Чулков Георгий Иванович
Что-то черное

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

Георгий Чулков

Что-то черное

Viens-tu troubler, avec ta puissante grimace
La fête de la Vie?..
Baudelaire.

   Оно подкралось незаметно, как вор, подкралось во тьме, освещая себе путь зеленым глазом. Оно наполнило все вокруг своим черным дыханием, проникло ко мне в сердце, разлилось с кровью по моим артериям, затуманило мне мозг... Я ждал, мучился, рвался, ненавидел, страдал, приходил в отчаяние и, главное, ревновал, болезненно ревновал...
   Началось это вот как. Однажды поздно осенью я поехал с ней на лодке в этот проклятый парк. Уже темнело. Над рекой висела какая-то непонятная серая и влажная масса. Вокруг никого не было видно. Нервными взмахами весел я быстро гнал нашу лодку, стараясь поскорее покинуть город с его жесткими улицами, равнодушными стенами и этими черными, длинными трубами, которые я ненавижу, как подневольный труд. Жалкие городские фонари бежали от нас прочь; их робкое пламя мелькало все реже и реже и, наконец, исчезло совсем. Зато подняла свое бледное, тревожное лицо луна и загадочной, дрожащей улыбкой осветила фигуру моей спутницы, которая сидела впереди меня, на руле.
   Тогда она сказала мне:
   -- Как хорошо и как страшно... Посмотри, вон налево, на берегу -- точно огромный саркофаг...
   Я обернулся. Там, во мраке, протянулось какое-то одинокое, длинное, низкое каменное здание, похожее на гробницу, такое же печальное. Мне было неприятно видеть его и я еще быстрее погнал нашу лодку, чтобы поскорее уплыть от странного, серого гроба. Но внутри меня осталось какое-то неприятное чувство: как будто осколок гробницы попал ко мне в душу.
   Вы знаете, что этот парк окружен высокой оградой и к нему нет подъезда с реки, но я еще раньше открыл в одном месте маленькую забытую калитку и на берегу сваю с железным кольцом, за которое можно привязать лодку. Минут через сорок мы были там. Я перешел на нос лодки и, громыхая цепью, старался прикрепить ее к кольцу.
   Холодный лязг железа гулко и отчетливо раздавался в туманном воздухе, пропитанном сыростью и лунным светом.
   Вдруг моя спутница стала просить меня ехать домой.
   Я растерялся и бормотал:
   -- Дорогая, почему? Такой чудный, волшебный вечер. Ты посмотри... И эта луна...
   -- Мой милый, мне страшно!
   Тогда я ответил с наивным самомнением мужчины:
   -- Со мной тебе нечего бояться.
   Я помог ей выйти на берег, потом взял весла, оставил их на берегу, а уключины захватил с собой.
   Калитка тоскливо скрипнула и мы пошли по дорожке, спотыкаясь на кучи опавших, осенних листьев.
   Мы шли, как всегда, к нашему любимому гроту, который казался нам таинственным... Под его сводами всегда готово прозвучать эхо -- этот саркастический голос мертвой природы -- и от него непрестанно веет полуистлевшим загадочным прошлым.
   Мы шли. Черный, густой воздух делался все плотнее и плотнее. Мне казалось, что кто-то надел на меня железные латы: так тяжело было идти. Иногда, впрочем, на одну минуту раздвигался свинцовый сумрак и среди зияющей щели можно было видеть шатающиеся призраки деревьев. Они шептали что-то. И это было страшно.
   Она прижалась ко мне. И вот когда мы, объятые осенним сдавленным чувством, двигались наугад среди деревьев, теряясь перед их причудливыми контурами началось это ужасное, это мучительно-загадочное.
   Одним словом, я почувствовал, что мы не одни... Понимаете? Здесь было еще что-то. Вот тут близко, рядом...
   Оно, очевидно, давно уже следило за этой женщиной и теперь нагло преследовало ее. Ужас и ревность смешались в моей душе.
   А между тем у моей подруги, по-видимому, прошел страх; она шла слегка взволнованная, смущенная; она, конечно, чувствовала присутствие этого тайного и рокового, но уже не тяготилась им теперь.
   Тогда я стал шептать:
   -- Идем, идем домой...
   И мы побежали назад, к лодке...
   Казалось, что земля уплывала из-под ног; все время справа между деревьями мне мерещился голубовато-зеленый свет, какая-то странная дрожащая полоса.
   Выбегая из сада, я с силой захлопнул калитку, но она снова приотворилась и из нее проскользнуло что-то черное.
   Луна ушла в глубь темного неба. Ветер со свистом злобно пронесся над рекой.
   Дрожащей рукой я зажег в лодке фонарь и поспешно сел за весла.
   Ах, как мы тогда быстро мчались вниз по реке. Чьи-то огромные серые крылья все время шелестели над нами.
   А когда мы вышли на пристань, я увидел, что моя спутница совсем больна. По-видимому, приближался припадок астмы, которой она страдала иногда.
   Я едва успел довести ее до дому. Несчастная побледнела и задыхалась.
   Приезжал доктор и шепотом говорил мне, что ее жизнь в опасности.
   Впрочем, на этот раз все кончилось благополучно. Постепенно я стал забывать о нашей поездке; но все-таки в моей душе остался какой-то мутный осадок и какая-то беспричинная ревность стала клевать мой горячий мозг.
   Это была не та постыдная ревность самца, которая так грубо волнует нашу чувственность. Я не вынимал из стола револьвера и не любовался жадно этим маленьким изящным стальным орудием, которое всегда готово швырнуть в лицо врагу свинцовую смерть. Я не старался вообразить себе его глаза, волосы, походку, платье, галстук... Я не упивался мыслью о мести, этой развратной мыслью, которая рождается в клетках нашего мозга в то время, когда они бывают отравлены испорченной, ревнивою кровью. Не то было со мной: я не знал моего соперника, но я был уверен в его существовании и всегда, почти всегда чувствовал его присутствие. На губах моей возлюбленной я ощущал следы чьих-то поцелуев... Это была медленная, торжественная пытка.
   Помню один вечер.
   Она была не совсем здорова тогда. Мы сидели в ее мягкой комнате, среди бледных лиловых лучей ленивого фонаря. В платье с глубокими складками без твердых линий, возбужденная лихорадкой и соблазнительно-бессильная, она была похожа на какой-то раскрывшийся махровый цветок с душистыми нежными лепестками.
   Я опустился на ковер и зарылся лицом в ее коленях. О, эти трепетные горячие ноги! И вот, когда мое сердце отдалось симфонии ее тела и когда ее жадная дрожь передавалась мне, опять это черное ревниво подкралось ко мне сзади. Я это чувствовал и боялся оглянуться, боялся встретиться с ним лицом к лицу.
   Несколько дней спустя я как-то раз выходил из ее квартиры, одурманенный ласками, взволнованный, с торопливо-рвущимся сердцем. Не успел я сделать десяти шагов, как к подъезду ее дома подошла какая-то темная фигура и быстро скользнула в дверь.
   Глаза у меня покрылись черным крепом.
   -- Вот оно! -- подумал я.
   Ощущая в спине приятную, бодрящую дрожь, я пошел вслед за темной фигурой, стараясь быть незаметным пока...
   Я прошел в зал. Из гостиной доносились звуки рояля. Она импровизировала странную музыкальную фантазию. Мечтательная, извивающаяся, ароматная мелодия лилась из соседней комнаты и медленно скользила по стенам и карнизам.
   Вокруг меня колебались тени.
   Я стоял опьяненный ревностью, затаив дыхание...
   А когда я раздвинул портьеру, ужас ледяной рукой сдавил мне горло. Что-то черное жадно и властно смотрело в упор на свою жертву.
   И самое страшное было то, что она не видела черного.
   Сердце судорожно колыхалось у меня в груди и страшная мысль жгла мне мозг.
   Тогда я понял все и я не ошибся: в эту ночь мою любовницу задушила смерть.
  

----------------------------------------------------

   Источник текста: Сборник "Кремнистый путь", 1904 г.
   Исходник здесь: Фонарь. Иллюстрированный художественно-литературный журнал.
  
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru