Арсеньев Константин Константинович
Итоги судебной реформы

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

   

ИТОГИ СУДЕБНОЙ РЕФОРМЫ

III*).

*) См. выше: мар. 288 стр.

   Для того, чтобы отдѣленіе судебной власти отъ власти исполнительной или административной могло считаться окончательно совершившимся, недостаточно одного невмѣшательства администраціи въ дѣла, производимыя судомъ; необходимо еще, чтобы кругъ дѣйствій судебной власти не былъ стѣсненъ произвольными опредѣленіями, чтобы онъ распространялся на всѣ безъ изъятія дѣла, по существу своему судебныя. Въ чемъ же заключается отличительная черта судебныхъ дѣлъ, какъ найти разумное основаніе для установленія границы между властями судебною я административною? Мы разсмотримъ этотъ вопросъ только въ примѣненіи къ сферѣ уголовнаго правосудія, такъ какъ именно въ ней практика расходится у насъ всего больше съ теоріей и даже съ общими началами, провозглашенными законодателемъ.
   Государство признаетъ и обезпечиваетъ за каждымъ изъ своихъ гражданъ большую или меньшую сумму правъ, установляемыхъ закономъ; оно охраняетъ его жизнь, здоровье, честь, свободу, собственность, оно отводитъ ему извѣстную сферу дѣйствій въ дѣлахъ семейныхъ и общественныхъ. Не только интересъ частныхъ лицъ, но и интересъ государства требуетъ, чтобы всѣ эти права были по возможности неприкосновенны, чтобы они могли быть отнимаемы или ограничиваемы не иначе, какъ въ заранѣе опредѣленныхъ случаяхъ и съ соблюденіемъ заранѣе опредѣленнаго порядка. Другими словами, для отнятія или ограниченія права необходимъ приговоръ уголовнаго суда, основанный на уголовномъ законѣ. Только законъ, какъ нѣчто постоянное, твердое и для всѣхъ доступное, можетъ указать тѣ нарушенія гражданскаго или государственнаго долга, которыя должны имѣть послѣдствіемъ отнятіе или ограниченіе права; только уголовный судъ, предоставляющій обвиняемому всѣ средства къ защитѣ и оправданію, соединяющій въ себѣ всѣ условія для спокойнаго и безпристрастнаго отношенія къ дѣлу,-- можетъ рѣшить, существуетъ ли въ данномъ случаѣ нарушеніе и долженъ ли за него отвѣчать его виновникъ. Одинаково несправедливо, одинаково опасно и вредно подвергать кого-нибудь наказанію за поступокъ не запрещенный уголовнымъ закономъ -- и опредѣлять наказаніе безъ предварительнаго изслѣдованія дѣла общимъ судебнымъ порядкомъ. Говоря о наказаніи, мы разумѣемъ, конечно, не тѣ только карательныя мѣры, которыя установлены уголовнымъ закономъ, а всякое вообще отнятіе или ограниченіе права, принадлежащаго человѣку физически и нравственно правоспособному. Понятно, напримѣръ, что ограниченіемъ свободы слѣдуетъ считать не только ссылку на поселеніе или на житье, предусмотрѣнную уложеніемъ о наказаніяхъ, но и всякую высылку изъ мѣста жительства, всякое стѣсненіе въ правѣ свободнаго его избранія. Тѣлесное наказаніе, производимое по распоряженію администраціи за неплатежъ недоимки или за участіе въ уличныхъ безпорядкахъ, отличается отъ тѣлеснаго наказанія по судебному приговору только однимъ: оно не можетъ быть оправдываемо даже тѣми мотивами, которые приводились прежде въ защиту послѣдняго. Ограниченіемъ права собственности является не только денежный штрафъ, но и всякое стѣсненіе или запрещеніе предпріятія, на которое затраченъ капиталъ или употреблена извѣстная сумма труда. Называйте подобныя мѣры какъ хотите -- мѣрами для предупрежденія и пресѣченія преступленій, мѣрами для охраненія общественной безопасности, мѣрами, принимаемыми во имя общественнаго блага (salut public),-- сущность ихъ отъ этого не измѣняется; исходя отъ администраціи, онѣ все-таки остаются ничѣмъ другимъ, какъ нарушеніемъ коренныхъ условій правильнаго общественнаго устройства.
   Защитники административной расправы готовы признать отвлеченную справедливость того общаго начала, въ силу котораго всякое лишеніе или ограниченіе права должно исходить исключительно отъ суда; но они не вѣрятъ въ возможность осуществленія этого начала въ современной народной жизни, или, по крайней мѣрѣ, считаютъ неудобнымъ слишкомъ послѣдовательное примѣненіе его на практикѣ. "Судъ -- говорятъ они -- дѣйствуетъ слишкомъ медленно, слишкомъ разборчиво, слишкомъ нерѣшительно; ему мало одного подозрѣнія -- для него нужна полная увѣренность въ винѣ обвиняемаго; онъ обращаетъ вниманіе только на совершившіеся факты, а не на возможность ихъ совершенія; онъ не считаетъ себя въ правѣ наложить свою руку на самаго вреднаго человѣка, пока послѣдній ничѣмъ положительно не проявилъ своего вреднаго направленія. Между тѣмъ, есть опасности, Которыя необходимо предупреждать заблаговременно, есть стремленія, которыя слѣдуетъ уничтожать въ самомъ ихъ началѣ и со всѣми ихъ корнями. Для исполненія этой задачи судъ безсиленъ; на помощь ему должна придти администрація. Если поспѣшность и крутость административныхъ мѣропріятій иногда требуетъ невинныхъ жертвъ, если лица виновныя -- или могущія впослѣдствіи сдѣлаться виновными -- несутъ иногда наказаніе свыше настоящей или будущей вины своей, то съ этимъ можно и должно примириться при мысли о важности интересовъ, но имя которыхъ приносятся жертвы и налагаются преувеличенныя наказанія. Чтобы сохранить благосостояніе всѣхъ, позволительно пренебречь благосостояніемъ немногихъ". Въ подкрѣпленіе этихъ аргументовъ дѣлается обыкновенно ссылка на примѣръ всѣхъ государствъ, не исключая самыхъ просвѣщенныхъ -- на высылку цѣлыми массами подозрительныхъ людей послѣ іюньскихъ дней 1848-го г. и послѣ декабрьскаго переворота, на пріостановленіе дѣйствія habeas corpus въ Ирландіи во время феніанскихъ заговоровъ, на арестъ Якоби во время послѣдней франко-германской войны, и т. п. Посмотримъ, прежде всего, въ какой степени убѣдительны эти примѣры. Во-первыхъ, они относятся всѣ не въ эпохамъ нормальнаго, спокойнаго движенія государственной жизни, а къ критическимъ минутамъ борьбы, внутренней или внѣшней, борьбы, ставящей на карту самое существованіе государства или правительства. Съ прекращеніемъ этихъ минутъ прекращаются и чрезвычайныя мѣры, ими вызванныя. Правда, во Франціи законъ общественной безопасности (loi de sûreté générale) существовалъ болѣе десяти лѣтъ сряду; но за исключеніемъ первыхъ трехъ-четырехъ мѣсяцевъ, онъ былъ только угрозой, никогда не исполнявшейся на самомъ дѣлѣ. Въ настоящее время мы не знаемъ ни одной европейской страны, въ которой личная свобода гражданъ зависѣла бы, вз обыкновенное время, отъ усмотрѣнія администраціи. Во-вторыхъ, кругъ дѣйствія чрезвычайныхъ мѣръ вездѣ и всегда ограничивается по возможности тѣсными предѣлами. Онѣ примѣняются только въ лицамъ, которыхъ правительство считаетъ въ данную минуту своими политическими врагами, а отнюдь не къ тѣмъ, кто дѣйствуетъ вопреки видамъ правительства или не подчиняется его требованіямъ по какому-нибудь частному вопросу -- еще менѣе къ тѣмъ, кто приходитъ въ столкновеніе съ какимъ-нибудь отдѣльнымъ органомъ правительства. Въ-третьихъ, часто ли чрезвычайныя мѣры достигаютъ своей цѣли? Въ однихъ, случаяхъ -- когда правительство сильно поддержкой большинства или особыми условіями минуты,-- онѣ оказываются излишними и слѣдовательно тѣмъ болѣе несправедливыми (напримѣръ, арестъ Якоби); въ другихъ случаяхъ, когда неудовольствіе имѣетъ глубокіе корни, онѣ оставляютъ вопросъ въ такомъ же точно положеніи, въ какомъ онъ былъ прежде (пріостановленіе habeas corpus въ Ирландіи); иногда, наконецъ, онѣ отзываются столь-же тяжело на тѣхъ, это ихъ принялъ, какъ и на тѣхъ, противъ кого онѣ были приняты (іюньскія и декабрьскія высылки). Чрезвычайныя административныя мѣры можно сравнить съ необходимой обороной: онѣ извинительны только тогда, когда онѣ неизбѣжны, когда опасность, ихъ вызывающая, такъ настоятельна, такъ велика, что нѣтъ другихъ средствъ къ ея устраненію. Но если въ правильно-организованномъ обществѣ состояніе необходимой обороны является рѣдкимъ исключеніемъ даже для частныхъ лицъ, предоставленныхъ своимъ собственнымъ, крайне ограниченнымъ силамъ, то тѣмъ рѣже оно можетъ наступать для правительства, располагающаго всѣми средствами страны, имѣющаго подъ рукою судъ, полицію" войско, опирающагося на вѣковую привычку повиновенія, на весь историческій строй народной жизни. О серьезной опасности, угрожающей правительству, можетъ быть рѣчь только тогда, когда въ странѣ готовится открытое, обширное возстаніе, и когда прошедшее ея сулитъ этому возстанію какіе-нибудь шансы успѣха. Такое положеніе дѣлъ возможно въ настоящее время, если мы не ошибаемся, только для двухъ европейскихъ государствъ -- для Франціи и Испаніи. Когда чрезвычайныя мѣры не соотвѣтствуютъ опасности, въ виду которой къ нимъ прибѣгаютъ, тогда неизбѣжно является то, что на языкѣ юридическомъ называется превышеніемъ необходимой обороны {Печальнымъ подтвержденіемъ этой мысли служатъ послѣднія одесскія событія, если только справедливы газетныя о нихъ извѣстія. Мы понимаемъ чрезвычайныя мѣры, принимаемыя для прекращенія безпорядковъ, но не понимаемъ ихъ тогда" когда безпорядки уже окончены. Между тѣмъ, тѣлесное наказаніе цѣлой массы лицъ возможно, по самому своему свойству, только тогда, когда безпорядки прекращены, когда сила безусловно на сторонѣ администрація, и когда, слѣдовательно, не можетъ и не должна идти рѣчь ни о чемъ другомъ, какъ о законныхъ карательныхъ мірахъ.}. Виновные смѣшиваются съ невиновными, о соразмѣрности между степенью вины и степенью отвѣтственности никто и не помышляетъ; реакція противъ движенія (или противъ возможности движенія) продолжается и тогда, когда опасность давно миновала; порядокъ вещей, созданный условіями случайными и скоропреходящими, надолго переживаетъ эти условія. Отсюда проистекаетъ новая опасность, часто болѣе серьёзная чѣмъ та, изъ-за которой началась вся тревога. Въ обществѣ исчезаетъ чувство законности и безопасности, необходимое не только для спокойствія частныхъ лицъ, но и для успѣшнаго развитія всего народа, для внутренней силы государства; никто не считаетъ себя обезпеченнымъ въ пользованіи своими правами, никто не сознаетъ надъ собою твердой охраны ненарушимаго закона. Если элементы движенія преобладаютъ въ государствѣ надъ элементами застоя, послѣдствіемъ такого положенія дѣлъ является всеобщее возбужденіе умовъ противъ правительства; въ противномъ случаѣ разнуздываются всѣ ретроградныя стремленія и страсти, къ административному давленію присоединяется невыносимый гнетъ большинства надъ меньшинствомъ, и реакція заходитъ далеко за тѣ предѣлы, которые были начертаны для нея первоначально самимъ правительствомъ.
   Необходимость административной расправы мотивируется обыкновенно указаніемъ на государственныя преступленія, замышляемыя въ глубокой тайнѣ и угрожающія величайшею опасностью еще гораздо раньше, чѣмъ успѣетъ созрѣть и въ чемъ-нибудь проявиться преступная мысль. Намъ кажется, что при этомъ упускается изъ виду одно весьма существенное обстоятельство. По теоріи уголовнаго права, преступный умыселъ самъ по себѣ ненаказуемъ вовсе, приготовленіе къ преступленію, въ большинствѣ случаевъ -- тоже; но для государственныхъ, преступленій вездѣ дѣлается исключеніе изъ общаго правила, и самыхъ широкихъ размѣровъ это исключеніе достигаетъ въ русскомъ законодательствѣ. Уложеніе о наказаніяхъ назначаетъ строгую кару за всякое приготовленіе къ государственному преступленію, за всякое участіе въ политическомъ заговорѣ, за знаніе и недонесеніе о его существованіи, иногда даже за словесное или письменное изъявленіе преступныхъ мыслей и предположеній. Въ дѣлахъ этого рода карательная власть суда распространяется, слѣдовательно, не на одни совершившіеся факты; дѣйствію ея подчиняются и планы, и намѣренія, и мысли -- однимъ словомъ, все то, что въ обыкновенныхъ случаяхъ не подлежитъ вѣдѣнію суда. Отсюда слѣдуетъ, что государственныя преступленія могутъ быть судомъ не только наказываемы, но и предупреждаемы. Правда, въ дѣлахъ политическихъ, какъ и во всѣхъ другихъ" судъ постановляетъ рѣшенія да основаніи доказательствъ; если онъ долженъ убѣдиться въ достовѣрности наказуемаго факта, то столь же необходимо для него убѣжденіе въ достовѣрности наказуемаго намѣренія. Но вѣдь и для администраціи нужны же какія-нибудь данныя, которыми она могла бы мотивировать принимаемыя ею мѣры. Одно изъ двухъ: или эти данныя недостаточно изслѣдованы и повѣрены -- и въ такомъ случаѣ осторожнѣе подождать болѣе полнаго ихъ разъясненія; или онѣ могутъ служить основаніемъ для внутренняго убѣжденія въ винѣ или невиновности обвиняемаго -- и тогда онѣ имѣютъ одинаковую силу какъ для суда, такъ и для администраціи (не забудемъ, что для суда не существуетъ болѣе формальной теоріи доказательствъ). Въ крайнемъ случаѣ суду могло бы быть предоставлено право подвергать подсудимыхъ не вполнѣ уличенныхъ, но и не вполнѣ оправдавшихся, особому полицейскому надзору, сопряженному съ временнымъ запрещеніемъ жить въ немногихъ опредѣленныхъ пунктахъ государства.
   Зачѣмъ заботиться о лицахъ, добровольно идущихъ на встрѣчу своей участи,-- могутъ сказать намъ приверженцы чрезвычайныхъ административныхъ мѣръ,-- зачѣмъ видѣть опасность для цѣлаго общества въ томъ, что угрожаетъ только немногимъ злоумышленникамъ, скрывающимся вѣего средѣ? Это возраженіе не ново; во время первой французской революціи оно было высказано въ знаменитой фразѣ: "que les méchants tremblent, que les bons citoyens se rassurent!" Къ сожалѣнію, различіе между bons и méchants установляется на практикѣ не такъ легко, какъ въ теоріи. Стоитъ только объявить извѣстную категорію лицѣлюдьми подозрительными (suspects) -- и черезъ нѣсколько времени никто не будетъ знать, гдѣ начинается и гдѣ оканчивается эта категорія. Несдержанное ни точнымъ опредѣленіемъ закона, ни правильными обрядами судопроизводства, усердіе, даже самое благонамѣренное, скоро теряетъ чувство мѣры и осторожности. Понятіе о политическомъ преступленіи, или лучше сказать, о политической неблагонадежности, дѣлается все болѣе и болѣе эластичнымъ, къ признакамъ такой неблагонадежности присоединяются черты, неимѣющія съ нею ничего общаго. Гражданинъ, безусловно повинующійся законамъ своего государства, сообразующій съ ними всю свою дѣятельность, можетъ быть совершенно увѣренъ въ томъ, что онъ не будетъ привлеченъ въ суду за государственное преступленіе,-- развѣ по недоразумѣнію, которое не замедлитъ разъясниться; но онъ никогда поможетъ быть увѣренъ въ томъ, что не навлечетъ на себя подозрѣній администраціи, вооруженной чрезвычайною властью. Множество дѣйствій, въ существѣ своемъ совершенно безвредныхъ и невинныхъ, могутъ показаться въ данную минуту опасными для государства и повлечь за собою репрессивныя мѣра. Участіе въ томъ или другомъ, хотя и не запрещенномъ, журналѣ, составленіе корреспонденцій для иностранной газеты, переписка, хотя бы по самому пустому предмету, съ подозрительнымъ лицемъ -- все можетъ обратиться въ источникъ бѣды, непредвидѣнной и потому непредотвратимой. Прибавимъ къ этому, что чрезвычайная власть, въ рукахъ того или другого изъ ея органовъ, легко можетъ быть направлена къ достиженію чисто личныхъ цѣлей {Вотъ, напримѣръ, что пишетъ тамбовскій корреспондентъ "Современныхъ Извѣстій": "Намъ всѣмъ памятенъ печальный конецъ нѣкоего адвоката, г. Л.--скаго, уличившаго мѣстную полицію чуть не во стѣ неправильно и пристрастно составленныхъ актовъ. Этотъ честный труженикъ былъ здѣсь у многихъ какъ бѣльмо на глазу, и нашли причины удалить его административнымъ порядкомъ, вмѣстѣ съ семействомъ съ Вятку ("Спб. Вѣд." No 91).}.
   Тамъ, гдѣ административная расправа представляется, не временнымъ явленіемъ, вызваннымъ чрезвычайными обстоятельствами, а какъ бы нормальнымъ государственнымъ учрежденіемъ, къ опаснымъ сторонамъ ея, уже указаннымъ нами, присоединяется еще одна: распространеніе ея круга дѣйствій далеко за предѣлы чисто-политической жизни. Кромѣ государственныхъ преступленій есть и другія, требующія, повидимому, особенно быстрой и энергической репрессіи, и слѣдовательно, съ точки зрѣнія намъ уже знакомой, вызывающія вмѣшательство администраціи въ область уголовнаго суда. Сюда относятся, напримѣръ, неповиновеніе крестьянъ распоряженіямъ начальства, хотя бы и чуждое всякаго политическаго оттѣнка, стачки рабочихъ, пропаганда новаго религіознаго ученія и т. п. Отсюда одинъ только шагъ до допущенія карательныхъ административныхъ мѣръ и за такія дѣйствія или упущенія, которыя не заключаютъ въ себѣ ничего преступнаго, но которыя почему-нибудь считаются вредными для государства -- напримѣръ, за неуплату недоимокъ, за попытки переселенія большими массами изъ одной части государства въ другую. Рядомъ съ законнымъ порядкомъ преслѣдованія и наказанія установляется, такимъ образомъ, другой, имѣющій очень мало общаго съ первымъ. Нетрудно понять, въ какой степени это способствуетъ укорененію довѣрія къ закону. Въ Россіи эта аномалія сдѣлалась особенно замѣтной именно со времени введенія въ дѣйствіе новыхъ судебныхъ уставовъ. Пока судъ мало чѣмъ отличался отъ администраціи, пока отправленіе его совершалось въ тайнѣ, безъ всякаго участія общества, до тѣхъ поръ установленіе точныхъ границъ между властями судебной и административной могло быть вопросомъ довольно безразличнымъ, потому что серьезныхъ гарантій для частныхъ лицъ ни та, ни другая не представляла. Но теперь, когда судъ устроенъ на новыхъ, раціональныхъ началахъ, обезпечивающихъ, по возможности, безпристрастное рѣшеніе каждаго дѣла, вмѣшательство администраціи въ кругъ дѣйствій судебной власти не можетъ не производить болѣзненна!" впечатлѣнія на общество. Нельзя привыкнуть къ мысли о томъ, что воръ или мошенникъ, пойманный на мѣстѣ преступленія, свободно пользуется всѣми законными средствами защиты и часто приговаривается судомъ лишь къ кратковременному заключенію подъ стражей, а человѣкъ, подозрѣваемый въ политической неблагонадежности, высылается безъ суда, безъ истребованія объясненій, иногда даже безъ предваренія объ ожидающей его участи, въ одну изъ тѣхъ губерній, которыя служатъ мѣстомъ ссылки для осужденныхъ за подлогъ, крупное воровство или мошенничество. Такая высылка -- не простое ограниченіе свободы; она часто можетъ быть равносильной отнятію у высылаемаго лица и у его семейства всѣхъ средствъ къ существованію въ настоящемъ, всѣхъ надеждъ на будущее. Пустынныя, бѣдныя, мало населенныя губерніи сѣвера и сѣверо-востока европейской Россіи не представляютъ ни одного изъ условій, необходимыхъ для сколько-нібудь плодотворнаго умственнаго труда; даже пріисканіе занятій, которыми можно было бы просто кормиться, сопряжено въ этомъ краѣ съ величайшими затрудненіямй. Сколько силъ пропадаетъ даромъ въ надежной борьбѣ съ нуждою, съ суровымъ климатомъ, съ неблагопріятною обстановкой! Лицо, сосланное на житье по судебному приговору, знаетъ, сколько лѣтъ должно продлиться его вынужденное пребываніе на одномъ мѣстѣ; ссыльные другого рода не имѣютъ даже и этого утѣшенія. Совмѣстенъ ли такой порядокъ вещей съ духомъ всѣхъ совершившихся и совершающихся еще у насъ преобразованій?-- О полномъ устраненіи административной расправы, мы знаемъ, въ настоящее время нельзя и мечтать; но есть возможность смягчить примѣненіе принципа, не отказываясь отъ него совершенно. Если бы право принимать чрезвычайныя административныя мѣры было оставлено только за центральными органами правительства, и притомъ только въ отношеніи къ политическимъ проступкамъ; еслибы принятіе подобныхъ мѣръ зависѣло въ каждомъ данномъ случаѣ не отъ одного лица, а отъ коллегіальнаго учрежденія, пользующагося независимостью, обязаннаго руководствоваться заранѣе опредѣленными правилами и выслушивать всѣ объясненія и оправданія лица, призываемаго къ отвѣтственности; еслибы высылаемыя лица были водворяемы въ такихъ городахъ, гдѣ они могли бы продолжать свои прежнія занятія; еслибы, наконецъ, былъ опредѣленъ срокъ высылки или порядокъ, въ которомъ можетъ совершаться возвращеніе высланнаго лица,-- то сумма личной безопасности и свободы, оставаясь весьма ограниченною, все-таки. увеличилась бы довольно замѣтно, и на этой переходной точкѣ все же немного легче было бы ожидать желаннаго, окончательнаго шага къ безусловному господству закона. Пока этотъ шагъ не совершенъ, многія статьи устава уголовнаго судопроизводства существуютъ какъ будто бы только для того, чтобы никогда не быть исполняемыми {Сюда относятся ст. 8, по которой никто не можетъ быть ни задержанъ подъ стражею иначе, какъ въ случаяхъ законами опредѣленныхъ, ни содержимъ въ помѣщеніяхъ, не установленныхъ на это закономъ; ст. 10 и 11, по которымъ каждый судья обязанъ освободить неправильно лишеннаго свободы или принять мѣры къ содержанію заключеннаго въ установленномъ порядкѣ.}; а что можетъ быть вреднѣе для общественной совѣсти, чѣмъ такой постоянный разладѣ между практикой и буквой закона?
   Административныя мѣры, о которыхъ мы до-сихъ-поръ говорили, направлены преимущественно противъ личной свободы, хотя косвенно онѣ безъ сомнѣнія затрогиваютъ и имущественныя права частныхъ лицъ; но одною изъ сторонъ своихъ чрезвычайная административная власть прямо касается этихъ правъ и подвергаетъ ихъ самымъ существеннымъ ограниченіямъ. Мы разумѣемъ власть администраціи надъ періодическою (а de facto, если не de jure, и надъ неперіодическою) печатью. Посредствомъ запрещенія розничной продажи повременнаго изданія администрація можетъ значительно уменьшить сбытъ изданія, а слѣдовательно и доходы издателя; посредствомъ предостереженій и слѣдующаго затѣмъ пріостановленія изданія она можетъ совершенно его уничтожить,-- а вмѣстѣ съ нимъ и капиталъ, на него затраченный, и заработки нѣсколькихъ десятковъ лицъ {Положеніе нашей печати было подробно разсмотрѣно нами въ особой статьѣ: "Русскіе законы о печати", "Вѣстникъ Европы" 1869 г. No No 4 и 6.}. Имущественныя права содержателей типографій и книжныхъ магазиновъ столь же непрочны, какъ и имущественныя права издателя газеты или журнала.
   Однимъ изъ аргументовъ въ пользу сохраненія административной расправы по дѣламъ политическимъ и по дѣламъ печати служитъ обыкновенно медленность, съ которой производятся судомъ процессы о государственныхъ преступленіяхъ и о проступкахъ печати. Фактъ медленности, къ сожалѣнію, неопровержимъ; самымъ яркимъ доказательствомъ его служитъ политическій процессъ (такъ-называемое "нечаевское дѣло"), начавшійся въ декабрѣ 1869-го г. и до-сихъ-поръ, т.-е. почти черезъ полтора года, неприведенный къ окончанію. Но съ другой стороны нельзя не припомнить, что политическій процессъ 1866-го г., несмотря на его сложность, прошелъ черезъ всѣ фазисы судебнаго производства въ пять съ небольшимъ мѣсяцевъ. Отсюда слѣдуетъ заключить, что главная причина медленнаго производства политическихъ процессовъ коренится не въ судебныхъ уставахъ, а въ обстоятельствахъ случайныхъ и слѣдовательно вполнѣ устранимыхъ. Къ числу этихъ обстоятельствъ принадлежитъ стремленіе соединить въ одно цѣлое всѣ различныя части дѣла, между тѣмъ какъ ничто не мѣшало бы предавать суду одну группу подсудимыхъ за другою, не удлинила по-напрасну срокъ предварительнаго ареста тѣхъ изъ нихъ, участіе которыхъ въ дѣлѣ вполнѣ разслѣдовано. Другой источникъ медленности -- не вполнѣ точное соблюденіе требованій закона; такъ напримѣръ предварительное слѣдствіе по нечаевскому дѣлу производилось не подъ наблюденіемъ прокурора с.-петербургской судебной палаты, я самые обвинительные акты были первоначально не имъ составлены, такъ что по передачѣ дѣла въ его руки ему пришлось дать довольно продолжительный срокъ для его изученія {Мы знаемъ, что первоначально предполагалось возложить рѣшеніе дѣла на верховный судъ, и что слѣдствіе производилось сенаторомъ уголовнаго кассаціоннаго департимента, подъ наблюденіемъ министра юстиціи; но ничто, кажется, не мѣшало принять мѣры къ заблаговременному ознакомленію съ дѣломъ прокурора судебной палаты, подобно тому, какъ были ознакомлены съ нимъ другія лица прокурорскаго надзора.}. Наконецъ, малочисленность членовъ судебной палаты -- къ которой мы будемъ еще имѣть случай возвратиться -- не позволяетъ ей двигать дѣло такъ быстро, какъ это было бы желательно и при другомъ личномъ ея составѣ возможно. Когда гражданскій департаментъ с.-петербургской судебной палаты разсматривалъ нечаевское дѣло, одинъ изъ пяти его членовъ былъ занятъ особой командировкой, другой довольно долго былъ боленъ; предсѣдатель департамента долженъ былъ устранить себя отъ обсужденія большей части дѣла, потому что участвовалъ, въ качествѣ прокурора московской судебной палаты, въ производствѣ предварительнаго слѣдствія. Вся тяжесть труда упала, такимъ образомъ, на трехъ или четырехъ членовъ палаты, засѣдавшихъ въ тоже самое время два раза въ недѣлю для разрѣшенія текущихъ гражданскихъ дѣлъ. Можно ли удивляться, послѣ того, что дѣло, состоящее, если мы не ошибаемся, изъ 15--20 томовъ, оставалось въ гражданскомъ департаментѣ палата почти три мѣсяца? Въ уставѣ уголовнаго судопроизводства могла бы быть сдѣлана, въ видахъ ускоренія политическихъ процессовъ, одна только перемѣна: сосредоточеніе всѣхъ обязанностей обвинительной камеры, теперь раздѣленныхъ между гражданскимъ департаментомъ судебной палаты и гражданскимъ кассаціоннымъ департаментомъ правительствующаго сената, въ послѣднемъ изъ этихъ двухъ учрежденій. Вмѣстѣ съ ускореніемъ производства это имѣло бы послѣдствіемъ и упрощеніе его, такъ какъ въ настоящее время часть каждаго политическаго процесса (за исключеніемъ самыхъ небольшихъ и немногосложныхъ) разсматривается, съ одной и той же точки зрѣнія, сначала судебною палатою (отъ которой зависитъ преданіе суду), потомъ правительствующимъ сенатомъ (отъ котораго зависитъ прекращеніе слѣдствія). Что касается до процессовъ печати, то о средствахъ къ ускоренію ихъ производства мы уже говорили въ нашей статьѣ: "Русскіе законы о печати". Главнымъ источникомъ медленности служатъ для нихъ сношенія прокурора съ министромъ юстиціи, требуемыя закономъ (Уст. угол. суд. дополн. къ ст. 1,000, пун. 7) въ случаѣ затрудненій или сомнѣній, встрѣченныхъ прокуроромъ въ сообщеніи главнаго управленія по дѣламъ печати или цензурнаго комитета. Еслибы эти затрудненія или сомнѣнія могли быть разрѣшаемы словеснымъ объясненіемъ прокурора съ министромъ юстиціи или министромъ внутреннихъ дѣлъ, то процессы печати не оставались бы безъ движенія по цѣлымъ мѣсяцамъ или даже годамъ, какъ это до сихъ-поръ слишкомъ часто случалось.
   

IV.

   Судебная реформа положила конецъ существованію сословныхъ выборныхъ судей и замѣнила ихъ въ общихъ судебныхъ мѣстахъ судьями, назначенными отъ правительства, въ мировыхъ учрежденіяхъ -- судьями, выбранными земствомъ, т.-е. представителями всѣхъ сословій. Мы, не станемъ разбирать съ теоретической точки зрѣнія достоинства и недостатки этихъ двухъ системъ замѣщенія судейскихъ должностей; замѣтимъ только, что въ примѣненіи ихъ къ обѣимъ главнымъ группамъ судебныхъ установленій наше законодательство руководилось взглядомъ въ существѣ вѣрнымъ. Для членовъ общихъ судебныхъ установленій необходимо больше всего юридическое образованіе и практическое знакомство съ дѣлами, т.-е. такія условія, о которыхъ всего меньше въ состояніи судить избиратели. Извѣстно по опыту, что въ старыхъ судебныхъ палатахъ судьями на самомъ дѣлѣ, а не только по имени, были большею частью одни товарищи предсѣдателей, назначавшіеся правительствомъ изъ среды юристовъ. Съ расширеніемъ круга дѣйствій судебныхъ мѣстъ, съ распространеніемъ избирательнаго права на всѣ классы общества, съ установленіемъ извѣстныхъ условій для занятія судейскихъ должностей, выборъ судей въ общія судебныя мѣста сдѣлался бы еще болѣе затруднительнымъ. Во многихъ судебныхъ округахъ не оказалось бы достаточнаго числа кандидатовъ, могущихъ по Закону принять на себя званіе судей; недостатокъ ихъ пришлось бы пополнять лицами, совершенно неизвѣстными избирателямъ,-- а при такомъ положеніи дѣлъ избраніе сознательное и обдуманное было бы совершенно немыслимо. Выборъ мировыхъ судей не представляетъ такихъ затрудненій; для занятія этихъ должностей требуется гораздо меньшая спеціальная подготовка, а слѣдовательно гораздо легче находятся и кандидаты изъ числа мѣстныхъ жителей, хорошо извѣстныхъ избирателямъ. Между мировымъ судьею и подсуднымъ ему населеніемъ существуетъ и должна существовать такая тѣсная связь, которая невозможна и ненужна между членами окружнаго суда и населеніемъ судебнаго округа. Мировой судъ, если можно такъ выразиться, есть судъ домашній, регулирующій самыя простыя и общія для всѣхъ юридическія отношенія, проникающій во всѣ подробности ежедневнаго, обыденнаго быта. Отсюда съ одной стороны необходимость полнаго довѣрія населенія къ судьѣ, съ другой стороны полнаго знакомства судьи съ населеніемъ, съ его особенностями и обычаями. Соединеніе этихъ условій возможно только при избраніи мировыхъ судей населеніемъ мирового округа. Большинство мировыхъ судей должны жить въ сельской глуши или въ городахъ, совершенно напрасно носящихъ это названіе; безъ существенныхъ неудобствъ не только для самого судьи, но и для дѣла, этого можно ожидать лишь отъ мѣстныхъ жителей, а не отъ людей пришлыхъ, Какими въ большей части случаевъ были бы мировые судьи, назначенные правительствомъ. Само собою разумѣется, однако, что право быть избраннымъ въ мировые судьи не могло быть предоставлено каждому мѣстному жителю, на которомъ сосредоточилось бы большинство избирательныхъ голосовъ. Если мировой судья можетъ обойтись безъ всесторонняго юридическаго образованія и безъ обширныхъ практическихъ свѣдѣній, то это еще не значитъ, чтобы образованіе и опытность были для него вовсе ненужны. Нашъ законъ требуетъ отъ мировыхъ судей или знанія предметовъ, входящихъ въ курсъ наукъ высшаго или средняго учебнаго заведенія, или трехлѣтней службы въ такихъ должностяхъ, при исправленіи которыхъ можно было пріобрѣсти практическія свѣдѣнія въ производствѣ судебныхъ дѣлъ. Послѣднее условіе, очевидно, неравносильно первому и не можетъ восполнить его недостатокъ. Знаніе законовъ, неосмысленное ни юридическимъ, ни общимъ образованіемъ, не представляетъ ручательства въ способности понять, и правильно исполнять обязанности мирового судьи -- въ особенности если оно пріобрѣтено въ старыхъ судебныхъ мѣстахъ. Разрѣшеніе избирать въ мировые судьи лицъ, неполучившихъ никакого образованія, можетъ быть объяснено только какъ мѣра скоропреходящая, чрезвычайная, вызванная большимъ спросомъ на судей и малочисленностью лицъ, вполнѣ приготовленныхъ къ занятію судейскихъ должностей. Была ли такая мѣра дѣйствительно необходима въ моментъ обнародованія судебныхъ уставовъ, продолжаетъ ли она быть необходимою теперь -- этотъ вопросъ могъ бы быть разрѣшенъ только посредствомъ кандидатскихъ списковъ, по которымъ происходили и происходятъ выборы мировыхъ судей въ различныхъ мѣстностяхъ имперіи; но нельзя не пожалѣть объ одномъ -- что правило, разрѣшающее избирать мировыхъ судей изъ числа лицъ, неполучившихъ ни высшаго, ни средняго образованія, включено въ текстъ судебныхъ уставовъ. Оно было бы гораздо болѣе у мѣста въ Положеніи о введеніи въ дѣйствіе судебныхъ, уставовъ (19-го октября 1865-го г.), сосредоточивающемъ въ себѣ всѣ мѣры, по существу своему переходныя, временныя (въ томъ числѣ правило совершенно аналогическое тому, которое мы разбираемъ -- правило, облегчающее на первое время доступъ въ присяжные повѣренные). Замѣчаніе наше не покажется мелочнымъ и чисто формальнымъ, если припомнить, съ какими затрудненіями сопряжена всякая перемѣна (или лучше сказать всякая перемѣна къ лучшему) въ судебныхъ уставахъ.
   Мы едва ли ошибемся, если скажемъ, что въ большинствѣ случаевъ сами избиратели расположены избирать мировыхъ судей преимущественно изъ числа лицъ образованныхъ; но для того, чтобы это стремленіе избирателей приводило къ желанной цѣли, необходимо, чтобы оно не было стѣснено никакими искусственными ограниченіями, чтобы право быть избраннымъ въ мировые судьи принадлежало всѣмъ безъ исключенія мѣстнымъ жителямъ, достигшимъ опредѣленнаго возраста, полноправнымъ и получившимъ извѣстное образованіе. Къ сожалѣнію, нашъ законъ требуетъ отъ мировыхъ судей еще одного условія -- владѣнія недвижимою собственностью въ опредѣленномъ, довольно высокомъ размѣрѣ. Ошибочность этого требованія не подлежитъ, въ нашихъ глазахъ, никакому сомнѣнію. Оно было бы до извѣстной степени понятно, еслибы отъ мирового судьи требовалось владѣніе недвижимою собственностью непремѣнно въ мѣстѣ его избранія; тогда владѣніе это могло бы быть разсматриваемо какъ признакъ -- конечно внѣшній, формальный и потому самому невѣрный -- той связи между избирателями и избираемымъ, о которой мы уже говорили. Но государственный совѣтъ разъяснилъ еще въ 1866-мъ г., что мѣсто нахожденія собственности совершенно безразлично, лишь бы только она имѣла установленное закономъ пространство или цѣнность. Какое же значеніе сохраняетъ затѣмъ владѣніе недвижимою собственностью? Служитъ ли оно гарантіей образованности, честности, независимости, политической благонадежности мирового судьи? Защитники имущественнаго ценза разсуждаютъ обыкновенно такимъ образомъ: "у кого есть извѣстный достатокъ, тотъ не вынужденъ посвящать все свое время матеріальному труду, и имѣя досугъ, можетъ употреблять его на пріобрѣтеніе полезныхъ свѣдѣній". Справедливо ли это разсужденіе или несправедливо -- оно во всякомъ случаѣ непримѣнимо къ выборамъ мировыхъ судей. Заключать по достаточности извѣстнаго лица о его образованности можно только тогда, когда образованность не составляетъ самостоятельнаго условія избираемости; а для мирового судьи требуется, кромѣ имущественнаго ценза, извѣстная степень образованія, или, въ качествѣ суррогата, извѣстная доля практическихъ свѣдѣній. Опредѣлять умственное развитіе судьи по количеству десятинъ, которыми онъ владѣетъ, не представляется, слѣдовательно, никакого основанія. За честность мировыхъ судей, неимѣющихъ недвижимой собственности, можно было ба опасаться только въ такомъ случаѣ, еслибы содержаніе, имъ назначенное, было такъ же ничтожно, какъ напримѣръ содержаніе бывшихъ дворянскихъ засѣдателей палаты или уѣзднаго суда. Но содержаніе въ 1,500--2,200 рублей (даже за вычетомъ расходовъ на камеру и канцелярію) не влечетъ за собою необходимости изыскивать побочные источники доходовъ. Съ другой стороны, если цензъ, требуемый отъ мировыхъ судей, достаточно высокъ для того, чтобы преградить доступъ къ этой должности многимъ способнымъ людямъ, то онъ недостаточно высокъ для того, чтобы лица, имъ располагающія, могли быть признаны вполнѣ обезпеченными въ матеріальномъ отношеніи. Доходъ съ имущества, оцѣненнаго въ 15,000 рублей, не такъ великъ, чтобы устранить возможность соблазна для тѣхъ, кому эта опасность вообще угрожаетъ. Не слѣдуетъ также упускать изъ виду, что основаніемъ избираемости служитъ, по нашему закону, только личное владѣніе самого мирового судья, но и владѣніе его жены или родителей -- т.-е. собственность, которою онъ вовсе не располагаетъ, а можетъ быть и не пользуется. Возможны и такіе случаи, что имѣніе пріобрѣтается только номинально, для полученія ценза, а de facto остается во владѣніи прежняго собственника {Это не наше предположеніе, а указаніе предсѣдателя одного изъ мировыхъ съѣздовъ, безъ сомнѣнія основанное на опытѣ.}. Наконецъ, если видѣть въ имущественномъ цензѣ гарантію честности, то почему же не поставить на ряду съ недвижимою собственностью всякую другую?-- Изъ комментаріевъ къ судебнымъ уставамъ видно, что составители ихъ смотрѣли на имущественный цензъ преимущественно какъ на гарантію независимости мировыхъ судей, т.-е. независимости отъ мѣстныхъ вліяній, самостоятельнаго отношенія къ избирателямъ. Противъ этого взгляда говорятъ прежде всего тѣ же соображенія, которыя заставляютъ насъ отвергать всякую внутреннюю связь между имущественнымъ цензомъ и честностью мировыхъ судей; вѣдь нравственная независимость есть не что иное, какъ честность, добросовѣстность въ обширномъ смыслѣ слова. Безспорно, желаніе быть избраннымъ на слѣдующее трехлѣтіе можетъ отражаться на дѣятельности мирового судьи -- иногда благопріятно, побуждая его исправлять свои обязанности какъ можно лучше, иногда неблагопріятно, заставляя его служить не столько справедливости, сколько стремленіямъ большинства или интересамъ наиболѣе вліятельныхъ избирателей..Но развѣ какая-нибудь тысяча рублей годового дохода,-- не всегда, въ добавокъ, получаемаго самимъ мировымъ судьей,-- составляетъ достаточный оплотъ противъ подобныхъ увлеченій? Развѣ боязнь потерять почетъ и власть, сопряженные съ званіемъ мирового судьи, не можетъ имѣть такого же вліянія на образъ дѣйствій судьи, какъ и боязнь лишиться жалованья въ полторы или двѣ тысячи рублей? Охрану и опору для независимости мировыхъ судей слѣдуетъ искать не въ имуществѣ, которымъ они владѣютъ, а въ личныхъ качествахъ, въ образованіи ихъ, въ составѣ избирательныхъ собраній, въ гласности, которою окружены мировые судьи и съѣзды, въ свободномъ разборѣ ихъ рѣшеній. Притомъ, каждый мировой судья избирается не однимъ только населеніемъ своего участка, а населеніемъ всего мирового округа; исходъ выборовъ зависитъ, поэтому, не отъ одного только добраго согласія между мировымъ судьею и важнѣйшими изъ лицъ ему подсудныхъ. Самый срокъ избранія, трехлѣтній, не такъ коротокъ, чтобы мировой судья долженъ былъ постоянно трепетать за свое мѣсто и думать только о сохраненіи его. Что касается до политической благонадежности, то мы не думаемъ, чтобы она была необходима для мирового судьи въ большей мѣрѣ, чѣмъ для всякаго другого гражданина. Мировой судья не имѣетъ ни прямого отношенія къ политическимъ дѣламъ, ни повода примѣнять на практикѣ свои политическія убѣжденія. Но еслибы и можно было признать съ одной стороны, что мировой суди долженъ быть какъ-то особенно благонадеженъ, съ другой стороны -- что такою квалифицированною благонадежностью отличаются только богатые землевладѣльцы и всѣ богатые землевладѣльцы, то имущественный цензъ, установленный нашимъ закономъ для мировыхъ судей, представлялся бы все-таки совершена" безцѣльнымъ; мы видѣли уже, что подъ этотъ цензъ подходить и люди небогатые, и даже люди лично невладѣющіе недвижимою собственностью.
   Едва ли можно сомнѣваться въ томъ, что наиболѣе полезными мировыми судьями, при равенствѣ другихъ условій, бываютъ тѣ, которые ознакомились съ своими обязанностями и опытѣ, и что избраніе вновь мировыхъ судей, оправдавшихъ довѣріе своихъ избирателей, необходимо для возвышенія и укрѣпленія мирового института. По мѣрѣ того, какъ у насъ образуется судебная практика, выработываются судебные обычаи; по мѣрѣ того, какъ увеличивается масса кассаціонныхъ рѣшеніи, которыя должны быть извѣстны каждому мировому судьѣ,-- опытность, знаніе дѣла становятся качествами все болѣе и болѣе важный для мировыхъ судей. Между тѣмъ, въ существованіи избирательнаго ценза заключается одно изъ самыхъ серьезныхъ препятствій въ сохраненію званія мирового судьи за человѣкомъ, честно и съ пользой занимавшимъ его въ продолженіе одного или даже нѣсколькихъ трехлѣтій. Съ прекращеніемъ владѣнія или даже съ уменьшеніемъ его размѣровъ прекращается и право, на немъ основанное {Это еще недавно признано прав. сенатомъ (Спб. Вѣд., No 96).}. Правда, статья 34-я Учр. Суд. Устан. позволяетъ земскимъ собраніямъ избирать въ мировые судьи и такихъ лицъ, которыя не соотвѣтствуютъ требованіямъ закона, если они пріобрѣли общественное уваженіе своими заслугами и полезною дѣятельностью; но для избранія ихъ необходимо единогласное постановленіе всѣхъ присутствующихъ въ засѣданіи. гласныхъ. Въ отношеніи къ лицу, въ первый разъ выступающему кандидатомъ на званіе мирового судьи, такое единогласіе избирателей еще возможно, конечно въ крайне рѣдкихъ случаяхъ; но въ отношеніи къ лицу, пребывшему мировымъ судьею, въ особенности участковымъ, хоть одно трехлѣтіе, единогласное избраніе почти немыслимо. При ежедневныхъ соприкосновеніяхъ, мирового судьи съ его избирателями, съ ихъ часто противоположными интересами, слишкомъ трудно предположить, чтобы они всѣ безъ исключенія остались расположены въ его пользу. Вотъ, почему мы думаемъ, что правило ст. 34-й слѣдовало бы значительно расширить и разрѣшить, напримѣръ, избраніе мировыхъ судей на второе и слѣдующія трехлѣтія, если они въ моментъ избранія не имѣютъ имущественнаго ценза, большинствомъ двухъ третей голосовъ наличныхъ членовъ собранія. Такимъ же большинствомъ могли бы быть избираемы и въ первый разъ "лица, вовсе невладѣющія недвижимою собственностью или владѣющія ею въ размѣрѣ низшемъ противъ законной нормы, если только они получили высшее образованіе. Наконецъ, мы не видимъ причины, по которой сфера имущественнаго ценза, пока онъ признается необходимымъ, не могла бы быть распространена на всѣ роды и виды собственности. Понятіе о такомъ цензѣ нечуждо судебнымъ уставамъ; въ списки присяжныхъ засѣдателей вносятся не одни только землевладѣльцы, но и всѣ лица, получающія ежегодно жалованье или доходъ съ своего капитала, занятія, ремесла или промысла въ размѣрѣ пятисотъ рублей (въ столицахъ) или двухсотъ рублей (въ прочихъ мѣстахъ).
   Итакъ, организація, данная мировому институту судебными уставами 1864-го г., не можетъ быть названа безукоризненною; но польза, принесенная имъ, тѣмъ не менѣе громадна и несомнѣнна. Болѣе двухъ столѣтій сряду нашъ народъ не зналъ другого суда кромѣ канцелярскаго, закрытаго, далекаго и грознаго; въ мировыхъ учрежденіяхъ онъ нашелъ наконецъ судъ близкій, открытый, доступный, дешевый, вступающій въ живое общеніе съ народомъ, говорящій языкомъ ему понятнымъ. Давно утраченная привычка искать Въ судѣ правосудія и защиты замѣнила тупую боязнь, съ которой относилась къ старымъ судамъ вся масса населенія. Забитый и темный людъ началъ сознавать свои права и вѣрить въ возможность охраненія ихъ путемъ закона. Всѣ эти свѣтлыя стороны пятилѣтней дѣятельности мирового института слишкомъ извѣстны, чтобы долго останавливаться ни нихъ. Жалобы на мировыхъ судей, раздававшіяся сначала болѣе или менѣе громко изъ нѣкоторыхъ угловъ нашего общества, почти замолкли, какъ замолкли и слухи объ ограниченіи круга дѣйствій мировыхъ судей, объ учрежденіи рядомъ съ ними судовъ полицейскихъ. Мировой институтъ пользуется довѣріемъ правительства и общества, и заслуживаетъ, говоря вообще, этого довѣрія; но если о тѣневыхъ сторонахъ его мало слышно, то это еще не значить, чтобы ихъ не было вовсе. Искать ихъ, конечно, слѣдуетъ не въ томъ, въ чемъ видѣли ихъ врага суда для всѣхъ равнаго и безпристрастнаго. Изъ какой среди избираются преимущественно мировые судьи? Какими соображеньями руководствуются избиратели, бываютъ ли выборы всего чаще дѣломъ случая, или дѣломъ интриги, или наконецъ обдуманнымъ выраженіемъ общественной воли? Правильно ли-распредѣленіе мировыхъ округовъ на участки, чѣмъ обусловливается оно и большинствѣ случаевъ -- интересами населенія или интересами самихъ судей? Правильно ли выбраны мѣста для пребыванія участковыхъ судей? Всегда ли мировые судьи доступны для всѣхъ имѣющихъ въ нихъ надобность? Соблюдаютъ ли они въ точности формальности, установленныя закономъ для огражденія правъ тяжущихся и подсудимыхъ? Пользуются ли они, и въ той мѣрѣ, предоставленнымъ имъ правомъ основывать свои рѣшенія на мѣстныхъ обычаяхъ? Какую роль играютъ письмоводители мировыхъ судей, секретари мировыхъ съѣздовъ? Какія отношенія существуютъ между мировыми съѣздами и состоящими при нихъ лицами прокурорскаго надзора? Вотъ вопросы, разрѣшеніе которыхъ было бы необходимо для правильной оцѣнки настоящаго положенія мирового института. Разрѣшеніе ихъ, въ свою очередь, требуетъ цѣлой массы статистическихъ данныхъ, наблюденій изслѣдованій на мѣстѣ, которыя по всей вѣроятности не скоро ей будутъ кѣмъ-либо собраны и приведены въ систему. Исполненіе этого полезнаго труда превышаетъ силы одного человѣка. Желательно было бы, чтобы онъ былъ предпринятъ въ каждой губерніи или въ каждомъ судебномъ округѣ, и предпринять, если возможно, не по оффиціальному предписанію, а подъ вліяніемъ убѣжденія въ его важности, безъ всякой предвзятой мысли. Только такимъ путемъ можно будетъ узнать, какими силами располагаетъ Россія въ лицѣ своихъ мировыхъ судей, что способствуетъ и что мѣшаетъ правильному направленію этихъ силъ, въ какой степени возможно и необходимо усложнить ихъ задачу, расширить ихъ кругъ дѣйствій. Отрывочныя, неполныя свѣдѣнія, находящіяся у насъ подъ рукою, позволяютъ намъ сдѣлать лишь нѣсколько общихъ замѣчаній о настоящемъ и будущемъ міровыхъ учрежденій.
   Мировой институтъ состоитъ въ тѣсной внутренней связи съ земскими учрежденіями, изъ среды которыхъ онъ исхода и отъ которыхъ во многихъ отношеніяхъ зависитъ. Избранниками всего земства не только по имени, но и на самомъ дѣлѣ, мировые судьи могутъ быть лишь тогда, когда въ земскомъ собраніи одно сословіе не преобладаетъ слишкомъ рѣшительно надъ другими, когда въ немъ представлены болѣе или менѣе равномѣрно всѣ элементы населенія. Серьезный контроль земства надъ своими избранниками возможенъ только при серьезномъ отношеніи земства ко всѣмъ другимъ обязанностямъ своимъ. Дѣятельность, парализованная или стѣсненная въ одномъ направленіи, ослабѣваетъ-и во всѣхъ другихъ отрасляхъ своихъ; ограниченіе правъ и свободы отражается и на такихъ сторонахъ общественной жизни, которыхъ оно, повидимому, вовсе не коснулось. Энергія учрежденія находится въ прямомъ отношеніи въ его самостоятельности. Мы знаемъ, между тѣмъ, что послѣдніе" годы не были благопріятны для самостоятельности земскихъ учрежденіи. Отсюда, въ большинствѣ случаевъ, упадокъ силъ, охлажденіе къ дѣлу, переходъ отъ преувеличенныхъ надеждъ въ преувеличенному разочарованію. Къ тому же результату ведетъ еще другая причина. Тамъ, гдѣ общественная жизнь пробудилась еще недавно, всякое новое дѣло проходитъ черезъ нѣсколько фазисовъ, слѣдующихъ одинъ за другимъ въ порядкѣ почти неизмѣнномъ. Сначала оно возбуждаетъ всеобщее сочувствіе и вниманіе, привлекаетъ въ себѣ лучшія силы страны, обѣщаетъ быстрые успѣхи; черезъ нѣсколько времени наступаетъ реакція, отчасти подъ вліяніемъ внѣшнихъ обстоятельствъ, отчасти вслѣдствіе непривычки общества къ постоянному, упорному, не тотчасъ вознаграждаемому труду; наконецъ реформа -- если она соотвѣтствуетъ потребностямъ времени -- усвоивается обществомъ, пріобрѣтаетъ въ немъ твердыя основы, перестаетъ зависѣть отъ случайныхъ вліяній. Припомнимъ, сколько разъ это явленіе повторялось на нашихъ главахъ въ продолженіе послѣднихъ пятнадцати лѣтъ. Нѣтъ ни одного преобразованія, которое не прошло или не проходило бы черезъ періодъ недовѣрія со стороны правительства, равнодушія со стороны общества. Послѣднее почти всегда зависитъ отъ перваго: какъ только правительство начинаетъ ограничивать права, имъ самимъ данныя, общество начинаетъ сомнѣваться въ прочности этихъ правъ и неохотно вступаетъ на открытую ими дорогу, потому что не знаетъ, долго ли еще она останется открытой. Земскія учрежденія переживаютъ именно этотъ второй періодъ своей исторіи. Очевидно, что это не можетъ не отражаться и на мировомъ институтѣ. Пока земскія собранія живутъ неполною жизнью, пока они не соединяютъ въ себѣ лучшихъ представителей мѣстнаго общества, до тѣхъ поръ нельзя разсчитывать ни на безукоризненный составъ мировыхъ учрежденій, ни на правильное отношеніе избирателей къ избираемымъ. Равновѣсія сословій земскія собранія также не представляютъ; нарушенное самымъ закономъ въ пользу болѣе крупнаго и личнаго землевладѣнія -- т.-е. въ большинствѣ губерній въ пользу дворянства,-- оно пострадало еще сильнѣе отъ послѣдующихъ правительственная мѣръ и отъ общаго хода событій. Избраніе мировыхъ судей всѣми сословіями остается до сихъ поръ идеаломъ, къ которому только въ немногихъ мѣстахъ приближается дѣйствительность. При такомъ положеніи дѣлъ трудно ожидать отъ мировыхъ судей полнаго безпристрастія, полнаго пониманія разнообразная мѣстныхъ интересовъ.
   Мировыя учрежденія введены, какъ мы уже видѣли, и въ такихъ губерніяхъ, въ которыхъ общія судебныя мѣста не подвергались еще коренной реформѣ. Такой порядокъ вещей сопряженъ съ серьезными неудобствами. Дѣятельность общихъ судебныхъ мѣстъ, организованныхъ на основаніи судебныхъ уставовъ 1864-го г.,-- въ особенности дѣятельность суда присяжныхъ,-- служитъ образцомъ и руководствомъ для мировыхъ судей, облегчаетъ для нихъ правильное пониманіе и отправленіе ихъ обязанностей. Безъ этого руководства мировымъ учрежденьямъ, только что призваннымъ къ жизни, трудно выйти на настоящую дорогу, еще труднѣе удержаться на ней. Судебная реформа, осуществленная вполнѣ, измѣняетъ, мало-по-малу, общественныя нравы, распространяетъ въ массѣ населенія болѣе вѣрный взглядъ на значеніе суда, на высокую роль его въ государствѣ. Мировыя учрежденія, предоставленныя самимъ себѣ, едва-ли могутъ произвести этотъ поворотъ въ общественномъ мнѣніи,-- поворотъ, необходимый для установленія нормальныхъ отношеній между обществомъ и судебною властью.
   Для правильной дѣятельности мировыхъ учрежденій недостаетъ, и долго еще будетъ недоставать, одного существеннаго условія -- гласности, а слѣдовательно и наблюденія, анализа, критики. Въ деревняхъ, въ уѣздныхъ городкахъ разборъ дѣлъ у мировыхъ судей происходитъ публично только по имени; немногіе посторонніе слушатели, иногда попадающіе въ засѣданіе, рѣдко въ состояніи понять и оцѣнить дѣйствія и рѣшенія судя. Другой, еще болѣе важный элементъ гласности -- печатаніе судебныхъ отчетовъ и обсужденіе ихъ въ газетахъ и журналахъ въ провинціяхъ почти не существуетъ. Мы увидимъ, что это отзывается даже на дѣятельности общихъ судебныхъ мѣстъ; но во всякомъ случаѣ, они ускользаютъ отъ вниманія общества не въ такой степени, какъ мировыя учрежденія. Почти въ каждомъ окружномъ судѣ возникаетъ отъ времени до времени интересный процессъ, волнующій всю мѣстную публику, привлекающій иногда столичныхъ обвинителей или защитниковъ, и наконецъ попадающій въ печать; въ мировыхъ учрежденіяхъ обычная тишина не прерывается подобными эпизодами. Отсутствіе гласности и контроля облегчаетъ не только рутинное, равнодушное отношеніе къ дѣлу, но и болѣе существенныя уклоненія отъ судейскаго долга. Радикально измѣнить такое положеніе можетъ только распространеніе въ провинціяхъ умственныхъ интересовъ, умственной жизни; но въ ожиданіи этого, едва-ли близкаго будущаго, можно было бы принять хотя нѣкоторыя палліативныя мѣры, или лучше сказать -- устранить нѣкоторыя искусственныя преграды, задерживающія развитіе провинцій. Пускай провинціальная печать получитъ хоть ту долю свободы, которою пользуются столичныя изданія; пускай мѣстныя власти привыкнутъ къ критикѣ хоть въ той мѣрѣ, въ какой, привыкли къ ней высшія государственныя установленія; пускай земскія собранія опять получатъ право разсуждать безъ произвольныхъ стѣсненій со стороны предсѣдателя и печатать свои пренія безъ губернаторской цензуры; пускай, однимъ еловомъ, явятся правильные способы выраженія общественнаго мнѣнія -- оно неминуемокоснется и дѣятельности мировыхъ учрежденій.
   Для того, чтобы мировой судъ удовлетворялъ своему назначенію, онъ долженъ быть прежде всего общедоступенъ. Первое условіе общедоступности -- это близость суда къ населенію. Въ городахъ это условіе осуществимо безъ большого труда; но нельзя сказать того же самаго объ уѣздахъ, въ особенности въ губерніяхъ малонаселенныхъ и раскинутыхъ на огромномъ пространствѣ. Maximum мировыхъ судей въ уѣздѣ -- четыре, пять человѣкъ; увеличить его нельзя, какъ потому, что земство безъ того уже до крайности обременено всякаго рода сборами, такъ и потому, что для большаго числа участковъ не нашлось бы ни судей, ни достаточнаго количества дѣлъ. Между тѣмъ, разстояніе въ 50--100 верстъ, при нашихъ-путяхъ сообщенія, до крайности затрудняетъ для бѣднаго класса народа, т.-е. для массы сельскаго населенія, доступъ къ мировымъ судьямъ. Понятно, что изъ-за какихъ-нибудь пяти рублей нѣтъ разсчета совершать дальній путь и терять нѣсколько рабочихъ дней, да еще пожалуй въ нѣсколько пріемовъ -- сначала для предъявленія иска, потомъ для судоговоренія, наконецъ для исполненія рѣшенія. Намъ кажется, что неудобства, проистекающія изъ такого положенія дѣлъ, могутъ быть значительно уменьшены безъ всякаго измѣненія закона или увеличенія расходовъ, по иниціативѣ самихъ мировыхъ судей. Необходимо, во-первыхъ, чтобы мировой судья, имѣлъ пребываніе не въ томъ, пунктѣ участка, который всего удобнѣе для. него, а въ томъ, который всего удобнѣе для подсуднаго ему населенія. По закону (учр. суд. устав. ст. 41), мировой судья самъ избираетъ для себя постоянное мѣстопребываніе въ своемъ участкѣ, но дѣйствуетъ при этою съ согласія мирового съѣзда: Эти слова закона уполномочиваютъ и обязываютъ мировой съѣздъ повѣрять выборъ, сдѣланный мировымъ судьею, и утверждать его лишь тогда, когда онъ будетъ признанъ соотвѣтствующимъ интересамъ населенія {Жалобы на произвольный и стѣснительный для населенія выборъ мѣста прерыванія мировыхъ судей нѣсколько разъ уже появлялись въ нашихъ повременныхъ изданіяхъ. Намъ кажется, что если контроль мировыхъ съѣздовъ въ этомъ отношеніи окажется недостаточнымъ, то на постановленіе съѣзда, которымъ утверждено распоряженіе мирового судьи, слѣдовало бы предоставить право жаловаться той судебной палатѣ, въ округѣ которой состоитъ съѣздъ.}. Далѣе: законъ не стѣсняетъ дѣятельность мирового судьи опредѣленнымъ разъ навсегда мѣстомъ. На основаніи ст. 41-й учр. судебн. устан., мировой судья можетъ принимать просьбы вездѣ и во всякое время, а въ необходимыхъ случаяхъ и разбирать дѣла въ мѣстахъ, гдѣ они возникли. Въ этихъ словахъ закона,-- теперь, за исключеніемъ рѣдкихъ случаевъ, остающихся мертвой буквой,-- заключается зародышъ обычая, который можетъ современенъ сдѣлаться общимъ для всей имперіи и даже получить обязательную силу: мы говоримъ о періодическомъ объѣздѣ мировымъ судьею своего участка (конечно въ уѣздахъ, а не въ городахъ). Кромѣ постояннаго мѣста пребыванія судьи могло бы быть избрано нѣсколько пунктовъ, въ разныхъ концахъ участка, въ которые бы онъ пріѣзжалъ въ заранѣе назначенные сроки, для разбора на мѣстѣ всѣхъ дѣлъ, требующихъ его рѣшенія. Само собою разумѣется, что дѣла, нетерпящія отлагательства, поступали бы все-таки изъ всѣхъ концовъ участка въ постоянное мѣстопребываніе судьи; но такихъ дѣлъ не много, и большинство тяжущихся конечно предпочитало бы ждать приближенія судьи къ ихъ мѣсту жительства. Если окружной судъ выѣзжаетъ иногда въ составѣ цѣлаго отдѣленія, съ прокуроромъ, защитниками и судебныхъ приставомъ, въ городъ отдаленный на 160--200 верстъ отъ мѣста пребыванія суда, то тѣмъ возможнѣе представляются періодическіе выѣзды мирового судьи, сопровождаемаго однимъ только письмоводителемъ (да и это не необходимо), въ тѣсныхъ, сравнительно, границахъ мироваго участка. Конечно, мировымъ судьямъ придется пожертвовать при этомъ частью своего матеріальнаго комфорта; но такая жертва будетъ вознаграждена вполнѣ увеличеніемъ довѣрія и расположенія ко всему мировому институту {Учрежденіе періодическихъ выѣздовъ мирового судьи было предлагаемо еще въ 1868-мъ г. предсѣдателемъ одного изъ мировыхъ съѣздовъ.}. Въ уѣздахъ особенно обширныхъ мировые съѣзды также должны были бы открывать свои засѣданія въ разныхъ пунктахъ уѣзда.
   Второе условіе общедоступности мирового суда -- это отсутствіе вcякихъ стѣснительныхъ формъ, которыя затрудняли бы тяжущихся или подсудимыхъ въ личной защитѣ своихъ правъ и интересовъ. Мировой судъ долженъ быть организованъ такъ, чтобы не было необходимости въ посредникахъ между нимъ и мѣстнымъ населеніемъ. Наши судебные уставы во многихъ отношеніяхъ удовлетворяютъ этому требованію. Въ производствѣ дѣлъ у мировыхъ судей устность рѣшительно преобладаетъ надъ письменностью, столь затруднительною для нашего малограмотнаго... народа; самая исковая просьба можетъ быть заявлена на словахъ, никакихъ состязательныхъ бумагъ отъ тяжущихся не требуется, разбирательство происходитъ словесно и можетъ даже состоять исключительно изъ отвѣтовъ тяжущихся на вопросы судьи. Уполномочіе повѣренному на ходатайство въ мировыхъ, учрежденіяхъ можетъ быть дано или на словахъ въ присутствіи судьи, или на письмѣ, хотя бы и не въ видѣ формальной довѣренности. Въ дѣлахъ гражданскихъ, апелляціонныя и кассаціонныя жалобы на рѣшенія мировыхъ учрежденій должны быть, приносимы на письмѣ; но по уголовнымъ дѣламъ онѣ могутъ быть заявляемы и на словахъ. Намъ кажется, что тоже самое правило могло бы быть примѣнено и къ дѣламъ гражданскимъ, Требовать отъ крестьянина письменной жалобы, значитъ заставлять его обращаться въ дорого-стоющей и мало надежной помощи какого-нибудь сельскаго стряпчаго; да и эту помощь можно найти не во всякой деревнѣ, такъ что положеніе безграмотнаго тяжущагося, недовольнаго рѣшеніемъ судьи, можетъ быть, иногда совершенно безвыходное. Правда, законъ требуетъ сообщенія копіи съ апелляціи противной сторонѣ; но вѣдь эту копію могла бы вполнѣ замѣнить копія съ протокола мировогосудьи, составленнаго, по словесно-принесенной жалобѣ. По ясности и толковости изложенія протоколъ судьи конечно всегда, будетъ стоять выше огромнаго большинства письменныхъ жалобъ деревенскаго произведенія. Въ дѣлахъ уголовныхъ совершенно излишнею и даже вредною формальностью представляется изъявленіе неудовольствія противъ приговора въ продолженіи сутокъ отъ его объявленія. Человѣкъ мало знакомый съ формами судопроизводства легко можетъ упустить изъ виду значеніе этого срока, разсчитывая на то, что для самаго принесенія жалобы существуетъ срокъ двухнедѣльный -- и такія недоразумѣнія дѣйствительно встрѣчаются на практикѣ. Наконецъ, "два ли можно признать цѣлесообразнымъ принесеніе кассаціонныхъ жалобъ на рѣшенія мировыхъ судей. Многія ли изъ чи"ла лицъ, имѣющихъ дѣла въ уѣздныхъ мировыхъ учрежденіяхъ, умѣютъ понять и примѣнить въ данному случаю различіе между кассаціонными и апелляціонными жалобами? Право просить объ отмѣнѣ окончательныхъ рѣшеній; постановленныхъ міровыми судьями, слишкомъ легко можетъ обратиться въ источникъ эксплуатаціи тяжущихся и подсудимыхъ самозванными законниками, проникшими въ тайны кассаціи лишь настолько, насколько это выгодно для ихъ кармана. Указанные нами недостатки не имѣютъ, впрочемъ, особенно-серьезнаго значенія; постановленія судебныхъ уставовъ, правильно и точно примѣняемыя на практикѣ, обезпечиваютъ, въ главныхъ чертахъ, общедоступность мирового суда. Къ сожалѣнію, нельзя сказать, чтобы примѣненіе ихъ всегда и вездѣ соотвѣтствовало этой цѣли. Извѣстно, напримѣръ, что нѣкоторые мировые судьи отказывались принимать словесныя просьбы, находя вѣроятно сложною для себя обременительнымъ записываніе ихъ въ книгу. Такой образъ дѣйствій былъ возводимъ въ систему даже въ мѣстностяхъ весьма недалекихъ отъ С.-Петербурга; кто можетъ поручиться за то, что въ отдаленныхъ углахъ Россіи не допускаются и болѣе существенныя отступленія отъ основныхъ началъ мирового судопроизводства?
   Третье условіе общедоступности мирового суда -- дешевою производства -- соблюдено судебными уставами вполнѣ, по кра йней мѣрѣ въ томъ отношеніи, что тяжущіеся освобождены отъ употребленія гербовой бумаги, отъ взноса судебныхъ пошлю, отъ платы за доставленіе повѣстокъ; но пока мировой судъ не будетъ вполнѣ близокъ къ тяжущимся, до тѣхъ поръ обращеніе къ нему, какъ мы уже видѣли, всегда будетъ сопряжено а издержками, часто превышающими цѣнность иска. И здѣсь, слѣдовательно, довершеніе дѣла, начатаго законодателемъ, зависѣлъ отъ самихъ мировыхъ учрежденій.
   Въ основаніи новыхъ судебныхъ уставовъ лежитъ предположеніе, что тяжущіеся (или ихъ повѣренные) находятся налицо въ судѣ при разборѣ ихъ дѣла; поэтому судъ первой инстанція не приступаетъ къ рѣшенію дѣла въ отсутствіи обоихъ тяжащихся. Говоря отвлеченно, мы признаемъ это правило вполнѣ справедливымъ; ко въ примѣненіи къ мировымъ учрежденіямъ, оно представляетъ важныя неудобства, дѣлая de facto почти невозможнымъ веденіе значительнаго числа малоцѣнныхъ исковъ. Положимъ, что истецъ, имѣющій требованіе въ 50--100 рублей, живетъ за нѣсколько сотъ верстъ отъ отвѣтчика и не имѣетъ знакомыхъ въ мѣстѣ" пребыванія послѣдняго. Онъ посылаетъ мировому судьѣ по почтѣ письменное исковое прошеніе, съ приложеніемъ всѣхъ документовъ, доказывающихъ его право, но не ѣдетъ самъ и не посылаетъ повѣреннаго, потому что и То, и другое требовало бы расходовъ, несоотвѣтствующихъ цѣнности дѣла. Мировой судья вызываетъ отвѣтчика; отвѣтчикъ не является вовсе, или явясь проситъ о прекращеніи дѣла за неявкою истца; мировой судья какъ въ томъ, такъ и въ другомъ случаѣ прекращаетъ дѣло (уст. гражд. судопр. ст. 145). Не есть ли это отказѣ въ правосудіи, облеченный въ законную форму? Подробное разсмотрѣніе мѣръ, которыя могли бы быть приняты для устраненія этой аномаліи, не входитъ въ планъ нашей статьи; замѣтимъ только, что разсмотрѣніе и рѣшеніе дѣла по просьбѣ истца, несмотря на его отсутствіе, могло бы быть допущено безъ явнаго нарушенія коренныхъ началъ новаго судопроизводства, такъ какъ оно возможно и теперь, если о томъ проситъ отвѣтчикъ. Исходя изъ той же точки зрѣнія, мы не можемъ признать правильнымъ постановленіе ст. 172-й уст. гражд. судопр., по которой неявка обѣихъ сторонъ въ засѣданіе съѣзда влечетъ за собою отсрочку дѣла до слѣдующаго съѣзда. Если законъ не требуетъ личной явки сторонъ въ судебную палату, то еще менѣе основанія требовать явки ихъ въ мировой съѣздъ. Дѣла, подсудныя мировымъ учрежденіямъ, рѣдко бываютъ настолько цѣнны, чтобы тяжущіеся могли тратиться изъ-за нихъ на поѣздку въ уѣздный городъ или на наемъ повѣреннаго.
   Если учрежденіе участковыхъ мировыхъ судей должно быть признано, въ общихъ чертахъ, хорошо удавшимся, то нельзя сказать того же самаго о почетныхъ мировыхъ судьяхъ. Конечно, многіе изъ нихъ приносятъ большую пользу своимъ товарищамъ и мѣстному населенію, предсѣдательствуютъ на мировыхъ съѣздахъ, исправляютъ обязанности непремѣннаго члена съѣзда, исполняютъ охотно всякое порученіе, на нихъ возлагаемое. Но мы едва ли ошибемся, если скажемъ, что большинство почетныхъ мировыхъ судей не разбираютъ никакихъ дѣлъ, не являются въ засѣданія мировыхъ съѣздовъ, отказываются отъ участія въ засѣданіяхъ окружнаго суда, когда послѣдній приглашаетъ ихъ къ тому на основаніи закона. Въ концѣ 1867-го г. состоялось высочайше утвержденное мнѣніе государственнаго совѣта, на основаніи котораго почетные мировые судьи, назначенные въ очередь для исправленія должности участковыхъ мировыхъ судей, не въ правѣ ни отлучаться съ мѣста жительства безъ разрѣшенія мирового съѣзда, ни инымъ образомъ уклоняться отъ исполненія принятыхъ ими на себя обязанностей по мировому разбирательству въ указанныхъ закономъ случаяхъ. Это постановленіе, очевидно вызванное жалобами на бездѣйствіе почетныхъ мировыхъ судей, едва ли достигло своей цѣли. Въ 1868-мъ г. предсѣдатели нѣсколькихъ мировыхъ съѣздовъ заявляютъ о полномъ равнодушіи большинства почетныхъ мировыхъ судей къ обязанностямъ, на нихъ лежащимъ. Въ С.-Петербургской губерніи есть уѣзды, въ которыхъ почетные мировые судьи систематически отказываются отъ участія въ засѣданіяхъ временныхъ отдѣленій окружнаго суда. Не дальше, какъ весной прошедшаго года, это послужило для окружнаго суда препятствіемъ къ открытію сессіи присяжныхъ засѣдателей въ Шлиссельбургѣ {За то въ другихъ мѣстахъ, напримѣръ, въ Кронштадтѣ, почетные мировые судьи относятся къ окружному суду съ величайшимъ сочувствіемъ и всегда готовы облегчить ему отправленіе ёго обязанностей. Тоже самое слѣдуетъ сказать и о почетныхъ судьяхъ города С.-Петербурга, большинство которыхъ принимаетъ боіѣе или менѣе дѣятельное участіе въ занятіяхъ столичнаго мирового съѣзда. Объясняется это преимущественно тѣмъ, что петербургскіе избиратели, сознавая всю важность мирового института, стараются выбирать въ почетные мировые судьи лицъ способныхъ быть полезными и дающихъ мировымъ учрежденіямъ не одно только свое имя.}. Въ чемъ же искать разгадку такого положенія дѣлъ? Прежде всего, конечно, во взглядахъ избирателей и избираемыхъ на званіе почетнаго мирового судьи. Ни тѣ, ни другіе, въ большинствѣ случаевъ, не относятся къ нему серьезно. Избиратели, не придавая ему почти никакого значенія, предоставляютъ его или всякому кандидату безразлично, или преимущественно лицамъ знатнымъ, занимающимъ высокое служебное положеніе или1 принадлежащимъ къ числу самыхъ крупныхъ землевладѣльцевъ уѣзда. Избираемые слишкомъ часто принимаютъ на себя званіе почетнаго мирового судьи какъ отличіе, дешево стоющее и ни къ чему не обязывающее. Однихъ привлекаетъ къ нему право носить цѣпь и фигурировать въ ней въ засѣданіяхъ съѣзда, другихъ -- право считаться въ пятомъ классѣ и надѣть соотвѣтствующій мундиръ. Отсюда избраніе лицъ, вовсе неживущихъ въ уѣздѣ, постоянно занятыхъ государственною службой, или, наконецъ, уклоняющихся отъ всякой общественной дѣятельности. Для того, чтобы въ основаніе выборовъ были положена и здѣсь другія, болѣе разумныя начала, необходимо прежде всего поднять значеніе и духъ земскихъ собраній, то-есть возвратить имъ утраченную самостоятельность. Другая при: чина, ограничивающая дѣятельность почетныхъ мировыхъ судей зависитъ не отъ нихъ самихъ и коренится въ прошедшемъ и настоящемъ устройствѣ нашего общества. Сословіе личныхъ землевладѣльцевъ еще недавно было сословіемъ помѣщиковъ, то-есть активныхъ представителей крѣпостного права. Разрушенная обязательная связь не могла быть тотчасъ же замѣнена внутреннею, добровольною связью; господская власть съ одной стороны, вынужденная покорность съ другой -- плохое приготовленіе въ взаимному довѣрію. Между личными землевладѣльцами и массой населенія не существуетъ и не можетъ существовать въ настоящее время такихъ отношеній, которыя благопріятствовали бы свободному обращенію послѣдней къ судебной власти первыхъ. Къ участковому мировому судьѣ населеніе обращается сначала по необходимости, потомъ и добровольно, если онъ съумѣетъ пріобрѣсти общее довѣріе; но почетный мировой судья остается, въ большинствѣ случаевъ, лицомъ чуждымъ для окрестныхъ жителей, развѣ если онъ успѣлъ заслужить ихъ расположеніе своею прежнею дѣятельностью. Прибавимъ къ этому, что у насъ вообще мало распространена готовность безвозмездно жертвовать обществу своимъ трудомъ и временемъ -- и мы поймемъ, почему учрежденіе почетныхъ мировыхъ судей такъ туго и медленно прививается въ русской почвѣ. Тѣмъ не менѣе, нѣкоторую долю пользы оно, повторяемъ, несомнѣнно приноситъ, и было бы еще полезнѣе, еслибы выборъ земства падалъ преимущественно на лицъ, получившихъ юридическое или по крайней мѣрѣ общее высшее образованіе. Присутствіе такихъ лицъ, хотя бы изрѣдка, въ засѣданіяхъ мировыхъ съѣздовъ могло бы сдѣлаться однимъ Изъ главныхъ средствъ къ распространенію въ средѣ мировыхъ судей здравыхъ юридическихъ взглядовъ, недостатокъ которыхъ слишкомъ часто замѣтенъ въ рѣшеніяхъ мировыхъ учрежденій.
   Мировыя учрежденія составляютъ замкнутую сферу судебнаго міра; второю инстанціей для дѣлъ, имъ подсудныхъ, служатъ не общія судебныя мѣста, а мировые съѣзды, составленные изъ самихъ мировыхъ судей. Такой порядокъ вещей имѣетъ очевидныя достоинства; онъ. устраняетъ двойственность воззрѣній, неизбѣжную при разсмотрѣніи дѣла двумя разнородными (по своему составу) судебными инстанціями, расширяетъ кругъ дѣйствій судебныхъ представителей земства, установляетъ между ними -- тѣсную связь, надъ ними -- контроль наиболѣе дѣйствительный и близкій. Притомъ, подчиненіе мировыхъ судей общимъ судебнымъ мѣстамъ повлекло бы за собою или необходимость увеличить число окружныхъ судовъ, или отнятіе у тяжущихся по малоцѣннымъ процессамъ всѣхъ выгодъ близости и доступности суда. Важность задачи, исполненіе которой возложено на мировые съѣзды, заставляетъ желать, чтобы въ его средѣ были хоть сколько-нибудь распространены спеціальныя юридическія свѣдѣнія. Съ перваго взгляда можетъ показаться, что возможный недостатокъ этихъ свѣдѣній у самихъ судей восполняется, до извѣстной степени, присутствіемъ на съѣздѣ лица прокурорскаго надзора; но нетрудно убѣдиться въ противномъ. Прокуроръ даетъ заключенія не по всѣмъ дѣламъ, разсматриваемымъ на съѣздѣ, и что еще важнѣе -- онъ не участвуетъ и не долженъ участвовать въ совѣщаніи судей. Произнося свою рѣчь въ публичномъ засѣданіи съѣзда, онъ не можетъ предвидѣть всѣхъ сомнѣній, возникающихъ въ умѣ судей, всѣхъ ошибокъ, которыя они готовы сдѣлать, не можетъ разъяснить имъ всего того, что для нихъ непонятно, сообщить все то, что имъ неизвѣстно. Это можетъ быть сдѣлано только въ совѣщательной комнатѣ, однимъ изъ членовъ съѣзда. Съ другой стороны, вліяніе прокурора, неуравновѣшенное ни правильною защитой, крайне рѣдко встрѣчающеюся на мировыхъ съѣздахъ, ни опытностью предсѣдателя или одного изъ судей, легко можетъ имѣть послѣдствія положительно вредныя. Конечно, на мировомъ съѣздѣ прокуроръ является не стороною, не обвинителемъ, а блюстителемъ закона и справедливости, имѣющимъ полное право и даже обязаннымъ вступиться за обвиняемаго, когда есть къ тому достаточная причина; но совмѣщеніе въ одномъ лицѣ совершенно разнородныхъ функцій рѣдко ведетъ къ желанной цѣли. Одна изъ нихъ, болѣе привычная, почти всегда беретъ верхъ надъ другою; обвинителю по призванію трудно обратиться въ безпристрастнаго цѣнителя фактическихъ данныхъ. Вотъ почему мы думаемъ, что всѣ усилія избирателей должны быть направлены къ избранію въ каждомъ мировомъ округѣ по крайней мѣрѣ одного лица, получившаго юридическое образованіе,-- если не въ участковые, то въ почетные мировые судьи.
   Дѣятельность мировыхъ учрежденій, изъ кого бы они ни были составлены, какими бы процессуальными правилами они ни руководствовались, можетъ, сдѣлаться вполнѣ успѣшной только подъ условенъ пересмотра нашихъ гражданскихъ законовъ. Отсутствіе системы, неполнота, неясность, казуистическій характеръ постановленій, состоявшихся въ разное время, вызванныхъ большею частью случайными причинами -- всѣ эти недостатки 1-й части Х-го тома Свода законовъ отражаются одинаково неблагопріятно на всѣхъ гражданскихъ процессахъ; но мировымъ учрежденіямъ, имѣющимъ дѣло преимущественно съ сельскимъ населеніемъ страны, приходится чувствовать, сверхъ того, непримѣнимость закона къ быту этого класса народа, во многомъ сложившемуся совершенно своеобразно. Не входя въ подробное разсмотрѣніе этого вопроса, мы напомнимъ читателямъ о статьяхъ бар. Н. А. Корфа {}, въ которыхъ приведены довольно яркіе примѣры разлада между условіями провинціальной жизни и постановленіями закона. Практика мировыхъ учрежденій представляетъ уже теперь множество драгоцѣнныхъ указаній на тѣ пункты нашихъ гражданскихъ законовъ,-- а также и устава о наказаніяхъ, налагаемыхъ мировыми судьями,-- которые настоятельно требуютъ перемѣны. Законодательная власть конечно не оставитъ безъ вниманія этихъ указаній;. лучшимъ ручательствомъ тому служитъ приглашеніе с.-петербургскаго столичнаго мирового съѣзда въ участію въ составленіи новыхъ правилъ о наймѣ рабочихъ.

К. Арсеньевъ.

"Вѣстникъ Европы", No 5, 1871

   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru