Lib.ru/Классика: Чириков Евгений Николаевич. Прогресс

Евгений Чириков

Прогресс

-- А что, Павел Васильич, почему бы и нам чего-нибудь не выставить?

-- Как то есть?..

-- Да очень просто: выставочку устроить, хоть небольшую... Все-таки и мы не лыком шиты... Не следует отставать...

-- Научно-промышленную? -- с оттенком иронии спросил Павел Васильевич.

-- Нет-с... Какая там наука-с!.. Сельскохозяйственную... Губерния помещичья, есть все-таки и образцовые хозяйства... У вас, например... А, главное, чем же нибудь надо о себе заявлять? Этак мы век в загоне останемся... Люди хлопочут, у людей -- железные дороги и всякий прогресс, а у нас как было при Горохе, так и сейчас... Я вот третье четырехлетие головой состою, а никакого прогресса не вижу... А почему? Поехал хлопотать... Представляюсь: градской, говорю, голова города Трущобинска... А на меня смотрят, глаза разинули, словно никогда и города-то такого не знали... Веточку, говорю, нам желательно бы!.. Приобщиться к прогрессу... А они: какая там веточка? Зачем?.. Нечего вам возить... А почему?.. Сидим -- и о нас ни слуху, ни духу!..

-- Да... -- задумчиво, выпуская из-под усов табачный дымок, произнес Павел Васильевич. -- Наши хлопоты о подъездной веточке не выгорели... Нос!..

-- А вам не дурно бы?.. А?.. Ваше именьице как раз возле веточки было бы... Сел, динь-динь-динь!.. тррр... и пошла, пошла!.. Через два-три часа дома, у законной супруги-с!.. Хе-хе-хе!..

-- Гм... да-а...

-- Хлеб за брюхом не ходит-с, Павел Васильевич... Самим надо стараться... Так же и прогресс-с!.. Его за хвост надо поймать, да еще стараться не выпустить! Хе-хе-хе!..

"Градской голова" хлопнул председателя земской управы по коленке и засмеялся тем сытым смехом самодовольства и самоуверенности, каким хохочут плутоватые пузатенькие купчики...

Собеседники сидели в укромном уголке общественного сада, вблизи шумного, ярко освещенного вокзала, утопавшего в зелени и казавшегося теперь каким-то сказочным фантастическим замком, храмом Вакха... Смех, говор, бряканье биллиардных шаров, хлопанье пробок, лязг ножей, звон посуды, оркестрион, -- какая-то дикая оргия звуков вырывалась из раскрытых, ослепительно ярких в темноте ночи окон вокзала...

Густая заросль акаций скрывала одинокий зеленый столик со скамеечкой. Здесь при розовом фонарике, в компании с бутылкой портвейна, обоим собеседникам чувствовалось хорошо, свободно и уютно... Любопытный глаз публики не проникал чрез густую стену акаций, а между тем здесь прекрасно был слышен оркестр военной музыки, через каждые полчаса наигрывавший польки, вальсы и отрывки из "Жизни за царя"...

-- А вы думали, прогресс-то сам вам в рот полезет?.. Дудки-с!.. А вот устроим выставочку, а там ночлежный домик-с... Вы вот уже завели агрономов... Сколько про вас писали?!. И пусть пишут... Пусть знают, видят, помнят!!.

-- Земство стеснено... Сами знаете, как отразились на нашем бюджете все эти недороды, бескормицы...

-- Пустяки!.. Бог даст день, даст и деньги... Хе- хе-хе!.. Вам прикажете?

-- Наливайте!..

Чокнувшись, собеседники отхлебнули по глотку винца и посмаковали его...

-- Как будто немного кисловато?

-- Да... есть... Окупится, Навел Васильевич!.. Город от себя даст тысчонок пятнадцать-двадцать... За город я ручаюсь!.. Ну, земство -- тысяч пять... Вот и будет. Сбор с экспонентов, с входных билетов... Можно ресторанчик этакий уютный, веселенький устроить... Хе-хе-хе!..

Трудно сказать, что заставляло купца Кленова так страстно желать выставки, но мысль о ней неотступно преследовала его с тех пор, как он проездом побывал на выставке в городе Орле. Очень может быть, что Кленову хотелось славы, популярности, хотелось пофигурировать в печати в качестве "просвещенного деятеля", а может быть, им действительно руководило желание принести благо городу косвенным путем, путем "напоминаний" о себе... Как, бы то ни было, а Кленов, как говорится, спал и видел выставку и решительно изводил этой выставкой свою жену.

-- А ты что, Фекла Степанидовна, выставишь?

-- Будет тебе, охальник! Постыдись!.. Какая я тебе Степанидовна?..

-- Возьму это я тебя под ручку и -- на выставку! На другой день в газете: "Вчера изволили посетить выставку наш уважаемый градской голова с законной супругою своей..."

-- А тебе и любо?..

-- Подойдет это губернатор... Под козырек сделает... На мне, конечно, цепь... Он честь не мне, а знаку делает. Само собой, и я тоже: -- "мое почтение!"

На сей раз Никанору Ивановичу подвернулся председатель управы, и он, вместо супруги, изводил выставкой председателя... Собеседники уже покончили с бутылкой вина за разговорами о выставке, но Никанор Иваныч, не желая отпускать своей жертвы, потребовал новую бутылку...

-- Постой, поговорим! -- удерживал он собеседника, захмелев и незаметно переходя на "ты".

Председатель, улучив минутку, сбежал.

"Градской голова", пошатываясь, поплелся вдоль главной аллеи. Здесь он поймал репортера местного "Листка", фамильярно подхватил его под руку и повлек в кусты акации.

-- Хоть вы, дьяволы, только и знаете, что ругаетесь, а все-таки я печать уважаю и всегда готов...

-- Я, Никанор Иванович, с дамами... Виноват! -- попробовал отвертеться репортер.

-- Постой!.. Дело, значит, есть!.. Бабы не уйдут, всегда при тебе останутся...

Репортер печально шел за головой, но когда тот потянул его с аллеи в кусты, -- инстинктивно отшатнулся и попятился:

-- Куда же вы тащите?

-- Да постой!.. Думаешь, бить буду? Нет... Я не такой... Пиши, пожалуйста, ругайся сколько влезет, я жаловаться по начальствам не полезу... Я печать все-таки уважаю...

-- Садись! -- тоном безапелляционного приказания произнес голова, ткнув сотрудника местной газетки на ту же самую лавочку, с которой сбежал недавно председатель управы.

Затем голова налил в стаканчики вина и произнес:

-- Скажи: "слава Богу!"

-- Почему это?

-- Заработок тебе будет... Вот уж попишешь всласть!.. Отведешь душу... Теперь каждый день в управу бегаешь да спрашиваешь: "что нового?" -- а тогда, брат, только писать поспевай!..

-- Да что такое?

-- Ну, выпьем спервоначалу!.. Будь здоров! Пиши, старайся, а уж мы тебя не забудем!..

Голова чокнулся с репортером и залпом выпил стаканчик.

Выпил и сотрудник.

-- Как вы, газетчики, полагаете: выставка -- полезная вещь?

-- Еще бы!.. Конечно!..

-- Ругать того человека, который устроит эту самую вещь, можно?..

-- Зачем же ругать непременно?..

-- Вот то-то и оно-то!..

-- А что?

-- Будет выставка!.. Вот тебе моя рука! Не быть мне головой, если...

-- Что же, прекрасно...

-- Да ты что мне говоришь: "прекра-а-асно!" Ты скажи: поддержит меня газета? Али тоже костерить будет?.. На вас не угодишь...

-- Наш орган всякое хорошее, доброе дело поддерживает... Не людей, а дело...

-- А ты будешь канитель-то разводить! Дело! Само, что ли, дело-то сделается? Чай, люди же его будут делать?

-- Конечно, люди... гм...

-- Давай руку!.. Хоть вы и лаетесь, а я для города всей душой... Мне ничего не надо! Я и от жалованья, брат, если захочу, -- откажусь... Вот что! Я для прогресса всегда готов...

Дее через два после описанного вечера в местном "Листке" появилась первая заметка о предстоящей в Трущобинске сельскохозяйственной выставке: "Мы слышали из вполне достоверных источников, что наш уважаемый городской голова Н. И. Кленов явился инициатором в деле устройства в г. Трущобинске первой сельскохозяйственной выставки. Завтра поговорим подробнее об этом в высшей степени симпатичном и полезном для края предприятии, делающем честь нашему "отцу города", а пока скажем только: "в добрый путь!" Эта заметка так подбодрила голову, что он сейчас же послал за секретарем управы "Платонычем", -- как все называли его за глаза, -- и приступил к делу:

-- Надо, Максим Платоныч, докладец составить о выставке... Только жалостнее, чтобы гласные не упирались... Чтобы вся польза от выставки налицо была... А то народ прижимистый... Двадцать тысяч просить надо...

-- Можно...

-- Сможешь ли?.. А то попроси-ка газетчика, который к нам за справками ходит... Он здорово, складно пишет. Я могу заплатить, -- дело полезное...

-- Сам справлюсь...

-- Нет, позови, братец!.. Он собаку на этом съел... Против него не сможешь...

Затем голова объехал всех наиболее влиятельных гласных и заручился их полным согласием вотировать за выставку, что было, впрочем, совсем не трудно, так как каждый из этих гласных имел что выставить...

* * *

Целый год г. Трущобинск готовился к открытию выставки... Разговоры частные и общественные, речи с бесчисленным количеством слов: прогресс, культура, цивилизация, благо народа и т. д., целый ряд статей в "Листке" с эпиграфом:

"Сейте разумное, доброе, вечное!"

Все говорили, читали и писали о том великом общественном значении, которое имеют все выставки вообще и какое предстоящая трущобинская будет иметь в особенности... Дельцы набили языки, повторяя заученные фразы об общественной роли выставки, ее умственном и нравственном значении для целой области, влиянии на самосознание ее жителей и т. д.

Слушая все эти толки, можно было подумать, что предстоящая в Трущобинске выставка облагодетельствует целый край, а мужики этого края сразу поумнеют, будут высоконравственными, перестанут бить своих баб, не станут ходить в кабаки, все разбогатеют и станут исправными "плательщиками"... Да и как же иначе? На выставке можно было узнать, что пахать следует вовсе не двурогой деревянной сохою, а железным плугом; что вместо того, чтобы сыпать хлеб на землю при жнитве, гнуть в дугу спины и тратить так много времени попусту, -- можно употреблять в дело жнею: она чисто сожнет, и в снопы свяжет и зерна не выльет... Здесь можно было узнать, что худые с поджарыми боками и обглоданными хвостами коровы и лошади -- хуже породистых тирольских коров и заводских жеребцов... Вообще, здесь было можно многое увидеть, узнать и очень многому поучиться...

После годовой подготовки выставка отпраздновала торжество своего открытия...

Это был, -- выражаясь языком местного "Листка", -- "местный праздник в честь человеческого ума, так успешно расширяющего свое могущество над непокорными силами природы и ее враждебных человеку стихий"...

Различные "успехи" в различных отраслях хозяйства и промышленности, прогрессы и прогрессики всяческих сортов переполняли все уголки красивых выставочных павильонов и витрин... Тут была и новоизобретенная машина, которая сама сеяла, сама жала, молотила и чуть-чуть только не пекла хлебных караваев, тут были и усовершенствованные породы крупного и мелкого домашнего скота: свинья необъятных размеров, еле-еле волочащая свою жирную тушу, гордый величественный рысак и тучная корова; были семена хлебных пород: американский овес, царская рожь, королевский ячмень и т. д.

Отслужили благодарственный Господу Богу молебен, и разноцветные флаги взвились на высоких жердях над павильонами. Какой-то член выставочной комиссии произнес подобающую случаю речь, которая тянулась около двух часов времени и утомила всех присутствовавших до головной боли. В этой речи оратор, главным образом, указывал на значение совершающегося события в экономической жизни края и всех его жителей...

Затем грянул оркестр военной музыки, и наступило общее ликование.

* * *

Задолго до открытия в г. Трущобинске выставки староста села "Подгорное", Мирон Матвеев, по распоряжению волостного писаря, созвал сход. Время было рабочее, горячее, поэтому согнать народ было не легко...

Мирон ходил по дворам и постукивал подожком в оконницы:

-- Эй! Григорий! Кто дома есть?..

Поднимается оконница и выставляется по пояс мальчуган лет восьми:

-- Тятьки нету-ти, дяденька... На поле...

-- Обед понесешь ему?

-- Понесу... Скоро побегу: ты гляди, где солнышко-то?!.

-- Накажи отцу, чтобы на сход утресь приходил, чтобы не уходил на поле! Из губернии, скажи, такая бумага пришла насчет нашего брата... Оченно важное, скажи, дело.

-- Ладно, скажу...

-- Мотри не забудь! Так и скажи: бумага пришла... из губернии...

Оконница захлопывалась, а Мирон шел дальше.

-- Эй! Кто есть?..

-- Чаго тебе? -- отвечает чей-то больной, недовольный голос...

-- Отворь! Надо!

Из окна выставляется реденькая бороденка клинышком.

-- А, ты, Кузьма, дома?..

-- Дома, Мирон Матвеич... Лихоманка замучила... Измаялся...

-- Вот что, Кузьма: на сход надо завтра!..

-- А что?..

-- Из губернии бумага пришла... Писарь читал ее, -- только я что-то не совсем раскумекал... Какая-то поблажка нам...

-- Дай Бог!

-- Так приходи завтра утресь!..

-- Как-нибудь приплетусь... Может, полегче станет, отпустит...

Так Мирон обошел все порядки и везде сообщил о бумаге из губернии.

Весть об этой бумаге из села пошла гулять по полям.

На другой день большинство подгорновцев были дома и с раннего утра толкались на улицах, рассуждая о "бумаге из губернии". Насчет значения последней делались самые невероятные предположения.

-- Поблажка сказывают... Семян, бают, выдадут и протчее.

-- Нет, для че семян?! Чай, я слышал, как писарь с урядником говорили... Насчет скотины чего-то. Видно, выдавать скотину хотят...

-- Это уж на что лучше бы! Каку бы нибудь клячонку мне выдали!.. Эх! Мне никак невозможно...

-- На сход!.. -- закричал Мирон, выйдя на крыльцо сборной избы.

Подгорновцы галопом поскакали туда и сбились в стадо густой массою...

Из избы вышел урядник. Мужики скинули шапки.

Урядник властным оком окинул собрание, крякнул и начал читать бумагу. Подгорновцы с напряженным вниманием слушали эту заветную бумагу, боясь пропустить мимо ушей хоть одно слово ее...

В бумаге предписывалось объявить по волости, что такого-то числа, месяца и года в Трущобинске открывается выставка; далее в пятидесяти словах выяснялось великое значение этой выставки для всего края, затем приглашались в качестве экспонентов желающие кустари-крестьяне...

Чтение окончилось, а подгорновцы стояли молча, с разинутыми ртами и пожирали глазами урядника... Ничего из этой бумаги они не поняли; уразумели только отдельные слова и выражения: "сельское хозяйство", "рогатый скот", "улучшенные породы зернового хлеба", "выгоды", "награды".

-- Поняли? -- прикрикнул урядник.

Все молчали. Одни почесывали в затылках, другие довольно улыбались и поглаживали свои бороды, третьи -- стояли с устремленными в землю взорами.

-- Поняли? Ну, ты, лысый?.. Понял?..

-- Мы что же... Как мир... Мир спроси!..

-- Да ты-то понял?..

-- Я-то?., знамо понял... Только что же я? Других спрашивай!

Урядник плюнул и начал объяснять:

-- Открывается выставка, черти сиволапые... Выставят всякую тебе штуку: машину, скотину, семена, рожь там, овес... и протчее... того... как приказано... Теперь -- кустари... Гм... Кто у вас кустарь?.. Выходи вперед!..

Все стояли молча, переглядываясь друг с другом.

-- Ты, Рябой, ведь этим делом займашься? -- спросил, наконец, один из мужиков своего соседа, ткнув его кулаком под бок.

-- Я-то?..

-- Ты кусты сажал.

-- Рассадил девствительно... Хочу садик развести.

Рябой выдвинулся вперед, но принял такую позу, словно стоял наготове и при малейшей опасности намеревался юркнуть в толпу.

-- Еще кто? Есть? Выходите!.. -- командовал урядник.

Но больше никто не вышел.

-- Ты кустарь? -- спросил урядник Рябого.

-- Немного баловался...

-- Чем?

-- Кусточки люблю, садик хочу развести...

Урядник нахмурился...

-- А больше никого нет?

-- Нету-ти, ваше благородие, больше.

-- Никого... один -- Рябой!..

-- Ну, одного нечего и считать... Не стоит, -- тихо заметил урядник и громко добавил:

-- Так вот, о всем вышеизложенном я вам и объявляю для сведения и руководства... Больше ничего! Можете расходиться!..

И, еще раз строго-начальнически оглядев толпу, урядник ушел в избу, а подгорновцы все еще продолжали стоять в каком-то оцепенении... Среди них поднялся вдруг невообразимый хаос: все заговорили разом... Некоторые так просто горланили, ни к кому не обращаясь, другие успели уже вступить в спор и ругань.

-- Будет галдеть!.. Сказано -- расходиться! -- сердито закричал урядник через раскрытое окно.

Толпа стала разбредаться, переругиваясь на ходу...

Целый день подгорновцы волновались и спорили о том, принесет ли прочитанная бумага убыток миру или ее надо считать за поблажку.

Мирон, со слов урядника, к которому его посылало "обчество", объяснил, что никакого вреда от бумаги не будет, как не будет и никаких поблажек; объяснил, что "все это только так, одна, значит, прокламация, и больше ничего, -- приказано объявить, и все тут!"

Но старики думали про себя, что тут что-то не так, в их седые головы закралось смутное подозрение... Старики ворчали и недовольно сплевывали в сторону:

-- Гумага... Ты пойми ее, эту гумагу, -- вот оно что! Для чего-нибудь да прислано же... Не зря же?

-- Это верно... Зачем зря гумагу марать?!. Тоже приказано объявить... А если приказано, значит есть в ей, в гумаге-тои что-нибудь...

Дело дошло до того, что и сам Мирон начал сомневаться и подозревать, что урядник "что-нибудь не так"...

Прошло около месяца, а подгорновцы все еще не могли успокоиться...

Между тем в Трущобинске открылась выставка, и в село Подгорное стали доноситься о ней смутные толки. Ездившая в город заштатная престарелая просвирня наговорила дома целую кучу небылиц, которые окончательно взбаламутили подгорновцев. Опять стали толковать о том, как бы не проворонить поблажку, что приказано объявить, -- значит, есть к тому причина, что не будут зря бумагу марать и т. д.

Подгорновцы решили послать в город ходока, поручивши ему расследовать дело обстоятельно, порасспрошать начальство, что и как, куда следует прошение подавать о семенах и куда о скотине, где награду получить, а также и "о протчем"... Потому неспроста это...

Выбор пал на старика Назара Петрова, человека бывалого и надежного... Собрали с миру десять целковых и отправили Назара в город.

Назар вздел на плечи котомку, привязал на подожок лапотки, попрощался с односельцами и, помолившись на храм Божий, двинулся:

-- Счастливо!..

-- Постарайся!..

-- Будем стараться... Господь милостив...

Человек он был толковый, в городе бывал несколько раз; поэтому Назару не пришлось блуждать здесь как в лесу.

Переночевав в ночлежном доме, Назар умылся, причесался, помолился и отправился по начальству. Назар доверял только самому "первому начальству", -- поэтому он махнул прямо к губернатору.

-- Ты куда лезешь? -- встретил его у дверей парадного подъезда полицейский.

-- Сами у себя будут?

-- Кто?

-- Губернатор!..

-- А что?

-- Надо покалякать! -- нахмурив седые брови, ответил Назар.

Как ни протестовал полицейский, Назар взял свое и добился личного свидания... Объяснение было краткое, выразительное, не допускающее превратных толкований... Оказалось, урядник говорил правильно, что все это так и что ждать ни дурного, ни хорошего не приходится...

* * *

Время шло под вечер. Назар решил переночевать, а завтра чуть-свет двинуться в обратный путь. Оставалось несколько часов времени, которое было некуда девать. Поэтому Назар и надумал посмотреть, что это за штука -- выставка?..

Добрался Назар до громадной городской площади, где высились красивые выставочные здания с развевавшимися на вершинах флагами...

Музыка гудела с страшным воодушевлением, всех более горячился турецкий барабан...

"Эк его бухает как здорово!.." -- подумал Назар про барабан...

Около входа, разукрашенного прекрасными триумфальными воротами, толкалась масса горожан... Около маленького окошечка кассы происходила страшная давка... В воздухе мелькали руки, зонтики, шляпы...

Назар не струсил:

-- А мы нешто не люди?.. Надо посмотреть.

Он бесцеремонно растолкал локтями публику, протерся к триумфальным воротам и смело двинулся дальше.

-- Билет ваш?

-- Билет?.. Можно... Вот он, изволь-смотри!

Назар полез за пазуху и вытащил грязный засаленный паспорт.

-- Не этот билет, а для входа... Надо сперва деньги за вход заплатить!..

-- Деньги!.. А много ль?

-- Двадцать копеек!..

-- Ну, так я лучше ужо! Лишних денег, голубчик, нет...

Назар протискался обратно. Он скоро сообразил, что можно посмотреть и не плативши двугривенного... Забравшись на зады одной из построек, он приложился глазом к дыре, образовавшейся в доске от выпавшего сучка, и стал рассматривать.

Перед его взорами открывался не особенно привлекательный вид.

Назар усмотрел часть хлевушка и сидевших в нем свиней... Неудобство наблюдений через дырочку не позволяло ему видеть животных во всей их красе, и Назар обозревал их по частям: то промелькнет перед его глазом свиной зад с маленьким хвостиком-закорючкой, то ухо с мордой "пятачком", то две ноги... Тем не менее, Назар составил в своем воображении полный рисунок свиньи.

-- Ну, и боров!.. -- время от времени шептали губы Назара, и он никак не мог оторваться от дыры...

Наконец, будочник дал Назару по шее, и он вспомнил, что пора идти на ночевку...

-- Пошел! Морду набью! -- прикрикнул на него будочник.

-- Ну, и боров!.. -- сказал ему Назар...

Во сне Назару снился все тот же боров. Несколько раз Назар просыпался и сердито отплевывался:

-- Фу, ты, Боже мой!.. Так в глаза и лезет, окаянный!

Назар крестился и опять засыпал, но боров снова являлся во сне, принимая все более и более необъятные размеры...

* * *

Как только по селу пошла весть, что Назар из города воротился, к его избе стали подходить группы односельчан.

-- Что, Назар, как наши дела?

-- Зря ходил... Урядник правильно говорил. Так, для проформы...

-- Сам губернатор баил?

-- Сам... Я его вот как видел: вплоть!

Подгорновцы печально опустили головы и вздыхали.

А когда они спрашивали, что делается в городе и что за штука эта выставка, Назар одушевлялся и начинал рассказывать:

-- Борова, например, показывают... Ну, дьявол его заешь, сколь годов на свете живу, а такого лешего не видывал!.. Право!.. Там, значит, музыка гудет, развлекаются... Ну, и боров! Ах ты, окаянная сила!..

-- А насчет наград как же?

-- Каки награды!.. Спрашивал я... Вот этому самому борову, дьявол его задави, и дадут, бают, награду!..

-- Ну? Что городишь!!.

-- Кто их знает: мне так в городу сказывали... Борову... этому самому... золоту медаль, бают... Ах, ешь их мухи с комарами!..

И все покатывались со смеху, несмотря на горькое разочарование...

А Назар, рассказывая о выставке, всегда сбивался на борова... Выставка и боров в его представлении, а затем и в представлении всех подгорновцев, слились в одно целое, нераздельное...

----------------------------------------------------------

Источник текста: Чириков Евгений Николаевич. "Рассказы". Том 1. Издание товарищества "Знание". 1903 г.

Исходник здесь: Фонарь. Иллюстрированный художественно-литературный журнал.

Оставить комментарий Чириков Евгений Николаевич (bmn@lib.ru) Год: 1896 Обновлено: 27/09/2015. 25k. Статистика. Рассказ: Проза Рассказы	Скачать FB2 Ваша оценка:

Чириков Евгений Николаевич Прогресс

Евгений Чириков

Прогресс

Чириков Евгений Николаевич
Прогресс