"Если бъ ты спросилъ у твоего знакомаго: откуда вы взяли эти прекрасные часы, онъ отвѣчалъ бы тебѣ: я похитилъ ихъ у проѣзжаго на почтовой станціи -- чтобы ты сдѣлалъ? Ты отступилъ бы отъ него на три шага, повернулъ носъ въ другую сторону, и старался бы бѣжать отъ него, какъ отъ чумы, -- отъ чего это? Отъ того, скажешь ты, что похищеніе чужой собственности противно всѣмъ законамъ и естественному порядку, что это нарушаетъ общественную безопасность, и что человѣкъ, преданный сему гнусному пороку, не можетъ быть терпимъ въ обществѣ, и напротивъ возбуждаетъ къ себѣ презрѣніе всѣхъ честныхъ людей. Все это совершенная правда, и ты отвѣчалъ бы прекрасно. Но если ты станешь разбирать физіологически этотъ случай, то удостовѣришься, что кромѣ нравственнаго понятія о вещахъ, другіе предметы сильно содѣйствовали къ возбужденію въ тебѣ отвращенія къ откровенному похитителю чужой собственности. Органы твоего слуха, непривычные къ словамъ такого рода, внезапно потряслись и сообщили неправильное движеніе всей нервной системѣ: мозгъ, сѣдалище мыслей, и сердце, гостиница ощущеній, получивъ непріятное и непривычное впечатлѣніе, породили столь же непріятныя идеи и чувствованія. Тебѣ вдругъ представилось все зло, проистекающее, какъ отъ самаго порока, такъ и отъ сообщенія съ порочными: презрѣніе, уничиженіе, строгость законовъ, судъ общаго мнѣнія, и т. п. Однимъ словомъ, если бъ твой знакомый не былъ такъ откровененъ, и не сознался тебѣ въ своемъ порочномъ, то ты не былъ бы такъ строгъ въ отношеніи къ нему; но его слова довершили справедливое твое негодованіе. Не правда ли?"
Все это говорилъ (отвѣчая самъ себѣ) извѣстный вамъ брюзга, Архипъ Ѳаддеевичъ. Я смотрѣлъ на него съ удивленіемъ и молчалъ. "Не правда ли?" повторилъ онъ.
"Неправда, неправда, и еще сто разъ не правда!" отвѣчалъ я. "Первая часть вашего отвѣта (приписанная мнѣ) справедлива, а вторая никуда не годится. Для меня все равно, признался ли бы мнѣ кто въ похищеніи часовъ, или, если бъ я узналъ объ этомъ стороною, изъ достовѣрныхъ источниковъ, во всякомъ случаѣ, я бѣгалъ бы, какъ отъ чумы, отъ этого молодца. И такъ прошу вѣритъ, почтенный Архипъ Ѳаддеевичъ, что не слова, а дѣла возбудили бы во мнѣ презрѣніе и отвращеніе къ человѣку, преступившему законы чести и совѣсти. Вотъ вамъ мои отвѣтъ личный, а не по довѣренности, т. е. моими, а не вашими устами. Впрочемъ я согласенъ, что есть преступленія словесныя, напримѣръ ложь, клевета, богохульство, порицаніе того, чего не должно и т. п. Но въ случаѣ, представленномъ вами для примѣра, слова не имѣютъ никакого дѣйствія, потому, что дѣла вопіютъ сильнѣе."
Архипъ Ѳаддеевичъ замолчалъ въ свою очередь, всталъ со стула, подсыпалъ корму своимъ канарейкамъ, послѣ того закурилъ трубку, сѣлъ на прежнее мѣсто и курнувъ самымъ сильнымъ образомъ, спросилъ меня, гдѣ и вчера обѣдалъ.-- "Въ домѣ очень пріятномъ, у Памфила Памфиловича Куроцапкина," отвѣчалъ я: "онъ человѣкъ радушный, большой хлѣбосолъ, кормитъ прекрасно, поитъ еще лучше. Онъ живетъ открыто, и я очень весело провожу тамъ время, особенно когда хочу полакомиться." -- "И лѣтъ тридцать знаю Куроцапкина," сказалъ Архипъ Ѳаддеевичъ, "и хотя не бываю у него въ домѣ, но слыхалъ, что онъ человѣкъ очень, очень не глупый." -- "Неглупый!" воскликнулъ я: "скажите, умникъ. Надобно послушать, какъ онъ станетъ критиковать всѣ проэкты, которые не имъ составлены, всѣ мѣры, которыя не ему поручено привести въ исполненіе; слова такъ и льются; говоритъ, какъ книга!" -- "А если начнетъ пересуживать людей, занимающихъ важныя мѣста -- которыя онъ самъ хотѣлъ бы занять?" -- примолвилъ съ улыбкою Архипъ Ѳаддеевичъ.-- "Этого я не знаю, но если онъ коснется въ разговорѣ этихъ господъ, то надобно послушать, съ какими подробностями онъ разбираетъ всѣ ихъ ошибки, какъ обсуживаетъ всѣ ихъ поступки, какъ хитро представляетъ всѣ противорѣчія, несообразности. Да, Архипъ Ѳадеевичь, признаюсь, что трудно найти другаго Куроцапкина."
-- "Довольно объ умѣ Куроцапкина: скажи-ка что нибудь объ его честности," возразилъ Архипъ Ѳаддеевичъ.-- "О! Куроцапкинъ заклятой врагъ злоупотребленій! За столомъ, только и разговоровъ, что о взяточникахъ и корыстолюбцахъ. Нѣчего сказать, достается имъ порядочно отъ Куроцапкина: онъ удивительный мастеръ раскалывать всѣ ихъ плутни, всѣ обороты, и если бъ его насмѣшки передѣлать въ стихи, то на Русскомъ языкѣ не было бы лучшаго собранія эпиграммъ. Рюмка отборнаго вина выпивается обыкновенно за столомъ Куроцапкина въ честь добродѣтели и на пагубу порока. Къ нему, но истинѣ, можно примѣнить извѣстный стихъ:
Когда жъ о честности высокой говоритъ,
Какимъ-то демономъ внушаемъ,
Глаза въ крови, лице горитъ,
Онъ плачетъ -- и мы все рыдаемъ.
И въ самомъ дѣлѣ, Куроцапкинъ не разъ обливается слезами, провозглашая голосомъ Стентора, любовь къ безкорыстію, правосудію...
"Довольно, довольно!" воскликнулъ Архипъ Ѳаддеевичъ: "послушай теперь меня, и отвѣчай мнѣ откровенно на мои вопросы. Знаешь ли ты, что Куроцапкинъ не получилъ ни гроша послѣ родителей?" -- "Знаю." -- "Знаешь ли, что онъ женился безъ приданаго?" -- "Это онъ самъ не разъ сказывалъ." -- "Тебѣ извѣстно также, что онъ не получилъ ни арендъ, ни суммъ за свою службу?" -- "И это мнѣ извѣстно." -- "Можетъ быть, знаешь и то, что Куроцапкинъ не былъ въ военной службѣ и не обогатился военными призами ни на сушѣ, ни на морѣ! -- "Все это знаю." -- "Что онъ никогда не производилъ торговли, по крайней мѣрѣ, торговли товарами?" -- "Знаю." -- "Однакожъ изъ словъ твоихъ я вижу, что онъ богатъ, принимаетъ гостей и живетъ роскошно. Богатъ ли Курицапкинъ?" -- "Надѣюсь." отвѣчалъ я: "домъ его заваленъ золотомъ, серебромъ и всякою дорогою мебелью. Экипажи отличные -- дамы, дачи, деревни и словомъ чего хочешь, того просишь." -- "Прекрасно!-- скажи же мнѣ, откуда все это привалило къ Куроцапкину?" -- "Какъ, откуда? У него имѣнье благопріобрѣтенное: онъ занималъ важныя мѣста, онъ.... но и впрочемъ не знаю, какъ, но знаю, что онъ пріобрѣлъ, т е. самъ составилъ себѣ состояніе, въ продолженіе многихъ годовъ. Впрочемъ это не мое дѣло изслѣдовать, кто какимъ образомъ пріобрѣлъ имѣнье." -- "А зачѣмъ же ты объявилъ себя врагомъ человѣка, который (по предположенію) признался тебѣ, что онъ похитилъ часы на почтовой станціи у проѣзжаго!" -- "Это совсѣмъ другое дѣло: человѣкъ, который безстыдно говоритъ мнѣ, что онъ похитилъ чужую вещь..." "Но ты сказалъ, что еслибъ ты даже случайно узналъ о его поступкѣ, то бѣжалъ бы отъ него, какъ отъ чумы." -- "Сказалъ, и теперь не отпираюсь." "И такъ слушай же," сказалъ Архипъ Ѳаддеевичъ, и положилъ свою трубку: "Выходитъ на мое: ты боишься болѣе словъ, нежели дѣлъ. Куроцапкинъ говоритъ безпрестанно о честности и добродѣтели, а эти слова нѣжатъ твой слухъ, и возбуждаютъ въ тебѣ пріятныя идеи и ощущенія. Онъ, стараясь забыть о средствахъ, которыми пріобрѣлъ богатство, думаетъ, что и свѣтъ забылъ о нихъ, и окружая себя новыми знакомствами и разогнавъ всю свою родню, проповѣдуетъ намъ о честности, какъ мышь, удалившаяся отъ свѣта, въ Баснѣ И. И. Дмитріева, или какъ тотъ ростовщикъ, который написалъ трактатъ о вредѣ, происходящимъ отъ лихоимства, чтобы исправить своихъ товарищей, и открыть для себя обширнѣйшее поле дѣятельности. Слова Куроцапкина, приправленныя хорошимъ виномъ и вкуснымъ кушаньемъ, имѣютъ свой вѣсъ и цѣну, и прикрываютъ дѣла. Но если ты безпристрастно станешь сравнивать Куроцапкина съ человѣкомъ (предоставленнымъ мною для примѣра), который похитилъ часы, то вся разница между ними будетъ въ одной цѣнѣ и въ словахъ. Если бъ въ общемъ мнѣніи судили людей по дѣламъ, а не по словамъ, и такъ обходились съ ними въ обществѣ, какъ они заслуживаютъ, то повѣрь, что пришло бы до того, что наконецъ было бы такъ не стыдно пріобрѣтать имѣніе по примѣру Куроцапкина, какъ похищать часы за почтовыхъ станціяхъ. Общественная нравственность зависитъ не столько отъ законовъ, какъ отъ общаго мнѣнія Законы въ Христіанскихъ Государствахъ не могутъ быть никогда дурны въ отношеніи къ нравственности, естьли составляетъ ихъ основаніе и силу, но надобно чтобы общее мнѣніе награждало уваженіемъ строгихъ исполнителей законовъ, а нарушителей наказывало презрѣніемъ. Словомъ должно, чтобы мы принимали и знались съ людьми, судя по ихъ дѣламъ, а не по словамъ."
Я убѣдился, что Архипъ Ѳаддеевичъ говоритъ правду, и потому рѣшился напечатать нашъ разговоръ, во всякомъ случаѣ, прося покорно всѣхъ господъ Куроцапкиныхъ, гнѣваться не на меня, а на чудака Архипа Ѳадеевича. Впрочемъ позволяю называть эту статью дурною и негодною! Ѳ. Б.