Булгаков Михаил Афанасьевич
Сентиментальный водолей

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

Михаил Булгаков.
Сентиментальный водолей

В основе фельетона действительная бумага,
сочиненная на ст. Воронеж-товарная,
Юго-Вост. и сообщенная нам рабкором 1011

   Иван Иваныч, Деес товарной станции, вошел в свой кабинет, аккуратно снял калошки, поставил в уголок и уселся за свой стол.
   Тут его глаз заметил на столе служебную бумагу. Деес развернул ее, прочитал и немедленно начал рыдать от радости.
   -- Оценили Дееса... Вспомнили... -- бормотал он.
   Он позвонил.
   -- Позвать моего помощника, Сидор Сидорыча, -- заявил он курьеру.
   -- Идите, Сидор Сидорович, к Ивану Иванычу, -- сказал курьер помощнику.
   -- А что? -- спросил помощник.
   -- Рыдают они, -- пояснил курьер.
   -- Какого лешего рыдает?
   -- Не могу знать.
   -- Вот черт его возьми, -- гудел помощник, направляясь в кабинет по коридору, -- минутки покою с ним нету. То он смеется, то рыдает, то бумаги пишет. Замучил бумагами, окаянный.
   -- Что прикажете, Иван Иванович? -- сладко спросил он, входя в кабинет.
   -- Голубчик, -- сквозь пелену дождя сказал Деес, -- радость у меня нежданная, негаданная, -- при этом вода из Дееса хлынула в три ручья, -- получаю я назначение новое. Недаром, значит, послужил я социалистическому отечеству на пользу... Церкви и отечеству на утеше... Тьфу, что я говорю! Одним словом, назначают меня. Ухожу я от вас...
   "Слава тебе Господи, царица небесная, угодники святители, услышали вы молитвы мои, -- думал помощник, -- послал мне Господь за мое долготерпение, кончилась каторга моя сибирская", -- а вслух заметил:
   -- Да что вы говорите! Ах, горе-то какое! Как же мы без вас-то будем? Ах, ах, ах, ах, ах, ах, ах, ах, ах! -- "Зарыдать надо, шут меня возьми, а я не умею. С четырнадцати лет не рыдал, ах, чтоб тебе". -- Он вытащил платок, закрыл сухие глаза, и, наконец, ему удалось взрыдать несколько ненатуральным голосом, напоминающим волчий лай.
   -- Кульеров зовите прощаться, -- заметил совершенно промокший именинник.
   -- Вот уходит от нас Иван Иванович, -- искусственно дрожащим голосом заявил помощник и пырнул курьера пальцем в бок, добавил тихо: "Рыдай!"
   И курьер из вежливости зарыдал.
   Из той же вежливости зарыдала через пять минут вся контора Дееса.
   Отрыдав сколько положено, она успокоилась и приступила к своим занятиям. Но дело этим не кончилось.
   -- А знаете что, Сидор Сидорыч, -- сказал несколько просохший Деес, -- ведь я со всеми не могу попрощаться, ведь мне сегодня ехать надо. Как же я расстанусь с дорогими моими сослуживчиками: конторщичками, телеграфистиками, машинисточками, бухгалтерчиками.
   "Ой, опять взвоет, это же наказание", -- подумал помощник. Но Деес не взвыл, а придумал великолепнейший план:
   -- Я с ними в письменной форме попрощаюсь. Будут они помнить меня, дорогие мои товарищи по тяжкой нашей работе на устроение нашей дорогой республики...
   И тут он сел за стол и сочинил нижеследующее произведение искусства:

"Товарищи!

   Получив назначение и не имея возможности лично распрощаться со всеми вами, прибегаю к письменному прощальному слову.
   Товарищи рабочие и служащие, проработав вместе с вами более года в непосредственной, низовой, практической, кропотливой, мелкой, но трудной станционной работе, должен отметить то, что отмечалось и до меня в нашей советской печати, а именно: лишь только при совместной дружной работе с широкими рабочими массами каждый руководитель может улучшить свое хозяйство, это -- в частности, а в общем рабочий класс обязан все советское хозяйство перестроить на новых, наших, пролетарских началах, т. е. чем скорее восстановит он свое хозяйство, тем скорее улучшит свое личное благополучие и через посредство этого героического неослабленного трудолюбия трудящихся..." и т. д., и т. д.
   Прошел час, а Деес все еще писал.
   "...Уезжая от вас (здесь бумага закапана слезами), разрешите, товарищи, надеяться мне, что и в дальнейшем вы, рабочие и служащие, как один, будете всемерно поддерживать свой авторитет перед администрацией управления, и не только свой, но также администрации станции через посредство честного отношения к своим порученным обязанностям, ко мне, что к отысканию единого правильного пути в работе станции с целью достижения еще большего улучшения в рабочем аппарате и удешевления себестоимости нашей добываемой продукции, т. е. перевозки пассажира -- версты и пудо-грузо-версты, мы должны быть все вместе, как один, и тем самым добиться устранения препятствий в правильном обслуживании широких трудящихся масс, а в том числе, следовательно, и самих себя в отдельности, а также доказать свою незыблемую преданность интересам рабочего класса СССР..."
   Написав весь пудо-груз этой ерунды, Деес, чувствуя, что у него в голове у самого туман, добавил вслух:
   -- Кажется, здорово завинчено.
   "Что б такое еще им написать, канальчикам, чтоб они меня помнили? Впрочем, и так хорошо будет".
   "...Пожелаю вам, товарищи, всего хорошего. До свидания. С товарищеским приветом. Иван Иванович", -- приписал Деес, вместо печати накапал слезами и добавил в верху бумаги:
   "Прошу каждого из адресатов по своим конторам объявить сотрудникам".
   После этого он надел калоши, шапку, шарф, взял чемодан и уехал на новое место службы.
   А по всем конторам три дня после этого стоял вой и скрежет зубовный, но уже не поддельный, а настоящий. Начальники контор сгоняли сотрудников и читали им вслух сочинение Дееса.
   -- Чтоб его разорвало, -- говорили сотрудники неподдельными голосами, но шепотом. Ни одного слова нельзя понять, и какого он черта это писал, никому не известно. Ну, слава тебе Господи, что он уехал, авось, не вернется.

ЭММА Б.

---------------------------------------------

   "Гудок", 16 октября 1925 г.
   
   
   
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru