Георгий Чулков. Memento mori
  
  
  
       
  					     Там стыдно будет унывать 
  					     И предаваться грусти праздной, 
  					     Где пахарь любит сокращать 
  					     Напевом труд однообразный. 
  					                    Некрасов 
       
       Александр  Блок  в  докладе своем "Интеллигенция и народ ", прочитанном
  сначала  в  "Религиозно  философском  обществе",  а потом в "Литературном ",
  раскрывает  рознь  между  двумя на чалами современной русской жизни и делает
  мрачные  предсказания:  на  культурных  людей надвигается "грудь коренника "
  той  бешеной  тройки,  которая мчится из глубины наших диких полей. Поэт, по
  видимому,  предчувствует,  что правда, живая и стихийная, на стороне народа,
  но   он   отказывается  делать  какие  либо  определенные  выводы  из  этого
  утверждения  и  ограничивается  тремя  вопросами:  во-первых,  переходима ли
  черта  между  интеллигенцией  и  народом?  во  вторых, если нет, остается ли
  какое-нибудь  спасение  для  культуры,  кроме Победоносцевской инерции? и, в
  третьих, если да, то как найти пути к народному сердцу? 
       С  историко-социологической  точки  зрения  я  не  стану рас сматривать
  доклад  Блока: жизнь слишком усложнилась, многообразные культурные течения и
  грубые  материальные  интересы  давно  уже раздробили страну на определенные
  классы  и  группы,  и  нет возможности отвлеченно рассуждать по поводу такой
  произвольной границы, которую проводит Александр Блок. 
       Но  с  иной  жизненно  практической  точки  зрения рассуждать о докладе
  Блока возможно и должно. 
       Впрочем,   возражая   своим  оппонентам,  Александр  Блок  сделал  одну
  уступку,  которая  отчасти изменяет самую постановку темы об интеллигенции и
  народе;  Блок  признал,  что рознь существует не между всей интеллигенцией и
  народом,  а  лишь  между  известной  "частью"  интеллигенции и той стихийной
  Русью, 
  		     
  		     Где все пути и все распутья 
  		     Живой клюкой измождены, 
  		     И вихрь, свистящий в голых прутьях, 
  		     Поет преданья старины ... 
  		     
       Такая  постановка  темы изменяет в известной мере и ее сущность, потому
  что  часть интеллигенции, конечно, не связана с той Русью, которая "и во сне
  необычайна", - но возможно ли утверждать pars pro toto? 
       Блок по праву мог бы сказать про себя: 
  		     
  		     И сам не понял, не измерил, 
  		     Кому я песни посвятил ... 
  		     
       Воистину  интеллигенцию  нашу нельзя мерить той мерою, которую приложил
  к  ней  поэт. "Я, - говорит Блок, -как интеллигент, влюблен в индивидуализм,
  эстетику   и   отчаяние".    Какое   чудовищное   непонимание   духа   нашей
  интеллигенции! 
       Неужели   не   ясно,   что  все  три  темы,  влюбившие  в  себя  поэта,
  -"индивидуализм,  эстетика  и  отчаяние" - все  эти  темы являются предметом
  ненависти  нашего интеллигента? Неужели Блок не понимает, что влюбленность в
  эти   темы   есть   край  нее  декадентство?  И  неужели  не  очевидно,  что
  декадентство  полярно по отношению к интеллигенции? Интеллигенция, со времен
  Белинского   утверждавшая  идею  общественности  и  народолюбия,  со  времен
  Писарева  провозгласившая  парадоксальное "разрушение эстетики " и, наконец,
  в  лице  своих  революционеров,  объявившая войну апатии и косному отчаянию,
  - что общего имеет эта интеллигенция с тем орхидейным интеллигентом, который
  расцветает в декадентской оранжерее? 
       Образ  двойника  заслонил Блоку образ интеллигенции, и печать смерти на
  лице  этого  двойника  Блок  принял  за  печальный  знак гибели всего нашего
  общества.  Но  напрасно Блок волнуется за судьбу всех этих юношей и девушек,
  которые   рассеяны   теперь   среди  народа - всех  этих  учителей,  врачей,
  статистиков,  газетных  работников, пропагандистов, агитаторов,  -  все  они 
  органически связаны с народом. Они умеют и  жить  с  народом  и  умирать  за
  народ.  Правда, порой между грамотным и неграмотным русским человеком бывают
  недоразумения,  но ведь не очевидно ли, что дух народа не может определяться
  его  темнотой?  Нация  - по существу - не изменит своей природы, если страна
  не  будет  голодной  и  невежественной. И, надеюсь, Александр Блок не имел в
  виду   этой   чисто   внешней   розни,   какая  возникает  порой  в  русской
  действительности  между  косным  обывателем,  кто  бы  ни  был  он  - мужик,
  мещанин,  помещик,  и  вольнолюбивым и подвижным искателем нового жизненного
  уклада. 
       Однако,  если  мы  устраним  все  эти недоразумения и обратимся к самым
  корням  доклада  Александра  Блока,  мы увидим, что они глубоко внедрились в
  жизненную правду. 
       В  чем  же эта правда? О каком расколе, о каком разделении и розни идет
  здесь речь? 
       Я  думаю,  что  рознь действительно существует, но существует она между
  декадентами,  с одной стороны, и народной стихи ей - с другой. Я разумею под
  декадентами  не  только литераторов и - пожалуй даже - менее всего их, а тех
  случайных,  почти  всегда  талантливых,  но  погибающих  "лириков  жизни  ",
  которые  возникают  перед  нами  время  от  времени,  как живой укор за идеи
  крайнего  индивидуализма,  идеи,  взлелеянные  Фридрихом  Ницше,  Бодлэром и
  Оскаром Уайльдом. 
       Но при чем  же  тут русская интеллигенция? Она - повторяю - неповинна в
  грехах  наших  ницшеанцев,  бодлэрианцев - детей  европейской культуры конца
  века. 
       Я  вовсе  не  склонен  умалять  значения  существующей розни, хотя и не
  думаю,  подобно  Блоку,  что болезнь крайнего индивидуализма прогрессирует в
  русском  обществе.  Вряд  ли  это  так. Но тем не менее, независимо от того,
  мало  или много среди нас таких отщепенцев, трагизм этой розни остается пока
  неразрешенным. 
       И  этот  разлад  декадентов  с  народом  (пусть  их  мало   среди  нас)
  значителен  и  глубоко интересен, потому что психология такого оторвавшегося
  от  народной стихии человека -зловещий симптом не для русской интеллигенции,
  которая  еще  девственна и стихийна, как и народ наш, а для личности вообще.
  Тема, поставленная Блоком, тема универсальная, а не национальная. 
       Декадентство  переживает  кризис.  Блок  не  первый  указал  на  это. И
  Вячеслав  Иванов,  и  Д.  С.  Мережковский писали об этом. И мне приходилось
  писать   о  кризисе  декадентства.  Memento  mori  воистину  прозвучало  как
  пророчество.  Но  для кого? Только не для русской интеллигенции. Ведь смерть
  угрожает  тем,  кто не с народом, кто отказался от народной правды, т. е. от
  жизни,  т.  е.  признал  первую  часть формулы "неприятия мира "и не признал
  второй ее части - того "слепительного да ", о котором пел нам поэт. 
       Но   наша   интеллигенция  не  знает  еще  горьких  противоречий.  Иван
  Карамазов,  искусившийся  в противоречиях, в сущности, вовсе не интеллигент:
  это, быть может, первый декадент наш. 
       Интеллигенция,  несмотря на весь атеизм свой, по природе своей вовсе не
  мятежна:  она  строительница  жизни  народной,  она  гуманистична, ей только
  некогда   думать  об  "имени"  Бога,  но  вся  она  морально  безупречна,  а
  религиозно  богопокорна.  Бунт  карамазовский не предстал перед ней как тема
  реальная.  Нет,  явно,  что  Блок  "валит  "обвинение  "с  больной головы на
  здоровую ". 
       И  я  предлагаю формулировать тему о "неблагополучии" нашем по-иному, а
  именно:  "Декадентство  и народ ". Тогда интеллигенция отойдет почти целиком
  к  народу,  а  с  декадентами  останется  кучка  "лириков жизни" и, пожалуй,
  некоторые самоубийцы, о которых упомянул Блок. 
       Поэт  был  несправедлив  к  нашей  интеллигенции:  он слишком умалил ее
  добродетели  и,  с другой стороны, слишком польстил ей, предположив, что она
  стоит  на  той высокой ступени культуры, откуда видны последние противоречия
  нашей  жизни  и  где  у  слабых  кружится  голова  над раскрывшейся бездной.
  Интеллигенция  наша не забирается на высоты: она у земли и с землей. И благо
  ей. 
       У  Глеба  Успенского  есть  очерк:  "Овца  без стада ".  В  этом очерке
  фигурирует  "балашевский  барин",  который непрестанно печалуется о народе и
  вечно  к  нему  стремится,  но  из  его  хождения в народ ничего не выходит.
  "Мешает  мне  мое  в высшей степени ложное положение, положение барина ... -
  признается   он,   -   заметьте,   что   я  говорю  -  мешает  положение  не
  интеллигентного человека, просто барина"... 
       Я  боюсь,  что  Блок  попал  в  это "ложное положение ", как выражается
  герой  Глеба  Успенского.  И  это  вовсе  не значит, что у Блока нет связи с
  народом,  с  Россией.  Охотно  верю, что такая связь имеется, но не там она,
  где  думает  Блок.  Любовь  к  народу  и  родной стране вовсе не требует тех
  самообличений,  которыми  так  увлекся  поэт,  -  и  того  хождения в народ,
  которым  занялся  "балашевский  барин".  И все мы, русские  грамотные  люди,
  праведные  и  грешные,  баре и разночинцы, не менее, чем неграмотные русские
  люди,  любим  Россию  целомудренной  и  таинственной  любовью. Все мы - сама
  Россия. 
       Но  иные  из нас - немногие, декаденты - погибают, несмотря на глубокую
  и  молчаливую  любовь  свою  к  родине. Этого отрицать я не стану. Но гибель
  этих   немногих   декадентов   определяется   особой  причиной  -  неумением
  преодолеть  крайний  индивидуализм,  найти  путь  к  общественности, но этот
  разрыв  между  личностью  и  общественностью  вне  категорий интеллигенции и
  народа. 
  
  










Оставить комментарий
Чулков Георгий Иванович
 (yes@lib.ru)
Год: 1918
Обновлено: 27/01/2009. 11k. Статистика.
Очерк: Публицистика








 
 Ваша оценка: 

шедевр
замечательно
очень хорошо
хорошо
нормально
Не читал
терпимо
посредственно
плохо
очень плохо
не читать








Связаться с программистом сайта.