Демерт Николай Александрович
Из недавней поездки

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

   

ИЗЪ НЕДАВНЕЙ ПОѢЗДКИ.

I.

Цѣль моего путешествія. На Николаевской желѣзной дорогѣ а убѣждаюсь, что, имѣя въ карманѣ полтинникъ, можно выиграть самое спорное дѣло, пропустивши даже законные сроки. Пріятное сосѣдство въ спальномъ вагонѣ. Хлѣбъ ли голодныхъ, вымачиваемый подъ дождичкомъ и поджариваемый подъ солнышкомъ. Московскіе городовые, невыдерживающіе никакого сравненія съ петербургскими. Гулянье въ Сокольникахъ, на которомъ я замѣчаю въ московскихъ студентахъ влеченіе къ кокардамъ. Штурмъ вагоновъ третьяго класса Нижегородской дороги. Нѣкоторыя, небезполезныя дня публики, свѣдѣнія, собранныя на волжскомъ пароходѣ.

   Видно правду говорятъ, что хорошо только тамъ, гдѣ насъ нѣтъ. Не знаю, какъ другихъ, но меня, по крайней-мѣрѣ, постоянно куда-то тянетъ: такъ бы вотъ набилъ чемоданъ, да и уѣхалъ. Впрочемъ, есть основаніе предполагать, что такого рода слабость чувствую не одинъ только я, а почти всѣ мои соотечественники безъ различія сословій и независимо отъ той обстановки, при которой они живутъ. Возьмите, напримѣръ, нашихъ крупныхъ землевладѣльцевъ-помѣщиковъ: ну, чѣмъ бы имъ, казалось, не житье? Вѣкъ свой ничего не дѣлай и ѣшь себѣ щи съ пряниками; а между тѣмъ и эти идеально счастливые люди нерѣдко продавали хлѣбъ свой на корню, за два, за три года впередъ, чтобы удрать куда нибудь въ Баденъ-Баденъ въ рулетку и въ карточки поиграть, или въ Ниццу -- полежать подъ тѣнью лимонныхъ деревьевъ. Купечество ныне и прикащичій людъ постоянно мечтаютъ, какъ бы поскорѣе удрать на нижегородскую ярмарку, преимущественно въ Кунавину слободу, въ которой, какъ извѣстно, сосредоточиваются всевозможныя удовольствія. Наконецъ, и "чернь непросвѣщенна", сирѣчь мужики, отличающіеся, какъ постоянно намъ толковали, необыкновенною привязанностью къ домашнему очагу, -- и эта, какъ оказалось, постоянно стремятся переѣхать на какую-то Дарью-рѣку съ кисельными берегами и съ сытяной водой, а иные рады бы ѣхать и въ такія мѣста, гдѣ нѣтъ ни кисельныхъ береговъ, ни сытяной воды. Привязанность въ насиженному и пересиженному мѣсту и здѣсь оказалась такою же слабою и ничтожною, жать перегнившая веревка, на которой нѣсколько лѣтъ сряду держали цѣпную собаку около господскихъ хлѣбныхъ амбаровъ.
   Въ концѣ май мѣсяца, когда все петербургское населеніе выѣзжаетъ изъ города на дачи, или за границу, -- ни тоже послѣдовалъ общему примѣру. На первыхъ порахъ вновь нанятая дача привела меня въ восторгъ: вездѣ зелень, сады я вода; видъ съ балкона открывался верстъ на десять и даже дальше. Удобства увеличивались еще вслѣдствіе того обстоятельства, что дача моя стояла не непосредственно на землѣ, а на крышѣ чужой дачи, въ которой жили какіе-то нѣмцы.
   Чрезъ нѣсколько дней оказались, однакоже, нѣкоторыя неудобства, прежде мною незалѣченныя. Съ открытаго залива со втораго же дня по моемъ пріѣздѣ началъ дуть холодный вѣтеръ съ упорствомъ неимовѣрнымъ, и указалъ мнѣ, изъ какого матеріала строятся петербургскія загородныя дачи нашими предпріимчивыми нѣмцами. Оказалось, что хитрый нѣмецъ сколотилъ мое жилище просто изъ тонкихъ барочныхъ досокъ, пробитыхъ, какъ рѣшето, дырами, оставшимися изъ-подъ гвоздей; слѣдовательно, ничто не мѣшало буйному вѣтру вторгаться въ мою квартиру и задувать свѣчку въ то время, когда мнѣ хотѣлось, чтобы она горѣла. Иной разъ даже страхъ забиралъ, какъ бы Женя, вмѣстѣ съ мезониномъ, не сорвало съ крыши чужой дачи. Наконецъ, въ половинѣ іюня, буйные вѣтры поунялись, опасность миновала, но появилась за то другая бѣда: дымъ и смрадъ, извѣстіями о которыхъ, за неимѣніемъ другихъ, лучшихъ матеріаловъ, нынѣшнее лѣто пробавлялись всѣ наши газеты. Сначала дымокъ показывался маленькій, и то только по вечерамъ; потомъ все больше да больше и, наконецъ, до слезъ началъ доводить: явилась новая опасность обратиться въ нѣчто въ родѣ конченой корюшки. Подумалъ-подумалъ я -- и рѣшился ѣхать; куда бы то ни было, но непремѣнно ѣхать. Почему, напримѣръ, по Волгѣ, по Камѣ не проѣхаться? Почему не посмотрѣть, какія въ этомъ, родномъ мнѣ, краѣ дѣла творятся? Съ достаточною ли быстротою развивается тамъ общественная жизнь, которой, какъ извѣстно, въ послѣднее десятилѣтіе дано вразъ нѣсколько сильныхъ подзатыльниковъ сверху? Много новаго я тамъ увижу, еще болѣе услышу, а, вдобавокъ, избавлюсь на время отъ дыма и смрада, который разъѣдаетъ глаза. Не зналъ, не вѣдалъ я еще тогда, что петербургскій дымъ и смрадъ успѣютъ прокоптить и пропитать гарью и горечью всю Русь безъ исключенія, даже и самые отдаленные ея края.
   Желаніе выбраться какъ можно поскорѣе изъ прокопченнаго Питера было во мнѣ очень сильно, но тѣмъ не менѣе я чуть не опоздалъ на утренній пассажирскій поѣздъ, благодаря флегматическому извощику, котораго трудно было заподозрить въ томъ, чтобы его куда нибудь тянуло отъ биржевой колоды.
   Какъ бы то ни была, но въ вокалъ Николаевской дороги я прибылъ уже въ такое время, когда пассажиры всѣ размѣстились по вагонамъ, оставивъ на память о себѣ на полу лепешки грязи и кое-какіе обрывки тряпокъ. По огромной залѣ 3-го класса спокойно расхаживали двое или трое сторожей.
   -- Что, ужь теперь нельзя? обратился я къ одному изъ расхаживающихъ по залу.
   -- Опоздали! отвѣчалъ сторожъ.
   -- Экая досада! Еслибы зналъ, то извощика бы получше нанялъ. Пусть бы лишній полтинникъ ужь вышелъ... Еслибы кто билетъ мнѣ досталъ, я и сейчасъ бы не прочь полтинникъ заплатить...
   Немедленно послѣ этихъ словъ, сказанныхъ про себя, съ досады, одинъ изъ сторожей, молча, взялъ у меня сакъ-вояжъ и, указавши пальцемъ на притворенную дыру въ кассу, отправился do направленію къ ней, пригласивъ и меня слѣдовать за собою. Вслѣдъ за этимъ я тотчасъ же убѣдился, что человѣку, располагающему свободно полтинникомъ, предоставляется полнѣйшая возможность выиграть самое спорное дѣло, пропустивши даже законные сроки.
   Въ томъ отдѣленіи спальнаго вагона, въ которое усадилъ меня добрый сторожъ, народъ собрался все спокойный, молчаливый, повидимому склонный болѣе къ созерцанію и отчасти ко сну, чѣмъ къ спорамъ и оживленной бесѣдѣ. Ближайшій мой сосѣдъ -- купецъ съ лопатообразной бородой, по крайней-мѣрѣ съ полчаса сидѣлъ молча, неподвижно; потомъ вдругъ, безъ всякой видимой причины, перекрестился, вытащилъ изъ-подъ подушки сайку и началъ ее медленно жевать. По крайне-медленному движенію челюстей сосѣда можно было съ большою вѣроятностію предположить, что жевалъ онъ сайку вовсе не потому, чтобы особенный аппетитъ чувствовалъ, а такъ, просто для развлеченія. Люди просвѣщенные запасаются съ этою цѣлью газетами, но въ нашемъ непросвѣщенномъ отдѣленіи газетъ никто не купилъ, но каждый за то вооружился чѣмъ нибудь съѣстнымъ: кто сайкой, кто кренделемъ; а одинъ изъ пассажировъ, не взирая на постный день, вытащилъ даже изъ узелка кусокъ колбасы съ чеснокомъ, что заставляло въ немъ предполагать или человѣка передоваго, съ либеральнымъ образомъ мыслей, или же просто не совсѣмъ православнаго.
   Но вѣдь нельзя же было, однако, все время заниматься исключительно жеваніемъ саекъ; нельзя уже потому, что пришлось бы запасти саекъ въ огромномъ количествѣ, тогда какъ пассажиру не позволяется имѣть при себѣ, не сдавая въ багажъ, болѣе двадцати фунтовъ. Не знаю, по этой ли, щ но какой нибудь другой причинѣ, но только сосѣдъ мой, даже еще не покидая жвачки, обратился ко мнѣ съ рѣчью, имѣющею видъ формальнаго допроса судебнаго слѣдователя:
   1) Откуда ѣхать изволите?
   2) Здѣсь, въ Питерѣ, и проживаете, иди и время только пріѣзжали?
   3) А теперь куда ѣдете?
   На третій вопросъ я отвѣтъ разумѣется, что ѣду въ ту же сторону, въ которую ѣдетъ и онъ, то-есть въ Москву; но сосѣдъ такимъ отвѣтовъ не удовлетворился.
   -- До Москвы только, или еще дальше? спросилъ купецъ съ физіономіей, невыражавшей, впрочемъ, такого любопытства. Ясно было, что онъ и допрашивалъ съ тою же самой цѣлью, съ какою и сайку жевалъ.
   Я сказалъ, что еще дальше.
   -- Такъ-съ... промычалъ сосѣдъ.-- А вы сами-то чьи изволите быть?
   Такой неожиданный запросъ даже озадачилъ меня нѣсколько, потому что я никогда прежде не думалъ о томъ, чей я. Чей, въ самомъ дѣлѣ? Если я скажу, что ничей, то подобный отвѣтъ покажется непонятнымъ моему пожилому сосѣду, какъ видно, насквозь пропитанному исключительно русскими началами, выработанными самостоятельной русской наукой. Послѣ такого отвѣта разспросы моего сосѣда не прекратятся, а, напротивъ, усилятся до такой степени, что придется отдѣлываться отъ него какимъ нибудь крѣпкимъ словомъ, чего бы мнѣ не хотѣлось. Видимое дѣло, что почтенный сосѣдъ со своей, чисто-національной точки зрѣнія, смотритъ на всѣхъ вообще согражданъ какъ полицейскіе служители на городскихъ собакъ, бѣгающихъ по улицамъ съ ошейниками, или безъ ошейниковъ. Если съ ошейникомъ, то, значитъ, кому нибудь принадлежитъ; ее нужно сберечь, потому что можно даже ожидать награды; если же безъ ошейника,-- то, значитъ, вольная, можетъ быть, даже бѣшеная: всего благоразумнѣе дубиной по лбу треснуть и шкуру содрать. Съ этой точки зрѣнія, въ вопросѣ купца о принадлежности каждаго человѣка другому человѣку ничего не было страннаго, и я, изъ деликатности, долженъ былъ отвѣтить, хотя уклончиво.
   -- То-есть какъ, чей? переспросилъ я, вмѣсто отвѣта.-- Просто вотъ по своимъ дѣламъ въ Москву ѣду, да я все тутъ!
   Купецъ, повидимому, удовлетворялся, но отъ допроса не отсталъ.
   -- Вы торговлей какой изволите заниматься, служите гдѣ, али бы такъ-съ?
   -- Такъ! отвѣчалъ я, потому что фраза эта дѣйствительно всего ближе ко мнѣ подходила, да, притомъ, яснѣе-то и отвѣчать не стоило.
   Долго еще продолжался купеческій допросъ. Слѣдователь мой полюбопытствовалъ узнать, былъ ли у меня батюшка, была ли матушка я иные родственники; продолжался бы, вѣроятно, этотъ допросъ вплоть до отвѣта: "убирайтесь отъ меня къ чорту!", еслибы мы не подъѣхали къ какой-то полустанціи, на которой сосѣдъ мой бросился покупать пироги и ватрушки.
   Верстъ за пятьдесятъ отъ Петербурга я дальше, по обѣимъ сторонамъ желѣзной дороги, виднѣлся лѣсной пожаръ. Въ нѣкоторыхъ мѣстахъ дымъ подходилъ въ самой насыпи и лѣзъ въ окна вагона. Печальная мѣстность сдѣлалась еще печальнѣе отъ пожирающаго ее внутренняго, подземнаго огня. Изсохшее болото, да мелкій соснякъ и ельникъ желто-краснаго цвѣта на безконечное пространство, а вдали дымъ. Поневолѣ всѣмъ пассажирамъ вразъ захотѣлось закрыть окошки наглухо занавѣской, поднять полки, замѣняющія кровати, и улечься поспать до обѣда.
   Не знаю, какому счастливому случаю мы были обязаны, но только на итогъ разъ нашъ поѣздъ опоздалъ всего на какихъ нибудь двадцать минуть съ небольшимъ. Въ девять часовъ утра мы уже прокатили мимо Марьиной рощи и потихоньку тянулись мимо цѣлыхъ горъ рогожныхъ кулей съ хлѣбомъ, наваленныхъ грядами по обѣимъ сторонамъ дороги. Это, какъ мы узнали, были запасы продовольствія, предназначенные для нашихъ голодныхъ согражданъ сѣверныхъ губерній: хлѣбные запасы эти здѣсь временно вымачивалась подъ дождичкомъ и поджаривались подъ солнышкомъ. О возможности порчи хлѣба, казалось, никому и мысль въ голову не приходила, да едва-ли и могла прійдти. Каждый очень хорошо сознавалъ, что обезумѣвшимъ отъ голодухи нашимъ сѣвернымъ братьямъ, привыкшимъ пожирать вмѣсто хлѣба мохъ, древесную кору и даже молотыя гнилыя избы, -- и самый дрянной хлѣбъ покажется превосходнымъ, а осолодѣлый хлѣбъ даже долженъ показаться слаще неосолодѣлаго.
   Аккуратность, съ какою нашъ поѣздъ прибылъ въ Москву, была до такой степени непривычна, что всѣ мы, пассажиры, взглянули на нее, какъ на нѣчто болѣзненное, ненормальное. Много было разныхъ догадокъ и предположеній, болѣе или менѣе вѣроятныхъ, наконецъ остановились на томъ, что такъ-какъ на дняхъ Николаевская дорога будетъ сдана главному обществу, то старое начальство на послѣднихъ порахъ захотѣло зарекомендовать себя съ хорошей стороны. Быть можетъ, молъ, главное общество, замѣтивъ въ старомъ начальствѣ рѣзкій поворотъ къ лучшему, перемѣнитъ гнѣвъ на милость и скажетъ: "оставить всѣхъ ихъ, старыхъ, на прежнихъ мѣстахъ я прибавить имъ жалованья, ибо доказано уже тысячами примѣровъ, что отъ прибавки жалованья на Руси чиновники совершенно видоизмѣняются,.становясь изъ черныхъ бѣлыми, какъ снѣгъ!" Очень жаль, что старое начальство за умъ хватилось поздно немножко, всего только за недѣлю какую нибудь передъ смертью; а то бы мамъ, пассажирамъ, куда бы какъ хорошо было!
   Если что и можетъ броситься въ глаза человѣку, пріѣхавшему изъ Петербурга въ Москву, -- такъ это, вопервыхъ, примѣрная грязь и нечистота и, вовторыхъ, ничтожное, сравнительно съ петербургскимъ, количество городовыхъ, къ которымъ такъ привыкъ глазъ петербуржца; впрочемъ, первое, то-есть нечистота по улицамъ, бросается больше въ носъ, чѣмъ въ глаза, а потому я поговорю преимущественно о второмъ, то-есть о городовыхъ.
   Петербургскіе городовые, какъ извѣстно, народъ все рослый, красивый, одѣтый франтовски; они по угламъ улицъ точно монумента какіе стоятъ, и пока у нихъ величественная и благородная. Иной разъ, какъ протянетъ руку по направленію къ остановившемуся на дорогѣ извощику, -- смотрѣть любо: точно статуя Петра-Великаго. Не даромъ, какъ изъ газетъ видно, московскій оберъ-полиціймейстеръ поѣхалъ въ Петербургъ съ исключительной цѣлью посмотрѣть петербургскую полицію, чтобы, по этому образцу, устроить ее и у себя, въ Москвѣ.
   Московскіе городовые не выдерживаютъ никакого сравненія съ петербургскими. Такъ на иномъ перекресткѣ встрѣтишь городоваго худенькаго, приземистаго, съ какой-то, вовсе невоинственной физіономіей и одѣтаго мѣшковато, а на другомъ такъ и вовсе его не встрѣтишь и, если спросить, гдѣ онъ? то услышишь въ отвѣтъ: "пошелъ по кварталу полицейскую газету разносить!" Разъ, проходя по Колосову переулку, я случайно набрелъ на ужаснѣйшее побоище: двое московскихъ гражданъ били не на животъ -- на смерть третьяго московскаго гражданина, а густая толпа московскихъ гражданъ любовалась этимъ зрѣлищемъ среди улицы. Такъ-какъ избитый едва уже дышалъ, то нѣсколько сострадательныхъ зрителей отправились въ будку и на ближайшій перекрестокъ за городовымъ, но ни въ томъ, ни въ другомъ мѣстѣ не отыскали ни одного. На вопросъ, куда же онъ дѣвался?-- услыхали они обычный отвѣтъ: "пошелъ полицейскую газету разносить!"
   Или, напримѣръ, насчетъ уваженія. Въ Петербургѣ ни одному прохожему, даже пьяному, въ голову никогда не придетъ, въ виду полицейской власти, пачкать какимъ бы то ни было способомъ тротуаръ, или стѣны домовъ, а въ Москвѣ это -- сплошь да рядомъ. Въ Москвѣ даже и въ сухую погоду по тротуара" ходить мокро, да и самыя стѣны домовъ, сплошь до оконъ перваго этажа, разукрашены никогда невысыхающими потоками помой, называемыми фонтанами московскихъ слезъ.
   Такъ-какъ мнѣ никогда еще не случалось бывать на московскихъ загородныхъ гуляньяхъ, то я, пользуясь случаемъ, отправился въ Сокольники на какой-то семейно-танцовальный вечеръ, на которомъ испыталъ за уплаченный рубль тоску самую мучительную. Около одной изъ аллей скучной сосновой рощи отгороженъ былъ тыномъ квадратъ саженъ въ 60, на задней сторонѣ котораго стоялъ деревянный амбарчикъ съ колоннами, оказавшійся воксаломъ. Около загороди, съ наружной ея стороны, наставлены стулья, натасканные съ дачъ. Здѣсь тихой похоронной процессіей тянулась безконечная цѣпь разодѣтыхъ дамъ и кавалеровъ, которые въ ворота загороди, однако же, не шли, такъ-какъ за входъ нужно было заплатятъ по рублю. Въ амбарчикѣ, уставленномъ стульями, кое-гдѣ торчали посѣтители и посѣтительницы, слушая жиденькій оркестръ музыки. Ни одобреній, ни порицаній со стороны публики не было: всѣ сидѣли чинно и посматривали вдаль другъ на друга тоскливо. Кто-то въ углу захлопалъ-было въ ладоши, но тотчасъ же пересталъ, вѣроятно, сконфузившись своимъ одиночествомъ, а быть можетъ и просто испугавшись законной отвѣтственности, бъ Москвѣ вѣдь былъ уже случай, что за аплодисменты въ театрѣ нѣсколько человѣкъ студентовъ посажены были подъ арестъ и отданы подъ судъ.
   Оркестръ попиликалъ часа полтора и скрылся куда-то; слѣдомъ за нимъ разошлись и слушатели изъ загородки, напоминающей собою овчарню. Похоронная процессія двигалась попрежнему, а изъ глубины рощи доносились звуки шарманки. Когда нѣсколько стемнѣло, въ овчарнѣ зажгли плошки и стаканчики; далеко по окрестности распространился запахъ блиновъ, жареныхъ въ испорченномъ маслѣ, и въ амбарчикѣ опять появился оркестръ. Теперь публики собралось уже больше прежняго. Появились какіе-то странно одѣтые юноши въ лаковыхъ башмакахъ, бархатныхъ короткихъ пиджакахъ и въ бѣлыхъ военныхъ фуражкахъ съ кокардами и нѣсколько дѣвицъ. Франты съ кокардами, по справкамъ, оказались студентами, изъ которыхъ многіе, какъ разсказываютъ, отличаются любовью, въ кокардамъ. Начались танцы,-- и я, разумѣется, отправился домой, сожалѣя о потраченномъ времени и потерянномъ рублѣ.
   Обжегшись разъ на московскомъ увеселительномъ учрежденіи, мнѣ еще больше прежняго захотѣлось поскорѣе удрать вонъ, подальше отъ этихъ центровъ, которые насквозь меня пропитали и прожали. Потянуло меня неудержимо вдаль, на Волгу и на Каму, гдѣ, по крайней-мѣрѣ, воздухъ почище и жизнь попривольнѣе.
   Судя по тому, какое громадное количество пассажировъ лѣзло въ вагоны нижегородской дороги, можно было подумать, что, вмѣстѣ со мною, вся Москва тронулась. Вагоны третьяго класса буквально брались приступомъ и дѣло обходилось не безъ драки. Здоровенные мужики, подвязавши покрѣпче къ спинамъ мѣшки, со сжатыми кулаками и свирѣпымъ видомъ храбро лѣзли другъ на друга въ двери вагона, откуда другіе, такіе же свирѣпые люди, толкали штурмующихъ въ грудь и куда попало. Платформа желѣзной дороги буквально на время обратилась въ поле брани, но ужь никоимъ образомъ не въ поле чести, потому что брань раздавалась всюду самая непотребная. Начальство желѣзной дороги не только не вступалось въ разборъ всѣхъ этихъ споровъ и недоразумѣній, доходящихъ до зуботычинъ, но само наускивало новыя толпы рабочихъ съ мѣшками на отчаянные штурмы. Ну, куда вы, ослы, лѣзете? Куда лѣзете? озлобленно кричали высунувшіеся изъ вагонныхъ дверей красныя, банныя физіономіи пассажировъ: мы и то другъ на дружкѣ сидимъ. На головы, что ли, вы къ вамъ сядете?-- Но никакіе доводы во могли остановить штурмующихъ. Поощряемые сзади желѣзно-дорожнымъ начальствомъ, они лѣзли неудержимо и, направляемые сзади новыми толпами, обращали всякій разъ самые жестокіе отпоры въ ничто. Здѣсь, стоя на платформѣ нижегородской дороги, можно было получить понятіе о настоящей аттакѣ и штурмѣ, несравненно болѣе ясныя понятія, чѣмъ, напримѣръ, на военныхъ маневрахъ. Здѣсь очень ясно каждый желающіе могъ видѣть, какъ это на поляхъ битвъ
   
   "Надъ старимъ строемъ новый строй
   Штыки смыкаетъ..."
   
   Здѣсь только фразу "штыки смыкаетъ" нужно было замѣнить другою, а именно: "мѣшки смыкаетъ", потому что штурмующіе рабочіе дѣйствовали своими мѣшками, какъ солдаты штыками. Туго набитые мѣшки, выдвигаемые впередъ, вопервыхъ, обезсиливали удары и толчки, а вовторыхъ, подавляли своей тяжестью энергію вагоннаго гарнизона. Изъ набитаго вагона, когда онъ, наконецъ, захлопывался самимъ начальствомъ, слышались стоны, вопли и брань великая. Нѣкоторые изъ пассажировъ, просунувъ кое-какъ изъ окна голову между десятками другихъ головъ, осмѣливались даже бранить вслухъ начальство, которое, будто бы, за мѣста въ вагонѣ деньги получаетъ, а мѣста отводитъ на головахъ и плечахъ пассажировъ. Желѣзное начальство слышало брань, видѣло кто бранится, но уже не обижалось, а улыбалось только, сознавая, вѣроятно, что за великія мученія можно сдѣлать кое-какую уступку. Въ качествѣ утѣшителя скорбящихъ, въ туго набитые вагоны послали юнаго, миловиднаго кондуктора, который съ ангельской улыбкой докладывалъ огорченнымъ пассажирамъ, что имъ страдать приведется только до третьей или до четвертой станціи, гдѣ болѣе половины публики вылѣзетъ.
   Версты за полторы до нижегородскаго воксала предъ глазами нашими предстала та же картина цѣлаго горнаго кряжа изъ кулей съ хлѣбомъ подъ открытымъ небомъ, какою мы любовались и на московской. Какой-то чиновникъ, глядя на безконечный рядъ кулей, оглядываясь по сторонамъ, проговорилъ громко, на весь вагонъ: "Вотъ ужь именно правильно говорится, что о голода не умираютъ люди на Руси святой. Чуть только начальство узнало о кое-какихъ недостаткахъ въ хлѣбѣ, -- сейчасъ вонъ сколько навезли, и все вѣдь на пожертвованія. Теперь, кажется, пожаловаться ужь ни на кого нельзя: слава Богу, благодать!"
   -- Не пріемли имени Господа твоего всуе! возразилъ степеннаго вида купецъ.-- Навезти-то навезли -- это точно, да голодные-то изъ энтого сыты не будутъ. Хлѣб-о-тъ энтотъ вотъ ужь съ мѣсяцъ тутъ лежитъ подъ дождемъ. Солодъ вмѣсто хлѣба случатъ наши голодненькіе!
   Многіе изъ пассажировъ улыбнулись невеселой улыбкой, да головами покачали, а у чиновника такая физіономія сдѣлалась, что, казалось, такъ бы вотъ сейчасъ вразъ онъ два или три предостереженія сдѣлалъ наивному купцу, еслибы сидѣлъ не въ вагонѣ и не среди такой публики.
   Но невеселыя мысли быстро разсѣялись сами собою. Направо показалась во всей своей красотѣ я величіи, только-что успѣвшая прогорѣть, знаменитая Кунавина слобода, которая чуть не каждый годъ очищается огнемъ и водой и все-таки никакъ не можетъ очиститься отъ грязи. Появилась на горѣ, неизвѣстно съ какою цѣлью воздвигнутая, верзила-башня съ часами, по которымъ съ ярмарки все-таки нельзя было узнать, который часъ. Предъ зрителями раскинулась цѣлая панорама широкой, мелководной рѣки, горъ, садовъ и красивыхъ издали, но облупленныхъ, а главное, вовсе ни къ чему негодныхъ построенъ, которыми отличаются всѣ наши старинные города, окруженные кирпичными стѣнами на случай нашествія татаръ, хотя нынѣшніе татары дѣлаютъ набѣги не съ оружіемъ въ рукахъ, а съ маломъ и халатами.
   По выходѣ на крыльцо воксала, я тотчасъ же имѣлъ случай убѣдиться, что нижегородская полиція не бездѣйствуетъ. На всѣхъ столбахъ, въ огражденіе пассажировъ, вывѣшены таксы цѣнъ, по которымъ должны бы возить нижегородскіе извощики на пароходныя пристани, еслибы извощики были люди благонамѣренные и послушные. Я, признаюсь, ни въ какія такса не вѣрю и всегда больше стараюсь придерживаться свободныхъ торговъ и переторжекъ, но за то до смерти люблю смотрѣть на глубоко вѣрующихъ въ нихъ людей, когда они свои вѣрованія горячо начинаютъ примѣнять къ практикѣ.
   На этотъ разъ одинъ изъ нашихъ пассажировъ, какъ видно, приверженецъ строгой законности, твердо вѣруя въ таксу, сѣлъ прямо на перваго, близь стоявшаго, извощика, и приказалъ трогать на пристань. Извощикъ молча слѣзъ съ козелъ, снялъ съ дрожекъ сакъ-вояжъ своего непрошеннаго сѣдока и попросилъ самаго сѣдока сойдти прочь, потому что онъ уже занятъ. То же самое повторялось съ нимъ разъ пять или шесть, тогда какъ люди, придерживающіеся свободнаго торга, спокойно садились-себѣ, и уѣзжали. Законникъ перебрался со своимъ сакъ-вояжемъ на крыльцо воксала, горячился, размахивалъ руками и кричалъ, что онъ покажетъ, кто онъ такой, и заставитъ уважать законъ; грозился въ газетахъ даже пропечатать,-- но грубые извощики не провались и этимъ. Въ довершеніе несчастій законника, къ нему подошелъ жандармъ и вѣжливо замѣтилъ: "господинъ, потрудитесь сойдти внизъ; здѣсь не приказано!.." "А такса-то зачѣмъ? злобно закричалъ законникъ.-- А ты-то, наконецъ, зачѣмъ здѣсь торчишь?" "Пожалуйте, господинъ, внизъ!" повторилъ жандармъ уже болѣе настойчиво, я здоровенная рука его въ бѣлой перчаткѣ согнулась, какъ у лакея, когда онъ намѣревается подсаживать свою старую барыню въ карету... Чѣмъ кончилась исторія, -- не знаю, потому что и мнѣ пора было ѣхать на пристань, покуда не разъѣхались всѣ извощики.
   Наконецъ, я у цѣли своихъ желаній, на Волгѣ, и, притомъ, на одномъ изъ роскошнѣйшихъ пароходовъ волжской компаніи, подъ названіемъ "Государь", сдѣланномъ въ Англіи, не по нашему. Это не то, что какой-нибудь меркурьевскій "Купецъ" или "Молодецъ", на которыхъ сидишь точно на водяной мельницѣ, да и то на такой, которая вѣдомствомъ государственныхъ имуществъ въ старые годы сдавалась обыкновенно въ аренду за 16 рублей, въ годъ.
   Пассажировъ на роскошномъ пароходѣ било, какъ говорится, разъ-два -- да и обчелся; впрочемъ, и всѣ вообще пароходы, во время открытія нижегородской ярмарки, внизъ по Волгѣ вдуть пустыми, выручая уже съ избыткомъ свои протори и убытки на обратномъ пути. Случается, что въ этотъ ярмарочный періодъ времени на пароходахъ (особенно самолетской компаніи, отличающейся своей отмѣнной безцеремонностью) пассажировъ везутъ съ такими же точно удобствами, съ какими въ добрая времена возили негровъ-невольниковъ изъ Африки въ Америку. Палубу сплошь уставятъ ящиками съ астраханскими фруктами, которыми торгуютъ и капитанъ, и лоцмана, и матросы; въ промежуткахъ навалятъ дровъ, а въ свободныя щели, между фруктами и дровами, напустятъ человѣкъ 200, такъ-называемыхъ, пассажировъ 3-го класса, съ которыми обыкновенно обращаются съ меньшей церемонностью, чѣмъ съ дровами. Каюты 2-го класса, въ эти тяжкіе для пассажировъ времена, тоже превращались въ нѣчто въ родѣ тюремныхъ камеръ съ нарами по стѣнамъ. Отъ вопіющихъ неудобствъ освобождаются лишь только каюты перваго класса, и то потому единственно, что въ нихъ нерѣдко сидятъ воинственнаго вида служащіе и отставные генералы.
   На нашемъ пароходѣ пассажировъ собралось до такой степени много, что даже тоска забирала. Въ огромную каюту собралось всего человѣкъ семь-восемь: форсистый русскій купчикъ съ европейской наружностью, армянинъ, чахоточный, умирающій офицеръ, чиновникъ съ красивыми бачками, и еще двѣ какія-то личности, которыхъ разгладѣть не представлялось случая. Темныя эти личности, какъ только вступили въ каюту, сейчасъ раздѣлись по домашнему, залегли спать, и спали вплоть до Казани, изрѣдка только, второпяхъ, выбѣгая на палубу. Въ женскомъ отдѣленіи помѣщалась купчиха, молоденькая вертлявая барынька и горничная.
   Чахоточнаго офицера везли, какъ оказалось, на кумысъ, хотя каждому, и не медику, было ясно, что онъ ѣдетъ прямо на какое нибудь изъ кладбищъ Самарской губерніи. Больной еяе двигался, бранилъ все кого-то и безпрестанно приказывалъ прислугѣ закупоривать окна въ каютѣ, хотя для пассажировъ, неразсчитывающихъ еще на кладбище, это было положительно невыносимо. Всѣ отправились на палубу. Туда же вышла и вертливая барынька, какъ оказалось, жена умирающаго офицера. Несмотря на постигшее ее несчастіе, она хохотала безъ умолку, и только изрѣдка, вядммо искусственно, дѣлалась на минуту серьёзною, печально качала головою, хотя въ то же время глаза у нее смѣялись. Теперь только сдѣлалось мнѣ понятнымъ, къ кому обращалась брань умирающаго офицера, неподвижно лежавшаго въ душной каютѣ. Предъ главами моими разыгрывалась, значитъ, одна изъ тѣхъ плачевныхъ семейныхъ драмъ, которыя каждому, сколько нибудь наблюдательному человѣку, таскавшемуся по бѣлому свѣту, случается владѣть чаще, чѣмъ постоянному посѣтителю Алехсандринскаго театра плохія тенденціозныя драмы и водевили съ клубничнымъ характеромъ.
   Щеголеватый купчикъ разсыпался предъ будущей неутѣшной адовой, какъ бѣсъ передъ заутреней; чиновникъ съ бачками мало чѣмъ уступалъ купчику, а армянинъ и самъ, какъ видно, сознавая себя неспособнымъ конкурировать съ этими господами по разговорной части, пристально, не спуская глазъ, смотрѣлъ на барыньку и повременамъ вздыхалъ.
   Даже и ночью духота не позволяла спуститься въ каюту, въ которой стоналъ умирающій. Ночь была теплая, свѣтлая, и Волга казалась еще привольнѣе, нежели днемъ. Ловко управляли Два рослые, плечистые лоцмана рулевымъ колесомъ, не посадивъ нашего "Государя" ни разу на мель, что съ другими пароходами случается-таки частенько. Кстати, въ послѣднее время почти уже ни одна пароходная волжская компанія не приглашаетъ въ капитаны морскихъ вашихъ офицеровъ, какъ это еще недавно было въ обычаѣ у всѣхъ компаній. Вопервыхъ, флотскіе офицеры обходились очень дорого, а вовторыхъ, разсказываютъ, что они чаще, нежели кто другой сажали пароходы на мель, такъ-какъ имъ Волга была столько же извѣстна, сколько волжскимъ лоцманамъ извѣстно Балтійское море. Отдавая полную справедливость искусству нашихъ балтійскихъ моряковъ, съ какимъ они проводятъ военные фрегаты и броненосныя суда мимо мелей и шхеръ, рѣчныя пароходныя компаніи пришли къ тому убѣжденію, что для волжскихъ пароходовъ самые полезные люди -- простые лоцмана, родившіеся на Волгѣ.
   На этотъ разъ я проплылъ мимо Казани, пересѣвши на другой пароходъ. Мнѣ хотѣлось сначала съѣздить въ Каму, чтобы, высадившись тамъ на одной изъ отдаленныхъ пристаней Казанской губерніи, совершить небольшое сухопутное путешествіе и собственными глазами увидѣть, съ достаточною ли быстротою развивается въ этомъ, родномъ мнѣ краю, общественная жизнь, которой, какъ извѣстно, въ послѣднее десятилѣтіе дано нѣсколько сильныхъ толчковъ сверху.
   

II.

Чисто-русскій городъ съ греческимъ окончаніемъ. Наружный видъ города и неудачныя попытки въ его улучшенію. О томъ, какими способами ведется обширная хлѣбная торговля а какое вліяніе имѣютъ подобные способы на крестьянъ.

   Съ какимъ-то особеннымъ, чрезвычайно сложнымъ, смѣшаннымъ и неопредѣленнымъ чувствомъ подплывалъ я на пароходѣ къ пристани города Чистополя {Чистополь -- уѣздный горохъ Казанской губерніи и, вмѣстѣ съ тѣмъ, одна изъ важнѣйшихъ хлѣбныхъ пристаней на Камѣ. Настоящее названіе этого города, вѣроятно, было просто Чистое поле, а греческое окончаніе, надобно полагать, присвоено уже впослѣдствіи, такъ больше, изъ приличія. Судя по окончанію поль -- подумаешь, что городъ основанъ греками, точно будто Севастополь, или Константинополь, но за то ужь слово Чисто, какъ его ни перевертывай, все-таки остается чисто русскимъ. Могу побожиться, что городъ Чистополь никогда не былъ греческой колоніей. Метрополіей его, по справедливости, можетъ считаться, недалеко отъ него отстоящее, село Рыбная слобода, изъ котораго вышли всѣ родоначальники нынѣшнихъ именитыхъ чистопольскихъ купеческихъ фамилій. Недалеко отъ Чистополя есть деревня Дикое Поле, которое тоже, вѣроятно, коеда разбогатѣетъ и увеличится, превратится въ Дикополь, на томъ же основаніи, какъ и Чистое поле въ Чистополь, въ которомъ нѣтъ ни одного грека; развѣ случайно какой зайдетъ съ коробкой, или съ халвой.}, къ пункту, съ котораго я рѣшился начать свои наблюденія. Въ этомъ городѣ, нѣсколько лѣтъ тому назадъ, въ качествѣ предсѣдателя земской управы, я прожилъ слишкомъ годъ. При мнѣ открыта управа, мною составлены всѣ проекты, которые теперь уже, какъ утвержденные собраніемъ, должны быть уже приведены въ исполненіе. Очень естественно, что мнѣ, больше чѣмъ кому-либо, любопытно было посмотрѣть, какъ осуществилось на дѣлѣ все то, что тогда только лишь казалось удобоисполнимымъ. И такъ, при самомъ обсужденіи моихъ проектовъ, люди опытные, мужи, убѣленные сѣдиною, покачивали головами, въ душѣ сердились и не противорѣчили единственно только потому, что не умѣли противорѣчить и, притомъ, боялись, чтобы не прослыть ретроградами. Проектъ о переложеніи подводной повинности въ денежную съ привлеченіемъ къ платежу всѣхъ землевладѣльцевъ и капиталистовъ -- едва-едва прошелъ. Мужи, убѣленные сѣдиною, хотѣли-было вытащить изъ-подъ спуда старинный указъ о вольности дворянства и опереться на него, какъ на несокрушимую твердыню; но, къ счастію, въ собраніи преобладали черные и русые волосы, а сѣдины составляли только лишь ничтожный клокъ, неимѣвшій силы {Въ обществѣ, къ сожалѣнію, до сей поры еще понятіе о сѣдыхъ волосахъ тѣсно соединено съ понятіемъ о мудрости и умственной зрѣлости, хотя это далеко не всегда такъ. Недавно, въ одной австрійской газетѣ былъ разсказанъ замѣчательныя случая, какъ, заграницей, въ одномъ игорномъ домѣ, въ нѣсколько минутъ совершенно посѣдѣлъ какой-то прокутившійся 22-хлѣтній юноша, сынъ русскаго откупщика, поставивъ на карту послѣдній 75 тысячъ. Неужели и такихъ сѣдыхъ кутилъ, когда они, промотавшись заграницей, возвратятся въ отечество, мы будемъ считать тоже мудрыми?}.
   Времени мною прожито въ этомъ городкѣ немного, но за то немало пережито. Не входа въ неинтересныя читателямъ подробности, а замѣчу только, что въ чистопольской управѣ, въ теченіе первыхъ трехъ лѣтъ, успѣло перемѣниться четыре предсѣдателя, членами же въ этотъ короткій промежутокъ времени перебивала чуть не третья часть всего количества гласныхъ. Въ предсѣдателяхъ успѣли перебивать люди различныхъ сословій и національностей; не было покуда только татарина и чувашанина. Былъ въ числѣ ихъ и князь, не очень, впрочемъ, недолго, и то больше номинально. Онъ все время прожилъ вдали отъ управы, и даже за полученіемъ жалованья не пріѣзжалъ. Теперь, пятымъ по счету предсѣдателемъ, -- мѣщанинъ, вышедшій изъ крестьянскаго сословія.
   Уже изъ одного количества предсѣдателей и членовъ, успѣвшихъ смѣниться въ три года, читателя" дѣлается болѣе или новѣе яснымъ, почему я завелъ рѣчь о пережитомъ мною въ теченіе года въ русскомъ, купеческомъ городѣ, съ греческимъ окончаніемъ. Считаю нелишнимъ прежде всего поговорить о самомъ городѣ.
   Каждый, имѣющій привычку выражаться точно и опредѣленно, увидавши хотя разъ въ жизни Чистополь, сейчасъ бы понялъ, что слово Чисто -- рѣшительно неподходяще и неприлично, какъ къ его греческому окончанію, такъ, равно, и къ самой внѣшности города. Его съ большимъ удобствомъ можно было бы назвать грязнополемъ, мерзополемъ, свинополемъ, или, вообще, какъ вамъ угодно, но съ единственнымъ условіемъ: не употреблять слова, чистоту выражающаго.
   Городъ этотъ, по населенности своей, занимаетъ не послѣднее мѣсто между уѣздными городами: въ немъ числится до двѣнадцати тысячъ постоянныхъ жителей, но ужь за то, относительно внутреннихъ удобствъ, -- не взыщите {Во всѣхъ календаряхъ, по завѣренію аферистовъ-издателей ихъ, тщательно провѣренныхъ, въ Чистополѣ значится 1,800 съ чѣмъ-то жителей, тогда какъ въ немъ теперь навѣрное слишкомъ двѣнадцать! Что, еслибы кто взялъ на себя трудъ провѣрить дѣйствительно всѣ эти тщательно провѣренные календари? Вотъ бы враки-то открылись!}! Осенью и весною, даже на самыхъ главныхъ его улицахъ, люди и лошади буквально тонутъ въ жидкой и липкой, какъ растворъ вишневаго клея, грязи. (Нѣсколько лѣтъ тому назадъ, на базарной улицѣ, одинъ мужикъ, дѣйствительно, утонулъ въ грязи. Нѣкоторымъ оправданіемъ городу можетъ служатъ здѣсь то обстоятельство, что, при судебномъ вскрытіи, въ желудкѣ у мужика оказалась водка и каленыя яицы; хотя, съ другой стороны, еслибы подвергнуть вскрытію каждаго чистопольскаго гражданина послѣ двѣнадцати часовъ пополудни, то въ желудкѣ жидкія частицы оказались бы тѣ же, что и у покойнаго мужика). Въ городѣ устроены тротуары, но такого свойства, что можно подуматъ, будто устроена они для гибели человѣчества, а не для удобства: это, скорѣе, капканы, чѣмъ тротуары. Въ самое послѣднее время, при новомъ исправникѣ, разставили-было по улицамъ нѣсколько фонарей, но сомнительно, чтобы это нововведеніе удалось. На другой же, или на третій день, два фонаря украли. Мѣстные статистики разсчитываютъ, что къ концу осени останутся въ городѣ только два фонаря: у подъѣздовъ исправника и его помощника; остальные же всѣ будутъ раскрадены, такъ-какъ въ Чистополѣ крѣпко придерживаются мудрой поговорки: "всякъ для себя, -- Богъ для всѣхъ". Сторожили разсказываютъ, что много лѣтъ тому назадъ, какому-то мудрому городничему удалось вбить въ голову не менѣе мудрому и податливому городскому головѣ мысль о необходимости вымостить улицы камнемъ. Камень былъ принесенъ и сложенъ на видномъ мѣстѣ, но граждане весь его раскрали на каменки въ баняхъ и на другія домашнія потребности. Мудрый городничій и голова успѣли теперь уже обратиться въ мифъ, а камень тоже улетучился.
   Судя по тому, что Чистополь расположенъ на наклонной плоскости, довольно круто спускающейся къ Камѣ, большой грязи нельзя бы, кажется, въ немъ и ожидать; но, чего бы не слѣдовало ожидать отъ естественнаго расположенія, къ тому нечистоплотные чистопольскіе жители пришли искусственными способами. Чистополы, въ теченіе болѣе или менѣе продолжительнаго періода времени, съумѣли накопить на своихъ улицахъ толстый слой искусственной почвы изъ перегнившаго навоза и всевозможныхъ гніющихъ остатковъ и, наконецъ, достигли до того, что теперь улицы ихъ мостить даже неудобно: камни тонуть въ жидкой, клейкой грязи, и ложатся такъ глубоко, что толку отъ нихъ никакого и быть не можетъ. Самое простое и легкое дѣло обратилось теперь въ головоломное; а все потому единственно, что грязи ужь стишкомъ много накопилось. Надъ накопленіемъ ея трудилось нѣсколько поколѣній.
   Впрочемъ, и незамѣтно, чтобы чистополы ломали голову надъ разрѣшеніемъ этого вопроса; они давно порѣшили его по своему, безъ всякой головоломной работы: богатые граждане завели у себя лошадей и экипажи, такъ что ихъ пѣшихъ и увидать такъ же трудно, какъ китайскихъ дѣвицъ изъ мѣстной аристократіи, у которыхъ, какъ извѣстно, ноги нарочно дѣлаютъ негодными ли ходьбы; а бѣдному населенію все равно: могутъ ходить или въ смазныхъ сапогахъ, или босикомъ, соображаясь съ состояніемъ. На этомъ всѣ и успокоились и принялись опять накапливать на своихъ улицахъ гнилую, вязкую почву для будущихъ поколѣній. Но, въ то же время, нельзя однакоже сказать, чтобы богатые люди не заботились объ украшеніи города. Въ прошедшемъ году, напримѣръ, богатые граждане порѣшили устроятъ, на общественныя городскія суммы, на площади, при самомъ выѣздѣ изъ города, огромный скверъ, на манеръ петербургскаго на Румянцовской площади, -- и работа уже кипитъ попетербургски. Огромная площадь огорожена красивой рѣшоткой, деревья разсажены, дорожки проложены, и, хотя скверъ этотъ, по сосѣдству съ безконечными полями, лугами и рощами, можетъ показаться вещью совершенно ненужною, -- но все-таки, какъ хотите, а красиво выходитъ. Если -- чего можно сильно опасаться -- энергія къ рожденію новой рощи не остынетъ; если это потѣшное предпріятіе чистопольскихъ затѣйниковъ не будетъ потоптано коровами и телятами и взбудоражено свиньями, -- то, впослѣдствіи, можетъ выроста на этомъ мѣстѣ отличная роща, которую руководители городской думы могутъ выгодно продать на срубъ, точно такъ же, какъ продали нынѣшнюю превосходную дубовую рощу около самаго города, служившую, въ теченіе многихъ лѣтъ, единственнымъ загороднымъ ^гуляньемъ. Впрочемъ, впослѣдствіи, новый скверъ съ большимъ удобствомъ можетъ идти и подъ кладбище, которое находится съ нимъ по сосѣдству и становится уже тѣснымъ.
   Впрочемъ, нельзя сказать, чтобы богатые и именитые чистополы не дѣлали кое-чего и для низшей ободранной братіи. Вопервыхъ, и самый скверъ устроивается на общественный счетъ, значитъ для всѣхъ; въ немъ, когда деревья подростутъ, могутъ гулять, сколько душѣ угодно, и бѣдняки. (Оно и кстати, потому что, когда городскую рощу вырубятъ, то тѣнь и успокоеніе въ лѣтніе жары бѣдняки найдутъ только лишь на кладбищѣ. У богатыхъ, опять-таки, свои сады есть); вовторыхъ, устроивается и еще кое что, кромѣ сквера. По завѣщанію умершаго купца Полякова, наслѣдникъ его воздвигъ въ прошломъ году на берегу Камы новую, прекрасную каменную церковь, которую съ Камы видно издали, со всѣхъ сторонъ. При церкви устроенъ монастырь для нѣсколькихъ женщинъ, разумѣется, небогатыхъ, неспособныхъ или отвыкшихъ отъ работы, такъ что, безъ вновь устроеннаго общежитія, онѣ бы принуждены были голодать, или съ величайшимъ только усиліемъ приниматься за работу. На это учрежденіе, которое мы не смѣемъ назвать иначе, какъ полезнымъ, -- употреблено до восьмидесяти тысячъ денегъ.
   Вообще, если рѣчь повести объ общественной благотворительности мѣстнаго купечества, то упрекнуть его рѣшительно невозможно: деньги сыпятся щедро, въ особенности, когда имѣется въ виду поминовеніе умершаго близкаго человѣка. Въ нерѣдкихъ случаяхъ похоронъ, родинъ, крестинъ, различныхъ "родительскихъ" и т. п.-- сотни небогатаго народа стекаются на обширные купеческіе дворы и получаютъ тамъ пшеничные пироги, блины, калачи и мѣдныя деньги. Съѣстного раздается имъ такъ много, что бѣдные, даже самые прожорливые изъ нихъ, не успѣвая всего переѣсть на дворѣ, уносятъ кое-что съ собою, и иногда доносятъ до дому, если только на пути не случится драни, весьма нерѣдкой въ этихъ случаяхъ, или, если пшеничные пироги не поступятъ въ кабаки въ обмѣнъ на сивуху, которая бѣдному человѣку такъ же необходима, какъ и пироги. Такъ-какъ похоронныя раздачи для избавленія отъ вѣчной муки умершихъ богатыхъ хлѣботорговцевъ производятся въ теченіе нѣсколькихъ дней, и такъ-какъ купцы, по значительному ихъ количеству въ городѣ, мрутъ нерѣдко, а купчихи родятъ еще чаще, -- то разсказываютъ, что доходъ, получаемый бѣдными людьми этимъ путемъ, превышаетъ доходы обыкновеннаго поденщика. Такой порядокъ дѣлъ, само собою разумѣется, воспроизвелъ особенный, довольно многочисленные классъ работниковъ, единственно только умѣющихъ поминать души умершихъ купцовъ. Прекратись эти благодѣтельныя раздачи только на какіе-нибудь полгода, -- сейчасъ же образуется въ городѣ и окрестностяхъ многочисленный классъ самаго несчастнѣйшаго народа, какой только можно себѣ вообразить; къ счастію, что этого и вообразить себѣ невозможно, по крайней-мѣрѣ, въ близкомъ будущемъ. Это все равно, какъ еслибы кто задалъ вопросъ: что бы сталось съ несмѣтными стаями воронъ, еслибы вдругъ куда-нибудь пропала обычная ихъ пища? На это можно только отвѣтить, что при нашихъ хозяйствахъ, при нашемъ значительномъ скотоводствѣ, воронамъ опасаться нечего; точно такъ и бѣдняки, спеціально пробавляющіеся поминаніемъ умершихъ. Купечество ваше, при его похвальномъ стремленіи сохранять нерушимо все старое, просуществуетъ въ томъ видѣ, какъ теперь, еще времена нескончаемыя; слѣдовательно, и бѣднымъ людямъ, непривыкшимъ ни въ какой, особенно обременительной работѣ, опасаться покуда нечего: купцы поддержатъ. Умирать же они, конечно, тоже не перестанутъ.
   Впрочемъ, если взглянуть на дѣло повнимательнѣе, то окажется, что купечеству даже невыгодно было бы уничтожить подобный порядокъ вещей; окажется, что благодѣянія бѣднякамъ, принося неоспоримую пользу умершимъ, почти не приносятъ никакого убытка и живымъ жертвователямъ. Бѣдняки, получивши свою добычу, потребляютъ изъ все только лишь малую часть, а остальное все, превративши въ деньги, несутъ въ кабаки, которые въ городѣ содержатся опять-таки тѣми же благотворителями. Во всемъ этомъ олицетворяется, разумѣется, въ маломъ видѣ, мудрый механизмъ природы, посредствомъ которого образуется постоянный дождь. Капли дождя (какъ купеческія копейки, бросаемыя нищему) всасываются въ землю (то-есть идутъ въ кабакъ), и собираются тамъ въ ручьи, которые, сливаясь въ рѣки, впадаютъ въ море (то-есть во всѣ купеческіе карманы въ совокупности); а море опять испаряетъ свои излишки, и опять повторяется тотъ же, безконечный круговоротъ.
   Но, мнѣ кажется, о благотворительности чистопольскаго купечества сказано уже довольно; пора поговорить о тѣхъ способахъ, посредствомъ которыхъ пріобрѣтаютъ они капиталы, потому что въ этомъ состоитъ вся суть. Чтобы прослыть благодѣтельнымъ Титомъ, -- мало еще одного желанія: нужно имѣть средства. Что въ томъ толку, читатель, если вы, напримѣръ, желали бы устроить монастырь съ женскимъ или мужскимъ общежитіемъ? На это нужны деньги, а деньги нужно умѣть добыть. Чистопольскіе купцы деньги добывать умѣютъ; вотъ объ этомъ-то мы съ вами и поговоримъ.
   Несмотря на непроходимую грязь по улицамъ и на невзрачность, когда-то погорѣвшаго и до сей поры неотстроеннаго городка, здѣшняя клейкая, навозная почва способна, какъ видно, производить милліонные капиталы и цѣлыя поколѣнія тысячниковъ. Здѣшняя пристань ежегодно отправляетъ сотни тысячъ кулей разныхъ сортовъ, такъ-называемаго, сборною хлѣба въ Рыбинскъ, и занимается въ большихъ размѣрахъ поставкою его по различнымъ вѣдомствамъ.
   Каждый годъ, предъ самыми сроками уплаты податей, двухсотъ-тысячное населеніе уѣзда везетъ свой сыромолотный, второпяхъ обработанный, сорный хлѣбъ на городской базаръ не партіями, а отдѣльными возами, хотя этихъ отдѣльныхъ возовъ появляются цѣлыя тысячи. (Отсюда и названіе: сборный хлѣбъ, то-есть съ міру по возу). Вотъ тутъ-то и начинается своеобразная торговля, очень выгодная для капиталистовъ, и убыточная бѣднякамъ. Эта торговля и даетъ возможность мѣстнымъ капиталистамъ строить различныя общежитія, какъ мужскія, такъ и женскія и, вообще, производить всякаго рода добрыя дѣла, приносящія пользу преимущественно душамъ умершихъ капиталистовъ.
   Самые дѣятельные изъ мѣстныхъ капиталистовъ выстроили свои дома при самомъ въѣздѣ въ городъ, съ той стороны, гдѣ сходятся всѣ дороги, ведущія изъ внутренности уѣзда, -- съ цѣлію, какъ можно бдительнѣе слѣдить за пріѣзжающими съ хлѣбомъ крестьянами. Такимъ образомъ, на мѣстѣ Чистополя образовалось какъ-бы два города: старый, на берегу Камы, съ церквами, присутственными мѣстами, кабаками и съ жилищами, нуждающихся всякаго рода, и -- новый городъ, при выѣздѣ въ поле, со вновь устроиваемымъ скверомъ, обстроенный красивыми домами, въ которыхъ живутъ тѣ, въ комъ всѣ нуждающіеся нуждаются. Устроено все это дѣло такъ отлично, что ни одному мужику, пріѣхавшему съ хлѣбомъ изъ деревни, не удастся проникнуть въ старый городъ съ цѣльнымъ возомъ, а все больше уже налегкѣ, съ деньгами въ карманѣ, которыя онъ тутъ же и распредѣляетъ, болѣе или менѣе равномѣрно, между уѣзднымъ казначействомъ и кабаками.
   Еще версты за двѣ до города, чуть только ловкіе и зоркіе купеческіе прикащики завидятъ тянущихся по полю съ возами мужиковъ, -- они, какъ ясные соколы, нападаютъ на бѣдныхъ утицъ и, волей-неволей, тянутъ ихъ къ своимъ хозяевамъ на широкіе двора, съ высокими, какъ висѣлицы, вѣсами, за тесовыя ворота. Встрѣчаете! иногда и протестъ со стороны пріѣзжихъ и врасплохъ захваченныхъ мужиковъ, выражающійся, обыкновенно, въ формѣ кулачнаго боя; во, такъ-какъ купеческіе прикащики не даромъ же называются молодцами, то, очень естественно, что побѣда всегда остается за ними; побѣжденные силою протискиваются, въ качествѣ плѣнныхъ, на дворъ, и за ними плотно захлопываются тесовыя ворота. Само собою разумѣется, что образованные хозяева не приказываютъ своимъ молодцамъ распоряжаться такъ безцеремонно и, повидимому, рискованно; они только лишь не запрещаютъ имъ; смотрятъ сквозь пальцы. Освободившись отъ хлѣба, пріѣзжіе пейзане на базаръ, то-есть въ старый городъ, ѣдутъ уже съ пустыми возами, беззаботно развалившись въ телегахъ. Многіе изъ нихъ жалуются на излишнюю, будто бы, тяжесть хозяйскихъ гирь и на недостатокъ математической вѣрности въ хозяйскихъ вѣсахъ; но жалуются они только лишь Богу, да промежъ себя, а въ вѣсамъ мѣстной Ѳемиды некогда они не обращаются, считая, почему-то, и эти вѣсы не совсѣмъ вѣрными.
   Впрочемъ, неразумные мужики понапрасну только Бога гнѣвятъ, понапрасну жалуются на недодачу имъ какого-нибудь полтинника, да и сами молодцы, если только предположимъ, что они заботятся единственно о хозяйскихъ интересахъ, тоже напрасно имъ не додаютъ, потому что, въ концѣ концовъ, деньги всѣ тамъ же будутъ. На базарѣ, или на обратномъ пути въ деревню, всѣ вырученныя деньги, цѣликомъ, все-таки попадутъ въ карманы тѣхъ же капиталистовъ, посредствомъ безчисленнаго множества кабаковъ, воздвигнутыхъ заботливыми капиталистами на каждомъ, сколько-нибудь видномъ мѣстѣ города и уѣзда. И здѣсь опять наглядно, въ маломъ видѣ, совершается мудрый законъ природы, помощію котораго моря постоянно испаряются и никогда не изсякаютъ и почва постоянно высыхаетъ, во никогда не разсыхается до такой степени, чтобы окончательно растрескалась.
   Но это самый грубый видъ хлѣбной торговли, замѣняемый нынѣшнимъ цивилизующимся купечествомъ другими, болѣе тонкими способами. Ннньче хозяева сами уже разъѣзжаютъ по уѣзду, пріобрѣтаютъ тамъ въ собственность земли, арендуютъ мельницы, и сами входятъ, на мѣстахъ, въ сдѣлка съ крестьянами, освобождая ихъ отъ напрасныхъ поѣздокъ въ городъ. Зная очень хорошо сроки, когда мужики чувствуютъ особенную крайность въ деньгахъ, капиталисты сами лично, или чрезъ своихъ агентовъ, обязательно предлагаетъ нуждающимся деньги подъ залогъ будущаго хлѣба, который они обязуются принять по существующимъ въ условленный срокъ городскимъ базарнымъ цѣнамъ, напримѣръ, на 6-е декабря, или по какой-нибудь другой срокъ, во уже непремѣнно такой, относительно котораго заранѣе условились всѣ мѣстные капиталисты. Все это очень хорошо и безобидно для крестьянъ, но бѣда въ томъ, что въ извѣстный, условленный срокъ, базарныя цѣны на хлѣбъ обыкновенно бываютъ самыми низкими, а отъ мужика, "въ подлости рожденнаго", между тѣмъ, требуется, чтобы онъ честно и благородно держалъ свое слово. Мѣстные капиталисты, хотя бы и находящіеся между собою въ семейной ссорѣ, лишь только дѣло коснется ихъ общихъ интересовъ, дѣйствуютъ дружно, не допуская измѣны, а конкурентовъ имъ нѣтъ, да и некому быть. Помѣщики сами постоянно запродаютъ тѣмъ же купцамъ хлѣбъ на сроки, а мѣстные чиновники, если и покупаютъ хлѣбъ, то больше все печеный и, притомъ, въ количествахъ весьма незначительныхъ. Такимъ-то образомъ, капиталисты собираютъ огромные запасы мужицкаго хлѣба за безцѣнокъ, такъ что, послѣ, несмотря на рискъ при отправкѣ въ Рыбинскъ и Петербургъ, всегда остаются съ большими барышами. Изрѣдка, разумѣется, и нарываются, но, что же значитъ азартному игроку продуть разъ тысячу рублей, когда онъ постоянно, каждую недѣлю, выигрываетъ навѣрняка по двѣ?
   Капиталисты очень хорошо знаютъ поговорку: "одинъ въ полѣ не воинъ", и потому всегда дѣйствуютъ скопомъ, компаніями, въ которыхъ каждому изъ членовъ дается обязанность, соотвѣтствующая его способностямъ. Близко знакомые съ деревенскимъ бытомъ, помогаютъ легчайшему сбыту хлѣба крестьянамъ и деревенскимъ помѣщикамъ; купцы же, получившіе, такъ-называемое, высшее образованіе, то-есть внѣшній лоскъ, странствуя постоянно по дворянскимъ клубамъ, облегчаютъ трудъ помѣщиковъ, постоянно живущихъ по городамъ. Образованные купцы очень хорошо знаютъ, что, если у крестьянъ нужда въ деньгахъ преимущественно является во время сбора податей и рекрутскихъ наборовъ, то у помѣщиковъ она является почти исключительно тогда, когда они продуваются въ своемъ клубѣ въ карты. Въ обоихъ случаяхъ, очевидно, нужда временная, преходящая; слѣдовательно, въ обоихъ случаяхъ одинаково необходимо придерживаться мудрой поговорки: скуй желѣзо, покуда горячо" -- и, разумѣется, образованные капиталисты куютъ, да такъ иной разъ удачно, что изъ неостывшаго помѣщика, какъ отъ выкованнаго въ кузницѣ куска желѣза, остается только одинъ, выбрасываемый за дверь, негодный шлакъ, называемый попросту кузнечнымъ дерьмомъ.
   Тѣ же самые образованные комерсанты съ большою пользою употребляются при поставкѣ компанейскихъ партій сборнаго хлѣба въ различныя учрежденія. Образованный купчикъ, не то что.неучъ какой неотесанный, умѣетъ и поболтать съ кѣмъ слѣдуетъ и объ чемъ слѣдуетъ. Когда нужно, то, пожалуй, онъ и объ литературѣ пройдтись не прочь; кстати, напримѣръ, замѣтитъ, что изъ новѣйшихъ произведеній литературы ему "Война и миръ" его сіятельства нравится больше, чѣмъ "Трущобы" господина Крестовскаго. Подчасъ, въ случаѣ надобности, онъ съумѣетъ съ большимъ чувствомъ и о народной нуждѣ поговорить и объ эксплуатаціи, какой нашъ бѣдной мужичокъ опутывается, какъ тараканъ паутиной, благоразумно, разумѣется, умалчивая, кто именно тутъ играетъ роль паука. Съумѣетъ образованной купчикъ и въ карточки съиграть партійку съ кѣмъ слѣдуетъ и даже проиграть, сколько слѣдуетъ.
   Впрочемъ, такіе тонкости къ дѣлу примѣнить обыкновенно очень рѣдко случается. По большей части, откровенное пріемщики объявляютъ прямо, какъ подобаетъ честному и благородному человѣку, сколько ему нужно получить съ куля добавочныхъ, то-есть, значитъ, сверхъ той цѣны, по которой поставляется хлѣбъ на бумагѣ. Торговля производится здѣсь уже начистоту, какъ въ обыкновенной лавкѣ пушными, или какими угодно товарами. Точно такъ же запрашиваютъ, скидываютъ, божатся и клянутся я, даже, употребляютъ торговую фразу: столько для васъ, повѣрьте, по знакомству". Мнѣ разъ случилось быть невольнымъ свидѣтелемъ подобнаго, очень оригинальнаго торга у одного, знакомаго мнѣ, образованнаго купца. Само собою разумѣется, что я былъ заключенъ въ отдѣльную комнату нумера и выпущенъ былъ изъ нее только лишь тогда, когда договоръ о добавочной платѣ былъ окончательно улаженъ за бутылкой добраго вина и, когда, получившій эти добавочныя, уже ѣхалъ на извощикѣ по огромной площади, раскинувшейся передъ окнами гостиницы.
   Замѣчательно, что оба сторговавшіеся были въ одно и то хе время отмѣнно веселы. И получившій добавочныя потиралъ руки и посмѣивался, точно будто кого оставилъ въ дуракахъ, и мой образованный пріятель утверждалъ положительно, что онъ оставилъ пріемщика въ дуракахъ, потому что теперь ему остается съ каждаго куля по стольку-то копеекъ чистой пользы противъ той цѣны, какую предполагалось дать. Пріятель увѣрялъ меня, что главнѣйшая выгода при поставкѣ хлѣба заключается именно въ величинѣ этой добавочной платы, которая зависятъ единственно отъ личности и сообразительности пріемщика.
   -- Да зачѣмъ же вы платите эти добавочныя-то? спросилъ я въ простотѣ сердечной своего пріятеля.-- Вѣдь онъ, во всякомъ случаѣ, долженъ хлѣбъ принять? Зачѣмъ же тутъ еще добавочныя, которыя, по правдѣ тебѣ сказать...
   Образованный пріятель не далъ мнѣ договорить, схватился мнѣ за плечо и захохоталъ очень громко и добродушно. Видимо, что онъ посмотрѣлъ на меня, какъ на человѣка очень мало образованнаго, а главное, несообразительнаго.
   Оно и точно, что я тогда, съ перваго-то раза, не сообразилъ. Оказалось, что этотъ сборный хлѣбъ, хотя и дешевъ, но за то и плохъ очень, такъ что стоить только захотѣть пріемщику, и онъ всегда имѣетъ возможность его не принять; слѣдовательно, во всякомъ случаѣ, нужно такъ устроить, чтобы пріемщику не захотелось не принятъ, а напротивъ, какъ можно сильнѣе захотѣлось бы принять. Вотъ добавочная-то для этого именно и выдуманы.
   -- А что, спросилъ а:-- хлѣбъ-то очень развѣ плохъ?
   -- Какой ужь хлѣбъ! охотно отвѣчалъ пріятель, увлекшись, вѣроятно, страстью образовать меня, невѣжду, хотя нѣсколько.-- Хлѣбъ, извѣстное дѣло, сборной, крестьянскій, сырой, портится скоро и слеживается въ лепешки. Хорошаго хлѣба возить сюда нельзя, потому что, все равно, придраться могутъ и въ хорошему, и потребуютъ такія же добавочныя, а ужь тогда платить будетъ не изъ чего. Теперь, по крайней-мѣрѣ, мы сами скупили его у мужиковъ за безцѣнокъ, а тогда и купи за дорогую цѣну, да еще тоже добавочныя плати.
   "Вотъ какъ!" подумалъ я. "Когда буду заниматься хлѣбной торговлей, тогда приму къ свѣдѣнію. Вотъ ужь правда, что съ образованнымъ человѣкомъ если поговоришь, и самъ сдѣлаешься замѣтно образованнѣе!"
   -- Хорошаго-то хлѣба, продолжалъ пріятель: -- нигдѣ ныньче и не требуется, по крайней-мѣрѣ, не требуется въ большихъ количествахъ, а запросъ существуетъ только на дрянной, сборный. Отъ этого ныньче хорошій, высушенный и отчищенный хлѣбъ стоитъ почти въ одинакой цѣнѣ съ дряннымъ, такъ что не стоитъ имъ и заниматься. А попробуй только доставить сюда хорошаго, сейчасъ на него цѣна и подымется и наша пристань обанкротится. Наша пристань тѣмъ именно и слыветъ, что она сбываетъ дрянь, но за то много.
   Послѣ этихъ словъ моего знакомаго, я уже просвѣтлѣлъ окончательно.
   Вотъ та вліятельная среда, въ которой принуждены вращаться и работать земскіе дѣятели въ описываемой мѣстности. Читатель видитъ, что при описанныхъ условіяхъ, очень трудно ожидать, чтобы народъ разбогатѣлъ, или, по крайней-мѣрѣ, хотя сколько-нибудь понравился; а между тѣмъ, для успѣха земскаго дѣла, это положительно необходимо, потому что отъ нищихъ трудно ожидать, чтобы они завели у себя прочные мосты, удобныя дороги, училища, больницы и богадельни. Посмотримъ же теперь, какое вліяніе произвели на народъ земскія учрежденія въ теченіе трехъ лѣтъ своего существованія.
   

III.

Земское дѣло подвигается плохо. Причины, почему оно до поры до времени хорошо идти не можетъ. Мужики толкуютъ, будто имъ ныньче жить стало еще тяжелѣе прежняго. Переходъ поземельной собственности изъ дворянскихъ рукъ въ купеческія. Необыкновенная смѣшливость нашихъ земскихъ дѣятелей.

   Земское дѣло пошло бы у насъ, безъ сомнѣнія, превосходно, еслибы... еслибы дѣятелями были другіе люди, а не тѣ, что теперь. Быть можетъ, это и рѣзко слишкомъ сказано, но сдается, что правда.
   Всего только три года прошло, какъ открылись у насъ земскія учрежденія, а посмотрите, сколько уже обнаружено различныхъ скандаловъ, или, нѣжнѣе выражаясь, упущеній, -- самаго гнуснаго, впрочемъ, свойства. Припомнимте нѣкоторые изъ нихъ, хотя немногіе и, притомъ, изъ самыхъ, такъ сказать, свѣжихъ, только что съ иголочки. Предсѣдатель Боровичской земской управы г. Шамшевъ, какъ всѣ газеты сообщаютъ, растратилъ на свои собственныя уѣздныя потребности (такъ-какъ жилъ въ уѣздѣ) 14,000 земскихъ денегъ, и оправданія своей растраты привелъ самыя несообразныя. Въ горонѣ Гжатскѣ ревизіонной коммиссіей обнаружено, что сумма денегъ, захваченныхъ графомъ Каменскимъ изъ разныхъ источниковъ (графъ, вѣроятно, разсудилъ, что всѣ источники одинаково хороши, -- лишь бы давали деньги), равняется 9,300 съ чѣмъ-то рублей. Заявлено при этомъ, что, сверхъ девяти тысячъ съ чѣмъ-то, нужно еще считать за его сіятельствомъ приблизительно до пати тысячъ (если мы прибавимъ неопредѣленное съ чѣмъ-то къ неполнымъ пяти тысячамъ, то, вѣроятно, выйдетъ ровно 5 тысячъ). Графъ, кстати ужь, захватилъ, вѣроятно на счастье, 10 билетовъ внутренняго съ выигрышами займа, хранившихся въ одномъ изъ волостныхъ правленій. Билеты принадлежали какимъ-то беззащитнымъ сиротамъ, которые, вѣроятно, и не выиграли бы никогда. "Московскія Вѣдомости", въ дополненіе къ извѣстію о захватѣ, сообщаютъ, что "операцію захвата графъ Каменскій совершалъ различными способами и при различныхъ обстоятельствахъ. Захватъ начался еще въ 1867 году. Получая вносимыя деньги отъ равныхъ лицъ, графъ Каменскій записывалъ эти деньги въ управсхую книгу неполными суммами, между тѣмъ какъ на отрѣзываемыхъ квитанціяхъ, которыя выдавались плательщикамъ, выставлялъ полную сумму вноса. Выдавалъ онъ также и фальшивыя квитанціи, вырѣзывая ихъ изъ находившагося у него на храненіи другаго запаснаго экземпляра управской книги. Этотъ запасный экземпляръ найденъ, при обыскѣ полиціей, въ квартирѣ графа Каменскаго, и въ немъ оказалось выкроенныхъ квитанцій 33".
   Изъ города Перемишля, Калужской губерніи, пишутъ, что открытое тамъ въ нынѣшнемъ сентябрѣ собраніе было вразъ, ни съ того-ни сего, закрыто предсѣдателемъ "въ силу данной ему власти". Самъ губернаторъ, къ которому гласные обратились съ жалобою, нашелъ, что "предсѣдатель не имѣлъ права останавливать дѣйствія собранія впредь до полученія отъ него журналовъ о повѣркѣ собраніемъ правъ гласныхъ"; но по полученіи этого увѣдомленія, предсѣдателя въ городѣ уже не оказалось.
   Въ Екатеринославской губернія самодурная пріостановка собраній предсѣдателями, въ силу самими ими придуманной власти, хронически тянется уже въ теченіе нѣсколькихъ лѣтъ, хотя и сами-то земскія учрежденія существуютъ, какъ говорится, безъ году недѣлю. Однимъ словомъ, только и слышимъ, что тамъ, въ такомъ-то городѣ, почтеннѣйшую публику выгнали изъ залы публичныхъ засѣданій, хотя публика и не начинала еще скандала; въ другомъ городѣ -- публику хотя и не выгоняли, но самъ предсѣдатель куда-то улетучился, какъ паръ, или дымъ, лишь только начали провѣрять его дѣйствія, какъ предсѣдателя управы. Вѣроятно, скоро прочитаемъ, что гдѣ нибудь и самихъ господъ гласныхъ вытолкали съ собранія, да, быть можетъ, гдѣ нибудь и случилось уже что-либо подобное, но не печатаютъ только, потому что смѣльчаковъ, рѣшающихся вытаскивать соръ изъ избы, у насъ покуда еще очень немного. Есть, разумѣется, и такія благодатныя мѣста, изъ которыхъ ни о крупномъ воровствѣ, ни о недочетѣ ничего, благодареніе Богу, не слышно; но и изъ этихъ мѣстъ, отъ времени до времени, тоже случайно доносятся до насъ довольно странныя извѣстія. Бе одно, а нѣсколько земскихъ собраній, напримѣръ, единогласно постановили ходатайствовать предъ правительствомъ о допущеніи крупныхъ землевладѣльцевъ, имѣющихъ болѣе тысячи десятинъ, въ гласные безъ выбора. Слово единогласно невольно здѣсь каждаго ставитъ въ тупикъ, потому что, какъ тутъ ни старайся, а понять, дѣйствительно, ничего нельзя. Положимъ, что крупнымъ землевладѣльцамъ подобное ходатайство могло быть и выгодно, потому они и ходатайствовали, но мужики-то зачѣмъ подъ нимъ руки приложили, да, къ тому еще, единогласно? Или вотъ еще случай, самый, такъ сказать, свѣжій. Не дальше, какъ въ сентябрѣ нынѣшняго года, Холмское земское собраніе, признавши свое экономическое положеніе въ высшей степени сквернымъ и даже непоправимымъ въ будущемъ и, указавши, что, при существованіи крѣпостнаго права, положеніе это было несравненно лучше и благонадежнѣе, потому что помѣщики изъ нерадивыхъ работниковъ умѣли выдѣлывать полезныхъ отечеству гражданъ, -- единогласно постановило: представить всѣ эти обстоятельства на благоусмотрѣніе высшаго правительства. Ясно, что постановленіемъ этимъ собраніе ходатайствуетъ о возстановленіи крѣпостнаго права, безъ котораго населеніе Холмскаго уѣзда не можетъ существовать; но какъ же вы, и чѣмъ объясните то обстоятельство, что подъ постановленіемъ этимъ подписались и мужики, въ числѣ которыхъ были, конечно, и вышедшіе изъ крѣпостной зависимости?
   Чтобы, на сколько въ силахъ, выяснить всѣ эти кажущіяся странности и несообразности, считаю нелишнимъ передать читателю результаты моихъ собственныхъ наблюденій, пополненныхъ послѣднею моею поѣздкою въ приволжскія и прикамскія страны.
   Человѣку, сколько нибудь наблюдательному, при внимательномъ взглядѣ на наши земскія учрежденія, рѣзко бросается въ глаза весьма печальная особенность ихъ, которой на первыхъ порахъ не было замѣтно: это -- стремленіе со стороны предсѣдателей собраній уничтожить всякую самостоятельность въ гласныхъ и распоряжаться самимъ на собраніяхъ произвольно, какъ Богъ на душу положитъ, не давая никому отвѣта.
   Предсѣдатели собраній желаютъ сдѣлаться чѣмъ-то въ родѣ управляющихъ палатами государственныхъ имуществъ и удѣльныхъ конторъ, которые, хотя и были окружены совѣтниками, но совѣтовъ ихъ никогда не слушали. Природное влеченіе къ самодурству, на первыхъ порахъ, пока еще не осмотрѣлись, тщательно скрываемое подъ либеральными фразами, теперь, во всемъ своемъ величіи обнаружилось, какъ вообще обнаруживается оно у всѣхъ этихъ Китъ-Китычей и Самсоновъ Силычей, когда имъ не грозитъ близкая опасность попасть въ Яму, или Кутузку. Разумѣется, еслибы всѣ гласные вполнѣ сознавали свое значеніе и рѣшились бы отстоять права, данныя имъ закономъ, то самодурство предсѣдателей немедленно, само собою бы разсѣялось, аки дымъ; но въ томъ и бѣда вся, что у насъ изъ-за какихъ-то, самими придуманныхъ приличій и деликатности, каждый склоненъ болѣе почтительно молчать, изрѣдка только показывая кукишъ изъ кармана, чѣмъ говорить прямой смѣло.
   Само собою разумѣется, что встрѣчаются и исключенія изъ общаго правила, но можно навѣрное сказать, что исключеній этихъ меньше, чѣмъ въ латинской грамматикѣ въ именахъ существительныхъ третьяго склоненія. Есть и такіе гласные, которые въ одиночку лѣзутъ напроломъ, но, вопервыхъ, если между гласными такъ же рѣдки, какъ чернобурки лисицы между рыжими и, вовторыхъ, они рѣдко выходятъ сухи изъ воды, такъ-какъ одинъ въ полѣ не воинъ. Недавнее дѣло въ Харьковской уголовной палатѣ о почтенномъ предсѣдателѣ богодуховской земской управы, г. Каразинъ, служитъ вѣрнымъ доказательствомъ тому, какъ трудно даже человѣку, вполнѣ матеріально обезпеченному и имѣющему вѣсъ въ обществѣ, противъ рожна прети. За то только, что г. Каразинъ, основываясь на законѣ, не давалъ ходу самодурству предсѣдателя собранія и его благопріятелей,-- его обвинили чуть не въ государственномъ преступленіи. По крайней-мѣрѣ нашли, "что дѣйствія его явно клонятся къ возбужденію недоброжелательства крестьянъ къ дворянскому сословію; что вліяніе г. Каразина на неразвитое крестьянское сословіе положительно вредно; что при такомъ положеніи дѣлъ никто изъ дворянъ Богодуховскаго уѣзда не рѣшится на себя принять обязанности предсѣдателя собранія и т. д.". Обвиненіе, какъ видите, не шуточное. Такого рода дѣла, какъ извѣстно, преслѣдуются у насъ даже строже, чѣмъ недочеты и различныя денежныя упущенія по недоразумѣнію. Не сдобровать бы господину Каразину, еслибы, вопервыхъ, за него не заступились нѣкоторые землевладѣльцы -- гласные и, вовторыхъ, еслибы онъ самъ не былъ пожилымъ, обезпеченнымъ и извѣстнымъ въ сельскомъ хозяйствѣ землевладѣльцемъ. Враги его: г. Карповъ и Ко не постыдились даже представить, куда слѣдуетъ, неблагонамѣренную рѣчь г. Каразина, которой онъ никогда и нигдѣ не говорилъ. За средствами къ обвиненію, какъ видите, въ карманъ не лѣзутъ: бьютъ и изъ-за угла, если находятъ это для себя удобнымъ и выгоднымъ.
   Я не знаю, сколько можно насчитать между предсѣдателями собраній такихъ господъ, какъ Карповъ; полагаю, что не мало; но вотъ Каразиновыми-то, навѣрное ужь можно сказать, наше земство очень и очень небогато; да и взять-то ихъ покуда неоткуда.
   Впрочемъ, въ утѣшеніе себѣ, мы можемъ замѣтить, что не только у насъ на Руси, но и въ государствахъ Западной Европы, героевъ по гражданскому вѣдомству вездѣ числится меньше, чѣмъ по военному. Возьмите, напримѣръ, хотя Францію, отличающуюся отмѣнной храбростью жителей: ну, много ли мы и у нихъ насчитаемъ героевъ по гражданскому вѣдомству? Вы скажете, что у нихъ и борьба идетъ серьёзнѣе, чѣмъ у насъ. Французы-де ратуютъ съ самими Наполеонами, а у насъ борьба идетъ съ уѣздными дворянскими предводителями, состоящими въ чинахъ некрупныхъ, все больше съ подпоручиками въ отставкѣ, да съ губернскими и коллежскими секретарями, а иногда и регистраторами; но не забудьте, что во Франціи и жизнь-то гражданская началась пораньше, чѣмъ у насъ. Мы еще молоды. Намъ еще и борьба съ коллежскими секретарями и регистраторами полуда не подъ силу.
   Разсмотримте теперь тотъ разсадникъ, изъ котораго должны выходить наши гражданскіе дѣятели.
   Вопервыхъ, цѣлую половину, а въ нѣкоторыхъ мѣстностяхъ болѣе половины всего количества гласныхъ составляютъ крестьяне, въ числѣ которыхъ, въ приволжскихъ, напримѣръ, губерніяхъ, не мало находится татаръ, чувашъ, черемисъ и мордвы. Послѣдніе три полудикіе народца сыздавна отличались необыкновенной робостью и трусостью. Они протекли трусить всякаго начальства, всякой офиціальной бумаги несравненно больше, чѣмъ смерти. Между чувашами, напримѣръ, съизстари существовалъ оригинальный обычай: "потщить бѣду" своему сосѣду, чѣмъ-нибудь ихъ оскорбившему; а обычай отъ состоялъ въ томъ, что оскорбленный чувашанинъ ночью вѣшался на воротахъ своего врага. Къ мертвому тѣлу, разумѣется, съѣзжались чины полиціи, производилось вскрытіе, дознанія, такъ что врагъ удавленника изъ зажиточнаго крестьянина, въ теченіе нѣсколькихъ дней, дѣлался бобылемъ и, въ концѣ-концовъ, самъ вѣшался съ отчаянія. Это и называлось тащишь бѣду. Само собою разумѣется, что отъ народа, относящагося съ такимъ презрѣніемъ къ жизни, скорѣе можно ожидать героевъ по военному вѣдомству, чѣмъ по гражданскому.
   Татары особенной робостью никогда не отличались, и теперь не отличаются. Изъ среды ихъ выходятъ превосходные конокрады, которые смѣлостью и удальствомъ своихъ хищническихъ набѣговъ, иногда посреди бѣлаго дня, напоминаютъ знаменитыхъ крымцевъ, когда еще они зорили православную Русь вплоть до самой Москвы. Не разъ случалось, что они днемъ, въ многолюдномъ уѣздномъ городѣ, въ виду сотенъ жителей, угоняли чужихъ лошадей. Тревога въ городѣ поднималась страшная, зажиточные граждане выходили на балконы полюбоваться этой бѣшеной скачкой джигитовъ, снаряжала погоню, но, въ большей части случаевъ, безуспѣшно. Разъ пропавшую лошадь отыскать уже нѣтъ никакой возможности, потому что у татаръ конокрадство организовано въ правильную систему, охватывающую нѣсколько губерній.
   Наконецъ, возьмемъ русскихъ мужиковъ. Они не имѣютъ гнусной чувашской привычки "тащить бѣду сосѣду"; изъ среды ихъ не выходитъ такихъ удалыхъ конокрадовъ, какъ изъ среды татаръ; нельзя отвергать въ нихъ скрытой способности къ самоуправленію, но, къ сожалѣнію, нужно правду сказать: они слишкомъ подавлены и запуганы постоянной, безъисходной опекой, которая жала и давила ихъ въ теченіе столѣтій, какъ какой нибудь самый сильный гидравлическій прессъ. Разумѣется, грустно высказывать подобная предположенія, но, къ крайнему сожалѣнію, едва-ли все старое, нынѣ дѣйствующее поколѣніе прессованныхъ мужиковъ не обратилось уже въ избоину, т.-е. сухія выжимки, выкидываемыя изъ-подъ маслобойнаго пресса, такъ что вся надежда должна сосредоточиваться на новыхъ, еще нераздавленныхъ зернахъ, изъ которыхъ должны выйдти новыя растенія. Вдобавокъ, мужики наши слишкомъ бѣдны, такъ что сравненіе ихъ съ конопляной или масляной избоиной дѣлается еще нагляднѣе. Проѣхавши изъ-за сотенъ верстъ въ уѣздный городъ на земское собраніе и очутившись на другой же день по пріѣздѣ въ крайней нуждѣ, они только и думаютъ о томъ, какъ бы поскорѣе удрать по домамъ и какъ бы достать чего нибудь поѣсть до желаннаго отъѣзда. Не говоря уже ни слова о томъ, что голодный человѣкъ вообще мало способенъ заниматься, какъ слѣдуетъ, общественными дѣлами,-- нужда производитъ еще другаго рода зло: особенную, мягкость и уступчивость въ мнѣніямъ тѣхъ искательныхъ людей, которые, какъ нельзя болѣе кстати, предложатъ готовую квартиру, готовый столъ съ чаркой водки, да еще и съ выдачею нѣкотораго количества денегъ на обратный путь. Къ сожалѣнію, не мало уже было въ истекшемъ трехлѣтіи такихъ примѣровъ, что нѣсколько ведеръ водки, нѣсколько десятковъ рублей и обѣщаній, заставляли этотъ злополучный людъ власть шары влѣво или вправо, какъ прикажутъ господа благотворители. Немалую роль играютъ также и угрозы, въ особенности, когда онѣ исходятъ изъ устъ людей, власть имѣющихъ, напримѣръ, мировыхъ посредниковъ, дворянскихъ предводителей и богатыхъ купцовъ, которые, разумѣется, не забывая собственныхъ выгодъ, открываютъ небольшой кредитъ доброму мужичку. Впрочемъ, и лица, власть имѣющія, рѣдко обращаются къ мужичкамъ съ угрозами; въ большей части случаевъ вполнѣ достаточно ласковаго обращенія къ буренушкѣ, чтобы получить что слѣдуетъ. "Ну, какъ вы, любезные друзья, на счетъ эвтаго думаете?" скажетъ вліятельное лицо съ улыбкой, засунувъ руки въ карманы, и подобная фраза, въ большей части случаевъ, оказывается вполнѣ достаточною для того, чтобы воспроизвести на мужиковъ дѣйствіе, равносильное угрозѣ.
   Остаются у насъ еще три сословія, составляющія земство: дворяне, купцы и духовенство. О дворянахъ мы говорить не станемъ, потому что они, рѣзво распадаясь на двѣ части, составляютъ или дѣйствующую предсѣдательскую партію, или же присоединяются къ мужикамъ, такъ что ихъ и не отличишь отъ настоящихъ мужиковъ: это -- герои, которыхъ очень немного; купечество же наше, надобно отдать ему полную справедливость, отличается самыми тонкими дипломатическими способностями, то-есть уклончивостію, доведенною до nec plus ultra. Очень немногіе изъ купцовъ рѣшаются открыто пристать къ какой нибудь партіи, и если рѣшаются, то пристаютъ обыкновенно къ партіи предводительской, отъ которой, само собою разумѣется, барыши вѣрнѣе, чѣмъ отъ противоположной; большинство же ихъ, въ случаяхъ рѣшительныхъ, когда необходимо высказать свое мнѣніе, безсознательно подражаютъ извѣстному своею уклончивостью министру Остерману. Они просто не являются на собраніе, отговариваясь внезапною болѣзнью, хотя въ тотъ же день у себя за обѣдомъ пожираютъ по сотнѣ пельменьевъ со свининой. Дѣйствуютъ они такими способами, разумѣется, по необходимости, а не изъ корысти какой. Имъ необходимо сохранять дружбу, какъ съ предводителемъ, такъ и съ мужиками, у которыхъ рано-поздно придется хлѣбъ закупать, да и вообще о земскихъ собраніяхъ они обыкновенно говорятъ, что въ нихъ, "собраніяхъ-то эвтихъ, какъ-такъ имъ польза?" И дѣйствительно, если разобрать, то окажется, что особенной пользы нѣтъ. Сначала боялись-было, чтобы съ домовъ, капиталовъ и торговыхъ заведеній земство слишкомъ много не слупило; но когда увидали, что не лупитъ и не можетъ лупить,-- немедленно успокоились. Земскими дѣятелями изъ купечества, примкнувшими безусловно къ дворянской партіи, остались только тѣ личности, которыя, но избѣжаніе грозящихъ имъ выборовъ въ городское головы, ищутъ назначенія ихъ земствомъ почетными попечителями земской больницы. Эта должность тѣмъ особенно привлекательна, что на ней дѣлать ничего не приходится: плати-себѣ въ годъ рублей по сту на окраску наружныхъ стѣнъ больницы, чтобы съ виду красивой казалась, получай благодарности съ разныхъ сторонъ, и въ то же время сознавай, что тебя ужь въ головы выбрать никакъ не могутъ, какъ бы тамъ, въ душѣ, твои враги ни точили на тебя зубы. Попасть въ предсѣдатели и члены управы матерой купецъ не только не желаетъ, но даже еслибы насильно можно было его выбрать, то онъ откупился бы, какъ богатый мужикъ откупается отъ некрутчины. Кака-така, въ самомъ дѣлѣ, польза идти ему въ члены управы, бросать свои тысячныя дѣла и, вдобавокъ, идти на такую должность, на которой онъ, кромѣ брани и руготни, ничего не выслужитъ? Если иной купецъ и старается попасть въ управу, то это какой нибудь прогорѣлый, желающій хоть какъ нибудь поправить свои торговыя дѣлишки. Это все равно, какъ сапожники, старающіеся толстую сыромятину зубами растянуть на лишній вершокъ.
   Представительство духовенства такъ ничтожно, что о немъ и упоминать не стоитъ, да, притомъ, и личные интересы его слишкомъ мелки и исключительны. На первыхъ собраніяхъ гласные изъ духовенства разсчитывали, что земство имъ дома выстроить и дастъ малую толику деньжонокъ на то, что они при своихъ приходахъ, будто бы, школы завели; но, встрѣтивъ полное равнодушіе къ своимъ нуждамъ и разочаровавшись въ своихъ надеждахъ, большинство изъ нихъ бросило даже ѣздить на собранія, отъ которыхъ, какъ видно, толку для нихъ, какъ отъ козла: ни шерсти, ни молока. Разочарованіе это, впрочемъ, выказалось еще на собраніяхъ первой сессіи. Напримѣръ, на первомъ Чистопольскомъ собраніи одинъ изъ гласныхъ, протоіерей, за два дня до окончанія засѣданій, отказался отъ обязанности гласнаго полъ предлогомъ недуговъ и былъ замѣненъ чередовымъ кандидатомъ, какимъ-то татариномъ Абдуломъ, или Мухаммедъ-садыкомъ. Такимъ образомъ и безъ того немногочисленное представительство духовенства на этомъ собраніи сдѣлалось еще меньше.
   Напомнивъ читателю о составѣ земскихъ собраній, посмотримъ теперь, какъ ведутся въ нихъ пренія.
   Въ первый день открытія засѣданій дѣло, по обыкновенію, идетъ чинно и вполнѣ благопристойно. Принимается присяга, взбирается секретарь и утверждается порядокъ дѣлопроизводства на все время засѣданій. Иногда, въ рѣдкихъ, впрочемъ, случаяхъ, предсѣдателемъ произносится рѣчь, разумѣется, самаго миролюбиваго свойства; однимъ словомъ, въ родѣ рѣчей, произносимыхъ Наполеономъ, когда онъ хочетъ увѣрить Европу, что войны не будетъ. Сторонній посѣтитель выноситъ въ этотъ день самое отрадное впечатлѣніе; у него въ ушахъ звенитъ сотни разъ повторенное на собраніи слово законность, и онъ имѣетъ право предположить, что между членами господствуетъ глубокій миръ и что про контры и разладицу между ними брешутъ такъ только, со злости, неблагонамѣренные болтуны. На другой день гладкая поверхность начинаетъ понемногу рябить: это, значитъ, вѣтерокъ откуда нибудь подулъ, или, выражаясь проще, значить кто нибудь изъ безпокойныхъ гласныхъ замѣтилъ предсѣдателю, что онъ самъ первый нарушилъ вчера только составленныя правила, явившись, вмѣсто назначенныхъ десяти часовъ -- въ двѣнадцать. Въ слѣдующіе затѣмъ дни сторонній посѣтитель рѣшительно бы не повѣрилъ, что онъ находится въ томъ же самомъ собраніи, въ которомъ онъ былъ въ первый день, когда принимали присягу и избирали секретаря. При самомъ входѣ въ залу его поразилъ бы крикъ и шумъ, какіе бываютъ только на крестьянскихъ сходкахъ. У одного конца длиннаго стола онъ увидалъ бы стоящаго предсѣдателя и его приближенныхъ; у другаго конца стола онъ замѣтилъ бы тоже стоящую фигуру въ томъ самомъ положеніи, въ какомъ находился на знаменитомъ смоленскомъ обѣдѣ г. Скарятинъ, когда онъ, стоя на стулѣ, силился говорить рѣчь, а десятки голосовъ кричали ему: "вонъ Скарятина! à bas, Скарятинъ!" При дальнѣйшемъ разслѣдованіи дѣла, сторонній посѣтитель узналъ бы, что господинъ, находящійся въ положеніи г. Скарятина, изображаетъ собою единоличную оппозицію, а что у противоположнаго конца стола сосредоточилась партія, старающаяся сокрушить оппозицію. Гласное изъ крестьянъ во время всей этой катавасіи, въ большей части случаевъ, сидятъ-себѣ смирно и молча, ничему не удивляясь и ничѣмъ не возмущаясь, потому что имъ подобныя сцены не въ диковинку; нѣкоторые же изъ гласныхъ образованныхъ сословій втихомолку перешептываются между собою и пожимаютъ плечами. Таковъ наружный видъ очень многихъ изъ нашихъ собраній, преимущественно уѣздныхъ, разумѣется, не всѣхъ; есть и такія, на которыхъ вѣчно царствуетъ тишь да гладь -- Божья благодать и слышатся только лишь благодарственныя рѣчи, произносимыя другъ другу; есть, наконецъ, и такія, на которыхъ двое-трое гласныхъ настоящее дѣло дѣлаютъ, а остальные во всемъ съ ними соглашаются; но мы обратимъ вниманіе исключительно на первыя, то-есть на собранія съ оппозиціей.
   До времени открытія земскихъ учрежденій у васъ на Руси думай, что храбростью должны обладать одни только военные люди, и то преимущественно армейскіе, которымъ, дѣйствительно, нерѣдка приводится брать крѣпости, защищать свои собственные завалы и мужественно отступать, въ виду непріятельской арміи; про гражданскихъ же чиновниковъ разсуждали такъ, что они свободно могутъ бить и трусами. Самыя названія: "чернильная душа" и "архивная крыса" ясно уже показываютъ, какъ смотрѣло на нихъ наше общество.
   Теперь, по открытіи земскихъ учрежденій, оказалось, что отъ земскаго дѣятеля, храбрости и мужества требуется даже больше, чѣмъ отъ офицера, идущаго во главѣ штурмовой колонны. Оказалось, что скакать сломя голову на встрѣчу картечи у насъ отыскивается охотниковъ несравненно больше, чѣмъ идти съ мирнымъ, во разумнымъ словомъ противъ юродствующей, господствующей на собраніи партіи, во главѣ которой нерѣдко стоить какой-нибудь отставной корнетъ или даже губернскій секретарь.
   Повидимому, странно какъ будто, но если подумать, то страннаго ничего тутъ нѣтъ. Все дѣло здѣсь объясняется двумя поговорками: "при людяхъ смерть красна" и "одинъ въ полѣ не воинъ". Противъ картечи дружно мчатся вразъ тысячи человѣкъ, поддерживая другъ друга. Даже самыя лошади, которыя никоимъ образомъ не могутъ быть заинтересованы результатами драки, и тѣ храбро скачутъ на проломъ въ своемъ обществѣ; ну, а положеніе земскаго дѣятеля вовсе не такое: онъ принужденъ идти одинъ противъ всѣхъ, не получая поддержки даже со стороны друзей, которые слишкомъ робки. Стоитъ ему сдѣлать какое бы то ни было возраженіе противъ несообразныхъ доводовъ члена господствующей партіи, сейчасъ же два-три члена вразъ прорываютъ его рѣчь и начинаютъ кричать и горячиться, а иной разъ случается и такъ, что предсѣдатель самъ встаетъ и запрещаетъ ему говорить, "въ силу предоставленной ему закономъ власти". Оппозиторъ долго кое-какъ держится, отстаивая свое слово, но, наконецъ, среди неумолкаемаго крика враговъ, начинаетъ горячиться, -- и, сохрани Богъ, если, сгоряча, вырвется у него какое-нибудь, дѣйствительно рѣзкое, слово" "Господинъ секретарь, составьте протоколъ!" раздается одиночный уже голосъ. Надежды на поддержку большинства гласныхъ никакой и быть не можетъ, потому что большинству хочется какъ можно скорѣе разъѣхаться по домамъ, слѣдовательно оно считаетъ естественнымъ своимъ врагомъ каждаго, кто его задерживаетъ. Ну, побьется-побьется горячая голова, испортятъ себѣ нѣсколько лотовъ крови, да и угомонится наконецъ, потому что глупо произносить рѣчи на колокольнѣ, на которой звонятъ во всѣ колокола. Какъ же, спрашивается, при такихъ условіяхъ, дѣйствовать-то? Господствующая партія своимъ примѣромъ указываетъ, что толку добиться можно только лишь дѣйствуя силой и нахрапомъ.
   Буквально всего вышеизложеннаго, я не имѣю ни малѣйшаго права примѣнить къ Чистопольскому собранію, бывшему въ нынѣшнемъ сентябрѣ. Здѣсь, само собою разумѣется, не было ни одного члена съ наклонностями въ самодурству. Здѣсь и предсѣдательствовалъ-то даже не настоящій предводитель, а его кандидатъ, очень еще юный офицеръ (кажется, прапорщикъ, или поручикъ), но, однако же, и здѣсь происходило кое-что, примѣнимое къ вышеизложенному.
   Вотъ, напримѣръ, какой тамъ былъ на послѣднемъ собраніи случай, самъ по себѣ незначительный, но доказывающій, иго тотъ способъ, посредствомъ котораго удалось отстранить отъ должности и отдать подъ судъ г. Каразина, очень многимъ приходится по вкусу.
   Зашла на немъ рѣчь о предметѣ, -- ужь, кажется, ни коимъ образомъ не наталкивающемъ на, такъ-называемыя, вредныя мысли и лжеумствованія,-- о лошадяхъ, содержимыхъ при уѣздной полиціи. Предсѣдатель управы настаивалъ, чтобы лошади эти содержались и теперь, по старому, на счетъ губернскаго земскаго сбора, хотя подводная повинность въ уѣздѣ давно уже была переложена въ денежный сборъ.
   -- Зачѣмъ же это? возразилъ одинъ изъ гласныхъ.
   -- Вы, мнѣ кажется, упускаете изъ вида одно, очень важное условіе, отвѣчалъ неугомонный гласный, а именно, что новыя положенія замѣнили собою и во многомъ совершенно измѣнили старый уставъ о земскихъ повинностяхъ. Вы все ссылаетесь на старый, уже отжившій законъ...
   -- Какъ, отжившій законъ? закричалъ предсѣдатель, вскочивши съ своего мѣста: -- милостивые государи! обратился онъ въ гласнымъ: -- г. N осмѣлился публично назвать законъ, утвержденный законодательной властью, отжившимъ, слѣдовательно, какъ бы негоднымъ! Г. секретарь! Прошу внести эти слова сейчасъ же въ протоколъ!
   Къ счастію для предсѣдателя, въ средѣ его партіи нашлись люди, которые съумѣли ему растолковать, что тотъ законъ, который уже замѣненъ новымъ, можетъ быть совершенно безопасно названъ отжившимъ и, что, слѣдовательно, гласнаго N нельзя за его фразу привлечь къ отвѣтственности. Толковали очень долго -- и то насилу угомонился!
   Безъ такихъ полицейскихъ, неудачныхъ придирокъ, не обходится, впрочемъ, ни одно собраніе, начиная съ третьяго года.
   Въ среду Чистопольскаго земства этотъ полицейскій характеръ введенъ новымъ, только что тогда вступившимъ въ должность, дворянскимъ предводителемъ, который потребовалъ, чтобы гласные, съѣзжавшіеся уже два раза, вновь приняли присягу, несмотря на то, что присяга принимается разъ на все трехлѣтіе.
   -- Помоему мнѣнію, возразилъ одинъ старикъ-купецъ съ золотой медалью на шеѣ: -- по моему мнѣнію, присягу не слѣдуетъ принимать по нѣскольку разъ въ годъ, потому что слишкомъ частое повтореніе присяги уменьшаетъ ея значеніе...
   -- А, такъ вы противникъ присяги? замѣтилъ предсѣдатель.-- Господа гласные! въ вашемъ обществѣ находится членъ, который отвергаетъ присягу! Прошу внести это въ протоколъ!
   И тогда, какъ теперь, очень долго привелось убѣждать г. предсѣдателя, что почтенный гласный, не на шутку было-испугавшійся, вовсе и не думалъ отвергать присяги.
   Многіе находятъ, будто такая придирчивость къ словамъ не только не вредитъ, но даже очень полезна, потому что заставляетъ гласныхъ безпрестанно оглядываться по сторонамъ, или, другими словами, "ѣсть пирогъ съ грибами и держать языкъ за зубами"; но мнѣ кажется, что такой взглядъ едва-ли справедливъ. Наши гласные и безъ того ужь до такой степени привыкли осматриваться по сторонамъ, какъ зайцы, преслѣдуемые охотникомъ, что даже было бы желательно, чтобы языки ихъ почаще выползали изъ-за зубовъ.
   Не могу я умолчать и еще объ одномъ обстоятельствѣ, тоже, по моему, очень печальномъ: это о возможности подкупа на нашихъ собраніяхъ. Я, напримѣръ, положительно знаю объ одномъ подобномъ случаѣ, о которомъ и передаю читателю.
   Въ одномъ изъ уѣздовъ, -- не скажу, въ какомъ именно, -- старый предсѣдатель управы, по непріятностямъ съ господствующей партіей, вздумалъ оставить должность, хотя большинству гласныхъ не хотѣлось этого. Предводителю дворянства самому захотѣлось получить предсѣдательскую должность, соединенную съ полученіемъ довольно крупнаго жалованья, хотя всѣмъ было очень хорошо извѣстно, что предсѣдатель рѣшительно неспособенъ къ работѣ, требующей вниманія и усидчивости (предводитель этотъ никакъ не могъ понять разницы между дворянскимъ я земскимъ собраніями). Чтобы какъ-нибудь уладить щекотливое дѣло, рѣшились на слѣдующую уловку: вмѣсто двухъ членовъ я предсѣдателя, порѣшили, что нужно выбрать троихъ и, притомъ, третьяго члена непремѣнно изъ крестьянъ, хотя бы безграмотнаго, но съ тѣмъ условіемъ, чтобы этотъ безграмотный, вновь выбранный членъ, подѣлился изъ своего жалованья (1,400 рублей) съ крестьянами-выборщиками, заплативши каждому по 40 рублей. Вторымъ непремѣннымъ условіемъ было то, чтобы вновь избираемому предсѣдателю всѣ выборщики положили шары на правую сторону. Большинство крестьянскихъ гласныхъ охотно согласилось на такую выгодную сдѣлку, выбрало новаго предсѣдателя и члена, но только въ самой залѣ засѣданія поднялся публичный скандалъ. "Положимъ, что намъ и обѣщались заплатить по сорока рублей,-- говорили возмущенные гласные -- положимъ, что такой-то баринъ и такой-то купецъ поручалась, что намъ отдадутъ обѣщанное, но все вѣдь это только на словахъ: ну, какъ да надуетъ? Не лучше-ли вексель, или росписку вытребовать?" Наивность гласныхъ была такъ велика, что они не прочь бы требовать росписки формальнымъ порядкомъ, еслибы люди болѣе опытные не постарались кое-какъ потушить скандала въ самомъ его началѣ...
   Но я начинаю бояться, чтобы читатель не причислялъ меня къ многочисленной у насъ партіи озлобленныхъ враговъ всякаго рода нововведеній. У насъ вѣдь зачастую и такъ случается, что если я, напримѣръ, высказываю, что такая-то гимназія никуда не годится, то меня ужь считаютъ отъявленнымъ врагомъ просвѣщенія вообще. Еслибы я былъ врагомъ земскихъ учрежденій, то я, напротивъ, сталъ бы ихъ хвалить, а не хаять. Я бы сталъ толковать всѣмъ и каждому, что личный составъ этихъ учрежденій не оставляетъ ничего желать лучшаго, и что одна мысль о его измѣненіи можетъ уже считаться какъ бы покушеніемъ на преступленіе. Я убѣжденъ, что земскія учрежденія сами по себѣ очень хороши, но что много еще воды утечетъ до той поры, когда они будутъ приносить всю ту пользу, какой отъ нихъ въ правѣ ожидать народъ, который покуда умѣетъ только лишь ожидать, да надѣяться, а не дѣйствовать. Ожидать быстрыхъ, рѣзкихъ измѣненій отъ вновь вводимыхъ сверху реформъ -- можетъ только человѣкъ очень легкомысленный, вѣрующій въ возможность чудесъ и волшебныхъ превращеній, какія можно видѣть только въ балетахъ да въ балаганахъ на Адмиралтейской площади. Понятно, что человѣкъ, захворавшій подъ вліяніемъ мѣстныхъ климатическихъ условій изнурительною лихорадкою, будетъ маяться до той поры, пока не устранятся эти неблагопріятныя условія.
   Странно было бы и съ моей стороны, возвратившись на родину чрезъ два года, надѣяться узрѣть въ ней счастливую Аркадію или сказочную сторону, въ которой, какъ разсказываютъ, "мужики живутъ богато: серебро гребутъ лопатой". Голодные годы, немалыя подати, опустошительные пожары, -- вотъ тѣ условія, при которыхъ народъ долженъ былъ исправлять и улучшать свой экономическій бытъ. Тѣ же почернѣлыя, крытая соломой избы, напоминающія собою издали полѣнницу полусгнившихъ дровъ; тѣ же гнилые, сколоченные кое-какъ изъ жердочекъ мосты чрезъ глубокіе овраги и рѣки, пріучающіе путешественника разсчитывать всего болѣе на милость Божію; тѣ же, одиноко торчащія среди чистаго поля, глиняныя печи и обгорѣлые пни отъ сгорѣвшихъ до тла деревень... На разспросы ваши о житьѣ-бытьѣ, вы опять слышите тѣ же вздохи и оханья, которые и прежде не разъ случалось уже вамъ слышать. "Какое житье!-- отвѣчаютъ вамъ съ горькой улыбкой, -- просто каторга! И прежде худо было, а ныньче, кажись, и еще хуже стало!"
   Но почему же хуже-то стало?-- недовѣрчиво спроситъ заѣзжій изъ столица человѣкъ, заподозривъ мужика въ умышленной лжи и въ нескромности. Мало-ли ныньче разныхъ новыхъ учрежденій существуетъ, какъ-то крестьянскихъ, земскихъ и проч., и всѣ эти учрежденія видимо стремится доставить мужику довольство и благополучіе, а между тѣмъ хуже стало! Что за дичь?
   И дѣйствительно, если вы присмотритесь повнимательнѣе, то вовсе не хуже стало, а все осталось по старому, хотя не можете не замѣтитъ и измѣненій нѣкоторыхъ. Напримѣръ, на томъ мѣстѣ, гдѣ, вы помните, находилась года два-три назадъ старая, развалившаяся помѣщичья усадьба, -- теперь уже стоитъ значительной величины домъ, не красивый, но прочный, изъ толстыхъ бревенъ, выкрашенныхъ желтой краской, съ зелеными ставнями и красной крышей. На разспросы ваши ямщикъ разсказываетъ, что имѣніе это у такого-то ротмистра Лихачева пріобрѣлъ купецъ Толстопузовъ по 20 рублей за десятину, а въ томъ числѣ одного только строеваго лѣсу десятинъ съ триста будетъ. Что прежде, у ротмистра Лихачева десятину земли подъ озимь можно было нанять за шесть и за семь рублей, а теперь, хоть тресни, меньше десятишниницы не отдаютъ. Что и рядомъ имѣніе купилъ тоже купецъ Кондыринъ и, точно будто согласился съ Толстопузовымъ дешевле десятишницы за десятину не брать. А главное -- прибавлялъ ямщикъ, -- житья намъ отъ того нѣту, что новые помѣщики въ лѣсъ насъ не пущаютъ, да и нетолько насъ самихъ, но и бабъ нашихъ и дѣвокъ за грибами и за самородиной. Пономарь изъ приходской церкви вздумалъ-Било попроситься за грибами съ семьей сходить, -- такъ куда тебѣ! Затопалъ Кондыринъ ногами и кричитъ: "чтобы помысла эвтого не было -- въ мой лѣсъ за грибами ходить! Я и самъ-то, говоритъ, не хожу туда, чтобы тропиновъ не было, а то -- проложете тропинки -- воровать лѣсъ станете!" Тропинки всѣ травой заросли, не раздается по лѣсу, какъ прежде, дѣвичьихъ пѣсенъ, и все это лѣсное затишье только лишь временное, предсмертное, потому что Кондыринъ хочетъ въ будущемъ году вырубить весь лѣсъ до тла, на продажу, чтобы воротить затраченный на покупку имѣнія капиталъ. Вотъ и я теперь съ семьей -- добавлялъ ямщикъ, -- нанимаю у Толстопузова семь десятинъ: семьдесятъ-то рубликовъ вынь да положь впередъ, а ему земля-то въ покупкѣ по двадцати рублей обошлась, значить, въ два раза всю уплаченную сумму возьметъ, да еще лѣсъ продастъ! А почему же, молъ, сами вы не купили? Гдѣ намъ, куда намъ!-- отвѣчаетъ ямщикъ, улыбнувшись и помахивая кнутомъ надъ лошадьми.
   Дѣйствительно, въ отношеніи перехода поземельной собственности изъ однѣхъ рукъ въ другія, на моей родинѣ въ послѣдніе два года перемѣны произошли значительныя. Въ Казанскомъ уѣздѣ, напримѣръ, недалеко отъ города, одно большое имѣніе русской княгини за безцѣнокъ перешло въ собственность богача татарина. На горѣ, около громаднаго сада, съ незапамятныхъ временъ стоялъ каменный, недостроенный домъ, къ которому крестьяне боялись подходить близко, потому что, по преданію, въ немъ жила "кикимора" и бросала въ головы любопытныхъ сверху кирпичи. Богачъ-татаринъ, купивши имѣніе, выгналъ кикимору, отдѣлалъ домъ заново и на рѣкѣ, вмѣсто старой мельницы, построилъ громадную крупчатку, кажется, на двѣнадцать поставовъ. Около дома и крупчатки толпятся теперь татары, а русскіе мужики, получивши сиротскую десятинку, остались въ сторонѣ. Впрочемъ, если кто въ состояніи внести десять рублей наемной платы, то татаринъ не обращаетъ никакого вниманія на вѣроисповѣданіе...
   Я не вижу ничего дурнаго въ томъ, что поземельная собственность начинаетъ переходить изъ рукъ разорившихся, неумѣлыхъ людей въ руки капиталистовъ; переходъ этотъ не представляетъ ничего необыкновеннаго, неожиданнаго; его, напротивъ, давно предвидѣли, давно объ немъ толковали и въ литературѣ, хотя неосновательные помѣщики сильно сердились на это. Тутъ ужь сердись не сердись, а противъ теченія на простомъ суднѣ безъ парусовъ не поплывешь. Во всей этой, весьма обыкновенной исторіи одного только жаль, а именно, что мужики-то наши остались не при чемъ. Я, по крайней-мѣрѣ, думаю, что безземельнымъ мужикамъ едва-ли будетъ какая-нибудь выгода, если, вмѣсто ротмистра Лихачева или Рычагова, владѣльцемъ земли явится какой-нибудь почетный гражданинъ Кондыринъ, или Абдулъ-Галеевъ.
   -- Да почему же вы не попробуете всѣмъ міромъ пріобрѣсти землю-то у помѣщицы, если она такъ дешево ее продаетъ и такъ дорого въ наёмъ отдаетъ? бесѣдовалъ я разъ съ мужиками:-- какой же разсчетъ въ два года переплатить столько же за наемъ, сколько нужно чтобы пріобрѣсти въ собственность?
   -- Э, батюшка нашъ, куда намъ міромъ что-нибудь уладить! Какой у насъ міръ? Одинъ глядитъ въ одну сторону, другой въ другую, и хоть ты что хочешь,-- ни за что не столкуешь! Пожалуй, вонъ у насъ и богатые мужики есть, но развѣ они повѣрятъ кому? Да, по правдѣ сказать, и вѣрить-то нельзя: извѣрились ужь. У насъ, у мужиковъ, на это оченно плохо: куда какъ плохо!
   И не у однихъ только у васъ плохо-то насчетъ этого!-- думаю себѣ. У насъ не лучше. Да, если ужь и люди высшихъ, такъ-называемыхъ, образованныхъ сословій общей каши сварить не умѣютъ, то мужикамъ-то, пожалуй, и Богъ проститъ.
   И вездѣ, куда только ни взглянешь, вездѣ услышишь рѣчи, выражающія полнѣйшую безнадежность, полное сознаніе своего безсилія. Только и раздаются фразы: гдѣ намъ, куда намъ съ суконнымъ рыломъ чай съ сахаромъ пять, и проч. Еще до сей поры въ приволжскомъ краю евреевъ мало, а то бы они давно все скупили отъ одурѣвшихъ отъ долговъ собственниковъ и на вѣки вѣчные поставили бы раскиснувшаго мужика въ необходимость получать всякую, самую необходимую вещь изъ третьихъ рукъ, за двойную или тройную цѣну. Долго еще нашъ злосчастный мужикъ будетъ играть на этомъ общемъ рынкѣ ту же роль, какую онъ теперь играетъ на городскихъ базарахъ, когда привезетъ продавать хлѣбъ на уплату податей.
   Переходъ поземельной собственности изъ однѣхъ рукъ въ другія отчасти уже совершился, отчасти совершается въ большихъ размѣрахъ, но мужику отъ этого перехода ни тепло, ни холодно: по усамъ текло, да въ ротъ ни капли не попало. Мужики, я беру преимущественно бывшихъ крѣпостныхъ, испугавшись высокой оцѣнки земли при выкупѣ, цѣлыми волостями пошли на даровую четверть надѣла и сидятъ теперь безъ земли, такъ что и скотъ пасти не на чемъ. Куда ни сунься мужикъ, вездѣ ему сначала нужно заключить, такъ-называемое, добровольное соглашеніе, а потомъ уже скотъ пасти, или хлѣбъ сѣять, и многіе, разумѣется, пользуются такимъ безпріютнымъ положеніемъ мужика на родинѣ. Чуть только крестьянская корова, лошадь или свинья, неимѣющая ни малѣйшаго понятія о правахъ собственности, переступятъ, чужую грань, сейчасъ на нихъ Налетаютъ загонщики и берутъ скотину подъ арестъ. Вечеромъ, возвратившись съ работы, когда коровъ нужно бы доить, крестьяне узнаютъ, что они въ бѣду опять втюрились, что тутъ безъ выкупа не отдѣлаешься. Бабы и ребятишки подымаютъ ревъ, ожесточенныя домохозяйки безпощадно начинаютъ драть за вихры семилѣтнихъ пастуховъ, недосмотрѣвшихъ за коровами, идутъ къ землевладѣльцу, загнавшему скотъ, кланяются въ ноги, клянчатъ со слезами, -- но тотъ неумолимъ, потому что держится твердо на законной почвѣ. "Плакать-то, голубушка, нечего -- говоритъ землевладѣлецъ -- скорѣе лучше деньги неси, потому что я вѣдь не такъ какъ нибудь, а по закону. Прощать я тебя даже права не имѣю; на все есть такса, на все есть законъ". Баба продолжаетъ ревѣть, отвергаетъ таксу, проситъ, чтобы съ ней поступили лучше по старому положенію, а не по таксѣ, но благопріятныхъ результатовъ все-таки не достигаетъ. Рада-рада, если удастся выторговать хоть сколько нибудь. Я нынѣшнимъ лѣтомъ прожилъ въ одной деревнѣ дней десять, и въ теченіе этихъ девяти дней не разъ былъ невольнымъ свидѣтелемъ такихъ сценъ, потому что тутъ же, рядомъ, въ верстѣ отъ деревни, поселился владѣлецъ пятидесяти десятинъ, которыя онъ, какъ кажется, и пріобрѣлъ съ единственной цѣлью загонять чужую скотину. Этотъ особенный отдѣлъ сельскаго хозяйства, который долженъ быть названъ уже не скотоводствомъ, а просто скотствомъ, или свинствомъ, давалъ бы, вѣроятно, очень значительный доходъ, еслибы не былъ соединенъ съ нѣкоторыми убытками, чрезвычайно неопредѣленными. Обыкновенно осенью, въ темныя ночи, іа лугахъ такого скотопромышленника начинаютъ ни съ того, ни съ сего горѣть стога сѣна, тушить которые охотниковъ изъ сосѣднихъ деревень не находится, а иной разъ и рига на гумнѣ, или кладь хлѣба сгоритъ. Въ этомъ именно и заключаются убытки выгоднаго во всѣхъ отношеніяхъ промысла. Подобныя ночныя происшествія обыкновенно объясняются поджогомъ, но такъ-какъ виновника отыскать очень трудно, едва-ли даже возможно, то его никогда и не ищутъ, хотя во всѣхъ такихъ случаяхъ ничего нѣтъ легче, какъ указать на настоящаго и главнаго виновника безобразій.
   Государственные крестьяне тоже въ послѣднее время сильно начали жаловаться на стѣсненія ихъ арендами мелкихъ оброчныхъ статей и на трудность добыванія топлива. Въ былые годы оброчныя статьи составляли большое подспорье въ хозяйствѣ, хотя и не богатыхъ, но, помужицки, зажиточныхъ поселянъ. Иной сниметъ рублей за 30 арендной платы небольшую мельницу, другой полянку въ казенномъ лѣсу сниметъ -- и живутъ кое-какъ. Аренды были мелкія, доступныя и для небогатыхъ, а потому я пользу онѣ приносили очень многимъ. Нынче, вѣроятно, въ видахъ сокращенія излишней переписки, мелкія оброчныя статьи соединяются въ одинъ участокъ и отдаются заразъ одному хозяину, разумѣется, богатому купцу, который уже отъ себя отдаетъ по мелочи, такъ что мужику приходится снимать аренду уже изъ третьихъ или четвертыхъ рукъ, за тройную плату.
   То же самое и относительно казеннаго лѣса, отдаваемаго на срубъ. Прежде, и очень еще недавно, лѣсничими выдавались билеты на вырубку небольшаго количества дровъ по дешевой казенной цѣнѣ; нынче же весь лѣсъ раздѣленъ на участки, десятинъ во сто, и желающій непремѣнно долженъ взять весь участокъ. Конечно, никто не препятствуетъ крестьянамъ снять участокъ всѣмъ міромъ, но мы уже видѣли, что покуда еще у крестьянъ міромъ ничего не клеятся, а въ одиночку мужикъ сто десятинъ снять, разумѣется, не въ состояніи. Опять-таки и здѣсь неизбѣжно должны появиться особые промышленники-кулаки, которые будутъ снимать по нѣскольку участковъ вразъ, потомъ уже отдавать во вторыя, въ третьи руки, такимъ же кулакамъ, но побѣднѣе, такъ что мужику приведется платить въ три-дорога за каждое полѣно; а то несчастное время, когда мужикъ будетъ принужденъ покупать каждое полѣно, -- очень отъ васъ неотдаленно, потому что нигдѣ у насъ нельзя замѣтить такого быстраго прогресса, какъ въ дѣлѣ лѣсоистребленія. Кто теперь и бережетъ лѣсъ, -- и тѣ скоро вынуждены будутъ его вырубить, потому что для окарауливанія лѣсовъ и теперь уже нужны цѣлые батальоны. Развѣ есть какая нибудь возможность укараулить одиноко стоящій на оголенной степи лѣсъ, когда каждую минуту, и днемъ и ночью, тысячи холодающаго народа только и думаютъ о томъ, какъ бы сколько нибудь стибрить?
   Строгіе охранители правъ собственности требуютъ драконовскихъ законовъ, которые одни только, будто бы, въ силахъ удержатъ мужиковъ отъ лѣсныхъ парубокъ; люди умѣренное партіи кричатъ, что необходимо увеличить количество приходскихъ школъ, просвѣтить народъ и объяснить ему, при посредствѣ дьячковъ и пономарей, что воровать не слѣдуетъ.
   По моему, ни то, ни другое мнѣніе не можетъ выдержать критики. Вопервыхъ, при посредствѣ существующихъ школъ, едва-ли мужикъ убѣдится въ томъ, что воровать дѣйствительно не слѣдуетъ; а вовторыхъ, покуда станутъ заводить школы, лѣсъ успѣетъ весь исчезнуть съ лица земли; драконовскіе же законы тоже ни къ чему не приведутъ. Развѣ можно придумать какое-нибудь наказаніе строже тридцати-градуснаго мороза, въ снѣгу по колѣна, когда дровъ нѣтъ ни полѣна? По моему, самымъ вѣрнѣйшимъ средствомъ противъ тайныхъ и явныхъ лѣсныхъ порубокъ можетъ служить только лишь доставленіе возможности каждому пріобрѣтать дрова по сходной цѣнѣ, или же даромъ въ своемъ мірскомъ участкѣ.
   Если теперь читатель потрудится припомнить все вышеизложенное, то онъ, быть можетъ, и пойметъ, почему мужикамъ кажется, будто житье имъ нынче стало хуже прежняго.
   А между тѣмъ никакъ нельзя сказать, чтобы земскія учрежденія въ теченіе своего трехлѣтняго существованія не принесли никакой пользы. Земство устроило сельскія почты по уѣздамъ, такъ что теперь, проживая постоянно въ деревнѣ, съ большимъ удобствомъ можно получать письма и газеты. Земство Чистопольскаго я нѣкоторыхъ другихъ уѣздовъ переложило натуральную подводную повинность въ денежную,-- это уже положительный выигрышъ для крестьянъ. Земство прибавило жалованье сельскимъ учителямъ, -- чѣмъ оказало большое подспорье сельскому духовенству и таскающимся безъ толку по бѣлу свѣту, покончившимъ курса, семинаристамъ. Наконецъ, возьмите хотя медицинскую часть, о которой, впрочемъ, не мѣшаетъ поговорить нѣсколько поподробнѣе.
   Хотя грѣхъ еще сказать, что народу теперь есть у кого и есть гдѣ лечиться, но однако же и въ этомъ отношеніи доброе начало сдѣлано. Прежде, бывало, на весь уѣздъ съ двухъ-сотъ-тысячнымъ населеніемъ полагался одинъ уѣздный врачъ, да и тотъ исключительно занимался не леченіемъ больныхъ, а вскрытіемъ тѣлъ удавившихся, утопившихся и опившихся мужиковъ и бабъ. (Изъ статистики самоубійствъ извѣстно, что наши деревенскіе мужики почти никогда не рѣжутся, а преимущественно давятся или опиваются, а рѣжутся все больше чиновники). Кромѣ уѣзднаго-полицейскаго, на два смежныхъ уѣзда полагался еще одинъ окружный врачъ, на котораго, впрочемъ, разсчитывать было нечего, потому что, если, напримѣръ, въ немъ встрѣчалась надобность въ Чистопольскомъ уѣздѣ, то онъ доносилъ, что ему въ это время необходимо быть въ Спасскомъ, и наоборотъ. Теперь въ каждомъ изъ уѣздовъ Казанской губерніи, кромѣ врачей для вскрытія тѣлъ, находится по одному земскому, а въ иныхъ такъ и по два, и эти врачи обязаны подпиской лечить всѣхъ и каждаго изъ двухъ-сотъ тысячъ человѣкъ безъ всякихъ отговорокъ и промедленія. Такъ-какъ, очевидно, при подобныхъ условіяхъ, земству нельзя уже ограничиваться подъисканіемъ какихъ нибудь дюжинныхъ врачей, а нужны почти необыкновенные, то нѣкоторыя управы, напримѣръ, Чистопольская, не понадѣялись на обыкновенный способъ приглашенія врачей чрезъ газетныя публикаціи. Предсѣдателю управа лично былъ извѣстенъ одинъ, необыкновенно опытный врачъ, кончившій курсъ въ университетѣ, чуть ли не въ двадцатыхъ годахъ настоящаго столѣтія. Этого, вполнѣ благонадежнаго врача, предсѣдатель нарочно выписалъ изъ южныхъ губерній и поручилъ ему оба врачебные участка въ уѣздѣ, разумѣется, съ двойнымъ окладомъ жалованья, такъ-какъ "старый врачъ и другъ навѣрное отбилъ двухъ".
   Впрочемъ, есть основанія предполагать, что еслибы опытному врачу не удалось принести народу рѣшительно никакой пользы, то и въ этомъ случаѣ собраніе отнеслось бы къ его дѣятельности благосклонно, потому что на сельскихъ врачей привыкли у насъ еще смотрѣть, какъ на людей ненужныхъ, существующихъ такъ больше, для формы. "Нашъ народъ не вѣритъ въ медицину" -- говорятъ обыкновенно опытные люди, хотя довольно трудно опредѣлить, вѣритъ ли или не вѣритъ нашъ народъ въ то, чего онъ покуда еще вовсе и не знаетъ.
   Изъ Дмитрова (Московской губерніи) пишутъ въ "Современныя Извѣстія", что на одномъ изъ засѣданій мѣстнаго уѣзднаго земскаго собранія случилось слѣдующее обстоятельство, вызвавшее всеобщій продолжительный смѣхъ: на вопросъ предводителя къ старшинамъ: "аккуратно ли у васъ по волостямъ бываютъ врачи?" -- одинъ изъ старшинъ отвѣчалъ, въ присутствіи уѣзднаго врача: "въ полтора года, ваше благородіе, только разъ и изволили быть". Это, вмѣсто того, чтобъ бывать въ мѣсяцъ разъ! Все собраніе, не исключая и предсѣдателя, разразилось громкимъ смѣхомъ.
   Повидимому, надъ чѣмъ же тутъ хохотать-то? Человѣку платятъ жалованье, тотъ получаетъ деньги исправно, но ѣздитъ по уѣзду разъ въ полтора года, -- и такое извѣстіе возбуждаетъ всеобщій смѣхъ! Хохочутъ и члены, и предсѣдатель, да и самъ-то врачъ, вѣроятно, хохоталъ же, потому что у него болѣе, нежели у кого-либо было поводовъ хохотать. Какой, какъ посмотришь, народъ-то у васъ смѣшливый!
   Въ Казанской губерніи медицинское дѣло тоже безъ хохота же обошлось, хотя началось оно, повидимому, очень серьёзно съ утвержденія проекта г. Якоби о необходимости немедленно приступить къ составленію полнаго описанія губерніи въ отношеніи народнаго здравія. Всѣ гласные тогда вполнѣ согласились съ г. Якоби, что безъ статистическихъ данныхъ и мѣстнаго изслѣдованія не можетъ быть правильнаго понятія о дѣлѣ, что безъ спеціальнаго знанія невозможно рѣшеніе спеціальныхъ вопросовъ. Всѣ, повидимому, согласились помогать, кто чѣмъ можетъ, общему дѣлу; а потомъ, когда принялась за него, то незнакомое дѣло и показалось имъ до крайности потѣшнымъ і наши они хохотать до упаду.
   Вотъ, напримѣръ, отвѣты одной изъ уѣздныхъ управъ (Лаишевской) на заданную программу:
   "Управа не можетъ собрать свѣдѣній объ атмосферическихъ явленіяхъ, какъ-то о грозахъ, вѣтрахъ, количествѣ выпавшаго дождя, снѣга и о туманахъ, по неимѣнію потребныхъ для того инструментовъ, потому и обратилась о производствъ этихъ опытовъ къ штатному смотрителю училища (вотъ, я думаю, хохоту-то сколько было!), но отвѣта отъ него не получала. Измѣреніе глубины колодцевъ управа считаетъ для себя опаснымъ, потому что во время холеры мужики могутъ убить членовъ, полагая, что они подбрасываютъ въ колодцы холеру (зачѣмъ же непремѣнно измѣрять колодцы во время холеры?). Свѣдѣній о свойствѣ воды, употребляемой для питья, о почвѣ, травахъ и деревьяхъ -- управа тоже доставить не можетъ, потому что никто изъ членовъ ея не обладаетъ спеціалистами по естественнымъ наукамъ знаніями. (Ну, какія же спеціальныя знанія требуются для того, чтобы осину отъ дуба отличить?) и т. д. и т. д."
   Какъ все это напоминаетъ становаго пристава старыхъ временъ, которому поручено собрать статистическія свѣдѣнія о количествѣ крупнаго и мелкаго скота у крестьянъ! Хохочетъ, бывало, становой до дурноты и пишетъ, что въ голову взбредетъ. Хохочетъ и писарь становаго, хихикаютъ изъ приличія сотскій и десятскій. Серьёзнѣе всѣхъ, смотрятъ, бывало, на дѣло крестьяне, у которыхъ становой пересчитывалъ крупный и мелкій скотъ....
   

IV.

О томъ, какъ я неожиданно попадаю изъ кулька въ рогожу, то-есть, другими словами, въ земскую больницу. Казань дѣлается центромъ для сумасшедшихъ десяти смежныхъ губерній. Нѣсколько словъ о казанской умственной дѣятельности. Отдѣлъ изящной словесности.

   Еслибы знать, гдѣ упадешь -- соломки бы подостлалъ. Еслибы я заранѣе могъ знать, что изъ двухъ мѣсяцевъ поѣздка мнѣ приведется пролежать цѣлый мѣсяцъ въ казанской земской больницѣ, то, разумѣется, ни за что бы не поѣхалъ. Лучше было здѣсь насквозь прокоптѣть петербургскимъ дымомъ, чѣмъ ѣхать за полторы тысячи верстъ пропитываться больничнымъ промзглымъ воздухомъ.
   Благодаря нѣкоторымъ, очень благопріятнымъ условіямъ, въ больницу и былъ принятъ безъ всякихъ затрудненій и введенъ съ нѣкоторымъ даже торжествомъ, хотя видъ торжественности придавало то обстоятельство, что у меня ноги отнялись почти совершенно и меня вели на лѣстницу, какъ архіерея на амвонъ. Руками я опирался на плеча двухъ дюжихъ солдатъ, а третій шелъ въ отдаленіи, на всякій случай. Положимъ, что и сильно выпившихъ людей ведутъ почти при такой же обстановкѣ, но тамъ со стороны солдатъ постоянно замѣчается нѣкоторая грубость и порывистость въ движеніяхъ, въ особенности со стороны задняго; здѣсь же, при втаскиваніи меня въ больницу, солдатская деликатность была доведена даже до нѣжности, на сколько отставной солдатъ способенъ къ нѣжности.
   -- Не тяжело ли вамъ, братцы? спросилъ я и самъ, заразившись нѣсколько солдатской нѣжностью.
   -- Какая въ васъ тяжелина, отвѣчалъ одинъ изъ нихъ: -- иной разъ случается какого чурбана на лѣстницу-то пѣхтерить, и то ни почемъ; а въ васъ, что, много-ли?
   -- Ну, ужь дѣлать нечего, потрудитесь: я на водку съ удовольствіемъ дамъ.
   -- Помилуйте, ваше благородіе, зачѣмъ же-съ? Сторожъ службу свою сполнять должонъ. Наша ужь должность такая: вносить и выносить, что прикажутъ.
   Въ сущности, дѣйствительно, на водку можно было и не давать, потому что, съ того самаго момента, какъ я отдалъ въ больничную контору свой паспортъ, я уже дѣлался какъ бы больничною собственностью, которую уже станутъ вносить и выносить, куда начальство прикажетъ. Изъ личности, болѣе или менѣе самостоятельной, я дѣлался просто больничнымъ нумеромъ, представителемъ извѣстнаго рода болѣзни, а именно ревматизма.
   Такъ-какъ я вступилъ въ земскую больницу не зря, не на обумъ, а подъ покровительствомъ одного изъ членовъ земства, то въ предназначенной для меня палатѣ встрѣченъ былъ не безъ вниманія. Въ палатѣ находился смотритель, который немедленно заарестовалъ у меня верхнее пальто, сапоги съ брюками, а взамѣнъ всего этого, предложилъ холщевый, полосатый, синяго цвѣта халатъ, туфли и колпакъ съ вострымъ кончикомъ и кисточкой спереди, какъ у солдатъ павловскаго гвардейскаго полка, хотя я отъ этого удобства охотно отказался. Сторожа, поощренные пятіалтыннымъ, бросились снимать съ меня сапоги съ такимъ отмѣннымъ усердіемъ, что я чуть было не заревѣлъ отъ боли; въ довершеніе же всего, лекарь сію же минуту приказалъ мнѣ принести стклянку миндальнаго молока съ селитрой. Напитокъ этотъ не совсѣмъ вкусенъ, во за то прохлаждаетъ удивительно; до такой степени прохлаждаетъ, что я удивляюсь даже, почему его не введутъ въ постоянное употребленіе на нашихъ лѣтнихъ гуляньяхъ, напримѣръ, у Излера, въ Павловскѣ и проч.?
   Наконецъ, стащивши съ меня всю приватную аммунцію и напоивши вдоволь миндальнымъ молокомъ съ селитрой, всѣ эти добрые, услужливые люди разошлись. Остался только смотритель, который, стоя у разбитаго окна, ощупывалъ сквозную дыру пальцемъ, покачивалъ головой и, вообще, казался взволнованнымъ.
   -- Ужь сколько разъ твердилъ я этимъ скотамъ, чтобы вставили! ворчалъ смотритель: -- и все вотъ нѣтъ же!.. Впрочемъ, обратился онъ прямо уже во мнѣ:-- впрочемъ, если вамъ угодно, то я завтра же прикажу вставить.
   -- Мнѣ кажется, это было бы недурно, замѣтилъ я.
   -- Прикажу-съ, непремѣнно прикажу! И давно было бы вставлено, да, знаете, у меня не одно это дѣло: безпрестанно то туда, то сюда; то то, то другое. Одурѣешь-съ!
   -- Конечно! согласился я съ смотрителемъ.-- Еслибы въ больницѣ было всего два или три окна,-- тогда бы дѣло иное; а то вѣдь ихъ штукъ двѣсти: гдѣ же тутъ?
   -- Это вы правду изволите говорить, подтвердилъ смотритель, которому нисколько не показалось страннымъ высказанное мною предположеніе: завести при каждыхъ двухъ окнахъ по особому смотрителю.-- За всякой дырой усмотрѣть трудно: то тамъ разбито, то тутъ разбито,-- ну, и растеряешься... Да еще я вамъ хотѣлъ предложить, прервалъ свою рѣчь смотритель: -- не пожелаете ли вы, чтобы изъ вашей койки клоповъ выварили?
   -- Вотъ тебѣ и разъ! говорю: -- а развѣ водятся?
   -- У насъ ихъ въ каждой койкѣ гибель! замѣтилъ смотритель съ улыбкой.-- Нынѣшнимъ лѣтомъ вздумали-было выварить, да не удалось. Койки-то поставили, знаете, на дворѣ; покуда уставляли ихъ по ранжиру, покуда воду кипятили, покуда что -- а клопы-то, бестіи, и догадайся: всѣ переползли чрезъ растворенныя окна, по стѣнѣ, опять въ больницу, жулики эдакіе! Сначала мы и не смекнули, въ чемъ дѣло-то. Льемъ, знаете, кипяток-о-тъ на койки, паръ столбомъ валитъ, а клопа въ лужахъ ни одного не видно. Что, думаемъ, за чудо такое? Видно, молъ, они, канальи, такъ какъ-нибудь передохли... Да, держи карманъ, передохли они! Только, знаете, успѣли разставить кровати по мѣстамъ, а клопы-то наши тамъ ужь: точно войска какія по квартирамъ размѣстились!.. Впрочемъ, если вамъ будетъ угодно, то изъ вашей койки я прикажу выварить?
   Вопросъ, повидимому, былъ очень простъ, такъ что затрудняться не стоило; но, подъ вліяніемъ ли болѣзненнаго состоянія, или по какой другой причинѣ, показался онъ мнѣ стоящимъ нѣкотораго размышленія.
   Смотритель -- размышлялъ я -- со вчерашняго дня, еще и даже раньше, зналъ ту койку, на которую меня сегодня положатъ; видимое дѣло, что и о существованіи въ ней клоповъ онъ зналъ тоже очень хорошо; не могъ, наконецъ, не знать и того, что ошпаривать кровать несравненно удобнѣе тогда, когда на ней нѣтъ больнаго; слѣдовательно, что могло помѣшать ему уничтожить клоповъ заблаговременно, еслибы онъ признавалъ ихъ вредными и ненужными? Такъ-какъ препятствій никакихъ не было, то не ясно ли, что въ земской больницѣ бываютъ и такіе больные, которые на выварку клоповъ въ своей койкѣ не соглашаются. Иначе, зачѣмъ бы и спрашивать: угодно мнѣ, или не угодно?
   Размышленія мои были до такой степени продолжительны, что смотритель, вѣжливо улыбаясь, повторилъ свой вопросъ.
   -- Разумѣется, отвѣчалъ я:-- разумѣется, господинъ смотритель, безъ клоповъ для меня было бы лучше, но и немного затрудняюсь: куда же я, безногій, дѣнусь въ то время, когда койку будутъ вываривать? Стоять я не могу, сидѣть тоже...
   -- Помилуйте! подхватилъ смотритель: -- у меня внизу есть готовыя кровати безъ клоповъ. Позвольте только васъ просить подождать до завтра, а теперь, заключилъ онъ, протягивая руку:-- теперь желаю вамъ покойной ночи!
   Покойной ночи еще, злодѣй, желаетъ! Уложилъ съ клопами, да смѣется еще! Или это не насмѣшка, а дѣйствительно любезность? Чортъ ихъ знаетъ, ничего не разберешь! Кровати съ готовыми клопами, кровати безъ клоповъ, которыхъ безъ особеннаго дозволенія не ставятъ... Вотъ галиматья-то!..
   -- А въ вашей койкѣ есть клопы? спросилъ я, для провѣрки своихъ соображеній сосѣда, худенькаго старичка въ полосушчатомъ халатѣ и бѣломъ колпакѣ съ острымъ кончикомъ и кисточкой, въ родѣ султана у кепи.
   Къ удивленію, тощій старичокъ взглянулъ на меня злобно. Вопросъ мой, почему-то, взбударажилъ, какъ видно, въ немъ желчь съ самаго дна до горла, такъ что старичокъ даже закашлялся.
   -- Вы спрашиваете, есть ли у меня клопы? проговорилъ старикъ сердитымъ, но удивительно тонкимъ, точно бабьимъ голосомъ.-- Да меня, батюшка, они, проклятые, съѣли совсѣмъ, всю кровь мою до послѣдней капли выпили. Посмотрите вотъ, что отъ меня осталось? Гдѣ во мнѣ кровь, гдѣ мясо? Шестыя сутки всего я только здѣсь, а какъ еще живъ -- не понимаю! Кормить -- ничѣмъ не кормятъ, а кровь ужь выпили всю!
   -- Ну, ужь вы, кажется, преувеличиваете, замѣтилъ я жолчному старику:-- кушанье, говорятъ, здѣсь порядочное; да, притомъ, вѣдь не смотритель же, въ самомъ дѣлѣ, кровь-то изъ васъ выпилъ?
   -- Хорошо тому на свѣтѣ жить, у кого бабушка умѣетъ ворожить, раздражительно проворчалъ старикъ, оборотившись ко мнѣ спиной.-- У кого родня, да знакомые, тѣмъ вездѣ хорошо, а меня вотъ, небойсь, не спрашивали о кровати-то, какую я хочу: съ клопами, или безъ клоповъ. Чтобы кровь-то твою собственную не пили -- и на то нужна протекція... о-о, черти!..
   Старикъ, разумѣется, имѣлъ нѣкоторыя причины роптать, но онъ, какъ оказалось, принадлежалъ къ разряду людей вѣчно ропщущихъ, вѣчно чѣмъ нибудь недовольныхъ, хотя неизвѣстно, чѣмъ именно. Такихъ людей въ значительномъ количествѣ можно встрѣтятъ не въ однѣхъ только больницахъ, но даже и въ клубахъ и на различныхъ собраніяхъ, какъ-то: дворянскихъ, земскихъ и проч. Вся болѣзнь его, кажется, заключалась въ томъ, что онъ былъ уже старъ и что дома его плохо кормили. Въ больницѣ старикъ и лекарей-то всѣхъ съ толку сбилъ. Дадутъ ему, напримѣръ, хорошій пріемъ морфія на ночь, старикъ спитъ, какъ убитый, а поутру, когда лекарь придетъ, опять хнычетъ и жалуется на безсонницу. Или иной разъ съѣсть столько, что и здоровому дай Богъ, -- а самъ жалуется, что аппетита нѣтъ.
   -- Господи! уморятъ они меня совсѣмъ, хнычетъ, бывало, старикъ.-- Я человѣкъ благородный, полвѣка лѣсничимъ служилъ, ѣсть привыкъ хорошо, а они меня потчуютъ овсяной болтушкой какой-то, точно собаку! Все толковали, что когда больница въ земство попадетъ, лучше будетъ: вотъ тебѣ и лучше! Опять тѣ не старые порядки на новый ладъ. Опять смотрителей будетъ съ жиру распирать, а больные ходи, какъ спички! А еще земство!
   Я утѣшалъ старика разными способами. "Нельзя -- говорилъ я -- требовать отъ совершенно здороваго смотрителя, чтобы и онъ походилъ на спичку, что на шесть съ полтиной ежемѣсячной плати едва-ли можно требовать рябчиковъ и цыплятъ", но утѣшенія мои была напрасны. Съ такими людьми, даже и тогда, когда они здоровы, не сговоришь, потому что у нихъ въ голову вбить гвоздь.
   -- Вы взгляните-ка на меня попристальнѣе, плакался старикъ:-- ну, гдѣ у меня мясо, гдѣ кровь? Вѣдь мнѣ, повѣрьте, сидѣть ныньче не на чѣмъ; ну; что это за ляжки, напримѣръ? Развѣ у меня такія ляжки были, когда я служилъ лѣсничимъ? Нѣтъ, сударь, вы бы ахнули отъ удивленія, еслибы могли сравнять!.. Все-то ныньче пошло новое, все-то новое, перетурбаціи всякія, да перетасовки... Земство тутъ какое-то... старикъ плюнулъ.
   Что за связь такую находилъ озлобленный старикъ между исхуданіемъ ляжекъ и земскими учрежденіями, отгадать было не легко, да, впрочемъ, и не нужно. Чего ужь ждать отъ больного, раздраженнаго человѣка, когда у насъ существуютъ даже органы печати, обвиненія которыхъ тоже основываются на доводахъ, еще несравненно слабѣйшихъ, чѣмъ исхудавшія ляжки стараго, отставнаго лѣсничаго?
   Казанская земская больница, дѣйствительно, имѣетъ тысячи очень важныхъ недостатковъ, но не потому, что она земская, а по той единственно причинѣ, что земство получило уже наслѣдство талое негодное отъ общественнаго призрѣнія, или, какъ больничные сторожа выражаются, отъ общественнаго презрѣнія. Громадное, двухъ-этажное зданіе больницы стоитъ на одной изъ самыхъ главныхъ городскихъ улицъ и со всѣхъ сторонъ стѣснено домами, но имѣя предъ собою двадцати саженъ земли, на которой бы можно было развести садикъ, а между тѣхъ, больница устроена на 175 человѣкъ, и помѣщается въ ней нерѣдко слишкомъ 200. Больничныя палаты представляютъ собою длинный, сквозной рядъ комнатъ, соединенныхъ дверями: это, скорѣе, казарма, школа, или что нибудь подобное, но никакъ ужь не больница. По недостатку удобнаго помѣщенія, нѣкоторыя кровати стоятъ подъ самими окнами, которыхъ изобиліе страшное; вѣроятно, это обстоятельство служитъ причиною ужаснѣйшаго, повальнаго кашля, которомъ отличается казанская больница. Нужна большая привычка для того, чтобы ухитриться ночью уснуть въ этой больницѣ, потому что, начиная часовъ съ восьми вечера, со всѣхъ сторонъ подымается кашель, который, къ ночи, принимаетъ свирѣпый характеръ. Кашляютъ вразъ человѣкъ по тридцати, по сорока, иные рычатъ при этомъ, какъ тигры въ клѣткѣ звѣринца, другіе стонутъ, ругаются; однимъ словомъ, точно лежишь въ какомъ-то южноамериканскомъ лѣсу, когда невѣдомые звѣри и птицы поднимаютъ ревъ и крикъ. Съ внѣшней стороны тоже спокойствіе больныхъ нисколько не гарантировано. Къ больницѣ съ одной стороны примыкаетъ пять-шесть главныхъ казанскихъ церквей съ огромными колоколами, такъ что въ праздничные дни и наканунѣ ихъ чувствуешь себя лежащимъ на соборной колокольнѣ. Можно себѣ представить, каково все это выносить нервнымъ больнымъ и еще тѣмъ, надъ которыми сдѣланы болѣе или менѣе значительныя хирургическія операціи? Спокойно себя чувствуютъ только больные, оперированные въ часовнѣ на дворѣ, со вскрытыми животами.
   Кромѣ ужаснаго шума отъ колоколовъ и отъ безпрерывной ѣзды по неровной каменной мостовой, казанская больница преизобилуетъ и другими, богатыми источниками шума и стука, уже не случайными, а постоянными. Часовъ въ 11-ть ночи, когда ѣзда по улицѣ превращается и городъ дѣлается какъ бы мертвымъ, появляются ночные охранители городскаго спокойствіи и начинаютъ изъ всей силы стучать палками, которыми они вооружены; другіе же, вмѣсто палокъ, вооружены какими-то особенными инструментами, издающими звукъ кастаньетъ, но такой оглушительно-громкій, что танцовщицу съ подобными кастаньетами было бы слышно верста за четыре. Сверхъ всего этого, усердные охранители стучатъ еще подъ окнами домовъ въ кадки и бочки, разставленныя для стока воды съ крышъ. Неумолкаемая эта стукотня продолжается всю ночь напролетъ, и я никакъ не могъ сообразить, зачѣмъ собственно? Неужели со спеціальной цѣлью -- не давать больнымъ покоя? Такъ-какъ подобное озорство полиція навѣрное бы запретила, то нужно было подыскать другую какую-нибудь причину -- благо у больнаго человѣка времени-то свободнаго дѣвать некуда. Ужь не та ли, полно, причина, чтобы не давать жителямъ города крѣпко спать по ночамъ, изъ опасенія ночнаго воровства и пожара; но, въ такомъ случаѣ, зачѣмъ же тревожить больныхъ, которые, все равно, защищаться не въ силахъ? Пожалуй, стучи палками хоть по самой моей кровати, но что же я сдѣлаю въ отнявшимися руками и ногами? Даже самый набатъ для больницы собственно, по моему мнѣнію, безполезенъ. Лежа въ больницѣ, я раза два открывалъ ночью глаза въ ужасѣ и усиливался вскочить, потому что неожиданно будилъ меня набатъ на городской башнѣ, выстроенной какъ разъ вплоть. По всей больницѣ поднималась суматоха страшная; разбуженные большіе, которые могли, соскакивали съ коекъ, со всѣхъ сторонъ слышались стоны и оханье -- и все это изъ-за того, что, гдѣ-то въ предмѣстьи, версты на три отъ города, загорѣлся купеческій амбаръ!
   Но бываетъ, однако хе, въ теченіе сутокъ маленькій интервалъ, обыкновенно предъ разсвѣтомъ, когда люди перестаютъ шумѣть и предоставляютъ это благородное занятіе собакамъ. Сторожа больницы, а также и сосѣдней съ нею гимназіи, какъ и вообще всѣ отставные и неотставные солдаты, имѣютъ, какъ извѣстно, непреодолимую страсть содержать собакъ, которыхъ они постоянно оставляютъ въ полуголодномъ состояніи, такъ-какъ имъ и самимъ не всегда удается наѣдаться до отвала. На зарѣ эти полуголодные, продрогшіе солдатскіе псы собираются подъ окнами опять все той же злосчастной больницы, на перекресткѣ двухъ улицъ, и подымаютъ ужаснѣйшій вой, унять который больные, разумѣется, не имѣютъ никакихъ средствъ. Хорошо еще, если поутру пойдетъ дождь и разгонитъ собакъ, а иначе вой не прекращается до той поры, когда въ церквахъ не начнется звонъ, а по улицамъ не откроется ѣзда.
   Кромѣ всѣхъ этихъ мелкихъ золъ, терзающихъ земскаго больнаго, было еще одно -- я довольно крупное, отъ котораго, впрочемъ, мы въ своей палатѣ успѣли освободиться. Дѣло въ томъ, что каждое утро, часу въ четвертомъ, когда только что начинаешь успокоиваться отъ ночныхъ треволненій, въ палату вдругъ вваливается усердная сидѣлка съ лаханью воды и съ огромной мочальной шваброй. Зацѣпивши на швабру воды, -- а въ нее входитъ чуть ли не ведро,-- она начинаетъ размазывать воду по полу и, оставивъ ее на всемъ полу равномѣрно на полпальца глубиной, удаляется въ другую палату, предоставляя размазанной по полу водѣ испаряться уже самой, какъ она хочетъ. Больной въ эти злосчастные моменты чувствуетъ себя лежащимъ какъ бы на островѣ посреди болота, и не смѣетъ слѣзть съ койки, какъ бы велика ни была надобность, побуждающая его слѣзть: "терпи казакъ -- атаманомъ будешь!" Испаренія подозрительной чистоты воды садятся на стены, и, разумѣется, не минуютъ самыхъ больныхъ, хотя обстоятельство это не особенно-таки благопріятно дѣйствуетъ, напримѣръ, въ ревматизмѣ.
   Я не имѣлъ въ виду представлять читателю спеціальнаго описанія казанской земской больницы, а потому останавливаюсь на тѣхъ свѣдѣніяхъ, которыя сообщены. Можно только замѣтить вообще, что обширная эта больница отличается полнѣйшимъ отсутствіемъ всѣхъ тѣхъ улучшеній, какія придуманы спеціалистами по больничной части въ послѣдніе сто или двѣсти лѣтъ. Она напоминаетъ скорѣе тѣ времена, когда, напримѣръ, хлѣбныя зерна размалывались не на паровыхъ и даже не водяныхъ мельницахъ, а ручными снарядами при содѣйствія взятыхъ въ плѣнъ рабовъ. Я, по крайней-мѣрѣ, чувствовалъ себя въ самомъ сквернѣйшемъ расположеніи духа, когда лекарь заказывалъ для меня ванну, которую притаскивали въ палату откуда-то изъ-за полверсты и потомъ натаскивали воду ушатами. Положеніе несчастныхъ сторожей на трехрублевомъ жалованьѣ, право, ничѣмъ не лучше положенія плѣнныхъ рабовъ-евреевъ въ Египтѣ, изъ котораго, какъ извѣстно, вывелъ ихъ Моисей посредствомъ невѣроятныхъ чудесъ. Неужели же земству не нравится роль Моисея? Неужели больница постоянно будетъ находиться какъ бы въ общественномъ презрѣніи? Если не хватаетъ средствъ, то развѣ нельзя земству съ людей сколько нибудь состоятельныхъ брать, вмѣсто нелѣпыхъ и ни съ чѣмъ несообразныхъ шести съ полтиной въ мѣсяцъ, втрое больше, чтобы содержать, какъ слѣдуетъ, бѣдняковъ, не имѣющихъ ничего, кромѣ самой жизни?
   За то ужь надобно правду сказать, и мретъ же этотъ народъ, ничего не имѣющій, мретъ, какъ тараканы на морозѣ. Медицинскимъ студентамъ, кажется, никакъ нельзя пожаловаться на недостатокъ труповъ для научныхъ вскрытій! Большинство такихъ больныхъ поступаетъ съ матушки Волги, съ пароходикъ пристаней, откуда привозятъ, впрочемъ, обыкновенно ужь полумертвыхъ, или даже три-четверти мертвыхъ, такъ что можно бы ихъ прямо класть на анатомическій столъ въ часовнѣ, не внося понапрасну въ больницу. При мнѣ разъ привезли съ пристани двоихъ: одинъ былъ въ сажень ростомъ, другой пониже, комплекціи тоже здоровенной, но оба уже не могли ничего говорить, ничего не понимали и еле-еле дышали. Полиція нашла ихъ на пустынномъ берегу, возлѣ воды, окоченѣвшихъ отъ холода, потому что нѣсколько дней шли проливные дожди при холодномъ вѣтрѣ и больные лежали въ грязи неизвѣстно сколько времени, не имѣя силъ сдвинуться съ мѣста. По паспортамъ било видно, что оба ѣхали по Волгѣ изъ Астрахани куда-то вверхъ, но не въ Казань, куда они попали совершенно случайно. Люди опытные предполагали, что эти рабочіе захворали на какомъ-нибудь пароходѣ, прислуга котораго, во избѣжаніе излишнихъ хлопотъ и остановокъ, высадила ночью безпокойныхъ пассажировъ на пустынный берегъ, на мягкое мѣсто, прямо въ грязь. Несчастные оба черезъ двое сутокъ безмолвно лежали на анатомическомъ столѣ въ часовнѣ и никому не открыли своей тайны; а такъ-какъ оба были людишки мелкіе (не по росту только), то тайна, эта такъ и осталась при начальникѣ, вѣроятно, буксирнаго парохода и его немногочисленной, молчаливой прислугѣ. Пожалѣлъ горемычныхъ одинъ больничный сторожъ, да и то исключительно потому, что медики-студенты отрѣзали у высокаго ноги и руки и утащили ихъ съ собой. "Думалъ ли онъ, горемычный, ѣхавши изъ Астрахани -- разсуждалъ сторожъ -- что въ городѣ Казани у него даже руки и ноги растащутъ въ разный стороны?" Видимое дѣло, что сторожъ на препарированіе отдѣльныхъ членовъ человѣческаго тѣла смотрѣлъ, какъ на грабежъ.
   У насъ, въ старыя времена, при устройствѣ больницъ и другихъ общественныхъ заведеній, постоянно въ основаніе бралась извѣстная поговорка: "по Сенькѣ шапка, или по одежкѣ протягивай и ножки". Дѣйствительно, домашняя обстановка человѣка, имѣющаго ревизскую душу, до такой степени плоха, что даже самое плохое помѣщеніе въ больницъ съ перваго раза можетъ ему показаться роскошнымъ. Дѣйствительно, въ больницѣ и при настоящемъ ея устройствѣ, всегда найдешь нѣсколько десятковъ человѣкъ, преимущественно изъ солдатъ, которые лежатъ тутъ съ цѣлью насладиться спокойствіемъ и сладко поѣсть, хотя эта больничная сласть далеко не всѣмъ можетъ показаться сластью. Бѣлый хлѣбъ, напримѣръ, очень многими въ нашемъ русскомъ обществѣ считается лакомствомъ, а такъ-какъ въ больницѣ отпускается исключительно бѣлый хлѣбъ, то вотъ вамъ и достаточное основаніе, почему скудная овсянка считается сладкимъ блюдомъ. Я самъ видѣлъ такихъ больныхъ, которые при лекарѣ охала, жаловались на плохое пищевареніе, а поутру, часу въ седьмомъ, покупали на свои гроши краюхи хлѣба и уминали ихъ, независимо отъ казенной пищи. Испорченный воздухъ и скука больничной обстановки для этого сорта людей ничего не значатъ: они ко всему дрянному привыкли и ничѣмъ ихъ не удивишь. Въ больницѣ мнѣ, напримѣръ, передавали слѣдующій случай, довольно характеристичный.
   Не очень давно, одинъ изъ военныхъ начальниковъ принужденъ былъ отправить на излеченіе двоихъ солдатъ изъ своей команды: татарина, съ явными признаками сумасшествія, и русскаго, страдающаго какой-то простудной болѣзнью. Перваго онъ отправилъ въ домъ умалишенныхъ, а второго въ городскую больницу, но по ошибкѣ канцеляріи, больныхъ какъ-то перемѣшали, такъ что сумасшедшій попалъ въ городскую больницу, а простудный въ домъ умалишенныхъ, гдѣ былъ принятъ безъ всякихъ возраженій, такъ-какъ больной ничѣмъ не заявилъ, что онъ состоитъ въ здравомъ разсудкѣ. Продержали его тамъ вмѣстѣ съ сумасшедшими, кажется, цѣлый мѣсяцъ и потомъ уже перевели въ больницу но заявленію начальства, увидавшаго по бумагамъ свою ошибку. На вопросъ, сдѣланный мнимо-помѣшанному: зачѣмъ онъ молчалъ, когда его привели въ домъ умалишенныхъ?-- солдатъ отвѣчалъ: а развѣ не все равно, гдѣ не лежать? Вѣдь и тамъ кормятъ сладко, одѣваютъ и спать даютъ въ вволю; чего жь еще нужно?
   -- Но однако, что же на радость была тебѣ, человѣку въ здравомъ разсудкѣ, сидѣть вмѣстѣ съ сумасшедшими?
   -- Эка бѣда, что съ сумасшедшими? возразилъ солдатъ.-- Развѣ они не такіе же люди, вагъ и всѣ другіе?
   Однимъ словомъ, подобнаго философа ничѣмъ не удивишь и не огорчишь, потому что у него на все заранѣе готовъ одинъ отвѣтъ: развѣ не все равно? Положи его, значащагося по бумагамъ въ здравомъ разсудкѣ, вмѣстѣ съ буйными сумасшедшими, которые имѣютъ привычку драться, -- и то ему ни по чемъ. Онъ опять-таки очень хорошо знаетъ, что привычку драться имѣютъ не одни только сумасшедшіе, а точно такъ не и тѣ, которые по бумагамъ значатся здоровыми, способными и къ повышенію по службѣ достойными.
   А между тѣмъ, еслибы вы, избалованный читатель, только на мять минутъ заглянули въ казанскій домъ умалишенныхъ, то вы отшатнулись бы въ ужасѣ. Домъ устроенъ на 35 сумасшедшихъ, а ихъ постоянно почти вдвое, такъ что половина помѣщается на полу и въ корридорахъ. Даже изъ оффиціальнаго отчета объ осмотрѣ этого дома мы узнаемъ, что помѣщеніе для безпокойныхъ больныхъ въ немъ "очень нехорошо". Больныхъ въ. этомъ домѣ, по старому обычаю, не лечатъ, а просто наказываютъ за то, что они осмѣлились сойдти съума.
   Впрочемъ, въ послѣднее время въ Казани выстроенъ новый, огромный, центральный домъ умалишенныхъ на 200 человѣкъ. Къ этому дому приписаны тѣ самыя губерніи, въ количествѣ десяти, которыя составляютъ казанскій учебный округъ, за то и зданіе воздвигнуто обширнѣе университета. Такъ-какъ въ центральномъ домѣ на каждую губернію округа налагается по 20 штатныхъ мѣстъ, а между тѣмъ, по мнѣнію губернской управы, "ясно, что двадцати кроватей не хватитъ для помѣшанныхъ изъ среды земства Казанской губерніи", -- то и старый домъ хотятъ оставить, собственно только для "безнадежныхъ сумасшедшихъ изъ среды казанскаго земства", тогда какъ теперь въ него засаживаютъ и такихъ, которые подаютъ большія надежды.
   -- А изъ какого сословія всего больше тамъ больныхъ-то у васъ?-- разспрашивалъ я разъ больничнаго сторожа, служившаго лѣтъ пять въ домѣ умалишенныхъ.
   -- Все больше батюшки -- отвѣчалъ солдатъ.
   -- Какъ батюшки?
   -- Да такъ-съ; попы, значитъ, да отцы дьяконы.
   -- Что же, они въ безнадежныхъ больше числятся, или временно только?
   -- Временно. Безнадежныхъ почесть, что и не бываетъ. Всего недѣли съ двѣ, или бы съ три побѣсится, а потомъ и впустятъ. И Господь знаетъ, что это за оказія такая съ ними. Все смотритъ въ одно мѣсто, въ уголъ, поймать будто кого-то хочетъ. Сначала смирно лежитъ, все чепчетъ чего-то, да вдругъ какъ вскочитъ, да заоретъ: а -- говоритъ -- попался наконецъ, собачій сынъ!-- и почнетъ драться. Тутъ только ужь его держи да вяжи, иначе перебьетъ всѣхъ на смерть, потому что народъ здоровенный!
   -- Что же, вы веревками, что ли, вяжете?
   -- Нѣтъ, какъ же можно батюшку-то веревками? Накинемся эдакъ на него вчетверомъ, да сейчасъ въ мѣшокъ его съ длинными рукавами, и стараемся все это сдѣлать какъ можно благороднѣе, потому, значитъ, санъ такой. Поправляются иные скоро, въ недѣлю какую-нибудь. Вотъ и теперича я, какъ по улицамъ хожу, нерѣдко встрѣчаю старыхъ знакомыхъ, которыхъ въ мѣшокъ, бывало, втискивалъ. Одинъ завсегда, какъ встрѣтится, пятачокъ на водку дастъ. На, говоритъ, служивый, за твои хлопоты!-- а самъ-о-тъ смѣется. Помилуйте, говорю, за что же-съ? Ужь теперь, молъ, я въ больницу перешелъ и не могу, при случаѣ, послужить вашей милости.
   -- Типунъ бы тебѣ, говоритъ, на языкъ!
   Но, чтобы не оставить читателя исключительно подъ больничнымъ впечатлѣніемъ, я долженъ, на послѣднихъ страницахъ своей статьи, коснуться и другихъ сторонъ казанской общественной жизни, тѣмъ болѣе, что Казань представляетъ собою центръ не для однихъ только сумасшедшихъ десяти смежныхъ губерній. Казань представляетъ собою центръ умственной дѣятельности обширнаго края, составляющаго ея учебный округъ. Въ ней находится университетъ, содержится отдѣльный цензоръ и нѣсколько частныхъ типографій, за исключеніемъ казенныхъ; слѣдовательно, умственная дѣятельность должна въ ней находиться на довольно высокой степени развитія, потому что, иначе, зачѣмъ бы цензоръ и типографіи?
   Но если мы будемъ судить объ ея умственной дѣятельности по другимъ признакамъ, а именно пц количеству мѣстныхъ литературныхъ произведеній, то немедленно встанемъ въ тупикъ: какъ это до сей поры всѣ казанскіе типографщики и наборщики не перемерли съ голода и зачѣмъ, собственно, существуетъ въ ней отдѣльный цензоръ?
   Дѣйствительно, еслибы въ Казанской губерніи не были введены земскія учрежденія, то одной губернской типографіи было бы вполнѣ достаточно, и въ отдѣльномъ цензорѣ вовсе бы никакой нужды не оказалось, но въ томъ-то и дѣло, что земскія учрежденія удивительно какъ поддерживаютъ мѣстную прессу. Все то, о чемъ толкуютъ на тринадцати земскихъ собраніяхъ и въ тринадцати управахъ губерніи,-- все это предается тисненію въ значительномъ количествѣ экземпляровъ и представляетъ собою массу печатной бумаги очень почтенныхъ размѣровъ. Одна губернская управа изведетъ въ теченіе года бумага не менѣе того, сколько ее требуется на изданіе же маленькой еженедѣльной газеты. Такъ-какъ типографіи всѣми признаются самымъ надежнымъ проводникомъ просвѣщенія въ массу народа, то въ этомъ отношеніи на нашими земскими учрежденіями нельзя не признать громадной заслуги, хотя произведенія ихъ читаются очень немногими.
   Что же касается собственно до литературныхъ произведеній, то ихъ, надобно сознаться, выходятъ ровно на столько, чтобы рабочіе одной небольшой типографіи и совершенно сыты и наги не были и, вмѣстѣ съ тѣмъ, съ голода и холода бы не передохли. Ученое вѣдомство издаетъ нѣчто въ родѣ журнала, "Ученыя Записки", но записки эти выходятъ въ самомъ ограниченномъ количествѣ экземпляровъ и читаются преимущественно тѣми, кто въ нихъ пишетъ, а не сторонними людьми, такъ-какъ вообще чужія записки, хотя бы и ученыя, читать не принято, и многими, хотя, разумѣется, не всѣми, признается занятіемъ даже нѣсколько подловатымъ. Въ этихъ секретныхъ "Запискахъ" печатается не мало различныхъ, самыхъ ученыхъ изслѣдованій и разсужденій, преимущественно о предметахъ, ни съ которой стороны не задѣвающихъ общества а изложенныхъ слогомъ сухимъ, вполнѣ приличнымъ и совершенно непонятнымъ большинству, даже никогда нечитающей ихъ, публики. Ученыя разсужденія исключительно читаются оффиціальными оппонентами на диспутахъ, которые получаютъ за это жалованье. Дѣлать-то ужь нечего: взялся за гужъ -- не говори, что не дюжъ!-- посторонняя же публика можетъ кое-что услыхать объ нихъ на годовыхъ университетскихъ актахъ, на которыхъ, валъ извѣстно, постоянно докладывается, какіе труды мѣстныхъ профессоровъ появились въ свѣтъ, какіе готовятся въ печатанію, и какіе, наконецъ, изъ мѣстныхъ профессоровъ готовятся въ подготовленію работы. Впрочемъ, надобно замѣтить, что съ той самой поры, когда на университетскихъ актахъ пѣвчіе перестали пѣть "Царю небесный", а музыканты перестали играть увертюры,-- съ этой поры публика стала посѣщать ихъ неохотно, такъ что профессорскіе труды сдѣлались еще секретнѣе.
   Въ прошломъ году издавалась въ Казани особая газетка, "Справочный листокъ", но, несмотря на то, что въ ней задавались вопросы самые животрепещущіе, какъ, напримѣръ, вопросъ о казанскомъ водопроводѣ, о которомъ уже толкуютъ тамъ семьдесятъ лѣтъ сряду,-- все-таки газетка лопнула. Дотолковаться ни до чего не успѣли, а теперь и толковать негдѣ. Нельзя не отдать полной справедливости редактору "Листка", г. Шпилевскому: онъ всѣми силами старался развить въ публикѣ вкусъ къ чтенію; кромѣ семидесятилѣтняго животрепещущаго вопроса о водопроводахъ, онъ задавалъ и другіе, не менѣе животрепещущіе. Пріѣдетъ, бывало, въ Казань какой-нибудь антрепренеръ и устроитъ циркъ съ конными ристалищами,-- г. Шпилевскій сейчасъ же пишетъ въ своей газеткѣ передовую статью, въ которой относится къ ристалищу критически. Всѣхъ конныхъ ристальщиковъ разберетъ, бывало, по ниточкѣ; докажетъ, что мадмуазель Дора исполнила такое-то па на лошадиномъ крупѣ лучше, чѣмъ мадмуазель Роза, у которой за то нога будетъ поменьше, чѣмъ у Доры, да, притомъ, въ верхнихъ частяхъ ногъ, начиная съ колѣнъ, граціозности больше. И обо всемъ-то, бывало, почтенный редакторъ относится, какъ глубокій знатокъ дѣла; иной разъ можно было даже подумать, что и самъ онъ, полно, когда-нибудь не выдѣлывалъ ли трудныхъ на на кобыльихъ спинахъ, а между тѣмъ, каждый казанецъ очень хорошо зналъ, что спеціальность редактора совсѣмъ иная, что онъ изрѣдка даже пописываетъ и въ "Ученыхъ Запискахъ", Г. Шпилевскій, какъ самъ онъ сознался,-- не досыпалъ ночей надъ своимъ изданіемъ, и все-таки оно лопнуло: еслибы заранѣе зналъ, то, по крайней-мѣрѣ, спалъ бы, сколько слѣдуетъ. Теперь г. Шпилевскій всѣ свои силы и способности тратитъ на улучшеніе мѣстныхъ "Губернскихъ Вѣдомостей", которыя, впрочемъ, сколько я могъ замѣтить, ничуть не лучше прежнихъ, если не обращать особеннаго вниманія на достоинство бумаги. Бумага, дѣйствительно, нѣсколько получше употреблявшейся прежде, сѣрой оберточной, съ крупными деревянными завозами и полуторавершковыми плѣшинами среди печатнаго листа. Впрочемъ, и вообще "Губернскія Вѣдомости" никоимъ образомъ нельзя относитъ къ доказательствамъ прогресса въ умственной дѣятельности, потому что даже въ тѣхъ губерніяхъ, въ которыхъ умственной дѣятельности вовсе не существуетъ -- и тамъ Губернскія Вѣдомости все-таки издаются. Къ этой же категоріи изданій можно отнести всѣ земскіе протоколы и журналы, а, отчасти, и "Ученыя Записки", такъ-какъ и записки эти издаются исключительно потому, что ихъ приказано издавать, а вовсе не потому, чтобы въ нихъ чувствовалась дѣйствительная надобность. Попробуйте-ка ихъ издавать частнымъ образомъ: несчастный издатель въ первый же мѣсяцъ прогоритъ окончательно, какъ портной, который имѣетъ обыкновеніе десять разъ отрѣзать, а потомъ одинъ разъ отмѣрить.
   Остаются, значитъ, только лишь частныя произведенія мѣстныхъ писателей, преимущественно по отдѣлу изящной литературы, такъ-какъ общеинтересныя диссертаціи, печатающіяся изрѣдка въ "Ученыхъ Запискахъ", пускаются въ продажу отдѣльными оттисками въ количествѣ совершенно ничтожномъ.
   Нельзя сказать, чтобы въ Казани произведеній изящной словесности не появлялось вовсе; они появляются, но, вопервыхъ, очень рѣдко, а, вовторыхъ, тѣ, которыя появились до сей поры, на столько же изящны, на сколько могутъ считаться изящными солдатскія щи изъ кислой капусты. Вѣроятно, въ подражаніе Крестовскому, и въ Казани, нѣкто г. Невельской выпустилъ въ свѣтъ "Казанскія трущобы", крошечную, въ полтораста страничекъ разгонистой печати книжурку, которая, впрочемъ, много выигрываетъ тѣмъ, что она мала. Для чего и для кого написана эта книжка, и какую мысль хотѣлъ въ ней провести авторъ -- догадаться не легко. Прочитавши ее, видно только, что въ Казани очень многіе жестоко пьютъ водку, хотя читатель въ этомъ и прежде не сомнѣвался. Книжка написана, нельзя сказать, чтобы очень ужь глупо; моднаго, подлаго направленія тоже въ ней не замѣтно; но, характеризуя ея автора, приходится ограничиться такимъ отзывомъ, какой у насъ славится нерѣдко: человѣкъ-то, молъ, онъ, ничего, такъ-себѣ: сальныхъ свѣчъ и мыла не ѣстъ, внизъ головой не ходитъ, а послѣдняго про г. Крестовскаго, напримѣръ, сказать никакъ нельзя. Г. Невельской на эфектъ не разсчитываетъ, а ограничивается только лишь въ угоду извѣстной части публики, нѣсколькими пошлостями, хотя онѣ едва-ли могутъ выручить его дрянненькую книжку. Представлю здѣсь примѣръ остроумія г. Невельского.
   Дѣйствіе происходить въ Адмиралтейской свободѣ, въ домѣ какой-то торговки, къ которой насильственно вторгается нѣсколько пьяныхъ безобразниковъ и начинаютъ еще болѣе напиваться сивухой. Въ числѣ дѣйствующихъ лицъ находится какой-то неизвѣстный и другой, гороховый сюртукъ, которые говорятъ другъ другу нижеслѣдующія пошлости:
   Неизвѣстный (гороховому сюртуку).-- Ну, такъ скажите же, зачѣмъ вы женились?
   Гороховый сюртукъ.-- Ужь, ей-Богу, и самъ не знаю.
   Неизвѣстный.-- Такъ я вамъ скажу. Вы женились для того... ну, однимъ словомъ, объясню послѣ водки, для чего... А жена ваша вышла за васъ изъ любопытства. Понимаете?
   Гороховый сюртукъ.-- Не понимаю, ей-Богу, что изволите говорить.
   Неизвѣстный.-- Что это у васъ на лбу волосы-то рѣдки? Видно, для роговъ мѣсто оставлено!... и т. д., все въ томъ же родѣ.
   Еслибы вся книжка была написана въ томъ же тонѣ, то можно было бы узнать, какихъ авторъ имѣлъ въ виду читателей, но въ ней мѣстами встрѣчается и гражданская скорбь, которой рыбнорядскіе и галантерейные прикащики терпѣть не могутъ.
   Послѣ трактирнаго разговора, помѣщеннаго ни къ селу ни къ городу, авторъ, вдругъ, неожиданно, вводитъ своего злосчастнаго читателя въ бѣдную комнату студента, который, хотя и голъ, какъ соколъ, но задумалъ уже жениться и живетъ вмѣстѣ со своей невѣстой, Сашей. Саша чего-то шьетъ, не знай рубашку, не знай подштанники для своего голаго жениха, или на продажу, а студентъ ничего не дѣлаетъ, и говоритъ ей плаксивыхъ голосомъ:
   -- Что, Сашенька, скоро-ли мы будемъ принадлежать другъ другу?
   Саша.-- А развѣ мы теперь уже не принадлежимъ другъ другу? Развѣ я не люблю тебя, какъ жениха, какъ друга?
   -- О, въ этомъ и увѣренъ, отвѣчалъ молодой человѣкъ, цалуя у Саши руку.-- Вотъ скоро я окончу курсъ, поступлю на мѣсто... онъ не могъ договоритъ, слезы ручьями полились изъ глазъ юноши. (Зачѣмъ это? Съ похмѣлья, что ли, сильнаго?). Получу мѣсто -- думалъ онъ, -- но какъ найти его, не имѣя ни связей, ни родныхъ, ни протекцій.
   А почему же бы и не получить? сказалъ бы я на мѣстѣ Саши, плаксѣ-студенту.-- Попросись въ палату государственныхъ имуществъ, или въ консисторію, въ которой служатъ юноши, даже не окончившіе курса въ семинаріи. Была бы только охота служить, а писарское мѣсто всегда отыщешь.
   Потомъ вдругъ, опять-таки, ни съ того ни сего, изображаются похороны этой тряпки-человѣка. Саша идетъ за гробомъ и плачетъ, потоку что, какъ ни плохъ былъ ей женишокъ, а все-таки привычка -- важное дѣло. По поводу похоронъ, авторъ предается слѣдующему размышленію: "Что сказать послѣ этого (?) о жизни? Одно: повторять слова Гоголя: скучно жить на свѣтѣ, ей-ей скучно!"
   Почему автору вздумалось непремѣнно уморить плаксиваго студента,-- это остается покрытымъ мракомъ неизвѣстности. Всего вѣроятнѣе, что студентъ умеръ просто отъ горячки или лихорадки, которыя въ Казани свирѣпствуютъ, но, въ такомъ случаѣ, какой же смыслъ въ его смерти? Отъ лихорадки вѣдь мрутъ и очень богатые люди, имѣющіе очень хорошія и доходныя штатныя мѣста.
   Вообще нельзя не замѣтить, что авторъ "Трущобъ" шлялся не мало по грязнимъ трактирамъ и видалъ виды; что онъ знаетъ очень хорошо, какъ невыгодно ходить по улицамъ оборвышемъ, что онъ не мало слыхалъ на своемъ вѣку кабацкихъ разговоровъ, но всего этого еще очень мало для писателя! Въ этомъ отношеніи каждый, даже не очень искусный, стенографъ оставить его далеко позади.
   Въ Казани есть и поэты, но о произведеніяхъ ихъ много распространяться и грѣшно, и стыдно. Одинъ изъ поэтовъ, какой-то Викторъ Ѳедорычъ (фамиліи не упомню), пишетъ стихи на всевозможные случаи. Если онъ, напримѣръ, замѣтитъ посреди улицы спокойно лежащую свинью или корову, то онъ и по этому поводу сейчасъ же пишетъ элегію, или мадригалъ. Лучшимъ изъ его стихотвореній считается посланіе къ лекарю запойныхъ пьяницъ, Истомину, пріѣзжавшему разъ въ Казань.
   
   Зачѣмъ, о, долго такъ, Истоминъ,
   Въ нашъ городъ ты не пріѣзжалъ?
   
   спрашиваетъ поэтъ Викторъ Ѳедорычъ, и потомъ доказываетъ фактами, до какой степени въ Казани необходимо присутствіе лекаря по части запоя. Оказалось, что въ такомъ лекарѣ нуждалось не одно токмо мѣщанство, но люди всѣхъ сословій, половъ и возрастовъ, начиная съ высокопоставленнаго чиновника ученаго вѣдомства и кончая послѣднимъ городовымъ.
   Другой казанскій поэтъ, нѣкто Ивановъ, въ нынѣшнемъ году издалъ довольно толстую книжку своихъ стихотвореній, хотя они, по содержанію и формѣ, на столько же принадлежатъ къ поэзіи, на сколько, напримѣръ, театральная прачка принадлежитъ къ трупѣ артистовъ. Пріѣдетъ, напримѣръ, въ Казань какой нибудь генералъ ревизовать кантонистскую роту, Ивановъ сейчасъ же пишетъ:
   
   Прими, прими благодаренье
   Начальникъ добрый, какъ отецъ!
   Мы за тебя всѣ шлемъ моленья,
   Отъ чистыхъ, искреннихъ сердецъ!
   
   Подобныя стихотворенія сначала переписывались чистенько на бумажку и подносились самимъ г. Ивановымъ пріѣзжему генералу, который, смотря по характеру, награждалъ, разумѣется, поэта болѣе или менѣе щедро. Однимъ словомъ, поэтъ поступалъ по примѣру половыхъ большихъ московскихъ трактировъ, гдѣ, какъ извѣстно, постоянные посѣтители въ Рождество и новый годъ снабжаются стихотворный поздравленіями съ праздникомъ, за которыя даютъ на водку. Вотъ, напримѣръ, выписка изъ стихотворенія Иванова по поводу юбилея Казани:
   
   Здѣсь есть войска, суды, палаты,
   Мечети, храмы, монастыри (это нескладно, да ладно!)
   Дворецъ, ряды, кремль, дамба, хаты,
   Вотъ университетъ -- смотри! (bis!)
   Тамъ институтъ и академья,
   Наукъ разсадникъ и искусствъ,
   И есть другія заведенья... и т. д.
   
   Въ книжкѣ г. Иванова помѣщенъ довольно обширный отдѣлъ надгробныхъ эпитафій, я многія изъ нихъ, какъ видно, были уже въ употребленіи, т.-е. выцарапаны уже на памятникахъ. Помѣщая этотъ отдѣлъ, г. Ивановъ, вѣроятно, разсчитывалъ, что онъ-то именно и доставитъ сбытъ его книжкѣ. Напишу, молъ, я штукъ пятьдесятъ эпитафій на разные случаи -- и у меня, смотришь, иной купецъ и купитъ, разумѣется, семейный, у котораго очень легко можетъ умереть жена, сынъ или дочь. Нѣкоторыя изъ эпитафій, бывшихъ уже въ употребленіи, отличаются необыкновенно бойкимъ размѣромъ стиховъ, напоминая собою пушкинскаго графа Нулина; вотъ, напримѣръ:
   
   Подъ отъ крестомъ погребена
   Авдотья Францевна -- дѣвица --
   Дочь Бугнъ, общій радости царица,
   И горестей родительскихъ вина (?)
   
   Въ послѣднихъ двухъ строчкахъ авторъ видимо сбился съ принятаго имъ тона. Мнѣ кажется, эпитафія много бы выиграла, еслибы поэтъ измѣнилъ ее такимъ образомъ:
   
   Подъ симъ крестомъ погребена
   Матильда Карловна, дѣвица, --
   Пожить, покойница, она
   Была большая мастерица.
   
   Потомъ изложить бы, въ стихахъ же, разумѣется, въ чемъ именно заключалось умѣнье ея пожить на бѣломъ свѣтѣ. Къ словамъ: она и погребена можно подъискать достаточное количество довольно звучныхъ рифмъ, напримѣръ:
   
   Стаканъ шипучаго вина.
   
   Или:
   
   Гуляла по ночамъ одна и т. п.
   
   Такія эпитафіи могли бы составить въ книгѣ г. Иванова особый отдѣлъ "веселыхъ надгробныхъ эпитафій", въ которыхъ въ нашемъ обществѣ, безспорно, ощущается надобность. Другой отдѣлъ могли бы составить эпитафіи, писанныя на веселѣ, къ которымъ можно причислять слѣдующую:
   
   Здѣсь подъ этимъ камнемъ почиваетъ
   Лишь полутора года наша дочь;
   Но амуръ надъ нею проливаетъ
   Слезы горьки день и ночь!
   
   Недурны также выходятъ у г. Иванова и акростихи, которые и у искусныхъ-то стихотворцевъ, по правдѣ сказать, бываютъ въ достаточной степени глупыми. Вотъ, для образца, одинъ Ивановскій акростихъ, изъ заглавныхъ буквъ котораго составляется небывалое имя: Варинка:
   
   "Въ альбомъ пусть самъ своей стрѣлой
   Амуръ ужь вамъ стихи напишетъ;
   Рѣзвясь, васъ крыломъ осѣнитъ
   И въ сердце радостей надышетъ...
   Никто не выразитъ вполнѣ
   Какъ всякъ горитъ отъ васъ и пышетъ!
   А вы?-- спокойны, въ тишинѣ..."
   
   Прочитавши такой акростихъ, каждый благоразумный читатель невольно отвернется въ сторону, плюнетъ и съ сердцемъ пробормочетъ: фу, чортъ бы тебя побралъ!... Признаюсь, на меня всѣ стихотворенія г. Иванова произвели именно такое впечатлѣніе. Подобныя стихотворенія дѣйствительно позволительно только лишь издавать въ городѣ, считающемся центромъ для сумасшедшихъ десяти смежныхъ губерній!
   Но, если Казань сама не производитъ такихъ книгъ, которыя бы порядочный человѣкъ могъ читать безъ отвращенія, то, въ замѣнъ этого, она представляетъ всѣ удобства читать книги, выходящія въ столицахъ. Кромѣ даровой библіотеки при думѣ, въ Казани существуетъ библіотека г. Шидлевскаго, устроеннаяи очень недурно, только ужь на счетъ книгъ строго очень. На каждой изъ выдаваемыхъ книгъ наклеенъ ярлыкъ съ слѣдующей, нѣсколько странной, надписью.

Книга исправная (?)

   Каждый подписчикъ обязанъ тщательно слѣдить, чтобы взятая имъ книга не бола изорвана и запачкана. Книга съ пятнами и съ надписями карандашомъ, несмотря ни на какія отговорки, не принимается и за нее подписчикъ долженъ заплатить.
   Я кажднй разъ приходилъ въ трепетъ, когда замѣчалъ въ "исправной! книгѣ масляное пятно. Ну, какъ, думаю, съ межи взыщутъ, хотя я не виноватъ тутъ ни душой, ни тѣломъ? Къ счастію, угрозы эти исполняются съ такою же строгостію, какъ запрещеніе курить въ вагонахъ Николаевской желѣзной дорога. Зачѣмъ же было и огородъ городить? Еще я замѣтилъ, что г. Шидловскій не особенно усердно слѣдитъ за вновь выходящими книгами. Разъ я потребовалъ путешествіе Радищева -- и около своего письменнаго требованія увидалъ написанный карандашомъ отвѣтъ, нелишенный даже нѣкоторой язвительности: "книга эта еще не выходила и едва-ли выйдетъ скоро!" Язвительность отвѣта выражалась преимущественно восклицательнымъ знакомъ.

-----

   Но, Богъ съ тобою, полутатарская Казань, съ твоими больницами, центральными домами для помѣшанныхъ членовъ земства, изъ среды которыхъ выходятъ сочинители Трущобъ и отвратительные поэты! Пора ѣхать въ Питеръ, въ которомъ уже теперь нѣтъ ни гари ни копоти, гдѣ на улицахъ по ночамъ не бываетъ такой темноты, что даже воръ и грабитель не можетъ отыскать во мракѣ, кого бы ему ограбить, гдѣ улицы освѣщаются или газомъ, или свѣтомъ американскаго гражданина Шандора, свѣтомъ, исходящимъ изъ Большой Конюшенной улицы. Тѣмъ болѣе нора ѣхать, что начались уже здѣсь проливные октябрскіе дожди, по дорогѣ въ пароходнымъ пристанямъ замѣсили такую грязь, что и ѣздить почти невозможно, да и самые пароходы скоро ужь прекратятъ свои рейсы. Пора!
   Сказавши: пора!-- я поплелся по неимовѣрной грязи, по неимовѣрно испорченной мостовой на дамбѣ, къ пароходной пристани, гдѣ очень удачно прямо попалъ на роскошно-устроенный, дешевый арестантскій пароходъ г. Колчина. Менѣе чѣмъ на половинную цѣну противъ другихъ пароходовъ, я сидѣлъ въ удобной каютѣ 1-го класса, въ которой постоянно накаливалась желѣзная печь. Съ будущаго года предпріимчивый г. Колчинъ пуститъ новый пароходъ, еще роскошнѣе существующихъ, и хочетъ выписать для пассажировъ нѣсколько газетъ и журналовъ. Явленіе немного странное, но все-таки утѣшительное: съ плодами европейской цивилизаціи мы будемъ знакомиться исключительно на арестантскихъ пароходахъ, въ арестантскихъ помѣщеніяхъ. У насъ ныньче при многихъ казаматахъ уже устроена очень порядочная школа; изъ Петербургской тюрьмы для срочныхъ арестантовъ выходятъ, какъ извѣстно, искусные рабочіе, прежде ничего неумѣвшіе дѣлать... Теперь на арестантскихъ пароходахъ публика наша будетъ понемногу пріучаться къ чтенію. Вотъ какими странными путями распространяется у насъ просвѣщеніе!

Н. Демертъ.

"Отечественныя Записки", NoNo 11--12, 1868

   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru