Бенедиктов Владимир Григорьевич
Переводы

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

Оценка: 8.00*3  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Андре Шенье
    Жан Ребуль
    Альфред Мейснер
    Шандор Петёфи




                              В. Г. Бенедиктов

                                  Переводы

----------------------------------------------------------------------------
     Составление, подготовка текстов и примечания Б. В. Мельгунова
     В.Г. Бенедиктов. Стихотворения.
     "Библиотека поэта". Большая серия
     Л., 1983
----------------------------------------------------------------------------

                                 СОДЕРЖАНИЕ

                               С ФРАНЦУЗСКОГО

                                Андре Шенье

     386. "Влюбленных коз супруг брадатый и зловонный.
     387. "Амур взялся за плуг - и, земледелец новый..."
     388. "Мучительная ночь! Да скоро ли заря..."


                                 Жан Ребуль

     391. Ангел и младенец


                                С НЕМЕЦКОГО

                              Альфред Мейснер

     425. Жижка (Главы из поэмы)

                               С ВЕНГЕРСКОГО

                               Шандор Петёфи

     426. "Как мир велик наш, так мала..."
     427. "Вдруг - я в кухне... Кто б открыл..."
     428. "Я иду селом меж хат..."
     429. "Я хотел бы бросить этот шумный свет..."
     430. "Что слава? - Радуга, где солнца луч в откос..."
     431. "Страданье - океан без берега и дна..."
     432. "Наши надежды как птички взлетают высоко..."
     433. "Огонь моей свечи то вспыхнет, то притьмится..."


                               С ФРАНЦУЗСКОГО

                                Андре Шенье
                                 (1762-1794)

                                    386

                 Влюбленных коз супруг брадатый и зловонный
                 Сатира поразить напряг свой лоб наклонный,
                 Сатир, предусмотрев миг стычки роковой,
                 Стал против, упершись копытного ногой.
                 Наметились - и вдруг - лоб в лоб! Удар раздался -
                 И воздух застонал, и лес поколебался.


                                    387

                 Амур взялся за плуг - и, земледелец новый,
                 Запряг в ярмо волов, на них взял бич суровый,
                 И, чуть лишь свежая бразда проведена,
                 Он, щедрою рукой кидая семена,
                 Властительно кричит к Юпитеру: "Послушай!
                 Не порти жатву мне ни влагою, ни сушей!
                 Не то - с Европой вновь явлюсь я, мститель твой,
                 И вновь ты склонишься мычащей головой!"

                                    388

                  Мучительная ночь! Да скоро ли заря
                  Взойдет? Скажите мне, дождусь ли утра я?
                  Подумайте, всю ночь ворочаться - как сладко!
                  Несносная тоска, истома, лихорадка!
                  Камилла! Это ты - всему виной. Ты спишь,
                  Камилла, а меня бессонницей томишь,
                  Да, ты, моя любовь; о, если б ты хотела,
                  Ночь эта для меня б, как птица, пролетела.
                  Средь сонных грез твоих душа моя, виясь,
                  Летает над тобой. Поутру пробудясь,
                  Прочтешь мои стихи - узнаешь всё, О, боги!
                  С тяжелой головой привстав в ночной тревоге,
                  Тобою полон весь, писал я; на меня
                  Смотрел унылый свет лампадного огня,
                  Когда со вздохами я слез обильных влагу
                  И душу проливал и сердце на бумагу;
                  А ты, Камилла, спишь, закрыт твой ясный взор,
                  Чрез нежных, алых уст немой полураствор
                  Струится легкий пар спокойного дыханья -
                  Пар, полный теплоты и роз благоуханья!
                  Но если ты не спишь, Камилла, и, когда
                  Мне сладость отдыха полночного чужда,
                  Ты в это время... ты - средь счастия земного
                  Преступно бодрствуешь в объятиях другого,
                  И, между тем как мне бессонница горька,
                  Ты ночь бранишь за то, что слишком коротка!..

                  О бог забвения! Приди, закрой мне очи,
                  Задерни их навек завесой смертной ночи!
                  Она теперь... с другим. Гром! Молния! Гроза!
                  О боги! Для чего вы дали мне глаза,
                  Способные судить о красоте? Напрасно
                  Вы сердце дали мне, которое не властно
                  Предохранить себя от ядовитых ран
                  И вводится легко в прельстительный обман?
                  Другая - с красотой скромнейшей - лучше любит
                  И, дорожа своим возлюбленным, не губит
                  Его так ветрено, ей можно доверять, -
                  Она любовника боится потерять
                  Затем, что ей не так легко найти другого.
                  Она верна, - пред ней соблазна рокового
                  Не ставят здесь и там; а кроткие черты,
                  Веселость, ровный нрав - замена красоты.
                  Красавица ж, когда неугомонно всюду
                  О ней шумят, кричат: "Вот красота! Вот чудо!" -
                  Готова оскорблять святыню чувства - да!
                  Она становится капризна и горда,
                  Сегодня вам она оказывает нежность,
                  А завтра - явную, обидную небрежность,
                  И коль у ней из рук иной и ускользнет -
                  Беда не велика: у ней толпа, народ.
                  Она любуется наружностью своею
                  И чувствует любовь, внушенную лишь ею.



                                 Жан Ребуль
                                 (1796-1864)

                           391. АНГЕЛ B МЛАДЕНЕЦ

                      Над колыбелью ангел ясный
                      С главой поникшею стоял,
                      И, мнилось, он свой лик прекрасный
                      В чертах младенца созерцал.

                      "Пойдем со мной, мой двойник нежный! -
                      Сказал он. - Стоит ли труда
                      Тебе вступать в сей мир мятежный!
                      Пойдем со мной - туда! туда!

                      Здесь горечь вмешана и в сладость,
                      Здесь рядом - вёдро и гроза,
                      Восторги стонут, плачет радость,
                      К улыбке примкнута слеза.

                      Здесь счастья очерки неполны,
                      Чуть свет мелькнет - ложится тень,
                      А там - блаженства хлещут волны
                      И беззакатный блещет день.

                      Там не услышишь о могилах
                      И не увидишь лютых бурь,
                      Не будешь плакать - глазок милых
                      Не притуманится лазурь.

                      Ты возлетишь со мной свободно -

                      Не нужно дел твоих судить,
                      Святому промыслу угодно
                      Тебя от жизни пощадить.

                      Пусть люди в трауре не ходят!
                      Пускай из мира суеты
                      Тебя улыбкою проводят,
                      Как встречен был улыбкой ты.

                      Другим при плаче безутешном
                      Пускай готовят гроба сень!
                      В твоем же возрасте безгрешном
                      Последний день есть лучший день".

                      И ангел, белыми крылами
                      Взмахнув, вознесся в горний свет,
                      Над колыбелью ж со слезами
                      Склонилась мать... Младенца нет...

                      Между 1842 и 1850


                                С НЕМЕЦКОГО


                              Альфред Meйcнер
                                 (1822-1885)

                                 425. ЖИЖКА
                              (Главы из поэмы)

                                 ВСТУПЛЕНИЕ

                   Поэты уверяют, - но не верьте, -
                   Что мир наш - рай, - о нет, его свежит
                   Дыханье лишь убийственное смерти,
                   А кровь людская почву нам тучнит.
                   Но что же значит это опьяненье
                   Духовное, таинственное рвенье
                   К чему-то наивысшему? Творит
                   Что нам святых и мучеников? К свету
                   Полнейшему, безмерному из тьмы
                10 Высокие порывы видим мы, -
                   Как объяснить потребность, жажду эту?
                   Что дух бодрит и в пламени костра?
                   Внушает песнь под сталью топора?
                   Бесовское ли это наважденье
                   Или души, уставшей изнывать
                   В оковах тела, мощное стремленье
                   Вещественные узы разорвать?

                   Из рода в род, от века и до века,
                   Сплошь через всю историю идет
                20 Всемирный клич, - к суду тот клич зовет
                   Всех низвергавших право человека
                   И на него свой налагавших гнет.
                   Тот клич нам слышен в стоне угнетенных,
                   Душой и телом сжатых бедняков,
                   Исходит он из нор глухих, зловонных,
                   Из мглы темниц, из ям, из-под оков;
                   Из мрачных бездн подъемлясь к высям неба,
                   Напоминать он должен богачам,
                   Что эти люди алчут, жаждут там
                30 И требуют познания и хлеба.
                   Раб внемлет кличу этому - и вот,
                   О смерти он помыслив, восстает,
                   И дух его, воспрянув, пламенеет,
                   А утеснитель внемлет - и бледнеет,
                   Хотя бы весь был плотно окружен
                   Толпой своих драбантов верных он.

                   Апостолы великого воззванья,
                   Лоскутьями плохого одеянья
                   Прикрытые, - тот нищ, убог, тот сир,
                40 Но каждый свят святынею страданья,
                   Являются из хижин в божий мир,
                   И вот они - да внемлют им народы! -
                   Пророки, провозвестники свободы!
                   В Саксонии под окнами поет
                   Духовный гимн свой юноша - и ждет,
                   Авось богач от яств обильных бросит
                   Ему кусок, которого он просит, -
                   И кто же этот юноша? - Он тот,
                   Чей гром, чья речь изверглась громовая
                50 Из Вартбурга, как с высоты Синая.
                   А тот убогий, жалкий сумасброд -
                   Жан-Жак Руссо, скитавшийся когда-то
                   Из края в край и бывший целый век
                   Беднейшим сыном Франции богатой,
                   Угас - и что же? - Этот человек,
                   Чем в мире жить - сам не имевший средства,
                   Оставил миру целому наследство -
                   Оставил революцию!

                                      Внесут
                   Учителя те в мир свое ученье -
                60 И от него, как гроздья, отпадут,
                   А виноградарь-смерть в своем давленье
                   Из них кровавый выжимает сок,
                   И станет он вином в известный срок;
                   И где терпенья истощились меры
                   И сердце жаждой знойною горит -
                   Напиток тот всем жаждущим дарит
                   Свободы хмель и упоенье веры;
                   Учителей тех кровью охмелен,
                   Встает народ и расторгает он
                70 Свой тяжкий плен, - расширив жизни сферу,
                   Он пробует и собственную веру,
                   И мощь свою - в виду тиранов злых,
                   Средь их твердынь и валов крепостных;
                   Идут бойцы в борьбу с могучей ложью
                   И падают посевом в ниву божью -
                   И фарисеи веру их тогда
                   Клеймят названьем "ересь".

                                            Ересь - да!
                   Она везде, всегда - одна и та же,
                   Хотя на разных в мире языках
                80 Звучит различно, - здесь ее монах
                   Из гроба проповедует; она же
                   На площади несется сквозь народ;
                   В церковной рясе здесь она идет,
                   Там в платье светском, - тут грозит тиарам,
                   А там - венцам; через нее Спартак
                   Рабов освобождает; "чашный стяг"
                   Она ж, святым исполненная жаром,
                   Здесь вознесла и за него стоит,
                   А там она Бастилию громит.
                90 Ее ни в чем не изменяет время.
                   Она с себя стремится сбросить гнет,
                   И если ей уж не под силу бремя -
                   Она сама на смерть в огонь идет.

                   На смерть! - В борьбе с неотразимым роком
                   Досель ярмо народы тяготит,
                   Но ты, о человечество, в жестоком
                   Стеснении поверь своим пророкам,
                   Что тайная святыня победит.
                   Лишь больно то, что будет ей уступлен
                10 Недешево победы той венец, -
                   Что каждый шаг к ней будет кровью куплен
                   Столь многих тысяч искренних сердец;
                   И ежели сперва алтарь, о братья,
                   Был кузницей к кованию цепей
                   Для наций в тьме церковного проклятья,
                   То кузнице ж к спасению людей
                   Быть алтарем священным доведется,
                   Когда в ней меч свободы откуется.
                   История смеется свысока
               110 Над бреднями поэтов и мечтами,
                   Что вечный мир сулят и сквозь века
                   В дали времен предвидят пастушка
                   С мечом, обвитым нежными цветами, -
                   Железо то, что мирно обвилось
                   Лишь в их мечтах гирляндами из роз,
                   В клинке меча с крутым его закалом, -

                   Как ни лети вперед за веком век, -
                   Останется губительным металлом.
                   Покуда ткач событий - человек
               120 И шар земной до полюсных исходов
                   Кишит людьми и жизнию народов,
                   Всё будет мир наполнен роковых,
                   Кровавых сцен, и тот же меч зловредный
                   Среди людей и всех племен земных
                   Останется великой жизни их
                   Эмблемою - увы! - веконаследной.

                   Железо! Злой, убийственный металл!
                   Меч острый! Дух земли тебя ковал
                   В той кузнице своей, в земной утробе,
               130 Где он, гнездясь, свирепо воет в злобе.
                   На память не должны ль себе привесть
                   Сулители того златого века,
                   Мечтатели те, что железо есть
                   Врожденное в крови у человека?
                   Меч - молния, которая с высот
                   Заоблачных к нам свой полет спустила
                   И на земле, оцепенев, застыла,
                   И, обратись в сталь хладную, встает,
                   Взвивается и после превращенья
               140 Вторично служит молнией для мщенья -
                   И - новая гроза в руках у нас
                   Да очищает воздух от зараз!
                   Доколе мир до полюсных исходов
                   Кишит людьми и жизнию народов,
                   Всё будет он пред ними роковых
                   Исполнен сцен - и тот же меч зловредный
                   Останется великой жизни их
                   Эмблемою - увы! - веконаследной.
                   Туда, поэт, направь свои стопы
               150 И с песнию своей иди суровой,
                   Где движутся народные толпы!
                   Там - твой шатер. Иди - с рукой, готовой
                   И меч подъять! Твоя до этих дней
                   И радостная песня отзывалась
                   Уныньем; мрачно голова венчалась
                   Твоя плющом, - и лучшею твоей
                   Сильнейшей песнью, мнимо лебединой,
                   Была та песнь, что пел в то время ты.
                   Как грезилось тебе, о сын мечты,
               160 Что ты поешь перед своей кончиной.
                   Взгляни на кровь, на раны! Битва, бой -
                   Вот истинный источник вдохновенья,
                   А не глухая тишь уединенья!
                   И ежели молчит перед тобой
                   В истории затихшая погода -
                   Тебе молчать приходится, поэт!

                   Века идут, - когда ж у их исхода
                   Раскроется последний их завет,
                   Когда пройдут как тень, как сновиденье
               170 Безумство, блажь и всякое волненье
                   И божий праздник с неба низойдет, -
                   Песнь и поэт последнюю споет.
                   Тогда как всех тревог народных волны
                   Увенчанным увидит свой порыв,
                   И наконец улягутся, безмолвны,
                   Последнюю твердыню сокрушив, -
                   Поэт и сам уснет на лоне мира
                   И замолчит его златая лира -
                   Затем что вся поэзия - лишь стон,
               180 Что жалобно по воздуху несется,
                   Иль бой орла с препонами, где он,
                   Захваченный, бьет крыльями и рвется, -

                   Иль сторожа она ночного крик,
                   Когда едва лишь утро наступает,
                   А разгорелся красный день - и вмиг
                   Поэзия бледнеет, умирает.

                   Хочу я грянуть песнью громовой,
                   В ней передать прямым сердцам германским,
                   Как на борьбу с насилием тиранским
               190 Восстал народ - весь целиком герой.
                   Не довелось ни одному народу
                   Так крепко стать за право, за свободу,
                   За мысль, за свет! Желал бы под грозой
                   Я рассказать в сопровожденье бури,
                   Как некогда с безоблачной лазури
                   На Чехию блестящий день слетел
                   И сонный мир отсюда засветлел, -
                   И может быть, те битвы и походы
                   Геройские, рассказанные мной,
               200 Германии о лозунге свободы,
                   Ей родственном, напомнят стороной.
                   Не будет ли и ей полезен мой
                   Рассказ о том, как массой совокупной
                   Народ боролся с властию преступной,
                   Поправшею народные права?

                   О бедная Германия! Разбита,
                   Средь своего болезненного быта,
                   Ты думаешь, сама полужива,
                   Что умерло старинное гусита
               210 Отечество, что Чехия мертва.
                   Изнурена сама не до того ли,
                   Что под ножом не ощущаешь боли,
                   Когда тебя разрезывают, рвут,
                   И - между тем как нации растут
                   Вокруг тебя и крепнут в новой силе -
                   Слабеешь ты и будто бы к могиле
                   Склоняешься - а Чехия мертва ль,
                   Узнаем мы, узрев тот день, ту даль,
                   Отколь лучи рассвета лишь мелькнули, -
               220 Сознай лишь то по настоящий час,
                   Что в племени мы этом почерпнули
                   Всё высшее, - всё, что бессмертно в нас!

                                СМЕРТЬ ЖИЖКИ

                   В отчаянье весь лагерь. Погибает
                   Гуситов и отец и вождь, снедает
                   Его чума. И страшно посмотреть!
                   Узнать нельзя! Тринадцатипобедный
                   Лежит, чуть дышит, искаженный, бледный,
                   И в эту ночь он должен умереть.
                   И воины, прикрыв глаза щитами,
                   Тихонько плачут горькими слезами,
                   А женщины и дети все - навзрыд,
                10 И песнь вдали церковная гудит -
                   То пастыри в сопровожденье хора
                   Поют. Увы! отца не станет скоро.
                   "Внимайте, люди! - Жижка говорит. -
                   Я отхожу, - но и в дверях могилы,
                   Когда чума мне стягивает жилы,
                   Негодованьем грудь моя горит,
                   И ненависть, и злость во мне бушуют.
                   Когда еще стоят и торжествуют
                   Твердыни многих замков и князья
                20 Коварствуют во вред народной чести,
                   Когда еще не выполнен долг мести
                   За край родной, - конец свой вижу я.

                   Исполните ж, о дети, неослушно
                   Завет отца! Моих предсмертных слов
                   Вы не должны пугаться малодушно:
                   Когда умру - наружный весь покров
                   Вы с тела Жижки мертвого сдерите -
                   И лоскут кожи этой натяните
                   На боевой гуситский барабан!
                30 От многих полученных мною ран
                   Она дырява стала, но скроится -
                   И часть ее на барабан сгодится!
                   Когда навек сам Жижка замолчит -
                   Пусть хоть его изношенная кожа,
                   Врагов воинским грохотом тревожа,
                   Победным маршем бойко вам звучит!
                   Пускай Прокоп тогда, с врагами споря,
                   Велит ударить в Жижкин барабан
                   И вас ведет - по самый берег моря -
                40 Со славою, вразрез враждебных стран!.."

                   Так он вещал в одушевленье диком, -
                   И воины с безумным воем, с криком
                   Кладут вождя великого на щит -
                   И на щите несут они героя, -
                   Как носят павших средь равнины боя,
                   И руку он к мечу еще стремит, -
                   И пурпуром своим его одела
                   Вечерняя заря в тот смертный час.
                   Все стихли. "Чаша выиграет дело!" -
                50 Воскликнул он - ив пурпуре угас.
                   Упорно _Прибыслав_ {*} в своей твердыне
                   {* Прибыслав - город, при осаде которого умер Жижка.}
                   Держался всё, теперь же, по кончине
                   Вождя, чья длань грозу ему несла,
                   Отчаянно рванулись табориты,
                   Скорбь в бешенство мгновенно перешла -
                   И укрепленья рухнули, разбиты,
                   И город весь - лишь грудой праха стал;
                   А в пламени, что ярко воспылал
                   Над этою развалиной печальной,
                60 В честь Жижки вспыхнул факел погребальный.

                                   ЗАВОЙ

                   Битвы отгремевшей страшную картину
                   Озаряет месяц бледными лучами,
                   Тихо свет свой грустный льет он на равнину,
                   Устланную вроссыпь мертвыми телами.

                   На скале репейник жмется. Хороводом
                   Издали несутся облаков громады.
                   В воздухе повиснул под небесным сводом
                   Коршун, наподобье храмовой лампады.

                   Сел Завой на камень, и в земле уступы
                   Он своей секирой вырубает, сидя,
                   И по тем насечкам всё считает трупы.
                   Утомившись счетом и конца не видя,

                   "Вот, - он размышляет, - нового ученья
                   Сколько жертв напрасных! Не сочтешь ведь - сколько!
                   С целым миром бились эти ополченья,
                   А остались прахом на земле - и только.

                   Вот, глядишь, и коршун вьется плотоядный!
                   Дух святой ужели эдак обновился
                   И, усвоив хищность птицы кровожадной,
                   В новом виде миру коршуном явился?

                   О, взгляни, сын божий, долу с выси крестной!
                   Искупитель мира! Это ль искупленье?
                   Это пламя - тот ли огнь любви небесной,
                   Что завещан людям был в твоем ученье?

                   Не в твое ли имя дольний мир устроил
                   Оргии убийства? С дикою любовью,
                   Мнится, сердце тигра этот мир усвоил,
                   Охмелев твоею до безумья кровью.

                   Кто же в том виновен? О, распятый! ты ли?
                   Нет, - на тех да ляжет тяжкий груз проклятий,
                   Что пришли в мир после и твоим стеснили
                   Именем священным миллионы братии!

                   Хоть свободы лозунг деспотизма силе
                   Уступил и стихнул при неравном бое,
                   Жив, не обречен он - лозунг тот - могиле, -
                   Он пойдет, - возьмет он знамя лишь другое.

                   Есть бог жизни нашей, бог судьбы народов, -
                   Перед ним бессильны все цари вселенной,
                   Громы все ничтожны войн их и походов,
                   Глас его звучнее их трубы военной.

                   Дух свободы! Двигнись! Ты прижат, унижен.
                   Ополчись к разгрому замков самовластных!
                   И неси до самых отдаленных хижин
                   Лозунг свой в утеху бедных и несчастных!

                   Чехия! Мертва ты, но твой прах хранится,
                   Как заряд в орудье: из жерла изринет
                   Бомбу он - и целый мир воспламенится
                   И пожаром общим против Рима хлынет.

                   Чехи! Мукам вашим нет под гнетом меры,
                   Но вы - гроздья, чехи, - пусть проходят годы!
                   После гнета жизни и броженья веры
                   Отстоится добрый, крепкий хмель свободы.

                   Ваша смерть, герои, нового ученья
                   Льет нам свет отрадный. На пути высоком
                   Вы и самой смертью, под венцом мученья,
                   Для других народов служите уроком.

                   Как, нажав средь битвы грудь врага коленом,
                   Воин смерть не разом павшему наносит,
                   Но глядит и медлит, - сдавлен тяжким пленом,
                   Может быть, пощады гибнущий попросит, -

                   Так нависли грозно вражеские взгляды
                   Над тобою, край мой, Чехия родная;
                   Смотрит враг и медлит... Не проси пощады!
                   Мученицей гибни, свято умирая!"

                                 ЗАКЛЮЧЕНИЕ

                   Песнь кончена, последний замер звук -
                   И лира, выпав у меня из рук,
                   Разбилась в прах. Светильника ночного
                   Луч меркнет, - не зажгу его я снова!
                   Песнь кончена. Сижу, чело склоня,
                   В груди ж моей - гроза, в ней буря взвыла, -
                   О Жижке песнь, как дикий конь, меня
                   Помчала вдруг - и сердце мне разбила.

                   С высоких скал, где ели наросли,
                10 Смотрю я вниз на щедрый пух земли,
                   Как встарь смотрел, - на нивы, на посевы, -
                   Зарей слегка румянится восток;
                   По-старому реки волшебный ток,
                   Опять ведет шумливые напевы.
                   Вперяю взор в далекий сумрак я,
                   В глушь темную... И это - ты, немая,
                   Бездомная отчизна, мать моя?
                   О Чехия - страна моя родная!
                   Я весь дрожу - и через влагу слез
                20 Гляжу кругом, росу с своих волос
                   Холодную рукою отирая,
                   С невыразимым чувством вдаль гляжу, -
                   И, кажется, средь траурного хода
                   На гробовых носилках я сижу
                   В день похорон великого народа.

                   Великого! - Ты не поймешь, чужак,
                   Слегка лишь песни эти пробегая,
                   Как был велик народ тот встарь и как
                   Был добр и свят он, в муках умирая,
                30 На языке людей и слов тех нет,
                   В которых мог бы выразить поэт,
                   Как ты страдал, о Чех прямой и честный,
                   И как в те дни, когда весь мир окрестный
                   Дремал во тьме, отстаивал ты свет.
                   Поймет лишь тот, кто здесь рожден и вырос,
                   На этой почве кто успел созреть,
                   И рад бы он лететь туда - на клирос
                   Той древности, и тот хорал запеть!

                   Впервые здесь явился светоч ясный,
                40 Здесь вспыхнул он на алтаре земли, -
                   И от костра, где Гус горел несчастный,
                   Сам Лютер, Гуттен факел свой зажгли.
                   А лозунг тот, что мир волнует целый
                   Досель еще, - и вечно жив для нас!..
                   Не здесь ли тот свободы лозунг смелый
                   Измолвлен был, услышан в первый раз -
                   И на борьбу неслыханную двигнул
                   Весь край? Боец хоть цели не достигнул
                   И лозунг тот подавлен, заглушён -
                50 Он и сквозь гнет идет из рода в роды
                   И, знаменем иным лишь осенен,
                   Всё веет нам предвкусием свободы.

                   "Всем - чаша!" - здесь воззванье истекло,
                   Отсюда громовое это слово
                   В историю всемирную вошло
                   И в наши дни всех деспотов готово
                   Призвать на суд из всех подлунных стран,
                   Отсюда Жижкин звучный барабан
                   Внес в мир его. Семь лет упорно бился
                60 Потом Прокоп, и гром тот разносился
                   Всё далее. Бесплодна ль та борьба?
                   Нет, - слово то лишь грянет благодатно -
                   И - глядь! - герой возникнул из раба,
                   И, хоть оно звучит полупонятно,
                   Весь дольний мир одушевлен был им, -
                   "Всем - чаша!" - не с одною только кровью
                   Христовою, но чаша и с живым
                   Разумным светом, с жизнию, с любовью!
                   И этот край кладбищем стал, где льет
                70 Порой слезу лишь тучка мимоходом,
                   Став для души темничным мрачным сводом,
                   Заклятья где таинственного гнет
                   Ее сильней всё и сильнее жмет!
                   И этот край стал краем глаз безвзорных,
                   Ртов сомкнутых, сердец крепкозатворных,
                   Где взгляд ребенка тьмится уж тоской,
                   А юноша - изогнут над клюкой,
                   Где светлый дух - орел, сидящий в клетке, -
                   Здесь в лица поселян вросли отметки
                80 Той старины страдальческой, - она
                   В приемах их, в движениях видна;
                   Все их черты без слов здесь молча громки
                   И послужить историку б могли,
                   Как ржавого оружия обломки,
                   Изъятые из темных недр земли.

                   Край Гуса, но - досель попами полный!
                   Край Жижки, но - всё сжатый, всё безмолвный!
                   Край, где кипели жизнь, народ, война
                   И где теперь лишь смерть водворена!
                90 Но тут не всё! Пусть это так! Народы,
                   Переживая разные невзгоды,
                   Живут и на могилах, где зерно
                   Грядущей жизни, света и свободы
                   Как в житнице творца сбережено, -
                   Верх горя - в том, что смутные понятья
                   Народные пугаются проклятья,
                   Лежащего меж листьями венцов
                   На именах бессмертных мертвецов,
                   Так доблестно боровшихся с тиранством,
               100 И что народ, поповским шарлатанством
                   Обманутый, в течение веков
                   Всё видит в тех мужах еретиков
                   И их дела считает окаянством.

                   Вот земледелец вечерком свой плуг
                   Ведет, взрывая землю им, - и вдруг
                   Остановился, падшего героя
                   Случайно вырыв из земли скелет -
                   Скелет того, кто лег здесь жертвой боя
                   В борьбе за вольность, за права, за свет,
               110 Кто наконец последним оставался,
                   С кем целый род геройский тот скончался, -
                   И вот - где прежде старый таборит
                   В разгаре битвы, средь войны кровавой
                   Отстаивал рабов несчастных право -
                   Подплужный грунт всё барщиною взрыт, -
                   А жаворонок тут же вверх летит
                   И песнь поет средь вольного круженья, -
                   О господи! Довольно поношенья!

                   О таборит! Названье "сироты"
               120 Меж земляков недаром принял ты
                   Средь благородной гробовой печали,
                   Когда тебя тот муж огня и стали
                   Покинул здесь, объят кончины тьмой,
                   Когда твой Жижка съеден был чумой;
                   Без крова, ты готов идти был биться,
                   Пока во прах вконец не истребится
                   Проклятье рабства и пока весь мир -
                   Сей рабствующий мир многонародный -
                   Не съединится верою свободной
               130 По всей земле в общенародный клир.
                   Вотще! бойцом с смертельной раной в теле,
                   Несущим весть о выигранном деле,
                   Ты с вестью шел, что мир освобожден, -
                   И - глядь! - во мрак сам вестник погружен!

                   И длится это дело так! Восходит
                   Для тех и этих лучшая звезда,
                   А Чех досель всё "сиротою" бродит;
                   Дух прошлого ему лишь иногда
                   Мелькает вскользь. Он отказать в приеме
               140 Чужим - не смей! Те в дом его идут,
                   Хозяйничают в нем, едят и пьют,
                   А он - рабом в своем остался доме!
                   Последнего наследства своего
                   Лишен бедняк, глумятся над гонимым,
                   Отняв святое право у него
                   И говорить на языке родимом.
                   Один лишь клад успел он уберечь,
                   Как на гнилой стене старинный меч,
                   Что в память дней минувших бережется, -
               150 И это песня, - в хижинах поется
                   Она досель, сердечно и тепло
                   Давая знать: "Всё кончено, прошло!"

                   Навеки ль всё прошло? И никогда ты
                   Не вспрянешь, о народ смертельно сжатый?
                   Совсем ли твой разбит могучий челн
                   Неукротимой яростию волн?
                   Взгляни! Вокруг - проснулось всё живое,
                   Глаза открылись, утро золотое
                   Весеннее увидел божий мир, -
               160 А ты один нейдешь на вешний пир!
                   На западе, на севере - движенье,
                   Везде... но нет! Мне тяжкое сомненье
                   Внушает твой безрадостный удел, -
                   Нет, - никакой народ, в своем крушенье
                   Перетерпев, что ты перетерпел,
                   И омертвев, не мог бы возродиться
                   И к бодрой, полной жизни пробудиться!

                   Я исшагал весь край с конца в конец,
                   Повсюду напрягая слух и взоры,
               170 Изведал я его леса и горы;
                   Казавшихся уж мертвыми сердец
                   Прислушивался к слабому я звуку,
                   Накладывал пытательную руку
                   На каждый холм, на гребни хладных скал,
                   На камни все и пульса в них искал, -
                   Есть в уголках минувшего остаток,
                   Есть кое-где грядущего задаток, -
                   Порой, как бы проснувшись невзначай,
                   Вперяет взор свой в небо бедный край,
               180 Но свежей жизни к поприщу земному
                   Удастся ль встать отчаянно больному?
                   Он мечется и словно хочет встать, -
                   Но - к лучшему ли это всё? - Как знать?

                   Но - знаю я, что день еще проглянет,
                   Придет пора, где этот край восстанет
                   В последний раз на трудную борьбу.
                   То будет крайним опытом изъятья
                   Его сынов из-под оков заклятья,
                   Гнетущего так тяжко их судьбу, -
               190 И как бокал, где жгучего напитка,
                   Через края вздымаясь, пена бьет,
                   Страданием и горем будет тот
                   Великий день исполнен до избытка,
                   И разрешит борения успех,
                   Кто здесь хозяин - немец или чех.
                   Но для чего мне знать, какое племя
                   Одержит верх? Чем будет решено?
                   Я рад тому, что прах мой в это время
                   В могиле будет отдыхать давно.

               200 Певец свободы - хоть по родословью
                   Проникнутый насквозь немецкой кровью -
                   Был верным сыном Чехии вполне
                   И всё стоял на слабой стороне -
                   На стороне страдальцев, жертв могильных, -
                   И как бы вдруг на стороне он сильных
                   Явился там?.. Здесь лозунгом была
                   Ему "святая правда", в бой вела
                   Его она, а там - в победном строе -
                   Он должен был бы поражать родное
               210 Ему теперь, - душа б изнемогла!
                   И, чтоб себя меж двух огней не ставить,
                   Пришлось бы меч на грудь себе направить,
                   Когда б в бою с враждебных двух сторон -
                   И там и здесь увидел братьев он!

                   Жаль, больно жаль, что жертвы так велики,
                   Что через кровь бывает лишь дана
                   Та истина, которую владыки
                   Позабывают часто так. Она
                   Вещает нам, что уважаться строго
               220 Народность в мире каждая должна,
                   Как таинство неведомого бога.
                   Не избежит от кары ни один
                   Ее влекущий в рабство властелин,
                   И никогда так страшно кровь не льется,
                   Как тут, - всех язв нельзя исчесть!
                   Тут без конца с враждой передается
                   Из века в век наследственная месть.

                   А там опять несчастного народа
                   С слезами вместе хлынувшая кровь
               230 Пройдет, уймется, - мир настанет вновь,
                   Как после бури тихая погода, -
                   И вновь, когда вечерний полусвет
                   Расстелется, поселянин за плугом,
                   Быть может, остановится с испугом,
                   Случайно вырыв из земли скелет,
                   И - где сверкали молнии сраженья,
                   Вновь жаворонок выпорхнет, взлетит
                   И радостною песнью средь круженья
                   "Как благодатен вечер!" - зазвенит.

               240 Но наконец дождется мир до всхода
                   Такого дня, где все сознают въявь,
                   Что цель, что верх истории - свобода,
                   А пастырь мира - смысл народных прав.
                   Тогда-то нива, что теперь подножьем
                   Нередко служит воинства коням,
                   Святыней будет, станет храмом божьим!
                   Конец - твердыням, замкам, крепостям!
                   Конец убийству и безумно злобной -
                   На брата брат - борьбе междоусобной!
               250 Составят круг тогда одной семьи,
                   Рука с рукой, народы, восседая
                   За трапезой, - и чаша круговая
                   Вновь явится им чашею любви!

                   <1867>


                               С ВЕНГЕРСКОГО

                               Шандор Петефи
                                 (1823-1849)

                                    426

                        Как мир велик наш, так мала
                        Голубка, ты, что мне мила,
                        Но - будь моя, голубки белой
                        Я б и за мир не отдал целый.

                        Ты - день, я - ночь, я весь - в нее,
                        Но сердце темное мое
                        Когда б с твоим соединилось, -
                        Заря какая бы явилась!

                        Склони глаза, - от их огня
                        Сгорю я, ты сожжешь меня!
                        Но - ты бежишь... Ах, будь добрее!
                        Постой!.. Сожги меня скорее!

                        <1867>


                                    427

                      Вдруг - я в кухне... Кто б открыл,
                      Для чего? Во рту дымилась
                      Трубка, я бы закурил,
                      Но она и так курилась.

                      Для чего ж я шел сюда -
                      В кухню? Кто бы мне ответил?
                      Сам скажу: я в ней тогда
                      Прелесть-девушку подметил.

                      Та огонь развесть сильней
                      Тут старалась, угли рдели;
                      Между тем глаза у ней
                      Ярче углей пламенели.

                      Как взглянула на меня...
                      Молвить - слов бы недостало...
                      Глядь, - уж в трубке нет огня,
                      Сердце ж так и запылало!

                      <1867>


                                    428

                        Я иду селом меж хат,
                        Скрипки вслед за мной гудят,
                        Вот вино вам, - пей, прошу,
                        Сам отчаянно пляшу.

                        Заунывную, цыган!
                        Плакать дай мне! С горя - пьян!
                        Под окном тем - вновь плясать -
                        Грянь веселую опять!

                        Там есть звездочка одна,
                        Да изменчива она, -
                        Для меня свой свет затмит
                        И другим тогда блестит.

                        Вот - окно! Цыган! Греми!
                        Веселее, черт возьми!
                        Пусть не видит, как мое
                        Сердце рвется от нее!

                        <1867>


                                    429

                  Я хотел бы бросить этот шумный свет,
                  Где всё - пятна, света ж истинного нет;
                  Скрылся бы охотно я в такой глуши,
                  Где из всех живущих нету ни души,
                  Где б я слышал только шелест ветерка,
                  Слушал бы, как плещет и шумит река,
                  Распевают птички, - всё б смотреть готов,
                  Как летают груды вольных облаков,
                  Как свершает солнце всход свой и закат, -
                  С ним и закатиться б вместе я был рад!

                  <1867>


                                    430

                  Что слава? - Радуга, где солнца луч, в откос
                  Порою падая, дробится в каплях слез.

                  <1867>

                                    431

                    Страданье - океан без берега и дна,
                    А радость - в нем жемчужинка одна, -
                    Ты с ней лишь вынырнул не с должною сноровкой -
                    Она уж хрупнула в руке твоей неловкой.

                    <1867>


                                    432

             Наши надежды как птички взлетают высоко,
             Но как взлетят они дерзко под самый престол
             Туч громоносных - в пространство - далеко, далеко,
             Где удержаться едва успевает орел, -
             Грозный охотник - действительность - в них направляет
             Выстрел... Нет цели столь дальней, куда б не хватил
             Сильный заряд его... Он приложился - стреляет...
             Птички упали, - стрелок их убил.

             <1867>


                                    433

                Огонь моей свечи то вспыхнет, то притьмится.
                              Один я в тишине
                Брожу по комнате, во рту чубук дымится;
                Картины прошлого предстали снова мне, -
                           Курю, шагаю я, шагаю,
                   Клубится дым, блуждает мысль моя;
                Тень дыма по стене проходит, замечаю, -
                           О дружбе размышляю я.

                <1867>



                                 ПРИМЕЧАНИЯ

     Творческий путь Бенедиктова продолжался более сорока лет {Нам  известна
лишь одна публикация Бенедиктова до сборника  1835  г.  -  стихотворение  "К
сослуживцу",  напечатанное  в   "Литературных   прибавлениях   к   "Русскому
инвалиду"" (1832, ? 5, 16 января) за подписью "В. Б-в".}. В 1835 г. вышла  в
свет первая книга его стихов, которая была переиздана в 1836 г.  В  1838  г.
появилась вторая книга, а в 1842 г. третье издание первого сборника. В  1856
г. "Стихотворения"  Бенедиктова  были  изданы  в  трех  томах,  охватывавших
соответственно периоды 1835-1842 гг., 1842-1850 гг., 1850-1856 гг.  1857  г.
датирован дополнительный к изданию  1856  г.  том  "Новые  стихотворения  В.
Бенедиктова", имеющий указанные автором хронологические рамки: 1856-1858 гг.
Незадолго до смерти поэт подготовил к печати большой  сборник,  составленный
из печатавшихся  в  периодике,  альманахах  и  сборниках  после  1857  г.  и
неопубликованных стихотворений. В 1883-1884 гг. Я. П. Полонский с  издателем
М. О. Вольфом выпустил "Стихотворения" Бенедиктова в трех томах, где  третий
том составлен из стихотворений сборника 1857  г.  и  слегка  измененного  по
составу и композиции сборника, подготовленного автором  в  конце  жизни.  Из
большой тетради этого рукописного сборника  в  настоящее  время  сохранились
лишь "Содержание" и  несколько  стихотворений,  не  включенных  Полонским  в
издание 1883-1884 гг. (ГПБ). Есть основания думать,  что  Полонский  подверг
последний авторизованный сборник  существенной  правке;  во  всяком  случае,
многие стихотворения сильно отличаются от прижизненных публикаций и  текстов
дошедших до нас автографов.  В  1901  г.  в  Москве  была  издана  небольшая
книжечка "Стихотворений", а в 1902 г. "вольфовское" собрание было переиздано
(чрезвычайно небрежно) в двух томах "Сочинений" Бенедиктова.
     Научное издание поэзии Бенедиктова связано с именем Л. Я.  Гинзбург.  В
1937 г. она издала томик стихотворений Бенедиктова в Малой серии "Библиотеки
поэта", а в 1939 г. - первое научное комментированное издание его  стихов  в
Большой серии "Библиотеки поэта", включавшее  более  200  оригинальных  и  8
переводных произведений.
     Посмертное  издание  1883-1884  гг.  является  наиболее  полным  сводом
стихотворений Бенедиктова, включавшихся в авторизованные собрания  сочинений
поэта. Автор не включал в сборники, а порой просто забывал стихи, написанные
"на случай" (юбилейные,  альбомные,  стихотворные  послания),  произведения,
печатавшиеся  в  многочисленных   периодических   изданиях,   альманахах   и
коллективных сборниках. Ряд произведений Бенедиктова,  остававшихся  до  сих
пор неизвестными, был не допущен к печати  цензурным  ведомством;  некоторые
опубликованные  в  разных  изданиях  стихотворения  носят  следы  цензурного
вмешательства, не устраненные в названных посмертных изданиях.
     Подготовленное на основе прижизненных изданий, сборника  Большой  серии
"Библиотеки поэта" 1939 г. и работ Л. Я. Гинзбург, Р. Б.  Заборовой,  А.  А.
Илюшина и других исследователей {Гинзбург Лидия, Пушкин и  Бенедиктов.  -  В
кн.: "Пушкин. Временник 2", М.-Л., 1936, с. 148-182; Она же, О  лирике,  2-е
изд., Л., 1974, с. 103-126; Заборова Р.,  О  переводах  стихотворений  Адама
Мицкевича (Из архивных разысканий). - Рус. лит.,  1966,  ?  4,  с.  138-144;
Илюшин А. А., Бенедиктов - переводчик Мицкевича. - В  кн.:  "Польско-русские
литературные связи", М., 1970, с. 234-250; Мельгунов Б. В., Из  поэтического
наследия В. Г. Бенедиктова. - "Русская литература", 1982, ? 3, с. 164-172.},
настоящее издание является наиболее полным научно  подготовленным  собранием
стихотворений Бенедиктова. В процессе подготовки проведена сплошная проверка
текстов  по  всем  прижизненным  изданиям  стихотворений  поэта,   отдельным
публикациям и сохранившимся рукописным источникам. Существенную  помощь  для
определения  основного  текста  произведений  дало   изучение   в   процессе
подготовки  издания  эпистолярного  наследия  Бенедиктова  и  переписки  его
современников,  материалов  Цензурного   комитета   и   других   документов,
хранящихся в различных архивах нашей страны.
     Не опубликованная до настоящего издания рукописная  часть  поэтического
наследия  Бенедиктова  (в  автографах,  корректурах,  авторитетных  списках)
составляет    около    пятидесяти    оригинальных    произведений    разного
художественного достоинства. Она входит, вместе с автографами опубликованных
произведений  Бенедиктова,  в  основном  в  собрания  автографов  и   других
источников  из  архива  поэта,   рассредоточенных   в   четырех   крупнейших
архивохранилищах страны: в Отделах рукописей Государственной библиотеки СССР
им. В. И. Ленина (Москва), Государственной публичной библиотеки  им.  М.  Е.
Салтыкова-Щедрина  (Ленинград),   в   Центральном   государственном   архиве
литературы и искусства (Москва) и Институте русской  литературы  (Пушкинский
Дом) АН СССР (Ленинград). Примерно половина  всех  сохранившихся  автографов
Бенедиктова  (оригинальные  произведения)  находится  в   Пушкинском   Доме.
Сохранившиеся автографы и другие авторитетные источники  текстов  относятся,
как правило, к позднему периоду творчества Бенедиктова (1850-1860-е гг.).
     В результате  сопоставления  всех  рукописных,  печатных  источников  и
документов Цензурного комитета в настоящем издании восстановлены  цензурные,
автоцензурные изъятия и искажения. Фронтальная сверка всех  источников  дала
возможность  устранить   типографские   опечатки   предшествующих   изданий,
установить  и  уточнить  даты   написания   ряда   стихотворений,   ошибочно
датированных и не датированных самим автором.
     Дошедшие  до  нас  автографы  Бенедиктова  (в  подавляющем  большинстве
беловые копии, наборные рукописи, альбомные записи) не дают представления  о
работе автора над  совершенствованием  текстов  произведений.  Сопоставление
печатных текстов изданий разных лет убеждает  в  том,  что  при  переиздании
стихотворений (как авторских сборников, так и отдельных произведений - через
много лет  или  через  несколько  месяцев)  поэт  нередко  коренным  образом
перерабатывал произведение. Под тем же названием и на тот же сюжет  писалось
другое стихотворение, в другом стихотворном размере и другого  объема;  одно
стихотворение  разделялось  на  два  самостоятельных;  изменялись   названия
(иногда по нескольку раз) и вносились существенные поправки и  дополнения  в
текст, вносилась стилистическая правка с учетом  пожеланий  критиков  или  в
связи с изменившимися эстетическими взглядами автора и т. д.
     Эти   особенности   творческой   работы    Бенедиктова    обусловливают
необходимость введения в  настоящем  издании  специального  раздела  "Другие
редакции и варианты", хотя бы частично позволяющего  ознакомить  читателя  с
творческой историей  бенедиктовских  стихотворений.  В  тех  случаях,  когда
стихотворение имеет другую редакцию, приводимую в  соответствующем  разделе,
около порядкового номера примечания ставится звездочка.
     В настоящем издании принимается  хронологический  принцип  расположения
материала. Исключение  составляют  стихотворные  циклы,  образованные  самим
автором,   которым   отведено   место,   соответствующее   дате   позднейших
произведений цикла. В книгу не  включаются  произведения  (печатавшиеся  или
оставшиеся неопубликованными) одического характера,  дружеские  стихотворные
послания, шуточные, юбилейные произведения, стихи, написанные  "на  случай",
не представляющие художественного и исторического интереса. Из стихотворений
такого  рода  отобраны  и  помещены  в  настоящем  издании   лишь   наиболее
характерные и значимые произведения. Не включаются также в настоящее издание
стихотворения,  приписываемые  Бенедиктову  без  достаточной   аргументации.
Имеется, например, указание И. Г. Ямпольского, опирающегося на свидетельства
П. И. Пашино и П. А. Ефремова, о принадлежности  Бенедиктову  стихотворений,
печатавшихся  в  "Искре"  1859-1860  гг.  с  подписью   "Пр.   Вознесенский"
(Ямпольский И., Сатирическая журналистика 1860-х годов. Журнал революционной
сатиры "Искра" (1859-1873), М., 1964,  с.  546).  Однако  ни  одно  из  этих
юмористических стихотворений не  вошло  ни  в  упоминавшийся  выше  сборник,
подготовленный автором незадолго до смерти (ГПБ), ни  в  посмертное  издание
1883-1884 гг. До сих пор не известен ни один  бенедиктовский  автограф  этих
стихотворений, нет других свидетельств Бенедиктова о принадлежности ему этих
произведений.
     Бенедиктов был одним из крупнейших поэтов-переводчиков своего  времени.
Эта часть его творческого  наследия  огромна  и  лишь  частично  может  быть
отражена в настоящем издании.  Достаточно  широко  представив  переводческие
интересы Бенедиктова-лирика, мы  оставляем  за  пределами  издания  переводы
Бенедиктова, лишь частично известные в литературе, эпических и драматических
произведений Байрона, Гете, Дюма-сына, Корнеля, Мицкевича.
     Значительную   трудность   при   издании   стихотворений    Бенедиктова
представляет проблема установления  текста  и  периодизации  творчества.  Ее
приходится решать на основе изучения эволюции  творческого  пути  поэта,  на
которой необходимо остановиться специально.
     Бенедиктов начинал (и пока остается не только в читательском,  но  и  в
исследовательском  восприятии)  как  поэт  ярко  выраженного  романтического
направления.  "Романтический"  период  творчества   Бенедиктова   охватывает
1830-1840-е гг. - время его наибольшей популярности. После третьего  издания
стихотворений Бенедиктова в 1842  г.  и  статьи  Белинского  об  этой  книге
литературная  продуктивность  поэта  значительно  снижается.  На  протяжении
одиннадцати лет (1843-1853 гг.) Бенедиктов печатал в периодических  изданиях
по одному-два случайных  стихотворения  в  год,  а  в  1850-1852  гг.  -  не
напечатал ни  одного.  Однако  это  не  означало,  что  в  указанный  период
приостановилась творческая деятельность поэта. В трехтомнике 1856  г.  стихи
1842-1855 гг. занимают два последних тома. Уже в  самом  начале  1850-х  гг.
Бенедиктовым создан  ряд  стихотворений,  свидетельствующих  о  существенных
изменениях в общественной позиции и в творческом методе автора "Кудрей". Это
и новые, ранее чуждые Бенедиктову, черты его поэзии -  политическая  сатира,
гражданские  и  патриотические  мотивы,  бытовые  детали  и  коллизии.   Эти
изменения (см. стихотворения "Современный гений", "Три власти Рима", "Ф.  Н.
Глинке",  "Та  ли  это?",  "Человек"),  несомненно,   связаны   с   кризисом
общественного сознания в  конце  николаевского  царствования,  с  важнейшими
политическими событиями в Европе и в самой России.
     Возвращение Бенедиктова в  литературу  ознаменовалось  его  программным
произведением "К моей Музе", напечатанным в июльском номере "Библиотеки  для
чтения" за 1854 г., а с 1855 г. поэт возобновляет активное сотрудничество  в
журналах,  сборниках,  альманахах.  Пора  молчания  Бенедиктова  (она  почти
целиком падает на период так называемого "мрачного семилетия") обусловлена в
значительной мере тем, что с  1847  по  1853  г.  журналы  вообще  перестали
печатать стихи. Вместе с тем в эту пору  быстро  завоевывает  господствующее
положение  в  литературе   реалистический   метод   ("натуральная   школа"),
развивающий по преимуществу прозаические жанры.
     Середина 1850-х гг. - время стремительного перерождения "поэта  кудрей"
в гражданского поэта-"обличителя", все более тяготеющего  к  реалистическому
методу.  Гражданская  поэзия  Бенедиктова   возникла   на   волне   массовой
официально-патриотической  литературы,  выросшей  в  годы   Крымской   войны
1853-1856 гг., и развивалась далее  под  возрастающим  влиянием  натуральной
школы и сатирической журналистики 1860-х гг.
     Указанные обстоятельства служат основанием для определения (с некоторой
долей условности)  начала  второго,  "реалистического",  периода  творчества
Бенедиктова в 1851 г.
     Этим поворотом обусловлена в целом неудачная (хотя и не без исключений)
попытка Бенедиктова переделать для издания 1856 г. свои стихи 1830-х  гг.  в
соответствии с новыми требованиями  и  изменением  собственных  эстетических
взглядов.  В  отличие  от  первого,  "романтического",  периода,  именно   в
1850-1860-х гг. - "Бенедиктов систематически перерабатывает как старые,  так
и новые свои стихи при каждой их перепечатке.
     Учитывая эти обстоятельства, в настоящем  издании  принимается  принцип
определения основного текста бенедиктовских стихотворений,  предложенный  Л.
Я. Гинзбург (издание 1939 г.): стихотворения каждого из  названных  периодов
печатаются в хронологическом порядке по последней редакции в пределах одного
периода. Исключение  составляют  ранние  стихотворения,  не  публиковавшиеся
автором до издания 1856 г. Они печатаются по позднейшей  редакции.  Наиболее
существенные варианты и другие редакции помещаются в соответствующем разделе
тома.
     Даты  первой  публикации  или  год,  не   позднее   которого   написано
стихотворение, заключены в угловые скобки; предположительные  даты  отмечены
вопросительным знаком. Исходными данными для датировки текстов могут служить
даты выхода изданий, в которых они  публиковались,  в  том  числе  цензурные
разрешения,  приводимые  в  примечаниях.  Стихотворения  с  неустановленными
датами,  вошедшие  в  трехтомник  1856  г.,   снабжаются   крайними   датами
соответствующего тома, обозначенными автором на титульном листе:  1835-1842,
1842-1850,  1850-1856.   Стихотворения   с   неустановленными   датами,   не
печатавшиеся при жизни автора, помещаются в конце второго  раздела  без  дат
под текстом. Стихотворения, объемом превышающие 50 строк и не разделенные на
строфы, снабжены строчной нумерацией.
     В "Примечаниях" приводятся необходимые историко-литературные сведения о
каждом произведении,  кратко  характеризуется  его  творческая  и  цензурная
история. В библиографической части примечаний вслед  за  порядковым  номером
произведения  указывается  его  первая  публикация,  затем  (через  точку  с
запятой) последующие ступени изменения текста и (после точки)  источник,  по
которому печатается данное произведение, выделенный формулой "Печ. по...".
     Ссылка на первую публикацию без дальнейшего указания на источник текста
означает, что произведение печатается по  первой  публикации,  так  как  его
текст не перепечатывался более или перепечатывался  без  изменений.  Простые
перепечатки текста (в том числе и  отдельные  издания)  в  библиографическую
справку не включаются. Целый ряд произведений Бенедиктова при жизни  автора,
зачастую  без  его   ведома,   перепечатывался   (нередко   с   искажениями,
сокращениями, изменениями названий) в  хрестоматиях,  книгах  для  народного
чтения и сборниках стихов,  предназначавшихся  для  исполнения  на  эстраде.
Сведения об этих публикациях  в  библиографической  справке  не  приводятся.
Также не  сообщаются  в  примечаниях  данные  о  музыкальных  произведениях,
написанных на слова  Бенедиктова.  Они  имеются  в  справочнике  Г.  Иванова
"Русская поэзия в отечественной музыке (до 1917 г.)", вып. 1, М., 1966.
     Орфография и пунктуация текстов  приближены  к  современным.  Сохранены
только те индивидуальные и исторические особенности написания, которые имеют
значение для произношения слов, ритма и интонации стихов.
     Список  стихотворений,  не  включенных  в  издание,  с  их  источниками
прилагается в конце примечаний.

                Условные сокращения, принятые в примечаниях

     БдЧ - журнал "Библиотека для чтения".
     Белинский - Белинский В. Г., Полн. собр. соч. в 13-ти т., М, 1953-1959.
     Быкова  -  Быкова  В.  П.,  Записки  старой  смолянки   (Императорского
Воспитательного общества благородных девиц). 1838-1878, ч 1 СПб.,  1898;  ч.
2, СПб., 1899.
     В - журнал "Век".
     Вацуро - Вацуро В. Э., Комментарий к стихотворениям сборника  "Мечты  и
звуки" в изд.: Некрасов Н. А., Полн. собр. соч и писем, т. 1, Л., 1981.
     ГБЛ - Рукописный отдел Государственной библиотеки СССР им. В. И. Ленина
(Москва).
     ГПБ - Рукописный отдел Государственной публичной библиотеки им.  М.  Е.
Салтыкова-Щедрина (Ленинград).
     Добролюбов - Добролюбов Н. А., Собр. соч. в 9-ти т., М.-Л., 1961-1964.
     др. ред. - другая редакция.
     ЖМНП - "Журнал Министерства народного просвещения".
     И - журнал "Искра".
     Ил - журнал "Иллюстрация".
     ИРЛИ - Рукописный отдел Института русской литературы  (Пушкинский  Дом)
АН СССР.
     К - "Киевлянин. Книга 1 на 1840 год", Киев,  1840  (ц.  р.  12  февраля
1840).
     КРЖ - сб. "Картины русской живописи", СПб.,  1846  (ц.  р.  18  октября
1846).
     ЛБ - журнал "Литературная библиотека".
     ЛГ - "Литературная газета".
     ЛПРИ - "Литературные прибавления к "Русскому инвалиду"".
     ЛСШ - Лирические стихотворения  Шиллера  в  переводах  русских  поэтов,
СПб., 1857..
     М - журнал "Москвитянин".
     Мет - альманах "Метеор на 1845 год". СПб., 1845 (ц. р. 8 апреля 1845).
     Мицкевич - Мицкевич Адам, Соч. в 2-х т., СПб.-М., 1882-1883.
     МН - журнал "Московский наблюдатель".
     НА - "Невский альманах на 1847 и 1848 годы", вып. 1, СПб., 1847 (ц.  р.
5 сентября 1846).
     Некрасов - Некрасов Н. А., Полн. собр. соч. и писем  в  12-ти  т.,  М.,
1948-1953.
     ОА 1839 - "Одесский альманах на 1839 год" (ц. р. 31 декабря 1838).
     ОА 1840 - "Одесский альманах на 1840 год" (ц. р. 22 декабря. 1839).
     ОбВ - журнал "Общезанимательный вестник".
     ОВ - альманах "Осенний вечер", СПб., 1835 (ц. р. 28 сентября 1835).
     ОЗ - журнал "Отечественные записки".
     П - журнал "Пантеон русского и всех европейских театров".
     ПС - "Поэзия славян. Сборник лучших поэтических произведений славянских
народов в переводах русских писателей. Под ред. Н. В. Гербеля", СПб., 1871.
     РБ  -  "Русская  беседа.  Собрание   сочинений   русских   литераторов,
издаваемое в пользу А. Ф. Смирдина", т. 1, СПб., 1841  (ц.  р.  30  сентября
1841).
     РВ - журнал "Русский вестник".
     РИ - газета "Русский инвалид".
     РМ - газета "Русский мир".
     РСт - журнал "Русская старина".
     С - журнал "Современник".
     СбС - "Сборник литературных  статей,  посвященных  русскими  писателями
памяти покойного книгопродавца-издателя А. Ф. Смирдина", т.  6,  СПб.,  1859
(ц. р. 11 марта 1859).
     СЛ - сб. "Сто русских литераторов", СПб., 1845, т.  3  (ц.  р.  25  мая
1845).
     Сн - журнал "Снежинка".
     СО - журнал "Сын отечества".
     Сонеты - Мицкевич Адам, Сонеты, Л., 1976.
     СП - газета "Северная пчела".
     ст. - стих.
     Ст. 1835 - "Стихотворения Владимира Бенедиктова", СПб., 1835 (ц.  р.  4
июля 1835).
     Ст. 1836 - "Стихотворения Владимира Бенедиктова", 2-е изд., СПб.,  1836
(ц. р. 29 января 1836).
     Ст. 1838 - "Стихотворения Владимира Бенедиктова", кн. 2, СПб., 1838 (ц.
р. 15 октября 1837).
     Ст. 1842 - "Стихотворения Владимира Бенедиктова", кн. 1, СПб., 1842 (ц.
р. 17 августа 1842).
     Ст. 1856 - "Стихотворения В. Бенедиктова", т. 1-3, СПб., 1856 (ц. р. 13
марта 1856).
     Ст. 1857 - Новые стихотворения В. Бенедиктова, СПб.,  1857  (ц.  р.  18
сентября 1857).
     Ст. 1870 - Стихотворения В.  Г.  Бенедиктова,  А.  Н.  Майкова,  Я.  П.
Полонского, гр. В. А. Соллогуба, гр. А.  К.  Толстого  и  Ф.  И.  Тютчева  и
объяснительный  текст  к  живым  картинам,  данным  в   пользу   Славянского
благотворительного комитета 1 апреля 1870, СПб., 1870 (ц. р. 31 марта 1870).
     Ст. 1883-1884 - "Стихотворения В. Бенедиктова. Посмертное  издание  под
редакциею Я. П. Полонского", т. 1, СПб.-М., 1883; т. 2, 3, СПб. - М., 1884.
     Ст. 1901 - Стихотворения В. Бенедиктова, М., 1901.
     Ст. 1937 - Бенедиктов В.  Г.,  Стихотворения.  Вступительная  статья  и
редакция Л. Я. Гинзбург, "Библиотека поэта" (М. с). Л., 1937.
     Ст. 1939 -  Бенедиктов  В.  Г.,  Стихотворения.  Вступительная  статья,
редакция и примечания Л. Я. Гинзбург. "Библиотека поэта" (Б. с). Л., 1939.
     ЦГАЛИ - Центральный государственный архив литературы и  искусства  СССР
(Москва).
     ЦГИА - Центральный государственный исторический архив в Ленинграде.
     Ц.р. - цензурное разрешение.
     Ш - журнал "Шехерезада".
     Шевченко - Шевченко Т. Г., Журнал (Щоденник), Киiв, 1936.
     Шиллер 1 - Лирические стихотворения Шиллера в переводах русских поэтов,
СПб., 1857 (ц. р. 26 апреля 1857).
     Шиллер 2 - Собрание сочинений Шиллера в переводах русских писателей, т.
1, Лейпциг, 1863.
     Штакеншнейдер - Штакеншнейдер Е. А.,  Дневник  и  записки  (1854-1866),
М.-Л., 1934.
                                  ПЕРЕВОДЫ 
 
       
                               С французского 
             
     Французская поэзия занимала, несомненно, ведущее место в  переводческой
деятельности Бенедиктова. Кроме включенных в настоящее  издание  французских
поэтов, Бенедиктов переводил Ф. Ксавье и А. Дюма-сына.
 
                                АНДРЕ ШЕНЬЕ 
                                (1762-1794) 
 
     В Ст. 1883-1884, т. 3, кроме печатаемых в настоящем  издании,  помещены
еще восемь переводов из Шенье.
     386. Ст. 1883-1884, с.  393.  Перевод  стихотворения  "Le  Bouc  et  le
Satyre".
     387. Ст. 1883-1884,  т.  3,  с.  394.  Перевод  стихотворения  "Nouveau
cultivateur arme d'un aiguillon...".
     388. Ст. 1883-1884, т. З, с. 400. Перевод стихотворения "О  nuit,  nuit
douloureuse! О toi tardive aurore...".
 
 
                                 ЖАН РЕБУЛЬ 
                                (1796-1864) 
 
     391. Ст, 1856, т. 2, с. 211-213. Перевод  стих.  "L'ange  et  l'enfant"
(1828).
 
                                С немецкого 
 
     Кроме включенных в издание переводов Бенедиктова с немецкого языка  нам
известен также его перевод драмы И.-В. Гете "Торквато Тассо" (ГПБ),  еще  не
бывший в печати.
 
                              АЛЬФРЕД МЕЙСНЕР 
                                 (1822-1885) 
 
     Альфред Мейснер - прогрессивный австрийский поэт, драматург, романист и
публицист, близкий друг Генриха Гейне. Уже первые его стихи,  появившиеся  в
печати  в  1837  г.,  были  охарактеризованы  критикой  как   "тенденциозная
гражданская поэзия". Эпическая поэма "Жижка", напечатанная впервые в 1846 г.
и тотчас же запрещенная  австрийской  цензурой,  поставила  Мейснера  в  ряд
крупнейших немецких писателей этого периода.
 
     425. Печ.; "Вступление" - впервые, по  автографу  ГПБ;  гл.  -  "Смерть
Жижки" по ЛБ, 1867, т. VI, май, кн. 2, с. 74-76; гл. "Завой" и  "Заключение"
- впервые, по автографу ГПБ.  Отправляя  перевод  А.  П.  Греку,  Бенедиктов
сопроводил  его  письмом:  "Милостивый  государь  Александр   Петрович!   Вы
познакомили меня с поэмою Альфреда Мейснера, напечатанною третьим изданием в
Лейпциге в 1850 г., и внушили мне мысль попытаться перевести ее с  немецкого
на русский язык. Перевод этого произведения, служивший в течение  нескольких
месяцев приятнейшим для меня занятием, ныне кончен.  Вы  были  руководителем
моим в передаче на язык наш как собственных имен тех  лиц,  которые  введены
автором в его поэму, так и  названий  городов,  рек  и  пр.  -  сообразно  с
избранною им эпохою (1419-1424 г.).  Сверх  того,  выслушивая  с  величайшим
терпением перевод мой в  первоначальном  самом  грубом  его  виде,  промахи,
сделанные мною или по неосмотрительности и торопливости,  или  по  неточному
уразумению подлинника, - промахи, которые потом, по мере  возможности,  мною
исправлены. - Позвольте же мне по чувству  признательности  за  наслаждение,
которое доставил мне труд, перевода, которым я собственно Вам обязан,  равно
как и в благодарность за бывшее для меня  необходимым  в  этом  случае  Ваше
подобие и участие, посвятить Вам этот  перевод  мой  и  предоставить  его  в
собственноручном списке, так как нельзя полагать, чтоб он  мог  быть  у  нас
напечатан, по смелости тех выражений и тех идей, которые могли  бы  получить
превратное истолкование и возбудить  опасения  со  стороны  цензуры"  (ГПБ).
Отсутствие дат под текстами письма и перевода затрудняет  достаточно  точное
определение времени работы Бенедиктова над "Жижкой". Наиболее вероятно,  что
переводчик работал над поэмой Мейснера между 1865 и февралем 1867 г.,  когда
он уже был свободен от работы  по  переводу  крупнейших  произведений  Адама
Мицкевича, над которыми он работал в 1850-х -  первой  половине  1860-х  гг.
"Представляем читателям,  -  писал  Бенедиктов  в  кратком  предисловии  "От
переводчика",  -  перевод  с  немецкого  поэмы  Альфреда  Мейснера  "Zizka",
состоящий  из  ряда  стихотворений,   предметом   которых   служат   подвиги
знаменитого вождя гуситов Жижки и событий гуситской войны  с  1419  до  1424
года,  ,т.  е.  до  смерти  Жижки,  передавшего  начальство   над   гуситами
доблестному  сподвижнику  своему  Прокопу".  Поэма  печаталась  в  следующих
номерах ЛБ, 1867: т. 4, февраль, кн. 2, с. 51-78; т.  4,  март,  кн.  2,  с.
179-203, т. 5, апрель, кн. 1-2, с. 98-119; т.  6,  май,  кн.  2,  с.  54-76.
Печатание  поэмы  было  закончено  главой  "Смерть  Жижки",  после   которой
следовало  послесловие  переводчика:  "Оканчивая  этим  печатание   перевода
Мейснеровой поэмы, мы должны сказать, что в подлиннике после  стихотворения,
озаглавленного "Zizka's Tod":("Смерть Жижки"), есть еще пиеса под  заглавием
"Zawoj" (Завой - имя певца, который выведен был на сцену  в  1  и  2  частях
поэмы); но как стихотворение это содержит в себе резкие воззвания Завоя  над
устланным трупами полем недавней битвы, обращенные  к  религиозной  святыне,
чтимой вообще всеми христианами, то оно переводчиком устранено, так же как и
выше исключены из  перевода  некоторые  места  поэмы  с  выражениями  крайне
оскорбительными собственно для  римско-католической  церкви,  хотя  все  это
относится к давно [минувшему времени,  когда  действительно  злоупотребления
римскоцерковного владычества превышали всякую  меру.  Сверх  того  поэма  А.
Мейснера начинается песнью,  которая  служит  "Вступлением"  ("Eingang"),  и
оканчивается   "Заключительною   песнию"    ("Schlussgesang").    Оба    эти
стихотворения равным образом не должны были  иметь  места  в  представленном
здесь переводе". Для  публикации  в  настоящем  издании  отобраны  главы  из
"Жижки", до сих пор не печатавшиеся ("Вступление", "Завой", "Заключение"), и
связывающая их последняя глава прижизненной  авторской  публикации  ("Смерть
Жижки").
 
                               С венгерского 
 
                               ШАНДОР ПЕТЁФИ 
                                 (1823-1849) 
 
     За пределами настоящего издания  осталось  одно  стихотворение  Петёфи,
переведенное Бенедиктовым, "Помешанный".
 
     426-433. ЛБ, 1867, т. 3, кн. 1, с. 33-40; кн. 2,  с.  167-169.  Перевод
стихотворений  "Ez  avilag   amilyen   nagy..."   (1844),   "Befordulfam   a
konyhare..." (1843),  "A  faluban  utcahosszat..."  (1843),  "Szeretnem  itt
hagini..." (1846), "Mia dicsoceg? .." (1846), "Abanat?  Egy  nagu  ocean..."
(1846),  "Szallnak  remenyink..."  (1846),  "Gyertiam  homalyosan  lobod..."
(1846),
 
                                С польского 
 
     Наряду с французской, польская поэзия  привлекала  наибольшее  внимание
Бенедиктова-переводчика.  Кроме  включенных  в  настоящее  издание  польских
поэтов,  Бенедиктов  переводил  К.   Бродзинского,   И.   Головинского,   И.
Красицкого, А. Ст. Нарушевича, В. Поля.  Однако  если  Мицкевича  Бенедиктов
переводил начиная еще с 1830-х гг. до конца жизни, то все остальные переводы
с польского сделаны Бенедиктовым по заказу Н. В. Гербеля в мае 1869 г.
 
                              ТОМАШ ВЕНГЕРСКИЙ 
                                 (1755-1787) 
 
     436. ПС, с. 421. Перевод стихотворения "Filozof",

                             С сербохорватского 
 
     В 1869 г. Н. В. Гербель, знавший переводы Бенедиктова из Медо Пучича  и
Николая  Черногорского  (Негоша),  поручил   ему   еще   ряд   переводов   с
сербохорватского для ПС. 30 мая 1869 г. Бенедиктов, очень загруженный в  эту
пору переводческой работой, писал Гербелю: "Сделать <...> предлагаемые  Вами
переводы из сербской хрестоматии не обещаюсь и даже вовсе от  них  должен  я
отказаться, если они нужны скоро" (ГПБ).  Срок  был  продлен,  и  Бенедиктов
успел перевести для ПС несколько стихотворений сербохорватских поэтов.

Оценка: 8.00*3  Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Скачать Мелбет на iOS
Рейтинг@Mail.ru