Lib.ru/Классика: Болье Жанна-Софи. Приключения молодого матроса на пустом острове, или Двенадцатилетний Робинзон

ПРИКЛЮЧЕНІЯ ОДНОГО МОЛОДАГО МАТРОСА
НА ПУСТОМЪ ОСТРОВѢ,
или
ДВѢНАДЦАТИЛѢТНІЙ РОБИНЗОНъ.

Сочиненіе Гжи. БОЛЬЕ.

Переводъ съ Французскаго.

МОСКВА.
Въ Типографіи С. Селивановскаго. 182З.

ПРЕДУВѢДОМЛЕНІЕ
ДЛЯ ЮНАГО МОЕГО СЕМЕЙСТВА.

Сказки, изданныя мною для васъ до сего времени, любезныя дѣти, имѣютъ двойную выгоду, а именно: онѣ забавляютъ васъ и исправляютъ отъ многихъ погрѣшностей, коихъ вредъ познали вы отъ доставленныхъ мною вамъ примѣровъ. Я замѣтила даже, что вы стараетесь пріобрѣсти качества, содѣлывающія дитя любезнымъ и которыя предуготовляютъ вамъ щастіе на всю жизнь вашу. Я видѣла, что моя Дельфина ревновала прекрасной роли маленькой примирительницы {Въ книгѣ подъ названіемъ Contes à ma jeune famile, которая, вѣроятно, такежъ будетъ издана въ свое время.}, и что въ сообществѣ подругъ своихѣ она искусно умѣла отклонять споры, подавая собою примѣръ уступчивости и кротости.

Любезный мой Карлъ былъ весьма растроганъ сказкою почтеніе къ старости. Съ тѣхъ поръ я удовольствіемъ замѣчала его услужливость старымъ людямъ и вниманіе къ ихъ разговорамъ, дабы научиться чему нибудь отъ ихъ опытности. Словомъ: даже и маленькому моему Эмилію, сказки мои внушили такое отвращеніе отъ лжи, что теперь съ любезнымъ чистосердечіемъ, непринужденно, признается онъ въ собственныхъ погрѣшностяхъ, и отъ того пріобрѣлъ себѣ такую довѣренность, что теперь вѣрятъ каждому слову его.

По истинѣ, маленькіе друзья мои, я весьма утѣшаюсь, видя такой успѣхѣ материнскихъ попеченій своихъ, и потому долгомъ себѣ поставляю продолжать пріятныя и полезныя свои повѣствованія. Вы отчасу возрастаете; умъ вашъ развивается, пріобрѣтая мало по малу новыя свѣдѣнія, а потому теперь почитаю я васъ способными понять довольно длинную исторію, которую разсказать хочу, а именно: исторію одного двѣнадцатилѣтняго мальчика, который не имѣлъ никакихъ качествѣ, потребныхъ для жизни въ обществѣ съ людьми, своими собратами; напротивъ того имѣлъ всѣ пороки, дѣлающіе человѣка несноснымъ въ ономъ. Вы увидите его исправившимся отъ того чрезъ нещастія и собственную опытность. Будучи цѣлые шесть лѣтъ отлученъ отъ сообщества себѣ подобныхъ, предоставленъ слабымъ силамъ своимъ и понятію для доставленія себѣ жизненныхъ потребностей, Феликсъ ежеминутно чувствовалъ вредъ отъ прошедшаго худаго своего поведенія. Ему не нужны были ни выговоры, ни упреки для познанія ихъ и раскаянія. Получивъ съ младенчества наставленія въ Религіи, столько утѣшающей человѣка и укрѣпляющей на скользкомъ поприщѣ жизни, онъ живо припоминалъ себѣ тогда разительныя ея истины, и терпѣливо сносилъ долю свою -- справедливо заслуженное наказаніе, и возсылалъ теплѣйшія мольбы ко Всевышнему, отъ Коего одного только могъ ожидать себѣ помощи. При чемъ имѣя къ Нему полную довѣренность, онъ употреблялъ всѣ свои силы, понятіе и мужество содѣлать сколько можно сноснѣйшимъ свое состояніе и доставить себѣ не токмо необходимо нужное для жизни, но и другія вещи, услаждающія оную.

ГЛАВА ПЕРВАЯ.
Возвращеніе одного служиваго. Рожденіе героя сей исторіи. Его воспитанie. Онъ лишается своего отца. Упрямство и вообще худой нравъ Феликса. Онъ хочетъ сѣсть на корабль. Мать принуждена согласиться на это. Путешествіе въ делижансѣ. Пріемъ. Феликсъ садится на корабль. Его поведеніе на ономъ. Онъ печется о собакѣ. Буря. Кораблекрушеніе. Признательная собака.

Лудовикъ Франкеръ цѣлые тридцать лѣтъ служилъ съ честію своему отечеству; его храбрость и доброе поведеніе пріобрѣли ему почтеніе отъ начальниковъ, а товарищи любили его за природную веселость и откровенность. Будучи сорока шести лѣтъ и покрытъ ранами., онъ чувствовалъ нужду въ успокоеніи, и сердце его, по видимому, стремилось къ тому неоцѣненному союзу, который награждая человѣка почтеннымъ титломъ супруга и отца, даётъ ему вкусишь въ нѣдрахъ семейства истинное благо міра сего.

Лудовикъ возвратился на родину съ чиномъ сержанта, получая 400 франковъ пенсіи, коею, угодно было Королю наградить его за заслуги, и пользуясь 800 франковъ дохода съ имѣнія, оставленнаго ему родителями. Въ деревнѣ, съ милю разстояніемъ отъ Бреста, приняли его съ истинною радостію. Молодая, прекрасная крестьянка не отвергла руки его; ибо лавры, коими увѣнчанъ былъ сей храбрый воинѣ, скрывали слѣды лѣтъ, во славѣ имъ проведенныхъ. Впрочемъ сей бракъ былъ самый щастливый. Франкеръ, всегда довольный и веселый, потому что совѣсть ни въ чемъ не упрекала, хотѣлъ, чтобъ и всѣ вокругъ него были довольны. Щастіе жены было столь же для него драгоцѣнно, какъ и собственное. Сусанна, хорошая хозяйка, наблюдала въ домѣ чистоту и порядокъ, съ нѣж

!!!!!!!Пропущены страницы 3--6

маленьку пріучать себя къ этому, говоря, что когда поукрѣпится, то рѣшился сѣсть на первый корабль вплыть въ открытое море.

Такъ протекли около четырехѣ лѣтъ. Сусанна, въ самомъ дѣлѣ опасаясь, чтобы сынъ ея, гораздо уже подросшій, не воспользовался первымъ благопріятнымъ случаемъ и не ушелъ отъ нее, писали къ капитану Синвалу, крестному отцу сего ребенка, прося взять его къ себѣ на корабль и быть его покровителемъ; ибо не могла одолѣть его склонности къ мореплаванію. Потомъ, получивъ на письмо свое благосклонной отвѣтѣ, она заплатила путевыя издержки за Феликса, который долженствовалъ отправиться въ Лоріентъ, гдѣ находился корабль сего Капитана, готовый къ отплытію.

Сусанна, говоря Феликсу о сдѣланныхъ ею распоряженіяхъ къ его щастію, смѣшала кроткіе упреки съ добрыми совѣтами. "Сынъ мой? говорила она, ты своимъ дурнымъ поведеніемъ тысячекратно увеличилъ печаль, снѣдающую меня о потери отца твоего. Тобою овладѣла склонность къ независимости; ты захотѣлъ вытти изъ-подѣ власти своей матери и вознамѣрился оставить ее. Что бы съ тобою было, еслибъ я не заготовила тебѣ подпоры и покровительства? Г. Синвалъ замѣнить тебѣ отца, будетъ пещись о тебѣ и пріучитъ къ подчиненности, столь нужной во всѣхъ состояніяхъ. Твоя прилѣжность къ исправленію должности и послушаніе начальникамъ послужатъ тебѣ стезею къ повышенію на избранномъ тобою поприщѣ. Впрочемъ на немъ будешь ты подверженъ многимъ опасностямъ, и я содрогаюсь отъ оныхъ, испрашиваю тебѣ отъ Неба покровительства и отвращенія наказанія, угрожающаго дѣтямъ непослушнымъ. Да Богъ проститъ и благословитъ тебя такъ же, какъ я то дѣлаю

Феликсъ имѣлъ отъ природы доброе сердце. Его весьма тронули слова матери, сопровождаемыя слезами и рыданіемъ. Онъ бросился предъ нею на колѣна, и цѣлуя руки, искренно раскаявался въ прошедшемъ своемъ поведеніи. Мать прижала его къ груди своей; вкратцѣ, но убѣдительнѣйшимъ образомъ повторила ему правила вѣры, коимъ учила съ издѣтства, совѣтуя во всякомъ положеніи, сколь бы оное ни было тягостно, полагаться на Провидѣніе и никогда не отчаиваться въ Его помощи.

Слѣдовавшіе за симъ разговоромъ дни были употреблены для приведенія въ порядокъ Феликсовой одежды. Разставаясь съ матерью, онъ поколебался на минуту и, по видимому, хотѣлъ наградить ее за труды ей причиненные. При чемъ въ Сусаннѣ конечно моглабъ возбудиться надежда, что онъ при ней останется, еслибъ Феликсъ, лаская ее, не благодарилъ часто за снисхожденіе и позволеніе сѣсть на корабль, увѣряя, что она тѣмъ составляешь ему щастіе. О! какое удовольствіе, любезная маминька, говорилъ онъ, когда я къ вамъ возвращусь и выросту такъ, что вы меня не узнаете! Тогда я разскажу вамъ всѣ свои приключенія и привезу рѣдкости изъ всѣхъ земель, въ коихъ мнѣ быть случится. Сусанна вздохнула и горестно отвѣчала на сіе. "Богъ знаетъ, увижуль я тебя опять, сказала она; только жизнь будетъ мнѣ скучна безъ единственнаго сына!"

Наконецъ наступилъ день отъѣзда. Сусанна отвела сына своего въ Брестѣ, наняла ему мѣсто въ Лорентскомѣ делижансѣ и поручила надзору смотрителя, сдѣлавъ ему хорошій подарокъ.-- Надлежало силой вырвать Феликса изъ объятій его матери. Она глазами слѣдовала за повозкой до тѣхъ порѣ, пока могла ее видѣть, и потомъ печально пошла назадъ въ свою деревню.

Феликсъ, разливаясь въ слезахъ, раздѣлялъ горесть своей матери; но оная скоро въ немъ разсѣялась при видѣ новыхъ предметовъ и отъ движенія делижанса. Впрочемъ сколь ни долженствовало быть пріятно для него сіе первое путешествіе, но онъ по рѣзвости находилъ его продолжительнымъ: ему хотѣлось тотчасъ же быть на мѣстѣ. Когда делижансъ останавливался для обѣда, то онъ, сидя за хозяйскимъ столомъ, почти не жевавши глоталъ куски, чтобъ скорѣй опять сѣсть въ повозку, и сердился на медленность прочихъ спутниковъ. Наконецъ увидѣли Лорентскую колокольню; Феликсъ забилъ въ ладоши, испустилъ крикѣ радости, и когда делижансъ остановился, онъ бросился на отворявшаго дверцы, растолкалъ своихъ спутниковъ и въ секунду выпрыгнулъ на улицу. Одна дама вскричала при семъ: о какой худо воспитанной мальчикъ!

"Ахъ, сударыня!-- отвѣчалъ Феликсъ, жаль, что это васъ оскорбляетъ. Я мореходецъ и спѣшу на корабль, боясь, чтобы онъ безъ меня не поднялъ парусы. Однакожь ему надлежало нехотя вооружиться терпѣніемъ, пока смотритель вынулъ изъ повозки всѣ вещи путешественниковъ. Этотъ человѣкъ самъ вызвался проводить Феликса къ Г. Синвалю, коему долженъ былъ вручить письмо отъ Сусанны.

Капитанъ принялъ весьма ласково своего крестника, котораго невидалъ съ самаго того времени, какъ крестилъ. Щастливая наружность сего ребенка и развязность весьма ему понравились.-- Другъ мой! сказалъ онъ Феликсу, на первый разъ я не иначе могу принять тебя на корабль, какъ въ качествѣ маленькаго матроса; но если ты будешь хорошо исполнять свою должность и прилѣжно упражняться въ мореходствѣ, то обѣщаю скоро производить тебя въ чины. Чрезъ два дни отправимся мы въ Порт-Луизскую рейду, откуда отплывемъ далѣе при первомъ по

!!!!!!!!Пропущены страницы 13--20.

по обѣтованію Божію, долженствующая поступишь въ иную жизнь. Сія утѣшительная мысль ободрила его. Великій Боже! вскричалъ онъ, сжалься надъ бѣднымъ ребенкомъ! Покоряюсь Твоей волѣ; прости токмо моему ропоту! Знаю, что я нѣкогда умереть долженъ, и если Тебѣ угодно, чтобъ это свершилось сейчасъ, да буди воля Твоя. Но когда тѣла, мое погрузится на дно морское, даруй взять къ Себѣ душу мою; а также прошу Тебя, Неисповѣдимый! утѣшь мать мою, которая непремѣнно будетъ оплакивать смерть единственнаго сына своего, и соедини всѣхъ насъ въ выспренней Твоей обители. Послѣ такой молитвы Феликсъ всталъ, будучи уже гораздо спокойнѣе; однако видъ пѣнящихся волнъ, ударявшихъ въ бока карабельные, яростный ревъ вѣтра и страшные раскаты грома возобновили страхъ его. Такое печальное состояніе продолжалась цѣлые два часа и корабль безпрестанно былъ гонимъ вѣтромъ къ твердой землѣ. Наконецъ ударился онъ о подводный камень, и страшный трескѣ возвѣстилъ совершенное его разрушеніе. Въ него со всѣхъ сторонъ вступила вода, и Феликсѣ, упавъ въ море, сперва погрузился на дно, но потомъ всплылъ, и съ издѣтства научившись плавать, употреблялъ всѣ усилія достигнуть берега. При чемъ однѣ волны помогали ему въ томъ; а другія, напротивъ того, отражаясь обѣ утесы, удаляли его отъ онаго. Такимъ образомъ уставъ отъ тщетныхъ усилій, онъ изнемогъ, руки и ноги его престали двигаться, и нещастный ребенокъ конечнобъ потонулъ, еслибъ плывшій подлѣ него Касторъ не схватилъ зубами его платья и не поддерживалъ на водѣ. Онъ сильно и искусно разсѣкалъ волны морскія и наконецъ достигъ удобоприступнаго мѣста берега, гдѣ положилъ своего хозяина, и видя, что онъ не можетъ двинуться съ мѣста, оттащилъ его на сухой песокъ.

ГЛАВА ВТОРАЯ.
Чувствованія и признательность Феликса. Его горесть и опасеніе. Онъ претерпѣваетъ голодъ и жажду. Ропотъ. Неожиданное вспомоществованіе. Равнина и ручей. Птичьи яйца. Феликсъ зажигаетъ огонь. Тыковникъ. Агути (животное.) Феликсъ засыпаетъ на деревѣ. Рѣка. Гора. Рушившаяся надежда. Выборъ удобнаго для житья мѣста.

Думаю, милые дѣти, что вы довольны, видя Феликса на твердой землѣ въ безопасности. Я заставлю его говорить самаго и дать вамъ отчетъ въ томъ, что онъ мыслилъ и дѣлалъ, когда пришелъ въ себя отъ безчувствія, причиненнаго ему ужасомъ. Онъ описалъ все случившееся съ нимъ со времени кораблекрушенія. Эта рукопись у меня, и я намѣрена извлечь изъ нее нѣкоторыя статьи для употребленія вашего.

Я, говоритъ онъ, лежалъ на пескѣ безъ чувствѣ и движенія; но ласки вѣрнаго моего Кастора возвратили меня къ жизни. Сіе доброе животное, изнемогши отъ усилій спасти меня отъ потопленія, лизало мои руки, лицо, и тогда только сіе оставило когда увидѣло, что я открылъ глаза. Первое движеніе моего сердца обращалось къ Богу, избавившему меня отъ видимой смерти. Я палъ на колѣна, благодаря за сіе Всевышняго; чувствовалъ истинное удовольствіе, что существую еще въ мірѣ, и обнялъ доброе животное, спасшее меня, по волѣ милосердаго Провидѣнія, отъ ярящихся волнѣ морскихъ.

Вѣтрѣ утихъ; ярыя волны начали утихать мало по малу, и громъ былъ слышенъ только въ отдаленности. Наконецъ солнечные лучи разсѣяли тучи и озлатили всю природу; жаръ отъ оныхъ ободрилъ меня еще больше и высушилъ мое платье: но я изнемогалъ отъ жажды. Касторъ, также ее чувствовавшій, вылъ подлѣ меня, высунувъ языкъ свой. Я обращалъ вокругъ себя смутные взоры, и видѣлъ токмо на пескѣ, меня окружающемъ, крутые утесы, кои казались мнѣ неприступными. Вдругъ Касторъ быстро побѣжалъ отъ меня; я тщетно кликалъ его: онъ не хотѣлъ меня слышать и изчезъ. Тогда подумалъ я, что лишился сотоварища своего нещастія -- и слезы ручьями полились изъ глазъ моихъ. Меня мучатъ голодѣ и жажда, а я не имѣю средствѣ удовлетворить имъ. Престаю почитать жизнь за даръ небесный и ропщу на Бога, ее спасшаго. Цѣлый часъ прошелъ въ толь печальномъ состояніи. Наконецъ прибѣжалъ мой Касторъ, весьма ободрившійся. Прыгая вокругъ меня и ласкаясь, онъ, тряся своими ушами, смочилъ водою руки мои; изъ чего я заключилъ, что сіе животное, по внушенію инстинкта, открыло за скалами источникѣ прѣсной воды.-- Тогда особенно мучила меня жажда. Я вскочилъ съ своего мѣста, и лаская сотоварища своего нещастія, бѣжалъ за нимъ. Собака ускорила меня, и потомъ возвратясь, вилась около меня, какъ бы приглашая за ней слѣдовать. Я пошелъ и вскорѣ увидѣлъ родъ пещеры, имѣвшей весьма узкое отверстіе. Касторъ, хоть съ трудомъ, но первый вошелъ въ него; а потомъ вползъ туда и я: при чемъ ужаснулся безмолвія и мрака въ семъ подземельи, опасаясь змѣй и другихъ ядовитыхъ насѣкомыхъ, такъ, что еслибъ не мучила меня жажда, ябъ непремѣнно возвратился. Наконецъ увидѣлъ я слабый свѣтѣ, проникавшій сквозь разсѣлину въ скалѣ, который открылъ мнѣ длинный ходѣ подѣ землею, нечувствительно расширявшійся. Чѣмъ болѣе подавался я впередъ, тѣмъ сводѣ дѣлался выше, такъ что я уже могъ итти за Касторомъ, служившимъ мнѣ проводникомъ. Чрезъ четверть часа увидѣлъ я широкое отверстіе, и устремился туда, желая какъ можно скорѣе вытти изъ сего мѣста, столь печальнаго. Не могу выразишь моего удивленія и радости, кои ощутилъ я увидѣвъ себя на прекрасной равнинѣ, покрытой неизвѣстными мнѣ травами и растѣніями и ограничиваемой чрезвычайно высокими деревьями. По дерну, изпещренному цвѣтами, извивался ручеекъ. Я побѣжалъ къ нему, и черпая пригоршнями воду, утолилъ жажду свою, умылся, и такимъ образомъ освѣжившись, могъ подумать о своемъ положеніи. Тогда оно было уже не столь жестоко; ибо это прелестное мѣсто обѣщало мнѣ все потребное для жизни, чего я прежде не смѣлъ надѣяться, будучи выброшенъ на песчаной, безплодной берегъ. Удивляясь попечительности Провидѣнія, я началѣ укорять себя за ропотъ свой, и просилъ въ томъ прощенія у Бога, умоляя Его покровительствовать мнѣ какъ слабому, безпомощному ребенку.

Наступилъ вечеръ я умиралъ отъ голода, и не имѣлъ ничего такого, которое можнобъ было ѣсть со вкусомъ. Почему вырвалъ нѣсколько кореньевъ, но они были жестки и горьки.-- Касторъ также нуждался въ пищѣ, и оба мы, простершись на травѣ, лежали въ чрезвычайномъ изнеможеніи. Наконецъ заснули, и сонъ, вмѣсто пищи, подкрѣпилъ нѣсколько силы наши. Мы проспали цѣлую ночь, и по пробужденіи опять почувствовали голодѣ. Я подошелъ къ нѣкоторымъ деревьямъ; и привычка, пріобрѣтенная мною взлѣзать на мачты безъ помощи веревокъ, была мнѣ весьма полезна на сей случай: ибо я щастливо взобрался на вершину одного густолиственнаго дерева. Однакожь такой трудѣ мой не вознаградился: я не нашелъ тамъ никакого плода; слѣзъ назадъ и заплакалъ. Но, видя, что слезы ни сколько не облегчаютъ моего страданія, я ободрился и полѣзъ на многія другія деревья -- также не имѣя ни малѣйшаго успѣха. Наконецъ на одномъ изъ нихъ замѣтилъ я птичье гнѣздо, весьма искусно устроенное, и въ коемъ нашелъ семь яицъ, несравненно болѣе куриныхъ. Я разбилъ одно изъ нихъ и съѣлъ въ одну секунду. Однако сія пища мнѣ не понравилась, ибо была гораздо хуже дѣланной матушкой яичницы и куриныхъ яйцѣ, сваренныхъ въ густую. Но что мѣшаетъ мнѣ испечь ихъ? подумалъ я? въ карманѣ у меня есть огниво и трутѣ; можно найти сухаго хвороста и развести огонь. Положу яйца въ золу, и они скоро сварятся такъ, какъ мнѣ надобно.

Въ сей мысли я положилъ ихъ въ платокъ, и опасаясь разбить, слѣзъ осторожно съ дерева на землю. Потомъ сѣлъ и началъ прилѣжно искать въ карманахъ; о чемъ прежде и не думалъ. Я нашелъ въ нихъ огниво и трутъ, который будучи въ жестяной коробочкѣ, не могъ намокнуть; довольно большой ножъ, клубокъ нитокъ и кубарь. Сей послѣдній былъ любимою моей игрою; но тогда я не хотѣлъ даже взглянуть на него: ибо тогда игра на умъ не приходила. И такъ я началъ искать хворосту и сухихъ листьевъ; высѣкъ огонь, раздулъ его; зажегъ хворостъ; скоро превратилъ оный въ золу, положилъ въ нее яйца и съ нетерпѣніемъ дожидался, когда они сварятся. Тутъ только замѣтилъ я, что при мнѣ не было моего Кастора: подумалъ, что онъ также побѣжалъ искать себѣ пищи и не замедлитъ возвратиться. Въ короткое время яйца испеклись; я четыре изъ нихъ съѣлъ съ большимъ аппетитомъ, хотя и не мастеръ былъ въ поваренномъ искусствѣ. Также съѣсть хотѣлъ я и остальные два; но подумавъ, что, можетъ быть, уже опять не найду ихъ, рѣшился зберечь къ ужину, хотя и чувствовалъ, что не совсѣмъ еще удовлетворилъ своему голоду.

Между тѣмъ прошло уже нѣсколько часовъ, и солнечные лучи палили мою голову. Почему пошелъ я подъ тѣнь большихъ деревьевъ, росшихъ на равнинѣ, и съ удовольствіемъ разсматривалъ оныя. Между ими замѣтилъ я одно, коего большіе плоды походили на арбузъ, или, лучше сказать, на тыкву, и найденнымъ на землѣ сукомъ сшибъ одну изъ нихъ. Кора на семъ плодѣ была столь тверда, что я ножемъ своимъ съ трудомъ могъ отдѣлить небольшой кусокъ оной. За нею находилось мягкое желтоватое вещество, столь непріятное вкусомъ, что я не могъ ѣсть его: почему отбросилъ отъ себя этотъ плодъ и былъ очень раздосадованъ -- какъ вдругъ увидѣлъ возвращавшагося Кастора. Рыло у него было окровавлено; онъ влекъ животное, которое задавилъ и уже съѣлъ отчасти. Это зрѣлище причинило мнѣ истинную радость. Я ласкалъ свою собаку, и какъ она была уже сыта, то мнѣ не трудно было отнять у ней ея добычу. потомъ, какъ умѣлъ, освѣживалъ я сего животнаго, которое было величиною съ зайца, но имѣло голову похожую на свиную. Кончивъ это, я побѣжалъ къ разложенному огню, который еще не потухъ подъ золою; набралъ самыхъ крупныхъ угольевъ и началѣ на нихъ жарить заднюю ногу Касторовой добычи. Мясо было бѣло, какъ у кролика, но весьма сухо; однакожъ это не помѣшало мнѣ ѣсть его съ большимъ аппетитомъ. Отъ времени до времени пилъ я изъ ручья воду; но какъ черпалъ пригоршнями, то не могъ совершенно напиться. Тогда пришла мнѣ въ голову щастливая мысль, и я побѣжалъ за плодомъ, который прежде отбросилъ было съ такимъ презрѣніемъ; ножемъ своимъ распространилъ въ немъ отверстіе, и такимъ образомъ сдѣлавъ родѣ бутылки, побѣжалъ къ ручью, зачерпнулъ воды и уже напился вдоволь. При чемъ былъ тѣмъ довольнѣе своимъ изобрѣтеніемъ, что могъ изъ сего плода дѣлать разныя другія полезныя вещи.

Жаръ и насыщеніе склонили меня ко сну. Я легъ подѣ дерево, и Касторъ расположился при ногахъ моихъ. Не знаю, долго ли спалъ я, а знаю только то, что по пробужденіи почувствовалъ себя совершенно укрѣпившимся. Началъ помышлять, что надлежало мнѣ дѣлать, и вотъ что говорилъ самому себѣ: "я совершенно одинъ въ странѣ совсѣмъ мнѣ неизвѣстной, и если здѣсь останусь, то могу умереть съ голоду. За сими деревьями видна высокая гора; дай взойду на вершину ея, обозрю окрестность, увижу дома и людей. Они конечно сжалятся надо мною и дадутъ мнѣ хлѣба. Представлю имъ себя въ услуги: ибо хочу лучше для нихъ работать, нежели быть такъ оставленнымъ, не будучи въ состояніи, по малолѣтству и безсилію, удовлетворять своимъ потребностямъ" Я всегда желалъ быть самимъ господиномъ и никому не повиноваться. О! сколь я былъ глупъ въ то время! Нынѣ я иду, куда хочу,-- однакожь никогда не былъ нещастливѣе теперешняго. О матушка! матушка! еслибъ я могъ къ тебѣ возвратишься, то съ какимъ бы удовольствіемъ исполнялъ всѣ твои приказанія! такъ, я своимъ упрямствомъ справедливо заслужилъ теперешнюю участь свою, и при сей мысли слезы ручьями полились изъ глазѣ моихъ. Наконецъ я ободрился нѣсколько, рѣшась на другой день итти на гору, и если увижу-какое нибудь жилище, то спѣшить туда. Я думалъ также запастись провизіей, почему повѣсилъ на сукѣ остатокъ своего жаркаго, бросивъ собакѣ остальное неизжарившееся. Потомъ началѣ искать яйцъ, изъ коихъ нашелъ въ одномъ гнѣздѣ четыре, а въ другомъ пять. Снова развелъ огонь и испекъ ихъ для предположеннаго на другой день путешествія. Солнце сѣло уже, когда я кончилъ все сіе. Я началѣ совершать вечернюю свою молитву и располагался заснуть на дернѣ, какъ то сдѣлалъ наканунѣ,-- но вдругъ представилась мнѣ мысль, наполнившая меня ужасомъ. Я вообразилъ себѣ, что какой нибудь дикой, голодной звѣрь во время сна моего нападетъ на меня и заѣстъ. Тщетно тогда, думалъ я, Касторъ будетъ защищать меня зубами своими: левъ иди медвѣдь гораздо его сильнѣе, и мы конечно оба сдѣлаемся жертвами сихъ животныхъ. И такъ въ сей мысли я не находилъ инаго средства избѣжать опасности, какъ взлѣсть на самое высокое дерево; сдѣлалъ это, скрывшись въ густотѣ листьевъ, и сѣлъ на толстой сукъ, изъ коихъ одинъ имѣлъ у себя за спиною. Ноги мои также были довольно хорошо уперты. Однакожъ, не взирая на все сіе, я не почиталъ еще себя совершенно безопаснымъ отъ паденія: почему отвязавъ подвязки, связалъ ихъ и прикрѣпился ими ко пню сего дерева. Но не смотря на всѣ сіи предосторожности, я долго еще не могъ заснуть отъ страха, заботясь впрочемъ также и о бѣдномъ сотоварищѣ моего нещастія, котораго никакъ не могъ спасти отъ звѣрей, можетъ быть, вдесятеро его сильнѣйшихъ. Однакожь напослѣдокъ я заснулъ, мысленно со вздохомъ стремясь къ сочеловѣкамъ, которые далибъ мнѣ кровъ, покой и пищу.

Касторъ, не раздѣлявшій со мною ни моего опасенія, ни безпокойства, спалъ глубокимъ сномъ; однакожь первый проснулся и прыгалъ около меня, какъ бы увѣдомляя, что пора было итти. Тогда только, когда занялась утренняя заря, слѣдовательно было самое благопріятное время отправиться въ путь. Я изготовился къ тому: обернулъ оставшееся мясо въ большіе древесные листья и завязалъ въ платокъ; разложилъ яйца по карманамъ; наполнилъ водою тыкву, повѣсилъ ее на ссученныхъ ниткахъ за плеча и отправился. Касторъ же съ своей стороны, съѣвъ остатокъ своей добычи, весело слѣдовалъ за мною. Впрочемъ я не забылъ Бога, и въ теплѣйшихъ молитвахъ просилъ Его благословить путь мой.

Перешедъ большую равнину, на которой мы находились, и деревья ее окружавшіе, нашелъ я участокъ земли столь пологой, что шелъ болѣе мили безъ малѣйшей усталости. По мѣрѣ того, какъ я подавался впередъ такимъ образомъ, трава становилась отчасу выше и наконецъ сдѣлалась столь высоко, что была мнѣ по плеча. Изъ нее отъ времени до времени вылетали испуганныя мною птицы; и это заставило меня заключить, что тутъ находились ихъ яйца. Мнѣ легко было поймать нѣкоторыхъ изъ птицъ сихъ, едва летавшихъ; но я оставилъ сіе, будучи преодолѣваемъ желаніемъ найти людей, и опасеніе опоздать препятствовало мнѣ разсматривать предметы меня окружавшіе. Въ концѣ долины встрѣтилъ я препятствіе, которое могъ бы предвидѣть, еслибъ былъ поопытнѣе. Это была прекрасная широкая рѣка, которую необходимо надлежало переплыть, дабы достигнуть горы. Касторъ бросился въ нее и въ минуту очутился на другомъ берегу. Я съ своей стороны также не замедлилъ за нимъ слѣдовать, холя ширина рѣки превосходила силы мои; но я надѣялся, что собака поможетъ мнѣ въ моемъ изнуреніи. Однакожъ на сей разѣ мнѣ не нужна была ея помощь, ибо я щастливо достигъ противоположнаго берега. При чемъ, не взирая на свою невнимательность, я замѣтилъ, что въ сей рѣкѣ было много рыбы и что легко было ловить ее. Впрочемъ это мало меня занимало: ибо я никакъ не думалъ, чтобъ долженъ былъ заботиться о самомъ себѣ; напротивъ того предполагалъ, что другіе будутъ пещись обо мнѣ.

Когда я съ своей собакой достигъ подошвы горы, то солнце свѣтило уже во всемъ блескѣ своемъ, и не было ни одного дерева, подъ тѣнію коего моглибъ мы укрыться отъ зноя его. И такъ я пошедъ вокругъ ее, къ великому удовольствію, нашелъ въ горѣ углубленіе, къ которому можно было имѣть прибѣжище. Я наносилъ камней, изъ коихъ сдѣлалъ родъ стула. Касторъ легъ у ногъ моихъ.

Путешествіе возбудило во мнѣ такой аппетитъ, что остальное мясо не могло удовлетворить оному, тѣмъ болѣе, что я долженъ былъ подѣлиться съ своимъ сотоварищемъ; при томъ же, когда я его развертывалъ, то оно издавало отъ себя самой отвратительной запахѣ, ибо сильный солнечный зной совсѣмъ его испортилъ. И такъ я долженъ былъ предоставить его. моей собакѣ, а довольствоваться токмо вгустую свареными яйцами. Потомъ отдохнувъ нѣсколько часовъ, я началѣ всходить на гору съ величайшею трудностью. По мѣстамъ былъ голой камень, на коемъ не могла утвердиться нога моя, и тогда хватался я за росшія въ разсѣлинахъ деревья. Далѣе земля была покрыта кремнями, а инде столь скользка, что я могъ, поскользнувшись, опять на низѣ скатиться.

Однакожъ я не терялъ бодрости, и зрѣлища рощицы, мною замѣченной, заставило меня усугубить усилія достигнуть оной. Товарищъ мой, вѣрная собака, сколько могла, помогала мнѣ въ ономъ. Когда я скользилъ, то хватался за длинной ея хвостѣ, и такимъ образомъ достигъ наконецъ рощи, гдѣ вполнѣ вознаградились всѣ труды мои. Большія апельсинныя деревья съ самыми зрѣлыми плодами представились тогда взорамъ моимъ и подкрѣпили меня въ моемъ изнеможеніи. Апельсины во множествѣ лежали на землѣ; я ѣлъ ихъ съ жадностію и чувствовалъ истинное удовольствіе отъ прохладительнаго сока оныхъ, особенно потому, что находился въ чрезвычайномъ изнеможеніи отъ усталости. Послѣ чего, отдохнувъ немного, я наполнилъ апельсинами свои карманы, и оставилъ это пріятное мѣсто, дабы прежде ночи, съ новою силою, достигнуть вершины горы. Я преодолѣлъ величайшія трудности, остававшійся путь былъ гладокъ и удобенъ: родѣ лѣстницы, образованной самою природою, велъ меня къ предѣлу моихъ желаній. Но когда я его достигъ, то солнце давно уже сѣло, а потому мракъ препятствовалъ мнѣ различать отдаленные предметы и удовлетворить моему любопытству. И такъ я началъ готовиться къ препровожденію ночи. Здѣсь не было ни одного дерева, на которомъ бы можно было укрыться отъ свирѣпыхъ звѣрей. Но мое опасеніе увеличилось еще болѣе: сдѣлалось чрезвычайно холодно; а я не зналъ, что на высокихъ мѣстахъ всегда это бываетъ. И такъ я рѣшился развести большой огонь и легъ подлѣ онаго. Множество хвороста дѣлало это для меня возможнымъ. Я набралъ его большую кучу и зажегъ. Потомъ помолился Богу, поручая себя Его покровительству и заснулъ, не смотря на свои опасенія. Проснулсяжъ уже поздно утромъ; при чемъ первымъ моимъ дѣйствіемъ было обозрѣться совсѣхъ сторонъ, дабы увидѣть какое нибудь жилище, хижину, людей, или стадо. Но какую почувствовалъ я горесть и ужасъ, когда увидѣлъ, что земля, на коей находился, была отвсюду окружена моремъ; что слѣдовательно я былъ на островѣ и единое разумное существо на ономъ. Нигдѣ взоры мои не встрѣчали воздѣланнаго поля; нигдѣ не представлялось имъ ни хижины, ни какого либо домашняго животнаго. О я несчастный! вскричалъ я, бросившись на землю. Бѣдный оставленный ребенокъ! ты умрешь здѣсь отъ недостатка, ибо ни откуда не можешь ожидать помощи. При сихъ словахъ я залился слезами и пришелъ въ отчаяніе.-- Наконецъ ласки Кастора вывели меня изъ сего состоянія. По видимому сія собака раздѣляла со мною горесть мою; она лизала мнѣ руки, сопровождая мои стенанія жалобнымъ воемъ; при чемъ смотрѣла на меня съ умиленіемъ, и все показывало живѣйшее ея во мнѣ участіе. Я не могъ быть нечувствителенъ къ этому. Вотъ, сказалъ я со вздохомъ, вотъ одинъ другъ у меня остающійся; но по истинѣ заслужилъ ли я его? какъ я обходился съ моими товарищами?! Я всегда хотѣлъ имѣть надъ ними преимущество; не имѣлъ въ нимъ ни уваженія, ни жалости. О! еслибъ хоть одинъ изъ нихъ былъ теперь со мною въ это пустыни! сколькобъ я любилъ его, столькобъ былъ къ нему приверженъ! Впрочемъ я оказалъ своему Кастору взаимныя ласки и радовался, что имѣю сотоварищемъ хоть это животное.

Между тѣмъ надлежало подумать о продовольствіи себя; ибо, кромѣ собственной заботливости, не на кого было надѣяться. Голодѣ удручалъ меня; со мной было лишь нѣсколько апельсиновъ, кои могли только меня освѣжить, но не удовлетворяли потребностей моего желудка. Я весьма хладнокровно обозрѣвалъ съ вершины горы всѣ окрестности, желая избрать гдѣ нибудь получше убѣжище. Хотѣлъ подойти къ морскому берегу, надѣясь найти тамъ раковины для удовлетворенія своего голода; но со стороны, противоположной той, гдѣ находился, видѣлъ совершенное безплодіе, хотя нѣсколько большихъ деревьевъ и кустарникъ придавали сему мѣсту видъ довольно хорошій. Впрочемъ я замѣтилъ, съ которой стороны легче было сойти съ горы и удобнѣе туда достигнуть. Послѣ чего, собравъ остатки силъ своихъ, я рѣшился употребить все возможное для продовольствованія самаго себя и пріучиться къ трудамъ, которые одни только могли исполнить сіе.

ГЛАВА III.
Пататы. Сладкіе желуди. Кокосовое дерево. Построеніе хижины. Феликсъ ѣстъ жаркое. Дверь хижины. Кровля. Черепашьи яйца. Соль. Прекрасная ночь. Причина къ безпокойству. Прибѣжище къ Богу. Преднамѣреваемое путешествіе. Отбытіе. Кокосовые орѣхи. Козы. Феликсъ беретъ изъ нихъ одну. Онъ возвращается въ свое жилище.

Для меня было бездѣлкой сойти съ горы. Я, то удобно катился внизъ, то сбѣгалъ, то спускался держась за что нибудь. Сошедши такимъ образомъ, я нашелъ прекрасное поле, покрытое бѣлыми цвѣтами и лиліями; при чемъ легко отличилъ пататы, или земляные яблоки. Матушка поручала мнѣ поливать ихъ, но какъ я былъ тогда лѣнивъ, то упускалъ эту должность; но теперь эта работа сдѣлалась для меня весьма пріятною. Изъ глазъ моихъ потекли слезы отъ признательности и радости. Я вздумалъ, что Богъ, пекущійся о всѣхъ дѣтяхъ Своихъ, нарочно для меня возростилъ здѣсь сіе питательное растѣніе. Почему началъ благодарить Его отъ чистаго сердца и вырывать изъ земли столько пататовъ, сколько могли вмѣстить ихъ карманы мои. Я наполнилъ ими также платокъ Свой и успокоился въ увѣрительности, что не умру съ голода, не предвидя впрочемъ, что не могу пользоваться этою пищею; ибо, такъ какъ истратилъ весь трутъ, то мнѣ не льзя было развести огня. Но надобно сознаться, что я не привыкъ къ размышленію и, подобно животнымъ, пользовался настоящимъ, не думая о будущемъ.

Потомъ я оставилъ это плодовитое поле и пошелъ вдоль по берегу ручья, поросшаго кустарникомъ. Оный привелъ меня въ лѣсъ, чрезъ который пробираться было мнѣ весьма трудно по причинѣ частыхъ маленькихъ деревѣ, переплетшихся между собою; но я иныя изъ нихъ обрубалъ ножемъ, а иныя распространялъ руками. Наконецъ достигъ я такимъ образомъ мѣста нѣсколько свободнаго, осѣняемаго и украшеннаго зеленью. Оно было весьма удобно для покоя, въ коемъ тогда нуждался, и при томъ достигъ его тогда, какъ жаръ сдѣлался несносенъ. Я вполнѣ наслаждался тутъ благотворною тѣнію; но мучившій меня голодѣ не дозволялъ быть празднымъ. Вынувъ пататы, я развелъ огонь на мѣстѣ, гдѣ тогда находился. Касшоръ же съ своей стороны видя, что они ему не по вкусу, отправился на добычу. Впрочемъ между тѣмъ какъ варились мои пататы, я разсматривалъ окружавшія меня деревья и растѣнія. При чемъ, къ великому своему удовольствію, узналъ между ими величественный дубъ, въ столь великомъ количествѣ растущій въ моемъ отечествѣ; только листы его отличались нѣсколько отъ Европейскихъ; однакожъ разсѣянные вокругъ него жолуди не дозволяли мнѣ сомнѣваться, чтобъ онъ не былъ того же рода. Я захотѣлъ ихъ попробовать; нашелъ очень сладкими, пріятными на вкусъ, и между тѣмъ какъ готовился обѣдъ мой радовался открытію сей новой пищи.

Далѣе представлялись взорамъ моимъ весьма высокія деревья, имѣвшія листы только на вершинѣ, гдѣ образовали они родѣ короны и покрывали плоды величиною съ мою голову. Случайно упалъ одинъ изъ плодовъ сихъ. Мнѣ захотѣлось узнать его качество, однакожъ я нашелъ кору на немъ столь жесткою, что никакъ не могъ разрѣзать ножемъ; попытался разбить большимъ камнемъ, но и то безъ успѣха. Между тѣмъ запахѣ отъ изжарившихся пататовъ приглашалъ меня къ обѣду. Я сѣлъ подѣ дубѣ и наѣлся до сыта, орошая свои пататы апельсиннымъ сокомъ. Въ это время прибѣжала моя собака съ весьма скучнымъ видомъ, изъ коего я заключилъ, что она не нашла себѣ никакой пищи. Почему предложилъ ей пататы, равно какъ желуди, отъ коихъ она не отказалась. Между тѣмъ чрезвычайный зной прошелъ. Я думалъ вытти изъ лѣсу и продолжать путь свой. Деревья рѣдѣли мало по малу, и я закричалъ отъ радости, увидѣвъ недалеко отъ себя море. Этотъ берегъ имѣлъ скалы, но небольшія и не частыя; въ другихъ же мѣстахъ берегъ былъ плоскій и образовалъ прекрасную отмѣль. Удвоивъ туда шаги свои, я достигъ сего мѣста еще до захожденія солнца; смотрѣлъ, какъ оно^; на концѣ горизонта погашало мало по жалу лучи свои, и не могъ насытиться симъ зрѣлищемъ иначе, какъ когда солнце совершенно опустилась. Тогда началъ я искать себѣ на ночь убѣжища, и нашелъ его на одномъ росшемъ на скалѣ деревѣ, коего корни такъ укрѣпились въ разсѣлинахъ оной, что оно могло противиться бурѣ и вѣтрамъ. Однакожъ это убѣжище было не совсѣмъ удобно. Я не могъ привыкнуть спать по птичьему, и поутру чувствовалъ боль во всѣхъ членахъ. При чемъ вздохнулъ, вспомнивъ о спокойной постелѣ у матушки. Теперь же, дабы имѣть оную, надлежало прежде построить хижину.

Я думалъ обѣ этомъ почти всю ночь, и рѣшился на другой же день приступить къ дѣлу. Лишь только стало свѣтать, я сошелъ на берегъ. Бертина скалѣ была покрыта зеленью и разными деревьями. Пространствожъ между ими и высокими деревьями отчасти заросло высокою травою, а отчасти кустарникомъ, простиравшимся съ одной стороны до утесовъ, а съ другой до моря. Мнѣ хотѣлось построить себѣ домикѣ изъ порядочно отесанныхъ камней, но я не имѣлъ ни цемента, ни известки. Надлежало для сего рыть рвы; но у меня вмѣсто всякихъ иныхъ нужныхъ къ тому орудій были только ножъ и руки. Почему должно было довольствоваться только сплетенною изъ сучьевъ хижиной, которая также требовала много труда и времени. Я выбралъ четыре дерева, росшихъ при подошвѣ довольно высокой скалы въ равномъ разстояніи между собою, и кои долженствовали служить опорою моему зданію. При чемъ столь ревностно желалъ приняться за сію работу, что забылъ о голодѣ; однако желудокъ наконецъ напомнилъ мнѣ о немъ, и я нашелъ гораздо благоразумнѣйшимъ укрѣпиться прежде пищею. Совершилъ краткую молитву Богу, прося Его о насущномъ хлѣбѣ, который обѣщалъ Онъ дѣтямъ своимъ. Потомъ искалъ глазами Кастора, и увидѣлъ его на морскомъ берегу, искусно ловящаго лапами раковъ; я вздумалъ подражать ему и наловилъ порядочный запасъ оныхъ, однакожъ не хотѣлъ ѣсть не сваривши. И такъ надлежало развести огонь; я сдѣлалъ это, и между тѣмъ какъ онъ разгорался, ѣлъ найденныхъ на берегу устрицѣ.-- Позавтракавъ такимъ образомъ, я побѣжалъ къ мѣсту, избранному мной для построенія хижины. Наломалъ множество гибкихъ сучьевъ, располагая ихъ отъ одного дерева къ другому, и привязывая нѣкоторою твердою травою, обильно росшею въ ущеліяхъ скалѣ. Такимъ образомъ сдѣлалъ я съ трехъ сторонѣ родъ огорожи, которая однакожъ имѣла много отверстіи. Почему, дабы сдѣлать ее плотнѣе, я началѣ переплетать ее опять сучьями, но уже въ иномъ направленіи, и посредствомъ сего, а также прилѣжанія, успѣлъ сдѣлать три довольно плотныя стѣны, имѣющія подпорами четыре крѣпкіе столба. Но передняя сторона была совершенно открыта; надлежало также ее загородить отчасти и сдѣлать родѣ двери. Однакожь въ семъ-то и состояло главное затрудненіе; а какъ для преодолѣнія этого мое воображеніе не представляло мнѣ никакого способа, то сѣлъ я предъ недокончанною своею работой и началъ плакать. Но проведя съ часъ въ безполезныхъ жалобахъ, началъ стыдиться своей слабости. Я еще не совершенной человѣкъ, думалъ я, но долженъ имъ содѣлаться; силы мои отчасу укрѣпляются, и что сего дня кажется мнѣ невозможно, то будетъ легко, когда повыросту. И такъ въ ожиданіи, когда лѣта и опытность внушатъ мнѣ иныя средства, должно пока и симъ довольствоваться.

Въ это время сильно пекло меня солнце. Я вспомнилъ, что могу укрыться отъ него въ своемъ строеніи, и вошелъ въ оное, радуясь тѣни имъ доставляемой. Касторъ также за мной туда послѣдовалъ, и мы во все продолженіе жара проспали глубокимъ сномъ. Около вечера отправился я къ дубовому лѣсу, гдѣ запасся сладкими желудьми и апельсинами. Я нашелъ также нѣсколько земляныхъ яблокѣ, и будучи обезпеченъ вразсужденіи пищи на сей и слѣдующій день, возвратился на берегъ, гдѣ видъ недокончанной хижины исторгъ глубокіе вздохи изъ груди моей. Однакожъ неожиданное удовольствіе разсѣяло мрачныя мои мысли: Касторъ возвратился, влача животное, подобное прежнему. Онъ предоставилъ мнѣ свою добычу, зная, что будетъ въ ней участвовать. Я тотчасъ приготовилъ этого животнаго, то есть, очистилъ его, и желая изжарить, развелъ довольно большой огонь; воткнулъ въ землю двѣ древесныя развилинки; сдѣлалъ изъ другаго сука родѣ вертела, вздѣлъ на него животное и началѣ жарить, оборачивая вертелъ свой. Земляные яблоки, пекшіясь въ то же время, долженствовали служить мнѣ вмѣсто хлѣба и сдѣлать его еще сытнѣйшимъ.-- Когда животное вполовину изжарилась, я выжалъ на него сокъ изъ апельсиновъ, который мѣшаясь вмѣстѣ съ сокомъ моего жаркого, текъ въ поставленную подѣ него изъ тыквы посудину; отчего составился прекраснѣйшій соусъ. Такимъ образомъ мы поужинали довольно изрядно. Впрочемъ прежде нежели взлѣсть на дерево и предаться сну, я старался сохранить отъ порчи до утра свое жаркое. Для чего положилъ его въ разсѣлину скалы и покрылъ слегка древесными листьями, льстясь надеждою, что такъ какъ ночи довольно холодны, то оно уцѣлѣетъ. Да и дѣйствительно не обманулся въ семъ мнѣніи: ибо съ своимъ товарищемъ могъ насытиться, не имѣя нужды раскладывать огонь и терять на то трудовъ и времени.

И такъ я занялся только окончаніемъ строенія своей хижины. Рылся между камней на берегу морскомъ, и нашелъ изъ нихъ плоской, широкой, острой съ одной стороны. Его употребилъ я для вскопанія земли вокругъ двухъ молодыхъ деревьевъ, кои наконецъ успѣлъ выкопать. Потомъ вырылъ я двѣ глубокія ямы предъ своимъ домикомъ въ равномъ разстояніи отъ обѣихъ деревьевъ; при чемъ употреблялъ поперемѣнно то руки, то ножъ, то большія раковины. Вырывъ сколько было нужно сіи ямы, я посадилъ въ нихъ два молодыя деревца, кои назначилъ для поддерживанія двери своей. Разстояніе между ими и столбовъ было переплетено сучьями; что составило четвертую стѣну, отличавшуюся отъ прочихъ тѣмъ только, что она имѣла отверстіе. Я остался весьма доволенъ симъ дѣломъ; сѣлъ отдохнуть и посмотрѣть на него. Наканунѣ развѣсилъ я на солнце кожу животнаго, служившаго мнѣ пищею, и теперь замѣтилъ, что она искоробилась и высохла такъ, что никуда не годилась. О! сколько желалъ я тогда имѣть гвоздей, дабы, высушивая, могъ растянуть ее! Я вступилъ подъ сѣнь древесную дѣлать дверь, которая причинила мнѣ много труда. Сдѣлалъ изъ крѣпкихъ сучьевъ родъ длинной четверосторонней рамы, которую связать составляло главное затрудненіе, такъ что сколько я нибылъ скупъ на нитки, но при сей работѣ долженъ былъ приняться также и за нихъ. Потомъ поступилъ съ этой рамой равно какъ и со стѣнами, я прикрѣпилъ ее такъ, чтобъ когда отворю, она затворялась сама собою. Послѣ чего оставалось мнѣ только сдѣлать кровлю, и я рѣшился устроить ее изъ тростника почему употребилъ весь вечерѣ на собираніе онаго при ручьѣ, находившемся недалеко отъ моего жилища. Нарѣзалъ его столько, сколько мохъ снести; сдѣлалъ за нимъ пять или шесть походовъ и натаскалъ къ хижинѣ цѣлую онаго кучу.

Взлѣеши на дерево, я утѣшался мыслію, что уже въ послѣдній разъ провожу ночь столь безпокойно: ибо на другой день надѣялся кончить свою стройку; и занимался расположеніемъ плана къ оной такъ, что спалъ весьма немного. Впрочемъ слѣдствіемъ моего размышленія было сдѣлать на хижинѣ съ одной стѣны на другую перекладины и покрыть ихъ толстымъ слоемъ тростника. Однакожъ послѣ вспомнилъ, что въ Европѣ для стока воды кровли дѣлаются покаты. Ну, если случился сильной дождь, говорилъ я самому себѣ, то скоро промочитъ меня до костей, когда я сдѣлаю плоскую кровлю. По щастію, скала, къ которой примкнулъ я свою хижину, была выше стѣнъ; почему и могъ я дать кровлѣ около полутора фута покатости, положивъ сучья однимъ концомъ на скалу, а другимъ на переднюю стѣну хижины. Утвердивъ ихъ, я положилъ сверху три слоя тростника, плотно сомкнутаго, и вскорѣ такимъ образомъ увидѣлъ себя обладателемъ хижины, которая днемъ могла предохранить меня отъ солнечнаго зноя, а ночью доставить покойной сонъ на сдѣланной изъ сухихъ листьевъ и мха постелѣ. Почему прежде нежели укрѣпить себя пищею, я рѣшился приняться за это дѣло. Отъ съѣстнаго запаса остались y меня только жареные пататы, но я захотѣлъ присоединить къ нимъ еще устрицъ, и между тѣмъ какъ отдѣлялъ ихъ отъ скалы, къ которой они крѣпко прилипли, увидѣлъ Кастора, который что-то роя въ пескѣ, ѣлъ съ жадностію. Я пошелъ на то мѣсто и нашелъ множество бѣлыхъ шариковъ, облеченныхъ кожею, похожею на взмоченной перхаментъ, и покрытыхъ слоемъ песку; почему не сомнѣвался, что это черепашьи яйца.

Слышавъ нѣкогда отъ матросовъ, что они составляютъ прекраснѣйшее кушанье, я взялъ сіи яйца; но такъ усталъ, что отложилъ варить ихъ до утра. Сей вечерѣ былъ весьма щастливъ для меня. Я въ разсѣлинѣ скалы примѣтилъ нѣчто бѣлое, возбудившее мое любопытство; поднесъ ко рту и узналъ, что это была соль. Я часто жалѣлъ, видя себя лишеннымъ оной: ибо пататы, яйца и даже самое мясо казались безъ нее невкусны. Почему наполнилъ ею двѣ большія раковины и отнесъ въ хижину вмѣстѣ съ другими припасами. Приближаясь къ оной, я чувствовалъ родъ гордости, вспомнивъ, что эта прекрасная хижина была твореніемъ рукъ моихъ. Почему возымѣлъ высокую мысль о своихъ способностяхъ, и думалъ, что послѣ сего ужъ все могу сдѣлать. Я призвалъ вѣрнаго своего сотоварища, для коего также приготовилъ листвяную постель; мы легли одинъ подлѣ другаго, и покойно провели ночь, исполненную пріятныхъ сновидѣній.

Я уже не боялся болѣе свирѣпыхъ животныхъ; ибо съ тѣхъ порѣ, какъ попалъ на островѣ, не видалъ изъ нихъ ни одного. Никакой крикъ, ни вой не нарушали моего покоя. Хижина казалась мнѣ всѣмъ, чего только желать было можно. Солнечные лучи не проницали въ нее; я не отчаявался украсить ее нѣкоторыми полезными приборами, и тогда не промѣнялъ бы ее ни на какой великолѣпный домъ въ моемъ отечествѣ: столько-то каждому дорога и самомалѣйшая собственность.

Дѣти, коимъ будутъ разсказывать мою исторію, можетъ быть, удивятся, какъ я могъ жить не играя; но пусть они подумаютъ, чѣмъ занимался тогда мой разумъ, и сколь мнѣ дорого было время. Не было достаточно цѣлаго дня для окончанія работъ моихъ. Единое удовольствіе, которое я позволялъ себѣ, состояло въ томъ, что я незадолго до солнечнаго захожденія купался: ибо послѣ дневняго зноя не могла быть ничего пріятнѣе. Я плавалъ во всѣхъ направленіяхъ, однакожъ не удаляясь слишкомъ отъ берега. Другѣ мой Касторъ наблюдалъ за мною съ живѣйшимъ безпокойствомъ, и когда я возвращался на землю, то онъ изъявлялъ радость свою прыгая вокругѣ меня и обнимая мои колѣна. Я старался наблюдать величайшую опрятность, часто вымывая свою рубашку, нанковыя панталоны и жилетѣ. Чтожъ касается до чулокъ, то они, давно уже протершись, не годились больше для употребленія. А какъ я предвидѣлъ, что буду нуждаться въ ниткахъ, то распустилъ ихъ и намоталъ большой клубокъ.

Потомъ возвратился я къ черепашьимъ яйцамъ, отъ коихъ надѣялся имѣть самой лакомой завтракъ, ибо имѣлъ соль. Да и въ самомъ дѣлѣ нашелъ ихъ превосходными; однакожь вскорѣ удовольствіе;мое нарушилось, когда я замѣтилъ, что у меня не доставало трута. Упражненія минувшихъ дней заставили меня забыть о сей необходимой вещи. Что со мною будетъ, думалъ я, лишась возможности разводить огонь? Надлежитъ питаться только устрицами, желудями и сырыми яйцами! Прекрасные пататы и добыча моей собаки сдѣлаются мнѣ безполезны; ибо я никакъ не могу рѣшиться ѣсть сырое, окровавленное мясо.

Между тѣмъ слезы, градомъ катившіяся изъ глазѣ, облегчили мое сердце. Я устремилъ на небо взоры и просилъ Бога даровать мнѣ мужество и внушить, что надлежало дѣлать. Потомъ, подумавъ немного, я заключилъ, что должно обѣгать островъ во всѣ стороны: ибо такимъ образомъ надѣялся найти что нибудь новое; на примѣръ, плоды, коихъ не нужнобъ было жарить, и кои однакожь моглибъ служить мнѣ пищею. По щастію на кораблѣ я научился распознавать вѣтры, и они-то долженствовали руководствовать мнѣ при возвращеніи въ хижину.

Весь день провелъ я въ приготовленіяхъ къ своему путешествію. Накопалъ земляныхъ яблокъ и наварилъ ихъ столько, сколько могъ снести. На другой же день рано по утру я, въ сопровожденіи Кастора, отправился въ путь, направляя шаги свои къ сѣверу, и идя такимъ образомъ около двухъ часовъ, очутился на самомъ томъ берегу, къ которому спасался вплавь, однакожь противоположномъ тому, на коемъ поселился. Здѣсь росло множество различныхъ деревьевъ, особливо апельсинныхъ, а при томъ также высокія деревья съ большими орѣхами, коихъ не могъ разбить. Мнѣ захотѣлось влѣзть на одно изъ нихъ, сшибить плодѣ и еще разъ попытаться взломать его. Однакожъ хотя это стоило и большаго труда, но я сбилъ съ дюжину сихъ орѣховъ, и слѣзши, внимательно разсматривалъ одинъ изъ нихъ. Внѣшняя кора состояла изъ твердыхъ нитей, похожихъ на пряжу, втораяжъ кора была жестка подобно желѣзу. Я догадывался, что подъ ней должно быть что либо вкусное, и началѣ изобрѣтать средство расколоть ее. Такимъ образомъ положилъ орѣхѣ между двухъ камней, наставилъ ножъ и изъ всей силы ударилъ третьимъ камнемъ. Замѣтивъ же, что онъ входитъ въ кору, я усогубилъ свои усилія, и орѣхъ раздвоился. Зерно въ немъ походило на мозгъ, имѣющій вкусъ сладкаго миндаля; а въ срединѣ, образовавшей углубленіе, нашелъ родъ весьма пріятнаго молока.

О! сколько благодарилъ я Бога за сію пищу, дарованную мнѣ тогда, какъ я опасался совсѣмъ не имѣть ее. Обѣ половины орѣха представляли чаши, и я видѣлъ теперь способъ снабдить ими себя столько, сколько хотѣлъ. Почему разломилъ многіе другіе орѣхи и совершенно ими насытился, зберегая пататы на случай недостатка въ пищѣ.

Между тѣмъ Касторъ достигъ небольшаго находившагося по сосѣдству лѣса. Чтожъ касается до меня, то я заснулъ подѣ деревомъ, но былъ разбужденъ шумомъ, котораго сперва испугался, но вскорѣ потомъ оставилъ страхъ свой: ибо это было стадо дикихъ козѣ, бѣжавшихъ къ рѣкѣ на пойло. Видъ сихъ животныхъ причинилъ мнѣ истинную радость. Я тотчасъ вознамѣрился поймать изъ нихъ одну живую; ибо надѣялся получить молоко и чувствовалъ къ нему сильный аппетитъ. При чемъ радовался также отсутствію своей собаки; ибо иначе лай ея разогналъ бы все стадо. И такъ спрятался я за толстое дерево, и между тѣмъ какъ козы пили съ жадностію и освѣжались водою, я приготовилъ свой снурокъ, свивъ его для большей крѣпости втрое, сдѣлалъ узелъ, и когда сіи животныя, вышедши изъ рѣки, проходили мимо меня, я накинулъ орканъ на самую ко мнѣ ближайшую. Козы, никогда ни отъ кого не имѣя нападенія, не защищались. Одна изъ нихъ чреватая шла такъ близко мимо моего дерева, что я бросивъ на нее свой арканъ, попалъ на самые рога, и столь сильно потянулъ его, что коза упала, и между тѣмъ какъ вставала, я привязалъ ее къ дереву, что ей никакъ не льзя было освободиться. Бѣдное животное барахталось, стараясь поразить меня своими ногами и рогами; но я взялъ предосторожность стоять одоль. При чемъ хоть жалобный ея голосѣ и склонялъ меня къ состраданію; однако я, предвидя себѣ отъ нее большую пользу, никакъ не могъ дать ей свободы.

Все испуганное стадо обратилось въ бѣгство, такъ что я остался одинъ только съ своею добычей; рѣшился отложить на сей разъ свое путешествіе, вмѣстѣ съ козой возвратиться къ хижинѣ и привести ее въ безопасность. Я на скорую руку поѣлъ жареныхъ пататовъ, и когда возвратился ко мнѣ Касторъ, то отвязавъ отъ дерева снурокъ и обвивъ его на лѣвую руку, взялъ въ правую толстой сукъ и гналъ передѣ собою козу. Впрочемъ безъ помощи собаки я не могъ бы довести ее до моего, жилища: она противилась всѣми силами и старалась забодать меня; но лай Кастора пугалѣ ее; собака всегда готова была на нее броситься и кусала у ней ноги, когда она противилась за мной слѣдовать. Такимъ образомъ прежде нежели смерклось достигли мы хижины. Я опять привязалъ свою добычу къ толстому дереву, росшему на песчаной почвѣ, гдѣ не было ни клочка травы: ибо слышавъ нѣкогда, что голодомъ можно укротить всякое животное, я рѣшился оставить козу безъ пищи до утра, хотя мнѣ и непріятно было такъ жестоко постукать съ моею гостьею. Послѣ чего я съ Касторомъ вошелъ въ хижину и заснулъ, будучи доволенъ днемъ тѣмъ.

Рано поутру занялся я собираніемъ для козы свѣжей травы, и прошелъ мимо ее. Она лежала на пескѣ, казалась въ чрезвычайномъ изнеможеніи, и устремила на меня томные взоры. По чему я поспѣшилъ приготовишь ей пищи. Коза ѣла траву съ жадностію и безпрепятственно допускала себя гладить. При чемъ я отъ чистаго сердца радовался ея сотовариществу, хотя по причинѣ чреватости и немогъ пользоваться молокомъ ея.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ.
Козій звѣринецъ. Размноженіе семейства -- Кората (растѣніе). У Феликса нѣтъ тркту. Печаль. Утѣшеніе. Вторичное отсутствіе. Сахарный тростникъ. Лимонныя дерева. Лимонадъ. Пшено. Земляника. Непроницаемая пещера. Досада Феликса, что онъ не можетъ войти въ нее. Сундукъ. Феликсъ не можетъ открытъ онаго. Онъ ломаетъ ножъ свой. Возвращеніе въ хижину. Козье молоко Пріятное изумленіе. Неумѣстная радость Феликса.

Размноженіе семейства перемѣнило всѣ мои намѣренія. Я не могъ удалиться отъ своей хижины, не приведя прежде въ безопасность не токмо козы, но и всего стада, коего считалъ уже себя обладателемъ. Почему вздумалъ построить подлѣ хижины родѣ парка, и, послѣ продолжительнаго размышленія, вотъ какъ расположилъ планъ свои. Я вырвалъ множество небольшихъ деревьевъ и отгребъ часть земли, окружавшую ихъ коренья. Послѣ чего на четвероугольномъ пространствѣ выкопалъ близко одна подлѣ другой ямки, посадилъ въ нихъ исторгнутыя деревья, а рядомъ съ ними плющъ, росшій тутъ во множествѣ. Мои кокосовыя чаши (ибо теперь я знаю уже названіе сего драгоцѣннаго плода) были для меня весьма полезны для черпанія воды и поливанія онаго растѣнія, хотя, признаться, не безъ великаго труда; потому что такія небольшіе сосуды заставляли меня болѣе тридцати разъ ходить къ ближнему ручью. Однакожъ ничто не могло устрашить меня; я трудился съ неутомимостію. И такъ боялся провести напрасно даже и одну минуту, что жилъ въ чрезвычайной воздержности. Вся моя пища, и лакомство состояли только въ устрицахъ, желудяхъ и нѣсколькихъ кокосовыхъ орѣхахъ: ибо это не требовало никакой приправы. Въ сіе время коза моя, всегда привязанная, начала дѣлаться мало по малу ручною. Я съ утренней зари заготовлялъ ей на весь день пищу; а вечеромъ водилъ къ ручью для пойла. Она уже подружилась съ моимъ Касторомъ, который во время ея сна игралъ ея рогами, что весьма увеселяло меня.

Однажды вышедъ по утру, я былъ пораженъ пріятнымъ изумленіемъ, увидѣлъ двухъ маленькихъ козленковъ, лежавшихъ подлѣ матери и сосавшихъ ее. Я подошелъ къ нимъ, дрожа отъ радости; ласкалъ малютокъ; и мать не токмо не сердилась за сіе, но еще смотрѣла на меня съ удовольствіемъ. потомъ побѣжалъ я въ поле и почиталъ пріятнымъ для себя трудомъ снабдить все козье стадо пищею. Когда я возвратился, то оба козленка спали уже глубокимъ сномъ. Я началѣ было доить козу, и съ удовольствіемъ выпилъ бы чашку парнаго молока: однакожь скоро разкаялся въ этомъ. Нѣтъ, подумалъ я, нѣтъ, не хочу лишишь сихъ невинныхъ животныхъ пищи, предназначенной имъ природою, а подожду, когда они, подобно матери, начнутъ ѣсть траву: ибо тогда забота объ ихъ пропитаніи дастъ уже мнѣ право дѣлить съ ними пищу, въ коей они теперь нуждаются. Потомъ я замѣтилъ, что коза моя, все еще привязанная къ дереву, не могла свободно кормить дѣтей своихъ. Ограда парка была почти окончана; кустарникѣ и плющъ уже укоренились такъ, что пускали новые листья, кои переплетались между собою. Я оставилъ въ сей оградѣ только небольшое отверстіе, въ котороебъ тѣсно могъ пройти самъ и мое стадо; которое ввелъ туда, будучи увѣренъ, что коза и ея дѣти, получая все нужное, наконецъ привыкнутъ ко мнѣ и новому жилищу. Но впрочемъ я лишилъ ихъ и средствъ оставить меня, еслибъ имъ этого захотѣлось.-- Я наносилъ также большую кучу сухихъ сучьевъ и терновнику, которые потомъ разставилъ вкругъ ограды звѣринца, дабы тѣмъ лучше удержать козъ, чтобъ онѣ не могли приблизиться въ оградѣ и не оглодалибъ находившихся на ней листьевъ. Когда я ввелъ козу съ птенцами ея въ звѣринецъ, то совершенно отвязалъ ее отъ снурка; за что она благодарила меня многими смѣтными скочками. Потомъ расположилась она на толстомъ слоѣ сухихъ листьевъ, и молодые козленки начали сосать ее.

Я вышелъ изъ ограды, входъ въ которую загородилъ кустами и каменьями; послѣ чего съ сердцемъ, исполненнымъ удовольствія, принялся опять за работу. Я началѣ искать между различными растѣніями въ разсѣлинахъ утесовъ или при подошвѣ оныхъ такихъ, кои способныбъ были, извиваясь около молодыхъ посаженныхъ много деревцовъ, содѣлать еще непроницаемѣе ограду; и нашелъ новой странный родѣ оныхъ, который прозвалъ каратосъ. Большіе, густые листы сего растенія были изогнуты посрединѣ въ видѣ чаши, и состояли изъ соткани, отъ которой, по видимому, могъ я получить весьма крѣпкія нитки. Пень онаго былъ прямѣ, а на вершинѣ его между густыхъ листьевъ находилось множество прекрасныхъ алыхъ цвѣтовъ. Я пересадилъ нѣсколько сихъ деревцовъ и укрѣпилъ оными ограду моего парка; но не могъ воображать, сколько могли они мнѣ быть полезны.

Наконецъ голодѣ заставилъ меня прекратить работу. Я пошелъ на берегъ искать устрицѣ, и нашелъ Кастора, который прилѣжно занимался выкапываніемъ черепашьихъ яицъ и съ жадностію ѣлъ оныя. Я также началѣ помогать ему въ томѣ; принесъ много сихъ яицъ домой и расположился варить ихъ: но, о горе! увидѣлъ, что надлежало употребить послѣдній остатокъ трута. Почему печально смотрѣлъ на кремень и огниво, и невозможность впредь употреблять ихъ приводила меня въ отчаяніе. Отъ сего обстоятельства я обѣдалъ весьма невесело; да и работа моя во весь сей день шла отъ того весьма худо. Вечеромъ свершилъ я и молитву также весьма холодно, сверхъ чего безпокойство сдѣлало еще то, что я большую часть ночи провелъ въ печальныхъ размышленіяхъ. Что значить жизнь совершеннаго человѣка, думалъ я, когда и ребенокъ проводитъ ее въ такихъ непріятностяхъ! Потомъ я вспомнилъ о своемъ кораблекрушеніи, объ одиночествѣ, безсиліи, недостаткѣ средствѣ къ продовольствію, и находилъ себя самымъ бѣднымъ, самымъ жалкимъ твореніемъ въ мірѣ. Еслибъ, говорилъ я, былъ у меня по крайней мѣрѣ топорѣ, пила, молотокъ и гвозди, то посредствомъ сихъ орудій могъ бы я исполнить многіе начертанные въ головѣ моей планы, коихъ не могу свершить просто руками. Еслибъ кто нибудь изъ моихъ товарищей, подобно мнѣ, спасся на сей островѣ, то сколь бы пріятно было мнѣ его сообщество! Тогда бы взаимно помогали мы, утѣшали бы другъ друга; и я съ своей стороны былъ бы къ нему приверженъ и любилъ бы его какъ душу. Сіи горестныя мысли возбудили другую, но совсѣмъ особливаго рода. Неблагодарный! вскричалъ я, на что ты жалуешься? Уже ли ты ропщешь на Бога за то, что Онъ спасъ только тебя одного? Напротивъ не есть ли это явное Его къ тебѣ милосердіе? Онъ учинилъ сіе для того, дабы ты трудомъ и нещастіями загладилъ проступки свои. И такъ, покорись святой Его волѣ, и вспомни о всѣхъ доселѣ оказанныхъ Имъ тебѣ благодѣяніяхъ.-- Потомъ я размыслилъ, что могъ быть выброшенъ на землю, наполненную кровожадными звѣрьми, которыя сожрали бы меня, или на мѣсто совершенно безплодное, гдѣ бы умеръ отъ голода и жажды, и что получая теперь, напротивъ того, всѣ потребности, обязанъ ими Творцу моему. Сіи утѣшительныя мысли произвели такое впечатлѣніе на мое сердце, что слезы отчаянія превратились въ слезы умиленія, и я, ободрившись, заснулъ на нѣсколько часовъ.

На другой день ограда звѣринца была совсѣмъ кончена, и я опять вознамѣрился начать свое путешествіе; ибо тогда безъ заботы могъ оставишь на нѣсколько дней дорогихъ своихъ животныхъ; потому что кромѣ оставленнаго имъ достаточнаго количества травы, коза могла еще щипать и листья съ деревѣ, составшихъ ограду звѣринца. При чемъ хотябъ она и обнажила внутреннія стороны онаго, но наружныя всебъ еще были густы.

На сей разъ я запасся только устрицами и желудями; ибо пататы сдѣлались мнѣ безполезны, и я предоставилъ милосердому Провидѣнію питать меня.

Еще до восхожденія солнца отправился я съ своею собакою въ путь, направляя шаги свои въ тужъ сторону, какъ и прежде. Достигнувъ рѣчнаго берега и прекрасныхъ кокосовыхъ деревѣ, я смѣло взлѣзь на нихъ, и получилъ прекрасный завтракѣ. Послѣ чего пошелъ вдоль берега къ сѣверу, и въ небольшемъ разстояніи отъ себя увидѣлъ рощицу, показавшеюся мнѣ прекрасною; но чтобъ ее достигнуть, надлежало проходить пространство, покрытое переплетшимся между собой кустарникомъ, который весьма много препятствовалъ ходу моему. Впрочемъ Касторъ, идя впереди, пролагалъ мнѣ дорогу, и я за нимъ слѣдовалъ. Дабы опираться на столь трудномъ пути, я срѣзалъ толстую палку съ тростника. При чемъ думая, что онъ сахарной, зжевалъ его нѣсколько, и почувствовалъ себя подкрѣпленнымъ прекраснымъ сокомъ онаго. Почему срѣзалъ сихъ тростей еще съ дюжину, и идя съ новымъ мужествомъ, достигъ наконецъ небольшой рощи, которая вся почти состояла изъ лимонныхъ деревѣ. Ну Феликсъ! вскричалъ я: теперь у тебя будетъ славный лимонадѣ! Дѣлать его было не трудно: я выжалъ въ кокосовую чашу сокъ изъ лимоновъ, а также сахарнаго тростника, и получилъ здоровой, освѣжительный напитокъ.

Солнце сіяло тогда во всемъ своемъ величіи. Я легъ на траву и заснулъ глубокимъ сномъ. По пробужденіи, легкой вѣтерокъ заставилъ меня продолжать путь мой. Впрочемъ прежде нежели вышелъ я изъ лѣсу, сдѣлалъ весьма пріятное открытіе -- деревья, весьма похожія на наши акаціи. Они украшались цвѣтами, и имѣли по трое расположенныя жесткія иглы, столь острые, что изъ нихъ можно было сдѣлать смертоносное орудіе. Я тотчасъ догадался, къ чему оныя могли служить мнѣ; ибо думалъ, что когда высушу ихъ на солнцѣ, то онъ замѣнятъ мнѣ гвозди. Почему срѣзалъ ихъ нѣсколько, привязалъ къ палкѣ, и такимъ образомъ понесъ за плечами. По выходѣ изъ лѣсу нашедъ поросшее пшеномъ поле, и видѣ онаго сначала утѣшалъ меня, но когда я вспомнилъ, что невозможность имѣть огонь дѣлаетъ мнѣ его безполезнымъ, то заключилъ, что могу употреблять только его солому: ибо надѣялся сплесть изъ нее шляпу, въ коей весьма нуждался для защиты себя отъ солнечнаго зноя. Потомъ взлѣзъ я на небольшое возвышеніе, откуда открылъ еще часть берега, зрѣлище коего казалось мнѣ столь отлично отъ видѣннаго мной, что я рѣшился ближе разсмотрѣть его, намѣреваясь идти туда въ слѣдующій день. Послѣ чего сошелъ я на равнину, и поужинавъ кокосовыхъ орѣховъ и желудей, а также выпивъ чашку лимонаду, для проведенія ночи расположился на деревѣ.

Между тѣмъ товарищъ мой, собака, не столько была озабочена вразсужденіи пищи: ибо въ высокой травѣ не рѣдко находила разныя птичья гнѣзда и пользовалась выведшимися въ нихъ птенцами; а какъ не рѣдко также приносила и ко мнѣ часть своей добычи, то сіе увеличивало еще болѣе мою горесть отъ невозможности имѣть огонь.

Слѣдовавшій за симъ день былъ для меня весьма труденъ: я не имѣлъ времени отдохнуть; но на пути срѣзалъ еще нѣсколько сахарнаго тростнику, и нашедъ участокъ земли, поросшей земляникой, которая весьма ободрила меня. Вѣтръ, дувшій съ моря, умѣрялъ солнечный зной, и сіе благопріятное обстоятельство помогло мнѣ достигнуть моей цѣли прежде ночи. Впрочемъ я чрезвычайно усталъ отъ своего путешествія, и пришедъ на мѣсто, началѣ искать успокоенія, въ коемъ весьма нуждался.

Рано по утру я проснулся для дѣланія наблюденій. Берегъ на семъ мѣстѣ былъ увѣнчанъ разными страннаго вида скалами, такъ что нѣкоторыя изъ нихъ образовали родѣ купаленъ. Во время прилива вступила въ нихъ вода, и потому весьма удобно можно было въ нихъ мыться. При чемъ находилось тамъ также много соли; а песокъ былъ усѣянъ всякаго рода раковинами, изъ коихъ узнавъ мнѣ знакомыя, умѣлъ бы я воспользоваться оными, еслибъ имѣлъ средство варить ихъ.

Потомъ осмотрѣлъ я сцѣпленіе скалѣ, простиравшихся вдоль по берегу, и нашелъ одну такую, которая имѣла отверстіе, подобное пещерѣ; но оно было такъ заслонено множествомъ колючихъ растѣній, что я никакъ не могъ туда проникнуть. Ножа моего было недостаточно проложить туда дорогу, и я наконецъ, исколовъ до крови руки, долженъ былъ оставить свое намѣреніе; однако не безъ горести, ибо вспомнилъ, что самое лучшее время года скоро пройдетъ, а за нимъ наступитъ зима, и что прекрасная моя хижина, строеніемъ коей столь гордился, не устоитъ отъ проливныхъ дождей и порывистыхъ морскихъ вѣтровъ; почему заблаговременно надлежало запастись гораздо безопаснѣйшимъ убѣжищемъ; и я не находилъ ничего для сего лучшаго, какъ ущеліе скалы, да уже и видѣлъ предъ собой такое; но непреборимое препятствіе преграждало къ нему доступъ. Еслибъ былъ у меня по крайней мѣрѣ топоръ, думалъ я, проливая слезы, то вырубилъ бы весь этотъ кустарникъ, хотябъ надлежало употребить для того цѣлую недѣлю; или еслибъ былъ у меня трутъ, то я могъ бы огнемъ преобороть сіе препятствіе. Тогда сгорѣлъ бы только этотъ проклятой терновникъ; а камни, составляющіе пещеру, уцѣлѣлибъ: но я не имѣлъ ни одного изъ сихъ средствѣ, и мнѣ непремѣнно надлежало погибнуть или отъ воды, или отъ стужи.

Между тѣмъ немного прошло времени, какъ я началѣ раскаяваться въ семъ новомъ ропотѣ. Боже мой! вскричалѣ я, Ты конечно не для того спасъ меня отъ потопленія, чтобъ оставишь безъ помощи. Уже давно существую я чрезъ заботливость обо мнѣ милосердаго Твоего привидѣнія. И такъ предоставляю себя Твоей благости." Послѣ чего ободренный сею молитвою, я пошелъ вдоль по берегу, глотая отъ времени до времени устрицѣ. При чемъ сколько же удивился, увидѣвъ большой сундукѣ, почти до половины пескомъ засыпанный. Я подумалъ, что онъ выкинутъ сюда волнами и бурею, разбившею корабль; почему надежда, найти въ немъ что нибудь полезное, заставила меня употребить всѣ усилія къ открытію онаго. Надлежало воспользоватся морскимъ отливомъ, ибо во время прилива сундукѣ покрывался водою, которая потому нанесла на него песку столь великое количество. Я едва могъ освободить его отъ онаго, и тогда увидѣлъ замокъ, но столь крѣпкой, что никакъ не льзя было разломать его. Еслибъ я имѣлъ возможность срубить какой нибудь рычагъ, то могъ бы успѣть въ томѣ; но какъ у меня его не было, то попробовалъ сдѣлать это ножемъ -- и, къ величайшему прискорбію, переломилъ его: ибо чрезъ то лишился способа разламывать кокосовые орѣхи, содѣлавшіеся главнѣйшею моею пищею. И такъ началѣ укорять себя за это, потому что надлежалобъ подумать о семъ заблаговременно.

Столь худые успѣхи повергли меня въ глубокую горесть, и я чувствовалъ ее тѣмъ болѣе, что не находилъ убѣжища въ такой части острова, въ коей собраны были всѣ продовольствія: ибо по берегу лежало много раковинѣ за скалами росли пататы, а кой-гдѣ разсѣяны были деревья, обиловавшія питательными кокосовыми орѣхами, лимонами, фигами и другими плодами, коихъ я не зналъ названія, но кои были весьма вкусны. Со всѣхъ сторонѣ протекали источники, осѣняемые ивнякомъ и тополями. Сюда приходили пить козы цѣлыми стадами, и я могъ надѣяться поймать хоть еще одну изъ нихъ. Но для сего надлежало отказаться отъ всѣхъ сихъ выгодъ; ибо я не могъ построить себѣ жилища безопаснѣе того, какое имѣлъ уже, почему рѣшился возвратиться туда, надѣясь разсѣять грусть свою видомъ своей собственности, особливожъ маленькаго стада. Однако обратный путь мой былъ не легокъ, или, лучше сказать, я избралъ другую, дальнѣйшую дорогу провелъ нѣсколько ночей подѣ открытымъ небомъ, и прибылъ обратно изъ путешествія уже въ четырнадцатый день. При чемъ нашелъ какъ хижину свою, такъ и звѣринецъ въ наилучшемъ состояніи, а козу и ея дѣтей совершенно здоровыми. Козлята начинали уже щипать траву и, играя, вѣшаться на молодыя деревья. Такимъ образомъ видя ихъ въ состояніи продовольствовать самихъ себя, я рѣшился подоить козу и молокомъ оной наполнилъ одну изъ кокосовыхъ чашъ своихъ; при чемъ нажавъ туда изъ сахарнаго тростника соку, выпилъ все это съ удовольствіемъ и подкрѣпилъ силы, изнуренныя путешествіемъ. Послѣ чего хотѣлъ я остатокъ дня посвятить успокоенію. Вывелъ изъ звѣринца козу съ дѣтьми ея, привязавъ первую къ дереву на длинномъ снуркѣ, который дозволялъ ей удаляться на нѣкоторое разстояніе. Но впрочемъ такая предосторожность была совсѣмъ не нужна; ибо коза сдѣлалась уже ручною, узнавала меня по голосу и ходила за мной какъ собака, а дѣти ея прыгали вокругъ нее. Я сѣлъ насладиться симъ зрѣлищемъ, и потомъ разсматривалъ свой домикъ, который отчасу болѣе мнѣ нравился. Находившійся впереди звѣринецъ не мало также придавалъ красоты сей сценѣ. Листья деревцовъ, его окружавшихъ, сдѣлались уже весьма густы, и плющъ уже высоко вился по онымъ. При чемъ сквозь зелень мелькали алые, цвѣты, о коихъ я упоминалъ выше. Я взялъ стержень одного деревца, на коемъ росли оные, содралъ съ него кору и увидѣлъ за нею мягкое, губковатое вещество. Послѣ чего маханально, то есть безъ всякой цѣли, наломалъ еще нѣсколько сучьевъ сего дерева и склалъ небольшую кучу помянутаго мягкаго вещества, не зная, къ чему могло быть оное полезно. Нещастіе отъ лишенія возможности добывать огонь исторгало изъ груди моей вздохѣ за вздохомъ. Я вынулъ изъ кармана огниво, ударялъ по немъ кремнемъ и такимъ образомъ, для препровожденія времени, началъ высѣкать искры. Но, о удивленіе! одна изъ нихъ упала какъ-то на сказанное губковатое вещество, и оное тотчасъ загорѣлось, почему я сдѣлался обладателемъ трута -- драгоцѣннѣйшаго для меня сокровища. Радость, которую почувствовалъ я отъ сего открытія, заставила меня дѣлать множество глупостей. Я подозвалъ къ себѣ мою собаку, цѣловалъ ее и прижималъ къ сердцу, какъ бы желая сообщить ей мое удовольствіе. Бѣдное животное соотвѣтствовало моимъ ласкамъ, не понимая причины онымъ. потомъ я началѣ прыгать какъ бы помѣшанный въ разсудкѣ. Успокоившись же немного, вспомнилъ, что обязанъ своимъ щастіемъ Богу, и благодарилъ Его отъ своего сердца. Когда же наступила ночь, я ввелъ свое стадо въ звѣринецъ, а самъ съ собакой удалился въ хижину, гдѣ покойно легъ на постелю, сдѣланную изъ сухихъ листьевъ.

ГЛАВА ПЯТАЯ.
Великое упражненье. Феликсъ возвращается къ пещерѣ. Возгореніе. Сундукъ вскрылся. Феликсъ гаситъ огонь. Раковины такъ называемыя Св. Іакова. Прекрасное открытіе. У Феликса есть разныя орудія. Удачный поимъ Кастора. Вступленіе въ пещеру. Окно. Буря. Сундукъ изломанъ въ куски. Новая работа. Буря почти совсѣмъ разрушила хижину. Перемѣна жилища.

По пробужденіи на другой день по утру у меня было столько дѣла, что я не зналъ, за что приняться. По совершеніи молитвы пошелъ доить козу, и полученное отъ нее молоко раздѣлилъ съ Касторомъ. Потомъ пошелъ на берегъ искать черепашьихъ яицъ. Уже давно чувствовалъ я голодѣ и хотѣлъ удовлетворить ему. Сихъ яицъ нашелъ я полдюжины, и имѣлъ еще въ хижинѣ земляные яблоки. Я развѣлъ большой огонь и изжарилъ ихъ; а притомъ также испекши въ золѣ яйца, прекрасно пообѣдалъ. Впрочемъ во все это время занимала меня мысль опять итти на то мѣсто, гдѣ намѣревался я основать зимнѣе себѣ жилище. Я надѣялся посредствомъ огня проложить себѣ путь въ пещеру. Найденный мною на берегу сундукъ также занималъ меня и заставилъ ломать голову къ изобрѣтенію средства открыть его. Я старался узнать, что въ немъ было, и терялся въ догадкахъ своихъ. Ну, если въ немъ находится платье, думалъ я, то это было бы весьма кстати: ибо теперешнее скоро совсѣмъ износится; слѣдовательно долженъ ходить нагишемъ, и солнце совсѣмъ испечетъ меня; Еслибъ я въ этомъ сундукѣ нашелъ оружіе, то могъ бы бить птицъ и тотъ родъ зайцевъ, которые доставляли мнѣ столь прекрасное жаркое. Впрочемъ какъ бы то ни было, только на вѣрное можно предположить, что въ немъ заключаются весьма полезныя для меня вещи -- и какъ жаль, что я не могу обладать ими!...

Между тѣмъ какъ готовился обѣдъ мой я занимался очищеніемъ звѣринца; выпустилъ пастись небольшое на траву свое стадо, которое впрочемъ, пользуясь свободою, не употребляло во зло моей довѣрчивости. Я перемѣнилъ ему подстилку и снабдилъ нужнымъ количествомъ пищи для преднамѣреннаго мною путешествія.

Послѣ чего въ третій разъ оставилъ мирное свое убѣжище, однако не взявъ нужныхъ предосторожностей для продовольствія самаго себя: ибо со мною были огниво, кремень и то драгоцѣнное дерево, которое замѣняло трутъ; а потому былъ я нѣкоторымъ образомъ обезпеченъ въ пропитаніи.-- Я, не имѣя ничего на плечахъ, шелъ весьма медленно; однакожъ желаніе скорѣе достигнуть мѣста, придало мнѣ, такъ сказать,крылья. Впрочемъ я не нашелъ ничего новаго на пути, по коему ходилъ уже -- можетъ статься потому, что, не имѣлъ времени дѣлать наблюденіи. Наконецъ, въ четвертый день, достигъ я желаемаго мѣста. Это было еще рано по утру, а потому и не для чего было медлить разложить огонь. Я посредствомъ его испекъ нѣсколько земляныхъ яблокѣ, собранныхъ мною на дорогѣ; и когда дрова разгорѣлись, то взявъ одну головешку, побѣжалъ къ пещерѣ и положилъ ее при корняхъ кустарника, заграждавшаго входѣ въ оную. Пламя начало распространяться отчасу болѣе и произвело столь густой дымъ, что совсѣмъ закрыло отъ взоровъ моихъ пещеру. Между тѣмъ огонь въ продолженіе одного часа истребилъ все снаружи, а потомъ также внутри все сгораемое; послѣ чего, по видимому, погасъ. Дымъ мало по малу разсѣялся, и тогда я увидѣлъ отверстіе въ вышину нѣсколько болѣе моего роста, но довольно широкое. Я побѣжалъ туда съ свойственною моему возрасту рѣзвостію -- какъ вдругъ снова вышелъ оттуда густой дымъ, едва меня не задушившій. Почему я скорыми шагами удалился и сѣлъ въ нѣкоторомъ разстояніи, дабы подумать, что надлежало мнѣ дѣлать. При чемъ догадывался, что по видимому угасшій огонь горѣлъ еще подѣ золою, и что, можетъ статься, цѣлый день продолжится, И такъ надлежало оставить свое нетерпѣніе; и я для разсѣянія скуки пошелъ къ сундуку, другому предмету своей заботы. Тогда былъ отливъ, и берегъ осушился. Я вторично осмотрѣлъ его со всѣхъ сторонѣ, и увидѣвъ опять невозможность открыть, или разломать, погрузился въ глубочайшее размышленіе -- какъ вдругъ пришло мнѣ на мысль разложить подѣ нимъ огонь. Что бы въ немъ ни заключалось, думалъ я, только конечно можно спасти что нибудь; ибо когда огонь прозжетъ дно у сундука, я постараюсь его погасить, тѣмъ удобнѣе, что ежедневно бываетъ сюда морской приливъ, Когдажъ огонь погаснетъ, я возьму все въ сундукѣ уцѣлѣвшее; а если не исполню сего намѣренія, то не узнаю, что въ немъ находится.

На сей разъ мнѣ не нужно было спѣшить очень много, и я уже послѣ весьма продолжительнаго размышленія рѣшился на сіе средство. Мнѣ можно еще было дождаться морскаго прилива; ибо я надѣялся, что вода, достигнувъ сундука, поможетъ мнѣ потушить огонь. И такъ, когда приближилась сія минута, я подложилъ подъ сундукъ множество сухаго хвороста, зажегъ его и съ трепещущимъ сердцемъ смотрѣлъ на огонь, который прежде закоптивъ сундукъ, послѣ воспламенилъ его; но, какъ я и предвидѣлъ, оный загорѣлся весьма медленно. Однакожь, не взирая на сіе, я все еще находился между страхомъ и надеждою. Наконецъ, когда у сундука выгорѣла часть дна, я почелъ за нужное погасить огонь. А какъ имѣлъ при себѣ только сдѣланную изъ кокосоваго орѣха чашу, то это требовало не малаго труда и времени. Почему рѣшился я набрать мокраго песку и набросать его на горѣвшее мѣсто.-- Между тѣмъ, по причинѣ прилива, достигала сундука и морская вода, отъ времени до времени плеская на оный волнами. Легко можно себѣ представить, сколько сіе обстоятельство облегчало мою работу. Я успѣлъ наконецъ совершенно погасить огонь, сдѣлавшій между тѣмъ довольно большое отверстіе. впрочемъ этотъ день требовалъ отъ меня необычайнаго терпѣнія. Надлежало подождать отлива и отгресть мокрый песокъ, до того набросанный мною.

Будучи празденъ послѣ того такимъ образомъ, почувствовалъ я голодъ, который прежде забылъ было, имѣя сердечную заботу. Но теперь необходимо надлежало итти къ моимъ пататамъ; однако такъ, какъ я долго оставилъ ихъ подъ золою, то они превратились въ уголь: а по тому чтожъ послѣ сего надлежало мнѣ дѣлать? Впрочемъ я не имѣлъ глупости плакать при такомъ ненастій; но подошелъ къ берегу, и видъ множества такъ называемыхъ раковинъ Св. Іакова весьма развеселилъ меня. Уже давно желалъ я поѣсть ихъ; почему сначала положилъ оныя на горячую золу, дабы они растрескались, потомъ очистилъ ихъ отъ песку къ нимъ прилипшаго и надавилъ въ раковину лимоннаго соку. Послѣ чего разложивъ ихъ на слабомъ огнѣ и, выливъ этотъ сокъ, прекрасно пообѣдалъ. Потомъ пошелъ вкругъ утесовъ для собиранія на слѣдующій день земляныхъ яблокъ. Однако на тотъ разъ я собралъ ихъ весьма немного и наполнилъ ими только платокъ и свои карманы. Почему вознамѣрился сдѣлать корзину; а какъ видѣлъ при такомъ упражненіи однажды своего сосѣда, то надѣялся, что могу подражать его роботѣ, по крайней мѣрѣ, въ отношеніи къ необходимо мнѣ нужному.

Въ эту ночь я спалъ немного, будучи мысленно занятъ великими происшествіями, случившимися наканунѣ. Я думалъ, достаточно ль будетъ углубленія скалы для помѣщенія меня въ оной? не темно ли въ ней такъ, что ничего не льзя дѣлать? что я найду въ сундукѣ, и вода не испортилаль заключавшагося въ ономъ. Вотъ какими занимался я мыслями, удалявшими сонъ отъ глазъ моихъ.

Едва начало свѣтать, я слѣзъ съ дерева и, помолившись Богу, пошелъ прежде къ сундуку и началъ отгребать отъ него песокъ. Собака помогала мнѣ въ сей работѣ своими лапами: ибо имѣла такой инстинктѣ, что понимала мои намѣренія и повиновалась единому мановенію.

Сдѣлавъ сіе, протянулъ я въ отверстіе сундука руку и вынулъ небольшой топоръ. О! какую ощутилъ я тогда радость! ибо симъ орудіемъ вознаграждалась потеря ножа моего: я могъ имъ рубить дрова и дѣлать многое другое. Послѣ чего началѣ еще искать въ сундукѣ, и, къ усугубленію своей радости, нашелъ пилу, два молотка и мѣшокъ наполненный гвоздями разной величины. Вынувъ такимъ образомъ съ немалымъ трудомѣ сія драгоцѣнныя вещи я могъ уже гораздо легче просунуть въ отверстіе сундука руку свою, и вытащилъ еще нѣсколько пилъ, а также другіе разной величины топоры, клещи, буравчики и многія другія орудія, коихъ не зналъ ни употребленія, ни названія. Нѣкоторые изъ нихъ были столь велики и тяжелы, что превосходили мои силы, почему я долженъ былъ оставить ихъ на мѣстѣ. Огонь сжегъ у нѣсколькихъ пилѣ и топоровъ рукоятки, но, изъ нихъ уцѣлѣло еще болѣе, нежели сколько было мнѣ оныхъ нужно. Впрочемъ, между большими орудіями, которыхъ не могъ сдвинуть съ мѣста, нашелъ я другія вещи, кои хотѣлъ также присвоить, и обладая уже всякаго рода инструментами, не отчаявался разломать сундукъ и получить за тѣмъ еще въ немъ остававшееся.

Скупецъ, найдя кладъ, не могъ быть довольнѣе меня, когда я разсматривалъ всѣ сіи вещи. При чемъ удивлялся промыслу благаго Провидѣнія, пославшаго мнѣ ихъ въ самую роковую минуту. И съ чувствованіемъ благоговѣйнаго умиленія и благодарности палѣ ницъ на землю потомъ отнесъ я свою добычу къ пещерѣ, думая на другой же день съ пользою употребишь ее. Касторъ причинилъ мнѣ пріятное изумленіе, принесши звѣря гораздо болѣе прежняго, и я назначилъ кожу его для башмаковъ себѣ, или сандалій нѣкотораго рода: потому что когда прежніе совсѣмъ износилъ, то за неимѣніемъ ихъ часто кололъ себѣ ноги о терніе и острые кремни. И такъ очистилъ животное какъ только было можно лучше и кожу его посредствомъ гвоздей разтянулъ на деревѣ. Потомъ вздѣлъ я его на вертелъ; и легко можно заключить, какой послѣ того имѣлъ обѣдъ съ моимъ товарищемъ. При чемъ, збирая жиръ его въ посудину, я отъ времени до времени мазалъ имъ кожу для сдѣланія оной мягкою.

Я часто хаживалъ къ отверстію скалы. Изъ него не выходило больше дыму; а потому и рѣшился я на другой день вступить туда. И такъ на разсвѣтѣ, вооружась топоромъ, смѣло вошелъ я въ пещеру, съ тою только предосторожностію, что пустилъ впередъ себя собаку, которой лай могъ увѣдомить меня, если тамъ была какая нибудь опасность. Сперва шли мы по кучѣ пепла, но холоднаго, и сіе доказывало, что огонь давно уже погасъ. Потомъ прошелъ я на право, а послѣ на лѣво даже до стѣнъ грота, дабы сколько нибудь заключить о ширинѣ его. Я счелъ отъ одного конца до другаго 22 шага, и мнѣ оставалось узнать длину грота. Почему пошелъ прямо, и пока былъ еще близко къ отверстію, то проникавшій въ оное свѣтѣ мнѣ руководствовалъ; но по мѣрѣ какъ я подвигался впередъ, оный ослабѣвалъ мало по малу и наконецъ такъ, что я очутился въ густомъ мракѣ. Пройдя пятдесятъ шаговъ такимъ образомъ, былъ я остановленъ стѣною утеса, почему заключилъ, что здѣсь оканчавалась пещера. Слѣдовательно она была довольно просторна и могла служить мнѣ хорошимъ убѣжищемъ. еслибъ была освѣщена. Но какъ можно было работать въ такомъ мракѣ? Однако, не взирая на сіе, я хотѣлъ ее украсить и снабдить мебелью, къ чему располагалъ уже въ головѣ своей планы; но какъ могъ исполнить ихъ въ темнотѣ непроницаемой?

Впрочемъ это не привело меня въ уныніе. Я рѣшился расположиться при входѣ въ пещеру, гдѣ было гораздо свѣтлѣе; проводить здѣсь по крайней мѣрѣ ночи и спрятать свои инструменты; при чемъ не отчаивался также найти средство по болѣе освѣтить сію пещеру. Однако тщетно цѣлую недѣлю старался я произвести это въ дѣйство. Влѣзалъ на внѣшніе утесы, искалъ разсѣлинъ, вколачивалъ въ нихъ молотомъ клинья; и когда откалывалъ такимъ образомъ одинъ камень, то думалъ, что могу сдѣлать отверстіе, которое послужилобъ мнѣ окномъ. Но, всегда обманываясь въ своемъ ожиданіи, уставѣ и пришедъ въ уныніе отъ худаго успѣха, уже хотѣлъ я оставить свое намѣреніе, какъ вдругъ замѣтилъ углубленіе, въ коемъ росъ густой кустѣ, по видимому, получавшій болѣе пищи, нежели прочія на скалѣ растѣнія. Изъ чего заключилъ, я что тутъ земли было болѣе, и что здѣсь легче сдѣлать желаемое отверстіе. Почему сначала вырвалъ всю траву; потомъ раковинами, острыми камнями и топоромъ разгребъ землю, и какъ нигдѣ не находилось твердыни, то надежда моя увеличилась. Я отгребалъ землю на сторону, продолжая прокапываться, и не имѣлъ успѣха -- какъ вдругъ образовалось отверстіе, и раковина изъ рукъ моихъ упала на дно пещеры. При чемъ я столько обрадовался этому, что сдѣлался неподвиженъ; снова ободрился, продолжалъ разгребать и наконецъ сдѣлалъ отверстіе почти одного фута въ квадратѣ. Послѣ чего, будучи доволенъ своею работою, захотѣлъ я отдохнуть и укрѣпиться пищею: ибо когда занимался важнымъ дѣломъ, то забывалъ голодѣ и жажду. Впрочемъ на сей разѣ, прежде нежели готовить себѣ кушанье, я захотѣлъ войти въ пещеру, и съ удовольствіемъ увидѣлъ, что въ сдѣланное мною въ родѣ окна отверстія проникало довольно свѣта для различенія находившихся въ ней предметовъ. Касторъ, по видимому, раздѣлялъ со мною мою радость: онъ прыгалъ вокругъ меня и какъ бы поздравлялъ съ успѣхомъ.

Я былъ весьма доволенъ новымъ своимъ жилищемъ, въ коемъ земля была ровна, гладка, покрыта бѣлымъ пескомъ и не имѣла никакой влажности. Стѣны же отъ дресвы блистали какъ бы серебро и золото. Сводѣ, по мѣстамъ весьма высокій, въ другихъ мѣстахъ понижался. Въ концѣ пещера съуживалась и образовала родѣ отдѣльной комнаты, которая одна только не освѣщалась. Я назначилъ ее для зимнихъ своихъ припасовъ: ибо думалъ, что въ это время года не могу найти ни плодовъ, ни пататовъ, и что благоразумно будетъ заранѣе запастись ими. А также на случай худой погоды хотѣлъ отдѣлить часть пещеры для козъ своихъ и такимъ образомъ доставить имъ спокойное убѣжище.

Умъ мой былъ занятъ множествомъ неопредѣленныхъ мыслей. Я имѣлъ въ предметѣ столько дѣла, что, казалось, не достанетъ меня къ совершенію онаго. Мнѣ хотѣлось все исполнить за одинъ разъ, и я былъ столь вѣтренъ, что надлежало прибѣгнуть къ размышленію, дабы рѣшиться начинать одну работу за другою.

Впрочемъ, прежде нежели пустился я на важныя предпріятія, захотѣлъ сходить къ хижинѣ и привести оттуда стадо, о состояніи и продовольствіи коего безпрестанно безпокоился; ибо въ случаѣ смерти козы и козлятъ ея лишился бъ на зиму великой для себя выгоды. И такъ я съ вечера легъ спать въ намѣреніи на другой день рано по утру туда отправиться. Съ тѣхъ порѣ, какъ гротъ отъ сдѣланнаго мной окна освѣтился, я отнесъ свою постель гораздо дальше отъ отверстія въ оный, въ углубленіе, составлявшее нѣкоторый родъ ниши. Да это послужило мнѣ къ великому благополучію. Я былъ пробужденъ блескомъ молніи и страшными ударами грома. При чемъ первая представляла прекраснѣйшее зрѣлище на стѣнахъ пещеры, на коихъ дресва при ея блескѣ горѣла множествомъ различныхъ огней, какъ бриліанты. Звукъ отъ грома, повторяемый эхомъ скалъ, имѣлъ въ себѣ нѣчто столь величественнаго, столь прекраснаго, что я восхищался онымъ. Впрочемъ за бурею послѣдовалъ такой проливной дождь, что вода, упадая въ окно и приливая въ дверь, заняла большую часть пещеры; однако не достигала моей спальни. Такое наводненіе продолжалось болѣе двухъ часовъ, въ теченіи коихъ я долженъ былъ оставаться на одномъ мѣстѣ и въ совершенномъ бездѣйствіи. Наконецъ дождь пересталъ, небо прояснилось, и дождь скоро всосалъ въ себя воду, въ песокъ проникшую. Тогда вышедъ изъ пещеры, я съ ужасомъ смотрѣлъ на причиненное бурею опустошеніе: многія деревья были вѣтромъ исторгнуты съ корнями, и все поле было покрыто водою такъ, что надлежало идти въ ней по колѣна. О! сколь почиталъ я себя тогда счастливымъ, имѣя такое убѣжище, которое могло спасти меня отъ непогоды.-- Я тотчасъ составилъ въ головѣ своей планъ сдѣлать его гораздо закрытнѣе запоркой къ пробитому вмѣсто окна отверстію. При чемъ весьма безпокоился о хижинѣ, звѣринцѣ и стадѣ своемъ; однако не могъ въ тотъ день туда отправиться; ибо надлежало дать водѣ время стечь. И такъ пошелъ только къ морскому берегу, куда ярившіяся волны наносили столько раковинѣ, что я на долго запасся ими. Въ углу пещеры опросталъ я мѣшокѣ, найденный съ гвоздями, и онъ много помогъ мнѣ снабдиться сими раковинами, между коими находились столь острыя, что по нуждѣ могли замѣнитъ переломленный ножѣ мой.

Положивъ все сіе въ пещерѣ, я пошелъ къ сундуку и къ великому удовольствію увидѣлъ, что прошедшею ночью волны такъ его разстроили, что доски начали разсѣдаться. Я выбралъ по своимъ силамъ самый большой топорѣ, запустилъ его между досокъ, и успѣлъ многія изъ нихъ отдѣлить. А тогда о какое новое богатство представилось глазамъ моимъ! Я увидѣлъ средство сдѣлать дверь къ своей пещерѣ, а къ окну ставню. Вскорѣ все находившееся въ сундукѣ совершенно открылось предо мною. Между орудіями, слишкомъ тяжелыми по моимъ силамъ, нашелъ я еще три большіе мѣшка съ гвоздями, желѣзный рычагъ, долото, и, по весьма щастливому случаю, небольшой горшокъ, употребляемый при растапливаніи металловъ. Сіе послѣднее открытіе заставило меня скакать отъ радости: ибо я могъ варить въ немъ похлебку, пататы, рыбу и яйца.

Такимъ образомъ весь этотъ день употребилъ я для перенашиванія съ великимъ трудомъ въ свое жилище новаго пріобрѣтенія. Чтожъ касается до досокъ, то я оттащилъ ихъ подальше на берегъ, дабы вода не смыла оныхъ, и рѣшился работать на томъ же самомъ мѣстѣ. Остальную часть дня употребилъ я на приведеніе въ порядокъ вещей своихъ, такъ, чтобъ самыя нужныя изъ нихъ имѣть подѣ руками. Послѣ чего глубокой сонѣ замѣнилъ мнѣ ночь, въ безпокойствѣ проведенную, и столь укрѣпился въ силахъ своихъ, что на другой день могъ отправиться въ путь. Нашелъ опять кратчайшую дорогу къ хижинѣ, перешелъ засѣянное пшеномъ поле; а какъ могъ разводить огонь, то оно было для меня житницею, обезпечивавшею на случай худой поводы въ пропитаніи. Но чтобъ достигнуть сего, надлежало употребить много труда: ибо надлежало зерна носить въ пещеру, отдѣлить отъ соломы и собрать тамъ кучею въ погребѣ нѣкоего рода.

Я приближался къ прежнему жилищу съ сильно біющимся сердцемъ, и, увы! едва могъ узнать его. Тростниковая кровля вездѣ обвалилась, сплетенныя стѣны вполовину разрушились; не льзя было болѣе укрыться въ оныхъ. Но звѣринецъ потерпѣлъ меньше: посаженныя мной молодыя деревца укоренились и пустили со всѣхъ сторонѣ столько сучьевъ, что переплелись и взаимно подкрѣпляли себя. Сверхъ того они, будучи гибки, не переламывались, уступая порывистому вѣтру. Стадо, по видимому, также не много потерпѣло; но коза безпокоилась отъ избытка молока въ сосцахъ ея; козленки почти совсѣмъ ужъ ее не сосали, и бѣдное животное, по видимому, облегчилось, когда я подаилъ его; да впрочемъ и самъ я, выпивъ чашку молока, также укрѣпился въ силахъ.

Послѣ продолжительнаго размышленія, я рѣшился не чинить на сей разъ своей хижины, а итти жить въ пещерѣ до тѣхъ порѣ, какъ пройдетъ зима, которую почиталъ уже близкою. Потомъ хотѣлъ опять возвратиться на это мѣсто и построить хижину гораздо крѣпче прежней, ибо съ разными инструментами это было очень можно. Я могъ копать ямы гораздо глубже и тверже укрѣплять въ нихъ стойки. Мнѣ хотѣлось сдѣлать тутъ на лѣто сельской домикѣ. Для чего надлежало перенести часть инструментовъ, и я расположилъ уже къ тому планѣ въ головѣ своей. Тогда должно было спѣшить отвести въ пещеру мое стадо и совершенно посвятить себя трудамъ, которыя долженъ былъ кончить до наступленія худой погоды.

ГЛАВА ШЕСТАЯ.
Караванъ. Дикобразѣ. Обувь. Жатва. Очагъ. Черепаха. Ахъ, прекрасной супъ! Феликсъ помышляетъ о зимѣ. Онъ опасается скуки. Приготовляетъ себѣ платье изъ шкурокъ. Нитки. Корзина. Упражненія ума. Вотъ прекрасная погода! Путешествіе къ сельскому дому для отведенія туда стада.

Въ третій день по моемъ сюда прибытіи я съ небольшимъ своимъ караваномъ оставилъ это мѣсто. Велъ козу на простомъ снуркѣ; козлята сами собой слѣдовали за нею, а Касторъ замыкалъ шествіе; и если козлята удалялись, то онъ опять собиралъ ихъ. Отъ времени до времени останавливался я на тѣхъ мѣстахъ, гдѣ была трава гуще, и давалъ пастись моему стаду. При одной изъ такихъ станцій собака моя, удалившаяся немного, вдругъ начала необыкновенно выть и лаять, какъ бы была поранена или испугана дикимъ звѣремъ. Прежде я боялся идти къ ней; однако не могъ оставить безъ помощи вѣрнаго своего товарища, и пошелъ съ однимъ только топоромъ, рѣшась до послѣднихъ силѣ защищать дорогаго своего Кастора. И такъ, озираясь на всѣ стороны, подкрался, и увидѣлъ его предъ непріятелемъ болѣе страннымъ, нежели ужаснымъ. Это было животное величины съ большую кошку, имѣвшее по всему тѣлу иглы. Касторъ, какъ доказывала окровавленная его морда, хотѣлъ напасть на него. Вдругъ животное свернулась въ клубокъ, съ шумомъ устремивъ противъ насъ острыя свои спицы. Тогда я взявъ въ обѣ руки топоръ и столь сильно ударилъ по немъ онымъ,что земля въ минуту оросилась его кровію. Животное вспрянуло и заставило меня отскочить, однако я возвратился и повторяемыми ударами умертвилъ его. Признаюсь, я весьма гордился сею первою учиненною мной побѣдою, и желалъ унести съ собою тѣло умерщвленнаго непріятеля; но это было невозможно, потому что не льзя было схватить его. И такъ я довольствовался только обрубить у животнаго всѣ иглы, которыя были столь тверды и остры, что годились шить кожи, коими я надѣялся снабдить себя.-- Читающіе сію книгу конечно свѣдущѣе меня въ Естественной Исторіи, нежели какъ я былъ въ то время, и по сдѣланному мной описанію догадаются, что это животное было дикобразъ.

Въ семъ путешествіи заслуживало только одно это примѣчанія, и я благополучно прибылъ въ новое свое жилище; расположилъ тамъ мое стадо, и не намѣреваясь въ тотъ день предпринимать ничего утомительнаго, употребилъ кожу звѣрка агута для предохраненія ногъ своихъ отъ ранъ, коимъ онѣ не рѣдко подвергались съ тѣхъ поръ, какъ я лишился обуви. Я выкроилъ изъ кожи родъ башмаковъ; a какъ для сшивки ихъ потребны были иглы, то вотъ какъ я добылъ ихъ. Я раскалилъ на огнѣ острый гвоздь, потомъ схватилъ его за шляпку смоченнымъ водою платкомъ, прокололъ имъ толстую сторону дикобразовыхъ щетинъ и такимъ образомъ сшилъ башмаки свои. Вечерѣ же употребилъ я для доставленія себѣ на нѣсколько дней съѣстныхъ припасовъ, дабы имѣть время работать съ большимъ прилѣжаніемъ. Горшокъ служилъ мнѣ къ варенію разнаго рода раковинъ, въ ожиданіи, пока моя собака доставитъ мнѣ средство имѣть мясной супъ.

Первою моею работою было придѣлать дверь къ гроту. О, какихъ стоила она мнѣ трудовъ! Сперва я вымѣрялъ длину и ширину отверстія; потомъ отпилилъ верхѣ сундука, оставшійся въ совершенной цѣлости. Легко можно догадаться, что я употребилъ на сіе не мало времени. Однако, сдѣлавъ это, я не достигъ еще цѣли своей. Надлежало отнести дверь къ пещерѣ, и хотя разстояніе было не велико, но мнѣ не льзя было сдѣлать сего, потому что я едва могъ двигать ее съ мѣста. Такимъ образомъ также и на сей разъ страдалъ я отъ своей недальновидности. Надлежало загородить входѣ въ пещеру заслономъ, сплетеннымъ изъ древесныхъ вѣтвей. Вразсужденіижъ ставни имѣлъ я болѣе успѣха; ибо такъ какъ она была гораздо меньше двери, то я кончилъ ее въ нѣсколько дней и отнесъ къ окну, въ намѣреніи употреблять только ночью, или когда пойдетъ дождь.

Потомъ началѣ я мыслить о собираніи пшена и земляныхъ яблокѣ, и при семъ случаѣ особенно радовался, что имѣлъ большіе крѣпкіе мѣшки: ибо безъ ихъ помощи какъ могъ я носить домой зимніе свои припасы? въ двѣ недѣли собралъ я довольно зеренъ и пататовъ для продовольствія ребенка моего возраста. Все было положено въ самое сухое мѣсто моего жилища; и я началѣ варишь молочную кашу, которая весьма мнѣ нравилась. Иногда же разваривалъ я зерна въ водѣ, которую послѣ выпаривалъ до суха и употреблялъ вмѣсто хлѣба съ яйцами и раковинами. Это кушанье, приправленное солью и лимоннымъ сокомъ, было весьма вкусно.

Доселѣ разводилъ я огонь всегда на открытомъ воздухѣ; судилъ, что во время дождей ето будетъ невозможно, и видѣлъ необходимость сдѣлать очагъ внутри грота. При чемъ главною трудностію было устроить родѣ трубы для выпуску дыма, который иначе задушилъ бы меня. Сперва началѣ я искать плоскихъ камней и класть одинъ на другой, соединяя нѣкоторымъ родомъ жирной земли. Такимъ образомъ сдѣлалъ я двѣ небольшія стѣны вышиною себѣ по поясѣ, и сверху поперегъ положилъ доску, на которую также, въ предосторожность отъ огня, накладѣ жирной земли. Этотъ очагъ построилъ я близь окна, и по щастію нашелъ еще одно мѣсто въ скалѣ, имѣвшее отдушину, которая была только завалена землей и заросла густой травой. Я прочистилъ сіе отверстіе, которое было столь широко, что въ него могли пройти обѣ мои руки. Потомъ напилилъ небольшихъ досокъ, кои соединивъ гвоздями, сдѣлалъ снаружи родъ трубы.

О! какое удовольствіе причинило мнѣ сіе изобрѣтеніе! Я захотѣлъ тотчасъ же испытать его и поставилъ подъ трубою на огонь горшокъ. Между тѣмъ какъ такимъ образомъ варилось пшено мое, пришло мнѣ на мысль походить по берегу. Нерѣдко видалъ я тамъ большихъ черепахъ, которыя, кладя въ песокъ свои яйца, доставляли мнѣ прекрасной обѣдъ. Я набралъ ихъ нѣсколько: ибо слыхалъ отъ матросовъ, что это очень вкусное кушанье, и что изъ него можно варить бульонѣ. Я зналъ также, что дабы воспрепятствовать черепахѣ возвратиться въ море, должно оборотить ее на спину. Однакожъ видѣнныя мной превосходили мои силы, и я не могъ учинить сего. Но на сей разѣ, по щастію, нашелъ я одну по своимъ силамъ. Я подозвалъ Кастора, дабы онъ препятствовалъ ей удалиться, а самъ подошедъ, проворно оборотилъ ее на спину. Потомъ убивъ топоромъ, вскрылъ ей брюхо и нашелъ двадцать два яйца. Наконецъ отрубилъ большую часть мяса и положилъ въ горшокъ. Послѣ чего возвратился къ своей добычѣ, и изрѣзавъ ее въ куски, не трогая черепа, получилъ прекрасный сосудъ, коимъ немедленно воспользовался. Онъ подалъ мнѣ мысль посолить черепаху и сберечь ее. При чемъ вспомнивъ, какъ матушка саливала ветчину, поступилъ и я точно также. Я принесъ въ пещеру сей сосудѣ и мясо; насыпалъ въ него сперва слои соли, потомъ положилъ слой мяса и такъ далѣе, пока совсѣмъ наполнилъ черепъ. Послѣ чего засыпавъ все на палецъ толщиной солью, положилъ сверху отпилки досокъ и навалилъ большихъ камней. Сдѣлавъ это, возвратился я въ своему обѣду, который уже поспѣлъ. Я имѣлъ прекрасную изъ пшена похлѣбку. Мясо черепахи также показалось мнѣ довольно вкуснымъ, и Касторъ съ удовольствіемъ участвовалъ въ ономъ.

Самое главное, по видимому, было уже сдѣлано. Я имѣлъ на зиму нужное продовольствіе и спокойное убѣжище отъ непогоды. Надлежало подумать только, чѣмъ зимой заниматься. Съ тѣхъ поръ, какъ нахожусь здѣсь, думалъ я, не имѣлъ я ни одной скучной минуты; но у меня нѣтъ товарища, съ которымъ бы могъ я разговаривать; нѣтъ ни спускальнаго змѣя, нѣтъ никакихъ игрушекъ: отчегожъ дни протекаютъ столь быстро и я никогда не скучалъ доселѣ? Но нѣтъ, я знаю тому причину! это отъ того, что мой умъ и руки были всегда заняты. Но когда наступитъ дурная погода и дожди воспрепятствуютъ мнѣ выходить изъ пещеры, въ чемъ я буду проводить тогда время? Нѣтъ у меня ни сообщества, ни книгъ, ни средствъ писать, и если не буду умѣть упражненія, то умру отъ скуки. Только работа можетъ сохранить меня отъ оной: слѣдовательно должно заблаговременно ее приготовить. Я буду дѣлать корзины; запасусь тростникомъ и ивовыми судьями. О! еслибъ до наступленія зимы удалось мнѣ убить нѣсколько козловъ и имѣть съ нихъ шкурки, я сшилъ бы изъ нихъ себѣ платье. Такъ точно, о семъ-то особенно должно постараться; ибо если мнѣ въ самомъ дѣлѣ это удастся, то въ зиму научусь я плотничьему и скорняжному искусству.

Сіе мое намѣреніе было твердо, но исполненіе онаго весьма затруднительно. Я не находилъ инаго средства изловить козѣ, или козловъ, какъ растянувъ сѣти по дорогѣ, по коей обыкновенно ходили они пить. Тогда хотѣлъ внезапно броситься на нихъ съ своей собакой, испугать своимъ крикомъ и лаемъ Кастора; при чемъ надѣялся, что тогда какой нибудь изъ нихъ на побѣгѣ попадется въ силки, гдѣ я весьма легко могу убить его. Мнѣ жаль было, что нитки мои поизвелись уже, и я рѣшился сдѣлать сѣть изъ волокнистыхъ растѣній. Самымъ удобнѣйшимъ къ тому казалась мнѣ оболочка кокосоваго орѣха. я надралъ съ нее волоконъ и посредствомъ нарочно сдѣланнаго веретена насучилъ нитокъ. Потомъ, видавъ, какъ дѣлывали рыболовы, сплелъ изъ нихъ большую, крѣпкую сѣть. Послѣ чего совершенно предался ловлѣ и столь удачно производилъ ее, что не проходило дня, въ который бы не поймалъ козла или козленка. Первыхъ я убилъ, ободралъ, и шкурки растянулъ для сушенія; а вторыхъ присоединилъ къ своему стаду, которое, кромѣ прежней, состояло изъ девяти козлятъ мужескаго и женскаго пола. Я рѣшился также насучить большое количество разной толщины бичевокъ и наплести разнаго рода сѣтей, однѣ для ловленія рыбы, а другія для ловленія птицѣ; и симъ средствомъ предохранилъ себя отъ бездѣлья и скуки.

Между тѣмъ начались столь сильные дожди, что я нѣсколько дней не могъ вытти изъ пещеры, и сколько почиталъ себя щастливымъ заготовивъ себѣ дѣло!-- Я забылъ сказать, что упражненія и труды весьма укрѣпили мое тѣло, а привычка размышлять о средствахъ къ доставленію себѣ всего нужнаго развила мой умъ и понятія такъ, что я въ физическомъ и нравственномъ отношеніи былъ гораздо совершеннѣе прочихъ дѣтей моего возраста. Нужда сдѣлала меня изобрѣтательнымъ и хорошимъ наблюдателемъ. На примѣръ, первою моею мыслію при наступленіи дурной погоды было умѣть измѣрять время, дабы знать, сколько протечетъ лѣтъ моего пребыванія на островѣ. Въ семъ намѣреніи взялъ я большую кокосовую скорлупу и каждый день кладѣ въ нее по кремешку съ тѣмъ, чтобъ въ концѣ зимы счесть оные.

Я началѣ свое упражненіе дѣланіемъ всякого рода и величины корзинокъ. Должно признаться, что онѣ были не очень красивы, но за то были крѣпки и въ послѣдствіи оказали мнѣ великія услуги. Я сплелъ два большіе короба, въ кои всыпалъ пшено, гдѣ ему лежать было гораздо удобнѣе, нежели въ кучѣ. Когда случались дни безъ дождя, то я хаживалъ за травою для пищи моему стаду. Касторъ также выходилъ въ такіе дни и доставлялъ мнѣ иногда дичину. впрочемъ пататы, пшено, козье молоко и безъ того уже достаточно снабжали мою кухню; да еслибъ не достало у меня съѣстныхъ припасовъ, то я могъ бы убить козу. Однако, сіи животныя, коихъ я пріучилъ къ себѣ, коихъ питалъ съ такою заботливостію и которыя составляли часть моего семейства, были для меня весьма любезны, и я рѣшилсябъ на сіе развѣ только въ послѣдней крайности. Впрочемъ мнѣ не хотѣлось также, чтобъ стадо мое увеличивалось; однако думая, что весной это непремѣнно послѣдуешь, рѣшился убить маленькихъ козлятъ, когда они перестанутъ сосать мать свою; что доставляло мнѣ двойную выгоду, а именно: много молока и шкурокъ для одежды. Посоленная мною черепаха совершенно сохранилась, и когда совсѣмъ вышла, то я искалъ случая добыть другую, приготовилъ ее такъ же, какъ прежнюю, и получилъ отъ того еще посудину и возможность имѣть большее количество солонины.

Когда снабдился я корзинами, то вколотилъ въ разсѣлины скалы большіе гвозди, повѣсилъ на стѣны грота короба, въ кои положилъ всю свою провизію, и расположилъ ихъ въ такомъ порядкѣ, что послѣ того, такъ сказать, не узнавалъ своего жилища.

Самымъ непріятнымъ для меня обстоятельствомъ былъ недостатокъ освѣщенія въ пещерѣ; ибо не рѣдко весьма сильный дождь заставлялъ меня закрывать у окна ставню, и я долженъ былъ работать у двери. Сверхъ того дни были очень коротки, и потому надлежало оставлять работу весьма рано. Я не зналъ, что тогда дѣлать отъ скуки, и погрузился въ глубокую задумчивость. Видя себя обладателемъ множества потребныхъ для жизни вещей, я тѣмъ сильнѣе чувствовалъ непріятность не имѣть существо, котороебъ дѣлило его со мною. Теперь самый ненавистный мнѣ изъ моихъ камрадовъ былъ бы для меня драгоцѣннѣйшимъ товарищемъ, и его дружество составилобъ мнѣ щастіе. Ласкъ моей собаки было для меня недостаточно, ибо я желалъ имѣть существо, котороебъ дѣлило со мною и удовольствія и непріятности. Такія размышленія часто заставляли меня проливать горькія слезы, кои обыкновенно начинались съ наступленіемъ мрака, и я иногда ложился спать не иначе, какъ прежде поплакавъ нѣсколько часовъ.

Однажды, когда былъ я такимъ образомъ угнетенъ грустію, пришла мнѣ въ голову щастливая мысль -- потому щастливая, что возвратила мнѣ мужество и разсѣяла уныніе, вотъ какъ я думалъ: къ чему служатъ мнѣ горесть моя и слезы? говорилъ я самому себѣ: я тщетными своими желаніями не получу того, въ чемъ нуждаюсь теперь. Если Богъ осудилъ меня влачить жизнь мою въ совершенномъ уединеніи: то Его воля исполнится, не взирая ни на ропотъ мой, ни на жалобы. И такъ, лучше добровольно покориться оной и постараться сдѣлать себя сколько можно менѣе нещастливымъ. Я провожу въ скукѣ часть дня, потому что сижу во мракѣ и не могу ничемъ заняться; но есть два рода упражненія: то есть, упражненіе тѣла и упражненіе души. Я не имѣю ни книгъ, ни перьевъ, ни бумаги для занятія ума, но у меня есть память. Что мнѣ препятствуетъ вспомнить то, что я училъ нѣкогда и читалъ дома или въ школѣ? Не будетъ ли это значить почти то же, какъ бы мнѣ разсказывали исторійки, или какъ бы я ихъ снова перечитывалъ? Хочу также припомнить все, что я думалъ, и все, что дѣлалъ со времени моего пребыванія на семъ островѣ. Кто знаетъ, не найду ли чего нибудь такого, которое замѣнить мнѣ бумагу? Тогда опишу я свои приключенія, и увѣренъ, что это много будетъ веселить меня. Сія мысль занимала умѣ мой во весь вечеръ; слезы мои изсякли, и я легъ на листвянную постель свою съ сердцемъ гораздо довольнѣйшимъ обыкновеннаго.

Читатели, можетъ быть, удивятся, что ребенокъ, которому едва свершилось тринадцать лѣтъ, былъ способенъ къ такимъ размышленіямъ; но прошу замѣтить, что въ положеніи, въ коемъ я тогда находился, всѣ мои мысли были устремлены только на полезное; что, не будучи развлекаемъ ни играми, свойственными моему возрасту, ни пустыми разговорами съ другимъ подобнымъ же ребенкомъ, я всегда занимался только самимъ собою, и что наконецъ наставленія, полученныя мною отъ добрыхъ родителей и учителей, такъ сказать, прозябали въ уединеніи подобно сѣмени, брошенному на такую землю, на которой ничто не мѣшаетъ его развитію.

Я измѣрялъ время лунами. Претерпѣнное мною кораблекрушеніе случилось въ Апрѣля. Тогда мнѣ было двѣнадцать лѣтъ съ половиною, и я съ сего времени до начала дождей счелъ четыре полныхъ луны. Изъ чего заключилъ, что теперь были послѣднія числа Августа; и Читателямъ извѣстно уже употребленное мной средство для знанія съ точностію времени ихъ продолженія. Я не могъ упрекнуть себя въ потери ни одного дня.-- Такъ какъ платье мое совершенно износилось, то я изъ козьихъ шкуръ сшилъ его новое. Оно было сначала родъ очень широкой туники, достававшей только до колѣнъ, и состоявшей изъ двухъ кожѣ грубо сшитыхъ одна съ другою. Къ сему употребилъ я дикобразовы иглы и тонкія извѣстнымъ способомъ ссученныя нитки. Это платье подпоясывалъ я кушакомъ изъ такой же кожи. Изъ нее сдѣлалъ я себѣ также родъ чулокъ для предохраненія ногѣ своихъ отъ ужаленія насѣкомыхъ, и двѣ пары сандалій, потому что они скоро изнашивались. Надлежало также прикрыть и голову отъ солнечнаго зноя, который часто весьма меня обезспокоивалъ. И такъ я сплелъ сперва изъ ивовыхъ сучьевъ родъ. остраго колпака, и обтянулъ кожею, обращенною, такъ какъ и на платьи, шерстью вверхъ.

Еслибъ кто видѣлъ меня въ семъ нарядѣ, тотъ конечно почелъ бы за медвежонка. Однако какъ бы то ни было, только я остался весьма доволенъ своей работой, возбуждавшею справедливую надежду, что никогда нагъ не буду.

Между тѣмъ въ сихъ упражненіяхъ протекли мрачные, дождливые дни, и вечера при помощи извѣстной выдумки проходили для меня уже въ меньшей скукѣ. Я читалъ и перечитывалъ Евангеліе и Библію въ продолженіе трехъ или четырехъ лѣтъ; то и другое еще твердо было въ моей памяти, почему находилъ удовольствіе вспоминать по порядку заключающіяся въ нихъ событія, почему скоро составилась въ умѣ моемъ исторія, начинавшаяся сотвореніемъ міра и оканчивавшаяся смертію Іисуса Христа. О, какъ мнѣ хотѣлось тогда писать! Я бы обогатилъ сію исторію разными благочестивыми размышленіями. Послѣ чего занялся расположеніемъ въ умѣ собственныхъ приключеній, и сему-то обязанъ возможностію отдать вѣрный отчетѣ во всемъ случившемся со мною на островѣ. Причемъ не могъ вспоминать прошедшаго безъ чувствованія признательности къ милосердому Богу, спасшему меня отъ смерти и осыпавшему толикими благодѣяніями, а также не жалѣть о прежнемъ своемъ ропотѣ. Съ сихъ поръ довѣренность моя къ Провидѣнію сдѣлалась совершеннѣе, а молитвы искреннѣе. Я не почиталъ уже себя болѣе безпомощнымъ нещастливцемъ; но сыномъ, живущимъ подъ надзоромъ отца и въ случаѣ опасности имѣющимъ въ немъ вѣрнаго покровителя и защитника.

Сверхъ сихъ утѣшительныхъ мыслей я еще надѣялся, что каждый годъ силы мои увеличиваясь, доставятъ мнѣ новыя средства улучшить свое состояній.-- Остатокъ дождливаго времени употребилъ я для дѣланія множества разной толщины нитокъ и сѣтей для рыбной ловли.

Я имѣлъ большую причину къ удивленію, не чувствуя стужи, и не видя ни льду, ни снѣгу, а только почти безпрестанные дожди, а иногда и градъ. Деревья въ семъ прекрасномъ климатѣ всегда были такъ зелены, что я съ удивленіемъ сіе замѣтилъ, когда погода дозволяла мнѣ выходишь изъ пещеры. Наконецъ дожди прекратились, солнце просіяло во всемъ своемъ величіи, и я могъ льститься надеждой, что зима миновала. Это причинило мнѣ великую радость. Я пошелъ опять смотрѣть на прекрасныя рощицы -- свое владѣніе, возобновлять провизію и готовить новыя кушанья. Счелъ камешки, ежедневно въ сосудъ мною кладенные, коихъ было сто пятнадцать, и это составляло почти четыре мѣсяца; изъ чего я заключилъ, что столько продолжается зима въ сей части свѣта.

Принявъ важное намѣреніе путешествовать, я захотѣлъ сдѣлать себѣ изъ кожи родѣ кушака, дабы нести съ одной стороны топоръ, а съ другой пилу изъ крѣпкаго сука, оборвавъ листья и отпрыски, сдѣлалъ я палку, которую положивъ на плечо, какъ носятъ ружье, привѣсилъ къ ней корзину, долженствовавшую служить для поклажи въ нее найденной на пути добычи. Сверхъ того взялъ я еще съ собой мѣшокъ, и пошелъ сперва къ лѣтнему дому для отведенія туда въ паркѣ моего стада. Бѣдныя животныя радовались видя себя на свободѣ, щипали свѣжую на лугу траву и молодые листья. Они весело слѣдовали за мною; Касторъ также, будучи на вольномъ воздухѣ, смѣшными скачками вокругъ меня изъявлялъ свою радость.

По прибытіи на мѣсто я не нашелъ и слѣда своей хижины: она была совсѣмъ разрушена дождемъ, и вода унесла ея остатки. Паркъ же напротивъ того былъ въ наилучшемъ состояніи. Загородка сдѣлалась столь плотна отъ сплетшихся сучьевъ, что я не могъ просунуть въ нее руку; а у отверстія деревья пустили такіе отпрыски что почти совсѣмъ его загородили. Я обрубилъ ихъ и впустилъ туда свое стадо съ нѣкотораго времени коза не давала молока, и я не находилъ никакого неудобства предоставите сихъ животныхъ самимъ себѣ. Даже почелъ ненужнымъ запасать для нихъ пищу, но рѣшился дать имъ свободу выходить изъ звѣринца и щипать росшую вкругъ траву, будучи увѣренъ, что на ночь они сами собою будутъ приходить на свое мѣсто. При чемъ прекрасное состояніе сего моего заведенія возбудило во мнѣ желаніе сдѣлать такоежъ у пещеры, и для удовольствія окружить себя садомъ отборныхъ деревѣ. Впрочемъ я отложилъ это намѣреніе до зимы, думая, что сильные дожди будутъ ему благопріятны.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ.
Новое путешествіе. Банановое дерево (пизангъ). Странная ловитва. Красной гусь. Феликсъ готовить себѣ прекрасный ужинъ. Пальмовыя деревья. О! это вино. Ничего недостаетъ къ обѣду. Попугай Средство не забыть говорить и писать. Ананасъ. Плетюшка. Касторъ припряженъ къ ней.Садъ.

Я отправился съ надеждою сдѣлать новыя открытія въ частяхъ острова еще не посѣщенныхъ мною, и избралъ южный берегъ. А какъ не могъ итти близко къ морю по причинѣ цѣпи во многихъ мѣстахъ острыхъ скалъ, то избралъ себѣ дорогу выше; но нашелъ деревья столь близко росшія одно подлѣ другаго и такъ сплетенныя плющемъ, что не могъ проникнуть въ лѣсъ, представившійся моимъ взоромъ. И такъ пошелъ я по вершинѣ утесовъ, имѣя съ одной стороны необозримое море, а съ другой лѣсъ, преграждавшій мнѣ видѣть за нимъ предметы. Однако вскорѣ деревья сдѣлались рѣже, берегъ понизился, и я могъ видѣть почти на милю предъ собою прекрасный склонявшійся къ морю лугѣ съ группами деревьевъ и отъ востока на западѣ простиравшійся. Я поспѣшилъ на это мѣсто, доставлявшее мнѣ почти на каждомъ шагу тѣнь, и открылъ новыя произведенія, прежде никогда мною невиданныя. Время у меня было тогда свободное и ничто не отзывало меня домой, гдѣ я все оставилъ въ порядкѣ; почему рѣшился со вниманіемъ разсмотрѣть каждаго рода дерево, кажется растѣніе и заключить о его пользѣ.

Предваряю Читателей, что для ясности въ моемъ повѣствованіи буду я впредь называть тѣ и другія именами, кои узналъ со времени моего выхода съ острова, и сдѣлаю сравненіе съ тѣми, которыя послужили мнѣ въ пользу. Я назвалъ каратасъ съ красными цвѣтами трутнымъ деревомъ потому, что сердцевина его замѣняла мнѣ вещество сіе, а по тому также и прочія.

Прежде всего своею странностію обратило на себя мое вниманіе банановое дерево. Я увидѣлъ одно, которое показалось мнѣ неимѣющимъ пня. Оно походило на свертокъ лежащихъ одинъ на другомъ листьевъ. Этотъ толстый, зеленоватый столбѣ былъ почти втрое выше меня и столь нѣженъ, что я срубилъ его однимъ ударомъ топора моего. Послѣ чего сѣдъ, чтобъ разсмотрѣть его со вниманіемъ. Листья банановаго дерева удивительной величины, и оно приноситъ плоды довольно похожіе на огурцы, коихъ вкусѣ кисловатъ, но весьма пріятенъ; не знаю, только, почему я вообразилъ, что вареные они гораздо еще лучше. Приближалось время обѣда, который долженствовалъ состоять изъ яйцѣ и пататовъ. Я выкопалъ въ землѣ родъ печи, положилъ туда нѣсколько сихъ плодовъ и сверху развелъ огонь. Этотъ опытъ удался мнѣ. Я нашелъ бананы очень вкусными и почти столь же питательными, какъ хлѣбъ. Послѣ обѣда началѣ я искать густой тѣни для убѣжища отъ сильнаго зноя, и нашелъ ее подъ мангиферами, тѣсно переплетшимися между собою. Они росли на вершинѣ дерева и простирались далеко къ морю, образуя зеленыя арки и своды различнаго вида. Мангнифера или дикая смоковница ростетъ на морскихъ берегахъ въ болотистой землѣ. Корни сего дерева его, выходя изъ оной, возвышаются, распространяются во всѣ стороны и бываютъ иногда несоразмѣрно высоки.

Между тѣмъ я былъ отвлеченъ отъ своихъ наблюденій забавнымъ зрѣлищемъ: ловлею во стѣ шагахъ отъ меня происходившею, а ловцы были стадо большихъ птицѣ съ огненно-красными крыльями, называемыхъ красные гуси. Они расположились въ строй по берегу и походили на солдатѣ въ мундирахъ, стоящихъ въ ордерѣ баталіи. Сія совершенно новая для меня вещь возбудила мое любопытство. Я разсматривалъ сихъ птицъ не смѣя пошевелиться, дабы не испугать ихъ и чтобъ они не улетѣли. Я замѣтилъ нѣкоторыхъ изъ нихъ, кои, по видимому, для безопасности всей стаи стояли какъ бы на часахъ. Потомъ спрятался въ кустарникѣ, чтобъ не быть отъ нихъ примѣчену, и долго забавлялся, смотря, какъ они глотали небольшихъ рыбѣ, раковины и носами своими искали насѣкомыхъ. Впрочемъ, не взирая на удовольствіе ихъ разсматривать, мнѣ хотѣлось воспользоваться ими иначе. Я тихо подкрался къ онымъ между деревѣ, иногда былъ довольно близко, то бросилъ въ нихъ большой камень; при чемъ такъ хорошо умѣтилъ, что одного тяжело ранилъ. Тогда часовые произвели пронзительной крикъ, и вся стая гусей улетѣла. Я немедленно подбѣжалъ къ своей добычѣ, а какъ гусь былъ слишкомъ великъ и не по моимъ силамъ, то, привязавъ къ нему бичовку, потащилъ подъ тѣнь мангиферовъ. Онъ столько ослабѣлъ отъ многой вытекшей изъ раны крови, что не могъ увеселять меня. Тамъ я отрѣзалъ ему голову и началъ щипать, намѣреваясь изжарить на другой день. При чемъ угостилъ Кастора его потрохомъ, и когда такимъ образомъ совершенно очистилъ, то повѣсилъ на сукъ дерева, которое избралъ для проведенія на немъ ночи.

Прохладный вечерѣ вызвалъ меня на прогулку поморскому берегу. Тамъ увидѣлъ я, много маленькихъ рыбѣ, и онѣ-то безъ сомнѣнія привлекали къ себѣ птицъ сихъ. Я сдѣлалъ изъ гусинаго пера, бичовки и прута родѣ удила, и наловилъ оныхъ столько, что было довольно для ужина; изжарилъ на угольяхъ и нашелъ вкусными. Впрочемъ кончилъ сей достопамятный для меня день молитвою, благодаря Бога за новыя Его благодѣянія, а потомъ пошелъ спать на густолиственную вершину мангиферова дерева.

На другой день по утру я направилъ путь свой къ прекрасной пальмовой рощѣ. Гусь мой безпокоилъ меня своею тяжестію, потому что я и безъ того уже слишкомъ нагруженъ былъ, Почему вздумалъ привязать его на спину Кастору и то ласками, то строгостью заставилъ собаку нести сію добычу, отъ которой немедленно освободилъ ее, когда достигъ лѣса, гдѣ хотѣлъ провести утро, и приготовить обѣдъ. Здѣсь-то могъ я замѣчать разные роды пальмовыхъ деревѣ, изъ коихъ каждое доставляло мнѣ какую нибудь пользу. Называемое вѣеръ именуется такъ потому, что походитъ на него своимъ видомъ. Это дерево весьма высоко, но тонко. Почему я легко могъ срубить его: ибо въ немъ много было сердцевины или мягкаго вещества, а при томъ также мягкихъ волоконъ; что могло мнѣ служить новымъ матеріаломъ для сученія нитокъ. Я запасся имъ и положилъ на солнце для высушенія.

Пальмовое дерево имѣетъ на вершинѣ своей пукъ нѣжныхъ листовъ, называемыхъ капустою. Это прекрасное кушанье похоже вкусомъ на артишоки. Его столько уважаютъ, что для доставанія онаго срубаютъ дерево. Однакожь мое невѣжество воспрепятствовало мнѣ имъ воспользоваться. Впрочемъ я случайно открылъ, что это дерево доставляетъ пріятный напитокъ. Желая знать толстоту коры его, я сдѣлалъ въ пнѣ надрѣзъ, и тогда вытекло оттуда нѣчто жидкое, которое собралъ я въ сосудѣ. Это было сладкое, весьма вкусное вино, которое будучи три дня въ надлежащемъ состояніи, превращается потомъ въ уксусъ.

Я увидѣлъ еще пальмовое дерево, такъ называемое сагу, и еслибъ имѣлъ побольше свѣдѣній, то изъ сердцевины его могъ бы получить сочное тѣсто. О, сколько жалѣлъ я тогда, что мало учился; ибо сія небрежность лишила меня многихъ выгодѣ, кои иначе могъ имѣть отъ разныхъ произрастѣній на этомъ островѣ.

Величественное кокосовое дерево какъ гигантъ возвышалось среди всѣхъ сихъ деревъ. Я не могъ ему довольно надивиться, и мнѣ казалось, что одно оно могло уже удовлетворить первымъ потребностямъ человѣка. Въ немъ все полезно: высушенные его листы годны для покрытія хижинѣ; оно, подобно пальмовому, чрезъ надрѣзѣ доставляетъ сокъ, а молодой плодѣ его даетъ родъ молока. Въ зрѣлостижъ уподобляется онъ миндалю и имѣетъ похожую на простой орѣхѣ кору, которая годится для, дѣланія сосудовъ, а изъ оболочки на ней можно сучить нитки.

При такомъ разсматриваніи время протекло весьма скоро. Надлежало изготовить пышный обѣдъ; ибо у меня было прекрасное вино и мясо. Я какъ не льзя лучше, изжарилъ краснаго гуся, отъ коего получилъ сало и собралъ его въ кокосовую скорлупу. Сверхъ того било еще у меня въ пещерѣ также сало прочихъ животныхъ, которыхъ случалось ѣсть мнѣ; но мысль, теперь возбудившаяся въ умѣ моемъ, еще никогда не приходила мнѣ въ голову. Я вздумалъ, что это сало можетъ горѣть столь же хорошо, какъ бычачье или баранье. О, сколь я буду щастливъ! вскричалъ я, если буду имѣть въ скучные зимніе вечера лампаду! Да почему же и не имѣть ее, ибо у меня есть всѣ нужныя къ тому принадлежности. Раковина будетъ лампадою, нитки отъ распущенныхъ чулокъ послужатъ мнѣ вмѣсто свѣтильни, а сало буду я имѣть отъ жаркаго. При такомъ печальномъ изобрѣтеніи я запрыгалъ отъ радости; но тогда ненарочно коснувшись ногою сосуда съ жиромъ, пролилъ оный, и не жалѣлъ объ этомъ, ибо зналъ, чѣмъ могу замѣнить его. Я вспомнилъ сказку о молошницъ съ кувшиномъ молока, которую выучилъ наизусть, и мое сходство съ нею заставило меня смѣяться. Въ семъ-то расположеніи духа сѣлъ я за столъ, то есть на свѣжій дернъ. При чемъ кокосовые листы служили мнѣ вмѣсто скатерти. На нихъ поставилъ я свое жаркое и положилъ съ одной стороны его прекрасный кокосовый орѣхъ, а съ другой нѣсколько земляныхъ яблокѣ. По краямъ стояли двѣ чаши съ пальмовымъ сокомъ; слѣдовательно ничего недоставало къ славному пиршеству. Касторъ, сидя подлѣ меня, съ нетерпѣливостію дожидался своей части отъ жаркаго. Я, какъ хозяинѣ, угостилъ его, и оба мы въ сей день ѣли съ большимъ аппетитомъ.

Послѣ обѣда влѣзалъ я на многія дерева искать гнѣздѣ, и нашелъ голубиныя и горлицыны яйца; но самымъ драгоцѣннѣйшимъ для меня открытіемъ было попугаичье гнѣздо, въ коемъ недавно вывелись птенцы и начали обростать перьями. Я выбралъ самаго здороваго изъ нихъ, желая воспитать и имѣя прекрасную мысль научить его говорить и слышать хоть нѣкоторые звуки человѣческаго голоса. Потомъ легонько слѣзъ съ маленькимъ моимъ плѣнникомъ, который трепеталъ отъ страха; но я успокоилъ его своими ласками и обогрѣлъ за пазухой. Послѣ чего напоилъ его пальмовымъ виномъ и, сколько было мягче, положилъ въ корзинку.

Иногда боялся я, что не имѣя случая говорить ни съ кѣмъ, забуду по Французски, и думая, что въ послѣдствіи могутъ пристать къ острову люди, желалъ, чтобъ понимали меня. Почему всегда свершалъ мои молитвы громогласно, и сверхъ того находилъ удовольствіе на прогулкахъ повторять все выученное мною наизусть въ дѣтствѣ. Но надежда разговаривать съ попугаемъ еще болѣе меня утѣшала, и я принялся его воспитывать. Мнѣ страшно было даже и помыслишь забыть немногое, которое зналъ я, и почиталъ себя нещастливымъ, что не могу ничему научиться болѣе. Я не думалъ, что опытъ былъ уже моимъ учителемъ, и что я ежедневно пріобрѣталъ новыя свѣдѣнія. Прежде имѣлъ я особенное дарованіе красиво писать, и приходилъ въ отчаяніе, не имѣя способа упражняться въ семъ искусствѣ. Наконецъ я вздумалъ каждый вечерѣ палочки писать на столѣ нѣкоторыя изъ своихъ мыслей, причемъ хоть на другой день буквы и изглаждались, за то я пріучался чертить ихъ и такимъ образомъ сохранить свою способность.

Послѣ осми- или десятидневнаго путешествія, которое доставило новые предметы для моего любопытства,и обогатило меня многими полезными вещьми, я очутился, не понимая какъ, у своего жилища, но съ другой стороны, нежели съ которой изъ него вышедъ. Цѣпь утесовъ въ этомъ мѣстѣ представляла самое разительное зрѣлище и какъ бы садовую оранжерею. Вмѣсто цвѣточныхъ горшковъ, небольшія террасы, разсѣянны и высунувшіяся части были покрыты самыми рѣдкими растѣніями, коихъ разнообразіе очаровывало взоры, особливо же родѣ растѣнія тучнаго съ густыми, мягкими листьями, изъ коихъ большая чаешь имѣютъ иглы. Каратасы, алое, Индійская смоковница растутъ тамъ въ великомъ изобиліи, а трава зміевка свѣсила далеко по утесамъ переплетшіеся стержни свои. Среди сихъ различныхъ произведеній замѣтилъ я плодъ, который ароматическимъ своимъ запахомъ заставлялъ себя отвѣдать. Каждое произведшее оное растѣніе имѣло его только по одному на вершинѣ стержня, двухъ футовъ вышиною и въ дюймѣ толщиною. Плодъ походилъ видомъ на сосновую шишку и былъ снаружи желтъ. Мнѣ весьма понравился вкусѣ бѣлаго вещества его, производящаго во рту пріятную прохладу. Это былъ ананасъ, совершеннѣйшій изъ плодовъ Новаго Свѣта. Хотя я былъ и лакомъ до всего сладкаго, однако также разсудителенъ, и предпочелъ сему плоду вещи гораздо полезнѣйшія въ тогдашнемъ моемъ состояніи.

Возвратясь въ свое жилище, я жалѣлъ, что не могъ перенести въ него множества найденныхъ мной на пути предметовъ, коихъ очень хорошо зналъ пользу. Я наполнилъ свой мѣшокъ волокнами съ пальмоваго плода и привязалъ его на спину Кастору. Самъ же на себя навьючилъ связку сахарнаго тростника, кокосовой орѣхъ и корзину, въ которой былъ положенъ молодой попугай. Вотъ все, что я принесъ домой по невозможности захватить больше.

О! сколь я желалъ сдѣлать коляску или тѣлежку, хоть бы самую некрасивую; но ось и особливо колеса казались предѣломъ моей смѣтливости, и колесничье искусство было мнѣ совсѣмъ неизвѣстно. Я отъ чистаго сердца готовъ былъ отдать свои ананасы, землянику и даже самый сахарный тростникъ за маленькую тѣлежку хотя бы и плохой работы. Послѣ продолжительнаго размышленія я не выдумалъ ничего лучше, какъ сдѣлать крошонку, дабы перевозить въ ней домой разныя вещи; но почувствовалъ, что безъ колесъ будетъ это для меня весьма трудно; однако надѣялся, что запрягши въ нее свою собаку, а самъ помогая сзади, я могу ее двигать. Мнѣ не хотѣлось откладывать вдаль исполненія сего плана. Изъ ивовыхъ сучьевъ сплелъ я крошонку четырехъ футовъ въ длину и трехъ шириною; распилилъ одну доску на нѣсколько планокъ, кои прибилъ снизу для преданія ей большей крѣпости. Въ промѣжкахъ сей своей работы употребляя свою удочку, наловилъ я много рыбы, похожей на головля, и которая, изжаренная на угольяхъ, была весьма пріятна.

Я кончилъ свою крошонку весьма кстати; ибо убилъ на морскомъ берегу довольно большую черепаху, положилъ ее въ оную и хотѣлъ запрячь Кастора; однако не безъ труда могъ сдѣлать это: собака противилась, и каждый разъ, какъ я хотѣлъ привязать ее, вырывалась у меня и убѣгала. Почему я долженъ былъ употребить побои, хотя впрочемъ съ истиннымъ прискорбіемъ. Наконецъ собака моя повиновалась, и мы, помогая одинъ другому, дотащили крошню до грота. Такая удача приводила меня въ восхищеніе, но при томъ также я соболѣзновалъ о добромъ своемъ товарищѣ, коему бичевки естественно долженствовали перетерѣть въ нѣкоторыхъ мѣстахъ кожу. И такъ, дабы впредь отвратить это, вздумалъ я сдѣлать изъ козьей кожи нѣчто похожее на попону; и Касторъ, чувствуя себѣ отъ того облегченіе, мало по малу привыкъ къ сей работѣ.

Время у меня проходило въ прогулкахъ и упражненіи. Я съ удовольствіемъ замѣтилъ, что три молодыя мои козы скоро оягнятся, ибо начали давать молоко, коего я давно уже лишался. Попугай мой, котораго прозвалъ я Коко, примѣтно возрасталъ и уже произносилъ нѣсколько словѣ. Я кормилъ его плодами, бананами, и пойлѣ пальмовымъ виномъ. Отъ чего онъ сдѣлался столь рученъ, что слѣдовалъ за мною во всѣхъ моихъ прогулкахъ, сидя у меня на плечѣ и отъ времени до времени меня цѣлуя. Я также возрасталъ, и силы мои удивительно укрѣплялись; ибо носилъ уже тяжести, кои къ прошедшій годъ едва могъ двигать съ мѣста; и входя въ гротѣ, долженъ былъ нагибаться. Все сіе поощряло меня къ новымъ предпріятіямъ. Я рѣшился развести садѣ близь своего жилища, чтобы имѣть подъ руками самыя необходимыя и пріятнѣйшія дерева, растѣнія и коренья. И такъ, прежде сдѣлалъ я огородку изъ молодыхъ деревѣ, кои вырывъ, посадилъ въ близкомъ разстояніи одно отъ другаго. Сіи деревья были акаціи, лимонныя и другихъ родовъ. Въ промежкахъ ихъ посадилъ я въ акаціяхъ растѣнія, которыя въ слѣдующій годѣ долженствовали составить непроницаемый заборѣ. Заключавшееся въ немъ пространство раздѣлилъ я на нѣсколько небольшихъ квадратовъ, въ коихъ отдѣльно растилъ земляныя яблоки, пшено, землянику и разныя другія полезныя вещи. Такая работа была трудна и продолжительна. Надлежало ходишь далеко за многими предметами и привозить ихъ въ крошонкъ; потомъ сѣять, садить, поливать, взрывать и углаживать землю; что я сдѣлалъ посредствомъ большой раковины, къ которой приладилъ деревянную рукоятку. Однако такимъ образомъ, не взирая на труды и прилѣжаніе, садъ мой предъ началомъ дождливаго времени былъ, такъ сказать, только абрисъ, и я въ другой разъ долженствовалъ запереться въ своей пещерѣ.

ГЛАВА ОСЬМАЯ.
Запасъ на зиму. Отсутствіе къ большой рѣкѣ. Маленькая пальма. Мирака или восковое дерево. Поспѣшное возвращеніе въ гротъ. Феликсъ дѣлаетъ свѣчи. Упражненія въ другую зиму. Лукъ и стрѣлы угрызенія совѣсти Феликса. Онъ плачетъ, воспоминая о своей матери. Молится и чувствуетъ утѣшеніе. Возвращеніе весны. Феликсъ вразсужденіи сада. Феликсъ учится стрѣлять изъ лука. Онъ дѣлаетъ столъ и скамьи.

Козы мои оягнились. Я рѣшился вскормить маленькихъ и убить старыхъ козловъ, чтобъ имѣть кожу и питаться во время зимы ихъ мясомъ. Я ужъ усовершенствовался въ искусствѣ дѣлать солонину. У меня довольно было черепашьихъ оболочекъ, почему я могъ сдѣлать изъ нее хорошій запасъ и имѣть похлѣбку для худаго времени года. Наловилъ множество птицѣ петлями и вполовину ихъ изжарилъ; потомъ опрятно положилъ въ нѣкоторый родъ чана и залилъ ихъ растопленнымъ жиромъ, дабы воздухѣ не могъ имѣть къ нимъ доступа и не испортилъ. Такимъ образомъ я сохранилъ ихъ почти цѣлые полгода. Но не столь былъ щастливъ въ опытѣ имѣть свѣтѣ ночью. Козій жирѣ угасалъ въ моей лампадѣ, и я сколько ни старался, однако не могъ совершенно зажечь ее. Между тѣмъ наступало дождливое время, и я не безъ горести вспоминалъ, что большую часть дня надлежало проводить во мракѣ. Сія печальная мысль привела меня въ совершенное уныніе, такъ что я остатокъ прекрасныхъ дней провелъ въ совершенномъ бездѣйствіи: однако скоро началѣ раскаяваться въ такой слабости; подвергаясь закону необходимости, я рѣшился до наступленія зимы идти на берегъ большой рѣки, гдѣ еще не былъ въ годъ сей.

И такъ въ одно утро я отправился, запрягши Кастора въ крошню, которую влачилъ онъ весьма легко, потому что въ ней было мало грузу. Самъ же медленными шагами шелъ, имѣя при себѣ разныя орудія, съ попугаемъ на плечѣ, и почитая себя верховнымъ обладателемъ всего, что представлялось моимъ взорамъ. Однакожъ охотнобъ промѣнялъ свое владѣніе на сообщество съ подобнымъ мнѣ человѣкомъ, на щастіе имѣть искренняго друга. Я взошелъ на холмъ, и увидѣлъ большую плодоносную равнину, гдѣ все показывало совершенное спокойствіе. На ней росла высокая ярко-зеленая трава и были кой-гдѣ рощицы пальмовыя и другихъ неизвѣстныхъ мнѣ деревѣ. Рѣка, подобно широкой серебряной лентѣ, извивалась по оной, и береги ея украшались тростникомъ и другими водяными растѣніями. Я поспѣшно стелѣ въ сію долину и достигъ первой рощи, гдѣ хотѣлъ остановиться на нѣкоторое время. Тамъ замѣтилъ я родъ пальмы, которой никогда прежде не видывалъ. Она была гораздо ниже прочихъ, имѣя въ вышину не болѣе обыкновеннаго человѣческаго роста; что и заставило меня прозвать сіе дерево маленькой пальмой. На немъ были колючіе листья,а плодѣ не болѣе голубинаго яйца. Я рѣшился вырыть изъ сихъ деревѣ самыя молодыя и укрѣпить ими свою ограду.

Прекрасный кустарникъ, совершенно мнѣ неизвѣстный, привлекъ мое вниманіе; всѣ его сучья гнулись отъ ягодъ {Восковое дерево или мирака растѣтъ въ Лузіанѣ и Каролинѣ. Это прекраснѣйшій кустъ, коего ягоды содержать косточки, покрытыя нѣкоторымъ родомъ воска, изъ коего жители дѣлаютъ хорошія свѣчи.-- Ягодами называется мягкой плодѣ, заключающій въ себѣ зерна, подобно лавровымъ, плющевымъ и проч.} рѣдкаго свойства. Я сорвалъ изъ нихъ нѣсколько, и они были какъ бы обмакнуты въ нѣкоторый родѣ воска, прилипавшаго къ пальцамъ моимъ. Сія странность удивила меня и заставила погрузиться въ задумчивость. Нѣтъ ли средства, думалъ я, набрать сего воска достаточное количество для сдѣланія свѣчь? Если я принесу домой побольше сихъ ягодѣ и вскипячу въ водѣ, то воскъ безъ сомнѣнія всплыветъ на поверхность оной, ибо таково свойство всѣхъ жирныхъ веществѣ. При чемъ если я такимъ образомъ успѣю отдѣлить его отъ плода, то послѣ легко могу сдѣлать родъ свѣчь тѣмъ же способомъ, какъ во Франціи дѣлаютъ ихъ изъ сала. И такъ пойдемъ домой: сія прекрасная мысль стоитъ того, чтобъ отложить дальнѣйшее путешествіе; и если я не достигну своего намѣренія, то по крайней мѣрѣ мнѣ не въ чемъ будетъ укорять самаго себя.

Почему немедленно принялся я за это дѣло; провелъ всю ночь въ собираніи ягодъ, коими наполнилъ мѣшокъ и большую корзину, кои положилъ на крошонку, или, лучше буду говорить, на тѣлегу. Когда я кончилъ свою работу, то было уже очень поздо; но полная луна освѣщала обратный путь мой, и прохладный вечерній вѣтерокъ уменьшалъ трудность дороги какъ для меня, такъ и для моего товарища. Касторъ, при помощи моей сзади, бодро везъ тѣлежку. На дорогѣ Коко забавлялъ меня своимъ болтаньемъ. Мужайся, мужайся маленькой господинъ мой! произносилъ онъ довольно внятно: спѣши домой, домой и дай вина своему Коко. Послѣ чего пѣлъ онъ арію: да здравствуетъ Генрихѣ IV, голосу коей я научилъ его.

Пришедши на мѣсто, мнѣ весьма нужна была постеля, и я, выпивъ чашку теплаго молока, бросился на нее съ нетерпѣніемъ дождаться утра. Почему восходящее солнце не застало меня спящимъ.

Первою, или, лучше сказать, главною моею заботою было развести огонь. Я положилъ ягоды въ горшокъ, слегка сварилъ ихъ, и между тѣмъ какъ они варились, приготовлялъ свѣтильни. Увидѣвъ же на поверхности воды свѣтлозеленое, издававшее пріятный запахъ вещество, снялъ его раковиною, служившею мнѣ вмѣсто ложки, и вылилъ въ оставъ черепахи, которую, дабы содержать сіе вещество въ жидкомъ состояніи, поставилъ у огня.-- Когда я словилъ все сало, то получилъ довольное количество растопленнаго воску, въ который поперемѣнно обмакивалъ свѣтильни и вѣшалъ на древесные сучья.

Такимъ образомъ взиралъ я на приближавшуюся зиму безъ малѣйшей горести. Она, подобно прежней, была проведена въ разныхъ упражненіяхъ: я сшилъ себѣ новое платье, усовершенствовавъ покрои онаго; снабдилъ свой гардеробѣ хорошимъ плащемъ, который хотѣлъ употребить при случаѣ бури, довольно часто здѣсь бывавшей. Также насучилъ много нитокъ и бичевокъ, какъ вещей необходимо для меня нужныхъ; и когда, это было кончено, предпринялъ я дѣлать лукъ. Островъ производилъ весьма способное къ сему одно упругое дерево; и я, послѣ неоднократныхъ, тщетныхъ покушеній, успѣлъ наконецъ сдѣлать лукъ, которымъ легко могъ владѣть. Стрѣлы къ нему также отняли у меня много времени. Острія къ нимъ дѣлалъ я прежде изъ рыбьихъ костей, но для сего потомъ годились лучше акаціины иглы; ибо совершенно соотвѣтствовали видамъ моимъ. Послѣ чего я сшилъ также изъ кожи колчанъ, и рѣшился, какъ скоро только дозволитъ погода, учиться стрѣлять.

Впрочемъ если тѣло мое было такимъ образомъ въ трудахъ, то и духъ находился не въ меньшей дѣятельности: я посредствомъ размышленія и ученія отчасу больше развивалъ умѣ свой. Слово конечно покажется странно Читателю: ибо въ самомъ дѣлѣ чему можно учиться безъ книгъ и учителя? Но я учился изъ великой книги природы, всегда отверстой предо мною, и которую я старался разбирать съ величайшимъ прилѣжаніемъ. Я вникалъ во всѣ произведенія моего острова, старался извлекать изъ нихъ какую нибудь пользу и располагалъ ихъ въ головѣ своей по порядку, не взирая на разнообразіе и многочисленность оныхъ. Созерцая чудеса творенія, я возносился душею къ Виновнику оныхъ, удивлялся безконечной Его премудрости и благости къ существамъ Имъ произведеннымъ, и смирялся во прахѣ.

Чтожъ касается до моихъ размышленій, то онѣ часто были весьма горестны; ибо чѣмъ болѣе я возрасталъ и чѣмъ болѣе развивался мой разсудокъ, тѣмъ болѣе укорялъ я себя за проступокъ свой противъ матушки и оставленіе оной. Я видѣлъ нѣжность матерей къ дѣтямъ своимъ въ разнородныхъ животныхъ, меня окружавшихъ, которыя напоминали мнѣ о заботливости родительницы, столь худо награжденной мною за это. "О, Боже! часто восклицалъ я въ сильной горести, если угодно Тебѣ, чтобъ я всю жизнь свою проводилъ въ уединеніи: то охотно подвергаюсь сему наказанію, какъ достойно заслуженному мною; но если послѣ проведенныхъ мною нѣсколькихъ лѣтъ въ страданіяхъ, Ты соизволишь простишь меня: то, молю, возврати меня къ родительницѣ, дабы я каждую минуту воспоминалъ о прошедшемъ своемъ поведеніи; почиталъ и помогалъ той, отъ которой получилъ бытіе, и которая научила меня любить Тебя." Потоки горючихъ слезъ сопровождала молитву сію -- и въ сердцѣ моемъ родилась лестнѣйшая надежда.

Дожди продолжались двумя недѣлями болѣе, нежели въ прошедшій годъ; но какъ я имѣлъ свѣтъ, то это время не казалось мнѣ очень скучнымъ. Однакожь съ удовольствіемъ встрѣтилъ я возвратъ прекрасныхъ дней. Дѣйствіе, произведенное на мою плантацію четырью съ половиною мѣсяцами зимы, причинило мнѣ истинную радость. Деревья: весьма увеличились; плющъ, пробираясь по нихъ, достигалъ ихъ вершины, и все такимъ образомъ взаимно переплетясь, составляло крѣпкій заборъ. Посѣянное мною взошло и находилось въ наилучшемъ состояніи; пшено было безподобно; цвѣтъ земляники уподоблялся снѣгу; сахарный тростникѣ чудесно укоренился; еловомъ, все какъ бы улыбалось въ моей оградѣ. Множество птицъ, привлеченныхъ въ сіе мѣсто свѣжестію воздуха и обильною пищею, искали себѣ на деревьяхъ спокойнаго убѣжища для свиванія гнѣздъ птенцамъ своимъ, и хотя поклевали часть моихъ зеренъ и плодовъ, но я предвидѣлъ,что оныя вознаградятъ собой мнѣ это. Яйца ихъ снабжали меня любимѣйшимъ моимъ кушаньемъ, и я посредствомъ лука и стрѣлѣ надѣялся поуменьшить число ихъ, дабы они не причинили великаго вреда моей жатвѣ, и пользоваться ими для жаркаго. Изъ чего легко можно заключить, что я учился мѣтко стрѣлять. Выбравъ какую нибудь цѣль, я не прежде оставлялъ ее, какъ нѣсколько разъ съ ряду попадая въ нее; и когда такимъ образомъ пріобрѣлъ навыкѣ въ семъ искусствѣ, то началѣ стрѣлять птицѣ, и рѣдко, очень рѣдко не попадалъ въ оныхъ. При чемъ это упражненіе, кромѣ того, что забавляло меня, еще приносило и пользу. Впрочемъ я конечнобъ укорялъ себя за умерщвленіе сихъ невинныхъ твореній, когдабъ не принуждала меня къ тому необходимость; ибо еслибъ я этого не дѣлалъ, то они истребилибъ мой подсѣвѣ и плоды такъ, что мнѣ зимой нечѣмъ было бы питаться.

Между тѣмъ имѣя все необходимое для жизни, я захотѣлъ снабдить себя нѣкоторою излишнею мебелью. Изведя всѣ доски отъ сундука, мнѣ не льзя было сдѣлать ничего деревяннаго; однако я желалъ имѣть кровать съ посланною на ней кожею, для предохраненія себя отъ сырости, a также столъ, стулъ или скамейку. Въ семъ намѣреніи прибѣгнулъ я къ своему искусству плесть корзины, въ коемъ весьма усовершенствовался, и для сдѣланія кровати крѣпко вколотилъ въ землю четыре стойки не болѣе одного фута въ вышину, на нихъ положилъ раму, переплетенную ивовыми сучьями; потомъ все это покрылъ тремя или четырмя козьими кожами, и такимъ образомъ получилъ довольно мягкую постелю. Столъ былъ сдѣланъ точно такъ, же, кромѣ того только, что рама, на него употребленная, была квадратная, а употребленная на кровать продолговатая. Впрочемъ не заботился въ сихъ вещахъ о правильности размѣра а старался только обѣ удобности, и достигъ цѣли своей. Стулажъ я никакъ не могъ сдѣлать, почему долженъ былъ довольствоваться скамьею, устроивъ ея для крѣпости неподвижною на одномъ мѣстѣ, то есть передѣ столомъ; и такіяжъ точно подѣлалъ въ разныхъ другихъ мѣстахъ моей пещеры.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ.
Великое предпріятіе. Тщеславіе и неблагоразуміе. Дремучій лѣсъ. О, какъ злы обезьяны! Сраженіе съ ними. Побѣда Феликса и Кастора. Буря. Попугай. Коко пугается. Сильный вѣтръ. Страшный шумъ. Дерево кассія. Долина и водопадъ. Локсія, и ея жилище. Сцена перемѣняется. У Феликса во всемъ недостатокъ. Онъ не можетъ ни вытти, ни предохранить себя отъ дождя. Пещера смерти. Оставы. Феликсъ ничего не боится. Онъ хоронитъ найденныя кости. Спитъ въ пещерѣ. Отправляется опять въ путь.

Если Читатели наблюдали образѣ моей жизни и разныя упражненія: то конечно замѣтили, что оныя при наступленіи зимы гораздо умножались. Надлежало жать пшено, готовить солонину, собирать матеріалы для работы, снабжать пищею свое стадо, запасая въ большомъ количествъ сѣно или траву и провяливая ее на солнце до тѣхъ поръ, какъ она совсѣмъ лишилась влаги. Только въ прекрасное время года пользовался я большою свободою, и его также употреблялъ на продолжительныя путешествія; при чемъ, надобно признаться, что очень любилъ ихъ. У меня было почти все, чего желать можно; однакожъ сего казалось мнѣ еще недостаточно: но я безпрестанно хотѣлъ открывать новыя мѣста и распространять мое владѣніе. Для чего человѣкъ, существенно имѣющій столь мало потребностей для удовлетворенія истиннымъ нуждамъ своимъ, ненасытимъ въ желаніяхъ и не рѣдко для исполненія оныхъ нарушаетъ свое спокойствіе? И я, не взирая, что былъ еще почти ребенокъ, участвовалъ въ сей слабости человѣческой. Я прошелъ уже большую часть береговъ моего острова, но мало проникалъ въ его внутренность, и надѣялся найти тамъ много такого, которое удовлетворитъ любопытству и увеличитъ богатство мое. А какъ намѣревался я путешествовать только для наблюденія: то и не хотѣлъ брать съ собой корзины или плетеной повозки, котораябъ замедлила ходьбу мою, а также изнурилабъ меня и собаку. Почему привязалъ на спину Кастору только два свернутыхъ мѣшка и плащъ свой. Чтожъ касается до самаго меня: то я вооружился топоромъ, пилою, лукомъ и стрѣлами; при чемъ несъ также сдѣланный незадолго предъ симъ ранецъ. А какъ не имѣлъ причины бояться воровъ: то оставилъ отворенною дверь въ пещеру, дабы козы могли выходить на пастбище въ поле; ибо былъ увѣренъ, что на ночь они сами возвратятся на прежнее свое мѣсто. Садъ же свой напротивъ того я крѣпко заперъ, опасаясь, чтобъ сіи животныя не причиняли въ немъ опустошенія.

Наконецъ я отправился съ серцемъ, исполненнымъ надежды и радости. Касторъ, сораздѣлявшій со мною склонность мою къ путешествію, весело мнѣ предшествовалъ; а попугай Коко, сидя у меня на плечѣ, забавлялъ меня своимъ лепетаньемъ. Перейдя большую равнину до рѣки, пересѣкавшей ее во всю ея длину, пошелъ я вдоль по берегу и нашелъ такое мѣсто, гдѣ вода была столь низка, что я перешелъ на другую сторону, имѣя ее только по поясъ. Такимъ образомъ я отчасу болѣе вступалъ въ страну, поросшую отъ мѣста до мѣста цвѣтущими лимонными деревьями, кои издавали отъ себя сильный ароматическій запахъ. За ними, на большомъ плоскомъ пространствѣ, увидѣлъ я густой, или лучше сказать дремучій лѣсъ, къ коему немедленно направилъ шаги свои. Новыя, никогда прежде невиданныя мной деревья манили меня, заставляя предполагать, что могу получить отъ нимъ какую нибудь особенную пользу. Туда достигъ я въ самое то время, когда солнечный зной необходимо заставлялъ искать убѣжища, тамъ я порядочно пообѣдалъ, запасшись земляными яблоками, нѣсколькими изжаренными птицами, и довольно отдохнувъ, пошелъ далѣе во внутренность лѣса. Тогда томила меня жажда; ибо когда я удалился отъ рѣки, то ужъ нигдѣ больше не могъ найти воды; и увидѣвъ одно толстое кокосовое дерево, вздумалъ взлѣсть на него и снять нѣсколько орѣховъ, дабы напиться молока изъ нихъ. Но сколькожь удивился и даже испугался я, замѣтивъ, что множество оныхъ упадали сами собой, имѣя ко мнѣ направленіе, такъ что я и мой Касторъ едва могли охраняться отъ оныхъ; отъ чего послѣдній громко лаялъ. Тщетно искалъ я непріятеля, такъ дерзко на меня нападавшаго; и хотя видѣлъ колеблющіеся листы, но густота оныхъ препятствовала мнѣ что либо въ нихъ замѣтить. Наконецъ увидѣлъ я обезьяну, прыгнувшую съ одного дерева на другое, которая наконецъ спустясъ съ него, дѣлала предо мною множество смѣшныхъ кривляній. При чемъ Касторъ видя, что это животное, по пословицѣ, ему на на руку, бросился на него и въ одну минуту задавилъ. Но тогда вдругъ цѣлая стая обезьянъ спустилась съ деревѣ, произведя пронзительный крикъ и приступая къ обоимъ намъ съ видомъ самымъ непріязненнымъ. Я возбуждалъ своего товарища напасть на нихъ какъ можно съ большимъ жаромъ, и въ помощь ему натянувъ лукъ свой столь хорошо и столь вѣрно прицѣлился, что ранилъ одну обезьяну, потомъ видя, что они окружаютъ мою собаку, и что ей трудно отъ нихъ защищаться, напалъ на нихъ съ топоромъ и много умертвилъ. Прочіяжъ, испугавшись, обратились въ бѣгство, сопровождая оное страшнымъ крикомъ. Такимъ образомъ мы остались побѣдителями и получили добычу: то есть, около двадцати кокосовыхъ орѣховъ, на насъ брошенныхъ.

Встрѣча съ сими обезьянами удивила меня тѣмъ болѣе, что въ теченіи двухъ лѣтъ, проведенныхъ мною на островѣ, я видѣлъ только козѣ и агути. Почему могъ предполагать, что этотъ лѣсъ заключаетъ въ себѣ также животныхъ гораздо опаснѣйшихъ. И для удаленія ихъ отъ себя, развелъ къ ночи большой огонь. Потомъ поужинавъ кокосовыхъ орѣховъ, я взлѣзъ на одинъ дубъ, расположившись спать на ономъ; при чемъ посадивъ попугая своего на сукъ, дѣйствительно заснулъ глубокимъ сномъ; но былъ пробуженъ громомъ и молніей. Все предвѣщало жестокую бурю; а я отъ сильнаго дождя имѣлъ защитою только древесные листья, которые однако не могли служить мнѣ надежною кровлею. И такъ, закутался въ плащъ свой, посадивъ за пазуху Коно, который, испугавшись бури, дрожалъ. Въ семъ положеніи ожидалъ я предвидѣннаго мною дождя; но вдругъ поднявшійся сильный вѣтрѣ разогналъ скопившіяся тучи. Я не зналъ тогда, радоваться ли мнѣ, или унывать отъ сего надлежало: ибо всѣ деревья, а также и то, на коемъ сидѣлъ, чрезвычайно колебались. Сверхъ того, въ большему моему ужасу, начался страшный, продолжительный и столь странный шумъ, что я, при всемъ напряженіи ума своего, не могъ понять тому причины. Онъ усиливался съ каждымъ порывомъ вѣтра; и думаю, что человѣкъ, даже самый отважнѣйшій, не могъ бы снести его безъ содроганія. Попугай кричалъ и бился на груди моей. Касторъ при корнѣ дерева испускалъ печальный вой; а я, сѣвъ на самые толстые сучья, съ трепетомъ ожидалъ своей участи. О! сколь сія ночь казалась мнѣ продолжительною, особливожъ по причинѣ несноснаго шуму, который оглушая, поселялъ въ сердцѣ моемъ ужасъ! Наконецъ показался день, и когда прояснило столько, что можно было различать предметы: то я началъ обращать всюду взоры свои, и увидѣлъ въ нѣкоторомъ разстояніи отъ себя нѣсколько похожихъ на орѣховыя деревья, коихъ вершина, будучи покрыта жесткими темнаго цвѣта плодами и колеблема вѣтромъ, столько испугала меня шумомъ своимъ. Имѣя отъ природы особенную смѣлость, я стыдился минутной своей трусости и увѣрился, что не рѣдко вещи, причиняющія намъ страхъ, коего мы не знаемъ причины, не имѣютъ въ себѣ ничего опаснаго. Я полюбопытствовалъ разсмотрѣть ближе плоды сіи. Между тѣмъ вѣтръ началъ утихать, а потому мнѣ можно было влѣзть на одно изъ сихъ деревъ и сорвать нѣсколько росшихъ на нихъ орѣховъ. При чемъ тотчасъ узналъ, что это была кассія, ибо вспомнилъ, что ѣлъ ее въ дѣтствѣ. Продолговатая и жесткая какъ желѣзо шелуха плода сего раздѣляется на нѣсколько впадинъ, заключающихъ въ себѣ родъ чернаго конфекта, а вмѣсто сѣмячка миндалину. И такъ надѣялся уже впредь не бояться болѣе подобнаго шума.

Оба мои товарищи въ путешествіи подкрѣпились отъ усталости минувшей ночи, одинъ отъѣвъ убитую наканунѣ обезьяну, а другой склевавъ кокосовое зерно. Чтожъ касается до меня, то мнѣ больше всего хотѣлось пить. Однако я шелъ около двухъ часовъ, не находя ни капли воды; но безпрестанно понижавшаяся почва земли рождала во мнѣ надежду имѣть оную. Наконецъ спустился я на прекрасную равнину, на коей зелень была столь свѣжа, что предвѣщала по близости ручей, и скоро достигъ моего слуха пріятный шумѣ. Это было паденіе воды съ скалы, имѣвшей болѣе пятнадцати футовъ въ вышину, которая помѣщаясь въ естественный бассейнѣ, производила вокругъ онаго какъ бы влажную пыль.

Утоливъ жажду, я началѣ думать о возобновленіи съѣстныхъ своихъ припасовъ. Я убилъ неизвѣстныхъ птицъ, коихъ было здѣсь чрезвычайно много. Причемъ нашедъ также много банановъ. Изготовилъ себѣ обѣдѣ и поѣлъ на краю бассейна, съ коего представлялось взорамъ моимъ прелестнѣйшее мѣстоположеніе. Лѣсъ хотя былъ здѣсь и рѣже, но окружалъ его со всѣхъ сторонѣ; и сія, такъ сказать, великолѣпная зеленая комната казалась мнѣ жилищемъ, отдѣленнымъ отъ остатка міра плотною деревянною стѣною, коей не могли проницать лучи солнечные. Почему, не взирая на пріятность сего мѣста, я не могъ не безпокоиться вразсужденіи трудности вытти изъ лѣсу, по видимому, не имѣвшаго предѣла. Впрочемъ излишняя предвидимость не есть порокъ дѣтей. Вскорѣ мысль сію заступила другая; и когда сильной жаръ прошелъ, я весело продолжалъ путь свой, и идя такимъ образомъ цѣлые четыре дня, не нашелъ ни одного новаго предмета, достойнаго моего вниманія; но въ пятый очутился подъ чрезвычайно высокими, совсѣмъ неизвѣстными мнѣ деревьями, изъ коихъ вытекало множество смолы или гуммы. Захотѣвъ попробовать, я нашелъ ее весьма пріятнаго вкуса. Потомъ устремилъ взоръ свой на вершину одного изъ сихъ деревъ, и увидѣвъ родъ хижины съ кровлей, довольно пространную. Не есть ли она произведеніе рукъ человѣческихъ? подумалъ я. Жилъ ли въ ней кто нибудь? Смѣю ли войти въ нее? Послѣ такихъ сдѣланныхъ самому себѣ вопросовъ я оставался въ нерѣшимости, не будучи въ состояніи угадать, какому роду творенія принадлежало жилище сіе. Наконецъ любопытство преодолѣло страхъ меня удерживавшій; но древесный пень былъ столь высокъ и гладокъ, что я взбираясь по немъ, упадалъ нѣсколько разъ на землю. И такъ, скинулъ съ себя все мнѣ мѣшавшее я, опять полѣзъ, имѣя при себя только топорѣ на случай внезапнаго нападенія. Такимъ образомъ, по преодолѣніи невѣроятныхъ трудностей, я наконецъ достигъ вершины дерева. Воздушное жилище было пусто и частію разрушилось отъ времени; при чемъ въ разныхъ мѣстахъ находившіеся проломы давали мнѣ- видѣть его внутренность. Это были ряды гнѣздъ, на два дюйма въ двѣ линіи расположенныхъ, и разные ходы, каждый образовавшій родѣ улицы. Сіи зданія состояли изъ искусно сплетенной травы, и кровля прикрывала ихъ такъ, что никакое животное не могло туда проникнуть. При чемъ нѣсколько яичныхъ скорлупѣ свидѣтельствовали, что сіе строеніе было произведеніемъ птицъ, кои подобно пчеламъ жили обществомъ. Впрочемъ, дабы доставить Читателямъ моимъ возможность справиться съ какимъ либо Словаремъ Натуральной Исторіи вразсужденіи сего страннаго феномена, то скажу: я узналъ послѣ, что это дерево есть мимоза; а птицы, состроившія сіи достойныя любопытства гнѣзда, называются локсіа.

Такое необычайное зрѣлище склонило меня къ печальнымъ размышленіямъ. Щастливыя птички! вскричалъ я: сколько имѣю я причины завидовать вашей участи! Вы живете и умираете въ нѣдрѣ семейства своего, будучи окружены существами своего рода. При ихъ помощи вы свершите самыя многотрудныя работы; а я -- одинъ въ пустынѣ, предоставленный собственнымъ силамъ своимъ, безъ родителей, безъ друзей -- я буду жить въ печальномъ уединеніи и умру, не будучи ни кѣмъ оплакиваемъ. Но, прибавилъ я, кто могъ разрушить убѣжище ваше, кроткія творенія? Теперь вы конечно или живете разсѣянно, или умерщвлены врагами своими! Ахъ! почему же не могу я собрать васъ опять въ мирное ваше убѣжище и возвратить щастіе, коего самъ лишаюсь!...

Потомъ я слѣзъ, будучи погруженъ въ глубокую задумчивость, кою могли отчасти разсѣять только ласки моего Кастора и попугая. "Откуда ты идешь Феликсъ? лепетала сія забавная птица. Дай вина Коко, поцѣлуй Коко!"

Наконецъ я соскучился скитаться въ этомъ лѣсу; желалъ видѣть опять море и возвратиться въ свое жилище; однако чѣмъ далѣе шелъ впередъ, тѣмъ болѣе встрѣчалъ препятствій: зрѣлище вдругъ перемѣнилось и не представляло мнѣ ничего пріятнаго. Вмѣсто прекрасныхъ деревъ, обремененныхъ плодами, кои доставляли мнѣ пищу и прохлажденіе, я видѣлъ уже только сосны и другія подобныя имъ деревья безплодныя, столь близкія одно къ другому и такъ окруженныя терніемъ и прочими колючими растѣніями, что я только посредствомъ топора могъ пролегать себѣ чрезъ нихъ дорогу. Часто недоставало у меня съѣстныхъ припасовъ, ибо птицы рѣдко прилѣтали на сіи мѣста безплодныя; и я иногда шелъ цѣлый день, не находя ни капли воды. У меня не было больше ни апельсиновъ, ни кокосовыхъ орѣховъ, ни сладкихъ желудей; а я находилъ только и ѣлъ, когда чувствовалъ несносный голодъ, жесткіе, горькіе коренья, которые производили колику, а иногда и рвоту.

Между тѣмъ желаніе и надежда найти выходѣ изъ сего скучнаго мѣста, казавшагося мнѣ пространною темницею, подкрѣпляли мое мужество, хотя положеніе мое день ото дня становилось хуже. Я достигъ наконецъ такого мѣста, для проложенія чрезъ которое прохода потребна была цѣлая рота піонеровъ. Иступившійся топоръ оказывалъ мнѣ весьма малую услугу; ноги мои были исколоты терновникомъ по причинѣ, что сандаліи отъ ходьбы по кремнямъ совершенно износились.

Столько трудностей наконецъ совершенно истощили мои силы. Я отъ изнеможенія упалъ на землю, и пролилъ горячія слезы. О! сколь я тогда жалѣлъ о своемъ неблагоразумій, или, лучше сказать, неосторожности столько удалиться отъ жилища, потерять изъ виду морской берегъ и войти въ сей лѣсъ дремучій. Сколь много жалѣлъ о своемъ жилищѣ и пріятномъ мѣстоположеніи онаго! При слезахъ, сопровождаемыхъ всклипываніями, воздѣвалъ я руки свои къ небу и съ жаромъ просилъ его кончить мои страданія скорою смертію, или подать мнѣ средства вытти изъ сего мѣста, столь мрачнаго. Мольбы мои конечно были услышаны тѣмъ, Который никогда никого не оставляешь, и я въ тужѣ минуту имѣлъ доказательство Его милосердаго покровительства. Касторъ, побуждаемый голодомъ, всюду стараясь найти что нибудь посредствомъ остраго своего обонянія, притащилъ къ ногамъ моимъ животное, которое было мнѣ совсѣмъ неизвѣстно и у котораго онъ отъѣлъ уже голову. Я выхватилъ у него оное и немедленно ободралъ. Сухіе и при томъ еще смолистые сучья, по причинѣ моей нетерпѣливости, казалось мнѣ, горѣли слишкомъ медленно. Наконецъ животное начало жариться, и я отъ голода часть онаго съѣлъ вполовину сырую. Укрѣпившись же такимъ образомъ въ силахъ, возблагодарилъ я Бога и уже съ гораздо спокойнѣйшимъ духомъ сталъ разсуждать о своемъ положеніи. Видя, что не льзя было болѣе итти впередъ, я думалъ возвратиться назадъ; но такое предпріятіе было многотрудное ибо не льзя было распознать множества взаимно пересѣкавшихся дорогѣ; почему и встрѣчалъ я всегда только мѣста новыя. Тщетно искалъ я водопада и равнины, показавшейся мнѣ столь прелестною; ибо не видѣлъ даже слѣда оной, и всѣ мои старанія найти ее опять только отчасу болѣе приводили меня въ заблужденіе. Къ большемужъ еще нещастію настала буря, дождь лилъ ливня съ градомъ, и я могъ укрыться отъ него только подъ деревья, коихъ листья, напоившись водою, лили на меня оную гораздо еще сильнѣе. Отъ толь худыхъ обстоятельствѣ я готовъ былъ притти въ отчаяніе -- какъ вдругъ лай Кастора привилкъ меня къ скалѣ, гдѣ я увидѣлъ весьма низкое отверстіе. Въ положеніи, въ какомъ я тогда находился, ничто не могло устрашать меня. И такъ я, хотя съ великимъ трудомъ, пролѣзъ въ оное и увидѣлъ большую пещеру, сверху коей проникали въ нее нѣсколько лучей солнечныхъ. Походивъ въ ней, я нашелъ наконецъ довольно просторную комнату, въ коей находился родъ отверстаго одра съ палочками, положенными наперекрестъ, и поддерживаемый стойками вышиною почти въ ростѣ человѣческій. Я слѣзъ по одной изъ нихъ -- и увидѣлъ на верху кости человѣческія, почти въ прахъ превратившіяся; только были цѣлы два черепа. Въ ногахъ сихъ останковъ лежала лукъ и стрѣлы, сабля изъ весьма жесткаго дерева и многія пустыя тыквы. При семъ зрѣлищѣ я стоялъ неподвиженъ отъ удивленія, не понимая, какимъ образомъ могли зайти сюда скелеты человѣческіе, и послѣ продолжительнаго размышленія заключилъ, что нѣкогда островъ, на коемъ я находился, былъ обитаемъ; что островитяне избрали сію пещеру для погребенія въ ней мертвыхъ и, можетъ статься, своихъ Царей или начальниковъ; но, что какое либо необычайное приключеніе принудило ихъ оставить сей островъ и при томъ давно уже. Впрочемъ это мѣсто, сколь ни казалось оно страшно, почиталъ я убѣжищемъ, посланнымъ мнѣ благостію Создателя: ибо для меня было тогда особеннымъ щастіемъ имѣть убѣжище отъ непогоды.

Слыша неоднократно отъ родителей, что должно имѣть почтеніе къ умершимъ, и какъ нужда заставляла меня лишить ихъ мирнаго сего мѣста, то я захотѣлъ приготовить имъ другое; ибо не боялся мертвецовъ, и мнѣ не трудно было перенести кости сіи въ нарочно выкопанную мной могилу, въ недальнемъ разстояніи отъ пещеры. Я завернулъ ихъ въ свой сдѣланный изъ козьихъ кожѣ плащъ и покрылъ землею. Потомъ, возвратясь въ пещеру, первою моей заботой было ее вычистить.

Для очищенія воздуха развелъ я въ ней огонь. Найденный мною лукъ былъ крѣпче и сдѣланъ лучше моего, а сабля столь остра, какъ бы состояла изъ стали; но тотъ и другая превосходили силы мои. И такъ я рѣшился, сберечь ихъ до тѣхъ поръ, какъ возрастъ дозволитъ мнѣ употреблять оные.

Въ слѣдовавшую за симъ ночь я крѣпко заснулъ на сдѣланной изъ мха постелѣ, ибо въ продолженіе почти трехъ мѣсяцовъ скитающейся жизни своей не имѣлъ сей выгоды; однако по причинѣ возмущеннаго духа спалъ не долго. Уже ли суждено мнѣ, думалъ я, быть заключеннымъ въ семъ дикомъ мѣстѣ? При наступленіи зимы я конечно погибну отъ недостатка; ибо въ это худое время года мнѣ не чѣмъ будетъ питаться. Что будетъ со мною, когда начнутся проливные дожди? И такъ, нечего дѣлать, надобно стараться вытти изъ сего дремучаго лѣса и возвратиться въ свое жилище: ни труды, ни усталость не должны меня удерживать; ибо это касается моей жизни.

Почему, едва наступило утро, какъ я началъ думать о способахъ облегчить свое путешествіе. Изъ кожи животнаго, принесеннаго Касторомъ, сдѣлалъ я новую обувь, сшивъ ее вдвое, дабы она долѣе послужила. На спинужъ собаки привязалъ саблю, лукъ и стрѣлы, и отправился въ путь, рѣшившись преобороть всѣ препятствія для полученія свободы.

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ.
Феликса хорошо размыслилъ. Онъ приходитъ къ ручью. Надежда. Выходитъ изъ лабиринта. Радость и благодарность. Гора. Прекрасный видъ. Прибытіе. Состояніе стада. О! какъ хорошо дома! Запасы на зиму. Феликсъ дѣлаетъ себѣ новое платье. Печальныя размышленія. утѣшительное сравненіе. Ростъ и силы Феликса увеличиваются. Великая работа. Отлучка на морской берегъ. Страшное зрѣлище, уныніе. Любопытство. Великое изумленіе. Восторгъ. Ихъ двое. Возвращеніе въ пещеру. Кормилица. Радостныя размышленія. Касторъ знакомится съ новоприбывшимъ.

Я безъ сожалѣнія оставилъ пещеру смерти; ибо она была и темна и печальна, предохраняя только отъ дождя и наводненія. Всѣ мои желанія стремились къ мирному грошу, саду и звѣринцу. Съ тѣхъ поръ, какъ я заблудился, уже не могъ считать времени; однакожъ основательно заключалъ, что до зимы едва могу кончить жатву свою и запасшись провизіей. Въ сихъ мысляхъ я бодро шелъ впередъ, обрубая препятствующія ходу моему дерева и растѣнія. Шумъ ручейка подалъ мнѣ нѣкоторую надежду къ выходу, и хотя я не видавъ его, однако слышалъ; скоро онъ представился взорамъ моимъ, и путь вдоль береговъ его казался мнѣ не столь затруднительнымъ. Вотъ что думалъ я при семъ обстоятельствѣ: этотъ ручей конечно имѣетъ истокъ изъ какой нибудь горы, и если я пойду вдоль противъ его теченія, то безъ сомнѣнія достигну оной. При чемъ хотябъ гора сія находилась въ лѣсу, однако я взойду на ея вершину и взлѣзу на дерево, откуда могу обозрѣть окрестности и найти истинный путь. Даже возможно, что этотъ ручей выведетъ меня изъ лѣсу. О, Боже! направь шаги мои и не оставь ребенка въ такой крайности!

Для такого предпріятія потребно было мужество. Цѣлые четыре дня шелъ я, не видя подтвержденія своей надежды и питаясь только кореньями, или лучше сказать умирая съ голода. Касторъ такъ же, какъ и я, весьма нуждался въ пропитаніи, и я думалъ, что въ столь тѣсныхъ обстоятельствахъ непремѣнно лишусь своего попугая. Къ щастію, что мнѣ попался кустарникѣ съ черными ягодами, похожими на кассію, которыхъ онъ поклевалъ, хотя они на мой вкусъ были и весьма горькіе.

На пятый день лѣсъ сдѣлался рѣже, почему я могъ видѣть довольно далеко предъ собою. Тогда замѣтилъ я также знакомый мнѣ дубъ, коего сладкіе желуди доставили на сей разъ порядочный обѣдъ. Наконецъ благодѣтельный ручей привелъ меня къ опушкѣ лѣса, и я вмѣстѣ съ удивленіемъ и радостію увидѣлъ и узналъ ту самую гору, на которую взлѣзалъ уже. Почему палъ на колѣна благодарить Бога за свое избавленіе отъ неминуемой опасности. Человѣкъ, заключенный въ темницу не ожидающій смертнаго приговора., ощутилъ бы не болѣе радости, получивъ свободу, какую чувствовалъ я въ сію щастливую минуту. Тогда я забылъ всѣ минувшія горести и наслаждался только настоящимъ.

Гора съ сей стороны представлялась въ иномъ видѣ, и хотя нѣкоторый родъ тропинки облегчалъ всходъ на нее, но усталость заставляла меня предпринять сіе не иначе, какъ на другой день по утру. Нѣсколько найденныхъ пататовъ подкрѣпили силы мои, и я провелъ ночь на одномъ изъ деревѣ, росшихъ при подошвѣ горы.

На другой день солнце не свершило еще половины своего теченія, какъ я достигъ желаемой вершины. О! съ какимъ восторгомъ обозрѣвалъ я тогда мѣста, толико кратъ пройденныя мою, особливо же путь къ мирному жилищу моему. Послѣ чего началѣ размышлять, съ которой стороны легче и скорѣй могу я его достигнуть. Теперь на сей горѣ имѣлъ я совсѣмъ другія чувствованія, нежели будучи на ней вскорѣ послѣ кораблекрушенія. Здѣсь-то увѣрился я, что былъ единое существо своего рода на семъ островѣ; здѣсь-то пролилъ я столько слезъ о своемъ одиночествѣ. Теперь же, привыкнувъ къ такому образу жизни и отдавшись на произволѣ судьбы своей, я чувствовалъ радость, видя себя на свободѣ и обладателемъ всѣхъ сокровищъ своихъ.

Отдохнувъ немного, сшелъ я въ долину и направилъ путь къ пещерѣ. Идя туда, каждую минуту встрѣчалъ я все желаемое; но стремленіе какъ можно скорѣй достигнуть пещеры препятствовало мнѣ тѣмъ возпользоваться. Я или сосалъ апельсинѣ, или не останавливаясь ѣлъ бананы. Чтожъ касается до кокосовыхъ орѣховъ: то я не почиталъ ихъ достойными труда лѣзть для нихъ на дерево. Однако не взирая на мое не терпѣніе, ночь застигла меня въ довольномъ еще разстояніи отъ жилища, и я принужденъ былъ также на сей разъ спать на открытомъ воздухѣ.

Наконецъ достигъ я цѣли своего путешествія; увидѣлъ деревья своей ограды, и слезы радости градомъ покатились изъ глазѣ моихъ. Однакожъ прежде нежели вступилъ въ пещеру, какъ упалъ на землю и въ восторгѣ поцѣловалъ ее. Услышавъ блѣяніе овецъ, я побѣжалъ къ нимъ и ласкалъ сихъ животныхъ, которыхъ клялся не оставлять болѣе.-- Во время моей отлучки родились четыре козленка, кои сосали мать свою и обѣщали мнѣ много молока и полный запасъ на зиму. Тогда, по причинѣ великаго истощенія силъ, потребна была мнѣ питательная пища. Остатокъ дня провелъ я въ спокойствіи, ничѣмъ болѣе не занимался, какъ доеніемъ козы. При чемъ блюдо варенаго въ молокѣ пшена, пойлѣ столь продолжительнаго поста, показалось мнѣ превосходнѣйшимъ кушаньемъ.

О! какъ хорошо дома! вскричалъ я. Даже самая убогая хижина обладателю оной кажется прелестною; моя жъ была собственнымъ произведеніемъ; я обязанъ былъ ею только трудамъ своимъ и смѣтливости: почему она была для меня еще драгоцѣннѣе, и я считалъ себя щастливѣйшимъ человѣкомъ въ мірѣ, обладая опять ею тогда, когда совсѣмъ было въ томъ отчаялся.

Для обезпеченія себя на зиму, я видѣлъ, что мнѣ надлежало много работать; но для сего нужно было также подкрѣпить силы свои.-- Вскорѣ убилъ я трехъ козловъ, и двухъ козъ, съ коихъ отваривъ бульонъ, началѣ заниматься соленіемъ ихъ мяса. Бѣдный мой товарищъ Касторъ, который, подобно Лафонтеновой собаки, имѣлъ, по пословицѣ, только кожу, да кости, вскорѣ оправился отъ этой пищи и забылъ прежнюю срою усталость. Собрать пшена оставалось уже весьма мало, ибо птицы во время моего отсутствія много истребили онаго, и никто не могъ удержать ихъ отъ того. Я застрѣлилъ нѣсколько сихъ птицъ, которыя на мой щетъ такъ растолстѣли, что доставили прекрасное, вкусное кушанье. Впрочемъ собираніе пшена совершенно замѣнило мнѣ собираніе земляныхъ яблокъ.

Запасшись такимъ образомъ пищею на дождливое, или лучше сказать зимнее время, я началъ стараться о снабженіи себя также свѣчами. Пошелъ собирать ягодѣ мараки, и послѣ нѣсколькихъ проведенныхъ въ трудахъ дней увѣрился, что не буду имѣть недостатка въ свѣтѣ. Также запасся я и козьими кожами, дабы сшить изъ нихъ себѣ новое платье, которое, блуждая по лѣсу, почти изорвалъ въ клочки. При чемъ думалъ и объ улучшеніи покроя онаго, и это удалось мнѣ такъ, что я смотрѣлъ на свое платье съ большимъ удовольствіемъ.

Зима прошла также, какъ и прежде, только въ теченіи оной мои размышленія были гораздо важнѣе. Мнѣ было около шестнадцати лѣтъ, и надлежало подумать о будущемъ. Теперь въ первый разъ возбудилась во мнѣ мысль, что то же самое приключеніе, которое выбросило меня на сей пустой островѣ, можетъ занести сюда другой корабль, и что по сему случаю, можетъ статься, я опять возвращусь въ общество человѣковъ. При сей сладостной мысли глаза, мои наполнились слезами. Величайшимъ моимъ желаніемъ было увидѣться съ матушкою, а вторымъ -- жить среди себѣ подобныхъ. О! еслибъ Провидѣніе оказало мнѣ сію милость, сколькобъ я тогда старался содѣлаться достойнымъ оной! Тогдабъ главнымъ упражненіемъ моей жизни было любить своихъ собратій и помогать имъ. Долго вразсужденіи сего напрягалъ я свое воображеніе, какъ вдругъ мысль, что на улучшеніе своей участи имѣю я весьма слабую надежду, повергла меня снова въ глубокую горесть. Однажды я вскричалъ: "о! сколь я нещастливъ!" При чемъ вспомнивъ о дремучемъ лѣсѣ, вспомнилъ также и о томъ, сколь горестно былобъ мое положеніе, еслибъ я принужденъ былъ провести худое время года въ страшной пещерѣ, не имѣя свѣта и умирая отъ хлада и голода. Потомъ окинувъ вокругъ себя глаза, я разсматривалъ настоящее свое жилище, просторное, удобное и снабженное всѣмъ нужнымъ. Ко мнѣ ласкалась лежавшая при ногахъ моихъ собака; попугай, сидѣвшій на столѣ, забавлялъ меня лепетаньемъ своимъ. Блѣяніе козъ напоминало, что время уже было освободить ихъ отъ молока ихъ обременявшаго отъ котораго получалъ я пищу пріятную и питательную. Тогда я живѣе, нежели когда нибудь почувствовалъ, чѣмъ былъ обязанъ благости Божіей, которая доставила мнѣ всѣ сіи выгоды. Почему возблагодарилъ Его изъ глубины сердца и совершенно предался въ волю Его., Дабы впредь удалить отъ себя горесть, за которую укорялъ себя какъ за несправедливость противъ Создателя, рѣшился я не думать больше о своемъ состояніи и въ свободное время заниматься мыслями инаго рода. Послѣ чего въ душѣ моей водворились веселость и спокойствіе.

Вотъ ужъ оканчивалась и третія зима, проведенная мною въ гротѣ. Солнечный зной оживотворилъ всю природу; дерева покрылись цвѣтомъ; птицы пѣніемъ своимъ привѣтствовали возвращеніе прекраснаго времени года, и пустынные жители пещеры начали наслаждаться благами, приносимыми имъ съ собою. Лукъ и сабля, кои нашелъ я въ могилѣ дикихъ, уже были для меня не столь тяжелы, какъ прежде. Первый, когда я натянулъ и выстрѣлилъ вверхъ, то стрѣла мгновенно скрылась отъ взоровъ моихъ. Ростъ мой былъ высокъ, нервы крѣпки, и едвали кто осмнадцати-лѣтній могъ сравняться тогда со мной, шестнадцатилѣтнимъ мальчикомъ.

Однажды ходивъ по морскому берегу, нашелъ я черепаху; при чемъ вмѣсто того, чтобъ на мѣстѣ разрѣзать ее въ куски, какъ-то дѣлывалъ прежде, я напротивъ того положилъ ее себѣ на плеча и отнесъ въ пещеру. Впрочемъ этотъ трудъ казался мнѣ маловаженъ; ибо силы мои были таковы, что я могъ предпринять гораздо важнѣйшій и владѣть орудіями, коихъ назадъ тому за три года не въ силахъ былъ сдвинуть съ мѣста. Почему началъ распространять пещеру, которая стала тѣсна мнѣ. Я сдѣлалъ въ ней родъ магазина для провизіи; а то мѣсто, въ которомъ они прежде лежали, превратилъ я въ большую комнату, гдѣ сдѣлалъ два окна, такъ что она была самая свѣтлая изъ всѣхъ землянокъ въ моемъ зданіи.

Точно такимъ же образомъ разпространилъ я садѣ свой, въ коемъ соединилъ всѣ полезныя, врозь росшія деревья, и опытъ научилъ меня имѣть въ томъ самый лучшій успѣхъ. Плоды сдѣлались отъ того гораздо вкуснѣе, а коренья мягче.

Кончивъ сію работу, я опять отправился путешествовать, рѣшась однако ее не терять изъ виду морскаго берега, и посѣщать мѣста уже мнѣ извѣстныя. Въ семъ случаѣ любопытство видѣть что нибудь новое уступило благоразумію и страшному воспоминанію о дремучемъ лѣсѣ.

Я отправился въ сіе путешествіе рано по утру, идя вдоль по берегу къ сѣверу, какъ вдругъ неожиданное зрѣлище остановило его, причинивъ необыкновенное смущеніе. Это были лодки, плывшія довольно близко къ берегу. Въ каждой изъ нихъ было по два и по три человѣка почти совершенно нагихъ и имѣвшихъ на тѣлѣ кожу бронзоваго цвѣта. Они въ лицахъ своихъ и движеніяхъ оказывали великой ужасъ, и употребляли всѣ усилія какъ можно скорѣй удалишься, избѣгая, повидимому, непріятелей. Опасеніе быть отъ нихъ замѣчену заставило меня скрыться въ кустарникѣ. Однако такая предосторожность была совсѣмъ не нужна; ибо нещастные ни о чемъ болѣе не думали, какъ объ избѣжаніи угрожавшей имъ опасности.-- Когда сіи первыя лодки удалились: то чрезъ сколько минутѣ я уже не видалъ ни одной; наконецъ показались еще три оныхъ, изъ коихъ двѣ были далеко впереди, а третья отъ изнеможенія находившихся въ ней людей остановилась. Тогда замѣтилъ я также двухъ необычайной величины рыбъ, или, лучше сказать, чудовищъ, преслѣдовавшихъ сихъ нещастныхъ. Они достигли послѣдней лодки, въ коей сидѣли только двое, опрокинули ее, и схвативъ каждая по добычѣ, изчезли.

Исполненный ужаса и состраданія оставался я неподвиженъ на мѣстѣ. На лбу моемъ выступилъ холодный потъ; всѣ члены мои были въ судорожномъ движеній; наконецъ я упалъ на землю въ состояніи, коего описать не могу.

Получивъ опять употребленіе чувствъ, я всталъ и подошелъ къ морскому берегу, гдѣ увидѣлъ опрокинутую лодку, носившуюся по произволу волнѣ. Но вскорѣ другой предметъ обратилъ на себя взоры мои. Морской приливъ несъ его къ берегу, и я не зная, что это такое было, желалъ разсмотрѣть его. Между тѣмъ предметъ сей нечувствительно приближался, и сердце мое, на тотъ разъ необыкновенно бившееся, предвѣщало мнѣ какое нибудь необыкновенное приключеніе. Я посредствомъ шеста извлекъ сей предметъ изъ моря на песокъ. Это была карзина, толь тонко и плотно сплетенная, что вода не могла въ нее проникнуть. Въ ней кроткимъ сномъ спалъ прекраснѣйшій ребенокъ, имѣвшій смуглый цвѣтъ кожи и около года отъ роду. Легко можно представишь себѣ тогдашнее мое изумленіе; но никто не можетъ вообразить моей радости. Я палъ на колѣна и началѣ благодаришь Небо за даръ, который казался мнѣ выше прочихъ. "Буди благословенно имя Твое, милосердый, всемогущій Боже! Содѣлай меня достойнымъ столь драгоцѣннаго дара! Я научу сего ребенка познавать Тебя, любить, и когда языкѣ его возможетъ произносить нѣкоторыя слова: то будетъ, подобно мнѣ, славословить благость Твою."

Послѣ чего я возвратился къ своему найденышу. Невинное твореніе открыло глаза и улыбнулось на меня, за что я расцѣловалъ его. Потомъ, спустя минуту, оно начало кричать, выражая, по видимому, чувствуемый имъ голодѣ и жажду. Кормилицъ у меня недоставало, но для сего надлежало достигнуть пещеры, на что потребно было цѣлый часъ времени. По щастію со мной случилось вино, и я нѣсколько капель онаго влилъ въ ротъ младенца, который скоро опять заснулъ; и я, поставивъ карзину на плечо, пошелъ обратно къ своему жилищу, чувствуя истинную радость отъ такой находки; и въ умѣ моемъ какъ бы сами собою составлялись многіе планы, клонившіеся на щетъ моего найденыша.

По прибытіи своемъ, выбралъ я самую лучшую дойную козу и положилъ подъ нее мальчика, то есть свою находку, Онъ съ жадностію схватилъ сосецъ ея и между тѣмъ какъ сосалъ, я ласкалъ это кроткое животное, которое добровольно исполняло услугу, коей я отъ него требовалъ. Вскорѣ коза возымѣла привязанность къ своему питомцу и въ опредѣленное время сама приходила кормить его молокомъ своимъ, Такимъ образомъ удовлетворивъ первымъ потребностямъ моего найденыша, я погрузился въ размышленія; чувствовалъ нужду собраться съ духомъ и успокоишься. Наконецъ Небо посылаетъ мнѣ товарища, думалъ я: обязуюсь воспитать и обучить его. Тогда онъ будетъ привязанъ ко мнѣ удами дружбы и признательности. Я услышу нѣжный его голосъ, отвѣчающій на слова мои; я полюблю его, а онъ взаимно меня полюбитъ. О щасшіе! коего я никакъ имѣть не надѣялся.

Теперь труды для меня будутъ во сто кратъ пріятнѣе; ибо я стану уже работать не для себя одного. Нужна попросторнѣе колыбель для любезнаго моего Томи (такъ я наавалъ своего найденыша); для сего у меня довольно запасено ивовыхъ сучьевъ, и я завтражъ примусь за эту работу.

Тотъ вечеръ провелъ я самымъ пріятнѣйшимъ образомъ. Дитя, сидя у меня на колѣняхъ, играло моими локонами. Я подозвалъ Кастора познакомить его съ нимъ, и онъ сначала было ревновалъ за расточаемыя мной младенцу ласки, но наконецъ я заставилъ его лизать у онаго лице и руки. Чтожъ касается до попугая Коко: то онъ, по видимому, радовался увеличенію семейства и безъ умолку лепеталъ. Но признаюсь, его слова уже не имѣли для меня прежней прелести; ибо мнѣ хотѣлось слышать разговоры моего Томи, и одно слово, вышедшее изъ устъ его, было бы теперь гораздо пріятнѣе всего попугаичья болтанья.

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ.
Заботливость Феликса. Томи. Баня. Колыбель. Вечерняя прогулка. Воспоминанія. Безпокойство. Неудобоисполнимое намѣреніе. Первый дѣтства. Путешествіе. Труды. Пріятная зима. Планъ воспитанія. Томи одѣтъ. Щастливыя расположенія маленькаго Негра. У него есть мундиръ. Путешествіе съ семействомъ.

Легко можно догадаться, что по пробужденіи первою моею мыслію былъ Томи. Онъ спалъ еще кроткимъ сномъ, съ нѣжною на устахъ улыбкою. Любезный ребенокъ, говорилъ я, смотря на него съ состраданіемъ, еслибъ Провидѣніе не послало меня къ тебѣ на помощь ты конечнобъ или утонулъ, или сдѣлался добычею чудовищѣ, сожравшихъ твоихъ родителей. Бѣдный малютка! теперь ты сирота и имѣешь покровителемъ также почти еще ребенка. Но чувствуя важность долга, который Богъ возложилъ на меня чтобъ тебя воспитывать, я буду просить Его о помощи мнѣ въ томъ. Ему угодно, чтобъ я преждевременно былъ отцемъ, Онъ возбудилъ во мнѣ родительскія чувствованія, и конечно даруетъ мнѣ способы исполнить сію обязанность.

О! сколь была усердна молитва моя въ день сей: я просилъ Бога помощи не для себя одного.-- Между тѣмъ Томи проснулся, закричалъ, и коза прибѣжала на крикъ его. По удовлетвореніи такимъ образомъ первой его потребности, я началъ заниматься тѣмъ, чего требовали опрятность и здоровье ребёнка. Я погрузилъ его въ воду, которую наканунѣ выставилъ на солнце въ черепашей раковинѣ. Для разнаго употребленія было у меня заготовлено нѣсколько рогожъ; я постлалъ одну изъ нихъ на землю и положилъ Томи, который катался на ней, упражнялъ возрождавшіяся въ немъ силы, старался встать, въ тужъ минуту упадалъ опять. Всѣ его движенія казалось мнѣ, имѣли особенную прелесть, и я смотрѣлъ на него съ неизъяснимымъ удовольствіемъ. Въ большей пріятности сего зрѣлища прибѣжалъ также Касторъ, который прыгая вкругъ Томи, опасался его поранить, а потому и не имѣлъ я причины безпокоиться о своемъ воспитанникѣ.

Послѣ чего принялся я за дѣланіе для Томи люльки, на кою употребилъ гораздо болѣе старанія, нежели на прочую работу. Когда она была кончена, я обилъ ее внутри козьей кожей, а потомъ наклалъ въ нее сухаго моху. Сію колыбель поставилъ я подлѣ своей постели, и ребенокъ былъ такъ ею доволенъ, что тотчасъ заснулъ глубокимъ сномъ.-- Видя, что онъ укрѣпился въ силахъ, я заключилъ, что ему нужна пища нѣсколько грубѣе, нежели одно молоко. Въ своемъ отечествѣ я видалъ, какъ кормилицы для своихъ воспитанниковъ варили родъ кашицы; почему имѣя молоко и пшено, мнѣ не трудно было подражать имъ; а какъ количество послѣдняго было не велико, то и рѣшился я отказать себѣ въ ономъ до будущей жатвы.

Будучи принужденъ вести безпрерывную войну съ хищниками моего имущества, я питался тогда только маленькими птицами, которыхъ или стрѣлялъ или ловилъ силками во время сна моего воспитанника. По возвращеніижъ приносилъ ему нѣкоторые плоды. Томи зналъ уже меня, и когда я входилъ въ пещеру, то простиралъ ко мнѣ рученки. Я безпрестанно съ нимъ разговаривалъ, и хотя былъ увѣренъ, что онъ не понимаетъ меня, но думалъ, что, дабы пріучить его къ разговору, должно чаще произносишь однѣ и тѣ же слова. Коко съ своей стороны скоро выучилъ его имя и отъ утра до вечера почти безпрестанно кликалъ Томи.

Каждый день, когда наступалъ сильной зной, я бралъ своего воспитанника на руки и прогуливался съ нимъ вдоль по берегу; потомъ садился на камень и выдумывалъ какую нибудь игру для забавы Томи, который началѣ смѣяться, и сіе доставляло мнѣ новое удовольствіе.

Упоенный своимъ щастіемъ, я сначала всѣ свои мысли устремлялъ только на предметъ нѣжнѣйшей заботливости и самыхъ лестныхъ надеждъ своихъ. Я жилъ въ настоящемъ и будущемъ; минувшеежъ совершенно изгладилось изъ моей памяти. Однако однажды вечеромъ смотря на море, бывшее тогда гладкимъ какъ зеркало, я вспомнилъ о лодкахъ съ дикими и старался догадаться о причинѣ ихъ явленія; ибо въ продолженіи четырехъ лѣтъ моего пребыванія на островѣ я только въ первый разъ ихъ видѣлъ. Изъ чего заключилъ, что сей островѣ имъ неизвѣстенъ, и что случай, или какое нибудь неизвѣстное мнѣ обстоятельство привело ихъ къ берегамъ онаго. Будучи на кораблѣ, я слыхалъ отъ матросовъ, что между дикими есть народы человѣколюбивые, страннопріимные и соболѣзнущіе о нещастныхъ; но при томъ вспоминалъ также, что между ими есть другіе весьма жестокіе, и что иноземецъ, попавшійся въ ихъ руки, подвергался неизбѣжной смерти. И такъ, я содрогнулся, подумавъ, что видѣнные мной были изъ числа сихъ послѣднихъ; что они замѣтили мой островъ и нѣкогда пристанутъ къ нему. О! если они отнимутъ у меня моего воспитанника! думалъ я. А далѣе: если я и успѣю ускользнуть отъ нихъ, то могулъ быть безъ него щастливъ? Такое опасеніе произвело столь сильное впечатлѣніе на мою душу, что я готовъ былъ оставить жилище свое и погребсти себя въ лѣсахъ дремучихъ. Однакожъ и это не казалось еще мнѣ довольно безопаснымъ убѣжищемъ для спрятанія въ немъ моего сокровища. Только удаленный кустарникъ, состоявшій изъ терновника, тѣсно переплетшагося между собою, увѣрялъ меня, что дикари не могутъ сюда проникнуть. Пещера смерти уже не казалась мнѣ больше страшною; ибо я могъ удобно скрыть въ ней своего воспитанника. Но оставался вопросѣ: какъ я тамъ пропитаю его; ибо въ такомъ дикомъ мѣстѣ необходимо и самому надлежало умереть съ голоду. Сія и множество другихъ подобныхъ мыслей отклонили меня отъ дерзкаго моего предпріятія: я не хотѣлъ лишить своего Томи красотъ природы, коими наслаждался онъ доселѣ на вольномъ воздухѣ; почему вполнѣ отдался на волю Всемогущаго, и рѣшился пользоваться дарованнымъ отъ Него благомъ, не безпокоясь о неизвѣстномъ будущемъ.

Прекрасные весенніе дни протекли для меня съ большою пріятностію. До сего времени я занималъ свои руки и умѣ; но сердце мое все еще стремилось къ тому предмету, къ которому могло бы пристраститься и который сораздѣлялъ бы со мною мои чувствованія. А какъ теперь я нашелъ его: то напередъ уже ощущалъ пріятность дружбы, кою въ послѣдствіи могъ возымѣть ко мнѣ возлюбленный мой Томи: ибо занимаясь только имъ однимъ, я нѣкоторымъ образомъ могъ полагаться на его нѣжность и признательность. Этотъ милой ребенокъ примѣтно совершенствовался въ тѣлесныхъ и душевныхъ способностяхъ: ибо во время прогулки не довольствовался кататься только по густому дерну, но старался подняться и стать на ноги. Я призывалъ его; онъ ко мнѣ стремился, спѣшилъ, и не рѣдко упадалъ; однакожь такъ какъ его паденіе не могло быть опасно, то я смѣялся, и онъ, глядя на меня, также смѣялся вмѣстѣ со мною.

Впрочемъ я не оставлялъ выходить изъ дому, и всегда приносилъ съ собой что нибудь полезное для хозяйства; но съ тѣхъ поръ, какъ воспитанникъ мои не сталъ больше нуждаться въ кормилицѣ, то есть козѣ, я возобновилъ свои прогулки съ большимъ противъ прежняго жаромъ. Мой Томи ѣлъ уже пататы, бананы и вообще всѣ плоды, производимые островомъ. Птичьи яйца онъ также любилъ, и я ихъ всюду отыскать надѣялся.

Прежде нежели уходилъ я куда нибудь, сажалъ своего воспитанника въ корзину -- единое наслѣдіе, оставшееся еру отъ родителей, и съ сею пріятною тяжестію шелъ, остерегаясь, чтобъ не разбудить своего Томи. Останавливаясь же на пути на ночь, избиралъ для того самое надежное дерево, вѣшалъ корзину на толстый сукъ и такимъ образомъ просыпалъ до утра.

Впрочемъ ухаживаніе за воспитанникомъ моимъ не препятствовало обыкновеннымъ моимъ упражненіямъ; ибо когда мнѣ нужно было за чѣмъ нибудь отлучиться, я поручалъ его вѣрному моему Кастору, который прекрасно исправлялъ у меня должность надзирателя. Сія собака не только бодрствовала надъ его безопасностію, но еще забавляла его скочками своими. Почему я могъ исправлять всѣ свои работы въ надлежащее, пристойное къ тому время. Садъ мой сдѣлался прекрасенъ; ибо я каждый годѣ украшалъ его новыми деревьями и кустарникомъ, изъ коихъ дѣлалъ алеи, въ которыя можно было укрываться отъ солнечнаго зноя.

Наконецъ дожди заставили меня запереться въ своей пещерѣ, гдѣ ожидали меня новыя удовольствія. Томи началѣ уже произносить нѣсколько словъ; при чемъ слово особенно поразило слухъ мой, и сердце забилось у меня необыкновеннымъ образомъ. Это, по моему мнѣнію, было предлогомъ къ составленію плана воспитанія. Къ сему устремилъ я всѣ свои мысли, и жалѣлъ, что невоспользовался уроками, нѣкогда самому мнѣ преподаванными. И такъ, я не имѣлъ нужнаго къ наученію моего воспитанника; однакожъ, лишенный сего, предположилъ себѣ правиломъ образовать его сердце, научишь любить Бога и добродѣтель, презирать опасность въ крайнихъ случаяхъ и не унывать въ нещастіи. Сему послѣднему научился самъ я во время своего пребыванія на островѣ; но желалъ, чтобъ мой воспитанникъ былъ гораздо благоразумнѣе, и слѣдовательно щастливѣе.

Между тѣмъ Томи всегда былъ веселъ. Я удовлетворялъ не прихотямъ, но всѣмъ его потребностямъ: ибо когда онъ настоятельно хотѣлъ имѣть что нибудь изъ пищи вредное, или изъ орудій, которое моглобы поранить его, то я, не взирая ни на крикъ, ни на слезы его, рѣшительно въ томъ ему отказывалъ.

Опасаясь, что прохлада въ пещерѣ можетъ вредить моему воспитаннику, я сдѣлалъ ему небольшое платье, но съ трудомъ могъ пріучить его къ оному; ибо онъ не любилъ, если что мѣшало быстрымъ его движеніямъ. Однако, по мѣрѣ его возрастанія, благопристойность требовала одежды. И такъ, сдѣлалъ я ему родѣ широкой туники, которая простиралась только до колѣнъ, и пріучилъ его къ употребленію оной. Чтожъ касается до обуви, то не почиталъ ее нужною; ибо думалъ, что если онъ съ малолѣтства пріучился ходить босикомъ, то ноги его, по примѣру крестьянъ моего отечества, отвердѣютъ такъ, что свободно и безъ вреда могутъ ходить по камнямъ; вразсужденіи чего крайне жалѣлъ, что и меня самаго не пріучили къ томужъ съ дѣтства.

Между тѣмъ Томи возрасталъ весьма примѣтно. Ноги его укрѣпились; онъ уже явственно произносилъ довольно много словъ: но что мнѣ особенно нравилось, то это была необыкновенная его понятливость. Онъ дѣлалъ съ Касторомъ все, что я ни давалъ ему; отличалъ между козъ своихъ ту, которая служила ему кормилицею, и ласкалъ ее. Но преимущественно предъ всѣми обращалъ на себя его нѣжность. Онъ былъ совершенно веселъ только находясь вмѣстѣ со мною; и когда, я звалъ его, онъ оставлялъ свои игрушки и бѣжалъ ко мнѣ. Въ немъ обнаруживался уже свойственный дѣтямъ вкусѣ къ подражанію; ибо когда я плелъ корзины, онъ также старался дѣлать то же самое, равно какъ и тогда, когда я садилъ деревья въ саду своемъ. При чемъ сдѣлалъ справедливое замѣчаніе, что вразсужденіи дѣтей должно наблюдать за всѣми ихъ дѣйствіями и подавать имъ хорошій примѣрѣ; ибо дѣти переимчивы и охотно всему подражаютъ.

Когда я замѣтилъ, что Томи мой можетъ уже мыслить: то училъ его воздѣвать рученки къ небу и съ благоговѣніемъ произносить имя Божіе; а между тѣмъ съ нетерпѣливостію ожидалъ минуты, когда онъ научится познавать Его. Я молился подлѣ него въ самомъ благочестивомъ положеніи. Когда же онъ спросилъ меня о причинѣ того, то далъ ему первыя наставленія въ религіи.

Я безпрестанно приводилъ себѣ на память Вѣтхой и Новый Завѣтѣ; что долженствовало служишь основаніемъ моихъ уроковъ Томи. При чемъ сколько же радовался, помышляя, что сей ребенокъ, рожденный язычниками, не могъ бы знать безъ меня истиннаго Бога! Однако онъ не былъ еще крещенъ. Я часто помышлялъ обѣ этомъ, и опасеніе, что не могу сдѣлать сего безъ священника, часто препятствовало мнѣ спать покойно. Но какъ изъ Катехизиса было извѣстно, что, дабы сдѣлаться Христіяниномъ, это необходимо: то молилъ Бога, чтобъ Онъ чрезъ меня принялъ моего найденыша въ число своихъ вѣрныхъ, обѣщая Богу быть покровителемъ онаго и никогда съ нимъ не разлучаться.

Когда наступила весна, тогда Томи было отъ семнадцати до девятнадцати мѣсяцовъ; однакожъ онъ былъ крѣпче обыкновенныхъ дѣтей сего возраста; бѣгалъ и произносилъ нѣкоторыя слова. Сіе прекрасное время года еще болѣе укрѣпило его. Я пріучилъ его путешествовать со мною и дѣлать нѣкоторыя маловажныя услуги; что исполнялъ онъ примѣтно съ охотой и усердіемъ. Между имъ и Касторомъ было тѣсное дружество. Я хотѣлъ пріучить эту вѣрную собаку, во время продолжительнаго путешествія, носить ребенка на спинѣ своей. И такъ, сдѣлалъ изъ козьей кожи родѣ сѣдла, которое посредствомъ ремней укрѣпилъ на спинѣ Кастора. При чемъ дѣлалъ съ нимъ многіе опыты, прежде, нежели рѣшился посадить на него Томи. Однако кроткое, послушное животное, шло съ величайшею осторожностью, какъ будто зная, что несетъ на себѣ драгоцѣннѣйше сокровище. Томи это весьма нравилось, и, я рѣшился со всѣмъ своимъ домомъ отправишься на берегъ большой рѣки, щадя свою собаку; ибо когда замѣчалъ, что она устала, то бралъ ребенка себѣ на руки; при чемъ хотя такое путешествіе было и медленно, однако я не имѣлъ нужды поспѣшать онымъ.

ГЛАВА ДВѢНАДЦАТАЯ.
Дѣтское обращеніе. Буря. Пушечный выстрѣлъ, требующій помощи погибающему кораблю. Страшная ночь Феликса. Они всѣ погибли. Поиски. Вотъ тѣло. Это женщина. Она жива. Успѣхи Феликсовыхъ стараній. Его радость и прочее.

Слѣдовавшіе за симъ два года достопримѣчательны только успѣхами Томи и новыми увеселеніями, которыя онъ мнѣ доставилъ. Впрочемъ упражненія мои были всегда одинаковы. Такимъ образомъ провелъ я уже около шести лѣтъ на островѣ. Моему воспитаннику было четыре года и онъ получилъ всѣ наставленія, какія можно имѣть въ сей возрастѣ; къ чему не мало содѣйствовали врожденныя его способности. Обыкновеннымъ его вопросомъ былъ: папа! кто это сдѣлалъ?" На что я чаще отвѣчалъ ему: Богъ; а иногда: это я. Однажды смотря на восходящее солнце, онъ сказалъ: "ты, который сдѣлалъ столько вещей, сотвори мнѣ другое солнце." -- А на что тебѣ это? спросилъ я его съ улыбкою, слушая его прозьбу.-- "Для освѣщенія Томи, когда сіе спрячется за горы." -- Нѣтъ, мой другъ, я не могу сдѣлать солнца: такое твореніе возможно только Богу.-- "Ты мнѣ сказалъ, что Богъ сотворилъ также и тебя самаго, и каждый день въ молитвахъ благодаришь Его за это; скажи: молются ли ему также луна и солнце?" -- Всѣ твари по своему благословляютъ имя Его исполняютъ Его волю. Онъ повелѣлъ солнцу днемъ освѣщать землю; и ты видишь, какъ оно ему въ томъ повинуется.-- "А чего Богѣ требуетъ отъ насъ, папа?" -- Онъ требуетъ, чтобъ мы любили Его отъ всего сердца, и потомъ, чтобъ взаимно любили другъ друга.-- "О! сколь легко Ему въ томъ повиноваться?"

Такая откровенность моего воспитанника тронула меня до слезъ. При чемъ, еслибъ воспоминаніе о матушкѣ не нарушало моего спокойствія, я почиталъ бы себя совершенно щастливымъ и никогда бы не пожелалъ вытти изъ своего уединенія.

Однажды, какъ я въ недальнемъ разстояніи отъ грота наслаждался пріятностію прекраснаго вечера, вдругъ горизонтъ покрылся черными тучами, море начало сильно волноваться, вдали раздавался громъ; наконецъ, все предвѣщало страшную бурю. Я взялъ Томи на руки и, сколько доставало у меня силѣ, побѣжалъ съ нимъ къ своему убѣжищу. Заперъ накрѣпко дверь, окно, и зажегъ огонь. Едва взялъ я сіи предосторожности, какъ услышалъ шумъ проливнаго дождя, который мѣшаясь съ свистомъ вѣтра и бури, по видимому, угрожалъ моему острову совершеннымъ разрушеніемъ. Привыкнувъ къ такимъ потрясеніямъ природы и бывъ увѣренъ, что Всевышній не отниметъ отъ меня милосердой десницы Своей, я бросался на постелю подлѣ своего воспитанника, который спалъ глубокимъ сномъ. При чемъ просилъ для него и себя небеснаго покровительства, какъ вдругъ послышались мнѣ одинъ за другимъ нѣсколько пушечныхъ выстрѣловъ. Началѣ вслушиваться и узналъ, что въ томъ не ошибаюсь. Это конечно были сигналы погибающаго корабля. Нещастные, на немъ находившіеся, требовали помощи отъ себѣ подобныхъ, и были слышимы только ребенкомъ, который не могъ ничего для нихъ сдѣлать. Сія мысль приводила меня въ отчаяніе; ибо я охотно бы пожертвовалъ своею жизнію для спасенія ихъ, но не имѣлъ въ тому никакого способа. Послѣ продолжительнаго размышленія я вздумалъ, что нѣкоторые изъ погибающихъ могутъ на шлюбкахъ пристать къ моему острову, еслибъ знали положеніе онаго, и что большой огонь, которой разведу на берегу, покажетъ имъ оный. Дождь пересталъ, но вѣтеръ дулъ съ прежнею силою. Я, запасшись сухимъ хворостомъ, пошелъ къ берегу, сдѣлалъ родъ костра и зажегъ оный. Скоро вѣтрѣ раздулъ разложенный мною огонь, и три пушечныхъ выстрѣла давали знать, что его увидѣли. Я сколько можно лучше укрылся отъ бури подъ навѣсомъ одной скалы, и всю ночь провелъ въ подкладываніи въ огонь хворосту. Спустя часъ по моемъ туда прибытіи пушечные выстрѣлы прекратились; а это заставляло предполагать, что нещастные матросы оставили корабль свой. Я съ величайшею нетерпѣливостію дожидался наступленія дня. Наконецъ разсвѣло, и я въ далекѣ, куда только могло простираться мое зрѣніе, замѣтилъ сѣвшій между двухъ подводныхъ камней корабль на боку и лишившійся мачтъ. Я надѣялся также увидѣть шлюбки, плывущія къ моему острову; однакожъ ни одна изъ нихъ не представлялась взорамъ моимъ; и зрѣлище ярящагося моря, коего пѣнящіеся валы съ страшнымъ шумомъ разбивались о берегъ, показывали, что онѣ были поглощены влажною стихіей. Въ семъ случаѣ мнѣ нужно было прибѣгнуть къ разсудку, дабы покориться волѣ Божіей. Сердце мое, такъ сказать, раздиралось отъ горести, и слезы въ два ручья потекли изъ глазѣ моихъ. Наконецъ печально возвратился я въ гротъ свой. Тогда Томи уже пробудился, и попеченія о немъ нѣсколько разсѣяли печаль мою. Когдажъ удовлетворилъ всѣмъ его потребностямъ; то предоставивъ надзору собаки, пошелъ опять на берегъ, въ намѣреніи обойти его и схоронишь тѣла утопшихъ.

Долго поиски мои были тщетны. Я подошелъ къ краю земли, выдававшейся въ море подобно полуострову, и обойдя одну скалу, увидѣлъ на пескѣ бездыханное тѣло въ женскомъ платьѣ. При семъ трогательномъ зрѣлищѣ въ сердцѣ моемъ возбудилось состраданіе. Я сталъ на колѣна подлѣ нещастной, стараясь открыть хоть нѣкоторые признаки жизни на лицѣ блѣдномъ и посинѣвшемъ. Поднялъ ея руку, которая была тверда подобно деревянной; но когда я приложилъ свою руку къ ея сердцу, то почувствовалъ слабое біеніе онаго. Тогда собравъ всѣ силы, я поднялъ ее и прислонилъ къ утесу, поддерживая ея голову. Сіе движеніе произвело въ ней рвоту; она изрыгнула множество воды; открыла было на минуту глаза, но потомъ опять погрузилась въ безчувствіе.

Мое положеніе было самое затруднительное; я не зналъ средствѣ возвратить жизни той, которая возбуждала во мнѣ къ себѣ столь живое соучастіе. Принесъ пальмоваго вина и хотя не легко заставилъ ее проглотить онаго нѣсколько; за то имѣлъ удовольствіе видѣть, что послѣ того начала она дышать. Скоро женщина совершенно пришла въ себя, и устремивъ на меня взоръ благодарности, сказала: "я вамъ обязана жизнію, и ничѣмъ, никогда не могу наградить васъ за услугу сію; за то, по крайней мѣрѣ, обѣщаю служить вамъ, посвятивъ на то остатки дней моихъ, и для сего только дорожу своею жизнію." Отъ звуковъ сего трогательнаго голоса я почувствовалъ внутреннее потрясеніе. Они возбудили во мнѣ пріятное воспоминаніе. Разсматривая черты лица ея, обезображенныя страхомъ и горестію, я находилъ въ нихъ черты дражайшей своей матери, и сильное біеніе сердца моего увѣряло меня, что я не ошибаюсь. Между чувствованій радости и грусти, наполнявшихъ мою душу, я стоялъ не произнося ни слова и готовъ былъ лишиться памяти. Сусанна замѣтила блѣдность мою. "Боже! сохрани моего избавителя!" вскричала она. Послѣ чего вырвалась изъ моихъ объятій, посадила меня при подошвѣ скалы и дѣлала все то же, что дѣлалъ и я въ такомъ положеніи. Однакожь я не лишился чувствъ, а только будучи не въ состояніи произнести ни слова, размышлялъ, что мнѣ надлежало начать. Опасно было объявить о себѣ моей матери; ибо, слабость силъ не дозволяла ей выдержать радости столь неожиданнаго свиданія; а я со времени разлуки съ нею столько измѣнился въ ростъ и чертахъ лица своего, что она сама собою не могла догадаться, что находится въ объятіяхъ сына. Наконецъ, получивъ опять способность говорить, я увѣрилъ ее, что слабость моя миновалась, и приписывалъ оную усталости въ прошедшую ночь. Она повѣрила этому, и опершись объ руку мою, была провождена мною въ гротъ. Тамъ посадилъ я ее на обитую козьею кожей скамью, и положивъ ей на колѣна своего Томи, просилъ усыновить его я полюбить такъ, какъ любитъ меня изъ признательности. Сусанна осыпала его ласками, и милой Томи соотвѣтствовалъ онымъ. Заботясь о подкрѣпленіи силъ моей матери, я упросилъ ее лечь на свою постелю, давъ ей напередъ чашку молока съ выжатымъ изъ сахарнаго тростника сокомъ. Она скоро заснула, и я въ теченіе сего времени старался сварить ей хорошій бульонъ. Потомъ изъ остатка устерсъ и двухъ птицъ приготовилъ ей супъ. Послѣ чего сердце мое билось такъ, что я не могу описать его движенія; ибо оно было исполнено нѣжнѣйшей признательности къ Богу, Который доставилъ мнѣ случай загладить проступки мои. При чемъ рѣшился не прежде открыться своей матери, какъ доказавъ свое раскаяніе и любовь. Я ежеминутно оставлялъ постель, чтобъ имѣть удовольствіе видѣть ее покоющейся. Сонъ, освѣживъ кровь, покрылъ румянцемъ щеки ея, и тогда я въ матери своей узрѣлъ тотъ образъ, съ коимъ она разставалась со мною. Ей, по щету моему, не было еще тридцати осьми лѣтъ. Крѣпкое сложеніе противилось причиненной ей мною горести, и подавало надежду, что жизнь ея, драгоцѣннѣйшая моей собственной, продолжится..

Томи, ходя вокругъ меня, дѣлалъ множество вопросовъ о новой гостьѣ; а какъ не имѣлъ понятія, что есть два пола, мущина и женщина, то и говорилъ обѣ ней, какъ о мущинѣ. О! какъ онъ меня цѣловалъ, говорилъ Томи: думаю, что онъ меня любитъ. Можетъ статься, что Богъ посылаетъ мнѣ другаго папа.-- "Нѣтъ, мой другѣ, отвѣчалъ я ему, это твоя, маминька; ибо гость нашъ женщина. Со временемъ я объясню тебѣ это; только теперь пожалуй не дѣлай шума, чтобъ не разбудить ее. Пойдемъ со мною въ садѣ сорвать для нее ананасовъ и земляники."

Онъ слѣдовалъ за мной въ припрыжку, повторяй безпрестанно: "какъ я щастливъ: папа! мама! Когда папа уйдетъ, а мнѣ не льзя будетъ провожать его, то я останусь уже не съ однимъ только Касторомъ."

Послѣ кроткаго сна три часа продолжавшагося, я предложилъ ей приготовленное мною кушанье; и она удивилась, найдя въ пустынѣ столь здоровую и пріятную пищу; вѣжливо благодарила за такія нѣжныя обѣ ней попеченія, говоря, что надѣется, что я уступлю ей должность поварихи, а самъ буду заниматься только доставленіемъ припасовъ. Послѣ обѣда она пожелала знать мои приключенія. Я не могъ ей отказать въ томъ и началъ разсказывать свою исторію со времени кораблекрушенія. Она полагала, что мнѣ двадцать лѣтъ, и я не хотѣлъ выводить ее изъ сего заблужденія. Однакожъ подробно разсказалъ ей о своихъ упражненіяхъ и средствахъ къ продовольствію себя; отдалъ отчетъ въ своихъ размышленіяхъ и чувствованіяхъ, говоря, что обязанъ ими благимъ наставленіемъ моихъ родителей, мужеству и упованію на Бога въ трудныхъ обстоятельствахъ. Тогда она устремила глаза и руки къ небу; слезы градомъ покатились по щекамъ ея, и это было отъ воспоминанія о сынѣ. Я могъ бы однимъ словомъ остановить оныя; но не хотѣлъ представить себя матери преступнымъ сыномъ, желая напередъ загладить прежнюю вину свою услугами.

Мое приключеніе въ дремучемъ лѣсу заставило ее содрогнуться; однакожъ она ужаснулась и еще болѣе, когда я разсказалъ ей печальную смерть родителей Томи, и о томъ, какъ онъ достался въ мои руки, съ горячностію прижалъ я къ груди своей сего ребенка, и увидѣлъ тогда, что она раздѣляетъ со мной мои къ нему чувствованія.

Впрочемъ и я съ своей стороны также пожелалъ знать, по какому случаю мать моя очутилась на моемъ островѣ и доставила мнѣ щастіе спасти жизнь ея; однако у держалъ себя отъ этого, боясь, чтобы тѣмъ не изнурить ее. Потомъ повелъ я ее въ садъ свой, въ коемъ она удивлялась изобилію, а оттуда на морской берегъ, гдѣ мы забавлялись, отыскивая на ужинъ черепашьи яйца.

Волны выбросили на берегъ нѣсколько досокъ разбитаго корабля; что было для меня драгоцѣннѣйшею находкою. Я отнесъ ихъ въ свой магазинъ. При чемъ пришла мнѣ мысль сдѣлать изъ нихъ плотъ, подъѣхать на немъ къ сѣвшему на мѣль кораблю и взять въ немъ все полезное. О возможности продовольствовать мать свою я не безпокоился, надлежало только воздѣлать болѣе земли для пшена и пататовъ, насолить побольше солонины и увеличить стадо. Но съ неудовольствіемъ взиралъ я, что она имѣетъ недостатки другаго рода. Мнѣ стоило великаго труда обойтись безъ бѣлья; но дѣтство легко ко всему привыкаетъ: для нее жъ было весьма трудно привыкнуть къ платью изъ козьей кожи. И такъ, не было инаго средства доставить ей приличной одежды, какъ плыть къ кораблю; и ни опасность, ни труды не могли удержать меня отъ сего предпріятія.

Не безъ труда удалось мнѣ уговорить мать свою принять въ ея распоряженіе мою постелю: она согласилась на это уже только послѣ убѣдительнѣйшихъ прозьбъ съ моей стороны и при томъ взявъ съ меня обѣщаніе, что я на другой день сдѣлаю себѣ такуюжъ, и чтобы я позволилъ ей помогать мнѣ въ этой работѣ. Почему наносила она множество сухихъ листьевъ въ комнату, которая отнынѣ долженствовала быть моею спальнею, на коей положены были козьи кожи. Томи также, сколько могъ, пособлялъ ей въ этомъ дѣлѣ: онъ пригоршнями клалъ ей въ коробъ сухіе листья, думая, что тѣмъ много споспѣшествуетъ собиранію оныхъ. Мать моя ощутила къ сему ребенку такую нѣжность, что просила поставить его колыбель подлѣ своей постели. А какъ ее желанія почиталъ я для себя закономъ, то и легко на сіе согласился.

Ахъ! какъ пріятно провели мы вечеръ! Я конечно былъ щастливѣйшимъ человѣкомъ въ мірѣ, ибо въ полной мѣрѣ могъ понимать свое щастіе. Однако при всемъ томъ не рѣдко изъ груди моей исторгались тяжкіе вздохи, равно какъ и у моей матери, не взирая на доставленное ей, мною спокойствіе. Она помышляла о любезномъ своемъ Феликсѣ, который будучи подлѣ нее, былъ совершенно ей неизвѣстенъ.

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ.
Исторія Сусанны. Участіе во трудахъ. Вотъ и масло. Дѣланіе плода. Плаваніе къ кораблю. Феликсъ нагружаетъ свой плотъ самыми полезными вещами. Возвращеніе. Обѣдъ во всей формѣ. Перенесеніе найденныхъ вещей. Пріятная ночь.

На другой день Сусанна принесла изъ магазина ивовыхъ сучьевъ и побуждала меня здержать слово мое; при чемъ видя, какъ я поступалъ въ сей работѣ, старалась подражать мнѣ съ большимъ успѣхомъ, и потому я очень скоро кончилъ дѣло свое. Потомъ началѣ просить ее разсказать мнѣ ея приключенія. Ахъ! отвѣчала она, сіе повѣствованіе весьма для меня горестно, однакожь я не могу отказать въ немъ моему избавителю.

Сперва мать моя разсказала подробно о своемъ замужествѣ, о моемъ рожденіи, о попеченіяхъ ея и отца моего о воспитаніи меня и о надеждѣ, какую имѣли они оба, что я буду на то соотвѣтствовать. Потомъ съ жаромъ описывала смерть своего супруга и горесть о потерѣ онаго. При чемъ я легко могъ догадаться, что при семъ обстоятельствѣ только нѣжность ко мнѣ не свела ее въ могилу. Когдажъ начала она говорить о моемъ упрямствѣ, неповиновеніи и горести, причиненной ей моимъ поведеніемъ: тогда родилось во мнѣ угрызеніе совѣсти, и сердце мое стѣснилось такъ, что я готовъ былъ упасть въ обморокъ. Мать моя укоряла себя въ слабости, что не пользовалась своею надо мной властію и не употребляла строгости къ исправленію меня; при чемъ особенно жалѣла о томъ, что согласилась на отъѣздъ мой, почитая это причиною смерти моей.

Отсюда буду я описывать повѣствованіе Сусанны почти отъ слова до слова тамъ, какъ она сама разсказывала: ибо оно глубоко напечатлѣлось въ моей памяти.

"Когда я разсталась съ своимъ Феликсомъ и увидѣла изчезавшій отъ взоровъ моихъ делижансъ, то плача возвратилась въ деревню. Друзья и сосѣди, тронутые моею горестію, для укрощенія оной часто посѣщали меня. Особливо матери говорили со мною о сынѣ моемъ, увѣряя, что чрезъ нѣсколько мѣсяцевъ я получу обѣ немъ извѣстіе. Это было самымъ лучшимъ для меня утѣшеніемъ, однако еще недостаточнымъ, и которое въ полной мѣрѣ находила я только въ томъ, что при подножіи олтаря возсылала къ Богу теплѣйшія молитвы о сынѣ своемъ. Между тѣмъ протекли осьмнадцать мѣсяцевъ, а я ничего не слыхала о кораблѣ, на которомъ онъ отправился; въ Брестѣ же и въ окрестностяхъ сего города были увѣрены, что онъ былъ разбитъ бурею. Чтожъ касается до меня, то не понимая ничего о мореходствѣ, я утѣшалась разговорами принимавшихъ во мнѣ участіе и которые хотѣли скрыть отъ меня мое нещастіе. Наконецъ я узнала объ ономъ: два матроса изъ нашей деревни спаслись отъ кораблекрушенія на одной скалѣ, гдѣ думали погибнуть отъ недостатка въ пищѣ, но бывъ взяты Американскимъ кораблемъ, возвратились въ отечество. Добрый нашъ священникъ видя, что не льзя долѣе скрывать отъ меня всѣмъ уже извѣстнаго, взялся сообщить мнѣ сіе ужасное извѣстіе. По своему добродушію хотя онъ и употребилъ при семъ всю возможную осторожность,однако не могъ уменьшишь тѣмъ нанесеннаго мнѣ такимъ извѣстіемъ удара. Я безъ чувствъ упала къ ногамъ его и вышла изъ безпамятства для того только, чтобъ получишь жестокую горячку. Въ семъ состояніи провела я нѣсколько дней. Когда же опомнилась, то увидѣла, что почтенный священникъ стоитъ подлѣ моей постели и держитъ руку мою. Онъ говорилъ со мной съ удивительной кротостію и употребилъ всѣ наставленія религіи, дабы я въ горестной своей участи предалась волѣ Провидѣнія. И теперь еще помню я возраженія, сдѣланныя мною на слова его. "Ахъ! батюшка, говорила я, вы не знаете, сколько я молилась Богу о сынѣ своемъ, чтобъ Онъ его не наказывалъ!" -- Но не ужели (возразилъ онъ) ты ропщешь на Бога за то, что Онъ не услышалъ или, лучше сказать, не исполнилъ того, о чемъ ты молилась? Можешь ли ты, слабая смертная, проникнуть премудрыя Его намѣренія? Знаешь ли, что все имъ творимое клонится къ благу нашему? Можетъ быть, Богу угодно было, по особенной благости, воззвать твоего сына къ Себѣ. И такъ, смиренно покорись волѣ Его,-- и не будешь Имъ оставлена.

"Такой строгой разговоръ стоилъ не малаго труда для добраго священника; онъ скоро принялъ природную ему кротость и смиреніе, и снисходя моей слабости, старался мнѣ внушать надежду, которой самъ не имѣлъ и которою однакожь поддерживалъ нѣсколько лѣтъ бѣдственную жизнь мою. Я воображала, что если спаслись отъ потопленія два матроса: то, можетъ быть, также и сынъ мой имѣлъ это щастіе; что онъ живетъ въ какой нибудь отдаленной части,міра, и что я рано, иди поздно опять увижусь съ нимъ Сія мысль столь сильно на меня подѣйствовала, что я каждый разъ, какъ стучали въ мою дверь, трепетала, бѣжала съ сильнымъ внутреннимъ движеніемъ, и, обманутая надежда приводила меня въ прежнее бѣдственное положеніе.

"Я воспитывалась въ монастырѣ, и потому была образованнѣе другихъ женщинѣ моего званія; однако не имѣла ни малѣйшаго понятія о Географіи. Въ нашей деревнѣ поселился одинъ учитель, и преподавалъ наставленіе въ Географіи господамъ и богатымъ, гражданамъ, имѣвшимъ по сосѣдству владѣнія. Во мнѣ также возбудилось непреодолимое желаніе учиться у него сей наукѣ. При чемъ дабы не подать повода къ насмѣшкамъ, скрыла истинное свое званіе. Скоро научилась я распознавать ландкарты, и самымъ пріятнымъ для меня упражненіемъ было ихъ разсматривать, а также слѣдовать по пути кораблей, плывущихъ въ Индію, или въ Американскія наши колоніи и замѣчать острова еще необитаемые. Когда глаза мои останавливались на многочисленномъ собраніи оныхъ: то я воображала, что сынъ мой находится на одномъ изъ нихъ, не размышляя впрочемъ, чтобъ такой молодой мальчикѣ нашелъ средство къ продовольствованію самаго себя, и чтобъ не сдѣлался жертвою звѣрей лютыхъ.

"Сіи мысли занимали умъ мой цѣлые три года; здоровье мое разстроилось; я какъ свѣчка таяла ежедневно -- какъ вдругъ узнала, что Гжа Алтамонъ, богатая вдова, живущая въ Брестѣ, хочетъ ѣхать въ Мартинику за полученіемъ знатнаго наслѣдства, и ищетъ въ сопутницы себѣ женщины. При семъ извѣстіи мое воображеніе разгорячилось. Я думала, что сопутствуя сей дамѣ, конечно увижу тѣ самыя мѣста, чрезъ которыя проѣзжалъ сынъ мой, и всюду о немъ спрашивая, можетъ быть, найду его. Сія мысль, хотя неосновательная, занимала меня день и ночь. Я пошла къ нашему священнику и просила его, чтобъ онъ отрекомендовалъ меня Гжѣ Алтамонъ, съ коею знакомъ былъ. Сначала онъ опровергалъ мое намѣреніе; но видя, что не можетъ отклонить отъ онаго, предупредилъ меня, что сія женщина была жестокая, своенравная, и что безъ сомнѣнія я много потерплю отъ нрава ея. Однако это препятствіе было слишкомъ слабо въ сравненіи съ пламеннымъ моимъ желаніемъ найти своего сына. Я усугубила прозьбы свои и плакала. Священникѣ смягчился, отправился въ Брестъ, и я наконецъ чрезъ его старанія и рекомендацію получила желаемое мѣсто. По совѣту сего умнаго человѣка я сдѣлала всѣ нужныя распоряженія для обезпеченія небольшаго имущества въ пользу своего сына, если онъ возвратится; а въ противномъ случаѣ, или если сама на пути погибну, то прочимъ законнымъ наслѣдникамъ. При чемъ священникъ взялъ также съ меня обѣщаніе, что если поиски мои будутъ безъ успѣха, то совершенно отдашься во власть Божію; и я не только охотно обѣщала ему это, но еще хотѣла, итти тогда въ монастырь и посвятить себя на службу Господу.

Всѣ сіи распоряженія были сдѣланы весьма скоро, и я въ сопровожденіи священника отправилась въ Брестъ: ибо онъ лично хотѣлъ меня представить Гжѣ Алтамонъ, которая удивилась моему безкорыстію, потому что я не хотѣла дѣлать съ ней никакого договора, но совершенно предавалась ея великодушію. Да я въ самомъ дѣлѣ, чего мнѣ надо было больше, когда исполнялось мое желаніе побывать въ Новомъ Свѣтѣ.

"Чувствую, что я вамъ наскучила, описывая столь подробно свои горести; а потому не буду уже говорить больше о непріятностяхъ въ продолженіи путешествія. Гжа Алтамонъ имѣла дѣйствительно самый несносный характеръ. Не взирая на все свое стараніе, я не могла охотно служить ей. Она заставляла меня чувствовать мою отъ нее зависимость и сносить все съ истинно Христіянскимъ терпѣніемъ. Однакожъ я не взирала на это; ибо занята будучи единственно цѣлію своего путешествія, часто не слыхала ни упрековъ, или чувствуя несправедливость оныхъ, равнодушно ихъ слушала. У нее долго продолжалась морская болѣзнь, между тѣмъ какъ меня коснулась только слегка, и я свободно могла ухаживать за своей хозяйкою.

При островѣ Мадерѣ корабль нашъ бросилъ якорь, и тамъ гжа Алтамонъ оправилась въ своемъ здоровьи.

Остальная часть пути была свершена безъ всякаго непріятнаго приключенія, какъ вдругъ возстала страшная буря., которая разбила корабль нашъ о подводные камни сего острова. При чемъ, среди всеобщаго смятенія, я думала только о доставленіи помощи нещастной госпожѣ своей, которая въ жестокихъ конвульсіяхъ, по видимому, испускала послѣднее дыханіе. Чтожъ касается до меня, то я охотно жертвовала своею жизнію; ибо надежда соединиться съ супругомъ и сыномъ заставляла меня взирать на смерть холоднымъ окомъ.

Между тѣмъ легшій на бокъ корабль наполнился водою, которая достигла наконецъ каюты, куда мы удалились. При чемъ движеніе вверху и крикѣ всего экипажа, давали уразумѣть, что матросы перебираются на шлюбки; и я увѣдомивъ о семъ Гжу Алтамонъ, убѣждала ее воспользоваться симъ случаемъ. Она, для послѣдованія моему совѣту, кой-какъ собралась съ силами. Однако шлюбки уже уплыли отъ корабля; но жалобные крики моей госпожи заставили одну изъ нихъ возвратиться и взять насъ съ собою, побуждая спуститься по веревкѣ. Гжа. Алтамонъ, первая сдѣлавъ сіе, сошла въ шлюбку; я немедленно за нею же послѣдовала: но въ сію минуту порывѣ вѣтра отнесъ шлюбку, и я упала въ море. При чемъ конечно шумѣ бури и мракѣ воспрепятствовали примѣтить мое паденіе и поспѣшить ко мнѣ на помощь. Я лишилась чувствѣ и опомнилась уже тогда только, когда вы возвратили меня къ жизни. Впрочемъ не знаю, какимъ чудомъ милосердое Провидѣніе принесло меня живую на берегъ сего острова; однако съ сокрушеніемъ сердца благодарю Его за это благо. Теперь воображеніе мое излечилось уже отъ пустой надежды и сердце смиренно покорилось волѣ Небесной. Теперь я согласна сносить жизнь, которую угодно было Провидѣнію оставить мнѣ; ибо оная, можетъ статься, послужитъ сколько нибудь къ пользѣ моему благодѣтелю. Любезный другъ! замѣни мнѣ моего сына; дозволь мнѣ исполнять вразсужденіи тебѣ материнскія обязанности, и тѣмъ улучшить свою участь!"

Сіи нѣжныя слова проникли во глубину моего сердца. Я сталъ на колѣна предъ своею матерью, обѣщая сыновнее почтеніе и приверженность. "Хорошо (отвѣчала она) я буду сугубо щастливою; ибо увѣрюсь, что это дитя ваше, и названіе бабушки доставить мнѣ новое удовольствіе."

При сихъ словахъ она разцѣловала бѣднаго моего найденыша, который также соотвѣтствовалъ ласкамъ новой матери.

Сусанна непремѣнно требовала быть у меня кухаркой и экономкою. Я ежедневно ходилъ то на звѣриную, то на рыбную ловлю, откуда обыкновенно принашивалъ или дичь, или рыбу. Между тѣмъ на отмѣли находилъ я всегда какіе нибудь остатки корабля, изъ коихъ втайнѣ дѣлалъ плотъ -- тогда, какъ мать моя занималась въ гротѣ, готовя что нибудь неожиданное мною? На пр. она умѣла бить масло, и не имѣя нужныхъ къ тому приборовъ, старалась замѣнить ихъ чѣмъ нибудь. Однажды за обѣдомъ подала она мнѣ цѣлую скорлупу сливочнаго масла, и я остался имъ весьма доволенъ. Съ сей поры у насъ онаго ужъ не недоставало болѣе, и мать моя при его посредствѣ могла готовить еще хорошіе соусы.

Когда я кончилъ плотъ свой, то, не предувѣдомивъ своей матери, покусился было плыть на нему къ кораблю; однакожь покорность и опасеніе причинить ей страхъ удержали меня отъ того, и я вынужденъ былъ просить на то ея соизволенія, которое однако легко было получить мнѣ. Я представлялъ ей, что когда я изберу для моего путешествія время морскаго отлива, то оный естественно принесетъ меня къ скалѣ, о которую корабль разбился; что потомъ буду дожидаться на ней отлива, посредствомъ котораго опять приплыву къ острову, и что впрочемъ даже въ случаѣ нещастія, по причинѣ малаго разстоянія, мнѣ не трудно будетъ спастись вплавь. Со времени моего пребыванія на островѣ я сдѣлался въ томъ весьма искусенъ, и захотѣлъ доказать это предъ моею матерью чѣмъ уменьшилъ ея опасеніе однако она непремѣнно требовала, чтобъ я взялъ съ собою вѣрнаго своего Кастора, коего привязанность уже дважды спасла мнѣ жизнь мою.

И такъ, надлежало только спустить плотъ на море. Я сдѣлалъ его весьма близко отъ воды и при томъ на отлогости, такъ что во время прилива вода поднимала часть онаго; другой же конецъ подняли мы посредствомъ двухъ крѣпкихъ рычаговъ и такимъ образомъ спустили. Потомъ привязали мы его къ толстому древесному пню, въ ожиданіи начинающагося отлива.

Матушка показала мнѣ комнату бывшей госпожи своей, которая находилась въ той части корабля, куда вода вѣроятно не могла достигнуть, ибо носъ онаго, будучи совершенно погруженъ въ море, естественно имѣлъ корму поднятую вверхъ. Имущество моей матери заключалось въ небольшомъ чемоданѣ. Сверхъ того она просила меня привезти Распятіе и образъ Богородицы, находившійся надъ ея постелью, и всеобщій календарь. Вотъ все, сказала она, чего бы я желала. Впрочемъ подумай также о себѣ и возми съ собою на плотъ все, что покажется тебѣ полезнымъ,

Наступило время отлива. Я отвязалъ плотъ, и длинный рычагѣ при плаваніи служилъ мнѣ къ управленію онымъ. Впрочемъ я благополучно достигъ корабля, и по снастямъ его взабрался на оный. Онъ находился въ самомъ худомъ состояніи, такъ, что и при малѣйшей бурѣ могъ совершенно разрушишься. Почему постарался воспользоваться изъ него всемъ для меня нужнымъ, думая, что въ другой разъ мнѣ ужь не удастся больше сдѣлать подобнаго путешествія.-- Чемоданѣ моей матери былъ мнѣ по силамъ, и я посредствомъ веревки опустилъ его на плотѣ. При чемъ сдѣлалъ тожъ самое съ нѣсколькими свитками веревокъ. Потомъ пошелъ еще въ часть корабля не покрытую водою, и въ комнатѣ Капитана нашелъ нѣсколько съ бѣльемъ чемодановъ; но какъ они были очень тяжелы, то я ихъ развязалъ и сдѣлалъ узлы по своимъ силамъ. Сверхъ сего взялъ я еще съ собой ящикъ съ водкой и ликерами. Желательно было также запастись и нѣсколькими боченками сухарей, но они находились въ части корабля, покрытой водою, и вѣроятно испортились. И такъ я радъ былъ тому, что произведенія острова, будучи достаточны для нашего продовольствія, заставляли думать только о томъ, какъ бы содѣлать жизнь нашу сколько можно пріятнѣе. Въ кораблѣ нашелъ я еще матрасы, кофейники, кастрюли, блюды, ложки, ножи и вилки. При чемъ не безъ зависти смотрѣлъ на множество огнестрѣльнаго оружія. Я всегда желалъ имѣть сіе послѣднее наслучай нападенія, но теперь оно было для меня тѣмъ необходимѣе, что могло служить для защиты самаго для меня драгоцѣннѣйшаго въ мірѣ -- матери и усыновленнаго ребенка. Жаль было только, что я не могъ достать пороху; ибо оный заключался въ части корабля, по причинѣ воды недоступной. И такъ, со вздохомъ оставилъ ружье и пистолеты; однако взялъ двѣ большія сабли. Наконецъ опасаясь слишкомѣ обременить плотъ свой и желая воспользоваться начавшимся приливомъ, я сошелъ съ корабля и отправился обратно къ берегу. Тамъ съ нетерпѣливостію ожидала меня мое семейство, и я приближась, увидѣлъ мать свою на колѣнахъ, просящую Бога объ успѣхѣ моего путешествія. Когдажъ я вышелъ на землю, то она бросилась ко мнѣ съ распростертыми объятіями, и изъявляя радость о благополучномъ моемъ прибытіи, въ самыхъ трогательныхъ выраженіяхъ просила меня не подвергаться болѣе подобной опасности, и взяла обѣщаніе не отправляться вторично къ кораблю. Послѣ чего она помогла мнѣ разгрузить плотѣ мои.-- Я тотчасъ же хотѣлъ перенести въ гротъ свой всѣ спасенныя мною вещи; но мать моя настоятельно требовала, чтобы я напередъ подкрѣпилъ силы свои хорошимъ обѣдомъ. И такъ, мы отправились къ гроту, взявъ съ собой только: я -- ликёры, а она -- столовые приборы. Обѣдъ былъ уже у нее готовъ, и состоялъ изъ хорошаго супа и жареной козлятины. Я покрылъ столъ прекраснѣйшею скатертью, разставилъ на немъ тарелки, и въ первый разъ въ теченіи пяти лѣтъ имѣлъ удовольствіе обѣдать по-Европейски. Томи, чрезвычайно удивляясь всему имъ видѣнному, кричалъ отъ восторга, и желая намъ подражать, по непривычкѣ выливалъ на себя супъ, или укалывался вилкой. Кусокъ сливочнаго масла, который я далъ ему вмѣсто десерта, довершилъ сдѣлать его весьма веселымъ. Мы,смотря на него, также веселились, и конечно продолжили бы обѣдъ свой, еслибъ важное дѣло не отзывало насъ на берегъ. Еще до наступленія ночи, при помощи Кастора и тѣлежки, перевезли мы все свое богатство въ пещеру. Послѣ чего, изнуренные усталостію, положили каждый изъ насъ по матрасу на свою постелю и заснули, благодаря Бoгa за оказанное намъ благодѣяніе.

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ.
Туалетъ Сусанны и Феликса. Изумленіе Томи. Умноженіе имущества. Колыбель изъ акаціи. Прискорбіе Сусанны. Признательность. Путешествіе всего семейства. Возвращеніе. Работы на зиму. Моленная и галлерея. Благочестіе пустынниковъ. Пріятная зима. Преднамѣренія Феликса и Сусанны. Безполезныя вещи.

Когда я пробудился, то мать моя спала еще глубокимъ сномъ, и я имѣлъ удовольствіе предстать предъ нее одѣтымъ по Французски; то есть надѣлъ прекрасную рубашку, нанковый жилетъ и понталоны, чулки и башмаки: ибо легко можно судить, что я не забылъ запастись также обувью и имѣлъ двѣ пары сапоговъ какъ будто бы по мнѣ сдѣланныхъ. Сверхъ того повязался я еще кисейнымъ платкомъ, надѣлъ зеленый кожаный картузъ и лишь только хотѣлъ предстать въ семъ нарядѣ предъ мать мою, какъ она сама вошла ко мнѣ въ комнату, одѣтая въ прекрасное изъ Англинскаго полотна дезабилье и съ волосами, подобранными подъ гребенку. Мы взаимно привѣтствовали другъ друга въ обновѣ; при чемъ мать моя изъявила великое удовольствіе, что имѣетъ бѣлье и платья; но сдѣлала также замѣчаніе, что я еще болѣе долженъ чувствовать сіе удовольствіе, столько времени лишаясь того и другаго.

Проснувшійся Томи чрезвычайно удивился новому нашему убору; онъ посматривалъ то на меня, то на Сусанну, и уже спустя нѣсколько минутѣ протянулъ къ намъ свои рученки, говоря: такъ точно, это папинька и маминька; но теперь она гораздо прекраснѣе.

Мы продолжали разсматриваніи заключавшееся въ чемоданѣ моей матери, дабы все прибрать къ мѣсту. При чемъ я долженъ былъ дивиться предусмотрительности женщинъ къ вниманію ихъ даже къ самымъ бездѣлицамъ. Сверхъ довольнаго количества бѣлья и платья, Сусанна имѣла еще все нужное для работы. Она нашла множество разной величины иголъ, нитокъ и нѣсколько ножницъ. Но при семъ розыскѣ для меня всего пріятнѣе было открытіе на днѣ чемадана, толстоты необыкновенной, нѣсколькихъ дестей пищей бумаги, перьевъ и двухъ бутылокъ чернилъ. "О! какое это для меня сокровище! вскричалъ я: оно для меня гораздо пріятнѣе всего доселѣ найденнаго". Это принадлежитъ тебѣ, сынъ мой, сказала мнѣ Сусанна, а это найденное мной раздѣлю я съ тобою, и вынула Библію, Евангеліе, нѣсколько томовъ Масильоновыхъ проповѣдей. Я съ восторгомъ поцѣловалъ сіи божественныя книги: ибо кромѣ того, что онѣ были для меня полезны, я могъ еще учить по нимъ читать моего пріемыша, а также направлять его въ правилахъ Религіи, потому съ благодарностію принялъ сей подарокъ отъ моей матери, и имѣя довольно бумаги, сдѣлалъ столъ, на коемъ весьма легко писать было можно.

Я не забылъ о вещахъ, которыя благочестіе заставляло желать Сусанну, и по прибытіи съ корабля вручилъ ей оныя. Спустя нѣсколько дней потомъ, она просила у меня одной изъ садовыхъ моихъ бесѣдокъ.-- Какъ! возразилъ я ей, развѣ вы не знаете, что все принадлежащее мнѣ равно и вамъ принадлежитъ? Выберите себѣ такую, какая вамъ понравится; и я не осмѣлюсь подойти къ ней, если вы мнѣ то запретите.-- Можетель подумать обѣ этомъ? Мнѣ всегда пріятно ваше присутствіе; но во время вашей отлучки я не рѣдко буду уходить подъ тѣнь акацій: вотъ чего я отъ васъ прошу съ нѣкоторыми къ тому приготовленіями по моему вкусу.-- Вы оскорбляете меня этимъ; ибо знайте, что собственно вы здѣсь верховная повелительница; а я, такъ сказать, вашъ вѣрноподданный.

Протекли двѣ недѣли въ обыкновенныхъ нашихъ упражненіяхъ; при чемъ старались мы еще собирать все приносимое съ корабля морскимъ приливомъ: ибо волны отчасу болѣе разбивали оный. На пятнадцатый день ввечеру замѣтилъ я на лицѣ моей матери задумчивость, весьма меня разтрогавшую, хотя старалась она заглушить вздохи свои и скрыть слезы, невольно катившіяся изъ глазъ ея. Однако я не смѣлъ сдѣлать ей на малѣйшаго допроса, и уважая горесть, заранѣе удалился въ свою комнату, дабы дать ей свободу. Впрочемъ я проснулся весьма рано и тихо вошелъ въ ея комнату; при чемъ удивясь, что не нашелъ ее въ оной, сталъ искать по всѣмъ угламъ грота; но ее тамъ не было: она уже вышла изъ онаго. Потомъ пошелъ я въ садъ, и приближаясь къ бесѣдкѣ изъ акацій, услышалъ вздохи и всхлипыванія. Однако, удерживая дыханіе, подошелъ я къ ней на цыпочкахъ.-- Среди сей бесѣдки возвышался жертвенникъ изъ дерна, на коемъ въ нѣкоторомъ родѣ, ковчега находилось Распятіе; мать моя, простершись на землѣ, молилась предъ онымъ въ полголоса -- и молилась за спасеніе души своего сына. Я также палъ подлѣ нее на колѣна. Она увидѣла меня и, обративъ ко мнѣ исполненные слезъ глаза, сказала: "простите меня сохранившей мнѣ жизнь и содѣлавшій ее щастливою! повѣрте, что я живо чувствую ваши благодѣянія; но не могу забыть сына, который въ сей день родился; теперь было бы ему уже осмнадцать лѣтъ; воспоминаніе по сему случаю возобновило горесть мою." Она не могла ничего произнести болѣе: силы ее оставили, и она безъ чувствѣ упала ко мнѣ на руки. Я испугался увидѣвъ ее въ семъ состояніи, укорялъ себя за скрываніе себя предъ нею, и произнеся нѣсколько разъ пріятное имя матери, нѣжнѣйшими ласками старался привести ее въ чувство. Наконецъ она опомнилась, и видя меня у ногъ своихъ съ умоляющимъ видомъ, сказала: "что это, вы дѣлаете; вы, кажется, ничѣмъ меня не обидѣли, и однако просите прощенія.-- Такъ матушка, я прошу прощенія виновному Филипсу. Узнайте сына, который не взирая на его проступки, все еще любезенъ вамъ, и который прежде нежели объявилъ о себѣ, хотѣлъ ихъ загладишь." При сихъ словахъ чрезмѣрная радость притупила всѣ чувства Сусанны, она склонила ко мнѣ на грудь свою голову, и обильныя слезы, облегчили ея сердце. Она пристально разсматривала черты лица моего, и невзирая на перемѣну, произшедшую въ нихъ отъ лѣтъ, трудовъ и климата, узнала меня вполнѣ и почувствовала всю сладость быть еще матерью. Потомъ отъ избытка благодарности пола она ницъ предъ Богомъ, и никогда никакая молитва не могла быть теплѣе и искреннѣй.

Мы облегчили сердца свои пріятнымъ разговоромъ. Мать моя приказала мнѣ повторить мои приключенія, о коихъ я уже ей разсказывалъ, но кои теперь слушала она съ большею внимательностію и участіемъ. Потомъ начали мы взаимно поздравлять другъ друга, что послѣ такихъ горестей наслаждаемся истиннымъ щастіемъ. Будучи оба въ молодыхъ еще лѣтахъ, мы справедливо могли надѣяться, что продовольствуемъ самихъ себя, и что въ послѣдствіи нашъ воспитанникъ, возросши, облегчитъ труды наши. Впрочемъ предвидѣли также возможность быть свобожденнымъ изъ острова и возвратиться въ общество людей, но думали о сей возможности безъ большаго желанія; ибо будучи довольны настоящимъ, предоставили грядущее въ волю милосердаго Провидѣнія.

Наконецъ вошли мы въ гротъ. Томи давно уже тамъ пробудился и игралъ съ Касторомъ; причемъ видя насъ веселыми, восхищался нашею радостью. Такимъ образомъ за завтракомъ всѣ мы были очень веселы. Я сказалъ матушкѣ, что хочу писалъ свои приключенія: а она бралась учить нашего воспитанника и просила начертить на бумагѣ крупныя буквы изъ азбуки. Причемъ зная совершенно правила вѣры, хотѣла также и въ оной преподать Томи начальныя наставленія.

Мать моя еще не ходила далеко отъ нашего жилища. Я хотѣлъ познакомить ее съ прекрасными мѣстоположеніями внутренности острова. При томъ же приближалась зима, и надлежало думать о снабженіи себя воскомъ. И такъ, я предложилъ ей путешествіе на прекрасную равнину и въ тѣнистыя рощицы, гдѣ росла мираха. Она съ радостію согласилась на это, и сіе путешествіе было для насъ весьма пріятно. Сусанна отчасу болѣе удивлялась красотамъ природы и дарамъ, предлагаемымъ намъ ею въ семъ мѣстѣ. Томи нерѣдко забѣгалъ впередъ насъ, и когда уставалъ, то мы поперемѣнно несли его на рукахъ. Матушка сдѣлала ему изъ полотна легкое платье, которое было для него гораздо способнѣе, нежели изъ козьей кожи. Томи былъ съ природы уменъ, понятливъ, и дѣтская его рѣзвость забавляла насъ.

Съ вершины одного холма указалъ я матушкѣ лѣсъ, бывшій мнѣ столь гибеленъ, и смѣючись предлагалъ ей пройти его со мною, говоря, что ничего не можетъ быть любопытнѣе пещеры смерти. "Нѣтъ, нѣтъ! возразила она, на что мѣнять рай на такое страшное мѣсто." Мы набрали множество мираковыхъ ягодѣ, а также довольное количество сахарныхъ тростей и кокосовыхъ орѣховъ. При чемъ не были забыты и пататы изъ опасенія, что растущихъ въ моемъ саду недостанетъ. Наконецъ, пробывъ нѣсколько дней на берегу рѣки, мы возвратились въ свое жилище, снабженные всѣмъ полезнымъ на зиму.-- Между тѣмъ ожидали насъ упражненія другаго рода; надлежало посолить козлятъ, черепахъ и большихъ рыбѣ. Мы набрали множество яицъ, кои засыпали пескомъ, и сжали нашу жатву сарачинскаго пшена. Потомъ упражнялись мы въ дѣланіи свѣчь, и все это было кончено еще въ хорошую погоду.

Величайшимъ моимъ удовольствіемъ было дѣлать что нибудь пріятное моей матери. Благочестіе заставляло ее чтить моленную, выстроенную ей въ саду; а потому я съ прискорбіемъ думалъ, что зимой она не можетъ ходить туда. И такъ, остававшееся хорошее время употребилъ я на построеніе изъ досокъ хижины, кою покрылъ тростникомъ, перемѣшаннымъ съ козьими кожами, дабы не могъ проникнуть насквозь дождь. Эту хижину сдѣлалъ я какъ только было можно ближе къ пещерѣ, и провелъ къ ней родѣ крытой галлереи. Слѣдовательно мать моя во всякое время года имѣла моленную, куда водила Томи по утру и въ вечеру, а не рѣдко также и я вмѣстѣ съ ними возносилъ тамъ теплѣйшія моленія къ Господу.

Наконецъ сильные дожди принудили насъ запереться въ гротѣ; но мы отъ того были не менѣе щастливы: ибо разныя упражненія и пріятности общества людей, взаимно любящихъ другъ друга, дѣлали то, что худое время года протекло для насъ нечувствительно. Три или четыре часа въ день употреблялъ я на писаніе своей исторіи, которую издаю въ публику; остальныежъ часы дня проходили въ разныхъ ручныхъ работахъ. Матушка для насъ стряпала, доила козъ и мыла бѣлье. Впрочемъ оба мы вмѣстѣ занимались воспитаніемъ Томи, который утѣшалъ насъ своею понятливостію. Вечеромъ же читалъ я матушкѣ книги, и не рѣдко чтеніе было сопровождаемо размышленіями.

Разумъ человѣческой любитъ заниматься планами; мы также занимались тѣмъ въ мирномъ нашемъ убѣжище. При возвращеніи хорошей погоды надлежало построить лѣтнее жилище на милю разстояніемъ отъ пещеры и на цвѣтущихъ берегахъ рѣки. Это было нашею мызою. Туда должны мы были отвести наше стадо, содержать голубей и родъ куръ, недавно нами найденныхъ. Но Провидѣніе опредѣлило иначе: Ему угодно было ввести насъ опять въ общество людей и предуготовить освобожденіе съ острова.

Во время моего путешествія къ кораблю нашелъ я въ комнатѣ Гжи Альтамонъ ящичекъ изъ краснаго дерева, окованный серебромъ, съ крѣпкимъ замкомъ, и взялъ его съ собою въ намѣреніи подарить его матушкѣ. Но тогда оба мы занявшись гораздо полезнѣйшими предметами, забыли его въ углу грота. Какъ-то въ свободный часъ матушка нашла его, и желая знать, что въ немъ заключалось, разломала замокъ, и мы съ равнодушіемъ увидѣли въ немъ нѣсколько вещей изъ дорогихъ каменьевъ, фамильныя бумаги и тысячу луидоровъ. Будучи такимъ образомъ сперва недовольны сею находкою, начали мы потомъ смѣяться такому странному обогащенію. Какъ добрый отецъ, я хотѣлъ употребить сію сумму въ пользу Томи и купить ему хорошее заведеніе. Однакожь послѣ продолжительнаго хохота вразсужденіи сей мысли, мать моя сдѣлала гораздо благоразумнѣйшее положеніе. "Если (сказала она) нѣкогда Богѣ дастъ освободиться намъ съ сего острова и мы возвратимся въ свое отечество: то будемъ имѣть удовольствіе вручить наслѣдникомъ Гжи Альтамонъ имъ принадлежащее. Можетъ быть, есть изъ нихъ такіе, коимъ сіе золото и драгоцѣнные каменья будутъ гораздо полезнѣе, нежели намъ; а бумаги, здѣсь находящіяся, и еще важнѣе." И такъ, было условлено между нами положить все опять на прежнее мѣсто и хранить, какъ священный залогѣ, ввѣренной Провидѣніемъ нашей честности.

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ.
Неожиданная встрѣча. Пріемъ въ гротѣ. Угощеніе. Приключеніе Англичанъ. Предложеніе услугъ. Совѣты Феликса. Англичане возвращаются на берегъ. Покорность островитянъ. Сиръ Валтеръ. Пребываніе на островѣ. Отъѣздъ. Прибытіе къ острову Св. Христофора. Великодушіе Капитана. Отправленіе въ Плимутъ. Прощай. Подарокъ Валтера Тони. Пріѣздъ. Семейство отправляется во Францію. Возвращеніе въ отечество. Устроеніе дѣлъ. Щастіе семейства.

Мы дожидались прекрасныхъ дней безъ нетерпѣливости, но съ удовольствіемъ видѣли, какъ природа снова облекалась въ прелестную ризу свою; какъ деревья покрывались цвѣтомъ; какъ въ рощицахъ пѣли птички, и какъ все вокругъ насъ оживлялось. Травля и рыбная ловля были любимѣйшими моими занятіями, и я опять предался имъ. Однажды захотѣлось мнѣ побывать на мѣстѣ у, гдѣ берегѣ былъ весьма обиленъ рыбою. Надлежало проходить чрезъ небольшую рощу, и я едва вступилъ въ нее, какъ увидѣлъ приближающихся ко мнѣ четырехъ человѣкѣ съ ружьями. Они замѣтивъ меня, показала видъ изумленія и произнесли нѣсколько незнакомыхъ словѣ, на кои я отвѣчалъ имъ по-своему. Тогда одинъ изъ нихъ приближась, пожалъ мнѣ руку и худо сказалъ по Французски: молодой человѣкѣ, какъ ты зашелъ сюда? Мы Англичане и всѣмъ друзья. Отведи насъ въ свое жилище, если имѣешь его."

Восхищаясь, что хоть одинъ изъ сихъ незнакомцевъ можетъ понимать меня, я просилъ его слѣдовать за мной съ товарищами, увѣряя, что почитаю за щастіе угостить ихъ у себя. Дорогою въ короткихъ словахъ разсказалъ я исторію своего кораблекрушенія и видѣлъ, что она весьма занимаетъ того, который могъ понимать ее. Сей повторилъ оную тремъ прочимъ Англичанамъ, и они по очереди дружественно пожали руку мою.

Легко можно судить объ удивленіи моей матери при видѣ четырехъ незнакомцевъ. Она обошлась съ ними весьма ласково и поставила на столъ все, что имѣла лучшаго. На сей разъ были употреблены водки и ликёры нами сбереженные, и за которые мы отъ гостей своихъ получили великую благодарность. Они долго разговаривали между собою, и хотя мы ихъ не понимали, однако догадывались по ихъ тѣлодвиженіямъ и лицу, что они располагаются взять насъ съ собою; да это дѣйствительно подтвердилъ намъ потомъ Англичанинѣ, говорившій нѣсколько по Французски и который былъ главнымъ на кораблѣ хирургомъ. Вотъ что онъ сказалъ намъ:

"Корабль, подъ начальствомъ Капитана Эдуарда Валтера, возвращаясь изъ Южнаго моря и прошедъ Магеланской проливѣ, долженъ былъ для запасенія себя съѣстными припасами остановишься въ Ріо-Янейро, а оттуда плыть на всѣхъ парусахъ къ Ямайкѣ, гдѣ опять долженствовалъ бросить якорь, сложить нѣсколько товаровъ, замѣнить ихъ другими и потомъ плыть обратно въ Англію Но вскорѣ благопріятная къ тому погода перемѣнилась, и сильная буря отклонивъ его съ истиннаго пути, носила цѣлые десять дней по водамъ совершенно неизвѣстнымъ. Въ то же время ощутили мы также и недостатокъ въ съѣстныхъ припасахъ равно какъ и въ прѣсной водѣ, которой каждый матросъ получалъ ежедневно только четвертую долю отъ обыкновенной порціи. При томъ же самый карабль повредился. Почему Капитанъ и весь экипажъ старались пристать къ какой нибудь землѣ, чтобъ починить его, снабдиться съѣстными припасами, и особенно водою. Вдругъ представился намъ берегъ, окруженный высокими, крутыми скалами; а какъ вѣтеръ гораздо поутихъ, то мы и пустились къ нему на всѣхъ парусахъ, и на четверть мили разстояніемъ бросивъ якорь, спустили шлюпку для открытія удобной пристани. На ней были отправлены восемь матросовъ, два Офицера, кормчій и лекарь. Плывя такимъ образомъ вдоль берега, мы, миновавъ одинъ острый мысъ, открыли заливъ, гдѣ море было тихо и куда легко было пристать. Шлюбка вступила въ оный. Матросы разсѣклись по острову для отысканія воды; а Офицеры пошли въ сторону, гдѣ надѣялись найти дичь и другія продовольствія. Послѣ совѣщанія, между нами, положено было привести корабль для починки къ берегу, а между тѣмъ ловить козѣ и такимъ, образомъ снабдить, корабль съѣстными припасами."

Послѣ такого объясненія со стороны гостей моихъ я предложилъ имъ мое стадо, состоявшее изъ двухъ козловъ, четырехъ козъ и осми козленковъ; при чемъ обѣщалъ также; показать поле, засѣянное пшеномъ и пататами, и мѣсто, гдѣ можно было найти много черепахъ.

Англичане казались весьма благодарными за такое предложеніе, и спѣшили возвратиться на корабль, для увѣдомленія о семъ своего Капитана. Впрочемъ мы пошли вмѣстѣ отыскивать матросовъ, которые наполнили ужъ нѣсколько бочекъ прѣсною водою. Мы отправились къ мѣсту, гдѣ находилась шлюбка, и я съ вершины одной горы вскорѣ увидѣлъ корабль, стоящій на якорѣ. Тутъ мы разстались съ взаимными изъявленіями истиннаго дружества; послѣ чего я возвратился въ пещеру къ своей матери объявить ей о надеждѣ скораго освобожденія съ острова. При чемъ нашелъ ее въ великомъ безпокойствѣ и, признаюсь, сораздѣлялъ съ нею оное.-- Правда, мы не имѣли ни въ чемъ недостатка, но слово отечество, такъ сказать, потрясало наше сердце; и еслибъ рушилась наша надежда, опять его увидѣть, то думаю, что наша пустыня уже не казалась бы намъ болѣе столько же пріятною. Тогда надлежало обратиться къ правиламъ религіи и вспомнить, что мы обязаны покоряться судамъ Провидѣнія. Благочестивая Сусанна вскорѣ почувствовала отъ того облегченіе; я ощутилъ то же, слѣдуя ея примѣру, и такимъ образомъ оба мы начала спокойно дожидаться своей участи.

Когда привели мы у себя все въ порядокъ; то я пожелалъ вести мать мою къ заливу, въ коемъ Англичане вышли на берегъ. Она оперлась на плечо мое, и мы туда отправились. Томи бѣжалъ впереди насъ, прыгая какъ юная серна. Когда мы достигли сего мѣста, то примѣтили на кораблѣ великое движеніе. Чрезъ часъ потомъ якори были подняты, и корабль на всѣхъ парусахъ поплылъ въ заливу. Онъ благополучно вошелъ въ него и остановился недалеко отъ берега. Вскорѣ была послана отъ него шлюбка; насъ приняли въ оную, и мы очутились въ объятіяхъ Валтера, который на отечественномъ нашемъ языкѣ, коимъ говорилъ свободно, изъявлялъ свою радость о свиданіи съ нами, обѣщалъ освободить насъ съ острова и доставить средство возвратиться во Францію. Послѣ чего, давъ нужныя приказанія матросамъ, онъ съ своимъ Поручикомъ отправился къ нашему жилищу. При чемъ удивлялся всему имъ видѣнному, особливо же тому, что я будучи столь молодъ, могъ въ продолженіи пяти лѣтъ доставать себѣ все нужное. Онъ также одобрилъ и совѣтъ мой, данный Офицерамъ его; но что касается до стада, то не хотѣлъ убить ни одного козленка, а только на случай нужды намѣревался взять ихъ на корабль живыхъ, говоря, что ихъ легко могутъ замѣнить прочія произведенія острова.

Мѣжду тѣмъ какъ мы такимъ образомъ дружески разговаривали, пришли четыре матроса съ сухарями, сыромъ, окорокомъ ветчины и ящикомъ Бордосскаго вина; что было для насъ весьма пріятно, и мы искренно благодарили за то Капитана.

Капитанъ Сиръ Эдуардѣ Валтеръ полюбилъ меня, такъ что въ продолженіе двѣнадцати дней его пребыванія на островѣ, въ кои починивался корабль, я долженъ былъ находиться при немъ почти безотлучно. Въ то время, какъ я съ нимъ ходилъ, матушка готовила намъ питательную пищу; ибо Капитанъ во время своего пребыванія на островѣ всегда у насъ обѣдалъ и ужиналъ.-- Между тѣмъ матросы снабдили корабль на долго провизіей, и хотя по истинѣ не знали, гдѣ находились, однако полагали, что были недалеко отъ Антильскихъ острововъ.-- Валтеръ велѣлъ очистить намъ комнатку близъ своей; и когда корабль починили, то мы взошли на него не безъ сожалѣнія о землѣ, гдѣ нашли пріютъ, продовольствіе, и гдѣ я имѣлъ щастіе опять увидѣться съ своею матерью. Впрочемъ мы взяли съ собой только платье и ящичекъ съ вещами Гжи Алтамонъ. Я подарилъ Капитану своего попугая, который лепеталъ столь хорошо, что могъ быть цѣнимъ весьма дорого охотниками. Однакожъ, какъ каждый можетъ догадаться, не разстался съ вѣрнымъ моимъ Касторомъ. Многіе изъ Офицеровъ желали его купить у меня, но я ни за что на свѣтѣ не могъ согласиться на это.

Когда корабль пустился въ открытое море и когда я имѣлъ возможность разговаривать наединѣ съ моею матерью, то сообщилъ ей свое безпокойство, и не сомнѣваюсь, сказалъ я, что Сиръ Валтеръ имѣетъ въ отношеніи насъ добрыя намѣренія, и отвезетъ въ какую нибудь колонію ничего съ насъ за то не требуя. Но какъ мы будемъ жить тамъ ничего у себя не имѣя? А при томъ какъ можемъ достигнуть своего отечества, не имѣя чѣмъ заплатить за перевозъ троихъ насъ. И такъ я не нахожу никакого инаго лучшаго средства, какъ вступить въ службу въ какой нибудь колоніи; ибо посредствомъ рекомендацій Капитана надѣюсь получить выгодное мѣсто и, можетъ статься, чрезъ нѣсколько лѣтъ скопить сумму, достаточную для переѣзда въ отечество.-- Такъ, сынъ мой, это намѣреніе весьма хорошо, отвѣчала мать моя; ты любить трудиться и обладаешь свѣдѣніями, нужными для домоводства; однакожъ я не почитаю необходимымъ такого предпріятія, а также и откладывать до столь долгаго времени наше возвращеніе въ отечество. Развѣ ты забылъ, что у насъ есть деньги, коихъ сумма простирается въ 24000 франковъ и коихъ небольшой участокъ будетъ достаточенъ вывесть насъ изъ замѣшательства?-- Вы конечно для испытанія меня дѣлаете мнѣ это предложеніе (возразилъ я своей матери). Но развѣ вы не имѣли уже нѣсколькихъ доказательствъ моей честности? Находящееся у насъ и принадлежащее Гжѣ Алтамонъ должно быть вцѣлости доставлено ея наслѣдникамъ; и я лучше соглашусь цѣлый вѣкъ работать какъ вьючный скотъ, нежели коснуться онаго.

При сихъ словахъ, произнесенныхъ съ жаромъ, матушка обняла меня. Любезный Феликсъ, сказала она мнѣ, сія минута вознаграждаешь меня за все претерпѣнное мною. О! сколь для меня пріятно видѣть въ тебѣ такую честность и добрыя правила; однако я постараюсь также оказать и свои. Обстоятельства заставляютъ меня воспользоваться спасенными мной деньгами: ибо я увѣрена, что по пріѣздѣ во Францію могу вознаградить ущербъ сей. Продажа нѣсколькихъ десятинъ земли сквитаетъ меня; и если чрезъ то умалиться твое наслѣдство, то ты своими трудами скоро вознаградишь сіе. Разставшись со мною, ты былъ еще ребенокъ и не зналъ, что я имѣла достаточное состояніе; но теперь можешь судить о немъ по тогдашнему моему хозяйству, которое подавало мнѣ справедливую надежду нѣкогда видѣть тебя въ довольствѣ.

Такое изъясненіе, успокоивъ меня, увеличило мою признательность къ матушкѣ. Мы послѣ трехмѣсячнаго плаванія щастливо достигли острова Св. Христофора. Капитанѣ Валтеръ имѣлъ здѣсь друзей и, сношенія. Онъ расположился въ прекрасной гостинницѣ, куда пригласилъ также и насъ, отведя намъ особую комнату. Послѣ чего, устроивъ свои дѣла, онъ принялся за наши; и видя, что мы съ нетерпѣливостію желаемъ быть во Франціи, нанялъ для насъ мѣсто на одномъ Англинскомъ кораблѣ, отправлявшемся въ Плимутъ, употребя все возможное, чтобъ мы ни въ чемъ не имѣли недостатка. Онѣ велѣлъ отнести на корабль ящики, съ виномъ и сушеными плодами; и когда мы съ хозяиномъ гостинницы хотѣли расплатиться за содержаніе насъ, то сказалъ, что все ужъ было заплачено. При чемъ Капитанѣ не принималъ отъ насъ за то никакой благодарности, напротивъ того увѣрялъ еще, что самъ обязанъ намъ весьма много. Потомъ проводилъ насъ до корабля, гдѣ весьма нѣжно распрощался съ нами. Томи, очень любившій Г. Валтера, обнявъ его своими ручонками, не хотѣлъ съ нимъ разстаться; а сей, дабы отъ него избавиться, подарилъ ему шитый золотомъ бумажникъ. Послѣ чего сѣвъ въ шлюбку, удалился, маша до тѣхъ порѣ бѣлымъ платкомъ своимъ, пока мы потеряли его изъ виду.

Оставшись такимъ образомъ одни, мы начали разговаривать другъ съ другомъ о сердечной добротѣ Капитана, какъ вдругъ Томи попросилъ меня раскрыть его бумажникѣ, имѣвшій потайной замокъ, который я однако скоро нашелъ; и тогда выпалъ изъ него Сохранной казны билетъ въ 500 фунтовъ стерлинговъ, а на паргаментномъ листкѣ въ бумажникѣ находилась надпись: подарокъ Валтера маленькому другу его.

Благодаря щедрости Капитана, участь нашего воспитанника была обезпечена; почему плаваніе, которое впрочемъ было весьма щастливо, ни сколько насъ не безпокоило, хотя мы и ни съ кѣмъ не могли разговаривать изъ людей, составлявшихъ экипажъ корабельной; ибо никто ни слова не зналъ по Французски. Впрочемъ по прибытіи въ Плимутъ, мы прожили въ семъ городѣ только три дня, и то лишь для отдохновенія и вразсужденіи билета Сохранной Англинской казны, принадлежавшаго Томи. Послѣ чего по почтѣ поѣхали мы въ Дувръ, гдѣ сѣли на пакетботъ для отправленія насъ въ Кале. Болѣзнь матушки заставила насъ на нѣсколько дней остановиться въ семъ городѣ. Я призвалъ самаго лучшаго Медика, и она при Божіей помощи и его стараніи скоро выздоровѣла.-- Должно однако сказать, что хотя мы находились уже и во Франціи, но сердца наши стремились на родину: ибо только мѣста, обитаемыя нашими родственниками, могли замѣнить намъ пріятное и мирное пребываніе на пустомъ островъ. Изъ Калѣ поѣхали мы въ делижансъ. При чемъ сіе путешествіе было для насъ не скучно; потому что мы находились въ сообществѣ весьма добрыхъ людей, коихъ пріятные разговоры сокращали продолжительность путешествія. Наконецъ достигли мы Бреста, гдѣ едва успѣли слегка пообѣдать, какъ сѣли въ небольшую повозку, и меньше, нежели чрезъ часъ, увидѣли колокольню нашего селенія. Тогда на глазахъ нашихъ выступили слезы радости, и каждый видѣнный вами предметъ заставлялъ отчасу больше биться сердца наши. Вотъ, думали мы, крестъ, водруженный при послѣдней миссіи; вотъ прекрасная липовая аллея, ведущая въ деревню. Мы находимся на мѣстѣ, гдѣ собираются старики для совѣщанія между собою; гдѣ юношество по воскресеньямъ пляшетъ при звукѣ сельской музыки, и гдѣ дѣти предаются свойственнымъ ихъ возрасту забавамъ.

Наконецъ мы остановились у священническаго дома, и добрый пастырь узнавъ о нашемъ прибытіи, съ отверстыми объятіями вышелъ къ намъ на встрѣчу и благословлялъ милосердое Провидѣніе, Которое послѣ толикихъ нещастій напослѣдокъ благополучно привело насъ на родину. Марія, сказалъ онъ потомъ своей кухаркѣ, вели убить тельца упитаннаго, нынѣ хочу я торжествовать день возвращенія заблуждшаго сына; онъ, конечно останется доволенъ тѣмъ, что я готовилъ было на случай сельскаго праздника для угощенія своихъ пріятелей; но это дѣти мои, и потому заслуживаютъ преимущество.

Послѣ чего добрый священникъ повелъ насъ въ свою комнату, гдѣ мы до малѣйшихъ подробностей пересказали ему все съ нами случившееся. Онъ остался доволенъ моимъ поведеніемъ, чувствованіями, и сдѣлалъ мудрыя сужденія о пользѣ благочестиваго воспитанія и о правилахъ добродѣтели, никогда не изглаждающихся изъ сердца, получившаго оныя. При чемъ разтрогался, слушая повѣствованіе Томи и благодарилъ Бога за спасеніе его отъ смерти и идолопоклонства.

Потомъ начали мы разсуждать о дѣлахъ нашихъ. Изъ суммы намъ доставшейся истратили мы только шесть тысячъ франковъ. Просили добраго Священника вручить ящикъ наслѣдникамъ Гжи. Алтамонъ и для доставленія истраченной суммы испросить намъ три мѣсяца срока, то есть пока мы продадимъ участокъ земли своей. Человѣкъ, взявшій на откупъ нашъ домъ и принадлежащую къ нему землю, былъ не трудолюбивъ, а потому и дѣла его шли худо; однако согласился за все прошедшее время заплатить намъ четыре тысячи франковъ. На сіи деньги, въ соединеніи съ принадлежавшими Томи, купили мы прекрасную землицу, смежную съ нашей, которая доставляла до 500 франковъ годоваго дохода.

И такъ мы вступили опять въ обладаніе своимъ имуществомъ, которое впрочемъ находилось въ худомъ состояніи; но мы имѣли средства улучшить его. Я рѣшился быть земледѣльцемъ; ибо извѣстно уже, сколько любилъ трудиться и сколько былъ къ тому способенъ.

Между тѣмъ изъ Бреста пріѣхалъ къ намъ священникъ съ двумя главными наслѣдниками Гжи. Алтамонъ, которые отъ избытка радости и признательности готовы были упасть къ ногамъ нашимъ, еслибъ мы не удержали ихъ отъ того. Недоброжелательные люди завели съ ними несправедливую тяжбу, и спасенныя бумаги обнадеживали ихъ въ выигрышѣ оной. При чемъ слышать не хотѣли о возвращеніи истраченныхъ нами денегъ, напротивъ того, въ знакъ благодарности, принудили еще матушку принять дорогой цѣны перстень.

Богѣ благословилъ труды наши: состояніе наше ежедневно улучшалось; мы жили въ довольствѣ, и взаимная нѣжность содѣлываетъ насъ какъ не льзя щастливѣе. Доброму священнику поручили мы воспитаніе Томи, котораго на одиннадцатомъ году отдалъ я въ училищѣ, дабы со временемъ могъ онѣ избрать себѣ по склонности родѣ жизни.

Такимъ образомъ будучи любимы сосѣдями, коимъ не рѣдко имѣли щастіе быть полезными, довольны посредственностію, мы раздѣляли свое благополучіе со всѣми насъ окружавшими. Съ работниками своими обходились мы какъ съ дѣтьми, особливо же съ земледѣльцами; при чемъ хозяйство моей матери постепенно увеличило наше имѣніе. Вотъ какъ милосердое Провидѣніе, послѣ толикихъ трудныхъ испытаніи, даровало намъ жизнь самую щастливую.

Впрочемъ прошу юныхъ Читателей замѣтить, сколь полезно заблаговременно пріобрѣтать разныя свѣдѣнія, привыкать къ трудамъ и перемѣнамъ воздушнымъ, не имѣть пустаго страха и укрѣплять душу свою противъ всего непріятнаго, могущаго случиться; ибо жизнь человѣческая столь непостоянна, что никакъ не льзя предвидѣть, въ какомъ мы будемъ находиться положеніи: однако терпѣніе и мужество все преобораютъ, и при ихъ-то помощи, а также покровительствѣ Божіемъ, нѣтъ ни одного препятствія, которагобъ не льзя было преодолѣть, равно какъ и самаго нещастія.

КОНЕЦЪ.

КОНЕЦЪ.

Комментарии: 1, последний от 21/10/2014. Болье Жанна-Софи (перевод: Без указания переводчика) (yes@lib.ru) Год: 1823 Обновлено: 24/03/2017. 262k. Статистика. Повесть: Переводы, Детская, Приключения Сочинения Иллюстрации/приложения: 23 штук.	Скачать FB2 Ваша оценка:
Аннотация: Le Robinson de douze ans, histoire intéressante d'un jeune mousse français abandonné dans une ile déserte Русский перевод 1823 г. (без указания переводчика.

Болье Жанна-Софи Приключения молодого матроса на пустом острове, или Двенадцатилетний Робинзон

Болье Жанна-Софи
Приключения молодого матроса на пустом острове, или Двенадцатилетний Робинзон