Бунин Иван Алексеевич
Стихотворения

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

Оценка: 5.82*11  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Джины
    Полдень ("Был весел этот полдень знойный...")
    "Ночь бесконечная, глухая..."
    Мать
    "Ночь наступила, день угас..."
    Летняя ночь
    Ночная вьюга
    Из "Песен о весне"
    Осень
    Гробница
    Клад
    Бог

   

Ив. Бунинъ

Джины.

             Стынутъ пески въ тишинѣ и молчаніи ночи...
             Вдругъ зашумѣло сухимъ и холоднымъ пескомъ,
             Пыль заклубилась, сверкнули несмѣтныя очи,
             Вѣтромъ пахнуло -- и снова все стихло кругомъ.
   
             Звѣзды горятъ надъ безлюдною, мертвой землею,
             Царственно блещетъ святое созвѣздіе Пса...
             Вдругъ потемнѣло -- и огненно-красной змѣею
             Кто-то прорѣзалъ надъ темной землей небеса.
   
             Путникъ, не бойся! Въ пустынѣ чудеснаго много:
             Это не вихри, а джины тревожатъ ее,
             Это архангелъ, слуга милосерднаго Бога,
             Въ демоновъ ночи метнулъ золотое копье.
   
             Демоны всюду преграды куютъ человѣку --
             Имъ ненавистна святая дорога во храмъ.
             Но не страшись: на разсвѣтѣ увидишь ты Мекку
             И облечешься въ Ирамъ.

Сборникъ Товарищества "Знаніе" за 1905 годъ. Книга седьмая

   

Полдень.

             Былъ веселъ этотъ полдень знойный,
             Сіяли дали, и блисталъ
             Въ дубравѣ свѣтлой и спокойной
             Горячій воздухъ, какъ кристаллъ.
   
                       Широко межъ вершинъ дубравы
                       Струилась синяя рѣка
                       Благоухая, сохли травы,
                       Дымясь, курились облака;
   
             Дымясь, вставали изъ-за лѣса
             На склонъ небесъ, и вотъ одно
             Могучимъ обликомъ Зевеса
             Воздвигло снѣжное руно.
   
                       Но таетъ призракъ величавый --
                       И снова свѣтозарный сонъ,
                       И снова можъ вершинъ дубравы --
                       Лазури пламенный виссонъ.
                                                                                   Иванъ Бунинъ.

Сборникъ "Итоги". Изданіе газеты "Курьеръ". М., 1903 г.

   

* * *

             Ночь безконечная, глухая,
             Ночь молчаливая близка...
             А я одинъ... Въ душѣ нѣмая,
             Невыразимая тоска...
   
             Какъ въ мутный сумракъ ночи черной
             Уходитъ жизнь въ глубокомъ снѣ,
             Я отдаюсь душой покорной
             Ея могильной тишинѣ...
   
             Но есть мечта: она любовью,
             Она надеждою живитъ;
             Она, склоняясь къ изголовью,
             Про міръ иной мнѣ говоритъ.
   
             И тихо я несусь душою
             Къ роднымъ полямъ: тамъ, далеко,
             Во тьмѣ лѣсовъ, подъ зимней мглою,
             Мнѣ и отрадно, и легко!
   
             Въ глуши нѣмой и непривѣтной,
             Въ нуждѣ, въ терпѣньи безъ конца
             Тамъ бьются жизнью незамѣтной
             Родныя, милыя сердца.
   
             И сладко думать, что мерцаетъ
             Тамъ огонекъ и за трудомъ
             Не слышно вечеръ протекаетъ
             И дышитъ миромъ и тепломъ;
   
             Что не всесиленъ тамъ угрюмый
             Ни мракъ ночей, ни жизни гнетъ
             И молодыя зрѣютъ думы,
             И нѣжно молодость цвѣтетъ...
   
             И горько думать, что далеко
             Родимый край, что онъ забытъ
             И позабытый, одиноко
             Все переноситъ и молчитъ!..
                                                                         Ив. Бунинъ.
             Спб. Дек. 1895 г.

"Міръ Божій", No 3, 1897

   

МАТЬ.

             И дни, и ночи до утра
             Въ степи метели бушевали
             И вѣшки снѣгомъ заметали,
             И заносили хутора.
             А домъ стоялъ въ открытомъ полѣ
             Печальнымъ сторожемъ степнымъ,
             И вѣтеръ бѣшеный надъ нимъ
             Какъ будто тѣшился на волѣ.
             Онъ крышу снесъ, врывался въ домъ --
             И стекла въ рамахъ дребезжали,
             И снѣгъ въ пустой, старинной залѣ
             Кружился въ сумракѣ ночномъ.
   
             Но былъ огонь... Не угасая,
             Въ пристройкѣ робко онъ свѣтилъ,
             И кто-то тамъ всю ночь ходилъ,
             Главъ до разсвѣта не смыкая...
             То мать моя... забывши страхъ,
             Она одна насъ не видала,
             Съ больнымъ ребенкомъ на рукахъ
             Она одна душой страдала.
             Она мерцавшую свѣчу
             Старинной книгой заслонила
   
             И, положивъ его къ плечу,
             Все напѣвала и ходила.
             И ночь тянулась безъ конца...
             Порой дремотой обвѣвая,
             Шумѣла тише вьюга злая,
             Шуршала снѣгомъ у крыльца.
             Когда жъ буранъ въ порывѣ дикомъ
             Внезапнымъ шкваломъ налеталъ,--
             Казалось ей, что домъ дрожалъ,
             Что кто-то слабымъ, дальнимъ кривомъ
             Въ степи на помощь призывалъ...
             И до утра не разъ слезами
             Ея усталый взоръ блестѣлъ,
             А мальчикъ вздрагивалъ, глядѣлъ
             Большими, темными глазами...
   
             Далеко хуторъ мой родной;
             Давно прошли тѣ дни и ночи,
             Когда я видѣлъ предъ собой
             Ея заплаканныя очи.
             Но не забыть ихъ никогда!
             Во тьмѣ житейскаго ненастья,
             Въ часы раздумья и труда
             Я вспоминаю ихъ, какъ счастье,--
             Какъ радость дѣтства моего,
             Какъ утѣшенье предъ разлукой,
             Какъ ласку нѣжную того,
             Кто далъ мнѣ жизнь своею мукой!..
                                                                                   Ив. Бунинъ.

"Міръ Божій", No 1, 1898

   

* * *

             Ночь наступила, день угасъ...
             Сонъ и покой... И всей душою
             Я покоряюсь въ этотъ часъ
             Ночному кроткому покою.
             Какъ облегченно дышитъ грудь,
             Какъ мягко свѣжесть обнимаетъ!
             Какъ мирно свѣтитъ и сіяетъ
             Въ далекомъ небѣ Млечный Путь!..
   
             Опять я здѣсь, опять со мною
             Мой тихій хуторъ -- и кругомъ
             Все вѣетъ ласкою степною
             Въ прозрачномъ сумракѣ ночномъ.
             И безмятежно спятъ селенья,
             И безмятежно спитъ земля...
             Миръ вамъ, родимыя поля!
             Миръ вамъ, былыя треволненья!
   
             За все, что пережито днемъ,
             За все, что съ болью я скрываю
             Глубоко въ сердцѣ молодомъ,
             Я никого не обвиняю;
             За счастіе минутъ такихъ,
             За свѣтлыя воспоминанья --
             Благословляю каждый мигъ
             Былого счастья и страданья!
                                                               И. Бунинъ.

"Міръ Божій", No 12, 1897

   

ЛѢТНЯЯ НОЧЬ.

             "Дай мнѣ звѣзду",-- твердитъ ребенокъ сонный:
             "Дай, мамочка"... Она, обнявъ его,
             Сидитъ съ нимъ на балконѣ, на ступенькахъ,
             Ведущихъ въ садъ. А садъ степной, глухой,
             Идетъ, темнѣя, въ сумракъ лѣтней ночи,
             По скату къ балкѣ. Въ небѣ, на востокѣ
             Краснѣетъ одинокая звѣзда.
   
             "Дай, мамочка"... Она съ улыбкой нѣжной,
             Беретъ худое личико: "Что, милый?"
             "Вонъ ту звѣзду"... "А для чего? Играть?"
             "Какая же ты глупая! Конечно..."
   
             Лепечутъ листья сада. Тонкимъ свистомъ
             Сурки въ степи скликаются. Ребенокъ
             Спитъ на колѣняхъ матери. И мать,
             Обнявъ его, вздохнувъ счастливымъ вздохомъ,
             Глядитъ большими грустными глазами
             На тихую далекую звѣзду.
   
             Прекрасна ты, душа людская! Небу,
              Бездонному, спокойному, ночному,
             Мерцанью звѣздъ подобна ты порой!
                                                                                             Ив. Бунинъ.

"Вѣстникъ Европы", No 1, 1913

   

НОЧНАЯ ВЬЮГА.

             Когда на темный городъ сходитъ
             Въ глухую ночь глубокій сонъ,
             Когда мятель, кружась, заводитъ
             На колокольняхъ перезвонъ,--
   
             Какъ жутко сердце замираетъ!
             Какъ заунывно въ этотъ часъ
             Сквозь стоны бури долетаетъ
             Колоколовъ невнятный гласъ!
   
             Звучитъ онъ скорбью погребальной
             И снится мнѣ: ужъ не взойдетъ
             Изъ тьмы холодной и печальной
             Ни новый день, ни новый годъ...
   
             Міръ опустѣлъ... Земля остыла...
             А вьюга трупы замела
             И вѣтромъ звѣзды загасила,
             И бьетъ во тьмѣ въ колокола.
   
             И на пустынномъ, на великомъ
             Погостѣ жизни міровой
             Кружится смерть въ весельи дикомъ
             И развѣваетъ саванъ свой!..
                                                                                   Ив. Бунинъ.

"Міръ Божій", No 2, 1898

   

ИЗЪ "ПѢСЕНЪ О ВЕСНѢ".

             Таетъ снѣгъ -- и солнце ярко
             Блещетъ въ полдень надъ полями;
             Въ блескѣ солнца влажный вѣтеръ
             По лѣсамъ -- полямъ гуляетъ.
   
             Но поля еще пустынны,
             Но лѣса еще безмолвны,
             Только сосны, точно арфы,
             Напѣваютъ монотонно.
   
             И подъ ихъ напѣвъ неясный,
             Въ заповѣдныхъ чащахъ бора,
             Сладко спитъ Весна-Царевна
             Въ бѣлоснѣжномъ саркофагѣ.
   
             Вѣтерокъ ее ласкаетъ,
             Пригрѣваетъ солнце въ полдень,
             Но, блѣдна и неподвижна,
             Спитъ Царевна въ сладкихъ грезахъ.
   
             Спитъ,-- а скоро ужъ въ долинахъ
             Солнце бѣлый снѣгъ растопитъ --
             И пойдутъ гулять потоки
             По оврагамъ и долинамъ,
   
             Налетятъ лѣсныя птицы,
             Зашумятъ грачи -- и съ ними
             Оживутъ, зазеленѣютъ,
             Зацвѣтутъ лѣса и рощи.
   
             И придетъ Апрѣль-красавецъ
             Изъ заморскихъ странъ далекихъ --
             По-утру, когда въ долинахъ
             Таютъ синіе туманы,
   
             По-утру, когда отъ солнца
             Пахнетъ лѣсъ зеленой хвоей,
             Пахнетъ теплою землею
             И весенними цвѣтами, --
   
             И съ улыбкой онъ склонится
             Надъ Царевною безмолвной,
             И прильнетъ къ устамъ Царевны
             Крѣпко жаркими устами,--
   
             И она въ испугѣ вздрогнетъ,
             Разомкнетъ рѣсницы быстро,
             Глянетъ... вспыхнетъ... И улыбкой
             Озаритъ весь міръ влюбленный!
                                                               Ив. Бунинъ.

"Міръ Божій", No 4, 1898

   

ОСЕНЬ.

I.

             Ужъ поздно. Вдоль аллей, надъ темными прудами,
                                 Бреду я наугадъ.
             Осенней свѣжестью, листвою и плодами
                                 Благоухаетъ садъ.
   
             Давно онъ порѣдѣлъ -- и звѣздное сіянье
                                 Бѣлѣетъ межъ вѣтвей.
             Иду я медленно -- и мертвое молчанье
                                 Царитъ во тьмѣ аллей.
   
             Вотъ пѣсня донеслась печально издалека...
                                 Вотъ гдѣ-то возъ скрипитъ...
             И снова тишина. Спокойно и глубоко
                                 Пустынный хуторъ спитъ.
   
             И звонокъ каждый шагъ среди ночной прохлады,
                                 И царственнымъ гербомъ
             Горятъ холодныя алмазныя Плеяды
                                 Въ безмолвіи ночномъ.
   

II.

                       Не видно птицъ. Безмолвно чахнетъ
             Лѣсъ опустѣвшій и больной...
             Грибовъ ужъ нѣтъ, но крѣпко пахнетъ
             Въ оврагахъ сыростью грибной.
                       "Глушь" стала ниже и свѣтлѣе;
             Въ кустахъ свалялася трава,
             И, подъ дождемъ осеннимъ тлѣя,
             Чернѣетъ мокрая листва.
                       И далеко въ лѣсу багряномъ
             Кустарникъ виденъ на горѣ,
             И лугъ, синѣющій туманомъ
             На ранней утренней зарѣ...
                       А въ полѣ -- вѣтеръ; день холодный
             Угрюмъ, но свѣжъ, и цѣлый день
             Скитаюсь я въ степи свободной,
             Вдали отъ селъ и деревень.
                       Тѣснятся тучи небосводомъ,
             Синѣетъ рѣзко даль подъ нимъ...
             И бодро конь идетъ по всходамъ,
             По взметамъ, вязкимъ и сырымъ.
                       И, убаюканъ шагомъ коннымъ,
             Съ отрадной грустью внемлю я,
             Какъ вѣтеръ звономъ монотоннымъ
             Гудитъ -- поетъ въ дуло ружья.
   

III.

                       И вотъ опять ужъ по зарямъ
             Въ выси, пустынной и привольной,
             Станицы птицъ летятъ къ морямъ,
             Чернѣя цѣпью треугольной.
                       Ясна заря, безмолвна степь,
             Закатъ алѣетъ, разгораясь...
             И тихо въ небѣ эта цѣпь
             Плыветъ, размѣренно качаясь.
                       Какая даль и вышина!
             Глядишь -- и бездной голубою
             Небесъ осеннихъ глубина
             Какъ будто таетъ надъ тобою.
                       И обнимаетъ эта даль,--
             Душа отдаться ей готова,
             И новыхъ, свѣтлыхъ думъ печаль
             Освобождаетъ отъ земного.
                       И новыхъ чувствъ томящій сонъ
             Влечетъ въ просторъ полей холодныхъ,
             Въ родной далекій небосклонъ,
             За караваномъ птицъ свободныхъ...
                       О, сердце! Слышишь ли ихъ крикъ?
             Куда онъ звалъ? Зачѣмъ глубокой
             Тоскою въ душу мнѣ проникъ
             И потонулъ въ степи широкой?
                       Отвѣта нѣтъ... Заря ясна,
             Свѣтло и ярко западъ рдѣетъ,
             Пустынна неба глубина
             И тихо воздухъ холодѣетъ...
   

IV.

                       Вѣтеръ осенній въ лѣсахъ подымается,
             Шумно по чащамъ идетъ...
             Мертвые листья срываетъ -- и весело
             Въ бѣшеномъ вихрѣ несетъ.
                       Только замретъ, припадетъ и послушаетъ --
             Снова взмахнетъ, а за нимъ
             Лѣсъ загудитъ, затрепещетъ -- и сыплются
             Листья дождемъ золотымъ...
                       Вѣетъ зимою, морозными вьюгами,
             Тучи плывутъ въ небесахъ...
             Пусть же погибнетъ все мертвое, слабое
             И возвратится во прахъ!
                       Зимнія вьюги -- предтечи весенніе,
             Зимнія вьюги должны
             Похоронить подъ снѣгами холодными
             Мертвыхъ къ приходу весны.
                       Въ темную осень земля укрывается
             Желтой листвой, а подъ ней
             Дремлетъ побѣговъ и травъ прозябаніе,
             Сокъ животворныхъ корней.
                       Жизнь зарождается въ мракѣ таинственномъ...
             Радость и гибель ея
             Служатъ нетлѣнному и неизмѣнному --
             Вѣчной красѣ Бытія!
                                                                                             Ив. Бунинъ.

"Міръ Божій", No 10, 1898

   

Гробница

             Глубокая гробница изъ порфира.
             Клоки парчи и два крутыхъ ребра.
             Въ костяхъ руки -- желѣзная сѣкира.
             На черепѣ -- вѣнецъ изъ серебра.
   
             Надвинутъ онъ на черныя глазницы.
             Сквозитъ на лбу, блестящемъ и пустомъ.
             И тонко, сладко пахнетъ изъ гробницы
             Истлѣвшимъ кипарисовымъ крестомъ.
                                                                         Ив. Бунинъ.

"Современникъ", No 11, 1912

   

КЛАДЪ.

             Все, что хранитъ слѣды давно забытыхъ,
             Давно умершихъ,-- будетъ жить вѣка.
             Въ могильныхъ кладахъ, древними зарытыхъ,
             Поетъ полночная тоска.
   
             Степныя звѣзды помнятъ, какъ свѣтили
             Тѣмъ, что теперь въ сырой землѣ лежатъ...
             Не Смерть страшна, а то, что на могилѣ
             Смерть стережетъ пѣвучій кладъ.
                                                                                             И. Бунинъ.

"Современный Міръ", No 12, 1908

   

Богъ.

             Дулъ съ моря чистый вѣтеръ, мѣсяцъ рогомъ
             Стоялъ надъ длинной улицей села.
             Курили нѣмцы въ туфляхъ по порогамъ.
             И кирка блѣдно-бѣлою была.
   
             Дулъ сильный вѣтеръ, ночь была тепла.
             А за селомъ, на берегу отлогомъ,
             Волна, шумя, вела бесѣду съ Богомъ,
             Не поднимая соннаго чела.
   
             И мѣсяцъ наклонялся къ балкѣ темной
             И озарялъ на холмикѣ погостъ...
             А Богъ былъ ясенъ, радостенъ и простъ.
   
             Онъ въ вѣтрѣ былъ, въ моей душѣ бездомной,
             И содрогался синимъ блескомъ звѣздъ
             Въ лазури неба, чистой и огромной.
                                                                                             Ив. Бунинъ.
   
             Люстдорфъ.

"Современный Міръ", No 11, 1908

   
Оценка: 5.82*11  Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru