Булгаков Михаил Афанасьевич
В школе городка III Интернационала

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

Михаил Булгаков.
В школе городка III Интернационала

   Полдень. Перемена. В гулком пустынном зале звенят голоса.
   -- Вол-о-о-дя!
   Круглоголовый стриженый малый, топая подшитыми валенками, погнался за другим. Нагнал, схватил.
   -- Сто-ой!
   Две девочки, степенно сторонясь, прошли в коридор. Под мышкой ранец, у другой связка истрепанных книжек. Туго заплетены косички и вздернуты носы. Прошел преподаватель, щурясь сквозь дешевенькие очки. На преподавателе студенческая тужурка, косоворотка, на ногах тоже неизбежные валенки.
   -- Володька! Володька!
   И Володьку к стене спиной -- хлоп!
   Разъяренный Володька полетел за обидчиком. Засверкали Володькины пятки. Володька маленький, а ноги у Володьки как у слоненка, потому что валенки.
   Сверлит в зале звон. Гулкие коридоры. Полдень. Перемена.
   В музее тишина и глухо доносится в светлую комнату Володькин победный вопль.
   В музее тишина и стены глядят бесчисленными цветными рисунками. И-с-т-о-р-и-я р-е-в-о-л-ю-ц-и-и. Печатными крупными буквами. Ниже рядами ученические рисунки. 9 января 1905 года. Толпой идут рабочие. Вон -- цветные баррикады. Забастовка.
   Пестреют стены. Заголовки -- "Родной язык". Под заголовком на картинке рыжая лисица. Хвост пушистый, а на морде написана хитрость и умиление. Это та самая лисица, что глядела на сыр во рту глупой вороны. Ниже по улицам слонов водили. И слон серо-фиолетового цвета, одинокий, добродушный, идет мимо булочной с деловым видом, а испуганные прохожие разбегаются. Один зевака тащится за тонким слонячьим хвостом.
   Известно, что слоны в диковинку у нас. В школе широко принят иллюстрированный метод. Слушают ребятишки 1-й ступени крыловские басни и рисуют, рисуют, и стены покрываются цветными пятнами, и вырастает живой настоящий музей. Разложены альбомы, полные детских рисунков, иллюстрирующих классное чтение.
   Крепостное право. Рисунки, снимки с картин. На противоположной стене -- коллекция по естествознанию. Засушенные растения. Эта коллекция -- результат экскурсий учеников за Москву.
   А вот экскурсии по Москве. Старорусские яркие кафтаны. Цветные мазки. Это ребятишки зарисовывали в Кремле.
   По обществоведению читали им курс, и старшие группы дали ряд диаграмм.
   Музей полон живым духом. В рисунках -- от этих стройных диаграмм до кривых и ярких фигурок людей в праздничных одеждах с изюминками-глазами -- настоящая жизнь. Все это запоминается, останется навсегда. Это не мертвая схоластическая сушь учебы, это настоящее учение.
   В зале и коридорах стихло после перемены, и в маленьком классе за черными столами двадцать стриженых и с косичками голов.
   -- Wieviel Bilder sind hier?
   -- Hier sind drei Bilder. Bilder.
   Малый шмыгнул носом и опять начал:
   -- Хир зинд дрей.
   -- Драй, -- поправила учительница, и малыш со вздохом согласился:
   -- Зинд драй...
   И посмотрел так, чтобы увидеть одновременно и покрытую кляксами страницу и того, кто вошел.
   Здесь одна из младших групп занимается по-немецки.
   А в физическом кабинете за столами, уставленными приборами, те, что постарше, заняты практическими работами по физике. Стучит метроном, в колбе закипает жидкость, сыплется дробь на весы, и пытливые детские глаза следят за шкалой термометра.
   В классе самой старшей группы 2-й ступени за старенькими партами подростки решают задачу по физике о грузе, погруженном в воду. Преподаватель, пошлепывая валенками, переходит от парты к парте, наклоняется к тетрадкам, к обкусанным карандашам, близоруко щурится...
   Потом звонок. Опять перемена. Опять вместо тишины высоко взмывающий гул.
   Из класса, где шел урок одной из старших групп, выходит преподаватель-математик. Студенческая тужурка. Потертые брюки упрятаны в те же неизбежные валенки.
   -- Холодно у вас.
   -- Нет, тепло, -- отвечает он, радостно улыбаясь.
   -- То есть как? Я в шубе, а тем не менее...
   -- А бывает гораздо холоднее, -- Поясняет математик.
   И действительно, видно, что и ребятишки и учителя не избалованы теплом. Все они почти в пальто. Но есть и стойкие, привычные люди. И этот человек с лицом типичного студента бодро часами сидит в школе в одной тужурке, постукивает мелом и рисует на доске груз в 5 килограммов или термометр, на котором полных пятнадцать градусов. Настоящий термометр, однако, показывает меньше. И даже гораздо меньше, судя по тому, что все время является желание засунуть руки в рукава.
   Да, в школе холодно. Школа бедна. Шеф ее -- Коминтерн -- дал ей немного угля, но вот уголь вышел, и школа выкраивает из своих скудных средств гроши на дрова. И покупает их на частном складе.
   Школа бедна. Не только топливом. На всем лежит печать скудости. Кабинет физический беден. Приборов так мало, что сколько-нибудь сложных показательных опытов поставить нельзя. Беден естественный кабинет. Доски, парты в классах -- все это старенькое, измызганное, потертое, все это давно нужно на слом.
   Живой дух в школе, но при 10 градусах и самый живой начинает ежиться.
   Смотришь на преподавательниц, которые суетятся среди малышей. Смотришь на эти выцветшие вязаные кофточки, на штопаные юбки, подшитые валенки и думаешь:
   -- Чем живет вся эта учительская братия?
   Этот математик -- секретарь совета получает 150 миллионов в месяц.
   -- Одеваться не на что, -- говорит математик и снисходительно смотрит на свою засаленную университетскую оболочку, -- ну, донашиваем старое.
   Можно, конечно, прирабатывать частными уроками, -- рассказывает учитель, -- но на них не хватает времени. Школа берет его слишком много. Днем занятия, а вечером заседания, комиссия, совещания, разработка учебного плана... Мало ли что...
   Что может быть в результате такой жизни?
   Бегство бывает. Каждую весну, не выдержавшие, пачками покидают шатающиеся стулья в классах, идут куда глаза глядят. На конторскую службу. Или стараются попасть в Моно.
   При слове "Моно" глаза учителя загораются.
   -- О, Моно!.. -- он сияет, -- у Моно ставки в три раза больше...
   -- 150 в 3 = 450, -- мысленно перемножаю я.
   -- Там замечательно... -- ликует математик, -- школы Моссовета бога-а-тые... А наши... -- он машет рукой, -- наши...
   -- Какие ваши?
   -- Да, вот -- Главсоцвосовские. Все бедные. Трудно. Трудно. Потому и бегут каждую весну. А бегство -- школе тяжкая рана. Приходят новые, но преемственность работы теряется, а это очень плохо...
   Опять кончается перемена. Стихает в коридорах. За партами рядами вырастают стриженые головки. Пора уходить.
   О положении учителей писали много раз. И сам я читал и пропускал мимо ушей. Но глянцевитые вытертые локти и стоптанные валенки глядят слишком выразительно. Надо принимать меры к тому, чтобы обеспечить хоть самым необходимым учительские кадры, а то они растают, их съест туберкулез, и некому будет в классах школы городка III-го Интернационала наполнять знанием стриженые головенки советских ребят.

М. Б.

---------------------------------------------

   Впервые опубликован "Голос работника просвещения", 1923, NoNo 5, 6
   
   
   
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru