Чулков Георгий Иванович
Стены шатаются

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

Георгий Чулков

Стены шатаются

I.

   Я рано проснулся, так рано, что свет в комнате был неясный, неуверенный, -- и я успел услышать шорох удалявшихся ночных теней.
   Я не выношу этих молчаливых серых фигур, которые всегда шелестят складками своих покровов. Но они постоянно попадаются мне на глаза то ранним утром, как сегодня, -- то в сумерках, когда человеческая душа раскалывается на множество зеркальных кусочков и когда каждый осколок колет мозг и сердце.
   Я знал, что сегодня со мной должно случиться что-то неприятное, что-то похожее на укол отравленной иголки.
   На дворе стояла осень, ежегодная странная болезнь, которая заставляет природу, эту роскошную женщину, плакать в истерике раздражающими слезами.
   Ах, эти осенние дни с их непонятными тонами, написанными сепией и желтовато-зеленой краской! Куда девалась сочная медянка и горячее золото?
   Идешь по улице, а кругом увяданье и слезы и эта чувственно-податливая осенняя влажность. Еще немного осеннего солнца -- и ты уже не уйдешь от этой пьяной слабости, тоски и невольного, но тягучего сочетания с природой, когда ты отдаешься сладкому томлению, замирая весь, как звучащая струна.
   И чудится, что везде, во всех этих огромных домах, в которых -- должно быть -- много комнат с ласковыми коврами и тяжелыми молчаливыми портьерами, совершается что-нибудь тайное и соблазнительное.
   Однако, что мне до этих соблазнительных тайн? Мои нервы танцуют какой-то бесовский танец. Вероятно, они все спутались и бегут беспорядочно к моему мозгу с визгом и стоном. Немудрено, что во мне такой хаос и каждый звук вызывает ряд нелепых красочных впечатлений, а каждый красочный тон влечет за собою особое сочетание запахов.
   Внутри меня рождается какой-то зеленовато-коричневый осенний крик.
   Я шел по улице мимо большого зловещего здания, кажется, биржи. Помню влажную стену, эти огромные, серые камни, а под ногами мокрый асфальт.
   Сердце мои стучало неравномерно и пугливо и напряженно ожидало чего-то неизбежного.
   И это ожидание перешло предельную черту, превратилось в какую-то странную лихорадку.
   Я не мог сидеть дома, где все было полно воспоминанием об этих шуршащих существах, и я целый день бродил по городу и ездил на трамвае, жадно прислушиваясь к нестройному хору камней.
   Обедал в маленьком ресторане на набережной и видел из окна вереницу белых пароходов, которые ждали с нетерпением полночи, когда разведут мост и позволят им плыть дальше под торжественную музыку звезд.
   Я пил пиво, золотое пиво, от которого у меня по сердцу пробегает тень. И пока пиво шумело у меня в голове, я не чувствовал тревоги, но часов в шесть речной воздух отрезвил меня и тревога опять заколола мне грудь.
   Потом на маленьком пароходике я переправился на тот берег и там до восьми часов ходил по пассажам, разглядывая пеструю публику в надежде встретить кого-то знакомого.
   Около витрины японского магазина стоял молодой человек в поношенной куртке и смятой шляпе. Этот юноша был удивительно похож на меня, когда мне было лет двадцать пять и я учился в университете.
   Мне хотелось подойти к нему и предложить золотого пива, потому что я вспомнил свою молодость, но он ушел куда-то и я не знал, куда он ушел.
   Тогда я пошел один в пивную и пил там до тех пор, пока мысли не устроили в моем мозгу хоровода. А потом на улице все было непохоже на будни, все было очень интересно: и огни фонарей, которые кое-что знают; и бледная дама в черной шляпе со страусовым пером; и лиловый гранит, холодный гранит лилового цвета...
   Шли торопливо люди, закутанные в черное, и казалось, что у всех скрыты под полою предательские ножи с жадным лезвием.
   И я крикнул громко:
   -- Скорей же, скорей!
   И вздрогнули карнизы и луна. Все закружилось. Мой крик был дерзок и вызывающ. Ко мне бежали какие-то люди, махая длинными темными руками, но я быстро перелез через перила и стал спускаться по скату к реке, где над водою мелькали огни -- красные, голубые и лиловые...
   Мои ноги скользили по смятой траве, а наверху, прямо перед моими глазами, сверкали зигзагами странные полосы яркого света.
   Внизу вздыхала вода и что-то упрямо стучало о деревянные сваи. Это -- лодка, темная, как ночь, и сильно пахнущая смолой.
   Около сваи на берегу, в грязи сидела маленькая девочка в лохмотьях.
   И на правом плече у нее было большое зеленовато-белое пятно; должно быть, луна случайно мазнула эту жалкую фигурку своим лучом.
   А далеко наверху слышались голоса тех темных, которые махали руками и бежали ко мне.
   -- Направо он пошел, говорю я тебе! -- ворчал сердитый сиплый голос.
   И кто-то злобно отвечал:
   -- Молчи, Адам! Идем за угол. Сам видел.
   И тогда я засмеялся:
   -- Ха-ха-ха!
   Вода вздыхала по-прежнему и было видно, что ей все равно, кто я и зачем стою здесь, раздавленный тяжелым мраком.
   Вот я опустился на землю и сел рядом с девочкой, с маленькой, худенькой девочкой, у которой дрожали плечи. И у меня на левом плече появилась зеленовато-белое пятно.
   Не знаю, задремал я или нет; не знаю, был ли то сон; мне казалось, что все отделилось от меня и ушло и я остался один и только тоненькая ниточка привязывала еще меня к этому большому и тяжелому миру, на который можно опереться. И вдруг, как ракета, взвилась и вспыхнула у меня в мозгу мысль: и весь мир держится на ниточке!
   И тотчас ужас, холодный и влажный, подполз ко мне и обнял мои ноги.
   Было так, как будто я стою в черной амбразуре на высокой башне, а внизу у ее фундамента плавает густой, липкий мрак. Кто-то вынул у меня из груди сердце и вложил в меня маленькую летучую мышь.
   Я сделал страшное усилие и у меня из глаз брызнули слезы; я пополз кверху по скользкой траве. А когда дотронулся, наконец, своей дрожащей рукой до холодных перил, из груди моей с шумом вылетела летучая мышь и кто-то снова торопливо вдвинул мне в истерзанную грудь теплое трепещущее сердце.
   Я стремглав бросился бежать вдоль узкой улицы, -- и высокие здания справа и слева шатались и сдвигались, стараясь меня раздавить, но я выскользнул из их каменных лап, повернул за угол и очутился рядом с моим домом.

II.

   В темных сенях я сразу почувствовал запах человеческого тела. Но никого не было внизу, рядом со мной. Я тщательно ощупал рукой все углы и стены: очевидно, он стоял на верхней площадке. Тогда пришлось подняться кверху по железной лестнице, которая всегда гремит и гнется под ногами, как крыша. Дверь квартиры была отперта. На полу в передней валялось платье квартирной хозяйки.
   Тогда я крикнул:
   -- Эй, хозяйка! Что это у вас тут? Кто здесь был?
   Она выбежала, косматая, в ночной коротенькой и грязной юбке и захныкала над платьем.
   В самом деле, какой ужас. Был вор и украл пальто ее сына, новое теплое пальто.
   Я засмеялся:
   -- Ха-ха-ха! Я видел вора. Он стоял на верхней площадке и дрожал от страха. Я слышал запах человеческого тела и чувствовал чью-то дрожь.
   Тогда хозяйка неистово закричала и замахала костлявой рукой.
   -- И вы не задержали его? Ступайте, ступайте скорей...
   -- Ловить вора? Ну что ж, я готов. Я люблю травлю. Сейчас травили меня, а теперь побегу я и буду свистать.
   И я побежал, задыхаясь от смеха. В сенях я наткнулся на какой-то узел и чиркнул спячкой. Это вор оставил свою куртку. Где я видал эту куртку?
   Я бросился направо за угол и наткнулся на маленького человека, который, очевидно, направлялся к нашей квартире, чтобы захватить куртку, которую он, бедняга, забыл. Я сразу узнал его по запаху.
   Тогда я схватил за рукав мою добычу.
   -- Ха-ха-ха! Куда ты девал пальто, любезный? Куда?
   И я корчился от смеха и непонятные ненужные слезы ползли по моим щекам.
   Вор не бежал от меня, но как-то странно топтался на месте, топорщил руки и пожимался от сырости, потому что на нем был надет один только рваный, тоненький пиджак.
   -- Ба, да это тот самый молодой человек, который стоял у витрины японского магазина!
   Я опять хотел предложить ему золотого пива. Как бы славно мы с ним выпили, поели бы раков, согрелись бы в уютной пивной... Как он похож на меня!
   Но уже было поздно. Двое мужчин, огромных мужчин с бляхами, вынырнули из мрака и схватили вора за шиворот.
   -- Куда ты девал пальто? -- хрипел один низким раздавленным голосом.
   И другой лающий голос вторил ему:
   -- Куда? Га-га-га... Куда?
   -- Да ей-Богу же не брал! Ей-Богу не брал. Я вот сам потерял куртку... Там, в сенях.
   И воришка показал рукой на нашу дверь.
   А из двери выскочила хозяйка и протягивала его куртку.
   -- Вот она! Вот... Твоя?
   -- Моя, моя!
   И глупый малый схватил куртку и стад напяливать ее на плечи.
   -- Ну, вот видишь, -- сказал я с веселым смехом: -- ну, вот видишь, ты и попался теперь. Я тебя видел в сенях. Признавайся лучше, где пальто. Мы тебя помилуем и отпустим. Ведь отпустим? Да?
   -- Конечно, отпустим -- прохрипел бас.
   -- Отпустим, отпустим, -- залаял тенор.
   Вор посмотрел мне прямо в глаза и поверил мне, как честному человеку.
   И я не лгал. И даже для верности спросил хозяйку:
   -- Вы ничего не имеете против?
   Она затормошилась.
   -- Ничего, ничего! Только бы пальто отдал...
   Тогда вор повел нас к решетке, через которую я перелезал. Мы шли с ним рядом, так что наши локти касались, и я чувствовал его дрожь, а он мою. И я не знал, где кончаюсь я и где начинается он.
   Пальто лежало смирно и бессмысленно на смятой траве.
   -- Ага! -- сказал властно человек с бляхой.
   И тотчас я понял его восклицание: эти люди обманули и меня и вора; они потащат куда-нибудь несчастного человека и будут бить его и топтать ногами, обутыми в тяжелые сапоги.
   И я визгливо крикнул:
   -- Отпустите его! Слышите? Отпустите... Ведь вот пальто.
   -- На кой его нам, -- сказал презрительно человек с бляхой и убежденно прибавил: -- нам человека надо.
   -- Человека! Ха-ха-ха! Человека!
   Это я смеялся и пытался вырвать вора из рук этих грубых людей, от которых пахло кислой дубленой кожей.
   Но меня отпихнули и я упал на мокрые камни.
   И мне казалось, что все отделилось от меня и ушло и я остался один и не было даже тоненькой ниточки, за которую я прежде держался. И опять ужас немой, холодный и влажный, подполз ко мне и обнял мои ноги.
   И было все непонятно: и темные камни, и вздохи реки, и шепот собственного сердца...
   Я с трудом поднялся. Но куда идти? Везде будут шататься стены, везде будут шуршать тени и пьяный месяц зря будет пачкать зеленым светом все, что встретит на своем пути.
  

----------------------------------------------------

   Источник текста: Сборник "Кремнистый путь", 1904 г.
   Исходник здесь: Фонарь. Иллюстрированный художественно-литературный журнал.
  
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru