Безродная Юлия
Кровавая распря

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    (Эпоха Владимира Мономаха)
    Текст: "Юный Читатель" NoNo 18-20, 1899 г.


КРОВАВАЯ РАСПРЯ.

Разсказъ изъ русской исторіи.

ГЛАВА I.

   Послѣ смерти Владиміра Святого на кіевскомъ столѣ сѣлъ его сынъ Ярославъ; а послѣ него земля русская долго была раздираема усобицами князей своихъ.
   Ссорились князья полоцкіе (потомство Рогнѣды) съ Ярославичами, ссорились Ярославичи между собою; и чѣмъ больше разростался княжескій родъ, тѣмъ ссоры становились чаще: всякому Рюриковичу хотѣлось захватить себѣ удѣлъ повыгоднѣе, да городъ побогаче, и удѣлы постоянно переходили отъ одного князя къ другому, а на окровавленныхъ нивахъ не успѣвала выростать жатва.
   Стонала земля русская... а тутъ еще кочевой народъ, половцы появившіеся вмѣсто прежнихъ сосѣдей печенѣговъ, видя нелады князей и беззащитность земли, дѣлали внезапныя нападенія на Русь, набирали богатую добычу и съ ней безнаказанно убѣгали въ степь.
   Послѣ смерти Всеволода, сына Ярослава, междоусобіе слѣдовало за междоусобіемъ. Князья передѣлили землю; но всѣ оказались недовольными, всякому хотѣлось захватить чужое, всѣ изъ жадности готовы были разорвать Русь, о цѣлости которой тогда еще никто не заботился.
   На кіевскомъ столѣ сидѣлъ въ то время старшій изъ Рюриковичей,-- Святополкъ Изяславовичъ, внукъ Ярослава. Это былъ человѣкъ слабый, нерѣшительный, и ему никто изъ родственниковъ не хотѣлъ повиноваться. Большее у нихъ вліяніе имѣлъ другой внукъ Ярослава, Владиміръ Всеволодовичъ, прозванный Мономахомъ потому, что дѣдомъ его по матери былъ греческій императоръ Константинъ Мономахъ.
   Владиміръ, князь добрый и справедливый, понималъ вредъ, который приносила землѣ русской постоянная усобица князей между собою. Народъ очень любилъ Мономаха, и если бы онъ только захотѣлъ, то давно бы княжилъ на мѣстѣ кіевскаго князя, станъ котораго считался первымъ среди другихъ; но Владиміръ, самъ уважая больше всѣхъ обычай, настоялъ, чтобы въ Кіевѣ княжилъ старшій въ родѣ -- Святополкъ, и всегда готовъ былъ стать на защиту его правъ. Не довольствуясь этимъ, онъ постоянно мирилъ ссорящихся родственниковъ, разъѣзжая съ этой цѣлью то на сѣверъ, то на югъ.
   Но для умиротворенія Рюриковичей недостаточно было вліянія Мономаха: только что помирившіеся князья пользовались самымъ ничтожнымъ поводомъ и снова начинали распри.
   Такая непрерывная ссора шла между Святополкомъ и родственниками его, братьями Ростиславовичами -- Василько и Володаремъ. Недавно былъ умерщвленъ на дорогѣ въ повозкѣ братъ Святополка, Ярополкъ, и кіевскій князь подозрѣвалъ въ этомъ Василько Ростиславовича.
   Мономахъ не считалъ Василько способнымъ на такое злодѣяніе, и для примиренія этихъ князей пригласилъ ихъ на съѣздъ въ Любечѣ. Туда же онъ позвалъ еще одного князя, Давида Игоревича, который жаловался, что его лишили отцовскаго удѣла.
   Когда князья собрались вмѣстѣ съ дружинами своими въ Любечѣ, Мономахъ сказалъ имъ:
   -- Братья мои и други! Зачѣмъ губимъ мы землю нашу вѣчными междоусобіями? Что мы все дѣлимъ? А знаете ли вы, что все намъ данное на землѣ -- не наше, а поручено намъ на мало дней?.. Да и какъ иначе? Сегодня я живъ, а завтра, можетъ случиться, меня уже и нѣту...
   -- Такъ и случилось съ Ярополкомъ... пробормоталъ Давидъ, искоса доглядывая на Василько.
   -- Да,-- продолжалъ Мономахъ,-- палъ Ярополкъ, невѣдомо кѣмъ убитый... За нимъ убьютъ другого кого; а тамъ иные пойдутъ мстить за убитаго и отомстятъ тому, кто неповиненъ въ его смерти! А половцы радуются нашимъ безсмысленнымъ распрямъ и несутъ врозь нашу землю... Неужели нельзя намъ подѣлиться такъ, чтобы никто не остался въ обидѣ?
   -- А зачѣмъ вы, старшіе, неправильно хватаете все себѣ?-- возразилъ Давидъ Игоревичъ:-- Сами сидите на большихъ столахъ, а меньшіе -- своимъ сыновьямъ отдаете, отнимая ихъ у племянниковъ! Вотъ напримѣръ, меня оставили безъ удѣла, только потому, что мой отецъ рано умеръ! Развѣ это справедливо?
   -- Теперь старшій въ родѣ ты, Святололкъ,-- подхватилъ Володарь,-- а развѣ не ты первый начинаешь распри? Вѣдь ты обвиняешь насъ въ смерти брата только для того, чтобы отнять у насъ удѣлы...
   -- На вашей землѣ убитъ Ярополкъ,-- отвѣчалъ кіевскій князь.
   -- Это вѣрно!-- воскликнулъ румяный силачъ и молодецъ Василько,-- убитъ онъ на нашей землѣ, но не мы его убили... Не жаль мнѣ своего удѣла -- отнимай его, коль тебѣ этого хочется, я себѣ другой завоюю. Но подозрѣніемъ въ убійствѣ нанесена мнѣ кровная обида... Я честно дрался съ половцами, съ печенѣгами, съ ляхами. Я хочу еще идти на нихъ, отмстить за русскую землю, но никогда рука моя не поднялась бы такъ подло изъ-за угла убить своего родича!
   Красивое лицо Василько пылало негодованіемъ; Давидъ и Святополкъ. потупились, потому что не въ состояніи были вынести сверкающаго блеска его открытыхъ голубыхъ глазъ.
   -- А зачѣмъ идутъ къ тебѣ орды Берендѣева, да Торковъ?-- сказалъ, наконецъ Святополкъ, точно пытаясь оправдаться: -- Говорятъ, ты хочешь у насъ распоряжаться господиномъ, собравши большое войско.
   -- Тутъ и безъ меня много господъ!-- возразилъ съ усмѣшкой Василько:-- Но не скрою: я звалъ орду... носъ нею я хочу идти на ляховъ, на болгаръ дунайскихъ: пусть идутъ жить къ намъ! У насъ очень мало народу, даже земли вспахать некому.
   -- Больно ты о Руси заботливъ,-- за! мѣтилъ Давидъ, криво улыбнувшись.
   -- Воевать люблю, просто отвѣчалъ Василько:-- либо найду себѣ славу въ чужедальной сторонушкѣ, либо голову сложу за матушку Русь!
   -- Тогда незачѣмъ тебѣ и удѣла своего держаться,-- замѣтилъ насмѣшливо Святополкъ.
   -- А ты все хочешь себѣ забрать?-- вступился Володарь за брата; но тотъ и самъ не далъ себя въ обиду. Стукнувъ по столу могучимъ кулакомъ, онъ закричалъ:
   -- По доброй волѣ я все отдамъ, а коли отнимать станете -- за каждый клочекъ земли буду до смерти биться! Чужого не хочу, но и своего взять силой не позволю!
   -- Какъ смѣешь ты кричать на насъ?-- возразилъ ему Давидъ, и маленькіе черные глаза его злобно разгорѣлись; но ссора была прекращена Мономахомъ, который все время раздумывалъ о чемъ то и точно не слыхалъ разговора родственниковъ.
   -- Братья мои!-- сказалъ онъ, вставая:-- во имя Господа, за насъ распятаго, прошу васъ, перестаньте! Молчи, Давидъ... а ты, Василько, лучше въ. битвѣ съ половцами разгуляй свое молодецкое сердце. Зачѣмъ тебѣ идти на болгаръ, да на ляховъ, когда эти невѣрные, эти сыны Измаила только и ждутъ, какъ бы на Русь снова броситься. О, братья милые, довольно ссоръ! Я сейчасъ по совѣсти назначу, кому владѣть какимъ, удѣломъ... Если всѣ будутъ довольны, то надо примириться и цѣловать крестъ на вѣчную дружбу.
   -- Я всегда готовъ мириться,-- отвѣчалъ Василько съ открытой улыбкой; но хмурое лицо молчавшаго Давида не прояснилось.
   -- Ты, Давидъ,-- продолжалъ Мономахъ,-- возьми себѣ Владиміръ-Волынскій съ селами и пригородами... Василько получитъ Теребоволь, а Володарь -- Перемышль... Будьтевсѣ другъ другу добрыми сосѣдями и живите въ мирѣ.
   -- Я доволенъ!-- сказалъ веселый Василько:-- Коли пойдутъ ляхи снова на русскую землю, не минуть имъ по пути моего Теребовля.
   -- Я тоже не скажу ничего противъ Перемышля -- замѣтилъ Володарь,-- только пусть старшіе обѣщаютъ не тянуть къ нему свои жадныя руки...
   -- Пусть всѣ цѣлуютъ крестъ...-- пробормоталъ темнолицый Давидъ, который также не могъ ничего возразить противъ доставшагося ему города Владиміра-Волынскаго. Но онъ очень былъ недоволенъ сосѣдствомъ такого удалого богатыря, какъ Василько.
   -- Я буду цѣловать крестъ,-- сказалъ Святополкъ,-- но только пусть всѣ помнятъ, что кромѣ Кіева я еще владѣю и Туровымъ... Такъ пусть на этотъ Турокъ никто изъ меньшихъ зубовъ не точитъ.
   Уладившись такъ, князья цѣловали крестъ въ знакъ полнаго примиренія.
   -- Теперь, братья мои,-- сказалъ Мономахъ,-- да будетъ между вами миръ ненарушимый.
   -- Если теперь кто изъ насъ поднимется на другого,-- воскликнулъ Василько,-- мы всѣ станемъ на зачинщика и крестъ честной будетъ противъ него же.
   -- Крестъ честной будетъ противъ него и вся земля русская!-- повторили всѣ, кромѣ Давида, который молчалъ.
   

ГЛАВА II.

   Во время этихъ разговоровъ дружина сидѣла вокругъ избы, гдѣ собрались ея князья, и ожидала исхода переговоровъ.
   Всѣ очень обрадовались, когда узнали, что князья, наконецъ, примирились и для земли наступитъ спокойное время.
   Но нѣкоторые изъ дружины Давидовой остались недовольны мирнымъ концемъ переговоровъ и въ ту же ночь собрались въ избѣ своего князя. Одинъ изъ дружинниковъ, Турякъ, говорилъ Давиду:
   -- Зачѣмъ ты цѣловалъ крестъ съ Василькомъ? Неужто ты повѣрилъ, что онъ собираетъ невѣрныхъ на ляховъ? Гляди, какъ бы онъ сейчасъ не кинулся на твой Владиміръ.
   -- Горе намъ!-- сказалъ Другой дружинникъ, по имени Лазарь,-- снова станешь ты, князь, изгоемъ, снова мы будемъ съ тобою скитаться изъ города въ городъ.
   -- Тяжела жизнь твоей дружины,-- подхватилъ Турякъ,-- все гонятъ насъ изъ одного удѣла въ другой... а теперь явно отдали подъ власть Василька... Онъ насъ погубитъ.
   -- Это Мономахъ нарочно такъ подѣлилъ насъ,-- сказалъ Давидъ,-- не спроста отсылаетъ онъ насъ всѣхъ на Волынь: ему хочется одному остаться возлѣ Святополка, чтобы ловчѣе отнять у него Кіевъ...
   Давиду эта злая мысль -только сейчасъ пришла въ голову; но Турякъ съ Лазаремъ приняли ее такъ, точно она была имъ уже давно извѣстна.
   -- А ты бы это сказалъ Святополку,-- посовѣтовалъ Турякъ,-- пусть онъ знаетъ, что ему грозитъ отъ Мономаха.
   Ничего не отвѣчалъ Давидъ; видно не хотѣлось ему, только что примирившись, снова начинать раздоры.
   -- Если ты предупредишь Святополка, онъ, въ благодарность, поможетъ тебѣ противъ Василька,-- замѣтилъ Турякъ.
   Подумалъ Давидъ и отвѣчалъ:
   -- Да, я поговорю съ Святополкомъ, потому что безъ него мнѣ не одолѣть Ростиславовичей.
   Турякъ и Лазарь остались олень довольны. Они были такъ увѣрены въ томъ, что храбрый Василько намѣренъ отнять у ихъ недѣятельнаго князя Владиміръ, что уже заранѣе начали принимать противъ этого свои мѣры.
   Давидъ отправился въ Кіевъ со Святополкомъ и по дорогѣ сказалъ ему:
   -- А знаешь ли ты, что Василько сговорился съ Мономахомъ идти на тебя и на меня? Не даромъ онъ набралъ у себя столько войска. Подумаемъ, какъ намъ уберечь свои головы.
   Страшно смутился Святополкъ. Онъ даже побаивался храбраго Василька, но имя Мономаха поразило его всего сильнѣе.
   -- Неможетъ этого быть!-- воскликнулъ онъ: -- Владиміръ справедливый человѣкъ, какъ рѣшится онъ на такое беззаконное дѣло?
   -- Я предупредилъ тебя, -- сказалъ Давидъ,-- если вѣришь -- готовься къ защитѣ, а нѣтъ -- потомъ самъ пожалѣешь.
   -- Коли правду говоришь, Богъ тебя наградитъ,-- отвѣчалъ Святополкъ,-- а если клевещешь на нихъ изъ зависти, то этотъ же Богъ будетъ твоимъ судьею.
   -- Богъ черезъ меня покараетъ клятвопреступниковъ,-- сказалъ Давидъ,-- подумай только, какое коварство! Они сейчасъ цѣловали крестъ и въ это же время замышляли уже измѣну! Они рѣшили забрать себѣ наши удѣлы: Мономахъ возьметъ Кіевъ, а Василько Владиміръ.
   Тутъ Святополкъ окончательно потерялъ голову. Онъ забылъ даже, что Мономахъ самъ пригласилъ его занять столъ кіевскій, хотя кіевляне были противъ этого: они не любили Святополка и очень хотѣли, чтобы у нихъ княжилъ Владиміръ Всеволодовичъ. Зачѣмъ же сталъ бы онъ теперь отбивать у Святополка столъ, на которомъ могъ бы сѣсть раньше безъ всякой распри? Но, охваченный страхомъ, кіевскій князь не могъ размышлять разумно и тотчасъ же началъ придумывать, какъ бы ему половчѣе разрушить эти козни.
   Въ это же время, на свою бѣду, Василько остановился около Кіева, въ Выдобечѣ. Онъ много наслышался о Михайловскомъ монастырѣ, который былъ только что освященъ, и хотѣлъ поклониться мощамъ святого Михаила.
   Василько отослалъ свою дружину впередъ, а самъ, помолившись у гроба святого, рѣшилъ переночевать подъ Кіевомъ, чтобы утромъ пораньше тронуться въ путь. Но утромъ прибылъ посланный отъ Святополка.
   -- Князь нашъ,-- сказалъ посланный,-- бьетъ тебѣ челомъ и проситъ остаться погостить до его имянинъ.
   -- Никакъ не могу,-- отвѣчалъ Василько,-- потому что я дружину свою отослалъ впередъ, а дома меня уже дожидаются Торки.
   Посланный ушелъ, но скоро вернулся, чтобы передать князю слова Давида.
   -- Зачѣмъ не слушаешься старшаго брата,-- передалъ посланный,-- разъ онъ зоветъ тебя, ты долженъ идти.
   Но Василько отвѣчалъ:
   -- Передай князьямъ, что мнѣ недосугъ. Боюсь, какъ бы дружина не повздорила съ Торками. Ратники не любятъ бездѣлья.
   Когда и во второй разъ посланный вернулся на княжескій дворъ ни съ чѣмъ, тревога пуще охватила сердце Святополка; а тутъ еще коварный Давидъ началъ ему говорить:
   -- Видишь, онъ уже отъ тебя отворачивается. Живетъ въ твоей волости, а не зайдетъ къ тебѣ съ поклономъ. Видно совѣстно ему смотрѣть намъ въ глаза... Говорятъ, онъ замышляетъ прежде всего захватить твои города -- Турокъ, да Пинскъ.
   -- Вотъ напасть, не знаю, что теперь дѣлать,-- говорилъ Святополкъ, который былъ и умомъ не быстръ, и характеромъ не рѣшителенъ.
   -- Созови кіевлянъ на совѣтъ,схвати его и отдай мнѣ,-- предложилъ Давидъ, ужъ я знаю, какъ съ нимъ расправиться.
   -- Ахъ, дѣлай какъ знаешь, только меня не вмѣшивай,-- отвѣчалъ Святополкъ.
   А Давиду только этого и надо было.
   Тотчасъ же послалъ онъ еще одного посланнаго отъ имени кіевскаго князя.
   -- Святополкъ говоритъ тебѣ,-- сказалъ посланный,-- если не хочешь остаться до имянинъ, пріѣзжай хоть такъ на время. Повидаемся и посидимъ вмѣстѣ съ Давидомъ.
   У Василька въ это время и конь стоялъ уже передъ крыльцомъ для отъѣзда. Подумалъ онъ и рѣшилъ, отчего же не заглянуть на часокъ къ гостепріимному хозяину? Онъ уже сѣлъ на лошадь, чтобы ѣхать въ Кіевъ, когда слуга, придерживавшій его стремя, сказалъ тихонько:
   -- Не ѣзди, князь, потому что во дворѣ кіевскомъ замышляютъ противъ тебя коварство.
   Попридержалъ Васцлько за поводъ ретивого коня и призадумался.
   Да за что же Святополку съ Давидомъ на него гнѣваться? Онъ неповиненъ въ смерти Ярополка, и только что они полюбовно раздѣлились, и крестъ на вѣчную дружбу цѣловали... Давидъ, точно, все еще хмурится; но это еще лишній поводъ заѣхать, выпить чарочку-другую и примириться...
   -- Эхъ, будь что будетъ,-- отвѣчалъ онъ слугѣ, и поѣхалъ по двору княжескому.
   

ГЛАВА III.

   А Святополкъ уже на крыльцѣ дожидался дорогого гостя. Съ честью да съ поклонами ввелъ онъ Василько въ хоромы, поцѣловался съ нимъ и сѣлъ бесѣдовать.
   Скоро явился и Давидъ.
   -- Останься, братъ, на праздникъ,-- упрашивалъ хозяинъ,-- ну что тебѣ такое три дня потерять... Родни то сколько съѣдется, веселье какое будетъ!
   -- Видитъ Богъ, не могу,-- отговаривался Василько, тронутый такимъ вниманіемъ,-- я говорилъ уже посланному, что ждутъ меня Торки... Лучше ужъ въ другой разъ я къ тебѣ нарочно изъ Теребовля пріѣду.
   -- Не уважаешь ты стараго родича,-- продолжалъ Святополкъ,-- можетъ, молодого послушаешь. Проси ты, Давидъ.
   Но князь Владимірскій молчалъ, какъ нѣмой. Онъ сидѣлъ на лавкѣ и не, поднималъ глазъ отъ пола.
   -- Ну, что дѣлать,-- сказалъ Святополкъ,-- не хочешь, такъ силкомъ тебя тоже не принудишь. Останься хоть пообѣдать.
   -- Съ удовольствіемъ,-- весело отвѣчалъ Василько,-- путь мнѣ предстоитъ не маленькій... а на дорогу хорошо покушать.
   -- Ну, посидите вы тутъ, а я пойду распоряжусь,-- сказалъ Святополкъ, и вышелъ.
   Долго смотрѣлъ Василько на Давида, который не поднималъ глазъ отъ полу.
   -- И чего ты такъ меня не любишь?-- сказалъ, наконецъ, Василько, котораго начинало тяготить упорное молчаніе родственника.
   Но Давидъ продолжалъ молчать.
   -- За что сердишься?-- уже нетерпѣливо сказалъ Василько; но и на это не получилъ отвѣта.
   Давидъ сидѣлъ блѣдный и мрачный, теребя въ рукахъ полу кафтана. Черные глаза его все время были опущены, а темные волосы свѣшивались со лба спутанными прядями. Русый Василько, высокій и статный, смотрѣлъ на него, пожимая плечами.
   Наконецъ Давидъ не могъ больше выносить открытаго взора Василька и всталъ съ лавки.
   -- Гдѣ это Святополкъ?-- спросилъ онъ у слугъ, пріоткрывъ двери.
   -- Въ сѣняхъ по хозяйству распоряжается,-- былъ отвѣтъ.
   Пойду я къ нему,-- сказалъ Давидъ Васильку,-- а ты, братъ, посиди.
   Онъ вышелъ.
   Василько подождалъ немного; но скучно ему стало сидѣть одному...-- Хорошъ хозяинъ: позвалъ къ себѣ и гостя одного оставилъ.
   Всталъ Василько съ лавки, подошелъ къ двери, чтобы отправиться также къ Святополку, а у дверей стража закрыла ему проходъ, скрестивши копья.
   -- Вы здѣсь зачѣмъ!-- отъ изумленія крикнулъ теребовольскій князь.
   -- Тебя стеречь,-- былъ отвѣтъ.
   -- А, такъ здѣсь и вправду замышляется измѣна!-- крикнулъ Василько, и кинувшись къ дверямъ повелъ богатырскимъ плечемъ. Но и богатырю не одолѣть столько народа, сколько стояло за дверями.
   Связали Василько кіевляне, надѣли на него двойныя оковы, заперли въ избу и къ дверямъ стражу приставили.
   А на другой день созвалъ Святополкъ бояръ и простыхъ людей на совѣтъ.
   -- Вотъ, братья, какое у насъ приключилось дѣло,-- сказалъ онъ имъ,-- вы знаете, что мы только что цѣловали крестъ на миръ и любовь, а Василько съ Мономахомъ уже забыли свои клятвы... Василько убилъ Ярополка, а теперь хочетъ захватить мои города. Что мнѣ посовѣтуете?
   Кіевляне, очень любившіе Мономаха, не хотѣли повѣритъ, что бы онъ могъ принимать участіе въ такомъ зломъ дѣлѣ.
   -- Да кто тебѣ сказалъ это, князь?-- спросилъ одинъ изъ старшихъ бояръ.
   -- Сказалъ мнѣ Давидъ Игоревичъ, князь владиміръ-волынскій, а ему говорила про то его дружина.
   -- Видно не знаетъ дружина Давидова Мономаха!-- возразилъ бояринъ!-- Это князь благочестивый и богобоязненный, ему ли первому нарушить крестное цѣлованье?
   -- Вы говорите складно,-- возразилъ Святополкъ, которому были непріятны эти похвалы,-- однако Ярополка убили... А что вы скажете, коли и меня также измѣннически умертвятъ?
   -- За Ростиславичей мы не ручаемся,-- отвѣчали кіевляне,-- конечно, тебѣ надо беречь свою голову... Если Давидъ говоритъ правду, то Василько надо наказать; если же онъ налгалъ тебѣ,-- пусть отвѣчаетъ передъ Богомъ.
   Добившись такого уклончиваго отвѣта, Святополкъ отпустилъ кіевлянъ и ушелъ къ себѣ въ хоромы. Но скоро туда явились игумены изъ нѣсколькихъ монастырей съ просьбой освободить Василька.
   -- Слышали мы сейчасъ отъ людей, что вы держите въ оковахъ теребовольскаго князя,-- сказалъ печерскій игуменъ,-- но развѣ доказано, что Ростиславичи убили твоего Ярополка?
   -- Володарь скрылъ у себя его убійцу,-- сказалъ Давидъ за Святополка.
   -- Зачѣмъ же ты ищешь съ Василько вину его брата?-- сказалъ михайловскій игуменъ,-- и, наконецъ, развѣ это доказано? Если есть тому свидѣтели, то пусть придутъ передъ твои очи и покажутъ, какъ было дѣло; а если нѣтъ такихъ людей, то не слѣдуетъ тебѣ, старшему въ родѣ, поступать несправедливо.
   -- Твой дѣдъ,-- сказалъ печерскій игуменъ,-- въ "Русской Правдѣ" помѣстилъ всѣ наши обычаи и сдѣлалъ ихъ законами; а развѣ тамъ есть законъ, что-бы судили кого или казнили по подозрѣнію, или оклеветаннаго?
   Слабодушный Святополкъ даже усталъ, слушая такія рѣчи, справедливость которыхъ онъ никакъ не могъ отрицать.
   -- Да это все Давидъ,-- сказалъ онъ въ свое оправданіе,-- я самъ не имѣю въ душѣ ничего на Василько.
   -- А за что ты на него злобствуешь?-- опросилъ у Давида михайловскій игуменъ.
   Давидъ молчалъ. Стыдно было ему признаться, что онъ завидуетъ доблестямъ теребовольскаго князя и опасается его ближняго сосѣдства.
   -- Вѣдь сказано...-- пробормоталъ онъ, наконецъ,-- что Василько хочетъ отнять у насъ наши земли.
   -- Такъ вы подождите, когда онъ станетъ отнимать, тогда за свое и бейтесь,-- сказалъ михайловскій игуменъ.
   -- Да вѣдь страшно ждать,-- возразилъ Святополкъ,-- какъ наведетъ орду, тогда уже поздно думать...
   Однако, не смотря на это возраженіе, кіевскій князь уже совсѣмъ сдался на просьбы игуменовъ и рѣшилъ отпустить Василька. Но, когда гости ушли, Давидъ опять овладѣлъ волею Святополка.
   -- Развѣ можно теперь отпустить Василька?-- говорилъ Давидъ:-- Вѣдь онъ намъ мстить начнетъ, или ты не знаешь, какой онъ гордый? Только выпусти его, онъ на насъ поведетъ цѣлыя орды торковъ, да печенѣговъ. А, когда Василько разобьетъ насъ, то кіявляне сами посадятъ вмѣсто тебя Мономаха... Не даромъ они его такъ защищали, можетъ, онъ съ ними раньше сговорился.
   -- Вотъ лихое дѣло!-- воскликнулъ Святополкъ: -- Не знаю какъ съ нимъ раздѣлаться!
   -- Отдай мнѣ Василька, чего ты долго такъ раздумываешь,-- сказалъ Давидъ,-- я его увезу изъ Кіева и тебя никто винить не станетъ.
   -- А что ты съ нимъ хочешь сдѣлать?
   Давидъ попытался улыбнуться; но не вышла эта предательская улыбка, и онъ только махнулъ рукою.
   -- Смотри, не дѣлай ему большаго зла, я обѣщалъ игуменамъ сохранить его жизнь,-- строго сказалъ Святополкъ,-- помни это.
   -- Да онъ будетъ живъ, клянусь!-- отвѣчалъ Давидъ,-- только отдай его на мою волю.
   Святополкъ посмотрѣлъ на Владимірскаго князя: въ его черныхъ глазахъ блестѣли коварныя мысли... Очевидно, онъ замыслилъ дурное дѣло; но Святополкъ былъ такъ радъ, какъ нибудь освободиться отъ Василька, что побоялся даже разспрашивать Давида, изъ боязни услышать что нибудь такое, на что онъ опять не смогъ бы никакъ согласиться.
   -- Ну, бери его... только что бы онъ живъ остался...-- сказалъ Святополкъ и поспѣшно вышелъ изъ комнаты.
   

ГЛАВА IV.

   Темной ночью нѣсколько человѣкъ вошли въ избу, гдѣ жилъ заключенный Василько и, разбудивъ его, въ оковахъ посадили на телѣгу, окруженную стражей.-- Куда это вы везете меня?-- спрашивалъ Василько; но не получилъ отвѣта,
   Ѣхать пришлось недолго. Доѣхавъ до мѣстечка Бѣлгорода, находившагося въ десяти верстахъ отъ Кіева, телѣга остановилась у маленькой избушки. Плѣнника ввели туда и посадили на лавку.
   -- Долго ли вы, псы, станете меня мучить?-- спросилъ Василько, который и въ оковахъ былъ по прежнему храбрымъ,-- въ честномъ бою вы всѣ бы разбѣжались передо мною, какъ овцы передъ волкомъ, а теперь, когда я связанъ, вы очень смѣлы...
   И на это никто не промолвилъ въ отвѣтъ ни слова; только среди ночной тишины вдругъ послышался острый звукъ оттачиваемаго ножа... Вздрогнувъ, оглянулся Василько и увидалъ, что овчарь Давида Егоровича, торчинъ Берендя, оттачиваетъ лезвіе ножа на точильномъ камнѣ.
   Ужасное предчувствіе проникло въ сердце несчастнаго Василька, ужасъ впервые
   охватилъ его мужественную душу. Вскочилъ онъ со скамейки, кинулся передъ образомъ на колѣни и, воздѣвая къ нему руки, началъ молиться съ плачемъ и слезами.
   -- Боже милосердный,-- говорилъ Василько,-- за какой грѣхъ мой отдалъ Ты меня во власть злодѣевъ связаннаго и безсильнаго? О, Господи! Не боялся я смерти передъ пастью медвѣдя лютаго, не боялся я, когда туръ металъ меня на рогахъ... и въ сѣчѣ съ ляхами никто не видалъ меня дрожавшимъ... а сколько я боролся съ погаными, защищая своей грудью русскую землю; а теперь... Теперь я боюсь трусливыхъ смердовъ, которые связали меня и издѣваются надо мною!.. А вѣдь я гналъ не разъ передъ собой полчища половецкія...
   Въ это время въ избу вошли два конюха: одинъ -- Святополковъ, по имени Сновидъ, а другой -- Давидовъ, Дмитрій. Стараясь не глядѣть въ сторону молящагося князя, они разостлали посреди избы большой коверъ.
   -- Боже милосердный!-- продолжалъ молиться Василько:-- мнѣ не страшно погибнуть, а страшусь я безславія! Молю Тебя, не дай страху завладѣть моею душою.
   Разостлавши коверъ, конюхи подошли сзади къ князю и схватили его за руки; но тутъ Василько почувствовалъ, что молитва его услышана Богомъ: ужасъ внезапно покинулъ его душу, а тѣло стало крѣпко, какъ желѣзо.
   -- Прочь, смерды!-- крикнулъ онъ и могучимъ движеніемъ плечъ далеко отбросилъ отъ себя обоихъ конюховъ,-- не глядите, что Василько закованъ... Онъ и въ цѣпяхъ еще помѣряется съ вами!
   Напуганные необычайной силой князя, конюхи не рѣшились больше съ нимъ бороться. Посовѣщавшись между собою, они привели къ себѣ на подмогу еще двухъ товарищей; но и вчетверомъ имъ едва удалось одолѣть могучаго Василька.
   Наконецъ онъ очутился на коврѣ, связанный по всему тѣлу веревками. Положили ему на грудь доску, снятую съ печи, и на двухъ концахъ ея сѣли Сновидъ и Димитрій. Но тутъ князь, понатужившись, сдѣлалъ такой могучій прыжокъ, что доска слетѣла съ его груди, а оба конюха внезапно очутились на полу.
   Но ненадолго отсрочилъ Василько свои муки! Вмѣсто одной доски положили ихъ двѣ на богатырскую грудь, и сѣло на доски уже не два, а четыре человѣка. Затрещали кости молодецкія... Обезпамятѣлъ Василько, когда увидалъ, что надъ лицемъ его наклонился терминъ Берендя съ отточеннымъ ножемъ въ рукахъ.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

   Несчастный Василько! Простись со свѣтомъ Божіимъ! Сейчасъ ты взглянулъ на него въ послѣдній разъ и во вѣки тебѣ его больше не видѣть. Померкло для тебя солнышко ясное, не глядѣть тебѣ больше на небо лазоревое, не видать и зеленой дубравушки... Утро ли наступитъ, зорька вечерняя въ небесахъ загорится, взойдетъ ли мѣсяцъ надъ тихоструйною рѣкою -- налюбуются этимъ другіе люди, а не ты, коварно ослѣпленный княже!
   Не успѣлъ Василько хорошенько понять, что хочетъ дѣлать съ нимъ жестокій Берендя, какъ все уже было кончено... Случилось несчастіе на всю жизнь, бѣда непоправимая.
   Лежитъ Василько безъ памяти и еще не знаетъ, какое злодѣйство надъ нимъ совершили...
   Подняли князя вмѣстѣ съ ковромъ, снова положили на телѣгу и, точно добычу какую нибудь драгоцѣнную, повезли во Владиміръ къ Давиду Игоревичу.
   На этотъ разъѣхали долго. Утомились люди и лошади; одинъ Василько лежитъ неподвижно, точно мертвецъ, и даже не стонетъ.
   Наконецъ, доѣхавъ до Воздвиженска, остановились у попа отдохнуть. Снова положили Василька на лавку, сняли съ него окровавленную сорочку и отдали попадьѣ вымыть. Моетъ попадья сорочку и плачетъ, сушитъ и тоже плачетъ -- такъ ей жаль добраго молодца! А какъ стала надѣвать на князя вымытую сорочку, такъ просто рѣкой разливается и причитываетъ надъ нимъ, какъ надъ покойникомъ:
   -- Налетѣли на сокола злые вороны, выклевали, родимому, глаза ясные... Не видать соколику своихъ вороговъ злыхъ, не отомстить тебѣ, слѣпому, за поруганіе.
   И плакала попадья, и убивалась надъ княземъ до тѣхъ поръ, пока тотъ, наконецъ, не очнулся.
   -- Охъ, какъ больно... какъ темно...-- простоналъ Василько,-- есть тутъ кто то? Я никого не вижу...
   -- Сижу я, попадья, надъ тобою, родимый,-- сказала старушка.
   -- Гдѣ я?
   -- Въ городѣ Воздвиженскѣ.
   -- Дай мнѣ испить...
   Напился Василько воды и совсѣмъ очнулся. Только теперь онъ понялъ, что сдѣлали съ нимъ злые люди. А попадья около него все слезами разливается.
   -- Жалѣешь меня, добрая душа,-- сказалъ Василько,-- спасибо! Только этимъ словомъ и могу я тебя теперь отблагодарить. Нищъ я... слѣпъ, какъ старецъ нищій на церковной паперти.
   -- Свѣтикъ мой, не тужи...-- утѣшала попадья, а сама все плакала.
   Ощупалъ на груди у себя Василько чистую сорочку и сказалъ:
   -- Зачѣмъ ты ее мыла? Пусть бы я въ той кровавой одеждѣ предсталъ передъ лицомъ Всевышняго, чтобы Онъ видѣлъ, какъ братья живутъ съ братьями на Руси...
   -- Живи, родимый, и терпи,-- утѣшала попадья,-- Богъ не допуститъ торжествовать неправдѣ.
   Тутъ подошли къ скорбному князю Сновидъ съ товарищами. Они уже отдохнули и пообѣдали, надо было ѣхать дальше. Снова подняли Василько на коврѣ и положили на телѣгу.
   А попадья стоитъ на крыльцѣ, утираетъ слезы и креститъ отъѣзжающаго несчастливца, котораго сейчасъ только увидала, крѣпко пожалѣла и котораго ей больше никогда не видѣть.
   

ГЛАВА V.

   Мономахъ ужаснулся, когда узналъ, что сдѣлалъ Давидъ съ Василькомъ. Заплакалъ онъ горько, созвалъ на совѣтъ свою дружину, бояръ и младшихъ людей.
   -- Братья мои,-- сказалъ онъ,-- вы слышали, что Давидъ злодѣйски ослѣпилъ Василько. Такого зла не бывало никогда на Руси ни при дѣдахъ, ни при отцахъ нашихъ! Боролись мы между собою, воевали часто, въ недобрую минуту и убивали... Но я бы никому не повѣрилъ, что-бы можно было поступить такъ коварно.
   Ужасались вмѣстѣ съ княземъ всѣ люди русскіе и порѣшили непремѣнно освободить Василько изъ рукъ Давидовыхъ.
   Мономахъ пригласилъ сосѣднихъ князей встать вмѣстѣ съ нимъ за попранную правду, и такъ говорилъ имъ:
   -- Надо исправить зло, которое случилось у насъ теперь. Если же оставимъ это такъ, то встанетъ еще большая неправда: братъ начнетъ убивать да калѣчить брата, и погибнетъ въ этомъ злѣ земля русская... Враги наши половцы придутъ и возьмутъ ее.
   Многіе князья жалѣли Василька и встали на его защиту. Прежде всѣхъ прибыли къ Мономаху братъ Василько Володарь и еще одинъ родственникъ Олегъ Святославовичъ. Всѣ трое послали сказать кіевскому Святополку:
   -- Зачѣмъ ты сдѣлалъ такое зло и снова бросилъ ножъ между нами? Если Василько былъ въ чемъ виноватъ, ты бы обличилъ его и мы бы по винѣ наказали его... А теперь говори намъ, въ чемъ онъ виноватъ?
   Трусливый Святополкъ вовсе не хотѣлъ ссориться съ родственниками и свалилъ всю вину на другого.
   -- Развѣ я ослѣпилъ Василько? Я о томъ и не зналъ... Все это дѣло рукъ Давидовыхъ.
   Но Мономахъ опять послалъ къ нему посла съ такими словами:
   -- Нечего тебѣ валить всю вину на одного Давида... Ты самъ отдалъ его Давиду, и не въ Давидовомъ городѣ его взяли, а въ твоемъ.
   Князья все настаивали, чтобы Святополкъ призналъ себя виновнымъ, а кіевскій князь отъ всего отрекался.
   Тогда, какъ то было въ обычаѣ, изъ одного междоусобія начало сейчасъ же рождаться другое: князья, собравъ дружину, уже собирались переплывать Днѣпръ, чтобы идти войной на Кіевъ. Услыхавъ объ этомъ, Святополкъ хотѣлъ бѣжать изъ своего города, но кіевляне его не пустили.
   -- Ты, князь, заварилъ кашу, ты и расхлебывай,-- говорили ему кіевляне,-- надоѣли уже намъ ваши порядки: вы ссоритесь, а мы должны за васъ терпѣть невзгоды! Вотъ теперь, ты убѣжишь, а полки враговъ твоихъ станутъ жечь наши поля и разорять избы.
   -- А что же мнѣ дѣлать?-- возражалъ Святополкъ: -- У меня нѣтъ такой большой дружины, съ которой бы я могъ выйти Мономаху на встрѣчу. И развѣ вамъ лучше будетъ, если между нами выйдетъ сѣча?
   -- Надо послать пословъ въ Мономаху, чтобы тѣ просили за насъ,-- отвѣчали кіевляне,-- выбери кого хочешь и пошли къ нему съ поклономъ.
   -- Выбирайте сами,-- сказалъ Святополкъ.
   Подумали кіевляне, поговорили сообща, и рѣшили послать въ станъ Владиміра двухъ людей: митрополита Николая, да мачиху Мономаха, вдову бывшаго кіевскаго князя Всеволода, которую Владиміръ очень уважалъ.
   Пріѣхали послы во вражескій станъ; Мономахъ собралъ совѣтъ, и старая вдова Всеволодова сказала такъ:
   -- Князья! Сыны мои и братья! Почто вы все воюете другъ съ другомъ? Отцы и дѣды ваши съ трудомъ пріобрѣтали землю русскую, клочекъ ко клочку присоединяли и хранили ее какъ зеницу ока... А что вы дѣлаете съ нею? Мечами крамолу куете и стрѣлы раздора сѣете по нивамъ. Рѣдко теперь кричатъ ратаи {Земледѣльцы.}, бороздя сохою сырую землю... Увы мнѣ! Каркаютъ нынѣ тамъ вороны, дѣля трупы сыновъ русскихъ между собою... а князья ставятъ малое вмѣсто великаго и вмѣсто того, чтобы дать миръ своей землѣ, рвутъ грудь ея на куски и кричатъ: "Это мое! И то мое же!"
   Тяжело стало на сердцѣ у князей послѣ словъ старой вдовы Всеволодовой. Рыданіе подступило къ горлу Мономаха.
   -- Правду сказала ты, родимая,-- отвѣчалъ онъ,-- костями сыновъ своихъ засѣяна матушка Русь, а кровію ихъ полира... И мы тоже сейчасъ на ножъ подняли ножъ, а на злодѣйство отвѣчаемъ сѣчей. Простимъ же мы первое лихое дѣло, и на злодѣйство отвѣтимъ прощеньемъ...
   -- Да будетъ такъ!-- согласились растроганные князья.
   -- Вернись, матушка, въ Кіевъ,-- сказалъ Владиміръ,-- и скажи Святополку: всею душою хотимъ мы не ссоры, а мира.
   Старая княгиня съ митрополитомъ Николаемъ уѣхала въ Кіевъ, а между князьями и Святополкомъ снова завелись переговоры. Наконецъ, рѣшили, что такъ какъ Давидъ совершилъ свое злодѣяніе въ волости Святополка, то послѣдній и долженъ освободить Василька изъ Владиміра.
   

ГЛАВА VI.

   Святополкъ зналъ, что Давидъ не отдастъ Василька только потому, что такъ рѣшили другіе князья, а поэтому сталъ собирать свою дружину, чтобы отнять его силой. А когда дружина была собрана, кіевскій князь рѣшилъ воспользоваться ея силой не для одного только освобожденія Василька, но и для своихъ собственныхъ выгодъ: онъ задумалъ отнять у Давида Владиміръ...
   Когда Давидъ услыхалъ, что Святополкъ идетъ на Владиміръ, онъ очень струсилъ и началъ придумывать, какъ бы избѣжать бѣды.
   И, наконецъ, Давидъ придумалъ: онъ обратился за помощью къ Васильку, котораго самъ сдѣлалъ на вѣки несчастнымъ.
   Однажды кто то вошелъ въ темницу Василька. Слѣпой князь по звуку шаговъ сообразилъ, что это не его тюремщикъ, и спросилъ:
   -- Кто тамъ?
   А самъ подумалъ въ это время: "ужъ не убійца ли?.." и невольно старался забиться подальше въ уголь. Василько, храбрый витязь, гнавшій передъ собою толпы враговъ, какъ овецъ, былъ беззащитенъ теперь какъ младенецъ.
   -- Не бойся, князь,-- отвѣчалъ пришедшій, который но лицу слѣпца понялъ, что происходитъ въ его душѣ,-- это я, твой тезка Василій, пришелъ тебя провѣдать.
   -- Я очень радъ,-- отвѣчалъ Василько,-- пріятно мнѣ слышать голосъ человѣческій... Здѣсь такъ тихо всегда! Темно и тихо... Я живу только воспоминаніями, они помогаютъ коротать вѣчную ночь, наступившую для меня такъ рано.
   Василій съ состраданіемъ смотрѣлъ на князя; онъ сгорбился и посѣдѣлъ. Повязка на лбу закрывала кровавыя впадины, изъ которыхъ когда то смотрѣли на міръ Божій глаза, сверкавшіе молодецкой удалью.
   -- Да, наказалъ меня Богъ,-- сказалъ Василько послѣ небольшого молчанія,-- наказалъ за гордость... Слышалъ я, что Давидъ еще мало насытился моей кровью и хочетъ отдать меня, слѣпого, ляхамъ. А имъ я много зла надѣлалъ и грозилъ еще больше надѣлать, мстя за русскую землю. Замучаютъ меня ляхи, коль я попаду теперь имъ въ руки... Но ничего! Пусть выдаетъ Давидъ! Я смерти не боюсь... было бы дано только время покаяться...
   Василько говорилъ торопливо и гость не рѣшился прерывать его. Очевидно несчастный узникъ былъ радъ человѣку, которому можетъ, наконецъ, излить свою
   Душу -- Я повторю тебѣ,-- -продолжалъ Василько,-- вправду Богъ навелъ на меня эту кару за мое высокоуміе! Съ молоду я былъ гордъ и отваженъ... Дикихъ коней вязалъ я но нѣсколько вмѣстѣ; два тура метали меня на рогахъ -- и я не боялся... Олень меня бодалъ, лось топталъ ногами, кабанъ сорвалъ съ меня мечъ, медвѣдь прокусилъ у колѣна попону... а я не боялся, и все думалъ, что останусь невредимъ! Когда я возмужалъ, мнѣ наскучила борьба съ звѣрями и я надумалъ воевать... Ты знаешь, что и тутъ я не сплоховалъ! Враги хорошо знаютъ мое имя... Но и этого мнѣ было мало! И вотъ началъ я заноситься и такъ думать: пусть братья себѣ пьютъ, да веселятся, а я возьму ихъ дружину и пойду воевать съ погаными во славу земли русской... Хотѣлъ на весь міръ прославиться -- и погибъ! Считалъ себя наилучшимъ, а вышелъ послѣднимъ.
   Василько простоналъ и закрылъ руками лицо. Но вдругъ онъ вскочилъ съ лавки.
   -- Говорю тебѣ съ клятвой,-- воскликнулъ онъ, поднимая правую руку къ потолку,-- думалъ я идти войной на ляховъ, на болгаръ, на печенѣговъ, но и въ мысляхъ не имѣлъ трогать волости братьевъ!
   -- Вѣрю тебѣ, князь,-- сказалъ растроганный Василій.
   -- Скажи,-- продолжалъ Василько,-- неужели Мономахъ допуститъ, чтобы Давидъ отправилъ меня въ Польшу?
   -- Князья всѣ встали на твою защиту -- отвѣчалъ Василій,-- и теперь обидчику твоему приходится плохо.
   -- Хвала Господу! Уже сколько времени я ожидаю его справедливаго суда..
   -- Не питай души своей мщеніемъ,-- возразилъ Василій,-- прости обидчику: Давидъ проситъ у тебя прощенія.
   -- Не вѣрю волку лютому! Хитрой лисѣ никогда не повѣрю!-- воскликнулъ Василько, весь дрожа отъ неожиданныхъ извѣстій.
   -- Онъ клянется, что если ты помиришь съ нимъ Святополка, то освободитъ тебя и дастъ тебѣ какой нибудь городъ, либо Шеполь, либо Всеволожь.
   -- Чудное дѣло,-- отвѣчалъ Василько,-- зачѣмъ ему давать мнѣ свои города? Пусть отдастъ Теребовль -- это мой городъ.
   -- Можетъ, и на это онъ согласится: всѣ теперь отъ него отвернулись.
   Опустилъ Василько голову на руки и задумался. Зачѣмъ ему теперь своя вотчина? Какой онъ князь! Раньше онъ все дѣлалъ самъ у себя въ волости. Не надѣялся ни на посадниковъ {Посадникъ -- управляющій областью отъ имени князя.}, ни на бирючей {Бирючъ -- человѣкъ, занимающійся судебными дѣлами.}, самъ присматривалъ и за домомъ, и за городомъ. Ни худого смерда {Смердъ -- простой человѣкъ.} своего, ни убогой вдовицы не давалъ никому въ обиду... А теперь? Теперь его всякій можетъ обмануть, и застонетъ вотчина его подъ управленіемъ слугъ неправедныхъ. Не даромъ у народа составилась такая пословица: "Бирючъ князя -- что огонь, а слуги его -- какъ искры: если убережешься отъ огня, то не уберечь тебѣ одежды своей отъ искры..."
   -- Что же велишь ты передать Давиду?-- спросилъ Василій; но не получилъ отвѣта.
   "Ничего мнѣ теперь не надо,-- продолжалъ думать Василько,-- зачѣмъ мнѣ лѣсъ, когда не охотиться мнѣ больше за звѣрьемъ лѣснымъ? Зачѣмъ голубое небо, когда не стрѣлять мнѣ больше въ сокола, летающаго въ небесныхъ глубинахъ... Одна только и осталась мнѣ радость -- это мщеніе... Да! Сладко отомстить лиходѣю, лютому врагу, измѣнившему крестному цѣлованью!.. И этотъ Давидъ проситъ мира, когда уже идетъ на него Божья кара!"
   -- Смерти ему мало!-- воскликнулъ, наконецъ, Василько, вскакивая со скамейки,-- зачѣмъ не убилъ меня сразу? Зачѣмъ мучитъ онъ меня такъ долго! Понимаетъ ли онъ, что такое жизнь среди вѣчнаго мрака?
   Обезсиленный нахлынувшимъ отчаяніемъ, Василько бросился на лавку и глухо застоналъ.
   "Но чѣмъ же виновата дружина, которую изъ за меня скоро поведутъ въ сѣчу,-- продолжалъ раздумывать князь,-- опять польется кровь русская... Снова останутся не вспаханными нивы и ратай будетъ проклинать княжескую усобицу...
   -- Я согласенъ!-- сказалъ Василько, послѣ продолжительной борьбы съ собою: -- Я пошлю посла къ Святополку. Не хочу, чтобы изъ-за меня опять стонала земля... Прощу Давида! Вся надежда моя отнынѣ на Бога.
   Съ этой радостной вѣстью вернулся Василій къ Давиду, и тотъ уже совершенно успокоился, но не на долго. Услыхалъ Володарь про то, что кіевскій князь медлитъ идти на Владиміръ и самъ повелъ на Давида свою дружину.
   Вскорѣ во Владиміръ, явился посланный, который сказалъ Давиду отъ имени Володаря:
   -- Ты замышляешь какое то новое коварство и успѣлъ даже Василька опутать своими сѣтями, но я его выручу! Отдай мнѣ брата, или я раззорю твою волость... Не стыдно тебѣ: сдѣлалъ столько зла и все еще не покаялся.
   Давидъ сказалъ въ отвѣтъ:
   -- Развѣ я сдѣлалъ зло Васильку? Всему виною Святополкъ: вѣдь это по его разрѣшенію, на его землѣ сдѣлалось!
   -- Про то вѣдаетъ Богъ, кто изъ васъ виноватъ,-- возражалъ Володарь съ новымъ посланнымъ,-- теперь, однако, ты держишь брата. Отпусти его, и я не стану тебя трогать.
   Давидъ самъ уже хотѣлъ освободить Василька, потому что общее негодованіе его очень смутило, и онъ поспѣшилъ отправить теребовольскаго князя къ Володарю въ станъ.
   Горестно всплеснулъ руками Валодарь, увидавъ своего несчастнаго брата!
   Разстался онъ съ молодцемъ, полнымъ жизни и силы, а теперь стоялъ передъ нимъ чужой старикъ... Гдѣ же кудри русые, что кольцами вились вокругъ румянаго лица? Куда дѣвался алый румянецъ? Гдѣ-же глаза голубые? Увы! Вмѣсто нихъ смотрятъ на Володаря царя кровавыхъ впадинъ... Вырвали ихъ злодѣи.
   -- Братецъ любимый, что же это съ тобою сдѣлали!-- крикнулъ Володарь, бросаясь къ Васильку въ объятія.
   

ГЛАВА VII

   Хотя Володарь и обѣщалъ отойти съ дружиной отъ Владиміра, но видъ Василька его такъ опечалилъ, такъ разсердилъ, что онъ не захотѣлъ сдержать своего обѣщанія. Онъ все-таки осадилъ городъ и послалъ сказать владимірцамъ:
   -- Мы пришли не на васъ, а на враговъ нашихъ -- Туряка, Лазаря и Берендю. Выдайте ихъ; если же хотите за нихъ драться -- мы готовы.
   Разсерженные владимірцы собрали вѣче, позвали Давида и сказали ему:
   -- Долго ли намъ страдать отъ вашихъ усобицъ? Мы не виноваты, а намъ больше всѣхъ достается!
   -- Не я иду на Ростиславичей, а они на меня,-- возражалъ Давидъ.
   -- Выдай злодѣевъ, которые ослѣпили Василька,-- кричали владимірцы,-- если же не хочешь, тогда дѣлай какъ знаешь, а мы отворимъ городскія ворота.
   -- Да ихъ уже здѣсь нѣтъ,-- отвѣчалъ хитрый Давидъ, который заранѣе уже отправилъ этихъ людей въ другой городъ.
   Владимірцы расшумѣлись.
   -- Ты долженъ сказать намъ, гдѣ они!-- кричала толпа:-- Ростиславичи не отойдутъ отъ насъ, пока не найдутъ своихъ обидчиковъ.
   Давидъ хотѣлъ было скрыть мѣстопребываніе своихъ слугъ; но лица горожанъ были такія угрожающія, что онъ струсилъ.
   -- Да я тутъ при чемъ?-- отвѣчалъ онъ:-- Развѣ я ихъ прячу? Кажется, они бѣжали въ Турійскъ... Идите за ними.
   Такъ Давидъ, безъ всякаго состраданія, предалъ на вѣрную смерть своихъ помощниковъ. Но Берендя успѣлъ бѣжать; а Туряка и Лазаря Владимірскіе люди привезли въ станъ Володаря, который велѣлъ ихъ немедленно повѣсить.
   Послѣ этого Ростиславичи отошли отъ Владиміра; но распря все-таки еще не была окончена, благодаря Святополку.
   Когда кіевскій князь узналъ, что Володарь побѣдилъ Давида, онъ захотѣлъ поживиться на счетъ слабаго, и снова ему пришла мысль отнять у него Владиміръ. Онъ призвалъ къ себѣ на помощь войско ляховъ и съ ними, да со своей дружиной осадилъ Владиміръ. Трусливый Давидъ даже побоялся сразиться за свой городъ: безъ боя отдалъ онъ его Святополку, а самъ поѣхалъ жить въ Червень.
   Чѣмъ больше неправильно присваивалъ себѣ Святополкъ, тѣмъ сильнѣе разгорались его глаза на чужое. Онъ теперь вдругъ припомнилъ, что удѣлъ Ростиславичей принадлежалъ когда то его отцу Изяславу и снова захотѣлъ: отнять у Василька съ Володаремъ то, что было имъ положено на любеческомъ съѣздѣ.
   А Василько только что немножко отдохнулъ, поживши въ семьѣ брата. Услыхалъ онъ про новое коварство кіевскаго князя и очень огорчился.
   -- Вся моя надежда на Бога!-- воскликнулъ онъ:-- Богъ не допуститъ свершиться такой неправдѣ... Я самъ поведу войско противъ Святополка.
   Не дожидаясь долго, братья собрали рать и вышли въ поле. Василько захватилъ съ собою тотъ крестъ, который цѣловалъ съ нимъ Святополкъ въ Любечѣ. На границѣ своихъ владѣній Ростиславичи встрѣтили вражеское войско. Когда сказали Васильку, что онъ стоитъ лицомъ къ лицу съ Святополкомъ,-- не вытерпѣлъ несчастный, обиженный слѣпецъ... Повелѣлъ онъ вывести себя на просторъ предъ очи обѣихъ дружинъ и, поднявши высоко надъ собою серебряный крестъ, закричалъ:
   -- Святополкъ, слышишь меня? Вотъ крестъ, который ты цѣловалъ вмѣстѣ со мною! А гдѣ твое слово? Сперва ты отнялъ у меня глаза, а теперь хочешь отнять и душу. Такъ пусть же Богъ насъ разсудитъ!
   Очень смутился Святополкъ. Вмѣстѣ съ нимъ смутилась и его дружина: вѣдь всякій изъ нихъ понималъ, что кіевскій князь поступаетъ несправедливо. Но что же оставалось дѣлать? Разъ пришли драться, такъ не бѣжать же съ поля битвы? И снова обагрилась земля русская кровью сыновъ своихъ...
   Жестокая была битва, много народу погибло съ обѣихъ сторонъ; но не пришлось кіевскому князю торжествовать побѣду. Слѣпой одолѣлъ зрячаго. Святополкъ бѣжалъ обратно во Владиміръ, а Ростиславичи не захотѣли его преслѣдовать, хотя дружина Василька его очень объ этомъ просила.
   -- Не надо намъ чужого,-- сказалъ имъ въ отвѣтъ князь теребовольскій,-- будемъ довольны, что отстояли свою межу и пристыдили Святополка.
   За то Давидъ, услыхавъ про пораженіе кіевскаго князя, снова поднялъ голову. Стало ему теперь жаль своего города Владиміра, который онъ покинулъ такъ безславно, и надумался онъ послать жалобу Мономаху, за то что Святополкъ лишилъ его удѣла.
   Мономахъ обрадовался этой жалобѣ: она давала ему возможность снова вмѣшаться въ распрю, которая грозила никогда не окончиться. Это наполняло горечью его сердце. Что же это такое? И крестъ цѣловали, и столько разъ клялись жить въ дружбѣ, и послѣ всего этого никакъ не могутъ прекратить междоусобіе? Мономахъ, получивъ жалобу Давида, снова захотѣлъ примирить князей между собою, для чего предложилъ имъ опять съѣхаться на съѣздъ въ Увѣтичахъ.
   Давиду очень не хотѣлось ѣхать въ Увѣтичи, такъ какъ онъ зналъ, что тамъ придется ему выслушать не мало упрековъ; но онъ все-таки поѣхалъ, потому что надѣялся вернуть себѣ обратно Владиміръ.
   

ГЛАВА VIII.

   Собрались въ Увѣтичахъ Святополкъ, Мономахъ и еще нѣсколько князей.
   Послѣ всѣхъ пріѣхалъ Давидъ Игоревичъ. Онъ вошелъ въ избу сумрачный, сѣлъ посреди родственниковъ и рѣзко спросилъ:
   -- Зачѣмъ меня звали? Вотъ я! Кому на меня жалоба?
   Никто ему ничего на это не отвѣчалъ.
   Кровь Василько видѣли всѣ на рукахъ Давида, и всѣ отъ него сторонились.
   Наконецъ Мономахъ, всегда ко всѣмъ очень добрый, не вынесъ молчанія, которое какъ бы порицало Давида.
   -- Никто тебя не звалъ,-- отвѣчалъ онъ,-- ты самъ присылалъ къ намъ: хочу, говорилъ, придти къ вамъ, братья, и пожаловаться на свою обиду...
   Мономахъ остановился, ожидая отвѣта; но Давидъ, потупясь, молчалъ.
   -- Теперь ты пришелъ и сидишь съ братьею на одномъ коврѣ. Чего же ты не жалуешься? На кого тебѣ изъ насъ жалоба?
   Но Давидъ продолжалъ молчать. Видно заговорила въ немъ совѣсть и стыдно стало жаловаться на захватъ Владиміра, когда на душѣ его лежалъ грѣхъ куда тяжелѣе этого.
   Посидѣли немного князья, помолчали, а потомъ встали и вышли всѣ на улицу. Тамъ сѣли они на коней своихъ и отъѣхали поодаль каждый со своей дружиной. Одинъ Давидъ остался въ избѣ; но никто не хотѣлъ больше говорить съ нимъ. За то всѣ совѣщались о немъ между собою.
   Посовѣщавшись, князья послали къ Давиду нѣсколькихъ мужей изъ дружины, которые ему сказали отъ лица всѣхъ:
   -- Не хотимъ дать тебѣ стола Владимірскаго, потому что ты бросилъ ножъ между нами: ты совершилъ такое злодѣйство, котораго прежде не бывало въ землѣ русской... за это страдай! Но мы не сдѣлаемъ тебѣ больше никакого зла, не заключимъ тебя ни въ тюрьму, ни въ оковы. Ступай отъ насъ, садись въ Бужскѣ и живи отнынѣ смирно.
   Давидъ, потупясь, выслушалъ это рѣшеніе, не говоря ни да, ни нѣтъ на слова посланныхъ; а когда они вышли изъ избы, онъ вышелъ вслѣдъ за ними, сѣлъ на коня и уѣхалъ изъ Увѣтичей, окруженный своей малой дружиной: многіе люди оставили его послѣ того, какъ онъ безъ бою отдалъ Святополку Владиміръ.
   По дорогѣ Давиду встрѣтился усталый и запыленный гонецъ, скакавшій во весь опоръ на взмыленной лошади. Гонецъ что то кричалъ Давиду; но послѣдній занятый невеселыми мыслями, не обратилъ на него вниманія. А гонецъ прискакалъ въ Увѣтичи прямо къ избѣ, гдѣ еще сидѣли князья.
   -- Спасайте Кіевъ!-- кричалъ онъ еще въ сѣняхъ:-- Напалъ на Кіевъ Бонякъ съ половчанами!
   Воздѣлъ Мономахъ кверху руки и воскликнулъ со слезами на глазахъ:
   -- Несчастная земля! Не жалѣютъ тебя русскіе, такъ чего же жалѣть тебя поганымъ!
   Гонецъ, между тѣмъ, разсказалъ слѣдующее:
   -- Чуть не въѣхалъ въ самый Кіевъ Бонякъ! Проклятые половцы сожгли всѣ ближнія деревни, не пощадили даже святыни нашей и сожгли монастырь Печерскій.
   -- Боже милосердный!-- прошепталъ Святополкъ, который принялъ это нашествіе какъ наказаніе Господне за свое вѣроломство.
   -- Подкрались невѣрные къ монастырю,-- продолжалъ разсказывать гонецъ, -- а монахи всѣ спятъ по кельямъ послѣ заутрени. Вдругъ подняла орда крикъ уже подлѣ стѣнъ монастырскихъ и поставила два своихъ стяга {Стягъ -- знамя.} передъ воротами. Проснулись монахи, бросились задами въ лѣсъ, другіе прятались на палати; а безбожные дѣти Измаиловы выломали ворота и пошли рыскать по кельямъ!. Ломали они двери, выносили все, что попадалось имъ подъ руку. Потомъ сожгли Богородичную церковь, выломали притворъ у Ѳеодосіевскаго гроба, взяли иконы и зажгли все, ругая Бога нашего и нашу вѣру.
   -- Тяжко наказаніе Господа!-- сказалъ Святополкъ, утирая слезы.
   -- Сожгли еще и Красный дворъ, что поставилъ покойный князь Всеволодъ на холмѣ Выдубецкомъ,-- прибавилъ гонецъ, и замолчалъ.
   Между князьями также царило тяжелое молчаніе, которое, наконецъ, было нарушено Мономахомъ.
   -- Други мои, князья и братья,-- сказалъ онъ голосомъ, дрожащимъ отъ волненія,-- соединимся сейчасъ какъ одинъ человѣкъ, составимъ вмѣстѣ одну душу и дружно полетимъ на выручку святыни.
   И такъ велико было охватившее всѣхъ чувство единенія и любви къ кіевской святынѣ, что князья вскочили всѣ въ одно время съ своихъ мѣстъ и дружно воскликнули:
   -- Веди насъ! Мы готовы...
   -- Видишь, Святополкъ,-- сказалъ Мономахъ кіевскому князю,-- ты ослѣпилъ Василька, а какъ бы пригодился намъ теперь нашъ храбрый князь! Видно узнали половцы, что онъ теперь безсиленъ, оттого и нападаютъ такъ смѣло на русскую землю.
   Ничего не отвѣчалъ Святополкъ; но его опущенные глаза и смущенный видъ говорили ясно, что онъ. признаетъ себя виноватымъ.
   Поспѣшили князья къ Кіеву, по пути разсылая приглашенія другимъ родичамъ присоединиться къ нимъ для похода на половцевъ. Дружно встала земля русская противъ враговъ своихъ; а половцы, услыхавъ, что на нихъ идетъ большая рать, убѣжали отъ Кіева въ свои степи.
   Какъ только услыхалъ Святополкъ, что вотчина его уже свободна отъ враговъ, такъ сейчасъ же успокоился и началъ лукавить.
   -- Надо идти во слѣдъ за невѣрными,-- говорилъ Мономахъ,-- надо отомстить имъ за дерзкое нападеніе, иначе они насъ совсѣмъ перестанутъ бояться.
   А Святополку не хотѣлось воевать уже съ половцами, тѣмъ болѣе, что и жена у него была половчанка, дочь хана Тугоркана; но ему стыдно было отказаться теперь, когда столько народу стало на его защиту, и онъ придумывалъ разныя отговорки,
   -- Весна теперь,-- говорилъ онъ,-- народъ пашетъ и сѣетъ, а мы станемъ отнимать его отъ работы! Лучше погодить, да собраться гдѣ нибудь и хорошенько подумать вмѣстѣ, прежде чѣмъ рѣшаться идти къ половцамъ въ степи.
   Мономахъ и на это былъ согласенъ; но только торопилъ, чтобы совѣщаніе состоялось, какъ можно скорѣе.
   

ГЛАВА IX.

   Наконецъ опять съѣхались Князья въ Долобскѣ, недалеко отъ Кіева; съѣхались и сѣли въ одномъ шатрѣ каждый съ дружиною своею.
   Долго сидѣли всѣ молча, потому что никто не рѣшался заговорить первымъ о такомъ важномъ дѣлѣ.
   Наконецъ Мономахъ сказалъ:
   -- Братъ Святополкъ, ты старшій... Начни же говорить, какъ бы намъ промыслить получше о русской землѣ?
   -- Лучше ты, братецъ, говори первый,-- отвѣчалъ Святополкъ.
   -- Какъ говорить мнѣ!-- воскликнулъ Мономахъ,-- вѣдь противъ меня будетъ моя и твоя дружина, потому что ты всѣхъ уговорилъ. Мнѣ скажутъ: ты хочешь погубить поселянъ и пашни...
   Мономахъ окинулъ князей и ихъ дружину яснымъ взоромъ и продолжилъ:
   -- Дивлюсь я здѣсь одному: вы поселянъ жалѣете и лошадей ихъ; а того не подумаете, что станетъ поселянинъ весною пахать на лошади, да вдругъ нагрянетъ половчанинъ, ударитъ его самого стрѣлою, возьметъ у него тогда и лошадь, и жену, и дѣтей, а гумно зажжетъ. Что тогда останется отъ поселянина?
   Всѣ поняли справедливость словъ Мономаха. Дружина закричала -- Владиміръ правъ! Ты вѣрно сказалъ, княже!
   Тутъ и Святополку стало стыдно своего малодушія. Онъ всталъ и сказалъ:
   -- Я готовъ идти на половцевъ.
   Лицо Мономаха просвѣтлѣло. Онъ сказалъ, обнимая кіевскаго князя:
   -- Великое добро дѣлаешь ты русской землѣ.
   -- Идемъ на поганыхъ!-- радостно кричала дружина.-- Либо живы будемъ, либо мертвы, а мертвые срама не имутъ.
   Не на шутку струсили половцы, когда услыхали, что на нихъ идетъ такъ много народу.
   -- Пошлемъ просить мира у Руси,-- сказалъ одинъ изъ хановъ на общемъ совѣтѣ,-- они станутъ съ нами крѣпко биться, потому что мы много зла причинили ихъ землѣ.
   Но другіе ханы отвѣчали на это:
   -- Они убьютъ нашихъ пословъ, какъ то дѣлали уже не разъ. Но если ты боишься, не ходи! Мы же не боимся! Мы побѣдимъ ихъ, а избивши ихъ рать, пойдемъ въ ихъ землю, возьмемъ ихъ города... Кто тогда защититъ ихъ отъ насъ?
   Но не удались половцамъ ихъ гордые замыслы! Встала земля русская теперь, какъ одинъ человѣкъ, и такое наступило среди князей согласіе, какъ никогда раньше. Всѣ повиновались Мономаху безпрекословно, понимая, что онъ безкорыстно, всѣмъ сердцемъ желаетъ добра не только себѣ, но и всей землѣ.
   Войска русскія, каждое подъ предводительствомъ своего князя, собрались за Днѣпровскими порогами у Хортицкаго острова. Пѣшіе ѣхали -въ лодкахъ, конница шла по берегу. За островомъ свернули въ степь и шли впередъ четыре дня, пока, наконецъ, не увидѣли орды половецкія. Собралось ихъ множество, тьма-темъ, и какъ дремучій лѣсъ окружили они русскихъ.
   Неспокойно ожидала битвы рать русская: она не чаяла встрѣтить здѣсь такъ много враговъ. Передъ битвой князья и ратники горячо молились Богу, и давали разные обѣты, умоляя Его о побѣдѣ.
   Наконецъ сошлись вмѣстѣ половцы съ русскими, и послѣ жаркаго боя Русь побѣдила.
   Половцы, побросавъ обозы, бѣжали въ глубину степи; а князья, захвативши много скота, лошадей, рабовъ и телѣгъ съ различными богатствами, торжественно вернулись въ Кіевъ.
   Слава этой побѣды разнеслась далеко за предѣлы Руси. Узнали про нее ляхи, венгры, и даже слухъ о ней донесся до самаго Рима.
   Когда собрались всѣ князья на пиръ, устроенный по случаю благополучнаго исхода войны, Мономахъ сказалъ;
   -- Други и братья, вы видите, какъ легко бороться съ врагами, когда мы всѣ дружно живемъ! Поклянемся же еще разъ, и уже ненарушимо, никогда не враждовать другъ съ другомъ, никогда не умышлять коварствъ... Да будетъ вѣчно жива среди насъ память о несчастномъ Ростиславичѣ, такъ вѣроломно ослѣпленномъ! Но будемъ помнить о Василькѣ не для того, чтобы мстить его обидчику, а для того чтобы общими силами, дружно вставать на защиту обиженнаго!
   -- Да будетъ отнынѣ у насъ одно сердце!-- восклицали растроганные князья. Обнимаясь между собою, они снова цѣловали крестъ, чтобы жить въ мирѣ и любви. Дѣйствительно, пока живъ былъ Мономахъ, сѣвшій на кіевскій столъ послѣ смерти Святополка, миръ кое-какъ держался въ обширномъ семействѣ Рюриковичей; но послѣ смерти этого "добраго печальника земли русской" снова начались среди нихъ кровавые раздоры.
   Василько дожилъ печальные дни въ семьѣ своего брата Володаря; а Давидъ, покинутый всѣми, умеръ одиноко въ своемъ удѣлѣ.
   Такъ кончилась распря Игоревича съ Ростиславичами; но на смѣну ей загорѣлись между князьями новыя междоусобія, которыя помогли татарамъ завоевать Русь.

Юлія Безродная.

"Юный Читатель" NoNo 18--20, 1899 г.

   
   
   

 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru