Въ сентябрской книжкѣ журнала "Дѣло" былъ помѣщенъ коротенькій библіографическій отзывъ о переводѣ послѣдняго сочиненія Дарвина, изданномъ редакціей журнала "Знаніе". Резюме итого отзыва было то, что редакція "Знанія", допустивъ произвольныя сокращенія англійскаго подлинника, исказила его смыслъ и, преисполнивъ свой переводъ всевозможными Грамматическими, логическими и техническими ошибками, предложила своимъ читателямъ не Дарвина, а что-то похожее на него -- Дарвина на изнанку. Вмѣсто фактическаго опроверженія этого отзыва, редакція "Знанія" направила свои перуны противъ перевода того-же Дарвина, вышедшаго подъ моей редакціей. Любопытна самая тактика полемическихъ пріемовъ г. Хлѣбникова {Въ отзывѣ журнала "Дѣло" -- No 9-й упоминалось имя г. Хлѣбникова рядомъ съ именемъ г. Бородина. Такъ какъ г. Бородинъ не участвуетъ больше въ журналѣ "Знаніе" и, можетъ бытъ, не участвовалъ уже въ то время, когда писался отзывъ, то редакція "Дѣла" уполномочила меня извиниться передъ г. Бородинымъ за то, что она смѣшивала его въ своемъ отзывѣ съ г. Хлѣбниковымъ.}, изобрѣтенная, впрочемъ, не ученымъ журналомъ. "Знаніе", а рыночными рекламами Кача. Чтобы уронить чужое изданіе, и насчетъ его возинеить свое, онъ помѣстилъ отвѣтъ на рецензію "Дѣла* не въ своемъ журналѣ, почти никому неизвѣстномъ, а отправился съ нимъ въ довольно распространенную чужую газету, въ ту самую, которая гораздо раньше "Дѣла" отозвалась объ его переводѣ, какъ объ искаженіи сочиненія Дарвина. "С.-Петербургскія Вѣдомости", тронутыя мольбами г. Хлѣбникова, охотно помѣстили его статью въ No 804 и поддержали ее во всѣ тромбоны своихъ праздничныхъ "и будничныхъ фельетонныхъ писавъ. Воображаемъ, какъ пріятно этотъ ослиный крикъ отозвался въ сердцѣ г. Хлѣбникова. Но надолго-ли?
Что редакція "Знанія" осталась недовольна отзывомъ "Дѣла" -- это совершенно понятно; но мнѣ непонятенъ тотъ докторальный тонъ, съ которымъ обращается редакція "Знанія", въ своемъ наивномъ воззваніи въ общественному суду и, послѣ своего неприличнаго изданія Дарвина, рѣшается поучать другихъ "литературнымъ и научнымъ приличіямъ". Этого мало; она считаетъ журнальный отзывъ не просто оскорбленіемъ смысля г. Хлѣбникова, подъ редакціей котораго вышелъ его Дарвинъ-на-изнанку, а всей публики, давая тѣмъ чувствовать, что г. Хлѣбниковъ есть ничто иное, какъ олицетвореніе всего общественнаго смысла. Но и это-бы еще ничего; никто, конечно, не станетъ смѣшивать здраваго смысла публики съ убогимъ смысломъ г. Хлѣбнивова и всякій пойметъ, что его воззваніе въ отечеству есть не болѣе, какъ декламаторскій жестъ выборгскаго Юпитера. Но вотъ что хуже всего: г. Хлѣбниковъ, воспользовавшись коротенькимъ отзывомъ, въ которомъ было указано едва-ли и на сотую долю ошибокъ и искаженій, допущенныхъ имъ, вывелъ изъ этого очень лестное мнѣніе о своемъ переводѣ Дарвина, и поспѣшилъ подѣлиться этимъ мнѣніемъ съ читателями академической газеты. Успокоивъ, такимъ образомъ, себя и другихъ, одъ говоритъ: "Мы кончили съ рецензіей журнала "Дѣло" -- больше въ ней ничего нѣтъ. И на этомъ-то основаніи мы обвиняемся въ безграмотности, въ совершенномъ искаженіи подлинника" и пр. ("С.-Петерб. Вѣдом." No 304).
Ободренный такимъ самомнѣніемъ, онъ очень развязно пристраивается къ авторитету г. Сѣченова, редактировавшаго другое изданіе того-же сочиненія Дарвина, и проситъ сравнить свой переводѣ съ переводомъ г. Сѣченова, увѣренный или лучше, желая увѣрить другихъ, что читатель выведетъ изъ этого сравненія самое благопріятное заключеніе какъ лично о г. Хлѣбниковѣ, такъ и объ его изданіи. Вотъ ужъ подлинно -- храбрость города беретъ! Мы не знаемъ, что подумаетъ читатель о г. Хлѣбниковѣ, если только серьезно займется этимъ сравненіемъ,-- не знаемъ, на сколько обрадуется и самъ г. Сѣченовъ такому сопоставленію, но положительно утверждаемъ, что редакція "Дѣла" поступила съ г. Хлѣбниковымъ или опрометчиво или коварно. Если-бы она выставила ему на видъ не нѣсколько, а всѣ тысячи тысячъ его ошибокъ и искаженій, подтвердила-бы сотнями цитатъ и выписокъ прискорбное состояніе мыслительныхъ способностей г. Хлѣбникова, его незнаніе элементарныхъ правилъ русскаго и англійскаго языковъ, то онъ навѣрное замолчалъ-бы и не сталъ-бы вводить въ заблужденіе ни себя, ни другихъ. Конечно, всякій сообразитъ, что если г. Хлѣбниковъ вмѣсто Южной Бразиліи (S. Brasil) переводитъ Сэнъ-Бразилъ, вм. лифляндскихъ евреевъ (Jews of Livonia) -- изъ живаніи, то чего же можно вообще ожидать отъ такого переводчика) Но одинъ извѣстный европейскій геологъ, какъ удачно замѣчаетъ г. Хлѣбниковъ, еще недавно помѣстилъ Ливійскія горы въ Азіи вмѣсто Африки, слѣдовательно, отчего-же русскому, не менѣе изв123;стному профессору, не превратить Лифляндію въ Ливанію и Южную Бразилію въ какого-то святого Бразиля. Совершенно резонно!
Но напрасно думаетъ г. Хлѣбниковъ, что его спасетъ извѣстный европейскій геологъ; еще менѣе можетъ спасти его самоувѣренность въ своемъ ученомъ авторитетѣ и сопоставленіе своего перевода съ переводомъ г. Сѣченова. Кто имѣлъ неосторожность пріобрѣсти изданіе Дарвина г. Хлѣбникова, тотъ, конечно, уже убѣдился, что это за переводъ, и согласится, что редакція "Дѣла" была совершенно права. Что-же касается меня, котораго г. Хлѣбниковъ импонируетъ своимъ ученымъ авторитетомъ, то я предпринялъ довольно неблагодарный трудъ сравнись переводъ г. Хлѣбникова съ англійскимъ подлинникомъ -- изъ строки въ строку нѣсколько главъ -- и нахожу, что редакція "Дѣла" бала крайне снисходительна къ г. Хлѣбникову; я утверждаю въ виду того-же общественнаго мнѣнія, къ которому нивелируетъ г. Хлѣбниковъ, что онъ издалъ не Дарвина, а сборникъ грамматическихъ, логическихъ и техническихъ ошибокъ и искаженій и продаетъ ихъ публикѣ за 2 р. 50 к.; что за весь 1871 годъ не выходило у васъ болѣе курьезнаго перевода, какъ изданіе Дарвина г. Хлѣбникова.
Начнемъ съ предисловія англійскаго подлинника, которое въ изданіи редакціи "Знанія" озаглавлено; "Отъ автора", т. е. отъ Дарвина. Читатель, конечно, думаетъ, что это говоритъ именно Дарвинъ; иначе и думать нельзя. Но что-же выходитъ на самомъ дѣлѣ? Выходитъ, что г. Хлѣбниковъ сочинилъ"Отъ автора" самъ, въ томъ, конечно, несомнѣнномъ убѣжденіи, что говоритъ-ли Дарвинъ или г. Хлѣбниковъ -- это все равно. Такъ какъ мнѣ приходится имѣть дѣло съ такимъ ученымъ, который, кивая съ Ивана на Петря, то прячется за спину какого-то европейскаго геолога, то сваливаетъ свое невѣжество на корректора, то примазывается къ авторитету г. Сѣченова, то я, рискуя наскучить читателямъ"Дѣла", по необходимости долженъ не скупиться на выписки. Поэтому привожу здѣсь начало введенія къ сочиненію Дарвина въ переводѣ редакціи г. Сѣченова, моего перевода и собственнаго сочиненія г. Хлѣбникова, чтобы читатель могъ судить, что говоритъ Дарвинъ и что за него сочиняетъ г. Хлѣбниковъ, утверждая, что это "отъ автора", т. е. отъ Дарвина.
Сравнивая эти три перевода, читатель естественно останавливается въ недоумѣніи передъ переводовъ г. Хлѣбникова: чтоже это такое -- переводъ другой книги Дарвина или передѣлка, или, наконецъ, плодъ собственнаго творчества г. Хлѣбникова. А между тѣмъ, какъ мы увидимъ ниже, г. Хлѣбниковъ увѣряетъ читателя на обложкѣ своего журнала, что это переводъ полный и безъ всякихъ сокращеній. Но, во-первыхъ, кто знаетъ, какъ пишетъ Дарвинъ, легко догадается, что онъ никогда не писалъ такимъ безграмотнымъ и неуклюжихъ языкомъ; во-вторыхъ, всякій вправѣ спросить: какое-же право имѣетъ г. Хлѣбниковъ выдавать "Отъ автора" то, что онъ передѣлалъ по-своему*? Навязывать Дарвину такое введеніе, котораго онъ не составлялъ? Что-же это значитъ, какъ не продавать оловянную ложку за серебряную, особенно, если принять въ соображеніе ту неизмѣримую величину разстоянія, которая отдѣляетъ человѣка ограниченнаго отъ геніальнаго.
Далѣе, въ объявленіи, напечатанномъ на оберткѣ журнала "Знаніе" (іюль и августъ), ни читаемъ: "Надняхъ поступитъ въ продажу отдѣльнымъ изданіемъ, печатаемое въ журналѣ ^Знаніе", сочиненіе Ч. Дарвина "Происхожденіе человѣка и половой подборъ". Изданіе это, въ главныхъ частяхъ, есть переводъ сочиненія Дарвина. Часть первая (Происхожденіе человѣка) и главы второй части, касающіяся дѣйствія полового подбора на человѣка, переведены вполнѣ* (см. Журналъ "Знаніе", іюль и августъ). Такъ всѣ и поняли, что первая и самая важная часть Дарима переведена г. Хлѣбннновымъ ви. Но что-же оказывается при сравненіи перевода съ подлинникомъ? Не только ни одна часть сочиненія Дарвина, но ни одна глава не переведены вполнѣ. Изъ первой части выброшено г. Хлѣбниковынъ, по его усмотрѣнію, часто ничѣмъ необъяснимому, около семи печатныхъ листовъ англійскаго оригинала, а изъ остальныхъ главъ болѣе десяти листовъ, такъ-что всѣ сокращенія равняются приблизительно 18 листамъ сочиненія Дарвина. И это называется у г. Хлѣбникова "перевести вполнѣ". Это говорилось въ іюлѣ и августѣ, а въ сентябрѣ, въ предисловіи "Отъ издателей" онъ уже не утверждаетъ, что первая часть переведена вполнѣ, -- впрочемъ и не опровергаетъ своихъ прежнихъ рекламъ; изъ дальнѣйшихъ объясненій г. Хлѣбникова мы видимъ, что изъ первой части только глава V передана безъ всякихъ сокращеній и VII глава переведена вполнѣ. ("Отъ издателей", Дарвинъ, изд. редакціи "Знаніе"). Такимъ образомъ въ сентябрѣ оказывается совсѣмъ не то, что говорилось ученымъ профессоромъ въ іюлѣ и августѣ; теперь оказалось, что изъ первой части только двѣ главы (V и VII) переведена вполнѣ. Сравниваемъ и убѣждаемся, что изъ V главы выброшено болѣе 50 строкъ англійскаго текста и 34 примѣчанія, которыя у Дарвина иногда не менѣе важны, чѣмъ самый текстъ; изъ VII главы урѣзаны 58 примѣчанія и около 30 строкъ текста. Все это я говорю на основанія самой точной провѣрки и сличенія. Точно также распорядился г. Хлѣбниковъ и съ рисунками, приложенными въ тексту Дарвина. Такъ изъ главы IX выпущены всѣ рисунки; изъ главы X -- двадцать девять; изъ главы XII -- семнадцать; изъ главы XIII -- шестнадцать и т. д. Какими учеными соображеніями руководствовался г. Хлѣбниковъ въ этихъ пропускахъ -- догадаться не трудно, взглянувъ на самые рисунки Дарвина. Всѣ болѣе сложные и слѣдовательно болѣе дорогіе онъ сокративъ въ своемъ изданіи, не обращая вниманія на то, насколько они важны для поясненія самого текста. На рынкѣ "Биржевыхъ Вѣдомостей", гдѣ достоинство предметовъ оцѣнивается не по качеству, а только по количеству ихъ, найдемъ этотъ способъ издавать такихъ писателей, какъ Дарвинъ, очень хорошимъ и достойнымъ всякаго поощренія. (См. "Биржев. Вѣдом.", No 294 Библіогр.)
Что-же касается совращеній самого текста, то г. Хлѣбниковъ называетъ ихъ "незначительными отступленіями отъ подлинника" или, совращеніями немногихъ анатомическихъ подробностей, касающихся такихъ видовъ животныхъ, которыя по большей части неизвѣстны читателю, незнакомому спеціально "съ зоологіей". И это ложь, такая беззастѣнчивая ложь, въ которой, на нашей памяти, не прибѣгалъ еще ни одинъ издатель, даже изъ послѣднихъ рядовъ издательскаго базара. Провѣряемъ и находимъ, что во II, III, IV, V, VI и VII главахъ нѣтъ никакихъ анатомическихъ подробностей, а главы эти совращены почти на третью часть. Вникая въ дѣло поглубже, мы убѣждаемся, что г. Хлѣбниковъ часто выбрасывалъ изъ своего перевода не болѣе спеціальныя какъ онъ утверждаетъ, а болѣе трудныя мѣста, чтобы облегчить себѣ работу и, какъ онъ объясняетъ въ предисловіи, "прежде всѣхъ другихъ издателей познакомить русскихъ читателей съ новымъ твореніемъ величайшаго изъ современныхъ ученыхъ". Неизвѣстно, сколько такихъ довѣрчивыхъ читателей попалось на эту удочку, но воображаю, какъ они познакомились изъ такого перевода съ Дарвиномъ. Что г. Хлѣбниковъ сокращалъ именно трудныя мѣста англійскаго подлинника, въ этомъ убѣждаютъ насъ многія страницы его перевода. Такъ, напримѣръ, въ концѣ IX главы онъ выбросилъ все объ органахъ трещанія пауковъ, а между тѣмъ Дарвинъ даетъ имъ очень важное значеніе. "Это первый извѣстный мнѣ случай,-- говоритъ онъ,-- въ восходящей лѣстницѣ животнаго царства, когда звуки издаются именно съ этою цѣлію", т. е. для призыва и возбужденія самки (140 стр., вып. II, изд. "Дѣла"). Очевидно, это очень интересный фактъ для Дарвина, но г. Хлѣбниковъ находитъ его нестоющимъ своего вниманія и выбрасываетъ вонъ. И такихъ случаевъ можно указать нѣсколько почти въ каждой главѣ, и я надѣюсь это сдѣлать, если г. Хлѣбниковъ вызоветъ меня еще на объясненіе. Такимъ образомъ, провѣряя главу за главою, мы приходимъ къ тому несомнѣнному заключенію, что единственная система, руководившая г. Хлѣбниковымъ въ его сокращеніяхъ, состояла въ томъ, чтобы выбрасывать все, что было трудно перевести или что казалось на взглядъ ученаго редактора недостойнымъ его вниманія. Иногда эти такъ называемыя совращенія поражаютъ своимъ патологическимъ характеромъ. Вдругъ ни съ того, ни съ сего, выдергивается фраза черезъ нѣсколько страницъ впереди, вставляется въ другое мѣсто нѣсколькими страницами назади, и переводъ или, правильнѣе, передѣлка продолжается дальше. Нерѣдко изъ цитаты, приводимой Дарвиномъ, выхватываются нѣсколько словъ, самая цитата выдается за собственныя слова Дарвина, конецъ ея совращается и смыслъ совершенно переиначивается. (См. особенно IX, X и XI главы, изобилующія всѣми этими курьезами). Но гораздо чаще г. Хлѣбниковъ самъ сочиняетъ за Дарвина, и сочиняетъ такъ, что иногда диву даешься -- неужели такъ плохо пишетъ Дарвинъ. Говоря, напр., на стр. 204 о цикадахъ Соединенныхъ Штатовъ, г. Хлѣбниковъ пишетъ: "Я замѣчалъ (это говоритъ д-ръ Гартманъ), что самки, сидя цѣлыми кучами на густыхъ каштановыхъ вѣтвяхъ на высотѣ моей головы, собираются кругомъ поющихъ самцовъ". Что такое значитъ на высотѣ моей головы?-- Сидѣли-ли кобылки на головѣ д-ра Гартмана и притомъ цѣлями кучами, или каштановыя вѣтви лежали на его головѣ? Притомъ о какихъ это поющихъ цикадахъ можетъ говорить Дарвинъ? Но онъ этого и не говоритъ и не думалъ говорить, а сочиняетъ за него г. Хлѣбниковъ. У Дарвина такъ: "Стоя въ густыхъ побѣгахъ каштана, вышиною въ мой ростъ, гдѣ окружали меня цѣлыя сотни ихъ (Самцовъ цикады), я замѣтилъ, что самки собирались вокругъ звенящихъ самцовъ". (Дари., изд. "Дѣла", стр. 182). Да, теперь это ясно. На стр. 17 г. Хлѣбниковъ переводитъ: "Времъ упоминаетъ объ одной самкѣ павіана, которая имѣла такъ много наклонности къ исполненію материнскихъ обязанностей, что не довольствуясь усыновленіемъ обезьянъ другихъ видовъ, воровала котятъ и щенятъ". У Дарвина нѣтъ ничего о наклонности къ материнскимъ обязанностямъ, которыя за Дарвина сочинилъ самъ г. Хлѣбниковъ. Вотъ какъ это мѣсто передано г. Сѣченовымъ. "Одна самка павіана отличалась такимъ любвеобильнымъ сердцемъ, что не только брала на попеченіе молодыхъ обезьянъ другихъ видовъ, но врала котятъ и щенковъ и постоянно носила ихъ на рукахъ" (Стр. 39). Сокративъ, по своему усмотрѣнію, послѣднія слова фразы, г. Хлѣбниковъ придалъ совершенно превратный смыслъ идеѣ Дарвина, заставляя читателя думать, что какъ будто кража котятъ и щенковъ относится къ числу материнскихъ обязанностей. И это у него называется переводить Дарвина буквально. Далѣе, у Дарвина говорится разнообразіе, а г. Хлѣбниковъ переводитъ различіе (стр. 205); у Дарвина -- гребенчатые, а у г. Хлѣбникова -- пестрые (стр. 199): у Дарвина -- пузырь, а у г. Хлѣбникова -- мѣшокъ (стр. 205); у Дарвина -- съ однимъ исключеніемъ, а у г. Хлѣбникова -- безъ всякаго исключенія. Дарвинъ, говоря объ умственныхъ способностяхъ раковъ, прибавляетъ, что они смѣтливы и осторожны, а г. Хлѣбниковъ витійствуетъ -- они смѣлы и бодры на видъ (стр. 196). Но вѣдь тутъ говорится не о храбрости раковъ, а объ умѣ ихъ -- поймите вы это. Тамъ, гдѣ говорится у Дарвина о ткани волосъ, у г. Хлѣбникова переводится -- строеніе волосъ (стр. 156); гдѣ нужно сказать превосходный наблюдатель, г. Хлѣбниковъ переводитъ -- неизвѣстный авторъ (стр. 156); гдѣ нужно сказать сѣровато-бурый, г. Хлѣбниковъ переводитъ -- зеленовато-бурый (стр. 187); Дарвинъ, говоря объ инстинктахъ, пишетъ, что онъ не отрицаетъ, что инстинктивная движенія могутъ терять свой строго-опредѣленный, непроизвольный характеръ, и переходить въ движенія произвольная, а г. Хлѣбниковъ переводитъ: "инстинктивная дѣйствія могутъ терять свой характеръ неподвижности и незаученности" и т. д. (стр. 15). Въ чьей-же это головѣ можетъ уложиться -- неподвижное дѣйствіе? Профессору физики, казалось-бы, должно быть извѣстно, что какъ нѣтъ стоячихъ хожденій, такъ не можетъ быть и неподвижныхъ дѣйствій. Но если-бы я сталъ выписывать всѣ курьезы, разсыпанные по всему изданію, г. Хлѣбникова, то это составило-бы порядочный томикъ. А чтобы не обязывать читателя вѣрить мнѣ на слово, пусть онъ просмотритъ только II, IX и X главы, чтобы убѣдиться въ справедливости моихъ словъ. Только при бѣгломъ просмотрѣ этихъ главъ я помѣтилъ около 300 такихъ красотъ, за которыя ученикъ уѣзднаго училища навѣрное остался-бы безъ обѣда.
Не менѣе любопытно узнать, что называетъ г. Хлѣбниковъ незначительными отступленіями отъ подлинника. Онъ даже приложилъ въ концѣ своего изданія списокъ, состоящій изъ 150 отступленій. Кто страдаютъ меланхоліей, тому я рекомендую пробѣжать этотъ списокъ для развлеченія. Тутъ ужь невозможно не расхохотаться при самомъ мрачномъ настроеніи. Изъ этого списка незначительныхъ отступленій мы узнаемъ, что сказать вмѣсто оленей -- барановъ, вм. дикой утки -- дикаго гуся, вмѣсто млекопитающія -- нисшія животныя, какъ переводитъ г. Хлѣбниковъ, -- это значитъ, по его мнѣнію, незначительно отступить отъ подлинника. Но что же у г. Хлѣбникова называется значительнымъ отступленіемъ? Если кто-нибудь переведетъ вмѣсто корова -- соловей, вм. огурецъ -- домъ -- будетъ ли это незначительнымъ или значительнымъ отступленіемъ! Притомъ я не вижу въ этомъ спискѣ ни Сэнъ-Бразиля, ни Хиваніи, ни многаго множества другихъ нелѣпостей, и думаю, что въ этомъ спискѣ нѣтъ и четвертой доли подобныхъ отступленій.
Относительно безграмотности перевода, за которую особенно разсердился на меня г. Хлѣбниковъ, я одно могу сказать: красотъ этого рода въ его изданіи -- что твоихъ звѣздъ на небѣ! Я уже не говорю объ общемъ тонѣ перевода, о неумѣньи согласить подлежащее съ сказуемымъ, правильно разставить слова, о такихъ ошибкахъ, какъ вмѣсто родитель -- родственникъ, вм. сновидѣнія -- сны, вм. жгучее солнце -- климатъ и т. н., но я говорю о такомъ элементарномъ незнаніи языка, котораго постыдился-бы любой гимназистъ. Если логически нельзя сказать -- неподвижное дѣйствіе или кажется уху (стр. 204) (а можно-ли перевести -- слышится глазу?), то граматически нельзя сказать въ Цейлонѣ (стр. 249), какъ нельзя сказать: я живу въ Вас. островѣ. Города Цейлона нѣтъ, а есть островъ,-- острова, а не городъ, г. профессоръ! Нельзя сказать грамматически преходящая измѣняемость (стр. 60) или послѣдованіе подобнымъ привычкамъ или окрашиваніе вм. краска, окраска, или поплавокъ рыбачьей удочки (бываютъ, конечно, и издательскія удочки, но этотъ терминъ еще не вошелъ въ академическій словарь) или выразиться на литературномъ языкѣ такъ, какъ выражается г. Хлѣбниковъ на стр. 157: "Такія измѣненія относятся къ временному классу, о которомъ ни упоминали въ четвертой главѣ, такъ называемыхъ за неимѣніемъ лучшаго термина произвольныхъ измѣненій ".Кто же пойметъ, о чемъ тутъ говорится?-- А между тѣмъ у Дарвина, всегда яснаго и точнаго, какъ его сильная и свѣтлая мысль, говорится такъ: "Всѣ эти видоизмѣненія, за неимѣніемъ болѣе точнаго термина, названы мной въ 4-й главѣ самопроизвольными" (стр. 365). Это переводъ моей редакціи, а вотъ г. Сѣченова: "Такія видоизмѣненія принадлежатъ къ категоріи провизорныхъ случаевъ, о которыхъ мы упоминали въ четвертой главѣ, и за недостаткомъ лучшаго имени, назвали самопроизвольными видоизмѣненіями" (стр. 285). Или какъ покажется слѣдующая фраза: "разсматривая всю организацію ихъ (человѣческихъ расъ) вообще, сходство между ними проявляется также во многихъ отношеніяхъ" (стр. 143--144). Что-же это выходитъ по-русски? Выходитъ, что сходство разсматриваетъ всю организацію ихъ. Позволяю себѣ спросить: какой эпитетъ г. Хлѣбниковъ отпустилъ-бы тому студенту, который сталъ-бы отвѣчать ему на экзаменѣ такимъ языкомъ, какимъ онъ перевелъ Дарвина? И послѣ всего этого г. Хлѣбниковъ, выражаясь его собственнымъ стилемъ, живущій не въ Цейлонѣ, не въ Сэнъ-Бразилѣ и не изъ евреевъ Ливаніи, а русскій профессоръ, поучающій юношество въ выборгской сторонѣ, рѣшается дѣлать намеки, будто въ VII и VIII гл. нашего перевода Дарвина сдѣланы заимствованія изъ его перевода и что будто-бы эти главы только потому и переведены лучше, что образцомъ для нихъ послужило изданіе журнала "Знаніе". Да гдѣ-же совѣсть-то у васъ, г. Хлѣбниковъ?!
Но, какъ мы могли убѣдиться изъ вышеприведенныхъ рекламъ г. Хлѣбникова объ его переводѣ, становиться съ нимъ на эту точку зрѣнія не совсѣмъ удобно. Поэтому мы вынуждены и на этотъ разъ опереться на такія данныя, которыя-бы разъясняли дѣло вполнѣ. Ученый профессоръ основалъ свою догадку въ подражаніи нашемъ его переводу на двухъ [приведенныхъ имъ мѣстахъ, въ которыхъ встрѣчается сходство въ нѣкоторыхъ отдѣльныхъ словахъ. Но во-первыхъ это неизбѣжно при всякомъ переводѣ, потому-что есть много англійскихъ словъ, которыя и вы, и я, и всякій другой переводчикъ должны передать одинаковыми русскими словами. Перечитывая, напр., Введеніе къ Дарвину въ переводахъ, редактированныхъ г. Сѣченовымъ и мною, мы находимъ, что въ нихъ есть и сходныя отдѣльныя слова, и цѣлыя фразы. И такъ-какъ изданіе Дарвина редакціи журнала "Дѣло" вышло раньше Сѣченовскаго, то неужели было-бы совѣстливо съ нашей стороны намекать на заимствованія этихъ фразъ? И ужъ совершенно было-бы безсовѣстно ставить образцомъ для другихъ такой переводъ, какъ г. Хлѣбникова, потому-что рѣшиться пользоваться такимъ переводомъ могъ только тотъ, кто еще ниже г. Хлѣбникова стоитъ въ умственномъ отношеніи,-- а это было-бы самой смѣлой ученой гипотезой. Во-вторыхъ самъ-же г. Хлѣбниковъ обличаетъ себя въ недобросовѣстности своего намека. Ставя образцомъ свой переводъ для другихъ, онъ тутъ-же, т. е., въ той самой фразѣ, которую самъ выписываетъ, переводитъ клешни -- когтями. У Дарвина говорится, что собранныя въ различныхъ странахъ и отъ различныхъ человѣческихъ расъ pediculi (вши) различаются строеніемъ своихъ когтей и членовъ -- по переводу редакціи "Знанія", а по нашему -- строеніемъ своихъ клешней и членовъ, по переводу г. Сѣченова -- челюстей и ногъ. Въ оригиналѣ стоитъ "claws" and "limbs", слѣдов., г. Сѣченовъ переводитъ неправильно, а г. Хлѣбниковъ, по обыкновенію, сочиняетъ отъ себя, потому-что сказать когти у pediculus будетъ равносильно выраженію: ногти у лошади. Точно также въ одномъ мѣстѣ мы встрѣчаемъ у г. Хлѣбникова (стр. 284) гибкія шупальцы на лбу одной изъ рыбъ Южной Америки. Какъ же это, г. профессоръ, щупальца-то могли очутиться на лбу, да еще у рыбы? Положимъ, что у вшей бываютъ когти, какъ вы думаете,-- но за что же вы щупальца или усики помѣщаете на лбу рыбы? Но г. Хлѣбниковъ такъ влюбленъ въ свою персону и въ свой авторитетъ,-- что, не замѣчая у себя бревна въ глазу, указываетъ другимъ и на соломенку. Не умѣя правильно перевести слова: Южная Бразилія, перевирая Дарвина на каждомъ шагу, не имѣя понятія ни о грамматической, ни о логической правильности своего родного языка, онъ однакожъ не стыдится поучать меня произношенію англійскихъ собственныхъ именъ. Онъ находитъ, что я неправильно перевожу Дэнисъ вм. Дэнсъ, Валласъ -- вм. Уоллэсъ, потому-что г. Сѣченовъ произноситъ Дэнсъ и Уоллесъ. Да неужели, г. Хлѣбниковъ, вы не можете обойтись безъ г. Сѣченова даже въ этомъ случаѣ? Г. Сѣченовъ произноситъ Дёглэсъ (Douglas -- стр. 400); неужели и мнѣ произносить точно такъ-же? Думаю, что тутъ не можетъ быть никакого сомнѣнія насчетъ того, что надо произнести Дугласъ, а не Дёглэсъ. У. г. Сѣченова произносится М-г. Gwyn Jeffreys -- Гуинъ Джеффрейсъ (стр. 372), а вы переводите -- Геинъ Джефресъ, и на этотъ разъ вы правы; но никто не произнесетъ Gould, какъ вы произносите -- Гоульдъ. Вы произносите Уэстрингъ (Westring), а г. Сѣченовъ -- Вестрингъ (стр. 389). Кто же изъ васъ правъ? И г. Сѣченовъ, и вы; но мнѣ нужно объяснить вамъ это. Вы, конечно, хоть по наслышкѣ, знаете, что произношеніе англійскихъ собственныхъ именъ такъ своеобразно и произвольно у самихъ англичанъ, что тутъ нѣтъ никакихъ строго установленныхъ правилъ; можетъ быть, вы также слышали, что буква "W" совершенно скрадывается въ произношеніи англійскаго языка, или переходитъ въ такой звукъ, который на нашемъ языкѣ передать трудно. Поэтому-то одни произносятъ Уашингтонъ, другіе -- Вашингтонъ, но ни то, ни другое произношеніе вполнѣ не выражаетъ англійскаго глухого звука, хотя и то, и другое будетъ для насъ правильно. Но такъ какъ въ произношеніи собственныхъ именъ привычка имѣетъ свое значеніе, то я и предпочитаю, произносить Вестъ-Индія вм. Уэстъ-Индія, Валлисъ вм. Уэлльсъ и Валласъ вм. Уоллэсъ. Что же касается Денисъ вм. Денсъ, то тутъ я ужъ отказываюсь растолковать вамъ, что мое произношеніе вполнѣ вѣрно; поясню однакожъ примѣренъ: если-бы англичанинъ сказалъ по-русски Даніилъ или Михаилъ, а я сталъ бы уличать его въ невѣжествѣ,-- почему онъ не произноситъ Данило или Михайло,-- то я только показалъ ба свое собственное невѣжество. Такъ именно и поступили вы въ отношеніи меня. Затѣмъ вы выплясываете свою побѣду надо мной, говоря, что я не умѣлъ перевести слова "rudimentary", передавъ его словомъ основной, а не зачаточный, какъ перевели вы, -- несомнѣнный ученый авторитетъ. Это опять доказываетъ только вашу безнадежную, ограниченность. Зачаточный предполагаетъ дальнѣйшее развитіе, а рудиментарный органъ имѣетъ совершенно противоположное этому значеніе. Онъ не только не развивается, но, большею частію, постепенно исчезаетъ, какъ утратившій свое первоначальное назначеніе. Слѣдовательно, согласно съ духомъ и логикой русскаго языка, слово "rudimentary" нельзя перевести словомъ зачаточный; поэтому я и употребилъ слово основной, т. е. такой органъ, который остался только въ основѣ прежде дѣйствовавшаго и живого органа. Но я знаю, что и это слово не выражаетъ вполнѣ понятія рудиментарный, и потому я не безъ цѣди употребилъ его два или три раза въ видѣ опыта, замѣнивъ въ другихъ мѣстахъ иностраннымъ словомъ рудиментарный. Но почему я допустялъ слово Бабуинъ вм. Павіанъ, то этого и объяснять вамъ не стану, надѣясь, что какой-нибудь умный студентъ вашей аудиторіи растолкуетъ вамъ, что тутъ нѣтъ никакой ошибки и только напрасно потраченъ вашъ порохъ противъ меня. Но не подумайте, Сэнъ-бразильскій профессоръ, чтобы я рѣшился считать свой переводъ непогрѣшимымъ. У меня есть промахи и ошибки и, вѣроятно изъ больше, чѣмъ вы съумѣли указать мнѣ. Припишите-ли это вы моему незнанію или недосмотру -- это рѣшительно для меня все-равно,-- но я не стану прятаться за фалды европейскаго геолога, если я ошибся. Но изъ всѣхъ вашихъ замѣчаній я только одного не могъ-бы оспорить у васъ, если-бы это было необходимо; а именно я допустилъ слово кишечная дуга уха вмѣсто жаберная. Это дѣйствительно ошибка, которую я вполнѣ и принимаю на себя. Но когда вамъ нужно было перевести это слово, то вы совсѣмъ пропустили его, что, конечно, гораздо легче, чѣмъ хоть неправильно, но перевести. Г. Сѣченовъ передалъ его терминомъ подлинника -- висцеральная дуга, что было-бы нетрудно сдѣлать и мнѣ. Какъ-бы то ни-было, но вы, имѣя за собой на каждую мои ошибку цѣлыя сотни неслыханныхъ нелѣпостей, должны были нѣсколько неосторожнѣе подавлять меня своимъ авторитетомъ. Напрасно вы думаете, что не найдется между вашими же слушателями такого любопытнаго студента, который, зная англійскій языкъ, свѣритъ вашъ переводъ съ подлинникомъ и потомъ съ мотъ переводомъ. А если онъ это сдѣлаетъ, то откуда вы возьмете храбрости раскрыть рогъ на кафедрѣ въ присутствіи его.
Наконецъ г. Хлѣбниковъ ставитъ мнѣ въ вину, что я, не будучи естествоиспытателемъ, рѣшился редактировать такое спеціальное сочиненіе, какъ -- Дарвина. Но неужели я лучше поступилъ бы, если-бъ обратился къ редакціи такого спеціалиста, какъ г. Хлѣбниковъ. А вѣдь онъ въ своемъ полѣ -- не одинъ -- это мнѣ болѣе чѣмъ извѣстно... Я, дѣйствительно, не спеціалистъ, и, помнится, только одинъ годъ пробылъ въ медицинской академіи, убѣжавъ оттуда въ университетъ отъ такихъ профессоровъ, какъ г. Хлѣбниковъ,-- на профессорскую каѳедру я никогда не претендовалъ, по думаю, что у коня достало-бы мужества отказаться отъ нея послѣ такой кучи сору, какую г. Хлѣбниковъ предложилъ русской публикѣ подъ заглавіемъ: Ч. Дарвинъ.-- Ошибки неизбѣжны въ такомъ трудѣ, какъ переводъ Дарвина на русскій языкъ, гдѣ нѣтъ ни строго-выработанной научной терминологіи, ни техническихъ хорошихъ словарей, гдѣ ученые профессора не умѣютъ писать грамматически; но ко въ ошибкахъ дѣло, я въ добросовѣстномъ отношеніи къ такому труду, какъ переводъ Дарвина для нашей публики. Г. Хлѣбниковъ импонируетъ меня авторитетомъ г. Сѣченова; но во-первыхъ, я не ставлю для себя авторитетомъ г. Сѣченова ни въ произношеніи англійскихъ словъ, ни въ уваженіи къ тому дѣлу, за которое я берусь. И у г. Сѣченова есть промахи, ошибки и недосмотры. Вотъ, напр., на стр. 57 я нахожу пропускъ 10 строкъ англійскаго оригинала; на стр. 383 я читаю: "когда Фрицъ Мюллеръ сажалъ нѣсколькихъ самцовъ бразиліанскаго вида Gelasimus, вооруженнаго огромными клешнями, въ стаканъ съ водою, они уродовали и убивали другъ друга". Ужъ, конечно, нельзя посадить большихъ раковъ, да еще нѣсколькихъ въ стаканъ съ водою, который у Дарвина названъ просто сосудомъ; на стр. 15: "Эта мышца встрѣчается съ частотой 3-хъ процентовъ на болѣе чѣмъ 600 трупахъ". Это не по-русски. Точно также нельзя сказать трескъ самцовъ вм. трещаніе (стр. 369). На стр. IX въ предисловіи невѣрно переведена слѣд. фраза: "Тѣмъ не менѣе не слѣдуетъ терять изъ виду могучей поддержки, которую можно было-бы найдти въ первыхъ изъ перечисленныхъ нами данныхъ". Я позволю себѣ поправить это мѣсто своимъ переводомъ: "Впрочемъ сила доказательствъ, почерпнутая и изъ другихъ источниковъ, всегда должна быть принята въ соображеніе" (стр. 171). На стр. 9 неправильно переведено -- the young human being словами: человѣческій зародышъ; на стр. 400 вмѣсто экзотическій переведено ^тропическій. И такихъ промаховъ у г. Сѣченова много; кромѣ того онъ слишкомъ любитъ употреблять иностранныя слова безъ всякой надобности въ нихъ; такъ, попадаются у него -- артикулированная рѣчь, гетерогенная помѣсь, провизорный, координація и т. п. Многія латинскія слова, нѣкоторыя французскія и латинскія цитаты онъ оставилъ совсѣмъ безъ перевода, что я находилъ неудобнымъ для нашей публики. И за всѣмъ тѣмъ, никто не откажетъ переводу т. Сѣченова въ умѣньи обращаться съ геніальнымъ писателемъ; мы видимъ у г. Сѣченова такое добросовѣстное отношеніе въ Дарвину, которое ставитъ его переводъ на-столько-же выше перевода г. Хлѣбникова, на-сколько у г. Сѣченова больше ума и знаній, чѣмъ у сэнъ-бразильскаго исказителя Дарвина.