Бонзельс Вальдемар
Приключения пчелки Майи

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    (Die Biene Maja und ihre Abenteuer).
    Роман для детей.
    Перевод Марии Вайсбейн (1923).

Вальдемар Бонзельс.
Приключения пчёлки Майи

1. Бегство Майи из родного города

   Старую пчелу, которая помогла малютке Майе пробудиться к жизни и выползти из ячейки, звали Кассандрой. Она пользовалась большим уважением в улье.
   В то время пчелиный город переживал тревожные дни: среди пчел вспыхнул мятеж, который их царица никак не могла подавить.
   Пока опытная Кассандра протирала ясные глазки новорожденной и расправляла ее нежные крылышки, улей не переставал грозно гудеть и жужжать. Крошке Майе показалось в нем слишком жарко, о чем она немедленно заявила своей воспитательнице.
   Кассандра озабоченно оглянулась, но ничего не ответила. Она лишь удивилась, что дитя начало так рано соображать, ибо в улье было действительно невыносимо душно и давка была страшная. Майя видела, как мимо них беспрерывно шныряли пчелы, причем они так спешили, что карабкались друг на дружку и катились вперед живыми комьями.
   Вскоре около них прошла царица. Кассандру и Майю совсем было затолкали, но их выручил трутень -- молодой кавалер приятной наружности. Он кивнул крошке и, приподняв свои передние лапки, погладил ими блестящие волосики у себя на груди.
   -- Быть беде, -- заметил он, обращаясь к Кассандре. -- Бунтари уходят из города. Они уже провозгласили царицей новую пчелу.
   Кассандра не обратила на него никакого внимания. Она даже не поблагодарила его за оказанную им помощь, и Майе показалось, что ее воспитательница обошлась с молодым кавалером не очень дружелюбно. Но малютка не задавала вопросов: впечатления сменялись одно другим так быстро, что она не успевала воспринимать их. Общее волнение передалось и ей, она громко зажужжала.
   -- Перестань! -- остановила ее старая пчела. -- Мало тут и без тебя шуму!
   Майя замолчала и вопросительно посмотрела на воспитательницу.
   -- Пойдем, -- сказала Кассандра, -- тебе надо прийти в себя.
   И, взяв крошку за красивое, блестящее, еще совсем мягкое и удивительно прозрачное крылышко, она отвела ее в уединенный уголок к заполненным медом сотам.
   Майя втянула в себя воздух.
   -- Какой приятный запах! -- воскликнула она.
   Старуха рассердилась.
   -- Погоди, успеешь еще понюхать вдоволь, -- проворчала она. -- За эту весну я воспитала уже сотни пчелок и научила их летать, но такой любопытной еще не встречала. У тебя, мое дитя, какая-то исключительная натура.
   Майя покраснела и засунула нежные пальчики в маленький ротик.
   -- Что такое исключительная натура? -- робко спросила она.
   -- Ты ведешь себя неприлично! -- рассердилась Кассандра, притворившись, что не слышала вопроса, но хорошо заметив, как Майя засунула пальчики в рот. -- Мне некогда с тобой возиться. Слушай внимательно все, что я тебе скажу! У меня очень мало времени: из ячеек уже выползают новые малютки, а моя единственная помощница Турка совсем выбилась из сил и жалуется уже несколько дней на шум в ушах. Садись вот тут.
   Майя послушно села и уставилась большими темными глазами на воспитательницу.
   -- Первое правило, которое твердо должна помнить молодая пчела, начала Кассандра со вздохом, -- следующее: в своих мыслях и делах пчела не должна отличаться от других пчел и обязана все время помнить, что общее благо -- превыше всего. На этом основано процветание нашего улья и тот порядок, который мы с незапамятных времен признаем правильным. Завтра ты вылетишь из улья. Тебя будет сопровождать старшая подруга. Сперва ты будешь летать лишь на недалекие расстояния и точно запоминать все предметы по пути, чтобы потом найти обратный путь домой. Твоя спутница укажет тебе все те цветы, где ты сможешь брать самый лучший мед. Ты должна их твердо заучить. Без этой науки не может обойтись ни одна пчела. Начнем прямо сейчас же: вереск и липовый цвет. Повтори!
   -- Не могу, -- ответила малютка Майя, -- это страшно трудно! Я научусь этому потом.
   Кассандра широко раскрыла глаза и покачала головой.
   -- Ох, милая, нелегко будет с тобой! -- со вздохом произнесла она. Это уже сейчас видно.
   -- А что я должна буду делать потом? Целый день собирать мед? спросила крошка Майя.
   Старуха опять глубоко вздохнула и посмотрела на маленькую пчелку серьезным и печальным взглядом. Казалось, перед ней промелькнула ее собственная жизнь, прошедшая с начала до конца в тяжком труде и заботах.
   -- Малютка! -- сказала она более ласковым голосом. -- Ты узнаешь солнечный свет, высокие зеленые деревья, цветущие луга, серебряную гладь озер, быстрое сверкание ручьев, яркое голубое небо и, может быть, человека -- самое умное и совершенное создание природы. Но, несмотря на окружающее тебя величие, твоя скромная работа будет для тебя наслаждением. Вот, дорогое дитя, что ждет тебя, и ты можешь надеяться на счастье.
   -- Хорошо, -- произнесла Майя, -- этого-то мне и надо.
   Кассандра ласково улыбнулась. Она сама не понимала, почему вдруг почувствовала к малютке Майе любовь, какой никогда не испытывала к другим своим воспитанницам. Не потому ли она рассказала ей гораздо больше, чем обычно принято говорить пчелам в первый день их жизни? Кассандра давала Майе различные советы, предостерегала от ждущих ее в мире опасностях, называла злейших врагов пчел. Потом она много говорила ей о человеке и ненароком заложила в душе маленькой пчелки крепкое желание поближе с ним познакомиться.
   -- Будь вежлива и предупредительна со всеми насекомыми, -- сказала в заключение Кассандра, -- и ты узнаешь от них гораздо больше, чем я могу тебе сейчас рассказать. Но берегись осы и овода, дитя мое. Первая -- наш самый могущественный и коварный враг, а второй -- бессмысленный разбойник, без родины и чувств. Мы сильнее их, но они воруют и убивают где только возможно. Для самозащиты ты можешь пользоваться своим жалом, но помни: если ты укусишь животное или человека, ты умрешь, ибо твое жало останется у них в коже и сломается. Поэтому ты должна жалить лишь в самом крайнем случае, проявляя все свое мужество и глядя смерти прямо в глаза. Мы, пчелы, потому и пользуемся таким уважением и почетом, что отважны и умны. Ну, прощай, малютка Майя, будь счастлива и верно служи своему народу.
   Крошка Майя поклонилась, ответила на поцелуй и объятия своей воспитательницы и легла спать в радостном возбуждении. Мысль о том, что она завтра познакомится с обширным миром, с солнцем, небом и цветами, так взволновала ее, что она долго не могла уснуть и лишь дремала.
   Тем временем в пчелином городе все успокоилось. Большая часть молодых пчел покинула улей, чтобы основать новый. Еще долго слышалось жужжание ушедшей из пчелиного города толпы. Не по злобе и не из недовольства восстала молодежь против царицы: просто в улье стало слишком тесно, не хватало для всех места и не было возможности собрать столько меда, сколько его было необходимо для зимовки всех обитателей улья. Ведь, согласно заключенному в незапамятные времена договору, значительную часть добытого летом меда надо было уступить человеку за то, что он заботился о благосостоянии, спокойствии и безопасности пчелиного города и защищал его зимою от холода.
   Рано утром Майя услышала радостное восклицание:
   -- Солнышко взошло!
   Она быстро вскочила и присоединилась к одной из работниц.
   -- Ладно, -- дружелюбно сказала та, -- полетим вместе.
   У городских ворот их задержала стража. Сколько тут толпилось пчел! Один из часовых сообщил Майе пароль, без которого ни одну пчелу не пропустили бы обратно.
   -- Запомни его хорошенько, -- посоветовал стражник, -- и желаю тебе успеха в твоем первом путешествии.
   Вылетев за пределы родного улья, маленькая пчелка зажмурила глазки так ослепил ее свет. Все кругом отливало золотом и зеленело, все сверкало таким богатством красок, теплом и блеском, что она от счастья не знала, что и делать.
   -- Как красиво! -- воскликнула Майя. -- Неужели я могу лететь куда угодно?
   -- Конечно, -- ответила ее спутница.
   Тогда малютка Майя подняла головку, пошевелила красивыми нежными крылышками и вдруг почувствовала, что земля под ней опускается, а высокие зеленые верхушки деревьев, наоборот, приближаются.
   Глазки ее сверкали, сердечко ликовало.
   -- Я лечу! -- закричала она в восторге. -- Ведь то, что я делаю, это полет! Ах, как удивительно, как здорово!
   -- Да, ты летишь, -- сказала ей взрослая пчела, едва поспевая за нею. Вот теперь мы несемся по направлению к липам, вон там, у замка. Запомни их, чтобы знать, где находится наш дом. Но не лети так быстро, Майя! Мне не догнать тебя!
   -- Да разве это быстро? -- возразила Майя. -- Как чудно пахнет солнечный свет! -- восторгалась она.
   -- Да нет же, -- ответила, задыхаясь, работница, -- это благоухают цветы. Но прошу тебя, лети медленней, не то я отстану и ты потом не найдешь дорогу домой.
   Но крошка Майя не слушала ее. Она словно опьянела от радости, от солнечного света, от счастливого сознания, что она живет, летит... Ей казалось, что через сверкающее зеленью море света она мчится с быстротою молнии к чему-то еще более прекрасному. Ей казалось, что ее зовут цветы, манит даль, что голубое небо благословляет ее ликующий полет.
   "Никогда, никогда мне не будет так хорошо, как сегодня! -- говорила она самой себе. -- Я не могу вернуться! Я не могу думать ни о чем другом, кроме солнца..."
   Под нею быстро сменялись пестрые картины. Земля мало-помалу терялась из виду.
   "Солнышко, должно быть, сделано из золота", -- подумала маленькая пчелка.
   Смертельно устав, она спустилась в большом саду, который утопал в облаках цветущих вишневых деревьев, терновника и сирени. Она упала на гряду красных тюльпанов, на один из больших цветков, прижалась к его лепесткам и, тяжело дыша, смотрела в упоении поверх блестящего края венчика на яркое голубое небо.
   -- О! Да в этом мире все в тысячу раз прекраснее, чем в нашем темном пчелином городе! -- воскликнула она. -- Я не хочу туда возвращаться, не хочу собирать мед и готовить воск! Нет, я ни за что не вернусь! Я хочу остаться в этом чудном мире, хочу узнать его. Я не похожа на других пчел. Я создана для радости, для приключений, для острых ощущений! Я не боюсь опасности. Разве во мне мало сил и отваги? Разве нет у меня жала?
   И она громко рассмеялась от избытка здоровья и счастья и сделала глубокий глоток меда из чашечки тюльпана.
   "Как хорошо, как чудно жить!" -- думала она.
   Ах, бедная маленькая Майя! Если бы ты знала, сколько опасностей и бед ждут тебя, ты, наверное, была бы благоразумнее!
   Но малютка ничего не предчувствовала.
   Скоро ее одолела усталость и Майя уснула.
   Когда маленькая пчелка пробудилась, солнце уже закатилось и приближались сумерки. Сердечко ее тревожно забилось, она нерешительно покинула цветок, готовившийся закрыться на ночь. Майя укрылась под большим листом, на верхушке старого дерева и, засыпая, твердо решила:
   "Не надо терять мужества с самого начала. Солнышко опять взойдет -- я это знаю точно. Так мне сказала Кассандра. Надо только спокойно и крепко заснуть".

2. Домик Пеппи

   Когда маленькая Майя проснулась, было уже совсем светло. Она продрогла, и первые движения были медленны и неуверенны. Она уцепилась за черенок зеленого листа, под которым провела ночь, и крылышки ее затрепетали, засверкали -- она расправляла их и очищала от приставшей к ним пыли. Затем она пригладила свои белокурые волосы и начисто протерла глазки. Наконец, осторожно подобравшись к краю листа, она стала осматриваться.
   Блеск утреннего солнца опять ослепил маленькую пчелку. Все вокруг сверкало, как зеленое золото, но там, где она сидела, были тень и прохлада.
   "О, как прекрасен мир!" -- подумала Майя.
   Она стала припоминать впечатления вчерашнего дня, опасности и красоту большого мира. Решение не возвращаться в родной улей окончательно окрепло. Правда, когда она подумала о Кассандре, сердечко ее тревожно забилось, но разве старуха сможет ее разыскать?.. Нет, Майя не вернется домой, решено! Она не согласна вылетать только для того, чтобы собирать мед, возвращаться назад и тут же приниматься за изготовление воска. Нет, она желает быть свободной и счастливой, она хочет по-своему наслаждаться жизнью. И во что бы то ни стало она этого добьется! Майя рассуждала так легкомысленно потому, что не подозревала о неприятностях, поджидающих ее.
   Где-то вдали сверкнуло что-то красное. Пчелка заметила блеск, и ею овладело любопытство. К тому же она почувствовала голод. Со звонким, веселым жужжанием отважно устремилась она вперед в ясный утренний воздух, уже прогретый солнечными лучами. Она направилась к манившему ее красному предмету, который, казалось, кивал ей и кланялся. Когда она к нему приблизилась, то почувствовала такой сладкий аромат, что почти опьянела и с трудом добралась до алого цветка. Майя села на красивый широкий лепесток. Но в то же мгновение он вдруг заколебался под ногами, и навстречу пчелке выкатился серебристый шарик, почти такой же величины, как и она сама, прозрачный и сверкающий, словно радуга. Майя страшно испугалась, хотя красота таинственного предмета привела ее в восторг.
   Между тем прозрачный шарик прокатился мимо нее, наклонился над краем лепестка, прыгнул и упал в траву.
   Майя вскрикнула от ужаса, увидев, что он рассыпался на множество крохотных алмазов, которые, словно живые, блестели и дрожали на стебельках. Только тогда она догадалась, что это была большая капля росы, скопившейся в чашечке цветка за прохладную ночь.
   Пчелка поползла назад и вдруг заметила, у самого входа в бутон, небольшого жучка с коричневыми надкрыльями и черным щитком на груди. Хотя он был гораздо меньше Майи, но спокойно остался сидеть на месте, посматривая на нее серьезными глазами.
   Она вежливо с ним поздоровалась.
   -- Это был ваш шарик? -- полюбопытствовала Майя.
   Жучок ничего не ответил.
   -- Мне очень жалко, что я его сбросила, -- добавила она.
   -- Вы говорите о капле росы? -- улыбнулся жучок. -- О, об этом не стоит беспокоиться. Я только что утолил свою жажду, а моя жена никогда не пьет воду, потому что у нее больные почки... Что вы тут делаете?
   -- Какой очаровательный цветок! -- не отвечая на его вопрос, воскликнула Майя. -- Не будете ли вы любезны сказать, как он называется?
   Помня советы Кассандры, Майя старалась быть очень вежливой.
   -- Вы, видно, совсем еще ребенок, -- бесцеремонно рассмеялся жучок над ее невежеством.
   Говоря по правде, этот смех не понравился Майе. Пчелы ведь гораздо воспитаннее других насекомых. Но она тотчас же убедилась, что этот жучок не такой грубиян, как ей сначала показалось. Увидев, что Майя смущенно покраснела при его насмешке, он стал снисходителен к ее неопытности.
   -- Это роза, -- объяснил он. -- Мы поселились тут четыре дня назад, и, благодаря нашим заботам, она чудно распустилась. Не подойдете ли вы поближе?
   Пчелка поколебалась, но затем, преодолев страх, сделала несколько шагов вперед. Жучок отодвинул в сторону светлый лепесток, и они очутились в узком полутемном помещении с благоухающими стенками.
   -- У вас тут премило, -- заметила восхищенная Майя. -- А запах... в нем есть что-то одуряющее...
   Жучок был очень рад, что пчелка похвалила его жилище.
   -- Да, надо уметь устраиваться, -- произнес он, благосклонно улыбаясь. -- "Скажи мне, где ты живешь, и я скажу чего ты стоишь", -- гласит старая поговорка. Не угодно ли вам немного меду?
   -- Ах, с большим удовольствием! -- обрадовалась Майя.
   Жучок кивнул головою и исчез за одной из стенок цветка. Пчелка радостно озиралась. Она прижимала свои щечки к нежным красным занавескам и вдыхала их дивный аромат.
   "Какое счастье жить в таком прекрасном доме, -- думала она. -- И разве можно его сравнить с мрачными и тесными ярусами нашего улья. Одна тишина чего стоит!"
   Вдруг она услышала, что жучок за стеною начал громко браниться. Он сердито и грозно жужжал, и Майе показалось, что он кого-то грубо толкает. Потом она услышала чей-то тоненький, полный страха и досады, голосок:
   -- Ну да, когда я один, вы смело на меня нападаете... Подождите, посмотрим, что вы скажете, когда я позову своих товарищей. Вы нахал... Хорошо, хорошо, я уйду! Но не забудьте кличку, которую я вам дал!
   Затем испуганная ссорой пчелка услышала, как кто-то поспешно уходит.
   Жучок вернулся и протянул ей кусочек меду.
   -- Это безобразие, -- проворчал он. -- Нигде нет покоя от этих тварей.
   Майя была так голодна, что даже забыла поблагодарить хозяина. Она набросилась на угощение и принялась жадно жевать. Жучок вытер со лба пот и слегка ослабил верхнее кольцо на груди, чтобы легче было дышать.
   -- Кто это был? -- спросила Майя с переполненным ртом.
   -- Проглотите сначала мед и освободите язык, а то ни слова не понять, -- заметил жучок. И сердито пояснил: -- Это был муравей. Неужели эти подлые создания думают, что мы собираем и копим провизию только для них?! Так беззастенчиво забираться в чужие кладовые! Это возмутительно! Если бы я не знал, что они не получают никакого воспитания, я не задумался бы ни на мгновение, чтобы назвать их ворами... Простите, -- неожиданно перебил он сам себя, -- я совсем забыл вам представиться. Меня зовут Пеппи, я из семьи бронзовок.
   -- А я Майя, -- робко сказала пчелка. -- Очень рада с вами познакомиться.
   Пеппи несколько раз поклонился, причем распустил веером два маленьких коричневых уса. Майю они привели в восторг.
   -- Какие у вас красивые усы! -- воскликнула она.
   -- Н-да! -- самодовольно произнес польщенный жучок. -- Хотите посмотреть их оборотную сторону?
   -- Пожалуйста! -- попросила Майя.
   Пеппи повернул свои веерообразные усики таким образом, что на них упал солнечный луч.
   -- Красиво, не правда ли? -- спросил он.
   -- Ничего подобного я не видела в своей жизни! -- восхищалась Майя. Мои усики такие маленькие, едва заметные...
   -- Ну, всякому свое, -- снисходительно заметил жучок. -- Зато у вас, бесспорно, прекрасные глаза, а золотистая окраска тела вам очень к лицу.
   Малютка Майя просияла от счастья. Никто ей еще не говорил, что она красива. Она развеселилась и взяла еще кусочек меду.
   -- Отличный мед! -- похвалила она.
   -- Пожалуйста, кушайте на здоровье, -- произнес Пеппи, несколько удивленный аппетитом своей гостьи. -- Это самый лучший розовый мед. Надо очень осторожно выбирать пищу, чтобы не испортить себе желудок. Если вы хотите пить, могу вам предложить еще капельку росы.
   -- Благодарю вас, -- вежливо отказалась Майя. -- Мне бы хотелось полетать...
   Жучок улыбнулся.
   -- Вам бы все летать! -- покачал он головой. -- Это у вас, у пчел, в крови. Не понимаю такого беспокойного образа жизни. Разве не лучше спокойно сидеть на месте?
   -- Ах, как мне нравится летать! -- воскликнула Майя.
   Жучок предупредительно отодвинул розовую занавеску.
   -- Я вас провожу к лепестку, с которого вам удобно будет взлететь, предложил он.
   -- Спасибо, -- ответила пчелка, -- но я свободно взлетаю с любого места.
   -- В этом ваше преимущество предо мною. А мне каждый раз довольно трудно расправлять свои нижние крылышки, -- печально сказал он, отодвигая последнюю занавеску и пожимая ей руку.
   -- О, какое прекрасное голубое небо! -- в восхищении воскликнула Майя. -- Ну, прощайте!
   -- До свидания, -- ответил жучок.
   Некоторое время он следил за ней с верхнего лепестка розы. Пчелка быстро взвилась по прямой линии ввысь и исчезла в прозрачном воздухе, наполненном золотым солнечным светом. Потом жучок тяжело вздохнул и, чувствуя, что ему становится жарко, хотя было только раннее утро, вернулся в прохладную чашечку своего цветка, тихо напевая свою любимую песенку:
   
   Распустилась в солнце тут
   Красных роз семья,
   И, пока они цветут,
   Буду жив и я.
   У меня ведь дома нет
   Здесь приют и тень,
   В этих розах мил мне свет
   Каждый Божий день.
   Кто, скажите, мир поймет?
   Счастлив я в миру,
   Если роза отцветет,
   Вместе с ней умру.
   
   А цветущую землю медленно омывал ясный весенний день.

3. Лесное озеро и его обитатели

   -- Ах! -- вспомнила вдруг Майя. -- Ведь я совсем забыла спросить Пеппи про человека! Такой опытный господин, как он, мог бы, наверное, много мне о нем рассказать. Но, может быть, мне еще самой посчастливится встретиться с человеком.
   И, трепеща от счастья и любопытства, она окидывала жадным взором великолепные зеленые дали.
   Она пролетела мимо большого сада, пестревшего множеством цветов. Она встречала разных насекомых, вежливо отвечающих на ее приветствия и желавших ей успеха. Но всякий раз, когда ей попадалась пчела, внутри Майи что-то тревожно екало: она боялась столкнуться со знакомыми, которые могли бы упрекнуть ее за праздность и лень. Однако она скоро заметила, что пчелы, занятые своими делами, не обращали на нее никакого внимания.
   Вдруг, глубоко под собой, Майя увидело бездонное голубое... небо. Сначала она с ужасом подумала -- не забралась ли она слишком высоко, не перелетела ли она за небосвод? Но вскоре заметила, что по краям этого находившегося под ней неба отражались деревья, и тогда, к великому своему удовольствию, она догадалась, что под нею была широкая водная гладь, тихо светившаяся в лучах утреннего солнца. Майя опустилась почти к самой поверхности озера и, как в зеркале, увидела себя, свои светлые, как стекло, крылышки, свое красивое золотистое туловище. Она увидела, что летала хорошо и правильно -- так, как ее учила Кассандра.
   "Как приятно носиться над водою!" -- с восторгом подумала Майя.
   Время от времени пчелка замечала, как резвились в прозрачной воде большие и малые рыбы. Но слишком приближаться к ним она боялась, ибо знала, что для насекомых рыбье племя не безопасно.
   Майя долетела до противоположного берега. Здесь ее внимание привлек густой тростник. Огромные листья кувшинок лежали на поверхности озера, словно большие зеленые тарелки. Она выбрала самый укромный лист, скрытый в тени плавно качающихся над ним высоких стеблей. Лишь два-три солнечных пятнышка виднелись на листе -- будто золотые монеты.
   -- Ах, как тут хорошо! Ах, как здесь приятно! -- воскликнула маленькая пчелка и начала приводить себя в порядок. Обеими ручками она схватила себя за голову и вытянула ее немного вперед. Со стороны могло показаться, что она хочет ее оторвать. Но Майя делала это осторожно, желая лишь стряхнуть с себя пыль. Затем задними ножками она стала тереть свои крылышки, которые сначала пригнулись вниз, а потом, вычищенные и удивительно прозрачные, приняли свое положение.
   Вдруг, рядом с нею, на тот же лист опустилась небольшая, стального цвета, мясная муха и, с удивлением осмотрев пчелку, спросила:
   -- Что вам тут надо на моем листе?
   Майя струсила.
   -- Ну вот, подумаешь! И отдохнуть минутку нельзя! -- сказала она, стараясь скрыть свой испуг. Она вспомнила слова Кассандры, что пчелиный род пользуется в мире насекомых большим почетом, и решила поддержать собственное достоинство. Однако сердечко ее тревожно забилось: не слишком ли громко и смело она ответила?
   Но мясная муха сама, по-видимому, испугалась, заметив, что Майя не намерена ей уступать. С сердитым жужжанием она взлетела на тростник, качавшийся над приютившим пчелку листом, и, уже более вежливо, произнесла:
   -- Вы бы лучше работали, как это вам полагается... Но если вы действительно устали... пожалуйста, отдохните... Я тут подожду...
   -- Да ведь здесь листьев сколько угодно, -- заметила Майя.
   -- Но они все заняты, -- ответила муха. -- Теперь не знаешь себя от счастья, если находишь свободное местечко. Если бы прежнего жильца этого листа не сожрала два дня назад лягушка, у меня, наверное, и до сих пор не было бы пристанища. А ночевать сегодня тут, а завтра там -- удовольствие не большое. Не у всех ведь есть такое благоустроенное государство, как у вас, пчел... Но разрешите представиться: я -- Минна Кристоф.
   Майя молчала. Она думала о том, какой ужас -- попасть в лапы квакушки.
   -- А много тут лягушек? -- спросила она, предусмотрительно перебравшись на середину листа.
   Муха рассмеялась.
   -- Не трудитесь пересаживаться, милая, -- поддразнила она пчелку. Лягушка все равно вас заметит, ведь на солнечном свету лист совершенно прозрачен. Квакушка снизу отлично видит, как вы на нем сидите.
   Майе уже казалось, что внизу копошится страшный хищник и смотрит на нее жадными, голодными глазами. Она встрепенулась, намереваясь немедленно улететь. Но тут произошло событие, столь страшное и неожиданное, что бедная пчелка не могла сначала даже сообразить, в чем дело.
   Сперва она услышала громкий, резкий шелест, точь-в-точь такой, когда ветер шумит в увядших листьях; затем раздался протяжный свист, перешедший в сердитое гудение, -- и в то же мгновение лист, на котором сидела Майя, накрыла чья-то зловещая тень. Сердце пчелки сжалось от ужаса, когда она увидела, как огромная пестрая стрекоза схватила несчастную Минну Кристоф. Муха отчаянно вопила в ее громадных острых когтях. Страшная хищница опустилась со своей добычей на стебелек тростника. Майя ясно видела их над собой и в то же время их отражение в прозрачной воде. Крики жертвы рвали, как клещами, слух пчелки.
   -- Отпустите ее! Слышите! Сейчас же отпустите ее! -- громко закричала Майя, не помня себя. -- Кто бы вы ни были, вы не имеете права так насильничать!
   Стрекоза, выпустив свою пленницу из когтей, крепко прижала ее лапкой и с удивлением повернула голову к Майе. Пчелка сильно испугалась взгляда больших серьезных глаз разбойницы, но крылья стрекозы, сверкавшие, как драгоценные камни, ей очень понравились. Однако, заметив огромные размеры хищницы, Майя окончательно струсила и, не понимая, как вообще осмелилась вмешаться, задрожала от страха.
   Но стрекоза очень дружелюбно сказала:
   -- Что с вами, дитя мое?
   -- Отпустите ее, пожалуйста! -- взмолилась Майя, и глаза пчелки наполнились слезами. -- Ее зовут Минна Кристоф.
   -- Что же из того? -- спросила, снисходительно улыбаясь, стрекоза.
   -- Ах! Она такая симпатичная, такая чистенькая... и она же ведь не сделала вам ничего дурного!
   Стрекоза задумчиво взглянула на Минну Кристоф.
   -- Да, она премилое существо, -- пробормотала стрекоза и откусила мухе голову.
   Майя чуть не упала в обморок при виде такого зверства. Не произнося ни слова, вне себя от ужаса, она слушала хрустение прекрасного синевато-стального тельца бедной Минны Кристоф на зубах стрекозы.
   -- Не думайте, что ваша чувствительность производит на меня какое-нибудь впечатление, -- заметила стрекоза, спокойно прожевывая свою жертву. -- Не в ваших силах изменить существующий порядок. Видно, вы еще очень молоды и мало жили у себя дома. Когда у вас в улье летом начинается избиение трутней, то окружающий вас мир возмущается не меньше, чем вы сейчас, но, думается мне, с гораздо большим основанием.
   -- Вы закончили? -- дрожащим голосом, не смея поднять головы, спросила Майя.
   -- Осталась еще одна ножка, -- ответила стрекоза.
   -- Съешьте ее, пожалуйста, поскорее, и тогда я вам отвечу, -- сказала пчелка, которая хорошо знала, почему летом необходимо избивать трутней, и потому удивлялась глупости собеседницы. -- Но не вздумайте подходить ко мне близко. Я сразу же пущу в ход свое жало!
   Очень уж рассердилась малютка Майя! В первый раз в жизни упомянула она о своем жале и порадовалась, что у нее такое хорошее оружие.
   Стрекоза сердито посмотрела на пчелку. Разбойница закончила свой обед и сидела, насупившись, словно хищная птица, готовая наброситься на добычу. Но маленькая Майя стала неожиданно совершенно спокойной. Она сама не понимала, откуда взялась храбрость, куда подевался страх. Майя даже грозно зажужжала -- так, как жужжал сторож в улье, когда заметил приближающуюся осу.
   -- Стрекозы живут в мире с пчелами, -- примирительно произнесла наконец разбойница.
   -- И хорошо делают! -- проворчала Майя.
   -- Уж не думаете ли вы, что я вас боюсь? Вас?! -- возмутилась стрекоза и, быстро спорхнув со стебля, который при этом закачался, стремительно опустилась почти на самую поверхность озера.
   Как красиво отражалась она в прозрачной воде! Казалось, что две стрекозы быстро-быстро двигали своими стекловидными крылышками, окруженными серебристым сиянием. Это было такое дивное зрелище, что малютка Майя сразу забыла и свою досаду на хищницу, и участь бедной Минны Кристоф. Она захлопала в ладоши и закричала:
   -- Как красиво! Как красиво!
   -- Это вы про меня? -- с изумлением спросила стрекоза и тут же самодовольно добавила: -- Да, мне есть чем гордиться. Если бы вы знали, в какой восторг пришли вчера несколько человек, увидевших меня на берегу ручья!
   -- Люди? -- воскликнула Майя. -- Вы знакомы с людьми?
   -- Ну конечно, -- ответила стрекоза. -- Кстати, я думаю, вам интересно узнать, как меня зовут? Мое имя -- Шнука, я из семьи сетчатокрылых.
   Майя тоже представилась ей.
   -- Расскажите мне про человека, -- попросила пчелка.
   Стрекоза, казалось, совсем примирилась с нею. Шнука уселась рядышком на листе, и Майя не протестовала. Пчела знала, что стрекоза не посмеет причинить ей какое-нибудь зло.
   -- Есть у человека жало? -- спросила Майя.
   -- На что оно ему? -- рассмеялась стрекоза. -- Нет, у людей есть оружие пострашнее, и оно очень для нас опасно. Наше племя боится людей, особенно маленьких, называемых мальчиками.
   -- Они охотятся за вами? -- спросила Майя.
   -- И очень усердно! Я еще не встретила на своем веку ни одного человека, который не пытался бы меня поймать.
   -- Но зачем вы им? -- удивилась пчелка.
   -- Наверное, в нас есть что-то привлекательное, -- кокетливо ответила Шнука. -- Других причин я не вижу. Были случаи, что люди, поймав кого-нибудь из нашей семьи, причиняли страшные мучения и в конце концов убивали.
   -- Они едят вас? -- испуганно спросила Майя.
   -- Нет, нет! -- успокоила ее Шнука. -- Как я знаю, люди не питаются стрекозами. Но в человеке есть какие-то необъяснимые разбойничьи наклонности. Вы не поверите, но эти самые мальчики нередко ловят нас лишь для того, чтобы обрывать нам крылышки и ножки. Вы не верите? -- спросила она, заметив, что пчелка бросила на нее недоверчивый взгляд.
   -- Конечно, не верю! -- негодующе ответила Майя.
   Стрекоза пожала блестящими плечиками.
   -- Уж так и быть, расскажу вам одну правдивую историю, -- печально произнесла она. -- Был у меня братец. Он подавал большие надежды, хотя и был несколько легкомысленный и очень любопытный. Он попал в руки одного мальчика, который накинул на него сетку, укрепленную на длинной палке... Можете вы себе это представить?
   -- Нет, -- ответила пчела. -- Такую вещь я себе представить не могу.
   -- Потом, -- продолжала Шнука, -- мальчик перевязал моему братцу грудь черным шнурком, как раз между крыльями, так что братец хотя и мог взлететь, но совсем улететь не мог. Всякий раз, когда братцу моему казалось, что вот-вот он освободится, мальчик тащил его обратно за шнурок.
   -- В это трудно поверить, -- грустно заметила Майя, качая головой.
   -- Если случается, что я днем вспомню о братце, то ночью вижу эту жуткую картину во сне, -- сказала стрекоза. -- В конце концов мой брат, конечно, погиб, -- со вздохом добавила она.
   -- А отчего он умер? -- с участием спросила пчелка.
   Из глаз Шнуки хлынули слезы.
   -- Мальчик засунул его в карман, -- ответила стрекоза, рыдая. -- А этого не может вынести никто.
   -- А что такое карман? -- спросила Майя, потрясенная услышанным страшным рассказом.
   -- Карман, -- пояснила Шнука, -- это кладовая, находящаяся у людей на коже. И знаете, что там было еще? Если бы вы только знали, в каком ужасном обществе окончил свои дни мой братец! Вы никогда не догадаетесь!
   -- Нет, не знаю, -- произнесла дрожащим голосом пчелка. -- Может быть, в той кладовой был мед...
   -- Нет, нет, -- перебила ее Шнука. -- Мед в карманах людей вы найдете редко. А было там вот что: лягушка, перочинный ножик и репа.
   -- Какой ужас! -- воскликнула Майя. -- А что такое перочинный ножик?
   -- По-видимому, это искусственное жало людей. Так как природа не дала человеку этого естественного оружия защиты, то он придумал сам... Лягушка, к счастью, была уже при последнем издыхании. Она потеряла один глаз, нога у нее была сломана, а нижняя челюсть вывихнута. Когда мой брат попал в карман, она прошипела, скривив рот: "Как только я выздоровею, я тебя съем!" При этом она страшно косила своим единственным глазом. Во мраке темницы это было, наверное, ужасно! Вдруг моего брата что-то толкнуло к лягушке, и крылышки его чуть не прилипли к ее холодному мокрому телу... Он сразу потерял сознание... О, нет слов, чтобы выразить этот ужас!
   -- Но откуда вы все это знаете? -- пробормотала взволнованная Майя.
   -- Через некоторое время, когда мальчику захотелось есть, он полез в карман за репой и при этом выбросил лягушку и моего брата. Я услышала его стоны и нашла их обоих рядышком на траве. Но увы! Было уже слишком поздно! Мне удалось только выслушать от брата все, что я вам только что рассказала. После чего он обнял меня, поцеловал и, без жалоб и слез, как истинный герой, тихо скончался... Когда прекратилось предсмертное колебание его смятых крылышек, я закрыла ему глаза, покрыло его тело дубовыми листьями, а в холмик, на котором он лежал, воткнула голубой цветочек, чтобы он завял в честь покойника на его могилке. "Прощай, сказала я, -- спи спокойно, братец!" -- и улетела навстречу двум огненным солнцам... К вечеру, как вы знаете, их всегда два: одно на небе, а другое -- в озере... Можете себе представить, как тяжело и грустно мне было тогда!.. А с вами случалось что-либо подобное? Расскажите, если было...
   -- Нет, -- ответила Майя. -- До сих пор я была вполне счастлива.
   -- Ну, можете благодарить Бога! -- разочарованно произнесла Шнука.
   Майя спросила про лягушку.
   -- О! Она умерла смертью, которую заслужила. Ведь жестокость ее дошла до того, что лягушка грозила умирающему!.. Квакша пыталась было убежать, но так как нога у нее была сломана, то она лишь подскакивала на одном месте. Это было так смешно! "Ну, в таком-то виде тебя сразу поймает аист!" -- сказала я ей и улетела.
   -- Бедная лягушка! -- прошептала пчелка.
   -- Ну, знаете, это уж слишком! -- возмутилась стрекоза. -- Жалеть квакушку! Это значит рыть себе самой яму! Смотрю я на вас и думаю: совсем-то вы неразумное существо!
   -- Может быть, -- согласилась Майя. -- Но я не могу видеть чужие страдания, не могу даже просто слушать о них.
   -- Это все от вашей молодости, -- утешила ее Шнука. -- Вы еще многому научитесь, дорогая моя... Но пора мне на солнышко, здесь слишком прохладно. Прощайте!
   Стрекоза вспорхнула и засверкала тысячью искорок, какими блещут драгоценные камни. Через зеленый тростник она полетела над поверхностью воды, и Майя слышала, как она запела. В песне было что-то сладостно-печальное, и пчелке сделалось и грустно, и радостно на душе.
   
   Тихо плещется река,
   В небе синем облака,
   Солнышко сияет.
   Сладко шепчется тростник,
   Стебель лилии поник,
   Луч в воде играет.
   Теплый ветер, лепет струй,
   Солнца жгучий поцелуй...
   Как на сердце ясно!
   Все минует, все пройдет,
   Лето жаркое уйдет...
   Ах, как жизнь прекрасна!
   
   -- Слышишь, стрекоза поет, -- сказал белый мотылек своей подруге.
   Они пронеслись мимо пчелки и исчезли в синеве солнечного дня.
   Тогда и Майя расправила крылышки, простилась тихим жужжанием с серебряной гладью озера и полетела к берегу.

4. Ифи и Курт

   На другое утро Майя проснулась в бутоне голубого колокольчика, который еще не успел раскрыться на день. Она услышала в воздухе какой-то однообразный шум и почувствовала равномерные колебания цветка -- словно кто-то его слегка пошатывал. К ней доносился влажный запах травы и земли. Было прохладно.
   Майя поела немного цветочной пыльцы, привела себя в порядок и осторожно, шаг за шагом, подползла к лепесткам цветка и выглянула наружу. Шел мелкий свежий дождь, тихо шумевший и покрывающий все вокруг миллионами серебристых жемчужин, которые катились по листьям вниз и сгибали своей тяжестью тонкие стебельки.
   С величайшим изумлением смотрела пчелка на это изменение в знакомой картине. Ведь это был первый в ее жизни дождь! Несмотря на то, что он ей понравился, она все же была озабочена -- Кассандра предостерегала никогда не вылетать в ненастную погоду. Майя понимала, что под дождем трудно двигать крылышками. Кроме того, ей было холодно, и она с тоской думала о ярком солнечном сиянии, приносящем с собой радость и беззаботное веселье.
   Было еще очень рано, и жизнь внизу, в траве, только пробуждалась. Майя была хорошо скрыта в своем голубом убежище и могла спокойно наблюдать за просыпающимся миром. То, что она увидела, заставило ее забыть на минуту и тоску по родному дому, которая нет-нет да забиралась к ней в душу, и собственные утренние заботы. Было так занятно следить из своего укромного уголка за тем, что происходило в чаще стеблей. Но вскоре мысли пчелки снова вернулись к покинутому улью, где так уютно и безопасно, где все горой стоят друг за друга. Она представляла себе, как в этот дождливый день пчелы сидят там рядышком, довольные неожиданным отдыхом; одни исправляют ячейки, другие кормят личинок. Как известно, в ненастную погоду в улье делать почти нечего. Лишь изредка вылетают разведчики, чтобы узнать -- не прекратился ли дождь, не переменился ли ветер. Царица расхаживает по всем этажам улья, за всем следит, все пробует, кого похвалит, кому выразит неудовольствие, положит то тут, то там яичко. Все счастливы услышать от нее ласковое слово. Иногда она гладит по головкам молодых пчел, только что начавших работать, и расспрашивает об их впечатлениях.
   Как приятно сознавать, что с тобой считаются, что тебя любят и уважают; как приятно в улье ощущать надежную защиту! А тут она была одинока, опасности подстерегают со всех сторон... Что она будет делать, когда дождь перестанет? Что будет есть? Меду в колокольчике почти не было, да и цветочная пыльца держится недолго. И в первый раз в своей жизни Майя поняла значение солнечного света. "Не будь его, не было бы и легкомыслия", -- подумала она.
   Но мысль о солнце снова наполнила радостью все ее существо, и она почувствовала гордость, что сумела сама себе выбрать жизненный путь. Сколько чудес видела она за это короткое время! Другие пчелы не узнают такого до самой смерти. "Опыт -- великое благо, и он стоит жертв", сказала она сама себе.
   Показалась колонна странствующих муравьев. Они шли с песней и, казалось, куда-то спешили. Задумчиво и грустно слушала их пчелка:
   
   Краток, краток жизни срок
   Скоро все умрем.
   Только кто работать мог
   Не грустит о том.
   
   Муравьи были хорошо вооружены, и вид у них был смелый, даже грозный. Скоро они скрылись под листьями белокопытника, оттуда послышался вдруг грубый и хриплый голос. В ту же минуту кто-то энергично раздвинул молодые одуванчики, из них выскочил большой жук, похожий на металлическое полушарие, отливающий то синим, то зеленым, то черным цветом. Он был вдвое или даже втрое больше Майи. Его твердый панцирь казался несокрушимым, а в голосе жука звучали свирепые нотки. По-видимому, он был разбужен пением муравьев и находился поэтому в дурном настроении. Его волосы не были еще расчесаны, и он сонно протирал свои хитрые глазки.
   -- Постойте! Я вас! -- кричал он. -- Убирайтесь прочь!
   "Какое счастье, что я не натолкнулась на него! -- подумала пчелка, чувствуя себя безопасно в своем качающемся убежище. Но сердечко все же затрепетало, и очень осторожно Майя отодвинулась в глубь цветочной чашечки.
   Жук, неуклюже переваливаясь, пополз по мокрой траве. Назвать его изящным было бы довольно затруднительно. Остановившись у увядшего листка, как раз под цветком Майи, он отодвинул лист, и пчелка увидела замаскированный вход в пещеру.
   -- Чего-чего только нет на свете! -- с удивлением сказала она сама себе. -- Какая поразительная вещь! Кто бы мог подумать? Целой жизни мало, чтобы узнать все, что происходит в мире.
   Она тихонько сидела в чашечке цветка и следила за жуком. Дождь продолжался.
   -- Если вы хотите идти со мною на охоту, -- крикнул мохнач, подходя к подземной норе, -- то вставайте поскорее! Уже совсем светло!
   Из пещеры послышался тоненький, чирикающий голосок:
   -- Ради Бога, закройте вход! Ведь сюда льется дождь!
   Жук повиновался.
   -- Но, пожалуйста, поторопитесь, -- проворчал он.
   Майе было очень интересно, что произойдет дальше. Она опять подползла к краю цветка и высунулась так далеко, что на спинку ей упала крупная дождевая капля. Она увидела, как увядший листок снова отодвинулся и из-под земли вылезло бурое существо, показавшееся пчелке чрезвычайно странным. У существа было неуклюжее тело и необыкновенно толстая голова с маленькими торчащими усиками. Тоненькие ножки еле передвигались, а выражение лица было озабоченным.
   -- С добрым утром, Ифи, -- приветствовал удивительное существо жук, стараясь вежливо вытянуться в струнку. -- Как вы спали, моя милая?
   Ифи равнодушно протянула ему руку.
   -- Я не могу с вами идти, Курт, -- сказала она. -- Про нас и так уж болтают.
   Бедный жук казался очень испуганным.
   -- Я вас не понимаю, Ифи, -- пробормотал он. -- Неужели наша юная дружба может погибнуть из-за каких-то пустяков?! Подумайте, Ифи! Какое вам дело до чужой болтовни? У вас своя собственная нора, куда вы можете вползать, когда вздумается; а если вы заберетесь в нее поглубже, то не услышите никаких разговоров.
   -- Вы ничего не понимаете, Курт, -- задумчиво и печально ответила Ифи. -- У меня на этот счет свои взгляды. Кроме того, вы меня обманули: вы уверяли, что из семьи бронзовок, а слизняк сообщил мне вчера, что вы попросту -- навозный жук. А это ведь большая разница. Слизняк своими глазами видел вас за работой, назвать которую у меня язык не повернется. Вы должны сами понимать, что нам необходимо расстаться.
   -- Нет, я этого не понимаю! -- горячо воскликнул Курт, оправившись от неожиданности. -- Я хочу, чтобы меня любили за мои личные качества, а не за мою профессию.
   -- Если бы речь шла не о навозе, -- сдержанно возразила Ифи, -- я еще могла бы примириться с вашим занятием. Но вы должны понять, что молодая вдова, мужа которой всего три дня тому назад съела землеройка, обязана проявлять величайшую скромность... а потому -- прощайте!
   Сказав эти слова, Ифи с удивительной быстротой, словно ее унес ветер, скрылась в пещере. Майе трудно было бы поверить прежде, что живое существо может так стремительно двигаться.
   Курт, словно забывшийся от конфуза, уставился на вход в норку. При этом у него был такой глупый вид, что пчелка не смогла удержаться от смеха.
   Но жук наконец пришел в себя и недовольно потряс своей маленькой круглой головкой. Усики его печально опустились, как смоченное дождем опахало.
   -- В наше время, -- вздохнул он, -- не ценят ни хороший характер, ни солидный образ жизни. Ифи бессердечна. До сих пор я сам себе не решался в этом признаться, а теперь вижу, что это -- факт. Но если она не могла стать моей подругой по влечению сердца, то что мешало ей сделать это хотя бы по расчету?
   Майя заметила, что, произнося свою выстраданную речь, он уронил слезу, и ей стало его жаль.
   Но вдруг Курт оживился. Он перестал плакать и осторожно перебрался за кучку земли, которую его приятельница набросала, вероятно, при устройстве своего жилища. По траве полз небольшой красноватый дождевой червяк. Пчелку удивил его способ передвижения: червяк то вытягивался в струнку, то съеживался и становился опять толстым. Его туловище состояло из нежных колец, беззвучно двигавшихся вперед. Майя страшно испугалась, когда жук, выступив неожиданно из-за холмика, за которым он прятался, схватил червяка и разорвал его на две части. Не обращая внимания на отчаянные судорожные извороты обеих половинок, он принялся за одну из них.
   -- Потерпи, потерпи, -- бормотал Курт, -- сейчас будет конец!
   Но вдруг он опять вспомнил, должно быть, о навеки утерянной Ифи, и крупные слезы снова потекли по его щекам.
   Пчелке было его очень жаль. "Как много в мире неприятностей!" подумала она. Вдруг, к своему величайшему изумлению, Майя увидела, что вторая половинка червяка, о которой Курт, охваченный печалью, позабыл, стала быстро удаляться.
   -- Кто бы мог поверить в такое! -- с удивлением воскликнула Майя, да так громко, что жук внизу услышал и начал озираться.
   -- Прочь с дороги! -- заорал он вдруг.
   -- Да ведь я сижу здесь и вовсе не стою на вашем пути! -- возразила пчелка.
   -- А где же вы сидите? -- спросил Курт, все еще не обнаружив собеседницу. -- Куда вы запрятались?
   -- Я над вами, в чашечке цветка, -- ответила Майя.
   -- Разве что! -- сказал жук. -- Но я ведь не кузнечик и не могу подпрыгнуть, чтобы увидеть вас... Почему вы крикнули?
   -- Так ведь половинка вашего червяка убегает! -- сказала пчелка.
   -- Да, верно, -- произнес Курт, следя за беглецом. -- Эти твари удивительно подвижны. Но не беда: у меня сегодня нет аппетита.
   И он бросил вторую половину червяка, которую еще держал в руках. Подобно первой, и она пустилась удирать, но в противоположную сторону.
   Майя все никак не могла прийти в себя от изумления, но жуку этот образ действия червей был, по-видимому, хорошо знаком.
   -- Не подумайте, пожалуйста, что я всегда питаюсь этой гадостью, заметил он. -- Не везде можно найти розы.
   -- Покажите, по крайней мере, этому несчастному, куда убежала его первая половинка, -- взволнованно попросила пчелка.
   Курт задумчиво покачал головой и сказал:
   -- Не следует снова соединять тех, кого разлучает судьба... Кто вы? добавил он, помолчав.
   -- Меня зовут Майя. Я -- пчела.
   -- Очень приятно, -- заявил Курт. -- Я ничего не имею против пчел. Но зачем вы там сидите? Ведь пчелы, кажется, больше всего любят летать. Давно вы тут?
   -- Я здесь ночевала.
   -- Вот как, -- произнес подозрительным тоном жук. -- Надеюсь, вы хорошо спали? Вы только что проснулись?
   Майя заметила неудовольствие Курта, которому было неприятно, что его разговор с Ифи мог быть подслушан. Не желая огорчать жука, пчелка утвердительно кивнула головой.
   Жук бегал во все стороны, стараясь найти местечко, откуда он мог бы взглянуть наверх.
   -- Погодите, -- обрадовался он, -- вот я вскарабкаюсь на стебелек травы и посмотрю на вас. А вы взгляните тогда на меня. Ладно?
   -- Мне это будет очень приятно, -- вежливо ответила Майя.
   Курт нашел подходящее растение, и пчелка хорошо разглядела жука, когда тот встал на задние лапки и поднял к ней голову. Он показался ей довольно милым и приветливым, хотя был уже немолод и имел некрасивые, слишком толстые щеки. Он поклонился, причем стебелек под ним сильно закачался.
   -- Курт, из семьи бронзовок, -- представился он.
   Маленькая Майя, уже зная, что Курт -- навозный жук, посмеялась в душе над ним. Но, не желая его огорчать, она промолчала.
   -- Неужели вас не беспокоит дождь? -- спросила она.
   -- Нисколько, -- небрежно ответил он. -- Ведь я живу среди роз, а там почти всегда мокро или просто влажно.
   -- Курт, -- с улыбкой произнесла пчелка, решив, что не мешает все-таки его немножко проучить за хвастовство и ложь. -- А что там за отверстие под листом?
   -- Где? Какое? -- испугался жук. -- Да тут много всяких дыр... Вы и представить себе не можете, сколько их тут!..
   Но волнение, охватившее его после вопроса Майи, и старание казаться спокойным имели весьма печальное для него последствие: он потерял равновесие и упал на спину, беспомощно барахтаясь всеми лапками.
   -- Ой! Ой! Я погиб! -- завопил он. -- Я не могу перевернуться!.. Я так умру... Какое несчастье!..
   Курт кричал так громко, что не слышал утешений пчелки. Он делал отчаянные попытки перевернуться, но всякий раз, когда казалось, что вот-вот это ему удастся, земля подавалась под ним, и он опять оказывался на круглой спине. Это было поистине печальное зрелище, и Майя испугалась за жука, тем более что он побледнел и ослаб от бесплодных усилий и криков.
   -- Я не выдержу этого! -- стонал он. -- Да отвернитесь вы, по крайней мере!.. Не мучьте умирающего своим назойливым взором... О, если бы я мог достать какой-нибудь стебелек!..
   -- Стойте! -- воскликнула пчелка, сердце которой переполнялось страданием. -- Я попробую вас поднять. Если я напрягу все силы, может быть, мне удастся. Но, ради Бога, Курт, умоляю вас, перестаньте кричать! Послушайте меня: если я наклоню к вам стебелек, сможете вы уцепиться за него и подняться?
   Но жук продолжал кричать и стонать; страх смерти совсем свел его с ума и лишил возможности соображать.
   Крошка Майя, несмотря на дождь, вылетела из своего убежища, облюбовала тонкую зеленую былинку вблизи того места, где лежал Курт, и взобралась на самую ее верхушку. Она заликовала от радости, когда стебелек стал подаваться под ее тяжестью и опустился как раз над барахтавшимся Куртом, коснувшись его лица.
   -- Держитесь крепко! -- крикнула ему Майя.
   Жук, почувствовав щекотку, крепко уцепился за травинку, сначала одной рукой, потом другой и, наконец, ножками -- каждая с двумя крепкими острыми коготками. Курт начал медленно взбираться по стебельку, пока не достиг его основания. После чего опустился на ноги.
   -- Уф! Как это было ужасно! -- произнес он, тяжело дыша. -- Если бы не мое присутствие духа и самообладание, то я наверняка стал бы жертвой вашей болтливости!
   -- Как вы себя чувствуете? -- участливо спросила Майя.
   -- Спасибо, спасибо! -- ответил Курт, держась за голову. -- Как только немного пройдет головокружение, я отвечу вам подробнее.
   Но пчелка не дождалась его ответа. Над травою показалась славка, гнавшаяся за насекомым. Майя испуганно прижалась к земле и замерла. А когда минуту спустя, будучи уверенной, что птичка улетела, Майя поднялась и стала искать глазами Курта, его уже не было.
   Погода между тем прояснилась, дождь перестал, и пчелка отправилась в путь.

5. Кузнечик

   Денек выдался на славу! С раннего утра все было покрыто росою, а потом над лесом взошло солнце и осветило своими косыми лучами зеленые лужайки, которые засверкали и заблестели, как усыпанные самоцветными камнями ковры. Это было так красиво, что дух захватывало от восторга.
   Майя, проснувшись, услышала вокруг себя ликующие голоса. То радовались и пели высоко на деревьях страшные для пчел птицы, или гудели и звенели порхавшие в воздухе и копошившиеся в мураве жуки, мушки и бабочки.
   Маленькая пчелка уютно расположилась в трещинке древесной коры. Там было сухо, тепло и безопасно. Правда, на заре до пчелки донесся стук дятла по дереву, а на маленького насекомого, укрывшегося в трещинах коры, эти звуки производят такое же впечатление, как на нас, когда мы слышим ночью ломящихся в окно нашего дома грабителей. Но все обошлось для Майи благополучно.
   Она устроилась в своем убежище довольно прочно. В укромной щелке, темной и прохладной, она сделала себе небольшой запас меду на случай дождливых дней, а вход в свое жилище она залепила воском, оставив лишь столько места, чтоб можно было влетать и вылетать.
   С громким ликующим жужжанием выпорхнула в это утро Майя из своего домика и окунулась в залитый солнцем мир, полная нетерпеливого ожидания: что принесет ей этот прекрасный день? В прозрачном золотистом воздухе она казалась пылинкой, которую гнал перед собой ветер.
   -- Сегодня я встречу человека! -- воскликнула пчелка. -- В такую погоду и люди, наверное, не утерпят и выйдут насладиться природой!
   Никогда еще не приходилось Майе видеть такое множество насекомых сразу. Они носились повсюду, кружились, взвивались к небу, устремлялись к земле, издавая такое веселое и радостное гудение, что невольно заражали своим настроением все вокруг.
   Малютка Майя опустилась на густо поросшую растениями и цветами лужайку. Самыми высокими среди них были беловатые пучки кашки и красный мак, так и манивший к себе. Пчелка поела немного меду, который нашла в чашечке колокольчика, и собралась было лететь дальше, как вдруг заметила возле себя, на стебельке, какое-то странное существо. В первую минуту она испугалась, потому что не могла себе представить, чтобы на свете могло жить такое зеленое и такое тощее страшилище. Но страх быстро уступил место любопытству, и Майя уставилась на длинноногого незнакомца. Ей показалось сперва, что у него были рога, но скоро она убедилась, что это его лоб так необычайно выдавался вперед и увенчан двумя очень длинными и тонкими, как ниточки, усиками. У таинственного существа, очень стройного собою, были красивые передние лапки и тонкие, почти незаметные крылышки, на которых (как подумала пчелка) далеко не улетишь. Но больше всего Майю поразили его непомерно высокие задние ноги, торчавшие над ним, как две огромные ходули. Весь он был зеленого цвета. В его хитрых глазках было выражение дерзости и удивления, но в них не было злости, а скорее -- добродушие и миролюбие.
   -- Что вы так выпучили на меня свои очи, мадемуазель? -- сердито произнес он, по-видимому раздраженный слишком пристальным взглядом Майи. Разве вы никогда не видели кузнечика? Или, может быть, вы высиживаете детей?
   -- Что за глупости вы говорите? -- рассердилась пчелка. -- Если бы я даже умела это делать, я никогда не позволила бы себе столь легкомысленно подражать священным обязанностям нашей царицы.
   Лицо кузнечика приняло такое комичное выражение, что Майя, несмотря на свою досаду, не могла не рассмеяться.
   -- Ну и удивительная же вы, мадемуазель! -- расхохотался в свою очередь и кузнечик.
   Этот смех и поведение странного существа разгневали пчелку.
   -- Чего вы так радуетесь? Вы, кажется, серьезно думаете, что я могу класть яйца, да еще прямо тут, на лужайке?
   Но в это мгновение раздался неожиданно какой-то треск, кузнечик воскликнул "опля!" -- и исчез. Он взвился высоко в воздух, даже не используя свои крылышки, и по высокой дуге совершил безумно смелый, как показалось Майе, скачок. А через секунду он уже опять был рядом с ней на листке колокольчика, и пчелка даже не успела заметить, с какой стороны он на него вскочил.
   Удивительный прыгун принялся рассматривать Майю со всех сторон, сзади и спереди.
   -- Да, -- протянул он презрительно, -- вы действительно не приспособлены для кладки яиц... Не волнуйтесь, мадемуазель, -- продолжал он, видя, что пчелка сердито повернулась к нему лицом. -- Вы, если не ошибаюсь, оса?
   -- Нахал! -- сердито воскликнула оскорбленная этой дерзостью Майя.
   Но кузнечик опять крикнул "опля!" -- и был таков.
   -- Нет, этот грубиян окончательно расстроил меня, -- сказала сама себе пчелка и решила улететь.
   Слыханное ли дело? Такого оскорбления ей еще никто никогда не наносил. Принять ее за осу, за представительницу этого разбойничьего бродячего народа! Возмутительно!
   Но в эту минуту кузнечик снова очутился возле Майи.
   -- Мадемуазель, -- проговорил он, поворачиваясь к ней, причем его задние ноги изобразили часовые стрелки, когда они показывают половину седьмого. -- Мадемуазель, вы должны меня извинить, если я время от времени так странно и неожиданно прерываю разговор. Но я не виноват: это находит на меня как-то сразу, и я должен прыгнуть, скакнуть куда глаза глядят... А вы умеете прыгать? -- вдруг задал он ей вопрос, и его рот растянулся в широкую улыбку.
   Майя невольно засмеялась.
   -- Кто вы такой? -- спросила она. -- Вы обладаете удивительным свойством раздражать всех, кто с вами разговаривает.
   -- Что делать! Все уж меня знают таким, -- ответил он и состроил при этом такую смешную гримасу, что пчелка не могла понять, говорит ли он серьезно или смеется над нею.
   -- Я здесь иностранка, -- вежливо заметила Майя, -- иначе я, конечно же, знала бы вас. Но прошу вас запомнить, раз и навсегда, что я не оса, а принадлежу к благородному семейству пчел.
   -- Да ведь это одно и то же! -- воскликнул кузнечик.
   -- Вы -- невежда, -- с трудом сдерживая негодование, сказала Майя. Потрудитесь при удобном случае внимательно рассмотреть осу.
   -- Зачем? -- небрежно ответил кузнечик. -- К чему искать различия, которые существуют только в воображении? Вы летаете, жалите и не умеете прыгать. Оса -- тоже. В чем же разница?.. Опля! -- И он снова исчез.
   "Ну, пора убираться прочь", -- подумала пчела, но не успела она расправить крылья, как собеседник снова очутился возле нее.
   -- Завтра будут соревнования кузнечиков в саду пастора Зюнделика, сказал он. -- Не желаете ли получить входной билет, мадемуазель? У моей старухи осталось еще два, и я полагаю, что она не откажет уступить один вам. Я надеюсь побить завтра рекорд.
   -- Меня это мало занимает, -- ответила еще не оправившаяся от досады Майя. -- Кто умеет летать, у того интересы -- повыше.
   Кузнечик громко расхохотался.
   -- Не зазнавайтесь, мадемуазель, -- произнес он. -- Летать умеют многие, а вот прыгать-то не всякий способен. Даже человек, и тот стремится к этому. На днях я видел, как пастор Зюнделик подпрыгнул почти на пол-аршина, желая хвастнуть своим искусством перед змеей, пересекавшей ему дорогу. При этом он даже трубку выронил и не нагнулся, чтобы ее поднять. А уж без трубки -- какой это пастор! Вот до чего доходит честолюбие! Я знавал одного кузнечика, который подпрыгивал на высоту, в триста раз большую, чем его собственное тело... Вот, видите, теперь вы удивляетесь, молчите и, конечно, раскаиваетесь в своих легкомысленных заключениях! В триста раз выше себя! Кто другой решится на такое рискованное дело? Даже величайшее в мире животное -- слон, и тот не в состоянии сделать такой прыжок... Ну, что же вы молчите, сударыня?
   -- Да ведь вы все время болтаете и не даете мне слова сказать! воскликнула Майя.
   -- Пожалуйста, говорите, -- приветливо предложил кузнечик, крикнул "опля!" и снова пропал.
   Пчелка, несмотря на свою досаду, опять рассмеялась. В своей жизни она не видела ничего подобного. С одной стороны, ее раздражали насмешки кузнечика, а с другой -- она не могла не удивляться его опыту и большим познаниям. Правда, она расходилась с ним по вопросу о важном значении прыганья, но была в восторге от всего того, что узнала от него за эту краткую беседу. Жаль, что зеленый собеседник не мог долго усидеть на одном месте: иначе она забросала бы его вопросами.
   Понимает ли он язык людей? Ведь он даже их имена знает! Она очень хотела его спросить об этом, если он еще раз вернется. А затем, было бы интересно узнать, что он думает о попытке приблизиться к человеку, познакомиться с ним в его собственном жилище.
   -- Мадемуазель! -- позвал ее вдруг кузнечик, и она увидела, как соседний стебелек сильно закачался.
   -- Господи! -- вздрогнула от неожиданности Майя. -- Откуда вы опять взялись?
   -- Да я все время тут поблизости.
   -- Скажите, неужели вы постоянно скачете, сами не зная куда?
   -- Конечно, -- ответил кузнечик. -- А как же иначе? Разве кому-нибудь известно будущее? Никому. Только лягушка умеет его предсказывать, но она не говорит, как она это делает.
   -- Откуда только вы знаете такие вещи! -- удивилась Майя. -- А язык людей вы понимаете?
   -- Это вопрос, на который очень трудно дать ответ, мадемуазель. Еще совершенно не доказано, есть ли вообще у людей язык, хотя они издают какие-то отвратительные, ни на что не похожие звуки, при помощи которых они объясняются, по-видимому, друг с другом. Иногда, впрочем, и у них наблюдается стремление к благозвучию. Я видел раз, как два мальчика, держа между пальцами соломинки, дули в них изо всех сил, получая довольно красивое жужжание, несколько напоминавшее голос стрекозы, но, конечно, далеко не такое звучное. Во всяком случае, они стараются говорить. Угодно вам еще что-нибудь узнать? Я ведь очень опытный.
   Но в ту же секунду он снова исчез, и уже больше не возвращался. Маленькая Майя тщетно ждала его, осматривая вокруг траву и цветы. Он пропал бесследно.

6. Пука

   Жаркий летний день сильно утомил маленькую Майю. Она вяло летала среди ярко-зеленых садовых кустов, пока не нашла себе прохладный уголок в ветвях огромного каштана, под сенью которого, на утоптанной траве, были расставлены столы и скамьи. Все указывало на то, что здесь жили люди. Неподалеку краснел кирпичный крестьянский домик, увенчанный низкой, слегка дымившейся трубой.
   Пчелка была уверена, что теперь-то она, без сомнения, встретит человека: ведь она пробралась почти к самому его жилью. Наверняка и это дерево, и эти странные деревянные сооружения под ним принадлежат людям.
   Вдруг что-то прожужжало над самым ухом Майи, и рядом, на лист, где она сидела, опустилась муха. Сначала муха заметалась по зеленым жилкам листа, бегая по ним какими-то странными маленькими толчками, так что движения ног сливались вместе и можно было подумать, что она не ходила, а скользила взад и вперед. Затем она начала перелетать с одного края зубчатого листа на другой, да так быстро и порывисто, что казалась не летающей, а прыгающей. По-видимому, она выискивала таким образом местечко, где могла бы усесться поудобнее. Иногда муха неожиданно взвивалась вверх и жужжала при этом с такой болезненной тоской, словно страдала при виде чего-то ужасного или болела душой за бедствия мира; затем она снова опускалась и как ни в чем не бывало прыгала по листу. Наконец, тихо усевшись, она замерла в неподвижной позе.
   Майя внимательно следила за мухой, а когда та угомонилась, она придвинулась к ней и вежливо сказала:
   -- Здравствуйте! Добро пожаловать на мой лист. Насколько я могу судить, вы -- муха?
   -- А вам-то что? -- ответила та, в свою очередь, вопросом. -- Мое имя Пука, и я очень занята. Вы, кажется, хотите прогнать меня отсюда?
   -- Что вы! Что вы! -- поспешила ее успокоить Майя. -- Я очень рада с вами познакомиться.
   -- Я думаю! -- самоуверенно произнесла муха и резко схватила себя за голову, словно хотела ее оторвать.
   -- Ради Бога! -- испуганно воскликнула пчелка. -- Осторожнее!
   -- Не волнуйтесь попусту, -- снисходительно проворчала муха и начала проводить лапками по крыльям с такой силой, что они совсем загнулись вниз. -- Вы в этом деле ничего не понимаете. Имейте в виду, что я -- комнатная муха, -- с гордостью объявила Пука, -- и вылетела только на одну минуту, чтобы подышать свежим воздухом.
   -- Как интересно! -- радостно воскликнула Майя. -- Значит, вы знаете человека?
   -- Как карман своей юбки! -- небрежно ответила муха. -- Я ведь постоянно сижу на людях. Неужели вам это неизвестно? А еще говорят, что пчелы смышленый народ. По крайней мере, вы сами не перестаете это утверждать.
   -- Меня зовут Майей, -- робко сказала пчелка, удивляясь, откуда берется у других насекомых такая уверенность в себе, такое сознание собственного достоинства и даже иногда вот такая наглость.
   -- Как бы вас там ни звали, а вы все-таки глупы, -- дерзко заявила муха.
   Она сидела нахохлившись и напоминала пушку, из которой собирались выстрелить. Голову и грудь она выпятила вперед, а нижней частью туловища плотно прижалась к листу, почти слившись с его поверхностью.
   Майя была вне себя от нанесенного ей оскорбления. Недолго думая, она бросилась вдруг на Пуку и крепко схватила ее за шиворот.
   -- Я покажу вам, как грубить пчеле! -- крикнула Майя.
   Муха жалобно застонала.
   -- Ради Бога не жальте меня! -- взмолилась она. -- Только не жальте! Это -- единственное, на что вы способны, но это очень опасно. Будьте добры, отодвиньте, пожалуйста, подальше ваше жало! Прошу вас, отпустите меня, я сделаю все, что вы захотите!.. Неужели вы не понимаете шуток? Я ведь пошутила... Ведь кто же не знает, что пчелы -- самые уважаемые и могущественные среди насекомых! Только не убивайте меня, умоляю вас, ведь это была бы непоправимая глупость... Господи! И почему это никто не понимает моих шуток!..
   -- Ну, так и быть! -- не без презрения произнесла Майя. -- Я подарю вам жизнь, но при условии, что вы сообщите мне о человеке все, что вы о нем знаете.
   -- Да я и без того хотела вам рассказать о человеке! -- радостно воскликнула Пука. -- Только не трогайте меня!
   Майя выпустила ее. Ей стало вдруг совершенно безразлично, расскажет ли что-нибудь муха или нет, так как пчелка потеряла к ней всякое доверие и уважение. "Опыт такого жалкого существа не может быть важным и интересным для меня, -- подумала Майя. -- Наверное, все-таки мне придется самой познакомиться с человеком".
   Но полученный урок не прошел даром для Пуки. Ворча и бранясь, она расправила свои усики и крылышки, сильно пострадавшие от пчелки; затем несколько раз подряд она высунула и втянула обратно свой хоботок -- ничего подобного Майе до сих пор видеть не доводилось.
   -- Вы мне вывихнули хоботок, совсем вывихнули! -- сокрушенно вздохнула Пука. -- Очень уж вы неосторожны. Вот, посмотрите сами: вы мне раздавили все подушечки на лапках.
   -- Разве у вас есть на лапках подушечки? -- удивилась пчелка.
   -- Конечно, есть. Как бы я без них держалась на потолке и стенах?.. Итак, что вы хотите узнать о человеке? -- спросила муха. -- Если угодно, я расскажу вам случай из моей собственной жизни. Ведь я выросла среди людей.
   -- Неужели? -- сказала Майя.
   -- Очень просто! В уголке комнаты, где живет человек, моя мать положила яичко, из которого я потом и вышла. На оконных гардинах я делала свои первые шаги, а на пространстве между Шиллером и Гете пробовала силу своих крыльев.
   -- А что такое Шиллер и Гете? -- полюбопытствовала пчелка.
   Пука объяснила, что это бюсты двух людей, наверное чем-то отличившихся. Они стоят у зеркала, по правую и левую стороны от него, но никто не обращает на них внимания.
   Майя поинтересовалась, что такое зеркало и почему возле него находятся два бюста.
   -- Если вы встанете на зеркало, -- начала ей растолковывать муха, -- то сможете увидеть свое брюшко. Это очень забавно. Когда люди подходят к зеркалу, они обыкновенно или гладят себя по волосам, или теребят свою бороду. Если же они остаются одни в комнате, то улыбаются перед зеркалом, а когда при этом есть еще кто-нибудь, то делают серьезное лицо. Какое значение у зеркала, я до сих пор понять не могу. Скорее всего, это просто бесполезная игрушка. Что касается меня, то в первые дни моего существования зеркало причиняло мне немало страданий, так как я часто со всего разгону ударялась в него.
   Но Майе этого объяснения было мало, и она продолжала расспрашивать Пуку о чудесном предмете:
   -- Скажите, вы когда-нибудь летали над водою? -- догадалась наконец привести подходящее сравнение муха. -- Ну, так вот, то же самое и зеркало только оно твердое и стоит стоймя.
   Видя, с каким вниманием Майя ее слушает, Пука сделалась приветливее, и язык у нее постепенно развязался. Хотя пчелка верила далеко не всему, что ей рассказывала муха, но все же поняла, что думала о ней сначала уж слишком пренебрежительно.
   А Пука продолжала рассказывать:
   -- Не скоро научилась я языку людей. Если не находишься с ними в близких отношениях, то это очень трудно. Зато теперь я их понимаю очень хорошо. Впрочем, по большей части они ежедневно повторяют одно и тоже.
   -- Как это может быть? -- возразила Майя. -- Ведь у человека столько интересов, столько великих мыслей и дел! Кассандра говорила мне, что люди строят города, которых не облететь за целый день, и башни, выше которых не может подняться даже наша царица; она рассказывала мне, что у них есть плавающие по воде дома и еще маленькие домики, которые быстрее любых зверей мчатся по земле по двум узким серебряным дорожкам...
   -- А кто эта Кассандра? -- перебила ее муха.
   -- Ах да! -- ответила Майя. -- Я и забыла, что вы ее не знаете. Кассандра -- моя воспитательница.
   -- Воспитательница... значит, тоже пчела, -- небрежным тоном заметила Пука. -- Ну, тогда мне все ясно: кому же, как не ей переоценивать достоинства человека. Должна вам сказать, что у вашей госпожи Кассандры нет никаких исторических знаний. Все эти людские сооружения, о которых вы только что упомянули, не имеют для нас ровно никакого значения. Нельзя смотреть на все такими непрактическими глазами, как это делаете вы, пчелы. Кто не знает, что вселенной владеют мухи, что они -- самые многочисленные и самые важные в мире существа, тот, конечно, не имеет верного представления о мире.
   С этими словами Пука возбужденно забегала по листу и принялась энергично крутить и тянуть свою голову. Майе даже жутко стало. Но она вдруг заметила, что, собственно, ничего существенного она пока от своей собеседницы не узнала.
   -- Вы сами можете убедиться, что я права, -- продолжала Пука, размахивая лапками так яростно, словно хотела их вывернуть. -- Попробуйте только сосчитать, сколько в комнате людей и сколько мух. Результат приведет вас в изумление.
   -- Может быть, -- согласилась пчелка, -- но ведь не в этом дело...
   -- А знаете ли вы, -- перебила ее вдруг Пука, -- что я ведь двухлетка?
   -- Нет, не знаю...
   -- Я уже перезимовала зиму, -- с гордостью сказала муха, -- мой опыт доходит до ледяного периода.
   -- Вам нельзя отказать в смелости, -- заметила Майя.
   -- О да! -- подпрыгнув на месте, воскликнула Пука. -- Мы, мухи, самые отважные в мире существа. Вы должны знать, что если мы спасаемся бегством, то только в случае крайней опасности, да и то почти всегда немедленно возвращаемся назад... Сидели ли вы когда-нибудь на человеке? -- спросила Пука неожиданно.
   Майя ответила отрицательно и недоверчиво взглянула на собеседницу. Пчелка все еще не могла понять, как ей относиться к этой хвастунье...
   -- Нет! -- ответила Майя. -- Я не сидела на человеке. Да и какой мне в том интерес?
   -- Вы говорите так, потому что не понимаете этого, моя милая. Но если бы вы могли хоть раз взглянуть на веселую игру, которую я веду с человеком в его жилище, вы бы умерли от зависти. Ну, так и быть, я вам расскажу. В моей комнате живет старик, поддерживающий красный цвет своего носа каким-то странным напитком, спрятанным у него в угловом шкафу. У этой жидкости приятный опьяняющий запах. Когда старик подходит к шкафу, он радостно улыбается, и глазки у него становятся совсем маленькими. Он наливает напиток в красивую рюмку и, когда пьет, смотрит в потолок -- там ли я. Я киваю ему головой, и он проводит рукою по лбу, носу и губам, показывая мне, куда я должна потом садиться. Затем он жмурит глаза, широко раскрывает рот и опускает занавески на окнах, чтобы послеобеденное солнце не мешало нашей забаве. Потом он ложится на постель, которую называет диваном, и через короткое время начинает издавать глухие хриплые звуки, доставляющие ему, кажется, большое удовольствие... Но об этом сонном пении людей мы поговорим подробнее в другой раз... Для меня оно -- знак, что я могу слететь вниз и приступить к игре. Сначала я прикладываюсь к рюмке, где оставлено кое-что и на мою долю. Я прекрасно понимаю человека: глоток-другой этой жидкости действует удивительно возбуждающе. Хлебнув вкусного напитка, я подлетаю к старику и сажусь ему на лоб. Эта часть тела человека находится между носом и волосами и служит для размышления. Это можно видеть по длинным бороздам, что тянутся справа налево и двигаются, когда он думает. А когда человек сердится, то эти линии бегают сверху вниз, и над носом образуется возвышение. Как только я начинаю гулять взад-вперед по этим углублениям, старик принимается ловить рукою воздух. Но так как я сижу на его мыслительном органе, то он не может сразу понять, где я, и пытается схватить меня в пустом пространстве. Наконец он соображает, в чем дело, и с ворчанием устремляется на меня. Ну, госпожа Майя -- или как там вас зовут, -- тут надо держать ухо востро! Я вижу приближающуюся руку и в решающий момент отлетаю в сторону, ожидая, пока он не убедится, что меня на лбу уже нет. Так мы с ним играем в течение получаса по крайней мере. Вы представить себе не можете, сколько у человека терпения! Кончается забава обычно тем, что он вскакивает и разражается потоком слов, убедительно доказывающих, какое он неблагодарное создание. Но что делать? Благородное сердце никогда не рассчитывает на признательность... Я усаживаюсь на потолке и слежу за человеческой неблагодарностью...
   -- Не могу сказать, чтобы мне это особо нравилось, -- сказала Майя. Ведь это совершенно бесполезное занятие.
   -- А по-вашему, мне следовало бы построить у него на носу сотовую ячейку? -- возмутилась Пука. -- У вас нет никакого чувства юмора, моя дорогая. А что такого полезного делаете вы сами?
   Маленькая пчелка густо покраснела. Но она мгновенно овладела собой, чтобы муха не заметила ее смущения.
   -- Настанет время, когда и я буду делать великое и полезное дело, быстро возразила она. -- Но прежде я хочу узнать, что происходит на белом свете...
   Майя пылала огнем возбуждения и надежды. Но Пука не понимала ее переживания. Она беззаботно прыгала по листу и наконец спросила:
   -- Нет ли у вас немного меду, милая?
   -- К сожалению, нет, -- ответила пчелка. -- Я охотно угостила бы вас, ведь вы так дружелюбно со мною беседовали. Но у меня ничего нет... Не разрешите ли на прощанье задать вам еще один вопрос?
   -- Спрашивайте. Я отвечу на любой.
   -- Я хотела бы узнать, как мне попасть в дом человека?
   -- Влетите туда, -- просто и мудро посоветовала муха.
   -- А как это сделать безопасно? -- спросила Майя.
   -- Ждите, пока откроется какое-нибудь окно. Но внимательно заметьте выход. Если вы его потом не найдете, то летите на свет. Окон в каждом доме достаточно. Надо только смотреть, где светит солнце. Вы хотите попасть туда немедленно?
   -- Нет, позже, -- ответила пчелка, пожимая Пуке лапку. -- Прощайте и будьте здоровы.
   С тихим, беззаботно звучащим, задушевным жужжанием Майя взмахнула своими блестящими крылышками и полетела к покрытой цветами лужайке, чтобы раздобыть себе немного пищи.

7. В сетях паука

   Встреча с мухой произвела на Майю неприятное впечатление. Ей не хотелось верить, что все, сказанное Пукой про людей -- правда. Пчелка привыкла думать о человеке иначе. Она составила себе представление о человеке как о существе высшем и прекрасном и не могла представить его себе в смешном или неблагоприятном свете... Она даже не решилась, несмотря на совет мухи, приблизиться к его жилищу. Ведь еще неизвестно, будет ли ему это приятно? А быть кому-либо в тягость Майя не хотела. Она вспомнила слова Кассандры: "Люди -- добры и мудры. Они сильны и могущественны, но не злоупотребляют своей мощью. Всюду, куда приходят, они создают порядок и благосостояние. Они благожелательно настроены к пчелиному племени, и потому-то мы доверяем себя их защите и разделяем с ними наш мед. Люди оставляют нам меда достаточно для зимы и заботятся о том, чтобы мы не страдали от мороза и от наших врагов. Мало есть свободных животных, которые, подобно пчелам, были бы в таких дружеских отношениях с человеком и добровольно служили бы ему на основе взаимных услуг. Ты, Майя, наверняка услышишь среди насекомых голоса, дурно отзывающиеся о людях. Не верь им. Бывали случаи, когда неразумные пчелиные роды переселялись в леса и пытались устроиться там без помощи человека. Но такие попытки почти всегда кончались плачевно. Наш мед любят очень многие, и нередко целые ульи со всеми постройками и запасами погибали только от того, что разные жадные и глупые звери стремились полакомиться медом".
   Так говорила Кассандра. И до тех пор, решила Майя, пока она не убедится своими глазами в противном, она твердо будет верить в истинность этих слов.
   Было уже далеко за полдень, и солнце сияло над высокими яблонями большого сада, через который пролетала пчелка. Деревья уже отцвели, и Майя вспомнила, что еще совсем недавно они сверкали множеством разноцветных венчиков, поднимавших к голубому небу свои ясные, как свет, и чистые головки. Насыщенный благоуханием воздух и яркое сияние летнего дня опьяняли пчелку, наполняя ее сердце дотоле не изведанным блаженством, и она радовалась счастью жить на этой великой и прекрасной земле.
   В конце сада мелькали белые звездообразные пучки жасмина с нежными желтыми личиками, окаймленными белоснежными веночками. Тихий ветерок доносил до Майи их сладкий аромат. А как хороши были липы, еще стоявшие в полном цвету! Пчелка с удовольствием полюбовалась этими высокими строгими деревьями, в верхушках которых долго, до самого позднего вечера, золотятся лучи заходящего солнца. Направляясь к кустам жасмина, Майя увидела под собой ряды ежевики, на которых уже появились первые зеленые ягодки.
   Вдруг пчелка почувствовала у себя на лбу и на плечах что-то странное, и в то же мгновение какая-то пелена накрыла ее, так что ей показалось, будто ее неожиданно связали. У пчелки было такое ощущение, словно какая-то невидимая злая рука обхватила сразу и лапки, и крылья. Ей почудилось, что она падает вниз на землю. Но этого не случилось. Несмотря на то, что она почти не могла пошевельнуться, она не падала: какая-то сила удивительно нежно и мягко держала ее в воздухе, то слегка приподнимая, то снова опуская, то покачивая из стороны в сторону, -- так легкий ветерок играет с упавшим листком.
   Пчелкой овладевал страх, хотя она еще не понимала, чего ей бояться, она не чувствовала никакой боли. Но она смутно сознавала, что ей грозят неприятности. "Надо поскорее улетать прочь отсюда, -- подумала она. Попробую поднатужиться, и мне, наверное, удастся вырваться".
   Вдруг она заметила у себя на груди длинную тонкую серебристую нить и быстро схватила ее лапкой... Что такое?! Нить повисла у нее на руке, приклеилась к ней и ни за что не хотела отставать... А вот и вторая такая же нить -- через плечо... А вот еще одна -- над крыльями, связала их так, что не пошевелить ими... Вот еще нить... еще... повсюду вокруг Майи висели в воздухе блестящие клейкие нити.
   Маленькая пчелка громко вскрикнула от ужаса. Майя поняла, наконец, что случилось: она попала в сети паука.
   Ее громкие рыдания и вопли гулко разнеслись по залитому солнечным светом саду, где беззаботно порхали насекомые и птицы. Близко, совсем близко благоухал жасмин. Крошка пчела так жаждала насладиться его ароматом... И вдруг -- конец!
   Мимо Майи пролетел крохотный синеватый мотылек, коричневые пятнышки на его тельце блестели, как медь.
   -- Ах, бедняжка! -- воскликнул он при виде несчастной. -- Да будет вам легкая смерть! Какое горе, но я не могу вам помочь! Ведь и я могу погибнуть так же и, может быть, даже в ближайшую ночь. Но пока я еще жив и я счастлив! Прощайте! Не забывайте о солнце, когда будете спать мертвым сном...
   И он упорхнул, упиваясь цветами, ярким днем и своим счастьем.
   У маленькой пчелки выступили слезы на глазах, и она потеряла все свое мужество. Она начала отчаянно биться скованными крылышками и лапками, она кричала, рыдала и звала на помощь сама не зная кого. Но чем больше она рвалась и металась, тем больше запутывалась в сетях. Тут-то и припомнила она предостережение Кассандры: "Берегись сетей паука, где тебя ожидает мучительная смерть! Паук -- хитрое и бессердечное существо, выбраться из его сетей почти невозможно".
   Страх сменился отчаяньем. Изо всех своих силенок дернула она опутывавшие ее нити, и, хотя ей показалось, что где-то одна из них, поддерживающая всю сеть, как будто разорвалась, пчелка ясно почувствовала, что с каждым движением она все больше и больше застревает в паутине.
   Пчелка совсем измучилась и затихла. Вдруг она заметила под большим листом ежевики, совсем близко от себя, паука. Трудно описать ее ужас, когда она рассмотрела это огромное чудовище, тихо сидевшее в своем убежище и готовое в любой момент прыгнуть на свою добычу. Паук глядел на Майю сверкавшими злостью глазами, полными жестокого терпения и равнодушия к чужому горю.
   Пчелка опять громко крикнула. Никогда еще в голосе ее не было столько боли и страдания. Это серое волосатое чудище с высокими ногами и злой пастью, было страшнее самой смерти. Вот-вот паук бросится на Майю!..
   Внезапно пчелкой овладела такая ярость, какой она еще никогда не испытывала. Майя испустила резкий боевой клич своего племени, хорошо всем знакомый и грозный, и, позабыв о своем страхе, решила бороться с врагом до последнего вздоха.
   -- Вы дорого заплатите мне за ваше коварство! -- крикнула она пауку. А ну-ка идите сюда! Вы узнаете, что такое пчелиное жало!
   Но чудовище оставалось неподвижным. От него веяло такой жутью, что даже у насекомого покрупнее Майи похолодела бы кровь.
   В гневе бедная жертва снова рванулась и -- крак! -- оборвала длинную нить, поддерживающую паутину сбоку. Тонкая нить предназначалась для небольших мух и мушек, а не для таких, более грузных насекомых, как пчела. Но, разорвав нить, Майя запуталась еще больше.
   Паук приблизился к ней почти вплотную, ухватился за паутинку, вокруг которой пчелка билась лапками, и сердито крикнул:
   -- Как вы смеете портить мою сеть? Что вам тут надо? Мало вам места в саду? Чего вы лезете в обитель мирного отшельника?
   Таких слов пчелка никак не ожидала!
   -- Я нечаянно... я попала сюда случайно... -- залепетала она задрожавшим от надежды и счастья голосом. -- Я не заметила вашу сеть и запуталась в ней... Простите, пожалуйста...
   Как ни отвратительно было чудовище, но Майе показалось, что у него не было по отношению к ней злых намерений.
   Паук пододвинулся к ней ближе.
   -- Вы действительно очень сильное, хотя и маленькое создание, произнес он, выпуская то из одной, то из другой лапы какое-то вещество.
   Нить заколебалась. Удивительно, как тонкая паутинка выдерживала тяжесть огромного паука.
   -- Выпустите меня! -- взмолилась Майя. -- Я буду вам век благодарна!
   -- Я затем и подошел к вам, -- странно усмехаясь, произнес паук. Несмотря на улыбку, вид у него был злой и хитрый. -- Своим барахтаньем вы испортили все мое сооружение, -- продолжал он. -- Посидите минуту спокойно, и я освобожу вас.
   -- О, спасибо, спасибо! -- радостно воскликнула пчелка.
   Паук был уже рядом с ней и быстро убедился, как крепко запуталась жертва в его паутине.
   -- А где ваше жало? -- спросил паук.
   Боже, какой у него был злобный и гнусный вид! Пчелка вздрогнула от отвращения при мысли, что он может к ней прикоснуться. Но она подавила эти чувства и ответила как можно спокойнее и вежливее:
   -- Не беспокойтесь о нем. Я втяну его внутрь, и тогда оно никому не причинит вреда.
   -- Тогда сделайте это, пожалуйста. А теперь сидите спокойно... Ах, какая досада! Как вы испортили мою сеть!..
   Маленькая Майя послушно замерла. Вдруг она почувствовала, что начинает быстро-быстро вращаться... Ей сделалось дурно, и она на мгновение закрыла глаза...
   Но что это? В ужасе она осмотрелась и увидела, что все ее тельце туго опутано свежей липкой нитью, которую паук только что выпустил.
   -- Я погибла! -- прошептала Майя дрожащим голосом.
   Больше она ничего не сказала. Она ясно видела, что смерть теперь неизбежна. Только теперь Майя поняла все коварство чудовища, ибо сидела в плену много прочнее, чем прежде. Она не видела спасения, она не могла даже шелохнуться.
   Майя не испытывала больше ни ярости, ни гнева. Только бесконечная грусть переполнила сердце. Разве могла она знать, что на свете столько зла и коварства? Да, теперь -- смерть... "Прощай, ясное солнышко, прощай, милая Кассандра! -- подумала Майя. -- Ах, зачем я покинула родной и безопасный улей? Прощайте!! Я умираю!"
   Паук, сделав свое дело, отодвинулся назад. Он все еще боялся жала пчелки.
   -- Ну, как вы себя чувствуете, малютка? -- насмешливо спросил он.
   Пчела даже не удостоила предателя ответом. Немного спустя, не в силах совладать с охватившей ее тоской, она взмолилась:
   -- Убейте меня поскорее, прошу вас!
   -- Как бы не так! -- ответил паук, связывая разорванные нити. -- И не подумаю! Я не так глуп, как вы. Вы повисите и умрете, я не тороплюсь. Я высосу вашу кровь, когда вы уже не сможете жалить. Досадно только, что вы не можете видеть, как попортили мою сеть: тогда бы вы поняли, что смерть вполне вами заслужена.
   С этими словами он мгновенно спустился на землю, закрепил на камне кончик заново сотканной нити и туго ее натянул. Затем он снова поднялся наверх, схватил толстую паутинку, на которой висела запутанная Майя, и медленно потянул нить в сторону вместе с пленницей.
   -- Перейдемте-ка в тень, моя милая, -- сказал он. -- А не то солнышко слишком высушит вас. Кроме того, вы мне здесь отпугиваете других гостей, да и птицам иногда приходят в глупые головы желания опустошить мою сеть... Кстати, вам, наверное, интересно знать, кто я. Моя имя Фома Крестовик. Как вас зовут -- мне безразлично, важно лишь, что вы -- очень лакомый кусочек...
   Несчастная Майя, связанная по рукам и ногам, оказалась в тени ежевики, во власти жестокого паука, решившего замучить ее медленной голодной смертью. Она висела головою вниз и чувствовала, что долго так не выдержит. Она пыталась звать на помощь, но ее крики звучали все слабее и слабее. Да и кто мог ей помочь? Родные -- там, дома, -- не знали, какое с ней приключилось несчастье, и не могли ее спасти.
   Вдруг где-то внизу, в траве, она услыша сердитый возглас:
   -- Прочь с дороги!
   Измученное сердечко пчелки громко застучало. Она сразу узнала голос навозного жука Курта, чей разговор с Ифи она недавно подслушала и которому помогла в беде.
   -- Курт! -- крикнула она изо всех сил. -- Милый Курт!
   -- Прочь с дороги! -- продолжал хорохориться жук.
   -- Да я и не стою на вашей дороге, Курт! -- воскликнула Майя. -- Я вишу над вами в сетях паука.
   -- Но кто вы? -- спросил жук. -- Меня-то знают все, но сам я многих не знаю.
   -- Я пчела Майя. О, умоляю вас, спасите меня!
   -- Майя? Майя? Ах да, припоминаю! Вы недавно со мной познакомились... Черт возьми! Надо признаться, что вы попали в довольно щекотливое положение! Вам действительно необходима моя помощь. К счастью, я сейчас не очень занят и готов помочь вам.
   -- О милый Курт! Но сможете ли вы разорвать эти нити?
   -- Разорвать эти нитки? Смогу ли я? Да вы что, оскорбить меня хотите, что ли? -- Курт хлопнул одной лапой по мускулам другой. -- Взгляните, малютка, на эти мышцы -- чистая сталь! Такой силой, как я, обладает не всякий! Я могу сделать и кое-что потяжелее, чем просто разорвать пару паутинок...
   Жук вскарабкался на лист, достал державшую пчелку нить, крепко за нее ухватился и натянул. Нить оборвалась и полетела вместе с Куртом на землю.
   -- Это только начало, -- сказал он. -- Но я вижу, малютка Майя, что вы вся дрожите. Ах, как вы бледны, бедняжка! Ну разве можно так бояться смерти? Надо смело смотреть ей в глаза. Я всегда так делаю... Ну а теперь я сниму с вас путы.
   Маленькая пчелка не могла вымолвить ни слова. Слезы радости текли у нее по щекам. Она будет свободна! Она снова сможет наслаждаться солнечным светом, полетит куда захочет! Она будет жить!..
   Вдруг Майя заметила, что ее враг спускается по кусту ежевики.
   -- Курт! -- в ужасе закричала она. -- Курт! Паук идет!..
   Но жук только усмехнулся.
   -- Советую ему хорошенько подумать, -- спокойно сказал Курт.
   В то же мгновение над ним раздался сердитый трескучий голос:
   -- Разбойник! Грабитель! Караул!.. Как смеешь ты, толстый болван, отнимать у меня мою добычу?
   -- Не волнуйтесь, сударь, -- невозмутимо ответил Курт. -- Это не ваша добыча, а моя приятельница... И если вы скажете еще хоть одно слово, которое мне не понравится, я изорву всю вашу паутину!.. А! Вы, я вижу, умолкли... В чем дело?
   -- Собственно говоря... -- смущенно начал паук.
   -- Советую вам не разговаривать и убираться подальше! -- перебил его жук.
   Паук бросил на него полный ненависти взгляд, но, посмотрев на свою истерзанную паутину, повернул назад, ворча и ругаясь себе под нос. У этого мохнатого жука такой плотный панцирь, что никакими зубами не прокусишь... Ничего с ним не поделаешь... И, проклиная царящую в мире несправедливость, Фома Крестовик забился под увядший лист.
   Тем временем Курт совсем освободил малютку Майю. Он разорвал все липкие нити, сковавшие ее крылышки и ножки, и пчелка стала радостно расправлять свои члены, -- правда, очень медленно, потому что сильно ослабла и все еще дрожала.
   -- Забудьте о том, что произошло, -- посоветовал ей жук, -- и тогда ваша дрожь прекратится. Попробуйте-ка, умеете ли вы еще летать...
   Майя взмахнула крылышками и с удовольствием убедилась, что они не повреждены. Она подлетела к цветку жасмина, жадно припала к его душистой чашечке, где оказалось много медового сока, а затем вернулась к Курту.
   -- От всей души благодарю вас! -- горячо воскликнула она, в восторге от возвращенной ей свободы.
   -- Принимаю вашу благодарность, -- ответил с важностью жук. -- Я заслужил ее... Ну, летите и будьте счастливы! Советую вам сегодня пораньше лечь спать. Вам далеко до дому?
   -- Нет, -- ответила Майя, -- минуты две полета. Я живу в буковом лесу. Прощайте, Курт! Я никогда вас не забуду! Никогда в жизни!

8. Клоп и мотылек

   Страшное приключение с пауком заставило Майю призадуматься. Она решила быть отныне более осторожной и летать не так стремительно. Правда, Кассандра предупреждала ее о разных опасностях, угрожающих пчелам, но мир так велик, что их в нем гораздо больше, чем предполагала воспитательница... А потому -- благоразумие и внимание!
   Но пчелка становилась рассудительной только по вечерам, когда сумерки окутывали землю и когда она начинала чувствовать одиночество. Стоило наутро выглянуть солнышку, и она забывала добрую половину принятых накануне решений, немедленно уступая непреодолимому желанию окунуться с головой в удивительный круговорот жизни.
   Однажды она увидела в кустах малины какое-то странное существо. Оно было угловатое, очень плоское, с красивым рисунком на спинном щитке, глядя на который трудно было угадать: сложенные это крылья или просто маскировочный узор. Это удивительное маленькое создание тихо сидело на листе; его глаза были полузакрыты, и оно казалось погруженным в глубокую задумчивость.
   Майе захотелось узнать, что это за существо. Она подлетела к незнакомцу, уселась поблизости и поклонилась. Но загадочное насекомое не обратило на нее никакого внимания.
   -- Здравствуйте, сударь, -- произнесла пчелка, слегка толкнув лист, на котором сидел незнакомец.
   Тот медленно открыл один глаз, взглянул на Майю и вяло сказал:
   -- Пчела... Много вас тут...
   Затем он снова закрыл глаз и опять погрузился в раздумье.
   "Как странно!" -- подумала Майя, твердо решив разгадать тайну незнакомца. Она попробовала соблазнить его угощением.
   -- Не хотите ли меду? -- предложила она. -- У меня его много...
   Незнакомец опять раскрыл один глаз и задумчиво посмотрел на Майю.
   "Ну-ка, что он скажет теперь?" -- подумала она.
   Но он ничего не сказал, снова закрыло свой глаз и так плотно прижался к листу, что ноги его совсем исчезли; можно было подумать, что кто-то сильно его придавил и расплющил.
   Пчелка поняла наконец, что неведомое существо не желает с ней разговаривать. Ей стало неприятно, что ее так грубо отталкивают, и ей захотелось добиться своего.
   -- Кто бы вы ни были, -- воскликнула она, -- но вы должны знать, что в мире насекомых принято отвечать на приветствие, особенно если оно исходит от пчелы!
   Однако незнакомец не шелохнулся и на этот раз. Даже не раскрыл глаза.
   "Он, верно, болен, -- решила Майя, -- и потому сидит в тени. Как тяжело болеть в такой прекрасный день!" -- пожалела она незнакомца и, перелетев на его лист, участливо спросила:
   -- Что у вас болит, уважаемый?
   Тут загадочный незнакомец начал двигаться, но так странно, словно его подталкивала чья-то невидимая рука.
   "У бедняги нет ног, -- подумала пчелка, -- вот почему он настроен так мрачно".
   У основания листа незнакомец остановился, и Майя с изумлением увидела, что он оставил за собой маленькую бурую капельку, издававшую такое зловоние, что у пчелки дух захватило. Она быстро перелетела на ягоду малины, заткнула нос и задрожала от возмущения и негодования.
   -- И охота было связываться вам с клопом! -- рассмеялся кто-то возле нее.
   Майя оглянулась. Над нею, на тонком медленно раскачивающемся стебельке сидел, подставив тельце солнечным лучам, белый мотылек. Он тихо и беззвучно поводил своими большими крыльями с черными каемками и с таким же пятном на каждом из них. Пчелке случалось видеть этих насекомых, но познакомиться ни с одним из них как-то не доводилось. Восхищенная красотой мотылька, она забыла свою досаду.
   -- Да, вы правы, что смеетесь надо мной, -- сказала она ему. -- Так это был клоп?
   -- Ну конечно, -- улыбнулся ей мотылек. -- С клопами не следует водить компанию. Вы, должно быть, еще очень молоды?
   -- Ну, не совсем, -- ответила Майя. -- У меня уже довольно большой опыт. Но такого существа я еще не встречала. Фи! Как только можно вести себя так, как он!
   Мотылек опять рассмеялся.
   -- Клопы обречены на одиночество, -- сказал он. -- Их никто не любит, они стараются именно так обращать на себя внимание. Ведь вы, например, и не подумали бы о нем, а вот теперь вы не скоро его позабудете.
   -- Какие у вас прекрасные крылья! -- переменила пчелка тему разговора. -- Какие легкие и белые!.. Позвольте познакомиться: я -- Майя, пчела.
   Мотылек сложил крылья, превратившиеся, казалось, в одно-единственное, сильно торчавшее кверху. Он поклонился и представился:
   -- Фритц!
   Майя не могла им налюбоваться.
   -- Полетайте, пожалуйста, -- попросила она.
   -- Вы хотите, чтобы я улетел? -- удивился мотылек.
   -- О нет! -- поспешила успокоить его пчелка. -- Я только хочу посмотреть, как движутся ваши большие белые крылья. Но можно и потом. Вы где живете?
   -- У меня нет постоянного жилища, -- ответил Фритц. -- Это слишком хлопотливо. С тех пор, как я сделался мотыльком, я наслаждаюсь жизнью на свободе. Раньше, когда я был гусеницей, я только и делал, что лежал на капустном листе, обжирался и злился.
   -- Что вы говорите? -- изумилась Майя.
   -- Прежде я был гусеницей, -- повторил Фритц.
   -- Не может быть! -- воскликнула пчелка.
   -- Послушайте, -- произнес мотылек, вытянув свои усики вперед, -- да ведь это всем известно! Даже человек и то это знает!
   Пчелка была поражена. Она и представить себе не могла ничего подобного!
   -- Знаете, мне трудно поверить этому, -- сказала она, сомнительно покачивая головой. -- Может быть, вы объясните это подробнее.
   Фритц пересел на тонкую ветку куста рядом с Майей, и свежий утренний ветерок плавно покачивал их обоих. Он обстоятельно описал пчелке свое бытье сначала гусеницей, а потом в виде некрасивого бурого комка, называемого куколкой.
   -- А через несколько недель, -- закончил он свой рассказ, -- я проснулся от своего глубокого сна и разорвал плотно охватывавшую меня оболочку... Я не нахожу слов для выражения восторга, что я испытал после столь долгого пребывания во мраке, и вдруг увидел солнце! Мне показалось тогда, что я окунулся в теплое золотистое море. Я сразу так полюбил жизнь, что у меня сделалось сердцебиение.
   -- Я вас понимаю, -- откликнулась Майя. -- Я испытала то же самое, когда вылетела впервые из нашего темного города в наполненный благоуханиями ясный простор.
   На минуту пчелка умолкла, отдавшись воспоминаниям. Но потом ей захотелось узнать, как могли в тесной оболочке вырасти у мотылька такие большие крылья.
   Фритц охотно объяснил ей и это:
   -- Они легко складываются, вроде того, как лепестки цветка умещаются в почке. Когда становится светло и тепло, цветок раскрывается. То же самое и с моими крыльями. Никто не может противостоять благотворному влиянию солнца.
   -- Да, это правда, -- согласилась Майя и принялась задумчиво рассматривать белого мотылька, который красиво выделялся на фоне голубого неба.
   -- Про нас говорят, что мы легкомысленны, -- продолжал Фритц. -- Но на самом деле мы лишь бесконечно счастливы. Вы даже не можете себе представить, каким серьезным размышлениям о смысле жизни я иногда предаюсь.
   -- И о чем вы думаете? -- поинтересовалась пчелка.
   -- Я думаю о будущем, -- ответил мотылек. -- Оно очень интересует меня... Но мне пора лететь. Посмотрите, видите вон там усыпанные колокольчиками луга? Мне надо туда...
   Майя вполне его понимала. Они распростились и полетели в разные стороны: белый мотылек -- беззвучно покачиваясь, словно его уносил легкий ветерок, а пчелка -- наполняя воздух беззаботным жужжанием, которое мы всегда слышим в яркие солнечные дни над цветами и о котором вспоминаем, когда думаем о лете.

9. Ганнибал

   Вблизи пещеры, в дупле сосны, где Майя устроила себе летний домик, поселился короед Фридолин со всем своим многочисленным семейством. Это был честный труженик, заботившийся о благосостоянии своей семьи и добившийся в конце концов своей цели. Он с гордостью смотрел, как его пятьдесят талантливых сыновей неустанно копошатся в коре дерева. Каждый из них рыл свой маленький кривой канал, и все они были довольны своей работой и жизнью.
   -- Моя жена разместила их так, что ни один из них не пересекает путь другому, -- объяснил он как-то пчелке. -- Мои дети не знают друг друга. Они движутся по разным направлениям.
   Майя была знакома с короедом уже давно. Хотя она знала, что люди не любят ни его самого, ни его потомства, она тем не менее очень одобряла его поведение и образ мыслей. У нее не было никаких оснований избегать его общества. Рано утром, когда лес еще спал, а солнце только-только вставало, пчелка часто слышала сверлящие, тихие, как журчание ручья, звуки его работы. Казалось, будто дерево дышало во сне. Она видела также и легкую коричневую пыль, которую он выбрасывал из прорытых ходов.
   Однажды утром Фридолин явился к Майе и осведомился, хорошо ли она провела ночь.
   -- Вы сегодня куда-нибудь полетите? -- спросил он.
   -- Нет, -- ответила пчелка, -- слишком ветрено!
   Густой бор глухо шумел, покачивая своими ветвями, и казалось, что вот-вот с них начнут падать листья. После каждого порыва ветра в лесу становилось как-то светлее, словно деревья в самом деле теряли часть своей листвы. Верхушка сосны, в которой жили Майя и Фридолин, сердито гудела.
   Короед вздохнул.
   -- Я работал всю ночь напролет, -- произнес он. -- Что делать? Нелегко добиться намеченной цели. Я не совсем доволен своим жильем. Мне следовало бы поселиться в елке.
   Он вытер лоб и как-то виновато улыбнулся.
   -- Как поживают ваши детки? -- дружелюбно осведомилась пчелка.
   Фридолин поблагодарил ее за внимание.
   -- Я теперь не имею возможности следить за ними, -- прибавил он. -- Но надеюсь, что они делают успехи.
   Майя взглянула на короеда. Это неуклюжее бурое существо, с походившим на огромную голову щитком и короткими надкрыльями, показалось ей смешным. Но она знала, что короед -- весьма опасный жук, сильно вредящий лесам и рощам. Стоит толпе его сородичей напасть на дерево, и оно начинает терять свои листья или иглы, вянет и умирает. Даже могучие лесные великаны бессильны против этих крохотных разбойников, разрушающих древесную кору и каналы, по которым текут питательные соки от корней к верхушке дерева. Пчелка слышала, что короеды истребляли порой целые леса. Она задумчиво рассматривала Фридолина, охваченная странным чувством при мысли о том, каким могуществом обладало это маленькое, ничтожное на вид насекомое.
   Вдруг Фридолин тяжело вздохнул и озабоченно сказал:
   -- Да, жизнь была бы хороша, если бы на свете не было дятла.
   -- Вы правы! -- согласилась Майя. -- Это жадное создание пожирает все, что встречает на своем пути.
   -- О! Если бы оно довольствовалось только этим! -- горестно воскликнул короед. -- Полбеды, если бегающие по деревьям легкомысленные гуляки попадают ему на обед: в конце концов, надо и дятлу жить. Но возмутительно то, что эта птица настигает свою добычу глубоко в коре и добирается даже до наших ходов!
   -- Неужели? -- усомнилась пчелка. -- Да как же она может это делать? Ведь, насколько я знаю, дятел -- птица немалая.
   Фридолин взглянул на Майю, высоко поднял брови и покачал головой.
   -- Вы говорите о его росте? -- произнес он. -- Да разве в этом дело? Нет, дорогая, его размеры тут ни при чем, и все наше несчастье не от них, а от его языка.
   Пчелка от удивления широко раскрыла глаза, и короеду пришлось ей объяснить, что у дятла совсем особенный язык: длинный, тонкий, круглый, как червяк, остроконечный и липкий.
   -- Он может его высовывать, -- сказал Фридолин Майе, -- на расстояние, раз в десять превышающее мое тело... Думаешь, вот уже все, -- ан нет! -- он лезет все глубже и глубже... Дятел бесцеремонно сует свой язык в самые маленькие щели под корою. Он вечно думает: "А ну-ка посмотрим, не запрятался ли там кто-нибудь?" И он врывается в наши ходы, и все, что в них находится, прилипает к его длинному языку и исчезает вместе с ним.
   -- Знаете, я не трусиха, далеко не трусиха, -- со страхом произнесла пчелка, -- но и мне жутко стало...
   -- Ну, вам-то с вашим жалом нечего бояться! -- сказал, не без зависти, короед. -- Дятел сто раз подумает, прежде чем рискнет быть укушенным в язык. Да вы и сами это понимаете... А вот нам -- что прикажете делать? Моя бедная кузина уже пострадала от этой проклятой птицы. Была кузина как-то у нас в гостях. Ходов наших она не знала. Разговаривая, мы с ней повздорили; она рассердилась, встала и ушла. Не успела она выйти за дверь, как до нас долетел стук дятла. Он, видно, начал свой обход с нашего дерева, потому что иначе мы всегда слышим его стук заранее и успеваем спрятаться. И тут же раздался отчаянный вопль моей двоюродной сестры: "Фридолин! Спаси! Я прилипаю!" Потом -- еще один дикий крик. Какое-то время стояло гробовое молчание, а затем дятел опять долбить кору. А моя кузина погибла. Звали ее Агатой.
   -- Послушайте, как стучит у меня сердце! -- тихо и взволнованно прошептала Майя. -- Вам бы не следовало рассказывать мне такие страсти! О Господи! Чего только не бывает на свете!
   И она замолчала, вспоминая обо всем, что с нею уже приключилось думая; не без боязни, о том, что ее еще ждет впереди.
   Ее размышления прервал громкий смех Фридолина.
   Пчелка с изумлением взглянула на него.
   -- Смотрите, смотрите! -- воскликнул короед. -- Вон он ползет! Какой молодец! Вы посмотрите только!
   Майя поглядела в указанном направлении и увидела какое-то удивительное животное, карабкавшееся вверх по дереву. Пчелка никогда не предполагала, что в мире могут быть такие существа. В первую минуту испуг был даже больше изумления, и она шепотом спросила у короеда -- не благоразумнее ли спрятаться?
   -- С чего это вы вздумали? -- ответил Фридолин. -- Оставайтесь спокойно на месте и вежливо с ним поздоровайтесь. Это очень образованный господин, у него глубокие и серьезные познания, а кроме того, он очень добр и скромен и, если хотите, немножко смешон... Посмотрите на его походку!
   -- Он, кажется, чем-то озабочен, -- заметила пчелка, удивляясь все больше и больше.
   Короед рассмеялся:
   -- Нет, это он борется с ветром, чтобы тот не перепутал ему ноги!
   -- Что? Разве эти длинные нити -- его ноги? -- широко раскрыв глаза, воскликнула Майя. -- Никогда в жизни не видела ничего подобного.
   Тем временем незнакомец подобрался ближе, и пчелка смогла рассмотреть его подробнее. Казалось, он не шел, а скользил по воздуху, так как его маленькое круглое тельце покачивалось на необыкновенно длинных, тонких, как ниточки, ногах, которые двигались во все стороны, стараясь находить точки опоры. Он полз очень медленно, осторожно нащупывая путь, причем коричневый шарик туловища то поднимался, то опускался.
   Майя всплеснула лапками.
   -- Нет, вы подумайте только! -- воскликнула она. -- Я никогда бы не поверила, что такие нежные, такие тонкие, как волоски, ноги могут двигаться, что ими можно пользоваться, что они умеют ходить! Да ведь это чудо, Фридолин!
   -- Не знаю, что это такое, -- ответил короед, -- но, во всяком случае, это очень смешно. И я смеюсь.
   -- А у меня нет никакой охоты смеяться, -- возразила пчелка. -- Ибо часто смеются над тем, чего не понимают.
   Тут незнакомец подошел к ним совсем близко и, взглянув с высоты своих ног на Майю и Фридолина, сказал:
   -- Здравствуйте, друзья! Какой ветер! Какой невыносимый сквозняк! Не правда ли?
   Он делал неимоверные усилия, чтобы удержаться на месте.
   Фридолин с трудом подавил свой смех. Пчелка же из вежливости согласилась с удивительным существом и заметила, что по той же причине она осталась сегодня дома. Затем она представилась незнакомцу.
   Тот покосился на нее.
   -- Пчела Майя, -- повторил он. -- Очень приятно. Я много слышал о пчелах... Со своей стороны, должен заметить, что несколько затрудняюсь, как мне представиться вам, потому что наша весьма распространенная семья известна под различными названиями. Во всяком случае, я принадлежу к породе пауков, а имя мое -- Ганнибал.
   Одно слово "паук" привело Майю в ужас, так ей живо вспомнились недавние мучения в сетях того страшного разбойника. Но она успокоила себя тем, что сможет в любой момент улететь и что поймать ее Ганнибал не сумеет, так как у него нет крыльев, а паутина его, вероятно, в другом месте.
   -- Да, неприятная штука, очень неприятная, -- произнес Ганнибал. Разрешите мне встать под этим большим суком, там мне будет лучше.
   -- Пожалуйста, -- вежливо сказала пчелка.
   Фридолин ушел, а Майе было любопытно узнать, чем так озабочен паук. "Кто только не живет на белом свете! -- подумала она. -- И сколько интересных вещей в этом великом мире!"
   Ветер тем временем немного утих. Ясное небо проглянуло сквозь ветви деревьев. Где-то в кустах прозвучала звонкая песня реполова. Пчелка заметила его сидящим на ветке и видела, как двигалось при пении горлышко птички, как она поднимала головку к ясному солнцу.
   -- Ах, если бы я умела петь, как она! -- вздохнула Майя. -- Я сидела бы целый день на ветке и пела.
   -- Это было бы недурно, -- улыбнулся Ганнибал. -- Но вы умеете только жужжать.
   -- Птица кажется такой счастливой!
   -- Вы фантазерка, -- перебил ее паук. -- Если бы все стремились делать то, чего они не умеют, весь мир перевернулся бы вверх дном. Вы подумайте только: реполов вдруг пожелал бы иметь жало, а коза летать и собирать мед? Или лягушка захотела бы иметь такие ноги, как у меня?
   -- Ну нет! Этого я совсем не желаю! -- рассмеялась пчелка. -- Но я хотела бы доставлять всем такую же радость, какую дает эта птичка своим пением... Но... но... что это? -- с ужасом проговорила Майя. -- У вас одна лишняя нога... У вас их семь!
   Паук нахмурился.
   -- А! Наконец-то вы заметили, -- произнес он. -- Нет, у меня не лишняя нога, а напротив -- одной не хватает.
   -- Значит, у вас должно быть восемь ног? -- удивилась Майя.
   -- С вашего позволения, -- вежливо ответил Ганнибал, -- у нас, пауков, восемь ног. Они нам, во-первых, необходимы, а во-вторых, придают нам важный вид... Я потерял одну ногу. Жалко, конечно, но что делать? Надо теперь как-то обходиться.
   -- Должно быть, очень неприятно потерять ногу, -- сочувственно заметила пчелка.
   Ганнибал подпер подбородок лапой и, приведя в некоторый порядок свои семь ног, сказал:
   -- Я расскажу вам, как это случилось. Само собой понятно, что такие истории не обходятся без вмешательства человека. Мы сами очень осторожны и действуем с оглядкой, но люди -- неосмотрительны и хватают все так, как будто перед ними не живые существа, а щепки. Хотите послушать, как произошло это злосчастное происшествие?
   -- Пожалуйста, -- попросила Майя. -- Мне очень интересно. Я думаю, вы много пережили при этом?
   -- Верно, -- ответил Ганнибал. -- Ну, так вот... Прежде всего, я должен вам сказать, что мы принадлежим к породе ночных пауков. Я жил в садовой беседке, со всех сторон обросшей зеленью. В ней было несколько разбитых оконных стекол, так что мне было удобно вползать и выползать в любое время. Когда на землю спускалась ночь, в сад приходил человек. В одной руке он нес обыкновенно искусственное солнце, которое люди называют лампой, а в другой -- бутылку и связку бумаг. В кармане у него находилась еще одна бутылка, поменьше. Он входил в беседку, ставил принесенные с собой вещи на стол, начинал думать, а затем излагал свои мысли на бумаге. Такие клочки бумаги валяются иногда и в лесу, а черные пятнышки на них это то, что придумал человек.
   -- Поразительно! -- воскликнула восхищенная пчелка.
   -- Для того, чтобы делать черные пятнышки, -- продолжал Ганнибал, человек употреблял обе бутылки: в меньшую он беспрестанно совал деревянную палочку, а из большой пил. И чем больше он пил, тем лучше у него шло дело. Я узнал впоследствии, что писал он о нас, но толку от этого немного, потому что до сих пор люди знают о насекомых очень мало. О нашей духовной жизни им почти ничего не известно, и они совершенно не обращают внимания на наши переживания.
   -- Вы дурного мнения о человеке? -- спросила Майя.
   -- Нет, -- ответил паук, задумчиво разглядывая свои ноги, -- но когда по его вине имеешь только семь ног, нельзя не испытывать некоторого чувства горечи.
   -- Да, вы правы, -- согласилась пчелка.
   -- Однажды, -- продолжал Ганнибал, -- я притаился в углу оконной рамы, выжидая добычу, а человек со своими двумя бутылками сидел за столом и работал. Я был не доволен, что много мошек и комаров, столь необходимых для поддержания моей жизни, летели без конца к искусственному солнцу и пялили на него глаза.
   -- И я была бы не прочь посмотреть на него хоть разок, -- задумчиво заметила Майя.
   -- Посмотреть -- это одно, а пялить глаза -- другое. Если бы вы только видели, как глуп этот сброд! Ведь комары и мошки по двадцать раз ударялись в стекло лампы и все-таки продолжали таращиться на него, пока не сжигали себе крылья.
   -- Бедняжки! -- сочувственно сказала пчелка.
   -- Сидели бы они лучше на окнах или в кустах, -- продолжал паук. -- Там они были бы в полной безопасности от лампы, и мне легче было бы их ловить. В ту памятную ночь я видел из своего угла немало мошек, лежавших при последнем издыхании вокруг лампы. Заметив, что человек не обращает на них внимания, я решил завладеть ими. Ведь это вполне разумно, не правда ли?
   -- Вполне! -- согласилась Майя.
   -- И все-таки это навлекло на меня несчастье. Тихо и осторожно пополз я по ножке стола, достиг края и выглянул. Человек показался мне оттуда невероятно большим. Я незаметно просунул наверх сначала одну ногу, потом другую, третью и бесшумно приблизился к лампе. Пока я был в ее тени, все шло хорошо, но как только я оттуда вышел, человек поднял глаза и моментально схватил меня. Он взял меня за одну из ног, поднес к своим огромным глазам и произнес: "Скажите пожалуйста!" При этом он широко улыбался, как будто испытывал, глядя на меня, огромное удовольствие.
   Ганнибал тяжело вздохнул. Майя молчала. Наконец, чтобы прервать молчание, она робко спросила:
   -- Разве у человека большие глаза?
   -- Вы только представьте себе мое положение, -- не отвечая на ее вопрос, взволнованно продолжил паук. -- Кому приятно было бы висеть на одной ноге перед глазом, который раз в двадцать больше тебя самого? Каждый из блестевших во рту человека зубов был вдвое больше меня... Что вы на это скажете?
   -- Ужасно! -- содрогнулась пчелка.
   -- К счастью, в эту минуту моя нога оторвалась. Страшно подумать, какая меня постигла бы участь, если бы этого не случилось. Я упал и со всех оставшихся ног бросился бежать. Скрывшись за бутылкой, я стал грозить оттуда человеку, и потому он побоялся преследовать меня. Я видел, как он положил мою лапу на лист белой бумаги, и смотрел, как она пыталась убежать, но без меня у нее этого, конечно, не получилось.
   -- Разве ваша нога еще двигалась? -- в который раз удивилась Майя.
   -- Да, -- объяснил Ганнибал. -- Наши ноги, после того как их оторвут, всегда еще какое-то время двигаются. Моя лапка билась беспомощно на одном месте, а человек, уткнувшись в нее носом, бессердечно смеялся над тем, как она пыталась честно исполнить свой долг.
   -- Но ведь это невозможно! -- сказала недоверчивая пчелка. -- Ведь рваная нога не может двигаться!
   -- Что такое рваная нога? -- спросил паук.
   Майя посмотрела на него с изумлением.
   -- Это нога, которую оторвали от туловища, -- пояснила она. -- У нас всегда так говорят...
   -- Пора отвыкать от ваших детских выражений, -- строго заметил Ганнибал. -- Вы теперь вращаетесь в свете и бываете среди образованных насекомых. Говорят: оторванная нога, а не рваная... Но как бы то ни было, я сказал вам правду: наши оторванные ноги движутся еще довольно долго.
   -- Ну знаете, без доказательств мне трудно этому поверить, продолжала сомневаться пчелка.
   -- Уж не желаете ли вы, чтобы я для того, чтобы вы поверили, оторвал себе еще одну ногу?! -- сердито воскликнул паук. -- Я вижу, что с вами не стоит разговаривать! Впервые слышу такие глупые слова.
   Майя смутилась. Почему так рассердился Ганнибал и в чем была ее вина? "Как трудно иногда ладить с другими! Они часто не понимают того, что им говорят", -- подумала пчелка. Ей сделалось грустно, и она печально взглянула на большого паука с семью ногами и сердитой физиономией.
   -- В сущности, отчего бы мне вас не скушать? -- сказал вдруг Ганнибал, принявший добродушие Майи за слабость.
   Но тут с пчелкой произошла удивительная перемена. Ее грусть мгновенно исчезла, а страх уступил место спокойному мужеству. Она приняла боевую позу и с горящими от гнева глазами, слегка приподняв свои красивые прозрачные крылышки и издав громкое жужжание, гордо воскликнула:
   -- Я пчела, сударь!
   -- Извините, -- пробормотал сразу осевший паук, быстро развернулся и, даже не поклонившись на прощанье, со всех ног бросился вниз по стволу дерева.
   Майя не смогла удержаться от смеха. А Ганнибал, спустившись на землю, стал браниться:
   -- У вас отвратительный характер! -- возбужденно кричал он. -- Вы злоупотребляете своим жалом против тех, кого злая судьба лишила этого оружия. Но погодите, придет и ваш час, и вы попадете когда-нибудь в беду! Попомните мои слова!
   И он исчез в листьях мать-и-мачехи.
   Но пчелка не только его не слушала, но даже и не думала о нем. Она пришла в отличное настроение, потому что ветер утих и день обещал быть прекрасным. Высоко-высоко, в ясной синеве глубокого неба, плыли белые облака, у которых был такой спокойный, умиротворенный вид! И Майю потянуло на лесные лужайки, к залитым солнцем холмам по ту сторону озера -- туда, где кипит веселая беззаботная жизнь. Пчелка видела, как качались стройные стебельки травы, как желтели на лесной опушке, в узких рвах, высокие касатики. С чашечек этих цветов можно было разглядеть таинственный, полный мрака, еловый бор, откуда веяло прохладой и печалью. Майя знала, что в его угрюмой тишине, обращающей солнечный свет в тусклое мерцание, находится никому не ведомое сказочное царство.
   И пчелка понеслась по воздуху, почти не сознавая, куда летит. Ее манили к себе лесные лужайки, полевые цветы, просторы лугов.
   "О Господи! -- думала она. -- Как хороша жизнь!"

10. Чудеса ночи

   Так проходили для маленькой Майи дни и недели ее юной жизни. Правда, среди радостей и приключений ее странствий тоска по подругам детства и по покинутому родному улью не раз проникала в сердце пчелки. Бывали минуты, когда ее тяготила бездеятельность, когда ей хотелось совершить что-нибудь полезное, когда ее тянуло в общество себе подобных. Но у Майи была беспокойная натура, и едва ли она ужилась бы долго среди соотечественниц. Среди насекомых, как и среди людей, встречаются такие, которые ни за что не могут примириться с обычаями и привычками большинства; к таким исключительным характерам надо относиться серьезно и осторожно, а не сразу их осуждать. Ведь почти всегда в них таятся не леность и упрямство, а стремление к чему-то высшему и лучшему, чем окружающая их обыденщина. И такие мятущиеся создания нередко становятся впоследствии наиболее опытными, умными и добрыми среди ближних своих...
   У малютки Майи было, в сущности, доброе и впечатлительное сердце, а ее отношение к окружающему миру вытекало из страстной жажды знания и глубокого понимания красоты природы.
   Но одиночество тяжело переносить, даже будучи счастливой. Чем опытнее становилась пчелка, тем сильнее чувствовала она потребность в обществе и любви. Она была теперь уже не наивной, ничего не знавшей Майей, когда-то покинувшей родной улей. Теперь это была красивая сильная пчела с крепкими крыльями, с острым жалом и ясным пониманием опасностей и радостей жизни. Может быть, если бы она возвратилась в свой улей, бросилась бы к ногам царицы и испросила бы себе прощение, ее приняли бы с честью, но Майю удерживало от этого одно непреодолимое стремление: узнать человека. Она слышала о нем столько противоречивого, что не только не получила о человеке точного представления, но все ее сведения еще больше спутались. Как бы то ни было, в глубине души она не могла отрешиться от убеждения, что человек -- могущественнейшее, разумнейшее и лучшее существо в мире.
   С высоты своего полета Майя часто видела людей, больших и малых, одетых в черное, белое, красное и даже пестрое платье. Но она ни разу не осмелилась к ним приблизиться. Однажды, на берегу ручья, что-то розовое мелькнуло ей в глаза. Пчелка подумала, что это цветок, и бросилась туда. Но вместо растения она увидела человека с длинными белокурыми волосами и в розовом платье. Человек спал среди цветов и, несмотря на то, что рост его показался пчелке гигантским, вид у него был такой милый и добрый, что от восхищения и умиления у пчелки выступили на глазах слезы. Майя забыла обо всем на свете и жадно пожирала взглядом спавшего человека. В ту минуту больше, чем когда-либо, ей показались невероятными измышлениями все те дурные наговоры, что она слышала о людях.
   Пока Майя размышляла, к ней подлетела мошка и поклонилась ей.
   -- Видите вы там человека? -- воскликнула взволнованная пчелка, ответив на приветствие. -- Как он прекрасен! Как он добр!
   Мошка с изумлением взглянула на Майю, потом медленно обернулась к предмету ее восторгов и произнесла:
   -- Да, он не дурен. Я только что укусила его и пообедала. Смотрите все мое тело налито его красной кровью.
   Пчелка даже за сердце схватилась: так испугала ее дерзость крохотного насекомого.
   -- И он умрет от этого?! -- в ужасе воскликнула она. -- Куда вы укусили его? Как хватило у вас духа на такой недостойный поступок? Вы отвратительная хищница!
   Мошка рассмеялась и ответила своим писклявым, звонким голоском:
   -- Да ведь это совсем маленький человечек! Люди такой величины, если ноги их наполовину покрыты широким цветным панцирем, называются девочками. Вы показываете поразительное невежество! Вы думаете, люди очень добры? Я не знаю ни одного среди них, кто добровольно уступил бы хоть каплю своей крови.
   -- Правда, о человеке мне известно очень мало, -- тихо согласилась Майя.
   -- Странно, а между тем из всех насекомых вы, пчелы, стоите к нему ближе всех. Это знают все.
   -- Я рано покинула наше царство, -- робко призналась Майя. -- Мне там не понравилось, мне хотелось познакомиться с миром.
   -- Ах, вот что! -- сказала мошка и подошла к ней ближе. -- И как, вам нравится ваша свободная жизнь? Сказать по правде, я одобряю ваше стремление к независимости. Лично бы я никогда не согласилась служить человеку.
   -- Но ведь и он служит пчелам, -- возразила Майя, не допускавшая, чтобы кто-нибудь мог осуждать ее народ.
   -- Может быть, -- небрежно ответила мошка. -- К какому вы принадлежите роду?
   -- Я происхожу из племени пчел, живущих в замковом парке. Наша царица -- Елена VIII.
   -- Так, так! -- произнесла мошка, покачивая головой. -- Происхождения вы важного. Кланяюсь! У вас, кажется, был недавно в улье мятеж? Не правда ли? Я слышала об этом от гонцов, которых разослали по всему миру восставшие. Верно это?
   -- Да, -- с гордостью сказала Майя.
   Пчелке льстило, что ее народ пользуется такой широкой известностью, и сердце защемило от тоски по родному улью. Ей захотелось вдруг совершить какой-нибудь подвиг, сделать что-нибудь великое для царицы, для блага своего города. Охваченная этой мыслью, она позабыла о человеке. А может быть, она больше не расспрашивала мошку еще и потому, что не ожидала услышать от нее ничего хорошего. Это насекомое показалось ей нахальным и дерзким, а такие особы только и делают, что злословят.
   -- Пойду-ка глотну еще человеческой крови, -- произнесла мошка. -- А потом буду танцевать вместе с подружками в вечерних лучах солнца, чтобы завтра была хорошая погода.
   Майя улетела, чтобы не видеть, как мошка причинит зло спавшему ребенку. Пчелка удивлялась, как это хищница при этом не погибает. Ведь Кассандра говорила: "Если ты укусишь человека, ты погибнешь".
   Майя твердо помнила это наставление. Но ее жажда узнать людей поближе оставалась неудовлетворенной, и она решила быть смелее и не щадить усилий для достижения своей цели.
   Желание Майи исполнилось самым удивительным образом, и притом в такой мере, в какой она этого совсем не ожидала.
   Однажды, в теплый летний вечер, пчелка решила лечь спать раньше обычного. Среди ночи она внезапно проснулась, чего с ней еще ни разу не случалось. Раскрыв глаза, она не могла прийти в себя от изумления. Все ее жилище было наполнено мягким голубоватым светом, проникавшим через сиявший, как серебряный занавес, выход. Некоторое время Майя боялась пошевелиться, хотя не испытывала никакого страха: так умиротворяюще действовал этот чудесный свет. Через несколько минут до нее донеслись снаружи нежные звуки, такие гармоничные и сладкие, каких она еще никогда не слыхала.
   Тогда она решилась высунуть голову из своего жилища. Взглянула -- и замерла в восторге: весь мир показался ей зачарованным. Все кругом сверкало и блестело серебром, в траве искрились тысячи светлых жемчужин, трава была точно подернута вуалью, а стволы берез и спящие листья казались разрисованными белыми узорами.
   -- Это ночь, -- прошептала пчелка, молитвенно сложив руки. -- Только ночь может быть такой чудесной...
   Тонкое голубоватое сияние лилось сверху, и Майя, подняв глаза, увидела высоко в небе слегка скрытый листьями бука полный серебряный круг луны, лучи которой так преобразили всю землю. А вокруг лунного диска горело бесчисленное множество прекрасных светочей -- ярких, приветливых и спокойных...
   Пчелка была вне себя от счастья, что ей удалось увидеть ночь, луну и звезды. Она уже слышала о них, но не предполагала, что все окажется столь красиво...
   Вдруг, совсем близко от Майи, раздалось пение, которое, по-видимому, ее и разбудило. Звуки напоминали чириканье воробья -- быстрое, очень звонкое и гармоничное. Казалось, что пение лилось на землю вместе с лунным сиянием. Пчелка огляделась, стараясь увидеть невидимого певца, но в причудливой игре света и тени она не могла ясно рассмотреть окружающее: все было окутано какой-то сказочно-прекрасной дымкой таинственности.
   Майя почувствовала, что не в силах усидеть дома. Ей захотелось увидеть мир в его новой красоте.
   "Господь будет моим хранителем, -- подумала она. -- Ведь я не замышляю ничего дурного!"
   Пчелка уже готовилась вылететь на залитый голубыми лучами луг, как вдруг заметила совсем близко от себя на ветке бука маленькое крылатое существо, какого она прежде не встречала. Это странное создание, повернувшись лицом к ночному светилу, поводило ножкой по одному из своих узких крыльев -- высоко подняв его вверх. Издали казалось, что незнакомец играет на скрипке.
   -- Как хорошо! Какая прелесть! -- прошептала Майя и быстро подлетела к музыканту.
   Тихая ночь дышала теплом, и пчелка не чувствовала, что воздух был холоднее, чем днем. Она уселась рядом с незнакомцем. Тот сразу прекратил свою игру. Мгновенно воцарилась такая глубокая тишина, что Майе даже жутко стало.
   -- Доброй ночи! -- вежливо произнесла она, будучи уверена, что после захода солнца надо здороваться именно так. -- Простите, что помешала вам. Но в вашей игре столько очарования, что невольно летишь на звуки вашей музыки.
   Незнакомец с изумлением уставился на пчелку.
   -- Что вы за насекомое? -- спросил он. -- Я вас вижу впервые.
   -- Я пчела Майя.
   -- Ах, вы пчела... Так, так! Но вы ведь, кажется, летаете лишь днем? Я слышал о вашем племени от ежа. Он говорил мне, что пожирает по вечерам мертвецов, которых вы выбрасываете из улья.
   -- Да, -- согласилась Майя. -- Это правда. Кассандра рассказывала мне об этом. Еж приходит в сумерки подбирать наших покойников. Но разве вы знакомы с ежом? Это ведь ужасное чудовище!
   -- Ну, с этим я согласиться не могу! Мы, ночные кузнечики, находимся с ежами в хороших отношениях. Правда, они иногда пытаются нас изловить, но это им никогда не удается. Мы только играем с ними и дразним их. Мы называем их дядюшками. Всякому ведь надо жить, не так ли? И до тех пор, пока они не посягают на нашу жизнь, нам все равно, чем они занимаются.
   Пчелка покачала головой. Она была другого мнения, но спорить не хотелось.
   -- Значит, вы кузнечик? -- дружелюбно спросила она.
   -- Да, ночной кузнечик. Но, пожалуйста, не мешайте мне. Я должен продолжать свою игру. Теперь как раз полнолуние и ночь на диво хороша...
   -- Будьте добры, расскажите мне что-нибудь про ночь, -- попросила Майя.
   -- Нет на свете ничего прекраснее летней ночи, -- сказал кузнечик. Она наполняет душу блаженством. Если вы этого не почувствовали, слушая мою игру, то мои объяснения будут бесполезны... И зачем вы стремитесь все узнать? Мы, жалкие существа, можем познать лишь ничтожную частицу мира, но красоту его мы можем ощущать во всей его полноте.
   И кузнечик возобновил свой полный ликующих трелей гимн, звучавший для сидевшей рядом с музыкантом пчелки с особенной силой и выразительностью. Она внимательно его слушала, глубоко задумавшись о смысле жизни.
   Неожиданно музыка умолкла. Майя оглянулась. Раздался треск -- и кузнечик ускакал.
   "Ночь навевает печаль", -- подумала Майя.
   Ей захотелось посидеть на покрытой цветами лужайке. На берегу ручья, в быстром течении которого переливалось лунное сияние, она заметила отражение стройных водяных лилий. Как это было красиво! Вода журчала и сверкала, а нарядные цветы спали в ней, казалось, спокойным, безмятежным сном. "Они заснули от избытка счастья", -- подумала Майя, опустившись на один из белых лепестков и не отрывая зачарованного взора от бежавшего, как живое существо, ручья. А на берегу серебрились, словно усыпанные звездочками, березки.
   "Куда течет вода? -- подумала пчелка. -- Кузнечик прав: мы знаем о мире так мало..."
   Мысли ее прервало нежное и чистое, как колокольчик, пение. В нем было что-то неземное. У Майи даже дух захватило от восторга.
   "Что-то еще я увижу?" -- мелькнуло у нее в голове.
   Одна из лилий слегка заколебалась, и пчелка заметила вдруг маленькую и белую как снег человеческую ручку, державшуюся за края лепестка своими крохотными пальчиками. Вслед за тем оттуда выглянула светловолосая голова, а за ней показалось легкое нежное тельце, одетое в белое платье. Из цветка вылез человечек и, протянув к луне свои тонкие ручки, смотрел со счастливой улыбкой на ясную ночь, окутавшую со всех сторон землю. Вдруг тельце крошки затрепетало, и на спине у него развернулись два светлых, как лунное сияние, крылышка, которые то поднимались над его головой, то ниспадали к его ногам. Прозрачный крохотный человечек возвел к небу руки и запел.
   Каждое слово его песни отчетливо доносилось до Майи.
   
   Небо, звезды, свет ночной
   Вот страна моя родная.
   Смерть приходит, жизнь сменяя,
   Только дух бессмертен мой.
   Ведь душа моя -- дыханье
   Мира вечной красоты.
   Дивны Божии черты.
   Дивно каждое созданье!
   
   Пчелка разрыдалась. Она не могла понять, что навеяло на нее такую печаль и в то же время такую радость.
   Маленький человечек повернулся к ней и участливо спросил своим ясным голоском:
   -- Кто тут плачет?
   -- Ах, это я! -- ответила, всхлипывая, Майя. -- Простите, что я помешала вам...
   -- Почему же ты плачешь?
   -- Не знаю, -- ответила пчелка. -- Может быть, потому, что вы так прекрасны. Кто вы? Скажите мне, кто вы? Вы, наверное, ангел?
   -- О нет! -- серьезно возразил ей крошка. -- Я эльф, живущий среди цветов... Но прошу тебя: говори мне "ты". Что ты тут делаешь так поздно, маленькая пчелка?
   Он подлетел к Майе, сел на лепесток лилии, которая нежно его покачивала, и дружелюбно посмотрел на пчелку. И пока она рассказывала ему все, что знала, все, к чему стремилась и что пережила, он не сводил с нее своих больших темных глаз.
   Когда она умолкла, эльф погладил пчелку по голове и посмотрел на нее с такой лаской и любовью, что она от счастья чуть не лишилась чувств.
   -- Мы, эльфы, -- начал он, -- живем лишь семь ночей и должны оставаться в том цветке, где родились. Если мы его покидаем, то умираем на утренней заре.
   -- О, лети скорее, лети назад к своему цветку! -- испуганно воскликнула Майя.
   Эльф печально покачал головой.
   -- Поздно! -- произнес он. -- Но слушай дальше. Большинство из нас покидает свой родной цветок, потому что с этим для нас связано большое счастье. Каждый покинувший родной цветок эльф, хотя и умирает ранней смертью, переживает чудную ночь. В его власти исполнить заветное желание всякого существа, которое он встретит первым в эту ночь. И когда эльф решает покинуть свой цветок, чтобы кого-нибудь осчастливить, у него мгновенно вырастают крылья.
   -- О! Если бы я могла так покинуть этот цветок! -- воскликнула Майя. Какое наслаждение -- исполнить чье-то заветное желание!
   Пчелка и не подумала даже, что именно она и есть первое существо, которое встретил эльф, покинув цветок.
   -- Неужели, -- спросила Майя, -- ты должен сегодня умереть?
   Эльф кивнул головой, но скорее радостно, чем печально.
   -- Прежде чем я умру, мы еще увидим утреннюю зарю, -- сказал он. -- Но когда роса начинает спадать, нас всасывает в себя та нежная пелена, что опускается утром на луга и поля. Разве ты не замечала, что она совсем белая и словно мерцает бесчисленными огоньками? Это сияние производим мы, эльфы. Это -- наши крылья и платье. Вместе с восходом солнца мы превращаемся в капельки росы. Растения нас пьют, и мы участвуем в их росте до тех пор, пока снова не воскресаем в цветах.
   -- Значит, ты уже был когда-то эльфом? -- спросила пчелка.
   -- Да, -- ответил он. -- Но я этого не помню, потому что во время нашего сна под сенью лепестков мы забываем все, что переживали раньше.
   -- О, как я завидую твоей судьбе! -- воскликнула Майя.
   -- Если подумать, -- сказал эльф, -- то это удел всех земных существ, хотя не все и не всегда пробуждаются к жизни в цветах... Но не будем говорить об этом сегодня...
   -- О, как я счастлива, -- тихо произнесла пчелка.
   -- Неужели у тебя нет никакого заветного желания? -- спросил эльф. Ведь я могу исполнить его, ибо ты -- первое существо, которое я встретил.
   -- Я?! -- воскликнула пораженная Майя. -- Но ведь я ничтожная, маленькая пчелка... Нет! Это слишком! Я ничем не заслужила такую великую радость!..
   -- Никто не может заслужить доброе и прекрасное, -- возразил эльф. -- И то и другое приходит к нам, как солнечный свет.
   Сердечко Майи заколотилось в груди. О! У нее уже давно было горячее желание, но она не смела его высказать. Однако эльф угадал ее мысль, потому что лицо его озарилось такой улыбкой, что пчелка уже не могла ничего от него скрыть.
   -- Ну? -- спросил он, проведя рукою по своему лбу и золотистым волосам.
   -- Я хотела бы увидеть людей, узнать их и убедиться, что они в самом деле так прекрасны, как я думаю о них, -- быстро произнесла Майя. И сама испугалась своих слов. Ей показалось, что эльф откажет ей, что такое великое желание исполнить невозможно.
   Но эльф поднялся, взял спокойно и серьезно за руку дрожащую от волнения пчелку и сказал:
   -- Полетим вместе. Твое желание будет исполнено.

11. Полет

   В тишине летней ночи эльф и Майя понеслись над цветущими лугами. Когда они летели над зеркальной поверхностью ручья, отражение эльфа казалось бежавшей по воде звездочкой.
   С какой безграничной радостью доверилась пчелка этому крохотному волшебному существу! Ей хотелось забросать его вопросами, но она не смела. Она чувствовала, что эльф сам все устроит как лучше.
   Когда они очутились в аллее стройных тополей, им попался навстречу большой, темного цвета мотылек. Эльф крикнул ему:
   -- Постой, пожалуйста!
   Майя удивилась, как охотно повиновалось насекомое этому призыву. Они опустились втроем на сук высокого дерева. Мотылек медленно подымал и мягко опускал свои распростертые крылья, похожие на два опахала. Пчелка заметила, что на них были широкие светло-голубые полосы.
   -- Вы очень красивы, -- не удержалась Майя и похвалила незнакомца.
   -- Кто это с тобою? -- спросил ночной мотылек эльфа.
   -- Пчела, -- ответил тот, -- я встретил ее, когда покинул чашечку цветка.
   Мотылек, по-видимому, знал, что это значило, потому что не без зависти взглянул на Майю и поклонился ей.
   -- Счастливица! -- тихо произнес он.
   -- А разве вы несчастны? -- участливо спросила пчелка.
   -- О нет! -- приветливо ответил мотылек, тронутый ее участием, и посмотрел на нее с такой благодарностью, что Майе очень захотелось с ним подружиться. Ее останавливал лишь его гигантский рост.
   Эльф осведомился у мотылька, отправилась ли уже на покой летучая мышь.
   -- Да! -- ответил тот. -- Давно. Ты спрашиваешь, чтобы не опоздать с исполнением ее желания? -- спросил он, показывая на Майю.
   Эльф кивнул. Пчелке очень хотелось узнать, кто такая летучая мышь, но ее спутник очень торопился.
   -- Ночь коротка, -- сказал эльф, беспокойно откидывая со лба свои светлые волосы. -- Полетим, Майя, нам надо спешить.
   -- Не подвезти ли тебя немного? -- предложил мотылек.
   -- Спасибо! В другой раз! -- поблагодарил эльф.
   "Значит, никогда! -- печально подумала Майя. -- Ведь на заре эльф умрет..."
   Мотылек остался на месте и долго следил глазами, как блестящее платье эльфа становилось все меньше и меньше и наконец исчезло в бесконечной дали. Тогда, медленно повернув назад голову, он начал рассматривать свои темные с голубыми полосками крылья. Затем, приняв прежнее положение, мотылек погрузился в размышления.
   "Мне всегда говорили, -- думал он, -- что я бесцветное и безобразное насекомое, что мое одеяние не может сравниться с прекрасным нарядом дневных бабочек... А маленькая пчела сумела увидеть во мне только красивое..."
   Потом он вспомнил, как Майя спросила, не несчастен ли он.
   -- Нет, -- тихо произнес он. -- Теперь я уже не грущу...
   А Майя с эльфом летели над густым садом. Опьяняющее благоухание прохладной росы и дремавших цветов очаровывали их. Лиловые гроздья акаций дышали свежестью, а розовый куст казался миниатюрным блестящим небом, усеянным красными звездочками. Белые лепестки жасмина излучали вокруг себя божественный аромат, отдавая в этот час все, что могли.
   В волнении пчелка пожала руку эльфа, глаза которого сверкнули небесным огнем.
   -- Я никогда не представляла себе ничего подобного, -- прошептала она.
   Но в то же мгновенье летевшая вниз звезда наполнила ее сердце печалью.
   -- О, смотри! -- воскликнула Майя. -- Звезда упала! Теперь несчастная будет вечно блуждать и не найдет своего места.
   -- Нет, -- серьезно ответил эльф. -- Это не звезда. Это светлячок.
   Только сейчас Майя поняла, почему ей было так легко и приятно с ее спутником: он не смеялся над невежеством пчелки, охотно поправлял ее ошибки и объяснял ей все непонятное.
   -- Эти светляки -- удивительные создания, -- продолжал эльф. -- Они бродят ночью, освещая своим светом все темные уголки под кустами, куда не может проникнуть сияние луны. Так они легко находят друг друга. Когда мы прилетим к человеку, ты познакомишься с ними поближе.
   Майя не поверила.
   -- А вот увидишь! -- ответил эльф.
   В это мгновение они приблизились к заросшей жасмином и жимолостью беседке, откуда доносился тихий шепот. Они опустились на землю, и эльф кивнул ближайшему светлячку.
   -- Будь добр, -- попросил эльф, -- посвети нам немного. Нам надо пробраться через темную гущу листьев, чтобы попасть внутрь беседки.
   -- Но ведь твое сияние ярче моего, -- заметил светлячок.
   -- Мне тоже так кажется, -- поддержала светляка Майя.
   -- Я должен завернуться в листок, -- пояснил эльф. -- Иначе люди увидят меня и испугаются. Мы можем являться человеку только во сне.
   -- Это другое дело! -- сказал светлячок. -- Я готов тебе служить и исполню все, что ты прикажешь. А это большое насекомое, что с тобою, не причинит мне зла?
   Эльф отрицательно покачал головой, и светлячок сразу успокоился.
   Крохотный человечек тщательно завернулся в зеленый листок, совершенно скрыв под ним свое белое платье, затем он сорвал в траве маленький голубой колокольчик и, как шлемом, накрыл им свою белокурую голову, оставив открытым только бледное личико, которое было, однако, таким маленьким, что навряд ли кто-нибудь мог бы его заметить. Эльф предложил светлячку сесть к нему на плечо и, слегка заслонив крылом свет, чтобы не слепил глаза, взял Майю за руку и сказал:
   -- А теперь -- в путь! Попробуем-ка пробраться вот тут.
   Пчелка, не перестававшая думать о словах эльфа, спросила его:
   -- Люди видят сны, когда спят?
   -- Не только когда спят, -- ответил эльф. -- Иногда это бывает с ними и наяву. В таких случаях они обычно сидят, низко опустив голову, и задумчиво глядят вдаль, словно желая проникнуть свои взором по ту сторону мира. Человеческие сны всегда прекраснее жизни, и потому-то мы являемся людям только тогда, когда они спят...
   Вдруг эльф быстро приложил пальчик к губам и умолк. Отодвинув цветущую ветку жасмина и подтолкнув слегка пчелку вперед, он прошептал:
   -- Смотри... Вот те, кого ты искала.
   Майя увидела в тени двух людей, сидевших на скамье, -- молодую девушку и юношу. Она склонила голову к нему на плечо, а он держал ее рукой за талию, как бы защищая от невидимой опасности. Они молчали, устремив глаза в ночной полумрак. Оба, казалось, спали. Все вокруг было необычайно тихо. Лишь вдали раздавалось стрекотание кузнечиков, да лунный свет трепетно скользил по листьям деревьев.
   Маленькая пчелка любовалась лицом девушки. Несмотря на бледность и лежавшую на нем дымку печали, оно сияло счастьем. Окаймляющие ее лицо белокурые, как у эльфа, волосы блестели в сиянии луны. Полуоткрытые розовые губы девушки дышали нежной грустью и блаженством. Видно было, что всю себя, всю свою жизнь она была готова отдать сидевшему рядом с ней юноше... Вдруг она повернула голову и что-то ему шепнула. Он радостно улыбнулся, и Майя с трудом поверила, что земное существо могло иметь такую божественную улыбку. Его взор засверкал силою, словно ему принадлежал весь огромный мир, словно для него не существовало ни горя, ни страдания.
   Пчелка не слышала, что юноша ответил девушке. Майя вся дрожала, как будто охватившее этих двух людей блаженство передалось и ей.
   -- Теперь я видела самое хорошее на земле, -- прошептала Майя прерывающимся от волнения голосом. -- Я знаю теперь, что люди прекраснее всего тогда, когда любят друг друга.
   Майя не помнила, сколько времени просидела она в таком положении, погрузившись в созерцание. Когда она очнулась, огонек светлячка уже погас, а эльф исчез.
   Вдали, через вход в беседку, она заметила на горизонте узкую светлую полосу. Занималась заря.

12. Поэт Алоизий Семиточечный

   Солнце стояло уже высоко над верхушками буков, когда Майя проснулась. Сперва она подумала, что все пережитое ею прошлой ночью было лишь красивым сном, но затем она припомнила, что возвратилась в свое жилище на рассвете, а теперь уже был полдень. "Нет, все это было на самом деле, -- подумала она. -- Я провела ночь с эльфом и видела в беседке нежно обнимавшихся в лунном свете людей".
   Солнце жгло своими лучами листья деревьев, дул теплый ветерок. Со всех сторон неслось шумное жужжание. Никто не знал того, что знала теперь Майя. Она гордилась своим ночным приключением. Ей не хотелось выходить из своего жилища. "Всякий по одному моему виду поймет, -- думала она, -- что со мной произошло".
   Но скоро пчелка убедилась, что жизнь идет своим чередом и ни с чем не считается. Ничто не изменилось в мире, ничто не напоминало о минувшей волшебной ночи. На лугу, среди пестрых летних цветов и в лесу царило большое движение: насекомые летали, порхали, суетились и, раскланиваясь друг с другом, уносились на крыльях дальше или бежали своей дорогой.
   Пчелке сделалось вдруг грустно. Никто-никто во всем свете не интересуется ни ее счастьем, ни ее горестями. А она сама не решалась с кем-либо ими поделиться.
   "Полечу-ка я лучше в лес, -- решила она. -- Там все так торжественно и серьезно... Он больше подходит для моего настроения".
   Ни один человек не подозревает, когда он быстро идет по лесным дорожкам, сколько вокруг него чудесного и неведомого. Тот, кто хочет проникнуть в тайны зеленых дубрав, должен раздвинуть ветви кустарников, всмотреться внимательно в чащу ежевики, вглядеться в густой мох. Под тенистыми деревьями, в земляных норках, в дуплах полусгнивших стволов и в змеевидных, выступающих на поверхность земли корнях -- повсюду день и ночь кипит пестрая, многообразная жизнь, полная радостей и опасностей, борьбы и страданий, горя и наслаждений.
   Майя углубилась в темно-бурый лес. Взглянув вниз, она заметила под собою, в траве, узкую тропинку и полетела над ней. Иногда пчелке казалось, что солнце вдруг скрылось за облаками: так темно было под высокими могучими буками. Иногда пред нею рассыпалась залитая светом зелень, и она видела под собою непроходимые дебри широколиственных папоротников и цветущих кустов ежевики.
   Но вот лес кончился, и перед пчелкой заколыхалось золотистое ржаное поле, среди которого пестрели тут и там васильки и яркие чашечки мака.
   Майя опустилась на ветку березы, стоявшей на краю поля, и залюбовалась расстилавшимся перед нею необозримым океаном колосьев. Его мягкие волны тихо бежали одна за другой под нежным дуновением легкого ветерка, не желавшего нарушать покой прекрасного мира.
   Несколько маленьких коричневых бабочек затеяли над полем игру "От мака к маку". Это любимая забава бабочек. Для этого каждая из них садится на цветок, которых должно быть на один меньше, чем участников игры. Одна бабочка вылетает на середину круга и кричит: "От мака к маку!" И в тот же момент все сидящие на цветах игроки должны подняться в воздух и поменяться местами. Кто вовремя не поспеет сесть на цветок, остается в кругу. Игра бабочек была очень забавной, и Майя с удовольствием следила за ними.
   "Можно будет поиграть в эту игру и в нашем улье, -- подумала пчелка. Но мы будем кричать: "От ячейки к ячейке!" Боюсь только, что строгая Кассандра не разрешит".
   Каждый раз, когда Майя вспоминала о родном улье, ей делалось грустно и она впадала в глубокую задумчивость.
   -- Здравствуйте! -- неожиданно раздался возле нее чей-то голос. -- Вы, как мне кажется, прехитрая штучка!
   Пчелка вздрогнула от неожиданности.
   -- О нет! Неправда! -- крикнула она в ответ и оглянулась вокруг.
   Возле нее сидело маленькое светло-бурое существо, имевшее вид полушарика, с семью черными пятнышками на поверхности. Из-под его блестящего щитка высовывались крохотная головка с двумя ярко блестевшими глазками и тонкие, как ниточки, короткие ножки. Несмотря на свою странную наружность, это насекомое, так неожиданно заговорившее с Майей, ей очень понравилось, потому что в нем было нечто приятное.
   -- Кто вы? -- спросила она и добавила: -- Я пчела Майя.
   -- Почему вы меня обижаете? -- ответил вопросом толстяк. -- Неужели вы меня не знаете?
   -- Я не хотела вас обидеть! -- поспешила успокоить его пчелка. -- Я действительно вас не знаю.
   -- Но меня всякий знает! -- возразил собеседник. -- Ну хорошо: я помогу вам. Считайте!
   И он медленно повернулся к ней спиной.
   -- Что считать? -- спросила Майя. -- Точки на вашей спине?
   -- Ну да!
   -- Семь, -- сказала пчелка.
   -- Ну? Значит?.. Вы все еще не знаете? Ну хорошо, я скажу вам. Моя фамилия -- Семиточечный, мое имя -- Алоизий, а по роду занятий я -- поэт. Люди еще называют меня божьей коровкой. Но это их дело... Это-то, я надеюсь, вам известно?
   Чтобы не обидеть его, Майя не решилась ответить отрицательно.
   -- Да! -- воскликнул Алоизий. -- Я живу лишь солнечным светом, дневным покоем и людской любовью.
   -- Неужели вы ничего больше не кушаете? -- удивилась пчелка.
   -- Конечно, кушаю: травяных вшей. А вы их едите?
   -- Нет, -- ответила Майя. -- Они такие...
   -- Какие? Что вы хотите сказать?
   -- Это у нас не принято, -- робко поправилась пчелка.
   -- Еще бы! -- воскликнул Алоизий. -- Еще бы! Вы -- мещанка и делаете только то, что принято. Мы, поэты, с этим не считаемся... Есть у вас время? -- спросил он вдруг.
   -- Конечно, есть, -- ответила Майя.
   -- Тогда я прочту вам мое стихотворение. Только сидите смирно и закройте глаза, чтобы окружающее вас не отвлекало. Мое произведение называется "Палец человека". В нем описываются мои личные переживания... Вы слушаете?
   -- Да, -- кивнула головой пчелка. -- Я слушаю внимательно каждое ваше слово.
   -- Итак, -- начал Алоизий. -- Стихотворение. "Палец человека":
   
   День был солнечный и ясный
   Ты нашел меня в куртинке.
   Весь ты кругленький и красный,
   Наверху блестит пластинка
   С гладкой ровной серединкой.
   Ею всюду двигать можно
   Сам внизу сидишь надежно.
   
   -- Каково? -- спросил поэт после короткой паузы. В глазах у него стояли слезы, а голос дрожал.
   -- Ваш "Палец человека" произвел на меня неизгладимое впечатление, сказала Майя, несмотря на то, что она слышала стихи и получше.
   -- А как вы находите форму? -- осведомился Алоизий с грустной улыбкой. Он был, по-видимому, сильно тронут похвалой пчелки.
   -- Круглой, чуть продолговатой...
   -- Я говорю о художественной форме моего стихотворения! -- перебил ее Алоизий.
   -- О! -- поспешила поправиться ничего не понявшая Майя. -- Она превосходна.
   -- Неужели? -- воскликнул толстяк. -- Вы хотите сказать, что мое произведение превосходит все, что вы до сих пор слышали, и что вообще подобное творение услышишь нечасто? В искусстве всегда должно быть что-то новое. А поэты порой забывают об этом... А как вам нравится размер?
   -- О! -- пробормотала пчелка. -- Мне кажется...
   -- Ваше признание моего таланта смущает меня, -- произнес Алоизий. Благодарю вас. Но мне необходимо удалиться, ибо уединение -- отрада всякого истинного художника... Прощайте!
   -- Прощайте, -- ответила Майя, которая так и не поняла, чего хотел от нее странный толстяк.
   Она вспомнила вопрос поэта о размере и подумала: "Конечно, он не очень-то велик, но, может быть, он еще подрастет". И Майя задумчиво смотрела вслед Алоизию, пока он усердно карабкался вверх по ветке. Его ножки были чуть заметны, и издали казалось, что он не идет, а катится.
   Пчелка перевела взгляд на ржаное поле, где бабочки продолжали свою игру, которая понравилась Майе гораздо больше стихов Алоизия Семиточечного.

13. Во власти разбойников

   Ах, как весело, как радостно начался этот день и как печально он закончился!
   После полудня Майя завела очень интересное знакомство. Она села отдохнуть на душистом кусте бузины, цветы которого отражались в большой старой бочке с водой. Над нею распевал реполов, и песня его была так приятна, так хороша, что пчелка от души пожалела о невозможности для ее племени поддерживать дружбу с птицами. Слишком уж птицы велики, да и тотчас же норовят тебя скушать... Во избежание такой неприятности Майя спряталась в белом зонтике цветка. Она внимательно слушала пение, когда возле нее неожиданно раздался чей-то вздох. Она обернулась и заметила удивительное существо. В первую минуту ей показалось, что у него по крайней мере по семь ног с каждой стороны узкого и плоского туловища. Это странное существо было раза в три длиннее пчелки и не имело крыльев.
   -- Господи Боже мой! -- воскликнула Майя. -- Воображаю, как быстро вы бегаете!
   -- Ну, -- задумчиво произнес незнакомец, бросив на себя мимолетный взгляд, -- я бы этого не сказал. Слишком уж много у меня конечностей. Пока переставишь их все одну за другой, проходит немало времени. В детстве, когда я еще не понимал этого, я часто думал: "Хорошо бы иметь еще парочку ног..." Но на все Господня воля... Кто вы такая? -- спросил он.
   Майя назвала себя.
   Незнакомец поклонился и шаркнул десятком своих лапок.
   -- Я -- Иероним, по прозванию многоножка, -- представился он в свою очередь. -- Наш род -- очень старинный, и мы повсюду вызываем удивление. Нет ни одного живого существа в мире, которое имело бы столько ног, как у нас. Насколько мне известно, больше восьми ни у кого не бывает.
   -- Да, вы очень интересны, -- сказала пчелка. -- К тому же у вас очень своеобразный цвет. Есть у вас родственники?
   -- Никаких. Да и зачем они? Как только мы вылезаем из яйца -- баста! С этой минуты всякие семейные связи прекращаются. Кому, как не нам, уметь самим вставать на ноги?
   -- Правда! -- задумчиво согласилась Майя. -- Но неужели у вас нет никакого занятия?
   -- Конечно, есть! Я ем и сомневаюсь...
   -- Вы сомневаетесь? -- удивилась пчелка. -- В чем?
   -- Во всем... Это у меня от рождения, -- ответил Иероним. -- Я не могу не сомневаться.
   Майя смотрела на него, широко раскрыв от удивления глаза. Она не понимала его, но не хотела надоедать дальнейшими расспросами.
   -- Я сомневаюсь, например, -- продолжал собеседник, -- чтобы тут было подходящее место для вашего отдыха. Знаете ли вы, что находится вон там, на высокой иве?
   -- Нет.
   -- Вот видите, я сразу усомнился в том, что вы об этом знали. Там шершневое гнездо.
   Пчелка чуть не свалилась наземь от испуга. Она побледнела и дрожащим голосом попросила указать ей точно -- где это?
   -- Видите ли вы старый скворечник почти на самой верхушке дерева? Когда его построили, я сразу усомнился, чтобы скворцы согласились в нем поселиться. Если входная дверь такого домика не обращена на восток, то всякая благоразумная птица крепко задумается: стоит ли в нем жить? Словом, он остался пустым, вот шершни и превратили его в свой замок. Теперь -- это величайшая во всей округе шершневая крепость. Вам не мешает это знать, потому что, насколько мне известно, шершни охотятся на пчел.
   Майя почти не слышала его слов. Она уже явственно различала среди зелени серые стены грозной цитадели, и у нее помутилось в глазах.
   -- Ой! Мне надо как можно скорее улетать прочь отсюда, -- заторопилась она.
   Но в то же мгновенье позади нее раздался громкий злой смех, и пчелка почувствовала, что кто-то с силой схватил ее за шиворот, чуть не свернув шею. Этот дьявольский хохот остался у нее в памяти на всю жизнь. Грубый и язвительный, он жутко звучал под аккомпанемент дребезжащего панциря шершня.
   Иероним, пустив в ход все свои бесчисленные ноги, обратился в бегство.
   -- Сомневаюсь, чтобы это все хорошо закончилось! -- успел крикнуть он напоследок.
   Но Майя уже не слышала его.
   Сперва она даже не могла повернуть голову, которую кто-то держал, как в железных тисках. Она видела только покрытую золотой броней руку, и лишь через минуту над нею показалась огромная голова с грозными челюстями. Пчелка подумала сперва, что это просто большая оса, но скоро поняла, что находится в когтях у шершня. Это ужасное чудовище, разрисованное черными и желтыми полосами, было раза в четыре больше Майи.
   Пчелка закричала во весь голос, призывая на помощь.
   -- Не старайся попусту, малютка, -- сказал шершень с невыносимым добродушием и ехидной улыбкой. -- Тебе уже недолго терпеть: скоро настанет твой конец.
   -- Пустите меня! -- вопила Майя. -- Пустите... А то я проколю вам жалом сердце!
   -- Ну? Самое сердце?! -- захохотал разбойник. -- Ишь, какая храбрая!
   Пчелка пришла в ярость. Собрав все свои силы, она обернулась, насколько это было возможно, и с громким боевым кличем направила жало в грудь шершня. Но случилась ужасная вещь: жало, наткнувшись на несокрушимый панцирь разбойника, только согнулось, не причинив ему ни малейшего вреда.
   Глаза шершня сверкнули гневом.
   -- Я мог бы сразу откусить тебе голову за такую дерзость, -- сердито сказал он. -- И я сделал бы это с большим удовольствием, но наша царица предпочитает живых пчел. Такой лакомый кусочек, как ты, всякий добрый солдат обязан преподнести своей государыне в наилучшем виде.
   С этими словами, еще крепче зажав Майю в своих когтях, шершень полетел с нею к разбойничьему замку.
   Пчелка потеряла сознание.
   Было уже темно, когда Майя пришла в себя. Она вздрогнула от холода, почувствовав, что воздух вокруг нее наполнен каким-то резким, удушливым запахом. Пчелка сразу вспомнила все, что с ней случилось, и безысходная тоска охватила маленькое сердце. Майе хотелось плакать, но она не могла.
   "Меня еще не сожрали, -- подумала пчелка, -- но это может случиться в любую минуту".
   Через стены темницы до Майи донеслись голоса. Она заметила, что сквозь щелку к ней проникала снаружи узкая полоска света. Шершни строят свои жилища не из воска, как пчелы, а из сухой массы, похожей на мягкую серую бумагу. Когда глаза пленницы немного привыкли к царившему вокруг полумраку, она осмотрелась, и кровь застыла у нее в жилах: пол вокруг был устлан мертвецами. Как раз у ног Майи лежала маленькая бронзовка, а чуть в стороне она увидела останки большой жужелицы. В разных местах валялись крылья и роговые покровы убитых пчел.
   -- Вот моя судьба! -- простонала несчастная узница.
   Она не смела ни кричать, ни шевелиться. Дрожа от ужаса, она прижалась в уголке своей тюрьмы.
   Вдруг до Майи снова долетел звук голосов. Подгоняемая страхом, она подползла к трещине в стене и припала к ней.
   Перед ней был огромный зал, битком набитый шершнями. Зал освещали пленные светляки. Шершни совещались, по-видимому, о каком-то важном деле. Пчелка прислушалась.
   Если бы не смертельный трепет, который внушали ей эти разбойники, пчелка пришла бы в восторг от развернувшейся перед ней картины. С удивлением и дрожью она должна была признаться, что золотые панцири шершней великолепны, а блестящие черные полосы на их телах производят такое же впечатление, как на ребенка вид тигра, которого он видит в первый раз.
   По залу ходил стражник и понукал светляков, чтобы они усерднее светили. Он подталкивал их длинным шестом, делая это грозно, но тихо, чтобы не мешать совещанию.
   -- Свети, или я тебя съем! -- шептал он то одному, то другому.
   Страшно и жутко было в этом шершневом замке!
   Вдруг Майя услышала речь царицы:
   -- Итак, все будет сделано, как мы условились, -- сказала она. Завтра, за час до восхода солнца, соберется войско и нападет на пчелиный улей в парке. Войско должно уничтожить пчелиный город и привести как можно больше пленных. Тот, кто захватит царицу пчел и доставит ее ко мне живою, будет провозглашен рыцарем. Будьте храбры и захватите мне много жирных пчел... А теперь я закрываю собрание. Ступайте отдыхать.
   С этими словами царица поднялась с трона и, в сопровождении свиты, покинула зал.
   Майя с трудом сдерживала рыдания.
   -- Мой народ! -- ломала она в отчаянье руки. -- Страна моя родная! -- Она закрыла рот руками, чтобы рыдания не привлекли внимание стражника. -- О! Лучше бы мне было умереть раньше, чем я это узнала!.. Никто, никто не сможет их предупредить!.. На них нападут во время сна, их убьют!.. О Господи, соверши чудо! Помоги мне, помоги моему народу в этой страшной беде!...
   В зале между тем погасли огоньки светляков, которых тотчас же после совещания съели. Крепость разбойников погрузилась в сон. О плененной пчелке пока забыли.
   В тюрьму по-прежнему проникал слабый свет. Издали доносились ночные песни стрекоз. Никогда прежде не испытывала Майя такого ужаса, как сейчас, в этой крепостной темнице, сплошь заваленной мертвецами.

14. Побег

   Через некоторое время к Майе вернулось свойственное ей присутствие духа. Казалось, она вдруг вспомнила, что она -- пчела.
   "Сижу тут, плачу и терзаюсь горем, -- подумала она, -- словно у меня нет ни сил, ни рассудка. Так я позорю и свою царицу, и свой народ, которому грозит опасность. Если уж умирать, то по крайней мере постараться погибнуть смело и отважно. Надо испробовать все, что только возможно, для спасения моих близких!"
   Пчелка позабыла в ту минуту свою долгую разлуку с родным домом и с дорогими сердцу сородичами. Она почувствовала вдруг, что принадлежит им телом и душой, поняла свою великую ответственность перед ними -- с той самой секунды, как узнала о коварном плане шершней. К ней окончательно вернулось мужество.
   "Если мой народ должен погибнуть, то и мне жить незачем. Но сначала я испробую все средства для его спасения", -- подумала Майя и невольно крикнула:
   -- Да здравствует царица пчел!
   -- Эй, ты там, потише! -- осадил ее снаружи грубый голос.
   Пчелка страшно перепугалась. "Это, верно, часовой обходит крепость, пронеслось у нее в голове. -- Должно быть, уже глубокая ночь".
   Когда шаги снаружи затихли, Майя начала энергично расширять щель в стене. Ей удалось прогрызть хрупкую перегородку, хотя она и потратила на это много времени. В конце концов образовалась довольно широкая дыра, сквозь которую пчелка и пролезла. Очень осторожно, с сильно бьющимся сердцем, она поползла вперед. Если ее побег заметят, она заплатит за это жизнью -- нет сомнений!
   Из глубин крепости доносился громкий храп.
   Зал, куда выбралась пчелка, был слабо освещен проникавшим через выход голубоватым сиянием. Майя уже знала, что это лунный свет. Она пошла на него, держась теневой стороны; через несколько минут она вступила в узкий и высокий коридор, в конце которого было светло. Пчелка глубоко вздохнула, заметив в небе яркую звезду. Неужели она будет свободна?
   Тихо, шаг за шагом, пробиралась вперед Майя. Выход все ближе и ближе. Еще немного -- и она очутится снаружи, взмахнет крылышками... Сердце безумно колотилось в груди...
   Вдруг, в тени колонны, находившейся у самого выхода, Майя заметила часового.
   Пчелка остановилась как вкопанная. Погибли все ее надежды! Миновать незаметно стража не было никакой возможности. Что делать? "Лучше всего вернуться назад в свою темницу", -- обреченно подумала Майя, но несколько необычный вид стоявшего у ворот великана привлек ее внимание. Казалось, он был погружен в глубокую задумчивость, подперев рукою подбородок и низко склонив голову. Как ярко блестел в лунном свете его золотой панцирь!! Во всей его фигуре было нечто такое, что тронуло пчелку. "Он выглядит таким печальным, -- подумала она. -- И какое у него благородное лицо! Как сверкает его вооружение! Он не расстается с ним ни днем ни ночью, и в любую минуту он готов грабить, сражаться и умирать за свою царицу..."
   Майя почти забыла, что перед нею лютый враг. Увы! Как часто ее слабое сердце, склонное восхищаться всем прекрасным, подвергало пчелку опасности!
   Вдруг на шлеме часового сверкнула полоска света. Он, по-видимому, повернул голову.
   -- Господи! -- прошептала пленница. -- Настал мой последний час!..
   Но, к великому ее изумлению, разбойник спокойно произнес:
   -- Подойди поближе, малютка!
   -- Что? Что вы говорите? -- пробормотала Майя. -- Разве вы видите меня?
   -- Да, и уже давно. Ты прогрызла дыру в стене и кралась по теневой стороне зала. Потом ты заметила меня, и все твое мужество пропало. Верно?
   -- Да, -- уныло ответила пчелка. -- Это правда.
   Она вся дрожала от ужаса. Значит, все это время часовой следил за ней... Она вспомнила рассказы об остроте чувств этих умных разбойников.
   -- Что тебе здесь надо? -- добродушно спросил шершень.
   Майе показалось, что он был все еще грустен и думал о своем; она почти не сомневалась, глядя на него, что и она сама, и ее побег интересовали его не шибко сильно.
   -- Я хочу выйти отсюда, -- смело сказала Майя. -- Мужества я не потеряла, но просто испугалась, когда увидела вас, такого сильного и такого красивого в вашем прекрасном золотом вооружении. Теперь, если хотите, я готова с вами сражаться!
   Часовой с изумлением слегка наклонился вперед, посмотрел на пчелку и усмехнулся. Но улыбка его не была злой и произвела на Майю сильное впечатление.
   -- Нет, малютка! -- ласково произнес он. -- Сражаться с тобой я не буду! Вы -- могучее племя, но мы сильнее вас. Никогда еще шершень не вступал в честный поединок с пчелой. Если хочешь, оставайся здесь, поболтаем. Но недолго, потому что скоро я должен буду разбудить солдат, и тогда тебе придется вернуться в свою каморку.
   Майя неожиданно почувствовала, что дружелюбный тон шершня обезоруживал ее гораздо больше, чем гнев и крики. Она смотрела на своего природного врага большими затуманенными грустью глазами и наконец сказала:
   -- Я всегда слышала о шершнях одно только дурное. Но вы не злой. Я не могу поверить, чтобы у вас не было сердца.
   -- Везде в мире есть добрые и злые, -- спокойно ответил часовой. -- Но не забывай, что мы -- ваши враги. Так было, и так будет всегда.
   -- А разве враг должен быть непременно злым? -- спросила пчелка. Давеча, когда вы стояли, задумавшись у ворот, я совсем позабыла, что вы мой недруг. Мне казалось, что вы чем-то опечалены, а я убеждена, что всякий, кто испытывает печаль, не может быть злым.
   Шершень молчал. Майя, уже чуть храбрее, продолжила:
   -- Вы могущественны. Если вы захотите, вы можете стащить меня обратно в тюрьму. Но если вы пожелаете, вы можете подарить мне свободу...
   Часовой неожиданно выпрямился. Его панцирь затрещал, а поднятая рука попала в луч уже побледневшего лунного света. "Неужели близок рассвет?" подумала пленница.
   -- Ты права, -- ответил шершень. -- Такою властью я обладаю. Но я получил ее от моего народа и от моей царицы. Наш закон гласит: ни одна пчела не может выйти живой из стен нашей крепости. Я буду верен своему долгу.
   После некоторого молчания он добавил:
   -- На собственном опыте, когда Шнука покинула меня, я испытал, какую боль причиняет измена.
   Майя была потрясена и не могла ничего ответить. Ведь и ею руководило то же чувство -- любовь и преданность своему народу. Она поняла, что сможет победить либо силою, либо хитростью. Каждый исполняет свой долг... "Но чье имя произнес часовой? -- неожиданно для самой себя подумала пчелка. -- Он говорил о чьей-то измене? Ведь я знаю Шнуку: эта та стрекоза, живущая на водяных лилиях... Может быть, здесь есть шанс для моего спасения?.."
   -- Разрешите спросить: кто такая Шнука? -- робко осведомилась пчелка.
   -- Ах! Это тебя не касается, -- ответил разбойник. -- Она потеряна для меня навсегда, я никогда не смогу найти ее!
   -- Я знаю Шнуку, -- уже более смело сказала Майя. -- Это -- стрекоза. Самая красивая из всех, что я видела.
   Пчелка была поражена происшедшей с часовым переменой. Он, казалось, забыл обо всем.
   -- Как? -- воскликнул он. -- Ты знаешь Шнуку? Скажи скорее: где она?
   -- Нет, не скажу, -- твердо произнесла Майя.
   В душе она ликовала.
   -- Если ты не скажешь, я откушу тебе голову! -- пригрозил разбойник, приближаясь к ней.
   -- Ее мне все равно откусят... Пожалуйста, приступайте. Но я не предам милую стрекозу, с которой нахожусь в тесной дружбе. Вы, кажется, хотите взять ее в плен?
   Часовой тяжело дышал. Майя видела, как он побледнел. Сколько чувств было в его глазах!
   -- Боже! -- прошептал он. -- Пора уже будить воинов... Нет-нет, малютка, я не желаю Шнуке зла! Я люблю ее больше жизни. Скажи мне, где я могу найти ее?
   -- Я тоже люблю свою жизнь, -- уклончиво ответила пчелка.
   -- Если ты мне скажешь, где сейчас живет Шнука, -- медленно, с дрожью в голосе произнес часовой, -- я подарю тебе свободу.
   -- И вы не обманете?
   -- Честное слово шершня! -- с гордостью сказал охранник.
   У Майи дух захватило. Ей трудно было говорить. Но каждая минута была дорога, если она хотела спасти свой народ. Она наклонилась к уху часового:
   -- Хорошо, я верю вам. Вы знаете старые липы у замка? За ними тянутся покрытые цветами луга, а еще дальше лежит большое озеро. В южном углу его, где вливается ручей, торчат из воды лилии. Там, в тростнике, и живет Шнука. Там вы найдете ее в полдень, когда солнце стоит высоко в небе.
   Часовой прижал обе руки ко лбу. Казалось, он переживал суровую борьбу между своим словом, данном пленнице, и своим долгом.
   -- Ты сказала правду, -- тихо произнес он и застонал не то от горя, не то от счастья. -- Она действительно говорила мне, что стремится к белым водяным цветам. Это, верно, те самые и есть... Ну лети! Спасибо тебе! -- С этими словами он отступил от выхода. -- Шершень никогда не нарушает своего слова, -- добавил он.
   Он не знал, что Майя слышала в ту ночь о готовящемся налете на пчелиный улей, и думал: "Одной пчелкой больше или меньше... Какое это имеет значение?"
   -- Прощайте, -- воскликнула Майя, даже не поблагодарив его.
   Надо было спешить изо всех сил. Уже занималась заря.

15. Возвращение домой

   Майя напрягала все свои силы, всю свою волю. Как выпущенная из ружья пуля (а пчелы летают быстрее многих насекомых), мчалась она прямо к лесу. Только там она сможет скрыться, только там она будет в безопасности, если шершень вдруг передумает и бросится за ней в погоню.
   Чтобы лучше видеть, пчелка взвилась очень высоко -- настолько высоко, как только смогла. Она думала лишь об одном: добраться как можно скорее до родного улья, до своего народа, до своей родины, которой угрожала столь страшная опасность. Она должна предупредить своих, чтобы они успели приготовиться к задуманному грозными разбойниками нападению. О! Пчелы могучее племя и в состоянии выдержать борьбу даже с более сильным, чем шершни, противником. Но только если они смогут вовремя вооружиться! Совсем другое дело, если их застанут врасплох. Если царица и солдаты еще будут спать, тогда успех шершней обеспечен: они учинят кровавое избиение и захватят в плен множество пчел... Майя думала о силе и стойкости своих соотечественников, об их преданности своей государыне. И Майя горела ненавистью к врагам, готовая принести себя в жертву ради спасения своих близких.
   Но ей было нелегко отыскать путь к своему улью. Она не привыкла замечать дорогу, как это постоянно делают пчелы, отправляющиеся за медом.
   Майе казалось, что она никогда еще не забиралась так высоко. Ей было холодно. Она едва различала внизу отдельные предметы, над которыми пролетала.
   "Куда лететь? -- думала она. -- Нет, мне не суждено помочь своим... А какой прекрасный случай загладить свою вину!" -- вздыхала она.
   Но словно какая-то непреодолимая сила толкала ее вперед.
   "Меня, наверное, направляет тоска по родине", -- размышляла Майя и летела стремительно вперед, отдавшись на волю гнавшего ее инстинкта.
   Вдруг она испустила громкий крик радости. Вдали, в утреннем сумраке, показались, словно огромные серые купола, верхушки больших лип замкового парка. Ну, теперь-то она найдет дорогу! И пчелка опустилась почти к самой земле и влетела в покрывавший луга светлый туман. Тут она вспомнила об эльфах, которые находят в тумане блаженный покой, и это воспоминание окончательно рассеяло все опасения. Пусть ее выгонят из родного города, пусть царица жестоко покарает ее за бегство -- лишь бы спасти свой народ от грозной опасности!
   Вон там, у длинной каменной стены, уже видна стройная елка, защищающая их улей от западного ветра. Вон входы и выходы из улья красные, голубые и зеленые ворота родного города... Сердце Майи безумно колотилось, но она подавила свое волнение и быстро подлетела к главному входу в улей. Наконец-то она увидит свой народ, свою царицу!..
   Когда пчелка опустилась на дощечку перед входом, ей преградили дорогу два стражника. Майя тяжело дышала и сначала не могла произнести ни слова. Часовые грубо оттолкнули ее, ибо, как известно, пчелам, под страхом смертной казни, запрещен вход в чужой город без разрешения его царицы.
   -- Назад! -- крикнул один из стражников. -- Ишь ты, что вздумала! Если ты сию же секунду не уберешься прочь, мы с тобой церемониться не будем! Слыхано ли что-нибудь подобное? Да еще на рассвете! -- с возмущением добавил он, обращаясь к своему товарищу.
   В эту минутку Майя вспомнила пароль, благодаря которому пчелы узнают своих. Часовые сразу от нее отступили.
   -- Вот как! -- воскликнули они. -- Да ты из наших! Но почему же мы тебя не знаем?
   -- Пустите меня к царице! -- крикнула Майя. -- Сейчас же! Немедленно! Нам грозит страшная опасность!
   Но сторожа колебались.
   -- Нельзя будить ее величество, -- произнес один из них.
   -- Безумцы! -- закричала Майя таким страстным и громким голосом, каким никогда еще не кричала ни одна пчела в мире. -- Безумцы! Малейшее промедление -- и царица не проснется больше никогда! Смерть несется по моим следам! Пустите меня, пустите меня скорее к царице!
   Крик ее звучал так властно, что испуганные часовые повиновались.
   Один из них повел Майю по знакомым ей дорожкам и ходам внутрь улья.
   -- Я дома! Я дома! -- взволнованно шептала она.
   В приемном зале она чуть не потеряла сознание. Часовой поддержал ее, в то время как стражник зала отправился с докладом в покои царицы. Часовой понял наконец, что произошло что-то необыкновенное.
   Несколько пчел уже занимались приготовлением воска. Они с любопытством просовывали в зал свои головки: весть о необычайном происшествии уже распространилась по улью.
   Из придворных комнат вышли два офицера. Серьезно и молча они заняли места у двери и, не обращая внимания на Майю, застыли в ожидании. Через несколько секунд в зал вошла царица.
   Она была без всякой свиты, в сопровождении лишь двух фрейлин и адъютанта. Увидев Майю, она сделала по направлению к ней несколько быстрых шагов, но, заметив ужасное состояние и волнение пчелки, остановилась, причем строгое и суровое выражение лица царицы сменилось более мягким.
   -- Ты пришла с важными вестями? -- спросила царица. -- Кто ты и откуда?
   Майе трудно было говорить.
   -- Шершни! -- смогла лишь крикнуть измученная Майя.
   Царица побледнела, но сохранила самообладание. Ее спокойствие подействовало на Майю ободряюще.
   -- Государыня! -- воскликнула она. -- Прости, что я нарушила мой долг верноподданной. Я расскажу тебе потом, в чем моя вина, и повергну к твоим стопам мое раскаянье. Но в эту ночь я чудом вырвалась из крепости шершней, где была в плену. Там я случайно подслушала, что сегодня, на рассвете, готовится нападение на наш город.
   Трудно описать впечатление, которое произвели эти слова. Фрейлины царицы громко завопили, а стоявшие у входа офицеры побледнели как снег и приготовились бежать, чтобы поднять тревогу. Адъютант пробормотал: "Господи, Боже мой!" -- и посмотрел вокруг себя в сильном волнении.
   Но совсем иначе приняла эту страшную весть царица. Ничто не изменилось в выражении ее лица. Она лишь слегка выпрямилась, и фигура ее, полная силы и мужества, дышала глубокой верой в силу и храбрость своих солдат. Майя дрожала, взирая с почтительным страхом на это поистине редчайшее присутствие духа.
   Кивком головы царица подозвала офицеров и решительным голосом сделала ряд распоряжений.
   -- Даю вам минуту на исполнение приказов, -- закончила она речь. -- Вы отвечаете головой за любое промедление или упущение.
   Но оба офицера не нуждались в этом грозном дополнении. С молниеносной быстротой устремились они выполнять приказы.
   -- О, ваше величество! -- пролепетала в восторге Майя.
   Царица нагнулась к пчелке и посмотрела на нее своим властным взглядом, в котором сквозила любовь ко всем ее поданным.
   -- Благодарю тебя, -- сказала она. -- Какова бы ни была твоя провинность, сейчас ты нас спасла. А теперь ступай и отдохни, дитя моя. У тебя очень усталый вид, и руки твои дрожат.
   -- Я хотела бы умереть за тебя, -- прошептала Майя.
   -- Не беспокойся за нас, -- ответила царица. -- Среди множества пчел, населяющих улей, не найдется ни одной, которая не мечтала бы отдать жизнь за спасение своих близких и за мое... Спи спокойно.
   Она наклонилась к Майе, поцеловала ее в лоб и, кивнув фрейлинам, приказала им позаботиться о пчелке.
   Обессиленная, но счастливая Майя покорно дала себя увести. Ей казалось, что она пережила самый прекрасный миг в своей жизни. Как во сне, слышала она громкие сигналы и гул придворных и сановников, толпившихся у покоев царицы; затем донесся глухой звон, быстро наполнявший весь улей.
   -- Солдаты! Наши солдаты! -- прошептали спутницы.
   Последнее, что услышала Майя в маленькой, тихой каморке, где ее уложили спать фрейлины, был мерный топот проходивших мимо войск. Где-то далеко звучала бодрая команда, и, уже сквозь сон, до слуха Майи донеслись слова старой военной песни пчел:
   
   Солнце, солнце! Ты наш путь
   Освети лучами.
   Нам царицу сохрани!
   Мир да будет с нами!
   

16. Битва

   В улье царило необычайное возбуждение. Даже в дни бунта в нем не было такого жужжания и гудения. Все пчелы, от первой до последней, были охвачены великим гневом и пламенным желанием дать достойный отпор смертельному врагу. Но ярость не вносила в подготовку к обороне ни малейшего замешательства или беспорядка. Войска приготовились к бою с поразительной быстротой, а через несколько минут и остальные обитатели улья уже были каждый на своем месте. Всякий знал, где он может быть полезнее всего, каждый ясно осознавал свой долг и обязанности.
   И это было своевременно -- один за другим возвращались разведчики с известиями о приближении неприятеля. Добровольцы, по призыву царицы изъявившие готовность быть первыми защитниками города, выстроились тремя сомкнутыми рядами у входа в улей, где тотчас же воцарилась ватная тишина. Все напряженно ждали. Только в тылу армии еще слышались команды офицеров, формировавших резервы. Снаружи могло показаться, что улей спит глубоким сном, если бы не дюжина пчел, лихорадочно залепливающих воском все входы и выходы из улья и сужающих до предела главные ворота. Через несколько минут, словно по волшебству, на месте входов выросли толстые стены, для разрушения которых самым сильным шершням пришлось бы потратить немало времени.
   Царица заняла внутри улья центральное место, откуда она могла следить за ходом битвы. Ее адъютанты шмыгали взад-вперед.
   Вскоре прилетел еще один разведчик. Он свалился в изнеможении и, с трудом переводя дух, произнес:
   -- Я последний... Все остальные убиты...
   -- Где находятся шершни? -- спокойно спросила его царица.
   -- У лип... -- ответил он и вдруг испуганно воскликнул: -- Вон они, вон! Слышите? Воздух дрожит под напором их гигантских крыльев...
   Но никто ничего не слышал. Со страху ему, должно быть, все еще казалось, что его преследуют.
   -- Сколько их? -- строго спросила царица. -- Отвечай, только тихо.
   -- Я насчитал четыре десятка, -- пробормотал разведчик.
   -- Ни один из них не вернется домой живым, -- громко и твердо сказала царица, хотя и ее испугала численность неприятеля.
   Солдаты и офицеры, понявшие эти слова как предсказание гибели врага, еще больше воспрянули духом.
   Через несколько мгновений в тихом утреннем воздухе послышалось сперва отдаленное, затем все более явственное жужжание. Свет во входе в улей вдруг померк и многие отчетливо расслышали страшный гул свирепейших среди насекомых грабителей и убийц. Лица отважных пчел слегка побледнели, словно их неожиданно озарил бледный свет. Они смотрели друг на друга глазами, в которых уже отражалась смерть: не пройдет и минуты, как многие из них расстанутся с жизнью.
   Но тут с высоты прозвучал спокойный и ясный голос царицы:
   -- Пусть разбойники проникнут в улей один за другим. Не двигайтесь с места до моего приказа, после чего первые ряды, около сотни бойцов, устремятся на врага, а задние закроют выход. Таким образом мы раздробим силы неприятеля. Вы, сражающиеся впереди других, помните, что от вашей стойкости и отваги зависит благополучие государства. Ждите спокойно шершней: в полумраке они не заметят, что мы подготовлены, и слепо полезут в западню.
   Она вдруг умолкла. В воротах показалась голова первого разбойника очевидно, разведчика. Медленно и очень осторожно поводил он во все стороны своими усиками, его страшные челюсти широко раскрывались и закрывались; могучее, как у тигра, тело с сильными крыльями тихо продвигалось вперед. Панцирь шершня сверкал от падавшего снаружи рассветного сияния.
   По рядам пчел пробежала дрожь, но ни одна из них не издала ни звука.
   Разбойник вернулся назад, и слышно было, как он докладывал своим:
   -- Улей спит. Но вход в него замазан воском, и нигде нет сторожей. Не знаю -- хороший это признак или дурной?
   -- Хороший! -- крикнул кто-то из шершней. -- Вперед!
   В то же мгновение два великана устремились в ворота. Через минуту в улье было уже восемь нападающих. Но царица пчел молчала. Уж не окаменела ли она от ужаса? Неужели шершни все еще не видели солдат, сгрудившихся в тени, по обеим сторонам от входа?
   И вдруг с высоты прозвучало:
   -- Во имя права и справедливости, во имя своей царицы, защищайте государство!
   В ту же секунду воздух огласился невообразимым шумом и яростными криками. Казалось, улей рухнет от наполнившего его внезапно боевого жужжания. На каждого разбойника налетели, как бушующие волны, десятки солдат. Один молодой офицер с трудом дождался приказа царицы, ему хотелось начать битву первым. Он горел нетерпением и при первых же словах царицы ринулся в бой. Он напал на стоявшего впереди разбойника и с силой вонзил жало ему в шею, в открытое место между головой и панцирем. Храбрец увидел, как шершень с безумным воплем весь скорчился и несколько мгновений казался блестящим черно-белым шаром. Но затем раненый выпрямился, и его страшное жало впилось в сердце юного героя, который, умирая, исчез вместе со смертельно раненным им врагом в плотной толпе защитников улья. Эта героическая мужественная смерть воодушевила всех, и пчелы оказали разбойникам неслыханное сопротивление.
   Но шершни -- искушенное в боях разбойничье племя; грабеж и убийство давно уже стали для них жестоким ремеслом. Если неожиданный отпор и внес некоторое замешательство в их ряды, то существенного ущерба не причинил. Жала пчел не могли пробить панцири великанов, а огромный рост и сила шершней давали им преимущество, о котором те прекрасно знали. Резкие воинственные крики шершней, приводящие в ужас всякое живое существо, заглушали боевой клич защитников улья. Даже человек боится встречи со свирепыми шершнями и предпочитает уходить с их пути.
   Пробравшиеся внутрь улья разбойники быстро сообразили, что они должны во что бы то ни стало продвинуться вперед, если не хотят преградить путь своим. И барахтающиеся кучи сцепившихся противников быстро катились по темных переходам пчелиного города. Однако план царицы оказался правильным. Как только пространство у ворот освободилось, его тотчас же заняли задние ряды воинов, которым было приказано защищать вход. Это был старый испытанный прием. Каждый раз, когда в улей врывался новый шершень, пчелы, притворившись измученными сражением, не мешали ему лезть вперед. Когда же он достаточно углублялся, позади него быстро выстраивалась новая шеренга солдат и, охватив его со всех сторон, подавляла своей численностью.
   Боевые крики перемешались с воплями и стонами умирающих от ран бойцов. Страшные жала шершней производили сильное опустошение в рядах пчел. Барахтавшиеся кучи схватившихся не на жизнь, а на смерть противников оставляли за собой множество убитых. Захваченные врасплох шершни поняли, что им нет спасенья, что ни один из них уже не выйдет из улья, и они бились с храбростью отчаянья. Но мало-помалу они погибали один за другим. Сила великанов была поистине неисчерпаема, но ядовитое действие жал быстро иссякало, и уколы разбойников становились все менее и менее опасными. Раненые пчелы уже знали, что не погибнут и выздоровеют. Это сознание, вместе с жаждой мести за павших сестер и братьев, усиливало их мужество.
   Постепенно шум битвы начал стихать. Громкие крики шершней, находившихся перед ульем, уже не находили отклика у их проникших в пчелиный город товарищей.
   -- Они погибли, -- печально сказал атаман разбойников и велел трубить отбой. Нападавшие, число которых уменьшилось наполовину, отступили, преследуемые грозным жужжанием пчел.
   -- Тут пахнет изменой! -- воскликнул предводитель шершней. -- Пчелы были кем-то предупреждены.
   Нападавшие собрались на елке. Начинало светать. Утренняя заря золотила верхушки лип. Слышалось звучное чириканье птиц. Роса капала с деревьев.
   Дрожа и бледнея от ярости, стояли разбойники вокруг своего атамана, который боролся с двумя чувствами: дать ли волю страсти к грабежу или уступить голосу благоразумия?
   Поняв наконец, что всему его отряду грозила смертельная опасность, он решил, подавив уязвленное самолюбие, послать к пчелам парламентера для переговоров об освобождении оставшихся в улье товарищей.
   Выбор пал на умнейшего из шершней. Атаман назвал его по имени, но ответом ему было молчание -- тот, на кого он надеялся, находился в руках пчел. Тогда, наспех, он выбрал другого и предложил ему отправиться в улей, откуда доносились гул и крики бушевавших пчел.
   -- Торопись, -- сказал атаман вестнику мира, подавая ему белый лепесток жасмина. -- Если придут люди -- мы погибли. Скажи пчелам, что мы уйдем и обещаем им вечный мир, если они выпустят пленных.
   Парламентер поспешил вперед и, помахав перед воротами улья белым лепестком, опустился на взлетную площадку.
   Царице пчел доложили, что явился посол для переговоров. Она выслала к нему своих адъютантов. Когда ей сообщили условия врагов, она приказала дать им следующий ответ:
   "Мы согласны выдать вам ваших мертвецов, если вы хотите унести их с собою. Раненых и пленных у нас нет. Все ваши солдаты, проникшие в улей, перебиты. Вашему обещанию хранить вечный мир мы не верим. Можете снова приходить, когда вам будет угодно: мы всегда окажем вам встречу, как сегодня. А если желаете продолжить битву -- пожалуйста, мы готовы!"
   Предводитель шершней побледнел, когда ему передали эти слова. Он сжал кулаки и охотно исполнил бы желание своих воинов, громко требовавших мести, но благоразумие вновь одержало верх.
   -- Мы еще вернемся сюда! -- проскрежетал он зубами. -- Но как могло все так случиться? Разве мы не сильнее пчел? Разве до сих счастье не было всегда на нашей стороне? Как после такого страшного поражения предстать перед царицей? В чем тут дело? -- яростно повторял он. -- Только измена все объясняет!
   Старый шершень, один из советников царицы разбойников, заметил:
   -- Мы правда могущественнее пчел, но они сильнее нас своим единодушием и преданностью общему делу. Это -- великая и несокрушимая сила. Ни одна из них не изменит своему народу, и каждая из них готова отдать за него последнюю каплю крови.
   Но атаман не обратил внимания на его слова.
   -- Ладно! Мы свое еще возьмем! -- проворчал он с угрозой.
   После минутного размышления он продолжил:
   -- Я боец и хочу умереть достойной воина смертью. Но возобновить сейчас сражение было бы безумием. Что пользы, если мы разрушим весь улей и сами при этом погибнем? Ступай и потребуй выдачи мертвых! -- крикнул он парламентеру. -- Мы уходим.
   Весь его отряд хранил мрачное молчание, когда посол снова полетел к улью.
   -- Мы должны быть готовы к новому коварству, -- сказала царица пчел, когда ей доложили, что шершни желают получить тела своих убитых товарищей. -- Впрочем, я думаю, что воинственный пыл этих бандитов немного охладел.
   Царица приказала солдатам выстроиться в два ряда у ворот, а работницам и тыловому отряду -- заняться очисткой города от мертвецов.
   Убитых начали сносить вместе, оттаскивая в стороны тела разбойников, которые затем волокли к воротам и выбрасывали вон из улья. Молча, с угрюмыми лицами следили оставшиеся в живых шершни за падавшими на землю телами убитых товарищей. Восходящее солнце озаряло своими лучами эту душераздирающую картину. Скоро двадцать два павших разбойника лежали у подножия несдавшегося пчелиного города. Неприятель не получил ни капли меда, ни одного пленника!
   Разбойники подхватили своих мертвых и улетели. Сражение кончилось. Пчелы одержали победу.
   Но каких жертв им это стоило! Повсюду лежали павшие защитники: в проходах, перед кладовыми, перед детскими...
   Печальная работа закипела в улье в это прекрасное солнечное утро. Надо было убрать мертвецов, перевязать раненых, ухаживать за ними... Но к полудню пчелиный город уже жил своей нормальной жизнью. Пчелы не праздновали победу, не предавались долго скорби по погибшим -- работа не ждала. Каждая пчела, глубоко затаив в душе и гордость и горе, принялась за свои повседневные хлопоты.
   Удивительный народ эти пчелы!

17. Подруга царицы

   Майя проснулась после короткого сна в самый разгар битвы. Она мгновенно вскочила и хотела было бежать, чтобы принять участие в защите родного города, но заметила, что силы покидают ее и что в таком состоянии она не принесет своим никакой пользы.
   Вдруг возле нее показалась группа сражавшихся. Молодой, сильный шершень -- вероятно, офицер -- упорно отбивался от наседавших на него врагов. Медленно катился вперед живой клубок крепко сцепившихся тел. Майя с ужасом следила, как одна за другой отделялись от него тяжелораненые пчелы. Но и великану-разбойнику тоже было невесело. На его руках, ногах, чуть не на усах висели солдаты, решившие скорее умереть, чем выпустить врага. Вот уже несколько пчелиных жал вонзились между панцирем и головой в шею шершня. Майя видела, как бессильно опустился он вдруг на землю и молча, не издав ни единого стона и ни одной жалобы, умер смертью храбрых, сражаясь до последнего мгновения. Он не просил пощады и не проронил ни одного бранного слова.
   Покончив с этим шершнем, пчелы устремились к воротам улья и снова бросились в бой. Майя последовала за ними и с замиранием сердца следила за сражением. Вдруг она заметила умирающего от ран шершня и медленно подошла к нему. Он лежал скорчившись, без движения, но еще дышал. Пчелка насчитала на нем не меньше двадцати уколов. Когда Майя увидела, что враг еще дышит, она побежала за водой и медом. Но умирающий покачал головой и отстранил слабеющей рукой пищу и питье.
   -- Все, что мне нужно, -- с гордостью сказал он, -- я добываю сам. В подарках не нуждаюсь...
   -- Но я думала, что вы страдаете от жажды! -- воскликнула Майя.
   Смертельно раненный солдат улыбнулся и серьезно, с чуть заметным оттенком горечи, сказал:
   -- Не все ли равно? Ведь я должен умереть.
   Майя не нашла что ответить. Только теперь, казалось ей, она почувствовала, что такое смерть. Только теперь, когда возле нее умирали, смерть была ей гораздо понятнее, чем тогда, когда она ждала ее в сетях паука и в темнице шершней.
   -- О! Если бы я могла хоть что-нибудь для вас сделать! -- произнесла она и расплакалась.
   Раненый молчал. Он еще раз открыл глаза, глубоко вздохнул и упокоился навеки.
   Через полчаса, вместе с другими павшими товарищами, его вынесли за городские ворота. Но в душе Майи глубоко запечатлелось все то, что она пережила возле умиравшего шершня. Она поняла, что враги -- такие же живые создания, как она, что и они любят жизнь, как любят ее пчелы, что тяжело умирать в одиночестве и без помощи. Она вспомнила об эльфе, который воскресал при каждом пробуждении природы, и ей страстно захотелось узнать, возвращаются ли снова к жизни и другие умирающие существа.
   -- Я хочу верить, что это так, -- тихо проговорила Майя.
   Ее размышления были прерваны курьером, сообщившим ей, что царица требует Майю к себе.
   Пчелка вошла в зал и увидела повелительницу, окруженную многочисленной свитой. У Майи задрожали ноги, и она опустила глаза, не смея их поднять в присутствии государыни и стольких знатных особ. Среди окружавших царицу офицеров уже не было многих доблестных воинов, и потому настроение присутствующих было серьезное и торжественное. На всех лицах лежала печать затаенной грусти, но взоры светились радостным сознанием одержанной победы и новой славы.
   Царица поднялась навстречу Майе и заключила пчелку в свои объятия.
   Этого Майя совсем не ожидала. Сердце ее переполнилась таким счастьем, что она разрыдалась. По рядам офицеров и фрейлин царицы пробежала дрожь. Все они разделяли чувства Майи и были ей глубоко благодарны за спасение города.
   Майя должна была рассказать, что с ней произошло за время ее отсутствия в родном улье. Всем интересно было узнать, как удалось ей выведать планы шершней, как ухитрилась она бежать из страшного плена, когда до сих пор погибали все пчелы, попавшие в разбойничий замок.
   Майя подробно поведала собранию все, что пережила. Она рассказала о Шнуке, о кузнечике, о пауке, о Пуке, об оказанной ей Куртом помощи и о многом другом. Когда она говорила об эльфах и людях, в зале воцарилась такая тишина, что сквозь стены было слышно, как работницы лепили снаружи воск.
   -- Ах! -- воскликнула царица. -- Кто бы мог поверить, что эльфы такие милые!
   И она улыбнулась кроткой и печальной улыбкой, как улыбаются люди, когда думают о прекрасном и стремятся к нему.
   И вся свита ответила царице такой же улыбкой.
   -- Как пел эльф? -- переспросила царица. -- Повтори, пожалуйста. Мы должны запомнить эту песню.
   И Майя повторила песню эльфа:
   
   Ведь душа моя -- дыханье
   Мира вечной красоты.
   Дивны Божии черты!
   Дивно каждое созданье!
   
   Несколько минут в зале стояло глубокое молчанье. Только в задних рядах слышались сдержанные вздохи. Там вспоминали, вероятно, о погибших друзьях и родных...
   Майя продолжила свой рассказ. Когда она заговорила о шершнях, все в великом страхе расширили глаза. Каждый представлял себя на ее месте, и дрожь пробегала по спинам присутствующих.
   -- Какой ужас! -- воскликнула царица.
   В один голос придворные повторили за нею:
   -- Какой ужас!
   -- И вот теперь я вернулась наконец домой, -- закончила Майя свое повествование, -- и умоляю простить меня.
   Боже мой! Да разве можно было при таких обстоятельствах ставить ей в вину бегство из улья! Царица положила свою руку на плечо Майи и благосклонно произнесла:
   -- Ты не забыла свою родину и свой народ и сохранила им верность на чужбине. Мы отплатим тем же и останемся верными тебе. Ты будешь моим другом. Я думаю, что твой опыт и приобретенные в путешествиях знания могут послужить на благо родному улью.
   Это решение царицы было встречено всеобщим ликованием.
   Так кончились приключения пчелки Майи.
   Говорят, что ее дальнейшая жизнь принесла много добра и пользы родному городу, что она пользовалась любовью и уважением своего народа. Иногда, в тихий вечерний час, Майя любила пробираться в каморку, где доживала свой век старая Кассандра. Там, собрав вокруг себя молодых пчел, она рассказывала им историю, которую вы только что слышали.

----------------------------------------------------------------------------------------

   Первое издание перевода: Приключения пчелки Майи. Роман для детей / Вальдемар Бонзельс; Пер. М. А. Вайсбейн. Под ред. А. Н. Горлина. -- М.; Пг.: Гос. изд., 1923. -- 148, [3] с.; 18 см.
   
   
   
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru