Булгаков Михаил Афанасьевич
Типаж

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

Михаил Булгаков.
Типаж

   Мощный звонок перешиб "Шествие сардара".
   -- С вами говорит администратор ленинградских, московских и провинциальных театров, -- сказал голос на фоне бубнов "Сардара", -- желательно переговорить с вами по делу.
   -- Приезжайте ко мне в два часа дня.
   -- А в час? -- спросил далекий администратор.
   -- Ну... хорошо.
   Администратор выключился, затем обогнал Америку и явился в час без четверти.
   Гость одет был в пиджак, полосатые брюки, ботинки на пуговках. Гость был с лысиной, бородкой и печальными глазами.
   -- Садитесь, пожалуйста, -- сказал я, изумляясь тому, что при госте нет портфеля.
   Впрочем, отсутствие портфеля возмещалось наличием драгоценного камня в засаленном галстуке, по всем признакам -- изумруда.
   -- Мерси, -- сказал гость, -- фамилия моя -- Суворов-Таврический.
   -- Скажите, -- воскликнул я, стараясь, чтобы изумление мое не приняло неприличных форм. -- Без сомнения, Таврический -- ваш псевдоним?
   -- Нет, -- ответил гость, -- как раз Таврический -- фамилия, а псевдоним -- Суворов. По отцу я -- Таврический, а по матери -- Котомкин.
   -- Таким образом, вы -- Котомкин-Таврический.
   -- Да, -- подтвердил гость. -- Вам, может быть, моя фамилия неприятна?
   -- Помилуйте! -- воскликнул я.
   -- О вас много и тепло говорил мне Бобров в Ленинграде. Вы знаете Боброва?
   -- К сожалению, нет... Но я много слышал о нем хорошего, о Боброве, -- поспешил я утешить гостя.
   Как известно, люди, говорящие о вас много и тепло, редки. Гораздо чаще встречаются такие, что говорят мало, но пакостно, поэтому я сразу взял Боброва на заметку.
   -- Вы Ленинград знаете? -- спросил Суворов.
   -- Как же!..
   -- В том месте, где трамваи поворачивают с проспекта 25 Октября, направляясь к "Европейской" гостинице, и где стоит...
   -- Громаднейший бюст! -- подтвердил я.
   -- Да. В один прекрасный день мая я сел в трамвай, имея при себе в кармане 1200 рублей казенных денег. Нужно вам заметить, что я влюблен в строительство социализма, и вид новых кубиков, которыми мостили, вызвал у меня взрыв восторга. Мысленно я видел великий город в садах и рабочих домах... Проехав четыре квартала, я вышел из трамвая, взялся за карман, зашатался и едва ли не упал... -- Тут ужас выразился в мутных глазах Котомкина-Суворова: -- Денег при мне не было.
   -- Вырезали?!
   -- Вырезали. В то время, когда я любовался кубиками. Я лишился службы в театре.
   -- А в каком вы служили?
   Таврический махнул рукой:
   -- Мне больно говорить об этом. Три месяца я метался по Ленинграду и покрыл растрату. По счастью, друзья мои, Туррок и тот же Бобров, помогли мне, и я получил место.
   -- В другом театре?
   -- Нет, это был кооператив. Мне дали место кассира. Коротко скажу: не успел я прослужить и двух недель, как в том же трамвае и в том же месте у меня вырезали шестьсот семьдесят казенных рублей.
   -- Однако! -- воскликнул я нервно.
   -- Но это не все, -- сказал Суворов, -- я переехал в Москву. Мне помогли, и вот я снова при должности.
   -- В кооперативе?
   -- Нет, вновь в театре. И по моей специальности, администратором. Я вздрагивал от радости, любуясь вашим городом, не совру вам: я плакал не раз в своем номере гостиницы, представляя себе столицу через пять лет...
   -- Позвольте, -- перебил я, -- почему плакали?
   -- Счастливыми слезами, -- объяснил Суворов, потом вдруг из глаз его буквально хлынули слезы на пиджак. Он взревел и повалился на колени. Все в голове у меня перевернулось кверху ногами.
   -- Спасите меня! -- каким-то паровозным голосом завыл Котомкин, и в соседней комнате залаяла собака. -- В трамвае  34 на третий день вырезали двести казенных рублей!
   -- Черт знает что такое... -- сказал я тупо.
   Произошла пауза, во время которой Котомкин поднялся и заломил руки.
   -- Ваш изумруд... -- начал я.
   -- Взгляните на него на свет, -- пригласил Котомкин.
   Я глянул и перестал говорить об изумруде.
   -- Во всем доме... -- начал я, но лицо Котомкина стало так ужасно, что я закончил так: -- Во всем доме пятнадцать рублей, и из них десять я вручаю вам.
   -- Сто девяносто! Еще сто девяносто! -- прошептал Суворов. -- Вы представляете меня под судом?
   Я подумал и ответил:
   -- Неясно.
   В голове моей созрел план.
   "Почему негодный Валя никогда не отзывается обо мне так хорошо, как Бобров? Дай-кось я ему сделаю пакость..."
   И я сказал:
   -- У меня есть знакомый...
   -- О, да! -- воскликнул Котомкин страстно. -- О, да! Позвоните ему!
   Я позвонил Вале и сказал, что к нему хочет приехать администратор по делу.
   Котомкин же взял десять рублей и покинул меня.
   Через час последовал звонок по телефону.
   -- Это свинство, -- мрачно сказал Валя, кашляя.
   -- А вы кому-нибудь передали его?
   -- Юре, -- ответил Валя.
   И наконец вечером был звонок.
   -- Я хочу направить к вам... -- сказала женщина-писательница Наталья Альбертовна, -- администратора...
   -- А, не надо, -- ответил я, -- он был у меня.
   -- Что вы говорите?! Гм... Скажите, пожалуйста, кто такой Бобров?
   И тут настал час отплатить Боброву за добро.
   -- Бобров? Сказать о нем, что он порядочный человек, это мало, -- с чувством сказал я в трубку, -- наипорядочнейший человек и великолепный знаток людей! Вот каков Бобров!
   И, повесив трубку, я с тех пор ничего не слышал ни о Боброве, ни о несчастном, преследуемом судьбою Котомкине-Суворове.
   
   Середина 1920-х гг,

---------------------------------------------

    "Литературная газета", 21 февраля 1973 г.
   
   
   
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru