба Александра"?... Неужели для того, чтобы память Островскаго была почтена, какъ того вполнѣ заслуживаетъ это славное имя, необходимо, чтобы онъ состоялъ въ чинѣ не ниже четвертаго класса и занималъ соотвѣтствующую классу должность?

Впрочемъ, я и забылъ, что намъ всегда и во всемъ надо ждать примѣра столицъ. Ну, что-же! подождемъ пока и затаимъ эту скорбь въ сердцахъ нашихъ.

При такомъ настроеніи читатель не посѣтуетъ на меня, конечно, за то, что мнѣ не идутъ въ голову веселыя мысли, да и чему веселиться?

(З. 8 Іюля 1886 г.).

О гипнотизмѣ и текущія дѣла.

Если вы не читали любопытныхъ изслѣдованій г. Фельдмана "въ области гипнотизма и внушенія" (въ газ. "Новости"), то прочтите непремѣнно. Добытые имъ факты поразительны, кажутся невѣроятными и невозможными, однако они строго провѣрены и вполнѣ подтверждены. Если вдуматься въ эти явленія, то вѣдь что-же оказывается? Какая ужасная, могущественная сила открывается передъ нами, сила, о которой мы не имѣли до сего времени представленія, и чего только нельзя будетъ отнынѣ творить при посредствѣ этой силы надъ человѣкомъ, который является совсѣмъ обезволеннымъ субъектомъ, физическимъ орудіемъ, исполняющимъ велѣнія посторонней воли. Стоитъ только "внушить" объекту, находящемуся въ гипнотическомъ снѣ, сдѣлать что-либо, и какъ-бы нелѣпо, какъ-бы невозможно ни было это требованіе, но разъ оно внушено, то непремѣнно будетъ и исполнено,

Достаточно указать на слѣдующіе, наиболѣе поразительные факты экспертизы Фельдмана, совершившіеся на глазахъ многихъ ассистентовъ, чтобы прійти въ ужасъ передъ этой таинственной силой. Молодой дѣвушкѣ внушаютъ совершить убійство и она, проснувшись отъ гипнотическаго сна, съ неотразимой силой стремится нанести удары ножомъ, который къ счастью былъ притупленъ заранѣе. Ее невозможно потомъ удержать отъ выполненія внушеннаго ей дѣянія.

Другой женщинѣ внушается, что она вовсе не женщина, а мужчина, и она тотчасъ-же входитъ въ роль молодого человѣка, беретъ подъ руку г. Фельдмана, принимая его за даму, увлекаетъ его въ тѣнистый садъ и начинаетъ съ нимъ обращаться совершенно какъ опытный ловеласъ съ невинною жертвой своей страсти. Гипнотизированная, по описаніямъ г. Фельдмана, дѣйствительно такъ вошла въ свою роль, что если-бы не спасительный магнитъ, приложенный къ ея затылку, мгновенно уничтожающій иллюзію, то кто его знаетъ, чѣмъ бы кончилось это превращеніе. Обманы зрѣнія, вкуса, осязанія также изумительны и при.дальнѣйшемъ распространеніи въ публикѣ подобныхъ упражненій могутъ причинять не мало казусовъ самыхъ неожиданныхъ.

Но интереснѣе всего несомнѣнно опыты съ нѣкіимъ г. Тум--вымъ, который, по сдѣланному ему внушенію, во время сна, черезъ два дня послѣ того, "будучи въ совершенно нормальномъ состояніи"., явился къ одному изъ петербургскихъ нотаріусовъ и настаивалъ на совершеніи дарственной записи, въ силу которой онъ уступаетъ значительную часть своего имѣнія постороннему лицу. Предупрежденный нотаріусъ едва могъ совладать съ настойчивостью г. Тум--ва и уклониться отъ совершенія подобнаго акта. Что вы на это скажете? Хорошо, что это опытъ, ученое изслѣдованіе, обставленное извѣстными условіями, не допускающими злоупотребленія; но если гипнотизмъ усвоится людьми практическими, то какихъ можно ожидать отъ этого послѣдствій? Вообразите, что кому-нибудь изъ такихъ практиковъ прійдетъ въ голову, заручившись, конечно, согласіемъ какого-нибудь ловкаго гипнотизера, перевести, напримѣръ, на свое имя всѣ земли г. Терещенко. Что можетъ быть проще: выписать гипнотизера въ Кіевъ, да и устроить такъ, чтобы онъ на какомъ-нибудь сеансѣ сдѣлалъ подобное внушеніе г. Терещенкѣ. Вѣдь о содержаніи самого внушенія постороннія лица могутъ и не знать, а дѣйствіе его тѣмъ не менѣе все таки неотразимо, и объектъ, которому внушеніе будетъ сдѣлано, непремѣнно подчинится волѣ внушителя. Можно себѣ представить удивленіе кіевскихъ нотаріусовъ и вмѣстѣ съ тѣмъ ихъ радость, когда вдругъ прійдется совершать такую сдѣлку.

Въ настоящее время нашъ слабый умъ, конечно, не въ силахъ еще обнять всѣхъ послѣдствій вліянія силы гипнотизма съ его дальнѣйшимъ распространеніемъ. Могучая сила гипнотическаго внушенія не'замедлитъ проявиться во всѣхъ событіяхъ нашей жизни и чего только нельзя будетъ оправдать вліяніемъ этой "силы внушенія". Какія непредвидѣнныя случайности, какія ужасныя сцены насъ ожидаютъ въ недалекомъ будущемъ. Вотъ, напримѣръ, какой-нибудь счастливый супругъ, повинтивъ достаточно въ клубѣ и плотно поужинавъ, спокойно возвращается домой, спѣшитъ въ объятія своей дражайшей половины, и -- о ужасъ! Завѣтная дверь заперта.... онъ стучится, его не пускаютъ и чей-то рѣзкій голосъ оттуда посылаетъ ему такія слова: "чего вамъ надо, убирайтесь вонъ, нахалъ! Это не ваша жена, а моя" -- Хорошо, если благоразумный супругъ тотчасъ догадается, въ чемъ дѣло и пойметъ, что въ спальнѣ находится несчастный гипнотизированный, которому во время сеанса жестокимъ гипнотизеромъ сдѣлано такое адское внушеніе, въ силу котораго онъ, совершенно помимо воли, принимаетъ чужое за свое и распоряжается въ чужомъ домѣ, какъ въ своемъ -собственномъ. Тогда дѣлать нечего, нужно подчиниться и выждать, пока дѣйствіе гипноза само собою испарится, такъ какъ противиться этой силѣ невозможно. Впрочемъ, предусмотрительнымъ мужьямъ, въ виду возможности такихъ случаевъ, могу посовѣтовать заранѣе запастись въ магазинѣ Фальберга тяжеловѣсными магнитами, которые, какъ показываютъ опыты г. Фельдмана, будучи съ извѣстною силою приложены къ затылку субъекта, находящагося подъ вліяніемъ такого "внушенія", дѣйствуютъ сразу самымъ отрезвляющимъ образомъ. А не будь такихъ магнитовъ, дѣло вышло-бы совсѣмъ плохо!

Силою гипнотическаго "внушенія", мнѣ кажется, и теперь уже является возможность постигать и объяснять многія непостижимыя и необъяснимыя явленія. И какое это, въ самомъ дѣлѣ, простое и удобное объясненіе. Возьмемъ, напримѣръ, изумительный фактъ полученія въ кіевскомъ частномъ коммерческомъ банкѣ совершенно постороннимъ субъектомъ въ нѣсколько пріемовъ крупной суммы въ 67 т. руб. Неизвѣстный субъектъ являлся будто-бы отъ имени г. Зайцева, получилъ чековую книжку для г. Зайцева и преспокойно получалъ деньги по подложнымъ чекамъ. Если принять во вниманіе, что подписи вкладчиковъ, въ особенности крупныхъ, на чекахъ требуютъ большой тождественности и именно такого характера, какимъ сдѣлана подпись, хранящаяся въ банкѣ, что съ этою подписью надлежитъ справляться почаще, въ особенности дѣлая крупныя выдачи и притомъ неизвѣстнымъ лицамъ, и что къ тому-же г. Зайцевъ-отецъ состоитъ членомъ совѣта того-же банка, то мнѣ кажется, подобный фактъ въ строго организованномъ банкѣ, конечно, можетъ быть объясненъ только тѣмъ предположеніемъ, что и кассиръ, и весь контроль банка, выдавшіе деньги при такихъ условіяхъ, дѣйствовали въ состояніи гипнотическаго сна, наведеннаго на нихъ ловкимъ гипнотизеромъ. Лицу-же, получавшему деньги г. Зайцева, проста сдѣлано "внушеніе", что это деньги его, а не Зайцева, и онъ такъ и поступалъ, не въ силахъ будучи противиться такому, правда, весьма пріятному внушенію.

Кстати, о "пріятныхъ внушеніяхъ". Таковымъ несомнѣнно слѣдуетъ признать внушеніе, сдѣланное въ какомъ-то сладкомъ снѣ г. М. Штенгелю, въ силу котораго Онъ сталъ принимать кіевскій земельный банкъ за- свой собственный банкъ и, пробывъ въ немъ, какъ говорится, безъ году недѣлю, кандидатомъ правленія, задумалъ вводить угодные ему порядки, измѣнять уставъ банка и, преслѣдуя похвальную цѣль -- экономію,-- порѣшилъ съ десятью своими акціонерами вовсе упразднить оцѣночную комиссію, лишивъ членовъ оной положеннаго имъ содержанія. Горячимъ противникомъ новатора выступилъ одинъ изъ членовъ этой комиссіи,-- маститый ораторъ А. В. Гудимъ-Левковичъ съ своей громовой рѣчью, произведшей сильную сенсацію и не менѣе сильную пертурбацію въ. собраніи акціонеровъ. Онъ съ большою убѣдительностью доказывалъ благодѣтельное вліяніе и заслуженную дѣятельность почтенныхъ членовъ комиссіи,-- которые, какъ и онъ самъ,-- преимущественно мѣстные старожилы, знаютъ край и условія хозяйства, такъ какъ они-де "не мало изъѣздили его" (т. е. край, а не хозяйство), Г. М. Штенгеля и его десять акціонеровъ г. Гудимъ-Левковичъ, очевидно, считаетъ "пришельцами", задавшимися исключительною цѣлью перевернуть установленный порядокъ и не дающими никакихъ гарантій къ созданію чего-либо лучшаго. "Вліяніе члена правленія Штенгеля, по словамъ оратора, внесло только смуту въ земельный банкъ, угнетало его правленіе, породило безплодныя попытки ломки устава и создало, наконецъ, закулисную интригу!..." Тѣмъ не менѣе, эти громы остались безъ послѣдствій и большинство голосовъ, какъ и всегда, сдѣлало свое дѣло.

Буря въ земельномъ банкѣ и казусъ съ чеками г. Зайцева -- только эти два событія нѣсколько возбудили наше вниманіе на истекшей недѣлѣ, оторвавъ насъ отъ плясанія и блиноястія,-- чему мы предавались съ особеннымъ рвеніемъ. Отмѣчу, однако, небольшой курьезъ въ области печати. Въ Бѣлой-Церкви появился литературный сборникъ "Бѣлоцерковецъ", вышелъ первый No сборника въ мѣстечкѣ -- это-ли не прогрессъ!

Теперь уже нашимъ уѣздамъ стыдно будетъ отставать, и я увѣренъ, что вскорѣ появится на свѣтъ: "Чигиринецъ", "Васильковецъ" и другіе мѣстные сборники. Курьезъ, однако, не въ самомъ появленіи этого курьезнаго органа, пускай себѣ развивается наша пресса, а въ томъ, что на этого новорожденнаго младенца набросился со своими остротами кіевлянинскій фельетонистъ, обозвавшій основателя "Бѣлоцерковца" "юркимъ еврейчикомъ, побывавшимъ увъ Америка". Между тѣмъ оказывается, что "Бѣлоцерковецъ" созданъ никѣмъ инымъ, какъ корреспондентомъ того-же "Кіевлянина", г. И -- мъ. Своя своихъ не познаша! Впрочемъ, случаи непознаванія самихъ себя бываютъ еще курьезнѣе. Тотъ-же "Кіевлянинъ" получилъ отъ "своего ближайшаго сотрудника г. Д. И изъ Петербурга" порядочный нагоняй по поводу обвиненія поляковъ въ стремленіи къ соціализму. Ближайшій сотрудникъ имъ отписалъ: "куда молъ вы уже хватили,-- этого я дескать никогда не раздѣлялъ..... Осади назадъ!"

Засимъ, масляная недѣля оканчивается, а контракты все не оживлены. Попляшемъ еще сегодня, да завтра, а тамъ и благовѣстъ раздастся, наступятъ покаянные дни и будемъ мы просить изгнать изъ насъ "духъ праздности, унынія, любоначалія и празднословія." Отъ сего послѣдняго воздержусь заранѣе и потому кончаю.

(З. 1886 г.).

Кое-что о головахъ

Среди курьезовъ нашей скромной провинціальной жизни нельзя не отмѣтить довольно выдающійся фактъ, наводящій на весьма серьезныя размышленія. Я говорю о головѣ, которая была запродана владѣльцемъ ея при жизни и должна была поступить въ пользованіе покупателя по смерти продавца. Такого рода договоры довольно обыкновенное явленіе въ другихъ просвѣщенныхъ государствахъ, гдѣ люди совершенно свободно распродаютъ себя по мельчайшимъ составнымъ частямъ, распоряжаясь своимъ тѣломъ, какъ неотъемлемою собственностью. Намъ извѣстны договоры о запроданномъ горлѣ Аделины Патти и феноменальной глоткѣ извѣстнаго пьяницы Мистера Дикса, о нѣсколькихъ парахъ ножекъ знаменитыхъ танцовщицъ, кулакахъ первоклассныхъ боксеровъ, о множествѣ запроданныхъ носовъ всякихъ размѣровъ и видовъ и т. п. Всѣ подобныя сдѣлки совершаются тамъ на точномъ основаніи законовъ и предъявляются затѣмъ въ судебныхъ мѣстахъ. Мы еще не дошли до такихъ просвѣщенныхъ взглядовъ и ни одинъ нотаріусъ, конечно, не прійметъ къ засвидѣтельствованію подобной сдѣлки, такъ какъ нашъ законъ не признаетъ за человѣкомъ права распоряженія своимъ тѣломъ и воспрещаетъ также обезображиваніе мертваго тѣла Такимъ образомъ запроданная кіевскимъ гражданиномъ голова является первымъ примѣромъ подобныхъ сдѣлокъ на Руси (Кіевъ во многомъ подаетъ хорошіе примѣры) и. по всей вѣроятности, такая сдѣлка вызоветъ подражателей. Въ самомъ дѣлѣ: развѣ не выгодно поступилъ обладатель этой феноменальной головы, извлекши изъ нея при жизни первые триста рублей, которые, какъ говорятъ, и послужили фундаментомъ всего его, довольно значительнаго ко дню смерти, состоянія. Развѣ мало, съ другой стороны, у насъ такихъ головъ, которыя только и могутъ имѣть дѣну по смерти ихъ обладателей. Я не говорю уже о "крѣпкихъ лбахъ", въ которыхъ вмѣсто черепныхъ костей можно подозрѣвать чистѣйшую мѣдь и которые поэтому уже представляютъ несомнѣнный интересъ для всякаго любителя рѣдкостей, готоваго заранѣе заплатить извѣстную сумму за право вскрытія и сохраненія такого лба,-- но сколько, въ самомъ дѣлѣ, головъ, заранѣе предназначенныхъ судьбою для музея!

Съ другой стороны, опять, какой чувствительный недостатокъ въ головахъ, къ чему-нибудь пригодныхъ во время жизни ихъ владѣльцевъ. Да чего печальнѣе,-- коли въ такомъ городѣ, какъ наша матушка Москва, до сихъ поръ никакъ не найдется дѣльной головы, и такъ и остается она совсѣмъ безъ головы. Въ Одессѣ нашли голову, но она отказывается служить, опять будутъ искать. Да,-- несомнѣнно, что труднѣе всего сыскать "городскую голову".-- ну, а курьезныхъ головъ для собирателей рѣдкостей, повторяю, найдется не мало. И развѣ неинтересно бы было подобное собраніе головъ, развѣ такое собраніе не украшало бы кабинеты нашихъ университетовъ? Съ научной точки зрѣнія, для френологовъ, послѣдователей Галли и Лафатера -- подобная коллекція несомнѣнно весьма интересна. Да и для философя -- богатая тема, наводящая на глубокія размышленія. Не даромъ Гамлетъ задумался надъ черепомъ Іорика и другими выбрасываемыми равнодушнымъ могильщикомъ черепами: -- "Неужели питаніе и воспитаніе этихъ костей стоило такъ мало, что ими можно играть въ кегли?"... И сколько, подумаешь, такихъ череповъ, которыми совершенно свободно можно играть въ кегли?

Запроданная кіевскимъ гражданиномъ голова навела меня на грустныя мысли, исключительно о головахъ. Я вообразилъ себя, подобно Гамлету, на знакомомъ кладбищѣ. Равнодушный могильщикъ, копаясь въ большой могилѣ, курилъ трубку и выбрасывалъ вмѣстѣ съ землею негодные черепа. Вотъ покатился къ моимъ ногамъ совсѣмъ почернѣвшій черепъ.

Я спросилъ могильщика: ты не знаешь ли, кому принадлежалъ этотъ черепъ?

Могильщикъ (очевидно, подражая шекспировскому могильщику). Тому, кто назывался человѣкомъ, а можетъ быть въ сущности былъ свиньей.

Вопр. Да, но не знаешь ли, чей именно, изъ чьей могилы?

Ото. Изъ сосѣдней. А въ ней погребенъ былъ большой взяточникъ. Онъ дралъ съ живаго и мертваго, онъ продавалъ правосудіе на вѣсъ золота и, раззоряя тяжущихся, строилъ себѣ дома. Отправляя подсудимыхъ въ мѣста болѣе или менѣе отдаленныя, онъ роздавалъ теплыя и удобныя мѣста своимъ приближеннымъ и тѣмъ, кто ему низко кланялся.

Узнавъ такимъ образомъ, кому принадлежалъ этотъ черепъ, я пожалѣлъ, что не могу отправить его въ редакцію "Петербургскихъ Вѣдомостей". Съ какимъ-бы почтеніемъ его поставили бы подъ колпакъ всѣ поклонники стараго суда.

Еще черепъ, да какой большой, открытый. Подъ этимъ лбомъ, очевидно, помѣщались мелкія черты лица.

-- Чей онъ?

-- А, это была настоящая голова,-- отвѣчалъ могильщикъ. И при многихъ головахъ это была единственная голова.

Сколько хитрости, сколько пронырливости и ума видѣлось изъ этихъ маленькихъ свѣтившихся глазъ. Какъ ловокъ и вкрадчивъ былъ тотъ человѣкъ. Онъ теперь обратился въ ничтожество.

"Великій Цезарь -- нынѣ прахъ

"И имъ замазываютъ щели!"

повторилъ я слова датскаго принца.

-- Точно такъ, ваше благородіе,-- отвѣчалъ могильщикъ. Изъ этой могилы какъ разъ возили известку.

Я взялъ въ руки третій и постучалъ по лбу его. Какъ онъ крѣпокъ. Должно быть твердая голова была.

-- Позвольте, дай Богъ памяти, сказалъ могильщикъ. Это черепъ, если не ошибаюсь, очень солиднаго, серьезнаго человѣка. Въ немъ было много разной начинки и все это помѣщалось въ прочномъ котлѣ. Обладатель этого черепа былъ человѣкъ твердой воли, непогрѣшимыхъ убѣжденій и большой гонитель оперетки.

Вслѣдъ за симъ могильщикъ высыпалъ съ разу кучу мелкихъ череповъ, которые съ шумомъ покатились на землю и перемѣшались, стукаясь между собою лбами, но потомъ, какъ бы въ силу случайной игры судьбы, расположились въ довольно симметричной группѣ, при чемъ самый маленькій изъ нихъ оказался на верху группы.

Выбрасывая ихъ, могильщикъ говорилъ:-- вотъ этими черепами дѣйствительно можно играть въ кегли. И при жизни ихъ обладатели все время играли въ шары и образовывали всегда свою кучку. Это черепа цѣлой семьи одного ветхозавѣтнаго учрежденія, о которомъ ходятъ цѣлыя легенды.

А вотъ это черепъ одного кассира, надѣлавшаго въ своей жизни много шуму. Это была хитрѣйшая голова и ловко проводилъ онъ глазѣвшихъ на него дураковъ. Не менѣе ловко держалъ онъ себя на судѣ и вышелъ торжественно оправданнымъ. Потомъ онъ Цѣлыхъ три года занималъ собою всю нашу ветхозавѣтную прессу и приводилъ въ бѣшенство прокуроровъ, пока не дождался послѣдней кассаціи и не помѣстился вотъ въ этомъ одиночномъ заключеніи, прибавилъ могильщикъ, ударяя въ землю лопатой. Я хотѣлъ уже уходить съ кладбища, какъ могильщикъ подалъ мнѣ еще одинъ небольшой и весьма странной формы черепъ и спросилъ меня: ну, а эту голову, вы, конечно, знаете?

-- Еще бы! Бѣдная голова! Я зналъ ее. Какъ хорошо я зналъ ее! Она принадлежала маленькому человѣчку съ безконечно большимъ самолюбіемъ и упрямствомъ. Гдѣ заключался здѣсь тотъ умъ, которому покорялись въ свое время всѣ остальные черепа? Какъ хорошо я помню тебя, бѣдная голова! Сколько могла бы ты сдѣлать хорошаго и сколько натворила глупостей...... и теперь; "какъ отталкиваютъ мое воображеніе эти останки! Мнѣ почти дурно. Тутъ были уста,-- чего только онѣ не наговорили? Здѣсь былъ глазъ,-- чего онъ смотрѣлъ, спрашивается? Гдѣ теперь твои протоколы, проекты и заявленія? Все пропало! Ничего ты не оставилъ въ воспоминаніе о себѣ. Ступай теперь въ будуаръ какого нибудь головы, или директора банка и скажи имъ, чтобы они не старались походить на тебя".

Изъ этой краткой пародіи на кладбищенскую сцену изъ Гамлета, читатель можетъ усмотрѣть, сколь интересно было бы собрать полную коллекцію выдающихся русскихъ головъ. Припомните, что у Глуповскаго градоначальника, который только и произносилъ "не потерплю" -- была голова "съ органчикомъ", который свободно вынималъ ему часовой мастеръ Байбаковъ и послѣ такого пріема "совершенно пустая градоначальникова голова лежала на книгѣ недоимочныхъ реестровъ въ видѣ щегольскаго пресъ-папье"

Ну, какъ не скупать такія головы заранѣе!

(Заря 1882 г.).

Днѣпровская катастрофа 7 Августа 1883 г.

Какъ ужасно положеніе человѣка, который теряетъ подъ собою почву! Мнѣ пришлось выслушать правдивый разсказъ по этому поводу отъ одного изъ тонувшихъ въ страшной стихійной катастрофѣ, разыгравшейся на Днѣпрѣ 7 Августа. Утопающій хватается за соломенку. Это положеніе такъ неоспоримо вѣрно, какъ сама истина. Утопающій не можетъ не хвататься за что-бы то ни было,-- этого требуетъ сама природа, животный инстинктъ, чувство самосохраненія,-- желаніе еще пожить. Стоитъ только вообразить себѣ положеніе человѣка, который дѣлаетъ послѣднія усилія, чтобы не погибнуть: его руки будутъ непремѣнно простираться къ чему-бы то ни было, и только тогда этого движенія не будетъ, если вокругъ него рѣшительно ничего не будетъ, кромѣ воды и воздуха,-- но если что нибудь будетъ около, то какъ-бы ни было ненадежно и ничтожно это что-нибудь, хотя-бы не надежнѣе соломенки,-- къ нему будутъ простираться руки погибающаго непремѣнно.

Что можетъ, быть ужаснѣе такой картины и такихъ ощущеній: могучій порывъ вѣтра поднялъ разъяренныя волны, и среди этой вздымающейся массы воды дѣлая толпа людей, держащихся на ничтожной деревянной скорлупѣ, бросаемой въ стороны, и вверхъ, и внизъ,-- съ замираніемъ сердца ожидаетъ того роковаго и прихотливаго толчка, послѣ котораго прійдется имѣть дѣло только съ этой черной пѣнящейся и бушующей массой, которая и простираетъ къ человѣку свои холодныя объятія и въ тоже время не держитъ его и разступается передъ нимъ. Вотъ среди этихъ людей энергичный и сильный человѣкъ: онъ не потерялъ присутствія духа, ему возможно было мгновенно сорвать съ себя одежду,-- онъ умѣетъ бороться съ волнами и удержать себя на этой шаткой поверхности. Онъ спасаетъ себя, но еще больше чѣмъ своею жизнію онъ дорожитъ жизнію близкаго, дорогаго ему созданія, которое безпомощно, неминуемо сейчасъ же скроется въ пучинѣ. Сильный и любящій человѣкъ всѣ усилія свои направляетъ, чтобы подать помощь именно этой жертвѣ несчастія. Въ эту минуту до всѣхъ остальныхъ, до всего міра ему нѣтъ никакого дѣла; но имъ то, всѣмъ остальнымъ, болѣе слабымъ, чѣмъ онъ,-- есть дѣло до него: онъ для нихъ плавающій по водѣ предметъ, тѣло, кусокъ доски, за который можно держаться, и больше ничего... И вотъ къ нему простираются руки, за него хватаются, его тащутъ за волосы десятки рукъ, и, кто ухватился, тотъ впивается въ него точно желѣзными клещами, причиняетъ ему боль, нисколько не заботясь объ этой боли, избираетъ только способъ, какъ-бы крѣпче, какъ-бы надежнѣе вцѣпиться въ этого человѣка, который, быть можетъ, сейчасъ-же отъ этого самъ пойдетъ ко дну, захлебнется водою и погибнетъ -- Нужды нѣтъ, пока мнѣ надо жить, хотя минуту удержаться на немъ, на этомъ плавающемъ предметѣ,-- а тамъ что другое подвернется, за что можно ухватиться, удержаться, уцѣпиться!..у Но этотъ, спасающій себя и другое дорогое ему созданіе человѣкъ,-- развѣ онъ не будетъ бороться съ ухватившимися за него людьми, которыхъ жизнь теперь ему ненавистна, такъ какъ изъ-за нихъ онъ теряетъ другую -- единственно дорогую для него жизнь,-r-и вотъ онъ отбиваетъ отъ себя сильными взмахами и движеніями всего тѣла вцѣпившихся въ него людей..... Но они держатся очень крѣпко. Одинъ схватилъ его, какъ клещами, за самое горло и обращенъ къ нему лицомъ къ лицу, страшный испуганный взоръ его глазъ прямо смотритъ въ его глаза.... О, да какъ-же избавиться отъ этого человѣка, съ которымъ иначе все равно прійдется пойти ко дну, такъ какъ онъ связываетъ всѣ движенія пловца!.... Въ этой борьбѣ.... человѣка, людей уже нѣтъ, а только столкновеніе двухъ животныхъ чувствъ,-- инстинктовъ жизни..... И вотъ сильный пловецъ схватываетъ приставшаго къ нему зубами и, кусая его, причиняетъ такую боль, что тотъ безсильно оставляетъ его и, окровавленный, прямо передъ нимъ безпомощно опускается въ волны, освобождая мѣсто сильнѣйшему. Пловецъ кое-какъ отдѣлывается отъ приставшихъ къ нему людей, и самъ погружается въ волны, ищетъ ту, которую онъ спасалъ, ищетъ... Вотъ, вотъ кажется ея тѣло, онъ схватываетъ его,-- но оно скользитъ изъ его рукъ и исчезаетъ.... Пловецъ спасся одинъ и послѣ тщетныхъ поисковъ, не найдя дорогаго трупа, одинъ пришелъ въ себѣ въ домъ и все сидѣлъ и плакалъ, и все представлялась ему эта ужасная картина, какъ исчезалъ отъ него дорогой ему образъ, и какъ онъ не могъ спасти ее только потому, что эти противные, чужіе ему люди тоже хотѣли спасти себя, спасались на немъ и не давали ему спасать только ее одну.

Да, грустныя картины рисуетъ нашему воображенію днѣпровская катастрофа (какъ вообще всякія катастрофы), и на грустныя, безотрадныя мысли наводитъ она. Только бы за что нибудь удержаться^ на чемъ нибудь повиснуть, и жизнь многихъ была-бы спасена! Послѣ катастрофы сейчасъ-же, конечно, всѣ стали думать о возможно наилучшихъ и нанудобнѣйшихъ способахъ огражденія общественной безопасности. Да оно и понятно: "громъ не грянетъ, мужикъ не перекрестится," "русскій человѣкъ заднимъ умомъ крѣпокъ" и т. д. Общество поданія помощи, всякія спасательныя лодки и т. п. оказались, какъ и слѣдовало ожидать, пригодными только во времена всеобщей безопасности и никуда негодными во время малѣйшей опасности. Назначили комиссію для провѣрки перевозочныхъ средствъ, лучшаго устройства лодокъ, содержанія надлежащаго количества, гребцовъ и другихъ мѣропріятій. Можно быть увѣреннымъ, что впредь, до будущей катастрофы, мы преблагополучно можемъ ѣздить за раками на Трухановъ островъ и даже въ ресторанъ "Венецію" (около моста), который, къ слову сказать, все это лѣто служитъ настоящей приманкой для всѣхъ, кто ищетъ удовольствій за Днѣпромъ.

Не знаю, натолкнулись-ли спеціалисты, осматривавшіе лодки и изобрѣтавшіе всякіе спасательные способы, на одну простую мысль,-- я во всякомъ случаѣ считаю себя вправѣ ее высказать. По разсказу многихъ очевидцевъ и прикосновенныхъ къ ужасамъ катастрофы, я знаю, что вся суть спасенія заключалась въ вопросѣ о возможности "къ чему нибудь прицѣпиться, за что нибудь удержаться". Одинъ изъ спасшихся передавалъ мнѣ, что когда лодка опрокинулась, первою его заботой было схватиться за нее,-- но она ускользала отъ него и по мокрой поверхности ея удержаться было очень трудно. Однако ему все-таки удалось удержаться за лодку, всадивъ свои пальцы въ смолу, покрывавшую ея дно, причемъ онъ оборвалъ себѣ всѣ ногти. И такъ, если-бы на бортахъ лодокъ были ручки, за которыя можно-бы держаться, то многіе-бы спаслись, держась за лодку, какъ за спасательный поясъ. Средство довольно простое.

Лѣтніе разговоры.
(Въ ожиданіи холеры).

-- Домна Ивановна, Домнушка? Гдѣ ты тамъ возишься, поди-ка сюда, вотъ потолковать надо.

Такъ звалъ свою хозяйку домовладѣлецъ Иванъ Матвѣевичъ Разсудихинъ, сидя за утреннимъ чаемъ и держа въ рукахъ газетный листъ. Домна Ивановна слыла образцовой хозяйкой: ея глазъ поспѣвалъ всюду: и за кухаркой доглядѣть, чтобы та не припрятала какого нибудь лакомаго кусочка, въ дѣтскую комнату подоспѣть какъ разъ во время, когда нужно было разнять сцѣпившихся Митю и Сашку, и въ погребъ слазить разъ двадцать на день, и за курами насѣдками присмотрѣть, яйца пересчитать, и дворника Михѣича постращать строгой отвѣтственностью за недосмотръ. Вѣчно занятая, вѣчно суетящаяся, съ связкой ключей на животѣ, съ засученными рукавами, въ головной повязкѣ по фасону простыхъ бабъ и при фартухѣ, Домна Ивановна представляла собою истинный кладъ для такого супруга, какимъ былъ Иванъ Матвѣевичъ Разсудихинъ, погруженный въ свои многосложныя служебныя обязанности по должности столоначальника казенной палаты и свободный развѣ только въ праздничные дни.

-- Ну, что тебѣ еще?-- спросила вошедшая въ комнату Домна Ивановна и остановилась въ дверяхъ въ выжидательной позѣ.

-- Да присядь, присядь-ка, матушка... Дай-ка сперва поздороваться. Вѣдь мы еще не здоровались съ тобою. И, сладенько улыбаясь, Иванъ Матвѣевичъ привлекъ къ себѣ заманчивую хозяйку, отъ которой дышало здоровьемъ и несло кухней, сѣномъ, свѣже обмытой рыбой и прочими хозяйственными ароматами. Съ большимъ наслажденіемъ Иванъ Матвѣевичъ исполнилъ обычный, усвоенный имъ обрядъ цѣлованія, приложившись сперва къ сочнымъ губкамъ Домны Ивановны, затѣмъ къ шейкѣ (размѣровъ любой тирольской коровы) и послѣ того, поочередно обнявъ обѣ ея мясистыя и мощныя руки, запечатлѣлъ по одному благодарственному поцѣлую возлѣ самого локотка. Домна Ивановна какъ-то нехотя предавала себя этому обряду супружескаго обожанія и когда Иванъ Матвѣевичъ, отдуваясь и покрякивая отъ удовольствія,-- послѣ такого сложнаго процесса поздорованья,-- вновь принялся за газету,-- она опять, уже съ явнымъ неудовольствіемъ и нетерпѣніемъ, вопросила его:

-- Ну, чего тамъ еще не читалъ и зачѣмъ только тебѣ позволяютъ газеты таскать изъ присутствія?

-- Да вотъ, матушка, пишутъ, что пора намъ принимать всякія мѣропріятія противъ появленія азіятской гостьи.

-- Это на счетъ холеры, что ли?

-- Вотъ именно,-- а то, видишь ли, она уже изводила перескочить, пишутъ, изъ этой самой Даміеты на о. Мальту.

-- А далеко ли это отъ нашего города и въ какомъ уѣздѣ?-- полюбопытствовала Домна Ивановна.

-- Положимъ, это еще въ иноземныхъ царствахъ и, кажется, вблизи египетской губерніи,-- объяснилъ не болѣе сильный въ географіи Иванъ Матвѣевичъ.-- Но вѣдь эта самая холера не по землѣ ходитъ, а заноситъ ее вѣтромъ и съ необычайною быстротой, такъ что тутъ зѣвать то нечего выходитъ. Давай принимать мѣры.

-- Никакихъ мѣръ я принимать не намѣрена и не наше это вовсе дѣло, а то, смотри, какъ разъ еще въ отвѣтъ попадешь. Я и безъ твоихъ газетъ про эту самую холеру слышала и уже даже надлежащій разговоръ имѣла съ нашимъ городовымъ.

-- Ну, что же онъ тебѣ, душенька, сказалъ?

-- А онъ говоритъ, что приказа на этотъ счетъ еще у нихъ никакого нѣту, даже о томъ, впускать ли холеру, или не пропускать ее, и что это должно идти распоряженіе отъ города и тогда все будетъ разъяснено, на сколько и кого оштрафовать надо; пришлютъ, говоритъ, тамъ пристава Ракитина, посоставляютъ вездѣ протоколы и возьмутъ штрафы на эту холеру со всѣхъ домовладѣльцевъ.

-- За что же штрафъ брать?

-- Да вотъ, чтобы не заводить холеры. Штрафъ, говоритъ, небольшой, должно быть, будетъ, а если несправедливо возьмутъ, такъ можно будетъ пойти пожаловаться и съ адвокатомъ на судѣ доказывать, что по манифесту его не полагается, и снимутъ. Такъ что все это, говоритъ, одна только переписка выйдетъ и вамъ бояться нечего.

-- Ай, ай, ай,-- да что это ты, душенька! Такая умная и образованная дама, примѣрная хозяйка, а значитъ все таки женщина, въ законахъ ничего не смыслишь, и какъ только съ думой или съ иными учрежденіями столкновеніе, такъ ты всѣ свѣдѣнія у городоваго черпаешь. Ну, что онъ знаетъ, душенька, онъ дуракъ, ничего онъ не понимаетъ.-- А я чиновникъ и законы долженъ знать лучше его, такъ ты бы со мною совѣтовалась, а не то, что съ городовымъ.

-- Не говори ты этого, нашъ городовой знаетъ законъ лучше чиновника,-- онъ чуть не каждый день у мирового бываетъ и все тамъ говоритъ, такъ какъ бы равно прокуратъ какой. Онъ говоритъ, что его всѣ зовутъ обвинителемъ полицейскимъ и что ему еще походить такъ по, судамъ, такъ онъ и всякій законъ будетъ зна₄ть и самъ въ адвокаты выйдетъ. Къ нему и теперь за совѣтами ходятъ.

-- Да это все вздоръ, душенька. А я думаю такъ, что своя шкура дороже, и намъ нечего ожидать, пока дума схватится, а мы сами о себѣ должны позаботиться.

-- А если этого нельзя, если за это штрафъ возьмутъ, что ты какъ-нибудь не по правилу, или не по той статьѣ о себѣ заботился, тогда что? Городовой говорилъ, что безъ приказа объ этомъ даже и думать нельзя.

-- А на счетъ нечистоты онъ говорилъ тебѣ что-нибудь? Вотъ что бы за дворикомъ присматривать?

-- Да, это, онъ говоритъ, можно, чтобы пока поменьше спускали на улицу нечистотъ, а больше вывозить бы.

-- Это мало, Домнушка, мнѣ кажется, почистить бы дворикъ немножко слѣдовало.

-- А деньги гдѣ? Да кого я нанимать-то буду? Да что ты вздумалъ, наше-ли это дѣло, да еще безъ всякаго приказу?

Надо замѣтить, что нечистоты во дворѣ, обиліе разнаго рода ручейковъ, топкихъ мѣстечекъ и лужицъ, въ которыхъ полоскались утки и гдѣ находила пріютъ любимая свинья Домны Ивановны;-- а также огромная навозная куча, въ которой копошилось пернатое царство ея двора,-- всѣ эти прелести, съ одной стороны, живо напоминали Домнѣ Ивановнѣ деревенскій пейзажъ, а съ другой стороны вносили такое разнообразіе въ ея дворовую жцзнь, что въ глазахъ ея этотъ небольшой дворикъ уже представлялся чѣмъ то въ родѣ особаго государства, съ своей особой географіей: тамъ возвышенная мѣстность, а тутъ озеро, муссорныя и навозныя горы, помойная долина и т. п., и вдругъ все это сравнять и очистить. Очень нужно,-- да и къ чему это, когда дворикъ ихъ выходилъ какъ разъ на Сѣнную площадь, и тутъ-же подъ заборомъ на гладко срытой городской землѣ былъ такой складъ всякаго зловонія и нечистотъ, что даже любимая свинья Домны Ивановны иногда предпочитала пользоваться для своего отдохновенія именно этимъ кусочкомъ земли, для чего она и протискивалась туда съ большими затрудненіями сквозь расщелину двухъ заборныхъ досокъ, поднимая иногда ужасное, раздирающее душу хрюканіе.

Однако, когда вопросъ о мѣропріятіяхъ былъ поставленъ ребромъ, т. е. надо-ли опасаться холеры, или нѣтъ, и когда Иванъ Матвѣевичъ изобразилъ предъ Домной Ивановной всѣ ужасы преждевременной кончины отъ этого ужаснаго morbus'а, кончины, весьма неблагородной и отвратительной, то Домна Ивановна, хотя сознавала себя полной хозяйкой дворика, однако рѣшилась подчиниться рѣшенію Ивана Матвѣевича, признавая въ немъ все-таки главу семейства.

-- Ты вѣдь все-таки голова, какой тамъ ни на есть, но голова, и тебѣ, значитъ, надлежитъ рѣшить это дѣло.

Вступивъ въ отправленіе своихъ обязанностей, Иванъ Матвѣевичъ рѣшилъ, что мѣры должны быть предупредительныя и притомъ двоякаго характера: касающіяся личной безопасность его и членовъ семьи, и общественной, въ смыслѣ безопасности всѣхъ обитателей и посѣтителей его двора. Личныя мѣры сводились къ тому, что съ наступленіемъ охранительнаго времени, ему и каждому изъ членовъ его семьи должна была отпускаться извѣстная ежедневная порція рому, коньяку, или инаго крѣпительнаго напитка. Всѣ сіи напитки, какъ заявлялъ Иванъ Матвѣевичъ, на основаніи данныхъ, добытыхъ медицинскою наукой, несомнѣнно способствуютъ охраненію организма отъ проникновенія холернаго яда, а потому употребленіе оныхъ является цѣлесообразнымъ и своевременнымъ.

Что касается оздоровленія воздуха окружающей атмосферы, то на этотъ счетъ пренія отличались необыкновеннымъ оживленіемъ и упорствомъ со стороны протестующей, т. е. Домны Ивановны. Она находила, что никакой законъ не уполномочивалъ ихъ вмѣшиваться въ районъ дѣятельности городской управы, и потому они не могутъ издавать обязательныхъ правилъ для свободныхъ гражданъ, пользовавшихся испоконъ вѣку вольностями городскаго земельнаго участка, прилегающаго къ забору ихъ усадьбы. Да и въ самомъ дѣлѣ, какъ вы сгоните какого-нибудь солдатика, имѣющаго, такъ сказать, насиженное мѣсто въ предѣлахъ городскаго земельнаго участка, открытаго и свободнаго для воздѣйствія каждаго гражданина?

"Ну, что съ нимъ подѣлаешь? Какъ ты его не гони, а онъ все таки въ извѣстное время долженъ сѣсть на городской землѣ и пользоваться ея общедоступностью".

Для рѣшенія этого вопроса Домна Ивановна предложила обратиться въ управу съ требованіемъ о назначеніи особой комиссіи. Послѣ нѣкотораго колебанія предложеніе это было принято и даже постановлено назвать предполагаемую комиссію "комиссіей по весьма нужнымъ дѣламъ". При этомъ Домна Ивановна не преминула обратить вниманіе головы своего дворика, Ивана Матвѣевича, на безотрадное и безобразное положеніе маленькаго дворика, Находящагося непосредственно подъ зданіемъ городской управы, въ которомъ (дворикѣ) заключается чистильное перчаточное заведеніе, изливающее во дворѣ массу зловонной жидкости, и засимъ общедоступный уединенный кабинетъ для всѣхъ гражданъ города, гуляющихъ по Крещатику. По ея мнѣнію,-- въ этомъ дворикѣ въ центрѣ города и подъ центральнымъ управленіемъ онаго заключается и самый источникъ холеры; оттуда она уже совершенно свободно можетъ распространяться; по всѣмъ участкамъ и холернымъ отдѣленіямъ города. Для того, чтобы дать примѣръ управѣ, "Иванъ Матвѣевичъ единоличной властью постановилъ: очистить свой дворъ, снеся всякія "навозныя, и муссорныя возвышенности и засыпать утиныя и иныя озера и ямы, а также залить известью любимую свиньей Домны Ивановны помойную долину.

Мѣры эти были жестокія, но радикальныя, и въ виду общественной безопасности Домна Ивановна должна была имъ подчиниться.

Послѣ такого продолжительнаго совѣщанія по холерному вопросу Иванъ Матвѣевичъ почувствовалъ необходимость въ отдохновеніи, а дабы не терять драгоцѣннаго времени, и въ виду возможности совершенно внезапнаго вторженія заморской гостьи въ предѣлы Имперіи, постановилъ прежде всего принять мѣры къ огражденію личной безопасности и для этой цѣли послать къ сосѣднему лавочнику за и пускомъ полуведра очищенной, 12 полубутылокъ рому и столько же коньяку. Съ тѣмъ вмѣстѣ на первое засѣданіе домашней комиссіи "по весьма нужнымъ дѣламъ" были приглашены ближайшіе столоначальники казенной палаты: Переирѣловъ, Ерофѣевъ и Пѣночкинъ, а изъ постороннихъ вѣдомствъ: отставной штабсъ-капитанъ Емельянъ Тихоновичъ Кукельванъ-Корыто и мѣстный околодочный Помойцевъ.

Въ 7 часовъ вечера, означенная честная компанія съ Разсудихинымъ во главѣ, и съ запаснымъ ведромъ вина и и другими припасами, при одной гитарѣ штабсъ-капитана. Кукельванъ-Корыто, отчаливала отъ пристани Днѣпра на двухгребной наемной лодкѣ, съ твердымъ намѣреніемъ на одномъ изъ рыбачьихъ острововъ отпраздновать благое начинаніе предпринятыхъ противухолерныхъ мѣропріятій.

Но доставленнымъ намъ свѣдѣніямъ, всѣ члены означенной компаніи вернулись благополучно къ 6 часамъ утра,-- но только столоначальникъ Пѣночкинъ подвергся на пути: слѣдованія двумъ острымъ припадкамъ несваренія желудка,-- вслѣдствіе чего и былъ доставленъ въ мѣстную Александровскую больницу, гдѣ консиліумъ авторитетныхъ врачей опредѣлилъ: что онъ. страдаетъ припадками особаго рода болѣзни "холеры предохранительной-", вызванной усиленными мѣрами, принятыми противу "настоящей" эпидеміи. Съ тѣхъ поръ Иванъ Матвѣевичъ не столько заботился о мѣрахъ личной безопасности, сколько объ общественной, и дворикъ его настолько чистъ и исправенъ, что любимая свинья Домны Ивановны только и находитъ себѣ пріютъ и отдохновеніе въ предѣлахъ городскаго земельнаго участка, за заборомъ усадьбы Разсудихина. Пѣночкину не помогли никакіе медикаменты, и онъ окончилъ свои дни, не столько благодаря искусству врачевателей, сколько благодаря излишнему усердію своеобразной охранительной системы.

(Заря 1883 г.).

ЖУРФИКСЪ.

Получилъ я записку слѣдующаго содержанія: "Очень вы даже любопытно описываете, какъ на этихъ самыхъ журфиксахъ господа кавалеры и дамы балуются, а потому, не отставая отъ вѣка, и мы учредили у себя по пятничкамъ таковые же журфиксы. Прошу пожаловать на чашку чая и чисто русское угощеніе съ "выпишникомъ. Вашъ покорный слуга Фридрихъ Шпице". Зная широкую, чисто русскую натуру Фридриха Вильгельмовича Шпице, я сообразилъ, что угощенье будетъ солидное и выпивка, или, какъ говорилъ фридрихъ Вильгельмовичъ, "выпишникъ" -- тоже солидный, а потому надо было подготовить себя. Фридрихъ Вильгельмовичъ любитъ пожить въ свое удовольствіе и большой гастрономъ. Разъѣзжая днемъ по городу, я нѣсколько разъ встрѣчалъ его на Крещатикѣ то подъѣзжавшимъ, то отъѣзжавшимъ отъ магазина Матохина, при чемъ его экипажъ -- семейная коляска -- нагружался всякими бакалейными товарами.

-- Будете, конечно?-- весело крикнулъ онъ мнѣ.

-- Какъ же-съ, непремѣнно.

-- А я вотъ московской телятины никакъ не могу достать. Вы знаете, какъ у меня лежитъ сердце къ Москвѣ и я ужасно люблю кушать хорошій кусокъ московской телятины,-- а здѣсь одинъ только Терье выписываетъ ее къ обѣду для г. Данцигера, да нѣмцы въ "Древней Руси" у Дьякова кушаютъ ее на своихъ вечерахъ.

Я всегда зналъ, что у Фридриха Вильгельмовича чисто русскіе вкусы, но никогда не замѣчалъ въ немъ особеннаго пристрастія къ Москвѣ, такъ что и его усердные поиски за московской телятиной мнѣ показались подозрительными, или по крайней мѣрѣ я никакъ не могъ объяснить себѣ причину охватившей его симпатіи. Однако Фридрихъ Вильгельмовичъ тотчасъ вывелъ меня изъ этого недоумѣнія.

-- Ахъ, батюшка, вы не были на нашемъ обѣдѣ при открытіи купеческаго собранія. Какъ не стыдно, стыдно вамъ!

Надо замѣтить, что совершенно обрусѣвшій Фридрихъ Вильгельмовичъ, не смотря на то, что прожилъ въ Россіи ровно 50 лѣтъ, все-таки въ нѣкоторыхъ оборотахъ рѣчи и въ словахъ давалъ чувствовать свой германизмъ. Онъ продолжалъ меня укорять:

-- Но вы знаете, вы понимаете, какую прекраснѣйшую рѣчь сказалъ Густавъ Ивановичъ и какъ онъ это хорошо выражался въ своей прекраснѣйшей рѣчи, что "нашъ дорогой и родной Кіевъ,-- нашъ праматерь отъ всѣхъ городовъ долженъ соединяться съ русскимъ сердцемъ,-- съ Москва!" Это было прекрасно, превосходно произнесено. Дѣйствительно наше сердце -- Москва!

Послѣ этихъ восторговъ Фридриха Вильгельмовича для меня совершенно понятно стало, что охватившій его морквидизмъ слѣдуетъ приписать вліянію рѣчи Густава Ивановича, и я уже нисколько не удивлялся, что онъ гоняетъ по всему городу, розыскивая московскую телятину. Я посовѣтовалъ ему попросить самого Данцигера подѣлиться съ нимъ московской телятиной, если онъ не всю ее съѣлъ.

Въ это время два дюжихъ парня выносили отъ Матохина чудовищныхъ размѣровъ рыбу, породы которой я никакъ не могъ опредѣлить, и полюбопытствовалъ спросить Фридриха Вильгельмовича: что это за чудище?

-- Какъ вы думаете, что это за рыба?-- въ свою очередь спросилъ онъ меня.

-- Право не могу опредѣлить ея породы: ужъ не акула, что-ли?

-- Это громадная наша бѣлужина!-- воскликнулъ онъ въ восторгѣ. Она была выписана для обѣда въ купеческомъ собраніи, но нѣсколько опоздала, благодаря неисправностямъ нашихъ желѣзныхъ дорогъ, при томъ рыба оказалась немножко попорченною съ хвоста, но за то совершенно свѣжая голова!-- добавилъ Фридрихъ Вильгельмовичъ и самодовольно щелкнулъ пальцемъ по рыбьей головѣ.

Затѣмъ Фридрихъ Вильгельмовичъ еще распространялся о разныхъ гастрономическихъ тонкостяхъ и деликатесахъ, въ которыхъ онъ былъ большой знатокъ, при чемъ, однако, во всемъ отдавалъ предпочтеніе нашей родной кухнѣ и странѣ; онъ увѣрялъ меня, что даже наши черноморскія устрицы лучше фленсбургскихъ и остендскихъ. "По крайней мѣрѣ для меня онѣ гораздо лучше и наконецъ мои политическія убѣжденія заставляютъ меня отдавать предпочтеніе черноморскимъ устрицамъ?" -- такъ говорилъ превосходный г. Шпице, и я не могъ имъ не восхищаться.

На журфиксѣ у этого хлѣбосольнаго русскаго нѣмца я встрѣтилъ уже совсѣмъ иное. общество, чѣмъ то, съ которымъ мнѣ приходится встрѣчаться у Раздольскихъ и Бѣловзоровыхъ. Тутъ собрались представители нашего именитаго русскаго купечества, дѣльцы разныхъ солидныхъ фирмъ, нѣкоторые изъ желѣзнодорожниковъ, гласные и думцы, да кое-кто изъ чиновнаго люда. Неизбѣжный мой спутникъ Ленекинъ успѣлъ, однако, и сюда пробраться и даже пресерьезно ухаживалъ за очаровательной бѣлокурой дочкой Фридриха Вильгельмовича, Анетой, которую онъ почему-то называлъ коноплянкой.

Надо замѣтить, что на журфиксъ къ Фридриху Вильгельмовичу, съ разрѣшенія хозяйки, я явился очень поздно и попалъ почти прямо къ ужину, т. е. когда уже представители солидныхъ фирмъ и именитаго купечества вставали изъ-за зеленыхъ столовъ и сводили "послѣднюю математику", какъ выражался одинъ изъ типичнѣйшихъ гостей Шпице, Парамонъ Ардальоновичъ Желтобрюховъ.

За ужиномъ на нѣсколькихъ столахъ и столикахъ, разставленныхъ въ громадной столовой, дѣйствительно можно было встрѣтить всякое обиліе плодовъ земныхъ, яствъ и питій, въ особенности послѣднихъ. Солидныя фирмы вначалѣ ужина очень мало говорили, а занимались исключительно ѣденіемъ, что, конечно, и приличествуетъ солиднымъ фирмамъ. Но когда мало-по-малу разноцвѣтныя струи всякихъ животворныхъ жидкостей въ достаточной мѣрѣ разлились, по резервуарамъ, при чемъ въ иныхъ уже чувствовалось даже нѣкоторое переполненіе,-- то говоръ на различные голоса и и темы сталъ все шумнѣе и гуще подниматься со всѣхъ столовъ и столиковъ и мало-по-малу производилъ въ громадной столовой настоящее смѣшеніе языковъ. Разумѣется, главною пищей для разговоровъ, и притомъ особенно оживленныхъ, служило состоявшееся на этой недѣлѣ открытіе новаго купеческаго собранія въ его роскошномъ помѣщеніи съ роскошнымъ обѣдомъ и первый вечеръ въ томъ-же собраніи. Всѣ восторгалась помѣщеніемъ, которое дѣйствительно заслуживаетъ восторга и даже удивленія, всѣ остались довольны гостепріимствомъ и хлѣбосольствомъ нашего русскаго купечества и прекрасной рѣчью Густава Ивановича, говорившаго объ укрѣпленіи въ нашемъ городѣ съ тридцатыхъ годовъ чисто русскаго элемента и о заслугахъ и достоинствѣ нашего русскаго купечества. Благодарное купечество, конечно, отвѣчало преимущественно тостами и пило за здоровье почетныхъ гостей; тостовъ было очень много, пили за здоровье всѣхъ начальствующихъ и всѣхъ видныхъ дѣятелей, теперешнихъ и бывшихъ г. конечно, благодарили и пили здоровье Густава Ивановича Эйсмана и дѣятелей думы: H. К. Ренненкампфа, Ф. Ф. Меринга, Э. Я Флиге, В. А. Рубинштейна и другихъ. Никого не забыли, и шампанское лилось рѣкой.

-- Болшой, болшой выпишникъ былъ и все прекрасно, превосходно и изумительно какъ хорошо было,-- утверждалъ Шпице, и опять напомнилъ мнѣ то мѣсто изъ рѣчи Густава Ивановича, особенно ему понравившееся, о нашей связи съ сердцемъ Россіи -- Москвой.

-- Дѣйствительно,-- ораторствовалъ Шпице,-- мы, русскіе, совсѣмъ какъ-то отъ Москвы отстали и насъ сближаютъ съ нею развѣ только крупныя банковскія растраты,-- но вѣдь, разумѣется, не въ этомъ одномъ надо подражать русскому сердцу, надо и чувствовать, и жить по-московски. Тутъ опять Фридрихъ Вильгельмовичъ не могъ не выразить свое недовольство на то, что онъ нигдѣ въ Кіевѣ не могъ достать московской телятины, а Данцигеръ не далъ ему своей, потому что всю ее съѣлъ.

-- И въ самомъ дѣлѣ, господа, ну вотъ вы, Карлъ Ивановичъ,-- обратился Шпице къ представителю солидной фирмы Цукеркопфу,-- развѣ можно васъ назвать русскимъ человѣкомъ и развѣ вы живетъ, думаетъ и кушаетъ по-русски?

-- Я вамъ скажу, Фридрихъ Вильгельмовичъ, что все это "отвиситъ" (Цукеркопфъ всегда такъ переводилъ слово abhängt, т. е зависитъ) -- все отвиситъ отъ взгляда на жизнь: я, напримѣръ, тоже очень люблю нашу московскую телятину и кушаю ее съ большой аппетитъ въ Древней Руси, но однако-же ни на что не промѣняю нѣмецкой колбасы и настоящаго баварскаго пива, такъ равнымъ образомъ, однако-же, долженъ вамъ сознаваться, предпочитаю фленсбургскія устрицы черноморскимъ, не смотря на всю важность для насъ хорошаго черноморскаго флота.

Патріоты смѣялись остротѣ Цукеркопфа, и разговоръ принялъ характеръ политико-гастрономическій.

-- А по мнѣ, вотъ вся эта ваша заморская великатесность,-- одна мерзость и больше ничего!-- отозвался Желтобрюховъ, и я такъ скажу: что вотъ подай ты мнѣ сейчасъ лягушку и хотя всю ее сахаромъ обсыпь, такъ я ее все-таки ѣсть не буду. И опять сыръ, который на червякахъ ходитъ, тоже ѣсть не могу!-- Затѣмъ, нахвалившись вдоволь купеческимъ обѣдомъ, нѣкоторые, какъ то часто бываетъ, стали потомъ я въ критику вдаваться: иныя блюда казались какъ будто нѣсколько тяжелыми, а въ рѣчи Густава Ивановича Дриндингъ и Шпекъ находили какъ будто непонятнымъ, о какихъ это заслугахъ чисто русскаго купечества для Кіева въ 30-- 40 годахъ, говорилъ Густавъ Ивановичъ -- когда оно дескать "было свободно отъ вторженія иноземныхъ и иноплеменныхъ элементовъ"? Стали припоминать чисто русскія фамиліи, такъ сказать, коренныя изъ нашего купечества, при чемъ заспорили, какъ считать г. Терещенка -- купцомъ или нѣтъ,-- ну, а кромѣ этой фамиліи русскихъ купцовъ насчитывалось, что то очень мало: Балабуха, Черновъ, Дехтяревъ, Хряковъ, да и обчелся,-- при чемъ послѣдніе въ сущности составили состояніе въ позднѣйшія времена. Припоминали еще фамиліи Протозанова, Филимонова и пр. Фирмы давно "сбанкрутовавшія" и опять недоумѣвали.... При этомъ Шпекъ еще выразилъ сомнѣніе, что врядъ-ли Кіевъ и можетъ считать себя обязаннымъ своимъ развитіемъ тѣмъ годамъ и тому купечеству, ибо вѣдь онъ только и сталъ подниматься въ послѣдніе года и безъ этихъ самыхъ инородныхъ элементовъ пожалуй рисковалъ-бы остаться тѣмъ мертвымъ и постепенно глохнувшимъ городкомъ, какимъ онъ былъ въ эпоху сороковыхъ годовъ.

-- Да, я мѣстный старожила, аборигенъ,-- говорилъ Шульцъ,-- и очевидецъ полувѣковой жизни нашего, роднаго города, нашей праматери городовъ русскихъ. Въ самомъ дѣлѣ,-- ну каковъ былъ Кіевъ тогда и теперь? Я помню одну только гостинницу Люниверъ, а теперь какія у насъ гостинницы: "Grand Hôtel", "Hôtel de France", "Hôtel l'Europe", "Bellevue",-- вѣдь это какъ въ столицѣ.

-- Ну да и кто-же все это устроилъ?-- спросилъ Шпекъ: Ланчіа, Терье, Жерменъ, да г. Розмитальскій.

-- Ну, да.... гм....

-- А наше рафинадное товарищество, Actien Rafmerei и заводъ выстроенный г. Тиньолемъ? А наше Actien Braurei... пиво нашего товарищества.

А теперешній Крещатикъ, магазины: Огюстъ, Жоржъ, Бэль, Вискъ, Веберъ, Миллеръ, Марръ, Махъ, Графъ, Гаусманъ, Фишманъ, Штокманъ, Ивановъ....

Тутъ кто-то перебилъ оратора, напомнивъ, что Ивановъ уже закрылся....

-- Ну, не Ивановъ, такъ опять Зингеръ, Унгеръ, Зейдель, Неезе....

-- Урра! раздалось съ противоположнаго конца. Да здравствуетъ русское купечество въ Кіевѣ!-- такъ заоралъ Желтобрюховъ и въ азартѣ однимъ взмахомъ стянулъ со столика вмѣстѣ съ скатертью всѣ приборы и сталъ требовать, чтобъ ему подавали весь ужинъ сначала, а также настаивалъ, чтобы послать телеграмму въ Рыбинскъ мѣстному купечеству въ слѣдующихъ выраженіяхъ: "пьемъ ваше здоровье, сливаемся съ сердцемъ Россіи. Ура! все заплачено!" Тутъ произошло маленькое замѣшательство, и Шпице поспѣшилъ къ столу Желтобрюхова, котораго резервуаръ очевидно слишкомъ переполнился и паровикъ могъ лопнуть.

-- Что-ти, что-ти, Парамоша? усовѣщевадъ его Шпице.-- Ты знаешь, можно и выпишникъ сдѣлать хорошій, но зачѣмъ посуду, хорошую богемскую посуду бить. Какъ это у насъ Грибоѣдовъ сказалъ въ своемъ безсмертномъ "Ревизорѣ", что императоръ Македонскій былъ великій человѣкъ, но, однако, зачѣмъ казенный стулъ ломать!

Желтобрюховъ долго не унимался, грозилъ кому-то кулакомъ, приговаривая: всѣхъ-бы вотъ васъ! и почему-то нѣсколько разъ повторялъ Шпице, что онъ лягушки все-таки ѣсть не станетъ, хотя-бы и обсыпанной сахаромъ.

Въ концѣ концовъ пришлось его вывести и тогда среди патріотовъ-представителей солидныхъ фирмъ не осталось уже ни одной русской фамиліи.

-- А клубъ нашъ все-таки прекраснѣйшій! Какія залы, колоннада, архитектура! роскошь и великолѣпіе!

-- Вотъ только жаль, что именитое купечество поскупилось на счетъ паркетика и чрезъ это прекрасная столовая послѣ двухъ, трехъ собраній можетъ обратиться въ пивную съ грязнымъ, затертымъ поломъ.

Молодежь и дамскіе кавалеры бесѣдовали исключигёльно о танцовальномъ вечерѣ.

Къ удивленію всѣхъ Ленекинъ туда не попалъ, ибо прочелъ объявленіе объ этомъ вечерѣ въ газетѣ "Кіевлянинъ" уже на другой день послѣ минованія вечера и по этому поводу сталъ ужасно бранить нашу свободнобранимую прессу. Его, конечно, увѣрили, что это ошибка весьма простительная и что бываютъ даже въ самыхъ крупныхъ столичныхъ газетахъ ошибки самыя грубыя и уже непростительныя, при чемъ сослались на номеръ "Новаго Времени" отъ 28-го ноября этого года, гдѣ въ отдѣлѣ хроники, на первомъ мѣстѣ сообщается важная для всѣхъ насъ новость, что будто и у насъ, т. е. въ губерніяхъ кіевской, подольской и голынской (какъ оказано въ газетѣ), съ будущаго октября (?) между прочимъ тоже вводятся новыя судебныя учрежденія.

-- Да кто-же его знаетъ, можетъ быть г. Суворинъ не признаетъ нашихъ теперешнихъ судовъ послѣ осужденія г. Пихна,-- замѣтилъ кто-то, и здѣсь поневолѣ опять зашелъ разговоръ о процессѣ г. Пихна, прошедшемъ, наконецъ, и судебную палату.

Всѣ жалѣли г. Пихна и удивлялись, какъ это онъ не вышелъ оправданнымъ, не смотря на полную увѣренность его защитника г. Базинера, что даже самое обвиненіе будетъ признано "неосторожнымъ".

Однако, барышни не позволили Очень много распространяться о скучныхъ матеріяхъ и требовали, чтобы имъ разсказали что нибудь интересное.

Анета спрашивала Ленекина, какая это такая красотка умерла въ Москвѣ, что по вскрытіи "тѣла красотки", какъ пишутъ въ газетахъ, сердце "оказалось вѣсомъ болѣе пуда". Вотъ такъ красотка!

Ленекинъ объяснилъ ей, что это слонъ назывался Красоткой, и, конечно, не преминулъ замѣтить, что наши женскія сердца, вѣроятно, должны быть очень легковѣсны. Анета интересовалась дамскими нарядами и описаніемъ бала, и я, какъ бывшій на вечерѣ, долженъ былъ дать ей подробный отчетъ. Я описалъ какъ могъ величественную бѣлую залу и чудную красную гостинную и всѣ ходы и выходы и наконецъ замѣчательные по ширинѣ и удобству хоры, на которыхъ можно дѣлать особые балы, какъ это и умудрились сочинить двѣ, уединившіяся отъ остальнаго общества, пары. Я говорилъ также о двухъ выдававшихся красавицахъ -- сестрицахъ Купидоновыхъ, которыя рѣшительно сводили всѣхъ съ ума и бѣлизной, "и прямизною стана, лицомъ и голосомъ".

-- Кто же еще, ну кто, кто лучше всѣхъ?-- настаивала Анета.

-- Не говори,-- перебилъ нашъ разговоръ Ленекинъ, и сталъ увѣрять коноплянку, что ни одна изъ здѣшнихъ красавицъ не стоитъ ея мизинчика и пошелъ разсыпаться въ любезностяхъ.

Она долго его слушала и наконецъ спросила:

-- А что, вы любите семгу?

Ленекинъ вспомнилъ исторію съ семгой на журфиксѣ у Бѣловзоровыхъ и ему стало совѣстно.

Вскорѣ однако меня потребовали отъ барышень и потащили въ компанію къ угловому столику, на которомъ разливался крѣпчайшій глинтвейнъ. Тамъ возсѣдали Шпице, Шпекъ, Шульцъ и Цукеркопфъ, и по мѣрѣ того, какъ въ нихъ вливалась теплая влага,-- они становились все болѣе искренними и горячими патріотами. Вотъ оно, гдѣ бьется истинное русское сердце!-- невольно подумалъ я.

ПОЛИТИКА. ДѢЛО РАЙСКАГО. САМОУБІЙСТВО.

Вы, конечно, имѣли въ рукахъ хорошую греческую губку. Если она наберется достаточно воды, какъ трудно выжать изъ нея эту воду! Какъ-бы ни была мала эта губка, насыщеніе происходитъ очень быстро. Такъ и маленькая Греція настолько набралась воинственной отваги, что ничего съ нею не подѣлаешь. Какъ ее ни тѣснятъ, какъ ни прижимаютъ, а все въ ней остается этотъ задоръ. "Не потерпимъ насилія, отстоимъ свою независимость"!-- такіе голоса раздаются на площадяхъ, въ народѣ, при общественныхъ собраніяхъ. Тогда въ дѣло вмѣшались настройщики "европейскаго концерта".

-- Нельзя допустить такой дисгармоніи,-- въ этомъ крикѣ есть диссонансъ. Закрыть амбушюру!... И установлена блокада.

-- Ну что, грекъ! Плохо теперь вашему брату приходится съ этой самой абдокадой? Такъ спрашивалъ на Подолѣ одинъ торговецъ восковыми свѣчами у нѣжинскаго грека Нажриропуло. (Греція вѣрно и не знаетъ, что въ Кіевѣ есть цѣлое племя нѣжинскихъ грековъ).

Нажриропуло ехидно подсмѣивался надъ невѣжествомъ подолянина и спросилъ его:

-- "А пунимаесь-ли ты, милый целовекъ, цто такое блакада?"

-- Звѣстно, понимаемъ. Аблокатъ, значитъ, подсудимаго защищаетъ,-- а всю ежели страну защищать надо, такъ тутъ уже цѣлая аблокада.

-- Такъ оно вѣрно и есть, дуся моя. Блокада это только для нашей защиты, чтобы съ моря никто насъ не трогалъ.

-- Ну, а съ сухопутья какъ? Ужели сами расправитесь?

-- Тамъ будемъ посмотрѣть.

-- Да и съ чего, скажи, вы упрямитесь? Вѣдь отъ васъ чего требуется: разоружись и только всего.

-- Ничего ты, дуся моя, въ политикѣ не понимаешь. Вся политика наша вотъ въ чемъ заключается: разоружись Деліанисъ, да не поскупись Трикуписъ. да если-бы министерство столько денегъ не ухлопало, не надо-бы намъ и Папымихалопуло. Теперь-же мы все дѣло проиграли; не помогутъ намъ ни Ралли, ни Ракаки, и правду про нихъ сказалъ Валуисъ, что "всѣ вы халуи-съ".

-- Такъ, вѣрно! Теперь я понимаю, что вся ваша политика въ министерствѣ заключается.

Какъ ни страненъ кажется разговоръ подолянина съ нѣжинскимъ грекомъ Нажриропуло, но я убѣжденъ, что и очень многіе "интеллигенты" также точно понимаютъ такъназываемый греческій вопросъ.

Такого-же взгляда, между прочимъ, держится и нѣкій публицистъ -- поэтъ "Новаго Времени", графъ Алексѣй Жасминовъ, котораго стишки "Греческій вопросъ", по всей вѣроятности, замѣнившія передовицу, заканчиваются такъ: Ахъ, сокрыто все въ туманѣ-съ...

Лишь проносятся призраки: (?)

Трикуписъ и Деліанисъ,

И Микаки, иль Ракаки.

Впрочемъ, для насъ "греческій вопросъ" особеннаго значенія не имѣетъ: маслины, губки и греческіе орѣхи въ цѣнѣ не падаютъ, ни повышаются, а наши нѣжинскіе греки вовсе не думаютъ вооружаться, а по прежнему втихомолку обдѣлываютъ свои дѣлишки.

Покончивъ съ внѣшней политикой, обращаюсь къ текущимъ дѣламъ" или къ событіямъ нашей обыденной жизни. Чѣмъ мы занимались и что насъ интересовало?

На сессіи Окружнаго суда разбирались большею частью обыкновенныя дѣла: о тройныхъ, четверныхъ кражахъ, небольшихъ мошенничествахъ и т. п. дѣяній мысли и рукъ человѣческихъ. Изъ выдающихся надо отмѣтить дѣло дворянина Райскаго. Оно заключается въ слѣдующемъ. Нѣкая госпожа съ поэтическимъ именемъ -- Нимфа Городецкая, имѣетъ племянника Райскаго, который, по видимому, вовсе не доставлялъ своей теткѣ НимфѢ райскаго, спокойнаго существованія, постоянно вымогая денежныя пособія. Нимфа, однако, благоволила къ Райскому, довѣряла ему вполнѣ и выдала ему довѣренность на веденіе одного дѣла,-- довѣренность полную, печатную, въ которой предоставлялось, между прочимъ, Райскому получатъ и деньги, слѣдуемыя Нимфѣ, кончать дѣла миромъ и т. п. Въ этой довѣренности былъ пробѣлъ, который внимательный къ интересамъ своихъ кліентовъ нотаріусъ Меленевскій не счелъ нужнымъ перечеркнуть и въ такомъ видѣ ее получилъ Райскій, имѣя возможность, очевидно, вписать въ этомъ пробѣлѣ, что ему заблагоразсудится. Его и обвиняли въ томъ, что онъ будто вписалъ туда полномочіе выдавать отъ имени тетушки Нимфы всякія долговыя обязательства. Вписавъ такое полномочіе, онъ имъ не замедлилъ воспользоваться и выдалъ векселей отъ имени тетки тысячъ на 10. Таковые векселя учитывалъ какой-то благодѣтель рода человѣческаго, еврей Маріонесъ, который даетъ деньги подъ векселя и процентъ беретъ самый небольшой -- "почти что даромъ". Защитникъ Райскаго, для выясненія вопроса, какъ сей благодѣтель могъ учитывать векселя неизвѣстной ему особы, г-жи Нимфы Городецкой, которая не живетъ въ Кіевѣ,-- спросилъ Маріонеса, откуда онъ ее знаетъ и гдѣ онъ самъ живетъ. Инымъ показалось, что защитникъ предложилъ этотъ вопросъ только подъ вліяніемъ удивленія,-- что находится, молъ, такой феноменъ, который даетъ деньги подъ векселя "почти даромъ". Вышелъ курьезный эпизодъ на судѣ. Райскій, однако, доказывалъ, что такую полную довѣренность онъ получилъ съ согласія тетки и никакого подлога не дѣлалъ, да и не могъ сдѣлать, ибо довѣренность писана его рукой, въ присутствіи нотаріуса, который не могъ не видѣть вписанныхъ имъ словъ и навѣрное зачеркнулъ-бы пробѣлъ,-- а этого онъ не сдѣлалъ. Надо замѣтить, что Райскій считался единственнымъ наслѣдникомъ тетки Нимфы Городецкой, такъ что все равно послѣ ея смерти все имущество послѣдней перешло-бы къ нему. Обвиненіе въ сущности сводилось къ тому, что Райскій не имѣлъ достаточно терпѣнія выждать смерти Городецкой. Она это, конечно, замѣтила и стала принимать мѣры осторожности. Нашлись около нея совѣтчики и также въ своемъ родѣ благодѣтели, которые ей въ этомъ помогли. Такимъ, между прочимъ, является нѣкій г. Кушакевичъ, бывшій секретарь радомысльскаго съѣзда мировыхъ судей, а нынѣ, какъ онъ заявилъ на судѣ, назначенный уѣзднымъ судьей въ Тургайскую область. Спасая Нимфу Городецкую отъ Райскаго, Кушакевичъ, между прочимъ, пріобрѣлъ отъ Городецкой на имя своей жены контрактъ на 69 десятинъ земли съ лѣсомъ, на 28 лѣтъ, съ платою за всѣ 69 десятинъ въ годъ всего 5 рублей. По поводу такого выгоднаго дѣльца гг. присяжные засѣдатели довольно подробно распрашивали г. Кушакевича, недоумѣвая, какъ можно было состряпать подобный контрактъ. Интересно знать, уничтожитъ-ли г. Кушакевичъ этотъ контрактъ передъ тѣмъ, какъ отправится творить правосудіе въ Тургайскую область, или, въ видахъ спасенія Нимфы Городецкой отъ будущихъ Райскихъ, удержитъ его за собою? Защитникъ Райскаго, по назначенію суда, прис. пов. Андреевскій доказывалъ, что при полномъ довѣріи Нимфы Городецкой къ Райскому, она могла выдать ему подобную довѣренность, такъ что Райскому нечего было прибѣгать къ подлогу, который къ тому-же является необъяснимымъ, разъ довѣренность писалась вся въ присутствіи нотаріуса. Затѣмъ отношенія между теткой и племянникомъ могли измѣниться, и вотъ она посадила это на скамью под-' судимыхъ. Присяжные дали Райскому снисхожденіе, но все-таки онъ отправится въ губернію, гдѣ не растутъ лимоны.

Изъ криминальныхъ происшествій на этой недѣлѣ насъ поразило страшное убійство съ самоубійствомъ,-- драма, разыгравшаяся въ ночь на 29-е апрѣля на Большой Васильковской, между новобрачными Бихневичами. Всего 10 дней, какъ этотъ союзъ благословленъ церковью и вдругъ... на полу трупъ убитой Людмилы Бихневичъ, а въ рукахъ убійцы -- ея мужа, дымящійся револьверъ, которымъ онъ наноситъ себѣ три раны въ грудь. Полуживой, онъ шепчетъ: "я любилъ ее... я любилъ... она ушла... возвратилась... Я спросилъ: гдѣ была?.. она съ улыбкой отвѣчала: "вездѣ"..

Паки и паки приходится напомнить всѣмъ, стремящимся связать себя узами Гименея: "приступайте къ этому дѣлу съ оглядкой, съ разумѣніемъ, да перекрестясь и со страхомъ Божіимъ!"

4 Мая 1886 г.

ВОСПОМИНАНІЯ. ПОЛИТИКА ЧЕЧОТА.

О чудный сонъ! Какъ сладостно бываетъ уснуть такъ, что исчезаетъ дѣйствительность грустная, неприглядная, и вамъ кажется, будто это сонъ на яву! Иллюзія бываетъ такъ сильна и галюцинація представляется настолько реальной, что вы пробуждаетесь во снѣ и этотъ сонъ длится передъ вами: вы въ другой странѣ, среди другихъ людей, живете ихъ жизнію, чувствуете и мыслите, какъ эти чужіе вамъ отнынѣ люди.

Такъ и я проснулся какъ-то на-дняхъ и вообразилъ себя въ Парижѣ, далеко, очень далеко отъ Кіева. Вотъ, думаю, какъ хорошо здѣсь и какъ я проведу пріятно: этотъ день! Во-первыхъ, мою комнату придетъ убрать граціозная, миловидная субретка въ бѣломъ чепчикѣ Анго. Она старательно и съ полнымъ сознаніемъ своего долга отряхнетъ пыль на старой бархатной мебели и имѣющимся въ рукахъ ея полотенцемъ протретъ глаза на бюстѣ Вольтера, который задумчиво глядитъ на меня изъ-за старинныхъ бронзовыхъ часовъ на каминѣ. Потомъ, окончивъ свои профессіональныя обязанности, та-же субретка, m-elle Elise, принесетъ мнѣ утренній кофе и, убѣдившись, что ея обязательный трудъ, оплачиваемый 15-ю франками въ мѣсяцъ, оконченъ, привѣтливо посмотритъ мнѣ въ лицо и скажетъ: et voila,-- т. е. все сдѣлано, какъ слѣдуетъ:-- "vous êtes, servi". Я начинаю день съ хорошими впечатлѣніями, хорошенькая, чистая горничная меня поставила на ноги; она такъ добросовѣстно исполнила свою обязанность и такъ вѣжливо, граціозно дала мнѣ понять, что ея долгъ (оплачиваемой обязательно 15 франками въ мѣсяцъ) выполненъ, что и мнѣ лѣниться и откладывать что-либо на завтра казалось въ высшей степени не деликатнымъ. Я тоже долженъ былъ подняться, привести себя въ надлежащій видъ и готовиться выйти въ городъ для какой нибудь работы. Моему воображенію представился опять этотъ дивный волшебный Парижъ съ его веселымъ, беззаботнымъ, умнымъ населеніемъ, познавшимъ давно всѣ прелести жизни и всю горечь обмановъ и разочарованій. Сейчасъ, казалось мнѣ, я выйду на бульваръ капуциновъ: чистота, галантность, вкусъ, мягкій стукъ колесъ по паркетной мостовой, вѣжливые полицейскіе, витрины магазиновъ, наполненныя послѣднею новостью дня, какая-нибудь картина прославившагося художника, милліонное приданое герцогини -- старой аристократки, отдающей свои гербы и преданія предковъ за представителя бойко торгующаго дома, подъ фирмой "Bonheur des dames", и все это настолько дышетъ новизною, во всемъ этомъ такъ чувствуется біеніе жизненнаго пульса, все это такъ васъ экзальтируетъ, оживляетъ, что вы уже довольны тѣмъ, что все это видите, чувствуете, осязаете. Сознаніе вашей причастности къ этой жизни,-- всемірной, модной, превосходящей всякія другія жизни, дающей тонъ, направленіе и самую моду тысячѣ другихъ городовъ, несомнѣнно, придаетъ какую-то бодрость вашему духу; вы невольно заражаетесь желаніемъ хоть чѣмъ-нибудь участвовать въ этомъ міровомъ движеніи, хотя какой-бы то ни было милліонной долей своей личной предпріимчивости войти въ это міровое движеніе прогресса, изобрѣтеній, измышленій и даже просто фасона и моды. Значитъ, что-нибудь здѣсь вамъ кажется уже выполненіемъ какого-то предназначенія и вы потому въ тысячу разъ охотнѣе предаетесь вашему труду, выполненію задуманной вами идеи. А рядомъ съ этимъ высокимъ представленіемъ о долгѣ какая бездна детальныхъ условій самой жизни, той обыденной жизни, исполненной мелочныхъ заботъ, тревогъ и борьбы за существованіе! И какъ хороши эти условія, какъ они располагаютъ васъ къ достиженію той хорошей цѣли, которую вы лелѣете, которой желаете посвятить свои силы и способности! И снится мнѣ, уже на яву, послѣ реальнаго пробужденія, что я выхожу изъ своей квартиры прямо на бульваръ. Вотъ на углу маленькая будочка кокетливой флеристки m-lle Eugénie. За десять сантимовъ я покупаю у нея свѣжую, едва распустившуюся розу и она старательно закалываетъ ее въ бутоньерку моего пальто. Въ Кіевѣ, я никогда-бы не отважился на такую выходку, а тамъ, въ этомъ городѣ безпечнаго веселья, "свободныхъ нравовъ и любви, всѣмъ возрастамъ доступной", такими орнаментами украшаются самые серьезные представители палаты депутатовъ, видные общественные дѣятели, ораторы и философы. Пробѣжавъ шумные бульвары, я спѣшу на безплатныя лекціи въ College de France, или въ засѣданіе какого-нибудь ученаго общества. Въ Парижѣ по утрамъ, каждодневно, представляется масса случаевъ обогатить свой умъ, фантазію, воображеніе, и только лѣнивый этими случаями не сумѣетъ воспользоваться...

Но... о чемъ я мечтаю? что это за бредъ? и какое горькое разочарованіе, когда передо мною возстаетъ дѣйствительность! Вмѣсто граціозной m-lle Elise, меня разбудилъ мой "растрепанный" Василій, заявивъ, что какіе-то двое "поджигателей" меня ждутъ въ пріемной. Съ тѣхъ поръ, какъ я выигралъ процессъ по обвиненію въ поджогѣ, всѣхъ моихъ кліентовъ Василій называетъ поджигателями. Я выхожу къ поджигателямъ, которые оказываются несчастными пріѣзжими въ Кіевъ евреями, одержимыми тѣми или иными недугами, требующими серьезнаго лѣченія, и которые, впредь до этого лѣченія, имѣютъ уже нѣсколько дней заключенія въ кутузкѣ за незаконное проживательство въ г. Кіевѣ. Выслушиваніе жалобъ, слезы, униженныя просьбы о заступничествѣ -- все это не очень радостно настраиваетъ васъ на цѣлый день: и скучно выслушивать эти жалобы, и досадно, что на разборъ такихъ "дѣлъ и претензій." надо убивать свое время. А тутъ взглянешь въ окно, на улицахъ что-то невообразимое,-- борьба стихій съ мѣрами общественнаго благоустройства. Дворники счищаютъ снѣгъ и воздвигаютъ пирамидальные сугробы, а тамъ бурные потоки прорѣзываютъ мостовыя и дѣлаютъ сообщеніе не только затруднительнымъ, но и просто невозможнымъ. Тамъ извозчикъ опрокинулъ двухъ разсѣянныхъ барынь, которыя потеряли въ крещатицкой пучинѣ кошельки съ ассигнаціями,-- здѣсь столкнулись два воза, запряженные волами, и никакъ не могутъ разъѣхаться, гдѣ-то о чемъ-то составляется протоколъ; нищіе нахально тянуть васъ за полы платья, не прося, а требуя денегъ. Какъ все это скверно, неприглядно! Я вовсе не пессимистъ, но, право, ничего отраднаго не могу представить моимъ читателямъ, даже и для воскреснаго фельетона.

Ну, чѣмъ-же въ самомъ, дѣлѣ порадовать васъ, что можетъ вызвать улыбку на устахъ вашихъ?.. Ахъ, да!.. вотъ развѣ поздравить васъ съ весною. Должно быть открылась... По крайней мѣрѣ, мнѣ слышатся весенніе мотивы. Все серьезное отходитъ на задній планъ и нашъ серьезный рецензентъ, г. Чечотъ, полемизируетъ съ старымъ адвокатомъ Книгоѣдовымъ-Звуколюбовымъ по поводу эпитета Тамары: какъ, дескать, она приходится Демону -- подругой первой или вѣчной? Въ текстѣ Лермонтова она названа первой и я придерживаюсь этого названія. Что Демонъ никого изъ женщинъ не любилъ до Тамары -- это неоспоримо; что онъ, какъ бы нахаленъ ни былъ этотъ чортъ, все таки не можетъ предвидѣть, чѣмъ кончится его романъ съ "дѣвицей благороднаго званія" и насколько она ему будетъ вѣрна,-- это также вѣское основаніе для того, чтобы онъ позволилъ себѣ именовать Тамару "только лишь" своей первой подругой, не разсчитывая на вѣчность этой связи.

Какъ нельзя болѣе подходящею къ весеннему настроенію является книжка нѣкоего, вопросительнаго знака" подъ заглавіемъ "О женщинахъ", вышедшая въ Петербургѣ и имѣвшая такой-же необычайный успѣхъ, какимъ пользуются скабрезныя стереоскопическія картинки, анекдоты Баркова и прочія "лембергскія" изданія.

Съ этой точки зрѣнія книжка въ самомъ дѣлѣ интересна. Достаточно взять одинъ изъ эпиграфовъ къ этому учено-философскому трактату: "Знаменитая куртизанка Лаиса говорила: "я не знаю, какія книги читаютъ наши философы и какую мудрость они проповѣдуютъ, но эти люди такъ-же часто стучатся въ мою дверь, какъ и прочіе". За симъ предисловіе начинается такимъ тезисомъ, что "каждая женщина состоитъ изъ трехъ составныхъ частей: души, тѣла и платья". "Тѣло русской женщины", по мнѣнію автора, т. е. Вопросительнаго знака, "менѣе извѣстно". Вотъ это дѣйствительно вопросъ, надъ которымъ я совѣтую серьезно подумать Вопросительному знаку. Разъ этотъ знакъ достаточно изслѣдуетъ "тѣло русской женщины", тогда для всей читающей публики уже совершенно выяснится и смыслъ всего сочиненія, и тотъ успѣхъ, которымъ оно пользуется. Во всякомъ случаѣ 1 р. 50 коп. каждая дама, желающая узнать мнѣніе Вопросительнаго знака о женщинахъ вообще, а о "танцовщицахъ" въ особенности, заплатитъ весьма охотно, такъ-же точно, какъ за панораму восковыхъ фигуръ, куда гимназисты не допускаются.

16 Марта 1886 г.

Изъ дневника Кукушкина.
(Земельный банкъ).

Давно я забросилъ свою книжку и ничего не хотѣлъ заносить въ нее,-- но вотъ сталъ получать изъ разныхъ мѣстъ записочки и письма: "просимъ продолжать, интересуемся, молъ, какъ вы въ своемъ здоровьи, какъ Матрена Тихоновна, и желаемъ знать ваши сужденія на счетъ политики и всего прочаго". Нечего дѣлать, купилъ новую тетрадку у Кульженко и пишу на память потомству свои мемуары.

Прошлое воскресенье съ позаранку Матрена всѣхъ насъ растолкала, разбудила и погнала въ Земельный банкъ: "нечего вамъ, говорить, шематонить, шебалдырничать и муху бить (ужасныя выраженія у этой дамы!), валяйте всѣ гуртомъ въ "банку земельную" баллотироваться.

-- Какъ баллотироваться и на какомъ основаніи?-- спрашиваемъ мы.

-- На законномъ основаніи,-- извѣстно. Чего-же вамъ зѣвать, пора пристраиваться къ тепленькому мѣстечку. Я, говоритъ, видите сами, начинаю дряхлѣть и тяжелѣть, не вѣкъ-же мнѣ съ вами возиться,-- да, наконецъ, и случая такого вамъ унустить нельзя. Вѣдь это, продолжала объяснять умнѣйшая и практичнѣйшая въ мірѣ женщина,-- быть можетъ, единственный случай, что ваше "русское происхожденіе" вамъ къ чему-нибудь пригодится и принесетъ пользу.

Оказалось, что Матрена, по наивности своихъ воззрѣній, полагала, что единственнымъ условіемъ отнынѣ для заполученія выгоднаго мѣстечка въ банкѣ ставилось русское происхожденіе. Мы пробовали ей доказывать противное, но все это было напрасно: она увѣрила насъ, что даже были какіе-то вызовы и публикаціи, что составлялись списки и что тѣмъ не менѣе въ числѣ лицъ, способныхъ занять банковыя мѣста,-- чисто русскихъ оказалось всего трое: Сапфирштейнъ, Гастгаусъ, и Нодшимбковскій. Помимо происхожденія, по мнѣнію Матрены, у насъ еще громадный шансъ: отсутствіе всякаго "совмѣстительства", такъ какъ мы ни въ какихъ должностяхъ не состоимъ и, кромѣ бумагомаранія и мухобойства, никакой опредѣленной профессіи*не имѣемъ. А теперь насчетъ совмѣстительства строго, и законъ не одобряетъ, чтобы чиновники, ученые и всякіе служащіе пристраивались къ банкамъ, желѣзнымъ дорогамъ и прочимъ частнымъ учрежденіямъ.

Грѣшнымъ дѣломъ, мы повѣрили неотразимости доводовъ Матрены, убѣдились въ громадномъ преимуществѣ своемъ передъ всѣми претендентами,-- но тѣмъ не менѣе наша добросовѣстность заставила насъ призадуматься: насколько мы въ самомъ дѣлѣ подготовлены къ такой дѣятельности и что мы будемъ тамъ дѣлать вообще.

-- Да ничего не будете дѣлать,-- успокоивала насъ Матрена, выберутъ членами правленія,-- знайте одно: подписывайтесь на разные росчерки, да исправно получайте свое жалованье,-- выберутъ въ оцѣночную комиссію,-- такъ цѣните по совѣсти, чтобы помѣщику выгода была, да и обществу дивидендъ хорошій; а ежели въ наблюдательный комитетъ,-- такъ сидите себѣ, да хлопайте глазами,-- наблюдательности этой самой у васъ больше, нежели у кого другого. Но, главное, поймите, какое за все это содержаніе дается, вѣдь это чуть-ли не министерскіе оклады: меньше 6,000 тамъ не даютъ, ни на какой должности, а трудъ-то во всякомъ случаѣ плевый, одно слово -- "сивая кура" (она такъ понимала слово синекура) -- да и только!

Разсужденія Матрены насъ окончательно убѣдили и мы, высунувъ языки, бросились ко всѣмъ финансовымъ тузамъ,-- владѣльцамъ акцій, набирать голоса. Сперва, конечно, ринулись къ Израилю. Езекіиловичу -- у него чуть-ли не, половина всѣхъ голосовъ къ готовившемуся собранію,-- но, увы! оказалось, что у него на каждую должность было уже по шести "обѣщанныхъ кандидатовъ". Впрочемъ, онъ не отказывалъ въ своемъ вниманіи -- на будущее время, или на другія должности, если таковыя будутъ изобрѣтены. Стали бѣгать къ мелкимъ капиталистамъ, собирать по разнымъ конторамъ, насчитывать и подсчитывать. Хотя все почти было разобрано и обѣщано, но кое-какъ все-таки запаслись на всю компанію десятками семью голосовъ и пустили на баллотировку Реброломова, Котикова, Тромбонова и Рюмочкина -- всѣ чистокровнѣйшаго русскаго происхожденія; кромѣ того, за Реброломовымъ -- несомнѣнно практическій умъ и замѣчательная смётка, за Котиковымъ -- административныя способности, за Тромбоновымъ -- необычайно внушительная наружность и за Рюмочкинымъ -- геніальныя финансовыя соображенія, высказываемыя имъ при провѣркѣ счетовъ за количество выпитыхъ рюмочекъ. Такого контролера -- дай Богъ всякому вѣдомству. Несомнѣнныя качества претендентовъ расхваливались на всѣ лады предъ избирателями нашимъ пріятелемъ -- репортеромъ одного офиціознаго органа, Антошей Ярыгинымъ, котораго мы захватили съ собою на собраніе и который, благодаря своимъ обширнымъ связямъ, знакомству, а, главное, прямому и открытому способу дѣйствовать, просто тащилъ за шиворотъ избирателей и отбиралъ у каждаго честное слово относительно подачи голоса.

Результатъ всего это грандіознаго предпріятія оказался, однако, плачевный: изъ всѣхъ обѣщанныхъ и "честныхъ" голосовъ за всю нашу компанію былъ поданъ всего одинъ голосъ за Реброломова въ оцѣночную комиссію. Вотъ тебѣ и русское происхожденіе и несовмѣстительство! Что за довѣрчивое и наивное созданіе эта баба -- Матрена. Вздумала такую кашу заварить. Только на извозчиковъ потратились,-- чтобы ей пусто было!

(Заря 1885 г. Февраль)

Проектъ новаго банка.

Послѣ неудачной попытки пріютиться на тепленькомъ мѣстечкѣ въ земельномъ банкѣ, наша коммуна призадумалась. Чѣмъ, въ самомъ дѣлѣ, объяснить нашу забаллотировку послѣ обѣщанныхъ подъ "честнымъ словомъ" 70 голосовъ, при наличности "русскаго происхожденія" и "несовмѣстительства"? Рѣшили, что вся бѣда въ томъ, что мы не достигли искусства "искать и заискивать" и не умѣемъ также себя достаточно рекламировать, ничѣмъ существеннымъ, кромѣ выпивки, не заявили себя передъ обществомъ. Это тѣмъ болѣе досадно, что таланты, несомнѣнные таланты, у насъ есть: возьмите, въ самомъ дѣлѣ, административныя способности Котикова, смекалку Реброломова, финансовый геній Рюмочкина. Заявимъ эти таланты -- и пускай насъ оцѣнятъ! Такъ и рѣшили въ первомъ-же засѣданіи, послѣ постигшаго насъ пораженія. Призвали Матрену, которая не переставала выказывать намъ свое полнѣйшее презрѣніе, и объявили ей, что наше рѣшеніе твердо и неизмѣнно: мы себя покажемъ, и ей не прійдется уже краснѣть за нашу кандидатуру; ей не прійдется уже выбрасывать за окно, въ порывѣ досады, и закуску, подготовленную заранѣе, въ надеждѣ успѣха на выборахъ, и подрумяненный пирогъ, который она хотѣла назвать "пирогомъ общественнаго достоянія". Какіе грандіозные размѣры, въ самомъ дѣлѣ, приняла-бы замышленная Матреной выпивка, если-бы "наша взяла"! Она послѣ уже показывала намъ задуманное ею меню обѣда; кромѣ пирога съ сложнымъ заглавіемъ: "пирогъ общественнаго достоянія", она приготовляла къ обѣду: "выборный винегретъ изъ разной дичи", "супъ -- ликвидація", "petits pâtés -- купончики", "баллотировочныя яйца въ шпинатѣ", "правленская tête de veaux escalope (осталопъ)", "бараньи мозги -- избирательскіе", пирожное "сливочное парое -- дивидендъ" и друг. яства.

Чтобы такія приготовленія на будущее время не пропадали даромъ, мы постановили каждому изъ насъ издать, по своей спеціальности, по одной книгѣ, или представить какой-нибудь проектъ. Насосальскій напишетъ книгу подъ заглавіемъ "Исторія и дальнѣйшая будущность русскаго винодѣлія, или матеріалы для переработки бессарабскихъ винъ въ бургонскія и бордосскія". Къ этому руководству онъ же приложитъ проектъ учрежденія акціонернаго "общества для разумной эксплоатаціи природныхъ богатствъ въ краѣ". Котиковъ составитъ "проектъ преобразованія института урядниковъ", и, наконецъ Рюмочкинъ предложилъ въ ближайшемъ-же засѣданіи доложить готовый уже и вполнѣ разработанный имъ проектъ учрежденія "общественнаго банка для учета нигдѣ неучитываемыхъ векселей". Этотъ послѣдній проектъ дѣйствительно замѣчателенъ по своей идеѣ и, какъ мнѣ кажется, вполнѣ упрочитъ за нашей коммуной репутацію банковыхъ дѣльцовъ. Не могу не отмѣтить здѣсь основныхъ положеній богатой идеи Рюмочкина.

§ 1) "Общественный банкъ для учета нигдѣ неучитываемыхъ векселей" (открытіе коего предполагается ко дню предстоявшаго празднованія столѣтія дворянской грамоты) имѣетъ ближайшею цѣлью оказать поддержку тѣмъ изъ представителей доблестнаго сословія, кои, благодаря злоупотребленіямъ и недовѣрію существовавшихъ доселѣ банковыхъ учрежденій для землевладѣльцевъ изъ дворянъ, приведены въ полнѣйшее разстройство своихъ дѣлъ".

§ 2) "Банкъ имѣетъ свою печать, въ которой на широкомъ полѣ въ миніатюрѣ изображена карта заложенныхъ дворянскихъ имѣній съ надписью вокругъ: "голенькій охъ, а за голенькимъ Богъ!"

§ 3) "Къ учету принимаются только такіе векселя, кои были забракованы по крайней мѣрѣ въ трехъ банковыхъ учрежденіяхъ и двухъ банкирскихъ конторахъ, какъ явно безнадежные".

§ 4) Таковые векселя принимаются къ учету на срокъ 11 мѣсяцевъ и 20 дней съ вычетомъ впередъ процентовъ за означенное время. Процентъ полагается "дворянскій", т. е. не менѣе 8% въ мѣсяцъ, что составитъ на 100---96 р_ въ годъ. Вексельный бланкъ на счетъ банка. Остальная сумма выдается заемщику наличностью.

§ 5) Единственной гарантіей, обезпечивающей успѣхъ этого грандіознаго предпріятія, полагаются слѣдующія нигдѣ не закладываемыя имущества: "foi de gentilhomme", "ma parole", "слово гонору" и "какъ честный офицеръ".

§ 6) Заемщиками могутъ быть исключительно безземельные дворяне, записанные въ 6 книгѣ.

Не ясно-ли теперь, что при гарантіяхъ, указанныхъ въ 5 и 6 параграфахъ,-- не можетъ быть сомнѣнія, что изъ десяти заемщиковъ всегда найдется, одинъ, который, разбогатѣвъ въ карты или получивъ наслѣдство, уплатитъ свой долгъ полностью.

При такомъ условіи банкъ уже возвращаетъ капиталъ и 150 процентовъ на капиталъ!! Развѣ это не богатѣйшая финансовая комбинація? Развѣ нельзя смѣло выпускать акціи на образованіе такого учрежденія, акціи съ номинальной стоимостью въ 100,000 р., и котировать ихъ на биржѣ въ 100 рублей?-- Развѣ не расхватаютъ милліонъ такихъ акцій и не будетъ при этомъ происходить неистовая давка и даже смертоубійства?-- Ну, вотъ вамъ уже и 100 милліоновъ. Теперь возьмите-же и то въ соображеніе, что остальнымъ 9 должникамъ, не уплатившимъ въ срокъ, переписываются векселя на дальнѣйшее время, и каждый изъ нихъ, разбогатѣвъ, можетъ также уплатить свой долгъ. Такія тогда получатся прибыли и какое жалованье можно будетъ со временемъ платить директорамъ подобнаго банка? Сообразите и то, что неимущихъ дворянъ, записанныхъ въ 6-й книгѣ, не особенно много; поймите, какъ охотно многіе чудаки возьмутся, уже изъ принципа, поддержать такой банкъ, и вы не усомнитесь въ успѣхѣ предпріятія.

Проектъ Рюмочкина, по прочтеніи его, мы всѣ покрыли аплодисментами, рѣшились во что-бы то ни стало хлопотать объ утвержденіи его и тутъ-же дали Рюмочкину слово выбрать его въ директора кіевскаго отдѣленія этого банка. Онъ-же, по взаимной любезности, пораздавалъ намъ почти всѣ главныя должности. Подписка на акціи возросла въ тотъ-же вечеръ до 800 р. Тутъ-же одному неимущему дворянину мы дали 4 рубля подъ вексель въ 100 руб. (онъ готовъ былъ даже писать на милліонъ), 96 руб. оставили въ кассѣ на 24 случая подобныхъ займовъ,-- а 100 р. въ запасной капиталъ,-- остальные-же 600 рублей получили впередъ въ счетъ жалованья Рюмочкину и каждому изъ будущихъ его сотрудниковъ.

По поводу такого удачнаго начала нашей будущей дѣятельности, разумѣется, было надлежащее возліяніе, однако запасного капитала не коснулись. Были доставлены домой съ разсвѣтомъ.

На другой день проснулись довольно поздно: Матрена ворчала -- она еще не знала, что именно мы "запивали". Стали освѣдомляться о здоровьи другъ друга,-- ничего -- благополучно. Впрочемъ обнаружились нѣкоторыя совершенно непонятныя явленія: такъ, Насосальскій проснулся обутый въ сапогѣ на одной ногѣ и въ дамскомъ ботинкѣ на другой (у Насосальскаго маленькая ножка). Какъ это могло случиться -- мы всѣ недоумѣваемъ. У Рюмочкина въ карманѣ сюртука, вмѣсто платка, найденъ длиннѣйшій дамскій чулокъ, а Реброломовъ спалъ въ кепи городоваго, опоясанный полицейскою шашкой...

(Заря 1885 г. Мартъ).

О ДВОРЯНСТВѢ.

На этотъ разъ мы бросимъ толки о войнѣ. Приготовленія сдѣланы: мы вооружены -- и будетъ! Подождемъ, пока мистеръ Стивенъ доѣдетъ до Лондона и тогда опятъ заговоримъ, а теперь въ этихъ толкахъ никакого толку не добьешься и много уже вранья накопилось. Что кому пригрезится,-- о томъ и пишутъ. Вотъ третьяго дня насъ чуть было не на шутку перепугалъ Насосальскій, заявивъ, что онъ собственными глазами запримѣтилъ появленіе на Днѣпрѣ англійскаго броненосца. Мы сейчасъ-же послали для разслѣдованія Антошу Ярыгина (желая воспользоваться его услугами передъ отъѣздомъ въ Гератъ, куда онъ не на шутку собрался). Ярыгинъ съ достойнымъ самоотверженіемъ отправился въ какой-то душегубкѣ и доплылъ до того чудовищнаго судна, которое такъ напугало Насосальскаго. Оказалось, что это просто какая-то баржа нашего-же общества пароходства, на которой пробитое мѣсто было заштопано доской отъ портернаго ящика. На этой доскѣ остались незакрашенными слова "Double Stowt à le-Kock", очевидно, принятыя Насосальскимъ по ошибкѣ за названіе англійскаго броненосца.

Къ намъ пришелъ въ гости отставной штатскій генералъ Анисимъ Николаевичъ Подтяжкинъ и завелъ рѣчь о дворянскомъ празднествѣ. Анисимъ Николаевичъ очень недоволенъ, что не удостоился приглашенія на балъ къ предводителю, не смотря на несомнѣнность своего дворянскаго достоинства.

-- Помилуйте, вѣдь я въ третьей книгѣ записанъ даже, прибавилъ Анисимъ Николаевичъ, очевидно., полагая, что въ таковую записаны самые знатные роды.

По этому поводу зашелъ разговоръ о дворянствѣ и о грамотѣ. Оказалось, что познанія Анисима Николаевича объ этомъ предметѣ столь-же поверхностны, какъ и у большинства нашихъ представителей благороднаго сословія.

-- Ахъ, вы -- ваше высокородіе! укоризненно произнесъ Рюмочкинъ (сильный въ геральдикѣ). Взяли-бы вы, да почитали книжку профессора Славатинскаго, хотя-бы по случаю юбилейнаго праздника, тамъ много интереснаго нашли-бы.

Подтяжкинъ обидѣлся, прежде всего, конечно, за обозваніе его высокородіемъ, и сталъ доказывать, что новый законъ, по которому предполагается называть превосходительными только тайныхъ совѣтниковъ, еще не вышелъ, да если и выйдетъ, то, во всякомъ случаѣ, обратнаго дѣйствія имѣть не будетъ, и онъ, Подтяжкинъ, по прежнему, останется превосходительнымъ.

Перечитывая книжку Славатинскаго, мы дѣйствительно нашли много кое-чего интереснаго, о чемъ, вѣроятно, наши нынѣшніе господа дворяне и понятія не имѣютъ.

Прежде всего мы разъяснили Подтяжкину, что празднованіе столѣтія дворянской грамоты уже потому для него знаменательно, что оною грамотой россійское дворянство освобождено отъ тѣлеснаго наказанія.

Подтяжкинъ удивился.

-- Какъ, неужели этою льготою русскій дворянинъ пользуется только съ 1785 г.? Мы указали ему, что при Петрѣ никто изъ вѣрноподданныхъ не былъ изъятъ отъ экзекуціи: не смотря на чинъ и званіе, "били кнутомъ или плетьми, снемъ рубашку, за малѣйшую провинность, будь провинившійся князь или бояръ", какъ говорится въ запискахъ Желябужскаго. Далѣе, какъ показываетъ исторія, эта дворянская льгота не особенно свято соблюдалась и впослѣдствіи, при императорѣ Павлѣ, и слова грамоты: "тѣлесное наказаніе да не касается до благороднаго" были часто забываемы. Впрочемъ, и гораздо позже проявлялись своеобразныя нарушенія этой льготы. Такъ, во времена Гоголя, какъ свидѣтельствуетъ Осипъ, старый баринъ -- отецъ Ивана Александровича Хлестакова -- не посмотрѣлъ бы на то, что онъ чиновникъ, а, "поднявши рубашенку, такихъ засыпалъ-бы, что дня-бы четыре почесывался".

Изъ книжки профессора Славатинскаго, къ свѣдѣнію гг. дворянъ, можемъ сообщить, что къ 1858 году всего потомственнаго дворянства въ Россіи насчитывалось 603,973 души обоего пола, при чемъ изъ всей этой массы собственно породистыхъ фамилій -- de la vielle souche -- очень немного. По книгѣ кн. Долгорукова, таковыхъ насчитывается: фамилій рюриковской крови 39, гедиминовской 8, фамилій нетитулованныхъ, но происходящихъ отъ Рюрика, 21, внесенныхъ въ бархатную книгу 76, фамилій, существовавшихъ до 1600 года, 738, всего, слѣдовательно, такихъ фамилій 882 -- изъ болѣе полумилліонной цифры. Въ остальныхъ фамиліяхъ аристократическая кровь "разбавлялась кровью крестьянской, мѣщанской и поповской".

Это свѣдѣніе нѣсколько утѣшило Подтяжкина, но за то онъ весьма опечалился, узнавъ, что князь Щербатовъ заявлялъ въ комиссіи 1767 г., что "пріобрѣтеніемъ дворянства чиномъ уподляются дворянскіе роды, затмѣваются ихъ преимущества". Нечего говорить, что Анисимъ Подтяжкинъ пріобрѣлъ дворянство чиномъ.

По поводу сомнѣнія о происхожденіи своей фамиліи отъслова "подтяжка" или ужъ не "подтягивать-ли"?-- мы разсмотрѣли фамиліи пожалованныхъ дворянъ и нашли, что Елизавета Петровна возвела своего любимаго конюха въ дворянское потомственное достоинство, при чемъ ему присвоена фамилія Возжинскаго (отъ слова возжи). При Екатеринѣ II, 7-лѣтній младенецъ Александръ Марковъ былъ возведенъ въ дворянское достоинство за то, что отъ него докторъ бралъ оспу для императрицы, почему и получилъ фамилію Оспеннаго. Подтяжкина такъ и не розыскали.

Относительно мѣстнаго дворянства мы узнали, что въ нашемъ краѣ существовали большія злоупотребленія этимъ благороднымъ титуломъ. Еще въ тридцатыхъ годахъ до правительства доходили свѣдѣнія о фабрикаціи и поддѣлкахъ, документовъ на дворянское званіе, практиковавшихся въ югозападномъ краѣ. Между прочимъ, въ г. Бердичевѣ существовала фабрика дворянскихъ документовъ, при чемъ дворянскіе патенты продавались по рублю сер. ("Дворянство въ Россіи", Славатинскаго. 1870, стр. 57). Въ той-же книгѣ приводятся слова изъ рѣчи Бибикова къ помѣщикамъ кіевской губерніи, 8 мая 1851 г. Онъ говорилъ: "когда я пріѣхалъ, то засталъ здѣсь, что всѣ были дворяне: лакей за каретою -- дворянинъ, кучеръ на козлахъ, форейторъ -- дворянинъ, дворянинъ сторожъ, дворянинъ въ кухнѣ стряпалъ, дворянинъ подавалъ сапоги". Собранная имъ комиссія для разбора дворянскихъ претензій исключила 64 тысячи семействъ изъ этого сословія, но тѣмъ не менѣе и послѣ того злоупотребленія не прекращались. Наиболѣе вѣрнымъ доказательствомъ дворянства почитается гербовникъ, издававшійся по указу императора Павла съ 1798 г. и хранившійся при сенатѣ. Изъ знакомыхъ намъ фамилій мы находимъ въ гербовникѣ, въ 7-й его части, изданной въ 1799' году, изъ малороссійскихъ слѣдующія фамиліи: Кочубеи, Судіенко, Миклашевскіе, Селецкіе, Милорадовичи, въ 4-й части -- Нищенки, Кандыбы, въ 1800 -- Горленки, Галаганы, въ 1801 -- Родзянки, Марченки, Лагоды, Тарновскіе, въ 1803 -- Марковичи, Дунины, Долинскіе, въ 1807 -- Тамары. Савичи, Гудимъ-Левковичи, Галенковскіе, Мазараки, Иваненки, Троцкіе, въ 1816--Дунинъ-Борковскіе, Часноки, Ширяи. Какъ не искали еще по разнымъ спискамъ, а Подтяжкина нигдѣ таки и не нашли.

Какъ-же мы будемъ праздновать столѣтній юбилей грамоты? Я помню, что, при жизни "Жизни", г. Плевако по этому поводу въ своей газетѣ не совѣтовалъ ни купечеству, ни другимъ сословіямъ присоединяться къ сему празднеству, считая это безтактностью. "Оставьте, говорилъ онъ, самому дворянству справить тризну, потому что оно отжило свое время; пусть оно само, безъ толчковъ со стороны другихъ сословій, сознаетъ, что время кастическихъ преимуществъ прошло, что у дворянства, какъ фактически интеллигентнѣйшаго сословія, есть и безъ того великая привилегія идти впереди другихъ и свѣтить имъ свѣтомъ знанія, разгоняя мороки и туманы, плотно насѣвшіе на нашу жизнь".

Хорошо, если бы эти слова не остались мертвымъ звукомъ и не замерли бы, какъ сама "Жизнь"! Буквально слѣдуя этому завѣту г. Плевако,-- Рюмочкинъ, гордясь своимъ чистокровнымъ дворянствомъ и пользуясь тѣмъ случаемъ, что его дворянскій мундиръ все-таки остался незаложеннымъ, велѣлъ его почистить и рѣшилъ сегодня обѣдать въ одиночку, ни съ кѣмъ не сообщаясь. Боимся, что ему послѣ обѣда покажутся сотни мониторовъ и броненосцевъ.

(Заря 1885 г. Февраль).

По поводу Свиридовскаго процесса.

13--15 декабря. Всѣ эти дни мы почти не выходили изъ суда и я не могу не занести на страницы своего дневника вынесенныя мною впечатлѣнія по Свиридовскому дѣлу, тѣмъ болѣе, что о немъ и теперь не перестаютъ говорить вездѣ и всюду. Оно и понятно: что при теперешнемъ застоѣ во всемъ, за исключеніемъ развѣ торговли дамскими шляпками,-- такое дѣло не могло не всколыхать поверхности провинціальнаго соннаго озера. Да, пожалуй, объ этомъ дѣлѣ и въ столичныхъ газетахъ въ набатъ пріударятъ, ибо и тамъ совсѣмъ не о чемъ писать.

Проведенныхъ дней въ судѣ мы не жалѣли, такъ какъ довольно таки наслушались тамъ интереснаго, все время находились въ пріятномъ обществѣ: видѣли очень близко и даже слушали длиннѣйшія показанія гг. Эйсмана, Сидоренки, Сегета и другихъ представителей нашего дѣловаго міра, свели весьма пріятныя знакомства съ очень милыми дамами и барышнями, наполнявшими первые ряды скамеекъ для публики и, наконецъ, присутствовали при финальномъ актѣ "Свиридіады", имѣвшей, очевидно, громадный успѣхъ, такъ какъ передъ очищеніемъ залы отъ публики все зданіе трещало отъ аплодисментовъ и героя столь удачно разыгранной драмы чуть-ли не вынесли на рукахъ. Проникнуть въ зданіе суда простому смертному было очень трудно, въ виду усиленной охраны приставовъ и полицейскихъ служителей,-- но мы для этого пустили въ ходъ всякіе хитрости и обманы (впрочемъ, уголовно ненаказуемые). Матрена, отличающаяся, какъ извѣстно, большою любознательностью, желала во что'о-бы то ни стало прослушать все дѣло и даже непремѣнно сидѣть въ первыхъ рядахъ. Такого почета она достигла весьма просто, надѣвъ себѣ на голову самую модную дамскую шляпку, подаренную ей Реброломовымъ, у котораго такая осталась на память отъ одной покинутой любви, и торжественно войдя подъ ручку съ знакомымъ намъ околодочнымъ. Этому послѣднему было приказано называть ее не иначе, какъ княгиней. Она съ достоинствомъ носила этотъ титулъ и, усѣвшись на очень видномъ мѣстѣ, слушала все со вниманіемъ и не переставала лускать любимыя ею сѣмячки, которыхъ взяла порядочный -запасъ въ своемъ изящномъ ридикюлѣ, подаренномъ ей, кажется, Котиковымъ, во время моего продолжительнаго отсутствія изъ города. Представительная наружность Котикова и постоянное титулованіе его всѣми нами превосходительнымъ доставили и намъ свободный входъ, а запоздавшій какъ-то Реброломовъ проникъ въ залу, сваливъ нечаянно на землю двухъ солдатъ и одного пристава и вышибивъ, по неосторожности, одному здоровенному курьеру два зуба, которые у него, впрочемъ, давно шатались, какъ объяснилъ намъ впослѣдствіи самъ потерпѣвшій. Какъ только ввели подсудимыхъ, Матрена навела за рѣшетку свой морской бинокль, пріобрѣтенный ею по случаю у какого-то мичмана, и испустила тяжелый вздохъ. Согбенный видъ г. Спиридова, съ палкой въ рукахъ, очевидно, произвелъ на нее впечатлѣніе, хотя но наружности Михаилъ Дмитріевичъ мало измѣнился. Нѣкоторыя изъ дамъ все-таки находили его видъ страдальческимъ, а въ опущенныхъ долу глазахъ видѣли несомнѣнные признаки раскаянія. Мы спорили, припоминая, что Михаилъ Дмитріевичъ всегда имѣлъ обыкновеніе смотрѣть какъ-то сквозь очки книзу, но насъ опровергли, удостовѣривъ, что это только съ тѣхъ поръ онъ сталъ такъ смотрѣть, когда поссорился съ г. Сегетомъ и Цытовичемъ и когда тѣ стали уже за нимъ смотрѣть въ оба. Другой подсудимый, Паталѣевъ, не смотря на свою безукоризненную завивку и хорошаго покроя черный сюртукъ, дамамъ какъ-то не понравился и многія, на этомъ основаніи, уже съ самаго начала, рѣшили, что его навѣрное осудятъ. Г-жа Козловская (по мужу Брилева,), съ кротостью во взорѣ и золотистыми прядями волосъ сидѣла за рѣшеткой, точно Маргарита за прялкой, и на всѣхъ произвела самое отрадное впечатлѣніе. "Ее-то навѣрное оправдаютъ",-- рѣшили не только дамы, но даже и всѣ бывшіе въ залѣ суда чины прокурорскаго надзора. Порѣшивъ такимъ образомъ съ участью этихъ двухъ подсудимыхъ, ими уже никто больше не занимался и всѣ только и думали о Свиридовѣ: что онъ скажетъ, какія приведетъ оправданія и что съ нимъ можетъ статься?

Въ самомъ началѣ засѣданія произошло нѣкоторое смятеніе въ публикѣ по поводу одного процессуальнаго дѣйствія -- именно отвода присяжныхъ. Разнесся слухъ, что дѣло опять отложатъ. Понятно отчаяніе публики, съ такими препятствіями проникшей въ залу.

-- Почему отложатъ? Опять, что-ли прокуроръ не надѣется на присяжныхъ?

-- Нѣтъ, вовсе не прокуроръ. Чего ему еще? Онъ отвелъ кого слѣдуетъ, а остальные, значитъ, по его вкусу, да вонъ защита чего-то недовольна на сей разъ и ей не хватаетъ достаточнаго числа для отвода, хотятъ не пустить дѣла.

Наконецъ, всѣ успокоились, когда, по совѣщаніи съ подсудимыми, гг. защитники рѣшились продолжать засѣданіе, лишь бы не томить Свиридова, а тамъ что Богъ дастъ.

Пошелъ процессъ своимъ ходомъ: чтеніе обвинительнаго акта, вопросы: обвиняетесь въ томъ-то, признаете-ли себя виновнымъ и т. д. Отъ Свиридова всѣ ждали какихъ-то разоблаченій и вся масса публики съ напряженнымъ вниманіемъ вслушивалась въ каждое его слово,-- но ничего особеннаго онъ не разъяснилъ и не разоблачилъ. Растрата, какъ растрата, самая обыкновенная: бралъ деньги, потому что это можно было дѣлать совершенно свободно, и многіе годы. Такъ-же, какъ во всѣхъ банковскихъ растратахъ, тѣ, кто должны были смотрѣть за кассиромъ, ничего подъ носомъ не видѣли, относясь къ нему съ "безграничнымъ довѣріемъ". Порядки такіе-же, какъ и во всѣхъ банкахъ, гдѣ много директоровъ и ревизоровъ съ крупными окладами. Сперва во главѣ банка стояли лица очень строгія, потомъ, когда дѣла стали расширяться и можно было оперировать притекавшими въ банкъ капиталами, на нихъ стали рты разѣвать. Появился товарищъ управляющаго, въ лицѣ нѣкоего Тецнера, имѣвшій въ томъ-же домѣ, подъ бокомъ, свою мѣняльную контору (или, правильнѣе, банкирскую мѣняльную), которая работала весьма успѣшно. (Впрочемъ, слухи о томъ, что между этой конторой и взаимнымъ кредитомъ происходилъ взаимный обмѣнъ кредита, какъ удостовѣрили на судѣ г. Эйсманъ и др. свидѣтели,-- не подтвердились). Вскорѣ кассиръ сдѣлался первымъ лицомъ и распоряжался банковыми суммами и вкладами, какъ своими собственными: тутъ-же, на виду всѣхъ, вынетъ пачку билетовъ, да и даетъ кому-нибудь ихъ закладывать на чье-нибудь имя, а по ордеру получаетъ себѣ денежки. Завелись для такихъ операцій особые агенты, въ родѣ оборваннаго уличнаго маклера Голубинскаго, у котораго, однако, на счетѣ значится тысячъ до 40, и этотъ Голубинскій орудуетъ тутъ-же въ банкѣ этими капиталами подъ руководствомъ Свиридова, который въ глазахъ банковой дирекціи пріобрѣтаетъ все большее довѣріе. Все идетъ преблагополучно: у служащихъ банка Свиридовъ креститъ дѣтей, шаферствуетъ у бухгалтера Цытовича и, пока живетъ со всѣми ими въ ладу,-- ни о какомъ свиридовскомъ дѣлѣ нѣтъ и помину,-- ну, а повздорилъ, тогда, конечно, шабашъ.

Цѣлый рядъ экспертовъ, во главѣ съ г. Максимовымъ, подтвердили экспертизу, данную ими на предварительномъ слѣдствіи, сущность которой, что "хотя дѣлопроизводство и не было въ порядкѣ и ревизіи не совсѣмъ строгія, но будь онѣ даже и самыя идеальныя, все равно ни къ чему-бы это не привело". Все это мы слушали и всему дивились: существуютъ же такія благодатныя учрежденія и мѣста, въ коихъ самый идеальный порядокъ и самый идеальный безпорядокъ -- понятія совершенно тождественныя и по результатамъ однозначущія. Я не стану, конечно, передавать въ своемъ дневникѣ обстоятельствъ всего процесса и ограничусь только занесеніемъ на память вышеизложеннаго, какъ запечатлѣвшейся во мнѣ сущности этого дѣла. Изъ свидѣтелей намъ больше всѣхъ понравился свидѣтель Густавъ Ивановичъ Эйсманъ: съ великимъ достоинствомъ и въ то-же время со скромностью описывалъ онъ благодѣянія, оказанныя обществомъ кредита всему городу, который, только благодаря этому банку, "такъ быстро разукрасился въ послѣдніе годы". "Мы вели дѣла блестящимъ образомъ, мы проводили безсонныя ночи и работали честно на пользу этого дѣла",-- продолжалъ свидѣтель и тутъ-же разсказалъ эпизодъ одной безсонной ночи, когда работавшіе въ его залѣ полотеры случайно разбудрыги его своимъ стукомъ и тутъ онъ вспомнилъ о страшности счета по портфелю г. Паталѣева, а вспомнивъ разъ объ этомъ счетѣ, онъ такъ уже и не могъ заснуть и все бодрствовалъ. Обстоятельное показаніе г. Эйсмана произвело на всѣхъ наилучшее впечатлѣніе, и къ этому свидѣтелю всѣ стали относиться съ полнымъ довѣріемъ, въ особенности послѣ того, какъ онъ заявилъ предъ судомъ, что онъ "въ отношеніяхъ съ христіанами всегда привыкъ дѣйствовать только по правдѣ",

Мы и тутъ отдали должное скромности г. Эйсмана, ибо увѣрены, что онъ никогда въ жизни не обманулъ даже и нехристіанина. Скромность г. Эйсмана понравилась намъ и тогда, когда онъ, на показаніе свидѣтельницы Федоровской, что онъ будто любилъ Свиридова, "какъ родного сына", замѣтилъ, что "для такой любви онъ не имѣлъ никакихъ основаній и что это даже насмѣшка надъ нимъ".

Изъ остальныхъ свидѣтелей я не считаю нужнымъ занести еще чьи-либо слова на страницѣ своего дневника, хотя всѣ ихъ показанія были весьма интересны и отличались большою обстоятельностью. Свидѣтели отвѣчали рѣшительно на всякіе распросы сторонъ, за исключеніемъ одного вопроса г. Тальберга, пожелавшаго узнать: "снимался-ли Свиридовъ въ группѣ присяжныхъ засѣдателей, когда исполнялъ такую обязанность; въ какой фотографіи снята была эта группа и на сколько она вышла удачной?". Г. предсѣдатель нашелъ, что этотъ вопросъ не имѣетъ прямого отношенія къ дѣлу и не совсѣмъ умѣстенъ, въ особенности со стороны гражданскаго истца. Г. Тальбергъ на такое замѣчаніе очень мило улыбнулся. Вообще г. Тальбергъ во все время процесса и самъ очень много смѣялся и всѣхъ насъ не переставалъ смѣшить, и только уже послѣ произнесенія оправдательнаго приговора, онъ какъ-то вытянулся и изобразилъ изъ себя въ началѣ знакъ восклицательный, затѣмъ и вопросительный и, въ концѣ-концовъ, вышелъ изъ суда съ поникшей головой, какъ-бы раскаиваясь въ томъ, что онъ такъ много шутилъ.

На 4-й день процессъ кончился. Весь этотъ день мы всѣ прѣли въ страшной духотѣ и слушали пренія сторонъ,-- рѣчи были хоть куда. Г. прокуроръ былъ строгъ и серьезенъ, г. Тальбергъ забавенъ. Защита все разобрала по косточкамъ. Свиридовъ просилъ не отсылать его, далеко, далеко..."Поставлены вопросы. Обвинители остались вопросами довольны, защита не спорила, такъ какъ въ ея интересахъ важнѣе было остаться довольной отвѣтами. Предсѣдатель сказалъ свое небольшое, но точное резюме и присяжные пошли совѣщаться. Въ ожиданіи вердикта, въ публикѣ, какъ то обыкновенно бываетъ, устроились пари: Матрена держала за оправданіе Свиридова съ какою-то дамой на два фунта арбузныхъ кабачковъ. Реброломовъ съ однимъ капитаномъ на двѣ бутылки коньяку и держалъ за обвиненіе всѣхъ подсудимыхъ поголовно. Раздался въ полночь роковой звонокъ, вышли присяжные, и тутъ случилось то, о чемъ теперь говоритъ вся печать: "да, доказано" и "нѣтъ, не виновенъ"!-- ...громъ аплодисментовъ, звонокъ предсѣдателя., объятія и поцѣлуи Свиридову со стороны его родныхъ и близкихъ. Онъ вышелъ вмѣстѣ съ другими подсудимыми оправданнымъ и, снявъ арестантскій халатъ, очутился въ какой-то курточкѣ на манеръ выпускнаго гимназиста. Кто аплодировалъ и чему аплодировали?-- Прежде всего, всю эту кутерьму подняли дамы. Дамы, какъ извѣстно, обладаютъ слабыми нервами: на нихъ особенно заразительно дѣйствуютъ слезы и смѣхъ, онѣ ахнули вмѣстѣ съ Свиридовымъ, заплакали и обрадовались вмѣстѣ съ его родными и стали хлопать отъ радости въ ладоши. Хлопать-же-онѣ умѣютъ довольно сильно и звучно, судя по звуку тѣхъ двухъ пощечинъ, которыми наградили двѣ изъ сихъ представительницъ прекрасной половины другъ дружку, въ той-же залѣ суда, еще до произнесенія приговора, вслѣдствіе взаимныхъ столкновеній изъ-за. мѣста. Въ такихъ проявленіяхъ чувствъ, конечно, многія не отдаютъ себѣ отчета, доказательствомъ служитъ то, что и наша Матрена,-- женщина весьма разсудительная и не особенно горячаго темперамента, и та потянулась обнимать и цѣловать Свиридова и насилу только была водворена на свое мѣсто Реброломовымъ.

17--20 декабря. Только и разговору, что о томъ-же. Куда ни сунься: Свиридовъ и Свиридовъ. Матрена, вернувшись съ базара, на нашъ вопросъ, что мы будемъ ѣсть, отвѣчала: "пироги съ Свиригой" вмѣсто "съ визигой".

Пошли самые нелѣпые толки и пересуды. Публика жаждала прежде всего видѣть самого Свиридова, и Матрену увѣрили торговки на базарѣ, что онѣ уже видѣли, какъ онъ во всѣхъ обоихъ медаляхъ и орденахъ спозаранку поѣхалъ дѣлать визиты по всѣмъ благотворительнымъ учрежденіямъ. Утверждали, что въ тотъ-же день онъ удостоился получить привѣтственную телеграмму отъ Юханцева, Бритнева и др. "не столь счастливыхъ его предшественниковъ".-- Кассиры всѣхъ банковъ заказали будто его поясной портретъ у де-Мезера и повѣсили его (т. е. портретъ) въ своихъ кабинетахъ. Намъ такъ и не удалось его видѣть, хотя мы были и на маскарадѣ въ воскресенье, гдѣ, какъ утверждали, онъ разгуливалъ въ костюмѣ капуцина съ дощечкою на груди, на которой была надпись "безграничное довѣріе".

На одномъ изъ вечернихъ засѣданій у насъ Свиридовскій вопросъ былъ поконченъ, съ тѣмъ, чтобы къ нему болѣе не возвращаться.

Изъ множества мнѣній, высказанныхъ по этому поводу, занесу въ свой дневникъ мнѣніе одного знакомаго намъ юриста, Смекалкина. Онъ поставилъ слѣдующіе тезисы: Свиридовъ вовсе не обвинялся въ кражѣ, или воровствѣ, что по закону означаетъ тайное похищеніе, а въ совершенно особомъ преступленіи,-- растратѣ. Растрата,-- усиленная трата денегъ, все равно какъ распротоканалія, есть превосходная степень канальи. Кто тратятъ деньги, тотъ ихъ не бережетъ. Вотъ въ этомъ несбереженіи денегъ и обвинялся Свиридовъ, но оберегать банковыя деньги обязанъ былъ не одинъ Свиридовъ, а вся администрація кредита, которая, помимо того, должна была оберегать эти деньги отъ самого Свиридова. И такъ въ несбереженіи этихъ денегъ обвинять одного Свиридова противно справедливости. Осужденіемъ кассировъ растраты въ банкахъ не прекращаются, значитъ, нужны другія условія для справедливаго и цѣлесообразнаго суда.

Кто изъ насъ согласился съ мнѣніемъ Смекалкина, а кто подалъ голосъ противъ него, этой тайны нашего совѣщанія я выдать не могу, равно и того, какой приговоръ окончательно постановленъ нами по дѣлу Свиридова, пока онъ не войдетъ въ законную силу.

ПРІЕМНАЯ АДВОКАТА и Г. СПАСОВИЧЪ.

Я былъ настроенъ совсѣмъ не по весеннему: не радостной, не обновленной казалась мнѣ природа. "И вѣтеръ жалобный въ душѣ моей тоскливо по струнамъ горестнымъ наигрывалъ не разъ". Въ такомъ настроеніи извольте взяться за перо и направить свой умъ, чтобы какъ-нибудь развлечь читателя легкимъ чтеніемъ воскреснаго фельетона! И къ чему созданъ этотъ родъ литературы? "Неужли я изъ тѣхъ, которыхъ цѣль всей жизни -- смѣхъ?" -- имѣетъ полное право спросить себя всякій фельетонистъ.

Въ такомъ грустномъ настроеніи проснулся я въ день 27 марта. Это былъ сѣрый, туманный день, когда солнце неизвѣстно гдѣ прячется отъ міра, а съ неба валится какая-то дрянь. Въ такіе дни англичане въ особенности любятъ застрѣливаться или окунаться въ Темзу. Въ этотъ-же день и у насъ, въ Кіевѣ, новобранецъ 5-й саперной бригады Иванъ Кондратенко погрузился навѣки въ волнахъ Днѣпра, крикнувъ: "Прощай, Кіевъ! До свиданія!", а въ запискѣ, оставленной брату, объявилъ: "я боленъ всѣмъ сердцемъ и душою, но мнѣ нечто не можетъ спасти, какъ я самъ себя (ни докторъ, ничто). Прощай. Твой братъ Иванъ Кондратенко. Аминь".

Какъ трогательна эта драма по своей простотѣ!

Итакъ, я проснулся мрачнымъ. Въ пріемной комнатѣ на сей разъ, по счастію, не засталъ ни "поджигателей", ни "подложныхъ дѣлъ мастеровъ". Вошелъ одинъ кіевскій мѣщанинъ и робко назвалъ свою фамилію, прибавивъ: "по дѣлу". Я попросилъ его садиться и объяснить, въ чемъ дѣло. Откашлявшись, кіевскій мѣщанинъ началъ свою исповѣдь: -- Меня къ вашей милости прислали, потому какъ вы, говорятъ, сильны по разводной части.

Хорошее вступленіе! подумалъ я, оглядывая кліента. Это мужчина среднихъ лѣтъ, рябоватой наружности, съ рыжими курчавыми волосами и такою-же бородой. Типъ скорѣе великоросса,-- полу-купецъ, полу-мужикъ. Одѣтъ въ сюртучную пару, при часахъ и съ медаліономъ. Я заявилъ ему, что бракоразводныхъ дѣлъ не беру и поднялся съ мѣста,-- но кіевскій мѣщанинъ сталъ усиленно просить, во что-бы то ни стало выслушать его "сущность дѣла" и хотя совѣтъ какой подать. При этомъ онъ просилъ "не сумлѣваться" въ томъ, что онъ можетъ поблагодарить какъ слѣдуетъ; самое-же дѣло его настолько "выдающее", что даже и г. Спасовичъ не отказался-бы его взять на себя.

Нечего дѣлать,-- я рѣшился выслушать "сущность дѣла". Тогда кіевскій мѣщанинъ разстегнулъ сюртукъ и изъ толстаго бумажника вынулъ пачку писемъ, которыя предложилъ моему вниманію.

Привыкнувъ къ подобнымъ пріемамъ докучливыхъ кліентовъ, сующихъ въ руки, прежде всякихъ объясненій, кучу документовъ,-- я сталъ отпрашиваться отъ этого чтенія, но кіевскій мѣщанинъ былъ неумолимъ и просилъ прочесть хотя послѣднее письмо его невѣрной супруги, въ которомъ она объясняетъ причину своего недовольства супружеской жизнію. Письмо это, какъ исповѣдь современной, даже мѣщанской жены, настолько характерно и мотивъ невѣрности къ мужу такъ современенъ, что я, съ позволенія, незнакомаго, конечно, моимъ читателямъ обиженнаго супруга, по оставшейся у меня копіи, приведу здѣсь нѣсколько отрывковъ подлинника, сохраняя приблизительную орѳографію. "Хатите знать всю правду и голую истину, пишетъ кіевскому мѣщанину его невѣрная благовѣрная, пачему все это случилось и онъ мне предпочителенъ сталъ. А это вотъ что: я вами всѣмъ была довольна и во всѣхъ жизненныхъ потребностяхъ и о прочемъ супружескомъ житіи была даже и весьма достачно удоблетворена, но однако висшей потребности душевной природы и голосъ сердца совсѣмъ не удоблетворили..."

Каково! При чтеніи этой фразы я тотчасъ обратился къ супругу съ вопросомъ:-- Письмо это ей, конечно, кто-нибудь диктовалъ? Это, должно быть, онъ такъ научилъ? И полюбопытствовалъ тутъ-же узнать: изъ писарьковъ онъ, или семинаристъ?

-- Чиновникъ... съ образованныхъ,-- отвѣчалъ кліентъ.

Далѣе, изъ откровеннаго письма оказывалось, что мысль о недовольствѣ такою жизнію, тихой, семейною, возникла подъ вліяніемъ скуки: "всегда одно и тоже: по хозяйству, да спать и больше ничего". Отъ скуки мѣщанская жена стала отпрашиваться у мужа въ театръ; онъ пускалъ ее одну; чаще всего любила она ходить на "Демона", и когда возвращалась домой, онъ выслѣживалъ ее изъ театра, все шелъ сзади и подтягивалъ: "И будешь ты царицей міра! И будешь ты царицей мі-і-іра!" Ей это и запало въ голову. Потомъ познакомились, зашли поужинать, а на другой день она, забравъ свои вещи, переѣхала къ нему. Онъ и убѣдилъ ее, что для такой женщины, какъ она, "нужна какая-нибудь высшая потребность души, напримѣръ, любовь безконечная и всеобъемлющая". Съ этимъ доводомъ скучающая мѣщанская жена вполнѣ согласилась и, бросивъ мужа, переѣхала на жительство къ чиновнику изъ образованныхъ -- Вотъ это и вся исторія?-- спросилъ я печально смотрѣвшаго въ окно рыженькаго мѣщанина.

-- Да-съ, тутъ и вся сущность дѣла. Ну только имущество ея, т. е. всѣ вещи и бѣлье столовое, что она унесла съ собою, чиновникъ переписалъ уже на свое имя и этого мнѣ вернуть не возможно, какъ сказывалъ адвокатъ съ ея стороны.

-- Какъ, развѣ у нея и адвокатъ уже есть?

-- Да, пріискали. Вотъ онъ и требуетъ отъ ея имени развода, чтобы я, значитъ, далъ ей свободу и огрѣхъ со скандаломъ" на себя принялъ.

Изъ дальнѣйшихъ распросовъ выяснилась для меня дѣйствительно ужасная по своей простотѣ исторія этого брачнаго сожительства, приводящая у насъ къ разводу даже въ мѣщанской семьѣ. Онъ взялъ ее совсѣмъ молодою, 17 лѣтъ, изъ семьи сапожника. Она кое-чему научилась, знала хорошо грамоту. Собой, по его словамъ, красавица. Жили они въ ладу цѣлую земскую давность. Было дитя, умерло. Жили они въ достаткѣ, онъ ее всѣмъ ублажалъ, а она вдругъ заскучала. Результатомъ скуки явилась потребность ходить въ театръ. Тутъ и весь разладъ обнаружился: она любила оперу, а онъ всегда засыпалъ въ театрѣ и даже храпѣлъ въ самыхъ чувствительныхъ мѣстахъ. Онъ сманивалъ жену въ циркъ,-- она не соглашалась и выпросилась ходить одна, безъ мужа. Нашлась, конечно, подруга и т. д. Скромный рыженькій мѣщанинъ любитъ свою жену всею душою, "какъ только могу по своей необразованности", и не знаетъ, какъ ему поступить.

-- Силой вернуть не желаю,-- толку не будетъ, и другому отдать жаль. Да и за что-же?... Ну, за бѣлье столовое и прочее имущество я не особенно безпокоюсь. Не столько на нее тратилъ... А теперь еще требуетъ, чтобы и разводъ на мои деньги произвести. А вѣдь это дорого стоитъ.

Тутъ кіевскій мѣщанинъ разсказалъ мнѣ, какъ ему объяснили другіе адвокаты условія бракоразводнаго процесса и предстоящія траты.

Недовольный моимъ отказомъ взять на. себя дѣло, онъ вышелъ, кряхтя и вздыхая. По его уходѣ я задумался надъ всей этой исторіей: невѣрность жены и разрушеніе семьи -- отъ скуки и подъ вліяніемъ аріозы "Демона": "И будешь ты царицей!.." Я пересмотрѣлъ еще разъ книжку "Вопросительнаго знака" "О женщинахъ" и нашелъ тамъ очень вѣрный взглядъ Альфонса Кара, который находитъ, что большинство женщинъ умираетъ не отъ какой-либо иной болѣзни, какъ отъ скуки. Она и старѣетъ скорѣе, и начинаетъ болѣть, какъ скоро ею перестаютъ интересоваться. Далѣе совершенно основательно замѣчаетъ авторъ изслѣдованія, что женщина никогда не проститъ мужу двухъ вещей: сна и занятія дѣлами. Есть таки очень много вѣрныхъ сужденій въ этой книжкѣ, которой я какъ-то вскользь коснулся" въ одномъ изъ моихъ фельетоновъ. Прочтите интересный процессъ доктора Шепетовскаго, разбиравшійся на-дняхъ въ петербургскомъ окружномъ судѣ, и тамъ, въ совсѣмъ интеллигентной средѣ, вы усмотрите разладъ въ семьѣ, который развѣ только и объясняется тѣмъ, что жена заскучала.

Пришелъ ко мнѣ Недовольцевъ и, заставъ меня надъ размышленіями о вѣроломствѣ женъ, по обыкновенію, сплюнулъ отъ негодованія, заявивъ, что всѣ женщины вообще "ужасная дрянь" и онъ рѣшительно не понимаетъ, какъ это про нихъ все еще пишутъ книжки и "этому самому женскому вопросу" посвящаютъ цѣлые столбцы въ серьезныхъ столичныхъ газетахъ.

-- А я вотъ влюбился, продолжалъ онъ, таки на самомъ дѣлѣ влюбился. Но не въ женщину, разумѣется, поспѣшилъ юнъ прибавить.

-- Такъ въ кого-же?

-- Въ Спасовича?... Что за прелесть!

Тутъ Недовольцевъ передалъ весь восторгъ, который произвелъ на него этотъ патріархъ нашей адвокатуры своею рѣчью по чиншевому дѣлу графа Браницкаго.

-- Нельзя не влюбиться. Это не рѣчь, а это настоящій концертъ, и никакой иной, а именно рубинштейновскій: то громъ и буря поразительныхъ по своей силѣ и вѣскости доводовъ, которыми онъ просто ослѣпляетъ, поражаетъ умъ человѣческій, рабски подчиняетъ его своей силѣ и могуществу, то тихая, ласкающая слухъ, льющаяся прямо въ сердце истина, съ которой также невозможно не согласиться, которую нельзя не принять съ любовью, съ радостью,-- такъ она свѣтла, такъ ясна эта истина по своей простотѣ, такъ доступна пониманію каждаго. И какъ мило ее преподноситъ этотъ сначала суровый на видъ, но дѣлающійся потомъ такимъ мягкимъ, добродушнымъ, увлекательно веселымъ,-- сгорбленный старичекъ, такъ ласково глядящій сквозь свои очки и на судей, и на противника,-- точно онъ гладитъ по головкѣ своихъ дѣтей и въ милой шуткѣ разъясняетъ имъ великую тайну всякой премудрости законовъ: польскихъ и шведскихъ, и шлезвигъ-голштинскихъ, и мекленбурго-шверинскихъ, и Speculum Saxonicum, магдебурскаго, бранденбурскаго и чуть ли не арабо-магометанскаго права... Что за память! какая техника! Года, числа и имена сыплются такими нескончаемыми трелями, столько учености выкладывается передъ изумленными слушателями, что кажется, будто подъ тяжестью книгъ сломались полки какой-нибудь исторической библіотеки и на васъ летятъ съ раскрытыми страницами тысячи томовъ и манускриптовъ.

Всѣ неровности рѣчи, этотъ полонизмъ и другіе органическіе недостатки, въ которыхъ упрекаютъ знаменитаго мужа и первокласснаго оратора,-- по моему мнѣнію, именно и составляютъ его неотразимыя качества и достоинства. Это именно -- высокая концертная музыка, богатая по фантазіи и замыслу соната съ тысячью переходовъ и переливовъ; здѣсь бездна огня и энергіи, и чувства, и поэзіи,-- а не то, что какой-нибудь гладкій, ровненькій опереточный мотивъ. Въ такой формѣ рѣчи -- порывистой, неровной, но высокой по своему смыслу и образности,-- всегда больше убѣдительности.

Подъ такую рѣчь ужъ не вздремнешь ни на секунду, какъ-бы долго она ни длилась: вниманіе всегда возбуждено, умъ ежеминутно поражается доводами блестящѣе, сильнѣе одинъ другого.

Недовольцевъ такъ очарованъ этой рѣчью, что не перестаетъ передъ зеркаломъ простирать руки, махать со всей силы головой и выкрикивать на разные голоса: Speculum Saxonicum!

Я самъ, конечно, прослушалъ эту рѣчь и раздѣляю тотъ-же восторгъ. Когда Спасовичъ говоритъ передъ нашими строгими судьями, то всѣ такъ благоговѣйно ему внимаютъ, что невольно вспоминаются слова басни: "затихли вѣтерки, умолкли птичекъ хоры и прилегли стада"...-- Я отчасти понимаю нападки на нашу адвокатуру со стороны тѣхъ, кому дано въ удѣлъ спокойное назначеніе -- обрѣзывать и сокращать. Вѣдь сколь ничтожными, напримѣръ, передъ такою силою таланта должны-же все таки сознавать себя эти обрѣзыватели!

Кажется, самымъ крупнымъ событіемъ на этой недѣлѣ и слѣдуетъ признать эту блистательную лекцію г. Спасовича о чиншевомъ правѣ, произнесенную въ засѣданіи кіевской судебной палаты 26 марта. Я такъ увлекся воспоминаніемъ объ этой рѣчи, впечатлѣніе, которое производитъ на васъ настоящая знаменитость и истинный талантъ, такъ велико, что о всѣхъ прочихъ мелкихъ дѣлишкахъ не хочу и говорить, а подожду, услышу и увижу другую знаменитость -- Барная.

Это наслажденіе кіевляне испытаютъ сегодня же.

(Заря. 30 Марта 1886 г. ).

ПОЛИТИКА И КНЯЗЬ МЕЩЕРСКІЙ.

Въ нѣкоторыхъ иностранныхъ газетахъ, да и въ нашихъ отечественныхъ, уже появляются давно извѣстныя изреченія: "въ воздухѣ пахнетъ порохомъ"!

Какъ только эти зловѣщія слова появились въ печати, въ одномъ изъ импровизированныхъ политическихъ клубовъ на Подолѣ (откуда мнѣ порою сообщаютъ довольно интересные курьезы), за стуколкой, у приказчика 1-й гильдіи Дормидонта Савелова, обыкновенный разговоръ на счетъ политики въ самомъ разгарѣ преній былъ прерванъ неожиданнымъ событіемъ. Только что мѣстный Салисбюри, Захарій Семеновичъ, тасуя карты, сталъ развивать въ довольно обстоятельной рѣчи свои взгляды по вопросамъ: "что будетъ дальше" и "чего намъ ждать", какъ одинъ изъ его партнеровъ, недовольный постояннымъ проигрышемъ и подмѣтивъ въ рукавѣ Захарія Семеновича на всякій случай припрятаннаго короля пикъ, внезапно прервалъ оратора и, приставивъ къ самому носу его непомѣрной величины плотно сложенный кулакъ, воскликнулъ:

-- Видишь ты это и знаешь-ли, что оно обозначаетъ?... Называется это у насъ "Забіяка", продолжалъ угрожавшій, не отнимая кулака отъ носа почтеннаго Захарія Семеновича: -- а если ты еще разъ когда-нибудь посмѣешь припрятывать у себя въ рукавѣ кандидата на болгарскій престолъ, такъ на твоей физіономіи на всю жизнь останется такая "Память Меркурія", что ее ничѣмъ уже не изгладишь и не изведешь.

Захарій Семеновичъ сильно оторопѣлъ. Названіе двухъ клиперовъ такъ ужасно подѣйствовало на его воображеніе, что карты высыпались у него изъ рукъ и на него точно столбнякъ нашелъ. Благодаря, однако, вмѣшательству другихъ гостей, угроза не была приведена въ исполненіе и буйный партнеръ съ его ужасными клиперами былъ отведенъ въ сторону. Захарію Семеновичу для успокоенія дали дерябнуть рюмку очищенной, и остальные партнеры, осмотрѣвъ хорошенько всѣ его карманы и иныя секретныя помѣщенія, продолжали съ нимъ ту-же игру, прислушиваясь также къ его политическимъ рѣчамъ, которыя говорить онъ таки большой мастеръ и потому въ кругу приказчиковъ считается большимъ дипломатомъ.

-- Ну вотъ, господа, такая у насъ русскихъ уже натура, не знающая никакой дипломатіи. Возьмите вотъ хотя-бы этого самого Ѳедьку Расшибалова, который мнѣ чуть было не поднесъ клипера. Во первыхъ, за что-бы онъ изобидѣлъ человѣка, когда у меня король оказался совсѣмъ таки случайно, а потомъ -- какъ это такъ сейчасъ-же вступать въ бой, не разсчитавши и силы противника и не сообразивъ, что ему бы съ моей стороны могъ послѣдовать такой реваншъ съ разбитіемъ на голову, что пришлось-бы или съ позоромъ бѣжать, или пасть на мѣстѣ!... Такъ, господа, военныя дѣйствія не начинаются, продолжалъ Захарій Семеновичъ: -- ибо главную роль должна играть "мобилизація".

Тутъ гости почтительно потребовали объясненія непонятнаго для нихъ термина, попадающагося довольно часто въ послѣдніе дни на столбцахъ газетъ.

Захарій Семеновичъ въ простыхъ и удобопонятныхъ выраженіяхъ объяснилъ имъ смыслъ и значеніе "мебилизаціи", приводя въ примѣръ того-же Ѳедьку Расшибалова, которому, прежде чѣмъ начинать противъ него враждебныя дѣйствія, слѣдовало-бы подготовить всѣ свои силы къ бою, "абмебилизироваться" какъ слѣдуетъ, чтобы и шандалъ, значитъ, былъ, на всякій случай, подъ рукою и стулъ, которымъ можно-бы защищаться, и чтобы за его спиной были свѣжія силы въ резервѣ, готовыя всегда за него вступиться. Ни объ чемъ этомъ Ѳедька Расшибаловъ и ему подобные герои кулака никогда не думаютъ, и вотъ почему большею частью, не смотря на свое геройство, въ концѣ концовъ проигрываютъ сраженіе и еще отсиживаютъ въ кутузкѣ за напрасное дебоширство, да платятъ издержки за веденіе дѣла.

-- Нынче войну такъ вести нельзя, заключилъ свои объясненія Захарій Семеновичъ.-- Вотъ почитайте, какъ Австрія мебилизована: "черезъ четырнадцать дней будемъ у васъ подъ самымъ носомъ", говорятъ они намъ.

-- Ну, а мы ужли имъ такъ и спустимъ? У насъ, чай, войска-то побольше ихняго будетъ, да и покрѣпче -- русское-то воинство!

-- Да что войско! теперь такія магазинки приспособлены, что одинъ какой-нибудь хилый солдатикъ въ какую-нибудь минуту понастрѣляетъ тебѣ самаго отборнаго воинства точно воробьевъ на кусту. Что ни говорите, господа, а нужна мобилизація, да и все тутъ!...

Долго еще длились разговоры на ту-же тему.

Если пересмотрѣть весь ворохъ получаемыхъ газетъ, то окажется, что за послѣдніе дни рѣшительно ни о чемъ другомъ и въ печати не говорятъ. Всѣ сводятъ счеты своимъ силамъ и другъ дружку напугиваютъ, а князь Бисмаркъ все молчитъ и словечка не проронитъ.

Не знаю почему, но послѣ толковъ гостинодворцевъ у меня всегда какъ-то въ мысляхъ появляется "Гражданинъ" князя Мещерскаго. Такъ было въ прошломъ фельетонѣ, такъ случилось и теперь. Впрочемъ, что я теперь вспомнилъ о немъ, это совсѣмъ неудивительно: куда не повернись, хотя и въ очень просторной комнатѣ, непремѣнно бросится въ глаза присланное имъ небывалое по своей величинѣ объявленіе объ изданіи его журнала на 1887 годъ. Поистинѣ сей великій мужъ по своей изобрѣтательности въ расхваливаніи собственнаго товара перещеголялъ всѣхъ американцевъ. Почитайте это курьезное объявленіе (право, оно стоитъ цѣлаго фельетона!). Въ этой прокламаціи, во-1-хъ, смѣсь всевозможныхъ стилей: тутъ и слогъ манифестовъ, и министерскихъ циркуляровъ, и рекламъ капсюлей Гюйо. Начинается это воззваніе къ довѣрчивой публикѣ заявленіемъ, что, "благодаря Божьей помощи, въ теченіи 12-ти лѣтъ существованія, "Гражданинъ" (вездѣ въ этой афишѣ "Гражданинъ" печатается особенно громаднымъ шрифтомъ) успѣлъ сдѣлаться извѣстнымъ своимъ "постоянствомъ и настойчивостью". Настойчивость и постоянство, постоянство и настойчивость,-- качества прекрасныя, но смотря по тому, на чемъ настаивать и въ чемъ быть постояннымъ. Вѣдь можно постоянно говорить однѣ глупости и быть упорнымъ, какъ мѣдный лобъ. Далѣе, приписывая чуть-ли не исключительно себѣ всю честь какой-то упорной борьбы съ "безпочвеннымъ либерализмомъ", "Гражданинъ" находитъ, что теперь задача его стала гораздо легче, ибо его "единомышленниковъ" стало на Руси гораздо больше. Сказавъ эту фразу и чувствуя, что уже надо переходить къ вопросу о подписчикахъ, "Гражданинъ" тутъ-же сейчасъ заявляетъ, что ему для этой борьбы нужно все-таки имѣть побольше единомышленниковъ и потому разсчитываетъ, что уже по одному этому и число подписчиковъ его должно увеличиться съ этимъ годомъ. Подписчикомъ-же "Гражданина" долженъ быть обязательно "каждый русскій, стоящій, какъ онъ (издатель), за порядокъ и пр.". "Любителей газетной болтовни, продолжаетъ князь, я не зову къ себѣ въ подписчики". (Слышите! Слышите!-- это "Гражданинъ"-то не признаетъ газетной болтовни!) Зоветъ къ себѣ князь въ подписчики только "порядочныхъ людей".-- Ну, такъ тутъ не подписываться на "Гражданинъ"? А вдругъ князь Мещерскій вздумаетъ еще печатать списокъ своихъ подписчиковъ (хотя-бы въ видѣ преміи) и подѣлитъ всѣхъ русскихъ гражданъ на "порядочныхъ" и "непорядочныхъ"?-- Къ первымъ конечно, будутъ отнесены лишь подписчики "Гражданина", а ко второй категоріи -- всѣ остальные.

"Сверхъ всего", какъ заявляетъ всеобъемлющій князь, "Гражданинъ" есть единственный (!) журналъ въ Петербургѣ (ага! для Москвы таки исключеніе сдѣлано!), который по положенію и по качествамъ своихъ сотрудниковъ въ состояніи давать извѣстія о русской жизни безусловно вѣрныя". Какія это такія высокія "качества" и каково "положеніе" сотрудниковъ князя, что они одни въ Россіи заслуживаютъ довѣрія -- этого, конечно, никто не знаетъ, но болѣе дерзкой и въ тоже время смѣшной рекламы, убивающей всякое довѣріе къ источнику самой этой безусловной истины, къ "Гражданину", невозможно и присочинить, обладая здравымъ умомъ и твердой памятью.

Повторяю, все объявленіе положительный анекдотъ самаго пикантнаго свойства, что ни прочтете вы въ немъ, напр., гдѣ говорится о литературныхъ приложеніяхъ, сказано, что на 1887 г. "Гражданиномъ" пріобрѣтены слѣдующія произведенія: "Милліонъ", новая комедія князя Влад. Мещерскаго, "Прелестная вдовушка" -- его-же. "Куртизаны" -- его-же. (?!) Интересно знать, почемъ платилъ себѣ князь Влад. Мещерскій, покупая для себя-же каждую изъ этихъ драгоцѣнностей?

(Заря. Ноябрь 1886 г. ).

СО СКАМЬИ ПОДСУДИМЫХЪ.

Тихо въ засѣданьи.
Публика молчитъ;
Подсудимый сладко
За рѣшеткой спитъ!
Приставъ смотритъ строго,
Двери заперты,
Погоди немного --
Сядешь, братъ, и ты!
Пародія одного поэта-юриста.

Давно собирался я передать читателю многократно испытанныя мною впечатлѣнія, когда мнѣ приходилось сидѣть если не на самой скамьѣ подсудимыхъ, за рѣшеткой, то во всякомъ случаѣ, опираясь на эту рѣшетку. Любезные предсѣдатели обыкновенно приглашаютъ занять мѣсто около вашего защитника; а нелюбезные безпрепятственно пускаютъ и за рѣшетку. Въ послѣднихъ случаяхъ приходилось, конечно, утѣшаться мыслью, что "не мѣсто краситъ человѣка, а человѣкъ мѣсто", хотя-бы зачастую то-же мѣсто передъ вами занималъ какой-нибудь бродяга -- непомнящій родства или "подложныхъ дѣлъ мастеръ".

Съ другой стороны, если вспомнить, кто только не сиживалъ на этой скамеечкѣ, начиная хотя-бы съ почтенной матушки игуменьи Митрофаніи,-- то, право, не совѣстно посидѣть на ней скромному представителю нашей свободногонимой печати. Хотя въ мѣстныхъ судахъ до сей поры всѣ гг. предсѣдательствовавшіе поступали со мною любезно, тѣмъ не менѣе я считаю не лишнимъ, хотя-бы въ виду будущихъ, предстоящихъ сидѣній, выяснить здѣсь-же вопросъ о томъ, какое именно мѣсто по праву мы можемъ занимать въ судѣ, когда насъ влекутъ туда разныя обидчивыя натуры. Думаю, что мы вовсе не подсудимые, когда противъ насъ возбуждаются преслѣдованія частнымъ обвинителемъ, мы только лишь обвиняемые, мы судимся съ противною стороною, но не предаемся суду особою властью,-- а потому свободно можемъ занимать такое-же почетное мѣсто, какъ и нашъ обвинитель.

Такое толкованіе однако имѣетъ значеніе только въ глазахъ юриста; для обыкновеннаго-же читателя я все таки остаюсь подсудимымъ, на равнѣ со всякимъ преступникомъ, разъ г. Тальбергъ сочинитъ на меня жалобу и доведетъ ее до разбора на судѣ,-- а потому и оставляю безъ измѣненія поставленное мною согласіе.

Каковы-же эти впечатлѣнія, т. е. впечатлѣнія подсудимаго по дѣламъ печати?

Во 1-хъ, надо вамъ знать, за что я судился до сихъ поръ.

Обвиняли меня въ разныхъ преступленіяхъ, именуемыхъ диффамаціей, клеветой, злословіемъ, но, по совѣсти сказать, ни одинъ изъ моихъ обвинителей никогда не могъ опредѣлить, какого именно сорта преступленіе онъ усматриваетъ въ моемъ писаніи. Я-же твердо помню, что г. предсѣдательствующій каждый разъ опрашивалъ меня о моихъ лѣтахъ, званіи, вѣроисповѣданіи, а также о томъ, женатъ ли я и имѣю-ли дѣтей? На послѣдній вопросъ я всегда неизмѣнно отвѣчалъ: женатъ, но дѣтей не имѣю, и судъ меня въ концѣ концовъ оправдывалъ въ этомъ преступленіи, я говорю -- въ этомъ, такъ какъ въ сущности я никакого иного не совершалъ и, по моему глубокому убѣжденію, всѣ возбужденныя противъ меня обвиненія сводились только къ тому, чтобы мнѣ каждый разъ предлагались одни и тѣ-же формальные вопросы. Наконецъ, послѣдній разъ это обвиненіе меня въ неимѣніи дѣтей совершенно неожиданно для меня кончилось примиреніемъ, ибо самъ обвинитель д-ръ Бернштейнъ, вопреки желаніямъ своего адвоката, призналъ что въ моемъ дѣяніи, въ сущности ничего преступнаго не заключается. Но, кромѣ шутокъ, процессъ г. Бернштейна, возбужденный моимъ постояннымъ обвинителемъ г-номъ Тальбергомъ, заслуживаетъ вниманія. Дѣло началось по обыкновенію довольно торжественно, зала была переполнена публикой, въ числѣ которой было не мало дамъ; предсѣдательствовалъ В. П. Родзянко. Г. Бернштейнъ, почтенный отецъ семейства и, какъ я искренно признаю, оказавшійся дѣйствительно человѣкомъ весьма почтеннымъ (не только потому, что, не смотря на увѣщанія своего адвоката, посмотрѣлъ здраво и благородно на дѣло печати), занялъ мѣсто за столикомъ вмѣстѣ съ г. Тальбергомъ, а я возлѣ рѣшетки, рядомъ съ своимъ защитникомъ.

-- "Обвиняемый, встаньте!"

Я встаю.

-- "Сколько вамъ лѣтъ... женаты-ли и имѣете-ли дѣтей?"

-- Женатъ, дѣтей все-таки не имѣю.

Затѣмъ судъ возбуждаетъ вопросъ: о чемъ еще меня спрашивать, такъ какъ суду неизвѣстно, въ чемъ желаетъ меня обвинить г. Тальбергъ, ибо въ жалобѣ этого глубокомысленнаго юриста, который долженъ-бы имѣть особенную опытность въ дѣлахъ печати (хотя-бы уже потому, что я лично доставляю ему довольно обильную практику),-- ни одинъ юристъ никакъ не могъ добиться толку. Замѣтки по поводу смѣлянскихъ безпорядковъ постоянно называются г. Тальбергомъ, въ его жалобѣ,-- клеветой, даже наглой клеветой,-- онъ-же проситъ о вызовѣ свидѣтелей для доказательства ложности всего написаннаго,-- а проситъ наказать меня за диффамацію но 1039 ст., по которой между прочимъ не допускается доказательствъ правдивости или ложности. И такъ, судъ спрашиваетъ г. Тальберга,-- чего онъ хочетъ отъ меня и по какой статьѣ желаетъ моего наказанія. Г. Тальбергъ великодушно отказывается отъ диффамаціи и поддерживаетъ лишь клевету, но вдругъ, опомнившись, пристегиваетъ еще на всякій случай и новое обвиненіе въ злословіи по 1040 ст., такъ какъ моя замѣтка, конечно, исполнена брани и злословія. Мой неизмѣнный защитникъ г. Куперникъ находитъ, что такое требованіе глубокомысленнаго юриста нѣсколько запоздало, ибо это новое обвиненіе является на свѣтъ уже по минованіи извѣстной давности по дѣламъ печати. Г. Тальбергъ возражаетъ что-то въ родѣ "vaut mieux tard, que jamais",-- но судъ ему отказываетъ и, наконецъ, рѣшаетъ, что я долженъ судиться за клевету.

Читается инкриминируемая статья, сущность которой сводится къ тому, что по поводу бывшихъ въ Смѣлѣ безпорядковъ масса лицъ обвиняютъ одного доктора-выкреста и другихъ въ томъ, что они подстрекали народъ къ безпорядкамъ, ругали евреевъ и т. д. и что по этому дѣлу нужно-бы снарядить слѣдствіе. Вопреки здравому и грамматическому смыслу обвинители находятъ, что это значитъ, что редакція сама увѣрена, что д-ръ Бернштейнъ принималъ участіе въ анти-еврейскихъ безпорядкахъ, что она провѣрила будто это обстоятельство, а такъ какъ онъ никакого участія въ безпорядкахъ не принималъ, то это обвиненіе есть измышленная редакціей ложь и клевета. Чтобы доказать непричастность г. Бернштейна къ дѣлу о безпорядкахъ, вызывается цѣлая масса свидѣтелей.

Каждому изъ свидѣтелей г. Тальбергъ неизмѣнно предлагаетъ вопросы о томъ, гдѣ я останавливался въ м. Смѣлѣ, давали-ли мнѣ обѣдать, чѣмъ меня кормили и т. п., но изъ этихъ вопросовъ я никакъ не могу составить себѣ понятія о будущей грозной обвинительной рѣчи г. Тальберга. Къ чему онъ все это клонитъ? Ужъ не хочетъ-ли онъ доказать., что все это я сочинилъ подъ вліяніемъ голода или, напротивъ, отъ объѣденія и опьяненія? Свидѣтели на этотъ счетъ отвѣчаютъ уклончиво и я, наконецъ, рѣшаюсь успокоить г. Тальберга и сознаюсь передъ нимъ, что я останавливался въ Смѣлѣ въ домѣ г. Бродскаго (причемъ оказывается, что и главный свидѣтель со стороны обвиненія, г. Давыдовъ, тоже останавливался въ домѣ одного изъ Бродскихъ) и что я обѣдалъ и даже завтракалъ. Всѣ свидѣтели удостовѣряютъ, что г. Бернштейнъ на ихъ глазахъ не только не принималъ никакого участія въ безпорядкахъ противъ евреевъ, но даже въ своей больницѣ не отказывался подавать помощь раненымъ евреямъ. Наша сторона къ изумленію противниковъ никакихъ вопросовъ по этому поводу не предлагаетъ, такъ какъ въ той замѣткѣ, за которую я сужусь, редакція ни однимъ словомъ не утверждала, что обвиненія, взводимыя на г. Бернштейна, вѣрны, а только утверждала, что такія обвиненія существовали.

Самъ г. Берштейнъ на судѣ тоже не отрицаетъ, что евреи распускали про него такіе слухи, и объясняетъ даже, почему такіе слухи возникли. На судѣ выясняется также, что еще. за долго до появленія моей замѣтки такое-же точно обвиненіе въ клеветѣ было предъявлено г. Бернштейномъ противъ нѣкоего г. Гринберга, который также утверждалъ, что Бернштейнъ принималъ интеллектуальное участіе въ этихъ безпорядкахъ, и по этому обвиненію г. Гринбергъ, въ виду показаній нѣкоторыхъ свидѣтелей, былъ признанъ виновнымъ только въ неосторожномъ оклеветаніи д-ра Бернштейна, за что и присужденъ къ замѣчанію. Этотъ приговоръ обжалованъ въ съѣздъ не Бернштейномъ, а г. Гринбергомъ.

Изъ дѣла выясняется, что къ г. кіевскому прокурору поступило прошеніе, подписанное 10 евреями, о возбужденіи преслѣдованія противъ г. Бернштейна,-- но такъ какъ означенное прошеніе было составлено мною (чего я никогда не отрицалъ), то г. Тальбергъ не придаетъ ему никакото значенія и называетъ его доносомъ. Изъ всѣхъ спрошенныхъ свидѣтелей наибольшее значеніе, очевидно, придается г-ну Давыдову, который, какъ самъ удостовѣрился, еще до появленія этой замѣтки, разслѣдовалъ вопросъ о томъ, участвовалъ ли г. Бернштейнъ въ безпорядкахъ, или нѣтъ и, конечно, пришелъ къ отрицательному выводу. Въ показаніи г. Давыдова для меня пріятнѣе всего было узнать, что производившіе разслѣдованіе по дѣлу о безпорядкахъ, всегда и во всякое время готовы были сообщать каждому любознательному туристу, и въ особенности представителю печати, всѣ имѣвшіяся у нихъ свѣдѣнія, и что они всѣ вообще, какъ и г. судебный слѣдователь Спаро, люди очень доступные. По этому поводу мой защитникъ весьма остроумно въ своей рѣчи замѣтилъ, что "и господа судьи, конечно, люди доступные для каждаго изъ насъ, а спроси-ка у нихъ хотя теперь, какой они приговоръ думаютъ вынести по настоящему дѣлу, то врядъ ли ихъ доступность дойдетъ до такой откровенности".

Наконецъ, начались пренія, и я услышалъ грозную рѣчь моего обвинителя г. Тальберга, который началъ ее очень гуманнымъ увѣреніемъ, что "для него вовсе не важно мое наказаніе, а только лишь выясненіе истины". Я было порадовался, но оказалось, что радость моя преждевременна, ибо къ концу своей рѣчи г. Тальбергъ стадъ доказывать, что онъ добивается не только моего наказанія вообще, но даже и самаго строгаго, въ примѣръ другимъ. Вообще рѣчь г. Тальберга трудно было уловить и запечатлѣть въ ея цѣлости, но я хорошо помню, что онъ очень много говорилъ объ еврейскомъ вопросѣ вообще и о различіи органовъ печати юдофобской и юдофильской. Не смотря на многократныя увѣщанія предсѣдателя не касаться вопросовъ, не идущихъ къ дѣлу, онъ упорно возвращался къ тому-же предмету, и для всякаго очевидно было, что онъ осѣдлалъ своего любимаго пегаса, и тотъ его подхватилъ съ мѣста. При этомъ г. Тальбергъ, конечно, упомянулъ и о тѣхъ недостойныхъ адвокатахъ. которые выступили гражданскими истцами по дѣламъ объ антневрейскихъ безпорядкахъ и, наконецъ, высказалъ свой настоящій взглядъ на отношенія между довѣрителемъ и повѣреннымъ вообще (въ кіевлянинскомъ отчетѣ этотъ взглядъ вовсе не такъ отчетливо приведенъ). Г. Тальбергъ находитъ, что довѣритель есть хозяинъ, а повѣренный не болѣе, какъ "прислуга, исполняющая велѣнія своего хозяина". Признаюсь, такое самоуниженіе Тальберга меня поразило, и я никакъ не ожидалъ, что г. Тальбергъ для того въ сущности и возбудилъ это дѣло, чтобы публично сдѣлать такое признаніе. Слышите-ли -- адвокатъ это -- наемная прислуга, и это говоритъ присяжный адвокатъ! Тогда какъ мы всѣ думали, что адвокатъ даетъ совѣтъ и указанія кліенту и дѣйствуетъ, какъ лицо руководящее, исполняя тѣ или другія порученія, имъ признанныя и одобренныя,-- для г. Тальберга достаточно велѣній! Какой онъ покорный рабъ! Впрочемъ, видно, процессъ Бернштейна уже самой судьбой предназначался для выясненія подлиннаго profession de foi г. Тальберга, а также для доказательства его послѣдовательности, ибо въ концѣ концовъ тотъ же самый г. Тальбергъ, какъ повѣренный г. Бернштейна, далеко превысилъ свои обязанности слуги. Когда его господинъ сразу первый согласился прекратить дѣло, не требуя даже никакихъ статей отъ меня, онъ, г-нъ Тальбергъ, вздумалъ на это не соглашаться и требовалъ антракта для обсужденія этого вопроса. Хотя я и увѣренъ былъ въ правотѣ моего дѣла, но искренность г. Бернштейна и очевидность его желанія только выяснить свою невиновность въ еврейскихъ безпорядкахъ, понудили меня напомнить г. Тальбергу, что онъ не слушаетъ своего господина. Защитникъ мой, конечно, доказывалъ, что меня рѣшительно не зачѣмъ было призывать къ суду для выясненія невиновности г. Бернштейна, ибо я вовсе не утверждалъ противнаго въ газетѣ:-- что касается личнаго моего мнѣнія, не приведеннаго въ печати, то за это, какъ я прибавилъ., меня никто судить не въ правѣ. Постороннія разсужденія г. Тальберта, его взглядъ на юдофобскія и юдофильскія газеты, по мѣткому выраженію г. Еуперника, оказались тяжелой артиллеріей съ орудіями, которыя при очень близкомъ разстояніи всегда "хватаютъ черезъ головы". Еще курьезнѣе было обвиненіе меня г. Тальбергомъ въ составленіи "доноса", подъ коимъ онъ разумѣетъ прошеніе, составленное мною со словъ просителей и ими подписанное, въ которомъ они указываютъ лицо и предметъ обвиненія и просятъ назначенія слѣдствія. Тотъ-же г. Тальбергъ однако не призналъ своей жалобы, поданной имъ по настоящему дѣлу, такимъ-же доносомъ -- опять противорѣчіе! Наконецъ, однако, такъ или иначе, послѣ того, какъ самъ г. Бернштейнъ призналъ, что все дѣло затѣяно было вовсе не для моего обвиненія, а только лишь для его оправданія въ глазахъ публики и суда, сей послѣдній, конечно, долженъ былъ признать сей процессъ законченнымъ, а свои труды пропавшими даромъ. Публика расходилась въ недоумѣніи: "какъ-же такъ, никого не посадили и никого не оправдали, зачѣмъ-же мы сидѣли?" Усталый и измученный, наслушавшись всякихъ признаній г. Тальберта,-- я покинулъ мѣсто возлѣ скамьи подсудимыхъ, со словомъ: до завтра! На другой день дѣйствительно я опять явился на прежнее мѣсто и готовъ былъ уже отвѣчать, что я и по дѣлу г-на Мевеса все-таки женатъ и дѣтей не имѣю, но вопросъ объ этомъ на сей день не разбирался, такъ какъ для правильнаго рѣшенія его не доставало одного изъ трехъ судей -- fiat justitia. pereat mundus!

(Заря 1886 г.).

СУДЕБНАЯ ХРОНИКА.
(Дѣло о выѣденномъ яйцѣ).

Дѣло это, представляющее необыкновенный интересъ въ юридическомъ отношеніи, а также и по своей обстановкѣ, слушалось въ N -- скомъ окружномъ судѣ, съ участіемъ присяжныхъ засѣдателей, 1 апрѣля сего года, и привлекло въ залу суда многочисленную публику. Предсѣдательствовалъ P. В. Аскій, члены суда Б. О. Гдановъ и К. О. Бецъ. Обвинялъ тов. прок. О. Г. Яиновъ, защищалъ подсудимаго К. У. Перникъ. По совершеніи всѣхъ формальностей, прочитанъ былъ обвинительный актъ слѣдующаго содержанія:

"1 февраля 1887 года городовымъ бляха N" 1101, зашедшимъ случайно, для надобности санитарнаго надзора, въ усадьбу купца Вольфсона, на Прорѣзной улицѣ, усмотрѣнъ выбросившимся изъ окна квартиры артиста-пѣвца русской оперы г. Т. Артакова неизвѣстнаго званія человѣкъ, по задержаніи оказавшійся дворяниномъ Петромъ Ивановымъ Хватовымъ. Окно, изъ котораго означенный человѣкъ выбросился, оказалось открытымъ (не смотря на зимнее время), вѣроятно, для очищенія воздуха. Въ помѣщеніи г. Т. Артакова, въ той комнатѣ, откуда, выскочилъ Хватовъ, никого въ то время не было и никакого похищенія какихъ-либо предметовъ не обнаружено, но по болѣе внимательномъ осмотрѣ оказалось, что на окнѣ лежитъ разбитая скорлупа обыкновеннаго куринаго яйца, при чемъ внутреннее содержаніе яйца оказалось выѣденнымъ, т. е. похищеннымъ. Потерпѣвшій артистъ русской оперы г. Т. Артаковъ объяснилъ, что похищенное или выѣденное яйцо принадлежитъ ему и пріобрѣтено его кухархою на кіевскомъ базарѣ за 1 ¹/₂ копѣйки; приготовлено было ему для очищенія голоса, въ виду того, что въ тотъ день ему предстояло пѣть въ 101-й разъ партію Демона, имѣющаго такой успѣхъ, благодаря его артистической игрѣ и особому образу пѣнія. Къ этому г. Т. Артаковъ добавилъ, что возлѣ самого окна, откуда похищено было яйцо, находились весьма цѣнныя вещи, изъ поднесенныхъ ему бенефисныхъ подарковъ, которыя однако остались нетронутыми, вѣроятно, по той причинѣ, что, услышавъ стукъ въ комнатѣ, туда вбѣжала горничная Екатерина, которая и замѣтила человѣка, выпрыгнувшаго въ окно. По осмотрѣ, дѣйствительно, возлѣ открытаго окна оказались лежащими на столѣ разныя цѣнныя вещи, между прочимъ: атласная подушка съ вышитыми на ней золотомъ словами: "отъ незрѣлыхъ поклонницъ Вашего таланта" и рядомъ большіе золотые часы съ массивною цѣпью, на которой надпись: "отъ перезрѣлой поклонницы Вашего таланта", а также большое атласное одѣяло съ надписью, сдѣланною вязью: "прощай и помни обо мнѣ!" Горничная Екатерина подтвердила обстоятельства дѣла. Задержанный дворянинъ Хватовъ объяснилъ, что онъ, зайдя случайно въ дворъ усадьбы Вольосона, для своей надобности, замѣтилъ открытое окно, а на немъ лежавшее яйцо. Чувствуя сильный голодъ и находясь въ припадкѣ особенной ярости, чѣмъ будто страдаетъ съ дѣтства, онъ, не помня ужъ какимъ образомъ, вскочилъ въ окно, и, также не помня какимъ образомъ, разбивъ скорлупу, выѣлъ оттуда яйцо и вскорѣ послѣ этого оказался задержаннымъ. По произведенной экспертизѣ найденныя на пиджакѣ обвиняемаго пятна оказались происшедшими отъ жидкаго яичнаго желтка. Врачи-психіатры признали обвиняемаго дѣйствовавшимъ въ полномъ сознаніи. На основаніи изложеннаго, дворянинъ Петръ Ивановъ Хватовъ, 30 лѣтъ, обвиняется въ томъ, что, вскочивъ въ открытое окно помѣщенія артиста Артакова, съ намѣреніемъ похитить тамъ разныя цѣнныя вещи, но будучи остановленъ отъ этого дѣянія пришедшею на стукъ горничной Екатериной, ограничился тѣмъ, что похитилъ и выѣлъ принадлежащее г. Артакову куриное яйцо, стоимостью ниже 300 рублей. Преступленія эти предусмотрѣны 14, 1655 и 1656 ст. улож. о нак., посему и на основаніи 201 ст. уст. угол. суд. обвиняемый Хватовъ предается суду Н--скаго окружнаго суда съ участіемъ присяжныхъ засѣдателей.

Предсѣдатель. Подсудимый, вы слышали, въ чемъ вы обвиняетесь? Признаете-ли себя виновнымъ?

Защитникъ подсудимаго. Позвольте, г. предсѣдатель, по обвинительному акту онъ обвиняется въ томъ, что, имѣя возможность украсть цѣнныя вещи, ограничился только похищеніемъ яйца. Мнѣ кажется, это вовсе нельзя ставить въ вину.

Предсѣдатель. Потрудитесь не мѣшать подсудимому и не сбивать правосудіе Вы отлично понимаете, что онъ обвиняется въ покушеніи на кражу болѣе цѣнныхъ вещей и въ кражѣ менѣе цѣннаго предмета. Отвѣчайте, подсудимый.

Подсудимый. Я съѣлъ яйцо, но не владѣлъ собою въ этотъ моментъ. Я съ дѣтства страдаю маніей къ яйцамъ. Гдѣ-бы ни увидѣлъ яйцо, тотчасъ поглощаю,-- а помимо того, я былъ мучимъ голодомъ, два дня ничего не ѣлъ и не могъ найти работы.

Судъ приступаетъ къ слѣдствію. Вводятъ свидѣтелей, они принимаютъ присягу.

Потерпѣвшій Артаковъ, на предложеніе предсѣдателя разсказать, какимъ образомъ у него похищено яйцо, объясняетъ: Я служу въ русской оперѣ, особенный успѣхъ имѣю въ партіи "Демонъ"; даже самъ г. Нечотъ, не признавшій меня за артиста въ прошлый сезонъ, теперь сознался въ своемъ пристрастіи и пишетъ... (вынимаетъ номеръ газеты). Предсѣдатель его останавливаетъ, замѣчая, что это къ дѣлу не относится).

Предсѣдатель. Разскажите, что вы знаете о яйцѣ?

Артаковъ. О выѣденномъ яйцѣ?

Предсѣдатель. Ну, да.

Артаковъ. О выѣденномъ яйцѣ я ничего не знаю.

Предсѣдатель (къ прокурору). Г. прокуроръ, предлагайте вопросы.

Прокуроръ. Это было ваше яйцо?

Артаковъ. Ну да, т. е. его мнѣ приготовили для партіи "Демона".

Прокуроръ. Оно оказалось похищеннымъ?

Артаковъ. Т. е. выѣденнымъ, скорлупа осталась.

Прокуроръ. По закону это все равно. Ну, а прочія вещи остались цѣлыми?

Артак. Ничего не пропало.

Прок. Я болѣе не имѣю вопросовъ.

Защитникъ. Скажите, пожалуйста, свидѣтель, развѣ вы всегда поете Демона съ яйцомъ?

Артак. У меня голосъ немного хрипитъ.

Защипъ. А сколько разъ вы пѣли партію Демона?

Арт. Разъ двѣсти всего.

Защит. Какое вы получали содержаніе и сколько выручили за послѣдній бенефисъ?

Арт. Какъ вы хотите знать: съ подарками, или безъ подарковъ?

Защит. Да, всего сколько?

Предсѣд. Позвольте, г. защитникъ, мнѣ кажется, эти вопросы совершенно излишни.

Защит. Какъ-же, г. предсѣдатель, мнѣ необходимо выяснить сравнительную состоятельность потерпѣвшаго передъ подсудимымъ.

Предсѣд. Вовсе не нужно. Спрашивайте объ яйцѣ.

Защит. О выѣденномъ яйцѣ я ничего не имѣю спрашивать.

Свидѣтельница, горничная Екатерина, на вопросъ предсѣдателя отвѣчаетъ, что она хорошаго поведенія, имѣетъ аттестатъ, и хотя служитъ у г. Артакова "цѣлый сезонъ", но ни въ чемъ дурномъ никогда не была замѣчена, и не понимаетъ, почему ее теперь "притащили къ суду". Ей объясняютъ, что дѣло идетъ о кражѣ яйца. Она ничего не отвѣчаетъ. На вопросъ прокурора объясняетъ, что яйцо покупала на базарѣ кухарха, что она прибѣжала на стукъ въ комнату, увидала выскакивающаго въ окно человѣка, "сильно перепужалась", думая, что это чортъ. Къ ея хозяину никто еще. въ окно не лазилъ до этого.

Защит. Могу я предложить свидѣтельницѣ вопросъ?

Предсѣд. Можете, конечно.

Защит. Скажите, свидѣтельница, вы болѣе не служите теперь у г. Артакова?

Свидѣт. Нѣтъ.

Защит. А гдѣ васъ можно найти и какое-бы вы желали получить жалованье за уборку комнатъ и исполненіе другихъ обязанностей горничной?

Предсѣд. Г. защитникъ, это опять не идетъ къ дѣлу.. Вы ничего болѣе не имѣете спросить?

Защ. Болѣе ничего.

Предсѣд. (къ свидѣтельницѣ). Садитесь.

Свидѣтельница садится на кресло возлѣ прокурора. (Въ публикѣ смѣхъ. Предсѣдатель звонитъ, призывая къ порядку, и велитъ разсыльному указать мѣсто свидѣтельницѣ).

Свидѣтель городовой бляха No 1101-й на вопросы предсѣдателя, прокурора и защитника отвѣчаетъ поочередно: "точно такъ-съ, ваше благородіе" и "никакъ нѣтъ-съ, ваше благородіе".

Вызванная по просьбѣ защиты свидѣтельница, бывшая когда-то нянькой подсудимаго, мѣщанка Хоботова, 89 лѣтъ, удостовѣрила, что, насколько ей помнится, подсудимый въ дѣтствѣ обнаруживалъ большую склонность къ кражѣ яицъ.

По освидѣтельствованіи у подсудимаго никакихъ особыхъ недостатковъ не найдено: тѣлосложеніе умѣренное, всѣ части тѣла развиты пропорціонально. Эксперты дали заключеніе, что хотя никакихъ органическихъ недостатковъ въ изслѣдуемомъ субъектѣ не найдено, но можно съ достовѣрностью предположить: 1) что онъ любитъ яйца въ смятку, 2) что подъ вліяніемъ голода страсть эта могла затмить у него на время разсудокъ, и 3) что вообще подсудимый скорѣе глупъ, нежели уменъ и даже подходитъ къ категоріи людей, именуемыхъ въ общежитіи дураками (Stulti).

На предложеніе сторонамъ о дополненіи слѣдствія прокуроръ просилъ предъявить присяжнымъ находившуюся на "столѣ вещественныхъ доказательствъ яичную скорлупу, изъ которой выѣдено было яйцо. Присяжнымъ предъявляютъ яичную скорлупу. Они ее осматриваютъ, нюхаютъ, но одинъ изъ присяжныхъ заявляетъ громко, что, должно быть, яйцо было недодѣланное, такъ наз. болтушка. Предсѣдатель просить не высказывать своего мнѣнія до произнесенія приговора.

Судъ приступаетъ къ преніямъ.

Тов. прок. О. Г. Яиновъ въ своей рѣчи находилъ преступленіе Хватова вполнѣ доказаннымъ: принадлежащее г. Артакову яйцо подсудимый похитилъ, выѣлъ его, вылилъ и, предвидя нападеніе, поспѣшилъ удалиться, причемъ захваченъ на мѣстѣ преступленія и даже съ поличнымъ, въ видѣ необсохшихъ на его пиджакѣ пятенъ отъ яичнаго желтка. Цѣнность похищеннаго, въ виду преступности самого факта похищенія, передъ закономъ никакого значенія не имѣетъ, да и самое понятіе цѣнности совершенно относительное; такъ, напр., когда человѣкъ умираетъ съ голоду въ пустынѣ, то за какую-нибудь корку хлѣба, а не то что за вкусно приготовленное куриное яйцо, готовъ отдать цѣлое состояніе и даже покуситься на жизнь ближняго. Помѣшательство подсудимаго ничѣмъ не доказано, а что онъ былъ лакомка до яицъ, или что онъ скорѣе глупъ, нежели уменъ,-- это никакого значенія не имѣетъ. Не все-же судить умныхъ людей и нельзя за дураками признавать всякія привилегіи! Объясненіе подсудимаго, что онъ два дня не ѣлъ, нисколько не служитъ къ его оправданію, если вспомнить, что д-ръ Таннеръ и иные его послѣдователи могли голодать по 40 дней и болѣе. Наконецъ, обвинитель указалъ, что подсудимый потому_только за эту сравнительно малоцѣнную кражу преданъ суду, что онъ лицо высшаго привилегированнаго, дворянскаго сословія, которому, между многими привилегіями, принадлежитъ и честь нести болѣе тяжкое наказаніе за самыя обыкновенныя кражи. Отъ обвиненія въ покушеніи на кражу иныхъ, болѣе цѣнныхъ предметовъ, обвинитель, по совѣсти, отказывается, такъ какъ слѣдствіемъ это обвиненіе не подтвердилось. Въ заключеніе обвинитель выразилъ увѣренность, что присяжные своимъ обвинительнымъ приговоромъ заставятъ подсудимаго помнить заповѣдь: не украдь!

Защитникъ прис. пов. К. У. Перникъ. Гг. присяжные! Гейне сказалъ...

Предсѣдатель, перерывая: оставьте, г. защитникъ, ваши всегдашнія ссылки на Гейне. Присяжнымъ надо знать, что вы скажете, а не Гейне.

Защитникъ. Позвольте, но вѣдь я именно и хочу сказать то-же самое, что сказалъ Гейне.

Предсѣдатель. Такъ и говорите отъ себя. За этотъ плагіатъ васъ не притянутъ къ дисциплинаркѣ.

Защитникъ (продолжая). И такъ, я сказалъ, что дуракамъ законъ не писанъ. Это вы, гг. присяжные, знаете больше, чѣмъ кто-либо другой, ибо даже всѣмъ извѣстный и обязательно вѣдомый каждому законъ, какъ, напр., законъ о наказаніяхъ, для васъ долженъ считаться несуществующимъ, неизвѣстнымъ и о немъ даже воспрещается, по закону-же, вамъ и намекать. Что подсудимый дуракъ, это признали эксперты, слѣдовательно, никакой законъ, а въ томъ числѣ и законъ о собственности, для него не существуетъ. Но обратимся далѣе къ обстоятельствамъ дѣла: передъ вами двѣ стороны: потерпѣвшій и подсудимый. Каковы ихъ положенія? Первый изъ нихъ -- извѣстный артистъ-пѣвецъ, пользующійся любовью публики и получающій громадное содержаніе за свой сравнительно ничтожный трудъ. Вообще, въ послѣднее время заработная плата пѣвцовъ достигла небывалыхъ размѣровъ. Я позволю себѣ привести вамъ по этому поводу собранныя мною довольно любопытныя данныя (вынимаетъ бумажку и читаетъ). Такъ, Патти за каждый отдѣльный звукъ получаетъ...

Предсѣдатель (прерываетъ защитника, находя, что собранныя имъ данныя хотя и весьма любопытны, но нисколько къ дѣлу не относятся). Обратитесь къ дѣлу. Что вы имѣете сказать о выѣденномъ яйцѣ?

Защитникъ. О выѣденномъ яйцѣ я, конечно, ничего и говорить не буду.

Предсѣдатель объявляетъ пренія сторонъ оконченными и, по постановкѣ вопросовъ, въ своемъ резюме предостерегаетъ присяжныхъ отъ всякихъ увлеченій талантливою рѣчью защитника и проситъ помнить, что они призваны также охранять законъ и не имѣютъ права миловать подсудимаго при доказанности его вины.

Послѣ довольно продолжительнаго совѣщанія присяжные вынесли подсудимому обвинительный вердиктъ и судъ опредѣлилъ: подсудимаго дворянина Петра Иванова Хватова, 30 лѣтъ, за кражу предмета цѣнностью ниже 300 руб., на основаніи 169 ст. устава о наказ. и 1656 ст. улож. о нак., но лишеніи всѣхъ особенныхъ, лично и по состоянію присвоенныхъ правъ и преимуществъ, подвергнуть тюремному заключенію на пять мѣсяцевъ и семь дней, Вещественное доказательство -- скорлупу отъ яйца, возвратить по принадлежности потерпѣвшему Артакову, судебныя по дѣлу издержки принять на счетъ казны.

Подсудимый выслушалъ приговоръ спокойно. Аплодиссментовъ въ залѣ суда не раздавалось.

(Кіев. Слово. 4 Апрѣля 1887 г.).

ПОѢЗДКА ВЪ КРЫМЪ.

I.
(Въ вагонѣ).

"Наконецъ я въ вагонѣ!", "поѣздъ мчитъ меня на всѣхъ парахъ..." -- такъ обыкновенно начинаютъ описаніе своихъ странствованій отъѣзжающіе литераторы. Пріѣхавши на мѣсто, г. Суворинъ имѣетъ обыкновеніе писать въ свою га. зету: "другое небо, другое солнце глядятъ въ мое окошко".

Начну свои впечатлѣнія съ исходнаго пункта поѣздки.

24 Августа, въ Кіевѣ мы сѣли въ вагонъ курьерскаго поѣзда ю.-з. и. д., отправлявшагося въ Одессу.

Компанію составляли: я, мой пріятель съ супругой, которую на всѣхъ послѣдующихъ пунктахъ прислуга почему-то величала "персоной", вслѣдствіе чего за нею и оставленъ этотъ титулъ на время всей экспедиціи. Съ нами ѣхала еще одна знакомая молодая дама, которую мы назвали Инезиліей,-- также неизвѣстно почему, ибо хотя она и отличалась миловидною наружностью, но въ ней не было ровно ничего напоминающаго пламенныхъ дочерей Испаніи... Въ дорогѣ какъ-то удобнѣе именоваться псевдонимами, даже и въ тѣхъ случаяхъ, когда бѣжишь отъ близкихъ и знакомыхъ безъ всякой преступной цѣли, а единственно для того, чтобы забыться и отдохнуть отъ всякихъ треволненій и будничной прозы домашней жизни. Мы рѣшились провести нѣсколько времени въ благодатномъ Крыму, въ томъ краѣ, о которомъ писалъ Пушкинъ:

Волшебный край, очей отрада!

Все живо тамъ: холмы, лѣса,

Янтарь и яхонтъ винограда,

Долинъ пріятная краса,

И струй, и тополей прохлада --

Все чувство путника манитъ...

Въ комфортабельномъ отдѣленіи комфортабельнаго вагона 1-го класса мы помѣстились съ большими удобствами, такъ какъ имѣли предварительно краткую бесѣду съ поѣзднымъ кондукторомъ. Картонки и коробочки,-- все было уложено въ симметричномъ порядкѣ. Раздался 3-й свистокъ, я выглянулъ въ окошко, чтобы бросить прощальный взглядъ на удалявшуюся отъ насъ станцію Кіевъ.

Съ отходомъ поѣзда полилъ страшный дождь, и изъ оконъ вагона намъ пришлось созерцать группы мокрыхъ дачниковъ, высаживавшихся въ Бояркѣ и Мотовиловкѣ для вкушенія дальнѣйшихъ прелестей дачной жизни.-- Не смотря на ливень, поѣздъ шелъ быстрымъ и увѣреннымъ ходомъ. Въ Фастовѣ, гдѣ наилучшій буфетъ и чрезвычайно услужливый хозяинъ, мы вышли изъ вагона и довольно плотно закусили. Готовясь перейти исключительно на виноградное леченіе въ благодатномъ Крыму, я рѣшилъ на этой станціи закончить свое постоянное пользованіе винограднымъ сокомъ и выпилъ прощальную бутылку бордо.

Въ комфортабельномъ вагонѣ мы стали устраиваться для ночлега, при чемъ оказалось, что для устройства четырехъ кроватей со всѣми хитрыми приспособленіями понадобилось не мало ловкости и основательнаго знанія гимнастики и балансированія на висячихъ трапеціяхъ;-- а чтобы размѣститься въ устроенныхъ; кроватяхъ и имѣть возможность потомъ выходить изъ вагона, не ступивъ на голову кому либо изъ спящихъ, потребовались особыя репетиціи и довольно сложныя геометрическія фигуры. Таково безукоризненное устройство этихъ комфортабельныхъ вагоновъ, которыми не даромъ гордится управленіе ю.-з. дорогъ.

Наконецъ, мы кое-какъ улеглись, но долго никто изъ насъ не рѣшался первымъ заснуть, такъ какъ каждый изъ путниковъ не могъ переносить сильнаго человѣческаго храпа надъ, своимъ ухомъ, а между тѣмъ среди насъ возникли нескончаемыя пререканія и изобличенія другъ друга въ этой непохвальной привычкѣ. Оказывалось, что мы всѣ предаемся сильному храпу во время сна, но никто своего собственнаго храпа не слышитъ и только уличаетъ въ томъ своего сосѣда. Вопросъ этотъ такъ и остался не рѣшеннымъ. Благодаря прощальной бутылкѣ бордо и нѣкоторымъ другимъ возліяніямъ, я спалъ довольно крѣпко, и проснулся когда мы уже приближались къ Одессѣ.

На пароходѣ.

Прямо съ роскошнаго вокзала (новое милліонное зданіе) мы переѣхали на пароходную пристань, чтобы попасть на отъѣзжавшій въ тотъ-же день одинъ изъ лучшихъ пароходовъ "общества пароходства и торговли" "Пушкинъ". Помимо великолѣпной постройки и тысячи удобствъ, этотъ пароходъ почему-то имѣлъ славу такого судна, которое "очень мало качаетъ". Для всякаго же, впервые собирающагося испытать всѣ прелести морскаго путешествія, вопросъ о большей, или меньшей качкѣ имѣетъ самое существенное значеніе. У пристани дѣйствительно красовался "Пушкинъ", что несомнѣнно явствовало изъ надписи на носу парохода и на всѣхъ спасательныхъ поясахъ, а въ рубкѣ (верхней каютѣ) 1-го класса -- на мраморномъ простѣнкѣ -- даже было вырѣзано золотыми штрихами изображеніе задумчиваго образа поэта. За недостаткомъ мѣстъ въ каютахъ 1-го класса, мы было взяли каюты 2-го класса,-- но, заглянувъ въ эти каморки, гдѣ, на пространствѣ какихъ нибудь 4 квадратныхъ аршинъ и не болѣе сажени въ высоту, вмѣщалось по шести коекъ,-- сразу рѣшили, что отъ удобствъ этихъ "отдѣльныхъ" каютъ надо отказаться, и получили мѣста въ общей каютѣ 1-го класса, на такъ называемыхъ диванахъ. Общая каюта, въ которой накрывается и табльдотъ,-- самое лучшее помѣщеніе на пароходѣ,-- просторное и длинное, на каждаго пассажира цѣлый диванъ, который вполнѣ замѣняетъ койку. Пассажировъ на диванахъ было немного, но даже если-бы ихъ было очень много, то представлялось очевиднымъ, что лучше находиться въ обществѣ 10 человѣкъ вмѣсто 4-хъ на пространствѣ въ 10 разъ большемъ.

Совершенно неожиданнымъ для насъ было извѣстіе, что на этихъ диванахъ однако лежать днемъ не полагается. Эту новость объявилъ намъ одинъ изъ служителей, уже послѣ того, какъ мы заняли свои мѣста, и въ подтвержденіе своихъ словъ вытащилъ даже откуда-то печатное объявленіе. Правило это, безъ сомнѣнія, должно быть отнесено къ числу явно нелѣпыхъ,-- если принять во вниманіе, что для громаднаго большинства не переносящихъ качки единственно возможное положеніе -- лежачее, причемъ если человѣкъ лежитъ одѣтымъ,-- никакого нарушенія приличія не представляется и, напротивъ, въ иномъ видѣ и иномъ положеніи, для непривычныхъ къ морскому плаванію, сохранить малѣйшее приличіе является даже совсѣмъ невозможнымъ. Впрочемъ, это правило нарушается рѣшительно всѣми, и въ самомъ скоромъ времени по отплытіи парохода. Воспользовавшись заблаговременнымъ прибытіемъ, мы подумали прежде всего о томъ, чтобы сколько-нибудь насытить себя во время стоянки парохода, по опыту оставивъ надежду на пользованіе казеннымъ обѣдомъ, который подается какъ разъ въ то время, когда уже почти на всѣхъ пассажирахъ проявляются результаты морскаго плаванія и табль-дотъ почти совершенно пустъ. Не мало труда стоило намъ убѣдить вообще далеко не привѣтливую прислугу парохода -- исполнить наше желаніе и дать намъ какой либо завтракъ, при всѣхъ увѣреніяхъ, что мы заплатимъ за все отдѣльно. Наконецъ, мнѣ удалось получить порцію бифштекса, приготовленнаго, по всей вѣроятности, изъ жаренаго морскаго каната. Я до него такъ и не дотронулся и только усердно пожиралъ икру, смачиваемую лимономъ (своего рода презервативъ).

Суетня на пароходѣ передъ отплытіемъ невообразимая: всѣ спорятъ о мѣстахъ, не досчитываются вещей, устраиваются совсѣмъ не на своихъ мѣстахъ, которыя потомъ съ великимъ огорченіемъ и негодованіемъ вынуждены бываютъ уступить другимъ, дѣти ревутъ, матросы кричатъ,-- надъ головами на чудовищномъ блокѣ поднимаются высоко въ воздухѣ связанные вмѣстѣ сундуки и корзины съ багажемъ, которые потомъ медленно. опускаются въ люки. Время отплытія приближается. Всѣ высыпали на палубу; большинство устраивается тамъ очень комфортабельно въ креслахъ, съ наивною мечтою во все время пути любоваться моремъ. Наконецъ, великанъ-пароходъ вздрагиваетъ, колесо поворачивается, взбивается бѣлая пѣна. Все заколебалось, и мы отходимъ... Погода неблагопріятная, небо сѣрое, туманъ и накрапывающій дождь. Капитанъ, "именно такой человѣкъ, каковымъ онъ и долженъ быть", по описанію Диккенса, "хорошо сложенный, плотный, съ рыжеватой бородой и съ честными свѣтлоголубыми глазами" -- на тревожные распросы пассажировъ успокоительно отвѣчаетъ "сегодня таки будетъ немного качать". Мы удаляемся отъ Одессы. Волненіе порядочное, мелкія суда и шлюпки то и дѣло окунаются въ воду и какъ-бы исчезаютъ тамъ на время.

-- Ну что-же, если такъ, то это еще пустяки.

-- Вы ничего не чувствуете?

-- О, нѣтъ, нисколько!

Таковы разговоры отъѣзжающихъ, геройски размѣстившихся на палубѣ.

Мой пріятель, "персона" и Инезилія совершали эту прогулку неоднократно и говорятъ, что совсѣмъ привыкли къ морю. Они съ любопытствомъ смотрятъ на меня, носами держатся, какъ прикованные, возлѣ стѣнки каюты. Пароходъ мѣрно покачивается,-- но это, увѣряютъ меня, пустая качка, и притомъ не боковая. Вотъ та ужасна. Не проходитъ четверти часа, какъ между разсѣвшимися пассажирами замѣчается нѣкоторое передвиженіе. При желаніи перемѣнить мѣсто, большинство ловитъ руками ближайшую точку опоры и, дѣлая два -- три шага по какой-то кривой линіи, попадаетъ какъ разъ не туда, куда желаетъ, и, къ удивленію сидящаго, на другомъ мѣстѣ пассажира, перемѣщающійся раздавливаетъ его сакъ съ хрупкими предметами, или грузно опускается ему прямо на колѣни. Положеніе ужасное, если вы такимъ образомъ помѣститесь на какой-нибудь очаровательной путешественницѣ. Извиненіямъ нѣтъ конца. Всѣ сознаютъ однако вашу безпомощность и охотно прощаютъ вамъ всякій неловкій шагъ. Но вотъ и самыя геройскія лица начинаютъ блѣднѣть и палуба замѣтно пустѣетъ. Мой пріятель и долго бодрившаяся Инезилія, испытавъ нѣсколько толчковъ и отдавивъ по дорогѣ нѣсколько паръ ногъ, цѣпляясь за всѣхъ спутниковъ, уже спускались въ каюту. Да и я вскорѣ послѣдовалъ за ними. Кто-то по дорогѣ предлагалъ намъ капли, устраняющія всякія послѣдствія качки, но, не успѣвъ исчислить всѣ цѣлебныя свойства капель, онъ стремительно юркнулъ въ какое-то отдѣльное помѣщеніе. Мы размѣстились на диванахъ въ ожиданіи обѣда. Прислуга съ невозмутимою твердостью на этой зыбкой, качающейся, почвѣ разставляла посуду въ какихъ-то деревянныхъ рамкахъ. Медленность, съ которою все это дѣлалось, возмущала душу. Приборовъ ставилась масса, качаніе парохода все увеличивалось, публика то подсаживалась къ столу на привинченныя, но также вертящіяся кресла, то уходила. Впрочемъ, послѣ оглушительнаго звонка и когда была внесена суповая чаша, желающихъ быть, при открытіе обѣда, оказалось до, вольно много. Тогда пароходная прислуга, которая, какъ я былъ увѣренъ, ведетъ какую-то тупую внутреннюю борьбу съ пассажирами, удвоила свою медленность (если могу такъ выразиться) и процессъ разлитія супа довела такимъ способомъ, что уже этотъ одинъ маневръ способенъ былъ убить всякое желаніе вкусить съ пароходнаго стола. Сидя въ выжидательномъ положеніи, за столомъ, вы вмѣстѣ съ своимъ визави чувствуете себя совершенно какъ на двухъ концахъ качающейся доски,-- а такъ какъ я всегда признавалъ качели однимъ изъ варварскихъ развлеченій, то весьма неохотно предавался этому, удовольствію. Обозрѣвая публику, я убѣдился, что громадное большинство, чуть-ли не девять, десятыхъ, уже вставало съ своихъ мѣстъ и поспѣшно удалялось въ каюты, такъ и не дождавшись обѣтованной тарелки супа. Изъ нашей компаніи Инезилія отправилась внизъ прежде всѣхъ, и даже быстрые результаты начатаго, ею морскаго плаванія я въ особенности приписываю тому.пахучему одеколону, который она вздумала нюхать для подкрѣпленія себя и который причинилъ и всѣмъ намъ жесточайшую головную боль. "Персона" избрала благую часть и все время неподвижнымъ пластомъ лежала на своемъ диванѣ, вопреки приведенному выше нелѣпому правилу. Мы съ пріятелемъ крѣпились довольно долго, но сдѣлавшись, по сообщеннымъ другъ другу замѣчаніямъ, желтѣе, лимоновъ, встали изъ за стола и также погребли себя до поры до времени на ближайшихъ диванахъ,-- впрочемъ безъ всякихъ неблаговидныхъ послѣдствій. Мнѣ одному удалось однако изъ всего обѣда хлебнуть двѣ-три ложки холоднаго бульона. Ко второму блюду, какъ я смутно припоминаю, за большимъ табльдотомъ осталось не больше десяти человѣкъ, которые, какъ мнѣ казалось, съ особеннымъ торжествомъ и нескрываемымъ презрѣніемъ смотрѣли на разложенные по диванамъ трупы остальныхъ спутниковъ. Какъ окончился "казенный" обѣдъ, всѣми нами впередъ оплаченный, и какъ за него вторично расплачивались, какъ я потомъ узналъ, нѣкоторые изъ тѣхъ-же гордыхъ смѣльчаковъ, которые на насъ такъ презрительно посматривали,-- мы не видѣли и преблагополучно проспали до самаго вечерняго чая. Этотъ невольный и крѣпительный сонъ окончательно прогналъ головную боль, и мы пили чай совершенно спокойно. Впрочемъ, къ вечеру" Качка значительно уменьшилась, или она не такъ замѣчалась при вечернемъ освѣщеніи. Я поднялся на палубу,-- дождь, лившій въ теченіе Дня, на нѣсколько минутъ пересталъ. Необъятное море казалось очень спокойнымъ, и поверхность его серебрилась луной, проглядывавшей изъ-та ѣучъ; было необыкновенно тепло и пріятно. Вскорѣ послѣ вечерняго чая въ каютахъ наступила тишина, и тогда только непреклонная пароходная прислуга рѣшилась дозволить намъ уже офиціальное лежаніе на диванахъ и были даже предложены постели. Мы опять заснули, послѣ небольшаго антракта, бодрствованія.

Таковы несомнѣнныя прелести морскаго плаванія!

II.
(Отъ Севастополя до Ялты).

Раннимъ утромъ мы подошли къ Севастополю. Всѣ пассажиры были на палубѣ; туманъ и мелкій дождикъ, конечно, портили впечатлѣніе прибытія, и мы довольно равнодушно созерцали историческій городъ и тѣ развалины, которыя, какъ увѣряютъ всѣ описыватели Севастополя, должны непремѣнно, краснорѣчиво говорить сердцу каждаго истинно-русскаго человѣка".-- Я думаю, что это молчаливое краснорѣчіе можетъ только навѣвать грусть. Слѣды разрушенія видны и теперь, и самый памятникъ Лазарева смотритъ въ море какъ то уныло и задумчиво, а за нимъ стоятъ разрушенныя стѣны какой-то казармы. Городъ, конечно, обстроился, не мала красивыхъ зданій,-- все это бѣлѣетъ у ската горъ,-- но много еще мертвеннаго, печальнаго среди этого обновленія. Движенія на улицахъ почти никакого, не смотря на то, что въ день нашего пріѣзда въ городѣ ожидали Великаго Князя Константина Николаевича и городъ имѣлъ праздничный видъ, разукрасился флагами. Мы довольно долго любовались величественной севастопольской бухтой, которая можетъ вмѣщать въ себѣ нѣсколько флотовъ разныхъ флаговъ.

Потомъ рѣшили, не смотря на дождь, ѣхать до Ялты въ экипажѣ, отказавшись отъ дальнѣйшихъ прелестей морскаго плаванія. Я долго на это не соглашался, такъ какъ считалъ себя уже достаточно освоившимся съ моремъ. Что касается морской качки и ея послѣдствій, то, какъ меня увѣрялъ одинъ изъ спутниковъ, ѣхавшій тоже изъ Кіева,-- въ ней нѣтъ ничего особеннаго, тѣмъ болѣе, что такую-же точно качку онъ неоднократно испытывалъ на сушѣ, возвращаясь, напр., изъ какого-нибудь Шато. Однако мы не поддались доводамъ этого сухопутнаго мореплавателя и сошли съ парохода. Въ гостиницѣ Grand-Hôtel мы позавтракали и могу сообщить для свѣдѣнія туристовъ, что хуже этого завтрака нельзя себѣ ничего представить.

Испробовавъ нѣсколько сортовъ отвратительнаго крымскаго вина (съ примѣсью одеколона) и закусивъ достаточно кислаго винограду, мы, не смотря на дождь, пустились въ путь въ полузакрытомъ экипажѣ.

Мы такъ промокли до самаго вечера, когда доѣхали до Байдарской долины, что всѣ красоты природы для насъ не существовали.

Для взоровъ нашихъ, моего и пріятеля,-- всѣ горныя вершины застилались покровами двухъ раскрытыхъ зонтиковъ, которыми мы все время прикрывались, сидя на передней лавочкѣ.

Прозябшіе и измокшіе, мы, какъ до обѣтованной земли, добрались до харчевни, называемой гостиницей, и добрались какъ разъ во время, потому что; за нами то и дѣло подъѣзжали экипажи другихъ путниковъ, но уже не находили мѣста въ гостиницѣ. Замѣчательный типъ -- хозяинъ этого трактирнаго заведенія,-- расторопный парень (великороссъ), недавно, взявшійся за эксплоатацію и не совсѣмъ еще пріобыкшій къ этому дѣлу. Онъ самъ не зналъ, какія цѣны запрашивать за маленькую клѣточку съ скверной постелью, непрестанно суетился, бѣгалъ и пришелъ въ такой неописанный восторгъ отъ наплыва публики, что уже совсѣмъ ни во что не входилъ, а только метался по сторонамъ, втаскиваалъ багажъ вновь пріѣзжающихъ, для которыхъ уже давно не было никакого помѣщенія, потомъ выносилъ^; его обратно и все время громко повторялъ про себя, "вотъ такъ публика!-- какая публика! Такой не скоро дождешься. Тамъ одинъ графъ есть, а тутъ князья ѣдутъ... Что за публика!" Такое бѣснованіе очарованнаго трактирщика длилось очень долго, а мы все упрашивали его подать скорѣе заказанный уже часа три тому назадъ ужинъ.

Наконецъ, хозяинъ опомнился и обратилъ на насъ вниманіе, при чемъ торжественно объявилъ, что яичница будетъ подана "на двухъ шипящихъ сковородахъ", извинялся, что онъ еще "вновѣ и при такой публикѣ:,." Дѣло кое-какъ уладилось. Въ результатѣ былъ поданъ неслыханный счетъ за яичницу на двухъ сковородахъ и кратковременный отдыхъ ночью. На наше замѣчаніе о сравнительной величинѣ счета, растерявшійся хозяинъ просилъ насъ "не. обижаться, такъ какъ онъ и съ другихъ тоже вдвое взялъ". Это насъ нѣсколько утѣшило и мы на разсвѣтѣ собрались ѣхать къ Байдарскимъ воротамъ. По дорогѣ мы остановились почти возлѣ самыхъ воротъ около одной импровизированной харчевни, чрезвычайно опрятно содержимой русской бабой. Она угостила насъ прекрасными жареными перепелами и чаемъ. Дождикъ на время пересталъ, туманъ прошелъ, и нашимъ взорамъ вскорѣ открылась великолѣпная панорама, которая дѣйствительно не можетъ не поразить своею красотой и грандіозностью. То, что представляется взорамъ сейчасъ за Байдарскими воротами, не поддается описанію. Дорога, высѣченная на скатѣ высочайшихъ горъ, и подъ нею на право зеленый коверъ кустарниковъ и лѣсовъ, растущихъ на тѣхъ-же скатахъ горъ, причемъ все это спадаетъ въ безграничное море, сливающееся съ горизонтомъ такъ, что и черты предѣльной не замѣтишь. Это безконечная прозрачная стѣна неба и моря, а съ лѣва грозно возвышающіяся громадныя отвѣсныя скалы, на которыхъ также разбросаны деревья и кустарники. На самой вышинѣ этихъ скалъ цѣлыя семейства громадныхъ орловъ рѣзвятся въ высотѣ. Это такая картина величія природы, съ которою трудно сравнить какой либо видъ. Къ этой мѣстности, какъ нельзя болѣе, подходятъ слова поэта, описывавшаго Кавказъ:

И дикъ, и чуденъ былъ вокругъ

Весь божій міръ...

До самой Ялты дорога представляетъ собою непрерывный рядъ мѣняющихся дивныхъ картинъ, и лучшаго путешествія нельзя себѣ и представить. У самого моря богатѣйшіе виды съ причудливыми замками. Дорога спускается все ближе къ морю, наконецъ вы проѣзжаете величественную Оріанду и Царскую Ливадію и передъ вами открывается Ялта во всей своей красѣ.

Городъ Ялта.

Описывать мѣстоположеніе этого дивнаго уголка Крыма, расположеннаго у самаго ската хребта Яйлы къ морю,-- я не стану. Слишкомъ много туристовъ и художниковъ перебывало въ этомъ городѣ и результатомъ этихъ посѣщеній явилась цѣлая масса описаній: картинъ и книжекъ, весьма распространенныхъ въ публикѣ. Ялта растетъ и развивается съ каждымъ годомъ, принимая все болѣе европейскій характеръ, и ничего общаго не имѣетъ, конечно, съ понятіемъ объ уѣздномъ городѣ, каковымъ она числится въ табели городовъ Россійской Имперіи, хотя-бы уже потому, что Ялта освѣщается газомъ, чего не полагается ни въ одномъ изъ уѣздныхъ городовъ. Улицы красивыя, содержатся въ безупречной чистотѣ, мостовая -- превосходный макадамъ,-- много красивыхъ и большихъ зданій и хорошенькихъ дачъ въ видѣ павильоновъ. Ялта въ административномъ отношеніи управляется уѣзднымъ исправникомъ, имѣя также своего полиціймейстера. Заботы о благосостояньи развитіи города съ вышеуказанными властями раздѣляетъ отчасти и городская дума. Головой состоитъ баронъ Врангель,-- весьма дѣятельный и представительный мужчина, въ званіи камергера. Онъ живетъ въ великолѣпномъ дворцѣ, въ центрѣ города, имѣя свой спускъ къ морю и отдѣльную купальню. Къ концу августа въ Ялту съѣзжается много блестящаго и фешенебельнаго монду изъ столицы и другихъ городовъ Россіи и еще больше съѣзжается искателей приключеній и шулеровъ разныхъ школъ и категорій. Вся эта публика пребываетъ въ праздничномъ настроеніи, одѣвается нарядно, разъѣзжаетъ въ красивыхъ ялтинскихъ экипажахъ -- корзинкахъ, или гарцуетъ на выносливыхъ татарскихъ скакунахъ, въ сопровожденіи берейторовъ восточнаго происхожденія, въ ихъ національныхъ, расшитыхъ золотомъ, костюмахъ. Въ настоящій сезонъ, между прочимъ, въ Ялтѣ въ большую моду вошла турецкая феска всѣхъ цвѣтовъ. Голубыя и бѣлыя фески съ большими кистями носятъ и дамы, и нѣкоторымъ амазонкамъ онѣ очень къ лицу.

Большинство пріѣзжихъ изъ зажиточнаго класса населяетъ громадное помѣщеніе центральной ялтинской гостиницы "Россія". Это уже совершенно европейское учрежденіе со всѣми приспособленіями для комфорта пріѣзжихъ. Зданіе прекрасной архитектуры, расположено очень красиво надъ моремъ, имѣетъ много балконовъ и галлерей, выходящихъ въ небольшой и отлично содержимый скверъ. Въ большой ресторанной залѣ, на галлереяхъ и балконахъ, всегда много публики, чистой и щеголеватой: изящный, но простой туалетъ стройной и скромной аристократки, пестроватый и бьющій въ глаза нарядъ жеманно кокетливой провинціалки, приличные jeun homm'ы съ англійской стрижкой, кавалеры съ капулями и проборами, франтоватые купчики, офицеры всѣхъ родовъ оружія, представительные генералы,-- все это пестрѣетъ группами за столиками; слышится оживленный разговоръ на всѣхъ языкахъ и нарѣчіяхъ, постоянный стукъ ножей и тарелокъ, по стаканамъ въ изобиліи разливается крымское вино разныхъ вкусовъ и ароматовъ. Ѣдятъ и пьютъ въ Ялтѣ очень много -- и все это, вѣроятно, больные, пріѣхавшіе держать курсъ винограднаго лѣченія,-- такъ какъ тѣ-же лица, плотно откушавши въ ресторанѣ, потомъ встрѣчаются на улицѣ и у каждаго въ рукахъ непремѣнно мѣшочекъ, или корзинка съ виноградомъ, который они весьма прилежно истребляютъ, стремясь до положеннаго предѣла -- восьми фунтовъ въ день.

Пріѣхавши въ Ялту, мы, конечно, направились прямо къ гостиницѣ "Россія". Пріискать три номера для нашей компаніи было очень не легко. Сколько-нибудь доступные по цѣнѣ номера давно разобраны. Понятно, что при такихъ условіяхъ, каждый, желающій добиться своего, вынужденъ уже совершенно отдавать себя на съѣденіе эксплоатаціи. "Берите, что хотите, но только устройте насъ какъ-нибудь въ Россіи",-- вотъ фраза, которую вы слышите каждый день въ конторѣ "Россіи" изъ многихъ устъ запоздавшихъ пріѣздомъ посѣтителей Ялты. Ну и, конечно, берутъ что угодно и помѣщаютъ, гдѣ и какъ имъ угодно. Одному кіевскому доктору съ семействомъ отвели помѣщеніе въ чистенькой комнатѣ за огромную плату; пріѣхавшій въ Ялту въ день моего отъѣзда разсказчикъ Вейнбергъ, какъ онъ мнѣ сообщилъ, обыкновенно устраиваетъ свою постель на биліардѣ, а днемъ можетъ отдыхать въ "мужской уборной" и за всѣ такія удобства "особыя платы, по соглашенію". Соглашеніе состоитъ въ томъ, что на всякую затребованную плату вы соглашаетесь.

Разсчитывая пробыть не особенно долго на курсѣ ялтинскаго лѣченія, мы, въ свою очередь, согласились сразу на тѣ цѣны, которыя намъ были предложены хозяиномъ, и стали размѣщаться въ отведенныхъ намъ помѣщеніяхъ.

III.
Ялта.-- Лѣченіе и развлеченія.

Основавшись въ гостиницѣ Россія, на другой-же день нашего пріѣзда мы задумались надъ вопросомъ: отъ чего именно намъ лѣчиться и какимъ способомъ? Вопросъ этотъ необходимо было рѣшить какъ можно скорѣе,-- для успокоенія совѣсти, ибо такъ или иначе -- Ялта лѣчебное мѣсто, и зачѣмъ-бы и кто-бы туда не ѣхалъ, а все-таки полѣчиться при случаѣ не мѣшаетъ. Сперва мы имѣли общую консультацію и давали взаимно другъ другу разные совѣты. Съ помощью книжки Караулова и Сосногоровой мы узнали, что въ Крыму двоякаго рода лѣченіе: морскими купаньями и виноградомъ. Изъ означенной книжки мы узнали также, что есть цѣлый рядъ болѣзней, для исцѣленія коихъ полезно морское купанье, какъ-то: "накожныя сыпи, маточныя болѣзни, бѣли, параличи, геморрой, нервныя болѣзни, истерики" и т. п. По счастію, никто изъ нашей компаніи ни однимъ изъ исчисленныхъ недуговъ не страдалъ. Вотъ развѣ истерикой,-- ста ли мы разспрашивать дамъ. "Персона", какъ оказалось, вовсе не знала этой болѣзни и каждую истерику считала притворствомъ. Инезилія, по ея заявленію, имѣла въ жизни двѣ истерики, или два припадка: одинъ, когда ей модистка не принесла во время бальнаго платья, другой,-- на сценѣ, въ какой-то комедіи, гдѣ она, въ сущности, и должна была изображать истерику, но изобразила ее настолько художественно вѣрно, что съ нею сдѣлалась настоящая истерика. Не желая оставлять безъ всякаго вниманія морское лѣченіе, мы рѣшили придраться къ этому случаю и предоставить Инезиліи пользоваться моремъ "отъ истерики". Она сейчасъ-же телеграфировала въ Остенде о высылкѣ ей полнаго купальнаго костюма, по послѣднему фасону, такъ какъ въ Ялтѣ, такой врядъ-ли можно было найти. Виноградное лѣченіе, по тому-же руководству, оказывалось полезнымъ: при катарральномъ состояніи дыхательныхъ вѣтвей, при плевритическомъ эксудатѣ, при камняхъ въ желчныхъ проходахъ и въ печени, при геморроидальныхъ страданіяхъ, ипохондріи, страданіяхъ сердца "и опять таки "при истерикѣ". Провѣряемъ себя, и опять, кромѣ истерики у Инезиліи, другихъ болѣзней не находимъ. Что-же, неужели ей одной лѣчиться и моремъ и виноградомъ отъ двухъ истерикъ? Но болѣе, внимательномъ изученіи предмета, рѣшили, что и намъ можно лѣчиться виноградомъ "отъ ипохондріи". Этой болѣзнью страдаютъ многіе, кіевляне и потому для нихъ поѣздка въ Ялту не безполезна. Порѣшивъ съ вопросомъ о лѣченіи -- для всѣхъ насъ виноградное, а для Инезиліи море и виноградъ, сейчасъ-же отправились по магазинамъ покупать виноградныя сумочки, какъ вещь необходимую. Сумки выбрали очень изящныя -- соломенныя, плетеныя и съ вышитыми шелкомъ надписями: "Jalta". Не довѣряя нашей общей консультаціи, я отправился къ ялтинскимъ медицинскимъ свѣтиламъ. Перебывалъ у троихъ. Результаты слѣдующіе: одинъ призналъ для меня необходимымъ морское лѣченіе, но при этомъ совсѣмъ не прикасаться къ винограду, другой -- только виноградное лѣченіе; третій -- совмѣстно. Каждому заплачено по 3 р., итого 9 р. Не зная, что дѣлать, я, послѣ нѣкотораго раздумья, рѣшилъ слѣдовать прежнему курсу лѣченія -- винограднымъ, перебродившимъ сокомъ, благо за долголѣтнее пользованіе онъ мнѣ особеннаго вреда не принесъ. Зашелъ въ лавочку Бухштаба и сдѣлалъ запасъ: мускатъ секъ, айданиль и рислингъ. Вотъ этотъ самый рислингъ на первыхъ порахъ и обнаружилъ удивительное дѣйствіе и на меня, и на "персону", которая принимала его, по моему совѣту.

Лучшаго слабительнаго, какъ крымскій рислингъ, трудно подыскать. Остальная компанія занялась выборомъ винограда. Тутъ полное разочарованіе: виноградъ всѣхъ сортовъ еще не дозрѣлъ,-- а кислый, и тоже недозрѣлый "Шасля" (самый лѣчебный) отвратительнаго свойства, и тотъ очень дорогъ. Вообще, въ Крыму винограда дешевле 17 к. за фунтъ покупать не приходилось и мы очень жалѣли, что не взяли съ собою отъ Матохина, такъ, пудика два. И дешевле, и лучше.

Правильное лѣченіе виноградомъ состоитъ въ томъ, чтобы начинать съ одного фунта въ день и, прибавляя по полуфунту, дойти до 8 ф. Намъ передавали случай съ одною духовной особой, которая, не зная этой нормы, закупила у татарина пудъ винограду и, запершись въ своемъ номерѣ, покончила это количество въ одинъ день, а на другой день, безъ всякихъ послѣдствій, собиралась приступить къ истребленію втораго пуда, но была остановлена изумленнымъ татариномъ.

И такъ, лѣченіе пошло своимъ чередомъ. Результатъ его -- впереди.

Жизнь наша, какъ и прочихъ кургастовъ, потекла правильно и однообразно. Утромъ кофе на балконѣ гостиницы. При этомъ легкій разговоръ о ночныхъ событіяхъ, о новыхъ номерныхъ сосѣдствахъ и невинныя наблюденія надъ успѣхами княжны Мери (очень интересная брюнетка, которую мы такъ прозвали), окончательно покорившей сердце красиваго армейскаго капитана съ прекрасными баками и правильнымъ капулемъ на головѣ. Потомъ слѣдуютъ виноградныя и морскія леченья. Далѣе обильный завтракъ,-- а тамъ поѣздки по окрестностямъ, что составляетъ главную прелесть ялтинскихъ развлеченій. Богатый, но услужливый и очень любезный, татаринъ Салметъ, который видалъ на своемъ вѣку виды, ѣздилъ съ какою-то вдовой въ Парижъ, говоритъ по французски, имѣетъ множество экипажей и лошадей,-- былъ нашимъ поставщикомъ и онъ-же, въ видѣ особаго почета, сопровождалъ насъ самолично на эти прогулки, гарцуя на своемъ иноходцѣ. ѣздили мы такъ: пріятель и Инезилія верхами. Надо замѣтить, что Инезидія оказалась весьма граціозной и бойкой амазонкой и во всякомъ случаѣ обнаруживала больше храбрости на лошади, нежели на пароходѣ. Предпочитая спокойствіе и безопасность, мы съ "персоной" усаживались въ спокойномъ ландо въ видѣ корзинки,-- необыкновенно удобномъ и пріятномъ экипажѣ. Осмотрѣли мы все, что можно было видѣть: и Оріанду, и Алупку съ знаменитыми мавританскими дворцами, и верхнюю, и нижнюю Массандры, и Магарачъ, и въ Алуштѣ, и въ Гурзуфѣ побывали. Все это очень живописно и красиво, природа изумительная, дороги превосходныя,-- но все это давно описано туристами -- художниками въ мельчайшихъ подробностяхъ. Замѣчу только, что въ Гурзуфѣ,-- имѣніи г. Губонина,-- намъ удалось увидать и самихъ владѣльцевъ этого райскаго уголка. Въ какой-то пьесѣ г. Потѣхина, какъ всѣ утверждаютъ, выведено это семейство милліонера, и потому для любителей, играющихъ въ нашемъ драматическомъ обществѣ, не безынтересно съѣздить въ Гурзуфъ, хотя-бы для изученія болѣе подходящей для этихъ типовъ гримировки. Тамъ-же мы видѣли могучій древній кипарисъ съ вырѣзками на немъ, сдѣланными рукою Пушкина. Относительно крымской природы могу сдѣлать одно замѣчаніе: нельзя не подивиться, что при такой роскошной растительности, всѣ эти мѣста совершенно безжизненны и какъ-бы вовсе невѣдомы пернатому царству: птицъ мы совсѣмъ не видѣли..

Послѣ прогулокъ не малое развлеченіе доставляетъ кургастамъ обѣдъ въ той-же знаменитой "Россіи". Всѣ принаряжены, за столиками шумный разговоръ и крымское вино обильною струею льется по стаканамъ. Кормятъ очень недурно, а берутъ не особенно дорого. Послѣ нѣкотораго отдыха, вслѣдъ за обѣдомъ, большинство спѣшитъ къ берегу моря и разсаживается на скамьяхъ,-- "надъ прибоемъ". Это удовольствіе совершенно особеннаго рода: смотрѣть, какъ издалека бѣгущія волны разбиваются у вашихъ ногъ, обдаютъ васъ пѣной и брызгами. Многіе находятъ въ этомъ зрѣлищѣ особенную прелесть, находятъ, что этотъ самый прибой волнъ приводитъ въ какое-то особенное настроеніе душу и сердце человѣка: хочешь чему-то отдаться, броситься куда-то,-- забыть все окружающее и т. д. Не даромъ поэты всегда любили сидѣть у моря и бесѣдовать съ волнами. Влюбленнымъ сидѣніе "надъ прибоемъ" доставляетъ, повидимому, большое наслажденіе; здѣсь также представляется случай кокетливой барынѣ выставить свою изящную ножку и какъ-бы дразнить ею морскія волны (?). Сидя неподалеку отъ одной парочки, я подслушалъ, между прочимъ, слѣдующее восторженное признаніе отъ него къ ней.

Хотѣлъ-бы быть небомъ,

Чтобъ синимъ покровомъ

Тебя отъ людей схоронить!

Хотѣлъ-бы быть Богомъ,

Чтобъ властью и словомъ

Заставить себя полюбить.

Хотѣлъ-бы быть моремъ,

Чтобъ бурной волною

Въ пучинѣ тебя утопить! и т. д.,

Желаніямъ поэта, повидимому, не было конца, да оно и понятно, когда глядишь на безконечное море!... Вечеромъ охотно посѣщается маленькій ялтинскій театръ, гдѣ, въ угоду вкусу публики и вѣянію времени, царитъ гаже вездѣсущая оперетка, подъ дирекціей г. Новикова. При жалкой обстановкѣ и двухъ -- трехъ безголосыхъ хористахъ,-- это, конечно, пародія на оперетку,-- но все это выкупается лицезрѣніемъ своего рода опереточной дивы г-жи Соковниной. Болѣе Эффектную исполнительницу мнѣ рѣдко приходилось встрѣчать на нашихъ сценахъ и мнѣ вполнѣ понятны восторги, вызываемые каждымъ ея появленіемъ на сценѣ въ сердцахъ всѣхъ лѣчащихся и недолѣчившихся.

При такой обольстительной внѣшности, г-жа Соковнина очень мило играетъ; въ ней много бойкости, шику и изящества. Голосокъ очень небольшой, но распоряжается она имъ превосходно. Костюмы отличаются роскошью и вкусомъ. Словомъ, такая дива, какъ г-жа Соковнина, надѣлала бы не мало чудесъ и въ Кіевѣ, гдѣ мы многому надивились.

Наконецъ, еще развлеченіе чисто свѣтскаго свойства: танцовальные вечера по субботамъ, въ той же ялтинской Россіи. Вечера эти отличаются совершенною "комильфотностью и бонтономъ", выражаясь языкохмъ Ивана Александровича;-- сдается мнѣ, что это своего рода выставки невѣстъ, привезенныхъ въ Ялту изъ разныхъ концовъ Россіи. На послѣднемъ вечерѣ я замѣтилъ двухъ, трехъ барышень весьма невредныхъ,-- а въ особенности одну изящную, стройную шатенку въ простомъ закрытомъ платьѣ crêpe de chine. На томъ-же вечерѣ Инезилія танцовала въ первой парѣ съ очень ловкимъ дирижеромъ танцевъ, дерзнувшимъ однако явиться въ сюртукѣ при бѣлыхъ перчаткахъ.

Подъ звуки штраусовскаго вальса я разсчитался въ гостиницѣ, съ тѣмъ, чтобы на другое утро отплыть домой.

Сентябрь 1884 г.

ПИСЬМО КУКУШКИНА.
(ИЗЪ ВАРШАВЫ).

Любезная сердцу нашему, Матрена Карповна!

Разставаясь, вы наказывали мнѣ писать подробно обо всемъ, что въ пути приключится, какъ куда доѣду и какова политика проѣзжаемыхъ странъ и городовъ. Исполняю вашъ наказъ, насколько позволяютъ память и способности.

Грустная минута разлуки,-- когда ѣдешь туда.... "въ невѣдомую даль", изъ того мѣста, гдѣ, въ нѣкоторомъ родѣ, свилъ себѣ гнѣздо, если не идеальнаго семейнаго очага, то по крайней мѣрѣ въ кругу близкихъ сердцу друзей и пріятелей! О, какъ глубоко почувствовалъ я эту разлуку! Какъ тягостны казались мнѣ часы разставанія, вплоть до 3-го звонка, котораго почему-то не давали очень долго.

Десять лѣтъ лучшей поры моей жизни прожилъ я въ родномъ городѣ, гдѣ многое хотѣлъ совершить, но, волею судебъ, долженъ былъ покинуть сей градъ съ разбитыми надеждами, съ неосуществившимися мечтами. Небольшой кружокъ искреннихъ друзей, да неизмѣнные спутники моей тревожной жизни, всегда недовольные кредиторы, стояли на перронѣ вокзала, когда сѣренькимъ октябрьскимъ утромъ я покидалъ родную Украйну. Печать искренней скорби виднѣлась на лицахъ провожавшихъ. Особенно неутѣшными казались кредиторы. Какъ я ни старался вселить въ сердца ихъ увѣренность въ скоромъ возвращеніи моемъ, они безнадежно махали имѣвшимися въ рукахъ у каждаго исполнительными листами.

Среди воплей и рыданій, наконецъ, раздался давно желанный 3-й звонокъ, и я, убѣдившись, что на платформѣ нѣтъ ни одного судебнаго пристава, смѣло выглянулъ изъ окна вагона и посылалъ воздушныя привѣтствія моимъ друзьямъ и дружескіе поклоны кредиторамъ.

"И покуда ихъ видѣть я могъ",-- они все махали во слѣдъ удалявшемуся поѣзду длинными листами печатной бумаги съ красовавшимися на нихъ заглавными словами: "По указу...."

При такой печальной обстановкѣ я отбылъ.... Когда стукъ удалявшагося поѣзда пришелъ въ нормальный шумъ равномѣрно дѣйствующей силы, поспѣшно уносящей васъ отъ мѣста отправленія, мнѣ стало жутко въ моемъ одиночествѣ..... Длинною вереницею предстали предо мною знакомые образы покинутыхъ лицъ, съ ихъ дружескими, радушными выраженіями, съ ихъ теплымъ, точно родственнымъ участіемъ ко мнѣ... Скоро-ли увижу я васъ и неужели вся жизнь для меня, въ самомъ дѣлѣ, ничто иное, какъ непрерывно продолжающійся путь съ преходящими станціями, временными остановками -- отъ звонка до звонка? Вспомнились мнѣ также милыя личики Лауры, Эльзы, Маргариты -- И сладкій шопотъ, и дѣтскія клятвы въ вѣрности, и "ласки... ласки безъ конца". И все это мелькаетъ, безъ слѣда, какъ узорчатые столбики по сторонамъ дороги. Но, довольно (и очень даже, скажете вы) сентиментальничать. "Вонъ изъ глазъ, долой изъ сердца!"

Такъ-то оно, такъ, дорогая Матрена Карповна,-- новъ томъ-то и пакость, что оно такъ.

Въ виду переполнившихъ сердце мое чувствъ и ощущеній, а также вслѣдствіе безсонной ночи, проведенной въ кругу пріятелей, пришедшихъ въ "Бѣлую Сороку" распить прощальный кубокъ, я вскорѣ упалъ, разбитый и утомленный, на мягкій диванъ американскаго вагона и опочилъ.

Дорожныя впечатлѣнія мои отъ Кіева до Варшавы весьма скудны по содержанію. Придерживаясь точности, присущей всякому корреспонденту, могу сообщить вамъ, что на этой дистанціи, между пунктами отправленія и прибытія, всего находится 12 большихъ и 29 малыхъ буфетовъ, что вы, впрочемъ, свободно можете провѣрить по любому путеводителю.

Погода стояла отмѣнная. Особенныхъ приключеній въ дорогѣ не было, пріятныхъ встрѣчъ тоже. Къ числу мелкихъ непріятностей могу отнести посѣщеніе моего купэ одною грузной особой, повидимому, женскаго пола, которая, совершенно неожиданно для нея самой, опустилась на мой мѣшокъ и раздавила припасенные въ ономъ вашею заботливою рукой любимые мною баранки и двѣ банки балабуховскаго варенья. Въ сосѣднемъ купэ ѣхали двѣ особы, каждая въ своемъ родѣ весьма заманчиваго свойства. Съ одною изъ нихъ, мнѣ кажется, я былъ-бы счастливъ.

На другой день, свѣтлымъ, хорошимъ днемъ, прибылъ я въ 2 ч. 26 минутъ пополудни въ Варшаву.

Грандіознымъ желѣзнымъ мостомъ переѣхалъ я черезъ Вислу въ старинный величественный городъ. Почернѣвшія отъ времени зданія старинной архитектуры съ черепичными кровлями и рядомъ величественные громадные дворцы новаго стиля, роскошная желѣзная мостовая, всѣ приспособленія европейскаго комфорта для уличной жизни, масса залитыхъ огнями магазиновъ и образцовый порядокъ -- вотъ характерныя черты города. По внѣшнему великолѣпію, красотѣ зданій и общему типу -- Варшава, несомнѣнно, столичный городъ. Я бывалъ въ этомъ городѣ иногда, проѣздомъ, и какъ-то останавливался въ немъ, всего нѣсколько лѣтъ назадъ, и могу сказать: какъ городъ, въ смыслѣ благоустройства и комфорта, Варшава улучшилась. Но что сказать о жизни въ этомъ городѣ, о людяхъ, ихъ нравахъ, обычаяхъ и вкусахъ? Конечно, для подробной характеристики города съ этой стороны нельзя извлечь достаточнаго матеріала въ какой-нибудь 3-хъ-4-хъ-дневной остановкѣ въ немъ. Однако, опытному наблюдателю все-же даются сразу нѣкоторыя особенности, которыхъ нельзя не замѣтить, которыя оставляютъ впечатлѣніе, впослѣдствіи подтверждаемое даже осѣдлыми жителями, такъ сказать, аборигенами данной мѣстности.

Ознакомясь съ городского, уличною жизнію Варшавы, потолкавшись въ собраніяхъ, театрахъ, ресторанахъ, на первыхъ-же порахъ невольно спросишь себя: да какъ-же тутъ живутъ, да что это за люди и, главное -- нужно-ли имъ жить въ такомъ городѣ, какъ Варшава, не довольствовались-ли бы они какимъ нибудь самымъ скромнымъ уѣзднымъ городкомъ?

Да, несомнѣнное, подавляющее впечатлѣніе, которое производитъ на каждаго заѣзжаго въ Варшаву видимая городская жизнь и характеръ населенія -- это поразительная мелочность. Въ этихъ богатыхъ зданіяхъ, въ этихъ роскошныхъ магазинахъ, словомъ, въ этомъ великолѣпномъ городѣ какъ будто живутъ люди съ самыми умѣренными требованіями. Точно Варшава исключительно населена мелкими приказчиками, лавочникамй, комиссіонерами, существующими лишь для мелкихъ услугъ проѣзжающимъ. Гдѣ то вельможное панство, гдѣ этотъ блескъ и роскошь, которые отличаютъ населеніе первоклассныхъ городовъ? Въ Варшавѣ совсѣмъ его не замѣтно. Невольно вспоминаешь слова поэта: "тѣ-жъ стѣны, какъ и встарь, отсутствуютъ лишь люди!"

Умѣренность и аккуратность замѣчаются здѣсь на каждомъ шагу: вездѣ грошевые расчеты. Все чистенько, опрятно, но все это очень дешевенькое, даже мизерное. На улицѣ рѣдко, очень рѣдко увидите вы щегольской собственный экипажъ; всѣ разъѣзжаютъ въ наемныхъ кэбахъ, кареткахъ, фаэтонахъ, весьма опрятныхъ, замѣчательныхъ своею исправностью и поразительныхъ, въ особенности для кіевлянина, по своей дешевизнѣ. Довольно сказать, что прекрасный парный фаэтонъ въ конецъ (какъ-бы великъ онъ ни былъ) стоитъ 20 коп., а если вы прибавите 5 к. кучеру, то онъ земно кланяется. Сравните-ка этихъ кучеровъ съ нашими кіевскими разбойниками! Въ самое послѣднее время появились изящныя желтыя каретки (кэбы) въ одну лошадь. Въ такомъ экипажѣ можно хоть на балъ ѣхать въ самомъ роскошномъ туалетѣ, и это стоитъ 15 к. въ конецъ!. Чего кажется скромнѣе, а для варшавянина и это роскошь, потому что тутъ-же, подъ бокомъ, копѣечная конка, а то еще лучше и проще -- великолѣпные тротуары для пѣшаго хожденія.

Кромѣ этого дѣлового, скромнаго народа, на улицахъ, на каждомъ шагу, конечно, попадается масса хорошенькихъ полекъ и опять-таки чуть ли не всѣ до единой (именно самыя истыя польки) -- въ самомъ скромномъ традиціонномъ черномъ платьѣ съ длинной вуалью. Женщины встрѣчаются изумительно-красивыя, съ которыми, кажется, можно испытать, какъ выразился одинъ мой пріятель, цѣлый "океанъ блаженства;" зато въ извѣстной категоріи женщинъ (также въ огромномъ количествѣ), которыя обращаются къ вамъ тутъ-же, на улицѣ, безъ всякой церемоніи и по секрету сообщаютъ, что у нихъ имѣются весьма удобныя помѣщенія для интимной бесѣды,-- въ этой категоріи, въ большинствѣ случаевъ, вы натыкаетесь на совершенно невозможныя физіономіи. Такова уличная жизнь.

Зайдите теперь въ любой ресторанъ или гостиницу,-- исключая одной Европейской, которая вовсе не для Варшавы и гдѣ дерутъ по-кіевски,-- и вы также удивитесь и будете поражены. Обѣды въ 5 и 6 блюдъ съ кофе по 75 к. и по 1 рублю. Это въ первоклассныхъ ресторанахъ, съ которыми никоимъ образомъ не могутъ соперничать наши Терье и Лянчіа съ ихъ обѣдами à la carte.

Одинъ остроумный наблюдатель выразился такъ: "дайте мнѣ просмотрѣть ресторанную карточку и прейсъ-курантъ винамъ и кушаньямъ въ любомъ незнакомомъ городѣ -- и я подробно опишу вамъ нравы жителей, ихъ благосостояніе и даже политическія убѣжденія".-- Положимъ, эхо уже черезчуръ тонко,-- но что, посидѣвши часъ, другой въ какомъ-нибудь большомъ ресторанѣ, вы узнаете очень многое,-- гораздо больше, нежели слоняясь по музеямъ и кабинетамъ рѣдкостей,-- это не подлежитъ сомнѣнію. Какъ ни создана Варшава для экономіи и какъ я ни стараюсь теперь, на старости лѣтъ, изучать эту науку,-- а все не скоро отвыкнешь отъ нашей кіевской избалованности,-- непремѣнно лѣзешь въ самый лучшій ресторанъ. Такимъ безспорно считается въ Варшавѣ Брюловскій отель (г. Брюля). Въ самомъ дѣлѣ, это первоклассный ресторанъ и по обстановкѣ, и по существу дѣла. Кухня способна удовлетворить самому изысканному вкусу, вина превосходныя, собственной выписки, и цѣны самыя умѣренныя. Ресторанъ этотъ посѣщается самою фешенебельною публикою и тутъ-то еще ярче, чѣмъ гдѣ либо, выступаетъ, бросаясь въ глаза, также подмѣченная мною черта -- гнетущая мелочность, мизерность. Довольно сказать, что цѣлыхъ три дня подъ-рядъ, посѣщая этотъ ресторанъ для завтраковъ, обѣдовъ и ужиновъ,-- я ни за однимъ столикомъ не видѣлъ другихъ напитковъ, кромѣ пива (правда, превосходнаго, заграничнаго). Въ особенности удивленію моему не было границъ, когда я убѣдился, что посѣтители ресторана,-- вся эта шикарная молодежь, въ блестящихъ цилиндрахъ, безукоризненномъ бѣльѣ и съ геометрическими проборами на головахъ,-- это типы польской jeunesse d'orée -- знатнѣйшіе грабіе и бароны, которые пускаютъ пыль въ глаза у насъ, въ Кіевѣ. Что съ ними сдѣлалось -- я положительно недоумѣвалъ. Всѣ эти Гуци, Антоси, Цеси, графы Жембчинскіе, Ходоровскіе, Розмантовскіе и др. знатнѣйшихъ фамилій, о баснословныхъ состояніяхъ которыхъ, милліонныхъ проигрышахъ и крезовскомъ житьѣ такъ прожужжали мнѣ уши,-- считаютъ въ Варшавѣ каждый грошикъ, подсчитываютъ сдачу мѣдными денежками и по цѣлымъ часамъ сидятъ за кружкой пива. Встрѣтились мнѣ и кіевскіе кутила изъ той-же jeunesse сГогёё, и они здѣсь просто неузнаваемы: пиво и пиво, да 5 грошей на чай за низкій поклонъ и "служе пану!"

Вскорѣ, однако, для меня выяснились причины такой метаморфозы, въ особенности, когда я побесѣдовалъ съ хозяиномъ ресторана. Дѣло очень просто: всѣ эти господа ѣздятъ пускать пыль своими баснословными состояніями именно къ намъ, въ Кіевъ, гдѣ находятъ такихъ дураковъ, которые всѣмъ этимъ разсказамъ вѣрятъ и даютъ имъ кредитъ. А здѣсь, въ Варшавѣ, ихъ очень хорошо знаютъ и тутъ вся эта игра происходитъ на наличныя. Вотъ почему и приходится подсчитывать 5 и 10 грошей, довольствуясь кухелями пива вмѣсто столь обычныхъ въ Кіевѣ крюшоновъ.

Я не могъ не выразить удивленія хозяину ресторана и спросилъ его, какъ онъ можетъ существовать, да еще держать въ такомъ видѣ ресторанъ, съ такимъ штатомъ прислуги, когда у него столь скромные потребители. Хозяинъ не вѣрилъ моимъ разсказамъ о Кіевѣ, гдѣ чутъ-ли не въ каждомъ кабачкѣ послѣ театра рѣкою разливается шампанское и счеты въ нѣсколько десятковъ рублей совсѣмъ обыкновенное дѣло. Здѣсь я даже не могу себѣ представить, какое-бы торжество вызвало появленіе хотя одной бутылки шампанскаго въ вечеръ. Я имѣлъ неосторожность спросить ¹/₂ бутылки шамбертену, такъ передо мною двое офиціантовъ водрузили громадной величины серебряный сосудъ, на днѣ котораго въ теплой водѣ плавала эта драгоцѣнность, стоившая, какъ оказалось по счету, всего 1 р. 75 к. (Вино превосходное, котораго въ Кіевѣ не найдешь и за 3 рубля). Думаю, что если-бы потребовалъ бутылочку вина такъ рублей въ 9 или 10 (какъ то зачастую случалось въ "Сорокѣ"), то для присутствованія на этомъ празднествѣ передо мною выстроилась-бы вся семья хозяина, да, пожалуй, еще потревожилъ-бы съ постели какого-нибудь 100-лѣтняго прадѣда, который уже лѣтъ 20 не покидалъ своего ложа.

Ну, развѣ наблюдаемые факты изъ ресторанной жизни не объясняютъ многаго?

Я, конечно, наблюдаю жизнь, бросающуюся въ глаза, и отнюдь не отрицаю того, что и здѣсь, конечно, есть люди, которые умѣютъ пожить, но средняя жизнь въ сравненіи съ кіевской просто нищета и мизерность.

Остается сказать о театрахъ. Въ большомъ театрѣ дается балетъ и опера. Варшавскій балетъ когда-то славился, но, очевидно, что это "когда-то" было очень давно. Быть можетъ, я пошелъ на неудачный вечеръ. Давался старинный балетъ "Робертъ и Бертранъ" и ученическій балетъ "Рекрутскій наборъ". Я не видѣлъ ни одной сколько-нибудь выдающейся балерины, такъ что наша Джіавасси была-бы среди ихъ знаменитостью. Коръ-де-балетъ довольно большой; все это совсѣмъ почти дѣти, повидимому, лишенныя всякой граціи. Балаганные балеты скучны до тошноты, такъ что я не высидѣлъ до конца. Публики очень мало, цѣны неимовѣрно низкія. Въ маломъ театрѣ идетъ польская оперетка. Въ мое пребываніе 6 дней подъ-рядъ ставился "Гаспароне" и на всѣ представленія мѣста разобраны, такъ что приходилось покупать у барышника. Оперетка идетъ очень не дурно, всѣ играютъ хорошо и есть голоса. Все это, конечно, мизерно въ сравненіи съ кіевской опереткой. Сцена крошечная (какъ у насъ въ драматическомъ обществѣ) и на ней отлично справляются, и все идетъ гладко, но гдѣ-же костюмы, декораціи? Ничего подобнаго тому, что мы видѣли, нѣтъ. Одинъ исполнитель, г. Мисевичъ, прекрасный актеръ и съ хорошимъ голосомъ. Но надо-же видѣть, съ какимъ восторгомъ его принимаютъ! Свою остроумную пѣсенку въ 3-мъ актѣ онъ повторяетъ 3 раза. Чтоже-бы сталось съ варшавянами, если-бы въ опереткѣ они слышали Зорину, Давыдова, Чернова, Тартакова, которые иногда поютъ при пустомъ театрѣ?

Восхищеніе варшавянъ плохой, сравнительно, опереткой для меня уже совсѣмъ стало непонятнымъ, когда я, наконецъ, пошелъ въ "драматическій театръ" (Rozmaitości). Вотъ что составляетъ гордость и славу Варшавы, вотъ что стоитъ всей Варшавы! Хотя я не совсѣмъ хорошо понимаю польскій языкъ, но давно уже не испытывалъ такого высокоэстетическаго наслажденія, какое обрѣлъ въ польскомъ театрѣ, и, конечно, тогда, когда удалось мнѣ увидать знаменитаго Жолковскаго. Я настолько очарованъ игрой этого великаго, геніальнаго артиста, что рѣшительно отказываюсь здѣсь выразить весь мой восторгъ, а попробую это сдѣлать въ особой замѣткѣ. Могу сказать, что только для того, чтобы видѣть каждый вечеръ Жолковскаго, можно жить въ Варшавѣ безъ всякаго дѣла. Я помню, какой-то рецензентъ признавалъ Жолковскаго величайшимъ артистомъ въ Европѣ въ наше время, и это совершенно справедливо. Если-бы. онъ познакомилъ съ своимъ талантомъ другія страны,-- слава его была-бы всемірная. Между тѣмъ артистъ никуда изъ Варшавы не выѣзжалъ. Очень досадно! Далѣе, въ труппѣ замѣчательный ансамбль и пьесы разыгрываются безукоризненно. Г. Пражмовскій такой jeune premier, но игрѣ, шику, красотѣ и безукоризненности гардероба, что нашъ Петипа въ сравненіи съ нимъ кажется просто жалкимъ. Замѣчательно хорошіе актеры Лещинскій и Островскій. Женскій персоналъ гораздо слабѣе. Обожаемая Варшавой г-жа Висновская во многихъ мѣстахъ играетъ очаровательно, но при этомъ очень часто до невозможности гримасничаетъ и ломается. Это недостатокъ всѣхъ польскихъ актрисъ. Во всякомъ случаѣ, варшавскій драматическій театръ -- первоклассный. Сюда должны ѣздить наши актеры -- смотрѣть и учиться. Театръ небольшой, но прекрасно приспособленъ для зрителей. При этомъ цѣны ниже дешевыхъ савинскихъ спектаклей, гдѣ насъ угощаютъ невозможной драмой. Ну развѣ это не роскошь?

Однако я такъ увлекся театромъ, что не успѣю къ отходу почты еще кое-что сообщить изъ моихъ наблюденій въ Варшавѣ.

Пока до свиданія, дорогая, незабвенная, Матрена Карповна! Обнимите за меня всѣхъ моихъ пріятелей: Насосальскаго, Реброломова, Антошу, Котикова и др., только не. придушите ихъ своими объятіями,-- а то вѣдь я васъ знаю...

Да, извините, корсета не могъ здѣсь достать по вашей мѣрочкѣ. Въ магазинѣ мнѣ обѣщали соорудить вамъ таковой изъ трехъ обыкновенныхъ корсетовъ, а чтобы сдерживать ваши мощные порывы -- заказанъ венеціанскій шнурокъ: простая тесьма, говорятъ, лопнетъ.

Цѣлую васъ въ ваши "медовыя" и остаюсь съ почтеніемъ.

Октябрь 1885 года.

ПАРИЖСКІЕ ФЕЛЬЕТОНЫ.

I.
(Дневникъ заѣзжаго).

Лотъ уже болѣе недѣли, какъ я нахожусь къ этомъ,-- "центрѣ всемірной интеллигенціи". Такая масса впечатлѣній, давно забытыхъ ощущеній и мыслей волнуютъ мою душу, всецѣло занимаютъ мой умъ, что я рѣшительно не вѣрю въ возможность выразить все это моимъ слабымъ перомъ ипритомъ выразить такъ, чтобы дѣйствительно подѣлиться съ читателемъ всѣмъ тѣмъ, что не можетъ не интересовать каждаго, имѣющаго малѣйшее понятіе объ этомъ дивномъ, волшебномъ Парижѣ и даже того, кто совсѣмъ ничего не знаетъ о великой столицѣ міра. Всего удобнѣе нахожу изложеніе въ формѣ дневника, въ виду послѣдовательности впечатлѣній.

И такъ, "во едину изъ субботъ" я покинулъ Варшаву, откуда писалъ нѣжныя посланія моей любезной Матренѣ Карповнѣ, и отправился къ цѣли путешествія, черезъ Берлинъ. Послѣ того, какъ въ Александровѣ жандармъ вручилъ мнѣ мой паспортъ и я размѣнялъ послѣдніе рубли на марки и франки,-- для меня исчезли родныя лица, замолкла русская рѣчь. Мнѣ говорили, что послѣ ревизіи паспорта на русской границѣ я свободно могу запрятать сей документъ до возвращенія на родину, ибо онъ уже нигдѣ болѣе не понадобится. Вышло, однако, не такъ. На слѣдующей-же станціи,-- въ Торнѣ, сей самый документъ потребовалъ отъ меня ввалившійся въ мое купе прусскій чиновникъ,-- для какихъ-то отмѣтокъ. Когда я выразилъ мое недоумѣніе, заявивъ, что прежде нашихъ паспортовъ за границей не требовали,-- то означенный чиновникъ весьма ядовито замѣтилъ мнѣ, что прежде было одно время, а теперь другое. При этомъ онъ сообщилъ мнѣ дотолѣ неслыханную мною нѣмецкую поговорку "hauest du meinen Juden, so haue ich deinen Juden" -- (ты бьешь моего жида, я бью твоего), смыслъ поговорки такой: мы дѣлаемъ то самое съ вами, что вы дѣлаете съ нами.

Въ Берлинѣ я пробылъ нѣсколько часовъ воскреснаго дня, до отхода поѣзда на Парижъ. Я объѣздилъ всѣ лучшія улицы города. Больше всего поражаетъ изумительная чистота и аккуратность. Кажется, нѣтъ ни одной ручки замка, которая-бы не сіяла какъ солнце. Вездѣ на улицахъ щеголеватые офицеры и такіе чистенькіе солдатики, точно они только выпущены изъ игрушечнаго магазина. Порядокъ и вѣжливость образцовые. Мнѣ кажется, что мало-мальски шумное проявленіе своего существованія въ этомъ городѣ показалось-бы столь-же страннымъ, какъ громкій разговоръ въ какой-нибудь солидной читальнѣ. Какъ эти нѣмцы любятъ во всемъ порядокъ, какъ все это у нихъ красиво, чисто,-- точно съ иголочки,-- ну, право, нельзя не дивиться. Нашему брату, съ непривычки, я думаю на первый разъ во всякомъ случаѣ нельзя оставаться въ такомъ городѣ долѣе нѣсколькихъ часовъ, и потому я былъ вполнѣ доволенъ, когда положенный срокъ пребыванія въ Берлинѣ кончился, и я вновь усѣлся въ комфортабельнѣйшемъ вагонѣ Sleaping Care, унесшемъ меня подалѣе отъ этой строго молчаливой читальни.

На другой день утромъ я былъ въ Парижѣ. Шумъ, крики газетчиковъ, невообразимый гулъ толпы, пестрѣющіе наряды и какая-то особенная струя веселой жизни,-- все это сразу васъ ошеломляетъ, въ особенности послѣ тихаго, строгаго Берлина.

Остановился я въ Grand-Hôtel. Не смотря на страшную дороговизну, для всякаго пріѣзжаго это истинный центръ Парижа, откуда уже можно оріентироваться, смотря по надобности и цѣлямъ, которыя вы преслѣдуете. Маленькій номеръ въ 8 франковъ (съ роскошной кроватью,-- вездѣ кровати здѣсь представляютъ собою нѣчто въ родѣ гиганскаго зданія подъ балдахиномъ) на 4-мъ этажѣ. Впрочемъ, высота этажа ровно ничего не значитъ: accenseur совершаетъ ежеминутные рейсы сверху внизъ и обратно по всѣмъ этажамъ. Роскошь и великолѣпіе этого первокласснаго европейскаго отеля слишкомъ хорошо извѣстны. Умывшись и оправившись, сошелъ я внизъ,-- въ читальню. Въ этой изящной гостиной (какъ и во всѣхъ ресторанахъ) всѣ въ шляпахъ, въ пальто,-- сидятъ, читаютъ, пишутъ письма, спятъ въ ожиданіи завтрака. Несомнѣнно, большинство посѣтителей и вообще гостей этого отеля,-- англичане. Цѣлыя семейства англичанъ съ хорошенькими и уродливыми лэди. Хотите узнать настроеніе Парижа и какія въ немъ партіи,-- это вы поймете сразу, узнаете, чего и гдѣ надо держаться,-- въ той-же читальнѣ. Подойдите вотъ къ этому гиганту-лакею, самаго солиднаго характера мужчинѣ, съ дипломатическими баками, во фракѣ, черныхъ шелковыхъ чулкахъ и съ совершенно такою цѣпью, какая присвоена членамъ нашего муниципалитета. Онъ наблюдаетъ за порядковъ въ читальнѣ и охраняетъ входъ въ громадную залу знаменитыхъ table d'hôte. Спросите его: отчего нѣтъ газетъ "Intransigeant", напр., или "Gil-Blas",-- такъ онъ васъ окинетъ такимъ гордымъ взглядомъ, что, пожалуй, очень робкаго и оконфузитъ.

-- Такихъ журналовъ мы не признаемъ,-- скажетъ онъ. Вотъ берите "Gaulois", "Figaro", "le Temps" и др. Нашъ отель -- аристократическій, людей солидныхъ.

Вотъ этотъ классическій лакей Grand-Hôtel'я и его классическіе господа (quel maître, tel valet) не перестаютъ скорбѣть объ имперіи, носятъ по ней трауръ,-- не вѣрятъ въ прочность нынѣшней республики, считаютъ переживаемое время паденіемъ, униженіемъ франціи, паденіемъ элегантнаго, великосвѣтскаго Парижа; всѣхъ министровъ считаютъ выскочками (parvenus), самого Греви -- жалкимъ буржуа и, нисколько не стѣсняясь, высказываютъ это гласно, открыто выражая свое недовольство; также точно, какъ всѣ антиреспубликанскіе органы печати издѣваются надъ нынѣшнимъ правленіемъ, и безпощадно осмѣиваютъ papa Grйvy. "Емубы, дескать, огороды садить, а не быть главой государства". Всѣ остальные обыватели, не касаясь рабочихъ и ихъ требованій,-- живутъ себѣ преспокойно и благоденствуютъ, пользуясь плодами своихъ трудовъ. Довольство средняго класса въ Парижѣ въ настоящее время право завидное. Болѣе спокойнаго существованія, какимъ пользуется этотъ классъ населенія,-- нельзя и желать. Я передаю не поверхностное наблюденіе нѣсколькихъ дней,-- а то, что я вынесъ изъ довольно подробнаго изслѣдованія этого вопроса. Недовольными, скучными, вялыми въ Парижѣ представляются только надутые, чванные и спѣсивые фрачники, которыхъ молчаливыя группы собираются въ большихъ отеляхъ, какъ-будто для того только, чтобы оплакивать свое безсиліе, возмущаться тѣмъ, что они оказались выброшенными за бортъ и ни къ чему не пригодными, когда пришлось прокладывать себѣ карьеру и добиваться значенія и популярности не фамильнымъ гербомъ, а собственной головой и талантами (хотя-бы даже талантами крикуновъ,-- но все-же талантами). Таково несомнѣнное двойственное настроеніе Парижа. Впрочемъ, что намъ, заѣзжимъ иностранцамъ, до внутренней политики франціи и Парижа? Пускай себѣ аристократическій хроникеръ фигаро М-г Albert Wolff пишетъ громадныя статьи, въ которыхъ самымъ серьезнымъ образомъ усматриваетъ гибель франціи и Парижа въ томъ, что нѣтъ придворныхъ баловъ, что Греви не дѣлаетъ пріемовъ и что нѣтъ блестящей гвардіи. Для насъ, одно слово Парижъ -- долго еще будетъ представляться обаятельнымъ, волшебнымъ выраженіемъ умственнаго центра вселенной, и нынѣшній Парижъ, несомнѣнно, великъ, волшебенъ, очарователенъ!

Нечего говорить, что уличная жизнь Парижа для иностранца на каждомъ шагу представляетъ массу новыхъ впечатлѣній, поражаетъ васъ, заставляетъ останавливаться въ изумленіи передъ милліонными богатствами, разбросанными въ витринахъ великолѣпныхъ магазиновъ. Здѣсь нѣтъ предѣла человѣческой изобрѣтательности,-- отсюда распространяется мода во всѣ концы міра; въ изяществѣ, тонкости отдѣлки и вкуса,-- вездѣ видны образцы послѣдняго слова искусства. Однѣ бездѣлушки, такъ наз., articles de Paris -- настолько варьируются плодотворной фантазіей парижскаго мастера, что за всѣми новостями, появляющимися по нѣсколько разъ въ день, нѣтъ никакой возможности услѣдить. Всѣ эти вещи, сравнительно, стоятъ очень не дорого. Пройдитесь по безконечнымъ галлереямъ магазиновъ улицы Rivoli и вы не оторветесь отъ милліона заманчивыхъ витринъ. Вотъ ожерелье изъ нитей громадной величины брильянтовъ и крупнаго чернаго жемчуга ослѣпительной красоты,-- это, конечно, цѣлое Состояніе!

Вотъ цѣлая дамская фигура, одѣтая съ головы до ногъ въ такой роскошный и красивый нарядъ, что передъ нею готовы преклониться ;ены банкировъ и первыя аристократки свѣта,-- а тамъ исполинскіе севры, этрусскія вазы и пр. и пр. Игрушечная лавка также заставитъ васъ простоять нѣсколько минутъ въ нѣмомъ восхищеніи. Вотъ цѣлый балъ куколъ, такихъ красавицъ, такихъ. милыхъ и граціозныхъ, такъ, пышно разодѣтыхъ, такъ кокетливо, ласково на васъ, смотрящихъ, что ими. можно увлечься чуть-ли не серьезнѣе, нежели живыми куклами, воспитываемыми въ нашихъ салонахъ. N

Грандіозные магазины "Лувра" и "Au printemps", гдѣ можно найти произведенія всего свѣта, для своего описанія требуютъ особаго сочиненія, что, впрочемъ, блистательно выполнилъ Золя въ своемъ извѣстномъ романѣ "Au bonheur des dames". Движеніе на улицахъ, по роскошнымъ панелямъ, возлѣ тротуаровъ, около залитыхъ Огнями ресторановъ, громадное,-- это цѣлыя волны милліонной толпы. Въ особенности сильно колышется это людское море съ 8 час. вечера и до 12 ночи. Вели посмотрѣть на поверхность улицы, то вамъ покажется, что можно совершенно свободно пройтись по крышамъ движущихся каретъ. Другого экипажа въ зимній сезонъ, кромѣ каретъ, Парижъ не знаетъ. Что поразительно, такъ это -- возможность все-таки пройти въ этой толпѣ такъ, что никто васъ не толкнетъ, а если какъ-нибудь задѣнетъ, то самымъ вѣжливымъ образомъ извинится. Не менѣе поразителенъ фактъ видимаго отсутствія полиціи на улицахъ и полнѣйшее спокойствіе. Меня увѣряли парижане, что никогда еще въ Парижѣ не было такъ тихо и спокойно, какъ нынче. Въ такой толпѣ, само собою, ничего не можетъ сдѣлать скромный полицейскій комиссаръ,-- развѣ-бы поставить ихъ десятки тысячъ на однихъ бульварахъ. Народъ, очевидно, на столько привыкъ жить совмѣстной, общественной жизнью, на столько понимаетъ необходимость взаимнаго уваженія правъ личности, что ему. не надо ихъ внушать. Намъ говорили о безцеремонности публики въ театрахъ по отношенію къ артистамъ въ Парижѣ, Какая это ложь! Я перебывалъ въ большинствѣ театровъ самой разнообразной категоріи и вездѣ порядокъ и приличіе образцовые, можно сказать -- салонные, при чемъ опять-таки полиція какъ будто отсутствуетъ. Достаточно, впрочемъ, побывать хотя въ одномъ общественномъ собраніи въ Парижѣ (я не говорю о сходкахъ, митингахъ и т. п.), чтобы понять, что никакой скандалъ единичнаго лица, или даже группы лицъ, тамъ не мыслимъ. Покажись какой-нибудь пьяница или нахалъ -- онъ моментально стушуется, онъ долженъ исчезнуть,-- до того толпа, въ массѣ, любитъ спокойное, разумное пользованіе наслажденіями.

Парижъ, очевидно, городъ "цивильный", а не военный, и общій типъ парижанина -- это monsieur въ черномъ habit, или просто сюртукъ и съ традиціоннымъ цилиндромъ -- круглой шляпой. Если въ полной театральной залѣ вы увидите болѣе двухъ военныхъ, это уже рѣдкость. На улицахъ военныхъ и солдатъ тоже почти не видно. Ну, а дамы! По изяществу туалетовъ, въ особенности по фасону шляпокъ (въ сравненіи съ которыми наши самыя модныя кажутся уже допотопными) -- конечно, нѣтъ женщины въ мірѣ, которая могла-бы сравниться съ парижанкой. Но за то какія между ними есть нахальныя и безцеремонныя! Попадаются дамочки безукоризненно одѣтыя, со всѣми признаками комильфотности, и тѣ, безъ всякой церемоніи, на улицѣ, тащутъ васъ за рукавъ въ ресторанъ, требуя consomation, или хотя одинъ bock пива. Это послѣднее угощеніе самое модное. Пивомъ просто всѣ опиваются и пьютъ его медленно, какъ-бы дорогое вино, тянутъ по цѣлымъ часамъ какой-нибудь одинъ стаканъ (bock).

Теперь вообразите, что вся эта толпа, въ срединѣ зимы, разгуливаетъ, въ большинствѣ случаевъ, безъ всякихъ пальто или въ самыхъ легенькихъ накидкахъ, при чемъ угощаются, пьютъ коньякъ и пиво ночью на улицахъ, высиживая по нѣсколько часовъ. Правда, здѣсь еще не было меньше 5° тепла, но бываетъ довольно сыро и къ вечеру чувствуется холодъ, но парижанинъ, повидимому, совсѣмъ не понимаетъ возможности простудиться, и сплошь, и рядомъ и теперь вы встрѣтите на улицахъ, ночью, при выходѣ изъ театра джентельменовъ въ однихъ фракахъ и съ открытою грудью. Для такихъ господъ уже совершенно зимнимъ костюмомъ, предназначеннымъ для стужи и мятелей, считается приподнятый воротникъ фрака и носовой платокъ сверхъ шляпы,-- это уже совсѣмъ значитъ закутался.

Зрѣлища Парижа безконечны по своему разнообразію, блистательны, волшебны. Но все это очень кусается, такъ какъ дешевыхъ мѣстъ почти не существуетъ и надо платить отъ 9 до 14 франковъ за мѣсто каждый вечеръ, а это крайне непріятно, въ особенности для того, кто съ 17 лѣтъ (въ качествѣ присяжнаго рецензента) не знаетъ, что значитъ платить за мѣсто въ театрѣ. А соблазнъ такъ великъ! О каждомъ изъ видѣнныхъ мною представленій можно написать интересную статью, но здѣсь я только перечисляю эти спектакли. Въ Theatre Franèais (Comédie Franèaise) я видѣлъ знаменитую "Денизу" А. Дюма, приводящую въ восторгъ чувствительныхъ парижанокъ, вызывающую потоки слезъ. Въ переводѣ у насъ эта пьеса имѣла-бы такой-же успѣхъ, какъ "Дама съ камеліями". Какъ безподобенъ Коклэнъ въ роли резонера! Намъ никогда его въ этомъ амплуа не приходилось видѣть. Какой ансамбль дивный, сколько жизни на сценѣ, восторгъ! Въ St. Martin -- идетъ безсмѣнно "Theodora" съ Сарой Бернаръ. Сюжетъ этой кровавой трагедіи временъ Юстиніана богатъ эффектными мѣстами. Обстановка -- царская роскошь,-- напр., выходъ императора и императрицы въ циркъ со всѣмъ штатомъ царедворцевъ, съ пѣніемъ гимна. Передъ императоромъ все время кадятъ на сценѣ, какъ передъ архіереемъ. Все до мелочей исторически вѣрно. Въ оперѣ слишкомъ дороги мѣста и знаменитости теперь нѣтъ. Пріѣдетъ на-дняхъ на нѣсколько спектаклей Патти. Въ Opéra-comique (конечно, совсѣмъ не то, что оперетка, а серьезнѣйшая великолѣпная опера) идетъ Кармэнъ и "L'étoile du Nord" (Сѣверная звѣзда). Въ первой -- Кармэнъ исполняетъ знаменитая Galli Marié, создавшая эту роль, и можете себѣ представить, какъ она ее исполняетъ!.. Послѣдняя опера "Сѣверная звѣзда" Мейербера, для насъ слиткомъ интересная по сюжету и невозможная, конечно, на нашей сценѣ. Дѣйствующія лица: Петръ Великій, Екатерина, Шереметьевъ и пр. Въ этомъ серьезномъ музыкальномъ произведеніи есть дивныя мѣста, аріи и хоры. Партія Петра Великаго въ особенности благодарна. Поютъ въ этой opйra comique все замѣчательные пѣвцы французы, но съ такими голосами, что итальянцамъ и не снилось. Оркестръ громадный, около 200 человѣкъ. Театръ старинный, получаетъ 240,000 субсидіи отъ правительства. Въ громадномъ и богатѣйшемъ по обстановкѣ новомъ театрѣ "Эденъ", существующемъ съ 1882 года, устройство котораго обошлось въ 12 милліоновъ франковъ, дается волшебный балетъ "Мессалина", въ которомъ, между прочимъ, изображена на сценѣ вся внутренность громаднаго римскаго цирка, гдѣ происходилъ бой гладіаторовъ, сады Лукулла и т. п. Все это просто невиданная роскошь и величіе!

Въ "Nouveautés",-- настоящая французская оперетка, не имѣющая ничего общаго съ нашей. Я видѣлъ тамъ остроумнѣйшую вещицу "Le petit chaperon rouge", въ которой участвуютъ знаменитые Угальдъ. Даркуръ, Врассеръ, Бертелье и др.

Что происходитъ въ разныхъ танцклассахъ -- Closerie de lilas и т. п. Это такія картинки нравовъ, что, не изучивши хорошо Парижа, онѣ не поддаются описанію.

Всего видѣннаго мною, въ такой сравнительно короткій періодъ, нельзя передать въ рамкахъ фельетона. Я ограничился только передачею чисто внѣшнихъ впечатлѣній,-- но теперь, когда я вошелъ, такъ сказать, въ колею парижской жизни, пріискавъ, наконецъ, себѣ болѣе удобное помѣщеніе, я постараюсь подѣлиться съ моими читателями въ послѣдовательныхъ замѣткахъ моего дневника всѣми событіями дня и будничной жизни заѣзжаго въ этомъ современномъ Вавилонѣ. Жизнь въ такомъ городѣ всегда представляетъ интересъ для каждаго, ибо на всемъ свѣтѣ одинъ только Парижъ!

Парижъ 27 (5) ноября 1885 г.

II
Изъ дневника заѣзжаго.

Не легкая вещь, конечно, пріискать въ Парижѣ квартиру для человѣка съ умѣренными потребностями. Роскошныхъ помѣщеній, салоновъ, или маленькихъ будуаровъ для кокотокъ -- гибель. Затѣмъ, всякія chambres pour garèon -- это просто темныя каморки, безъ воздуха, грязныя и чуть не подъ самымъ небомъ. Таковы два крайнихъ типа меблированныхъ квартиръ,-- но нѣсколько чистыхъ комнатъ, просторныхъ и съ простою мебелью, найти не возможно. Квартирный вопросъ, занимавшій меня нѣсколько дней, способствовалъ съ тѣмъ вмѣстѣ изученію Парижа, который я таки порядочно изъѣздилъ, совершая путешествія съ планомъ города въ рукахъ. Наконецъ, я остановилъ свой выборъ на скромной квартиркѣ въ 200 фр. въ мѣсяцъ, въ улицѣ С. Оноре, въ двухъ шагахъ отъ бульваровъ. Это положительно одинъ изъ лучшихъ quartier города.

Можете-ли вы себѣ представить типъ подобной парижской квартирки? Это, право, стоитъ описанія. Ходъ съ улицы и всѣ окна моего помѣщенія также выходятъ на улицу. Помѣщаюсь я на 3-мъ этажѣ. На площадкѣ нѣсколько дверей въ сосѣднія квартиры. Квартира моя состоитъ изъ крошечнаго прохода,-- это передняя; направо, за перегородкой, миніатюрная кухня (совершенно мнѣ не нужная) со всѣмъ арсеналомъ кухонной посуды. За это лишней платы не берется, кухня уже заведена при квартирѣ и ее надо брать.

Узенькій проходъ ведетъ въ первую комнату, или клѣточку въ 5 квадр. аршинъ,-- которая должна изображать столовую. Въ этой крошечной комнатѣ съ большимъ окномъ во всю стѣну, отъ пола до потолка,-- находится все необходимбе: маленькій буфетъ со всей посудой (это также сдается съ квартирой, надо вамъ, или нѣтъ,-- берите). Слѣдующая комната -- самая большая: 7 шаговъ въ длину и 3 ¹/₂ въ ширину -- изображаетъ гостиную (а для меня кабинетъ). Въ ней опять одно громадное окно во всю стѣну, каминъ, два большихъ зеркала, диванъ, кресла,-- все это приличная и старинная мебель, бронза, канделябры и тяжелыя драпри (довольно ветхія). Изъ этой комнаты двѣ двери ведутъ въ двѣ миніатюрныя спальныя съ двумя громадными кроватями подъ балдахиномъ и опять-таки съ окнами во всю стѣну. Въ такихъ четырехъ клѣтушкахъ жило цѣлое семейство. Но сколько надо умѣнія и сообразительности, чтобы изъ одной комнаты нагородить цѣлыхъ четыре съ кухней,-- да еще и съ темнымъ довольно большимъ чуланомъ для всякаго скарба. Что всего болѣе занимаетъ меня въ моей квартирѣ -- это безчисленное множество шкафиковъ съ полками, совершенно неожиданно открываемыхъ мною каждый день и все въ новыхъ мѣстахъ. Они вдѣланы въ стѣнахъ перегородокъ, или въ дверяхъ и нисколько не отнимаютъ мѣста. Квартира довольно свѣтлая, веселая.

Съ виду кажется, чего-бы лучше? Но вотъ переночевали вы первую ночь подъ этимъ балдахиномъ и встаете... дрожа отъ холода и отовсюду обдаваемые вѣтромъ. Это въ томъ Парижѣ, гдѣ и до сего дня много народу гуляетъ въ однихъ сюртукахъ и днемъ, и ночью. На улицахъ здѣсь совсѣмъ холоду не чувствуешь, но попробуйте привыкнуть къ подобнымъ квартиркамъ съ окнами во всю стѣну и съ какими-то картонными стѣнками. Двойныхъ оконъ, конечно, нигдѣ нѣтъ, потому что окна въ домахъ открываются и зимой. При ничтожномъ размѣрѣ комнатокъ и такомъ окнѣ во всю стѣну, свободно пропускающемъ къ вамъ всѣ ураганы,-- вы просто-на-просто живете на улицѣ и точно васъ куда-то на полку посадили. Грѣться можете у камина, но тогда у васъ будетъ жаръ возлѣ самого носа, а отъ окна въ спину холодъ. Что тутъ дѣлать? Сейчасъ на расправу m-me Берту.

Да, надо вамъ знать, что сія почтенная особа приставлена къ квартирамъ въ качествѣ прислуги, хозяйки и экономки. Она мнѣ убираетъ комнату, приноситъ кофе: черезъ нее ведутся всѣ расчеты съ хозяиномъ, съ угольщикомъ и пр. Однимъ словомъ, это въ нѣкоторомъ родѣ исправляющая должность Матрены,-- хотя, конечно, далеко не обладающая всѣми прелестями нашей незабвенной "хранительницы покоя и очага". Еще нужно вамъ сказать, читатель, что въ сіе помѣщеніе, находящееся въ вѣдѣніи m-me Берту, въѣхалъ я не одинъ. Да и отчего не жить тутъ вдвоемъ, когда есть двѣ спальни съ роскошными балдахинами и маленькая кухня?.. Но не смущайтесь, скромныя читательницы (въ особенности),-- не сожительницу обрѣлъ я, а только сожителя и то временнаго, въ лицѣ Ивана Ивановича Козявкина, моего соотечественника и нашего провинціала, который, увидавъ меня въ первый день своего пріѣзда въ Парижъ, обрадовался мнѣ какъ родному и тотчасъ-же, забравъ свой багажъ изъ отеля,-- переѣхалъ прямо на мою квартиру. Я не переношу одиночества и благодаренъ судьбѣ, пославшей мнѣ Ивана Ивановича, хотя на первые дни пребыванія въ Парижѣ. Онъ человѣкъ совсѣмъ простой, скромный, но наблюдательный и пріѣхалъ только посмотрѣть, да пожуировать. Ко мнѣ онъ, по видимому, расположенъ всѣмъ сердцемъ... Сожитель, а не сожительница!... По правдѣ сказать я предполагалъ иначе, покидая родину, но такъ сложились обстоятельства, такъ распорядилась судьба, и я не знаю еще пока: къ лучшему это, или къ худшему? Одинъ изъ моихъ остроумнѣйшихъ пріятелей, съ которымъ я встрѣтился въ Варшавѣ, положительно назвалъ меня идіотомъ, когда я сообщилъ ему о своемъ намѣреніи ѣхать въ Парижъ и работать тамъ по дѣлу вмѣстѣ съ дорогой и близкой моему сердцу особой. По его мнѣнію, ѣхать въ Парижъ съ женою, или хотя-бы съ любимѣйшей и умнѣйшей женщиной -- это все равно, что везти въ Тулу свой самоваръ.

-- Чего, чего, а ужъ женщинъ въ Парижѣ -- всѣхъ сортовъ и категорій, говорилъ пріятель, въ избыткѣ. Да какихъ женщинъ! И для ума, и для сердца, и экономокъ, и сотрудницъ и, однимъ словомъ, какихъ только вамъ нужно.

-- Знаете, продолжалъ онъ далѣе (что извѣстно, впрочемъ, всякому бывалому человѣку), когда ѣдете въ Парижъ, то отнюдь не берите съ собой шубы, ни даже теплаго пальто, калошъ и женщины. Все это совершенно излишній багажъ.

Не думаю, однако, чтобы онъ былъ уже совсѣмъ правъ. Я, по крайней мѣрѣ, до сей поры не знаю, кто можетъ замѣнить здѣсь любящую нашу Матрену Карповну. М-те Берту очень проворная и любезная старушонка,-- но гдѣ-же ей понять русскихъ людей, ихъ вкусы и потребности?

Наши заявленія о холодѣ ее просто удивляютъ. Она увѣряла насъ, что доживя до 50 лѣтъ, въ полномъ здоровьѣ и очень даже сохранившись, она никогда не знала, что такое топленная комната, никогда не видѣла у себя огня въ каминѣ, даже тогда, когда ночью въ ея комнатѣ вода замерзала. Холодъ, по ея мнѣнію, только здоровье даетъ.

Иванъ Ивановичъ пробовалъ было возражать, что у насъ-де, напротивъ, есть даже поговорка -- "паръ костей не ломитъ", но m-me Берту категорически заявила ему, что всѣ русскія поговорки глупы и ихъ слѣдуетъ забыть въ Парижѣ. Не питая, однако, надежды на скорое наше исправленіе, хитрая и изобрѣтательная старушонка посовѣтовала намъ обратиться къ г. Шуберскому, передвижные калориферы котораго знаетъ весь Парижъ и которые (калориферы) имѣютъ здѣсь громадный сбытъ. Изобрѣтеніе дѣйствительно прекрасное и оно доставило уже милліоны рублей его изобрѣтателю. Калориферъ Шуберскаго -- передвижная печка на колесахъ, перевозимая изъ одной комнаты въ другую, причемъ его трубка вставляется въ каминъ или во всякую дымовую печь. Онъ сберегаетъ массу угля, разности по всѣмъ комнатамъ равномѣрную и пріятную теплоту, но при неосторожномъ пользованіи имъ, можетъ, конечно, причинить и смерть, такъ-же, какъ угольная жаровня. Въ первый день мы несказанно обрадовались калориферу, за который платится по 10 фр. въ мѣсяцъ, а по истеченіи ІО мѣсяцевъ, при вы.платѣ 100 фр., онъ поступаетъ въ нашу собственность (и все это безъ всякихъ залоговъ, по одному довѣрію). Въ комнатахъ стало тепло -- настоящій рай. Но вотъ, на другой день мы не знали уже, куда его и спрятать, чтобы не умереть отъ головной боли... Очевидно, для такихъ клѣтушекъ, какъ наши комнатки, калориферъ Шуберскаго -- это просто орудіе самоубійства.

Итакъ, вотъ какимъ образомъ, милые мои читатели, устроился въ Парижѣ вашъ покорный слуга. Сообщенныя мною свѣдѣнія по квартирному вопросу, рисуя довольно важную сторону парижской жизни, быть можетъ, пригодятся кому-нибудь изъ васъ на практикѣ. Не вѣрьте толкамъ о дешевизнѣ жизни въ большомъ городѣ. Ни для кого изъ васъ, сколько-нибудь вкусившихъ наслажденій жизни, или знакомыхъ съ комфортомъ, прежде всего нѣтъ возможности на одну квартиру тратить меньше 150 фр. въ мѣсяцъ. Это крайняя цѣна. Такъ и знайте.

Какъ идетъ обычное теченіе нашей, пока совмѣстной жизни съ Иваномъ Ивановичемъ, что мы видѣли и наблюдали за этотъ десятокъ дней (со времени посылки моего перваго фельетона), я постараюсь передать здѣсь, дѣлая извлеченія изъ своего дневника.

Поднимаемся мы довольно рано и къ 9 часамъ m-me Берту уже приноситъ намъ кофе, слыша раздающіяся изъ разныхъ спаленъ привѣтствія: bonjour m-me Bertout! Êtes vous en bonne santé! "А я также и мерси боку" -- обыкновенно прибавляетъ Иванъ Ивановичъ., благодаря заранѣе, не выжидая отвѣта, такъ ему понравилась изысканная вѣжливость парижанъ и такъ онъ старается имъ подражать.

До чего, въ самомъ дѣлѣ, здѣсь вѣжливы, галантны и общительны поди и какъ важно вліяніе такого обращенія на расположеніе духа, какъ эти миритъ съ людьми, какъ облагораживаетъ всѣхъ.

Къ кому бы вы ни обратились въ толпѣ, на улицѣ, въ театрѣ, въ ресторанѣ за какимъ-нибудь свѣдѣніемь, самый., повидимому, занятой человѣкъ, съ большою готовностью и охотой вамъ все разскажетъ подробно, со всѣми разъясненіями, съ самыми вѣжливыми поклонами и съ полнымъ радушіемъ. Какъ эти люди привыкли жить общественною жизнію, не чуждаться другъ друга!

За утреннимъ кофе и убирая наши комнаты, m-me Берту сообщаетъ намъ, конечно, выдающіяся "новости Парижа", разумѣя подъ этимъ событія нашего квартала, замѣчанія нашего portier, свѣдѣнія съ базара и мѣстныя происшествія: что сказала о насъ сосѣдка нижняго этажа, какая-то хорошенькая актриса, которой мы еще не успѣли представиться, какъ у ней горничная разбила рукомойникъ и т. п.

Послѣ утренняго кофе, если мои занятія не требуютъ выхода изъ дома, я обыкновенно остаюсь и работаю дома до 3 или 4 часовъ, а Иванъ Ивановичъ отправляется бродить по Парижу, возвращаясь къ условленному часу, навьюченный разными покупками. Надо имѣть большую твердость характера, или выходить изъ дому съ нѣсколькими су, чтобы не соблазниться на какую-нибудь покупочку возлѣ любой витрины, такъ все это заманчиво, ново, интересно. Съ 3-хъ часовъ уже и я, во всякомъ случаѣ, покидаю domicilium и дальнѣйшія экскурсіи мы дѣлаемъ вмѣстѣ, вплоть до обѣда, который никогда не бываетъ раньше 7 часовъ.

Вопросъ о питаніи въ Парижѣ также весьма существенный. Большіе рестораны Биньонъ, Maison d'orée, Café anglais, Durand, Riche и т. п. доступны лишь для тѣхъ, кто можетъ свободно бросать деньги за окно. Благодаря довольно широкой натурѣ Ивана Ивановича и стремленію испытать все,-- намъ, конечно, пришлось побывать въ каждомъ изъ этихъ вертеповъ и быть ободранными на родной манеръ, т. е., также точно, какъ и въ нашихъ классическихъ харчевняхъ. За завтраки и обѣды, безъ особыхъ возліяній, приходилось отъ 60 до 80 франковъ, никогда не меньше. Что удивительно, это то, что въ этихъ ресторанахъ даже чисто мѣстные продукты,-- столовое красное вино, всякія креветы и т. под. дрянь стоятъ сравнительно очень дорого. Затѣмъ есть масса прекрасныхъ ресторановъ,-- diners Franèais, diners de Paris и др., гдѣ можно имѣть отличный обѣдъ въ 5 блюдъ со всякими тонкостями за 4 и 5 франковъ съ превосходнымъ столовымъ виномъ. Такого обѣда, хотя съ миніатюрными порціями, всего никакъ нельзя съѣсть. Во всѣхъ такихъ ресторанахъ также роскошная обстановка и множество самыхъ порядочныхъ посѣтителей и посѣтительницъ. Наконецъ, самымъ излюбленнымъ нами пріютомъ стало знаменитое учрежденіе Дюваля,-- établissement du bouillon. Такихъ Дювалей (громадныхъ, дешевыхъ ресторановъ, устроенныхъ знаменитымъ рѣзникомъ-Дювалемъ) въ Парижѣ насчитывается до 30. Здѣсь на все самыя минимальныя цѣны, средняя плата 50 сантимовъ (20 коп.) за порцію чего угодно. Провизія безусловно свѣжая и даже всѣ тонкости французской кухни. Прислуживаютъ исключительно женщины, весьма симпатичнаго типа и строгой нравственности, всѣ чисто одѣты, но институтски, и въ бѣлыхъ чепчикахъ Angot. Ресторанъ обыкновенно въ 2 этажа, прекрасно убранный и съ массой столиковъ. Народу, во время обѣда, и чистой публики, видимо не-видимо и вездѣ поспѣваютъ услужливыя и расторопныя продавщицы. Въ quartier latin обѣдаютъ почти исключительно студенты и артисты, въ особенности интересно побывать въ такомъ заведеніи. Вообще ресторанная жизнь нигдѣ въ мірѣ такъ неразвита^ какъ въ Парижѣ. Есть рестораны, какъ, напр., Américain,-- тоже первоклассный, гдѣ послѣ 12 часовъ ночи, чуть ли не всѣ столики (на верху) занимаются кокотками, разодѣтыми и раскрашенными. Ихъ стекается сюда такая масса, да и въ другихъ ресторанахъ и по улицамъ съ вечера этой птицы налетаютъ повсюду такія громадныя стада, что поневолѣ подумаешь, ужъ не есть-ли Парижъ исключительно городъ кокотокъ.

Всѣ политическія новости и событія дня вы узнаете въ Парижѣ сейчасъ^:же на улицѣ, ихъ выкрикиваютъ тысячи разносчиковъ газетъ съ мокрыми листами, только что вышедшими изъ-подъ станка. Все, что говорятъ въ палатѣ Флоке, Клемансо, Касаньякъ,-- все это вкратцѣ выкричитъ вамъ тотъ-же газетчикъ. Тамъ-же, на бульварѣ, узнали мы всѣ подробности сербско-болгарской войны, раненіе князя болгарскаго, его подчинніе султану и все проч. Потомъ закупается весь этотъ печатный матеріалъ и вамъ хватитъ чтенія на всю ночь.

Въ послѣдніе дни парламентскіе вопросы уже не такъ занимаютъ парижанъ. Время выбора президента еще не назначено. Есть много основаній полагать, что Греви будетъ вновь избранъ съ учрежденіемъ вице-президентства. Гораздо больше интересуютъ парижанъ "мѣстныя происшествія". Взрывъ Алембика (аппарата для гонки спирта) на заводѣ г. Эдмонда Жоана, на набережной "la Tournelle, la catastrophe du quai la Tournelle" наполняло столбцы всѣхъ газетъ почти цѣлую недѣлю. Взрывъ, дѣйствительно, былъ страшный, съ разбитіемъ дверей, стеколъ, съ огромными поврежденіями и съ пораненіями около 40 человѣкъ рабочихъ. Третьяго дня, съ Іюльской колонны, съ самаго верху, свалилась внизъ неизвѣстная дама* іг, конечно, разбилась въ дребезги. Тѣло ея выставлено въ моргѣ. Причина самоубійства неизвѣстна. Въ четвергъ предстоитъ годовое собраніе и годовой отчетъ французской академіи. Далѣе, съ декабря готовится рядъ публичныхъ празднествъ и баловъ, которыхъ парижане ожидаютъ съ восторгомъ и нетерпѣніемъ.

По части политики, впрочемъ, довольно жгучимъ вопросомъ является вопросъ объ амнистіи, который долженъ разрѣшиться также въ декабрѣ. Всѣ республиканскіе органы не сомнѣваются въ помилованіи Луизы Мишель и Крапоткина. На помилованіи послѣдняго въ особенности настаиваетъ Рошфоръ, который по этому поводу написалъ въ своемъ Intransigeant рѣзкую, бранную статью противъ всѣхъ, кто такъ или иначе сочувствовалъ, или содѣйствовалъ осужденію Крапоткина. Его помилованіе онъ признаетъ безусловно необходимымъ.

Въ литературѣ послѣднею новостью, имѣющею громадный успѣхъ, слѣдуетъ признать сочиненіе Ренана "Le prêtre de Némi". Книжка разошлась нѣсколькими изданіями въ какихъ-нибудь три дня. О ней говорятъ во всѣхъ газетахъ. "Prêtre de Némi" -- это рядъ драматическихъ діалоговъ, а не то что настоящая драма для сцены. Въ ней Ренанъ высказываетъ тѣ-же мысли на счетъ церкви и религіи,-- но еще съ большею откровенностью и не въ такой абстрактно-философской формѣ, какъ въ другихъ его сочиненіяхъ.

По части удовольствій и зрѣлищъ Парижа, которыми я всегда, для удовольствія читателя, заканчиваю свои описанія, этими днями мы видѣли очень много новаго и интереснаго. Между прочимъ, я считаю особенно интереснымъ посѣщеніе музея восковыхъ фигуръ знаменитаго Grévin, о которомъ, насколько мнѣ извѣстно, ни одинъ изъ парижскихъ корреспондентовъ еще не далъ подробнаго описанія. Между тѣмъ этотъ музей -- послѣднее слово искусства въ смыслѣ художественно-реальнаго изображенія сценъ изъ дѣйствительной жизни. Видя группы бесѣдующихъ между собою парижскихъ знаменитостей: Зола, Доде, Гуно, или засѣданіе палаты депутатовъ, страшныя сцены смерти адмирала Курбе и т. п., вы находитесь въ состояніи до такой степени подчиненномъ иллюзіи, что, право, уже не различаете, гдѣ живые люди, а гдѣ фигуры, и просто теряетесь.

Въ театрѣ Gaité мы видѣли сказочную феерію "Le petit poucet" (мальчикъ съ пальчикъ), въ которой показываются изумительныя чудеса по части волшебныхъ превращеній на сценѣ, картинъ и роскошной обстановки. Между прочимъ, на сценѣ въ теченіе цѣлаго акта (въ царствѣ лилипутовъ) вы видите труппу по крайней мѣрѣ изъ двухъ сотъ человѣкъ дѣтей отъ 6--9-ти-лѣтняго возраста (даже совсѣмъ младенцевъ) и вообразите, что всѣ эти дѣти положительно "играютъ". Игра, выраженіе, грація, кокетство видны въ каждомъ жестѣ, въ каждомъ кивкѣ головою.

Въ большую моду опять входятъ въ Парижѣ всякаго рода concerts, bals de nuits и заведенія въ родѣ блаженной памяти Bal mabile. Всѣ газеты говорятъ о "concerts Métra" и о возрожденіи въ ономъ классическаго національнаго канкана. Этотъ знаменитый дирижеръ прославилъ себя композиціей всевозможныхъ кадрилей. Въ громадной задѣ гуляютъ тысячи народа, публика всѣхъ возможныхъ вкусовъ, и посрединѣ, окруженныя громадной толпой, танцуютъ всего двѣ пары кадриля. Танцоры -- преимущественно приказчики магазиновъ, а дамы нѣчто невозможное. Это грязныя, бѣдно одѣтыя дѣвочки изъ категоріи прачекъ, или filles de Compagne, но что онѣ продѣлываютъ, какой это безумный, инфернальный канканъ, какое задираніе ногъ, переворачиваніе всего существа человѣческаго, это не поддается даже описанію! Эти невзрачныя грязныя дѣвочки извѣстны всему Парижу. Мы видѣли ихъ всѣхъ, и прославленную Goulve и Nana Santerelle и la Queue-Rousse, о которыхъ даже Gaulois пишетъ цѣлыя статьи. Несомнѣнно, это замѣчательные въ своемъ родѣ субъекты. Отплясавъ свой безумный канканъ, среди рукоплесканій тысячной толпы, та-же знаменитая Goulve подходитъ къ вамъ и проситъ угостить ее кружкой пива. Мы по-неволѣ заинтересовались этой дѣвочкой. У ней замѣчательно симпатичное личико, съ красивыми чертами лица, съ русыми волосами и черными глазами. Она очень молода; на видъ ей не болѣе 19 лѣтъ и, однако, ее знаетъ весь Парижъ. Имя ея встрѣчается во всѣхъ современныхъ романахъ. Она совсѣмъ не красится и лицо ея вполнѣ свѣжее, молодое. Одѣта очень бѣдно и просто, въ черное платье. Руки грязны до невозможности, но вся ея прелесть -- дивное сложеніе ногъ рѣдкой красоты. Эта ея сила и слава. Поэтому она щеголяетъ обувью и вся остальная принадлежность ножнаго гардероба безукоризненна.

Но я боюсь упрековъ въ нескромности, хотя все-же не считаю возможнымъ обойти молчаніемъ этой стороны парижской жизни, разъ ею интересуются даже серьезные органы печати.

Посѣщеніе палаты депутатовъ, академій, редакцій газетъ, а также нѣкоторыя свѣдѣнія о пребывающихъ здѣсь нашихъ компатріотахъ я постараюсь постепенно передать моимъ читателямъ въ послѣдующихъ выпискахъ изъ моего дневника. Несомнѣнно, что чисто внѣшнія впечатлѣнія парижской жизни настолько сильны, что на первыхъ порахъ они всецѣло поглощаютъ вниманіе пріѣзжаго.

Парижъ, 23 (11) ноября 1885 г.

III
(Изъ дневника заѣзжаго).

(Русская церковь въ Парижѣ. Русскіе въ Парижѣ и поляки. Чрезвычайный посолъ баронъ де-Жоренгеймъ. Внѣшняя политика, Смерть Альфонса. Тонкинская комиссія. Дополнительные выборы. Французская академія. Выходъ Кассаньяка изъ "Pays". Телефонъ. Новая опера "Сидъ", Театры. Клакеры. Музей Grévin. Г-жа Патти).

Вообразите, что Парижъ пріучаетъ къ аккуратной жизни. Каждое воскресенье мы обязательно посѣщаемъ русскую церковь. Нашъ храмъ въ Парижѣ, весьма скромный по отдѣлкѣ, въ греческомъ стилѣ, признается французами однимъ изъ замѣчательнѣйшихъ, правильнѣе, "любопытнѣйшихъ" зданій въ Парижѣ. (Cette église, est un des monuments les plus curieux de Paris. Guide de l'étranger dans Paris). Обѣдня по праздничнымъ днямъ начинается въ 11 часовъ и служится но "аристократически" -- довольно быстро,-- меньше часу. Посѣтителей храма немного: члены посольства, консульства и болѣе зажиточные обитатели Парижа, всего человѣкъ около 100. Въ кружку бросаютъ щедрое подаяніе,-- очень много золотыхъ монетъ, и собирающій ихъ русскій церковный служитель въ подрясникѣ говоритъ merci и pardon.

Число русскихъ, пребывающихъ въ Парижѣ, даже приблизительно, доселѣ никому неизвѣстно и для опредѣленія этой цифры не предпринималось никакихъ мѣръ, въ полномъ убѣжденіи въ ихъ безполезности. Прежде обязательно было предъявленіе паспорта въ консульствѣ,-- теперь этого не требуется. Между тѣмъ, я увѣренъ, что добыть хотя приблизительную цифру русскаго населенія, пребывающаго болѣе или менѣе постоянно въ Парижѣ, весьма возможно при обязательности для каждаго домовладѣльца или хозяина квартиры доставленія свѣдѣній въ префектуру о всякомъ постояльцѣ, съ указаніемъ его національности. Свѣдѣнія эти требуются отъ каждаго пріѣзжаго самымъ настоятельнымъ образомъ. Конечно, при записываніи отъ васъ не требуется никакихъ документовъ и вы можете назвать себя подданнымъ какого угодно государства, но не слѣдуетъ думать, чтобы такихъ ложныхъ свѣдѣній непремѣнно было-бы большинство. Говорятъ, что наши соотечественники очень не сообщительны за границей, и я готовъ вѣрить, что большинство русскихъ въ Парижѣ, неизвѣстно уже въ силу какихъ племенныхъ особенностей,-- какъ-то упорно отрекаются отъ своей національности, ломаютъ изъ себя настоящихъ парижанъ, немилосердно коверкая родной языкъ, и очень любятъ непризнаваться русскими передъ своими компатріотами. Между тѣмъ передъ разными поставщиками, парикмахерами и лавочниками наши полтавскіе, переяславскіе и тетишскіе аристократы, въ родѣ всякихъ Перебійносовъ, Ерофѣевыхъ и Абалдуевыхъ, весьма охотно разоблачаютъ свое происхожденіе, награждая себя, конечно, княжескими и графскими титулами. Мнѣ показывали карточку какого-то неизвѣстнаго въ Россіи "Prince George, Spiridon de Kultiapkine".

Русскаго разговора вы почти никогда не услышите въ Парижѣ, даже въ компаніи исключительно русской, такъ точно, какъ въ русскомъ ресторанѣ (кстати сказать, очень недурномъ) никогда не увидите русскаго. А посмотрите, какъ дружно бесѣдуютъ между собою народномъ языкѣ нѣмцы, англичане, итальянцы; какъ переполняютъ они кафе и рестораны, которые, хотя-бы только по названію, кажутся имъ родственными. Отчего это мы, въ самомъ дѣлѣ, такъ гнушаезіся, стыдимся всего своего за границей, а дома бранимъ "гнилой западъ"?

Гораздо симпатичнѣе въ этомъ отношеніи поляки. Я не говорю уже объ отношеніяхъ ихъ между собою, но и къ русскимъ, особенно изъ земляковъ, они всегда относятся, какъ настоящіе соотечественники. Я привожу этотъ фактъ не только потому, что мнѣ лично пришлось уже воспользоваться чисто родственнымъ радушіемъ и любезностью кое-кого изъ нашихъ поляковъ Кіевлянъ, встрѣтившихся въ Парижѣ, но тоже самое мнѣ подтвердили и многіе другіе изъ нашихъ компатріотовъ.

Считаю, однако, нелишнимъ заявить, что зато высшій представитель нашей страны -- чрезвычайный посолъ, высокоуважаемый баронъ Артуръ Павловичъ Моренгеймъ, удостоилъ меня самаго любезнаго пріема и вниманія, при чемъ выразилъ свою всегдашнюю готовность выслушивать каждаго изъ обращающихся къ нему съ серьезнымъ дѣломъ русскаго подданнаго и помочь, въ случаѣ надобности, совѣтомъ и личнымъ участіемъ.

За послѣднюю недѣлю Парижъ изъ обще-политическихъ событій интересовался, конечно, сербско-болгарской войной и смертью короля Альфонса. Извѣстіе о послѣднемъ событіи, говорятъ, доставлено сюда, какъ и въ другіе города Европы, днемъ позже, для предотвращенія особенныхъ волненій на биржѣ. Оба событія переполняютъ, конечно, столбцы всѣхъ парижскихъ газетъ. Несомнѣнное сочувствіе всѣхъ органовъ, безъ различія направленій,-- на сторонѣ болгаръ. Что-же касается личности умершаго короля Испаніи, то аристократическіе органы и монархисты относятся къ его памяти съ самой трогательной симпатіей, восхваляя его и какъ человѣка, и какъ главу государства, а Рошфоръ, который, конечно, не придерживается принципа "de mortuis aut bene aut nihil" -- nihil bene о немъ и говоритъ, выставляя его ничтожнымъ, безхарактернымъ, физически и нравственно разслабленнымъ человѣкомъ, тормозившимъ свободное развитіе своей страны.

Рѣчь Бисмарка въ рейхстагѣ отъ 28-го ноября противъ іезуитовъ также занимала вниманіе парижанъ и вызвала комментаріи во многихъ органахъ печати.

По внутренней политикѣ только и слышишь, только и читаешь въ газетахъ о тонкинской комиссіи, которая, повидимому, имѣетъ главной цѣлью -- устроить военное и гражданское управленіе колоніи съ наименьшими затратами. Дополнительные выборы и повѣрки выборовъ по департаментамъ все еще продолжаются.

Для заѣзжаго чужестранца, какъ я, большимъ курьезомъ представляются расклеиваемыя по городу объявленія въ родѣ того, какое я прочелъ сегодня: "Граждане! подавайте непремѣнно голоса за г. Огюста Пула. Вотировать за это кандидата, истиннаго республиканца-реформатора -- это значитъ подавать голосъ за правду, законность, за благо республики и т. д." Тутъ-же, рядомъ, на особомъ объявленіи -- длиннѣйшая рѣчь этого самого г. Пулэ, начинающаяся такъ: "Граждане! вы, конечно, меня не знаете. JО такой-то... зовусь такъ-то... и т. д." Такихъ объявленій разныхъ цвѣтовъ расклеено особенно много на прекрасномъ зданіи Большой оперы, на самыхъ видныхъ мѣстахъ.

Мнѣ удалось быть на годичномъ засѣданіи французской академіи 26-го ноября (доступъ свободенъ, въ особенности для журналистовъ). Масса публики. Отчетъ читался г. Дусе, почтеннымъ несмѣняемымъ секретаремъ академіи. Главныя награды на этотъ разъ получили молодые поэты и художники, между прочимъ, поэтъ André Lemoyne (намъ совершенно неизвѣстный). Произведенія поэтовъ -- дѣвицы Loisaeu и Виконта Borelli читались вслухъ знаменитыми поэтами и чтецами Коппэ и Сюлли Ирюдомомъ. Монтіоновская премія за добродѣтель присуждена г-жѣ Алексисъ (La soeur Alexis), которая всю жизнь посвятила благотворительности, устраивала пріюты, больницы и своими средствами призрѣвала болѣе 50 человѣкъ ежегодно.

Въ печати, въ кругу журналистовъ, большую сенсацію произвелъ выходъ Кассаньяка изъ редакціи "Pays", только что оглашенный въ газетахъ. Кассаньякъ получилъ письмо отъ собственника газеты, откровенно заявляющее, что, молъ, "по случаю перемѣны въ направленіи журнала" (точно передѣлка въ квартирѣ!) мы-де вынуждены просить васъ оставить насъ. Съ выходомъ Кассаньяка тотчасъ-же получено въ редакціи заявленіе объ отказѣ сотрудничать въ журналѣ, подписанное всѣми главными сотрудниками журнала.

Изъ новостей въ мірѣ изобрѣтеній нельзя не упомянуть объ открытіи съ 1 декабря телефоннаго сообщенія между Парижемъ и Реймсомъ. За бесѣду между этими городами по телефону будетъ взиматься плата по 1 франку за каждыя пять минутъ.

Не подлежитъ сомнѣнію, однако, что въ Парижѣ, въ интеллигентномъ, фешенебельномъ мірѣ, а также въ средѣ артистовъ и журналистовъ за эту недѣлю самымъ важнымъ и интереснымъ событіемъ, заслонявшимъ всякіе вопросы внутренней и внѣшней политики, признавалась постановка новой большой оперы "Сида", музыка Масене, либретто Энери Гале и Влау. Первое представленіе сегодня (въ понедѣльникъ); генеральная репетиція была въ субботу. На первыя представленія оперы, по крайней мѣрѣ на первыя пять, попасть простому смертному рѣшительно невозможно. Premières въ Парижѣ, въ каждомъ театрѣ, посѣщаются самыми богатѣйшими людьми, кокотками и мѣстными журналистами. Пріѣзжему во всякомъ случаѣ нельзя достать мѣста ни за какую цѣну. О томъ, что я не буду на первомъ представленіи "Силы", я, конечно, нисколько не скорблю, какъ вообще не интересуюсь посѣщеніемъ парижской grand opéra, имѣя возможность наслаждаться дивной оперой въ классическомъ театрѣ "Opera comique". Для интересующихся новинкой могу сообщить, что содержаніе оперы то-же въ сущности, что въ трагедіи Корнеля того-же названія и въ испанской драмѣ сочиненія de Castra. На этотъ сюжетъ и съ тѣмъ-же почти заглавіемъ написано до сего времени, какъ сообщаетъ театральный критикъ "Figaro", г. Витю, только 26 оперъ и первая изъ нихъ появилась еще въ 1697 г. Талантливый композиторъ Масене наиболѣе извѣстенъ намъ своимъ "Королемъ Лагорскимъ". Распредѣленіе ролей въ Парижѣ слѣдующее: Родриго -- J. de Rezské, Донъ-Діего -- Ed. de Rezské, король -- Melchissedec, Донъ-Гормасъ -- Planèon, Химена -- m-me Fidès-Devriès и Инфанта -- m-me Bosnian.

Тутъ-же, кстати, сообщу вамъ, что на этой недѣлѣ я почти исключительно посѣщалъ французскую оперу (Opéra comique) и наслаждался пѣніемъ дивныхъ примадонъ Galli-Marié и Merguillier, которыхъ слышалъ въ "Севильскомъ цырюльникѣ" и въ "Миньонѣ".

На одномъ изъ представленій я занималъ ложу въ верхнемъ ярусѣ и оттуда весьма отчетливо видѣлъ, между прочимъ, какъ дѣйствуетъ организованная клака въ парижскихъ театрахъ. Цѣлая группа клакеровъ сидитъ въ кучкѣ въ послѣднихъ рядахъ партера. Между ними рѣзко выдѣляется господинъ въ сѣромъ пиджакѣ (единственный во всемъ театрѣ.) Когда приближается моментъ, гдѣ ему приказано аплодировать,-- онъ, на глазахъ всей публики,-- простирая обѣ руки, трогаетъ ими за плечи впереди сидящаго помощника и обозрѣваетъ всю кучку клакеровъ, у которыхъ уже руки на готовѣ. Моментъ... и цѣлый взрывъ аплодисментовъ по сигналу начальника клаки.

Я обѣщалъ читателямъ дать болѣе подробное описаніе музея Grévin -- дѣйствительной достопримѣчательности Парижа. Grévin извѣстный художникъ-карикатуристъ. Имъ устроенъ въ Парижѣ рѣдкій музей -- кабинетъ восковыхъ фигуръ, особенно замѣчательный художественнымъ воспроизведеніемъ лицъ, поразительнымъ сходствомъ и ихъ группировкой въ картины. Сюжеты мѣняются сообразно новостямъ дня,-- но, конечно, есть и постоянно остающіяся фигуры. Заплативъ 2 франка, вы входите въ великолѣпную залу въ 2 свѣта съ балконами и съ подземнымъ ходомъ внизъ. Зала декорирована въ зимній садъ, а колонны, барельефы и отдѣлка потолка стиля Людовика XV. Въ залѣ особенное приспособленіе свѣта, падающаго сверху. По срединѣ залы, на эстрадахъ и въ нишахъ, въ стѣнахъ, расположены фигуры, притомъ такъ, что вы можете быть совсѣмъ близко около каждой изъ нихъ, войти за то самое помѣщеніе, или комнату, гдѣ изображена какая-нибудь сцена, и будете находиться какъ-бы среди этихъ восковыхъ людей. Въ разныхъ мѣстахъ, въ стѣны вдѣланы громадныя зеркала безъ всякихъ рамъ,-- что увеличиваетъ амфиладу до безконечности и часто производитъ весьма комическіе qui pro quo,-- такъ что, если вы новый посѣтитель, то въ концѣ концовъ непремѣнно столкнетесь носъ къ носу съ своей собственной персоной и у васъ, слетитъ шляпа съ головы, или вы обожжетесь сигарой, какъ-то случилось съ однимъ нѣмцемъ" во время моего посѣщенія.

Изъ отдѣльныхъ фигуръ, стоящихъ посреди залы, замѣчательно воспроизведена знаменитая балерина Розита Маури, дѣлающая трудное на. Она возвышается изъ-за. кустовъ тропической зелени и вся ея фигура дышетъ граціей и очаровательной прелестью. Въ боковыхъ нишахъ вы сталкиваетесь съ г. Жюль Греви и можете подробно съ нимъ познакомиться, такъ же, какъ и со всѣми другими знаменитостями Парижа, которыхъ вамъ уже потомъ не надо разыскивать, по городу. Всѣ они въ обычныхъ своихъ костюмахъ и, разумѣется, какъ живые. Въ особенности поразительны фигуры въ салонѣ знаменитостей. Это на эстрадѣ,-- тутъ-же, по срединѣ залы, точно они всѣ вошли вмѣстѣ съ вами и усѣлись среди публики. Вотъ эта группа. Налѣво сидитъ, задумавшись, съ газетой въ рукахъ, Рошфоръ, съ выдающимся лбомъ, умными глазами, красивымъ профилемъ; правѣе бесѣдуютъ между собою, на диванѣ, красавецъ Альфонсъ Додэ (дѣйствительно замѣчательно красивый молодой человѣкъ съ изящными дамскими руками) и Галеви. Далѣе, за раскрытой роялью, сидитъ знаменитый авторъ "Фауста" -- старикъ Гуно. Онъ изображенъ съ поразительной художественностью, какъ-бы въ моментъ творчества. Его внимательно слушаетъ Масене (авторъ новѣйшей оперы "Сидъ).

Съ другой стороны того-же салона, въ живой группѣ, вы видите Зола, прищурившагося сквозь pince-nez, облокотившагося на колонну и нѣсколько сгорбленнаго. Эта фигура опять-таки поразительна своею живостью. Тамъ-же Вольфъ, Вейсъ, знаменитая Тео и много женщинъ изъ артистическаго міра.

А вотъ мастерская Grévin, гдѣ онъ изображенъ за работой. Къ нему въ кабинетъ входитъ Ласушъ (знаменитый комикъ) и при его приходѣ молоденькая натурщица стыдливо прикрывается. Это опять художественно изображенная группа лицъ, производящая полную иллюзію.

Войдите теперь въ залъ засѣданій палаты депутатовъ. На предсѣдательскомъ креслѣ сидитъ Флоке, на трибунѣ Бриссонъ. Направо отъ зрителя группа депутатовъ лѣвой партіи: Клемансо, Тони Ревильонъ, Локруа, Наке (законъ о разводѣ), Жюль Фери и Вильсонъ, Съ другой стороны депутаты правой: Поль-де-Кассаньякъ, устремляющійся къ трибунѣ, анжерскій епископъ Френель, спорящій съ Поль-Беромъ, и др. Вся обстановка залы, мебель, сукно,-- все это до мелочности точная копія дѣйствительности.

Сцена за кулисами театра Comedie-Franèaise изображаетъ артистовъ-въ ихъ костюмахъ, загримированныхъ, готовыхъ къ выходу. Кто просматриваетъ свою роль, кто осматриваетъ себя въ зеркало, кто заглядываетъ въ дырочку занавѣса. Тутъ-же нашъ любимецъ Коклэнъ, въ костюмѣ Скапана. Между ними знаменитые авторы А. Дюма и Сарду, бесѣдующіе съ актерами.

Въ глубинѣ залы, подъ куполомъ, въ волшебномъ свѣтѣ -- апоѳозъ Виктора Гюго. Онъ лежитъ на смертномъ одрѣ, его глаза закрылись на вѣки и божественное перо выпало изъ рукъ поэта...

Въ нижнемъ помѣщеніи музея особенно поразительна сцена смерти командира Ривьера (изъ тонкинской экспедиціи), въ котораго стрѣляютъ дикари Аннамы. Адмиралъ Курбэ на палубѣ "Баярда". Вся палуба корабля, работы матросовъ, распоряженія капитана,-- все это вы видите съ поразительною реальностью.

Грандіозная картина -- Наполеонъ I-й подъ Москвой, послѣ пожара,-- представляетъ рѣдкую панораму живыхъ людей.

Не менѣе интересенъ рядъ сценъ, изображающихъ исторію преступленія (изъ дѣйствительности) отъ убійства и до казни преступника. Здѣсь всѣ акты слѣдственные, вся процедура поимки, арестованія, суда (съ защитой Лашо), всѣхъ приготовленій къ казни и вплоть до гильотины.

Въ маленькой нишѣ, за дверью, вы увидите Луизу Мишель въ своемъ заключеніи. Сквозь окошечко вы видите всю внутренность ея номера. Ея одиночное заключеніе раздѣляетъ съ нею ея любимая кошка. Наконецъ, какъ послѣдняя новость -- лабораторія Пастёра, прославившагося своимъ открытіемъ лѣченія отъ бѣшенства. Онъ работаетъ съ своими учениками. Помѣщеніе лабораторіи огромное и тутъ вы видите всѣ приспособленія, химическія печи, массу колбъ, ретортъ, опыты надъ животными и т. п.

Сколько интереснаго, художественнаго увидите вы и какую массу новыхъ свѣдѣній пріобрѣтете въ теченіе какихъ-нибудь 2-хъ часовъ, осмотрѣвши этотъ знаменитый музей, и все это за 2 франка.

Много новаго, до безконечности много поучительнаго и интереснаго представляется въ Парижѣ каждый день, на каждомъ шагу. Невольно завидуешь тѣмъ счастливцамъ, которые могутъ жить въ такомъ городѣ, жить и работать съ успѣхомъ.

Въ заключеніе сообщу вамъ курьезныя свѣдѣнія, относящіяся къ пребыванію здѣсь знаменитой дивы -- Патти. Она уже болѣе недѣли проживаетъ въ Парижѣ съ супругомъ своимъ Николини. Ежедневно эту знаменитую парочку можно встрѣтить въ Булонскомъ лѣсу. (Не забывайте, что тутъ, если нѣтъ дождя, то погода дивная и такъ еще тепло, что можно свободно гулять въ одномъ сюртукѣ). Патти еще нигдѣ не пѣла и неизвѣстно, согласится-ли дать концертъ, но ее немилосердно атакуютъ просьбами и приглашеніями со всѣхъ сторонъ. Въ особенности допекаютъ ее просьбами о денежныхъ пожертвованіяхъ. Изъ собранныхъ ею писемъ за нѣсколько дней видно, что сумма такихъ требованій уже достигаетъ 400,000 франковъ. Третьяго дня, во время ея прогулки по лѣсу, къ экипажу дивы бросился одинъ господинъ и съ колѣнопреклоненіемъ заявилъ просьбу спѣть въ устраиваемомъ имъ концертѣ (въ его-же пользу), хотя одинъ романсъ, причемъ онъ увѣренъ, что сборъ достигнетъ 25,000 франковъ,-- сумма какъ-разъ ему необходимая. Согласія, конечно, не послѣдовало и дива умчалась въ своемъ экипажѣ.

Парижъ, 30 (18) ноября 1885 г.

Праздники Рождества въ Парижѣ.-- Уличная жизнь.-- Ярмарочные бараки.-- Réveillon.-- Парижскіе публичные балы.-- Театры и зрѣлища.-- Политика и papa Grévy.

Праздники Рождества въ Парижѣ проводятся въ особенности шумно, весело. Особенно празднуется канунъ Рождества, но не въ смыслѣ покоя, отдохновенія. Напротивъ, вездѣ на улицахъ кишитъ народъ, несмѣтныя толпы двигаются по бульварамъ, такъ что на широкихъ тротуарахъ едва можно пройти. Всѣ театры открыты; магазины, лавочки, рестораны торгуютъ всю ночь на пролетъ; даже такіе, которые въ обыкновенные дни рано закрываются. Такъ называемые rйveillon (всенощный кутежъ) въ каждомъ ресторанѣ въ освѣщенныхъ залахъ и кабинетахъ собираютъ за столиками массы веселаго, жуирующаго народа, цѣлыя семейства: мужья со своими женами, дѣтьми и рядомъ съ ними группы разодѣтыхъ кокотокъ, гризетокъ со студентами. Все это кутитъ, пьетъ, распѣваетъ пѣсни, но не скандальничаетъ, никто никого не стѣсняетъ,-- празднованіе и ликованіе всеобщее.

Несомнѣнно, самую характерную черту праздника представляетъ выставка ярмарочныхъ бараковъ вдоль всей безконечной линіи парижскихъ бульваровъ. Эти чистенькія, бѣлыя будочки, разставляемыя по тротуарамъ, переднимъ фасадомъ къ магазинамъ, выростаютъ, точно грибы, мгновенно декорируются, иныя съ большимъ вкусомъ, и какъ бы волшебной силой изъ чудовищнаго рога изобилія осыпаются массой мелкаго товара, самаго красиваго, заманчиваго и разнообразнаго. Казалось-бы, что человѣческая фантазія уже ничего болѣе создать не можетъ: до того переполнены всякимъ товаромъ безчисленные магазины бульваровъ. Но вотъ противъ тѣхъ-же самыхъ магазиновъ насаждаются десятки тысячъ этихъ лавчонокъ съ милліономъ другого товара, совсѣмъ особеннаго рода. Чего только не найдете въ этихъ лавчонкахъ! Какихъ разсказовъ про чудеса изобрѣтательности не наслушаетесь вы отъ остроумныхъ крикуновъ, засѣдающихъ въ баракахъ! Безъ малѣйшей усталости, все съ возрастающимъ любопытствомъ, переходите вы вмѣстѣ съ веселой толпой гуляющихъ отъ одной будочки къ другой -- и вездѣ новый курьезъ, смѣхъ, острота лавочника, какой-нибудь каламбуръ, вызывающій дружный хохотъ въ толпѣ. Главный предметъ торговли -- это такъ называемые article de Paris: всякаго рода изящныя бездѣлушки, фокусы, портъ-сигары съ сюрпризами и такія остроумныя и красивыя игрушки, что ими можетъ охотно побаловаться взрослый, не только дѣти. Вообще, парижскіе мастера славятся своею изобрѣтательностью и изяществомъ въ области игрушечныхъ издѣлій. Къ праздникамъ витрины большихъ магазиновъ представляютъ въ этомъ отношеніи такія волшебныя выставки, какія только можно вычитать въ волшебныхъ сказкахъ Гофмана. Вотъ, напримѣръ, въ громадной витринѣ, во всю стѣну, цѣлая декорація, изображающая и замокъ, и садъ, и собраніе дѣтей и взрослыхъ возлѣ елки.

Тутъ куклы изображаютъ положительно живой міръ въ многочисленныхъ группахъ; онѣ бѣгаютъ, играютъ; иныя сидятъ за миніатюрными столиками съ лакомствомъ, другія разсматриваютъ, разводя рученками отъ удивленія, разложенные тутъ-же лежащіе передъ ними дорогіе подарки; эти одѣваются къ балу; а вотъ маленькая куколка-блондинка (ужасно напомнившая мнѣ одну изъ кіевскихъ барышень -- поклонницъ Тартакова). Она стоитъ, повернувшись въ три четверти, возлѣ маленькаго трюмо, и изъ миніатюрной пудренницы, которую ей подаетъ кукла-горничная, кокетливо пудритъ свое личико. Подобныя игрушки въ большихъ магазинахъ стоятъ, правда, баснословно дорого, и за какой-нибудь кукольный дворецъ -- цѣлый домъ со множествомъ этажей, со всею внутренней обстановкой, картинами, маленькой мебелью, роскошными миніатюрными будуарами, затѣмъ со всѣми службами, конюшнями, съ лошадьми и экипажами и съ цѣлымъ штатомъ кукольной прислуги,-- желающему пріобрѣсть эту недвижимость (я даже думаю, что они покупаются не иначе, какъ по купчей крѣпости) прійдется заплатить навѣрно гораздо дороже, чѣмъ за пріобрѣтеніе поземельной собственности на какой-нибудь Соломенкѣ. Зато въ баракахъ на весь этотъ товаръ цѣна самая ничтожная.

Вотъ, читайте, напр., эту свѣтящуюся вывѣску на игрушечной будкѣ. Тамъ написано: "Oh, maman! achète moi donc ces 13 joujoux,-- les plus amusants dans tout Paris, qui ne coûtent qu'un fr. 25 cent.!." За 1 франкъ 25 c. (50 к. по нашему курсу) ребенокъ дѣйствительно получаетъ 13 игрушекъ, очень занимательныхъ, изящно сдѣланныхъ. Ну, какая мать откажетъ въ такомъ подаркѣ! А вотъ еще приглашеніе, на другой будкѣ: "Oh, papa! vite! vite! fais moi cadeaux de èa! Ah, que c'est bon et c'est pour rien! Ou est donc tu la, papa, papa"! Вотъ какими вывѣсками съ воклицаніями перебиваютъ другъ у друга покупателей эти изобрѣтательные, хитрые купцы!.. И всѣ хохочатъ, спѣшатъ къ лавкѣ, восклицаютъ въ толпѣ: "Oh, papa! oh, maman mais ou, diable, êtes vous la?"

-- Покупайте, сударыня, покупайте, сударь, эту вещицу, сейчасъ-же, немедленно! Я вамъ говорю -- покупайте, не теряя этого единственнаго счастливаго для васъ случая!-- кричитъ другой продавецъ, высовывая изъ своей лавочки какую-то красивую коробочку, въ которой цѣлая масса сюрпризовъ.-- Останавливаетесь возлѣ лавочки, а крикунъ продолжаетъ:

-- Что-же вы еще задумываетесь? Думать тутъ нечего!-- вѣдь за 50 сантимовъ ничего подобнаго въ мірѣ не найдете. Доставайте деньги и берите вещь.

-- Господа! Бросайте все къ чорту и спѣшите сюда! Все это чушь и ерунда,-- а вотъ вещь поистинѣ диковинная!

Вы перебѣгаете къ другому лавочнику,-- надо и его послушать. Онъ предлагаетъ вамъ за 25 сантимовъ (10 к.) чисто отдѣланный портъ-сигаръ, кожаный, съ высовывающимися оттуда пятью "настоящими", какъ онъ заявляетъ, "гаванскими сигарами".-- "Такихъ сигарокъ, продолжаетъ краснорѣчивый продавецъ, конечно, г-ну Греви никогда не снилось курить. Куда ему!-- Да, такъ вотъ пожалуйте, можете понюхать, какъ онѣ хороши! Сами не курите, берите для пріятеля,-- ему поднесете!" -- Вы, наконецъ, берете въ руки портъ-сигаръ съ выглядывающими изъ него сигарами, хотите понюхать -- и въ тотъ самый моментъ портъ-сигаръ вскакиваетъ у васъ въ рукахъ, сигары исчезаютъ и оттуда высовывается голова въ колпакѣ, показывающая вамъ носъ.-- Что за чертовщина! восклицаете вы и, конечно, купите забавный фокусъ. Сколько-же это стоитъ?-- всего 25 сантимовъ!-- Да, кажется, такихъ вещицъ накупилъ-бы цѣлый магазинъ за 10 рублей, свезъ-бы ихъ въ Кіевъ и съ разу состояніе нажилъ. Идемъ дальше.

-- Сюда, сюда, господа, поспѣшите! Нечего тамъ мѣшкать и заглядываться на всякую дрянь. Ну вотъ вамъ вещь! Видите! Скажите по совѣсти: имѣли-ли вы что-нибудь подобное въ рукахъ? Конечно, никогда! Я вамъ ручаюсь и даю въ томъ мое честное слово! Покупайте этотъ дивный, остроумнѣйшій и забавнѣйшій брелокъ. Онъ имѣетъ тысячу сюрпризовъ для дамъ и мужчинъ", стоитъ всего 50 сантимовъ! Кромѣ, какъ у меня, его нигдѣ вамъ не найти,-- а когда вотъ эти всѣ раскупятся, то уже и во всей вселенной вы ничего подобнаго не сыщите. Очень просто! Потому что мастеръ, сдѣлавшій этотъ брелокъ, тотчасъ-же умеръ въ страшныхъ мученіяхъ. Бѣдняга испустилъ духъ послѣ сильнаго припадка бѣшенства. Онъ помѣшался надъ своимъ геніальнымъ изобрѣтеніемъ и взбѣсился отъ отчаянія, что міръ его не оцѣнилъ. Призывали къ нему г. Пастера (знаменитый въ настоящее время модный докторъ Парижа),-- но тотъ только головой покачалъ и произнесъ: "Гм! гм!.. Да, чортъ возьми! Здорово его корчитъ! "-- Такъ вотъ, что-же вы еще раздумываете и какъ будто не рѣшаетесь! Покупайте-же скорѣй!

И такъ далѣе, и т. д.

Вотъ какую болтовню неумолкаемо рѣзкимъ голосомъ, съ ухватками парламентскаго оратора, несетъ цѣлую ночь этотъ почтенный коммерсантъ передъ праздной толпой, чтобы заработать хотя нѣсколько франковъ въ ночь для прокормленія себя и своей семьи!

Всѣ продавцы и продавщицы (между послѣдними попадаются очень миленькія) въ большинствѣ фабричный людъ, изъ семействъ работающихъ при большой фабрикѣ. Ямъ выдается на руки товаръ по фабричной цѣнѣ,-- на заработокъ барыша. За мѣсто для будочки берутъ съ этихъ бѣдняковъ не дорого и вездѣ отдаютъ предпочтеніе бѣднѣйшимъ, и притомъ людямъ семейнымъ. Въ баракахъ можно найти и очень хорошія вещи, всякіе хозяйственные предметы,-- посуду., лампы, всевозможныя письменныя принадлежности, фотографіи, книги, альбомы -- и все это покупается за гроши. Экономные люди только въ этихъ лавчонкахъ и пополняютъ свой домашній скарбъ на цѣлый годъ. Каждая будочка убрана очень чисто, съ большимъ вкусомъ и ярко освѣщена газовыми или керосиновыми лампами.

Есть не мало будочекъ, въ которыхъ торгуютъ живыми цвѣтами (въ Парижѣ масса цвѣтовъ среди зимы), громадными букетами и цвѣтами для бутоньерки, граціозныя цвѣточницы въ своихъ чепчикахъ Angot. Розы, фіалки, ландыши -- въ декабрѣ мѣсяцѣ. Правда, въ томъ-же декабрѣ и подъ тотъ-же канунъ Рождества, на бульварахъ Парижа многія дамы щеголяли въ однѣхъ платьяхъ, даже безъ наброшеннаго платка, а всѣ продавщицы всю ночь напролетъ просидѣли въ своихъ будочкахъ, одѣтыя но комнатному и безъ шляпокъ. Было не меньше 4 градусовъ тепла.

Впрочемъ, на всемъ протяженіи бульваровъ на каждомъ шагу рестораны, гдѣ продается отличный пуншъ, грогъ и пр. согрѣвательныя средства.

Большіе публичные балы въ Парижѣ съ разными благотворительными цѣлями давно въ разгарѣ. Обставляются эти собранія съ поразительною роскошью и великолѣпіемъ. Посѣщеніе ихъ, однако, обходится очень дорого. За входъ нѣтъ платы меньше 20 фр. Фракъ и бѣлый галстухъ обязательны, а для дамъ -- не иначе, какъ вполнѣ бальный туалетъ. Мнѣ пришлось быть на балѣ въ Tribunal de commerce et de l'industrie,-- 19 декабря, въ пользу бѣдныхъ города Парижа. Великолѣпный, громадный дворецъ сіялъ волшебнымъ свѣтомъ электричества, при роскошной иллюминаціи извнѣ. Залы дворца, могущія вмѣстить десятки тысячъ народа, были роскошно декорированы тропическими растеніями; нѣсколько бальныхъ оркестровъ, въ томъ числѣ оркестръ знаменитаго Арбана, размѣщены были въ разныхъ залахъ; громадная витая лѣстница соединяла всѣ этажи. На лѣстницахъ и въ коридорахъ -- сержанты старой гвардіи, въ парадныхъ мундирахъ и съ ружьями въ рукахъ. Порядокъ изумительный: при такой массѣ народа -- всѣ свободно циркулировали. Вестіери для платья расположены съ большимъ удобствомъ по серіямъ и нумерамъ; ни давки, ни толкотни. Президента республики г. Греви не было на балѣ. Онъ извинился разстройствомъ здоровья и усталостью,-- но другіе представители власти -- министры, префектъ Парижа и пр. сановники почтили балъ своимъ присутствіемъ. Богатствомъ нарядовъ и бриліантами щеголяли собственно пожилыя дамы,-- жены банкировъ и крупныхъ коммерсантовъ. Всѣ бальныя платья свѣтлыя,-- все больше кружева, атласъ и бѣлый фай. Ни одного платья со шлейфомъ на всемъ балѣ; всѣ платья очень короткія и съ самыми скромными турнюрами. Танцы особымъ оживленіемъ не отличались, въ виду громадной толпы танцующихъ,-- но стройность и грація царили всюду. Давно забытыя у насъ польки и лансье возстановлены здѣсь въ полной силѣ. Такъ граціозно присѣдать и отвѣшивать такіе учтивые поклоны могутъ однѣ только парижанки, а потому съ верхнихъ галлерей фигуры лансье представлялись особенно красивыми. Вальсъ танцуютъ здѣсь совершенно особенно: придерживая даму обѣими руками за талію, а не обнимая ея, и такимъ образомъ пары граціозно покачиваются, дѣлая самые небольшіе круги и не носясь на залѣ какъ угорѣлые. Въ просторныхъ помѣщеніяхъ буфета продавалось шампанское бокалами и всякія яства и питія. На большомъ балѣ постоянно появляется новая публика, обходитъ залы и уѣзжаетъ. Не могу сказать, чтобы среди этой нарядной толпы на балѣ я встрѣтилъ много красавицъ, и въ этомъ отношеніи, смѣло скажу, что многія изъ нашихъ кіевлянокъ съ полнымъ успѣхомъ могли-бы быть перенесены прямо съ кіевскаго бала на любой парижскій и были-бы здѣсь очень и очень замѣтны. На-дняхъ въ Grand-opéra будетъ большой, чудовищный и великолѣпный балъ-маскарадъ,который считается событіемъ даже въ Парижѣ.

Въ театрахъ, при постоянно полныхъ сборахъ, даются слѣдующія представленія: въ оперѣ -- "Сидъ", "Гугеноты", "Робертъ-Дьяволъ", во французской національной оперѣ (opéra comique) -- "Миньона", "Карменъ"; въ водевилѣ громаднымъ успѣхомъ пользуется прекрасная комедія Сарду -- "Georgette", въ которой я видѣлъ дивную молодую актрису m-lle Brandés съ громаднымъ драматическимъ талантомъ. Она такъ очаровательна, такъ жизненно передаетъ испытываемыя ею на сценѣ чувства, что просто приковываетъ къ себѣ восторженнаго зрителя.

Какая восхитительная грація, изящество! У г-жи Brandés есть нѣкоторыя нѣмыя сцены въ роли Паулы (въ Georgette), въ которыхъ видна сильная борьба чувствъ... Эти нѣмыя сцены, одна ея мимика, вызываютъ бури аплодисментовъ и невольно рыданія подступаютъ къ горлу. Въ Gymnase идетъ "Сафо" -- передѣлка изъ извѣстнаго романа Додэ -- и также имѣетъ громадный успѣхъ. Но главнымъ событіемъ въ театральномъ мірѣ считается постановка въ театрѣ S-t Martin старой пьесы Виктора Гюго "Маріонъ Делормъ". Первое представленіе сегодня. Сарра Бернаръ долго изучала заглавную роль и думаетъ поранитъ Парижъ въ послѣдній разъ передъ своимъ отъѣздомъ въ Америку. Обстановка, декораціи и костюмы,-- все это, конечно, должно быть верхъ совершенства. Сарра Бернаръ совсѣмъ мѣняетъ для этой роли даже свой обликъ и сказала, что ее никто не отличитъ отъ настоящаго портрета Маріонъ. Я удостоился быть весьма любезно принятымъ знаменитой артисткой, которая умѣетъ цѣнить дружбу своихъ поклонниковъ и не забываетъ, между прочимъ, и Кіева. Въ театрѣ Nations идетъ "Notre Dame de Paris". Изъ оперетокъ -- "Разбойники" Оффенбаха и "La Béarnaise" съ Jeanne Granier имѣютъ постоянный успѣхъ. Затѣмъ въ каскадномъ театрѣ въ большую моду въ Парижѣ входятъ такъ наз. Révue. Это какъ-бы большой дивертисментъ, въ которомъ въ монологахъ, сценахъ и остроумныхъ куплетахъ дѣлается обзоръ всѣхъ театровъ, событій дня и всякія пародіи. Вообще Парижъ неистощимъ въ дѣлѣ развлеченій,-- скучать здѣсь невозможно.

Политикой тутъ не любятъ заниматься, да и некогда: каждый занятъ прежде всего собою и думаетъ о себѣ. Избраніе Греви въ президенты прошло въ жизни парижанъ совершенно незамѣтно. Его впрочемъ, предвидѣли и ожидали. Та-же брань и издѣвательства надъ этимъ безусловно честнымъ труженикомъ и вполнѣ достойнымъ представителемъ продолжаетъ сыпаться изъ устъ безпардонныхъ парижскихъ журналистовъ., но и на это никто не обращаетъ никакого вниманія, а менѣе всего самъ достойный papa Grévy.

Сегодня въ газетахъ описанъ церемоніалъ пріема поздравленій на новый годъ въ Елисейскомъ дворцѣ. Къ тому-же самому Греви, котораго осмѣиваютъ самымъ нахальнымъ образомъ.-- должны однако являться всѣ власти, сенаторы, министры, депутаты, и все это совершенно по придворному. Странный это народъ -- французы!

Однако, къ тому времени, когда это письмо появится предъ вами, читатель, вы тоже будете чуть-ли не наканунѣ новаго года, а поэтому пріймите отъ меня тысячи пожеланій.

Парижъ 30 (18) декабря.

(Поѣздка изъ всемірной столицы въ сѣверную Пальмиру. Смѣна впечатлѣній. Оскудѣніе въ Петербургѣ. Обыденная и уличная жизнь. Оскудѣніе въ сферѣ искусства. Назадъ въ Парижъ. Событія дня и происшествія. Убійство префекта де-Варремъ. Убійство въ улицѣ Коммартэнъ. Помилованіе Луизы Житель и Крапоткина).

По независящимъ отъ меня обстоятельствамъ, мнѣ пришлось совершить поѣздку отсюда въ Петербургъ, гдѣ я пробылъ десятокъ дней. Быстрая смѣна мѣстъ, лицъ и впечатлѣній. Съ присущею моему нраву общительностью, хотѣлось-бы все это наглядно и картинно передать моимъ благосклоннымъ читателямъ. Французы говорятъ: "comparaison n'est pas raison", и это вѣрно, но дѣлать сравненія, однако, не возбраняется, въ особенности, когда отъ этихъ сравненій невозможно отрѣшиться, когда они невольно приходятъ въ голову, когда въ нихъ чувствуется потребность. Вопросъ о томъ, "гдѣ лучше?" всегда оставался загадкою для человѣка и врядъ-ли эту загадку можно рѣшить простымъ отвѣтомъ Чацкаго,-- "гдѣ насъ нѣтъ!"

Довольно долгое время не приходилось мнѣ посѣщать нашу сѣверную столицу, но... по чистой совѣсти "и никакому иному смыслу", а также, не взирая на всѣ мои истинно-патріотическія чувства и стремленія, не могу сказать, чтобы тамъ я нашелъ это лучшее. Помню, это было много лѣтъ тому назадъ, когда мнѣ впервые привелось быть въ Парижѣ и возвращаться оттуда на родину черезъ Петербургъ,-- о, тогда быстрая смѣна впечатлѣній была совсѣмъ не въ пользу родного города. Зданія, казавшіяся прежде громадными и величественными, улицы, казавшіяся людными и парадными, магазины, казавшіеся полными богатствъ и блеска,-- послѣ знакомства съ всемірной столицей, все это представлялось черезчуръ скромнымъ, чтобы не сказать мизернымъ. Теперь контрастъ этотъ мнѣ показался еще болѣе поразительнымъ. Когда же я пробылъ въ Питерѣ нѣсколько дней, да повстрѣчался съ старыми друзьями,-- истинными петербуржцами, да присмотрѣлся къ ихъ "проживанію", наслушался отъ нихъ не мало жалобъ на тоску, уныніе, на гнетущее однообразіе этой обыденной петербургской жизни,-- тогда у меня явилось единственное желаніе,-- какъ можно скорѣе убраться подалѣе отъ этого холоднаго, сѣвернаго гранита и перелетѣть опять сюда, гдѣ столько жизни, блеску, свѣта,--

"Гдѣ всюду гулъ толпы свободной,

Гдѣ такъ привольно, такъ легко..."

Я вовсе не хочу изображать изъ себя парижанина и слишкомъ люблю свою родину, чтобы отрекаться отъ нея или находитъ на родинѣ только печальныя картины, но дѣлаю свои наблюденія просто въ качествѣ хроникера обыденной жизни и нахожу теперь въ Петербургѣ значительное, слишкомъ видимое для каждаго пріѣзжаго "оскудѣніе". Я думаю, что самый невзыскательный Чацкій (все тотъ-же любимый мною герой), и тотъ на моемъ мѣстѣ сказалъ-бы:

..."Что въ нынѣшній пріѣздъ

Мнѣ Питеръ скоро надоѣстъ".

Для нагляднаго доказательства оскудѣнія возьму слѣдующій, повидимому, незначительный фактъ, по моему мнѣнію, ярко рисующій положеніе дѣла. Пріѣхалъ я какъ-разъ на праздничные дни, и вотъ, отыскивая какое-нибудь развлеченіе послѣ "трудовъ праведныхъ", по совѣту пріятелей, отправился 26 декабря въ "благотворительный маскарадъ съ лотереей-аллегри въ залахъ дворянскаго собранія". Кажется, подобный праздникъ, въ столицѣ, и въ такой день, долженъ-бы соотвѣтствовать потребностямъ и вкусамъ болѣе или менѣе прихотливой публики. На этотъ вечеръ собирались наиболѣе видные петербургскіе жуиры и многихъ изъ нихъ я, дѣйствительно, тамъ и встрѣтилъ. Вообразите-же теперь обстановку этого столичнаго увеселенія! Большой залъ дворянскаго собранія, прежде всего, показался мнѣ освѣщеннымъ сальными свѣчками: до того мизерно, скупо было въ этотъ вечеръ, очевидно, плохого устройства газовое освѣщеніе высоко-повѣшенныхъ люстръ. Декорацій, убранства никакого. На эстрадѣ игралъ какой-то жалкій, ничтожный оркестръ. По четыремъ угламъ были трибуны продавщицъ билетовъ. Все это были, правда, блестящія представительницы прекраснаго пола, преимущественно изъ артистическаго міра. Такъ, возлѣ одного колеса мнѣ пришлось взять на 1 или 2 цѣлковыхъ всего (по примѣру самой фэшенебельной публики) билетовъ у прославленной и обожаемой Петербургомъ дивной балерины г-жи Цукки; въ другомъ углу продавала билеты очаровательная М. М. Петипа,-- въ своемъ родѣ кумиръ; потомъ артистки французскаго театра и другія. Но въ какой-же обстановкѣ очутились эти столичныя дивы! Каждая трибуна представляла собою стойло, обтянутое кускомъ грязнаго сукна -- и больше ничего. Прислуживающіе лакеи въ грязномъ бѣльѣ и безъ перчатокъ, съ непокрытыми грошевыми подносами, на которыхъ разливалось бокалами шампанское. При этомъ самая мизерная выставка грошевыхъ вещицъ, предназначенныхъ для розыгрыша, По залѣ бродило нѣсколько замаскированныхъ дамъ самаго сомнительнаго свойства; мало-мальски приличный туалетъ обращалъ всеобщее вниманіе... Гдѣ-же вся роскошь прежнихъ дней:

"Бриліанты, цвѣты, кружева,

Доводящіе умъ до восторга?"...

Да объ этомъ нѣтъ и помину. Это однако только описаніе танцовальной залы, а прошли-бы вы въ другія залы и въ особенности въ помѣщеніе столовой, да попробовали-бы тамъ закусить что-нибудь. Выражаясь самымъ снисходительнымъ образомъ, все это представляло собою ничто иное, какъ обыкновенный трактиръ. Вездѣ грязь, скатерти залитыя, немытыя, посуда базарная, прислуга и кушанья -- ниже всякой критики.

Вѣрьте, что я нисколько не преувеличиваю: все это дѣйствительно была поразительная мерзость запустѣнія, не только немыслимая въ столичномъ городѣ, но, скажу прямо, если бы что-нибудь подобное преподнесли-бы вамъ въ Кіевѣ, въ одномъ изъ нашихъ клубовъ, то это вызвало-бы всеобщее негодованіе. Да такая обстановка ни въ одномъ изъ нашихъ клубовъ и немыслима, и, конечно, маскарады кіевскаго клуба не могутъ идти въ сравненіе съ описаннымъ мною маскарадомъ въ петербургскомъ дворянскомъ собраніи. Въ довершеніе картины не могу не упомянуть о слѣдующемъ курьезѣ. Когда мы сидѣли за ужиномъ, въ компаніи знакомыхъ, дамы наши захотѣли пойти въ залу посмотрѣть какое-то торжественное шествіе, которое должно было состояться, кажется, въ 2 часа ночи. Не успѣли онѣ подняться съ своихъ мѣстъ, какъ возлѣ насъ черезъ всѣ столовыя, мимо нарядной публики, двинулось шествіе: грязные половые, или, просто, носильщики со двора, попарно проносили въ буфетную корзинки съ бутылками пива и зельтерской воды. Такое шествіе повторялось-по нѣсколько разъ. Такое-ли или подобное этому шествіе было въ танцовальной залѣ -- этого я доподлинно сказать не могу. Вотъ вамъ описаніе столичнаго увеселенія, маскараднаго бала въ Петербургѣ. Кажется, есть маленькая разница между тѣмъ благотворительнымъ баломъ, на которомъ я недавно былъ въ Парижѣ и который описанъ мною въ предыдущемъ фельетонѣ.

Какова смѣна впечатлѣній, да еще въ такое короткое время! Поневолѣ печальнымъ покажется это оскудѣніе въ "столицѣ многошумной", какою былъ Петербургъ. Выйдите на Невскій, на Морскую, и тамъ вездѣ по магазинамъ, въ ресторанахъ -- все какъ-то чинно, вяло, дешевенько и неказисто. Говорятъ, что г. Грессеръ очень строгъ по трактирной части и не любитъ безчинствъ,-- оттого будто рестораны падаютъ, но, мнѣ кажется, и безъ всякаго безчинства можно "время проводить съ пріятностью".

Что-же замѣтилъ я въ этотъ пріѣздъ въ Петербургъ? Большая и роскошная гостиница "Демутъ", имѣвшая громадные доходы, теперь наканунѣ публичной продажи. Въ "Европейской" за табльдотъ едва садится десять человѣкъ. "Медвѣдь" закрывается въ часъ ночи и пустуетъ. У Бореля такая мерзость запустѣнія, что войти противно; обои въ кабинетахъ ободраны, все засалено, зеркала порѣзаны дурацкими надписями. Какъ будто всего этого не на что возобновить; какъ будто все это волею судебъ должно доживать свой вѣкъ!

-- Да что-же прикажете дѣлать, когда не торгуемъ.

-- Почему-же это такъ? спрашиваете вы.

-- Да кто его знаетъ! "Мизерность" такая повсюду. У господъ офицеровъ денегъ давно нѣтъ, чиновникъ тотъ всегда былъ какъ-то скроменъ, а по купечеству, которые кутятъ, такъ тѣ любятъ закатиться на всю ночь въ какую-нибудь Аркадью или Самаркандъ и уже тамъ себѣ на свободѣ безчинствуютъ.

Таковы глубокомысленныя соображенія прислуживавшаго мнѣ половаго, которыя, право, могли-бы съ успѣхомъ замѣнить любую передовицу нашихъ петербургскихъ газетъ, предающихся самовосхваленію и видящихъ повсюду роскошь и великолѣпіе*

Теперь по части искусства. Что представляютъ собою петербургскіе театры? Въ Александринскомъ съ громаднымъ успѣхомъ идутъ самыя пошлѣйшія и безсодержательныя пьесы, въ родѣ, напр., "Байбаковъ", да все тѣ-же передѣлки, да дешевой фабрикаціи драмы и комедіи гг. Потѣхина, Крылова и др. Все та-же единственная Савина, да подборъ слабенькихъ актеровъ изъ провинцій. Итальянской оперы не существуетъ, а въ русской звѣздой первой величины, пожинающей лавры, наша-же кіевская старая пріятельница -- г-жа Павловская, которая въ Кіевѣ зачастую распиналась при пустой залѣ и вызывала неумолимо-строгія критики со стороны мѣстныхъ рецензентовъ. Первый теноръ -- нашъ-же бывшій сѣтовскій хористъ Михайловъ, а далѣе -- Велинская, Васильевъ, Макарова -- знакомыя все лица. Наконецъ, что можетъ быть несчастнѣе опереточной труппы въ Маломъ театрѣ, содержимомъ г. Арбенинымъ? Вообразите ту-же Кольцову, безголосаго г. Пальма, Бураковскаго, Делормъ et tutti quanti. Все, что когда-то въ савинскомъ театрѣ вызывало тоску и уныніе -- все это съ успѣхомь услаждаетъ неприхотливыхъ жителей сѣверной столицы. Но вѣдь, право, "есть отчего въ отчаянье придти"!

Попалъ я въ этомъ самомъ театрѣ на представленіе "Карменъ", какъ-то иначе названной, въ родѣ "Угнетенная невинность", что-ли, и преспокойно окрещенная "сочиненіемъ" г. Александрова, хотя это ничто иное, какъ самый неудачный переводъ настоящаго текста. И вотъ въ этой самой Карменъ фигурировали всѣ вышеназванныя знаменитости, да прибавьте къ нимъ г-жу Волынскую съ ея убійственнымъ языкомъ и невозможными манерами.

Ничего новаго, сколько-нибудь выдающагося. Никакого развитія въ сферѣ искусства Петербургъ давно уже не представляетъ. Ну развѣ это не оскудѣніе?

Итакъ, бъ этотъ пріѣздъ кромѣ скуки и холода, рѣзкаго, жгучаго холода, отъ котораго я совсѣмъ отвыкъ, ничего отраднаго не нашелъ я въ нашемъ Питерѣ и потому безъ всякаго сожалѣнія покинулъ его, стремясь сюда, въ пріютившій меня чужой край, къ прерваннымъ трудамъ по новому дѣлу, о которомъ будетъ рѣчь впереди.

Опять долой теплое пальто, шарфы и всякое кутанье. Все это въ сундукъ. Въ день пріѣзда я нашелъ великолѣпную погоду, совсѣмъ весенній воздухъ, веселое солнце и даже чистое голубое небо. Эту зиму въ Парижѣ подобные дни чередуются съ туманными и дождливыми, хотя, конечно, послѣднихъ больше. Холодовъ, однако, вовсе не было.

Та-же кипучая жизнь, тотъ-же вѣчный праздникъ на улицахъ, тѣ-же оглушительные крики разносчиковъ газетъ. На нѣкоторыхъ знакомыхъ улицахъ, гдѣ, помнится, двѣ недѣли тому назадъ затѣвалась какая-то перестройка, воздвигнуты совсѣмъ новые грандіозные магазины и съ какимъ-то совсѣмъ будто-бы новымъ товаромъ.

Квартирная хозяйка и вся прислуга встрѣтили меня со свойственной парижанамъ привѣтливостью и чуть-ли не по родственному. Съ участіемъ распрашивали, не замерзъ-ли я на нашемъ сѣверѣ и не привезъ-ли съ собою шкуры бѣлаго медвѣдя. Вечеромъ того-же дня я былъ въ кругу моихъ новыхъ друзей, по большей части изъ среды остроумнѣйшихъ представителей живой парижской прессы, въ роскошномъ помѣщеніи Cercle, съ зимнимъ садомъ, съ покойною мебелью, залами съ зеркальными стѣнами, увѣшанными гоблэнами, и со всѣми приспособленіями комфорта. Мнѣ не приходилось еще говорить о парижскихъ.клубахъ. Объ этихъ, учрежденіяхъ можно сообщить много интереснаго, что я, по неимѣнію мѣста и времени, сдѣлаю въ другой разъ.

Хорошей погодѣ и веселому, беззаботному настроенію уличной толпы нисколько однако не соотвѣтствуютъ печальныя событія послѣднихъ дней въ Парижѣ. Газеты переполнены подробностями цѣлаго ряда убійствъ, имѣвшихъ мѣсто въ Парижѣ и окрестностяхъ въ началѣ этого года. Преступленія эти отличаются особенною смѣлостью и возмутительны по своей жестокости. Убійство префекта Варремъ въ поѣздѣ, шедшемъ изъ Парижа, въ вагонѣ І-го класса, при чемъ трупъ убитаго былъ выброшенъ на полотно дороги, не смотря на строжайшее разслѣдованіе, которымъ заняты чутьли не всѣ судебныя и полицейскія власти, до сихъ поръ остается таинственной загадкой. Мотивъ преступленія, кто былъ убійцей и какъ онъ могъ при такой обстановкѣ совершить преступленіе и такъ легко скрыться отъ преслѣдованія,-- все это возбуждаетъ массу толковъ, догадокъ, предположеній. Между прочимъ, въ печати высказывается сильное порицаніе желѣзнодорожнымъ обществамъ за небрежное отношеніе къ безопасности пассажировъ, отсутствіе всякаго контроля въ поѣздахъ и за сохраненіе вагоновъ старой системы, съ отдѣльными запертыми помѣщеніями, безъ всякаго прохода.

Изъ нѣсколькихъ убійствъ, совершенныхъ въ центрѣ города, при чемъ жертвами были, въ большинствѣ случаевъ, несчастныя падшія созданія изъ класса такъ называемыхъ здѣсь "горизонталокъ", наиболѣе ужаснымъ представляется убійство въ улицѣ Коммартэнъ. На этой улицѣ въ No 52 проживала хорошо извѣстная всему Парижу, а въ особенности посѣтителямъ Эденъ-театра и американскаго кафе, горизонталка Марія Агэтанъ. Это была довольно милая, остроумная женщина, 30 лѣтъ, щеголявшая своими нарядами и бриліантами. Въ послѣдній вечеръ она увезла къ себѣ на квартиру посѣтителя изъ Эденъ-театра. На личность гостя ни дворникъ, ни прислуга особеннаго вниманія не обратили, хотя видѣли его входившимъ въ квартиру Маріи Агэтанъ вмѣстѣ съ нею и вышедшимъ оттуда черезъ нѣкоторое время совершенно спокойнымъ. Послѣ этого гостя къ ней-же пріѣхалъ близкій ей человѣкъ и, войдя въ квартиру Марьи, увидѣлъ свою возлюбленную плававшею въ лужѣ крови съ перерѣзаннымъ до самой тыльной кости горломъ и безъ всякихъ признаковъ жизни. Изъ ящиковъ комода были похищены деньги и всѣ ея драгоцѣнности. Преступленіе, судя по обстановкѣ, совершено въ тотъ самый моментъ, когда несчастная жертва готовилась къ исполненію своихъ профессіональныхъ обязанностей и заносила ногу на постель. Въ этотъ моментъ злодѣй, должно быть зажавши, ей ротъ одной рукою,-- другой -- однимъ ударомъ бритвы, совершилъ свою ужасную операцію. Не замѣтно слѣдовъ борьбы... Несчастная Марія Агэтанъ свалилась, какъ ловко зарѣзанная курица, а ея палачъ, повидимому, совершенно не торопясь, систематически обшарилъ всѣ хранилища и унесъ похищенное... Но описанію многихъ, видѣвшихъ гостя, увезеннаго Маріей Агэтанъ, это вполнѣ приличный посѣтитель театра, безукоризненный фрачникъ, иностраннаго типа. Его часто встрѣчали въ театрахъ и онъ постоянно приглядывался къ роскошно-одѣтымъ кокоткамъ. Этому неизвѣстному лицу, теперь скрывшемуся изъ Парижа, приписываютъ цѣлый рядъ подобныхъ же убійствъ, при тождественной обстановкѣ, совершенныхъ надъ такими-же несчастными, какъ Марія Агэтанъ. Во всѣхъ стихъ случаяхъ, слѣдствія, за неразысканіемъ убійцъ, были прекращены. Теперь убійство въ улицѣ Коммартэнъ слишкомъ интересуетъ населеніе и вся полиція на ногахъ.

Эти происшествія, такъ назыв., faits divers, несомнѣнно больше всего занимаютъ вниманіе парижанъ и всей парижской прессы. Декларація новаго министерства и всякіе политическіе вопросы возбуждаютъ очень мало интереса. Но вотъ надъ чѣмъ потѣшаются наиболѣе остроумные журналисты,-- это надъ выходкой Луизы Мишель, не пожелавшей принять помилованія и выругавшей за эту милость г. Греви. Она оставила тюрьму лишь тогда, когда ей объявили, что ее выведутъ оттуда насильно. Мотивъ этого упорства -- тотъ, что Греви вообще не вправѣ лично миловать кого- нибудь по какимъ-либо особымъ причинамъ: амнистія должна быть всеобщая для всѣхъ политическихъ преступниковъ, а разъ не всѣ помилованы, то она, Луиза Мишель, не хочетъ для себя лично никакой пощады, и снисхожденіе къ себѣ считаетъ оскорбленіемъ своего достоинства. Изъ-за этого помилованія возникла цѣлая исторія, которую усердно поддерживаетъ, конечно, Рошфоръ въ своемъ Intransigeant. Крапоткинъ оставилъ тюрьму съ благодарностью!

Хотѣлось-бы тутъ-же разсказать о другихъ новостяхъ дня въ Парижѣ и о многомъ новомъ, видѣнномъ мною за. это время, но мое письмо и такъ должно выйти длиннымъ, а потому... "позвольте поставить здѣсь точку!"

Парижъ, 6 (18) января 1886 г..

Оставить комментарий Андреевский Павел Аркадьевич (bmn@lib.ru) Год: 1888 Обновлено: 20/04/2016. 597k. Статистика. Книга очерков: Проза Проза Иллюстрации/приложения: 1 штук.	Скачать FB2 Ваша оценка:
Аннотация: Юмористический сборник: Туманные картины Общественная зоология Ночь перед Рождеством Заметки городового Горе от ума Воскресшие герои мертвых душ Нечто о браке и "Ревизор" О союзе брачном О любви. (Лекции профессора Амантова) Как мы любим женщину? По поводу женского образования Передвижные выставки живых картин Трудный день Значение провинциальной печати Обывательская литература Великопостные беседы и Drang nach Osten Болгарский вопрос. Нормировка. Разные дела Болгария, холера и оперетка Мысли вслух О смерти короля Боварского и об Островском О гипнотизме и текущие дела Кое-что о головах Днепровская катастрофа 7 Августа 1883 года Летние разговоры Журфикс Политика. Дело Райского. Самоубийство Воспоминания. Полемика Чечота Из дневника Кукушкина Проект нового банка О дворянстве По поводу Свиридовского процесса Приемная адвоката и Г. Спасович Политика и князь Мещерский. Со скамьи подсудимых Судебная хроника. (Дело о выеденном яйце) Поездка в Крым. Письмо Кукушкина (из Варшавы) Парижские фельетоны.

Андреевский Павел Аркадьевич Игла

I. Наши жены черезъ 100 лѣтъ.

II. Кіевъ -- въ будущемъ.

Воскресшіе герои "Мертвыхъ душъ".

Нѣчто о бракѣ и "Ревизоръ",

Какъ мы любимъ женщину?

Передвижныя выставки живыхъ картинъ.

Значеніе провинціальной печати.(Лѣтніе разговоры).

Великопостныя бесѣды и Drang nach Osten.

Болгарскій вопросъ. Нормировка. Разныя дѣла.

Болгарія, холера и оперетка.

О смерти короля Баварскаго и объ Островскомъ.

О гипнотизмѣ и текущія дѣла.

Кое-что о головахъ

Днѣпровская катастрофа 7 Августа 1883 г.

Лѣтніе разговоры.(Въ ожиданіи холеры).

Изъ дневника Кукушкина.(Земельный банкъ).

Проектъ новаго банка.

По поводу Свиридовскаго процесса.

Андреевский Павел Аркадьевич
Игла

Значеніе провинціальной печати.
(Лѣтніе разговоры).

Лѣтніе разговоры.
(Въ ожиданіи холеры).

Изъ дневника Кукушкина.
(Земельный банкъ).