Lib.ru/Классика: Байрон Джордж Гордон. Беппо

БЕППО.

Венеціянская повѣсть.
(Вольный переводъ изъ сочиненій Байрона).

Читатель знаетъ, безъ сомнѣнья,

Что въ католическихъ земляхъ,

Передъ постомъ, увеселенья

Съ ума всѣхъ сводятъ, такъ, что страхъ!

Но вторникъ масляной чуть минулъ,

И постъ великій наступилъ,

Папистъ безумье позабылъ

И маску шутовскую скинулъ;

Замолкли пляски и пиры,

Конецъ забавамъ съ той поры.

II.

Но мы на масляной недѣлѣ.

Ночь темная, влюбленныхъ ночь,

Покрыла небо; закипѣли

Сердца восторгомъ; цѣпи -- прочь!

Ихъ день жеманный налагаетъ.

Шумъ, хохотъ, шопотъ страстныхъ паръ,

Рулады, пѣсни, звонъ гитаръ,

Веселость рѣзвая летаетъ;

У всѣхъ на мысли цѣль одна --

Изчерпать радости до. дна.

III.

Великолѣпные костюмы

Мелькаютъ, пестротой своей

Взоръ развлекаютъ, гонятъ думы,

Забавятъ вычурой затѣй;

Евреи, Турки, Персіяне,

Народы всѣхъ земель, вѣковъ,

Между паяцовъ и шутовъ,

Кипятъ какъ волны въ океанѣ;

И пискъ, и визгъ, и хохотня,

И шорохъ ногъ, и толкотня!...

IV.

Италіянцы Carnavalе

Свой шумный праздникъ нарекли;

И очень кстати: Carne, vale!

Прощай, мясное!... Чуть прошли

Дни шумные забавъ, и клики

Затихли тостовъ съ звономъ чаръ --

Веселья шумнаго разгаръ

Вдругъ погашаетъ постъ великій.

Кривляньямъ, глупостямъ конецъ!

Народъ сурьёзенъ, какъ мудрецъ.

Но почему бы предаваться

Такимъ забавамъ предъ постомъ?

Задача трудная, признаться,

Неразрѣшимая умомъ!

Не потому ли, какъ и съ нами

Бываетъ вообще, когда,

На долго или навсегда,

Должны разстаться мы съ друзьями,

Послѣдній часъ разлуки той

Мы запиваемъ -- круговой.

VI.

Но мы оставимъ отступленье,

И лучше къ дѣлу перейдемъ;

Разскажемъ, что за приключенье

Разъ было въ карнавалъ! О томъ,

Что не бывало карнавала

Нигдѣ шумнѣй, ни веселѣй,

Ни вычурнѣй на-счетъ затѣй,

Какъ карнавалы, что давала

Венецья нѣкогда,-- весь свѣтъ

О томъ ужъ знаетъ, спору нѣтъ!

VII.

Такъ и минуя описанья,--

Чтобъ не измучить, не равно,

Моихъ читателёй вниманья!--

Какъ въ-старину, давнымъ давно,

Венецья задавала балы

И веселилася ни нихъ,

Подъ маской,-- для своихъ интригъ,

Въ свои былые карнавалы,--

Въ тѣ времена ёя проказъ,

Перенесемъ мы свой разсказъ.

VIII.

Лишь надо помнить, что столицы

Красивѣй не было тогда,

И прелестямъ морей царицы

Всѣ поклонялись города.

Да и теперь, скажите сами,

Гдѣ отыскать красивѣй и къ

Венеціанокъ огневыхъ,

Съ такими сильными страстями,

Съ одушевленной красотой?

Лишь развѣ -- въ Греціи одной!

IX.

Что за черты и выраженье

Божественно прекрасныхъ лицъ!

Въ очахъ -- все нѣги упоенье,

Подъ чернымъ пологомъ рѣсницъ....

Но полюбуйтеся, какъ милы,

Когда вотъ выйдутъ на балконъ

Взоръ пылкой страстью распаленъ!

И на чугунныя перилы

Облокотясь, онѣ стоятъ,

Внимая звукамъ серенадъ.

Кисть Тиціана ихъ прекрасно

Изобразила на холстѣ.

Но это -- скицы! и напрасно

По нимъ судить о красотѣ

Венеціановъ, какъ созданій

Самой природы! Вамъ портретъ

Лишь очеркъ передастъ; но нѣтъ

Въ немъ полноты, всѣхъ сочетаній

Любви и жизни, какъ бы онъ

Удачно ни былъ начерченъ.

XI.

Еще вотъ только у Джорджона

Искусно схвачены черты,

Со всею истиною тона,

Венеціанской красоты.

Въ дворцѣ Манфрини та картина,

И отойти отъ ней нѣтъ силъ!

Художникъ въ ней изобразилъ

Три головы: свою и сына,

Да женскую,-- жены своей,--

Но что за женщина, ей-ей!...

XII.

Вотъ! вотъ Венеціанка! Это --

Сама любовь! Но лишь не та,

Что создалъ вымыселъ поэта,

Звукъ слова, праздная мечта.

Нѣтъ! это лучше идеала,

Живое, просто, существо!

И кисть художника въ него

Влила всю душу, что дышала

Въ изящномъ образцѣ своемъ:

Любовь и жизнь,-- все видишь-въ немъ!

XIII.

Что за волшебное созданье!

Не вѣрите своимъ глазамъ,

Что это холстъ! Очарованье

Надъ вами полное: мечтамъ

Вы тотчасъ предаетесь. Гдѣ-то

Случалось, кажется, знавать,

По-крайней-мѣрѣ хоть видать

Лице чарующее это....

И точно видѣли! да! да!

Но съ нимъ простились навсегда!

XIV.

Въ дни нашей юности бываетъ:

Взоръ устремляемъ мы на всѣхъ;

Но мимо насъ вдругъ пролетаетъ

Одно созданіе изъ тѣхъ

Волшебныхъ призраковъ воздушныхъ,

Что мы хотѣли бъ уловить.

Но вотъ -- исчезло.... и забыть

Не въ силахъ; мы, въ мечтахъ послушныхъ,

Его докончивасмъ видъ:

Разлука съ нимъ насъ истомитъ!

XV.

Но возвратимся, отъ Джорджона,

Къ Венеціянкамъ, что стоятъ

За балюстрадою- балкона,

Внимая звукамъ серенадъ.

Хоть часто издали, безъ спора,

Выигрываетъ красота,

И помогаетъ темнота

Обману чувствъ, обману взора;

Но всѣ почти что до одной,

Онѣ премилыя собой!...

XVI.

Притомъ, и то сказать: къ несчастью,

Сердцамъ чувствительнымъ онѣ

Опасны; разжигая страстью,

Такъ, что сгоришь, какъ на огнѣ!

Сначала, начинаютъ глазки,

Тамъ вздохи слѣдуютъ; потомъ,

Записка послана тайкомъ;

Доходитъ дѣло до развязки,

И часто пылкая любовь

Вдругъ будитъ ревность, льется кровъ!

XVII.

Въ лицѣ прелестной Десдемовы

Шекспиръ, чудесно описалъ

Италіянокъ; только жены,

Теперь, не тѣ, какъ онъ ихъ зналъ.

Да и мужья не тѣ ужъ стали:

По подозрѣнью одному

Не душатъ женъ; а потому,

Что, если бы и пожелали,

Тотчасъ явились бы у женъ

Защитники со всѣхъ сторонъ.

XVIII.

Теперь ужъ ревность Итальянца

Когда бъ и стали ревновать,

Не та, что въ жилахъ Африканца

Кипѣла бурно: не сыскать

Отелловъ больше; всѣ друзьями,

По-философски всѣ живутъ;

Жена ль измѣнитъ -- мужъ, какъ тутъ

Отмститъ другими ей путями.....

Какъ разъ окончитъ Въ ней разсчетъ:

Къ женѣ сосѣда подольнетъ!

XIX.

Да и гондолы, какъ нарочно

Устроены для ихъ интригъ:

Что жъ за гондолы? Очень точно

Могу я описать вамъ ихъ:

Гондола -- яликъ длинный, крытой;

Корма украшена рѣзьбой;

Ну, точно въ лодкѣ гробъ какой!

Войдешь -- и все отъ глазъ тамъ скрыто.

Тутъ, стоя, два гребца гребутъ

Ихъ гондольерами зовутъ.

XX.

Гондолы эти такъ и рѣютъ

По всѣмъ каналамъ день и ночь;

Наружный видъ онѣ имѣютъ

Всѣ черный, въ траурѣ точь въ точь!

Хоть часто сцены пресмѣшныя

Бываютъ въ нихъ,-- какъ и у насъ,

Въ каретахъ траурныхъ подъ часъ.

Но отступленія такія

Пора ужъ кончить, и начать,

Что обѣщался разсказать.

XXI.

Былъ карнавалъ блестящій, шумной,

Во всемъ значеніи своемъ,

Кипя веселостью безумной.

Между красавицъ, что на немъ

Толпы всей взоры обращали,

Была одна. Ея милѣй

Тамъ не было! Какъ имя ей?

Не помню я, положимъ, звали

Ее Лаурой. Да въ стихахъ,

И нужды мало въ именахъ!

XXII.

Какихъ же лѣтъ была? Прелестно

Французское: un certain,

Опредѣляетъ тотъ извѣстной

Красавицъ возрастъ; и нельзя жъ

Ни пожилой, ни молодою,

Назвать ту женщину, когда

Ей стукнетъ за тридцать! Года

Тутъ счетъ теряютъ, хоть чредою

Все неизмѣнною идутъ,

И соблюдаютъ свой маршрутъ.

XXIII.

Лаура жъ свѣжесть сохранила,

Заботясь о красѣ своей,

И разрушительная сила

Злодѣя-времени надъ ней

Лишилась всякаго вліянья I

Со вкусомъ тщательнымъ всегда

Была одѣта. Красота

И такъ полна очарованья;

Нарядъ же вдвое придаетъ

Ей прелестей: къ ней все идетъ!

XXIV.

Къ тому жъ была Лаура дамой,

Да и замужнею притомъ.

Пунктъ важный! Это орифламой,

И отъ злословія щитомъ,

Всегда для женщины служило,

И въ наши служитъ времена.

Пусть и забылась бы она,

Мужъ все собой прикроетъ мило...

Но къ католическимъ землямъ

Я это отношу, не къ намъ!

XXV.

Лаура, впрочемъ, пресогласно

Жила съ Супругомъ, и языкъ

Злословья, для красы опасный,

Не могъ коснуться, хоть привыкъ

Супругъ Лауры все скитаться,

По надобности, по дѣламъ,

По разнымъ странствуя морямъ,

И рѣдко дома оставаться,

Чтобы женѣ не наскучать,

И нѣжныхъ чувствъ не охлаждать.

XXXII.

Боялась дома оставаться

Одна, чтобъ не равно, порой

Ночною, къ ней не могъ ворваться

Покойникъ, или воръ какой!

А наконецъ, чтобы и хуже

Не приключилось ей чего,

Такъ, ради страха одного,

Подумала -- о вице-мужѣ,

Чтобъ въ немъ защитника скорѣй

Имѣть, для слабости своей!....

XXXIII.

Но если Беппо да случайно

Воротится когда-нибудь

Ну, что жъ? пускай!-- Такъ голосъ тайной

Шепталъ ей тихо.-- Впрочемъ, будь,

Что бъ ни было, а надо друга

И покровителя избрать!

И вотъ, Лаура, ставъ искать,

Нашла себѣ полу-су пру га,

Или защитника, пока

Вернется мужъ издалека.

XXXIV.

Онъ былъ изъ тѣхъ, которыхъ любятъ

Красавицы, хотя про нихъ,

Порой, и сами жъ дурно трубятъ:

Изъ волокитъ былъ записныхъ,

Но знатнаго происхожденья;

Съ титуломъ графскимъ, молодой,

Красивъ собою, могъ большой,

Любитель музыки и пѣнья,

Зналъ языки, и обо всёмъ

Судилъ онъ рѣзко и съ умомъ.

XXXV.

Въ театрѣ ли, когда, бывало,

Вдругъ "Secatura!" вскрикнетъ онъ,--

Ужъ пьеса та навѣкъ пропала,

Актеръ со сцены изгнанъ вонъ!

Зато все покрывалось славой,

Что удостоится порой,

Предъ любопытною толпой,

Его рѣшительнаго bravo!

И академія предъ нимъ

Склонилася челомъ своимъ!

XXXVI.

А также въ оперѣ, чуть взоромъ

Графъ поведетъ -- оркестръ дрожитъ,

Чтобъ не сфальшивить полутономъ,

И примадонна чуть стоитъ

Сопрано жъ, бассо и контральто,

Отъ графскихъ взоровъ и ушей,

Желали бъ, въ робости своей,

Скорѣй укрыться подъ Ріальто,

Чѣмъ слышать: bah! его одно:

Такъ ужасало всѣхъ оно!

XXXVII.

Къ тому же былъ онъ покровитель

Импровизаторовъ, и самъ

Писалъ стихи, пѣлъ, какъ любитель,

Романсы нѣжные для дамъ;

Художникъ былъ, повѣствователь,

И очень ловко, какъ Французъ,

Онъ танцовалъ; всѣхъ, словомъ, музъ

Любимецъ былъ и обожатель;

Чу, настоящій былъ герой,

Презанимательный собой!

XXXVIII.

Подъ часъ красавицы бываютъ

Такъ прихотливы, что на нихъ

Не угодишь: зато жъ мѣняютъ

И часто рыцарей своихъ!

Но графъ такимъ владѣлъ искусствомъ

Всѣмъ прихотямъ ихъ угождать,

И вѣрности не измѣнять,--

Быть-можетъ и съ притворнымъ чувствомъ,--

Что онъ для нихъ кумиромъ былъ,

И ни одной не огорчилъ.

XXXIX.

Да и считалъ онъ преступленьемъ

Красавицѣ не угодить,

И дѣломъ, словомъ, подозрѣньемъ,

Противъ себя вооружить.

Онъ сердце словно восковое

Имѣлъ, что на-долго, когда

Остынетъ, даже навсегда,

Хранитъ клеймо заповѣдное:

Такъ, охлажденіе даритъ

Всему здѣсь постоянный видъ!

XL.

По-этому и мудрено ли,

Что женщины всѣ отъ него

Съ ума сходили противъ воли,

Какъ, можетъ-быть, ни отъ кого?

Межъ-тѣмъ, чтобъ Беппо возвратился,

И думать перестали: онъ

Ужъ не писалъ. Такъ и законъ

На этотъ случай пригодился,

Что, какъ нѣтъ слуха про него,

Покойникомъ считать его!

XLI.

Притомъ" за Аллами, ведется

Обычай давній" что жена" --

Пускай читатель не смѣется!--

Двумужницею быть вольна.

И нынѣ всѣ онѣ имѣютъ

Мужей по парѣ у себя;

Но, право, удивляюсь я,.

Какъ вывести тамъ не умѣютъ

Такой обычай! Ужъ и къ намъ,

Онъ не пробрался бъ по морямъ!

XLII.

Изъ этихъ двухъ мужей, законный

Одинъ лишь первый; а второй

Услужникъ только благосклонный,

Или лакей жены чужой.

Зовется жъ: Cavalier Servente,

Что въ старину былъ чичисбей;

Но имя это для ушей,

Отъ По до Таго и по Брентѣ,

Такъ стало грубымъ, что оно

Въ позоръ ужъ тамъ обращено.

XLIII.

О, дамы, дамы! какъ вы нами

Играете! А между-тѣмъ,

Мужчины, съ пылкими страстями,

Всѣ такъ и льнутъ къ вамъ, больше чѣмъ

Простите, милыя дѣвицы!

Вамъ не въ обиду, дамы васъ

Куда любезнѣе для насъ;

И въ обществахъ онѣ царицы,

Затѣмъ, что съ ними (что таить!)

О всемъ возможно говорить!....

XLIV.

Созданья милыя, конечно,

Дѣвицы въ существѣ своемъ:

Но ихъ приличья свѣта, вѣчно,

Стѣсняютъ ужасъ какъ во всемъ.

Дѣвица такъ, порой, сробѣетъ,

Чуть поведетъ кто слово съ ней.

Что глазки въ землю поскорѣй,

И до ушей вся покраснѣетъ;

И часто вымолвить, въ отвѣтъ,

Не смѣетъ даже -- да иль нѣтъ!

XLV.

Но обратимся къ дамамъ снова,

И къ чичисбею, что теперь

Зовется, для смягченья слова,

Услужливый ихъ кавалеръ.

Съ своею дамой неразлучный,

Отходитъ только слугъ позвать

Иль экипажъ велѣть подать;

А то, всегда у ней подручный,

Онъ ей перчатки, шаль несетъ,

И палатинъ самъ подаетъ.

XLVI.

Какъ ни грѣшатъ Италіянцы,

Признаться, край ихъ я люблю,

Гдѣ виноградъ и померанцы

Взоръ манятъ; какъ въ земномъ раю

Душа тамъ дышетъ; небо ясно,

Картины чудныя кругомъ.

И гдѣ языкъ такой притомъ.

Звучитъ гармоніей прекрасной,

Языкъ Италіи, страны

Любви и нѣги и весны!

XLVII.

Люблю я этотъ милый, гибкой

Языкъ самихъ боговъ! дитя

Латыни мощной, что съ улыбкой

На свѣтъ взглянуло, и шутя

Играетъ звуками своими;

Въ стихахъ у Данта онъ гремитъ,

Въ устахъ красавицы звучитъ

Лишь поцѣлуями одними,

Богатый звонкихъ риѳмъ родникъ.

Вотъ твой, поэзія, языкъ!

XLVIII.

Но отступилъ опять, признаться,

Я отъ разсказа своего!

Но какъ, порой, и не сбиваться

Въ Италіи, странѣ всего

Прекраснаго, гдѣ все такъ мило!

Гдѣ все чаруетъ сердце; взоръ!

Да и поэту ли просторъ

Стѣснять желѣзной воли силой,

И цѣпи тяжкія носить?

Но ужъ пора васъ не томить!

XLII.

И такъ Лаура замѣнила

Супруга -- градомъ молодымъ;

Любовь чету благословила,

И вотъ лѣтъ шесть ужъ съ небольшимъ,

Такимъ порядкомъ, графъ съ прекрасной

Своей Лаурою живутъ;

Другъ друга любятъ и ведутъ

Разсчетъ сердечный пресогласно;

Хоть иногда не безъ, того,

Чтобъ не бывало кой-чего!

Любовь была бъ и слишкомъ вяла

Безъ вспышекъ ревности порой,

И даже скоро бъ погасала,

Какъ искра, дремля, подъ золой!

И такъ, за исключеньемъ только

Подобныхъ вспышекъ иногда,

Рѣшительно сказать, чета

Была счастливѣйшая, сколько

Быть можно счастливымъ въ любви

Преступной... какъ ни назови!

LI.

Лауру графъ любилъ престрастно,

Она -- красавица была;

Скрывать имъ было бы напрасно

Свои оковы;, ихъ свела

Судьба сама; она ихъ тоже

И развести могла легко!

Стояли жъ оба высоко;

Та по красѣ, тотъ званьемъ! Что же

Имъ и могло бы помѣшать

Любить другъ друга продолжать?

LII.

Одни педанты возставали

Немного противъ связи ихъ,

И въ адъ зараньше посылали,

Въ желаньяхъ ревностныхъ своихъ.

"Но кажется, что ихъ желанья

Не слишкомъ доходили въ адъ!

Напротивъ адъ еще и радъ,

Что бъ люди, слабыя созданья,

Побольше силились грѣшить,

Да и другихъ въ соблазнъ вводить!

LIII.

Но старыхъ грѣшниковъ примѣры

Опаснѣй тутъ чѣмъ молодыхъ:

У нихъ нѣтъ ни любви, ни вѣры,

А потому-то нѣтъ у нихъ

И никакого исправленья.

Но наши -- оба въ цвѣтѣ лѣтъ,

И вѣры оставался слѣдъ

Въ сердцахъ у нихъ, что заблужденья

Свои еще, когда-нибудь,

Успѣютъ съ душъ своихъ стряхнуть

LIV.

Но карнавалъ былъ, мы сказали,

Блестящій, шумный.... всѣ о немъ

Уже заранѣ помышляли,

Приготовлялся, тайкомъ,

Какъ лучше костюмироваться,

Чтобъ всѣхъ вниманье обратить;

Лаура тоже, чтобъ не быть

На послѣди, приготовляться

Къ нему усердно принялась,

И туалетомъ занялась.

LV.

Хоть и не очень нужно было

Собою заниматься ей,

И безъ того плѣняя милой

Красой и свѣжестью своей.

Но свѣту какъ обычной дани

Не заплатить? И вотъ она

Красивѣй всѣхъ разряжена!

Ни на одной не видно ткани

И драгоцѣннѣйшихъ вещей,

Пышнѣй и лучше, какъ на ней!

LVI.

Уже съ Лаурой графъ въ Ridotto....

Что жъ за Ридотто? Какъ сказать?

Родъ клуба это, гдѣ съ охотой

Идетъ всякъ скуку разогнать.

Я бъ назвалъ это маскарадомъ,

Затѣмъ, что въ маскахъ, въ карнавалъ,

Туда съѣзжаются на балъ,

И мѣщанинъ съ вельможей, рядомъ,

Танцуютъ, ужинаютъ тамъ;

Смѣсь общества, мущинъ и дамъ I

LVII.

Люблю я этотъ родъ собраній,

И тамъ, толкаясь межъ толпой,

Свободной, безъ различья званій,

Слѣдить за маскою иной,

Угадывать мистификацьи,

Когда начнутъ интриговать;

И не подумаешь скучать,

Любуясь, какъ костюмы націй,

Съ паяцомъ объ руку, съ шутомъ,

Расхаживаютъ тамъ кругомъ.

LVIII.

Среди такой толпы веселой,

Лаурѣ весело: тутъ нѣтъ

Той принужденности тяжелой,

Какою дамъ стѣсняетъ свѣтъ.

Съ улыбкой на устахъ игривой,

Къ тому, къ другому подойти,

Шепнуть, взять руку, увести,

Все вольно ей, и взоръ ревнивой

Не можетъ ничего сказать,

И клевета должна молчать.

LIX.

Лаурѣ сдѣлалось вдругъ жарко....

Графъ ей подноситъ лимонадъ.

"Смотри, какъ вотъ у этой ярко

Румяны на щекахъ горятъ!

А та какъ стянута ужасно,

Насилу дышетъ, а у той --

Что за тюрбанъ такой смѣшной!

На этой палантинъ прекрасной,

Да полинялъ немножко цвѣтъ

У той же -- что за туалетъ!"

LX.

Такъ всѣхъ своихъ подругъ Лаура

Перебирала: той, нарядъ;

Другой, не нравилась фигура,

Или прическа; словомъ, градъ

Довольно колкихъ замѣчаній

Лаура сыпала на дамъ;

Да и сама отъ эпиграммъ

Не ускользнула: притязаній

Тьму находили въ ней самой --

Быть первенствующей одной!

LXI.

И точно занята собою!

Лаура, съ радостнымъ лицомъ,

Окружена мужчинъ толпою,

Выслушивала, какъ кругомъ

Ей комплименты расточались,

То прямо, то издалека.

И женщины, изподтишка,

Съ досадой явной удивлялись,

Какъ, въ эти лѣта, столько ей

Имѣть поклонниковъ, ей-ей!....

LXII.

Но, говорили межъ собою:

Мужчины эти -- чудаки!

И такъ развратный что толпою

Къ такимъ безстыдницамъ въ силки

Летятъ охотно! нѣтъ имъ дѣла,

Что въ эти лѣта ужъ не та,

Что въ молодости красота;

Морочить только бъ ихъ умѣла.

И этимъ тварямъ оттого,

Прельщать," не стоитъ ничего!

LXIII.

И въ правду, я не постигаю,

Какъ женщины-кокетки.... Но

Остановлюсь! не то, ужъ знаю,

Накликать могъ бы, неравно,

Всеобщее негодованье!

Вотъ, если бъ я аббатомъ былъ,

Ужъ какъ бы тутъ заговорилъ!

Но полно! и повѣствованье,

Покамѣстъ будемъ мы опять,

Безъ отступленій, продолжать.

LXIV.

И такъ, когда всѣхъ озирая

И пересмѣивая всѣхъ,

Приличье даже забывая,

Лаура возбуждала смѣхъ,

И на себя тѣмъ обращала

Вниманье общее: и въ ней

Досада дамъ знакомыхъ ей,

Тожъ недостатки замѣчала,

И зависть, ѣдкимъ языкомъ,

Ей вымѣщала -- съ барышкомъ.

LXV.

А между-тѣмъ, въ толпѣ блестящей

Первѣйшихъ щеголей предъ ней,--

Съ благоговѣніемъ стоящей

Какъ предъ Мадонною своей,

Одинъ -- съ особеннымъ вниманьемъ,

Взоръ на Лауру устремлялъ,

И на минуту не спускалъ

Съ нея очей; своимъ молчаньемъ,

Онъ ловко роль свою игралъ:

То Турокъ передъ ней стоялъ.

LXVI.

Лаура, съ тайнымъ восхищеньемъ,

Имъ любовалась; онъ же былъ '

И смуглъ лицемъ, и обращеньемъ,

Страхъ, какъ на Турка походилъ.

А Турковъ любитъ полъ прелестный,

Затѣмъ, что и они сыны

Востока, пламенной страны.

Прелестный полъ, какъ всѣмъ извѣстно,

Престрастно любятъ; хоть ихъ женъ

Удѣлъ и больно не красенъ!

LXVII.

Да!... Турки съ женами своими,

Обходятся,-- pardon, mes dames!--

Какъ съ лошадьми, или другими

Животными! По ихъ правамъ,

Имѣть ихъ могутъ столько, сколько

Душѣ угодно: тутъ идетъ

Достатокъ каждаго въ разсчетъ.

Законныхъ же -- четыре только

Разрѣшено кораномъ ихъ;

А то -- сверхштатныя у нихъ.

LXVIII.

Они на рынкахъ ихъ скупаютъ,

И, подъ надзоромъ сторожей,

Въ свои гаремы запираютъ,

Гдѣ ужъ никто тогда не смѣй

На нихъ взглянуть!... Родные даже

Не могутъ съ ними говорить!

Не правда ль, что не можетъ быть

Ужъ ничего гнуснѣй и гаже

Такихъ обычаевъ; что срамъ

Стѣснять такъ волю бѣдныхъ дамъ.

LXIX.

Не весело турецкимъ женамъ

Такую жизнь всегда вести,

Гдѣ, равнодушный къ вздохамъ, стонамъ,

Ихъ черный евнухъ, въ заперта,

Какъ аргусъ сторожитъ, не дремля,

И безпрестанно, день и ночь,

Долгъ исполняя свой точь въ точь.

Чуть шорохъ -- голову подъемля,

(Одинъ, имѣя входъ ко всѣмъ,)

Обходить рундомъ весь гаремъ.

LXX.

И отъ такого заключенья,

Всѣ, всѣ, бѣдняжки, до одной,

Какъ въ душныхъ парникахъ растенья,

Онѣ теряютъ вскорѣ свой

Румянецъ, свѣжесть, и блѣднѣютъ!

Да какъ бесѣды ни одинъ

Не любитъ важный Муслеминъ,

То я ихъ и не имѣютъ

Другихъ занятій, какъ -- ѣсть, пить,

Да наряжаться и любить.

LXXI.

Запрещено имъ даже чтенье;

И потому нельзя судить

Имъ ни о чемъ, а въ сочиненье

Пускаться, грамотными быть...

Избави ихъ Аллахъ! и, стало,

Нѣтъ, между ними, ни одной

Писательницы, чтобъ, порой,

Въ чернилахъ пальчики марала,

И умничала, какъ, не разъ,

Встрѣчать случается у насъ.

LXXII.

И многихъ преимуществъ чужды,

Какими, нашъ прелестный полъ,

Не рѣдко пользуясь безъ нужды

Съ приличій колеи сошелъ,

Затворницы гаремовъ, только

Своею заняты красой.

И въ міръ наукъ, для нихъ чужой,

Ужъ не заносятся нисколько;

И потому, нѣтъ между нихъ,

Педантовъ скучныхъ и пустыхъ.

LXXIII.

И сами Турки не умнѣе,

Непросвѣщеннѣй женъ своихъ:

По нихъ -- нѣтъ ничего скучнѣе,

Ученыхъ и безумныхъ книгъ!

Да, кромѣ одного Корана,

У нихъ и въ заведеньи нѣтъ

Книгъ, ни журналовъ, ни газетъ;

Для нихъ пріятнѣй изъ кальяна

Благоуханный дымъ пускать,

И страстныхъ женъ своихъ ласкать.

LXXIV.

О, край невѣжества счастливый,

Любви и лѣности страна!

Отбросивъ лишь надзоръ ревнивый,

Ты намъ златыя времена

Напоминаешь, какъ живали

Когда-то, въ-старь, когда умы

Не знали нравственной чумы,

И вздоровъ, вракъ не сочиняли,

Какъ нынѣ многіе у насъ...

Но станемъ продолжать разсказъ.

LXXXV.

Не взоромъ, впрочемъ, мусульманскимъ

Лауру Турокъ пожиралъ!

Онъ, съ выраженьемъ христіанскимъ,

Ей, будто, высказать желалъ:

Я дѣлаю вамъ много чести,

Любуясь вами! дайте жъ мнѣ!

Налюбоваться ужъ вполнѣ

Красой, которою безъ лести

Сказать вамъ, милая моя,

Очаровали вы меня!

LXXVI.

И если только могутъ взоры

Имѣть надъ женщиною власть,

То этотъ Турка взоръ, который

Такъ живо выражалъ всю страсть,

Лауру долженъ былъ, конечно,

Какъ разъ собою покорить!

Но, слишкомъ трудно было сбить

Ее съ пути и такъ сердечно

Любила графа своего,

Что -- не боялась никого!

LXXVII.

Но разсвѣтать ужъ начинало

Всѣмъ дамамъ, этою порой,

Скорѣй, совѣтовалъ бы, съ бала

Спѣшить домой! Спѣшить домой!

Не то, какъ солнце ихъ застанетъ

Еще за танцами, когда

Огни погасятся,-- бѣда!

Пускай тогда на нихъ кто взглянетъ,

При блескѣ солнечныхъ лучей,

Всѣ -- самыхъ призраковъ блѣднѣй!

LXXVIII.

Изъ любопытства я, нерѣдко,

Любилъ, бывало, до конца,

На балѣ оставаться, мѣтко

Подстерегая цвѣтъ лица

Красавицъ, въ полномъ смыслѣ слова;

И что же? всѣ, увы! онѣ

Прежалкими казались мнѣ,

Отъ освѣщенія дневнаго!....

Хотя бы выдержать одна

Могла ночь съ танцами, безъ сна!

LXXIX.

Лаура жъ это очень знала,

Что безразсудно было бъ ей

Остаться до послѣдка бала,

Средь тысячъ нѣсколькихъ людей;

И семь часовъ пробывъ тамъ сряду,

Подумала: пора домой!

Графъ подалъ шаль, и межъ толпой

Ужъ пробрались но, на досаду,

Своей гондолы отыскать

Не могутъ, гдѣ должна бъ ихъ ждать.

LXXX.

Всѣ эти плуты гондольеры,

Страхъ, какъ на нашихъ кучеровъ

Походить въ этомъ, и манеры

Одной всѣ держатся: съ плотовъ

И съ пристаней они сгоняютъ

Другъ друга сплошь, и не хотятъ

Ни шагу уступить, кричать,

Бранятся, ссорятся; бываютъ

И драки страшныя порой,

Не хуже, какъ въ кулачный бой.

LXXXI.

И какъ полиція за ними

Ни смотритъ строго, иногда,

Не удержатъ ихъ никакими

Ей средствами, такъ что бѣда!

А даже часто достается

Самой полиціи, отъ нихъ,

Въ такихъ продѣлкахъ удалыхъ

Зато, который попадется,

Поплатится спиной своей,

Чтобъ былъ въ другой разъ поумнѣй!

LXXXII.

Но вотъ уже, съ трудомъ не малымъ,

Гондолу кой-какъ отыскавъ,

Плыветъ по дремлющимъ каналамъ,

Съ своей подругой страстный графъ;

А между-тѣмъ, какъ будитъ волны

Согласныхъ веселъ легкій шумъ,

Они свой занимаютъ умъ,--

Пріятныхъ впечатлѣній полный,--

Сравненьемъ баловъ, тѣхъ, другихъ,

Какъ веселилися на нихъ.

LXXXIII.

Танцоровъ, дамъ, и ихъ наряды,

Все перебрали, и, притомъ,

Кто на кого бросалъ тамъ взгляды.

Но вотъ и день.-- И предъ крыльцомъ

Ужъ дома легкая гондола,

Остановились.... Но глядятъ,

Съ Лаурой графъ,-- и въ жаръ и въ хладъ

Ее бросаетъ! Слабость пола!

И здѣсь -- въ нее свой взоръ вонзилъ

Тотъ Турокъ, что на балѣ былъ.

LXXXIV.

Графъ бровь нахмурилъ, и съ досадой

Поспѣшно подошелъ къ нему:

Чего вамъ, сударь мой, здѣсь надо?

Спросить я долженъ, потому,

Что всюду слѣдомъ вы за нами!

Но извините.... Можетъ-быть,

Ошибкой здѣсь.... Такъ пособить

Весьма легко: вашъ путь предъ вами!

Вы понимаете меня?

Не то, понять заставлю я!

LXXXV.

Не безпокойтеся напрасно!

Спокойно Турокъ отвѣчалъ:

Я знаю, гдѣ я. Вотъ прекрасно!

Я у себя. Онъ продолжалъ:

Угрозъ же не боюсь ни мало;

И, какъ узнаете сейчасъ,

Вотъ эта дама, подлѣ васъ,

Моя жена! Лица не стало

Тутъ на Лаурѣ. О, испугъ!

То Беппо! то ея супругъ!

LXXXVI.

Въ подобномъ случаѣ иная,

Услышавъ голосъ муженька,

Упала бъ въ обморокъ, не зная,

Что дѣлать) Робость не ловка!

Но смѣтливой Италіянкѣ

Не трудно, горю пособить;

Ей ничего не нужно пить,

Ни нюхать спиртъ въ граненой стклянкѣ.

LXXXVII.

Такъ и Лаура поступила:

Ни слова не произнесла,

Да только всѣхъ святыхъ долила,

Чтобъ буря какъ-нибудь прошла!

Но графъ, догадливъ чрезвычайно,

Чуть незнакомецъ объяснилъ,

Кто онъ -- скорѣе пригласилъ

Его въ покои, чтобъ случайно.

Не сдѣлаться имъ всѣмъ порой,--

Забавной сказкой городской!

LXXXVIII.

И вотъ вошли. Графъ, очень зная

Обыкновенье Мусульманъ,

Подать велѣлъ, стулъ придвигая,

Скорѣе кофе и кальянъ.

Лаура, между-тѣмъ, подсѣла

Поближе къ Турку, завела

Съ нимъ разговоръ, какой могла,

И быть любезною хотѣла,

Стараясь гостя занимать,

Чтобъ не давать ему скучать.

LXXXIX.

Скажи же, Беппо, какъ, откуда

Сюда ты прибылъ?"... Но, теперь,

Не иначе ль зовешься? Худо

Не быть такъ долго.... и, повѣрь,

Соскучась по тебѣ, чуть было

Съ ума совсѣмъ я не сошла!

Со дня на день тебя ждала.

Какую жъ бороду, мой милой,

Ты отростилъ! О, признаюсь,

Я на тебя не надивлюсь!

ХС.

Неужли сталъ ты, въ самомъ дѣлѣ,

Ужъ Турокъ?... Стало, и сераль

Завелъ ты? Много ль женъ доселѣ?

Но что за шаль! вотъ прелесть шаль!

Мнѣ подаришь ее, конечно?

Да правду ль говорятъ про васъ,

Что вы,-- я слышала не разъ,--

Народъ такой безчеловѣчной!

Женъ держите вы въ заперти,

И строги, Боже васъ прости!

ХСІ.

Но гдѣ жъ ты былъ все это время?

Что дѣлалъ? разскажи скорѣй!

Да какъ ты пожелтѣлъ! А темя

Ужъ, вѣрно, выбрито!... ей-ей,

Ты настоящій Мусульманинъ!

Но бороду ты долженъ сбрить;

Здѣсь не зачѣмъ ее носить,

Не холодно у насъ, и страненъ

Ты съ этой длинной бородой

Да скинь и свой нарядъ смѣшной!

ХСІІ.

А то, пожалуй, кто ни встрѣтитъ

Тебя на улицѣ со мной,

Смѣяться будетъ Да ужъ свѣтитъ

И просѣдь у тебя, другъ мой!...

Какъ постарѣлъ ты съ дня разлуки!

Ахъ! если бъ зналъ ты, какъ и я

Перемѣнилась безъ тебя?

Такъ было грустно, что со скуки,

Хоть умереть! Но наконецъ

Привелъ тебя сюда Творецъ!

XCIII.

Такъ все Лаура говорила.

Но что ей Беппо отвѣчалъ,--

Когда вопросами душила,--

Не знаю. Чуть ли не молчалъ,

Свободу полную давая

Какъ лава льющимся рѣчамъ,

Да только дымъ, по временамъ

Клубами на нее пуская,

Быть-можетъ, на судьбу ропталъ,

Что долго дома не бывалъ.

XCIV.

Но вскорѣ разсказалъ ей Беппо,

Про приключенія свои,

Какъ былъ онъ, бурею свирѣпой,

Заброшенъ на берегъ земли,

Гдѣ нѣкогда стояла Троя;

Но гдѣ ни камешка теперь

Нѣтъ отъ нея, и даже звѣрь

Не знаетъ скрыться гдѣ отъ зноя;

Да какъ въ неволю онъ попалъ,

И бастонаду получалъ.

XCV.

Но, наконецъ когда пристала

Въ заливъ сосѣдній, на грабежъ,

Пиратовъ шайка,-- онъ ни мало

Не думая, присталъ къ нимъ тожъ,

И сдѣлался тамъ ренегатомъ;

Жизнь удалую полюбилъ;

Когда жъ богатствъ онъ накопилъ,

Про край свой вспомнилъ, и пиратомъ

Все только рыскать по морямъ,

Скучать ужъ сталъ по временамъ.

XCVI.

Тутъ сталъ онъ рѣже заниматься

Такимъ постыднымъ ремесломъ;

По малу началъ удаляться

Отъ буйной братьи, и, потомъ,

Когда, какъ Крузое, порою,

Одинъ по острову бродилъ,

Нашелъ корабль, что въ Корфу плылъ.

Его онъ нанялъ, и съ собою

Богатство все свое забравъ,

Пустился въ море, цѣлъ и здравъ.

XCVII.

Корабль былъ легкій и уютный,

Летѣлъ стрѣлою по волнамъ;

Подъ парусъ вѣтеръ дулъ попутный,

И вскорѣ, жаждущимъ глазамъ,

Брега Корфу во тьмѣ предстали....

Тутъ Беппо, вѣдая о томъ,

Что если бы въ Корфу объ. немъ,

Что ренегатомъ былъ, узнали,

Была бъ бѣда! назвался онъ

Купцомъ турецкимъ.-- Былъ смышленъ.

ХСVIII.

И этой хитростью одною

Избавлсь тамъ отъ всякихъ бѣдъ,

Ведомый счастливой звѣздою,

Вотъ прибылъ, послѣ многихъ лѣтъ,

Въ свою Венецію родную,

Отыскивать свои права,

На домъ свой, вѣру; но сперва

На милую жену младую,

Съ которою такъ долго онъ

Былъ, до несчастью, разлученъ.

ХСІХ.

Хотя жъ, сначала, и смутился,

Но, вскорѣ, онъ утѣшенъ былъ;

Съ своей Лаурой помирился

И тотчасъ шаль ей подарилъ.

И счастью радуясь отъ сердца,

Что вновь на родинѣ своей,

Нашелъ жену, нашелъ друзей,

Онъ въ тотъ же день всю иновѣрца

Одежду скинулъ, и, одѣтъ

Прилично,-- задалъ всѣмъ обѣдъ.

С.

По всей Венеціи богатый

Счастливецъ Беппо прогремѣлъ;

Его забытыя палаты

Вдругъ оживились: онъ умѣлъ

Друзей угащивать столами.

Пошли обѣды, вечера,

Гдѣ веселились до утра;

За танцами, да за пирами,

Надъ добрымъ Беппомъ, говорятъ,

Смѣялись.... Но онъ былъ богатъ!

CI.

Да, впрочемъ я не вѣрю слѣпо

Всему, что люди говорятъ.

И такъ, всѣ толки прочь! А Белло

Былъ рѣдкой человѣкъ: онъ радъ

Былъ всякому, кто только руку

Ему пожметъ, да и, притомъ,

Какую, на вѣку своемъ,

Извѣдалъ всякихъ золъ науку!

Зато, подъ старость, наконецъ,

Прямой онъ сдѣлался мудрецъ!

СIІ.

Во всемъ судьбѣ своей послушный,

Насмѣшекъ онъ не примѣчалъ,

И толки свѣта равнодушно,

Добрякъ, сквозь уши пропускалъ.

Любилъ Лауру очень нѣжно,,

Ее разсказами смѣшилъ;

А хоть, порой, и мраченъ былъ,

Все жилъ довольно безмятежно;

Что жъ удивительнѣй всего:

Графъ первымъ другомъ былъ его!

CIII.

Разсказъ мой конченъ! За терпѣнье

Благодарю васъ, господа!

Хотя читатель, безъ сомнѣнія,

За отступленье иногда,

Нахмуря брови и зѣвая,

Конца ужъ ожидалъ давно.

Но вѣрьте: право, мудрено

Порой бываетъ, развивая

Разсказъ свой, мысля удержать

И за черту не проскакать.

В. Любичъ-Романовичъ.

"Сынъ Отечества", No 4, 1842

Оставить комментарий Байрон Джордж Гордон (yes@lib.ru) Год: 1818 Обновлено: 18/04/2018. 125k. Статистика. Поэма: Поэзия, Переводы Поэмы	Скачать FB2 Ваша оценка:
Аннотация: Перевод В. И. Любич-Романовича (1842).

Байрон Джордж Гордон Беппо

Байрон Джордж Гордон
Беппо