Авенариус Василий Петрович
За неведомый океан

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

   

В. П. Авенаріусъ.

ЗА НЕВѢДОМЫЙ ОКЕАНЪ.

ИСТОРИЧЕСКАЯ ПОВѢСТЬ ДЛЯ ЮНОШЕСТВА
ОБЪ ОТКРЫТІИ НОВАГО СВѢТА.

"Терпи, Колумбъ, терпи и вѣдай:
На зло сомнѣнью и врагамъ
Ты увѣнчаешься побѣдой!.."
Ив. Аксакова.

0x01 graphic

Изданіе книжнаго магазина П. В. Луковникова.
С.-Петербургъ. Лештуковъ пер., 2.
1913.

ОГЛАВЛЕНІЕ.

   Предисловіе
   Книга I. Колумбъ въ Испаніи
   " II. "Земля! земля!"
   " III. Колумбъ въ Новомъ Свѣтѣ
   " IV. Возвращеніе Колумба
   Послѣсловіе
   

Предисловіе.

   На протяженіи девятнадцати вѣковъ отъ Рождества Христова однимъ изъ величайшихъ событій было, безспорно, первое путешествіе черезъ Атлантическій океанъ. Необходимыя средства для этого неслыханно-смѣлаго предпріятія дала, какъ извѣстно, Испанія, которая затѣмъ, благодаря новымъ заокеанскимъ колоніямъ, достигла небывалаго могущества. Понятно, что испанцы чрезвычайно дорожатъ памятью Колумба. Такъ, и четырехсотая годовщина отплытія его изъ Европы и вступленія на американскую почву была отпразднована въ Испаніи, въ августѣ и октябрѣ 1892 года, съ особенною торжественностью. Къ этимъ торжествамъ изъ старинныхъ архивовъ было извлечено много новыхъ цѣнныхъ данныхъ какъ о самомъ Колумбѣ и его семействѣ, такъ и объ его спутникахъ, покровителяхъ и врагахъ, а также о многообразныхъ препятствіяхъ, которыя ему пришлось преодолѣть для своей завѣтной цѣли. Въ настоящей повѣсти приняты во вниманіе и новѣйшія архивныя изысканія.
   

КНИГА ПЕРВАЯ.
КОЛУМБЪ ВЪ ИСПАНІИ.

I.

   !!!!!!!Пропуск
   Испаніи въ Христоваля Колона {Отъ латинскаго colonus -- поселенецъ.}. Это былъ мужчина лѣтъ 47-ми, средняго роста и крѣпкаго сложенія, съ свѣтло-сѣрыми глазами, горбатымъ носомъ и здоровымъ цвѣтомъ весноватаго лица. Его открытый взглядъ и благородныя черты выражали непреклонную силу воли, которая въ морякахъ постепенно вырабатывается въ борьбѣ съ морскими стихіями, а бѣлые, какъ лунь, волосы свидѣтельствовали, что онъ испыталъ на своемъ вѣку немало и житейскихъ невзгодъ.
   Сыну его Діего (Яковъ) не было еще и 7-ми лѣтъ. Ослабѣвъ отъ морской болѣзни, мальчикъ прикорнулъ за капитанской каютой. Отецъ бережно накрылъ его своимъ плащемъ и самъ, присѣвъ рядомъ, обнялъ его рукою. Но порывистый, рѣзкій вѣтеръ пробивался и сквозь плащъ.
   -- А до Гуэльвы еще далеко?-- жалобно спросилъ Діего, прижимаясь къ отцу.
   Погруженный въ свои невеселыя думы, Колумбъ теперь только очнулся.
   -- До Гуэльвы?
   Онъ съ недоумѣніемъ оглядѣлся. Сквозь вечерній сумракъ и снѣжную вьюгу можно было различить на близкой пристани рядъ выбѣленныхъ одноэтажныхъ домиковъ.
   -- Да вѣдь это Палосъ!-- воскликнулъ онъ.-- Что бы это значило?
   И, приподнявшись, онъ покачивающейся походкой моряка подошелъ къ шкиперу.
   -- Сеньоръ капитанъ! Неужели вы пристанете здѣсь, въ Палосѣ?
   -- Какъ видите,-- былъ сердитый отвѣтъ.
   -- Но товаръ свой вы везете вѣдь не сюда, а въ главный городъ провинціи -- въ Гуэльву?
   -- Завтра и повезу, когда штормъ утихнетъ.
   -- Да вѣдь туда совсѣмъ близко: съ небольшимъ полмили. Я разсчитывалъ нынче же быть тамъ у родственниковъ...
   -- Caramba!-- не вытерпѣлъ уже шкиперъ.-- При всемъ моемъ почтеніи къ сеньору Колону, какъ къ старому мореплавателю, позволю себѣ спросить, кто хозяинъ на этомъ суднѣ?

0x01 graphic

   -- Разумѣется, вы.
   -- А коли такъ, то никто меня не заставитъ въ такую погоду рисковать судномъ и товаромъ.
   -- Но мальчикъ у меня совсѣмъ продрогъ.
   -- Такъ сойдите на берегъ: и въ Палосѣ есть "посады" (постоялые дворы), чтобы переночевать вамъ въ теплѣ до утра.
   -- Благодарю за совѣтъ; не премину воспользоваться,-- сухо промолвилъ Колумбъ и отошелъ опять къ сыну.-- Вставай-ка, Діего, сейчасъ сойдемъ на берегъ.
   -- Значитъ, это все же Гуэльва?
   -- Нѣтъ, Палосъ; но до Гуэльвы какъ-нибудь и пѣшкомъ доплетемся.
   Десять минутъ спустя оба были на берегу. Хотя ближайшая посада здѣсь и манила ихъ освѣщенными окнами, но Колумбъ, не останавливаясь, прошелъ мимо: на переѣздъ изъ Лиссабона имъ были издержаны послѣднія деньги, вырученныя отъ продажи своего скарба, и за ночевку на постояломъ дворѣ заплатить ему было уже нечѣмъ.
   Жестокій вѣтеръ съ моря, охватившій нашихъ двухъ путниковъ на берегу съ новой силой, спиралъ имъ духъ, сбивалъ ихъ съ ногъ на скользкой обмерзлой почвѣ;, а порошистый снѣгъ кололъ лицо, слѣпилъ глаза. Діего не выдержалъ и заплакалъ.
   -- Отецъ... я дальше не могу...
   -- Постой, я понесу тебя.
   Онъ хотѣлъ взять сына на руки; но тотъ не давался.
   -- Нѣтъ, нѣтъ, ты меня не донесешь... Я уже не маленькій... Ты, отецъ, собирался вѣдь къ пріору здѣшняго монастыря?
   -- Да, монастыря Рабида.
   -- Туда не ближе, чѣмъ въ Гуэльву?
   -- Тоже около полумили. Да вонъ монастырь; видишь?
   На выдающемся въ море, холмистомъ мысѣ можно было, дѣйствительно, различить черный силуэтъ монастырскихъ зданій.
   -- А вотъ и огонекъ блеснулъ!-- вскричалъ Діего.-- До Гуэльвы я, навѣрно, замерзну... А здѣсь насъ обогрѣютъ, накормятъ... Мнѣ такъ ѣсть хочется!..
   -- Ну, хорошо, пойдемъ, -- согласился отецъ и, крѣпче схвативъ мальчика за руку, повернулъ въ сторону монастыря.

0x01 graphic

   Хотя имъ и пришлось тутъ взбираться въ гору, но зато холмъ, на которомъ стоялъ монастырь, защищалъ ихъ отчасти отъ вѣтра. Когда они дотащились, наконецъ, до монастырской ограды, сынокъ, совсѣмъ обезсилѣвъ, присѣлъ на каменную глыбу подъ высокимъ распятіемъ, а отецъ брякнулъ въ желѣзныя ворота обители висѣвшимъ у калитки большимъ кольцомъ, замѣнявшимъ въ тѣ времена звонокъ. Послышались шаркающіе шаги и ворчливый старческій голосъ:
   -- Кто тамъ?
   -- Мы издалека и съ поклономъ отцу пріору Хуану Пересу отъ патера Педро де Аренасъ,-- отвѣчалъ Колумбъ.
   -- Отъ Педро? Да это его любимый ученикъ!
   -- Такъ впусти же насъ: мы отъ стужи совсѣмъ промерзли.
   Властный тонъ пришельца не оставилъ, видно, у привратника сомнѣнія, что то -- не простой человѣкъ, а "сеньоръ".
   -- Сейчасъ, сеньоръ, сію минуту,-- сказалъ онъ.-- Доложу только отцу пріору.
   Шаги его удалились; вскорѣ онъ опять возвратился и загремѣлъ ключами. Калитка растворилась.
   -- Пожалуйте, сеньоръ. Не обезсудьте! Къ ночи мы не всякаго впускаемъ.
   Взявъ Діего снова за руку, Колумбъ послѣдовалъ за привратникомъ черезъ монастырскій дворъ къ настоятельской кельѣ. Въ отвѣтъ на стукъ въ дверь раздалось приглашеніе:
   -- Войди!
   

II.

   У письменнаго стола, заваленнаго фоліантами и пергаментными листами и освѣщеннаго двумя восковыми свѣчами въ кованныхъ серебряныхъ подсвѣчникахъ, сидѣлъ францисканецъ-пріоръ съ гусинымъ перомъ въ рукѣ.
   -- Сейчасъ допишу,-- промолвилъ онъ, не поворачивая головы, и продолжалъ скрипѣть перомъ.
   Такъ, при свѣтѣ свѣчей и вспыхивавшаго въ каминѣ пламени, Колумбъ имѣлъ время разглядѣть о. Хуана Переса, сгорбленнаго, сухощаваго старца съ изможденнымъ, строгимъ лицомъ и въ большихъ круглыхъ очкахъ въ роговой оправѣ, придававшихъ ему видъ филина.
   "Этому уже не до нашихъ мірскихъ дѣлъ; помощи отъ него не жди!" подумалъ Колумбъ -- и ошибся.
   Отложивъ въ сторону перо и поднявъ очки на высокій лобъ, францисканецъ повернулся къ вошедшимъ и сдѣлалъ имъ молчаливый знакъ, чтобы подошли подъ его благословеніе, послѣ чего, окинувъ Колумба изъ-подъ нависшихъ бровей пытливымъ взоромъ, спросилъ, кто онъ такой. Колумбъ назвался и разсказалъ, какъ, вмѣсто Гуэльвы, гдѣ проживаетъ его своякъ Муліаръ, мужъ сестры покойной его, Колумбовой, жены, онъ попалъ въ Палосъ и вынужденъ былъ искать гостепріимства въ монастырѣ.
   -- Но ты сказалъ брату-привратнику, что тебя направилъ къ намъ Педро де Аренасъ. У тебя есть отъ него, значитъ, и посланіе ко мнѣ?
   -- Есть, святой отецъ.
   Распечатавъ поданное Колумбомъ письмо, пріоръ внимательно прочелъ его и замѣтилъ уже привѣтливѣе:
   -- Такъ ты, сынъ мой, пріятель моего милаго Педро?
   Онъ позвонилъ въ колокольчикъ и появившемуся на порогѣ молодому послушнику приказалъ снять съ гостей верхнее платье и накрыть на столъ.
   -- Братія наша уже отужинала и отошла ко сну.-- объяснилъ онъ Колумбу.-- А каково, скажи, живется моему Педро на чужбинѣ? Еще вѣдь юнымъ баккалав-: ромъ онъ отправился въ Римъ и посвященъ въ служители церкви самимъ намѣстникомъ Христа Иннокентіемъ VIII. Разсчитывалъ онъ проповѣдывать слово Божіе у себя на родинѣ, въ Виллатобасѣ, да вотъ по пути нашлась ему паства въ деревушкѣ около Генуи. Оцѣнили ли его тамъ?

0x01 graphic

   -- Прихожане боготворятъ его, -- отвѣчалъ Колумбъ.-- Я самъ не разъ слышалъ его проповѣдь. Говоритъ онъ просто, но душевно, и возноситъ своихъ слушателей, какъ на незримыхъ крыльяхъ, на такую духовную высоту, до которой имъ самимъ ни за что бы не подняться. Всѣ ихъ житейскія заботы и страданія, сомнѣнія и проступки онъ кладетъ къ стопамъ Всевышняго съ такою трогательною мольбой о прощеніи, которой ихъ собственные ограниченные умы не сумѣли бы придумать, а непривычныя уста -- произнести. Въ знакомыхъ имъ изреченіяхъ изъ Священнаго Писанія онъ даетъ имъ неисчерпаемый источникъ утѣшенія...
   -- Очень радъ это слышать,-- сказалъ пріоръ.-- Но такимъ образомъ, пожалуй, мы никогда уже его и не увидимъ?
   -- Проѣздомъ, во всякомъ случаѣ, онъ здѣсь будетъ.
   -- Проѣздомъ! Куда жъ это?
   -- Въ Индію.
   -- Что ты говоришь, сынъ мой! Испанія наша лежитъ отъ Генуи на западъ, а въ Индію одинъ путь -- на востокъ...
   -- Такъ полагали донынѣ. Мною же задумано теперь въ Индію кругосвѣтное путешествіе моремъ на западъ, и патеръ Педро готовъ мнѣ сопутствовать.
   О. Хуанъ отъ изумленія даже руками развелъ.
   -- Да вы оба съ ума, что ли, сошли!
   -- И онъ и я, кажется, еще въ полномъ умѣ и памяти,-- сказалъ Колумбъ.-- Что до патера Педро, то онъ имѣетъ въ виду распространить христіанство среди язычниковъ Индіи...
   -- Дѣло само по себѣ, конечно, доброе... Ну, да объ этомъ рѣчь впереди. Сперва укрѣпи-ка съ сыночкомъ плоть свою съ дороги.
   Послушникъ, повѣсивъ снятое съ гостей мокрое верхнее платье сушиться передъ каминомъ, выдвинулъ между тѣмъ изъ угла на средину кельи небольшой столъ, накрылъ его чистою скатертью и уставилъ разною холодною снѣдью. Маленькій Діего съ жадностью голоднаго волчонка сталъ уписывать за обѣ щеки все, что ему накладывали на тарелку.
   -- Кушай, дитя мое, кушай на здоровье,-- сказалъ о. Хуанъ, проводя рукой по его кудрявымъ волосамъ.
   -- На морѣ его укачало, и съ самаго Лиссабона онъ ничего не ѣлъ,-- нашелъ нужнымъ Колумбъ извинить мальчика.
   -- Какъ съ Лиссабона? Вы развѣ теперь не изъ Генуи?
   -- Лиссабонъ, святой отецъ, родина моей покойной жены; тамъ же она и похоронена. Родитель ея, какъ и я, по рожденію былъ генуэзецъ, но командовалъ на португальскихъ судахъ и перешелъ въ португальское подданство. Имя его, какъ мореходца, быть-можетъ, и вамъ извѣстно: донъ Бартоломео Мунницъ-Перестрелло.
   -- Да не тотъ ли это Перестрелло, что открылъ первый португальскій островъ на Атлантикѣ, Порто Санто?
   -- Онъ самый. Отъ него же я унаслѣдовалъ его морскіе дневники и карты, мореходные инструменты...
   -- А также и страсть къ мореплаванью?
   -- Нѣтъ, страсть эта пробудилась во мнѣ еще въ ранней молодости.
   -- И собственный твой родитель былъ, вѣрно, тоже морякъ?
   -- По ремеслу онъ былъ шерстобитъ и ткачъ; но потомъ онъ открылъ посаду для матросовъ. Отъ нихъ-то я наслышался всякихъ былей и небылицъ о дальнихъ морскихъ странствіяхъ и похожденіяхъ. А одна дама, жена профессора-географа, которой я приносилъ рыбу (мальчикомъ я былъ большой рыболовъ), позволяла мнѣ брать для чтенія книги изъ библіотеки ея мужа. Такъ я еще въ дѣтствѣ начитался путешествій Марко Поло вглубь Азіи {Марко Поло (1254--1323) -- знаменитый венеціанскій путешественникъ.} и рѣшилъ сдѣлаться морякомъ. Дѣла отца шли плохо, и онъ радъ былъ сбыть меня изъ дому. Съ тѣхъ поръ я странствую по морямъ; побывалъ я на югѣ -- въ Эѳіопіи и Гвинеѣ, и на сѣверѣ -- въ Англіи. Но одна мечта не даетъ мнѣ покою -- объѣздить землю моремъ.
   -- Дерзновенная мечта!
   -- Но не безумная. Еще десять лѣтъ назадъ по этому поводу я входилъ въ переписку съ великимъ ученымъ Тосканелли; онъ вполнѣ одобрилъ мой замыселъ и прислалъ мнѣ нарочно морскую карту, которую составилъ по просьбѣ одного придворнаго португальскаго короля {Флорентинскій астрономъ Паоло Тосканелли (1396--1482) въ 1474 г. писалъ Колумбу: "Я говорилъ уже тебѣ про морской путь, который доведетъ тебя до страны пряностей значительно скорѣе, чѣмъ предпринятый португальцами. Хотя и знаю, что онъ зависитъ отъ шарообразнаго вида земли, тѣмъ не менѣе, для наглядности и для облегченія предпріятія я рѣшился пояснить его морскою картой. Это путешествіе слѣдовало бы предпринять прямо на западъ".
   На картѣ Тосканелли океаны Атлантическій и Тихій сливаются въ одинъ общій океанъ, и разстояніе отъ Лиссабона до города Квинсай (Пекинъ), столицы царства Катай (Китай), показано всего лишь въ 130 градусовъ къ западу отъ Лиссабона; при чемъ, однако, противъ восточнаго берега Китая совершенно правильно обозначено островное государство Чипанго (Японія).}. Наша генуэзская республика, за недостаткомъ средствъ, отказала мнѣ въ денежной поддержкѣ для моего предпріятія. Я отправился въ Лиссабонъ, гдѣ у меня были нѣкоторыя связи при дворѣ. Мнѣ доставили аудіенцію у короля Хуана II. Онъ выслушалъ меня съ большимъ вниманіемъ и передалъ мой планъ на разсмотрѣніе лиссабонской хунты (государственный совѣтъ)...
   Колумбъ глубоко вздохнулъ.
   -- Ну, и что же?
   -- Мудрецы тѣ нашли, что я -- "un italiano burlada" (итальянскій скоморохъ). Когда я написалъ объ этомъ моему другу, патеру Педро, онъ далъ мнѣ совѣтъ обратиться къ вашей королевѣ. Имя Изабеллы Католической пользуется общимъ уваженіемъ не только у ея подданныхъ, но и далеко за предѣлами Испаніи. Доступъ же къ ней, полагалъ онъ, мнѣ легче всего было бы получить черезъ васъ, святой отецъ, духовника ея величества...

0x01 graphic

   -- Бившаго духовника... Объ этомъ мы побесѣдуемъ еще съ братомъ Антоніо. Братъ Антоніо де Маркена -- моя правая рука и мужъ ученый, многосвѣдущій въ географіи и въ чудесахъ звѣзднаго неба. Что-то онъ скажетъ? Однако, малышъ твой никакъ уже заснулъ.
   Отъ внезапнаго перехода съ мороза къ теплу близъ пылающаго камина и отъ голода къ пресыщенію мальчикъ, дѣйствительно, разомлѣлъ, и голова его безсознательно повисла на грудь.
   -- Пока для тебя отведутъ келью, онъ можетъ полежать здѣсь,-- сказалъ о. Хуанъ, указывая на свою собственную постель.
   Діего спалъ уже такъ крѣпко, что отецъ, какъ малютку, разулъ его, уложилъ на кровать.. Тѣмъ временемъ послушникъ убралъ со стола и пошелъ за братомъ Антоніо де Маркена.
   

III.

   Въ скромномъ и невзрачномъ францисканцѣ, "братѣ" Антоніо, на первый взглядъ никто не заподозрилъ бы ученаго географа и астролога. Молча выслушалъ онъ до конца краснорѣчивыя объясненія Колумба, не прерывая его ни однимъ словомъ. Когда тотъ умолкъ, онъ все еще сохранялъ свой задумчивый видъ, какъ-будто прислушиваясь.
   Первымъ прервалъ молчаніе старецъ-пріоръ:
   -- Ну, что же, братъ Антоніо, что скажешь?
   Въ глазахъ ученаго засвѣтилась искра того же огня, что и въ глазахъ родственнаго ему по духу мечтателя Колумба, рѣчь его вдохновенно полилась:
   -- Само Провидѣніе, мнится мнѣ, избрало сеньора Колона для великой цѣли! Индія, сія баснословная страна, о богатствѣ коей мы знаемъ только по наслышкѣ, еще за триста лѣтъ до христіанской эры влекла къ себѣ алчные взоры европейцевъ. Александръ Великій, царь Македонскій...въ своемъ побѣдоносномъ шествіи черезъ Персію на Востокъ, перешелъ и Индъ. Съ тѣхъ поръ, завязалась караванная торговля съ Индіей и съ центральной азіатской имперіей, Китаемъ. Но китайцы оградили себя неприступной каменной стѣной, и потокъ предпріимчивыхъ грековъ устремился въ Индію. Къ римскимъ императорамъ оттуда неоднократно потомъ прибывали еще посольства съ роскошными дарами. Но съ VIII вѣка, арабскіе, калифы завладѣли ключами Азіи, непосредственныя сношенія европейцевъ съ Индіей задолго до нашихъ дней -- прекратились. Въ теченіе четырехъ столѣтій индійскіе товары доходили еще до насъ чрезъ посредство арабскихъ купцовъ. Въ XII же вѣкѣ монголы вытѣснили оттуда и арабовъ, и такъ-то послѣ смѣлаго венеціанца Марко Поло Индія для насъ, европейцевъ,-- таинственная книга о семи печатяхъ.
   -- Да тебѣ, любезный братъ, быть бы профессоромъ всемірной исторіи въ Саламанкѣ!.-- воскликнулъ о. Хуанъ.
   -- Во всякомъ случаѣ, не подлежитъ сомнѣнію,-- съ возрастающимъ жаромъ продолжалъ братъ Антоніо,-- что Индія -- одна изъ богатѣйшихъ, если не самая Рогатая страна земного шара. Но насъ, испанцевъ, отъ нея отдѣляютъ цѣлыя государства и враждебныя націи; попасть туда сухимъ путемъ немыслимо. Остается, стало-быть, только круговой путь моремъ.
   -- Такъ и по твоему мнѣнію, братъ Антоніо, земля шарообразна?-- подхватилъ Колумбъ.
   -- Мнѣніе это не мое, а величайшихъ философовъ и ученыхъ; Аристотеля, Страбона, Сенеки, Плинія, не говоря уже о поэтахъ -- Виргиніи и Овидіи. Каждый вечеръ вѣдь солнце закатывается на западѣ, каждое утро восходитъ на востокѣ; ясно, значитъ, что оно вращается вокругъ земли, а земля наша паритъ въ пространствѣ {Геніальному астроному Копернику (1473--1543) въ описываемое время было всего лишь 11 лѣтъ, и только много лѣтъ спустя онъ разработалъ и опубликовалъ свою знаменитую систему движенія небесныхъ свѣтилъ, которою неопровержимо доказано вращеніе, всѣхъ;, планетъ, въ томъ числѣ и нашей земли, какъ вокругъ своей собственной оси, такъ и вокругъ солнца.}.
   -- Та-жъ,.-- протянулъ пріоръ, которому, видимо, трудно было сразу отрѣшиться отъ своихъ устарѣлыхъ понятій объ устройствѣ вселенной.-- Но вѣдь сколько высокихъ горъ на нашей землѣ! Такъ какъ же ей быть шарообразной?
   -- Да что всѣ наши высочайшія горы въ сравненіи съ необъятною поверхностью земли? Песчинки, ничтожныя пылинки! И давно ли мы съ тобой, clarissime, наблюдали лунное затменіе? Отчего, по твоему, затмевалась луна?
   -- Оттого, понятно, что земля была между луной и солнцемъ.
   -- И тѣнь земли падала на луну? А какой формы была эта тѣнь, помнишь?
   -- По формѣ-то она была круглая.
   -- Такъ какихъ же тебѣ еще доказательствъ?
   -- Есть и еще одно доказательство, которое я имѣлъ случай тысячи разъ наблюдать въ открытомъ морѣ,-- вмѣшался тутъ Колумбъ въ споръ двухъ францисканцевъ.-- Когда на Горизонтѣ показывается корабль, то первымъ изъ воды появляется вымпелъ на гротъ-мачтѣ; потомъ -- верхніе паруса; за ними -- нижніе, и подъ самый уже конецъ -- корпусъ судна. Тоже самое наблюдается и при удаленіи корабля; сначала скрывается его корпусъ, затѣмъ нижніе паруса, за ними -- верхніе, и послѣ всего -- верхушки мачтъ и вымпелъ на гротъ-мачтѣ. Въ какую бы сторону ни направлялся корабль: на сѣверъ или югъ, на востокъ или западъ, явленіе всегда одно и то же. Значитъ, море обтекаетъ землю вездѣ одинаково...
   -- И земля наша шарообразна,-- досказалъ монастырскій астрономъ.-- А коли такъ, такъ почему бы и не объѣхать ее моремъ? почему бы и не достичь Индіи съ запада, какъ скандинавцы еще пятьсотъ лѣтъ назадъ добрались до Гренландіи?
   -- По человѣческому разуму, какъ-будто бы и такъ,-- промолвилъ о. Хуанъ, все еще не проникшійся новыми воззрѣніями своихъ собесѣдниковъ.-- А кто поручится, что суда за горизонтомъ не проваливаются въ пространство? Сколько вѣдь судовъ, ушедшихъ слишкомъ далеко въ море, никогда уже не возвращалось!
   -- Потому что были застигнуты бурей и погибли,-- отстаивалъ свое мнѣніе Колумбъ.-- Я самъ изъѣздилъ сколько вѣдь морей, а не провалился же въ пространство! Есть, стало-быть, нѣкая сила, притягивающая насъ къ земному шару {Законъ паденія тѣлъ научно установленъ спустя цѣлое столѣтіе пизанскимъ математикомъ и астрономомъ Галилеемъ (1564--1642).}. Мы здѣсь, въ Испаніи, живемъ вѣдь тоже, какъ бы на откосѣ... Всего нагляднѣе это видно на глобусѣ...
   -- А я сейчасъ принесу глобусъ,-- сказалъ монахъ-географъ и, пройдя къ себѣ, вернулся вскорѣ съ глобусомъ и двумя фоліантами.

0x01 graphic

   -- Вотъ наша Испанія, -- говорилъ онъ, водя по глобусу пальцемъ.-- Казалось бы, какъ не соскользнуть внизъ? А ходимъ мы по землѣ такъ же увѣренно, какъ жители полярныхъ странъ. А вотъ, на противоположной сторонѣ: Чипанго, Китай и Индія...
   -- А это что за островъ посреди Атлантики? спросилъ пріоръ.
   -- Это Атлантида, о коей говоритъ еще Платонъ, въ своемъ "Тимеосѣ". Я нарочно захватилъ сюда его книгу. Сеньоръ Колонъ знаетъ по-гречески?
   -- Зналъ въ молодости, но перезабылъ, признаться,-- отвѣчалъ Колумбъ.
   -- Такъ я переведу по-испански. Вотъ что тутъ сказано: "По ту сторону, морского пролива, называемаго вами столбами Геркулеса {Гибралтарскій проливъ.}, былъ островъ больше Либіи {Извѣстная уже древнимъ сѣверная часть Африки.} и Азіи. Отъ этого острова было легко добраться до другихъ, а отъ тѣхъ -- и до материка, который весь окруженъ средиземнымъ моремъ, ибо море это, лежащее по сю сторону пролива, о коемъ я вамъ говорю, есть какъ бы гавань съ узкимъ входомъ... На островѣ Атлантидѣ царствовали могущественные короли, имѣвшіе подъ своею властью весь островъ, а также разные меньшіе острова и нѣкоторыя мѣстности материка... Потомъ великія землетрясенія и наводненія уничтожили въ одинъ день и въ одну роковую ночь всѣхъ воиновъ Греціи; островъ Атлантида погрузился въ море, И такимъ образомъ съ тѣхъ самыхъ поръ тѣ воды стали недоступны изъ-за массы ила, оставшагося на мѣстѣ потонувшаго острова"...
   -- Помнится мнѣ, -- замѣтилъ Колумбъ,-- что о томъ же говорится и у Страбона...
   -- Во второй части его географіи, -- подтвердилъ братъ Антоніо, раскрывая второй фоліантъ.-- Вотъ его подлинныя слова: "...Одобряю я и то, что сообщаетъ Платонъ про Атлантиду... Египетскіе гіерофанты (старшіе жрецы) увѣряли Солона, что въ старыя времена существовалъ островъ этого названія, который исчезъ, хотя протяженіемъ онъ былъ Съ материкъ".
   -- Все это, можетъ быть, и правда, -- сказалъ о. Хуанъ.-- Землетрясенія и наводненія повторяются и въ наши дни; а о внезапной гибели Содома и Гоморры и о всемірномъ потопѣ повѣствуетъ самъ Ветхій Завѣтъ. Но если въ незапамятныя времена и существовала та сказочная Атлантида, то теперь-то ея вѣрно уже нѣтъ.
   -- Почемъ знать?-- возразилъ Колумбъ,-- Платонъ говоритъ вѣдь и о меньшихъ островахъ, ближайшихъ къ материку Африки и Европы. Эти острова -- Азорскіе, Канарскіе, Мадера -- и донынѣ сохранились. Болѣе отдаленные опустились въ море,-и мореплаватели опасаются плыть далѣе на западъ, гдѣ была Атлантида. А что, если Атлантида была не что иное, какъ часть Индіи? Что Индія до сихъ поръ еще существуетъ -- во всякомъ случаѣ, не подлежитъ сомнѣнію.
   -- Но моремъ до нея Богъ-вѣсть какъ далеко!
   -- Для настоящаго мореплавателя нѣтъ слова "далеко"! А что туда не такъ уже далеко -- доказываютъ тѣ тропическія растенія, которыя прибиваетъ западными вѣтрами къ берегамъ Европы {Въ дѣйствительности, причиной этого замѣчательнаго явленія служитъ не столько вѣтеръ, сколько особыя океанскія теченія, о которыхъ до открытія Америки европейцы не могли, конечно, имѣть еще и понятія.}: бамбукъ, кокосовые орѣхи...
   -- А также отдѣланные брусья съ искусною рѣзьбой,-- подхватилъ братъ Антоніо.-- Изъ чего явствуетъ, что и тамъ, за моремъ, живутъ люди.
   -- Но не христіане,-- досказалъ пріоръ, задумчиво слушавшій объясненія обоихъ.-- А что вѣдь, если и въ самомъ дѣлѣ Провидѣніемъ предопредѣлено намъ обратить тѣхъ язычниковъ въ лоно церкви Христовой?...
   -- Такъ вы, святой отецъ, не откажете уже мнѣ въ вашей поддержкѣ?-- спросилъ Колумбъ.
   -- Грѣхъ было бы отказать,-- отвѣчалъ за своего настоятеля монастырскій географъ.-- Стараго духовника ея королевскаго величества, навѣрное, помнятъ еще всѣ наши гранды.
   -- Иные, уповаю, не совсѣмъ еще меня забыли,-- сказалъ о. Хуанъ.-- Но сыночка ты не возьмешь вѣдь въ свое дальнее странствіе?
   -- Ужъ не знаю, какъ быть съ нимъ,-- отвѣчалъ Колумбъ.-- Придется на время отдать его дядѣ въ Гуэльвѣ.
   -- Оставь-ка его лучше у насъ: мы сбережемъ его тебѣ отъ всякихъ бурь -- морскихъ и житейскихъ; самъ же отправляйся хоть завтра въ Севилью, гдѣ пребываетъ нынѣ высочайшій Дворъ. Я снабжу тебя письмомъ къ герцогу Медина-Цели, старшему воспитателю наслѣдника престола, принца Хуана...
   Такъ на другое же утро Колумбъ былъ уже по пути въ Севилью.
   

IV.

   Въ декабрѣ 1491 г., въ монастырѣ Рабида, въ той самой кельѣ, гдѣ семь лѣтъ назадъ онъ ночевалъ со своимъ сыномъ Діего, Колумбъ проводилъ опять не одинъ день, не одну ночь, и волновали его все тѣ же думы.
   Чего, въ самомъ дѣлѣ, добился онъ за все это долгое время? Благодаря рекомендаціи пріора Хуана Переса, передъ нимъ раскрылись, правда, двери герцога Медина-Цели.
   -- Вашъ планъ очень заманчивъ; но повергать его теперь же на воззрѣніе ихъ королевскихъ величествъ было бы безполезно, -- говорилъ герцогъ: -- государственная казна въ конецъ истощена войной съ маврами...
   -- Да дайте мнѣ добраться до Индіи,-- возражалъ Колумбъ,-- и золото польется въ казну рѣкой!
   -- Пусть такъ; охотно вѣрю. Но чтобы и другіе повѣрили, вамъ слѣдовало бы заручиться одобреніемъ нашей хунты въ Кордовѣ.
   Ничего не оставалось, какъ ѣхать въ Кордову. Цѣлый годъ ожидалъ онъ тутъ рѣшенія хунты, такъ что за это время успѣлъ и вторично жениться: молодая красавица-аристократка Беатриса Энрикесъ плѣнила сердце зрѣлаго уже мужа. Но испанская хунта, подобно португальской, высказалась не въ его пользу: большинство почтеннаго собранія, согласно съ мнѣніемъ предсѣдателя, патера де Талавера, признало Колумба мечтателемъ и идею его сумасбродной.
   Къ счастью, у него нашелся горячій и вліятельный защитникъ въ лицѣ профессора богословія саламанкскаго университета, пріора доминиканскаго монастыря Санъ-Эстебана -- Діего Деса, который вмѣстѣ съ тѣмъ состоялъ и гофмейстеромъ наслѣднаго принца Хуана.
   -- Здѣсь, въ Кордовѣ, мой голосъ былъ гласомъ вопіющаго въ пустынѣ, -- говорилъ онъ Колумбу, упавшему было духомъ.-- Въ нашемъ же саламанкскомъ университетѣ каѳедры математики, философіи и астрологіи заняты первоклассными учеными. Я хорошъ со моими коллегами и самъ сперва ознакомлю ихъ съ твоей идеей -- идеей не сумасбродной, а геніальной. Когда они своимъ авторитетнымъ рѣшеніемъ опровергнутъ одностороннее рѣшеніе здѣшнихъ мудрецовъ, ты смѣло можешь выступить передъ ихъ величествами. Кстати же король съ королевой будущую зиму, какъ слышно, проведутъ у насъ въ Саламанкѣ.
   И вотъ онъ въ Саламанкѣ, въ мрачномъ залѣ "de Profundis" обители Санъ-Эстебана, передъ ученой коллегіей "испанскихъ Аѳинъ": Послѣ оживленныхъ преній высокое собраніе большинствомъ голосовъ дѣйствительно склонилось къ мнѣнію своего просвѣщеннаго предсѣдателя Діего Деса.
   -- Теперь, сынъ мой, твое дѣло наполовину уже выиграно.-- сказалъ Деса.-- Остается еще только подготовить почву у камарильи (королевскихъ любимцевъ),
   -- Да я, святой отецъ, никого изъ нихъ не знаю.
   -- Одного-то ты отчасти, кажется, все-таки уже знаешь?-- улыбнулся Деса.
   -- Виноватъ, святой отецъ! Вѣдь вы -- воспитатель принца Хуана.
   -- За мной, конечно, дѣло не станетъ. Но не менѣе важно, чтобы за тебя были и всеиспанскій кардиналъ Педро Гонсалесъ де Мендоса, государственный казначей Алонзо де Квинтанилья и гофмейстерина Беатриса Бобадилья; затѣмъ -- секретарь королевы Гаспаръ Гриціо и кормилица моего принца Хуана Веласкесъ де ла Toppe: эти двое,-- пожалуй, еще скорѣе другихъ найдутъ случай ввернуть въ удобную минуту доброе слово.
   Какъ только, 20 ноября i486 г., состоялся торжественный въѣздъ королевской четы въ Саламанку, новый покровитель Колумба поспѣшилъ заинтересовать его замысломъ всѣхъ намѣченныхъ лицъ. Государственный казначей де Квинтанилья послѣ первой же встрѣчи съ Колумбомъ предложилъ ему переселиться въ его домъ; а кардиналъ де Мендоса испросилъ ему аудіенцію у королевы Изабеллы Католической.
   Вдохновенная рѣчь геніальнаго "мечтателя" произвела на отзывчивую монархиню замѣтное впечатлѣніе.
   -- Разъ "пчела нашего королевства" -- ученая Саламанка -- прельстилась сладостью твоихъ медовыхъ рѣчей,-- сказала она,-- то всякія сомнѣнія въ выполнимости твоего плана должны умолкнуть. А твоя непоколебимая вѣра въ свою звѣзду, въ свое призваніе -- открыть для насъ новыя страны по ту сторону океана служитъ лучшимъ ручательствомъ, что ты скорѣе погибнешь, чѣмъ вернешься назадъ, не выполнивъ своей высокой миссіи.
   -- Суждено ли мнѣ вернуться или нѣтъ -- все въ руцѣ Божіей,-- отвѣчалъ Колумбъ.-- Но если я вернусь, то съ тѣмъ, чтобы сложить къ стопамъ вашего величества неисчислимыя богатства.

0x01 graphic

   -- Такія, богатства намъ очень и очень нужны: злосчастная война, исчерпала и казну и наши личныя средства. Но еще дороже всѣхъ земныхъ сокровищъ для насъ сокровища неземныя пріобщеніе дикарей заокеанскихъ странъ къ церкви Христовой..."'
   -- Эта святая цѣль, ваше величество, можете быть увѣрены, не будетъ упущена изъ виду. Но самое снаряженіе эскадры, не смѣю скрыть, потребуетъ весьма значительныхъ расходовъ...
   Свѣтлый взоръ благочестивой королевы слегка затуманился.
   -- Принять на себя эти расходы мы съ королемъ, къ сожалѣнію, рѣшительно не можемъ, пока послѣдніе мавры не будутъ изгнаны изъ Андалузіи. Но съ сегодняшняго же дня мы беремъ тебя на нашу королевскую службу; въ счетъ твоего жалованья тебѣ теперь же будутъ отпущены три тысячи мараведи {Испанская серебряная монета XV вѣка мараведи равнялась по своей цѣнности приблизительно 10-ти копѣйкамъ.}.
   "Пока послѣдніе мавры не будутъ изгнаны изъ Андалузіи"... Легко сказать! Хотя уже въ 1487 г. королевскими войсками была взята укрѣпленная Малага, но затѣмъ годъ шелъ за годомъ, со времени той аудіенціи прошло цѣлыхъ пять лѣтъ, сама королева Изабелла въ воинскихъ доспѣхахъ появлялась во главѣ арміи, одушевляя солдатъ, а послѣдній оплотъ мавровъ, Гранада, къ осадѣ которой. было приступлено въ маѣ 1491 г., все еще не сдается и когда-то сдастся!
   Тутъ явилось еще новое искушеніе -- письмо французскаго короля Карла VIII, призывавшаго его, Колумба, къ себѣ въ Парижъ. Пріоръ Хуанъ Пересъ, которому онъ показалъ это письмо, возмутился:
   -- Да съ твоей стороны, сынъ мой, передаться французамъ было бы черною неблагодарностью! Ты родомъ хоть и итальянецъ, но пять лѣтъ уже состоишь на службѣ у нашего королевскаго дома...
   -- Числюсь на службѣ, да, но четвертый уже годъ не получаю жалованья, да, по правдѣ сказать, ничѣмъ пока его и не заслужилъ...
   -- Такъ чѣмъ же ты жилъ за это время?
   -- Тѣмъ же, чѣмъ нѣкогда въ Лиссабонѣ: чертилъ карты, продавалъ печатные календари, астрологическія предсказанія... Не умеръ хоть съ семьею съ голоду.
   -- Нѣтъ, нѣтъ, къ иноземцамъ я тебя, какъ хочешь, не пущу. Напомню-ка я опять о тебѣ нашей доброй королевѣ, пошлю къ ней нарочнаго.
   Не далѣе, какъ черезъ двѣ недѣли, посланецъ пріора, лоцманъ Севастьянъ Родригесъ, привезъ изъ королевскаго лагеря Санта-Фе подъ Гранадой отвѣтъ: королева желала лично переговорить со своимъ старымъ исповѣдникомъ.
   О. Хуанъ не замедлилъ отправиться на призывъ, но протекла опять недѣля, протекла другая, а его все нѣтъ какъ нѣтъ!
   

V.

   Всю послѣднюю ночь Колумбъ ни на минуту не забылся сномъ. Вотъ забрезжило и утро. Какъ вдругъ съ коридора послышались голоса. Онъ вскочилъ съ ложа и взглянулъ за дверь.
   Со свѣтильникомъ въ рукѣ шелъ по коридору молодой послушникъ; за нимъ -- самъ пріоръ.
   -- Что, сынъ мной, истомился, дожидаясь?-- спросилъ о. Хуанъ, завидѣвъ высунувшуюся въ дверь голову Колумба.-- Зайди-ка ко мнѣ; у меня есть для тебя добрыя вѣсти.
   Наскоро пріодѣвшись, Колумбъ поспѣшилъ въ настоятельскую келью. А старецъ-францисканецъ, разоблачаясь при помощи послушника, ни мало не торопился, разспрашивалъ юношу о томъ, о семъ, что было въ обители за время его отсутствія. Наконецъ-то, юноша былъ усланъ вонъ, и о. Хуанъ обратился опять къ Колумбу.
   -- Ну, вотъ, теперь поговоримъ съ тобой. Скажи-ка: военныя дѣйствія подъ Гранадой тебя до сихъ поръ, пожалуй, мало занимали?
   -- Признаться, я не очень-то внимательно слѣдилъ за ними.
   --- Потому что ты не испанецъ. Но въ настоящее время они и для тебя получаютъ большое значеніе. Король мавровъ Боабдилъ, избѣгая открытаго огня, стянулъ всѣ свои силы въ Гранаду; а наши войска -- 40 тысячъ пѣхоты и 10 тысячъ конницы -- обложили городъ. Ихъ величества король Фердинандъ и королева Изабелла еще съ прошлой весны поселились также въ лагерѣ, въ двухъ миляхъ отъ Гранады.
   -- Въ Санта-Фе?
   -- И да и нѣтъ: вначалѣ они жили, какъ и солдаты, въ палаткахъ въ открытомъ полѣ, потому что никакого Санта-Фе еще не существовало. Но въ одну ночь весь лагерь сгорѣлъ; а не далѣе, какъ черезъ 80 дней, на томъ же мѣстѣ выросла цѣлая крѣпость съ высокой каменной стѣной и башнями {Крѣпостныя укрѣпленія Санта-Фе, простоявшія болѣе 300 лѣтъ, были разрушены землетрясеніемъ въ 1807 году.}, которая и была названа "градомъ святой вѣры".
   -- А Боабдилъ все еще не сдается?
   -- Самъ онъ сдался бы: его мать, султанша Зорайя -- родомъ испанка, дочь кастильскаго гранда, и ей удалось склонить сына войти въ тайное соглашеніе съ нашимъ королемъ. Но полководецъ ихъ Муза-Бенъ-Абиль-Гассанъ, фанатикъ-мусульманинъ, возстановилъ всѣхъ рыцарей гранадскихъ противъ сдачи, и тѣ рѣшили сражаться до послѣдней капли крови.
   -- О, я ихъ понимаю!
   -- И я тоже: кому охота безъ боя покинуть навсегда свою родину! Тѣмъ болѣе, что Муза-Гассанъ, храбрѣйшій изъ храбрыхъ, дѣлалъ и днемъ и ночью удачныя вылазки изъ города, и, подъ его охраной, небольшіе обозы съ провіантомъ пробирались иногда въ городъ. Но жителей тамъ 200 тысячъ; провіанта все-таки не хватало, и голодающее населеніе стало роптать: Боабдилъ созвалъ военный совѣтъ, и, несмотря на горячій протестъ Музы-Гассана, большинствомъ голосовъ было положено капитулировать. 25 прошлаго ноября былъ подписанъ договоръ, по которому Гранада не позже двухъ мѣсяцевъ добровольно откроетъ королевскимъ войскамъ ворота, если, къ тому времени къ гранадцамъ не подоспѣетъ помощь. А откуда ей взяться?
   -- И, значитъ, черезъ мѣсяцъ мавровъ не будетъ уже въ Андалузіи, и королева Изабелла вызоветъ меня къ себѣ?
   -- Не черезъ мѣсяцъ: она вызываетъ тебя уже теперь.
   Колумбъ набожно осѣниль себя крестомъ.
   -- Слава. Всевышнему и Пречистой Дѣвѣ!
   -- Но есть ли у тебя, сынъ мой, парадное платье?-- спросилъ пріоръ....
   -- Новое препятствіе! О платьѣ я не думалъ, да и не на что было бы его сдѣлать...
   -- Великодушная королева подумала за тебя и выслала тебѣ со мною 20 тысячъ мараведи. На эти деньги ты не только закажешь себѣ платье, но покатишь на шестеркѣ..
   -- Зачѣмъ на шестеркѣ? Съ меня будетъ и одного мула. Все, что я такъ сберегу, пригодится моей семьѣ...
   Такъ-то въ послѣднихъ числахъ декабря 1491 г. Колумбъ въѣхалъ во временную резиденцію испанской королевской четы Санта-Фе, верхомъ на простомъ мулѣ. Отыскавъ себѣ скромное пристанище въ "посадѣ" второго разряда, онъ облекся въ свой новый парадный нарядъ и отправился во дворецъ. Здѣсь его направили къ секретарю королевы Гаспару Гриціо.
   -- Вотъ и прекрасно, что пріѣхали, сказалъ тотъ.-- Какъ только Боабдилъ передастъ намъ ключи Гранады, я доложу о васъ ея величеству. Пока ея настроеніе еще слишкомъ нервно.....
   -- А Боабдилъ не можетъ еще передумать сдаться? Полководецъ его Муза Гассанъ, пожалуй, опять его переубѣдитъ?
   -- О, нѣтъ: онъ покинулъ уже городъ.
   -- Какъ? Такой патріотъ измѣнилъ своимъ?
   -- Напротивъ. Когда въ ихъ совѣтѣ были прочитаны условія, капитуляціи, и сѣдые воины не могли даже удержаться отъ слезъ, Муза-Гассанъ, какъ разсказываютъ, воскликнулъ:. Пусть плачутъ женщины и дѣти! Докажемъ, что умѣемъ проливать не слезы, а послѣднюю свою кровь. Избави Аллахъ, чтобы говорили: у благородныхъ гранадцевъ не достало духу умереть за отчизну".
   -- А тѣ что же?
   -- Тѣмъ жизнь въ безславіи показалась все же слаще славной смерти, и они промолчали. Тогда онъ ихъ проклялъ и въ тотъ же день удалился изъ города. Такимъ образомъ паденія. Гранады надо ожидать съ часу на часъ.
   Дѣйствительно, ждать прищлось очень не долго. Въ ночь на 2 января 1492. г. Боабдилъ, послѣдній король мавровъ, тайно выслалъ свою семью изъ Гранады, а поутру въ королевскій лагерь въ Санта-Фе явился отъ него парламентеръ съ заявленіемъ, что городскія ворота открыты. Когда тутъ испанскія войска, во главѣ съ королемъ Фердинандомъ, королевой Изабеллой и принцемъ Хуаномъ, двинулись къ воротамъ

0x01 graphic

   Гранады, навстрѣчу имъ выѣхалъ самъ Боабдилъ съ рыцарской свитой. Подъѣхавъ къ Фердинанду, онъ поцѣловалъ его въ плечо, какъ полагалось вассалу...
   -- Ты побѣдилъ, великій монархъ, по волѣ Аллаха,-- сказалъ онъ.-- Мы передаемъ тебѣ нашу столицу, а съ нею -- и все наше королевство, уповая, что ты не возгордишься своимъ торжествомъ, а будешь править кротко и великодушно на пользу и процвѣтаніе твоихъ новыхъ владѣній.
   Принявъ городскіе ключи, Фердинандъ передалъ ихъ Изабеллѣ, та -- принцу Хуану, а этотъ -- графу де Тендилья, назначенному алкадомъ города (градоначальникомъ) и генералъ-капитаномъ Гранадскаго королевства.
   Торжественный въѣздъ королевскаго двора въ Гранаду состоялся четыре дня спустя, 6 января, въ день Богоявленія. На другое же утро Колумбу въ Санта-Фе было прислано офиціальное извѣщеніе отъ секретаря королевы, что въ такой-то часъ ея величеству угодно принять его въ аудіенціи въ Альгамбрѣ.
   

VI.

   Гранада расположена на высокомъ плоскогорьѣ, 2400 футовъ надъ поверхностью моря, у самаго подножія могучихъ отроговъ Сіерры Невады ("Снѣговыхъ горъ").
   "Кто не видѣлъ Гранады, тотъ ничего не видѣлъ!" гласитъ старая поговорка гранадцевъ. Разумѣется въ поговоркѣ, конечно, Гранада въ теплое время года, когда роскошная растительность вокругъ королевскаго дворца Альгамбры находится въ полномъ цвѣту, и фономъ ей и красной башнѣ {Самое названіе свое Альгамбра получила отъ краснаго цвѣта камня, изъ котораго она построена.} дворца съ развѣвающимся національнымъ желтокраснымъ флагомъ служатъ отдаленныя вершины Сіерры, сверкающія на жгучемъ солнцѣ своимъ вѣчнымъ снѣгомъ.
   Въ описываемый день, впрочемъ, погода для начала января выдалась также отмѣнная, солнечная: на небѣ ни облачка, и отдаленный снѣговой хребетъ горѣлъ по-лѣтнему ослѣпительнымъ блескомъ.
   По всему пути отъ Санта-Фе до Гранады попадались разряженныя веселыя группы крестьянъ обоего пола, стекавшіяся изъ окрестностей во вновь открытый имъ городъ либо пѣшкомъ, либо верхомъ -- на одномъ ослѣ или мулѣ мужъ съ женой или отецъ съ ребенкомъ: владычеству проклятыхъ мусульманъ въ Испаніи вѣдь конецъ пришелъ!
   Въ самомъ городѣ, въ застроенныхъ на восточный ладъ узкихъ, извилистыхъ улицахъ, была такая толкотня и давка, что бѣжавшій рядомъ съ колумбовымъ муломъ погонщикъ безъ устали хлопалъ бичемъ и, надрываясь, убѣждалъ "сеньоровъ" дать дорогу "его сіятельству", котораго ея королевское величество ожидаетъ въ Альгамбрѣ! И "сеньоры" почтительно разступались.
   Тутъ, при поворотѣ на болѣе широкую улицу, изъ-подъ аркадъ стариннаго храма долетѣли музыкальныя волны органа и церковнаго хора. Бросивъ поводья проводнику, Колумбъ вошелъ въ порталъ церкви. Вмѣстѣ съ торжественными звуками "Ave Maria" его охватили благовонныя куренья. Сквозь расписныя стекла оконъ солнечные лучи распространяли кругомъ таинственный полусвѣтъ; въ глубинѣ алтаря мелькали таинственныя же фигуры католическихъ патеровъ въ полномъ облаченіи и пѣвчихъ въ красныхъ стихаряхъ и большихъ кружевныхъ воротникахъ; а на каменныхъ плитахъ Предъ алтаремъ виднѣлись распластавшіеся крестомъ или колѣнопреклоненные богомольцы. И Колумбъ набожно опустился на колѣни въ одномъ изъ боковыхъ притворовъ.
   Когда онъ, четверть часа спустя, вышелъ опять на вольный воздухъ, его охватила снова городская сутолока, какъ бы удвоенный звуковой хаосъ: грохотъ нагруженныхъ повозокъ, звяканье бубенчиковъ и мѣдныхъ украшеній на сбруѣ лошадей, ословъ и муловъ, хлопанье бичей, перебранка и смѣхъ возницъ, проводниковъ и прохожихъ.
   Наконецъ-то, вотъ и главная тополевая аллея -- "аламеда" {Alamо -- по-испански -- тополь.}, ведущая вверхъ къ Альгамбрѣ. Передъ аллеей воздвигнута тріумфальная арка съ развѣвающимися по вѣтру флагами; черезъ нее, значитъ, совершилось вчера торжественное вшествіе ихъ величествъ въ Альгамбру. А теперь въѣзжалъ тѣмъ же путемъ на своемъ убогомъ мулѣ онъ, Колумбъ! Поглощенный мыслями о предстоящемъ свиданіи съ королевой, онъ едва обращалъ вниманіе на живописную картину по лѣвую его руку, гдѣ въ глубинѣ ущелья струилась рѣка Дарро, и очнулся только отъ голоса проводника:
   -- Врата судей! Видитъ ли сеньоръ этотъ каменный палецъ?
   Колумбъ поднялъ взоры по указанному направленію. Надъ громадной подковообразной аркой воротъ въ Альгамбру была высѣчена исполинская рука съ приподнятымъ указательнымъ пальцемъ.
   -- По той сторонѣ вратъ такой же большой каменный ключъ,-- продолжалъ проводникъ.-- Доколѣ рука не схватитъ ключа, дотолѣ Альгамбра не попадетъ въ руки "невѣрныхъ". Такъ говорили мавры. Ay Dios! Рука еще не схватила ключа, а врата намъ и такъ открылись.
   -- Будетъ тебѣ языкъ чесать!-- оборвалъ его офицеръ стоявшаго у воротъ караула.-- Что угодно сеньору?-- обратился онъ къ Колумбу.
   Колумбъ предъявилъ полученное имъ отъ имени королевы приглашеніе, и офицеръ, отдавъ ему честь, приказалъ одному изъ караульныхъ проводить сеньора. Колумбъ вошелъ за провожатымъ въ ворота.
   Между двухъ высокихъ стѣнъ они вышли на террасу, съ которой открывался восхитительный видъ на городъ и разстилавшееся за нимъ плоскогорье; съ террасы спустились въ глубокій садикъ, а изъ садика, черезъ низенькую дверку, внутрь Альгамбры. Здѣсь Колумба ожидалъ ливрейный лакей, который повелъ его далѣе цѣлымъ лабиринтомъ двориковъ и залъ. Каждый дворикъ, каждая зала представляли какъ бы окаменѣвшее кружевное произведеніе причудливой восточной фантазіи. Нижняя часть стѣнъ была сложена изъ разноцвѣтныхъ фарфоровыхъ изразцовъ; верхняя была покрыта матовымъ, изжелта-бѣлымъ, подъ мраморъ, фарфоромъ съ прорѣзами, сквозь которые, какъ сквозь кружевную фату, просвѣчивалъ красный, зеленый и золотой фонъ. Вычурныя украшенія и арабскія надписи извивались и переплетались замысловатыми арабесками, отъ которыхъ въ глазахъ рябило, но которыя. для внимательнаго взора слагались въ совершенно опредѣленныя, правильныя формы.
   Тутъ навстрѣчу имъ вышелъ секретарь королевы Гаспаръ Гриціо со словами:
   -- А ея величество сейчасъ только справлялась о сеньорѣ Колонѣ.
   -- Такъ я могу надѣяться?..
   -- Теперь, когда Гранада взята и всѣ провинціи Испаніи соединились подъ единою властью нашихъ монарховъ, королеву чрезвычайно прельщаетъ идея -- распространить эту власть и на заокеанскія страны для обращенія въ нашу святую вѣру тамошнихъ язычниковъ. Не даромъ ее именуютъ Изабеллой Католической.
   -- А король какъ относится къ этой идеѣ?
   -- Гм...-- промычалъ Гриціо и опасливо оглянулся.-- Его величество, нѣтъ сомнѣнія, не откажется принять подъ свой скипетръ новыя колоніи, но...
   -- Но безъ всякихъ расходовъ? Онъ, слышно, вѣдь очень скупъ.
   -- Тссс! въ свою собственную особу онъ, дѣйствительно, тратитъ чрезвычайно мало, въ одеждѣ избѣгаетъ всякой пышности, въ пищѣ крайне умѣренъ. Понятно, что ту же умѣренность онъ соблюдаетъ и въ государственныхъ расходахъ. А плачевное состояніе нашихъ финансовъ вамъ тоже хорошо извѣстно.
   -- Однако, штата придворныхъ музыкантовъ и поэтовъ все еще не сократили?-- возразилъ Колумбъ.--
   Однихъ пѣвцовъ у королевы, слышалъ я, до сорока человѣкъ. Стало-быть, деньги есть!
   -- Музыка и поэзія -- единственное утѣшеніе королевы отъ государственныхъ заботъ. Даже въ дорогу она беретъ съ собой флейту, арфу и лютню {Въ инвентарѣ королевы Изабеллы въ альказарѣ Сеговіи, составленномъ въ ноябрѣ 1503 г., значатся: "дульсемель" (родъ псалтири), арфа, лютня, флейта, 3 "кириміаса" (духовые инструменты), 2 лиры, 3 клавесина, 2 органа и собраніе испанскихъ и португальскихъ пѣсенъ и романсовъ.}. Итакъ, мой дружескій совѣтъ вамъ, сеньоръ Колонъ, -- по возможности умѣрить ваши требованія.
   -- На себя лично я и то сокращу расходы до послѣдней возможности. Но для такой рискованной экспедиціи мнѣ необходима армада съ полнымъ экипажемъ.
   -- Во сколько судовъ?
   -- Да на случай аваріи того или другого судна, желательно бы имѣть ихъ пять-шесть.
   -- Ну, объ этомъ и думать нечего! Все равно вѣдь не дадутъ. Крайнее число ихъ, безъ котораго вамъ никакъ не обойтись, по-вашему, какое?
   -- Крайнее -- три: одно судно адмиральское и два вспомогательныхъ.
   -- Такъ, значитъ, и объявите и затѣмъ не идите уже ни на какія уступки. Но найдутся ли у насъ и на такую эскадру средства -- не мнѣ судить: это долженъ рѣшить государственный казначей, донъ Алонзо де Квинтанилья.

0x01 graphic

   
   Въ такихъ разговорахъ они дошли до закрытой двери, передъ которой стоялъ дежурный пажъ.
   -- Погодите тутъ, я доложу объ васъ.-- сказалъ Гриціо Колумбу и скрылся за дверью.
   -- Королева здѣсь?-- спросилъ Колумбъ пажа, указывая на дверь.
   -- Здѣсь,-- отвѣчалъ шопотомъ пажъ.-- Это -- посольская зала, гдѣ короли мавровъ принимали до сихъ поръ только иноземныхъ пословъ,-- первая зала во всей Альгамбрѣ.
   "Меня примутъ наравнѣ съ послами иностранныхъ державъ!" заключилъ Колумбъ и еще болѣе воспрянулъ духомъ. "Я имъ нуженъ; какія условія имъ ни поставлю -- не откажутъ".
   

VII.

   И двери залы посланниковъ -- sala de los ambajadores -- передъ нимъ растворились. Пажъ былъ правъ: надъ панелью изъ зеленыхъ изразцовъ всѣ стѣны кругомъ до потолка были затянуты золотой парчой и багряницей съ наброшенными на нихъ каменными ажурными кружевами. Вливавшійся снаружи межъ воздушныхъ колоннъ солнечный свѣтъ еще отчетливѣе и ярче вырисовывалъ всю красоту и роскошь этой тончайшей, филиграновой работы. Въ глубинѣ залы, на возвышеніи, покрытомъ персидскимъ ковромъ, подъ балдахиномъ съ королевской короной, стояли два золоченыхъ кресла. Одно не было еще занято; на другомъ возсѣдала сама королева Изабелла Католическая въ брилліантовой діадемѣ. За нею стояли два пажа; по сторонамъ -- государственный казначей, донъ Алонзо де Квинтанилья, и три придворныхъ дамы.

0x01 graphic

   -- Добро пожаловать въ нашей новой резиденціи,-- горделиво-ласково привѣтствовала Изабелла Колумба, преклонившаго передъ нею колѣно.
   Ея царственная осанка показалась ему теперь еще величественнѣе прежняго, а голубые глаза, обыкновенно задумчиво-грустные, сіяли самодовольною радостью.
   -- Примите, ваше величество, мои искреннѣйшія поздравленія, -- отвѣчалъ Колумбъ.-- Много видѣлъ я на моемъ вѣку дворцовъ, но такой красоты, какъ Альгамбра, еще не видѣлъ. Какъ бы только непрошенные совѣтчики не сочли нужнымъ обезобразить по-своему эту иновѣрную архитектуру.
   -- Ты говоришь про эти арабскія надписи, прославляющія пророка Магомета и подвиги мавританскихъ королей? Я -- вѣрная дщерь апостольской церкви; но уничтожать благочестивыя надписи такихъ же вѣрующихъ во единаго Бога считала бы безсмысленнымъ варварствомъ.
   -- Тѣмъ болѣе, государыня,-- подхватилъ де Квинтанилья,-- что арабскія узорчатыя письмена такъ удивительно гармонируютъ съ мавританскимъ стилемъ всей Альгамбры. Альгамбра, такъ-сказать, волшебная арабская сказка вдохновеннаго зодчаго.
   -- Прекрасно сказано. А теперь, сеньоръ Колонъ, поговоримъ о нашемъ дѣлѣ. Ты, значитъ, попрежнему еще увѣренъ, что достигнешь Индіи морскимъ путемъ?
   -- Настолько же увѣренъ, какъ въ безсмертіи нашихъ душъ,-- отвѣчалъ Колумбъ.-- И высшая вѣдь ученая коллегія -- Саламанкскій университетъ подтвердилъ, что землю можно объѣхать одинаково какъ съ востока, такъ и съ запада. Только требуемой на то смѣлости ни у кого донынѣ не было.
   -- А у тебя она есть? Ну, что жъ, съ Богомъ! Ты знаешь провансальскаго поэта Педро Пидаля?
   -- Имя его слышалъ...
   -- Жилъ онъ еще двѣсти лѣтъ назадъ и былъ прозванъ Безумнымъ. И тебя вѣдь нѣкоторые слабоумцы называютъ такъ, съ улыбкой прибавила королева.-- Такъ вотъ тотъ безумецъ предсказалъ, что Испанія возвеличится, когда станетъ единой. Съ паденіемъ Гранады это исполнилось; завершить же пророчество призванъ, видно, ты. Свободныхъ денегъ на то въ государственной казнѣ, къ сожалѣнію, пока нѣтъ. Но у меня имѣются фамильные брилліанты. Донъ Алонзо продастъ ихъ, и всю вырученную сумму ты можешь взять на снаряженіе корабля.
   -- Государыня проститъ меня,-- вмѣшался тутъ государственный казначей,-- но этого, при всемъ желаніи, я не сдѣлаю.
   -- Какъ не сдѣлаешь!-- вспыхнула Изабелла.
   -- Не считаю себя вправѣ: коронныя драгоцѣнности составляютъ неотъемлемую принадлежность вашего королевскаго сана, и лишить васъ этихъ украшеній было бы, по-моему, преступно.
   -- Но разъ я обѣщала сеньору Колону снарядить для него корабль...
   -- Считайте, ваше величество, что ваши брилліанты находятся у меня временно въ залогѣ...
   -- И ты ссудишь меня подъ нихъ нужной суммой?-- досказала Изабелла, омраченныя черты которой сразу опять прояснились.-- Да будетъ такъ. Но сеньоръ Колонъ какъ-будто не совсѣмъ еще доволенъ?
   -- Я безмѣрно доволенъ, -- отвѣчалъ Колумбъ.-- Первый корабль мнѣ всего дороже...
   -- Первый корабль? А тебѣ ихъ надо больше?
   -- Сколько вѣдь кораблей, государыня, погибаетъ ежегодно отъ бурь и разныхъ случайностей. А погибни мой единственный корабль, съ нимъ погибла бы и всякая надежда на новыя земли для испанской короны; потому что кто осмѣлился бы еще затѣмъ пуститься за невѣдомый океанъ?..
   -- И то правда... Какъ же намъ быть, донъ Алонзо? Болѣе, чѣмъ на одинъ корабль, твоей ссуды не хватитъ?
   -- Ни въ коемъ случаѣ,-- былъ рѣшительный отвѣтъ осторожнаго государственнаго казначея.-- Но если ваше величество на собственныя средства снарядите цѣлый корабль для высокой государственной цѣли, то августѣйшій супругъ вашъ едва ли откажется послѣдовать вашему великодушному примѣру.
   -- Казалось бы, что такъ...-- со вздохомъ, далеко не увѣренно подтвердила королева и обернулась къ одному изъ пажей:-- ступай-ка, попроси сюда короля.
   

VIII.

   Вошелъ въ залу король Фердинандъ въ сопровожденіи своего секретаря Хуана де Колома, своего любимаго камергера Хуана де Кабреро и казначея церковныхъ доходовъ Арагоніи Люиса де Сантангела, присутствіе которыхъ, повидимому, признавалось имъ необходимымъ для разрѣшенія столь важнаго вопроса. Въ отвѣтъ на низкій поклонъ Колумба и придворныхъ, онъ величаво наклонилъ голову и занялъ свое королевское кресло рядомъ съ королевой.
   Пока Изабелла въ короткихъ словахъ передавала ему содержаніе предшествовавшаго разговора, Колумбъ имѣлъ время разглядѣть короля, котораго онъ до тѣхъ поръ никогда еще такъ близко не видѣлъ. Благодаря постояннымъ воинскимъ упражненіямъ на свѣжемъ воздухѣ, средняго роста фигура Фердинанда пріобрѣла богатырскую мощь и гибкость, а румяное отъ природы лицо покрылось густымъ загаромъ. Вслѣдствіе облысенія темени, высокій лобъ казался еще выше, а въ карихъ глазахъ подъ густыми темными бровями свѣтился холодный, ясный умъ. Выслушавъ королеву съ сжатыми губами, онъ заговорилъ безъ надобности громко, отчеканивая рѣзко каждое слово, какъ человѣкъ, привыкшій отдавать приказанія въ открытомъ полѣ:
   -- Итакъ, вашему величеству угодно было не посовѣтывавшись со мною, обѣщать уже цѣлый океанскій корабль на гадательное предпріятіе?
   Обыкновенно матово-блѣдныя щеки Изабеллы, заалѣвшіяся во время бесѣды съ Колумбомъ, залило румянцемъ оскорбленной гордости.
   -- Расходъ этотъ не касается Арагоніи вашего величества, -- сказала она,-- а падетъ исключительно на доходы моей Кастиліи.
   Но я полагала, что намъ обоимъ одинаково дороги государственные интересы соединеннаго нынѣ королевства, какъ и интересы святой нашей вѣры, которую примутъ жители будущихъ нашихъ колоній.
   -- Колоній еще не открытыхъ, да, быть можетъ, вовсе и не существующихъ!-- досказалъ Фердинандъ съ иронической улыбкой.
   -- Что Индія существуетъ -- относительно этого и у вашего величества, какъ у всѣхъ просвѣщенныхъ европейцевъ, не можетъ быть, конечно, никакихъ сомнѣній, -- не утерпѣлъ тутъ вмѣшаться Колумбъ, -- Но Индія для европейцевъ уже сколько вѣковъ -- миѳическая страна, куда доступъ загражденъ съ Востока...
   -- А сеньоръ надѣется добраться туда и съ запада?

0x01 graphic

   -- Не только надѣюсь, но вполнѣ увѣренъ. Кто можетъ задержать меня въ океанѣ, который открытъ для всякаго, у кого достанетъ на то духу? И золото, драгоцѣнные камни, всѣ благовонія Востока, о которыхъ полны старинныя преданія, притекутъ въ Испанію съ запада и сторицею покроютъ расходы на снаряженіе моей армады.
   -- Армады? Тебѣ, значитъ, мало того корабля, что обѣщанъ тебѣ королевой?
   -- Государь! для такой дальней экспедиціи нужно нѣсколько судовъ, по меньшей мѣрѣ, три, чтобы въ случаѣ гибели одного или двухъ, третье все-таки могло вамъ доставить вѣсть о заокеанскихъ странахъ.
   -- Слышишь, донъ Люисъ?-- отнесся король къ казначею арагонскихъ церковныхъ доходовъ.-- Такого крупнаго расхода мы взять на себя вѣдь не можемъ?
   -- У людей практическихъ принято запрашивать лишнее, чтобы было съ чего сбавить, -- отозвался съ тонкой усмѣшкой донъ Люисъ де Сантангелъ.-- Сеньоръ Колонъ, я полагаю, удовольствуется, вмѣсто трехъ, и двумя судами.
   -- Ни въ какомъ случаѣ!-- рѣшительно объявилъ Колумбъ.-- Да расходъ не будетъ и такъ великъ: ея величество соблаговолила уже на снаряженіе для меня адмиральскаго корабля. Оба другихъ могутъ быть меньшихъ размѣровъ каравеллы.
   -- Не дозволитъ ли ваше величество и мнѣ указать на одно обстоятельство?-- подалъ голосъ камергеръ короля Хуанъ де Кабреро.
   -- Говори.
   -- На морской портъ Палосъ за оскорбленіе королевскаго дома наложено вѣдь судомъ взысканіе -- поставить для военнаго флота двѣ каравеллы. Военныя дѣйствія, какъ на сушѣ, такъ и на морѣ, у насъ прекратились; новыхъ впереди пока не предвидится. Такимъ образомъ, флоту нашему тѣ двѣ каравеллы не нужны. Не предоставить ли ихъ въ распоряженіе сеньора Колона?
   Разсчетливому королю Фердинанду такой исходъ, видимо, понравился.
   -- Вотъ это такъ!-- сказалъ онъ.--Только содержаніе судовой команды пришлось бы все же, пожалуй, принять на нашъ счетъ?
   -- Для этого, ваше величество, можно было бы, мнѣ кажется, безъ большого обремененія позаимствоваться изъ нашего церковнаго фонда,-- заявилъ де Сантангелъ: -- при успѣхѣ экспедиціи, заемъ окупится сторицей.
   -- Осмѣлюсь замѣтить,-- вмѣшался съ своей стороны Колумбъ: -- судебныя взысканія приводятся въ исполненіе населеніемъ крайне неохотно; можно опасаться, что и жители Палоса снарядятъ мнѣ тѣ двѣ каравеллы не такъ-то скоро. Пройдутъ, чего добраго, опять цѣлые годы...
   -- Нѣтъ, мы этого не допустимъ!-- съ оживленіемъ возразила Изабелла.-- Въ крайнемъ случаѣ герцогъ Медина-Цели готовъ отъ себя снарядить еще нѣсколько грузовыхъ судовъ..
   -- И примѣръ его, ваше величество, я увѣренъ, не останется безъ подражателей,-- поддержалъ ее донъ Алонзо де Квинтанилья: -- богатыхъ грандовъ у насъ еще много; надежда поживиться богатствами Индіи и для нихъ такъ заманчива...
   -- Нѣтъ, нѣтъ, -- запротествовалъ тутъ Фердинандъ,-- если бы экспедиція состоялась на средства частныхъ лицъ, то они сочли бы себя также хозяевами дѣла, и мы напрасно лишились бы неисчислимыхъ выгодъ. Мы отдадимъ строжайшій приказъ, чтобы присужденныя судомъ съ Палоса двѣ каравеллы были снаряжены немедленно. Ты, де Колома, сегодня же заготовишь приказъ.
   -- Слушаю-съ, ваше величество.
   -- А я составлю проектъ условій для обезпеченія нашему духовному фонду возврата займа на содержаніе судовой команды,-- добавилъ отъ себя казначей, арагонскихъ церковныхъ доходовъ.
   -- Въ этотъ документъ могли бы быть внесены и
   мои условія,-- заявилъ Колумбъ..
   -- Твои условія?-- удивился король.-- Какія могутъ быть у тебя еще особыя условія? Ты будешь пользоваться всѣми правами адмирала армады.
   Сидѣвшій въ сторонѣ за особымъ столикомъ секретарь королевы слегка кашлянулъ.
   "Онъ подаетъ мнѣ знакъ", понялъ Колумбъ, вспомнившій совѣтъ Гриціо -- по возможности умѣрить свои требованія. Но упустить этотъ единственный случай устроить судьбу и свою и своихъ сыновей -- значило: поставить на всю будущность крестъ.
   -- Простите, государь, -- заговорилъ онъ, смѣло глядя въ насупленные взоры Фердинанда,-- но я буду не простымъ адмираломъ, отправляющимся въ обычное плаванье. Я обязываюсь сдѣлать для васъ то, чего со дня сотворенія міра ни для одного монарха не совершилъ ни одинъ смертный: я берусь цѣною моей чести и моей жизни найти вамъ по ту сторону океана новыя богатѣйшія колоніи...
   -- А если ты возвратишься ни съ чѣмъ?
   -- Этого не случится. Ничего не найдя, я уже не возвращусь. Но я возвращусь, въ этомъ я увѣренъ, и своими открытіями возвеличу вашу державу превыше всѣхъ европейскихъ державъ.
   Сказано это было съ такимъ фанатическимъ убѣжденіемъ, что и сомнѣнія Фердинанда разсѣялись.
   -- Какія же твои условія?-- спросилъ онъ.
   -- Во-первыхъ, ваше величество не откажете мнѣ въ званіи адмирала во всѣхъ земляхъ, которыя будутъ мною открыты, съ почестями и преимуществами великаго адмирала...
   -- Гм...
   -- И притомъ,-- продолжалъ Колумбъ,-- съ сохраненіемъ такого званія пожизненно какъ за мною, такъ и за моимъ потомствомъ мужескаго пола.
   -- Ну, это ужъ слишкомъ!, это невозможно!-- воскликнулъ король.-- Потомки твои могутъ оказаться къ морской службѣ вовсе неспособными.
   -- А сколько лѣтъ теперь сыновьямъ сеньора? спросила королева.

0x01 graphic

   -- Старшему -- четырнадцать, второму -- четыре, -- отвѣчалъ Колумбъ.
   -- Такъ не рано ли тебѣ хлопотать объ нихъ? Когда они подрастутъ, покажутъ себя людьми достойными, такъ и сами дослужатся до адмирала. Но чтобы доказать тебѣ наше вниманіе, старшаго твоего сына я теперь же беру къ себѣ въ пажи.
   -- Премного благодаренъ вашему величеству за такую милость! Но долго ли еще мнѣ дано жить? Жизнь моряка всегда виситъ на волоскѣ. Да и жизнь вашихъ величествъ въ волѣ Божіей. Поэтому до моего отплытія за океанъ я желалъ бы укрѣпить за моими мальчиками видное положеніе въ свѣтѣ.
   Изабелла наклонилась къ своему супругу и заговорила съ нимъ шопотомъ. Фердинандъ какъ-будто колебался согласиться, но она настаивала, и, пожавъ плечомъ, онъ обратился опять къ Колумбу:
   -- Королева нашла выходъ: мы жалуемъ тебя со всѣмъ твоимъ нисходящимъ потомствомъ дворянскимъ достоинствомъ, которое даетъ право употреблять передъ своимъ именемъ титулъ "донъ" {Испанское слово "don" взято отъ латинскаго dominus (господинъ).}.
   Колумбу ничего не оставалось, какъ отвѣсить низкій поклонъ: но вмѣстѣ съ тѣмъ онъ выразилъ увѣренность, что первое его условіе не будетъ все-таки окончательно отвергнуто.
   -- Какой ты, однако, несговорчивый и упрямый!-- замѣтилъ король, начиная уже сердиться.-- Да у тебя есть- еще и другія условія?
   -- Есть, ваше величество.
   -- Ну?
   -- Второе условіе: чтобы во всѣхъ земляхъ, которыми я завладѣю для испанской короны, я былъ вице-королемъ...
   -- Вице-королемъ!
   -- И генералъ-губернаторомъ, потому что самого короля на мѣстѣ вѣдь не будетъ;' лицо, заступающее тамъ особу короля, должно быть облечено полною королевскою властью, съ правомъ выбирать трехъ кандидатовъ для управленія каждымъ островомъ или провинціей; отъ благоусмотрѣнія же вашего величества будетъ зависѣть назначить одного изъ тѣхъ кандидатовъ.
   Саркастическая улыбка проскользнула по тонкимъ губамъ Фердинанда.
   -- Такъ выборъ изъ числа твоихъ кандидатовъ ты все же оставляешь за мною?-- сказалъ онъ.-- Ну, а далѣе еще что же?
   -- Далѣе, наравнѣ съ великимъ адмираломъ Кастиліи, который является верховнымъ судьею во всѣхъ спорныхъ дѣлахъ въ своей области, -- мнѣ или моему намѣстнику предоставляется рѣшающій голосъ во всѣхъ недоразумѣніяхъ, которыя возникли бы между подвластными мнѣ землями и метрополіей...
   -- Т.-е. Испаніей? Или, другими словами, между тобою и мною? Ты забываешь, съ кѣмъ говоришь! Кто -- ты и кто -- я?
   -- Прошу снисхожденія вашего величества къ прямодушію моряка, непривыкшаго къ изворотливымъ фразамъ придворныхъ льстецовъ. На морскомъ просторѣ ему не до притворства, что на душѣ, то и на языкѣ. Притомъ же, по рожденію я и не испанецъ, а свободный гражданинъ генуэзской республики. Къ сожалѣнію, мое отечество не обладаетъ такимъ флотомъ, чтобы помышлять о заокеанскихъ завоеваніяхъ. И я обратился со своими услугами къ первостепенной державѣ -- Испаніи, которой готовъ служить теперь и душой и тѣломъ.
   -- Хотя ты не испанецъ, но въ высокомѣріи, я вижу, не уступишь любому испанцу, -- сказалъ король.-- Національная гордость испанцевъ оправдывается, по крайней мѣрѣ, тѣмъ положеніемъ, какое ихъ отечество занимаетъ среди другихъ державъ...
   -- А мною гордиться они будутъ имѣть еще большее основаніе...
   -- Что-о-о?
   -- Благодаря вѣдь только мнѣ, Испанія достигнетъ небывалаго еще могущества.
   -- Да это какой-то маньякъ!-- вполголоса отнесся Фердинандъ къ Изабеллѣ.-- Онъ такъ безгранично самонадѣянъ...
   -- Какъ всякій избранникъ судьбы, увѣренный въ своемъ геніи,-- вполголоса же отвѣчала Изабелла, невольно заглядѣвшаяся на дерзкаго мореплавателя, котораго мужественная фигура съ высоко поднятой головой, убѣленной сѣдинами, казалась несокрушимой, а благородное лицо пылало, глаза сверкали пророчески-вдохновеннымъ огнемъ.
   -- Насколько всѣ эти условія твои пріемлемы -- мы еще зрѣло обсудимъ и взвѣсимъ,-- объявилъ король.-- На кое-что мы, пожалуй, согласимся...
   -- Прошу извинить меня, государь,-- прервалъ его Колумбъ,-- но вашъ покорный слуга ихъ всесторонне уже взвѣсилъ и затѣмъ не можетъ пойти ни на какія уступки. Есть у меня, впрочемъ, еще одно условіе, самое главное....
   -- Вотъ какъ! Что же именно?
   -- Если это предпріятіе мое, съ Божьей помощью, увѣнчается успѣхомъ, то ближайшей задачей моей будетъ завоеваніе Іерусалима...
   Король насмѣшливо переглянулся съ королевой.
   -- Мы до сихъ поръ и не подозрѣвали, что воскресъ Готфридъ Бульонскій!
   Сама королева не могла не улыбнуться, а у окружающихъ царедворцевъ королевское острословіе вызвало, вопреки придворному этикету, такую громкую веселость, что Фердинандъ окинулъ ихъ строгимъ взоромъ.
   -- Нечего и говорить, -- продолжалъ онъ уже попрежнему серіозно, -- что мы съ королевой искренне сочувствуемъ идеѣ -- освободить святой градъ и гробъ Господень отъ власти невѣрныхъ. Но идея -- одно, а осуществленіе ея на дѣлѣ -- другое. Наша доблестная армія такъ измучена войнами съ маврами, что о новомъ крестовомъ походѣ съ нашей стороны теперь и рѣчи быть не можетъ.
   -- Вашему величеству не угодно было дослушать меня до конца, -- сказалъ Колумбъ, вспыхнувшій отъ сдержаннаго возмущенія.-- Походъ въ Палестину я предпринялъ бы лишь съ тѣми добровольцами, которые откликнулись бы на мой призывъ, и на мои соб ственныя средства.
   -- А! Такъ у тебя имѣются и собственныя средства?
   -- Пока ихъ у меня еще нѣтъ; но, кромѣ почетнаго положенія, которое естественно должно быть мнѣ присвоено въ заокеанскихъ колоніяхъ, ваше величество, я полагаю, не откажете мнѣ и въ соотвѣтственномъ матеріальномъ вознагражденіи изъ тѣхъ богатствъ, которыя, благодаря мнѣ, наполнятъ опять опустѣвшую испанскую казну.
   -- Медвѣжьей шкуры, сеньоръ, не дѣлятъ, пока медвѣдь не убитъ. При успѣхѣ мы тебя, понятно, матеріально не обойдемъ.
   Колумбъ, однако, зная уже привычку Фердинанда -- забывать свои словесныя обѣщанія, нашелъ нужнымъ обезпечить себя болѣе прочно.
   -- Это условіе, государь, для памяти, я усерднѣйше просилъ бы включить также въ нашъ письменный договоръ.
   Такое недовѣріе, выраженное въ присутствіи его приближенныхъ, не могло не раздражить невозмутимаго вообще монарха. Онъ насупился и нетерпѣливо затопалъ ногой.
   -- А какую сумму сеньоръ себѣ намѣтилъ?
   -- Такъ какъ доходность новыхъ колоній впередъ опредѣлить невозможно, то на мою долю отчислялась бы третья часть всего чистаго дохода...
   -- Т.-е. столько же, какъ на мою долю и на долю королевы?
   -- На мѣстѣ я былъ бы представителемъ вашихъ величествъ...
   -- Всему есть мѣра! Сеньоръ забываетъ, что безъ нашей помощи ему никогда не увидѣть Индіи.
   -- Почемъ знать, государь?-- отозвался также съ нѣкоторымъ уже задоромъ Колумбъ.-- Отъ французскаго короля Карла VIII я на дняхъ только получилъ приглашеніе пріѣхать въ Парижъ.
   -- Ну, и поѣзжай туда! Мы тебя не держимъ.
   Изабелла наклонилась снова къ супругу, чтобы умиротворить разгнѣваннаго. Но тотъ, не слушая, указалъ дерзновенному на выходъ:
   -- Можешь итти! Вмѣстѣ съ симъ, однако, мы увольняемъ тебя отъ нашей службы и высылаемъ навсегда изъ предѣловъ нашего королевства.
   Только-что еще преисполненный свѣтлыхъ надеждъ, Колумбъ понялъ, что все кончено.
   -- Ну, что же? Чего ты еще ждешь?-- раздался опять рѣзко-повелительный голосъ короля.
   "Неужели еще унижаться, итти на всякія уступки, а въ концѣ-концовъ остаться все же въ дуракахь?"
   Не промолвивъ ни слова и ни на кого не глядя, Колумбъ отдалъ установленный поклонъ, круто повернулся и, вскинувъ голову, не спѣша вышелъ вонъ. Но уже за дверью голова его поникла.
   "Прощай, Индія!.. А мой бѣдный, бѣдный Діего! Былъ бы вѣдь пажомъ самой королевы, донъ Діего"...
   

IX.

   Потомъ онъ даже не помнилъ, какъ выбрался за ворота Альгамбры, какъ сѣлъ на своего мула и спустился внизъ по аламедѣ въ городъ. Проводникъ о чемъ-то его спрашивалъ, но онъ словно оглохъ и не отзывался.
   Полуденное солнце сіяло на небѣ попрежнему ярко; для него же оно какъ бы потускнѣло и подернулось сѣроватой дымкой. Снова ихъ втянуло въ кипучій водоворотъ городской жизни; два раза поневолѣ приходилось задержать мула: разъ собрала толпу зѣвакъ группа уличныхъ акробатовъ, въ другой -- стоявшій на скамейкѣ слѣпецъ-импровизаторъ. Съ обращенными къ небу вытекшими глазами, онъ декламировалъ на заданную тему, и импровизація его звучала искреннимъ вдохновеніемъ.
   "Родной братъ мнѣ, такой же вѣдь неудачникъ, а духомъ не падаетъ. Но свѣтъ Божій померкъ у него только въ глазахъ, а не въ душѣ"...
   Импровизація окончилась, кругомъ захлопали въ ладоши, и мальчикъ -- провожатый слѣпца -- сталъ обходить слушателей. Къ посыпавшимся въ колпакъ его мѣдякамъ Колумбъ бросилъ и свою серебряную лепту.
   -- Куда же теперь, ваша милость?-- спросилъ его хозяинъ мула, когда они сквозь порѣдѣвшую толпу двинулись далѣе.
   -- Въ Санта-Фе. Мы нынче же возвращаемся въ Г уэльву.
   Проводникъ и ротъ разинулъ.
   -- Ay Dios! Что же такъ?
   Но отвѣта онъ не дождался.
   И вотъ они въ Санта-Фе, забираютъ свою поклажу, выѣзжаютъ изъ крѣпостныхъ воротъ, и передъ ними разстилается прежняя безлюдная равнина плоско. горья.
   Глухое ожесточеніе, охватившее Колумба при выходѣ изъ Альгамбры, смѣнилось понемногу -- не раскаяньемъ,-- глубоко уязвленное самолюбіе не позволяло ему еще раскаиваться,-- а безвыходной тоской, близкой къ отчаянью: поставленная имъ себѣ великая цѣль жизни въ который уже разъ оказалась не болѣе, какъ обманчивымъ миражемъ!
   Погруженный въ свое тяжелое раздумье, онъ не обращалъ вниманія на приближавшійся за нимъ конскій топотъ. Только когда всадникъ съ нимъ поровнялся и его окликнулъ, онъ съ удивленіемъ воззрился на него:
   -- Сеньоръ Гаспаръ Гриціо!
   -- А я за вами...-- заговорилъ секретарь королевы, задыхаясь еще отъ бѣшеной скачки.
   -- За мною?
   -- Да... Мнѣ приказано воротить васъ...
   Изъ сдавленной груди Колумба вырвался вздохъ облегченія.
   -- А! Такъ король принимаетъ-таки мои условія?
   -- Изволите видѣть... Его величество былъ крайне недоволенъ... Башъ уходъ безъ всякихъ даже извиненій былъ такимъ нарушеніемъ придворныхъ обычаевъ...
   -- Однако, онъ все-таки призываетъ мёня назадъ?
   -- Не онъ, а королева. Сеньоръ Колонъ слишкомъ горячъ, несдержанъ...
   -- Что дѣлать! Такова моя натура. Я знаю себѣ цѣну.
   -- Ея величество васъ тоже очень-очень цѣнитъ, не говоря уже о насъ, простыхъ смертныхъ...
   -- А королю сказано, что вы посланы за мною?
   -- Еще нѣтъ. Но королева имѣетъ на него огромное вліяніе, и разъ она порѣшила дать вамъ возможность снарядить эскадру, то эскадра у васъ какъ бы уже есть.
   -- Но отъ моихъ требованій я не отступлю ни на іоту!
   -- Если и не на іоту, то, быть-можетъ, на альфу или на омегу?-- отшутился сеньоръ Гриціо.-- Вѣдь вопросъ для васъ, конечно, не столько въ матеріальныхъ вашихъ выгодахъ, сколько въ нравственномъ удовлетвореніи -- первымъ открыть новый путь въ Индію?
   -- Такъ-то такъ...
   -- Ну, вотъ. Поэтому не огорчайте ужъ вашимъ упрямствомъ добрѣйшей нашей королевы и поворотите-ка вашего- мула.
   Благоразуміе у Колумба взяло, наконецъ, верхъ.
   -- Хорошо,-- сказалъ онъ.-- Но возвращусь я уже не въ Гранаду, а въ Санта-Фе, гдѣ и буду ожидать пріемлемыхъ условій.
   Пробыть въ Санта-Фе пришлось ему, однако, гораздо дольше, чѣмъ онъ думалъ. Въ теченіе цѣлыхъ трехъ мѣсяцевъ секретарь короля Фердинанда, Хуанъ де Колома, странствовалъ взадъ и впередъ изъ Гранады въ Санта-Фе и обратно, пока между двумя договаривающимися сторонами не состоялось окончательнаго соглашенія. Всѣ пундты, поставленные Колумбомъ относительно почетныхъ правъ своихъ и своего потомства, были приняты безъ всякихъ сокращеній. Относительно же матеріальныхъ выгодъ отъ предпріятія и предстоящихъ расходовъ было условлено: 1) что Колумбъ въ правѣ удерживать въ свою пользу, за вычетомъ всѣхъ издержекъ, десятую долю всѣхъ жемчуговъ, драгоцѣнныхъ камней, золота, серебра, пряностей и всякихъ иныхъ предметовъ и товаровъ, какимъ бы путемъ таковые ни были найдены, куплены, вымѣнены или добыты въ предѣлахъ его. вице-королевства, и 2) что онъ, какъ теперь, такъ и впредь, принимаетъ на себя восьмую часть расходовъ по снаряженію судовъ и получаетъ за то восьмую же часть ожидаемыхъ барышей.

0x01 graphic

   Договоръ этотъ былъ подписанъ обѣими сторонами 17 апрѣля 1492 г. Вмѣстѣ съ тѣмъ, Колумбу были выданы отъ имени короля и королевы открытый листъ ко всѣмъ властямъ и лицамъ неизвѣстныхъ странъ объ оказаніи адмиралу всякаго содѣйствія и королевская грамата къ великому хану татарскому. Утвержденіе Колумба въ званіи адмирала, съ предоставленіемъ ему и его потомкамъ прибавлять къ своему имени частицу "донъ", состоялось двумя недѣлями позже, 30 апрѣля; а 8 мая старшій сынъ его Діего, нарочно выписанный имъ для этого изъ Гуэльвы, былъ назначенъ пажомъ наслѣдника престола, принца Хуана.
   Такъ Діего присутствовалъ, вмѣстѣ со своимъ принцемъ, и при прощальной аудіенціи своего отца, который былъ принятъ королевскою, четой 12 мая.
   Послѣднія слова Фердинанда своему заокеанскому намѣстнику были:
   -- Итакъ, донъ Христоваль, мы ждемъ отъ тебя золота, золота и золота!
   Изабелла, съ своей стороны, смягчила такой наказъ своего корыстолюбиваго супруга:
   -- Золото, несомнѣнно, намъ очень нужно; но святая наша вѣра намъ еще дороже; распространяй ее по мѣрѣ силъ среди дикихъ.
   Когда тутъ Колумбъ, преклонившій колѣно передъ обоими монархами, опять приподнялся, стоявшій позади принца Хуана Діего, забывъ о строгомъ придворномъ этикетѣ, бросился къ отцу и со слезами повисъ у него на шеѣ:
   -- Отецъ, возьми меня съ собой!
   Только обѣщаніе отца -- взять его съ собою въ слѣдующій разъ, когда онъ, Діего, покажетъ себя мужчиной, а не плаксой-ребенкомъ, нѣсколько утѣшило бѣднаго мальчика. Но при выходѣ изъ дворца и самъ Колумбъ долженъ былъ поднести къ глазамъ платокъ.
   

X.

   Скоро сказка сказывается, да не скоро дѣло дѣлается. Когда по возвращеніи Колумба въ Палосъ, 23 мая, въ мѣстной церкви св. Георгія (недавно еще мусульманской мечети, но, съ изгнаніемъ мавровъ, обращенной въ христіанскій храмъ) былъ прочитанъ во всеобщее свѣдѣніе королевскій указъ о снаряженіи, въ теченіе 10-ти дней, на счетъ городскихъ жителей, двухъ вооруженныхъ каравеллъ для предпринимаемой Колумбомъ экспедиціи, бывшіе въ соборѣ горожане безмолвно подчинились такой карѣ. Но когда на другой день стало извѣстно, что экспедиція направляется въ открытый океанъ, то все населеніе отъ мала до велика было объято ужасомъ и трепетомъ. Всѣ судовладѣльцы, съ которыми магистратъ, по указанію Колумба, хотѣлъ войти въ соглашеніе, наотрѣзъ отказались уступить свои суда для такой безумной цѣли. Точно такъ же не находилось желающихъ и поступить въ судовую команду сумасшедшаго адмирала. Несмотря на заманчивыя кондиціи: плату въ размѣрѣ жалованья на королевскихъ военныхъ судахъ, съ выдачею ея впередъ за четыре мѣсяца, -- суевѣрный страхъ передъ невѣдомымъ океаномъ, откуда никто вѣдь еще не возвращался, напалъ на самыхъ отважныхъ моряковъ.
   Колумбу ничего не оставалось, какъ донести о томъ въ Гранаду. Въ Палосъ былъ присланъ оттуда придворный комиссаръ съ новымъ королевскимъ приказомъ (отъ 20 іюня), которымъ строжайше предписывалось всѣмъ магистратамъ андалузскаго побережья понудить владѣльцевъ годныхъ для Колумба судовъ отдать таковыя въ распоряженіе адмирала, а команду для нихъ набрать силою, хотя бы изъ отбывшихъ свое наказаніе преступниковъ. Но ни настоянія, ни угрозы комиссара не имѣли бы, вѣроятно, успѣха, не сойдись Колумбъ въ Палосѣ съ главою мѣстной богатой фирмы -- Мартиномъ-Алонзо Пинзономъ. Самъ очень предпріимчивый мореходецъ, Пинзонъ рѣшился принять личное участіе въ экспедиціи Колумба и снабдилъ его недостающими средствами для снаряженія судовъ. Благодаря его же содѣйствію, былъ пріобрѣтенъ адмиральскій корабль "Санта-Марія", который первоначально предназначался для срочныхъ сношеній съ Фландріей, а стало быть, могъ выдержать бури въ открытомъ океанѣ. Два другихъ судна, меньшихъ размѣровъ, каравеллы "Пинта" и "Нинья", были уступлены владѣльцами ихъ не добровольно, а подъ давленіемъ палосскаго алкада (градоначальника). Особенно неохотно подчинились этому давленію хозяева "Пинты" -- Гомесъ Расконъ и Христоваль Гвинтеро, которые умышленно тормозили работы, мутили рабочихъ.
   -- Какъ бы они не возмутили на "Пинтѣ" и матросовъ,-- замѣтилъ Колумбъ Пинзону.
   -- Я возьму "Пинту" подъ свою команду, -- отозвался Пинзонъ.-- У меня не возмутятся, будьте покойны.
   Къ срединѣ іюля всѣ три судна были оснащены, осмолены и приспособлены къ дальнему плаванію. Останавливалось дѣло лишь за командой, которая вербовалась попрежнему туго. Но передъ отплытіемъ на неопредѣленно-долгое время, быть-можетъ, даже безъ возврата, Колумбу надо было еще съѣздить въ Кордову, чтобы проститься съ молодой женой и младшимъ, четырехлѣтнимъ сыномъ Фернандо (Фердинандъ).
   Прибылъ онъ туда на третій день, вскорѣ послѣ полудня, и засталъ у нихъ двоюроднаго брата доньи Беатрисы -- молодого офицера дона Діего де Арана.
   -- Мы сейчасъ только отъ обѣдни и зашли домой на минутку освѣжиться, -- говорила Беатриса -- Ты, Христоваль, пойдешь, конечно, тоже съ нами?
   -- Куда?
   -- Какъ "куда"! На бой быковъ. Вѣдь нынче -- воскресенье.
   -- И, помолившись Богу, ты, милая, идешь смотрѣть на смертоубійство?
   Де Арана разсмѣялся.
   -- Какія у васъ, донъ Христоваль, страшныя слова! Это -- честный бой человѣка съ разъяреннымъ звѣремъ...
   Необыкновенно честный: быка нарочно разъяряютъ, чтобы потомъ заколоть, а кстати дать ему еще поднять на рога нѣсколько несчастныхъ лошадей.
   Беатриса пожала плечами.
   -- Ты насъ не можешь понять: ты -- не испанецъ.
   -- А я испанецъ!-- подхватилъ маленькій Фернандо.-- И мама беретъ меня тоже съ собой.
   -- Нѣтъ, дружокъ, -- сказалъ отецъ, -- ты останешься со мною дома.
   -- Мама, я не хочу оставаться! Ты мнѣ обѣщала...
   -- Обѣщала, idolo mio, и возьму тебя съ собой. Онъ, Христоваль, никогда вѣдь еще не видѣлъ боя быковъ...
   -- А показать ему наше любимое національное зрѣлище, раньше ли, позже ли, все равно придется,-- выступилъ тутъ ея двоюродный братъ посредникомъ между супругами.-- Въ послѣднемъ вашемъ письмѣ, донъ Христоваль, вы жаловались, помнится, что не можете никакъ набрать команду для вашихъ судовъ.
   -- Да, мало у кого хватаетъ духу пуститься въ плаванье на край свѣта.
   -- Ну, а тореадоры, пикадоры -- народъ отчаянный. Среди нихъ, я увѣренъ, найдутся желающіе. Мы послѣ сойдемъ съ вами на арену, потолкуемъ съ.ними...
   Это ли предложеніе или неохота пустить сына безъ себя на звѣрское представленіе измѣнило намѣреніе Колумба; не вступая въ дальнѣйшія препирательства, онъ коротко заявилъ:
   -- Хорошо, я пойду съ вами.
   Въ средніе вѣка почти во всѣхъ большихъ городахъ Западной Европы для каждаго ремесленнаго цеха: сапожнаго, портняжнаго, бочарнаго, столярнаго, металлическихъ издѣлій и т. д., былъ отведенъ свой отдѣльный кварталъ, своя улица или свой переулокъ. При жильѣ у каждаго ремесленника была и своя мастерская, своя лавка. Для обывателей это представляло то несомнѣнное удобство, что въ одномъ мѣстѣ передъ ихъ глазами имѣлся полный выборъ предметовъ одного производства. То же цеховое устройство существовало и въ Кордовѣ.
   Въ улицѣ золотыхъ мастеровъ Беатриса не разъ замедляла шаги передъ выставками съ женскими украшеніями. Особенно ее прельстила брилліантовая брошка въ видѣ фантастическаго цвѣтка.
   Молодыя дамы, что пчелы, -- замѣтилъ шутливо ея двоюродный братъ: -- прилипаютъ ко всякому цвѣтку,-- не оторвать.
   Колумбъ, не говоря ни слова, вошелъ въ лавку. Минуту спустя онъ вынесъ оттуда и преподнесъ женѣ восхитившую ее брошку.
   -- Какой ты у меня, однако, милый!-- воскликнула она, озаряя мужа благодарнымъ взглядомъ.
   Привѣсясь опять къ его рукѣ, она ни разу уже не останавливалась до самаго "circo de los toreros".
   Еще издали оттуда долетали нестройные звуки трубнаго оркестра; а у самаго цирка нѣсколько малыхъ съ глиняными кувшинами, накрытыми отъ палящаго солнца широкими листьями смоковницы, на разные голоса выкрикивали свое:
   -- Quien quiere agua -- agua masfria quela nieve? (Кому угодно воды -- воды холоднѣе снѣга?)
   Передъ кассой была такая давка, что де Арана съ трудомъ удалось, наконецъ, получить свободную ложу.
   Усыпанная пескомъ арена отдѣлялась дощатымъ барьеромъ отъ амфитеатра, всѣ уступы котораго до верхнихъ галлерей были заполнены зрителями. На тѣневой сторонѣ, занятой мѣстною знатью, дамы были въ черныхъ кружевныхъ мантильяхъ; на солнечной -- женщины изъ простонародья, въ пестрыхъ, бьющихъ въ глаза нарядахъ. Но и тутъ и тамъ, изнывая отъ жары, всѣ обмахивались вѣерами со сверкающими блестками, всѣ разомъ болтали, смѣялись, такъ что близорукому человѣку могло показаться, что онъ попалъ въ громадную клѣтку съ райскими птицами, которыя машутъ взапуски своими радужными крыльями и взапуски щебечутъ.
   Мужчины, какъ знатные, такъ и незнатные, вели себя еще вольнѣе: обсыпили другъ друга изъ бумажныхъ свертковъ мукою, швыряли въ знакомыхъ и незнакомыхъ черезъ головы сосѣдей объѣдками колбасъ, апельсинными корками, а то и цѣлыми апельсинами; здѣсь перелетала перчатка, тамъ -- старая шляпа,-- и все это при общемъ хохотѣ исполнителей и окружающихъ.
   Но вотъ раздалась сигнальная фанфара. Все кругомъ разомъ присмирѣло. Ворота на арену распахнулись, и выѣхали четыре всадника, одѣтые во все черное, съ жезломъ въ рукѣ.
   -- Это алгвазилы, что смотрятъ за порядкомъ,-- объяснила Беатриса малышу-сыну.-- А вотъ и квадрилья.
   На поджарыхъ коняхъ съ повязанными глазами показались четыре толстяка-"пикадора" въ парчевыхъ камзолахъ, цвѣтныхъ шелковыхъ жилетахъ, широкополыхъ шляпахъ, украшенныхъ пестрыми лентами, и съ копьями въ рукахъ.
   --Какіе они сами толстые, а лошади-то худыя-прехудыя!-- замѣтилъ Фернандо.
   -- Толсты они потому, что подбили себѣ тѣло ватой, чтобы быки не сдѣлали имъ больно; а лошадей давно ужъ не кормили: все равно вѣдь быкъ ихъ заколетъ.
   За пикадорами слѣдовало нѣсколько "капеодоровъ" въ красныхъ плащахъ и нѣсколько "бандерильеровъ", красавцевъ-юношей, разряженныхъ въ бархатъ и золото, но вооруженныхъ только "бандерильями" -- небольшими палочками, усаженными на верхнемъ концѣ пестрой бумажкой, а на нижнемъ -- желѣзнымъ крючкомъ, втыкаемымъ въ загривокъ быка.
   Далѣе выступили главные герои дня -- "матадоры", съ головы до ногъ въ бѣломъ, въ одной рукѣ -- обнаженная шпага, въ другой -- "мулета" -- палочка съ красной тряпкой. Въ отвѣтъ на привѣтственные крики зрителей, они раскланялись съ достоинствомъ настоящихъ грандовъ.
   Заключалась "квадрилья" четырьмя мулами съ головными уборами изъ страусовыхъ перьевъ, въ блестящей мѣдной сбруѣ съ пестрыми кистями и звонкими бубенчиками. Назначеніе ихъ, какъ снова пояснила сыну Беатриса, было -- отдать послѣднюю честь падшимъ, т.-е. везти вонъ съ арены убитыхъ быковъ и заколотыхъ ими лошадей.
   Квадрилья процессіей обошла кругомъ арены. Когда

0x01 graphic

   Ѣхавшіе впереди алгвазилы поровнялись съ балкономъ членовъ магистрата, алкадъ бросилъ имъ сверху ключъ. Старшій алгвазилъ, поднявъ ключъ, удалился въ боковой проходъ, а за нимъ и большая часть квадрильи. Осталось только нѣсколько человѣкъ пикадоровъ, капеодоровъ и бандерильеровъ.

0x01 graphic

   Въ это время изъ-подъ трибунъ, изъ темницы рогатыхъ узниковъ, послышалось сердитое мычанье, и вслѣдъ затѣмъ на арену ворвался молодой быкъ съ перевитыми цвѣтной дентой рогами. Его привѣтствовали раскатистый тушъ трубачей и громогласное ликованіе всего цирка. Но, послѣ полнаго мрака въ подземельи, ослѣпленный солнечнымъ свѣтомъ и озадаченный оглушительной встрѣчей, онъ вдругъ остановился и протяжно опять замычалъ. Тутъ его окружила толпа мучителей-"тореадоровъ" (бойцы-всадники) и "тореро" (пѣшіе бойцы). Онъ воинственно опустилъ внизъ свою красивую рогатую голову и задними копытами сталъ взрывать песокъ. Стоявшій противъ него капеодоръ развернулъ свой ярко-красный плащъ. Раззадоренное краснымъ цвѣтомъ животное бросилось на дразнителя такъ стремительно, что, казалось, сейчасъ прободаетъ его насквозь. Но опытный тореро уже ловко увернулся, и быкъ, проскочивъ мимо, налетѣлъ на ближайшаго тореадора. Этотъ во-время также отдернулъ въ сторону свою клячу, царапнулъ копьемъ быка, а самъ ускакалъ вонъ. Еще болѣе разъяренный, быкъ помчался вслѣдъ за всадникомъ. Бѣшеная скачка вокругъ арены, служившая какъ бы предвкушеніемъ кроваваго боя, пробудила дурные инстинкты зрителей: всѣ трибуны единодушно замахали руками, вѣерами, затопали ногами, застучали палками и огласили воздухъ не членораздѣльными человѣческими криками, а дикимъ звѣринымъ ревомъ.

0x01 graphic

   Колумбъ быстро приподнялся и взялъ малютку-сына за руку.
   -- Идемъ, дружокъ.
   -- Да ты куда, Христоваль?-- удивилась донья Беатриса.
   -- Домой,-- былъ отвѣтъ.-- Такія сцены не для дѣтей. Сама ты можешь остаться здѣсь съ дономъ Діего.
   -- Мама!-- завопилъ Фернандо.
   Но отецъ схватилъ его уже на руки и вынесъ вонъ изъ цирка.
   

XI.

   На улицѣ Колумбъ спустилъ его опять наземь. Рѣшительность отца до того поразила избалованнаго ребенка, что слезы застыли у него на глазахъ, и онъ уже безъ сопротивленія далъ вести себя за руку. Когда отецъ началъ тутъ разсказывать ему, въ возможно доступной формѣ, о своемъ предстоящемъ путешествіи въ Индію и обѣщалъ ему привезти оттуда обезьянку и попугая, мальчуганъ забылъ уже про циркъ и совсѣмъ развеселился.
   Въ это время около нихъ раздался жалобный дѣтскій голосокъ.
   -- Signor! una piccola moneta! (Господинъ, маленькую монетку!)
   Родной итальянскій языкъ заставилъ Колумба оглянуться на просящаго. Блѣдный, со впалыми щеками, подростокъ лѣтъ 13-ти, въ жалкихъ отрепьяхъ, протягивалъ къ нему исхудалую руку. Выраженіе умоляющихъ глазъ нищаго-земляка напомнило Колумбу такіе же глаза старшаго его сына Діего при послѣднемъ прощаніи въ Гранадѣ, и онъ участливо спросилъ по-итальянски:
   -- Да ты откуда?
   -- Я? Изъ Генуи.
   -- А сюда какъ попалъ?
   -- Мать у меня померла, а отецъ... отецъ...
   -- Что отецъ?
   Мальчикъ замялся и исподлобья покосился вверхъ, на домъ, у котораго они стояли. Всѣ окна дома были задѣланы желѣзными рѣшетками, изъ-за которыхъ глядѣли на улицу заключенные. Очевидно, то была тюрьма.
   -- Signor Colombo!-- неожиданно окликнули его оттуда.
   -- Это отецъ мой,-- объяснилъ мальчикъ и указалъ вверхъ перстомъ.-- Вонъ въ томъ окошкѣ.
   -- Лоренцо Бальбо!-- узналъ тутъ Колумбъ одного изъ своихъ прежнихъ матросовъ.-- Какъ ты въ тюрьму попалъ?
   -- Нечистый попуталъ!-- отвѣчалъ узникъ.-- Спьяна подрался съ пріятелемъ, да ножомъ его пырнулъ.
   -- Сколько разъ вѣдь я говорилъ тебѣ, Лоренцо, что вино тебя еще погубитъ!
   -- Съ того самаго часа, синьоръ, я и то зарокъ далъ ни капельки вина въ ротъ не брать...
   -- И не бралъ?
   -- Нѣтъ. О, синьоръ Коломбо! Судьба меня и такъ уже покарала: потерялъ жену, потерялъ дочку. Остался одинъ вотъ только мальчишка: да и этотъ по міру побирается. Господь Богъ далъ ему изрядный голосъ; за пѣсенки даютъ ему кто -- кусокъ хлѣба, кто -- и денегъ; да что изъ него потомъ-то станетъ? Бродяга, бригантъ!.. Не ради меня, такъ хоть ради моего Паоло, не дайте мнѣ помереть на плахѣ, спасите отъ вѣчнаго позора и на этомъ и на томъ свѣтѣ!
   -- Спасите его, синьоръ!-- взмолился самъ Паоло, хватая Колумба за плащъ.
   Помимо своей слабости къ вину, Лоренцо Бальбо былъ въ свое время однимъ изъ лучшихъ его матросовъ; а потому Колумбъ счелъ возможнымъ обѣщать ему сдѣлать для него все, что въ его власти.
   -- Я зналъ, что синьоръ меня выручитъ!-- воскликнулъ Бальбо.-- Мы оба съ Паоло весь вѣкъ нашъ будемъ вамъ самыми вѣрными слугами...
   Сунувъ въ руку Паоло попавшуюся ему въ карманѣ монету, Колумбъ кивнулъ узнику за рѣшеткой и повторилъ свое обѣщаніе:
   -- Что можно, Лоренцо, я для тебя сдѣлаю.
   Надежду свою онъ возлагалъ, главнымъ образомъ, на свою жену и ея двоюроднаго брата, у которыхъ въ Кордовѣ были большія связи.
   Когда тѣ часа черезъ два вернулись изъ цирка, онъ передалъ имъ все то, что слышалъ давеча отъ Лоренцо Бальбо.
   -- Преступленіе свое Лоренцо совершилъ вѣдь въ невмѣняемомъ состояніи,-- добавилъ онъ въ заключеніе.-- Команду мою мнѣ разрѣшено, въ случаѣ крайности, пополнять и бывшими преступниками; а Лоренцо, я знаю, горько раскаивается. Я взялъ бы его съ собой въ Индію, да тамъ бы и оставилъ. Такимъ образомъ, здѣсь, въ Испаніи, онъ, во всякомъ случаѣ, не причинилъ бы уже никому вреда...

0x01 graphic

   -- И правительство избавилось бы отъ расхода на его содержаніе,-- досказалъ де Арана.-- Извольте, донъ Христоваль, я это для васъ устрою. Но услуга за услугу.
   -- Говорите. Если отъ меня зависитъ...
   -- Отъ васъ одного. Война съ маврами окончена, и новой не предвидится; а бить баклуши я не могу. Возьмите меня съ собой въ Индію!
   -- Съ удовольствіемъ. Но въ качествѣ чего?
   -- Да хоть алгвазиломъ на вашей эскадрѣ; а въ Индіи вы назначите меня комендантомъ какого-нибудь порта.
   -- Что же, очень радъ. По крайней мѣрѣ, въ морѣ и на мѣстѣ у меня будетъ свой близкій человѣкъ.
   На слѣдующій же день Лоренцо Бальбо, дѣйствительно, былъ выпущенъ изъ тюрьмы, а еще черезъ день Колумбъ, простившись съ женой и сыномъ, отбылъ обратно въ Палосъ въ сопровожденіи будущаго алгвазила де Арана и обоихъ Бальбо, отца и сына.
   

XII.

   Здѣсь, благодаря энергіи Мартина-Алонзо Пинзона, нижняя судовая команда для всей эскадры, въ числѣ 90 человѣкъ, оказалась уже набранною, правда, какъ говорится, съ бору да съ сосенки, частью изъ отчаянныхъ "морскихъ волковъ", а частью и изъ еще менѣе надежныхъ волковъ сухопутныхъ, побывавшихъ, подобно Лоренцо Бальбо, въ тюрьмѣ. Каравеллой "Пинтой", какъ сказано, взялся командовать самъ Мартинъ-Алонзо Пинзонъ, который въ штурманы себѣ взялъ родного брата своего Франциска-Мартина. Начальство же надъ третьимъ судномъ, "Ниньей", было поручено третьему брату -- Виценто-Анесу Пинзону. Для заключенія отъ имени испанской короны письменныхъ договоровъ съ заокеанскими властями, къ адмиралу былъ прикомандированъ королевскій нотаріусъ Родриго де Эсковедо; для финансовой части -- королевскій счетоводъ Педро Гутіерресъ, а для контроля -- контролеръ Родриго Санхесъ. Докторомъ былъ приглашенъ врачънатуралистъ Бернардо Салазаръ. Духовный утѣшитель для новыхъ аргонавтовъ и проповѣдникъ ученія Христова среди индѣйскихъ дикарей былъ также найденъ въ лицѣ упомянутаго въ началѣ нашего разсказа патера Педро де Аренаса, стариннаго колумбова пріятеля, который прибылъ въ Палосъ только вечеромъ 1 августа, притомъ не одинъ, а въ обществѣ двухъ спутниковъ.
   -- Замѣшкался я,-- объяснилъ онъ,-- изъ-за этихъ придворныхъ кавалеровъ, которые въ послѣднюю минуту пожелали также принять участіе въ экспедиціи.
   -- Сеньоръ адмиралъ, конечно, уже видѣлъ меня при Дворѣ,-- развязно заявилъ одинъ изъ кавалеровъ, представительный, лѣтъ тридцати пяти, мужчина съ цыгански-смуглымъ лицомъ:-- донъ Антоніо де Оливейра.
   -- Не припомню, -- сухо отвѣчалъ Колумбъ.-- У сеньора есть, надѣюсь, письменная рекомендація?
   -- Я полагалъ, что одного имени моего достаточно!
   -- Значитъ, рекомендаціи у васъ нѣтъ?
   -- Есть записка отъ кардинала де Мендоса.
   И съ заносчивой небрежностью придворный кавалеръ подалъ адмиралу запечатанную записку. Колумбъ ее распечаталъ. По мѣрѣ чтенія глубокая морщина межъ его бровей врѣзалась еще глубже.
   -- Что онъ пишетъ?-- спросилъ де Оливейра, который не могъ не замѣтить неблагопріятнаго впечатлѣнія отъ отзыва кардинала.
   "Сказать или нѣтъ?-- подумалъ Колумбъ.-- Кардиналу могутъ быть потомъ большія непріятности".
   -- Его эминенція пишетъ,-- произнесъ онъ вслухъ,-- что его величеству королю угодно было поручить вамъ сопутствовать мнѣ, чтобы дѣлать свои замѣтки о всемъ видѣнномъ въ Индіи.
   Кардиналъ, дѣйствительно, писалъ объ этомъ, но въ конфиденціальной припискѣ сообщалъ еще отъ себя, для ближайшаго свѣдѣнія Колумба, что де Оливейра "жжетъ свѣчу жизни съ двухъ концовъ", что онъ, отчаянный мотъ, задолжалъ при Дворѣ всѣмъ и каждому, и король очень радъ случаю избавиться отъ такого кавалера. Самъ де Оливейра, дескать, отлично понимаетъ, что въ Испаніи карьера его уже окончена; въ Индіи же ему можетъ еще улыбнуться фортуна.
   "Итакъ, любезный сынъ мой,-- предостерегалъ кардиналъ въ заключеніе, -- будь съ нимъ всегда на-сторожѣ, дабы не нажить себѣ хлопотъ".
   -- А ваше имя, сеньоръ?-- обратился Колумбъ ко второму кавалеру.
   Хотя тому не могло быть еще и тридцати лѣтъ, но онъ обзавелся уже брюшкомъ и двойнымъ подбородкомъ; а не сходившая съ его пухлаго лица добродушно-беззаботная улыбка невольно располагала въ его пользу.
   -- Зовутъ меня донъ Эмиліо де ла Круцъ,-- отвѣчалъ онъ,-- прославился же я до сихъ поръ развѣ тѣмъ, что лучше всѣхъ при Дворѣ знаю толкъ въ кушаньяхъ и винахъ.
   -- А рекомендуетъ васъ кто?
   -- Рекомендуетъ меня кормилица наслѣднаго принца -- не письменно, потому что писать она не умѣетъ (многія ли изъ нашихъ дамъ грамотны?), а вотъ чрезъ преподобнаго отца Педро.

0x01 graphic

   -- Да,-- подтвердилъ патеръ Педро,-- сеньора Хуана Веласкесъ де ла Toppe лично просила меня за дона Эмиліо.
   -- Но на морѣ вамъ придется уже отказаться отъ всякихъ сладкихъ блюдъ и винъ, -- сказалъ Колумбъ.
   -- Ну, что жъ, посбавлю жиру. Намъ обоимъ съ дономъ Антоніо, признаться, пріѣлась эта сладкая жизнь; хочется отвѣдать и перцу новыхъ впечатлѣній, новыхъ приключеній.
   -- Стало-быть, вы оба -- искатели приключеній?
   -- Сеньоръ адмиралъ!-- оскорбился де Оливейра и ударилъ себя кулакомъ въ грудь.-- Я -- потомокъ древнихъ рыцарей, отличавшихся еще въ крестовыхъ походахъ...
   -- А самъ -- рыцарь червонной дамы и бубноваго валета!-- досказалъ со смѣхомъ его пріятель.
   -- Въ такомъ случаѣ, я долженъ васъ предупредить,-- объявилъ Колумбъ, -- что на морѣ карточная игра строжайше воспрещена.
   -- Для моряковъ,-- сказалъ де Оливейра.-- Мы съ дономъ Эмиліо будемъ играть только межъ собой.
   -- И этого, простите, не могу допустить: былъ бы соблазнъ для моего экипажа, а карты, которыя у васъ взяты съ собой, прошу теперь же мнѣ выдать.
   -- Но это -- насиліе! Мы -- люди свободные...
   -- Ошибаетесь, сеньоръ: разъ вы ступили на палубу судна, то вы уже не свободный человѣкъ; на морѣ командиръ судна -- тотъ же полновластный король, и судовыя правила для всѣхъ одинаково обязательны.
   -- А если бы мы имъ все-таки не подчинились?
   -- Тогда къ вамъ были бы примѣнены общія судовыя наказанія.
   -- О! Какія же именно, смѣю спросить?
   -- Начиная отъ ареста на хлѣбѣ и водѣ и кончая смертною казнью. Если это вамъ не нравится, то вы можете остаться въ Испаніи.
   Де Оливейра хотѣлъ еще что-то возразить, но де ла Круцъ дернулъ его за рукавъ: "молчи!", а къ Колумбу обратился съ почтительнымъ поклономъ:
   -- Мы подчиняемся. А теперь сеньоръ адмиралъ не будетъ ли такъ любезенъ показать намъ наше бу дущее пристанище?
   -- Извольте.
   Разговоръ этотъ происходилъ на набережной; пять минутъ спустя шлюпка доставила Колумба съ его новыми пассажирами на адмиральскій корабль "Санта-Марія".
   Всѣ три судна эскадры были трехмачтовыя и вооружены бомбардами и Фальконетами (тяжелыми и легкими орудіями); но "Санта-Марія" превосходила оба другія не только своими размѣрами, а и внѣшнимъ видомъ. Возведенная на ютѣ (возвышенная задняя часть судна) адмиральская рубка отличалась затѣйливыми рѣзными узорами въ готическомъ стилѣ, Пузатый корпусъ судна былъ ярко раскрашенъ полосами въ государственные цвѣта Испаніи -- желтый и красный. На гротъ-мачтѣ развѣвался кастильскій королевскій штандартъ съ распятіемъ, а на парусахъ были нашиты большіе красные кресты.
   При появленіи адмирала со всѣхъ сторонъ стеклась и выстроилась въ ранжиръ команда, состоявшая изъ солдатъ въ красныхъ шапкахъ и матросовъ въ кожаныхъ курткахъ съ капюшонами отъ дождя. Обойдя весь рядъ и отдавъ нѣсколько распоряженій, Колумбъ провелъ своихъ трехъ спутниковъ въ собственную свою каюту. Половину ея, оказалось, онъ отдѣлилъ перегородкой для своего друга-патера.
   -- У тебя есть хоть тутъ свой уголъ, своя койка,-- сказалъ онъ.-- Офицерство, да и королевскіе чиновники, ѣдущіе съ нами, должны довольствоваться общей каютой подъ палубой и спать на полу.
   -- На голомъ полу!-- ужаснулся изнѣженный де ла Круцъ.
   -- Нѣтъ, на мѣшкахъ съ морской травой, которые на день свертываютъ.
   -- Неужто же и намъ съ дономъ Антоніо придется спать такимъ же образомъ?
   -- Не иначе.
   -- Dios mio! Гдѣ же я буду дѣлать мой ночной туалетъ?
   -- Тамъ же.
   -- Это немыслимо! Я къ этому не привыкъ.
   -- Ничего другого предложить вамъ не могу.
   -- Да тамъ же, подъ палубой, у васъ развѣ нѣтъ свободнаго мѣста?
   -- На одной сторонѣ каюта офицеровъ, на другой -- команды.
   -- Но между ними есть вѣдь проходъ?
   -- Есть-то есть...
   -- И довольно широкій?
   -- Широкій, чтобы со всѣмъ удобствомъ можно было доставать грузъ изъ трюма. Кромѣ того, трюмъ на половину уже занятъ запасными канатами...
   -- Вотъ эту-то половину и удѣлите намъ; а канаты можно свалить и гдѣ-нибудь на палубѣ, что ли. Ну, сдѣлайте намъ такую милость! Я нанялъ бы плотниковъ, чтобы смастерить для* насъ свою собственную каютку.
   Адмиралъ переглянулся съ патеромъ; тотъ въ отвѣтъ возвелъ взоры горѣ.
   -- Извольте,-- сказалъ Колумбъ.-- Но всѣ расходы на вашъ счетъ?
   -- Ну, понятно.
   Весь слѣдующій день подъ палубой "Санта-Маріи" стучали топоры, а къ вечеру отдѣльная каютка для двухъ друзей-авантюристовъ была уже готова.
   

XIII.

   Наканунѣ отплытія заокеанской эскадры, всякій, у кого на родинѣ оставалась семья, составилъ у городского нотаріуса формальное духовное завѣщаніе. Затѣмъ всѣ участники экспедиціи, во главѣ съ адмираломъ и командирами "Пинты" и "Ниньи", двинулись процессіей къ церкви св. Георгія, чтобы помолиться о своемъ благополучномъ возвращеніи. Въ процессіи приняло участіе и все почти населеніе городка. Послѣ торжественной литургіи, которую соборнѣ съ другими патерами служилъ самъ пріоръ монастыря Рабида, Колумбъ и его спутники пріобщились Святыхъ Тайнъ. Прощальное напутствіе патера Хуана Переса растрогало до слезъ не только семейныхъ моряковъ и членовъ ихъ семей, навсегда, быть-можетъ, разлучавшихся съ ними, но и другихъ молящихся, такъ какъ въ маленькомъ Палосѣвсѣ жители хорошо знали другъ друга. По всему храму раздавались всхлипы и вздохи. Даже одинокіе, зачерствѣлые моряки тайкомъ утирали себѣ рукавомъ глаза.
   Все остальное время до вечера прошло въ послѣднихъ хлопотахъ: у всякаго было еще забыто то или другое.
   На югѣ переходъ дня къ ночи происходитъ съ быстротою театральныхъ превращеній. Какъ только зашло солнце, пуховыя облачка въ вышинѣ вспыхнули розовымъ заревомъ -- и уже потухли. Внизу, въ поднебесной, разомъ наступилъ полный мракъ... Но на померкшемъ небосклонѣ заискрились уже звѣзды, а рядъ домиковъ по набережной засвѣтился огоньками. Изъ раскрытыхъ оконъ и дверей кабачковъ льются разгульныя пѣсни подъ звонъ гитары: надо же уѣзжающимъ на край свѣта отвести душу передъ вѣчной, пожалуй, разлукой. А группы обывателей обоего пола, рука объ руку или обнявшись, ходятъ мимо, заглядываютъ въ окна и сами вполголоса подпѣваютъ.
   Но вотъ среди нихъ появляется такде гитаристъ, ударяетъ по струнамъ любимый народный мотивъ; кругомъ ему вторятъ тенора, баритоны, басы. Тутъ защелкали въ тактъ и кастаньеты.
   -- Факеловъ сюда, факеловъ!-- раздается нѣсколько голосовъ.
   И при свѣтѣ факеловъ подъ звѣзднымъ небомъ заводятся національные танцы.
   Особенность испанскихъ танцевъ заключается не въ пируэтахъ или на: движеніе ногъ въ нихъ -- вещь второстепенная,-- а въ изящныхъ позахъ и выразительныхъ жестахъ; андалузцы же превосходятъ еще всѣхъ своихъ соотечественниковъ необыкновенной граціей.. Такъ и палосскіе танцоры показали себя настоящими андалузцами: ихъ болеро, сегвидилья, мадрилена и фанданго заслужили шумное одобреніе собравшейся вокругъ толпы. Громче всѣхъ восторгался де ла Круцъ, протѣснившійся съ де Оливейрой въ первый рядъ зрителей. Но пріятель его оказался менѣе удовлетвореннымъ.
   -- Нѣтъ, это не то, все не то!-- говорилъ онъ.-- То ли дѣло арабскіе танцы!
   Стоявшая около него молодая темнокожая "гитана" (цыганка) въ пестрой шали окинула его жгучимъ взглядомъ и вызывающе усмѣхнулась.
   -- А сеньору кавалеру какой арабскій танецъ всего болѣе нравится?
   -- Какой? Конечно, la сапа. Сеньора, я увѣренъ, прекрасно ее танцуетъ и сдѣлаетъ намъ это удовольствіе!
   -- А что я получу за то?
   Авантюристъ ощупалъ обѣими руками свои карманы.
   -- Ah, diablo! забылъ вѣдь кошелекъ... Эмиліо, одолжи-ка кастильяръ (кастильскій червонецъ).
   Получивъ отъ товарища желаемую монету, онъ вручилъ ее гитанѣ. Та засунула золотой въ ротъ, сбросила съ плечъ на руки щедрому кавалеру свою шаль и крикнула гитаристу:
   -- La cana!
   -- La cana! La cana!-- подхватили окружающіе.
   Отличительная особенность всѣхъ арабскихъ танцевъ -- плавность и мягкость движеній, сообразуемыхъ съ сопровождающими ихъ музыкой и пѣніемъ, всегда трогательно-грустными. Характернѣе всего въ этомъ отношеніи la сапа; согласовать въ ней танецъ съ музыкальными звуками крайне трудно; а потому ее по большей части даже не танцуютъ, а только слушаютъ; если же танцуютъ, то соло, и не мужчина, а женщина.
   Первою начала гитара -- начала глубокимъ вздохомъ, за которымъ потянулась мелодія, однообразная, заунывная. При новомъ повтореніи перваго такта къ гитарѣ присоединился сочный баритонъ, и мрачно-задушевный напѣвъ еще сильнѣе захватилъ слушателей; все кругомъ замерло.
   -- Ну, что же, сеньора?-- замѣтилъ де Оливейра гитанѣ.
   Не взглянувъ даже на него, она гордо выступила впередъ.
   Да. то была настоящая артистка: словно слившись всѣмъ своимъ существомъ съ звучно-тягучими жалобами и воплями гитары и баритона, она неподражаемой пластикой и мимикой воплощала ихъ скорбныя чувства и мучительныя мысли.
   Вдругъ рѣзкимъ диссонансомъ донеслись съ адмиральскаго корабля, а затѣмъ и съ двухъ другихъ каравеллъ удары колокола. Въ окружавшей гитану толпѣ было и нѣсколько человѣкъ изъ судовой команды; но никто изъ нихъ не тронулся съ мѣста. Призывный звонъ продолжался, а они, какъ зачарованные, не сводили глазъ съ удивительной танцовщицы.
   --Да что это за непорядокъ, caramba!-- загремѣлъ тутъ изъ-за живой стѣны зрителей грубый голосъ старика Лоренцо Бальбо.-- На бортъ звонятъ-звонятъ, а имъ и горя мало! Адмиралъ гнѣвается и велѣлъ сказать, что кто сейчасъ же не явится на свое судно, тому изъ жалованья вычтется за цѣлую недѣлю.
   Угроза подѣйствовала. Ворча себѣ подъ носъ, всѣ присутствующіе подчиненные не въ мѣру строгаго адмирала поплелись вонъ.

0x01 graphic

   -- А вы что же, сеньоры?-- обратился Лоренцо къ двумъ искателямъ приключеній.
   -- Ну, у насъ-то изъ жалованья ничего не вычтутъ! усмѣхнулся де Оливейра.
   -- Второй шлюпки за сеньорами не пришлютъ.
   -- Какъ не пришлютъ? Должны прислать!
   -- Ну да, пойдите, потолкуйте съ адмираломъ.
   Между тѣмъ, съ уходомъ героевъ дня -- матросовъ и солдатъ колумбовой эскадры -- вдохновеніе какъ-будто покинуло уже исполнителей каны: гитана, выхвативъ изъ рукъ де Оливейры свою шаль, кивнула ему головой и направилась въ ближайшую посаду, баритонъ умолкъ и плюнулъ съ досады, а гитаристъ, не закончивъ мелодіи, дернулъ послѣдній разъ съ такою силой по струнамъ, что онѣ, вмѣсто гармоническаго аккорда, издали нестройный звонъ.
   -- Что же, придется и намъ итти, Антоніо?-- замѣтилъ де ла Круцъ.
   Тотъ пробурчалъ что-то.
   -- Какъ угодно сеньорамъ,-- сказалъ Лоренцо.-- Мое дѣло сдѣлано. Съ разсвѣтомъ мы уходимъ уже въ Индію.
   Сказалъ и пошелъ къ своей шлюпкѣ.
   -- Въ Ин-дію! Въ Ин-дію! Въ Ин-дію!-- затянулъ де ла Круцъ нараспѣвъ на мелодію каны и, подхвативъ подъ руку пріятеля, двинулся съ нимъ туда же.
   Когда шлюпка подвозила ихъ къ адмиральскому кораблю, съ палубы долетѣли звуки молодого хора. Лоренцо и гребцы набожно обнажили головы.
   -- Это что же такое?-- спросилъ де ла Круцъ.
   -- Это -- вечерняя молитва судовыхъ юнгъ,-- отвѣчалъ шопотомъ Лоренцо.
   -- Поютъ неважно. У одного, впрочемъ, славный альтъ.
   -- А это сынишка мой Паоло.
   И въ голосѣ суроваго моряка можно было разслышать родительскую нѣжность и гордость.
   

КНИГА ВТОРАЯ.
"Земля! земля!"

(1492).

I.

   Въ пятницу, 3 августа 1492 года, безъ всякой торжественности и шума совершилось міровое событіе. Снаряженная Колумбомъ маленькая эскадра изъ трехъ судовъ предприняла небывалое дотолѣ путешествіе на западъ, въ невѣдомыя заокеанскія страны.
   Пользуясь поднявшейся съ полночи легкой "бризой", эскадра еще задолго до разсвѣта снялась въ Палосѣ съ якоря и отошла къ городку Сальтесу {Этотъ городокъ былъ до основанія разрушенъ страшнымъ ураганомъ восемь лѣтъ спустя, въ 1500 году.} на островкѣ, образуемомъ рукавами рѣки Одіэль, втекающей въ палосскій заливъ.
   Такимъ образомъ немногіе лишь изъ жителей Палоса собрались во-время на набережной провожать отъѣзжающихъ.
   Въ 8 часовъ утра, за полчаса до солнечнаго восхода, раздался прощальный салютъ съ адмиральскаго судна, и "Санта-Марія", а за нею и обѣ каравеллы: "Пинта" и "Нинья", съ распущенными парусами, пустились въ свой загадочный путь. Съ палосской пристани махали имъ еще платками, посылали благословенія, а сколько потомъ еще было пролито слезъ по злосчастнымъ жертвамъ безумца-адмирала, увозившаго ихъ, по общему мнѣнію, на вѣрную гибель!
   У многихъ изъ его спутниковъ, безъ сомнѣнія, такъ же болѣзненно сжималось сердце отъ смутныхъ предчувствій. А что долженъ былъ испытывать самъ Колумбъ, который стоялъ неподвижно на ютѣ (возвышенная кормовая часть палубы) своего судна, вперивъ задумчивый взоръ на удаляющійся берегъ!
   -- Наконецъ-то, донъ Христоваль, вы довольны и счастливы?-- услышалъ онъ около себя голосъ двоюроднаго брата своей жены, Діего де Арана, алгвазила эскадры.
   -- Это вы, донъ Діего?-- промолвилъ Колумбъ, очнувшись отъ своего раздумья.-- Счастье мое еще впереди. Теперь, по крайней мѣрѣ, мнѣ не будетъ ужъ никакихъ помѣхъ итти къ завѣтной цѣли!
   -- Дай то Богъ. Настроеніе всѣхъ трехъ командъ далеко не въ пользу вашего отважнаго предпріятія. Всѣ эти дни и матросы и солдаты шушукались межъ собой, а когда я проходилъ мимо, сразу замолкали.
   -- Ну, явленіе это довольно обычное. Для темнаго люда этакая міровая цѣль -- книга о семи печатяхъ; неизвѣстность будущаго невольно ихъ пугаетъ. Но на командировъ "Пинты" и "Ниньи", братьевъ Пинзоновъ, я полагаюсь какъ на самого себя. Старшій братъ, Алонзо, человѣкъ черезчуръ даже рѣшительный...
   -- Пожалуй, и къ лучшему: владѣльцы "Пинты", Расконъ и Гвинтеро, крайне неохотно вѣдь уступили ее для вашей экспедиціи и настояли на томъ, чтобы матросами на "Пинту" были приняты два какихъ-то подозрительныхъ субъекта. Впрочемъ, и оба ваши добровольные пассажира не внушаютъ мнѣ, признаться, довѣрія.
   -- Кто? эти искатели приключеній? Де ла Круцъто, по моему, совершенно безобиденъ...
   -- Тѣмъ болѣе, что его уже и укачало,-- подхватилъ со смѣхомъ судовой врачъ Бернардо Салазаръ, подошедшій въ это время къ бесѣдующимъ.-- Предостерегалъ вѣдь я его не объѣдаться сладкимъ на ночь; да извольте убѣдить такого сластёну!
   -- А пріятель его де Оливейра?
   -- Ну, тотъ хотя придворный тоже кавалеръ, но крѣпышъ; да подкрѣпляется еще и виномъ. Лѣчить его мнѣ едва ли когда придется.
   -- Моя команда, надѣюсь, также не надѣлаетъ вамъ большихъ хлопотъ, сеньоръ Бернардо. Межъ солдатъ хоть и есть нѣсколько "сухопутныхъ крысъ", но народъ это все-таки бывалый, не прихотливый, какъ эти придворные кавалеры.
   -- Да помогать больнымъ я всегда готовъ: это -- обязанность врача. Другое дѣло, если за мою доброту меня еще за носъ водятъ! Былъ со мной такой анекдотъ: будятъ меня ночью среди лучшаго сна. Выхожу въ прихожую. Ждетъ меня тамъ мужчина, одѣтый довольно прилично, но въ глаза мнѣ прямо смотрѣть не можетъ, точно совѣсть не чиста.
   "-- Что скажете?
   "-- На васъ вся надежда, сеньоръ докторъ! Помогите, спасите!
   "-- Сами вы больны?
   "-- Нѣтъ, жена.
   "-- Что съ нею?
   "-- Не знаю. Адскій жаръ, нестерпимыя боли...
   "-- А далеко до васъ?
   "-- Не близко. Люди мы бѣдные, живемъ за городомъ -- часа четыре отсюда.
   "-- Пѣшкомъ?
   "-- Пѣшкомъ; нанимать осла не по карману. Но у васъ, сеньоръ докторъ, есть вѣдь экипажъ?
   "-- Есть, говорю,-- и могу васъ взять съ собой.
   "-- Премного Вамъ благодаренъ! Вѣкъ за васъ молиться съ женою будемъ!
   "Платкомъ глаза утираетъ, сморкается, ну, въ конецъ растроганъ.
   "Хорошо. Поѣхали мы съ нимъ. Ночь темная, ни эти не видать; вдобавокъ -- туманъ до костей пробираетъ. Вотъ мы и за городомъ, трясемся по проселочной дорогѣ часъ, другой.
   "-- Да что,-- говорю,-- еще далеко?
   "-- Теперь-то ужъ близко. Мнѣ такъ совѣстно передъ сеньоромъ докторомъ!..
   "Спять громко сморкается. Чувствительная душа! Какъ вдругъ:
   "-- Стой!-- кричитъ кучеру,-- стой!
   "-- Что, пріѣхали?
   "-- Нѣтъ еще... Платокъ уронилъ...
   "Спрыгнулъ наземь и былъ таковъ. Сижу я и жду его, жду въ темнотѣ и туманѣ"...
   Докторъ тяжко вздохнулъ. Донъ Діего разсмѣялся.
   -- И что же, такъ и не дождались?
   -- Такъ и не дождался! Не по карману ему было нанять простого осла, такъ нашелъ, вишь, ученаго осла, чтобы прокатиться домой на даровщину...
   Тутъ и Колумбъ не могъ не улыбнуться, а самъ разсказчикъ залился добродушно-раскатистымъ смѣхомъ.
   -- Такъ вотъ вѣдь какіе бываютъ паціенты!
   Въ это время изъ-подъ палубы донесся отчаянный крикъ его новаго паціента -- де ла Круца:
   -- Тонемъ! тонемъ!
   А еслѣдъ за тѣмъ изъ люка показался и самъ страдалецъ. Не обладая еще "морскими ногами", онъ, притопывая то одной, то другой ногой и балансируя обѣими руками, добѣжалъ только до кучи канатовъ, сложенной у ближайшей мачты. Бухнувъ на нее, онъ съ мольбою простеръ руки къ адмиралу:
   -- Шлюпку, сеньоръ адмиралъ! ради Бога, шлюпку!
   -- А на что вамъ шлюпка?
   -- Да вѣдь корабль сейчасъ опрокинется!
   Подъ напоромъ бокового вѣтра надувшіеся паруса, дѣйствительно, сильно накренили корабль и качали, какъ дѣтскую люльку.
   -- Дастъ Богъ, не опрокинется, -- отвѣчалъ Колумбъ.-- Ступайте-ка лучше опять внизъ и прилягьте: вы нездоровы.
   -- Ахъ да! мнѣ такъ дурно...
   Упитанныя щеки де ла Круца хотя и не утратили отъ нездоровья своего природнаго румянца, но углы рта его были такъ скорбно опущены, что весельчакъ-докторъ счелъ нужнымъ выразить ему притворное участіе:
   -- Вамъ надо беречь себя, дорогой мой. Болѣзнь ваша нешуточная.
   -- Oh Dios! А какъ она называется? Только, пожалуйста, по-латыни, сеньоръ; все-таки не такъ страшно.
   -- По-латыни зовутъ ее "morbis Neptuni".
   -- "Morbis"? Но вѣдь это значитъ -- смерть?
   -- Если вы откупитесь у Нептуна данью, то онъ, можетъ-быть, еще и смилуется.
   Какъ на заказъ, авантюриста въ это время сильно поддало; онъ волей-неволей вскочилъ на ноги, побѣжалъ по уклону судна и, припавъ къ борту, отдалъ дань Нептуну.
   Докторъ кликнулъ проходившаго мимо юнгу Паоло и при его помощи свелъ бѣднягу подъ палубу. Немного ^огодя онъ возвратился наверхъ и, смѣясь, передалъ Колумбу "послѣднюю" просьбу "умирающаго" -- оставить ему для послугъ Паоло. Колумбъ пожалъ плечами и снизошелъ на "предсмертную" просьбу.
   

II.

   Путевой дневникъ Колумба и записи нѣкоторыхъ изъ его спутниковъ даютъ намъ возможность прослѣдить почти изо дня въ день весь переѣздъ его эскадры черезъ Атлантическій океанъ, знакомя насъ и съ мелочами повседневной жизни на адмиральскомъ кораблѣ.
   Въ первый день съ восхода до заката солнца было сдѣлано, благодаря свѣжему вѣтру, 50 морскихъ миль {Одна морская миля равняется 1 3/4 версты.} прямо на югъ; послѣ чего былъ взятъ курсъ на юго-западъ, къ Канарскимъ островамъ, которые и тогда уже принадлежали Испаніи.
   Съ перваго же дня на "Санта-Маріи" установился совсѣмъ опредѣленный порядокъ, отъ котораго отступать никому не дозволялось подъ страхомъ взысканія.
   Начинался день общей утренней молитвой, кончался вечерней. За обѣденнымъ столомъ офицерства предсѣдательствовалъ адмиралъ, за столомъ нижнихъ чиновъ -- старшій боцманъ. Справляться съ ними было ему не легко, судя по слѣдующему описанію ихъ трапезы, сохранившемуся въ нелишенныхъ своеобразнаго юмора запискахъ доктора Бернардо Салазара:
   "Команда мигомъ располагается за столомъ. Кто прячетъ ноги подъ лавку, кто протягиваетъ ихъ впередъ; этотъ ѣстъ на корточкахъ, тотъ -- лежа въ растяжку,-- всякъ на свой ладъ. Не дождавшись конца молитвы, эти "рыцари круглаго стола" достаютъ уже свои ножи, служившіе прежде кому на что: одному -- чтобы рѣзать свиней, другому -- чтобы сдирать шкуру съ телятъ. Руками хватаютъ они кости, срываютъ съ нихъ нервы и жилы, точно всю жизнь свою изучали анатомію въ Гвадалупѣ или Валенсіи, и отдѣлываютъ ихъ глаже и чищѣ слоновой кости. По пятницамъ и вигиліямъ (канунъ церковныхъ праздниковъ) ихъ угощаютъ бобами на водѣ съ солью; въ большіе же праздники трескою. Является юнга съ судовымъ пойломъ и чаркой и подноситъ каждому маленькую порцію, худшаго качества и болѣе разбавленнаго вина, чѣмъ бы каждому хотѣлось. И такъ-то всѣ встаютъ изъ-за стола, не утоливъ ни голода, ни жажды. На морѣ вѣдь и воды питьевой не допросишься; отпускаютъ ее только послѣ копченаго и соленаго по унціямъ, какъ въ аптекѣ"...
   Крайняя бережливость Колумба при раздачѣ пищи и питья оправдывалась уже тѣмъ, что онъ былъ въ полномъ невѣдѣніи, сколько времени -- недѣль или мѣсяцевъ -- продлится ихъ путешествіе черезъ океанъ и когда они достигнутъ твердой земли или какого бы то ни было острова, чтобы запастись вновь съѣстными припасами и прѣсной водой.
   Церковная служба на "Санта-Маріи" совершалась патеромъ Педро де Аренасъ. Для этого на палубѣ выставлялся алтарь съ образомъ Христа Спасителя и зажженными свѣчами. Зажигалъ свѣчи и исполнялъ вообще обязанности служки Паоло; въ пѣніи же участвовалъ весь экипажъ.
   "Въ нашемъ хорѣ не было ни терцій, ни квинтъ, ни октавъ,-- повѣствуетъ далѣе Салазаръ,-- а одновременно всѣ восемь тоновъ да, сверхъ того, еще полутоны и четверть тоны. Потому что матросы -- охотники вѣдь до дѣлежа: четыре вѣтра они дѣлятъ на 32 части {На картушкѣ морского компаса обозначены черточками; 32 направленія вѣтра.}, и восемь музыкальныхъ тоновъ они раздѣлили точно такъ же на 32 разнородныя части, благозвучныя и фальшивыя, такъ что при пѣніи "Salve" и молебна наша разноголосица производила такую музыкальную бурю, что если бы Господь Богъ, Пресвятая Матерь Божія и святые слышали нашъ хоръ, не видя нашихъ сердецъ и душъ, то такой какофоніей мы врядъ ли заслужили бы ихъ милосердіе".
   Трое сутокъ никакія случайности не нарушали плаванія флотиліи. Свѣжій "фордевиндъ" (полный попутный вѣтеръ) гналъ суда впередъ на всѣхъ парусахъ въ опредѣленной другъ отъ друга дистанціи.
   На четвертый день, однако, съ "Пинты" былъ поданъ сигналъ адмиралу, что тамъ неблагополучно: сломался руль. Какъ на грѣхъ, окрѣпшимъ вѣтромъ развело такое волненіе, что адмиральскій корабль, но избѣжаніе столкновенія судовъ, не могъ подойти къ пострадавшей каравеллѣ.
   -- Передъ отплытіемъ я самъ нарочно еще осмотрѣлъ руль "Пинты", -- говорилъ Колумбъ.
   -- Это продѣлка тѣхъ двухъ матросовъ, которыхъ навязали вамъ владѣльцы каравеллы!-- замѣтилъ донъ Діего.-- Канальи разсчитываютъ, что "Пинту" отпустятъ теперь назадъ въ Испанію.
   -- Какъ бы не такъ! Алонзо Пинзонъ не такой человѣкъ, чтобы изъ-за этого отказаться отъ экспедиціи. Онъ приметъ всѣ мѣры, чтобы починить руль.
   Дѣйствительно, немного погодя, Пинзонъ сигнализировалъ: "все въ исправности".
   Но на слѣдующее же утро повторился первый сигналъ: "руль сломанъ". Поломка, или, вѣрнѣе, порча руля, какъ выяснилось потомъ, произошла оттого, что кѣмъ-то умышленно былъ перерѣзанъ штуртросъ {Для управленія кораблемъ рулевому служитъ воротъ съ рукоятками -- штурвалъ, отъ котораго къ рулю идетъ витой ремень -- штуртросъ, непосредственно ворочающій руль.}.

0x01 graphic

   Уличить же злоумышленника такъ и не удалось. Чтобы можно было дѣйствовать рулемъ, штуртросъ замѣнили веревкой; но веревка то и дѣло распускалась, и руль не слушался рулевого. Въ довершеніе бѣдъ, на "Пинтѣ" обнаружилась и течь.
   Вспыльчивый по природѣ, Колумбъ снова разволновался:
   -- Изъ-за этихъ мерзавцевъ, -- говорилъ онъ,-- "Санта-Маріи" и "Ниньѣ" придется также уменьшить ходъ!
   -- Покидать вѣрнаго своего спутника на поврежденной каравеллѣ среди океана тебѣ, разумѣется, не подобаетъ,-- отозвался патеръ Педро.-- Но испытаніе это, другъ мой, послано тебѣ Провидѣніемъ, дабы охладить твой неумѣренный пылъ!
   -- А на Канарскихъ островахъ "Пинта" опять починится,-- утѣшилъ съ своей стороны донъ Діего.-- Быть-можетъ, вмѣсто нея, удастся подрядить другое судно.
   Иного выхода, въ самомъ дѣлѣ, не было. Такъ тихимъ ходомъ доплелись до одного изъ Канарскихъ острововъ -- Ланцерота.
   Здѣсь капитаны "Пинты" и "Ниньи", братья Алонзо и Виценто Пинзоны, не замедлили явиться съ рапортомъ на адмиральскій корабль и, вмѣстѣ съ адмираломъ, скрылись въ его каютѣ. Весь экипажъ "Санта-Маріи" былъ въ напряженномъ ожиданіи: что-то порѣшатъ командиры въ своемъ тайномъ совѣтѣ? Изъ-за негодности "Пинты" не повернетъ ли обратно и вся флотилія? То-то было бы славно!
   Наконецъ, дверь адмиральской каюты отворилась, и раздался зычный окрикъ адмирала:
   -- Всѣ наверхъ!
   Когда всѣ матросы и солдаты, во главѣ съ офицерами, выстроились на палубѣ, Колумбъ окинулъ ихъ орлинымъ взоромъ и заговорилъ строго и рѣшительно, отчеканивая каждое слово:
   -- Всѣмъ вамъ извѣстно, друзья мои, что на "Пинтѣ" произошла порча руля. При нашемъ отплытіи изъ Палоса руль былъ въ полной исправности; шторма за все время не было; стало-быть, порча сдѣлана съ умысломъ какимъ-то трусомъ и негодяемъ, въ разсчетѣ, что "Пинта" будетъ отправлена назадъ въ Палосъ. По глупости своей, преступникъ не сообразилъ одного: что поднимись штормъ, каравелла неминуемо пошла бы ко дну со всѣмъ своимъ экипажемъ; погибъ бы, значитъ, и онъ самъ. Такъ вотъ, друзья мои, считаю нужнымъ объявить вамъ разъ навсегда: если бы мнѣ и удалось заподрядить здѣсь, на Канарскихъ островахъ, другое судно, взамѣнъ "Пинты", то изъ команды "Пинты" во всякомъ случаѣ никто не будетъ отпущенъ, слышите: никто! Всѣ до единаго перейдутъ на новое судно. Преступникъ еще не обнаруженъ и находится на свободѣ; но буде кто-нибудь потомъ будетъ уличенъ въ подобномъ же злостномъ поступкѣ -- на "Пинтѣ" ли, на "Ниньѣ" или на "Санта-Маріи",-- то веревка для него уже скручена и мачта намѣчена: безъ всякаго снисхожденія онъ будетъ повѣшенъ. Экспедиція наша безповоротно будетъ продолжать свой путь, лишь только на армадѣ все будетъ опять въ порядкѣ. На "Пинтѣ", кромѣ руля, требуетъ ремонта и днище; если не завѣдомо, то по непростительному недосмотру, днище было плохо проконопачено. Чтобы и "Нинья" не отставала отъ насъ, косые паруса на ней будутъ замѣнены прямыми. Тѣмъ временемъ мы на "Санта-Маріи" объѣздимъ всѣ здѣшніе острова, чтобы подыскать, вмѣсто "Пинты", подходящее судно...-- Что тамъ такое?-- прервалъ тутъ адмиралъ свою рѣчь, услыша глухой ропотъ въ заднихъ рядахъ выстроенной передъ нимъ команды.-- Выходи впередъ, кто имѣетъ что сказать.
   Задніе подталкивали переднихъ, а тѣ пятились назадъ. Никому, очевидно, не было охоты быть отвѣтчикомъ передъ грознымъ адмираломъ.
   -- Ну, что же? Я думалъ, что выбралъ себѣ однихъ удалыхъ людей, а выходитъ такъ, будто ни одинъ изъ васъ не можетъ постоять за себя и за товарищей. Лоренцо Бальбо!
   Старикъ-матросъ Лоренцо, издавна питавшій къ Колумбу благоговѣйную привязанность, выдвинулся впередъ.

0x01 graphic

   -- Тебя, Лоренцо, я знаю двадцать лѣтъ; ни въ какой опасности ты до сихъ поръ не терялъ духа, не зналъ страха. Говори же: въ чемъ дѣло?
   -- Никого тутъ изъ всѣхъ насъ не страшатъ опасности на морѣ, всѣ готовы раздѣлить ихъ вмѣстѣ съ сеньоромъ адмираломъ,-- заговорилъ Лоренцо.-- Но коли товарищамъ нашимъ на "Пинтѣ" и "Ниньѣ" будетъ льгота, такъ чѣмъ мы ихъ хуже?
   -- Чѣмъ мы ихъ хуже!-- подхватило эхо нѣсколькихъ голосовъ.
   -- Да о какой льготѣ вы говорите?-- недоумѣвалъ Колумбъ.
   -- А какъ же,-- продолжалъ Лоренцо: -- пока обѣ каравеллы будутъ чиниться, команда ихъ вольна гулять на берегу...
   -- И разбѣжаться?
   -- Ай, нѣтъ! Изъ насъ-то бѣжать никому и на умъ не вспадетъ. Правда, братцы?
   -- Правда, правда!-- подтвердили тѣ уже хоромъ.
   -- Очень радъ это слышать,-- сказалъ Колумбъ.-- Однако, въ семьѣ не безъ урода. На "Пинтѣ" оказался уже такой уродъ; какъ знать, не окажется ли на томъ или другомъ суднѣ еще и второй уродъ и третій? Поэтому у насъ съ сеньорами командирами "Пинты" и "Ниньи" порѣшено-за все время, что тѣ суда будутъ чиниться, никого изъ нижнихъ чиновъ на берегъ уже не отпускать, а буде кто отлучится самовольно, то въ догонку ему посылать пулю. Такимъ образомъ, какъ видите, ваше положеніе еще лучше, чѣмъ ихъ; пока обѣ каравеллы будутъ стоять здѣсь на якорѣ, вы на "Санта-Маріи" объѣздите со мною всѣ Канарскіе острова. Дай я вамъ еще большую льготу, имъ было бы обидно; поэтому и изъ васъ никто не будетъ сходить на берегъ. Есть у васъ сказать мнѣ еще что-нибудь?
   -- Больше ничего,-- отвѣчалъ Лоренцо.
   -- Такъ можете разойтись.
   Хотя адмиралъ и не подчеркнулъ, что всякаго дезертира съ "Санта-Маріи"' точно такъ же ожидаетъ пуля, но это разумѣлось какъ бы само собой.
   

III.

   Изъ всей группы Канарскихъ острововъ вулканическое происхожденіе всего явственнѣе выражено на самомъ большомъ изъ нихъ (41 квадратная миля) -- Тенерифѣ, "Пикъ" котораго и донынѣ непрерывно дымится. Въ августѣ 1492 года дѣятельность подземнаго огня проявлялась тамъ сильнѣе обыкновеннаго. Когда экипажъ "Санта-Маріи" увидѣлъ на горизонтѣ надъ вершиной вулкана клубящуюся дымную тучу съ вырывающимися изъ нея огненными языками, даже на испытанныхъ въ морскихъ буряхъ матросовъ и безстрашныхъ въ бою воиновъ нашло невольное смятеніе. Напрасно алгвазилъ доказывалъ имъ, что на Тенерифѣ явленіе это совсѣмъ обычное. Чтобы ихъ урезонить, ему пришлось побезпокоить самого адмирала.
   -- Да что вы -- мужчины или малыя дѣти?-- говорилъ имъ Колумбъ.-- Неужели никто изъ васъ не слыхалъ еще про огнедышащія горы? Лоренцо! вѣдь ты, помнится, побывалъ тоже вмѣстѣ со мной въ Сициліи?
   -- Точно такъ, ваша милость.
   -- И видѣлъ тамъ Этну?
   -- Какъ не видать. Не только что этакъ дымомъ да пламенемъ пышетъ, а и камни изрыгаетъ.
   -- Ну, вотъ; что жъ ты имъ объ этомъ не скажешь?
   -- Сказывалъ, да поди вотъ, толкуй съ этимъ темнымъ народомъ! Вонъ вѣдь и Мигуэль Гальера; до сѣдыхъ волосъ дожилъ, своими глазами такую же огненную гору подъ Неаполемъ видѣлъ, а говоритъ, будто все это отъ дьявола изъ преисподней.
   -- И вѣстимо, изъ преисподней!-- откликнулся старый ворчунъ Мигуэль.-- Тамошняя дьявольская гора Везувій своимъ огненнымъ пепломъ да плавленнымъ камнемъ, по-ихнему лавой, цѣлыя деревни засыпала и залила, и людей-то, и скота сколько, слышь, погребла. А все за грѣхи, все за грѣхи!
   -- И скотъ тоже за грѣхи? Чѣмъ скотъ-то провинился?-- подтрунилъ Лоренцо.-- Эхъ ты, простота! Одной ногой въ гробу стоишь, а ума не нажилъ.
   -- Ты самъ-то ужъ куда уменъ! Коли за содѣянный грѣхъ намъ кары ниспосылаются, то передъ новымъ грѣхомъ намъ, для острастки, всякія знаменія даются. И это вотъ ужасающее явленіе знаменуетъ, что затѣяли мы дѣло негожее, богомерзкое, что за океаномъ грозитъ намъ неминучая погибель.
   -- Не иначе! Правильно толкуетъ старикъ Мигуэль!-- послышались кругомъ одобрительные голоса.
   Колумбъ пожалъ плечами и обратился къ стоявшему тутъ же патеру Педро:
   -- Не разубѣдишь ли ты, мой другъ, суевѣрныхъ?
   -- Послушай-ка, Мигуэль!-- заговорилъ патеръ.-- И Везувій, и этотъ вотъ тенерифскій Пикъ изъ года въ годъ дымятся, а временами и клокочутъ отъ подземнаго огня, извергаютъ лаву и пепелъ. Жители тамошніе и здѣшніе давно это знаютъ и все же селятся у подошвы этихъ огнедышащихъ горъ: авось, дескать, не засыплетъ. И этому Пику пришло время клокотать; поклокочетъ -- и перестанетъ. А до насъ-то ему какое дѣло? Случайно плывемъ мимо, полюбуемся на рѣдкое зрѣлище -- и уплывемъ дальше. При чемъ тутъ грѣхи наши? Безъ воли Господней ни одинъ волосъ не падетъ съ головы нашей. И отъ судьбы своей никто изъ насъ не уйдетъ, вернемся ли мы съ полпути безславно во свояси, или доберемся до Индіи, во славу и себѣ и родной нашей Испаніи.
   Рѣчь патера, полная вѣры въ благость всемогущаго Провидѣнія, видимо, поколебала суевѣріе команды. Адмиралъ отъ себя еще добавилъ, что къ берегу онъ и не пристанетъ, что хочетъ дать только случай всѣмъ и каждому поближе разглядѣть этотъ замѣчательный островъ; послѣ чего приказалъ рулевому держать курсъ прямо на Тенерифу.
   Уже издали потянуло теплымъ благоуханіемъ южной флоры; а когда "Санта-Марія" за пятьдесятъ саженъ отъ берега стала на якорь, даже наиболѣе предубѣжденные изъ нижнихъ чиновъ заглядѣлись на живописную картину: до самаго моря спускались почти отвѣсныя скалы, покрытыя дикою растительностью, среди которой были разбросаны бѣлые домики со спущенными жалюзи; такіе же домики, увитые плющемъ или виноградомъ и затѣненные кипарисами и финиковыми пальмами, растянулись по всему побережью, и надо всѣмъ этимъ возвышался могучій остроконечный конусъ Пика съ огненно-дымящейся вершиной.
   -- Bella vischta! (Прекрасный видъ!),-- долженъ былъ признать и старикъ Мигуэль.
   Мёжду тѣмъ, отъ берега подплыло къ адмиральскому кораблю нѣсколько шлюпокъ, нагруженныхъ корзинами и боченками. Лодочники, черномазые и черноглазые, съ засученными рукавами, съ открытыми шеей и грудью, въ синихъ и красныхъ шапочкахъ, надвинутыхъ нй затылокъ, размахивали руками и перекрикивали другъ друга, наперерывъ предлагая морякамъ, столпившимся у борта "Санта-Маріи", всевозможные мѣстные продукты.
   Пока судовой поваръ отбиралъ цѣлыя партіи съѣстныхъ припасовъ, а офицерство и два "вольные" пассажира запасались фруктами, устрицами, крабами и винами, самъ Колумбъ разспрашивалъ лодочниковъ о стоящихъ на Тенерифѣ судахъ.
   Свободнаго судна, которое могло бы замѣнить "Пинту", тамъ не оказалось. Не нашлось потомъ такой замѣны и на остальныхъ Канарскихъ островахъ. Такимъ образомъ, ничего не оставалось, какъ выждать капитальный ремонтъ обѣихъ каравеллъ и продолжать затѣмъ путешествіе въ прежнемъ составѣ.
   

IV.

   Съѣхались каравеллы съ адмиральскимъ кораблемъ у острова Гомеры, гдѣ въ послѣдній разъ надо было запастись прѣсной водой и дровами. Донъ Діего де Арана лично наблюдалъ за этой операціей, чтобы не было побѣга матросовъ или солдатъ.
   Тутъ въ гавань вошло небольшое судно подъ испанскимъ флагомъ. Обмѣнявшись съ его шкиперомъ нѣсколькими словами, алгвазилъ счелъ нужнымъ тотчасъ повидать адмирала, котораго засталъ въ его каютѣ, вмѣстѣ съ Алонзо Пинзономъ, за стаканомъ вина и морской картой.
   -- Бѣда, сеньоръ адмиралъ!
   -- Что такое?
   -- Пришло испанское судно съ острова Ферро. По словамъ шкипера, тамъ который уже день крейсируетъ португальская армада изъ трехъ военныхъ кораблей.
   Колумбъ и Пинзонъ озадаченно переглянулись.
   -- Это не спроста!-- сказалъ Пинзонъ.-- Какое дѣло португальцамъ до нашихъ Канарскихъ острововъ? Ферро -- крайній изъ нихъ; за нимъ открытый океанъ. Не поджидаютъ ли они именно насъ...
   -- Чтобы разстроить нашъ планъ?-- досказалъ Колумбъ, и глаза его гнѣвно засверкали.-- Король Хуанъ, видно, все еще не можетъ простить мнѣ, что я перешелъ на службу испанской короны...
   -- И что Испаніи достанутся всѣ новыя земли, которыя вы откроете?-- подхватилъ донъ Діего.-- Но у насъ тоже три хорошо вооруженныя судна...
   -- Такъ-то такъ,-- прервалъ его болѣе хладнокровный Пинзонъ.-- Положимъ даже, что въ случаѣ столкновенія съ португальцами мы одержимъ верхъ. Но наши суда при этомъ врядъ ли тоже не пострадаютъ. Придется снова чиниться, а то и вовсе отказаться отъ предпріятія...
   -- Но какъ же, сеньоръ Алонзо, не наказать такого коварства!
   -- Вы, другъ мой, молоды, и вамъ простительно увлекаться. Благоразуміе, однако, предписываетъ намъ уклониться отъ всякой встрѣчи съ ними.
   -- Самъ я хоть и старъ, но охотно, о, какъ охотно вступилъ бы съ ними въ открытый бой!-- воскликнулъ Колумбъ и въ сердцахъ съ такою силой хватилъ кулакомъ по столу, что стаканы зазвенѣли.
   -- Голова ваша, правда, убѣлена снѣгомъ,-- улыбнулся Пинзонъ,-- но въ душѣ у васъ еще жаркое лѣто. И это служитъ вѣрнѣйшимъ ручательствомъ, что вы преодолѣете всѣ будущія превратности и не упадете духомъ, пока не достигнете своей цѣли. Но цѣль эта достижима только при условіи, что вы будете беречь вашу эскадру и безъ крайней нужды не станете подвергать ее опасности.
   -- Вы, сеньоръ Алонзо, опять правы,-- согласился со вздохомъ Колумбъ.-- Итакъ, будемъ лавировать, чтобы не попасть на глаза этимъ пиратамъ, потому что чѣмъ они лучше обыкновенныхъ пиратовъ?
   На слѣдующее же утро, 6 сентября, эскадра покинула Гомеру. Продолжая путь на западъ, она обогнула Ферро на такомъ разстояніи, что островъ на отдаленной грани лазурнаго неба и изумрудно-бирюзоваго моря обозначился лишь темнымъ пятнышкомъ. Тѣмъ не менѣе пятнышко оказывало на всѣхъ и каждаго на "Санта-Маріи" особенную притягательную силу: стоявшій на ютѣ адмиралъ не сводилъ глазъ съ пятнышка; всматривалась въ него группа офицеровъ; озирались на него всѣ нижніе чины, чѣмъ бы кто ни былъ занятъ; вылѣзъ изъ камбуза (корабельная кухня) поваръ въ своемъ бѣломъ колпакѣ, а за нимъ и поваренокъ, поглазѣть туда же. Глядѣли на пятнышко, не отрываясь, и два искателя приключеній, облокотившись на бортъ плечо о плечо, и стоявшій въ двухъ шагахъ отъ нихъ пажъ обоихъ, юнга Паоло...
   А слабый вѣтерокъ, дувшій уже третьи сутки, еле-еле надувалъ паруса, и "Санта-Марія" подвигалась впередъ такъ томительно-тихо, что магическое пятнышко, казалось, никогда не скроется изъ виду. И вдругъ, совершенно незамѣтно, оно утонуло за горизонтомъ, и не осталось тамъ ничего -- ничего, кромѣ моря да неба.
   Тутъ, среди общаго безмолвія, раздался пронзительный крикъ:
   -- Кончено! все кончено!
   Очарованіе со всѣхъ какъ рукой сняло; всѣ разомъ очнулись, оглянулись. На палубѣ лежалъ ничкомъ Паоло и плакалъ навзрыдъ.
   -- Сейчасъ же перестань! слышишь?-- цукнулъ на него де Оливейра.
   -- Да вѣдь все кончено!-- повторялъ мальчикъ и залился еще пуще.
   -- Лоренцо!-- окликнулъ Колумбъ его старика-отца.-- Уйми же своего мальчишку!
   Лоренцо, подбѣжавшій въ это время къ плачущему, заткнулъ ему ротъ тряпкой, самого его загребъ въ охапку и снесъ внизъ подъ палубу.
   Между тѣмъ, вопль отчаянія юнги: "Кончено, все. кончено!" нашелъ живой откликъ въ душѣ не только другихъ юнгъ, но и взрослой команды. На всѣхъ лицахъ кругомъ легла мрачная тѣнь; съ разныхъ сторонъ послышалось:
   -- Да такъ оно вѣдь и есть: все кончено!
   -- Куда насъ нелегкая понесла? Никому невѣдомо!
   -- Вѣдомо ли и самому адмиралу?
   И вотъ въ эту-то душную атмосферу всеобщаго унынія внезапно ворвалась свѣжая струя. Де ла Круцъ, вначалѣ первая жертва морской качки, съ наступившимъ на Гомерѣ почти полнымъ безвѣтріемъ совсѣмъ опять оправился. Пошептавшись со своимъ пріятелемъ и съ весельчакомъ-докторомъ, онъ обратился къ самому Колумбу:
   -- А что, донъ Христоваль, не разогнать ли намъ тоску вашихъ людей танцами?
   -- Гм... безъ музыки?
   -- Съ музыкой и съ кастаньетами, какъ быть слѣдуетъ.
   -- А гдѣ же вы возьмете то и другое?
   -- Все найдется. Такъ можно?
   -- Сдѣлайте одолженіе.
   Оба авантюриста съ докторомъ скрылись подъ палубу, а пять минутъ спустя показались опять оттуда,-- де ла Круцъ -- музыкантомъ съ гитарой подъ мышкой, де Оливейра -- танцоромъ съ устричными раковинами въ рукахъ, вмѣсто кастаньетокъ, а Салазаръ -- танцоркой съ такими же кастаньетами и задрапированный въ одѣяло, вмѣсто кружевной мантильи. Де ла Круцъ ударилъ въ струны и затянулъ звучнымъ теноромъ мелодію фанданго,-- и начался въ своемъ родѣ образцовый и небывалый плясъ. Де Оливейра, надо. отдать ему справедливость, танцовалъ фанданго мастерски и обращался со своей "дамой" рыцарски-почтительно. Салазаръ, въ свою очередь, каждому своему на, каждому жесту старался придать женственную грацію, но такъ какъ ему недоставало свойственной женскому полу мягкости движеній, то его дѣланная грація выходила еще уморительнѣе.
   Около танцующихъ тотчасъ образовался кружокъ зрителей, и взрывы смѣха обратились вскорѣ въ безпрерывный хохотъ. Даже стоявшіе въ сторонѣ адмиралъ и патеръ снисходительно улыбались; по окончаніи же танца Колумбъ счелъ долгомъ поблагодарить и танцоровъ и музыканта.
   -- Это была профанація чистаго искусства, -- сказалъ онъ.-- Но добрая цѣль оправдываетъ -- не говорю: дурныя, но плохія средства.
   

V.

   Въ первые дни плаванія Колумбовой эскадры въ открытомъ океанѣ стоялъ прежній почти полный штиль. Но такъ какъ переходъ отъ штиля къ свѣжей бризѣ и даже къ шторму на морѣ явленіе нерѣдкое, то Колумбъ условился съ командирами подначальныхъ каравеллъ, чтобы тѣ, потерявъ изъ виду адмиральскій корабль, даже при сильномъ волненіи, продолжали итти на западъ; сдѣлавъ же отъ острова Ферро 700 миль, стали бы подъ вѣтеръ, потому-де что на такомъ разстояніи, по его разсчетамъ, должна была уже оказаться твердая земля. Самъ Колумбъ, однако, былъ въ этомъ не совсѣмъ увѣренъ, такъ какъ морскія карты, служившія ему для его разсчетовъ, были составлены только предположительно и не провѣрены на опытѣ. Поэтому же онъ рѣшился на уловку -- вести два отдѣльныхъ счета пройденнымъ милямъ: одинъ -- вѣрный -- лично для себя и для позднѣйшаго отчета своимъ монархамъ, а другой -- съ уменьшенной цифрой пройденныхъ миль -- для всѣхъ участниковъ экспедиціи.
   Для своего вѣрнаго счета ему нуженъ былъ и вѣрный человѣкъ, умѣющій притомъ измѣрять число пройденныхъ миль помощью такъ-называемаго лага. Выборъ его палъ на Лоренцо Бальбо, который, будучи испытаннымъ морякомъ, былъ ему и беззавѣтно преданъ.
   Паоло, кромѣ своихъ опредѣленныхъ занятій юнги, хотя и долженъ былъ прислуживать еще двумъ авантюристамъ, но, вслѣдствіе тихой погоды, былъ теперь менѣе занятъ. Какъ смышленый малый, онъ въ свободное время приглядывался ко всему, что дѣлалось на кораблѣ; а потому, когда увидѣлъ, что отецъ его, Лоренцо, держа въ одной рукѣ "склянку" (песочные часы), другой забрасываетъ въ воду деревянный треугольникъ на бечевкѣ, разматывающейся съ катушки, то подошелъ къ отцу;
   -- Это у тебя, отецъ, вѣдь лагъ?
   -- Лагъ.
   -- Чтобы узнать, какъ скоро идетъ наша "Санта-Марія"? Какъ же это узнается?
   -- А вотъ, смотри. На лаглинѣ, видишь, узлы навязаны?
   -- На бечевкѣ?
   -- Ну да. Отъ одного узла до другого ровнехонько 1/120 часть морской мили.
   -- Такъ что сто двадцать такихъ узловъ составятъ цѣлую милю?
   -- Вотъ, вотъ. А время высчитывается по этой склянкѣ. Песокъ въ ней протекаетъ изъ верхняго пузырька въ нижній въ полминуты. Въ одномъ часѣ 60 минутъ или 120 полуминутъ, т.-е. какъ разъ столько же, сколько въ лагѣ узловъ. Значитъ, столько же миль корабль пройдетъ въ одинъ часъ. Понялъ?
   -- Какъ не понять! Это такъ просто...
   -- На дѣлѣ-то оно не такъ просто: на полминуты рѣдко когда приходится ровное число узловъ. Надо подогнать время къ цѣлому ихъ числу. Ну, да это ужъ не твоего ума дѣло.
   Паоло былъ, однако, доволенъ и тѣмъ, что уразумѣлъ сущность дѣла.
   Вниманіе его останавливалъ точно такъ же и судовой компасъ. На вопросъ пытливаго мальчика объ устройствѣ этого инструмента, штурманъ Санхо Руицъ объяснилъ ему, что стрѣлка въ компасѣ свободно вертится на острой шпилькѣ. Какъ ни поверни компасъ, стрѣлка поворачивается все въ одну сторону -- прямо на сѣверъ. А такъ какъ рулевому велѣно править прямо на западъ, то онъ беретъ по прямому углу налѣво отъ стрѣлки.
   -- Но для чего подъ стрѣлкой эта бумажная картушка съ черточками?-- продолжалъ допытывать Паоло.
   -- А на тотъ конецъ, что не всегда же приходится итти прямо на сѣверъ или югъ, на востокъ или западъ. Всѣхъ вѣтровъ или странъ свѣта считаютъ на морѣ 32; ну, вотъ на картушкѣ и сдѣлано тоже 32 дѣленія.
   -- Да почему стрѣлка показываетъ всегда на сѣверъ?
   -- Почему?..-- повторилъ Санхо и запнулся.-- Стрѣлка, вишь, намагничена, а магнитъ тянетъ къ желѣзу...
   -- Такъ тамъ, на сѣверѣ, видно, много желѣза?
   -- Надо-быть, что такъ... А можетъ, его много и на Полярной Звѣздѣ. Ее-то ты знаешь?
   -- Еще бы не знать!
   -- Такъ къ ночи, когда высыплютъ на небѣ звѣзды, погляди-ка туда: стрѣлка компасная прямо такъ и тычетъ въ Полярную Звѣзду.
   -- Погляжу.
   И вотъ, когда смерклось и въ вышинѣ тамъ и сямъ проглянули звѣзды, Паоло стоялъ уже надъ компасомъ.
   Вонъ большая Медвѣдица, вонъ и Малая; на кончикѣ хвоста Малой искрится яркая-преяркая звѣздочка; это и есть вѣдь Полярная Звѣзда {Въ дѣйствительности, Полярная Звѣзда въ теченіи времени то склоняется къ сѣверному полюсу, то отклоняется отъ него. Около 2800 г. до Р. Хр. она стояла надъ самымъ полюсомъ, въ 125 г. до Р. Хр. отстояла отъ него на 12о, въ настоящее же время всего на 1 1/2о.}. Компасная стрѣлка должна показывать прямо на нее.
   Но что за притча! Стрѣлка отклонилась направо. Задѣла она, что ли, за стекло?
   Мальчикь постукалъ по стеклу. Стрѣлка заколыхалась, но когда затѣмъ успокоилась, то приняла прежнее положеніе вправо.
   Ужъ не испортился ли, не дай Богъ, компасъ!
   У руля стоялъ рулевой Гернеа Пересъ Матеосъ, угрюмый горюнъ и ворчунъ. Погруженный въ думу,-- быть-можетъ, объ оставленной на родинѣ семьѣ,-- онъ не обращалъ вниманія на Паоло, пока тотъ самъ не заговорилъ съ нимъ:
   -- Послушай-ка, Гернеа...
   Рулевой очнулся и буркнулъ:
   -- Ты чего тутъ вертишься? Пошелъ вонъ!
   -- Да я вѣдь только насчетъ компаса...
   -- Пошелъ вонъ, говорятъ тебѣ!
   Паоло поплелся вонъ. Но напавшее на него сомнѣніе не давало ему уже покоя. Онъ отыскалъ Санхо Руица и сообщилъ ему о замѣченной имъ "порчѣ" компаса. Штурманъ не на шутку испугался.
   -- Да ты, пострѣлъ, не кулакомъ ли ужъ по стеклу стучалъ?
   -- Ей-Богу, нѣтъ! Только вотъ этакъ пальцемъ.
   -- Такъ ли?
   -- Не стану я даромъ божиться.
   -- Гм... Пойти, посмотрѣть.
   Подошелъ Санхо къ компасу, посмотрѣлъ. А вѣдь юнга-то правъ: стрѣлка отошла въ сторону. Постукалъ пальцемъ, -- все то же.
   -- Гернеа! погляди-ка и ты! Съ компасомъ что-то неладно.
   -- Испорченъ, ясное дѣло. А испортилъ не кто иной, какъ этотъ негодный мальчишка Паоло! Всюду носъ суетъ и здѣсь все вертѣлся! Надо бы доложить адмиралу.
   -- Придется,-- согласился Санхо.-- Вѣдь коли компасъ и взаправду потерялъ свою силу, такъ почемъ и самому адмиралу знать, куда путь держать?
   -- Иди же, доложи.
   Почесалъ за ухомъ Санхо и пошелъ къ адмиралу. Паоло, стоявшій въ нѣсколькихъ шагахъ и слышавшій каждое слово, притаился за угломъ адмиральской рубки, дрожа отъ страха и неизвѣстности, какъ-то еще приметъ грозный адмиралъ ужасную вѣсть.
   Вотъ и адмиралъ; наклонился тоже надъ компасомъ; постукалъ тоже по стеклу, отвертѣлъ стекло, ощупалъ стрѣлку и весь компасъ со всѣхъ сторонъ, пробормоталъ что-то въ бороду и задумался.

0x01 graphic

   Какъ Паоло изъ-за рубки, такъ и стоявшіе въ двухъ шагахъ отъ адмирала штурманъ и рулевой, затаивъ духъ, не сводили съ него глазъ.
   -- Пустяки!-- промолвилъ, наконецъ, Колумбъ: -- компасъ въ полной исправности.
   -- Но стрѣлка, сеньоръ адмиралъ, до сихъ поръ всегда показывала на Полярную Звѣзду,-- осмѣлился замѣтить Санхо,-- а теперь отходитъ направо?
   -- Стрѣлка указываетъ не на самую звѣзду, а на сѣверный полюсъ, надъ которымъ горитъ эта звѣзда. Такъ какъ мы плывемъ все далѣе на западъ, то стрѣлка, понятно, отклоняется къ полюсу направо; а Полярной Звѣздѣ, которая, какъ и всѣ другія свѣтила, вращается высоко въ небѣ, нѣтъ никакого дѣла до нашего земного компаса.
   -- И завтра, стало-быть, стрѣлка отойдетъ отъ нея еще дальше направо?
   -- Безъ сомнѣнія.
   Сказано это было такимъ увѣреннымъ тономъ, что и оба моряка и юнга рады были повѣрить. Когда же затѣмъ со дня на день компасъ продолжалъ все болѣе измѣнять Полярной Звѣздѣ, они и окончательно увѣровали.
   Что касается самого Колумба, то хотя въ его время и не существовало еще Коперниковой системы вращенія небесныхъ свѣтилъ {О Коперникѣ см. примѣчаніе въ главѣ III книги первой: "Колумбъ въ Испаніи".}, но, благодаря своему присутствію духа и быстрой сообразительности, онъ нашелъ такое доказательство, которое самого его, быть-можетъ, и не удовлетворяло, но для менѣе развитыхъ умовъ оказалось достаточно убѣдительнымъ.
   

VI.

   На парусномъ суднѣ, переплывающемъ океанъ цѣлые мѣсяцы, день тянется за днемъ однообразной чередой, и всякое случайное явленіе, прерывающее это томительное однообразіе, представляется уже событіемъ. Для колумбовой армады такія явленія имѣли еще особое значеніе: по нимъ можно было судить, болѣе или менѣе гадательно, о близости земли.
   Такъ, 14 сентября, каравелла "Нинья", шедшая въ хвостѣ эскадры, на всѣхъ парусахъ обогнала "Пинту", а затѣмъ стала нагонять и "Санта-Марію". Это тотчасъ возбудило здѣсь всевозможные толки и предположенія:
   -- Ужъ не приключилось ли тамъ тоже бѣды какой?
   -- Нѣтъ, тогда дали бы сигналъ, чтобы мы убавили ходу.
   -- А что, какъ они углядѣли уже землю и хотятъ первыми высадиться?
   -- Вонъ командиръ ихъ платкомъ машетъ; хочетъ, значитъ, говорить съ адмираломъ.
   Самъ Колумбъ, стоявшій уже въ ожиданіи на ютѣ вмѣстѣ съ вахтеннымъ офицеромъ, взялъ у послѣдняго рупоръ и крикнулъ начальнику "Ниньи", Виценто Пинзону:
   -- Что новаго?
   -- Двѣ птицы.
   -- И поймали ихъ?
   -- То-то, что нѣтъ. Одна -- морская ласточка -- сѣла отдохнуть на мачтѣ. Но матросъ, что полѣзъ за нею, только спугнулъ ее.
   -- А другая?
   -- Другая пролетѣла мимо. То былъ, кажется, Phaëton aetherus; эта порода, сколько мнѣ извѣстно, не удаляется отъ берега дальше 25 миль.
   -- А мы отплыли отъ Ферро уже 250 миль! Летѣла она вѣдь навстрѣчу вамъ, съ запада?
   -- Съ юго-запада.
   -- Стало-быть, земля уже недалеко. Спасибо вамъ, сеньоръ, за добрую вѣсть, большое спасибо!
   Переговоры эти могъ слышать всякій на адмиральскомъ кораблѣ, и всѣ, пріободрившись, повторяли:
   -- Земля недалеко!
   На слѣдующій день, 15 сентября, съ наступленіемъ сумерекъ, всѣ находившіеся еще на палубѣ были ослѣплены блестящимъ метеоромъ, упавшимъ въ море на разстояніи 4--5 миль.
   -- Дурное знаменіе! Что-то съ нами будетъ?!-- раздались опять восклицанія суевѣрныхъ.
   Колумбу пришлось объяснить имъ, что осенью падающія звѣзды -- явленіе частое; въ дневникѣ же своемъ онъ счелъ все-таки нелишнимъ упомянуть про "удивительную огненную стрѣлу" ("un maravilla ramodo fuego").
   16 сентября хотя и было туманно, но дышалось необыкновенно легко и пріятно.
   "Недостаетъ только соловьиныхъ пѣсенъ,-- говорится въ томъ же дневникѣ,-- а то можно было бы думать, что находишься въ маѣ мѣсяцѣ въ Андалузіи".
   Того же числа на поверхности моря показались водоросли, которыя, судя по ихъ свѣжему виду, недавно оторвались отъ морского дна.
   На слѣдующій день водорослей было еще больше. Въ опущенное за бортъ ведро попался живой ракъ, по виду обыкновенный рѣчной, а за кормою заиграла цѣлая стайка рыбокъ стального цвѣта, съ черными крапинками и кружечками на спинѣ. Обрадованная команда находила, что и вода-то на вкусъ какъ-будто не такъ ужъ солона, а адмиралъ занесъ въ свой дневникъ, что "въ виду всѣхъ такихъ признаковъ, съ помощью всемогущаго Бога, можно надѣяться увидѣть вскорѣ землю".
   Въ дѣйствительности, эскадра попала въ такъ-называемое "Саргасское море" ("Mar de Sargasso"), гдѣ, вдоль параллели 41о 30', по дну Атлантическаго океана тянется длинная подводная гряда, поросшая пловучими водорослями (Fucus natans), которыя на поверхности моря представляютъ во многихъ мѣстахъ необозримый зеленый подвижной лугъ.
   Воздушныя теченія на океанѣ находятся въ зависимости, главнымъ образомъ, отъ самаго моря, а не такъ, какъ на сушѣ, отъ неровностей и разнаго состава земной коры; поэтому, по мѣрѣ движенія эскадры на западъ, теченія эти становились все правильнѣе, пока не обратились въ постоянный вѣтеръ -- "пассатъ". Въ сѣверномъ полушаріи, между тропиками, пассаты дуютъ съ сѣверо-востока, въ южномъ -- съ юго-запада. Сѣверо-восточный пассатъ, въ который попала эскадра, гналъ ее въ западномъ направленіи полнымъ попутнымъ вѣтромъ -- "фордевиндомъ" -- довольно быстро даже безъ парусовъ. Прохладныя струи сѣвернаго воздуха, согрѣваясь на южномъ солнцѣ и насыщаясь морскими испареніями, дѣлали атмосферу чрезвычайно легкой для дыханія, а перепадавшіе временами дожди еще болѣе ее освѣжали и очищали. Благодаря равномѣрному теченію воздушныхъ волнъ, на морѣ была только слабая зыбь, почти безъ всякой качки.
   "Всѣ эти дни,-- отмѣтилъ Колумбъ въ своемъ дневникѣ 18 сентября,-- море тихо и спокойно, какъ Гвадалквивиръ у Севильи".
   Того же 18 сентября, передъ самымъ закатомъ солнца, "Пинта", распустивъ всѣ паруса, опередила "Санта-Марію".
   -- Куда, куда, сеньоръ Алонзо?-- окликнулъ Колумбъ командира "Пинты".
   -- Цѣлая стая птицъ пролетѣла надъ нами,-- былъ отвѣтъ.-- Еще до утра я разсчитываю найти землю.
   Но, подобно своему младшему брату, и старшій Пинзонъ ошибся. Ни въ теченіе всей ночи до утра, ни въ послѣдующіе дни никакой земли не показалось, хотя признаки ея близости снова повторялись. Поднимались туманы безъ вѣтра,-- что, по наблюденіямъ моряковъ, не бываетъ вдали отъ суши. Пролетали пеликаны, которые держатся не слишкомъ далеко отъ береговъ. Была поймана птичка, похожая на морскую ласточку, но съ нѣкоторыми особенностями рѣчныхъ пернатыхъ. Разъ, передъ разсвѣтомъ, ночная вахта услышала въ вышинѣ чириканье и пѣніе какихъ-то лѣсныхъ пташекъ, усѣвшихся отдохнуть на флагштокахъ мачтъ. Но съ первыми лучами солнца маленькія пѣвуньи, отдохнувъ, вспорхнули и скрылись.
   Все это возбуждало надежды на скорое окончаніе плаванія, но когда затѣмъ надежды эти не оправдывались, то тѣмъ сильнѣе былъ общій упадокъ духа.
   -- Да вы бы, донъ Эмиліо, повеселили опять публику,-- говорилъ де ла Круцу докторъ Салазаръ.
   И донъ Эмиліо брался за свою гитару, распѣвалъ всякія веселыя пѣсенки, наигрывалъ и для танцевъ, и матросская молодежь отплясывала даже знаменитый женскій танецъ -- "севильяну" ("ceguidillas sevillanas").
   Развлеченіемъ въ монотонности корабельной жизни служили также и нѣкоторыя новыя еще явленія. Такъ, однажды зеркальная морская гладь заискрилась вдругъ брызгами, которыя летѣли навстрѣчу адмиральскому кораблю.

0x01 graphic

   -- Да вѣдь это не птицы, а рыбы, настоящія рыбы!-- раздались кругомъ голоса.
   И точно, мимо самаго корабля пронеслась надъ водой цѣлая стая прелестныхъ голубыхъ рыбокъ съ крылообразными. серебристыми грудными плавниками. При полетѣ эти плавники высыхали на воздухѣ, и рыбки, потерявъ оттого способность летать, погружались на мгновеніе въ воду, а потомъ съ новыми силами вcпрядали изъ воды и неслись дальше. Къ сожалѣнію, красивое зрѣлище летучихъ рыбъ продолжалось очень недолго: черезъ минуту-двѣ вся стая уже сгинула.
   Другой разъ съ марса раздался крикъ дневальнаго матроса:
   -- Китъ! китъ!
   Всѣ 70 человѣкъ на "Санта-Маріи", начиная съ самого адмирала и кончая младшимъ юнгой Паоло, столпились у лѣваго борта судна, откуда въ самомъ дѣлѣ можно было различить въ отдаленіи надъ свѣтлою гладью моря безформенную темную массу съ бьющими вверхъ двумя фонтанами.
   -- Да, это китъ,-- подтвердилъ Колумбъ.-- Въ сѣверныхъ широтахъ я не разъ видѣлъ, какъ ихъ бьютъ гарпунами (острогами).
   -- А у насъ тутъ развѣ нѣтъ гарпунъ?-- спросилъ докторъ Салазаръ.
   -- На что намъ ихъ? Мы -- не китоловы.
   -- Жалко! Въ мадридскомъ музеѣ какъ разъ недостаетъ еще кита.
   -- Да какъ же мы доставили бы его въ Мадридъ? Не везти же его сперва въ Индію!
   -- Я разобралъ бы его скелетъ по костямъ, а въ Мадридѣ собралъ бы ихъ снова. Вѣдь по профессіи я хоть и врачъ, но по призванію -- натуралистъ, и въ заокеанскихъ странахъ меня прельщаютъ не столько даже люди, сколько животныя. Киты мнѣ еще не попадались, но акула разъ попалась. О, это прелюбопытная исторія!
   -- Такъ разскажите ее намъ,-- пристали къ нему окружающіе.-- Вы, докторъ, такой мастеръ разсказывать!
   -- Было то еще въ началѣ моей практики. Одну чахоточную даму домашній ея врачъ нашелъ нужнымъ на зиму отправить на островъ Мадеру. Самъ онъ не могъ сопровождать ее и рекомендовалъ ей меня. Съ нею была и ея пятилѣтняя дочка Мерседесъ, прелестный ребенокъ. Былъ октябрь мѣсяцъ, но погода стояла еще тихая и теплая; больная весь день до захода солнца могла лежать на палубѣ. Чтобы дать матери больше покоя, весь экипажъ старался занимать ея дочку. Такъ, и поваръ приносилъ малюткѣ хлѣба и корабельныхъ сухарей, чтобы она могла кормить рыбъ, которыя играли за кормою. И вотъ, однажды, когда дѣвочка забавлялась этимъ, къ рыбамъ ея подплыла акула, и тѣ брызнули въ разныя стороны. Мерседесъ -- въ слезы. Капитанъ, чтобы ее утѣшить, велѣлъ повару бросить акулѣ кусокъ мяса. Ротъ у этихъ обжоръ огромный, но не спереди головы, какъ у другихъ порядочныхъ рыбъ, а подъ головой. Поэтому, чтобы схватить добычу, онѣ должны сперва перевернуться на спину. И та акула точно такъ же перевернулась; мясо мигомъ исчезло въ ея бездонной пасти. Всѣ мы столпились у борта; я стоялъ въ двухъ шагахъ отъ Мерседесъ; а она, чтобы лучше видѣть, взлѣзла на самый бортъ, да черезчуръ перегнулась и -- бултыхъ въ воду!
   Слушатели разсказчика ахнули.
   -- Какой ужасъ! И какъ вы-то, докторъ, не доглядѣли!
   -- Грѣшный человѣкъ, зазѣвался, какъ другіе.
   -- А мать что же?
   -- Мать лежала въ сторонѣ. Услышавъ отчаянный крикъ малютки, она, какъ ни была слаба, сорвалась со своего матраца, растолкала толпу,-- откуда и силы взялись,-- "hia mia! angelito mio!" (дочь моя! ангелочекъ мой!), и бросилась бы также за бортъ, не удержи я ее за руки.
   -- А акула тѣмъ временемъ проглотила уже дѣвочку?
   -- Нѣтъ, крикъ малютки и всплескъ воды испугали чудовище, и оно отплыло въ сторону. Тутъ вашъ покорный слуга самъ прыгнулъ въ воду, нырнулъ въ глубину за тонущей и выплылъ съ нею опять на поверхность. Съ борта мнѣ бросили канатъ; я обвернулъ его вкругъ локтя. Но не успѣли насъ еще вытащить, какъ акула снова подплываетъ, ложится на спину, разѣваетъ пасть... Какъ вспомню, такъ сейчасъ еще въ жаръ бросаетъ!
   И Салазаръ отеръ себѣ платкомъ дѣйствительно выступившій у него на лбу потъ.
   -- Ну, а дальше что же, докторъ? Не томите! Акула разѣваетъ пасть?..
   -- Какъ вдругъ съ борта летитъ туда новый кусокъ мяса, да на желѣзномъ крюкѣ, а крюкъ-то на канатѣ. Тутъ акулѣ не до меня съ Мерседесъ, и матросы благополучно втащили насъ на палубу. Акула же за бортомъ рвется вонъ съ каната, бѣснуется и плещется отъ боли; а поваръ, что угостилъ ее такимъ кускомъ, не выпускаетъ изъ рукъ каната и самъ вопитъ благимъ матомъ: "Держите меня! держите!" Тото было смѣху! Смѣялась съ нами и Мерседесъ, и даже ея больная мать. Скелетъ вотъ этой-то самой акулы я и поднесъ потомъ мадридскому музею, а мясомъ ея вся команда кормилась еще цѣлую недѣлю.
   

VII.

   Такими-то анекдотами докторъ Салазаръ разгонялъ повседневную скуку морского плаванья, какъ де ла Круцъ -- музыкой и пѣніемъ. Пролетали опять морскія птицы, пролетѣла горлица, рѣчной воробей (pajarito de по). Поймали нѣсколько штукъ раковъ, запутавшихся въ водоросляхъ Саргасскаго моря. Временами, однако, растительность этихъ морскихъ лужаекъ становилась до того густой, что задерживала даже движеніе "Санта-Маріи". Тогда среди нижнихъ чиновъ поднимался опять ропотъ:
   -- Того гляди, что въ конецъ завязнемъ!
   -- Да и домой, уже не вернемся!
   -- А море еле-еле зыблется, вѣтеръ совсѣмъ стихъ...
   -- Хоть бы бурю Господь послалъ!
   И мольба эта точно была услышана: 23 сентября издалека донесся зловѣщій шумъ и гулъ, и море безъ вѣтра заволновалось.
   -- Всѣ матросы наверхъ!-- раздалась команда адмирала.-- Убирать паруса!
   Матросы, какъ кошки, полѣзли вверхъ по снастямъ, забѣгали по реямъ.
   И вдругъ налетѣлъ шквалъ. Подъ его бѣшеными порывами паруса безсильно, бились о мачты, вырывались изъ рукъ матросовъ: а само судно орѣховой скорлупой то ныряло въ водяную бездну, то взлетало на пѣнистый гребень огромнаго вала. Изъ камбуза доносился звонъ разбитой посуды, а изъ подпалубной каютки двухъ пріятелей-авантюристовъ -- стукъ падающихъ предметовъ и отчаянные крики:
   -- Паоло, воды!
   -- Паоло, лимонъ!
   Вода, оказалось, потребовалась не только для питья, но и для компресса: де ла Круцъ, скатившись со своей койки на полъ, ударился головой о какой-то уголъ, и на лбу у него вскочила изрядная шишка.
   Когда Паоло выбрался снова на палубу, паруса были уже убраны, и океанъ бушевалъ во-всю. Исполинскія волны перекатывались черезъ все судно, заливали и компасъ. Мальчикъ потащилъ туда парусину.
   -- Ты куда опять лѣзешь?-- напустился на него брюзга-рулевой Гернеа Матеосъ.
   -- Да компасъ прикрыть, чтобы волной не разбило...
   -- И давно бы такъ,-- послышался одобрительный голосъ съ крыши адмиральской рубки.-- Изъ тебя, Паоло, вижу, выйдетъ разъ добрый матросъ.
   Юнга воззрился къ говорящему: на рубкѣ стоитъ самъ адмиралъ съ непокрытой головой (шляпу съ него, видно, въ море снесло), стоитъ неподвижно, какъ каменный утесъ; только волосы, бѣлые, какъ лунь, по вѣтру развѣваются.
   "Пока онъ не знаетъ страха,-- и намъ бояться нечего,--подумалъ мальчикъ.-- А штормъ когда-нибудь да уймется".
   И штормъ унялся; унялся самъ собой и ропотъ команды, словно его шкваломъ развѣяло. А въ дневникѣ своемъ Колумбъ по этому поводу помѣтилъ:
   "Такъ непогода послужила мнѣ еще въ пользу,-чего никогда доселѣ не бывало; развѣ что во времена іудеевъ, когда египтяне преслѣдовали Моисея, освободившаго евреевъ отъ рабства".
   Послѣ бури наступила опять прежняя благодать, и "Пинта" имѣла возможность подходить къ "СантаМаріи" такъ близко, что Алонзо Пинзонъ даже безъ рупора переговаривался съ Колумбомъ. Такъ и 25 сентября, тотчасъ по закатѣ солнца, между обоими происходило совѣщаніе относительно направленія, котораго впредь держаться эскадрѣ. По канату, съ борта на бортъ, съ "Санта-Маріи" была переправлена къ командиру "Пинты" морская карта, а затѣмъ тѣмъ же порядкомъ возвращена на адмиральскій корабль, чтобы Колумбъ могъ провѣрить по ней мнѣніе Пинзона. Въ адмиральскую каюту были приглашены старшіе офицеры и штурманъ Санхо Руицъ для совмѣстнаго "пунктированія" новаго пути на картѣ.
   Паоло возился въ это время на палубѣ съ котенкомъ, принадлежавшимъ повару, но особенно привязавшимся къ младшему юнгѣ, который кормилъ его объѣдками отъ стола двухъ авантюристовъ.
   -- Ну, а теперь будетъ; пойти посмотрѣть, нѣтъ ли чего новенькаго,-- сказалъ мальчикъ котенку, точно тотъ могъ понять его, и, спустивъ его съ колѣнъ, самъ полѣзъ на "гротмарсъ" {На трехмачтовыхъ судахъ серединная мачта зовется гротмачта, носовая -- фокмачта, кормовая -- бизаньмачта, дощатая площадка у тона (вершины) этихъ мачтъ -- гротмарсъ, формарсъ, и крюсмарсъ или крюсель.}.
   Озираясь здѣсь по сторонамъ, онъ замѣтилъ, что на формарсѣ "Пинты", шедшей слѣдомъ за "СантаМаріей", сидитъ также кто-то.
   "Э! да это никакъ самъ командиръ "Пинты", сеньоръ Алонзо? Вѣрно, не даромъ".
   Пинзонъ былъ обращенъ лицомъ на юго-западъ, а тамъ, на окрашенномъ еще вечерней зарей горизонтѣ, выдѣлялась темная полоска.
   "Господи! ужъ не земля ли?"
   Въ то же время съ "Пинты" донесся уже ликующій кликъ Пинзона:
   -- Добрая вѣсть! Добрая вѣсть!
   Паоло мигомъ соскользнулъ внизъ и влетѣлъ въ адмиральскую каюту.
   -- Земля!
   Колумбъ поднялъ голову съ морской карты.
   -- Да такъ ли?
   -- Такъ, сеньоръ адмиралъ: сеньоръ Алонзо Пинзонъ только-что крикнулъ со своего формарса: "Добрая вѣсть! добрая вѣсть!" А съ нашего гротмарса я своими глазами видѣлъ землю на краю неба.
   -- Тогда намъ, сеньоры, и путь намѣчать нечего,-- сказалъ Колумбъ и вмѣстѣ съ своими офицерами вышелъ изъ каюты.
   Съ "Пинты" неслось уже одушевленное хоровое пѣніе:
   -- "Gloria in excelsis Deo!" ("Слава въ вышнихъ Богу").
   Адмиралъ, а за нимъ и весь экипажъ, пали на колѣни и единодушно затянули тотъ же гимнъ.
   Восторгъ былъ всеобщій. Никто уже не сомнѣвался, что вдали чернѣется земля. Самъ Колумбъ высказалъ опредѣленно, что до земли должно быть не далѣе 25-ти миль, и отдалъ приказаніе перемѣнить курсъ на юго-западъ. Никому уже не было до сна: всякому хотѣлось обмѣняться съ товарищами своими вожделѣніями насчетъ ожидаемыхъ въ сказочной Индіи чудесъ.
   Вотъ и утро. На горизонтѣ все та же темная полоска. Ну, конечно, земля! А вѣтеръ, какъ на зло, совсѣмъ стихъ. Ну, да теперь и горя мало: не нынче -- завтра опять задуетъ! А пока что, смыть съ себя европейскую пыль передъ вступленіемъ въ новый міръ. И, съ разрѣшенія адмирала, всѣ нижніе чины, въ двѣ смѣны, попрыгали въ воду. Плесканье, говоръ, хохотъ! Одни только юнги были еще заняты уборкой каютъ адмиральской и офицерской. А тутъ доносится знакомый окрикъ "вольныхъ" сеньоровъ:
   -- Паоло! бриться!
   -- Паоло! мыться!
   Пришлось подать обоимъ требуемое, потомъ и убрать каютку. Когда мальчикъ выбрался опять наверхъ, то засталъ новую картину: все офицерство соблазнилось примѣромъ младшей братіи; одни, выкупавшись, отдыхали уже на палубѣ, другіе прохлаждались еще въ морѣ. Эхъ-ма! Купаться вмѣстѣ съ сеньорами ему, юнгѣ, понятно, не приходится.
   Вдругъ что-то на плечо ему хлопъ! Онъ схватился за плечо и разсмѣялся: спрыгнулъ къ нему съ мачты его любимецъ-котенокъ и, мурлыча, давай тереться своей бархатной шерсткой о его щеку.
   -- Ахъ ты, мой котикъ! И хвостикомъ за ухомъ щекочетъ.
   -- Вотъ, погоди, я тебя пощекочу, а котика твоего за хвостъ и -- въ воду.
   Паоло оглянулся на ворчащаго; такъ и есть: недругъ его, рулевой Гернеа,-- и огрызнулся:
   -- Ну, этого-то ты не посмѣешь сдѣлать!
   -- Я-то не посмѣю?
   -- Не посмѣешь:
   -- А вотъ увидимъ.
   -- Паоло!-- окликнули тутъ юнгу съ моря.
   Онъ перегнулся черезъ бортъ. Уплывшій дальше другихъ де Оливейра рукой ему машетъ:
   -- Тенерифскаго!
   -- Донъ Антоніо въ водѣ пить будетъ?
   -- Ну да. Напередъ только не забудь раскупорить.
   Сбѣгалъ Паоло за "тенерифскимъ", раскупорилъ, заткнулъ снова пробкой, махнулъ черезъ бортъ и поплылъ къ дону Антоніо. Плавать научился онъ еще мальчуганомъ. Но въ лѣвой рукѣ у него была бутылка съ виномъ; работать могъ онъ одной только правой рукой и на полпути сталъ уже задыхаться. Пришлось перелечь на спину. Вдругъ около него что-то шлепается въ воду; затѣмъ раздается мяуканье, а съ корабля -- грубый хохотъ.
   "Это Гернеа швырнулъ въ воду моего котика", сообразилъ Паоло, перевернулся опять на грудь и протянулъ лѣвую руку (въ которой держалъ бутылку) къ котенку. По рукѣ котенокъ вскарабкался къ нему на плечо, а съ плеча -- на голову. Такъ мальчикъ лишенъ былъ уже возможности перелечь снова на спину. А бутылка въ лѣвой рукѣ тянула вглубь. Силы его слабѣютъ, онъ уже захлебывается...
   "Неужели такъ и утонуть?!-- была его послѣдняя мысль.-- Святая Матерь Божія, смилуйся!"
   Пришелъ онъ въ себя, уже лежа на палубѣ. Открывъ глаза, онъ увидѣлъ надъ собой лицо своего отца, рядомъ -- доктора Салазара.
   -- Слава Богу, очнулся!-- воскликнулъ Лоренцо.-- Мы тебя откачивали, откачивали...
   -- Безъ сеньора де Оливейра тебѣ, мой милый, лежать бы на днѣ морскомъ или въ брюхѣ акулы,-- сказалъ Салазаръ.
   -- Такъ это онъ спасъ меня?
   -- Онъ.
   -- И котика моего тоже?
   -- Гдѣ ужъ!
   -- Но бутылку ты и самъ изъ руки не выпустилъ, -- добавилъ Лоренцо.-- Донъ Антоніо мнѣ тоже стаканчикъ поднесъ, -- важное винцо! За него, сынокъ, ты долженъ весь вѣкъ свой Бога молить.
   И Паоло молился за своего спасителя, старался, въ чемъ возможно, угождать ему. Но его чувство благодарности подверглось вскорѣ нешуточному испытанію.
   

VIII.

   Въ числѣ пассажировъ "Санта-Маріи" были, какъ уже упомянуто, и два коронныхъ чиновника: королевскій счетчикъ Педро Гутіерресъ и королевскій же контролеръ Родриго Санхесъ. Тотъ и другой, соблюдая сдержанную почтительность въ обращеніи съ Колумбомъ, какъ съ всевластнымъ начальникомъ экспедиціи, относительно остальныхъ начальствующихъ лицъ держали себя совершенно самостоятельно и непринужденно; съ обоими же искателями приключеній, съ которыми встрѣчались уже и раньше при мадридскомъ Дворѣ, сошлись особенно близко: совмѣстное долгое плаванье на одномъ суднѣ вообще вѣдь сближаетъ, а общіе интересы этихъ четырехъ придворныхъ людей служили имъ неисчерпаемой темой для разговоровъ. Никого поэтому не удивляло, что оба королевскіе чиновника навѣщали авантюристовъ въ ихъ каюткѣ. Но посѣщенія эти становились все чаще, и донъ Діего де Арана съ тонкимъ чутьемъ полицейскаго почуялъ что-то неладное. Однажды, когда среди бѣла дня всѣ четверо скрылись опять подъ палубой, онъ рѣшился спуститься туда же. На трапѣ ему попался Паоло.
   -- Ты откуда?-- остановилъ его алгвазилъ.
   -- Снизу, отъ сеньоровъ, -- отвѣчалъ мальчикъ: -- у нихъ разбился стаканъ...
   -- А какъ разбился?
   -- Какъ разбился?.. Они играли...-- и, не докончивъ фразы, Паоло прикусилъ языкъ.
   -- Играли? Во что? въ карты?
   -- Ай, нѣтъ! Карты свои они сдали вѣдь сеньору адмиралу еще въ Палосѣ.
   -- Такъ, значитъ, въ кости? Ну, что же ты молчишь?
   -- Простите, сеньоръ; но донъ Антоніо не велѣлъ мнѣ говорить.
   -- Да кто у тебя начальникъ: донъ Антоніо или я?
   -- Ваша милость; но безъ него я намедни потонулъ бы...
   -- И выдавать его ты теперь не хочешь? Хорошо дѣлаешь. Но уши надрать тебѣ все-таки надо.
   И, дернувъ мальчика хорошенько за ухо, алгвазилъ пропустилъ его вверхъ, а самъ спустился подъ палубу къ каюткѣ авантюристовъ.
   Дверь оказалась замкнутой изнутри задвижкой. Онъ постучался. Въ отвѣтъ раздался сердитый голосъ де Оливейры:
   -- Кто тамъ?
   -- Это я, де Арана.
   -- Что угодно сеньору?
   -- Будьте любезны впустить меня.
   -- Да, чортъ побери, что вамъ нужно?
   -- Сейчасъ узнаете.
   За дверью можно было разслышать шопотъ и звяканье денегъ. Вслѣдъ за тѣмъ де Оливейра впустилъ непрошеннаго гостя. Собесѣдники его сидѣли вкругъ стола, на которомъ, кромѣ трехъ бутылокъ -- двухъ пустыхъ и одной наполовину опорожненной, да четырехъ стакановъ, ничего не было. Но на полу были разсыпаны осколки разбитаго пятаго стакана.
   -- Простите, сеньоры, что прервалъ вашу забаву,-- извинился донъ Діего, -- Но я просилъ бы васъ ее прекратить.
   -- О какой забавѣ вы говорите?-- какъ будто недоумѣвалъ де Оливейра,-- Картъ у насъ, какъ вы знаете, нѣтъ.
   -- Картъ нѣтъ, но есть кости. Улика налицо,-- указалъ алгвазилъ на осколки отъ стакана.
   -- Какая улика? Я по неосторожности уронилъ стаканъ...
   -- Не уронили, а въ азартѣ слишкомъ сильно хватили имъ объ столъ. Вонъ и на столѣ осколочекъ.
   -- Сеньоръ не вѣритъ моимъ словамъ!-- заносчиво вскинулся де Оливейра.
   -- Если слова противорѣчатъ видимости, такъ какъ же вѣрить? Васъ здѣсь четверо, и цѣльныхъ стакановъ на столѣ четыре; тѣмъ не менѣе Паоло посланъ вами за пятымъ. На что же онъ вамъ нуженъ? Очевидно, для игры. Будьте же добры сдать мнѣ кости.
   -- Но это насиліе! Получите!
   И де Оливейра бросилъ на столъ сжатые у него въ кулакѣ игральныя кости.
   -- Адмиралу сеньоръ, конечно, не будетъ объ этомъ докладывать?-- спросилъ одинъ изъ чиновниковъ.
   -- На сей разъ, извольте, еще промолчу.
   И, взявъ со стола кости, алгвазилъ вышелъ вонъ. Колумбу онъ, дѣйствительно, пока ничего не говорилъ. Но когда два дня спустя, несмотря на прекрасную погоду, та же компанія въ теченіе двухъ-трехъ часовъ не показывалась на палубѣ, онъ счелъ долгомъ выдать игроковъ своему начальнику.
   -- Не даромъ же кардиналъ де Мендоса предостерегалъ меня отъ этого Оливейры!-- вскипѣлъ Колумбъ.-- Да вы не удостовѣрились, чѣмъ они теперьто заняты?
   -- Нѣтъ. Я полагалъ, что сеньоръ адмиралъ пожелаетъ самолично захватить ихъ врасплохъ.
   -- Избавьте меня отъ этого. Я не привыкъ нападать изъ засады...
   -- Такъ прикажете мнѣ опять?...
   -- Прошу васъ.

0x01 graphic

   Донъ Діего удалился. Прошло пять минутъ, прошло десять, а онъ все не возвращался. "Что бы это значило? Ужъ не случилось ли тамъ чего съ нимъ?"
   И нехотя Колумбъ направился уже самъ къ люку подъ палубу. Но здѣсь изъ-подъ трапа кто-то юркнулъ къ двери авантюристовъ.
   -- Назадъ!-- крикнулъ Колумбъ и, отбросивъ въ сторону Паоло (потому что то былъ онъ), дернулъ къ себѣ дверь съ такой силой, что задвижка отскочила, и дверь распахнулась.
   За столомъ сидѣли четверо: де Оливейра, Де ла Круцъ и оба королевскіе чиновника. Передъ каждымъ изъ нихъ было по кучкѣ золотыхъ и серебряныхъ монетъ. Спиной же ко входу стоялъ алгвазилъ, держа въ приподнятой рукѣ стопку, т.-е. стаканъ съ игральными кубиками. Внезапное появленіе адмирала вызвало, понятно, всеобщій переполохъ. Де Оливейра меньше всѣхъ растерялся и мигомъ сгребъ со стола всѣ деньги -- и свои и чужія; донъ Діего же до того смутился, что опустилъ стопку и выронилъ изъ нея оба кубика: одинъ изъ нихъ упалъ на край стола и оттуда на колѣни къ де Оливейрѣ, а другой -- на полъ и откатился къ стоявшему на порогѣ Паоло. Мальчикъ наступилъ на него ногой. Но это ни къ чему не послужило.
   -- Покажи-ка, что у тебя подъ ногой?-- потребовалъ Колумбъ.
   -- У меня подъ ногой?.. Кусочекъ хлѣба.
   -- Покажи.
   Паоло вынулъ изъ-подъ ступни приплюснутый хлѣбный комочекъ, сунулъ его въ ротъ и проглотилъ.
   -- Вкусно?-- усмѣхнулся де Оливейра и, смявъ между пальцами второй кубикъ, бросилъ его мальчику: -- На вотъ еще, -- наслаждайся. Какъ видитъ сеньоръ адмиралъ, это самый обыкновенный хлѣбный мякишъ...
   -- Который послужилъ вамъ, однако, для азартной игры,-- досказалъ Колумбъ.-- А всякая азартная игра, какъ въ карты, такъ и во что бы то ни было, какъ вамъ уже сказано, по судовымъ правиламъ строжайше воспрещена...
   -- Что не помѣшало, впрочемъ, вашему собственному алгвазилу принять въ ней участіе.
   -- Прости, мой другъ, но я долженъ заступиться за дона Діего,-- вмѣшался тутъ де ла Круцъ.-- Онъ, сеньоръ адмиралъ, вовсе не такъ ужъ виноватъ. Мы предложили ему только ради шутки испробовать, насколько удобно вообще играть, вмѣсто костяныхъ, этакими хлѣбными кубиками...
   -- Хорошо, хорошо, -- оборвалъ заступника Колумбъ.-- Съ вами, донъ Діего, у насъ рѣчь еще впереди. Вы можете итти.
   Тотъ, поникнувъ головой, послушно отретировался.
   -- Что касается васъ, сеньоры,-- обратился адмиралъ къ двумъ королевскимъ чиновникамъ,-- то вы явно были вовлечены въ проступокъ другими, а поэтому я ограничусь замѣчаніемъ... Но, чтобы вамъ и впредь не было соблазна, я разъединю васъ съ соблазнителями. Вы оба нужны мнѣ на "Санта-Маріи" и останетесь при мнѣ.. Эти же сеньоры сегодня же переходятъ -- одинъ на "Пинту", другой на "Нинью"; на сборы имъ дается часъ времени.
   -- Возражать противъ распоряженій начальника эскадры никто изъ насъ, разумѣется, не вправѣ,-- вступился. тутъ королевскій контролеръ Родриго Санхесъ.-- Но не дозволено ли будетъ мнѣ представить одно обстоятельство въ пользу сеньора де ла Круца?
   -- Говорите.
   -- Онъ, подобно мнѣ и сеньору Гутіерресу, былъ вовлеченъ въ игру сеньоромъ де Оливейра, и самъ по себѣ для насъ не опасенъ. Между тѣмъ, присутствіе его на "Санта-Маріи" желательно: своей гитарой, своимъ пѣньемъ онъ смягчаетъ буйные нравы вашихъ "морскихъ волковъ"...
   -- Будьте великодушны!-- взмолился, съ своей стороны, и де ла Круцъ.-- Я такъ привыкъ къ этой каюткѣ... А на каравеллахъ нѣтъ никакихъ удобствъ...
   -- Гм... Но обѣщаетесь ли вы -- не играть уже на морѣ ни въ какія азартныя игры?
   -- Обѣщаюсь -- честнымъ словомъ испанскаго дворянина!,
   -- Хорошо; такъ оставайтесь. Ну, а ты, Паоло, ступай-ка за мной.
   Колумбъ повернулся къ выходу.
   -- Одно слово еще, сеньоръ адмиралъ, -- остановилъ его де ла Круцъ.-- Вы хотите наказать мальчика?
   -- А что?
   -- Да вѣдь это мы съ моимъ другомъ поставили его караульщикомъ, а онъ, изъ благодарности къ дону Антоніо, не смѣлъ ослушаться. Благодарность -- такое доброе, естественное чувство...
   -- Всякія общечеловѣческія чувства на сушѣ и въ обиходномъ быту я готовъ признавать,-- сказалъ Колумбъ.-- Но здѣсь, въ открытомъ морѣ, мы отрѣзаны это всего остального міра, а потому у насъ не общечеловѣческая, а своя судовая мѣрка. Если для васъ, донъ Эмиліо, я допустилъ поблажку, то лишь потому, что вы не принадлежите къ моей судовой командѣ...
   -- Точно такъ же, какъ и я, -- подхватилъ де Оливейра.-- Сдѣлавъ ему поблажку, вы, по всей справедливости. не можете уже отказать и мнѣ, его закадычному другу, въ маленькой уступкѣ.
   -- А именно?
   -- До самой Индіи мы будемъ съ нимъ видѣться только издали, съ борта на бортъ. Дайте же мнѣ отсрочку хоть до завтра, чтобы намъ съ дорогимъ моимъ Эмиліо передъ разлукой по душѣ еще наговориться.
   Отказать въ такой на видъ невинной просьбѣ Колумбъ не нашелъ уже нужнымъ.
   -- Извольте,-- сказалъ онъ, до завтрашняго утра вы можете еще пробыть вмѣстѣ. Ну, идемъ, Паоло.
   -- Что жъ, пойдемъ и мы,-- сказалъ одинъ изъ коронныхъ чиновниковъ другому, и оба вышли также вонъ вслѣдъ за адмираломъ и юнгой.
   

IX.

   Де Оливейра провожалъ уходящихъ партнеровъ презрительнымъ взглядомъ.
   -- Лакейскія души!
   -- А адмиралъ, при всей своей строгости, все же премилый человѣкъ,-- отозвался де ла Круцъ.
   -- Да, младенецъ, который дальше носа своего не видитъ. Точно мы съ тобой еще до тошноты не наговорились!
   -- Такъ зачѣмъ же ты, Антоніо, просилъ у него отсрочку?
   -- Затѣмъ, что долженъ съ нимъ еще разсчитаться.
   И, говоря такъ, донъ Антоніо высыпалъ на столъ изъ кармана всѣ бывшія тамъ деньги -- свои и чужія.
   -- Разсчитаться?-- повторилъ его недогадливый пріятель.-- Да развѣ ты и ему задолжалъ?
   -- Задолжалъ, да, и не останусь въ долгу. Зубъ за зубъ!
   -- Что ты замыслилъ, Антоніо? Оскорбленіе начальника королевской армады можетъ стоить тебѣ очень дорого,-- пожалуй, головы!
   -- Зачѣмъ его оскорблять? Личное оскорбленіе -- палка о двухъ концахъ. Куда вѣрнѣе заложить пороховую мину...
   -- Какъ! Ты хочешь взорвать корабль? Да этакъ и мы съ тобой взлетимъ на воздухъ!
   -- Эхъ ты, простота! Мину я разумѣю въ фигуральномъ смыслѣ. Ну, а теперь посмотримъ, хватитъ-ли пороху.
   И, отложивъ золото въ одну кучку, серебро въ другую, онъ принялся ихъ пересчитывать.
   -- Ты хочешь подкупить команду?-- сообразилъ, наконецъ, де ла Круцъ.
   -- Не то, чтобы подкупить, а... оставить, по себѣ добрую память... Кажется, хватитъ.
   -- Да вѣдь тутъ, Антоніо, и мои ставки и нашихъ партнеровъ?
   -- Индія -- страна золота: тамъ я и имъ и тебѣ верну все съ процентами.
   Въ теченіе дня де Оливейра не разъ искалъ случая заговаривать съ нижними чинами, подходилъ то къ одному, то къ другому. Но донъ Діего не упускалъ уже его изъ виду, прохаживаясь взадъ и впередъ мимо злобствующаго кавалера, и тотъ поневолѣ отходилъ опять прочь. Послѣ же ужина алгвазилъ отвелъ его въ сторону и учтиво, но рѣшительно посовѣтовалъ ему итти спать.
   -- Но мнѣ вовсе нѣтъ еще охоты спать!-- вскинулся авантюристъ.
   -- Ну, просто такъ прилягте. Ночной воздухъ вамъ вреденъ.
   -- Съ чего вы взяли?
   -- Повѣрьте, что вреденъ. Да и другъ вашъ по васъ, навѣрное, соскучился. Вѣдь вы съ нимъ еще не наговорились?
   Де Арана явно надъ нимъ глумился, и будь они на твердой почвѣ, въ родной Испаніи, де Оливейра ни за что бы ему того не спустилъ. Но посреди океана, гдѣ въ рукахъ алгвазила была вся полицейская власть, а во власти его родственника -- адмирала жизнь всѣхъ и каждаго, приходилось стерпѣть. И, скрежеща зубами, авантюристъ удалился въ свою общую съ пріятелемъ каютку.
   Тотъ растянулся уже на своей койкѣ и звалъ опять за чѣмъ-то Паоло. Но, вмѣсто Паоло, передъ нимъ предсталъ другой юнга, Хозе.
   -- Что угодно сеньору?
   -- Да я звалъ не тебя, а Паоло.
   -- Паоло, простите, притти никакъ не можетъ.
   -- Почему?
   -- Да потому...
   -- Ну?
   -- Потому что лежитъ.
   -- Что съ нимъ?
   -- Да такъ...
   -- Это не отвѣтъ. Нездоровится ему, что-ли?
   -- Послѣ такой экзекуціи не поздоровится! Рука-то у рулевого Гернеа Матеоса куда тяжелая.
   -- Бѣдный Паоло! Но крика его что-то не было слышно.
   -- Крѣпко, знать, зубы стиснулъ; не пикнулъ.
   -- Ну, молодецъ!
   И, отдавъ Хозе свое приказаніе, де ла Круцъ повернулся лицомъ къ стѣнѣ. Минуту спустя ровное дыханіе его свидѣтельствовало, что онъ заснулъ сномъ праведныхъ.
   Де Оливейра хотя также прилегъ, но снялъ съ себя только обувь. Не разъ среди ночной тишины онъ приподнималъ голову и, опершись на локоть, прислушивался. Вся "Санта-Марія" была погружена въ мирный сонъ; сверху доносились только шаги вахтеннаго офицера. Но вотъ и тѣхъ не стало слышно: видно, присѣлъ да и задремалъ.
   Въ оконце каютки сталъ пробиваться предутренній просвѣтъ. Можно было различать кругомъ предметы.
   Де Оливейра тихонько соскользнулъ съ койки и, не надѣвая сапогъ, прокрался вонъ изъ каютки къ общей спальнѣ судовой команды. Но когда онъ отворилъ туда дверь, то отъ пахнувшей на него духоты невольно отшатнулся. Прижавъ платокъ къ носу, съ минуту еще простоялъ онъ на мѣстѣ, пока не рѣшился окунуться въ тяжелую атмосферу. Направо и налѣво отъ узкаго прохода лежали другъ около дружки храпящія на разный ладъ тѣла.
   -- Что нужно сеньору?-- раздался тутъ изъ задняго угла грубый голосъ.
   -- Мнѣ юнгу Паоло. Гдѣ онъ?
   -- Я здѣсь,-- послышалось изъ того же угла.
   Де Оливейра прошелъ на конецъ каюты и разглядѣлъ лежащихъ рядышкомъ отца и сына Бальбо.
   -- Это ты, Лоренцо? Передъ уходомъ на "Пинту", мнѣ хотѣлось еще повидать твоего бѣднаго мальчика.
   -- Напрасно себя тревожили,-- проворчалъ въ отвѣтъ Лоренцо.-- Сами же подвели его подъ гнѣвъ адмирала...
   -- Почемъ я могъ знать, что адмиралъ такой жестокій, безчеловѣчный...
   -- Прошу сеньора его не поносить! Человѣкъ онъ строгій, но справедливый...
   -- А далъ избить твоего сына за пустяки до полусмерти!
   -- Не за пустяки, да и не до полусмерти, -- заявилъ тутъ, съ своей стороны, Паоло.-- Я и не жалуюсь,-- самъ виноватъ.
   -- Правильно, сынокъ,-- одобрилъ Лоренцо и провелъ рукой по головѣ сына,-- Не нынче-завтра спина твоя заживетъ.
   -- А чтобы скорѣе зажила, вотъ тебѣ и пластырь,-- сказалъ де Оливейра, подавая мальчику золотой.
   Паоло его, однако, не принялъ.
   -- Благодарствуйте, сеньоръ... Отъ вашей милости я ничего уже не возьму...
   -- А я не откажусь,-- замѣтилъ тутъ шутливо ближайшій его сосѣдъ, протягивая руку къ де Оливейрѣ.-- Такой пластырь и здоровой спинѣ пригодится.
   -- Коли у сеньора есть лишніе пластыри, такъ дуракъ только отъ нихъ откажется,-- подхватилъ еще кто-то.
   Кругомъ раздался одобрительный смѣхъ: проснулась, оказалось, чуть ли не вся уже спальня.
   -- Никого я не обижу, всѣхъ одѣлю,-- сказалъ Оливейра, бренча деньгами въ карманѣ.-- Утромъ я перехожу на "Пинту" и не хочу, чтобы меня поминали здѣсь лихомъ. Кто у васъ тутъ старшій?
   -- Да вотъ Лоренцо Бальбо всѣхъ старше.
   -- Такъ пускай же онъ и подѣлитъ между вами. Ну, Лоренцо, давай-ка сюда свой колпакъ.
   Въ подставленный старикомъ колпакъ посыпался блестящій, Звонкій "порохъ". Въ заключеніе расщедрившійся на чужой счетъ кавалеръ вывернулъ еще оба кармана.
   Какъ видите, это всѣ мои капиталы. Вы спросите, пожалуй, почему я самому себѣ ничего не оставилъ? Да на что ужъ мнѣ? Если и вправду доберемся до золотоносной Индіи, какъ увѣренъ нашъ почтенный адмиралъ, то золото тамъ польется рѣкой въ мои карманы. Но еще вопросъ: доберемся ли! Я, сказать по правдѣ, этому плохо уже вѣрю. Вѣдь скоро два мѣсяца, что мы простились съ дорогой нашей родиной, а вокругъ, куда ни оглянись, одно, только море, море и море безъ конца и края., Каждый день бросаютъ лотъ, измѣряютъ глубину морскую, но дна все нѣтъ какъ нѣтъ! А восточный вѣтеръ гонитъ насъ все дальше и дальше на западъ, гдѣ будто бы находится сказочная Индія, которой никто изъ васъ, да и самъ адмиралъ еще не видѣлъ. Пока дуетъ этотъ ужасный вѣтеръ, намъ и назадъ не вернуться. Такъ вѣдь я говорю, братцы?
   -- Такъ, такъ,-- подтвердило нѣсколько голосовъ.
   -- Нѣтъ, не такъ,-- возразилъ одинъ голосъ -- голосъ Лоренцо.-- Сеньоръ -- не морякъ и не знаетъ, что можно лавировать и противъ вѣтра..
   -- Да лавируя, далеко ли уѣдешь? Сколько времени потребуется, чтобы добраться назадъ хоть бы до Канарскихъ острововъ? Навѣрное, мѣсяца три-четыре, коли не полгода. А есть ли у насъ еще на полгода съѣстныхъ припасовъ и прѣсной воды? Что, ежели ихъ не хватитъ?
   -- Хватитъ. Кто его знаетъ, хватитъ-ли!-- отозвались разнорѣчиво съ разныхъ сторонъ.
   -- Вотъ видите, сами вы уже сомнѣваетесь, Стало-быть, теперь крайній срокъ, чтобы вернуться. Недѣлядругая,-- и будетъ уже поздно.
   Тѣ же сомнѣнія, только въ менѣе ясной формѣ, тревожили, быть-можетъ, и раньше адмиральскую команду. Высказанныя вслухъ, да такимъ убѣжденнымъ тономъ, они поколебали вѣру въ ученость и въ "звѣзду" адмирала даже у самыхъ преданныхъ ему людей. Все кругомъ разомъ заговорило:
   -- Знамо, что поздно! Отъ голода и жажды передохнемъ всѣ, какъ мухи!
   -- Пойти къ нему, сказать, что не согласны, молъ, ѣхать дальше, да и все тутъ!
   -- А упрется на своемъ, такъ спустимъ всѣ паруса,-- пускай самъ опять ставитъ!
   -- Дурни вы, дурни!-- возвысилъ тутъ голосъ Лоренцо.-- Да безъ адмирала кто поведетъ судно? Мы -- руки, онъ-голова; безъ головы руки ничего не подѣлаютъ.
   -- Да какая же онъ голова, коли ведетъ насъ на вѣрную гибель?
   -- Не на гибель, а на славу. Я знаю адмирала уже двадцать лѣтъ. Онъ -- честнѣйшій, благороднѣйшій человѣкъ...
   -- Ну да! Самъ ты такой же итальянецъ, иноземецъ...
   -- Лоренцо, друзья мои, пожалуй, что и правъ,-- вмѣшался въ споръ де Оливейра.-- Адмиралъ ващъ родомъ хоть и итальянецъ, но. побужденія у него самыя чистыя, благородныя: ему хочется во что бы то ни стало обогатить, возвысить нашу милую Испанію... ну, а кстати и самого себя. Кто себѣ врагъ? Славолюбіе, какъ вино, ударило ему въ голову; не жаль ему уже ни себя, ни другихъ, лишь бы разудивить весь міръ. Славу свою онъ вычитываетъ вѣдь и въ книгахъ и въ небесныхъ свѣтилахъ, а что у него подъ носомъ, подъ ногами, того-то онъ какъ разъ и не видитъ. Такъ въ одинъ прекрасный день -- или ночь -- можетъ случиться, что онъ, не глядя подъ ноги, свалится за бортъ -- и поминай, какъ звали!
   -- Да вы что это, сеньоръ?-- вскричалъ Лоренцо,-- Вы подбиваете насъ бросить его въ море?
   -- Боже упаси! Я говорю только о томъ, что могло бы легко приключиться съ такимъ звѣздочетомъ.. "Человѣкъ за бортомъ!" -- и аминь. Никто въ томъ не отвѣтственъ, какъ онъ самъ. А обратно въ Испанію повели бы насъ и братья Пинзоны. Такъ-то, друзья мои. До свиданья же -- въ Индіи или. въ Испаніи.
   

X.

   Съ истеченіемъ данной ему отсрочки, де Оливейра распростился съ Колумбомъ и всѣмъ экипажемъ "Санта-Маріи" до самой "Индіи", а вечеромъ того же дня алгвазилъ явился къ адмиралу съ рапортомъ, что среди нижнихъ чиновъ происходитъ глухое броженіе.
   -- Явной причины къ неудовольствію у нихъ какъ-будто и нѣтъ, -- говорилъ онъ: -- погода стоитъ попрежнему отличная, вѣтеръ попутный. Остается, значитъ, искать скрытую причину. Я подозрѣваю, что все это -- продѣлки де Оливейры.
   -- А у васъ есть улики?-- спросилъ Колумбъ.
   -- Прямыхъ нѣтъ. Но вчера, когда вы рѣшили удалить его на "Пинту", онъ завязывалъ разговоръ то съ тѣмъ, то съ другимъ. Если бы учинить общій допросъ...
   Колумбъ гордо вскинулъ голову.
   -- Такой допросъ могли бы приписать страху, а страха съ моей стороны не должно и не можетъ быть! Лучше всего не показывать и виду. Бросьте въ воду камень -- пойдутъ круги; а обождите -- и они сами собой улягутся.
   Колумбъ не ошибся. Готовившееся, повидимому, возмущеніе экипажа постепенно унялось. Способствовали тому, правда, и благопріятныя внѣшнія обстоятельства: снова пролетали съ запада разныя птицы, летучія рыбы; а 3-го октября выловили изъ воды совсѣмъ свѣжую вѣтку съ какими-то ягодами. Колумбъ созвалъ весь экипажъ и объяснилъ, что вѣтку принесло морскимъ теченьемъ, очевидно, съ суши -- съ материка или съ острова.
   -- А всѣмъ вамъ извѣстно,-- закончилъ онъ,-- что тому, кто первый углядитъ и возвѣститъ землю, ихъ величества обѣщали пожизненную пенсію въ десять тысячъ мараведи {10.000 мараведи составляли около 8.000 франковъ, или, по современному курсу, до 3.000 рублей, что для того времени представляло весьма крупную сумму.}. Смотрите же, чтобы кто-нибудь съ "Пинты" или "Ниньи" не вырвалъ у васъ этой награды.
   Въ чаяньи быть счастливцемъ, всѣхъ нижнихъ чиновъ охватило опять радостное возбужденіе. Безъ всякаго уже приказа и внѣ дежурства то одинъ, то другой взлѣзалъ на марсъ.
   Такъ какъ при восходѣ и при закатѣ солнца небо вообще менѣе облачно и воздухъ чище, то обѣ каравеллы утромъ и вечеромъ должны были сближаться съ адмиральскимъ кораблемъ, и то судно, съ котораго раньше усмотрѣли бы землю, должно было возвѣстить о томъ выстрѣломъ.
   И вотъ, 7 октября, при восходѣ солнца, съ "Ниньи" раздался выстрѣлъ. Можно себѣ представить переполохъ и досаду на "Санта-Маріи". Да, можетъ-быть, и это опять фальшивая тревога?
   Теперь на гротмарсъ взлѣзъ уже самъ адмиралъ.
   На вестзюдвестъ (полъ-юго-западъ къ западу), дѣйствительно, темнѣла снова какая-то сомнительная полоска, и Колумбъ велѣлъ на всякій случай взять курсъ въ ея сторону. Хотя за цѣлый день та полоска не росла, не приближалась, но близость земли какъ бы подтверждалась большими стаями птицъ, то и дѣло пролетавшими на юго-западъ, и Колумбъ рѣшилъ держаться новаго направленія еще двое сутокъ {Одинъ изъ біографовъ Колумба, Вашингтонъ Ирвингъ, замѣчаетъ очень мѣтко, что не измѣни Колумбъ прежняго направленія и продолжай его эскадра итти прямо на западъ, она. изъ Мексиканскаго залива была бы отнесена господствующимъ тамъ стремительнымъ теченіемъ къ восточному берегу Флориды. Въ такомъ случаѣ всѣ дальнѣйшія испанскія открытія шли бы уже вдоль атлантическихъ береговъ Сѣверо-Американскихъ Штатовъ, коренное населеніе которыхъ затѣмъ составили бы не англичане, а испанцы.}.
   8 октября точно такъ же видѣли много утокъ, вороновъ, воронъ и другихъ пернатыхъ, живущихъ на сушѣ; а въ ночь на 9-е вахта слышала въ вышинѣ безпрестанный шумъ крыльевъ.
   Такъ прошло и 9-е число; наступила ночь на 10-е, которое могло бы стать роковымъ для Колумба, а съ нимъ, пожалуй, и для всей эскадры.
   Луна была на ущербѣ и восходила поздно; а безлунныя ночи въ южныхъ широтахъ непроглядно темны, хотя бы небо и не было обложено тучами.
   На палубѣ "Санта-Маріи" также ни эти не было бы видно, не виси надъ компасомъ фонарь съ сальнымъ огаркомъ. Но его покачивало ночнымъ вѣтромъ, и самъ по себѣ уже слабый свѣтъ фонаря то мерцалъ, то угасалъ {Рефлекторъ, собирающій лучи и усиливающій свѣтъ въ нѣсколько сотъ разъ, изобрѣтенъ только въ концѣ XVIII вѣка русскимъ механикомъ-самоучкой Кулибинымъ.}, не давая возможности сколько-нибудь отчетливо различать окружающіе предметы. Да кому это и нужно было? Вахтенный, прикорнувъ на носу корабля, подремывалъ: вѣдь встрѣчнаго судна все равно ожидать нечего. Рулевой, навалившись всею грудью на штурвалъ, чтобы руль ненарокомъ не свернуло въ сторону, тоже клевалъ носомъ.
   Такъ никто не замѣтилъ, какъ изъ люка выставилась съ оглядкой чья то голова, потомъ за головой потянулось и худенькое тѣло мальчика. Ползкомъ онъ пробирался къ адмиральской каютѣ. Дверь оказалась замкнутой изнутри; ползунъ тихонько постучался въ нее пальцемъ.
   Сонъ у Колумба былъ чуткій; тотчасъ послышался его голосъ:
   -- Кто тамъ?
   -- Это я, юнга Паоло... Дѣло очень важное...
   Замокъ щелкнулъ, дверь растворилась.
   -- Войди.
   Войдя, Паоло притворилъ опять дверь за собою. Въ окошечко каюты падалъ косвенный лучъ отъ фонаря надъ компасомъ, такъ что оба могли разглядѣть другъ друга.
   -- Ну, въ чемъ же твое важное дѣло?
   -- Противъ сеньора адмирала готовится заговоръ...
   -- Такъ. И отецъ твой также въ этомъ заговорѣ?
   -- Никакъ нѣтъ. Онъ все отговаривалъ другихъ, но его и слышать не хотѣли. Какъ самаго стараго, его выбрали для переговоровъ съ вашею милостью.
   -- И онъ не отказался?
   -- Сперва отказывался...
   -- А потомъ согласился?
   -- Да что же ему было дѣлать? Не онъ, такъ другой... Да и выдавать товарищей грѣхъ.
   -- Но ты взялъ на душу этотъ грѣхъ?
   -- Меня и не спрашивали. Я притворился, что сплю, но все слышалъ. Сеньоръ адмиралъ былъ такъ милостивъ къ отцу въ Кордовѣ...
   -- Такъ утромъ, значитъ, онъ явится ко мнѣ со своими требованіями?
   -- Не онъ одинъ, а вся команда; только говорить онъ будетъ за другихъ. Ваша милость, не серчайте на него! Онъ вамъ попрежнему всей душой преданъ...
   -- Хорошо. Ступай съ Богомъ.
   Выпустивъ вонъ юнгу, Колумбъ опустился на колѣна передъ распятіемъ, висѣвшимъ надъ его изголовьемъ. Укрѣпившись молитвой, онъ опять улегся и, какъ человѣкъ съ чистою совѣстью, съ глубокою вѣрой въ благость Провидѣнія, почти тотчасъ же заснулъ.
   Когда, вскорѣ по восходѣ солнца, онъ показался изъ своей каюты, навстрѣчу ему двинулась безпорядочная, хмурая толпа, выжидавшая уже его выхода. Изъ офицеровъ налицо никого не было: тѣ, видимо, уклонились отъ всякаго вмѣшательства въ объясненія нижнихъ, чиновъ съ адмираломъ, предоставляя ему самому раздѣлаться съ ними.
   -- Здравствуйте, дѣти мои,-- заговорилъ онъ первымъ.-- Да что вы, не выспались, что ли, что стоите передо мной въ шапкахъ?
   Передніе нехотя обнажили головы; задніе вызывающе заворчали:
   -- Поговоримъ и такъ!
   Колумбъ окинулъ непокорныхъ грознымъ взглядомъ и шагнулъ впередъ.
   -- Долой шапки!
   Вся громада, какъ одинъ человѣкъ, подалась назадъ, и шапки со всѣхъ какъ вѣтромъ сдуло.
   -- Ну, Лоренцо, выходи же, говори,-- послышались голоса.
   Лоренцо Бальбо, отвѣсивъ начальнику, низкій поклонъ, началъ всегдашнимъ почтительнымъ тономъ:
   -- Товарищи мои очень ужъ безпокоятся и поручили мнѣ, какъ старшему, доложить о томъ вашей милости...
   -- Что же ихъ такъ безпокоитъ?
   -- Безпокоитъ, смѣю доложить, что третій уже мѣсяцу носимся по морю; не разъ сдавалось намъ, что вотъ-вотъ и земля, а все обманъ глазъ, земли нѣтъ какъ нѣтъ...
   -- Да и не будетъ! все одинъ обманъ только, морочатъ насъ!..-- загалдѣло разомъ нѣсколько человѣкъ.
   -- Никто васъ не морочитъ -- властно прервалъ ихъ Колумбъ.-- Но вы уполномочили за себя Лоренцо; дайте же ему и говорить.
   -- Пускай говоритъ. Не мѣшайте, братцы.
   -- Не легко было сеньору адмиралу набрать себѣ подходящую команду, -- продолжалъ Лоренцо:--чтобы плыть за невѣдомый океанъ, нуженъ былъ народъ стойкій, отважный, закаленный въ бояхъ и буряхъ, готовый безъ страха глядѣть въ лицо смерти. И такіе люди нашлись -- удальцы на подборъ. Но одно дѣло -- встрѣчать смерть лицомъ къ лицу, иное -- ожидать со дня на день голодной смерти. Раціоны пищи и воды становятся все меньше; запасы, стало, истощаются. Умереть со славой за родину мы всѣ готовы, но издохнуть съ голоду ни за что, ни про что, да еще вдали отъ всѣхъ своихъ близкихъ, -- не дай Богъ! Такъ вотъ усерднѣйшая просьба всей команды къ сеньору адмиралу -- вернуться назадъ въ Испанію...
   -- Назадъ! домой!-- подхватили тутъ хоромъ товарищи краснорѣчиваго старика.
   Что происходило въ душѣ самого адмирала -- по виду его нельзя было догадаться: строгія черты его лица были попрежнему самоувѣрены и спокойны; загорѣлыя щеки ни на тѣнь не поблѣднѣли.
   -- Опасенія ваши я понимаю,-- заговорилъ онъ;-- понимаю и ваше желаніе -- окончить жизнь въ родной; странѣ, въ родной семьѣ. Но опасаетесь вы совершенно напрасно: домой вы вернетесь невредимы и здравы, вернетесь притомъ не съ пустою, а съ полною сумой, которая обезпечитъ вамъ беззаботное житье на весь вашъ вѣкъ. Индія -- страна роскоши и богатствъ: золота, шелковъ, благовоній. Путь туда доселѣ былъ одинъ -- на востокъ, черезъ враждебныя земли, путь столь долгій и трудный, что изъ нашего поколѣнія ни въ Испаніи, ни въ цѣлой Европѣ нѣтъ уже ни одного человѣка, кто бы побывалъ тамъ. А собраніе мудрѣйшихъ мужей, ученая коллегія Саламанки нашла, что въ Индію можно добраться не только сушей, но и моремъ съ запада. Чѣмъ дальше мы теперь плывемъ на западъ, тѣмъ чаще попадаются намъ растенія и птицы, которыя водятся только на сушѣ. И что же? Передъ самыми вратами, такъ-сказать, въ обѣтованный край вы отчаиваетесь и проситесь домой! А что ожидало бы васъ дома? Нищета, насмѣшки родныхъ и чужихъ, а пуще того -- вполнѣ справедливый гнѣвъ ихъ королевскихъ величествъ. Что до меня, то я свято выполню свой долгъ и безславно ни въ какомъ уже случаѣ не вернусь назадъ! На меня возложена отвѣтственность за успѣшный исходъ экспедиціи, и, не взирая ни на что, уповая на помощь Божію, я достигну Индіи!

0x01 graphic

   Непоколебимая твердость и убѣдительные доводы адмирала произвели на подчиненныхъ, видимо, сильное впечатлѣніе.
   -- А по разсчету сеньора адмирала, сколько дней еще плыть намъ до той Индіи?-- спросилъ одинъ изъ матросовъ.
   -- Да дня два-три...
   -- Такъ что же, братцы, потерпимъ еще два-три дня?
   -- Три дня -- куда ни шло! Но коли и на четвертый не будетъ земли, такъ сеньоръ адмиралъ пускай ужъ не прогнѣвается...
   -- Будь такъ,-- согласился Колумбъ.-- Ошибаться свойственно всякому. человѣку. За полную точность моихъ разсчетовъ я не могу отвѣчать. Но если Всемогущему угодно благословить нашъ подвигъ, то въ теченіе этихъ трехъ дней будутъ еще болѣе явные признаки близости земли, и на четвертый день вы сами не захотите уже вернуться домой ни съ чѣмъ. Ну, а теперь ступай-ка всякій на свое дѣло.
   

XI.

   -- Смотри же, Паоло, не плошай,-- говорилъ старикъ Лоренцо сыну.--
   Шутка сказать: 10.000 мараведи въ годъ до самой смерти! Какъ позвонятъ къ обѣду, полѣзай сейчасъ на гротмарсъ.
   -- Да вѣдь я, отецъ, прислуживаю у стола сеньорамъ...
   -- Т жъ скажись больнымъ.
   -- И на гротмарсѣ дежуритъ уже вахтенный офицеръ. Развѣ что взлѣзть на формарсъ...
   -- На формарсъ -- такъ на формарсъ.
   Сказано -- сдѣлано: съ первымъ ударомъ обѣденнаго колокола Паоло прокрался къ фокмачтѣ и вскарабкался на ея марсъ. Но горизонтъ на всѣ четыре стороны былъ чистъ и прозраченъ -- ни признака земли, даже ни облачка. А тутъ окликаютъ его снизу:

0x01 graphic

   
   -- Ты куда забрался, бездѣльникъ? Слѣзай долой!
   И, вдобавокъ къ подзатыльнику, его заставили до самой ночи исполнять еще черную работу за другихъ.
   Не было, однако, и ни одного взрослаго матроса, который хоть бы разъ въ теченіе дня съ мачты или ванты не высматривалъ бы обѣщанную адмираломъ землю.
   -- Вотъ и первому дню конецъ,-- толковали они межъ собой,-- а ничего новаго!
   Но съ слѣдующаго же утра началось "новое": при ясномъ небѣ поднялась сильная качка, пролетали буревѣстники. Волнами прибило къ борту "Санта-Маріи" зеленый камышъ, потомъ -- палочку, обитую желѣзомъ, и маленькую дощечку. "Нинья" же, какъ самая быстроходная, опередила опять оба другія судна и выудила искусно-вырѣзанный посохъ и терновую вѣтку съ ягодами. Тутъ и наименѣе вѣрующіе вздохнули свободнѣй и наперебой лѣзли на марсы. Не разъ раздавалось сверху:
   -- Tierra! tierra! (Земля! земля!).
   Всякій такой крикъ, естественно, будоражилъ весь экипажъ, отрывалъ всѣхъ отъ дѣла; когда же вѣсть все-таки не оправдывалась, то тѣмъ горше было всеобщее разочарованіе. Чтобы положить этому конецъ, Колумбъ объявилъ, что кто еще разъ ошибочно возвѣститъ о землѣ, тотъ разъ навсегда лишается уже права на королевскую награду, хотя бы потомъ первымъ завидѣлъ землю. Угроза подѣйствовала: крикъ "tierra" уже не повторялся.
   Подходилъ вечеръ. Команда собралась, по обыкновенію, на вечернюю молитву Царицѣ Небесной -- "Salve Regina". Никогда еще, казалось, не пѣли ее такъ стройно и съ такимъ воодушевленіемъ. Послѣ молитвы адмиралъ въ нѣсколькихъ словахъ напомнилъ о сдѣланномъ имъ еще на Канарскихъ островахъ распоряженіи, чтобы, пройдя 700 морскихъ миль, на всей армадѣ къ ночи убирались паруса, такъ какъ въ темнотѣ легко набѣжать на рифы. Въ заключеніе же обѣщалъ тому, кто первый подастъ вѣрную вѣсть о землѣ, пожаловать, сверхъ монаршей пенсіи, еще отъ себя, адмирала, шелковую куртку.
   -- Мнѣ бы хоть такую куртку!-- шопотомъ замѣтилъ Паоло своему отцу.-- Деньги я всѣ отдалъ бы тебѣ.
   -- А мнѣ бы только деньги,-- усмѣхнулся Лоренцо.-- Куртку я и самъ бы себѣ тогда выбралъ.
   Сказалъ и отошелъ вонъ. Вдругъ съ формарса доносится торжествующій кликъ Паоло:
   -- Земля! земля!
   "Неужто мальчишкѣ и вправду выпало такое счастье?"
   Старикъ полѣзъ и самъ на формарсъ къ сыну.
   -- Ну, гдѣ у тебя земля?
   -- А вонъ гдѣ.
   -- Да это облачко! Глупый ты, глупый! Прощай и куртка и деньги!
   Отчаянью Паоло не было границъ.
   -- И всѣ-то меня, дурака, теперь на смѣхъ подымутъ! Житья мнѣ уже на кораблѣ не станетъ... Лучше сразу съ собой покончить!
   Не схвати его отецъ за шиворотъ, мальчикъ въ самомъ дѣлѣ, пожалуй, ринулся бы стремглавъ съ мачты.
   Со стороны другихъ юнгъ и то не обошлось безъ злорадныхъ насмѣшекъ. Раньше всѣхъ убрался онъ подъ палубу и забился въ свой темный уголъ, чтобы не показать никому своихъ неутѣшныхъ слезъ.
   Вотъ и ночь. На палубѣ, кромѣ вахты, оставались только два королевскихъ чиновника: Педро Гутіерресъ и Родриго Санхесъ; какъ столичные люди, не имѣя привычки, ложиться рано, они прохаживались еще взадъ и впередъ. Вдругъ съ ванты гротмачты кто-то спрыгнулъ къ нимъ на палубу.
   -- А, сеньоръ адмиралъ? А мы полагали, что вы также въ объятіяхъ Морфея.
   -- Нѣтъ, мнѣ теперь не до сна. Я съ самаго ужина сидѣлъ на марсѣ.
   -- Но вѣдь при такой темени и оттуда ничего не увидѣть?
   -- Земли-то не увидѣть...
   -- А что же другое?
   -- Могу васъ, сеньоры, наконецъ, кажется, обрадовать: вдали мелькаетъ какъ-будто огонекъ.
   -- А гдѣ огонь, тамъ и люди?
   -- Тсс! Пока прошу васъ не поднимать шума. Можетъ-быть, я все-таки ошибаюсь.
   -- Какъ бы и намъ посмотрѣть?
   -- На марсъ сеньоры, пожалуй, не полѣзутъ?
   -- О, нѣтъ! слуга покорный! отвѣтили оба сеньора въ одинъ голосъ.
   -- Такъ съ крыши моей рубки, быть-можетъ, кое-что тоже увидите.
   Однако, довѣрить свою драгоцѣнную жизнь въ темнотѣ лѣсенкѣ, ведшей на крышу адмиральской рубки, рѣшился только одинъ изъ сеньоровъ -- Педро Гутіерресъ.
   -- Ну, что, видите?-- спросилъ его Колумбъ.
   -- Вижу, вижу! То вспыхиваетъ, то угасаетъ, точно пламя свѣчи, которое колышется отъ вѣтра.
   -- Свѣчи на большомъ разстояніи мы бы не разглядѣли. Скорѣе это головня на рыбачьей лодкѣ.
   -- Такъ ли, сякъ ли, значитъ, это -- огонь! Сеньоръ Родриго! идите-ка сюда.
   -- Да что тамъ?-- откликнулся снизу Родриго Санхесъ.-- Виденъ огонекъ?
   -- Виденъ. Идите же скорѣе!
   -- И на слово вамъ вѣрю.
   -- Когда станетъ свѣтать,-- сказалъ Колумбъ,-- выяснится, что тамъ такое.
   -- Но до разсвѣта вѣдь еще долго; успѣемъ выспаться.
   -- Успѣете вполнѣ. Доброй ночи, сеньоры!
   -- А вы сами, донъ Христоваль?
   -- Я обожду восхода луны. Авось, можно будетъ разглядѣть тогда и землю.
   Взошла луна только въ два часа ночи, и лучи ея, дѣйствительно, озарили столь долго ожидаемую землю. Но съ шедшей впереди каравеллы,.Ниньи" усмотрѣли ее еще раньше самого адмирала,-- о чемъ тотчасъ и возвѣстилъ оттуда пушечный выстрѣлъ.
   Имя счастливца-матроса, завидѣвшаго прежде всѣхъ европейцевъ заокеанскую сушу, было Родриго де Тріана, а та суша была -- островъ Гванагани, одинъ изъ трехъ тысячъ острововъ и островковъ Багамской группы, разсѣянныхъ передъ Большими Антильскими островами, къ юго-востоку отъ Флориды. Новый Свѣтъ былъ открытъ!

0x01 graphic

0x01 graphic

КНИГА ТРЕТЬЯ.
Колумбъ въ Новомъ Свѣтѣ.

(1492-1493).

I.

   Время разсвѣта послѣ ночного мрака въ южныхъ широтахъ очень коротко. Лишь только на востокѣ вспыхнула заря достопамятнаго для всѣхъ участниковъ первой заокеанской экспедиціи дня -- пятницы 12 октября (по старому стилю) 1492 года, какъ изъ-за горизонта выплыло уже солнце, заливая своими яркими лучами и окружающее безбрежное море и лежащую впереди невѣдомую сушу.
   Да, то не былъ уже, какъ сколько разъ передъ тѣмъ, обманъ зрѣнія -- облачко или марево: на разстояніи не болѣе двухъ морскихъ миль (3 1/2 версты) явственно зеленѣлъ плоскій берегъ, покрытый тропическимъ лѣсомъ; а изъ опушки выбѣгали одинъ за другимъ нагіе, темнокожіе люди и оживленной жестикуляціей выражали другъ передъ другомъ свое крайнее изумленіе при видѣ трехъ "огромныхъ" судовъ колумбовой эскадры.
   -- Такъ вотъ она, наконецъ, эта хваленая Индія!-- толковало межъ собой офицерство, столпившееся на носу адмиральскаго корабля "Санта-Марія" вокругъ самого адмирала.
   -- А что, сеньоры, если это вовсе и не Индія, а Чипанго (Японія)?
   -- Или Катай (Китай)? Вѣдь никто же изъ насъ не бывалъ еще тамъ.
   -- По-моему, это ни то, ни другое,-- отозвался Колумбъ:-- по имѣющимся описаніямъ, природа въ тѣхъ странахъ иная. Пока это для насъ пусть будетъ Индія.
   -- Во всякомъ случаѣ, европейская цивилизація сюда еще не проникала,-- замѣтилъ судовой врачъ Салазаръ:-- иначе эти сеньоры не предстали бы передъ нами въ своемъ натуральномъ видѣ.
   -- Тѣмъ пышнѣе нарядимся теперь мы сами,-- сказалъ Колумбъ,-- чтобы съ перваго же раза поразить этихъ дѣтей природы.
   -- Но, на всякій случай, захватимъ съ собой и оружіе,-- добавилъ алгвазилъ эскадры донъ Діего де Арана:-- почемъ знать, насколько еще безобидны эти "дѣти природы"?
   -- И не облизываются ли они уже въ чаяньи полакомиться нашимъ бѣлымъ мясомъ, -- досказалъ острякъ-докторъ.
   По данному съ адмиральскаго корабля сигнальному выстрѣлу, оба подначальныя судна -- "Пинта" и "Нинья" -- подошли къ "Санта-Маріи" такъ близко, что Колумбъ имѣлъ возможность даже безъ рупора перекликаться съ ихъ командирами -- братьями Пинзонами. Было рѣшено немедленно сдѣлать высадку на берегъ.
   Полчаса спустя отъ "Санта-Маріи" отвалилъ адмиральскій баркасъ, а отъ обѣихъ каравеллъ шлюпки. Самъ Колумбъ облекся въ блестящія рыцарскія латы и пурпуровую мантію, опоясался саблей и, стоя посреди баркаса, держалъ въ рукахъ большое королевское знамя съ изображеніемъ двухъ золотыхъ замковъ (кастильскаго и леонскаго) на красномъ полѣ и двухъ красныхъ львовъ на бѣломъ полѣ. Сопровождавшая его свита была также въ свѣтлыхъ латахъ и цвѣтныхъ плащахъ, а матросы и солдаты -- въ стальныхъ нагрудникахъ и вооружены мушкетами, дротиками и саблями. Невооруженными были только трое: патеръ Педро де Аренасъ, "вольный" пассажиръ донъ Эмиліо де ла Круцъ и младшій юнга Паоло, которому, по усиленной просьбѣ его отца, матроса Лоренцо Бальбо, адмиралъ разрѣшилъ также участвовать въ высадкѣ.
   Въ отчалившихъ отъ "Пинты" и "Ниньи" шлюпкахъ сверкали точно такъ же латы, а въ рукахъ ихъ командировъ развѣвалось по знамени, на которомъ по сторонамъ зеленаго креста были вышиты иниціалы испанскихъ монарховъ Фердинанда и Изабеллы: "F" и "I", увѣнчанные королевской короной.
   Ожидаемое отъ такой парадной высадки впечатлѣніе, однако, не совсѣмъ оправдалось: при приближеніи баркаса и шлюпокъ къ берегу, "индѣйцы" (какъ называли съ этихъ поръ Колумбъ и его спутники туземныхъ дикарей), вмѣсто того, чтобы залюбоваться, въ паническомъ страхѣ бросились вонъ вразсыпную и исчезли въ гущинѣ первобытнаго лѣса.
   Первымъ на сушу ступилъ самъ адмиралъ. Преклонивъ колѣно, онъ поцѣловалъ землю и со слезами на глазахъ благодарилъ Бога. То же сдѣлали и другіе; а нѣкоторые, отъ полноты чувствъ, обнимались и лобызались.
   Тогда Колумбъ, обнаживъ саблю и распустивъ королевское знамя, обратился къ окружающимъ съ такими словами:
   -- Призываю васъ всѣхъ, дорогіе товарищи мои по экспедиціи, въ свидѣтели, что, въ качествѣ полномочнаго вице-короля, я, донъ Христоваль Колонъ, именемъ ихъ величествъ короля Фердинанда и королевы Изабеллы принимаю во владѣніе какъ этотъ островъ, который, во славу Христа Спасителя, да будетъ названъ San Salvator, такъ и всякіе другіе, сколько бы ихъ ни нашлось, и что за симъ въ будущемъ ни одинъ открыватель новыхъ земель не вправѣ оспаривать это пріобрѣтеніе.
   Водрузивъ знамя въ землю, Колумбъ предложилъ патеру Педро прочитать молитву и привести всѣхъ къ присягѣ ему, вице-королю, какъ представителю испанской королевской власти.
   Патеръ, облеченный также, вмѣсто будничной "сутанеллы" (короткой рясы), въ "сутану" (доходящую до пятокъ, черную рясу, опоясанную широкимъ поясомъ -- cingulum), прочиталъ съ большимъ чувствомъ латинскую молитву, заранѣе составленную на этотъ случай {Есть основаніе предполагать, что составилъ ее даже самъ Колумбъ. По королевскому повелѣнію, эту самую молитву впослѣдствіи повторяли, при своихъ открытіяхъ, и другіе испанскіе мореплаватели: Бальбао, Кортесъ и Пизарро.}, послѣ чего принялъ отъ всѣхъ установленную присягу.
   Не удивительно, что въ такой торжественный моментъ всѣ были болѣе или менѣе растроганы. Какъ только кончилась присяга, всѣ обступили новаго вицекороля и наперерывъ его поздравляли. Съ "сеньорами" (въ томъ числѣ и съ де ла Круцомъ) онъ цѣловался въ уста, а нижней командѣ подавалъ руку для поцѣлуя.
   Съ командиромъ "Пинты", Алонзо Пинзономъ, прибылъ на сушу и пріятель де ла Круца, не столь легкомысленный, но отъявленный искатель приключеній де Оливейра (котораго, какъ припомнятъ читатели, Колумбъ нашелъ нужнымъ удалить со своего адмиральскаго судна на "Пинту"). Во время общей присяги де Оливейра одинъ лишь держался въ сторонѣ.

0x01 graphic

   Теперь и онъ какъ-будто одумался, подошелъ къ Колумбу съ развязнымъ поклономъ и заявилъ во всеуслышаніе:
   -- Да будетъ дозволено и покорному слугѣ дона Христоваля принести къ его стопамъ искреннее раскаянье. "Меа culpa, mea maxima culpa", какъ говорили древніе греки...
   -- Если знали по-латыни,-- досказалъ докторъ Салазаръ.
   Кругомъ раздался смѣхъ. Де Оливейра вспыхнулъ и высокомѣрно оглядѣлся.
   -- Не вамъ бы смѣяться, сеньоры! Многіе ли изъ васъ вообще знаютъ древніе языки? А что до моего раскаянья, то и вамъ всѣмъ не мѣшало бы открыто принести повинную. Положа руку на сердце, всѣ вы должны вѣдь сознаться, что, подобно мнѣ, сомнѣвались въ успѣхѣ экспедиціи, считали ее безумной фантазіей. Но сеньоръ адмиралъ съ присущимъ ему великодушіемъ простилъ намъ, конечно, наше малодушіе. Отнынѣ для каждаго изъ насъ повелѣнія высокочтимаго вице-короля -- непреложный законъ.
   Послѣднюю фразу авантюристъ произнесъ уже съ ораторскимъ паѳосомъ. Но Колумбъ разслышалъ, должно-быть, фальшивую ноту, потому что въ отвѣтъ слегка кивнулъ только головой и обернулся къ письмоводителю эскадры, Родриго Десковедо, присѣвшему на поданную ему матросомъ скамейку, чтобы составить форменный актъ о совершившейся аннексіи:
   -- Ну, что, сеньоръ Родриго, скоро вы готовы?
   -- Готовъ, ваша милость,-- отвѣчалъ тотъ,-- подавая ему перо.
   Послѣ вице-короля документъ завѣрили своею подписью командиры "Пинты" и "Ниньи", а за ними также королевскіе чиновники и офицеры эскадры.
   

II.

   Тѣмъ временемъ Паоло, ползая по прибрежному песку, разбиралъ прибитые туда волнами разноцвѣтные раковины и камушки. Отъ нихъ у него уже оттопырились оба кармана куртки.
   -- Ну, покажи-ка, покажи, что за дрянь ты набралъ?-- раздался тутъ надъ нимъ голосъ доктора-натуралиста Салазара.
   Мальчикъ поспѣшилъ выгрузить изъ кармановъ свои сокровища.
   -- Не дрянь, сеньоръ Бернардо; посмотрите, что за пестрота и красота! ^
   -- Пестрота-то пестрота. Гм... Вотъ эта штука и то очень недурная, да и эта тоже...
   Но вниманіе обоихъ было внезапно отвлечено бабочкой, залетѣвшей къ нимъ изъ лѣсной чащи.
   -- Лови ее, лови!-- закричалъ Салазаръ, которому и въ европейскихъ музеяхъ не доводилось еще видѣть ничего подобнаго: бабочка была небывалой величины -- каждое крылышко чуть не въ человѣческую ладонь, а крылышки, точно изъ перламутра, отливали на солнцѣ разными цвѣтами.
   Паоло погнался за воздушной красавицей; она же, какъ бы дразня его, то опускалась къ самой землѣ, то взвивалась высоко на воздухъ. Онъ точно такъ же то наклонялся за нею, то прыгалъ на аршинъ отъ земли, чтобы поймать ее на-лету, и такимъ образомъ незамѣтно очутился въ гущинѣ первобытнаго лѣса. Мальчикъ совсѣмъ уже запыхался, когда летунья рѣшилась, наконецъ, отдохнуть на цвѣткѣ.
   "Постой, постой! теперь-то ужъ не уйдешь"...
   Онъ тихонько подкрался и ловко накрылъ ее шапкой.
   "Ага! попалась!..."
   Но тутъ около него послышался какой-то шорохъ. Онъ быстро оглянулся. Между деревьями стояло нѣсколько индѣйцевъ, не спускавшихъ съ него глазъ.
   "Іисусъ и Марія! Можетъ-быть, это и взаправду. людоѣды... изжарятъ меня!"
   Схвативъ свою шапку, онъ вспрянулъ съ земли. Плѣнница его не замедлила, разумѣется, воспользоваться данной ей свободой и взвилась въ вышину. Дикари переглянулись и осклабились. У мальчика отлегло на душѣ.
   "Ну, значитъ, не изжарятъ".
   -- Buonos dias! (Добрый день!) -- привѣтствовалъ онъ ихъ, вѣжливо приподнимая на головѣ шапку.
   -- Скальпъ!-- произнесъ старшій изъ индѣйцевъ, съ удивленіемъ тыкая пальцемъ на его голову.
   -- Скальпъ!-- повторили за нимъ эхомъ и остальные.
   Впослѣдствіи уже узналъ Паоло, что американскіе дикіе, воюя между собой, по обычаю сдираютъ съ головы убитыхъ или раненыхъ враговъ кожу съ волосами и что такой военный трофей называется у нихъ "скальномъ". Теперь же онъ понялъ одно: что его новыхъ знакомцевъ интересуетъ его незамысловатый головной уборъ. Онъ протянулъ его старшему индѣйцу: гляди, молъ. Тотъ внимательно разсмотрѣлъ шапку со всѣхъ сторонъ, провелъ затѣмъ рукой по кудрявой головѣ юнги, послѣ чего принялся точно такъ же и за его куртку. За нимъ и другіе, осмѣлѣвъ, стали его ощупывать и обдергивать.
   "Они думаютъ, что это моя собственная шкура!" усмѣхнулся про себя Паоло и, чтобы ихъ разувѣрить, скинулъ куртку съ плечъ.
   Но этимъ онъ еще болѣе возбудилъ пытливость дикарей; они заставили его и разуться, принимая, должно-быть, его обувь за копыта; наконецъ, хотѣли снять съ него остальную "шкуру". Но между ними были и женщины; а потому онъ, не говоря уже дурного слова, натянулъ опять на плечи куртку, обулся и -- давай Богъ ноги.
   Дикари кричали ему еще что-то по-своему вслѣдъ. Но онъ, не оглядываясь, бѣжалъ-бѣжалъ, пока не добѣжалъ опять до своихъ.
   -- Ну, что, поймалъ ее?-- спросилъ его докторъ Салазаръ.
   -- Кого? бабочку? Не до нея ужъ...
   -- А что?
   -- Да эти индѣйцы... шкуру съ меня чуть не содрали....
   -- Ну! Слышите, сеньоры?
   Юнгу обступили и другіе:
   -- Какъ? что?
   Сталъ онъ разсказывать; но тутъ изъ чащи показалась снова толпа туземцевъ. Хотя въ лицѣ Паоло они только-что и ознакомились уже съ однимъ изъ загадочныхъ морскихъ пришельцевъ, но онъ былъ мальчикъ и одѣтъ гораздо проще другихъ. Поэтому они не безъ робости, только шагъ за шагомъ, стали теперь приближаться ко взрослымъ.
   -- Стойте всѣ на мѣстѣ!-- приказалъ Колумбъ своимъ.-- Дайте имъ подойти.
   Никто не тронулся; но взоры всѣхъ были устремлены на дикарей.
   Тѣломъ они были стройны и прекрасно сложены, а недостающую у нихъ одежду замѣняла такъ-называемая "татуировка": красновато-бронзовая кожа ихъ была затѣйливо размалевана разноцвѣтными красками. Черты лица ихъ, несмотря на широкія скулы и челюсти, благодаря правильной формѣ носа, были благообразны. Безбородыя лица ихъ (бороду себѣ они, какъ потомъ оказалось, выдергивали) были также раскрашены,-- что придавало имъ фантастически-свирѣпый видъ; но свирѣпость эта смягчалась кроткимъ, меланхолическимъ выраженіемъ углубленныхъ въ орбиты глазъ. Волоса, черные и совершенно гладкіе, но толстые и жесткіе, какъ конскій волосъ, свисали на лобъ почти до самыхъ бровей, а на затылкѣ спускались длинными- прядями. Нѣкоторые изъ мужчинъ были совсѣмъ безоружны, другіе вооружены деревянными копьями съ обожженнымъ на огнѣ остріемъ или съ наконечникомъ изъ камня, зуба или рыбьей кости. Вслѣдствіе отсутствія бороды всѣ на видъ были очень моложавы -- не старше какъ-будто 30-ти лѣтъ. Изъ всѣхъ женщинъ же одна только была молода и красива; не безобразило ея даже небывалое у европейскихъ дамъ украшеніе -- продѣтое сквозь ноздри металлическое кольцо.
   Подпустивъ дикарей къ себѣ на двадцать шаговъ, Колумбъ самъ двинулся къ нимъ навстрѣчу. Его величавая осанка, а еще болѣе, пожалуй, его рыцарскіе доспѣхи и пурпуровая мантія такъ поразили индѣйцевъ, что всѣ они пали ницъ, показывая знаками, что считаютъ его высшимъ, неземнымъ существомъ. Когда же онъ заставилъ ихъ встать и милостиво обошелся съ ними, они съ полудовѣрчивымъ уже любопытствомъ малыхъ дѣтей стали разглядывать его пышное одѣяніе и блестящее оружіе.
   Одинъ индѣецъ, заинтересовавшійся его саблей, вынулъ ее изъ ноженъ, но при этомъ взялся рукой за отточенный клинокъ и порѣзалъ себѣ до крови палецъ.
   -- Они не имѣютъ еще ни малѣйшаго понятія о желѣзѣ и стали,-- сказалъ Колумбъ.
   Чтобы утѣшить пострадавшаго, онъ подарилъ ему перочинный ножикъ, показавъ сперва, какъ его открывать и закрывать и какъ имъ рѣзать дерево.
   Индѣецъ отъ восторга запрыгалъ и сталъ показывать остальнымъ свой диковинный подарокъ.
   -- Сеньоръ адмиралъ неразсчетливъ, -- замѣтилъ командиръ "Пинты" Алонзо Пинзонъ: -- даровые презенты затруднятъ намъ въ будущемъ мѣновую торговлю съ этимъ народомъ. А товаръ налицо: носовая сережка у этой вотъ молодой красавицы, да и у прочихъ женщинъ, если не ошибаюсь, изъ чистаго золота.
   -- Вы правы, сеньоръ Алонзо, -- согласился Колумбъ.-- Мы обязались передъ ихъ величествами позаботиться первымъ долгомъ о добычѣ золота, и упускать случая не слѣдуетъ. Принести сюда нашъ товаръ!
   "Товаръ", которымъ онъ предусмотрительно запасся въ Испаніи для обмѣна у туземцевъ "Индіи", состоялъ, главнымъ образомъ, изъ цвѣтныхъ колпаковъ, стекляныхъ бусъ, бубенчиковъ и т. п., такъ какъ и португальцы, какъ ему было извѣстно, на Золотомъ берегу Африки вымѣнивали у тамошнихъ дикарей мѣстные драгоцѣнные продукты на такія же дешевыя бездѣлушки.
   Когда молодой индіанкѣ за ея носовое кольцо предложили ожерелье изъ разноцвѣтныхъ бусъ, она, не задумываясь, отдала цѣнное кольцо, чтобы украситься грошевымъ ожерельемъ. Другія женщины не менѣе охотно разставались со своими золотыми украшеніями. Единственнымъ исключеніемъ была одна старуха, у которой отъ тяжести большой золотой серьги дряблый носъ согнулся книзу хищнымъ клювомъ. Тщетно де Оливейра звонилъ передъ нею мѣднымъ колокольчикомъ и выразительной мимикой убѣждалъ ее, что серьга ей вовсе не къ лицу, а вотъ колокольчикъ -- препотѣшная штука,-- старуха въ отвѣтъ мотала головой и лопотала свою тарабарщину, то прикладывая руку къ сердцу, то указывая перстомъ на землю.
   -- Старая дура!-- буркнулъ выведенный изъ-терпѣнія авантюристъ.-- И что ей еще нужно?
   -- Да развѣ ты не понимаешь, Антоніо?-- замѣтилъ ему де ла Круцъ.-- Она схоронила своего мужа, и эта серьга -- единственная отъ него память.
   -- Скажите, пожалуйста, какія нѣжности! Придется, видно, дѣйствовать по другой методѣ.
   Принявъ грозную мину, донъ Антоніо гаркнулъ на старуху и протянулъ руку къ ея носу. Но она увернулась и заковыляла къ лѣсу.
   -- Ай да метода!-- расхохотался его пріятель.
   Еще пуще раззадоренный, де Оливейра пустился въ погоню за удаляющейся, которая, слыша его за собой, также прибавила шагу.
   Колумбъ, занятый съ другими индѣйцами, теперь только обратилъ взиманіе на обоихъ.
   -- Назадъ, донъ Антоніо!
   Но авантюристъ или не слышалъ его зова, или не хотѣлъ слышать, и слѣдомъ за старухой скрылся уже въ чащѣ.
   -- Вернуть его?-- вызвался стоявшій тутъ же матросъ Лоренцо.
   -- Да, да, верни.
   Лоренцо быстро не по лѣтамъ бросился къ лѣсу. Паоло, зная, что отецъ страдаетъ одышкой, побѣжалъ за нимъ. У опушки старикъ, дѣйствительно, до того уже запыхался, что долженъ былъ прислониться къ дереву, чтобы перевести духъ.
   -- Я и одинъ нагоню его,-- сказалъ Паоло.
   Отецъ не былъ въ состояніи даже отвѣтить и кивнулъ только головой. Паоло помчался дальше.
   Тутъ изъ глубины лѣса до него донесся раздирающій душу крикъ. Не давая себѣ уже времени поднять съ земли шапку, которую у него сорвало съ головы вѣткой, мальчикъ продирался сквозь огромные папоротники и колючіе кусты, оставляя на нихъ клочья своей куртки.
   Еще минута -- и онъ на мѣстѣ. Такъ вѣдь и есть! Донъ Антоніо выдернулъ уже у старой индіанки изъ ноздрей ея золотую серьгу; старуха обѣими руками обхватила его руку съ серьгой, а онъ дубаситъ ее по головѣ свободнымъ кулакомъ.
   Забывъ уже о томъ, что ему, 13-ти-лѣтнему, не справиться съ рослымъ "рыцаремъ", Паоло такъ стремительно налетѣлъ сзади на авантюриста, что сбилъ его съ ногъ.
   -- Оставьте ее, сеньоръ!
   -- Какъ! Это ты, щенокъ?-- вскипѣлъ де Оливейра, вскакивая опять съ земли.
   -- Сейчасъ же возвратите ей серьгу!
   -- Да какъ ты смѣешь?.. Этакая дерзость! Я спасъ утопающаго, а онъ, неблагодарный...
   -- Я никогда не забуду, что сеньоръ не далъ мнѣ утонуть; но самъ адмиралъ велѣлъ сказать сеньору, чтобы не обижать старухи...
   -- Самъ адмиралъ?..
   Разгоряченныя черты искателя приключеній исказились безсильной злобой. Съ богохульною бранью онъ бросилъ въ лицо индіанкѣ ея драгоцѣнную реликвію, которую считалъ уже своею собственностью.
   -- Но о томъ, что было тутъ, Паоло, никому ни слова, слышишь?
   -- Никому не скажу, будьте покойны.
   Де-Оливейра гордо повернулся спиной. Паоло, не спѣша, поплелся вслѣдъ за нимъ, хорошо сознавая, что нажилъ себѣ въ немъ смертельнаго врага.
   

III.

   Мальчикъ сдержалъ свое слово. Но "рыцарь" не избѣгнулъ допроса со стороны адмирала:
   -- Что сдѣлалъ сеньоръ со старухой?
   -- Испанскій дворянинъ въ дѣйствіяхъ своихъ отдавать отчетъ никому не обязанъ!-- вскинулся авантюристъ.
   -- Сеньоръ ошибается: какъ на моемъ кораблѣ, такъ и въ странѣ, занятой мною для испанской короны, всякій вѣрноподданный ихъ величествъ долженъ безпрекословно держать мнѣ, вице-королю, отвѣтъ.
   Де Оливейра снялъ шляпу и низко-пренизко поклонился:
   -- Прошу снисхожденія у его милости вице-короля за столь непростительную забывчивость!
   Не желая замѣтить неумѣстную иронію наглеца, Колумбъ продолжалъ допросъ:
   Но сеньоръ, надѣюсь, ея не обидѣлъ, насильно не отнялъ у нея серьги?
   -- Грубаго насилія донъ Антоніо де Оливейра никогда себѣ не допуститъ! Я пытался получить ту вещицу у нея доброй волей; но такъ какъ старая вѣдьма уперлась на своемъ, то я отпустилъ ее съ миромъ.
   -- И хорошо сдѣлали: все золото, что будетъ добыто нами въ новыхъ владѣніяхъ Испаніи, составитъ государственную регалію...
   -- Регалію?-- недоумѣвая, переспросилъ де Оливейра, который хотя и вращался въ высшихъ сферахъ Мадрида, но имѣлъ, повидимому, довольно смутное понятіе о государственныхъ доходахъ.
   -- Да, исключительную собственность казны,-- пояснилъ Колумбъ.-- Примите это къ свѣдѣнію, сеньоры,-- обратился онъ ко всѣмъ окружающимъ.-- Я отвѣтственъ за васъ передъ нашими монархами и за всякое нарушеніе этой коронной монополіи буду взыскивать съ неумолимою строгостью.
   Между тѣмъ индѣйцы заглядѣлись на стоявшія въ нѣкоторомъ разстояніи отъ берега три судна. Указывая то туда, то на Колумба и его спутниковъ, они воздѣвали руки къ небу, съ наивнымъ удивленіемъ и благоговѣйнымъ страхомъ восклицая: "Турей! турей!"
   -- Они почитаютъ насъ посланцами небесъ,-- замѣтилъ Колумбу патеръ Педро.
   Какъ потомъ оказалось, слово "турей" у туземцевъ, дѣйствительно, означало "небо".
   -- Пусть же они до времени и остаются въ своемъ блаженномъ невѣдѣніи,-- сказалъ Колумбъ.-- Тѣмъ легче будетъ намъ пріобщить ихъ потомъ къ нашей святой вѣрѣ. А чтобы приручить ихъ, покажемъ имъ наши суда.
   Знаками онъ пригласилъ дикарей навѣстить его на морѣ, а когда возвратился потомъ на свой адмиральскій корабль, то приказалъ расцвѣтить мачты и снасти флагами. Вслѣдъ затѣмъ пожаловали туда вплавь и нѣсколько изъ приглашенныхъ краснокожихъ гостей и по спущенному штуртрапу съ ловкостью обезьянъ взобрались на палубу. У каждаго было что-нибудь для обмѣна: ручные попугаи, клубки хлопчато-бумажныхъ нитокъ, деревянныя копья и т. п. Видя, что Колумбъ особенное вниманіе удѣляетъ хлопку, одинъ индѣецъ жестами объяснилъ, что этого товара у нихъ сколько угодно. Колумбъ одобрительно потрепалъ его по плечу и кивнулъ стоявшему у пушки канониру. Когда тутъ внезапно грянулъ громовой выстрѣлъ и изъ жерла орудія вылетѣло пламя съ дымомъ, всѣ гости отъ испуга, какъ подстрѣленные, свалились съ ногъ; послѣ чего выказали Колумбу, какъ высшему существу, раболѣпную покорность и заторопились убраться во-свояси.
   За ночь, однако, они набрались опять смѣлости и вернулись уже цѣлой оравой, и не вплавь, а на нѣсколькихъ лодкахъ. Лодки ихъ были выдолблены изъ древеснаго ствола, какъ наши южнорусскія душегубки, и назывались у нихъ "каноэ". Были между этими каноэ и маленькія, разсчитанныя на одного только человѣка, были и величиною съ большой катеръ человѣкъ на 40--45. Вслѣдствіе своей несоразмѣрной длины эти лодки крайне неустойчивы. Обгоняя другъ друга, онѣ столкнулись у корабля, и одна лодочка съ единственнымъ гребцомъ опрокинулась. Но гребецъ тотчасъ выплылъ, а другіе индѣйцы торопливо помогли ему перевернуть его лодочку и помощью черпаковъ, сдѣланныхъ изъ тыквы, вычерпать воду.
   -- И вѣдь никакой брани, точно помогать ближнему -- прямая обязанность всякаго!-- замѣтилъ патеръ Педро.-- Изъ этого народа, я увѣренъ, выйдутъ добрые христіане...
   -- И послушные подданные,-- досказалъ Колумбъ.-- Полсотни европейцевъ достаточно, чтобы держать въ повиновеніи цѣлую провинцію.
   Не даромъ индѣйцы наканунѣ похвалялись своимъ хлопкомъ: на этотъ разъ у нихъ имѣлись нитяные клубки вѣсомъ до двухъ фунтовъ, и 16 такихъ клубковъ они отдавали за 3 "цеоти" {Цеоти -- мелкая португальская монета, 1/4 копѣйки на русскія деньги.} или даже за ничего не стоющіе черепки стекла.

.0x01 graphic

   -- Хлопокъ обѣщаетъ, я вижу, сдѣлаться очень важной статьей здѣшняго вывоза,-- сказалъ Колумбъ.-- Поэтому я признаю нужнымъ объявить его, наравнѣ съ золотомъ, государственной регаліей. Изъ другихъ предметовъ мѣстнаго производства онъ обратилъ еще вниманіе на хлѣбъ "кассава", который индѣйцы выпекали изъ мучнистыхъ клубней растенія "юкки".
   -- Этотъ продуктъ обезпечиваетъ продовольствіе нашихъ будущихъ испанскихъ поселенцевъ,-- говорилъ онъ.-- Быть можетъ, его можно будетъ разводить и въ Европѣ
   Въ Европу, однако, клубни этого питательнаго и здороваго растенія, которое было не что иное, какъ картофель, испанцы завезли въ первый разъ лишь полвѣка спустя.
   Цѣннѣе всего другого, въ интересахъ испанской короны, было для новаго вице-короля, конечно, мѣстное золото, а потому онъ старался вывѣдать у туземцевъ, гдѣ они его добываютъ. Изъ мимическихъ ихъ объясненій онъ вывелъ заключеніе, что металлъ этотъ въ несмѣтномъ количествѣ обрѣтается на большомъ островѣ въ южномъ направленіи.
   -- Надо полагать,-- говорилъ Колумбъ, -- что они разумѣютъ островъ Чипанго, о которомъ еще двѣсти лѣтъ назадъ писалъ венеціанскій путешественникъ Марко Поло. По его словамъ, тамошній король ѣстъ и пьетъ только съ золота, и дворецъ его крытъ золотыми листами.
   -- Это весьма заманчиво, если только не сопряжено съ опасностью для всей нашей эскадры,-- замѣтилъ одинъ изъ королевскихъ чиновниковъ.-- Вѣдь вонъ какіе глубокіе рубцы на тѣлѣ у этихъ индѣйцевъ,-- очевидно, отъ зажившихъ ранъ.

0x01 graphic

   Старшій изъ индѣйцевъ, видя, что рѣчь идетъ объ его рубцахъ, воинственно указалъ на сѣверо-западъ.
   -- Враждебное имъ племя живетъ, значитъ, въ противоположной сторонѣ, -- заключилъ Колумбъ.-- Враги ихъ, вѣроятно, татары, великій ханъ которыхъ, какъ говоритъ тотъ же Марко Поло, дѣлаетъ съ материка постоянные набѣги на острова и уводитъ островитянъ въ неволю. Хотя у меня и имѣется отъ ихъ величествъ грамата къ великому хану, но ѣхать къ нему теперь было бы, конечно, рискованно, а потому мы ограничимся пока объѣздомъ здѣшнихъ мирныхъ острововъ. Проводниками мы возьмемъ нѣсколько человѣкъ изъ этихъ же нашихъ гостей.
   -- Если они при первой же оказіи не дадутъ тягу,-- усомнился Салазаръ.
   -- Зачѣмъ имъ бѣжать, если мы будемъ обращаться съ ними, какъ съ добрыми друзьями?
   Несмотря, однако жъ, на все дружелюбіе и ласку, оказываемыя индѣйцамъ, удержать изъ нихъ на кораблѣ удалось только семь человѣкъ; да и тѣ, видимо, считали себя уже плѣнниками: покорившись своей участи, они ко всему окружающему относились съ этого времени безучастно, втайнѣ, конечно, тоскуя по своей вольной лѣсной жизни. Чтобы ихъ ободрить, Колумбъ велѣлъ забрать имъ для компаніи еще нѣсколько краснокожихъ женщинъ съ дѣтьми.
   Патеръ Педро, съ своей стороны, заботясь о скорѣйшемъ обращеніи плѣнниковъ въ христіанство, заставлялъ ихъ повторять за собой "Salve" и "Ave Maria", осѣняясь крестомъ. Но лучше всѣхъ понималъ ихъ все-таки Паоло, который, возясь съ ребятишками, живо перенялъ отъ нихъ цѣлыя индѣйскія фразы.
   -- Скоро ты, я вижу, самъ станешь индѣйцемъ,-- замѣтилъ Колумбъ.-- Ты будешь служить мнѣ толмачомъ.
   И такъ-то, при дальнѣйшемъ плаваніи, мальчикъ сопровождалъ адмирала и во всѣхъ его экскурсіяхъ внутрь страны.
   

IV.

   Дневникъ свой Колумбъ продолжалъ и въ Новомъ Свѣтѣ вести съ прежнею аккуратностью. Такъ мы узнаёмъ послѣдовательно весь путь великаго мореплавателя въ Багамскомъ архипелагѣ.
   Попадались острова совсѣмъ безлюдные; на населенныхъ же народъ былъ одного племени съ обитателями острова Гванагани, переименованнаго Колумбомъ, какъ уже сказано, въ Санъ-Сальваторъ. При видѣ бѣлыхъ людей въ цвѣтныхъ одѣяніяхъ они въ большинствѣ случаевъ сперва обращались также въ бѣгство, покидая даже свои жилища. Бѣглецовъ ловили, угощали виномъ и пшеничнымъ хлѣбомъ, намазаннымъ патокой, одѣляли цвѣтными колпаками, барабанчиками, колокольчиками, бусами, булавками ит.п., а потомъ отпускали опять на волю. Тогда и другіе индѣйцы сами уже являлись цѣлыми толпами въ чаяніи такихъ же подарковъ.
   "Они крайне простоваты и довѣрчивы,-- говорится въ дневникѣ.-- За самыя ничтожныя мелочи отдаютъ весьма цѣнныя вещи. Я вынужденъ былъ рѣшительно запретить давать имъ въ обмѣнъ разбитыя тарелки, кувшины съ обломанными ручками, гвозди и другія ничего не стоющія вещи, хотя, получая ихъ, они считали себя богачами. Я отбиралъ у нихъ сломанное и взамѣнъ давалъ имъ красивую утварь, чтобы заслужить ихъ довѣріе и сдѣлать изъ нихъ добрыхъ подданныхъ короля и королевы".
   Жилища дикихъ, расположенныя подъ сѣнью тѣнистыхъ деревьевъ, представляли не капитальныя строенія, а высокіе, круглые шатры, сооруженные изъ древесныхъ вѣтвей, камыша и пальмовыхъ листьевъ. Содержались они чисто, опрятно и имѣли хорошіе очаги для варки и печенія пищи. Для спанья служили висячія сѣтки -- "гамаки", которые потомъ вошли постепенно въ употребленіе и у бѣлыхъ. На нѣкоторыхъ островахъ при поселеніяхъ попадались также воздѣланныя поля, огороды; женщины носили самотканные передники или плащи, а голову украшали себѣ пестрыми перьями. Изъ домашнихъ животныхъ нигдѣ не оказывалось ни лошадей, ни рогатаго скота, ни домашней птицы; были однѣ только собаки, не умѣвшія лаять, между прочимъ -- и большіе доги.
   Что касается мѣстной природы, то въ дневникѣ Колумба встрѣчаются восторженныя описанія ея красотъ. Такъ, изъ числа трехъ крупныхъ Багамскихъ острововъ, которымъ онъ далъ названія: одному -- "Санта Марія де ла Концепціонъ" -- во славу Богоматери, двумъ другимъ -- "Фернандина" и "Изабелла" въ честь своихъ монарховъ, онъ говоритъ про островъ "Изабеллу":
   

0x01 graphic

   "Этотъ островъ прекраснѣе всего, что я когда-либо видѣлъ. Превосходные зеленые лѣса и большія озера, на которыхъ плаваютъ водяныя лиліи. Стаи попугаевъ омрачаютъ солнце, пѣніе пташекъ услаждаетъ слухъ, а роскошное опереніе ихъ плѣняетъ взоръ. Ничего подобнаго я не встрѣчалъ въ Европѣ. Разнообразію растеній и плодовъ, напояющихъ воздухъ своимъ благоуханіемъ, нельзя надивиться... Когда мы приблизились къ западному мысу, названному мною за его дивную красоту "cabo Formoso", на насъ пахнуло отъ цвѣтовъ и деревьевъ тончайшими ароматами {Какъ не вспомнить при этомъ неаполитанскихъ стиховъ Аполлона Майкова:
   "Плыву я, счастьемъ тихимъ полный,
   И мой гребецъ имъ дорожитъ:
   Чуть-чуть по влагѣ, самъ безмолвный,
   Весломъ сверкающимъ скользитъ.
   Молчитъ -- и лишь съ улыбкой взглянетъ,
   Когда на насъ отъ береговъ
   Чуть слышнымъ вѣтеркомъ потянетъ
   Благоуханіе цвѣтовъ:
   Какъ-будто сильфовъ рѣзвыхъ стая,
   Спрыгнувъ со скалъ, дыша тепломъ,
   Помчалась, вся благоухая,
   Купаться въ воздухѣ морскомъ".}... Я полагаю, что своими пряностями, лѣкарственными и красильными веществами здѣшнія деревья и травы могутъ имѣть для Испаніи большую цѣнность".
   Въ этомъ отношеніи для Колумба оказался очень полезнымъ докторъ Салазаръ, который, вмѣстѣ съ тѣмъ, былъ вѣдь и натуралистомъ. Лѣчить кого-либо изъ экипажа эскадры ему почти не приходилось; случались изрѣдка лишь желудочныя заболѣванія отъ объѣденія фруктами. По этому поводу Салазаръ прочелъ цѣлую лекцію:
   -- Природа, сеньоры, не терпитъ излишества,-- говорилъ онъ.-- Пока мы ведемъ правильный образъ жизни,-- и организмъ нашъ работаетъ правильно. Если же мы вводимъ въ себя яды, т.-е. субстанціи, противныя нашей природѣ, или просто даже излишекъ удобоваримыхъ веществъ, природа наша протестуетъ и выбрасываетъ изъ себя все ей враждебное. Горе намъ, если мы останемся глухи къ ея протестамъ и не примиримъ разгнѣванную компрессами, мушками, декоктами, потогонными: въ концѣ концовъ, она насъ доканаетъ!
   Кромѣ фруктовъ, ничто не угрожало жизни: дикихъ звѣрей или ядовитыхъ змѣй на Багамскихъ островахъ вообще не водилось. Попадались тамъ, правда, скорпіоны и тарантулы, причинявшіе своими укусами жгучую боль, но укусы ихъ не были опасны и безъ всякаго лѣченія сами собой заживали. Такимъ образомъ Салазаръ имѣлъ полную возможность предаваться своей страсти къ естественнымъ наукамъ. Усерднаго сотрудника нашелъ онъ въ Паоло, который помогалъ ему сушить травы и цвѣты, ловить птицъ и насѣкомыхъ.
   Окраска растеній и крылатыхъ въ тропическихъ странахъ, какъ извѣстно, необычайно ярка и чаруетъ глазъ своимъ разнообразіемъ и блескомъ.
   Собирая роскошныя орхидеи, Паоло обратилъ вниманіе Салазара на то, что всѣ онѣ вѣнчиками и листьями поворачиваются къ солнцу.
   -- Да, это огнепоклонники,-- отозвался докторъ.
   -- Нѣтъ, -- возразилъ мальчикъ:-- это дѣти, которыя тянутся къ родной матери: "Дорогая мама! посмотри, какъ мы хороши, когда ты насъ принарядила!"
   Изъ птицъ вначалѣ забавляли Паоло больше всего попугаи, которыхъ тамъ было несмѣтное множество. Гнѣздились они на самыхъ верхушкахъ деревъ. Чтобы достать ихъ оттуда, внизу разводили костры и въ пламя бросали смолу и перецъ. Одурманенные ѣдкимъ дымомъ, попугаи кубаремъ скатывались внизъ. Здѣсь ихъ подбирали и окачивали холодной водой; потомъ нѣсколько разъ еще пускали имъ въ носъ табачнаго дыма, отъ котораго они пьянѣли и засыпали. Проснувшись, они дѣлались совсѣмъ уже ручными. Тогда имъ насвистывали мелодіи, пока они ихъ не заучатъ, заставляли ихъ повторять слова и цѣлыя фразы. Но, по странной игрѣ природы, наиболѣе нарядные попугаи оказывались и наименѣе способными.

0x01 graphic

   Самыми переимчивыми были зеленые и сѣрые попугаи. Въ одной индѣйской деревнѣ у любителя-индѣйца такихъ пѣвцовъ и говоруновъ нашлось чуть не съ полсотню. Въ обмѣнъ на мѣдный колокольчикъ хозяинъ предложилъ Салазару любого изъ нихъ на выборъ, за исключеніемъ только одного, который отъ старости совсѣмъ облысѣлъ.
   -- Да мнѣ его и даромъ не надо!-- сказалъ Салазаръ.-- Спроси-ка Паоло: чѣмъ онъ ему дорогъ?
   Оказалось, что этого попугая выростилъ еще прадѣдъ хозяина больше ста лѣтъ назадъ.
   -- Да можетъ ли это быть, сеньоръ Бернардо?-- усомнился Паоло.
   -- Отчего же нѣтъ?-- отвѣчалъ Салазаръ.-- Мнѣ разсказывалъ одинъ капитанъ про попугая, котораго онъ видѣлъ въ Англіи. Вывезли его туда еще съ полвѣка назадъ изъ Испаніи. Всѣ испанскія слова онъ успѣлъ уже давнымъ-давно перезабыть и помнилъ
   только одни англійскія. Но когда капитанъ заговорилъ съ нимъ по-испански, знакомые звуки возбудили, видно, въ памяти попугая давно забытыя картины изъ его молодости. Сперва онъ сидѣлъ еще нахохлившись и какъ бы прислушивался. Но вдругъ въ дикой радости захлопалъ крыльями, пронзительно прокричалъ нѣсколько испанскихъ словъ -- и упалъ замертво.
   Выбравъ себѣ у любителя-индѣйца сѣраго попугая съ краснымъ хохолкомъ, докторъ отдалъ его на выучку Паоло; когда же попугай твердо заучилъ одну испанскую народную пѣсенку и нѣсколько испанскихъ фразъ, Салазаръ принесъ его Колумбу.

0x01 graphic

   -- Сеньоръ адмиралъ, слышалъ я, обѣщалъ своему младшему сыночку привезти отсюда ученаго попугая. Такъ вотъ не угодно ли вамъ такого ученаго: говоритъ и поетъ на трехъ языкахъ.
   -- На трехъ?-- удивился Колумбъ:-- на какихъ же это?
   -- На индійскомъ, на испанскомъ и на своемъ родномъ -- попугайскомъ.
   На шутку балагура-доктора адмиралъ на этотъ разъ также отшутился.
   -- Вотъ послѣдній языкъ -- попугайскій -- мнѣ особенно цѣненъ,-- сказалъ онъ,-- и я съ большою благодарностью принимаю вашъ подарокъ.
   Послѣ попугаевъ Паоло увлекся прелестнѣйшими крошками изъ всего пернатаго царства -- колибри. Съ быстротою вихря они мелькали среди яркихъ тропическихъ растеній, переливая сами всѣми красками радуги. Не было возможности прослѣдить ихъ полетъ взоромъ, а тѣмъ менѣе поймать ихъ на-лету; едва спустившись на какой-нибудь цвѣтокъ, чтобы своимъ длиннымъ клювомъ выпить изъ вѣнчика медовый сокъ, они въ слѣдующій же мигъ исчезали, подобно вспыхнувшей искрѣ.
   Однажды Паоло, бродя по лѣсу, замѣтилъ парочку колибри, которые съ жалобнымъ пискомъ кружились около одного и того же мѣста. Притаившись за деревомъ, онъ сталъ наблюдать за ними. Стволъ старой саговой пальмы былъ обвитъ ліаной, которая своими цѣпкими вѣточками раскинулась во всѣ стороны. На одной изъ нижнихъ ея вѣточекъ висѣло гнѣздышко колибри -- сѣренькая сумочка, колыхавшаяся, какъ колыбелька. отъ вѣтра. Съ дерева же, за которымъ стоялъ мальчикъ, до одной изъ верхнихъ вѣтокъ ліаны тянулась паутинка, и оттуда-то громадный, отвратительнаго вида, пятнистый паукъ раскидывалъ къ гнѣздышку свои разбойничьи тенета.
   "Нѣтъ, amigo mio, этому не бывать!"
   Отломивъ здоровый сукъ, Паоло ловкимъ ударомъ сорвалъ всю паутину вмѣстѣ съ паукомъ, и самого его тутъ же затопталъ ногой.
   Родители-колибри въ страшномъ перепугѣ отлетѣли прочь. Паоло подошелъ къ воздушной колыбелькѣ и заглянулъ внутрь. Сумочка была тщательно выложена ватой и шелковистыми растительными волокнами, а на этой мягкой постелькѣ лежали два безперыхъ еще птенчика -- два голенькихъ младенца, величиною не болѣе обыкновенной комнатной мухи. Они какъ-будто были еще слѣпы, потому что ничуть не испугались мальчика, а свои лысыя головки съ раскрытыми клювиками вытянули вверхъ, въ ожиданіи, что сейчасъ вотъ ихъ накормятъ.
   -- Потерпите немножко,-- сказалъ Паоло.-- У меня-то для васъ ничего нѣтъ.
   И ушелъ вонъ; но, на ходу еще разъ оглянувшись, видѣлъ, какъ крошки-родители снова подлетѣли къ малюткамъ.
   Докторъ Салазаръ, которому онъ разсказалъ о своемъ маленькомъ приключеніи, очень заинтересовался семейнымъ бытомъ колибри и выразилъ намѣреніе наблюдать за ними.
   -- Да гнѣздышка ихъ вы не тронете?-- спросилъ Паоло
   -- Непремѣнно трону, -- отвѣчалъ докторъ: -- въ моей коллекціи какъ разъ нѣтъ еще такихъ гнѣздъ.
   -- Ну да! И птенчики пропадутъ!
   -- Для науки они не пропадутъ: я сдѣлаю изъ нихъ премиленькія чучела.
   -- Вы тотъ же паукъ!-- возмутился Паоло.-- Теперь-то я вамъ ихъ ни за что ужъ не покажу.
   И не показалъ, несмотря на всѣ научные резоны яраго натуралиста.
   Но Салазаръ обошелся и безъ него: индѣйцы не только раздобыли ему такое же гнѣздышко, но научили его "стрѣлять" и взрослыхъ колибри. Подкарауливъ птичку на цвѣткѣ, они пускали въ нее тростниковымъ шприцемъ струю воды. Птичка падала наземь, и ее тутъ же брали руками. Такимъ способомъ самъ Салазаръ "настрѣлялъ" для своей коллекціи не одинъ десятокъ прекраснѣйшихъ колибри.
   

V.

   Узнавъ отъ индѣйцевъ, что къ закату солнца лежитъ большой островъ "Куба", Колумбъ двинулся далѣе на западъ. На пятый день, въ воскресенье, 28 октября, эскадра достигла Кубы, самаго большого изъ Большихъ Антильскихъ острововъ, гдѣ и стала на якорь, въ тѣнистомъ устьѣ многоводной рѣки. Здѣсь не было ни мелей, ни рифовъ, а вода кристально-чиста. Въ честь наслѣдника испанскаго престола, острову было дано новое названіе -- "Хуанна", но первоначальное названіе -- Куба -- и впослѣдствіи сохранилось за нимъ.
   Гористая мѣстность острова напоминала Сицилію. Среди живописныхъ горъ пролегали лѣсистыя и плодоносныя долины, орошаемыя значительными рѣками. На возвышенностяхъ климатъ былъ довольно умѣренный, но природа на всемъ островѣ восхитительна.
   "Благоуханіе отъ цвѣтовъ и деревъ,-- говорится въ дневникѣ Колумба,-- неописуемо. Всю ночь напролетъ раздается пѣніе пташекъ, чириканье воробьевъ, трещаніе кузнечиковъ. Воздухъ и ночью мягкій и душистый".
   Жители Кубы сначала также дичились пришельцевъ съ моря, но благодаря бывшимъ у Колумба индѣйцамъ и Паоло, служившимъ переводчиками, скоро осваивались съ бѣлыми и вступали съ ними въ мѣновую торговлю. Они носили украшенія не только изъ золота, но и изъ серебра,-- что указывало на существованіе тамъ этого металла. Вообще, степень культуры у нихъ была выше, чѣмъ у багамскихъ дикарей: домашняя утварь у нихъ была разнообразнѣе, изящнѣе; попадалась даже рѣзная. Встрѣчались статуи съ женскими лицами и искусно сдѣланныя маски. Рыболовные снаряды: удочки, сѣти и проч. отличались очень тщательной работой. На огородахъ разводились картофель и разные сорта бобовъ. Имѣлась и домашняя птица.
   Изъ числа мѣстныхъ продуктовъ, обѣщавшихъ сдѣлаться прибыльными статьями вывоза, Колумбъ обратилъ особенное вниманіе на перецъ, корицу, кардамонъ, камедь и мастику.
   Съ однимъ только варварскимъ обычаемъ туземцевъ онъ не могъ примириться: свернувъ изъ высушенныхъ на солнцѣ широкихъ листьевъ растенія "tabacos" палочку ("въ родѣ маленькихъ мушкетовъ, употребляемыхъ испанскими дѣтьми въ день св. Троицы", говорится въ колумбовомъ дневникѣ), они брали ее въ ротъ, зажигали съ другого конца и вдыхали въ себя ѣдко-ароматный дымъ, дѣйствовавшій на нихъ одуряюще и снотворно. Нѣкоторые изъ матросовъ "Санта-Маріи" вздумали также испытать дѣйствіе "tabacos", но адмиралъ строго запретилъ имъ "портить чистый воздухъ". Такое запрещеніе онъ хотѣлъ было распространить и на экипажъ обѣихъ каравеллъ, но встрѣтилъ рѣшительный отпоръ со стороны командира "Пинты", Алонзо Пинзона, который самъ не выпускалъ уже изо рта дымящейся палочки.
   -- Да вѣдь отъ этого противнаго дыма голова у васъ должна разболѣться, какъ отъ угара!-- говорилъ Колумбъ.
   -- Нѣтъ, она только пріятно кружится, -- отвѣчалъ Пинзонъ,-- все равно, какъ отъ стараго хереса или арагонскаго тинто. Вотъ попробуйте-ка...
   -- Благодарю покорно! Это, стало-быть, своего рода опьяненіе; а напиваться въ плаваніи экипажу строжайше воспрещено. Поэтому я покорнѣйше просилъ бы васъ...
   -- Не показывать моимъ людямъ дурного примѣра?-съ усмѣшкой досказалъ Пинзонъ и, втянувъ въ себя опьяняющій дымъ, выпустилъ его опять двумя струйками изъ ноздрей.-- При всемъ желаніи, донъ Христоваль, сдѣлать вамъ угодное, на сей разъ не могу этого сдѣлать. Кто испыталъ такое наслажденіе, тотъ не въ силахъ уже отъ него отказаться. И предсказываю вамъ,-- помяните мое слово: "tabacos" станетъ со временемъ самымъ ходкимъ и цѣннымъ товаромъ Кубы и принесетъ нашей родинѣ во сто кратъ болѣе выгодъ, чѣмъ всѣ ваши пряности.
   Пинзонъ оказался правъ: Гаванна, столица Кубы, процвѣтаетъ и донынѣ только благодаря своимъ "гаванскимъ" сигарамъ, которыя у любителей куренія пользуются предпочтеніемъ передъ всѣми видами табака.
   Пребываніе Колумба у Кубы затянулось вслѣдствіе обширности ея территоріи, а также и изъ-за испортившейся вскорѣ погоды, затруднявшей плаваніе вдоль извилистыхъ береговъ острова, то мелководныхъ, то скалистыхъ.
   Дурная погода отразилась и на настроеніи людей. Самъ адмиралъ ходилъ хмурый и озабоченный: размолвка его съ командиромъ "Пинты" изъ-за табака не осталась безъ послѣдствій. Начальники обѣихъ каравеллъ почасту межъ собой о чемъ-то тайно совѣщались Въ этихъ совѣщаніяхъ, какъ дошло до слуха Колумба, принималъ участіе и интриганъ-авантюристъ де Оливейра, успѣвшій вкрасться въ довѣріе братьевъ Пинзоновъ.
   21 ноября между тремя командирами произошло бурное объясненіе. Старшій Пинзонъ настаивалъ на томъ, чтобы тотчасъ же покинуть Кубу, гдѣ не оказывалось золота, и плыть къ острову Бабеку, гдѣ, по увѣренію индѣйцевъ, имѣлись богатѣйшія залежи этого металла.
   -- Заѣхали мы сюда, за океанъ, слава Богу, не за тѣмъ, чтобы восхищаться птичьимъ свистомъ и запахомъ цвѣтовъ!-- говорилъ Алонзо.
   -- Отъ апельсинныхъ рощъ и въ Испаніи у насъ житья нѣтъ,-- подхватилъ младшій братъ Виценто:-- ароматами ихъ задыхаешься; апельсины тебѣ съ каждой вѣтки на голову падаютъ, а соловьи кругомъ день и ночь щелкаютъ, и пускаешь въ нихъ апельсинами, чтобы замолчали, наконецъ, проклятые!
   Явная насмѣшка надъ его пристрастіемъ къ природѣ не могла не взорвать горячаго Колумба.
   -- Прошу сеньоровъ не забываться!-- сказалъ онъ.-- Этотъ островъ и въ матеріальномъ отношеніи очень важенъ: въ одномъ домѣ мы нашли 11.000 фунтовъ хлопчатобумажной пряжи; изъ чего можно заключить, что намъ легко будетъ вывозить отсюда въ Европу ежегодно милліоны фунтовъ этого полезнаго продукта. Здѣшняя почва особенно пригодна для смолистыхъ породъ деревьевъ, изъ которыхъ добываются мастика и камедь; съ разведеніемъ этихъ породъ откроется также очень выгодная статья торговли. Не говорю уже о всевозможныхъ пряностяхъ. Между тѣмъ, мы далеко еще не изслѣдовали внутренность страны...
   -- Такъ что до окончанія своего изслѣдованія сеньоръ адмиралъ не тронется отсюда?-- прервалъ Колумба Алонзо Пинзонъ.
   -- Нѣтъ. Когда намъ итти дальше -- вы въ свое время получите отъ меня инструкцію -- и punctum!
   Алонзо, какъ глава всѣхъ палосскихъ Пинзоновъ и опытный также мореходецъ, не вынесъ такого повелительнаго тона.
   -- Для кого punctum,-- сказалъ онъ, -- для кого и нѣтъ. Сеньору адмиралу никто, конечно, возбранить не можетъ поступать такъ, какъ ему заблагоразсудится. Что же до вашего покорнаго слуги, то оставаться долѣе въ мѣстности, гдѣ нѣтъ и слѣдовъ самороднаго золота, я считаю для себя совершенно безполезнымъ...
   -- И тѣмъ не менѣе вы останетесь!
   -- Кто меня удержитъ? На "Пинтѣ" у меня есть также индѣйцы, которымъ извѣстно мѣсторожденіе благородныхъ металловъ. Честь имѣю кланяться и пожелать сеньору адмиралу всякаго успѣха въ дальнѣйшихъ его изслѣдованіяхъ!
   Съ задорнымъ поклономъ старшій Пинзонъ вышелъ изъ каюты и хлопнулъ еще дверью. Младшій братъ молча также откланялся.
   -- Какая муха укусила этихъ сеньоровъ?-- спросилъ донъ Діего де Арана, когда Колумбъ, нѣсколько погодя, показался на палубѣ.
   Колумбъ разсказалъ и прибавилъ:
   -- Но ослушаться моего приказа они не посмѣютъ!
   -- У Виценто, пожалуй, не достанетъ на то духу; Алонзо, же на все способенъ. Да вонъ, смотрите-ка, смотрите!
   Въ самомъ дѣлѣ, на "Пинтѣ", къ которой только-что причалила шлюпка старшаго Пинзона, поднялось необычайное оживленіе: по снастямъ заползали матросы. Вотъ поднимаютъ и якорь, паруса надуваются, и каравелла уходитъ на востокъ.
   Заложивъ руки за спину, Колумбъ въ неописанномъ раздраженіи зашагалъ по палубѣ взадъ и впередъ.
   -- Что донъ Христоваль предполагаетъ теперь предпринять?-- обратился къ нему снова алгвазилъ.
   -- Все это -- продѣлки Оливейры!-- пробурчалъ Колумбъ.-- Алонзо сгоряча поддался внушеніямъ этого проходимца и еще одумается.
   -- Вы полагаете?
   -- Я въ томъ увѣренъ. Онъ слишкомъ благоразуменъ, чтобы не понимать всей отвѣтственности за такое своеволіе.
   -- Да еслибъ онъ потомъ и одумался, то насъ-то здѣсь, пожалуй, уже не застанетъ...
   -- Пожалуй, что и такъ...
   -- А его найти намъ будетъ еще труднѣе: Богъ вѣсть, куда онъ взялъ теперь курсъ!
   -- Ну, это-то, положимъ, легко догадаться: индѣйцы наговорили ему про золото на островѣ Бабекѣ, который лежитъ на востокъ.
   -- Такъ не поплыть ли намъ сейчасъ же за нимъ?
   -- На случай, что онъ повернулъ бы опять назадъ? Ничего больше, видно, не остается... Чтобы ночью онъ не потерялъ насъ изъ виду, мы зажжемъ на гротмачтѣ фонарь.
   Колумбъ снесся сигналами съ командиромъ "Ниньи", Виценто Пинзономъ; послѣ чего "Санта-Марія" и "Нинья" распустили также паруса и поплыли на востокъ слѣдомъ за "Пинтой". Несмотря на ясную лунную ночь, на гротмачтѣ адмиральскаго корабля фонарь горѣлъ до самаго утра.
   Ожиданіе Колумба, однако, не оправдалось. "Пинта" безъ остановки шла все впередъ на разстояніи 16-ти миль отъ двухъ слѣдовавшихъ за нею судовъ. Къ разсвѣту же третьяго дня она совсѣмъ исчезла. Такъ при адмиральскомъ кораблѣ осталась только меньшая каравелла "Нинья": младшій братъ ослушнаго командира "Пинты" не посмѣлъ таки выйти изъ-подъ власти своего адмирала и вице-короля.
   

VI.

   23 ноября изъ-за горизонта выплылъ новый островъ. Плѣнники-индѣйцы объяснили, что это большой островъ Гаити, гдѣ живутъ страшные люди съ песьими головами и однимъ глазомъ во лбу.
   -- Ну, вотъ и новая статья государственныхъ доходовъ!-- разсмѣялся докторъ:-- въ Испаніи этихъ уродцевъ мы будемъ показывать за деньги; а одного субъекта я отпрепарирую для мадридскаго музея.
   Смѣялись за острякомъ и другіе; но нашлись и легковѣрные, особенно изъ нижней команды, которые готовы были повѣрить сказкѣ индѣйцевъ; а тѣ, видя, что судно уже направляется къ выдающемуся мысу острова Гаити, гурьбой протѣснились къ адмиралу и въ одинъ голосъ завопили:
   -- Каниба! каниба!
   Оказалось, что слово "каниба" у нихъ означало "людоѣдъ",
   -- Если здѣсь, въ самомъ дѣлѣ, обитаетъ племя людоѣдовъ,-- сказалъ Колумбъ,-- то входить съ ними въ общеніе и намъ не совсѣмъ безопасно. Да видали ли они хоть одного такого людоѣда? Спроси-ка, Паоло.
   -- Нѣтъ, не видали. Они говорятъ, что сами здѣсь впервые; но что съ сосѣднихъ маленькихъ острововъ "каниба" не разъ уже увозили къ себѣ и мужчинъ, и женщинъ, и дѣтей.
   -- Изъ чего надо заключить, что это народъ воинственный, предпріимчивый, вѣроятно, и болѣе развитой, чѣмъ другія племена. Современемъ, во всякомъ случаѣ, придется завязать съ ними торговлю. Пока же не будемъ понапрасну рисковать жизнью нашихъ людей.
   Не приставая къ острову "канибаловъ" (какъ съ тѣхъ самыхъ поръ европейцы стали называть людоѣдовъ), адмиралъ отдалъ приказаніе перемѣнить курсъ. Когда "Санта-Марія" стала опять удаляться отъ ужаснаго острова, бывшіе на кораблѣ индѣйцы облегченно вздохнули и впали въ свое прежнее апатичное состояніе.
   Крейсируя между сосѣдними островками, Колумбъ высматривалъ на нихъ удобныя стоянки и на нѣкоторыхъ высаживался. На гористыхъ склонахъ одного островка, прозваннаго имъ "Plata", онъ къ радости своей нашелъ "мачтовый" сосновый боръ. Тотчасъ же были срублены двѣ сосны для каравеллы "Ниньи": одна на фокмачту, другая на рею.
   Во время такихъ стоянокъ краснокожіе плѣнники самодѣльными сѣтями и удочками ловили рыбу, которой около береговъ водилось великое множество. Рыбачили съ ними въ свободные часы и бѣлые, въ томъ числѣ также Паоло.
   Вода въ архипелагѣ Большихъ Антильскихъ острововъ удивительно прозрачна. При тихой погодѣ даже на большой глубинѣ отчетливо видно морское дно, а также плавающія посреди зеленыхъ водорослей рыбы, морскія звѣзды, голотуріи и другіе моллюски самыхъ причудливыхъ формъ. Интересовали они всего болѣе, разумѣется, натуралиста Салазара, скорбѣвшаго лишь объ одномъ: что большая часть этихъ изящныхъ твореній представляетъ нѣжнѣйшую студенистую массу, сохранять которую возможно только въ спирту; чистаго же спирта на эскадрѣ не имѣлось, увы, ни капли.
   Однажды онъ, вмѣстѣ съ Паоло, наклонившись черезъ бортъ, наблюдалъ опять этотъ сказочный подводный міръ, какъ вдругъ посреди разноцвѣтныхъ твердотѣлыхъ и стекловидныхъ мягкотѣлыхъ животныхъ появилась, неуклюже переваливаясь, какая-то несуразная, темная масса овальной формы.
   -- Это что же за чудище?-- недоумѣвалъ Паоло.
   -- А черепаха,-- отвѣчалъ докторъ.-- Какъ бы ее выудить? Спроси-ка индѣйцевъ.
   Мальчикъ кликнулъ одного изъ дикарей, занятыхъ уженіемъ рыбы. Тотъ, глянувъ за бортъ, молча кивнулъ головой, досталъ длинную веревку, свитую изъ пальмовыхъ волоконъ, выбралъ изъ корзины съ наловленной только-что, еще живой рыбой самую крупную, аршина въ полтора, и крѣпко-накрѣпко стянулъ ей хвостъ веревкой.
   -- Да понялъ ли онъ тебя, Паоло?-- замѣтилъ Салазаръ.-- Вѣдь такую громадную штуку черепахѣ не проглотить, да и вообще черепахи, сколько я знаю, не ѣдятъ вовсе рыбъ.

0x01 graphic

   Индѣецъ же приложилъ къ губамъ палецъ: "молчи, дескать, не болтай!" и спустилъ рыбу на веревкѣ въ воду. Рыба, какъ камень, ушла въ глубь. Тогда индѣецъ сдѣлалъ обоимъ знакъ, чтобы помогли ему вытащить рыбу. Веревка натянулась до послѣдней степени. Общими силами всѣ трое взялись за нее; тащили-тащили. Сперва изъ воды показался хвостъ рыбы, за хвостомъ большое ея тѣло, за тѣломъ голова, а за головой -- о, диво!-- сама черепаха. Когда ее свѣсили, въ ней оказалось безъ малаго 100 фунтовъ. Разгадкой дива былъ зубчатый щитокъ на головѣ рыбы: этимъ щиткомъ она такъ плотно присосалась къ роговому щиту черепахи, что та, несмотря на свою тяжесть, не имѣла уже никакой возможности оторваться. Этой необыкновенной породѣ рыбъ естествоиспытатели дали впослѣдствіи названіе "индѣйская ремора", "Echeneis Naucrates".
   На слѣдующій день была поймана еще вторая черепаха меньшихъ размѣровъ и упрощеннымъ способомъ: индѣецъ нырнулъ въ глубину и выплылъ съ черепахой въ рукахъ.
   Мясо обѣихъ черепахъ было, разумѣется, съѣдено съ большимъ аппетитомъ, щиты же ихъ Колумбъ оставилъ себѣ на память, а самый островокъ прозвалъ "Черепашьимъ" -- "Tortuga".
   

VII.

   Съ Черепашьяго острова въ отдаленіи былъ виденъ островъ Гаити, обитаемый, будто бы, уродами-людоѣдами. Каждую ночь тамъ по побережью зажигались огни.
   -- Это у нихъ служитъ сигналомъ, что враги близко, а враги эти -- мы,-- говорилъ Колумбъ.-- Канибалы ожидаютъ насъ; ну, что жъ, долго ждать насъ мы ихъ не заставимъ. Но съѣсть себя мы не дадимъ.
   6 декабря адмиральскій корабль, дѣйствительно, двинулся къ острову канибаловъ. Плѣнными индѣйцами снова овладѣлъ паническій ужасъ, и они на колѣняхъ стали умолять отпустить ихъ домой. Но корабль продолжалъ свой путь.
   И что же? У толпившихся на берегу жителей не было ни песьихъ головъ, ни единственнаго во лбу глаза; большія европейскія суда съ распущенными парусами навели на нихъ не меньшій страхъ, какъ на мирныхъ туземцевъ: какъ только "Санта-Марія" приблизилась къ берегу, ихъ и слѣдъ простылъ.
   -- Вотъ и вѣрь этимъ трусамъ!-- говорилъ Колумбъ.-- Здѣсь краснокожіе совсѣмъ одного съ ними вида; съ чего же имъ быть людоѣдами? А гавань здѣсь первоклассная. Бросить якорь!
   У самаго берега лотъ показывалъ еще глубину 5-ти саженъ. Почва кругомъ, однако, была настолько камениста, что не давала укорениться ни одному дереву. Но въ заливъ впадала судоходная рѣка, и вверхъ по ея теченію открывалась цвѣтущая долина. Судя по большому числу привязанныхъ тамъ у берега большихъ и малыхъ каноэ, страна должна была быть очень населена. Но людей нигдѣ не было видно.
   -- Мы имъ страшны, такъ намъ ли ихъ страшиться?-- сказалъ Колумбъ.-- Какое нынче число? 6-е декабря, Николинъ день? Такъ назовемъ же этотъ заливъ именемъ святого Чудотворца.
   На разсвѣтѣ "Санта-Марія" снялась опять съ якоря, чтобы объѣздить кругомъ островъ. Въ нѣсколькихъ мѣстахъ приставали къ берегу и всходили на окружающія горы. У подножія ихъ разстилались плодоносныя долины, засѣянныя пшеницей и ячменемъ. По скалистымъ скатамъ росли дубы и мирты; отовсюду доносились соловьиныя трели, щебетанье мелкихъ пѣвуновъ. Заливы такъ и кишѣли рыбой; одна, рѣзвясь, прыгнула даже въ адмиральскую шлюпку и оказалась изъ породы скатовъ, водящихся въ Кастиліи. Благодаря возвышенной мѣстности, воздухъ здѣсь былъ также свѣжѣе, чѣмъ на другихъ островахъ, и такъ напоминалъ Колумбу гористыя части Испаніи, что онъ назвалъ островъ "Малой Испаніей" -- "Espanola". Впрочемъ, какъ было съ Кубой, такъ и за Эспаньолой осталось навсегда ея мѣстное названіе -- "Гаити".
   Отряжаемымъ въ глубь острова развѣдчикамъ тамъ и сямъ попадались опять группы туземцевъ, которые на первыхъ порахъ также обращались въ бѣгство. Бѣглецовъ по-прежнему нагоняли, силою приводили къ адмиралу, а онъ ихъ одаривалъ и отпускалъ затѣмъ съ миромъ. Система эта и здѣсь вполнѣ оправдалась. Когда "Санта-Марія", въ сопровожденіи "Ниньи", черезъ нѣсколько дней возвратилась въ гавань св. Николая, на берегу ихъ ожидала уже цѣлая толпа туземцевъ.
   И вотъ толпа разступается, и на носилкахъ выносятъ къ самому берегу молодого человѣка, не старше 21-го года. Одежды на немъ также никакой нѣтъ, но тѣло его размалевано затѣйливѣе, чѣмъ у другихъ, а на головѣ, кромѣ пучка перьевъ, красуется еще подобіе золотой короны. Несмотря на его молодость, даже почтенные старцы изъ его свиты относились къ нему раболѣпно; не могло быть сомнѣнія, что то былъ вождь или по-индѣйски "кацикъ".
   Для перваго знакомства Колумбъ послалъ къ нему на берегъ своего алгвазила дона Діего де Арана съ обычными подарками. Кацикъ счелъ долгомъ лично поблагодарить дарителя и прибылъ къ нему на корабль. При посредствѣ Паоло произошелъ взаимный обмѣнъ любезностей. Когда Паоло объяснилъ тутъ кацику, что у Колумба есть за моремъ еще свой повелитель, испанскій король, могущественнѣйшій изъ властелиновъ цѣлаго свѣта, тотъ не хотѣлъ вѣрить: если ужъ этотъ бѣлый вождь слетѣлъ съ неба, то и его верховный вождь долженъ былъ жить на небесахъ.
   Два дня спустя юный кацикъ, именовавшій себя Гуакамони, вторично навѣстилъ адмирала. Засталъ онъ его какъ разъ за столомъ. Высокому гостю было предложено принять также участіе въ трапезѣ. Къ подаваемымъ ему европейскимъ блюдамъ онъ едва прикасался, бокалъ съ испанскимъ виномъ едва пригубилъ; все остальное онъ предоставилъ своимъ приближеннымъ, прикорнувшимъ у его ногъ. Объяснялись за него съ бѣлыми два старца-совѣтника; когда же самъ онъ раскрывалъ уста, то старцы внимали ему съ благоговѣніемъ. И точно, что бы ни высказывалъ Гуакамони, все было разумно и разсудительно. Когда встали изъ-за стола, одинъ изъ совѣтниковъ подалъ кацику золоченый поясъ и двѣ тоненькія золотыя пластинки.. Тотъ въ свою очередь вручилъ ихъ Колумбу для передачи его собственному заморскому властелину. Затѣмъ онъ пожелалъ осмотрѣть адмиральскую каюту, и Колумбъ провелъ его къ себѣ. Здѣсь юношѣ всего болѣе приглянулись постель и цвѣтныя туфли. Колумбъ попросилъ его принять отъ него то и другое, а въ придачу подарилъ ему еще нѣсколько янтарныхъ зеренъ и склянку духовъ. Тронутый такою небывалою щедростью, Гуакамони не зналъ, какъ и выразить свою благодарность.

0x01 graphic

   -- Онъ очень сожалѣетъ, что не можетъ самъ говорить съ сеньоромъ адмираломъ,-- заявилъ Паоло.-- У него теперь одно еще только желаніе -- узрѣть нашего короля и нашу королеву.
   Тогда Колумбъ досталъ изъ своего ларца пожалованную ему испанскими монархами цѣпь съ двумя золотыми медалями, на которыхъ были выгравированы портреты обоихъ.
   -- Объясни-ка ему, что это вотъ и есть нашъ король и наша королева.
   Выслушавъ объясненіе Паоло, кацикъ выразилъ удивленіе великимъ монархамъ, рѣшившимся послать бѣлаго вождя съ небесъ на землю.
   Въ доказательство, что "посланцевъ небесъ" на землѣ нечего бояться, Колумбъ приказалъ сдѣлать ружейный залпъ. Кацикъ не свалился съ ногъ, какъ его спутники, но былъ все-таки видимо пораженъ и успокоился лишь тогда, когда узналъ отъ Паоло, что залпъ произведенъ только въ честь ему и холостымъ зарядомъ.
   Но самое удивительное ожидало его еще впереди.
   Неожиданно и для самого Колумба, выступилъ впередъ донъ Эмиліо де ла Круцъ съ своей гитарой и затянулъ одну изъ любимѣйшихъ народныхъ пѣсенъ своей родины. Гармоничные звуки очаровали дикаря, никогда не слышавшаго ничего подобнаго, губы его расплылись въ блаженную улыбку, и онъ обратился къ пѣвцу съ вопросомъ, не знаетъ ли тотъ какой индѣйской пѣсни.
   -- Пускай онъ сперва мнѣ самъ пропоетъ,-- сказалъ де ла Круцъ.
   Самому пѣть показалось юному вождю, видно, ниже его достоинства; запѣлъ, вмѣсто него, одинъ изъ приближенныхъ. Мелодія была однообразно-заунывная, и музыкальное ухо де ла Круца съ легкостью уловило основную тему. Послѣ прелюдіи на гитарѣ, онъ передалъ ее своимъ чистымъ теноромъ такъ увѣренно и съ такимъ чувствомъ, что вся свита кацика рты разинула, у самого же Гуакамони на глазахъ навернулись слезы.
   -- Вотъ бы и женѣ моей послушать!-- сказалъ онъ и, возвращая Колумбу одну изъ полученныхъ отъ него только что туфлей, попросилъ уступить ему за нее этого пѣвца.

0x01 graphic

   -- Наконецъ-то, донъ Эмиліо, васъ оцѣнили!-- замѣтилъ Салазаръ:-- за насъ, прочихъ, онъ не отдалъ бы даже одного изъ своихъ камергеровъ, а не то, что этакую безцѣнную туфлю.
   Кацикъ съ недоумѣніемъ оглядѣлся на окружающихъ бѣлыхъ: чего они хохочутъ? Когда же Паоло объяснилъ, что пѣвецъ этотъ не продажный, Гуакамони попросилъ отпустить его къ нему хотя бы на день въ гости.
   -- А есть у него сестры?-- справился де ла Круцъ.
   -- Есть.
   -- Но, пожалуй, еще малолѣтки?
   -- Старшей уже пятнадцатый годъ пошелъ.
   -- Такъ скажи, что за честь почту быть къ нему съ визитомъ.
   -- Да вы что это, донъ Эмиліо,-- спросилъ одинъ изъ офицеровъ, -- не жениться ли ужъ на индіанкѣ собираетесь?
   -- А почему бы и нѣтъ? Этакій кацикъ въ своемъ царствѣ -- тотъ же король, а сестра его -- принцесса королевской крови. Какъ принцъ-супругъ, я не нынчезавтра самъ возсяду здѣсь тоже на престолъ.
   Адмиралъ прервалъ полетъ фантазіи легкомысленнаго авантюриста.
   -- Не будемъ загадывать слишкомъ далеко,-- сказалъ онъ.-- Для начала торговыхъ сношеній съ этимъ вождемъ, намъ необходимо всякими способами расположить его въ нашу пользу. Поэтому я ничего не имѣю противъ вашего визита, донъ Эмиліо. А чтобы васъ не задержали насильно, до мѣста васъ проводитъ вооруженный конвой.
   -- И Паоло вы дадите мнѣ также съ собой переводчикомъ?
   -- Извольте.
   -- Такъ черезъ минуточку я буду готовъ.
   "Минуточка" у мадридскаго щеголя протянулась на цѣлый часъ. Но зато онъ разрядился, какъ на придворное торжество.
   -- Ну, что, не хорошъ?-- сказалъ онъ, побѣдоносно озираясь.
   -- Хоть сейчасъ къ алтарю, -- согласились окружающіе.
   Одинъ только докторъ Салазаръ скорбно покачалъ головой:
   -- Боюсь я за сеньора, охъ, боюсь!
   -- А что?
   -- Сеньоръ такъ аппетитенъ, что невѣста-канибалка его, пожалуй, еще до свадьбы скушаетъ.
   На берегу кацику подали носилки. Де ла Круцъ, войдя уже въ роль будущаго его зятя, безцеремонно усѣлся съ нимъ рядомъ. Гуакамони былъ озадаченъ, однако, не протестовалъ, чтобы не лишиться дорогого гостя.
   Впереди ихъ понесли полученные отъ Колумба подарки, вокругъ носилокъ сгруппировались десять человѣкъ вооруженныхъ матросовъ и Паоло съ гитарой, а замыкалось шествіе свитой туземцевъ.
   Такъ какъ дѣло было въ декабрѣ мѣсяцѣ, когда сумерки наступаютъ рано, а "резиденція" кацика отстояла отъ берега довольно далеко (часа три ходьбы), то обратно де ла Круца ожидали не раньше утра.
   Но утромъ возвратилась только часть конвойныхъ.
   -- А донъ Эмиліо гдѣ же?-- спросилъ Колумбъ.
   -- Донъ Эмиліо прислалъ насъ за святымъ отцомъ.
   -- За мною?-- удивился патеръ Педро.
   -- Точно такъ. Своей гитарой онъ просто чудеса натворилъ; кацикъ ему сестру свою просваталъ...
   -- И меня зовутъ, чтобы повѣнчать ихъ?
   -- Точно такъ.
   Да что этотъ де ла Круцъ съ ума спятилъ?-- воскликнулъ Колумбъ.-- Она же не христіанка...
   -- Окрестить ее, другъ мой, недолго,-- сказалъ патеръ Педро.-- Пути Провидѣнія неисповѣдимы. Дастъ Богъ, этотъ вертопрахъ станетъ еще нашимъ первымъ миссіонеромъ для насажденія среди здѣшнихъ варваровъ ученія Христова.
   Но Паоло-то мой, Паоло неужели при немъ такъ и останется?-- вмѣшался тутъ въ разговоръ Лоренцо Бальбо.-- Бога ради, святой отецъ, не оставляйте его тамъ!
   -- Не оставлю; успокойся.
   -- Донъ Эмиліо врядъ ли его отъ себя отпуститъ,-- заявилъ одинъ изъ конвойныхъ:-- безъ услугъ его ему не обойтись.
   -- Обойдется,-- сказалъ Колумбъ.-- Мальчикъ намъ самимъ не менѣе нуженъ.
   Такимъ образомъ въ тотъ же день въ "резиденціи" кацика Гуакамони совершилось два священнодѣйствія по обряду католической церкви -- крещеніе краснокожей "принцессы" и бракосочетаніе ея съ бѣлымъ пѣвцомъ. Возвратился патеръ Педро на "Санта-Марію" вмѣстѣ съ Паоло, котораго де ла Круцъ, дѣйствительно, ни за что не хотѣлъ было отпустить отъ себя. Что сталось затѣмъ съ этимъ претендентомъ на "индѣйскій престолъ" -- сказать мы не умѣемъ: видѣли его на свадьбѣ въ послѣдній разъ, и съ тѣхъ поръ объ немъ никогда уже не было ни слуху, ни духу.
   

VIII.

   Вѣсть о посланцахъ съ неба облетѣла, очевидно, все побережье: не поспѣлъ еще Колумбъ самъ побывать у кацика Гуакамони, какъ къ судамъ его, что ни день, подплывали каноэ другихъ сосѣднихъ кациковъ, привозившихъ ему цѣлыя груды всевозможныхъ фруктовъ и охотно мѣнявшихъ свои золотыя украшенія на европейскія бездѣлушки, запасъ которыхъ сталъ уже истощаться.
   Такъ, 22 декабря прибыла опять депутація отъ самаго могущественнаго кацика -- Гуаканагари, которому, по словамъ краснокожихъ депутатовъ, была подвластна цѣлая половина острова Гаити. Гуаканагари считалъ, должно-быть, свое положеніе слишкомъ высокимъ, чтобы лично явиться на поклонъ къ Колумбу, но прислалъ ему въ даръ широкій поясъ, унизанный разноцвѣтными каменьями, и деревянную маску съ золотыми глазами, носомъ и языкомъ.
   Прежде, чѣмъ послѣдовать приглашенію Гуаканагари -- навѣстить его въ его столицѣ, Колумбъ отрядилъ туда на шлюпкѣ секретаря эскадры Родриго Десковедо, съ порученіемъ кстати убѣдиться, могутъ ли корабли безопасно подойти къ берегу. Къ ночи Десковедо вернулся назадъ и не могъ нахвалиться оказаннымъ ему пріемомъ, а также красотою мыса, на которомъ высадился.
   -- За райскую красоту его, -- говорилъ онъ, -- я предложилъ бы назвать его "Punta Santa".
   -- Пусть же такъ онъ и называется. Но что показалъ лотъ? Вѣдь вы измѣряли же глубину?
   -- Цѣлыхъ три часа съ половиной ваши моряки разъѣзжали со своимъ лотомъ взадъ да впередъ; у меня, признаться, и терпѣніе готово было уже лопнуть.
   -- И что же?
   -- Да вначалѣ даже дна не могли доискаться...
   -- Такъ что глубина достаточная? И подводныхъ камней не попадалось?
   -- О, нѣтъ. Песокъ, одинъ песокъ.
   -- Ну, что жъ, въ такомъ случаѣ, какъ только перемѣнится вѣтеръ, мы идемъ къ вашей "Пунта Санта".
   24 декабря свѣжій сѣверо-восточный вѣтеръ смѣнился легкой береговой бризой, и адмиральскій корабль, а за нимъ и каравелла снялись съ якоря. Еще засвѣтло показался передъ ними хваленый мысъ съ вѣчно-зеленѣющими пальмами. Колумбъ отдалъ приказаніе укоротить паруса. Тутъ къ нему подошелъ донъ Діего де Арана.
   -- Сеньоръ адмиралъ располагаетъ нынче же сойти на берегъ?
   -- Полагалъ, да. А что?
   -- Да вѣдь сегодня канунъ Рождества Христова. Патеръ Педро хотѣлъ бы отслужить всенощную самымъ торжественнымъ образомъ, а команда проситъ разрѣшенія расцвѣтить "Санта-Марію" флагами, убрать свѣжею зеленью...
   -- Доброе дѣло. Высадиться можемъ, пожалуй, и завтра.
   -- Да еще, сеньоръ адмиралъ...
   -- Что еще?
   -- У каждаго вѣдь изъ нашихъ офицеровъ, изъ нашихъ нижнихъ чиновъ есть на родинѣ кто-нибудь, о комъ болѣетъ у нихъ душа, съ кѣмъ они проводили прежде этотъ великій праздникъ...
   -- Ну?
   -- Такъ не дать ли имъ и повеселиться...
   -- Т.-е. напиться?
   -- Я отвѣчаю за то, что безобразій не будетъ. А послѣ такого угощенія всѣ еще охотнѣй возьмутся за дѣло.
   -- Гм... Запасъ вина у насъ, кажется, еще изрядный?
   -- Съ десятокъ боченковъ...
   -- Такъ можете выдать боченокъ.
   -- Одинъ на весь экипажъ?
   -- Ну, хорошо, два.
   -- Это матросамъ и солдатамъ. А офицерству?
   -- Офицерству придется отпустить, пожалуй, также цѣлый боченокъ.
   -- И высшаго сорта! Старой мадеры имѣется еще три боченка.
   Колумбъ махнулъ рукой.
   -- Хорошо!
   Между тѣмъ, "Санта-Марія" подошла къ "Пунта Санта" на разстояніе одной мили. Адмиралъ велѣлъ бросить якорь; но море оказалось здѣсь еще такъ глубоко, что якорь не доставалъ до дна.
   -- Наши вѣдь третьяго дня измѣряли здѣсь глубину,-- замѣтилъ штурманъ Санхо Руицъ.-- До самаго берега они не нашли ни одного рифа.
   -- А вѣтеръ совсѣмъ стихъ,-- сказалъ Колумбъ. Отнести насъ къ берегу не можетъ. На всякій случай, уберемъ всѣ паруса.
   -- А у руля, ваша милость, всю ночь я простою уже самъ.
   -- Все, конечно, вѣрнѣе; на тебя, Руицъ, я полагаюсь, какъ на самого себя.
   Паруса были убраны, а на берегъ за зеленью былъ отправленъ катеръ. Возвратился онъ нагруженный горой пальмовыхъ вѣтвей, огромныхъ папоротниковъ и пышныхъ орхидей. Заходящее солнце освѣтило "Санта-Марію" (увы! въ послѣдній разъ) во всей красѣ: всѣ три мачты были разукрашены флагами и перевиты цвѣтущими гирляндами; съ реи на рею, со снасти на снасть свѣшивались такія же гирлянды; а адмиральская рубка утопала въ пальмовыхъ вѣтвяхъ.
   Самъ адмиралъ былъ также въ праздничномъ настроеніи, удостаивалъ ласковымъ словомъ то того, то другого изъ младшей братіи, въ томъ числѣ и Паоло, подвязывавшаго зеленый вѣнокъ на компасѣ:
   -- Компасъ тебѣ, я вижу, милъ?
   -- Какъ не милъ, сеньоръ адмиралъ! Безъ него намъ и здѣсь бы не быть, и домой бы не вернуться.
   -- А ты по дому своему соскучился?
   -- Нѣтъ, ваша милость: дома постояннаго у меня вѣдь уже нѣту. Матушка скончалась, а отецъ тутъ же на кораблѣ.
   -- Такъ корабль нашъ тебѣ теперь тотъ же домъ родной? Ну, смотри же, береги свой домъ; станешь добрымъ матросомъ, а тамъ и рулевымъ.
   -- Да онъ и теперь уже знаетъ, какъ рулемъ править,-- замолвилъ за шустраго мальчика доброе слово стоявшій у руля Санхо Руицъ.
   -- Дай Богъ.
   И съ снисходительной улыбкой адмиралъ отошелъ прочь.
   Всенощная была отслужена такъ торжественно, какъ никогда; пѣвчіе надрывались отъ усердія.
   -- Вино имъ, видно, уже отпущено?-- замѣтилъ докторъ Салазаръ шопотомъ дону Діего.
   -- Отпущено; но пить еще не дозволено.
   -- Такъ почему же они ужъ охрипли?
   -- Потому что не промочили еще горла.
   -- Такъ ли?
   Какъ бы то ни было, лишь только, съ послѣднимъ проблескомъ вечерней зари, патеръ Педро произнесъ свое заключительное "Рах vobiscum", какъ вся нижняя команда, смѣясь и толкаясь, ринулась въ люкъ подъ палубу. Офицерство болѣе чинно не замедлило также спуститься въ свою общую спальню.
   -- Malum necessarium! (Полезное зло!) -- сказалъ со вздохомъ патеръ Педро, оставшійся наверху вдвоемъ съ Колумбомъ.-- Ну, что жъ, у тебя, другъ мой, будетъ теперь хоть досугъ выслушать мои ближайшіе планы.
   И, послѣдовавъ за Колумбомъ въ его адмиральскую каюту, онъ принялся излагать намѣченныя имъ мѣры къ скорѣйшему обращенію въ христіанство кацика Гуаканагари и всего подвластнаго ему племени. Послѣ долгихъ дебатовъ сошлись на одной главной мѣрѣ: патеръ Педро съ нѣсколькими пѣвчими долженъ былъ поселиться у самаго Гуаканагари.
   -- Завтра же постараемся все уладить,-- сказалъ Колумбъ.-- А теперь ложись-ка спать; я еще посмотрю, все ли у насъ въ порядкѣ.
   Штурманъ Санхо Руицъ былъ на своемъ посту; но въ рукѣ у него была опорожненная кружка, а другой рукой онъ утиралъ себѣ губы.
   -- И ты туда же, Руицъ?-- укорилъ его адмиралъ.
   -- Это я принесъ ему...-- послышался изъ темноты виноватый голосъ, и Колумбъ разглядѣлъ стоявшаго тутъ же Паоло.
   -- Да какъ ты посмѣлъ! Развѣ не знаешь приказа...
   -- Донъ Діего послалъ меня...
   -- Самъ донъ Діего?
   -- Всѣ, ваша милость, нынче вѣдь веселятся,-подалъ теперь голосъ и провинившійся штурманъ.
   Какъ бы въ подтвержденіе, изъ люка, который велъ внизъ въ общую офицерскую каюту, доносилось шумное веселье. Колумбъ счелъ нужнымъ заглянуть и къ офицерству.
   -- А, сеньоръ адмиралъ!-- привѣтствовалъ его хоръ пирующихъ.-Васъ только недоставало! Пожалуйте сюда, пожалуйте!
   -- "Nunc est bibendum!" -- затянулъ докторъ Салазаръ на самодѣльный мотивъ застольную пѣсню своего любимца Горація.
   -- Докторъ у насъ за запѣвалу де ла Круца,-- замѣтилъ со смѣхомъ одинъ изъ офицеровъ.-- Только голосомъ не вышелъ.
   -- А что теперь, въ самомъ дѣлѣ, съ нашимъ милѣйшимъ Эмиліо?-- подхватилъ другой.-- Съѣденъ ужъ, или еще здравствуетъ? Предлагаю за него здравицу.
   -- Погодите, дайте мнѣ налить и сеньору адмиралу, -- сказалъ Салазаръ, наполнявшій изъ боченка большой круговой кубокъ.
   Самъ адмиралъ между тѣмъ обратился съ укоромъ къ дону Діего, какъ это онъ могъ послать вина штурману на посту.
   -- Да неужели ему одному изнывать на сушѣ, когда всѣ другіе плещутся, какъ утки, и въ глубь ныряютъ?-- былъ легкомысленный отвѣтъ молодого алгвазила.
   -- А что, какъ онъ заснетъ за рулемъ?
   -- Отъ одной-то кружки? Да хоть бы и заснулъ -- велика бѣда! Вѣдь полный штиль, судно не шелохнется;
   Въ это время докторъ поднесъ полный кубокъ Колумбу. Тотъ не хотѣлъ было принимать. Но его уже обступило все общество съ поднятыми стаканами.
   -- Нѣтъ, сеньоръ адмиралъ! Вы намъ отецъ родной; дозвольте чокнуться съ вами!
   Дѣлать нечего -- пришлось чокнуться съ каждымъ.
   -- Допивайте, донъ Христоваль, -- говорилъ докторъ:-- и на второй кубокъ еще хватитъ.
   -- Будетъ съ меня,-- сказалъ Колумбъ, ставя на столъ выпитый кубокъ.-- Да и вамъ, сеньоры, не пора ли на покой? Завтра мы должны быть свѣжими: здѣшній кацикъ ожидаетъ насъ уже съ утра.
   -- Да вѣдаться съ нимъ вѣдь не намъ, а сеньору адмиралу? Не станемъ ужъ васъ задерживать; идите къ себѣ съ Богомъ, набирайтесь силъ.
   И адмиралъ ушелъ къ себѣ: отъ "кругового" кубка старой мадеры, вмѣщавшаго въ себѣ добрыхъ три стакана, голова у него съ непривычки сильно отяжелѣла.
   Санхо Руицъ за свою умѣренность въ употребленіи спиртныхъ напитковъ считался первымъ трезвенникомъ. Крѣпкая офицерская мадера и на него осталась не безъ дѣйствія: глаза у него начали слипаться.
   -- Вотъ что, Паоло,-- пробормоталъ онъ коснѣющимъ языкомъ: -- меня что-то ко сну клонитъ... Сходилъ бы ты за Гернеа...
   -- А тебѣ развѣ уже смѣна?-- спросилъ Паоло.
   -- Нѣтъ, я взялся стоять у руля до утра...
   -- Такъ Гернеа меня въ шею прогонитъ... Дай-ка, я постою тутъ за тебя.
   -- Чего еще захотѣлъ мальчишка!
   -- Да не самъ ли ты давеча говорилъ адмиралу, что я знаю править рулемъ?
   -- Гм... Погода и то вѣдь тихая...
   -- Ну, вотъ. А адмиралъ ушелъ уже спать; и тебѣ бы пойти. Ну, пожалуйста, Санхо!
   -- Да вѣдь ты, Паоло, младенецъ: того гляди, еще задремлешь.
   -- Какой ужъ я младенецъ! И спать мнѣ ни чуточку не хочется. Вина я вѣдь ни капли въ ротъ не бралъ, да никогда и брать не буду.
   -- И хорошо, милый, дѣлаешь. Эхъ-эхъ! Адмиралъ, самъ знаешь, строго-настрого запретилъ не токмо въ штормъ, но и въ штиль довѣрять руль юнгамъ. Ну, да ладно, пойду ужъ, часокъ отдохну. А ты у меня, смотри, стой все время на ногахъ, не присаживайся. Понялъ?
   -- Чтобы не прикорнуть?
   -- Ну да.
   И, балансируя, штурманъ невѣрной походкой поплелся къ люку.
   

IX.

   "А ночь-то, ночь какая!-- разсуждалъ самъ съ собой Паоло, стоя у руля.-- Въ Кордовѣ у насъ о Рождествѣ морозитъ, снѣгомъ заметаетъ; а здѣсь благодать Божія: и въ полночь-то совсѣмъ тепло по-весеннему. И тишина вѣдь какая! все кругомъ спитъ; адмиралъ, офицеры, матросы, самъ океанъ заснулъ, во снѣ еле-еле дышитъ. Офицеры называютъ это морскимъ теченьемъ; нѣтъ, это дышитъ своей могучей грудью океанъ. Одинъ я не сплю, да вотъ еще мѣсяцъ. Старый знакомый! мы двое только за всѣхъ бодрствуемъ: ты да я! "
   Въ сознаніи всей важности, всей отвѣтственности своего положенія, юнга-кормчій еще крѣпче налегалъ обѣими руками на рукоятки штурвала, чтобы руль не ворочался, таращилъ глаза на серебряный серпъ луны, всѣми силами отгонялъ отъ себя сонъ. Но природа беретъ свое: вѣки точно сами собой смыкаются; онъ растираетъ ихъ кулакомъ, зѣваетъ во весь ротъ.
   -- У-ахъ!
   Вонъ и "старый знакомый" на небосклонѣ спать пошелъ.
   "Не выдержалъ, старина, одного меня оставилъ! Но я-то ужъ не поддамся, шалишь... Служба! Только ноги отъ долгаго стоянья затекаютъ. Присѣсть развѣ на минутку? На одну только минутку"...
   Присѣлъ, потянулся. "Ахъ, какъ славно!" Растянулся во весь ростъ, подложилъ подъ затылокъ руки, закрылъ глаза...
   Онъ не спитъ, о, нѣтъ! но дрема какъ-будто уже одолѣваетъ.
   И чудится ему, что лежитъ онъ въ гамакѣ, подвѣшенномъ межъ двухъ пальмъ, а вѣтеркомъ его тихо-тихо покачиваетъ.
   "Или корабль это качаетъ? Да быть не можетъ: ни малѣйшаго вѣдь дуновенья. Развѣ что морское теченье"...
   Онъ приподнялся на локоть.
   "Что это за шумъ? Будто прибой волнъ! Гдѣ-нибудь около берега набѣгаютъ волны. Днемъ-то, за шумомъ на палубѣ, ихъ не слыхать. Ну, а ночью, когда всѣ спятъ, и слышно".
   Снова растянулся, но продолжаетъ прислушиваться: "долгъ службы" не даетъ покою. Но прибой все слышнѣе.
   "Толковали какъ-то офицеры, что морскимъ теченьемъ и безъ вѣтра относитъ въ сторону. А что, какъ и теперь отнесло насъ?"...
   Мальчикъ вскочилъ на ноги и къ штурвалу.
   "Господи Боже! Пресвятая Матерь-Божія! Руль ни вправо, ни влѣво; подъ килемъ песокъ хруститъ, а прибой уже въ двухъ шагахъ"...
   -- Помогите! помогите!
   На отчаянный крикъ юнги, рѣзко нарушившій миръ ночи, первымъ изъ своей каюты показался самъ адмиралъ. При слабомъ свѣтѣ фонаря на гротмачтѣ онъ разглядѣлъ у руля Паоло.
   -- Это ты кричалъ?
   -- Я, сеньоръ адмиралъ...
   -- А гдѣ же Санхо Руицъ?
   -- Санхо очень ужъ усталъ и меня за себя поставилъ. Но руль не поддается...
   Колумбъ взялся за штурвалъ: такъ и есть! Судно всѣмъ килемъ, видно, врѣзалось въ песокъ.
   -- Всѣ наверхъ!-- раздался зычный окрикъ адмирала.
   Изъ люка, какъ встрепанный, выскочилъ всѣхъ раньше Санхо Руицъ. За нимъ выползли одинъ за другимъ, какъ сонныя мухи, сперва нижніе чины, по^ томъ и офицеры.
   -- Мы сѣли на мель. И все по твоей милости, Руицъ!
   -- Виноватъ, сеньоръ адмиралъ!
   -- О винѣ твоей рѣчь впереди. Теперь бы первымъ дѣломъ сняться съ мели. Выбросить за бортъ весь балластъ!
   -- А мнѣ сеньоръ адмиралъ не дозволитъ ли спустить шлюпку?-- попросилъ Руицъ.
   -- Для чего тебѣ?
   -- Осмотрѣть внизу руль... Можетъ, все дѣло въ штуртросѣ (витой ремень, который ворочаетъ руль).
   Адмиралъ уже не возражалъ. Штурманъ распорядился, чтобы для него спустили шлюпку. Тѣмъ временемъ, подъ наблюденіемъ офицеровъ, спѣшно выгружали изъ трюма балластъ и выбрасывали въ море. Никто, кромѣ нерадиваго штурмана, не услышалъ на этотъ разъ отъ адмирала ни слова укора: не самъ ли вѣдь онъ впервые за все путешествіе сдѣлалъ такое послабленіе: не выставилъ ночной вахты? И вотъ, Провидѣніе его жестоко покарало,-- жестоко, но справедливо! Весь балластъ былъ уже за бортомъ; но наступила пора морского отлива, вода быстро убывала, и киль судна все глубже зарывался въ песокъ. Съ тяжелымъ сердцемъ Колумбъ отдалъ приказъ выгрузить изъ трюма и тюки хлопчатобумажныхъ нитокъ. Тутъ подбѣжалъ докторъ Салазаръ.
   -- Помилуйте, донъ Христоваль! Мои коллекціи вы велѣли вмѣстѣ съ балластомъ выбросить въ море?
   -- Если мнѣ, ради облегченія судна, придется жертвовать всѣмъ, что съ такимъ трудомъ собрано для ихъ величествъ, то что значатъ ваши коллекціи?
   -- А мнѣ онѣ дались, по-вашему, безъ всякаго труда? Да для науки онѣ во сто кратъ дороже всего вашего остального груза! Дайте мнѣ только шлюпку.
   -- Шлюпку взялъ Санхо Руицъ.
   Колумбъ перегнулся черезъ бортъ и заглянулъ внизъ.
   -- Руицъ!
   Никакого отвѣта.
   -- Шлюпка, ваша милость, уплыла въ сторону "Ниньи",-- доложилъ одинъ изъ матросовъ.-- Да вонъ она, никакъ, идетъ уже назадъ.
   И точно, къ судну подходила шлюпка; но изъ нея на бортъ "Санта-Маріи" взошелъ не Санхо Руицъ, а штурманъ каравеллы "Ниньи", Бартоломео Рольданъ.
   -- Это вы, сеньоръ Рольданъ?-- удивился Колумбъ.
   -- Я посланъ съ нѣсколькими матросами на помощь къ сеньору адмиралу,-- отвѣчалъ Рольданъ.
   -- А Руицъ гдѣ же?
   -- Руицъ умолялъ нашего командира принять его на "Нинью"... Онъ не смѣлъ уже вернуться на адмиральскій корабль...
   -- А что-же сеньоръ Виценто Пинзонъ?
   -- Сеньоръ Виценто наотрѣзъ объявилъ, что не можетъ принять къ себѣ человѣка, который спасаетъ только собственную шкуру, вмѣсто того, чтобы спасать свой корабль.
   -- Правильно. Такому подлому трусу не можетъ быть мѣста на кораблѣ!
   -- Руицъ и самъ это понималъ; съ борта "Ниньи" онъ бросился въ море...
   -- Чтобы доплыть до берега?
   -- Кто его знаетъ! Онъ былъ въ такомъ отчаяньи... Скорѣе надо бы думать, что онъ искалъ смерти.
   -- Коли такъ, то Господь да упокоитъ его грѣшную душу. Тѣла его за темнотою теперь все равно не отыскать.
   Утонулъ-ли, въ дѣйствительности, несчастный, или доплылъ до берега,-- такъ и осталось неизвѣстнымъ: онъ пропалъ безъ вѣсти.
   

X.

   Между тѣмъ отливъ еще продолжался, вода въ морѣ все убывала, корабль накренило уже на бокъ. Чтобы его облегчить, пришлось прибѣгнуть къ послѣднему средству -- срубить гротмачту. Каждый ударъ топора отзывался въ груди у Колумба такимъ же ударомъ; когда же мачта рухнула, ему стоило неимовѣрнаго усилія надъ собой, чтобы сдержать слезы. Онъ подозвалъ къ себѣ алгвазила.
   -- Удастся ли намъ сохранить нашу "СантаМарію" -- Богъ вѣсть,-- сказалъ онъ.-- Пока море тихо, есть еще нѣкоторая надежда. Ночи теперь долгія; ждать до разсвѣта, чтобы выяснить положеніе дѣла, нѣтъ возможности. Къ утру можетъ подняться вѣтеръ. Поэтому я попрошу васъ немедля, вмѣстѣ вотъ съ сеньоромъ Гутіерресомъ, съѣздить на берегъ и предупредить кацика Гуаканагари о постигшей насъ бѣдѣ. Онъ, вѣрно, не откажется помочь намъ.
   -- А сами вы, донъ Христоваль, переберетесь на "Нинью"?
   -- Пока не будетъ свезенъ на берегъ весь нашъ грузъ, объ этомъ рѣчи быть не можетъ. Корабль мой я покину послѣднимъ.
   Паоло, растерянно помогавшій Салазару при уборкѣ его драгоцѣнныхъ коллекцій, ожидалъ каждую минуту, что вотъ и надъ нимъ гроза грянетъ; но гроза его миновала. Алгвазилъ взялъ его съ собой къ кацику Гуаканагари толмачемъ. До столицы кацика они плыли въ темнотѣ добрыхъ полтора часа, въ теченіе которыхъ Паоло успѣлъ хорошенько обдумать, какъ сильнѣе тронуть сердце индѣйскаго вождя. Такимъ образомъ, когда посланцевъ Колумба допустили къ кацику (котораго, несмотря на ночное время, подняли со сна), мальчикъ въ такихъ живыхъ краскахъ описалъ крушеніе адмиральскаго корабля, что Гуаканагари былъ замѣтно потрясенъ. Когда же Паоло въ заключеніе горько расплакался, обвиняя себя одного во всемъ несчастій,-- самъ кацикъ тоже прослезился.
   -- Великій небесный вождь -- братъ мой, и мой домъ -- его домъ,-- сказалъ онъ и тотчасъ же отдалъ распоряженіе, чтобы нѣсколько большихъ каноэ отправились на мѣсто катастрофы.
   Въ продолженіе всей остальной ночи и слѣдующаго затѣмъ дня, подъ бдительнымъ надзоромъ братьевъ и другихъ родственниковъ кацика, всѣ товары и прочее имущество съ "Санта-Маріи" перегружалось на каноэ индѣйцевъ и отвозилось въ ближайшее ихъ поселеніе; здѣсь все складывалось въ одно мѣсто, подъ охраною вооруженныхъ туземцевъ, чтобы ничего не было расхищено.
   На разсвѣтѣ 26 декабря вождь ихъ, уже собственной персоной, навѣстилъ "небеснаго" вождя на каравеллѣ "Ниньѣ". При видѣ глубокаго унынія Колумба, Гуаканагари заплакалъ и принялся утѣшать его.
   -- Онъ велитъ сказать, -- объяснилъ Паоло,-- чтобы сеньоръ адмиралъ напрасно не сокрушался: онъ готовъ отдать все, что у него есть, чтобы вернуть наши убытки.
   -- Какое безкорыстіе!-- воскликнулъ Колумбъ и крѣпко обнялъ великодушнаго дикаря.
   -- Еще онъ говоритъ,-- продолжалъ Паоло,--что въ столицѣ у него очищены для насъ два большихъ дома, и людямъ его строго запрещено что-либо трогать изъ нашихъ вещей.
   -- Вотъ тебѣ, другъ мой, готовая почва для пропаганды апостольской церкви!-- обратился Колумбъ къ патеру Педро:-- не вѣдая еще ученія Христова, они его на дѣлѣ ужъ исполняютъ: любятъ ближнихъ паче самихъ себя.
   -- И тѣмъ охотнѣе я поселюсь навсегда посреди этого невиннаго, довѣрчиваго племени, -- отвѣчалъ патеръ.
   -- Невинно-то оно невинно, да и довѣрчиво, пока къ намъ еще не приглядѣлось, -- замѣтилъ менѣе пылкій докторъ Салазаръ.-- Дикарь въ концѣ концовъ остается все-таки дикаремъ съ хитрецой и съ хищническими инстинктами. Поэтому на мѣстѣ сеньора адмирала я не очень-то довѣрялъ бы добродушію краснокожихъ, а всѣми мѣрами поддержалъ бы въ нихъ суевѣрный страхъ передъ нами.
   -- Нѣкоторая осторожность во всякомъ случаѣ не мѣшаетъ,-- согласился Колумбъ:-- совѣтъ сеньора доктора мы примемъ къ свѣдѣнію.
   Между тѣмъ изъ-за выдающейся въ море косы показалось большое каноэ. Сидѣвшіе въ немъ индѣйцы еще издали махали руками и кричали что-то. Гуаканагари объяснилъ, что это его подданные, и что у нихъ есть золото, за которое они желали бы получить "шукъ-шукъ!", т.-е. колокольчики. Торгъ состоялся ко взаимному удовольствію, и послѣдніе куски имѣвшагося у нихъ самороднаго золота дикари отдали уже за обыкновенныя булавки.
   Какъ только ихъ каноэ отвалило отъ каравеллы, на смѣну ему появилось еще нѣсколько другихъ. Первые индѣйцы, при встрѣчѣ съ опоздавшими, похвалялись, видно, своимъ выгоднымъ торгомъ, потому что тѣ еще за сотню шаговъ отъ "Ниньи", крича, потрясали въ воздухѣ кулаками.
   -- Чего они грозятъ намъ?-- спросилъ Колумбъ.
   Кацикъ Гуаканагари улыбнулся.
   -- Они не грозятъ,-- пояснилъ онъ,-- а просятъ до завтра не раздавать еще всѣхъ "шукъ-шукъ". У нихъ есть куски золота въ цѣлый кулакъ.
   -- Да здѣсь просто золотое дно!-- воскликнулъ королевскій счетоводъ Педро Гутіерресъ.-А откуда они достаютъ свое золото?
   -- Изъ горъ Цибао {Впослѣдствіи въ названныхъ горахъ испанцы, дѣйствительно, нашли богатыя залежи самороднаго золота.},-- отвѣчалъ Гуаканагари.-- Я доставлю его сколько угодно, лишь бы бѣлый вождь былъ опять веселъ, не горевалъ.
   Послѣ такого обѣщанія скорбныя морщины на челѣ "бѣлаго вождя" нѣсколько разгладились, и онъ со своей стороны предложилъ краснокожему "брату" указать, что ему тутъ, на каравеллѣ, всего больше нравится.
   -- Всего больше?-- переспросилъ съ застѣнчивостью ребенка повелитель половины всей Эспаньолы, окидывая жаднымъ взоромъ пышный нарядъ самого Колумба.
   -- Говори, не бойся,-- ободрилъ его Паоло:-- бѣлый вождь обѣщалъ, стало-быть, и дастъ.
   Тотъ ткнулъ перстомъ въ грудь Колумба, или, точнѣе сказать, въ его кружевную сорочку, бѣлѣвшую изъ-подъ вырѣза камзола.
   Окружающіе, кусая губы, переглянулись. Самъ адмиралъ съ трудомъ сохранилъ серьезную мину.
   -- Принесите-ка ему такую же сорочку,-- приказалъ онъ, а затѣмъ собственноручно надѣлъ ее на высокаго гостя.-- А еще что?
   Смущенный такою необыкновенною щедростью, кацикъ украдкою глянулъ на руки адмирала, который былъ въ перчаткахъ. Колумбъ уже безъ словъ его понялъ и сталъ снимать перчатки. При всей напущенной на себя степенности, подобающей могущественному кацику, Гуаканагари не могъ на этотъ разъ сдержать своей радости: все лицо его просіяло. Когда же бѣлый вождь вручилъ ему обѣ перчатки, дикарь поцѣловалъ ему руку.
   -- Бѣлый вождь мнѣ не братъ, а отецъ!
   -- И забавно и умилительно,-- замѣтилъ донъ Діего вполголоса Гутіерресу.-- Неужели вы, сеньоръ, вмѣстѣ съ невѣромъ-докторомъ, будете еще сомнѣваться въ миролюбіи этихъ дѣтей природы?
   -- Сомнѣваться трудно.
   -- И не отказались бы годъ-другой провести среди.нихъ?
   -- Странный вопросъ!
   -- Вовсе не такой ужъ странный. Скажите мнѣ откровенно: еслибъ я, напримѣръ, поселился здѣсь, то остались ли бы вы также для компаніи?
   -- За соотвѣтственное вознагражденіе? Почему бы и нѣтъ?
   -- Ну, такъ могу сообщить вамъ пока по секрету: такъ какъ съ одной каравеллой "Ниньей" дѣлать здѣсь дальнѣйшія изслѣдованія рискованно: случись съ ней также аварія, о возвращеніи въ Европу нельзя было бы уже и думать,-- то адмиралъ на этихъ дняхъ уже возвращается въ Испанію, но здѣсь оставляетъ прочную колонію.
   -- Вотъ какъ! И вы, донъ Діего, какъ родственникъ адмирала, займете здѣсь постъ начальника колоніи?
   -- Родственныя отношенія здѣсь не при чемъ! Адмиралъ, какъ вы знаете, безпристрастенъ и имѣетъ прежде всего въ виду интересы королевской короны. Быть-можетъ, онъ на васъ же, сеньоръ, остановитъ свой выборъ.
   -- Ну, ну! Да и отвѣтственность черезчуръ велика. Меня прельстилъ бы скорѣе возвышенный окладъ...
   -- За этимъ дѣло не станетъ. Сами же вы только-что замѣтили, что здѣсь золотое дно; а коли такъ, то что значитъ для казны прикинуть вамъ лишнюю тысячу, другую, третью?
   -- А вы-то сами, донъ Діего, окончательно рѣшились остаться?
   -- Окончательно и безповоротно.
   -- Въ такомъ случаѣ, конечно...
   -- Ну, вотъ и прекрасно. Я такъ и доложу адмиралу, что и вы охотно остаетесь.
   

XI.

   Высокому гостю былъ предложенъ обильный зав-_ тракъ. Но испанскія блюда на оливковомъ маслѣ были дикарю, должно быть, не по вкусу: онъ прикасался къ нимъ какъ бы только въ угоду хозяину. Послѣ завтрака, собираясь домой, онъ съ своей стороны пригласилъ бѣлаго вождя отправиться вмѣстѣ съ нимъ. Колумбъ, не задумываясь, сѣлъ къ нему въ каноэ съ небольшой свитой и, по обыкновенію, конечно, со своимъ переводчикомъ Паоло.
   -- А конвоя сеньоръ адмиралъ такъ и не возьметъ съ собой?-- удивился докторъ Салазаръ.
   -- Оберегая себя конвоемъ, я показалъ бы, что боюсь чего-то,-- отвѣчалъ адмиралъ,-- а страха съ моей стороны не должно быть и тѣни. Я долженъ внушать имъ слѣпое благоговѣніе; для этого мнѣ достаточно одного хорошаго стрѣлка. Позвать Рикардо!
   Рикардо Сабіо, кастильянецъ родомъ, участвовалъ въ бояхъ противъ мавровъ, а по заключеніи мира былъ завербованъ Колумбомъ для своей отважной экспедиціи. Владѣлъ онъ одинаково искусно какъ мавританскимъ лукомъ, такъ и испанскимъ мушкетомъ. Когда онъ, вооруженный тѣмъ и другимъ, явился на зовъ и усѣлся также въ каноэ, индѣйскій вождь съ любопытствомъ поглядывалъ на его вооруженіе, но не промолвилъ ни слова.
   Въ своей "столицѣ" кацикъ съ его "небесными" гостями былъ встрѣченъ тысячной толпой, которая провожала его затѣмъ по улицамъ до самаго "дворца". Такъ какъ всѣ его поданные, подобно ему самому, обходились до сихъ поръ безъ всякихъ одеждъ, то "щегольской" нарядъ ихъ повелителя -- полученныя отъ бѣлаго вождя кружевная сорочка и перчатки -- производилъ на нихъ сильное впечатлѣніе. Самъ Гуаканагари, повидимому, не мало гордился своимъ одѣяніемъ и въ осанкѣ, въ походкѣ проявлялъ такое благородство, такую величавость, что развѣ шутникъ Салазаръ (къ счастью, не бывшій въ свитѣ Колумба) не утерпѣлъ бы изощрить опять свое остроуміе.
   Званіе кацика, какъ потомъ выяснилось, было на Эспаньолѣ наслѣдственно и власть его неограничена. Какихъ-либо опредѣленныхъ законовъ для него не существовало; всѣмъ имуществомъ и самою жизнью своихъ подданныхъ онъ распоряжался по личному усмотрѣнію. Но Гуаканагари не злоупотреблялъ своею властью: ко всѣмъ, отъ мала до велика, онъ, какъ любящій отецъ, относился одинаково кротко, и исполнять его волю, услужить ему всѣ почитали за счастье.
   Улицы, по которымъ двигалось шествіе двухъ вождей -- краснокожаго и бѣлаго, были обсажены фруктовыми деревьями. Деревья были въ полномъ цвѣту и разливали кругомъ тонкій ароматъ.
   "Дворецъ" властителя индѣйцевъ отличался отъ жилищъ его подданныхъ только большими размѣрами; внутреннее же его убранство было столь же просто. Въ отплату за гостепріимство, оказанное ему на каравеллѣ, кацикъ угостилъ бѣлыхъ гостей цѣлымъ обѣдомъ; были тутъ въ жареномъ видѣ и кролики, и дичь, и рыба, были разные овощи и фрукты. Самъ Гуаканагари, однако, и здѣсь утолялъ свой голодъ крайне умѣренно и съ большимъ достоинствомъ, "доказывавшимъ его высокое происхожденіе" ("se mostra bien de ser de linage", какъ выражено въ дневникѣ Колумба). По окончаніи довольно продолжительной трапезы бѣлымъ подали воды для омовенія рукъ, какъ на каравеллѣ; самъ же кацикъ отеръ себѣ пальцы благовонными травами.
   Угощеніе, впрочемъ, еще не окончилось: обоимъ вождямъ были принесены "трубки мира", и, чтобы не обидѣть хозяина, Колумбу поневолѣ пришлось также втягивать въ себя противный ему табачный дымъ. Съ непривычки голова у него даже закружилась, и онъ былъ очень доволенъ, когда хозяинъ наконецъ предложилъ ему выйти на вольный воздухъ.
   Здѣсь, подъ прохладною и душистою сѣнью фруктовыхъ деревьевъ, былъ поставленъ балетъ -- балетъ безъ всякихъ декорацій и первобытно-простой; выступило нѣсколько молодыхъ туземцевъ обоего пола, подвязавшихъ себѣ вкругъ стана одни -- подобіе барабана, выдолбленное изъ цѣльнаго куска дерева, другіе -- вымѣненные у испанцевъ за свое золото бубенчики. Подъ звуки однообразныхъ напѣвовъ, но съ опредѣленнымъ ритмомъ, сопровождаемымъ барабаннымъ боемъ и бряцаніемъ бубенчиковъ, они, взявшись за руки, кружились передъ зрителями, въ тактъ подпрыгивая и притопывая не безъ извѣстной природной граціи.
   Когда въ танцахъ наступилъ антрактъ, и танцующіе, обливаясь потомъ, отошли въ сторону, Колумбъ подалъ знакъ своему стрѣлку Рикардо Сабіо.
   Гуаканагари указалъ тутъ на лукъ Рикардо и заявилъ, что такими же луками пускаютъ стрѣлы и исконные враги его, караибы {Караибы -- одно изъ наиболѣе воинственныхъ индѣйскихъ племенъ, обитающее на Караибскихъ или Малыхъ Антильскихъ островахъ.}, когда дѣлаютъ набѣги на его область и уводятъ въ плѣнъ его людей.
   -- Покажи-ка ему, Рикардо, что и тѣмъ караибамъ есть чему у тебя поучиться,-- сказалъ Колумбъ.
   Высоко-высоко въ поднебесьи, надъ ихъ головами, кружился коршунъ. Натянувъ тетиву своего мавританскаго лука, Рикардо наложилъ стрѣлу, поднялъ лукъ и, почти не цѣлясь, спустилъ тетиву. Стрѣла съ легкимъ свистомъ взлетѣла вверхъ, и вотъ коршунъ, какъ пораженный молніей, падаетъ уже къ ногамъ Гуаканагари: стрѣла пронзила крылатому хищнику грудь.
   Изумленный индѣецъ наклонился за стрѣлой и ощупалъ ея стальное остріе.
   -- У караибовъ стрѣлы тоже острыя, -- замѣтилъ онъ,-- но эта еще вдвое острѣе.
   Паоло долженъ былъ объяснить ему, что у караибовъ стрѣлы деревянныя съ обожженными только остріями, а это -- сталь, которая никогда не тупится.
   -- Возьми-ка теперь, Рикардо, свой мушкетъ, -- приказалъ Колумбъ.-- Но какую бы тебѣ намѣтить цѣль?
   -- Пусть дадутъ мнѣ кусочекъ угля,-- отвѣчалъ Рикардо.
   Принесеннымъ ему уголькомъ онъ начертилъ на тростниковой стѣнѣ кацикова дворца кружокъ величиною въ грецкій орѣхъ; послѣ чего, отойдя на сто шаговъ, взвелъ курокъ мушкета, и насыпалъ на полку пороху.
   Тысяча краснокожихъ, какъ и ихъ повелитель, слѣдила съ затаеннымъ дыханьемъ за каждымъ движеніемъ стрѣлка: что-то онъ еще затѣваетъ со своей черной палкой?
   Когда же тутъ изъ свободнаго конца "черной палки" вырвалось пламя съ дымомъ и грянулъ громъ, всѣ до единаго повалились отъ ужаса наземь. Только самъ кацикъ мужественно остался стоять на ногахъ; но и у него бронза щекъ слегка поблѣднѣла. Вмѣстѣ съ Колумбомъ онъ подошелъ къ сдѣланному стрѣлкомъ на стѣнѣ черному кружку. Къ великому его удивленію, никакой стрѣлы тамъ не оказалось; но въ самой серединѣ кружка была сквозная дыра.
   -- Объясни ему,-- сказалъ Колумбъ Паоло, -- что это страшное оружіе служитъ намъ не противъ друзей, а противъ враговъ; оно же защититъ моего брата Гуаканагари отъ его враговъ -- караибовъ.
   -- Слышите, дѣти мои?-- обратился Гуаканагари къ обступившимъ его индѣйцамъ:-- сыны неба громомъ и молніей истребятъ всѣхъ караибовъ.
   Безумный страхъ дикарей смѣнился при такой вѣсти безмѣрною же радостью: они заликовали, запрыгали, захлопали въ ладоши.

0x01 graphic

   По повелѣнію кацика, "сынамъ неба" были вынесены изъ дворца разные національные подарки. Самому Колумбу онъ поднесъ большую деревянную маску, у которой глаза, носъ, губы и уши были изъ чистаго золота; на шею ему онъ собственноручно навѣсилъ массивное золотое ожерелье, а на голову возложилъ золотой вѣнецъ.
   -- Золота у насъ много, очень-очень много,-- завѣрилъ онъ снова.-- Завтра же Гуаканагари пошлетъ въ горы Цибао, и золота принесутъ столько, что бѣлый вождь будетъ весь въ золотѣ.
   Чтобы показать, какъ осыплютъ Колумба золотомъ, онъ поднялъ обѣ руки высоко надъ его головою.
   -- Не явный ли это перстъ Божій,-- обратился адмиралъ къ своимъ,-- что наша "Санта-Марія" потерпѣла крушеніе именно у здѣшнихъ береговъ? Что казалось намъ великою бѣдой -- на самомъ дѣлѣ было великимъ счастьемъ. Благодаря тихой погодѣ и любезности этихъ дикарей, намъ удалось спасти почти весь нашъ грузъ. Ихъ величества повелѣли мнѣ, буде только погода не воспрепятствуетъ, нигдѣ не останавливаться долѣе однѣхъ сутокъ. И здѣсь мы пробыли бы всего сутки; но Господь судилъ иначе. По оплошности однихъ и по трусости другихъ, бросившихъ насъ на произволъ судьбы, адмиральскій корабль нашъ безвозвратно погибъ, но за то мы обрѣли для испанской короны страну золота, а для церкви Христовой -- цѣлое племя младенствующаго народа. Хвала Всевышнему!
   

XII.

   27 декабря кацикъ Гуаканагари уже съ первыми лучами солнца былъ опять на палубѣ "Ниньи". На этотъ разъ его сопровождали братъ и племянникъ, которые, узнавъ, что бѣлый вождь вскорѣ возвращается въ Европу, выразили желаніе ѣхать туда вмѣстѣ съ нимъ.
   -- Вотъ и заложники сеньору адмиралу,-- сказалъ докторъ Салазаръ:-- пока эти двое будутъ въ вашихъ рукахъ, съ остающимися здѣсь товарищами нашими ничего не приключится.
   -- И безъ того съ ними ничего бы не приключилось,-- возразилъ Колумбъ:-- для полной же ихъ безопасности выстроимъ здѣсь настоящій фортъ. Готовымъ матеріаломъ для него послужитъ корпусъ нашей "Санта-Маріи". Около форта наши колонисты разведутъ хлѣбныя поля и огороды, чтобы въ отношеніи продовольствія не зависѣть отъ индѣйцевъ. Лѣтомъ же я снова вернусь сюда и привезу изъ Европы лошадей и рогатый скотъ.
   Говорилось это во всеуслышанье, чтобы и нижняя команда знала о ближайшихъ планахъ адмирала. Въ тотъ же день донъ Діего доложилъ Колумбу, что до сорока человѣкъ выразили желаніе остаться въ новой колоніи.
   -- Къ сожалѣнію,-- прибавилъ онъ,-- все это больше плуты и бездѣльники, которые избаловались гостепріимствомъ кацика и воображаютъ, что теперь-то жареные голуби имъ сами въ ротъ полетятъ. Придется крѣпко подтянуть ихъ...
   -- Что вы, мой милый, я увѣренъ, и сдѣлаете съ полнымъ успѣхомъ, -- досказалъ Колумбъ.-- А чтобы снова пріучить ихъ къ работѣ и дисциплинѣ, мы съ завтрашняго же дня приступимъ къ постройкѣ форта.
   И новый фортъ, подъ личнымъ наблюденіемъ адмирала, сталъ возводиться съ сказочною быстротой. Не мало содѣйствовалъ тому съ своими дикарями и Гуаканагари, которому было объяснено, что укрѣпленіе это должно служить оплотомъ отъ караибовъ. Не прошло и недѣли времени, какъ небольшая крѣпостца съ башнею была уже подъ крышей и обведена глубокимъ рвомъ.
   Въ ознаменованіе того, что на этомъ самомъ мѣстѣ подъ Рождество Христово они какимъ-то чудомъ избѣгли вѣрной гибели, новому форту было дано названіе "Рождества" -- "La Navidad". Комендантомъ форта былъ назначенъ, конечно, алгвазилъ донъ Діего де Арана; на него же, на время отсутствія Колумба, возлагалась и вся власть вице-короля надъ новыми областями испанской короны. Помощникомъ коменданта, а на случай его смерти -- и его замѣстителемъ, былъ опредѣленъ королевскій счетоводъ Педро Гутіерресъ; а дѣлопроизводителемъ ихъ канцеляріи -- Родриго Де сковедо. Въ распоряженіе коменданта поступили всѣ остававшіеся еще товары, привезенные изъ Испаніи для мѣновой торговли съ туземцами, а также все, что было спасено при крушеніи адмиральскаго корабля, какъ-то: корабельные сухари на цѣлый годъ, вино, пушки, артиллерійскіе снаряды и адмиральская шлюпка. Кромѣ простыхъ матросовъ въ колоніи оставались еще патеръ Педро, фельдшеръ, писецъ, лучникъ, корабельный плотникъ, конопатчикъ, бочаръ и портной, въ общей сложности 39 человѣкъ.
   -- Теперь у васъ, донъ Діего, есть знатоки по всякой части,-- сказалъ Колумбъ.
   -- Кромѣ одной,-- возразилъ новый комендантъ:-- нѣтъ у меня еще переводчика. Вотъ если бы вы мнѣ уступили вашего Паоло...
   -- Гм... Отецъ его, Лоренцо, возвращается со мной въ Европу и не хотѣлъ бы разстаться съ единственнымъ сыномъ. Мнѣ жаль старика.
   -- Да когда это необходимо для пользы колоніи! Разрѣшите переговорить съ самимъ старикомъ?
   -- Переговорите.
   Послали за Лоренцо Бальбо. Когда онъ узналъ, чего отъ него требуютъ, суровыя черты его еще болѣе омрачились.
   -- Ну, что же?-- спросилъ донъ Діего.-- Вѣдь разлучишься ты съ мальчикомъ всего на полгода: лѣтомъ воротишься сюда опять съ сеньоромъ адмираломъ.
   -- Буде Господь Богъ насъ помилуетъ... Можетъ, и самъ сеньоръ адмиралъ не захочетъ уже вернуться.
   -- Что разъ у меня задумано, то я и исполню,-- сказалъ Колумбъ.-- Но если тебѣ ужъ такъ тяжела разлука съ сыномъ, то нечего дѣлать--оставайся съ нимъ здѣсь.
   -- О, нѣтъ!-- рѣшительно отказался Лоренцо.-- Сеньора адмирала я ни за что не пущу опять безъ себя черезъ океанъ.
   -- На старости лѣтъ у меня нянька нашлась!-- улыбнулся адмиралъ, невольно тронутый такой беззавѣтной привязанностью "морского волка".-- Но какъ-же намъ тогда быть-то?
   -- А Паоло тутъ дону Діего такъ ужъ нуженъ?
   -- Онъ мнѣ важнѣе всѣхъ другихъ людей,-- съ горячностью подтвердилъ молодой комендантъ.
   Двѣ крупныя слезы потекли по обвѣтрившимся щекамъ старика; онъ съ ожесточеніемъ махнулъ рукой.
   -- Коли такъ, то берите ужъ его!
   Надо ли говорить, что самъ Паоло былъ огорченъ не менѣе отца и всѣ дни потомъ ходилъ какъ самъ не свой. Но ослушаться принятаго разъ двумя начальниками рѣшенія онъ не смѣлъ и думать. А тѣмъ было не до него.
   Отъ упомянутаго выше племянника кацика Колумбъ вывѣдалъ названія нѣсколькихъ острововъ, изобилующихъ золотомъ. Когда, однако, зашла рѣчь о томъ съ самимъ Гуаканагари, кацикъ не могъ скрыть своего неудовольствія и сдѣлалъ болтуну-племяннику строгое внушеніе. Точно такъ же онъ ни мало не торопился доставить бѣлому вождю обѣщанную груду золота изъ горъ Цибао.
   "Я уже замѣтилъ,-- говорится по этому поводу въ дневникѣ Колумба,-- что Гуаканагари не хочетъ, чтобы чужеземцы знали, откуда онъ беретъ золото; мы должны вымѣнивать свои вещи у него одного".
   Впрочемъ, послѣ того кацикъ поднесъ ему еще два цѣнныхъ подарка: золотой листъ и золотую маску, выпросивъ себѣ за то только умывальную чашку и бутылку.
   Вообще Гуаканагари былъ попрежнему милъ и предупредителенъ. Такъ, для временнаго жилья Колумба на сушѣ отвели лучшее зданіе въ "столицѣ", а для его послѣобѣденнаго отдыха возвели особый помостъ, который устлали пальмовыми цыновками и обставили стульями чернаго дерева.
   Въ воскресенье, 30 декабря, Колумбъ обѣдалъ у Гуаканагари въ обществѣ пяти другихъ, вассальныхъ вождей. Тѣ, подобно хозяину, были въ золотыхъ вѣнцахъ и держали себя также съ большимъ достоинствомъ. Когда сѣли за столъ, Гуаканагари снялъ съ себя вѣнецъ и возложилъ его на Колумба. Колумбъ, въ свою очередь, свое ожерелье изъ стекляныхъ бусъ, игравшихъ на солнцѣ всѣми цвѣтами радуги, надѣлъ на шею Гуаканагари; затѣмъ накинулъ ему еще на плечи свой собственный пурпуровый плащъ. Къ концу же обѣда, по знаку адмирала, были принесены хозяину вышитыя цвѣтными шелками полусапожки, а на палецъ ему Колумбъ надѣлъ серебряный перстень одного матроса, особенно приглянувшійся кацику.
   Подъ Новый (1493) годъ "Нинья" запасалась дровами и прѣсной водой на все время обратнаго путешествія въ Испанію черезъ океанъ; а 2 января, наканунѣ своего отплытія, назначеннаго на 3-е число, адмиралъ собрался на берегъ къ вождю индѣйцевъ съ прощальнымъ визитомъ. На прощанье онъ подарилъ ему еще вторую сорочку. Когда тутъ разговоръ зашелъ о караибахъ, Колумбъ снова подтвердилъ, что отнынѣ этого племени нечего уже бояться, и для вящшей убѣдительности нижняя команда разыграла передъ Гуаканагари примѣрное сраженіе, размахивая саблями и дротиками, стрѣляя и отстрѣливаясь,-- разумѣется, холостыми зарядами. Впечатлѣніе на дикаря было очень сильное, и прощаніе вышло не только дружеское, но и трогательное.
   Вслѣдствіе поднявшагося на морѣ волненія, назначенный сперва на 3 января уходъ "Ниньи" пришлось отложить до утра 4 числа.
   Наканунѣ подъ вечеръ бывшій алгвазилъ эскадры, а теперь полновластный начальникъ колоніи еще разъ навѣстилъ адмирала на каравеллѣ, чтобы обсудить послѣднія мѣры.
   Сидѣли они на скамьѣ передъ адмиральской рубкой. Какъ вдругъ подъ кормою раздался плескъ воды, а вслѣдъ затѣмъ кто-то вылѣзъ изъ-за борта и бухнулъ въ ноги адмиралу.
   -- Это ты, Паоло?-- удивился Колумбъ.-- Да какъ ты посмѣлъ отлучиться изъ форта?
   -- Сейчасъ же отправляйся назадъ!-- прикрикнулъ на самовольнаго юнгу донъ Діего, входя въ свою новую роль коменданта.
   Паоло, съ головы и со всего платья котораго вода текла ручьями (онъ, очевидно, добрался съ берега вплавь), судорожно всхлипывалъ и обнималъ колѣни Колумба.
   -- О, сеньоръ адмиралъ! я не могу оставаться въ фортѣ... хоть убейте, не могу...
   Въ иное время такое нарушеніе дисциплины не прошло бы ему, конечно, даромъ. Но въ голосѣ мальчика слышался такой безпредѣльный ужасъ, что нельзя было сомнѣваться: съ нимъ случилось что-то необычайное.
   -- Встань,-- приказалъ ему Колумбъ.-- Говори: что было съ тобою?
   -- Сеньоръ комендантъ отпустилъ давеча нижнимъ чинамъ въ фортѣ боченокъ вина...
   -- Какъ, донъ Діего? Вы съ перваго дня балуете ихъ виномъ?
   Молодой комендантъ слегка смутился.
   -- Надо же было усластить имъ горечь разлуки съ отъѣзжающими товарищами...
   Колумбъ неодобрительно покачалъ головой.
   -- Не потерять бы вамъ потомъ всю власть надъ ними! Ну, и что же, Паоло?
   -- Какъ только сеньоръ комендантъ отлучился изъ форта, пошелъ у нихъ пиръ горой. А у меня было такъ тяжело на душѣ, что я забился въ свою каморку, уткнулся въ подушку, зажалъ уши... И тутъ на меня напалъ такой страхъ, что и сказать не умѣю, словно предчувствіе, что ни мнѣ, никому въ фортѣ не сдобровать...
   -- Какое ребячество!-- усмѣхнулся донъ Діего.
   -- Да это еще не все,-- продолжалъ юнга.-- Сеньоры могутъ мнѣ вѣрить или нѣтъ, но, какъ Богъ святъ, мнѣ было видѣніе.
   -- Видѣніе?-- переспросилъ Колумбъ.-- Да ты заснулъ, и тебѣ во снѣ что-нибудь пригрезилось.
   -- Нѣтъ, сеньоръ адмиралъ, то не былъ сонъ! Самъ ли я приподнялся, не знаю, высшей ли силой какой меня подняло,-- но вижу я вдругъ передъ собой ангела Божьяго въ свѣтлой одеждѣ съ радужными крыльями; глядитъ онъ на меня такими скорбными очами и перстомъ на дверь указуетъ: "Бѣги! бѣги, пока еще не поздно!" И я выбѣжалъ вонъ, бросился въ воду и поплылъ сюда... О, сеньоръ адмиралъ! у васъ тоже вѣдь есть сыновья... оставьте меня здѣсь при отцѣ!..
   -- Галлюцинація!-- рѣшилъ донъ Діего.
   Повѣрилъ ли Колумбъ въ видѣніе юнги, или сердце его тронуло взываніе мальчика къ его родительскимъ чувствамъ, но онъ обратился къ дону Діего съ вопросомъ:
   -- А безъ Паоло вамъ развѣ никакъ уже не обойтись? Вѣдь патеръ Педро, кажется, тоже понимаетъ уже индѣйцевъ?
   -- И онъ, да и самъ я съ грѣхомъ пополамъ понимаемъ...
   -- Если такъ, то не станемъ неволить бѣднягу: съ тоски онъ здѣсь все равно изведется и не будетъ вамъ уже полезенъ; отецъ его тоже совсѣмъ носъ повѣсилъ...
   Паоло припалъ къ рукѣ Колумба:
   -- О, сеньоръ адмиралъ!
   -- Хорошо, хорошо! Можешь итти къ отцу.
   Донъ Діего, видно, не ожидалъ столь быстраго распоряженія помимо его собственнаго согласія, но, зная, что возраженія все равно ни къ чему ужъ не поведутъ, сталъ прощаться.
   -- Больше у васъ, значитъ, никакихъ вопросовъ нѣтъ?-- спросилъ Колумбъ.
   -- Крупныхъ нѣтъ; а мелкіе въ отсутствіе сеньора адмирала мнѣ все равно вѣдь придется разрѣшать единолично. Доброй ночи! Завтра, впрочемъ, еще увидимся.
   -- Завтра еще увидимся. f -- повторилъ про себя адмиралъ, задумчиво провожая глазами удаляющуюся въ темнотѣ шлюпку.-- Но увидимся ли черезъ полгода?..
   Самого его заразило зловѣщее предчувствіе юнги, и предчувствіе обоихъ не обмануло: когда, въ концѣ ноября того же 1493 года, Колумбъ съ новой эскадрой вторично подошелъ къ колоніи, основанной на Эспаньолѣ, то на мѣстѣ форта Рождества нашелъ только пожарище, изъ гарнизона же не засталъ уже ни души: одни, по словамъ туземцевъ, перемерли отъ какой-то заразной болѣзни, а остальные, будто бы, были частью перебиты, частью уведены въ плѣнъ нагрянувшими на Эспаньолу караибами...

0x01 graphic

КНИГА ЧЕТВЕРТАЯ.
Возвращеніе Колумба.

(1493).

I.

   Напутственное молебствіе передъ фортомъ Рождества окончилось. Въ прощальномъ хоралѣ принимали на этотъ разъ участіе всѣ, даже тѣ, у кого не было ни слуха, ни голоса, и никогда еще, казалось, этотъ общій хоръ отъ полноты чувствъ не звучалъ такъ громко и такъ... нестройно,
   Въ заключеніе патеръ Педро прерывающимся отъ слезъ голосомъ сказалъ еще небольшую прочувствованную рѣчь и осѣнилъ св. Распятіемъ уходящихъ въ обратное плаваніе:
   -- Gloria Patri et Filio et Spiritui Sancto! Sicut erat in principio, et nunc et semper et in saecula saeculorum. Amen! (Слава Отцу и Сыну и Святому Духу и нынѣ, и присно и во вѣки вѣковъ. Аминь!).
   Тутъ выступилъ впередъ самъ адмиралъ и обратился къ остающимся въ фортѣ съ такими словами:

0x01 graphic

   -- Товарищи и друзья! Называю васъ такъ потому, что вы всѣ до единаго, несмотря на всякія превратности, оставались вѣрны присягѣ и совѣсти. Ни мало не сомнѣваюсь, что вы останетесь таковыми и подъ I начальствомъ вашего новаго коменданта дона Діего де Арана, облеченнаго на время моего отсутствія всѣми правами вице-короля. Вчера, 3 января, минуло ровно пять мѣсяцевъ съ того знаменательнаго дня, что мы покинули Испанію для небывалаго путешествія за Атлантику. Армада наша состояла всего изъ трехъ судовъ: моего адмиральскаго и двухъ каравеллъ. Но пока мы шли дружно, судьба намъ благопріятствовала: мы перешли необъятное пространство невѣдомаго океана безъ большихъ аварій, обрѣли здѣсь для Испаніи множество острововъ большихъ и малыхъ, открыли бы несомнѣнно и твердую землю, но... "concordia рагмае res crescunt, discordia maximae dilabuntur", говорили еще древніе римляне: "отъ согласія малыя дѣла растутъ, отъ раздора великія погибаютъ". Командиръ одной изъ каравеллъ -- "Пинты" -- самовольно отдѣлился отъ насъ въ разсчетѣ стяжать богатство и славу по мимо адмирала, поставленнаго во главѣ экспедиціи... Господь ему судья! Бѣда бѣду родитъ: въ тихую погоду у безопаснаго берега нашъ главный корабль "Санта-Марія" потерпѣлъ крушеніе. Осталось отъ всей эскадры самое малое судно -- "Нинья". Постигни и его та же участь,-- никому изъ насъ не довелось бы уже увидѣть свою родину по ту сторону океана! Волей-неволей пришлось до поры до времени отложить дальнѣйшія открытія и итти назадъ за новой армадой. Но дабы не утратить того, что нами здѣсь уже пріобрѣтено для испанской короны,-- основанъ нами этотъ фортъ. Подъ его защитой и съ такимъ комендантомъ, какъ донъ Діего, съ такимъ духовнымъ отцомъ, какъ патеръ Педро, вы будете твердо отстаивать права Испаніи въ ея новыхъ владѣніяхъ, пока мы не вернемся опять къ вамъ съ усиленнымъ флотомъ; а вернемся мы, съ Божіей помощью, если не лѣтомъ, то навѣрно уже осенью этого года,-- даю вамъ въ томъ мое адмиральское слово! Провидѣніе послѣ всѣхъ ниспосланныхъ намъ испытаній, глубоко уповаю, дастъ намъ довершить наше великое дѣло. Обнимаю за всѣхъ васъ вашего достойнаго коменданта.
   Прижавъ дона Діего къ груди, Колумбъ повернулся было уже къ пристани, гдѣ ожидалъ его баркасъ; но тутъ съ распростертыми руками подошелъ къ нему еще его старый другъ -- патеръ Педро. Послѣднее крѣпкое объятіе,-- и адмиралъ махнулъ остающимся рукой;
   -- Храни васъ всѣхъ Господь Богъ и Пресвятая Дѣва Марія!
   Полчаса спустя паруса на "Ниньѣ" были уже наставлены, якорь поднятъ, и обѣ пушки -- на носу и на кормѣ -- отдали остающимся прощальный салютъ. По мѣрѣ того, какъ каравелла удалялась, обитатели форта, стоявшіе еще на берегу и смотрѣвшіе ей вслѣдъ, становились все меньше и меньше...
   А на ютѣ каравеллы точно такъ же не сводилъ съ нихъ глазъ Колумбъ. Тяготѣвшее на немъ со вчерашняго вечера кошмарное предчувствіе, что оставленная имъ въ Новомъ Свѣтѣ колонія напередъ уже обречена на гибель, все еще не разсѣялось, и онъ невольно вздрогнулъ, когда услышалъ около себя рѣзкій голосъ:
   -- Прошу пару словъ у сеньора адмирала!
   -- Это вы, сеньоръ Виценто?-- проговорилъ адмиралъ, увидѣвъ передъ собой капитана "Ниньи", Виценто Анеса Пинзона.-- У васъ есть до меня дѣло?
   -- Есть, и очень серьозное. Сеньоръ адмиралъ въ своей послѣдней рѣчи такъ опорочилъ моего любимаго брата Мартина-Алонзо... А старинная фирма Пинзоновъ не въ одномъ только Палосѣ, но и во всей Андалузіи пользуется всеобщимъ уваженіемъ...
   -- Изъ уваженія именно къ вашей почтенной фирмѣ и лично къ вамъ, сеньоръ Виценто, я не называлъ ни фамиліи Пинзоновъ, ни имени вашего брата, а говорилъ лишь о командирѣ "Пинты", забывшемъ свой долгъ...
   -- Ахъ, сеньоръ адмиралъ! Какъ глава нашего дома, Алонзо привыкъ дѣлать все по-своему и не умѣетъ подчиняться чужой волѣ, выслушивать строгія замѣчанія...
   Такъ зачѣмъ же онъ, въ такомъ случаѣ, согласился принять командованіе однимъ изъ судовъ моей эскадры? Ему, какъ и вамъ, было извѣстно, что командиры отдѣльныхъ судовъ, распоряжаясь самостоятельно на своемъ суднѣ, должны, тѣмъ не менѣе, подчиняться волѣ адмирала эскадры.
   -- Совершенно вѣрно. Я, какъ младшій братъ, съ малолѣтства пріученный слушаться старшихъ, не покинулъ вѣдь васъ и при крушеніи "Санта-Маріи"...
   -- Чего я вамъ никогда не забуду!-- съ теплотою произнесъ Колумбъ, пожимая руку вѣрному ему командиру "Ниньи".-- Но брату вашему его коварства я не могу простить...
   -- Да какое же это коварство, сеньоръ адмиралъ! Виновата во всемъ, какъ я только-что сказалъ, его привычка повелѣвать, да и его необузданный нравъ. Подбивалъ его, мнѣ думается, и де Оливейра...
   -- Да, этотъ искатель приключеній довольно-таки испортилъ мнѣ уже крови!-- воскликнулъ Колумбъ.-- Не удивило бы меня, если-бъ братъ вашъ высадилъ его на какомъ-нибудь необитаемомъ островѣ.
   -- Очень можетъ статься, что онъ это уже и сдѣлалъ. Во всякомъ случаѣ, теперь-то, поостывъ, братъ, конечно, уже раскаивается въ своемъ самовольномъ уходѣ отъ эскадры...
   -- Да намъ-то отъ этого не легче. Скорѣе, я полагаю, онъ находится уже на обратномъ пути въ Испанію...
   -- Чтобы вырвать лавры изъ рукъ сеньора адмирала?-- подхватилъ Виценто Пинзонъ,-- О, нѣтъ, этого-то онъ не сдѣлаетъ!
   -- А вотъ увидимъ.
   -- Нѣтъ, нѣтъ! Я имѣю основанія думать, что Алонзо еще въ здѣшнемъ архипелагѣ.
   -- Изъ чего вы это заключаете?
   -- Изъ того, что... Ну, да сеньоръ адмиралъ можетъ мнѣ на слово повѣрить.
   -- Вы, значитъ, имѣете отъ него свѣдѣнія?
   -- Свѣдѣнія?.. Нѣтъ, прямыхъ свѣдѣній отъ него я не имѣю, но...
   -- Но что?
   -- Сеньоръ адмиралъ проститъ, если я позволилъ себѣ на собственный страхъ, безъ его разрѣшенія, сдѣлать небольшую развѣдку...
   -- Относительно брата?
   -- Да. Вскорѣ послѣ крушенія "Санта-Маріи" сеньоръ адмиралъ провелъ цѣлый день на берегу въ гостяхъ у кацика Гуаканагари; я оставался на каравеллѣ. И тугъ-то вотъ подъѣхало къ намъ одно каноэ съ индѣйцами съ восточнаго берега Эспаньолы. Отъ нихъ я узналъ, что они видѣли тамъ "Пинту"
   -- Но мнѣ вы ничего тогда объ этомъ не говорили?
   -- Не говорилъ, потому что зналъ, какъ сеньоръ адмиралъ настроенъ противъ Алонзо. Я хотѣлъ сперва самъ убѣдиться въ справедливости слуха о "Пинтѣ" и послалъ шлюпку на развѣдки. Но она вернулась безъ всякаго результата.
   -- Стало-быть, и слухъ былъ, можетъ-быть, невѣрный.
   -- Нѣтъ, я слишкомъ хорошо знаю моего брата: онъ не менѣе горячъ, чѣмъ самъ сеньоръ адмиралъ; пораздумавъ же о своемъ поступкѣ, онъ охотно примкнулъ бы опять къ намъ. Но непреклонная гордость не позволяетъ ему принести повинную.
   -- Не гордость это, а ложный стыдъ! Онъ долженъ бы понять, что своимъ уходомъ поставилъ меня почти въ безвыходное положеніе...
   -- Онъ это, конечно, отлично понимаетъ. И вотъ крейсируетъ все около Эспаньолы, чтобы какъ бы случайно встрѣтиться опять съ нами.
   -- А вы, сеньоръ Виценто, что же теперь предлагаете?
   -- Я, на мѣстѣ сеньора адмирала, сдѣлалъ бы то же, что сдѣлалъ Магометъ, когда гора не хотѣла подойти къ нему: онъ самъ подошелъ къ ней.
   -- Гм...
   -- Вѣдь теперь самое бурное и опасное время года для обратнаго перехода черезъ океанъ,-- продолжалъ еще настоятельнѣе развивать свою мысль Виценто Пинзонъ.-- Случись что-нибудь въ пути съ нашей маленькой каравеллой, -- и спасенія намъ уже нѣтъ. "Пинта" же вдвое больше "Ниньи", и пострадай одна изъ нихъ,-- другая тотчасъ пришла бы ей все-таки на помощь.
   -- Смерть на морѣ для настоящихъ моряковъ, какъ мы съ вами, ничуть не страшна,-- замѣтилъ Колумбъ.-- Но страшно подумать, что вмѣстѣ съ нами на днѣ морскомъ будетъ погребенъ навѣки и весь успѣхъ нашей экспедиціи. Неизвѣстность, что сталось съ нами, такъ напугаетъ другихъ мореплавателей, что пройдутъ, пожалуй, цѣлые вѣка, пока найдется опять смѣльчакъ для такой же экспедиціи, и Новый Свѣтъ попрежнему будетъ для Стараго Свѣта сказочнымъ миѳомъ...
   -- А Испанія лишится своихъ новыхъ колоній! Такъ что же, прежде, чѣмъ окончательно итти на востокъ, сеньоръ адмиралъ разрѣшитъ, можетъ-быть, держаться еще нѣсколько дней береговъ Эспаньолы, чтобы встрѣтиться съ "Пинтой"?
   -- Хорошо, -- уступилъ Колумбъ, видимо, не безъ внутренней борьбы.-- Вѣтеръ и безъ того противный; все равно пришлось бы лавировать. Но если въ теченіе трехъ дней не встрѣтимъ "Пинты", то возьмемъ курсъ уже прямо на востокъ.
   

II.

   Къ вечеру изъ волнъ показалась высокая гора, которую приняли сначала за отдѣльный островокъ. Въ свѣтозарномъ отблескѣ вечерней зари вершина горы горѣла такимъ неземнымъ сіяніемъ, что Колумбъ назвалъ ту гору "Monte Christo". На другое утро отыскалась тамъ и удобная бухта, въ которой рѣшено было переждать поднявшееся на морѣ волненіе. По высадкѣ на берегъ выяснилось, что это не островокъ, а выдающійся далеко мысъ все той же Эспаньолы.
   Вотъ наступилъ и третій день назначеннаго Колумбомъ трехдневнаго срока для встрѣчи съ "Пинтой", и такъ какъ волненіе нѣсколько улеглось, то "Нинья" вышла изъ бухты "Монте Кристо" въ открытое море. Недолго погодя съ гротмарса раздался крикъ дневальнаго:
   -- "Пинта"!
   Въ самомъ дѣлѣ, вскорѣ и съ палубы можно было различить въ отдаленіи бѣглую каравеллу, приближавшуюся на всѣхъ парусахъ. Виценто Пинзонъ торжествовалъ.
   -- Что я говорилъ сеньору адмиралу? Братъ мой раскаялся уже въ своей горячности и добровольно возвращается.
   -- Послушаемъ, что онъ приведетъ въ свое оправданіе,-- отозвался Колумбъ, который не совсѣмъ раздѣлялъ вѣру младшаго Пинзона въ безкорыстіе его старшаго брата.-- Знаетъ ли сеньоръ Алонзо вообще, что "Санта-Марія" погибла и что я нахожусь у васъ на "Ниньѣ"? Онъ разсчитываетъ, можетъ быть, встрѣтиться только съ вами. і Какъ бы то ни было, здѣсь, въ открытомъ морѣ, изъ-за качки намъ все равно съ нимъ не съѣхаться, а потому вернемся опять въ нашу бухту, куда онъ можетъ послѣдовать за нами.
   И точно, не болѣе часа спустя послѣ того, какъ "Нинья" бросила якорь въ бухтѣ, туда вошла и "Пинта", а вслѣдъ затѣмъ отъ "Пинты" отчалила шлюпка съ ея командиромъ, Алонзо Пинзономъ.
   Когда тотъ, въ сопровожденіи де Оливейры, взошелъ на палубу "Ниньи", то былъ, видимо, озадаченъ, увидѣвъ тамъ Колумба. Оказалось, что онъ, дѣйствительно, не зналъ еще ничего ни о постигшей адмиральскій корабль катастрофѣ, ни объ основанной въ фортѣ Рождества колоніи.
   -- А гдѣ же пріятель мой де ла Круцъ?-- спросилъ, оглядываясь кругомъ, де Оливейра.
   -- Де ла Круца, увы, уже нѣтъ!-- со вздохомъ отвѣчалъ ему докторъ Салазаръ.
   -- Какъ нѣтъ? Онъ умеръ?
   -- Какъ де ла Круцъ онъ умеръ, чтобы воскреснуть какъ Гуакокруцъ.
   -- Что за вздоръ!
   -- Не вздоръ, а горькая... то бишь, сладкая правда. Онъ -- счастливѣйшій супругъ красавицы-индіанки. Патеръ Педро сочеталъ ихъ законными узами.
   -- Но это сумасшествіе! Жениться на простой индіанкѣ...
   -- То-то, что не на простой, а на принцессѣ: супруга его -- родная сестра кацика.
   И въ обычномъ своемъ шутливомъ тонѣ Салазаръ повѣдалъ, какъ было дѣло.
   Тѣмъ временемъ, Алонзо Пинзонъ, вопреки предположенію своего младшаго брата, не думая вовсе оправдываться, объяснилъ Колумбу, что отъ послѣдняго шторма гротмачта "Пинты" сильно пострадала и что теперь онъ находится въ поискахъ за новой мачтой.
   -- А здѣсь, на Монте Кристо, есть, кажется, мачтовый лѣсъ,-- подхватилъ Виценто Пинзонъ.-- Кстати и мою "Нинью" починимъ: въ трюмѣ вода показалась. Потомъ вмѣстѣ и двинемся обратно въ Европу.
   -- А что, сеньоръ Алонзо,-- спросилъ Колумбъ,-- не попадались ли вамъ гдѣ золотоносныя мѣста?
   Командиръ "Пинты" быстро переглянулся съ де Оливейрой.
   -- Золота намъ нигдѣ не попадалось, -- сказалъ онъ.-- Но зато мы напали на богатѣйшую палисандровую рощу. У васъ, донъ Антоніо, есть, кажется, брусокъ этого дерева?
   -- И какой!-- подтвердилъ де Оливейра.-- Я могу хоть сейчасъ прислать его сюда. Такъ какъ друга моего тутъ уже нѣтъ, то дѣлать тутъ мнѣ уже нечего, и я возвращусь на "Пинту".
   -- Вы можете отдать брусокъ вашъ Паоло,-- Сказалъ Колумбъ и кликнулъ юнгу:-- Паоло! ты проводишь дона Антоніо на "Пинту".
   На "Пинтѣ" де Оливейра опустился подъ палубу; Паоло -- за нимъ. Здѣсь авантюристъ устроилъ себѣ, оказалось, свою собственную каютку по образцу такой же на погибшей "Санта-Маріи", немногимъ развѣ поменьше. Вытащивъ изъ-подъ койки сундучекъ, знакомый нашему юнгѣ еще съ "Санта-Маріи", онъ отперъ его ключомъ и поднялъ крышку. Сколько могъ разглядѣть Паоло при скудномъ свѣтѣ изъ маленькаго оконца, сундучекъ до-верху былъ набитъ всякой всячиной, обмѣненной у индѣйцевъ. Сверху лежала пачка "tabacos", т.-е. готовыхъ уже сигаръ.
   Сунувъ себѣ одну штуку въ ротъ, де Оливейра досталъ изъ глубины сундучка что-то завернутое въ тряпку пестрой индѣйской ткани.
   -- Ну, вотъ,-- сказалъ онъ, развертывая тряпку.-- Ay diablo! не то...
   Какъ поспѣшно ни спряталъ онъ ту вещь обратно въ сундучекъ, Паоло успѣлъ-таки замѣтить, что то было что-то блестящее.
   "Золото!" мелькнуло у него въ головѣ.
   Порывшись еще въ глубинѣ сундучка, де Оливейра отыскалъ, наконецъ, требуемое -- деревянный брусокъ въ такой же цвѣтной тряпкѣ.
   -- Вотъ это и отдашь адмиралу.
   Вручивъ юнгѣ брусокъ, онъ сталъ высѣкать огнивомъ огонь для своей сигары.
   "Теперь или никогда!" -- рѣшилъ Паоло и залѣзъ рукой въ сундучекъ.
   -- Ты что тамъ дѣлаешь?-- напустился на него Оливейра и схватилъ его за шиворотъ.
   Но мальчикъ увернулся и выскочилъ вонъ изъ каютки.
   -- Держи его, держи!-- кричалъ ему вслѣдъ авантюристъ.
   Паоло влетѣлъ уже по трапу на палубу, а съ палубы прыгнулъ прямо въ шлюпку.

0x01 graphic

   -- Везите меня сейчасъ къ адмиралу!
   --А донъ Антоніо уже не поѣдетъ?-- спросилъ одинъ изъ гребцовъ.
   -- Нѣтъ, онъ остается.
   Но тутъ раздался сверху протестъ самого дона Антоніо:
   -- Стой! Я ѣду тоже съ вами.
   Юнгѣ ничего не оставалось, какъ отретироваться на противоположный конецъ шлюпки.
   -- Ну, погоди жъ ты!-- ворчалъ де Оливейра, спускаясь къ нему съ штуртрапа.
   -- Да что же я такое сдѣлалъ, сеньоръ?-- пролепеталъ Паоло.
   -- Какъ что сдѣлалъ? Еще спрашиваетъ, дрянь этакая! Какъ узнаетъ адмиралъ, что ты хотѣлъ обворовать меня...
   -- Да какое же это воровство, сеньоръ? Помилуйте! Одна-то "tabacos", да и та выпала у меня изъ рукъ, когда сеньоръ накинулся на меня.
   -- Курить тоже вздумалъ, молокососъ!
   И на "молокососа" полился цѣлый потокъ брани... Паоло съ притворно-смиреннымъ видомъ поникъ головой; но когда шлюпка подошла къ штуртрапу "Ниньи", онъ первымъ вскарабкался вверхъ.
   -- И вы, сеньоръ, возвратились?-- удивился Колумбъ, когда за юнгой надъ бортомъ каравеллы появился искатель приключеній.
   -- Возвратился я затѣмъ,-- отвѣчалъ тотъ съ благороднымъ негодованіемъ,-- чтобы потребовать примѣрнаго наказанія этого негоднаго мальчишки. Брусокъ, вотъ этотъ самый, былъ замкнутъ у меня въ сундучкѣ. Замыкаю я сундучекъ, собственно, изъ-за того, что у меня тамъ имѣется изрядный запасецъ "tabacos", до которыхъ матросы "Пинты" также куда охочи. Какъ только я досталъ брусокъ и сталъ закуривать одну "tabacos", сорванецъ этотъ хвать туда же рукой. Хоть онъ и божится, будто бы соблазнился на "tabacos", но я увѣренъ, что онъ хотѣлъ обокрасть меня...
   -- Такъ у васъ есть тамъ и цѣнныя вещи?-- спросилъ Колумбъ.
   -- Не то, чтобы... Цѣнны онѣ мнѣ только, какъ память о здѣшнихъ краяхъ...
   -- И эту вещицу сеньоръ взялъ съ собой тоже только на память,-- сказалъ Паоло, подавая адмиралу блестящій камень величиною въ дѣтскій кулакъ.
   -- Да это самородокъ чистаго золота!-- воскликнулъ Колумбъ, взвѣшивая на ладони тяжеловѣсный камень.-- Откуда ты взялъ его, Паоло?
   -- А изъ сундучка дона Антоніо.
   Весь побагровѣвъ, де Оливейра съ сжатыми кулаками готовъ былъ наброситься на юнгу, но тотъ предусмотрительно схоронился уже за адмирала.
   Тутъ Алонзо Пинзонъ счелъ нужнымъ замолвить слово за своего пассажира:
   -- Могу засвидѣтельствовать, что донъ Антоніо самъ отыскалъ это золото на одномъ островѣ...
   -- А названіе того острова?-- спросилъ Колумбъ, доставая изъ кармана свою записную книжку.
   -- Названіе?.. Хорошенько, признаться, не знаю. Эти индѣйскія названія такія мудреныя, что никакъ не запомнишь.
   -- Я могу помочь вамъ вспомнить: племянникъ кацика Гуаканагари назвалъ мнѣ нѣсколько острововъ, гдѣ встрѣчается золото, и я тогда же записалъ ихъ себѣ. Вотъ ихъ названія: Гуаріонексъ, Фума...
   -- Нѣтъ, не то.
   -- Постойте; тутъ у меня ихъ еще нѣсколько: Макориксъ, Маіоникъ, Еороай...
   -- Нѣтъ, нѣтъ, все не то. Какъ-нибудь потомъ, можетъ-быть, припомню.
   -- Прошу прощенія у сеньора адмирала,-- подалъ тутъ голосъ Паоло:-- есть еще одинъ большой островъ, сказывали мнѣ индѣйцы, на юго-западъ отъ Эспаньолы, гдѣ золотыя зерна съ орѣшекъ разсыпаны по берегу рѣкъ, какъ простой песокъ; въ короткое время можно набрать ихъ полныя горсти.
   -- И какъ называютъ они тотъ островъ?
   -- Называютъ -- не то Ямаяэ, не то Ямайка.
   Командиръ "Пинты" и дружившій теперь съ нимъ искатель приключеній приготовились уже къ тому, что услышатъ настоящее имя золотоноснаго острова. Алонзо Пинзонъ презрительно только плечомъ повелъ; де Оливейра же не могъ сдержать своего негодованія и посулилъ кому-то чорта. Колумбъ, не переспрашивая уже ихъ, занесъ названіе "Ямайка" въ свою записную книжку, послѣ чего кусокъ золота передалъ Паоло:
   -- Снеси-ка ко мнѣ въ каюту.
   -- Да это дневной грабежъ!-- вскипѣлъ де Оливейра.-- Это -- моя собственность...
   -- Прошу сеньора быть осторожнѣе въ своихъ выраженіяхъ,-- холодно перебилъ его Колумбъ.-- Всякое золото, найденное въ здѣшнихъ колоніяхъ Испаніи, какъ вамъ хорошо извѣстно, составляетъ собственность казны.
   -- Но Ямайка еще не принята во владѣніе испанской короны...
   -- Офиціально не принята, но будетъ въ свое время принята; а потому всѣ ея богатства должны считаться уже подъ секвестромъ.
   -- На днѣ сундучка дона Антоніо я ощупалъ еще и другіе такіе же куски,-- заявилъ Паоло.
   -- Ну, что жъ, тогда намъ придется обыскать и сундучекъ.
   Тутъ, однако, командиръ "Пинты" еще рѣшительнѣе вступился за своего пріятеля:
   -- Прошу дона Христоваля извинить меня, но на моемъ суднѣ я -- полновластный хозяинъ и никакого обыска на немъ, помимо себя, допустить не могу.
   Колумбъ вспыхнулъ: но во-время еще внушилъ себѣ, что номинально онъ хотя и начальникъ эскадры, но своего адмиральскаго корабля у него уже нѣтъ, командиръ "Пинты", повздоривъ, можетъ опять его покинуть, и затѣмъ ему придется считаться еще съ командиромъ послѣдняго остающагося отъ эскадры судна -- "Ниньи", младшимъ Пинзономъ.
   -- Если сеньору Алонзо угодно взять своего временнаго пассажира на поруки,-- сказалъ онъ,-- то противъ этого я, пожалуй, ничего не имѣю. Изъ того же, что у сеньора де Оливейра оказывается нѣсколько кусковъ золота, я въ правѣ заключить, что онъ не единственный на "Пинтѣ", у кого имѣются такіе самородки.
   Авантюристъ, несмотря на оказанную ему только-что командиромъ "Пинты" протекцію, не безъ ехидства разсмѣялся.
   -- Логика у сеньора адмирала изумительная! Скрывать вамъ, сеньоръ Алонзо, я думаю, ужъ нечего. Вѣдь себя и своихъ людей вы точно такъ же не дадите въ обиду.
   Алонзо Пинзонъ окинулъ его взглядомъ нескрываемаго презрѣнія.
   -- Разъ вы не сдержали своего честнаго слова и проболтались,-- сказалъ онъ,-- никакой тайны у насъ, конечно, быть уже не можетъ. Мы, дѣйствительно, нашли на Ямайкѣ золото,-- продолжалъ онъ, обращаясь къ Колумбу.-- Крутой берегъ рѣки размыло водой и обнажило цѣлое гнѣздо самородковъ...
   -- Простите!-- перебилъ де Оливейра.-- Обнажило только одинъ самородокъ, вотъ этотъ самый, и я первый же его замѣтилъ.
   -- И тотчасъ себѣ его присвоили -- совершенно вѣрно; выкопали для себя почти все гнѣздо, хотя я и говорилъ вамъ, что это -- государственная регалія.
   Искатель приключеній опять разсмѣялся.
   -- Ужъ не вамъ бы, сеньоръ, говорить, не мнѣ бы слушать! Такихъ государственныхъ регалій набрала себѣ потомъ вся ваша команда, и вы никому не препятствовали, а выговорили себѣ только львиную долю -- половину всего набраннаго.
   -- И это тоже вѣрно, сеньоръ Алонзо?-- спросилъ Колумбъ.
   Тотъ надменно закинулъ голову и отвѣчалъ, не обинуясь;
   -- Не знаю, какъ поступилъ бы на моемъ мѣстѣ самъ сеньоръ адмиралъ. По моему крайнему разумѣнію, я не могъ поступить иначе; команда моя состоитъ изъ всякаго сброда, который только и бредилъ индѣйскимъ золотомъ. Отними я у этихъ людей всю ихъ случайную добычу, они бы навѣрное взбунтовались и не дали бы мнѣ вернуться въ Испанію; тогда и моя, и ихъ половина добычи все равно пропала бы для испанской короны.
   -- Да, такъ свою-то половину вы представите полностью въ государственную казну?
   -- Сеньоръ адмиралъ допрашиваетъ меня такъ, точно считаетъ меня въ чемъ-то виноватымъ! Поэтому дальнѣйшій отчетъ въ своихъ дѣйствіяхъ я отдамъ въ свое время уже лично ихъ королевскимъ величествамъ. На этомъ позвольте прекратить этотъ безплодный разговоръ. Впрочемъ, "Пинта" будетъ сопровождать сеньора адмирала и во время всего обратнаго перехода въ Европу, при условіи, что онъ не тронетъ моихъ бунтарей.
   "Ты самъ -- первый бунтарь!" хотѣлось Колумбу бросить въ лицо самоуправному командиру "Пинты". Но снова порвать съ нимъ было слишкомъ опасно: что онъ подѣлаетъ, если тотъ уйдетъ съ "Пинтой"? А младшій братъ, командиръ "Ниньи", чего добраго, возмутитъ еще и свою команду...
   -- Хорошо,-- сказалъ онъ.-- Пусть будетъ по вашему.
   -- И меня вы точно такъ же оставите уже въ покое?-- спросилъ де Оливейра.
   -- Да, ужъ заодно. Паоло! отдай сеньору, его золото...
   

III.

   Ремонтъ судовъ затянулся значительно дольше, чѣмъ вначалѣ предполагалось. Въ "Пинтѣ" также обнаружилась течь; сколько ни конопатили оба судна, вода пробивалась въ другія щели, такъ что водокачалки работали съ утра до вечера. Еще больше хлопотъ было съ гротмачтой "Пинты": нигдѣ въ окрестностяхъ не было подходящаго лѣса для новой мачты, такъ что въ концѣ концовъ пришлось ограничиться капитальной починкой поврежденной уже мачты, чтобы она выдержала переходъ черезъ океанъ хотя бы до ближайшей европейской верфи.
   "Часто вздыхалъ адмиралъ,-- говорится въ дневникѣ Колумба,-- все было бы сносно, прилагай этотъ капитанъ (Алонзо Пинзонъ) столько же усердія содержать въ порядкѣ свое судно и обезпечить его доброй мачтой, сколько усердствовалъ о томъ, чтобы отдѣлиться отъ адмирала и наполнить свое судно золотомъ".
   Наконецъ обѣ каравеллы были приведены въ такой видъ, что можно было выйти въ море. Впереди шла "Нинья"; но еще до Багамскихъ острововъ ей приходилось зачастую замедлять ходъ изъ-за отстававшей "Пинты", гротмачта которой послѣ починки не выдерживала всѣхъ парусовъ.
   Но вотъ и открытый океанъ. Тѣ самые пассаты, которые были имъ попутны при плаваніи изъ Европы на Западъ, дули имъ теперь въ лицо. Погода, впрочемъ, стояла настолько еще теплая, что можно было купаться; съ борта спускался въ воду большой парусъ, поддерживаемый реями, и въ этой-то безопасной ваннѣ барахталось сперва офицерство, потомъ и нижняя команда.
   Но со второй половины января тепло смѣнилось рѣзкимъ холодомъ; а 12 февраля, когда, по исчисленіямъ адмирала, они приближались уже къ Азорскимъ островамъ, пассатный вѣтеръ внезапно какъ-будто запыхался и затихъ. Среди бѣла дня стемнѣло; море, до тѣхъ поръ зеленовато-лазурное, покрылось маслянистымъ глянцемъ свинцоваго цвѣта и тяжело колыхалось. Паруса повисли, и судно безпомощно качалось съ боку на бокъ на свинцовой зыби, въ дѣйствительности не трогаясь съ мѣста.
   -- Закрыть всѣ люки! Потушить всѣ огни!-- раздался зычный голосъ адмирала.
   Командира каравеллы, Виценто Пинзона, не видно, не слышно было: онъ лежалъ въ обморокѣ, отъ котораго окончательно оправился только на третій день.
   На океанъ опустилась туманная завѣса. Тутъ на западѣ блеснулъ лучъ свѣта; край завѣсы приподнялся, какъ бы только для того, чтобы пропустить струю свѣжаго вѣтра. И налетѣлъ онъ, этотъ "свѣжій" вѣтеръ съ такимъ зловѣщимъ шумомъ и свистомъ, точно вырвался на волю съ самаго дна океана. Вся необозримая водяная поверхность до горизонта разомъ зарябилась и запѣнилась. Ни у кого изъ моряковъ не оставалось уже сомнѣнія, что сейчасъ разразится отчаянный штормъ. Что-то предприметъ адмиралъ?
   -- Поднять всѣ паруса! Мы пойдемъ впередъ со штормомъ; посмотримъ, кто кого обгонитъ!
   Едва лишь поставили паруса, какъ въ нихъ ударилъ первый шквалъ. Судно, какъ взброшенное сверхъестественной силой, привскочило на гребнѣ огромнаго вала и низверглось въ бездну, снова взлетѣло и вновь погрузилось. Всѣ три мачты при этомъ отдавали океану низкій поклонъ и опять выпрямлялись. Тутъ, подъ бурнымъ дыханіемъ подоспѣвшаго шторма, паруса донельзя надулись,-- и понеслась впередъ каравелла съ быстротою самаго шторма, такъ что нагонявшіе судно исполинскіе валы не могли уже его обогнать и разбивались пѣнистыми брызгами за его кормою. Казалось, адмиралъ восторжествовалъ надъ бурей. Къ вечеру она какъ-будто угомонилась, порывы вѣтра ослабѣли; но каравелла продолжала кряхтѣть и стонать, какъ живое существо.
   Наступила ночь, безлунная, черная, хоть глазъ выколи. Адмиралъ предложилъ одной смѣнѣ измученной команды прилечь отдохнуть до утра. Но тутъ на сѣверо-востокѣ небеса разверзлись, какъ жерло вулкана, и съ оглушительнымъ грохотомъ пушечнаго залпа полную тьму ночи прорѣзали одна за другой три ослѣпительныя огненныя стрѣлы; послѣ чего темнота кругомъ стала словно еще чернѣе. Вмѣстѣ съ тѣмъ вѣтеръ разомъ стихъ, какъ бы собираясь съ духомъ. То была ужасающая тишина передъ ураганомъ.
   -- Убрать паруса до послѣдняго лоскутка!-- загремѣлъ въ темнотѣ голосъ адмирала.-- Чего не поспѣете укрѣпить -- обрѣзките ножомъ!
   И въ непроглядномъ мракѣ ночи по снастямъ и реямъ шла невидимая работа: съ лихорадочной спѣшкой убирались большіе и малые паруса. На брамреѣ фокмачты возился съ брамселемъ {Брамреярея третьяго яруса парусности; фокмачта -- передняя мачта; брамсель -- прямой парусъ на брамреѣ.} старикъ матросъ Лоренцо Бальбо. Старикъ страдалъ одышкой; вскарабкавшись до брамселя, онъ все еще не могъ отдышаться, и руки его дрожали и не повиновались. Съ трудомъ удалось ему кое-какъ справиться съ своимъ дѣломъ,
   -- Кто готовъ -- спускайся внизъ!-- донесся снизу окрикъ адмирала.
   Лоренцо скатился внизъ до формарса {Формарсъ -- площадка фокмачты.}, но тутъ неожиданно очутился на чьихъ-то плечахъ. Какимъ-то чудомъ оба, схватившись другъ за друга, удержались на площадкѣ.
   -- Да ты кто такой?-- буркнулъ Лоренцо, который въ окружающей тьмѣ не имѣлъ возможности разглядѣть, кто съ нимъ.
   -- Это я, отецъ...-- отозвался отроческій голосъ.
   -- Ты, Паоло? Да какъ ты сюда попалъ?
   -- Я полѣзъ за тобой, отецъ... Вѣдь тебѣ и такъ еще духа не перевести. Думалъ, что, можетъ, пригожусь тебѣ...
   Въ это время надъ головами ихъ бѣшено захлопалъ парусъ, подобно крылу громадной птицы.
   -- Брамсель развязался!.. Талрепъ соскочилъ съ юферса {Юферсъ -- блокъ, служащій для стягиванія паруса по мощью снасти, называемой талрепомъ.}!-- вскричалъ Лоренцо.-- Стянулъ я его, видно, слишкомъ слабо...
   -- Да ты куда, отецъ?
   -- Наверхъ...
   -- Ты задыхаешься; тебѣ не взлѣзть. Дай, я полѣзу...
   -- Куда тебѣ! Связать брамсель у тебя силъ не хватитъ.
   -- Такъ что же дѣлать?
   Одно только и остается -- срѣзать весь брамсель; не то судно, чего добраго, опрокинется.
   Въ самомъ дѣлѣ, распустившійся въ вышинѣ парусъ такъ затрепало бурнымъ вихремъ, точно могучая рука сказочнаго великана схватила фокмачту за верхушку, чтобы окунуть судно въ разъяренную водяную стихію.
   -- Такъ гдѣ у тебя ножъ, отецъ?
   -- Дай его сюда.
   И, выхвативъ у отца складной ножъ,
   Паоло полѣзъ вверхъ. Намокшимъ отъ водяныхъ брызговъ парусомъ его немилосердно хлестало по лицу, по рукамъ; а онъ, одной рукой уцѣпившись за рею, другой раскрылъ ножъ и принялся пилить канатъ, на которомъ трепыхался парусъ. Буря пришла ему на помощь: не распилилъ мальчикъ каната и наполовину, какъ порывомъ вѣтра канатъ до конца разорвало. Раздался сухой трескъ, и парусъ унесло куда-то въ пространство. Все судно встряхнуло, какъ пороховымъ взрывомъ. У Паоло голова закружилась; машинально обхвативъ ванту, онъ въ одинъ мигъ соскользнулъ внизъ на палубу къ ногамъ самого адмирала.

0x01 graphic

   -- Это ты, Паоло, срѣзалъ брамсель?
   -- Я, сеньоръ адмиралъ...
   -- Спасибо тебѣ: безъ того насъ всѣхъ бы потопило.
   Что говорилось дальше -- юнга уже не слышалъ: скатываясь внизъ по вантѣ, онъ содралъ себѣ кожу на икрахъ и на обѣихъ ладоняхъ и отъ потери крови лишился сознанія.
   

IV.

   Наступило утро, а штормъ все не унимался. Напротивъ, съ полдня онъ заревѣлъ еще пуще, налетая съ разныхъ сторонъ; утлый корабликъ сталъ игралищемъ волнъ, которыя окатывали палубу то оттуда, то отсюда. Несмотря на всѣ принятыя мѣры, чтобъ вода не врывалась внутрь судна, она проникала въ трюмъ, и измученные матросы не поспѣвали ее выкачивать.
   За мѣсяцъ слишкомъ, что "Нинья" покинула Эспаньолу, находившіяся въ трюмѣ бочки со съѣстными припасами и прѣсной водой, служившія, вмѣстѣ съ тѣмъ, и балластомъ, почти всѣ опустѣли, и каравелла потеряла свою устойчивость, такъ что при штормѣ могла опрокинуться. Поэтому, по распоряженію адмирала, всѣ порожнія бочки были наполнены теперь морской водой.
   Къ вечеру ярость бури достигла своей высшей силы: "океанъ взрыло до глубины глубинъ", (собственное выраженіе Колумба). Нѣкоторую защиту отъ брызгъ и пронизывающаго вѣтра представляла кормовая часть судна, гдѣ за адмиральской рубкой и столпилась продрогшая команда. Мысль о неминуемой гибели сама собой напрашивалась каждому. Безстрашные "морскіе волки" творили молитву; юнги же заливались слезами, какъ малыя дѣти. Всхлипывалъ и Паоло, прижимаясь къ отцу.
   -- Что, ладони и ноги еще болятъ?-- спросилъ его Лоренцо.
   -- Хоть бы и болѣли,-- теперь не до того!
   -- Такъ чего же ты, глупый, вылѣзъ сюда? Лежалъ бы себѣ внизу, въ теплѣ...
   -- Не могу я, отецъ, лежать тамъ одинъ, когда всѣ тутъ конца своего ждутъ...
   -- Всѣ, да не всѣ: адмиралъ еще не теряетъ духу.
   И точно, Колумбъ, какъ ни въ чемъ не бывало, отдавалъ приказанія, справлялся съ компасомъ, указывалъ рулевому, какого держаться курса -- сперва на востоко-сѣверо-востокъ, потомъ просто на сѣверо-востокъ.
   Но вотъ спустились сумерки, и адмиралъ уходитъ къ себѣ въ каюту. Правда, что двѣ ночи онъ также глазъ не смыкалъ; но неужели онъ можетъ теперь спать, когда у всѣхъ смерть на носу? Да нѣтъ: въ окошечкѣ у него огонь засвѣтился.
   -- Подсмотрѣть бы, что онъ тамъ дѣлаетъ?-- толкуютъ межъ собой матросы.
   -- Отецъ! подними-ка меня; я подсмотрю,-- вызывается Паоло.
   Лоренцо беретъ его на руки и поднимаетъ до высоты адмиральскаго окошечка.
   -- Ну, что? видишь?
   -- Вижу: адмиралъ садится къ столу... развертываетъ пергаментъ... беретъ перо... задумался... пишетъ...
   -- Ужъ не духовную ли?-- разсуждаютъ матросы, скучившіеся вокругъ маленькаго соглядатая.
   -- А то, можетъ, докладъ ихъ величествамъ.
   -- Да какъ онъ его на мѣсто-то доставитъ?
   Проходитъ пять минутъ, проходитъ десять.
   -- Ну, что, все еще пишетъ?-- спрашиваютъ юнгу...
   -- Пишетъ... Вотъ никакъ кончилъ... встаетъ... беретъ шкатулку... складываетъ пергаментъ... завертываетъ въ вощанку... запечатываетъ сургучомъ... замыкаетъ въ шкатулку... Становится на колѣни передъ распятіемъ, крестится...
   -- Значитъ, сейчасъ выйдетъ сюда,-- говоритъ Лоренцо и спускаетъ сына съ рукъ.
   Дѣйствительно, недолго погодя, адмиралъ вышелъ изъ каюты съ деревянной шкатулкой въ рукахъ.
   Одновременно показался изъ люка блѣдный и исхудалый командиръ "Ниньи", Виценто Пинзонъ. Справившись объ его здоровьи, Колумбъ объяснилъ ему, что въ этой вотъ шкатулкѣ -- будущая судьба и слава Испаніи.
   -- Что бы Промыселъ Божій ни судилъ намъ впереди,-- продолжалъ онъ,-- для будущихъ мореплавателей наше предпріятіе не должно пропасть безслѣдно. Въ сжатомъ отчетѣ я указалъ тотъ путь, котораго имъ держаться, чтобы достичь Эспаньолы.
   -- Но какимъ образомъ вашъ отчетъ попадетъ имъ въ руки?-- спросилъ Пинзонъ.
   -- Я герметически его запечаталъ, вложилъ въ эту шкатулку...
   -- И довѣрите волнамъ?
   -- Да. До Азорскихъ острововъ недалеко; морскимъ теченьемъ шкатулку прибьетъ къ одному изъ острововъ.
   -- Но они принадлежатъ португальской коронѣ; португальцы воспользуются вашими указаніями...
   -- Они найдутъ въ шкатулкѣ и мою просьбу -- отослать вложеніе испанскому королю Фердинанду. Теперь душой я спокоенъ: земной долгъ мой я исполнилъ. Засимъ да будетъ воля Божья!
   Съ этими словами Колумбъ подошелъ къ борту,-- и шкатулка полетѣла въ водяную бездну.
   -- Самъ адмиралъ отчаивается, не надѣется уже спастись!..-- заволновались кругомъ матросы.
   Ропотъ ихъ не ускользнулъ отъ слуха адмирала.
   -- Отчаиваться намъ, морякамъ, дѣти мои, не приходится,-- сказалъ онъ.-- Моряку каждый день грозитъ смерть, а потому онъ долженъ глядѣть ей смѣло въ глаза. Всѣ мы тутъ не безгрѣшны, въ чемъ-нибудь виноваты другъ передъ другомъ. Какъ истинные христіане, отпустимъ же другъ другу всѣ обиды и прегрѣшенья. Но милосердіе Божіе неистощимо. Будемъ уповать, что намъ суждено еще увидѣть Испанію. А теперь бросимъ жребій: на кого онъ падетъ, тотъ дастъ торжественный обѣтъ -- совершить паломничество къ св. Маріи Гваделупской и поставить ей пятифунтовую свѣчу. Всѣ ли готовы дать такой обѣтъ?
   -- Всѣ! всѣ!-- единогласно отозвался весь экипажъ.
   -- Такъ подайте мнѣ мѣшокъ и гороху.
   Помѣтивъ одну горошину крестомъ, Колумбъ бросилъ въ мѣшокъ столько горошинъ, сколько было людей на каравеллѣ.
   -- Кому вынется горошина съ крестомъ,-- сказалъ онъ,-- на того и падетъ жребій.
   Встряхнувъ мѣшокъ, онъ первый опустилъ туда руку. Между пальцами у него оказалась горошина съ крестомъ.
   -- Жребій выпалъ самому адмиралу!-- раздались восклицанія.-- Не пойти ли еще и кому-нибудь изъ насъ на богомолье?
   -- Да, да! къ св. Маріи Лоретской!
   Стали вынимать по очереди горошины. На этотъ разъ горошина съ крестомъ досталась матросу по имени Педро де Вилла.
   -- Пойти-то отчего не пойти,-- сказалъ стъ,-- да гдѣ это Лорето? Не очень ли далеко?
   -- Въ Папской области...
   -- Ay Dios! Гдѣ ужъ нашему брату, бѣдняку, добраться въ такую даль!
   -- Всѣ путевые расходы твои туда и обратно беру я на себя,-- заявилъ Колумбъ,
   -- Вотъ это такъ! Что же, братцы, не отслужить ли молебенъ и у св. Клары Моргеской.
   -- А потомъ отстоять еще ночь въ часовнѣ? Сеньоръ адмиралъ, дайте-ка намъ погадать еще въ третій разъ.
   Колумбъ снова первымъ опустилъ руку въ мѣшокъ, и что же? Жребій выпалъ на него вторично! Онъ набожно перекрестился.
   -- Долгъ свой я свято исполню,-- сказалъ онъ.-- Но такъ какъ и всѣ вы, наравнѣ со мною, стоите передъ лицомъ смерти, то не дадите ли вы еще общій обѣтъ, какъ то принято во всѣхъ католическихъ странахъ,-- въ первомъ же городѣ или мѣстечкѣ, гдѣ будетъ храмъ Божій, отправиться процессіей босикомъ и въ одномъ рубищѣ къ храму, чтобы вознести благодарственную молитву Пречистой Дѣвѣ?
   Противъ такого предложенія не поднялось, конечно, ни одного голоса.
   Кто-то вспомнилъ было про "Пинту", которая еще со вчерашняго дня скрылась съ горизонта: потонула она, отстала или унесло ее впередъ? Но судьба другой каравеллы никого уже не трогала: погибнетъ ли она тоже или спасется -- не все ли одно?
   Весь слѣдующій день (14 февраля) прошелъ тоже между жизнью и смертью. Только по закатѣ солнца на восточномъ горизонтѣ слегка просвѣтлѣло; вѣтеръ настолько ослабѣлъ, что оказалось возможнымъ поставить на гротмачтѣ малый парусъ. А при первомъ проблескѣ утренней зари 15-го числа матросъ Ріу Гарсія подалъ сигналъ съ гротмарса:
   -- Земля!
   Все возликовало -- совершенно такъ же, какъ полгода назадъ при той же вѣсти въ Новомъ Свѣтѣ.
   Богъ съ нимъ, съ Новымъ Свѣтомъ! Теперь они опять у себя, въ Старомъ Свѣтѣ. Но островъ то или твердая земля? Кто полагалъ, что островъ Мадера, кто, что утесистый мысъ Цинтра въ Португаліи близъ Лиссабона. По разсчетамъ же самого Колумба, то долженъ былъ быть одинъ изъ Азорскихъ острововъ,-- и онъ не ошибся.
   

V.

   Ступить на твердую почву довелось имъ, однакожъ, не такъ-то скоро: еще на разстояніи пяти морскихъ миль (8 3/4 верстъ) можно было различить высокія неприступныя скалы, о которыя разбивался пѣнистый бурунъ. Пристать тамъ нечего было и думать. Чтобы высмотрѣть безопасную гавань, пришлось, лавируя, объѣзжать островъ. Но вѣтеръ внезапно перемѣнилъ направленіе и задулъ съ берега съ такою силой, что каравеллу отнесло назадъ въ открытый океанъ. Среди ночной темноты и поднявшагося къ утру тумана, островъ былъ потерянъ изъ виду. Съ кормовой стороны на короткое время вынырнулъ въ отдаленіи изъ воды другой островъ. Однако, сильная зыбь и противный вѣтеръ не дали добраться туда до наступленія темноты.
   Которую уже ночь Колумбъ не отходилъ отъ руля. "Ноги у адмирала,-- говорится въ его дневникѣ,-- совсѣмъ окоченѣли, потому что онъ стоялъ все время на вѣтру и дождѣ и почти ничего не ѣлъ".
   Только 18 февраля судно могло подойти снова къ первому острову съ сѣверной стороны, гдѣ, подъ отвѣснымъ утесомъ, нашлась закрытая бухта. Бросили якорь и отправили на берегъ шлюпку. Вернулась она съ извѣстіемъ, что то островъ св. Маріи изъ числа Азорскихъ и что губернатору Хуану де Кастаньеда будетъ доложено о прибытіи испанскаго судна изъ Индіи. Уже по закатѣ солнца отъ губернатора, дѣйствительно, прибыли на "Нинью" посланцы съ курами и свѣжимъ хлѣбомъ. Въ виду наступившей темноты и отдаленности города, посланцы остались ночевать на каравеллѣ, а съ восходомъ солнца, вмѣстѣ съ ними, съѣхали на берегъ штурманъ "Ниньи" Бартоломео Рольданъ и половина экипажа; въ исполненіе обѣта, даннаго въ минуту смертельной опасности, они должны были въ рубищѣ и босикомъ совершить паломничество къ ближайшей церкви. Самъ адмиралъ располагалъ сдѣлать то же со второй партіей по возвращеніи первой.
   Но прошелъ часъ времени, другой и третій, а паломники не возвращались. Ужъ не приключилось ли чего съ ними?
   Городъ лежалъ по ту сторону берегового утеса. "Нинья" снялась съ якоря и обогнула утесъ. Какъ только ее завидѣли изъ-за утеса, къ берегу подъѣхала группа всадниковъ. Нѣсколько человѣкъ спѣшилось и сѣло въ шлюпку. Приблизясь къ каравеллѣ настолько, чтобы можно было вести переговоры, шлюпка остановилась, и кавалеръ надменнаго вида, въ расшитомъ мундирѣ и въ шляпѣ съ плюмажемъ, приподнялся съ сидѣнья и крикнулъ:
   -- Кто у васъ капитанъ?
   -- Я -- капитанъ, -- отвѣчалъ Виценто Пинзонъ, стоявшій у борта рядомъ съ Колумбомъ.-- Но вотъ самъ адмиралъ.
   -- Адмира-а-алъ?
   -- Я -- адмиралъ океана и вице-король Индіи,-- подтвердилъ Колумбъ.
   -- Никогда о такомъ званіи не слышалъ!
   -- Вотъ мои полномочія за подписью и печатями ихъ величествъ короля и королевы кастильскихъ,-- продолжалъ Колумбъ, показывая невѣрующему издали свои документы.-- Не угодно ли вашей милости пожаловать къ намъ и удостовѣриться?
   Но губернаторъ опасался, должно-быть, ловушки.
   -- Ни короля, ни королевы кастильскихъ я не знаю, да и знать не хочу!-- отозвался онъ еще заносчивѣе.-- И полномочія ихъ для меня, губернатора короля Португаліи, ничего не значатъ,
   -- Какъ бы сеньору въ словахъ своихъ потомъ не раскаяться!-- воскликнулъ, негодуя, Колумбъ.-- Ихъ величествамъ королю Фердинанду и королевѣ Изабеллѣ подвластна теперь, съ изгнаніемъ мавровъ, вся Испанія, и съ португальскимъ королемъ они живутъ въ полномъ мирѣ и дружбѣ. Къ нему, точно такъ же, какъ и ко всѣмъ прочимъ монархамъ Европы, отправлена рекомендательная нота объ оказаніи мнѣ всякаго содѣйствія. Съ своей стороны и я обязанъ подавать помощь всѣмъ бѣдствующимъ португальскимъ судамъ, которыя могли бы встрѣтиться мнѣ на морѣ. Вы же, сеньоръ, безъ малѣйшаго повода напали на моихъ людей, какъ на враговъ...
   По своему запальчивому нраву, Колумбъ не въ мѣру возвысилъ тонъ. Губернаторъ счелъ себя оскорбленнымъ и рѣзко прервалъ его:
   -- Довольно пустыхъ разговоровъ! Люди ваши будутъ задержаны до тѣхъ поръ; пока вы сами не сойдете за ними на берегъ.
   -- А что ожидаетъ меня на берегу?
   -- Это вы узнаете въ свое время.
   -- Значитъ, вамъ не угодно теперь же отпустить моихъ людей?
   -- Нѣтъ и нѣтъ!
   -- Послѣднее ваше слово?
   -- Послѣднее.
   -- Хорошо. Но прошу не пенять, если покорный слуга вашъ вскорѣ воротится съ цѣлой армадой, чтобы выручить ихъ силою оружія, а самихъ васъ забрать въ плѣнъ со всѣмъ вашимъ гарнизономъ и увезти въ Кастилію.
   Приподнявъ на головѣ шляпу, Колумбъ отошелъ отъ борта. Вслѣдъ за тѣмъ каравелла повернула назадъ въ прежнюю бухту, представлявшую надежное убѣжище отъ непогоды.
   Слѣдующіе два дня пошли на то, чтобы отыскать удобную гавань на одномъ изъ другихъ Азорскихъ острововъ. Но непрерывающееся волненіе и туманы сдѣлали эти поиски безплодными, и каравелла возвратилась опять въ бухту на островъ св. Маріи.
   Тутъ, оказалось, ожидали уже ея возвращенія: высматривавшій ее съ вершины берегового утеса человѣкъ замахалъ ей плащомъ, и въ то же время отъ берега отчалила шлюпка, въ которой, кромѣ пяти матросовъ-португальцевъ, находились два патера и еще какой-то кавалеръ. Послѣдній окликнулъ адмирала.
   -- Что угодно сеньору?-- спросилъ Колумбъ.
   -- Я -- городской нотаріусъ и уполномоченъ губернаторомъ для переговоровъ,-- былъ отвѣтъ.
   -- Что жъ, милости просимъ.
   -- А ручается ли сеньоръ адмиралъ за мою личную безопасность?
   -- Вы -- парламентеръ, и ваша личность для меня неприкосновенна.
   На палубѣ "Ниньи" Колумбъ принялъ нотаріуса съ сопутствовавшими ему двумя патерами съ любезностью хозяина. Пригласивъ ихъ въ каюту, онъ велѣлъ подать старой мадеры, которой имѣлся еще небольшой запасъ. Губернатору, напуганному его нешуточной угрозой, хотѣлось, очевидно, подъ благовиднымъ предлогомъ войти съ нимъ въ дружелюбное сношеніе, но съ тайнымъ, быть-можетъ, умысломъ заманить его къ себѣ на сушу. У Колумба же была одна лишь забота -- вернуть къ себѣ на "Нинью" своихъ людей, захваченныхъ португальцами.
   -- Вы, сеньоръ нотаріусъ, и вы, святые отцы,-- сказалъ онъ,-- первые просвѣщенные европейцы, съ которыми я имѣю удовольствіе бесѣдовать послѣ полугодового скитанія по невѣдомымъ морямъ и землямъ. Позвольте же предложить вамъ осушить со мною стаканъ добраго вина въ честь монарховъ вашего и моихъ.
   Тѣ не сочли себя вправѣ отказаться. А когда нотаріусъ завелъ было рѣчь о цѣли своей миссіи, адмиралъ, точно не слыша, началъ повѣствовать о своемъ путешествіи въ "Индію". Самъ увлекшись воспоминаніемъ о всемъ перевидѣнномъ и пережитомъ, онъ развернулъ передъ своими слушателями такую своеобразную панораму и въ столь яркихъ краскахъ, что тѣ, чтобы дослушать до конца, не отказались остаться и къ обѣду. Такъ незамѣтно стемнѣло. Тутъ они опомнились и хотѣли приподняться съ мѣста; но ноги отъ обильныхъ возліяній отказались имъ служить. Адмиралъ велѣлъ постлать дорогимъ гостямъ мягкія постели въ своей собственной каютѣ, а поутру, не безъ труда ихъ добудившись, предъявилъ имъ свою королевскую грамату.
   -- Полномочія мои, какъ изволите видѣть, въ полномъ порядкѣ.
   -- О, да. Въ этомъ мы ни минуты не сомнѣвались,-- увѣрилъ нотаріусъ.-- Удивительныя приключенія сеньора адмирала по ту сторону океана такъ любопытны, что губернаторъ нашъ, навѣрное, весьма охотно послушалъ бы про нихъ тоже.
   -- Прежде всего будьте добры доложить ему, что мои люди сегодня же должны быть отпущены на свободу.
   -- Само собою разумѣется. Все это было не болѣе, какъ прискорбное недоразумѣніе."
   -- Надѣюсь, что такъ. Иначе, къ крайнему сожалѣнію, я буду вынужденъ принять соотвѣтственныя мѣры.
   Смущенный нотаріусъ поспѣшилъ убраться съ патерами въ свою шлюпку, откуда на прощанье махалъ еще шляпой.
   Въ тотъ же день вся партія судовой команды, задержанная на островѣ, дѣйствительно, возвратилась на каравеллу. Отъ сопровождавшаго плѣнниковъ штурмана Бартоломео Рольдана Колумбъ узналъ всѣ подробности ихъ плѣненія. Ближайшая часовня, къ которой они босикомъ и въ рубищѣ отправились на богомолье, находилась за береговымъ утесомъ. Лишь только они вошли въ часовню и началось богослуженіе, какъ часовню окружилъ отрядъ вооруженныхъ всадниковъ, съ губернаторомъ во главѣ, и огромная толпа народа. Несмотря на всѣ протесты богомольцевъ, ихъ насильно увели въ городъ.
   -- Но подъ какимъ предлогомъ?-- спросилъ возмущенный Колумбъ.
   -- Безъ всякаго предлога. Но сторожа наши потомъ проговорились, что ихъ королю Хуану очень ужъ досадно, что онъ упустилъ случай отправить собственную свою экспедицію въ Индію, которую вѣдь раньше предлагалъ ему сеньоръ адмиралъ. Вотъ онъ и отдалъ повелѣніе всѣмъ губернаторамъ острововъ и отдаленнымъ портамъ захватить нашу эскадру во что бы то ни стало.
   -- Здѣшній губернаторъ исполнялъ, стало-быть, только повелѣніе своего государя; а потому онъ и теперь врядъ ли отказался отъ мысли заманить насъ въ западню. Мы запасемся здѣсь только балластомъ и пойдемъ уже прямымъ путемъ домой, не заходя ни въ одинъ изъ португальскихъ портовъ.
   Отягчивъ трюмъ судна дровами и каменьями, чтобы уменьшить качку, и не простившись даже съ ожидавшимъ его у себя въ городѣ коварнымъ губернаторомъ, Колумбъ на третій день въ самомъ дѣлѣ покинулъ островъ св. Маріи. Но совсѣмъ миновать португальскіе порты ему все-таки не было суждено.
   

VI.

   Опять изо дня въ день пронизывающій ледяной вѣтеръ, огромные водяные холмы съ бѣлыми гребнями, хлещущіе черезъ бортъ то пѣнистою пылью и брызгами, то сплошнымъ потокомъ; опять сильнѣйшая качка, то килевая (продольная), то боковая, вырывающая палубу изъ-подъ ногъ, а подъ палубой надѣляющая голову шишками.
   3 марта, когда каравелла, по разсчетамъ Колумба, находилась на широтѣ Лиссабона, разразилась страшнѣйшая гроза съ безпрерывными молніями, съ неумолчными перекатами грома и съ проливнымъ дождемъ. Внезапнымъ вихремъ въ одинъ мигъ разорвало въ клочья всѣ паруса, кромѣ большого паруса на гротмачтѣ, который уцѣлѣлъ благодаря лишь тому, что былъ плотно свернутъ.
   . Гроза миновала, но ванты ослабѣли и гротмачта зашаталась; еще такой же вихрь -- и она неминуемо должна была рухнуть.
   Несмотря на то, что вѣтеръ былъ еще очень свѣжій, адмиралъ рѣшился на крайнюю мѣру: велѣлъ распустить единственный теперь большой парусъ, чтобы, во что бы то ни стало, до новой грозы достигнуть какой-нибудь, хотя бы португальской гавани. И точно, на разсвѣтѣ показалась высокая скала Цинтра при устьѣ рѣки Таго.
   Давно ли еще у подножія Цинтры Колумбъ собственными глазами видѣлъ приморскій городъ Каскоэ? А теперь его какъ не бывало: вчерашней бурей цѣлый городъ почти безслѣдно стерло съ лица земли!
   Войдя въ Таго, "Нинья" поднялась вверхъ по теченію до города Растело и стала тамъ на якорь. Нѣсколько часовъ спустя вернувшіеся съ берега матросы донесли адмиралу, что по городу ходитъ слухъ о томъ, будто бы каравелла нагружена несмѣтнымъ золотомъ, вывезеннымъ изъ Гвинеи, и что мѣстная чернь готовится ночью ограбить судно. Принявъ всѣ мѣры предосторожности противъ грабителей, Колумбъ въ тотъ же день отправилъ гонца къ португальскому королю во временную его резиденцію, мѣстечко Вальпарайсо (въ нѣсколькихъ часахъ ѣзды отъ Лиссабона), съ просьбою разрѣшить ему провести свое судно въ Лиссабонъ.
   Еще до полученія королевскаго отвѣта, со стоявшаго въ гавани португальскаго военнаго корабля на "Нинью" прибылъ офицеръ, который, именемъ своего командира, предложилъ Колумбу ѣхать съ нимъ на корабль, чтобы дать отчетъ о себѣ португальскимъ властямъ.
   -- Я -- адмиралъ короля и королевы Кастиліи,-- съ гордостью отвѣчалъ Колумбъ,-- и никому, кромѣ нихъ, давать отчета не обязанъ!
   -- Но командиръ мой приказалъ мнѣ непремѣнно доставить васъ къ нему,-- возразилъ офицеръ.
   -- Засвидѣтельствуйте вашему командиру мое почтеніе, но скажите, что съ моего судна я не сойду до тѣхъ поръ, пока меня къ тому не принудятъ вооруженной силой.
   -- Но у сеньора адмирала есть здѣсь, конечно, замѣститель, капитанъ судна?
   -- Есть.
   -- Такъ пошлите хоть его, вмѣсто себя.
   -- Никакая власть въ мірѣ, кромѣ моихъ монарховъ, не заставитъ меня сдѣлать это! У испанскихъ адмираловъ въ обычаѣ -- лучше умереть, чѣмъ предать кого-либо изъ своихъ людей.
   Твердость Колумба произвела видимое дѣйствіе. Значительно понизивъ уже тонъ, офицеръ попросилъ дозволить ему, для рапорта командиру, заглянуть хоть въ письменныя полномочія сеньора адмирала. Въ этомъ ему не было отказано.
   "Какъ-то будетъ принятъ его рапортъ?" думалось не одному изъ свидѣтелей этой сцены, слѣдившихъ глазами за удаляющейся шлюпкой.
   Рапортъ, должно-быть, былъ безпристрастенъ, потому что, недолго погодя, отъ португальскаго корабля отвалилъ катеръ съ трубными звуками и барабаннымъ боемъ: командиръ военнаго судна, донъ Алонзо де Акунья, счелъ долгомъ самолично привѣтствовать почетнаго гостя. Взойдя на бортъ "Ниньи", онъ съ утонченною вѣжливостью поздоровался съ адмираломъ, вступилъ съ нимъ въ дружескую бесѣду и въ заключеніе предложилъ къ его услугамъ все, чѣмъ самъ располагаетъ.
   Между тѣмъ, слухъ объ испанцахъ, побывавшихъ за океаномъ, дошелъ и до столицы Португаліи, и сотни лиссабонцевъ, въ томъ числѣ много высокопоставленныхъ лицъ, что ни день, прибывали въ Растело поглазѣть на смѣльчаковъ и на вывезенныхъ ими изъ сказочныхъ заокеанскихъ краевъ "настоящихъ" индѣйцевъ.

0x01 graphic

   8 марта пришелъ, наконецъ, отвѣтъ отъ португальскаго короля. Поздравляя Колумба съ благополучнымъ возвращеніемъ изъ его опаснаго странствія, король приглашалъ его къ себѣ въ Вальпарайсо. Привезшій письмо королевскій секретарь Мартинъ де Норонья прибавилъ отъ себя, что его величество король Хуанъ со свойственнымъ ему великодушіемъ повелѣлъ предоставить сеньору адмиралу безплатно все, въ чемъ бы ни нуждались самъ онъ, его команда или судно.
   -- Я въ полной мѣрѣ цѣню любезность вашего монарха,-- отвѣчалъ на это Колумбъ,-- но отношу ее не столько къ себѣ, сколько къ монархамъ испанскимъ, представителемъ коихъ я являюсь. Самъ я всего охотнѣе вовсе не безпокоилъ бы его особу...
   -- Какое же это" безпокойство!-- прервалъ его де Норонья.-- Если ваша милость станетъ уклоняться, то у государя моего можетъ, пожалуй, возникнуть подозрѣніе...
   -- Вотъ потому-то я и не уклонюсь, какъ сдѣлалъ онъ самъ на мое предложеніе снарядить отъ себя экспедицію въ Индію.
   -- О! сказать между нами, многіе изъ насъ были тогда сильно огорчены, да и самъ король теперь, надо думать, втайнѣ о томъ сокрушается.
   При приближеніи Колумба въ Вальпарайсо, навстрѣчу ему выѣхали верхами нѣсколько царедворцевъ и церемоніально проводили его до королевскаго дворца.
   Принялъ его Хуанъ II необыкновенно милостиво и посадилъ рядомъ съ собой, оказавъ ему такимъ образомъ почесть, которой удостоивались тогда однѣ высочайшія особы. Осыпая его вопросами, король выражалъ нѣсколько разъ свое удовольствіе, что Колумбу такъ посчастливилось въ его безпримѣрно-отважномъ предпріятіи.
   -- А вѣдь по силѣ трактата 1479 года съ кастильскимъ дворомъ,-- замѣтилъ онъ,-- открытыя вами новыя земли сами собой должны бы поступить въ собственность португальской короны.
   -- Прошу извинить меня,-- отвѣчалъ Колумбъ,-- но указываемаго вашимъ королевскимъ величествомъ трактата я, признаться, не читалъ, да ничего про него и не слышалъ. Мнѣ былъ данъ лишь приказъ отнюдь не посягать на Гвинею и иныя золотоносныя колоніи Португаліи, и отъ этого приказа я ни въ чемъ не отступалъ.
   -- За что я могу выразить вамъ только мое полное одобреніе. Лично съ вами, адмиралъ, у меня не можетъ быть никакихъ счетовъ. Дѣло это будетъ урегулировано правительствами обѣихъ державъ безъ всякаго посредничества.
   По желанію короля, помѣщеніе Колумбу было отведено у самаго знатнаго во всей резиденціи лица, пріора дель Плато. Еще два раза потомъ его вызывали во дворецъ. Король и его совѣтники всего болѣе, казалось, интересовались подробностями пути, которымъ испанскій мореплаватель добрался до "Индіи".
   "Ужъ не замышляютъ ли они туда свою собственную экспедицію, чтобы отнять у меня возможность дѣлать тамъ еще дальнѣйшія открытія?" невольно подумалось Колумбу.
   Получивъ отъ короля нѣкоторыя порученія къ испанскимъ монархамъ, онъ откланялся. Но, еще до возвращенія въ Лиссабонъ, онъ завернулъ въ монастырь св. Антонія у деревни Вилла-Франка къ португальской королевѣ, которая также пожелала видѣть замѣчательнаго мореплавателя.
   Нѣкоторые португальскіе и испанскіе историки утверждаютъ, будто бы тѣ самые приближенные короля Хуана II, которые когда-то отсовѣтовали ему довѣриться Колумбу, озлобленные теперь неожиданными успѣхами испанскаго адмирала, подговаривали короля умертвить его, но что король съ негодованіемъ отвергнулъ такое злодѣйство.
   Подозрѣніе же Колумба относительно задуманной португальцами заокеанской экспедиціи оправдалось: къ двумъ матросамъ-португальцамъ изъ команды "Ниньи" былъ подосланъ изъ Вальпарайсо придворный кавалеръ, чтобы завербовать ихъ на службу въ португальскій флотъ. Вслѣдъ затѣмъ испытанный морякъ, донъ Франциско де Альмейда, былъ назначенъ начальникомъ экспедиціонной эскадры. О послѣдствіяхъ этого предпріятія, однако, никакихъ свѣдѣній не сохранилось.
   

VII.

   Въ пятницу, 3 августа 1492 г., Колумбъ, несмотря на довольно преклонный уже возрастъ, съ юношескимъ пыломъ пустился изъ Палоса въ свое до безумія отважное странствіе за невѣдомый океанъ. Въ пятницу же, 15 марта 1493 г., около полудня, слабой бризой и морскимъ приливомъ его принесло обратно въ ту же гавань, но уже не на его адмиральскомъ кораблѣ, а на единственномъ оставшемся отъ эскадры, убогомъ суденышкѣ "Ниньѣ". Невольно вспоминается дистихонъ Шиллера:
   
   "Юность на всѣхъ парусахъ пускается въ бурное море!
   Старость на утломъ челнѣ въ гавани ищетъ пріютъ".
   
   Но Колумбъ не палъ духомъ: сходя на берегъ съ своего "утлаго челна", онъ мечталъ уже о новой экспедиціи въ "Индію".
   У многихъ изъ его спутниковъ имѣлись въ Палосѣ родные и друзья. Такъ какъ зима 1492--93 г. была крайне сурова и бурна, и множество судовъ потерпѣло крушеніе у самыхъ береговъ Испаніи, о заокеанской же армадѣ болѣе полугода не было ни слуху, ни духу, -- то ни у кого въ Палосѣ не оставалось уже сомнѣнія, что вся армада погибла. Сколько думъ было передумано о всевозможныхъ ужасахъ среди безбрежнаго океана! Сколько слезъ пролито по несчастнымъ, погребеннымъ безъ покаянія на днѣ морскомъ!
   И вдругъ -- о, диво!-- адмиралъ вернулся.
   Первыми углядѣли и узнали приближающуюся "Нинью" нѣсколько рыбаковъ, забрасывавшихъ на взморьѣ сѣти. Не окончивъ своего дѣла, они поспѣшно взялись опять за весла, чтобы воротиться въ городъ, и еще издали возвѣстили дружнымъ крикомъ:
   -- "Нинья"! "Нинья"!
   Сидѣвшія на берегу, за починкой сѣтей и старья, жены и сестры не замедлили подхватить радостную вѣсть; а игравшіе тутъ же на пескѣ полунагіе ребятишки запрыгали, заголосили взапуски безъ конца:
   -- "Нинья"! "Нинья"! "Нинья"!
   Безъ посредства не существовавшихъ еще тогда телефоновъ и телеграфовъ, имя возвратившейся изъ-за моря каравеллы съ быстротою молніи разнеслось по всей набережной, а оттуда -- и по всему городку. Соборный понамарь не замедлилъ, съ своей стороны, огласить о томъ же съ своей колокольни праздничнымъ трезвономъ.
   Донесся колокольный гулъ и до монастыря Рабида, гдѣ только-что отошла обѣдня и монастырская братія спустилась въ столовую вкусить скудную пятничную трапезу.
   -- Это что жъ такое?-- удивился старецъ-пріоръ Хуанъ Пересъ, поворачивая голову къ окну, открытому настежь по случаю теплаго весенняго дня.-- Горитъ, что ли, гдѣ-нибудь?
   -- Нѣтъ, clarissime, -- возразилъ его престарѣлый другъ -- монастырскій географъ и астрологъ, братъ Антоніо де Маркена.-- Это скорѣе радостный перезвонъ.
   -- Да какая у насъ теперь можетъ быть еще радость!-- вздохнулъ пріоръ.-- Поминальную мессу служить бы намъ по рабамъ божьимъ, нашедшимъ безвременный конецъ въ морской пучинѣ.
   А ликующіе колокольные звуки врывались въ окно все полнѣе и звучнѣе.
   -- Сбѣгай-ка, сынокъ мой, за ограду,-- приказалъ о. Хуанъ прислуживавшему послушнику.-- Посмотри, не видать ли гдѣ дыму?
   Побѣжалъ послушникъ и впопыхахъ прибѣжалъ опять назадъ.
   -- О, святой отецъ!..
   -- Да что тамъ?
   -- Адмиралъ Колонъ вернулся...
   -- Кто? кто?
   -- Адмиралъ, что съ армадой уплылъ въ Индію...
   Пріоръ осѣнилъ себя крестомъ:
   -- Слава Всевышнему! И всѣ три судна на рейдѣ?
   -- Нѣтъ, одна только каравелла... Рыбакъ Гаспаръ говоритъ, что то -- "Нинья"...
   -- Да самъ-то Гаспаръ гдѣ?
   -- Онъ идетъ сюда за мной, да отсталъ. Я побѣжалъ впередъ...
   Вотъ на порогѣ и самъ Гаспаръ, пожилой рыбакъ, издавна поставлявшій въ монастырь рыбу, На вопросъ пріора онъ подтвердилъ слова послушника.
   -- Мула мнѣ!-- приказалъ о. Хуанъ.
   Не давъ себѣ времени принять какую-либо пищу, онъ, немного погодя, верхомъ на откормленномъ монастырскомъ мулѣ трусилъ уже мѣрной рысцой подъ гору съ косы, на которой возвышалась святая обитель.
   А внизу, на городской пристани, была уже невообразимая толчея, въ воздухѣ стоялъ стоголосый гамъ. Жены и дѣти, плача отъ счастья, обнимали, цѣловали мужа и отца, родители -- сына. Иные же, не находившіе того, кого искали, пролагали себѣ локтями дорогу сквозь группы счастливцевъ и съ отчаяньемъ выкрикивали одно и то же имя.
   -- Да гдѣ же онъ? Не утонулъ ли? не убитъ ли индѣйцами?
   Около Колумба столпились самые именитые горожане, наперерывъ его привѣтствуя и потрясая ему руку.
   -- Надо успокоить народъ,-- сказалъ онъ и возгласилъ на всю набережную своимъ громовымъ голосомъ, привыкшимъ на морѣ покрывать шумъ волнъ и свистъ вѣтра:-- Друзья мои! Никто изъ моихъ спутниковъ не утонулъ и не убитъ: изъ тѣхъ, что теперь не вернулись со мною, одни остались въ Индіи, другіе возвращаются на "Пинтѣ", которая отъ насъ отстала. Господу Богу угодно было благословить мое предпріятіе: по ту сторону океана я открылъ новыя земли, обширнѣе самой Испаніи, съ райскимъ климатомъ, изобильныя всякими произрастаньями и самороднымъ золотомъ. Въ качествѣ адмирала океана и вице-короля, я принялъ всѣ тѣ земли во владѣніе испанской короны. И такъ-то отнынѣ Испанія по Божьей милости станетъ могущественнѣе и богаче всѣхъ государствъ Европы!
   Общія ликованія огласили воздухъ:
   -- Да здравствуетъ адмиралъ океана! Да здравствуетъ вице-король Колонъ!
   Среди этихъ криковъ никто не обращалъ.вниманія на слабый голосъ маститаго пріора, о. Хуана Переса, тщетно требовавшаго себѣ на своемъ мулѣ пропуска къ герою дня. Но тутъ самъ Колумбъ замѣтилъ старца. Снявъ его изъ сѣдла, онъ хотѣлъ приложиться къ его рукѣ; но о. Хуанъ открылъ ему объятія:
   -- Обнимаю тебя, сынъ мой, отъ имени всѣхъ испанцевъ! А теперь, дѣти мои, -- обратился онъ къ толпѣ,-- грядемъ всѣ во храмъ Божій вознести общія наши горячія молитвы ко Всевышнему.
   И, во главѣ съ пріоромъ и адмираломъ, старъ и младъ шумной процессіей потекли къ городскому собору.
   

VIII.

   Вечеромъ того же дня въ монастырѣ Рабида, въ настоятельской кельѣ, происходило дружеское собесѣдованіе двухъ монаховъ: о. Хуана и брата Антоніо съ двумя "индѣйскими" путешественниками: Колумбомъ и докторомъ Салазаромъ. Ораторствовалъ, впрочемъ, почти исключительно одинъ Колумбъ; Салазаръ временами лишь вставлялъ свои остроумныя замѣчанія, дававшія безыскусственному повѣствованію адмирала болѣе яркую окраску, а оба францисканца издавали только возгласы удивленія и покачивали сѣдыми головами.
   -- Велики твои дѣла, о, Господи!-- воскликнулъ о. Хуанъ, когда разсказъ пришелъ къ концу.-- Теперь, сынъ мой, тебѣ не грѣхъ почить и на лаврахъ.
   -- Нѣтъ, святой отецъ, -- сказалъ Колумбъ: -- теперь-то я какъ разъ окрылился. Испанская казна, надѣюсь, не откажетъ уже мнѣ ни въ какихъ средствахъ къ снаряженію второй экспедиціи...
   -- Святая Марія и Іосифъ! Куда тебѣ еще?
   -- Все туда же, въ Индію.
   -- Но ты открылъ уже тамъ столько новыхъ земель?..
   -- Да, много острововъ, большихъ и малыхъ; но, кромѣ нихъ, должна же быть тамъ и твердая земля. До тѣхъ поръ мнѣ не будетъ покоя, пока я не водружу испанскаго стяга и на тамошнемъ континентѣ. Не извѣстно ли святому отцу, гдѣ пребываетъ нынѣ высочайшій Дворъ?
   -- Какъ слышно, въ Барцелонѣ.
   -- Въ Барцелонѣ? Гм... Морской путь туда былъ бы, конечно, самый удобный. Но каравеллу нашу штормами шибко потрепало; оснастить ее придется совсѣмъ заново, а это возьметъ мѣсяцъ-другой времени... Придется, видно, двинуться сухимъ.путемъ! Завтра же отошлю свой отчетъ въ Барцелону съ просьбою прислать мнѣ отвѣтъ въ Севилью...
   -- Почему въ Севилью, а не сюда, въ Палосъ?
   -- Севилья на полпути къ Кордовѣ, а тамъ жена моя съ младшимъ сыномъ...
   -- И ты вызовешь ихъ къ себѣ въ Севилью?.. Тебѣ что?-- обернулся пріоръ къ вошедшему послушнику.
   -- Мальчикъ прибѣжалъ изъ города и хочетъ непремѣнно видѣть сеньора адмирала.
   -- Мальчикъ?-- удивился Колумбъ.-- А онъ не назвался?
   -- Назвался: Паоло Бальбо.
   -- Такъ зови его, зови! Вѣрно, что-нибудь важное.
   Послушникъ впустилъ Паоло. Отъ быстраго бѣга у юнги духъ захватило, и онъ могъ выговорить одно только слово:
   -- "Пинта"...
   -- Какъ? "Пинта" тоже вернулась?
   -- Точно такъ...
   -- И тебя прислалъ ко мнѣ командиръ ея Алонзо Пинзонъ?
   -- Никакъ нѣтъ... Отецъ послалъ... А куда дѣвался самъ сеньоръ Алонзо -- никто не вѣдаетъ.
   -- Да развѣ "Пинта" пришла безъ него?-- спросилъ Колумбъ.
   -- Съ нимъ. но какъ только стали на якорь, онъ съѣхалъ на берегъ, да не у большой пристани, а гдѣ-то за городомъ; гребцовъ же отослалъ обратно на "Пинту", чтобы перевозить другихъ.
   -- Странно, очень странно! Собственный домъ его стоитъ у самой пристани... Пойду узнать, въ чемъ дѣло.
   -- Сидите себѣ, сеньоръ адмиралъ, не безпокойтесь; я все вамъ разузнаю,-- вызвался докторъ Салазаръ.
   И, вмѣстѣ съ Паоло, онъ вышелъ за монастырскую ограду. Несмотря на наступившую ночь, въ блѣдныхъ лучахъ взошедшей уже луны можно было различить внизу на рейдѣ "Пинту" недалеко отъ "Ниньи", а въ темномъ зеркалѣ залива отражались мелькавшія по берегу огненныя вспышки.
   -- Точно факелы, -- замѣтилъ докторъ.
   -- Факелы и есть,-- отвѣчалъ Паоло.-- Это наши пьяные матросы съ факелами пляшутъ. И музыку сюда вѣдь слышно.
   Въ самомъ дѣлѣ, среди ночной тишины изъ города явственно доносились звуки тамбурина и гитары.
   -- Ну, что жъ, идемъ, -- сказалъ Салазаръ, -- посмотримъ.
   Но внизу на набережной, не доходя еще до пляшущихъ, онъ столкнулся лицомъ къ лицу съ придворнымъ кавалеромъ де Оливейра.
   -- А, донъ Антоніо! Съ благополучнымъ пріѣздомъ!
   -- Съ благополучнымъ для меня -- вѣрно,-- согласился авантюристъ,-- но не для нашего достопочтеннаго командира, сеньора Алонзо.
   -- А что съ нимъ?
   -- Осрамился, опозорилъ себя навѣки.
   -- Чѣмъ это?
   -- Да какъ же: нарочно вѣдь во время шторма 12 февраля отдѣлился отъ адмирала, чтобы снять съ экспедиціи сливки. Всѣ мы съ нимъ, признаться, не сомнѣвались, что маленькая "Нинья" не выдержала бури и пошла ко дну съ адмираломъ и всѣмъ экипажемъ. Сама "Пинта" еле-еле вѣдь доплелась потомъ до Бискайскаго залива и укрылась въ Байонской гавани. Оттуда сеньоръ Алонзо тотчасъ послалъ донесеніе къ королю Фердинанду и королевѣ Изабеллѣ о своихъ будто бы открытіяхъ за океаномъ, прося разрѣшенія прибыть ко Двору для болѣе подробнаго доклада; а самъ пока собрался сюда, въ свой родной Палосъ, гдѣ его должны были встрѣтить, разумѣется, съ трубами и тимпанами. И вдругъ -- увы и ахъ! на рейдѣ здѣсь стоитъ уже "Нинья"; опередила его, значитъ, все же на нѣсколько часовъ! Этого гордость его не могла перенести.
   -- Но у него тутъ свой домъ, своя семья; а онъ велѣлъ, говорятъ, отвезти себя куда-то за городъ...
   -- Да развѣ ему можно было показаться своимъ на глаза? Ну, да самъ кругомъ виноватъ; волной и захлестнуло.
   -- Одинъ ли ужъ онъ такъ виноватъ? Не подбивалъ ли его еще какой-нибудь добрый человѣкъ?
   -- Да вы, докторъ, это про кого? Ужъ не про меня ли?
   -- А собственная совѣсть сеньора ничего ему не говоритъ?
   -- Говоритъ, что въ пути меня также изрядно помочило, но что, тѣмъ не менѣе, я вышелъ сухъ изъ воды.
   И, очень довольный своимъ каламбуромъ, авантюристъ первый же расхохотался.
   -- А сундучекъ вашъ тоже еще цѣлъ и невредимъ?
   -- Пока что -- да.
   -- Потому что ни картъ, ни игральныхъ костей въ пути у васъ не было?
   -- Ну, въ Барцелонѣ онѣ найдутся. У меня и экипажъ уже нанятъ. Завтра же лечу туда съ донесеніемъ къ ихъ величествамъ.
   -- И съ доносомъ на адмирала?
   -- Боже меня упаси! Что вы! что вы! Звѣзда человѣка стоитъ въ зенитѣ,-- и чтобы я портилъ съ нимъ отношенія? Слава Багу," еще въ здравомъ умѣ и твердой памяти. Напротивъ, я приложу всѣ старанія, чтобы ему былъ оказанъ при Дворѣ самый пышный пріемъ. Однако, мнѣ пора и уложиться въ дорогу. Доброй ночи!
   Нѣсколько дней спустя, когда Колумба уже не было въ Палосѣ, въ монастырь Рабида принесли умирающаго. То былъ Алонзо Пинзонъ, который до тѣхъ поръ скрывался въ своемъ загородномъ домикѣ, но, тяжко захворавъ, пожелалъ передъ кончиной покаяться своему духовнику, о. Хуану Пересу.
   -- Въ Палосѣ я былъ вѣдь первымъ лицомъ, королемъ въ своемъ царствѣ,-- закончилъ онъ съ сокрушеніемъ свою исповѣдь.-- И вотъ, всѣ, даже малыя дѣти, знаютъ теперь, что я злостно покинулъ своего адмирала, чтобы присвоить себѣ его славу! А вчера пришелъ отвѣтный рескриптъ ихъ королевскихъ величествъ изъ Барцелоны съ строжайшимъ выговоромъ за мое ложное донесеніе. Это былъ послѣдній смертельный ударъ. О, святой отецъ! Я вовсе не такой ужъ дурной христіанинъ... За всю жизнь я много потрудился на благо моихъ согражданъ, -- и обо мнѣ останется одна память -- какъ объ отверженномъ!
   -- Нѣтъ, сынъ мой,-- сказалъ о. Хуанъ;-- проступокъ твой хоть и великъ и въ глазахъ твоихъ ближнихъ затемняетъ твою прежнюю незапятнанную жизнь, но со временемъ взоръ ихъ прояснится, и они воздадутъ твоей памяти должное.
   -- Но самъ-то онъ, Колонъ, котораго я такъ высоко чту, какъ человѣка и мореплавателя, котораго мнѣніемъ дорожу болѣе, чѣмъ мнѣніемъ всѣхъ остальныхъ людей,-- что онъ обо мнѣ долженъ думать!
   -- И онъ, повѣрь мнѣ, не забудетъ того, что ты для него сдѣлалъ: безъ твоего дружескаго содѣйствія словомъ и дѣломъ ему не удалось бы выполнить свое великое предпріятіе. Какъ человѣкъ незлопамятный и благородный, онъ вспомянетъ тебя только добромъ.

0x01 graphic

   -- И Господь Богъ также отпуститъ мнѣ мое прегрѣшеніе?
   -- Ты въ немъ покаялся, и я именемъ Господнимъ отпускаю тебѣ всѣ твои вины вольныя и невольныя и пріобщаю тебя Святыхъ Его Тайнъ.
   ... Въ ту же ночь несчастливца уже не стало.
   

IX.

   Тѣмъ временемъ Колумбъ свидѣлся въ Севильѣ съ молодой женой и младшимъ сыномъ, которые прибыли туда изъ Кордовы нѣсколькими часами позже.
   Не выждавъ, пока остановится повозка, пятилѣтній Фернандо соскочилъ наземь и съ крикомъ: "Отецъ! отецъ!" бросился къ отцу. Тотъ поднялъ его на руки и прижалъ къ сердцу.
   -- Ты изомнешь мои цвѣты!-- запищалъ мальчикъ, вырываясь изъ его объятій.-- Я по дорогѣ нарочно вѣдь ихъ для тебя набралъ.
   Теперь только Колумбъ замѣтилъ протянутый ему букетикъ пунцоваго первоцвѣта. Тронутый такою памятью ребенка послѣ долгой разлуки, онъ принялъ цвѣты со словами:
   
   "О, priraavera, joventa dell' anno!
   О, joventa, primavera della vita!"
   
   (О, первоцвѣтъ, молодость года! О, молодость, первоцвѣтъ жизни).
   Донья Беатриса не спѣша сошла къ нимъ изъ экипажа.
   -- Первыя слова твои -- на чужомъ языкѣ!-- укорила она мужа, подставляя ему для поцѣлую щеку.
   -- Итальянскій языкъ, моя милая, мнѣ родной...
   -- Былъ роднымъ, да. Твое новое отечество -- Испанія, ради которой ты съ опасностью для жизни дважды переплывалъ вѣдь океанъ.
   -- А мы съ мамой сегодня тоже плавали и чуть-чуть не утонули!-- подхватилъ маленькій Фернандо.
   -- Правда? Вѣдь ѣхали вы не водой, а сухимъ путемъ?
   -- Да, но переѣзжали рѣчку...
   -- Въ бродъ, потому что моста не было,-- пояснила отъ себя донья Беатриса.-- Рѣчка мелкая, притокъ Гвадалквивира, и цѣлая толпа крестьянъ переходила ее тоже вмѣстѣ съ нами. Но отъ тающаго въ горахъ снѣга да отъ вчерашняго ливня рѣчку такъ вздуло, что вода доходила имъ до пояса, а лошади наши ни за что не хотѣли итти въ воду...
   -- Да вѣдь и крестьяне, мама, бранились, что вода очень холодная,-- замѣтилъ Фернандо.-- Чтобы не промочить платья, они остались въ однѣхъ курткахъ.
   -- А въ концѣ концовъ лошади все же пошли?
   -- Пошли, потому что крестьяне погоняли ихъ прутьями. но какъ разъ посерединѣ рѣчки, въ самомъ глубокомъ мѣстѣ, лошади стали, чтобы напиться. Мама какъ закричитъ во всю мочь: "Мы тонемъ! тонемъ!"
   -- Еще бы: вода хлынула къ намъ въ повозку и. промочила мнѣ уже ноги,-- нашла нужнымъ оправдаться молодая мать.
   -- А крестьяне все хлещутъ нашихъ лошадей да хлещутъ,-- продолжалъ сынокъ.-- Лошади какъ повернутъ вдругъ въ сторону -- повозка на бокъ...
   -- Не поддержи ее крестьяне, мы такъ и вывалились бы прямо въ ледяную воду.
   -- Все хорошо, что хорошо кончается, -- сказалъ Колумбъ.-- А помнишь ли ты, дорогой мой мальчикъ, что ты просилъ меня привезти тебѣ изъ Индіи?
   -- Обезьянку и попугая.
   -- Обезьянъ тамъ, къ сожалѣнію, не было...
   -- А попугаи были?
   -- Попугаевъ многое множество, и двухъ я взялъ съ собой.
   Фернандо отъ радости захлопалъ въ ладоши.
   -- Гдѣ жъ они, гдѣ?
   -- А вотъ пойдемъ за мной.
   Когда всѣ трое вошли въ прихожую дома, изъ ближайшей горницы донеслись къ нимъ рѣзкіе птичьи крики. Когда же Фернандо вбѣжалъ туда, его привѣтствовалъ картавый голосъ:
   -- Здравствуй, Фернандо!
   Мальчикъ съ удивленіемъ оглянулся по сторонамъ: людей тамъ не было; но на подоконникѣ стояли рядомъ двѣ клѣтки, и въ каждой сидѣло по попугаю: одинъ -- съ наряднымъ пестрымъ опереньемъ, другой сѣрый съ краснымъ хохолкомъ.
   -- Папа! неужели это попугай крикнулъ?-- спросилъ Фернандо.
   -- А что же онъ крикнулъ?
   Вмѣсто самого Фернандо, прежній голосъ прокартавилъ:
   -- Здравствуй, Фернандо!
   -- Вотъ слышишь, папа, слышишь?
   -- Который же это изъ нихъ? Какъ ты думаешь?
   -- Ну, конечно, этотъ!-- указалъ Фернандо на пернатаго щеголя.
   -- То-то, что не онъ. Этотъ кричитъ только безъ толку и свищетъ; по-человѣчески говорить онъ никогда не научится.
   Точно въ подтвержденіе, пестрый попугай издалъ такой пронзительный свистъ, что донья Беатриса оба уха себѣ зажала. А сѣрый его товарищъ, неодобрительно покачавъ своимъ краснымъ хохолкомъ, скомандовалъ подъ тонъ голоса самого Колумба:
   -- Всѣ наверхъ! убрать паруса!
   -- Это онъ по пути меня подслушалъ!-- усмѣхнулся Колумбъ.
   -- Какая жалость, что онъ не такой. красивый!-- замѣтила донья Беатриса.
   -- Игра природы, моя дорогая; и съ людьми вѣдь то же: одному данъ умъ, другому красота...
   -- А третьему и то и другое!-- подхватила молодая донья, любовно ластясь къ сановитому старику-мужу.
   -- А мамѣ, папа, ты изъ Индіи ничего развѣ не привезъ?
   Ясное чело Колумба омрачилось: привезти что-нибудь въ подарокъ красавицѣ-женѣ ему и въ голову не приходило!
   -- Индіанки развѣ не носятъ никакихъ украшеній?-- спросила донья Беатриса, надувъ губки.
   -- Носятъ золотыя кольца или, вѣрнѣе, сережки; парочку я привезъ ради курьеза; но ты, мой другъ, ихъ навѣрное не надѣнешь.
   -- Почему?
   -- Потому что ихъ продѣваютъ не въ уши, а въ ноздри.
   -- Фу, какая гадость!
   -- Но у меня есть еще и кое-что другое,-- вспомнилось тутъ Колумбу.-- Для нарядовъ твоихъ, можетъ-быть, пригодится.
   И, пройдя въ сосѣднюю комнату, онъ вынесъ оттуда нѣсколько чучелъ колибри. Донья Беатриса пришла въ восхищенье.
   -- Что за прелесть! Вѣдь ихъ можно наколоть на шляпу, вмѣсто вѣчныхъ цвѣтовъ и перьевъ, которые всѣмъ надоѣли. Ни у кого въ Кордовѣ нѣтъ еще ничего подобнаго!
   -- Не хочешь ли прибавить еще хорошенькую бабочку, а вмѣсто брошки пришпилить себѣ на грудь блестящаго жучка или мушку?
   -- Покажи-ка мнѣ ихъ, покажи!
   Въ коллекціи тропическихъ насѣкомыхъ, собранной докторомъ Салазаромъ, дѣйствительно, нашелся богатѣйшій выборъ роскошныхъ бабочекъ, жуковъ и мухъ для головныхъ уборовъ и брошекъ. Молодая модница была въ полномъ восторгѣ.
   -- Этихъ мнѣ надолго достанетъ,-- сказала она.-- Можешь теперь съ Богомъ ѣхать въ Барцелону и ничего не привозить мнѣ оттуда.
   

X.

   Въ послѣднихъ числахъ марта пришелъ ожидаемый Колумбомъ отвѣтъ изъ Барцелоны. Выражая "дону Христовалю Колону, адмиралу океана, вице-королю и губернатору открытыхъ въ Индіяхъ острововъ" свое полное благоволеніе, испанскіе монархи вызывали его ко Двору, дабы изъ собственныхъ его устъ выслушать предположенія относительно снаряженія новой экспедиціи. А такъ какъ подходило уже лѣто -- самое удобное время года для морского путешествія, то ему предлагалось еще въ Севильѣ принять всѣ необходимыя для того мѣры.
   Такимъ образомъ, двинуться оттуда Колумбъ имѣлъ возможность только въ первой половинѣ апрѣля. Служь о немъ разнесся уже повсюду, и по всему пути до Барцелоны, пролегавшему по наиболѣе населеннымъ и цвѣтущимъ провинціямъ Испаніи, поѣздка его представляла какъ бы побѣдоносное шествіе. Со всѣхъ окружныхъ городовъ и селеній народъ стекался на большую дорогу. При приближеніи его со спутниками, среди которыхъ было и шесть человѣкъ индѣйцевъ изъ числа десяти, взятыхъ съ собой изъ Новаго Свѣта (одинъ умеръ во время шторма на океанѣ, а трое расхворавшихся оставлены были въ Палосѣ), воздухъ оглашался ликующими криками. На самого Колумба смотрѣли, какъ на сказочнаго волшебника, а на вывезенныхъ имъ изъ-за моря краснокожихъ -- какъ на жителей съ другой планеты.
   Еще далеко за городскими воротами Барцелоны навстрѣчу ему выѣхала кавалькада молодыхъ придворныхъ чиновъ и гидальго (низшихъ дворянъ), чтобы проложить ему путь сквозь толпы любопытныхъ.
   А въ самомъ городѣ всѣ балконы были увѣшены цвѣтными, вышитыми золотомъ коврами или, по меньшей мѣрѣ, бѣлыми простынями, отороченными красною каймой; вездѣ развѣвались флаги и знамена; черезъ улицы съ крыши на крышу были перекинуты цвѣточныя гирлянды, которыя, переплетаясь, представляли какъ бы непрерывную тріумфальную арку надъ проходившей внизу торжественной процессіей.
   Впереди выступали индѣйцы, затѣйливо расписанные красками по всему обнаженному тѣлу и съ головными уборами изъ пестрыхъ птичьихъ перьевъ. За ними несли сорокъ живыхъ попугаевъ и чучела разныхъ диковинныхъ птицъ, собраніе тропическихъ насѣкомыхъ, рѣдкихъ растеній (какъ-то: "tabacos", "юкки", т.-е. картофеля, какао) и всевозможныхъ пряностей, далѣе -- индѣйскіе золотые вѣнцы и носовыя кольца, которыя должны были служить нагляднымъ доказательствомъ неисчерпаемыхъ богатствъ вновь открытыхъ земель. Наконецъ, верхомъ на арабскомъ скакунѣ ѣхалъ и самъ Колумбъ, окруженный блестящей рыцарской свитой.

0x01 graphic

   По всему его пути запружавшій улицы празднично-разряженный людъ провожалъ славнаго мореплавателя не менѣе восторженными кликами, какъ во время оно древніе римляне привѣтствовали возвращающихся побѣдителей. Такіе же клики неслись и сверху -- съ крышъ, усѣянныхъ зрителями, изъ оконъ и съ балконовъ, съ которыхъ молодыя и старыя доньи махали платками, вѣерами, зонтиками и осыпали маститаго тріумфатора дождемъ изъ розъ и лилій.

0x01 graphic

   А въ Альказарѣ мавританскихъ государей "Каллэ Анка", въ тронномъ залѣ, его ожидали уже оба монарха съ юнымъ наслѣдникомъ престола, окруженные придворною знатью въ парадныхъ нарядахъ до епископа въ лиловой мантіи и кардинала въ красной включительно.
   Когда тутъ на порогѣ появилась внушительная фигура убѣленнаго сѣдинами "адмирала океана и вице-короля Индій", возсѣдавшая на золотыхъ тронахъ подъ парчевымъ балдахиномъ королевская чета привѣтственно приподнялась со своихъ мѣстъ; а когда онъ, подойдя, преклонилъ предъ ними колѣно, король Фердинандъ поднялъ его за руки, обнялъ и предложилъ ему сѣсть рядомъ съ собой, точно такъ же, какъ сдѣлалъ то мѣсяцъ назадъ португальскій король. Но здѣсь, въ Испаніи, при наиболѣе гордомъ изъ европейскихъ дворовъ, гдѣ этикетъ при офиціальныхъ пріемахъ соблюдался особенно строго, такая безпримѣрная честь поразила весь Дворъ.

0x01 graphic

   Еще большее, впрочемъ, нарушеніе придворнаго этикета допустилъ себѣ собственный сынъ Колумба, четырнадцатилѣтній Діего. Какъ пажъ наслѣднаго принца Хуана, онъ стоялъ тутъ же, за принцемъ. При видѣ входящаго отца, онъ едва не побѣжалъ къ нему навстрѣчу. Когда же Колумбъ, занявъ предложенное ему кресло, окинулъ окружающихъ своимъ орлинымъ взоромъ и привѣтливо кивнулъ сыну,-- тотъ уже не выдержалъ и позади королевскихъ троновъ шагнулъ къ отцу.
   Оберъ-церемоніймейстеръ ахнулъ. Но королева Изабелла сама устранила всякія обрядности и съ улыбкой вступилась за мальчика:
   -- Ты, милый мой, давно вѣдь не видѣлся съ отцомъ? Иди же, обними его!
   Діего не далъ повторить себѣ милостивое разрѣшеніе и бросился въ объятія отца.
   Король Фердинандъ неодобрительно насупился "и, движеніемъ головы подавъ мальчику знакъ, чтобы тотъ возвратился на свое мѣсто, отнесся къ Колумбу:
   -- Разскажите же намъ, сеньоръ, какъ вы добрались до Индіи и что тамъ видѣли.
   Въ сознаніи совершеннаго имъ безпримѣрнаго подвига, сулившаго Испаніи въ будущемъ небывалыя богатства и могущество, Колумбъ гордо пріосанился и началъ свой разсказъ. Степенная рѣчь его текла все плавнѣе, все болѣе одушевлялась. Выразительныя черты лица озарились огнемъ вдохновенія. При описаніи открытыхъ имъ острововъ онъ указывалъ на стоявшихъ тутъ же, въ залѣ, шестерыхъ индѣйцевъ, на ихъ кустарныя издѣлія, вывезенныя имъ оттуда золотыя украшенія, самородное золото въ кускахъ и зернахъ, не виданныхъ еще въ Европѣ птицъ и насѣкомыхъ, травы и коренья, обладающіе лѣчебными и ароматичными свойствами.
   -- Все это, ваши королевскія величества,-- заключилъ онъ,-- служитъ показаніемъ будущихъ, еще болѣе, быть-можетъ, замѣчательныхъ открытій, которыя я, съ Божьей помощью, надѣюсь сдѣлать и которыя пріобщатъ къ владѣніямъ Испаніи цѣлыя страны съ неисчислимыми сокровищами, а къ святой римской церкви -- цѣлыя народности, утопающія еще въ младенческомъ невѣдѣніи ученія Христова.
   Когда Колумбъ умолкъ, кругомъ нѣсколько мгновеній еще царило общее молчаніе: такъ глубоко было впечатлѣніе отъ всего слышаннаго.
   Но вотъ королева, а за нею и король опустились на колѣни для молитвы, за ними -- весь Дворъ, и придворные пѣвчіе затянули -- "Те Deum laudamus". Никогда, ни раньше, ни послѣ, утверждаютъ очевидцы,-- не было при испанскомъ Дворѣ такого единодушнаго возвышенно-благочестиваго настроенія. Самые черствые честолюбцы были, видимо, растроганы; а многія прекрасныя доньи громко всхлипывали и, для успокоенія своихъ нервовъ, подносили къ носу свои скляночки съ нашатырнымъ спиртомъ.
   Этотъ день былъ, несомнѣнно, самымъ безоблачнымъ, самымъ солнечнымъ въ цѣлой жизни Колумба.
   

XI.

   Во времена крестовыхъ походовъ, которыхъ основная цѣль была высоко-религіозная -- освободить Гробъ Господень, участвовавшіе въ тѣхъ походахъ короли и владѣтельные князья, при всемъ своемъ благочестіи, безъ угрызеній совѣсти разоряли и присваивали себѣ земли "невѣрныхъ": то были вѣдь оглашенные, чего жалѣть ихъ? За главою же католичества -- римскимъ папой, высшимъ вершителемъ въ то время не только духовныхъ, но и мірскихъ дѣлъ, признавалось право утверждать покоренныя языческія или иновѣрныя страны за тѣми монархами, которые обязывались пещись объ обращеніи язычниковъ и иновѣрцевъ въ католичество. Такъ, папскими буллами были и португальскимъ королямъ напередъ уже присуждены всѣ земли, которыя были бы открыты португальцами отъ мыса Боядоръ (на западномъ берегу Сахары) до Индіи, а испанскіе монархи въ особомъ договорѣ 1479 г. (на который ссылался португальскій король Хуанъ передъ Колумбомъ) выразили готовность уважать такія права португальской короны.
   Чтобы окончательно закрѣпить теперь за собою вновь открытыя ихъ адмираломъ земли, король Фердинандъ и королева Изабелла не замедлили обратиться за санкціей въ Римъ. Папа Александръ VI, самъ родомъ испанецъ, весьма сочувственно отнесся къ этой просьбѣ и буллой отъ 2 мая 1493 года предоставилъ испанской коронѣ тѣ же права и привилегіи въ отношеніи ихъ новыхъ заатлантическихъ владѣній, которыми португальцы пользовались уже въ Африкѣ. Дополнительной же буллой отъ 3 мая опредѣлялась и точная демаркаціонная линія между владѣніями обѣихъ державъ, а именно -- отъ полюса до полюса въ разстояніи ста морскихъ миль на западъ отъ Азорскихъ острововъ: на всѣ страны, которыя съ минувшаго Рождества не были еще открыты на западъ отъ линіи, право собственности предоставлялось впредь Испаніи, а на востокъ -- Португаліи.
   Самому Колумбу были подтверждены его прежніе титулы и права какъ въ открытыхъ уже имъ, такъ и въ имѣющихъ быть открытыми земляхъ. Кромѣ того, ему было разрѣшено употреблять королевскую печать на всѣхъ выдаваемыхъ имъ документахъ и, наконецъ, ему былъ пожалованъ свой родовой гербъ. Въ двухъ верхнихъ поляхъ этого герба были изображены замокъ и левъ (королевскія эмблемы испанскихъ провинцій Кастиліи и Леона); въ двухъ нижнихъ -- архипелагъ золотыхъ острововъ и прежній фамильный гербъ Колумба -- пять золотыхъ якорей на голубомъ полѣ.
   Со своей стороны Колумбъ далъ обѣтъ въ теченіе семи лѣтъ собрать войско въ 4.000 кавалеріи и 50.000 пѣхоты и столько же въ слѣдующее затѣмъ пятилѣтіе для освобожденія Гроба Господня. Обѣтъ этотъ онъ подтвердилъ письменно въ особомъ документѣ на имя испанскихъ монарховъ. Привести свою богоугодную мысль въ исполненіе ему, однако, уже не довелось.
   За все время своего пребыванія въ Барцелонѣ (до 23 мая 1493 г.) Колумбъ былъ, понятно, героемъ дня. Стоило ему только показаться на улицѣ, какъ кругомъ раздавались рукоплесканія и несмолкающіе клики:
   -- Viva Colon!
   Когда же онъ проѣзжалъ по городу вмѣстѣ съ королемъ и наслѣднымъ принцемъ, то въ разныхъ мѣстахъ ихъ привѣтствовали то трубнымъ тушемъ, то музыкальнымъ хоромъ, а съ колоколенъ -- праздничнымъ трезвономъ.
   Прежніе недруги Колумба явно уже не выказывали своего недоброжелательства. Одинъ же изъ нихъ, донъ Антоніо де Оливейра, и въ глаза и за глаза восхвалялъ океанскаго адмирала.
   -- Въ семъ лучшемъ изъ міровъ,-- говорилъ онъ,-- всякій занимаетъ то мѣсто, какое самъ себѣ завоевалъ: такъ и донъ Христоваль Колонъ силой своего генія вознесся превыше всѣхъ родовитыхъ вельможъ.
   И точно, вліятельнѣйшіе вельможи заискивали теперь у Колумба, склонялись передъ вновь восходящимъ свѣтиломъ. Нелицемѣрные же благожелатели его устраивали въ его честь торжественныя собранія и банкеты.
   На такомъ-то банкетѣ у великаго кардинала Испаніи, Педро Гонзалеса де Мендоса, произошла, по преданію, анекдотическая исторія съ "колумбовымъ яйцомъ". Хотя эта исторія и не удостовѣрена письменно ни однимъ изъ тогдашнихъ лѣтописцевъ, но уже то, что она разнеслась по всему свѣту и сохранилась въ памяти потомства до нашихъ дней, служитъ какъ бы доказательствомъ ея достовѣрности.
   Въ числѣ пировавшихъ на томъ банкетѣ былъ, будто бы, и одинъ изъ его тайныхъ завистниковъ. Къ концу банкета, подъ дѣйствіемъ винныхъ паровъ, у него развязался языкъ.
   -- Откровенно говоря, сеньоръ адмиралъ, -- обратился онъ къ Колумбу,-- ваши открытія не такой ужъ фокусъ: сѣли на корабль, поѣхали на авось въ открытое море и наткнулись на какіе-то острова. Вотъ и все.
   Дѣло было на Ѳоминой недѣлѣ; на столѣ передъ Колумбомъ стояла хрустальная ваза съ крашеными пасхальными яйцами. Онъ взялъ изъ вазы одно яйцо.
   -- Всякій фокусъ самъ по себѣ очень простъ, -- сказалъ онъ; -- надо его только знать. Вотъ яйцо. Сумѣетъ ли сеньоръ поставить его на кончикъ?
   -- Да оно не будетъ стоять.
   -- Задача въ томъ и заключается, чтобы оно стояло и не падало.
   Принялъ тотъ яйцо, началъ ставить его и такъ и сякъ -- падаетъ, да и только!
   -- Нѣтъ, отказываюсь. Покажите-ка, въ чемъ вашъ фокусъ.
   Тогда Колумбъ стукнулъ яйцо о край стола и поставилъ его на разбитый кончикъ.
   -- Да какой же это фокусъ!-- вскричалъ неудачникъ.-- Это до того просто...
   -- Такъ же просто, какъ было мнѣ открыть за океаномъ новыя страны. Теперь это ни для кого уже не фокусъ.
   

Послѣсловіе.

   Послѣ перваго путешествія черезъ Атлантическій океанъ, Колумбъ еще три раза переплывалъ то-же пространство туда и обратно, открылъ еще новые острова, коснулся побережья Бразиліи и материка въ Мексиканскомъ заливѣ. Но злостные происки многочисленныхъ завистниковъ при королевскомъ Дворѣ и разныя превратности и огорченія въ Новомъ Свѣтѣ отравляли его жизнь. Такъ, изъ своей третьей экспедиціи онъ былъ возвращенъ даже насильно, какъ арестантъ, въ оковахъ. Отъ взведенныхъ на него клеветниками навѣтовъ ему удалось оправдаться; въ большей части своихъ правъ онъ былъ возстановленъ и получилъ разрѣшеніе снарядить еще четвертую армаду. Но здоровье его, и раньше ужъ сильно потрясенное, окончательно пошатнулось. По возвращеніи вновь въ Испанію онъ не прожилъ и двухъ лѣтъ.
   Описаніемъ великаго дѣла, совершеннаго имъ въ первое свое путешествіе, задача наша исчерпана. Другіе мореплаватели, поощренные его примѣромъ, дѣлали также взапуски одно за другимъ дальнѣйшія открытія. По имени одного-то изъ нихъ, Америго Веспуччи, новой странѣ свѣта было присвоено нынѣшнее ея наименованіе "Америка". Самъ Веспуччи называлъ ее "Nuebo mundo" -- "Новый Свѣтъ". Но слава геніальнаго почина въ открытіи Старому Свѣту второй половины земного шара навсегда останется все-таки за Колумбомъ. Англійскій король Генрихъ VIII, узнавъ о подвигѣ Колумба, назвалъ его "дѣломъ скорѣе божественнымъ, чѣмъ человѣческимъ"; а лѣтописцу Петру Мартиру, духовнику королевы Изабеллы, другъ его Помпоній Летусъ, писалъ изъ Италіи, что онъ, Летусъ, "прыгалъ отъ восторга и проливалъ слезы умиленія при чтеніи письма съ достовѣрными свѣдѣніями о невѣдомомъ дотолѣ мірѣ антиподовъ".
   Самъ Колумбъ, впрочемъ, до своей кончины пребывалъ въ заблужденіи, что открытая имъ страна есть неизвѣстная еще европейцамъ часть азіатской Индіи. Испанцы точно такъ же еще долгіе годы называли ее "Las Indias"; а у острововъ Мексиканскаго залива и о сю пору сохранилось названіе "Вестъ-Индія".
   Скончался Колумбъ, послѣ всевозможныхъ превратностей и огорченій, 20 мая 1506 года въ г. Вальядолидѣ, и послѣднія слова его, по пріобщеніи Св. Тайнъ, были: "In manus tuas, Domine, commendo spiritum meum!" ("Въ Твои руки, Господи, предаю духъ мой"). Въ 1513 г. останки его были перевезены въ Севилью, а въ 1536 г., согласно выраженной имъ въ завѣщаніи волѣ, отправлены, вмѣстѣ съ останками сына его Діего (умершаго въ 1526 г.), за океанъ, на островъ Эспаньолу, для погребенія въ соборѣ г. Санъ-Доминго. Съ переходомъ же въ 1795 г. Санъ-Доминго во владѣніе французовъ, испанское духовенство настояло на томъ, чтобы прахъ знаменитаго мореплавателя и благодѣтеля Испаніи былъ перевезенъ на испанскій островъ Кубу, гдѣ онъ и нашелъ, наконецъ, вѣчное упокоеніе въ каѳедральномъ соборѣ г. Гаванны 19 января 1796 года.

0x01 graphic

   Благодарность испанцевъ памяти Колумба особенно ярко выразилась при празднованіи четырехсотлѣтней годовщины знаменательнаго въ исторіи Испаніи 1492 года.
   Празднество должно было бы, собственно, состояться въ г. Палосѣ; но такъ какъ мѣстная гавань давно обмелѣла, то выбрана была для того сосѣдняя Гуэльва.
   Еще наканунѣ, 2 августа 1892 г., при колокольномъ звонѣ, по улицамъ Гуэльвы, расцвѣченнымъ тріумфальными воротами и флагами, двигалась къ монастырю Рабида праздничная процессія: впереди -- герольды въ нарядахъ XV вѣка, за ними, въ парадныхъ мундирахъ,-- власти, за властями -- духовенство и граждане, музыканты, войско и воспитанники учебныхъ заведеній. Въ сумеркахъ весь городокъ засверкалъ огнями, а въ 10 часовъ вечера въ большомъ залѣ Колумбова отеля состоялось торжественное засѣданіе ученыхъ и поэтовъ въ присутствіи избраннаго общества.
   На другой день, 3 августа, т.-е. ровно 400 лѣтъ послѣ отплытія колумбовой армады за океанъ, изъ Кадикса на буксирѣ трансатлантическаго парохода пришло въ Гуэльву трехмачтовое судно "Санта-Марія", сопровождаемое огромной эскадрой современныхъ испанскихъ и иностранныхъ судовъ. То былъ, понятно, не подлинный адмиральскій корабль Колумба, потерпѣвшій крушеніе 400 лѣтъ назадъ у береговъ Эспаньолы, а точная его репродукція. Выстроено было это судно въ арсеналѣ Каррака близъ Кадикса по сохранившимся рисункамъ своего оригинала и вооружено старинными орудіями: двумя "ломбардами" и шестью "фальконетами".

0x01 graphic

   Вотъ на гротъ-мачтѣ новой "Санта-Маріи" взвился адмиральскій флагъ,-- и вся окружающая эскадра заманеврировала вокругъ нея съ громовыми салютами.
   На уединенномъ прибрежномъ холмѣ, гдѣ цѣлыя столѣтія въ стѣнахъ монастыря Рабида мирно протекала иноческая жизнь, у подножія неоконченнаго памятника Колумба раскинулись цвѣтные полотняные шалаши, разукрашенные испанскими и американскими флагами, и шумѣла разряженная толпа веселаго народа; съ вечера же, при блистательной иллюминаціи всего городка пошло уже общее веселье съ національными пѣснями и танцами.
   Въ слѣдующіе дни новыя засѣданія и рѣчи, гонки на лодкахъ, банкеты, балы...
   12 октября, въ четырехсотую годовщину водруженія Колумбомъ испанскаго королевскаго знамени на американской почвѣ, состоялось, при самой торжественной обстановкѣ, освященіе у монастыря Рабида грандіознаго памятника Колумба; послѣ чего слѣдовали опять въ теченіе нѣсколькихъ дней всевозможныя празднества и конгрессъ ученыхъ "американистовъ". Въ большихъ морскихъ маневрахъ, кромѣ новой "Санта-Маріи", приняли на этотъ разъ участіе еще и сооруженныя въ Барцелонѣ, на счетъ Сѣверо-Американскихъ Штатовъ, для выставки въ Чикаго, репродукціи колумбовыхъ каравеллъ "Пинты" и "Ниньи".
   Самъ памятникъ представляетъ исполинскую, въ 62 1/2 метра вышины, колонну изъ бѣлаго мрамора. Надъ фризомъ фундамента выступаютъ носовыя части трехъ судовъ колумбовой эскадры, а надъ капителью (оглавіемъ колонны) три исполинскихъ индѣйца на своихъ согбенныхъ спинахъ несутъ испанскую королевскую корону, служащую подставкой для земного шара въ 4 1/2 метра въ поперечникѣ съ возвышающимся наверху рѣзнымъ крестомъ. Межъ цвѣточныхъ бѣломраморныхъ гирляндъ высѣчены имена всѣхъ спутниковъ Колумба въ первомъ его путешествіи.

0x01 graphic

   Прекрасные памятники возведены Колумбу еще и въ Гранадѣ, Мадридѣ, Саламанкѣ и его родномъ городѣ -- Генуѣ.
   Но "нерукотворный", несокрушимый памятникъ воздвигнулъ онъ себѣ самъ своимъ геніально-смѣлымъ предпріятіемъ, память о которомъ у жителей какъ Стараго, такъ и Новаго Свѣта будетъ такъ же долговѣчна, какъ само человѣчество.

0x01 graphic

   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru