Березин Владимир Петрович
Восемь лет в Северо-Западном крае

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Воспоминания бывшего мирового посредника.

   

Восемь лѣтъ въ Сѣверо-Западномъ краѣ.

Воспоминанія бывшаго мироваго посредника.

I.

   При повѣркѣ уставныхъ грамотъ, составленныхъ мировыми посредниками въ Сѣверо-Западномъ краѣ {По закону 19 февраля 1861 года въ губерніяхъ Сѣверо-Западнаго края образовывались повѣрочныя коммисіи для провѣрки уставныхъ грамотъ и составленія выкупныхъ актовъ.} изъ мѣстныхъ уроженцевъ, оказалось повсюду, что эти грамоты составлены не вѣрно и заключаютъ въ себѣ свѣдѣнія о фактахъ, не существующихъ въ дѣйствительности. Въ виду этого обстоятельства, бывшій тогда начальникомъ края генералъ Муравьевъ сдѣлалъ вызовъ русскихъ мировыхъ посредниковъ, и по этому вызову, въ числѣ другихъ, прибылъ и я на службу, и получилъ въ свое завѣдываніе первый М.... участокъ, съ губернскимъ городомъ въ его центрѣ. Въ первые же дни послѣ моего пріѣзда мнѣ пришлось ознакомиться со множествомъ новыхъ лицъ разныхъ вѣдомствъ, новыхъ свѣдѣній и выслушать множество мнѣній, иногда разнорѣчивыхъ; а потому я только недѣли чрезъ двѣ успѣлъ разобраться въ своихъ впечатлѣніяхъ, оріентироваться въ новыхъ условіяхъ службы и составить себѣ будущій планъ дѣятельности, отъ котораго, замѣчу кстати, я не отступалъ во всю мою службу ни разу.
   Персоналъ нашъ былъ увлеченъ стремленіемъ къ русскому дѣлу, но это стремленіе не всѣми одинаково примѣнялось на практикѣ, и я скоро подмѣтилъ, что въ числѣ моихъ сослуживцевъ были люди, слишкомъ односторонне смотрѣвшіе на дѣло и слишкомъ далеко заходившіе въ своемъ увлеченіи. Одному изъ такихъ пылкихъ мечтателей, добродушнѣйшему и милѣйшему М--ву, я однажды возразилъ, что главная и единственная наша обязанность заключается, какъ я думаю, въ неуклонномъ и усердномъ выполненіи того закона, который не выполняли намѣренно польскіе посредники, и всѣхъ распоряженій генерала Муравьева, мудро предусмотрѣвшаго всѣ нужды несчастныхъ крестьянъ, и всѣ русскіе интересы въ краѣ.-- Давить пана при каждомъ удобномъ случаѣ потому только, что онъ былъ польскій панъ, такъ же не справедливо и не законно,-- говорилъ я,-- какъ было не справедливо и не законно со стороны нашихъ предмѣстниковъ-поляковъ давить русскаго потому только, что онъ русскій, давить мужика потому только, что онъ "мужикъ-быдло". Но мои слова вызвали у М--ва и двухъ-трехъ нашихъ собесѣдниковъ такіе горячіе протесты и возбудили такой шумный споръ, что я уже потомъ всегда избѣгалъ высказывать мои взгляды. Увлеченіе М--ва и подобныхъ ему, обусловленное ихъ темпераментомъ, а отчасти и воспитаніемъ, принесло крестьянамъ мало дѣйствительной пользы и не повредило интересамъ польскихъ пановъ, потому что пересолъ и натяжки въ выкупныхъ актахъ потомъ приходилось исправлять и передѣлывать по указаніямъ Главнаго выкупнаго учрежденія; но оно давало панамъ поводъ для криковъ негодованія, для жалобъ и облегчало имъ драпировку въ печальную тогу несправедливо обиженныхъ...
   По характеру не любя крайностей, я не сочувствовалъ такому увлеченію и не желалъ походить на моихъ польскихъ предмѣстниковъ пристрастіемъ къ одной сторонѣ. Если наши предмѣстники были удалены за видимое пристрастіе къ одной сторонѣ, думалъ я, то ясно, что пристрастіе къ другой сторонѣ тоже не будетъ согласно ни съ видами правительства, ни съ понятіемъ простой справедливости. Поэтому я безповоротно рѣшилъ не только грудью стоять за крестьянина и всѣ его законные интересы, но и рѣшительно, энергично становиться на сторону пана-помѣщика во всѣхъ случаяхъ, гдѣ его справедливые интересы были нарушены. Такая дѣятельность къ концу перваго же года дала благіе результаты, превысившіе мои ожиданія: случаи лѣсныхъ порубокъ, потравъ земельныхъ угодій, кражи сѣна и сноповъ прекратились совершенно, и я могъ посвятить все свое время училищному дѣлу, устройству мірскихъ капиталовъ для образованія ссудо-сберегательныхъ кассъ, безъ чего немыслимо какое-либо улучшеніе положенія крестьянъ. Съ другой стороны большинство пановъ-помѣщиковъ начало высказывать свою благодарность и уваженіе ко мнѣ, "ласкавому пану", и я пользовался каждымъ такимъ случаемъ и уговаривалъ пана дать сотню или полсотни деревъ на постройку училища или волостнаго правленія.-- "Что вамъ стоитъ, при такой массѣ лѣса, дать сотню деревъ на училище, а вѣдь польза-то будетъ какая для дѣтей тѣхъ, которые такъ долго и вѣрно служили вамъ?",-- говорилъ я, бывало. Панъ соглашался не сразу, но въ концѣ концовъ, махнувъ рукою, говорилъ: "Э, пускай, такъ и быть: для ласкаваго пана, по дружбѣ, даю,-- бо ни порубокъ, ни потравъ... даю!" Благодаря такой помощи нѣкоторыхъ интеллигентныхъ пановъ и отпуску изъ казны лѣса, въ первый же годъ моей службы построены и училища и волостныя правленія, и, подводя итоги труда въ концѣ перваго года моей службы, я съ чувствомъ невыразимаго наслажденія увидѣлъ, что у меня въ участкѣ двадцать три училища и девятнадцать школъ, съ двумя тысячами учащихся...
   О, прекрасное, чудно прекрасное время службы моей въ М.,-- никогда я тебя не забуду!
   Но мое рѣшеніе не поддаваться одностороннему увлеченію давало мнѣ много непріятныхъ часовъ. Всѣ такъ страстно относились къ вопросу о характерѣ дѣятельности, такъ были упрямы въ своемъ увлеченіи и подозрительны, что о спокойномъ отношеніи къ дѣлу и о справедливости въ сужденіяхъ не могло быть и рѣчи. Поэтому многіе изъ моихъ сослуживцевъ считали меня "крѣпостникомъ", въ виду моихъ преслѣдованій крестьянъ за лѣсныя порубки и потравы, а другіе въ то же время мысленно обзывали меня "краснымъ" потому только, что я старался о пониженіи оцѣнокъ за землю и не пугался зачисленія болотъ въ неудобныя земли, несмотря на ужасающую цифру десятинъ подъ этими болотами... Большое утѣшеніе для меня было найдти въ членахъ повѣрочной коммисіи, въ которой я участвовалъ на правахъ члена, людей вполнѣ солидарныхъ со мною во взглядахъ на нашу обязанность: дѣйствовать по закону и справедливости, а не по увлеченію. Одинъ изъ этихъ членовъ, предсѣдательствовавшій, Павелъ Яковлевичъ Ольхинъ, былъ худощавый, мускулистый мужчина лѣтъ 40 по наружности, съ кудрявыми волосами и черными небольшими глазками, какъ угли горѣвшими на худощавомъ, съ мелкими чертами лицѣ. Отставной гусарскій штабсъ-ротмистръ, онъ не могъ похвалиться ни образованіемъ, ни особою благовоспитанностію, но былъ очень не глупъ, "себѣ на умѣ" и держалъ себя самостоятельно и свободно. Его манеры были безцеремонны, почти грубы, а рѣчь отрывиста и пересыпана энергичными эпитетами, но всегда самостоятельна и откровенна. Его опытность въ сельскомъ хозяйствѣ, неподкупная честность и благородство души были оцѣнены сразу, и онъ былъ необходимѣйшій и драгоцѣнный членъ въ нашей коммисіи, хотя написаніе письма въ двѣ-три страницы и было для него дѣломъ не легкимъ. Мое знакомство съ нимъ по пріѣздѣ въ М. установилось быстро и дружески. Ольхинъ былъ мой землякъ по К. уѣзду Т. губерніи, гдѣ, однако, мы не встрѣчались, и былъ хорошъ съ моимъ тестемъ; а потому съ первой же встрѣчи отнесся ко мнѣ какъ къ родному и близкому. Другой членъ -- Баталиновъ, Михаилъ Ивановичъ, былъ отставной штабсъ-капитанъ, добродушный, очень благородный по чувствамъ и дѣльный человѣкъ, наклонный въ то же время къ юмору и школьничеству, въ особенности по отношенію къ Ольхину, съ которымъ онъ былъ въ большой дружбѣ.
   Наши обязанности мы полюбовно раздѣлили между собою такимъ образомъ, что опредѣленіе свойствъ и продуктивности пашни, луговъ и пастбищъ лежало на обязанности Ольхина, "всѣ цифирныя работы" по вычисленію земель, суммы платежей за нихъ и т. п.-- производились Багаляновымь; примѣненіе же инструкціи объ оцѣнкѣ было возложено на меня.Но такое распредѣленіе труда не устраняло обсужденія всѣми нами каждаго возникающаго вопроса и порождало дружескіе, а порой я горячіе споры, особенно о примѣненіи инструкціи въ томъ или другомъ случаѣ. Подобные споры, въ которыхъ, по обыкновенію, "кипятился" Ольхинъ, а Баталиновъ подзадоривалъ и школьничалъ, обыкновенно оканчивались добродушно-ворчливою фразою сдававшагося Ольхина: "ну, шутъ съ вами, цѣните такъ, пожалуй..."
   Знакомство съ этими двумя товарищами, Ольхинымъ и Баталиновымъ, было мнѣ, заѣзжему человѣку, 26-ти лѣтъ, очень полезно. Спокойно смотря на свою задачу и прослужа уже болѣе года въ краѣ, они ознакомили меня, въ дружескихъ бесѣдахъ, съ положеніемъ дѣлъ въ краѣ, съ двумя теченіями, которыя были замѣтны во взглядахъ нашихъ сослуживцевъ, съ составомъ моего участка и его особенностями, въ виду наличности губернскаго города и особенно крупныхъ владѣльцевъ, съ бытомъ крестьянъ и духовенства и т. п. Чуждые увлеченій, истинно благородные по взглядамъ и убѣжденіямъ, они были драгоцѣнными товарищами дня меня, и я искренно радовался ихъ дружбѣ ко мнѣ; велико было мое огорченіе, когда, черезъ полтора года, Ольхинъ уѣхалъ изъ края, а Баталиновъ перешелъ въ другую коммисію. Но я забѣжалъ впередъ, увлеченный воспоминаніями, а потому возвращаюсь къ началу моей службы.
   Участокъ я принялъ отъ русскаго мироваго посредника Деревинскаго, человѣка прекрасно образованнаго, но спившагося съ круга, какъ говорится, и не занимавшагося дѣлами во время своей кратковременной службы. Расположеніе моего участка было очень удобно, потому что какъ разъ въ его центрѣ находился губернскій городъ, и я имѣлъ возможность жить въ городѣ, не бѣдствуя съ квартирой въ какомъ-нибудь жидовскомъ мѣстечкѣ. Кромѣ этого, имѣлись и другія удобства: за исключеніемъ двухъ, трехъ волостей, всѣ они лежали вблизи города, въ разстояніи отъ четырехъ и до пятнадцати верстъ, и во время моихъ постоянныхъ разъѣздовъ по участку я всегда могъ, проѣзжая черезъ городъ, завернуть домой на часокъ или на день, чтобы повидать семью; наконецъ, въ случаѣ какого затрудненія, я легко могъ повидаться и поговорить съ однимъ изъ членовъ губернскаго присутствія и даже со всѣми ими.
   Въ числѣ этихъ членовъ въ то время особенно выдѣлялись двое: Константинъ Васильевичъ Свѣтовскій и Михаилъ Никитичъ Евстигнѣевъ. Свѣтовскій былъ высокій брюнетъ, съ сильною просѣдью въ густыхъ кудряхъ и длинной бородѣ, обладавшій мужественною красотою и очень типичнымъ лицомъ. Воспитывался онъ въ духовной академіи и говорилъ хорошо: либерально, горячо и увлекательно; каждому его слушателю невольно приходило въ голову, что еслибы онъ жилъ при другихъ условіяхъ, то изъ него вышелъ бы страстный агитаторъ или народный трибунъ (!). Евстигнѣевъ былъ капитанъ одного изъ гвардейскихъ полковъ, откомандированный на должность посредника въ Пермской губерніи и оттуда перешедшій въ члены нашего губернскаго присутствія; позднѣе его переименовали въ подполковники, съ отчисленіемъ по арміи. Онъ былъ маленькаго роста, напоминалъ формою головы и чертами лица Наполеона I; образованъ, имѣлъ благовоспитанныя привычки и манеры, былъ нервный, порою увлекающійся и очень самолюбивый человѣкъ, но всегда готовый на доброе дѣло и всякую помощь. Дѣлу обезпеченія крестьянъ онъ былъ преданъ и, какъ членъ присутствія, былъ неутомимый дѣлецъ и "воротила", какъ отзывались о немъ. Мы сошлись съ нимъ близко и сердечно съ перваго дня нашего знакомства, и наша дружба жила до самой его смерти, чрезъ восемь лѣтъ, въ далекомъ Ташкентѣ. Объ остальныхъ буду говорить при случаѣ.
   

II.

   ... Въ одинъ холодный и мокрый день послѣднихъ чиселъ сентября 1864 года, я впервые выѣхалъ на работы съ повѣрочною коммисіею. Путь лежалъ длинный, на самый край моего участка, а предстоявшая ходьба по вязкой пашнѣ, болотамъ и кустарникамъ, для осмотра крестьянскихъ земель, подъ непрерывнымъ дождемъ и рѣзкимъ холоднымъ вѣтромъ, не представляла ничего для меня пріятнаго; но поѣздка была необходима, чтобы не остановились занятія коммисіи, и я, скрѣпя сердце, пустился странствовать въ "позиченной" найтычанкѣ. День былъ хмурый. Мелкій дождь поливалъ какъ изъ сита, и почтовая четверка замореныхъ коней уныло тащила неуклюжій экипажъ, шлепая копытами въ жидкой грязи и позвякивая разбитымъ колокольчикомъ, привязаннымъ съ боку хомута на одной пристяжной. Съ любопытствомъ выглядывалъ я изъ-подъ мокраго зонта, новаго для меня инструмента, въ которомъ я ѣхалъ, на окружающую угрюмую картину и чувствовалъ, какъ въ душу мнѣ начинаетъ закрадываться уныніе. Изъ сѣрой пелены холоднаго тумана, безжалостно окутавшаго всю мѣстность, по мѣрѣ движенія четверки, обрисовывались то гора, то лѣсокъ, то болото, съ кое-гдѣ торчащею чахлою осиною, а потомъ опять лѣсъ, песокъ или болото... Иногда попадались, гдѣ-нибудь на бугрѣ, у лѣска, "односелье" или "застѣнокъ", изъ низенькихъ, крошечныхъ, почернѣвшихъ отъ дождя и старости избъ, а мѣстами виднѣлись или заморенная лошаденка, щипавшая сивецъ, или баба въ телѣгѣ, запряженной маленькимъ бычкомъ... Унылый край!-- думалъ я, пожимаясь отъ холода и сырости, пробиравшейся за рубашку, и тоскливо смотря въ неуклюжую фигуру угрюмаго ямщика, не проронившаго во всю дорогу ни слова, ни окрика. Нашъ русскій ямщикъ весело покрикивалъ бы, помахивалъ кнутомъ и посвистывалъ, ободряя лошадей,-- думалъ я,-- а это чучело молчитъ себѣ всю дорогу и сидитъ копной на козлахъ. Я почти съ озлобленіемъ смотрѣлъ въ спину ямщика, на которомъ былъ надѣтъ черный форменный кафтанъ, съ мѣдной бляхой на рукавѣ, и огромная шапка кучерскаго фасона. И кафтанъ, и шапка, очевидно, были сняты съ великана и на скорую руку надѣты на тщедушнаго ямщика, такъ все это было широко и велико; чтобы разсѣяться я заговорилъ съ нимъ;
   -- А что, теперь уже нѣтъ повстанцевъ въ этихъ мѣстахъ?
   -- Якъ кажете, пане?-- спросилъ ямщикъ и такъ быстро повернулся ко мнѣ, что его громадная шапка сразу съѣхала ему на затылокъ.
   Я повторилъ вопросъ и ямщикъ отвѣчалъ:
   -- Нѣ, пане, южъ нѣту.
   -- А ты ихъ видѣлъ?
   -- А якъ же, видалъ.
   -- Гдѣ?
   -- Къ намъ на станцыю разъ прыѣзжали.
   -- Что же они у васъ дѣлали?
   -- Что! позабирали коней съ фурманками и уѣхали.
   -- А зачѣмъ же вы дали? Вѣдь не одинъ же ты былъ на станціи.
   -- Э, не можно було не дать, яни сами бы узяли.
   -- А можетъ быть и не взяли бы, еслибы вы, ямщики, не дали.
   -- Нѣ, наночку, узяли бы; яни були съ дубельтовками да съ саблями.
   -- А какъ же это они взяли?
   -- Якъ узяли! Скричали: "теразъ впрягайте кбней въ фурманки!" Мы побросались впрягать, яни даже сами помогали, же бы скорѣй.
   -- Но, ты, кабъ те волки зъѣли!-- крикнулъ онъ впервые на пристяжную, испугавшуюся чего-то на бревенчатой настилкѣ по болоту.
   Лошадь рванулась впередъ, бревна сильнѣе запрыгали въ связкахъ изъ лыка и обдали меня холодною грязью.
   Ямщикъ былъ не разговорчивъ, отвѣчалъ коротко на вопросы, и я прекратилъ разговоръ, съ нетерпѣніемъ ожидая конца пути, чтобы расправить усталые члены и освѣжиться стаканомъ чая. Но станція была длинная, дорога ужасная, и усталыя лошади еле-еле трусили и часто едва вытягивали экипажъ изъ грязи. Между тѣмъ короткій осенній день угасалъ, и очертанія мѣстности уже пропадали въ сумеркахъ и туманѣ; виднѣлись только спины моего Степана и ямщика, но скоро и онѣ скрылись въ наступившей непроглядной темнотѣ ночи. Мы въѣхали въ густое чернолѣсье, и пронзительный вѣтеръ то бурпо и порывисто, то подозрительнымъ для уха шопотомъ пробѣгалъ между древесными вѣтвями, и мнѣ стало жутко. А что, если какой-нибудь голодный повстанецъ-фанатикъ вдругъ пальнетъ въ меня изъ-за дерева? Это опасеніе пришло мнѣ въ голову неожиданно, и я никакъ не могъ отъ него отдѣлаться. Я зналъ, что въ нашей губерніи уже разогнаны повстанскія банды, но зналъ также, что разбѣжавшіеся члены шаекъ кое-гдѣ въ одиночку и по-двое скрываются въ лѣсахъ. Однимъ изъ такихъ фанатиковъ-повстанцевъ былъ убитъ въ моемъ участкѣ русскій становой приставъ Ляцкій, въ то время, какъ онъ ѣхалъ въ тарантасѣ... Вотъ будетъ скверная штука, думалъ я, если придется такъ глупо погибнуть, сидя въ неуклюжей найтычанкѣ, отъ невидимаго врага изъ-за дерева... Убьютъ -- еще полбѣды, пришло мнѣ въ голову, а вотъ если не убьютъ, а искалѣчатъ на всю жизнь, пробивъ легкое, что ли... Брръ!
   -- Ну, сторонка!-- проговорилъ вдругъ Степанъ, очевидно потерявшій всякое терпѣніе и прозябшій.
   -- Волкамъ тутъ жить только, вотъ что,-- прибавилъ онъ, очевидно продолжая вслухъ свою мысль.
   Наконецъ мы подъѣхали къ низенькому, но очень длинному дому П. почтовой станціи, съ большимъ фонаремъ на столбѣ у крыльца; я вздохнулъ съ облегченіемъ, проходя по крыльцу. Войдя въ очень большую комнату со множествомъ оконъ, я увидѣлъ пять-шесть кожаныхъ стульевъ, сильно выбитый диванъ и ломберный столъ, а на стѣнахъ нѣсколько таблицъ и росписаній. Юркій человѣкъ, толстенькій и малаго роста, съ длинными усами, услужливо свѣтилъ мнѣ по коридору, и его услужливость усугубилась, такъ сказать, въ то время, когда я сбросилъ шинель и на полушубкѣ блеснулъ золоченый знакъ мироваго посредника.
   -- Вы, значитъ, новый нашъ господинъ посредникъ изволите быть?-- заискивающимъ тономъ спросилъ онъ.
   -- Да, я новый посредникъ.
   -- Самоварчикъ прикажете-съ?
   -- Пожалуйста.
   -- Заразъ сготовлю-съ.
   Писарь скрылся, но, не успѣлъ я удостовѣриться, что было уже десять часовъ вечера, какъ онъ явился съ чайнымъ приборомъ и новою свѣчкой въ большомъ подсвѣчникѣ. Я спросилъ у него -- далеко ли волостное правленіе? И узналъ, что оно -- рядомъ и что онъ уже послалъ къ старшинѣ сказать о моемъ пріѣздѣ. Скоро предо мною кипѣлъ и бурлилъ пузатый самоваръ, и я съ наслажденіемъ усталаго путника допивалъ стаканъ чая, какъ послышался скрипъ отворяемой двери, и вошедшій звучнымъ, пріятнымъ голосомъ сказалъ:
   -- Здравія желаю, ваше высокоблагородіе.
   Я посмотрѣлъ по направленію къ двери, но никого не видѣлъ, потому что пламя свѣчи освѣщало только столъ съ самоваромъ, оставляя въ совершенной темнотѣ остальныя части комнаты.
   -- Я никого не вижу,-- сказалъ я,-- подойди ко мнѣ ближе.
   Къ столу медленно подошелъ красивый блондинъ лѣтъ сорока, съ умнымъ худощавымъ лицомъ подъ русыми, курчавыми волосами, и на русскомъ дубленомъ полушубкѣ заблестѣлъ при свѣчкѣ ярко вычищенный мѣдный знакъ волостнаго старшины.
   Оказалось, что ко мнѣ пришелъ П--скій старшина Кресикъ. и я началъ говорить съ нимъ о дѣлахъ волости, но, скоро покончивъ съ общими вопросами, заговорилъ о мятежѣ, только-что прекращенномъ, и высказалъ желаніе знать, какъ жилось имъ въ эту пору.
   -- Трудныя были времена, ваше высокоблагородіе, очень трудныя!-- началъ старшина со вздохомъ.-- Шайки ходили и грабили, подводы и скотъ и людей забирали къ себѣ силой, коли но успѣли схорониться, и разсудку нигдѣ найдти нельзя было, потому всѣ господа чиновники изъ поляковъ были; особенно страшно было священникамъ нашимъ, православнымъ, потому, если попадется имъ какой -- сейчасъ повѣсятъ гдѣ попало. Нашъ мировой посредникъ Хлопицкій такъ даже какимъ-то набольшимъ тайнымъ у нихъ былъ, пока не сослали его.
   -- Неужели?
   -- Такъ точно-съ. И послѣ, когда уже русскаго губернатора прислали, господинъ Кожевниковъ прозывался, и новаго посредника господина Голыневскаго опредѣлили, тутъ въ имѣніи не далеко живетъ, Старый Дворъ прозывается, такъ и то, если спросишь, бывало, какъ, молъ, ваше высокоблагородіе, поступить въ случаѣ, ежели что прослышишь? Скажетъ: "сиди себѣ тихо, не задирай никого, и тебя никто не тронетъ".
   -- Скажите!-- невольно вырвалось у меня.
   -- Дружны яни всѣ были очень,-- другъ за дружку стояли.
   -- Ну, продолжай пожалуйста, очень интересно.
   -- Вотъ, сижу я разъ утромъ въ волости, жду фурманку, чтобы домой ѣхать, потому дёнъ шесть домой не ѣздилъ, и вижу, бѣжитъ кухарка нашего отца Павла и плачетъ, горько такъ плачетъ; добѣжала къ окошку, гдѣ я сидѣлъ, сказать ничего не можетъ
   -- Что ты,-- спрашиваю; -- ай что случилось? Кой-какъ, кой-какъ, съ плачемъ, разсказала -- у меня ажно волосы поднялись дыбомъ, Господи милостивый!
   -- Что же она тебѣ сказала?-- спросилъ я замолчавшаго въ волненіи старшину, заинтересованный его разсказомъ.
   -- Это вотъ что, ваше высокоблагородіе: у нашего отца Павла сестра была замужемъ за священникомъ, въ сосѣднемъ ***скомъ уѣздѣ, не дюже далеко отсель, въ имѣніи Блонь, а панъ-то владѣлецъ имѣнія, Свѣнторжецкій прозывался, налетѣлъ съ своей шайкой, да и повѣсилъ священника на воротахъ его же дома, да еще прежде надѣть на него ризу велѣлъ, а женѣ-то, матушкѣ,-- еще въ ту-пору брюхата, сказывали, была,-- смотрѣть велѣлъ, какъ душа-то изъ батюшки выходила... Злодій, злодій...
   -- Ну, а ты какъ встрѣчался съ повстанцами?
   -- Хоронился отъ нихъ, какъ только прослышишь, бывало, объ нихъ; однова чуть было не попалъ къ нимъ...
   -- Какъ это было?
   -- А это вотъ какъ было, ваше высокоблагородіе, иду я одинъ разъ въ канцелярію {Канцелярія -- волостное правленіе.} изъ своей вески {Веска -- деревня.}, тутъ верстъ пять, аль-бо шесть отсель живу, и вижу, на панскомъ заднемъ дворѣ,-- я шелъ мимо,-- стоятъ большія фурманки, штукъ ихъ пять, аль-бо шесть, и не рабочія, а какъ вотъ въ войскѣ бываетъ; большія, прочныя, зеленой краской окрашеныя, важныя; на что, думаю, пану такія фурманки? Ну, извѣстно, сталъ замѣчать, что не ладно что-то. Оно, конечно, нашъ панъ не замѣтенъ ни въ чемъ былъ, потому самъ въ Парижѣ жилъ, сказывали, а все примѣчать слѣдовало, потому штатъ служащихъ пановъ и шляхтичей у него большой былъ. Акромя того тутъ слухъ былъ, что у пана въ ***, верстахъ всего въ восьми отъ насъ, съѣздъ пановъ былъ, въ ту-пору, на манеръ, какъ бы на охоту собрались; только на охоту не пойшли, а все въ кабинетѣ сидѣли, да совѣщались и тихо разговаривали. Э, думаю, знаю я, какая у васъ будетъ охота! Ну и сталъ береглись и хорониться, потому канцелярія у насъ на отшибѣ совсѣмъ, до вески далеко, никого въ ней нѣтъ, кромѣ сторожа да писаря; а писарь-то у меня изъ панковъ, католикъ, панскую руку держалъ. Въ ту-пору въ канцеляріи у меня мірскихъ денегъ было съ тысячу, на-утро надо было въ казначейство за податки везти,-- что, думаю, дѣлать? Писарь, думаю, може и не скажетъ имъ про деньги, хоть и бываетъ въ гостяхъ на панскомъ дворѣ у служащихъ, а може и скажетъ, Богъ его вѣдаетъ? Не надежный для той поры человѣкъ былъ ёнъ, опасался я его... Думалъ, думалъ я и вижу, что коли яни ужь тутъ близко, то сегодня безпремѣнно заѣдутъ; ну, вотъ я заховалъ бумажки въ бутылки двѣ да и зарылъ ихъ въ землю возлѣ канцеляріи, тайно отъ всѣхъ, а какъ ночь прійшла -- самъ залегъ въ канаву, что вдоль дороги березами обставлена, да и жду: что будетъ. А ночь-то мѣсячная была, какъ день свѣтлая, такъ далеко видно. Долго лежалъ я въ канавѣ, совсѣмъ южь засыпать было сталъ, какъ вдругъ слышу: топотитъ кто-то по дорогѣ, шибко топотитъ; что такое, думаю? Приподнялъ это я голову изъ канавы и вижу: зеленыя фурманки, что у пана стояли, во весь духъ скачутъ, потому все панскіе, важные кони позапряжены, а въ фурманкахъ-то все паны посажались, молодые да бравые, и у каждаго по дубельтовкѣ въ рукахъ; вотъ для чего, думаю, нужны были пану фурманки.
   -- А къ тебѣ въ волостное правленіе не заѣхали?
   -- Нѣтъ, въ этотъ разъ не заѣзжали, ваше высокоблагородіе, а только эти самыя фурманки я вдругорядь скоро увидалъ и задержать думалъ, да не прійшлось; одначе все же прозъ меня тутъ исправника порѣшили и пановъ съ дубельтовками изловили вскорости посля того.-- Старшина замолчалъ и потупился.
   -- Разскажи пожалуйста, какъ это было?
   -- А это вотъ какъ было, ваше высокоблагородіе: ѣхалъ я по волости, самъ фурманкой правилъ, зранци дѣло было, и только сталъ изъ лѣса выѣзжать коло почтовой дороги, вижу: зеленыя фурманки и катятъ съ панами къ Патьковщинѣ,-- деревня тутъ верстахъ въ десяти есть такая. Ну, думаю, какъ никакъ, а ужь задержу пов"станьцевъ: соберу народъ, къ тому же всѣ дома, потому праздничный день, и погналъ фурманку прямикомъ, коло лѣса, потому версты на три ближе такимъ манеромъ... Вотъ ѣду и думаю: теперь народъ безпремѣнно собрался коло церкви и можетъ переняли пановъ... А и такъ думаю: можетъ стрѣлять зачнутъ, не дадутся... Ну, да ужь какъ никакъ, думаю, а задержу и все понукалъ конька; а только все же ему съ панскими конями не сравняться, и пріѣхалъ я въ Патьковщину уже солнышко совсѣмъ ясно свѣтило. Вижу: народъ стоитъ у церкви и все гомонитъ, гомонитъ... Я прямо къ нимъ: "не проѣзжали, христьяне, повстаньцы въ зеленыхъ фурманкахъ?" -- спрашиваю.-- "Проѣхали", кажутъ.
   "Меня ажъ зло взяло: "чего же вы не переняли, говорю: собралось васъ много, а стоите ротъ розиня; куда яни поѣхали?"
   "Поѣхали яни прямо по дорогѣ, а куда -- неизвѣстно, говоритъ староста, а только мы не виноваты: исправникъ самъ ихъ видѣлъ, тутъ же былъ, да не велѣлъ ихъ трогать".
   "Врешь, говорю, какъ можетъ, чтобы исправникъ не велѣлъ мятежниковъ вязать! Говори -- какъ дѣло было, а вы, ребята, говорю, не кричитё, нехай онъ одинъ говоритъ".
   " Вотъ староста мнѣ и говоритъ: христьяне собрались коло церковки, обѣденки ждутъ, а на ту пору проѣзжалъ мимо изъ Митьковщины исправникъ и, увидѣвъ народъ, подъѣхалъ. "Зачѣмъ собрались?" -- "Обѣденки ждемъ", кажутъ; хотѣлъ было далѣ ѣхать, а зеленыя фурманки и скачутъ. Христьяне какъ увидѣли ихъ и говорятъ исправнику, что "мятежники, молъ, ѣдутъ", а онъ имъ: "врете вы, дураки, какіе это мятежники!" -- "Дали-бугъ, мятежники, паночку" кажутъ.-- "Подожди, не трожь, ребята, говоритъ исправникъ, я самъ подъѣду къ нимъ, попытаю -- что за люди?"
   Ну, ёнъ подъѣхалъ, махнулъ имъ рукой, яни стали, и народъ видитъ все; слышно, что заговорили по иному языку. Вотъ поговорили, поговорили яни и разъѣхались: исправникъ къ христьянамъ вернулся, а яни далѣ поскакали. "Нѣтъ, ребята, говоритъ исправникъ, это не мятежники, а проѣзжіе простые охотники", и поѣхалъ. А эти охотники-то въ тотъ же день въ Гапьковѣ священника и ариндателя полковника чуть не повѣсили, да схорониться тѣ успѣли; полковникъ-то, сказывали, работникомъ-батракомъ одѣлся, да на полѣ среди рабочихъ замѣшался"...
   "Вотъ, прослушалъ это я христьянъ, вижу: дѣло плохое! Взялъ я свѣжую фурманку да прямо къ губернатору Кожевникову. Пріѣхалъ я уже поздно вечеромъ, ввели меня къ ёму прямо въ кабинетъ и вижу: сидитъ предъ каминомъ, старый ужь человѣкъ былъ губернаторъ, я ему и разсказалъ все, какъ было дѣло. А ёнъ какъ соскочитъ со стула, я ажъ попятился.-- "Правду ли ты говоришь?" спрашиваетъ.-- "Правду, молъ, ваше присходительство, такъ и такъ дѣло было, всѣ мужчины видѣли".-- "Хорошо, ступай, братецъ, спасибо тебѣ", говоритъ. Я и до своей канцеляріи еще не доѣхалъ, а исправника'ужь смѣнили".
   Наступило молчаніе, Ровный, спокойный голосъ старшины очень нравился мнѣ. Его фигура съ мѣднымъ знакомъ, на которомъ дрожали и бѣгали яркіе лучи отъ горѣвшей свѣчи, рѣзко бросалась въ глаза своимъ спокойнымъ достоинствомъ; смотря на него, легко было убѣдиться, что онъ зналъ себѣ цѣну. Самоваръ давно пересталъ-кипѣть, свѣча догорала, и меня вдругъ стало клонить ко сну.
   -- Ну, спасибо за твой разсказъ, Кресикъ; прощай, уже спать пора.
   -- На утро не прикажете придтить?
   -- Нѣтъ, не нужно, потому что я не имѣю времени заѣхать въ волостное правленіе и рано уѣду.
   По уходѣ Кресика, я устроился на выбитомъ диванѣ и скоро заснулъ, какъ убитый.
   

III.

   На другой день я проснулся отъ холода въ комнатѣ и распорядился самоваромъ. Сѣрое утро угрюмо смотрѣло въ окна и обѣщало дождливый день, но дождя еще не было. Противъ оконъ, на противуположеой сторонѣ почтовой дороги, стояла небольшая и старая постройка вродѣ амбара, но съ двумя-тремя маленькими окнами изъ мелкихъ стеколъ и маленькимъ деревяннымъ крестомъ на ветхой, поросшей мохомъ тесовой крышѣ. Этотъ крестъ на покривившейся отъ старости постройкѣ и рядомъ стоявшая не то вышка, не то голубятня на четырехъ покривившихся столбахъ съ двумя-тремя колокольчиками на верху -- вызвали у меня вопросъ: неужели эти полуразвалины -- православная церковь съ колокольнею? Двѣ-три могилки около церкви убѣждали, что я вижу дѣйствительно церковь, но изумленіе было такъ велико, что я не хотѣлъ этому вѣрить.
   -- Какая это церковь?-- спросилъ я писаря, принесшаго самоваръ.
   -- Тутошная-съ, П--ская.
   -- Понятно, что не петербургская, но какая, католическая или православная?
   -- Православная-съ.
   -- А другой тутъ нѣтъ?
   -- Нѣтъ-съ.
   -- Неужели же въ ней служатъ? Вѣдь она когда-нибудь задавитъ и священника, и народъ!
   -- Звѣстно когда и задавить можетъ, але все служатъ; да у насъ въ округѣ вездѣ такія-съ.
   -- Почему же не строятъ новую церковь, или, по крайней мѣрѣ, не починятъ старую?
   -- Нельзя-съ, достатку не хватаетъ. Народъ все бѣдный у насъ, потому лѣнивъ, на работу не нанимается, а только пьянствуетъ: ёнъ скорѣй въ карчму снесетъ гроши, чѣмъ на церкву.
   -- Ты самъ-то -- католикъ или православный?
   -- Католикъ-съ.
   Писарь опустилъ глаза и суетливо, совсѣмъ безъ надобности, стеръ рукавомъ со стола.
   -- А много католиковъ крестьянъ въ этомъ имѣніи?
   -- Нѣтъ-съ, не много; человѣкъ десять, альбо двѣнадцать, которые "придворные" слуги-съ.
   -- А много крестьянъ было у здѣшняго помѣщика?
   -- О, много-съ, много.-- девяносто тысячъ неполныхъ душъ было-съ.
   -- Девяносто тысячъ!
   -- Да-съ, 89 тысячъ и сколько-то сотъ. Нашъ господинъ Лоргартъ вельможный панъ: губернскимъ маршаломъ былъ прачъ колько лѣтъ, въ двухъ, альбо во трехъ губерніяхъ маетности {Маентокъ -- имѣніе.} мѣетъ, а палацъ какой, ночью вы не изволили видѣть,-- на удивленье, хоть и въ столицу какую!
   Писарь, проникнутый гордостью, съ оживленіемъ говорилъ о своемъ панѣ.
   -- А костелъ тутъ, въ И -- хъ, есть?
   -- А какъ же,-- есть-съ.
   -- И большой?
   -- О, помилуйте! Въ самой Варшавѣ не лучше.
   -- Но кто же въ немъ молится, если католиковъ двѣнадцать дворовыхъ, какъ ты сказалъ?
   -- Какъ кто, помилуйте: паны съѣзжаются-съ въ праздники, семейство пана маршалка, толіе шляхта тутъ есть, ихъ весна по близости.
   -- А ксендзъ постоянно при костелѣ есть?
   -- А какъ же-съ, есть, три даже ксендза, въ плебаніи живутъ, важнѣйшая плебанія-съ!
   -- А веска эта шляхетская большая?
   -- Не очень-съ, а все дворовъ пятнадцать есть-съ.
   -- Ну, а сколько у Лоргарта было крестьянъ въ этомъ приходѣ, въ этой волости?
   -- Доподлинно не знаю-съ, а слыхалъ, что коло трехъ тысячъ-съ.
   -- И такая церковь!-- невольно проговорилъ я.
   -- Точно такъ-съ,-- отвѣтилъ писарь, очевидно не понявъ моего замѣчанія.
   Въ это время за окномъ глухо послышался колокольчикъ и замеръ у крыльца. Писарь бросился встрѣчать пріѣзжаго, и скоро вошелъ въ комнату Ольхинъ и радостно сказалъ, сбрасывая шинель:
   -- А-а-а, вмѣстѣ, значитъ, плывемъ по болотамъ!
   Встрѣчѣ съ Ольхинымъ я былъ очень радъ. Помимо того, что я избавлялся отъ одиночества дорогою, онъ, какъ человѣкъ наблюдательный и притомъ обладающій способностью иногда однимъ мѣткимъ, хотя и рѣзкимъ выраженіемъ объяснить многое,-- былъ для меня драгоцѣнный собесѣдникъ. Усаживаясь въ его покойную коляску, я съ удовольствіемъ разсчитывалъ на пріятную и полезную для меня, въ смыслѣ знакомства съ участкомъ, бесѣду въ дорогѣ и не ошибся; едва мы отъѣхали сто саженъ и повернули по дорогѣ, какъ онъ заговорилъ:
   -- Видѣли давича православную нашу церковь, а вотъ теперь посмотрите на костелъ,-- каковъ!
   -- А вонъ, противъ него, и домъ Лоргарта: дѣйствительно палаццо,-- дворецъ просто!-- прибавилъ онъ.
   Я посмотрѣлъ въ указанномъ направленіи и увидѣлъ громадный костелъ, вблизи каменныхъ построекъ "плебаній"; напротивъ величаво высился на горѣ дворецъ въ четыре этажа.
   -- Хотя бы въ столицу такой костелъ,-- замѣтилъ я невольно, любуясь красотою и грандіозностью зданія.
   -- Да, вонъ какую громаду выстроилъ панъ, а для крестьянъ, шельма, даже простой деревянной церкви не выстроилъ, хотя по закону и долженъ былъ.
   -- Но что же въ такомъ случаѣ начальство смотрѣло?
   -- Гмъ, начальство! Да оно, начиная съ губернатора и кончая послѣднимъ писаремъ у становаго,-- все было изъ поляковъ, заядлыхъ поляковъ.
   -- Положимъ, такъ, но все же могли быть жалобы въ Петербургъ и...
   -- Жалобы, много въ нихъ толку было! Я вотъ разскажу вамъ одинъ примѣръ, именно касающійся церквей даже, примѣръ того, что выходило изъ такихъ жалобъ.
   -- Пожалуйста.
   -- За нѣсколько лѣтъ до мятежа, по ходатайству духовенства что ли, не помню хорошенько, на постройку новыхъ православныхъ церквей въ этой губерніи собственно и на поправку старыхъ правительствомъ было ассигновано сто тысячъ рублей. Хорошо. Проходитъ два-три года, и протопопъ нашъ изъ города С. довелъ до свѣдѣнія кого слѣдуетъ въ Петербургѣ, что эти сто тысячъ употреблены на католическіе костелы, а вовсе не да православныя церкви.
   -- Неужели?
   -- Да, слушайте дальше. По этому рапорту изъ Питера былъ посланъ для разслѣдованія тайный совѣтникъ ...скій, который и донесъ, что протопопъ говоритъ неправду.
   -- А онъ дѣйствительно правъ былъ?
   -- Подождите конца. Протопопа, раба Божія, лишили прихода и сослали въ Соловецкій монастырь; только уже послѣ мятежа Муравьевъ дозналъ и убѣдился, что протоповъ писалъ правду, и на сто тысячъ не выстроено и не поправлено ни одной православной церкви, а употреблены эти деньги на католическіе костелы.
   -- Но, что же съ протопопомъ?
   -- Ну, возвратили, конечно, приходъ и наградили.
   -- Однако дружно же дѣйствовали здѣсь!
   -- Еще бы! Въ обыденной жизни частенько и горячо ссорились между собой, а чуть коснется православія или чего-нибудь русскаго -- всѣ, и друзья, и не други, какъ одинъ дѣйствовали.
   -- Ну, а этотъ, куда мы ѣдемъ, графъ Ч--скій, кажется?
   -- Да. Этотъ политикъ и человѣкъ умный, очень умный человѣкъ, а главное -- смѣлый, вотъ, что мнѣ нравится.
   -- Въ какомъ отношеніи смѣлый?
   -- Развѣ вы еще ничего не слыхали о дворянскомъ собраніи и объ адресѣ въ самомъ началѣ мятежа?
   -- Ничего.
   -- Ну, я вамъ разскажу, это интересно.-- Когда въ дворянскомъ собраніи дворяне задумали составить адресъ объ отдѣленіи ихъ губерніи къ Польшѣ и повели жаркіе объ этомъ дебаты, то въ ихъ числѣ нашлись двое поумнѣе, которые пробовали, несмотря на свистки и крики, отговорить остальныхъ отъ этого шага. Они доказывали, что этимъ адресомъ и всѣмъ своимъ поведеніемъ за послѣднее время дворянство губитъ родной край, губятъ самихъ себя, потому что эти дѣйствія неминуемо вызовутъ крупныя мѣропріятія правительства, которыя губительно отзовутся на самихъ же дворянахъ и ихъ интересахъ. Но обезумѣвшіе паны слушать ничего не хотѣли, поощряемые бездѣйствіемъ въ то время мѣстныхъ властей, и просто выгнали съ бранью двухъ смѣльчаковъ, едва не побили даже; послѣ имъ часто грозило обливаніе купороснымъ масломъ и кислотой сѣрной. Одинъ изъ этихъ смѣльчаковъ и былъ тотъ самый графъ Ч--скій, въ имѣніе котораго мы теперь и ѣдемъ; тогда онъ былъ мировой посредникъ, одинъ изъ вашихъ предмѣстниковъ, потому -- вашъ участокъ изъ прежнихъ трехъ образованъ.
   -- А кто былъ другой?
   -- Другой былъ Хорошинскій, который теперь губернскимъ предводителемъ отъ правительства.
   -- А, нашъ общій знакомецъ!
   -- Да, умная бестія и хитеръ какъ... какъ полякъ.
   -- Ну, а гдѣ же теперь графъ Ч--скій, въ имѣніи?
   -- Нѣтъ, его назначили вице-губернаторомъ въ П., и онъ теперь по службѣ пойдетъ хорошо, а вотъ братья у него -- форменные повстанцы...
   -- А гдѣ же теперь его братья?
   -- Одинъ убитъ въ стычкѣ съ войсками, а другаго повѣсили, третій съумѣлъ отдѣлаться и живетъ теперь чортъ его знаетъ гдѣ, кажется, въ Вильнѣ.
   Ольхинъ откинулся на спинку коляски и молча смотрѣлъ вдаль, я тоже оглядывалъ мѣстность, уже ровную, не болотную и съ меньшимъ количествомъ лѣса, его совсѣмъ почти не было; вдали виднѣлись только, мѣстами, небольшія рощи.
   -- Вотъ тутъ верстахъ въ десяти, вправо отъ дороги, вонъ за тѣмъ лѣскомъ, есть имѣніе Трубачевскихъ, куда мы съ вами прежде всего поѣдемъ будущей весной.
   -- Ну, а это что-за люди?
   -- Гмъ! Самъ старикъ, бывшій уѣздный предводитель, очень былъ человѣкъ умный, умеръ ударомъ, говорятъ, а два его сына пошли "до ляса", но по указу къ 1 мая явились добровольно и съ оружіемъ; почему и помилованы. Мать у нихъ чрезвычайно умная старуха, а замужняя дочь умерла; больше ничего не знаю.
   -- А домъ тоже вродѣ дворца?
   -- Нѣтъ, просто хорошій помѣщичій домъ; не очень, вѣдь, они богаты.
   -- А у графа Ч--скаго?
   -- О, у него барскій домъ; но конечно не такой, какъ у Лоргарта. У Лоргарта по десяти тысячъ руб. есть картины въ домѣ; съ одной стороны дома у него оранжерея высотой во всѣ четыре этажа, въ которой есть пальмы привезенныя; по двѣ тысячи рублей дерево есть.-- Да, умѣли паны богатые жить, нужно правду сказать.
   Въ это время мы приближались къ поселенію изъ двадцати-тридцати дворовъ, прекрасно обстроенныхъ изъ крупнаго лѣса, и Ольхинъ сказалъ:
   -- А вотъ и околица шляхетская, вы еще ихъ не видѣли.
   -- Да, хорошо обстроена.
   -- Это все шляхта, паны, "дворяне" живутъ.
   -- Что же это они деревней построились, а не каждый на своей землѣ?
   -- Да у нихъ, большею частью, нѣтъ своей земли, а нанимаютъ на долгіе сроки у помѣщика землю "уволоками", то-есть участками по двадцати десятинъ съ необходимыми жилыми и холодными постройками; есть, конечно, и собственники между ними, но всѣ малограмотны, какъ мужики, и сами обработываютъ землю.
   -- Какая разница съ крестьянскими избами!
   -- Еще бы, впрочемъ, какъ будете ѣздить по участку, иногда вамъ будутъ попадаться и крестьянскіе такіе, кое-гдѣ два-три двора. Это -- тѣхъ, которые не могли вынести условій своего существованія и стали ходить въ костелы къ ксендзамъ. Прежде обыкновенно практиковалось у всѣхъ пановъ прижимать "быдло", а какъ перейдетъ въ католичество -- отличная изба, отличныя пара или двѣ воловъ, землю перемѣнятъ на лучшую, ну и переходили нѣкоторые; теперь, послѣ мятежа, опять ходятъ въ православныя церкви...
   -- И много такихъ переходило?
   -- Нѣтъ, очень не много. Между тѣмъ земля въ этихъ мѣстахъ нехороша, все глѣй, то-есть иловатая, да песокъ, и надѣлы жалкіе на дворъ.
   -- А какъ велики?
   -- Большею частью числится по грамотамъ двадцать, двадцать пять десятинъ на дворъ, попадаются по тридцати пяти и по восьми десятинъ, да все вранье выходитъ. Въ грамотѣ показано, примѣромъ, двадцать пять десятинъ на дворъ, а пойдетъ землемѣръ планъ провѣрять, и окажется всего восемь, а остальныя десятины все болота, показанныя то сѣнокосомъ, то пастбищами.
   -- Но какъ же могли повсюду такіе подлоги быть?
   -- Чего же удивляться: помѣщикъ -- полякъ, посредникъ былъ полякъ, члены мироваго съѣзда и губернскаго присутствія и землемѣры -- тоже, имъ было не трудно преобразить болота въ сѣнокосъ или пастбища.
   -- И крестьяне не жаловались?
   -- Кому же было жаловаться? Послѣ, когда установилось русское управленіе, они стали жаловаться, конечно.
   -- Это очень замѣчательно!
   -- И замѣтьте вотъ еще что: эти участки были показаны въ инвентаряхъ 1844 года, такъ что съ 1844 и по 1863 годъ они отработывали за несуществующую землю, а по уставной грамотѣ -- уплачивали оброкъ!
   -- Какой же имъ былъ разсчетъ разорять своихъ же крестьянъ?
   -- Разсчетъ простой: выжать какъ можно болѣе денегъ на свои палаццо и широкую жизнь, а также и съ цѣлью обращать въ католичество, а какъ жилось тутъ нашимъ священникамъ!.. Вотъ, какъ будете но участку ѣздить -- увидите, какъ живутъ, они и какія у нихъ лачуги Эхъ! что говорить...
   Мы замолчали, и я, съ новымъ для меня чувствомъ смутнаго сознанія обиды, съ тоскою смотрѣлъ разсѣянно по сторонамъ и былъ въ такомъ состояніи, что могъ сразу взбѣситься или заплакать...
   -- Вотъ въ Линьковѣ, куда мы ѣдемъ теперь, да еще въ имѣніи князя Р. крестьянамъ жилось не дурно, и они хорошо надѣлены и хорошо обстроены. Въ этихъ имѣніяхъ нѣтъ болотъ, земля суглинистая, и подворные участки полные, безъ всякаго плутовства въ уставныхъ грамотахъ, но эти имѣнія -- исключенія.
   -- Большія имѣнія?
   -- Большія: одно имѣніе составляетъ всю волость изъ многихъ деревень. Графъ Ч--ій соблюдалъ законъ и объ устройствѣ церквей для крестьянъ: въ Линьковѣ онъ выстроилъ прекрасный каменный храмъ, пятиглавый, хоть въ хорошій городъ, а вонъ и усадьба и церковь виднѣются, видите?
   Впереди дѣйствительно виднѣлись крестьянскія избы, а надъ ними высился пятиглавый храмъ съ синими куполами, справа изъ-за зелени сада показались каменныя бѣлыя постройки господской усадьбы. Спустя полчаса мы подъѣхали къ высокому, двухъэтажному дому графа Ч--скаго, гдѣ уже были собраны и ожидали насъ крестьяне, повѣренный владѣльца, сельскія должностныя лица и наши землемѣры.
   

IV.

   Непрерывные осенніе дожди, превратившіе поля и луга въ болота, заставили прекратить утомительныя работы съ повѣрочною коммисіею, и я получилъ возможность объѣхать мой участокъ и ознакомиться съ его положеніемъ. Поверхностныя свѣдѣнія о немъ я имѣлъ изъ присланныхъ мнѣ, во время моихъ занятій въ Линьковѣ, отвѣтовъ волостныхъ правленій на мои запросы и плана моего участка, составленнаго однимъ изъ землемѣровъ повѣрочной коммисіи. Судя по этому плану, я видѣлъ, что одна половина моего участка, начиная отъ губернскаго города, представляетъ собою ровную, почти безлѣсную мѣстность, съ суглинистыми землями, а другая -- безобразная смѣсь болотъ, песку и лѣсовъ. Изъ отвѣтовъ же волостныхъ правленій я узналъ, что все населеніе участка, за исключеніемъ восьмисотъ дворовыхъ католиковъ, православное; что училище одно, а школъ три-четыре; что писаря, за исключеніемъ одного, всѣ католики разнаго званія, до титулярнаго совѣтника включительно; что мірскихъ капиталовъ нѣтъ и т. п.
   По возвращеніи изъ Линькова, я получилъ отъ нѣсколькихъ волостныхъ правленій такія странныя донесенія по одному и тому же дѣлу, что въ первую минуту послѣ ихъ прочтенія не могъ отдѣлаться отъ изумленія. Эти правленія мнѣ доносили, что собранные по требованію мѣстныхъ священниковъ крестьяне-католики отъ перехода въ православіе отказались, несмотря на увѣщанія и требованія, "и продерзостно объявили, что скорѣе готовы отдать свои головы на отсѣченіе, чѣмъ измѣнить своей вѣрѣ". Рапорты, составленные витіевато и съ глупымъ канцелярскимъ краснорѣчіемъ, имѣли клейма неграмотныхъ старшинъ и подписи писарей съ польскими фамиліями. Я не могъ игнорировать такихъ донесеній, зная основной государственный законъ о свободѣ вѣроисповѣданій и понимая, что присоединеніе къ православію возможно только путемъ нравственныхъ убѣжденій духовенства, а никакъ не посредствомъ требованій волостнаго правленія. Но въ то же время я не могъ и энергично "пресѣкать" подобныя мѣропріятія, не зная, чѣмъ были вызваны они со стороны старшинъ; а потому я отложилъ подробныя объясненія имъ до личнаго свиданія, а только послалъ сейчасъ же оффиціальное разъясненіе, что крестьянъ волостное правленіе можетъ собирать только по дѣламъ крестьянскихъ обществъ, исключительно въ тѣхъ случаяхъ, которые указаны и перечислены въ такихъ-то статьяхъ Положенія 19 февраля 1861 года; причемъ добавилъ, что за несоблюденіе этого закона буду подвергать старшинъ аресту. Но это распоряженіе все же меня не успокоило, и меня озабочивали эти донесенія, потому что я невольно заподозрилъ писарей въ какой-нибудь "штукѣ", устраивать которыя здѣсь были великіе мастера; а потому я рѣшился не откладывать мой объѣздъ волостей, благо свои лошади и экипажъ у меня, уже были. Пріобрѣтая ихъ, кромѣ желанія избѣжать ѣзды "на обывательскихъ" и въ "фурманкѣ", я имѣлъ и другую цѣль. Я видѣлъ необходимость предстать предъ помѣщиками и крестьянами въ приличной дорожной обстановкѣ, и не въ подобіи измокшаго на фурманкѣ писца становаго, но ничѣмъ не хуже прежнихъ посредниковъ, имѣвшихъ своихъ лошадей и коляски; нужно было, такъ сказать, осязательно показать крестьянамъ, что наступило новое время и появился русскій посредникъ, не имѣющій ничего общаго съ ихъ панами. Съ этою цѣлью, уѣзжая въ Линьково, я сдѣлалъ необходимыя распоряженія, и мои желанія исполнились вполнѣ; у меня явились и русскія ковровыя сани, и русская "лихая" тройка (битюгъ въ корню и донцы на пристяжкахъ), со всѣми необходимыми дополненіями, въ сбруѣ съ бляхами, съ колокольчикомъ и дугой. Садясь въ сани, чтобы ѣхать "во всемъ парадѣ", я былъ убѣжденъ, что моя тройка, едва сдерживаемая молодцомъ кучеромъ, произведетъ впечатлѣніе, и не ошибся: на улицахъ любопытные жидки останавливались въ изумленіи, а еврейскія дѣти долго бѣжали за мною вслѣдъ, громко выражая свое восторженное удовольствіе.
   День былъ ясный, морозный, дорога по первопутку была прелестна, и моя тройка живо доставила меня къ ближайшему волостному правленію. У низенькой избы, въ какихъ обыкновенно живутъ въ русскихъ деревняхъ старыя вдовы-солдатки, гдѣ-нибудь на выгонѣ, стояла масса народа, который еще саженъ за двѣсти снялъ свои шапки, пріученный къ рабскому поклоненію своимъ "ясновельможнымъ" панамъ. Быстро приближаясь, я замѣтилъ, что всѣ крестьяне были маленькаго роста, имѣли блѣдныя, изможденныя, какъ у больныхъ, лица, и такъ одѣты, что каждый житель нашихъ великорусскихъ губерній непремѣнно назвалъ бы ихъ нищими-оборванцами. Происходила ли ихъ блѣдность и болѣзненность отъ болотнаго климата, порождающаго ужасную болѣзнь, называемую "колтунъ", или отъ непосильной работы и худаго питанія нѣсколькихъ поколѣній -- это я не берусь рѣшить; но я былъ пораженъ наружностью крестьянъ и бѣдностью ихъ одѣянія. Когда я подъѣхалъ, мы поздоровались и вошли въ "канцелярію", въ которой вдругъ стало темно и такъ тѣсно, какъ бываетъ въ церквахъ на Пасху; а между тѣмъ со мною вошла только половина схода, а остальная толпилась на дворѣ и въ сѣняхъ. Страшная тѣснота и убожество "канцеляріи" {"Канцелярія" -- домъ волостнаго правленія, по мѣстному названію.} такъ били въ глаза, что я невольно прежде всего заговорилъ о необходимости постройки волостнаго правленія.
   -- А что, ребята: вѣдь не ладно, что у васъ нѣтъ дома для волостнаго правленія.
   -- Не ладно, паночку.
   -- Надо свой домъ устроить, съ большою сборной, чтобы не приходилось вашимъ сходамъ стоять на дворѣ подъ дождемъ или "снѣгомъ.
   -- Звѣстно надо бы;але грошей не ма,-- говоритъ кто-то въ толпѣ.
   -- По едной копѣйкѣ съ души дадимъ,-- говоритъ другой.
   -- А гдѣ яни, копѣйки-то?-- заявляетъ ближайшій ко мнѣ, маленькій и юркій "христьянинъ".
   -- Ну, это, братецъ, вздоръ: если въ избѣ три души, то три копѣйки найдутся; въ корчмѣ, праздникомъ, больше пропьешь.
   -- То вѣрно, панокъ, крючокъ водки дороже,-- слышится въ толпѣ.
   -- Только этой копѣйки-то едва-ли достанетъ,-- говорю я;-- писарь! сколько душъ въ волости?
   -- Двѣ тысячи двѣсти-съ.
   -- Ну, видите: на двадцать два рубля волостнаго правленія не выстроишь.
   Слышатся вздохи и грустные возгласы: "але жъ", "то вѣрно" и т. п., которые сразу смолкаютъ при моихъ словахъ:
   -- Давайте-ка вотъ что мы сдѣлаемъ...
   -- Якъ скажете, паночку,-- нехай такъ и буде.
   -- Вотъ что мы сдѣлаемъ: я попрошу у пана лѣса на постройку, а вы...
   -- Э, паночку, не дастъ ёнъ лѣсу.
   -- А можетъ быть и дастъ.
   -- Нѣ, паночку, далибугъ не дастъ.
   -- Ну, тамъ видно будетъ, это уже мое дѣло; только вы должны будете срубить и вывезти деревья, если помѣщикъ подаритъ.
   -- А ле жъ, панокъ, все зробимъ; тольки ёнъ не дастъ лѣса.
   -- А не дастъ, такъ и везти будетъ нечего.
   -- То вѣрно, паночку.
   -- Ну, а если дастъ, то и рубить и свозить вы должны въ томъ только мѣстѣ, гдѣ помѣщикъ укажетъ, а не тамъ, гдѣ вамъ хотѣлось бы или гдѣ попало.
   -- Слухаемъ, паночку.
   -- Помните же, ребята; коли не такъ сдѣлаете -- худо будетъ.
   -- Слухаемъ, паночку; якъ панъ кажетъ, такъ и буде.
   -- А теперь вотъ что, ребята: надо вамъ такъ устроить, чтобы у васъ въ волости былъ хотя маленькій мірской капиталъ..
   -- Не разумѣемъ, паночку, якій капиталъ.
   -- А это вотъ какой: въ "канцеляріи" будутъ лежатъ ваши деньги и, когда кому нужно будетъ три или пять рублей, напримѣръ, то онъ пойдетъ въ "канцелярію" и "позичитъ", какъ вы говорите.
   Крестьяне радостно взволновались.
   -- Ой, паночку, якъ бы такъ было!
   -- Якъ бы такъ!
   -- Къ жиду ходить бы не надо!
   -- А гроши гдѣ?
   Послѣдній вопросъ кого-то сзади, изъ стоявшихъ въ дверяхъ сѣней, сразу отрезвилъ увлекшихся крестьянъ, и наступила внезапное молчаніе.
   -- Гроши, ребята, найдемъ, я васъ научу, какъ найдти.
   -- Ай, паночку, будь ласковъ!
   -- Хай Богъ милуетъ паночку!
   И тому подобные радостно-благодарные возгласы слышались въ толпѣ, только-что предъ тѣмъ пріунывшей.
   -- Мы начнемъ съ маленькаго, ребята: вы составьте приговоръ о томъ, чтобы всѣ штрафы по рѣшеніямъ посредника, волостнаго суда, старшины и старосты, а также всѣ остатки, какіе будутъ оставаться отъ рекрутскихъ денегъ {Деньги собирались на содержаніе до сдачи рекрутъ и отвозъ ихъ въ пунктъ сдачи.} и отъ мірскаго сбора, зачислять въ мірской капиталъ,
   -- Але, панокъ, то добре,
   -- Кромѣ того: въ этомъ же приговорѣ вы постановите, чтобы собрать съ души по двѣ копѣйки, или по одной, сколько хотите, для этого капитала и выберите счетчика или казначея, который бы со старшиною завѣдывалъ кассой, то-есть деньгами.
   -- Грошей нема, паночку!
   -- Достатку не хватаетъ!
   -- Але жъ добре бы!-- слышались отдѣльные возгласы.
   -- Знаю, что грошей у васъ не много, а все же три или шесть копѣекъ въ каждомъ дворѣ найдется, подумайте-ка, что лучше: отдать шесть копѣекъ съ двора и послѣ, въ трудное время, чтобы.перевернуться, занять въ "канцеляріи", то-есть у себя же, три, два рубля, или бѣжать за ними и кланяться Ицкѣ или Срулькѣ, а?
   -- Звѣстно въ себя лучше, папочку.
   -- Ну, слѣдовательно, и нужно бы сдѣлать, какъ я вамъ совѣтую, вѣдь для вашей же пользы; вы сообразите: если дадите по двѣ копѣйки, то составится сорокъ четыре рубля, а тамъ еще остатки... Писарь! справься: сколько было къ 1 января нынѣшняго года рекрутскихъ остатковъ и сколько съ новаго года взыскано штрафныхъ денегъ?
   Писарь справляется, подсчитываетъ и отвѣчаетъ:
   -- Остатковъ рекрутскаго сбора 185 руб. 40 кои, а штрафныхъ сорокъ рублей.
   -- Вотъ видите,-- почти триста рублей и есть уже; такъ что же -- хотите писать приговоръ?
   -- Але, паночку, нехай пишутъ.
   -- Пьять копѣекъ дадимъ!
   -- Дадимъ!
   -- Три досить {Досить -- довольно, достаточно.}!
   -- Нехай три!
   -- Сколько же писать, ребята, три или пять?
   -- Три... Нѣ, пьять, пьять, пьять, нехай пьять!
   -- Писарь! Пиши приговоръ, дай Богъ въ добрый часъ; а ужь я позабочусь, чтобы ваши деньги были цѣлы.
   -- Нехай пана Богъ милуетъ!
   -- Спасибо, паночку.
   -- Въ приговорѣ нужно поставить, ребята, чтобы деньги давали въ заемъ не болѣе пяти рублей одному и только на одинъ годъ...
   -- Нехай такъ, паночку.
   -- И чтобы -- кто беретъ пять рублей, тотъ долженъ представить поручителя -- изъ домохозяевъ.
   -- Звѣстно, паночку.
   -- А теперь, ребята, я хочу съ вами поговорить вотъ о чемъ...
   -- Слухаемъ, панокъ.
   -- Государь оказалъ вамъ милость великую, далъ вамъ свободу отъ панства, и за это вы должны быть благодарны ему.
   -- Дай ему, Боже!-- ит. п. возгласы послышались въ толпѣ.
   -- Но однихъ вашихъ словъ мало, надо на дѣлѣ доказывать эту благодарность: не рубите чужаго лѣса, не увозите съ панскихъ полей ни сноповъ, ни сѣна, не дѣлайте никакихъ потравъ и помните, что все это закономъ Государя воспрещено. Я обѣщаю вамъ стоять за каждаго изъ васъ, когда его будетъ кто обижать напрасно, и за всѣ ваши интересы...
   -- Дай Боже, паночку...
   -- Стой, ребята, дайте договорить.
   -- Слухаемъ, паночку.
   -- Но если кто-нибудь изъ васъ самовольно срубитъ дерево у пана, увезетъ его снопы, сѣно или сдѣлаетъ какую потраву, то я стану на панскую сторону и съ каждаго виноватаго буду взыскивать строго; помни, ребята.
   -- Але, паночку.
   -- Звѣстно: зачѣмъ рубить!
   -- Вы должны помнить, что, давая вамъ свободу, Государь не хотѣлъ губить и помѣщиковъ.
   -- Слухаемъ, панокъ.
   -- Еслибы вы всѣ захотѣли воровать снопы, сѣно и лѣсъ, то были бы не крестьяне честные, а воры; а еслибы я, вашъ посредникъ, вздумалъ покрывать ваше воровство, вмѣсто того, чтобы его преслѣдовать, то былъ бы атаманъ воровской, а не мировой посредникъ,-- такъ ли, ребята?
   -- Такъ, такъ, паночку.
   -- Ховай Боже!
   -- Оборони Боже!
   -- Не можно то!
   -- А потомъ еще вотъ что: слушайтесь вашихъ старостъ и старшину, потому что за всякое ихъ упущеніе по службѣ я буду строго съ нихъ взыскивать; штрафовать буду, даже подъ арестъ сажать, а вѣдь они ваши односельцы,-- пожалѣйте ихъ.
   -- Слухаемъ, панокъ.
   -- А тебѣ, писарь, вотъ мой приказъ: всѣ статьи Положенія объ обязанностяхъ старосты, старшины и волостнаго суда прочитывай имъ каждую недѣлю въ тотъ день, когда они собираются въ волостное правленіе.
   -- Слушаю-съ.
   -- И помни: если чрезъ два мои объѣзда въ третій пріѣздъ я увижу, что кто-нибудь изъ нихъ не знаетъ, что онъ долженъ дѣлать, то я арестую не только того, кто не знаетъ, но и тебя; значитъ, ты не хотѣлъ прочитать и разъяснить статей, которыхъ очень не много,-- понялъ?
   -- Понялъ-съ.
   -- А потомъ я еще вотъ что тебѣ скажу: ты всего только писарь, нанимаемый волостью, и старшина твой непосредственный и прямой начальникъ; а между тѣмъ давеча ты ему при мнѣ крикнулъ: "Гришка, дай песку засыпать!" Какой же онъ тебѣ Гришка, а?
   -- Виноватъ-съ.
   -- Впредь чтобы этого не было и помни: по единому слову старшины я тебя выгоню вонъ, да онъ и самъ можетъ тебя выгнать, если найдетъ это нужнымъ.
   -- Виноватъ, ваше высокоблагородіе.
   -- А ты, старшина, слышалъ?
   -- Слыхалъ, вашеское блародье.
   -- Такъ и знай, что ты хозяинъ въ своей волости, и всѣ должны исполнять твои законныя распоряженія.
   -- Часомъ не слухаютъ, паночку.
   -- А ты дѣлай такъ: когда что приказываешь -- назначь время для исполненія и, если къ этому времени не исполнятъ приказа -- штрафуй; напримѣръ, если говоришь, чтобы Томашъ выѣхалъ дорогу чинить,-- скажи время, въ понедѣльникъ или вторникъ, утромъ ли, или днемъ до вечерни; не исполнилъ твоего приказа -- штрафуй. Если ты времени не назначишь, а просто скажешь: "почини дорогу", то какъ же ты съ него взыщешь? Онъ все тебѣ будетъ говорить:-- "хорошо, починю",-- понялъ?
   -- Понялъ, вашеское блародье.
   -- Старайся понять и запомнить законъ, который будетъ читать тебѣ писарь, и не обижай крестьянъ кривдой, тогда и они тебя уважать будутъ, и я буду смотрѣть на тебя, какъ на перваго своего помощника въ дѣлахъ волости; будешь кривдить или отъ дѣла бѣгать -- на тебя будутъ жалобы, я тебя буду сажать подъ арестъ,-- развѣ это хорошо?
   -- Не буду кривдить, вашеско, ховай Боже!
   -- Теперь о судьяхъ волостныхъ: ты давеча сказалъ, что приказалъ судьямъ такъ-то рѣшить, но это не законно, и я прощаю тебѣ только потому, что ты не зналъ этого.
   -- Благодарю, папочку.
   -- Отношенія твои къ суду и къ судьямъ я объясню вамъ всѣмъ вмѣстѣ, чтобы вы всѣ знали; подойдите ко мнѣ ближе, волостные судьи.
   Двѣнадцать судей немедленно вышли изъ толпы и подошли ко мнѣ съ видимымъ любопытствомъ.
   -- Старшина, ребята, начальникъ въ своей волости, и, по закону, всѣ должны исполнять его приказанія; но ни онъ, ни даже мировой посредникъ не можетъ приказывать судьямъ такъ или эдакъ рѣшить дѣло,-- поняли?
   -- Нѣ, паночку, не разумѣмъ.
   -- Старшина, начальникъ волости, можетъ приказать тебѣ, крестьянину-домохозяину, сдѣлать то и то, ну хоть отвезти конвертъ, что-ли, и ты долженъ его послушаться; а какъ судьѣ старшина не можетъ приказывать тебѣ, чтобы ты рѣшилъ дѣло въ пользу Томаша или Марьи,-- поняли?
   -- Поняли, папокъ.
   -- Разумѣмъ, паночку.
   -- Но если вы вовсе не хотите разбирать Томаша дѣло или кого другаго, то старшина можетъ приказать вамъ разобрать дѣло и рѣшить, такъ ли, сякъ ли, по-вашему, а рѣшить,-- поняли?
   -- Поняли, паночку.
   -- А ты, старшина, долженъ заботиться, чтобы старосты исполняли рѣшенія волостнаго суда, потому что какая же будетъ польза отъ суда, если его рѣшенія не будутъ исполняться, а?
   -- Слушаю, вашеско блародье.
   -- А поютъ, вотъ еще что: писарь не смѣетъ вмѣшиваться въ ваше рѣшеніе, а долженъ молчать и писать только то, что вы рѣшили и что вы прикажете ему писать, а не то, что ему хочется.
   -- Слухаемъ, паночку.
   -- А ты, старшина, если въ чемъ затруднишься,-- спроси меня, когда пріѣду, а ждать некогда -- пріѣзжай, благо близко.
   -- Слухаю, вашеско.
   -- Объявляли вамъ, ребята, что зимой и осенью я буду два раза въ мѣсяцъ пріѣзжать въ волость?-- спросилъ я крестьянъ.
   -- Объявляли, паночку.
   -- Ну, значитъ, вамъ нечего ко мнѣ въ городъ ходить и прошенія писать, коли кто обиженъ: пріѣду и на мѣстѣ разберу жалобу.
   -- Дай Боже, паночку!.. и т. п. возгласы слышались въ толпѣ, а я принимался за ревизію суммъ, учетъ сборщиковъ, старостъ и старшины, и уже поздно вечеромъ распускалъ сходъ и садился за свой обѣдъ. То же повторялось, съ небольшими варіаціями и во всѣхъ остальныхъ волостяхъ, какъ и привычное раболѣпство съ цѣлованіемъ ручекъ, что я не скоро прекратилъ, да и то только благодаря насмѣшкамъ моимъ; но бывали и такіе "инциденты":
   -- Ратуйте {Ратуйте -- спасите.}, паночку!-- кричитъ старуха, бросаясь откуда-то сзади къ моимъ ногамъ и ловя мою руку для поцѣлуя.
   -- Вставай скорѣй, что это ты въ ногахъ валяешься!
   -- Не встану, не встану, паночку, покуда...
   -- Ты мнѣ въ бабушки годишься, а въ ногахъ валяешься; встань же, ну какъ тебѣ не стыдно!
   -- А мой паночку, а мой коханый, ратуйте!-- причитала баба со слезами, медленно поднимаясь съ колѣнъ.
   -- Какое у тебя дѣло?
   -- Сынова {Сынова -- жена сына.} меня забидѣла, паночку.
   -- Чѣмъ она тебя забидѣла?
   -- Холсты мои жиду продала, кровные мои холсты, я ихъ усю зиму робила.
   -- Объ этомъ ты въ волостной судъ жалуйся, а я не могу разбирать.
   -- Жалилась, панокъ, жалилась, да скривдили яни, судьи-то.
   -- Чѣмъ же они скривдили?
   -- А тѣмъ: холсты мои сыновой присудили, а яни мои кровные; ай, паночку, ратуйте меня!
   -- Стой, стой, бабушка, не кланяйся; подойдите ко мнѣ, судьи, которые разбирали о холстахъ дѣло.
   Ко мнѣ подошли трое судей, уже "сивыхъ" стариковъ, и одинъ сказалъ: "Мы судили, паночку".
   -- Разскажите мнѣ, какъ вы судили?
   -- Какъ судили! яна кажетъ: сынова холсты мои забрала да-й продала жиду, а тая кажетъ, сынова то-ись, что мои холсты...
   -- Ну?
   -- Отъ мы свѣтковъ (свидѣтелей) хотѣли опросить, потому яна, бабка-то, свѣтками шаберокъ {Шаберокъ -- сосѣдокъ.} поставила...
   -- Ну, что же?
   -- Да писарь сказывалъ: время только проведете, потому свѣтковъ надо вызывать, а что еще покажутъ яни, не извѣстно, можетъ, и вовсе ничего не покажутъ; ну мы и тово...
   -- Что "тово"?
   -- Отказали, то-ись бабкѣ.
   -- Да, вѣдь, судьями-то вы трое были, а не писарь; зачѣмъ же вы его слушали?
   -- А якъ же, паночку, ёнъ "секретэръ"...
   -- Писарь! какъ ты смѣлъ давать судьямъ совѣты?
   -- Они-съ... потому какъ... сами просятъ-съ поучить... люди необразованные...
   -- Вотъ что... А семейство у тебя есть?
   -- Жена и дѣтокъ пятеро-съ.
   -- А сколько, судьи, по-вашему стоятъ холсты, о которыхъ бабка плачетъ?
   -- Колько локтей было холстовъ-то?-- спрашиваетъ одинъ судья бабу.
   -- Болѣ тридцаты локтей, панъ судья, якъ предъ Богомъ; яна за пьятнадцать злотовъ продала Янкелю.
   Судьи поговорили между собою шопотомъ, и одинъ сказалъ, что "пятнадцать злотовъ стоитъ"; послѣ чего я сказалъ, обращаясь къ писарю:
   -- Ну, такъ какъ чрезъ твое вмѣшательство старуха потеряла пятнадцать злотъ, то выбирай любое: или я тебя отправлю сейчасъ въ полицію на семь дней подъ арестъ, или сейчасъ уплати старухѣ вдвое, то-есть четыре съ половиною рубля.
   -- Помилуйте, ваше...
   -- Выбирай одно изъ двухъ.
   -- Лучше позвольте старухѣ заплатить.
   -- Прекрасно, плати, и это тебѣ будетъ наказаніемъ; въ другой разъ, если повторится подобное, арестую на семь дней и выгоню вонъ, такъ и знай.
   Гоноровитый писарь принесъ бабѣ деньги, и я едва могъ отдѣлаться отъ ея поцѣлуевъ въ "ручку".
   -- А вы, судьи, помните, что я вамъ говорилъ о писарѣ, помните и о томъ, что вы должны судить дѣла по правдѣ, а не по кривдѣ, и что какъ вы на землѣ судите, такъ и Богъ васъ будетъ судить послѣ вашей смерти.
   -- Слухаемъ, паночку; ховай Боже кривдить!
   -- Ну, то-то, помните.
   

V.

   Въ Черпоручинскую волость я пріѣхалъ раньше, чѣмъ разсчитывалъ; а потому мнѣ приходилось часа два или три поджидать собранія схода. Встрѣтившій меня старшина Іосифъ Витушка не ожидалъ меня ранѣе и былъ смущенъ, какъ видно, отсутствіемъ схода, потому что крестьянъ успѣло придти только два-три человѣка; но я поспѣшилъ его успокоить, приказавъ меня проводить къ священнику. Этотъ Витушка былъ уже мнѣ знакомъ по бумагамъ изъ волости и по разсказамъ Ольхина и Баталинова въ часы отдыха отъ работы въЛиньковѣ; впослѣдствіи я убѣдился, что онъ былъ самый расторопный, самый толковый и исправный старшина во всемъ моемъ участкѣ. Пріѣхавъ впервые въ Черпоручье, я уже зналъ, что именно Витушка неутомимо выслѣживалъ и поймалъ-таки одного важнаго повстанца, пролившаго много русской крови, который бросилъ свою разбитую шайку и такъ хорошо скрывался отъ властей, что долго не могли поймать его; почему я смотрѣлъ на старшину съ особеннымъ интересомъ. Ему было, какъ онъ самъ говорилъ, "безъ двухъ годовъ семьдесятъ", но онъ былъ крѣпкій не по лѣтамъ, очень энергичный и подвижной старикъ, несмотря на свою толщину и большой, шарообразный животъ. Сѣдые волосы, остриженные подъ щипокъ, жесткою щеткой стояли на его круглой головѣ, а небольшіе сѣрые глаза зорко смотрѣли изъ-подъ густыхъ, сѣдыхъ и нависшихъ бровей на его кругломъ и полномъ лицѣ, обросшемъ сѣдыми же и тоже стрижеными бородой и усами. Онъ тридцать лѣтъ былъ тіуномъ {Тіунъ -- должность въ помѣщичьихъ экономіяхъ вродѣ бурмистра и эконома.} у помѣщика и, несмотря на это обстоятельство, со дня освобожденія крестьянъ служилъ старшиною, и крестьяне его очень любили, хотя онъ былъ очень крутъ и взыскателенъ. "Строгій ёнъ, у, какой строгій: коли что не справилъ -- бѣд-да, заразъ општрапуетъ, аль-бо подъ арестъ; але не кривдилъ ни едного разу, усе по правдѣ робитъ",-- говорили о немъ крестьяне. Своего писаря, "дворянина" Гнѣздецкаго, который къ тому же былъ губернскій секретарь, но превеликій пьяница, какъ потомъ оказалось, Витушка держалъ въ ежевыхъ рукавицахъ и, порою, давалъ ему порку. Гнѣздецкій, утратившій всякое представленіе о личномъ достоинствѣ, за это не сердился, умоляя только не выгонять его со службы; но все же я скоро его выгналъ и только потомъ уже узналъ объ отношеніи къ нему Витушки. "Зачѣмъ же ты держалъ такъ долго такую дрянь?" -- спросилъ я однажды.-- "Только для дѣтокъ держалъ, дѣтки въ его малыя".-- "Но онъ могъ тебя къ суду притянуть; ты, говорятъ, разъ даже его выпоролъ, правда?
   -- Было дѣло, не разъ даже сѣкалъ его; якъ посѣкешь его, ну, недѣли двѣ-три ничего, а тамъ опять за свое.
   -- Да вѣдь ты не можешь писаря, да еще чиновника, сѣчь, за это онъ...
   -- Енъ самъ просилъ усигда, потому я, какъ зловлю его на плутовствѣ, такъ и говорю: выбирай -- либо выпорю, либо подъ судъ; ну онъ, бывало, заплачетъ, въ ногахъ валяется, проситъ, чтобъ лучше высѣчь, я бывало, запру двери, да самъ и посѣку его, добре посѣку, ваше высокоблагородіе.
   -- Но онъ, въ отмщеніе тебѣ, могъ такую бумагу написать отъ твоего имени, ты, вѣдь, неграмотный, что послѣ и не расхлебалъ бы.
   -- Я ему не вѣрилъ, ваше высокоблагородіе, ни въ чемъ не вѣрилъ и оберегался. Бывало, придетъ якая бумага до волости -- сичасъ мнѣ подавали въ конвертѣ, какъ была, а я несъ къ батюшкѣ, ёнъ отпечатаетъ, прочитаетъ и разскажетъ объ чемъ яна; такъ само усякій лепортъ -- покажу батюшкѣ-священнику, ёнъ мнѣ прочитаетъ громко, я приложу печатку свою.
   Такъ вотъ съ этимъ-то Витушкою я и отправился къ священнику. Мѣстечко оказалось жалкое, хотя и очень разбросанное, и отличалось отъ простой деревни только костеломъ, небогатою усадьбой помѣщика и корчмою. Всѣ постройки были старыя, очень плохія, были разбросаны въ безпорядкѣ по разнымъ закоулкамъ и смотрѣли ужасно хмуро, несмотря на пушистый снѣгъ, покрывавшій ветхія крыши, и грязь повсюду. Но видимое убожество было ничто въ сравненіи съ дворомъ священника и когда, наконецъ, показался его домъ, то я остановился въ изумленіи и спросилъ Витушку:
   -- Да неужели въ этихъ развалинахъ живетъ нашъ священникъ?!
   -- Здѣсь, ваше высоблагородіе, а внутри ще и того хуже: полы прогнили наскрозь, потолки провисли, того и гляди часомъ задавятъ, рамы въ окошкахъ струхлявились, отовсюду дуетъ вѣтеръ; якъ и живетъ -- не вѣдаемъ!
   Я молча грустно смотрѣлъ на дряхлый домишко, правильнѣе лачугу съ покривившимися стѣнами и чувствовалъ, какъ жгучее чувство обиды закрадывается ко мнѣ въ душу. Чего же смотрѣли русскія власти? Если помѣщикъ не хотѣлъ выполнять свою обязанность и построить священнику домъ, а власти не желали принуждать его къ этому, то почему же не отпускали бревенъ изъ казеннаго лѣса, котораго такъ много вокругъ? Но тутъ я вспомнилъ разсказъ Ольхина о ста тысячахъ и пошелъ дальше; скоро я увидѣлъ, какъ на хриплый, но отчаянный лай собаченки у воротъ -- на крыльцо вышелъ высокій и плотный старикъ въ старенькой рясѣ. Я подошелъ. Мы поздоровались и вошли въ низенькую и мрачную комнатку съ кривыми стѣнами, оклеенными дешевенькими обоями, и я осмотрѣлся. Комнатка тускло освѣщалась двумя небольшими окнами со множествомъ мелкихъ кусочковъ стеколъ, зачиненныхъ толстыми полосами замазки. Въ комнаткѣ были старый диванъ, два-три кресла и нѣсколько разнокалиберныхъ стульевъ, два стола и образница въ углу съ горящей лампадкой, два литографированныхъ портрета Государя и Государыни -- вотъ и все убогое убранство убогой комнаты; къ этому нужно прибавить, что сильно пахло сыростью и гнилью, не заглушаемыми слабымъ запахомъ ладона. Вся обстановка была болѣе, чѣмъ бѣдна и смотрѣла очень печально.
   -- Плохое у васъ помѣщеніе, батюшка,-- сказалъ я, когда мы усѣлись.
   -- Плохое-съ, а все же, благодареніе Богу, пока жить можно; у другихъ священниковъ... Извините, не знаю, какъ ваше имя и отчество.
   -- Владиміръ Петровичъ.
   -- А вотъ у другихъ, Владиміръ Петровичъ, и того хуже есть.
   -- Не-у-же-ли?
   -- Истинно вамъ говорю.
   -- Я никогда и представить себѣ не могъ, чтобы священники гдѣ-нибудь могли жить въ такомъ помѣщеніи.
   -- Что дѣлать, приходится все переносить. Конечно, иногда больно очень становится, какъ вспомнишь, какъ зажиточно, правильнѣе сказать роскошно живутъ ксендзы въ своихъ каменныхъ плебаніяхъ, ну, а потомъ пообдумаешься и скажешь, что ничего безъ воли Божіей не устрояется -- и терпишь... Въ настоящее время еще полбѣды, Владиміръ Петровичъ, а вотъ прежде, когда дѣти были малы и еще не устроены, такъ просто бѣда, бывало, не приведи Богъ, какъ тяжело было!
   Священникъ тяжело вздохнулъ и склонилъ свою лысую голову въ тоскливомъ раздумьи.
   -- Вы давно въ этомъ приходѣ, батюшка?
   -- Давно уже, лѣтъ двадцать пять будетъ; прежде у меня
   другой приходъ былъ, въ ской округѣ,-- отвѣчалъ онъ и быстро вышелъ въ другую, тоже темную, комнату.
   Скоро онъ возвратился съ графинчикомъ темнокоричневой настойки и рюмкою въ рукахъ, а за нимъ работница несла на подносѣ закуску изъ ветчины, домашнихъ колбасъ, масла и соленыхъ грибовъ.
   -- Удостойте, чѣмъ Богъ послалъ,-- заговорилъ священникъ радушно, ставя на столъ травникъ и рюмку.
   -- Не пью, батюшка.
   -- Вина-то вотъ не случилось, этакая досада!
   -- Я ничего не пью, батюшка, ни вина, ни водки.
   -- Похвально и, можно сказать, достойно всякаго уваженія; по крайней мѣрѣ покушайте, что подъ рукою нашлось,-- если "бы я ожидалъ такой чести, приготовился бы.
   Проголодавшись дорогою, я съ удовольствіемъ взялся и за ветчину, и за колбасу съ грибами. Мы разговорились о жизни духовенства въ прежнее время, то-есть я собственно болѣе слушалъ словоохотливаго священника, который, очевидно, былъ радъ увидѣть новое лицо, съ которымъ можно поговорить по душѣ.
   -- Тяжело жилось намъ, Владиміръ Петровичъ, такъ тяжело, что и вспомнить страшно. Вы сами посудите: до 1861 года мы, священники, въ дѣйствительности, какъ и крестьяне, вполнѣ зависѣли отъ помѣщиковъ, которые насъ унижали и притѣсняли всячески и во всемъ. Чтобы получить нѣсколько возовъ дровъ на зиму, приходилось не однажды кланяться пану и вымаливать, истинно вамъ говорю вымаливать, у него необходимое топливо, да и выдавалось оно послѣ того, какъ онъ всласть удовлетворится униженіемъ священника; а нечего дѣлать, идешь за дровами, потому что у крестьянъ своего лѣса не было, а дрова были нужны... Они, паны-то эти, вотъ какъ относились къ намъ,-- съ горестью въ голосѣ прибавилъ священникъ: бывало придешь къ нему съ храмовымъ ли или съ другимъ годовымъ праздникомъ поздравить, напримѣръ въ Рождество Христово или на Святую Пасху, такъ и не приметъ даже, а просто вышлетъ съ лакеемъ въ прихожую рубль или два, налитую рюмку водки да кусокъ кулича или хлѣба, и ступай себѣ...
   -- Это ужасно!
   -- А не пойти съ поздравленіемъ и думать не моги, потому что панъ сейчасъ обидится и будетъ притѣснять; а если уже очень гоноръ его заговоритъ, то и будетъ просить владыку убрать священника; ну, и уберутъ, да еще часто въ другую округу верстъ за двѣсти.
   -- Что вы, батюшка!
   -- Истинно вамъ говорю, что же подѣлаешь!
   -- Неужели же исполнялись такія желанія пановъ?
   -- Исполнялись иногда, а переводомъ владыка всегда грозилъ: ты, говоритъ владыко, неспокойнаго характера, не умѣешь въ ладу жить съ помѣщиками, смиренія у тебя нѣтъ; смири себя, а то въ другой приходъ пошлю. Эту горькую долю я испыталъ лѣтъ двадцать пять назадъ и съ того времени я уже все терпѣлъ, потому трудно, охъ, какъ трудно, перебираться въ дальній приходъ съ семействомъ. Приходилось все распродавать задешево, вновь покупать дорого, а паны-то, вѣдь, всѣ одинаковы, да и какой еще приходъ достанется... Вотъ теперь у меня въ приходѣ двадцать двѣ деревни, считая застѣнки и односелья, верстъ за восемь, за десять приходится съ требами ѣздить въ разныя стороны по болотамъ, еще и проѣхать не всегда можно; а въ прежнемъ-то приходѣ и деревни не такъ раскинуты были, и земля церковная лучше... Поэтому другой разъ какъ ни горько, какъ ни тяжело приходилось отъ пана -- все выносилъ, потому семья у меня и дѣваться некуда...
   Священникъ понурился, припомнивъ горечь пережитаго, но сейчасъ же поднялъ голову и заговорилъ:
   -- Еще ветчинки покорно прошу, домашняя, или вотъ грибковъ,-- добрые грибки...
   Я поблагодарилъ, наложилъ себѣ грибковъ и замѣтилъ, что онъ самъ ничего не кушаетъ и водочки даже не выпилъ.
   -- А я, признаюсь, только передъ вами закусилъ уже, а водки я не употребляю давно уже, съ тѣхъ поръ, какъ боленъ былъ колтуномъ.
   -- И долго вы были больны колтуномъ?
   -- Лѣтъ сорокъ.
   -- Сорокъ! Боже мой! но что это-за болѣзнь?
   -- А это, видите ли, болѣзнь нашихъ болотныхъ мѣстъ. Она съ болотными испареніями входитъ въ человѣка, отравляетъ ему кровь, и онъ страдаетъ ужасно; послѣ, лѣтамъ къ шестидесяти, сама собою пропадаетъ.
   -- Но какъ она появляется?
   -- Сначала, даже иногда въ дѣтствѣ, волоса начинаютъ завиваться, а потомъ начинаютъ испускать изъ себя клейкую матерію и болятъ ужасно, какъ и вся голова. Эта клейкая матерія склеиваетъ волоса, и они, отростая, сбиваются войлокомъ, и въ такомъ видѣ человѣкъ носитъ ихъ въ особомъ мѣшкѣ, который часто, какъ чемоданъ, виситъ за спиною.
   -- Ну, а если волоса мыть почаще, расчесывать аккуратнѣе и стричь, то...
   -- Боже избави! во-первыхъ, каждый волосъ такъ болитъ, что къ нему и притронуться больно, а во-вторыхъ, какъ только кто стрижетъ волосы -- колтунъ сейчасъ бросается въ глаза и человѣкъ слѣпнетъ и навсегда, или пойдетъ въ раны по всему тѣлу, и человѣкъ дѣлается калѣкою. Я, въ молодости еще, тоже думалъ отдѣлаться отъ колтуна стрижкою волосъ, не послушалъ опытныхъ людей, остригся и вотъ... видите, что сталось съ моими глазами?
   Я давно уже обратилъ свое вниманіе на глаза священника и недоумѣвалъ, что было съ ними: яблоко одного глаза было страшно выворочено, въ рубцахъ и имѣло какой-то не то гороховый, не то очень свѣтло-оливковый цвѣтъ; другой же -- какъ бы выходилъ изъ орбиты, странно смотрѣлъ вкось, сверху внизъ, и не закрывался верхнимъ вѣкомъ. На слова моего собесѣдника я отвѣтилъ вопросомъ:
   -- Вы, вѣроятно, однимъ только глазомъ видите, батюшка? Неужели это вслѣдствіе стрижки волосъ?
   -- Однимъ только и весьма плохо, а погибли они въ два дня послѣ того, какъ я остригъ волосы. Спасеніемъ одного глаза, по милости Божіей, я обязанъ одному знаменитому доктору изъ Варшавы, который, на мое счастье, въ то время пріѣзжалъ къ помѣщику.
   Послѣ этого, разговоръ перешелъ на положеніе крестьянъ въ волости, и я убѣдился изъ разговора, что между священникомъ и крестьянами существовала близкая и сердечная связь; особенно горевалъ священникъ о томъ, что невозможно замѣнить надѣлы крестьянъ другими землями.
   -- Очень ужь плоха земля-то у нихъ, такъ плоха, такъ плоха, что и высказать невозможно, только и есть, что глей одинъ, да песокъ и болото; какъ тутъ вести хозяйство? Еслибы еще скота у нихъ было много, по крайности сильно бы удобряли землю; а то, вѣдь, подумайте: на три двора, почти, одна лошадь и двѣ коровы!-- съ сокрушеніемъ говорилъ священникъ.
   -- Да, батюшка, земля плоха, это я замѣтилъ дорогою, хотя она и подъ снѣгомъ; ужь если гладкія низины, черноталъ по низамъ, горки и соснякъ, то навѣрное болото внизу и песокъ на горахъ.
   -- Истинно такъ, вѣрно говорить изволите. Вотъ тутъ, къ слову сказать, недалеко, хотя и въ другой волости, есть одно имѣніе, въ которомъ вы съ повѣрочною коммисіей будете, конечно; такъ вотъ тамъ-то надѣлы вполнѣ уяснятъ вамъ давленіе пановъ-католиковъ на православныхъ крестьянъ, Господи Боже мой, что за надѣлы!
   -- А что?
   -- Тамъ вотъ какіе надѣлы: крестьянамъ дана еще прежними панами, испоконъ вѣка, земля саженъ въ двѣсти шириною, а длиною верстъ на восемь. По одной сторонѣ этой земли -- пашня помѣщика, а по другой -- версты на четыре, тянутся болота, по которымъ и скоту ходить не возможно,-- тонетъ; за нимъ версты на двѣ крестьянскія земли другаго имѣнія, а послѣ опять болота. Такимъ образомъ, крестьянскіе надѣлы, по 25 дес. на дворъ, тянутся на восемь верстъ длины при ширинѣ въ двадцать, двадцать двѣ сажени; какъ тутъ возможно раздѣлить землю на три поля и возить на десятины навозъ, сами посудите!
   -- Ну, а на обмѣнъ земель, по соглашенію съ помѣщикомъ, нельзя разсчитывать?
   -- Подобныхъ примѣровъ еще не бывало; по крайней мѣрѣ я не слыхалъ никогда.
   Тутъ пришелъ Витушка и доложилъ, что крестьяне уже собрались на сходъ. Я простился съ радушнымъ священникомъ, пригласивъ его къ себѣ, когда онъ будетъ въ городѣ, и отправился на сходъ. На этотъ разъ, по случаю поздняго сбора крестьянъ, занятія протянулись до полночи, и я, распустивъ сходъ, заснулъ, какъ убитый, а утромъ, когда пришелъ ко мнѣ старшина, я заговорилъ съ нимъ объ интересовавшемъ меня эпизодѣ.
   -- Это ты представилъ того важнаго повстанца, котораго такъ долго искали?
   -- Я, ваше высокоблародіе.
   -- Разскажи, пожалуйста,-- какъ это тебѣ удалось его поймать?
   -- А такъ было, ваше высокоблагородіе: якъ получена была тая бумага, чтобы розыскать повстанца, то я въ тую жъ пору наказалъ старостамъ досматривать у себя по деревнямъ,-- не покажется ли гдѣ? Але жъ, думаю, гдѣ его изловить? южь давно гдѣ-нибудь верстъ на триста отъ насъ хоронится,-- одначе, не такъ выйшло... Едный разъ, лѣтомъ то было, ѣду я изъ***щины въ волость и поглядаю себѣ по сторонамъ, потому, хоть и свѣтло отъ мѣсяца было, а все же ночь, а все лѣски да перелѣски, и опасно въ ту нору было одному ѣздить. Отъ доѣхалъ я до ***на, майентокъ тутъ пана ...скаго есть, и сталъ смотрѣть дорогой въ панскій садъ, что за домомъ панскимъ, бо я охочъ до сада, и думаю про себя: что значитъ земля не способна -- колько лѣтъ садокъ засадили, а плохо какъ растетъ! Смотрю этта я въ садъ, вдругъ и вижу: кто-то на прогулкѣ ходитъ по саду; кто бы это на прогулку ночью пошелъ,-- думаю. Пріостановилъ я фурманку, дерево тутъ коло сада случилось, и смотрю: ходитъ медленно высокій такой человѣкъ, худощавый, въ черную чамарку одѣтъ и высокіе сапоги, а лица разсмотрѣть не могу, видать только, что высокій человѣкъ. Не можетъ быть, чтобы самъ панъ, думаю, потому той низенькій, да толстый, а этой длинный; служащихъ на дворѣ тоже такихъ нѣтъ, потому какъ живу по близности, то знаю усѣхъ,-- кто же ёнъ такій? Тронулъ я лошадь и поѣхалъ тихонько дорогой вдоль сада, але все жъ слыхать, якъ ѣдетъ фурманка, услыхалъ про нё и той, что на прогулкѣ ходилъ, да и бросился вдругъ на землю коло дерева; а мнѣ его и видать, потому мѣсяцъ большой южь свѣтилъ. Э, думаю, не ладно чтось-то, чего ёнъ спугался. Отъ съ той самой ночи я и сталъ его выслѣживать.
   -- А какъ же ты его выслѣживалъ, развѣ ты близко той усадьбы живешь?
   -- Не, далеко, ваше высокоблародіе, а я выбралъ двухъ самыхъ надежливыхъ и умныхъ хрисіьянъ изъ вески коло панской усадьбы и велѣлъ имъ доглядать въ тайности за панскимъ дворомъ и за всѣми, кто тамъ живетъ и кто на усадьбу приходитъ.
   -- Такъ, ну?
   -- Отъ недѣля пройшла, не болѣ, я и узналъ, что днемъ нигдѣ не выдать того человѣка, а якъ ночь пріидетъ -- ёнъ выходитъ въ садъ на прогулку и рѣдко присѣдаетъ отдыхать, а все ходитъ. Сказывали тые христьяне, что должно ёнъ больной, потому часто кашляетъ: потомъ якъ станетъ свѣтать, онъ заразъ въ панскій домъ идетъ празъ балконъ. Яни, христьяне тые, и на панскую усадьбу заходили, то одинъ, то другой, какъ будто за якимъ дѣломъ, и свѣдали, что такого высокаго и худощаваго человѣка нѣтъ въ усадьбѣ панской, ни гостей у пана нѣтъ, а ночь прійдетъ -- въ саду опять ёнъ ходитъ... Я вижу, дѣло какъ-будто не чисто, вѣдомо, хоронится ктось-то, а кто? Думалъ я, думалъ и вижу: больше некому у пана хорониться, якъ тому повстанцу, объ якомъ въ бумагѣ писано, а что дѣлать надобно? Если отписать до становаго пристава -- времени уйдетъ много, схоронится и утечь можетъ той повстанецъ; а если самому на панскій дворъ съ народомъ пойтить, чтобы изловить -- опасно: какъ бы въ отвѣтѣ не быть.
   -- Почему же, въ какомъ отвѣтѣ?
   -- А той панъ -- скій, коему майентокъ принадлежитъ, не такой былъ, какъ всѣ другіе...
   -- А какой же?
   -- Енъ, сказывали, съ малолѣтства въ корпусѣ Петербургскомъ былъ, потомъ долго на Кавказѣ въ войскѣ служилъ и вышелъ изъ службы недавно, съ панами остальными не дружилъ, а водилъ знакомство только съ господами, русскими чиновниками и военными, и яни считали его за своего русскаго, часто къ ёму въ гости бывали, и орденовъ-крестовъ у него было много; какъ можно, чтобы ёнъ укрывалъ повстанца? Але и то въ думкѣ держу: не можно, чтобы безъ его вѣдома скрывался въ его домѣ; христьяне мои, кои доглядали, сами видѣли, якъ усякое утро повстанецъ безъ всякой опаски ходитъ изъ сада въ домъ...
   -- Ну?
   -- Думалъ я, думалъ, сомнѣнье меня взяло и захотѣлось мнѣ изловить того повстанца, а и боюсь, какъ бы чего не было мнѣ; въ такомъ разѣ пошелъ за совѣтомъ до батюшки священника. Разсказалъ ему все какъ есть и говорю: благословите ли, батюшка, самому начинать розыскъ у пана, аль бо написать тылько депортъ кому изъ начальства и ждать приказа? Батюшка меня слухалъ, слухалъ, да и говоритъ: депорты послать надо и становому приставу, и воинскому начальнику, а только не долженъ, говоритъ, дожидаться сложимши руки, а долженъ и самъ дѣйствовать, чтобы не терять времени и не упустить повстанца; говоритъ, дѣйствуй, какъ твоя совѣсть сказываетъ, по присягѣ Царю, а только дѣйствуй съ осмотрительностью, съ опаской тоесть... Отъ я послалъ депорты, а самъ собралъ народъ и старостъ, да и обставилъ народомъ всю панскую усадьбу, такъ плотно, что и зайцу проскочить ни туда, ни оттуда не можно. Самъ я въ тую пору, какъ народъ послалъ становиться, пошелъ въ домъ, до пана, ёнъ утренній чай только пилъ. Увидѣлъ это меня панъ и весело такъ говоритъ: "а, Витушка, съ мозгами кадушка (это ёнъ всегда мнѣ говорилъ, якъ встрѣтитъ и по брюху мнѣ похлопаетъ въ лаской), якъ поживаешь и что тебѣ понадобилось?" -- Я кажу: "до пана прійшелъ, кажутъ у пана повстанецъ хоронится". Якъ выскочитъ панъ -- скій изъ-за стола, да якъ закричитъ: "ахъ ты, лайдакъ, какъ ты посмѣлъ это сказать мнѣ! Какъ ты посмѣлъ, кажетъ, помыслить, чтобы я, вѣрный слуга Царевъ, да повстанца скрывалъ? Развѣ ты не знаешь, не видалъ -- сколько орденовъ мнѣ Царь пожаловалъ, а? Вонъ, кричитъ, изъ моего дома, лайдакъ!"
   -- Страхъ на мою душу нашелъ, ваше высокоблагородіе; думаю: а якъ ничего не выйде изъ этого? Засудитъ меня, стараго, панъ; а все думка стоитъ въ головѣ: безпримѣнно тутъ у его повстанецъ; коли южь началъ, то и кончать надо, якъ Богъ рѣшитъ, такъ и буде. "Прошу пана не гнѣваться", кажу, а ёнъ якъ крикнетъ: "Какой я тебѣ панъ! Я царскій слуга, капитанъ русскій, а не панъ!"
   -- Не звольте, ваше благородье, гнѣваться, а тольки я долженъ произвесть у васъ розыскъ; вотъ добросовѣстные со мною. Тутъ я позвалъ изъ прихожей троихъ христьянъ, кои вошли со мной въ домъ, и панъ видитъ, что южь я не уйду такъ.-- "Обыскивай, кажетъ, а тольки я буду жалиться".-- "Жальтесь, говорю, ваше благородье, тыльки я поиначё не могу ни якъ {Далѣе я уже не буду приводить мѣстную форму рѣчи крестьянъ.}".
   "Вотъ стали мы по всѣмъ комнатамъ ходить, да искать, и панъ съ нами ходитъ, да все грозитъ за этакую кровную обиду ему, вѣрному слугѣ царскому, жаловаться, а мы все ищемъ и въ шкапахъ, и за шкапами, и подъ кроватью, и гдѣ ужь ни искали, а все нѣтъ никого; какъ быть? А чѣмъ мы дальше ходимъ безъ пользы, панъ тѣмъ больше въ гоноръ входитъ и тѣмъ больше кричитъ и грозитъ, что до самого Царя дойдетъ, въ Сибирь меня упрячетъ, чего-чего ни грозилъ! Вотъ, наконецъ, дошли мы до послѣдней комнаты, зала, гдѣ онъ гостей принималъ, и видимъ, что никого тамъ спрятать нельзя, потому что стоятъ одни кресла, стулья да столы съ диваномъ: посмотрѣли и подъ этимъ диваномъ и подъ стульями -- нѣтъ какъ нѣтъ никого. Страхъ на меня напалъ, ваше высокоблагородье, думаю: бѣда, не выгорѣло дѣло; а все же сидитъ у меня въ головѣ, что непремѣнно тутъ, въ домѣ, спрятанъ повстанецъ. Оба крестьянина видѣли, и я самъ видѣлъ, что каждою ночью онъ гуляетъ по саду, а утромъ въ домъ уходитъ, и никто изъ усадьбы не уходилъ; гдѣ же онъ подѣвался? Только это я подумалъ и уже совсѣмъ уходить хотѣлъ, окинулъ въ послѣдній разъ глазами всю комнату, и бросилась опять мнѣ въ глаза кошолка съ индюшкой, которая стояла у стѣны подъ столомъ поверхъ ковра на полу; зачѣмъ, думаю, держать индюшку тутъ пану? А панъ-то еще больше кричитъ и бранится. Вотъ я и приказалъ крестьянамъ: "уберите столъ и кошолку съ индюшкой,-- можетъ быть, тамъ что есть", а самъ смотрю на пана. Какъ только это я приказалъ, панъ вдругъ сдѣлался въ лицѣ бѣлый, какъ мѣлъ; э, думаю, тутъ надо поискать. "Чего вамъ индюшку тревожить! видите, что подъ нею одинъ только коверъ",-- говоритъ, а голосъ у него сдѣлался вдругъ хриплый, словно и не его. "Посмотримъ, ваше благородье, и тутъ; много уже искали, а коверъ поднять не долго". Какъ подняли коверъ, а подъ нимъ оказалась подъемная дверь, которую сейчасъ же подняли, добросовѣстные залѣзли туда и вывели повстанца, а онъ весь дрожитъ, да все кашляетъ, кашляетъ...
   -- Ну, а что же тогда панъ, хозяинъ дома?-- спросилъ я.
   Витушка разсмѣялся и развелъ руками.
   -- Въ ноги упалъ, заплакалъ. "Безъ моего вѣдома, говоритъ, подлецы служащіе скрывали; прости же меня, ради Бога, что я напрасно бранилъ тебя". "Что жь, говорю, Богъ васъ проститъ, а только я долженъ доставить къ воинскому начальнику и этого человѣка, и ваше благородіе, и ужь не взыщите: связанными, подъ карауломъ". Какъ велѣлъ я принесть веревокъ, еще больше заплакалъ панъ, на колѣнкахъ по полу ёрзаетъ то ко мнѣ, то къ двумъ добросовѣстнымъ, руки у насъ цѣловать началъ, не повѣрите, ваше высокоблагородіе!
   -- Ну, что же потомъ?-- спросилъ я.
   -- Ну, я отправилъ обоихъ связанными и самъ вслѣдъ поѣхалъ, доставилъ какъ слѣдуетъ, и скоро послѣ этого повстанца сослали, потому что онъ, говорили мнѣ, много русской крови пролилъ, а пана --скаго, который его скрывалъ, выслали тоже въ какую-то губернію, потому вывернулся, въ подозрѣніи только остался.
   Въ этотъ же день мнѣ пришлось проѣзжать мимо усадьбы пана --скаго, и я съ особеннымъ любопытствомъ смотрѣлъ и на небольшой, но красивый домъ, и на садъ, гдѣ скрывался повстанецъ.
   

VI.

   Мой первый объѣздъ волостей продолжался три недѣли, и все это время я видѣлъ семью только разъ, проѣзжая чрезъ городъ изъ одной половины участка въ другую; но зато съ участкомъ своимъ я ознакомился досконально. Въ эту поѣздку я успѣлъ положить начало устройства училищъ и мірскихъ капиталовъ, и они, эти капиталы, весьма скоро оказались полезны деревенскимъ бѣднякамъ. Съ училищнымъ дѣломъ встрѣтилось больше хлопотъ: не было ни учителей, ни училищъ, ни средствъ на ихъ постройку, а крестьянскія избы были такъ малы, что не могли помѣстить болѣе восьми или десяти мальчиковъ. При этомъ нужно еще замѣтить, что крестьянскія поселенія въ краѣ устраивались, обыкновенно; "на сухомъ мѣстѣ", а потому были ужасно разбросаны, и зачастую отъ одного застѣнка или односелья до другаго было пять, шесть верстъ, пространство же между ними было занято лѣсками, перелѣсками и болотами. Въ виду сказаннаго, предстояло устроить училища съ ночлежными избами при нихъ для того, чтобы ученики могли ночевать, оставаясь въ училищѣ съ понедѣльника до субботы; иначе имъ ежедневно приходилось бы дѣлать по нѣскольку верстъ и подвергаться опасности отъ волковъ и непогоды при возвращеніи домой темными вечерами. При такихъ условіяхъ постройки училищъ, не возможно было обойтись безъ помощи лѣсомъ отъ казны и помѣщиковъ, но первая не вызывала такихъ затрудненій, какъ послѣдняя. Польскіе помѣщики, притѣснявшіе "быдло" за ихъ православіе, въ послѣднее время были страшно озлоблены на крестьянъ за массу ихъ лѣсныхъ порубокъ, потравъ и увозы сѣна и сноповъ съ полей, которыми крестьяне, пользуясь робостью струсившихъ послѣ усмиренія мятежа пановъ, мстили имъ за прошлыя вѣковыя обиды и притѣсненія. Но все же я надѣялся на ихъ помощь, и чѣмъ труднѣе казалось получить ее, тѣмъ сильнѣе хотѣлось мнѣ заручиться ею. Я не могъ еще ознакомиться съ персоналомъ помѣщиковъ моего участка, отдавая все свое время крестьянскому дѣлу; но во многихъ волостяхъ долженъ былъ постановить рѣшенія въ пользу пановъ-помѣщиковъ, ибо они были по дѣламъ правы, и законъ, и совѣсть были на ихъ сторонѣ. Объ этихъ рѣшеніяхъ и о моихъ запрещеніяхъ крестьянамъ самовольно рубить панскій лѣсъ, увозить сѣно пановъ и дѣлать потравы на ихъ хлѣбахъ, помѣщики узнали весьма скоро и, какъ я имѣлъ случай удостовѣриться, были удивлены и расположены въ мою пользу. Этимъ расположеніемъ я воспользовался весьма скоро, какъ я уже сказалъ выше, и панская помощь лѣсомъ на училища была оказана скорѣе, даже значительнѣе, чѣмъ помощь отъ палаты государственныхъ имуществъ, потому что изъ казеннаго лѣса бревна часто бывало везти слишкомъ далеко до пункта постройки, и полученіе ихъ обставлялось по обыкновенію нашими нестерпимыми, неисчислимыми формальностями...
   Но во время моего перваго объѣзда, о которомъ я говорю, ничего подъ руками не было, и постройка училищъ не могла начаться ранѣе весны, а мнѣ не хотѣлось, чтобы наступившая зима, единственно возможное для ученья время, пропадала, такъ сказать, напрасно, а потому при пособіи мѣстнаго духовенства я во всѣхъ волостяхъ постарался объ устройствѣ на первое время по нѣскольку школъ, изъ которыхъ послѣ и формировались училища. Помѣщеніемъ для этихъ школъ служили нанятыя по деревнямъ избы крестьянъ, вознагражденіе домохозяевъ за помѣщеніе школъ уплачивалось не деньгами, которыхъ не было, а льготами по отбыванію натуральныхъ повинностей; какъ, напримѣръ: освобожденіемъ отъ избранія на всѣмъ ненавистную должность сотскаго, отъ дачи подводъ, починки дорогъ и т. п. Что же касается главнѣйшаго затрудненія -- отсутствія учителей, то "пока" къ обученію подъ надзоромъ мѣстнаго священника были допущены и вдова священника, и отставной грамотный солдатъ, и "знаемый" семинаристъ изъ неокончившихъ семинарію, и братъ писарихи и т. п. лица. Непригодность такихъ "разношерстныхъ" преподавателей и неудобства такого устройства училищъ были очевидны, но приходилось съ ними мириться на время; но все же я, еще до возвращенія домой, началъ дѣятельно писать во всѣ мѣста и о присылкѣ учителей, и объ отпускѣ изъ училища лѣса...
   Много заботъ и хлопотъ я имѣлъ и съ писарями въ моихъ волостяхъ. За исключеніемъ одного, брата мѣстнаго священника, всѣ писаря были "дворане", въ полномъ смыслѣ слова польскіе панки, желавшіе въ своихъ волостяхъ играть рѣшающую роль "пана секретаря", бравшіе взятки съ "быдла" при каждомъ случаѣ и вообще дѣйствовавшіе безцеремонно, хотя и тайно; а потому оставлять ихъ въ волостяхъ писарями было бы просто преступно, и я тоже писалъ куда слѣдовало о присылкѣ мнѣ русскихъ лицъ. Но не зависимо моихъ ходатайствъ объ этомъ, уже прежде было рѣшено въ Вильнѣ и скоро послѣ возвращенія домой я получилъ увѣдомленіе губернскаго по крестьянскимъ дѣламъ присутствія, что изъ числа воспитанниковъ русскихъ семинарій, изъявившихъ желаніе служить учителями и писарями въ Сѣверо-Западномъ краѣ, четырнадцать посылаются "вслѣдъ за симъ" въ мое распоряженіе. Радость моя была неописуема!
   Эти воспитанники явились очень скоро. Всѣ они были "изъ философскаго класса" не испорченные, симпатичные юноши, просто горѣвшіе желаніемъ служить русскому крестьянскому дѣлу въ краѣ; одинъ, впрочемъ, окончилъ полный курсъ Рязанской семинаріи и не захотѣлъ поступить въ священники. Изъ всѣхъ этихъ, впослѣдствіи неутомимыхъ и преданныхъ, моихъ помощниковъ я особенно помню застѣнчиваго и скромнаго, какъ дѣвушка, Колоскова, изъ Калужской семинаріи, и такого же, но болѣе возмужалаго и серьезнаго Соколова, кончившаго курсъ Рязанской семинаріи; гдѣ-то они теперь?.. Распредѣливъ по волостямъ всѣхъ этихъ юношей, кого въ писаря, а кого въ учителя, я оставилъ ихъ дня на три-четыре при себѣ въ городѣ, знакомя ихъ въ это время съ ихъ будущею дѣятельностью, съ условіями этой дѣятельности; посвящая въ свои планы по школьному дѣлу и внутреннему распорядку въ волостяхъ, объясняя ничтожность или важность значенія той или другой канцелярской формы въ веденіи книгъ, въ сношеніяхъ съ "мѣстами и лицами", и проч. и проч. Молодежь была очень внимательна, подготовлена къ усвоенію знаній и была одушевлена желаніемъ скорѣе и ближе ознакомиться съ новымъ дѣломъ, а я не торопился, придерживался извѣстной системы въ моихъ объясненіяхъ, и такимъ образомъ мы въ малое время сдѣлали многое... Сразу поставивъ себя къ нимъ въ положеніе не сухаго и холоднаго начальника, а старшаго брата-руководителя, добраго, но очень строгаго и взыскательнаго, я привязалъ къ себѣ молодежь весьма скоро, что было видимо несомнѣнно, и распустилъ ихъ по волостямъ, повторивъ совѣты не плодить переписки, привязать къ себѣ крестьянъ, аккуратнѣе вести денежныя и другія книги, подготовлять себѣ изъ учениковъ будущихъ помощниковъ и т. п. Такимъ образомъ въ первый же мой объѣздъ участка мнѣ удалось уже поставить жизнь моихъ волостей въ надлежащія условія; оставалось только стараться о дальнѣйшемъ развитіи начатаго...
   Но не всѣ мировые посредники такъ скоро получили русскихъ воспитанниковъ семинарій, не всѣ были такъ богаты ими, какъ я, благодаря моему проживанію въ губернскомъ городѣ и удобствамъ постоянныхъ личныхъ сношеній и съ губернаторомъ, и съ членами губернскаго присутствія; въ другихъ уѣздахъ русскихъ писарей достать было невозможно. Въ числѣ такихъ бѣдствовавшихъ посредниковъ былъ и поручикъ гвардейской артиллеріи Переберишинъ. Это былъ молодой красавецъ съ мелкими чертами лица, задумчивымъ взглядомъ черныхъ глазъ и пышными, темными кудрями, которые живописно падали у него почти до самыхъ эполетъ. О немъ говорили, что онъ "поэтическая натура, большой музыкантъ и страстный охотникъ", игралъ онъ дѣйствительно хорошо. Этотъ вотъ Переберишинъ весьма оригинально образовалъ, какъ говорили, составъ волостныхъ писарей въ своемъ участкѣ. Придерживаясь того взгляда, что "свѣжій человѣкъ" не обладаетъ опытностью во взяткахъ и плутовствѣ, и что каждаго музыканта его благородная любовь къ музыкѣ удерживаетъ отъ нравственной порчи, Переберишинъ опредѣлялъ въ каждую волость писаремъ только музыканта: въ одну флейтиста, въ другую скрипача, въ третью кларнетиста и т. д., почему у него и образовался свой, такъ сказать, оркестръ, которымъ онъ и дирижировалъ во дни сбора писарей, два раза въ мѣсяцъ. Объ этихъ музыкальныхъ особенностяхъ участка дошло до свѣдѣнія генерала Муравьева, и онъ вызвалъ Переберишина къ себѣ въ Вильну. Объ этомъ свиданіи въ нашемъ кружкѣ ходилъ разсказъ, который выдавался за достовѣрный, и я передамъ его, въ виду его интереса.
   Когда Переберишинъ явился въ пріемную генерала Муравьева, то обычный пріемъ былъ уже оконченъ; но адъютантъ, узнавъ о прибытіи Переберишина по вызову начальника края, предложилъ "посидѣть не много", добавивъ, что генералъ послѣ обѣда за чашкою кофе обыкновенно полчаса отдыхаетъ послѣ непрерывныхъ докладовъ различныхъ чиновъ. Переберишинъ присѣлъ было, но въ отворенную дверь изъ смежнаго зала увидѣлъ раскрытый рояль съ лежавшими на пюпитрѣ нотами, и ему неудержимо захотѣлось поиграть на этомъ роялѣ. Онъ не игралъ уже давно, а рояль смотрѣлъ солидно, обѣщая богатый тонъ. Подъ вліяніемъ вспыхнувшаго желанія онъ быстро всталъ со стула, чтобы идти къ соблазнительному инструменту, но сейчасъ же вспомнилъ, гдѣ онъ и зачѣмъ пріѣхалъ, а потому не пошелъ въ отворенную дверь, а нервно и скоро сталъ ходить по пріемной; но въ открытую дверь, его манилъ прекрасный рояль, въ душѣ горѣло желаніе играть и -- онъ "не зная самъ какимъ образомъ", вдругъ уже стоялъ у рояля. Читая ноты, онъ забылъ и о цѣли своей поѣздки, и о домѣ, въ которомъ находится, а видѣлъ только клавиши. Не отдавая себѣ отчета, Переберишинъ торопливо отстегнулъ саблю и положилъ ее на сосѣдній стулъ, вмѣстѣ съ каской; потомъ сѣлъ за рояль, забывъ все въ мірѣ, и заигралъ.
   Въ то время въ сосѣдней небольшой комнатѣ сидѣла племянница генерала Муравьева, или какая-то родственница, и была изумлена игрою на роялѣ въ минуты отдыха дяди; кто дерзкій, который рѣшился играть? Любопытство и звуки опытной, блестящей игры заставили ее выйти въ залъ, гдѣ она и увидѣла красавца въ гвардейскомъ мундирѣ. Пораженная оригинальною безцеремонностію незнакомца, а можетъ быть и его красотою, она неслышно прошла по залу и тихо опустилась на стулъ за спиною пьяниста, который игралъ, не замѣчая происходившаго. Между тѣмъ Муравьевъ, слушая музыку, думалъ, что играетъ его племянница и, допивъ кофе, вышелъ въ залъ, но въ самыхъ дверяхъ увидѣлъ офицера за роялемъ, а позади его -- племянницу, которая, улыбаясь, дѣлала знакъ рукою, чтобы онъ не мѣшалъ. Какъ разъ въ это время Переберишинъ взялъ заключительный аккордъ, поднялъ глаза съ клавишей и увидѣлъ Муравьева... Моментально онъ вспомнилъ, гдѣ и зачѣмъ онъ, отошелъ отъ рояля, забывъ про каску и саблю на стулѣ, и вытянулся. Зорко посматривая на посредника, Муравьевъ медленно подошелъ и услышалъ:
   -- Честь имѣю явиться: мировой посредникъ... участка... скаго уѣзда Переберишинъ.
   -- А-а-а... такъ это вы... Ну, теперь я вижу, что вы дѣйствительно отличный музыкантъ и плохой посредникъ.
   -- Ваше высокопрев...
   -- Позвольте... я не желаю вамъ ничего дурнаго и... послушайте; вы любите охоту?
   -- О, страстно! ваше высокопревосходительство; идти на медвѣдя для меня...
   -- А-а а, вотъ какъ; ну, въ такомъ случаѣ, мы вотъ что сдѣлаемъ: вы немедленно подайте въ отставку...
   -- Ваше высокопревосходительство...
   -- Позвольте.
   -- Виноватъ, ваше высокопревосходительство.
   -- Я васъ уволю сегодня же, но дамъ вамъ письмо въ Петербургъ, вы получите возможность поступить въ царскую охоту на службу,-- желаете?
   -- Премного буду благодаренъ, ваше высокопревосходительство.
   -- Вотъ и прекрасно; ступайте же писать прошеніе объ отставкѣ.
   Такимъ образомъ Переберишинъ былъ уволенъ, и его оркестръ писарей-музыкантовъ разстроился...
   Возвращаясь теперь къ моимъ писарямъ, не могу не сказать, что въ первое время они были такъ же не опытны, какъ и музыканты Переберишина; а, между тѣмъ, вскорѣ былъ объявленъ наборъ рекрутъ, и предстояло много серьезной и спѣшной работы: составленіе приговоровъ объ избраніи порядка отбыванія рекрутской повинности (жеребьеваго или очереднаго), семейныхъ рекрутскихъ списковъ и т. д. Въ виду этого обстоятельства, я снова поѣхалъ по волостямъ, и рекрутскія хлопоты затянули мою поѣздку на цѣлый мѣсяцъ. Во время этого объѣзда встрѣтился мнѣ случай, о которомъ я не могу не разсказать. Въ одну морозную ночь, перезябшій и измученный ѣздой по ужаснымъ ухабамъ, я пріѣхалъ въ Линьково щвойдя въ волостное правленіе, увидѣлъ въ вонючихъ облакахъ, накуренныхъ махоркой, человѣкъ тридцать въ сѣрыхъ пальто изъ солдатскаго сукна, обшитыхъ по бортамъ и карманамъ черною лентой, и въ сѣрыхъ короткихъ свиткахъ съ широкими поясами изъ черной кожи съ металлическими бляхами. Едва я вошелъ въ комнату и ожидавшій меня старшина бросился мнѣ навстрѣчу, какъ всѣ эти люди вскочили съ своихъ мѣстъ, гдѣ кто сидѣлъ, и начали кланяться какимъ-то особеннымъ образомъ: низко перегибая туловище, но смотря мнѣ въ лицо. Передо мною были все незнакомыя старыя лица съ длинными усами безъ бородъ, а атмосфера была такъ ужасна, что я закашлялся. "Что-за кабакъ!" -- невольно проговорилъ я, раздосадованный отсутствіемъ пріюта себѣ при такихъ условіяхъ.
   -- Старшина, что это за люди?-- спросилъ я, проходя въ слѣдующую маленькую, какъ чуланчикъ, комнату.
   -- А шляхта, ваше-ско...
   -- Зачѣмъ же она тутъ собралась?
   -- Господинъ становой собиралъ на счетъ православія, значитъ, чтобы приняли нашу вѣру.
   -- Ну?
   -- Ну, а они тово, не хотятъ.
   -- Да зачѣмъ они тутъ, я тебя спрашиваю? Развѣ имъ мѣсто въ волостномъ правленіи и еще курить свою махорку?
   -- Становой, значитъ, подъ арестомъ велѣлъ имъ тутъ сидѣть.
   -- Ну, поди скажи этой шляхтѣ, чтобы она убиралась; для ихъ ареста есть арестантская у становаго и въ каждомъ селѣ, по закону, должна быть "взъѣзжая" изба, тамъ и могутъ сидѣть сколько угодно.
   Старшина былъ видимо обрадованъ и быстро исполнилъ приказаніе, отворилъ двери на дворъ для очищенія воздуха, и скоро я принялся за чай, радуясь, что могу отдохнуть послѣ дороги; какъ вдругъ ко мнѣ, словно крадучись, кошачьей походкой, постоянно кланяясь, вошелъ громадный старикъ-шляхтичъ.
   -- Что нужно?
   -- Будьте ласковы, вельможный пане посреднику, объясните намъ: правда ли, что царь нашъ приказалъ всѣхъ насъ обратить въ православіе?
   -- Такой бумаги я не получалъ,-- отвѣтилъ я, чувствуя необходимость быть осторожнымъ.
   -- А въ законѣ объ этомъ какъ, ясновельможный пане? Мы люди темные, не знаемъ.
   -- Въ законѣ сказано, что каждому позволяется исповѣдывать свое вѣроисповѣданіе; но, конечно, Государю будетъ пріятно, если его иновѣрные подданные будутъ одного съ нимъ вѣроисповѣданія.
   -- Какъ же господинъ становой требуетъ, чтобы мы приняли православіе?
   -- Это его дѣло, а не мое; вѣроятно, у него есть объ этомъ бумага.
   -- Благодаримъ покорно за разъясненіе,-- сказалъ шляхтичъ и вышелъ.
   Это ли мое объясненіе, или предписаніе собирать крестьянъ только въ указанныхъ закономъ случаяхъ, или оба вмѣстѣ, но только вскорѣ по возвращеніи изъ участка я получилъ приглашеніе отъ генерала Стороженко, пріѣхавшаго изъ Вильны по порученію генерала Муравьева, "пожаловать къ нему для объясненій по службѣ". Когда мы поздоровались и усѣлись, Стороженко передалъ мнѣ прошеніе Линьковскаго благочиннаго и попросилъ: "будьте добры, скажите мнѣ что-нибудь по поводу этой бумаги"?
   Прошеніе начиналось, какъ хорошо помню, словами: "новый нашъ мировой посредникъ господинъ Березинъ, будучи нигилистомъ" и заключало въ себѣ обвиненіе меня въ противодѣйствіи дѣлу обращенія католиковъ въ православіе и вообще обрусенію края. Прочитавъ это прошеніе, я не могъ не разсмѣяться. Зорко смотрѣвшій на меня Стороженко тоже неожиданно улыбнулся, и его физіономія сразу утратила свой испытующій характеръ.
   -- Вранье, э?-- весело спросилъ онъ.
   -- Вранье несомнѣнное, ваше превосходительство, противъ котораго я даже и оправдываться не буду; но я удивляюсь побужденію враля. Онъ меня даже не видалъ ни разу, потому что онъ одинъ изъ тѣхъ двухъ священниковъ, съ которыми мнѣ еще не удалось познакомиться.
   -- Ну, а какъ вы думаете: что могло подать косвенный, хотя отдаленный поводъ для этого прошенія?
   Подумавъ, я разсказалъ ему и о моемъ предписаніи, отнявшемъ у священниковъ возможность собирать въ волость католиковъ чрезъ старшину, и о сценѣ со шляхтою въ Линьковѣ. Стороженко внимательно выслушалъ, а потомъ, какъ бы отбрасывая дѣло въ сторону, предложилъ мнѣ сигару, и мы разговорились совсѣмъ о другомъ; никакихъ другихъ послѣдствій для меня этотъ доносъ не имѣлъ, но я воображаю, сколько хлопотъ онъ надѣлалъ бы, если бы случился двадцать лѣтъ спустя!
   

VII.

   Ближайшее знакомство мое съ духовенствомъ края выяснило мнѣ много особенностей въ его характерѣ. Эти особенности объясняются тяжелыми условіями жизни православнаго духовенства въ прежнее, де освобожденія крестьянъ и мятежа 1863 года, время. Какъ уже сказано Б--скимъ священникомъ,-- къ нимъ паны-католики относились пренебрежительно, третируя ихъ при каждомъ случаѣ и нисколько не считаясь ни съ ихъ личнымъ достоинствомъ, ни съ ихъ оффиціальнымъ положеніемъ; исключеніе составляли тѣ только немногіе священники, которые перешли изъ уніатскихъ ксендзовъ. Казалось бы, что ихъ переходъ въ православіе долженъ усугубить обыкновенную враждебность пановъ къ "хлопскимъ попамъ", а между тѣмъ происходило наоборотъ. Эти счастливцы пользовались расположеніемъ пановъ, какъ воспитанные въ духѣ католичества и польскихъ привычекъ обыденной жизни, играли съ ними въ картишки, ходили на охоту, дружили съ ксендзами и вообще, за ничтожными исключеніями, были въ дружбѣ съ панами и гордо держали себя съ крестьянами; на хожденіе нѣкоторыхъ крестьянъ въ костелъ для причащенія они не обращали никакого вниманія. Группа такихъ священниковъ, съ теченіемъ времени уменьшаясь въ числѣ, въ мое время была очень не велика, и большинство ея представителей разжирѣло, одряхлѣло и утратило уже свою энергію, отразилось и замкнулось въ своихъ домахъ, особенно послѣ мятежа. Объ одномъ изъ такихъ священниковъ мой товарищъ, посредникъ Теребенниковъ, разсказывалъ, однажды, оригинальный случай.
   "Онъ, нужно сказать, лихой малый: и выпить не дуракъ, и анекдотъ скабрезный разсказать мастеръ, и въ картишки сразиться всегда готовъ, а ужь охотникъ съ ружьемъ завзятый,-- говорилъ Теребенниковъ.-- Несмотря на годы,-- ему пятьдесятъ лѣтъ навѣрно,-- надѣнетъ на себя куртку и высокіе сапоги, ружье на плечо и пошелъ себѣ по болотамъ шляться съ собакой по цѣлымъ днямъ; совсѣмъ не похожъ на священника".
   -- А служитъ какъ -- видѣли?
   -- Видѣлъ, когда говѣлъ, великимъ постомъ, и удивленъ былъ очень, представьте себѣ -- вижу: бабы идутъ поодиночкѣ въ алтарь чрезъ царскія двери, и священникъ исповѣдываетъ ихъ у св. Престола, а возгласы дѣлаются такъ: "Свейте Боже" и "Слава Ойцу, Сыну и Свентёму Духу".
   -- Вотъ такъ православный священникъ!
   -- Да. Недавно онъ сдѣлалъ такую штуку, что нельзя не удивляться: старшину проклятію предалъ.
   -- Проклятію! Какимъ это образомъ?
   -- А вотъ я вамъ разскажу. Пріѣхалъ я однажды въ X--скую волость и вижу, что старшина, смирный и недалекій мужикъ, ходитъ, какъ потерянный, точно пришибленый; -- что ты, спрашиваю, боленъ?
   -- Не, вашеско, не боленъ.
   -- Отчего же ты такой: точно тебя кто побилъ крѣпко?
   -- Бѣда при... приклю... прик...-- и взволнованный старшина не могъ продолжать отъ волненія, положительно задыхался, и по лицу бѣгали судороги.
   -- Да что такое, какая бѣда?
   -- Батюшка меня въ церкви прокли... кли...наетъ, вашеско.
   Тутъ я подумалъ "что за чепуха! ужь не пьянъ ли мой старшина?" Но, всмотрѣвшись, вижу, что не пьянъ, а взволнованъ ужасно и, когда онъ немного успокоился, я сказалъ ему, чтобы онъ разсказалъ мнѣ толкомъ, какъ и что?
   -- Вотъ уже два воскресенья батюшка во время обѣденки выйдетъ изъ алтаря въ ризахъ, да и кричитъ при всѣхъ христіанахъ: "а старшина Томашъ да будетъ анаѳема проклятъ!"
   -- Да за что же онъ тебя проклинаетъ?
   -- А за тое, вашеско, что христьяне не хотятъ даромъ косить его сѣножатья, потому больно имъ недовольны, а ёнъ требуетъ.
   -- Да ты бы ему сказалъ, что крестьяне не желаютъ даромъ косить.
   -- Говорилъ, вашеско, не хотятъ, кажу, батюшка; "а мнѣ говоритъ до этого дѣла нѣтъ, а ты вели косить непремѣнно".
   -- Ну?
   -- Что же я, говорю, съ ними подѣлаю, батюшка, коли яни не хотятъ?
   -- Ну что же онъ?
   -- Это, говоритъ, твое дѣло: что хочешь, то и дѣлай, а чтобы не разговаривалъ, а дѣлалъ, такъ я, говоритъ, каждое воскресенье за обѣденкой проклинать тебя буду, пока не уберутъ мое сѣно.
   -- А ты говорилъ крестьянамъ, чтобы они убрали ему траву?-- спросилъ я.
   -- Говорилъ, вашеско, да не хотятъ, больно ёнъ донялъ ихъ.
   -- Ну, ладно, я поговорю съ нимъ, а ты собери ко мнѣ крестьянъ, которые не хотятъ косить.
   " Случай, какъ видите, былъ оригинальный,-- говорилъ Теребенниковъ, и я въ одно и то же время и негодовалъ, и смѣялся, но все же нужно было что-нибудь сдѣлать для устраненія безобразія. Еслибы такой случай встрѣтился въ нашихъ внутреннихъ губерніяхъ, то дѣло разрѣшилось бы просто; здѣсь же, среди враждебнаго католичества, нужно было и престижъ священника поддержать, и безобразіе прекратить, вообще такъ устроить, чтобы и овцы остались цѣлы, и волки были сыты. Поэтому я, въ ожиданіи сбора крестьянъ, пошелъ къ священнику, и мы съ нимъ, выпивъ и закусивъ, усѣлись въ карты; тутъ я и заговорилъ съ нимъ о незаконности его поступка со старшиной.
   -- Да ужь законно или незаконно, а проклинать его буду, каналью, пока мои сѣножатья не уберутъ,-- говоритъ мой хозяинъ.
   -- Да что же онъ сдѣлаетъ, если они не желаютъ?
   -- О, сдѣлаетъ, найдетъ что, ужь повѣрьте.
   -- Какое же вы имѣете право старшину проклинать въ церкви?
   -- Да ужь это мое дѣло; вотъ завтра воскресенье и, если зайдете въ церковь, сами услышите, какъ я буду его проклинать.
   -- Въ такомъ случаѣ вы подъ судъ попадете.
   -- Э, ничего я этого не боюсь и проклинать буду.
   -- Не будете!
   -- Нѣтъ, буду и завтра же вы можете въ этомъ убѣдиться.
   "Тутъ я, наконецъ, разгорячился и говорилъ, что онъ не будетъ проклинать завтра, а онъ всё твердилъ: "буду, буду" и не извѣстно, чѣмъ бы разрѣшился нашъ споръ (мы и карты бросили), если бы я не огорошилъ, какъ говорится, упрямца. Послѣ одного его возгласа: "нѣтъ, буду проклинать", я ему сказалъ:
   -- Если вы завтра, али когда-нибудь, будете проклинать старшину въ церкви, то я лично доложу объ этомъ генералъ-губернатору и буду просить убрать васъ изъ моего участка, и уберутъ, даю вамъ слово.
   -- Э, неужели?
   -- Увѣряю васъ.
   -- Ну, Богъ съ нимъ, не буду проклинать его, лайдака,-- проговорилъ этотъ православный ксендзъ, подумавъ немного.-- А трава-то моя какъ же, неужели пропасть должна?-- прибавилъ онъ, лукаво улыбаясь.
   -- Ну, съ травой я устрою вамъ дѣло,-- отвѣчалъ я и дѣйствительно устроилъ, пристыдивъ крестьянъ, которые убрали сѣнокосъ на другой же день.
   Священники, воспитанные въ духѣ православія и условіяхъ чисто русской среды, какъ "схизматики", были противны панамъ, которые проявляли свою враждебность рѣзко и при каждомъ удобномъ случаѣ. Подъ вліяніемъ такихъ отношеній и тяжелой зависимости отъ постоянно оскорбляющихъ пановъ, у священниковъ болѣзненно развивались самолюбіе, гордость и жажда власти, глухая, скрытная и глубокая ненависть къ панамъ;-- но еще большую ненависть они чувствовали къ ихъ ксендзамъ, жившимъ въ условіяхъ привольной, хорошо обезпеченной жизни. Основаніемъ этого служила не одна невольная зависть къ прекрасному положенію ксендзовъ, а ихъ медленная, скрытная; но постоянная и систематичная дѣятельность въ цѣляхъ совращенія въ католичество православныхъ крестьянъ и постепеннаго ихъ ополячиванія. Такая пропаганда ксендзовъ была тѣмъ успѣшнѣе, что въ ней принимали дѣятельное участіе и паны-помѣщики, которые постоянно посѣщающимъ костелъ крестьянамъ и начавшимъ причащаться и исповѣдываться у ксендзовъ давали и землю въ надѣлъ получше, и новою хату строили или дарили хорошую пару-другую воловъ и т. п. Послѣ усмиренія мятежа 63 года православное духовенство подняло голову, въ сношеніяхъ съ крестьянами стало строже и требовательнѣе, а по отношенію волостнаго и сельскаго начальства приняло властный тонъ, и съ энергіею взялось не только за возвращеніе отщепенцевъ православія изъ католицизма, но и за обращеніе въ православіе католической шляхты. Къ сожалѣнію (почему не сказать правды?), оно взялось за дѣло не такъ, какъ бы слѣдовало... Оно потребовало отъ волостныхъ правленій сбора на сходы всѣхъ крестьянъ, ходившихъ въ костелы, и приступило къ нимъ съ требованіями болѣе энергичными, чѣмъ убѣдительными и законными... Въ отмщеніе ксендзамъ оно особенно старалось о переходѣ въ православіе католической шляхты, и нѣкоторые изъ наэлектризованныхъ или сбитыхъ съ толка чиновъ полиціи приняли участіе въ этихъ стараніяхъ, и вотъ явились аравы родившихся и посѣдѣвшихъ въ католичествѣ шляхтичей... Съ такимъ взглядомъ на обращеніе въ православіе не каждый могъ согласиться, но, въ случаѣ заявленія противуположнаго мнѣнія, въ разговорѣ съ духовенствомъ, оно смотрѣло на смѣльчака, какъ на нерусскаго, какъ на вреднаго "русскому дѣлу" дѣятеля, нигилиста; только этимъ соображеніемъ я и могу объяснить доносъ на меня С.....аго протоіерея (или благочиннаго), вспомнивъ изгнаніе мною арестованныхъ въ волости шляхтичей. Впослѣдствіи, когда новый начальникъ края К. П. Кауфманъ разослалъ циркуляръ о "радостномъ событіи": переходѣ въ православіе цѣлаго прихода въ Виленской губерніи, восьми сотъ душъ, вмѣстѣ съ ксендзомъ, административныя власти, желая отличиться, "поналегли" на дѣло обращенія въ православіе, и усердіе ихъ было такъ грубо и неразумно, что Константину Петровичу пришлось поплатиться; скоро онъ былъ внезапно уволенъ и замѣненъ графомъ Барановымъ. Въ то время жажда "обрусенія" католиковъ охватила и нашего губернатора Даргунова: однажды, послѣ освященія новой православной церкви въ сосѣднемъ Н....омъ уѣздѣ, куда онъ самъ ѣздилъ, пригласивъ сосѣднихъ посредниковъ, нѣкоторыхъ "особъ" губернскаго міра и полковую музыку, когда мы отобѣдали и пошли погулять въ молодой садикъ священника, Савлъ Діодоровичъ сказалъ, что не мѣшало бы и мнѣ "позаняться этимъ", то-есть посодѣйствовать обращенію въ православіе.
   Въ то время мнѣ едва было 27 лѣтъ, и характеръ у меня былъ вовсе не миссіонерскій; а потому я невольно улыбнулся и сказалъ:
   -- Что вы, Савлъ Діодоровичъ! да посмотрите на меня: похожъ ли я на миссіонера?
   Онъ началъ мнѣ доказывать необходимость содѣйствовать священникамъ въ ихъ дѣятельности со этому поводу, говорилъ о необходимости и способахъ обрусенія края и проч., и проч., наконецъ, хитрецъ этакій, сказалъ и о томъ, что за содѣйствіе такое, при его особой успѣшности, я могу, по статуту, получить св. Владиміра 4 степени и проч.
   Но, долженъ сознаться, я оставался глухъ къ его убѣжденіямъ, находилъ, что мое назначеніе (посредника) заключается въ другомъ и невольно думалъ о Даргуновѣ: не даромъ говорятъ, что онъ держитъ носъ по вѣтру...
   Въ своемъ пылкомъ рвеніи о возвратѣ въ православіе крестьянъ, посѣщавшихъ костелы, и объ отместкѣ, такъ сказать, ксендзамъ, духовенство все же не достигло бы собственными усиліями полнаго удовлетворенія. Но вотъ, наконецъ, насталъ часъ и для его торжества надъ ксендзами, совращавшими православныхъ крестьянъ, и надъ панами, много лѣтъ возводившими великолѣпные костелы среди православнаго населенія; произошло это совершенно неожиданно. Начальникъ края обратилъ вниманіе на поразительное разногласіе свѣдѣній о количествѣ православнаго и католическаго населенія, доставляемыхъ казенными палатами, чинами полицій и крестьянскими учрежденіями. Насколько велика была разница въ цифрахъ -- это выясняется слѣдующимъ примѣромъ: въ моемъ участкѣ, по имѣвшимся у меня свѣдѣніямъ, было болѣе 12 тысячъ православныхъ крестьянъ, а католиковъ изъ нихъ около 800 душъ; по свѣдѣніямъ же казенной палаты, число католиковъ равнялось количеству православныхъ. Между тѣмъ точныя свѣдѣнія по этому вопросу были необходимы въ виду выясненной необходимости въ постройкѣ православныхъ церквей, вмѣсто пришедшихъ въ ветхость и слишкомъ недостаточныхъ по величинѣ деревянныхъ зданій; притомъ же количество католическихъ костеловъ должно было, по закону, равняться числу приходовъ установленной величины (кажется 2.000 душъ). Въ виду этого обстоятельства, начальникомъ края было сдѣлано распоряженіе о провѣркѣ количества населенія по вѣроисповѣданіямъ чрезъ особую коммисію изъ мироваго посредника, какъ предсѣдателя, исправника и мѣстныхъ настоятелей -- приходской православной церкви и костела. На обязанности этой коммисіи лежало выясненіе дѣйствительнаго количества католиковъ въ каждомъ приходѣ; при чемъ она должна была руководствоваться исключительно законными доказательствами вѣроисповѣданія -- метриками о рожденіи и крещеніи каждаго прихожанина. При выполненіи этой задачи, пришлось наткнуться на такія ухищренія ксендзовъ для увеличенія суммы прихожанъ, о которыхъ стоитъ сказать нѣсколько словъ; впрочемъ лучше всего описать одинъ день работъ этой коммисіи, взятый на выдержку.
   -- Томашъ Василевскій,-- прочелъ я но ревизской сказкѣ.
   -- Православный,-- говоритъ священникъ.
   -- Католикъ,-- утверждаетъ ксендзъ.
   -- Господа, прошу доказательствъ.
   -- Вотъ исповѣдныя росписи за послѣднія пятнадцать лѣтъ, которыя удостовѣряютъ, что Томашъ Василевскій постоянно находился въ католичествѣ,-- говоритъ ксендзъ.
   -- Исповѣдныя записи, по закону, не служатъ доказательствомъ вѣроисповѣданія, для этого необходимы метрики, а вотъ метрика Томаша Василевскаго, за 1839-й годъ, о его рожденіи и крещеніи по обрядамъ православной церкви,-- заявилъ священникъ, подавая старую раскрытую книгу.
   Громко прочитавъ эту метрику, я обращаюсь къ ксендзу:
   -- Что вы на это скажете, отецъ ксендзъ?
   -- Я могу сказать только то, что двадцать лѣтъ знаю Томаша католикомъ, а потому и не могу согласиться на показаніе его православнымъ въ вашемъ спискѣ.
   Въ это время священникъ молча подаетъ мнѣ раскрытую книгу закона, указываетъ статью, и я вслухъ читаю: "священники иновѣрнаго христіанскаго исповѣданія за принятіе къ исповѣди и св. причастію но обрядамъ своей церкви православныхъ подвергаются"... и проч., а затѣмъ спрашиваю:
   -- Такъ какъ же, отецъ ксендзъ: подпишетесь вы на спискѣ, вмѣстѣ съ нами, подъ надписью о православіи Томаша?
   Нужно было видѣть взглядъ, который бросилъ ксендзъ на священника, чтобы понять всю силу ненависти его къ противнику!
   Помолчавъ съ минуту, ксендзъ тяжело вздохнулъ и хмуро отвѣтилъ:
   -- Что жъ подѣлаешь, приходится подписывать.
   Тутъ въ особой графѣ именнаго списка прихожанъ я пишу противъ Томаша слово "православный" и подписываюсь, а за мною ксендзъ и всѣ остальные.
   -- Ну-съ, теперь слѣдующимъ является Янъ Капанчукъ. Что это какъ онъ часто намъ попадается -- уже въ четвертомъ приходѣ?-- говорю я, обращаясь къ исправнику.
   -- А у насъ много этихъ Капанчуковъ, очень распространенная въ нашей мѣстности фамилія, какъ у русскихъ Ивановъ,-- мягко замѣтилъ ксендзъ.
   Священникъ насмѣшливо улыбнулся и сказалъ:
   -- Всѣ тѣ Яны Капанчуки, которыхъ вы, г. посредникъ, прежде встрѣчали, и этотъ -- есть одно и то же лицо: Иванъ Капанчукъ, родившійся въ моемъ приходѣ и крещенный по православному обряду.
   -- Какимъ это образомъ?-- спросилъ я, въ недоумѣніи.
   -- А очень просто: Иванъ Капанчукъ мальчикомъ былъ взятъ на панскій дворъ для услугъ и по польскому говору сталъ называться Яномъ (то же, что Иванъ). Въ это время онъ сталъ ходить, какъ и всѣ дворовые, въ костелъ при панской усадьбѣ, гдѣ и причащался по католическому обряду. Когда онъ выросъ, панъ сдѣлалъ его кучеромъ, а послѣ освобожденія крестьянъ, когда онъ сталъ пьянствовать, его служба у пановъ была всегда кратковременна: поживетъ мѣсяца три-четыре и начнетъ запивать; его. конечно, прогонятъ, и онъ наймется къ другому пану, тамъ та же исторія, и такимъ образомъ онъ въ два года перебываетъ на пяти мѣстахъ. Между тѣмъ каждый ксендзъ при костелѣ на панской усадьбѣ записывалъ новаго кучера прихожаниномъ въ свой приходъ, и такимъ образомъ одно и то же лицо, служившее кучеромъ, лакеемъ, кухаркою или рабочимъ, конюхомъ -- фигурировало по спискамъ въ качествѣ католика-прихожанина.
   -- Что вы на это скажете, отецъ ксендзъ?
   -- А что же я скажу? Очень можетъ быть, что этотъ Капанчукъ и служилъ гдѣ еще у помѣщиковъ.
   -- У васъ есть его метрика?
   -- Нѣтъ.
   При дальнѣйшей провѣркѣ оказалось, что изъ 2.100 душъ католиковъ, прихожанъ этого великолѣпнѣйшаго костела въ ***, дѣйствительныхъ католиковъ едва нашлось 67 человѣкъ, да и то странствующіе, вродѣ Капанчука, давно умершіе, и нѣсколько дворовъ шляхты...
   -- Что же теперь будетъ съ костеломъ?-- тревожно спросилъ взволнованный подведеннымъ итогомъ ксендзъ.
   -- Не знаю, отецъ ксендзъ, это до насъ не касается,-- отвѣчалъ я.
   -- Закроютъ, конечно,-- отозвался исправникъ.
   -- Тѣмъ болѣе, что помѣщикъ, по закону, для своихъ православныхъ крестьянъ долженъ былъ строить православныя церкви, а не католическіе костелы,-- торопливо проговорилъ священникъ и прибавилъ:
   -- А вы видѣли, господинъ посредникъ, какая маленькая и ветхая наша церковь, и какой громадный и великолѣпный костелъ? Вотъ бы обратить его въ православную церковь!
   -- Видѣлъ, батюшка, видѣлъ; но такія соображенія не входятъ въ кругъ обязанностей нашей коммисіи,-- поторопился отвѣтить я, чтобы предупредить горячія возраженія вспыхнувшаго ксендза.
   Подобныя сцены повторялись въ каждомъ приходѣ, и количество католиковъ таяло, какъ туманъ раннимъ утромъ; тутъ-то, во время работъ коммисіи, и выяснилось, какимъ образомъ среди сплошнаго бѣлорусскаго православнаго населенія оказались католическіе приходы...
   

VIII.

   Весна въ 1865 году наступила рано и едва земля обнажилась отъ снѣга и отсѣялись овсы, мы, то-есть я, Ольхинъ и Баталиновъ, выѣхали на работы и начали свои странствованія по "грязному киселю" -- какъ говорилъ Ольхинъ.-- Съ начала работъ, мы ежедневно съ восходомъ солнца выѣзжали для осмотра земель и только при наступленіи вечерней темноты, возвращались въ свою "главную квартиру",-- какъ говорилъ Баталиновъ.-- Въ первыя двѣ недѣли, какъ нарочно, ежедневно и неустанно шелъ мелкій, словно изъ сита дождь, промачивалъ насъ до рубашки, и мы возвращались "домой", измученные ходьбою и ѣздой на тряской лошади, голодные, какъ волки; нашъ обѣдъ, служившій и улейномъ, мы истребляли жадно и быстро. Когда наступило лѣто и по волостямъ у меня подвигалась стройка училищъ и домовъ волостныхъ правленій, я находилъ возможнымъ на полдня уѣхать, иногда, въ ближайшую волость для осмотра построекъ и опять возвращался къ скучной и утомительной работѣ коммисіи. Но одно заявленіе: "скучная и утомительная работа" не можетъ ознакомить читателя съ дѣятельностью повѣрочной коммисіи; а потому я опишу одинъ день изъ ея дѣятельности весною.
   По обыкновенію день мы начинали, сидя за чаемъ и уныло смотря въ окна, обливаемыя потоками дождя, и слушая завыванія вѣтра и шумъ дождя объ оконную раму, потомъ мы окончательно одѣвались, выходили на дворъ, гдѣ уже насъ ожидали крестьяне, садились на лошадей и длиннымъ кортежемъ выѣзжали со двора. Впереди всѣхъ ѣхалъ Ольхинъ, молодцовато уперевъ правую руку "фертомъ", и мы съ Баталиновымъ. Маленькія, заморенныя лошаденки, на которыхъ мы съ Баталиновымъ тряслись, спотыкались на каждомъ шагу, и наши фигуры съ длинными болтавшимися ногами въ высокихъ сапогахъ, въ толстыхъ пальто и въ шарфахъ, были комичны. Сзади насъ, въ найтычанкѣ, ѣхалъ управляющій имѣніемъ, на особой парѣ землемѣръ со старшиною, а вокругъ безпорядочною толпой скакали крестьяне, обгоняя другъ-друга и махая локтями; человѣку съ закуской было назначено пріѣхать въ полдень на указанное мѣсто, гдѣ мы разсчитывали быть въ "адмиральскій часъ". Проѣхавъ версты четыре, мы повернули съ дороги вправо и поѣхали по паровому полю, пробираясь къ пастбищамъ и сѣнокосамъ, нѣгодность которыхъ указывалась крестьянами. Въ это время, дождь уже пересталъ, хотя не надолго, но вѣтеръ не унимался, и приходилось часто бокомъ ѣхать на лошади, подставляя вѣтру затылокъ. Лошаденки наши уходили въ грязь по колѣна и шли шагомъ, а мы уныло смотрѣли на тощую пашню, не почернѣвшую подъ дождемъ, а принявшую какой-то темно-сѣрый, съ желтымъ отливомъ цвѣтъ. Но и этотъ цвѣтъ часто мѣнялся въ песчаносѣрый и сѣро-коричневый на холмистыхъ поляхъ, сообразно измѣненіямъ свойствъ почвы, часто переходившей изъ песка въ супесокъ, изъ супеска въ суглинокъ, въ торфъ и обратно, смотря потому: внизу или на холмѣ тянулись поля; однажды справа, за кочковатымъ болотцемъ, я увидѣлъ черную, совершенно черную полосу земли, величиною десятинъ въ сорокъ.
   -- Что это: неужели нашъ тамбовскій черноземъ?-- спросилъ я въ изумленіи Ольхина.
   -- А вотъ подождите, увидите, какой это черноземъ.
   -- Нѣтъ, серьезно?
   -- А вы всмотритесь хорошенько, вы, хотя и молодой хозяинъ, а все же жили въ деревнѣ: не замѣчаете ли что-нибудь особеннаго въ цвѣтѣ этого чернозема?
   -- Рѣшительно ничего,-- сказалъ я, всматриваясь въ черную полосу.
   -- Ну, это оттого, что далеко; когда подъѣдемъ, то увидите, что вмѣсто черно-коричневой тѣни эта земля имѣетъ черно-синеватый, сизый тонъ. Я самъ былъ введенъ въ заблужденіе, когда увидѣлъ ее въ первый разъ.
   -- Но какъ она называется?
   -- Это, батенька, знаменитый подзолъ, о которомъ въ нашихъ мѣстахъ и понятія не имѣютъ.
   -- Не плодородна?
   -- Ничего на ней не ростетъ, потому, что она, какъ зола, не заключаетъ въ себѣ ни одной изъ составныхъ частей, необходимыхъ для растеній.
   Разговаривая, мы все подвигались, по скату холма, къ спорнымъ сѣнокосамъ и скоро увидѣли широкую низменность, далеко уходившую въ обѣ стороны отъ полевой нашей дорожки, и въ толпѣ крестьянъ сразу явилось оживленіе и суета.
   -- Вотъ якія сѣножатья, паночки, а вотъ яки пастбища! зимой только и ходить по нимъ.
   -- А ни травки на сѣно въ зиму!
   -- А ни скотину некуда выгнать лѣтомъ!
   -- Потому якъ войдетъ въ тое болото...
   -- Топнетъ, паночки, а ни...
   -- Молчите вы,-- крикнулъ Ольхинъ,-- когда этотъ крикъ нѣсколькихъ десятковъ голосовъ оглушилъ насъ. Каждый изъ крестьянъ понукалъ свою лошадь, торопился обогнать другаго и скорѣе высказать "комисинерамъ", какъ они насъ называли, о "кепскихъ" {Кепско -- значитъ скверно.} сѣножатьяхъ; а потому крики и размахиванія руками были очень усердны. Я съ любопытствомъ разглядывалъ толпу, особенно въ началѣ моей службы, когда еще не привыкъ видѣть эти худыя, унылыя, апатичныя лица низкорослыхъ "оборванцевъ", такъ не похожихъ на нашихъ коренастыхъ, сильныхъ крестьянъ!
   Въ кричавшей и безъ толка суетившейся толпѣ меня заинтересовалъ одинъ бѣлобрысый "мужчина" {"Мужчина" -- синонимъ "крестьянина" въ разговорѣ бѣлоруссовъ М-- уѣзда.} въ картузѣ съ оторваннымъ козырькомъ, который билъ его по лицу при каждомъ движеніи. При видѣ этого козырька, я невольно подумалъ, что нашъ Кузьма или Гаврила давно бы "въ сердцахъ послалъ къ чорту", оторвалъ бы его и бросилъ, а этотъ ничего: козырекъ хлопаетъ-его и по носу, и по глазу, а онъ, этотъ "мужчина", ничего, даже не перевернулъ картуза, чтобы доставалось отъ козырька затылку. Бѣлобрысый кричалъ больше всѣхъ, въ какомъ-то чисто-нервномъ, истеричномъ задорѣ, обращаясь то ко мнѣ, то къ Ольхину и, наконецъ, въ одну изъ минутъ затишья онъ съ негодованіемъ обратился къ не менѣе кричавшимъ крестьянамъ:
   -- Что жь вы молчите, мужчины? Кажите яки сѣножатья!
   Мы трое невольно разсмѣялись, а мужики опять закричали на всѣ голоса, размахивая руками; снова Ольхинъ крикнулъ "молчать" и, когда наступила сразу тишина, онъ сказалъ:
   -- Да вѣдь вы косите эти сѣножатья?
   -- Косите, или нѣтъ?-- вторично крикнулъ онъ, не получивъ отвѣта.
   -- Косить-то косимъ, звѣстно; але сѣна и одного добраго воза съ участка не накосимъ,-- не охотно отвѣчалъ одинъ.
   -- Да, вѣдь, мы видимъ, что сѣнокосъ дрянь, глаза-то у насъ не замазаны глиной, да гдѣ же мы возьмемъ для васъ лучшихъ?
   -- Э, паночки, тамъ за рѣчкой, верстахъ въ трехъ отсель, у пана есть добрыя сѣножатья!-- оживленно заоралъ одинъ изъ толпы и всѣ подхватили.
   -- Стой, стой, ребята!-началъ я.
   -- Вы ими пользовались при крѣпостномъ правѣ?-- спросилъ я, когда всѣ замолчали.
   -- Нѣ, панокъ, не пользовались.
   -- Ну, значитъ, вамъ и дать ихъ нельзя. Мы должны вамъ оцѣнивать тѣ только земли, которыя были и есть въ вашемъ владѣніи; перемѣнять земли безъ согласія съ вами помѣщика мы не можемъ, законъ не позволяетъ.
   -- А эти сѣножатья, паночку, сами видите якія: что съ нихъ возьмешь!
   -- Да, вѣдь, такая и цѣна будетъ имъ;-- говорилъ Ольхинъ,-- плохъ сѣнокосъ -- плохо и оцѣнимъ его; чего же вы?
   -- Але, паны видятъ.
   Осмотрѣвъ сѣнокосы, поѣхали далѣе, проклиная дождь, который, словно изъ ведра, поливалъ насъ версты три, и наконецъ добрались до пастбищъ. Эти пастбища лежали у подножія покатой горы, съ которой мы должны были спуститься, и представляли собою зеленую кочковатую равнину, далеко уходившую въ даль. По облогѣ горы росла серебристая трава, очень жесткая и сухая, которую крестьяне называли "сивецъ", а за ея бѣлой полосою по скату, у самаго подножія горы, начинались кочки среди осоки; далѣе за кочками ярко зеленѣло гладкое пространство. Мы сошли съ лошадей и начали спускаться внизъ, скользя по мокрому и жесткому "сивцу", часто падая, и при этомъ, конечно, то бранясь при неловкомъ паденіи, то смѣясь при видѣ комическаго сальто-мортале одного изъ насъ; но вотъ мы спустились до кочекъ и начали, вспугивая куликовъ, перепрыгивать, желая добраться до зеленой равнины за кочками. Это оказалось не такъ легко, какъ мы думали: приходилось дѣлать усилія для большихъ скачковъ, и часто они были такъ неудачны, что кто-нибудь изъ насъ не попадалъ на кочку, а проваливался между кочками въ холодную и вонючую влагу... Мы давно уже согрѣлись, несмотря на вѣтеръ и дождь, на лбу давно уже стояли капли пота, а прошли едва двѣсти саженъ, то-есть менѣе трети всего пастбища; пришлось остановиться и отдохнуть. Всѣ мы, "комисинеры", стали закуривать папиросы, смотря, какъ прыгаютъ съ кочки на кочку догонявшіе насъ управляющій и крестьяне; тутъ кто-то изъ насъ заявилъ о безполезности дальнѣйшей ходьбы и осмотра: "видно и отсюда, что все то же".
   -- А зеленая равнина?-- спросилъ Баталиновъ.
   -- Э, паночку, то болото: въ пять аршинъ шестъ весь уходитъ; подъ зеленью вода тамъ.
   -- Вы противъ этого не спорите?-- спросилъ Ольхинъ управляющаго.
   -- Такъ есть, болото.
   -- Ну, значитъ, и ходить дальше нечего,-- проговорилъ Баталиновъ.
   -- Отъ, паночки, яки у насъ пастбища! тутъ скотинѣ и ходить нельзя, не то чтобъ пастись и кормъ себѣ доставать.
   -- Але все жь на кочкахъ трава, и межь кочекъ трава, хоть и плохая,-- заявляетъ управляющій.
   Мы велимъ двумъ-тремъ крестьянамъ привести двѣ-три лошади изъ оставленныхъ у горы и скоро присутствуемъ на даровомъ представленіи. Изъ числа трехъ, отдѣлившихся изъ толпы съ лошадьми, впереди всѣхъ потянулъ рыжаго коня за поводъ юркій, тщедушный "мужчина", быстро добѣжалъ до первой кочки, вскочилъ на нее и потащилъ рыжаго. Подхлестываемый сзади, онъ прыгнулъ въ осоку, но провалился по самое брюхо, быстро рванулся въ сторону и, почувствовавъ свободу повода, двумя скачками выбрался изъ болота; упавшій съ кочки "мужчина", столкнутый конемъ, барахтался въ болотѣ, поднимаясь среди хохота крестьянъ, злобно приговаривая вслѣдъ коню -- "у-у, падлый!" Точно такъ же были неудачны попытки остальныхъ двухъ, и мы убѣдились, что это болото, богатое куликами, не можетъ быть пастбищемъ для скота, и отправились дальше. Проѣздомъ мы осмотрѣли яровыя поля, узкою лентой лежавшія вдоль болота, и къ полудню добрались до пункта, гдѣ ждалъ насъ съ закуской слуга; измокшій и перезябшій, онъ хмуро лежалъ подъ телѣгой и медленно поднялся при нашемъ приближеніи.
   -- Вотъ и нашъ мученикъ,-- приговорилъ, смѣясь, Ольхинъ.
   Къ нашему счастію, дождь пересталъ, порывистый вѣтеръ прогналъ облака и утихъ, день прояснился, и мы весело разсѣлись по бокамъ телѣги, ожидая закуски; вокругъ, словно таборъ какой, разсѣлись прямо на землѣ крестьяне, вынимая хлѣбъ и домашній сыръ изъ творога, а въ сторонѣ, у найтычанки, расположился управляющій.
   -- А про лѣсъ-то по уставной грамотѣ мы и забыли,-- неожиданно сказалъ Баталиновъ.
   -- Зачѣмъ забыли, посмотримъ послѣ завтрака; что вы очень торопитесь!-- отвѣчалъ Ольхинъ.
   Объ этомъ лѣсѣ нужно сказать нѣсколько словъ. По уставной грамотѣ, утвержденной польскимъ мировымъ посредникомъ Л--мъ, которую мы, по закону, должны были провѣрить предварительно составленія выкупнаго акта, былъ показанъ въ крестьянскомъ надѣлѣ дровяной и десятинъ пятьдесятъ строеваго, лѣса, за что и была повышена оцѣнка и размѣръ выкупной суммы; между тѣмъ крестьяне заявили, что этого лѣса нѣтъ и никогда не было. Посланный нами землемѣръ снялъ всю землю на планъ и донесъ, что ни лѣса, ни слѣдовъ отъ него въ крестьянскомъ надѣлѣ не имѣется. Послѣ напоминанія Баталинова, окончивъ завтракъ, мы подозвали землемѣра и просили его посмотрѣть по плану, далеко ли до указаннаго на планѣ при уставной грамотѣ; каково же было наше удивленіе, когда онъ, посмотрѣвъ по плану, сказалъ, что мы находимся какъ разъ на томъ мѣстѣ, гдѣ показанъ по грамотѣ лѣсъ. Пригласили управляющаго, спрашиваемъ:
   -- Какъ же тутъ по плану при грамотѣ и по вашему заявленію лѣсъ, а между тѣмъ нѣтъ ни прута?
   -- Але порубили, вѣрно, крестьяне.
   -- Пеньки остались бы.
   -- А пеньки сгнили.
   -- Ну, батенька, это уже хитро, чтобы въ два года сгнили пеньки отъ строеваго лѣса.
   Вернулись мы въ главную квартиру поздно, какъ всегда, и усталые.
   

IX.

   Въ нашемъ М--омъ уѣздѣ, кромѣ меня, были еще два посредника и оба отставные полковники: гусаръ графъ Р--скій и артиллеристъ Ш--о. Оба они посѣдѣли въ русской службѣ на Кавказѣ, учились въ корпусѣ, совершенно чисто говорили по-русски и не имѣли въ себѣ ничего польскаго въ смыслѣ "повстанскомъ". Несмотря на различіе лѣтъ (мнѣ было 27, а имъ, каждому, 65), мы жили по-товарищески, дружно, и я съ уваженіемъ теперь вспоминаю о нихъ. Одинъ изъ милыхъ стариковъ, графъ Р--скій, вскорѣ заболѣлъ и вышелъ въ отставку, а на его мѣсто былъ назначенъ молодой кандидатъ правъ Брайтфельдъ, худенькій и тщедушный человѣкъ нервно-желчнаго темперамента, раздражительный и "неспокойнаго нрава". Фамилія у него была нѣмецкая, но онъ такъ походилъ на молодаго жидка, что однажды на улицѣ встрѣчный еврей заговорилъ съ нимъ по-еврейски и разбѣсилъ его ужасно; послѣ этого случая Брайтфельдъ ходилъ уже всегда въ фуражкѣ съ краснымъ околышемъ и кокардой...
   Въ первые дни моего знакомства съ Брайтфельдомъ вполнѣ выяснилось полное отсутствіе какой бы то ни было солидарности между нами, и въ душѣ я каялся, что пригласилъ его заѣхать ко мнѣ на нѣсколько дней. Мнѣ сильно не нравились его крайніе взгляды и стремленіе пропагандировать свои доктрины подъ флагомъ "устройства русскаго дѣла и обезпеченія православныхъ крестьянъ", и я предвидѣлъ въ будущемъ "карамболи" у него съ членами коммисіи, что и оправдалось весьма скоро. Когда коммисія переѣхала изъ моего участка на работы въ участокъ Брайтфельда, то у нихъ немедленно пошли столкновенія по поводу оцѣнокъ крестьянскихъ земель, и отношенія между ними обострились ужасно, благодаря запальчивости Брайтфельда и отсутствію въ немъ всякой сдержанности въ выраженіяхъ. При каждомъ случаѣ по поводу оцѣнки земли Брайтфельдъ съ пѣною у рта кричалъ, что "на насъ лежитъ обязанность высоко поднять духъ рабочаго крестьянина, дать ему какъ можно больше земли и оцѣнить ее въ грошъ".
   --" Это по какому же закону мы должны такъ дѣйствовать?-- повидимому спокойно спрашивалъ взбѣшенный Павелъ Яковлевичъ Ольхинъ.
   -- По закону справедливости: тунеядцы-помѣщики цѣлый вѣкъ жили на счетъ пота и крови крестьянъ; притомъ здѣшніе помѣщики-повстанцы враги, ихъ душить надо хотя рублемъ...
   -- Ну, нѣтъ, батенька, этакъ нельзя,-- замѣчаетъ Баталиновъ, нахмурясь.
   -- Мы не политическіе и не соціальные агитаторы, не карательная власть и не мстители, а просто довѣренные исполнители воли нашего Государя, которые обязаны безпристрастно, по совѣсти примѣнять данный намъ законъ и оцѣнивать земли по ихъ дѣйствительной стоимости, по ихъ доходности,-- отвѣтилъ Ольхинъ, сверкая черными, какъ угли, глазами.
   Подобные разговоры возобновлялись очень часто, и ни одинъ выкупной актъ не обходился безъ яростныхъ споровъ: "хорошій суглинокъ",-- заявляетъ Ольхинъ, "песокъ, сыпучій песокъ", кричитъ Брайтфельдъ, "по рублю слѣдуетъ",-- говоритъ Баталиновъ, "по гривеннику, по пятачку, господа!" -- кричитъ Брайтфельдъ; въ концѣ-концовъ онъ остается при особомъ мнѣніи, въ виду оцѣнки по большинству голосовъ. По одному изъ такихъ особыхъ мнѣній, въ виду его рѣзкости, чуть не обвиненія коммисіи въ показаніи несуществующихъ угодій, губернское присутствіе нашло нужнымъ командировать своего члена для разслѣдованія на мѣстѣ по поводу столкновенія посредника съ членами коммисіи. Выборъ присутствія палъ на Ивана Александровича Тарелина, очень добродушнаго силача, "состоявшаго по кавалеріи" полковника, о которомъ говорили, что онъ засѣдаетъ "для счета, благодаря связямъ въ Петербургѣ". Назначеніе его именно для этого разслѣдованія было очень злачно, потому что онъ былъ человѣкъ спокойнаго характера: въ добросовѣстности членовъ коммисіи не могло быть никакого сомнѣнія, и разслѣдованіе было необходимо только потому, что заявленія посредника были слишкомъ рѣзки и категоричны; въ неправильности же ихъ дѣйствій никто, зная Ольхина и Баталинова, не сомнѣвался. Поѣздка члена Тарелина нисколько не измѣнила довѣрія къ этимъ членамъ коммисіи, потому что заявленіе Брайтфельда было вызвано только его крайними взглядами.
   -- Чортъ знаетъ что,-- говорилъ Тарелинъ по возвращеніи: -- пріѣхали мы, то-есть я съ Брайтфельдомъ и старшиной, на мѣсто и видимъ: стоитъ лѣсокъ, дровяной, правда, и не много, такъ десятинъ 80, но все же лѣсъ, ровный такой, я и говорю Брайтфельду: какъ же вы пишете, что лѣсъ показанъ не существующій, а это что?
   -- Какой же это лѣсъ? Это кусты, дрянь, которую и лѣсомъ нельзя назвать; вы, значитъ, и не видѣли никогда лѣса.
   -- А это, говорю, по-вашему кусты? и показываю ему двѣ березы, какъ возлѣ насъ, вершковъ пяти толщиною, а онъ, вдругъ, какъ захохочетъ и насмѣшливо запѣлъ: "среди долины ровныя, на гладкой высотѣ"... Просто сумасшедшій!
   Брайтфельдъ объ этой поѣздкѣ разсказывалъ, конечно, иначе.
   -- Представьте -- этотъ болванъ не имѣетъ никакихъ представленій о нашихъ обязанностяхъ. Когда мы пріѣхали къ лѣску, такъ негодный лѣсишко, гроша не стоитъ, этотъ курьезный членъ, идіотъ этакій, громогласно утверждаетъ, что лѣсъ прекрасный, годный для пользованія и служитъ достаточнымъ поводомъ для повышенія оцѣнки на одну степень...
   Кромѣ оффиціальныхъ заявленій особыхъ мнѣній, Брайтфельдъ, во время своихъ пріѣздовъ въ М., всюду и громогласно началъ осуждать коммисію за ея "симпатіи къ панамъ". Въ то время, по отсутствію пригодныхъ помѣщеній для большихъ сборищъ крестьянъ,-- ибо волостныя правленія, въ большинствѣ, только еще строились,-- коммисія заѣзжала, обыкновенно, въ усадьбу помѣщика и располагалась въ отведнномъ ей помѣщеніи. Усадьбы помѣщиковъ, обыкновенно, находились вблизи крестьянскихъ поселковъ, вдали отъ всякихъ лавокъ и базаровъ, а потому во все время пребыванія коммисіи въ имѣніи до объявленія выкупнаго акта, часто недѣли двѣ, она и посредникъ, какъ ея членъ, обѣдали и пили чай у помѣщика. Пользованіе такою любезностію владѣльцевъ осматриваемыхъ и оцѣниваемыхъ имѣній всѣмъ намъ не особенно пріятно, но избѣжать этого было трудно, потому что возить съ собою говядину, масло и др. припасы было невозможно, а купить негдѣ {Впослѣдствіи мы, то-есть я и члены коммисіи, такъ устроились: наняли общаго повара, закупали всѣ припасы для стола изъ ближайшаго мѣстечка и раздѣляли всѣ расходы поровну между нами; конечно, хлопотъ, и затрудненій было много, но потомъ къ нимъ привыкли.}. При этомъ нужно замѣтить, что "столованіе у помѣщиковъ" ни къ чему коммисію не обязывало и не стѣсняло свободы ея дѣйствій, что и доказывалось выкупными актами; крестьяне убѣждались въ этомъ сразу, слушая чтеніе этихъ актовъ. Но все же непріятно было сознавать намъ при этомъ, что помѣщикъ, кормившій насъ и ухаживавшій за нами, сильно огорчался, находя оцѣнку земли ниже имъ желаемой и даже ниже предположеннаго имъ "наималѣйшаго минимума"... Вотъ этими-то "столованіями" Брайтфельдъ и воспользовался для негодующихъ отзывовъ о дѣйствіяхъ коммисіи, "о безобразіяхъ" ея, заявляя, что ея "дружество съ панами" подрываетъ всякое къ ней довѣріе у крестьянъ. Негодованіе членовъ коммисіи, а особенно вспыльчиваго Ольхина, когда они узнали объ отзывахъ Брайтфельда, не имѣло границъ и было совершенно резонно: Брайтфельдъ не имѣетъ никакихъ основаній для своихъ негодующихъ отзывовъ и бросанія грязью въ своихъ товарищей, что, конечно, было на руку "панамъ-новстанцамъ", "помѣщикамъ-тунеядцамъ", какъ ихъ обзывалъ Брайтфельдъ. Ольхинъ всюду и гнѣвно, съ опаснымъ блескомъ въ глазахъ, говорилъ, что переломаетъ ребра, "этому перекрещенному жидку", какъ только онъ пріѣдетъ въ М. изъ участка и попадется ему въ руки... Каждый, кто зналъ высокаго, мускулистаго Ольхина и маленькаго, тщедушнаго Брайтфельда, невольно думалъ, что плохо ему придется, если онъ попадется "въ лапы" Павла Яковлевича. Поэтому всѣ знакомые вообще, а я, Баталиновъ и Д--ской, членъ присутствія, жившій съ Ольхинымъ вмѣстѣ, особенно старались отговорить Ольхина отъ выполненія этого намѣренія и успѣли въ этомъ только послѣ долгихъ и усиленныхъ просьбъ, уговоровъ и логическихъ доказательствъ дикости подобной расправы...
   Между тѣмъ "каверзныя" заявленія Брайтфельда такъ быстро и громогласно распространились по городу, что губернаторъ Даргуновъ увидѣлъ необходимость вмѣшаться и желалъ такъ или иначе выяснить себѣ степень ихъ достовѣрности; почему, однажды, пригласилъ меня, какъ участвующаго, по своему участку, въ составѣ и работахъ коммисіи, и просилъ "откровенно" высказаться по этому поводу. Я рѣшительно заявилъ, что благородство членовъ коммисіи и вполнѣ добросовѣстное, безпристрастное отношеніе къ своему дѣлу -- внѣ всякихъ сомнѣній. Что же касается "столованія" у помѣщиковъ, при несомнѣнной ихъ тайной враждебности къ намъ, русскимъ, и по тому впечатлѣнію, какое можетъ оно производить на крестьянъ въ первые дни, то этого, конечно, слѣдовало бы избѣгать.
   Савлъ Діодоровичъ молча выслушалъ меня, и при послѣднихъ словахъ моихъ я увидѣлъ по его лицу, что онъ недоволенъ моимъ отзывомъ; послѣ я убѣдился, что въ моемъ отзывѣ онъ увидѣлъ доказательство полной моей солидарности съ Брайтфельдомъ, и мысленно причислилъ меня къ числу "красныхъ".
   Какъ легко, иногда, попасть въ "красные"!
   Подтвержденіе своего предположенія Даргуновъ увидѣлъ въ моихъ распоряженіяхъ по дѣлу помѣщика Нетурчанскаго, которое какъ разъ подвернулось въ это время, о взысканіи съ него въ пользу крестьянъ хлѣба. Надо сказать, что помѣщики Сѣверо-Западнаго края, по мѣстному закону, при увольненіи крестьянъ изъ крѣпостной зависимости, обязаны были передать сельскимъ обществамъ обратно тотъ зерновой хлѣбъ, какой они засыпали въ запасные хлѣбные магазины, которые поступали въ вѣдѣніе волостнаго и сельскаго начальства. Въ виду невыполненія этого закона, начальникомъ края, М. Н. Муравьевымъ, и было рекомендовано мировымъ посредникамъ немедленно наблюсти за исполненіемъ этого закона, если будетъ о томъ заявлено крестьянскими обществами. Однимъ изъ такихъ заявленій была просьба крестьянъ имѣнія Л--цы о взысканіи съ помѣщика Нетурчанскаго засыпаннаго ими въ его магазинъ хлѣба, если не ошибаюсь, двухсотъ четвертей, который имъ былъ проданъ въ свою пользу, и о передачѣ имъ зданія магазина.
   При разборѣ этого дѣла, доказательства ежегодной хлѣбной засыпки и права крестьянъ на полученіе хлѣба обратно были такъ безспорны и очевидны, что я и присудилъ имъ просимый ими хлѣбъ; въ передачѣ же зданія, видимо составляющаго часть построекъ господской усадьбы, отказалъ, ибо о передачѣ зданій вмѣстѣ съ хлѣбомъ не было въ законѣ ясныхъ указаній, а глухо говорилось о "магазинѣ", какъ о хлѣбномъ запасѣ. Нетурчанскій видѣлъ безполезность дальнѣйшихъ препирательствъ и не обжаловалъ моего рѣшенія; почему оно, по прошествіи установленнаго срока, и было передано мною исправнику для исполненія, какъ вошедшее въ законную силу. Потянулись мѣсяцы напраснаго ожиданія крестьянъ, и, наконецъ, послѣ многихъ моихъ оффиціальныхъ повтореній, я, однажды, лично просилъ исправника поспѣшить исполненіемъ этого моего рѣшенія; каково же было мое удивленіе, когда исправникъ С--аевъ отвѣтилъ мнѣ, что "по многимъ причинамъ" онъ не можетъ его исполнить! Какъ я ни уговаривалъ его указать хотя одну изъ нихъ, онъ упорно отказывался, повторяя: "не могу, никакъ не могу, Владиміръ Петровичъ"; что было дѣлать?
   По закону 19 февраля 1861 года, рѣшенія мировыхъ посредниковъ приводились въ исполненіе или "имъ самимъ, при содѣйствіи полиціи", или, по его порученію, чинами полиціи, или же волостными правленіями. Поэтому, видя, что мое рѣшеніе остается мертвою буквою, я сообщилъ исправнику, что въ указанное число самъ лично приведу въ исполненіе это свое рѣшеніе, и просилъ о командированіи ко мнѣ становаго пристава для содѣйствія; старшинѣ же приказалъ о присылкѣ необходимыхъ подводъ. Имѣніе Л--ца лежало всего въ пяти верстахъ отъ города, и я разсчитывалъ выѣхать за полчаса до назначеннаго срока. Наканунѣ моего выѣзда Даргуновъ пригласилъ меня къ себѣ, и между нами произошла такая сцена:
   -- Помѣщикъ Нетурчанскій мнѣ жалуется, что вы хотите завтра у него отобрать хлѣбъ для передачи крестьянамъ?
   -- Совершенно вѣрно.
   -- Я бы совѣтовалъ вамъ повременить этимъ.
   -- Повременить? Но почему же?
   -- Онъ подалъ на ваше рѣшеніе жалобу, указываетъ поводы для его отмѣны и проситъ о возстановленіи ему утраченнаго имъ срока.
   -- Но со времени постановленія рѣшенія прошло уже много мѣсяцевъ, и оно вошло въ окончательную, законную силу и обязательно для меня.
   -- Но все же, въ виду жалобы Нетурчанскаго, вамъ слѣдуетъ повременить исполненіемъ.
   -- Нѣтъ, ваше превосходительство, этого я не могу.
   -- Я, какъ губернаторъ, вамъ это предлагаю, если хотите.
   -- И какъ губернатору я долженъ то же сказать, ваше превосходительство; законъ слишкомъ ясенъ и долженъ быть выполненъ.
   -- А, въ такомъ случаѣ, я оффиціальною бумагою "предложу" вамъ пріостановиться исполненіемъ.
   Я не могъ не улыбнуться незнанію имъ отношеній губернатора къ посреднику, съ которымъ, какъ и съ предводителемъ дворянства, губернаторы, по закону, должны были сноситься "отношеніями", а не "предложеніями"; но сказалъ только:
   -- Но я и на оффиціальное сообщеніе долженъ буду отвѣтить то же.
   -- А, очень жаль,-- до свиданія.
   -- До свиданія, ваше превосходительство, мнѣ тоже очень жаль.
   Однако письменнаго "предложенія" Даргуновъ не прислалъ, а пробовалъ другой путь. Долго спустя, уже когда мы оба не служили и случайно встрѣтились въ Могилевѣ, бывшій въ то время предсѣдателемъ съѣзда Меленевскій разсказывалъ мнѣ, что его приглашалъ въ тотъ же день Даргуновъ и просилъ съѣздить въ А--цу и остановить приведеніе въ исполненіе это рѣшеніе.
   "Я просто изумился,-- говорилъ Меленевскій, умный и добродушный хохолъ; -- что вы, говорю, Савлъ Діодоровичъ! да какое же я имѣю право? Посредникъ самостоятельно дѣйствуетъ въ своемъ участкѣ".-- "Но вы, говоритъ, какъ предсѣдатель съѣзда"...-- "Да, помилуйте, говорю я: на съѣздѣ, при рѣшеніи дѣлъ, я имѣю значеніе, а въ дѣйствія посредника не имѣю никакого права вмѣшиваться".-- "Но все же, говоритъ, посовѣтуйте ему, онъ васъ навѣрно послушаетъ".-- "Кто, говорю -- Березинъ? Нѣтъ, ужъ извините говорю,-- такъ и отбоярился".
   Между разсказанными двумя случаями совершилось увольненіе М. Н. Муравьева и назначеніе на его мѣсто К. П. Кауфмана. Это повліяло и на дѣйствія губернатора Даргунова въ разсказанныхъ случаяхъ. Даргуновъ, по своимъ симпатіямъ, весь былъ на сторонѣ членовъ коммисіи, и какъ вообще не сторонникъ притѣсненія пановъ-помѣщиковъ, и какъ человѣкъ, расположенный къ Ольхину и Баталинову, если бы отъ него зависѣло, то Брайтфельда онъ уволилъ бы немедленно. Но это было не въ его власти, и къ тому же онъ помнилъ, что въ Вильнѣ сидитъ Муравьевъ, которому нужны другія, болѣе вѣскія и осязательныя, такъ сказать, доказательства "красноты"; а потому "политичный" Савлъ Діодоровичъ и не трогалъ до времени "маленькаго посредника". Въ дѣлѣ Нетурчанскаго, которое хорошо зналъ Даргуновъ, какъ предсѣдатель губернскаго крестьянскаго присутствія, онъ чувствовалъ себя свободнѣе, потому что Муравьевъ былъ уже уволенъ, а что за человѣкъ Кауфманъ -- никто въ то время еще не зналъ; почему Савлъ Діодоровичъ и рискнулъ преподать мнѣ совѣтъ "повременить" выполненіемъ прямой моей обязанности.
   Это отсутствіе свѣдѣній о личности новаго начальника края, въ связи съ ликованіемъ пановъ и ксендзовъ, угнетающе дѣйствовало на всѣхъ насъ, русскихъ дѣятелей. Въ увольненіи М. Н. Муравьева видѣли "поворотъ" русской политики, при помощи такихъ враговъ Муравьева, какъ князь С., князь Д. и тогдашній министръ внутреннихъ дѣлъ Валуевъ, и въ первыя недѣли послѣ этого событія польскіе паны, вѣрные своему увлекающемуся характеру, подняли головы и при каждомъ удобномъ случаѣ проявляли свой гоноръ и презрѣніе къ намъ, русскимъ Мнѣ лично не разъ приходилось убѣждаться въ этомъ курьезномъ фактѣ, и я долженъ сказать, что ни разу не испытывалъ при этомъ чувства злобы или досады: мнѣ только смѣшно было видѣть мальчишество, въ людяхъ, повидимому, серьезныхъ. Такъ однажды на улицѣ нашего М. со мною повстрѣчался папъ X., помѣщикъ моего участка, который всегда такъ галантно-почтительно со мною раскланивался и перекидывался двумя-тремя льстивыми фразами; въ эту встрѣчу онъ гордо прошелъ мимо, смотря вызывающимъ взглядомъ на меня въ упоръ и не кланяясь...
   Боже, какія всѣ они были дѣти въ проявленіяхъ своей непріязни.
   Немногимъ отличались отъ нихъ и ксендзы. Едва пришла вѣсть о смѣнѣ Муравьева, какъ одинъ ксендзъ въ моемъ участкѣ, въ 10--15 верстахъ отъ губернскаго города, во время богослуженія въ костелѣ, сказалъ проповѣдь въ духѣ мятежа и крамолы и возмутительно отзывался о Государѣ... Само собою разумѣется, что объ этомъ, благодаря многочисленнымъ въ уѣздѣ жандармскимъ солдатамъ, узнано было властями въ тотъ же день и донесено куда слѣдуетъ. Это дѣло было поведено быстро, и благодаря массѣ показаній обвиняющаго свойства закончено и представлено на конфирмацію новаго начальника края вскорѣ послѣ его пріѣзда въ Вильно.
   Мѣстный католическій епископъ, какъ говорили, написалъ К. П. Кауфману частное письмо, въ которомъ "какъ служитель Христа, заповѣдавшаго людямъ милость, любовь и всепрощеніе", онъ ходатайствовалъ о помилованіи "легкомысленнаго" ксендза. На это письмо епископъ, какъ тогда говорили, получилъ отъ начальника края оффиціальное письмо, въ которомъ К. П. Кауфманъ увѣдомилъ, что "въ виду ходатайства вашего преосвященства я сдѣлалъ распоряженіе о высылкѣ ксендза такого-то въ Пермскую (кажется) губернію на двѣнадцать лѣтъ".
   Снова притихли паны, снова стали низко кланяться "ласковому пану" въ фуражкѣ съ кокардой.
   Но до этого случая съ ксендзомъ, тотчасъ по увольненіи М. Н. Муравьева, Даргуновъ ясно далъ понять Брайтфельду необходимость уйдти изъ М--ой губерніи, что тотъ и исполнилъ, перейдя въ царство Польское коммисаромъ по крестьянскимъ дѣламъ. Такимъ образомъ пребываніе запальчиваго Брайтфельда въ нашемъ уѣздѣ было кратковременно, но тѣмъ не менѣе онъ успѣлъ оставить очень непріятныя воспоминанія о себѣ у всѣхъ, кому приходилось имѣть съ нимъ какое-нибудь дѣло. Собственно для меня его пребываніе въ нашемъ уѣздѣ принесло большой вредъ и огорченіе, потому что и Ольхинъ и Баталиновъ, искренно любимые и уважаемые мною, втайнѣ ко мнѣ охладѣли, полагая, что въ столкновеніи ихъ съ Брайтфельдомъ я держалъ его сторону при разговорѣ съ губернаторомъ; а тутъ еще у Даргунова зародилось и быстро окрѣпло убѣжденіе, что я такой же "красный", какъ и Брайтфельдъ.
   

X.

   Всѣ мы, русскіе дѣятели крестьянскихъ учрежденій въ Сѣверо-Западномъ краѣ, несмотря на различіе возрастовъ, отличались энергіею и любовью къ своему дѣлу, хотя всѣ были собраны изъ разныхъ мѣстностей и разныхъ круговъ общества. Это единодушіе было вызвано тѣмъ обстоятельствомъ, что каждый изъ насъ ежедневно и повсюду видѣлъ доказательства стремленій унизить всевозможными способами все русское, православное; а потому у каждаго изъ насъ, по пріѣздѣ въ край, быстро зарождалось и крѣпло противодѣйствіе. Эта враждебность усугублялась, такъ сказать, и питалась видимыми доказательствами систематичнаго стѣсненія помѣщиками-католиками крестьянъ не столько въ силу крѣпостнаго права, какъ своихъ "хлоповъ", сколько потому, что они православные. Зародившееся и окрѣпшее въ насъ недоброе чувство "къ панамъ" не могло быть, конечно, ослаблено ихъ заискивающимъ и льстивымъ обращеніемъ съ каждымъ русскимъ въ кокардѣ; ниже я приведу примѣръ такого обращенія, ручаясь за его достовѣрность.
   Подъ вліяніемъ указанныхъ факторовъ въ каждомъ изъ насъ было желаніе возможно обезпечить разореннаго "хлопа" земельнымъ надѣломъ и поставить его внѣ всякой зависимости въ будущемъ. Инструкція объ оцѣнкахъ крестьянскихъ земель, мѣстныя положенія 19 февраля 1861 года и дополнительныя узаконенія, исходатайствованныя несомнѣнною государственною мудростію М. Н. Муравьева, давали намъ полную возможность выполненія этой задачи, и мы ее выполняли усердно.
   При выполненіи этой задачи нѣкоторые изъ насъ увлекались въ своей дѣятельности и, примѣняя инструкцію, выходили изъ ея рамокъ. Подобныя увлеченія не оставлялись, однако, безъ обжалованія помѣщиками-панами, переносились послѣ въ Петербургъ на разсмотрѣніе и тамъ нерѣдко отмѣнялись и возвращались для перемѣны. Такимъ образомъ эти увлеченія, въ дѣйствительности, для пановъ были безвредны; но они давали имъ случай и поводъ громко кричать повсюду и даже заявлять печатно, въ издававшейся тогда газетѣ "Вѣсть", объ угнетеніяхъ и обидахъ, намекая при томъ на "красноту" мировыхъ посредниковъ и членовъ повѣрочныхъ коммисій. Свои негодующія и печатныя заявленія паны, обыкновенно, подтверждали "фактами и числовыми данными", которые, однако, указывались ими очень ловко: "крестьянамъ надѣлено 3.500 дес. земли, а ежегодная оцѣнка сдѣлана въ 525 руб., то-есть въ 15 копѣекъ за десятину, и выкупная сумма опредѣлена въ 8.750 руб., что подтверждается выкупнымъ актомъ, объявленнымъ тогда-то". Въ такихъ "числовыхъ данныхъ" всѣ цифры были вѣрны, но умалчивалось о томъ, что въ числѣ всей надѣленной земли было 1.200 дес. болотъ, тянувшихся на нѣсколько верстъ, и двѣсти или триста десятинъ съ кустами и пеньками изъ-подъ вырубленнаго помѣщикомъ лѣса, требующими корчеванія; а слѣдовательно оцѣнена только удобная земля, то-есть всего 2.000 десят. Если вспомнить, что въ то время, за исключеніемъ имѣній подъ губернскимъ городомъ М., землю съ великолѣпнымъ лѣсомъ, напримѣръ въ И--мъ уѣздѣ, можно было купить по пяти руб. за десятину, то четырехрублевая съ копѣйками оцѣнка крестьянскихъ, худшихъ земель вовсе была не такъ ничтожна. Приведенныя выше расцѣнки дѣлались по качествамъ почвы, обилію болотъ и вообще по условіямъ пользованія землею. Въ лучшихъ селеніяхъ, какъ, напримѣръ, въ половинѣ моего участка, оцѣнки доходили до полутора рубл., то-есть до 26 руб. выкупной суммы за десятину; за эту сумму, въ то время, можно было купить любое имѣніе.
   Но не оцѣнки земель были причиною той вдругъ начатой и упорной пропаганды, которую паны повели съ конца 1865 года противъ мировыхъ посредниковъ, а нѣчто другое. Дѣло въ томъ, что кромѣ сказанной выше цѣли (устройства крестьянъ) мировые посредники съ лихорадочною дѣятельностію взялись за школьное дѣло и повели его въ православномъ, чисто народномъ русскомъ духѣ, съ любовью отдавая ему все свое свободное время. Не прошло и полтора года, какъ мировые участки покрылись сѣтью училищъ и школъ, съ молодыми учителями изъ русскихъ семинарій, которые вели свое дѣло тоже съ увлеченіемъ; въ православныхъ церквахъ стройно запѣли хоры пѣвчихъ, привлекая родителей-молельщиковъ идти въ православный храмъ; наконецъ въ домахъ крестьянъ и на работѣ въ лѣтнее время слышались наши русскія пѣсни, вмѣсто польско-литовско-бѣлорусскихъ унылыхъ напѣвовъ... Интеллигенція встрепенулась, сознала начавшееся обрусеніе края и увидѣла необходимость пріостановить это "кепское" дѣло; но какъ?
   Приносить жалобы на это обрусеніе -- нельзя, а обвинять русскихъ дѣятелей во взяткахъ было нелѣпо, потому что вся ихъ дѣятельность, надо сказать, не допускала подобнаго и предположенія; чѣмъ же остановить дѣло обрусенія? Надумали, что для удаленія обрусителей необходимо обвинить ихъ въ краснотѣ, придать ихъ дѣятельности крайне-соціальное направленіе, нему нѣкоторые, быть можетъ, и подавали главный поводъ. Эта пропаганда повелась сначала слабо и осторожно, но позорное событіе 4 апрѣля, поразившее ужасомъ всю Россію, неожиданно придало силы и значеніе пропагандѣ, и скоро въ извѣстной части петербургскаго общества и въ административныхъ сферахъ зародилось и упорно держалось мнѣніе, что мировые посредники Сѣверо-Западнаго края люди "красные", ненавидящіе собственниковъ... Съ этого момента участь наиболѣе устойчивыхъ дѣятелей и всего обрусенія края была рѣшена, и скоро во всемъ краѣ установились новые порядки и новый режимъ... Но я забѣжалъ впередъ и долженъ вернуться къ прерваннымъ воспоминаніямъ.
   Выше было сказано объ искательности пановъ, а теперь, чтобы не быть голословнымъ, укажемъ изъ многихъ одинъ, болѣе яркій фактъ въ доказательство. Въ числѣ владѣльцевъ моего участка былъ помѣщикъ Бовутъ, обладатель 85 тысячъ душъ временно-обязанныхъ крестьянъ, долго служившій губернскимъ предводителемъ дворянства ("маршаломъ") и по выходѣ въ отставку большею частію жившій въ Парижѣ. Часто проѣзжая чрезъ его имѣніе Пуняты, я всегда любовался его грандіознымъ "палацомъ" въ четыре этажа, который дѣйствительно смотрѣлъ дворцомъ и былъ во всѣхъ отношеніяхъ неизмѣримо величавѣе зданій на Англійской набережной въ Петербургѣ. Дворецъ съ одной стороны имѣлъ зимній садъ во всю четырехъэтажную вышину зданія, съ высочайшими пальмами, и гордо высился надъ садомъ и паркомъ, зеленѣвшими по склону горы, на которой онъ былъ выстроенъ. Его внутреннее убранство, по разсказамъ членовъ коммисіи, до меня уже окончившихъ у Бовута свои работы, было роскошно, а изъ числа дорогихъ картинъ многія отличались цѣнностію до нѣсколькихъ тысячъ, и въ виду всѣхъ этихъ обстоятельствъ у меня составилось представленіе о Бовутѣ, какъ о магнатѣ. Я ожидалъ, если когда-нибудь мы съ нимъ повстрѣчаемся, увидѣть въ немъ элегантнаго представителя высшаго круга, утонченно вѣжливаго, но съ тою неуловимою чертою, которая не допускаетъ сближенія лицъ не избранныхъ; между тѣмъ когда мы съ нимъ встрѣтились, я изумленъ былъ несказанно... Наше знакомство произошло вслѣдствіе столкновенія его съ крестьянами изъ-за луговъ. Для разрѣшенія этого спора я вызвалъ стороны и свидѣтелей на мѣсто, въ луга, назначивъ пунктомъ сбора мельницу Бовута, и въ указанный срокъ, въ одинъ сѣренькій и дождливый день іюня, пріѣхалъ на мѣсто. Всѣ вызванные крестьяне были уже на лицо, когда я вышелъ изъ экипажа, но повѣреннаго отъ Бовута я не видѣлъ; а потому и спросилъ старшину:
   -- А отъ Бовута никого развѣ нѣтъ?
   -- Вонъ, паночку, ѣдетъ,-- сказалъ одинъ старый крестьянинъ, указывая пальцемъ вправо.
   Я обернулся и увидѣлъ подъѣзжавшую телѣжку купеческаго образца и безъ верха, а въ ней довольно плотнаго сѣдаго старика съ бритымъ лицомъ, въ синемъ суконномъ и старомъ пальто и такой же старенькой фуражкѣ. Вѣроятно управляющій,-- подумалъ я, любуясь великолѣпнѣйшею парою чистокровныхъ гнѣдыхъ, тысячи въ полторы каждый. Между тѣмъ телѣжка остановилась, не доѣзжая до меня саженъ десять-пятнадцать; старикъ быстро выскочилъ, отряхнулся и быстро пошелъ ко мнѣ; не доходя саженъ пять, онъ снялъ картузъ и уже безъ картуза подошелъ ко мнѣ и сказалъ, низко кланяясь:
   -- Честь имѣю явиться -- помѣщикъ Бовутъ.
   Я просто опѣшилъ въ первый моментъ, но сейчасъ же, конечно, поздоровался и высказался о моемъ удивленіи и смущеніи его снятою фуражкой, прибавивъ:
   -- Пожалуйста, ваше превосходительство, не смущайте меня и надѣньте вашу фуражку.
   При разборѣ дѣла о лугахъ оказалось, что крестьяне кругомъ виноваты, и я постановилъ мое рѣшеніе въ пользу Бовута, Когда я простился съ крестьянами, прочитавъ имъ нотацію, Бовутъ снялъ фуражку и сказалъ, низко кланяясь:
   -- Я буду счастливъ, если вы, г. посредникъ, почтите меня вашимъ посѣщеніемъ и не откажетесь пообѣдать у меня,-- теперь самая пора.
   Поблагодаривъ за приглашеніе, я указалъ на свои грязные болотные сапоги, забрызганную жакетку и лицо, и отказался явиться въ такомъ неприличномъ костюмѣ; но Бовутъ такъ упорно и льстиво продолжалъ настаивать, что я долженъ былъ уступить и пригласилъ его вмѣстѣ ѣхать въ моемъ экипажѣ. Въ отвѣтъ Бовутъ сказалъ, что онъ поѣдетъ кратчайшей дорогой, и пока я усаживался въ экипажъ, его кони умчали телѣжку изъ вида.
   Когда я подъѣхалъ къ монументальному подъѣзду "палаццо", на крыльцо вышелъ встрѣтить меня Бовутъ съ толпою слугъ, и я съ удивленіемъ увидѣлъ, что мой хозяинъ во фракѣ. Едва мы вошли въ обширную швейцарскую съ роскошною лѣстницею наверхъ, какъ бывшая со мною собака "Филь", мокрая и грязная, вбѣжала за мною слѣдомъ, вырвавшись, вѣроятно, изъ рукъ моего Степана.
   Я не успѣлъ даже крикнуть на собаку, какъ услыхалъ съ лѣстницы:
   -- Тютинька, тютинька...
   Это ласково подзывала къ себѣ собаку сама madame Бовутъ, спустившаяся для встрѣчи меня на нижнюю площадку лѣстницы.
   Это было уже черезъ-чуръ сладко, и во мнѣ вдругъ вспыхнула досада. Я понималъ, что при томъ положеніи, которое занималъ Бовутъ по своему рожденію, богатству и связямъ, подобная встрѣча могла быть оказана или близкому и дорогому другу, или лицу очень высокопоставленному, а вовсе не молодому посреднику, котораго они впервые видятъ; почему и думалъ, что меня дурачатъ.
   Отбросивъ всякую мысль о мокрыхъ и грязныхъ сапогахъ, и о забрызганной физіономіи, я быстро поднялся къ madame Бовутъ, проговорилъ обычное представленіе себя, предложилъ ей свой локоть и, когда мы поднимались по лѣстницѣ, заявилъ ей о неожиданности для меня такой встрѣчи..
   Позднѣе, когда самъ Бовутъ во фракѣ повелъ меня чрезъ широкій дворъ показывать своихъ чистокровныхъ лошадей и не надѣвалъ имѣвшейся въ рукахъ фуражки, я не могъ не заявить ему, что его нежеланіе надѣть фуражку я могу признать за желаніе оскорбить меня...
   Тутъ только, торопливо проговоривъ: "Боже сохрани!" онъ надѣлъ свой картузъ.
   Подобныя "торжественныя" встрѣчи случались только въ первое время моей службы; впослѣдствіи у меня съ помѣщиками моего участка установилось обыкновенное знакомство, не имѣющее ничего общаго со службой. Этому, конечно, способствовало и то обстоятельство, что страсти уже улеглись, такъ сказать, и большинство съ грустью вспоминало о минувшемъ увлеченіи, которое, однако, охватило внезапно и съ неодолимою силою молодежь и увлекло за собою людей болѣе зрѣлаго возраста... Ихъ прошлыя увлеченія не мѣшали мнѣ спокойно относиться къ нимъ во всѣхъ тѣхъ случаяхъ, гдѣ они являлись стороною разбираемаго дѣла, и я всегда старался безпристрастно, по крайнему разумѣнію, разрѣшать споры крестьянъ и помѣщиковъ. Законъ, которымъ я долженъ былъ руководствоваться, не требовалъ отъ меня пристрастія къ интересамъ крестьянъ потому только, что часть ихъ помѣщиковъ бунтовали, напротивъ -- ожидалъ отъ исполнителей примѣненія его но доброй совѣсти; почему же мнѣ слѣдовало "всегда держать сторону крестьянъ"? И я старался быть справедливымъ, всегда рѣшалъ споры по совѣсти, но въ то же время чувствовалъ, что это ставило меня въ странное положеніе: при моемъ рѣшеніи о наказаніи крестьянъ за потраву земель или порубку лѣса, одни называли меня "крѣпостникомъ", а другіе за мое рѣшеніе въ пользу крестьянъ и во вредъ помѣщику, какъ напримѣръ въ дѣлѣ Нетурчанскаго -- говорили, что я "красный"...
   Это было грустно и одно время очень огорчало меня, но не заставило измѣнить разъ принятое намѣреніе, и я не измѣнялъ характера моей дѣятельности, продолжая по-прежнему заѣзжать, по дорогѣ, къ знакомымъ помѣщикамъ; нѣсколько часовъ, а иногда и день цѣлый мнѣ приходилось проводить у нихъ съ большимъ удовольствіемъ. По счастливой ли случайности или по мѣстнымъ особенностямъ -- не знаю, но только среди помѣщиковъ моего участка я встрѣчалъ многихъ прекрасныхъ и развитыхъ людей, съ которыми было пріятно провести время; но многіе изъ моихъ сослуживцевъ ставили мнѣ въ упрекъ мое знакомство съ панами. "Поляки всегда ненавидѣли все русское; ихъ враждебность къ намъ вѣчная, и нужно держать ихъ въ ежевыхъ рукахъ" и т. п. говорили мнѣ въ душѣ добрѣйшіе люди, но я думалъ (думаю это и теперь), что они ошибались. Я былъ увѣренъ, что въ моемъ знакомствѣ съ помѣщиками моего участка не только не было ничего дурнаго и незаконнаго, но была и нѣкоторая польза. Не вѣчно же мы будемъ враждовать съ панами,-- думалъ я,-- потому что не враждою, не притѣсненіями устанавливаются частныя и политическія связи; а слѣдовательно, чѣмъ скорѣе возобновятся у насъ добрыя отношенія съ ними, тѣмъ скорѣе будетъ сглажена пропасть, образованная взрывомъ мятежныхъ страстей. Правда, племенная политическая вражда упорнѣе всякихъ другихъ; но одно это обстоятельство еще не устраняетъ возможности ея постепеннаго прекращенія.
   

XI.

   Излагая событія прошлаго, далекаго времени, за нѣсколько лѣтъ, трудно припомнить о нихъ въ порядкѣ ихъ послѣдовательности. Наша память весьма часто возстановляетъ факты послѣдующіе прежде предъидущихъ и мѣшаетъ, такимъ образомъ, изложенію въ послѣдовательномъ порядкѣ. Такія шалости памяти относительно моихъ воспоминаній совершенно безвредны: оглашая ихъ въ печати, я только желаю рядомъ отдѣльныхъ сценъ и картинъ дать читателямъ возможность имѣть, въ общихъ чертахъ, ясное представленіе о Сѣверо-Западномъ краѣ вскорѣ послѣ усмиренія мятежа 1863 года и -- двадцать лѣтъ спустя. Для читателей безразлично, когда совершились два или три событія: прежде или послѣ четвертаго; интересъ представляютъ только самыя событія, факты, совокупность которыхъ и обрисовываетъ общую картину края. Въ виду сказаннаго, я уже безъ смущенія возвращаюсь къ первому, времени моей службы въ М.
   Это было зимой, когда работы съ повѣрочною коммиссіей прекратились на время и я получилъ возможность часто бывать въ моихъ волостяхъ. Въ то время, какъ мнѣ говорили, разъѣзды Русскихъ были не безопасны, потому что хотя въ М. уѣздѣ уже не было ни одной повстанской шайки, но одинокіе повстанцы изъ развитыхъ въ сосѣднихъ губерніяхъ, Виленской и Августовской, бандъ скрывались мѣстами по лѣсамъ, слѣдуя къ намѣченной ими цѣли. Мнѣ никогда не приходилось, до разсказываемаго случая, встрѣчаться съ такими участниками возстанія, но все-же я принималъ нѣкоторыя предосторожности въ моихъ поѣздкахъ, въ особенности по одной половинѣ моего участка, густо покрытой лѣсами и богатой болотами. По лѣснымъ дорожкамъ я ѣздилъ въ то время одиночкою въ маленькихъ санкахъ, вдвоемъ съ кучеромъ, и каждый встрѣчный, кромѣ крестьянъ, конечно, не могъ узнать посредника въ закутанномъ путникѣ, въ сѣрой барашковой шапкѣ; въ карманѣ, конечно, имѣлся и револьверъ. При этомъ, находясь въ одной волости, я никогда не называлъ той волости, куда ѣхалъ на другой день, а указывалъ другую, и такимъ образомъ мои пріѣзды бывали неожиданны; все это, конечно, продѣлывалось только въ первую зиму моего пребыванія въ М.
   Въ одну изъ такихъ "секретныхъ" моихъ поѣздокъ мнѣ и пришлось встрѣтиться съ "лѣсными путешественниками". Это случилось, въ одну свѣтлую, лунную ночь, въ концѣ ноября. Противъ ожиданія снѣгъ выпалъ въ томъ году рано, и сразу установился отличный санный путь. Проѣзжая перелѣски, я ѣхалъ то большимъ лѣсомъ, то молодою порослью, то ровной поляной по болотамъ или "сѣножатьямъ" и зорко вглядывался вдаль. Морозъ былъ крѣпкій, но вѣтра не было, и мой рыжій коренникъ полною рысью бѣжалъ, по дорожкѣ, позванивая колокольчикомъ, и порою храпѣлъ.
   -- Метель будетъ ночью, замѣтилъ мой кучеръ.
   -- Это почему?
   -- "Васька" храпитъ.
   Я разсмѣялся и только-что хотѣлъ что-то сказать по этому поводу, какъ "Васька" пугливо бросился въ сторону, настороживъ, уши, а мой кучеръ испуганно крикнулъ: "па-ди-и!"
   Дѣло въ томъ что въ это время мы ѣхали по молодой заросли лѣса, и дорога вдругъ круто повернула въ сторону, въ чащу дровянаго лѣса, и мой конь, бѣжавшій крупною рысью, сразу нагналъ двухъ человѣкъ въ черныхъ короткихъ свиткахъ и высокихъ сапогахъ, съ длинными и толстыми дубинами въ рукахъ. Не разсчитавъ, вѣроятно, близости колокольчика, они не торопились прятаться и только когда уже я наѣхалъ вплотную, они испугались. и бросились въ сторону, среди деревьевъ, гдѣ и выждали моего проѣзда; послѣ мнѣ сказали что это были тѣ два повстанца, которыхъ полиція такъ долго искала...
   Такія "секретныя" путешествія я совершалъ, однако, недолго, не болѣе мѣсяца. Мнѣ скоро пришлось убѣдиться что никакихъ опасностей, въ дѣйствительности, мои разъѣзды не представляли, потому что одинокіе повстанцы, кое-гдѣ проходившіе по лѣсамъ, и сами-то прятались, стараясь проходить незамѣтно; а потому, едва только "наѣздились" дороги, я сталъ ѣздить всюду уже на своей тройкѣ. Въ такихъ поѣздкахъ мнѣ не разъ приходилось слышать стукъ топора по лѣсамъ и встрѣчать подводы, нагруженныя лѣсомъ, особенно на почтовой дорогѣ по строевому лѣсу помѣщика Воловича. Среди бѣлаго дня въ этомъ ничего не было страннаго и я считалъ и рубщиковъ, и возчиковъ бревенъ рабочими владѣльца лѣса; но однажды мнѣ пришлось услышать топоры ночью и я не хотѣлъ игнорировать этого случая. Ночь эта, какъ хорошо помню, была теплая и сырая; по небу густыми дымчатыми хлопьями медленно плавали облака, закрывая звѣзды. Благодаря этимъ облакамъ и отсутствію луны, лѣски и перелѣски такъ сливались между собою что дорога, извилисто пробѣгая между ними и чрезъ нихъ, часто пропадала въ сырой мглѣ и приходилось останавливаться, соображать и отыскивать путь. При этомъ большое неудобство, конечно, заключалось въ томъ обстоятельствѣ, что слуга мой и кучеръ, какъ и я, были еще не близко знакомы съ мѣстностью; наконецъ, уже въ третій или четвертый разъ мы отыскали дорогу, въѣхали въ лѣсъ и поѣхали рысцой. По моимъ разсчетамъ, намъ оставалось проѣхать уже немного, всего верстъ семь: старшина говорилъ что большимъ лѣсомъ нужно проѣхать версты три, повернуть у креста вправо и выѣхать на "низа", а низами всего четыре версты "до ёнаго мѣстечка"; мы-же въѣхали въ этотъ лѣсъ, значитъ, недалеко, думалъ я. Какъ разъ въ это время громкій, отрывистый звукъ неожиданно донесся ко мнѣ и я спросилъ кучера:
   -- Что это?
   -- А мужики лѣсъ рубятъ, отвѣтилъ Степанъ.
   Я приказалъ остановиться и прислушался: мѣрный стукъ топоровъ, не заглушаемый колокольчикомъ, отчетливо слышался въ нѣсколькихъ мѣстахъ слѣва; очевидно, рубилъ не одинъ, а нѣсколько крестьянъ.
   -- Воровать забрались, невольно замѣтилъ я.
   -- Извѣстно, сударь; ночью кто-же поѣдетъ свой лѣсъ вырубать?
   -- А нельзя къ нимъ пробраться?
   -- Помилуйте, сударь: развѣ можно въ такомъ лѣсу къ нимъ тройкой подъѣхать? резонно отвѣчалъ кучеръ.
   Я съ нимъ согласился и мы тронулись далѣе, скоро повернули у креста и выѣхали изъ лѣса. Впереди узкою лентой потянулись луга, подъ неглубокимъ снѣгомъ, а на нихъ, мѣстами, были уставлены стоги сѣна; у одного изъ нихъ, возлѣ дороги,-- стога разметаннаго въ безформенную массу, кучились люди и стояли подводы. Подъѣхавъ къ этому стогу, я увидѣлъ человѣкъ десять крестьянъ, накладывавшихъ на подводы сѣно, но при моемъ приближеніи никто изъ нихъ не выказывалъ испуга или суетливости; всѣ продолжали свое дѣло молча и дружно.
   -- Нѣтъ-ли, ребята, огня, закурить папиросу? громко спросилъ я, когда моя тройка была остановлена.
   При этомъ вопросѣ всѣ оставили работу и подошли ко мнѣ. Я повторилъ вопросъ и одинъ изъ крестьянъ, сказавъ -- "е, паночку", полѣзъ въ карманъ за "запалками", какъ тамъ называютъ спички.
   -- Что это вы ночью сѣно собрались возить, ребята? спросилъ я, доставая папиросы.
   -- Днемъ-то все времени нѣтъ, паночку, со смѣхомъ отвѣтилъ одинъ, и всѣ засмѣялись.
   Меня очень интересовалъ вопросъ: знаютъ-ли крестьяне что съ ними говоритъ мировой посредникъ? Въ этой волости, куда я ѣхалъ, мнѣ приходилось бывать и собирать сходы уже раза четыре, да и тройка моя въ русской сбруѣ была единственной во всемъ уѣздѣ; а слѣдовательно, эти воры даже по лошадямъ могли узнать сѣдока. Между тѣмъ они, повидимому, нисколько не смутились, увидѣвъ начальство въ моментъ своего воровства; "можетъ-быть никто изъ нихъ не видѣлъ доселѣ ни меня, ни моей тройки?" Подумалъ я и, желая увидѣть какой эффектъ получится, я заговорилъ:
   -- А нынѣшнюю-то ночь вамъ и совсѣмъ-бы спать надо: завтра, вѣдь, сходъ въ волости и вамъ придется рано утромъ на сходъ собираться.
   -- Э, не важитъ {Ничего не значитъ, по мѣстному говору.}, паночку! И сѣно свеземъ, и на сходѣ будемъ намъ изъ волости былъ ужь приказъ, чтобы приходить до васъ, паночку.
   Очевидно, крестьяне, по лошадямъ, конечно, меня узнали, а между тѣмъ не смутились; "вѣрно, ихъ сѣно", подумалъ я и сказалъ:
   -- А сѣна-то у васъ много, ребята.
   -- То панское, паночку; коли-бъ у насъ столько было!
   Я приказалъ кучеру ѣхать, не желая продолжать разговоръ, и-скоро услышалъ слова кучера:
   -- А мужики-то, сударь, не оробѣли, какъ мы ихъ застали.
   -- Не пуганы еще, резонно замѣтилъ Степанъ.
   Я внутренно согласился съ замѣчаніемъ Степана и рѣшилъ прекратить такое безобразіе непремѣнно. Мои словесныя запрещенія порубокъ и воровства сѣна, какъ видно, не возымѣли дѣйствія; слѣдовательно, необходимы были карательныя мѣры, и я рѣшилъ взяться за эти мѣры при первомъ случаѣ. Управляющій Гонзевскій непремѣнно будетъ у меня завтра, какъ вызванный по дѣлу, думалъ я, и- будетъ, конечно, жаловаться, потому что его конные объѣздчики уже донесутъ ему завтра о сдѣланномъ воровствѣ лѣса и сѣна; ну, вотъ я и покажу крестьянамъ, какъ рискованно воровать чужое добро.
   Мое предположеніе о жалобѣ Гонзевскаго не сбылось, однако, на другой день. Когда, по окончаніи разбора дѣла, онъ сталъ прощаться, я спросилъ его:
   -- А другихъ дѣлъ у васъ нѣтъ ко мнѣ?
   Гонзевскій пытливо посмотрѣлъ на меня и отвѣтилъ, низко кланяясь:
   -- Нѣтъ, г. посредникъ.
   Этотъ отвѣтъ меня очень удивилъ. Когда мой Степанъ подавалъ мнѣ одѣваться, то разсказывалъ что Гонзевскій говорилъ старшинѣ: "а крестьяне опять у насъ лѣсъ порубили и сѣно увезли"; слѣдовательно, Гонзевскій въ моментъ отвѣта имѣлъ уже "дѣло" ко мнѣ и не хотѣлъ жаловаться; почему-же? думалъ я.
   Послѣ ухода Гонзевскаго, я приказалъ крестьянамъ подойти ближе и заговорилъ съ ними по поводу воровства сѣна и лѣса въ ночь наканунѣ; въ одномъ изъ нихъ я даже узналъ того кто давалъ мнѣ спички, что имъ и было подтверждено. Моя бесѣда съ крестьянами была интересна въ томъ отношеніи что выяснила мнѣ, какъ относились крестьяне къ своимъ дѣяніямъ и какого отношенія къ этимъ дѣяніямъ они ожидали отъ русскаго мироваго посредника. Кромѣ того, она выяснила взглядъ крестьянъ на тѣ взысканія, которыя были установлены закономъ для наложенія ихъ посредниками на крестьянъ. Въ виду этого обстоятельства, я передамъ эту бесѣду, благо, она отчетливо сохранилась въ моей памяти.
   -- Такъ это ты, Василь, рубилъ вчера деревья въ панскомъ уіѣсу? спросилъ я, продолжая разговоръ.
   -- А я, паночекъ, да Томашъ съ Антономъ, вмѣстѣ поѣхали.
   -- Такъ само, подтвердили двое названныхъ, кланяясь.
   -- И много нарубили?
   -- По пяти деревъ тольки, паночекъ, потому больше не треба.
   -- Хаты снизу подчинили, паночку...
   -- По вѣнцу снизу вставилъ новыхъ и таё, опьять на долго простоитъ хатка...
   -- А ты, какъ тебя...
   -- Симеонъ, паночку.
   -- А ты, Симеонъ, много сѣна свезъ?
   -- По возу тольки мы свезли, паночекъ.
   -- А кто-же еще былъ съ тобой?
   -- Кто? Ананасъ былъ (вонъ енъ у печки!), два его швагера {Зятя.}, да мои три шабра {Сосѣда.}; яни усѣ тутъ.
   -- А покажи ихъ, братецъ.
   Указанныя лица, какъ и порубщики лѣса, спокойно выдвинулись изъ толпы и подошли ко мнѣ.
   -- А дорого вы заплатили пану за лѣсъ, ребята? спросилъ я.
   -- Якъ кажите,паночку? спросилъ съ изумленіемъ Антонъ.
   Я повторилъ вопросъ и получилъ такой спокойный отвѣтъ:
   -- А нискольку не платили, паночку, такъ срубили.
   -- Ну, а ты, Василь, тоже не платилъ за сѣно?
   -- А и я ничего, паночку, смѣясь, отвѣтилъ Василь.
   -- Значитъ, панъ подарилъ вамъ и деревья, и сѣно?
   -- Э, не, паночку; коли-бъ ёнъ подарилъ!
   -- Такъ, значитъ, вы украли и лѣсъ, и сѣно?
   -- Ховай Боже, паночку.
   -- Да какъ-же: вы говорите всѣ что и деревья, и сѣно вамъ панъ и не продавалъ, и не дарилъ, а вы взяли себѣ и сѣно, и деревья; какъ-же не украли, когда и лѣсъ, и сѣно панскіе?
   -- Да яно, сѣно-то, залишнее пану; много у его сѣна-то понаметано въ лугахъ; какъ-бы въ усадьбѣ -- тогда другое-бы дѣло.
   -- Какъ другое! у тебя пять шапокъ, одну ты носишь, а четыре развѣсилъ на колышкахъ плетня, что-ли, чтобы просушить, а какой-нибудь прохожій взялъ одну или двѣ шапки, да и ушелъ; что ты сказалъ бы тогда?
   -- Извѣстно, жалко станетъ, паночку.
   -- Э, подожди, жалко или не жалко -- не о томъ рѣчь; а ты скажи-ка- вотъ что: укралъ онъ твою шапку, или нѣтъ?.
   Василь молчитъ, во внимательно слушавшей толпѣ появилось нѣкоторое смущеніе и крестьяне усиленно то сморкались, то кашляли.
   -- Ну, какъ-же, Василь: прохожій укралъ твою шапку или нѣтъ?
   -- Тое шапка, паночекъ, за нее деньги платятъ, а сѣно само ростетъ, по Божьей волѣ.
   -- Растетъ трава, а не сѣно; чтобы получить сѣно, нужно тоже заплатить за уборку травы.
   -- Ну, а ты, Антонъ, что скажешь: вѣдь ты тоже укралъ со своими товарищами деревья у пана?
   -- Не, паночку, ховай Боже! быстро заговорили трое или четверо сразу.
   -- Тоже украли, ребята: деревья вы не покупали, не получили отъ пана въ подарокъ, значитъ, украли.
   -- Яни, паны-то, противъ Царя бунтовали, паночку, потому у ихъ можно и лѣсъ брать, и сѣно; яни мятежники, паны-то,-- ихъ такъ и надо теперь, штобъ...
   -- Молчать. Паны, которые бунтовали, уже наказаны, а тѣ, кто не бунтовалъ самъ, а покрывалъ бунтарямъ,-- платятъ контрибуцію, значитъ, тоже наказаны. Во всякомъ случаѣ, бунтовщики или не бунтовщики паны, вы не смѣете воровать ни панскаго лѣса, ни панскаго сѣна, и если-бы Гонзевскій мнѣ сегодня пожаловался на кражу у него лѣса и сѣна, то я наказалъ-бы васъ, воровъ, сильно, въ примѣръ другимъ. Но онъ не жаловался и я не могу разбирать объ этомъ, а вотъ вамъ что приказываю: сегодня къ вечеру, или не позже завтрашняго дня, все украденное сѣно и всѣ срубленныя деревья отвезите на панскій дворъ, повинитесь и просите прощенья.
   -- Паночекъ!
   -- Когда я увижусь съ Гонзевскимъ, я спрошу у него, исполнено-ли вами мое приказаніе; если не будетъ исполнено, я васъ оштрафую по три рубля, помните.
   -- Змилуйся, паночку!
   -- А, будьте ласковы, паночку, дозвольте не возить, бо у его, пана-то, и лѣса и сѣна вдоволь, а...
   -- А у насъ ни прутика, ни клочка сѣна, паночку.
   -- Нельзя, ребята, и не просите. И лѣсъ, и сѣно должны отвезти обратно, помните, иначе накажу.
   -- Слухаемъ, паночку, свеземъ, уныло проговорили воры и понурили головы.
   Тутъ старый, бѣлый какъ лунь, дѣдъ-неожиданно одобрилъ мое распоряженіе.
   -- Это правильно, паночку, нехай яни отвезутъ, а тольки не штрапуйте, паночки, коли кто провинится, лучше всыпать ему горячихъ лозановъ.
   -- Что ты, дѣдъ! развѣ розгами лучше, чѣмъ штрафомъ?
   -- А якъ-же!
   -- Звѣстно лучше!
   Такіе отзывы въ толпѣ меня удивили и я спросилъ:
   -- Почему-же розгами лучше?
   -- Розга-то бьетъ самого виноватаго, паночку, енъ другой разъ и поѣхалъ-бы своровать что, да розги принять побоится; аштрапъ-то разоряетъ и безъ того бѣдную хату, и казнитъ и мужчину, и всю его семью. Съ виноватаго штрапа три рубля взыщутъ, а вся семья на цѣльныя недѣли остается безъ соли, аль бо безъ молока, потому на штрапы достальная корова продается.
   -- Не нужно доводить себя до штрафа.
   -- Але, паночку; а южъ коли довелъ себя кто до бѣды, надопожалѣть семейство, лучше розгами посѣчь, а не взыскивать штрапу.
   Послѣ я не разъ обдумывалъ этотъ вопросъ и долженъ былъ признать вѣрность заключенія дѣда., съ этого времени, сознаюсь въ этомъ безъ всякаго смущенія, я за подобное самоволіе наказывалъ уже розгами, а не штрафомъ, и уже чрезъ полгода во всю мою службу посредникомъ въ моемъ участкѣ, какъ я уже говорилъ, не было ни потравъ, ни порубокъ. Но прекращеніе этого зла не обошлось безъ нѣкоторыхъ ухищреній со стороны волостнаго и сельскаго начальства: сначала оно отказывалось осматривать мѣста потравъ и порубокъ лѣса, а когда я за это началъ сажать старшинъ подъ арестъ, а старостъ штрафовать, то начали составляться такіе акты, въ которыхъ, обыкновенно, упоминалось что виновныхъ не оказалось; только послѣ моего объявленія что я и старшинъ и старостъ буду сажать подъ арестъ, если виновные не будутъ найдены, начали правильно составляться акты и наказываться виновные, порубщики лѣса и похитители сѣна.
   

XII.

   Быстро прошли два первые года моей службы въ Сѣверо-Западномъ краѣ и однажды, подводя итоги моей дѣятельности, я съ живѣйшею радостію убѣдился что мои труды не остались безслѣдны. Кромѣ уничтоженія лѣсныхъ порубокъ и похищенія панскаго сѣна, въ результатѣ моихъ хлопотъ получились училища и школы въ каждой волости, а въ болѣе людныхъ и по два училища съ тремя-четырьмя школами; при нѣкоторыхъ училищахъ были ремесленные классы для обученія дѣтей шитью сапогъ, дѣданію телѣгъ, скамеекъ и проч. Земельное устройство крестьянъ было уже окончено и только по немногимъ имѣніямъ ожидалось утвержденіе выкупныхъ актовъ, по которымъ крестьяне уже фактически владѣли землею. Но одновременно съ такими пріятными фактами я увидѣлъ и безполезность моихъ стараній, направленныхъ къ правильному развитію крестьянскаго самоуправленія. При составленіи мірскихъ приговоровъ во всѣхъ волостяхъ на сходахъ рѣшающую роль играли быстро народившіеся и окрѣпшіе міроѣды, а часто за спиною у нихъ и разные "панъ-Мойiи" и "панъ-Айзики"; вслѣдствіе этого въ самыхъ важныхъ случаяхъ, когда удобно было поживиться на мірской счетъ, при постановленіи приговора дѣйствительные интересы общества не играли никакой роли. Это неустранимое зло удавалось, конечно, иногда исправлять провѣркой приговора, опросомъ крестьянъ, укорами и, порою, настояніемъ на постановленіи другаго приговора; послѣдняя мѣра, однако, не всегда была законна, а потому для меня непріятна. Но болѣе важное зло представляли собою волостные суды, которые, по закону того времени, были окончательными и не подлежали обжалованію. Рѣшеніе такого суда, безъ явнаго и серьезнаго превышенія власти, невозможно было передѣлать приказомъ постановить новое и приходилось терпѣть это зло, сознавая свое безсиліе; чрезъ это всякія "угощенія", "благодарности" и ловкое пособіе какого-нибудь Мойши играли большую, если не единственную, роль при рѣшеніи жалобъ. При установленіи безапелляціоннаго волостнаго суда у крестьянъ, въ Петербургскихъ кабинетахъ предполагалось что въ судьи будутъ избираться люди выдающіеся своими честностью и умомъ; но было упущено изъ вида что борьба страстей и столкновеніе интересовъ существуютъ и среди крестьянъ...
   Въ первое время существованія волостныхъ судовъ крестьяне, еще не знакомые съ его значеніемъ, обращались со всѣми своими жалобами къ посреднику. Не имѣя понятія о границахъ его вѣдомства и власти, они видѣли въ немъ и защитника отъ всякихъ напастей, и карателя обидчиковъ. Но постоянные отказы посредника въ разборѣ частныхъ ихъ споровъ, съ указаніемъ необходимости обратиться съ жалобою въ волостной судъ, поневолѣ заставили крестьянъ ознакомиться съ этимъ учрежденіемъ. На первыхъ порахъ дѣятельность волостныхъ судовъ была безупречна, но эта безупречность, къ сожалѣнію, обусловливалась чувствомъ страха.
   -- А вы, паны судьи, не тяните руку Василя, хоть енъ и брательникъ пана старшины, бо кепско будетъ, якъ я пожалуюсь посреднику на вашу кривду.
   И волостные судьи, не смотря на желаніе исполнить просьбу старшины и получить обѣщанное "угощеніе", постановляли рѣшеніе "какъ слѣдоваетъ по закону"; иначе и быть не могло, потому что хотя передъ ними стоялъ кривой и плутоватый Антось "ледащій", "пьять грошей ему цѣны", но за нимъ виднѣлся грозный призракъ посредника.
   Съ теченіемъ времени, однако, этотъ страхъ исчезъ, потому что каждый посредникъ невольно сознавался въ своемъ безсиліи помочь бѣдѣ; во время моихъ разъѣздовъ потомъ стали повторяться такіе случаи.
   -- Ты что, братецъ?
   -- А до вашей милости, паночку.
   -- Ну?
   -- Брательникъ меня забидѣлъ.
   -- Чѣмъ онъ тебя забидѣлъ?
   -- А енъ съ моего загона мои снопы къ себѣ свезъ, да и не даетъ.
   -- Это не мое дѣло, братецъ, въ волостной судъ жалуйся: вѣдь, объявляли на сходкахъ не одинъ разъ объ этомъ.
   -- Жалился, паночку, а только яни, судьи-то, задарены брательникомъ, ну, и тягнутъ его руку.
   -- А зачѣмъ-же вы выбираете такихъ судей?
   -- Я не выбиралъ, паночку.
   -- И ты, и такіе-же какъ ты, дураки, выбирали сами, а не я. Если ты можешь доказать что судьи задарены, то я отдамъ судей подъ судъ.
   -- Якъ-то можно доказать, паночку! коли-бъ яни при Свѣткахъ {Свидѣтеляхъ.}...
   -- Такъ что-же я подѣлаю! По закону, какъ судьи рѣшили, такъ и должно быть; выбирайте лучшихъ судей.
   -- Ай, паночку, ратуйте для Бога!
   -- Ничего не могу: я не имѣю власти передѣлывать рѣшенія вашихъ судей.
   По уходѣ жалобщика я призывалъ судей, стыдилъ ихъ видимою неправильностью ихъ рѣшенія и говорилъ имъ о святости ихъ обязанностей, а въ послѣдній мой пріѣздъ произошла такая сцена:
   -- Ай, ратуйте, паночку! кричитъ крошечная старушенка, падая къ моимъ ногамъ въ слезахъ, съ истерическимъ рыданіемъ. {Народъ былъ вообще слабый и чрезвычайно нервный.}
   -- Встань, бабка, разсказывай: въ чемъ дѣло.
   -- Ай, паночку, меня судьи забидѣли.
   -- Чѣмъ они тебя забидѣли?
   -- Якъ-же, пьятнадцать рублей и два злота съ меня тягнутъ.
   -- За что-же?
   -- А за тае что Антось не хоче пожениться съ Анелькой Карпиловичъ.
   Я, конечно, былъ удивленъ и заинтересованъ такимъ, оригинальнымъ случаемъ и спросилъ:
   -- А тебѣ-то что въ этомъ?
   -- Тае и я, кажу, паночку; а теперь и судьи гети {Гети -- эти.} тутъ, у волости.
   Позвали судей и я спросилъ у нихъ, что это за дѣло по которому они присудили съ бабы деньги?
   -- А гето, паночку, отъ яко дѣло: Антось Каролевъ, у насъ христьянинъ такой есть, и полюбилась ему дочка едной вдовицы, Анелькой звать, началъ одинъ и остановился.
   -- Ну?
   -- Ну, отъ полюбилась яна ему и послалъ енъ сватавъ до Анелькиной матки; ну, звѣстно, посватали и погуляли, какъ завсегда бываетъ, а онъ, Антось-то, посля того денъ двадцать и уперся; не хочу свадьбу играть, кажетъ.
   -- Ну?
   -- Ну, а яна, матка Анелькина, заразъ къ намъ жалилась: скойко, кажетъ, грошей на вино, да на угощеніе потратила, да къ свадьбѣ тое и тое справила, а все, кажетъ, пропало.
   -- Ну?
   -- Ну, мы что-жь, мы Антоську на судъ позвали, спросили какъ слѣдоваетъ, а енъ и кажетъ что хотѣлъ на Анелькѣ жениться, да Францишка отговорила.
   -- Какая Францишка?
   -- А отъ гета самая бабка, что пану жалилась.
   -- А, что-же она: опорочила, что-ли, Анельку въ разговорѣ съ Антосемъ?
   -- Не, кажетъ, не порочила, а такъ отговорила: и получше, казала, найдешь, не такую бѣдную; даже яна казала что и въ. примѣтѣ у ней такая есть.
   -- А что-же Антось: послушался, да и отказался?
   -- Але-жь!,
   -- Такъ за что-же вы деньги-то съ Францишки взыскивали?
   -- А за тое, панокъ, чтобъ не мѣшалась не въ свое дѣло, не отговаривала отъ Анельки Антоську.
   -- Да у Антоськи-то развѣ нѣтъ своего ума-разума?
   -- А есть, звѣстно; тольки якъ-бы не Францвшка, енъ-бы не отказался и деньги Анелькиной матки не пропали-бы.
   Такъ и заплатила Францишка деньги за свои слова.

-----

   Не блестящи были результаты и другихъ моихъ стараній,-- объ устройствѣ мірскихъ капиталовъ. Первоначально дѣло пошло очень успѣшно и мірскіе капиталы, спеціально преобразованные во вспомогательныя кассы, существовали во всѣхъ волостяхъ, въ суммѣ отъ трехсотъ до тысячи руб. въ каждой; были двѣ большія волости, изъ которыхъ въ одной эта касса имѣла 1,500 руб., а въ другой даже болѣе 1,800 руб. Но въ дѣйствительности, не смотря на мои старанія, эти кассы не служили своему назначенію -- ссужать въ долгъ всѣмъ нуждающимся; повсюду въ волостяхъ, какъ деньги были разобраны тѣми кто успѣлъ, такъ и оставались, за ничтожными исключеніями, въ томъ-же положеніи. Постоянно наблюдая за исправнымъ взысканіемъ взятыхъ заимообразно изъ кассы денегъ, я скоро убѣдился что касса опять пуста и разобрана опять тѣми-же должниками, которые брали въ первый разъ; пришлось махнуть на это рукой, хотя и видимы были "штуки", и наблюдать только -за исправностью оборотовъ кассы, чисто съ формальной точки зрѣнія... Замѣчательно что и въ этомъ случаѣ не разъ, конечно, игралъ роль своими совѣтами и участіемъ какой-нибудь "панъ-Мойша", или "панъ-Айзикъ", содержатель корчмы или мельницы. Обращеніе съ ними крестьянъ сначала меня удивляло; въ то время какъ Полтавскій или Черниговскій "Остапъ" или "Павлюкъ", гордо заломивъ на бекрень шапку, входилъ въ шинокъ и гордо заявлялъ: "а ну, жиду, давай полкварты горилки",-- бѣлорусскій Антось или Василь робко и несмѣло входилъ въ корчму безъ шапки и, кланяясь, просительно обращался къ еврею, говоря: "а будьте ласковы, пане Янкель, отпустите чарку водки". Только впослѣдствіи, когда я узналъ какую громадную роль играли евреи въ панскихъ имѣніяхъ, гдѣ они, въ дѣйствительности, были главными распорядителями и всѣхъ дѣлъ вершителями, я понялъ почему они такъ относятся къ евреямъ я созналъ всю силу привычки...
   

XIII.

   Говоря выше объ "увлеченіяхъ", я забылъ прибавить что они могли проявляться только въ оцѣнкахъ земель,-- ни замѣнять однѣ земли другими, ни увеличить ихъ количества по увлеченію было невозможно. По мѣстному положенію 19-го февраля 1861 года, крестьяне получали только ту землю, которая была въ ихъ пол-ь зованіи во время объявленія манифеста объ освобожденіи, а по закону о безземельныхъ надѣленіе ихъ инвентарными землями было возможно только въ двухъ, точно указанныхъ, случаяхъ, слѣдовательно, никакія увлеченія не могли произвести существенныхъ измѣненій въ надѣлахъ крестьянъ. Но во время повѣрочныхъ работъ бывали случаи когда эти увлеченія имѣли серьезное значеніе и вели за собою послѣдствія непоправимыя; напримѣръ, при надѣленіи землею крестьянъ въ конфискованныхъ имѣніяхъ и въ вопросѣ о сервитутахъ. Въ силу закона о сервитутахъ, за крестьянами укрѣплялось право безвозмездной пастьбы ихъ скота по лѣсамъ владѣльцевъ имѣній, гдѣ таковое право существовало во время крѣпостной зависимости крестьянъ; существовало-же оно чуть не въ каждомъ имѣніи. Тяжелыя неудобства такого вещнаго права одного лица на имѣніе другаго такъ очевидны что каждый сельскій хозяинъ сразу пойметъ невозможность правильнаго веденія хозяйства при существованіи въ имѣніи сервитута. Поэтому я и члены коммиссіи всегда старались устроить полюбовный обмѣнъ сервитутнаго права на особыя, сверхъ слѣдующихъ въ надѣлѣ земель, пастбища и въ этомъ почти всегда успѣвали; теперь, я увѣренъ, и крестьяне, и владѣльцы имѣній говорятъ намъ за это спасибо. Но подъ вліяніемъ "увлеченія" нѣкоторыя повѣрочныя коммиссіи радовались возможности укрѣпить за крестьянами сервитуты и укрѣпляли {Къ этимъ сервитутамъ мнѣ придется вернуться впослѣдствіи еще разъ. Эти сервитуты, къ слову сказать, и "разверстаніе" составляютъ истинное бѣдствіе С.-З. края, ибо служатъ могучими Факторами, препятствующими правильному веденію хозяйства и подрывающими экономическое благосостояніе владѣльцевъ имѣній.} ихъ очень усердно, особенно въ конфискованныхъ имѣніяхъ. Эти несчастныя имѣнія находились въ казенномъ управленіи и были въ такомъ положеніи что, при видѣ одного изъ нихъ, скорбное чувство вмѣстѣ съ негодованіемъ, охватило меня...
   При надѣленіи землей безземельныхъ крестьянъ въ конфискованныхъ имѣніяхъ, инвентарные полные и трехдесятинные участки, подлежащіе возврату крестьянамъ (смотря по времени отобранія) надѣлялись, большею частію, изъ заливныхъ, по рѣчкамъ, а гдѣ нѣтъ таковыхъ, то изъ простыхъ луговъ, или изъ такихъ земель помѣщика которыя лежали у самой его усадьбы. Въ одномъ имѣніи (я видѣлъ его) городьба, то-есть заборъ сада и усадьбы владѣльца имѣнія служилъ границею крестьянскихъ земель, а поемныя луга, тянувшіеся по рѣчкѣ сейчасъ же за этой усадьбой, всего десятинъ десять-двѣнадцать, поступили въ надѣлъ крестьянамъ. Благодаря подобнымъ увлеченіямъ, которыя, къ тому-же, не обжаловались, веденіе хозяйства въ такихъ имѣніяхъ становилось дѣломъ положительно невозможнымъ; а между тѣмъ эти конфискованныя имѣнія предназначались, какъ тогда и говорили, къ отдачѣ въ собственность русскимъ людямъ, въ видѣ льготной продажи, а частію -- въ видѣ награды...
   Въ одномъ изъ такихъ имѣній сосѣдняго участка, на самой границѣ моего, мнѣ пришлось прожить нѣсколько мѣсяцевъ квартирантомъ въ господскомъ домѣ. Это имѣніе было небольшое, всего 500 десятинъ, но, видимо, принадлежало человѣку съ хорошими средствами и основательными знаніями хозяйства. Широкій дворъ господской усадьбы, густо заросшій липами, дубками, сиренью и жимолостью, былъ обставленъ высокими, прекрасно построенными, службами -- конюшнями, каретниками, людскими, амбарами, а съ другой стороны, владѣльческимъ домомъ въ двѣнадцать большихъ комнатъ съ паркетными полами. За домомъ лежалъ молодой садъ, за конюшнями и сараями былъ расположенъ большой скотный дворъ, въ видѣ квадрата, а слѣва, за амбарами, лежало широкое гумно съ необходимыми постройками, такими-же какъ и остальныя, высокими, прочными, фундаментально построенными; но въ какомъ жалкомъ видѣ была усадьба! На обширномъ скотномъ дворѣ царила мертвая тишина и ни одинъ теленокъ не выглядывалъ изъ широкихъ черныхъ отверстій, лишенныхъ дверей, а изъ-подъ разоренныхъ крышъ длиннаго квадрата коровниковъ печально виднѣлись, какъ ребра остова, почернѣвшія рѣшетины и стропила. Въ такомъ-же разрушеніи находились городьба и заборы на усадьбѣ, паркетные полы и оконныя рамы въ домѣ: сквозь попорченную крышу и окна, большею частью лишенныя стеколъ, дождь свободно проникалъ внутрь дома, а чрезъ это паркетъ полопался, покоробился; гдѣ были замки и ручки -- остались только ихъ гнѣзда. На клеверномъ полѣ ходившею скотиной, особенно свиньями, сдѣлано такъ много вреда что оно утратило всякое значеніе, а остальныя поля лежали въ запустѣніи...
   Проходя по широкимъ аллеямъ двора, которыя шли отъ высокаго подъѣзда господскаго дома въ обѣ стороны, вокругъ службъ, и видя вокругъ разореніе, я часто напрасно спрашивалъ себя: какая цѣль такого разгрома? Въ И.... уѣздѣ, усадьба въ имѣніи Б. была разрушена, сожжена и распахана, но тамъ все это было понятно: владѣлецъ усадьбы былъ С....., начальникъ повстанской банды, который православнаго священника въ облаченіи повѣсилъ на воротахъ его дома. Въ остальныхъ конфискованныхъ имѣніяхъ ничего подобнаго не было; они поступили въ казенное управленіе и, какъ говорили, предназначались, какъ выше сказано, къ передачѣ во владѣніе русскимъ людямъ; зачѣмъ-же было распродавать весь скотъ, зерновой хлѣбъ и весь хозяйственный инвентарь въ этихъ имѣніяхъ? Надъ этимъ вопросомъ можно задуматься и теперь, но разрѣшить его невозможно: мы, Россіяне, дѣйствуемъ большею частію безо всякихъ соображеній и на вопросы: почему, для какихъ цѣлей мы сдѣлали то или другое, можемъ отвѣтить однимъ только словомъ "такъ"; грустно, конечно, но справедливо...
   Говоря объ этомъ имѣніи, гдѣ я жилъ, не могу безъ улыбки вспомнить объ его новомъ владѣльцѣ. Нужно сказать что это имѣніе было продано на льготныхъ условіяхъ члену .....ской повѣрочной коммиссіи Штейну, и меня интересовало: какую онъ скорчитъ мину, увидѣвъ имѣніе? Если онъ не страдалъ увлеченіемъ, думалъ я, то придетъ въ ужасъ, конечно, увидѣвъ имѣніе, а если онъ "увлекся", то пріобрѣтеніе его будетъ вполнѣ заслуженнымъ, хотя и тяжелымъ наказаніемъ которое онъ будетъ испытывать ежедневно; пріѣхавъ и осмотрѣвъ свою собственность, Штейнъ нечего не сказалъ, а только ходилъ все время мрачный, какъ осенняя туча, и тяжело вздыхалъ...
   Подобныя увлеченія, однако, не были обычнымъ явленіемъ дѣятельности крестьянскихъ учрежденій, и я упоминаю о нихъ въ этихъ запискахъ только для полноты очерковъ, а не въ осужденіе моихъ прежнихъ сотоварищей; во всѣхъ отношеніяхъ они заслуживали уваженіе, какъ честные, преданные своему дѣлу люди. М. Н. Муравьевъ понималъ что никто такъ успѣшно не можетъ служить дѣлу устройства положенія крестьянъ и освобожденія ихъ въ будущемъ отъ экономической зависимости отъ польскихъ пановъ, какъ мировые посредники и члены повѣрочныхъ коммиссій; но въ то же время онъ сознавалъ трудность пріисканія для этой дѣятельности энергичныхъ и стойкихъ противъ всякихъ покушеній лицъ. Въ своей несомнѣнной мудрости, онъ признавалъ, что лучшею гарантіей безупречной дѣятельности персонала мироваго института могло быть только то чувство собственнаго достоинства которое съ презрѣніемъ относится ко всякимъ соблазнамъ, почему и заботился какъ о сохраненіи самолюбія посредниковъ и членовъ коммиссій отъ уколовъ, такъ у о возможной легкости и простотѣ общенія съ нимъ этихъ дѣятелей. Не говоря уже о томъ что никакія представленія и ходатайства губернаторовъ объ увольненіи того или другаго посредника не имѣли никакихъ результатовъ, если были основаны только на одномъ желаніи отдѣлаться отъ посредника, М. Н. Муравьевъ при каждомъ случаѣ оттѣнялъ свое уваженіе къ значенію посредника или члена коммиссіи. Изъ многихъ случаевъ, въ доказательство моихъ словъ, могу указать на то обстоятельство что не разъ изъ числа ожидавшихъ въ его пріемной лицъ, къ нему первымъ приглашался не губернаторъ, не военный генералъ или другое болѣе важное лицо, ожидавшее вызова, а мировой посредникъ, большею частію въ чинѣ коллежскаго секретаря... Такой-же системы, въ общемъ, держался и К. П. Кауфманъ, но онъ пробылъ не долго, а тоже не долго бывшій графъ Барановъ не успѣлъ себя ничемъ заявить; съ назначеніемъ-же генерала Потапова все измѣнилось. Сразу признавъ дѣятельность крестьянскихъ мировыхъ учрежденій вредною, онъ потребобовалъ діаметрально противуположной прежней, а въ дѣлѣ назначенія и увольненія посредниковъ руководился исключительно желаніями губернаторовъ... При такихъ условіяхъ служба измѣнила характеръ, потеряла интересъ для меня, и я вышелъ въ отставку, какъ и многіе изъ моихъ товарищей (въ одинъ мѣсяцъ 22 человѣка)
   

XIV.

   Ровно черезъ двадцать лѣтъ мнѣ пришлось вторично служить мировымъ посредникомъ въ С.-З. краѣ -- и опять въ участкѣ съ губернскимъ городомъ. Подъѣзжая къ X... я разсчитывалъ встрѣтить край умиротвореннымъ настолько что отъ племенной вражды между русскими дѣятелями и мѣстною интеллигенціей не осталось и слѣда; вообще, положеніе края представлялось мнѣ не въ видѣ экономической безурядицы, въ виду "увлеченій" прежняго смутнаго времени, а въ состояніи мира и покоя. Дѣло устройства крестьянъ уже давно кончено, думалъ я, и теперь уже не можетъ быть никакихъ непріятныхъ столкновеній у мироваго посредника съ помѣщиками; а введеніе окружныхъ судовъ и мировыхъ судей упорядо чило отношеніе крестьянъ и помѣщиковъ и оградило всѣхъ и каждаго отъ всякихъ самовольныхъ правонарушеній. Такимъ образомъ впереди мнѣ рисовалась прекрасная и пріятная служба въ заботахъ о наблюденіи за правильной жизнью волостей, защитѣ крестьянъ отъ всякихъ незаконныхъ посягательствъ на нихъ со стороны ихъ волостнаго начальства и проч. и проч. Правда, во время такихъ думъ меня нѣсколько смутило воспоминаніе, довольно смутное, впрочемъ, о рѣчи, сказанной генералъ-губернаторомъ при вступленіи въ должность, съ упоминаніемъ въ ней о какой-то "золотой колесницѣ"; но эта рѣчь и прежде, при чтеніи ея въ газетѣ, какъ-то не легко поддавалась пониманію, а теперь и совсѣмъ уже припоминалась въ туманѣ. Болѣе озабочивали меня слухи объ отношеніяхъ къ мировымъ посредникамъ губернскихъ властей вообще, а губернаторовъ особенно, въ С.-З. краѣ, но я успокоилъ себя тою мыслію что всегда сумѣю постоять за себя. Большую помощь въ этомъ смыслѣ мнѣ могло оказать и то обстоятельство что въ моемъ формулярѣ были записаны и два крупныя имѣнія, и моя долгая и почетная служба по выборамъ; какъ-бы въ подтвержденіе этой надежды, и генералъ-губернаторъ, и мѣстный губернаторъ приняли меня очень пріятно для моего самолюбія.
   Но за-то членъ Х....аго губернскаго крестьянскаго присутствія, "воротило всѣхъ дѣлъ" Рѣчкинъ, встрѣтилъ меня съ тою ласковою снисходительностію, съ которою, обыкновенно, небольшое, но самолюбивое начальство встрѣчаетъ своихъ подчиненныхъ. Не отдавъ мнѣ визита, онъ при первой встрѣчѣ въ домѣ былъ удивленъ что я прошелъ мимо, не подавая ему руки, и сейчасъ-же извинился "въ невольной невѣжливости", по случаю поѣздки изъ города; конечно, я охотно принялъ извиненіе, а на другой день и его визитъ. Это обстоятельство, само по себѣ настолько пустое что я и не говорилъ бы о немъ, но въ связи съ другими, о которыхъ придется говорить послѣ, оно обрисовываетъ отношенія губернскаго присутствія новой формаціи къ мировымъ посредникамъ...
   Въ X... я нашелъ своего стараго пріятеля П..., который служилъ тамъ управляющимъ акцизными сборами въ губерніи и очень обрадовался. Этотъ П..., такъ рано послѣ умершій, былъ замѣчательно честный человѣкъ по своимъ взглядамъ и убѣжденіямъ, съ благороднымъ и добрымъ сердцемъ, притомъ, прекрасно развитой умственно. Съ первой-же встрѣчи наше близкое знакомство возобновилось по прежнему и въ первый-же вечеръ мы разговорились съ нимъ вполнѣ откровенно; но впечатлѣніе изъ этого разговора я вынесъ очень тяжелое. Съ удивленіемъ и грустью я узналъ отъ него что русское общество въ X... очень не дружно и разбилось на маленькіе, враждебные одинъ другому, кружки въ два-три дома; что русскіе дѣятели другъ на друга сплетничаютъ, подставляютъ одинъ другому "ножку" и т. п. въ томъ-же родѣ. Что-же касается мировыхъ посредниковъ (разумѣя большинство), то, начавъ говорить о нихъ, П... горько улыбнулся и замолчалъ, махнувъ рукой; потомъ онъ вдругъ оживился и спросилъ:
   -- Что васъ притянуло сюда? вы человѣкъ со средствами, бывшій предсѣдатель съѣзда судей и вдругъ -- посредникомъ въ С.-З. край!
   -- Надоѣло въ деревнѣ сидѣть, дѣла живаго захотѣлось, а тутъ оно есть, конечно.
   -- Живое дѣло! вы все такой-же увлекающійся, какъ и прежде, я вижу.
   -- А что-же: по вашему, тутъ вовсе не имѣется живаго дѣла?
   -- Что вамъ сказать на это? живое дѣло есть всюду и вездѣ его можно найти; только ничего подобнаго у насъ тутъ нѣтъ уже давно...
   -- Какъ это можетъ быть? У мироваго посредника...
   -- А такъ, очень просто... Со временъ Потапова, въ краѣ доселѣ практиковался такой обычай что по единому частному письму губернаторы увольняли посредника и опредѣляли на его мѣ сто представленнаго кандидата; чрезъ это посреднику приходилось протягивать руки по швамъ, говоря: "какъ прикажете" и садиться на кончикѣ стула у губернатора.
   -- Все это я уже слышалъ недавно и очень огорченъ, но разъ я сюда пріѣхалъ -- нужно попробовать, постараюсь, конечно, пріучить "начальство" къ мысли что мировой посредникъ не становой.
   -- Ну, и пойдутъ у васъ съ нимъ карамболи, повѣрьте.
   -- Ну, тамъ видно будетъ; все-же, я увѣренъ, посредники могли-бы установить надлежащія отношенія, если бы хотѣли.
   -- Нѣтъ, ихъ винить нельзя, ихъ доля такая.
   -- Какъ доля такая?
   -- Всѣ они люди бѣдные и выросшіе въ сферѣ... какъ-бы это вамъ сказать... въ канцелярской средѣ. Изъ прежнихъ осталось не болѣе трехъ-четырехъ стариковъ, которые служатъ со временъ Потапова и раньше, да и тѣ давно махнули рукой на все,-- получаютъ спокойно чины и жалованье, да подписываютъ, а остальные, большинство, дѣлаютъ все что имъ прикажутъ; одинъ есть даже изъ бывшихъ почтальоновъ.
   -- Не можетъ быть!
   -- А вотъ увидите; судите-же, какъ я былъ удивленъ вашимъ назначеніемъ.
   -- Никакъ не ожидалъ всего этого...
   -- Недавно отъ очевидца, которому я вѣрю, я узналъ что на вокзалѣ желѣзнодорожной станціи этотъ г. Рѣчкинъ грозилъ пальцемъ передъ носомъ посредника, выговаривалъ ему за что-то...
   -- Чортъ знаетъ что!
   -- Да-съ, батинька, карамболь у васъ выйдетъ, я въ этомъ убѣжденъ, хотя, конечно, въ первое время и будутъ нѣсколько стѣсняться съ вами.
   Сообщеніе П... о русскомъ обществѣ было совершенно вѣрно, и я въ этомъ убѣдился въ самомъ началѣ знакомства съ X--скими обитателями.
   Мое вступленіе въ должность выразилось циркуляромъ отъ меня по волостямъ объ этомъ, а пріемъ бумагъ предстоялъ изъ губернскаго присутствія. Предмѣстникъ мой умеръ, другаго посредника не было и бумаги по участку хранились въ губернскомъ присутствіи, куда я и отправился, разсчитывая взять двѣ-три книжки и съ десятокъ бумагъ. Но въ присутствіи я съ изумленіемъ узналъ, что для перевозки всѣхъ "дѣлъ" и бумагъ, которыя уже два мѣсяца хранятся на чердакѣ присутствія, необходимы подводы...
   Создатель мой! какія-же дѣла могутъ-быть у мироваго посредника, да еще въ такомъ количествѣ что для ихъ перевозки требуются подводы? думалъ я, возвращаясь домой изъ присутствія.
   Сильно заинтересованный этимъ вопросомъ, я немедленно послалъ моего Осипа нанять подводы и привезти дѣла; скоро высокая и большая комната моего кабинета болѣе чѣмъ на половину была занята толстыми связками грязнаго вида, распространявшими запахъ ныли, сырости и гнили. Въ привезенной "описи дѣлъ и бумагъ мироваго посредника 1-го участка X--скаго уѣзда" значилось 685 дѣлъ, 54 нераспечатанныхъ конвертовъ и болѣе 170 принятыхъ, но не исполненныхъ отношеній, прошеній и другихъ бумагъ; въ журналахъ "исходящихъ" и "входящихъ" бумагъ по день пріема было -- въ одномъ болѣе 2500, а въ другомъ 2000 съ чѣмъ-то нумеровъ.
   Пораженный и, такъ сказать, точно пришибленный такимъ громаднымъ количествомъ затхлыхъ плодовъ канцелярщины, я съ изумленіемъ смотрѣлъ на вонючій складъ и удивлялся. Въ первую пору лихорадочной дѣятельности по составленію уставныхъ грамотъ и выкупныхъ актовъ, по устройству волостей, волостнаго суда, училищъ и проч. и проч., у меня бывало ежегодно не болѣе 30--40 нумеровъ и не было ни одного архивнаго дѣла, а теперь, когда, все уже кончено, оказывается, у посредника и сотни дѣлъ, и тысячи бумагъ въ годъ; неужели это все дѣйствительно дѣла, а не старая гниль, исчадіе канцелярщины, убивающее всякую мысль и энергію у свѣжаго человѣка? Наконецъ, я освободился отъ гнетущаго чувства и рѣшился сразу храбро взять быка за рога.
   -- Осипъ!
   -- Слушаю.
   -- Подай-ка вотъ эту пачку и развяжи.
   Мой Осипъ, франтъ большой руки, пытливо посмотрѣлъ на указанную связку, въ аршинъ вышиною, молча завернулъ рукава сюртука, взялся за веревки и, однимъ сильнымъ движеніемъ приподнявъ грязнаго гиганта, бросилъ его на полъ у моего письменнаго стола. Густое облако пыли поднялось отъ дѣла и медленно расходилось по комнатѣ.
   -- Не могъ осторожнѣе положить?
   -- Виноватъ-съ; сорвалось, очень тяжелая-съ.
   Прочитавъ заголовокъ развязанной пачки ("нарядъ 1878 года, No 320. Переписка по С--ской волости"), я перевернулъ оболочку и нашелъ рапортъ С. волостнаго правленія съ представленіемъ вѣдомости о поступленіи податей за январь мѣсяцъ; затѣмъ перелистывая далѣе, я увидѣлъ рапорты того-же волостнаго правленія, съпредставленіемъ двухнедѣльныхъ и мѣсячныхъ вѣдомостей, о поступленіи хлѣба въ запасные магазины; далѣе шли такіе-же рапорты и съ такими-же вѣдомостями за февраль, мартъ и всѣ послѣдующіе мѣсяцы года.
   -- Вотъ такъ штука! невольно проговорилъ я, окончивъ осмотръ дѣла.
   Мой Осипъ тоже, какъ видно, былъ заинтересованъ этими дѣлами и торопливо ожидалъ, пока я перебиралъ, потомъ уже наскоро, страницы и, увидавъ что я прекратилъ осмотръ и требую другую связку, спросилъ:
   -- А съ этой что прикажете: опять связать?
   -- Бросай въ печку, благо, топится.
   -- Въ печку-съ?!
   Осинъ, очевидно, ушамъ своимъ не вѣрилъ и вообразилъ что я шучу.
   -- Ну, да, въ печку; только ты не вдругъ запихивай, а разрывай по листамъ, иначе все потухнетъ.
   Нужно было видѣть его лицо въ это время! Нужно было видѣть ту ядовито-насмѣшливую радость на лицѣ у него и во всей фигурѣ, когда онъ совершалъ это ауто-да-фе, чтобы внезапно и вполнѣ понять всю силу отвращенія народа къ бумажной "волокитѣ" и къ "тяганію".
   Въ продолженіе пяти дней, пересмотрѣвъ всѣ дѣла, я убѣдился, что всѣ они -- жалкія дѣтища чернильной энергіи и одинаковы съ первымъ "нарядомъ", а потому всѣ ихъ и уничтожилъ; только "нарядъ циркуляровъ для руководства и исполненій", аршина полтора вышины, да "нарядъ дѣламъ по отграниченію крестьянскихъ земель" я оставилъ. Уничтоживъ этихъ внутреннихъ враговъ, я принялся за враговъ внѣшнихъ, какъ законвертованныхъ, такъ и распечатанныхъ.
   Въ ужасной массѣ "неисполненныхъ бумагъ" я нашелъ сотни такихъ сообщеній и требованій отъ разныхъ мѣстъ, и лицъ, которыя обыкновенно дѣлаются для очистки совѣсти, такъ сказать, чтобы выпустить "нумерокъ", "чтобы дѣло не числилось за нами". Всѣ эти сообщенія и требованія, кромѣ того, какъ дважды два четыре, доказывали что значеніе мироваго посредника было сведено къ нулю, и онъ третировался "мѣстами и лицами", какъ покорнѣйшій слуга, на котораго можно взвалить всякое дѣло. Такъ, въ числѣ этой канцелярской литературы имѣлись бумаги: отъ приказа общественнаго призрѣнія который пишетъ о производствѣ дознанія -- по вопросу о несостоятельности N.... скаго общества крестьянъ къ уплатѣ денегъ за леченіе крестьянина Павла Бугая; губернаторъ "циркулярно" проситъ "имѣть личное наблюденіе (!) за исправнымъ отбываніемъ ночныхъ карауловъ въ деревняхъ", "для успѣшнѣйшаго уменьшенія случаевъ пожара"; управленіе государственныхъ имуществъ требуетъ доставленія свѣдѣній о томъ: взысканы-ли 68 копѣекъ штрафа за лѣсную порубку съ N...скихъ крестьянъ, по рѣшенію съѣзда судей въ 1881 году. И такъ далѣе, и такъ далѣе.
   -- Ахъ, родители мои, сколько чернилъ пролито на бумагу несчастную! невольно проговорилъ я, пересмотрѣвъ всѣ эти "входящія", и рѣшился также энергично поступить и съ этими произведеніями канцелярскаго глубокомыслія. Лишь отложивъ циркуляръ губернатора, о личномъ наблюденіи въ каждой деревнѣ за ночными караулами особо.
   Вечеромъ этого достопамятнаго дня я взялся за кипу отложенныхъ особо прошеній и жалобъ крестьянъ, а также рапортовъ волостныхъ правленій, и былъ пораженъ чрезвычайно, увидавъ что вся дѣятельность мироваго посредника заключается только въ выпусканіи "исходящихъ" нумеровъ. По установившемуся, очевидно, обычаю, порядокъ соблюдался такой: крестьянинъ подаетъ жалобу (непремѣнно письменную) посреднику на своего старосту, а посредникъ предписываетъ волостному правленію "доставить объясненіе по содержанію сего прошенія". "Волостное правленіе, съ возвратомъ прошенія, почтительнѣйше имѣетъ честь донести ваіи. выс., что жалоба просителя (такого-то) несправедлива" потому-то и потому. Посредникъ предписываетъ волостному правленію "объявить просителю что жалоба его оставлена безъ послѣдствій, какъ не заслуживающая уваженія". Волостное правленіе рапортуетъ посреднику -- объ исполненіи, съ представленіемъ "подписки просителя въ слушаніи" отказа посредника.
   "Не получивши разсудку ни якаго", крестьянинъ посылаетъ жалобу въ губернское крестьянское присутствіе, а оно, "препровождая прошеніе крестьянина такого-то", требуетъ отъ посредника объясненій "по содержанію онаго". Посредникъ, забывъ утонувшую въ массѣ другихъ переписку по жалобѣ этого-же "просителя", предписываетъ волостному правленію "доставить объясненія по содержанію препровождаемаго прошенія", а волостное правленіе "съ возвратомъ переписки имѣетъ честь почтительнѣйше донести что жалоба эта, какъ не заслуживающая уваженія, была оставлена вашимъ высокородіемъ безъ послѣдствій". Мировой посредникъ, конечно, "о вышеизложенномъ" сообщаетъ губернскому присутствію и оно, опять чрезъ посредника и волостное правленіе, объявляетъ крестьянину -- "жалобщику", что его жалоба оставлена безъ послѣдствій; причемъ, конечно, выполняется опять вся процедура до представленія "подписки въ слышаніи" включительно.
   -- Але-жъ найду правду,-- упрямо говоритъ проситель, опять нанимаетъ "Срульку" или другаго аблаката написать прошеніе и шлетъ его уже къ губернатору.
   Но, увы, и это прошеніе постигаетъ та-же участь: опять требованія "объясненій по содержанію препровождаемаго прошенія", опять обмѣнъ пустыхъ бумагъ до "подписки въ слушаніи" въ концѣ всего бумагомаранья, и озлобленный "проситель", давшій "подписку въ слушаніи", говоритъ:
   -- А кабъ ихъ волки зъѣли!
   

XV.

   Просмотръ всѣхъ этихъ бумагъ и прошеній занялъ у меня весь день и я уже поздно вечеромъ отложилъ послѣдній рапортъ "съ подпиской о слушаніи". Тутъ неожиданно ко мнѣ въ комнату вошелъ Осипъ и съ нимъ низенькій и тщедушный парень лѣтъ 20, съ измученнымъ лицомъ держа въ рукахъ кожаную сумку.
   -- Это что за человѣкъ?
   -- Вотъ онъ-съ говоритъ, что цѣлый день искалъ мироваго посредника, съ конвертомъ присланъ изъ волости; я подумалъ не къ вамъ-ли, баринъ? Вижу, стоитъ малый на улицѣ и плачетъ, я и привелъ его съ собой.
   -- Откуда ты?
   -- Изъ С.... паночку.
   -- Это сколько-же верстъ отсюда?
   -- Беретовъ сорокъ, аль-бо ще больше, 45 буде.
   -- Тутъ измученный посланецъ закрылъ глаза, прижалъ голову къ двери и расплакался.
   -- Что это ты, словно баба, а?
   -- Я... я... ваше бла... бла... родь, съ утра ничего не ѣлъ... ис... искалъ... искалъ... ду... думаю сгину -- у...
   -- Когда-же ты изъ волости выѣхалъ?
   -- Вчора зранци... {На разсвѣтѣ, очень рано.} весь день ѣхалъ вчора, да не доѣхалъ, въ корчмѣ ночевалъ за десять верстъ отсель, а тутъ я... я...
   -- Ну, успокойся, давай сумку!
   Парень нервно всхлипывалъ, дрожалъ и не могъ успокоиться; очевидно, томленіе въ долгихъ и безполезныхъ поискахъ посредника и радость при неожиданной находкѣ его такъ сильно повліяли на нервнаго малаго что онъ истерически разрыдался. Приказавъ накормить его и лошадь, я не безъ тревоги распечаталъ конвертъ, ожидая найдти въ немъ бумагу о какомъ-нибудь важномъ событіи; за полсотню верстъ не посылаютъ изъ пустяковъ, думалъ я. Между тѣмъ рапортъ С...скаго волостнаго правленія былъ такого (буквально) содержанія: "Согласно предписанію вашего высокородія (отъ такого-то числа за No такимъ-то), волостное правленіе честь имѣетъ почтительнѣйше представить при семъ полторы копѣйки за присланную при ономъ предписаніи брошуру "объ уничтоженіи вредной вши на растеніяхъ, именуемой "тля"."
   Я положительно былъ взбѣшенъ этимъ рапортомъ: за пятьдесятъ верстъ посылать нарочнаго, да еще въ декабрьскую стужу, съ такою бумагой! Поэтому съ тѣмъ-же нарочнымъ, когда онъ отдохнулъ, конечно, я послалъ приказъ объ арестѣ на сутки старшины и писаря за посылку нарочнаго на такое далекое разстояніе, а не чрезъ ближайшую почтовую станцію; для устраненія-же въ будущемъ подобнаго безобразія и, вообще, пустой переписки, я послалъ по волостямъ циркуляръ. Въ этомъ циркулярѣ я предписалъ объявить всѣмъ крестьянамъ, на сельскихъ сходахъ, чрезъ старостъ, о моихъ ежемѣсячныхъ пріѣздахъ въ каждую волость въ указанные расписаніемъ дни, причемъ запретилъ всякую переписку со мною, кромѣ экстренныхъ случаевъ, и приказалъ всѣмъ старшинамъ и писарямъ (кромѣ двухъ дальныхъ волостей) являться ко мнѣ перваго числа ежемѣсячно, для необходимыхъ личныхъ объясненій по возникающимъ вопросамъ, или затрудненіямъ.
   Между тѣмъ время шло, разныя "мѣста и лица", удивленныя моимъ упорнымъ молчаніемъ, начинаютъ бомбардировать меня "повторительными" бумагами, которыя, конечно, я отдавалъ Осипу.
   -- Бросай въ печку, топи.
   Осипъ топитъ съ восторгомъ: благодать, говоритъ, "сколько я бился съ этими поджижками, а теперь -- какъ скоро дрова разгораются".
   Наконецъ, уже послѣ семи или восьми повтореній, когда уже вмѣсто требовательнаго тона на маленькихъ сѣрыхъ бланкахъ, появились на хорошихъ во всѣхъ отношеніяхъ "уважительныхъ" бланкахъ "покорнѣйшія просьбы" "почтить увѣдомленіемъ", я нѣкоторымъ отвѣтилъ что ихъ требованія не относятся къ моимъ служебнымъ обязанностямъ; большинству же не отвѣчалъ ничего и молчалъ, какъ египетскій сфинксъ. Въ виду этого молчанія, бывали, порой, такіе случаи:
   -- Что это вы не отвѣчаете ничего? спрашивалъ меня, однажды, знакомый мнѣ управляющій государственными имуществами Толстопуховъ, любезно-укорительно улыбаясь.
   -- Да что же я буду вамъ отвѣчать, когда вы пишете мнѣ по такому дѣлу, которое вовсе не входитъ въ кругъ моего вѣдѣнія; съѣздъ присудилъ штрафъ, ну, съѣздъ и спрашивайте.
   -- Такъ вы такъ и напишите.
   -- Покорно благодарю; зачѣмъ-же это я долженъ вамъ объ этомъ писать?
   -- А какъ-же: форменная бумага всегда требуетъ отвѣта; вы можете отвѣчать за молчаніе, вмѣшался въ разговоръ бывшій тутъ членъ присутствія Рѣчкинъ.
   -- Полноте! Послѣ этого я долженъ отвѣчать и на вопросъ о томъ: когда посвященъ въ дьяконы какой-нибудь Крестовоздвиженскій или Македонскій?
   -- Непремѣнно.
   -- Ну, нѣтъ, покорно благодарю. Если я буду отвѣчать на такія бумаги, то когда-же я дѣло-то буду дѣлать? Вѣдь, не въ канцелярскіе-же чиновники я сюда пріѣхалъ.
   -- А все-же отвѣчать нужно на каждую бумагу, иначе отвѣчать за молчаніе можете, настаивалъ Рѣчкинъ.
   -- Ну, этого я не боюсь.
   -- А, это, конечно, ваше дѣло.
   Страсть къ писанію бумагъ, какъ я скоро увидѣлъ, заразила уже и крестьянъ: со втораго или третьяго дня моего пріѣзда они, Богъ знаетъ какъ и гдѣ узнавъ о моемъ пріѣздѣ, стали являться ко мнѣ съ прошеніями. Ненавидя всякую пустую переписку, я порѣшилъ отучить крестъянъ отъ подачи прошеній; хотя, въ виду укоренившейся страсти или привычки, это было не особенно легко, но я составилъ себѣ маленькую программу, планъ дѣйствій, и приступилъ къ выполненію этой задачи съ перваго-же "просителя". Какъ только являлся крестьянинъ, или баба, и совали мнѣ въ руку прошеніе, у насъ бывали такія сцены:
   -- Откуда ты?
   -- Пильницкій, паночекъ, Пильницкій, ваше великое сіятельство.
   -- Мнѣ не нужно твоего прошенія; говори на словахъ, что тебѣ нужно.
   -- Сказать-то не могу, какъ слѣдоваетъ, паночку, великое благородіе; въ прошеньи всё написано.
   -- Да вѣдь ты-же говорилъ жидку, который тебѣ прошенье писалъ? Разскажи и мнѣ; если жидъ-писака понялъ, то и я пойму.
   "Проситель" разсказываетъ, и я терпѣливо слушаю безпорядочное многословіе, а затѣмъ, когда проситель замолчалъ, я сказалъ:
   -- Ну, ладно, ступай домой и жди меня; буду въ волости и разберу твою жалобу..
   -- Ай, паночку, сіятельное благородье, будьте ласковы, дайте карточку до волости, чтобы янв....
   И опять проситель протягиваетъ ко мнѣ прошеніе.
   -- Никакой карточки и приказа я дать тебѣ не могу, потому что нужно прежде узнать: ты вотъ уже мнѣ говорилъ, а теперь нужно узнать, что другіе будутъ говорить въ оправданье, можетъ-быть окажется, что ты неправду....
   -- Правду, паночекъ, правду!
   -- Все-же нужно прежде разобрать.
   "Проситель", видимо, пораженъ и вздыхаетъ.
   -- Прошеніе у тебя, если хочешь, приму; но только это тебѣ будетъ не хорошо.
   -- Якъ, паночку?
   -- Видишь-ли, какая разница; если я у тебя возьму прошеніе, то долженъ его записать въ книгу, написать и послать бумагу въ волость, чтобы мнѣ представили объясненіе; а пока я пишу, да записываю,-- да посылаю въ волость,-- а бумагъ-то, вѣдь, много, не одна твоя,-- да пока въ волости будутъ записывать, да писать и ко мнѣ посылать -- времени-то много уйдетъ, а ты долженъ ждать, такъ?
   -- Але, паночку,-- жалостно говоритъ проситель.
   -- Ну, вотъ, видишь! Потомъ изъ волости мнѣ напишутъ объясненіе по твоей жалобѣ; а что они напишутъ -- правду или кривду -- развѣ это я могу заглазно узнать? Вѣдь, въ волости навѣрно не напишутъ что того и другаго сквернаго тебѣ надѣлали и что ты писалъ правду, а? какъ ты думаешь?
   -- Звѣстно, паночекъ, на себя не напишутъ.
   -- Ну, вотъ видишь! А между тѣмъ бумагѣ изъ волости я долженъ вѣрить, потому что она форменная, и тебѣ отказать: какая же тебѣ польза отъ моего приказа?
   Молчаніе и новый тяжелый вздохъ просителя.
   -- А когда я въ волости буду, тутъ-же все разузнаю и порѣшу: если виноватъ староста, я его подъ арестъ посажу, а колеса твои велю отдать; а время-то, двѣ недѣли все равно пройдутъ, что такъ, что этакъ.
   Проситель молча упирается и видимо находится въ раздумьи.
   -- Дѣло твое не спѣшное, значитъ, тебѣ лучше ждать меня въ волости, а если ты близко отъ города ясивешь, то приходи въ субботу, у меня въ этотъ день всѣ старшины будутъ, я тутъ у старшины съ писаремъ при тебѣ и спросить могу, какъ и что....
   -- Нехай я въ волости пожду, паночку.
   -- Ну, и прекрасно, ступай себѣ съ Богомъ.
   Проситель кланяется, прячетъ за пазуху свое прошеніе и уходитъ.

------

   Въ ясный морозный день я выѣхалъ въ мой участокъ и едва миновалъ послѣднюю улицу города, какъ передо мной широко раскинулась холмистая мѣстность, едва прикрытая снѣгомъ. Почтовая четверка легко и свободно везла мою коляску, заѣзжавшую задними колесами во всѣ стороны, а разбитый колокольчикъ хрипло позвякивалъ у хомута одной пристяжной, какъ бы въ тактъ мягкому лязгу колесъ по наканунѣ выпавшему снѣгу. День былъ прекрасный. Солнце ярко играло въ небѣ и разливало брилліантовыя искры по снѣгу. жъ удовольствіемъ курилъ сигару и смотрѣлъ на угрюмаго возницу, вовсе не напоминающаго нашихъ русскихъ ямщиковъ: тотъ бы давно уже и покрикивалъ, и посвистывалъ, и приговаривалъ, а это чучело сидитъ, какъ копна. Только что мнѣ пришло въ голову это сравненіе, какъ возница проявилъ энергію и -- очень глупо: правую дышловую хотѣла укусить пристяжная,-- скорѣе, играя. Возница молча ударилъ ее Кнутомъ, она сразу бросилась, оборвала обѣ постромки и на возжѣ потянулась впереди остальныхъ лошадей.
   -- Тпру, тпру!... А, какъ те параличъ взялъ!-- со злостью проговорилъ возница, слѣзая съ козелъ, когда лошади стали.
   -- Отъ жидовье проклятое! говорилъ ямщикъ, связывая постромки.
   Осипъ вдругъ разсмѣялся и я спросилъ, чему онъ смѣется?
   -- Да какъ же не смѣяться, сударь; самъ виноватъ, а жидовъ ругаетъ.
   -- Якъ-же его, пархатаго, не ругать: который разъ говорилъ -- надо новыя пасы, бо всѣ перегорѣли, а енъ и слухать не хочетъ, бо жидъ, корысть свою наблюдаетъ, говорилъ ямщикъ.
   -- А если знаешь что постромки плохи, поберегай, не давай сразу дергать-то.
   -- А якъ ей не дамъ?
   -- А такъ: придержи возжу, да и стегни, вотъ ей и нельзя броситься сразу.
   -- Да ты въ кучерахъ, что-ли, былъ? спросилъ я Осипа.
   -- Точно такъ-съ: когда въ службѣ былъ, то у батарейнаго командира два года за кучера ѣздилъ.
   -- Вотъ и прекрасно; когда лошадей куплю, будешь у меня кучеромъ.
   -- Нѣтъ, сударь, кучеромъ никогда служить не буду, потому дѣло грязяое-съ.
   -- Вотъ что... Ну, такъ смотри за подводчиками, когда поѣдемъ на обывательскихъ, а то они голову сломаютъ.
   -- Э, яни летце {Лучше.} нашихъ возятъ; кабы наши кони такъ-то возили! оживлено замѣтилъ ямщикъ.
   -- Почему ваши почтовые хуже возятъ?
   -- А кони сморены больно; ѣзды много, а корму мало, вотъ они и отощали.
   Но хотя лошади были сморены дѣйствительно, все же небольшую станцію я проѣхалъ довольно быстро и скоро остановился у одиноко стоявшаго стараго домика волостнаго правленія, вокругъ котораго стояла масса крестьянъ; очевидно, мой циркуляръ уже обошелъ волости и меня въ указанный расписаніемъ день ожидали.
   

XVI.

   Въ "сборной" волостнаго правленія, гдѣ я сидѣлъ среди волостнаго схода, жара была страшная, а въ воздухѣ, какъ говорится, хоть топоръ вѣшай. Я только что окончилъ провѣрку приговора схода на который жаловалась одна женщина, какъ ко мнѣ стали подходить просители, гурьбой и по одиночкѣ. При разборѣ первыхъ же двухъ жалобъ мнѣ пришлось увидѣть печальные результаты канцелярской дѣятельности мировыхъ посредниковъ новой для меня формаціи.
   Низенькій оборванецъ въ полушубкѣ жаловался на то, что полгода не разбирается волостнымъ судомъ его жалоба на растрату отчимомъ -- пріймакомъ {Пріймакъ -- безземельный и бездомный, котораго вдова хозяина участка беретъ себѣ въ мужья, для помощи въ хозяйствѣ по земельному участку, принадлежащему не ей, а дѣтямъ.} всего будынка. {Будынокъ -- домъ и хозяйство.}
   -- Отчего не разобрана? спрашиваю старшину.
   -- Жалоба эта... началъ юркій писарь.
   -- Молчать! я говорю со старшиной. Ну? обратился я къ старшинѣ.
   -- Енъ сжалился на оичима, началъ старшина, посматривая на писаря,-- а когда его на судъ вызвали, енъ не явился.
   -- А ты чего-же не приходилъ, когда тебя на судъ звали? спросилъ я просителя.
   -- Да енъ...
   -- Кто енъ?
   -- А староста.
   -- Ну?
   -- Енъ, говоритъ, ступай въ волость, а я говорю -- давай бумагу объ явкѣ, а то опять схожу, какъ въ запрошлый разъ.
   Точно также и должностныя лица:
   -- Ты что-же не привелъ въ исполненіе рѣшеніе волостнаго суда; ты, вѣдь, зналъ что рѣшеніе вошло въ законную силу? спрашиваю старосту.
   -- Але, паночку, зналъ, якъ-же.
   -- Такъ отчего-же не отбиралъ присужденную телѣгу?
   -- Приписанья изъ волости не было.
   Является старуха и плачетъ; оказывается что уже три.года какъ ей судъ присудилъ "ардинарію" отъ брата ея умершаго мужа; а между тѣмъ рѣшеніе не исполнено и она собираетъ милостыню.
   -- Старшина! Почему не исполнено рѣшеніе суда?
   -- Приписанья не было вашеско...
   "Ахъ, ты, Создатель мой", подумалъ я и сдѣлалъ необходимыя распоряженія.
   Подобные случаи я встрѣчалъ во всѣхъ волостяхъ моего участка и убѣдился, къ концу объѣзда, что канцелярщина душитъ и волостныя правленія. "Текущая переписка" достигла такихъ ужасающихъ размѣровъ что становилось страшно: въ волости, напримѣръ, не болѣе 780 душъ обоего пола, но волостное правленіе получило 1.800 "входящихъ" бумагъ, отослало 1.358 "исходящихъ" бумагъ, не считая двухнедѣльныхъ и ежемѣсячныхъ вѣдомостей: 1) о поступленіи податей; 2) о поступленіи хлѣба въ магазины и 3) о произрастеніи хлѣбовъ и травъ, не считая 42 книгъ правленія для разныхъ назначеній, копій съ приговоровъ волостныхъ и сельскихъ сходовъ, семейныхъ списковъ по воинской повинности, страховыхъ вѣдомостей и проч. и проч. Чтобы судить о величинѣ семейныхъ списковъ и страховыхъ вѣдомостей {Какова-же переписка въ волостяхъ съ населеніемъ въ 3.000 душъ?}, достаточно сказать что первые заключаютъ въ себѣ каждую крестьянскую душу, а послѣднія -- каждую постройку, каждый хлѣвъ и сарайчикъ, имѣвшіяся въ волости. Вся тяжесть этой переписки лежитъ не на департаментѣ, съ его начальниками отдѣленій, дѣлопроизводителями и чиновниками для письмоводства, даже не на столоначальникѣ съ пятью-шестью писцами, а на одномъ писарѣ, получающемъ отъ 180 до 300 руб. жалованья въ годъ. Но всего болѣе возмущаетъ то обстоятельство что семь восьмыхъ общаго количества бумагъ не имѣютъ смысла; примѣромъ сего укажу статистическія свѣдѣнія. Статистическій комитетъ затребоваетъ свѣдѣнія по сложнымъ формамъ отъ посредника и полиціи, а чрезъ это волостное правленіе представляетъ одинаковыя свѣдѣнія посреднику, исправнику и становому приставу; въ результатѣ-же у статистическаго комитета получаются свѣдѣнія одно другому противорѣчащія... Потѣха!
   Между тѣмъ это пустое бумагомаранье вредитъ дѣйствительному дѣлу, отбрасывая его на задній планъ. Дѣятельность волостнаго суда положительно останавливается: масса рѣшеній не записаны въ книгу рѣшеній и лежатъ въ черновикахъ и наброскахъ, масса жалобъ не разбираются, потому что писарь заваленъ срочною перепиской съ надписями: "весьма нужное," "экстренно" и т. п.; когда-же онъ можетъ спокойно заняться веденіемъ книгъ, запиской жалобъ и проч.? Въ тѣхъ случаяхъ когда "дѣлопроизводство" исправно въ волости, всѣ книги, а особенно рѣшеній волостнаго суда, ведутся исправно -- тамъ уже дѣло подозрительно: у писаря два помощника, получающіе по 120 рублей въ годъ, на всемъ готовомъ содержаніи у писаря; конечно, эти траты покрываются только доходами... Объѣзжая мои волости я нашелъ такую волость, образцовую по исправности, и захотѣлъ, какъ говорится, покопаться; оказалось, что волостной писарь, ловко оставаясь въ сторонѣ, организовалъ шайку грабителей. По стараніямъ этого писаря, вскорѣ послѣ его назначенія на должность, волостнымъ сходомъ были измышлены и выбраны двое повѣренныхъ изъ крестьянъ "для везенія крестьянскихъ дѣлъ въ разныхъ присутствеи ныхъ мѣстахъ и у разныхъ должностныхъ лицъ". Эти повѣренные во дни засѣданій волостнаго суда всегда толкались въ волостномъ правленіи и за ходатайство о благопріятномъ рѣшеніи дѣла они брали съ истца или отвѣтчика назначенную писаремъ сумму, передавали ему и получали отъ него извѣстный процентъ "благодарности".. Не ограничиваясь тяжущимися, они, "по наущенію" писаря, пугали закричавшаго, заспорившаго или просто провравшагося свидѣтеля составленіемъ акта и привлеченіемъ за это къ суду, если не откупится, и въ этомъ случаѣ тоже получали свой процентъ взятки. Пробывъ въ этой волости двое сутокъ и стараясь поймать писаря, я не могъ найти никакихъ доказательствъ его грабежа, для того чтобъ отдать его подъ судъ; но все-же убѣжденіе въ его виновности сложилось у меня такъ прочно что я уволилъ его отъ службы и перевелъ на его мѣсто писаря изъ другой волости, служившаго уже болѣе двадцати пяти лѣтъ. Изъ-за этого у меня возникла съ губернаторомъ переписка, очень объострившая наши отношенія, потому что онъ требовалъ опредѣленія на старое мѣсто уволеннаго мною писаря, а я отказывался отъ выполненія этого, совершенно произвольнаго, требованія; но объ этомъ я скажу послѣ, а теперь разскажу грустную и поучительную исторію одного стараго солдата.
   Около полуночи, распустивъ сходъ крестьянъ, въ Землянской волости, сидѣлъ я въ "посреднической" комнаткѣ волостнаго правленія, утомленный долгими разговорами, и съ удовольствіемъ допивалъ второй стаканъ чая, сидя спиною къ двери, какъ вдругъ услышалъ:
   -- Здравія желаю, ваше вскрбродье!
   Повернувъ голову, я увидѣлъ просителя, но уже другаго рода: въ дверяхъ передо мной стоялъ добрый и кроткій старикъ съ бѣлою, какъ лунь, коротко выстриженною головой и щетинистыми усами. Вытянувъ руки по швамъ и уставя подслѣповатыя глаза подъ густыми сѣдыми бровями, онъ просто замеръ на мѣстѣ и стоялъ какъ статуя, безъ единой мысли на морщинистомъ лицѣ, Достаточно было взглянуть на крѣпкаго старца, чтобъ узнать въ немъ типъ того солдата который переходилъ Альпы, бралъ и Очаковъ, и Варну, и Ахалцыхъ, и безропотно умиралъ на Малаховскомъ курганѣ; что за выправка, думалъ я.
   -- Здравствуй, служба, ты съ жалобой?
   -- Точно такъ, вышискбродье.
   -- О чемъ-же ты жалуешься?
   -- Объ участкѣ, в. в.; явите Божескую милость!
   -- О какомъ участкѣ?
   -- Братъ не даетъ участка, в. в.
   -- Ты старшій братъ, или онъ?
   -- Я, в. в.
   -- Какъ-же онъ можетъ не дать, когда, по закону, участокъ тебѣ слѣдуетъ?
   -- Такъ точно, в. в.
   -- Почему-же онъ тебѣ не даетъ?
   -- Не могу знать, в. в.
   -- Да участокъ-то его, что-ли, или вашего отца?
   -- Точно такъ, в. в.
   Я посмотрѣлъ на него съ недоумѣніемъ и спросилъ:
   -- Какъ тебя зовутъ?
   -- Иванъ Кулай, в. в.
   -- А твоего брата?
   -- Ѳедоръ Кулай, в. в.
   -- А отца какъ звали?
   -- Ѳедоромъ, в. в.
   -- Значитъ ты Иванъ Ѳедоровъ, а братъ Ѳедоръ Ѳедоровъ?
   -- Точно такъ, в. в.
   -- Кому-же надѣлила коммиссія участокъ: отцу или брату?
   -- Точно такъ, в. в.
   -- Фу, ты, братецъ, кому-же земля дана: отцу?
   -- Такъ точно, в. в.
   -- Или можетъ-быть брату?
   -- Никакъ нѣтъ, в. в.
   -- Почему-же онъ тебѣ не даетъ?
   Правая рука солдата протягивается ко мнѣ со сложенною бумагой, словно съ почетнымъ рапортомъ.
   -- Это что у тебя -- прошеніе?
   -- Никакъ нѣтъ, в. в.
   -- Что-же это?
   -- Тамъ прописано, в. в.
   Беру, развертываю бумагу и вижу рѣшеніе окружнаго суда.
   -- Э, дѣло-то у тебя и до суда доходило!
   -- Такъ точно, в. в.
   Читаю. Оказалось что Иванъ Кулай просилъ судъ о признаніи за нимъ правъ на владѣніе отцовскимъ наслѣдственнымъ участкомъ вмѣстѣ съ братомъ Ѳедоромъ, а повѣренный Ѳедора отрицалъ его родство съ Иваномъ и въ доказательство представилъ послѣднюю ревизскую сказку, въ которой Иванъ не былъ записанъ; почему судъ, по отсутствію доказательствъ родства Ивана съ Ѳедоромъ, и отказалъ въ искѣ. Очевидно что члены суда не знали, что Ивана Кулая нужно было искать въ прежней ревизской сказкѣ, гдѣ онъ отмѣченъ сданнымъ въ рекруты, или ограничились имѣвшимися данными, рѣшая по формѣ и помня что судъ, дескать, не собираетъ доказательствъ; очевидно, интересы стараго неграмотнаго и мало соображающаго солдата были имъ чужды.
   -- Почему-же ты не просилъ о справкѣ въ ревизскихъ сказкахъ того года когда поступилъ на службу, а?
   Молчаніе.
   -- Отчего не просилъ? Тамъ-бы и увидѣли что ты старшій братъ Ѳедора!
   -- Не могу знать, в. в.
   -- Да, наконецъ, у тебя въ указѣ объ отставкѣ написано, кто ты, откуда и чей сынъ. Почему-же ты его въ судъ не представилъ?
   Молчитъ старый воинъ.
   -- Ты жаловался на рѣшеніе?
   -- Точно такъ, в. в.
   -- Ну, и что-же?
   -- Обратили назадъ, в. в. Опоздалъ, говорятъ.
   -- Теперь твое дѣло дрянь: рѣшеніе суда вошло въ законную силу: никто у брата Ѳедора теперь не можетъ отнять ни одной десятины для тебя.
   Губы стараго воина нервически сморщились, глаза усиленно заморгали и на сѣдые усы медленно скатились двѣ крупныя слезы, да тамъ и остались.
   -- Помилуйте, в. в.! Сдѣлайте Божескую милость!
   -- Жаль мнѣ тебя, старина, да ничего не могу сдѣлать. Послѣ я долго уговаривалъ сельскій сходъ дать Кулаю хоть одну десятину изъ выгона, но крестьяне, какъ я ихъ ни стыдилъ и ни уговаривалъ, не согласились на это; "солдатскихъ-же" десятинъ въ волости не было.
   

XVII.

   Послѣ перваго-же объѣзда моихъ волостей я убѣдился что старосты, старшины и писаря ужасно распущены и всѣ они -- первые обидчики и враги крестьянъ. Освободивъ писарей отъ всякой переписки со мною, я началъ строго относиться къ ихъ дѣятельности и чрезъ два мѣсяца моей службы всѣ подчиненныя мнѣ сельскія власти боялись меня, какъ огня... Отдавшись всецѣло знакомству съ волостями, я въ первую мою поѣздку не имѣлъ времени тогда-же ознакомиться съ помѣщиками; послѣ-же моихъ стычекъ съ губернскимъ присутствіемъ, которое держало себя по отношенію къ мировымъ посредникамъ какъ губернское правленіе къ становымъ, и столкновенія съ губернаторомъ, я видѣлъ что мнѣ придется скоро уйдти и не начиналъ знакомства.
   Объ этихъ столкновеніяхъ я не сказалъ-бы ни слова, такъ они были пусты и мелочны, но они въ то-же время характерны и выясняютъ какъ условія службы мировыхъ посредниковъ въ краѣ, такъ и взглядъ губернатора и крестьянскаго присутствія на дѣятельность посредниковъ. Мои "стычки" происходили, въ дѣйствительности, съ членомъ присутствія Рѣчкинымъ, "воротилой всѣхъ дѣлъ", который не могъ переваривать моей "фанаберіи", а чрезъ него и съ губернаторомъ Свѣтелкинымъ; а потому скажу нѣсколько словъ объ этихъ двухъ лицахъ. Свѣтелкинъ чуть не съ дѣтства служилъ въ канцеляріяхъ и своею наружностью удивительно напоминалъ стараго, гладко выбритаго стряпчаго, даже двухъ стряпчихъ: одного строгаго, насупленаго, когда его превосходительство говорилъ съ маленькимъ чиновникомъ, а другаго -- какъ-то заискивающе-любезнаго въ разговорѣ съ лицомъ самостоятельнымъ, для котораго губернаторскіе громы и мрачное расположеніе духа ничего не значатъ. Никакого дѣла, кромѣ канцелярщины, Свѣтелкинъ (вообще, человѣкъ не злой и по-своему хорошій) не зналъ, но готовъ былъ "животъ свой положить" за милыя его сердцу канцелярскія формы; насколько онъ ничего не зналъ по службѣ, а въ то-же время много мечталъ о своихъ правахъ, это подтверждаетъ одинъ случай, бывшій при мнѣ и Толстопуховѣ.
   Какъ-то вечеромъ мы сидѣли у Свѣтелкина и говорили, когда вошелъ чиновникъ канцеляріи съ бумагой.
   -- Что? спросилъ строго Свѣтелкинъ, оттягивая губы.
   -- Ваше превосходительство изволили приказать о посылкѣ ... ему исправнику предписанія о томъ, чтобы пріостановить исполненіе рѣшенія съѣзда судей...
   -- Ну, да, принесли? Давайте.
   -- Принесъ, ваше превосходительство.
   Мы съ Толстопуховымъ въ изумленіи переглянулись и когда я увидѣлъ что Свѣтелкинъ взялъ бумагу и принесенное чиновникомъ перо, приготовляясь подписать, я не могъ удержаться, чтобы не сказать ему, понизивъ голосъ:
   -- Отошлите на минуту чиновника, мнѣ нужно кое-что вамъ сказать по поводу этой бумаги.
   -- Что? Можете при немъ говорить.
   -- Ну, если такъ, то я скажу вамъ вотъ что: не подписывайте и не посылайте этой бумаги.
   -- Это почему?
   -- Подъ судомъ будете.
   -- Какъ такъ: по вашему, я не могу остановить взысканія поисполнительному листу, когда человѣка разоряютъ?
   -- Не имѣете никакого права.
   -- Какъ -- я, губернаторъ?
   -- Да. Вы только губернаторъ, а не турецкій паша; рѣшеніе-же и исполнительный листъ пишутся отъ лица Державной Власти.
   -- И я на вашемъ мѣстѣ не послалъ такой бы бумаги, вставилъ Толстопуховъ.
   Свѣтелкинъ началъ горячо спорить и мы едва-едва уговорили его отказаться отъ посылки курьезнаго предписанія.
   Въ этотъ-же вечеръ зашелъ разговоръ по поводу полученнаго распоряженія объ отобраніи имѣній у тѣхъ русскихъ землевладѣльцевъ которые отдали свои имѣнія въ аренду евреямъ, и Толстопуховъ замѣтилъ что ему, какъ управляющему государственными имуществами, съ одними его служебными силами невозможно быстрое разслѣдованіе вопроса объ этихъ арендахъ.
   -- Вы сами посудите: необходимы документальныя, юридическія, доказательства аренды, а не слухи; какимъ-же образомъ я могу скоро получить эти доказательства? говорилъ Толстопуховъ.
   -- Я пошлю посредниковъ, важно замѣтилъ Свѣтелкинъ.
   -- Посредникъ ничего не можетъ сдѣлать, потому что помѣщикъ можетъ и вовсе не отвѣчать ему, а сказать только что подобное любопытство не входитъ въ кругъ вѣдомства мироваго посредника, сказалъ я.
   -- Помѣщикъ не смѣетъ отказать, когда посредникъ явится посланцемъ отъ меня, сказалъ Свѣтелкинъ.
   -- Да какъ-же явится посредникъ?
   -- Онъ явится какъ мой чиновникъ, а вовсе не какъ мировой посредникъ,-- горячо отвѣтилъ Свѣтелкинъ.
   -- Это неисполнимо на практикѣ, потому что мировой посредникъ ни на минуту не можетъ перестать быть посредникомъ и преобразиться въ вашего чиновника; наконецъ, посредникъ, въ силу 90 ст. Положенія о крест. учрежд., можетъ отказаться отъ этого порученія, какъ вовсе не касающагося до его служебной обязанности, замѣтилъ я спокойно.
   -- Но, вѣдь, за это посреднику можно предложить и вонъ убираться, строго и внушительно проговорилъ Свѣтелкинъ.
   Это уже было совсѣмъ глупо, грубо и смѣшно; мнѣ хотѣлось засмѣяться, но я только принялъ "самостоятельную позу", которую во мнѣ такъ ненавидѣлъ Свѣтелкинъ, насмѣшливо поглядѣлъ на него и спокойно сказалъ:
   -- Нѣтъ, этого предложить, да еще въ такой... безцеремонной формѣ, невозможно. Опредѣленіе и увольненіе посредника не зависитъ отъ губернатора; а, слѣдовательно, онъ не можетъ и предлагать "убираться вонъ", какъ вы говорите.
   -- Ну, это все равно; напишу генералъ-губернатору.
   -- Далеко не все равно: генералъ-губернаторъ, во-первыхъ, можетъ не исполнить вашего желанія, а во-вторыхъ, посредникъ, пользуясь, по закону, предводительскими правами, можетъ и не исполнить такого предложенія; говоря за себя, я отказался-бы и отъ вашего порученія, и отъ всѣхъ послѣдующихъ чрезъ это предложеній.
   -- Да это къ дѣлу не относится, мы уклонились отъ аренды имѣній, вмѣшался Толстопуховъ, желая прекратить непріятныя объясненія.
   Тутъ опять заговорили объ имѣніяхъ и такимъ образомъ "инцидентъ" прошелъ благополучно.
   Членъ губернскаго присутствія Рѣчкинъ много лѣтъ уже служилъ по крестьянскимъ учрежденіямъ и долгое сидѣніе членомъ, среди предписаній и циркуляровъ, въ затхлой, всеомертвляющей канцелярской атмосферѣ, превратило его въ канцелярскую машину. Онъ былъ до мозга костей чиновникъ, притомъ самолюбивый и любящій почетъ; но въ то-же время костюмомъ и, такъ сказать, галантностью онъ старался походить на свѣтскаго человѣка и джентльмена. Рѣчкинъ, увидѣвъ что его "исходящія", написанныя на бланкѣ губернскаго присутствія, не производятъ на меня желаемаго дѣйствія, а только вызываютъ возраженія, конечно, законныя, началъ каждую бумагу "въ острыхъ случаяхъ" посылать мнѣ уже отъ лица губернатора, на его бланкѣ "но губернскому крестьянскому присутствію". Но и эта мѣра не возымѣла ожидаемыхъ послѣдствій, потому что я хорошо зналъ мои обязанности, не уклонялся отъ нихъ ни на іоту и вполнѣ сознавалъ мои законныя "права и преимущества", ну, и началась у насъ бумажная война и, порой, курьезная, такъ что я не могу не разсказать одинъ случай.
   Въ числѣ полученныхъ съ дѣлами бумагъ было прошеніе крестьянки Тилиндусовой, въ которомъ она жаловалась на то что староста отобралъ у нея телѣгу за неплатежъ "податковъ" и не возвращаетъ уже болѣе полугода, хотя "податки" ей уже уплачены. Эту жалобу я разобралъ на мѣстѣ, приказалъ возвратить бабѣ телѣгу и арестовалъ старосту на семь дней за неправильное задержаніе телѣги. Между тѣмъ, не получая "ни якого разсудка" (потому что посредникъ умеръ въ это время, а новаго не было), баба послала такое-же прошеніе къ губернатору, который и препроводилъ его ко мнѣ при длиннѣйшей бумагѣ для объясненія по содержанію онаго. Въ отвѣтъ на эту бумагу я на оставшейся чистой страницѣ губернаторскаго отношенія, въ виду закона о сокращеніи переписки, послѣ обычнаго заголовка "Госп. X... ему губернатору", написалъ буквально слѣдующее: "Жалоба Тилиндусовой оказалась справедливою; почему телѣга ей возвращена, а староста былъ арестованъ на семь дней за неправильность задержанія телѣги."
   Свѣтелкинъ былъ очень шокированъ краткостью отвѣта и написаніемъ его не на отдѣльномъ бланкѣ, и вечеромъ, въ день отправки моей бумаги, когда мы встрѣтились въ клубѣ, онъ далъ мнѣ это понять.
   -- А вы, знаете, въ нѣкоторомъ родѣ Юлій Цезарь...
   -- Это мнѣ очень лестно; вы, конечно, намекаете на то что я пришелъ, увидѣлъ канцелярщину и побѣдилъ ее?
   -- Да... Нѣтъ, я собственно имѣлъ въ виду вашъ лаконизмъ въ бумагахъ.
   -- Что^же, лаконизмъ вещь хорошая, если онъ ясенъ.
   -- Да, но, знаете, на первыхъ порахъ кажется немного оригинально.
   -- Что же, оригинальность тоже хорошая вещь, если она умѣренна.
   -- Вотъ, напримѣръ, я получилъ сегодня вашъ отвѣтъ по жалобѣ крестьянки о телѣгѣ и очень удивился: всего три строчки, а четвертая уже ваша подпись!
   -- Вы находите что это не хорошо?
   -- Не то, чтобы не хорошо, а...
   -- Можетъ-быть что-нибудь не досказано въ ней?
   -- Нѣтъ, этого нельзя сказать...
   Видя что я молчу и смотрю на него вопросительно, Свѣтелкинъ помедлилъ съ минуту и сказалъ:
   -- Видите-ли: офиціальныя бумаги, въ силу обычая, освященнаго, такъ сказать, временемъ, имѣютъ свою извѣстную форму изложенія, свою физіономію, вотъ этого-то и не достаетъ въ вашихъ бумагахъ.
   -- А... ну, въ слѣдующій разъ я постараюсь, чтобы моя бумага не вызывала у васъ непріятнаго удивленія.
   И на другой же день, въ отвѣтъ на такое же отношеніе съ препровожденіемъ прошенія крестьянина, я послалъ Свѣтелкину такую бумагу, которая должна была привести въ восторгъ его канцелярскую душу. Въ моемъ отвѣтѣ я исторически прослѣдилъ всѣ обстоятельства, начавъ съ того что проситель писалъ моему предмѣстнику, что писалъ предмѣстникъ волостному правленію, что оно отвѣтило, вообще всю переписку привелъ дословно; потомъ прибавилъ жалобу уже мнѣ поданную, мой разборъ на мѣстѣ и заключеніе о томъ что хотя жалоба просителя вполнѣ правильна, но я не могъ ничего сдѣлать, потому что и моимъ предмѣстникомъ въ ней было отказано, и губернскимъ присутствіемъ. Подписывая эту длиннѣйшую, на трехъ листахъ бумагу, которая могла служить художественнымъ образцомъ канцелярской литературы, я удивлялся способности ея автора, бывшаго у меня случайно одного волостнаго писаря, на двѣнадцати страницахъ растянуть содержаніе, которое можно бы ясно изложить и въ девяти строчкахъ; конечно, Свѣтелкинъ былъ въ восторгѣ отъ моего "исправленія".
   Подобные курьезы не могли, конечно, отравлять моей службы, они надоѣдали только какъ мошки у рѣки лѣтомъ; но вскорѣ пошли болѣе серьезныя столкновенія изъ-за волостныхъ писарей. Въ С.-З. краѣ, какъ оказалось, весьма большую роль играютъ, къ несчастію, полицейскіе чины: достаточно одной полицейской строчки о "неблагонадежности", конечно, въ секретной бумагѣ, и человѣкъ замаранъ и лишенъ возможности служить. Х...скій исправникъ широко пользовался этимъ правомъ отзыва; а потому, если бы кто вздумалъ проситься въ писаря безъ его вѣдома, то -- "неблагонадеженъ", и -- кончено... Мнѣ пришлось "столкнуться" съ губернаторомъ именно вслѣдствіе закулисной, такъ сказать, дѣятельности исправника, который, какъ говорили, "веревочки вилъ" изъ Свѣтелкина, хотя казался послушнѣйшимъ и почтительнѣйшимъ исполнителемъ его воли. Дѣло началось съ того, что я уволилъ писаря за образованіе грабительской шайки, о чемъ я уже говорилъ, а въ другой -- тоже за пьянство и безпорядки, но для замѣщенія двухъ вакансій у меня имѣлся только одинъ кандидатъ, старый и опытный писарь изъ сосѣдней волости. Въ виду этого обстоятельства, я приказалъ старшинѣ вмѣсто уволеннаго пьянствовавшаго писаря найдти гдѣ-нибудь въ городѣ, тѣмъ болѣе что положеніемъ 19 февраля 1861 года опредѣленіе писарей было предоставлено самимъ крестьянамъ. Старшина отыскалъ въ казенной палатѣ или губернскомъ правленіи, уже не помню, канцелярскаго чиновника, котораго я и утвердилъ писаремъ. Между тѣмъ одинъ урядникъ просилъ X... исправника за своего брата и исправнику хотѣлось ему протежировать; когда же это не удалось, въ виду состоявшагося назначенія, то онъ началъ дѣйствовать чрезъ губернатора. Въ это время и выгнанный мною за"грабительство писарь тоже прибѣгъ къ помощи исправника, а въ результатѣ ко мнѣ появились двѣ бумаги отъ губернатора. Въ одной изъ нихъ мнѣ категорически предлагалось уволить писаря, мною опредѣленнаго, "по неблагонадежности его" (хотя за три дня передъ тѣмъ онъ былъ благонадежнымъ канцелярскимъ чиновникомъ), а въ другой сообщалось о ходатайствѣ "повѣренныхъ цѣлой волости" (это главныхъ-то помощниковъ грабителя) объ оставленіи уволеннаго писаря на мѣстѣ; почему опять-таки мнѣ и предлагалось "немедленно допустить его къ исправленію должности на прежнемъ основаніи".
   Это обстоятельство меня уже возмутило и я, зная о незаконности такого требованія и въ виду полнѣйшаго отсутствія разумныхъ основаній, отказался отъ выполненія незаконныхъ требованій и сразу порѣшилъ стоять въ подобныхъ случаяхъ всегда твердо, какъ скала. Но мнѣ не пришлось практиковаться въ такой твердости, потому что вскорѣ, чрезъ три мѣсяца послѣ пріѣзда въ X., день въ день, я поѣхалъ въ Вильно и подалъ отставку. Генералъ-губернаторъ не принялъ отъ меня отставки, уговорилъ не торопиться бросать край, въ которомъ ему трудно находить подходящихъ лицъ, и обѣщалъ мнѣ переводъ въ другую губернію; чрезъ три мѣсяца я былъ переведенъ въ ...скій уѣздъ, гдѣ и узналъ, что за штука "разверстаніе угодій" и "сервитуты" для владѣльцевъ имѣній...
   

XVIII.

   Мой новый участокъ считался исправнѣйшимъ въ Z...ской губерніи и, въ виду этого обстоятельства, мой предмѣстникъ былъ назначенъ на должность члена губернскаго по крестьянскимъ дѣламъ присутствія. Между тѣмъ по размѣрамъ канцелярщины, по распущенности должностныхъ лицъ въ волостяхъ, а главное -- по постановкѣ дѣла отграниченія крестьянскихъ земель отъ помѣщичьихъ, мой новый участокъ по всей справедливости долженъ былъ быть названъ безобразнѣйшимъ. Съ новымъ участкомъ я принялъ тысячу "нарядовъ" и массу дѣлъ по отграниченію земель; послѣднее обстоятельство меня очень изумило, потому что это отграниченіе должно было и могло быть окончено двадцатью годами ранѣе. Пересматривать и жечь такую массу хлама, въ видѣ ни на что ненужныхъ нарядовъ отъ старыхъ вѣдомостей, я на этотъ разъ уже не пожелалъ, а отправилъ "архивъ мироваго посредника" (?!) въ подгороднее волостное правленіе "на храненіе"; затѣмъ принялся читать дѣла объ отграниченіи.
   Знакомство съ этими дѣлами произвело на меня тяжелое, удручающее впечатлѣніе и негодующее чувство охватило меня при видѣ несправедливаго отношенія крестьянскихъ учрежденій "къ сторонамъ" въ каждомъ дѣлѣ; всякія снисхожденія, разъясненія и потворства крестьянамъ, всевозможныя заботы и старанія о выполненіи всякихъ ихъ претензій и требованій, и полнѣйшая безцеремонность съ законными правами владѣльцевъ имѣній и съ простою справедливостью. Не желая быть заподозрѣннымъ въ преувеличеніи, я ниже, въ этой же главѣ, укажу факты совершившіеся у меня на глазахъ, факты вопіющіе; теперь же вкратцѣ познакомлю читателя съ формальною, законною стороной дѣла отдѣленія крестьянскихъ земель отъ помѣщичьихъ.
   По закону, отграниченіе крестьянскихъ земель должно было слѣдовать непосредственно за утвержденіемъ выкупныхъ актовъ, составленныхъ повѣрочными коммисіями, и представляло собой единственный и окончательный актъ укрѣпленія за крестьянами указанныхъ имъ при составленіи выкупныхъ актовъ границъ ихъ владѣнія. Юридическій документъ, удостовѣряющій фактъ отграниченія, носитъ названіе окончательнаго протокола, почему, строго говоря, и могъ быть составленъ, объявленъ и утвержденъ только однажды. Между тѣмъ, вслѣдствіе такихъ или этакихъ "увлеченій" дѣло отграниченія затянулось на многіе годы, явились самовольные захваты крестьянами у помѣщиковъ лишнихъ земель, осложнившіе и запутавшіе дѣло отграниченія. Въ виду-ли возникшихъ при этомъ затрудненій, или для сугубаго устройства крестьянъ, уже не знаю, былъ изданъ законъ, по которому всѣ излишне захваченныя крестьянами земли снимались на планы и укрѣплялись навсегда за крестьянами на правахъ выкупа, съ увеличеніемъ выкупной суммы.
   Приведенный законъ возымѣлъ послѣдствія, ужасныя для землевладѣльцевъ моего участка (вѣроятно, и во всѣхъ другихъ). Отграниченіе шло такъ медленно что пока шли переписка, опросы, да съемки на планъ, да разсмотрѣніе дѣла, крестьяне по немногу припахивали, да захватывали сверхъ полученной землю, и едва бывала окончена одна съемка и составленъ одинъ "окончательный" протоколъ, какъ возникали новыя жалобы и требованія крестьянъ, требовалась новая съемка земель на планъ, новый разборъ и составленіе новаго "окончательнаго" протокола отграниченія. На все это требовалось много времени, а пока что -- крестьяне опять захватывали землю въ томъ или другомъ мѣстѣ, а помѣщикъ, пока не окончено въ его имѣніи это отграниченіе, не можетъ приноситъ жалобу на самовольный захватъ земли ни мировому судьѣ, ни въ окружный судъ, ибо такіе захваты суду не подсудны... Въ виду сказаннаго, ни одинъ изъ владѣльцевъ имѣній въ С.-З. краѣ, если отграниченіе не окончено, не можетъ быть увѣренъ что та земля, которую онъ засѣваетъ въ нынѣшній годъ, будетъ принадлежать ему и черезъ два года; доказательствомъ служитъ печальная эпопея помѣщицы моего участка Тылянской. Этой, истинно несчастной, помѣщицѣ по первому или второму (не помню хорошо) отграниченію оставалось при ея усадьбѣ 150 десятинъ земли въ имѣніи, а при послѣдующемъ, по случаю завладѣнія, конечно самовольнаго, крестьянами, у нея оставалось уже только 40 десятинъ; наконецъ, и этою послѣднею землей ея завладѣли самовольно крестьяне. Между тѣмъ казенная палата ежегодно начисляла на 150 дес. земли Тылянской казенные денежные сборы разныхъ наименованій, и являлась недоимка по случаю неплатежа этихъ сборовъ.
   Эта недоимка съ теченіемъ времени возросла до суммы чуть-ли не въ тысячу рублей, и возникла усиленная переписка объ ея взысканіи; но послѣ долгихъ "разслѣдованій" и "дознаній" оказалось что никакой земли во владѣніи Тылянской уже нѣтъ, ибо вся она захвачена крестьянами, а сама Тылянская, въ конецъ разоренная и измученная многолѣтними и напрасными ожиданіями отграниченія и "окончательнаго" акта объ этомъ, "скрылась неизвѣстно куда"...
   Печальная исторія отграниченія земель въ имѣніи Тылянской происходила еще до моего назначенія, и мнѣ только пришлось офиціально удостовѣрить исчезновеніе земли Тылянской въ моемъ участкѣ по вопросу о недоимкѣ, въ мое же время отграниченіе производилось... но я лучше разъясню этотъ вопросъ однимъ, двумя фактами.
   Вскорѣ послѣ моего назначенія я получилъ отъ участковаго землемѣра нѣсколько плановъ "на спорныя земли" и въ числѣ ихъ былъ планъ на сервитутныя пастбища трехъ деревень, принадлежавшихъ къ имѣнію "Коржи", богатѣйшаго въ краѣ владѣльца графа N.... Это громадное имѣніе заключало въ себѣ болѣе тридцати пяти деревень и до шестидесяти тысячъ десятинъ (сколько помню) одного лѣса, кромѣ другихъ земель {Подобныя исчисленія, за неимѣніемъ подъ рукой цифровыхъ данныхъ, я указываю на память, приблизительно вѣрно, но, во всякомъ случаѣ, избѣгая преувеличеній. Эта оговорка относится до всѣхъ данныхъ въ моихъ запискахъ.}. По окраинамъ этого лѣса были поселенцы, мѣстами, деревни его бывшихъ крестьянъ, которые при крѣпостномъ правѣ пасли свой скотъ въ прилегающихъ къ деревнямъ частяхъ лѣса. Въ виду этого обстоятельства, согласно закона о сервитутахъ, въ выкупномъ актѣ и въ "окончательномъ" протоколѣ было сказано что крестьянамъ "предоставляется право пастьбы скота въ лѣсу помѣщика, какъ они пользовались при крѣпостномъ правѣ". Но чрезъ нѣсколько лѣтъ, вслѣдствіе какого-то и отъ кого-то заявленія, губернское присутствіе нашло что этотъ сервитутъ, то есть, лѣсное пространство на которомъ прежде крестьяне пасли скотъ, должно быть точно обозначено на планѣ; почему, возвративъ "окончательный" протоколъ, поручило моему предмѣстнику исполнить "по содержанію сего", а онъ послалъ землемѣра снять на планъ этотъ сервитутъ. Землемѣръ Выпиваловъ, выполнивъ это порученіе, представилъ мнѣ планъ сервитута трехъ или пяти небольшихъ деревень въ шестьдесятъ тысячъ, почти, десятинъ лѣса, и я не зналъ, что лучше: смѣяться или негодовать?
   Извѣстно каждому, не только сельскому хозяину, но просто деревенскому жителю, что выгонъ скота на пастьбу возможенъ только въ томъ случаѣ, если есть для этого земля или лѣсъ вблизи поселеній. Ни одинъ крестьянинъ не выгонитъ телку или корову на дальнее разстояніе; единственное исключеніе составляютъ тѣ случаи, когда весь деревенскій скотъ выгоняется на пахатныя поля для толоки. Поэтому предположить чтобы крестьяне трехъ деревень, по нѣскольку дворовъ въ каждой и построенныхъ на опушкѣ лѣса, могли пасти свой скотъ по всей лѣсной площади, за двадцать и за тридцать верстъ, нелѣпо, а между тѣмъ по плану землемѣра выходило именно такъ.
   Снять на планъ всю лѣсную дачу въ 60 тысячъ десятинъ, якобы сервитутъ, а не одну только незначительную часть лѣса, для землемѣра, конечно, выгодно, думалъ я, потому что онъ получаетъ задѣльную, подесятинно, плату; еще болѣе выгодно и крестьянамъ заполучить навсегда право въѣзда и выѣзда въ громадный лѣсъ, подъ видомъ пастьбы. Но каково же будетъ помѣщику, который, по закону, вовсе не обязанъ отдавать крестьянамъ болѣе того, что имъ слѣдовало по мѣстнымъ положеніямъ и дополнительнымъ законоположеніямъ? Вопросъ объ этомъ сервитутѣ, очевидно, слѣдовало разсмотрѣть подробно, и я поѣхалъ на мѣсто. Нужно сказать что самая дальняя моя волость, гдѣ слѣдовало разрѣшить этотъ вопросъ, въ полномъ составѣ прежде входила въ имѣніе Коржи и при освобожденіи крестьяне получили отъ графа N... въ даръ, если память мнѣ не измѣняетъ, двадцать пять тысячъ рублей на устройство запаснаго капитала; вообще крестьяне (католики) въ этой волости были самые богатые и самые развитые изо всѣхъ крестьянъ моего участка.
   Когда я приступилъ къ разбору и растянулъ на большомъ столѣ длинный планъ, то величина "сервитута" такъ безобразно бросалась въ глаза что у нѣкоторыхъ крестьянъ пробѣжала по лицу невольная улыбка. Если читатель къ большому обѣденному блюду, то есть, къ самымъ его краямъ, мысленно приложитъ кое-гдѣ серебряные пятачки, то блюдо будетъ изображать собою лѣсъ, а пятачки -- деревни.
   -- Какъ же вы пасли свой скотъ: по всему этому лѣсу, или только въ прилегающихъ къ деревнямъ частяхъ его?
   -- Какъ можно по всему лѣсу! каждая деревня выпускала свой скотъ въ лѣсъ но опушкѣ; далеко-то волки бы ѣли-съ.
   -- Кто изъ васъ можетъ объяснить по плану, ребята?
   -- Всѣ можемъ-съ, потому всѣ почти хорошо грамотны-съ.
   -- Ну, и прекрасно, вотъ карандашъ, возьми его кто-нибудь и.покажи мнѣ на планѣ, гдѣ пасли скотъ.
   -- Вотъ здѣсь пасли-съ мы, вотъ здѣсь Гудзишки.
   -- А вотъ тутъ пасли мы, Жигаловцы.
   И двое молодыхъ крестьянъ, какъ потомъ оказалось, бывшихъ въ четырехъ классахъ гимназіи, очертили на планѣ при каждой деревнѣ очень небольшія пространства.
   -- Зачѣмъ же вы, ребята, показали землемѣру весь лѣсъ своимъ пастьбищемъ?
   -- Нѣтъ, зачѣмъ же, вашесклародье; это такъ было: когда г. землемѣръ шелъ по лѣсу, то мы ему показывали, гдѣ пасли, а онъ говоритъ: "чего вамъ -- жалко графскаго лѣса, что-ли? Говори что по всему лѣсу пасли, и довольно"; ну, а теперь врать не хотимъ: по всему лѣсу никогда не пасли, далеко очень.
   Сервитутъ я показалъ, конечно, въ дѣйствительныхъ размѣрахъ, не болѣе, а съ моимъ участковымъ землемѣромъ рѣшился во что бы то ни стало разстаться. Въ первый моментъ моего изумленія я даже хотѣлъ записать въ протоколъ показаніе крестьянъ о землемѣрѣ, чтобы привлечь его къ отвѣтственности, но послѣдующія разсужденія заставили меня отказаться отъ этого намѣренія. Изъ разсказовъ моего сослуживца, посредника сосѣдняго участка, замѣчательно хорошаго человѣка и товарища, я уже зналъ что мой предмѣстникъ и землемѣръ Выпиваловъ были большіе пріятели и вполнѣ солидарны въ своихъ антипатіяхъ ко всякому собственнику; а потому безъ предварительныхъ разговоровъ, указаній и соглашенія землемѣръ никогда не рѣшился бы показать сервитутомъ лѣсную дачу, которая тянется на сорокъ верстъ. Но если бы даже землемѣръ дѣйствовалъ по собственнымъ побужденіямъ, въ видахъ полученія большей задѣльной платы, то и въ этомъ случаѣ, кромѣ нѣкотораго скандала, ничего не вышло бы, въ силу установившагося у членовъ присутствія, Крестовоздвиженскаго и Чертикова, взглядовъ на характеръ дѣятельности крестьянскихъ учрежденій вообще и на ограниченіе крестьянскихъ земель въ частности. Поэтому, опираясь на занятія Выпивалова частными работами и на его медленность въ исполненіи данныхъ ему порученій, я просилъ мировой съѣздъ о назначеніи ко мнѣ другаго землемѣра, что и было исполнено.
   Но еще задолго до этого увольненія у меня было другое дѣло о сервитутѣ въ имѣніи Порѣчье, барона Иксберга, дѣло настолько характерное что невозможно не разсказать о немъ. Въ этомъ имѣніи крестьяне при крѣпостномъ правѣ пасли свой скотъ по лѣсу помѣщика, а при составленіи выкупнаго акта, по взаимному соглашенію помѣщика и крестьянъ, послѣднимъ дана особая земля для пастьбища, кажется, около двухъ сотъ десятинъ, взамѣнъ отказа отъ лѣсной пастьбы. Это "полюбовное соглашеніе" было утверждено повѣрочною коммиссіей и сервитутъ, такимъ образомъ, уничтоженъ, почему баронъ Иксбергъ и завелъ правильное лѣсное хозяйство съ подсѣвомъ лѣса. Много лѣтъ спустя, не помню уже какимъ образомъ и по чьимъ совѣтамъ, началось дѣло объ этомъ сервитутѣ, и когда я принялъ участокъ, мнѣ предстояло разрѣшеніе жалобы крестьянъ въ губернское присутствіе, сообразно его указаніямъ; а именно: предоставить крестьянамъ право пастьбы по лѣсу барона Иксберга и присудить имъ вознагражденіе за лишеніе ихъ пастбищъ въ лѣсу въ послѣдніе годы (а ихъ чуть не двадцать два). У себя дома, еще до разбора дѣла, я полюбопытствовалъ узнать приблительно возможную сумму этого вознагражденія и увидѣлъ что она превышаетъ тридцать тысячъ рублей! Разсматривая планъ всего имѣнія барона Икеберга и его лѣса, какъ составленный двадцать пять лѣтъ назадъ, такъ и вновь снятый по порученію моего предмѣстника, я убѣдился что и форма дачи и количество лѣса владѣльца нисколько не измѣнились. Между тѣмъ изъ сообщенія крестьянскаго присутствія само собою вытекало предположеніе, по заявленіямъ крестьянъ, что лѣсъ въ одной части былъ расчищенъ, или уже неизвѣстно какъ измѣнилась его площадь; о замѣнѣ же сервитута ничего не было сказано. Выѣхавъ на мѣсто и уже ознакомясь съ содержаніемъ выкупнаго акта, я прямо заговорилъ, чрезъ переводчика, конечно, съ латышами объ этой замѣнѣ и былъ пріятно удивленъ латышскою честностію.
   -- Вы отказались отъ пастьбы скота съ лѣсу барона Иксберга, когда была у васъ повѣрочная коммиссія?
   -- Отказались, потому -- онъ далъ особую землю для пастьбы скота.
   -- И вы добровольно заключали условіе съ нимъ объ этомъ?
   -- А какъ же, добровольно; комисники утвердили.
   -- Гдѣ же теперь эта земля, которую вы получили вмѣсто лѣсной пастьбы?
   -- Гдѣ? У насъ, мы засѣваемъ хлѣбъ на ней.
   -- Чѣмъ же виноватъ баронъ Иксбергъ что вы засѣваете эту землю, а не пасете на ней скотъ.
   -- Мы и не обвиняемъ барона.
   -- Зачѣмъ же вы подали прошеніе, чтобы вамъ опять предоставили пастьбу въ лѣсу, да еще взыскиваете деньги за недозволеніе тамъ пасти въ теченіе послѣднихъ лѣтъ?
   Молчали латыши и переминались съ ноги на ногу.
   -- Для чего же вы писали объ этомъ?
   -- Намъ сказали: пишите, говорятъ, все вамъ дадутъ, ну, мы и написали...
   -- Кто же это вамъ такъ сказалъ?
   Но на этотъ вопросъ я такъ и не получилъ отвѣта, да я и безъ словъ догадался, кто научилъ...
   Въ виду результатовъ моего разбора, я отказалъ крестьянамъ во всѣхъ ихъ требованіяхъ; причемъ, въ моемъ постановленіи подробно и ясно указалъ всѣ обстоятельства дѣла и выяснилъ полнѣйшее отсутствіе всякихъ правъ у крестьянъ на удовлетвореніе ихъ требованій. Но въ губернскомъ присутствіи "воротилами" были Чертиковъ и вполнѣ солидарный съ нимъ Крестовоздвиженскій, которые (а особенно первый) во-что бы-ни-стало хотѣли присудить крестьянамъ право пастьбы по лѣсу барона Иксберга и "пощипать" его; а потому оно отмѣнило мое постановленіе и настоятельно потребовало отъ меня постановленія новаго рѣшенія въ указанномъ уже имъ смыслѣ... Но тутъ уже я стоялъ на твердой почвѣ и сообщилъ присутствію, что постановить такое несправедливое, по моему убѣжденію, рѣшеніе я не могу, а если оно непремѣнно желаетъ такого рѣшенія, то слѣдуетъ командировать для этого другаго посредника; чѣмъ кончился вопросъ объ этомъ воображаемомъ сервитутѣ, я не знаю, потому что оставилъ службу въ С.-З. краѣ.
   Въ заключеніе я скажу нѣсколько словъ объ отграниченіи въ имѣніи барона Тропа (не въ моемъ участкѣ). Во время крѣпостнаго права въ лѣсахъ этого помѣщика были поселены и надѣлены участками земли семь или восемь лѣсныхъ крѣпостныхъ сторожей, а при составленіи выкупнаго акта повѣрочною коммиссіей эти участки, по добровольному соглашенію крестьянъ и помѣщика, были замѣнены другими участками. При этомъ баронъ Тропъ обязался выдать переселяющимся денежную помощь (по 50 р., кажется, на дворъ) и выстроить на новыхъ мѣстахъ усадебныя постройки и дома, что имъ и было исполнено въ свое время. Спустя нѣсколько даже много лѣтъ, эти бывшіе лѣсные сторожа заявили жалобу на то что баронъ Тропъ построилъ имъ дома хуже, чѣмъ были ихъ прежніе, безъ рѣзныхъ пѣтуховъ на конькахъ, и не вырылъ колодцевъ; но баронъ Тропъ, не дожидаясь разрѣшенія этой жалобы, приказалъ вырыть имъ колодцы и сдѣлать рѣзные пѣтухи на конькахъ крышъ. Послѣ этого, опять спустя нѣсколько лѣтъ, лѣсные сторожа (все при "отграниченіи") заявили что на ихъ прежнихъ лѣсныхъ участкахъ у нихъ были "сады", въ которыхъ были яблони, а на ихъ новыхъ усадьбахъ баронъ Тропъ не засадилъ садовъ; "почему они"... и проч. Баронъ Тропъ приказалъ засадить имъ сады, ихъ засадили и владѣлецъ имѣнія успокоился. Но для крестьянъ было мало и этого: при одномъ изъ отграниченій крестьяне заявили просьбу уже о возвратѣ имъ прежнихъ лѣсныхъ ихъ участковъ, которые "были для нихъ удобнѣе", и о переселеніи ихъ на старыя мѣста. Эта безобразная просьба была уважена, но по жалобѣ барона Тропа, одною изъ инстанцій крестьянскихъ учрежденій (не помню уже, какою) рѣшеніе было отмѣнено и въ мое время вновь разсматривалось въ мировомъ съѣздѣ; не знаю какъ разрѣшилось теперь это дѣло, да и разрѣшилось ли еще? Едва-ли...

-----

   Разсказомъ о моихъ поѣздкахъ по дѣламъ о сервитутахъ въ имѣніяхъ графа N... и барона Иксберга я оканчиваю мои воспоминанія, полагая что содержаніе этихъ записокъ достаточно ясно обрисовало положеніе края.

В. Березинъ.

"Русскій Вѣстникъ", NoNo 1, 3, 4, 7, 11, 1896

   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru