При всей бѣдности современной русской литературы, мы все-таки можемъ насчитать, въ области романа, десятокъ -- другой, болѣе или менѣе крупныхъ, талантливыхъ ея представителей. Но въ отношеніи русской драматургіи и этого сдѣлать нельзя, такъ какъ она совсѣмъ уже бѣдна и, въ текущей четверти столѣтія, исключительно держится на Островскомъ. Съ легкой руки отцовъ русской комедіи, сначала Фонъ-Визина, а затѣмъ Грибоѣдова и Гоголя, отечественная драматическая литература получила сатирическое, обличительное направленіе. Это направленіе вполнѣ унаслѣдовалъ и Островскій -- покуда единственный и высокоталантливый драматургъ нашъ. Слѣдуя по стопамъ Грибоѣдова и Гоголя, которые въ своихъ произведеніяхъ съ замѣчательной правдой и вполнѣ художественно воспроизвели передъ нами міръ дворянства и чиновничества, Островскій впервые познакомилъ русское общество съ новымъ бытомъ -- купеческимъ; онъ весьма добросовѣстно разработалъ эту, нетронутую до него литературой, область, которая до тѣхъ поръ представлялась намъ словно какая-нибудь "terra incognita". Силой своего громаднаго таланта онъ ввелъ насъ въ этотъ незнакомый мірокъ. въ "темное царство" самодурства, безобразій и вопіющихъ, возмущающихъ душу дѣлъ... Глубоко, до послѣднихъ мелочей, изучивъ бытовую сторону родной жизни, Островскій является, такимъ образомъ, создателемъ самобытной русской комедіи, обогатившей и сцену и литературу нашу.
Александръ Николаевичъ Островскій происходитъ изъ дворянъ Костромской губерніи и родился 31 марта 1823 г., въ Москвѣ, гдѣ отецъ его -- Николай Ѳедоровичъ, служилъ сперва въ гражданскомъ судѣ, а потомъ, выйдя въ отставку, былъ ходатаемъ по частнымъ дѣламъ; профессія эта доставляла ему довольно порядочныя средства, на которыя онъ и содержалъ свою многочисленную семью, живя въ своемъ собственномъ домѣ, въ Замоскворѣчьѣ. Александръ Николаевичъ былъ старшій изъ его трехъ сыновей, отъ перваго брака, и лишился матери еще въ самомъ раннемъ дѣтствѣ; отецъ его, съ утра до вечера, проводилъ время въ постоянныхъ хлопотахъ и занятіяхъ, и ему рѣшительно некогда было обратить сколько-нибудь вниманія на то, при какихъ условіяхъ, и какъ растутъ и развиваются его дѣти. Такимъ образомъ, Александръ Николаевичъ почти не получилъ никакаго домашняго воспитанія; онъ росъ, вмѣстѣ съ братьями и сестрами, на полной свободѣ. ничуть не стѣсняемый родительской опекой, или какими бы то ни было педагогическими системами. Правда, при дѣтяхъ Николая Ѳедоровича Островскаго находились, въ качествѣ quasi-воспитателей, сначала одинъ семинаристъ, а потомъ нѣкій Тарасенко, учитель изъ малороссіянъ, но оба они нисколько не повліяли на характеръ, наклонности и развитіе Александра Николаевича.
Затѣмъ первоначальное образованіе онъ получилъ въ первой московской гимназіи, которая въ ту пору не отличалась блестящимъ составомъ учителей и не могла обогатить познаніями умъ нашего будущаго драматурга, особенно въ виду того, что онъ, какъ и большинство даровитыхъ русскихъ юношей, не могъ похвалиться особеннымъ прилежаніемъ; въ тѣ годы онъ уже почувствовалъ нѣкоторую склонность къ литературѣ^ и его гораздо болѣе занимали собственныя литературныя упражненія, чѣмъ школьныя лекціи. Тѣмъ не менѣе, Алек. Ник. окончилъ, въ 1840 г., гимназію и поступилъ на юридическій факультетъ московскаго университета. Въ тѣ времена наша молодежь чувствовала большую привязанность къ театру, -- и Островскій, въ числѣ другихъ, дѣятельно посѣщалъ спектакли, наслаждаясь игрою такихъ крупныхъ сценическихъ талантовъ, какъ Щепкинъ, Мочаловъ, Садовскій, Васильевъ, Живокини, и т. п.; вмѣстѣ съ тѣмъ, его воодушевляли, въ тоже время, обаятельныя произведенія безсмертнаго Гоголя и вдохновенныя статьи Бѣлинскаго, оживившія тогда русскую литературу и образованное общество, рѣшительно бредившее этими двумя, дорогими для него именами литературныхъ корифеевъ, которые находились. въ ту пору, въ полномъ разцвѣтѣ своего таланта. И игра упомянутыхъ артистовъ, и творенія Гоголя и Бѣлинскаго, произвели глубокое вліяніе на молодаго Островскаго, впервые затронули въ немъ драматическую жилку, и еще болѣе увеличили его любовь къ литературѣ.
Однако въ университетѣ Алекс. Ник. прослушалъ лишь три курса, потому что у него вышли какія-то непріятности съ профессоромъ К-ымъ, и Ал. Ник., въ 1843 г., оставилъ университетъ, послѣ чего ему пришлось опредѣлиться на службу; онъ поступилъ въ московскій коммерческій судъ, коллежскимъ регистраторомъ. Еще раньше, до этого, живя съ самаго дѣтства въ Замоскворѣчьѣ, окруженный купечествомъ, Островскій имѣлъ случай очень близко ознакомиться съ оригинальнымъ бытомъ этого сословія; отъ природы весьма наблюдательный, онъ со вниманіемъ вникалъ въ жизнь купеческой среды и дѣятельно изучалъ ее со всѣхъ сторонъ. Служба же въ коммерческомъ судѣ доставила ему еще болѣе матеріала для наблюденій и выводовъ; онъ получилъ возможность взглянуть на этотъ бытъ, такъ прекрасно ему извѣстный, съ совершенно иной, новой точки зрѣнія. Вотъ почему цѣлый рядъ произведеній даровитаго драматурга является заимствованнымъ изъ купеческаго быта.
Какъ мы уже сказали, Островскій началъ писать весьма рано, будучи еще гимназистомъ, но въ первый разъ имя его въ печати появилось только въ 1847 г., когда въ "Московскомъ Городскомъ Листкѣ" были помѣщены его три произведенія: "Семейная картина" -- пьеса:, поставленная на сценѣ гораздо позднѣе (перепечат. въ "Соврем." 1856 г. Апрѣль), "Очерки Замоскворѣчья" -- небольшой, но весьма характеристичный разсказъ и "Сцены изъ Замоскворѣцкой жизни" -- отрывокъ изъ комедіи "Свои люди -- сочтемся", называвшейся тогда "Банкруть"; подъ отрывкомъ были поставлены буквы А. О. и Д. Г.;-- эти буквы впослѣдствіи подали поводъ къ жалкой исторіи, не дѣлавшей чести нѣкоторымъ господамъ и осрамившей многіе наши журналы и газеты. Произведенія эти (кромѣ отрывка изъ "Банкрута"), хотя и были далеко еще не зрѣлы, но обратили на себя общее вниманіе, во-первыхъ, новизною сюжета, образностью языка, во-вторыхъ, замѣчательно вѣрнымъ изображеніемъ той среды, изъ которой они были взяты,-- и, вообще, имѣли значительный успѣхъ, который невольно побудилъ ихъ автора всецѣло посвятить себя литературной дѣятельности. Но первый серьезный и вполнѣ обдуманный трудъ Алекс. Ник. явился только черезъ три года; это была комедія "Свои люди -- сочтемся" (или какъ она тогда называлась -- "Банкрутъ"), напечатанная въ 6 книжкѣ "Москвитянина" 1850 г.,-- очевидно написанная подъ свѣжимъ впечатлѣніемъ службы въ коммерческомъ судѣ и заключавшая въ себѣ цѣлую эпопею одного изъ самыхъ злостныхъ и многочисленныхъ банкротствъ.
Комедія "Свои люди -- сочтемся" представляла собою явленіе, до той поры невиданное въ нашей литературѣ; въ немъ авторъ въ первый разъ приподнялъ, весьма смѣло, часть той завѣсы, за которой скрывалась своеобразная, совершенно замкнутая и недоступная постороннему глазу, среда русскаго купечества, заключающая въ себѣ иные нравы, иныя жизненныя условія. И сюжетъ, и типы, и даже языкъ,-- все въ названной комедіи было такъ ново и такъ художественно; она представляла полную, цѣльную картину, набросанную яркими, живыми красками. "Свои люди -- сочтемся" имѣли успѣхъ громадный и завоевали автору одно изъ самыхъ почетныхъ мѣстъ въ литературѣ, признавшей за новымъ писателемъ глубокій, сильный талантъ, который можно сравнивать лишь съ гоголевскимъ талантомъ. Тѣмъ не менѣе къ постановкѣ на сцену комедія не была допущена, благодаря тому, что многіе изъ "именитыхъ комерсантовъ", въ силу извѣстной пословицы, увидѣли въ упомянутомъ произведеніи -- личное для себя оскорбленіе и обвиняли автора едва-ли не въ государственномъ преступленіи,-- въ стремленіи ниспровергнуть гражданскія основы, существующій порядокъ вещей и к т. п. Конечно, "все это было бы смѣшно, когда-бы не было такъ грустно"... Только послѣ совершенной передѣлки заключительной сцены и вставки одного мѣста въ "благонамѣренномъ духѣ", комедія "Свои люди -- сочтемся" разрѣшена была къ представленію,-- и, съ тѣхъ поръ, не сходя съ репертуара, составляетъ лучшее украшеніе нашей сцены.
По кромѣ того, по поводу этой же комедіи, Островскій принужденъ былъ перенести, ни начемъ не основанную, мучительную клевету, сплетню, которой, одно время, мало развитые и легковѣрные люди, и, конечно, враги начинающаго писателя, придавали серьезное значеніе. Сплетня заключалась въ томъ, что будто комедія написана не Островскимъ, а принадлежитъ нѣкоему актеру Д. Гореву (Тарасенкову), съ которымъ Алекс. Никол. сходился иногда въ трактирахъ и другихъ увеселительныхъ заведеніяхъ Москвы, съ цѣлью уясненія многихъ сторонъ купеческаго быта. Эта личность представляла изъ себя типъ "широкой русской натуры" и страдавшая, столь частымъ на Руси недугомъ, -- страстью къ вину, вообразила, при полномъ непониманіи процесса творчества, что молодой драматургъ похитилъ у нея и типы и мысль для своего "Банкрута", и всюду, гдѣ можно, старалась распространить эту нелѣпую выдумку. Однимъ словомъ съ Островскимъ повторилась исторія Гоголя, котораго тоже пытались обвинить въ похищеніи сюжета и типовъ для его "Ревизора".
Какъ ни были разнорѣчивы рецензенты, въ своихъ сужденіяхъ о комедіи "Свои люди -- сочтемся", но всѣ они, единогласно, признали ее высшей степени замѣчательнымъ литературнымъ произведеніемъ. Вотъ, напримѣръ, что говорилъ, по поводу ея, покойный Дружининъ: "Съ какой стороны ни станемъ смотрѣть мы на комедію "Свои люди -- сочтемся", она оказывается капитальнымъ, образцовымъ произведеніемъ, лучшимъ вкладомъ нашего литературнаго поколѣнія въ сокровищницу отечественнаго искусства... главная и несравненная ея красота заключается въ ея постройкѣ. Съ этой точки зрѣнія ей уступаютъ и "Ревизоръ", котораго интрига не нова и отчасти грѣшитъ противу правдоподобія, и "Горе отъ Ума", гдѣ она раздроблена и недовольно энергична. Интрига комедіи г. Островскаго -- совершенство по замыслу и по блеску исполненія. Она истинна, проста, всѣми сторонами соприкасается дѣйствительной жизни, безъ усилія принимаетъ въ себя нѣсколько комическихъ и характерныхъ эпизодовъ, обнимаетъ собою значительнѣйшіе моменты въ бытѣ русскаго торговаго класса, ни на одинъ мигъ не замедляется въ своемъ теченіи, вполнѣ захватываетъ собой вниманіе читателя, и, наконецъ, на послѣднихъ страницахъ произведенія, какъ громовымъ ударомъ, разражается катастрофой, въ которой но знаешь, чему болѣе удивляться -- потрясающему ли драматизму положеній, или простотѣ средствъ, какими этотъ драматизмъ достигнутъ? Оттого вся драма, взятая въ цѣлости, производитъ впечатлѣніе, какое только могутъ производить первоклассныя творенія... Языкъ, которымъ говорятъ дѣйствующія лица комедіи г. Островскаго, не уступаетъ языку Гоголя и Грибоѣдова... подъ словомъ языкъ Островскаго мы не понимаемъ простую гладкость или вѣрность діалоговъ... Автору комедіи "Свои люди -- сочтемся" съ перваго разу далась высшая наука. Его дѣйствующія лица говорятъ такъ, что каждою своей фразою высказываютъ себя самихъ, весь свой характеръ, все свое воспитаніе, все свое прошлое и настоящее". Мы нарочно сдѣлали эту, нѣсколько длинную выписку изъ статьи Дружинина, потому что этотъ отзывъ о комедіи "Свои люди -- сочтемся" можно, почти вполнѣ, примѣнить и къ остальнымъ лучшимъ произведеніямъ Островскаго, написаннымъ въ цвѣтущую пору его литературной дѣятельности.
Вслѣдъ за названнымъ произведеніемъ, Алекс. Никол. написалъ двѣ сцены: "Утро молодаго человѣка" ("Москвитянинъ" 1850 г., No 22) и "Неожиданный случай (Драматическій этюдъ)" (альманахъ "Комета" 1851 г.). Но и та, и другая оказались весьма слабыми, особенно послѣдняя, которую самъ авторъ не захотѣлъ включить въ полное собраніе своихъ сочиненій. За то вторая большая его комедія "Бѣдная невѣста" ("Москвитянинъ" 1852 г., No 4),-- представляетъ также, какъ и первая комедія -- явленіе образцовое въ русской литературѣ, хотя взято уже не изъ купеческаго быта и не столько сценична, какъ "Свои люди -- сочтемся". Однако "Бѣдную невѣсту", несмотря на ея несомнѣнныя достоинства, на всю ея "гармонію творчества", приняли гораздо холоднѣе, и она не возбудила прежнихъ горячихъ похвалъ ея автору. Очевидно, что красоты ея оказались менѣе доступны массѣ -- и комедія была непонята, не только большинствомъ публики, но и многими рецензентами, которые признали ее "шагомъ назадъ" со стороны автора.
Затѣмъ послѣдующія произведенія Алекс. Никол., въ которыхъ онъ вернулся къ изображенію того-же купеческаго быта, снова вызвали множество самыхъ восторженныхъ отзывовъ, самыхъ лестныхъ, громкихъ похвалъ. Въ періодъ времени съ 1852 по 1859 годъ, включительно, Островскимъ написаны слѣдующія пьесы: "Не въ свои сани не садись" -- ком. въ 3 д. ("Москвит." 1853 г. No 5), "Бѣдность не порокъ", комед. въ 3 д. (Ibid. 1854 г. No 1), "Не такъ живи, какъ хочется" -- народн. драма въ 3 д. (Ibid. 1855 г. NoNo 17 и 18), "Въ чужомъ пиру похмѣлье", комед. въ 2 д. ("Русск. Вѣстн." 1856 г.), "Доходное мѣсто", комед. въ 5 д. ("Русск. Бесѣда" 1857 г. т. 1.),-- въ которой авторъ затронулъ одинъ изъ самыхъ современныхъ, въ ту пору, вопросовъ, "Праздничный сонъ -- до обѣда", картины моск. Жизни ("Современникъ" 1857 г. No 2), "Не сошлись характерами" сцены изъ москов. жизни (Ibid. 1858. Янв.), и "Воспитанница" -- комед. въ 3 д. ("Библ. д. чт." 1859. Янв.). Почти во всѣхъ этихъ произведеніяхъ, высокодаровитый авторъ, со свойственнымъ ему мастерствомъ и поразительной вѣрностью, рисуетъ весьма печальныя, мрачныя картины семейной и общественной жизни купеческаго сословія, въ которомъ полновластно царитъ упорная рутина и апатія, и гдѣ, заключенныя въ тѣсныя рамки обычая и отжившихъ понятій, выростаютъ цѣлыя поколѣнія, коснѣющія въ старыхъ, нелѣпыхъ предразсудкахъ и дальше своего узкаго, заколдованнаго мірка, не желающія сдѣлать ни одного шага, безсознательно продолжая жить, или, вѣрнѣе, прозябать, при тѣхъ самыхъ условіяхъ, обстановкѣ и программѣ, при которыхъ жили ихъ дѣды и отцы.
Въ 1859 г., гр. Г. А. Кушелевымъ-Безбородко, основателемъ журнала "Русское Слово", были въ первый разъ изданы отдѣльно, въ 2-хъ томахъ "Сочиненія А. Н. Островскаго", вызвавшія многое множество рецензій и большихъ критическихъ разборовъ, изъ которыхъ, безъ сомнѣнія, первое мѣсто принадлежитъ замѣчательнѣйшей статьѣ Н. А. Добролюбова, подъ заглавіемъ
"Темное Царство"; въ ней, нашъ знаменитый критикъ, дѣлаетъ обстоятельную и правдивую оцѣнку всѣмъ произведеніямъ Островскаго, какъ нельзя лучше характеризуетъ талантъ этого писателя и вполнѣ выясняетъ его значеніе въ нашей литературѣ, между прочимъ, какъ бытописателя, неимѣющаго покуда себѣ соперниковъ и открывшаго намъ новый міръ, со всѣми его ужасами и людьми, въ которыхъ такъ мало человѣческаго и у которыхъ самодурство всосалось въ плоть и въ кровь.
Вотъ какую характеристику дѣлаетъ Добролюбовъ, (при разборѣ "Грозы"), вообще всѣхъ произведеній Островскаго, характеристику созданной имъ комедіи. "Это не комедія интригъ",-- говоритъ критикъ -- "и по комедія характеровъ собственно, а нѣчто новое, чему мы дали бы названіе "пьесъ жизни", если бы это не было слишкомъ обширно и потому не совсѣмъ опредѣленно. Мы хотимъ сказать, что у него на первомъ планѣ является всегда общая, не зависящая ни отъ кого изъ дѣйствующихъ лицъ, обстановка жизни. Онъ не караетъ ни злодѣя, ни жертву; оба они жалки вамъ, нерѣдко оба смѣшны, но не на нихъ непосредственно обращается чувство, возбуждаемое въ васъ пьесою. Вы видите, что ихъ положеніе господствуетъ надъ ними, и вы вините только въ томъ, что они не выказываютъ достаточно энергіи для того, чтобы выдти изъ этого положенія... Такимъ образомъ борьба, требуемая теоріею отъ драмы, совершается въ пьесахъ Островскаго не въ монологахъ дѣйствующихъ лицъ, а въ фактахъ, господствующихъ надъ ними. Часто сами персонажи комедіи не имѣютъ яснаго, иди и вовсе никакого, сознанія о смыслѣ своего положенія и своей борьбы; но за то борьба весьма отчетливо и сознательно совершается въ душѣ зрителя, который невольно возмущается противъ положенія, порождающаго такіе факты"...
Въ 1860 г., въ "Библ. д. Чтенія" появилось новое произведеніе Алек. Никол.-- "Гроза", драма въ 5 д. Еще ранѣе появленія названной драмы, каждая новая пьеса нашего драматурга возбуждала, въ журнальномъ мірѣ, волненіе и служила неисчерпаемымъ матеріаломъ для разнообразныхъ толковъ и сужденій, противорѣчившихъ другъ другу. Въ концѣ концовъ образовались даже два литературные лагеря, діаметрально-противоположные одинъ другому; и тотъ, и другой, конечно, признавали въ Островскомъ талантъ вовсе недюжинный, но каждая партія желала непремѣнно видѣть въ немъ сторонника тѣхъ же убѣжденій, которыя она сама исповѣдывала, желала пламенно завербовать его въ свои ряды... Такимъ образомъ Островскій дѣлался, volens-nolens, предметомъ самой жаркой, и, порою, самой невозможной полемики. Никто изъ тогдашнихъ критиковъ не догадался, не хотѣлъ взглянуть на Островскаго какъ на писателя.-- просто живописующаго жизнь и нравы извѣстнаго сословія, нѣкоторой части русскаго общества, а старались смотрѣть на него какъ на писателя -- моралиста, пропагандирующаго убѣжденія какой либо партіи. "Его хотѣли" -- говоритъ Добролюбовъ -- "непремѣнно сдѣлать представителемъ извѣстнаго рода убѣжденій, и затѣмъ карали за невѣрность этимъ убѣжденіямъ или возвышали за укрѣпленіе въ нихъ, и наоборотъ". Появленіе "Грозы" только подлило масла въ огонь; по поводу этой комедіи возгорѣлась еще большая полемика между представителями разныхъ журнальныхъ партій. Хотя глубоко-прочувствованный и строго-обдуманный характеръ Катерины вызвалъ всеобщій восторгъ и удивленіе, но каждый критикъ по своему старался анализировать и понять характеръ этой женщины, каждый навязывалъ ей тѣ или другія, воображаемыя, черты и произвольно перетолковывалъ ея поступки и отношеніе къ ней остальныхъ лицъ драмы, и никто не сдѣлалъ надлежащей оцѣнки этого характера. Стоитъ только пробѣжать всѣ тогдашнія рецензіи гг. Анненкова, Дудышкина, Пальховскаго, М. Достоевскаго, Н. П. Некрасова (московскаго) и другихъ, чтобы убѣдиться, до какихъ геркулесовыхъ столбовъ взаимнаго противорѣчія, полнаго непониманія и абсурда, доходили эти критики, въ сужденіяхъ своихъ о "Грозѣ"; изъ всѣхъ ихъ вѣрнѣе и проще взглянулъ на характеръ Катерины и вообще на всю пьесу покойный Аполлонъ Григорьевъ. По лучшая и серьезная оцѣнка "Грозы", принадлежала, безъ сомнѣнія, Добролюбову, который въ статьѣ своей "Лучъ свѣта въ темномъ царствѣ", обстоятельно и мастерски проштудировалъ, до мелочей, названную пьесу. "Характеръ Катерины" -- писалъ Добролюбовъ -- "какъ онъ исполненъ въ "Грозѣ", составляетъ шагъ впередъ не только въ драматической дѣятельности Островскаго, но и во всей нашей литературѣ. Онъ соотвѣтствуетъ новой Фазѣ нашей народной жизни, онъ давно требовалъ своего осуществленія въ литературѣ, около него вертѣлись паши лучшіе писатели; но они умѣли только понять его надобность и не могли уразумѣть и почувствовать его сущности: это съумѣлъ сдѣлать Островскій"... Однако, впослѣдствіи, Д. И. Писаревъ совершенно иначе взглянулъ на Катерину и въ статьѣ своей "Мотивы русской драмы" доказывалъ, что Добролюбовъ "увлекся симпатіей къ характеру Катерины и принялъ ея личность за свѣтлое явленіе"... и что поэтому "Лучъ свѣта въ темномъ царствѣ" -- былъ ошибкой со стороны Добролюбова. Но мы думаемъ, что если Добролюбовъ слишкомъ увлекся, идеализируя личность Катерины, то Писаревъ впалъ еще въ большую крайность, отнесясь къ этому характеру вполнѣ отрицательно.
Съ началомъ шестидесятыхъ годовъ Алек. Никол., продолжая писать свои прекрасныя, блестящія сцены изъ купеческаго быта, вступилъ въ новый фазисъ своей литературной дѣятельности: принявшись за историческую драму, или, по собственному его выраженію, за "драматическія хроники". Такъ, въ 1862 г. появился его "Козьма Захарьичъ Мининъ Сухорукъ" (въ 5 д., въ стих.-- "Совремеи." No 1.), принятый весьма благосклонно публикой и вызвавшій нѣсколько сочувственныхъ, лестныхъ отзывовъ; пьеса имѣла успѣхъ и на сценѣ, благодаря превосходному ея исполненію нашими лучшими артистами. Затѣмъ слѣдующія хроники: "Воевода" (Сонъ на Волгѣ) -- комед. въ 5 д., въ стих. ("Соврем." 1865. Янв.), "Тушино" -- драм. хр. въ стих. ("Всемірн. Трудъ". 1867. Янв.), "Дмитрій Самозванецъ и Василій Шуйскій" ("Вѣстн. Евр." 1867. т. 1. Мартъ) и "Василиса Мелентьева" -- драма въ 5 д. (въ сотрудничествѣ съ Гедеоновымъ) ("Вѣстн. Евр." 1868. Февр.) -- далеко уступали, во всѣхъ отношеніяхъ, первой его драмѣ. Вообще, всѣ эти хроники, несмотря на свои внѣшнія литературныя достоинства, на поэтичность, и, порою, прекрасный. выразительный стихъ, не выдерживаютъ строгой критики и оказываются гораздо слабѣе, ниже бытовыхъ сценъ, комедій и драмъ Александра Николаевича. Паша литература сдѣлала вполнѣ справедливый упрекъ Островскому, за ту излишнюю самонадѣянность, съ какою онъ вступилъ въ незнакомую ему область исторической драмы.
Независимо отъ названныхъ хроникъ, Островскій въ теченіе восьми лѣтъ (1860--1867), напечаталъ рядъ произведеній, мелкихъ и крупныхъ, въ томъ же жанрѣ, въ какомъ написаны и прежнія, лучшія его вещи. Это были слѣдующія пьесы: картины изъ московской жизни: "Старый другъ лучше новыхъ двухъ" ("Совр." 1860. Сент.), "Свои собаки грызутся -- чужая не приставай" (Ibid. 1861. Авг.), "Зачѣмъ пойдешь, то и найдешь. Женитьба Бальзаминова" ("Время". 1861. Сент.), "Тяжелые дни" ("Совр." 1863. Сентяб.), "Шутники" (Ibid. 1864. Сентяб.), "Пучина" ("Спб. Вѣдом.", 1806. NoNo I, 4. 5, 6 и 8), драма -- "Грѣхъ да бѣда на кого не живетъ" ("Время" 1863. Янв.) и комедія "На бойкомъ мѣстѣ" ("Goврем". 1865. Сентяб.). Изъ всего этого наиболѣе выдаются "Шутники". "Грѣхъ да бѣда на кого не живетъ"" и "Тяжелые дни", остальное же не представляетъ ни чего особенно замѣчательнаго. Но и въ мелкихъ вещицахъ Островскаго, его драматическихъ этюдахъ и сценкахъ, написанныхъ имъ въ разное время, начиная съ 1850 г.,-- всегда отыщется много истинно поэтическихъ, художественныхъ мѣстъ, много живыхъ, искусно обрисованныхъ лицъ и настоящихъ типовъ. "Какимъ удивительнымъ языкомъ они написаны", -- говоритъ Дружининъ о мелкихъ произведеніяхъ Островскаго -- "какихъ сторонъ жизни въ нихъ не затронуто.-- отъ быта знатнаго, но промотавшагося семейства, до похожденій бѣднѣйшаго Ловласа. завивающаго свои кудри неискусной рукой кухарки Матрены; отъ катастрофъ богатой помѣщичьей жизни ("Воспитанница") до горестей бѣднаго учителя: отъ теньеровскихъ сценъ изъ купеческаго быта до приключеній купчика, который гнушается своей семьей, мотаетъ деньги и корчитъ европейца до тѣхъ поръ, пока грозное уничтоженіе материнской довѣренности не полагаетъ предѣла его подвигамъ!". И всѣ лица и явленія, выводимыя авторомъ, невольно поражаютъ читателя своей строгой простотой, своей жизненной правдой: авторъ никогда не искажалъ дѣйствительность. изъ желанія угодить какой либо теоріи, чутье художника никогда не измѣняло ему.-- Помимо всего этого, "Островскій" -- скажемъ мы словами автора "Темнаго царства" -- "умѣетъ заглядывать въ глубь души человѣка, умѣетъ отличать натуру отъ всѣхъ извнѣ принятыхъ уродствъ и наростовъ; оттого внѣшній гнетъ, тяжесть всей обстановки, давящей человѣка, чувствуются въ его произведеніяхъ гораздо сильнѣе, чѣмъ во многихъ разсказахъ, страшно возмутительныхъ по содержанію. но внѣшнею, оффиціальною стороною дѣла совершенно заслоняющихъ внутреннюю человѣческую сторону. Комедія Островскаго не проникаетъ въ высшіе слои нашего общества, а ограничивается только средними, и потому не можетъ дать ключа къ объясненію многихъ горькихъ явленій, въ ней изображаемыхъ. Но тѣмъ не менѣе типы комедій Островскаго нерѣдко заключаютъ въ себѣ не только исключительно купеческія или чиновничьи, но и общенародныя черты. Дѣятельность общественная мало затронута въ комедіяхъ Островскаго... за то чрезвычайно полной рельефно выставлены два рода отношеній... отношенія семейныя и отношенія ію имуществу. Немудрено поэтому, что сюжеты и самыя названія его пьесъ вертятся около семьи, жениха, невѣсты, богатства и бѣдности. Драматическія коллизіи и катастрофы въ пьесахъ Островскаго всѣ происходятъ вслѣдствіе столкновенія двухъ партій -- старшихъ и младшихъ, богатыхъ и бѣдныхъ. своевольныхъ и безотвѣтныхъ"...
Послѣдній періодъ дѣятельности высоко-талантливаго драматурга нашего ничего не прибавилъ къ его литературной славѣ. Съ переходомъ, въ 1868 г., "Отеч. Записокъ" подъ новую редакцію. Островскій сталъ помѣщать свои произведенія преимущественно въ этомъ журналѣ, гдѣ въ теченіи девяти лѣтъ имъ напечатаны слѣдующія пьесы: комедіи -- "На всякаго мудреца довольно простоты" (1868. Нояб.), "Горячее сердце"" (1869. Янв.), "Бѣшеныя деньги" (1870. Февр.), "Лѣсъ" (1871. Янв.), "Не все коту масляница" -- сцены изъ москов. жизни (1871. Сентяб,), "Не было ни гроша, да вдругъ алтынъ" (1872. Янв.). "Комикъ XVII столѣтія" -- комед. въ стих. (1873. Февр. "Поздняя любовь". Сцены изъ жизни захолустья (1874. Янв.), "Трудовой хлѣбъ". Сцены изъ жизни захолустья (1874. Нояб., отрывокъ былъ раньше въ "Складчинѣ" 1874), и "Волки и овцы", комед. (1875. Пояб.). Кромѣ того, въ "Вѣстн. Евр." (1873. Сент.) имъ помѣщена весьма поэтическая, граціозная вещица "Снѣгурочка" -- весенняя сказка въ стихахъ. Но изъ всѣхъ этихъ произведеній послѣдняго періода заслуживаютъ вниманія, собственно говоря, только двѣ пьесы "Не все коту масляница" и "Волки и овцы", но остальныя слабѣе первыхъ произведеній Александр. Никол., хотя и написаны онѣ типическимъ, своеобразнымъ языкомъ и обличаютъ мастера, глубокаго знатока русской жизни, великолѣпно знающаго сцену.
Алек. Ник. принадлежитъ также переводъ комедіи Шекспира "Усмиреніе своенравной" ("Современ." 1865. No 11--12) -- сдѣланный прекрасно и вполнѣ добросовѣстно; недуренъ также и переводъ его двухъактной комедіи итальянскаго писателя Итало Франки: "Великій Банкиръ"" ("Отеч. Зап." 1871. Іюль). Что же касается до другихъ его переводовъ съ французскаго и итальянскаго. каковы, -- сами по себѣ слабыя,-- комедіи: "Заблудшія овцы", "Кофейная", "Рабство мужей" и "Семья преступника",-- то эти переводы, на которыхъ авторъ сперва не захотѣлъ выставить даже своего имени, представляютъ явленіе весьма жалкое, и на сценѣ потерпѣли полное фіаско.
15 марта 1872 года, въ ознаменованіе двадцати пятилѣтней литературной дѣятельности Островскаго,-- дѣятельности истинно честной и вполнѣ безупречной, почитателями его таланта, былъ устроенъ юбилей, въ Петербургскомъ Собраніи Художниковъ. На обѣдѣ юбиляръ, по причинѣ болѣзни, отсутствовалъ; но ему былъ отправленъ адресъ и затѣмъ юбиляръ получилъ роскошный альбомъ отъ любителей драматическаго искусства, независимо отъ этого, тогда же, въ память торжественнаго дня. была устроена подписка,-- собрано 1000 руб. и на сумму эту предложено было учредить, въ деревнѣ -- постоянномъ мѣстопребываніи Островскаго школу его имени.
Въ настоящее время Островскому пятьдесятъ три года; зимою онъ обыкновенно живетъ въ своемъ оригинальномъ, наслѣдственномъ домикѣ, въ Москвѣ, у Николы въ Воробьинѣ,-- лѣто же проводитъ въ живописномъ сельцѣ Щелыковѣ (Костромской губ., Кинешемскаго уѣзда), пріобрѣтенномъ имъ отъ своей мачихи, по смерти отца. Алек. Никол. и до сихъ поръ продолжаетъ неутомимо трудиться на литературномъ поприщѣ, обогащая русскую сцену своими талантливыми пьесами. Послѣднее его произведеніе -- была комедія "Богатыя невѣсты", помѣщенная въ "Отеч. Записк." текущаго года.
Сочиненія Островскаго были изданы: въ 1859 г. въ 2-хъ томахъ, гр. Г. А. Кушелевымъ-Безбородко, затѣмъ повторены въ 1868 г. Д. Е. Кожанчиковымъ; имъ же изданы, въ 1867--1876 гг., дополнительные томы, третій -- восьмой. "Драматическіе переводы А. Островскаго" изданы въ Спб. въ 1872 г. Кромѣ того, существуютъ отдѣльныя изданія слѣдующихъ его пьесъ: "Не въ свои сани не садись" (М. 1853), "Бѣдная невѣста" (М. 1852), "Доходное мѣсто" (М. 1857), "Воспитанница" (Спб. 1860), "Гроза" (Спб. 1860), "Бѣдность не порокъ" (Спб. 1861), "Козьма Захарьинъ Мининъ Сухорукъ" и проч. (Спб. 1862) и "Димитрій Самозванецъ и Василій Шуйскій" (Спб. 1867). Островскій также передѣлалъ для московской сцены. въ 1852 г., пьесу Основьяненко, подъ заглавіемъ: "Искренняя любовь, или милый дороже счастья" ("Щыра любовъ, або мылый дороже щастя"), драма въ 3 д., съ эпилогомъ, въ малороссійск. нравахъ Грицка Основьяненко.
Портретъ, помѣщенный въ прошломъ No снять съ А. Н. Островскаго, въ самомъ концѣ шестидесятыхъ годовъ, въ московской фотографіи художника П. В. Туликова и весьма сходенъ съ оригиналомъ.