Беленсон-Лугин Александр Эммануилович
Стихи разных лет

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Автопортрет ("Религиозный организм...")
    Кульбин ("Любитель перца и сирени...")
    Московские стихи ("Оставив скучный Петроград...")
    Голубые панталоны ("О, голубые панталоны...")
    Каждодневное ("Не птицей вольной я лечу...")
    Недостоверное ("Суровы, как Страстная пятница...")
    Облака над святилищем ("Мы все в одну стучимся дверь...")
    Ответ Анне Ахматовой ("Суров сей век и тягостен без меры...")
    Свет на пути ("Плывет, плывет, не видя края...")
    "Как жалкий прах, как скорбный тлен..."
    Воспоминания ("Вот бремя - память для меня!..")
    К *** ("Не говорите, что с годами...")
    "Он подошел ко мне учтиво..."
    Ницше - Шпенглер - Федоров ("Как прогоняемый сквозь строй...")
    Пейзаж во всероссийском масштабе ("Подъяв росистые глаза...").

Александр Беленсон

Стихи разных лет

                  Автопортрет
   
   Религиозный организм
   и верующая ключица,
   а дух презрителен и низмен,
   а сердце яростно стучится.
   
   Без убеждений, без отчизн --
   обременительных котурн,
   проект лица безукоризнен
   и глаз осмысленно прищурен.
   
   
                  Цирк
   
   Лошади выглядят бодрыми,
   Попоны -- цветными кафтанами,
   Наездница движет бедрами
   И звуками гортанными.
   
   Стянуты бедра намеренно,
   Далекая линия губ ала.
   Лорнирует Мэри мерина
   В меридиане купола.
   
   
                  Кульбин
   
   Любитель перца и сирени,
   Любезный даже с эфиопками.
   Поверил: три угла -- прозренье,
   И марсиан контузит пробками.
   
   Он в трели наряжает стрелы
   И в мантии -- смешные мании.
   Сократ иль юнга загорелый
   Из неоткрытой Океании?
   
   И памятуя, что гонимый
   Легко минует преисподнюю,
   Плакатно-титульное имя
   Чертит, задора преисполненный.
   
   Когда ж, уединившись с Богом,
   Искусству гениев не сватает,
   Он просит вкрадчиво и строго
   Известности, а также святости.
   
   
                  Московские стихи
                                  Посв. Ф. А. Б.
   
   Оставив скучный Петроград,
   Бегу, -- конечно не в Антверпен,
   Ведь я не жду иных наград,
   Когда не скажет милый взгляд:
   "Источник нежности исчерпан".
   
   Пусть я -- чужой колоколам,
   -- Кузнецкому не нужен мосту,
   Но может быть я нужен вам,
   Но сердце рвется пополам
   Так убедительно и просто!
   
   В купе томясь не час, не два,
   Усну пустой и посторонний,
   Как вдруг услышу я: "Москва",
   И растеряю все слова,
   Лишь вас увижу на перроне.
   
   
                  Голубые панталоны
   
   О, голубые панталоны
   Со столькими оборками!
   Уста кокотки удивленной,
   Казавшиеся горькими!
   
   Вонзилась роза, нежно жаля
   Уступчивость уступчивой,
   И кружева не помешали
   Настойчивости влюбчивой.
   
   Дразнили голым, голубея,
   Неслись, играя, к раю мы...
   Небес небывших Ниобея,
   Вы мной воспоминаемы.
   
   
                  Каждодневное
   
   Не птицей вольной я лечу,
   Но, брошенный, я камнем падаю,
   И мы вдвоем, лицом к лицу,
   Вневременные мчимся в Падую, --
   
   Иль, может быть, в иной Аид,
   Географами не отмеченный,
   Где сложат груз слепых обид
   Все неудачные, увечные.
   
   Несусь с тобой, с тобой вдвоем,
   Огнем двойным сжигаем разом я,
   И вижу на челе твоем
   Улыбку скорбную со спазмою.
   
   Ты молишь, чтоб господь хранил
   Мое безумье каждодневное,
   И для меня ты просишь сил,
   А для себя прическу Евину.
   
   От скуки смертной спасено
   Все опрокинутое на землю.
   Один кто стал бы пить вино
   И доверять хмельным фантазиям?
   
   
                  Недостоверное
   
   Суровы, как Страстная пятница.
   Благие чувства в душу прибыли.
   От них не спрятаться, не спятиться.
   Ни удовольствия, ни прибыли.
   
   Без экзегетики евангелий
   И лжепифагорейской ветоши
   Премудрость, оплотившись в ангеле,
   Разбила душу мне на две души.
   
   Вот эта -- брошена соблазнами,
   В ней клики с клироса и клирики;
   А той подай роман с Фоблазами
   И весь комплект блудливой лирики.
   
   Сия раздвоенная неженка
   Томится, как за чтеньем Зиммеля,
   Не замечая, что невежливо
   Ее давно в сторонку вымели.
   
   
                  Облака над святилищем
   
   Мы все в одну стучимся дверь,
   Один сильней, другой слабей.
   О милый друг, поверь, поверь:
   Без веры смерть грозит тебе.
   
   Никто не знает наперед,
   Проснется ль завтра снова он,
   Но каждый день и каждый год
   Над нами тот же небосклон.
   
   Скрывают те же облака
   Святилище от наших глаз.
   О милый друг, спеши, пока
   Еще не бьет последний час...
   
   
                  Ответ Анне Ахматовой
   
   Суров сей век и тягостен без меры
   Век не последних битв и не бесплодных ран
   Мы бродим в городах, покинутых без веры
   А в пустоте небес кружит аэроплан.
   
   Обречены незнанью и неволе,
   В чаду названий мы забыли имена
   И странно ли, что солнце не восходит боле
   В такие времена!
   
   Но дни прейдут, закону следуя земному
   И может быть, поэт в непонятых стихах
   Расскажет по-иному
   О веке, ставшем притчею в веках.
   
   Да, много язв на нас, но всех других чернее
   Та, что скрывает свет из века в век.
   Мы все равны, уже рождаясь с нею
   И сам себе целитель каждый человек.
   
   1922
   
   
                  Свет на пути
                                  Посвящается Ф. Ф. Кнорре
   
   Плывет, плывет, не видя края,
   Раскрепощенная душа
   И тонет, радостно сгорая.
   О, юность вечная вторая!
   
   О, голубое солнце рая,
   Тебя вдыхаю, не дыша!
   Блаженный миг, какое лето
   Весеннее цветет в груди!
   
   Как руки благостно воздеты!
   Но, спутник верный, где ты? где ты?
   Лишь отступающего света
   Сиянье вижу впереди.
   
   29 декабря - 8 января 1922
   
   
                  * * *
   
   Как жалкий прах, как скорбный тлен
   Все отпадет, все распадется,
   И человек, презревши плен,
   В обитель отчую вернется.
   Но в мире слез и душных стен,
   Который злом запечатлен,
   Здесь смертью сей возврат зовется.
   
   Так мы подчас зовем тоской
   Слепую горечь отщепенства --
   Неясный образ жизни той
   Неповторимого блаженства.
   Так образ чистый совершенства,
   Представший страннице земной --
   Душе, поэт зовет мечтой.
   
   
                  Воспоминания
   
   Вот бремя -- память для меня!
   Хочу, забыв о памяти,
   Молчать, когда средь бела дня
   Припоминать вы станете.
   
   И пусть нелепая кровать,
   Пусть стул один лишь в комнате,
   Но чтоб никто не смел сказать:
   "Ну потрудитесь, вспомните".
   
   Я вспомню все, припомню сам,
   Но не теперь, а вечером.
   Не здесь, не здесь, а только там,
   За кажущимся глетчером.
   
   
                  К ***
   
   Не говорите, что с годами
   Вы лишь усталость обрели.
   Дитя рожденной вновь земли,
   Не вспоминайте об Адаме!
   Когда-то милые черты
   Не стали ль мне еще милее?
   К чему ж, о прошлом сожалея,
   Страшишься будущего ты?
   Душе неопытной земной
   Тяжка и призрачность утраты,
   Но разве менее богаты
   Мы, приобщась любви иной!
   Пока с улыбкою живой
   Моим ответствуешь лобзаньям,
   Пока дневным дышу дыханьем,
   Как некогда, теперь я -- твой.
   Не говори, что обрела
   С годами ты одну усталость:
   Любовь, такая ль это малость
   Чтоб ею ты пренебрегла?
   
   
                  * * *
   
   Он подошел ко мне учтиво
   С лицом, серьезным ненамеренно,
   С улыбкой тонкой на губах.
   Сказавши: "будьте терпеливы,
   Не всем дано судить уверенно
   О чуждых разуму вещах,
   Но на земле, как в небесах.
   
   Душа не может быть потеряна".
   Сквозь приотворенные ставни
   Весна дышала ароматами,
   Виднелся звездный небосклон.
   В раздумий следил наставник
   За неподвижными вожатыми...
   "Познайте, друг мой, -- молвил он, --
   Как прост любви благой закон,
   Единый, сущий в каждом атоме".
   
   
                  Ницше -- Шпенглер -- Федоров
   
   Как прогоняемый сквозь строй
   Метафизических фрагментов
   И посвященный Заратустрой
   Непонятый, но дельный ментор!
   
   Всечеловеческая боль
   Пронизывает тонкий скепсис,
   А дух, блуждающий в неволе
   Волит любить, незримо теплясь.
   
   Байрейт и Альпы и Пиррон
   И вечный круг миров за ними,
   Но всех обиженных не тронет
   Он, возвращающийся мимо.
   
   -- Закат Европ! Европ закат!..
   Все радио разносит зычно.
   Да, Ницше знал пути возврата,
   -- Последний эллин и язычник!
   
   Релятивизм пустых шеренг
   В победоносных прусских касках.
   Сумбурный предзакатный Шпенглер,
   Распоряжающийся наспех.
   
   Вовеки не святой Руси-ль
   Неподражаемо смиренье?
   Не там ли первое усилье
   Для дела братства -- воскрешенья?
   
   Не надо слугам Феба крыл
   Вожди-политики виновней
   С тех пор, как Федоров открыл Ц
   ель христианства, долг сыновний!
   
   Март-Апрель 1922
   
   
                  Пейзаж во всероссийском масштабе
                   [Из романа "Джиадэ"]
   
   Подъяв росистые глаза,
   Она не видит ни аза.
   Плечами, бедная, поводит,
   Срамясь при всем честном народе.
   
   Но полно: он соборно спит,
   Так бледен цвет ее ланит.
   Да, этот цвет чрезмерно матов.
   Не он -- эмблема наркоматов.
   
   Он усыпил бы даже рысь,
   А может быть, уводит ввысь...
   
   "Бесстыдница, к чему уловка!" --
    Кричит осипшая золовка.
   И, желчно бровь перекосив,
   С упругих плеч сдирает лиф.
   
   Уже грозит знакомство с плеткой
   Нагому телу дамы кроткой,
   Но комендант как раз поспел:
   "Позвольте, плод еще не спел.
   
   Плоды ничьи, а все ничейки --
   Мои с согласия ячейки".
   И, молвив, в рощу поволок
   Красотку, словно узелок.
   
   Изнемогая, без протеста
   Попала вдруг она в невесты.
   Так в изоляционный пункт
   Попали все, кто поднял бунт.
   
   
   
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru