Челпанов Георгий Иванович
Еще к вопросу о материализме

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    (Ответ г-ну Карданусу).

   

ЕЩЕ КЪ ВОПРОСУ О МАТЕРІАЛИЗМѢ.

(Отвѣтъ г-ну Карданусу).

Проф. Г. И. Челпанова.

   Въ No 248 "Новостей" помѣщенъ отвѣтъ г. Кардануса на мою статью "Къ ученію матеріализма" ("Міръ Божій", августъ-сентябрь 1897 г.). Въ этой статьѣ я доказывалъ, что г. Карданусъ, ученый обозрѣватель "Новостей", выступилъ съ обвиненіемъ всѣхъ русскихъ философовъ въ невѣжествѣ, не имѣя рѣшительно никакихъ философскихъ познаній, руководствуясь только {Я подчеркиваю въ данномъ случаѣ только здраваго смысла, потому что г. Карданусъ опять можетъ прикинуться непонимающимъ и станетъ увѣрять читателя, что я отрицаю значеніе здраваго смысла для философствованія.} лишь воображеніями здраваго смысла. Въ этой статьѣ я его обвинялъ въ томъ, что онъ не знаетъ, что такое матеріализмъ, не понимаетъ, что мысль непротяженна и что онъ никогда, очевидно, не имѣлъ случая ознакомиться съ разсужденіями выдающихся философовъ по этому вопросу. Я доказывалъ, что такого философа, какъ Шопенгауэръ, онъ не понимаетъ,-- не понимаетъ, что Шопенгауэръ говорить объ относительномъ оправданіи матеріализма въ области естествознанія, а не философіи, что онъ даже читать Шопенгауэра не умѣетъ, если думаетъ, что Animalität у Шопенгауэра означаетъ одушевленность. Такъ можетъ переводить Шопенгауэра только тотъ, кто при переводѣ смотритъ въ словарь, а не тотъ, кто должнымъ образомъ умѣетъ читать философовъ. Наконецъ, я утверждалъ, что онъ не знаетъ даже, что такое самонаблюденіе, о которомъ говорится на первыхъ страницахъ любого учебника психологіи, что онъ не понимаетъ даже такого популярнаго писателя, какъ Милль. Теперь г. Карданусъ пишетъ отвѣтъ на эту статью.
   Читатель, конечно, въ правѣ ожидать, что онъ станетъ оправдываться во взводимыхъ на него несправедливо обвиненіяхъ и докажетъ, что онъ понимаетъ, что такое самонаблюденіе, что онъ знаетъ, что такое матеріализмъ, и т. п. Ничуть не бывало. Г. Карданусъ въ своей полемической статьѣ пользуется тѣмъ пріемомъ, который называется argumentatio ad hominem и который состоитъ въ томъ, чтобы показать читателю, что онъ не долженъ мнѣ вѣрить потому, что я философъ еще очень "юный" и самъ еще ничего не знаю. Но, очевидно, г. Карданусъ забылъ, что argumentatio ad hominem всегда является признакомъ бѣдности доказательства. Но оставимъ личные счеты и разберемъ по порядку тѣ соображенія, которыя г. Карданусъ приводитъ въ доказательство того, что я философъ, которому не слѣдуетъ оказывать никакого довѣрія.
   Г. Карданусъ говоритъ, что я хотѣлъ уничтожить матеріализмъ слѣдующими аргументами: "во-первыхъ, онъ, -- говорить г. Карданусъ обо мнѣ, заявилъ, что явленія, относящіяся къ міру физическому, обладаютъ качествомъ протяженности, а явленія психическія этимъ качествомъ не обладаютъ. Можемъ ли мы, -- восклицаетъ онъ въ своей статьѣ, -- сказать, что чувство голода обладаетъ какой-либо протяженностью. Конечно, нѣтъ. Нельзя же сказать, что голодъ круглый, четырехугольный и т. п. Во-вторыхъ, цѣлыхъ рядомъ соображеній ему хотѣлось доказать, что мысль не есть функція мозга. Я посмѣялся надъ дѣтскими упражненіями г. Челпанова и скромно (?!) спросилъ его: можемъ ли мы сказать: электричество круглое, четырехъугольное, длинное и т. д."
   Конечно, г. Карданусъ, философствующій только на основаніи здраваго смысла, посмѣялся надъ моими разсужденіями, потому что думалъ, что это мои "дѣтскія разсужденія", принадлежащія мнѣ, безвѣстному философу. Но если бы онъ зналъ, что это не моя мысль, а мысль, высказанная такими выдающимися писателями какъ Юмъ и Бонъ, я думаю,-- онъ не рѣшился бы смѣяться, потому что нельзя же въ самомъ дѣлѣ о великомъ Юмѣ или знаменитомъ Бэнѣ сказать, что ихъ мысли представляютъ собою "дѣтское упражненіе". Такъ, напр., у Юма {См. Юмъ. "Treatise of human nature" V. I. P. IV. Sect V, изд. Selby Bigge, стр. 234. Бэнъ. "Психологія". Спб. 1887. Введеніе.} для доказательства непротяженности души говорится: сможетъ ли кто-нибудь постигнуть чувство (passion), обладающее ярдомъ длины, футомъ ширины и дюймомъ толщины". Или вотъ, напр., слова Бона: "удовольствіе не имѣетъ ни длины, ни ширины, ни толщины". Итакъ, г. Карданусъ съ опроверженіемъ этихъ "дѣтскихъ упражненій" долженъ адресоваться не ко мнѣ, а къ Юму или Бэну. Если онъ не имѣлъ случая читать ни Юма, ни Бэна, то онъ, по крайней мѣрѣ, долженъ былъ бы передъ тѣмъ, какъ собирался мнѣ писать отвѣтъ, просмотрѣть мои ссылки, тогда онъ въ примѣчаніи на страницѣ 59 {"Міръ Божій", 1897. сентябрь.} увидѣлъ бы, что фраза Бэна у меня приводится цѣликомъ. Можетъ быть, г. Карданусъ, увидя, что о непротяженности мысли, или психическихъ процессовъ въ тѣхъ же выраженіяхъ, въ какихъ говорю я, говорятъ и выдающіеся писатели, не посмѣялся бы надъ моими дѣтскими упражненіями, и не спросилъ бы меня скромно: "можно ли сказать: электричество круглое, четырехугольное и т. п." {Можетъ быть, г. Карданусъ напишетъ еще одинъ фельетонъ въ доказательство того, что Бенъ и Юмъ говорятъ не то, что говорю я; что я говорю о чувствѣ голода, между тѣмъ какъ они говорятъ о чувствахъ вообще и о чувствѣ удовольствія. Съ него это можетъ статься.}.
   Затѣмъ г. Карданусъ на основаніи одной фразы въ примѣчаніи (стр. 7--8 "М. Б". августъ) заявляетъ, что я этой фразой произнесъ смертельный приговоръ своей собственной теоріи и пришелъ къ философскому самоубійству. Очень сожалѣю, что мнѣ приходится просить вниманія читателя, чтобы показать, что г. Карданусъ не понялъ этой фразы, имѣющей, къ тому же, совершенно второстепенное значеніе въ моей статьѣ, и на этомъ основаніи сдѣлалъ выводъ о моей полной философской несостоятельности.
   Говоря о психическомъ, я употреблялъ въ своей первой статьѣ выраженіе явленіе, это заставляло людей, не привыкшихъ къ философской терминологіи, тотчасъ противополагать имъ физическія явленія, электричество, теплоту, и спрашивать: а развѣ такія явленія какъ электричество, теплота, протяженны?
   Постановкой вопроса въ такомъ видѣ слишкомъ затемняется сущность того, о чемъ идетъ рѣчь, потому что неопытный читатель не видитъ сразу, какъ это физическія явленія непротяженны? Дабы избѣжать такого противоположенія, я рѣшилъ избѣгать самаго термина явленія въ примѣненіи къ психической реальности. Чтобы сдѣлалось понятнымъ моимъ читателямъ, почему я допустилъ такое измѣненіе, я въ указанномъ примѣчаніи къ статьѣ и дѣлаю слѣдующее разъясненіе. Я говорю, что нѣтъ надобности употреблять слово явленіе въ примѣненіи къ психической реальности, потому что оно способно ввести въ заблужденіе, такъ какъ психологъ употребляетъ терминъ явленіе въ одномъ смыслѣ, а физикъ въ другомъ, и тутъ же я стараюсь пояснить, почему въ данномъ случаѣ получается два разныхъ смысла.
   Я говорю, когда психологъ употребляетъ слово явленіе для какого-нибудь чувства, мысли и желанія, то оно является для него непосредственной реальностью, когда же физикъ употребляетъ слово явленіе, то оно сводится на какія-нибудь тѣла и ихъ перемѣщенія, потому что всякій вѣдь знаетъ, что въ концѣ концовъ всѣ физическія явленія представляютъ собой только лишь перемѣщеніе матеріальныхъ частицъ. Это я выражаю въ своей статьѣ слѣдующимъ образомъ: "Въ физическомъ мірѣ истинной реальностью, по общепринятымъ воззрѣніямъ, обладаютъ тѣла, т. е. атомы и ихъ совокупность Въ явленіяхъ физическихъ эти послѣднія реальности, т. е. атомы, только измѣняютъ свое положеніе въ пространствѣ, и этимъ обусловливаютъ то или другое физическое явленіе: теплоту, магнетизмъ и т. под. Истинная реальность въ мірѣ физическомъ, разумѣется, принадлежитъ только тѣламъ, что же касается физическихъ явленій, то они суть только лишь состоянія тѣлъ", т. е. это не значить, что они вовсе не реальны, а значить, что ихъ реальность мы сводимъ въ концѣ концовъ на реальность тѣлъ. Если такъ, то читателю не трудно понять, что, когда онъ сравниваетъ "психическое" съ "физическимъ", та правильнѣе всего было бы брать какое-нибудь чувство, мысль, желаніе и сравнивать его съ тѣломъ или тѣлами, тогда онъ понялъ бы, о чемъ рѣчь идетъ. Я, разумѣется, имѣю въ виду читателя, искренно желающаго оріентироваться въ вопросѣ, и говорю, что когда мы разсуждаемъ о томъ, протяженно или непротяженно психическое и употребляемъ при этомъ выраженіе психическое явленіе, то не слѣдуетъ въ этомъ случаѣ ему противополагать физическое явленіе, потому что слово явленіе физикъ употребляетъ въ одномъ смыслѣ, какъ противоположеніе тѣламъ, а психологъ просто какъ извѣстную реальность. Если кто-нибудь ясно понялъ, о чемъ здѣсь идетъ рѣчь, то онъ безъ труда пойметъ мою фразу, которая, будучи вырвана изъ цѣлой статьи, можетъ, конечно, показаться неясной. Я говорю: "между явленіями физическими (т. е. между понятіемъ явленія, какъ его употребляетъ физикъ) и явленіями психическими (т. е. понятіемъ явленія какъ его употребляетъ психологъ) нѣтъ аналогіи, потому что психическихъ тp3;лъ нѣтъ". Поэтому, если бы кто-нибудь, говоря о протяженности или непротяженности психическаго, употребилъ выраженіе психическое явленіе, вы не должны приводить ему въ возраженіе "а электрическія явленія протяженны?" Нечего вамъ для сравненія приводить непремѣнно явленія, правильнѣе будетъ, если вы приведете тѣла. Если вы послушаетесь, моего совѣта и вмѣсто физическихъ явленій будете говорить о тѣлахъ, потому что явленія сводятся на тѣла, то тогда можно будетъ съ вами говорить о протяженности и непротяженности психическаго, и это я въ своей статьѣ кратко выражаю такъ: "поэтому сравненіе физическихъ явленій съ психическими... совсѣмъ неправильно", т. е., когда вамъ приходится сравнивать психическое съ физическимъ, то вы должны были бы сравнивать конечныя психическія реальности: чувство, мысли, желанія, съ тѣлами, которыя составляютъ конечныя физическія реальности.
   Разсужденіе въ высшей степени простое, и, что всего важнѣе, послѣ появленія второй статьи всякій разговоръ о противоположеніи между физическими и психическими явленіями упраздняется, потому что вмѣсто нихъ вводится сравненіе просто между физическимъ и психическимъ, а только что указанное мною примѣчаніе вставлено мною для того, чтобы показать, что я ввелъ новую формулировку, потому что прежнюю нашелъ неудобной, способной ввести въ заблужденіе читателя, неопытнаго въ философскихъ разсужденіяхъ.
   Что же дѣлаетъ г. Кардааусъ? Онъ именно беретъ это примѣчаніе и въ немъ черпаетъ чрезвычайно важныя улики противъ меня и обрекаетъ меня на "философское самоубійство". По поводу фразы "истинная реальность принадлежитъ только тѣламъ, что же касается физическихъ явленій, то это суть только состоянія тѣлъ" г. Карданусъ восклицаетъ: "Значитъ физическія явленія не истинная реальность?" Но я и не отрицаю реальности явленій, а думаю, что ихъ реальность сводится на реальность тѣлъ, и это именно я хотѣлъ сказать вышеприведенной фразой. Затѣмъ г. Карданусъ началъ долго думать надъ этой фразой и спрашивать себя, къ какой философской школѣ я принадлежу? И рѣшилъ, что къ матеріалистической. Читатель, который узнаетъ обо мнѣ только по его цитатѣ, конечно рѣшить, что я, противникъ матеріализма, самъ матеріалистъ, да иначе и не можетъ подумать, потому что если кто-нибудь говоритъ, что "истинная реальность принадлежитъ только тѣламъ", то онъ, конечно, матеріалистъ. Но читателю, не читавшему моей статьи, я спѣшу заявить, что въ этой фразѣ г. Карданусъ, вѣроятно, для большей убѣдительности выпустилъ выраженіе "въ мірѣ физическомъ". (А я именно говорилъ о реальности въ мірѣ физическомъ). Конечно, при помощи такого пріема легко сдѣлать меня матеріалистомъ.
   Убѣдивши читателя въ томъ, что я матеріалистъ при помощи такою пріема, а мы увидимъ, что онъ и еще будетъ примѣняться г. Карданусомъ,-- онъ увѣряетъ читателя, что я "растерялся", что мое "положеніе сдѣлалось невыносимымъ", что оно "привело меня къ философскому самоубійству", о каковомъ собирается торжественно повѣствовать г. Карданусъ.
   Когда онъ доходить до моего "философскаго самоубійства", то приходитъ въ неистовый восторгъ, радуясь моей философской кончинѣ, созданной мною самимъ. Въ чемъ же таилась моя погибель? Въ той самой фразѣ, которую я только-что коментировалъ и въ которой я только говорю, что замѣчанію философа, "что психическія явленія непротяженны", не слѣдуетъ противопоставлять сужденія, "а развѣ явленія физическія протяженны" по причинамъ, мною выше указаннымъ.
   Г. Карданусъ, вѣроятно, для большей убѣдительности, и эту фразу видоизмѣнилъ, такъ какъ выбросилъ выраженіе, "потому что психическихъ тѣлъ нѣтъ". И безъ того вслѣдствіе своей сжатости плохо понимаемая фраза сдѣлалась совсѣмъ неясной {Обсуждая вопросъ о сравненіи между психическимъ и физическимъ, г. Карданусъ высказываетъ соображенія, которыя заслуживаютъ разсмотрѣнія. Что и дѣлаю въ этомъ примѣчаніи.
   Г. Карданусъ разсуждаетъ на ту тему, что я, будто бы, одно и тоже слово употребляю въ различныхъ смыслахъ. "Я понимаю,-- говоритъ онъ,-- что два человѣка могутъ употреблять одно и то же слово въ разныхъ смыслахъ, но чтобы одинъ и тотъ же человѣкъ, въ одной и той же фразѣ употребилъ одно и то же слово въ двухъ различныхъ смыслахъ -- это нѣчто неслыханное, даже у профессіональныхъ философовъ". Пока я не стану говорить о томъ, кто изъ насъ употребляетъ одно и то же слово въ двухъ различныхъ смыслахъ -- я или г. Карданусъ, а только замѣчу, что одно и то же слово можетъ употребляться и дѣйствительно употребляется въ различныхъ значеніяхъ. Возьмемъ хоть тоже слово явленіе. Физика употребляетъ его для противоположенія тѣламъ, психологъ можетъ его употребить просто для обозначенія реальности. Можно употребить его еще въ третьемъ смыслѣ, именно говоря бъ явленіяхъ въ противоположность вещи въ себѣ. Какъ думаетъ г. Карданусъ? Если бы я употребилъ слово явленіе въ одной и той же статьѣ какъ физикъ и какъ философъ, будетъ ли это слово употреблено въ одномъ и томъ же смыслѣ или нѣтъ? Вотъ слово явленіе уже въ трехъ разныхъ значеніяхъ. Если бы я въ своей статьѣ имѣлъ случай говоритъ о картинѣ Иванова "Явленіе Христа міру", то слово явленіе было бы употреблено опять съ новымъ значеніемъ. "Четыре разныхъ значенія придаетъ одному и тому же слову въ одной и той же статьѣ одинъ и тотъ же авторъ", воскликнетъ г. Карданусъ. Да, конечно. Что дѣлать, такова ужъ судьба философіи, что понятій у нея много, а словъ немного, оттого приходится пользоваться одними и тѣми же словами для обозначенія различныхъ понятій. Философовъ это обыкновенно не смущаетъ, ибо, хотя они употребляютъ одни и тѣ же слова для обозначенія разныхъ понятій, но они всегда знаютъ, о чемъ идетъ рѣчь. Вотъ другое дѣло, если кто о философіи разсуждаетъ только на основаніи здраваго смысла, тотъ дѣйствительно всегда путаетъ, тому никакъ не угодишь; ему говоришь о психическихъ явленіяхъ въ смыслѣ психической реальности, а онъ къ тебѣ съ вопросомъ: "имѣютъ-ли электрическія явленія протяженность".
   Если сказать, что психическія явленія непротяженны, то обыкновенно спрашиваютъ (разумѣется, философы вродѣ г. Кардануса): а развѣ такія явленія, какъ электричество, теплота и т. п. протяженны? "Но очевидно,-- говорю я въ своей статьѣ,-- что въ данномъ случаѣ слово явленіе употреблено въ двухъ различныхъ смыслахъ", т. е. я употребилъ слово явленіе въ одномъ смыслѣ, а философъ вродѣ г. Кардануса пристаетъ съ явленіями въ другомъ смыслѣ, думая, что онъ употребляетъ въ томъ же смыслѣ, какъ и я. Вотъ почему я сказалъ, что "это слов" употреблено въ двухъ различныхъ смыслахъ", т. е. не я употребилъ въ двухъ различныхъ смыслахъ, я употребилъ въ одномъ смыслѣ, а г. Карданусъ присоединился ко мнѣ съ явленіемъ въ другомъ смыслѣ; значитъ виноватъ-то не я, а г. Карданусъ. Зачѣмъ же онъ взваливаетъ вину на меня?
   Г. Карданусъ спрашиваетъ объ электрическихъ явленіяхъ -- протяженны ли они. или нѣтъ. Пусть г. Карданусъ скажетъ, о чемъ онъ думаетъ, когда говоритъ объ электричествѣ, о какой-нибудь силѣ, внѣ тѣлъ находящейся? Конечно, нѣтъ. Онъ. какъ физикъ, знаетъ, что электричества внѣ электризуемыхъ тѣлъ не бываетъ. Употребляя слово электричество, онъ думаетъ объ электризуемыхъ т123;лахъ, о тѣхъ матеріальныхъ измѣненіяхъ, которыя совершаются въ нихъ; онъ думаетъ о тѣхъ или иныхъ перемѣщеніяхъ матеріальныхъ частицъ и т. п. Вѣдь г. Карданусъ согласится съ тѣмъ, что матеріальныя частицы, перемp3;щенія и т. и,-- все это нѣчто такое, къ чему вполнѣ примѣнима категорія протяженности. Вомъ почему можно сказать, что къ явленіямъ электрическимъ примѣнима категорія протяженности. Когда г. Карданусъ говоритъ о непротяженности электричества, то онъ, очевидно, думаетъ не о томъ, о чемъ долженъ думать натуралистъ, а имѣетъ въ виду только слово электричество, по отношенію къ которому, конечно, непримѣнимы категоріи протяженности.
   Г. Карданусъ, по непривычкѣ къ философской терминологіи, никакъ не можетъ справиться съ терминомъ категорія. Когда я говорю о категоріяхъ протяженности, то имѣю въ виду, конечно, не только длину и ширину, но и положеніе, движеніе, перемѣщеніе, совершеніе въ пространствѣ. Поэтому, когда онъ противополагаетъ электрическія явленія явленіямъ психическимъ, то ему не слѣдовало ограничиться постановкой вопроса, имѣетъ ли электричество длину, ширину, толщину, но испробовать еще и другія категоріи, напр., движеніе въ пространствѣ, совершеніе въ пространствѣ. Можно ли, напр., спросить: "совершается ли электрическое явленіе въ пространствѣ, или же нѣтъ?" Я думаю, что физикъ долженъ отвѣтить на этотъ вопросъ утвердительно, а пусть попробуетъ г. Карданусъ спросить: совершается ли такое явленіе, какъ чувство голода, въ пространствѣ?
   Но согласимся съ натуръ-философіей г. Кардануса, что электричество не имѣетъ протяженности, то вѣдь отсюда вовсе не слѣдуетъ, что голодъ и вообще все психическое протяженностью обладаетъ... Вѣдь г. Карданусъ, какъ философъ, знающій, о чемъ въ данномъ случаѣ рѣчь идетъ, не долженъ былъ бы поставлять совсѣмъ такого вопроса; такая постановка вопроса простительна неопытному читателю, не вѣдь г. Карданусъ литераторъ, считающій себя призваннымъ искоренить "семинарскую философію" изъ университетовъ, вѣдь онъ знаетъ, какъ объ этомъ говорить Декартъ, Лейбницъ, Юмъ, Спенсеръ. Вѣдь разъ г. Карданусъ, для котораго истина всего дороже, не будучи матеріалистомъ, понимаетъ, что все психическое протяженностью не обладаетъ, для чего же онъ сбиваетъ съ толку читателя двусмысленностью словъ?}. Г. Карданусъ заявляетъ, что я, будто бы, въ этой фразѣ,-- повторяю, имѣющей совсѣмъ второстепенное значеніе въ моей статьѣ,-- договорился до того, что заявилъ, будто психическія явленія несравнимы съ явленіями физическими. Конечно, если надергать отдѣльныя слова, подобрать ихъ, тогда, безъ сомнѣнія, мысли автора можно представить въ такомъ видѣ, что они читателю могутъ показаться самоубійственными. Конечно, при такихъ условіяхъ можно весьма легко одержать побѣду. "Развѣ это не самоубійство!-- воскликнулъ г. Карданусъ.-- Философъ посвящаетъ четыре статьи именно сравненію психическихъ явленій съ физическими, именно съ точки зрѣнія непротяженности, и тутъ заявляетъ, что такое сравненіе совсѣмъ Неправильно. Это положительно самоубійство!" громко трубить г. Карданусъ. Но, хороня меня, сраженнаго трескучими фразами, г. Карданусъ чувствуетъ, что хоронитъ, но только не меня, а свою репутацію глубокомысленнаго философа, ибо чувствуетъ, что для того, чтобы убить меня, онъ не можетъ обойтись безъ какого-нибудь пріема, и, какъ изобрѣтательный человѣкъ, такой пріемъ онъ находитъ. Этотъ пріемъ состоитъ въ видоизмѣненіи мыслей противника, сообразно съ обстоятельствомъ, дабы сдѣлать противника простоватымъ въ глазахъ читателя. Но чтобы читатель не подмѣтилъ его маневра, онъ спѣшитъ заявить читателю: "вотъ подлинное заявленіе самого г. Челпанова, вотъ оно во всей своей неприкосновенности". Посмотримъ же, въ какой неприкосновенности приводитъ мои слова г. Карданусъ. У меня сказано: "по мнѣнію большинства публики, и что хуже всего, по мнѣнію нѣкоторой части пишущей публики философствовать можно на основаніи здраваго смысла, что все то, что говорили Кантъ, Гегель, Спенсеръ и др. великіе мыслители, подлежитъ обсужденію просто на основаніи здраваго смысла." Г. Карданусъ, цитируя это мѣсто. слово "просто" (равносильное слову только) выпустилъ, тогда истинный смыслъ мѣста потерялся: вышло такъ, что будто "я отрицаю столь необходимое орудіе при изученіи философовъ, какъ здравый смыслъ". Вѣроятно, для г. Кардануса такой пріемъ есть необходимое средство для самоспасенія, но какъ называется такой пріемъ на житейскомъ языкѣ? Конечно, каждый пользуется тѣмъ средствомъ, которое онъ признаетъ наилучшимъ.
   Разберемъ теперь разсужденіе г. Кардануса о Шопенгауэрѣ, разсужденіе, которымъ г. Карданусъ хочетъ возстановить свою репутацію знатока Шопенгауэра. Но цитированіе по нѣмецкому тексту можетъ только въ глазахъ неопытнаго читателя произвести эффектъ. Шопенгауэра можно не только читать; но его еще нужно понимать.
   "Г. Челпановъ,-- говорить онъ,-- привлекаетъ въ число своихъ союзниковъ Шопенгауэра, утверждая, что этотъ философъ насмѣхался надъ матеріализмомъ, читатель, познакомившись съ руганью Шопенгауэра, можетъ подумать, что воззрѣніе Шопенгауэра на матеріалистическое ученіе имѣетъ какое либо сходства съ воззрѣніями г. Челпанова, что Шопенгауэръ также, какъ г. Челпановъ, не признаетъ мысли, какъ функціи мозга". Это мѣсто показываетъ, какъ мало г. Карданусъ знакомъ съ тѣмъ, о чемъ онъ такъ смѣло говоритъ.
   Резюмируя ученіе матеріалистовъ въ своей статьѣ {"Мозгъ и мысль" "Міръ Божій", 1896, No 2, стр. 137.}, я говорю: "какъ мы видѣли, сущность матеріализма, какъ философской системы, сводится къ утвержденію, что въ мірѣ есть только матерія, и что мысль есть только продуктъ дѣятельности или движенія матеріи". Итакъ, матеріалисты думаютъ, что въ мірѣ существуетъ только лишь матерія -- это во-первыхъ, и что мысль есть только лишь функція мозга. Это во-вторыхъ. Замѣтьте, дѣло идетъ о двухъ совершенно различныхъ вещахъ -- объ абсолютномъ существованіи матеріи и о мысли, какъ функціи мозга. Первое положеніе называется теоретико-познавательнымъ, второе назовемъ психологическимъ. Я въ своей статьѣ, коснувшись перваго -- теоретико-познавательнаго аргумента, имѣющаго своимъ предметомъ вопросъ объ абсолютномъ существованіи матеріи (а не о томъ, есть ли мысль функція мозга),-- взялъ въ свои союзники Шопенгауэра, нигдѣ, ни единымъ словомъ не упоминая о томъ, какъ Шопенгауэръ относился къ матеріализму вообще, ибо это совсѣмъ не входило въ мою задачу. Шопенгауэръ, разсуждая объ абсолютномъ существованіи матеріи по ученію матеріалистовъ, очень насмѣшливо говорить по ихъ адресу. Г. Карданусъ, прочитавъ замѣчанія Шопенгауэра относительно того, что матеріализмъ, не смотря на его полную непригодность для философскаго пониманія міра, все таки является, идеаломъ естествознанія, дѣлаетъ выводъ, что я не имѣю понятія о Шопенгауэрѣ, если думаю, что Шопенгауэръ относился къ матеріализму насмѣшливо. Въ отвѣтъ на это, я замѣтилъ г. Карданусу, что на основаніи одною мѣста судить о томъ, какъ Шопенгауэръ относился къ матеріализму нельзя. (Замѣтьте, рѣчь идетъ все время о томъ, какъ Шопенгауэръ относился къ матеріализму, а не о томъ, былъ ли онъ матеріалистъ, или нѣтъ. Я думаю, что г. Карданусъ долженъ отличать эти два понятія). Я сослался на тѣ мѣста изъ сочиненій Шопенгауэра, въ которыхъ онъ высказался о томъ, какъ онъ относится къ матеріалистамъ; Шопенгауэръ, когда какой-нибудь писатель былъ ему симпатиченъ по его воззрѣніямъ, не жалѣлъ такихъ выраженій, какъ безподобный, божественный, напр. о Кантѣ, о Платонѣ; когда же дѣло дошло до вульгарныхъ матеріалистовъ, онъ употребилъ самыя грубыя выраженія для того, чтобы показать, какъ онъ относился къ матеріалистамъ бюхнере-молешоттовскаго пошиба, за ихъ, разумѣется, матеріализмъ.
   Что же дѣлаетъ г. Карданусъ? Онъ не понимаетъ различія между двумя такими положеніями матеріализма, какъ то, существуетъ ли матерія абсолютно, или нѣтъ, и есть ли мысль функція мозга, и,-- безпокоясь за читателя, едкъ-бы онъ не подумалъ, что воззрѣнія Шопенгауэра на матеріализмъ въ какомъ-нибудь отношеніи сходны съ моими,-- вопрошаетъ, а какъ Шопенгауэръ думалъ относительно того, есть ли мысль функція мозга? "Вѣдь именно всѣ нападки г. Челпанова на матеріалистовъ,-- говоритъ г. Карданусъ,-- какъ разъ направлены на то, что матеріалисты позволяли себѣ утверждать, будто мысль есть только функція мозга?" Карданусъ этимъ хочетъ сказать, что самъ Шопенгауэръ находилъ, что мысль есть функція мозга и что я его напрасно беру себѣ въ союзники. Но г. Карданусъ ошибается. Я въ союзники беру Шопенгауэра только лишь по вопросу объ абсолютномъ существованіи матеріи и нигдѣ не цитирую Шопенгауэра при доказательствѣ несостоятельности второго положенія. Г. Карданусъ смѣшиваетъ одно положеніе съ другимъ и, чтобы сразить меня окончательно, приводитъ общеизвѣстное мѣсто, которое можетъ быть истолковано въ матеріалистическомъ смыслѣ {Г. Карданусъ такъ торжественно раскрываетъ ту истину, что Шопенгауэра можно, пожалуй, признать за матеріалиста, если разсмотрѣть тѣ его выраженія, въ которыхъ онъ говоритъ, что мозгъ есть функція мысля,-- что можно подумать, будто онъ и въ самомъ дѣлѣ открылъ Америку. Между тѣмъ всѣмъ извѣстно, что у Шопенгауэра встрѣчаются мысли, могущія быть истолкованными въ матеріалистическомъ смыслѣ, и не меня поучать долженъ г. Карданусъ, ибо всѣ эти мѣста были мнѣ хорошо извѣстны до г. Кардануса, и это я могу доказать документально -- ссылкой на мое сочиненіе "О воспріятіи пространства", вышедшее въ 1896 году. Ужъ очень давно въ философіи идетъ споръ о томъ, можно ли давать психофизіологическое толкованіе кантовской апріорности, или же нѣтъ. Какъ извѣстно, Шопенгауэръ первый далъ такое толкованіе, желая дополнить Канта Кабанисомъ. Ссылка на огромную литературу по этому вопросу имѣется въ моей книгѣ на стр. VI и тамъ, между прочимъ, указывается на книгу Лааса "Idealismus und Positivismus", въ которой собраны всѣ эти мѣста, могущія быть истолкованы въ матеріалистическомъ смыслѣ. Стало быть, все это было мнѣ извѣстно еще и до г. Кардануса. Если же я объ этомъ не говорилъ, то только потому, что не было никакихъ къ тому основаній.}.
   Оказывается, что я говорю объ одномъ, а г. Карданусъ говоритъ о другомъ, но думаетъ, что я говорю о томъ же самомъ, и дѣлаетъ выводъ, что я "напрасно взялъ себѣ въ союзники Шопенгауэра", потому что Шопенгауэръ самъ матеріалистъ, какъ это убѣдительно доказываетъ г. Карданусъ, приводя мѣсто изъ Шопенгауэра, которое можетъ быть истолковано въ матеріалистическомъ смыслѣ, и находя, что мѣста, которыя я привожу, совсѣмъ не доказываютъ, что Шопенгауэръ относился насмѣшливо къ матеріализму, потому что, видите ли, могло случиться, что Шопенгауэръ даже очень любилъ матеріализмъ и матеріалистовъ, но только, когда онъ прочиталъ книги Молешотта и Бюхнера, то пришелъ въ такое огорченіе, что они скверно доказывали матеріализмъ, что нашелъ нужнымъ разразиться той бранью, о которой я говорю. Карданусъ увѣряетъ, что читатель все это можетъ подумать. Правда, неопытный читатель можетъ это подумать; но вѣдь г. Карданусъ читалъ Шопенгауэра на нѣмецкомъ языкѣ въ изданіи Фрауэнштетта и знаетъ, какъ дѣло было въ дѣйствительности; вѣдь г. Карданусъ могъ прямо сказать, что Шопенгауэръ больше всего въ мірѣ не терпѣлъ матеріализма и оттого о матеріалистахъ выражался такимъ образомъ, конечно, за ихъ матеріализмъ.
   Г. Карданусъ цитируетъ мѣсто съ 21 стр. соч. Шопенгауэра "О волѣ въ природѣ", чтобы доказать, что Шопенгауэръ былъ матеріалистъ. Отчего же онъ, какъ добросовѣстный критикъ, не привелъ того, что находится не на 21, а на 1-й стр. того же сочиненія (изд. Гривебаха, т. III, стр. 181), а тамъ имѣется нѣчто, что еще разъ ясно показываетъ, какъ Шопенгауэръ относился къ матеріализму. Сказано же тамъ слѣдующее: "Безпримѣрно усердныя занятія всѣми отраслями естествознанія со стороны тѣхъ людей, которые, кромѣ этого, ничему не учились, грозятъ привести къ пошлому и безсмысленному матеріализму, въ которомъ противна прежде всего не нравственная скотскость послѣднихъ результатовъ, а невѣроятная безсмыслица основныхъ принциповъ, ибо отрицается даже жизненная сила, и органическая природа низводится на степень случайной игры химическихъ силъ".
   Вотъ, г. Карданусъ, мѣсто, которое несомнѣннымъ образомъ показываетъ, что Шопенгауэръ относился насмѣшливо къ матеріалистамъ за ихъ матеріализмъ, а не за то, что они плохо защищали матеріализмъ. Вѣдь надо полагать, что г. Карданусъ, въ подлинникѣ читавшій 21 стр. книги Шопенгауэра "О волѣ въ природѣ", читалъ и 1-ю и долженъ былъ бы знать, что говоритъ на этой страницѣ о матеріализмѣ Шопенгауэръ.
   Зачѣмъ же г. Карданусъ морочитъ голову неопытнымъ читателямъ? Сказалъ бы прямо, что Шопенгауэръ не былъ матеріалистомъ и матеріалистовъ не терпѣлъ, а то послѣ долгихъ прелюдій относительно того, что Шопенгауэръ былъ матеріалистъ, г. Карданусъ благополучно заканчиваетъ заявленіемъ: "конечно, Шопенгауэръ не былъ матеріалистомъ". Къ чему же г. Кардавусу было огородъ городить? Я беру Шопенгауэра въ союзники {Повторяю, въ теоретикопознавательномъ аргументѣ.} потому, что Шопенгауэръ былъ противникомъ матеріализма. Г. Карданусъ хочетъ доказать, что я совсѣмъ Шопенгауэра не знаю, что онъ былъ собственно матеріалистъ, что у него даже есть одна фраза совершенно матеріалистическая, а затѣмъ кончаетъ заявленіемъ, что, конечно, Шопенгауэръ, не можетъ считаться матеріалистомъ. Что можетъ остаться въ головѣ у читателя послѣ такой философіи?
   Совершенно такую же штуку продѣлалъ г. Карданусъ и со Спенсеромъ, и съ Дю-Буа-Реймономъ. Я въ своей статьѣ, чтобы отдѣлаться отъ нападокъ разныхъ г.г. Карданусовъ, будто я оспариваю матеріализмъ на свой собственный страхъ, говорю, что въ настоящее время всѣ выдающіеся философы и натуралисты высказывались противъ матеріализма, въ числѣ ихъ я называю Спенсера и Дю-Буа-Реймона и беру ихъ, какъ выражается г. Карданусъ, въ союзники. Г. Карданусъ по этому поводу разражается негодованіемъ и употребляетъ три столбца, чтобы доказать, что они мнѣ не союзники, что они не противники матеріализма собственно; онъ даже приводить мѣста, одно мѣсто изъ Дю-Буа-Реймона и одно мѣсто изъ сочиненій Спенсера для доказательства того, что они собственно матеріалисты. Читатель уже готовъ обвинить меня въ недобросовѣстномъ цитированіи, какъ вдругъ г. Карданусъ объявляетъ, что онъ тоже, подобно мнѣ, думаетъ, что они не матеріалисты. Къ чему все это длинное разсужденіе? Если г. Карданусъ Думаетъ, что и Дю-Буа-Реймонъ. и Спенсеръ не могутъ считаться матеріалистами, то нужно думать, что фразы, имъ приводимыя, только случайны, что они могутъ быть только истолкованы въ матеріалистическомъ смыслѣ.
   А теперь, чтобы показать, почему я Спенсера считаю противникомъ матеріализма и своимъ союзникомъ, я приведу слѣдующія мѣста. Г. Карданусъ упрекаетъ меня: "Какъ можетъ г. Челпановъ, утверждающій полную несравнимость и несоизмѣримость психическихъ явленій съ физическими, ссылаться на Спенсера". На это я ему укажу слѣдующія мѣста, которыя показываютъ, что я имѣлъ всѣ основанія брать Спенсера въ свои союзники. "Психологія,-- говоритъ Спенсеръ,-- (по своему предмету), есть наука совершенно единственная въ своемъ родѣ, независимая отъ какихъ-либо другихъ наукъ и даже антитетически противоположная имъ. Мысли и чувствованія... представляютъ собою такое существованіе, какое не имѣетъ себѣ мѣста между тѣми существованіями, съ которыми имѣютъ дѣло остальныя науки... Духъ продолжаетъ оставаться для насъ чѣмъ-то, не имѣющимъ ничего общаго съ другими предметами, а потому наука, открывающая законы этого нѣчто при помощи сознанія, заглядывающаго внутрь самого себя, не представляетъ никакого перехода, состоящаго изъ незамѣтныхъ ступеней къ наукамъ, которыя открываютъ законы этихъ другихъ предметовъ. Что единица чувствованій не имѣетъ ничего общаго съ единицей движенія становится тѣмъ болѣе очевидно, какъ только мы поставимъ эти двѣ единицы рядомъ другъ съ другомъ"... Эти и многія въ этомъ родѣ мѣста изъ сочиненій Спенсера {См. Спенсеръ. Осн. Психологіи T. I §§ 56. 62, 63. На эти мѣста я уже указывалъ въ прошлой статьѣ, но г. Карданусъ такъ ведетъ полемику, что ему показывай, или не показывай -- все равно.} и были причиной того, что я взялъ Спенсера въ союзники, когда мнѣ нужно было доказать абсолютное различіе между явленіями физическими и явленіями психическими.
   Точно также т. Карданусъ находитъ, что Дю-Буа-Реймонъ мнѣ не союзникъ. Дю-Буа-Реймонъ утверждаетъ по его словамъ, что съ "какой бы подробностью мы ни знали функцій мозговой клѣтки, мысль, какъ таковая, остается для насъ непонятной, но между этимъ и тѣмъ, что проповѣдуетъ г. Челпановъ, нѣтъ ничего общаго". Нѣтъ, между мною и ДюБуа-Реймономъ есть общее, и оно заключается вотъ въ чемъ. Г. Карданусъ-матеріалистъ, говоритъ, что нужно показать, что мысль не есть движеніе, между тѣмъ вся рѣчь Дю-Буа-Реймона посвящена разъясненію того, что "никакимъ мыслимымъ расположеніемъ и движеніемъ матеріальныхъ частичекъ мы не можемъ перебросить мостъ въ область сознанія". Матеріалистъ-Кардану съ утверждаетъ, что "движеніе можетъ превратиться въ ощущеніе и что это есть одинъ изъ сильнѣйшихъ аргументовъ въ пользу матеріализма", а Дю-Буа-Реймонъ утверждаетъ, что "движеніе можетъ производить только движеніе, а въ ощущеніе превратиться не можетъ", т. е. то же самое, что утверждаю и я. Дю-Буа-Реймонъ говорить, слѣдовательно, противъ вульгарнаго матеріализма и постольку является моимъ союзникомъ. Почему г. Карданусъ не обратилъ вниманія на то. что сторонники матеріализма были особенно недовольны его рѣчью. "Дюрингъ, напр., заподозрилъ, Дю-Буа-Реймона въ спиритуализмѣ и мистицизмѣ, къ которому Дю-Буа-Реймонъ пришелъ съ самоуниженіемъ, недостойнымъ для натуралиста. Бюхнеръ тоже говорилъ съ неудовольствіемъ о томъ, что рѣчь Дю-Буа-Реймона вызвала одобреніе болтуновъ-спиритуалистовъ". Вотъ основанія, почему я беру Дю-Буа-Реймона въ союзники при оспариваніи матеріализма, а что у Дю-Буа-Реймона могли быть противорѣчія, то объ этомъ читатеіи "Міра Божія" знаютъ изъ моей статьи (февраль 1897 г.) о Дю-Буа-Реймонѣ, въ которой я, изложивши то ученіе, гдѣ онъ опровергаетъ вульгарный матеріализмъ, пишу, что я "не считаю цѣлесообразнымъ поднимать вопросъ о томъ, можно ли во всемъ согласиться съ Дю-Буа-Реймономъ, и даже скажу больше, въ нѣкоторыхъ мѣстахъ его рѣчи проглядываетъ дилеттантизмъ". Слѣдовательно, ни я, ни мои читатели не нуждаемся въ поученіи относительно того, что у Дю-Буа-Реймона были противорѣчія; я его цѣню высоко, какъ противника вульгарнаго матеріализма, несмотря на тѣ противорѣчія, которыя, были у Дю-Буа-Реймона.
   Спрашивается:къ чему это длинное разсужденіе, въ которомъ доказывается, что и Спенсеръ, и Дю-Буа-Реймонъ и были и не были матеріалистами? Разъ г. Карданусъ согласенъ со мною въ томъ, что Спенсеръ и Дю-Буа-Реймонъ не были матеріалистами, значить, я имѣлъ всѣ основанія считать ихъ своими союзниками.
   Можетъ быть, г. Карданусу не о чемъ было писать въ отвѣть. Не думаю. Писать ему есть о чемъ. Читатели вправѣ отъ него ожидать доказательства того, что онъ дѣйствительно знаетъ, что такое самонаблюденіе, что онъ дѣйствительно понимаетъ Милля, что онъ знаетъ, что я одинъ утверждалъ непротяженность матеріи: вотъ это и многое другое въ этомъ родѣ пусть г. Карданусъ докажетъ, если не желаетъ оставаться въ долгу у своихъ читателей. Это онъ долженъ былъ доказать прежде всего, а не писать цѣлый фельетонъ въ доказательство того, что Шопенгауэръ, Спенсеръ были матеріалистами, чтобы въ концѣ его признать, что они собственно не были таковыми. Тогда, можетъ быть, читатели его повѣрили бы, будто я даже думаю, что для философіи не нужно совсѣмъ здраваго смысла.
   Я спѣшу заявить моимъ читателямъ, что если бы г. Карданусъ еще что-нибудь написалъ о матеріализмѣ или обо мнѣ, то я отвѣчать ему больше не буду, потому что мы держимся разныхъ взглядовъ на пріемы и значеніе научной полемики. При Правильномъ веденіи полемики, читатели могли бы извлечь для себя большую пользу; неправильное же веденіе полемики, конечно, нужно считать дѣломъ совершенно безполезнымъ. Г. Карданусъ пишетъ полемическія статьи въ разсчетѣ, что его читатель не будетъ читать моего отвѣта. Я такой пріемъ не считаю цѣлесообразнымъ и отъ веденія дальнѣйшей полемики съ г. Карданусомъ совершенно отказываюсь.

"Міръ Божій", No 10, 1897

   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru