Lib.ru/Классика: Аренский Павел Антонович. Шарф и меч

Шарф и меч

Рассказ П. АРЕНСКОГО

0x01 graphic

День отгорал. Солнце, слепя фиолетовыми, оранжевыми и пурпурными лучами, зашло за горы. На краю цементного бассейна, почти высохшего от зноя, сидели два коричневых человека и курили.

-- Знаешь, Аман, кто бы мог поднять город одним словом?

-- Кто?

-- Твой дядя, Сурама, хоть он и буддист.

Аман усмехнулся.

-- Когда-то это был человек. Вазиры в горах до сих пор рассказывают о нем. Говорят, он порубил голов больше, чем съел баранов. Ну, а теперь он только молится да стрижет деревья в саду. Пойди, поговори-ка с ним.

-- Да, -- вздохнул Ариф, -- теперь он боится наступить на гусеницу. А когда находит в тюрбане вошь, то осторожно сажает ее на лист, чтобы не отяготить своей кармы [карма - судьба] убийством. Вот что может сделать с человеком женщина, хотя Матэ и была хорошей женщиной.

-- Как это произошло?

-- Она повесилась. Это было двенадцать лет назад. Сурамы не было дома, когда в его сад пришли странствующие монахи. Они просили накормить их, но у Матэ не было денег. Тут подвернулся один молодой англичанин из ольстерского батальона. Он ходил по домам, покупая старые вещи для коллекции. Он-то и дал Матэ денег. Взамен она должна была принести ему вечером лучшую розу из своего сада. Монахи ушли, а вечером вернулся Сурама. Тут собралась гроза. Огромные тучи понеслись с гор, и засверкала молния. Матэ рассказала мужу все. "Само небо, -- сказала она, -- мешает мне выполнить обещание". Но Сурама был человек слова. "Данное обещание должно быть исполнено, -- ответил он. -- Поди, выбери розу в саду". Он закутал жену с головой в мешок, посадил себе на плечи и понес. Сам он месил воду и грязь среди бушующих молний, но жену поставил на террасу с сухими ножками. Матэ вошла в дом, а он закрылся мешком и сел ждать у садовой калитки. Ждать пришлось долго. Сначала в доме горел свет, потом погас. Гроза прошла и стало тихо, а он все ждал. На рассвете открыл калитку, вошел в сад и увидел свою Матэ, повесившуюся на дереве. Она висела низко, и крысы объели ее ноги. Сурама снял ее с дерева и отнес домой тем же путем, которым принес. Он не предъявил никакого обвинения и никому не обмолвился ни словом. Но кое-кто видел, кое-кто слышал.

С тех пор Сурама совсем замолчал и только от зари до зари копается в своем саду. В городе его считают святым.

Аман встал.

-- Я иду, Ариф. Если надо будет, сообщи в форт Сарарога, я буду там.

Ариф кивнул головой и пожал ему руку.

* * *

Наступила ночь. Ржавые лучи месяца пали на дорожки. Дом Сурамы, доверху увитый лианами, походил на темный шалаш. Внутри пахло землей, цветочной прелью и сушеными плодами. Тусклый свет фонаря едва спорил с лучами месяца.

Сурама, полуголый и черный, поглаживал длинную бороду. Аман завязывал дорожную сумку.

-- Возьми с собой эти персики, Аман. К сожалению, манго еще не поспели.

-- Дядя, а это что за плод висит у тебя на стене и никак не может созреть? -- спросил Аман, указывая на кривую афганскую саблю, тускло поблескивавшую под фонарем. -- Не та ли это сабля, которую в горах называли "мечом вазиров?"

-- Да, это меч вазиров, -- сказал Сурама.

-- Вазиры подняли знамя восстания, -- тихо и раздельно произнес Аман. -- Пешавар залит кровью. Железные дороги стали, повстанцы режут провода. А ты, Сурама, считаешь манго на деревьях, в то время как индийские женщины считают головы убитых сыновей? Или ты ничего не знаешь и ничего не слышишь?

-- Я все знаю, Аман, я все слышу.

-- Так почему же этот меч ржавеет на стене?

-- Когда Странствующий [Эпитет Будды] шел однажды по лесу и встретил голодную тигрицу, он обратился в зайца и прыгнул ей в пасть, чтобы напитать ее.

-- А тигрица облизнулась и подумала: о, если бы каждый заяц был Буддой! Но мы не хотим быть больше зайцами, дядя, и питать ненасытных тигриц! Мы сами хотим есть! О, если бы ты был с нами! Одного слова твоего было бы довольно, чтобы поднять все долины Вазаристана.

Он вскинул на плечо сумку и повернулся к двери.

-- Оставь мне свой адрес, Аман.

Молодой человек быстро обернулся.

-- Тебе довольно написать мне только одну строчку. Я все пойму.

-- Какую, мой друг?

-- "Я надеваю меч вазиров". Больше ничего.

Сурама улыбнулся.

-- Вспомни Матэ! -- жгучим шопотом бросил Аман и исчез за дверью.

Громко и неумолчно кричали лягушки, в бассейнах задумчиво и гармонично стонали жерлянки, кузнечики и цикады оглушительно трещали в ветвях.

Матэ? Но он ни на одну минуту не забывал ее в течение двенадцати лет.

* * *

Коллектор [Начальник провинции] Сетон имел обыкновение распечатывать почту за утренним завтраком в обществе своей жены и пятилетнего сына. Прихлебывая крепкий чай с жареными гренками, он вскрывал одну депешу за другой, в то время как черные слуги бесшумно двигались вокруг стола, ловя глазами распоряжения мэм-саиб [Госпожа], которые она, из уважения к занятиям мужа, подавала знаками.

-- Опять побоище! -- воскликнул он. -- Ленсли стрелял в толпу демонстрантов. Триста убитых и раненых. И это перед самым приездом Ватсона и в то время, когда вся наша политика основана на миролюбии и сближении. Я думаю, что Ленсли сошел с ума!

Коллектор захватил бумаги и прошел в кабинет, обставленный в духе любителя Востока. Шкапы с буддийскими рукописями, деревянные тибетские статуэтки, молитвенные мельницы, бронзовые кобры и драконы, тигровые шкуры на полу. Здесь же ждал майор Хигльс, начальник городского гарнизона.

-- Я получил новые пулеметы, -- сказал майор, садясь на пододвинутый ему стул.

-- Так. И что вы думаете с ними делать?

-- Пулеметы, сэр, существуют для того, чтобы из них стрелять. И больше они ничего не могут делать, извините меня, сэр.

-- В кого же вы хотите стрелять, упаси меня боже?

-- В том-то и штука, что у меня нет обстрела.

-- Обстрела? Должно ли это означать, что вы недовольны оттого, что вам не в кого стрелять?

-- Обстрелом, сэр, называется площадь, которая подлежит обстреливанию, извините меня, сэр. Но перед самым гарнизоном торчат какие-то деревья, плетни и кусты. Если нападение последует с этой стороны, мы будем смяты прежде, чем сумеем открыть огонь.

-- Вы ждете нападения?

-- Я обязан его ждать! Я начальник гарнизона.

Коллектор встал и сделал строгое лицо.

-- Вы знаете мои взгляды, Хигльс: мир, мир и мир во что бы то ни стало! Не забывайте, что страна накануне самоуправления, в какую бы форму это не вылилось.

-- Самоуправления? Гм... У меня в кармане приказ о приведении частей в боевую готовность. И больше я ничего не знаю... Вероятно это нужно для самоуправления. А в Бомбее выгружаются два огромных парохода, доверху наполненные бомбами, аэропланами и танками. Это тоже для самоуправления. Той же цели несомненно служат и все три индийские армии -- пограничная, внутренняя и запасная, так как они усиленно снабжаются и пополняются.

-- Ясно, что все предосторожности должны быть приняты. Рубите ваши деревья, майор, но без шума. Кстати, я жду на днях сэра Ватсона от вице-короля...

-- Подпишите ордер, -- сказал майор, подавая бумагу.

Коллектор взял перо.

-- Чья там земля?

-- Сад Сурамы.

Коллектор отложил перо.

-- Это невозможно. Сурама пользуется слишком большим уважением у населения. Кроме того он верный союзник правительства. Было бы политической ошибкой затрагивать его. Вам придется устраиваться иначе, Хигльс.

Майор внезапно побагровел. Усы его ощетинились, и жилы на шее надулись.

-- У Сурамы была хорошенькая жена, -- сказал он.

Коллектор поднял одну бровь.

0x01 graphic

Матэ вошла в дом...

-- У нее были глаза газели и легкая походка. К сожалению, бедняжка, кончила трагически. Она кажется повесилась перед вашим окном.

Коллектор поднял другую бровь.

-- Что заставляет вас говорить мне дерзости, сэр?

-- Какие дерзости, когда об этом знает весь город? Маленькая дурочка не нашла ничего лучшего, как удавиться на офицерской перевязи вместо веревки.

-- На офицерской перевязи?

-- Я вижу, вас это заинтересовало. Да, на алом афганском шарфе, из тех, которые мы носили вместо портупей.

Коллектор отступил к стене.

-- Какая муха вас укусила? -- сказал он тихо. -- Что вам надо?

-- Мне? Ровно ничего. Я доволен своим положением. Я не жду сэра Ватсона от вице-короля. Но я полагаю, что если бы этот шарф вдруг обнаружился, для вас вышла бы некоторая неприятность. Я только предупреждаю вас, сэр.

И, щелкнув каблуками, майор быстро покинул кабинет. На столе остался неподписанный ордер.

* * *

Сурама встал на заре и вышел в сад. Сонмы дремлющих растений, цветущих и пышных, переплетались в тумане.

Привычной рукой подправлял он молодые побеги, подвязывая хрупкие ветви, и часто останавливался, словно прислушиваясь к желаниям этих странных творений, безгласных, беззащитных и погруженных в воздушный сон.

Когда взошло солнце, он не торопясь принялся за рисовую кашу, принесенную соседкой.

В это время на дорожке показался коллектор Сэтон. Свежий, только что выбритый, он бодро шел прямо к дому. Сурама на мгновение закрыл глаза. Когда он их открыл, лицо его было спокойно и дружелюбно.

-- Рам-рам, Сурама, -- сказал коллектор, употребляя индусское приветствие. Он протянул руку и крепко пожал хозяина за локоть.

-- Чудесный сад, чудесный сад! Здесь чувствуешь себя в старой Индии, в той Индии, по которой еще шествовал благословенный со своей проповедью. Я рад, что забрел сюда. Но почему я никогда не встречаю вас на своих вторниках?

По вторникам у коллектора устраивались вечера "сближения", на которых английские дамы с холодной вежливостью потчевали чаем и бисквитами приглашенных туземцев из наиболее почетных горожан.

-- А между тем нам было бы о чем побеседовать. Не говоря уже о моей коллекции -- а у меня есть редчайшие рукописи из Тибета -- момент таков, что все друзья Индии должны были бы держаться друг за друга.

Затем он строго сообщил своему молчаливому собеседнику, что Англия, в течение столетий несшая Индии культуру, не забывая в то же время и сама учиться у этой древнейшей из стран, почти достигла результатов своей политики, и в настоящее время специально учрежденная комиссия разрабатывает форму правления для будущей свободной Индии. Что думает об этом Сурама?

-- Я плохо осведомлен, саиб, -- сказал тот, -- но я рад слышать, что все обстоит благополучно. Я опасался, что вражда между Востоком и Западом в последнее время обострилась, и обе стороны взялись за оружие.

Коллектор сказал с сердечной теплотой:

-- Я рад, что мы договорились с вами.

Для меня не тайна, что в молодости вы были нашим яростным врагом. Но кто не совершал ошибок в молодости? Забудем о них. Вы правы: момент острый и требует жертв от нас обоих. Жертв во имя будущего Индии. Мы оба принесли их уже не мало, но готовы ли вы к новым, мой друг?

-- Я готов на все, что может принести благо, -- сказал Сурама.

-- Прекрасные слова! Нам больше не о чем говорить.

И вновь молниеносно сжав локоть Су-рамы, коллектор быстро удалился, высоко неся голову человека, нашедшего поддержку в своем ответственном труде.

-- Моя библиотека, мой дом в вашем распоряжении, -- крикнул он на ходу.

В тот же день Сурама получил официальное извещение о реквизиции его сада для военных целей. Бумага была подписана коллектором. Маленький человек в огромном шлеме, принесший ее, был сух и строг.

После короткого молчания Сурама сказал:

-- Хорошо, саиб, я отдаю сад, -- и подписал бумагу. -- Но кто же будет ухаживать за деревьями? Не могу ли я остаться здесь садовником или сторожем?

-- Сторожить тут нечего, -- коротко сказал человек, -- деревья будут срублены.

И ушел.

Сад стоял кругом в тяжелом великолепии, плодоносный и дымный от цветов. Весь пронизанный светом и тенью солнечных лучей, он походил на торжественное сновидение, повисшее в синеве.

Однако этот мир красоты и проникнутого блаженством покоя был только сансарой [Вещественный мир], о которой сказано: "Ее истинное свойство -- пустота, ее внешний вид -- заблуждение, ее признак -- рождение в мученьях".

Сурама поднял голову, и по лицу его разлилось обычное спокойствие. Благословенный освобождает меня от земных забот, -- подумал он.

Ариф, видевший и слышавший все, перелез через плетень с папироской в зубах и сказал:

-- Вот приходил плюгавый человек, похожий на маленькую обезьяну, и в один миг отнял у тебя то, над чем ты трудился двадцать лет. О, Сурама, почему ты не треснул его по голове?

Ариф не замедлил сообщить новость, соседям, и событие мгновенно облетело город. Сад Сурамы, понадобившийся властям, стал жарким лозунгом дня. Ежеминутно возраставшая толпа расположилась под отдельными манговыми деревьями, между садом и казармами. Раскаленное, обесцвеченное зноем небо сеяло дымные лучи на голые коричневатые плечи и белые тюрбаны.

Отряд солдат с топорами для рубки был встречен ревом и свистом и отступил. Его сменили полицейские в красных тюрбанах. Работая дубинками, они пробились к саду, но тут встретили людей, плотными рядами лежавших на земле и не отвечавших ни на окрики, ни на удары.

Толпа шевелилась, как одно тело, смыкалась и расступалась, отбрасывая к краям свои наиболее тревожные волны и всасывая их вновь в себя. Из-за стены гарнизона выступил отряд гурков [Солдаты, набираемые из пограничных областей Гималаев] с винтовками.

-- Пулеметы! -- крикнул кто-то.

Толпа шарахнулась и стихла. На плетне показался Сурама.

-- Друзья! -- громко сказал он, и все головы повернулись к нему. -- Сад продан мною добровольно, в согласии с законами, действующими в стране. Нет никаких причин для волнений. Вставайте и идите по домам.

Этим он сломил мужество своих защитников. Пошел глухой говор, похожий на ропот пчелиного улья. Полицейские вновь обрели силу и ринулись вперед, разбивая толпу на группы и гоня ее в узкие улицы.

Никакого сопротивления больше не было. Не успевших скрыться, оттеснили к пустым казенным складам и набили полный амбар людей. Ворота захлопнули и поставили стражу.

Площадь опустела. Лягушки, почувствовавшие себя наконец спокойно, заголосили посреди города так, как-будто бы они были одни на всем свете.

* * *

Коллектор Сетон получал каждые пять минут донесения о происходящем. Он ходил взад и вперед по террасе, помахивая в воздухе белоснежным шлемом, который он то надевал на голову, то снимал. Заметив на улице группу прохожих, смотревших на крыльцо, он поспешил опустить дверную штору.

-- Ну, как дела, Томсон?

Томсон, скептическая фигура в полицейском мундире, вытянулся и доложил о развязке.

-- Прекрасно.

Коллектор открыл штору и вышел на крыльцо. Люди на улице попятились. Коллектор повысил голос.

-- Я упомяну ваше имя завтра в беседе с сэром Ватсоном. Арестованных немедленно отпустить! Идите, Томсон. Постойте, скажите им, что я друг Индии. Вы знаете мои взгляды: мир, мир и мир. Идите.

Через час коллектор снова вызвал Томсона.

-- Как арестованные?

-- Успокаиваются, сэр.

-- Так они еще не выпущены? Торопитесь, торопитесь, Томсон. Мое приказание было категорическое.

-- Немедленно, сэр. Я выжидал, пока уляжется возбуждение. Они еще кричат и угрожают, в частности по вашему адресу.

-- Что же они говорят?

-- Грозятся порубить деревья в вашем саду.

-- Какая чепуха! Это краснорубашечники?! [Революционная организация в северо-западной Индии.]

-- Не думаю, сэр. Но полагаю, что одна ночь, проведенная в амбаре, несомненно изменит их взгляды. Завтра утром мы их выпустим.

-- Но завтра утром приезжает сэр Ватсон. Вы понимаете, что у нас должно быть все в порядке?

-- Так точно, сэр. Поэтому, я полагаю, благоразумнее выпустить их вечером, после отъезда сэра Ватсона.

0x01 graphic

Индия не созрела да самоуправления...

Коллектор помолчал.

-- Прочны ли стены амбара? -- спросил он. -- Позаботьтесь удвоить стражу и никого не подпускать туда.

-- Слушаю, сэр.

* * *

Сурама сидел один и смотрел на далекие горы, цепеневшие в фиолетовой мгле. Никто больше не зашел навестить его, но он был спокоен. Он выполнил свой долг и покончил с "сансарой". Завтра утром он покинет дом и освободится совсем.

Когда стемнело, зашел Ариф с папироской в зубах.

-- Спасибо, Сурама, -- сказал он, -- ты оказал истинную услугу народу. Сорок человек арестовано и сидит в казенных амбарах. Среди них женщины и дети.

Этого Сурама не ожидал. Лицо его потемнело.

-- Подожди, друг. Ты говоришь, там есть и дети? Но ведь амбары кишат крысами?

-- О, да.

И, взглянув искоса на соседа, Ариф сплюнул и полез через плетень.

-- Я говорил, тебе надо было убить эту обезьяну, -- засмеялся он из темноты.

Сурама прошелся по саду. Он не смотрел кругом, глаза его были опущены и темны. Войдя в дом, он засветил фонарь и вынул из ножен свою саблю. Нет, клинок еще не заржавел. Он осторожно вдвинул его обратно. Руки его слегка дрожали.

В углу темнел старый деревянный сундук. Он наклонился над ним и из-под груды полинялых одежд Матэ достал маленький разноцветный узелок. Потом вымыл руки, перевязал тюрбан и вышел из дому.

* * *

Душная и жаркая ночь висела над городом. Кабинет коллектора тонул в сонной мгле зеленой лампы. Тускло поблескивали шкапы с книгами и пыльными древностями. В углу цепенела деревянная статуя с черной бородой. Другая, подобная ей, стояла посреди комнаты с узелком в руке. Это был Сурама.

-- Все знаю, все знаю и благодарю, -- встретил его коллектор. -- Садитесь, мой друг. Наконец-то вы у меня.

-- Саиб, я пришел с просьбой. Когда сегодня днем явились солдаты с топорами...

-- Ошибка, грустная ошибка, мой дорогой. Рубка приостановлена, и сад остается вашей неприкосновенной собственностью.

-- Я пришел просить освободить людей, которые сидят в амбаре. Они взяты по моей вине.

-- Это было моим первым побуждением. Завтра они будут все на свободе.

-- Я прошу освободить их сейчас. Они не могут сидеть в амбаре.

-- Не могут? Почему?

-- Там крысы.

-- О, крысы не причинят им вреда. Я обещаю вам, что завтра все до единого будут выпущены. Теперь же я хочу показать вам мои рукописи.

Коллектор зажег другую лампочку и перешел к шкапам. Он вынимал одну вещь за другой, рассказывая ее историю. Но Сурама не тронулся с места.

-- Саиб, -- сказал он, -- вот вещь, которая также принадлежит вам и которую я хранил у себя до сегодняшнего дня.

Он поклонился и положил на стол разноцветный узелок.

-- Что это? -- спросил коллектор, не решаясь притронуться к платку.

Сурама сам развязал его и вынул длинный алый шарф.

Коллектор вздрогнул. Впрочем, он скоро овладел собой.

-- Шарф? Но как это мило с вашей стороны!

-- Я нашел его в вашем саду двенадцать лет назад, -- сказал Сурама и опять поклонился.

-- Двенадцать лет хранить такую безделицу! Но это поистине восточная деликатность.

-- Отпустите арестованных, саиб.

Коллектор аккуратно сложил шарф и положил его под пресс на столе. Затем сделал строгое лицо.

-- Это невозможно, не будем больше об этом говорить.

Последовало длительное молчание.

-- Я не могу уйти отсюда, пока они не будут на свободе, -- тихо сказал Сурама.

-- В таком случае вы останетесь здесь до завтра, чему я буду очень рад, -- любезно улыбнулся коллектор.

Он опять заговорил о своих редкостях, осветил деревянную фигуру, которую назвал "брадикабуддой", и повертел молитвенной мельницей. Сурам молчал. Коллектор посмотрел на часы.

-- Вы в самом деле думаете стоять здесь до завтра?

Сурама не поднял головы. Коллектор прошелся по комнате.

-- Я не хочу ссориться с вами, Сурама, но вы должны понять, что мне достаточно было бы позвать слуг, чтобы вывести вас отсюда и кончить эту сцену.

Сурама молчал.

-- Хорошо, оставайтесь здесь.

Коллектор запер входную дверь, задвинул ящики стола и вышел. Сурама остался один. Он не переменил позы и не шевельнулся.

Через час дверь тихо открылась и вошли супруги Сэтон. Молча поглядели они на индуса и обменялись взглядами. У миссис был сильно встревоженный, даже испуганный вид.

-- Вам ничего не надо? -- спросила она. -- Может быть чаю? -- и она перевела беспомощный взгляд на мужа. Тот покачал головой.

Сурама молчал. Супруги еще постояли и вышли.

0x01 graphic

Полицейские ринулись вперед...

-- Что же это будет? -- спросила она. Коллектор пожал плечами.

-- А Ватсон?

-- Что же Ватсон? Говорят, он большой знаток страны. Он конечно слышал об этих спасающихся отшельниках. Иметь среди прочих редкостей музея своего домашнего "столпника" не так уже плохо.

Эта шутка сильно понравилась ему. Сохраняя озабоченный и строгий вид, он на самом деле внутренне уже гордился "своим Сурамой". Перед сном он еще раз посетил кабинет, осторожно ступая, обошел вокруг индуса и тихо постоял у двери, как в церкви. Потом потушил свет и запер дверь, выходя.

Сэр Ватсон приехал утром.

Перед этим в доме была суматоха, чистили и убирали все, что могли. Все уже знали, что в кабинете стоит Сурама и пользовались каждым случаем, чтобы посмотреть на него в щелку.

Коллектор сам, с помощью двух слуг, перетирал редкости своей коллекции и убирал кабинет.

-- Осторожнее со святым, -- хлопотал он и, взяв у слуги метелку, смахнул пылинку с плеча Сурамы. Потом отошел к окнам и бросил общий взгляд на комнату.

-- Сурама, -- сказал он, и голос его напоминал тот, которым говорят с духами на спиритических сеансах, -- вы не посетуете на меня, если я передвину вас немного в угол? Так будет лучше.

Двое слуг осторожно подняли худощавого индуса и установили его в угол. Теперь он составлял пару с деревянным "брадикабуддой", и коллектор был удовлетворен.

Сэр Ватсон сиял ослепительной белизной одежды. После короткого разговора о делах на террасе, он был незаметно вовлечен в кабинет.

Брадикабудда, зловеще смотревший из сумрачного угла, произвел на него некоторое впечатление и даже заставил сперва отшатнуться. Чтобы исправить эту ошибку, он вплотную подошел к Сураме, с любопытством рассматривая его лицо.

-- Великолепно сделано. Но... он смотрит?

-- Он живой, -- предупредил коллектор.

Ватсон быстро отступил и понизил голос:

-- Как живой?

-- Один из местных святых, сэр. Совершает свое подвижничество у меня. Оцепенел вчера во время разговора со мной.

-- И с тех пор стоит?

-- Стоит.

Ватсон дико посмотрел на коллектора. Потом перевел взгляд на Сураму.

-- Вы не устали? -- спросил он громко, как говорят с глухими. -- Я говорю: вы не ус-та-ли? -- Сурама молчал. Ватсон пожал плечами. -- Совершенно непонятная психология.

По проекту коллектора завтрак должен был состояться здесь же, среди редкостей. Но Ватсон покосился в угол и брезгливо отказался.

-- Может быть, мне это кажется, но от него идет какой-то затхлый воздух, -- пробурчал он.

-- Да? -- коллектор строго посмотрел на Сураму.

-- И вообще я советовал бы вам ставить их где-нибудь в саду, в беседках, что ли, или еще лучше в крытых амбарах, чтобы не подавать населению дурного примера.

"Музей" не удался. Не удался и обед, так как Ватсон пожелал обедать в клубе, в обществе всей английской колонии.

День был особенно зноен. Мертвенно-тихие стояли деревья с опаленными и свернувшимися листьями. Город поник, раскаленный и обессиленный. Но перед амбарами стояла толпа.

Она стояла молчаливо и упорно на некотором расстоянии, которое охранялось полицейскими. Она не походила на вчерашнее случайное и бурное сборище, она походила на одинокого часового, на аванпост, выставленный городом.

Вечер не принес облегчения. Воздух был тяжел, словно мрак стал весомым. В горах заиграли молнии скопившихся туч.

Обеденный зал в клубе, залитый электричеством, напоминал печь. Непрерывно колыхавшаяся пунка [пунка - приспособление для искусственного ветра - громадная холстина под потолком] веяла огнем. Ватсон говорил:

-- В течение последних недель по всей Индии произошли волнения черни. Индийское правительство, в связи с растущей угрозой безопасности, вынуждено прибегнуть к средствам, необходимым для восстановления уважения к власти. Анархические волнения не заставят индийское и английское правительства отступить от своей политики. Таково мнение вице-короля, джентльмены.

Коллектор, искавший случая реабилитировать себя, упомянул о Ленсли и о трехстах расстрелянных.

-- Он кажется все-таки отозван?

-- Неблагоразумно было бы оставлять его, -- сказал Ватсон, глядя мимо коллектора. -- Но вице-король говорил с ним и благодарил за решительность и быстроту. Он назначается в Шолапур.

Коллектор поспешил налить себе стакан. Когда подали рис с кери -- индийское блюдо, вошедшее в английское меню, -- он вновь открыл рот и упомянул о всеиндийском национальном конгрессе, с которым правительство вело переговоры. Но Ватсон холодно заявил, что "тактика конгресса разрушительна в отношении административно-экономической и социальной структуры государства".

-- А как работа комиссии, сэр?

-- Работа комиссии закончена, сэр.

Тут Ватсон посмотрел прямо в глаза коллектору.

-- Комиссия нашла, что Индия еще не созрела для самоуправления.

Слова эти были выслушаны в чрезвычайном молчании. Подбородки джентльменов поднялись на один сантиметр выше обыкновенного. Талии миссис выпрямились, и глаза их стали строги и печальны. Англия вновь брала на себя бремя ответственности за судьбу древнейшего, но все еще не созревшего для свободы народа.

Внезапно черная ночь за окнами блеснула фиолетовым огнем. Вдали глухо зарокотали раскаты грома. Ватсон заторопился к поезду, чтобы поспеть до грозы. Прощаясь с коллектором, он сказал:

-- Не забывайте, что мы британцы и что Британия еще существует, чорт возьми! -- и, раздувая щеки, укатил в автомобиле.

Сурама стоял один во мраке. Надвигалась гроза. Сквозь глухой непрерывный рокот грома доносились тревожные гудки автомобилей. На столе трещал телефон. Все четыре решетчатых окна ежеминутно вспыхивали на стенах огненными оттисками.

Но одно видение стояло перед ним бессменно: черные, испуганные, молящие глаза. Это были глаза Матэ, предсмертные глаза Матэ -- и глаза всей Индии, лежавшей кругом в тяжелой жажде, томлении и тоске.

Сердце его поднималось и летело над землей вместе с черным небом, полным огня. Он закрывал глаза и шептал умиротворяющие молитвы. Своего тела он не чувствовал давно.

Щелкнул выключатель, но лампочка не загорелась. Коллектор выругался и вернулся с керосиновой лампой под зеленым абажуром. Он был бледен от выпитого вина.

Зазвонил телефон.

-- Алло! Это я, майор Хигльс? К вашим услугам. Вазиры? (Последовала долгая пауза). Хорошо, мы примем все меры. Если завтра скопятся демонстранты, предоставляю вам действовать... Объявите военное положение... Очень хорошо. Звоните мне, майор.

Коллектор распахнул ставни окна и снял воротник. В комнате нехватало воздуха.

-- Томсон! -- крикнул он. Полицейский вырос в дверях. -- Хорошо, что вы еще здесь. Вы оставите арестованных в амбаре.

-- Слушаю, сэр. Но обязан донести, что они не ели и не пили сутки.

-- Для индуса это не так много.

-- Кроме того, тогда придется иметь дело с толпой.

-- Именно. Подойдите сюда, Томсон. В горах неспокойно. Вазиры. Вы понимаете? С толпой надо расправиться одним ударом. Раз навсегда. Чем больше она будет, тем, я полагаю, лучше. Вы -- старый полицейский и сумеете это устроить. Не мне учить вас.

-- Слушаю, сэр.

-- Вы знаете мои взгляды, Томсон: решительность и быстрота, Ленсли не остановился перед тремя сотнями, я не остановлюсь перед тремя тысячами. Согласуйте ваши действия с майором. Устройте засаду, возьмите их в тиски. И помните, что мы еще британцы, чорт возьми!

Томсон вышел. Коллектор опрокинулся в кресло и закрыл глаза. Ни один лист не шевелился. Земля лежала, как мертвая, под слепящими веерами молний.

"Не бей падшего, говорит Гаутама [Будда], но протяни ему руку помощи. О, трижды благословенный, учитель мудрых, огонь во тьме!"

Сурама сделал шаг вперед. Глаза его были темны, как подземные озера. Привычные слова молитв стали бессмысленны и жалки.

"Не бей падшего, помоги больному, охрани спящего от духов тьмы".

Он сделал еще шаг. Он ступал беззвучно, как горный тигр. Его взгляд остановился, пальцы были скрючены и напряжены.

"Мстящий вкусит горькую и терпкую пищу. Злобствующий в гневе возродится в аду".

Сурама сжал руки на груди и закрыл глаза. Пламя лампы задрожало. Ночные бабочки массами ворвались в окно и наполнили комнату ропотом ужаса.

"Укравший будет обворован, ударивший -- избит, убивший -- погибнет сам".

Сурама подошел к креслу и остановился. Тень его выросла до потолка и стала над ним.

Коллектор спал. Лицо его осунулось и посерело. Уши заострились. Он был похож на притаившуюся крысу. На столе, под прессом, пышно алел шелковый шарф. Сурама взял его и медленно развернул.

Внезапно лампа без всякого звука погасла. Еще мгновение длилась тишина, потом тьма взревела и ринулась на дом. Все на столе было опрокинуто ветром. Коллектор очнулся и поднял голову. В тот же миг его шею дважды обвила пурпурная петля и затянулась. Он захрипел и повалился на пол. Молния осветила его широко открытый черный рот. Затем все смешалось в грохоте и блеске, и с шумом океана хлынул тропический ливень.

Сурама стоял над телом коллектора, пока оно не закоченело. Тогда он вылез в окно и пошел домой.

0x01 graphic

Тень его выросла до потолка и стала над ним...

Гроза уходила, заметая следы огненными помелами. Город был напоен журчаньем, плеском и рокотом воды. Восток загорелся.

Войдя в дом, Сурама обрезал бороду садовым ножом. Потом, напившись воды и съев немного хлеба, сел у стены и закрыл глаза.

Сад гремел. Все голоса освобожденной и упившейся земли слились в один. Бушующие ароматы струились в окно.

-- О, Матэ, Матэ! -- воскликнул Сурама и засмеялся от радости.

Снаружи раздались торопливые шаги. Он бесшумно снял со стены саблю, обнажил клинок и стал у входа. Дверь распахнулась, и вошел Аман.

-- Дядя! Вазиры взяли форт Сарарога и наступают по дороге Размак-Джандола. Но что ты делаешь?

-- Я надеваю меч вазиров, Аман. -- И опоясавшись саблей, Сурама положил руку на плечо Амана и вместе с ним вышел на порог.

Багряные лучи зари пали на деревья. Над Индией всходило огненное солнце нового дня.

----------------------------------------------------------------------------------------------

Источник текста: журнал "Всемирный следопыт", 1931 No 04.

Оставить комментарий Аренский Павел Антонович (yes@lib.ru) Год: 1931 Обновлено: 20/08/2025. 36k. Статистика. Рассказ: Проза, Приключения Сочинения Иллюстрации/приложения: 5 штук.	Скачать FB2 Ваша оценка:

Аренский Павел Антонович Шарф и меч

Шарф и меч

Аренский Павел Антонович
Шарф и меч