Цшокке Генрих
Разбойник Венеции, или Ужасный Абеллино. Часть первая

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Abällino der große Bandit.
    Авторство было приписано Мэтью Грегори Льюису (1775-1818), который просто перевел повесть на английский язык и издал под своим именем.
    МОСКВА, Въ Типографіи H. С. Всеволожскаго. 1816.

   

РАЗБОЙНИКЪ
ВЕНЕЦІИ,
или
УЖАСНЫЙ АБЕЛЛИНО.

Сочиненіе Г-на Левиса, Автора Монаха.

Переводъ съ французскаго.

   

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ.

Изданіе третье.

МОСКВА,
Въ Типографіи H. С. Всеволожскаго.
1816.

   
   Второе изданіе сей книги печатано было въ 1810 году, съ одобренія Ценсурнаго Комитета, учрежденнаго для Округа Императорскаго Московскаго Университета,
   

ГЛАВА I.

Венеція.

   Ночь распростерла уже мрачной покровъ свой.-- Луна, совершавшая мирное свое теченіе, посреди легкихъ облаковъ освѣщаемыхъ ею -- отражалась въ Адріатическомъ морѣ. Молчаніе и тишина царствовали въ природѣ. Волны, едва колеблемые тихимъ вѣтромъ, шумѣли въ портикахъ Венеціи.--
   Полночь наступала. Погруженный въ задумчивость иноземецъ сидѣлъ на берегу большаго канала. Взоръ его обращался поперемѣнно то на стѣны города, то на башни, то на волны -- и, казалось, измѣрялъ глубину ихъ.-- "Ненастной, говорилъ онъ самъ себѣ, куда обратишь ты стопы свои? Зачѣмъ не изберешь себѣ вѣрнаго пристанища, -- смерти! Что съ тобою будетъ?-- Все покоится., кромѣ меня. Богачь спитъ на мягкой постелѣ,-- бѣднякъ на соломѣ. Для меня нигдѣ нѣтъ убѣжища!-- Самой послѣдній бѣднякъ проработавъ весь день, имѣетъ кровъ, подъ коимъ онъ можетъ провести ночь -- а я -- О, какъ ужасенъ рокъ, меня преслѣдующій!"
   Онъ замолчалъ -- и посмотрѣлъ на изодранные свои карманы.--
   "Но въ нихъ нѣтъ ни крошки хлѣба!-- а голодъ мучитъ меня!"
   Онъ обнажилъ свою шпагу, она одна у него осталась и, махая ею по воздуху,-- вздохнулъ увидя блескъ ея.
   "Нѣтъ! мой вѣрный, старинный товарищъ, мы съ тобою не разстанемся!-- ты всегда будешь принадлежать мнѣ, хотя бы возвратилъ мнѣ болѣе, нежели жизнь. Ахъ! куда дѣвались тѣ щастливые дни, въ которые я получилъ тебя изъ рукъ Валеріи,-- и прижалъ къ устамъ моимъ, держа въ объятіяхъ любезную. Увы! она разлучилась со мною для того, чтобъ переселиться въ лучшій свѣтъ; но я съ тобою въ здѣшнемъ никогда не разстанусь."
   Онъ отеръ слезу, выкатившуюся изъ глазъ его.
   "Слеза! безумецъ! О нѣтъ!.." Время, въ которое я могъ плакать, уже исчезло!--
   При сихъ словахъ несчастной упалъ на землю и, въ отчаяніи своемъ, готовъ былъ проклинать ту, которая произвела его на свѣтъ; вдругъ онъ всталъ и опомнился. Онъ оперся на руку, и пропѣлъ печальнымъ голосомъ пѣсню, которая была ему пріятна въ замкѣ его родителей.--
   "Ободрись! сказалъ онъ самому себѣ,-- если ты не перенесешь ударовъ рока, то не будешь тѣмъ, что ты есть,"
   Въ эту минуту, глухой шумъ послышался ему. Онъ посмотрѣлъ вокругъ себя и, при слабомъ свѣтѣ луны, увидѣлъ человѣка, завернувшагося въ епанчу, которой прохаживался взадъ и впередъ по улицѣ.
   "Само Провидѣніе направило сюда шаги его. Я буду просить у него помощи, стану его умолять: лучше быть нищимъ въ Венеціи, нежели злодѣемъ въ Неаполѣ; рубище, покрывающее бѣднаго, не мѣшаетъ сердцу его биться съ гордостью."
   При сихъ словахъ онъ всталъ и, подшедши ближе, увидѣлъ другаго человѣка, которой шелъ съ другаго конца улицы. Человѣкъ въ епанчѣ поспѣшно спрятался въ темнотѣ какъ будто страшася быть примѣченнымъ" Что это значитъ? думалъ нищій. Не уже ли это убійца?-- Не подкупленъ ли онъ какимъ нибудь молодымъ наслѣдникомъ, желающимъ нетерпѣливо получить имѣніе родственника, которой, не подозрѣвая измѣны, подвергаетъ самъ себя кинжалу разбойника?-- Бездѣльникъ, ты не получишь успѣха въ твоемъ предпріятіи, я низпровергну подлое твое намѣреніе!"
   Онъ потихоньку подошелъ ближе, и сталъ недалеко отъ человѣка, спрятавшагося въ темнотѣ. Лишь только незнакомецъ поравнялся съ симъ послѣднимъ, вдругъ онъ выскочилъ изъ своего убѣжища -- и бросился на него съ кинжаломъ. Уже онъ готовъ былъ поразить свою жертву -- нищій прибѣжалъ и повергъ на землю преступника.
   Незнакомецъ, оборотившись съ скоростію, увидѣлъ человѣка, которой всталъ и побѣжалъ отъ нищаго, спокойно подлѣ него стоявшаго!--
   "Что это значитъ? вскричалъ онъ!" --
   "Милостивый государь въ поступкѣ моемъ нѣтъ ничего удивительнаго; я очень радъ, что имѣлъ случай сласти вамъ жизнь" -- ч
   "Спасти мнѣ жизнь! какимъ образомъ?" --
   "Человѣкъ, сейчасъ убѣжавшій, подкрался къ вамъ потихоньку; кинжалъ его уже былъ готовъ поразить васъ -- я увидѣлъ это -- и обезоружилъ его. Вы одолжены мнѣ жизнію, можетъ быть эта услуга заслуживаетъ благодарность: помогите мнѣ; я голоденъ и весь дрожу отъ стужи.--
   "Удались несчастный, мнѣ извѣстны всѣ хитрости, употребляемыя людьми тебѣ подобными.-- Не думаешь ли ты, что я не знаю твоего намѣренія?-- Ты подговорилъ своего товарища съ тѣмъ, чтобъ выманить у меня нѣсколько денегъ за мнимое спасеніе жизни. Ищи людей болѣе легковѣрныхъ; обманывай бдительность Дожа, но не надѣйся провести Буонаротти."
   Этотъ обидный и насмѣшливый отвѣтъ возбудилъ негодованіе несчастнаго бѣдняка.--
   "Я клянусь вамъ всѣмъ, что есть свято, говорилъ онъ, въ истиннѣ словъ моихъ. Голодъ меня мучитъ; я не въ состояніи долѣе переносить его, и умру въ нынѣшнюю же ночь, если вы надо мною не сжалитесь.--
   "Удались, говорю я тебѣ, или -- накажу твою дерзость."
   Говоря слова сіи, безчувственный Буонаротти, вынулъ изъ кармана пистолетъ и прицѣлился въ того, кто спасъ ему жизнь.--
   "Великій Боже! вотъ какъ благодарятъ въ Венеціи за оказанныя благодѣянія?-- "
   "Солдаты стоятъ отсюда не далеко -- мнѣ стоитъ только закричать....-- "
   О Небо! и такъ вы почитаете меня разбойникомъ? онъ остановился, -- и потомъ сказалъ грознымъ голосомъ.
   "Тебя зовутъ Буонарощти! Я не забуду этого. Но когда ты услышишь имя Абеллино -- тогда трепещи.....
   Абеллино отошелъ прочь, отъ безчувственнаго Венеціанца.
   

ГЛАВА II.

Разбойники,

   Несчастной бродилъ по городскимъ улицамъ какъ сумасшедшій; иногда проклиналъ судьбу свою, иногда улыбка отчаянія являлась на устахъ его, иногда вдругъ останавливался и, казалось, размышлялъ о какомъ-нибудь важномъ дѣлѣ, потомъ опять продолжалъ путь свой, какъ будто намѣреваясь исполнить оное.
   Наконецъ, онъ оперся на статую; всѣ бѣдствія, имъ претерпѣваемыя, живо представились его воображенію. Блуждающіе взоры его искали существа, которое бы его утѣшило -- и не находили.
   Судьба, вскричалъ онъ въ отчаяніи, опредѣлила мнѣ быть или великимъ, или злодѣемъ, преступленія котораго заставятъ трепетать весь свѣтъ! я рожденъ внушать удивленіе или страхъ. Розальво не можетъ быть обыкновеннымъ человѣкомъ: не рокъ ли привелъ меня сюда? Кто бы могъ себѣ представить, что сынъ богатѣйшаго Италіянца будетъ проситъ нѣкогда милостыню въ Венеціи? Могъ ли я самъ подумать, я, во завѣтѣ лѣтъ, одаренный крѣпкимъ тѣломъ, одаренный тою душевною силою, которая ведетъ къ дѣламъ великимъ; могъ ли я подумать, что одѣтый въ платьѣ нищаго буду бродить въ сей безжалостной странѣ и мучиться голодомъ? Люди, упивавшіеся прежде за столомъ моимъ дорогими винами, теперь отказываютъ въ помощи, которая возвратила бы мнѣ жизнь, не внемлютъ моимъ прозьбамъ?--
   Онъ остановился, поглядѣлъ на небо и вздохнулъ.
   "Да, я снесу удары рока, сколь бы ужасны они ни были, испытаю всѣ нещастія,-- душа моя не будетъ подавлена множествомъ бѣдствій. Графъ Розальво не перестанетъ бытъ великимъ. Оставимъ имя, которое уважалъ весь Неаполь.... я теперь нищій Абеллино. Нѣтъ, не нищій! я прошу званіе самаго послѣдняго члена общества, званіе злодѣя и изгнанника!" --
   Въ, эту минуту онъ услышалъ шумъ. Абеллино оборотился и увидѣлъ убійцу, котораго онъ недавно передъ тѣмъ повергъ на землю. Съ нимъ было еще двое его товарищей, и всѣ они, но видимому, кого-то искали.
   "Вѣрно они меня ищутъ!" сказалъ Абеллино -- Выступилъ нѣсколько шаговъ впередъ и свиснулъ.
   Разбойники остановились, начали потихоньку разговаривать между собою и, казалось.; не знали что дѣлать. Абеллино свиснулъ въ другой разъ.
   "Это онъ," сказали они, довольно громко и тотчасъ подошли къ нему.
   Абеллино стоялъ на одномъ мѣстѣ -- и вынулъ шпагу. Трое незнакомцевъ остановились отъ него въ нѣсколькихъ шагахъ, и также обнажили свои шпаги.
   "Ну, братъ! сказалъ одинъ изъ нихъ, -- чего ты боишься? къ чему эта шпага?" --
   "Чтобъ недопустить васъ къ себѣ слишкомъ близко: я знаю васъ; вы принадлежите къ тѣмъ честнымъ людямъ, которыхъ жизнь основана на смерти, попадающихся въ ихъ руки." --
   "Развѣ ты не свисталъ намъ?" --
   "Свисталъ." --
   "Такъ зачѣмъ же ты свисталъ?" --
   "Затѣмъ, что я умираю съ голоду. Ради Бога, удѣлите мнѣ часть вашей добычи и помогите мнѣ." --
   "Тебѣ помочь! ха, ха, ха! вотъ право забавно! просить милостыни у насъ, у насъ! Не сомнѣвайся! мы очень жалостливы." --
   "Если хотите, дайте мнѣ 50 секиновъ -- и я буду вамъ служить до тѣхъ поръ, пока не заслужу своего долга." --
   "Хорошо! но скажи намъ сперва, кто ты?" --
   "Я теперь голодный нищій, но скоро перестану быть имъ; я силенъ и проворенъ..... Того, кого поразитъ рука моя, не предохранятъ ниже тройные латы, глаза мои, хотя помраченные горестію, найдутъ мѣсто, куда должно нанесть вѣрной ударъ." --
   "Зачѣмъ же недавно ты напалъ на меня и повалилъ на землю?" --
   "Я надѣялся получить за это награжденіе; и хотя спасъ жизнь этого незнакомца; но онъ былъ столько безчеловѣченъ, что отказалъ мнѣ въ требуемой помощи!" --
   "Онъ отказалъ тебѣ въ ней? тѣмъ лучше! Но скажи мнѣ, правду ли ты говоришь?" --
   "Человѣкъ въ отчаяніи не лжетъ." --
   "Не измѣнишь ли ты намъ? нещастной!" --
   "Я буду въ вашихъ рукахъ; и ваши кинжалы накажутъ измѣнника." --
   Трое разбойниковъ опять начали потихоньку разговаривать, потомъ всѣ вложили шпаги въ ножны, и одинъ изъ нихъ сказалъ:
   "Ступай за нами. Объ нѣкоторыхъ вещахъ, безразсудно говорить на улицѣ." --
   "Я пойду за вами -- отвѣчалъ Абеллино -- но тотъ, кто будетъ поступать со мною какъ съ непріятелемъ, долженъ страшиться руки моей. Простите меня, что я не много бранилъ званіе, которое теперь беру на себя. Клянусь вамъ быть за то хорошимъ товарищемъ!" --
   "Съ этой минуты мы твои братья -- вскричали они всѣ вмѣстѣ -- тебѣ не сдѣлаютъ никакого вреда; тотъ, кто тебя обидитъ, будетъ общій нашъ непріятель. Твой нравъ намъ нравится: ступай за нами, и не бойся ничего." --
   Они пошли.-- Абеллино находился между двумя новыми товарищами. Часто взоры его съ безпокойствомъ обращались на окружавшіе предметы, но ничто не показывало дурныхъ намѣреній со стороны разбойниковъ. Они приближились къ одному каналу, отвязали гондолу, находившуюся на немъ, сѣли въ нее, и вышли на берегъ въ самой отдаленной части города. Прошедши нѣсколько улицъ, они остановились передъ довольно Хорошенькимъ домикомъ, и постучались у дверей. Молодая женщина отперла ихъ и ввела разбойниковъ въ простую, но хорошо убранную горницу. Взоры ея безпрестанно были устремлены на новаго пришельца. Встревоженный, и безпокоившійся Абеллино не зналъ куда его привели, и началъ было думать, что онъ поступилъ безразсудно, положась съ такою довѣренностію, на разбойниковъ.
   

ГЛАВА III.

Борьба,

   Они сѣли, и опять позвали Цинтію (такъ называлась молодая женщина), ударивъ въ дверь молоткомъ -- скоро пришли еще двое товарищей, которые осматривали новаго прищельца съ ногъ до головы.
   "Теперь, сказалъ Абеллину одинъ изъ тѣхъ, кои привели его въ это почтенное общество, дай намъ взглянуть на твое лицо.-- " Говоря сіи слова, онъ взялъ фонарь, и освѣтилъ имъ Абеллина. "Великій Боже! вскричала Цинтія -- какое страшное чудовище!" Она проворно, отворотилась и закрыла лице руками. Абеллино сердито поглядѣлъ на нее.
   Э, братъ -- сказалъ одинъ изъ разбойниковъ, ты долженъ благодарить природу за то, что она дала тебѣ такія черты, показывающія тебя насъ достойнымъ. Ну -- сказывай скорѣе --. какимъ манеромъ такъ долго, не попалъ ты на висѣлицу? и съ какой галеры, или изъ какой тюрьмы ты ушелъ?--
   "Если по моей наружности тебѣ это кажется, отвѣчалъ Абеллино гордо -- и такимъ голосомъ, которой заставилъ трепетать его слушателей; то я очень радъ. Каково бы теперь ни поступалъ я въ новомъ своемъ званіи, Небо не будетъ въ правѣ меня наказывать: ибо оно, кажется, нарочно для него меня сотворило."
   Разбойники, отошли къ сторонѣ; не нужно сказывать объ чемъ они говорили. Между тѣмъ, Абеллино спокойно сидѣлъ на своемъ мѣстѣ, не заботясь о томъ, что вкругъ него происходило.
   Они тотчасъ опять подошли къ нему. Одинъ изъ нихъ, котораго лице было ужаснѣе, и которой -- по видимому -- былъ сильнѣе прочихъ, сказалъ, Абеллино!
   Слушай братъ, во всей Венеціи только пять разбойниковъ, они всѣ передъ тобою; если ты хочешь быть шестымъ, ты можешь надѣяться, что тебѣ всегда будетъ дѣло. Я называюсь Маттео -- и начальникъ нашей шайки. Имя этого рыжаго плута Балюццо; тотъ, у котораго глаза похожи на кошечьи, называется Томасъ; его можешь ты брать для себя примѣромъ въ обманахъ! тотъ, которому ты сего дня такъ не осторожно перещупалъ ребры, называется Петрино; наконецъ подлѣ Цинтіи сидитъ Струцца. Теперь ты всѣхъ насъ знаешь: такъ какъ тебѣ нечего ѣсть, то мы соглашаемся принять тебя въ наше общество; но сперва хо типъ увѣриться, не имѣешь ли ты худаго противъ насъ намѣренія?
   Улыбка, или лучше сказать -- кривлянье, показалось на лицѣ Абеллино, и онъ вскричалъ охриплымъ голосомъ: я умираю съ голода.
   "Отвѣчай! не имѣешь ли ты худаго противъ насъ намѣренія?"
   "Берегись нещастный! за малѣйшее подозрѣніе измѣны -- заплатишь ты намъ своею жизнію. Ничто не укроетъ тебя отъ нашего мщенія! Чтобъ поразить измѣнника, мы проникнемъ даже во дворецъ Дожа; не забывай этого, и помни -- что мы разбойники." --
   "Всѣ эти слова безполезны; дайте мнѣ сперва поѣсть, а потомъ буду я отвѣчать на всѣ вопросы; теперь я умираю съ голода: потому что цѣлые сутки не ѣлъ ничего."
   Цинтія накрыла на столъ, поставила кушанье, и наполнила виномъ нѣсколько серебряныхъ стакановъ.
   Можно ли безъ ужаса смотрѣть на такое лице; говорила она потихоньку, глядя на Абеллино. Если гдѣ-нибудь ему подобный?-- Конечно сатана явился его матери, и она родила его портретъ! никогда не видала я такого отвратительнаго лица.
   Абеллино, не обращая вниманія на слова ея, сѣлъ за столъ. Онъ ѣлъ и пилъ такъ много, какъ будто хотѣлъ запасти желудокъ свой пищею на нѣсколько дней. Разбойники удивлялись его аппетиту, и радовались,.что нашли себѣ такого товарища.
   Надобно описать читателю Абеллино. Онъ былъ сильной молодой человѣкъ: имѣлъ прекрасный станъ, но лице столь дурное, что оно затмѣвало всѣ красоты статнаго его сложенія. Черныя, блестящіе волосы лежали по плечамъ, и дѣлали дикимъ блѣдное лице его. Ротъ у него былъ столь великъ, что зубы даже были видны. Онъ былъ кои въ; а остальный глазъ такъ глубоко вдавился въ лобъ, что едва былъ видѣнъ; брови у него были черныя и густыя. Словомъ сказать въ немъ соединялись вмѣстѣ всѣ отвратительнѣйшія черты -- и глядя на его физіогномію, не льзя было рѣшить, кого она, изображала, болѣе дурака или злодѣя.--
   "Ну, вотъ, теперь я наѣлся! сказалъ Абеллино хриповатымъ голосомъ, бросивши на полъ серебряный стаканъ, въ которомъ оставалось еще нѣсколько вина.-- Говорите, чего вамъ отъ меня надобно? я готовь отвѣчать вамъ.-- "
   "Сила есть одно изъ важнѣйшихъ качествъ, нужныхъ для нашего ремесла, отвѣчалъ Маттео, и я хочу, чтобъ ты показалъ намъ опытъ своей силы. Умѣешь ли ты бороться?-- "
   "Нѣтъ, не умѣю; однакожъ попробуемъ.-- "
   "Прими сталъ Цинтіа. Теперь, Абеллино, скажи, съ кѣмъ ты хочешь испытать свои силы? котораго изъ насъ надѣешься ты столь же легко повалишь на землю, какъ этого непроворнаго Петрино.-- "
   "Котораго изъ васъ?-- вскричалъ Абеллино. Всѣ, къ вмѣстѣ, хотя бы васъ еще было полдюжины!" Онъ всталъ, бросилъ шпагу "на столъ и приготовился принять своихъ сопротивниковъ.
   Разбойники громко засмѣялись.--
   "Давайте же бороться, сказалъ имъ гордо Абеллино, что же вы на меня не нападаете.--"
   "Сперва попробуйка со мной однимъ, сказалъ Маттео, и узнай съ какими людьми хочешь ты схватиться. Не думаешь ли ты, что мы безсильные дѣти, или разслаблены, нѣгою воспитанія?--"
   Абеллино отвѣчалъ ему презрительнымъ взглядомъ. Маттео разсердился. Его товарищи забили въ ладоши, и крики ихъ, казалось, давали сигналъ къ начатію сраженія.--
   "Смотрите, берегитесь, сказалъ Абеллино, ибо мнѣ хочется побѣдить васъ -- и въ туже минуту схватилъ высокаго Маттео, перешвырнулъ его какъ ребенка, черезъ свою голову; пихнулъ Струцца правой, Петрино лѣвой рукой, ударилъ Томаса такъ, что тотъ полетѣлъ навзничь, а Балюццо схвативъ положилъ по тихоньку на скамью. Нѣсколько минутъ побѣжденные Не могли опомниться. Абеллино вызывалъ ихъ еще; трепещущая Цинтія не смѣла вѣришь глазамъ своимъ.
   Ай, товарищъ! сказалъ Маттео, почесывая ушибенные части, по всему ты достоинъ долженъ быть нашимъ начальникомъ. Цинтія, отдавай ему должное почтеніе, и дай ему лучшую нашу комнату.--"
   "Вѣрно онъ въ тѣсной дружбѣ съ сатаною, ворчалъ сквозь зубы Томасъ, вправляя ушибенную руку.
   Никому не хотѣлось начать снова сраженія, уже было весьма поздно; и первые лучи солнца начали освѣщать горизонтъ, когда разбойники простились и разошлись по своимъ комнатамъ.
   

ГЛАВА IV.

Кинжалы.

   Не одинъ страхъ произвелъ Абеллино въ душахъ своихъ сотоварищей. Этотъ новой геркулесъ тотчасъ получилъ къ себѣ отъ нихъ безпредѣльную довѣренность. Всѣ умѣли цѣлить качества, предвозвѣщавшія въ немъ великаго злодѣя -- и за нихъ всѣ любили его. Необыкновенная его сила и всегдашнее присутствіе духа произвели весьма благопріятное для него въ нихъ дѣйствіе. Сама Цинтія почувствовала бы къ нему нѣкоторую склонность, естьлибъ могла привыкнуть къ отвратительному его виду.
   Абеллино скоро увѣрился, что Маттео былъ начальникъ этой шайки. Этотъ проворной, дѣятельный, и неустрашимой человѣкъ, безчувственный къ угрызеніямъ совѣсти, дошелъ до высочайшей степени злодѣйства. Ему отдавалась добыча, и цѣна крови, проливаемой ежедневно его сообщниками. Ее дѣлили на равные части, Маттео бралъ себѣ не болѣе прочихъ. Онъ не могъ исчислить своихъ жертвъ и позабылъ имена нѣкоторыхъ, но онъ любилъ разсказывать, въ минуты отдохновенія, про свои подвиги, чтобъ возбудить благородную ревность въ своихъ слушателяхъ. Оружія его лежали особливо и занимали цѣлую комнату.
   Тамъ находилось до ста различныхъ кинжаловъ, духовыя ружья, Пистолеты, яды и платья разныхъ родовъ для переодѣванія.
   Однажды онъ велѣлъ Абеллинъ итти за нимъ въ этотъ Арсеналъ, и сказалъ ему: -- "Слушай Абеллино, я не обманулся, предсказавъ, что ты, будешь насъ достоинъ. Пора тебѣ самому снискивать хлѣбъ, до сего времени мы тебя кормили изъ жалости. Возьми этотъ стальной кинжалъ; я научу тебя съ ловкостью управлять имъ вотъ другой кинжалъ хрустальной -- раны имъ нанесенныя -- неизлѣчимы. Какъ скоро ты вонзишь его въ кого нибудь, то переломи, и будь увѣренъ, что никакая-сила не въ состояніи будетъ вынуть изъ раны отломокъ. Вотъ еще третій кинжалъ, онъ намазанъ смертельнымъ ядомъ, коль скоро хотя малѣйшая его частица попадетъ въ рану -- то человѣкъ умираетъ.
   Абеллино затрепеталъ принимая сіи орудія смерти.
   "Имѣя такое вѣрное оружіе, сказалъ онъ, вы конечно воровствомъ много набрали себѣ богатства?--
   "Нѣтъ, Абеллино, воровство намъ не извѣстно, сказалъ Маттео съ гнѣвомъ! не ужели ты почитаешь насъ за тѣхъ низкихъ людей, которые опустошаютъ карманы и ломаютъ замки?-- "
   "Можетъ быть желая быть выше ихъ, вы еще болѣе унижаетесь. Поговоримъ откровенно -- эти низкіе люди довольствуются кошелькомъ, а много, ежели удастся имъ изломать замокъ и опустошить сундукъ, которой снова можетъ наполниться; но мы, Маттео, похищаемъ у человѣка жизнь, благо, которое ему опять никогда возвращено быть не можетъ. Этотъ родъ воровства не гораздо ли ужаснѣе?--"
   "Что это значитъ, Абеллино? не хочешь ли ты преподавать мораль?" -- Еще одно слово! придетъ время, въ которое воръ и убійца предстанутъ предъ Всевышняго Судью; кто изъ нихъ смѣлѣе будетъ смотрѣть на Него?
   Вмѣсто отвѣта, Маттео улыбнулся -- "Не думай, продолжалъ Абеллино, чтобъ боязнь заставляла меня говорить слова сіи. Чтобъ ты не возъимѣлъ такого подозрѣнія, я сей часъ переколю половину сената!--"
   Безразсудный! развѣ ты не знаетъ, что такіе люди, какъ мы, должны заниматься настоящимъ, будущее для всѣхъ неизвѣстно; изслѣдуй, что такое добродѣтель?-- Ничто иное, какъ одобренное правленіемъ, обычаями и воспитаніемъ. Завтра же люди, естьли захотятъ, станутъ называть добродѣтелью то, что нынче называютъ порокомъ. И такъ не поддавайся предразсудкамъ, помни, что мы такіе же люди, какъ Дожи и Сенаторы, и столь же хорошо, какъ они, можемъ отличать справедливое отъ несправедливаго, порокъ отъ добродѣтели.
   Ты можетъ быть скажешь, что ремесло наше безчестно -- а что такое честь? слово не имѣющее смысла, пустой вымыселъ воображенія. Стой на улицѣ и спрашивай всѣхъ проходящихъ, въ чемъ состоитъ честь; ростовщикъ скажетъ тебѣ: честь состоитъ въ богатствѣ, и у того много чести, кто имѣетъ много денегъ.-- Не правда, воскликнетъ сластолюбецъ! она состоитъ въ томъ, чтобъ нравиться прекрасному полу и торжествовать надъ его цѣломудріемъ.-- Какой вздоръ! скажетъ воинъ, брать города разбивать арміи, раззорять провинціи -- вотъ истинная честь. Мудрецъ поставляетъ ее въ томъ, чтобъ считать число страницъ, имъ прочитанныхъ или сочиненныхъ; набожныя старухи въ томъ чтобъ считать, сколько они сдѣлали добрыхъ дѣлъ и сколькимъ искушеніямъ воспротивились; честь кокетки зависитъ отъ числа ея обожателей. Всякой поставляетъ честь въ различномъ и всякой дастъ тебѣ особенный отвѣтъ. Для чего же и намъ не думать, что честь; состоитъ въ отнятіи жизни, жизни у нашихъ непріятелей?--
   "Жаль Маттео, что ты не учитель, а разбойникъ; ты былъ бы славный профессоръ философіи." --
   "Ты хочешь пошутить Абеллино, а между тѣмъ говоришь правду. Я былъ воспитанъ въ монастырѣ. Отецъ мой былъ Прелатъ въ Италіи, а мать, монахиня Урсулина, которую почитали богомольною и цѣломудренною. Родителямъ моимъ заблагоразсудилось въ тайнѣ меня учить. Отцу моему хотѣлось видѣть меня нѣкогда начальникомъ церкви; но я скоро почувствовалъ, что кинжалъ былъ для меня лучше священныхъ книгъ; я послѣдовалъ внушенію моего сердца, и, какъ мнѣ кажется, ученіе моей юности не осталось въ тунѣ; ибо оно заставило меня презирать сіи мечты воображенія. Перестань, братъ, такъ думать; послѣдуй моему примѣру и не бойся ничего." Вотъ тебѣ поученіе -- но намъ пора уже разстаться -- прощай.--
   

ГЛАВА V.

Уединеніе.

   Уже прошло шесть недѣль съ пребыванія Абеллино въ Венеціи, и однакожъ рука его не обагрилась кровію невинности. Собственное его отвращеніе или недостатокъ благопріятныхъ случаевъ, трудность знать всѣ переулки города, были причиною его бездѣйствія, но конечно бы оно кончилось, естьлибъ кто нибудь потребовалъ его услугъ въ отнятіи чьей бы то ни было жизни.
   Онъ началъ скучать этимъ бездѣйствіемъ, ибо не могъ въ немъ долго оставаться.--
   Удрученный печальными мыслями, бродилъ по улицамъ Венеціи, ходилъ въ кофейные трактиры, сады и словомъ, во всѣ мѣста, въ которыхъ обитаетъ радость.
   Однажды вечеромъ онъ долѣе другихъ остался въ одномъ изъ тѣхъ прекрасныхъ садовъ, которые составляютъ первое укпашеніе Венеціи. Находившись довольно, легъ онъ отдохнуть на берегу моря. Взоръ его устремленъ былъ на волны, въ коихъ видна была колеблющаяся луна.--
   "Уже прошло четыре года, сказалъ онъ со вздохомъ, съ той минуты, какъ я въ первой разъ поцѣловалъ Валерію -- уже прошло четыре года съ тѣхъ поръ, какъ она произнесла признаніе въ любви своей ко мнѣ. Ахъ! какъ чисто было небо! какъ сладостенъ былъ этотъ вечеръ!" --
   Онъ замолчалъ, и предался печальнымъ воспоминаніямъ.
   Все было тихо и спокойно вокругъ Абеллино. Ни одинъ листокъ не колыхался отъ вѣтра -- но ужасная буря свирѣпствовала у него въ сердцѣ.
   Могъ ли я тогда подумать, что буду разбойникомъ въ Венеціи! Ахъ! куда дѣвались тѣ пріятныя надежды, тѣ славныя намѣренія, которыя я имѣлъ въ своей юности! Теперь я подлый убійца; -- лучше, еслибъ я остался добродѣтельнымъ нищимъ.
   "Какой жаръ ощущалъ я въ сердцѣ, когда мой старый отецъ, въ восторгъ и съ отеческою гордостію говорилъ мнѣ прижимая къ груди своей: о сынъ мой! ты будешь честію нашего рода; слушая лестныя сіи слова, мнѣ казалось, что все хорошее все великое исполнить не трудно. Увы! отецъ умеръ пользуясь всеобщимъ уваженіемъ.-- Сынъ -- подлый убійца! какими пріятными красками представлялъ и себѣ будущее, когда учители, старавшіеся о моемъ просвѣщеніи изъ любви ко мнѣ, говорили: Графъ, вы сдѣлаете безсмертнымъ славное имя Розальва! Съ душевнымъ спокойствіемъ возвращался я къ Валеріи, и въ невинныхъ ея объятіяхъ вкушалъ чистыя радости. Чье сердце можетъ противиться Розальву, говорила она мнѣ... Прочь, обманчивыя мечты! вы наполняете отчаяніемъ мою душу!--
   Онъ опять замолчалъ; потомъ въ ярости, поднявъ одну руку къ небу, другою ударяя себя въ носъ, вскричалъ:
   "Убійца!... Розальво сдѣлался невольникомъ сообщникомъ величайшихъ преступниковъ въ Венеціи! нещастная судьба довела его до сего постыднаго состоянія.
   Онъ всталъ, глаза его сверкали; онъ не много успокоился -- дыханье его облегчилось -- если я недостигну того величія, къ которому стремился Розальво, по крайней мѣрѣ буду столько великъ, сколько можно быть убійцѣ. Щастливые тѣни! вскричалъ онъ торжественнымъ голосомъ, упавъ на колѣни! тѣнь моего родителя! тѣнь моей Валеріи! я не буду недостоинъ васъ, будьте свидѣтелями моихъ клятвъ, если вамъ дозволено носиться надо мною. Да, я клянусь, что Розальво не обезчеститъ предковъ своихъ, не сдѣлаетъ тщетными тѣхъ надеждъ, кои услаждали послѣднія минуты жизни вашей; убійца Абеллино будетъ умѣть покорить шайку разбойниковъ, которыхъ онъ теперь невольникъ; онъ заставитъ потомство уважать имя, которое онъ прославитъ своими дѣлами.
   Онъ упалъ на землю, и слезы полились изъ глазъ его. Душа его занималась важными предпріятіями, и онъ находился въ этомъ состояніи, похожемъ на безуміе, цѣлой часъ. Наконецъ онъ всталъ, горя желаніемъ исполнить свой намѣренія.--
   "Я не буду причастникомъ Преступленій сихъ злодѣевъ -- одинъ потрясу всю республику; чрезъ восемь дней всѣ разбойники погибнутъ на эшафотѣ. Венеція будетъ отъ нихъ освобождена. Я останусь одинъ изъ сей ужасной шайки -- одинъ, буду противустоять могуществу Дожа, буду отличать справедливаго отъ несправедливаго, наказывать виновнаго и защищать добродѣтельнаго. Чрезъ восемь дней, въ Государствѣ не будетъ сихъ чудовищъ, коихъ существованіе противно природѣ, я останусь одинъ. Тогда люди довольно злые, для того, чтобъ имѣть намѣреніе убійства, но не довольно смѣлые для того, чтобъ его исполнить -- найдутъ только меня одного въ жилищѣ моихъ сообщниковъ. Я узнаю имена тѣхъ знаменитыхъ злодѣевъ, которые торгуются съ Маттео, и его товарищами въ платѣ за кровь своихъ ближнихъ,-- и тогда-то Абеллино вспомнитъ клятву свою!-- да раздается имя Абеллино въ стѣнахъ Венеціи, и да вострепещетъ она!!"
   Упоенный надеждою онъ поспѣшно вышелъ изъ сада, подозвалъ лодошника, и возвратился въ свое жилище Цинтіи, гдѣ всѣ уже покоились.
   

ГЛАВА VI.

Розабелла.

   "Слушай, братъ, сказалъ на другой день Маттео Абеллинъ, сего дня долженъ ты сдѣлать начало будущихъ дѣлъ твоихъ!" --
   "Сего дня!-- сказалъ Абеллино; на кого падетъ первый ударъ моей руки?" --
   "Не удивляйся -- на женщину. Надобно ободрить начинающаго. Я желаю видѣть, каково исполнишь ты это дѣло, -- и пойду съ тобою вмѣстѣ."
   Абеллино посмотрѣлъ съ видомъ удивленія на Маттео.--
   "Сего дня въ четыре часа продолжалъ послѣдній, пойдемъ мы вмѣстѣ въ садъ Долабеллы, находящійся на южной сторонѣ Венеціи. Мы будемъ переодѣты. Прекрасная Розабелла де Корфу, племянница Дожева, имѣетъ обыкновеніе въ немъ прогуливаться. Мы на нее нападемъ и послѣ.... Тебѣ извѣстно что надо дѣлать.--
   "И ты пойдешь со мною вмѣстѣ?" -- "Я такъ дѣлывалъ со всякимъ изъ нашей шайки, да къ тому же могу быть свидѣтелемъ перваго твоего успѣха. Старайся нанесть ударъ вѣрнѣе. Есть люди, которые желаютъ смерти;награда будетъ соразмѣрна заслугѣ. Погибель Розабеллы, утвердитъ болѣе ваше благополучіе.--
   Уже былъ полдень. Они скоро, сдѣлали свои распоряженія, и коль скоро на колокольнѣ ударило четыре часа, отправились къ своему дѣлу --
   Они пришли въ садъ Дола беллы, въ коемъ было людей болѣе обыкновеннаго. Всѣ знатнѣйшія вельможи Венеціи находились въ немъ. Всякой искалъ тѣни. Рощи наполнены были любовниками, которые желали бы вмѣсто тѣни -- нощной темноты; повсюду раздавалась музыка -- и мелодическія тоны ея трогали душу.
   Абеллино замѣшался въ толпу. Искусно надѣтый парикъ скрывалъ нѣкоторую часть отвратительна то его лица. Онъ подражалъ походкѣ и всѣмъ тѣлодвиженіямъ дряхлаго, больнаго старика, опирался на костыль и медленно расхаживалъ посреди собранія Дорогое платье, лѣта, мнимая дряхлость -- возбуждали во всѣхъ къ нему уваженіе. Нѣкоторые разсуждали съ нимъ о коммерціи и политикѣ -- и Абеллино говорилъ какъ знатокъ.
   Онъ старался узнать была ли Розабелла въ саду, въ какомъ платьѣ и въ какой части сада молно было бы ее найти?-- ему отвѣчали на всѣ вопросы.
   Онъ тотчасъ пошелъ туда, гдѣ она была -- Маттео шелъ подлѣ него.--
   Розабелла сидѣла одна, въ самой отдаленной рощѣ.
   Абеллино подошелъ къ ней, и вдругъ зашатался, какъ будто человѣкъ готовый упасть въ обморокъ. Розабелла взглянула на него.
   "Увы! вскричалъ онъ 1 не ужели никто не подастъ помощи дряхлому старику."
   Племянница Дожа подбѣгаетъ, желая подать ему помощь.--
   Что съ вами сдѣлалось?-- спросила она его кроткимъ голосомъ, устремя на него благосклонный и безпокойный взоръ.
   Абеллино сѣлъ на скамью, находившуюся въ рощѣ.--
   Да вознаградитъ Богъ ваше великодушіе, милостивая государыня." Онъ приподнялъ голову, глаза его встрѣтились съ глазами Розабеллы -- онъ покраснѣлъ. Розабела стояла въ молчаніи подлѣ переодѣтаго убійцы. Страхъ, внушенный ей состояніемъ старика, заставлялъ ее трепетать. О! Какъ много чувствительность придаетъ блеску красотѣ. Она нагнулась и спросила того, кто пришелъ умертвятъ ее. Не лучше ли вамъ?--
   "О! лучше, гораздо лучше!" сказалъ онъ слабымъ голосомъ. Не вы ли племянница Дожа? Прекрасная Розабелла де Корфу?--
   "Точно такъ." --
   "Сударыня, --... я долженъ вамъ сказать.... Не пугайтесь.... Тайна, которую я хочу вамъ открыть, весьма важна, и должна обратить на себя все ваше вниманіе. Какъ злобны могутъ быть люди!.... Сударыня, ваша жизнь въ опасности."
   Розабелла затрепетала, блѣдность покрыла лице ея.-- *
   "Хотите ли вы видѣть вашего убійцу? успокойтесь, вы не умрете, но храните молчаніе, отъ него зависитъ жизнь ваша" Розабелла была сильно поражена. Присутствіе старика наводило ей ужасъ.--
   "Не бойтесь ничего; вы внѣ опасности, коль скоро я съ вами. Прежде нежели вы выдете изъ этой рощи, убійца будетъ лежать бездушенъ у ногъ вашихъ." --
   Розабелла хотѣла убѣжать. Но вдругъ слабость старика исчезла, тотъ, кто едва произносилъ слова, иктонемогъ стоять на ногахъ, удержалъ ее силою подлѣ себя.
   "Ради Бога, пустите меня -- вскричала она."
   "Вы находитесь подъ моимъ покровительствомъ.-- Я буду умѣть защитить васъ."
   Сказавъ сіи слова Абеллино свиснулъ.
   Маттео, спрятавшійся за кустарникомъ, тотчасъ выбѣгаетъ. Абеллино кладетъ Poзабеллу на дерновую скамью, приближается къ Маттео, и вонзаетъ въ него кинжалъ свой!
   Начальникъ разбойниковъ, не испустя ни одного крика упалъ на землю -- и умеръ въ ужасныхъ конвульсіяхъ. Убійца Маттео возвратился къ Розабеллѣ, и нашелъ ее почти безъ чувствъ.
   "Теперь, сударыня, жизнь ваша спасена. Злодѣй приведшій меня сюда для того, чтобъ умертвить васъ, плаваетъ въ крови своей, успокойтесь. Возвратитесь къ Дожу вашему дядюшкѣ, и скажите ему, что бы одолжены жизнію Абеллинѣ." --
   Розабелла не могла произнести ни одного слова. Трепеща, обняла она своего благодѣтеля, схватила руку его, изъ восторгъ благодарности прижала ее къ устамъ своимъ.
   Абеллино съ восхищеніемъ разсматривалъ невинную жертву, спасенную имъ отъ смерти; и можно ли было безъ восхищенія смотрѣть на нее! Розабеллѣ было 17 лѣтъ; шитое платье окружало станъ ея; въ большихъ голубыхъ глазахъ, видны были невинность и кротость; лобъ ея не уступалъ въ бѣлизнѣ слоновой кости, и покрытъ былъ множествомъ локоновъ изъ густыхъ, свѣтлыхъ волосъ; щеки покрытые блѣдностью; уста, никогда не оскверненныя поцѣлуемъ обольстителя. Такова была Розабелла.
   Натура сотворивъ ее, дала ей всѣ совершенства -- и такъ не удивительно, что Абеллино взглянувъ на всѣ сіи красоты, нѣсколько минутъ былъ въ обвороженіи, и потерялъ навсегда.душевное спокойствіе.--
   О! Розабелла! вскричалъ онъ, ты прекраснѣе Валеріи.
   Онъ нагнулся, и пылающіе его уста напечатлѣли поцѣлуй на блѣдной щекѣ Розабеллы.--
   "Удались, ужасной человѣкъ, сказала она испугавшись, удались! " --
   "Кто можетъ противустоять твоимъ прелестямъ, Розабелла! Ахъ! для чего я.... знаешь ли ты, кто осмѣлился Поцѣловать тебя? Поди, скажи своему дядѣ, скажи этому гордецу , что я -- разбойникъ Абеллино.-- Окончивъ сіи слова -- онъ ушелъ.
   

ГЛАВА VII.

Догадки.

   Лишь только Абеллино вышелъ изъ рощи, нѣсколько людей прохаживающихся по ней, увидѣли мертвое тѣло Маттео, а подлѣ него трепещущую и блѣдную Розабеллу. (Вся компанія подошла къ ней; любопытные сбѣгались, и такъ какъ толпа увеличивалась часъ отъ часу болѣе, то Розабелла должна была разсказать подробно все съ нею случившееся.
   Нѣкоторые придворные Дожа, бывшіе также въ толпѣ, отыскали слугъ Розабеллы. Гондола уже, дожидалась ее) и еще не совершенно оправясь отъ страха, племянница Дожа сѣла въ нее и благополучно прибыла во дворецъ своего дяди.
   Напрасно останавливаны были всѣ гондолы; напрасно разсматривали всѣхъ людей, находившихся въ Долабеллѣ, когда найдено было тѣло убійцы --; икітю не открылъ ни малѣйшихъ слѣдовъ Абеллины.
   Слухъ объ этомъ странномъ произшествіи скоро разнесся по всей Венеціи. Имя ея благодѣтеля весьма глубоко напечатлѣлось въ памяти Розабеллы, и такъ какъ она при всѣхъ разсказывала случившееся съ нею произшествіе, то всякому сдѣлалось извѣстнымъ ужасное имя Абеллино. Онъ былъ предметомъ всеобщаго любопытства и удивленія. Всѣ сожалѣли о Розабеллѣ, и проклинали злодѣя, которой имѣлъ столько злобы, чтобъ подкупить Маттео убить ее -- всякой старался собрать въ памяти своей различныя произшествія, и выводилъ изъ нихъ свои заключенія.-- Но изъ всѣхъ этихъ догадокъ, трудно было сказать, которая была глупѣйшая.
   Всѣ слышавшіе это приключеніе разсказывали его съ нѣкоторыми прибавленіями -- и это продолжалось до тѣхъ поръ, пока изъ него сдѣлали совершенной романъ, которой можно было бы назвать: могущество красоты; ибо Венеціанскія дамы все это разсказывали:, такъ какъ хотѣлось женскому ихъ честолюбію, и увѣрили всѣхъ, что Абеллино..безъ сомнѣнія умертвилъ бы Розабеллу, естьлибъ необыкновенная красота ея не умягчила сердца сего варвара. Всѣ думали, что сія страсть, въ немъ возгорѣвшаяся, не понравится Принцу Мональдечи, богатому Неаполитанцу знатной фамиліи, назначенному въ супруги Розабеллѣ. Дожъ тайно старался заключить бракъ между своею племянницею и человѣкомъ, столь знаменитымъ. Принцъ былъ уже на пути въ Венецію. Не взирая на осторожность Дожа, всѣ узнали причину этаго путешествія, одной только Розабеллѣ, которая никогда не видала Moпальдечи, и не могла понять, для чего пріѣзда его ожидаютъ съ такимъ нетерпѣніемъ -- была неизвѣстна сія причина.
   Сперва вѣрили разсказу Розабеллы; но женщины начали говорить, что она принимала болѣе участія въ этомъ произшествіи. Поцѣлуй, полученной ею отъ убійцы, былъ пищею ихъ злословія. Они соглашались въ важности услуги, оказанной Абеллиномъ Розабеллѣ, но также и сомнѣвались, чтобъ разбойникъ, находясь наединѣ съ такою прекрасною дѣвушкой, былъ доволенъ столь малою наградою, и чтобъ человѣкъ его званія могъ чувствовать цѣломудренную любовь.
   Короче сказать, приключеніе Розабеллы и Абеллино, какъ онъ ни былъ ужаснымъ, сдѣлалось единственнымъ предметомъ насмѣшекъ злыхъ и праздныхъ людей -- и наконецъ дошло до того, что ей дали почтенное названіе, любовницы разбойника.
   Между тѣмъ Дожъ Андрей, человѣкъ съ превосходнымъ характеромъ. хотя гордый, безпрестанно старался розыскать это дѣло. Онъ тотчасъ отдалъ строгіе приказанія, чтобъ вездѣ останавливали подозрительныхъ людей: ночные караулы были удвоены, и шпіоны старались открыть Абеллино; но все тщетно -- никто не могъ узнать его убѣжища.--
   

ГЛАВА VIII.

Заговоръ.

   "Какъ! вскричалъ Пароцци, благородной Венеціанецъ знатнаго происхожденія, Маттео убитъ; чтобы ч.... побралъ непроворство его; однакожъ я не могу понять какимъ образомъ его убили; не уже ли онъ узналъ мою тайну? я знаю что Веррино, любитъ Розабеллу. Не ужели онъ вооружилъ противъ Маттео, этого Абеллино. Не ужели препоручилъ онъ ему защищать ее, отъ моихъ покушеній на ея жизнь?-- Я долженъ его опасаться.-- Естьли Дожъ станетъ стараться открыть, кто осмѣлился вооружить убійцу противъ его племянницы, на кого, кромѣ меня, падетъ его подозрѣніе, кромѣ меня, коего руку отвергла Розабелла, и къ коему Андрей питаетъ непримиримую ненависть! Естьли хоть однажды придетъ ему въ голову эта мысль, то ему не трудно будетъ все открыть? Онъ вѣрно узнаетъ, что я сдѣланъ начальникомъ надъ шайкою молодыхъ повѣсъ... ибо какое другое названіе можно дать дѣтямъ, которыя, чтобъ избѣжать заслуженнаго наказанія, зажигаютъ домъ родительской. Что со мною будетъ, ежели все это откроется?--
   Его размышленія прерваны были приходомъ Меммо, Фальери и Канторино3 молодыхъ Венеціянъ изъ знатныхъ фамилій, и неразлучныхъ товарищей Пароцци. Но развращенные нравы, разстроенное отъ распутства здоровье, и расточенное состояніе, дѣлало ихъ извѣстными въ Венеціи.
   "Что я услышалъ, Пароцци! вскричалъ Меммо, у котораго во всѣхъ чертахъ лица видно было сластолюбіе; я не могу довольно надивиться; скажи поскорѣе, вѣрить ли мнѣ носящимся слухамъ? Правда ли, что ты подговорилъ Маттео убить племянницу Дожа?"
   "Я! вскричалъ Пароцци, стараясь скрыть блѣдность покрывшую лице его въ сію минуту; не ужели ты почитаешь меня способнымъ къ такому намѣренію?-- Нѣтъ, я не въ состояніи этого сдѣлать!"
   Меммо. Я тебѣ сказываю то, что слышалъ.
   Фальери. Думаю тоже, это слышалъ.
   Фальери. Да, я узналъ на вѣрное, что Ломеллино объявилъ Дожу за неоспоримую истинну, что Пароцци подговорилъ Маттео убить его племянницу, и что кромѣ Пароцци нѣкому этого сдѣлать.
   Пароцци. Ломеллино клеветникъ!
   Канторино. Пусть такъ!-- Но ежели ты виноватый, то отнюдь не признавайся; берегись., Опасно имѣть дѣло съ Андреемъ -- онъ ужасной человѣкъ.
   Фальери. Андрей ужасенъ! храбрость, если онъ ее имѣетъ, есть его единственная добродѣтель; никогда, кромѣ презрѣнія, не поселитъ онъ во мнѣ другаго къ себѣ чувства.
   Канторино. Берегись, Фальери, ты обманываешься, Дожъ смѣлъ и хитръ.
   Фальери. Ты бы скоро увидѣлъ подъ правленіемъ сего великаго человѣка, повсюду царствующій безпорядокъ въ Венеціи, еслибъ небо изъ жалости не дало ему друзей, которые гораздо его умнѣе. Отними у него, Паоло, Монфроне, Конари и Ломеллино, и Дожъ сдѣлается ораторомъ, позабывшимъ свою рѣчь.--
   Пароици. Фальери говоритъ правду.
   Меммо. И мнѣ тоже кажется.
   Фальери. При всемъ томъ Андрей гордится, подобно человѣку низкаго состоянія, когда на него въ первой разъ надѣваютъ богатое платье. Гордость его день ото-дня становится несноснѣе. Не видители вы, съ какимъ стараніемъ хочетъ онъ увеличить число своихъ приверженцовъ?
   Меммо. Это весьма примѣтно.
   Канторино. Какія границы можно теперь противуположить его честолюбію?-- Онъ на все имѣетъ вліяніе! Сенатъ, уголовной Судъ, Прокураторы Святаго Марка, всѣ мыслятъ и дѣйствуютъ по волѣ Дожа. Каприсъ и желаніе его приводятъ въ движеніе всѣхъ этихъ куколъ, которыя вертятся по волѣ машиниста стоящаго за занавѣсомъ.
   Пароцци. И между тѣмъ, ослѣпленная чернь обожаетъ Андрея.
   Меммо. За это еще болѣе надобно его ненавидѣть.
   Фальери. Будте увѣрены, что скоро щастіе перестанетъ ему благопріятствовать.
   Канторино. Да, что могло бы. случишься, еслибъ мы постарались повалить этотъ ужасной колоссъ; но вмѣсто того чтобъ дѣлать предпріятія насъ достойныя, мы въ бездѣйствіи провождаемъ жизнь нашу. Игра, обжорство и распутство занимаютъ насъ ежеминутно. Мы умножаемъ безпрестанно долги свои, и скоро уже перестанутъ намъ вѣрить. Рѣшитесь на славное дѣло! поколеблемъ Дожа и его могущество, соберемъ прежнихъ нашихъ сообщниковъ, увеличимъ число-ихъ новыми, и не будемъ жалѣть ничего. Можетъ быть предпріятіе не удастся, -- но тогда мы будемъ умѣть оставить свѣтъ, не для насъ сотворенный.
   Меммо. Ты сказалъ правду, Канторино; этотъ свѣтъ сотворенъ не для насъ. Повѣрите ли, друзья, что уже шесть мѣсяцовъ, заимодавцы не отходятъ отъ моихъ дверей. Всякое утро приходятъ эти невѣжи меня безпокоить, и всякой вечеръ я засыпаю при ихъ безпрестанныхъ жалобахъ!--
   Пароцци. Что касается до меня, я не имѣю нужды описывать вамъ положенія дѣлъ моихъ.
   Фальери. Если бы мы были не столько безразсудны, тобъ теперь сидѣли спокойно въ нашихъ домахъ, и говорили бы совсѣмъ не то. Но теперь...
   Пароцци. Хорошо! но теперь! Фальери говорить мораль.
   Контарино. Такъ обыкновенно поступаютъ легковѣрные грѣшники въ своей старости, оплакиваютъ они прошедшее, и раскаиваются въ своихъ проступкахъ. Что касается до меня; я не чувствую ни малѣйшаго сожалѣнія о томъ, что удалился отъ пути нравственности и благоразумія. Всѣмъ хочется по немъ идти; заблужденія мои доказываютъ мнѣ, что я не рожденъ быть подобнымъ тѣмъ людямъ, которые съ хладнокровіемъ и въ бездѣйствіи, удивляются необыкновенному. По всему видно, что природа сотворила меня быть распутнымъ, и я повинуюсь своей судьбѣ. Естьли бы изрѣдка не производила она такихъ умовъ какъ наши, то бъ люди заснули отъ однообразности; но мы пробуждаемъ ихъ -- перемѣняя установленный порядокъ вещей, заставляемъ ихъ быть проворнѣе; мы служимъ загадкою для милліона дураковъ, которые мучатъ безъ успѣха свой умъ, чтобъ отгадать насъ. Мы даемъ новыя понятія людямъ, словомъ, мы такую же приносимъ пользу, какъ бури, производимые природою для того, чтобъ разогнать пары, которые умертвили бы ее.
   Фальери. По чести, Контарино, ты разсуждаешь славно, для чего не родился ты въ цвѣтущія времена Рима? Тебя сдѣлали бы ораторомъ. Жаль только того, что такое множество громкихъ словъ имѣютъ въ себѣ такъ мало умнаго. Знай, что между тѣмъ, какъ ты безжалостно мучилъ слишкомъ терпѣливыхъ слушателей своимъ краснорѣчіемъ, Фальери, не такой ораторъ какъ ты, дѣйствовалъ. Кардиналъ Гонзага недоволенъ правительствомъ. Не знаю причины ненависти его къ Андрею, но она непримирима. Гонзага нашъ участникъ.
   Пароцци. (Съ удивленіемъ смѣшаннымъ съ радостью.) Не уже ли въ самомъ дѣлѣ, Кардиналъ Гонзага?....
   Фальери. Онъ совершенно нашъ. Правда что я долго его уговаривалъ, изображая ему нашъ патріотизмъ, наши блестящіе замыслы и нашу любовь въ вольности. Короче сказать, Гонзага лицемѣръ, и Гонзагѣ не льзя было не быть нашимъ.
   Контарино (пожимая руку у Фальери) хорошо мой другъ! Венеція увидитъ новыхъ Катилиновъ, подражающихъ сему великому заговорщику. Теперь пришелъ мои передъ говорить; я докажу вамъ, что я не оставался въ бездѣйствіи хоть правда и ничего не сдѣлалъ слишкомъ важнаго, но у меня въ рукахъ находится сѣть, въ которую я непремѣнно поймаю половину Венеціи. Вы знаете Маркизу Олимпію!--
   Пароцци. Развѣ у насъ нѣтъ реэстра всѣхъ хорошенькихъ дѣвушекъ республики, какъ же было можно пропустить Маркизу?
   Фальери. Олимпіа и Розабелла, два божества Венеціи; на ихъ олтаряхъ юность наша сожигаетъ свой фиміамь.
   Контарино. Олимпія моя.
   Фальери. Возможно ли! Олимпія?
   Контарино, Къ чему Это удивленіе? не уже ли это такъ странно! да! я вамъ повторяю, что Олимпія моя, и что я имѣю всю ея довѣренность. Не нужно вамъ сказывать, наша связь должна оставаться тайною; знайте, она однимъ съ нами мыслей; а на^мъ вить извѣстно, что она можетъ привлечь, половину Венеціанскаго дворянства на свою сторону.
   Пароцци. Счастливый Канторино? ты нашъ начальникъ.
   Контарино. Вы не думали чтобъ я могъ доставить вамъ такого сильнаго сотоварища.
   Пароцци. Что касается до меня, я долженъ краснѣть о моей безполезности до сей минуты. Однакожъ естьлибъ Маттео, которой былъ подговоренъ мною, умертвилъ Розабеллу, то я бы разорвалъ цѣпь, которой прикованы къ Андрею начальники правленія. Безъ Розабеллы, они перестали бы посѣщать его замокъ. Знатнѣйшія фамиліи, не съ такою ревностью старались бы получить его дружество, коль скоро бъ истребилась ихъ надежда, увеличить свое могущество и богатство союзомъ съ племянницею и наслѣдницею Андрея.
   Меммо. Я могу только, доставить вамъ деньги для поддержанія нашего намѣренія. По смерти моего дяди достанется мнѣ все его имѣніе. Сундуки его наполнены золотомъ; стоитъ только сказать слово, и старой скряга отправится на тотъ свѣтъ.--
   Фальери. Естьли это такъ легко сдѣлать, то для чего же ты такъ долго мѣшкалъ? Онъ уже и то довольно пожилъ.
   Меммо. Я никакъ не могъ преодолѣть въ себѣ нѣкоторыхъ предразсудковъ.... Повѣрите ли вы, друзья мои, мнѣ иногда кажется, будто я чувствую угрызенія совѣсти.
   Контарино, Не уже ли!-- Коль скоръ такъ, то я совѣтую тебѣ итти въ монастырь.,
   Неммо. Да, мнѣ кажется, что монашеское платье очень бы ко мнѣ пристало.
   Фальери. Мы прежде всего должны стараться отыскать этихъ бездѣльниковъ, сообщниковъ Маттео, которые нѣкогда были для насъ столь полезны. Однакожъ это не такъ то легко, ибо мы не знаемъ ихъ жилища, и до сихъ поръ имѣли дѣло только съ ихъ начальникомъ.
   Пароцци. Мы ихъ найдемъ. И вопервыхъ попросимъ ихъ освободить насъ отъ трехъ тайныхъ совѣтниковъ Дожа.
   Контарино. Совѣтъ хорошъ, но трудно его исполнишь. Итакъ, друзья, по крайней мѣрѣ главное уже рѣшено. Иди долги наши погибнутъ вмѣстѣ съ теперешнимъ правленіемъ, или кровь наша прольется по повелѣнію законовъ, которыя мы хотимъ теперь истребить. Въ томъ и въ другомъ случаѣ,-- мы останемся спокойными.
   Нужда довела насъ до краю пропасти. Намъ остается только или спастись смѣлымъ предпріятіемъ, или погибнуть съ безчестіемъ и въ неизвѣстности. Теперь надобно намъ подумать только о томъ, откуда будемъ мы брать деньги, нужныя для на шикъ издержекъ, и какія средства употребимъ для увеличенія нашей партіи. Чтобъ достичь этого, должно употребить всѣ обманы и хитрости; постараемся привлечь на нашу сторону знатнѣйшихъ придворныхъ Венеціи. Кто не согласится на обѣщанія и на деньги, тѣхъ усмирятъ кинжалы убійцъ, или искусные сирены. Часто нѣжное обѣщаніе перемѣняетъ душу, на которую ни ужасъ казни, ни увѣщанія священника не могли подѣйствовать. Самая испытанная вѣрность засыпаетъ на груди этихъ Венериныхъ жрицъ.
   Самыя тайныя мысли умѣютъ они выманивать своими поцѣлуями, и часто минута исполненія желаній, была Предшественницею умирающей скромности. Но есть ли вы не уговорите на свою сторону сихъ опасныхъ сиренъ, то надобно прибѣгнуть къ Католицкимъ монахамъ, симъ вождямъ совѣсти. Льстите ихъ честолюбію, сулите имъ Прелатства, Епископства и Кардинальства. И будьте увѣрены, что они не будутъ въ состояніи противустоять вашимъ обѣщаніямъ?.. Эти лицемѣрные властители людскихъ поступковъ, равно содержатъ въ цѣпяхъ суевѣрія и знатныхъ и нищихъ, Дожей и лодошниковъ, и управляетъ ими какъ имъ заблагоразсудится. Набравши довольное число сообщниковъ, мы успокоимъ совѣсть ихъ, съ помощію тѣхъ хитрыхъ лицемѣровъ, коихъ притворныя молитвы и благословенія въ глазахъ черни, все равно, что ходячая монета. Разстанемтесь друзья, и постараемся исполнить наши намѣренія*
   

ГЛАВА IX.

Жилище Цинтіи.

   Абеллино убивши Маттео, тотчасъ перемѣнилъ платье и снялъ все то, но чему можно бы узнать его. Это переодѣваніе такъ хорошо и проворно было сдѣлано, что онъ вышелъ вонъ, не будучи никѣмъ подозрѣваемъ. и не оставя по себѣ ничего такого, что могло бы ему измѣнить. Ночь уже наступила, когда онъ пріѣхалъ къ жилищу разбойниковъ. Цинтія отворила ему дверь, и Абеллино взошелъ въ залу.
   "Гдѣ-же друзья?" сказалъ онъ такимъ голосомъ, которой заставилъ трепетать Цинтію
   "Они легли спать еще съ полудня, отвѣчала она. Имъ конечно надобно ѣхать куда нибудь въ эту ночь." --
   Абеллино бросился на стулъ, и погрузился въ задумчивость.
   "Отъ чего ты всегда печаленъ, сказала Цинтія подошедъ къ нему. Этотъ мрачной видъ дѣлаетъ тебя безобразнымъ." --
   Абеллино не отвѣчалъ ничего.
   "Ты приводишь меня въ ужасъ! полно Абеллино, будемъ друзьями, я начала привыкать къ твоей наружности, и теперь не ненавижу тебя; можетъ быть когда нибудь..." --
   "Разбуди этихъ соней," сказалъ Абеллино.
   "Этихъ соней! пусть ихъ спятъ! Не уже ли ты боишься остаться со мною на единѣ? Я столь же ужасна, какъ ты? Посмотри на меня Абеллино какова я тебѣ кажусь?" Сказать правду, наружность Цинтіи была совсѣмъ не отвратительна, ея глаза исполнены были огня и живости; черныя ея волосы лежали по плечамъ, губы ея имѣли розовый цвѣтъ, рука ея лежала на плечѣ Абеллино, но Абеллино помнилъ еще поцѣлуй данной имъ Розабеллѣ. Онъ всталъ, и оттолкнулъ потихоньку руку Цинтіи.
   "Разбуди этихъ соней, любезная Цинтія, повторилъ онъ голосомъ не столь ужаснымъ:" Мнѣ должно сію минуту поговорить съ ними. (Цинтія медлила).--
   "Чтожъ ты нейдешь? сказалъ онъ нѣсколько грубо.
   Цинтія повиновалась въ молчаніи, но подошедши къ двери она оборотилась, и погрозила на него пальцемъ.--
   Абеллино, сложивъ руки, ходилъ скорыми шагами но комнатѣ.
   "Земля! избавлена мною отъ чудовища, сказалъ онъ самъ себѣ; я не сдѣлалъ преступленія, умертвивъ его, ибо исполнилъ свою должность. Боже Всемогущій! Боже Милосердный! ниспошли мнѣ помощь Свою, дабы я могъ исполнишь сіе трудное дѣло. Ахъ! естьлибъ я успѣлъ въ немъ, и естьлибъ Розабелла была наградою за мой успѣхъ. Розабелла.... Какъ! удостоитъ ли племянница Дожа, бросить взоръ на несчастнаго Абеллину? Безумный! возможно ли, чтобъ желанія твои когда-либо исполнились; какой мечтѣ предается душа твоя! ужасное слѣдствіе одного взора... Прости пеня, Валерія!... Не льзя видѣть Розабеллу и не обожать ее! Розабелла!... естьли невозможно быть любимымъ тобою.... То покрайней мѣрѣ, благородно -- стараться заслужить любовь твою. Пріятная мечта обладать тобою, доставитъ мнѣ нѣсколько минутъ радости. Увы! Абеллинѣ очень нужны мечты, чтобъ быть счастливымъ. О! естьлибъ мои желанія и намѣреніи были открыты, то ктобы не оправдалъ меня." --
   Цинтія возвратилась съ четырьмя разбойниками, которые ворчали, зѣвали, а едва могли глядѣть.
   "Ну, друзья, сказалъ Абеллино, проснитесь. И прежде нежели услышите то, что я вамъ скажу, увѣрьтесь, что вы не спите, ибо иначе вы почтете за сонъ мои слова. Они приближились съ видомъ нетерпѣнія." --
   "Ну, говори, что такое случилось, сказалъ Томасъ потягиваясь" --
   "Только то, что Маттео, храбрый нашъ товарищъ, нашъ начальникъ, убитъ!" --
   Убитъ! вскричали всѣ вмѣстѣ. Устрашенные взоры ихъ устремленны были на Абеллино, а Цинтія испустя ужасной крикъ, едва не упала въ обморокъ.
   Глубокое молчаніе царствовало нѣсколько минутъ. Наконецъ Томасъ спросилъ:
   Кто его убилъ?
   Балюццо. Гдѣ?
   Петрино. Какъ! сего дня послѣ обѣда?
   Абеллино. Его нашли мертвымъ въ саду Долабеллы, у ногъ племянницы Дожа. Я не знаю, чья рука поразила его.
   Цинтія. (рыдая) бѣдный Маттео!
   Абеллино. Завтра увидите вы тѣло его на висѣлицѣ.
   Петрино. -- И такъ узнали, кто онъ?
   Абеллино.-- Конечно; и намъ предстоитъ опасность
   Томасъ.-- Вотъ, право, хорошо....
   Цинтія. Бѣдный Маттео будетъ висѣть на висѣлицѣ.
   Балюццо. Тьфу къ ч....; кто бы могъ предвидѣть, такое несчастное приключеніе.
   Абеллино. Ну! чтожъ вы стоите какъ окаменѣлые.
   Струпца. Я не могу еще опомниться! удивленіе и страхъ совсѣмъ меня..,
   Абеллино. Не уже ли! напротивъ того я, услыша эту новость, не могъ удержаться отъ смѣха. Доброй путь господинъ Маттео! сказалъ я самъ себѣ.
   Томасъ. Возможно ли?
   Струцца. Ты не могъ удержаться отъ смѣха, да тутъ лѣтъ ничего смѣшнаго.
   Абеллино. Я не могу повѣрить, чтобъ можно было страшиться того, что мы всегда готовы дать другимъ. Какая награда достанется намъ за всѣ наши труды?-- висѣлица или пытка. Тотъ, кто избираетъ званіе убійцы, долженъ пріучить себя къ смерти -- изъ рукъ ли непріятеля или изъ рукъ палача получить ее должно. Полноте, товарищи, ободритесь.
   Томасъ. Тебѣ говорить это очень легко.
   Балюццо. Перестань шутить Абеллино! твоя веселость въ такую минуту ужасна.
   Цинтія Что со много будетъ! бѣдный Маттео!
   Абеллино. Что съ тобой сдѣлало?ь, дорогая моя Цинтія! не стыдно ли тебѣ такъ ребячиться? не хочешь ли возобновишь разговоръ, которой мы имѣли, какъ я посылалъ тебя будить нашихъ друзей! сядь миленькая сюда ко мнѣ поближе, и поцѣлуй меня.--
   Цинтія. Пусти меня, чудовище!
   Абеллино. И такъ твое сердце, уже перемѣнилось
   Балюццо. Право, Абеллино, теперь не мѣсто шуткамъ, прошу тебя побереги ихъ до благопріятнаго случая, теперь подумаемъ о томъ, что намъ надобно дѣлать.
   Абеллино. Много или ничего. Одно изъ двухъ, либо остаться тѣмъ, что мы теперь, убивать честныхъ людей, услуживая канальямъ, которыя дарятъ намъ золото, въ такомъ случаѣ, мы должны заранѣе пріуготовитъ себя быть повѣшенными, колесованными, осужденными на галеры, а иногда, естьли Богу будетъ угодно, созженными заживо или....
   Томасъ. Или.... Посмотримъ что такое!
   Абеллино. Или раздѣлишь между собою наше богатство, оставить республику, перемѣнить поведеніе, и стараться примириться съ небомъ, у насъ довольно денегъ для того чтобъ имѣть все нужное. Вы можете купишь землю въ какомъ нибудь чужемъ государствѣ, содержать трактиръ торговать, или словомъ, дѣлать все, что вы хотите только оставить прежнее ремесло свое." Потомъ въ государствѣ, которое вы изберете своимъ убѣжищемъ, можете вы выбрать себѣ жену,-- наживете съ нею дѣтей, будете жить спокойно, и загладите хорошею жизнію прошедшія преступленія.
   Томасъ. Такъ вотъ въ чемъ состоитъ твой совѣтъ!
   Абеллино. Впрочемъ, я стану жить.такъ, какъ вы захотите, -- я готовъ быть повѣшенымъ и колесованымъ, и готовъ сдѣлаться хорошимъ человѣкомъ, вмѣстѣ съ вами -- ёсшьли вы того захотите. Какъ же вы рѣшитесь?
   Томасъ. Видалъ ли кто нибудь такого глупаго совѣтника.
   Петрино. Какъ! мы рѣшимся!-- О! это очень трудно.
   Абеллино. Напротивъ, мнѣ кажется это очень легко.
   Томасъ. Не говора много, я скажу, что лучше намъ остаться тѣмъ, что мы есть, и продолжать старинное ремесло свое. Этимъ способомъ мы соберемъ много денегъ,-- и будемъ въ состояніи вести веселую жизнь.
   Петрино. Славно! я съ тобою согласенъ.
   Томасъ. Мы убійцы -- это правда; но мы храбрые люди, и можемъ всякому доказать нашу храбрость. Однакожъ, чтобъ насъ не поймали, не худо бы просидѣть намъ нѣсколько дней дома, ибо нѣтъ никакого сомнѣнія, что Дожъ разослалъ шпіоновъ, которые насъ ищутъ; но какъ скоро опасность пройдетъто первое наше стараніе будетъ, найти убійцу Маттео, и удавить его для примѣра другимъ --
   Всѣ вмѣстѣ. Браво! браво!
   Петрино. Я выбираю Томаса, нашимъ начальникомъ.
   Струцца. Пусть займетъ онъ мѣсто Маттео.
   Всѣ. Мы хотимъ этого.
   Абеллино. Я съ радостію соглашаюсь на вашъ выборъ, -- и такъ теперь все уже рѣшено.-- *
   

ГЛАВА X.

День рожденія.

   Разбойники провели въ страхѣ и мученіи слѣдующій день. Дверь и окна ихъ дома были на крѣпко заперты; малѣйшій шумъ на улицѣ заставлялъ ихъ дрожать; шаги приближавшихся людей приводили ихъ въ трепетъ.
   Между тѣмъ повсюду во дворцѣ Дожа видно было великолѣпіе и радость. Онъ готовился праздновать день рожденія своей племянницы; самые достойные люди, Посланники и иностранцы, находившіеся въ Венеціи -- всѣ спѣшили на этотъ славный праздникъ.
   Дожъ ничего не жалѣлъ, чтобъ сдѣлать его блестящимъ. Всѣ забавы были въ немъ соединены вмѣстѣ; лучшія поэты воспѣли день сей: и стихи ихъ, вдохновенные красотою, были достойны своего предмета. Музыканты и виртуозы, старались на немъ превзойти другъ друга; ибо желали заслужить похвалу Розабеллы; всѣ были веселы, даже на лицахъ стариковъ блистала радость юностей.
   Почти никогда Дожъ не былъ такъ веселъ; улыбка доброты блистала на лицѣ его; его ласковость предупреждала всѣхъ, и первое его стараніе было заставишь всѣхъ забыть, что онъ Дожъ. То говорилъ онъ нѣсколько пріятныхъ словъ дѣвушкамъ, составлявшимъ украшеніе сего праздника; то вмѣшивался между масокъ, кот: ихъ разные смѣшные наряды веселили зрителей; то разсуждалъ о важныхъ предметахъ съ главными начальниками республики; но часто забывалъ все, чтобъ посмотрѣть какъ танцуетъ Розабелла, или послушать какъ она поетъ.
   Невзирая на свои сѣдины Ломеллино, Конари и Паоло Монфроне, сіи три друга, сіи совѣтники Дожа, находились въ коугу молодыхъ людей и величалися остротою своего ума, которая видна была во всѣхъ ихъ рѣчахъ.
   Ломеллино отошелъ прочь отъ компаніи, чтобъ подойти къ Дожу, которой говорилъ въ залѣ съ своею племянницею.
   Въ комнатѣ никого не было, и Андрей началъ съ нимъ разговоръ:
   Ломеллино, ты мнѣ кажется сего дня гораздо веселѣе того дня какъ мы брали Скардону {Скардоно, городъ въ Далмаціи, на Керкѣ. Въ 1352, его взяли Венеціанцы, и владѣли имъ до 1522 году, въ которомъ онъ былъ отнятъ назадъ Турками.}, и какъ побѣда доставила рамъ столько пріятностей.
   Ломеллино. Конечно, Дожъ! я не могу подумать, не ощущая вмѣстѣ и радости и страха, объ той ночи, въ которую мы взяли этотъ городъ, и въ которую сорвали луну, его защищавшую. Венеціанцы дрались какъ львы.
   Андрей. Мы должны почтить память ихъ. Ты раздѣлялъ ихъ побѣду; -- и спокойствіе, которымъ теперь наслаждается, есть плодъ твоей храбрости.
   Ломеллино. Ахъ! конечно пріятно покоиться на лаврахъ; но не вамъ ли обязанъ я своею славою! Никто бы и не зналъ, что я есть на земли, естьлибъ въ Далмаціи и Сициліи не сражался подъ знаменами великаго Андрея, и естьлибъ не содѣйствовалъ всѣми своими силами воздвигнуть вѣчной монументъ -- въ воспоминаніе славы республики.
   Андрей. Любезный Ломеллино, у тебя воображеніе слишкомъ пылко.
   Ломеллино. Я знаю, что сіи похвалы и имя Великаго, произнесенное въ вашемъ присутствіи, обидны для вашей скромности; но я слишкомъ старъ, чтобъ посвящать ласкательству остатокъ дней моихъ. Я оставляю этотъ трудъ молодымъ придворнымъ, которые не сражались еще за Венецію и за васъ.
   Андрей. Умѣрь свой восторгъ.
   Ломеллино. Я горжусь тѣмъ, Что живу въ царствованіе Государя справедливаго и страшнаго врагамъ отечества. Венеціи нечего ихъ бояться, пока Андрей будетъ управлять ею. Но естьли вы и Герои, образованные примѣромъ вашимъ, будутъ жить въ бездѣйствіи, то я боюсь, чтобъ благоденствіе Венеціи не разрушилось
   Андрей. Къ чему эти боязни; развѣ у насъ нѣтъ хорошихъ молодыхъ Офицеровъ, которые подаютъ о себѣ самую щастливую надежду.
   Ломеллино. Но кто они такіе? по большой части Герои, сидящіе въ своихъ кабинетахъ! люди изнѣженные, обжоры, распутные! простите лѣтамъ моимъ эти безполезныя сѣтованія! говоря съ Андреемъ, надобно только думать о существованіи добродѣтели!-- Государь! у меня есть прозьба до васъ касающаяся.
   Андрей Что такое?
   Ломеллино Съ недѣлю пріѣхалъ сюда одинъ молодой человѣкъ, знатной фамиліи изъ Флоренціи. Его зовутъ Флодоардомъ, и все показываетъ въ немъ благородное происхожденіе и храбрость. Отецъ его былъ одинъ изъ моихъ искреннихъ друзей.-- Я потерялъ сего великодушнаго друга; мы вступили въ службу въ одно время, на одинъ корабли; не одинъ разъ побивали мы Турокъ -- онъ былъ храброй солдатъ.
   Андрей. Выхваляя добродѣтели отца, ты забываешь говорить мнѣ о сынѣ.
   Ломеллино. Сынъ его пріѣхалъ въ Венецію, и желаетъ вступить въ службу республики. Я прошу васъ дать ему хорошее и выгодное мѣсто. Этотъ молодой человѣкъ прославитъ наше отечество. Я смѣю васъ въ этомъ, увѣрить.
   Андрей. Тебѣ извѣстны его дарованія и умъ?--
   Ломеллино. Извѣстны, Государь! онъ храбръ и добродѣтеленъ, также какъ отецъ его. Угодно ли вамъ будетъ его видѣть и поговорить съ нимъ? онъ здѣсь -- только замаскированъ. Чтобы показать вамъ его намѣреніе, я долженъ вамъ сказать, что онъ услышавъ о разбойникахъ, которые безпокоятъ Венецію, хочетъ освободить ее отъ нихъ -- предать въ руки Правительства всѣхъ злодѣевъ, до сихъ поръ избѣгавшихъ.-- И вотъ первая услуга, которую онъ хочетъ оказать республикѣ.
   Андрей. Не думаю, чтобъ онъ былъ въ состояніи это исполнить -- однакожъ скажи ему, что я хочу съ нимъ говорить.
   Ломеллино. Итакъ прозьба почти уже исполнена: ибо не льзя не полюбить Флодоарда, увидѣвъ его. Его физіогномія привлекательна и вы почувствуете къ нему тоже самое, что онъ возбудилъ во мнѣ.
   Андрей. Съ тѣхъ поръ какъ я тебя знаю Ломеллино -- я никогда не видалъ тебя въ такомъ энтузіазмѣ, найди и приведи ко мнѣ этого необыкновеннаго человѣка.
   Ломеллино. Спѣшу повиноваться вамъ, Что же касается до васъ сударыня -- то вы должны остерегаться, слыша похвалу, которую я ему приписываю.
   Розабелла. Вы сильно возбудили мое любопытство. Приведите сюда поскорѣй вашего героя.
   Ломеллино ушелѣ.
   Андрей. За чѣмъ ты, миленьная, нейдешь въ танцовальную залу?--
   Розабелла. Усталость и вмѣстѣ любопытство заставляютъ меня остаться съ вами. Мнѣ хочется видѣть этого молодаго Флодоарда, котораго Ломеллино такъ превозноситъ; по правдѣ вамъ сказать, любезный дядюшка, мнѣ кажется, что я его уже видѣла. На балѣ замѣтила я одну маску, одѣтую въ Греческое платье, съ такою прекрасною таліею, что невозможно было не отличить ее отъ прочихъ. Самые незамѣчательные взоры обращались на нее. Эта маска высокаго роста, чрезвычайно ловка, и прекрасно танцуетъ.
   Андрей (улыбаясь). Розабелла!
   Розабелла. Все, что ни говорила я вамъ, сущая правда. Невозможно, чтобъ этотъ Грекъ былъ не Графъ Флодоардо; однакожъ описаніе, сдѣланное Ломеллиномъ..... Вотъ онъ! любезный дядюшка! вотъ тотъ Грекъ, про котораго я вамъ говорила.
   Андрей.-- Онъ приближается -- и съ нимъ вмѣстѣ Ломеллино. Розабелла! ты угадала.
   Дожъ едва пересталъ говорить, Ломеллино взошелъ въ залу, держа за руку молодаго высокаго человѣка, одѣтаго въ шитое Греческое платье.
   "Государь, сказалъ Ломеллино, позволите мнѣ представить вамъ Графа Флодоарда, которой покорнѣйше проситъ вашего покровительства."
   Флодоардо, въ знакъ уваженія, снялъ головной уборъ и маску, и низко поклонился начальнику Венеціанской республики.
   Андрей. Я услышалъ, что вы хотите вступить въ службу республики.
   Флодоардо. Такъ, Государь! этого желаетъ мое честолюбіе, естьли Ваша Свѣтлость почтете меня достойнымъ сей чести.
   Андрей. Ломеллино относится объ васъ очень хорошо. Естьли слова его справедливы, то для чего же лишаете вы собственное свое отечество достойнаго сына?--
   Флодоардо. Для того, что имъ управляетъ не Андрей.
   Андрей. Мнѣ сказали, что вы хотите открыть убѣжище разбойниковъ, которые съ нѣкотораго времени заставили Венецію пролить столько слезъ.
   Флодоардо. Естьли Ваша Свѣтлость благоволитъ поручить мнѣ это, то я отвѣчаю головою, что въ короткое время предамъ ихъ всѣхъ въ руки Правительства.
   Андрей. Предпріятіе трудно -- къ тому же вы иностранецъ -- однакожъ не смотря на то, я предоставлю вамъ его исполнить.
   Флодоардо. Этой довѣренности для меня довольно. Въ два дни я исполню свое обѣщаніе.
   Андрей. Вы приводите меня въ удивленіе! развѣ вы не знаете, молодой человѣкъ, какъ опасно нападать на этихъ злодѣевъ? они разсѣяны повсюду и обыкновенно чаще бываютъ тамъ., гдѣ ихъ меньше ожидаютъ, нѣтъ ни одного уголка въ Венеціи, которой бы не былъ извѣстенъ машинъ шпіонамъ; и однакожъ полиція наша тщетно старалась, найти убѣжище сихъ разбойниковъ.
   Флодоардо. Я знаю это -- и радуюсь. Я открою его, и симъ способомъ докажу Дожу, что дѣла мои не маловажны.
   Андрей. Исполните ваше намѣреніе, и полагайтесь на мое покровительство: теперь перестанемъ говорить объ этомъ -- ибо я не хочу, чтобъ какая нибудь печальная мысль, помрачила радость нынѣшняго дня.-- Розабелла! собери танцующихъ.-- Графъ! я отдаю ее вамъ на ваши руки.--
   Флодоардо. Государь, вы поручаете мнѣ самое драгоцѣнное сокровище.
   Въ продолженіи всего этого разговора, Розабелла стояла облокотясь на кресла своего дяди. Она повторяла слова Ломеллины: не льзя увидѣвъ Флодоарда не полюбить его; и глаза ея устремленные на Графа увѣрили ее, что Ломеллино сказалъ правду. Когда Дожъ отдалъ ее на руки Флодоарду, легкой румянецъ покрылъ ея щеки; она не знала принять ли или нѣтъ руку поданную ей Графомъ.
   Какая бъ женщина, въ подобномъ случаѣ не смѣшалась! въ самомъ дѣлѣ станъ Флодоарда, черты, которыхъ кротость напечатлѣвалась въ сердцахъ тѣхъ, кои ихъ разсматривали, расположеніе лица, которое могло бы служить образцомъ для живописца, гордая походка, показывающая Героя.... Ахъ! не довольно ли было всего этого, чтобъ лишить спокойствія нѣжное и неопытное сердце.
   Флодоардо подалъ руку Розабеллѣ, и повелъ ее въ танцовальную залу. Тамъ все дышало радостью и удовольствіемъ; полъ дрожалъ подъ ногами танцующихъ, Флодоардо и Розабелла дошли до конца залы -- и остановились подлѣ открытаго окошка. Нѣсколько минутъ прошло въ взаимномъ молчаніи. Иногда взоры ихъ встрѣчались, иногда танцующіе привлекали на себя ихъ вниманіе, иногда, они, казалось забывали все ихъ окружавшее и погружались въ глубокую задумчивость.--
   "Естьли большее несчастіе!" -- вскричалъ наконецъ Флодоардо.--
   "Какое несчастіе? (спросила Розабелла въ смущеніи и какъ будто пробудившись отъ сна). Кто несчастливъ, Графъ?" --
   "Тотъ, кто осужденъ смотрѣть на благо, котораго онъ никогда получить не можетъ, тотъ, кого томитъ жажда и кто видитъ стаканъ съ водою, назначенный для другаго!--
   "Не вы ли этотъ несчастной, лишенный блага; которое онъ получить желаетъ? не это ли смыслъ вашихъ словъ?--
   "Положимъ -- что вы его угадали -- и такъ не несчастливъ ли я, любезная Розабелла?--
   "Что это за благо, котораго на мъ получишь не можно?--
   "Естьли хотя одно равное съ благомъ, -- обладать Розабеллою.--
   Розабелла покраснѣла, и потупила глаза.--
   "Не оскорбилъ ли я васъ, сударыня? (сказалъ Флодоардо взявъ руку ея съ почтительною вѣрностію,) не осердились ли вы на меня?" --
   "Вы изъ Флоренціи, Графъ! и можетъ быть не знаете, что комплиментовъ такого рода не любятъ въ Венеціи; по крайней мѣрѣ для меня, они не могутъ быть пріятными." --
   "Извините меня, сударыня! однакожъ, я оказалъ искреннѣйшее свое желаніе -- а не комплиментъ.--
   "Дожь идетъ въ залу -- съ Ломеллиномъ и Манфроне -- они будутъ искать насъ между танцующими, -- пойдемте." -- Флодоаордо слѣдовалъ за нею въ молчаніи. Они начали танцовать.-- Розабелла, танцуя съ Флодоардомъ, была прелестна! съ какою легкостію летала она по паркѣ? Пріятность и благородство видны были во всѣхъ ея движеніяхъ, Флодоардо не сводилъ съ нее глазъ. Онъ былъ безъ маски и съ непокрытою головою; но черныя его волосы, которые развѣвались въ воздухѣ, обращали на себя болѣе вниманія, нежели великолѣпныя перья, украшавшія каски другихъ мущинъ. Всѣ удивлялись Флодоарду и Розабеллѣ; но они этого не замѣчали: ибо заняты были только однимъ желаніемъ понравиться другъ другу.
   

ГЛАВА XI.

Флодоардо.

   Два дни уже прошло послѣ праздника Дожа, Пароцци сидѣлъ запершись въ комнатѣ съ друзьями своими Меммо и Фальери. Мракъ скрывалъ предметы, лампада слабо освѣщала ихъ, буря свирѣпствовала въ природѣ ужасъ тяготилъ души развращенныхъ молодыхъ людей.
   Пароцци (послѣ долгаго молчанія). Ну, друзья, объ чемъ вы задумались?
   Меммо. Не знаю! кажется самъ адъ вооружился противъ насъ, и вдохнулъ въ души наши сіе ужасное безпокойство!
   Пароцци. Чтобы ч.... ихъ побралъ!
   Меммо. Кого? Разбойниковъ?
   Пароцци. Я никакъ не могъ найти ихъ; какъ досадно!
   Фальери. А между тѣмъ время течетъ; наши намѣренія могутъ остаться пустыми, и сдѣлаться предметомъ всеобщихъ посмѣяній. Да еще въ добавокъ, посадятъ насъ въ тюрьму, ужасъ меня беретъ, когда я обо всемъ этомъ подумаю!--
   Пароцни, (ударивъ по столу). Этотъ Флодоардо!
   Фальери. Въ два часа велѣлъ мнѣ придти къ себѣ Гонзага, -- что же мнѣ ему сказать?
   Меммо. Еще нечего отзываться, вѣрно что нибудь важное сдѣлалъ Канторино, ибо онъ такъ долго замѣшкался; Я увѣренъ, что онъ принесетъ намъ много хорошихъ вѣстей.
   Фальери. А я отвѣчаю головою, что Канторино лежитъ теперь у ногъ Олимпіи, и въ объятіяхъ ея забылъ про разбойниковъ, про друзей своихъ.
   Пароцци, не уже ли никто не знаетъ, кто такой этотъ Флодоардо?
   Меммо (насмѣшливо). Мы ничего тебѣ про него не скажемъ, даже и того, что случилось въ день рожденія Розабеллы.
   Фальери.-- Мнѣ кажется, что ты, Пароцци, завидуешь ему.
   Пароцци. Мнѣ завидовать! по мнѣ выдь Розабелла хоть за лодошника, -- для меня это все равно.
   Фальери. Ты лжешь! признаться, однакожъ Флодоардо первой красавецъ въ Венеціи, и не многіе изъ нашихъ дѣвушекъ откажутъ ему въ своемъ сердцѣ.
   Фальери. Говорятъ, что старой Аомеллино былъ коротко знакомъ съ отцемъ его; онъ кажется и сына очень любитъ.
   Меммо. Ломеллино и Дожу его представилъ.
   Пароцци. Кто-то стучится у воротъ.
   Меммо. Это вѣрно Капторино. Мы узнаемъ, нашелъ ли онъ разбойниковъ. Точно, вотъ онъ!
   Отворились двери, и Канторино, завернувшись въ свою епанчу, вошелъ поспѣшно: "Здравствуйте, друзья мои!" сказалъ онъ, сбросивъ съ себя плащь.
   Меммо, Пароцци, и Фальери, отступили отъ ужаса.
   Боже мой! что съ тобой случилось, вскричали они, ты весь въ крови!
   Канторино, Да! я раненъ, вы вѣрно увѣрены, что самъ себя никто не захочетъ ранить. Мнѣ смертельно хочется пить! дайте мнѣ чего нибудь.
   Фильери принесъ ему стаканъ вина.
   Пароцци. Сперва дай перевязать себѣ рану. Но надо, чтобъ никто, кромѣ насъ, не зналъ этого приключенія; я буду самъ твоимъ лѣкаремъ.
   Канторино. О! это не нужно, рана пустная! на лейка мнѣ еще вина, Фальери!
   Меммо. Я отъ страха не могу опомниться.
   Канторино. Не мудрено! и я бы также испугался, естьлибъ былъ Меммо, а не Канторино. Крови течетъ много: но это ничего. (Разкрываетъ грудъ и показываетъ свою рану). Вы видите, она не глубока.
   Пароцци перевязалъ ему рану.
   Канторино. Горацій сказалъ правду, что философъ можетъ быть лѣкаремъ, Королемъ, и словомъ: всѣмъ -- чѣмъ только захочетъ. Смотрите какъ искусно ораторъ Пароцци, отправляетъ свое дѣло. Довольно, мой другъ! благодарю тебя; теперь садитесь вокругъ меня и слушайте, что я вамъ бyду разсказывать. Сего дня вечеромъ, по захожденіи солнца, я вышелъ вонъ изъ дома, завернувшись въ плащь, въ намѣреніи поискать разбойниковъ. Вы можетъ быть скажете, что намѣреніе это было безразсудно; я ни самъ не зналъ ни одного разбойника, ни они меня не знали; но я хотѣлъ вамъ доказать, что для человѣка нѣтъ ничего невозможнаго. Мнѣ сказывали нѣкоторые ихъ примѣты, и я пошелъ. По случаю встрѣтился я съ однимъ лодошникомъ, котораго наружность возбудила мое любопытство. Я началъ съ нимъ разговаривать, и вскорѣ узналъ что ему извѣстно было жилище разбойниковъ. Давши ему нѣсколько денегъ, я уговорилъ его отвезти меня къ нимъ.-- Мы сѣли въ лодку и плыли все вдоль по каналу, до тѣхъ поръ, покуда поравнялись съ одною отдаленною частію города, которая совсѣмъ была мнѣ незнакома. Лодошникъ непремѣнно сталъ требовать, чтобъ я завязалъ глаза платкомъ.-- Надо было исполнить его требованіе. Черезъ полчаса гондола остановилась, я вышелъ на берегъ, все однакожъ съ завязанными глазами -- прошедши нѣсколько улицъ, и сдѣлавъ нѣсколько поворотовъ, мы остановились подлѣ одного дома.-- Когда узнали зачѣмъ я пришелъ,-- то отворили намъ ворота -- и я былъ введемъ въ домъ.Съ меня сняли повязку, и я увидѣлъ себя въ маленькой комнатѣ; четыре человѣка, которыхъ лица, вы можете себѣ представить, стояли подлѣ меня. Нечего было терять времяни -- я бросилъ на столъ кошелекъ, обѣщалъ золотыя горы, назначилъ день, часъ, и сигналъ будущаго свиданія, и требовалъ, чтобъ Монфроне, Конари и Ломеллино были убиты.
   Всѣ. Браво!
   Канторино. Всѣ сдѣлано бы по но моему желанію, и одинъ разбойникъ хотѣлъ было вести меня назадъ.-- Но уже намъ сдѣлали неожиданное посѣщеніе.--
   Меммо (съ безпокойствомъ). Что такое! говори скорѣе.
   Канторино. Мы услышали стукъ у дверей; одинъ разбойникъ пошелъ посмотрѣть, кто стучался,-- и вдругъ съ поспѣшностію вбѣжалъ въ комка, ту, крича: бѣгите, бѣгите.
   Фальери. Что же такое случилось!
   Канторино, Множество сод. датъ и полицейскихъ окружили домъ.-- Предводителемъ ихъ былъ -- Флодоардо!
   Всѣ. Флодоардо!
   Фальери. Почему онъ узналъ!
   Пароцци. Флодоардо! о небо! для чего меня тамъ не было!
   Меммо. По крайней мѣрѣ теперь ты видишь, что Флодоардо этотъ не трусъ.
   Фальери. Досказывай.
   Канторино. Мы оцепенѣли отъ ужаса: "именемъ Дожа и республики, вскричалъ Флодоардо, сдайтесь и положите оружіе." Мы будемъ защищаться до послѣдней капли крови, былъ отвѣтъ -- разбойниковъ, схватившихъ свои ружья, которыя стояли у стѣны. Я тотчасъ задулъ огонь -- чтобъ солдаты не видали своихъ непріятелей. Но по нещастію лупа освѣщала комнату: "Берегись "Кантопино, говорилъ я самому а себѣ, естьли тебя поймаютъ, "то ты будешь повѣшенъ." -- Вмѣстѣ съ прочими я вынулъ шпагу и напалъ на Флодоарда, онъ отбилъ ударъ саблею, которая была у него въ рукахъ; и защищался какъ отчаянный, но искуство мое не равнялось моей ярости -- и я будучи раненъ, отступилъ. Въ эту самую минуту, при блескѣ пистолетнаго выстрѣла, увидѣлъ не запертую дверь, ушелъ чрезъ нее потихоньку въ другую комнату, открылъ окно и безъ всякаго вреда выскочилъ на дворъ. Перелѣзши черезъ двѣ или три садовыя стѣны, я достигъ канала. По счастію нашелъ лодк) и доѣхалъ на ней до площади Св. Марка, а оттуда прибѣжалъ къ вамъ; удивляюсь, какъ я остался живъ;-- не самъ ли адъ сыгралъ со мною эту шутку!
   Пароцци. Я внѣ себя отъ ярости.
   Фальери. Кажется, что мы не приближаемся а удаляемся отъ нашей цѣли.
   Меммо. Мы должны почитать это предвозвѣщаніемъ неба, оставить наше предпріятіе! какъ вы думаете?
   Канторино. Нечего еще такъ пугаться! этотъ случай долженъ возбудить нашу храбрость. Такія препятствія, еще болѣе утверждаютъ меня въ моемъ намѣреніи.
   Фальери. Знаютъ ли твое имя разбойники
   Канторино. Я имъ не сказалъ его, и назвался слугою одного знаменитаго гражданина, претерпѣвшаго обиду отъ друзей Дожа.
   Меммо. Ты долженъ благодарить небо, что оно спасло тебя -- отъ такой погибели.
   Фальери. Но какимъ образомъ, умѣлъ Флодоардо отыскать жилище разбойниковъ, не давно пріѣхавши въ Венецію, и не зная этого города!
   Канторино. Чортъ его вѣдаетъ, -- можетъ быть такимъ же случаемъ какъ и я. Но клянусь, что онъ дорого заплатитъ мнѣ за рану, имъ нанесенную.
   Пароцци. Онъ долженъ заплатить за нее" своею жизнію.
   Фальери. Мнѣ хочется покороче познакомиться съ этимъ человѣкомъ.
   Канторино. Подумай, Меммо, что мы имѣемъ нужду въ деньгахъ, до коихъ же поръ будешь ты откладывать отъѣздъ твоего дядюшки въ лучшій свѣтъ?
   Меммо. Завтра вечеромъ,-- все будетъ кончено.

Конецъ первой части.

   
   
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru