Аверченко Аркадий Тимофеевич
Дешевая юмористическая библиотека "Нового Сатирикона". Выпуск 15

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Румынский флот
    Рождество в Петербурге

Дешевая юмористическая библиотека "Нового Сатирикона"
Выпуск 15 (1914)

   Аверченко А. Т. Собрание сочинений: В 13 т. Т. 5. Сорные травы
   М., Изд-во "Дмитрий Сечин", 2014.
  
   Румынский флот
   Рождество в Петербурге
  

РУМЫНСКИЙ ФЛОТ

I

   Никогда еще румынский совет министров (или, как говорят румыны -- "румынский оркестр министров") не был в таком приподнятом настроении, как на текущем заседании.
   -- Господа румыны! -- сказал председатель совета министров, нервно вертя в руках вынутый из кармана кусок канифоли. -- Мы должны дать отпор России, должны дать внушительный щелчок этому зазнавшемуся северному медведю! Мы им покажем славянство!..
   -- Господин капельмейстер ("капельмейстер" по-румынски -- председатель совета министров), -- перебил его кто-то. -- Значит, война решена?
   -- Без сомнения!! Но это ничего! Мы почти готовы. Я говорю "почти" потому, что, хотя армия и стоит под ружьями...
   -- Надо говорить: "под ружьем", -- поправил сидевший за вторым пультом министр.
   -- Извинитесь-с! Я знаю, что говорю. Если бы у нас было одно ружье -- армия стояла бы "под ружьем", а так как у нас их больше -- армия (я это подчеркиваю!) стоит "под ружьями". Но, кроме армии, важен и флот, и о флоте-то мы должны позаботиться! Нам нужен сильный, могущественный флот, который бы навел ужас на врага!
   -- Где же он?
   -- Он?..
   Пауза была торжественная.
   -- Он?!
   Пауза была еще более торжественная. Председатель взял канифоль, машинально потер ручку кресла, на котором сидел, и раздельно отчеканил:
   -- Он? Флот? Он почти готов! Знаете ли вы, господа, сколько дала патриотическая национальная румынская всеобщая подписка на флот? Двадцать тысяч франков!!!
   Все остолбенели.
   -- Это не может быть! Такой и цифры не бывает -- двадцать тысяч!!
   -- Это неслыхано!
   -- Колоссально!
   Один министр, призадумавшись, спросил:
   -- А что, если все эти деньги собрать и внести в эту комнату -- они войдут?
   -- Едва ли! Тысяч семь войдет. Но дело не в этом. Ведь флот больше же этой комнаты!
   -- Господин капельмейстер!.. Хорошо ли охраняется это национальное сокровище?
   -- Я позаботился об этом! Вся армия охраняет его в одном из казнохранилищ.
   -- Прямо не понимаю: откуда румыны могли набрать столько денег?
   -- О! Вы забываете взрыв патриотического чувства.
  

II

   -- Итак, многоуважаемый оркестр министров! Мы на эти деньги должны завести небольшой, но грозный флот... Я думаю, пара дредноутов, штук пять крейсеров, десяток-другой миноносцев... Все это, конечно, должно быть основательно вооружено пушками...
   -- Смету! Составим смету!
   -- Вот, извольте: прейскурант фирмы Виккерс!
   -- Сколько стоит дредноут?
   -- От пятидесяти до семидесяти миллионов франков.
   -- Боже ты мой! Вот дерут-то!
   -- Креста на них нет!
   -- Вы подумайте: самый лучший контрабас стоит не более тысячи франков.
   -- Контрабас! А возьмите тромбон...
   -- Тссс! Господа! От дредноутов придется отказаться. Почем нынче крейсера?
   -- Крейсера? К крейсерам, милые, приступу нет: от двадцати пяти до пятнадцати миллионов! Миноносцы дешевле, но... нам нужно сто таких патриотических подписок для одного миноносца.
   -- Ужасно все вздорожало! А сделаем мы так: закажем хорошую яхту, поставим на нее двенадцатидюймовое орудие и начнем палить так, что небу станет жарко.
   -- Почем яхты?
   -- Сейчас... Средняя яхта -- двести тысяч франков.
   -- С ума они посходили! Купим, господа, просто пушку без яхты. Хоть какой-нибудь, а все-таки флот.
   -- Верно! Суда только связывают. Одни расходы: топливо, матросы, бинокли... Почем пушка?
   -- Пушка? Вот тут есть морские пушки: от ста тысяч франков до миллиона четырехсот... Нет! Это грабители на большой дороге!
   -- Позвольте, -- перебил мудрый седой старик. -- Что же там, в этом прейскуранте есть такое, что стоило бы не дороже 20.000 франков?
   -- Что? Гм... Такелаж... нет, это не то... приборы для измерения широты... складные ботики... тоже не то... гм...
   -- Да нет! Вы посмотрите такое, что стреляло бы.
   -- Чтоб стреляло? А! Есть: заряд для двенадцатидюймовой пушки -- двадцать тысяч франков.
   -- Вот! сегодня же посылайте заказ. Таким образом, мы будем иметь небольшой, но вооруженный с головы до ног флот.
   -- Да ведь он потонет?
   -- Кто?
   -- Заряд-то. Ежели без броненосца.
   -- А зачем нам его на воду пускать? Спрячем его тут и будем ждать, пока враг войдет в Бухарест.
   -- Ну, а если войдет?
   -- Наткнется и взлетит.
   -- Уррра! верно! Пусть попробует это русское мужичьё сунуться!..
   -- Телеграмма на орудийный завод послана! Теперь что мы должны делать?
   -- Ясно что: сочинить румынский морской марш!
   -- Ну, это любой румын сделает.
  

РОЖДЕСТВО В ПЕТЕРБУРГЕ

Бедным малюткам-витмеровцам посвящаю...

   Нет ничего лучше и радостнее тех минут, когда учеников распускают на рождественские каникулы.
   Веселые, как котята, розовощекие, быстроглазые, с ручонками, измазанными чуть не до локтей чернилами и мелом, с радостным предвкушением грядущей радости и вереницы удовольствий -- они напоминают стаю быстрых воробьев, которых кто-то спугнул с одного места, и они, беззаботно шелестя крыльями, перепархивают на другое место.
   Дети -- это наш праздник!

-----

   Господин в мундире положил локти на стол и проницательно взглянул на стоящего перед ним Колю Четыркина.
   Два рослых усача, стоявших по бокам Коли, тоже взглянули на Колю, нагнувшись к нему и поощрительно подмигивая:
   -- Отвечайте, господин.
   Господин выставил голову с блестящими глазенками из-за края стола и смущенно посмотрел на другого господина, сидящего за столом.
   -- Я польше не пуду, -- прошептал он.
   -- Ага! Больше не будете... Это хорошо, молодой человек. Чего же вы больше не будете?
   -- Ничего...
   -- Нет, как же так -- ничего! Выходит так: что вы делали что-то такое, чего вы уже впредь не будете делать. Что же вы делали?
   -- Над... сона читали.
   -- Огарки?
   -- Чего?
   -- Я говорю: огарки?! Вы! -- огарки?!
   -- Нет, лампы.
   -- Чего, лампы?
   -- При лампах. А если днем, так без лампов. Читали... Мы больше никогда не будем.
   Господин, сидевший за столом, взял книгу и стал ее перелистывать.
   -- Гм!.. "Стихотворения С. Я. Надсона с портретом факсимиле"... Это что такое "факсимиле"? А?
   -- Я не знаю. Издание.
   -- Какое издание?! Почему?
   -- Не знаю.
   -- Тут написано "собственность литературного фонда". Книга ваша?
   -- Н... наша.
   -- Значит, в фонде состоите?
   -- Больше никогда не будем... Это Голубков 3-й на меня свалил.
   -- Голубков третий будет допрошен особо. Значит, вы занимались революцией и порнографией?
   -- Нет... я не знаю. Мы Надсона больше в красненьком таком переплете... С гвоздичкой.
   -- С гвоздичкой? Недурно!! А революцией зачем занимались?
   -- Это не мы.
   -- Как не вы! А Надсона-то, небось, читали? (Он перелистывает книгу). Вот:
  
   Мне душен этот мир разврата
   С его блестящей мишурой!
   Здесь брат рыдающего брата
   Готов убить своей рукой.
  
   -- Это как по-вашему называется -- не революция? Не призыв к ниспровержению? Или это:
  
   С каждым шагом вперед
             все черней и грозней
   Рать суровых врагов надвигается,
   С каждым шагом все меньше
             надежд и друзей,
   Все мучительней сердце сжимается...
  
   -- Ведь это что же? "Вы жертвою пали в борьбе роковой"? Что за цинизм?
   -- Польше не путу.
   -- Знаем мы, как вы не будете... А это:
  
   Я молился сегодня о ней,
   Утро тихим покоем дыш...
  
   -- Ну, это, впрочем, не то. А это:
  
   С тех пор, как я прозрел,
             разбуженный грозою,
   С тех пор, как детских грез
             проникнул я обман...
  
   -- Это разве можно?
   -- Действительно...-- вздохнули с огорчением два бравых усача...
   -- Вон видите -- даже им неловко. Однако, вы, кроме этих митинговых стихов, занимались еще порнографией. Правда это?
   -- Я... ее... учил. Старался...
   -- Что учили?
   -- Географию.
   -- Я вас не про географию спрашиваю. Порнографией занимались, говорят.
   -- Мы... немножко.
   -- Что же вы делали?
   -- Надсона читали.
   -- Нечего сказать -- красиво!
   Он снова нервно схватил книгу со стола и перелистал ее.
   -- Действительно... Стишки тут. Прямо как будто специально для лиги свободной любви... Вот эта штука, к примеру:
  
   О любви твоей, друг мой, я часто мечтал --
   И от грез этих сердце так радостно билось.
   Но едва я приветливый взор твой встречал,
   И тревожно, и смутно и груди становилось...
  
   Как это вам покажется?
   Бравые усачи вспыхнули до корней волос и застенчиво отвернулись.
   -- Видите, даже они покраснели. А это:
  
   Постой, говорил он, моя дорогая,
   Постой, не целуй, не ласкай...
   Измучился ум мой, в потемках блуждая...
  
   "В потемках"?! Очень мило, нечего сказать. Вот что вы читаете! А это! Мне сорок пять лет, а я краснею:
  
   Здравствуй, ночь, молодая вакханка! Взгляни:
   Мир заждался объятий твоих.
  
   Усачи покраснели и потупились.
   -- Однако!
   -- Женатые мы, вашбродь, а все стыдно.
   -- Стыдно? А вот ему не стыдно. Вы знаете, что такое вакханка?
   Коля промолчал. Он был уверен, что вакханка -- ошибка. Что правильнее было бы что-нибудь вроде лоханки, что такого слова "вакханка" совсем и нет. Но боялся это сказать. Молчал.
   -- Молчите? А "обуреваем знойной страстью" -- это знаете, что такое?
   -- Это когда... жених ее целует.
   -- Кого?
   -- Невесту.
   -- Какая пошлость, -- болезненно поморщились усачи. -- Сейчас рождественский пост, а мы слушаем.
   -- Уведите его.
  

II

   Что может быть лучше и радостнее Рождества? Что может быть ближе молодому любопытному сердечку, которое бьется восторженно и задорно-весело при виде зажженной елки, сверкающей тысячью огней, и игрушек, соблазнительно разложенных на столе в углу... Вот рыжий лохматый медведь; вот каска и сабля; вот заманчивая обложка "Приключений капитана Гаттераса". Вот...

-----

   -- Господин надзиратель! В камере номер семь арестант буйствует.
   -- Как буйствует? Пьян, что ли?
   -- Никак нет. К маме просится. Я, говорит, к маме хочу.
   -- Эх, Господи! Чистое с ними наказание! Скажите ему, что свидание по пятницам; пусть подождет.
   -- Я говорил. А воны орут: к маме. Буйствуют.
   -- Как же он там буйствует?
   -- Плачет. Хлеб по камере разбросал, в воду наплевал.
   -- Гм... скверно. Дай ему лист бумаги и карандаш.
   -- Для прошения, котора бумага?
   -- Все равно. Пусть нарисует что-нибудь. Авось успокоится. Скажи -- надзиратель просили дом с садиком нарисовать... И чтобы из трубы дым шел.
   -- Слушаю-с...

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

   -- Господин надзиратель! Из шашнадцатого номера арестант буйствует.
   -- О, Господи! Чего там еще? Что ему надо?
   -- Боится.
   -- Чего еще?
   -- Спать один боится. Так, что, говорят, в углу домовой сидит.
   -- Скажи ему, что никакого домового нет.
   -- Та я им говорил, а оны кричат: "домовой сидыть и пальцами сестрицу Аленушку ухватили за волосья".
   -- Эй, эй, ты, Корнеенко! Ты опять, каналья, я вижу, арестанту сказки рассказывал? Опять напугал арестанта так, что он спать не может.
   -- Та я, вашбродь, им только про бабу-ягу и казав. А шо касательно домового, так то им из пьятнадцатого номера товарищ выстукали.
   -- Сколько раз я говорил, чтобы не перестукивались!! Ты еще чего хочешь? Тебе чего надо?
   -- Примочки нет ли, ваше благородие? Для девьятаго номера.
   -- Что с ним? Болен?
   -- Губу расшибли, прыгамши. Я им говорю: не нужно, паныч, через стул прыгать. У тюрьме не полагается. А оны прыгнули и расшиблись.
   -- Скажи ему, что я его на хлеб и на воду за это посажу!
   -- Оны уже посажены! За то, что на стене што-с написалы.
   -- "Что-с написали". Что он написал?
   -- Який-с стих:
  
   Ходыть по коридору часовой.
   С очень рыжей головой,
   С огромадными усами --
   Поглядыть его вы сами.
  
   -- Какие глупости. Что за мальчишество!
   -- Именно, что мальчишество, вашбродь. Двенадцатый год, а совсем, как дитё, ведут себя.
   -- А ты чего? Что это у тебя в руках?
   -- Петухи яки-с.
   -- Что за петухи?
   -- Арестант з двадцатого просили вам передать. Говорят: "кланяйся, передай петухов в подарок, с бумаги сробленных -- и скажи господину надзирателю от арестанта собственная работа Николая Четыркина".
   -- Куда они мне?.. Положи их там в угол. Вот что... Снеси-ка ему эти какрамельки... Пять штучек. Да чего ты все с барбарисом берешь?
   -- Они кисленькие любят.
   -- А ты откуда знаешь?
   -- Говорили... Как о елке ихней рассказывали, то говорили.
   -- А ты опять с арестантами в разговоры вступаешь? Ты разве не знаешь -- уставом это запрещено.
   -- Да оны, ваше благородие, такие чудные... Я к ним в камеру захожу за чаем, а они мне: "здравствуйте" -- да и поцалували. Прямо, что с ними делать -- ума непостижимо.
   -- Я тебе дам "ума непостижимо". Какая тут будет, к черту, дисциплина, когда конвойная команда с арестантами целуется. Кто там еще?
   -- Елку привезли.
   -- Ну, тащите ее в пустую камеру в двадцать девятый.
   -- Нельзя, не влезет. Потолки низкие.
   -- "Потолки, потолки". Что ж мне, черти, из-за вас елку резать? И так разрываться надо!
   -- ...Для девятого номера примочку пожалуйте и для одиннадцатого пластырь.
   -- С ума они там посходили! Опять расшиблись? Шалят?!
   -- Да они не шалят. А только в халатах им неспособно ходить. Сами посудите -- халаты-то у нас -- во, а они -- во.
   -- Так я же говорил: перешейте халаты! Отошлите их в швальню.
   -- Эконом говорит -- нельзя. Этак, говорит, мы перешьем, а потом их выпустят -- куда халаты девать? И матерьял и работа к черту пропадут.
   -- Э, заболтался я с вами! Поверка была?
   -- Сейчас делают. Кончают...

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

   -- Ваше благородие! Беда!! Арестант сбежал!
   -- Как сбежал?! Ах, черти вы анафемские!! Хорошее Рождество мне устраиваете! Какой арестант?!
   -- Четыркин Николай! Был все время в камере и на прогулку ходил, а как вечернюю проверку стали делать -- ичез.
   -- В камере нет?
   -- Нет. И в коридоре нет, и на дворе.
   -- Эх, вы! Растяпы. Самый важный был, а вы упустили. Гайда в камеру!
   Камера Коли Четыркина была пуста.
   Осмотрели окно -- оно было цело. Осмотрели стены -- ни одного кирпича не было вынуто.
   Арестант -- как сквозь землю провалился.
   Когда стали перетряхивать койку -- оттуда что-то вывалилось.
   -- Что это упало?
   -- Эх, вы! Да это он же... арестант! Заснул на койке да и завалился за край.
   -- Как же вы его не заметили?
   -- Заметь-ка его сразу, коли в ем не больше аршина длины.
   -- Чудасия!
   -- Прямо-таки рождественска история...
  

КОММЕНТАРИИ

   Все рассказы, вошедшие в данный сборник, публиковались впервые. Рассказ "Три случая" впоследствии вошел в сборник "Отдых на крапиве" (1924), а рассказ "Муха" -- в сборник "Рассказы циника" (1925).

Румынский флот.

   ...прейскурант фирмы Виккерс... -- Виккерс -- имеется в виду английский военно-промышленный концерн Vickers Limited.
  

Рождество в Петербурге.

   Бедным малюткам-витмеровцам посвящаю... -- В 1912-1917 гг. в Петербурге существовала межученическая организация -- витмеровцы; некоторые называли ее революционным союзом. Однако у этой организации не было ни четкой программы, ни определенной цели. Единственное требование витмеровцев: чтобы к ним относились как к полноправным членам общества. Происхождение названия связано с тем, что в декабре 1912 г.в частной женской гимназии Витмер состоялась конференция учащихся средних учебных заведений Петербурга. Участников этой конференции, арестованных во время налета полиции (по доносу провокатора), впоследствии и назвали витмеровцами.
   Над...сона читали. -- Семен Яковлевич Надсон (1862-1887) -- поэт и критик; его стихи, проникнутые гражданской скорбью и осуждающие серую действительность, призывавшие к борьбе за светлое будущее, пользовались огромной популярностью. Его книга "Стихотворения" (1885) получила Пушкинскую премию и выдержала десятки изданий до революции. Чехов называл его лучшим поэтом 1880-х годов. В рассказе приводится много фрагментов из стихотворений Надсона.
   ...Огарки? -- В 1906 г. писатель Скиталец (наст. имя Степан Гаврилович Петров, 1868-1941) выпустил повесть "Огарки. Типы русской богемы", где опоэтизировал анархию, стихийный бунт люмпен-пролетариев. Повесть высоко оценил А. Блок. Однако большинство критиков отнеслись к ней враждебно. Популярность ее была велика. Распространились слухи о собраниях молодых людей, которые при свете свечей устраивали оргии. Дошло до того, что даже П. Столыпин дал указание расследовать случаи разгула и оргий учащихся, которые вместо игры в революцию перешли к распутству, пьянству и разврату. Слово "огарок", означавшее в повести "бедняга", приобрело значение "распутник".
   Это что такое "факсимиле"? -- Факсимиле (лат.) -- точное воспроизведение каким-либо способом документа, фотоснимка, рукописи, чьей-либо подписи.
   ..."собственность литературного фонда". -- В 1859 г. в Петербурге было основано Общество для пособия нуждающимся литераторам и ученым. К 1910 г. число членов равнялось 400, а общая сумма капиталов достигла 700 тыс. рублей. Кроме того, Фонду принадлежала недвижимая собственность на 150 тыс. руб. и права собственности на произведения некоторых авторов. Все издатели были обязаны перечислять Фонду некоторый процент доходов от издания литературных и научных книг. Благодаря этому Фонд имел возможность на свои средства осуществлять издания произведений многих авторов и пополнять тем самым свой капитал. В частности, в данном случае имеется в виду книга Стихотворения С. Я. Надсона. С портр., факсимиле и биографическим очерком. Изд. 18-е. Спб., 1900.
   Мне душен мир разврата... -- цитируется стихотворение Надсона "О, если там..." (1878).
   С каждым шагом вперед... -- цитируется не вполне точно первая строфа стихотворения Надсона "С каждым шагом вокруг все черней и черней..." (1881).
   "Вы жертвою пали в борьбе роковой"... -- Первая фраза революционной песни рабочих, написанной неизвестным автором середины 1870-х годов. Существует несколько вариантов.
   С тех пор как я прозрел... -- цитируется начало стихотворения Надсона 1883 г.
   ...как будто специально для лиги свободной любви... -- В первое десятилетие XX в., в России в среде интеллигенции распространилась проповедь свободной любви, снятия всяческих табу с половых отношений, создавались и общества, где проповедовались свободные взгляды на отношения между полами.
   О любви твоей, друг мой, я часто мечтал... -- Начало стихотворения, датированного Надсоном 20.09.1881 г.
   Постой, говорил он, моя дорогая... -- Начало стихотворения Надсона 1880 г.
   ...что такое вакханки? -- Вакханка -- участница оргии, дикого разгула, название произошло от древнеримского праздника в честь Вакха -- бога вина и веселья.
   ...заманчивая обложка "Приключений капитана Гатерраса" -- популярный роман "Путешествия и приключения капитана Гаттераса" французского писателя Жюль Верна (1825-1905). Написан в 1886 г.
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru