Беллами Эдуард
Через сто лет

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Looking Backward.
    Перевел с английского Ф. Зинин (1891).

   

ЧЕРЕЗЪ СТО ЛѢТЪ.

(LOOKING BACKWARD)

РОМАНЪ
ЭДУАРДА БЕЛЛАМИ.

Перевелъ съ англійскаго Ѳ. Зининъ.

Изданіе Ф. Павленкова.
С.-ПЕТЕРБУРГЪ.
Типографія газеты "Новости". Екатерининскій каналъ, 113.
1891.

   

ПРЕДИСЛОВІЕ.

Историческое отдѣленіе Шоумешъ-колледжа въ Бостонѣ. 28 декабря 2000 г.

   Для насъ, живущихъ въ послѣднемъ году двадцатаго столѣтія и пользующихся благами общественнаго строя, который до того простъ и логиченъ, что кажется лишь торжествомъ здраваго смысла, для насъ, безъ сомнѣнія, трудно представить себѣ, что современный порядокъ вещей въ своей законченности не старѣе одного столѣтія. Но какъ извѣстно доподлинно, еще въ концѣ девятнадцатаго столѣтія всѣ вѣрили въ то, что прежней индустріальной системѣ со всѣми ея дурными послѣдствіями суждено было, развѣ только при нѣкотораго рода незначительныхъ улучшеніяхъ, продолжаться до скончанія вѣковъ. Крайне странно и почти невѣроятно кажется, что столь удивительный нравственный и матеріальный переворотъ, какъ установившійся съ тѣхъ поръ, могъ совершиться въ столь короткій періодъ времени. Не служитъ ли это самымъ разительнымъ доказательствомъ той легкости, съ какой люди привыкаютъ, какъ къ естественному ходу вещей, къ улучшеніямъ въ своемъ положеніи, которое раньше казалось имъ не оставляющимъ желать ничего лучшаго. Это соображеніе всего ярче способно умѣрить восторги новаторовъ, разсчитывающихъ на живѣйшую благодарность грядущихъ поколѣній.
   Цѣль моей книги -- помочь тѣмъ, кто желалъ бы составитъ себѣ опредѣленное понятіе о контрастахъ между девятнадцатымъ и двадцатымъ столѣтіями, но избѣгаетъ сухости историческихъ трактатовъ, посвященныхъ этому предмету. Зная по опыту учителя, что сухое изученіе предмета считается утомительнымъ, авторъ постарался смягчить назидательный тонъ книги, облеши его въ форму романа, который, какъ онъ полагаетъ, не безъинтересенъ самъ по себѣ, безотносительно.
   Читатель, для котораго наши новѣйшія учрежденія и положенные въ основу ихъ принципы являются вполнѣ въ порядкѣ вещей, можетъ признать иногда разъясненія доктора Лита слишкомъ обыденными; но надо помнить, что гостю доктора Лита эти учрежденія не казались такими; къ тому-же книга эта написана съ явной цѣлью заставить читателя позабыть о томъ, что они извѣстны и ему.
   Еще одно слово. Почти всеобщей темой писателей и ораторовъ, прославившихся въ эту двухтысячелѣтнюю эпоху, бывало грядущее, а не прошедшее; не прогрессъ, который уже достигнутъ, а прогрессъ, какого желательно достигнуть, стремясь впередъ и впередъ до тѣхъ поръ, пока родъ человѣческій не завершитъ своего неисповѣдимаго назначенія. Это отлично; но мнѣ кажется, что для смѣлыхъ гаданій о человѣческомъ развитіи въ послѣдующее тысячелѣтіе нигдѣ не найдется болѣе прочной основы, какъ въ ретроспективномъ взглядѣ на прогрессъ послѣдняго столѣтія.
   Въ надеждѣ, что этой книгѣ посчастливится найдти читателей, интересъ которыхъ къ избранной мною темѣ заставитъ ихъ снисходительно смотрѣть на недостатки въ моемъ изложеніи, я отхожу въ сторону и предоставляю мистеру Юліану Весту говорить самому за себя.

Э. Беллами.

   

ГЛАВА I.

   Я родился въ Бостонѣ въ 1857 году.
   -- Что-о! въ 1857 году?-- скажетъ почтенный читатель. Это -- явная обмолвка. Конечно, онъ разумѣетъ 1957 годъ.
   -- Прошу извиненія, но это вовсе не ошибка. Около 4-хъ часовъ пополудни 26-го декабря, на этого! день Рождества въ 1857, а не въ 1957 году, впервые пахнуло на меня Бостонскимъ восточнымъ вѣтромъ, который, могу увѣритъ читателя, и въ тѣ времена отличался тою же рѣзкостью, какъ и въ нынѣшнемъ 2000 году.
   Если прибавить еще, что и по наружности мнѣ не болѣе тридцати лѣтъ, то приведенная справка о моемъ рожденіи каждому навѣрное покажется настолько нелѣпой, что никого нельзя было бы осудить за нежеланіе дальше читать книгу, которая обѣщаетъ быть такимъ посягательствомъ на легковѣріе читателя. Тѣмъ не менѣе, однако, я совершенно серьезно завѣряю читателя, что вовсе не намѣренъ его вводить въ заблужденіе, и постараюсь вполнѣ убѣдить его въ этомъ, если онъ подаритъ мнѣ еще нѣсколько минутъ вниманія. Затѣмъ, если мнѣ не возбраняется допустить предположеніе съ обязательствомъ доказать его, что мнѣ лучше читателя извѣстно время моего рожденія, я буду продолжать свой разсказъ. Всякій школьникъ знаетъ, что къ концу девятнадцатаго вѣка не существовало ни такой цивилизаціи, какъ теперь, ни чего либо подобнаго ей, хотя элементы, изъ которыхъ она развилась, и тогда уже были въ броженіи. Ничто, однако, не измѣнило существовавшаго съ незапамятныхъ временъ раздѣленія общества на четыре класса или -- какъ удобнѣе ихъ было бы назвать -- націи. И дѣйствительно, классы общества различались между собою гораздо рѣзче, нежели любыя изъ современныхъ націй, а именно дѣлились на богатыхъ и бѣдныхъ, образованныхъ и невѣждъ. Я самъ былъ богатъ и тоже образованъ и, слѣдовательно, обладалъ всѣми условіями для счастья, какимъ пользовались въ тѣ времена въ большинствѣ случаевъ одни баловни судьбы. Я жилъ въ роскоши и гонялся только за приманками и пріятностями жизни. Средства для собственнаго содержанія я получалъ отъ труда другихъ, хотя взамѣнъ этого самъ не отплачивалъ никому ни малѣйшей услугой. Родители и предки мои жили точно также, и я ожидалъ, что и потомки мои, если бы я ихъ имѣлъ, должны наслаждаться такимъ же легкимъ существованіемъ.
   Читатель спроситъ, пожалуй, какъ же я могъ жить, не оказывая никому ни малѣйшей услуги? Съ какой стати люди должны были поддерживать въ тунеядствѣ того, кто въ состояніи приносить пользу? Отвѣтъ очень простой. Прадѣдъ мой скопилъ такую сумму денегъ, на которую жили потомки его. Конечно, можно подумать, что сумма эта была очень большой, если не изсякла отъ содержанія трехъ ничего не дѣлавшихъ поколѣній. Но это не такъ. Первоначально сумма эта не была велика. Фактически она стала гораздо значительнѣе, сравнительно съ первоначальнымъ размѣромъ ея, послѣ того, какъ ею поддерживались три поколѣнія въ тунеядствѣ. Эта тайна потребленія безъ истребленія, теплоты безъ горѣнія, кажется почта чародѣйствомъ. Но тутъ не было ничего много, кромѣ ловкаго примѣненія искусства, которое къ счастью теперь уже исчезло, но предками нашили практиковалось съ большимъ совершенствомъ, именно искусства взваливать бремя собственнаго существованія на плечи другихъ. Кто постигалъ его -- а это было цѣлью, къ которой стремились всѣ -- тотъ жилъ, какъ говорили тогда, процентами съ своего капитала. Было бы слишкомъ утомительно останавливаться здѣсь на объясненіи того, какимъ образомъ старая организація общества дѣлала это возможнымъ. Замѣчу только, что проценты съ капитала являлись своего рода постояннымъ налогомъ, который взимался съ продуктовъ промышленнаго труда въ пользу лицъ, такъ или иначе обладавшихъ деньгами. Нельзя предположить, чтобъ учрежденіе, по нашимъ современнымъ воззрѣніямъ, столь неестественное и нелѣпое, никогда не подвергалось критикѣ нашими предками. Напротивъ, съ давнихъ временъ законодатели и пророки постоянно стремились уничтожить проценты или, по крайней мѣрѣ, низвести ихъ до возможнаго минимума. Но всѣ эти стремленія оставались безуспѣшными, какъ это и было вполнѣ естественно до тѣхъ поръ, пока царила старая соціальная организація. Въ то время, о которомъ я пишу, въ концѣ, девятнадцатаго вѣка, правительства большею частью отказались вообще отъ попытки урегулировать данный предметъ.
   Чтобы дать читателю общее понятіе о способѣ и образѣ совмѣстной жизни людей того времени, я ничего лучшаго не могу сдѣлать, какъ сравнить тогдашнее общество съ исполинской каретой, въ которую впряжена масса людей для того, чтобъ тащить ее по очень холмистой и песчаной дорогѣ. Возницей былъ голодъ, и онъ не позволялъ отставать, хотя впередъ подвигались по необходимости очень медленно. Не взирая на трудности, съ какими приходилось тащить эту карету по столь тяжкой дорогѣ, она была наполнена пассажирами, которые никогда не выходили изъ нея, даже на крутизнахъ. Сидѣть внутри экипажа было очень привольно. Пыль не попадала туда и пассажиры могли на досугѣ любоваться видами природы или критически обсуждать заслуги надрывавшихся упряжныхъ. На такія сидѣнья, само собой разумѣется, былъ большой спросъ, и они брались съ боя, такъ какъ каждый считалъ, первѣйшей цѣлью своей жизни добыть для себя мѣсто въ каретѣ и оставить его за своимъ потомствомъ. По каретному регламенту каждый могъ предоставить свое сидѣнье кому угодно; но, съ другой стороны, бывали случайности, отъ которыхъ любое сидѣнье во всякое время могло быть утрачено совершенно. Не смотря на удобства этихъ сидѣній, они все-таки были весьма не прочны, и при всякомъ внезапномъ толчкѣ кареты изъ нея вылетали люди, падая на землю, и тогда они немедленно должны были хвататься за веревку и помогать тащить карету, въ которой еще недавно ѣхали съ такимъ комфортомъ. Весьма естественно, что считалось страшнымъ несчастьемъ утратить свое мѣсто въ каретѣ и забота о томъ, какъ бы это не случилось съ ними или съ ихъ близкими, постоянно тяготѣла, какъ туча, надъ счастьемъ тѣхъ, кто ѣхалъ къ каретѣ.
   Но позволительно спросить: неужели люди эти думали только о себѣ? Неужели ихъ роскошь не казалась имъ невыносимой при сравненіи ея съ участью ихъ братьевъ и сестеръ или при сознаніи того, что отъ ихъ собственнаго вѣса увеличивался грузъ для упряжныхъ?
   О да! Состраданіе часто выказывалось тѣми, кто ѣхалъ въ экипажѣ, къ тѣмъ, кому приходилось тащить его, особенно когда онъ подъѣзжалъ къ дурному мѣсту на пути или къ очень крутому подъему, что повторялось почти безпрестанно. Но въ такихъ случаяхъ пассажиры криками ободряли трудившихся у веревки, увѣщевали ихъ терпѣливо сносить свой жребій, обнадеживая ихъ перспективой возможнаго возмездія на томъ свѣтѣ, тогда какъ другіе дѣлали складчины на покупку мази и пластыря для увѣчныхъ и раненыхъ. При этомъ выражалось сожалѣніе о томъ, что такъ тяжело тащить карету, а когда удавалось выбраться съ дурной дороги, то у всѣхъ являлось чувство облегченія и успокоенія. Это чувство не вполнѣ вытекало изъ состраданія къ тащившимъ карету, ибо всегда бывало нѣкоторое опасеніе, что въ такихъ скверныхъ мѣстахъ экипажъ можетъ совсѣмъ опрокинуться и тогда всѣмъ бы пришлось лишиться своихъ сидѣній.
   Справедливость требуетъ сказать, что видъ страданій напрягавшихся у веревки особенно сильно дѣйствовалъ главнымъ образомъ потому, что возвышалъ въ глазахъ пассажировъ цѣну ихъ сидѣній въ каретѣ и побуждалъ, ихъ еще отчаяннѣе цѣпляться за эти сидѣнья. Если бы пассажиры были увѣрены, что ни они, ни ихъ близкіе никогда не выпадутъ изъ экипажа, то, вѣроятно, они, ограничившись своими взносами на мази и бандажи, крайне мало безпокоились бы о тѣхъ, кто тащилъ экипажъ.
   Я знаю, конечно, что мужчинамъ и женщинамъ двадцатаго столѣтія это должно казаться неслыханнымъ безчеловѣчіемъ, но есть два факта -- и оба весьма любопытные -- отчасти объясняющіе эту притупленность чувства человѣколюбія.
   Во-первыхъ, существовало искреннее и твердое убѣжденіе въ томъ, что человѣческое общество не могло идти впередъ иначе, какъ при условій, чтобы большинство тащило экипажъ, а меньшинство ѣхало въ немъ.
   Другой фактъ, еще болѣе знаменательный, заключался въ странной иллюзіи пассажировъ на счетъ того, что они нѣкоторымъ образомъ принадлежали къ высшему сорту людей, которые по праву могли разсчитывать на то, чтобы везли ихъ на себѣ другіе. Это кажется невѣроятнымъ, но такъ какъ я когда-то самъ ѣхалъ въ этомъ экипажѣ и раздѣлялъ ту же иллюзію, то мнѣ можно повѣрить въ настоящемъ случаѣ.

* * *

   Въ 1887 году мнѣ минуло тридцать лѣтъ. Я еще не былъ женатъ, но былъ обрученъ съ Юдиѳью Вартлетъ. Подобно мнѣ, она занимала мѣсто внутри экипажа, т. е. семья ея была зажиточная. Въ тѣ времена, когда только за деньги доставали все, что считалось пріятнымъ въ жизни и что принадлежало къ области культуры, для дѣвушки достаточно было обладать богатствомъ, чтобы имѣть жениховъ. Но Юдиѳь Вартлетъ къ тому же отличалась красотой и граціей. Я знаю, что мои читательницы станутъ протестовать, Я уже слышу, какъ онѣ говорятъ: "красивой еще куда ни шло, но граціозной ни въ какомъ случаѣ она быть не могла въ костюмахъ того времени, когда постройка въ цѣлый футъ вышины служила головнымъ уборомъ, а, позади платье невѣроятно взбитое съ помощью искусственныхъ аксесуаровъ, гораздо больше уродовало всю фигуру, чѣмъ какія либо измышленія прежнихъ портнихъ. Можно ли представить себѣ кого-нибудь граціознымъ въ подобномъ костюмѣ?"
   Упрекъ вполнѣ умѣстный, и мнѣ остается только возразить, что въ то время, какъ дамы двадцатаго столѣтія своимъ примѣромъ свидѣтельствуютъ что ловко сшитое платье рельефнѣе обрисовываетъ женскую грацію, мои личныя воспоминанія объ ихъ прабабушкахъ позволяютъ мнѣ утверждать, что самый уродливый костюмъ не въ состояніи совершенно обезобразить женщину.
   Свадьба наша должна была состояться по окончаніи постройки дома, который приготовлялся мною для нашего житья въ лучшей части города, т. е. въ части, населенной главнымъ образомъ богатыми людьми. Я долженъ прибавить, что выборъ мѣста жительства въ той или другой части Бостона зависѣлъ не отъ самой мѣстности, а отъ характера мѣстнаго населенія. Каждый классъ или нація жили особнякомъ въ своихъ кварталахъ. Богатый, селившійся среди бѣдныхъ, образованный, попадавшій въ среду необразованныхъ, походилъ на человѣка, которому приходится жить въ одиночествѣ среди завистливаго и чуждаго ему племени.
   Когда началась постройка дома, я разсчитывалъ, что онъ долженъ быть оконченъ къ винѣ 1886 г. Однакожъ, и весна слѣдующаго года застала его неготовымъ и свадьба моя все еще оставалась дѣломъ будущаго. Причиной замедленія, которое неминуемо должно было выводить изъ себя пылкаго жениха, являлся рядъ стачекъ или забастовокъ, т. е. одновременное прекращеніе работы каменщиками, плотниками, малярами и всякаго рода рабочими, необходимыми при постройкѣ дома.
   Изъ-за чего собственно возникали эти стачки, сейчасъ не припомню. Забастовки въ то время стали такимъ зауряднымъ явленіемъ, что людямъ надоѣло доискиваться какихъ либо особенныхъ причинъ ихъ. Не въ той, такъ въ другой отрасли промышленности онѣ повторялись почти безпрерывно со времени большого промышленнаго кризиса 1873 г. Дѣло дошло до того, что считалось исключительной случайностью, если въ какой нибудь отрасли промышленности рабочіе не прерывали работы въ теченіе нѣсколькихъ мѣсяцевъ.
   Читатель нынѣшняго 2000 года, безъ сомнѣнія, признаетъ въ этихъ забастовкахъ первый и не ясно опредѣлившійся фазисъ того великаго движенія, которое завершилось установленіемъ новой промышленной системы со всѣми ея соціальными послѣдствіями. При ретроспективномъ взглядѣ на дѣло кажется все такъ ясно, что даже ребенокъ въ состояніи понять его, но мы люди того времени, не будучи пророками, не имѣли точнаго представленія о томъ, что должно постигнуть насъ. Отношенія между работникомъ и нанимателемъ, между трудомъ и капиталомъ, какимъ-то непостижимымъ образомъ нарушились и пошатнулись. Рабочіе классы совсѣмъ внезапно и почти повсемѣстно заразились глубокимъ недовольствомъ къ своему положенію; у нихъ зародилась мысль, что положеніе ихъ могло бы улучшиться, если бы только они знали, какъ взяться за дѣло. Со всѣхъ сторонъ стали предъявляться требованія большей заработной платы, сокращенія рабочихъ часовъ, лучшихъ жилищъ, лучшаго образованія и извѣстной доли участія въ удобствахъ жизни. Исполнить такія требованія казалось возможнымъ лишь въ томъ случаѣ, если бы свѣтъ сталъ гораздо богаче, чѣмъ онъ былъ тогда. Рабочіе сознавали смутно, чего имъ нужно, но не знали, какъ достигнуть этого, и восторгъ, съ какимъ толпились они около всякаго, кто только могъ, казалось имъ, просвѣтить ихъ на этотъ счетъ, внезапно возводилъ иного вожака партіи на пьедесталъ славы, хотя въ дѣйствительности онъ столь же мало былъ способенъ помочь ямъ. Какъ бы химеричны ни казались стремленія рабочаго класса, но та преданность, съ какой они поддерживали другъ друга во время стачекъ, служившихъ имъ главнымъ орудіемъ, и тѣ жертвы, какія приносились ими для успѣшности этихъ стачекъ, не оставляютъ никакого сомнѣнія въ серьезности этихъ стремленій.
   Относительно конечной цѣли этихъ рабочихъ безпорядковъ -- такимъ именемъ большею частью обозначалось описанное мною движеніе -- мнѣнія людей моего класса очень различались, смотря по ихъ личному темпераменту. Сангвиникъ сильно напиралъ на то, что по самому существу вещей невозможно удовлетворить новыя вожделѣнія рабочихъ, такъ какъ міръ не имѣетъ средствъ къ ихъ удовлетворенію.. Только потому, что массы предавались тяжкому труду и довольствовались скуднымъ существованіемъ, не было повальнаго голода, и никакое крупное улучшеніе въ ихъ положеніи не представлялось возможнымъ, пока свѣтъ въ своей совокупности оставался такимъ бѣднымъ. Рабочій классъ возставалъ не противъ капиталистовъ, говорили эти сангвиники, а противъ желѣзныхъ оковъ нужды, державшихъ человѣчество въ тискахъ, и вопросъ заключался только въ томъ, долго ли еще тупоуміе ихъ будетъ мѣшать имъ уразумѣть такое положеніе дѣлъ и успокоиться на необходимости покориться тому, чего измѣнить невозможно.
   Люди менѣе пылкаго темперамента тоже признавали это. Надежды рабочихъ представлялись неосуществимыми по естественнымъ причинамъ; но было основаніе опасаться, что сами рабочіе придутъ къ такому заключенію не раньше чѣмъ произведутъ опасный переворотъ. Они могли бы это сдѣлать, еслибы захотѣли, такъ какъ обладали правами голосованія, и вожди ихъ полагали, что они должны это сдѣлать. Нѣкоторые изъ этихъ наблюдателей, представлявшихъ все въ мрачномъ свѣтѣ, заходили такъ далеко, что предсказывали неминуемую соціальную катастрофу.
   Человѣчество, разсуждали они, достигло высшаго предѣла цивилизаціи и теперь готово кувыркомъ ринуться внизъ въ хаосъ. Это, безъ сомнѣнія, образумитъ его и оно снова станетъ карабкаться кверху. Повторявшимися попытками этого рода въ историческія и доисторическія времена, быть можетъ, и объясняются загадочныя шишки на человѣческомъ черепѣ. Исторія человѣчества, подобно всѣмъ великимъ движеніямъ, вращается въ кругу и всегда снова возвращается къ первоначальной точкѣ. Идея безконечнаго прогресса по прямой линіи есть химера, созданная воображеніемъ, и не имѣетъ никакой аналогіи въ природѣ. Парабола кометы можетъ служить еще лучшей иллюстраціей историческаго хода развитія человѣчества. Направляясь вверхъ и къ солнцу отъ афелія варварства, человѣчество достигло перигелія цивилизаціи, и затѣмъ снова спустилось къ противоположному концу въ низшія сферы хаоса.
   Это, конечно, являлось крайнимъ воззрѣніемъ, но я помню, какъ серьезные люди въ кругу моихъ знакомыхъ впадали къ подобный тонъ, когда поднималась рѣчь о знаменіяхъ времени. Безъ сомнѣнія, всѣ мыслящіе люди держались того взгляда, что общество приближается къ критическому періоду, который можетъ привести къ крупнымъ перемѣнамъ. Рабочіе безпорядки, ихъ причины и направленіе, а также способы избавленія отъ нихъ -- были главнымъ предметомъ толковъ и въ печати, и въ серьезныхъ бесѣдахъ.
   Нервное напряженіе общественнаго мнѣнія въ то время ничѣмъ такъ ярко не подтверждалось, какъ тѣмъ возбужденіемъ, которое вызывалось въ обществѣ небольшимъ числомъ людей, именовавшихъ себя анархистами. Эти люди пытались терроризировать Америку и навязать ей свои идеи угрозами и насиліями,-- точно могучая нація, только что подавившая возстаніе половины своихъ собственныхъ гражданъ для упроченія своей политической системы, могла бы принять изъ боязни какую бы то ни было навязываемую ей соціальную систему.
   Какъ одинъ изъ богатыхъ, весьма заинтересованный въ сохраненіи существующаго порядка, я естественно раздѣлялъ опасенія того класса, къ которому принадлежалъ. Личное раздраженіе, какое я питалъ въ то время противъ рабочаго класса, котораго стачки заставляли отсрочивать мое супружеское счастье, безъ сомнѣнія, придавало моимъ чувствамъ къ нему еще большую враждебность.
   

ГЛАВА II.

   Тридцатое мая 1887 года пришлось въ понедѣльникъ. Въ послѣдней трети девятнадцатаго столѣтія въ этотъ день происходило одно изъ національныхъ празднествъ, именно такъ называемое празднованіе "Дня Отличій", который чествовался въ память солдатъ Сѣверныхъ Штатовъ, участвовавшихъ въ воинѣ за сохраненіе союза Штатовъ. Въ этотъ день ветераны въ сопровожденіи военныхъ и гражданскихъ властей, съ хоромъ музыки во главѣ, обыкновенно собирались на кладбищахъ и возлагали вѣнки на могилы своихъ товарищей, павшихъ въ бою. Церемонія эта была, очень торжественная и трогательная. Старшій братъ Юдиѳи Бартлетъ палъ на войнѣ, и вся семья ея въ "День Отличій" обыкновенно посѣщала въ Маунтъ-Оберѣ мѣсто его упокоенія.
   Я попросилъ позволенія отправиться съ ними, и по возвращеніи въ городъ подъ вечеръ остался обѣдать въ семействѣ моей невѣсты.
   Послѣ обѣда въ гостиной я взялъ вечернюю газету и прочелъ о новой стачкѣ рабочихъ, которая, по всей вѣроятности, еще болѣе должна была замедлить окончаніе моего злополучнаго дома. Помню ясно, какъ это разсердило меня, и я сталъ проклинать и рабочихъ вообще, и эти стачки въ особенности, въ такихъ рѣзкихъ выраженіяхъ, насколько это допускалось въ присутствіи дамъ.
   Собесѣдники вполнѣ соглашались со мной, и замѣчаній, какія дѣлались въ послѣдовавшемъ затѣмъ разговорѣ о безнравственномъ образѣ дѣйствій агитаторовъ, было столько, что этимъ господамъ они могли вполнѣ протурчать уши. Всѣ единодушно поддерживали мнѣніе, что дѣла становятся все хуже и хуже съ каждымъ днемъ и что едва-ли можно предугадать, чѣмъ все это кончится.
   -- При этомъ ужаснѣе всего, сказала миссисъ Бартлетъ, что рабочіе классы, кажется, одновременно во всемъ свѣтѣ посходили съ ума. Въ Европѣ даже еше хуже, чѣмъ здѣсь. Тамъ бы я жить вообще не рискнула. Еще недавно я спрашивала мужа, куда намъ придется переселиться, если совершатся тѣ страхи, какими угрожаютъ эти соціалисты. Онъ сказалъ, что не знаетъ теперь ни одной мѣстности, гдѣ существовалъ бы прочный порядокъ вещей, за исключеніемъ развѣ Гренландіи, Патагоніи и Китайской имперіи.
   -- Эти китайцы очень хорошо знали, чего хотѣли,-- прибавилъ кто-то,-- когда отказались открыть доступъ къ себѣ западной цивилизаціи. Они лучше насъ знали, къ чему она должна привести. Они видѣли, что это ни что иное, какъ замаскированный динамитъ.
   Помню, какъ я отвелъ Юдиѳь въ сторону и старался убѣдить ее, что было бы лучше повѣнчаться сейчасъ же, не дожидаясь окончанія дома, и что мы даже могли бы провести въ путешествіи то время, какое потребуется на приведеніе въ порядокъ нашего жилья. Въ тотъ вечеръ Юдиѳь была особенно хороша. Черное платье, надѣтое ею по случаю печальнаго праздника, очень выгодно оттѣняло ея прекрасный цвѣтъ лица. Вотъ и сейчасъ я мысленно вижу ее такой, какъ она была въ тотъ вечеръ. При уходѣ моемъ она провожала меня въ переднюю и я, по обыкновенію, поцѣловалъ ее на прощаніе. Ничѣмъ особеннымъ не отличалось это разставаніе отъ прежнихъ, когда мы разлучались другъ съ другомъ днемъ или вечеромъ. Ни малѣйшее предчувствіе того, что это нѣчто большее, чѣмъ обыкновенная разлука, не омрачало ни моего, ни ея сердца.
   Увы, однако, это такъ и было...
   Часъ, когда мнѣ пришлось разстаться съ своею невѣстой, для влюбленнаго былъ слишкомъ ранній; но это обстоятельство не имѣло никакого отношенія до моей любви къ ней. Я страдалъ упорной безсонницей, и хотя, вообще, не могъ жаловаться на нездоровье, но въ этотъ день, однако, чувствовалъ себя совершенно изнеможеннымъ, такъ какъ почти совсѣмъ не спалъ двѣ предыдущія ночи. Юдиѳь знала это и настойчиво выпроводила меня домой, строго на-строго наказавъ мнѣ, чтобы я немедленно легъ спать.
   Домъ, гдѣ я жилъ, уже въ теченіи трехъ поколѣній принадлежалъ моей фамиліи, въ которой я былъ послѣднимъ и единственнымъ представителемъ. Это было большое старое деревянное зданіе, внутри убранныя съ старомоднымъ изяществомъ, но помѣщавшееся въ кварталѣ, который, вслѣдствіе размноженія въ немъ фабрикъ и постоялыхъ домовъ, уже давно пересталъ считаться достойнымъ поселенія для людей хорошаго тона. Въ такой домъ я не могъ и подумать привезти молодую жену, особенно столь изящное существо, какъ Юдиѳь Бартлетъ. Я уже сдѣлалъ публикацію о продажѣ его и пользовался имъ лишь для ночлега, а обѣдалъ въ клубѣ. Мой слуга, вѣрный негръ, по имени Сойеръ, жилъ при мнѣ и исполнялъ мои немногія требованія, Съ одной особенностью этого дома мнѣ трудно было разстаться, именно съ своей спальней, которая была устроена въ фундаментѣ. Если бы мнѣ пришлось занимать комнату въ верхнемъ этажѣ, то я навѣрное не могъ бы уснуть отъ несмолкавшаго но ночамъ шума на улицахъ. Но въ это подземное помѣщеніе не проникалъ ни одинъ звукъ сверху.
   Когда я входилъ въ него и запиралъ дверь, меня окружала могильная тишина. Для предохраненія комнаты отъ сырости полъ и стѣны ея были оштукатурены гидравлическимъ цементомъ; чтобы комната могла служить и кладовой, одинаково защищенной отъ огня и злоумышленниковъ, для храненія драгоцѣнностей, я устроилъ подъ ней герметическій сводъ изъ каменныхъ плитъ, а снаружи желѣзную дверь покрылъ толстымъ слоемъ азбеста. Небольшая трубка, соединявшаяся съ вѣтряною мельницей наверху дома, служила для возобновленія воздуха.
   Казалось бы, что обитателю такой комнаты подобало наслаждаться хорошимъ сномъ, но даже и здѣсь мнѣ рѣдко случалось хорошо спать двѣ ночи сряду. Я такъ привыкъ бодрствовать, что одна безсонная ночь для меня ничего не составляетъ. Но вторая ночь, проведенная въ креслѣ для чтенія вмѣсто постели, утомляла меня и я, боясь нервнаго разстройства, никогда не позволялъ себѣ оставаться безъ сна болѣе одной ночи. Поэтому мнѣ приходилось прибѣгать къ помощи искусственныхъ средствъ. Если послѣ двухъ безсонныхъ ночей., съ наступленіемъ третьей, меня не клонило но сну, я приглашалъ доктора Пильсбери.
   "Докторомъ" его называли изъ вѣжливости, ибо онъ былъ, что называется, непантентованный врачъ или шарлатанъ. Онъ величалъ себя "профессоромъ животнаго магнетизма". Я встрѣтился съ нимъ случайно во время любительскихъ изслѣдованій явленій животнаго магнетизма. Не думаю, чтобъ онъ смыслилъ что нибудь въ медицинѣ, но навѣрное онъ былъ превосходнымъ магнетизеромъ. Когда мнѣ предстояла третья безсонная мочь, я обыкновенно посылалъ за нимъ, чтобы онъ усыпилъ меня своими пассами. Какъ бы велико ни было мое нервное возбужденіе, доктору Пильсбери всегда удавалось нѣкоторое время спустя оставлять меня въ глубокомъ снѣ, который длился до тѣхъ поръ, пока не пробуждала меня обратной гипнотической процедурой. Способъ пробужденія спящаго былъ гораздо проще процедуры усыпленія и, въ видахъ большаго удобства, я попросилъ доктора Пильсбери обучить Сойера процедурѣ пробужденія.
   Мой вѣрный слуга одинъ только зналъ, что меня посѣщаетъ докторъ Пильсбери, и зачѣмъ посѣщаетъ. Конечно, я намѣревался открыть свою тайну Юдиѳи, когда она сдѣлается моей женой, а до тѣхъ поръ ничего не говорилъ ей объ этомъ, такъ какъ съ магнетическимъ сномъ, неоспоримо, была связана нѣкоторая опасность, и я зналъ, что она воспротивится моей привычкѣ. Опасность, конечно, заключалась въ томъ, что сонъ этотъ могъ сдѣлаться слишкомъ глубокимъ и перейти въ летаргію, которую магнитизеръ уже не въ состояніи прекратить, и дѣло окончилось бы смертью. Повторявшіеся опыты доказали, однако, что опасность была крайне незначительна, при соблюденіи необходимыхъ мѣръ предосторожности, и въ этомъ-то я надѣялся убѣдить Юдиѳь, хотя и не навѣрное.
   Отъ невѣсты я отправился прямо домой, откуда тотчасъ-же послахъ Сойера за докторомъ Пильсбери, а самъ спустился въ подземную спальню, и, перемѣнивъ свой костюмъ на удобный халатъ, сѣлъ читать письма, полученныя съ вечернею почтою и любезно положенныя Сойеромъ на мой письменный столъ. Одно изъ нихъ было отъ строителя моего новаго дома и подтверждало то, что я уже узналъ изъ газетъ. "Новыя стачки -- писалъ онъ -- должны отсрочить исполненіе его контрактныхъ обязательствъ на неопредѣленное время, такъ какъ ни работники, ни хозяева не сдѣлаютъ уступокъ безъ продолжительной борьбы". Калигула желалъ, чтобы римскій народъ имѣлъ одну голову, которую онъ могъ бы отрубить сразу, и когда я читалъ это письмо, у меня явилось подобное же желаніе относительно рабочихъ классовъ Америки.
   Возвращеніе Сойера съ докторомъ прервало мои мрачныя размышленія.
   Повидимому, Сойеру съ трудомъ удалось привезти доктора, такъ какъ Пильсбери въ эту самую ночь собирался уѣхать изъ города. Докторъ объяснилъ мнѣ, что съ тѣхъ поръ, какъ мы видѣлись съ нимъ въ послѣдній разъ, онъ узналъ о доходной должности къ одномъ отдаленномъ городѣ и рѣшился поскорѣе воспользоваться ею. Когда я съ ужасомъ спросилъ его, къ кому же илѣ безъ него обращаться за усыпленіемъ, онъ мнѣ далъ адресъ нѣсколькихъ магнетизеровъ въ Бостонѣ, которые, по его увѣренію, обладали совершенно такой же силой, калъ и онъ. Нѣсколько успокоенный въ этомъ отношеніи, я приказалъ Сойеру разбудить меня въ 9 часовъ на слѣдующее утро и легъ въ пастель въ халатѣ, принялъ удобное положеніе и отдался дѣйствію пассовъ магнетизера.
   

ГЛАВА III.

   -- Онъ сейчасъ откроетъ глаза. Лучше, если сначала онъ увидитъ изъ насъ кого нибудь одного.
   -- Обѣщай мнѣ, что ты не скажешь ему...
   Первый голосъ былъ мужской, второй -- женскій, и оба говорили шепотомъ.
   -- Смотря по тому, какъ онъ себя будетъ чувствовать -- отвѣчалъ мужчина.
   -- Нѣтъ, нѣтъ, обѣщай мнѣ во всякомъ случаѣ,-- настаивала дама.
   -- Уступи ужъ ей,-- прошепталъ третій голосъ -- тоже женскій.
   -- Ну, хорошо, хорошо, обѣщаю,-- отвѣчалъ мужчина,-- только удалитесь скорѣе, онъ приходитъ въ себя.
   Послышалось шуршанье платьевъ, и я открылъ глаза. Красивый мужчина лѣтъ шестидесяти склонился надо мною; лицо его выражало сочувствіе, смѣшанное съ любопытствомъ. Это былъ совершенно незнакомый мнѣ человѣкъ. Приподнявшись на локтѣ, я осмотрѣлся кругомъ и увидѣлъ себя въ пустой комнатѣ. Я навѣрное раньше никогда не бывалъ ни въ ней, ни въ комнатѣ, меблированной на подобіе этой. Я оглянулся на моего незнакомца. Онъ улыбнулся.
   -- Какъ вы себя чувствуете?-- освѣдомился онъ.
   -- Гдѣ я?-- былъ мой вопросъ.
   -- Въ моемъ домѣ,-- отвѣтилъ онъ.
   -- Какимъ образомъ я сюда попалъ?
   -- Мы поговоримъ объ этомъ, когда у васъ будетъ побольше силъ. До тѣхъ же поръ прошу васъ не безпокоиться. Вы среди друзей и въ хорошихъ рукахъ. Какъ вы себя чувствуете?
   -- Нѣсколько странно,-- отвѣчать я,-- но, кажется, я здоровъ. Не скажете ли вы мнѣ, чему я обязанъ, что пользуюсь вашимъ гостепріимствомъ? Что со мной сіучилось? Какъ я здѣсь очутился? Вѣдь я заснулъ у себя, въ своемъ собственномъ домѣ.
   -- Для объясненій у насъ будетъ потомъ достаточно времени,-- замѣтилъ мой незнакомый хозяинъ съ успокоительной улыбкой. Лучше отложить этотъ волнующій васъ разговоръ до тѣхъ поръ, пока вы не оправитесь. Сдѣлайте мнѣ одолженіе, примите нѣсколько глотковъ этой микстуры. Она принесетъ вамъ пользу. Я докторъ.
   Я отстранилъ стаканъ рукою и усѣлся на постели, для чего однако пришлось употребить нѣкоторое усиліе, такъ какъ я ощущалъ удивительно странное головокруженіе.
   -- Я настаиваю, чтобы вы сію же минуту сказали мнѣ, гдѣ я и что вы со мною дѣлали,-- заявилъ я.
   -- Милостивый государь, отвѣчалъ мой собесѣдникъ, прошу васъ, не волнуйтесь. Мнѣ было бы пріятнѣе, чтобы вы не настаивали на немедленномъ объясненіи; если же вы непремѣнно этого требуете, я постараюсь удовлетворить ваше любопытство. Но подъ однимъ условіемъ -- вы должны прежде всего принять это питье, которое нѣсколько подкрѣпитъ васъ.
   Я выпилъ то, что онъ подалъ мнѣ.
   -- Сказать вамъ, какъ вы сюда попали,-- проговорилъ докторъ,-- совсѣмъ не такъ легко, какъ вы, очевидно, предполагаете. Вы сами можете мнѣ сообщить по этому поводу ровно столько же, сколько и я вамъ. Васъ только что пробудили отъ глубокаго сна или точнѣе летаргіи. Вотъ что я могу вамъ сказать. Вы говорите, что были въ вашемъ собственномъ домѣ, когда впали въ этотъ сонъ. Позвольте спросить, когда это случилось?
   -- Когда?-- возразилъ я, когда? Ну, само собою разумѣется, вчера вечеромъ, часовъ около десяти. Я приказалъ моему человѣку Сойеру разбудить меня въ девять часовъ утра.. Что сталось съ Сойеромъ?
   -- Въ точности не сумѣю валъ сказать,-- возразилъ мой собесѣдникъ, взглянувъ на меня удивленно, но я убѣжденъ, что его отсутствіе вполнѣ извинительно. Однако, не можете ли вы мнѣ указать болѣе точно, когда вы впали въ этотъ сокъ, т. е. я говорю о числѣ?
   -- Ну, конечно, вчера вечеромъ; я вѣдь, кажется, уже сказалъ вамъ, неправда-ли? то есть, если только я не проспалъ цѣлаго дня. Боже правый! это невозможно, а между тѣмъ у меня странное ощущеніе, какъ будто послѣ продолжительнаго сна. Я легъ въ "День Отличій".
   -- Въ "День Отличій"?
   -- Да, въ понедѣльникъ, 30-го.
   -- Виноватъ, тридцатаго чего?
   -- Разумѣется, 30-го этого мѣсяца, если только я не проспалъ до самаго іюня; но этого не можетъ же быть?
   -- Теперь у насъ сентябрь.
   -- Сентябрь! Не хотите ли вы уже сказать, что я не просыпался съ мая. Богъ мой! да вѣдь это невѣроятно!
   -- Увидимъ,-- возразилъ мой собесѣдникъ,-- вы говорите, что заснули 30 мая.
   -- Да.
   -- Позвольте спросить, въ которомъ году?
   Я испуганно вытаращилъ на него глаза, нѣсколько минутъ не будучи въ состояніи произнести ни слова.
   -- Въ которомъ году?-- едва слышно откликнулся я наконецъ.
   -- Да, въ которомъ году, если позволите. Вашъ отвѣтъ поможетъ мнѣ сказать вамъ, какъ долго вы спали.
   -- Это было въ 1887 году,-- произнесъ я наконецъ
   Собесѣдникъ мой заставилъ меня выпить еще глотокъ жидкости изъ стакана и пощупалъ мой пульсъ.
   -- Милостивый государь,-- началъ онъ,-- манеры ваши указываютъ на то, что васъ не миновала культура, что, насколько мнѣ извѣстно, въ ваше время далеко не было обязательнымъ для каждаго, какъ у насъ теперь водится. Но, какъ человѣкъ образованный, вы сами, несомнѣнно давно вывели изъ наблюденій, что на этомъ свѣтѣ собственно нѣтъ такой удивительной вещи, которая могла бы считаться самой диковинной. Всѣ явленія одинаково имѣютъ достаточныя причины; равнымъ образомъ и слѣдствія ихъ должны быть естественны. Разумѣется, васъ поразитъ то, что я имѣю вамъ сказать; надѣюсь однако, что вы не дадите воли своему душевному волненію. Судя по наружности, вамъ едва ли есть тридцать лѣтъ; физическое же ваше состояніе, повидимому, мало чѣмъ отличается отъ состоянія человѣка, только что пробужденнаго отъ черезчуръ долгаго и глубокаго сна, а между тѣмъ сегодня 10 сентября 2000 года, и вы спали ровно сто тринадцать лѣтъ, три мѣсяца и одиннадцать дней.
   Я былъ просто ошеломленъ.
   Мой собесѣдникъ уговорилъ меня выпить чашку какого-то бульона, постѣ чего мною немедленно овладѣла непреодолимая сонливость, и я впалъ въ глубокій сонъ.
   Когда я проснулся, бѣлый день свѣтилъ въ комнату, которая, при моемъ первомъ пробужденіи, была освѣщена искусственно.
   Мой таинственный хозяинъ сидѣлъ около меня. Онъ не глядѣлъ въ мою сторону, когда я открылъ глаза, и я имѣлъ полную возможность разсмотрѣть его и поразмыслить о моемъ необыкновенномъ положеніи, прежде чѣмъ онъ замѣтилъ мое пробужденіе.
   Головокруженіе мое совершенно прошло; разсудокъ прояснился.
   Исторія о моемъ сто-тринадцатилѣтнемъ снѣ, которую при моей прежней слабости и растерянности я принялъ безапеляціонно, снова припомнилась мнѣ, но я отогналъ эту мысль, какъ нелѣпую попытку обморочитъ меня, хотя для цѣлей подобной продѣлки умъ мой отказывался подыскать даже самое отдаленное объясненіе. Не было, конечно, сомнѣнія, что со мною случилось нѣчто необычайное,-- не даромъ же я проснулся въ чужомъ домѣ, въ присутствіи этого незнакомаго мнѣ господина, но фантазія моя была совершенно безсильна придумать что-нибудь, кромѣ самыхъ дикихъ предположеній, въ чемъ собственно состояло это "нѣчто". Не былъ ли я жертвою какого нибудь заговора? Это очень на то было похоже. Во всякомъ случаѣ, если вообще можно иногда довѣрять наружности, этотъ человѣкъ съ тонкими и благородными чертами лица, навѣрное, не могъ быть участникомъ въ какомъ либо преступномъ замыслѣ. Затѣмъ мнѣ представилось, что я могъ сдѣлаться предметомъ какой нибудь шутки со стороны моихъ пріятелей, которые какъ нибудь узнали о моей потаенной спальнѣ и такимъ образомъ хотѣли доказать мнѣ опасность магнетическихъ опытовъ. Но въ этомъ предположеніи было много невѣроятнаго. Сойеръ никогда бы не выдалъ меня, да и друзей, способныхъ на такое дѣло, у меня не имѣлось. Тѣмъ не менѣе предположеніе, что я былъ жертвою грубой продѣлки, показалось мнѣ самымъ подходящимъ. Полуожидая увидѣть какое нибудь знакомое мнѣ лицо, усмѣхающееся изъ-за кресла или занавѣски, я сталъ внимательно кругомъ осматривать комнату. Когда глаза мои снова остановились на моемъ собесѣдникѣ, онъ уже глядѣлъ на меня.
   -- Вы задали хорошую высыпку на цѣлыхъ двѣнадцать часовъ,-- весело замѣтить онъ,-- и могу сказать, что сонъ принесъ вамъ пользу. Вы смотрите гораздо свѣжѣе. У васъ хорошій цвѣтъ лица и ясные глаза. Какъ вы себя чувствуете?
   -- Никогда не чувствовалъ себя лучше, отвѣчалъ я, усаживаясь на постели.
   -- Вы, безъ сомнѣнія, помните ваше первое пробужденіе,-- продолжалъ онъ,-- и ваше удивленіе, когда я объявилъ вамъ, какъ долго вы спали.
   -- Кажется, вы сказали, что я проспалъ сто тринадцать лѣтъ.
   -- Совершенно вѣрно.
   -- Согласитесь, возразилъ я съ иронической улыбкою, что эта исторія нѣсколько неправдоподобна.
   -- Она необычайна, вполнѣ раздѣляю ваше мнѣніе,-- отвѣтилъ онъ, но, при извѣстныхъ условіяхъ, она не представляетъ ничего невѣроятнаго, никакого противорѣчія съ тѣмъ, что намъ извѣстно о летаргическомъ состояніи. При полной летаргіи, какъ было съ вами, жизненныя функціи совершенно бездѣйствуютъ и ткани не расходуются. Нельзя положить предѣлъ возможной продолжительности такого сна, если внѣшнія условія предохраняютъ тѣло человѣка отъ физическаго разрушенія. Ваша летаргія, конечно, самая долгая изъ всѣхъ положительно извѣстныхъ: но нѣтъ никакого основанія оспаривать, что, не найди мы васъ теперь, и оставайся ваша комната не тронутой, вы могли-бы въ состояніи прекращенной жизненной дѣятельности пробыть еще безконечный рядъ вѣковъ, пока, наконецъ, постепенное охлажденіе земли не разрушило бы жизненныя ткани и не освободило бы вашъ духъ.
   Мнѣ оставалось признать, что, если я дѣйствительно былъ жертвою шуточной продѣлки, зачинщики ея выбрали отличнаго агента для выполненія своей задачи. Убѣдительность и даже увлекательность рѣчи этого господина придали бы вѣроятіе утвержденію, что луна сдѣлана изъ сыра. Улыбка, съ которою я на него смотрѣлъ, пока онъ развивалъ свою гипотезу о летаргіи, повидимому, не смущала его ни въ малѣйшей степени.
   -- Быть можетъ,-- произнесъ я,-- вы не откажетесь продолжать и сообщите мнѣ нѣкоторыя подробности относительно тѣхъ обстоятельствъ, при которыхъ была открыта упоминаемая вами комната и каково было ея содержимое. Я охотникъ до хорошихъ сказокъ.
   -- Въ данномъ случаѣ,-- серьезно отвѣчалъ онъ, никакая сказка не можетъ быть такой причудливой, какъ сама истина. Надо вамъ сказать, что всѣ эти годы я лелѣялъ мысль выстроить лабораторію въ большомъ саду около этого дома для производства химическихъ опытовъ, къ которымъ чувствую особое влеченіе. Въ прошлый четвергъ начали, наконецъ, рыть яму для погреба. Она была готова къ вечеру того же дня, и въ пятницу мы ожидали каменьщиковъ. Въ четвергъ ночью шелъ такой проливной дождь, что въ пятницу утромъ я нашелъ мой погребъ превращеннымъ въ лягушечій прудъ, а стѣны его совсѣмъ размытыми. Дочь моя, вышедшая со мною посмотрѣть на это опустошеніе, обратила мое вниманіе на уголъ каменной постройки, открывшейся вслѣдствіе одной изъ осыпавшихся стѣнъ. Я попробовалъ очистить его отъ земли и, замѣтивъ, что это была какъ будто часть большой маесы, рѣшился изслѣдовать его. Призванные мною работники открыли продолговатый склепъ, устроенный на глубинѣ почти 8 футовъ подъ землею, въ углу бывшаго, очевидно, фундамента для стѣнъ какого-то стариннаго дома. Слой пепла и угля поверхъ склепа свидѣтельствовалъ, что домъ, находившійся надъ нимъ, погибъ отъ огня. Самый склепъ остался совершенно неприкосновеннымъ,-- цементъ его былъ совсѣмъ какъ новый. Въ одной изъ стѣнъ оказалась дверь, отворитъ которую намъ, однако, не удалось, и мы устроили проходъ, вынувъ одну изъ плитъ крыши. Насъ охватила струя спертаго, но чистаго, сухого и далеко не холоднаго воздуха. Спустившись съ фонаремъ внизъ, я очутился въ спальнѣ, убранной въ стилѣ девятнадцатаго столѣтія. На постелѣ лежалъ молодой человѣкъ. Что онъ былъ мертвъ и умеръ не сейчасъ, а лѣтъ сто тому назадъ, въ этомъ, конечно, не было ни малѣйшаго сомнѣнія. Но необыкновенно хорошо сохранившееся тѣло его поразило меня и моихъ ученыхъ собратовъ, которыхъ я пригласилъ сюда. Мы не повѣрили бы, что было время, когда люди владѣли искусствомъ такого совершеннаго бальзамированія, а между тѣмъ, здѣсь на лицо былъ фактъ, ясно свидѣтельствовавшій, что наши ближайшіе предки вполнѣ располагали этимъ секретомъ. Мои медицинскіе коллеги, любознательность которыхъ была сильно возбуждена, хотѣли немедленно приняться за эксперименты для изслѣдованія свойствъ примѣненнаго бальзамированія, но я воспротивился. Мотивомъ для этого, или по крайней мѣрѣ единственнымъ мотивомъ, который я могу указать въ настоящее время, дослужило воспоминаніе изъ моего прежняго чтенія, откуда мнѣ было извѣстно, что ваши современники сильно интересовались вопросомъ животнаго магнетизма. Мнѣ представилось возможнымъ, что вы находились въ летаргіи, и что секретъ сохраненія вашего тѣла послѣ такого долгаго времени заключается не въ искусствѣ бальзамировщика, а въ самой жизни. Мысль эта даже мнѣ самому показалась такой химерой, что, не желая быть смѣшнымъ въ глазахъ моихъ товарищей -- докторовъ, я и не высказалъ, ее громко, а привелъ какой-то другой предлогъ для отсрочки опытовъ. Но едва только удалились коллега мои, я немедленно приступилъ къ опыту оживленія, результатъ котораго вамъ не безъизвѣстенъ.
   Если бы тема разсказа была еще болѣе невѣроятною, обстоятельность его, а также выразительныя манеры и личность разскащика могли поколебать слушателя, и мнѣ стало жутко, когда, послѣ окончанія его объясненія, я нечаянно мелькомъ увидалъ свое изображеніе въ зеркалѣ, висѣвшемъ на стѣнѣ комнаты. Я всталъ и подошелъ къ зеркалу. Представшее передо мною лицо было какъ двѣ капли воды то же самое, ни на волосъ не старѣе той физіономіи, которую я видѣлъ, завязывая галстухъ во время сборовъ моихъ къ Юдиѳи, въ "День Отличій", отпразднованный, какъ хотѣлъ убѣдить меня этотъ человѣкъ, уже сто тринадцать лѣтъ тому назадъ. Тутъ снова представилась мнѣ вся колосальность обмана, жертвой котораго я былъ. Негодованіе овладѣло мной, когда я сообразилъ, какъ далеко зашло допущенное со мною нахальство.
   -- Вы, вѣроятно, удивлены,-- замѣтилъ мой собесѣдникъ,-- не находя въ себѣ никакой перемѣны, хотя съ тѣхъ поръ, какъ вы легли спать въ подземной комнатѣ, вы постарѣли на сто лѣтъ. Это не должно изумлять васъ. Только при условіи общаго прекращенія жизненныхъ функцій вы и могли пережитъ такой большой періодъ времени. Если бы ваше тѣло подверглось малѣйшей перемѣнѣ во время вашей летаргіи, оно давно бы уже разложилось.
   -- Милостивый государь,-- возразилъ я, обернувшись къ нему,-- что за причина, что вы съ серьезнымъ видомъ разсказываете мнѣ такую замѣчательную безсмыслицу, я совершенно отказываюсь понять. Но вы, конечно, слишкомъ умны, чтобы допустить возможность провести ею кого бы то ни было, кромѣ отчаяннаго дурака. Пощадите меня отъ продолженія этой выдуманной чепухи, и разъ навсегда отвѣтьте мнѣ, скажете ли вы мнѣ толкомъ, гдѣ я и какъ я сюда попалъ? въ случаѣ вашего отказа, я самъ постараюсь удостовѣриться въ этомъ, не взирая ни на какія препятствія.
   -- Такъ вы не вѣрите, что у насъ теперь 2000-й годъ?
   -- Неужели вы, не шутя, находите необходимымъ спрашивать меня объ этомъ?
   -- Ну, хорошо же,-- воскликнулъ мой необыкновенный хозяинъ,-- такъ какъ я оказываюсь безсильнымъ убѣдить васъ, вы убѣдитесь въ томъ сами. Чувствуете-ли вы въ себѣ достаточно силы, чтобы подняться со мною на верхъ?
   -- У меня столько же силы, сколько ея было всегда,-- возразилъ я сердито,-- что, кажется, и придется мнѣ доказать на дѣлѣ, если эта шутка затянется еще на долго.
   -- Прошу васъ сударь -- отвѣчалъ мой собесѣдникъ, не очень-то увлекаться мыслью, что вы жертва обмана, во избѣжаніе слишкомъ сильной реакціи, когда вы убѣдитесь въ правдивости моихъ показаній.
   Участіе, смѣшанное съ состраданіемъ, съ какимъ были произнесены эти слова, и полнѣйшее отсутствіе малѣйшаго признака раздраженія на мою вспыльчивость, какъ-то совсѣмъ обезкуражили меня, и я послѣдовалъ за нимъ изъ комнаты съ необыкновенно смѣшанными ощущеніями. Мы прошли сперва двѣ лѣстницы, затѣмъ одну еще, болѣе короткую, которая привела насъ на бельведеръ, на верху дома.
   -- Прошу васъ посмотрѣть вокругъ себя,-- обратился онъ ко мнѣ, когда мы добрались до верхней площадки -- и сказать мнѣ, это ли Бостонъ девятнадцатаго столѣтія?
   У ногъ моихъ разстилался большой городъ. Цѣлыя мили широкихъ улицъ, обсаженныхъ деревьями и окаймленіяхъ красивыми зданіями, тянулись по всѣмъ направленіямъ. Дома большею частью не были построены въ одну шеренгу а, напротивъ того, стояли отдѣльно, окруженные большими или меньшими палисадниками. Въ каждомъ кварталѣ зеленѣли большіе открытые скверы, усаженные деревьями, среди которыхъ на позднемъ вечернемъ солнцѣ блестѣли статуи и сверкали фонтаны. Общественныя зданія колосальныхъ размѣровъ и грандіозной архитектуры, несравнимыя съ существовавшими въ мое время, величественно возвышались со своими горделивыми пилястрами по обѣимъ сторонамъ улицъ.
   Дѣйствительно, до сихъ поръ я никогда не видалъ ни этого города, ни чего либо похожаго на него. Поднявъ, наконецъ, глаза мои къ горизонту, я посмотрѣлъ на западъ. Эта голубая лента, извивавшаяся по направленію къ закату солнца, не была ли это рѣка Чарльсъ съ своими изгибами? Я взглянулъ на востокъ: Бостонская гавань тянулась передо мною, окруженная своими мысами, со всѣми своими зелеными островками.
   Тутъ я увидѣлъ, что мнѣ сказали правду относительно чуда, совершившагося со мной.
   

ГЛАВА IV.

   Я не потерялъ сознанія, но напряженіе уразумѣть свое положеніе вызвало у меня сильное головокруженіе, и я помню, что моему спутнику пришлось крѣпко держать меня подъ руку, когда онъ велъ меня съ площадки въ просторную комнату верхняго этажа, гдѣ онъ настоялъ, чтобы я выпилъ стаканъ-два хорошаго вина и принялъ участіе въ легкомъ завтракѣ.
   -- Я надѣюсь,-- ободрительно сказалъ онъ,-- что вы теперь скоро вполнѣ оправитесь: я бы и не рѣшился на такое энергичное средство, если бы ваше поведеніе, правда, вполнѣ извинительное при данныхъ обстоятельствахъ, не вынудило меня избрать именно этотъ путь. Каюсь,-- прибавилъ онъ, смѣясь -- одно время я нѣсколько опасался, что, не уведи я васъ во время, мнѣ пришлось бы испытать то, что въ XIX столѣтіи, если не ошибаюсь, вы обыкновенно называли потасовкой. Я вспомнилъ, что современные вамъ бостонцы славились боксерствомъ и рѣшилъ не терять времени. Полагаю, что въ настоящее время вы снимете съ меня обвиненіе въ мистификаціи.
   -- Скажи вы мнѣ,-- возразилъ я, глубоко взволнованный -- что съ тѣхъ поръ, какъ я въ послѣдній разъ видѣлъ этотъ городъ, прошло не сто лѣтъ, а цѣлая тысяча, я и то повѣрилъ бы вамъ.
   -- Прошло всего одно столѣтіе,-- отвѣчалъ онъ,-- но и въ цѣлыя тысячелѣтія міровой исторіи не случалось такихъ необычайныхъ перемѣнъ.
   -- А теперь, прибавилъ онъ, протягивая мнѣ руку съ неотразимой задушевностью,-- позвольте мнѣ сердечно привѣтствовать васъ въ Бостонѣ двадцатаго столѣтія и именно въ этомъ домѣ. Имя мое -- Литъ, меня зовутъ докторъ Литъ.
   -- Меня зовутъ Юліанъ Вестъ,-- сказалъ я, пожимая ему руку.
   -- Мнѣ очень пріятно познакомиться съ вами, мистеръ Вестъ,-- отвѣчалъ онъ. Какъ видите, этотъ домъ построенъ на мѣстѣ вашего бывшаго дома и потому, надѣюсь, вамъ легко будетъ въ немъ чувствовать себя, совсѣмъ какъ дома.
   Послѣ закуски докторъ Литъ предложилъ мнѣ ванну и другое платье, чѣмъ я охотно воспользовался
   Разительная перемѣна, о которой разсказывалъ мнѣ мой хозяинъ, повидимому, не коснулась мужского костюма, такъ какъ, за исключеніемъ мелкихъ деталей, мой новый нарядъ нисколько не стѣснялъ меня.
   Физически я снова былъ самимъ собой. Но читателю, безъ сомнѣнія, будетъ интересно узнать, что дѣлалось у меня на душѣ. Каково было мое нравственное состояніе, когда я вдругъ очутился какъ бы въ новомъ свѣтѣ? Въ отвѣтъ на это, попрошу его представить себя внезапно, во мгновеніе ока, перенесеннымъ съ земли, скажемъ, въ небесный рай или въ подземное царство Плутона. Какъ онъ полагаетъ, каково было бы его собственное самочувствіе? Вернулись ли бы мысли его немедленно къ только что покинутой имъ землѣ или, послѣ перваго потрясенія поглощенный новой обстановкой, онъ на нѣкоторое время выкинулъ бы изъ памяти свою прежнюю жизнь, хотя и вспомнилъ бы ее впослѣдствіи? Я могу сказать только одно, что еслибы его ощущенія были хотя на іоту аналогичны съ описываемымъ мною перерожденіемъ, послѣдняя гипотеза оказалась бы правильною. Чувства удивленія и любопытства, вызванныя моей новой средой, послѣ перваго потрясенія, столь сильно заняли мой умъ, что затмили все остальное. Воспоминанія о моей прежней жизни какъ бы исчезли на нѣкоторое время.
   Лишь только, благодаря добрымъ заботамъ моего хозяина, я окрѣпъ физически,-- мнѣ захотѣлось снова вернуться на верхнюю площадку дома, и мы немедленно удобно разсѣлись тамъ въ покойныхъ креслахъ, имѣя городъ подъ ногами и вокругъ насъ. Отвѣтивъ мнѣ на цѣлый рядъ вопросовъ, какъ относительно старыхъ мѣстныхъ признаковъ, которыхъ я теперь не находилъ, такъ и относительно новыхъ, смѣнившихъ прежніе, докторъ Литъ поинтересовался, что именно больше всего поразило меня при сравненіи стараго города съ новымъ.
   -- Начиная съ мелочей,-- отвѣчалъ я -- право, мнѣ кажется, что полное отсутствіе дымовыхъ трубъ и ихъ дыма была та особенность, которая прежде всего бросилась мнѣ въ глаза.
   -- Ахъ, да,-- невидимому весьма заинтересованный воскликнулъ мой собесѣдникъ,-- я и забылъ о трубахъ, вѣдь онѣ такъ давно вышли изъ употребленія. Минуло почти столѣтіе, какъ устарѣлъ первобытный способъ отопленія, которымъ вы пользовались.
   -- Вообще,-- замѣтилъ я -- болѣе всего поражаетъ меня въ этомъ городѣ матеріальное благосостояніе народа, о чемъ свидѣтельствуетъ великолѣпіе самаго города,
   -- Я дорого далъ бы хотя однимъ глазкомъ взглянуть на Бостонъ вашихъ дней -- возразилъ докторъ Литъ. Нѣтъ сомнѣнія, судя по вашему замѣчанію, города того времени имѣли жалкій видъ. Если бы у васъ и хватило вкуса сдѣлать ихъ великолѣпными, въ чемъ я считаю дерзкимъ усомниться, то и тогда всеобщая бѣдность, являвшаяся результатомъ вашей исключительной промышленной системы, не дала бы вамъ возможности привести это въ исполненіе. Сверхъ того, чрезмѣрный индивидуализмъ, преобладавшій въ то время, мало способствовалъ развитію чувства общности интересовъ. То небольшое благосостояніе, какимъ вы располагали, уходило всецѣло на роскошь частныхъ лицъ. Въ настоящее время, напротивъ, самое популярное назначеніе излишка богатства -- это украшеніе города, которымъ пользуются всѣ въ равной степени.
   Солнце садилось, когда мы возвращались на площадку дома и, пока мы болтали, ночь спустилась надъ городомъ,
   -- Становится темно,-- сказалъ докторъ Литъ -- сойдемте въ домъ, я долженъ представить вамъ свою жену и дочь.
   Слова его напомнили мнѣ женскіе голоса, шопотъ которыхъ я слышалъ около себя, когда ко мнѣ возвращалось сознаніе. Меня разбирало большое любопытство посмотрѣть, что за женщины были въ 2000 г., и я охотно согласился на это предложеніе. Комната, гдѣ мы застали жену и дочь моего хозяина, равно какъ и нея внутренность дома, была наполнена мягкимъ свѣтомъ, очевидно искусственнымъ, хотя я и не могъ открыть источника, откуда онъ распространялся. Миссисъ Литъ оказалась очень стройной и хорошо сохранившейся женщиной, по годамъ приблизительно ровесницей своему мужу; дочь же ея, въ первой цвѣтущей порѣ юности, представилась мнѣ самой красивой дѣвушкой, какую когда-либо мнѣ приходилось встрѣчать. Лицо ея было такъ же обворожительно, какъ и глубокіе голубые глаза.,-- нѣжный румянецъ и вполнѣ красивыя черты лица только способствовали ея общей привлекательности, но даже и безъ всего этого идеальная стройность ея фигуры поставила бы ее въ ряды красавицъ XIX вѣка. Женственная мягкость и нѣжность въ этомъ прелестномъ созданіи прекрасно сочетались съ здоровьемъ и избыткомъ жизненной силы, чего такъ часто не доставало дѣвушкамъ моего времени, съ которыми я только и могъ ее сравнивать. Затѣмъ совпаденіе неважное, въ сравненіи съ общею странностью моего положенія, но тѣмъ не менѣе поразительное, заключалось въ томъ, что ее также звали Юдиѳью.
   Наступившій вечеръ былъ тоже, конечно, единственнымъ въ исторіи свѣтскихъ отношеній. Но было бы ошибкой предполагать, что наша бесѣда отличалась особенной натянутостью или неловкостью. Впрочемъ, по моему, въ этихъ, что называется, неестественныхъ обстоятельствахъ, въ смыслѣ ихъ необычайности, люди держатъ себя самымъ естественнымъ образомъ, безъ сомнѣнія, потому, что эти обстоятельства исключаютъ искусственность. Во всякомъ случаѣ, я знаю, что бесѣда моя въ этотъ вечеръ съ представителями другого вѣка и міра отличалась неподдѣльной искренностью и такою откровенностью, которая лишь изрѣдка дается послѣ долгаго знакомства. Тонкій тактъ моихъ собесѣдниковъ, безъ сомнѣнія, много способствовалъ этому. Само собой разумѣется, что разговоръ вертѣлся исключительно на странномъ фактѣ, въ силу котораго я находился среди нихъ, но они говорили объ этомъ съ такимъ искреннимъ интересомъ, что предметъ нашей бесѣды лишался той жуткой таинственности, которая иначе могла бы сдѣлать нашъ разговоръ слишкомъ тягостнымъ. Можно было подумать, что они привыкли вращаться въ кругу выходцевъ прошлаго столѣтія,-- столь великъ былъ ихъ тактъ.
   Что касается меня самого, то я не запомню, чтобы когда либо дѣятельность моего ума была живѣе, бодрѣе, равно какъ и духовная воспріимчивость чувствительнѣе, нежели какъ въ этотъ вечеръ. Конечно, я не хочу этимъ сказать, что сознаніе моего удивительнаго положенія хотя бы на минуту вышло у меня изъ головы, но оно выражалось лишь въ лихорадочномъ возбужденіи, чѣмъ-то въ родѣ умственнаго опьяненія {Объясняя себѣ это настроеніе, не слѣдуетъ забывать, что, за исключеніемъ темы нашего разговора, во воемъ окружающемъ меня не было почти ничего такого, что наводило бы меня на мысль, о моемъ приключеніи. Въ своемъ сосѣдствѣ въ старомъ Бостонѣ, я могъ бы встрѣтить законы, чуждые мнѣ гораздо болѣе, нежели тотъ, въ которомъ я теперь находился. Разговоры бостонцевъ XX столѣтія и ихъ культурныхъ предковъ XIX вѣка различаются между собою менѣе даже, чѣмъ бесѣда послѣднихъ отъ разговора людей временъ Вашингтона и Франклина. Различіе же въ покроѣ одежды и мебели этихъ двухъ эпохъ не шло дальше тѣхъ измѣненій, которыя введены были модой въ теченіе одного поколѣнія.}.
   Юдиѳь Литъ мало принимала участія въ разговорѣ; когда же мой взоръ, подъ вліяніемъ магнетизма ея красоты, не разъ останавливался на ея лицѣ, я видѣлъ, что глаза ея съ глубокимъ напряженіемъ, какъ бы очарованные, устремлялись на меня. Я, очевидно, возбуждалъ въ ней крайній интересъ, что было и не удивительно въ ней, какъ въ дѣвушкѣ съ большой фантазіей. Хотя я и предполагалъ, что главнымъ мотивомъ ея интереса было любопытство, тѣмъ не менѣе это производило на меня сильное впечатлѣніе, чего, конечно, не случилось бы, будь она менѣе красива.
   Докторъ Литъ, какъ и дамы, повидимому, очень интересовался моимъ разсказомъ объ обстоятельствахъ, при которыхъ я заснулъ въ подземной комнатѣ. Каждый высказывалъ свои догадки, для объясненія того, какъ могли меня забыть въ ней. Слѣдующее предположеніе, на которомъ, наконецъ, всѣ мы сошлись, представлялось, по крайней мѣрѣ, болѣе вѣроятнымъ, хотя, конечно, никто не могъ знать, насколько оно истинно въ своихъ подробностяхъ. Слой пепла, найденный наверху комнаты, указывалъ на то, что домъ сгорѣлъ. Предположимъ, что пожаръ случился въ ту ночь, когда я заснулъ. Остается допуститъ еще одно, что Сойеръ погибъ во время пожара или вслѣдствіе какой-либо случайности, имѣвшей отношеніе къ этому пожару,-- остальное само собою является необходимымъ слѣдствіемъ случившагося. Никто, кромѣ него и доктора Пильсбери, не зналъ ни о существованіи этой комнаты, ни о томъ, что я тамъ находился. Докторъ Пильсбери, въ ту же ночь уѣхавшій въ Орлеанъ, по всей вѣроятности, ничего и не слыхалъ о пожарѣ. Друзья мои и знакомые, должно быть, рѣшили, что я погибъ въ пламени. Раскопки развалинъ, если онѣ не были произведены до самаго основанія, не могли открыть убѣжища въ стѣнахъ фундамента, сообщавшагося съ моей комнатой. Несомнѣнію, будь на этомъ мѣстѣ вскорѣ возведена новая постройка, подобныя раскопки оказались бы необходимыми, но смутныя времена и неблагопріятное положеніе мѣстности могли помѣшать новому сооруженію. Величина деревьевъ, растущихъ теперь на этой площади,-- замѣтилъ докторъ Литъ,-- указываетъ на то, что это мѣсто, по меньшей мѣрѣ, болѣе полстодѣтія оставалось незастроеннымъ.
   

ГЛАВА V.

   Когда вечеромъ дамы ушли, и мы остались вдвоемъ съ докторомъ Литомъ, онъ спросилъ меня, намѣренъ ли я спать, присовокупивъ, что, въ случаѣ моего желанія, постель къ моимъ услугамъ. Если же я предпочту бодрствованіе, то для него ничего не можетъ быть пріятнѣе, какъ составить мнѣ компанію.
   -- Я самъ поздняя птица -- замѣтилъ онъ,-- и безъ малѣйшей лести могу заявить, что болѣе интереснаго собесѣдника, тѣмъ вы -- трудно себѣ представить. Вѣдь не часто выпадаетъ случай бесѣдовать съ человѣкомъ девятнадцатаго столѣтія.
   Весь вечеръ я съ нѣкоторымъ страхомъ ожидалъ времени, когда останусь на ночь, наединѣ съ самимъ собой. Въ кругу этихъ хотя и чуждыхъ, но столь любезныхъ ко мнѣ людей, ободряемый и поддерживаемый ихъ симпатіей ко мнѣ, я могъ еще сохранять мое умственное равновѣсіе. Но даже и тутъ, въ перерывахъ разговора у меня, какъ молнія, мелькалъ ужасъ моего страннаго положенія, который предстоялъ мнѣ въ перспективѣ, какъ только я буду лишенъ развлеченія. Я зналъ, что не засну въ эту ночь и увѣренъ, что не послужитъ доказательствомъ моей трусости откровенное заявленіе, что я боялся лежать безъ сна и размышлять. Когда, въ отвѣтъ на вопросъ моего хозяина, я чистосердечно признался ему въ этомъ, онъ возразилъ, что было бы странно, если бы я не чувствовалъ ничего подобнаго. Что же касается безсонницы, то мнѣ нечего безпокоиться,-- когда я захочу идти спать, онъ дастъ мнѣ пріемъ такого снадобья, которое навѣрное усыпитъ меня. На слѣдующее же утро я, безъ сомнѣнія, проснусь съ такимъ чувствомъ, какъ будто я и вѣкъ былъ гражданиномъ Новаго Свѣта.
   -- Прежде чѣмъ я освоюсь съ этимъ чувствомъ -- возразилъ я -- мнѣ хотѣлось бы нѣсколько болѣе узнать о Бостонѣ, куда я опять вернулся. Когда мы были на верху дома, вы говорили мнѣ, что, хотя со дня моего усыпленія протекло всего одно столѣтіе, оно ознаменовалось для человѣчества гораздо большими перемѣнами, чѣмъ многія предшествующія тысячелѣтія. Видя городъ передъ собою, я вполнѣ могъ этому повѣрить; но мнѣ очень любопытно узнать, въ чемъ же именно заключались помянутыя перемѣны. Чтобы начать съ чего-нибудь, ибо это -- предметъ, безъ сомнѣнія, обширный -- скажите, какъ разрѣшили вы рабочій вопросъ, если только вамъ удалось это? Въ ХІХ-мъ столѣтіи это была загадка сфинкса, и въ то время, когда я исчезъ съ лица земли, сфинксъ грозилъ поглотить общество, такъ какъ не находилось подходящей разгадки. Конечно, стоятъ проспать столѣтіе, чтобъ узнать правильное разрѣшеніе этого вопроса, если только въ самомъ дѣлѣ вамъ удалось найти его.
   -- Такъ какъ въ настоящее время рабочаго вопроса не существуетъ -- возразилъ докторъ Литъ -- и даже не имѣется повода къ его возникновенію, то, полагаю, я могу смѣло сказать, что мы его разрѣшили. Общество и вправду было бы достойно гибели, если-бы не сумѣло дать отвѣтъ на загадку, въ сущности чреззвычайно простую. Въ дѣйствительности, обществу, строго говоря, и не понадобилось разрѣшать загадку. Она, можно сказать, разрѣшилась сама собой. Разгадка явилась результатомъ промышленнаго развитія, которое и не могло завершиться иначе. Обществу оставалось только признать это развитіе и способствовать ему, какъ только теченіе его сдѣлалось неоспоримымъ.
   -- Я могу только сказать,-- возразилъ я -- что въ то время, когда я заснулъ, еще никто не признавалъ такого теченія.
   -- Помнится, вы говорили, что уснули въ 1887 г.
   -- Да, 30 мая 1887 г.
   Мой собесѣдникъ нѣсколько мгновеній задумчиво смотрѣлъ на меня. Затѣмъ онъ замѣтилъ: "И вы говорите, что тогда еще не всѣ понимали, къ какого рода кризису приближалось общество? Конечно, я вполнѣ довѣряю вашему заявленію. Особенная слѣпота вашихъ современниковъ къ знаменіямъ времени представляетъ собой явленіе, которое комментируется многими изъ нашихъ историковъ. Но мало найдется такихъ историческихъ фактовъ, которые бы для насъ были менѣе понятны, чѣмъ то, что вы, имѣя передъ глазами всѣ признаки предстоящаго переворота, не уразумѣли этого, тогда какъ для насъ теперь эти же самые признаки являются столь очевидными и неоспоримыми. Мнѣ было бы очень интересно, мистеръ Вестъ, получить отъ васъ болѣе опредѣленное представленіе насчетъ воззрѣній, какія раздѣлялись вами и людьми вашего круга относительно состоянія и стремленій общества 1887 г. Вы должны же были, по крайней мѣрѣ, понять, что повсюду распространившіеся промышленные и соціальные безпорядки, подкладкой которыхъ служило недовольство всѣхъ классовъ неравенствомъ въ обществѣ и всеобщею бѣдностью человѣчества, являлись предзнаменованіями какихъ-то крупныхъ перемѣнъ.
   -- Мы, безъ сомнѣнія, понимали это,-- возразилъ я.-- Мы чувствовали, что общество утратило якорь и ему грозила опасность сдѣлаться игрушкою волнъ. Куда его погонитъ вѣтромъ, никто не могъ сказать, но всѣ боялись подводныхъ камней.
   -- Тѣмъ не менѣе,-- сказалъ докторъ Литъ,-- теченіе было совершенно ясно, стояло только взять на себя трудъ присмотрѣться къ нему, и несло оно не къ подводнымъ камнямъ, а по направленію къ болѣе глубокому фарватеру.
   -- У насъ была популярная поговорка,-- замѣтилъ я,-- что оглядываться назадъ лучше, чѣмъ смотрѣть впередъ. Значеніе этой поговорки, безъ сомнѣнія, теперь я оцѣню болѣе, чѣмъ когда-либо. Я могу сказать только то, что въ то время, когда я заснулъ, перспектива была такова, что я не удивился бы, узрѣвъ сегодня съ верхушки вашего дома -- вмѣсто этого цвѣтущаго города -- груду обугленныхъ, истлѣвшихъ и поросшихъ мхомъ развалинъ.
   Докторъ Литъ слушалъ меня съ напряженнымъ вниманіемъ и глубокомысленно кивнулъ головой, когда я кончилъ.
   -- Сказанное вами -- замѣтилъ онъ -- будетъ считаться лучшимъ подтвержденіемъ свидѣтельства Сторіота о вашей эпохѣ, показанія котораго о помраченіи и разстройствѣ умовъ человѣческихъ въ ваше время обыкновенно признаются преувеличенными. Вполнѣ естественно, что подобный переходный періодъ долженъ былъ отличаться возбужденіемъ и броженіемъ. Но въ виду ясности направленія бродившихъ силъ, являлось естественнымъ предположеніе, что преобладающимъ настроеніемъ общественныхъ умовъ была скорѣе надежда, нежели страхъ.
   -- Вы не сказали мнѣ, какой нашли вы отвѣтъ на загадку,-- спросилъ я.-- Я горю нетерпѣніемъ узнать, какимъ превращеніемъ естественнаго хода вещей миръ и благоденствіе, которыми вы, повидимому, пользуетесь теперь, могли явиться результатомъ такой эпохи, какова была моя?
   -- Извините,-- перебилъ мой хозяинъ,-- вы курите? И какъ только наши сигары хорошо раскурились, онъ продолжалъ:
   -- Такъ какъ вы скорѣе расположены бесѣдовать, чѣмъ спать, что, безъ всякихъ сомнѣній, предпочитаю также и я, то самое лучшее, мнѣ кажется, если я попытаюсь настолько ознакомить васъ съ нашей промышленной системой, чтобы, по крайней мѣрѣ, разсѣять впечатлѣніе какой-то таинственности въ процессѣ ея развитія. Современные вамъ бостонцы пользовались репутаціей большихъ любителей задавать вопросы. Я сейчасъ докажу свое происхожденіе отъ нихъ тѣмъ, что начну съ вопроса. Въ чемъ, по вашему, болѣе всего выражались современные вамъ рабочіе безпорядки?
   -- Ну, конечно, въ стачкахъ,-- сказалъ я.
   -- Такъ-съ. Но что дѣлало такими страшными эти стачки?
   -- Большія рабочія ассоціаціи.
   -- Для чего же возникали эти большія рабочія ассоціаціи?
   -- Рабочіе объясняли, что только такимъ образомъ они могли бы добиться своихъ правъ отъ большихъ корпороцій.
   -- Вотъ то-то и есть, -- сказалъ докторъ Литъ,-- рабочая организація и стачки были просто слѣдствіемъ сосредоточенія капитала въ большихъ массахъ, чѣмъ когда-либо прежде. До начала этого сконцентрированія капитала, когда торговлей и промышленностью занималось безчисленное множество мелкихъ предпринимателей съ небольшими капиталами вмѣсто незначительнаго числа крупныхъ фирмъ съ большимъ капиталомъ, каждый рабочій въ отдѣльности имѣлъ значеніе и былъ независимъ въ своихъ отношеніяхъ къ работодателю. Сверхъ того, если небольшой капиталъ или новая идея оказывались достаточными для того, чтобы дать человѣку возможность начать дѣло самостоятельно, рабочіе безпрестанно становились сами хозяевами, и между обоими классами не было рѣзко опредѣленной грани. Въ рабочихъ союзахъ тогда не представлялось надобности, а объ общихъ стачкахъ не могло быть и рѣчи. Когда же вслѣдъ за эрой мелкихъ предпринимателей съ малыми капиталами наступила эпоха большихъ скопленіи капитала, все это измѣнилось. Каждый отдѣльный рабочій, который имѣлъ относительно важное значеніе для маленькаго хозяина, доведенъ былъ до полнаго ничтожества и обезсиленія по отношенію къ большой корпораціи, и въ то же самое время путь возвышенія на степень хозяина былъ для него закрытъ. Самозащита вынудила его сплотиться съ своими товарищами.
   Судя по свидѣтельствамъ современниковъ, противъ концентрированія капитала тогда возставали ужасно. Люди думали, что онъ угрожаетъ обществу самой отвратительной формой тираніи, какую когда либо илъ приходилось переживать. Предполагали, что большія корпораціи готовили для нихъ ярмо самаго низкаго рабства, какое когда либо налагалось на родъ людской, рабства и не по отношенію къ людямъ, а по отношенію къ бездушнымъ машинамъ, неспособнымъ ни къ какому другому побужденію, кромѣ ненасытной жадности. Бросая взглядъ на прошлое, мы не должны удивляться ихъ отчаянію, такъ какъ никогда, конечно, человѣчеству не приходилось становиться лицомъ къ лицу съ болѣе мрачной и ужасной судьбой, чѣмъ та эпоха корпоративной тираніи, которой оно ожидало.
   Между тѣмъ, промышленная монополія, не смотря на весь поднятый противъ нея шумъ, развивалась все болѣе и болѣе. Въ Соединенныхъ Штатахъ, гдѣ это теченіе разлилось шире, чѣмъ въ Европѣ, въ началѣ послѣдней четверти этого столѣтія ни одно частное предпріятіе въ любой изъ важнѣйшихъ отраслей промышленности не имѣло успѣха безъ поддержки капитала. Въ теченіе послѣдняго десятилѣтія этого вѣка мелкія предпріятія, быстро исчезали, или прозябали, какъ паразиты большихъ капиталовъ, или имѣли мѣсто въ такихъ отрасляхъ, которыя были слишкомъ мелки, чтобы привлекать къ себѣ крупныхъ капиталистовъ. Малыя предпріятія въ томъ видѣ, въ какомъ они еще оставались, были доведены до положенія крысъ и мышей, которыя живутъ въ норахъ и углахъ, стараются не быть замѣченными, чтобы сколько нибудь продлить свой вѣкъ. Желѣзныя дороги продолжали все болѣе соединяться между собою до тѣхъ поръ, пока незначительное число большихъ синдикатовъ не забрало въ свои руки каждый рельсъ въ странѣ. Въ фабричномъ дѣлѣ каждая важная отрасль промышленности находилась въ распоряженіи синдиката. Эти синдикаты, круговыя поруки, опеки, или какъ бы ихъ тамъ ни называли, устанавливали цѣны и убивали всякую конкуренцію, за исключеніемъ тѣхъ случаевъ, когда возникали союзы столь же обширные, какъ и они сами. Затѣмъ наступала борьба, въ результатѣ которой являлась еще большая консолидація капитала. Большой городской рынокъ подавлялъ своихъ провинціальныхъ соперниковъ отдѣленіями своихъ складовъ по провинціямъ, въ самомъ же городѣ всасывалъ въ себя своихъ мелкихъ соперниковъ до тѣхъ поръ, пока торговля всего квартала не сосредоточивалась подъ одной кровлей съ сотнями бывшихъ владѣльцевъ лавокъ, которые превратились въ приказчиковъ. Не располагая своимъ собственнымъ предпріятіемъ, куда бы можно было помѣстить свои сбереженія, мелкій капиталисть, поступая на службу корпораціи, въ то же самое время, не находилъ иного примѣненія своимъ деньгамъ, какъ покупку ея акцій и облигацій, и такимъ образомъ становился отъ нея въ двойную зависимость.
   Тотъ фактъ, что отчаянная народная оппозиція противъ объединенія предпріятій въ нѣсколькихъ сильныхъ рукахъ оставалась безплодной, служитъ доказательствомъ, что на это должны были существовать важныя экономическія причины. И дѣйствительно, мелкіе капиталисты съ своими безчисленными мелкими торговыми предпріятіями уступили мѣсто крупному капиталу потому, что они принадлежали къ періоду мелкихъ условій жизни и не доросли до потребностей вѣка пара, телеграфовъ и гигантскихъ размѣровъ его начинаній. Возстановлять прежній порядокъ вещей, даже если бы это было возможно, значило бы возвращаться къ временамъ мальпостовъ. Не смотря на весь гнетъ и невыносимость господства крупнаго капитала, даже самыя жертвы его, проклиная ею, должны были признать удивительное возрастаніе производительной силы, появившейся въ національной промышленности, громадныя сбереженія, достигнутыя сосредоточеніемъ предпріятій и единствомъ ихъ организаціи, и согласиться, что со времени замѣны старой системы новою, міровое богатство выросло въ такой степени, какая и не снилась никому никогда до той поры.
   Конечно, это огромное возростаніе богатствъ повліяло главнымъ образомъ на то, чтобы богатаго сдѣлать еще богаче, увеличивая пропасть между нимъ и бѣднякомъ; но какъ средство для созиданія богатства, капиталъ оказался факторомъ, пропорціональнымъ его консолидаціи. Возстановленіе старой системы съ дробленіемъ капитала, будь оно возможно, повело бы за собой, пожалуй, больше равенства въ условіяхъ жизни вмѣстѣ съ большимъ индивидуальнымъ достоинствомъ и свободой, но это было бы достигнуто цѣною общей бѣдности и застоя въ матеріальномъ прогрессѣ. Развѣ не было возможности воспользоваться этимъ могущественнымъ консолидированнызгъ капиталомъ, не поддаваясь гнету плутократіи на подобіе Карѳагена?-- Лишь только люди сами начали задаваться этимъ вопросомъ они нашли готовый отвѣтъ. Истинное значеніе этого движенія въ пользу веденія дѣлъ все болѣе возроставшими скопленіями капитала, стремленіе къ монополіямъ, вызывавшимъ отчаянные и напрасные протесты, было признано наконецъ, вполнѣ естественнымъ процессомъ, которому оставалось только довести до конца свое логическое развитіе, чтобы открыть человѣчеству золотую будущность.
   Въ началѣ нынѣшняго столѣтія развитіе это завершилось окончательной консолидаціей всего національнаго капитала. Промышленность и торговля страны были изъяты изъ рукъ группы неотвѣтственныхъ корпорацій и синдикатовъ частныхъ лицъ, дѣйствовавшихъ по своему капризу и въ своихъ личныхъ выгодахъ, и ввѣрены одному синдикату, явившемуся представителемъ націи, который долженъ руководить дѣломъ въ общихъ интересахъ и для пользы всѣхъ. Можно сказать, нація какъ бы организовалась въ одинъ огромный промышленный союзъ, поглотившій всякіе иные союзы. На мѣсто всѣхъ другихъ капиталистовъ явился одинъ капиталистъ, единственный предприниматель, послѣдній монополистъ, уничтожившій всѣхъ прежнихъ и мелкихъ монополистовъ, монополистъ, въ выгодахъ и сбереженіяхъ котораго участвовали всѣ граждане. Однимъ словомъ, жители Соединенныхъ Штатовъ рѣшили взять въ свои руки веденіе своихъ предпріятій точно также, какъ ровно сто лѣтъ тому назадъ, они сами взялись управлять страной, и въ своихъ экономическихъ дѣлахъ устроились совершенно на тѣхъ же основаніяхъ, какими руководствовались въ задачахъ управленія. Удивительно поздно въ міровой исторіи, наконецъ, сталъ общепризнаннымъ очевидный фактъ, что ничто не можетъ считаться болѣе національнымъ, чѣмъ промышленность и торговля, отъ которыхъ зависятъ средства къ существованію народа, и предоставленіе ихъ частнымъ лицамъ, которыя занимались бы ими для своихъ личныхъ выгодъ, является такимъ же безразсудствомъ, даже гораздо большимъ, какъ и предоставленіе функцій общественнаго управленія аристократіи, для ея личнаго прославленія.
   -- Но такая удивительная перемѣна, какъ вы описываете,-- сказалъ я,-- конечно, не могла совершиться безъ большого кровопролитія и ужасныхъ потрясеній?
   -- Совершенно напротивъ -- возразилъ докторъ Литъ,-- тутъ не было ни малѣйшаго насилія. Перемѣна эта предвидѣлась давно. Общественное мнѣніе вполнѣ созрѣло для этого, а за нимъ стояла вся масса націи. Противодѣйствовать ей невозможно было ни силой, ни доводами. Съ другой стороны, народное чувство по отношенію къ большимъ компаніямъ и ихъ представителямъ утратило свою горечь, такъ какъ народъ пришелъ къ убѣжденію въ ихъ необходимости, какъ звена, какъ переходной фазы въ развитіи истинной промышленной системы. Самые ярые противники крупныхъ частныхъ монополій вынуждены были признать неоцѣнимыя заслуги, оказанныя ими въ воспитаніи народа до той степени, когда онъ могъ взятъ на себя управленіе своими дѣлами. Пятьдесятъ лѣтъ тому назадъ консолидація какого бы то ни было рода промышленности подъ національнымъ контролемъ даже самымъ пылкимъ сангвиникамъ показалась бы слишкомъ смѣлымъ экспериментомъ. Но путемъ цѣлаго ряда наглядныхъ фактовъ нація усвоила совершенно новые взгляды на этотъ предметъ. Многіе годы видѣла она, какъ синдикаты пользовались большими доходами, чѣмъ государство, и управляли трудомъ сотенъ и тысячъ людей съ производительной силой и экономіей, недостижимыми въ болѣе мелкихъ операціяхъ. Пришлось признать аксіомой, что, чѣмъ крупнѣе предпріятіе, тѣмъ проще приложимые къ нему принципы. Какъ машина вѣрнѣе руки, такъ и система, въ крупныхъ предпріятіяхъ играющая ту же роль, какую въ мелкихъ предпріятіяхъ исполняетъ хозяйскій глазъ, достигаетъ болѣе вѣрныхъ результатовъ. Такимъ образомъ и вышло, благодаря самимъ корпораціямъ, что въ то время, когда пришлось самой націи взяться за выполненіе своихъ функцій, эта мысль уже не заключала въ себѣ ничего неосуществимаго даже въ глазахъ нерѣшительныхъ людей. Это, несомнѣнно, былъ шагъ впередъ, какихъ раньше не дѣлалось, но при этомъ стало ясно для всѣхъ, что нація, оставшись единственнымъ монополистомъ на полѣ производительности, неминуемо должна освободить предпріимчивость отъ многихъ затрудненій, съ какими приходилось бороться частнымъ монополіямъ.
   

ГЛАВА VI.

   Докторъ Литъ прекратилъ разговоръ, и я примолкъ, стараясь составить себѣ общее понятіе о перемѣнахъ въ организаціи общества, совершившихся при посредствѣ того ужаснаго переворота, который онъ только что мнѣ описалъ.
   Наконецъ, я сказалъ: "Идея подобнаго расширенія функцій правительства -- мягко выражаясь -- является въ нѣкоторой степени подавляющей".
   -- Расширенія!-- повторилъ онъ,-- гдѣ же тутъ расширеніе?
   -- Въ мое время,-- возразилъ я -- считалось, что настоящія функціи правительства ограничивались, строго говоря, охраненіемъ мира и защитой народа отъ общественнаго врага, т. е. военной и полицейской властью.
   -- Да скажите, Бога ради, кто эти общественные враги?-- воскликнулъ докторъ Литъ.-- Что это Франція, Англія, Германія, или голодъ, холодъ и нищета? Въ ваше время правительства привыкли, пользуясь малѣйшимъ международнымъ недоразумѣніемъ, конфисковать дѣла гражданъ и продавать ихъ сотнями тысячъ смерти и увѣчью, расточая въ это время ихъ сокровища, какъ воду. И это чаще всего творилось во имя какой-то воображаемой пользы этихъ самыхъ жертвъ. Теперь у насъ нѣтъ болѣе войнъ, и наше правительство не имѣетъ войска, но для защиты каждаго гражданина отъ голода, холода и нищеты и для заботъ обо всѣхъ его физическихъ и нравственныхъ нуждахъ, на правительствѣ лежитъ обязанность руководить промышленнымъ трудомъ гражданъ въ теченіе извѣстнаго числа лѣтъ. Нѣтъ, мистеръ Вестъ, я увѣренъ, что, подумавъ хорошенько, вы поймете, что не въ наше, а въ ваше время, расширеніе функцій правительства было необычайно. Даже для наиблагихъ цѣлей въ настоящее время мы не дали бы своимъ правительствамъ такихъ полномочій, какими тогда они пользовались для достиженія самыхъ пагубныхъ цѣлей.
   -- Оставимъ въ сторонѣ сравненія,-- сказалъ я,-- но демагогія и подкупность нашихъ политиковъ въ мое время явились бы непреодолимыми препятствіями для предоставленія государству завѣдыванія національной промышленностью. По нашему, хуже нельзя было бы устроиться, какъ отдать въ распоряженіе политиковъ производительныя средства страны, созидающія народное богатство. Матеріальные интересы и безъ того были тогда игрушкою въ рукахъ партій.
   -- Безъ сомнѣнія, вы были правы,-- возразить докторъ Литъ,-- но теперь все измѣнилось. У насъ нѣтъ ни партій, ни политиковъ. Что же касается демагогіи и подкупности, то въ настоящее время эти слова имѣютъ лишь историческое значеніе.
   -- Въ такомъ случаѣ самая природа человѣческая, должно быть, сильно измѣнилась,-- замѣтилъ я.
   -- Нисколько,-- возразилъ докторъ Литъ,-- но измѣнились условія человѣческой жизни, а вмѣстѣ съ тѣмъ и побужденія человѣческихъ поступковъ. Наша общественная организація болѣе не премируетъ подлости. Но это такія вещи, которыя вы поймете со временемъ, когда поближе узнаете насъ.
   -- Но вы не сказали мнѣ еще, какъ вы порѣшили съ рабочимъ вопросомъ. До сихъ поръ мы все говорили о капиталѣ,-- замѣтилъ я.-- И послѣ того, какъ нація взялась управлять фабриками, машинами, желѣзными дорогами, фермами, копями и вообще всѣмъ капиталомъ страны, рабочій вопросъ все таки оставался открытымъ Съ задачами капитала нація приняла на себя и всѣ тягости положенія капиталиста.
   -- Лишь только нація приняла на себя задачи капитала, эти тягости не могли имѣть мѣста,-- возразилъ докторъ Литъ.-- Національная организація труда подъ единымъ управленіемъ и явилась полнымъ разрѣшеніемъ того, что въ ваше время и при вашей системѣ справедливо считалось неразрѣшимымъ рабочимъ вопросомъ. Когда нація сдѣалась единственнымъ хозяиномъ, всѣ граждане въ силу права своего гражданства, стали рабочими, которые классифицировались, согласно потребностямъ промышленности.
   -- Значитъ,-- замѣтилъ я,-- вы къ рабочему вопросу просто примѣнили принципъ всеобщей воинской повинности, какъ понималось это въ наше время.
   -- Да,-- отвѣчалъ докторъ Литъ,-- это совершилось само собой, какъ только нація стала единственнымъ капиталистомъ. Народъ привыкъ уже къ той мысли, что отбываніе воинской повинности для защиты націи обязательно и необходимо для всякаго физически способнаго гражданина. Что всѣ граждане на содержаніе націи одинаково обязаны вносить свою долю промышленнаго или интеллектуальнаго труда,-- это также было очевидно, хотя этого рода обязанность граждане могли выполнять съ убѣжденіемъ въ ея всеобщности и равнозначительности только тогда, когда нація сдѣлалась работодателемъ. Немыслима была никакая организація труда, пока предпринимательство распредѣлялось между сотнями и тысячами отдѣльныхъ лицъ и корпорацій, между которыми единодушіе было недостижимо, да и не возможно въ дѣйствительности. Тогда безпрестанно случалось такъ, что множество людей, желавшихъ работать, не находило никакихъ занятій; съ другой стороны, тѣ, которые желали уклониться отъ своей обязанности или отъ части ея, могли легко осуществить свое желаніе на практикѣ.
   -- Теперь, стало быть, обязательно для всѣхъ участіе въ трудѣ, который организованъ государствомъ?-- замѣтилъ я.
   -- Это дѣлается скорѣе само собою, чѣмъ по принужденію,-- возразилъ докторъ Литъ.-- Это считается столь безусловно естественнымъ и разумнымъ, что самая мысль о принудительности тутъ оказывается неумѣстной. Личность, которая въ данномъ случаѣ нуждалась бы въ принужденіи, сочли бы невообразимо презрѣнной. Тѣмъ не менѣе эпитетъ "принужденности" по отношенію къ нашему понятію о службѣ не вполнѣ характеризуетъ ея безусловную неизбѣжность. Весь нашъ соціальный строй цѣликомъ основанъ на этомъ и вытекаетъ изъ этого, такъ что, если бы мыслимо было кому нибудь уклониться отъ службы, онъ былъ бы лишенъ всякой возможности снискивать себѣ средства къ существованію. Онъ самъ исключилъ бы себя изъ міра, отдѣлилъ бы себя отъ ему подобныхъ, однимъ словомъ, совершилъ бы самоубійство.
   -- Что же, служба въ этой промышленной арміи пожизненная?
   -- О, нѣтъ. И то, и другое начинается позже и кончается ранѣе средняго рабочаго періода въ ваше время. Ваши мастерскія были переполнены дѣтьми и стариками; мы же посвящаемъ періодъ юности образованію, а періодъ зрѣлости, когда физическія силы начинаютъ ослабѣвать, отдаемъ покою и пріятному отдыху. Періодъ промышленнаго служенія составляютъ двадцать четыре года, начинаясь по окончаніи курса образованія въ двадцать одинъ годъ и оканчиваясь въ сорокъ пять лѣтъ. Отъ сорока пяти до пятидесяти пяти лѣтъ включительно, граждане, хотя и освобожденные отъ обязательной работы, подлежатъ еще спеціальнымъ призывамъ въ исключительныхъ обстоятельствахъ, когда является потребность внезапно увеличить количество рабочихъ силъ; но подобные случаи рѣдки, въ дѣйствательности почти небывалые. Пятнадцатое октября является ежегодно тѣмъ, что мы называемъ днемъ смотра, такъ какъ въ этотъ день тѣ, кто достигъ двадцати одного года, вступаютъ въ промышленную службу и въ то же самое время тѣ, которые, прослуживши 24 іода, достигли сорокапятилѣтняго возраста, получаютъ почетную отставку. Это величайшее событіе у насъ въ году; съ него мы ведемъ счетъ всѣмъ другимъ событіямъ, это -- наша Олимпіада, отличающаяся отъ древней развѣ тѣмъ, что у насъ она отправляется ежегодно.
   

ГЛАВА VII.

   -- Вотъ послѣ набора-то вашей промышленной арміи, сказалъ я, и должно было-по моему мнѣнію, возникнуть главное затрудненіе такъ какъ на этомъ и кончается вся аналогія ея съ военной арміей. Солдатамъ приходится исполнять всѣмъ, одно и то же и самое простое дѣло, а именно упражняться въ маршировкѣ, отбывать караулъ и учиться владѣть оружіемъ. Измышленной же арміи приходится изучить двѣсти или триста различнаго рода ремеслъ и профессій. Какой же административный талантъ въ состояніи рѣшить, кому заниматься какимъ промысломъ или профессіей!
   -- Администраціи нѣтъ никакого дѣла до опредѣленія этого пункта.
   -- Кто же опредѣляетъ его?-- спросилъ я.
   -- Каждый человѣкъ дѣлаетъ эта самъ для себя, сообразно своимъ природнымъ спсобностямъ. При этомъ предварительно принимаются всевозможныя мѣры, чтобъ сдѣлать его способнымъ для опредѣленія истинныхъ своихъ способностей. Принципъ, на которомъ организована наша промышленная армія, таковъ, что природныя дарованія человѣка, какъ нравственныя, такъ и физическія, опредѣляютъ, какого рода работу онъ можетъ исполнятъ съ наибольшей производительностью для націи и съ наибольшимъ удовлетвореніемъ для самого себя. Тогда какъ отъ всеобщей обязательности службы никто не можетъ уклониться, родъ службы, которую долженъ нести каждый, зависитъ отъ свободнаго выбора, подчиненнаго лишь, необходимому регулированію. Такъ какъ довольство каждаго въ отдѣльности, при отбываніи срока своей службы, зависитъ отъ того, на сколько дѣло его отвѣчаетъ его вкусамъ, то родители и воспитатели слѣдятъ за проявленіемъ особенныхъ склонностей въ дѣтяхъ, съ самаго ранняго возраста ихъ. Важную часть нашего воспитанія составляетъ первоначальное ознакомленіе съ національной промышленной системой и ея исторіей, а также знаніе начальныхъ основъ всѣхъ крупныхъ ремеслъ. Тогда какъ промышленная подготовка не нарушаетъ нашей общеобразовательной системы, имѣющей цѣлью ознакомленіе съ гуманитарными науками, она все таки достаточна для того, чтобы наряду съ теоретическимъ знаніемъ національныхъ производствъ пріобрѣсти извѣстное знакомство съ орудіями промышленности и примѣненіемъ ихъ. Юношество наше часто посѣщаетъ мастерскія, совершаетъ болѣе или менѣе продолжительныя экскурсіи, съ цѣлью ближайшаго ознакомленія съ спеціальными отраслями промышленности.
   Въ ваше время никто не стыдился, оставаться невѣждой во всѣхъ спеціальностяхъ, кромѣ свое собственной. У насъ подобное невѣжество было бы несовмѣстимо съ обязательствомъ каждаго гражданина разумно, толково выбирать себѣ профессію сообразно своимъ способностямъ и склонности. Молодой человѣкъ обыкновенію за долго до призыва на службу, успѣваетъ не только уяснить себѣ свое призваніе, но и пріобрѣсти много свѣдѣній въ его области, и нетерпѣливо ожидаетъ вступить въ ряды рабочихъ по избранной имъ спеціальности. Если же у него нѣтъ спеціальнаго призванія и самъ онъ не пользуется удобнымъ случаемъ для выбора, тогда его назначаютъ на какое нибудь изъ занятій, не требующее особенныхъ познаній, но нуждающееся въ силахъ.
   -- Безъ сомнѣнія,-- сказалъ я,-- едва ли возможно, чтобы число охотниковъ на какой нибудь промыселъ какъ разъ соотвѣтствовало спросу въ данномъ промыслѣ. Оно должно колебаться то выше, то ниже уровня спроса.
   -- Запасъ охотниковъ всегда приводится въ полное равновѣсіе со спросомъ,-- возразилъ докторъ Литъ.-- Дѣло администраціи слѣдить за этимъ. Количество добровольцевъ для каждаго изъ промысловъ исчисляется точно. Если оказывается большой избытокъ охотниковъ сверхъ числа, потребнаго для извѣстнаго промысла, то приходятъ къ заключенію, что данное ремесло представляетъ болѣе привлекательности, чѣмъ прочія. Съ другой стороны, если число охотниковъ на извѣстный промыселъ клонится къ упадку, ниже спроса, то заключаютъ, что этотъ промыселъ считается болѣе труднымъ. Дѣло администраціи непрестанно заботиться объ уравненіи привлекательности промысловъ, на сколько это зависитъ отъ условій работы, такъ чтобъ всѣ промыслы были одинаково привлекательными для людей съ природными къ нимъ склонностями. Это достигается различнымъ распредѣленіемъ часовъ труда для различныхъ промысловъ, въ зависимости отъ ихъ трудности. Болѣе легкіе промыслы, отбываемые при наиболѣе привлекательныхъ условіяхъ, производятся большее число часовъ, тогда какъ трудный промыселъ, какъ, напримѣръ, рудокопная работа, производится весьма не долго. Нѣтъ ни теоріи, ни апріористическаго правила, которыми опредѣлялась бы относительная привлекательность промысловъ. Облегчая одинъ классъ рабочихъ и обременяя другой, администрація только слѣдитъ за колебаніями мнѣній среди самихъ рабочихъ, выражающимися въ числѣ охотниковъ. Принципъ таковъ, что въ общемъ трудность работы должна быть уравновѣшена для всѣхъ одинаково, въ чемъ судьями являются сами рабочіе. Приложеніе этого правила безгранично. Въ томъ случаѣ, если бы какое нибудь занятіе само по себѣ бы столь непріятнымъ или вліяло такъ угнетающе, что для привлеченія охотниковъ дневной трудъ потребовалось бы сократить всего до десяти минутъ,-- это было бы сдѣлано. Если бы даже и тогда не нашлось охотника на эту работу,-- она была бы оставлена невыполненною. Но, конечно, на дѣлѣ умѣренное сокращеніе рабочихъ часовъ или увеличеніе другихъ привиллегій являются достаточными для гарантированія необходимаго континента охотниковъ для какой бы то ни было работы, потребной человѣчеству. Если бы неустранимыя трудности и опасности столь необходимой работы оказались дѣйствительно такъ велики, что никакими соблазнами возмѣщающихъ преимуществъ нельзя было бы преодолѣть людское къ ней отвращеніе, въ такомъ случаѣ стоило только администраціи изъять этотъ промыселъ изъ общаго разряда промысловъ, объявивъ его "экстраординарнымъ" съ оповѣщеніемъ, что тотъ, кто изберетъ его своею спеціальностью, будетъ достоинъ національной благодарности, и отъ охотниковъ не было бы отбоя. Наша молодежь весьма честолюбива и не пропускаетъ такихъ удобныхъ случаевъ. Вы видите, что эта зависимость промышленности отъ чисто добровольнаго выбора занятій сопровождается удаленіемъ негигіеническихъ условій, или особенной опасности для жизни и членовредительства. Здоровье и безопасность являются непремѣнными условіями всѣхъ промысловъ. Нація не калѣчитъ и не убиваетъ своихъ работниковъ тысячами, какъ дѣлали это частные капиталисты и корпораціи вашего времени.
   -- А если случается, что число желающихъ взять на себя это чрезвычайное занятіе превышаетъ имѣющееся для нихъ мѣсто, какъ вы поступаете съ претендентами?
   -- Преимущество отдается получившимъ общіе лучшіе отзывы на прежней службѣ, когда они работали въ качествѣ чернорабочихъ и какъ юноши въ періодъ ихъ образованія. Не бывало, однако, случая, чтобы человѣкъ, упорно добивающійся заявить свое искусство въ какомъ нибудь исключительномъ дѣлѣ, не достигалъ въ концѣ концовъ желанной цѣли. Что касается противоположной возможности -- внезапнаго недостатка добровольцевъ на исключительный трудъ, или какой нибудь внезапной необходимости въ увеличенной силѣ,-- то администрація, въ дѣлѣ пополненія ремесленниковъ обыкновенно соблюдая систему добровольнаго выбора, всегда въ случаѣ надобности имѣетъ возможность собрать спеціальныхъ добровольцевъ, а также привлечь къ дѣлу необходимыя силы изъ другихъ профессій. Обыкновенно, впрочемъ, всѣ требованія подобнаго рода могутъ быть удовлетворенны силами изъ категоріи неученыхъ работниковъ или чернорабочихъ.
   -- Какъ же вербуется этотъ классъ "чернорабочихъ"?-- спросилъ я.-- Добровольцевъ для него, навѣрное, не находится.
   -- Это степень, черезъ которую проходятъ въ первые три года своей службы всѣ новобранцы. Только послѣ этого періода, въ теченіе котораго они для всякаго рода работъ находятся въ распоряженіи своего начальства, они получаютъ право выбора новой профессіи. Отъ этихъ трехъ лѣтъ строгой дисциплины никто не освобождается.
   -- Такая промышленная система можетъ быть чрезвычайно производительной,-- замѣтилъ я,-- но я не думаю, чтобы она была благопріятна для высшихъ профессій, для людей, которые служатъ націи не руками, а головой. Вѣдь вы не можете обойтись безъ тружениковъ мысли. Какимъ же образомъ избираются они изъ тѣхъ, кто назначенъ для служенія фермерами и мастеровыми? Полагаю, что тутъ требуется весьма тщательный выборъ.
   -- Такъ это и есть,-- отвѣчалъ докторъ Литъ,-- здѣсь дѣйствительно требуется самое тщательное испытаніе,-- мы и предоставляемъ каждому самому рѣшать вопросъ: сдѣлаться ли ему труженикомъ мысли или ремесленникомъ. Въ концѣ трехлѣтняго срока, который всякій долженъ отбыть въ качествѣ чернорабочаго, ему предоставляется, сообразно съ его природными способностями, право выбора подготовительныхъ занятіи къ какому либо искусству или ученой профессіи, или же къ фермерству или къ дѣятельности ремесленника. Если онъ чувствуетъ себя болѣе способнымъ работать своими мозгами, нежели мускулами, ему даются всевозможныя средства, приспособленныя для испытанія предполагаемой способности и для развитія ея, а въ случаѣ, пригодности его для избранной имъ профессіи, и всѣ средства для продолженія этого занятія, какъ своей спеціальности. Школы технологія, медицины, искусства, музыки, драматическаго искусства и высшихъ свободныхъ наукъ, всегда безусловно открыты для всѣхъ желающихъ
   -- Не наводняются ли эти школы молодежью, съ единственнымъ побужденіемъ уклоняться отъ работы?
   Докторъ Литъ сдѣлалъ гримасу.
   -- Увѣряю васъ, что не находится ни одного такого, который поступалъ бы въ школы наукъ и искусствъ, въ разсчетѣ избѣжать работы,-- сказалъ онъ.-- Школы эти предназначены для людей, отличающихся особенными способностями къ изучаемымъ въ нихъ отраслямъ знаній, и тотъ, кто не обладаетъ этими способностями, скорѣе согласится отбыть двойные часы въ своемъ ремеслѣ, чѣмъ гоняться за уровнемъ классовъ. Нѣтъ сомнѣнія, что многіе искренно ошибаются въ своемъ призваніи и, не удовлетворяя требованіямъ школы, выходятъ оттуда и возвращаются въ промышленную армію. Такіе люди отнюдь не теряютъ уваженія, такъ какъ общественное управленіе имѣетъ назначеніемъ заботиться о поощреніи всѣхъ къ развитію предполагающихся въ нихъ дарованій, дѣйствительность которыхъ можетъ быть провѣрена только на дѣлѣ. Школы наукъ и искусствъ вашего времени въ матеріальномъ отношеніи зависѣли отъ благостыни учащихся и, кажется, награжденіе дипломами неспособныхъ людей, находившихъ себѣ путь къ занятію должностей несоотвѣтственнымъ профессіямъ, считалось зауряднымъ явленіемъ. Наши школы являются національными учрежденіями, и удовлетворительный экзаменъ по предметамъ ихъ испытанія служитъ безспорнымъ ручательствомъ за выдающіяся способности.
   -- Эта возможность высшаго образованія остается открытою для каждаго до 35 лѣтъ включительно, послѣ чего учащіеся уже не принимаются, такъ какъ, иначе до срока ихъ увольненія -- оставался бы слишкомъ короткій промежутокъ времени для служенія націи, каждому по своей спеціальности. Въ ваше время молодымъ людямъ приходилось выбирать себѣ спеціальности въ очень раннемъ возрастѣ, и потому въ большинствѣ случаевъ они всецѣло ошибались въ своихъ призваніяхъ. Въ наше время признано, что природныя склонности развиваются у однихъ позже, у другихъ раньше, и потому выборъ спеціальности можетъ быть сдѣланъ въ 24 года, но и послѣ того онъ остается открытымъ еще на 11 лѣтъ. Слѣдовало бы прибавить еще, что право перехода, съ извѣстными ограниченіями, съ одной, ранѣе избранной, профессіи къ другой, предпочтенной впослѣдствіи, также допускается до 35-лѣтняго возраста.
   Вопросъ, уже разъ десять бывшій у меня на языкѣ, теперь былъ высказалъ мною. Вопросъ касался того, на что въ мое время смотрѣли, какъ на самое существенное затрудненіе для разрѣшенія промышленной проблеммы.
   -- Странное дѣло,-- замѣтилъ я,-- что вы до сихъ поръ не сказали еще ни слова о способѣ опредѣленія вознагражденія. Разъ, что нація является единственнымъ хозяиномъ, правительство должно опредѣлять размѣръ вознагражденія и опредѣлить точно, сколько именно каждому потребно зарабатывать, начиная отъ докторовъ и кончая рудокопами. Все, что я могу сказать,-- ничего подобнаго не могло быть примѣнено у насъ, и я не понимаю, какъ это можетъ быть осуществимо въ настоящее время, если только не измѣнилась человѣческая природа. Въ мое время никто не былъ доволенъ своимъ вознагражденіемъ или окладомъ. Даже сознавая, что получаетъ достаточно, каждый былъ увѣренъ, что сосѣдъ его имѣетъ гораздо больше, и для него это было все равно, что ножъ острый. Если бы общее недовольство по этому поводу, вмѣсто того, чтобы разбрасываться въ стачкахъ и проклятіяхъ по адресу безчисленнаго множества хозяевъ, могло сосредоточиться на одномъ, именно, на правительствѣ, то самое сильное правительство, когда либо существовавшее въ мірѣ, не пережило бы и двухъ платныхъ дней.
   Докторъ Литъ расхохотался отъ души.
   -- Совершенно вѣрно, совершенно вѣрно,-- сказалъ онъ,-- за первымъ же днемъ расплаты, по всей вѣроятности, послѣдовало бы всеобщее возстаніе, а возстаніе противъ правительства есть уже революція.
   -- Какъ же вы избѣгаете революціи каждый разъ въ день раздачи жалованья?-- спросилъ я.-- Развѣ какой нибудь удивительный философъ изобрѣлъ новую систему счисленія, удовлетворяющую всѣхъ при опредѣленіи точной и сравнительной оцѣнки всевозможнаго рода труда, мускулами или мозгами, рукой или языкомъ, слухомъ или зрѣніемъ? Или сама человѣческая натура на столько измѣнилась, что никто не обращаетъ вниманія на свои собственныя пожитки, и напротивъ того,-- всякій заботится только объ имуществѣ своего сосѣда? То или другое изъ этихъ явленій должно быть принято за объясненіе.
   -- Ни того, ни другого, однако, не случилось,-- смѣясь отвѣчалъ мой хозяинъ. А теперь, мистеръ Вестъ,-- продолжалъ онъ,-- вы должны вспомнить, что вы столько же мой паціентъ, сколько и мой гость, и позволите мнѣ прописать вамъ сонъ до нашей новой бесѣды. Уже болѣе трехъ часовъ ночи.
   -- Мудрое предписаніе, въ этомъ нѣтъ сомнѣнія,-- замѣтилъ я,-- мало надежды, однако, что я могу исполнить его.
   -- Объ этомъ ужь я позабочусь,-- возразилъ докторъ. И онъ сдержалъ свое слово, предложивъ мнѣ выпитъ рюмку чего-то такого, что усыпило меня, лишь только голова моя склонилась на подушку.
   

ГЛАВА VIII.

   Проснувшись, я чувствовалъ себя гораздо бодрѣе и долго лежалъ въ полудремотномъ состояніи, наслаждаясь чувствомъ физическаго комфорта. Ощущеніе предъидущаго дня, мое пробужденіе въ 2000-омъ году, видъ новаго Бостона, мой хозяинъ и его семья, чудеса, о которыхъ мнѣ разсказывали,-- все совершенно испарилось изъ моей памяти. Мнѣ казалось, что я дома въ своей спальнѣ. въ этомъ полудремотномъ, полусознательномъ состояніи въ моемъ воображеніи проносились картины на темы изъ событій и ощущеній моей прежней жизни. Смутно припоминались мнѣ подробности "Дня Отличій" -- моя поѣздка въ обществѣ Юдиѳи и ея родителей на Моунтъ Обернъ, обѣдъ мой у нихъ, по возвращеніи въ городъ... Я вспомнилъ, какъ прелестна была въ тотъ день Юдиѳь, что навело меня на мысль о нашей свадьбѣ. Но едва воображеніе стало разыгрываться на эту пріятную тему, какъ мечты мои были прерваны воспоминаніемъ о письмѣ, полученномъ наканунѣ вечеромъ отъ архитектора, гдѣ онъ сообщалъ, что новыя стачки могли на неопредѣленное время задержать окончаніе моего новаго дома. Гнѣвъ, овладѣвшій мною при этомъ воспоминаніи, разбудилъ меня окончательно. Я вспомнилъ, что въ 11 часовъ у меня назначено было свиданіе съ архитекторомъ для переговоровъ на счетъ стачки и, раскрывъ глаза, я взглянулъ на часы въ ногахъ у кровати съ цѣлью узнать, который часъ. Но взоръ мой не встрѣтилъ тамъ циферблата, и меня тутъ же сразу осѣнило, что я не у себя въ комнатѣ. Поднявшись на кровати, я дико озирался кругомъ въ этомъ чужомъ помѣщеніи.
   Полагаю, что не одну минуту просидѣлъ я такимъ образомъ на постели, зыркая по сторонамъ, не будучи въ состояніи удостовѣриться въ своей собственной личности. Въ теченіе этихъ минутъ я такъ же мало былъ способенъ отдѣлить свое "я" отъ абсолютнаго бытія, какъ это можно допустить въ зарождающейся душѣ, до облеченія ея въ земные покровы, въ индивидуальныя очертанія, которыя дѣлаютъ изъ нея личность. Странно, что чувство этого безсилія такъ мучительно, но мы уже такъ созданы Не нахожу словъ для описанія той душевной муки, какую испытывалъ я во время этого безпомощнаго, слѣпого исканія ощупью самого себя, среди этой безграничной пустоты. По всей вѣроятности, никакое другое нравственное ощущеніе никоимъ образомъ не можетъ сравниться съ этимъ чувствомъ абсолютнаго умственнаго застоя, какое наступаетъ съ утратою духовной точки опоры, точки отправленія нашего мышленія, въ случаѣ внезапнаго притупленія ощущенія собственнаго своего "я". Надѣюсь, что никогда болѣе мнѣ не придется испытывать ничего подобнаго.
   Не знаю, какъ долго продолжалось подобное состояніе,-- мнѣ оно показалось безконечнымъ,-- только вдругъ, подобно молніи, воспоминанье о всемъ случившемся снова воскресло во мнѣ. Я вспомнилъ, гдѣ я, кто и какъ сюда попалъ, а также и то, что сцены изъ моего прошлаго, пронесшіяся въ моей головѣ, хотя и представлялись мнѣ случившимися только наканунѣ, относились къ поколѣнію, давнымъ давно обратившемуся во прахъ. Вскочивъ съ постели, я остановился посреди комнаты, изо всей силы сжимая виски руками, чтобы они не разскочились. Затѣмъ я снова бросился на постель и, уткнувъ лицо въ подушки, лежалъ безъ движенія. Вслѣдъ за умственнымъ возбужденіемъ и нервной лихорадкой, явившейся первымъ слѣдствіемъ моихъ ужасныхъ испытаній,-- наступилъ естественный кризисъ. Со мною случился переломъ душевнаго волненія, вслѣдствіе полнаго сознанія моего дѣйствительнаго положенія и всего того, что оно включало въ себѣ. Со стиснутыми зубами и тяжело вздымающеюся грудью лежалъ я, судорожно хватаясь за перекладины кровати, и боролся съ умопомраченіемъ. Въ умѣ моемъ все мѣшалось,-- свойства чувствъ, ассоціаціи идей, представленія о людяхъ и вещахъ; все пришло въ безпорядокъ, потеряло связь и клокотало сплошной массой въ этомъ несокрушимомъ хаосѣ. Тутъ не было болѣе никакихъ обобщающихъ пунктовъ, не оставалось ничего устойчиваго. На лицо оставалась еще одна только воля, но у какой же человѣческой воли хватило бы силы сказать этому волнующемуся морю: "Смирно, успокойся!" Я не смѣлъ думать. Всякое напряженіе при размышленіи о случившемся со мною, всякое усиліе уяснить себѣ мое положеніе вызывало невыносимое головокруженіе.
   Мысль, что я вмѣщаю въ себѣ два лица, что тождественность моя двойственна -- начинала увлекать меня чрезвычайной простотой объясненія своего горестнаго приключенія.
   Я чувствовалъ, что близокъ къ потерѣ своего умственнаго равновѣсія. Останься я тамъ лежать съ своими думами, я окончательно бы погибъ. Мнѣ необходимо было какое бы то ни было развлеченіе, хотя бы просто въ видѣ физическаго упражненія. Я вскочилъ, поспѣшно одѣлся, отворилъ дверь моей комнаты и сошелъ съ лѣстницы. Часъ быль очень ранній, едва разсвѣло, и я никого не встрѣтилъ въ нижнемъ этажѣ дома. Въ передней лежала шляпа. Отворивъ наружную дверь, притворенную съ такой небрежностью, которая свидѣтельствовала, что кражи со взломомъ не принадлежали къ числу угрожающихъ опасностей для современнаго Бостона,-- я очутился на улицѣ. Въ теченіе двухъ часовъ я ходилъ или вѣрнѣе бѣгалъ по улицамъ города и успѣлъ побывать въ большей части кварталовъ, на его полуостровѣ. Никто, кромѣ археолога, маракующаго кое-что о контрастѣ между нынѣшнимъ Бостономъ и Бостономъ девятнадцатаго столѣтія, не можетъ приблизительно даже оцѣнить тотъ рядъ огорошивающихъ сюрпризовъ, которые выпали на мою долю впродолженіе этого времени. Правда, и наканунѣ, на вышкѣ дома, городъ показался мнѣ незнакомымъ, но это относилось лишь къ общей его перемѣнѣ. Но полное преображеніе, совершившееся съ нимъ, я понялъ лишь во время этого блужданія по улицамъ. Немногіе изъ уцѣлѣвшихъ старыхъ пограничныхъ знаковъ только усиливали это впечатлѣніе, а безъ нихъ я вообразилъ бы себя въ чужомъ городѣ. Можно вѣдь, въ дѣтствѣ уѣхавъ изъ своего роднаго города, при возвращеніи въ него пятьдесятъ лѣтъ спустя, найдти его измѣнившимся во многихъ отношеніяхъ. Будешь удивленъ, но не сбитъ съ толку. Знаешь, что съ тѣхъ поръ прошло много времени, что самъ уже не тотъ, какимъ былъ, хотя смутно, но припоминается городъ такимъ, какимъ его зналъ ребенкомъ. Не забывайте, однако, что у меня вѣдь не было ни малѣйшаго представленія о какомъ бы то ни было промежуткѣ истекшаго времени. По моему же самочувствію, я еще вчера, нѣсколько часовъ тому назадъ, ходилъ по этимъ улицамъ, гдѣ теперь не оставалось почти ни клочка, который не подвергся бы полнѣйшей метаморфозѣ. Въ моемъ воображеніи картина стараго города была настолько ярка и свѣжа, что не уступала впечатлѣнію отъ новаго Бостона, даже боролась съ нимъ, такъ что болѣе сказочнымъ представлялся мнѣ поперемѣнно то прежній, то нынѣшній гордъ. Все, что я видѣть, казалось мнѣ такимъ же смутнымъ, какъ лица, фотографированныя одно на другомъ на одной и той же пластинкѣ..
   Наконецъ, я очутился у дверей дома, откуда вышелъ. Ноги мои инстинктивно привели меня обратно къ мѣсту моего стараго дома, такъ какъ у меня собственно не было ясно сознаваемаго намѣренія возвратиться туда. Этотъ домъ столь же мало былъ моимъ, сколько всякій другой клочекъ города, принадлежащаго невѣдомому поколѣнію; обитатели же этого города были не менѣе чуждыми для меня, какъ и всѣ другіе, мужчины и женщины на земномъ шарѣ.. Если бы дверь дома оказалась запертою на замокъ, то сопротивленіе, при моей попыткѣ отворить ее, напомнило бы, что не зачѣмъ мнѣ туда входить, и я бы преспокойно удалился. Но она поддалась подъ моей рукой, и я не рѣшительными шагами черезъ переднюю прошелъ въ одну изъ смежныхъ съ ней комнатъ.
   Бросившись въ кресло, я закрылъ мои пылающіе глаза руками, чтобы укрыться отъ ужаса этаго чувства отчужденности. Мое нравственное потрясеніе было такъ сильно, что оно вызвало физическое ослабленіе и настоящую дурноту. Какъ описать мнѣ пытку этихъ минутъ, когда казалось, мнѣ грозило размягченіе мозга, или то ужасное чувство безпомощности, которое овладѣло мною. Въ отчаяніи я застоналъ громко. Я начиналъ чувствовать, что если въ настоящую минуту никто не придетъ мнѣ на помощь, я сойду съ ума. Помощь какъ разъ и явилась. Шорохъ портьеры заставилъ меня оглянуться. Юдиѳь Литъ стояла передо мной. Ея красивое лицо было полно состраданія и симпатіи ко мнѣ.
   -- Ахъ, что съ вами, мистеръ Вестъ?-- спросила она.-- Я была здѣсь, когда вы ушли, видѣла, какъ вы были разстроены, и услышавъ ваши стоны, не могла долѣе хранитъ молчаніе. Что съ нами случилось? Гдѣ вы были сегодня? не могу ли я быть чѣмъ нибудь вамъ полезна?
   Можетъ быть, въ порывѣ сочувствія она невольно простерла ко мнѣ руки, произнося свои слова. Во всякомъ случаѣ, я схватилъ ихъ въ свои руки и уцѣпился за нихъ съ тѣмъ и инстинктивнымъ чувствомъ самосохраненія, съ которымъ утопающій хватается за брошенную ему веревку, окончательно погружаясь въ воду. Когда я взглянулъ въ ея полное сочувствія лицо, въ ея влажные отъ жалости глаза, голова моя перестала кружиться. Сладость человѣческаго состраданія, которое билось въ нѣжномъ пожатіи ея пальчиковъ, дала необходимую мнѣ поддержку. Ея успокоительное и убаюкивающее воздѣйствіе походило на чудодѣйственный эликсиръ.
   -- Да благословитъ васъ Богъ,-- произнесъ я спустя нѣсколько минутъ.-- Самъ Господь послалъ васъ мнѣ именно въ настоящую минуту. Не приди вы, мнѣ угрожала опасность сойти съ ума.
   На глазахъ у нея показались слезы.
   -- О мистеръ Вестъ,-- воскликнула молодая дѣвушка.-- Какими безсердечными должны вы считать насъ! Какъ могли мы предоставить васъ самому себѣ на столько времени! Но теперь это прошло, не правда ли? Вамъ, навѣрное, теперь лучше?
   -- Да,-- откликнулся я,-- благодаря вамъ. Если вы побудете со мной еще немножко, то я скоро совсѣмъ оправлюсь.
   -- Само собой разумѣется, что я не уйду,-- сказала она съ легкимъ содроганіемъ въ лицѣ, выдававшемъ ея симпатію яснѣе, чѣмъ могъ бы это выразить цѣлый томъ разглагольствованій.-- Вы не должны считать насъ такими безсердечными, какъ это кажется съ перваго взгляда, за то, что мы васъ оставили одного. Я не спала почти всю ночь, размышляя, какъ странно будетъ вамъ проснуться сегодня утромъ; но отецъ предполагалъ, что вы заспитесь до поздняго часа. Папа совѣтовалъ вначалѣ не приставать къ вамъ съ излишними соболѣзнованіями, а лучше постараться отвлечь васъ отъ вашихъ мыслей и дать вамъ почувствовать, что вы среди друзей.
   -- Что вы дѣйствительно и исполнили,-- отвѣчалъ я,-- но вы видите, что перескакнуть черезъ сто лѣтъ не шутка, и хотя, казалось, вчера вечеромъ я не особенно замѣчалъ странность своего положенія, тѣмъ не меяѣе сегодня утромъ меня охватили весьма непріятныя ощущенія.
   Держа ее за руки и не сводя глазъ съ ея лица, я чувствовалъ себя способнымъ даже подшучивать надъ своимъ положеніемъ.
   -- Никому не пришло въ голову, что вы уйдете одни въ городъ такую рань, утромъ.-- продолжала она,-- О мистеръ Вестъ, гдѣ вы были?
   Тутъ я повѣдалъ ей о моихъ утреннихъ ощущеніяхъ съ момента моего перваго пробужденія до той минуты, когда, поднявъ глаза, я увидѣлъ ее передъ собою,-- все, что уже извѣстно читателю.
   Она проявила большое участіе къ моему разсказу, и не смотря на то, что я выпустилъ одну изъ ея рукъ, она и не пыталась даже отнять другую, безъ сомнѣнія, понимая, какъ благотворно дѣйствовало на меня ощущеніе ея руки.
   -- Могу отчасти себѣ представить, въ какомъ родѣ это чувство,-- замѣтила она.-- Оно должно быть ужасно. И вы оставались одинъ во время борьбы съ нимъ! Можете ли вы когда нибудь простить намъ?
   -- Но теперь оно прошло. На этотъ разъ вы совершенно избавили меня отъ него,-- сказалъ я ей.
   -- И вы не допустите его возвращенія?-- спросила она съ безпокойствомъ.
   -- Не ручаюсь -- возразилъ я.-- Объ этомъ говорить еще слишкомъ рано, принимая въ соображеніе, что все здѣсь должно казаться мнѣ чуждымъ.
   -- Но, по крайней мѣрѣ, вы оставите свои попытки подавлять это чувство въ одиночествѣ, настаивала она.-- Обѣщайте обратиться къ намъ, не отвергайте нашей симпатіи и желанія помочь вамъ. Очень можетъ быть, что особенно многаго мы сдѣлать и не въ состояніи, но навѣрное это будетъ лучше, чѣмъ пробовать въ одиночку справляться съ подобными ощущеніями.
   -- Я приду къ вамъ, если позволите,-- заявилъ я.
   -- Да, да, прошу васъ объ этомъ,-- съ жаромъ воскликнула она.-- Я сдѣлала бы все, что могу, только бы помочь вамъ.
   -- Все, что вы можете сдѣлать -- это пожалѣть меня, что, кажется, вы и исполняете въ настоящую минуту,-- отвѣтилъ я.
   -- И такъ рѣшено,-- сказала она, улыбаясь сквозь слезы,-- что въ другой разъ вы придете и выскажетесь мнѣ, а не будете бѣгать по Бостону, среди чужихъ людей.
   Предположеніе, что мы другъ другу не чужіе, но не показалось мнѣ страннымъ,-- такъ сблизили насъ, въ теченіе этихъ немногихъ минутъ, мое горе и ея слезы.
   -- Когда вы придете ко мнѣ,-- прибавила она, съ выраженіемъ очаровательнаго лукавства, перешедшаго по мѣрѣ того какъ она говорила, въ восторженное одушевленіе,-- обѣщаю вамъ дѣлать видъ, что ужасно сожалѣю о васъ, какъ вы того сами желаете. Но ни одной минуты вы не должны воображать, чтобы на самомъ дѣлѣ я сколько нибудь печалилась о васъ или полагала, что вы сами долго будете плакаться на свою судьбу. Это я отлично знаю, какъ и увѣрена въ томъ, что тепершній міръ -- рай, сравнительно съ тѣмъ, чѣмъ онъ былъ въ ваши дни, и, спустя короткое время, единственнымъ вашимъ чувствомъ будетъ чувство благодарности къ Богу за то, что Онъ такъ странно пресѣкъ вашу жизнь въ томъ вѣкѣ, чтобы возвратить вамъ ее въ этомъ столѣтіи.
   

ГЛАВА IX.

   Вошедшіе докторъ и миссисъ Литъ, повидимому, были не мало удивлены, узнавъ о моемъ утреннемъ одинокомъ путешествіи по всему городу, и пріятно поражены наружнымъ видомъ относительнаго моего спокойствія послѣ такого эксперимента.
   -- Ваша экскурсія, должно быть, была очень интересна,-- замѣтила миссисъ Литъ, когда мы вскорѣ послѣ того сѣли за столъ.-- Вы должны были увидѣть много новаго?
   -- Почти все, что я видѣлъ, было для меня ново.-- возразилъ я.-- Но что меня особенно поразило, такъ это то, что я не встрѣтилъ ни магазиновъ на Вашингтонской улицѣ, ни банковъ въ городѣ. Что сдѣлали вы съ купцами и банкирами? Чего добраго, повѣсили ихъ всѣхъ, какъ намѣревались исполнитъ это анархисты въ мое время?
   -- Къ чему такіе ужасы.-- возразилъ докторъ Литъ,-- мы просто обходимся безъ нихъ. Въ современномъ мірѣ дѣятельность ихъ прекратилась.
   -- Кто же продаетъ вамъ товаръ, когда вы желаете дѣлать покупки?-- спросилъ я.
   -- Теперь нѣтъ ни продажи, ни купли; распредѣленіе товаровъ производится иначе. Что касается банкировъ, то, не имѣя денегъ, мы отлично обходимся и безъ этихъ господъ.
   -- Миссъ Литъ!-- обратился я къ Юдиѳи.-- Боюсь, что отецъ вашъ шутитъ надо мною. Я не сержусь на него за это, такъ какъ простодушіе мое можетъ, навѣрное, вводить его въ большое искушеніе. Однако, довѣрчивость моя относительно возможныхъ перемѣнъ общественнаго строя все-таки имѣетъ свои границы.
   -- Я увѣрена, что отецъ и не думаетъ шутить,-- возразила она съ успокоительной улыбкой.
   Разговоръ принялъ другой оборотъ. Миссисъ Литъ, насколько я припоминаю, подняла вопросъ о дамскихъ модахъ девятнадцатаго столѣтія, и только послѣ утренняго чая, когда докторъ пригласилъ меня на верхъ дома,-- по видимому, любимое его мѣстопребываніе,-- онъ снова вернулся къ предмету нашей бесѣды.
   -- Вы были удивлены,-- замѣтилъ онъ,-- моему заявленію, что мы обходимся безъ денегъ и безъ торговли. Но послѣ минутнаго размышленія вы поймете, что деньги и торговля въ ваше время были необходимы только потому, что производство находилось въ частныхъ рукахъ; теперь же и то, и другое естественно стали излишнимъ.
   -- Не совсѣмъ понимаю, откуда это слѣдуетъ,-- возразилъ я.
   -- Очень просто,-- отвѣчалъ докторъ Литъ.-- Когда производствомъ разнородныхъ предметовъ, потребныхъ для жизни и комфорта, занималось безчисленное множество людей, не имѣвшихъ между собой никакой связи и независимыхъ одинъ отъ другого, до тѣхъ поръ безконечный обмѣнъ между отдѣльными лицами являлся необходимымъ, въ цѣляхъ взаимнаго снабженія, согласно существовавшему спросу. Въ обмѣнѣ этомъ и заключалась торговля, деньги же играли тутъ роль необходимаго посредника. Но лишь только нація сдѣлалась единственнымъ производителемъ всевозможнаго рода товаровъ,-- отдѣльныя лица, для полученія потребнаго продукта, не перестали нуждаться въ обмѣнѣ. Все доставляется изъ одного источника, помимо котораго нигдѣ ничего нельзя получить. Система прямого распредѣленія товаровъ изъ общественныхъ складовъ замѣнила торговлю и сдѣлала деньги излишними.
   -- Какимъ же образомъ совершается это распредѣленіе?-- спросилъ я.
   -- Какъ нельзя проще,-- отвѣчалъ докторъ Литъ.-- Всякому гражданину открывается кредитъ, соотвѣтственно ею долѣ изъ годового производства націи, который въ началѣ каждаго года вносится въ общественныя книги. На руки же каждому выдается чекъ на этотъ кредитъ., представляемый имъ, въ случаѣ какой либо потребности, въ любое время, въ общественные магазины, существующіе въ каждой общинѣ. Такая постановка дѣла, какъ видите, устраняетъ необходимость какихъ бы то ни было торговыхъ сдѣлокъ между потребителями и производителями. Можетъ быть, вы пожелаете взглянуть, что это за чеки? Вы замѣчаете,-- продолжалъ онъ, пока я съ любопытствомъ разсматривалъ кусочекъ папки, который онъ мнѣ подалъ,-- что карточка эта выдала на извѣстное количество долларовъ. Мы сохранили старое слово, но не предметъ, обозначаемый имъ. Терминъ этотъ, въ томъ смыслѣ, какъ мы ею употребляемъ, соотвѣтствуетъ не реальному предмету, а служитъ просто алгебраическимъ знакомъ для выраженія сравнительной цѣнности различныхъ продуктовъ. Съ этою цѣлью всѣ они разцѣнены на доллары и центы совершенно также, какъ было и въ ваше время. Стоимость всего забраннаго мною вносится въ счетную книгу клеркомъ, которыя изъ этихъ рядовъ квадратиковъ вырѣзаетъ цѣну моего заказа.
   -- Если бы вы пожелали купить что нибудь у вашего сосѣда, можете ли вы въ такомъ случаѣ передать ему часть вашего кредита, въ видѣ вознагражденія?-- спросилъ я.
   -- Во первыхъ,-- возразилъ докторъ Литъ,-- нашимъ сосѣдямъ нечего продавать намъ, во всякомъ же случаѣ нашъ кредитъ строго личный, безъ права передачи. Прежде допущенія какой бы то ни было передачи, о какой говорите вы, націи пришлось бы вникать во всѣ обстоятельства подобныхъ сдѣлокъ, для точной провѣрки ея полной правильности. Уже одно то, что обладаніе деньгами не служило еще доказательствомъ законнаго права на нихъ, было бы достаточнымъ основаніемъ, для уничтоженія ихъ, при отсутствіи всякихъ другихъ поводовъ. Въ рукахъ человѣка, который укралъ деньги или ради нихъ убилъ кого нибудь, у насъ они имѣли такое же значеніе, какъ и въ рукахъ человѣка, который заработалъ ихъ трудомъ. Люди взаимно обмѣниваются теперь подарками по дружбѣ; купля же и продажа считаются абсолютно несовмѣстными съ чувствомъ взаимнаго расположенія и безкорыстія, одушевляющими гражданъ, и чувствомъ общности интересовъ, на которомъ зиждется нашъ общественный строй. По нашимъ понятіямъ, купля и продажа, со всѣми ихъ послѣдствіями по самой своей сущности, явленія противообщественныя. Они развиваютъ эгоизмъ, въ ущербъ другимъ качествамъ человѣка. Ни одно общество, члены котораго воспитаны въ подобной школѣ, не въ силахъ подняться надъ уровнемъ весьма низменной степени цивилизаціи.
   -- Какъ же если случится вамъ издержать болѣе ассигновки по вашему чеку?
   -- Сумма ея такъ велика, что скорѣе мы далеко не истратимъ ее то,-- возразилъ докторъ Литъ,-- но если бы исключительныя издержки истощили ее до конца, въ такомъ случаѣ имѣется возможность воспользоваться небольшимъ авансомъ изъ кредита будущаго года, хотя этотъ обычай отнюдь не поощряется, и при этой льготѣ, въ цѣляхъ пресѣченія зла, дѣлается большой учетъ. Само собою разумѣется, что человѣкъ, признанный за безпечнаго расточителя, получалъ бы свое содержаніе по-мѣсячно или по-недѣльно, а въ случаѣ необходимости, его и совсѣмъ лишили бы права распоряжаться имъ.
   -- Если вы не издерживаете вашего пайка, онъ конечно, долженъ наростать?
   -- Это тоже допускается въ извѣстныхъ предѣлахъ, къ случаѣ предстоящихъ чрезвычайныхъ затратъ. Но безъ предварительнаго заявленія о нихъ, напротивъ считается, что гражданинъ, не расходующій своего кредита сполна, не нуждается въ немъ, и излишекъ обращается въ общее достояніе.
   -- Ну, подобная система не поощряетъ гражданъ къ экономіи,-- замѣтилъ я.
   -- Да этого и не имѣютъ въ виду,-- былъ отвѣтъ. Нація богата и не желаетъ, чтобы ея народъ отказывалъ себѣ въ какомъ бы то ни было благѣ. Въ ваше время людямъ приходилось дѣлать запасы вещей и денегъ, на случай недостатка средствъ къ существованію, а также въ цѣляхъ обезпеченія своихъ дѣтей. Необходимость эта обратила бережливость въ добродѣтель. Теперь она не имѣла бы уже такой похвальной цѣли, а, утративъ свою полезность, перестала считаться добродѣтелью. Никто не заботится теперь о завтрашнемъ днѣ ни для себя, ни для своихъ дѣтей, такъ какъ государство гарантируетъ пропитаніе, воспитаніе и комфортабельное содержаніе каждаго гражданина отъ колыбели до могилы.
   -- Это даже очень большая гарантія,-- воскликнулъ я.-- Чѣмъ же обезпечивается, что трудъ даннаго человѣка вознаградитъ націю за потраченное на него? въ цѣломъ, общество можетъ быть въ состояніи содержать всѣхъ своихъ членовъ; но одни будутъ зарабатывать менѣе, чѣмъ необходимо для ихъ содержанія, другіе -- болѣе; а это приводитъ насъ опять къ вопросу о жалованьѣ, о которомъ вы до сихъ поръ, еще не сказали ни слова. Если вы помните, разговоръ нашъ прервался вчера вечеромъ какъ разъ на этомъ пунктѣ; и я еще разъ повторю, что говорилъ вчера,-- тутъ-то, по моему мнѣнію, національная промышленная система, какова ваша, и встрѣтятъ наибольшія затрудненія. Какимъ образомъ вы можете, еще разъ спрашиваю я, установить соотвѣтственное вознагражденіе и плату для столь разнообразныхъ и несоизмѣримыхъ родовъ пронятій, необходимыхъ для служенія обществу? Въ наше время рыночная оцѣнка опредѣляла цѣну, какъ всевозможнаго рода труда, такъ и товаровъ. Предприниматель платилъ, по возможности, меньше, а работники брали столько, сколько могли. Не спорю,-- въ нравственномъ отношеніи система эта не быта удовлетворительна, но она, по крайней мѣрѣ, давала намъ хотя и грубую, но готовую формулу для разрѣшенія вопроса, который ежедневно десять тысячъ разъ требовалъ рѣшенія, при условія мірового прогресса. Намъ казалось, что много удобопримѣнимаго средства не существуетъ.
   -- Да,-- согласился докторъ Литъ,-- иначе и быть не могло при вашей системѣ, въ которой интересы отдѣльной личности шли въ разрѣзъ съ интересами каждаго изъ остальныхъ. Но было бы печально, если бы человѣчество не изобрѣло лучшаго метода, такъ какъ вашъ былъ просто примѣненіемъ къ взаимнымъ отношеніямъ людей дьявольскаго правила: "твоя бѣда -- мое счастье". Вознагражденіе за какой нибудь трудъ зависѣло не отъ трудности, опасности или утомительности его, ибо, повидимому, во всемъ мірѣ самый опасный, самый тяжелый и самый непріятный трудъ отбывался классомъ людей, оплачивавшимся хуже всѣхъ,-- а зависѣло оно единственно отъ стѣсненнаго положенія тѣхъ, кто нуждался въ заработкѣ.
   -- Со всѣмъ этимъ можно согласиться,-- подтвердилъ я.-- Но при всѣхъ своихъ недостаткахъ эта система установленія цѣнъ, въ зависимости отъ спроса и предложенія, все-таки была практична, и я не могу представить себѣ, что вы могли придумать взамѣнъ ея. Такъ какъ государство остается единственнымъ предпринимателемъ, то, конечно, не существуетъ ни рабочаго рынка, ни рыночныхъ цѣнъ. Всякаго рода жалованье должно произвольно назначаться правительствомъ. Я не могу представать себѣ болѣе сложной и щекотливой обязанности, которая, какъ бы ни исполнялась она, навѣрное породитъ всеобщее недовольство.
   -- Извините, пожалуйста,-- возразилъ докторъ Литъ.-- Но, мнѣ кажется, вы преувеличиваете трудность положенія. Представьте себѣ, что администрація, состоящая изъ разумныхъ людей, уполномочена назначатъ жалованье за всевозможнаго рода работы при такой системѣ, которая, подобно нашей, вмѣстѣ съ свободнымъ выборомъ профессіи гарантировала бы дли всѣхъ возможность имѣть занятіе. Неужели вы не видите, что, какъ бы ни была неудовлетворительна первая оцѣнка, ошибки вскорѣ исправятся: сами собою? Покровительствуемыя профессіи привлекали бы слишкомъ много охотниковъ, а обойденныя -- слишкомъ мало, и это продолжалось бы до тѣхъ поръ, пока ошибка не была бы устранена. Но на это я обращаю вниманіе только мимоходомъ, такъ какъ этотъ способъ оцѣнки, при всей своей практичности, не входитъ въ составъ нашей системы.
   -- Какимъ же образомъ вы устанавливаете жалованье?-- спросилъ я еще разъ.
   Подумавъ нѣсколько минутъ, докторъ Литъ отвѣчалъ;
   -- Я, конечно, настолько-то знаю вашъ старый порядокъ вещей, чтобы понять, что вы подразумеваете подъ этимъ вопросомъ; но нынѣшній порядокъ вещей въ данномъ случаѣ настолько отличенъ отъ стараго, что я нѣсколько затрудняюсь возможно яснѣе отвѣчать на вашъ вопросъ. Вы спрашиваете меня, какъ мы регулируемъ жалованье; я вамъ могу на это сказать только, что къ новѣйшей общественной экономіи нѣтъ понятія, которое соотвѣтствовало бы тому, что въ ваше время разумѣлось подъ жалованьемъ.
   -- Вы хотите сказать, что у васъ нѣтъ денегъ для уплаты жалованья? Но предоставляемое рабочему право на пользованіе товарами изъ общественныхъ складовъ соотвѣтствуетъ тому, что у насъ считалось жалованьемъ. Какимъ же образомъ опредѣляется размѣръ кредита рабочимъ въ различныхъ отрасляхъ? Но какому праву каждый отдѣльно претендуетъ на свою особую долю? На какомъ основаніи опредѣляется его доля?
   -- Право его,-- сказалъ докторъ Литъ,-- человѣчность. Его претензія основывается на томъ фактѣ, что онъ человѣкъ.
   -- Что онъ человѣкъ?-- спросилъ я съ недовѣріемъ.-- Уже не хотите ли вы этимъ сказать, что всѣ имѣютъ одинаковую долю?
   -- Совершенно вѣрно.
   Читатели этой книги, не видѣвшіе въ дѣйствительности иного порядка вещей, и знакомые только изъ исторіи съ прежними временами, когда господствовала совершенно другая система, конечно, не въ состояніи вообразить, въ какое изумленіе повергло меня простое разъясненіе доктора Лита.
   -- Вы видите,-- сказалъ онъ, улыбаясь -- что у насъ не только нѣтъ денегъ для уплаты жалованья, но, какъ я вамъ уже пояснилъ, вообще ничего подходящаго къ вашему понятію о жалованьѣ.
   Тутъ я уже настолько оправился отъ изумленія, что могъ высказать нѣсколько критическихъ замѣчаній, которыя у меня, какъ у человѣка девятнадцатаго столѣтія, были на готовѣ.
   -- Нѣкоторые люди работаютъ вдвое скорѣе другихъ!-- воскликнулъ я.-- Неужели способные работники удовольствуются системой, которая ставитъ ихъ на одну доску съ посредственностью?
   -- Мы,-- возразилъ докторъ Литъ,-- не подаемъ ни малѣйшаго повода къ какой либо жалобѣ на несправедливость, устанавливая для всѣхъ одинаковое мѣрило труда.
   -- Желалъ бы я знать, какъ это вы достигаете, когда едва ли найдется двое людей, силы которыхъ были бы одинаковы?
   -- Ничего не можетъ быть проще,-- сказалъ докторъ Литъ,-- Мы требуемъ отъ каждаго, чтобы онъ дѣлалъ одинаковое усиліе, т. е. мы добиваемся отъ него лучшей работы, на какую онъ способенъ.
   -- Допустимъ, что всѣ дѣлаютъ наилучшее изъ того, что они въ силахъ сдѣлать,-- отвѣчалъ я,-- все же продуктъ труда одного бываетъ вдвое больше, чѣмъ работа другого.
   -- Вполнѣ справедливо,-- возразилъ докторъ Литъ,-- количественная сторона работы не имѣетъ никакого отношенія къ выясненію нашего вопроса. Рѣчь идетъ о заслугахъ. Заслуга же есть понятіе нравственное, а величина продукта труда -- матеріальное. Курьезна была бы та логика, которая пыталась бы рѣшать нравственный вопросъ по матеріальному масштабу. При оцѣнкѣ заслугъ можетъ приниматься въ разсчетъ лишь степень усилій. Всѣ производящіе наилучшее соразмѣрно своимъ силамъ производятъ одинаково. Дарованіе человѣка, хотя бы самое божественное, опредѣляетъ только мѣрку его обязанности. Человѣкъ большихъ способностей, который не дѣлаетъ всего того, что онъ въ силахъ, хотя бы и произвелъ больше, нежели человѣкъ мало даровитый, исполняющій свою работу наилучшимъ образомъ, считается работникомъ менѣе достойнымъ, чѣмъ послѣдній, и умираетъ должникомъ своихъ собратьевъ. Создатель ставитъ задачи людямъ по способностямъ, какія имъ дарованы; мы же просто требуемъ исполненія этихъ задачъ.
   -- Безъ сомнѣнія, это очень благородная философія,-- сказалъ я,-- тѣмъ не менѣе кажется жестокимъ, что тотъ, кто производитъ вдвое болѣе, чѣмъ другой, даже предполагая наилучшую производительность во всѣхъ случаюсь, долженъ довольствоваться одинаковой долей въ доходахъ.
   -- Неужели въ самомъ дѣлѣ это такъ представляется вамъ?-- возразилъ докторъ Литъ.-- А мнѣ вотъ это то и кажется очень страннымъ. Теперь люди такъ понимаютъ дѣло.- каждый, способный при одинаковыхъ усиліяхъ сдѣлать вдвое болѣе, нежели другой, вмѣсто награды за это, заслуживаетъ наказанія, если не дѣлаетъ всего того, что онъ можетъ. Развѣ вы въ девятнадцатомъ столѣтіи награждали лошадь за то, что она везла тяжесть большую, чѣмъ козелъ? Теперь мы отхлестали бы ее кнутомъ, если бы она не свезла этой тяжести, на томъ основаніи, что она должна это сдѣлать, такъ какъ она гораздо сильнѣе. Удивительно, какъ мѣняются нравственные масштабы.
   При этомъ докторъ такъ прищурилъ глаза, что я разсмѣялся.
   -- Я думаю,-- сказалъ я,-- настоящая причина того, что мы награждали людей за ихъ дарованія, а отъ лошадей и козловъ требовали въ отдѣльности той работы, къ которой они предназначены, заключалась въ томъ, что животныя, какъ твари неразумныя по природѣ, дѣлали все, что могли, тогда какъ людей можно побудить къ тому же лишь вознагражденіемъ сообразно съ количествомъ ихъ работы. Это заставляетъ меня спросить, если только человѣческая природа не измѣнилась совершенно въ періодъ столѣтія, неужели вы не подчиняетесь подобной необходимости?
   -- Подчиняемся,-- отвѣчалъ докторъ Литъ -- Я не думаю, чтобъ въ этомъ отношеніи произошла какая нибудь перемѣна въ человѣческой природѣ. Она все еще такъ устроена, что необходимы особенныя побудительныя средства въ видѣ призовъ и преимуществъ, чтобы вызвать у человѣка средняго уровня наивысшее напряженіе его силъ въ какомъ бы то ни было направленіи.
   -- Но какое же побужденіе,-- спросилъ я,-- можетъ имѣть человѣкъ для того, чтобы сдѣлать все, что онъ можетъ, если доходъ его останется тѣмъ же самымъ, сколько бы онъ ни сдѣлалъ? Благородныя натуры при всякомъ общественномъ строѣ могутъ бытъ движимы преданностью общему благу, а человѣкъ средняго уровня склоненъ умѣрять свои стремленія, если убѣждается, что не стоитъ стараться, когда какое бы то ни было усиліе не увеличитъ и не уменьшить его дохода.
   -- Неужели и въ самомъ дѣлѣ вамъ кажется, что человѣческая природа нечувствительна ко всякимъ инымъ побужденіямъ, помимо боязни нужды и любви къ удобствамъ жизни; неужели вы думаете, что вмѣстѣ съ обезпеченіемъ и равенствомъ относительно средствъ существованія теряетъ силу всякое иное побужденіе къ усердію? Ваши современники въ дѣйствительности не думали такъ, хотя имъ и могло казаться, что они такъ думаютъ. Когда дѣло касалось высшаго разряда усилій, полнаго самопожертвованія, тогда они руководствовались совершенно другими побужденіями. Не крупное жалованье, а честь, надежда на благодарность людей, патріотизмъ и чувство долга были мотивами, къ которымъ взывали вы, обращаясь къ своимъ солдатамъ, когда приходилось умирать за свой народъ; не было въ мірѣ такой эпохи, когда бы эти мотивы не вызывали къ жизни всего, что есть лучшаго и благороднаго въ людяхъ. Да и не только это одно. Если вы проанализируете любовь къ деньгамъ, которыя составляли общій импульсъ къ труду въ ваши дни, вы увидите, что боязнь бѣдности и желаніе роскоши были не единственными мотивами, побуждавшими стремиться къ пріобрѣтенію денегъ. У многихъ людей иные мотивы оказывали гораздо большее вліяніе, а именно -- домогательство власти, общественнаго положенія и славы. Какъ видите, хотя мы и устранили бѣдность и боязнь ея, чрезмѣрную роскошь и надежду на нее, но мы оставили неприкосновенными большую часта тѣхъ побужденій, какія служили подкладкой любви къ деньгамъ въ прежнія времена, и всѣ. тѣ побужденія, которыя вдохновляли людей къ дѣятельности высшаго порядка. Грубыя побужденія, уже не оказывающія на насъ своего дѣйствія, теперь замѣнены высшими побужденіями, совершенно невѣдомыми работникамъ за жалованье вашего вѣка. Теперь, когда трудъ какого бы то ни было рода уже болѣе не работа на себя, но работа на націю, рабочій, какъ въ ваше время солдатъ, вдохновляется къ дѣятельности патріотизмомъ и любовью къ человѣчеству. Армія труда представляетъ собой армію не только въ силу своей превосходной организаціи, но также и по той готовности на самопожертвованіе, какая воодушевляетъ ея членовъ. Но какъ вы, вдохновляя вашихъ солдатъ къ подвигамъ, кромѣ патріотизма, пользовались еще любовью къ славѣ, точно также поступаемъ и мы. Такъ какъ наша промышленная система основана на принципѣ одинаковой мѣры усилій въ трудѣ для всѣхъ и каждаго, т. е. на требованіи всего лучшаго, что въ силахъ сдѣлать каждый, то отсюда ясно, что средства къ побужденію рабочихъ исполнять это требованіе составляютъ весьма существенную часть нашей системы. У насъ усердіе въ служеніи для націи есть единственный и вѣрный путь къ общественной признательности, асоціальному отличію и общественной власти. Достоинствомъ услугъ человѣка для общества опредѣляется его общественное положеніе. По сравненіи съ нашими средствами побужденія людей къ усердной дѣятельности, вашъ методъ наставлять людей уроками горькой бѣдности и распутной роскоши, оказывается настолько же плохимъ и невѣрнымъ, насколько и варварскимъ.
   -- Мнѣ бы крайне интересно было,-- сказалъ я,-- узнать нѣсколько подробнѣе о вашихъ общественныхъ учрежденіяхъ.
   -- Наша система выработана, конечно, до мельчайшихъ подробностей,-- отвѣтилъ докторъ,-- ибо она есть основа всей организаціи нашей арміи труда; но вы можете составить себѣ общее понятіе изъ нѣсколькихъ словъ.
   Въ эту минуту разговоръ нашъ былъ прерванъ появленіемъ Юдиѳи Литъ на нашей воздушной платформѣ. Она собралась идти изъ дома и пришла поговорить съ отцомъ на счетъ порученія, которое онъ далъ ей.
   -- Между прочимъ, Юдиѳь,-- сказалъ онъ, когда она хотѣла оставить насъ,-- я думаю, мистеру Весту небезъинтерсно отправиться съ тобою въ магазинъ. Я ему разсказывалъ о нашей системѣ продажи, и можетъ быть онъ пожелаетъ узнать это на практикѣ. Моя дочь,-- прибавилъ онъ, обращаясь ко мнѣ,-- неутомимый ходокъ по магазинами и можетъ разсказать вамъ о нихъ болѣе, нежели я.
   Предложеніе это, конечно, понравилось мнѣ). А такъ какъ Юдиѳь была настолько любезна, что сказала, это ей пріятно мое сообщество, то мы вмѣстѣ и вышли изъ дома.
   

ГЛАВА X

   -- Я объясню вамъ, какъ мы покупаемъ,-- сказала моя спутница, въ то время, какъ мы шли по улицѣ,-- а вы должны объяснить мнѣ, какимъ образомъ покупали въ ваше время. Изъ всего того, что мнѣ приходилось читать по этому предмету, я никакъ не могла понять вашихъ обычаевъ. Напримѣръ, у васъ было такое множество магазиновъ и въ каждомъ изъ нихъ предлагался сбой особый выборъ товаровъ. Какимъ образомъ дама могла рѣшаться на покупку, не побывавъ предварительно во всѣхъ магазинахъ? Не сдѣлавъ этого, она вѣдь не могла знать, гдѣ ей что выбрать.
   -- Такъ это и было, какъ вы предполагаете; только такъ и узнавали, гдѣ что можно купить,-- возразилъ я.
   -- Отецъ называетъ меня неутомимой посѣтительницей базаровъ, но я навѣрное скоро бы утомилась, если бы мнѣ пришлось дѣлать что нибудь подобное,-- замѣтила Юдиѳь, улыбаясь.
   -- Только занятыя женщины жаловались на потерю времени, какое требовалось на хожденіе по магазинамъ,-- сказалъ я; но для женщинъ праздныхъ подобная система въ дѣйствительности была истиннымъ кладомъ, ибо она давала имъ возможность убивать время,
   -- Но положимъ, что въ городѣ было до тысячи магазиновъ, изъ нихъ сто однородныхъ, какимъ образецъ даже у самыхъ праздныхъ женщинъ могло хватать времени на посѣщеніе этихъ ста магазиновъ?
   -- Конечно, онѣ не могли побывать во всѣхъ магазинахъ,-- отвѣтилъ я.-- Покупавшія много съ теченіемъ времени узнавали, гдѣ что можно найти. Знакомство съ спеціальностями магазиновъ сдѣлалось для нихъ особой наукой, и онѣ умѣли купить выгодно, всегда получая большее и лучшее за меньшую цѣну. Но такое знаніе давалось долгимъ опытомъ. Тѣ, у кого было много дѣла или кому приходилось покупать мало, зависѣли отъ случайностей и обыкновенно терпѣли неудачу, ибо за болѣе дорогую цѣну покупали меньшее и худшее. Только развѣ случайно какъ нибудь неопытные посѣтители магазиновъ получали товаръ по его дѣйствительной стоимости.
   -- Но зачѣмъ же вы терпѣли такіе поразительно неудобные порядки, когда сами видѣли ясно ихъ несостоятельность?
   -- То же самое было и относительно нашихъ общественныхъ учрежденій. Мы не хуже вашего видѣли ихъ недостатки, но не находили средствъ противъ этихъ недостатковъ.
   -- Вотъ и магазинъ нашего округа,-- сказала Юдиѳь, когда мы остановились у главнаго входа одного изъ великолѣпныхъ общественныхъ зданій, на которыя я обратилъ вниманіе во время моей утренней прогулки.
   Но внѣшнему виду зданіе это ничѣмъ не напоминало магазина человѣку девятнадцатаго столѣтія. Тутъ не было ни выставки товаровъ въ большихъ окнахъ, ни аншлаговъ и. вообще, ничего такого, что было бы похоже на заманиваніе покупателей. На лицевой сторонѣ зданія не было ни вывѣски, ни надписи, которыя указывали бы на то, какого рода торговля производится; но вмѣсто этого, надъ главнымъ входомъ выступала величественная, въ человѣческій ростъ, скульптурная группа, центральная фигура которой представляла аллегорическую фигуру плодородія, съ рогомъ изобилія. По входившей и выходившей толпѣ можно было судить, что пропорція половъ между покупателями была почти такая же, какъ и въ ХІХ-мъ столѣтіи.
   При входѣ къ это зданіе, Юдиѳь замѣтила, что въ каждомъ округѣ, города имѣется одно изъ такихъ зданій въ 5--10 минутахъ ходьбы отъ жилища каждаго обывателя. Тутъ я впервые увидѣлъ внутренность общественнаго зданія двадцатаго столѣтія, и это зрѣлище произвело на меня глубокое впечатлѣніе. Мы очутились въ большомъ залѣ, освѣщавшемся окнами не только со всѣхъ сторонъ, но и сверху, гдѣ въ ста футахъ надъ нами находился куполъ. Подъ куполомъ, посрединѣ зала, искрился великолѣпный фонтанъ, наполнявшій атмосферу прохладой и пріятной свѣжестью. Но стѣнамъ и на потолкѣ бросалась въ глаза фресковая живопись въ нѣжныхъ краскахъ, разсчитанныхъ на то, чтобы смягчить, но не поглощать свѣтъ, наполнявшій внутренность зданія. Вокругъ фонтана размѣщались кресла и софы, на которыхъ сидѣли и разговаривали. Надписи кругомъ на стѣнахъ указывали на то, для какой категоріи товаровъ предназначались прилавки. Юдиѳь направилась къ одному изъ нихъ, гдѣ были разложены удивительно разнообразные образчики кисеи, и начала разсматривать ихъ.
   -- Гдѣ же приказчикъ?-- спросилъ я -- ибо за прилавкомъ никого не было, и никто, повидимому, не являлся къ услугамъ покупателя.
   -- Мнѣ еще пока не нуженъ приказчикъ,-- сказала Юдиѳь,-- я еще не выбрала.
   -- Въ наше время главное дѣло приказчиковъ и состояло въ томъ, чтобы помогать при выборѣ товара,-- замѣтилъ я.
   -- Какъ! Подсказывать людямъ то, что имъ требуется.
   -- Да, а еще чаще заставлять людей покупать то, что имъ вовсе не нужно.
   -- Но развѣ дамы не считали это большой неделикатностью?-- спросила Юдиѳь съ удивленіемъ.-- Какой интересъ для приказчиковъ, покупаютъ ли у нихъ, или нѣтъ?
   -- Это было ихъ единственнымъ интересомъ,-- отвѣта лъ я,-- ихъ нанимали для сбыта товаровъ и для достиженія этой цѣли имъ приходилось употреблять всевозможныя старанія, почти граничившія съ физической силой.
   -- Ахъ, да! я и забыла,-- сказала Юдиѳь,-- что въ ваше время средства къ существованію и владѣльца магазина и его приказчиковъ зависѣли отъ продажи товаровъ. Теперь, конечно, все это иначе. Товары принадлежатъ націи. Они находятся здѣсь для тѣхъ, кому они нужны, и обязанность приказчика -- служить людямъ и исполнять ихъ приказанія; но ни для приказчика, ни для націи нѣтъ никакого интереса спустить аршинъ или фунтъ чего нибудь тому, кто въ этомъ совсѣмъ не нуждается. Улыбнувшись, она прибавила:-- Должно быть, странно было смотрѣть, когда приказчики старались заставить человѣка купить то, что ему не нужно, или когда покупатель колебался, брать ли ему или нѣтъ навязываемую вещь!
   -- Но и въ двадцатомъ столѣтіи приказчикъ могъ быть полезенъ вамъ своими свѣдѣніями о товарѣ, даже не приставая къ вамъ съ предложеніемъ непремѣнно купить его,-- сказалъ я.
   -- Нѣтъ, это не дѣло приказчиковъ. Вотъ эти печатныя карточки, за которыя отвѣтствуетъ правительство, даютъ намъ всѣ необходимыя свѣдѣнія.
   Тутъ я увидѣлъ, что при каждомъ образчикѣ находилась карточка съ краткимъ, яснымъ изложеніемъ всего, что касалось фабрикаціи, матеріала, качества и цѣны товаровъ, такъ что всякій вопросъ на этотъ счетъ оказывался излишнимъ.
   -- Стало бытъ, приказчику нечего сказать о товарѣ, который онъ продаетъ?-- спросилъ я.
   -- Рѣшительно нечего. Нѣтъ надобности, чтобъ онъ что нибудь зналъ о немъ, или вмѣшивался съ своимъ знаніемъ. Вѣжливость и акуратность при исполненіи приказаній вотъ все, что отъ него требуется.
   -- Отъ какого обилія лжи избавляетъ столь простое учрежденіе!-- воскликнулъ я.
   -- Вы хотите этимъ сказать, что всѣ приказчики въ ваше время выставляли товаръ въ ложномъ свѣтѣ?-- спросила Юдиѳь.
   -- Упаси Боже,-- возразилъ я; многіе этого не дѣлали и за это пользовались особеннымъ довѣріемъ; но когда средства къ существованію не только самого себя, но и жены и дѣтей, зависятъ отъ количества проданнаго товара, то соблазнъ обмануть покупателя или позволять ему обмануться является почти непреодолимымъ. Но, миссъ Литъ, своей болтовней я васъ отвлекаю отъ дѣла?
   -- Нисколько. Я уже выбрала.
   При этомъ она дотронулась до кнопки, и мгновенно явился приказчикъ. Карандашомъ записалъ онъ заказъ ея на дощечкѣ и сдѣлалъ затѣмъ двѣ копіи, одну отдалъ ей, а другую, положивъ въ небольшой ящикъ, бросилъ въ передаточную трубу.
   -- Дубликатъ заказа,-- замѣтила Юдиѳь, отойдя отъ прилавка, послѣ того, какъ приказчикъ отмѣтилъ цѣну купленнаго товара на поданной ему карточкѣ кредита.-- Дается покупателю для того, чтобъ всякая ошибка по записи легко могла быть замѣчена и исправлена.
   -- Вы очень быстро сдѣлали свой выборъ,-- сказалъ я,-- позвольте васъ спросить, какъ вы можете знать, что не найдете чего нибудь болѣе вамъ подходящая въ одномъ изъ другихъ магазиновъ? Но, вѣроятно, вы должны покупать въ магазинѣ своего округа?
   -- О, нѣтъ!-- возразила она.-- Мы покупаемъ, гдѣ хотимъ, хотя, конечно, чаще всего по близости нашего дома. Но я ничего бы не выиграла, если бы обошла всѣ магазины. Выборъ вездѣ рѣшительно тотъ же самый, вездѣ имѣются самые разнообразные образчики всего, что производится или ввозится Соединенными Штагами. Вотъ почему можно выбрать скоро, для чего не требуется посѣщенія нѣсколькихъ магазиновъ.
   -- Но вѣдь это только складъ образчиковъ! Я не вижу, чтобы приказчики отмѣривали или завертывали товаръ.
   -- За немногими исключеніями для нѣкоторыхъ товаровъ, во всѣхъ нашихъ магазинахъ имѣются только образчики. Самые товары находятся въ большомъ центральномъ городскомъ складѣ, куда они и доставляются прямо съ фабрикъ. Мы заказываемъ по образцу и печатному указанію на матерію, фабрикацію и качество. Заказы направляются въ складъ и оттуда присылается требуемая вещь.
   -- Это должно сокращать удивительно много труда,-- замѣтилъ я.-- При нашей системѣ фабрикантъ продавалъ торговцу оптомъ, торговецъ оптомъ -- мелкому торговцу, а этотъ послѣдній -- потребителямъ, и сколько разъ товаръ долженъ былъ переходитъ изъ рукъ въ руки. Вы обходитесь безъ этой передачи товаровъ и совершенію устраняете мелочнаго продавца съ его крупною прибавкою и арміею приказчиковъ. Да, миссъ Литъ, это зданіе -- лишь складъ образцовъ оптоваго производства и не нуждается въ большемъ персоналѣ служащихъ, чѣмъ оптовый торговецъ. При нашей системѣ, продажи товаровъ, приставанія къ покупателямъ, отмѣриванія и упаковки, десять приказчиковъ не могли сдѣлать того, что здѣсь одинъ дѣлаетъ. Сбереженіе должно быть огромное.
   -- Полагаю, что такъ,-- сказала Юдиѳь,-- но иначе мы и не думали никогда. Да, мистеръ Вестъ, вы непремѣнно должны попросить отца повести васъ когда-нибудь въ центральный складъ, гдѣ получаются заказы отъ различныхъ отдѣленій образцовъ со всего города и откуда упакованные товары разсылаются по назначенію. Недавно онъ водилъ меня туда. Это удивительное зрѣлище. Система эта доведена, конечно, до совершенства, напримѣръ, вотъ тамъ -- въ этой клѣткѣ сидитъ приказчикъ, занимающійся посылкою заказовъ, по мѣрѣ того, какъ они принимаются въ различныхъ отдѣленіяхъ магазина и поступаютъ къ нему изъ передаточныхъ трубъ. Его помощники сортируютъ и кладутъ ихъ въ предназначенный для каждаго сорта образцовъ отдѣльный передаточный ящикъ. Приказчикъ экспедиторъ имѣетъ передъ собою нѣсколько передаточныхъ трубъ; каждая изъ нихъ сообщается съ соотвѣтствующимъ ей отдѣленіемъ въ складѣ. Онъ опускаетъ ящикъ съ заказомъ въ соотвѣтственную трубку и черезъ нѣсколько минутъ ящикъ попадаетъ на тотъ именно прилавокъ въ складѣ, гдѣ собираются всѣ однородные заказы изъ другихъ магазиновъ образчиковъ. Заказы провѣряются, записываются и упаковываются съ необыкновенной быстротою. Всего интереснѣе показалась мнѣ упаковка. Полотно, напримѣръ, наматывается на валы, вращаемые съ помощью машинъ. Работникъ, отмѣривающій полотно также машиной, отрѣзаетъ кусокъ за кускомъ, пока не смѣнить его другой. И такъ исполняются всѣ другіе заказы. Пакеты затѣмъ передаются большими трубами по округамъ города, а оттуда распредѣляются по домамъ. Вы поймете, съ какою скоростью это дѣлается, если я скажу вамъ, что мой заказъ, по всей вѣроятности, будетъ доставленъ домой скорѣе, чѣмъ я сама могла бы принести его отсюда.
   -- Но какъ же это дѣлается въ малонаселенныхъ сельскихъ округахъ?-- спросилъ я.
   -- Система та же самая,-- объясняла Юдиѳь.-- Магазины образчиковъ въ деревняхъ сообщаются посредствомъ передаточныхъ трубъ съ центральнымъ складомъ округа. Складъ можетъ находиться на разстояніи нѣсколькихъ миль. Передача все-таки производится такъ быстро, что потеря времени на разстояніе крайне незначительна. Для сокращенія расходовъ во многихъ округахъ только одинъ рядъ трубъ соединяетъ многія селенія съ складомъ. Иногда проходитъ два или три часа, прежде чѣмъ получается заказъ. Это именно и случилось со мной въ мѣстности, гдѣ я провела прошлое лѣто, и я нашла это очень неудобнымъ {Когда это уже было написано, мнѣ сообщили, что и этотъ недостатокъ доставки будетъ устраненъ, такъ какъ вскорѣ для всякой деревни проложится свой отдѣльный рядъ трубъ.}.
   -- Безъ сомнѣнія, и во многихъ другихъ отношеніяхъ деревенскіе магазины ниже городскихъ,-- замѣтилъ я.
   -- Нѣтъ,-- отвѣчала Юдиѳь,-- во всемъ прочемъ такъ же хороши. Магазинъ образцовъ въ самой маленькой деревнѣ точно также представляетъ вамъ разнообразный выборъ товаровъ, какіе только имѣются въ государствѣ, потому что сельскій складъ получаетъ все изъ того же источника, какъ и городской.
   Дорогой я обратилъ вниманіе на большое разнообразіе величины и цѣнности домовъ.
   -- Какъ объяснить,-- спросилъ я,-- эту разницу въ виду того факта, что всѣ граждане имѣютъ одинъ и тотъ же доходъ?
   -- Хотя доходъ у всѣхъ одинаковъ,-- объяснила Юдиѳь,-- но употребленіе его вполнѣ зависитъ отъ личнаго вкуса каждаго. Одни любятъ прекрасныхъ лошадей; другіе, подобно мнѣ, любятъ красивыя платья; есть и такіе, которые предпочитаютъ всему хорошій столъ. Наемная плата, получаемая государствомъ съ этихъ домовъ, различна, смотря по величинѣ и изяществу мѣстности, такъ что всякій можетъ найти себѣ, что ему любо. Въ большихъ домахъ обыкновенно поселяются большія семьи, въ которыхъ многіе участвуютъ въ платѣ, тогда какъ маленькія семьи, подобно нашей, ищутъ маленькіе дома, поуютнѣе и подешевле. Это вполнѣ зависитъ отъ вкуса и удобства. Я читала, что въ прежнія времена люди часто имѣли жилища и производили другіе расходы, не обладая на то средствами, и дѣлали это напоказъ, чтобы люди считали ихъ богаче, чѣмъ они были. Дѣйствительно ли это бывало, мистеръ Вестъ?
   -- Долженъ сознаться, тгго это вѣрно,-- сказалъ я.
   -- Теперь, вы видите, ничего подобнаго не можетъ случиться, такъ какъ доходъ каждаго человѣка извѣстенъ, а также извѣстно, что затраты въ одномъ случаѣ покрываются экономіей въ другомъ.
   

ГЛАВА XI.

   Когда мы пришли домой, докторъ Литъ еще не возвращался, а миссисъ Литъ еще не выходила изъ своей комнаты.
   -- Вы любите музыку, мистеръ Вестъ?-- спросила Юдиѳь.
   Я сталъ увѣрять, что музыка, по моему мнѣнію, составляетъ для человѣка полжизни.
   -- Я должна извиниться за свой вопросъ. Въ настоящее время мы объ этомъ другъ друга обыкновенію не спрашиваемъ; но я читала, что въ ваше время встрѣчались люди даже среди культурнаго класса, которые не любили музыки.
   -- Въ наше оправданіе не мѣшаетъ вспомнить,-- сказалъ я,-- что у насъ была иногда очень странная музыка.
   -- Да,-- отвѣтила она,-- я это знаю. Мнѣ кажется, что она бы и мнѣ самой не понравилась. Не хотите ли послушать нашу музыку, мистеръ Вестъ.
   -- Для меня будетъ громаднымъ наслажденіемъ слышать вашу игру,-- отвѣтилъ я.
   -- Мою игру!-- воскликнула она. смѣясь.-- Развѣ вы думаете, что я для васъ буду пѣть или играть?
   -- Конечно, я питалъ надежду на это.
   Замѣтивъ мое смущеніе, она овладѣла своею веселостью и сказала:
   -- Конечно, мы въ настоящее время всѣ поемъ для выработки голоса, а нѣкоторые учатся играть на инструментахъ для собственнаго удовольствія, но собственно настоящая-то музыка гораздо выше и совершеннѣе, чѣмъ какое либо наше исполненіе, и она такъ легко достижима для насъ, когда намъ захочется послушать ее, что мы даже и не называемъ музыкой наше пѣніе или игру. Люди, дѣйствительно хорошо поющіе и играющіе, всѣ состоятъ на музыкальной службѣ государства, а прочіе большею частью не поютъ и не играютъ. Но, въ самомъ дѣлѣ, вамъ хочется послушать музыку?
   Я увѣрилъ ее еще разъ, что очень желаю.
   -- Въ такомъ случаѣ пойдемте въ музыкальную комнату,-- сказала она.
   Я послѣдовалъ за нею въ комнату, отдѣланную деревомъ безъ занавѣсокъ и съ полированнымъ деревяннымъ поломъ. Я уже приготовился разсматривать новаго рода инструменты, но не нашелъ въ комнатѣ ничего такого, что при самомъ сильномъ напряженіи фантазіи можно было бы принять за музыкальный инструментъ. Мой смущенный видъ, очевидно, очень забавлялъ Юдиѳь.
   -- Пожалуйста, посмотрите сегодняшнюю программу,-- сказала она, подавая мнѣ какую-то карту,-- и скажите, что вамъ всего болѣе нравится? Не забудьте, что теперь 5 часовъ.
   На картѣ было выставлено 12-е сентября 2000 г. и на ней значилась обширнѣйшая изъ концертныхъ программъ, какія когда либо мнѣ приходилось видѣть. Она была и пространна, и разнообразна, заключая въ себѣ цѣлый рядъ вокальныхъ и инструментальныхъ соло, дуэтовъ, квартетовъ и различныхъ оркестровыхъ пьесъ. Этотъ удивительный списокъ приводилъ меня въ недоумѣніе, пока Юдиѳь кончикомъ своего розоваго пальца не указала на особый отдѣлъ съ примѣчаніемъ "5 часовъ пополудни".
   Тутъ я замѣтилъ, что эта громадная программа назначалась на цѣлый день и распредѣлялась на двадцать четыре отдѣленія, соотвѣтственно часамъ сутокъ. Въ отдѣлѣ "пять часовъ пополудни" значилось немного пьесъ и я указалъ пьесу, написанную для органа.
   -- Какъ я рада, что и вы любите органъ. Едва ли какая-нибудь другая музыка наиболѣе подходитъ къ коему настроенію.
   Она предложила мнѣ усѣсться поудобнѣе, сама пошла на другой конецъ комнаты и только дотронулась до одного или двухъ винтовъ, какъ вдругъ комната огласилась звуками органа, наполнилась, но не переполнилась, такъ какъ мелодія была вполнѣ приноровлена къ размѣрамъ помѣщенія. Еле дыша я слушалъ до конца. Такую музыку, съ такимъ совершенствомъ исполненія, я никакъ не ожидалъ услыхать.
   -- Превосходно,-- воскликнулъ я, когда послѣдняя волна звуковъ медленно замирала. Точно самъ Богъ игралъ на этомъ органѣ; но гдѣ же органъ?
   -- Подождите еще немного,-- сказала Юдинѳь,-- мнѣ бы хотѣлось, чтобы вы прослушали еще этотъ вальсъ, прежде чѣмъ предлагать мнѣ какіе либо вопросы. Я считаю его прелестнѣйшимъ.
   И едва успѣла она проговорить это, какъ звуки скрипокъ наполнили комнату чарами лѣтней ночи.
   Когда окончится этотъ вальсъ, она сказала:-- Здѣсь нѣтъ ничего таинственнаго, какъ вы повидимому воображаете. Музыка эта исполнялась ни феями, ни эльфами, а добрыми, честными и необыкновенно искусными человѣческими руками. Мы просто примѣнили къ музыкѣ идею сбереженія труда общимъ участіемъ въ дѣлѣ. Въ городѣ есть нѣсколько музыкальныхъ залъ, приноровленныхъ въ акустическомъ отношеніи къ различнаго рода музыкѣ. Залы эти соединены телефономъ со всѣми домами города, жильцы которыхъ соглашаются вносить незначительную плату. Можно быть увѣреннымъ, что нѣтъ такихъ, которые не пожелали бы это сдѣлать. Составъ музыкантовъ, причисленныхъ къ каждому залу, такъ великъ, что, хотя на каждаго въ отдѣльности исполнителя или группу исполнителей приходится не большая часть программы, все-таки она распредѣлена на всѣ двадцать четыре часа. Разсмотрѣвъ внимательнѣе сегодняшнюю карту, вы замѣтите, что отдѣльныя программы четырехъ изъ этихъ концертовъ, состоящихъ изъ совершенно различныхъ родовъ музыки, исполняются теперь одновременно. Если вы пожелаете слышать одну изъ четырехъ пьесъ исполняемыхъ теперь, вамъ прійдется только нажать кнопку, которая соединитъ проволоку вашего дома съ заломъ, гдѣ исполняется эта пьеса. Программы такъ составлены, что пьесы, исполняемыя одновременно въ различныхъ залахъ, представляютъ собою выборъ не только между инструментальною и вокальною музыкою и различнаго рода инструментами, но и относительно различныхъ мотивовъ, отъ серьезныхъ до веселыхъ такъ что могутъ удовлетворить различнымъ вкусамъ и настроеніямъ.
   -- Мнѣ кажется, миссъ Литъ -- сказалъ я, что если бы мы могли придумать такое учрежденіе, которое доставляло бы каждому дома музыку превосходную по исполненію, неограниченную никакимъ срокомъ, подходящую ко всякому настроенію, начинающуюся и кончающуюся по желанію, мы считали бы достигнутымъ предѣлъ человѣческаго блаженства и перестали бы стремиться къ дальнѣйшимъ улучшеніямъ.
   -- Я никогда не могла себѣ представить, какъ это тѣ изъ васъ, для кого музыка являлась потребностью, терпѣли старомодную систему удовлетворенія этой потребности,-- замѣтила Юдиѳь.-- Дѣйствительно хорошая музыка, кажется, въ ваше время была совершенно недоступна массамъ, и ею могли наслаждаться только избранные, да и то случайно, съ большими неудобствами, значительными издержками и на короткое время, произвольно назначенное кѣмъ нибудь другимъ и въ связи со всевозможнаго рода нежелательными обстоятельствами. Ваши концерты, напримѣръ, и оперы! Какъ должно быть ужасно ради одной или двухъ музыкальныхъ пьесъ, которыя вамъ хотѣлось слышать,-- сидѣть часами и слушать то, что вамъ не нравится! За обѣдомъ, напримѣръ, можно пропустить кушанья, которыя не любишь. Кто бы захотѣлъ обѣдать, какъ бы онъ ни былъ голоденъ, при непремѣнномъ обязательствѣ ѣсть все, что подается на столъ? А я увѣрена, что у человѣка слухъ также чувствителенъ, какъ и вкусъ. Я думаю, что эти-то трудности добиться истинно хорошей музыки и заставляли васъ выносить у себя дома игру и пѣніе лицъ, знакомыхъ лишь съ элементами искусства.
   -- Да,-- возразилъ я -- для большинства изъ насъ существовала только такого сорта музыка, или же совсѣмъ никакой.
   -- Да,-- замѣтила Юдиѳь,-- когда хорошенько пораздумаешь объ этомъ, уже не кажется страннымъ, что люди въ то время вообще не интересовались музыкой. И я бы вѣроятно, возненавидѣла ее.
   -- Если я васъ вѣрно понялъ,-- спросилъ я,-- эта музыкальная программа относится ко всѣмъ двадцати четыремъ часамъ сутокъ? По крайней мѣрѣ, это видно по картѣ; но кто же захочетъ слушать музыку между полночью и утромъ?
   -- О, многіе,-- отвѣтила Юдиѳь.-- Во всѣ часы есть бодрствующіе люди, но если бы музыка была даже и не для нихъ, то есть страдающіе безсонницею, больные и умирающіе. Всѣ наши спальни у изголовья постели снабжены телефономъ, и съ сею помощію каждый страдающій безсонницей можетъ имѣть въ своемъ распоряженіи музыку, соотвѣтствующую своему настроенію.
   -- И въ моей, комнатѣ имѣется такое приспособленіе?
   -- Конечно, да и какъ я не догадалась сказать вамъ объ этомъ вчера вечеромъ. Но отецъ покажетъ вамъ это приспособленіе сегодня вечеромъ, передъ тѣмъ какъ вы отправитесь спать, и я вполнѣ увѣрена, что съ помощью музыки вы съумѣете справиться со всевозможнаго рода непріятными чувствами, если бы они опять стали тревожить васъ.
   Вечеромъ докторъ Литъ освѣдомился о нашемъ посѣщеніи магазина, затѣмъ, при бѣгломъ сравненіи условій девятнадцатаго и двадцатаго столѣтій, мы перешли къ вопросу о наслѣдствѣ.
   -- Полагаю,-- замѣтилъ я,-- что наслѣдованіе имущества теперь уже не допускается?
   -- Напротивъ,-- возразилъ докторъ Литъ,-- этому ничто не препятствуетъ. Вы сами увидите, мистеръ Вестъ, когда ближе познакомитесь съ нами, что теперь существуетъ гораздо менѣе ограниченіи личной свободы, чѣмъ въ ваше время. Конечно, мы закономъ требуемъ, чтобы каждый служить націи въ теченіе опредѣленнаго періода времени, вмѣсто того, чтобы, какъ у васъ практиковалось, предоставлять ему на выборъ: работать, красть или голодать. За исключеніемъ этого основного закона, являющагося въ сущности только болѣе точнымъ формулированіемъ закона природы -- райскаго эдикта, обязательность котораго для всѣхъ одинакова, нашъ общественный строй ни въ чемъ другомъ не опирается на законодательное принужденіе, а есть нѣчто совершенно добровольное какъ логическое слѣдствіе дѣятельности человѣческой природы при разумныхъ условіяхъ. Вопросъ о наслѣдствѣ именно и объясняетъ это положеніе. Тотъ фактъ, что нація есть единственный капиталистъ и владѣлецъ недвижимой собственности, весьма естественно, ограничиваетъ собственность каждаго въ отдѣльности его годовымъ кредитомъ и пріобрѣтаемыми при содѣйствіи этого кредита предметами домашняго хозяйства и обихода. Кредитъ каждаго, подобно ежегодному доходу въ ваше время, прекращается за смертью его выдачею опредѣленной суммы на его похороны. Свое имущество онъ оставляетъ, кому хочетъ.
   -- Что же мѣшаетъ накопленію цѣнной собственности въ отдѣльныхъ рукахъ съ теченіемъ времени неблагопріятно отразиться на равенствѣ средствъ гражданъ?-- спросилъ я.
   -- Это дѣло улаживается само собою очень просто, отвѣчалъ онъ.-- При теперешней организаціи общества всякое накопленіе частной собственности становится бременемъ, коль скоро она превышаетъ предѣлы потребнаго комфорта. Въ ваше время считался богатымъ тотъ, кто загромождалъ свой домъ золотыми и серебрянными сервизами, рѣдкимъ фарфоромъ, дорогою мебелью и тому подобными вещами, ибо эти вещи имѣли денежную цѣнность и во всякое время могли быть обращены въ деньги. А теперь каждый, кого поставило бы въ подобное положеніе наслѣдство отъ ста одновременно умершихъ родственниковъ, счелъ бы себя несчастнымъ. Такъ какъ вещей некому продавать, то онѣ и могутъ имѣть цѣну лишь постольку, поскольку онѣ дѣйствительно нужны ему или доставляютъ удовольствіе своей красотой. Съ другой стороны, такъ какъ доходъ его остается тѣмъ же самымъ, то и пришлось бы потратить свой кредитъ на наемъ помѣщенія для вещей и на оплату услугъ тѣхъ, кто взялся бы хранить ихъ въ порядкѣ. Можете быть увѣрены, что такой наслѣдникъ постарался бы поскорѣе раздать между знакомыми вещи, обладаніе которыми сдѣлало бы его только бѣднѣе, и что ни одинъ изъ его пріятелей не взялъ бы больше, чѣмъ сколько позволяло бы ему мѣсто и время для присмотра за ними. Отсюда вы видите, что запрещеніе наслѣдованія личной собственности съ цѣлью помѣшать большому ея накопленію явилось бы излишней предосторожностью со стороны государства. Каждому отдѣльному гражданину предоставляется самому наблюдать за тѣмъ, чтобы онъ не былъ слишкомъ отягощенъ личной собственностью, и въ данномъ случаѣ обыкновенно случается, что родственники отказываются отъ правъ на большую часть наслѣдства покойника, оставляя для себя только нѣкоторыя вещи. Нація беретъ оставшееся имущество и снова обращаетъ то, что имѣетъ цѣну, въ общее достояніе.
   -- Вы упомянули о платѣ за услуги по присмотру за порядкомъ въ домѣ,-- сказалъ я,-- это наводитъ меня на вопросъ, который я уже нѣсколько разъ собирался вамъ предложить. Какъ вы порѣшили съ вопросомъ о домашней прислугѣ? Кто же захочетъ бытъ слугою въ обществѣ, гдѣ всѣ соціально равны между собою? Наши барыни затруднялись найти прислугу даже въ то время. Кто же у васъ исполняетъ домашнюю работу?-- спросилъ я.
   -- Такой работы не существуетъ у насъ,-- сказала миссисъ Литъ, къ которой я обратился съ этимъ вопросомъ.-- Стирка наша производится вся въ общественныхъ прачешныхъ по необыкновенно дешевой цѣнѣ, а кушанье готовится въ общественныхъ кухняхъ. Работа и починка всего, что мы носимъ, дѣлается внѣ дома въ общественныхъ мастерскихъ. Электричество доставляетъ необходимое отопленіе и освѣщеніе. Мы выбираемъ дома не больше такихъ, какіе намъ нужны и меблируемъ ихъ такъ, чтобы для содержанія ихъ въ порядкѣ довольствоваться минимумомъ труда. Домашніе слуги намъ и не нужны.
   -- То обстоятельство,-- сказалъ докторъ Литъ,-- что въ бѣднѣйшихъ классахъ населенія вы встрѣчали неограниченное число слугъ, на которыхъ могли возлагать всевозможнаго рода тяжелыя и непріятныя работы, сдѣлало васъ равнодушными къ пріисканію средствъ устранить необходимость прислуги. Но теперь, когда всѣ по очереди исполняютъ всякаго рода работу, необходимую для общества, для каждаго является дѣломъ личнаго интереса отысканіе средствъ къ облегченію всякой тяжелой работы. Это послужило сильнымъ импульсомъ къ изобрѣтеніямъ по части сбереженія труда но всякаго рода дѣятельности, однимъ изъ первыхъ результатовъ чего явилось сочетаніе минимума труда съ максимумомъ комфорта въ домашнемъ быту. Въ случаѣ какихъ нибудь исключительныхъ обстоятельствъ,-- продолжалъ докторъ Литъ,-- какъ-то: особенной чистки, обновленія или болѣзни въ семьѣ, мы всегда можемъ организовать необходимую помощь.
   -- Но какимъ образомъ вознаграждаете вы этихъ помощниковъ, когда у васъ не имѣется денегъ?
   -- Конечно, мы не имъ платимъ, а націи. Ихъ услугу можно получить, обратившись въ надлежащее бюро, и стоимость ея будетъ вычеркнута изъ карточки кредита того, кто нуждается въ такой помощи.
   -- Какимъ раемъ долженъ казаться теперь міръ для женщинъ!-- воскликнулъ я.-- Въ мое время даже богатство и неограниченное число слугъ не избавляли ихъ отъ домашнихъ заботъ, тогда какъ женщины достаточныхъ и бѣднѣйшихъ классовъ жили и умирали мученицами этихъ заботъ.
   -- Да,-- сказала миссисъ Литъ,-- я кое-что читала объ этомъ и убѣдилась, что какъ ни худо жилось мужчинамъ въ ваше время, все-таки они были счастливѣе своихъ матерей и женъ.
   -- Широкія плечи націи,-- сказалъ докторъ Литъ,-- выносятъ какъ перышко тяжесть, которая ломила спину женщины въ ваше время. Бѣда ихъ, какъ и всѣ прочія ваши бѣды, происходила отъ неспособности дѣйствовать сообща, что было слѣдствіемъ индивидуализма, на которомъ основывался вашъ общественный строй, и отъ неспособности вашей понятъ, что вы могли извлечь вдесятеро больше пользы, соединившись съ своими собратьями, чѣмъ когда вы вели борьбу съ ними. Удивительно не то, что вы не жили съ большими удобствами, а то, что вы вообще могли вести совмѣстную жизнь, когда у всѣхъ васъ была готовность поработить одинъ другою и присвоить себѣ имущество ближняго.
   -- Полно, полно, отецъ, ты такъ горячишься, что мистеръ Вестъ подумаетъ, что ты бранишь его,-- вмѣшалась Юдиѳь, смѣясь.
   -- Если вамъ требуется докторъ, то вы тоже обращаетесь въ надлежащее бюро и берете всякаго, кого пришлютъ вамъ?
   -- Это правило не можетъ бытъ примѣняемо къ докторамъ,-- возразилъ докторъ Литъ.-- Польза, которую докторъ въ состояніи принести паціенту, зависитъ главнымъ образомъ отъ знанія докторомъ свойства, и состоянія натуры паціента. Паціентъ, стало быть, долженъ имѣть возможность пригласить извѣстнаго ему доктора; это такъ и дѣлается, какъ дѣлалось и въ ваше время. Единственная разница состоитъ въ томъ, что врачъ принимаетъ гонораръ не для себя, а для націи, зачеркивая на карточкѣ кредита паціента цѣну, назначенную по установленной таксѣ за медицинскую помощь.
   -- Если гонораръ всегда одинъ и тотъ же, и докторъ можетъ отказать въ помощи паціенту, то, значитъ, хорошіе врачи постоянно заняты, а дурные остаются праздными?
   -- Прежде всею,-- не примите это замѣчаніе стараго врача за самохвальство -- возразилъ докторъ Литъ съ улыбкою; -- у насъ нѣтъ плохихъ докторовъ. Теперь не всякому, кто заучилъ нѣсколько медицинскихъ терминовъ, дозволяется экспериментировать надъ тѣломъ и жизнью гражданъ, какъ бывало въ ваше время; къ практикѣ допускаются только тѣ, кто выдержалъ строгія испытанія въ школахъ и ясно доказалъ свое призваніе къ медицинѣ. Далѣе вы должны обратить вниманіе на то, что въ настоящее время ни одинъ врачъ не помышляетъ расширять свою практику на счетъ другихъ врачей. Для того не имѣется никакихъ побужденій. И, наконецъ, доктора обязаны регулярно доставлять въ медицинское бюро отчеты о своей дѣятельности и если у нихъ недостаточно практики, то имъ указывается дѣло.
   

ГЛАВА XII.

   Вопросы, на которые мнѣ хотѣлось получить отвѣтъ, чтобы хотя поверхностно ознакомиться съ учрежденіями двадцатаго столѣтія, были безконечны, но безконечна была и доброта доктора Лита; вотъ почему мы еще долго разговаривали и послѣ того, какъ дамы покинули насъ. Напомнивъ своему хозяину, на чемъ была прервана наша утренняя бесѣда, я полюбопытствовалъ узнать, какимъ образомъ организація арміи труда можетъ побуждать рабочаго къ усердію, если ему не приходится заботиться о средствахъ къ существованію.
   -- Прежде всего, вы должны понятъ,-- сказалъ доктеръ Литъ,-- что найти средства къ возбужденію соревнованія есть только одна изъ цѣлей, къ какимъ стремилась организація, принятая нами для арміи. Другая цѣль, не менѣе важная, состоитъ въ томъ, чтобы найти для низшихъ и высшихъ національныхъ должностей, людей испытанныхъ способностей, людей, которые считали бы своимъ долгомъ держать своихъ подчиненныхъ на высотѣ напряженія ихъ силъ и не допускать нерадіінія. Въ интересахъ этихъ двухъ цѣлей и организована армія рабочихъ. Прежде всего идетъ не имѣющій подраздѣленій разрядъ обыкновенныхъ рабочихъ людей всякаго ремесла. Къ этой категоріи принадлежатъ всѣ новобранцы въ первые три года. Эта категорія представляетъ собой своего рода школу и очень строгую, пріучающую молодыхъ людей къ послушанію, подчиненію и преданности долгу. Хотя разнообразіе работъ, производимыхъ этими силами, и не допускаетъ систематическаго повышенія рабочихъ, которое становится возможнымъ впослѣдствіи, тѣмъ не менѣе однако о способностяхъ каждаго ведется отчетность, и выдающееся дарованіе получаетъ свои отличія, тогда какъ нерадѣніе не оставляется безъ возмездія.
   Мы не считаемъ разумнымъ допускать, чтобъ юношеская беззаботность или необдуманность, не заключающія въ себѣ серьезной вины, вредили будущей карьерѣ молодыхъ людей, и всѣмъ. кто прошелъ эту первую ступень безъ серьезныхъ проступковъ, одинаково предоставляется выборъ профессіи, къ которой они обнаруживаютъ наиболѣе склонностей. Избравъ себѣ профессію, они вступаютъ въ нее въ качествѣ учениковъ. Продолжительность учебнаго періода различна въ различныхъ профессіяхъ. По истеченіи этого періода, ученикъ становится рабочимъ и самостоятельнымъ членомъ своей профессіи. Во время учебнаго періода не только ведется особая отчетность о каждомъ, причемъ отмѣчаются его способности и прилежаніе, а равно награждается выдающееся дарованіе соотвѣтственными отличіями, но отъ средняго вывода изъ этихъ отмѣтокъ зависитъ рангъ, который ему достается среди рабочихъ.
   Хотя внутренняя организація различныхъ отраслей промышленности и земледѣлія различается особенностями ихъ условій, тѣмъ не менѣе рабочіе всѣхъ производствъ подраздѣляются, сообразно ихъ способностямъ, на первую, вторую и третью степени. Во многихъ случаяхъ эти степени въ свою очередь подраздѣляются на первый и второй разряды. Соотвѣтственно результатамъ своей работы въ качествѣ ученика, молодой человѣкъ занимаетъ свой рангъ, какъ рабочій первой, второй или третьей степени. Конечно, только молодые люди необыкновенныхъ способностей изъ положенія ученика прямо переходятъ въ первую степень. Большинство же проходитъ сперва низшія степени и въ періодически установленные сроки повышается въ порядкѣ постепенности ранговъ только тогда., когда становятся опытнѣе. Эти сроки соотвѣтствуютъ продолжительности учебнаго періода въ данномъ производствѣ, такъ что оказывающимъ успѣхи никогда не приходится долго ждать, пока ихъ повысятъ, а, съ другой стороны, никто не можетъ опочить на лаврахъ своей прежней дѣятельности безъ риска понизиться въ рангѣ. Особенное преимущество высшей ступени заключается въ правѣ, предоставляемомъ каждому рабочему, избирать себѣ спеціальность въ различныхъ отрасляхъ или отдѣлахъ своего производства. Это. конечно, не значитъ, что какой-либо изъ этихъ.отдѣловъ производства отличается безусловной трудностью. Тѣмъ не менѣе, однако, существуетъ большое различіе между отдѣлами, и право выбора между ними цѣнится высоко.
   При назначеніи работы, насколько возможно, принимаются въ разсчетъ наклонности самыхъ плохихъ рабочихъ, такъ какъ отъ этого увеличиваются не только шансы ихъ успѣховъ но и степень пользы, какую они въ силахъ бываютъ принести. Но хотя желанія рабочихъ низшихъ степеней принимаются во вниманіе, насколько это согласуется съ требованіями дѣла, однако, это практикуется главнымъ образомъ тогда, когда приходится заботиться о рабочихъ высшихъ степеней. Это право выбора входитъ въ силу при каждомъ новомъ установленіи ранга рабочаго, а если кто нибудь лишается своего ранга, то онъ рискуетъ лишиться и той работы, которая ему болѣе по вкусу, и промѣнять ее на работу, менѣе отвѣчающую его желаніямъ. Результаты каждаго новаго передвиженія изъ ранга въ рангъ опубликовываются въ общественныхъ органахъ, и тѣ, кто оказалъ успѣхи при своемъ повышеніи, получаютъ благодарность націи и публично награждаются знакомъ ихъ новаго ранга.
   -- Какіе это знаки?-- спросилъ я.
   -- Каждое производство имѣетъ свой особый символическій знакъ,-- возразитъ докторъ Литъ,-- въ видѣ медали, которая такъ мала, что ее можно не замѣтить, если не знаешь, гдѣ ее надо искать. Это единственный знакъ, носимый мущинами арміи рабочихъ, если не считать формы, требуемой общественнымъ интересомъ. Этотъ знакъ по формѣ одинаковъ дня всѣхъ степеней производства, но знакъ третьей степени сдѣланъ изъ желѣза, второй степени -- изъ серебра и первой -- изъ золота.
   Независимо отъ сильнаго побужденія къ соревнованію, основаннаго на томъ фактѣ, что высшія государственныя должности доступны только дѣятелямъ первой степени и что для огромнаго большинства, не посвящающаго себя искусству, литературѣ и ученымъ призваніямъ, опредѣленное положеніе въ арміи составляетъ единственный способъ общественнаго отличія, имѣются еще различныя приманки болѣе низменнаго свойства, но, пожалуй, не менѣе дѣйствительныя, создаваемыя особыми привилегіями и вольностями, какими пользуются люди высшихъ классовъ. Дѣйствіе этихъ привиллегій заключается въ томъ, что каждый постоянно во очію убѣждается въ выводахъ достиженія послѣдующей высшей степени.
   Безъ сомнѣнія, весьма важно, что честолюбіе къ повышеніямъ могутъ питать не только хорошіе, но и посредственные и плохіе работники. Въ дѣйствительности, въ виду преобладающаго большинства послѣднихъ, даже гораздо существенно то, чтобъ наша система степеней стремилась скорѣе къ ободренію дурныхъ, нежели къ поощренію хорошихъ. Съ этой цѣлью степени подраздѣляются на классы. Такъ какъ численный составъ степеней и классовъ при каждомъ новомъ повышеніи бываетъ одинаковъ, то, за вычетомъ числа офицеровъ, некласныхъ рабочихъ и учащихся, въ низшемъ классѣ никогда не встрѣчается болѣе девятой части рабочей арміи. И большинство въ этомъ числѣ только что завершили періодъ своего ученія и ожидаютъ повышеній. Тѣ, кто остаются въ низшемъ классѣ въ теченіе всего срока своей службы, составляютъ лишь незначительный процентъ рабочей арміи и можно утверждать, что они не создаютъ низменности своего положенія и неспособны измѣнить его. Не представляется надобности въ особомъ покровительствѣ рабочему для его повышенія, если онъ въ состояніи понять значеніе славы. Тогда какъ для повышенія требуется вообще благопріятная аттестація, хорошія свидѣтельства, которыхъ, однако, не достаточно для карьеры рабочаго, а равно особые труды и образцовое исполненіе въ различныхъ отрасляхъ производствъ вознаграждаются почетными отзывами и разнообразными преміями. Вообще стремятся къ тому, чтобы заслуга въ какой-бы то ни было формѣ не оставалась непризнанной.
   Что касается дѣйствительнаго пренебреженія трудомъ, безусловно плохой работы и явнаго нерадѣнія со стороны такихъ людей, которые неспособны къ благороднымъ побужденіямъ, то въ рабочей арміи дисциплина слишкомъ строга, чтобъ допускалось что либо подобное въ этомъ родѣ. Человѣкъ, способный работать, но упрямо уклоняющійся отъ труда, обрекается на изолированное положеніе на хлѣбѣ и водѣ до тѣхъ поръ, пока не проявитъ желанія взяться за лѣто.
   Низшія офицерскія мѣста въ нашей арміи, мѣста помощниковъ или поручиковъ, пополняются изъ числа лицъ, пробывшихъ два года въ первомъ классѣ первой степени. Если тугъ представляется возможность большого выбора, то выборахъ подлежитъ лишь первая группа этого класса. Никому не приходится начальствовать надъ другими ранѣе достиженія тридцатилѣтняго возраста. Сдѣлавшись офицеромъ, каждый повышается въ зависимости отъ производительности не своей собственной работы, а работы своихъ подчиненныхъ. Начальники назначаются изъ разряда помощниковъ, причемъ опять таки тщательный выборъ дѣлается изъ ограниченнаго числа ихъ. При назначеніи на большія высшія степени руководствуются инымъ принципомъ, объясненіе котораго здѣсь потребовало бы слишкомъ много времени.
   Конечно, подобная система классификаціи была невыполнима въ мелкихъ производствахъ вашего времени. Въ нѣкоторыхъ изъ нихъ даже едва ли встрѣчалось столько рабочихъ, чтобы на каждый классъ доставалось по одному человѣку. Вы не должны забывать, что при національной организаціи труда всѣ производства разработываются большими корпораціями. Только этому большому масштабу, по которому организована вся наша промышленность, а равно и тому обстоятельству, что во всѣхъ пунктахъ страны существуютъ благоустроенныя заведенія, мы обязаны тѣмъ, что можемъ путемъ перемѣщеній рабочихъ доставлять каждому такого рода и въ такомъ размѣрѣ работу, которую онъ въ состояніи исполнить нашу читать образомъ. А теперь, мистеръ Вестъ, на основаніи очерченной мною нашей системы, вы сами можете рѣшить, достаточно ли въ нашей организаціи арміи побудительныхъ средствъ для тѣхъ, кто въ нихъ нуждается, для наилучшаго исполненія доступнаго ихъ силамъ труда.
   Я отвѣтилъ, что, какъ мнѣ кажется, можно сдѣлать только одно замѣчаніе, именно то, что указанныя побудительныя средства слишкомъ сильны и вызываютъ горячее соревнованіе. И дѣйствительно, таково мое мнѣніе и теперь -- я могъ бы прибавить -- послѣ того, какъ я ближе ознакомился съ дѣломъ при болѣе продолжительномъ пребываніи въ этомъ Новомъ Свѣтѣ.
   Докторъ Литъ обратилъ мое вниманіе на то, что содержаніе рабочаго никоимъ образомъ не зависитъ отъ его ранга, и потому заботы о средствахъ къ существованію никогда не могутъ придать горечи къ его неудачамъ, что часы труда непродолжительны, регулярно повторяются каникулы и всякое соревнованіе прекращается въ сорокъ пятъ лѣтъ, на половинѣ жизни.
   -- Въ устраненіе недоразумѣній,-- прибавилъ докторъ Литъ,-- я долженъ упомянуть еще о двухъ, трехъ пунктахъ. Прежде всего наша система, дающая предпочтеніе лучшему рабочему передъ менѣе хорошимъ, никоимъ образомъ не противоречитъ основной идеѣ нашего общественнаго строя, заключающейся въ томъ, что всѣ, доставляющіе наилучшее изъ своего труда, оказываютъ одинаковую услугу обществу, какъ бы ни былъ великъ или малъ этотъ трудъ. Я уже показалъ вамъ, что наша система такъ устроена, что ободряетъ слабыхъ, какъ и сильныхъ надеждой на повышеніе. Тотъ фактъ, что сильные занимаютъ видныя мѣста, нисколько не означаетъ порицанія для болѣе слабыхъ. Это -- мѣра, обусловливаемая общественнымъ благомъ.
   Не подумайте, что, предоставляя въ нашей системѣ свободный просторъ соревнованію, мы считаемъ его мотивомъ неизбѣжнымъ для благородныхъ натуръ и достойнымъ ихъ. Эти натуры находятъ мотивы въ себѣ самихъ, а не внѣ себя, и свои обязанности измѣряютъ по собственному дарованію, а не по способностямъ другихъ. Пока ихъ трудъ соотвѣтствуетъ ихъ силамъ, они сочли бы нелѣпымъ ожидалъ похвалъ или порицанія за то, что имъ выпало на долю сдѣлать много или мало. Такимъ натурамъ соревнованіе представляется съ философской точки зрѣнія нелѣпымъ, а съ нравственной точки зрѣнія презрѣннымъ, потому что оно въ нашихъ отношеніяхъ къ успѣхамъ и неудачамъ другихъ выдвигаетъ на первое мѣсто взамѣнъ удивленія -- зависть, а вмѣсто участливаго сожалѣнія -- эгоистическое злорадство.
   Но даже и въ послѣдніе годы двадцатаго столѣтія не всѣ люди стоятъ на этой высшей ступени развитія, и побудительныя средства, необходимыя для нихъ, должны сообразоваться съ ихъ натурой болѣе низшаго свойства. И для нихъ, слѣдовательно, сильнѣйшее соревнованіе должно быть постояннымъ двигателемъ. Тѣ, кто нуждается въ этомъ мотивѣ, сами чувствуютъ это. Тѣ, кто вышелъ изъ предѣловъ его вліянія, не нуждаются въ немъ.
   -- И долженъ упомянуть еще,-- продолжалъ докторъ,-- что у насъ есть особый классъ, не имѣющій связи съ другими, для тѣхъ, кто въ духовномъ или физическомъ отношеніи слишкомъ слабы для того, чтобы быть зачисленными въ ряды главной арміи рабочихъ. Это своего рода институтъ инвалидовъ, членамъ котораго предоставляются работы болѣе легкія, соразмѣрныя съ ихъ силами. Всѣ наши глухонѣмые, хромые, слѣпые и увѣчные, даже наши помѣшанные принадлежатъ къ этому институту и носятъ его значокъ. Сильнѣйшіе изъ нихъ зачастую исполняютъ такую же работу, какъ люди вполнѣ здоровые, слабѣйшіе ничего не дѣлаютъ, но нѣтъ ни одного такого, который, будучи въ состояніи что нибудь дѣлать, устранялся бы отъ работы. Даже наши помѣшанные въ свои свѣтлые моменты стараются дѣлать, что могутъ.
   -- Идея инвалиднаго института, дѣйствительно, хороша,-- сказалъ я.-- Даже варваръ девятнадцатаго столѣтія долженъ цѣнить ее. Это -- прекрасный способъ замаскировать милосердіе и очень благодѣтельно вліяетъ на чувства пользующихся благотворительностью.
   -- Милосердіе!-- возразилъ докторъ Литъ.-- Не думаете ли вы, что мы считаемъ предметомъ благотворительности классъ неспособныхъ, о которомъ я сейчасъ упомянулъ?
   -- Да, конечно,-- сказалъ я,-- вѣдь они же не могутъ сами себя содержать.
   Но тутъ докторъ рѣшительно напалъ на меня.
   -- Кто же на это способенъ?-- спросилъ онъ.-- Въ варварскомъ состояніи общества, которое не признаетъ совмѣстной дѣятельности семьи, каждый можетъ себя содержать, да и то только извѣстную часть своей жизни. Съ подъемомъ цивилизаціи и съ установленіемъ раздѣленія труда многосторонняя взаимная зависимость становится всеобщимъ правиломъ. Каждый, какъ бы ни казалась обособленной его профессія, есть членъ безконечно большой корпораціи производства, которая столь же велика, какъ нація, даже такъ велика, какъ человѣчество. Необходимость взаимной зависимости ведетъ за собой исполненіе обязанностей взаимной помощи. Отсутствіе этого порядка вещей въ ваше время и составляло ощутительную жестокость и неразумность вашей системы.
   -- Все это можетъ быть и такъ,-- возразилъ я,-- но это не касается тѣхъ, кто не въ состояніи вообще участвовать въ производительномъ трудѣ.
   -- Какъ я сказалъ вамъ уже сегодня утромъ,-- по крайней мѣрѣ, мнѣ кажется, что я сказалъ это -- право человѣка на его участіе за общимъ столомъ націи основывается на томъ простомъ фактѣ, что онъ человѣкъ, а не на степени здоровья и силы, какими онъ можетъ обладать,-- онъ дѣлаетъ, что можетъ.
   -- Вы это сказали,-- отвѣтилъ я,-- но я полагаю, что этотъ принципъ относится только къ рабочимъ различныхъ способностей. Приложимъ ли онъ къ тѣмъ, кто ничего не производитъ?
   -- А они развѣ не люди?
   -- Неужели и хромые, слѣпые, больные и увѣчные пользуются такимъ же благосостояніемъ, какъ и самые способные рабочіе?
   -- Конечно,-- отвѣтилъ докторъ.
   -- Самое представленіе о милосердіи въ такомъ объемѣ,-- замѣтилъ я,-- изумило бы нашихъ самыхъ ярыхъ филантроповъ.
   -- Представьте себѣ, что у васъ дома есть больной, неспособный работать братъ,-- возразилъ докторъ Литъ,-- неужели вы давали бы ему пищу, одежду и жилище хуже, чѣмъ самому себѣ? Вѣроятнѣе всего, что вы оказывали бы ему предпочтеніе и вамъ не пришло бы въ голову называть это благодѣяніемъ. Неужели это слово въ подобномъ случаѣ не вызывало бы въ васъ негодованія?
   -- Конечно,-- сказалъ я,-- но этотъ случай не можетъ идти въ сравненіе. Безъ сомнѣнія, въ извѣстномъ смыслѣ всѣ люди братья, но общее понятіе братства, помимо риторическихъ цѣлей, вовсе не можетъ бытъ сравниваемо съ братствомъ по крови: оно не включаетъ въ себѣ ни одинаковыхъ чувствъ, ни одинаковой связи.
   -- Въ васъ говоритъ девятнадцатое столѣтіе!-- воскликнулъ докторъ Литъ.-- Ахъ, мистеръ Вестъ, не подлежитъ никакому сомнѣнію что вы очень долго спали. Если бы мнѣ нужно было дать вамъ въ одномъ тезисѣ ключъ къ тайнамъ, поражающимъ человѣка вашего времени къ нашей цивилизаціи, то я бы сказалъ, что этотъ ключъ заключается въ томъ фактѣ, что солидарность народа и братство человѣчества, бывшія для васъ лишь красивыми фразами, для нашего образа мыслей и чувствъ являются столь же дѣйствительной и столь же сильной связью, какъ и кровное родство. Но, даже оставляя въ сторонѣ это соображеніе, я не могу понять, почему насъ удивляетъ то, что тѣмъ, кто не можетъ работать, предоставляется полное право жить плодами труда тѣхъ, кто можетъ работать. Даже въ ваше время военная повинность для охраны націи, соотвѣтствующая нашей промышленной повинности, будучи обязательной для способныхъ нести ее, не лишала права гражданства неспособныхъ къ военной службѣ. Послѣдніе оставались дома и охранялись тѣми, кто шелъ въ бой, и никто не поднималъ вопроса объ ихъ правахъ, или не думалъ о лихъ дурно только потому, что они были неспособны къ военной службѣ. Точно также и требованіе промышленной службы, предъявляемое къ людямъ, способнымъ работать, не можетъ людей, неспособныхъ къ труду, лишать правъ гражданства, къ которымъ теперь относится также и продовольствіе гражданина. Рабочій не потому гражданинъ, что онъ работаетъ, а работаетъ онъ потому, что онъ гражданинъ. Какъ вы признаете обязанностью сильнаго сражаться за слабаго, такъ и теперь, когда времена сраженій миновали, мы признаемъ обязанностью сильнаго работать за слабаго.
   Вообще, рѣшеніе, оставляющее что нибудь неразъясненнымъ, не есть рѣшеніе; точно также и наше рѣшеніе проблеммы человѣческаго общества не было бы таковымъ, если бы оно не касалось хромыхъ, больныхъ и слѣпыхъ, а бросило бы ихъ на произволъ судьбы, какъ звѣрей. Гораздо лучше предоставить самимъ себѣ сильныхъ и здоровыхъ, нежели этихъ удрученныхъ и обремененныхъ, о которыхъ должно скорбѣть сердце каждаго, и кому же, какъ не илъ, должно быть обезпечено благосостояніе душевное и тѣлесное. Отсюда и выходитъ, какъ я уже сказалъ вамъ сегодня утромъ, что право каждаго мужчины, каждой женщины и каждаго ребенка на средства къ существованію опирается на точной, широкой и простой основѣ того факта, что они члены одной человѣческой семьи. Единственной ходячей монетой является подобіе Божіе. Въ комъ видно это подобіе, съ тѣмъ мы дѣлимъ все, что имѣемъ.
   Я думаю, что ни одна черта въ цивилизаціи вашего времени не кажется столько отвратительной, какъ ваше презрѣніе къ классамъ, зависимымъ отъ васъ. Даже если бы у васъ не было никакого состраданія, никакого чувства братства, неужели же вы не могли видѣть, что вы, не заботясь о слабыхъ, лишали ихъ прямого ихъ права?
   -- Я не вполнѣ согласенъ съ вами,-- сказалъ я.-- Я признаю претензію этого класса на наше состраданіе; но какимъ образомъ тѣ, кто ничего не производитъ, могутъ требовать, какъ своего права, участія въ плодахъ производитель ной работы?
   -- Да отчего же,-- отвѣтилъ докторъ Литъ,-- ваши рабочіе въ состояніи были производить болѣе, чѣмъ сколько могло сдѣлать такое же число дикарей? Не потому ли только это могло быть что они унаслѣдовали познанія и навыкъ прошлыхъ поколѣній? Они получили готовымъ весь механизмъ общества, да устройство котораго потребовалось тысячелѣтіе. Какимъ образомъ вы стали обладателями этихъ познаній и этого механизма, которому обязаны девять десятыхъ стоимости вашего производительнаго труда? Вы унаслѣдовали ихъ, не такъ ли? А развѣ не были вашими равноправными сонаслѣдниками эти другіе, эти несчастные и обиженные судьбой братья, которыхъ вы отвергли? Что сдѣлали вы съ ихъ долей наслѣдства?
   -- Ахъ, мистеръ Вестъ,-- продолжалъ докторъ Литъ, когда я ничего не отвѣтилъ,-- и даже помимо всякихъ соображеній справедливости и братской любви къ слабымъ и увѣчнымъ, я не могу понять, какъ у рабочихъ нашего времени хватало духа браться за дѣло, когда они знали, что ихъ дѣти или дѣти дѣтей, въ случаяхъ несчастья, могли лишиться и удобствъ, и даже самаго необходимаго въ жизни.

-----

   Докторъ Литъ въ своей бесѣдѣ вчера вечеромъ, ясно указалъ на то, съ какой заботливостью стараются доставить каждому возможность узнать свои природныя склонности и слѣдовать имъ при выборѣ карьеры. Но какъ только я узналъ, что доходы рабочаго во всякой профессіи одинаковы, то мнѣ стало ясно, насколько можно быть увѣреннымъ въ томъ, что онъ поступитъ именно такъ, и при выборѣ самой удобной для себя сбруи найдетъ именно такую, въ которой ему будетъ легче всего тянуть свою жизненную лямку.
   Въ мой вѣкъ не удавалось никакимъ систематическимъ и дѣйствительнымъ образомъ развивать и утилизировать естественныя наклонности человѣка къ ремесламъ и интеллектуальнымъ профессіямъ, и это было однимъ изъ крупныхъ лишеній, какъ и одной изъ причинъ несчастій нашего времени. Мои современники были только по имени свободны въ выборѣ себѣ профессіи, но въ дѣйствительности почти всѣ не избирали ея, а принуждались обстоятельствами къ такому труду, въ которомъ они могли произвести лишь сравнительно немного, такъ какъ не имѣли для него природныхъ задатковъ. Богатые въ этомъ отношеніи имѣли мало преимуществъ предъ бѣдными. Бѣдные, почти всегда лишенные образованія, большею частью не имѣли случая выказать природные задатки, какіе у нихъ могли бытъ, и даже если таковые обнаруживались, то бѣдные, въ силу своей бѣдности, были не въ состояніи развить эти задатки. Карьеры, обусловливаемыя высшимъ образованіемъ, за исключеніемъ развѣ какой-нибудь благопріятной случайности, были закрыты для нихъ къ огромному ущербу для нихъ самихъ и для націи. Съ другой стороны, тѣмъ, кто обладалъ достаткомъ, хотя у нихъ были и образованіе и благопріятныя обстоятельства, мѣшали соціальные предразсудки, воспрещавшіе имъ браться за ремесло, даже если у нихъ была къ тому наклонность, и предназначавшіе ихъ къ высшимъ профессіямъ, не обращая вниманія на то, способенъ ли онъ къ нимъ, или нѣтъ, и такимъ образомъ общество лишалось многихъ хорошихъ ремесленниковъ. Денежныя соображенія, побуждавшія людей избирать произвольныя занятія, къ которымъ они не способны, вмѣсто того, чтобъ посвящать себя профессіямъ менѣе вознаграждаемымъ, къ которымъ они способны, были причиной дальнѣйшаго огромнаго калѣченія дарованія.
   

ГЛАВА XIII.

   Докторъ Литъ проводилъ меня, какъ и обѣщала Юдиѳь, до моей спальни, чтобы показать мнѣ приспособленіе телефона для музыки. Онъ показалъ мнѣ, какъ, при повертываніи винта, звуки музыки могли наполнять комнату или замирать столь слабымъ и отдаленнымъ эхомъ, что едва можно было разобрать, слышатся ли эти звуки въ дѣйствительности или это фикція воображенія. Если бы изъ двухъ человѣкъ, находившихся бокъ о бокъ другъ съ другомъ, одинъ пожелалъ слушать музыку, а другой захотѣлъ спать, то можно бы устроить такъ, чтобы она была слышна одному и не доходила до слуха другого.
   -- Я бы очень посовѣтовалъ вамъ, мистеръ Вестъ, если возможно, на сегодняшнюю ночь всѣмъ прелестнѣйшимъ мотивамъ въ свѣтѣ предпочесть сонъ, сказать докторъ, объяснивъ мнѣ приспособленіе телефона.-- При томъ возбужденномъ состояніи, какое вы испытываете, сонъ самое лучшее средство для укрѣпленія нервовъ.
   Помня, что случилось со мною въ то самое утро, я обѣщалъ послушать его совѣта.
   -- Хорошо,-- сказалъ онъ.-- Такъ я поставлю телефонъ на восемь часовъ.
   -- Что вы хотите этимъ сказать?-- спросилъ я.
   Онъ объяснилъ мнѣ, что приспособленіемъ часового механизма каждый по своему желанію могъ быть пробужденъ въ любой часъ музыкой.
   Мнѣ стало ясно, какъ и подтвердилось впослѣдствіи, что свою наклонность къ безсонницѣ, вмѣстѣ съ другими неудобствами существованія, я оставилъ позади себя въ девятнадцатомъ столѣтіи, ибо хотя и на этотъ разъ я не принялъ никакого лекарства отъ безсонницы, тѣмъ не менѣе такъ же какъ и въ прошлую ночь моментально заснулъ, едва голова моя коснулась до подушки. Мнѣ снилось, что я сидѣлъ на тронѣ Абенсераджей въ банкетномъ залѣ Альгамбры, гдѣ я давалъ пиръ моимъ лордамъ и генераламъ, которые должны были на слѣдующій день вести турокъ противъ испанскихъ собакъ -- христіанъ. Воздухъ, освѣжаемый брызгами фонтана, былъ наполненъ ароматомъ цвѣтовъ. Нѣсколько танцовщицъ съ округленными формами и чувственными губами съ сладострастной граціей плясали подъ музыку цимбалъ и струнныхъ инструментовъ. Подымая глаза къ верху на рѣшетчатыя галлереи, вы встрѣчали время отъ времени мимолетный взглядъ красавицы гарема, брошенный внизъ на собравшійся цвѣтъ мавританскаго рыцарства. Громче и громче гремѣли цимбалы, мелодія становилась все болѣе и болѣю дикою, пока, наконецъ, кровь сыновъ степей не въ силахъ была противустоятъ далѣе воинственному изступленію, и эти смуглые рыцари вскочили на ноги, тысячи палашей обнажились и крикъ "Аллахъ, Аллахъ!" огласилъ зало и разбудилъ меня. Былъ уже бѣлый день и электрическая музыка играла турецкую утреннюю зорю.
   За завтракомъ, разсказавъ своему хозяину объ этомъ утреннемъ происшествіи, я узналъ, что я ее это не простая случайность, что пьеса, разбудившая меня, была именно зоря, а не что-нибудь другое. Мелодіи, исполнявшіяся въ одномъ изъ залъ въ часы пробужденія, всегда отличались оживленностью и воодушевленіемъ.
   -- Кстати,-- замѣтилъ я -- вотъ мы говоримъ объ Испаніи, а я еще не спросить у васъ, насколько измѣнились условія жизни въ Европѣ. Не произошла ли такая же перемѣна и въ общественныхъ отношеніяхъ Стараго Свѣта?
   -- Конечно,-- сказалъ докторъ Литъ,-- большія націи Европы, а также Австралія, Мексика и части Южной Америки представляютъ собою въ настоящее время промышленныя республики подобно Соединеннымъ Штатамъ. Послѣдніе были піонерами этого движенія. Мирныя сношенія этихъ націй обезпечены свободной формой федеральнаго союза, распространеннаго по всему земному шару. Международный совѣтъ регулируетъ взаимныя сношенія и торговлю между членами союза и ихъ общую политику относительно болѣе отсталыхъ расъ, которыя мало по малу должны воспитаться до высшаго развитія. Внутри своихъ предѣловъ каждая нація пользуется полнѣйшей автономіей.
   -- Но какъ же вы ведете торговлю безъ денегъ? спросилъ я.-- Обходясь безъ денегъ во внутреннихъ дѣлахъ націи, вы все таки должны имѣть нѣчто вродѣ денегъ, при сношеніяхъ съ другими націями.
   -- О, нѣтъ! деньги излишни и въ международныхъ сношеніяхъ. Пока торговля между иностранными государствами велась починомъ частныхъ предпріятій, деньги были необходимы для устраненія различныхъ усложненій; теперь же торговыя сношенія составляютъ дѣло націи, какъ отдѣльныхъ единицъ. Теперь на всемъ свѣтѣ купцовъ найдется всего какая-нибудь дюжина или около того. И такъ какъ торговля ихъ контролируется союзнымъ совѣтомъ, то, для урегулированія ихъ торговыхъ сдѣлокъ, вполнѣ достаточна простая система бухгалтеріи и счетоводства. Конечно, никакихъ пошлинъ не существуетъ. Нація ввозитъ только такіе товары, которые ея правительствомъ признаются нужными въ общественныхъ интересахъ. Каждая нація имѣетъ бюро для обмѣна товаровъ съ иностранными націями. Напримѣръ, американское бюро, считая такое-то количество французскихъ товаровъ необходимымъ для Америки въ данномъ году, посылаетъ ордеръ во французское бюро, которое, въ свою очередь, присылаетъ свои заказы въ наше бюро. Тоже самое совершается взаимно и другими націями.
   -- Но какимъ образомъ устанавливаются цѣны на иностранные товары, если нѣтъ конкуренціи?
   -- Заказанные товары каждая нація доставляетъ другой по той же цѣнѣ, какую платятъ ея граждане. Этимъ устраняется опасность какихъ бы то ни было недоразумѣній. Конечно, въ теоріи ни одна нація не обязана снабжать другую продуктами своего собственнаго труда, но такой взаимный обмѣнъ товаровъ дѣлается въ общихъ интересахъ. Въ случаѣ регулярнаго снабженія одной націи другою извѣстнаго рода товарами, обо всякомъ важномъ измѣненіи въ дѣловыхъ сношеніяхъ обязательно взаимное предувѣдомленіе и съ той, и съ другой стороны.
   -- Но что, если нація, имѣющая монополію на какое-нибудь естественное произведеніе страны, откажется снабжать имъ всѣ другія націи или одну изъ нихъ?
   -- Подобнаго случая никогда еще не бывало и это для самой отказывающей страны принесло бы гораздо болѣе ущерба, нежели для другихъ,-- возразилъ докторъ Литъ.-- Прежде всего не допускается ни малѣйшаго предпочтенія въ чью-либо пользу. Законъ требуетъ, чтобы каждая нація вела торговлю съ другими народами во всѣхъ отношеніяхъ на совершенно одинаковыхъ основаніяхъ. Подобный образъ, дѣйствій, о какомъ вы упомянули, лишилъ бы провинившуюся націю всякой возможности поддерживать какія бы то ни было сношенія съ прочими странами, такъ что опасаться такой случайности нѣтъ никакого основанія.
   -- Но предположимъ,-- сказалъ я,-- что нація, имѣя въ своихъ рукахъ монополію на какой-нибудь продуктъ, котораго она вывозитъ болѣе, чѣмъ потребляетъ сама, возвыситъ на него цѣну и, такимъ образомъ, не прекращая поставки, воспользуется потребностью сосѣдей для своей выгоды. Ея собственнымъ гражданамъ, правда, пришлось бы платитъ дороже за этотъ товаръ, но въ общемъ, отъ вывоза его заграницу, во всякомъ случаѣ, они получили бы такія выгоды, которыми съ избыткомъ возмѣстились бы ихъ затраты изъ собственнаго кармана.
   -- Когда вы узнаете, какимъ образомъ въ настоящее время опредѣляются цѣны на всѣ товары, то сами увидите, что измѣненіе этихъ цѣнъ возможно только въ зависимости отъ сравнительнаго количества или трудности работы при производствѣ извѣстныхъ товаровъ,-- возразилъ докторъ Литъ.-- Принципъ этотъ представляетъ собою гарантію не только для національныхъ сношеній, но и для международныхъ. Но, кромѣ того, сознаніе общности интересовъ, каковы бы они ни были, національные или международные. и убѣжденіе въ нелѣпости своекорыстія слишкомъ глубоки въ настоящее время, чтобы можно было опасаться такого безчестнаго образа дѣйствій. Вы должны понять, что всѣ мы ожидаемъ окончательнаго возсоединенія государствъ всего міра въ единую націю. Это, безъ сомнѣнія, будетъ послѣднею формою общества, которая принесетъ съ собой извѣстныя выгоды, какихъ еще недостаетъ теперешней системы федераціи равноправныхъ штатовъ. Пока же мы настолько удовлетворены настоящей системой, что охотно предоставляемъ потомству выполнить помянутый планъ. Иные полагаютъ даже, что до осуществленія этого плана не придется дожить на томъ основаніи, что федеральная система является не только временнымъ рѣшеніемъ проблемы человѣческаго общества, но и лучшимъ, окончательнымъ ея разрѣшеніемъ.
   -- Что же вы дѣлаете,-- спросилъ я,-- когда въ итогахъ отчетныхъ книгъ націи не оказывается баланса? Допустимъ, что мы вывозимъ изъ Франціи къ себѣ больше, чѣмъ ввозимъ въ нее?
   -- Въ концѣ каждаго года,-- отвѣтилъ докторъ,-- пересматриваются книги каждой націи. Если Франція у насъ въ долгу, то, по всей вѣроятности, мы въ долгу у другой какой-нибудь націи, которая должна Франціи, и т. д. относительно всѣхъ націй. Получающаяся разница между приходомъ и расходомъ послѣ сведенія счетовъ международнымъ совѣтомъ, при нашей системѣ, обыкновенно бываетъ не велика. Но какова бы она ни была, по требованію совѣта, она должна сводиться на нѣтъ каждые два или три года; совѣтъ можетъ даже потребовать удаленія ея во всякое время, если она возрастетъ до слишкомъ большихъ размѣровъ, такъ какъ, въ цѣляхъ сохраненія дружественныхъ международныхъ отношеній, вовсе не желательно, чтобы одна нація чрезмѣрно должала другой. Съ этой же цѣлью международный совѣтъ производитъ осмотръ товаровъ, которыми мѣняются націи, и слѣдить за тѣмъ, чтобы они были высшаго качества.
   -- Но какимъ же образомъ уравновѣшиваются балансы, когда въ вашемъ распоряженіи не имѣется денегъ?
   -- Главными національными продуктами странъ. Заранѣе условливаются насчетъ того, какіе продукты и къ какомъ количествѣ могутъ приниматься для погашенія счетовъ.
   -- А какимъ образомъ относятся теперь къ эмиграціи? Когда каждая нація организована въ тѣсное промышленное товарищество, монополизирущее всѣ производства страны, то эмигранту, даже при условіи разрѣшенія селиться въ чужой странѣ, приходится умирать съ голоду. По всей вѣроятности, эмиграціи теперь болѣе не существуетъ.
   -- Напротивъ, теперь-то и возможна непрерывная эмиграція, подъ которой, полагаю, вы понимаете переселеніе въ чужіе края на болѣе постоянное жительство,-- возразилъ докторъ Литъ.-- Все устраивается на основаніи простого международнаго соглашенія. Если, напримѣръ, человѣкъ двадцати одного года эмигрируетъ изъ Англіи въ Америку -- Англія теряетъ затраченное на его содержаніе и воспитаніе, а Америка получаетъ дарового работника и даетъ Англіи подобающее вознагражденіе. Тотъ же принципъ всюду находить себѣ соотвѣтственное примѣненіе. Если же кто нибудь эмигрируетъ въ концѣ срока службы, то вознагражденіе получаетъ государство, которое его принимаетъ. О людяхъ же неспособныхъ къ труду, каждая нація должна заботиться сама, и эмиграція ихъ допускается лишь въ томъ случаѣ, если нація ихъ гарантируетъ имъ полное содержаніе. При соблюденіи этихъ условій право каждаго эмигрировать во всякое время остается неприкосновеннымъ..
   -- А какъ же быть, если кому-нибудь приходится путешествовать ради удовольствія или съ научною цѣлью? Какимъ образомъ иноземецъ можетъ путешествовать въ странѣ, гдѣ не принимаютъ денегъ и гдѣ все необходимое для жизни добывается такимъ порядкомъ, въ которомъ онъ не имѣетъ своей доли? Его собственная карта кредита, конечно, не можетъ быть дѣйствительна въ другихъ странахъ. Какимъ же образомъ платитъ онъ за дорогу?
   -- Американская карточка кредита является столь же дѣйствительной въ Европѣ, какъ нѣкогда было американское золото, и принимается на такомъ же точно условіи, а именно: она перемѣняется на ходячую монету страны, по которой вы путешествуете. Американецъ, прибывши въ Берлинъ, несетъ свою карточку кредита въ мѣстную контору международнаго совѣта и, взамѣнъ всей ея стоимости или части таковой, получаетъ германскую карточку кредита, валюта которой вносится въ международныя книги, въ отдѣлъ долговыхъ обязательствъ Соединенныхъ Штатовъ по отношенію Германіи.
   -- Можетъ быть, мистеръ Вестъ, пожелаетъ сегодня отобѣдать въ "Слонѣ", сказала Юдиѳь, когда мы встали изъ-за стола,
   -- Такъ мы называемъ общую столовую нашего округа,-- объяснилъ ея отецъ.-- Не только все наше кушанье готовится на общественныхъ кухняхъ, какъ я говорилъ вамъ вчера вечеромъ, но и сервировка и качество блюдъ за обѣдомъ гораздо удовлетворительнѣе въ общественной столовой, нежели дома. Завтракъ и ужинъ приготовляются обыкновенно дома, такъ какъ не стоитъ для этого выходить изъ дому, но обѣдаемъ мы внѣ дома. Съ тѣхъ поръ, какъ вы у васъ, мы нарушили этотъ обычай, желая дать вамъ возможность ближе освоиться съ нашими порядками. Какъ вы думаете? Не пойти ли намъ сегодня отобѣдать въ общую столовую?
   -- Я отвѣтилъ, что мнѣ это очень желательно.
   Немного спустя, Юдиѳь подошла ко мнѣ и, улыбаясь, сказала:
   -- Вчера вечеромъ, когда я раздумывала, какъ бы мнѣ устроить, чтобы вы чувствовали себя болѣе какъ дома, пока вы не вполнѣ освоитесь съ нами и съ нашими порядками, мнѣ пришла въ голову счастливая мысль. Что бы вы сказали, если бы я свела васъ съ нѣкоторыми очень милыми людьми вашего времени, съ которыми, я увѣрена, вы были близко знакомы?
   Я отвѣчалъ довольно неопредѣленно, что, конечно, мнѣ было бы это очень пріятно, но что я не вижу, какъ это она можетъ устроить.
   -- Пойдемте со мною,-- сказала она улыбаясь,-- и вы увидите, съумѣю ли я сдержать свое слово.
   Моя воспріимчивость къ сюрпризамъ, вслѣдствіе множества пережитыхъ мною потрясеній, нѣсколько ослабѣла, но тѣмъ не менѣе я, съ нѣкоторымъ недоумѣніемъ, послѣдовалъ за нею въ комнату, въ которой я еще не былъ. Это была маленькая, уютная комнатка, въ стѣнахъ которой были шкафы, наполненные книгами.
   -- Вотъ ваши друзья,-- сказала Юдиѳь, указывая на одинъ изъ шкафовъ въ то время, какъ я взглядомъ пробѣгалъ имена авторовъ на корешкахъ книгъ: Шекспиръ, Мильтонъ, Уордсвортъ, Шелли, Теннисонъ, Дэфое, Диккенсъ, Теккерей, Гюго, Гауторсъ, Ирвингъ и десятка два другихъ великихъ писателей моего времени и всѣхъ временъ. Тутъ я понялъ ее. Она дѣйствительно сдержала свое слово такимъ образомъ, что въ сравненіи съ этимъ буквальное исполненіе ея обѣщанія явилось бы для меня разочарованіемъ. Она ввела меня въ кругъ друзей, въ теченіи столѣтія, которое прошло съ тѣхъ поръ, такъ я въ послѣдній разъ бесѣдовалъ съ ними, состарившихся такъ же мало, какъ и я самъ. Умъ ихъ былъ такъ же возвышенъ, остроты такъ же язвительны, смѣхъ и слезы не менѣе заразительны, какъ и въ то время, когда за бесѣдами съ ними коротались часы прошедшаго столѣтія. Теперь уже я не могъ быть одинокимъ въ этомъ добромъ, веселомъ обществѣ, какая бы пропасть ни лежала между мною и моею прежнею жизнью.
   -- Вы довольны, что я привела васъ сюда,-- воскликнула сіяющая Юдиѳь, читая на лицѣ моемъ успѣхъ ея опыта надо мною.-- Вотъ это счастливая мысль, не правда ли, мистеръ Вестъ? Какъ жаль, что я не подумала объ этомъ раньше. Теперь я васъ оставлю съ вашими старыми друзьями, такъ какъ я знаю, что въ настоящее время для васъ лучшаго общества не найти, но помните одно, что изъ-за старыхъ друзей не слѣдуетъ забыть о новыхъ.
   И съ этимъ милымъ предостереженіемъ она вышла изъ комнаты. Привлеченный самымъ близкимъ д.тя меня именемъ, я взялъ томъ сочиненій Диккенса и принялся за чтеніе. Этотъ авторъ всегда былъ моимъ первымъ любимцемъ изъ всѣхъ писателей нашего столѣтія, т. е., я хочу сказать, девятнадцатаго столѣтія -- и въ моей прежней жизни рѣдко проходила недѣля безъ того, чтобы я не бралъ какого-нибудь изъ его сочиненій, и не проводилъ съ нимъ свободные часы. Любое изъ другихъ сочиненій, знакомыхъ мнѣ ранѣе, при чтеніи среди настоящихъ моихъ обстоятельствахъ, произвело бы на меня необыкновенное впечатлѣніе. Но мое исключительно близкое знакомство съ Диккенсомъ и вытекавшая отсюда сила, съ какою онъ вызвалъ во мнѣ ассоціацію идей о прежней моей жизни, сдѣлали то, что его сочиненія потрясли меня болѣе, чѣмъ это возможно было для какихъ бы то ни было другихъ авторовъ, ибо поразительнымъ контрастомъ они въ высшей степени усилили впечатлѣніе странности всего того, что меня теперь окружало. Какъ бы ново и удивительно ни было окружающее человѣка, у него столь быстро является влеченіе сдѣлаться частью этого окружающаго, что почти тотчасъ же теряется способность наблюдать объективно это окружающее и вполнѣ уразумѣть его странность. Способность эту, притупившуюся уже въ моемъ положеніи, возстановили мнѣ страницы Диккенса; вызваннымъ впечатлѣніемъ набросанныхъ на нихъ картинъ онѣ снова перенесли мое "я" на точку зрѣнія моей прежней жизни. Съ ясностью, недостижимой для меня дотолѣ, я увидѣлъ теперь прошедшее и настоящее, какъ двѣ контрастныя картины рядомъ одна съ другой. Для генія великаго романиста девятнадцатаго столѣтія, какъ и для генія Гомера -- время въ самомъ дѣлѣ не могло имѣть никакого значенія. Но предметъ его трогательныхъ разсказовъ -- страданія бѣдныхъ, неправыя дѣйствія сильныхъ, безжалостная жестокость общественной системы,-- все это кануло въ вѣчность, подобно тому, какъ исчезли съ лица земли Цирцея и Сирены, Харибда и циклопы.
   Просидѣвъ часъ или два съ открытымъ предо мною Диккенсомъ, я въ сущности прочелъ не болѣе двухъ страницъ. Каждая глаза, каждая фраза давала какое-нибудь новое освѣщеніе совершившемуся преобразованію міра, направляла мои мысли на путь долгихъ и далекихъ уклоненій по самымъ различнымъ направленіямъ. Размышляя такимъ образомъ въ библіотекѣ доктора Лита, я, мало по малу, дошелъ до болѣе яснаго и связнаго представленія того удивительнаго зрѣлища, свидѣтелемъ котораго я такъ странно очутился. Я былъ полонъ глубокаго удивленія передъ чѣмъ-то въ родѣ каприза судьбы, которая столь недостойному сыну своему, единственному изъ всѣхъ его современниковъ, отнюдь не предназначавшемуся для того, дала возможность быть на землѣ въ эти позднѣйшія времена. Я не предвидѣлъ новаго міра, не трудился на его пользу, что дѣлали многіе изъ окружавшихъ меня, не обращая вниманія ни на издѣвательство глупцовъ, ни на неразуміе добряковъ. Нечего и говорить, что гораздо умѣстнѣе было бы, если бы одному изъ этихъ смѣлыхъ пророковъ дано было видѣть плоды своихъ трудовъ и порадоваться имъ. Тенисонъ, напримѣръ, который въ мечтахъ заранѣе созерцалъ представшій нынѣ предо мною міръ, воспѣтый имъ въ словахъ, неотступно звучавшихъ въ моихъ ушахъ впродолженіе этихъ послѣднихъ удивительныхъ дней,-- онъ, конечно, въ тысячу разъ болѣе меня заслужилъ лицезрѣть этотъ новый міръ. Онъ говорилъ: "Я заглянулъ въ будущее такъ далеко, какъ только могъ видѣть человѣческій глазъ, и я увидѣлъ призракъ міра, со всѣми предстоящими въ немъ чудесами; когда не будетъ болѣе слышно барабаннаго боя -- военные флаги будутъ убраны въ парламентѣ, соединяющемъ міръ во едино. Здравый смыслъ будетъ обуздывать человѣческія страсти, кроткая земля будетъ мирно покоиться подъ сѣнью мірового закона, ибо, несомнѣнно, черезъ всѣ вѣка протекаетъ одно разрастающееся предначертаніе и человѣческія задачи расширяются съ теченіемъ времени".
   И хотя въ старости неоднократно онъ терялъ вѣру въ свое собственное пророчество, что обыкновенно случается съ пророками въ часы унынія и сомнѣнія, однако слова его остались вѣчнымъ, свидѣтельствомъ предвидѣнія сердца поэта, проникновенія, которое дается только вѣрующему.
   Я все еще сидѣлъ въ библіотекѣ, когда, нѣсколько часовъ спустя, пришелъ туда докторъ Литъ.
   -- Юдиѳь сказала мнѣ о своей выдумкѣ и я нахожу,-- замѣтилъ онъ.-- что это была прекрасная мысль. Мнѣ любопытно узнать, какого писателя вы изберете прежде всѣхъ. Ахъ, Диккенсъ! Такъ и вы восхищаетесь имъ! Въ этомъ мы, люди новаго поколѣнія, сходимся съ вами. По нашимъ понятіямъ онъ выше всѣхъ писателей своего вѣка не потому, что его литературный геній быль выше всѣхъ, а потому, что его великодушное сердце билось за бѣдныхъ, потому что онъ бралъ сторону угнетаемыхъ въ обществѣ и посвящалъ свое перо для обнаженія жестокости и притворства въ жизни. Ни одинъ человѣкъ того времени не сдѣлалъ такъ много, какъ онъ, для того, чтобы обратить вниманіе людей на несправедливость и жестокость стараго порядка вещей и открыть людямъ глаза на необходимость предстоящаго крупнаго переворота, хотя онъ и самъ не предвидѣлъ его ясно.
   

ГЛАВА XIV.

   Днемъ пошелъ проливной дождь и я полагалъ, что улицы будутъ въ такомъ видѣ, что мои хозяева откажутся отъ мысли обѣдать въ общественной столовой, хотя, насколько я понялъ, она была совсѣмъ близко. Поэтому меня очень удивило, когда въ обѣденный часъ дамы явились одѣтыми для улицы, только безъ калошъ и безъ зонтиковъ. Дѣло объяснилось, когда мы очутились на улицѣ,-- сплошной непромокаемый навѣсъ былъ спущенъ надъ всѣмъ тротуаромъ и преобразилъ его въ хорошо освѣщенный и совершенно сухой корридоръ, по которому мужчины и женщины шли разодѣтые къ обѣду. Противоположные углы улицъ были соединены закрытыми такимъ-же способомъ мостиками. Юдиѳь Литъ, съ которой я шелъ, видимо, очень заинтересовалась, услышавъ новость для себя, что въ мое время въ дождливую погоду улицы Бостона были непроходимы безъ калошъ, плотной одежды и зонтиковъ.
   -- Развѣ тротуары не были совершенно закрыты?-- спросила она.
   -- Были,-- отвѣчалъ я ей,-- но не на всемъ протяженіи, а только мѣстами, такъ какъ это было предпріятіемъ частныхъ лицъ.
   Она разсказала мнѣ, что теперь, во время дурной погоды, всѣ улицы защищены подобно той, которую я видѣлъ передъ собою, и что навѣсъ снимается, когда онъ не нуженъ. Она замѣтила, что въ настоящее время признавалось бы безразсуднымъ допускать какое бы то ни было вліяніе погоды на общественныя дѣла.
   Докторъ Литъ, шедшій впереди и слышавшій отчасти нашъ разговоръ, обернулся и замѣтилъ, что разница между вѣкомъ индивидуализма и вѣкомъ солидарности отлично характеризуется тѣмъ фактомъ, что во время дождя въ девятнадцатою, столѣтіи жители Бостона открывали триста тысячъ зонтиковъ надъ такимъ же количествомъ головъ, тогда какъ въ двадцатомъ столѣтіи они открываютъ единственный зонтикъ надъ всѣми головами.
   Въ то время какъ мы продолжали идти, Юдиѳь сказала:
   -- Отдѣльный зонтикъ для каждаго человѣка у отца самый любимый предметъ для иллюстраціи старыхъ порядковъ, когда каждый жилъ только для себя и для своей семьи. Въ нашей художественной галлереѣ есть картина девятнадцатаго столѣтія, на которой изображена толпа народа во время дождя. Каждый держитъ зонтикъ надъ собою и надъ своей женой, предоставляя каплямъ своего зонтика сливаться на сосѣдей. Отецъ полагаетъ, что художникъ написалъ эту картину, какъ сатиру на свой вѣкъ.
   Наконецъ, мы вошли въ большое зданіе, куда цѣлымъ потокомъ входила масса людей. Навѣсъ помѣшалъ мнѣ видѣть лицевой фасадъ зданія, но, судя по внутреннему убранству, превосходившему даже магазинъ, посѣщенный мною наканунѣ,-- фасадъ, вѣроятно, былъ великолѣпенъ. Спутница моя замѣтила, что скульптурная группа, помѣщенная надъ входомъ, считается замѣчательною. Поднявшись вверхъ по великолѣпной лѣстницѣ, мы нѣсколько времени шли по широкому корридору, въ который выходило иного дверей. Мы вошли въ одну изъ нихъ, съ надписью имени моего хозяина, и я очутился въ элегантной столовой, гдѣ былъ накрытъ столъ на четверыхъ. Окна выходили во дворъ, на которомъ билъ высокій фонтанъ и музыка электризовала воздухъ.
   -- Вы, здѣсь, повидимому, какъ дома,-- сказалъ я, когда мы сѣли за столъ, и докторъ Литъ дотронулся до кнопки.
   -- Да, вѣдь это на самомъ дѣлѣ часть нашего дома, хотя нѣсколько и отдѣленная отъ него,-- возразилъ онъ.-- Каждая семья округа, за небольшую годовую плату, имѣетъ въ этомъ большомъ зданіи отдѣльную комнату для своего постояннаго и исключительнаго пользованія. Для пріѣзжихъ и отдѣльныхъ лицъ устроены помѣщенія въ другомъ этажѣ. Когда мы рѣшаемъ обѣдать здѣсь, то заказываемъ обѣдъ съ вечера наканунѣ, выбирая любое съ базара по ежедневнымъ газетнымъ отчетамъ. Обѣдъ можетъ бытъ самый роскошный и самый простой -- какой только пожелаемъ, хотя, конечно, здѣсь все значительно дешевле и лучше, нежели приготовленное дома. Дѣйствительно, ничто такъ не интересуетъ насъ какъ усовершенствованія въ кулинарномъ искусствѣ и, признаюсь, мы даже нѣсколько гордимся успѣхами, какихъ мы достигли въ этой отрасли труда. Ахъ, мой дорогой мистеръ Вестъ, хотя въ другихъ отношеніяхъ ваша цивилизація была еще трагичнѣе, но я не могу себѣ представить ничего болѣе убійственнаго, чѣмъ тѣ жалкіе обѣды, какими питались вы, т. е. тѣ изъ васъ, кто не располагалъ большими средствами.
   -- Въ этомъ отношеніи всякій изъ насъ согласился бы съ вами,-- замѣтилъ я.
   Затѣмъ явился кельнеръ, красивый молодой человѣкъ, въ формѣ, весьма мало отличавшейся отъ общепринятой одежды. Я разсматривалъ его съ большимъ вниманіемъ, такъ какъ впервые могъ непосредственно наблюдать обхожденіе человѣка на дѣйствительной службѣ промышленной арміи. Этотъ молодой человѣкъ, насколько мнѣ стало извѣстно изъ разсказовъ, считался высокообразованнымъ, въ общественномъ и ко всѣхъ другихъ отношеніяхъ совершенно равноправнымъ съ людьми, которымъ онъ служилъ. Было, однако, вполнѣ очевидно, что ни одна изъ сторонъ не испытывала ни малѣйшаго стѣсненія въ своемъ положеніи. Докторъ Литъ обращался съ молодымъ человѣкомъ, какъ полагается джентльмену, безъ высокомѣрія, но въ то же самое время и безъ тѣни заискиванія, тогда какъ юноша держалъ себя какъ человѣкъ, старающійся въ точности исполнить свое дѣло, но безъ малѣйшей фамильярности или раболѣпства. Это, въ самомъ дѣлѣ, были пріемы солдата на дежурствѣ, только безъ военной выправки. Когда кельнеръ вышелъ изъ комнаты, я воскликнулъ:
   -- Я не могу придти въ себя отъ изумленія, при видѣ этого молодого человѣка, такъ покорно несущаго такую лакейскую службу.
   -- Что это за слово "лакейскую"? Я никогда не слыхала его,-- сказала Юдиѳь,
   -- Оно вышло теперь изъ употребленія,-- замѣтилъ ея отецъ.-- Если я его хорошо понимаю, оно относилось къ людямъ, которые исполняли особенно тяжелую, непріятную работу для другихъ, въ добавокъ перенося отъ нихъ еще и презрѣніе. Не такъ-ли, мистеръ Вестъ?
   -- Почти что такъ,-- сказалъ я.
   -- Такая личная служба., какъ услуга за столомъ, считалась лакейскою и была въ такомъ презрѣніи въ ваше время, что люди культурные скорѣе рѣшились бы испытать всякія лишенія, нежели снизойти до нея.
   -- Какая дикая, вздорная мысль!-- воскликнула миссисъ Литъ съ удивленіемъ.
   -- А вѣдь должны же были кѣмъ нибудь исполняться, эти услуги -- замѣтила Юдиѳь.
   -- Разумѣется,-- отвѣчалъ я.-- Но мы возлагали ихъ на бѣдныхъ и на тѣхъ, у кого не было выбора: работать или голодать.
   -- И увеличивали бремя, на нихъ налагавшееся, прибавляя къ нему еще презрѣніе,-- сказалъ докторъ Литъ.
   -- Кажется, я не совсѣмъ понимаю васъ,-- замѣтила Юдиѳь.-- Неужели вы хотите сказать, чтобы позволяли людямъ дѣлать для васъ вещи, за которыя сами же ихъ презирали, или что вы принимали отъ нихъ услуги, которыхъ, въ свою очередь, не пожелали бы возвратить имъ? Нѣтъ, я увѣрена, что вы не то хотѣли сказать, мистеръ Вестъ.
   Я долженъ былъ признаться, что на самомъ дѣлѣ это именно такъ и было. Докторъ Литъ, однако, явился мнѣ на помощь.
   -- Чтобы объяснить вамъ, отчего удивлена Юдиѳь,-- прибавилъ онъ,-- вы должны знать, что въ настоящее время принять отъ другого услугу, за которую мы не были бы готовы, въ случаѣ необходимости, отплатить тѣмъ же, считается равносильнымъ тому, если бы взять въ долгъ съ намѣреніемъ не заплатить его,-- такова ваша нравственная аксіома; требовать же подобной услуги, пользуясь крайностью или нуждою человѣка, считалось бы насиліемъ, не уступавшимъ разбою. Самая скверная вещь въ каждой системѣ, которая дѣлитъ людей или допускаетъ ихъ дѣлиться на классы и касты, заключается въ томъ, что она ослабляетъ чувство общечеловѣчности. Неравномѣрное распредѣленіе богатства и -- что еще дѣйствительнѣе -- неравномѣрная возможность достиженія образованія и культуры дѣлили въ ваше время общество на классы, которые, во многихъ отношеніяхъ, смотрѣли другъ на друга, какъ на различныя расы. Въ сущности, между вашимъ и нашимъ понятіемъ о взаимныхъ услугахъ нѣтъ такой разницы, какъ это можетъ показаться на первый взглядъ. Леди и джентльмены культурнаго класса вашего времени точно также не позволили бы себѣ принимать отъ людей своего класса услугъ, которыхъ бы они не рѣшились оказать имъ сами. Бѣдныхъ же и некультурныхъ людей они считали словно совсѣмъ иными существами. Одинаковое богатство и одинаковая возможность культуры, какими располагаютъ нынѣ всѣ люди, сдѣлали насъ членами единственнаго класса, соотвѣтствующаго вашему наиболѣе счастливому классу. До этого равенства жизненныхъ условій идея солидарности человѣчества, и братства всѣхъ людей не могла имѣть той дѣйствительной убѣдительности и практическаго примѣненія, какъ теперь. Въ ваше время подобныя выраженія, вѣдь, тоже были въ употребленіи, но онѣ оставались только фразами.
   -- И кельнера добровольно выбираютъ свою профессію?
   -- Нѣтъ,-- возразилъ докторъ Литъ,-- это молодые люди не классной степени промышленной арміи, которые назначаются на разнообразныя должности, не требующія спеціальнаго знанія. Служба за столомъ -- одна изъ нихъ, и каждый молодой рекрутъ исполняетъ ее. Я самъ былъ слугою нѣсколько мѣсяцевъ въ этой самой общественной столовой лѣтъ сорокъ тому назадъ. Опять-таки вы должны помнить, что никакого различія по достоинству не признается въ работахъ потребныхъ для націи. На подобную личность никогда не смотрятъ, какъ на слугу тѣхъ, кому онъ служитъ, да и самъ онъ не считаетъ себя таковымъ; точно также онъ ни въ какомъ отношеніи не зависитъ отъ нихъ. Онъ всегда служитъ націи. Установленнаго различія между дѣломъ слуга и дѣломъ всякаго другого рабочаго нѣтъ никакого. Тотъ фактъ, что дѣло его есть услуга личности, съ нашей точки зрѣнія -- безразличенъ. Дѣло доктора нисколько не лучше. Скорѣе я могъ бы ожидать, что слуга свысока посмотритъ на меня, когда я служу ему въ качествѣ доктора, чѣмъ допускать мысль, что я стану смотрѣть на него сверху внизъ потому, что онъ служитъ мнѣ въ качествѣ кельнера.
   Послѣ обѣда хозяева повели меня по всему зданію, которое своими размѣрами, великолѣпной архитектурой и богатствомъ отдѣлки привело меня въ удивленіе. Это была не просто общественная столовая, но вмѣстѣ съ тѣмъ общественный сборный пунктъ округа, и тутъ не было недостатка въ приспособленіяхъ для развлеченій и отдыха.
   -- Тутъ вы воочію видите -- сказалъ докторъ Литъ, замѣтивъ мое удивленіе,-- то, о чемъ я вамъ расказывалъ въ нашей первой бесѣдѣ, когда вы сверху обозрѣвали городъ, а именно; роскошь нашей публичной и общественной жизни, сравнительно съ простотой нашей частной жизни, и тотъ контрастъ, который въ этомъ отношеніи представляютъ девятнадцатое и двадцатое столѣтія. Чтобы избавиться отъ излишняго бремени, дома мы держимъ при себѣ только то, что необходимо для нашего комфорта, но въ нашей общественной жизни вы увидите такія убранства и роскошь, какія доселѣ никогда невѣдомы были міру. Всѣ промышленныя и всякія другія профессіональныя общества имѣютъ свои клубы, столь же обширные, какъ это зданіе, а также дома загородомъ, въ горахъ, на берегу моря, для охоты и отдыха во время каникулъ.
   Примѣчаніе. Въ концѣ девятнадцатаго столѣтія нуждающіеся молодые люди нѣкоторыхъ мѣстныхъ колледжей для заработка денегъ на уплату за ученіе ввели въ обычай поступленій въ гостинницы въ качествѣ кельнеровъ, на время долгихъ лѣтнихъ вакацій. Въ защиту ихъ отъ критики, служившей отраженіемъ современныхъ предразсудковъ, благодаря которымъ считалось, будто бы люди, добровольно взявшіеся за подобное занятіе, не могли быть джентльменами, доказывалось, что, напротивъ того, эти люди заслуживаютъ похвалы, такъ какъ своимъ примѣромъ они поддерживаютъ достоинство всякаго честнаго и необходимаго труда. Такого рода аргументація указываетъ на сбивчивость понятій нѣкоторыхъ изъ моихъ бывшихъ современниковъ. Служба кельнеровъ въ гостиницахъ нуждалась въ защитѣ не болѣе другихъ способовъ снискиванія себѣ пропитанія, но разсужденіе о достоинствѣ какого-либо труда -- при господствовавшей тогда системѣ -- являлось чистѣйшимъ абсурдомъ. Продажа труда за наивысшую цѣну, какая только давалась, не могла быть ни въ какомъ случаѣ достойнѣе продажи товаровъ по такой же наивысшей цѣнѣ. И то, и другое являлось коммерческими сдѣлками, измѣрявшимися коммерческою мѣркою. Назначая денежную плату за свой трудъ, работникъ принималъ и денежную мѣрку для этого труда и, такимъ образомъ, отказывался отх всякой претензіи подвергаться какой-либо иной оцѣнкѣ. Это грязное пятно, которое подобная необходимость налагала на самую благородную и возвышенную службу, доставляла много горечи людямъ благородной души, но зло это было неизбѣжно. Какъ бы ни было высоко достоинство извѣстнаго труда, необходимость торговать имъ по рыночнымъ цѣнамъ являлась неустранимой. Докторъ одинаково долженъ былъ продавать свое леченіе, какъ и всѣ остальные. Если бы отъ меня потребовали указать на особенное счастіе, какимъ болѣе всего отличается этотъ вѣкъ отъ того, когда я впервые увидѣлъ свѣтъ, то я сказалъ бы, что, по моему, оно состоитъ именно въ достоинствѣ, какое теперь стали придавать труду, отказавшись отъ назначенія за него цѣнъ и уничтоживши рынокъ навсегда. Требуя отъ каждаго только наилучшаго, предоставили одному Богу быть его высшимъ судьею и, признавъ честь единственной наградой за всякую удачную работу, стали всякія заслуги отмѣчать тѣмъ отличіемъ, какимъ въ мое время отмѣчались только заслуга солдата.
   

ГЛАВА XV.

   Осматривая домъ, мы добрались и до библіотеки, гдѣ не могли устоять противъ соблазна въ видѣ роскошныхъ кожаныхъ креселъ, которыми она была обставлена, и усѣлись въ одной изъ уставленныхъ книгами нишъ, намѣреваясь отдохнутъ и поболтать {Я не могу достаточно нахвалиться удивительной свободой, царящей въ публичныхъ библіотекахъ двадцатаго столѣтія, сравнительно съ невыносимымъ порядкомъ библіотекъ девятнадцатаго столѣтія, когда книги ревностно охранялись отъ посѣтителей и добываніе ихъ сопряжено было съ большою затратою времени и рутиною, прямо разсчитанными на то, чтобы заурядному читателю отбить всякій вкусъ къ литературѣ.}.
   -- Юдиѳь говоритъ, что вы все утро провели въ библіотекѣ,-- замѣтила миссисъ Литъ.-- Знаете ли, мистеръ Вестъ, по моемуу вы счастливѣйшій человѣкъ изъ всѣхъ смертныхъ, вамъ можно позавидовать.
   -- Хотѣлось бы мнѣ знать почему?-- возразилъ я.
   -- Потому что книги послѣдняго столѣтія будутъ для васъ новостью,-- отвѣчала она.-- У васъ при чтеніи будетъ столько захватывающаго интереса, что въ теченіе пяти лѣтъ вамъ едва ли останется время на пищу. Ахъ, что бы я дала, если бы мнѣ еще предстояло читать романы Беррьяна.
   -- Или Несмита, мама,-- прибавила Юдиѳь.
   -- Да, или поэмы Оатса, или "Прошедшее и настоящее", или "Вначалѣ" или... я могла бы назвать нѣсколько книгъ, изъ которыхъ за каждую можно отдать годъ жизни,-- съ энтузіазмомъ воскликнула миссисъ Литъ.
   -- Отсюда я заключаю, что въ это столѣтіе написано много хорошихъ литературныхъ произведеній.
   -- Да,-- сказалъ докторъ Литъ,-- это была эра безпримѣрнаго умственнаго блеска. По всему вѣроятію, человѣчество дотолѣ никогда не испытывало такого нравственнаго и матеріальнаго развитія, столь громаднаго по объему и столь ограниченнаго по времени, какъ въ началѣ этого столѣтія, при переходѣ отъ стараго порядка къ новому. Когда люди стали понимать всю громадность счастія, выпавшаго на ихъ долю, и убѣдились, что пережитый ими переворотъ явился не только улучшеніемъ ихъ положенія въ частности, но и доведеніемъ человѣческаго рода до высшей ступени существованія, съ неограниченной перспективой прогресса, тогда умы ихъ дошли до такого напряженія всѣхъ своихъ способностей, о какомъ средневѣковое возрожденіе можетъ дать лишь слабое понятіе. Затѣмъ наступила эпоха механическихъ изобрѣтеній, ученыхъ открытій, творчества въ областяхъ искусства, музыки и литературы, эпоха безпримѣрная за все время существованія міра.
   -- А вотъ кстати,-- сказалъ я,-- мы заговорили о литературѣ; какимъ образомъ издаются теперь книги? Тоже націею?
   -- Конечно.
   -- Но какъ же вы это устраиваете? Издаетъ ли государство все, что ему доставляется, само собой разумѣется,-- на общественный счетъ, или оно удерживаетъ за собою право цензуры и печатается только то, что одобряется ею?
   -- Ни то, ни другое. Отдѣленіе книгопечатанія не облечено цензорской властью. Оно обязано печатать все, что ему доставляется, но печатаетъ только подъ условіемъ, если авторъ платитъ издержки по изданію изъ своего кредита. Онъ долженъ заплатитъ за привиллегію обращаться жъ обществу, и если онъ имѣетъ сказать что либо достойное вниманія, то, надо полагать, онъ охотно подчинится этому. Конечно, будь доходы неравными, какъ въ старыя времена, это правило давало бы возможность авторства исключительно людямъ богатымъ, но такъ какъ денежныя средства гражданъ одинаковы, то это правило служитъ только мѣриломъ силы побужденій писателя. Стоимость изданія книги средняго формата можетъ быть покрыта изъ годоваго кредита путемъ сбереженія и нѣкоторыхъ лишеній. Изданная книга выставляется націею на продажу.
   -- Полагаю, что въ пользу автора, какъ и у насъ, отчисляется извѣстный процентъ,-- замѣтилъ я.
   -- Не совсѣмъ, какъ у васъ,-- возразилъ докторъ Литъ,-- а все таки онъ получаетъ. Цѣна каждой книги опредѣляется стоимостью всего изданія вмѣстѣ съ процентнымъ вознагражденіемъ автора, который самъ назначаетъ размѣръ своего процента. Если онъ назначаетъ его слишкомъ высокимъ -- онъ самъ себѣ повредитъ, такъ какъ на книгу не найдется покупателей. Сумма, приносимая ему этими процентами, вносится въ его кредитъ, и онъ освобождается отъ другой обязательной службы націи до тѣхъ поръ, пока ему хватаетъ этого кредита, въ размѣрѣ пайка на содержаніе каждаго гражданина. Въ случаѣ успѣха книги, онъ получаетъ отпускъ на нѣсколько мѣсяцевъ, на годъ, на два или три; если же въ этотъ періодъ времени онъ еще напишетъ удачную вещь, отпускъ продолжается до тѣхъ поръ, пока онъ можетъ считать себя обезпеченнымъ отъ сбыта книги. Авторъ, располагающій большимъ кругомъ читателей, можетъ содержать себя перомъ въ продолженіи всего періода службы, и степень литературнаго таланта автора, установленная общественнымъ мнѣніемъ, является для него мѣриломъ возможности посвятить себя литературной дѣятельности. Въ этомъ отношеніи въ конечныхъ результатахъ наша система мало разнится отъ вашей, но у насъ есть два весьма важныхъ преимущества. Во-первыхъ, въ силу высокаго уровня общаго образованія въ настоящее время "гласъ народа" насчетъ дѣйствительнаго достоинства литературной производительности имѣетъ рѣшающее значеніе, что въ ваше время было совершенно немыслимо. Во-вторыхъ, теперь нѣтъ мѣста для какой бы то ни было системы фаворитизма, которая, такъ или иначе, могла бы помѣшать признанію истинной заслуги. Каждому автору предоставляется совершенно одинаковая возможность предлагать свой трудъ на судъ общественный. Судя по жалобамъ писателей вашего времени, это безусловное равенство условій имѣло бы для нихъ большую цѣну.
   -- И въ признаніи заслугъ на другихъ поприщахъ, гдѣ природное дарованіе имѣетъ рѣшающее значеніе, какъ въ музыкѣ, живописи, скульптурѣ., въ техническихъ изобрѣтеніяхъ, вы слѣдуете тому же принципу? спросилъ я.
   -- Да,-- отвѣчалъ онъ,-- хотя тутъ есть разница въ частностяхъ. Въ искусствѣ, напримѣръ, какъ и въ литературѣ народъ является единственнымъ судьею. Онъ по баллотировкѣ принимаетъ статуи и картины для общественныхъ зданій; благопріятный приговоръ народа освобождаетъ художника отъ другихъ работъ, и даетъ ему возможность посвятить себя всецѣло своему искусству. Отъ продажи копій съ его произведенія онъ получаетъ тѣже выгоды, какъ и авторъ отъ сбыта своихъ книгъ. Во всѣхъ профессіяхъ, гдѣ принимается въ разсчетъ природное дарованіе, преслѣдуется одна и та же цѣль,-- открыть свободный доступъ всѣмъ претендентамъ и, при первыхъ проблескахъ исключительнаго таланта, освободилъ его отъ всѣхъ путъ и предоставить ему свободное теченіе. Освобожденіе отъ другой службы въ этомъ случаѣ считается не подаркомъ или наградой, а средствомъ къ достиженію наибольшей производительности и общественнаго служенія высшаго порядка. У насъ есть, конечно, различныя литературныя, художественныя и научныя учрежденія, сочленство въ которыхъ ставится очень высоко и предлагается только знаменитостямъ. Величайшее изъ всѣхъ національныхъ отличій, даже выше президентства, достиженіе котораго обусловливается просто здравымъ смысломъ и вѣрностью своему долгу,-- это красная ленточка, какою, по народному голосованію, награждаются великіе писатели, артисты, изобрѣтатели, доктора. Одновременно въ странѣ носятъ ее не больше сотни людей, хотя каждый одаренный молодой человѣкъ въ мечтахъ о такой чести проводитъ не мало безсонныхъ ночей. Я и самъ мечталъ получить ее.
   -- Точно я и мама были бы о тебѣ болѣе высокаго мнѣнія, если бы ты имѣлъ ее,-- воскликнула Юдиѳь,-- хотя, конечно, я не хочу этилъ сказать, что обладаніе ею не доставляло бы намъ удовольствія.
   -- Ну, тебѣ-то, моя милая, ничего не оставалось, какъ взять отца такимъ, какимъ онъ есть, и воспользоваться имъ, какъ можно лучше,-- возразилъ докторъ Литъ.-- Что же касается твоей матери, то она бы никогда не вышла за меня замужъ, если бы я не увѣрилъ ее, что мнѣ тоже удастся получить красную или, по крайней мѣрѣ, голубую ленточку.
   Миссисъ Литъ отвѣчала на это только улыбкою.
   -- Какъ же,-- спросилъ я,-- поступаютъ относительно періодическихъ изданій и газетъ? Я не хочу отрицать, что ваша система изданія книгъ несравненно лучше нашей, какъ по своея тенденціи поощрятъ истинные таланты, такъ и по обезкураживанію такихъ господъ, которые могли бы сдѣлаться развѣ жалкими писаками. Но я не вижу, какимъ образомъ это можетъ примѣняться къ журналамъ и газетамъ. Конечно, не трудно заставить человѣка заплатить за изданіе книги, такъ какъ затрата въ данномъ случаѣ будетъ временною, но кто же можетъ позволить себѣ такой расходъ, какъ изданіе ежедневной газеты въ теченіи года? Это потребовало бы глубокихъ кармановъ нашихъ крупныхъ капиталистовъ, да и тѣ истощались часто ранѣе полученія какихъ бы то ни было доходовъ Если вообще, у васъ есть газеты, то, полагаю, онѣ должны издаваться правительствомъ, на общественный счетъ, съ правительственными редакторами, какъ выразителями правительственныхъ воззрѣній, Стало быть, если ваша система такъ совершенна, что въ ней никогда ничего не приходится осуждать, въ такомъ случаѣ подобнаго рода газета является на своемъ мѣстѣ. Иначе, мнѣ кажется, отсутствіе независимаго неоффиціальнаго органа для выраженія общественнаго мнѣнія должно имѣть самыя неблагопріятныя послѣдствія. Согласитесь, докторъ, что свободная газетная пресса, со всѣмъ тѣмъ, что она въ себѣ включала, когда капиталъ находился въ частныхъ рукахъ, являлась искупленіемъ старой системы и что утрата этого блага является противовѣсомъ вашихъ успѣхамъ въ другихъ отношеніяхъ.
   -- Сожалѣю, что не могу предоставить вамъ даже и этого утѣшенія -- возразилъ докторъ Литъ, смѣясь.-- Во-первыхъ, мистеръ Вестъ, газетная пресса никоимъ образомъ не является единственнымъ или, какъ вамъ это представляется, лучшимъ средствомъ для серьезнаго обсужденія общественныхъ дѣлъ. Намъ разсужденія вашихъ газетъ кажутся обыкновенно незрѣлыми, легковѣсными, съ сильнымъ оттѣнкомъ предубѣжденія и горечи. По скольку они могутъ быть приняты за выраженіе общественнаго мнѣнія, они даютъ нелестное представленіе о народномъ развитіи; по скольку же они сами старались создать общественное мнѣніе, въ этомъ случаѣ націю не съ чѣмъ было поздравить. Въ настоящее время, если гражданинъ пожелаетъ оказать серьезное вліяніе на общественное мнѣніе въ какомъ либо общественномъ дѣлѣ, онъ выступаетъ съ книгой или брошюрой, издаваемыми на общемъ основаніи. Но это не потому, что у насъ нѣтъ газетъ или журналовъ, или что они лишены самой неограниченной свободы. Газетная пресса въ настоящее время организована такъ, что представляетъ болѣе совершенное выраженіе общественнаго мнѣнія, чѣмъ это могло быть въ ваше время, когда она была подъ контролемъ капитала и существовала прежде всего какъ торговое предпріятіе и затѣмъ уже какъ выразительница взглядовъ народа.
   -- Но,-- сказалъ я,-- если правительство издаетъ газеты на общественный счетъ, какъ же оно можетъ не контролировать ихъ направленія? Кто же, какъ не правительство, назначаетъ редакторовъ?
   -- Правительство совсѣмъ не платить расходовъ по изданію газеты, никогда не назначаетъ редакторовъ и, само собою разумѣется, не оказываетъ ни малѣйшаго давленія и на ихъ направленіе,-- возразилъ докторъ Литъ.-- Читатели газеты сами оплачиваютъ ея изданіе, выбираютъ ея редактора и устраняютъ его, если онъ имъ не подходитъ. Полагаю, врядъ-ли вы скажете, что такая газетная пресса представляетъ собой не свободный органъ общественнаго мнѣнія.
   -- Конечно, не скажу,-- возразилъ я,-- но какимъ образомъ достигается это?
   -- Ничего не можетъ быть проще. Предположите, что я или нѣсколько изъ моихъ сосѣдей желаемъ обзавестись газетой, которая была бы выразительницей нашихъ мнѣній и посвящалась бы, главнымъ образомъ, интересамъ нашей мѣстности, нашему ремеслу или профессіи. Тогда мы набираемъ столько подписчиковъ, чтобы годовой взносъ ихъ покрывалъ расходы по изданію газеты, размѣръ, которой зависитъ отъ количества этихъ участниковъ. Подписная цѣна списывается съ кредита гражданъ и, такимъ образомъ, гарантируетъ націю отъ убытковъ при изданіи газеты, какъ это и должно быть, ибо нація беретъ на себя обязанности издателя и не можетъ отказаться отъ этой обязанности. Затѣмъ, подписчики выбираютъ редактора, который, въ случаѣ принятія имъ на себя этой обязанности, освобождается на все время редакторства отъ исполненія другихъ обязанностей. Вмѣсто того, чтобы платить ему жалованье, какъ въ ваши времена, подписчики платятъ націи за его содержаніе, такъ какъ отняли его отъ общественной службы. Онъ ведетъ газету такъ-же, какъ, вели это дѣло ваши редакторы, съ тою только разницей, что ему не приходится подчиняться финансовымъ соображеніямъ, защищать интересы частнаго капитала въ ущербъ общественному благу. Въ концѣ перваго года подписчики или снова избираютъ того же самаго редактора на слѣдующій годъ, или на его мѣсто выбираютъ кого нибудь другого. Способный редакторъ, конечно, удерживаетъ за собою мѣсто на неопредѣленное время. Но мѣрѣ увеличенія числа подписчиковъ, увеличиваются фонды газеты, и она улучшается привлеченіемъ лучшихъ сотрудниковъ, точно такъ-же, какъ это было и въ вашихъ газетахъ.
   -- Какимъ же образомъ вознаграждаются сотрудники, когда имъ не платятъ деньгами?
   -- Редакторъ условливается въ цѣнѣ ихъ товара. Цѣна эта изъ кредита, гарантирующаго изданіе газеты, переводится на ихъ личный кредитъ, и сотрудникъ, подобно остальнымъ писателямъ, освобождается отъ службы на извѣстное время., соотвѣтственно суммѣ своего кредита. Относительно журналовъ система у насъ таже самая. Лица, заинтересовавшіяся программой новаго журнала, гарантируютъ его годовое изданіе достаточнымъ числомъ подписчиковъ, выбираютъ редактора, который оплачиваетъ сотрудниковъ журнала совершенно такъ-же, какъ это дѣлается въ газетѣ. Необходимую рабочую силу и матеріалы для изданія, само собой разумѣется, доставляетъ печатное бюро. Если-же услуги редактора оказываются болѣе не нужными и если при этомъ онъ не въ состояніи заработать себѣ право посвятить свое время другой литературной работѣ, онъ просто возвращается на свой постъ въ промышленной арміи. Слѣдуетъ добавить еще, что хотя обыкновенно редакторъ выбирается на цѣлый годъ, тѣмъ не менѣе, если самъ онъ внезапно перемѣнитъ тонъ газеты и поведетъ ее не въ духѣ своихъ довѣрителей, всегда на его мѣсто есть запасные редакторы и, по усмотрѣнію подписчиковъ, вольнодумецъ можетъ бытъ смѣщенъ во всякое время.
   Вечеромъ, на прощаніе, Юдиѳь подала мнѣ книгу и сказала:
   -- Если бы вамъ не скоро пришлось заснуть сегодня, можетъ бытъ вамъ не безъитересно будетъ просмотрѣть этотъ разсказъ Берріана, который считается его шедевромъ, и, во всякомъ случаѣ, даетъ вамъ понятіе о современныхъ разсказахъ.
   Я всю ночь до самаго разсвѣта просидѣть въ моей комнатѣ за чтеніемъ "Пентесидіи" и не оставилъ книги, пока не дочиталъ до конца. Но да простятъ мнѣ поклонники великаго романиста двадцатаго столѣтія, если я скажу, что при первоначальномъ чтеніи я былъ пораженъ, болѣе всего, не тѣмъ, что было въ книгѣ, а тѣмъ, чего тамъ не было. Писатели моего времени сочли бы невозможнымъ сочинить романъ, изъ котораго были бы исключены всѣ эффекты, построенные на контрастахъ богатства и бѣдности, образованія и невѣжества, грубости и утонченности, высокаго и низменнаго -- всѣ мотивы, вытекающіе изъ общественной гордости и честолюбія, желанія разбогатѣть или страха обѣднѣть, вмѣстѣ съ тревогами всякаго рода за себя и за другихъ, романъ, въ которомъ любви было бы столько, что хоть отбавляй, но любви не стѣсняемой никакими искусственными преградами, вслѣдствіе различія положенія или богатства, не подчиняющейся никакому иному закону, кромѣ влеченій сердца. Чтеніе "Пентесидіи" гораздо лучше всякихъ многорѣчивыхъ объясненій помогло мнѣ составить себѣ общее понятіе о положеніи общества двадцатаго столѣтія. Фактическія сообщенія доктора Лита были, во всякомъ случаѣ, обстоятельны, но они произвели на мой умъ массу отрывочныхъ впечатлѣній, которыя до этого мнѣ не удалось еще порядкомъ связать въ одно цѣлое. Берріанъ связалъ мнѣ ихъ въ одну общую картину.
   

ГЛАВА XVI.

   На слѣдующее утро я всталъ почти что передъ утреннимъ завтракомъ. Когда я спускался по лѣстницѣ, въ передней показалась Юдиѳь. Она выходила изъ комнаты, гдѣ произошла наша утренняя встрѣча, описанная раньше.
   -- Ахъ,-- воскликнула она съ выраженіемъ обворожительнаго лукавства -- вы, навѣрное, опять намѣревались ускользнуть тайкомъ на одну изъ вашихъ уединенныхъ прогулокъ, которыя такъ благотворно отражаются на васъ? Но вы видите, что я на этотъ разъ поднялась раньше вашего. Я васъ и поймала!
   -- Вы плохо вѣрите въ дѣйствительность вашего лѣченія,-- сказалъ я,-- если допускаете, что подобная прогулка можетъ имѣть на меня худыя послѣдствія.
   -- Я очень рада это слышать,-- сказала она.-- Я приготовляла въ той комнатѣ букетъ цвѣтовъ для стола къ завтраку, какъ вдругъ услыхала, что вы спускаетесь внизъ, и мнѣ показалось, что я замѣтила въ вашей походкѣ какую то таинственность.
   -- Напрасно вы меня заподозрили,-- возразилъ я.-- Я вовсе и не собирался выходить на улицу.
   Не смотря на ея стараніе увѣрить меня, что ея появленіе было чистой случайностью, у меня явилось новое смутное подозрѣніе, впослѣдствіи оправдавшееся, что это милое созданье, во имя исполненія принятаго ею на себя попеченія обо мнѣ, ужасно рано вставала въ послѣдніе два или три утра, подрядъ съ цѣлью предупредить возможность моихъ уединенныхъ блужданій, чтобы я не разстроился такъ-же, какъ былъ разстроенъ въ первую прогулку. Получивъ позволеніе помочь ей въ составленіи букета для завтрака, я послѣдовалъ за нею въ комнату, изъ которой она вышла.
   -- Увѣрены ли вы, что освободились отъ тѣхъ ужасныхъ ощущеній, какія въ то утро вамъ пришлось испытать?
   -- Я не могу сказать, чтобы по временамъ я не испытывалъ какого то страннаго чувства,-- возразилъ я,-- именно въ тѣ минуты, когда провѣрка моей личности выступаетъ предо мною открытымъ вопросомъ. Было бы излишней претензіей ожидать, чтобы, послѣ всего пережитаго мною, я не испытывалъ хоть изрѣдка подобныхъ ощущеній; но опасность свихнуться, какъ едва не случилось со этою въ то утро, полагаю, совсѣмъ миновала.
   -- Я никогда не забуду, какой видъ былъ у васъ въ то утро,-- сказала она.
   -- Если бы вы мнѣ спасли только жизнь, я, можетъ быть, нашелъ бы слова для выраженія моей благодарности; но вы спасли мой разсудокъ, а для этого нѣтъ словъ, которыми бы можно было вполнѣ выразить то. чѣмъ я обязанъ вамъ
   Я говорилъ съ волненіемъ и ея глаза вдругъ стали влажными.
   -- Это невѣроятно,-- отвѣчала она,-- но мнѣ очень пріятно слышать это именно отъ васъ. Я сдѣлала весьма немного. Я очень сокрушалась объ васъ, это я знаю. Отецъ находитъ, что насъ не должно удивлять ничто, поддающееся научному объясненію. Къ этому роду явленій относится и вашъ долгій сонъ: но одна мысль о возможности быть на вашемъ мѣстѣ вызываетъ у меня головокруженіе. Я вообще не могла бы вынести этого.
   -- Это зависѣло бы отъ того, нашелся ли бы въ моментъ вашего кризиса ангелъ-хранитель, который поддержалъ бы васъ своимъ сочувствіемъ, какъ это было со мною.
   Если мое лицо хоть сколько нибудь выражало чувства, какія я долженъ былъ питать къ этой милой, прелестной молодой дѣвушкѣ, игравшей по отношенію ко мнѣ такую ангельскую роль, то на немъ можно было прочесть въ ту минуту лишь благоговѣйное почтеніе. Это ли выраженіе моего лица или слова мои, а можетъ быть, и то, и другое вмѣстѣ -- заставило ее очаровательно покраснѣть и опустить глаза.
   -- Хотя вы и не испытали ничего подобнаго, что выпало мнѣ на долю,-- сказалъ я,-- тѣмъ не менѣе, должно быть, жутко видѣть человѣка другого поколѣнія, умершаго, повидимому, уже сотню лѣтъ тому назадъ и снова возвращеннаго къ жизни.
   -- Сначала это казалось страннымъ, выше всякаго описанія,-- отвѣчала она.-- Когда же мы начали ставить себя на ваше мѣсто и соображать, насколько все это страннѣе должно было показаться вамъ, мы почти забыли наши собственныя ощущенія; по крайней мѣрѣ, это я могу сказать о себѣ. Тогда мнѣ показалось это не столько поразительнымъ, сколько интереснымъ и трогательнымъ; ничего подобнаго никогда прежде я не слыхала.
   -- Но неужели вамъ не представляется удивительнымъ, что зная, кто я, вы все-таки сидите со мною за однимъ столомъ?
   -- Вы должны помнить, что вы намъ не кажитесь такимъ страннымъ, какимъ мы должны казаться вамъ,-- отвѣчала Юдиѳь.-- Мы принадлежимъ будущему, о которомъ вы ничего не знали, пока насъ не увидѣли. Вы же принадлежите къ поколѣнію нашихъ предковъ. Оно намъ хорошо извѣстно, имена многихъ людей того времени часто вспоминаются въ нашей семьѣ. Мы изучили образъ вашихъ мыслей и жизни; между тѣмъ, какъ все, что говоримъ и дѣлаемъ мы, является для васъ необычайнымъ. Итакъ, мистеръ Вестъ, если вы чувствуете, что можете современемъ привыкнуть къ намъ, васъ не должно удивлять, что мы съ самаго начала почти не находили въ васъ ничего страннаго.
   -- Я смотрѣлъ на дѣло не съ этой точки зрѣнія.-- возразилъ я.-- Много правды въ томъ, что вы говорите; оглянуться на цѣлую тысячу лѣтъ назадъ легче, чѣмъ заглянуть на пятьдесятъ лѣтъ впередъ. Сто лѣтъ не очень большой періодъ времени для ретроспективнаго взгляда. Я могъ знать вашихъ прадѣдовъ. По всей вѣроятности, я и зналъ ихъ. Они жили въ Бостонѣ?
   -- Да, я думаю.
   -- Развѣ вы въ этомъ не увѣрены?
   -- Нѣтъ,-- отвѣчала она.-- Кажется, что жили.
   -- У меня былъ большой кругъ знакомства въ городѣ,-- сказалъ я.-- Весьма вѣроятно, что я былъ съ ними знакомъ или, по крайней мѣрѣ, слыхалъ о нихъ что нибудь. Можетъ быть, даже я близко былъ знакомъ съ ними. Вотъ было бы интересно, если бы случилось такъ, что я бы могъ разсказать вамъ что нибудь, ну хотя бы о вашемъ прадѣдушкѣ?
   -- Очень интересно.
   -- Знаете ли вы вашу генеалогію настолько, чтобы сказать, кто были ваши предки въ мое время?
   -- О! да.
   -- Можетъ быть, въ такомъ случаѣ, когда нибудь вы мнѣ назовете кого нибудь изъ нихъ?
   Она въ ту минуту возилась съ надоѣдливой вѣткой зелени и отвѣтила не сразу. Шаги на лѣстницѣ возвѣстили, что къ намъ спускались другіе члены семьи.
   -- Можетъ быть, когда нибудь,-- пробормотала она.
   Послѣ завтрака докторъ Литъ предложилъ мнѣ осмотрѣть вмѣстѣ съ нимъ центральный складъ, чтобы я могъ на дѣлѣ видѣть операцію механизма раздачи товаровъ, которую описывала мнѣ Юдиѳь. Когда мы вышли изъ дому, я сказалъ:
   -- Вотъ уже нѣсколько дней, какъ я живу въ вашемъ семействѣ, занимая въ высшей степени странное положеніе, или, лучше сказать, никакого. До сихъ поръ я не касался этого вопроса въ разговорахъ съ вами, потому что было много вещей, для меня совсѣмъ необычайныхъ. Но теперь, когда я начинаю немного чувствовать подъ собою почву и понимать, что какъ бы я сюда ни попалъ, я нахожусь здѣсь и долженъ по возможности освоиться съ своимъ положеніемъ,-- мнѣ необходимо переговорить съ вами объ этомъ предметѣ.
   -- Что касается того, что вы чувствуете себя гостемъ въ моемъ домѣ,-- возразилъ докторъ Литъ,-- вамъ нечего еще безпокоиться, такъ какъ мы еще не скоро разстанемся съ вами. При всей вашей скромности, вы можете понять, что такой гость, какъ вы, есть пріобрѣтеніе, съ которымъ не такъ-то легко разстаться.
   -- Благодарю васъ, докторъ,-- сказалъ я.-- Съ моей стороны всякія препирательства изъ-за временнаго гостепріимства съ человѣкомъ, которому я обязанъ тѣмъ, что не продолжаю, живьемъ въ могилѣ, ожидать конца міра, были бы нелѣпымъ жеманствомъ. Однако, если мнѣ суждено быть постояннымъ гражданиномъ этого столѣтія, я долженъ же занять какое либо положеніе. Въ мое время среди неорганизованной толпы людей оставалось незамѣченнымъ, больше или меньше однимъ человѣкомъ на свѣтѣ. Онъ могъ попасть туда по своему усмотрѣнію и устроиться, гдѣ ему было угодно, если только у него хватало на это силъ. Но теперь каждый составляетъ часть системы съ опредѣленнымъ мѣстомъ и дѣятельностью. Я нахожусь внѣ этой системы и не вижу, какъ мнѣ попасть въ ея ряды. Нѣтъ другого, повидимому, способа, какъ, или родиться въ ней, или явиться въ нее эмигрантомъ изъ какой нибудь другой страны.
   Докторъ Литъ весело засмѣялся.
   -- Согласитесь,-- сказалъ онъ,-- что нашу систему можно упрекнуть въ пробѣлѣ -- на случай, подобный вашему, не принято никакихъ мѣръ. Но, видите ли, никто не ожидаетъ приращенія человѣчества никакимъ инымъ путемъ, кромѣ естественнаго. Какъ бы то ни было, вамъ нечего бояться, что мы не въ состояніи будемъ своевременно найти для васъ и мѣсто, и занятіе. До сихъ поръ вы приходили въ соприкосновеніе только съ членами моей семьи, но вы не должны думать, что мы сдѣлали тайну изъ вашего существованія. Напротивъ того, положеніе ваше, и до вашего пробужденія, и въ особенности послѣ него, возбудило глубочайшій интересъ во всѣхъ. Въ виду вашего опаснаго нервнаго состоянія, сочли за лучшее на первое время предоставить васъ мнѣ на исключительное попеченіе съ тѣмъ, чтобы вы, до вашего знакомства съ гражданами, получили черезъ меня и мою семью общее представленіе, въ какомъ такомъ мірѣ вы очутились. Выборъ же подходящаго для васъ положенія въ обществѣ не представитъ ни малѣйшаго затрудненія. Немногіе изъ насъ располагаютъ возможностью оказать такую громадную услугу націи, какая предстоитъ вамъ, когда вы покинете мой кровъ, о чемъ вамъ впрочемъ еще долго не придется помышлять.
   -- Что же могу я дѣлать?-- спросилъ я.-- Можетъ быть, вы воображаете, что я владѣю какимъ-нибудь ремесломъ, искусствомъ или какими-нибудь особенными талантами. Увѣряю васъ, что ничего подобнаго вы не найдете во мнѣ. Я никогда въ жизни не заработалъ ни одного доллара и не посвятилъ работѣ ни единаго часа. У меня есть физическая сила и я могу быть развѣ простымъ земледѣльцемъ, но не болѣе.
   -- Если бы это было единственной производительной услугой, какую вы въ состояніи оказать націи, то вы увидѣли бы, что занятіе это такъ-же почтенно, какъ и всякое другое,-- возразилъ докторъ Литъ;-- но вамъ суждено исполнить нѣчто лучшее. Вы сильнѣе всѣхъ нашихъ историковъ по вопросамъ, касающимся соціальнаго положенія послѣдней половины девятнадцатаго столѣтія, одного изъ наиболѣе интересныхъ для насъ историческихъ періодовъ. Когда вы въ свое время достаточно ознакомитесь съ нашими учрежденіями и захотите научить насъ кое-чему объ учрежденіяхъ вашего времени, вы найдете для себя свободную каѳедру въ одномъ изъ нашихъ университетовъ.
   -- Отлично, отлично!-- воскликнулъ я. вполнѣ успокоенный практическимъ рѣшеніемъ вопроса, который начиналъ меня тревожить.
   -- Если ваши соотечественники такъ интересуются девятнадцатымъ столѣтіемъ, то въ самомъ дѣлѣ это занятіе, какъ будто, предназначено для меня. Я думаю, врядъ-ли нашлось бы что другое, чѣмъ я могъ бы заработывать себѣ кусокъ хлѣба; но, само собой разумѣется, для подобнаго занятія, какое вы мнѣ указываете, не опасаясь упрека въ самомнѣніи, я могу претендовать на обладаніе спеціальными знаніями.
   

ГЛАВА XVII.

   То, что я увидѣлъ въ складѣ, было дѣйствительно такъ интересно, какъ описывала мнѣ Юдиѳь, и я пришелъ даже въ восторгъ, наблюдая на дѣлѣ громадную производительную силу, какая получается отъ доведенной до совершенства организаціи труда. Она была подобна гигантской мельницѣ, въ ящикъ которой съ одного конца постоянно входитъ товаръ съ желѣзной дороги и съ корабля, и выходитъ съ другого конца въ видѣ товарныхъ тюковъ въ фунтахъ, унціяхъ, аршинахъ, вершкахъ, пинтахъ и литрахъ на потребу безконечнаго числа личныхъ нуждъ полумилліоннаго населенія.
   Докторъ Литъ, съ помощію данныхъ, сообщенныхъ мною относительно того, какъ продавались товары въ мое время, вывелъ поразительные результаты экономіи, получаемые при новѣйшей системѣ.
   Когда мы шли домой, я сказалъ:-- Изъ того, что я сегодня видѣлъ вмѣстѣ съ тѣмъ, что вы мнѣ говорили и изъ того, что я узналъ отъ миссъ Литъ въ складѣ образцовъ, я составилъ себѣ довольно ясное понятіе о вашей системѣ продажи и какимъ образомъ, при помощи ея, вы можете обходиться безъ денегъ. Но мнѣ бы хотѣлось узнать еще побольше о вашей системѣ производства. Вы разсказали мнѣ, вообще, какъ набирается и организуется ваша промышленная армія, но кто же управляетъ ея дѣйствіями? Какой высшій авторитетъ рѣшаетъ, что должно быть сдѣлано въ каждомъ отдѣленіи такимъ образомъ, чтобы всего было произведено только въ потребномъ количествѣ? Мнѣ кажется, что это должна бытъ очень трудная и сложная задача, требующая необыкновенныхъ способностей.
   -- Неужели вамъ это такъ кажется?-- отвѣчалъ докторъ Литъ.-- Увѣряю васъ, что не требуется ничего подобнаго; напротивъ, она такъ проста и основана на принципахъ столь очевидныхъ и легко приложимыхъ, что служащіе въ Вашингтонѣ, которымъ она ввѣрена, могутъ быть люди самыхъ обыкновенныхъ способностей, чтобы выполнить это дѣло къ полному удовлетворенію націи. Машина, которой они управляютъ конечно, громадна, но такъ логична въ своихъ принципахъ, опредѣленна и проста въ своихъ дѣйствіяхъ, что почти идетъ сама собой, развѣ только глупецъ можетъ разстроить ее, съ чѣмъ согласитесь и вы послѣ нѣкотораго разъясненія. Такъ какъ вы уже имѣете довольно ясное понятіе о системѣ продажи, то и начнемъ съ нея. Даже и въ ваше время статистики могли указать число аршинъ ситца, бархата, шерстяной матеріи, количество муки, картофеля, масла, число паръ сапогъ, шляпъ и зонтиковъ, ежегодно потребляемыхъ націей. Такъ какъ производство находилось въ частныхъ рукахъ и не было возможности имѣть точныхъ цифровыхъ данныхъ о дѣйствительной продажѣ, то цифры эти были не точны, а только приблизительны. Теперь, когда каждая булавка, выдаваемая изъ національнаго склада, записывается, и цифры потребленія за недѣлю, мѣсяцъ, годъ, собирающіяся въ концѣ каждаго изъ этихъ періодовъ времени въ отдѣленіи продажи, совершенно точны. На основаніи этихъ-то цифръ, принимая во вниманіе могущее быть увеличеніе и уменьшеніе и нѣкоторыя особенныя обстоятельства, вліяющія на спросъ, и составляются смѣты, положимъ, на годъ впередъ. Смѣты эти, съ графами на случай какихъ либо перемѣнъ, утверждаются общей администраціею; отвѣтственность же отдѣленія продажи прекращается, пока въ него не поступятъ товары. Я сказалъ, что смѣты составляются на цѣлый годъ впередъ, но въ дѣйствительности они обнимаютъ собой такой большой періодъ только относительно главныхъ предметовъ промышленности, спросъ на которые можетъ быть вычисленъ точно.
   Въ большинствѣ случаевъ относительно предметовъ мелкой промышленности, мѣняется вкусъ и требуется постоянно что-нибудь новое и тутъ производство почти равняется потребленію, и отдѣленіе торговли составляетъ частыя смѣты, основанныя на недѣльномъ спросѣ.
   Вся область производительности и промысловъ дѣлится на десять крупныхъ разрядовъ; каждый изъ нихъ представляетъ группу однородныхъ производствъ; каждая изъ этихъ послѣднихъ имѣетъ подчиненное своему отдѣлу бюро, которое уже контролируетъ все, что относится къ данной отрасли производства,-- наличность рабочаго персонала, размѣры производства, и средства къ расширенію его. Смѣты отдѣленія торговли, по утвержденіи ихъ администраціей, разсылаются въ видѣ циркуляровъ во всѣ десять отдѣловъ, которые разсылаютъ ихъ въ подвѣдомственныя бюро отдѣльныхъ производствъ, а эти бюро назначаютъ людямъ работу. Каждое бюро отвѣтственно за ввѣренную ему отрасль производства; дѣятельность его контролируется соотвѣтственной професіональной группой и главной администраціей; сверхъ того, отдѣленіе торговли не принимаетъ товара безъ провѣрки его доброкачественности. Если все-таки товаръ въ рукахъ уже покупателя окажется негоднымъ, то по системѣ этой ошибку можно прослѣдить обратно до первоначальнаго источника. Производство предметовъ для дѣйствительнаго потребленія націи не требуетъ, конечно, всего контингента рабочихъ силъ. Послѣ того, какъ необходимый контингентъ работниковъ распредѣленъ по различнымъ производствамъ, остальные работники занимаются постройкою зданій, машинъ, и т. д.
   -- Одинъ пунктъ,-- сказалъ я,-- кажется мнѣ не совсѣмъ удовлетворительнымъ. При отсутствіи частной предпріимчивости, можно ли быть увѣреннымъ, что будутъ приняты во вниманіе желанія небольшого меньшинства потребителей относительно предметовъ, на которые нѣтъ большого спроса? Оффиціальное распоряженіе можетъ каждую минуту лишить ихъ возможности удовлетворить свои индивидуальныя потребности только потому, что большинство не раздѣляетъ ихъ вкусъ.
   -- Это была бы дѣйствительно тиранія,-- возразилъ докторъ Литъ,-- но можете быть увѣрены, что этого не случается съ нами, которымъ свобода также дорога, какъ равенство и братство. Когда вы ближе узнаете нашу систему, вы увидите, что наши служащіе не по имени только, а на дѣлѣ, агенты и слуги народа. Администрація не имѣетъ права остановить производство товара, на который имѣется еще спросъ. Допустимъ, что спросъ на какой-нибудь предметъ уменьшается до такой степени, что производство его оказывается дорогимъ. Тогда соотвѣтственно этому повышается и цѣна на товаръ, но до тѣхъ поръ пока есть на него покупатель, производство не прекращается. Предположимъ также, что является спросъ на предметъ, доселѣ не производившійся. Если администрація сомнѣвается въ дѣйствительности спроса, то народная петиція, гарантирующая извѣстное потребленіе, обязываетъ администрацію производить требуемый предметъ. Правительство или большинство людей, которые бы взяли на себя говорить народу или меньшинству, что имъ надо ѣсть, пить, или во что одѣваться, какъ это дѣлалось въ наше время въ Америкѣ, въ настоящее время было бы удивительнымъ анахронизмомъ. Можетъ быть, у васъ были причины терпѣть подобное посягательство на личную независимость, но мы считали бы его невыносимымъ. Я очень доволенъ, что вы подняли этотъ вопросъ, потому что я воспользуюсь даннымъ случаемъ, чтобы показать вамъ, что вліяніе, оказываемое въ настоящее время каждымъ отдѣльнымъ гражданиномъ на производство страны, непосредственнѣе и дѣйствительнѣе, чѣмъ оно было въ ваше время, когда преобладала, какъ вы ее называли, частная иниціатива, хотя ее слѣдовало бы назвать просто иниціативой капиталиста, потому что обыкновенный гражданинъ ке принималъ въ ней почти никакого участія.
   -- Вы говорите о повышеніи цѣнъ на дорогіе предметы, сказалъ я.-- Какъ могутъ быть урегулированы цѣны въ странѣ, гдѣ нѣтъ конкурренціи между продавцами и покупателями?
   -- Совершенно такъ-же, какъ и у васъ,-- сказалъ докторъ Литъ.-- Развѣ вы этого не понимаете?-- прибавилъ онъ, замѣтивъ мое недоумѣніе;-- впрочемъ, это объяснить не долго. Стоимость труда, затраченнаго на изготовленіе даннаго предмета, служила законнымъ основаніемъ для цѣны этого предмета какъ въ ваше время, такъ и въ наше. Въ ваше время различіемъ въ жалованьѣ опредѣлялась различная стоимость труда, теперь же разница эта зависитъ только отъ относительнаго числа часовъ, составляющихъ рабочій день въ различныхъ производствахъ: содержаніе же работника одинаково во всѣхъ случаяхъ.
   Стоимость работы человѣка въ дѣлѣ столь трудномъ, что для привлеченія къ нему охотниковъ приходится ограничить число рабочихъ часовъ четырьмя, вдвое больше стоимости дѣла, гдѣ работники трудятся въ день воеемь часовъ. Результатъ стоимости работы тотъ-же самый, какъ и въ томъ случаѣ, если бы работнику, работающему четыре часа, платили, при вашей системѣ, жалованье вдвое больше, нежели сколько получаетъ другой. Это вычисленіе труда, употребленнаго при различныхъ производствахъ промышленности, и опредѣляетъ его цѣну по отношенію къ другимъ предметамъ. Кромѣ стоимости производства и транспортныхъ расходовъ, при назначеніи цѣнъ нѣкоторыхъ товаровъ принимается въ разсчетъ еще и рѣдкость обработываемаго матеріала. Этотъ факторъ не играетъ никакой роли относительно продуктовъ первой необходимости. Всегда имѣется большой излишекъ подобныхъ предметовъ, на которые, такимъ образомъ, не могутъ оказывать вліянія колебанія въ спросѣ или предложеніи, даже въ случаѣ плохихъ урожаевъ. Цѣны на такіе предметы становятся все ниже и ниже, но рѣдко или почти никогда не повышаются. Но есть предметы, изъ которыхъ одни постоянно, а другіе временно не соразмѣрны съ спросомъ; къ послѣдней категоріи принадлежатъ, напримѣръ, свѣжая рыба и молочные продукты, къ первой же -- предметы, требующіе большей снаровки и рѣдкаго матеріала. Все, что можно сдѣлать въ этомъ отношеніи -- это временно поднять цѣны, если недостаточность даннаго предмета временное явленіе, или назначить высокія цѣны, если это -- постоянное явленіе. Въ ваше время высокія цѣны ограничивали пріобрѣтете этихъ предметовъ людьми богатыми, теперь же, когда средства всѣхъ одинаковы, результатомъ высокихъ цѣнъ является то, что покупаютъ эти предметы только тѣ, кому они наиболѣе желательны. Теперь я валъ далъ общее понятіе о нашей системѣ производства и продажи. Находите-ли вы ее такой сложною, какъ она представлялась вамъ?
   Я согласился, что ничего не можетъ быть проще.
   -- Я увѣренъ,-- прибавилъ докторъ Литъ,-- что не ошибусь, сказавши, что глава любого изъ миріада частныхъ предпріятій въ наше время, которому приходилось неустанно слѣдить за колебаніями рынка, махинаціями своихъ соперниковъ, банкротствами своихъ должниковъ, имѣлъ гораздо болѣе трудную задачу, чѣмъ группа людей въ Вашингтонѣ, которая въ настоящее время заправляетъ производствами цѣлой націи. Все это только показываетъ, мой дорогой собесѣдникъ, что гораздо легче дѣлать вещи правильно, нежели неправильно. Гораздо легче генералу на аэростатѣ, имѣя передъ собою открытое поле, привести къ побѣдѣ милліоны людей, нежели сержанту управлять взводомъ солдатъ въ чащѣ лѣса.
   -- Генералъ подобной арміи, заключающей въ себѣ цвѣтъ нація, долженъ быть первымъ въ странѣ, въ сущности выше президента Соединенныхъ Штатовъ,-- сказалъ я.
   -- Онъ и есть президентъ Соединенныхъ Штатовъ,-- возразилъ докторъ Литъ,-- или, лучше сказать, самая главная функція президентства есть верховная власть промышленной арміи.
   -- Какимъ образомъ избирается онъ?-- спросилъ я,
   -- Когда я вамъ описывалъ, какое значеніе имѣетъ стимулъ соревнованія для всѣхъ ступеней арміи рабочихъ,-- отвѣчалъ докторъ Литъ,-- тогда же я вамъ и объяснилъ, какимъ образомъ тѣ, кто отличился особенными заслугами, достигаютъ офицерскаго ранга черезъ три низшія ступени и затѣмъ повышаются изъ лейтенантовъ въ капитаны и, наконецъ, въ полковники. Далѣе, въ болѣе крупныхъ производствахъ, есть еще промежуточная степень -- слѣдуетъ генералъ гильдіи или отдѣльнаго производства, подъ руководствомъ котораго находятся всѣ операціи даннаго производства. Этотъ офицеръ, стоящій во главѣ національнаго бюро, которое является представителемъ его производства, есть лицо отвѣтственное за дѣла бюро передъ администраціей. Генералъ гильдіи занимаетъ прекрасное положеніе, такое, какое можетъ вполнѣ удовлетворить самолюбіе большинства людей: но выше его ранга, который слѣдуя военной аналогіи, принятой у васъ, соотвѣтствуетъ чину дивизіоннаго генерала или генералъ-маіора, считается рангъ начальниковъ десяти большихъ отдѣловъ или группъ производствъ. Начальниковъ этихъ большихъ дивизій промышленной арміи можно сравнить съ вашими корпусными командирами или генералъ-лейтенантами; каждый изъ нихъ имѣетъ въ своемъ подчиненіи отъ двѣнадцати до двадцати генераловъ гильдіи. Надъ этими десятью офицерами, которые составляютъ его совѣтъ, находится главнокомандующій, который и есть президентъ Соединенныхъ Штатовъ.
   -- Главнокомандующій промышленной арміи долженъ пройти черезъ всѣ степени ниже его, начиная съ самаго простого рабочаго?
   -- Мы сейчасъ увидимъ, какъ онъ возвышается. Какъ я уже вамъ сказалъ, просто по превосходству своихъ способностей, въ качествѣ работника, каждый проходитъ черезъ степени рядовыхъ и дѣлается кандидатомъ на лейтенанта. Черезъ лейтенантство онъ повышается въ чинъ полковника, по назначенію свыше, причемъ однако допускаются на соисканіе повышенія только тѣ, кто можетъ предъявить наилучшія свидѣтельства о своихъ способностяхъ. Генералъ даннаго производства назначаетъ на должности ниже его, но самъ не назначается, а выбирается голосованіемъ.
   -- Голосованіемъ?-- вскричалъ я,-- развѣ это не дѣйствуетъ разрушительнымъ образомъ на дисциплину производства, вовлекая кандидатовъ въ интриги ради поддержки ихъ работниками, находящимися въ ихъ вѣдѣніи?
   -- Нѣтъ никакого сомнѣнія, что такъ бы оно и было,-- возразилъ докторъ Литъ,-- если бы баллотировали сами рабочіе или могли бы выражать свои мнѣнія о выборахъ. Вотъ здѣсь-то и проявляется особенность нашей системы. Генералъ производства выбирается изъ полковниковъ баллотировкой, которая производится почетными членами гильдіи, т. е. такими, которые отслужили свое время въ гильдіи и получили отставку. Какъ вы уже знаете, въ сорокъ пять лѣтъ насъ увольняютъ изъ промышленной арміи и остальную часть жизни мы проводимъ или за нашимъ собственнымъ усовершенствованіемъ, или на отдыхѣ. Конечно, при этомъ мы поддерживаемъ постоянную связь съ корпораціями, къ которымъ мы принадлежали въ періодъ нашей службы государству. Знакомства, завязанныя у насъ въ то время, не прекращаются до нашей смерти. Мы остаемся почетными членами нашихъ прежнихъ гильдій и съ живѣйшимъ интересомъ слѣдимъ за тѣмъ, чтобы онѣ преуспѣвали въ рукахъ послѣдующаго поколѣнія и сохраняли свое реномэ. Въ клубахъ почетныхъ членовъ различныхъ гильдій, гдѣ мы встрѣчаемся на общественной почвѣ, не о чемъ такъ не бесѣдуютъ, какъ о дѣлахъ гильдіи, и молодые люди, претендующіе за управленіе гильдіями, должны выказать свою полную подготовку къ этому, прежде чѣмъ подвергнуться критикѣ старыхъ коллегъ. Нація узаконяетъ этотъ порядокъ вещей, предоставляя почетнымъ членамъ каждой гильдіи избраніе ея генерала, и я беру на себя смѣлость утверждать, что ни одна изъ прежнихъ организацій общества не могла подготовить контингентъ избирателей, столь идеально понимающихъ свои обязанности, какъ относительно безусловнаго безпристрастія, такъ и умѣнья оцѣнить кандидатовъ и достигнутъ наилучшихъ результатовъ при полномъ отсутствіи личныхъ расчетовъ. Каждый изъ десяти генералъ-лейтенантовъ или главъ департаментовъ избирается изъ числа генераловъ гильдій, сгруппированныхъ въ департаментѣ по баллотировкѣ, которую производятъ почетные члены гильдій. Конечно, есть стремленіе со стороны каждой гильдіи подать голосъ за своего генерала, но ни у одной гильдіи нѣтъ достаточнаго числа голосовъ, чтобы выбрать человѣка, пользующагося поддержкой большинства въ другихъ гильдіяхъ и смѣю увѣрить васъ, что выборы эти чрезвычайно интересны.
   -- Президентъ, надо полагать, избирается изъ числа десяти начальниковъ большихъ отдѣловъ?-- замѣтилъ я.
   -- Да, но начальники отдѣловъ не подлежатъ выбору въ президенты до тѣхъ поръ, пока не пробыли нѣсколько лѣтъ внѣ службы. Рѣдко случается, что человѣкъ, пройдя черезъ всѣ степени повышенія, достигнетъ главенства въ департаментѣ раньше сорока лѣтъ, ему обыкновенно уже бываетъ сорокъ пять лѣтъ. Если ему болѣе, то онъ все-таки дослуживаетъ свой срокъ, если же менѣе, онъ будетъ уволенъ изъ промышленной арміи по окончаніи своего срока. Онъ уже не можетъ возвращаться въ ряды арміи. Въ промежутокъ времени до его кандидатуры на президентство, онъ освоивается съ мыслью, что онъ принадлежитъ къ массѣ націи, и что его интересы тождественны скорѣе съ интересами всего народа, нежели съ промышленной арміей. Кромѣ того, желательно, чтобы онъ за этотъ періодъ времени изучилъ общее состояніе арміи, вмѣсто той отдѣльной группы гильдій, которой онъ заправлялъ. Изъ числа бывшихъ руководителей крупныхъ гильдій, которые могутъ подлежать избранію, президентъ избирается баллотировкою, производимою всѣми людьми націи, не принадлежащими къ промышленной арміи.
   -- Армія, значитъ, не имѣетъ права голоса при избраніи президента?
   -- Конечно, нѣтъ. Это отразилось бы неблагопріятно на дисциплинѣ, которую призванъ поддерживать президентъ, какъ представитель цѣлой націи. Правой рукой для него служитъ инспекція, въ нашей системѣ функція весьма важная. Ей подлежатъ всѣ жалобы и заявленія о недостаточности товаровъ, о грубости и невнимательности офицеровъ, о злоупотребленіяхъ всякаго рода, какія обнаруживаются въ общественной службѣ. Но инспекція не ждетъ, пока возникнетъ жалоба. Она не только провѣряетъ всѣ сообщенія о неправильностяхъ службы, но систематически и постоянно контролируетъ каждый отдѣлъ арміи, раскрывая ошибки, которыя никто не успѣлъ обнаружить. Президентъ во время своего избранія обыкновенно имѣетъ не болѣе сорока пяти лѣтъ, составляя, такимъ образомъ, почетное исключеніе изъ правила, въ силу котораго имѣющій сорокъ пять лѣтъ удаляется со службы на покой. Въ концѣ періода его служенія созывается національный конгрессъ для выслушанія отчета президента и одобряетъ или отвергаетъ его. Если отчетъ бываетъ одобренъ, то конгрессъ обыкновенно избираетъ того же президента еще на пять лѣтъ представителемъ націи въ международномъ союзномъ совѣтѣ. Я долженъ прибавить, что конгрессъ провѣряетъ отчетность удаляющихся со службы начальниковъ гильдій, и тѣ изъ нихъ, кому выражается неодобреніе, лишаются права быть избираемыми въ президенты. Но на дѣлѣ рѣдко случается, чтобы нація относительно своихъ высшихъ офицеровъ выражала иныя чувства, кромѣ благодарности. Что касается ихъ дарованій, то уже фактъ повышенія ихъ изъ рядовыхъ, путемъ разнообразныхъ и строгихъ испытаній, служитъ достаточнымъ доказательствомъ ихъ незаурядныхъ способностей; что же касается ихъ честности, то наша соціальная система не оставляетъ для ихъ образа дѣйствій никакого иного побужденія, помимо стремленія заслужить уваженіе своихъ согражданъ. Подкупъ невозможенъ въ обществѣ, гдѣ нѣтъ ни бѣдности, которую легко подкупить, ни богатства, которымъ можно подкупать, и гдѣ самыя условія повышеній по службѣ дѣлаютъ невозможными домогательства демагогіи и погони за мѣстами.
   -- Одинъ пунктъ я не совсѣмъ хорошо понимаю,-- сказалъ я.-- Могутъ ли быть избираемы въ президенты члены свободныхъ профессій, люди науки и искусства, и въ такомъ случаѣ какимъ образомъ они сравниваются въ чинахъ съ тѣми, кто посвящаетъ себя промышленному призванію?
   -- Они и не приравниваются между собою. Члены техническихъ профессій, какъ инженеры и архитекторы, имѣютъ свои степени въ строительныхъ гильдіяхъ; члены же свободныхъ профессій: доктора, учителя, точно такъ же, какъ артисты, литераторы, которые освобождаются отъ промышленной службы, не принадлежатъ къ промышленной арміи. На этомъ основаніи они участвуютъ въ баллотировкѣ президента, но не могутъ быть избранными на эту должность. Такъ какъ одна изъ главныхъ обязанностей этой должности заключается въ контролѣ и дисциплинированіи промышленной арміи, то и необходимо, чтобы президентъ прошелъ черезъ всѣ степени ея, дабы стоять на высотѣ своей обязанности.
   -- Это очень разумно,-- сказалъ я,-- но если доктора и учителя не понимаютъ настолько въ промышленности, чтобы быть президентами, то я думаю, и сей послѣдній не настолько понимаетъ въ медицинѣ и воспитаніи, чтобы контролировать эти отдѣлы.
   -- Онъ этого и не дѣлаетъ,-- былъ отвѣть.-- За исключеніемъ того, что онъ вполнѣ отвѣтственъ за обязательность законовъ для всѣхъ классовъ общества, президентъ не имѣетъ никакого отношенія къ вѣдомствамъ медицины и воспитанія. Послѣднія контролируются коллегіями своихъ декановъ, гдѣ президенту принадлежитъ только постоянное предсѣдательствованіе съ рѣшающимъ голосомъ. Деканы эти, конечно, отвѣтственные передъ конгрессомъ, выбираются почетными членами изъ среды учительскихъ или врачебныхъ корпорацій, т. е. удалившимися отъ дѣлъ докторами и учителями страны.
   -- Знаете ли,-- сказалъ я,-- что этотъ способъ избранія членовъ комитетовъ бывшими членами корпорацій не болѣе, какъ примѣненіе способа выборовъ, который въ миніатюрѣ практиковался въ нашихъ высшихъ учебныхъ заведеніяхъ.
   -- Въ самомъ дѣлѣ?-- воскликнулъ докторъ съ оживленіемъ.-- Это для меня новость, да я думаю, и для большинства изъ насъ, и новость весьма интересная. Много было споровъ о зародышѣ этой мысли, и мы воображали, что хоть въ этомъ было нѣчто новое подъ луною. Вотъ какъ! Въ вашихъ учебныхъ заведеніяхъ! Право, это интересно. Вы должны мнѣ разсказать объ этомъ подробнѣе.
   -- Я не могу вамъ сообщить ничего болѣе того, что сказалъ,-- возразилъ я.-- Если и былъ у насъ зародышъ вашей идеи, то такъ и остался только зародышемъ.
   

ГЛАВА XVIII.

   Въ тотъ вечеръ я остался еще посидѣть немножко съ докторомъ Литомъ, послѣ того какъ удалились дамы. Разсказъ доктора Лита о томъ участіи, которое принимаютъ въ управленіи вышедшіе въ отставку граждане, навелъ насъ на разговоръ о томъ, какой результатъ можетъ получиться отъ удаленія ее службы людей послѣ сорока пяти лѣтняго возраста.
   -- Въ сорокъ пять лѣтъ,-- замѣтилъ я,-- человѣкъ можетъ заниматься физическимъ трудомъ еще лѣтъ десять, а умственнымъ трудомъ смѣло цѣлыхъ двадцать. Быть въ эти годы отставленнымъ и сданнымъ въ архивъ можетъ показаться человѣку энергическаго характера скорѣе жестокостью, нежели милостью.
   -- Дорогой мистеръ Вестъ,-- весело воскликнулъ докторъ Литъ -- вы не можете себѣ представить, до чего интересны намъ идеи вашего девятнадцатаго вѣка, до какой степени онѣ представляются намъ оригинальными. Знайте же, о сынъ другого и вмѣстѣ съ тѣмъ того-же самаго поколѣнія, что трудъ, который мы несемъ, какъ ношу, въ обезпеченіе націи удобнаго физическаго существованія, не можетъ считаться ни самымъ важнымъ, ни самымъ достойнымъ примѣненіемъ нашихъ способностей. Мы смотримъ на него, какъ на исполненіе неизбѣжной обязанности, отъ которой мы должны бытъ свободны, чтобы посвятить себя вполнѣ высшему приложенію нашихъ силъ для умственныхъ и душевныхъ наслажденій и стремленій, что собственно и есть настоящая жизнь. Сдѣлано дѣйствительно все возможное; позаботились о равномѣрномъ распредѣленіи времени, употреблены всѣ средства, чтобы нашъ трудъ въ частностяхъ сдѣлать привлекательнымъ и ободряющимъ и, по возможности, снять съ него характеръ обременительности.
   Этого мы и достигли уже, такъ какъ въ настоящее время, кромѣ исключительныхъ случаевъ, трудъ обыкновенно не утомляетъ, а часто даже оживляетъ человѣка. Но не этотъ трудъ нашъ, а высшая и болѣе обширная дѣятельность, которой мы можемъ отдаться лишь по исполненіи нашей повседневной обязанности, составляетъ главную цѣль нашего существованія. Конечно, не всѣ и даже не большинство преслѣдуютъ эти научные, артистическіе, литературные или школьные интересы, которые заставляютъ цѣлить досугъ, какъ благо жизни. Многіе смотрятъ на послѣднюю половину жизни главнымъ образомъ, какъ на періодъ развлеченій иного рода; о ни употребляютъ этотъ періодъ времени на путешествія, на временное общеніе съ старыми пріятелями и коллегами, посвящаютъ это время всевозможнымъ, лично ихъ интересующимъ занятіямъ и задачамъ, или исключительно всячески заботятся о своемъ увеселеніи,-- словомъ, это періодъ спокойнаго и безмятежнаго наслажденія всѣмъ тѣмъ хорошимъ, въ созиданіи чего они сами участвовали. Но при всемъ различіи нашихъ личныхъ наклонностей, сообразно съ
   которыми мы желали бы пользоваться періодомъ нашего отдыха, всѣ согласны въ томъ, что мы смотримъ на освобожденіе отъ службы, какъ на срокъ, когда мы впервые достигаемъ возможности вполнѣ наслаждаться прирожденнымъ намъ правомъ, когда мы дѣйствительно вступаемъ въ возрастъ зрѣлости, пріобрѣтаемъ полную самостоятельность, освобождаемся отъ всякаго контроля, и тогда мы пользуемся этимъ временемъ, какъ наградою за нашъ трудъ. Какъ въ ваше время нетерпѣливые юноши съ нетерпѣніемъ ожидали двадцати одного года, такъ теперь мы ждемъ не дождемся сорока пяти лѣтъ. Въ двадцать одинъ годъ мы становимся людьми, въ сорокъ пять лѣтъ для насъ начинается вторая молодость. Зрѣлый возрастъ и то, что вы назвали бы старостью, считаются у насъ самымъ завиднымъ періодомъ жизни, интереснѣе даже самой юности. Благодаря лучшимъ условіямъ жизни въ настоящее время, а главное благодаря полному освобожденію людей отъ заботъ о насущномъ, старость наступаетъ теперь многими годами позже и имѣетъ видъ болѣе привѣтливый, нежели въ прежнія времена. Люди средняго тѣлосложенія обыкновенно живутъ до восьмидесяти пяти или до девяносто лѣтъ, и въ сорокъ пять лѣтъ мы, я думаю, физически и нравственно моложе, чѣмъ вы были въ тридцать пять. Намъ кажется страннымъ, что въ тѣ годы, когда мы только что вступаемъ въ самый лучшій періодъ жизни, вы уже начинали помышлять о старости и оглядываться назадъ. У васъ время до полудня, а у насъ время послѣ полудня считается лучшей половиной жизни.
   Послѣ этого, насколько я припоминаю, разговоръ нашъ перешелъ на тему о народныхъ увеселеніяхъ и забавахъ, и при этомъ пришлось сравнить современныя развлеченія съ развлеченіями девятнадцатаго столѣтія.
   -- Въ одномъ отношеніи -- сказалъ докторъ Литъ,-- есть рѣзкая разница: у насъ нѣтъ ничего подобнаго вашимъ профессіональнымъ спортсмэнамъ, этимъ страннымъ типамъ вашего времени, да и призы, за которые состязаются наши атлеты, не денежные, какъ это было въ ваше время. На нашихъ состязаніяхъ заботятся только о славѣ. Благородное соревнованіе между представителями различныхъ корпорацій и высокая преданность каждаго работника своей группѣ служатъ постояннымъ стимуломъ для всякаго рода игръ и состязаній на водѣ и на сушѣ, въ которыхъ молодью люди принимаютъ едва-ли большее участіе, нежели почтенные члены корпорацій, отслужившіе свое время. Гильдейскія гонки яхтъ противъ Марблхедъ будутъ происходить на слѣдующей недѣлѣ, и вы сами можете судить о томъ народномъ восторгѣ, какой вызывается подобными событіями въ настоящее время, сравнительно съ тѣмъ, какъ это бывало къ ваше время въ такихъ случаяхъ. Требованіе римскаго народа: "хлѣба и зрѣлищъ" теперь признается вполнѣ разумнымъ. Если хлѣбъ первое условіе жизни, то развлеченіе есть второе и слѣдующее по порядку, и нація заботится объ удовлетвореніи обѣихъ потребностей. Люди девятнадцатаго столѣтія были такъ несчастливы, что терпѣли нужду и въ томъ, и другомъ. Если бы у нихъ было больше свободнаго времени, я думаю, они зачастую не знали бы, какъ провести его пріятно. Мы никогда не бываемъ въ такомъ положеніи.
   

ГЛАВА XIX.

   Во время моей утренней прогулки я посѣтилъ Чарлстоунъ. Въ числѣ перемѣнъ, слишкомъ многообразныхъ, чтобы ихъ можно было перечислить подробно, въ этомъ кварталѣ я обратилъ вниманіе на исчезновеніе старой городской тюрьмы.
   -- Это случилось до меня, но я слышалъ о ней,-- сказалъ докторъ Литъ, когда я заговорилъ объ этомъ за столомъ. У насъ теперь нѣтъ тюремъ. Всѣ случаи атавизма лечатся въ госпиталяхъ -- Атавизма!-- воскликнулъ я, вытаращивъ глаза.
   -- Ну, да, конечно,-- возразилъ докторъ Литъ.-- Мысль дѣйствовать карательно на этихъ несчастныхъ была отвергнута, по крайней мѣрѣ, пятьдесятъ лѣтъ тому назадъ или, кажется, еще раньше.
   -- Я не совсѣмъ понимаю васъ,-- сказалъ я.-- Атавизмъ въ мое время было слово, прилагаемое къ людямъ, въ которыхъ какая нибудь черта далекаго предка проявлялась въ замѣтной степени. Вы хотите сказать, что въ настоящее время на преступленіе смотрятъ какъ на повтореніе проступка предка.
   -- Извините,-- сказалъ докторъ Литъ съ полуиронической и полуоправдательной улыбкой,-- но такъ какъ вы меня прямо спрашиваете, я долженъ вамъ сказать, что на самомъ дѣлѣ это такъ и есть.
   Послѣ всего, что я уже зналъ о различіи нравственныхъ понятій девятнадцатаго и двадцатаго столѣтій, было бы, конечно, неловко съ моей стороны высказывать чувствительность по этому поводу; и по всей вѣроятности, если-бы докторъ Литъ не сказалъ этого съ видомъ извиненія, а миссисъ Литъ и Юдиѳь не выказали при этомъ смущенія, я бы и не покраснѣлъ, что теперь, однако, случилось со мною.
   -- Хотя я и прежде былъ не особенно лестнаго мнѣнія о моемъ поколѣніи, но все таки...-- сказалъ я.
   -- Нынѣшнее поколѣніе и есть ваше, мистеръ Вестъ -- сказала Юдиѳь.-- Это то поколѣніе, въ которомъ вы живете въ настоящее время, и только потому, что мы живемъ теперь, мы называемъ его нашимъ.
   -- Благодарю васъ, я постараюсь считать его также моимъ,-- отвѣтилъ я, и къ то время, какъ глаза ея встрѣтились съ моими, моя глупая чувствительность исчезла.-- Во всякомъ случаѣ, сказалъ я смѣясь, я былъ воспитанъ кальвинистомъ и не долженъ-бы пугаться, когда услышалъ, что о преступленіи говорятъ, какъ о проступкѣ предковъ.
   -- На самомъ дѣлѣ,-- сказалъ докторъ Литъ,-- это слово въ нашемъ употребленіи еще не означаетъ порицанія вашему поколѣнію, если, съ позволенія Юдиѳи, назову его вашимъ: это еще не значитъ, что мы, независимо отъ улучшенія нашихъ условій жизни, считаемъ себя лучше насъ. Въ ваше время навѣрно девятнадцать двадцатыхъ преступленій, употребляя это слово въ обширномъ его значеніи, заключались во всевозможнаго рода проступкахъ, которые происходили отъ неравенства имущества у отдѣльныхъ личностей. Нужда бѣдныхъ, искушеніе, жадность къ большой наживѣ или желаніе сохранитъ то, что уже есть, соблазняли людей достаточныхъ. Прямо или косвенно, желаніе денегъ, подъ которыми разумѣлось въ то время все, что было хорошаго, являлось господствующимъ мотивомъ преступленія, оно было главнымъ корнемъ громаднаго ядовитаго древа, которому ни законы, ни суды, ни полиція, не могли помѣшать заглушать вашу цивилизацію. Когда мы сдѣлали націю единственною попечительницей надъ богатствомъ народа и гарантировали всѣмъ довольство,-- съ одной стороны уничтоживъ бѣдность, съ другой остановивъ накопленіе богатствъ,-- этимъ мы подрубили корень ядовитому дереву, осѣнявшему общество, и оно завяло, подобно смоковницѣ Іоны, въ одинъ день. Что же касается сравнительно небольшаго числа преступленій противъ личности человѣка, преступленій жестокихъ, не имѣющихъ ничего общаго съ корыстью, то они, главнымъ образомъ, даже въ ваше время совершались людьми невѣжественными и одичалыми. Въ наше время, когда образованіе и воспитаніе не составляютъ монопалію немногихъ, а является всеобщимъ достояніемъ, подобнаго рода безобразія едва-ли возможны. Вы понимаете теперь, почему слово атавизмъ употребляется вмѣсто преступленія. Это потому, что для всѣхъ формъ преступленій, извѣстныхъ вамъ, не имѣется теперь поводовъ, и если они все таки совершаются, то это можно объяснить только тѣмъ, что, въ подобныхъ случаяхъ, обнаруживаются какія нибудь характерныя особенности предковъ. Вы обыкновенно называли людей, которые крали, не имѣя къ тому, очевидно, никакого разумнаго повода, клептоманіяками и, когда это выяснялось, вы считали нелѣпымъ наказывать ихъ наравнѣ съ ворами. Вы относились къ завѣдомымъ клептоманіякамъ совершенію такъ же, какъ мы относимся къ жертвамъ атавизма,-- съ состраданіемъ и твердымъ, но въ то же время милосерднымъ, обузданьемъ.
   -- Вашимъ судамъ, должно быть, живется легко,-- замѣтилъ я.-- Ни частной собственности, ни споровъ между гражданами но торговымъ дѣламъ, ни раздѣла недвижимой собственности, ни взысканія долговъ, положительно, для нихъ нѣтъ никахъ гражданскихъ дѣлъ; а такъ какъ нѣтъ преступленіи противъ собственности и чрезвычайно мало уголовныхъ дѣлъ, то, я думаю, вы бы могли обойтись соігсѣмъ безъ судей и адвокатовъ.
   -- Конечно, мы обходимся безъ адвокатовъ,-- отвѣтилъ докторъ Литъ.-- Намъ показалось бы неразумными чтобы въ дѣлѣ, гдѣ прямой интересъ націи обнаруживать правду, могли участвовать лица, которыхъ прямой интересъ -- затемнять ее.
   -- Кто же защищаетъ обвиняемыхъ?
   -- Если онъ преступникъ, то онъ не нуждается въ защитѣ, потому что онъ признаетъ себя виновнымъ въ большинствѣ случаевъ,-- возразилъ докторъ Литъ.-- Показаніе подсудимаго -- не простая формальность, какъ это было у васъ. На немъ основывается приговоръ суда.
   -- Ужъ не хотите ли вы этимъ сказать, что человѣкъ, который не признаетъ себя виновнымъ, сейчасъ же оправдывается?
   -- Нѣтъ, я не это разумѣлъ. Никто не обвиняется на основаніи однихъ подозрѣній, а если онъ отрицаетъ свою виновность, то дѣло должно быть глубже разслѣдовано. Но это случается рѣдко; въ большинствѣ случаевъ, виновный приноситъ полное признаніе. Если же онъ дастъ ложное показаніе, а потомъ окажется, что онъ виновенъ, то онъ получаетъ двойное наказаніе. Ложь, однако, такъ презирается у насъ, что рѣдко даже преступникъ рискуетъ лгать для того, чтобы спасти себя.
   -- Это -- самое удивительное изъ всего, что вы мнѣ разсказали!-- воскликнулъ я.
   -- На самомъ дѣлѣ такъ и думаютъ нѣкоторые,-- отвѣчалъ докторъ.-- Они вѣруютъ въ то, что мы уже на тысячелѣтіе ушли впередъ, и предположеніе это съ ихъ точки зрѣнія не лишено вѣроятія. Что же касается вашего удивленія, что свѣтъ пережилъ ложь, то, право, оно не имѣетъ основанія. Ложь даже и въ ваше время не часто встрѣчалась у джентельмэновъ и лэди, пользовавшихся равными правами въ обществѣ. Ложь изъ боязни была убѣжищемъ для трусости, ложь изъ обмана была средствомъ для мошенничества. Неравенство между людьми и страсть къ наживѣ въ то время придавали дѣну лжи. И даже въ то время человѣкъ, который не боялся другого и не желалъ обмануть его, презиралъ ложь. У насъ господствуетъ всеобщее презрѣніе ко лжи, до такой степени сильное, что, какъ я вамъ уже говорилъ, даже преступникъ рѣдко рѣшается лгать. Въ случаѣ предположенія, что подсудимый можетъ быть невиновенъ, судья назначаетъ двухъ коллегъ изложить противуположные пункты дѣла. Какъ не похожи эта люди на вашихъ нанятыхъ адвокатовъ, и обвинителей, назначавшихся или оправдывать, или осуждать, можно видѣть изъ того факта, что если обѣ стороны не согласятся, что постановленный вердиктъ вѣренъ, дѣло разсматривается опять и во все это время малѣйшее измѣненіе въ голосѣ одного изъ судей, излагающихъ дѣло, съ цѣлью склонить на свою сторону, было бы ужасныхъ скандаломъ.
   -- Если я не ошибаюсь,-- сказалъ я,-- у васъ судьи излагаютъ ту и другую сторону дѣла и судьи же выслушиваютъ.
   -- Конечно. Судьи бываютъ по-очереди и рѣшающими дѣла, и излагающими, но отъ нихъ всегда требуется самое нелицепріятное безпристрастіе и при изложеніи, и при рѣшеніи дѣла. Система эта, въ дѣйствительности, состоитъ въ судебномъ разбирательствѣ тремя судьями, имѣющими ж" отношенію къ дѣлу различныя точки зрѣнія. Когда они всѣ согласны въ приговорѣ, мы считаемъ, что вердиктъ настолько близокъ къ абсолютной правдѣ, насколько это достижимо для людей.
   -- Стало быть, вы отказались отъ системы суда присяжныхъ?
   -- Судъ присяжныхъ былъ хорошъ, какъ противоядіе наемнымъ адвокатамъ и судьямъ, иногда продажнымъ и часто находившимся въ зависимомъ положеніи, но теперь онъ не нуженъ. Для насъ немыслимо, чтобы судьи могли руководствоваться какими-либо иными соображеніями помимо интересовъ правосудія.
   -- Какимъ же образомъ выбираются эти судьи?
   -- Они составляютъ почетное исключеніе изъ правила, по которому всѣ люди сорокапятилѣтняго возраста освобождаются отъ службы. Президентъ націи ежегодно назначаетъ требуемыхъ судей изъ числа тѣхъ, кто достигъ этого возраста. Число назначаемыхъ весьма незначительно и честъ такъ велика, что она богато вознаграждаетъ за продленіе срока службы; хотя отъ назначенія на должность судьи можно отказаться, но это рѣдко случается. Срокъ службы пятилѣтніи и, по истеченіи его, вторичнаго назначенія на должность судьи не бываетъ. Члены "Верховнаго Суда", который обязанъ охранять конституцію, назначаются изъ обыкновенныхъ судей. Когда въ этомъ судѣ бываетъ вакансія, то для тѣхъ изъ судей, которымъ истекаетъ срокъ службы, остается послѣднимъ актомъ ихъ дѣятельности -- избраніе одного изъ своихъ коллегъ, состоящаго еще на службѣ, причемъ они подаютъ голоса за того, кого они считаютъ способнымъ для такого поста.
   -- Такъ какъ у васъ не существуетъ никакихъ юридическихъ учрежденіи, гдѣ каждый мохъ бы пройти извѣстную юридическую школу,-- замѣтилъ я,-- то судьямъ приходится вступать въ свою должность прямо послѣ изученія юридическихъ наукъ въ училищѣ законовѣдѣнія
   -- У насъ нѣтъ ничего подобнаго училищамъ законовѣдѣнія,-- отвѣчалъ докторъ, улыбаясь.-- Законъ, какъ спеціальная наука, устарѣлъ. Это была система казуистики, которая требовалась для объясненія выработанной искусственности стараго порядка общества; къ существующему же міровому порядку вещей примѣнимы лишь самыя обыкновенныя и простыя юридическія положенія. Все, что касается отношеній одного человѣка, къ другому, теперь, безъ всякаго сравненія, проще, чѣмъ въ ваше время. У насъ нѣтъ дѣла для вашихъ говоруновъ юристовъ, которые предсѣдательтвовали и умствовали въ вашихъ судахъ. Не думайте, что мы не питаемъ уваженія къ этимъ бывшимъ знаменитостямъ только потому, что у насъ нѣтъ для нихъ дѣла. Напротивъ, мы питаемъ непритворное уваженіе, граничащее почти съ почтительнымъ страхомъ къ людямъ, которые только одни могли понять и истолковывать безконечно запутанныя матеріи о правѣ собственности и долговыя обязательства по торговымъ и личнымъ дѣламъ, составлявшія неотъемлемую принадлежность кашей экономической системы. Наиболѣе яркимъ и сильнымъ доказательствомъ запутанности и искусственности этой системы, можетъ служить тотъ фактъ, что въ ваше время считалось необходимымъ отвлекать самыхъ интеллигентныхъ лицъ каждаго поколѣнія отъ всякихъ занятій, чтобы создать изъ нихъ касту ученыхъ, которой съ трудомъ удавалось разъяснять дѣйствующее законодательство тѣмъ, чья судьба зависѣла отъ него. Трактаты вашихъ великихъ юристовъ стоятъ въ нашихъ библіотекахъ рядомъ съ томами схоластиковъ, какъ удивительные памятники человѣческаго остроумія, растраченнаго на предметы, совершенно чуждые интересамъ современныхъ людей. Наши судьи просто люди зрѣлыхъ лѣтъ съ обширными свѣдѣніями, справедливые и разсудительные.
   -- Я не могу забыть объ одной важной функціи обыкновенныхъ судовъ,-- прибавилъ докторъ Литъ.-- Она заключается въ постановленіи приговора во всѣхъ дѣлахъ., гдѣ простой рабочій жалуется на дурное обращеніе со стороны его контролера. Всѣ подобныя жалобы рѣшаются безъ аппеляцій однимъ судьей. Трое судей участвуютъ только въ болѣе важныхъ случаяхъ.
   -- При вашей системѣ, можетъ быть, нуженъ такой судъ потому, что рабочій, съ которымъ поступаютъ нечестно, не можетъ бросить свое мѣсто, какъ у насъ.
   -- Конечно, можетъ,-- возразилъ докторъ Литъ.-- Не только каждый человѣкъ всегда можетъ бытъ увѣренъ въ томъ, что его выслушаютъ и удовлетворятъ, въ случаѣ дѣйствительнаго притѣсненія, но, если онъ въ худыхъ отношеніяхъ со своимъ начальникомъ, онъ можетъ получить переводъ въ другое мѣсто. При вашей системѣ, конечно, человѣкъ могъ оставить работу, если ему не нравился хозяинъ, но онъ въ то же самое время лишался и средствъ къ существованію. Нашему же рабочему, который очутился въ непріятномъ положеніи, не приходится рисковать средствами существованія. Наша промышленная система, въ видахъ достиженія хорошихъ результатовъ, требуетъ самой строгой дисциплины въ арміи труда, но право работника на справедливое и внимательное обращеніе съ нимъ поддерживается общественнымъ мнѣніемъ всей націи. Офицеръ командуетъ, рядовой повинуется, но ни одинъ офицеръ не поставленъ такъ высоко, чтобы осмѣлиться быть дерзкимъ съ работникомъ самаго низшаго класса. Изъ всѣхъ проступковъ быстрѣе наказуется грубость или невѣжество въ отношеніяхъ какого либо служащаго къ публикѣ. Наши судьи требуютъ во всякаго рода отношеніяхъ не только справедливости, но и вѣжливости. Даже самыя крупныя способности къ службѣ не принимаются въ разсчеть, если данный субъектъ оказывается виновнымъ въ грубомъ или оскорбительномъ обращеніи съ другими.
   Пока докторъ Литъ говорилъ, мнѣ пришло на мысль, что во всемъ его разсказѣ я слышалъ много о націи и ничего объ управленіи штатовъ.
   -- Развѣ организація націи, какъ промышленной единицы, уничтожили отдѣльные штаты?-- спроситъ я.
   -- Само собою разумѣется,-- отвѣтилъ онъ.-- Отдѣльныя управленія мѣшали бы контролю и дисциплинѣ промышленной арміи, которая нуждается въ единой и единообразной организаціи. Если бы даже отдѣльныя управленія штатовъ не оказались неудобными по другимъ причинамъ, то, во всякомъ случаѣ, они въ настоящее время были бы излишними, вслѣдствіе изумительнаго упрощенія въ задачахъ государственнаго управленія. Направленіе производствъ страны является почти единственною функціею администраціи въ настоящее время. Многое изъ тою, что прежде существовало въ администраціи, совершенно уничтожено. У насъ нѣтъ ни арміи, ни флота, ни военной организаціи. У насъ нѣтъ ни министерства иностранныхъ дѣлъ, ни казначейства, ни акциза, ни податей, ни сборщиковъ податей. Единственная функція управленія, извѣстная вамъ и сохранившаяся до сихъ поръ, это -- организація суда и полиціи. Я уже объяснилъ вамъ, какъ проста, сравнительно съ вашей громадной и сложной машиной, наша судебная система. Конечно, тоже отсутствіе преступленій и соблазна къ нимъ, которое упрощаетъ обязанности судей, сводитъ къ минимуму и дѣятельность полиціи.
   -- Но если нѣтъ законодательствъ въ отдѣльныхъ штатахъ, а конгрессъ собирается только разъ въ пять дѣлъ, то какимъ же образомъ вы издаете законы?
   -- У насъ нѣтъ законодательства,-- возразилъ докторъ Литъ,-- т. е. почти что нѣтъ. Очень рѣдко даже на конгрессѣ разсматриваются какіе нибудь новые законы, имѣющіе значеніе, да и для утвержденія закона нужно ждать слѣдующаго конгресса, чтобъ не испортить дѣла поспѣшностью. Подумавъ немного, мистеръ Вестъ, вы сами увидите, что у насъ нѣтъ ничего такого, о чемъ бы мы могли издавать законы. Основные принципы, за которыхъ зиждется наше общество, устранили навсегда пререканія и недоразумѣнія, въ ваше время дѣлавшія необходимымъ законодательство. Девяносто девять сотыхъ законовъ того времени цѣликомъ касались разграниченія и защиты частной собственности и отношеній между покупателями и продавцами. Теперь нѣтъ ни частной собственности, за исключеніемъ вещей для личнаго употребленія, ни купли, ни продажи, и поэтому исчезли и поводы, какіе были прежде для законодательства почта во всѣхъ случаяхъ. Прежде общество походило на пирамиду, установленную на своей вершинѣ. Каждое колебаніе человѣческой природы безпрестанно угрожало опрокинуть ее, и она могла держаться пряло, или точнѣе -- простите легкую игру словъ -- криво, лишь при помощи строго обдуманной и нуждавшейся въ постоянныхъ пополненіяхъ системы подпоръ и устоевъ, къ видѣ законовъ. Центральный конгрессъ и сорокъ законодательствъ штатовъ, которые могли въ годъ сфабриковать двадцать тысячъ законовъ, не успѣвали дѣлать новыя подпоры такъ скоро, чтобы замѣнять тѣ, какія постоянно ломались или дѣлались ненужными вслѣдствіе какой нибудь перемѣны давленія. Теперь общество держится твердо на своемъ фундаментѣ и также мало нуждается въ искусственныхъ подпорахъ, какъ вѣковыя горы.
   -- Но имѣются же у васъ, по крайней мѣрѣ, городскія управленія, кролѣ центральной власти?
   -- Конечно, у нихъ есть свои важныя и обширныя задачи. Они заботятся объ удобствахъ и потребностяхъ въ развлеченіи публики, о благолѣпіи и украшеніи городовъ и деревень.
   -- Да что же они могутъ устроить, когда у нихъ нѣтъ ни правъ на трудъ гражданъ, ни средствъ на наемъ рабочихъ силъ?
   -- Каждый городъ имѣетъ право сохранять для своихъ общественныхъ работъ извѣстную долю труда, который его граждане удѣляютъ націи. Трудъ этотъ, на пользованіе которымъ открывается кредитъ, можетъ быть употребленъ какъ угодно.
   

ГЛАВА XX.

   Въ тотъ-же день послѣ полудня Юдиѳь, между прочимъ, спросила меня, былъ-ли я еще разъ въ той подземной комнатѣ, гдѣ нашли меня.
   -- Пока еще нѣтъ,-- отвѣтилъ я.-- Откровенно сказать, я опасался, что это помѣщеніе можетъ пробудить во мнѣ воспоминанія и потрясти мое душевное равновѣсіе.
   -- Это правда,-- сказала она.-- Вы хорошо сдѣлали, что не пошли туда. Какъ это мнѣ не пришло въ голову...
   -- Напротивъ,-- возразилъ я;-- я радъ, что вы заговорили объ этомъ. Опасность, если она и была, продолжалась только день или два. Прежде всего я вамъ сказалъ, что чувствую себя освоившимся съ этимъ новымъ свѣтомъ и я охотно пошелъ бы туда, если бы вы провели меня.
   Юдиѳь сперва не соглашалась, но видя, что я рѣшился серьезно, выразила готовность сопровождать меня.
   Куча земли, выброшенная изъ вырытой ямы, виднѣлась между деревьями. Сдѣлавъ всего нѣсколько шаговъ, мы дошли до нея. Все оставалось въ томъ же видѣ, какъ въ то время, когда работа была прервана открытіемъ жильца этихъ покоевъ. Только дверь была отворена и плита вынутая съ крыши, положена на свое мѣсто. Сойдя внизъ, мы вошли въ дверь и очутились въ тусклоосвѣщенной комнатѣ.
   Все было такъ, какъ я видѣлъ въ послѣдній разъ, въ тотъ вечеръ, сто тринадцать лѣтъ тому назадъ, когда я уснулъ крѣпкимъ сномъ. Нѣкоторое время я стоялъ молча, осматриваясь кругомъ. Я видѣлъ, что моя спутница украдкой посмотрѣла на меня съ выраженіемъ боязни и сострадательнаго любопытства. Я протянулъ ей руку, а она подала мнѣ свою. Ея нѣжные пальцы отвѣчали мнѣ успокаивающимъ пожатіемъ руки. Наконецъ она прошептала:
   -- Не лучше-ли намъ уйти отсюда? Вы, вѣдь, не можете слишкомъ много полагаться на себя. Какъ странно все это должно быть для васъ!
   -- Напротивъ,-- возразилъ я,-- мнѣ это не кажется страннымъ и вотъ это-то и страннѣе всего въ моемъ положеніи.
   -- Дѣйствительно, все кажется страннымъ,-- повторила она.
   -- Нисколько,-- сказать я.-- Тѣ душевныя движенія, которыхъ вы, очевидно, ожидали отъ меня и которыя мнѣ также казались неизбѣжными при этомъ посѣщеніи, просто отсутствуютъ. Я воспринимаю въ себѣ впечатлѣнія, вызываемыя окружающими меня здѣсь предметами, но безъ всякаго волненія. Я дивлюсь этому самъ больше вашего. Съ того ужаснаго утра, когда вы пришли мнѣ на помощь, я старался не думать о моей прежней жизни и избѣгалъ явиться сюда изъ боязни волненія. По отношенію ко всѣмъ подобнымъ впечатлѣніямъ я нахожусь въ положеніи человѣка, который не прикасается къ поврежденному члену своего тѣла изъ боязни причинитъ себѣ этимъ сильную боль и который, попробовавъ двигать имъ, замѣчаетъ, что онъ парализованъ и лишился чувствительности.
   -- Вы хотите этимъ сказать, что васъ покинула память?..
   -- Нисколько. Я помню все изъ моей прежней жизни, но непріятное ощущеніе совершенно пропало. Все такъ ясно предстаетъ передо мною, какъ будто прошелъ всею день съ тѣхъ поръ; но чувства, возбуждаемыя этими воспоминаніями, такъ поблекли, точно столѣтіе, дѣйствительно протекшее съ тѣхъ поръ, прошло и въ моемъ сознаніи. Быть можетъ, для этого существуетъ простое объясненіе. Перемѣны въ окружающемъ производятъ такое дѣйствіе, какъ и теченіе долгаго времени. То и другое показываетъ намъ прошедшее въ дали. Когда я только что проснулся отъ своего летаргическаго сна, моя прежняя жизнь казалась мнѣ вчерашнимъ днемъ, но теперь, когда я ознакомился со всѣмъ новымъ, меня окружающимъ, и освоился съ изумительными перемѣнами, преобразовавшими міръ, мнѣ уже не трудно, а скорѣе легко представитъ себѣ, что я проспалъ столѣтіе. Можете ли вы себѣ представить, чтобы кто-нибудь прожилъ сто лѣтъ въ четыре дня? А вотъ мнѣ на самомъ дѣлѣ представляется, что со мной именно это случилось, отъ чего моя прежняя жизнь мнѣ кажется такой отдаленной, смутной. Допускаете ли вы, что это возможно?
   -- Да, я могу это представить себѣ,-- отвѣтила Юдиѳь задумчиво,-- и я думаю, мы всѣ должны быть благодарны, что это такъ и есть, ибо вы избавляетесь этимъ отъ многихъ страданій.
   -- Представьте себѣ,-- сказалъ я, стараясь разъяснить странность моего душевнаго состоянія, столько же ей, сколько и себѣ,-- что кто-нибудь узналъ о постигшей его утратѣ много, много лѣтъ, пожалуй, по прошествіи полжизни послѣ горестнаго событія. Я думаю, что чувство имѣло бы сходство съ моимъ. Когда я вспоминаю о людяхъ, которые были близки мнѣ въ то время я о томъ горѣ, какое имъ пришлось испытать ради меня, то я испытываю скорѣе тихую грусть, чѣмъ сильную скорбь; я думаю объ этомъ, какъ о чемъ-то печальномъ, что теперь уже прошло давнымъ давно.
   -- Вы еще вамъ ничего не разсказали о вашихъ близкихъ,-- сказала Юдиѳь.-- Многіе ли о васъ горевали?
   -- Слава Богу, у меня было очень мало родственниковъ и никого ближе двоюродныхъ,-- отвѣтилъ я.-- Но была одна, которая для меня была дороже всякого родного по крови. Она носила ваше имя. Въ то время она должна была вскорѣ сдѣлаться моей женой. Боже мой!
   -- Боже мой!-- повторила Юдиѳь.
   -- Подумайте, какъ горевала она!
   Глубокое чувство этой милой дѣвушки отозвалось въ моемъ оцѣпенѣвшемъ сердцѣ.
   Мои глаза, такъ долго остававшіеся сухими и. казалось, недоступные слезамъ, сдѣлались влажными, а когда я овладѣлъ собой, то увидѣлъ, что и Юдиѳь дала волю своимъ слезамъ.
   -- Да благословитъ васъ Богъ за ваше сострадательное сердце,-- сказалъ я.-- Не хотите-ли взглянуть на ея портретъ?
   Маленькій медальонъ съ портретомъ Юдиѳи Бартлетъ, висѣвшій у меня на шеѣ, на золотой цѣпочкѣ, пролежалъ у меня на груди впродолженіе моего долгаго сна. Снявши его съ шеи, я раскрылъ его и подалъ моей спутницѣ. Она поспѣшно взяла его, долго смотрѣла на милое лицо и приложила его къ своимъ губамъ.
   -- Я знаю, что она была и добра, и мила, и достойна вашихъ слезъ,-- сказала она;-- но помните, что горе, которое она испытывала, уже прошло много лѣтъ тому назадъ и сама она уже почти столѣтіе распрощалась съ этимъ міромъ.
   Такъ это и было. Какъ бы сильно ни было ея горе, она перестала плакать уже почти сто лѣтъ тому назадъ; внезапное мое чувство прошло и слезы мои осушились. Я ее сильно любилъ въ моей прежней жизни, но вѣдь то было сто лѣтъ назадъ. Можетъ быть, иначе примутъ мое признаніе за доказательство недостаточности чувства, но я полагаю, что никто не можетъ судить меня, потому что никто ничего подобнаго не испытывалъ. Когда мы уже намѣревались выйти изъ этой комнаты, взглядъ мой остановился на несгораемомъ шкафѣ, стоявшемъ въ углу. Я обратилъ на него вниманіе моей спутницы, и сказалъ:
   -- Эта комната была и моей спальней, и моей кладовой. Вотъ въ томъ шкафу хранятся нѣсколько тысячъ долларовъ золотомъ и много цѣнныхъ бумагъ. Если бы даже я и зналъ, когда я засыпалъ въ ту ночь, какъ долго продлится мой сонъ, я все-таки бы думалъ, что золото будетъ вѣрнымъ обезпеченіемъ нуждъ моихъ во всякой странѣ и во всякое время, какъ бы отдаленны ни были они. Мысль о томъ, что наступитъ когда-нибудь время, когда оно потеряетъ свою силу, я бы счелъ за самую дикую фантазію. И однакожь, я проснулся теперь и вотъ нахожусь среди народа, гдѣ и за цѣлый возъ золота не купишь ковриги хлѣба.
   Конечно; мнѣ не удалось внушить Юдиѳи, что въ этомъ фактѣ есть нѣчто удивительное.
   -- Почему это во всемъ мірѣ надо было покупать хлѣбъ за деньги?-- просто спросила она.
   

ГЛАВА XXI.

   Мы условились съ докторомъ Литомъ заняться въ это утро осмотромъ школъ и городскихъ колледжей. Ему хотѣлось датъ мнѣ возможно ясное представленіе объ образовательной системѣ двадцатаго столѣтія.
   -- Вы замѣтите,-- сказалъ онъ. когда мы отправились послѣ завтрака,-- значительную разницу между нашими и вашими методами образованія. Но главное отличіе заключается въ томъ, что въ настоящее время всѣ люди въ одинаковой степени имѣютъ доступъ къ высшему образованію, которымъ въ ваши времена пользовалась лишь безконечно малая часть. Мы считали бы, что не достигли ничего заслуживающаго упоминанія, если бы, уравнявъ людей относительно ихъ физическаго благосостоянія, намъ не удалось добиться одинаковаго уровня и въ ихъ образованіи.
   -- Издержки должны бытъ громадны,-- сказалъ я.
   -- Если бы для этого потребовалась не только половина всего дохода націи,-- сказалъ докторъ Литъ,-- но если бы на это ушелъ даже и весь нашъ бюджетъ и намъ остались какіе-нибудь гроши для самаго нищенскаго существованія, и тогда никто не выразилъ бы ни малѣйшей претензіи. На самомъ же дѣлѣ, расходъ на образованіе десяти тысячъ молодыхъ людей не только вдесятеро, но и впятеро не превышаетъ издержекъ по образованію тысячи юношей. Принципъ, по которому всѣ операціи на широкихъ основаніяхъ обходятся пропорціонально дешевле операцій, производимыхъ въ малыхъ размѣрахъ, примѣняется также и къ образованію.
   -- Въ наше время образованіе въ колледжѣ стоило очень дорого,-- замѣтилъ я.
   -- Если вѣрить вашимъ историкамъ,-- отвѣчалъ докторъ Литъ, то весьма дорого обходилось у васъ не самое образованіе въ колледжѣ, а существованіе въ нихъ мотовства и расточительности. Дѣйствительные расходы вашихъ колледжей были, повидимому, очень незначительны, и они были бы еще меньше, при условіи болѣе широкаго распространенія образованія. Высшее образованіе въ настоящее время обходится такъ-же дешево, какъ и низшее, ибо учителя всѣхъ степеней получаютъ столько же. сколько и остальные работники. Мы просто къ общей школьной системѣ обязательнаго обученія, практиковавшейся въ Массачусетсѣ сто лѣтъ тому назадъ, прибавили полдюжины высшихъ классовъ, въ которыхъ наши молодые люди достигаютъ двадцати одного года и получаютъ то образованіе, которое въ ваше время вы называли "образованіемъ джентльменовъ". Такимъ образомъ, мы не отпускаемъ на всѣ четыре стороны свѣта бѣлаго, юношей въ четырнадцать, пятнадцать лѣтъ, какъ это дѣлали вы, съ умственной подготовкой, не переходящей за предѣлы умѣнья читать, писать и знанія таблицы умноженія.
   -- Оставляя въ сторонѣ самую стоимость этихъ добавочныхъ лѣтъ образованія,-- возразилъ я,-- мы считали бы себя не въ правѣ отнимать на нихъ такъ много времени отъ промышленныхъ занятій. Мальчики бѣднѣйшихъ классовъ обыкновенно становились на работу въ шестнадцать лѣтъ и моложе, а выучивались мастерству въ двадцать.
   -- Не думаю, чтобы этимъ пріемомъ хотя сколько-нибудь вы выигрывали въ количествѣ поставляемыхъ продуктовъ,-- сказалъ докторъ Литъ. Большая производительная сила, которую образованіе сообщаетъ всякаго рода труду, за исключеніемъ развѣ самаго грубого, въ короткій срокъ вполнѣ возмѣщаетъ время, затраченное на достиженіе высшаго образованія.
   -- Насъ смущало бы также,-- замѣтилъ я,-- что высшее образованіе, подготовляя людей къ извѣстнымъ профессіямъ, отвратитъ ихъ отъ всякаго ручного груда.
   -- Таковъ дѣйствительно былъ результатъ высшаго образованія въ ваше время, какъ я читалъ объ этомъ,-- возразилъ докторъ,-- и это не могло быть иначе, такъ какъ ручной трудъ вызывать необходимость соприкосновенія съ простымъ, грубымъ и невѣжественнымъ классомъ людей. Въ нашъ-же вѣкъ низшаго простонароднаго класса совсѣмъ не существуетъ. Затѣмъ, помянутыя опасенія являлись вполнѣ естественными въ то время еще и потому, что всѣ люди, получавшіе высшее образованіе, предназначались мы на какія-либо высшія должности, или къ праздной жизни людей богатыхъ. Если же человѣкъ съ высшимъ образованіемъ не пользовался ни богатствомъ, ни привилегированнымъ положеніемъ, это считалось доказательствомъ несбывшихся надеждъ, неудачей, скорѣе признакомъ сравнительной слабости, нежели превосходства. Въ настоящее время, когда высшее образованіе считается необходимымъ просто для того, чтобы приготовитъ человѣка къ жизни, безъ всякаго отношенія къ предстоящей ему дѣятельности, само собой разумѣется, и обладаніе имъ не допускаетъ вы сказаннаго вами заключенія.
   -- Во всякомъ случаѣ,-- замѣтилъ я,-- никакая степень образованности не устраняетъ природной тупости и не пополняетъ недостатка духовныхъ дарованій. Если только въ настоящее время средній уровень природныхъ умственныхъ способностей людей не стоить значительно выше того уровня, каковъ былъ въ мое время, то въ такомъ случаѣ достиженіе высшаго образованія для большей части населенія должно представляться почти что напрасно затраченнымъ трудомъ. Мы считали, что для достиженія успѣшности въ обученіи необходима извѣстная доля воспріимчивости къ образовательнымъ вліяніямъ, все равно какъ необходимо извѣстное естественное плодородіе почвы для того, чтобы вознаградить себя за обработку.
   -- Ахъ,-- сказалъ докторъ Литъ,-- я радъ, что вы остановились именно на этомъ примѣрѣ, я и санъ хотѣлъ привести его вамъ, чтобы наглядно охарактерировать новѣйшій взглядъ на образованіе. Вы говорите что земля, которая настолько бѣдна, что производительность ея не вознаграждаетъ затрату труда, не обрабатывается. Между тѣмъ, есть масса, земли, которая своей производительностью не оплачиваетъ затраченнаго на нее труда, а между тѣмъ, она воздѣлывалась въ ваше время, воздѣлывается и въ наше. Я говорю о садахъ, паркахъ, лужайкахъ и вообще о пространствахъ земли, расположенныхъ такимъ образомъ, что будь они предоставлены поростанію мелкимъ кустарникомъ и сорными травами, они производили бы непріятное впечатлѣніе на глазъ и представляли бы разныя другія неудобства для жителей. Поэтому-то и культивируютъ эти мѣста; и хотя плодовъ они приносятъ немного, однако врядъ-ли найдется земля, обработка которой, въ широкомъ смыслѣ, лучше вознаграждала бы за трудъ, чѣмъ они. То-же самое можно сказать и о мужчинахъ и женщинахъ, такъ или иначе безпрестанно соприкасающихся съ нами въ обществѣ, голоса которыхъ постоянно слышатся нами, поведеніе которыхъ оказываетъ многообразное вліяніе на наше настроеніе; они дѣйствительно столь же необходимы въ условіяхъ нашей жизни, какъ воздухъ для дыханія, или элементы, отъ которыхъ зависитъ наше существованіе. Но если бы мы въ самомъ дѣлѣ не въ состояніи были давать каждому настоящее образованіе, въ такомъ случаѣ мы,-- предпочтительно передъ блестяще одаренными,-- избрали бы самыхъ грубыхъ и тупыхъ отъ природы и имъ дали-бы образованіе, какое только было бы въ вашихъ силахъ. Обладающіе природнымъ умомъ и развитіемъ скорѣе могутъ обойтись безъ помощи цивилизаціи, нежели менѣе счастливые по природнымъ способностямъ. Воспользуюсь выраженіемъ, которое часто употреблялось въ ваше время,-- мы считали бы, что не стоило жить, если бы, подобно немногимъ образованнымъ людямъ вашего времени, намъ пришлось проводить свои дни среди грубаго и невѣжественнаго населенія совершенно необразованныхъ мужчинъ и женщинъ. Пріятно-ли человѣку, который только-что надушился, попасть въ толпу, отъ которой разитъ дурнымъ запахомъ? Можетъ-ли онъ быть вполнѣ доволенъ, обитая хотя бы въ дворцовыхъ палатахъ, если всѣ его окна выходятъ на скотный дворъ? А вотъ таково-то и было положеніе тѣхъ, которые въ ваше время считались наиболѣе счастливыми въ культурномъ отношеніи, наиболѣе утонченными по воспитанію. Я знаю, что бѣдные и необразованные вашего періода завидовали богатымъ и образованнымъ. Для насъ же послѣдніе, живя такъ, какъ они жили, среди грязи и грубости, мало чѣмъ превосходили первыхъ. Культурный человѣкъ вашего времени походилъ на человѣка, погруженнаго по горло въ отвратительное болото и утѣшавшагося нюханіемъ флакона съ духами. Вы видите теперь, какъ смотримъ мы на вопросъ общедоступнаго высшаго образованія. Ничто такъ не важно для человѣка, какъ имѣть разумныхъ, благовоспитанныхъ сосѣдей. Поэтому-то нація, для увеличенія счастія человѣка, ничего лучшаго не можетъ сдѣлать для насъ, какъ воспитать нашихъ сосѣдей. Если же она не достигнетъ этого, цѣна нашего собственнаго воспитанія умалится на половину, а развитые образованіемъ утонченные вкусы обратятся для насъ въ положительные источники огорченія. Давать высшее образованіе лишь нѣкоторымъ, оставляя при этомъ массу невѣжественной, какъ было это у насъ, значило бы создать между ними почти такую же пропасть, какая можетъ быть только между различными видами существъ, которыя не располагаютъ средствами для общенія другъ съ другомъ. И что же можетъ быть безчеловѣчнѣе подобнаго ограниченія въ пользованіи образованіемъ? Общедоступное, равномѣрное образованіе не уничтожитъ, конечно, между людьми разницы, обусловливаемой природными способностями, но уровень наименѣе способныхъ значительно возвышается, и грубость исчезаетъ. У всѣхъ является стремленіе къ знанію, способность пониманія духовной стороны предметовъ и уваженіе къ высшему образованію, которымъ они сами они не могли воспользоваться. Въ большей или меньшей степени, но всѣ или становятся способными пользоваться радостями и побужденіями образованной среды и даже вноситъ въ данномъ случаѣ и свою лепту. Изъ чего же состояло культурное общество девятнадцатаго столѣтія, какъ не изъ немногихъ микроскопическихъ оазисовъ въ обширной непрерывной пустынѣ?
   Пропорція индивидуумовъ, способныхъ къ нравственнымъ интересамъ или цивилизованному общенію, сравнительно съ массой ихъ современниковъ, была такъ ничтожна, что, при болѣе широкимъ взглядѣ на человѣчество, она не заслуживаетъ даже упоминанія. Одно поколѣніе современнаго міра располагаетъ большимъ запасомъ умственной жизни, нежели пятъ любыхъ вѣковъ изъ прошлаго. Короче сказать наша образовательная система основывается на слѣдующихъ трехъ принципахъ: во первыхъ,-- право каждаго человѣка на полное образованіе, какое только можетъ дать ему нація, лично для него самого, какъ необходимое условіе его счастья, во вторыхъ,-- право его согражданъ на его образованіе, какъ необходимое условіе для того, чтобы общеніе съ нимъ доставляло илъ удовольствіе; въ третьихъ,-- право грядущихъ поколѣній имѣть разумныхъ и интеллигентныхъ родителей.
   Не буду описывать подробно, что мнѣ пришлось видѣть въ тотъ день въ школахъ. Мало интересуясь дѣломъ образованія въ теченіи моей прежней жизни, я могъ вынести немного любопытныхъ сравненій. Не менѣе чѣмъ общедоступностью, какъ высшаго, такъ и низшаго образованія, я былъ пораженъ тѣмъ значеніемъ, какое придавалось теперь физическому воспитанію, и тѣмъ фактомъ, что при оцѣнкѣ юношества,-- ихъ успѣхи въ гимнастическихъ подвигахъ и играхъ принимались во вниманіе наравнѣ съ ученіемъ.
   -- Школьная администрація,-- объяснилъ докторъ Литъ,-- несетъ на себѣ одинаковую отвѣтственность какъ за тѣло, такъ и за душу своихъ питомцевъ. Возможно наибольшее физическое и умственное развитіе каждаго составляютъ двоякую цѣль нашего школьнаго курса, продолжающагося отъ шестилѣтняго возраста до двадцати одного года.
   Цвѣтущее здоровье, какимъ пользовались молодые люди въ школахъ, произвело на меня громадное впечатлѣніе. Мои прежнія наблюденія не только относительно замѣчательныхъ внѣшнихъ особенностей членовъ семьи моего хозяина, но въ равной степени и людей, встрѣчавшихся мнѣ на улицѣ, навели уже меня на мысль о вѣроятности совершившагося съ моего времени чего то вродѣ общаго улучшенія физическаго строенія человѣческаго рода. Теперь же, когда я сравнилъ этихъ рослыхъ молодыхъ людей и свѣжихъ, сильныхъ молодыхъ дѣвушекъ съ молодыми людьми, которыхъ я встрѣчалъ въ школахъ девятнадцатаго столѣтія, я былъ такъ пораженъ, что не могъ не подѣлиться своимъ впечатлѣніемъ съ докторомъ Литомъ.
   Съ большимъ интересомъ, выслушалъ онъ мое заявленіе.
   -- Ваше свидѣтельство въ данномъ случаѣ,-- сказалъ, онъ,-- неоцѣнимо. Думается, что то улучшеніе, о которомъ вы говорите, дѣйствительно существуетъ, но, конечно, для насъ это является только теоретичнымъ. Въ силу своего исключительнаго положенія въ настоящее время только вы одинъ можете говорить объ этомъ съ авторитетомъ. Мнѣніе ваше, если вы заявите его публично,-- увѣряю васъ,-- произведетъ громадную сенсацію. Съ другой стороны, было бы и странно, если бы не послѣдовало улучшенія расы. Въ ваше время богатство развращало одинъ классъ лѣностью ума и тѣла, тогда какъ бѣдность надрывала жизненныя силы массъ непосильною работою, худою пищею и зачумленными жилищами. Трудъ, требовавшійся отъ дѣтей, и бремя, налагавшееся на женщинъ, ослабляли самыя пружины жизни. Теперь, вмѣсто прежняго пагубнаго положенія, всѣ пользуются самыми благопріятными условіями жизни. Юношество заботливо питается и старательно оберегается; трудъ, обязательный для всѣхъ, ограниченъ періодомъ наибольшей физической силы и никогда не бываетъ чрезмѣренъ; забота о себѣ и о своемъ семействѣ, страхъ за свои средства къ существованію, напряженность постоянной жизненной борьбы,-- всѣ эти вліянія, нѣкогда такъ гибельно дѣйствовавшія на душу и тѣло мужчинъ и женщинъ -- болѣе невѣдомы. Конечно, подобная перемѣна непремѣнно должна была сопровождаться улучшеніемъ расы. Мы знаемъ, что въ нѣкоторыхъ извѣстныхъ отношеніяхъ совершилось фактическое улучшеніе. Сумашествіе, напримѣръ, которое въ девятнадцатомъ столѣтіи являлось такимъ постояннымъ продуктомъ вашего сумасшедшаго образа жизни, почти совершенно исчезло вмѣстѣ съ своей альтернативой -- самоубійствомъ.
   

ГЛАВА XXII.

   Мы условились встрѣтиться съ дамами въ общественной столовой за обѣдомъ, послѣ котораго онѣ, имѣя какое то дѣло, ушли, оставивъ насъ за столомъ, гдѣ, попивая винцо и покуривая сигары, мы перебрали множество разныхъ вопросовъ.
   -- Докторъ,-- замѣтилъ я, между прочимъ, въ разговорѣ,-- съ нравственной точки зрѣнія, ваша соціальная система такова, что не восхищаться ею, при сравненіи ея со всѣми предыдущими системами, когда либо существовавшими въ мірѣ, и въ особенности въ теченіи моего несчастнаго столѣтія,-- было бы просто безуміемъ. Если бы я сегодня ночью опять впалъ въ летарическій сонъ, который продолжался бы не менѣе перваго, только при условіи обратнаго теченія времени, и такимъ образомъ я опять проснулся бы въ девятнадцатомъ столѣтіи -- каждый изъ моихъ друзей, услыхавъ о томъ, что я видѣлъ, призналъ бы вашъ міръ раемъ порядка, справедливости и счастія. Но современники мои были люди весьма практичные, и, выразивъ свое удивленіе нравственной красотѣ и матеріальному великолѣпію системы, сейчасъ же прикинули бы на счетахъ и спросили бы, откуда вы добыли деньги, чтобы такъ широко осчастливить всякаго. Конечно, для того, чтобы содержать цѣлую націю на той степени комфорта и даже роскоши, какъ я это вижу здѣсь, потребуется гораздо больше богатства, чѣмъ то, какое добывала нація въ мое время. И хотя вообще я могъ бы объяснить моимъ друзьямъ вашу систему, въ главныхъ чертахъ, по въ отвѣтѣ на вышеуказанный мною вопросъ я оказался бы вполнѣ несостоятельнымъ, а безъ него, какъ прекрасные счетчики, они сказали бы мнѣ, что все это мнѣ просто пригрезилось, и уже не повѣрили бы моимъ разсказамъ обо всемъ остальномъ. Я знаю, что въ мое время въ нашей странѣ при безусловно одинаковомъ распредѣленіи доходовъ годовой производительности пришлось бы на долю каждаго не болѣе трехъ или четырехъ сотъ долларовъ, не много болѣе того, что требуется для удовлетворенія необходимыхъ жизненныхъ потребностей и доставленія себѣ кое-какого, а то и никакого комфорта. Какъ же это у васъ выходитъ, что вы имѣете гораздо болѣе?
   -- Это весьма дѣльный вопросъ, мистеръ Вестъ,-- возразилъ докторъ Литъ,-- и я никогда не рѣшился бы осуждать вашихъ друзей, если бы въ данномъ случаѣ, не получивъ отъ васъ удовлетворительна то отвѣта, они заявили, что всѣ ваши росказни -- чистѣйшій вздоръ. Это вопросъ, который я не могу вамъ исчерпать сразу. Что же касается статистическихъ цифръ для подтвержденія моихъ положеній, то попрошу васъ заглянуть въ книги моей библіотеки. Было бы обидно, въ случаѣ осуществленія вашего предположенія, только изъ за недостатка нѣкоторыхъ поясненій, допустить васъ до такого конфуза передъ вашими старыми знакомыми.
   -- Начнемъ съ небольшихъ статей по которымъ у насъ, сравнительно съ вами, остается экономія. У насъ нѣтъ долговъ ни общественныхъ, ни государственныхъ, ни городскихъ, ни провинціальныхъ, за которые намъ пришлось бы платить какіе бы то ни было проценты. У насъ нѣтъ ни военныхъ, ни морскихъ затратъ на людей или на матеріалъ -- ни для арміи, ни для флота, ни для милиціи; у насъ нѣтъ должностей по сбору податей; нѣтъ толпы распредѣлителей и сборщиковъ налоговъ. Что же касается нашей юстиціи, полиціи, шерифовъ, тюремщиковъ, то количество таковыхъ, которое въ ваше время содержала одна провинція -- въ нашъ вѣкъ хватило бы съ избыткомъ на всю страну. У насъ нѣтъ болѣе класса преступниковъ, который подрывалъ у васъ благосостояніе общества. Число людей, болѣе или менѣе потерянныхъ для рабочей силы, вслѣдствіе своей физической неспособности, хромыхъ, больныхъ, разслабленныхъ, являвшихся въ ваше время положительнымъ бременемъ для людей здоровыхъ, теперь, когда всѣ живутъ при условіяхъ здоровья и комфорта, стало ничтожнымъ, и съ каждымъ поколѣніемъ сокращается все болѣе и болѣе. Другая статья экономіи -- уничтоженіе денегъ и, вслѣдствіе этого,-- тысячи занятій, соприкосновенныхъ съ разными денежными операціями, для которыхъ требовалась масса людей, отнимавшихся ради этого отъ другихъ полезныхъ занятій. Примите еще во вниманіе, что расточительность богачей вашего времени на непомѣрныя личныя прихоти также исчезла хотя, конечно, значеніе этой статьи легко можетъ быть преувеличено. Не забудьте, кромѣ того, что теперь нѣтъ лѣнтяевъ,-- ни богатыхъ, ни бѣдныхъ,-- нѣтъ трутней. Важной причиной прежней бѣдности была громадная затрата труда и матеріаловъ на стирку бѣлья и приготовленіе кушанья дома, а также на отдѣльное выполненіе безчисленнаго множества всякихъ другихъ работъ, къ которымъ мы примѣняемъ кооперативную систему. Но самая большая экономія достигается организаціей нашей системы продажи. Работа, которую нѣкогда исполняли купцы, торговцы, лавочники съ цѣлой арміей своихъ колмисіонеровъ, оптовыми и мелочными торговцами и всевозможными посредниками на тысячу ладовъ, съ чрезвычайной затратой труда при излишнихъ пересылкахъ и безконечныхъ передачахъ товаровъ изъ рукъ въ руки,-- въ наши дни вся эта работа исполняется одной десятой прежняго числа рукъ, безъ малѣйшаго движенія пальцемъ. Съ нашей системой распредѣленія товаровъ вы отчасти уже знакомы. Наши статистики разсчитываютъ, что одной восьмидесятой части нашихъ работниковъ достаточно для всѣхъ процедуръ распредѣленія, требовавшихъ въ ваше время одной восьмой всего населенія и отнимавшихъ такую громадную цифру людей отъ производительнаго труда.
   -- Я начинаю понимать,-- сказалъ я,-- какимъ образомъ вы достигаете вашего крупнаго благосостоянія.
   -- Извините меня,-- возразилъ докторъ Литъ,-- но врядъ ли это такъ. Указанныя мною сбереженія труда и матеріала, вмѣстѣ взятыя, увеличатъ, вашу ходовую производительность богатства развѣ на половину, не болѣе. Эти статьи такъ ничтожны, что не заслуживаютъ даже и упоминанія, сравнительно съ другими громадными убытками, которыхъ теперь не существуетъ и которые являлись неизбѣжнымъ результатомъ того, что промышленность націи была предоставлена частнымъ предпринимателямъ. Какую бы экономію потребленія продуктовъ ни изобрѣли ваши современники, сколь бы изумителенъ ни былъ прогрессъ механическихъ изобрѣтеній,-- они никогда не могли бы подняться изъ омута нищеты, пока продолжали бы придерживаться своей прежней системы. Измыслить болѣе расточительный пріемъ при утилизаціи человѣческой энергіи было невозможно. Однако, къ чести человѣческаго разума, надо сказать, что эта система, вообще, никогда и не была изобрѣтена, а просто перешла къ намъ отъ грубыхъ вѣковъ, когда, за неимѣніемъ соціальной организаціи, немыслима была какая бы то ни было кооперація.
   -- Я готовъ признать, что наша промышленная система въ нравственномъ отношеніи не выдерживала критики, но какъ простая машина для добыванія богатства, не касаясь нравственныхъ сторонъ, она казалась намъ превосходной.
   -- Какъ я вамъ уже сказалъ,-- отвѣчалъ докторъ,-- этотъ предметъ слишкомъ обширенъ, чтобы мы могли теперь же исчерпать его до конца; но если вамъ дѣйствительно интересно знать, какія главныя возраженія мы, люди новаго поколѣнія, имѣемъ сдѣлать противъ вашей промышленной системы, сравнительно съ нашей, я могу вкратцѣ коснуться нѣкоторыхъ изъ нихъ. Вслѣдствіе того, что промышленность находилась въ рукахъ людей неотвѣтственныхъ, между которыми не было ни малѣйшаго взаимнаго пониманія, никакой солидарности, происходилъ, во-первыхъ, убытокъ -- вслѣдствіе лопавшихся предпріятій; во-вторыхъ, убытокъ -- вслѣдствіе конкурренціи и взаимной враждебности промышленниковъ; въ третьихъ, убытокъ вслѣдствіе періодическаго избытка производства и кризисовъ съ послѣдующими за ними перерывами промышленнаго труда; къ четвертыхъ,-- убытокъ, причиняемый свободою капитала и труда, во всякое данное время. Любого изъ этихъ изъяновъ, если бы даже всѣ остальные были устранены, было вполнѣ достаточно для обездоленія націи. Начнемъ съ убытка отъ неудавшихся предпріятій. Въ ваше время ни въ производствѣ, ни въ продажѣ не было ни солидарности, ни организаціи, а поэтому не имѣлось возможности узнать, каковъ былъ спросъ на извѣстнаго рода товары и каковы размѣры ихъ запасовъ. Поэтому всякое предпріятіе частнаго капиталиста имѣло всегда сомнительный успѣхъ. Не обладая знакомствомъ съ промышленностью и размѣрами потребленія производства настолько, насколько въ настоящее время оно доступно нашему правительству, предприниматель никогда не могъ точно знать ни спроса народонаселенія, ни того предложенія, какое имѣли сдѣлать другіе капиталисты для удовлетворенія публики. Въ виду этого, насъ не можетъ удивлять, что большинство шансовъ каждаго даннаго предпріятія бывало въ пользу его неудачи и что общимъ удѣломъ даже такихъ предпринимателей, которымъ въ концѣ концовъ улыбалось счастіе, являлась предварительно неоднократная неудача. Если бы башмачникъ на каждую удачную пару башмаковъ предварительно портилъ кожу на четыре или на пять паръ, прибавивъ сюда затраченное на работу время, у него оказались бы такіе же шансы разбогатѣть, какъ и у вашихъ современниковъ съ ихъ системой частной предпріимчивости, и среднимъ числомъ четырехъ или пяти неудачныхъ предпріятій на одно успѣшное. Слѣдующій значительный убытокъ зависѣлъ отъ конкурренціи. Поприще промышленности было нолемъ сраженія, обширнымъ, какъ земной шаръ, гдѣ работники въ взаимной борьбѣ растрачивали свои силы, которыя, будучи употреблены согласно и дружно, какъ дѣлается это теперь, обогатили бы всѣхъ. При этомъ надо замѣтить, что о пощадѣ въ этомъ бою не могло быть и рѣчи.
   Ворваться на это рабочее поле, намѣренно разрушить предпріятія своихъ предшественниковъ, съ цѣлью на развалинахъ ихъ построить свое собственное предпріятіе, было дѣломъ, которое всегда встрѣчало общее одобреніе. И сравненіе этого рода войны съ настоящей войной нисколько не кажется натянутымъ, принимая вошіиманіе душевную тревогу и физическія страданія, сопряженныя съ нею, а также и нищету, которая постигала побѣжденныхъ и ихъ присныхъ.
   Современнаго человѣка точно такъ-же поражаетъ съ перваго взгляда, тотъ фактъ, что люди, занимавшіеся одной и той же отраслью промышленности, вмѣсто пріязненныхъ отношеній, приличествующихъ товарищамъ и сотрудникамъ общаго дѣла, смотрѣли другъ на друга, какъ на соперниковъ и враговъ, готовыхъ задушить и уничтожить одинъ другого. Это. конечно, представляется сущимъ сунашествіемъ, сценой изъ дома умалишенныхъ. По всматриваясь внимательнѣе, видишь, что это совсѣмъ не такъ. Ваши современники, душа другъ друга, очень хорошо понимали, что они дѣлали. Промышленники девятнадцатаго столѣтя не работали сообща, подобно нашимъ, для поддержанія общины, а напротивъ того, каждый работалъ единственно для своего собственнаго иждивенія, на счетъ общины. Если, работая съ этою цѣлью, онъ въ тоже время способствовалъ также увеличенію общаго благосостоянія,-- это было просто случайностью. Умноженіе своихъ личныхъ сокровищъ на счетъ общаго благополучія считалось дѣломъ столь же возможнымъ, сколько и обыденнымъ. Самыми злѣйшими врагами каждаго необходимо являлись люди, занимавшіеся одинаковымъ съ нимъ дѣломъ, потому что при вашей системѣ, когда частная прибыль являлась двигателемъ промышленности, каждый спеціальный производитель извѣстнаго предмета желалъ, чтобы производство по его спеціальности было какъ можно ограниченнѣе. Въ его интересахъ было, чтобы производство этого товара не выходило за предѣлы того количества, какое онъ могъ доставить самъ. Постоянной задачей его было преслѣдованіе этой высокой цѣли, насколько позволяли ему обстоятельства. Онъ всячески старался какъ-нибудь встать поперекъ дороги людямъ, занимавшимся одинаковою съ нимъ промышленностью. Когда промышленнику удавалось отстранить съ своего поприща всѣхъ, кого только онъ могъ, то дальнѣйшая политика его состояла въ томъ, чтобы сплотиться съ остальными, одолѣть которыхъ онъ быть не въ силахъ, и превратить свою междоусобную борьбу въ общее сраженіе съ публикой, причемъ назначались самыя высокія цѣны, какія только выдерживала публика, прежде чѣмъ совершенно отказаться отъ дорогихъ товаровъ. Завѣтной мечтой промышленника девятнадцатаго столѣтія было забрать въ свои руки снабженіе какимъ нибудь предметомъ первой необходимости такъ, чтобы можно было держать общество на краю голода и назначать на свой товаръ цѣны неурожайныхъ годовъ. Вотъ что, мистеръ Вестъ, въ девятнадцатомъ вѣкѣ называлось системой производства. Представляю вамъ самому рѣшить, не представляется-ли эта система во многихъ отношеніяхъ антипроизводительной? Когда нибудь -- на свободѣ, я попрошу васъ взять на себя трудъ объяснитъ мнѣ то, чего я никакъ не могъ понять до сихъ поръ, несмотря на то, что много потрудился надъ этимъ вопросомъ,-- какъ могли такіе проницательные люди, какими, казалось, были ваши современники во многихъ отношеніяхъ, ввѣрить дѣло снабженія общества всѣмъ необходимые классу людей, въ интересахъ котораго было морить его голодомъ. Увѣряю васъ, что насъ поражаетъ не то, что при подобной системѣ міровое богатство не разрослось, а именно то, какъ міръ совсѣмъ не погибъ отъ бѣдности. Наше удивленіе возрастаетъ еще болѣе, когда мы начинаемъ взвѣшивать нѣкоторыя другія чудовищныя растраты, характеризующія тогдашнюю систему.
   Помимо потери труда и капитала, вслѣдствіе ложно направленной промышленности и постояннаго кровопролитія вашей промышленной войны, система, ваша была еще подвержена періодическимъ потрясеніямъ, губившимъ одинаково мудрыхъ и глупыхъ, торжествующихъ грабителей и ихъ жертвъ. Я говорю о промышленныхъ кризисахъ, повторявшихся черезъ каждыя пятьдесятъ лѣтъ, разорявшихъ національную производительность, разрушавшихъ шаткія предпріятія и парализовавшихъ сильныя, за которыми слѣдовали такъ называемые застои, длившіеся цѣлыми годами. Капиталисты мало по малу собирали растраченныя силы, а рабочіе классы голодали и производили безпорядки. Затѣмъ наступалъ снова короткій періодъ благоденствія, сопровождавшійся, въ свою очередь, новымъ кризисомъ съ послѣдующимъ годами порождаемаго имъ истощенія. По мѣрѣ развитія торговли, результатомъ котораго явилась взаимная зависимость націй, кризисы эти становились повсемѣстными, причемъ продолжительность порождавшагося ими состоянія упадка увеличивалась съ каждой новой областью, охваченной промышленнымъ разстройствомъ. Пропорціонально развитію и усложненію міровой промышленности и разростанію вложеннаго въ нее капитала, эти промышленныя катастрофы случались все чаще и чаще, пока, наконецъ, въ послѣдней половинѣ девятнадцатаго столѣтія дѣло дошло до того, что на два года худыхъ приходился одинъ хорошій, и эта величавая система промышленности, распространенная повсюду, какъ никогда дотолѣ, грозила рухнуть подъ своей собственной тяжестью. Послѣ безконечныхъ разсужденій, ваши экономисты около этого времени, повидимому, пришли къ безнадежному заключенію, что никакія предупрежденія или ограниченія этихъ кризисовъ болѣе уже немыслимы, какъ будто это были какія-то засухи или бури. Оставалось переносить эти кризисы, какъ неизбѣжное зло, и каждый разъ, по минованіи ихъ, снова возводить разрушенное сооруженіе промышленности, подобно жителямъ страны, подверженной землетрясеніямъ, которые снова воздвигаютъ свои города на мѣстѣ самаго разгрома. Что-же касается того взгляда, что причины смуты заключались въ самой сущности вашей промышленной системы, то ваши современники, разумѣется, были совершенно правы въ данномъ случаѣ. Онѣ лежали въ самомъ ея основаніи и необходимо становились все болѣе и болѣе губительными, по мѣрѣ того, какъ фабричное дѣло развивалось и становилось сложнѣе. Одной изъ причинъ былъ недостатокъ общаго контроля надъ различными отраслями промышленности и вытекавшая отсюда невозможность правильнаго и равномѣрнаго ихъ развитія. Неизбѣжнымъ результатомъ это то недостатка являлось то, что производство постоянно выбивалось изъ прямой колеи и упускало изъ виду соотношеніе предложенія къ спросу.
   Для послѣдняго не было такого критеріума, какой имѣется у насъ, благодаря организованному распредѣленію товаровъ, и первымъ признакомъ того, что въ извѣстной отрасли промышленности количество товара превышало спросъ, являюсь пониженіе цѣнъ, банкротство промышленниковъ, остановка производства, сбавка жалованья и увольненіе рабочихъ. Это случалось постоянно во многихъ отрасляхъ промышленности даже въ такъ называемыя хорошія времена; кризисъ же наступалъ только въ томъ случаѣ, когда нарушенныя отрасли промышленности были очень обширны. Тогда рынки переполнялись товарами, которыхъ никто не хотѣлъ брать сверхъ своей потребности даже за безцѣнокъ. Вслѣдствіе сокращенія или даже полнаго прекращенія цѣнъ и прибыли, поставщики этого излишняго товара теряли свой торговый престижъ, какъ потребители другихъ товаровъ, не переполнившихъ еще собою рынка; вслѣдствіе же сокращенія этого сбыта и товары, не страдавшіе еще естественнымъ излишествомъ производства, искусственно приводились въ то же положеніе, рынокъ переполнялся также и ими, цѣны сбивались и производители ихъ лишались работы и дохода. Тутъ то и наступалъ настоящій кризисъ, который ничто уже не въ силахъ было остановить до тѣхъ поръ, пока не погибало все національное достояніе. Поводомъ частыхъ и всегда страшно тягостныхъ кризисовъ, были деньги и кредитъ. Пока производство находилось въ рукахъ многихъ лицъ, купля и продажа были неизбѣжны для удовлетворенія всевозможныхъ требованій и деньги являлись необходимыми. Значеніе же денегъ въ смыслѣ простыхъ условныхъ знаковъ, взимаемыхъ взамѣнъ пищи, одежды и другихъ вещей, могло быть спорнымъ вопросомъ. Проистекавшая отсюда спутанность понятій между товаромъ и его знакомъ повела къ кредитной системѣ съ ея чудовищнымъ обманомъ. Люди, уже привыкнувъ принимать деньги за товары, начали затѣмъ принимать денежныя обязательства вмѣсто самыхъ денегъ, и такъ мало по малу, за изображеніемъ перестали искать изображаемый предметъ. Деньги были знакомъ дѣйствительныхъ товаровъ, кредитъ же являлся знакомъ знака. Для серебра и золота, т. е. настоящихъ денегъ, существовалъ естественный предѣлъ, но для кредита не имѣлось никакихъ границъ, и результатомъ этого было то, что объемъ кредита, т. е. денежныхъ обязательствъ, пересталъ быть пропорціоналенъ деньгамъ, и того меньше товарамъ, имѣвшимся въ наличности. При подобной системѣ, постоянные и періодическіе кризисы были вызываемы тѣмъ непреложнымъ закономъ, по которому рушится постройка, гдѣ центръ тяжести выше точки опоры. Въ силу чисто произвольныхъ соображеній только правительство и уполномоченные имъ банки пользовались исключительнымъ правомъ выпускать деньги; но вѣдь всякій, кто оказывалъ кредитъ всего на одинъ долларъ, въ этомъ размѣрѣ участію валъ и въ выпускѣ кредитныхъ знаковъ, которыя наравнѣ съ настоящими деньгами, раздували денежный оборотъ до слѣдующаго кризиса. Широкое распространеніе и развитіе кредитной системы служило характеристикой послѣдней половины девятнадцатаго столѣтія и почти вполнѣ объясняетъ чуть-ли не непрерывные торговые кризисы, ознаменовавшіе этотъ періодъ. Несмотря на всю рискованность кредита, вы не могли обойтись безъ него, потому что у васъ не было ни національной, никакой другой организаціи капитала страны; онъ былъ у васъ единственнымъ средствомъ концентраціи и привлеченія капитала къ промышленнымъ предпріятіямъ. Отсюда слѣдуетъ, что кредитъ въ высшей степени усилилъ главную опасность частныхъ промышленныхъ предпріятіи, способствуя поглощенію отдѣльными отраслями промышленности непропорціональныхъ суммъ изъ свободныхъ капиталовъ страны, и такимъ образомъ подготовлялъ общее бѣдствіе. Торговыя предпріятія, вслѣдствіе широкаго пользованія оказываемымъ югъ кредитомъ, работали постоянно на чужой счетъ, забирая въ долгъ,-- частью взаимно одно у другого, частью въ банкахъ и у капиталистовъ. И вотъ внезапное прекращеніе кредита, при первыхъ признакахъ кризиса, способствовало обыкновенно его ускоренію. Несчастье вашихъ современниковъ заключалось въ томъ, что для скрѣпленія зданія своей промышленности имъ приходилось употреблять такой цементъ, который при всякомъ удобномъ случаѣ могъ обратиться въ взрывчатое вещество. Они находились въ состояніи людей, которые при постройкѣ своихъ домовъ, вмѣсто извести, употребляли бы динамитъ; ибо для характеристики кредита это самое подходящее сравненіе. Если вы желаете знать, какъ легко обойтись безъ этихъ указанныхъ мною промышленныхъ потрясеній и насколько они являлись слѣдствіемъ того, что промышленность была предоставлена частной и неорганизованной предпріимчивости, вамъ стоитъ только присмотрѣться къ практикѣ нашей системы. Излишнее производство въ отдѣльныхъ отрасляхъ промышленности, являвшееся пугаломъ вашего времени, теперь немыслимо, такъ какъ, вслѣдствіе гармоніи между производствомъ и продажей товаровъ, предложеніе относится къ спросу, какъ машина къ регулятору ея хода. Предположимъ даже, что вслѣдствіе какого либо недоразумѣнія случилось бы излишнее производство какого нибудь товара. Вытекающее отсюда ограниченіе или прекращеніе производства въ этой отрасли никого не оставляетъ безъ дѣла. Освободившіеся работники сейчасъ же находятъ занятія въ различныхъ другихъ отдѣленіяхъ громадной мастерской, и теряютъ только время, потребное на перемѣну работы. Что же касается до переполненія товаровъ на рынкѣ,-- объ этомъ нечего и безпокоиться, такъ какъ дѣло націи такъ обширно, что каждый исполненный въ избыткѣ предметъ ея производства всегда можетъ дождаться времени, пока спросъ не потребуетъ его. Въ предположенномъ мною случаѣ излишняго производства у насъ не можетъ бытъ такого казуса, чтобы вся эта сложная махинація, какъ у васъ, пришла въ разстройство и въ тысячу разъ увеличила первоначальную ошибку. Конечно, не имѣя денегъ, мы не имѣемъ и кредита. Всѣ наши бюджеты имѣютъ дѣло съ непосредственно реальными предметами, мукой, деревомъ, шерстью и трудомъ, представителями чего у васъ являлись деньги и кредитъ, которые только вводили васъ въ заблужденіе. Въ нашихъ отчетахъ не можетъ быть ошибокъ. Изъ годоваго производства отчисляется количество, необходимое для содержанія націи, и распредѣляется трудъ потребный для снабженія продовольствіемъ націи на слѣдующій годъ. Остатокъ матеріала и труда показываетъ, сколько, безъ всякой опасности, можетъ быть издержано на улучшенія. Если урожай плохъ, годовой излишекъ менѣе обыкновеннаго,-- вотъ и все. За исключеніемъ незначительнаго случайнаго вліянія подобныхъ естественныхъ причинъ, нѣтъ никакихъ колебаній въ трудѣ. Матеріальное благосостояніе націи течетъ непрерывно изъ поколѣнія въ поколѣніе, подобно рѣкѣ, которая постоянно расширяется и углубляется.
   -- Ваши торговые кризисы, мистеръ Вестъ,-- продолжалъ докторъ,-- подобно другимъ большимъ потерямъ, о которыхъ я упоминалъ ранѣе, достаточны были сани по себѣ, чтобы держать васъ въ постоянныхъ тискахъ. Но я долженъ указать намъ еще на одну важную причину вашей бѣдности -- это бездѣйствіе огромной доли вашего капитала и труда. Долгъ нашей администрація -- ни на минуту не оставлять безъ примѣненія ни одной унціи свободнаго капитала и труда страны. Въ вашк времена не было общаго контроля ни для труда, ни для капитала, и большая часть того и другого не находили себѣ примѣненія. Капиталъ, говорили вы, "остороженъ по природѣ"; и было бы, безъ сомнѣнія, безраеудно, если бы онъ не былъ остороженъ въ эпоху преобладанія большой вѣроятности, что всякое дѣловое предпріятіе рискуетъ окончиться неудачей. Никогда не бывало, чтобы, при условіи обезпеченія, сумма капитала, вложеннаго на производительную промышленность, не возросла въ значительной степени. Пропорція затраченнаго капитала подвергалась постоянно чрезвычайнымъ колебаніямъ, сообразно съ репутаціей, большей или меньшей солидности промышленнаго предпріятія, такъ что доходы съ національнаго производства въ различные годы были различны. Но по той же самой причинѣ;, по которой во время особенной неустойчивости количество вкладываемаго въ дѣло капитала было гораздо менѣе, чѣмъ во время нѣсколько большей безопасности, огромныя доля его оставалась безъ всякаго употребленія, такъ какъ рискъ предпріятій въ самыя лучшія времена былъ, все таки, очень значителенъ.
   -- Слѣдуетъ еще замѣтитъ, что большое количество капиталовъ, всегда готовыхъ для оборота, ужасно разжигало конкурренцію между капиталистами, когда начиналось какое-нибудь достаточно солидное предпріятіе. Бездѣйствіе капитала, вслѣдствіе его осторожности, предполагало, конечно, въ соотвѣтственной мѣрѣ и бездѣйствіе труда. Кромѣ того, всякая перемѣна въ постановкѣ дѣла, каждое малѣйшее измѣненіе въ положеніи коммерціи или промышленности, не говоря уже о безчисленныхъ торговыхъ банкротствахъ, которыя случались ежегодно въ самыя лучшія времена, осуждали массу людей на безработицу по недѣлямъ, мѣсяцамъ и даже цѣлымъ годамъ. Громадное число подобныхъ искателей работы постоянно странствовало по странѣ изъ конца въ конецъ, современенъ обращаясь въ бродягъ по ремеслу, а затѣмъ и въ преступниковъ.-- "Дайте намъ работы"!-- вопила цѣлая армія праздныхъ людей почти постоянно; во времена же застоя въ работѣ эта армія превращалась въ такое громадное и неистовое войско которое угрожало прочность государства. Можетъ-ли бытъ болѣе убѣдительное доказательство безсилія вашей системы частной предпріимчивости, какъ средства обобщенія націи, чѣмъ тотъ фактъ, что въ періодъ такой повальной бѣдности и недостатка во всемъ, капиталисты душили другъ друга, чтобы найти случаи вѣрнаго помѣщенія своего капитала, а рабочіе бунтовали и поджигали, потому что не находили себѣ работы.
   -- Я просилъ бы васъ мистеръ Вестъ,-- продолжалъ докторъ Литъ,-- обратить вниманіе, что приведенные пункты разъясняютъ преимущества національной организаціи промышленности лишь съ отрицательной стороны, указывая на извѣстные роковые недостатки и поразительное безсиліе системы частной предпріимчивости, которыхъ нѣтъ болѣе при національной организаціи. Вы должны согласиться, что одно это уже достаточно объясняетъ, почему нація гораздо богаче теперь, чѣмъ она была въ ваше время. Но о большемъ еще нашемъ преимуществѣ передъ вами я почти не сказалъ пока ни слова. Допустимъ даже, что система частныхъ промышленныхъ предпріятій не страдаетъ тѣми громадными недостатками, о которыхъ я упоминалъ; допустимъ, что потери ложно направленной энергіи не вызываютъ краховъ, зависѣвшихъ отъ несоотвѣтствія со спросомъ и неумѣнья составить себѣ общій взглядъ на всю область промышленности; допустимъ еще, что конкурренція не парализована и не вызываетъ безполезнаго сугубаго напряженія; допустимъ также, что паника и кризисы въ торговлѣ, вслѣдствіе банкротства и продолжительныхъ застоевъ въ промышленности, а также бездѣйствіе капитала и труда не причиняютъ никакихъ потерей и убытковъ; допустимъ, наконецъ, что это все зло, неизбѣжное при веденіи промышленности частнымъ капиталомъ, какимъ-нибудь чудеснымъ образомъ было бы устранено при сохраненіи той же системы, и тогда превосходство результатовъ достигаемыхъ при новѣйшей промышленной системѣ національнаго контроля, все таки оказалось бы поразительнымъ. Даже въ ваше время было нѣсколько довольно большихъ ткацкихъ фабрикъ, хотя, само собой разумѣется, онѣ не выдержатъ сравненія съ нашими. Вамъ, безъ сомнѣнія, случалось бывать на этихъ большихъ бумагопрядильняхъ, которыя покрывали цѣлыя акры земли, занимая тысячи рабочихъ рукъ и подъ одной кровлей, подъ однимъ контролемъ совершая до ста различныхъ процессовъ, напримѣръ, для того, чтобы изъ тюка ваты произвести тюкъ глянцовитаго коленкору. Вы восхищались нашей громадной экономіей труда и механической силы, вытекающей изъ искуснаго взаимодѣйствія рукъ и машинъ. У васъ, навѣрное, мелькнула мысль, насколько эта же самая рабочая сила, примѣненная на фабрикѣ, произвела бы менѣе, работая въ раздробь, при условіи полной самостоятельности каждаго рабочаго. Вы сочтете, пожалуй, за гиперболу, если я скажу вамъ, что наибольшая производительность этихъ работниковъ, работавшихъ въ одиночку, при всей возможной солидарности между ними, увеличилась бы не только на нѣсколько процентовъ, но въ нѣсколько разъ, при организаціи ихъ труда подъ единымъ контролемъ. Итакъ, мистеръ Вестъ, организація національной промышленности подъ единымъ главнымъ контролемъ, когда всѣ ея процессы вытекаютъ одинъ изъ другого, сравнительно съ наибольшимъ количествомъ производительности, достигавшимся при старой системѣ,-- даже не принимая въ разсчетъ четырехъ вышеупомянутыхъ крупныхъ источниковъ вашихъ потерь,-- увеличила общее производство въ той же степени, въ какой производительность фабричныхъ работъ умножилась при кооперативной системѣ труда. Производительность національной рабочей силы подъ тысячеголовымъ предводительствомъ частнаго капитала, даже при отсутствіи вражды между руководителями, сравнительно съ тѣлъ, что достигается ею при единой организаціи, можетъ быть уподоблена военной силѣ толпы или орды варваровъ съ тысячью маленькихъ начальниковъ, сравнительно съ силою дисциплинированной арміи, подъ управленіемъ одного генерала,-- такой, напримѣръ, боевой машинѣ, какъ германская армія при Мольтке.
   -- Послѣ того, что вы мнѣ сообщили,-- отвѣчалъ я,-- я удивляюсь не тому, что нація теперь богаче, чѣмъ тогда, но толу, что всѣ вы не сдѣлались Крезами.
   -- Теперь валъ живется хорошо,-- возразилъ докторъ Литъ.-- Нашъ образъ жизни настолько роскошенъ, насколько мы того сами желаемъ. Соперничество во внѣшнемъ чванствѣ, которое въ ваше время вело къ мотовству, нисколько не способствовавшему комфорту, не имѣетъ мѣста въ обществѣ, всѣ члены котораго получаютъ одинаковые доходы, и наши вожделѣнія ограничиваются только тѣми предметами, которые дѣйствительно придаютъ жизни пріятность. Каждый изъ насъ могъ бы имѣть гораздо больше дохода, если бы мы дѣлили между собою излишекъ производства, но мы предпочитаемъ тратить его на общественныя работы и общественныя удовольствія, въ которыхъ принимаютъ участіе всѣ,-- на общественныя залы и зданія, на картинныя галлереи, на статуи, на мосты, на улучшеніе дорогъ и путей сообщенія, на украшенія городовъ, на большія музыкальныя и театральныя представленія и заботиться въ обширныхъ размѣрахъ о народныхъ увеселеніяхъ. Вы еще не знаете, мистеръ Вестъ, какъ мы живемъ. Дома мы пользуемся комфортомъ, но блескъ нашего существованія, доступный для всѣхъ насъ, обнаруживается лишь въ нашей общественной жизни. Когда вы это короче узнаете, то увидите, "куда идутъ деньги", какъ обыкновенно выражались въ ваше время, и, надѣюсь, согласитесь, что мы хорошо поступаемъ, употребляя ихъ такимъ образомъ.
   -- Я думаю,-- сказалъ мнѣ докторъ Литъ, когда мы пробирались домой изъ общественной столовой,-- что не было худшаго порицанія для людей вашего вѣка, поклонявшагося деньгамъ, какъ замѣчаніе, что они не умѣли наживать деньги. А этотъ-то приговоръ и произнесла надъ ними исторія, и система, неорганизованной и антагонистской производительности была столь же нелѣпа съ экономической точки зрѣнія, какъ была отвратительна въ нравственномъ отношеніи. Своекорыстіе было ихъ единственнымъ лозунгомъ, а для промышленнаго производства своекорыстіе -- самоубійство. Конкуренція, вытекающая изъ инстинкта своекорыстія, есть только иное названіе для разобщенной траты силъ, тогда какъ въ объединеніи ихъ заключается вся тайна успѣшнаго производства, и только тогда, когда мысль объ увеличеніи личнаго состоянія уступила мѣсто мысли объ увеличеніи общественной собственности, только тогда можетъ водвориться дѣйствительное промышленное объединеніе и начаться дѣйствительное накопленіе богатства. Если бы даже принципъ матеріальнаго уравненіи всѣхъ не былъ единственной человѣчной и раціональной основой общества, то мы все-таки соблюдали бы его, какъ принципъ цѣлесообразный въ національно-экономическомъ отношеніи, такъ какъ мы видимъ, что истинная совокупная производительность индустріи невозможна до тѣхъ поръ, пока не подавлено разлагающее вліяніе своекорыстія.
   

ГЛАВА XXIII.

   Вечеромъ, когда мы съ Юдиѳью сидѣли въ концертномъ залѣ, слушая нѣкоторые заинтересовавшіе меня нумера изъ программы этого дня, я воспользовался однимъ антрактомъ и сказалъ:
   -- У меня есть къ вамъ одинъ вопросъ, но боюсь, что онъ покажется вамъ нѣсколько нескромнымъ.
   -- Я вполнѣ увѣрена, что это не такъ,-- возразила она ободрительно.
   -- Я нахожусь въ положеніи человѣка, подслушавшаго часть разговора, который предназначался не для него, хотя, повидимому объ немъ,-- продолжать я,-- и имѣющаго смѣлость просить говорившаго досказать ему остальное.
   -- Человѣка, подслушавшаго?-- спросила она съ видомъ смущенія.
   -- Да,-- сказалъ я,-- но имѣющаго за себя оправданіе, съ чѣмъ, надѣюсь, вы согласитесь.
   -- Это очень загадочно,-- возразила она.
   -- Да,-- отвѣчалъ я,-- настолько загадочно, что я не разъ сомнѣвался, дѣйствительно ли я слышалъ то, о чемъ хочу васъ спросить, или мнѣ это только показалось. Я прошу насъ объяснить мнѣ. Дѣло вотъ въ чемъ: когда я просыпался отъ моего столѣтняго сна, первымъ сознательнымъ моимъ впечатлѣніемъ было впечатлѣніе разговаривавшихъ около меня людскихъ голосовъ, которые впослѣдствіи я призналъ за голоса вашего отца, вашей матери и вашъ, собственный. Прежде всего мнѣ помнится голосъ вашего отца, который произнесъ: "Онъ сейчасъ откроетъ глаза. Лучше, чтобы онъ сперва увидѣлъ только одного кого нибудь". За тѣмъ, если только мнѣ это не почудилось во снѣ, вы сказали: "Такъ обѣщай же мнѣ, что ты ему не скажешь". Отецъ вашъ какъ будто колебался обѣщать вамъ это, но вы настаивали и, послѣ вмѣшательства нашей матери, онъ далъ наконецъ это обѣщаніе, а когда я открылъ глаза, я увидѣлъ только его одного.
   Я вполнѣ серьезно говорилъ о своей неувѣренности въ томъ, что разговоръ, который я подслушалъ, какъ мнѣ казалось, не былъ сномъ,-- до такой степени страшнымъ представлялось мнѣ, что эти люди могутъ что нибудь знать обо мнѣ, современникѣ ихъ предковъ, чего я не зналъ самъ. Но, замѣтивъ впечатлѣніе, произведенное моими словами на Юдиѳь, я понялъ, что это былъ не сонъ, а какая-то новая тайна, еще болѣе замысловатая, чѣмъ всѣ, пережитыя мною до сихъ поръ; я понялъ это потому, что лишь только выяснилась цѣль моего вопроса, она проявила признаки самой сильной тревоги. Глаза ея, всегда отличавшіеся такимъ открытымъ, прямымъ выраженіемъ, тревожно опустились при моемъ взглядѣ, тогда какъ все лицо ея покрылось яркимъ румянцемъ.
   -- Простите меня,-- произнесъ я, какъ только прошло мое смущеніе, вызванное неожиданнымъ эффектомъ моихъ словъ.-- Такъ, значитъ, мнѣ это не пригрезилось во снѣ. Тутъ есть какая то тайна, относящаяся ко мнѣ, но скрываемая отъ меня. Въ самомъ дѣлѣ, развѣ не кажется нѣсколько жестокимъ, что человѣкъ въ моемъ положеніи не можетъ получить всѣхъ свѣдѣній о самомъ себѣ?
   -- Это васъ не касается, т. е. не имѣетъ къ вамъ прямого отношенія. Это не о васъ, едва слышно возразила она.
   -- Но нѣкоторымъ образомъ это все таки касается меня,-- настаивалъ я.-- Это должно быть нѣчто такое, что было бы и мнѣ интересно.
   -- Я даже и этого не думаю,-- возразила она, украдкой взглянувъ на меня и, несмотря на свое смущеніе, не будучи въ состояніи воздержаться отъ какой-то загадочной улыбки, мелькнувшей на ея устахъ, съ нѣкоторымъ оттѣнкомъ юмора по поводу случившагося.-- Я неувѣрена, что это можетъ быть вамъ даже интересно.
   -- Вашъ отецъ сказалъ бы мнѣ это,-- настаивалъ я съ оттѣнкомъ упрека.-- Это вы запретили ему. По его мнѣнію, я долженъ бы звать это.
   Она не возражала. Въ своемъ смущеніи она вообще была такъ прелестна, что меня охватило желаніе продлить это положеніе, и я настаивалъ на удовлетвореніи моего любопытства.
   -- Такъ я никогда не узнаю? Вы никогда не скажете мнѣ?-- спросилъ я.
   -- Это зависитъ...-- отвѣтила она послѣ длинной паузы.
   -- Отъ чего?-- добивался я.
   -- Ахъ, вы требуете слишкомъ многаго,-- возразила она. Затѣмъ поднявъ на меня свое лицо съ загадочнымъ взглядомъ, пылающими щеками и улыбающимися устами,-- сочетаніе прелестей, вполнѣ достаточное для очарованія,-- она прибавила: -- Что бы вы подумали, если бы я сказала, что это зависитъ отъ васъ самого.
   -- Отъ меня самого!-- повторилъ я;-- какъ это можетъ быть?
   -- Мистеръ Вестъ, мы пропускаемъ прелестную музыку -- вотъ все, что она отвѣтила мнѣ на это, и, обернувшись къ телефону, дотронулась до него пальцемъ, причемъ воздухъ наполнился волнами звуковъ. Затѣмъ она приняла всѣ мѣры предосторожности, чтобы музыка не дала намъ возможности продолжать разговоръ. Она отвернула свое лицо отъ меня и дѣлала видъ, будто поглощена аріями, но о томъ, что это была простая уловка къ достаточной мѣрѣ свидѣтельствовалъ яркій румянецъ, разлившійся по ея щекамъ. Наконецъ, когда она высказала предположеніе, что на этотъ разъ, я, по всей вѣроятности, достаточно наслушался музыки, и мы встали, намѣреваясь уйти изъ залы, она прямо подошла ко мнѣ и, не поднимая глазъ, сказала:-- мистеръ Вестъ, вы говорите, что я была добра къ вамъ. Особенной доброты съ моей стороны не было, но если таково ваше мнѣніе, то вы должны дать мнѣ обѣщаніе -- не добиваться, чтобъ я сказала вамъ то, о чемъ вы просили сегодня вечеромъ, а также не пытаться узнать это черезъ кого бы-то ни было помимо меня, напр., отъ моего отца или отъ моей матери.
   На такую просьбу былъ возможенъ только одинъ отвѣтъ.
   -- Простите меня, что я огорчилъ васъ. Конечно, я обѣщаю вамъ это.-- Никогда я не спросилъ бы васъ о "тайнѣ", еслибы могъ думать, что это будетъ вамъ непріятно. Но вы не сердитесь на меня за мое любопытство?
   -- Нисколько.
   -- А когда-нибудь,-- прибавилъ я,-- если я не буду приставать къ вамъ, вы, можетъ быть, сами скажете мнѣ. Могу-ли надѣяться на это?
   -- Можетъ бытъ,-- прошептала она.
   -- Только можетъ быть?
   Поднявъ, глаза, она посмотрѣла мнѣ въ лицо короткимъ, глубокимъ взглядомъ.
   -- Да,-- сказала -- она, я думаю, когда-нибудь можетъ случиться, что я скажу вамъ
   На этомъ нашъ разговоръ и кончился, такъ какъ она не позволила мнѣ прибавить что либо еще.
   Думаю, что въ ту ночь даже самъ докторъ Нильсбёри едва ли бы могъ усыпить меня ранѣе наступленія утра; во всякомъ случаѣ, сколько загадокъ не представлялось передо мной за послѣдніе дни, ни одна изъ нихъ не казалась мнѣ болѣе таинственной и привлекательной, чѣмъ та, за разрѣшеніе которой я не могъ даже взяться вслѣдствіе запрещенія Юдиѳи Литъ. Это была двойная загадка. Во-первыхъ, было непостижимо, какимъ образомъ она могла знать какую-то тайну обо мнѣ, чужестранцѣ изъ другого вѣка. Во-вторыхъ, даже допустивъ, что она могла знать такую тайну, какъ объяснить то волненіе, которое, повидимому, это знаніе возбуждало въ ней. Бываютъ такія трудныя задачи, что не нападешь даже на приблизительную догадку для ея разрѣшенія; и это, очевидно, была одна изъ такихъ. Я вообще слишкомъ практиченъ, чтобы терять много времени на такія энигмы. Но замысловатая энигма, воплощенная въ прекрасную молодую дѣвушку,-- являлась неотразимой. Вообще, не подлежитъ сомнѣнію, что румянецъ на лицѣ дѣвушки одинаково понимался молодыми людьми всѣхъ временъ и народовъ, но давать такое объясненіе румянымъ щекамъ Юдиѳи, имѣя въ виду мое положеніе и непродолжительность нашего знакомства, а тѣмъ болѣе тотъ фактъ, что эта тайна относилась къ періоду, когда я совсѣмъ еще не зналъ ее, было бы актомъ крайняго фатовства. Тѣмъ не менѣе она походила на ангела, и я не былъ бы молодымъ человѣкомъ, если бы разсудокъ и здравый смыслъ были въ силахъ лишитъ розоваго цвѣта мои сны въ эту ночь.
   

ГЛАВА XXIV.

   Утромъ я рано спустился внизъ, въ надеждѣ увидѣть Юдиѳь одну. Этого однако мнѣ не удалось. Не найдя ея въ домѣ, я поискалъ ее въ саду, но и тамъ ея не было. Во время моихъ блужденій я забрелъ въ мою подземную комнату и усѣлся тамъ отдохнуть. На моемъ письменномъ столѣ лежали различные журналы и газеты. Предполагая, что доктору Литу, можетъ быть интересно пробѣжать Бостонскую газету 1887 г., я принесъ съ собою въ домъ одну изъ газетъ, когда возвратился туда. За утреннимъ завтракомъ я увидѣлъ Юдиѳь. Она покраснѣла при встрѣчѣ со мной, но вполнѣ владѣла собой. Когда мы сидѣли за столомъ, докторъ Литъ занялся просматриваніемъ принесенной мною газеты. Въ ней, какъ во всѣхъ газетахъ того времени, много говорилось о рабочихъ безпорядкахъ.
   -- Кстати,-- сказалъ я, когда докторъ прочелъ намъ вслухъ нѣкоторыя изъ этихъ статей,-- чью сторону приняли красные при устройствѣ новаго порядка вещей? Все, что мнѣ извѣстно изъ послѣдняго времени, они порядкомъ таки шумѣли.
   -- Имъ тутъ, конечно, нечего было дѣлать, развѣ служить помѣхой,-- возразилъ докторъ Литъ.-- Сужденія ихъ производили непріятное впечатлѣніе на общество. Изъ всѣхъ странъ, въ Соединенныхъ Штатахъ ни одна партія не имѣла основанія разсчитывать на успѣшное проведеніе своего дѣла безъ предварительнаго привлеченія національнаго большинства на сторону своихъ воззрѣній, какъ въ дѣйствительности поступала и національная партія.
   -- Національная партія!-- воскликнулъ я.-- Она, должно бытъ, образовалась послѣ, меня. Вѣроятно, это была одна изъ рабочихъ партій.
   -- О, нѣтъ!-- возразилъ докторъ. Рабочія партіи ничего подобнаго, въ широкихъ или прочныхъ размѣрахъ, совершитъ не могли. Для задачъ національнаго кругозора ихъ начала, имѣвшія въ виду организаціи простыхъ разрядовъ, были слишкомъ узки. Только тогда, когда преобразованіе промышленной системы на болѣе высокомъ нравственномъ началѣ было признано необходимымъ, въ интересахъ не одного только какого нибудь класса, но въ равной степени всѣхъ классовъ, богатыхъ и бѣдныхъ, образованныхъ и. невѣжественныхъ, старыхъ и молодыхъ, слабыхъ и сильныхъ, мужчинъ и женщинъ,-- только тогда явилась надежда, что это преобразованіе можетъ бытъ достижимо. Тогда національная партія начала приводитъ это въ исполненіе съ помощью политики. Названіе національной зависѣло, вѣроятно, отъ того, что она имѣла цѣлью націонализировать функціи производства и распредѣленіе доходовъ между гражданами. Въ самомъ дѣлѣ, другое названіе и не подходило-бы къ ней, такъ какъ задачей ея было воплощеніе національной идеи, съ величіемъ и законченностью, дотолѣ никогда не бывалыми, не въ видѣ ассосіаціи людей, преслѣдующей одни политическія цѣли, которыя имѣютъ лишь отдаленное отношеніе къ ихъ счастью, а въ видѣ семьи, органическаго единства, общей жизни, мощнаго древа, высящагося къ небесамъ, листья котораго олицетворяютъ собою народъ, питаемый его корнями и, въ свою очередь, питающій ихъ. Самая патріотическая изъ всевозможныхъ партій, она старалась доказать патріотизмъ на дѣлѣ и возвысила его со стадіи инстинкта на степень разумной преданности, сдѣлавъ изъ родной страны родину-мать, которая являлась не только кумиромъ, ради котораго народъ готовъ былъ идти на смерть, а сама давала ему жизнь.
   

ГЛАВА XXV.

   Понятно, что Юдиѳь Литъ должна была произвести на меня сильное впечатлѣніе съ тѣхъ поръ, какъ я такимъ страннымъ образомъ попалъ въ домъ ея отца. Можно было ожидать, что послѣ того, что произошло въ послѣднюю ночь, я буду болѣе чѣмъ когда нибудь полонъ мыслью о ней. Съ самаго начала я былъ пораженъ ея видомъ непорочной искренности, ея яснымъ., правдивымъ взглядомъ, напоминающимъ мнѣ скорѣе благороднаго, невиннаго мальчика, чѣмъ дѣвушку, которую я когда либо встрѣчалъ. Мнѣ было любопытно узнать, насколько эти плѣнительныя качества были личными свойствами ея натуры и насколько они могли быть результатомъ измѣнившагося съ моею времени соціальнаго положенія женщинъ.
   Воспользовавшись удобною минутою, когда мы были одни съ докторомъ Литъ, я въ разговорѣ коснулся этого предмета.
   -- Вѣроятно, женщины въ настоящее время, освобожденныя отъ всѣхъ домашнихъ заботъ,-- началъ я,-- всѣцѣло заняты заботами о своихъ прелестяхъ и красотѣ.
   -- Что касается насъ, мужчинъ,-- замѣтилъ докторъ Литъ,-- я думаю, мы бы не были въ претензіи, еслибъ онѣ, выражаясь вашими словами, отдались всецѣло такого рода занятію; но могу васъ увѣрить, что у женщинъ слишкомъ много ума для того, чтобы онѣ согласились существовать благодѣяніями общества за то только, что онѣ -- его украшеніе. Онѣ дѣйствительно радостно привѣтствовали свое избавленіе отъ домашнихъ работъ, но не только потому, что эти работы сами по себѣ скучны, но еще и потому, что на эти работы затрачивалось слишкомъ много силъ, энергіи. Онѣ согласились отказаться отъ такого рода работъ только съ условіемъ, чтобы имъ была предоставлена возможность принимать участіе въ трудѣ болѣе производительномъ въ болѣе пріятной формѣ -- на общее благо. Наши женщины также какъ и наши мужчины -- члены арміи промышленности и онѣ выходятъ изъ ея рядовъ только тогда, когда ихъ вынуждаютъ на то ихъ материнскія обязанности. Въ общемъ выводѣ, каждая женщина, въ разное время своей жизни, служитъ отъ 5--10--15 лѣтъ на поприщѣ промышленности, а бездѣтныя выслуживаютъ и полный срокъ.
   -- Неужели же съ замужествомъ онѣ не оставляютъ службы?-- спросилъ я.
   -- Не оставляютъ же ее мужчины съ женитьбой,-- отвѣтилъ докторъ.-- Въ настоящее время замужнія женщины избавлены отъ всѣхъ домашнихъ заботъ, а мужъ -- не малое дитя, которое бы требовало особаго ухода за собою,
   -- Печальною стороною нашей цивилизаціи можно было считать то, что мы требовали столько труда отъ женщинъ -- замѣтилъ я;-- но мнѣ кажется, что вы требуете отъ нихъ еще большаго.
   Докторъ Литъ засмѣялся.
   -- Дѣйствительно, мы требуемъ отъ нихъ того же, что требуемъ и отъ мужчинъ, тѣмъ по менѣе, наши женщины чрезвычайно счастливы, тогда какъ женщины девятнадцатаго столѣтія, если только насъ не обманываютъ историки того времени,-- были глубоко несчастны. Причина того, то современная женщина дѣйствительно равноправна въ трудѣ съ мужчиною и вмѣстѣ съ тѣмъ счастлива -- кроется въ томъ, что относительно вообще труда, женскаго какъ и мужского, мы держимся принципа -- давать каждому тотъ трудъ, къ которому онъ или она наиболѣе способны. Такъ какъ женщина физически слабѣе мужчины, то это имѣется въ виду при выборѣ ей труда и условій, въ какихъ онъ производится. Болѣе тяжелыя работы предоставляются мужчинамъ, болѣе легкія -- женщинамъ. Ни при какихъ обстоятельствахъ не разрѣшается женщинѣ браться за работу, которая ей не по силамъ и не подходитъ по своимъ условіямъ для ея пола. Кромѣ того, рабочіе часы женскаго труда значительно короче, женщинамъ дается больше отдыха. Мужчины нашего времени слишкомъ хорошо сознаютъ, что женская красота и грація -- вся соль ихъ существованія, главный рычагъ всѣхъ ихъ дѣйствій -- и если они разрѣшаютъ женщинамъ трудъ, то только потому, что трудъ посильный, при полномъ физическомъ развитія, чрезвычайно полезенъ и для души, и для тѣла. Мы убѣждены, что прекрасное здоровье, какимъ пользуются наши женщины, въ отличіе отъ женщинъ вашего времени, которыя всѣ были болѣзненны, надо приписать здоровому, укрѣпляющему тѣло и духъ труду.
   -- Вы сказали,-- замѣтилъ я,-- что женщины-работницы принадлежатъ къ арміи промышленности, но развѣ возможна одинаковая система дисциплины при такихъ различныхъ условіяхъ труда?
   -- Женщины подлежатъ совершенно иной дисциплинѣ,-- продолжалъ докторъ Литъ,-- и представляютъ изъ себя скорѣе вспомогательное войско, чѣмъ неотъемлемую часть арміи мужчинъ.
   У нихъ есть свой главнокомандующій женщина и онѣ вообще состоятъ исключительно подъ женскою властью. Главнокомандующій, какъ и старшіе офицеры, избираются женщинами, отслужившими срокъ, на тѣхъ же основаніяхъ, какъ избираются начальники мужской арміи и президентъ націи,
   Главнокомандующій женской арміи возсѣдаетъ въ кабинетѣ президента и имѣетъ свое veto въ вопросѣ женскаго труда, въ аппеляціяхъ не рѣшенныхъ конгрессомъ. Въ судебныхъ дѣлахъ женщины, какъ и мужчины, предаются суду своимъ главнокомандующимъ. Дѣла, въ которыхъ обѣ стороны -- женщины, разбираются судьями женщинами; если же стороны разнаго пола, то ихъ приговоръ рѣшается судьями обоего пола.
   -- Женскій полъ въ вашей системѣ организаціи точно государство въ государствѣ,-- замѣтилъ я.
   -- Отчасти да,-- продолжалъ докторъ Литъ,-- но вы должны согласиться, что отъ такого рода внутренняго, "государства" націи не грозитъ никакая опасность. Непризнаваніе индивидуальнаго различія между полами было одною изъ многихъ ошибокъ вашего общества. Взаимное влеченіе между мужчиной и женщиной очень часто мѣшало разсмотрѣть имъ, на сколько оба пола во многомъ чужды одинъ другому; есть вещи, въ которыхъ каждый изъ нихъ можетъ сочувствовать только своему полу. Только предоставивъ полную свободу проявленіямъ особенностей каждаго пола, а не уничтожая ихъ, чѣмъ, повидимому, задавались ваши реформаторы, возможно достигнуть того, чтобы каждая сторона была довольна собою и чтобы при этомъ сохранилась прелесть обоюдныхъ отношеній. Въ ваше время женщины могли только противуестественно соперничать въ карьерахъ съ мужчинами; мы же дали имъ свои собственный міръ съ возможностью всякихъ соревнованій въ немъ жъ карьерѣ, въ честолюбіи -- и въ немъ онѣ счастливы. Намъ представляется, что женщины вашего времени были жертвою цивилизаціи. Несмотря на большой промежутокъ времени, до сихъ поръ, оглядываясь на ихъ скучную, неразвитую жизнь, окончательно глохнувшую съ замужествомъ, на ихъ узкій кругозоръ, на тѣ четыре стѣны, въ которыхъ они были заключены физически, на ихъ узкій кругъ личныхъ, мелкихъ интересовъ, до сихъ поръ приходишь въ невольный ужасъ. Я не говорю уже о бѣдномъ классѣ, которому приходилось работать до смерти, но о богатомъ, обезпеченномъ классѣ. Отъ всѣхъ своихъ серьезныхъ печалей, а также отъ мелкихъ житейскихъ невзгодъ женщина не могла утѣшаться участіемъ въ общечеловѣческихъ дѣлахъ внѣ дома, у нея не было никакихъ другихъ интересовъ, кромѣ семейныхъ дѣлъ. Отъ подобнаго существованія у мужчинъ сдѣлалось бы навѣрно размягченіе мозга или сумасшествіе. Въ настоящее время все это измѣнилось. Теперь нѣтъ женщины, которая мечтала бы быть мужчиною, нѣтъ родителей, которые желали бы лучше имѣть сына, чѣмъ дочь. Наши дочери также честолюбиво стремятся къ достиженію карьеры, какъ и наши сыновья. Замужество, ежели оно кому выпадаетъ на долю, не является для нихъ вѣчнымъ заточеніемъ, оно нисколько не отрываетъ ихъ отъ широкихъ интересовъ общества, отъ шумной жизни свѣта. Только съ появленіемъ на свѣтъ ребенка женщина на время -- покуда она полна новыхъ интересовъ -- разстается съ общественной дѣятельностью. Затѣмъ она всегда можетъ вернуться на свое прежнее мѣсто, въ ряды своихъ сотоварищей, съ которыми ей не приходится совсѣмъ прерывать сношеній. Женщина въ настоящее время, дѣйствительно, счастлива, если сравнить съ тѣмъ, что она была прежде въ исторіи міра, и ея возможность сдѣлать мужчину счастливымъ въ настоящее время, конечно, возросла.
   -- А развѣ стремленіе дѣвушекъ,-- замѣтилъ я,-- въ достиженіи всякихъ успѣховъ и отличій, какъ членовъ арміи промышленности, не заставляетъ ихъ отказываться отъ замужества?
   Докторъ Литъ усмѣхнулся.
   -- Не безпокойтесь, мистеръ Вестъ, Господь Богъ позаботился о томъ, чтобы ихъ взаимное влеченіе оставалось неизмѣннымъ, каковы бы ни были современныя перемѣны въ отношеніяхъ мужчины къ женщинѣ. Даже въ ваше время, когда люди были такъ поглощены заботами о существованіи, что, казалось, у нихъ не было времени ни на что другое, когда будущее было такъ неопредѣленно, что иногда являлось преступленіемъ имѣть дѣтей,-- женщины все таки выходили и выдавались замужъ. Что касается чувства любви, то, по мнѣнію одного изъ нашихъ авторовъ, всѣ тѣ мысли, которыя прежде тратились на житейскія заботы, въ настоящее время тратится на это нѣжное чувство. Положимъ, это нѣсколько преувеличено. Скажу болѣе, замужество отнюдь не является помѣхою въ женской дѣятельности -- напротивъ, высшія назначенія въ женской арміи промышленности предоставляются женамъ и матерямъ, такъ какъ только онѣ являются вполнѣ представительницами своего пола.
   -- Неужели женскій трудъ цѣнится наравнѣ съ мужскимъ?
   -- Конечно.
   -- Но, вѣроятно, съ большими вычетами за неизбѣжные пропуски по домашнимъ обстоятельствамъ.
   -- Съ вычетами?-- воскликнулъ докторъ Литъ.-- Какъ можно! Содержаніе всѣхъ одинаково -- безъ исключеній -- ужъ еслибъ допускалось какое либо различіе по отношенію къ пропускамъ, о которыхъ вы говорите, то, конечно, въ пользу женщинъ. Какой же трудъ выше, дороже для націи, какъ не ношеніе и кормленіе ея дѣтей? По нашимъ взглядамъ, ничьи заслуги такъ не велики, какъ заслуги хорошихъ родителей. Нѣтъ труда болѣе безкорыстнаго, затраченнаго болѣе безъ возврата, хотя нравственная сторона и бываетъ вознаграждена вполнѣ, какъ воспитаніе дѣтей, которымъ суждено быть людьми въ то время, когда насъ не будетъ.
   -- Изъ того, что вы говорите, можно подумать, что жены совсѣмъ не зависятъ матеріально отъ мужей?
   -- Конечно, нѣтъ -- замѣтилъ докторъ Литъ,-- точно также и дѣти не зависятъ матеріально отъ родителей;-- они пользуются только ихъ услугами любви. Трудъ ребенка, когда онъ выростетъ, послужитъ къ увеличенію общественнаго капитала -- не капитала его родителей, которыхъ въ то время не будетъ въ живыхъ, а потому и воспитывается на общественной счетъ. Поймите, что счеты каждаго члена общества -- мужчины, женщины, ребенка -- ведутся непосредственно съ государствомъ безъ всякихъ посредниковъ, исключая, конечно, родителей, которые, до нѣкоторой степени, являются опекунами своихъ дѣтей. Какъ видите, отношенія индивидуумовъ къ націи, ихъ принадлежность къ ней даютъ имъ право на пропитаніе, к это право совершенно независимо отъ ихъ близости съ другими лицами, которыя подобно имъ, считаются членами націи. Зависѣть отъ средствъ другого было бы неприлично въ нравственномъ смыслѣ и несообразно ни съ какою раціональною соціальною теоріею. Что сталось бы съ личною свободою и личнымъ достоинствомъ при такихъ условіяхъ? Я знаю, что вы считали себя свободными въ девятнадцатомъ столѣтіи, но, вѣроятно, слово свобода не имѣло того значенія, какое оно имѣетъ теперь; иначе, конечно, вы бы не назвали то общество свободнымъ, въ которомъ каждый отдѣльный членъ былъ въ унизительной зависимости отъ другого. Помимо самихъ условій жизни, бѣдный зависѣлъ отъ богатаго, слуга отъ хозяина, женщина отъ мужчины, дѣти отъ родителей. Что касается матеріальной зависимости женщинъ отъ мужчинъ, которая существовала въ наше время, то, вѣроятно, только въ бракахъ по любви она была еще возможна, хотя, думаю, для развитыхъ женщинъ она казалась всегда одинаково унизительной. Каково-же было женщинѣ въ тѣхъ многочисленныхъ случаяхъ, гдѣ въ бракѣ или не въ бракѣ она продавала себя мужчинѣ ради средствъ для существованія? Даже ваши современники, какъ ни равнодушны были они ко многимъ возмутительнымъ сторонамъ вашего общества, отчасти сознавали, что это не совсѣмъ такъ, какъ бы должно было бытъ; но дальше оплакиванья женской участи ихъ состраданіе не простиралось. Имъ не приходило въ голову, что это чистый грабежъ, что жестоко забирать въ свои руки производства всего міра и заставлять женщину ластиться и выпрашивать свою часть. Простите, мистеръ Вестъ, что я отношусь къ этому съ такою горячностью, забывая, что цѣлое столѣтіе легло между этимъ грабительствомъ, печалью и позоромъ несчастныхъ женщинъ, точно вы являлись отвѣтственнымъ лицомъ за то, что, безъ сомнѣнія, вы оплакивали не меньше моего.
   -- Я сознаю, что долженъ нести мою долю отвѣтственности за то, что было въ мое время,-- замѣтилъ я;-- но все, что я могу сказать въ свое оправданіе, это -- что покуда государство не было готово для настоящей системы производства и распредѣленія, никакого радикальнаго улучшенія въ положеніи женщины не могло быть. Корень ея безпомощности, какъ вы сказали, заключается въ ея матеріальной зависимости отъ мужчинъ -- и я не могу себѣ представить иного соціальнаго устройства, какъ то, которое введено у васъ, въ салу котораго женщина не зависитъ отъ мужчины, точно такъ же, какъ и мужчины не зависятъ одинъ отъ другого. Вѣроятно, такая перемѣна въ положеніи женщины не обошлась безъ вліянія на общественныя отношенія обоихъ половъ. Мнѣ будетъ весьма интересно изучить это ближе.
   -- Перемѣна, которую вы найдете,-- продолжалъ докторъ Литъ,-- заключается, главнымъ образомъ, въ полной откровенности и непринужденности между обоими полами, по сравненію съ тою фальшью, которая была между ними въ ваше время. Мужчины и женщины встрѣчаются въ настоящее время, какъ двое равныхъ, разсчитывая только на взаимную любовь. Въ ваше время вслѣдствіе того, что женщина была въ матеріальной зависимости отъ мужчины, замужество представляло для нея извѣстную выгоду. Судя по свидѣтельствамъ того времени, фактъ этотъ съ цинической откровенностью признавался низшими классами, тогда какъ въ классахъ болѣе развитіяхъ, подъ прикрытіемъ цѣлой системы изысканныхъ, условныхъ приличій, клонилось къ тому, чтобы убѣдить въ противоположномъ мнѣніи, т. е., что всѣ преимущества брака на сторонѣ мужчины. Для соблюденія этой условности мужчина долженъ былъ розыгрывана роль жениха и потому считалось совершенно неприличнымъ для женщины проявитъ свое чувство къ мужчинѣ прежде, чѣмъ онъ не посватается за нее. Въ нашихъ библіотекахъ хранятся книги писателей вашего времени, гдѣ много трактуется о томъ, можетъ ли женщина, при какихъ бы то ни было условіяхъ, не обезчестивъ своего пола, признаться первая въ своей любви. Все это представляется намъ просто абсурдомъ, а между тѣмъ мы знаемъ, что въ ваше время это было серьезнымъ вопросомъ. Женщина, сознавала, что вмѣстѣ съ признаніемъ въ любви, она становилась мужчинѣ; обузою въ матеріальномъ отношеніи, и весьма естественно, что чувство деликатности и гордости заставляло ее сдерживать влеченіе ея сердца. Если вамъ случится быть гдѣ-нибудь въ обществѣ, мистеръ Вестъ, будьте готовы.на злобные вопросы нашей молодежи. По этому предмету имъ, конечно, очень интересно знать, какъ это все было въ старину {Могу сказать по опыту, что предупрежденіе доктора Лита вполнѣ оправдалось. Для молодыхъ людей, и особенно для молодыхъ дѣвушекъ въ странностяхъ ухаживаній XIX столѣтія, какъ они называли это, скрывался неисчерпаемый источникъ веселья и смѣха.}.
   -- Итакъ, дѣвушка двадцатаго столѣтія признается въ своей любви.
   -- Да, если она выбираетъ,-- отвѣтилъ докторъ Литъ.-- Во всякомъ случаѣ, обѣ стороны одинаково не скрываютъ своего чувства. Кокетство одинаково презирается какъ въ мужчинѣ, такъ и въ дѣвушкѣ. Дѣланная холодность, которая въ ваше время рѣдко кого обманывала, въ настоящее время непремѣнно была бы принята за правду, такъ какъ никому не пришло бы въ голову прибѣгнуть къ ней.
   -- Я вижу ясно, что является результатомъ независимости женщинъ -- прервалъ я:-- теперь нѣтъ иныхъ браковъ, кромѣ браковъ по любви.
   -- Это вѣрно,-- замѣтилъ докторъ Литъ.
   -- Міръ, въ которомъ всѣ женаты по чистой любви! Ахъ. докторъ Литъ, вы конечно не въ силахъ себѣ представить, какимъ чудомъ является подобный міръ для человѣка девятнадцатаго столѣтія!
   -- Отчасти могу себѣ это представить,-- замѣтилъ докторъ Литъ;-- но фактъ, который васъ такъ поражаетъ -- браки исключительно по любви -- можетъ быть серьезнѣе, чѣмъ это кажется на первый взглядъ. Впервые въ исторіи человѣчества безпрепятственно осуществляется принципъ половаго подбора съ его стремленіемъ сохранить и размножить лучшіе типы породы и уничтожить худшіе. Нѣтъ болѣе той нищеты, той необходимости имѣть свой домъ, ради которыхъ женщины соглашались имѣть отцами своихъ дѣтей тѣхъ мужчинъ, которыхъ онѣ не могли ни любить, ни уважать. Богатство и положеніе въ настоящее время болѣе не отвлекаютъ вниманія отъ личныхъ достоинствъ. Золото не скрасить дурака. Личныя достоинства человѣка -- его умъ, способности, красота, доброе сердце, великодушіе, геніальность, храбрость,-- вотъ что передается потомству.
   Каждое новое поколѣніе просѣивается, такъ сказать, черезъ болѣе частое сито. Качества, которыя человѣчество такъ высоко цѣнитъ, сохраняются; тѣ, ко торыя оно презираетъ,-- вырождаются.
   Есть и теперь, конечно, много женщинъ, у которыхъ чувство любви соединяется съ чувствомъ поклоненія и которыя стремятся сдѣлать выдающуюся партію: но онѣ въ настоящее время исходятъ изъ другихъ принциповъ. Въ настоящее время хорошею партіею считается не бракъ съ человѣкомъ богатымъ, титулованнымъ, но съ человѣкомъ, который, своими выдающими и дѣйствительными услугами человѣчеству, стоитъ выше другихъ. Вотъ эти то выдающіеся люди и есть современные аристократы, сочетаться съ которыми считается честью.
   Дня два назадъ мы говорили съ вами о физическомъ преимуществѣ нашего поколѣнія передъ вашимъ. Можетъ быть, изъ всѣхъ причинъ, о которыхъ я упоминалъ, какъ о содѣйствующихъ къ улучшенію породы -- главная и заключается въ безпрепятственномъ половомъ подборѣ, и это достигается двумя, тремя поколѣньями послѣдовательно. Если вы изучите ближе наше поколѣніе, вы, безъ сомнѣнья, замѣтите, насколько оно усовершенствовалось не только въ физическомъ отношеніи, но и въ умственномъ, и въ нравственномъ. Было бы странно, если было бы иначе теперь, когда одному изъ гласныхъ законовъ природы -- сохраненію расы дана полная свобода дѣйствія -- а вдобавокъ ему на помогу является еще глубокое нравственное чувство. Индивидуализмъ, который былъ воодушевляющею идеею вашего общества, являлся роковымъ не только для всякаго чувства братства и общаго интереса между живущими, но онъ уничтожать собою всякую отвѣтственность людей настоящаго передъ людьми будущаго. Въ наше время эта отвѣтственность, не признававшаяся людьми прошлыхъ вѣковъ, сдѣлалась самою возвышенною, этическою идеею поколѣнія, усиливающею, съ полнымъ сознаніемъ долга, естественную потребность вступать въ бракъ съ самыми избранными, благородными представителями другого пола. Результатомъ этого является, что всѣ пооощренія. всевозможные двигатели, придуманные нами для того, чтобы развивать промышленность, способности, всевозможныя качества -- ничто въ сравненіе съ тѣлъ вліяніемъ, какое имѣетъ на молодежь нашу тотъ фактъ, что женщины являются ихъ судьями съ правомъ награждать достойныхъ. Хлыстъ, шпоры, приманки и призы -- ничто въ сравненіе съ мыслью, что веселое личико отвернется отъ всякой отсталости.
   Въ наше время холостяками остаются только люди, которые проявили себя неспособными въ трудѣ. Надо женщинѣ быть изъ очень храбрыхъ, въ смыслѣ недостойной храбрости, чтобы она рѣшилась бравировать взгляды своего поколѣнія и изъ состраданія вышла бы замужъ -- при полной своей свободѣ -- за одного изъ такихъ несчастныхъ. Скажу болѣе, личное чувство женщинъ въ этомъ отношеніи строже всѣхъ другихъ доводовъ. Наши женщины стоятъ на высотѣ своей отвѣтственности, какъ охранительницы грядущихъ поколѣній, которымъ вручены ключи отъ будущаго. Въ этомъ отношеніи ихъ чувство долга доходитъ до религіознаго культа и въ этомъ культѣ онѣ воспитываютъ своихъ дочерей съ самаго дѣтства.
   Придя вечеромъ въ свою комнату, я, до поздней ночи, просидѣлъ надъ однимъ романомъ Берріана, который мнѣ далъ докторъ Литъ, и вся завязка котораго основана какъ разъ на современномъ взглядѣ на отвѣтственность родителей. Безъ сомнѣнія, романистъ девятнадцатаго столѣтія изобразилъ бы подобное положеніе такъ, чтобы оно возбуждало въ читателѣ болѣзненную симпатію къ сентиментальному самолюбію влюбленныхъ и озлобленіе на тотъ не писанный законъ, который они нарушили. Не буду упоминать о совершенно иномъ пріемѣ Берріана. Кто не читалъ "Руфи Эльтонъ"? Какимъ сильнымъ доводомъ онъ подтверждаетъ проводимый имъ принципъ: "надъ неродившимися мы всемогущи какъ Богъ и отвѣтственны передъ ними, какъ онъ передъ нами. Каково наше отношеніе къ нимъ, пусть будетъ такимъ же и Его отношеніе къ намъ".
   

ГЛАВА XXVI.

   Полагаю, что бываютъ обстоятельства, при которыхъ надо отнестись снисходительно, если человѣкъ теряетъ всякое представленіе о дняхъ и недѣляхъ. Дѣйствительно, еслибъ мнѣ сказали, что теперь не считаютъ время недѣлями изъ семи дней, а дѣлятъ его на 5, на 10, на 15 дней -- я бы ничуть не удивился послѣ всею тою, что я видѣлъ и слышалъ о двадцатомъ столѣтіи. Я въ первый разъ спросилъ о томъ, какой сегодня день -- на другое утро послѣ разговора, приведеннаго въ послѣдней главѣ. За завтракомъ докторъ Литъ спросилъ меня,-- пойду ли я сегодня слушать проповѣдь.
   -- Развѣ сегодня воскресенье?-- воскликнулъ я.
   -- Да. Въ пятницу на прошлой недѣлѣ было сдѣлано счастливое открытіе подвальной комнаты, благодаря которому мы пользуемся вашимъ сообществомъ. Въ воскресенье, около полуночи, вы проснулись въ первый разъ -- въ воскресенье же около полудня вы проснулись во второй разъ уже въ полномъ сознаніи.
   -- Мнѣ весьма любопытно будетъ узнать, насколько у васъ церковная система соотвѣтствуетъ вашимъ остальнымъ соціальнымъ порядкамъ. У васъ вѣроятно національная церковь съ оффиціальными духовниками.
   Докторъ Литъ разсмѣялся, а миссисъ Литъ и Юдиѳь повидимому мое предположеніе показалось чрезвычайно забавнымъ.
   -- Что вы,-- мистеръ Вестъ,-- начала Юдиѳь, за какихъ странныхъ людей вы насъ считаете. Уже въ девятнадцатомъ столѣтіи вы покончили съ государственными духовными учрежденьями. Неужели вы думаете мы снова вернулись къ нимъ?
   -- Какъ же можетъ быть частная церковь и неофиціальное духовенство, когда всѣ зданія -- собственность государства и всѣ члены общества обязательно должны служить промышленности?-- спросилъ я.
   -- Въ религіи, конечно, произошли значительныя перемѣны за это столѣтіе,-- замѣтилъ докторъ Литъ,-- но предположимъ, что этихъ перемѣнъ даже не произошло, и тогда, повѣрьте, наша система чудесно приноровилась бы къ ней. Государство снабжаетъ одно лицо или нѣсколько лицъ зданіями, гарантируя себя доходомъ съ нихъ, и эти лица владѣютъ ими, пока выплачиваютъ этотъ доходъ.
   Что касается до духовенства, то оно существуетъ на слѣдующихъ условіяхъ: если извѣстное число людей желаетъ пользоваться услугами отдѣльной личности для какого-нибудь спеціального дѣла., не входящаго въ составъ общаго служенія государству, они всегда могутъ обезпечить матеріально это лицо, конечно, съ личного его согласія. Совершено на томъ-же основаніи, какъ мы обезпечиваемъ нашихъ издателей -- пополняя своими паями убытки, которые несетъ государство отъ ихъ неслужонія общему дѣлу. Это пополненіе убытковъ государству за отдѣльное лицо соотвѣтствуетъ тому, что въ ваше время платилось этому лицу, и самое разнообразное примѣненіе этого принципа предоставляетъ полную свободу частнымъ предпріятіямъ, къ которымъ не прммѣнястся государственный контроль. Что-же касается того, чтобы слушать сегодня проповѣдь -- то вы можете отправиться для этого въ церковь, можете ее слышать и дома.
   -- Какъ же я ее услышу, если останусь дома?
   -- Очень просто: для этого вы своевременно перейдете съ нами въ концертную залу и выберете себѣ тамъ удобное кресло. Нѣкоторые до сихъ поръ предпочитаютъ слушать проповѣди въ церкви, но по большей части наши проповѣди говорятся въ спеціальныхъ аккустическихъ, особо приспособленныхъ комнатахъ, годныхъ и для музыкальныхъ концертовъ, соединенныхъ посредствомъ проволоки съ домами абонентовъ. Если вы желаете пойти въ церковь, я охотно пойду съ вами, но вы врядъ ли гдѣ нибудь лучше услышите проповѣдь, чѣмъ оставаясь дома. Я вижу изъ газетъ, что сегодня будетъ проповѣдовать мистеръ Бартонъ, онъ проповѣдуетъ только по телефону. Число его слушателей, иногда достигаетъ до 150,000.
   -- Новизна способа слушать проповѣдь при такихъ условіяхъ заставляетъ меня присоединиться къ числу слушателей мистера Бартона,-- замѣтилъ я.
   Часъ или два спустя, я сидѣлъ въ библіотекѣ и читалъ, когда Юдиѳь зашла за мной и мы вмѣстѣ отправились въ концертный залъ, гдѣ насъ уже ожидали мистеръ и миссисъ Литъ. Мы едва успѣли удобно усѣсться, какъ раздался звонокъ, а черезъ нѣсколько минутъ мы услыхали человѣческій голосъ и невѣдомое лицо обратилось къ намъ съ обыкновенной разговорной рѣчью..
   Вотъ что мы услыхали.
   Проповѣдь мистера Бартона.
   "На прошлой недѣлѣ среди насъ появился критикъ изъ девятнадцатаго столѣтія, живой представитель эпохи нашихъ пра-прадѣдовъ. Было бы странно, если бы такое необыкновенное событіе не повліяло такъ или иначе на наше воображеніе; быть можетъ, многіе изъ насъ старались представить себѣ общество -- какимъ оно было сто лѣтъ тому назадъ и складъ жизни того времени. Предлагая на ваше усмотрѣніе нѣкоторыя мои личныя размышленія по этому поводу, я думаю, что не нарушу тѣмъ нить вашихъ собственныхъ мыслей, а скорѣе буду слѣдовать за нею".
   Тутъ Юдиѳь что то шепнула отцу, съ чѣмъ онъ, повидимому, согласился и затѣмъ онъ обратился ко мнѣ съ слѣдующими словами:
   -- Мистеръ Вестъ,-- началъ онъ,-- Юдиѳь предполагаетъ, что вамъ можетъ бытъ не совсѣмъ удобно слушать проповѣдь мистера Бартона, если она касается такого предмета. Не хотите ли послушать другого проповѣдника мистера Свитсера? Юдиѳь сейчасъ соединитъ насъ съ помѣщеніемъ, гдѣ онъ проповѣдуетъ, и я обѣщаю вамъ чудесную проповѣдь.
   -- Что вы, зачѣмъ это,-- воскликнулъ я,-- увѣряю васъ, что я съ большимъ удовольствіемъ послушаю, что имѣетъ сказать мистеръ Бартонъ.
   -- Какъ желаете,-- отвѣтилъ докторъ Литъ.
   Покуда докторъ Литъ говорилъ со мною, Юдиѳь успѣла дотронуться до кнопки и голосъ мистера Бартона моментально смолкъ. Она снова коснулась его и снова раздался его симпатичный, серьезный голосъ, который уже съ первыхъ словъ произвелъ на меня самое благопріятное впечатлѣніе.
   "Я полагаю, что всѣ мы, заглянувши въ прошлое, одинаково поражены той изумительной перемѣною, происшедшей въ одно стоите въ матеріальныхъ и нравственныхъ условіяхъ человѣчества. Можетъ быть, разница между бѣдностью государства и людей въ ХІХ-мъ столѣтіи к ихъ богатствомъ теперь не болѣе того, что уже встрѣчалось въ исторіи человѣчества -- не болѣе, напримѣръ, бѣдности этой страны въ ранній колоніальный періодъ семнадцатаго столѣтія и сравнительно большаго богатства, котораго она достигла въ концѣ девятнадцатаго, или разница между Англіею при Вильгельмѣ Завоевателѣ и Англіею при Викторіи. Хотя въ то время богатства государства не служили вѣрнымъ средствомъ для опредѣленія положенія массы, тѣмъ не менѣе подобные примѣры даютъ намъ возможность провести параллель между разницею матеріальной стороны въ ХІХ-мъ и въ ХХ-мъ столѣтіяхъ. Если мы взглянемъ на нравственную сторону этой разницы, мы очутимся передъ явленіемъ, невиданнымъ въ исторіи прошлаго, какъ бы далеко мы ни заглядывали. Пришлось бы извинить того, кто невольно воскликнулъ бы: "да, это чудеса!" Тѣмъ не менѣе, если мы отрѣшимся отъ пустыхъ удивленій и отнесемся критически къ предполагаемому чуду, то убѣдимся, что въ этомъ чудѣ, въ сущности, нѣтъ ничего чудеснаго, сверхъестественнаго. Зачѣмъ предполагать какія то нравственное перерожденіе человѣчества или уничтоженіе всякаго зла и торжество добродѣтели для объясненія видимаго нами факта, когда объясненіе его кроется по просту въ реакціи измѣнившейся окружающей насъ человѣческой природы. Иначе сказать, общество, построенное на ложныхъ, личныхъ, эгоистическихъ началахъ, на соціальныхъ и грубыхъ сторонахъ человѣческой природы, было замѣнено началами, въ основаніи которыхъ лежитъ дѣйствительно личный интересъ раціональнаго безкорыстія и обращенія къ соціальнымъ и великодушнымъ инстинктамъ человѣка.
   "Друзья мои, если бы вы увидали, что люди снопа превратились въ тѣхъ дикихъ звѣрей, какими они были въ ХІХ-мъ столѣтіи, вамъ ничего не оставалось бы другого, какъ вернуться къ ихъ старой промышленной системѣ, при которой они смотрѣли на своего ближняго, какъ ни. естественную добычу, и видѣли свою выгоду въ несчастьѣ другого. Вы, вѣроятно, не способны даже представить себѣ положенія, которое могло бы васъ заставятъ вырвать кусокъ изъ рта другого для своего пропитанія. Но вообразите себѣ такое положеніе, когда это дѣлается не ради сохраненія вашей собственной личной жизни. Я знаю, что между нашими предками было не мало людей, которые скорѣе отдали бы свою жизнь, чѣмъ согласились бы питаться хлѣбомъ, отнятымъ отъ другихъ. Но они были не въ правѣ умереть. За ними стояла чужая, дорогая жизнь, которая зависѣла отъ нихъ. Мужчина тогда, какъ и теперь -- любилъ женщину. Одному Богу извѣстно, какимъ образомъ мужчины могли рѣшаться быть отцами, но у нихъ, какъ и у насъ, были дѣти, безъ сомнѣнія, для нихъ столь же дорогія, какъ дороги намъ наши, которыхъ надо было прокормить, одѣть, воспитать. Самая кроткая тварь дѣлается свирѣпою, когда у нея есть дѣтеныши, которыхъ она выкармливаетъ, и въ этомъ волчьемъ обществѣ борьба за насущный хлѣбъ находила себѣ силу отчаянья именно къ лучшихъ, нѣжныхъ чувствахъ. Ради лицъ, зависящихъ отъ васъ, приходилось, безъ разбора рѣшаться на всякое нечистое дѣло -- на обманъ, на клевету, на всякіе подкупы, на сплетни, на покупку ниже цѣны и на продажу выше ея, на прекращеніе дѣла, которое служило другому для пропитанія, даже на подстрекательство людей къ пріобрѣтенію того, чего имъ не нужно, и къ продажѣ того, чего не слѣдовало продавать; приходилось угнетать рабочихъ, доводить до пота должниковъ, морочить кредиторовъ. Положилъ, все это дѣлалось иногда со слезами на глазахъ,-- но что дѣлать, вѣдь такъ трудно было придумать какой нибудь другой исходъ для прокормленія семьи, что приходилось поневолѣ давить болѣе слабаго и вырывать у него кусокъ изо рта. Даже представители религіи находились въ тѣхъ же тяжелыхъ условіяхъ нужды. На словахъ они остерегали людей отъ любви къ деньгамъ, а надѣлѣ сами должны были для того, чтобы прокормить семью, постоянно имѣть въ виду денежную оцѣнку своего труда. Несчастные, ихъ дѣло было не легкое,-- проповѣдовать великодушіе и безкорыстіе, сознавая, что при настоящемъ положеніи вещей оно влечетъ за собою неизбѣжную нищету и -- такимъ образомъ ради закона самосохраненія нарушались всѣ нравственные законы. Разсматривая безчеловѣчныя стороны общества, эти достойные люди оплакивали безнравственность человѣческой натуры, тогда какъ будь человѣкъ самимъ ангеломъ, то и тогда бы онъ развратился въ такой дьявольской обстановкѣ. Повѣрьте, друзья мои, что не теперь, въ эту счастливую пору, человѣчество не познаетъ Божества. Оно скорѣе не познавало его въ тѣ мрачные дни, когда въ борьбѣ другъ съ другомъ изъ за существованія ему было чуждо милосердіе, когда великодушіе и добро были стерты съ лица земли.
   "Не трудно себѣ представить отчаяніе людей, которые рвали другъ друга на части въ борьбѣ изъ за наживы, если мы представилъ себѣ, что значила въ то время нищета -- а можетъ быть, эти самые люди при другихъ условіяхъ были бы полны благородства и истины. Для тѣла нищета была голодомъ, холодомъ; въ болѣзни -- заброшенностью; въ здоровомъ состояніи -- непрерывнымъ. тяжкимъ трудомъ; для духовной стороны человѣка она означала угнетеніе, обиду, выносливость оскорбленій, испорченность съ дѣтства, утрату невинности въ дѣтяхъ, женственности въ женщинахъ, достоинства въ мущинахъ; для ума съ нею соединялось нравственная смерть отъ невѣжества, отъ притупленія всѣхъ тѣхъ сторонъ, которыя отличаютъ насъ отъ звѣрей; она сводила всю жизнь на кругъ дѣйствій только физическихъ проявленій.
   "Если-бы вамъ, друзья мои, или дѣтямъ вашимъ пришлось выбирать между послѣдствіями нищеты и погонею за богатствомъ, какъ вы думаете?-- долго ли бы удержались вы на уровнѣ вашей нравственной высоты?
   "Два или три столѣтія назадъ въ Индіи было совершено одно варварское дѣяніе -- хотя счетомъ погибло немного людей, но смерть произведена при такихъ ужасныхъ условіяхъ, что воспоминаніе о ней не изгладится во вѣки вѣковъ. Извѣстное число англійскихъ плѣнныхъ было заключено въ помѣщеніе, въ которомъ не обрѣталось достаточно воздуха и для десятой доли этого числа. Все это были храбрые люди, на дѣлѣ преданные товарищи, но когда они начали задыхаться отъ недостатка воздуха -- все было забыто, началась отчаянная борьба. Каждый, думая только о себѣ, совершенно забывая другаго, старался добраться до ничтожнаго отверстія, чтобы втянуть въ себя воздухъ. Въ этой борьбѣ люди превратились въ звѣрей и разсказы о пережитыхъ ужасахъ тѣми немногими, которые остались въ живыхъ, произвели такое страшное впечатлѣніе на нашихъ прадѣдовъ, что черезъ цѣлое столѣтіе мы находилъ въ ихъ литературѣ сохранившійся отчетъ объ этомъ событіи, какъ доказательство, до чего отчаяніе можетъ довести людей въ нравственномъ и физическомъ отношеніи, Врядъ ли они могли предполагать, что для насъ эта "Черная Яма" въ Калькуттѣ съ обезумѣвшими отъ давки людьми, ради глотка воздуха, будетъ характеристикою общества ихъ времени. Наконецъ, въ этой "Черной Ямѣ" не было ни нѣжныхъ женщинъ, ни малыхъ дѣтей, ни стариковъ, ни старухъ, ни калѣкъ -- страдали тамъ все сильные, выноеливые мужчины.
   "Если представить себѣ, что тѣ старые порядки, о которыхъ я упоминалъ, относятся къ концу XIX столѣтія, тогда какъ для насъ порядки и послѣдующихъ временъ являются древними, такъ какъ даже отцы наши не знали иныхъ, кромѣ нашихъ, то нельзя не удивляться, съ какою быстротою свершались всѣ эти перемѣны. Однако, если мы разсмотримъ нѣсколько ближе состояніе умовъ въ послѣдней четверти ХІX-го столѣтія, то увидимъ, что особенно удивляться не чему. Хотя развитія, въ современномъ смыслѣ, ни въ какой отрасли въ то время не существовало, но, по сравненію съ прошлыми поколѣніями -- на одну степень развитіе это все-таки было выше; неизбѣжнымъ послѣдствіемъ даже этой сравнительной степени развитія являлось сознанію дурныхъ сторонъ общества, чего прежде не было. Правда, что эти дурныя стороны были прежде несравненно хуже, но, съ возростающимъ развитіемъ массы, онѣ выяенидись, подобно тому, какъ при свѣтѣ дѣляется видимой всякая грязь, которая во тьмѣ оставалась незамѣтной. Основною нотою литературы этого періода было состраданіе къ бѣдному и несчастному и негодованіе на несостоятельность общественныхъ мѣръ къ устраненію человѣческихъ бѣдствія. Понятно, что эти стоны не оставались безъ вліянія на лучшихъ людей того времени, которые изнемогали подъ бременемъ сочувствія.
   "Хотя они были далеки отъ нашей нравственной аксіомы, отъ единства человѣческаго рода, отъ дѣйствительности братства, но тѣмъ не менѣе это нельзя объяснять отсутствіемъ всякаго чувства. Я могъ бы привести вамъ чрезвычайно красивыя цитаты изъ авторовъ какъ доказательство, что для немногихъ это было вполнѣ ясно; большинство же, хотя смутно, все таки сознавало это. Кромѣ того, не слѣдуетъ забывать, что XIX столѣтіе считалось столѣтіемъ христіанства и фактъ, что вся промышленная и торговая система были проникнуты антихристіанскимъ духомъ, долженъ былъ имѣть значеніе -- хотя я предполагаю, что число истинныхъ послѣдователей Христа было весьма незначительно. Невольно является вопросъ, гдѣ причина того, что въ то время, когда большинство людей возмущается существующимъ порядкомъ вещей, они выносятъ его или довольствуются незначительными измѣненіями? И тутъ мы наталкиваемся на одинъ удивительный фактъ. Искреннимъ убѣжденіемъ даже лучшихъ людей того времени было, что единственные, неизмѣнные элементы человѣческой природы, на которыхъ соціальная система можетъ быть непоколебимо основана, это дурныя свойства человѣка. Имъ говорили и они вѣрили, что только жадность и себялюбіе соединяютъ людей между собой и что всѣ человѣческія ассоціаціи, не основанныя на этихъ чертахъ человѣческой натуры, должны непремѣнно рухнуть. Однимъ словомъ, даже тѣ, которымъ слѣдовало бы думать иначе, думали совершенно обратно тому, что намъ является столь очевиднымъ -- они полагали, что анти-соціальныя свойства, а не соціальныя качества могутъ служитъ связующею силою общества. Имъ казалось вполнѣ естественнымъ, чтобы люди существовали только для того, чтобы обманывать и давить другъ друга. Общество, которое давало полную свободу такого рода наклонностямъ, которое состояло изъ обманутыхъ и угнетенныхъ, понятно, не могло задаваться цѣлью общаго благополучія. Съ трудомъ вѣрится, чтобы подобныя убѣжденія могли серьезно поддерживаться, тѣмъ не менѣе это установившійся фактъ въ исторіи. Такія убѣжденія не только поддерживались нашими прадѣдами, но именно благодаря имъ только такъ долго держался старый порядокъ вещей, несмотря на то, что большинство давно уже сознавало всѣ его злоупотребленія. Ищите въ этомъ объясненія глубокому пессимизму литературы послѣдней четверти ХІХ-го столѣтія, той ноты меланхоліи, которая звучитъ въ ея поэзіи и цинизму въ юморѣ.
   "Сознавая, что при этихъ условіяхъ человѣчество не можетъ существовать, мы видимъ, что у нихъ вмѣстѣ съ тѣмъ не было надежды на лучшее будущее. Имъ казалось, что развитіе человѣчества уже совершилось, попавъ въ глухой проулокъ, изъ котораго нельзя выбраться. Образъ мыслей людей того времени ясно изложенъ въ сочиненіяхъ, дошедшихъ до насъ. Желающіе могутъ ихъ найдти до сихъ поръ въ библіотекахъ; въ нихъ приводятся доводы въ пользу того, что, несмотря на дурное положеніе людей, жить все-таки лучше, чѣмъ умереть. Не признавая себя, они не признавали Создателя. Былъ общій упадокъ религіи. Блѣдные, слабые лучи ея скользили черезъ небеса, подернутыя густымъ покрываломъ сомнѣній и страховъ, и освѣщали собой хаосъ земли. Намъ представляются безуміемъ, достойнымъ сожалѣнія, сомнѣваться въ томъ, кто вдохнулъ въ насъ жизнь, или страхъ передъ Тѣмъ. Кто насъ создалъ. Но не забудемъ, что на дѣтей, которыя бываютъ храбры днемъ, ночью порою находятъ безумные страхи. Насталъ свѣтъ. Въ двадцатомъ столѣтіи такъ легко вѣрить въ Бога, нашего Отца небесная.
   "Я упомянулъ вкратцѣ о причинахъ, подготовившихъ умы людей къ перемѣнѣ стараго порядка вещей на новый, точно такъ-же какъ упомянулъ и о консерватизмѣ отчаянія, задержавшемъ этотъ процессъ, когда для него уже настало время. Быстрота, съ какого эта перемѣна совершилась, послѣ того какъ она была вначалѣ замедлена, объясняется опьяняющимъ дѣйствіемъ надежды на умы, привыкшіе отчаиваться. Солнечный свѣтъ послѣ такой долгой, темной ночи долженъ былъ показаться ослѣпительнымъ. Съ той минуты, какъ люди постигли, что ростъ человѣчества безконеченъ, что ему нѣтъ предѣла, реакція явилась неизбѣжной и поразительной. Понятно, что ничто не могло противустоять тому энтузіазму, который внушала новая вѣра.
   "Люди постигли, что передъ этимъ процессомъ всѣ другіе историческіе процессы -- ничто. И безъ сомнѣнія, потому только, что на него могло быть затрачено милліонъ мучениковъ, дѣло обошлось совсѣмъ безъ нихъ. Перемѣна династіи въ ничтожномъ королевствѣ Стараго Свѣта часто стоила больше жизней, нежели переворотъ, направившій человѣчество на вѣрный путь.
   "Безъ сомнѣнія тому, кто имѣетъ счастье существовать въ нашъ блестящій вѣкъ, не подобаетъ желать себѣ иной судьбы, но мнѣ не разъ приходило въ голову, что я промѣнялъ бы мое участіе въ этихъ свѣтлыхъ, счастливыхъ дняхъ на участіе въ бурной, переходной эпохѣ, когда передъ безнадежнымъ человѣчествомъ разверзлись врата грядущаго и его воспаленнымъ очамъ, вмѣсто бѣлой стѣны, которая заслоняла собою его путъ, предсталъ ослѣпительный видъ прогресса, поражающаго насъ и до сихъ поръ силою своего свѣта. Ахъ, друзья мои, кто не согласится со мной, что жить въ то время, когда рычагомъ общественной дѣятельности являлись самыя дурныя наклонности, отъ соприкосновенія съ которыми содрогались столѣтія, было не завидною долею.
   "Что я буду ѣсть и пить, во что одѣнусь? постоянный ужасающій вопросъ, который представлялъ собой тогда начало и конецъ всего. Но когда къ этой самой задачѣ отнеслись по братски -- что мы будемъ ѣстъ, что мы будемъ пить, во что жы одѣнемся?-- то всѣ затрудненія исчезли.
   "Бѣдность и рабство для большинства были послѣдствіемъ того, что человѣчество думало разрѣшить задачу пропитанія индивидуальнымъ трудомъ; но какъ только государство сдѣлалось единственнымъ капиталистомъ и вмѣстѣ работникомъ, не только бѣдность смѣнилось благосостояніемъ, но и всякая возможность рабства исчезла съ лица земли. Средства къ существованію перестали выдаваться мужчинами женщинамъ, однимъ служащимъ -- другому, богатымъ -- бѣдному, всѣ стали получать ихъ изъ одной общей кружки, точно дѣти за родительскимъ столомъ. Пользоваться другимъ для своихъ личныхъ выгодъ сдѣлалось невозможнымъ. Все, на что ложно разсчитывать для себя отъ другаго, это -- на его уваженіе. Въ взаимныхъ отношеніяхъ людей изчезли и надменность, и подобострастіе. Первый разъ отъ сотворенія міра человѣкъ стоялъ непосредственно передъ Богомъ. Страхъ нужды и жажда наживы стали забытыми побужденіями, когда всѣ получили средства въ жизни, а пріобрѣтеніе чрезмѣрныхъ имуществъ сдѣлалось невозможнымъ. Не стало нищихъ, не стало и подавателей. Благодаря справедливости, благотворительность осталась безъ дѣла. Заповѣди сдѣлались почти ненужными людямъ міра, въ которомъ нѣтъ искушенія для воровства, нѣтъ поводовъ для лжи ни изъ страха, ни изъ лести, нѣтъ мѣста для зависти, такъ какъ всѣ равны; нѣтъ повода для насилія, такъ какъ отнята власть оскорблять другъ друга. Давнишняя мечта человѣчества о свободѣ, о равенствѣ, о братствѣ, осмѣиваемая впродолженіи столькихъ столѣтій, наконецъ осуществилась.
   "При старыхъ порядкахъ люди добрые, великодушные, справедливые платились за свои хорошія свойства, а въ настоящее время люди злые, жадные, корыстные исключаются изъ общества. Теперь, когда условія жизни въ первый разъ перестали способствовать развитію дурныхъ сторонъ человѣческой природы, когда себялюбіе и эгоизмъ не вознаграждаются, впервые стало ясно, на что человѣчество дѣйствительно способно, если оно не развращено. Развращенныя наклонности, которыя разростались точно грибы въ какомъ нибудь темномъ, сыромъ погребѣ, погибли отъ свѣта и свѣжаго воздуха; ихъ замѣнили собою благородныя свойства съ такою силою, что самые отчаянные циники превратились въ панегиристовъ. Впервые въ исторіи человѣчества появляется влюбленность человѣческаго рода въ себя. Скоро выяснилось то, чему бы никакъ не повѣрили прежніе философы стараго времени, а именно: что главныя свойства человѣческой природы -- хорошія а не дурныя; по природѣ человѣкъ добръ, великодушенъ, безкорыстенъ, сострадателенъ, симпатиченъ; онъ стремится къ подобію божію съ присущими божеству добротѣ и самоотверженію. Находясь, въ продолженіи многихъ поколѣній, подъ гнетомъ такихъ условій жизни, которыя способны были развратить самихъ ангеловъ, эти присущія человѣческой натурѣ свойства все-таки сохранились, подобно тому, какъ пригнутое дерево -- лишь только условія измѣнились -- снова выпрямляется во весь свой естественный ростъ. Говоря иносказательно, человѣчество стараго времени можно сравнить съ кустомъ розъ, выросшимъ на болотѣ, питавшимся грязною водою, міазмами и глохнувшимъ отъ ядовитыхъ ночныхъ испареній. Безконечное число поколѣній садовниковъ всячески старались, чтобы оно цвѣло, но, кромѣ одного полураскрывшагося бутона съ червемъ въ сердцевинѣ, всѣ усилія ихъ не могли выростить ничего болѣе. Многіе приходили къ убѣжденію, что это совсѣмъ не розовый кустъ, но сорное растеніе, которое слѣдуетъ выкопать и сжечь. Большинство же садовниковъ утверждало, что хотя кустъ принадлежитъ къ семейству розовыхъ кустовъ, по одержимъ какою-то неизлечимой болѣзнью, мѣшающей его цвѣту и вообще дѣлающей его слабымъ и хилымъ. Находились и такіе,-- ихъ было положимъ немного -- которые находили, что все зло кроется въ грунтѣ, что дерево здорово и при другихъ условіяхъ могло бы оправиться. Но это были не настоящіе садовники, а люди, слывшіе за теоретиковъ или фантазеровъ. Съ этимъ взглядомъ соглашалась и масса. Кромѣ того, многіе знаменитые философы-моралисты, соглашаясь съ предположеніями, что самому кусту при другихъ условіяхъ было бы лучше, въ тоже время находили полезнымъ для бутоновъ -- необходимость разцвѣтать въ болотѣ и при неблагопріятныхъ условіяхъ. Весьма можетъ быть,-- говорили они -- что бутоны будутъ рѣдки и распустившіеся цвѣты блѣдны и безъ запаха, но ихъ нравственное усиліе окажется выше, чѣмъ при цвѣтеніи въ саду.
   "Патентованныя садовники и философы-моралисты брали верхъ. Кустъ по прежнему сидѣлъ глубоко въ болотѣ и старая система ухода продолжала существовать. Корни безпрестанно поливалась новыми микстурами съ цѣлью уничтожить плѣсень и ржавчину. Каждый стоялъ за свое средство. Это продолжалось очень долго. Случайно кто нибудь замѣчалъ, что кустъ какъ будто начинаетъ оживать, другіе же находили, что ему хуже прежняго. Въ общемъ замѣтнаго улучшенія не было; наконецъ, всѣ стали приходить въ отчаянье и тутъ снова взялись за мысль пересадить кустъ. На этотъ разъ съ предложеніемъ всѣ согласились.
   -- "Попробуемте,-- былъ общій голосъ.-- Можетъ быть, въ другомъ мѣстѣ онъ и будетъ роста, здѣсь же всѣ наши старанія напрасны".
   "Такимъ образомъ, розовый кустъ человѣчества былъ пересаженъ въ теплую, мягкую, сухую землю, солнце согрѣвало его своими лучами, теплый южный вѣтеръ ласкалъ его. Тутъ стало ясно, что это дѣйствительно розовый кустъ. Плѣсень и ржавчина исчезли, куста, покрылся великолѣпными, румяными розами, отъ которыхъ благоухало на весь міръ Какъ залогъ нашего счастья, Создатель вложилъ въ сердца людей безконечный примѣръ совершенства, при сравненіи съ которымъ все, чего мы достигли въ прошломъ, кажется ничтожнымъ, а стремленіе остается всегда недостижимымъ. Если бы праотцы ваши могли себѣ представить общественный строй, при которомъ люди жили бы какъ братья -- въ согласіи, безъ ссоръ, безъ зависти, безъ насилій, безъ обмана; гдѣ, въ награду за трудъ по выбору, въ размѣрѣ нужномъ только для здоровья, люди избавлялись отъ заботъ о завтрашнемъ днѣ; гдѣ имъ такъ-же мало приходилось-бы заботиться о средствахъ пропитанія, какъ деревьямъ, которыя орошаются неизсякаемыми источниками; если бы только они могли себѣ представить существованіе человѣка при такихъ условіяхъ,-- они бы назвали его раемъ. Въ ихъ представленіи оно соединилось бы съ понятіемъ о небѣ, и имъ казалось бы немыслимымъ желать большаго и стремиться къ лучшему.
   "Но что ощущаемъ мы, добравшись до той высоты, на которую они тоже устремляли свои взоры? Мы совсѣмъ забыли и безъ особаго случая, напримѣръ вродѣ теперешняго, не вспомнили-бы даже, что людямъ жилось когда то иначе. Нашему воображенію нужно большое напряженіе, чтобъ представить себѣ соціальныя условія нашихъ ближайшихъ предковъ. Мы находимъ ихъ странными и смѣшными. Разрѣшить задачу относительно матеріальныхъ средствъ такимъ образомъ, чтобы искоренить заботы и преступленія, не кажется намъ конечною цѣлью, но только первымъ шагомъ къ дѣйствительному человѣческому прогрессу. Мы только избавили себя отъ сильныхъ и безполезныхъ мученій, которыя мѣшали нашимъ предкамъ отдаться настоящимъ цѣлямъ существованія. Насъ можно сравнить съ ребенкомъ, который начинаетъ стоять и ходить. Съ точки зрѣнія ребенка это удивительное событіе. Ему, бытъ можетъ, представляется, что дальше этого успѣха ничего не можетъ быть, но черезъ годъ онъ забудетъ, что не всегда ходилъ. Когда онъ всталъ на нога -- горизонтъ его сталъ только видѣнъ, съ его движеніемъ онъ расширился. Положимъ, его первый шагъ -- важное событіе, но только, какъ начало, а не какъ конецъ. Онъ только вступилъ на свое поприще. Освобожденіе человѣчества, за послѣднее столѣтіе, отъ нравственнаго и физическаго угнетенія въ трудѣ и разныхъ измышленіяхъ ради матеріальныхъ требованій слѣдуетъ признать за нѣчто вродѣ второго рожденія человѣчества. Безъ этого второго рожденія первое рожденіе его, съ которымъ было связано такое тяжелое существованіе, не имѣло смысла, тогда какъ въ настоящее время для человѣчества наступитъ новый фазисъ духовнаго развитія, развитія высшихъ сторонъ его, о существованіи которыхъ наши предки даже не мечтали. Вмѣсто безнадежнаго отчаянія ХІX-го столѣтія, его глубокаго пессимизма относительно будущности человѣчества, воодушевляющая идея нашего времени заключается въ восторженномъ сознаніи нашего земного существованія и усовершенствованіе человѣческаго рода съ каждымъ поколеніемъ физически, нравственно и умственно признано за дѣло, достойное всякихъ стараній и жертвъ. Мы думаемъ, что человѣчество впервые приблизилось къ идеалу Бога, и каждое поколѣніе должно быть шагомъ къ достиженію этого идеала.
   "Вы спросите меня, на что можемъ мы разсчитывать, когда миновало столько поколѣній? Я отвѣчу вамъ, что путь нашъ намъ далеко видѣнъ, но конецъ его теряется въ лучахъ свѣта. Возвращеніе человѣка къ Богу -- двоякое: онъ возвращается къ Нему, какъ отдѣльная личность посредствомъ смерти и какъ цѣлое человѣчество, исполнившее свое назначеніе, когда божественная тайна, сокрытая въ зародышѣ, сдѣлается явною. Проронимъ слезу надъ мрачнымъ прошлымъ, взглянемъ на яркій свѣтъ и, прикрывая глаза, двинемся впередъ. Длинная, унылая зима кончилась для человѣчества. Настало лѣто. Человѣчество вышло изъ своей скорлупы. Небеса разверзлись передъ нимъ".
   

ГЛАВА XXVII.

   Не знало почему, но въ прежнее время, по воскресеньямъ, въ послѣобѣденные часы, я какъ то особенно поддавался мрачнымъ мыслямъ,-- все представлялось мнѣ не интереснымъ, вся жизнь казалась безцвѣтною. Обыкновенно я уносился куда-то на крыльяхъ, но къ концу дня бывалъ болѣе, чѣмъ когда нибудь, прикованъ къ землѣ и ничто не могло меня отвлечь отъ моихъ мыслей. Быть можетъ, въ силу ассоціаціи идей, несмотря на совершенно другую обстановку, я и въ это первое мое воскресенье XX-го столѣтія въ послѣобѣденное время впалъ въ обычную меланхолію.
   Хотя на этотъ разъ мое печальное настроеніе имѣло основаніе, но оно не утратило характера прежней неопредѣленной тоски, такъ какъ было вызвано моимъ положеніемъ. Проповѣдь мистера Бартона съ ея постояннымъ указаніемъ на нравственную пропасть, существующую между столѣтіемъ, къ которому я принадлежалъ, и тѣмъ, въ которомъ я случайно очутился, только укрѣпила во мнѣ чувство одиночества. Его обдуманная, философская рѣчь не могла не произвести на меня впечатлѣнія. Мнѣ стало ясно, что всѣ окружающіе относились ко мнѣ съ сожалѣніемъ, съ любопытствомъ, съ ненавистью, какъ къ представителю ненавистной эпохи.
   Удивительная доброта, съ какой относится ко мнѣ докторъ Литъ и его семья, въ особенности же Юдиѳь, до сихъ поръ отвлекала меня отъ возможности предполагать, что и она должна, несомнѣнно, смотрѣть на меня такъ-же, какъ и все поколѣніе, къ которому она принадлежала. Предположеніе это относительно доктора Лита я его любезной жены меня конечно очень опечалило, но я рѣшительно не могъ свыкнуться съ мыслью, что и Юдиѳь раздѣляетъ ихъ взгляды. Очевидная возможность такого факта подавляла меня и вмѣстѣ съ тѣмъ мнѣ стало ясно,-- читатель вѣроятно уже предугадалъ -- мнѣ стало ясно, что я люблю Юдиѳь. Развѣ это не было вполнѣ естественно? Трогательное обстоятельство, положившее начало нашей близости, когда она собственноручно вырвала меня изъ водоворота безумія; ея сочувствіе, та жизненная шла, которая перенесла меня въ новую жизнь и помогла мнѣ ее вынести, наконецъ моя привычка смотрѣть на нее, какъ на посредницу между мною и окружающими, въ этомъ отношеніи она была для меня ближе ея отца,-- все это были обстоятельства, только ускорившія тотъ результатъ, къ которому привели бы неизбѣжно достоинства ея личности и ума. Понятно, что она представлялась мнѣ единственною женщиною въ мірѣ, хотя совсѣмъ въ иномъ смыслѣ, чѣмъ это думаютъ обыкновенно всѣ влюбленные. Теперь, когда я внезапно постигъ всю суетность моихъ надеждъ, я страдалъ не только какъ всякій другой влюбленный,-- къ моимъ страданьямъ присоединялось еще чувство страшнаго одиночества, чувство полнаго отчаянья, котораго до меня не испытывалъ ни одинъ самый несчастный влюбленный. Мои хозяева, очевидно, замѣтили мое угнетенное состояніе души и всячески старались меня развлечь,-- въ особенности Юдиѳь. Видно было, что она печалилась за меня, но я, какъ всѣ влюбленные, мечтающіе о большемъ, не радовался ея доброму отношенію ко мнѣ -- я зналъ, что это только сочувствіе.
   Къ вечеру, просидѣвъ большую часть дня въ своей комнатѣ, я отправился въ садъ походить. День былъ пасмурный; въ тихомъ, тепломъ воздухѣ пахло осенью. Я былъ недалеко отъ рытвины и войдя въ подземную комнату, сѣлъ тамъ.
   -- Вотъ гдѣ мой домъ,-- подумалъ я.-- Я останусь здѣсь, я отсюда не выйду.
   Я искалъ себѣ поддержку въ знакомой обстановкѣ и испытывалъ грустное утѣшеніе, воскрешая прошлое и вызывая въ воображеніи тѣни и лица тѣхъ, которыя меня окружали въ моей прошлой жизни. Болѣе ста лѣтъ звѣзды глядѣли съ своей высоты на могилу Юдиѳи Бартлеттъ и на могилы всего моего поколѣнія.
   Прошлое было мертво и придавлено тяжестью цѣлаго столѣтія, а изъ настоящаго я былъ исключенъ. Для меня не находилось нигдѣ мѣста. Въ сущности, я былъ ни мертвый, ни живой.
   -- Простите, что я пошла за вами!..
   Я оглянулся. Юдиѳь стояла въ дверяхъ подземной комнаты,она улыбалась мнѣ, а въ глазахъ ея было столько сочувствія...
   -- Прогоните меня, если я вамъ въ тягость,-- проговорила она; -- мы замѣтили, что вы разстроены, а помните, вы обѣщали мнѣ сказать, если васъ что-нибудь встревожитъ, но вы не сдержали слова.
   Я всталъ и подошелъ къ двери, стараясь ей улыбнуться; но, вѣроятно, улыбка у меня не вышла, потому что при видѣ ея, такой очаровательной, прелестной, настоящая причина моего отчаянья вспомнилась мнѣ съ новою силою.
   -- На меня просто нашла тоска одиночества,-- началъ я.-- Не приходило ли вамъ въ голову, что мое положеніе до того исключительно, что для выраженія его пришлось бы придумать совсѣмъ новыя слова?
   -- Не говорите этого, не думайте этого!-- воскликнула она со слезами на глазахъ.-- Развѣ мы не ваши друзья? Это ваша вина, если вы не хотите, чтобы мы ими были. Вы не должны себя чувствовать одинокимъ.
   -- Вы безконечно добры ко мнѣ,-- продолжалъ я,-- но неужели я не знаю, что вами руководитъ только состраданіе, правда, сердечное состраданье, но все-таки только состраданіе. Было бы безуміемъ съ моей стороны не понимать, что я не могу казаться вамъ такимъ-же человѣкомъ, какъ люди вашего поколѣнія, что я для васъ невѣдомое существо, выброшенное на берегъ неизвѣстнымъ моремъ, существо, отчаяніе котораго трогаетъ васъ, несмотря на всѣ его смѣшныя стороны. Я былъ настолько безуменъ, а вы настолько добры, что думалъ забыть все это, и надѣялся, что могу, какъ говорится, акклиматизироваться въ новомъ столѣтіи и считать себя наравнѣ съ другими окружающими васъ. Но изъ проповѣди мистера Бартона я узналъ, какъ напрасны были такія мечты, какою громадною должна казаться вамъ пропасть, раздѣляющая насъ.
   -- О, эта несчастная проповѣдь!-- воскликнула она, заливаясь слезами,-- я такъ не хотѣла, чтобы вы ее слышали. Что онъ о васъ знаетъ? Въ старыхъ, заплѣсневелыхъ книгахъ онъ читалъ о вашемъ времени -- вотъ и все. Зачѣмъ вы обращаете на него вниманіе, зачѣмъ придаете значеніе его словамъ? Развѣ вамъ все равно, что мы, которые спасли васъ, относимся къ вамъ иначе? Неужели то, что онъ думаетъ о васъ, онъ, который васъ никогда не видалъ, для васъ имѣетъ болѣе значенія, чѣмъ то, что мы о васъ думаемъ? О, мистеръ Вестъ, вы не знаете, вы не можете себѣ представитъ, что я чувствую, зная ваше горе! Это не можетъ такъ длиться. Что могу я сказать вамъ? Какъ могу я убѣдитъ васъ, насколько наши чувства къ вамъ далеки отъ того, что вы думаете?
   Какъ и прежде, въ тотъ другой кризисъ моей судьбы, она безпомощно протянула ко мнѣ руки и, какъ тогда, я схватилъ ихъ и сжалъ въ своихъ рукахъ; грудь ея высоко подымалась отъ волненія, въ пальцахъ ея, которыя я крѣпко сжалъ, чувствовалась легкая дрожь, говорившая о глубинѣ ея чувства. На лицѣ ея состраданье превратилось въ какую то божественную злобу на обстоятельства, которыя дѣлали ее безсильною. Женское состраданіе врядъ ли было когда нибудь прелестнѣе олицетворено. Ея красота и доброта меня совсѣмъ смягчили и мнѣ казалось, что самымъ подходящимъ отвѣтомъ было бы сказать ей правду. Положимъ, у меня не было ни капли надежды, но я не чувствовалъ и страха, что она разсердится. Въ ней было слишкомъ много состраданія. И я сказалъ ей:
   -- Съ коей стороны, можетъ быть, и неблагородно не довольствоваться вашею добротою; но неужели вы слѣпы и не видите, отчего ея мало для моего счастья? Развѣ вы не знаете отчего?-- Оттого что я, безумный, люблю васъ!..
   При моихъ послѣднихъ словахъ, она вся вспыхнула и опустила глаза, но не сдѣлала никакого усилія, чтобъ освободить свои руки изъ моихъ; она простояла такъ нѣсколько минутъ, затѣмъ покраснѣла еще болѣе и съ свѣтлою улыбкою на устахъ подняла на меня глаза.
   -- Вы убѣждены, что вы сами не слѣпы?-- проговорила она.
   Вотъ все, что она сказала; но этого было достаточно -- я понялъ, какъ это ни казалось невѣроятнымъ, что лучезарная дочь золотаго вѣка чувствовала ко мнѣ не одно только состраданье, но и любовь. Я тоже вѣрилъ, что нахожусь подъ вліяніемъ какой то блаженной галлюцинаціи, хотя держалъ ее въ моихъ объятіяхъ.
   -- Если я не въ умѣ -- воскликнулъ я,-- оставьте меня въ этомъ состояніи.
   -- Вы обо мнѣ должны думать, что я сошла съума,-- прервала она, освобождаясь изъ моихъ объятій, лишь только я прикоснулся къ ея устамъ.-- Что должны вы думать обо мнѣ -- я бросилась въ объятья человѣка, котораго знаю всего недѣлю! Я не думала, что вы такъ скоро догадаетесь въ чемъ дѣло, но мнѣ такъ было васъ жаль, что я не помнила, что говорила. Нѣтъ, мы не должны быть близки, прежде чѣмъ вы не узнаете, кто я. Когда вы это узнаете, то перестанете думать, что я внезапно влюбилась въ васъ. Когда вы узнаете, кто я,-- вы поймете, что я не могла не влюбиться въ васъ съ перваго взгляда, и что ни одна дѣвушка, съ самыми лучшими, возвышенными чувствами, на моемъ мѣстѣ не могла бы отнестись къ вамъ иначе.
   Можно себѣ легко представить, что я не прочь былъ бы послушать ея несмѣлыхъ признаній, но Юдиѳь рѣшила, что между нами не должно быть ни одного поцѣлуя, покуда она не будетъ мнѣ всякаго подозрѣнія относительно слишкомъ быстраго призванія въ любви, и мнѣ было предложено послѣдовать домой за моей прелестной загадкой. Дойдя до комнаты, гдѣ была ея мать, которой она что-то шепнула на ухо, Юдиѳь быстро скрылась, оставивъ насъ вдвоемъ. Какъ ни удивительно было все пережитое, но мнѣ предстояло услыхать еще нѣчто болѣе удивительное. Отъ миссисъ Литъ я узналъ, что Юдиѳь пра-пра-внучка моей утраченной любви -- Юдиѳи Бартлеттъ. Послѣдняя, въ продолженіи четырнадцати лѣтъ, оплакивала меня, затѣмъ вышла замужъ, по разсудку; у нея былъ сынъ, и этотъ сынъ былъ отцемъ миссисъ Литъ. Миссисъ Литъ никогда не видала своей бабушки, но много о ней слышала, и когда у нея родилась дочь, она назвала ее Юдиѳью. Это, вѣроятно, только усилило интересъ, съ которымъ молодая дѣвушка, когда выросла, стала относиться ко всему, что касается ея прабабушки, въ особенности трагической исторіи предполагаемой смерти ея жениха, во время пожара въ его домѣ. Эта исторія не могла не повліять на впечатлительную натуру романтической дѣвушки и сознаніе, что въ ней самой течетъ кровь несчастной героини, естественно, усиливало ея сочувствіе къ ней. Портретъ Юдиѳи Бартлеттъ, нѣкоторыя ея бумаги, между прочимъ, пачка моихъ писемъ, сохранялись въ числѣ семейнаго наслѣдства.
   Портретъ изображалъ чрезвычайно красивую, молодую женщину, которой, казалось, были къ лицу всевозможныя поэтическія и романическія положенія. Мои письма помогли Юдиѳи составить себѣ представленіе обо мнѣ и, вмѣстѣ съ портретомъ, превратить всю эту печальную, забытую исторію въ чистую дѣйствительность. Она не разъ говорила полушутя своимъ родителямъ, что не выйдетъ замужъ, покуда не встрѣтитъ человѣка, похожаго на Юліана Веста, но такихъ въ настоящее время нѣтъ. Все это, конечно, такъ и осталось бы фантазіей дѣвушки, у которой не было собственной исторіи любви, еслибы случайно не напали на слѣды подземелья въ саду ея отца и еслибы я не оказался именно тѣмъ самымъ Юліаномъ Вестомъ. Когда меня безъ признаковъ жизни внесли въ ихъ домъ, то, по портрету въ медальонѣ, который былъ у меня на груди, она узнала, что это портретъ Юдиѳи Бартлеттъ, а это обстоятельство, въ связи со многими другими, послужило доказательствомъ того, что я никто иной, какъ Юліанъ Вестъ. Даже если-бы меня не вернули къ жизни, то и тогда, по мнѣнію миссисъ Литъ, этотъ случай имѣлъ-бы опасное вліяніе на всю жизнь ея дочери. Предположеніе, что тутъ кроется предопредѣленіе, повліяло-бы чарующе на большинство женщинъ.
   Затѣмъ, когда нѣсколько часовъ позже, ко мнѣ вернулось сознаніе, я уже относился къ Юдиѳи съ особымъ послушаніемъ и находилъ для себя особое утѣшеніе въ ея обществѣ; не слишкомъ ли скоро она полюбила меня, по словамъ ея матери, я самъ могу судить. Если я это думаю, то долженъ помнить, что теперь ХХ-е столѣтье, а не ХІХ-е, и любовь, безъ сомнѣнія, развевается быстрѣе, а также въ выраженіи ея люди теперь откровеннѣе.
   Отъ миссисъ Литъ я пошелъ къ Юдиѳи. Я взялъ ее за обѣ руки и долго стоялъ молча передъ ней, съ восторгомъ вглядываясь въ черты ея лица. Она напоминала мнѣ другую Юдиѳь, воспоминаніе о которой было на время подавлено съ новою силою, насъ разъединившимъ ужаснымъ событіемъ и теперь воспоминаніе это оживаю -- и сердце мое было полно блаженства и муки. Мнѣ казалось, точно Юдиѳь Бартлеттъ смотритъ мнѣ въ глаза ея глазами и, улыбаясь, хочетъ утѣшить меня. Моя судьба была не только самою удивительною, но еще и самою счастливою, какая только возможна для человѣка. Надо мной свершилось двойное чудо. Я былъ случайно заброшенъ въ этотъ странный міръ не для того, чтобы быть одинокимъ. Любовь моя, которую я считалъ утраченною, точно воскресла, чтобы меня утѣшить. Когда я наконецъ, въ экстазѣ благодарности и нѣжности, обнялъ эту прелестную дѣвушку, Обѣ Юдиѳи въ моемъ представленіи слились въ одну, и съ тѣхъ поръ я не могъ отдѣлить другъ отъ друга. Я скоро убѣдился, что и у самой Юдиѳи въ мысляхъ происходитъ нѣчто подобное. Безъ сомнѣнія, никогда между влюбленными, только-что признавшимися другъ другу, не было такихъ разговоровъ, какіе мы вели въ этотъ день. Она, казалось, желала, чтобы я говорилъ ей больше объ Юдиѳи Бартлеттъ, чѣмъ о ней самой, о томъ, какъ я любилъ ту Юдиѳь, а не ее, и слушала со слезами, съ нѣжною улыбкою, съ пожатіемъ рукъ, мои слова любви другой женщинѣ.
   -- Вы не должны любить меня слишкомъ сильно,-- сказала она,-- я буду ревновать васъ за нее. Я не допущу, чтобы вы забыли ее. Я скажу вамъ нѣчто, что васъ, безъ сомнѣнія, удивитъ. Мнѣ кажется, что души возвращаются иногда съ того свѣта, чтобы выполнить задачу, которая близка ихъ сердцу. Мнѣ иногда кажется, что во мнѣ ея духъ, что мое настоящее имя -- Юдиѳь Бартлеттъ, а не Юдиѳь Литъ. Конечно, я не могу этого утверждать навѣрно, никто изъ насъ не знаетъ, кто онъ на самомъ дѣлѣ,-- но у меня такое чувство. Васъ это не должно удивлять: вы знаете, какъ моя жизнь была полка ею и вами, даже прежде, чѣмъ я васъ узнала. Какъ видите, вы можете даже совсѣмъ меня не любить,-- мнѣ не придетъ въ голову ревновать васъ.
   Доктора Лита не было дома, и я только поздно увидѣлъ его. Какъ видно, онъ отчасти ожидалъ того, что случилось, онъ сердечно пожалъ мнѣ руку.
   -- При другихъ условіяхъ, я бы сказалъ, что все это случилось слишкомъ быстро, но тутъ условія выходятъ изъ ряда обыкновенныхъ. Во всякомъ случаѣ,-- прибавилъ онъ улыбаясь,-- не считайте себя обязаннымъ мнѣ, что я соглашаюсь на ваше предложеніе, въ моихъ глазахъ оно -- пустая формальность. Съ той минуты, какъ тайна медальона была открыта, мнѣ кажется все это уже стало дѣломъ рѣшеніямъ, и еслибы Юдиѳи не пришлось выкупить залогъ ея прабабушки -- я бы опасался за прочность нашихъ отношеній съ миссисъ Литъ.
   Была чудная, лунная ночь; весь садъ утопалъ въ ея свѣтѣ; мы съ Юдиѳью долго бродили по аллеямъ, стараясь свыкнуться съ нашимъ счастьемъ.
   -- Что сталось бы со мной, еслибы вы не обратили на меня вниманія,-- говорила она,-- я такъ боялась этого. Что-бы я дѣлала, зная, что я предназначена для васъ, какъ только вы вернулись къ жизни; мнѣ стало ясно, точно она сказала мнѣ, что я должна быть для васъ тѣмъ, кѣмъ она же могла быть, по что это возможно только, если вы сами поможете мнѣ. О какъ мнѣ хотѣлось сказать вамъ это въ то утро, когда вы чувствовали себя такимъ одинокимъ среди насъ, но я не рѣшалась открыть рта и не позволила ни отцу моему, ни матери обнаружимъ мою тайну.
   -- Вотъ чего вы не позволили отцу вашему сказать мнѣ?-- замѣтилъ я, вспоминая первыя слова, которыя услыхалъ, придя въ себя.
   -- Именно, то самое, смѣясь проговорила Юдиѳь.-- Неужели вы только сейчасъ догадались? Отецъ, какъ мужчина, надѣялся, что если вамъ скажутъ, гдѣ вы, вы сейчасъ же почувствуете себя среди друзей. Онъ обо мнѣ совсѣмъ не думалъ. Но мама знала, отчего я не хотѣла, чтобъ вамъ было извѣстно кто я, и потому сдѣлала по моему. Я бы не могла смотрѣть вамъ въ лицо, еслибъ вы знали, кто я. Я была бы слишкомъ смѣла въ моемъ обращеніи съ вами -- боюсь, что вы и теперь считаете меня слишкомъ смѣлой -- я знала, что въ ваше время дѣвушки скрывали свое чувство, и боялась васъ непріятно поразитъ. О, какъ ужасно должно быть скрывать свою любовь, точно порокъ какой! Отчего считалось стыдомъ полюбить, покуда не было получено на то разрѣшеніе? Какъ смѣшно представить себѣ -- влюбиться по разрѣшенію! Или въ ваши дни мужчины бывали недовольны, когда ихъ любили? Въ наше время, кажется, ни мужчины, ни женщины такъ не думаютъ. Я совсѣмъ этого не понимаю. Это -- одна изъ самыхъ любопытныхъ сторонъ жизни женщинъ вашего времени -- и вы должны мнѣ ее объяснить. Надѣюсь, что Юдиѳь Бартлеттъ не была похожа въ этомъ отношеніи на другихъ.
   Послѣ многихъ попытокъ разойтись -- она наконецъ настоятельно потребовала, чтобы мы простились. Я уже собирался запечатлѣть дѣйствительно послѣдній поцѣлуй за ея устахъ, какъ вдругъ она лукаво замѣтила:
   -- Меня одно смущаетъ, дѣйствительно ли вы простили Юдиѳь Бартлеттъ, что она вышла замужъ за другого? Судя по сохранившимся книгамъ, влюбленные вашего времени больше ревновали, чѣмъ любили. Вотъ отчего я предлагаю вамъ этотъ вопросъ. Для меня будетъ большимъ облегченіемъ услыхать, что вы не имѣете ничего противъ моего прадѣда, который женился на вашей привязанности. Могу я передать портрету моей прабабушки, что вы ей прощаете ея измѣну?
   Повѣритъ ли мнѣ, читатель? Эта насмѣшка въ кокетливой формѣ задѣла меня и вмѣстѣ съ тѣмъ исцѣлила отъ нелѣпой боли ревности, какую я какъ-то неопредѣленно чувствовалъ въ сердцѣ съ тѣхъ поръ, какъ услыхалъ отъ миссисъ Литъ о замужествѣ Юдиѳи Бартлеттъ. Даже въ то время, когда ея праправнучка была въ моихъ объятіяхъ, я еще не сознавалъ ясно, что безъ этого брака Юдиѳь не могла бы быть моей. Безразсудство такого нелогичнаго настроенія можно сравнитъ только съ тою быстротою, съ какою оно исчезло подобно туману отъ насмѣшливаго вопроса Юдиѳи. Я засмѣялся и поцѣловалъ ее.
   -- Передайте ей мое полное прощенье -- сказалъ я.-- Вотъ если бы она не вышла замужъ за вашего прапрадѣдушку, тогда, можетъ быть, это было бы иначе.
   Придя къ себѣ въ комнату, я уже не открывалъ музыкальнаго телефона, подъ сладкіе звуки котораго я привыкъ засыпать. На этотъ разъ мои мысли были музыкальнѣе всякихъ оркестровъ XX-го столѣтія. До самаго утра я находился подъ ихъ чарами и только на зарѣ, наконецъ, заснулъ.
   

ГЛАВА XXVIIІ.

   -- Теперь нѣсколько позже, чѣмъ вы приказали себя разбудить, сэръ, Вы на этотъ разъ проспали дольше обыкновеннаго.
   Это былъ голосъ моего слуги Сойера. Я быстро вскочилъ и оглянулся. Я былъ въ моей подземной комнатѣ. Мягкій свѣтъ лампы, которая всегда горѣла тамъ, когда я бывалъ, освѣщалъ знакомыя мнѣ стѣны и мебель. Около кровати, со стаканомъ хереса въ рукахъ, который, по предписанію доктора Пильсбюри, я долженъ былъ выпить немедленно по пробужденіи изъ моего гипнотическаго сна, чтобы пробудить усыпленную физическую дѣятельность, стоялъ Сойеръ.
   -- Лучше примите-ка скорѣе вотъ это, сэръ,-- сказалъ онъ въ то время, какъ я, ничего не понимая, во всѣ глаза смотрѣть на него. Вы, какъ будто, взволнованы, сэръ; вамъ необходимо это выпить.
   Я однимъ глоткомъ проглотилъ напитокъ и началъ, припоминать, что со мной случилось. Дѣло, конечно, было очень просто. Вся исторія о двадцатомъ столѣтіи была не что иное, какъ сонъ. Это просвѣщенное и свободное отъ заботъ поколѣніе людей съ ихъ необыкновенаго простыми учрежденіями, славный новый Бостонъ съ его куполами и башенками, съ его садами и фонтанами и съ его всеобщимъ царствомъ комфорта,-- все это мнѣ только приснилось. Милая простота отношеній, которую я испыталъ на самомъ себѣ, мой веселый хозяинъ и учитель докторъ Литъ, его жена и ихъ дочь, вторая прекраснѣйшая Юдиѳь, моя нареченная -- все это также было лишь фикціями призрака.
   Долгое время я оставался въ томъ положеніи, въ которомъ застало меня это сознаніе,-- сидя на постели, съ глазами, уставившимися въ пространство и погруженный въ воспоминанія сценъ и событій моего фантастастическаго призрака, между тѣмъ какъ Сойеръ, встревоженный моимъ видомъ, заботливо освѣдомлялся, что со мной. Его приставанія привели меня наконецъ къ сознанію всего окружающаго, я сдѣлалъ надъ собою послѣднее усиліе и убѣдилъ вѣрнаго друга, что все обстоитъ благополучно.
   -- Я видѣлъ сонъ, Сойеръ, вотъ и все,-- сказалъ я,-- необыкновеннѣйшій сонъ...
   Я машинально одѣлся, ощущая пустоту въ головѣ, чувствуя себя сбитымъ съ толку, и сѣлъ за кофе съ продолговатыми хлѣбцами, которые Сойеръ имѣлъ обыкновеніе подавать мнѣ къ утреннему завтраку передъ тѣмъ, какъ я уходилъ изъ дому. Утренняя газета лежала около моей тарелки, я взялъ ее въ руки, и взоръ мой упалъ на число 31 мая 1887 г. Съ момента пробужденіи я, конечно, зналъ, что моя продолжительная экскурсія въ другомъ столѣтіи была сновидѣніемъ, и несмотря на осязательное убѣжденіе въ томъ, что съ тѣхъ поръ, какъ я легъ спать, міръ постарѣлъ всего на нѣсколько часовъ, она какъ-то странно поразила меня.
   Мелькомъ взглянувъ на содержаніе газеты, обозрѣвавшей утреннія новости, я прочелъ слѣдующее:
   Заглянувши въ заголовокъ газеты, гдѣ перечислялись новости дня, я прочелъ слѣдующій перечень:
   Иностранныя дѣла. Неминуемая война между Франціей и Германіи.-- Французская палата требуетъ новаго военнаго кредита для встрѣчи усиленной германской арміи.-- Вѣроятность вовлеченія въ войну всей Европы.-- Большая бѣдность среди людей, оставшихся безъ работы въ Лондонѣ.-- Требованія ими работы.-- Ужасныя демонстраціи въ перспективѣ.-- Тревога властей.-- Большая стачка въ Бельгіи.-- Подготовительныя мѣры правительства для подавленія возстанія.-- Возмутительные факты работы дѣвушекъ въ угольныхъ копяхъ въ Бельгіи.-- Поголовное лишеніе поземельной собственности въ Ирландіи.
   Внутреннія дѣла. Непрерывное эпидемическое мошенничество.-- Растрата полумилліона въ Нью-Іоркѣ.-- Неправильное присвоеніе душеприказчицами капиталовъ довѣрителей.-- Ограбленіе сиротъ.-- Остроумная система хищеній банковыми казначеями; исчезнованіе 50,000 долларовъ.-- Рѣшеніе владѣльцевъ угольныхъ копей наложить цѣну на уголь и сократить производство,-- Большія спекуляціи съ пшеницей на рынкѣ Чикаго.-- Партія, добивающаяся повышенія цѣны на кофе.-- Громадные захваты земель западными синдикатами.-- Обнаруженіе страшнаго взяточничества среди чиновниковъ въ Чикаго.-- Систематическій подкупъ.-- Предстоящій процессъ членовъ городскаго управленія въ Нью-Іоркѣ.-- Большія банкротства торговыхъ домовъ.-- Опасенія рабочаго кризиса.-- Блестящіе уепѣхи ночныхъ кражъ со взломомъ и мошенничества.-- Преднамѣренное убійство женщины, съ цѣлью грабежа въ Нью-Гавенѣ.-- Убійство домовладѣльца огнестрѣльнымъ оружіемъ, совершенное злоумышленникомъ въ прошлую ночь.-- Самоубійство мужчины въ Ворчестерѣ, вслѣдствіе безработицы.-- Большая семья, оставшаяся послѣ покойнаго безъ всякихъ средствъ къ существованію.-- Самоубійство пожилыхъ супруговъ, предпочтенное поступленію въ домъ призрѣнія для бѣдныхъ.-- Страшная нужда среди рабочихъ женщинъ въ большихъ городахъ.-- Поразительное развитіе безграмотности въ Массачузетсѣ.-- Необходимость въ увеличеніи числа домовъ для умалишенныхъ.-- Рѣчи въ день "Отличій".-- Похвальное слово профессора Броуна о нравственной высотѣ цивилизаціи девятнадцатаго столѣтія.
   Да, я дѣйствительно проснулся въ девятнадцатомъ столѣтіи, въ этомъ не могло быть ни малѣйшаго сомнѣнія. Этотъ перечень событій дня явился полнымъ его микрокозмомъ, до самой послѣдней черты глупаго самодовольства профессора Броуна. Явившись заключеніемъ такого безаппеляціоннаго обвинительнаго приговора вѣку, каковымъ былъ этотъ образчикъ ежедневной хроники всемірнаго кровопролитія, жадности и тираніи, это самодовольство представлялось цинизмомъ, достойнымъ Мефистофеля, и, однако, изъ всѣхъ, просматривавшихъ эту хронику сегодня утромъ, быть можетъ, я одинъ усмотрѣлъ въ ней цинизмъ, да и самъ я, не долѣе какъ вчера, замѣтилъ бы его не болѣе другихъ. Мой странный сонъ произвелъ во мнѣ всю эту метаморфозу. Затѣмъ, не знаю, на сколько времени, я забылъ все меня окружающее и вообразилъ себя снова въ томъ живомъ фантастическомъ мірѣ, въ томъ главномъ городѣ, съ его простыми комфортабельными домами и роскошными общественными дворцами. Меня снова окружали лица. не искаженныя ни высокомѣріемъ, ни подобострастіемъ, ни завистью, ни жадностью, ни тревожной заботой или лихорадочнымъ честолюбіемъ; я видѣлъ передъ собой статныя фигуры мужчинъ и женщинъ, которыя никогда не испытывали трепета передъ своимъ собратомъ или зависимости отъ его благосклонности, но, по словамъ той проповѣди, до сей поры звучавшей въ моихъ ушахъ,-- всегда "прямо предстояли передъ Господомъ". Съ глубокимъ вздохомъ и сожалѣніемъ невозвратимой утраты, не менѣе чувствительной, на смотря на то, что это была утрата того, чего въ дѣйствительности никогда не существовало, я наконецъ очнулся отъ моего бреда на яву и вскорѣ послѣ того вышелъ изъ дому. По дорогѣ отъ моего дома до Вашингтонской улицы разъ десять останавливался я, чтобы собраться съ мыслями,-- впечатлѣніе будущаго Бостона въ моемъ видѣніи было такъ сильно, что настоящій Бостонъ представлялся мнѣ какимъ-то страннымъ. Городская грязь и зловоніе поразили меня, какъ только я очутился на улицѣ,-- факты, которыхъ прежде я никогда не замѣчалъ. Помимо того, еще вчера мнѣ казалось вполнѣ въ порядкѣ вещей, что одни изъ моихъ согражданъ были въ шелку, а другіе въ лохмотьяхъ, что одни выглядывали упитанными, а другіе голодными. Тутъ-же, напротивъ, яркое несоотвѣтствіе въ одеждѣ и въ наружности мужчинъ и женщинъ, сталкивавшихся другъ съ другомъ въ боковыхъ аллеяхъ, поражало на каждомъ шагу, въ особенности-же возмущало меня то полное равнодушіе, которое благоденствующіе проявляли къ положенію обездоленныхъ. Развѣ это были люди, если они могли видѣть несчастье своихъ ближнихъ, безъ малѣйшей даже перемѣны въ лицѣ? И тѣмъ не менѣе, нее это время я хорошо сознавалъ, что измѣнился я самъ, а не мои современники. Мнѣ приснился городъ, гдѣ весь народъ жилъ общей жизнью, какъ дѣти одной и той же семьи, которые во всемъ оберегали другъ друга.
   Другая черта настоящаго Бостона, поразившая меня необычайной странностью и представившая мнѣ знакомые предметы въ новомъ освѣщеніи, заключалась въ изобиліи объявленій. Въ Бостонѣ двадцатаго столѣтія не существовало частныхъ объявленій, такъ какъ въ нихъ не было никакой нужды. Здѣсь же стѣны зданій, окна, плакарды газетъ въ рукахъ каждаго прохожаго, самыя мостовыя,-- все, что только было доступно глазу, исключая неба,-- все было покрыто воззваніями частныхъ лицъ, старавшихся, подъ всевозможными предлогами, выманить изъ кармана своихъ ближнихъ извѣстную контрибуцію на собственное иждивеніе. Въ какихъ бы выраженіяхъ они не варіировались, смыслъ этихъ воззваній былъ одинъ к тотъ-же:
   "Поддержите Джона Джонса. Не обращайтесь къ другимъ. Это мошенники. У меня, Джона Джонса, нѣтъ поддѣлки. Купите у меня. Закажите мнѣ. Пожалуйте ко мнѣ. Выслушайте меня, Джона Джонса. Обратите на меня вниманіе. Не ошибитесь, настоящій поставщикъ и есть Джонъ Джонсъ, и никто другой. Хоть бы всѣ остальные поумирали съ голода, только, Бога ради, не забудьте Джона Джонса!"
   Не знаю, что болѣе поразило меня -- плачевный видъ, или нравственное уродство этого зрѣлища, но я вдругъ почувствовалъ себя чужимъ въ своемъ родномъ городѣ.
   "Несчастные,-- вырвалось у меня,-- вы не желаете научиться взаимной самопомощи, и вслѣдствіе этого всѣ, отъ мала до велика, осуждены нищенствовать другъ передъ другомъ. Это ужасное Вавилонское столпотвореніе безстыжаго самообезпеченія и взаимнаго униженія, этотъ оглушительный крикъ конкуррирующихъ воззваній, самохвальство заклинаній, эта ужасная система назойливаго нищенства,-- все это происходило ни отчего иного, какъ отъ недостатка въ обществѣ соціальной организаціи, благодаря которой возможность служитъ міру по своимъ способностямъ, вмѣсто того чтобы являться вполнѣ обезпеченной для каждаго, должна была браться съ бою".
   Я дошелъ до самаго бойкаго мѣста на Вашингтонской улицѣ, остановился тамъ и, скандализируя прохожихъ, разразился громкимъ смѣхомъ. Я не могъ удержаться отъ этого смѣха, хотя бы мнѣ это стоило жизни. Такой шальной хохотъ разобралъ меня, когда, на всемъ пространствѣ, которое могъ охватить мой глазъ, по обѣимъ сторонамъ улицы, вправо и влѣво, я увидѣлъ нескончаемые ряды магазиновъ, цѣлые десятки лавокъ, но что всего было смѣшнѣе -- такъ это то, что, находясь въ двухъ шагахъ одна отъ другой, онѣ продавали одни и тѣ-же товары. Магазины, магазины, магазины! Цѣлыя версты магазиновъ. Десять тысячъ магазиновъ для удовлетворенія спроса на товары въ одномъ этомъ городѣ, въ моемъ сновидѣніи снабжавшемся всѣмъ изъ единственнаго склада, куда поступали требованія при посредствѣ одного большого магазина въ каждомъ кварталѣ, гдѣ покупатель, не затрачивая ни времени, ни труда, подъ одной кровлей находилъ всемірный выборъ товара, чего-бы онъ ни пожелалъ. Торговый трудъ при этомъ былъ такъ ничтоженъ, что увеличивалъ цѣну на товары для покупателя развѣ на какой-нибудь пустякъ. Въ дѣйствительности онъ оплачивалъ только стоимость производства. Здѣсь-же одна продажа товаровъ, одна простая передача ихъ изъ рукъ въ руки,-- возвышала цѣну товаровъ на четверть, треть, половину и болѣе ихъ стоимости. Всѣ эти десять тысячъ торговыхъ заведеній должны были оплачиваться съ ихъ помѣщеніями, цѣлыми флангами надзирателей, счетчиковъ, поденщиковъ и всякой другой прислуги, вмѣстѣ съ тѣнь, что тратилось на рекламу и на взаимную борьбу другъ съ другомъ,-- и за все это должны были платятъ покупатели. Какой блестящій пріемъ для обнищанія націи! Кого я видѣлъ передъ собою, серьезныхъ людей или дѣтей, которые вели свою торговлю на такихъ основаніяхъ? Могли-ли это быть разумныя существа, если они не видѣли безразсудства той страшной затраты, которою сопровождалось врученіе выдѣланнаго и готоваго къ употребленію товара его потребителю. Если люди ѣдятъ ложкой, съ которой половина содержимаго проливается между чашкой и ртомъ, можно предположить, что они останутся голодными.
   Тысячи разъ проходилъ я ранѣе по Вашингтонской улицѣ и наблюдалъ торговые пріемы продавцовъ, но въ настоящую минуту они возбуждали во мнѣ такое любопытство, какъ будто-бы мнѣ никогда не приходилось даже и проходить мимо нихъ. Я съ удивленіемъ смотрѣлъ на окна магазиновъ съ выставленными въ нихъ на показъ товарами, старательно и артистически-ловко разложенными, съ цѣлью привлеченія публики. Я видѣлъ цѣлыя толпы дамъ, заглядывавшихъ въ эти окна, и хозяевъ-купцовъ, внимательно слѣдившихъ за дѣйствіемъ приманки.
   Я вошелъ въ лавку и увидѣлъ человѣка съ ястребинымъ взглядомъ, расхаживавшаго по магазину, слѣдившаго за торговлей, наблюдавшаго, чтобы приказчики исполняли свои обязанности, убѣждая покупателей покупать, и покупать; покупать на деньги, если таковыя у нихъ имѣлись, покупать въ долгъ, если оныхъ у нихъ не оказывалось, покупать то, чего имъ вовсе не было нужно, покупать больше, нежели имъ требовалось, наконецъ, покупать и то, чего они не могли себѣ позволить по своимъ средствамъ. По временамъ я вдругъ терялъ нить и становился въ тупикъ передъ этимъ зрѣлищемъ. Къ чему это стараніе склонять людей къ покупкамъ? Оно, конечно, не имѣло ничего общаго съ узаконенной продажей товаровъ тѣмъ, кто въ нихъ нуждался. Само собой разумѣется, что это навязываніе людямъ того, что имъ не требуется, но что, однако, могло быть полезно другимъ, являлось настоящимъ разореніемъ. Отъ каждой такой сдѣлки нація только бѣднѣла. О чемъ думали эти приказчики? Тутъ мнѣ припомнилось, что они поступали не такъ, какъ продавцы въ той лавкѣ, которую я посѣтилъ въ приснившемся мнѣ. Бостонѣ. Они служили не общественному благу, а непосредственно своему личному интересу; имъ не было никакого дѣла до того, какое рѣшающее дѣйствіе ихъ система можетъ имѣть на всеобщее благосостояніе, только бы набить стою собственную мошну,-- товары то вѣдь были ихъ собственностью, и чѣмъ больше они за нихъ брали, тѣмъ болѣе наживались. Чѣмъ расточительнѣе была публика, чѣмъ болѣе удавалось навязать безполезныхъ ей вещей, тѣмъ лучше было для этихъ продавцевъ. Поощреніе мотовства было ясною цѣлью десяти тысячъ магазиновъ Бостона.
   И эти лавочники и приказчики не были ни на іоту хуже другихъ людей въ Бостонѣ. Они должны были зарабатывать себѣ насущный хлѣбъ и содержать свои семьи. Гдѣ же имъ для этого найти такое дѣло, гдѣ бы не было необходимости свои личные интересы ставить выше всякихъ другихъ? Нельзя же было заставлять ихъ голодать, пока они дождутся того порядка вещей, какой мнѣ привидѣлся во снѣ, при которомъ интересы каждаго лица въ отдѣльности и всѣхъ вмѣстѣ были тождественны. Но можно ли удивляться, что при той системѣ, какая была на глазахъ у меня, городъ имѣлъ такой плачевный видъ, люди такъ плохо одѣвались и среди нихъ было такъ много оборванцевъ и голодныхъ?
   Вскорѣ затѣмъ я попалъ въ южный Бостонъ и очутился въ центрѣ фабрикъ. Точно такъ-же, какъ и на Вашингтонской улицѣ, я бывалъ въ этомъ кварталѣ сотни разъ; но здѣсь, какъ и тамъ, я впервые понялъ истинное значеніе того, что самъ видѣлъ. Въ былое время я гордился тѣмъ, что точная статистика насчитывала въ Бостонѣ что-то около четырехъ тысячъ независимыхъ одна отъ другой фабрикъ, но въ этомъ-то излишествѣ и въ этой самостоятельности я и нашелъ теперь объясненіе незначительности общаго итога ихъ производительности. Если Вашингтонская улица напоминала закоулокъ сумасшедшаго дома, то здѣсь зрѣлище было еще прискорбнѣе, насколько производство составляетъ болѣе жизненную функцію въ соціальномъ организмѣ, нежели продажа. Эти четыре тысячи учрежденій не только не работали дружно, и уже въ силу одного этого обстоятельства съ огромнымъ ущербомъ, но, какъ бы не замѣчая массы растрачивавшейся при этомъ силы, они во ней тяжкія старались взаимно пустить въ трубу чужія предпріятія, молясь по ночамъ и работая днемъ надъ разстройствомъ предпріятій другъ друга.
   Стукъ и шумъ колесъ и молотовъ, раздававшіеся со всѣхъ сторонъ, являлись не гуломъ мирнаго производства, а лязгомъ вражескихъ мечей. Эти заводы и мастерскія представляли собою множество крѣпостей, каждая подъ своимъ флагомъ, съ пушками, направленными на укрѣпленія своихъ сосѣдей, съ своими саперами, трудившимися надъ подкопами этихъ сосѣднихъ укрѣпленій.
   Внутри каждой изъ этихъ крѣпостей была обязательна строжайшая организація промышленности, отдѣльныя группы работали подъ единоличной центральной властью. Ни вмѣшательства, ни двойной работы не допускалось. У каждаго было свое опредѣленное дѣло, и всѣ были заняты. Какой же недочетъ мыслительной способности, какое утраченное звено въ умозаключеніяхъ мѣшали признать необходимость примѣненія того же самаго принципа и ко всей національной промышленности, мѣшали понятъ, что если недостатокъ организаціи могъ повредить успѣшной производительности отдѣльной мастерской, тѣмъ гибельнѣе долженъ онъ отражаться на всей національной промышленности вообще, на сколько послѣдняя обширнѣе по объему и сложнѣе по взаимному соотношенію ея составныхъ своихъ частей?
   Люди навѣрное осмѣяли бы армію, составленную изъ четырехъ тысячъ небольшихъ самостоятельныхъ отрядовъ, подъ управленіемъ четырехъ тысячъ самостоятельныхъ капраловъ, каждый съ отдѣльнымъ планомъ кампаніи.
   Тамъ и сямъ съ обѣихъ сторонъ встрѣчались шайки бездѣльниковъ, одни ничего не дѣлали потому, что ни за какую цѣну не могли найти работы; другіе оставались праздными потому, что не находили для себя приличнаго, по ихъ мнѣнію, вознагражденія.
   Я заговорилъ съ нѣкоторыми изъ нихъ, я они поразсказали мнѣ о своихъ невзгодахъ. У меня немного утѣшенія нашлось для нихъ.
   -- Мнѣ жаль васъ,-- сказалъ я,-- вы, конечно, получаете очень мало, и все же, при существующемъ веденіи промышленности, меня удивляетъ не то, что получаемое вами вознагражденіе недостаточно, а то, что вообще есть возможность какъ-нибудь оплачивать васъ.
   Затѣмъ я вернулся внутрь города, около трехъ часовъ я остановился на улицѣ State, выпучивъ глаза на банки, маклерскія конторы и другія финансовыя учрежденія, отъ которыхъ въ приснившейся мнѣ улицѣ State не оставалось и слѣда. Мнѣ казалось, что я ихъ вижу впервые. Дѣльцы, довѣренные клерки, разсыльные толпились у входа и выхода банковъ, такъ какъ до часа ихъ закрытія оставалось всего нѣсколько минутъ. На противуположной сторонѣ улицы находился банкъ, съ которымъ я имѣлъ дѣла. Я перешелъ черезъ улицу и, войдя туда вмѣстѣ съ толпой, прислонился въ нишѣ, вперивъ взоры въ армію клерковъ, принимавшихъ деньги, и въ цѣлый хвостъ вкладчиковъ у оконъ кассировъ. Старикъ директоръ банка, котораго я зналъ, проходя мимо меня и замѣтивъ мое созерцательное положеніе, остановился со мною.
   -- Интересное зрѣлище, неправда-ли, мистеръ Вестъ,-- сказалъ онъ.-- Удивительный механизмъ; я и самъ это нахожу. Я иногда и самъ тоже люблю постоять и посмотрѣть на это, какъ вотъ вы теперь.Это поэма, сэръ, это то, что я называю поэмой. Приходило-ли вамъ когда-нибудь въ голову, мистеръ Вестъ, что банкъ есть сердце кредитнаго дѣла. Отъ него и къ нему, въ видѣ непрестанныхъ приливовъ и отливовъ, течетъ кровь, необходимая для жизни. Теперь время прилива. Утромъ снова наступитъ отливъ.
   И, довольный своей маленькой остротой, старикъ, улыбаясь, отправился далѣе.
   Вчера еще я нашелъ бы это сравненіе подходящимъ, но съ тѣхъ поръ я успѣлъ побывать въ мірѣ несравненно болѣе богатомъ, нежели этотъ, гдѣ деньги были невѣдомы и употребленіе ихъ не понятно. Я узналъ, что въ окружавшемъ меня мірѣ онѣ находили примѣненіе только потому, что дѣло добыванія средствъ къ существованію націи, вмѣсто того, чтобы быть публичнымъ, общественнымъ во всѣхъ отношеніяхъ и, какъ таковое, вестись самою націею, предоставлено было случайнымъ попыткамъ отдѣльныхъ лицъ. Эта коренная ошибка повлекла за собою безконечный рядъ коммиссіонныхъ сдѣлокъ, чтобы найти какой нибудь способъ распродажи продуктовъ производства. Эти сдѣлки совершались при помощи денегъ, а насколько равномѣрно и справедливо, это можно видѣть, прогулявшись отъ этихъ болѣе бѣдныхъ кварталовъ до богатыхъ -- Бэкъ-Бэя. Сдѣлки приводились въ дѣйствіе черезъ посредство цѣлой арміи людей, ради этого дѣла отнятыхъ отъ производительнаго труда, среди постоянной раззорительной ломки всего механизма и всеобщаго развращающаго вліянія на родъ людской, которое оправдывало еще древнее опредѣленіе денегъ, какъ "корня всякаго зла".
   Увы, бѣдный старый директоръ банка съ своей поэмой! Подергиваніе нарыва онъ ошибочно принялъ за біеніе сердца. То, что онъ называлъ "удивительнымъ образчикомъ механизма", было лишь неудачнымъ средствомъ для исправленія напрасной ошибки, неуклюжей клюкой калѣки, собственноручно изуродовавшаго себя.
   По закрытіи банковъ, часъ или два я безцѣльно блуждалъ по торговому кварталу, а затѣмъ присѣлъ на одной изъ скамеекъ въ городскомъ саду, находя такой же интересъ въ простомъ наблюденіи за проходившею мимо меня толпою, какой вызывается изученіемъ населеніи иностраннаго города,-- столь чуждыми со вчерашняго дня стали для меня мои сограждане и обычаи ихъ. Тридцать лѣтъ я прожилъ среди нихъ и, повидимому, никогда до сихъ поръ не замѣчалъ, какія вытянутыя и безпокойныя лица были у нихъ, и у богатыхъ, и у бѣдныхъ, начиная отъ тонкихъ выразительныхъ физіономій образованныхъ классовъ и кончая тупыми масками невѣжественной массы. Да, такъ это и должно быть, потому что никогда до сихъ поръ мнѣ не приходилось видѣть такъ ясно, какъ каждый изъ прохожихъ постоянно оборачивался, прислушиваясь къ нашептывавшему ему на ухо призраку необезпеченности. "Какъ бы ты ни работалъ",-- шепталъ призракъ -- "можешь рано вставать и трудиться до поздней ночи, ловко грабить или служить вѣрой и правдой,-- все равно ты никогда не будешь обезпеченъ. Ты можешь въ настоящее время быть богатымъ и, тѣмъ не менѣе, въ концѣ концовъ -- можешь обѣднѣть. Какое бы богатство ты ни оставилъ своимъ дѣтямъ, ты никогда не можешь быть увѣренъ, что твой сынъ не сдѣлается слугою твоему слугѣ, или что твоей дочери не придется продать себя изъ за куска хлѣба".
   Какой то человѣкъ, проходя мимо меня, сунулъ мнѣ въ руку объявленіе, въ которомъ рекламировались достоинства какого-то новаго способа страхованія жизни. Этотъ инцидентъ напомнилъ мнѣ объ единственномъ средствѣ, трогательно признававшемъ всеобщую нужду, которой оно такъ скудно помогало, единственномъ средствѣ, предлагавшемъ этимъ усталымъ и загнаннымъ мужчинамъ и женщинамъ хотя нѣкоторое обезпеченіе отъ неопредѣленности. Такимъ образомъ, вспомнилъ я, люди со средствами могли закупить себѣ сомнительную увѣренность въ томъ, что послѣ ихъ смерти близкіе имъ, по крайней мѣрѣ, извѣстное время не будутъ унижаемы людьми. Но это было и все, да и оно-то давалось лишь тѣмъ, кто хорошо платилъ. Для этихъ же несчастныхъ израильтянъ, поголовно взаимно враждовавшихъ другъ съ другомъ, развѣ возможна была самая мысль о настоящемъ страхованіи жизни, какое я видѣлъ среди людей приснившагося мнѣ города, гдѣ каждый, въ силу лишь того, что одъ былъ членомъ національной семьи, отъ всякой нужды гарантировался полисомъ, подписаннымъ сотней милліоновъ своихъ соотечественниковъ.
   Затѣмъ, нѣсколько времени спустя, я смутно припоминаю себя стоящимъ на ступенькахъ зданія въ улицѣ Tremout и смотрящимъ на военный парадъ. Мимо меня проходилъ полкъ. Въ теченіе этого страшнаго дня это было первое зрѣлище, которое настоящей во мнѣ иныя ощущенія, чѣмъ пережитыя мною до минуты чувства изступленной скорби и недоумѣнія. Здѣсь, наконецъ, были порядокъ и смыслъ,-- это была выставка того, чего могла достигнуть разумная кооперація. Неужели для стоявшихъ тутъ съ возбужденными лицами любопытныхъ зрѣлище это представляло лишь интересъ спектакля. Неужели они не могли понять, что полное единодушіе въ дѣлѣ. организація подъ однимъ контролемъ,-- вотъ что именно дѣлало этихъ людей сильными, способными одолѣть толпу, вдесятеро многочисленнѣе ихъ самихъ? При видѣ этого, какъ имъ не приходило въ голову сопоставить тотъ научный способъ, какой примѣнялся націей въ дѣлѣ войны, и тотъ ненаучный способъ, который практиковался ею къ цѣли мирнаго труда? Неужели у нихъ не являлось вопроса, съ какихъ это поръ задача убивать людей стала настолько важнѣе задачи кормить и одѣвать ихъ, что лишь для первой полагалась дисциплинированная армія, вторая же предоставлялась толпѣ?
   Стало смеркаться, и по улицамъ повалили толпами рабочіе изъ магазиновъ, лавокъ и съ заводовъ. Увлеченный потокомъ я очутился въ гнѣздилищѣ грязи и человѣческаго униженія, какое только могъ представить рабочій кварталъ South Core. До этого я видѣлъ безразсудную растрату человѣческаго труда, тутъ же, въ самомъ непривлекательномъ свѣтѣ, передо мной предстала нужда, порожденная этой растратой.
   Въ улицахъ, и переулкахъ клубились испаренія, разносившіяся съ открытаго пространства между палубами на невольничьемъ суднѣ. Когда я проходилъ мимо, предо мной промелькнули блѣдныя лица дѣтей, задыхавшихся отъ удушливаго смрада, женщины съ выраженіемъ отчаянія на лицахъ, обезображенныхъ тяжкимъ трудомъ, не сохранившія изъ своихъ женскихъ свойствъ ни единой черты, кромѣ слабости, между тѣмъ, какъ изъ оконъ съ наглымъ видомъ подмигивали дѣвушки. Подобно голоднымъ стаямъ ублюдковъ-дворняшекъ, наводняющимъ улицы мусульманскихъ городовъ, ватаги полунагихъ, полудикихъ ребятишекъ наполняли воздухъ визгомъ и ругательствами, избивая другъ друга и падая на мусоръ, устилавшій дворъ дома.
   Во всемъ этомъ для меня не было ничего новаго. Я часто проходилъ черезъ эту часть города и смотрѣлъ на эти зрѣлища съ чувствомъ отвращенія, смѣшаннаго съ нѣкоторымъ философскимъ удивленіемъ, какую крайность можетъ выноситъ человѣкъ, не переставая дорожить жизнью. Но съ тѣхъ поръ, какъ я увидѣлъ другое столѣтіе, чешуя спала съ моихъ глазъ не только по отношенію къ экономическимъ безуміямъ этого вѣка, но въ той же мѣрѣ и по отношенію къ нравственному его растлѣнію. На несчастныхъ обитателей этого ада я уже не смотрѣлъ съ глупымъ любопытствомъ, какъ на созданія, едва-ли имѣющія человѣческій образъ. Я видѣлъ въ нихъ своихъ братьевъ и сестеръ, своихъ родителей, своихъ дѣтей, плоть отъ плоти моей, кровь отъ крови моей. Гнойная масса человѣческаго несчастія, окружавшая меня въ настоящее время, не только оскорбляла мои чувства, а какъ ножемъ рѣзала мое сердце, такъ что я не въ силахъ былъ подавить вздоховъ и стоновъ. Я не только видѣлъ, но и прочувствовалъ все то, что видѣлъ.
   Приглядѣвшись къ этимъ несчастнымъ существамъ, среди которыхъ я находился, я сразу же замѣтилъ, что всѣ они были совсѣмъ мертвые. Тѣла ихъ представляли собою живые трупы. На каждомъ остервенѣломъ челѣ ясно было начертано "hic jaet" (здѣсь покоится) душа, умершая въ немъ.
   Когда взоръ мой, пораженный ужасомъ, перебѣгалъ съ одной мертвой головы на другую, со мною вдругъ случилась странная галлюцинація. На каждой изъ этихъ звѣрскихъ масокъ, въ видѣ колеблющагося прозрачнаго призрака, я увидѣлъ идеалъ лица, которое могло бы быть въ дѣйствительности, будь его умъ и душа живы. Но весь ужасъ совершившагося разрушенія сталъ мнѣ понятенъ лишь послѣ того, какъ я вглядѣлся въ эти призрачныя лица и прочелъ тотъ ясный упрекъ, который выражался въ ихъ взорахъ. Я былъ потрясенъ угрызеніями совѣстя до состоянія, близкаго къ страшной агоніи, такъ какъ я былъ однимъ изъ тѣхъ, которые допустили существованіе подобнаго порядка вещей. Я былъ однимъ изъ тѣхъ, которые, зная хорошо о существованіи этого порядка, не пожелалъ прислушаться или заставить себя побольше подумать объ этихъ вещахъ, а проходилъ мимо, какъ будто бы ихъ не было, заботясь только о своихъ собственныхъ удовольствіи и выгодѣ. Вслѣдствіе этого теперь я нашелъ на моемъ платьѣ кровь этой огромной массы задавленныхъ душъ моихъ братьевъ. Голосъ ихъ крови вопіялъ изъ земли. Заговорили каждый камень обагренныхъ кровью мостовыхъ, каждый кирпичъ чумныхъ притоновъ, крича мнѣ вслѣдъ при моемъ бѣгствѣ: "Что ты сдѣлалъ съ твоимъ братомъ Авелемъ?"
   Затѣмъ, ясныя воспоминанія мои прерываются до того момента, когда я очутился на каменныхъ ступеняхъ великолѣпнаго дома моей невѣсты въ улицѣ Common Wealth. Въ этотъ день, среди сумбура моихъ мыслей, я почти не вспоминалъ о ней; но тутъ, подчиняясь какому-то безсознательному внутреннему движенію, ноги мои сами привели меня на знакомую дорогу къ ея дверямъ. Мнѣ сказали, что господа обѣдаютъ, но они выслали сказать, что просятъ меня къ столу. Кромѣ семьи, я засталъ много знакомыхъ мнѣ гостей. Столъ блестѣлъ серебромъ я дорогимъ фарфоромъ. Дамы были пышно разодѣты въ украшеніяхъ изъ драгоцѣнныхъ камней, точно королевы. Сцена была полна роскошнаго изящества и расточительной пышности. Общество чувствовало себя въ отличномъ настроеніи, всѣ смѣялись и взапуски острили одинъ передъ другимъ.
   Мнѣ представилось, какъ будто во время блужданій по площади гибели, когда, при видѣ зрѣлищъ ея, кровь моя обратилась въ слезы, а духъ настроился на печаль, сожалѣніе и отчаяніе, мнѣ случилось набрести на веселую компанію зубоскаловъ. Я сидѣть молча, пока Юдиѳь не стала подшучивать надъ моимъ мрачнымъ видомъ. Что со мною? Остальная компанія присоединилась къ этому веселому нападенію, и я обратился въ мишень для насмѣшекъ и всевозможныхъ шутокъ. Гдѣ я былъ и что видѣлъ, чтобы обратиться въ такого рыцаря печальнаго образа.
   "Я былъ на Голгоѳѣ,-- наконецъ, отвѣтилъ я.-- Я видѣлъ человѣчество распятымъ на крестѣ. Неужели ни одинъ изъ васъ не знаетъ, какія картины въ этомъ городѣ освѣщаютъ солнце и звѣзды, что вы можете думать и говорить о чемъ-либо иномъ? Развѣ вы не знаете, что около вашихъ дверей огромное множество мужчинъ и женщинъ, плоть отъ плоти нашей, живетъ жизнью, представляющею собой агонію отъ дня рожденія до смертнаго часа? Внимайте! жилища ихъ такъ близки отсюда, что если вы умолкнете съ вашимъ смѣхомъ, то услышите ихъ печальные голоса, жалобный плачъ малютокъ, всасывающихъ нищету съ молокомъ матери, хриплыя проклятія людей, погрязшихъ въ нищетѣ, на половину оскотинившихся, рынокъ цѣлой арміи женщинъ, продающихъ себя за кусокъ хлѣба. Чѣмъ вы заткнули себѣ уши, что не слышите этихъ раздирающихъ душу звуковъ? Я же ничего другого и слышатъ не могу!.."
   Вслѣдъ за моими словами наступило молчаніе. Когда я говорилъ, меня охватило чувство страстнаго сожалѣнія. Когда же я посмотрѣлъ на окружавшее меня общество, я увидѣлъ, что лица этихъ людей, не раздѣлявшихъ моего возбужденія, выражали холодное и черствое изумленіе, на физіономіи Юдиѳи -- смѣшанное съ выраженіемъ крайняго недовольства, а на лицѣ отца ея -- съ выраженіемъ гнѣва. Дамы переглядывались съ видомъ оскорбленныхъ, между тѣмъ, какъ одинъ изъ джентльмэновъ вскинулъ свой монокль и разглядывалъ меня съ видомъ научнаго любопытства. Убѣдившись въ томъ, что вещи, представлявшіяся мнѣ столь потрясающими, ихъ нисколько не трогали, что слова, развередившія мое сердце, вызывали въ нихъ одинъ лишь гнѣвъ на говорившаго ихъ, я сначала смутился, затѣмъ мною овладѣла ужасная душевная боль, сердце мое упало. Какая тутъ могла быть надежда для несчастныхъ, если глубокомысленные мужи и нѣжныя дамы не были тронуты подобными вещами. Затѣмъ я одумался; мнѣ показалось, что это случилось потому, что я не сказалъ имъ все прямо. Не было сомнѣнія, что я далъ дѣлу плохой оборотъ. Они были недовольны, такъ какъ приняли, что я ихъ распекаю, тогда какъ Богъ-свидѣтель, что я только думалъ объ ужасѣ факта, безъ малѣйшаго посягательства на обличеніе этихъ людей въ отвѣтственности за него.
   Я сдержался и постарался говорить спокойнѣе и логичнѣе, чтобы смягчить это впечатлѣніе. Я сказалъ имъ, что не хотѣлъ обвинять ихъ, какъ будто они или, вообще, богатые люди были отвѣтственны за нищету бъ мірѣ. Правда, что излишекъ, который они тратили, употребленный иначе, могъ бы облегчить много горькихъ страданій. Эти дорогія блюда, эти роскошныя вина, эти великолѣпныя ткани и блестящіе каменья могли бы служить выкупомъ многихъ жизней. Они, дѣйствительно, были не правы, какъ люди, сорящіе добромъ въ странѣ, постигнутой голодомъ. Но еслибы даже удалось сберечь всѣ напрасныя траты богачей, эти сбереженія ослабили бы міровую нищету лишь въ незначительной степени. Въ сущности, такъ мало чего дѣлить, что даже при условіи равнаго дѣлежа между богатыми и бѣдными, каждый получилъ бы одну корку хлѣба, сильно подслащенную, правда, братской любовью.
   Главной причиной людской нищеты было безразсудство людей, а не ихъ жестокосердіе. Не порокъ одного человѣка или цѣлаго класса людей дѣлалъ поколѣніе такимъ несчастнымъ, а страшная, ужасная ошибка, колоссальное затмѣніе, помрачившее міръ. Затѣмъ, я доказалъ имъ, какъ четыре пятыхъ труда людей тратились совершенно по-пусту на взаимную борьбу, указавъ на недостатокъ организаціи и соглашенія среда рабочихъ. Желая представить дѣло совсѣмъ простымъ, я привелъ въ примѣръ безводныя страны, гдѣ почва давала средства къ жизни лишь при условіи осторожнаго пользованія водяными источниками во время орошенія. Я указалъ, какъ въ такихъ странахъ важнѣйшей функціей правительства считалось наблюденіе за тѣмъ, чтобы, во избѣжаніе голода, вода не раетрачивалась даромъ, ради личной выгоды или по невѣжеству отдѣльныхъ гражданъ. Въ этихъ цѣляхъ пользованіе водою было строго урегулировано и систематизировано и, по простому капризу, никому не позволялось запруживать или отводить воду, или вообще какъ бы то ни было злоупотреблять ею.
   "-- Трудъ людей,-- объяснилъ я,-- былъ оплодотворяющимъ потокомъ, который единственно и дѣлалъ землю обитаемой. Но это былъ потокъ въ высшей степени скудный, пользованіе имъ требовало урегулированія системой, по которой каждая капля его, въ видахъ поддержанія изобилія въ мірѣ, расходовалась-бы съ наибольшей пользой. Но какъ далека была дѣйствительность отъ какой бы то ни было системы! Каждый претендовалъ на такое количество драгоцѣнной влаги, сколько ему было желательно, руководствуясь единственнымъ побужденіемъ спасти свою собственную жатву и повредить жатвѣ своего сосѣда, чтобы больше другого нажить при продажѣ своего хлѣба. Вслѣдствіе этой жадности и завистливости, нѣкоторыя поля были залиты, тогда какъ другія погибли отъ засухи, и половина воды разливалась совершенно безполезно. Въ такой странѣ отдѣльныя единицы, при усиліи и ловкости, добивались излишнихъ средствъ къ жизни, за то удѣломъ большинства являлась бѣдность, а на долю слабыхъ и невѣжественныхъ -- горькая нужда и вѣчный голодъ.
   "Предоставьте только голодающему народу самому взять на себя функціи, которыми онъ пренебрегалъ, и урегулировать течете живоноснаго потока для общаго блага, и земля зацвѣтетъ, подобно саду, и ни одинъ изъ дѣтей ея не будетъ терпѣть нужду ни въ какой благодати.
   Я описалъ имъ физическое благоденствіе, умственное просвѣщеніе и то, какого нравственнаго уровня достигла-бы тогда жизнь всего человѣчества. Я говорилъ съ жаромъ о томъ новомъ мірѣ, благословенномъ изобиліемъ, очищенномъ справедливостью, услажденномъ братской добротой, о томъ мірѣ, который мнѣ дѣйствительно только приснился, по который такъ легко могъ сдѣлаться реальнымъ.
   Я ожидалъ, что послѣ этого на лицахъ окружавшихъ меня людей навѣрное засвѣтится чувство, сродное моему, но они становились все мрачнѣе, сердитѣе и презрительнѣе. Вмѣсто энтузіазма, дамы выразили одно отвращеніе и ужасъ; мужчины-же прерывали меня возгласами негодованія и презрѣнія. "Помѣшанный", "зловредный человѣкъ", "фанатикъ", "врагъ общества" -- таковы были нѣкоторые изъ ихъ возгласовъ, а одинъ джентльмэнъ, тотъ, который раньше вооружился своимъ моноклемъ, обращаясь ко мнѣ, воскликнулъ: "Онъ говоритъ, что у насъ не будетъ болѣе бѣдныхъ. Ха-ха-ха!".
   -- Выведите этого человѣка!-- крикнулъ отецъ моей невѣсты, и при этомъ сигналѣ мужчины вскочили съ своихъ стульевъ и двинулись на меня.
   Мнѣ казалось, что сердце мое разорвется отъ муки, когда я созналъ, что то, что для меня было столь просто и столь важно, для нихъ являлось безсмыслицей, и что я былъ безсиленъ измѣнить это. Мое сердце такъ горѣло, что мнѣ казалось возможнымъ его пыломъ расплавитъ ледяную гору; на дѣлѣ-же оказалось, что окружавшій меня холодъ сковалъ мои собственные члены. Не вражду, а только одну жалость почувствовалъ я къ нимъ и ко всему міру, когда они всѣ столпились около меня.
   При всемъ своемъ отчаяніи, уступить я не могъ. Я все еще боролся съ ними. Слезы хлынули изъ моихъ глазъ. Въ пылу горячности я потерялъ способность рѣчи. Я задыхался, рыдалъ, стоналъ и вдругъ очутился сидящимъ на постели въ моей комнатѣ, въ домѣ доктора Лита. Утреннее солнце сквозь открытыя окна свѣтило мнѣ пряло въ глаза. Я задыхался. Слезы текли по моему лицу, и я дрожалъ каждымъ нервомъ.
   Мои ощущенія были аналогичны съ самочувствіемъ бѣглаго каторжника, который, послѣ ужаснаго сновидѣнія, нарисовавшаго ему, что его снова схватили и вернули обратно въ мрачное, смрадное подземелье, открываетъ глаза и видитъ надъ собою небесный сводъ. То-же самое испыталъ я, когда понялъ, что возвращеніе мое къ ХІХ вѣку было сномъ, а существованіе въ XX столѣтіи -- дѣйствительностью. Ужасныя картины, свидѣтелемъ которыхъ я былъ въ моемъ сновидѣніи и которыя я могъ подтвердить изъ моего прежняго опыта, хотя, увы, нѣкогда и существовали въ дѣйствительности и, при воспоминаніи прошлаго, до конца міра будутъ трогать сострадательныхъ людей до слезъ,-- эти картины, слава Богу, нынѣ исчезли на вѣки. Угнетатель и угнетаемый, пророкъ и поругатель его давнымъ давно обратились въ прахъ. Слова "богатый" и "бѣдный" для многихъ уже поколѣній стали забытыми выраженіями.
   Но въ ту минуту, когда съ невыразимой благодарностью я размышлялъ еще о великомъ значеніи спасенія міра и о томъ, что мнѣ на долю выпало счастіе быть свидѣтелемъ этого спасенія, меня вдругъ, точно ножомъ, кольнула мука стыда, раскаянія и страшныхъ угрызеній совѣсти, голова моя упала на грудь, и я готовъ былъ провалиться сквозь землю вмѣстѣ со всѣми моими современниками, чтобы уйти отъ солнечнаго свѣта. Вѣдь я былъ человѣкомъ того прошлаго времени. Что сдѣлалъ я для освобожденія, которому осиливался радоваться нынѣ? Я, который жилъ въ то жестокое, безразсудное время, что сдѣлалъ я, чтобы положить ему конецъ? Я былъ совершенно такъ-же равнодушенъ къ несчастію моихъ братьевъ, какъ и циниченъ въ своемъ невѣріи въ лучшее будущее, я былъ такимъ-же поклонникомъ хаоса и мракобѣсія, какъ и всякій изъ моихъ современниковъ. На сколько простиралось мое личное вліяніе, оно выражалось скорѣе въ видѣ помѣхи, чѣмъ въ содѣйствіи уже готовившемуся отпущенію человѣчества на волю. Какое право имѣлъ я привѣтствовать спасеніе, которое явилось мнѣ упрекомъ, радоваться дню, надъ зарей котораго я издѣвался?
   "Развѣ не лучше было-бы для меня,-- зазвучалъ голосъ внутри меня,-- если-бы этотъ дурной сонъ былъ дѣйствительностью, а эта прекрасная дѣйствительность оказалась видѣніемъ. Твое мѣсто скорѣе быть защитникомъ распинаемаго человѣчества среди глумящагося поколѣнія, чѣмъ утолять свою жажду здѣсь изъ колодцевъ, которыхъ ты не копалъ, и ѣсть плоды съ деревьевъ, насадителей которыхъ ты побивалъ каменьями",-- и духъ мой отвѣтилъ: "Правда, это былобы лучше!".
   Когда, наконецъ, я поднялъ мою склоненную голову и выглянулъ въ окно, я увидѣлъ свѣжую, какъ утро, Юдиѳь, которая въ саду собирала цвѣты. Я поспѣшилъ сойти къ ней. Бросившись передъ ней на колѣна, я палъ ницъ и со слезами исповѣдалъ передъ ней, какъ мало достоинъ я былъ дышать воздухомъ этого золотого вѣка, и еще менѣе носить на груди моей прелестнѣйшій цвѣтокъ. Счастливъ тотъ, кто въ такомъ безнадежномъ дѣлѣ, какъ мое, найдетъ такого снисходительнаго судью.

КОНЕЦЪ.

   
   
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

можно ли отдать ребенка в школу не по месту прописки
Рейтинг@Mail.ru