Диккенс Чарльз
Наш общий друг

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Our Mutual Friend.
    Перевод Н. Ауэрбах. Под редакцией М. А. Орлова.
    С.-Петербургъ, 1909.

ПОЛНОЕ СОБРАНІЕ СОЧИНЕНІЙ
ЧАРЛЬЗА ДИККЕНСА

КНИГА 15.

БЕЗПЛАТНОЕ ПРИЛОЖЕНІЕ къ журналу "ПРИРОДА И ЛЮДИ"
С.-ПЕТЕРБУРГЪ.
1909 г.

НАШЪ ОБЩІЙ ДРУГЪ.

Переводъ Н. Ауэрбахъ.
Подъ редакціей М. А. Орлова.

ОГЛАВЛЕНІЕ.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ.

   Глава I. На поискѣ
   Глава II. Человѣкъ откуда-нибудь
   Глава III. Еще человѣкъ
   Глава IV. Семейство Р. Вильфера
   Глава V. Павильонъ Боффина
   Глава VI. Отпущенъ на произволъ судьбы
   Глава VII. Мистеръ Веггъ ищетъ самого себя
   Глава VIII. Мистеръ Боффинъ на совѣщаніи
   Глава IX. Мистеръ и мистриссъ Боффинъ на совѣщаніи
   Глава X. Супружескій договоръ
   Глава XI. Подснаповщина
   Глава XII. Честный человѣкъ въ потѣ лица
   Глава XIII. Выслѣживаніе хищной птицы
   Глава XIV. Хищная птица подшиблена
   Глава XV. Двое новыхъ служителей
   Глава XVI. Питомцы
   Глава XVII. Страшное болото

ЧАСТЬ ВТОРАЯ.

   Глава I. Воспитательнаго свойства
   Глава II. Тоже воспитательная
   Глава III. Хлопотливое дѣло
   Глава IV. Вспомоществуемый Амуръ
   Глава V. Вспомоществующій Меркурій
   Глава VI. Загадка безъ отвѣта
   Глава VII. Въ которой рождается дружеское предложеніе
   Глава VIII. Въ которой совершается невинный побѣгъ
   Глава IX. Въ которой сирота дѣлаетъ свое завѣщаніе
   Глава X. Наслѣдникъ
   Глава XI. Кой-какія сердечныя дѣла
   Глава XII. Еще хищныя птицы
   Глава XIII. Соло и дуэтъ
   Глава XIV. Твердое намѣреніе
   Глава XV. Вотъ до чего дошло
   Глава XVI. Годовщина

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ.

   Глава I. Жильцы въ несостоятельной улицѣ
   Глава II. Почтенный другъ въ новомъ видѣ
   Глава III. Тотъ же почтенный другъ еще въ нѣкоторыхъ видахъ
   Глава IV. Возвратъ счастливаго дня
   Глава V. Золотой Мусорщикъ попадаетъ въ дурное общество
   Глава VI. Золотой Мусорщикъ попадаетъ въ еще болѣе скверное общество
   Глава VII. Дружеское предпріятіе упрочивается
   Глава VIII. Конецъ продолжительнаго странствія
   Глава IX. Кто-то становится предметомъ предсказанія
   Глава X. Лазутчики
   Глава XI. Въ потемкахъ
   Глава XII. Злой умыселъ
   Глава XIII. Дай собакѣ дурную кличку и повѣсь ее
   Глава XIV. Мистеръ Веггъ готовитъ точило для носа мистера Боффина.
   Глава XV. Золотой Мусорщикъ въ своемъ наихудшемъ видѣ
   Глава XVI. Пиршество трехъ сильфовъ
   Глава XVII. Общежитейскій хоръ

ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ.

   Глава I. Ставка ловушекъ
   Глава II. Золотой Мусорщикъ немного приподнимается
   Глава III. Золотой Мусорщикъ опять падаетъ
   Глава IV. Бѣглая чета
   Глава V. Невѣста нищаго
   Глава VI. Призывъ помощи
   Глава VII Лучше быть Авелемъ, нежели Каиномъ
   Глава VIII. Нѣсколько зеренъ перцу
   Глава IX. Два вакантныя мѣста
   Глава X. Кукольная швея отгадываетъ слово
   Глава XI. Открытіе, сдѣланное кукольною швеей, приводится въ дѣйствіе
   Глава XII. Мимолетная тѣнь
   Глава XIII. Какъ Золотой Мусорщикъ расчистилъ мусоръ
   Глава XIV. Шахъ и матъ содружескому предпріятію
   Глава XV. Что было поймано въ поставленную ловушку
   Глава XVI. Липа и вещи въ общемъ очеркѣ
   Глава послѣдняя. Голосъ общества
   

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ.

I. На поискѣ.

   Въ недавнее время,-- нѣтъ надобности въ точности указывать въ какомъ именно году,-- плыла разъ, къ концу осенняго вечера, грязная, зазорной наружности лодка, съ двумя сидѣвшими въ ней человѣками, по Темзѣ, между Саутваркскимъ Мостомъ, желѣзнымъ, и Лондонскимъ Мостомъ, каменнымъ.
   Сидѣвшіе въ лодкѣ были сильный мужчина съ всклоченными, сѣдоватыми волосами, съ загорѣлымъ отъ солнца лицомъ и смуглая дѣвушка, такъ походившая на него, что ее можно было прямо признать за его дочь. Дѣвушка ловко дѣйствовала парою небольшихъ веселъ; а мужчина держалъ ненатянутыя рулевыя бичевки и, опустивъ свободно руки на колѣни, нетерпѣливо посматривалъ то впередъ, то на стороны. При немъ не было ни сѣтей, ни крючковъ, ни удочекъ,-- значитъ, онъ не былъ рыбакъ; лодка его не имѣла ни подушки для сидѣнья, ни окраски, ни надписей, никакого орудія, кромѣ небольшого лодочнаго багра и связки веревокъ, а потому нельзя было принять его за перевозчика; лодка его была слишкомъ утла, слишкомъ мала для перевозки товаровъ, и потому нельзя было счесть его за плашкотника. Не было ничего такого, что могло бы объяснить, чего онъ высматривалъ; а между тѣмъ онъ чего-то высматрмвалъ очень пытливо. Морской отливъ уже съ часъ какъ начавшійся, бѣжалъ внизъ по руслу, а глаза этого человѣка безъ устали слѣдили за каждою струйкой, за каждою рябью широкаго потока, въ то время какъ лодка шла то носомъ противъ теченія, то кормою по теченію, смотря по тему, какъ направлялъ онъ движеніемъ своей головы работавшую веслами дѣвушку. Она не сводила глазъ съ его лица, пока онъ осматривалъ рѣку; въ ея напряженномъ взорѣ былъ замѣтенъ оттѣнокъ страха, даже ужаса.
   Люди, плывшіе въ лодкѣ,-- болѣе сродной дну рѣки, чѣмъ ея поверхности, по тинѣ и илу, ее покрывавшимъ, а равно и по ея вѣтхости -- дѣлали что-то такое, что случалось имъ часто дѣлать, и искали чего-то тоже, какъ видно чего случалось имъ часто искать, полудикаремъ казался этотъ мужчина съ непокрытою всклоченною головой, съ обнаженными выше локтей руками, съ голыми плечами, на которыя былъ наброшенъ слабымъ узломъ завязанный платокъ, лежавшій на голой груди, среди густой бороды, одѣтый въ платье, будто сработанное изъ грязи, облѣплявшей его лодку; но въ его взглядѣ былъ замѣтенъ навыкъ дѣлового человѣка. То же самое сказывалось въ каждомъ пріемѣ дѣвушки, въ каждомъ движеніи ея рукъ, больше же всего въ ея отѣненныхъ страхомъ, даже ужасомъ, глазахъ. Оба они, очевидно, были люди, занимавшіеся какимъ-то ремесломъ.
   -- Держи, Лиза, немного въ сторону. Тутъ отливъ больно силенъ. Потомъ веди ее противъ воды.
   Увѣренный въ ловкости дѣвушки, и потому не дѣйствуя рулемъ, онъ продолжалъ смотрѣть на набѣгавшій потокъ съ глубочайшимъ вниманіемъ. Точно также смотрѣла и дѣвушка на этого человѣка. Но тутъ случилось косвенному лучу заходившаго солнца упасть на дно лодки, и онъ скользнулъ тамъ по ржавому пятну, имѣвшему сходство съ очеркомъ формы завернутаго человѣка, и окрасилъ его будто бы жидкою кровью. Дѣвушка замѣтила это и вздрогнула.
   -- Что съ тобой?-- спросилъ мужчина, не перестававшій глядѣть на крутившіяся струи, однако, замѣтившій движеніе своей спутницы.-- Я ничего не вижу на водѣ.
   Красный отблескъ исчезъ, миновалъ и трепетъ, и взглядъ мужчины, на минуту возвратившійся въ лодку, отправился странствовать снова. Тамъ, гдѣ потокъ встрѣчалъ какое-нибудь препятствіе, глаза мужчины останавливались на мгновеніе. У каждой якорной цѣпи, у каждаго каната, у каждой неподвижно стоявшей лодки или баржи, у каждаго водорѣза быковъ Саутваркскаго моста, у колесъ каждаго парохода, пѣнившаго зловонно-мутную воду, у каждаго колыхавшагося плота изъ связанныхъ бревенъ, у нѣкоторыхъ пристаней, его сверкавшіе глаза бросали алчный взглядъ. По прошествіи часа или около того, онъ вдругъ натянулъ рулевыя бичевки и круто повернулъ лодку по направленію къ Соррейскому берегу.
   Дѣвушка, почти не отводя глазъ смотрѣвшая ему въ лицо, тотчасъ же ударила веслами, соображаясь съ его движеніемъ. Лодка быстро очертила полукругъ, дрогнула будто отъ удара, и верхняя половина сидѣвшаго въ лодкѣ мужчины перегнулась за корму.
   Дѣвушка между тѣмъ надвинула себѣ на голову и на лицо мѣшокъ плаща, которымъ была прикрыта, и, смотря назадъ такъ, что переднія складки были обращены къ низовью рѣки, продолжала грести въ этомъ направленіи по отливу. До сихъ поръ лодка не слѣдовала по теченію, а брала свое собственное направленіе, вертясь все около одного мѣста; теперь же берега передъ нею начали смѣняться одинъ за другимъ; густой мракъ арокъ и сверкающіе фонари Лондонскаго Моста миновали; по обѣ стороны поднялись ярусами корабли.
   Тутъ только верхняя половина отца откинулась назадъ и выпрямилась въ лодкѣ. Руки его были мокры и грязны; онъ вымылъ ихъ черезъ бортъ. Въ горсти правой руки онъ что-то держалъ; онъ и это вымылъ въ рѣкѣ. То были деньги. Онъ звякнулъ ими разъ, дунулъ на нихъ разъ и плюнулъ на нихъ разъ:
   -- На счастье!-- проговорилъ онъ хрипло и потомъ опустилъ деньги въ карманъ.-- Лиза!
   Дѣвушка торопливо обернула къ нему глаза, продолжая грести молча. Лицо ея было блѣдно. А сидѣвшаго съ нею человѣка былъ носъ крючкомъ, и это, вмѣстѣ съ блестящими глазами и всклоченною головой, придавало ему сходство со встрепенувшеюся хищною лицеи.
   -- Сбрось эту штуку съ лица.
   Она откинула капюшонъ назадъ.
   -- Теперь дай мнѣ весла. Я самъ примусь грести.
   -- Нѣтъ, нѣтъ, батюшка! Право не могу! Ни за что не сяду такъ близко къ этому...
   Онъ уже придвинулся къ ной, чтобы перемѣниться мѣстами; но ея тревожная просьба остановила его, и онъ снова сѣлъ на свою лавку.
   -- Чего же ты боишься?
   -- Ничего, батюшка! По я не могу терпѣть этого...
   -- Ты, значитъ, и рѣку терпѣть не можешь...
   -- Правда, я не люблю ея, батюшка.
   -- Не любишь! Своей кормилицы-то не любишь?
   При послѣднихъ словахъ дрожь снова охватила дѣвушку. Она перестала грести и, казалось, готова была лишиться чувствъ. Отецъ не замѣтилъ этого; онъ смотрѣлъ за корму на что-то шедшее за лодкой на буксирѣ.
   -- Какъ же это, Лиза, нѣтъ у тебя никакой благодарности къ твоей кормилицѣ? Самый тотъ огонь, что обогрѣвалъ тебя, какъ ты была ребенкомъ, доставалъ я изъ рѣки вдоль барокъ съ каменнымъ угольемъ. Въ которой корзинкѣ ты спала, эта самая рѣка выбросила ее на берегъ. И качалку подъ корзинку, изъ рѣки же взялъ кусокъ дерева да сработалъ тебѣ.
   Лиза покинула одно весло, приложила руку къ губамъ, привѣтно махнула ею отцу и, не сказавъ ни слова, принялась снова грести. Въ это время другая лодка, съ виду такая же, но почище, выдвинулась изъ темнаго мѣста и плавно подошла къ первой.
   -- Опять повезло счастье, Гафферъ?-- сказалъ, косясь и кривя лицо, человѣкъ, одинъ сидѣвшій въ появившейся лодкѣ и управлявшій въ ней веслами.-- Я сразу узналъ, что счастье повезла тебѣ, по хвосту узналъ.
   -- А!-- отвѣчалъ тотъ сухо.-- Ты тоже вышелъ?
   -- Да, товарищъ.
   Слабый, желтый свѣтъ мѣсяца освѣщалъ рѣку. Новоприбывшій, держась на полдлины позади Гаффера, пристально посмотрѣлъ на слѣдъ, крутившійся за нею.
   -- Вонъ, говорю я про себя, какъ только ты показался,-- продолжалъ онъ,-- вонъ Гафферу опять повезло счастье, клянусь Георгіемъ, опять счастье!.. Это я весломъ черкнулъ, товарищъ, не безпокойся, до него я не дотронулся.
   Послѣднія слова сказаны были какъ бы въ отвѣтъ на торопливое движеніе Гаффера: сказавшій ихъ закинулъ весло съ той стороны къ себѣ въ лодку, подплылъ ближе и взялся рукою за бортъ другой лодки.
   -- Коли судить по его виду, такъ до него уже довольно дотрогивались, будетъ съ него! Его порядкомъ поколотила вода. Вотъ мнѣ такъ не дался онъ; такое ужъ видно мое счастіе! Онъ непремѣнно мимо меня проплылъ, какъ я караулилъ тутъ, пониже моста. Ты, словно коршунъ, товарищъ, должно быть носомъ его чуешь.
   Онъ говорилъ это пониженнымъ голосомъ и нѣсколько разъ взглядывалъ на Лизу, которая вновь надвинула на себя капюшонъ. Оба человѣка посмотрѣли потомъ съ какимъ-то таинственнымъ и недобрымъ участіемъ на то, что плыло за лодкою Гаффера.
   -- Не втащить ли мнѣ его въ лодку, товарищъ?
   -- Не надо,-- отвѣчалъ тотъ такимъ суровымъ голосомъ, что сдѣлавшій вопросъ вытаращилъ глаза и тутъ же проговорилъ ему:
   -- Или ты чего объѣлся, товарищъ?
   -- Правда, что объѣлся,-- сказалъ Гафферъ.-- Ты меня своими товарищами-то ужъ очень накормилъ. Я тебѣ не товарищъ.
   -- Съ которыхъ же поръ ты мнѣ не товарищъ, ваше благородіе Гафферъ Гексамъ?
   -- Да съ тѣхъ поръ, какъ тебя обвинили, что ограбилъ ты человѣка, ограбилъ живого человѣка, -- отвѣтилъ Гафферъ въ сильномъ негодованіи.
   -- А что, еслибы меня обвинили, что я ограбилъ мертваго человѣка? Скажи-ка, Гафферъ.
   -- Ограбить мертваго ты не могъ.
   -- А ты бы могъ, Гафферъ?
   -- Нѣтъ, ограбить мертваго нельзя. Что мертвому дѣлать съ деньгами? Развѣ мертвый можетъ имѣть деньги? На коемъ свѣтѣ мертвый? На томъ свѣтѣ. На коемъ свѣтѣ деньги? На этомъ свѣтѣ. Такъ какъ же деньги могутъ быть у мертваго тѣла? Развѣ мертвое тѣло можетъ владѣть деньгами, тратить ихъ, получать ихъ, терять ихъ? Такъ ты не путай и не мѣшай честь съ безчестьемъ. А ограбить живого человѣка только подлая душа можетъ.
   -- Да ты выслушай, какъ было дѣло...
   -- Нѣтъ, не выслушаю; я самъ скажу, какъ оно было. Ты легко отдѣлался за то, что запустилъ лапу въ карманъ къ матросу, къ живому матросу, ну и считай тебя счастливымъ, а ко мнѣ послѣ этого ужъ не суйся съ товарищами-то. Были мы съ тобой товарищи, а теперь не товарищи, да и впередъ не будемъ. Пусти лодку! Отчаливай!
   -- Гафферъ! Если ты думаешь отдѣлаться отъ меня такимъ манеромъ.
   -- Не такимъ, такъ другимъ манеромъ: пальцы отшибу, а не то багромъ царапну по головѣ. Отчаливай, говорятъ тебѣ! Лиза, махай! Домой махай, коли не хочешь, чтобъ отецъ самъ взялся за весла.
   Лиза сильно двинула лодку впередъ; другая лодка осталась позади. Отецъ Лизы, успокоившись внутренно и принявъ видъ человѣка провѣщавшаго высоко-нравственное поученіе и занявшаго неприступную позицію, медленно раскурилъ трубку и, держа ее въ зубахъ, посмотрѣлъ на то, что у него на буксирѣ. То что было у него на буксирѣ, по временамъ, страшно выставлялось изъ воды, когда ходъ лодки сдерживался, а по временамъ какъ будто бы усиливалось оторваться, хотя по большей части слѣдовало за всю покорно. Новичку, можетъ статься, померещилось бы, что струйки, проходившія надъ тѣмъ, что плыло за лодкой, страшно сходствовали съ измѣненіями въ выраженіи незрячаго лица; но Гафферъ былъ не новичекъ, и ему ничего не мерещилось
   

II. Человѣкъ откуда-нибудь.

   Мистеръ и мистриссъ Венирингъ были люди съ молоточка новые, въ домѣ съ молоточка новомъ и въ части Лондона съ молоточка новой. У Вениринговъ все было съ молоточка новое. Вся ихъ мебель была съ молоточка новая, всѣ ихъ друзья были съ молоточка новые, вся ихъ прислуга была съ молоточка новая, ихъ серебро было съ молоточка новое, ихъ карета была съ молоточка новая, ихъ сбруя была съ молоточка новая, ихъ лошади были съ молоточка новыя, сами они были съ молоточка новые; они были новобрачные, насколько законнымъ образомъ возможно быть новобрачными, имѣя новорожденнаго ребенка. Еслибъ имъ представилась нужда завести въ хозяйствѣ прадѣдушку, то и онъ явился бы изъ магазина, запакованный въ рогожи, безъ малѣйшей на немъ царапинки, отполированный французскимъ лакомъ до самой маковки.
   Въ хозяйствѣ Вениринговъ, отъ стульевъ въ передней украшенныхъ гербами, вплоть до рояля съ новѣйшими усовершенствованіями, а въ верхнемъ этажѣ вплоть до огнеспасательнаго снаряда, все было отлично вылакировано и отполировано. А что замѣчалось въ мебели, то замѣчалось и въ самихъ Венирингахъ: отъ нихъ какъ будто немножко пахло мастерской и какъ будто спи были немножко липки.
   Была у нихъ еще одна невинная обѣденная утварь, которая перекатывалась на ходкихъ колесцахъ и хранилась, пока не представлялось въ ней надобности, надъ извозчичьей конюшней въ Дьюкъ-Стритѣ, въ Сентъ-Джсмскомъ скверѣ. Для этой утвари Вениринги служили источникомъ нескончаемаго смятенія. По фамиліи утварь эта называлась Твемло. Мистеръ Твемло, будучи двоюроднымъ братомъ лорду Снигворту, являлся частою потребностью и во многихъ домахъ представлялъ собою обѣденный столъ въ его нормальномъ видѣ. Мистеръ и мистриссъ Венирингъ, напримѣръ, устраивая обѣдъ, прежде всего брались за Твемло и потомъ раздвигали его на нѣсколько досокъ, то есть прибавляли къ нему гостей. Такимъ образомъ столъ составлялся иногда изъ Твемло и полдюжины досокъ; иногда же Твемло раздвигался во всю свою длину, на всѣ двадцать досокъ. Мистеръ и мистриссъ Венирингъ, въ случаяхъ торжественныхъ, садились другъ противъ друга по срединѣ стола, но и тутъ параллель вполнѣ выдерживалась, потому что при вгомъ всегда случалось тагъ, что чѣмъ болѣе Твемло раздвигался, тѣмъ далѣе находился онъ отъ центра и тѣмъ ближе или къ буфету въ одномъ концѣ комнаты, или къ оконнымъ занавѣсамъ на другомъ ея концѣ.
   Однакоже, не это ввергало слабую душу Твемло въ смятеніе. Пропасть, въ которой онъ не находилъ дна и изъ которой поднималось постоянно возраставшее затрудненіе его жизни, заключалась въ неразрѣшимомъ вопросѣ: самый ли старинный другъ онъ Вениринговъ или самый новый другъ ихъ? Этотъ смиренный джентльменъ посвящалъ рѣшенію своей задачи много тревожныхъ часовъ какъ въ квартирѣ надъ конюшней, такъ и въ прохладной тѣни Сентъ-Джемскаго сквера. Разрѣшалъ же онъ ее такъ: Твемло впервые узналъ Вениринга въ клубѣ, гдѣ Венирингъ тогда не зналъ никого, кромѣ одного человѣка, что познакомилъ ихъ другъ съ другомъ, что, казалось, былъ ему самымъ задушевнымъ пріятелемъ въ мірѣ и съ кѣмъ онъ самъ познакомился только за два дня до этого, когда поводомъ къ союзу ихъ душъ послужилъ случайно обсуждавшійся предосудительный образъ дѣйствій клубскаго комитета по поводу изготовленія телячьяго филе. Тотчасъ послѣ этого Твемло получилъ приглашеніе обѣдать у Вениринговъ, и онъ, дѣйствительно, обѣдалъ у нихъ, и съ нимъ вмѣстѣ присутствовалъ за обѣдомъ и тотъ самый господинъ, который познакомилъ его съ Венирингами. Тотчасъ же послѣ этого Твемло получилъ приглашеніе обѣдать у этого господина и обѣдалъ: Венирингъ вмѣстѣ съ нимъ присутствовалъ за обѣдомъ. За обѣдомъ у этого господна были еще Членъ Парламента, Инженеръ, Погашеніе Національнаго Долга, Дума о Шекспирѣ, Забота объ общественномъ благѣ и одно Присутственное Мѣсто. Всѣ эти гости, повидимому, были людьми совершенно не извѣстными для Вениринга. Тотчасъ же послѣ этого Твемло получилъ приглашеніе обѣдать у Вениринговъ и за тѣмъ собственно, чтобы встрѣтить у нихъ Члена, Инженера, Погашеніе Національнаго Долга, Думу о Шекспирѣ, Заботу и Присутственное Мѣсто. Обѣдая съ ними, Твемло увидѣлъ, что всѣ они были самые задушевные друзья Вениринга, и что жены всѣхъ ихъ (тоже тутъ присутствовавшія) были для мистриссъ Венирингъ предметами самаго искренняго вниманія и нѣжнѣйшей пріязни.
   Результатомъ этого было то, что Твемло, сидя въ своей квартирѣ и приложивъ руку ко лбу, говорилъ самъ себѣ: "нѣтъ, ужъ лучше не думать объ этомъ, ужъ лучше не думать, а то мозгъ размягчится!" А ему все-таки думалось объ этомъ, и онъ все-таки не зналъ, что подумать.
   Въ нынѣшнія вечеръ у Вениринговъ обѣдъ. Одиннадцать досокъ прилаживалось къ Твемло; всего на всего четырнадцать персонъ. Четверо оффиціантовъ въ темныхъ ливрейныхъ фракахъ, съ бѣлою грудью, стоятъ рядомъ въ передней. Пятый оффиціантъ, предшествуя кому-то, всходитъ на лѣстницу съ угрюмымъ видомъ, какъ будто бы желая сказать: "вотъ еще другое несчастное твореніе пріѣхало обѣдать; вотъ она жизнь!" и провозглашаетъ:, мистеръ Твемло!"
   Мистриссъ Венирингъ привѣтствуетъ милаго мистера Твемло, и мистеръ Венирингъ также привѣтствуетъ дорогого Твемло. Мистриссъ Венирингъ хотя и не думаетъ, чтобы мистеръ Твемло могъ дѣйствительно принимать какое-нибудь участіе въ такихъ неинтересныхъ вещахъ, какъ грудныя дѣти, однакоже, полагаетъ, что такому старинному другу будетъ пріятно взглянуть на ихъ младенца. "Погоди, Тутлюмсъ", говоритъ мистеръ Венирингъ, съ чувствомъ кивая своей новой вещицѣ, "когда ты будешь смыслить, ты лучше оцѣпишь друга твоего семейства". Потомъ онъ проситъ позволенія познакомить любезнаго Твемло съ своими двумя друзьями, съ мистеромъ Бутсомъ и съ мистеромъ Бруэромъ, хотя очевидно самъ не знаетъ, кто изъ нихъ который.
   Но тутъ встрѣчается ужасное обстоятельство
   -- Мис-теръ и Мис-сисъ Подснапъ!
   -- Душа моя,-- говоритъ мистеръ Венирингъ, обращаясь къ мистриссъ Венирингъ съ видомъ самаго дружескаго участія, въ то время какъ отворяется дверь,-- душа моя, Подснапы пріѣхали.
   Появляется дюжій господинъ, фатальной свѣжести, весь улыбка, съ супругою, и тотчасъ, бросивъ супругу, устремляется къ Твемло съ словами:
   -- Какъ вы поживаете? Очень радъ познакомиться съ вами. Какой очаровательный домъ у васъ! Надѣюсь, мы не опоздали! Крайне радъ случаю, повѣрьте!
   Твемло, выдержавъ первый натискъ, дважды отступаетъ назадъ въ своихъ красивыхъ башмачкахъ и въ своихъ красивыхъ шелковыхъ чулочкахъ старинной моды, и какъ будто бы намѣревается перескочить за диванъ, стоящій позади его; но дюжій іосподинъ вцѣпился въ него крѣпко.
   -- Позвольте, -- говоритъ дюжій господинъ, стараясь издали привлечь вниманіе своей супруги:-- позвольте мнѣ имѣть удовольствіе представить вамъ, какъ хозяину, мою мистриссъ Подснапъ. Она будетъ крайне рада...-- Въ своей фатальной свѣжести онъ, кажется, находитъ не увядающую прелесть и вѣчную юность въ этой фразѣ:-- Она будетъ крайне рада случаю, повѣрьте!
   Между тѣмъ мистриссъ Подснапъ, которая не имѣла никакой возможности впасть въ ошибку, потому что мистриссъ Венирингъ есть единственная, кромѣ ея самой, дама въ комнатѣ, дѣлаетъ все съ своей стороны, чтобы наипріятнѣйшимъ образомъ поддержать ошибку своего мжа, смотря на мистера Твемло съ соболѣзнующимъ лицомъ и обращаясь къ мистриссъ Венирингъ чувствительнымъ голосомъ съ замѣчаніемъ, во-первыхъ, что онъ, къ сожалѣнію, по всей вѣроятности, страдалъ недавно желчью, а во-вторыхъ, что ея ребенокъ ужъ и теперь имѣетъ большое съ нимъ сходство.
   Сомнительно, чтобы какому бы то ни было человѣку могло нравиться, если его принимаютъ за другого. По крайней мѣрѣ мистеръ Венирингъ, который на этотъ вечеръ въ первый разъ надѣлъ сорочку съ грудью юнаго Антиноя (изъ шитаго батиста, только что полученнаго въ Аінгліи), нисколько не видитъ комплимента въ томъ, что за него принимаютъ Твемло, тщедушнаго, поджараго человѣка, тридцатью годами старше его. Мистриссъ Венирингъ точно также не очень польщена тѣмъ, что ее сочли за жену мистера Твемло. Что же касается до самого Твемло, то онъ до такой степени чувствуетъ себя выше Вениринга по воспитанію, что въ дюжемъ господинѣ видитъ грубѣйшаго осла.
   Въ этой сложной дилеммѣ, мистеръ Венирингъ приближается съ дюжему господину съ протянутою рукой и увѣряетъ эту неисправимую личность, что онъ чрезвычайно радъ видѣть его. Дюжій господинъ, въ своей фатальной свѣжести, отвѣчаетъ немедленно:
   -- Благодарю васъ. Къ стыду моему, я долженъ сказать, что въ настоящую минуту не могу припомнить, гдѣ мы встрѣчались, но я крайне радъ случаю, повѣрьте.
   Потомъ, кинувшись снова на Твемло, старающагося отбиться отъ него всѣми своими слабыми силами, онъ хочетъ представить его своей супругѣ какъ мистера Вениринга, но прибытіе новыхъ гостей объясняетъ ошибку. Дюжій господинъ возобновляетъ рукопожатіе съ Венирингомъ какъ съ Венирингомъ, съ Твемло какъ съ Твемло; и совершенно успокоиваетъ себя словами, обращенными къ послѣднему изъ поименованныхъ:-- Забавный случай, -- говоритъ онъ,-- но я крайне радъ ему, повѣрьте!
   Твемло, прошедшій черезъ этотъ ужасный опытъ, видѣлъ затѣмъ какъ Бутсъ переплавился въ Бруэра, а Бруэръ въ Бутса, и какъ изъ остальныхъ семи гостей четверо вошли съ блуждающими взглядами и рѣшительно отказывались признать Вениринга въ комъ-либо изъ присутствовавшихъ, пока самъ Венирингъ не подходилъ къ нимъ,-- Твемло сообразивъ все имъ видѣнное, чувствуетъ, что мозгъ у него твердѣетъ по мѣрѣ того, какъ онъ приходитъ къ заключенію, что, дѣйствительно, онъ самый старинный другъ Вепиринга. По мозгъ его размягчается снова, и снова все потеряно въ ту минуту какъ глаза его усматриваютъ Вениринга и дюжаго господина, стоящихъ рука объ руку какъ братья-близнецы, въ задней гостиной у оранжерейной двери,-- въ ту минуту какъ въ уши ему сообщается голосомъ мистриссъ Венирингъ извѣстіе, что дюжія господинъ будетъ крестнымъ отцомъ ея ребенку.
   -- Кушанье подано!
   Такъ провозглашаетъ меланхолическій оффиціантъ, хотя ему слѣдовало бы сказать: "Шествуйте долу, и отравляйтесь тамъ, вы, злополучныя чада человѣческія".
   Твемло, не получивъ дамы для веденія къ столу, идетъ одинъ позади всѣхъ, приложивъ руку ко лбу. Бутсъ и Бруэръ, полагая, что ему не здоровится, шепчутъ: "Ему дурно. Не позавтракалъ". Но они ошибаются; онъ только отуманенъ непреодолимою загадкой своего существованія.
   Подкрѣпленный супомъ, Твемло скромно бесѣдуетъ съ Бутсомъ и Бруэромъ о придворныхъ новостяхъ. Венирингъ въ то время, какъ на столъ ставится рыба, обращается къ нему по предмету спорнаго вопроса, въ городѣ ли, за городомъ ли кузенъ его, лордь Снигвортъ! Твемло отвѣчаетъ, что кузенъ его за городомъ. "Въ Снигвортскомъ паркѣ?" спрашиваетъ Венирингъ. "Въ Снигвортскомъ", отзывается Твемло. Бутсъ и Бруэръ заключаютъ изъ этого, что съ нимъ не худо сблизиться, а Венирингъ ясно видитъ, что онъ предметъ вознаграждающій за вниманіе. Между тѣмъ оффиціантъ обходитъ вокругъ стола, и будто мрачный аналитическій химикъ, обращаясь къ гостямъ съ предложеніемъ: "Шабли, сэръ?" повидимому, дичаетъ про себя такъ: "вы его и не отвѣдали бы, еслибь гнали изъ чего оно состряпано".
   Большое зеркало надъ буфетомъ отражаетъ въ себѣ обѣденный столъ и все сидящее за нимъ общество. Отражаетъ оно гербъ Вепиринговъ,-- вьючнаго верблюда изъ золота и серебра, мѣстами матоваго, мѣстами отшлифованнаго. Геральдическая коллегія отыскала для Венирігиговъ предка въ Крестовыхъ Походахъ, который на щитѣ имѣлъ верблюда (или могъ имѣть, еслибы вздумать),-- и вотъ въ домѣ Вениринговъ явился цѣлый караванъ верблюдовъ, держащихъ на себѣ фрукты, цвѣты, свѣчи и преклоняющихся для принятія груза соли. Отражаетъ зеркало мистера Вениринга: сорокъ лѣтъ, волоса волнистые, лицо смуглое, наклоненъ къ ожирѣнію, хитрая, таинственная и скрытная физіономія, благообразный пророкъ подъ покрываломъ {См. поэму Томаса Мура "Пророкъ подъ покрываломъ"} только не пророчествующій. Отражаетъ оно мистриссъ Венирингъ: красивая, носъ орлиный, пальцы тоже орлиные, пышно одѣта, вся въ драгоцѣнностяхъ, восторженная, примирительная и сознающая, что кончикъ покрывала ея мужа лежитъ и на ней. Отражаетъ Подснапа: исправно кушаетъ, два свѣтлыя щетинистыя крылушка по обѣимъ сторонамъ плѣшивой головы, столько же походящія на его головныя щетки, сколько на его волосы, съ туманною картиной красныхъ пупырей на лбу, съ изобильною порціей помятаго воротничка рубашки на затылкѣ. Отражаетъ оно мистриссъ Подснапъ,-- превосходный субъектъ для профессора Оэна: кости сильно развитыя, шея и ноздри какъ у игрушечнаго коня, черты лица суровыя; головной уборъ величественный, и къ нему Подснапъ привѣсилъ свои золотыя жертвоприношенія. Зеркало отражаетъ Твемло -- сухопараго, сѣдого, учтиваго, чувствительнаго къ восточному вѣтру; воротничекъ и галстухъ Перваго Джентльмена въ Европѣ {Такъ прозывался король англійскій, Георгъ IV, носившій небольшіе воротнички и высокій галстухъ.}, щеки втянуты, какъ будто бы онъ усиливался нѣсколько лѣтъ тому назадъ всосаться внутрь себя и успѣлъ въ этомъ до извѣстной степени, а далѣе не могъ. Отражаетъ оно совершенно зрѣлую молодую дѣвицу: локоны черные, какъ вороново крыло, цвѣтъ лица хорошій, если оно хорошо напудрено, и теперь именно такого свойства, что можетъ значительно способствовать плѣненію совершенно зрѣлаго молодого джентльмена съ преизбыткомъ носа на лицѣ, съ преизбыткомъ инбирнаго цвѣта въ бакенбардахъ, съ преизбыткомъ торса подъ жилетомъ, съ преизбыткомъ блеска въ запонкахъ, въ глазахъ, въ пуговкахъ, въ разговорѣ и въ зубахъ. Отражаетъ зеркало очаровательную старую леди Тпипинсъ, сидящую по правую руку отъ Вениринга: большое, тупое, овальное лицо темнаго цвѣта, словно лицо, отраженное въ ложкѣ, и подкрашенная длинная дорожка на головѣ до самой ея вершины, какъ открытый для публики приступъ къ связкѣ фальшивыхъ волосъ торчащихъ сзади, съ удовольствіемъ патронирующая сидящей насупротивъ мистриссъ Венирингъ, которой пріятно быть патронируемой. Отражаетъ оно еще нѣкоего "Мортимера", тоже одного изъ самыхъ старинныхъ друзей Вениринга, который никогда до этого времени не былъ въ его домѣ и, кажется, и впредь не желаетъ бывать, который задумчиво сидитъ по лѣвую руку мистриссъ Венирингъ, котораго заманила къ ней леди Типпинсъ (знавшая его ребенкомъ), убѣдила пріѣхать, чтобы побесѣдовать, но онъ бесѣдовать не хочетъ. Отражаетъ зеркало Евгенія, Мортимерова друга: погребенный заживо въ спинкѣ стула, позади принудреннаго плеча зрѣлой молодой особы, онъ мрачно относится только къ бокалу шампанскаго, каждый разъ какъ его предлагаетъ ему Аналитическій Химикъ. Наконецъ, зеркало отражаетъ Бутса и Бруэра и еще двухъ другихъ Буферовъ, размѣщенныхъ между остальною компаніей, какъ бы въ предупрежденіе несчастныхъ случайностей.
   Обѣды у Вениринговъ всегда превосходные обѣды, иначе новые люди не стали бы пріѣзжать, и потому все идетъ хорошо. Мимоходомъ можно замѣтить, что леди Типпинсъ производила рядъ опытовъ надъ своими пищеварительными отправленіями, до того сложныхъ и смѣлыхъ, что еслибъ опубликовать ихъ со всѣми результатами, то это облагодѣтельствовало бы человѣчество. Теперь, побывавъ во всѣхъ частяхъ свѣта, старый, но выносливый, корабль этотъ доплылъ до сѣвернаго полюса, и въ то время какъ тарелочки изъ-подъ мороженаго убирались со стола, произнесъ слѣдующія слова:
   -- Увѣряю васъ, мой любезный Венирингъ (руки бѣднаго Твемло поднялись снова ко лбу, потому что теперь ясно стало, что леди Типпинсъ готовилась въ свою очередь сдѣлаться самымъ стариннымъ другомъ), увѣряю васъ, мой любезный Венирингъ, что это дѣло чрезвычайно странное. Я, какъ въ газетныхъ объявленіяхъ, не прошу васъ вѣрить мнѣ на слово, безъ надлежащаго удостовѣренія. Вотъ Мортимеръ, онъ можетъ удостовѣрить; онъ объ этомъ все знаетъ.
   Мортимеръ вскидываетъ свои опущенныя вѣки и немного открываетъ ротъ. Но слабая улыбка, какъ бы говорящая: "Къ чему это!" пробѣгаетъ по его лицу, онъ снова опускаетъ вѣки и снова закрываетъ ротъ.
   -- Послушайте, Мортимеръ,-- говоритъ леди Типпинсъ, стуча косточками своего зеленаго вѣера по косточкамъ своей лѣвой руки, которая въ особенности костлява.-- Я хочу, чтобы вы сказали все, что вамъ извѣстно о человѣкѣ изъ Ямайки.
   -- Даю вамъ честное слово, я никогда не слыхивалъ о комъ-либо изъ Ямайки, развѣ только о неграхъ,-- отвѣчалъ Мортимеръ.
   -- Ну такъ изъ Табаго.
   -- И изъ Табаго не слыхивалъ.
   -- Кромѣ,-- ввернулся тутъ Евгеній до того неожиданно, что зрѣлая молодая особа, совершенно про него забывшая, быстро отодвинула отъ него плечо свое,-- кромѣ одного нашего друга, долго жившаго на рисовомъ пудингѣ и рыбьемъ клеѣ, пока докторъ или кто-то тамъ кому-то тамъ не посовѣтовалъ давать ему чего-нибудь другого, и пока нога баранины не стала какъ-то его всегдашнею діэтой.
   Вокругъ стола пробѣгаетъ ожиданіе, что Евгеній выйдетъ на свѣтъ. Но ожиданіе не оправдывается, онъ снова уходитъ.
   -- Позвольте мнѣ теперь, моя милая мистриссъ Венирингъ, отнестись къ вамъ,-- говоритъ леди Типпинсъ.-- Скажите, не есть ли это самый предательскій поступокъ, какой когда-либо совершался на свѣтѣ? Я всегда вожу съ собою своихъ поклонниковъ, двухъ или трехъ заразъ, съ тѣмъ чтобы они были мнѣ покорны и преданны, и что же? Вотъ мой старинный обожатель, главнѣйшій изъ главныхъ, начальникъ всѣхъ рабовъ моихъ, сбрасываетъ съ себя въ глазахъ всей компаніи узы своего подданства. А вотъ вамъ и другой изъ моихъ обожателей, правда, суровый какъ Кимонъ, по всегда подававшій надежду, что современемъ исправится. Вотъ и онъ прикидывается, будто не можетъ припомнить даже сказочекъ своей няньки! Повѣрьте, онъ дѣлаетъ это только изъ того, чтобы досадить мнѣ, потому что знаетъ, какъ я не терплю этого!
   Маленькій, съ свирѣпымъ оттѣнкомъ, вымыселъ леди Типпинсъ о ея возлюбленныхъ -- ея конекъ. Она постоянно является въ сопровожденіи двухъ или трехъ обожателей, ведетъ списокъ своимъ обожателями и безпрестанно вноситъ въ книгу новаго обожателя или вычеркиваетъ изъ нея стараго обожателя, или вписываетъ обожателя въ бѣлый реестръ, или въ видѣ поощренія вписываетъ обожателя въ синій реестръ, или подводитъ итогъ обожателей. Мистриссъ Венирингъ совершенно очарована такимъ юморомъ; также точно и самъ Венирингъ.
   -- Я теперь же изгоняю отъ себя коварнаго измѣнника и нынѣшнимъ же вечеромъ вычеркиваю его изъ Купидона (такъ называю я свою книгу, моя милая). Какъ бы то ни было, я рѣшилась добиться свѣдѣній объ этомъ человѣкѣ изъ Откуда-Нибудь.
   Леди Типпинсъ обращается къ мистриссъ Венирингъ и говоритъ:-- Душа моя, склоните его расказать намъ это; сама я, какъ видите, утратила всякое на него вліяніе. О, клятвопреступникъ!-- Послѣднія два слова направлены къ Мортимеру, причемъ леди Типпинсъ стукнула своимъ вѣеромъ.
   -- Мы всѣ чрезвычайно интересуемся этимъ человѣкомъ изъ Откуда-Нибудь,-- замѣчаетъ Венирингъ.
   Тутъ четыре буфера, всѣ заразъ одушевившись, восклицаютъ:
   -- Глубоко интересуемся!
   -- Сгораемъ отъ любопытства!
   -- Это исполнено драматизма!
   -- Можетъ статься, это человѣкъ изъ Ниоткуда.
   Послѣ этого мистриссъ Венирингъ,-- такъ страшно заразительны милыя причуды леди Типпинсъ,-- складываетъ руки, какъ умоляющее дитя и, обратившись къ сосѣду по лѣвую отъ нея руку, произноситъ дѣтскимъ лепетомъ:
   -- Пожалуйста! Сказочку! Человѣчекъ изъ Откуда-Нибудь!
   Четыре буффера, услышавъ это, и снова всѣ вмѣстѣ, какъ-то чудесно воодушевившись, восклицаютъ:
   -- Ну, ужъ теперь вы не можете отказываться!
   -- Клянусь вамъ, -- говоритъ тихимъ голосомъ Мортимеръ, -- я совершенно смущенъ, видя, что глаза всей Европы обращены на меня, и мнѣ единственнымъ утѣшеніемъ остается то, что всѣ вы посѣтуете на леди Тиипинсъ въ тайнѣ вашего сердца, когда убѣдитесь,-- не убѣдиться вамъ нельзя,-- что этотъ человѣкъ Откуда-Нибудь самая скучная матерія. Сожалѣю, что мнѣ приходится нарушить интересъ романа забвеніемъ мѣсторожденія этого человѣка; но я долженъ сказать, что онъ явился изъ мѣста, названіе котораго ускользнуло теперь изъ моей памяти; впрочемъ каждый изъ васъ припомнитъ его:-- изъ мѣста, гдѣ приготовляютъ вино.
   Евгеній подсказываетъ:-- Изъ фабрики Дея и Мартина {Огромная фабрика въ Лондонѣ, гдѣ приготовляется вакса.}.
   -- Нѣтъ, не оттуда,-- возражаетъ невозмутимый Мортимеръ,-- тамъ фабрикуютъ портвейнъ. Мои герой происходитъ изъ страны, гдѣ приготовляется капское вино. Замѣть, мой старый пріятель, то, что ты сказалъ -- не сообразно съ статистикою и весьма не кстати.
   За столомъ Вениринговъ всегда замѣчательно то, что никто не обращаетъ вниманія на самихъ Вениринговъ и что всякій, желающій что-нибудь сказать, обыкновенно обращается не къ нимъ, а къ кому-нибудь другому.
   -- Человѣкъ этотъ,-- продолжаетъ Мортимеръ, обращаясь къ Евгенію,-- по имени Гармонъ, единственный сынъ отъявленнаго стараго плута, который нажилъ себѣ состояніе прахомъ, то есть всякимъ соромъ.
   -- Въ вельветинѣ и съ колокольчиками? {Мусоръ въ англійскихъ городахъ очищается по подрядамъ. Рабочіе подрядчиковъ, какъ и большая часть другихъ рабочихъ, одѣтые въ вельветинъ (родъ грубаго и прочнаго бумажнаго бархата), проѣзжаютъ съ телѣгами по улицамъ вечеромъ и утромъ, звонятъ въ колокольчикъ и тѣмъ дотъ слугамъ знакъ, чтобы выносили мусоръ.} -- спрашиваетъ мрачный Евгеній.
   -- И при помощи ручной лѣстницы и корзины, если угодно. Отъ того ли, отъ другого ли, только онъ разбогатѣлъ въ качествѣ мусорнаго подрядчика и жилъ въ какой-то лощинѣ среди мѣстности, которая вся состоитъ изъ мусора. Въ своемъ имѣньицѣ этотъ ворчливый, старый негодяй поднялъ будто какой старый волканъ, цѣлый горный хребетъ, геологическою формаціей котораго былъ мусоръ: каменноугольный мусоръ, растительный мусоръ, костяной мусоръ, крупный мусоръ, просѣянный мусоръ, всякій мусоръ.
   Тутъ Мортимеръ, мимоходомъ вспомнивъ о мистриссъ Венирингъ, обращаетъ къ ней съ полдюжины слѣдующихъ словъ, но потомъ постепенно отъ нея отворачивается, относится къ Твемло и, не получая отъ него никакого отвѣта, окончательно обращается къ буфферамъ, которые принимаютъ его съ энтузіазмомъ.
   -- Нравственное существо,-- кажется, можно такъ выразиться,-- нравственное существо этой образцовой личности находило величайшее наслажденіе въ томъ, чтобы проклинать всѣхъ своихъ ближайшихъ родныхъ и выгонять ихъ изъ дому. Старый негодяи прежде всего наградилъ,-- и это было, конечно, весьма естественно,-- такими любезностями подругу своего сердца, жену; а потомъ оказалъ такую же справедливость своей дочери. Онъ выбралъ ей жениха, какой былъ по нраву ему, а нисколько не ей, и принялся готовить ей въ приданое не умѣю сказать сколько мусору, но что-то безмѣрно много. Когда дошло дѣло до этого, бѣдная дѣвушка почтительно объявила, что она втайнѣ помолвлена съ "другимъ", и что устраиваемый отцомъ ея бракъ можетъ обратить въ прахъ ея сердце и въ мусоръ всю ея жизнь. Достопочтенный родитель немедленно, какъ сказываютъ, въ холодную зимнюю ночь, проклялъ и выгналъ ее изъ дому.
   Тутъ Аналитическій Химикъ (который, повидимому, мало интересовался разсказомъ Мортимера) предлагаетъ бургунскаго буфферамъ. Они, всѣ четверо заразъ чудотворно воодушевляясь, пропускаютъ въ себя тихонько вино съ особенною гримасой наслажденія и лотомъ вскрикиваютъ хоромъ:
   -- Сдѣлайте милость, продолжайте!
   -- Денежныя средства "другого" были, какъ въ такихъ случаяхъ всегда бываетъ, самаго ограниченнаго свойства. Я думаю, что не слишкомъ сильно выражусь, если скажу, что "другой" просто бѣдствовалъ. Онъ, однако, женился на молодой дѣвушкѣ. Поселившись въ бѣдномъ домикѣ, гдѣ, можетъ статься, единственнымъ украшеніемъ была душистая жимолость да каприфолій, обвивавшіеся вокругъ двери, онъ жилъ тамъ съ нею, пока она не умерла. Вы можете обратиться къ регистратору округа, гдѣ стоялъ ихъ бѣдный домикъ, чтобъ узнать о засвидѣтельствованной причинѣ ея смерти; но горе и бѣдствія навѣрное участвовали въ этомъ, хотя они и не вписываются въ разграфленныя по формѣ книги. Несомнѣнно, по крайней мѣрѣ, то, что эти два недуга погубили и "другого"; онъ такъ былъ подрѣзанъ потерею своей молодой жены, что только однимъ годомъ и могъ пережить ее.
   Въ вяломъ Мортимерѣ есть нѣчто какъ будто бы намекающее, что сели хорошее общество не должно увлекаться впечатлѣніями, то онъ, хотя и принадлежащій къ хорошему обществу, но лишенъ слабости подчиняться впечатлѣнію собственнаго разсказа. Это укрыто съ величайшимъ стараніемъ; но все-таки это есть въ немъ. Мрачный Евгеній также не безъ этого: въ то время какъ страшная леди Типпинсъ объявляетъ, что еслибы "другой" остался въ живыхъ, то она поставила бы его на первомъ мѣстѣ въ спискѣ своихъ возлюбленныхъ, равно и въ то время, какъ зрѣлая молодая особа пожимаетъ плечами и смѣется какому-то конфиденціальному замѣчанію со стороны зрѣлаго молодого джентльмена, сумрачность Евгенія густѣетъ до такой степени, что онъ принимается почти свирѣпо играть своимъ дессертнымъ ножомъ.
   Мортимеръ продолжаетъ:
   -- Мы теперь должны возвратиться, какъ говорятъ романисты, хотя читатель вовсе не желаетъ, чтобъ они возвращались,-- возвратиться къ этому человѣку Откуда Нибудь. Мальчикъ лѣтъ четырнадцати, онъ учился на мѣдныя деньги въ Брюсселѣ, когда послѣдовало изгнаніе его сестры изъ родительскаго дома, и онъ узналъ объ этомъ лишь по прошествіи нѣкотораго времени, -- вѣроятно отъ нея же узналъ, потому что матери ихъ уже не было тогда на свѣтѣ: впрочемъ, это обстоятельство мнѣ неизвѣстно. Онъ тотчасъ же бѣжалъ и перебрался въ Англію. Надо думать, что онъ былъ малый бойкій и находчивый, если успѣлъ пробраться сюда, получая на содержаніе только по пяти су въ недѣлю; но онъ какъ-то успѣлъ въ этомъ и бросился къ отцу, и сталъ просить его за сестру. Достопочтенный родитель немедленно проклялъ его и выпроводилъ за дверь. Пораженный этимъ, испуганный мальчикъ убѣгаетъ, ищетъ себѣ счастія, садится на корабль, поселяется между виноградниками на мысѣ Доброй Надежды и дѣлается тамъ маленькимъ хозяиномъ, фермеромъ, плантаторомъ -- назовите какъ хотите...
   Въ эту минуту послышался сперва тихій шумъ въ передней, а потомъ легкій стукъ въ дверь столовой. Аналитическій Химикъ подходитъ къ двери, сердито шепчется съ кѣмъ-то невидимымъ, смягчается, когда узнаетъ причину стука, и выходитъ вонъ.
   -- Онъ былъ отысканъ только на-дняхъ, послѣ четырнадцатилѣтняго пребыванія на чужбинѣ.
   Одинъ изъ буфферовъ, внезапно удививъ трехъ остальныхъ своимъ отложеніемъ отъ нихъ и заявленіемъ своей индивидуальности, обращается къ разсказчику и спрашиваетъ:
   -- Какимъ образомъ отысканъ и для чего?
   -- Ахъ, да! Вы совершенно правы! Благодарю, что напомнили. Достопочтенный родитель умираетъ.
   Тотъ же Буфферъ, ободренный своимъ первымъ успѣхомъ, спрашиваетъ снова:-- Когда?
   -- Недавно. Десять или двѣнадцать мѣсяцевъ тому назадъ.
   Тотъ же Буфферъ опять проворно спрашиваетъ:-- Отчего умираетъ?
   Но тутъ и погибаетъ злополучное индивидуальное бытіе, подъ оцѣпенѣлымъ взглядомъ трехъ остальныхъ буфферовъ, и затѣмъ не обращаетъ на себя вниманія ни одного смертнаго.
   -- Достопочтенный родитель,-- начинаетъ вновь Мортимеръ, вспомнивъ, что за столомъ сидитъ мистеръ Венирингъ, и относясь къ нему въ первый разъ,-- достопочтенный родитель умираетъ.
   Признательный Венирингъ съ важностью вторитъ: "умираетъ", и сложивъ на груди руки, расправляетъ свой лобъ, какъ бы собираясь слушать толковымъ образомъ, но тотчасъ же видитъ себя вновь покинутымъ въ пустынѣ міра.
   -- Послѣ его смерти отыскиваютъ духовное завѣщаніе,-- говоритъ Мортимеръ, улавливая глазъ мистриссъ Подснапъ, сходствующій съ глазомъ деревянной лошадки:-- оно написано вскорѣ послѣ того, какъ скрылся сынъ. По смыслу завѣщанія нижній хребетъ мусорныхъ горъ, вмѣстѣ съ какимъ-то жильемъ у его подошвы, назначается старому слугѣ, единственному душеприказчику, а остальная часть имущества, весьма значительная, предоставляется сыну. Старикъ завѣщалъ также, чтобъ его похоронили съ какою-то причудливою церемоніей и съ предосторожностями на случай возврата къ жизни въ могилѣ, которыми я не стану утомлять ваше вниманіе. Вотъ и все, за исключеніемъ...
   Тутъ разсказъ снова прерванъ.
   Аналитическій Химикъ возвращается, и всѣ на него смотрятъ. Не потому смотритъ, чтобы каждому хотѣлось видѣть его, а потому, что вслѣдствіе необъяснимаго дѣйствія природы, люди пользуются всякимъ случаемъ смотрѣть на что-нибудь иное, лишь бы не на то лицо, которое обращается къ нимъ съ рѣчью.
   -- За исключеніемъ того, что наслѣдство сыну завѣщано условно, именно съ тѣмъ, чтобъ онъ женился на дѣвушкѣ, которая во время составленія завѣщанія была ребенкомъ четырехъ или пяти лѣтъ, а теперь уже невѣста. Объявленія и справки повели къ тому, что сыномъ оказался человѣкъ, о которомъ идетъ рѣчь, и онъ въ настоящую минуту возвращается на родину, безъ сомнѣнія крайне удивленный, за тѣмъ, чтобы получить большое наслѣдство и въ добавокъ жениться.
   Мистриссъ Подснапъ спрашиваетъ, хороша ли собою молодая дѣвушка? Мортимеръ не въ состояніи отвѣчать на это.
   Мистеръ Подснапъ спрашиваетъ, что станется съ большимъ наслѣдствомъ, въ случаѣ неисполненія брачнаго условія? Мортимеръ отвѣчаетъ, что тогда, но особому параграфу завѣщанія, оно перейдетъ къ вышеупомянутому старому служителю, за устраненіемъ сына. Точно также, еслибы сынъ не оказался въ живыхъ, тотъ же старый слута остался бы наслѣдникомъ.
   Въ это время мистриссъ Венирпигь только что успѣла разбудить захрапѣвшую леди Типпинсъ, ловко толкнувъ ея костлявую руку подносомъ съ тарелками и блюдами, и въ это же время всѣ, кромѣ Мортимера, увидѣли, что Аналитическій Химикъ съ таинственнымъ видомъ подавалъ ему свернутую бумагу. Любопытство окамспястъ на нѣсколько мгновеній мистриссъ Венирингъ въ ея операціи съ подносомъ.
   Мортимеръ, несмотря на все стараніе Химика передать бумагу, преспокойно освѣжаетъ себя рюмкою мадеры и нисколько не замѣчаетъ письма, возбуждающаго общее вниманіе, пока, наконецъ, леди Типпинсъ (имѣющая обыкновеніе просыпаться въ совершенномъ безсознаніи) не вспомнила, гдѣ она находится, и пока, сообразивъ всѣ окружающіе ее предметы, не сказала: "О, человѣкъ, невѣрностью превзошедшій Донъ Жуана! Да примите же записку отъ коменданта". Химикъ при этихъ словахъ подноситъ письмо подъ самый носъ Мортимера, который оборачивается къ нему и спрашиваетъ:
   -- Что это такое?
   Аналитическій Химикъ нагибается и шепчетъ.
   -- Кто?-- спрашиваетъ Мортимеръ.
   Аналитическій Химикъ снова нагибается и шепчетъ.
   Мортимеръ смотритъ на него во всѣ глаза и развертываетъ письмо. Онъ читаетъ его, перечитываетъ, смотритъ на адресъ, перечитываетъ въ третій разъ.
   -- Письмо это является необыкновенно кстати,-- говоритъ Мортимеръ, смотря съ измѣнившимся лицомъ вокругъ стола. Въ немъ заключеніе исторіи того самаго человѣка.
   -- Какъ? Онъ уже женился?-- спрашиваетъ кто-то.
   -- Отказывается отъ женитьбы?-- спрашиваетъ еще кто-то.
   -- Не найдено ли въ сору дополнительное завѣщаніе?-- спрашиваетъ кто-то третій.
   -- Нѣтъ, все не то,-- говоритъ Мортимеръ.-- Странное дѣло! Изъ васъ никто не отгадалъ. Исторія выходитъ гораздо законченнѣе и эффектнѣе, чѣмъ я ожидалъ. Человѣкъ этотъ утонулъ.
   

III. Еще человѣкъ.

   Когда шлейфы дамъ, всходившихъ по лѣстницѣ Вениринговъ {Въ англійскихъ домахъ столовая и кабинетъ, или библіотека, находится обыкновенно въ нижнемъ этажѣ.}, совершенно скрылись, Мортимеръ, слѣдомъ за ними вышедшій изъ столовой, повернулъ въ библіотеку, обставленную новыми съ иголочки книгами, въ новыхъ съ иголочки переплетахъ, богато вызолоченныхъ, и попросилъ ввести къ нему посланнаго, доставившаго письмо. Явился мальчикъ лѣтъ пятнадцати. Мортимеръ взглянулъ на мальчика, а мальчикъ посмотрѣлъ на новую съ иголочки, только что написанную картину, изображавшую "Пилигриммовъ, идущихъ въ Кантербери" {Сюжетъ изъ поэмы Чаусера: Canterbury Tales.} и висѣвшую на стѣнѣ въ золотой рѣзной рамѣ.
   -- Чей это почеркъ?
   -- Мой, сэръ.
   -- Кто поручилъ вамъ написать это?
   -- Мои отецъ, Джессъ Гексамъ.
   -- Развѣ онъ нашелъ тѣло?
   -- Онъ, сэръ.
   -- А кто такой вашъ отецъ?
   Мальчикъ замялся, бросилъ укорительный взглядъ на Пилигриммовъ, какъ будто они поставили его въ нѣкоторое затрудненіе и потомъ, загибая складку на правой ногѣ своихъ панталонъ, сказалъ:
   -- Онъ промышляетъ на рѣкѣ.
   -- Далеко отсюда?
   -- Что далеко?-- спросилъ мальчикъ осторожно и снова направился къ Кантербери.
   -- До вашего отца?
   -- Конецъ порядочный, сэръ. Я пріѣхалъ сюда на извозчикѣ, и извозчикъ ждетъ денегъ. Если угодно, мы можемъ на этомъ же извозчикѣ отправиться, а потомъ вы ужъ ему и заплатите. Я сперва поѣхалъ въ вашу коятору по адресу, найденному въ бумагахъ, которыя были вынуты изъ кармановъ; только тамъ я никого не видалъ,-кромѣ молодца моихъ лѣтъ; онъ-то меня и послалъ сюда.
   Въ мальчикѣ была странная смѣсь полудикости и полуцивиливаціи. Голосъ его былъ хриплый и грубый, лицо его было грубое, и вся фигура его была грубая; но онъ былъ опрятнѣе другихъ мальчиковъ его типа; почеркъ его хотя крупный и широкій, былъ тоже хорошъ. Притомъ же онъ смотрѣлъ на корешки книгъ съ возбужденнымъ вниманіемъ, которое проникало за переплеты. Человѣкъ, умѣющій читать никогда такъ не смотритъ на книги, даже не раскрытыя, на полкахъ, какъ смотритъ на нихъ человѣкъ неумѣющій читать.
   -- Не знаете ли вы, мальчикъ, были ли приняты какія-нибудь мѣры возвратить его къ жизни?-- спросилъ Мортимеръ, отыскивая свою шляпу.
   -- Вы этого не спросили бы, сэръ, еслибы знали въ какомъ состояніи онъ найденъ. Его также можно было бы возвратить къ жизни, какъ и Фараоновы полчища, что потонули въ Чермномь Морѣ. Если Лазарь на половину противъ него испортился, такъ ужь это было бы чудомъ изъ чудесъ.
   -- Каково!-- воскликнулъ Мортимеръ, повернувъ голову, уже прикрытую шляпой.-- Да вы, мой другъ, ужъ и Чермное Море перешли?
   -- Читалъ съ учителемъ въ школѣ,-- отвѣчалъ мальчикъ.
   -- И о Лазарѣ читали?
   -- Читалъ и о Лазарѣ. Но вы этого не говорите отцу! У насъ покоя въ домѣ не будетъ, если онъ узнаетъ. Меня въ школу сестра пристроила.
   -- У васъ, стало быть, добрая сестра.
   -- Сестра не дурная,-- отвѣчалъ мальчикъ.-- Она тоже умѣетъ читать; за то ужъ больше ничего не у мѣстъ, да и читать-то я же ее научилъ.
   Мрачный Евгеній, засунувъ руки въ карманы, вошелъ въ эту минуту въ библіотеку и услышалъ послѣднюю часть разговора. Когда мальчикъ проговорилъ свой отзывъ о сестрѣ, Евгеній довольно грубо взялъ его за подбородокъ и, поднявъ ему лицо, посмотрѣлъ на него.
   -- Будетъ, будетъ, сэръ!-- сказалъ мальчикъ вырываясь..-- Надѣюсь, встрѣтите въ другой разъ -- узнаете.
   Евгеній не далъ ему отвѣта; но сдѣлалъ предложеніе Мортимеру:
   -- Я отправлюсь съ тобою, если хочешь?
   И всѣ трое отправились въ экипажѣ^ въ которомъ пріѣхалъ мальчикъ; два друга (когда-то вмѣстѣ учившіеся въ одной школѣ) сѣли внутри, куря сигары, а гонецъ помѣстился на козлахъ рядомъ съ извозчикомъ.
   -- Послушай, Евгеній, -- заговорилъ Мортимеръ, когда кэбъ покатился,-- я состою въ почетномъ спискѣ солиситоровъ въ высшемъ Канцелярскомъ Судѣ и въ спискѣ атторнеевъ Общаго Права, ровно пять лѣтъ; но за исключеніемъ безвозмездныхъ порученій, получаемыхъ мною круглымъ счетовъ разъ въ недѣлю, по части духовнаго завѣщанія леди Типпингъ, которой нечего оставлять по завѣщанію -- у меня до сей минуты не было ни одного романическаго дѣла.
   -- И я,-- сказалъ Евгеній,-- семь лѣтъ состою въ спискѣ, а совсѣмъ не имѣлъ дѣла, да и не буду имѣть. Если же случится какое, то не буду знать, какъ за него приняться.
   -- Относительно этого послѣдняго твоего замѣчанія,-- возразилъ Мортимеръ съ совершеннымъ спокойствіемъ,-- я не могу сказать утвердительно, имѣю ли я предъ тобою какое преимущество.
   -- Я ненавижу свое званіе, -- сказалъ Евгеній, кладя свои ноги на противоположное сидѣнье.
   -- Не обезпокою ли я тебя, если и я положу свои ноги?-- спросилъ Мортимеръ.-- Благодарю. Я тоже ненавижу свое званіе.
   -- Мнѣ мое званіе навязали,-- сказалъ сумрачный Евгеній,-- полагали, что наша фамилія нуждается въ барристерѣ. Ну, вотъ и напаслись однимъ, неоцѣненнымъ!
   -- Мнѣ мое званіе навязали,-- сказалъ Мортимеръ, -- полагали, что наша фамилія нуждается въ солиситорѣ. Ну, вотъ и запаслись однимъ, неоцѣненнымъ!
   -- Насъ четверо и имена наши написаны на двери какой-то темной конуры, называемой конторою,-- сказалъ Евгеній,-- и у каждаго изъ насъ есть четверть одного писца -- Касимъ Баба въ пещерѣ разбойниковъ -- и этотъ Касимъ есть единственный достойный уваженія членъ всей компаніи.
   -- Я занимаюсь самъ по себѣ,-- сказалъ Мортимеръ, -- въ верхнемъ этажѣ высоко по лѣстницѣ, откуда видъ на кладбище, и тамъ на меня одного имѣется цѣлый писецъ, которому нѣтъ иного дѣла, какъ смотрѣть на кладбище. Что изъ него выйдетъ, когда онъ достигнетъ полной зрѣлости, не могу вообразить. Мудрости ли набирается онъ въ этомъ гадкомъ грачиномъ гнѣздѣ или замысловъ на душегубство, пріобрѣтаетъ ли онъ послѣ долгаго одиночнаго заключенія способность просвѣщать себѣ подобныхъ или отравлять ихъ:-- вотъ единственные пункты интереса, представляющіеся тамъ для моего солиситорскаго взгляда. Дай мнѣ, пожалуйста, огня. Благодарю.
   -- Толкуютъ люди,-- сказалъ Евгеній, откинувшись назадъ, съ сложенными руками, куря сигару съ закрытыми глазами и произнося слова нѣсколько въ носъ,-- толкуютъ люди объ энергіи. Если есть слово въ словарѣ, подъ какою бы то ни было буквою, отъ А до Z, которое я ненавижу, такъ это -- энергія. Это такое рутинное суевѣріе, такое попугайство! Ну, что за чертовщина! Неужели, въ самомъ дѣлѣ, кинуться мнѣ изъ дому на улицу, схватить перваго встрѣчнаго человѣка, съ виду богатаго, сжать ему горло и закричать: "Ступай, сейчасъ же, въ судъ, собака, и возьми меня своимъ адвокатомъ, не то мухъ вонъ". А между тѣмъ это-то ч есть энергія.
   -- Совершенно согласенъ, Евгеній. Но дай мнѣ благопріятный случай, дай что-нибудь такое, что заслуживаетъ энергическаго дѣйствія, и тогда я покажу, что такое энергія.
   -- И я покажу,-- сказалъ Евгеній.
   Весьма вѣроятно, что десятокъ тысячъ молодыхъ людей, въ чертѣ лондонской городской почты говорили то же самое въ теченіе этого вечера.
   Колеса катились; кэбъ миновалъ Монументъ {Изъ всѣхъ монументовъ въ Лондонѣ собственно Монументомъ называется памятникъ лондонскаго пожара 1666.}, миновалъ Тауэръ, миновалъ Доки; проѣхалъ Ратклиффъ и Годерхитъ, проѣхалъ мѣста, гдѣ скопившійся хламъ, произведенный человѣчествомъ, буд^о нравственныя нечистоты, сбѣжавшія съ мѣстностей болѣе возвышенныхъ, ждетъ, пока собственною своею тяжестью не рухнетъ съ берега и не исчезнетъ въ рѣкѣ. Проѣхалъ онъ между кораблями, будто выброшенными на берегъ, между домами, будто сползшими въ воду, то въѣзжая въ ихъ ряды, то выѣзжая изъ нихъ, проѣхалъ между бугшпритами, смотрящими въ окна, и между окнами, смотрящими на суда, и, наконецъ, остановился у одного темнаго угла, подмытаго рѣкою. Тутъ мальчикъ слѣзъ съ козелъ и отворилъ дверцы кэба.
   -- Вамъ теперь нужно пройти пѣшкомъ, сэръ, немного, нѣсколько ярдовъ.
   Мальчикъ проговорилъ это въ единственномъ числѣ, какъ бы съ намѣреніемъ устраняя Евгенія.
   -- Какое непроходимое захолустье!-- говорилъ Мортимеръ, скользя по камнямъ и разному хламу, на берегу, и въ то же время слѣдуя за мальчикомъ, огибавшимъ уголъ.
   -- Вотъ тутъ живетъ мой отецъ, сэръ, вотъ гдѣ огонь свѣтится.
   Низенькое строеніе это, повидимому, было прежде мельницею. На немъ торчали полусгнившіе остатки башенки, на которой, вѣроятно, помѣщались мельничныя крылья; но все это было едва различимо въ темнотѣ ночи. Мальчикъ приподнялъ щеколдку двери, и они тотчасъ же вступили въ низкую круглую комнату, гдѣ передъ красными угольями стоялъ смотрѣвшій на нихъ человѣкъ и сидѣла дѣвушка, занятая швейною работой. Огонь горѣлъ въ заржавленной жаровнѣ не обдѣланной въ очагъ. Ночникъ, въ видѣ луковицы, воткнутый въ горлышко глиняной бутылки, стоялъ на столѣ, пылая и пуская копоть во всѣ стороны. Въ одной сторонѣ комнаты находилась деревянная койка, а въ другой -- лѣстница въ верхнюю комнату, до того крутая, что походила больше на стремянку. Три или четыре старыя весла были прислонены къ стѣнѣ; тутъ же стоялъ небольшой шкафъ съ самою г^бою кухонною посудой. Потолокъ комнаты былъ невыштукатуренъ и служилъ поломъ для верхней комнаты. Доски въ немъ,-- старыя, суковатыя, растрескавшіяся и покривившіяся,-- придавали комнатѣ мрачный видъ. Повсюду: на потолкѣ, по стѣнамъ и на полу, были замѣтны слѣды муки и суриковой краски, и все это, вмѣстѣ съ сыростью, представляло видъ гнили.
   -- Батюшка, джентльменъ пріѣхалъ.
   Старикъ, стоявшій у жаровни, повернулъ всклоченную голову и посмотрѣлъ какъ хищная птица.
   -- Вы, Мортимеръ Ляйтвудъ, эсквайръ; такъ, сэръ?
   -- Да, меня зовутъ Мортимеръ Ляйтвудъ. Здѣсь ли ваша находка?-- спросилъ Мортимеръ, неохотно взглянувъ по направленію къ койкѣ.
   -- Не то, чтобы здѣсь, а не далеко отсюда. Я все дѣлаю аккуратно: тотчасъ же далъ знать въ полицію, и она взяла къ себѣ. Я ни минуты не промѣшкалъ; а полиція уже объявила печатно, и вотъ, что сказало въ печатномъ....
   Онъ взялъ бутылку съ ночникомъ и поднесъ ее къ прикленной на стѣнѣ бумагѣ съ полицейскимъ заголовкомъ "Найдено тѣло". Оба друга начали читать объявленіе, а Гафферъ, держа ночникъ, оглядывалъ обоихъ джентльменовъ.
   -- Только бумаги несчастнаго человѣка. А, понимаю,-- сказалъ Ляйтвудъ, отводя глаза отъ описанія найденнаго и смотря на нашедшаго.
   -- Только бумаги.
   Тутъ дѣвушка поднялась съ своею работой и вышла за дверь.
   -- Денегъ не оказалось, кромѣ трехъ пенсовъ въ жилетномъ карманѣ.-- Три. Пенсовыя. Монеты,-- проговорилъ Гафферъ Гексамъ съ разстановкою.
   -- Брючные карманы пусты и выворочены.
   Гафферъ Гексамъ кивнулъ головою.-- Это часто бываетъ. Быстрина ли воды этому причиною, не умѣю сказать. Вотъ посмотрите,-- продолжалъ онъ, поднося ночникъ къ другому объявленію, тутъ то же: "его карманы оказались пусты и выворочены". Вотъ и еще: "ея карманы оказались пусты и выворочены". То же самое и въ этомъ. То же и вонъ въ томъ. Я не умѣю читать, да и надобности въ этомъ не имѣю, но знаю всѣ эти объявленія, по тому какъ они висятъ по стѣнѣ. Въ этомъ, напримѣръ, найденъ матросъ съ наколотыми на рукѣ двумя якорями, флагомъ и буквами G. F. Т. Посмотрите, такъ ли?
   -- Такъ, дѣйствительно.
   -- А вотъ здѣсь объявленіе о молодой женщинѣ въ сѣрыхъ ботинкахъ, бѣлье помѣчено крестикомъ. Взгляните, такъ ли?
   -- Такъ, дѣйствительно.
   -- Тутъ вотъ о человѣкѣ съ скверною раной надъ глазомъ. Вотъ объявленіе о двухъ сестрахъ, которыя связались платкомъ. Это объявленіе о старомъ пьяномъ молодцѣ, въ покромочныхъ башмакахъ и въ колпакѣ, который бился на четверку рому -- какъ было дознано послѣ -- что пробьетъ дыру въ рѣкѣ, если закладъ выставятъ ему впередъ, и сдержалъ свое слово въ первый и въ послѣдній разъ въ жизни. Объявленія-то у меня видите, словно обои на стѣнѣ; я ихъ знаю и читаю наизусть.
   Онъ махнулъ передъ собою ночникомъ вдоль висѣвшихъ бумагъ, какъ бы желая этимъ ознаменовать свѣтъ своего знанія; потомъ поставилъ бутылку на столъ и сталъ позади его, внимательно смотря на своихъ посѣтителей. Въ немъ была странная особенностъ, составляющая принадлежность нѣкоторыхъ хищныхъ птицъ, именно: каждый разъ, какъ онъ хмурилъ лобъ, его всклоченный хохолъ поднимался выше.
   -- И вы всѣхъ ихъ вытащили, всѣхъ?-- спросилъ Евгеній
   На это хищная птица въ свою очередь спросила:
   -- А какъ ваша фамилія? Позвольте спросить.
   -- Это мой другъ,-- сказалъ Мортимеръ, -- мистеръ Евгеній Рейборнъ.
   -- Мистеръ Евгеній Рейборнъ? Хорошо. А почему бы мистеру Евгенію Рейборну меня спрашивать?
   -- Я такъ просто спросилъ: вы ли всѣхъ ихъ вытащили?
   -- Я скажу вамъ также просто: по большей части я.
   -- Какъ вы полагаете, не было ли насилія или грабежа въ нѣкоторыхъ изъ этихъ случаевъ?
   -- Я ничего объ этомъ не полагаю, я не изъ полагающаго десятка. Еслибы вамъ довелось добывать себѣ хлѣбъ изъ рѣки, то и вамъ (некогда было бы полагать-то. Прикажете проводить?
   Ляйтвудъ кивнулъ головой, и онъ отворилъ дверь; по тутъ, у самаго почти порога, представилось ему лицо блѣдное и встревоженное,-- лицо человѣка сильно взволнованнаго.
   -- Вы не тѣла ли ищете?-- спросилъ Гафферъ Гексамъ:-- или не нашли ли сами тѣла? То или другое.
   -- Я заблудился!-- отвѣчалъ человѣкъ торопливымъ и тревожнымъ голосомъ.
   -- Заблудился?
   -- Я, я совершенно не знакомъ съ этими мѣстами и потерялъ дорогу. Мнѣ, мнѣ необходимо быть тамъ, гдѣ я могъ бы видѣть, что описано вотъ тутъ...
   Онъ задыхался и едва могъ говорить; однакоже, указалъ на бывшій у него другой экземпляръ объявленія, только что напечатаннаго, неуспѣвшаго высохнуть и только что вывѣшеннаго Гафферомъ на стѣнѣ его комнаты.
   Свѣжесть этого экземпляра, а можетъ быть и общій наружный видъ его дали Гафферу возможность понять появленіе незнакомца.
   -- Здѣсь ужъ есть джентльменъ, мистеръ Ляйтвудъ, по этому же дѣлу.
   -- Мистеръ Ляйтвудъ?
   Послѣдовало молчаніе. Мортимеръ и незнакомецъ посмотрѣли одинъ на другого. Они другъ друга не знали.
   -- Мнѣ кажется, сэръ, вы сдѣлали мнѣ честь, назвавъ меня по имени?-- сказалъ Мортимеръ, прерывая неловкое молчаніе съ своимъ обычнымъ спокойствіемъ.
   -- Я только повторилъ его за этимъ человѣкомъ.
   -- Вы сказали, что вы чужой въ Лондонѣ?
   -- Совершенно чужой.
   -- Не ищете ли вы нѣкоего мистера Гармона?
   -- Нѣтъ.
   -- А то, могу увѣрить васъ, поиски ваши будутъ напрасны... Не угодно ли вамъ идти съ нами?
   Пройдя небольшое пространство по кривымъ переулкамъ, покрытымъ грязью, можетъ статься, занесенною въ нихъ послѣднимъ зловоннымъ приливомъ, они подошли къ небольшой двери и къ яркому фонарю полицейской станціи. Въ ней они нашли ночного инспектора съ перомъ, чернильницею и линейкою, который занимался своими книгами въ выбѣленной комнатѣ, какъ какой-нибудь монахъ въ монастырѣ на вершинѣ горы и такъ спокойно, какъ будто бы до него не долетали неистовые крики пьяной женщины, стучавшей, что было мочи въ двери карцера, гдѣ она была заперта, близехонько, на заднемъ дворѣ. Съ тѣмъ же видомъ затворника, глубоко вдавшагося въ ученыя занятія, онъ оставилъ свои книги и кивнулъ Гафферу, какъ человѣку ему уже извѣстному съ такимъ взглядомъ, который какъ будто бы говорилъ: "Про васъ, другъ любезный, намъ все извѣстно; когда-нибудь попадетесь". Потомъ онъ отнесся къ мистеру Мортимеру Ляйтвуду съ его спутникомъ и сказалъ, что тотчасъ же будетъ готовъ къ ихъ услугамъ. Въ нѣсколько минутъ онъ окончилъ разлиневку бывшей у него подъ рукою книги, надъ которою трудился такъ внимательно, какъ будто бы разрисовывалъ. молитвенникъ съ отчетливостью и тщательностью, которыя ясно показывали, что въ его сознаніи совсѣмъ не проникала женщина. барабанившая съ сугубымъ неистовствомъ и съ страшнымъ визгомъ требовавшая, чтобъ ей подали утробу какой-то другой женщины.
   -- Дайте фонарь,-- сказалъ ночной инспекторъ, вынимая ключи.
   Покорный сателлитъ подалъ ему фонарь.-- Теперь пойдемте, джентльмены.
   Однимъ изъ ключей онъ отперъ прохладный подвалъ въ концѣ двора, и всѣ вошли туда. Въ самомъ скоромъ времени, однакоже, они снова показались. Никто не говорилъ, * кромѣ Евгенія, молвившаго Мортимеру шепотомъ:
   -- Не многимъ похуже, чѣмъ леди Типпинсъ.
   Всѣ опять направились въ выбѣленную библіотеку того же монастыря,-- а визгливыя требованія утробы-стояли въ воздухѣ, не умолкавшія тогда, когда они смотрѣли на безмолвное зрѣлище, не умолкая и послѣ, когда аббатъ монастыря, ночной инспекторъ, суммировалъ имъ обстоятельства этого казуснаго дѣла. Вотъ что объявилъ онъ: нѣтъ никакого ключа къ тому, когда попало тѣло въ рѣку. Это часто случается, что не находится ключа. Прошло слишкомъ много времени и трудно дознаться, когда послѣдовало поврежденіе членовъ: до смерти или послѣ смерти; одно весьма основательное медицинское свидѣтельство утверждаетъ: прежде; другое столь же основательное медицинское показаніе утверждаетъ: послѣ. Буфетчикъ съ парохода, на которомъ джентльменъ приплылъ въ Англію, приходилъ взглянуть на трупъ и годовъ подъ присягою удостовѣрить тождество личности; онъ же готовъ присягнуть и насчетъ одежды; къ тому же, видите, найдены бумаги. Гдѣ же пропадалъ онъ, такимъ образомъ, безъ слѣда съ тѣхъ поръ, какъ покинулъ пароходу и до тѣхъ поръ, какъ найденъ въ рѣкѣ? Можетъ статься, закутилъ немного; можетъ статься, думалъ, что закутить бѣда не велика, но къ кутежу не былъ привыченъ, и кутежъ сгубилъ его? Завтра формальный осмотръ и, безъ сомнѣнія, послѣдуетъ приговоръ присяжнаго коронера.
   Инспекторъ, говоря все это, (нѣсколько разъ взглядывалъ на незнакомца; потомъ, окончивъ свою рѣчь, сказалъ тихонько Мортимеру:
   -- Вашего знакомаго это, кажется, поразило, на повалъ поразило.
   Тутъ онъ еще разъ взглянулъ пытливо на незнакомца. Мистеръ Ляйтвудъ объяснилъ, что онъ не знакомъ ему.
   -- Въ самомъ дѣлѣ?-- спросилъ инспекторъ, наклонивъ ухо:-- гдѣ же вы сошлись съ нимъ?
   Мистеръ Ляйтвудъ объяснилъ и это.
   Инспекторъ, въ продолженіе своего объясненія и въ то время, какъ перебрасывался этими послѣдними словами съ Мортимеромъ, стоялъ, опершись локтями на конторку и, пропустивъ пальцы правой руки между пальцами лѣвой. Вдругъ, не измѣняя своего положенія и только вскинувъ глаза на незнакомца, онъ громко спросилъ его:
   --Вамъ никакъ дурно, сэръ! Должно быть вы не привыкли къ дѣламъ этого рода?
   Незнакомецъ, стоявшій съ опущенною головой у камина и на него опершійся, обернулся и отвѣтилъ:
   -- Нѣтъ, не привыкъ. Страшное зрѣлище!
   -- Я слышалъ, сэръ, что вы ожидали признать тутъ кого-нибудь?
   -- Да.
   -- Ну, что же, признали?
   -- Нѣтъ, не призналъ. Ужасное зрѣлище, страшное! Ухъ, какое ужасное зрѣлище!
   -- Кого жъ вы искали?-- спросилъ инспекторъ.-- Опишите намъ его,-- сэръ. Можетъ быть мы въ состояніи помочь вамъ.
   -- Нѣтъ, нѣтъ,-- сказалъ незнакомецъ.-- Было бы совершенно безполезно. Прощайте.
   Инспекторъ не двинулся, не отдалъ никакого приказанія; но его сателлитъ шмыгнулъ къ выходной двери, прислонился къ ней
   -- 28 спиной, взялся за косякъ ея лѣвою рукой, а правою, какъ будто бы невзначай, навелъ на незнакомца бычій глазъ {Лондонскіе полисмены ходятъ ночью съ фонаремъ, со всѣхъ сторонъ закрытомъ и только спереди имѣющимъ сильное увеличительное стекло, называемое бычій глазъ -- bull's-eye, далеко бросающее свѣтъ и закрываемое или открываемое по произволу. Въ сущности это потаенный фонарь.} фонаря, принятаго имъ отъ инспектора при входѣ въ комнату.
   -- Вы можетъ быть лишились, знаете, друга; а можетъ быть Богъ избавилъ васъ, знаете, отъ врага; иначе, знаете, вы не пришли бы сюда. Слѣдовательно, мнѣ естественно спросить: кого вы ищете?-- сказалъ инспекторъ.
   -- Извините, если я не буду отвѣчать вамъ на это. Никакого званія человѣкъ не можетъ лучше васъ понимать, что многія семейства не желаютъ дѣлать гласными свои непріятности и несчастія, кромѣ какъ въ случаѣ крайней необходимости. Я не отрицаю, что вы, предлагая мнѣ вопросъ, исполняете свою обязанность; но увѣренъ и въ томъ, что вы не будете оспаривать моего права не давать отвѣта. Спокойной ночи.
   Онъ обернулся къ двери, гдѣ сателлитъ, не сводившій глазъ съ своего начальника, все еще стоялъ, какъ безгласная статуя.
   -- По крайней мѣрѣ, сэръ,-- сказалъ инспекторъ,-- вы вѣрно не имѣете предлога не дать мнѣ вашей карточки.
   -- Въ этомъ я не отказалъ бы вамъ, еслибы при мнѣ были карточки; но у меня ни одной не осталось.
   Давая такой отвѣтъ, онъ покраснѣлъ и сильно смѣшался.
   -- Но, я полагаю,-- сказалъ инспекторъ, не измѣнивъ ни голоса, ни положенія,-- вы не откажетесь написать мнѣ вашу фамилію и вашъ адресъ?
   -- Это, извольте, сдѣлаю.
   Инспекторъ обмакнулъ перо въ чернильницу и положилъ его на клочокъ бумаги подлѣ себя, а потомъ принялъ прежнее положеніе. Незнакомецъ подошелъ къ конторкѣ и написалъ не совсѣмъ твердою рукой слѣдующее: "Мистеръ Юлій Гандфордъ, Кофейный Домъ Казначейства, въ Паласъ Ярдѣ, въ Вестминстерѣ" {Въ Лондонѣ многія гостиницы называются Кофейными домами. Palace Yard, Дворцовый дворъ -- улица; Westminster -- кварталъ въ Лондонѣ.}. Пока онъ писалъ, наклонивъ голову, инспекторъ искоса изучалъ каждый волосъ на его головѣ.
   -- Полагаю, сэръ, вы тамъ временно остановились?
   -- Остановился временно.
   -- Слѣдовательно, вы пріѣзжій?
   -- Что-съ? Да, пріѣзжій.
   -- Спокойной ночи, сэръ.
   Сателлитъ опустилъ руку, отворилъ дверь, и мистеръ Юлій Гандфордъ вышелъ.
   -- Резервный! {Резервными, Reserve, называются тѣ полисмены, которые дежурятъ въ полицейскихъ станціяхъ или конторахъ, и которымъ поручается дѣйствовать въ случаяхъ необыкновенныхъ, требующихъ особенной полицейской ловкости.} -- сказалъ инспекторъ.-- Возьмите и сберегите эту бумажку; а за джентльменомъ слѣдите, не подавая ему ни малѣйшаго повода оскорбиться; узнайте, точно ли онъ тамъ остановился, и развѣдайте объ немъ все, что можно.
   Сателлитъ исчезъ; а инспекторъ, вновь превратившись въ аббата, обмакнулъ перо въ чернила и принялся за книги. Оба друга, смотрѣвшіе на инспектора и заинтересованные болѣе служебными его пріемами, чѣмъ подозрительнымъ Юліемъ Гандфордомъ, спросили перваго:-- не полагаетъ ли онъ, что тутъ есть что-нибудь неладное.
   Аббатъ отвѣчалъ уклончиво, что, навѣрное, сказать не можетъ ничего. Убійство можетъ совершить всякій. Вотъ воровство со взломомъ или мошенничество требуетъ выучки, подготовки. А убійство -- дѣло иное. Всей полиціи это хорошо извѣстно. Онъ видалъ многое множество людей, приходившихъ въ подвалъ для справки; но ему еще ни разу не приходилось видѣть человѣка, который былъ бы пораженъ такимъ страннымъ образомъ. Впрочемъ, можетъ быть, тутъ больше желудокъ причиною, нежели голова. Если такъ, то странный желудокъ; да и все, можно сказать, странно въ немъ. Жаль, что нѣтъ ни слова правды въ томъ повѣрьи будто бы изъ трупа течетъ кровь, если до него дотронется убійца: въ трупахъ такихъ признаковъ ему не случалось видѣть. Буйныхъ признаковъ, какъ вотъ отъ той бабы, бываетъ вдоволь (онъ разумѣлъ стукотню и визгъ въ карцерѣ),-- ихъ не рѣдко хватаетъ на всю ночь; но отъ мертвыхъ тѣлъ ничего не бываетъ, сколько ни жди.
   До формальнаго осмотра, назначеннаго на слѣдующій день, нельзя было ничего сдѣлать; поэтому оба друга вышли. Гафферъ Гексамъ съ сыномъ отправились своею дорогой; но на послѣднемъ поворотѣ Гафферъ велѣлъ мальчику идти домой, а самъ вошелъ выпить полпинты въ таверну, съ красными занавѣсками, скривившуюся и свѣсившуюся съ берега.
   Мальчикъ поднялъ щеколдку, которую поднималъ недавно, и нашелъ сестру, снова сидѣвшую у огня за работой. Она, при входѣ его, подняла голову, а онъ спросилъ:
   -- Куда ты родила, Лиза?
   -- На улицу выходила.
   -- Напрасно! Все обошлось довольно хорошо.
   -- Я потому ушла, что одинъ изъ джентльменовъ, тотъ самый, который почти ничего не говорилъ, уставился на меня слишкомъ пристально. Поэтому я боялась, чтобъ онъ не узналъ чего-нибудь по моему лицу. Ну, да что объ этомъ толковать! Ты обо мнѣ, Чарленька, не безпокойся! Я боялась другого чего-нибудь, какъ ты сказалъ отцу, что умѣешь писать немного.
   -- Э! Да вѣдь я увѣрилъ его, что такъ дурно нишу, что и по разберетъ никто. Когда же взялъ перо, то чѣмъ тише писалъ, чѣмъ больше размазывалъ пальцемъ, тѣмъ болѣе отецъ, смотря на бумагу, радовался.
   Дѣвушка откинула свою работу въ сторону, придвинулась ближе къ брату, сѣвшему тоже у огня, и нѣжно положила ему на плечо руку.
   -- Чарленька, ты не станешь по пустякамъ тратить время? Не будешь лѣниться? Скажи, не будешь?
   -- Не будешь! Конечно, не буду. Я люблю учиться. Вѣдь ты знаешь?
   -- Знаю, Чарленька, знаю, что ты прилежно учишься. Такъ и продолжай. А я все буду работать, Чарленька, добывать что-нибудь, хоть не много; все буду думать,-- я даже ночью иногда просыпаюсь отъ этого,-- все буду стараться, какъ бы достать шиллингъ сегодня, шиллингъ завтра, чтобы показать отцу и увѣрить его, что ты начинаешь самъ добывать, хоть бездѣлицу, работою по берегу.
   -- Ты любимица у отца, ты можешь его во всемъ увѣрить.
   -- Какъ бы я желала этого, Чарленька! Еслибъ я могла его увѣрить, что ученье -- дѣло хорошее, и что отъ него мы могли бы лучше жить, то я хоть умереть была бы готова.
   -- Полно, пустяки-то говорить о смерти, Лизанька.
   Она сложила кисть своей руки съ кистью другой, лежавшей у него на плечѣ, приложила къ нимъ свою полную смуглую щеку и, смотря на огонь, продолжала:
   -- Часто по вечерамъ, Чарленька, когда ты сидишь въ школѣ, а отецъ...
   --Сидитъ въ кабакѣ, у Шести Веселыхъ Носильщиковъ,-- перебилъ ее мальчикъ, кивнувъ назадъ головой по направленію къ питейному дому.
   -- Ну, да! Часто сижу я, глядя на жаровню и, въ горящихъ угляхъ какъ будто бы, вотъ въ томъ самомъ мѣстѣ, гдѣ теперь вспыхнуло.
   -- Это газъ,-- сказалъ мальчикъ,-- газъ выходитъ изъ кусочка дерева, а дерево было въ тинѣ, а тина была подъ водою, когда былъ потопъ. Смотри, вотъ! Я возьму кочережку и какъ кочну угли...
   -- Не трогай, Чарленька, не то они всѣ вдругъ вспыхнутъ. Я не о пламени говорю, а вотъ объ этомъ тускломъ огонькѣ пониже, который то выскочитъ, то опять спрячется. По вечерамъ, когда я смотрю на это, мнѣ кажется, Чарленька, что я вижу въ немъ будто картины какія.
   -- Ну покажи намъ картинку,-- сказалъ мальчикъ.-- Только скажи намъ куда смотрѣть.
   -- Нѣтъ, Чарленька! На это нужны мои глаза.
   -- Такъ разсказывай! Говори, что твои глазки тамъ видятъ.
   -- Я вижу тебя, Чарленька, и себя тоже; вижу какъ ты былъ еще маленькимъ ребеночкомъ, сироткой, безъ матери.
   -- Ты пожалуйста, не говори: сиротка, безъ матери,-- перебилъ мальчикъ:-- у меня была сестра, которая была мнѣ и сестрою, и матерью.
   Дѣвушка радостно засмѣялась; сладкія слезы блеснули въ глазахъ ея, когда мальчикъ обнялъ ее обѣими руками и прижалъ къ себѣ.
   -- Я вижу тебя вмѣстѣ со мною, Чарленька, въ то время какъ отецъ, выходя на работу, выводилъ насъ изъ дому и запиралъ дверь, чтобы мы не сгорѣли какъ-нибудь у жаровни или не вывалились изъ окна, и оставлялъ однихъ на улицѣ. Вижу, какъ мы сидимъ у двери на порогѣ или на ступенькахъ крыльца, или;на берегу рѣки, или ходимъ съ мѣста на мѣсто, чтобы провесть какъ-нибудь время. Ты, Чарленька, былъ тогда тяжелый мальчикъ, мнѣ тру#о было носить тебя, и я должна была часто садиться отдыхать. Вижу, какъ насъ клонитъ сонъ и какъ мы засыпаемъ вмѣстѣ гдѣ-нибудь въ уголку; иногда намъ голодно, иногда намъ страшно немножко, а пуще всего холодно. Помнишь, Чарленька?
   -- Я только то помню,-- сказалъ мальчикъ, прижимая сестру два или три раза къ своей груди,-- что кутался подъ какимъ-то шалевымъ платочкомъ и что мнѣ было тепло подъ нимъ.
   -- Бывало дождь идетъ, и мы подполземъ подъ лодку или подъ что-нибудь такое; бывало ночь наступятъ, стемнѣетъ, и мы идемъ туда, гдѣ газовые фонари горятъ, и смотримъ тамъ, какъ идутъ люди по улицамъ. Вотъ идетъ отецъ и уводитъ насъ домой. Какъ вамъ пріятно въ домикѣ нашемъ послѣ долгой ходьбы на воздухѣ! Отецъ снимаетъ съ меня башмаки, вытираетъ мнѣ у огня ноги и усаживаетъ возлѣ себя, а самъ курить трубку, а ты уже давно въ постели. Я замѣчаю у отца: моего большая рука, но совсѣмъ не тяжелая, когда дотронется до меня; замѣчаю, что у отца грубый голосъ, но совсѣмъ не сердитый, когда говоритъ со мною. Вотъ я подрастаю, отецъ понемногу начинаетъ довѣряться мнѣ, беретъ иногда съ собою, и какъ бы ни быль сердитъ, никогда не тронетъ меня.
   Слушавшій мальчикъ при этомъ какъ-то особенно крякнулъ, будто желая этимъ сказать: "а меня такъ вотъ и очень тронетъ!"
   -- Вотъ и картинки изъ прошлаго, Чарленька.
   -- Разсказывай дальше,-- говоритъ мальчикъ,-- давай намъ, что впередъ будетъ, такую картинку давай.
   -- Хорошо! Вотъ я все съ отцомъ, не покидаю отца, потому что отецъ меня любитъ, и я люблю отца. Книгъ я не читаю; еслибъ я стала учиться, отецъ подумалъ бы, что я его покину, и я потеряла бы свое вліяніе на него. Я еще не добилась до того вліянія, которое желаю имѣть; но я надѣюсь, что придетъ время, когда добьюсь. Между тѣмъ я знаю, что отъ иныхъ вещей могу удержать отца. Если я покину его, то онъ съ досады или съ горя совсѣмъ опустится.
   -- Ты погадай-ка обо мнѣ, покажи картинку, что со мной будетъ.
   -- Вотъ сейчасъ, Чарленька,-- сказала дѣвушка, не измѣнившая своего положенія съ тѣхъ поръ, какъ начала говорить, и теперь печально покачавшая головою: -- я къ этому-то и вела. Вотъ ты...
   -- Гдѣ, гдѣ я, Лизанька?
   -- Все въ той же впадинкѣ, пониже пламени.
   -- Ничего тамъ нѣтъ, въ твоей впадинкѣ,-- сказалъ мальчикъ, сведя свой взоръ съ ея лица и смотря на жаровню, стоявшую какъ страшный скелетъ на длинныхъ ножкахъ.
   -- Вотъ ты, Чарленька, учишься въ школѣ тайкомъ отъ отца, получаешь награды, стараешься и, наконецъ, дѣлаешься -- чѣмъ, бишь, это ты дѣлаешься? Какъ это ты мнѣ говорилъ намедни?
   -- Ха-ха-ха! Вотъ такъ гадальщица, названій не знаетъ!-- вскрикнулъ мальчикъ, какъ будто обрадовавшись этому недочету со стороны впадинки пониже пламени.-- Я говорилъ: ученикъ-учитель {Pupil teacher.}...
   -- Вотъ ты сдѣлался ученикомъ-учителемъ, и все отличаешься, отличаешься; наконецъ, самъ становишься содержателемъ школы, ученымъ и уважаемымъ человѣкомъ. Но тайна не укрывается отъ отца, онъ узнаетъ ее задолго прежде, и это разлучаетъ тебя съ отцомъ и со мною.
   -- Нѣтъ, не разлучаетъ!
   -- Разлучаетъ, Чарленька. Я вижу ясно, какъ только можетъ быть ясно, что твоя дорога не туда идетъ, куда наша, а еслибъ отецъ и простилъ тебя, что ты пошелъ этою дорогой (а онъ никогда не проститъ), все-таки твою дорогу испортитъ наша, которою мы идемъ, дорога. Но я еще вотъ что вижу, Чарленька.
   -- И видишь все такъ же ясно, какъ только можетъ быть ясно Лизанька?-- спросилъ шутливо мальчикъ.
   -- Да! также ясно! Вижу я какъ не легко тебѣ оторваться отъ отцовской жизни и начать новую, лучшую жизнь. А вотъ, я, Чарленька, вижу, какъ я осталась одна съ отцомъ, и стараюсь, по сила мь, удерживать его на прямой дорогѣ, хлопочу имѣть на него побольше вліянія, и все надѣюсь, что по какому-нибу дь счастливому обстоятельству, или когда ему случится быть не по себѣ, или -- я ужъ, право, не знаю какъ,-- успѣю поворотить его на что-нибуді лучшее.
   -- Ты сказала, Лизанька, что не умѣешь читать книгъ, а мнѣ кажется, у тебя цѣлая библіотека въ этой впадинкѣ подъ пламенемъ.
   -- Я была бы очень рада, еслибы могла читать настоящія книги. Я чувствую, Чарленька, очень чувствую въ себѣ недостатокъ ученія. Но я чувствовала бъ его еще сильнѣе, если бы не видѣла, что это-то и связываетъ меня съ отцомъ. Постой, кажется, отецъ идетъ!
   Было уже за полночь; хищная птица прибыла прямо на насѣсть. Въ полдень послѣдовавшаго дня онъ явился снова въ тавернѣ Шести Веселыхъ Носильщиковъ, въ качествѣ (для него уже не новой и) свидѣтеля предъ присяжными коронера.
   Мистеръ Мортимеръ Ляйтвудъ, прибывъ къ осмотру, какъ одинъ изъ свидѣтелей, дѣйствовалъ въ совокупности съ однимъ извѣстнымъ солиситоромъ, слѣдившимъ за производствомъ слѣдствія отъ лица представителей покойнаго, какъ было своевременно напечатано въ газетахъ. Инспекторъ также присутствовалъ при этомъ и внимательно соображалъ все происходившее, но хранилъ молчаніе. Мистеръ Юлій Гандфордъ, показавшій свои адресъ правильно и платившій, какъ оказалось, исправно по счету въ гостиницѣ, гдѣ о немъ ничего не было извѣстно кромѣ того, что онъ ведетъ жизнь весьма уединенную, не получилъ повѣстки явиться къ слѣдствію и присутствовалъ при немъ только въ умѣ инспектора.
   Слѣдственный осмотръ имѣлъ особенный интересъ для публики, любопытство которой было въ особенности возбуждено сообщеніями мистера Мортимера Ляйтвуда о тѣхъ обстоятельствахъ, при которыхъ покойный мистеръ Джонъ Гармонъ возвратился въ Англію; право исключительно-частной собственности на эти обстоятельства удерживалось, въ продолженіе нѣсколькихъ дней, за обѣденными столами, Венирингомъ, Твемло, Подснапомъ и Буфферами, изъ которыхъ каждый толковалъ ихъ по своему, противореча одинъ другому. Интересъ увеличивался еще показаніями Джеба Ноттерсона, корабельнаго буфетчика, и мистера Джакоба Киббля, пассажира съ того парохода, который привезъ мистера Джона Гармона. Они говорили, что покойный привезъ съ собою въ ручномъ чемоданѣ, съ которымъ и сошелъ съ корабля, сумму денегъ, вырученныхъ отъ поспѣшной продажи небольшой поземельной собственности, и что сумма эта превышала семьсотъ фунтовъ наличными. Интересъ увеличился еще и отъ показаній Джесса Гексана, вытащившаго въ разное время большое число труповъ изъ Темзы и сдѣлавшагося до того извѣстнымъ своею опытностью въ этомъ дѣлѣ, что очень какой-то восторженный почитатель его, подписывающійся "Другъ Погребенія" (гробовщикъ вѣроятно), отправилъ въ его пользу восемнадцать почтовыхъ марокъ и пять писемъ къ издателю Times, начинавшихся словами: "Позвольте, сэръ".
   Присяжные, по отобраннымъ отъ свидѣтелей показаніямъ, сдѣлали слѣдующее постановленіе: "Тѣло мистера Джона Гармона найдено плавающимъ въ Темзѣ въ состояніи полнаго разложенія и съ большими поврежденіями, подающими поводъ думать, что сказанный мистеръ Джонъ Гармонъ умеръ при обстоятельствахъ въ высшей степени подозрительныхъ, но, по слѣдствію, произведенному предъ самими присяжными, недостаточныхъ для дознанія кѣмъ и какимъ образомъ причинена смерть его". Къ этому постановленію была присоединена рекомендація отъ присяжныхъ департаменту внутреннихъ дѣлъ (что, по мнѣнію г. инспектора, было очень умно) о назначеніи награды за открытіе тайны всего дѣла. Черезъ двое сутокъ появилась прокламація о назначеніи ста фунтовъ стерлинговъ, а также и полное прощеніе тому лицу или тѣмъ лицамъ, за исключеніемъ дѣйствительнаго преступника или прямыхъ участниковъ въ преступленіи... и такъ далѣе, по формѣ.
   Прокламація повела къ тому, что инспекторъ усугубилъ свои изслѣдованія; онъ сталъ чаще являться на спускахъ и сходахъ къ рѣкѣ, пристальнѣе заглядывать въ лодки и другія суда и глубже задумываться, соображая и то, и это, и все вмѣстѣ. Но такъ какъ при подобныхъ соображеніяхъ, смотря по тому, какъ вы слагаете и то и это, и все вмѣстѣ, нерѣдко выходитъ или женщина, или рыба порознь, или же обѣ совокупно въ видѣ сирены, то и у инспектора пока все выходила только сирена, которой никакой судья, никакіе присяжные вѣры дать не могутъ.
   Гармоново убійство, какъ оно прослыло въ народѣ, подобно морскимъ приливамъ и отливамъ въ Темзѣ, доведшей его до свѣдѣнія людей, притекало и утекало, вздувалось и опадало, то въ городѣ, то въ деревнѣ, то во дворцахъ, то въ лачугахъ, то между лордами, леди и джентри, то между чернорабочими, молотобойцами и балластниками, до тѣхъ поръ, пока послѣ долгаго колыханія на задержавшихся водахъ, оно, наконецъ, не прорвалось въ море и не уплыло.
   

IV. Семейство Р. Вильфера.

   Регинальдъ Вильферъ -- имя довольно громкое, напоминающее, когда вдругъ произнести его, бронзовыя дощечки въ сельскихъ церквахъ, завитки въ расписанныхъ окнахъ и вообще Де-Вильферовъ, пришедшихъ изъ-за моря съ Вильгельмомъ Завоевателемъ. Въ нашей генеалогіи замѣчательно то, что ни одинъ Де-кто-нибудь ни когда не являлся къ намъ съ инымъ кѣмъ-нибудь.
   Однакоже, фамилія здѣсь выводимаго Регинальда Вильфера была происхожденія самаго обыкновеннаго и слѣдовала самымъ простымъ житейскимъ призваніямъ, такъ что въ теченіе многихъ поколѣній предки ея снискивали себѣ средства существованія разными занятіями въ докахъ, въ акцизномъ управленіи и въ таможнѣ. Такъ и теперешній Регинальдъ Вильферъ былъ простымъ, бѣднымъ клеркомъ, бѣднымъ до того, что при ограниченномъ жалованьѣ и при неограниченной семьѣ онъ ни разу еще не могъ достигнуть цѣли своего честолюбія, состоявшей въ томъ, чтобы сдѣлать себѣ новое платье, со включеніемъ шляпы и сапоговъ, все за разъ въ одно время. Его черная шляпа превращалась въ коричневую, прежде чѣмъ онъ былъ въ состояніи сшить себѣ новый сюртукъ, панталоны бѣлѣли по швамъ и на колѣнкахъ, прежде чѣмъ онъ могъ купить себѣ сапоги; сапоги же изнашивались, прежде чѣмъ ему удавалось щегольнуть новыми панталонами; а къ тому времени какъ онъ возвращался къ шляпѣ, то и этотъ лоснящійся нарядъ новѣйшаго времени являлся съ проломленною верхушкой, какъ осѣвшая развалина минувшихъ вѣковъ.
   Если бы какой-нибудь выточенный изъ камня херувимчикъ могъ когда-нибудь достигнуть совершеннаго возраста и явиться въ одеждѣ, то его фотографія была бы наилучшимъ портретомъ Вильфера, пухлое, гладкое, невинное лицо котораго всегда было причиной, что съ нимъ постоянно обращались снисходительно, если только не совсѣмъ презрительно. Посторонній человѣкъ, войдя въ ею бѣдную квартиру, часовъ около десяти но полудня, можетъ статься, удивился бы, заставъ его сидящимъ въ ожиданіи ужина. Въ немъ было столько ребяческаго, -- и въ очертаніяхъ лица, и въ пропорціяхъ всего тѣла,-- что, еслибъ его старый школьный учитель повстрѣчался съ нимъ гдѣ-нибудь на Чипсайдѣ {Многолюдная улица въ Лондонѣ, въ Сити.}, то, вѣроятно, не воздержался бы отъ желанія поколотить его на мѣстѣ же палкой. Короче сказать, онъ былъ херувимчикъ, достигшій совершеннаго возраста, согласію съ вышеупомянутымъ предположеніемъ, съ просѣдью, съ признаками заботы въ выраженіи, и въ обстоятельствахъ, положительно затруднительныхъ.
   Конфузливый отъ природы, онъ какъ будто боялся принимать на себя имя Регинальда, какъ имя звучащее домогательствомъ на знатность происхожденія. Поэтому онъ даже въ подписи своей ставилъ, вмѣсто его, лишь букву Р., и о томъ, какое имя замѣняла она, говорилъ только своимъ задушевнымъ друзьямъ, да и то не иначе какъ подъ великою тайной. Это послужило поводомъ къ тому, что во всей окрестности Уипсингъ Лена вошло въ обыкновеніе придѣлывать къ его фамиліи имена изъ прилагательныхъ и причастій, начинающихся съ буквы Р. Нѣкоторыя изъ этихъ именъ прибирались болѣе или менѣе удачно, напримѣръ,-- ржавый, румяный, рыхлый; другія, напротивъ, изобрѣтались безъ всякой возможной и примѣненія, какъ, напримѣръ: разъяренный, ревущій, рыкающій, ражій. Самое же популярное изъ всѣхъ придаваемыхъ ему именъ была Гомти, прибранное въ минуту вдохновенія какимъ-то джентльменомъ-весельчакомъ, принадлежавшимъ къ кругу москатильныхъ торговцевъ. Оно служило началомъ дружнаго хора, соло къ которому исполнялъ тотъ же джентльменъ, упрочившій этимъ мѣсто себѣ въ храмѣ славы. Припѣвъ съ прибраннымъ именемъ состоялъ въ слѣдующемъ:
   
   Ромти, Ромти иддити, роу доу доу
   Пойте туделль, тидделли, боу воу воу.
   
   Такъ точно обращались къ Вильферу даже въ дѣловыхъ письмахъ и обыкновенно начинали ихъ словами: "Любезный Ромти". Онъ же въ своихъ отвѣтахъ на нихъ все также постоянно подписывалъ: "Искренно вамъ преданный Г. Вильферъ".
   Онъ служилъ клеркомъ (приказчикомъ) въ москатильномъ торговомъ домѣ Чиксей. Венирингъ и Стобблсъ. Чиксой и Стобблсъ, его прежніе хозяева, были оба какъ бы поглощены Венирингомъ, который служилъ у нихъ сперва въ качествѣ довѣреннаго агента и комиссіонера, а потомъ ознаменовалъ свое возвышеніе къ верховной власти тѣмъ, что ввелъ въ дѣла доча торговлю литымъ оконнымъ стекломъ, разнаго рода панелями краснаго дерева, отполированными французскимъ лакомъ, и огромными штучными дверями.
   Однажды вечеромъ Р. Вильферъ заперъ свою конторку, положилъ ключи въ карманъ и отправился домой. Домъ его стоялъ въ мѣстности, называемой Голловей, на сѣверъ отъ Лондона, и отдѣлявшейся отъ города полями и деревьями. Между Баттлъ Бриджемъ и тою частью Голловея, гдѣ жилъ Р. Вильферъ, лежало пространство подгородной Сахары, на которомъ обжигались кирпича и черепица, вываривались кости, выколачивались ковры, вываливались отбросы, травились собаки и набрасывались громадными кучами пыль и соръ, вывозимые изъ города подрядчиками. Пробравшись своею обычною дорогою до окраины пустыни, гдѣ пламя обжигальныхъ известковыхъ печей мелькало не ясными языками въ туманѣ, Р. Вильферъ вздохнулъ, покачалъ головой и сказалъ:
   -- Ахъ! Кабы то да это, такъ было бы не это!
   Съ такимъ комментаріемъ на человѣческую жизнь вообще, выведеннымъ изъ опытовъ собственной, онъ пошелъ своимъ путемъ далѣе.
   Мистриссъ Вильферъ, само собою разумѣется, была женщина высокая и угловатая. Такъ какъ супругъ ея былъ человѣкъ херувимовидный, то на основаніи правила противопоставленія супружескихъ единицъ, она по необходимости была величественна. Она имѣла обыкновеніе покрывать свою голову носовымъ платкомъ и подвязывать его ниже подбородка. Такой головной уборъ, вмѣстѣ съ парой перчатокъ, постоянно надѣтыхъ на руки, даже и дома, она, повидимому, считала нѣкотораго рода параднымъ нарядомъ, а вмѣстѣ и доспѣхомъ противъ несчастій, всегда ею ожидаемаго, если ей случалось быть въ дурномъ расположеніи духа или въ какомъ-нибудь затрудненіи. Р. Вильферъ самъ отчасти поникъ духомъ, когда увидѣлъ ее въ такомъ героическомъ одѣяніи, въ то время какъ она, поставивъ свѣчу въ маленькой передней, сошла со ступеней крыльца и направилась чрчзъ небольшой передній дворъ, чтобъ отворить ему рѣшетчатую калитку.
   Съ наружною дверью дома что-то случилось, потому что Р. Вильферъ, подойдя къ ней, выпучилъ глаза и вскрикнулъ:
   -- Вотъ тебѣ на!
   -- Что прикажешь дѣлать, -- сказала мистриссъ Вильферъ.-- Самъ мастеръ пришелъ съ клешами, отодралъ ее и унесъ съ собой. Онъ говорить, что потерялъ всякую надежду на полученіе за нее денегъ, и потому, получивъ еще заказъ приготовить новую дощечку къ дверямъ Училища дѣвицъ, счелъ, что будетъ лучше для всѣхъ взять ее назадъ да передѣлать.
   -- Пожегъ быть это и въ самомъ дѣлѣ лучше, другъ мой,-- какъ ты думаешь?
   -- Ты хозяинъ въ домѣ, Р. Вильферъ,-- отвѣчала жена.-- Пусть будетъ такъ, какъ тебѣ кажется, а не какъ мнѣ. Можетъ статься, лучше было бы, еслибъ онъ и дверь взялъ съ собой.
   -- Другъ мой, безъ двери намъ невозможно обойтись.
   -- Неужели невозможно?
   -- Конечно, невозможно, другъ мой! Подумай, какъ же можно? Ну, пусть будетъ такъ, какъ тебѣ кажется, а не какъ мнѣ.
   Съ этими словами покорности почтительная супруга повела его, спустившись на нѣсколько ступеней, въ небольшую передовую комнату нижняго этажа, чего-то въ родѣ полукухни и полугостиной. Въ этой комнатѣ сидѣла молоденькая дѣвушка лѣтъ девятнадцати, чрезвычайно стройная и красивая собой, но съ нетерпѣливымъ и блажливымъ выраженіемъ въ лицѣ и плечахъ (которые въ дѣвушкахъ ея возраста всегда явственно выражаетъ недовольство), и играла въ шашки съ своею младшею сестрой,-- самою младшею иль членовъ дома Вильферовь. Чтобы не занимать цѣлой страницы описаніемъ всѣхъ Вильферовъ въ розницу, а потомъ еще оптомъ, достаточно будетъ сказать теперь, что остальные члены семейства всѣ были пристроены такъ или иначе, и что ихъ было много. Такъ много, что если кто-либо изъ покорныхъ дѣтей Р. Вильфера являлся навѣстить его, то онъ, посчитавъ немного въ умѣ, говорилъ про себя: "Вотъ изъ этой суммы единица!", а потомъ уже произносилъ громко: "Здравствуй Джонъ" или "Сусанна", смотря по тому кто являлся.
   -- Здравствуйте, мои птички! Какъ поживаете?-- сказалъ Р. Вильферъ и, потомъ обратившись къ мистриссъ Вильферъ, уже усѣвшейся въ уголъ и сложившей свои перчатки, продолжалъ:-- Знаешь ли, мои другъ, я полагаю, что такъ какъ мы очень выгодно отдали намъ первый этажъ, и такъ какъ теперь уже нѣтъ тебѣ мѣста для занятій съ ученицами, даже еслибъ ученицы...
   -- Молочникъ говорилъ мнѣ, что онъ знаетъ двухъ молодыхъ особъ самой высшей респектабельности, которыя желаютъ помѣститься въ хорошемъ заведеніи, и взялъ тать адресъ,-- перебила мистриссъ Вильферъ, монотонно-строгимъ голосомъ, какъ будто бы она читала вслухъ актъ парламента.-- Скажи своему отцу, Белла, въ прошлый понедѣльникъ что ли это бы.ю?
   -- Да, мама; только мы съ тѣхъ поръ ничего больше объ этомъ не слыхали,-- отвѣчала Белла, старшая дочь.
   Притомъ же, мой другъ,-- продолжалъ супругъ,-- если у насъ нѣтъ мѣста куда бы помѣстить двухъ молодыхъ дѣвушекъ...
   -- Извините,-- снова перебила мистриссъ Вильферъ,-- это совсѣмъ не двѣ молодыя дѣвушки, а двѣ молодыя особы самой высшей респектабельности. Белла, скажи своему отцу, что говорилъ молочникъ.
   -- Другъ мой, вѣдь это все равно.
   -- Нѣтъ, совсѣмъ не все равно,-- сказала мистриссъ Вильферъ тѣмъ же однозвучнымъ голосомъ.-- Извините меня!
   -- Говоря все равно, мои другъ, я хочу сказать, что все равно относительно помѣщенія, только относительно помѣщенія. Если нѣтъ мѣста для двухъ молодыхъ особъ, какія бы онѣ не были респектабельныя,-- въ чемъ я, конечно, и не сомнѣваюсь,-- то гдѣ же намъ помѣстить этихъ особъ? Я больше ничего не говорю. Я только смотрю на это, другъ мой,-- сказалъ ея супругъ, примирительнымъ ласкательнымъ и доказательнымъ тономъ,-- я только смотрю на это -- и увѣренъ, что ты со мною согласишься, мой другъ,-- съ самой гуманной точки зрѣнія.
   -- Мнѣ больше ничего не остается сказать,-- отвѣчала мистриссъ Вильферъ, отрицательно махнувъ перчатками.-- Пусть будетъ такъ, какъ вамъ кажется, а не какъ мнѣ кажется.
   Тутъ миссъ Белга, потерявъ заразъ три шашки, что и повело къ ея проигрышу, вдругъ запальчиво толкнула шахматную доску, и всѣ шашки покатились со стола на полъ. Сестра ея, ставь на колѣни на полъ, начала подбирать ихъ.
   -- Бѣдная Белла!-- проговорила мистриссъ Вильферъ.
   -- Отчего же, мой другъ, не сказать бы тоже "бѣдная Лавинія?" -- прибавилъ Р. Вилъферъ.
   -- Извините,-- сказала мистриссъ Вильферъ.-- Совсѣмъ нѣтъ. Лавинія не знаетъ тѣхъ испытаній, которыя перенесла Белла. Испытанія, которымъ подверглась дочь ваша Белла, можетъ быть, не имѣютъ ничего себѣ подобнаго, и они перенесены ею, могу сказать, благородно. Еслибы вы не видѣли вашей дочери Беллы въ черномъ платьѣ, которое она одна во всемъ нашемъ семействѣ носитъ, еслибы вы не помнили обстоятельствъ, которыя заставили ее носитъ такое платье, и еслибы вы не знали, какъ она встрѣтила эти обстоятельства, тогда вы, кладя голову на подушку, могли бы сказать: "Вѣчная Лавинія!"
   Въ это время миссъ Лавинія, все еще ползавшая на колѣнахъ, проговорила изъ-подъ стола, что она нисколько не желаетъ, чтобы папа или кто-либо другой "бѣднякалъ" ее.
   -- Я въ этомъ увѣрена, моя милая,-- отвѣтила мать,-- потому что у тебя прекрасное сердце. И у сестры твоей Сесиліи тоже прекрасное сердце, но въ иномъ родѣ: у ней сердце исполнено чистѣйшей преданности, пре-вос-ходное сердце. Самоотверженіе Сесиліи показываетъ удивительный, чисто женскій характеръ, какихъ мало на свѣтѣ. У меня теперь въ карманѣ письмо отъ твоей сестры Сесиліи, полученное сегодня утромъ, чрезъ три мѣсяца послѣ ея свадьбы,-- бѣдное дитя мое!-- Она пишетъ мнѣ, что мужъ ея принужденъ, совершенно неожиданно, дать своей бѣдной теткѣ убѣжище въ своемъ домѣ. "Но я останусь вѣрна ему, мамаша," такъ она трогательно пишетъ, "я не покину его; я не должна забывать, что онъ мужъ мой. Пускай его тетка пріѣзжаетъ". Если это не высокое чувство, если это не женская преданность, то!...-- Достойная мистриссъ Вильферъ махнула перчатками въ томъ смыслѣ, что болѣе уже ничего нельзя сказать; котомъ она плотнѣе подтянула на головѣ носовой платокъ и завязала его туже подъ подбородкомъ.
   Белла, которая уже сидѣла на коврикѣ передъ каминомъ, уставивъ свои каріе глазки на огонь и захвативъ въ ротъ локонъ своихъ каштановыхъ волосъ, усмѣхнулась на это, потомъ надулась и почти заплакала.
   -- Я увѣрена, сказала она, хотя вы, папа, и не жалѣете меня, что несчастнѣе меня нѣтъ на свѣтѣ дѣвушки. Вы знаете, какъ мы бѣдны (какъ ему было не знать этого!); вы знаете, какая представлялась мнѣ блестящая надежда на богатство, и какъ она улетѣла и какъ я смѣшна въ этомъ нелѣпомъ траурѣ, который ненавижу -- смѣшна, какъ вдова, никогда не бывавшая замужемъ. А вы все-таки меня не жалѣете... Ахъ, нѣтъ, жалѣете, жалѣете!
   Этотъ быстрый переходъ въ тонѣ рѣчи былъ произведенъ перемѣною въ лицѣ ея отца. Белла потянула его къ себѣ со стула и, перегнувъ въ положеніе наиболѣе способствующее задушенію, поцѣловала и потрепала раза два по щекѣ.
   -- Но знаешь папа, ты долженъ пожалѣть обо мнѣ.
   -- Да, я и жалѣю, моя милая.
   -- Ну то-то же! Я объ этомъ и говорю тебѣ. Если бы меня оставили въ покоѣ и не говорили ничего, кажись мнѣ бы это не такъ тяжело было. Но этотъ гадкій мистеръ Ляйтвудъ счелъ своею обязанностью, какъ онъ выразился, написать и объяснить мнѣ объ этомъ дѣлѣ, и черезъ это я должна была отказаться отъ Джорджа Симпсона.
   Тутъ Лавинія, подобравъ послѣднюю шашку, поднялась съ полу и перебила:-- Ужъ о Джорджѣ-то Симпсонѣ, Белла, сдѣлай милость, ты никогда не заботилась.
   -- А развѣ я говорю, что заботилась, миссъ?-- Потомъ, надувшись снова и продолжая держать локонъ во рту, прибавила: -- Джорджъ Симпсонъ очень любилъ меня, я ему очень нравилась, и онъ терпѣлъ все, что я съ нимъ ни дѣлала.
   -- Ты обращалась съ нимъ очень грубо,-- сказала снова Лавинія.
   -- А развѣ я сказала, что не обращалась грубо, миссъ? Я не намѣрена разчувствоваться о Джорджѣ Симпсонѣ. И только хочу сказать, что Джорджъ Симпсонъ все-таки лучше, чѣмъ ничего.
   -- Ты даже и этого и и разу не показала ему,-- опять проговорила Лавинія.
   -- Ты ребенокъ и дурочка,-- возразила Белла,-- а то-бы ты не стала говорить такихъ глупыхъ словъ. Что же, по твоему, слѣдовало мнѣ дѣлать? Подожди, пока ты выростсшь, и не изволь говорить чего не понимаешь? Ты только глупость свою показываешь!
   Тутъ Белла, надувшись опять, наклонила голову и, вынувъ изо рта локонъ, посмотрѣла много ли она откусила отъ него.
   --Что можетъ безобразнѣе этого, Боже мой! Такого нелѣпаго казуса, я думаю, никогда не бывало! Я и говорить бы не стала объ этомъ, еслибъ это не было такъ смѣшно. Ну, не смѣшно ли, что какой-то неизвѣстный человѣкъ плыветъ изъ-за моря жениться на мнѣ, самъ не зная, желаетъ ли онъ этого или нѣтъ? Не смѣшно ли подумать, какая не ловкая была бы наша встрѣча? Скажите, какъ могла бы я любить его, если завѣщана ему по духовной, какъ дюжина ложекъ, при чемъ все остальное заранѣе накрошено и высушено, какъ померанцевая корка. Извольте послѣ этого разговаривать о померанцевыхъ цвѣткахъ. Срамъ, да и только! Конечно, все что тутъ есть смѣшного могло бы угладиться деньгами, потому что я люблю деньги, нуждаюсь въ деньгахъ, страшно нуждаюсь. Для меня бѣдность ненавистна, а мы унизительно бѣдны, оскорбительно бѣдны, отвратительно бѣдны, скотски бѣдны. А теперь самое-то смѣшное и осталось при мнѣ, да еще вотъ смѣтное платье! Я увѣрена, что въ то время, какъ разнеслась молва о Гармоновомъ убійствѣ по всему городу и иные стали думать, что это самоубійство, то разные наглецы по клубамъ и по площадямъ, навѣрное, острили, что несчастный рѣшился лучше утопиться, чѣмъ жениться на мнѣ. Очень вѣроятно, что они позволяли себѣ такія глупости, и я не удивляюсь этому. Нечего сказать, пріятное положеніе! Подумайте только, что я такое? Вдова не вдова, Богъ знаетъ что! А подумайте еще каково, послѣ всего этого, оставаться нищею, да вдобавокъ ходить въ траурѣ по человѣкѣ, котораго я никогда не встрѣчала, а встрѣтила бы, такъ возненавидѣла.
   Жалобы молодой дѣвушки въ эту минуту были прерваны легкимъ стукомъ въ полуотворенную дверь комнаты. Стукъ этотъ повторился дга или три раза прежде, нежели его заслышали.
   -- Кто бы такой?-- сказала мистриссъ Вильферъ своимъ обычнымъ томомъ парламентскаго акта.-- Войдите!
   Вошелъ джентльменъ. Миссъ Белла, съ поспѣшнымъ и звонкимъ восклицаніемъ, вскочила съ коврика и, оправивъ обкусанные локоны, откинула ихъ въ надлежащее мѣсто на шеѣ.
   -- Служанка ваша отворяла наружную дверь въ то время, какъ я подошелъ къ крыльцу, и привела меня къ этой комнатѣ и сказала, что меня ожидаютъ. Извините, я сознаю, что мнѣ слѣдовало бы послать ее прежде съ докладомъ къ вамъ.
   -- Помилуйте, -- говорила мистриссъ Вильферъ,-- это совершенно лишнее. Рекомендую -- вотъ двѣ мои дочери. Р. Вильферъ это тотъ самый джентльменъ, который нанялъ у васъ первый этажъ. Онъ былъ такъ добръ, что назначилъ для своего посѣщенія нынѣшній вечеръ, чтобы застать васъ дома.
   Джентльменъ смуглый. Тридцати лѣтъ по большей мѣрѣ. Лицо выразительное, можно даже сказать, красивое. Пріемы очень неловкіе. Онъ въ высшей степени неразвязенъ, робокъ, застѣнчивъ, смущенъ. Глаза его на мгновеніе обратились къ миссъ Беллѣ, а лотомъ опустились, когда онъ заговорилъ съ хозяиномъ дома.
   -- Будучи совершенно доволенъ квартирою, мистеръ Вильферъ, ея положеніемъ и цѣною, я полагаю, что небольшое условій въ двухъ, трехъ строкахъ и уплата денегъ впередъ удовлетворятъ насъ обоихъ? Я желалъ бы прислать свою мебель безъ замедленія
   Мистеръ Вильферъ, въ продолженіе этой короткой, обращенной къ нему рѣчи, сдѣлалъ два или три медленныя движенія рукою, указывали на стулъ. Джентльменъ сѣлъ, положилъ робко одну руку на кончикъ стола, другою застѣнчиво приподнялъ свою шляпу къ губамъ и прикрылъ ею ротъ.
   -- Г. Вильферъ, начала мистриссъ Вильферъ, обратившись къ мужу, джентльменъ предлагаетъ нанимать ваши комнаты по четвертямъ года, съ тѣмъ, чтобы въ случаѣ отказа съ той или другой стороны предувѣдомить за четыре мѣсяца.
   -- Позвольте узнать, сэръ, спросилъ хозяинъ дома, полагая, что вопросъ его будетъ принять какъ дѣло обыкновенное,-- къ кому отнестись за рекомендаціей?
   -- Я полагаю, -- отвѣчалъ джентльменъ послѣ нѣкотораго молчанія,-- что рекомендація не есть необходимость. По правдѣ сказать, она едва ли возможна, потому что я совершенный странникъ въ Лондонѣ. Относительно васъ мнѣ не нужно рекомендаціи; поэтому, можетъ статься, вы не потребуете ее и относительно меня. Это было бы справедливо съ обѣихъ сторонъ. Изъ насъ обоихъ я, кажется, оказываю больше довѣрія; я буду платить сколько причтется впередъ, и притомъ моя мебель будетъ находиться въ вашемъ домѣ. Между тѣмъ какъ вы, будучи въ затруднительныхъ обстоятельствахъ... это только мое предположеніе...
   Совѣстливость заставила Р. Вильфера покраснѣть; но мистриссъ Вильферъ изъ угла (она всегда величаво усаживалась въ углу) посмѣшила къ нему на выручку, проговоривъ глухимъ голосомъ:-- Со-вер-шенно такъ...
   -- Слѣдовательно, я могу лишиться своей мебели.
   -- Хорошо-съ!-- замѣтилъ весело Р. Вильферъ.-- Деньги и имущество, безъ сомнѣнія, самыя лучшія рекомендаціи.
   -- Вы, папа въ самомъ дѣлѣ полагаете, что онѣ самыя лучшія?-- спросила миссъ Белла, не оборачивая отъ камина головы и грѣя ноги, поставленныя на предкаминную рѣшетку.
   -- Изъ лучшихъ, моя милая.
   -- Я, однакожъ, полагаю, что не мѣшало бы прибавить къ нимъ и обыкновенную рекомендацію,-- замѣтила Белла, откинувъ назадъ кудри.
   Джентльменъ слушалъ, ее съ лицомъ исполненнымъ вниманія, хотя не поднималъ глазъ и не измѣнялъ своего положенія. Онъ сидѣлъ молча и неподвижно, пока будущій хозяинъ его не принялъ сдѣланныхъ имъ предложеній и не принесъ письменныхъ матеріаловъ для окончанія дѣла. Онъ сидѣлъ молча и неподвижно, пока хозяинъ писалъ.
   Когда условіе было изготовлено въ двухъ экземплярахъ, написанныхъ рукою хозяина, то обѣ договаривающіяся стороны подписали его, при чемъ Белла стояла, съ презрительностью во взглядѣ, какъ свидѣтельница. Договаривающіяся стороны были: Р. Вильферъ и Джонъ Роксмитъ, эсквайръ.
   Когда дошла до Беллы очередь подписать свое имя, мистеръ Роксмитъ, стоя у стола и робко положа на него руку, точно такъ же, какъ и въ то время, когда онъ сидѣлъ, взглянувъ на нее украдкою, но пристально. Онъ взглянулъ на ея красивую головку, наклонившуюся надъ бумагою съ словами: "Гдѣ мнѣ писать, папа? Вотъ, въ томъ уголкѣ?" Онъ взглянулъ на ея прекрасные волосы, осѣнявшіе кокетливое лицо; онъ взглянулъ на широкій размахъ ея подписи, рѣдкій въ почеркѣ женщины; а потомъ они оба взглянули другъ на друга.
   -- Много вамъ обязанъ, миссъ Вильферъ
   -- Обязаны?
   -- Я причинилъ вамъ столько хлопотъ.
   -- Хлопотъ -- подписаніемъ имени? Да, дѣйствительно. Но я дочь вашего хозяина, сэръ.
   Такъ какъ ничего болѣе не оставалось дѣлать, какъ заплатить восемь совреновъ по условію, положить въ карманъ условіе, назначить время присылки мебели, опредѣлить день своего переѣзда и уйти, то мистеръ Роксмитъ сдѣлалъ все это со всевозможною неловкостью, и потомъ былъ выведенъ хозяиномъ на свѣжій воздухъ. Когда Р. Вильферъ воротился съ подсвѣчникомъ въ рукахъ въ лоно своего семейства, то нашелъ это лоно взволнованнымъ
   -- Пана!-- сказала Белла, -- мы въ жильцы къ себѣ пустили убійцу.
   -- Папа!-- сказала Лавинія,-- мы пустили къ себѣ разбойника.
   -- Вы замѣтили ли, что онъ ни за что не могъ взглянуть никому изъ насъ прямо въ глаза,-- сказала Белла.-- Я такихъ людей не видывала.
   -- Милыя мои,-- сказалъ отецъ, -- онъ джентльменъ стыдливый и, какъ кажется, особенно робкій въ обществѣ дѣвицъ вашего возраста.
   -- Пустяки -- нашъ возрастъ!-- воскликнула нетерпѣливо Белла.-- Что ему за дѣло до нашего возраста?
   -- При томъ же мы не одинаковаго возраста. Ну, какого же это нашего возраста?-- спросила Лавинія.
   -- Ужъ ты-то, Лавви, не вмѣшивайся,-- перебила Белла:-- ты дождись того возраста, когда тебѣ можно будетъ дѣлать такіе вопросы. Ппа, замѣтьте мои слова! Между мистеровъ Роксмитомъ и мною существуетъ естественная антипатія и полное недовѣріе. Посмотрите, если изъ этого не выйдетъ чего-нибудь!
   -- Другъ мой и вы, дочки, послушайте,-- сказалъ херувимообразный патріархъ.-- Между мистеромъ Роксмитомъ и мною существуютъ вотъ эти восемь совреновъ и изъ нихъ выйдетъ что-нибудь на ужинъ, если вы согласитесь между собою чего купить.
   Это быль ловкій и счастливый оборотъ, данный дѣлу, потому что лакомый столъ быль рѣдкимъ явленіемъ въ домѣ Вильфера, и однообразное появленіе голландскаго сыра, въ десять часовъ вечера, часто выразительно комментировалось особеннымъ пожиманіемъ круглыхъ плечиковъ миссъ Беллы. О своемъ однообразіи сознавалъ, повидимому, и самъ скромный Голландецъ и обыкновенію являлся предъ семейство покрытый, въ извиненіе свое, обильною испариною. Послѣ нѣкотораго обсужденія относительныхъ достоинствъ телячьихъ котлетъ, пирожнаго и омара, общій приговоръ послѣдовалъ въ пользу телячьихъ котлетъ. Затѣмъ мистриссъ Вильферъ торжественно сняла съ себя носовой платокъ и перчатки, какъ бы совершила жертвоприношеніе передъ приступомъ къ сковородѣ, а Г. Вильферъ отправился покупать провизію. Онъ скоро возвратился, неся телятину, завернутую въ свѣжемъ капустномъ листѣ, вмѣстѣ съ ломтикомъ ветчины. Скоро въ сковородѣ, поставленной на огонь, послышались мелодическіе звуки, какъ приличная танцевальная музыка для лучистаго отблеска, плясавшаго внутри двухъ полныхъ бутылокъ, стоявшихъ на столѣ.
   Лавви накрывала на столъ, а Белла, какъ безспорное украшеніе дома, сидѣла въ покойныхъ креслахъ, закручивала обѣими руками свои волосы, дѣлая изъ нихъ еще нѣсколько добавочныхъ локоновъ, и по временамъ давала наставленія относительно ужина. "Хорошенько поджаривайте, мама" или сестрѣ: "поставь солонку прямѣе, да не будь такимъ неуклюжимъ котенкомъ".
   Между тѣмъ отецъ ея, сидя между своимъ ножомъ и вилкой и позванивая золотомъ мистера Роксмита, замѣтилъ, что шесть изъ этихъ совреновъ подоспѣли какъ разъ кстати для уплаты домовладѣльцу и поставилъ золотыя монеты столбикомъ на скатерть полюбоваться и мы.
   -- Ненавижу я нашего домовладѣльца!-- сказала Белла.
   По замѣтивъ перемѣну въ лицѣ отца, она тутъ же встала съ креселъ и, подсѣвъ къ нему за столъ, начала приподнимать ему волосы ручкою вилки. Однимъ изъ любимыхъ занятій этой дѣвушки, допущенныхъ баловствомъ со стороны родныхъ ея, было то, что она постоянно тѣшилась надъ волосами всѣхъ и каждаго въ семействѣ,-- можетъ быть, потому что ея собственные были такъ прекрасны и такъ много занимали ее.
   -- Вы заслуживаете, папа, чтобъ у васъ былъ свой собственный домъ. По справедливо ли?
   -- Не болѣе всякаго другого, моя милая.
   -- По по крайней мѣрѣ я болѣе всякаго другого желала бы имѣть его,-- сказала Белла и, поставивъ вверхъ мягкіе волоса отца, повернула его къ себѣ за подбородокъ,-- причемъ крайне сожалѣю, что эти деньги пойдутъ къ чудовищу, которое столько глотаетъ ихъ, между тѣмъ какъ "мы нуждаемся во всемъ". Ну, а затѣмъ, если вы мнѣ скажете (я вижу, что вы скажете, я знаю, что вы хотите сказать): это неблагоразумно и нечестно, Белла,-- то я вамъ отвѣчу вотъ что: Можетъ быть, папаша, очень можетъ быть, но ужъ таково слѣдствіе бѣдности, и вмѣстѣ полнѣйшей ненависти и презрѣнія къ бѣдности, что вы и видите во мнѣ. Знаете ли, папа, что вы теперь, просто, красавецъ! Зачѣмъ вы не носите всегда такимъ образомъ вашихъ волосъ? А, вотъ и котлеты! Если онѣ не хорошо поджарены, то я не могу ѣсть и попрошу одну отложить и дожарить для меня особо!
   Котлеты, однако же, оказались достаточно поджаренными и совершенно по вкусу Беллы; поэтому молодая дѣвушка, не прибѣгая вновь къ содѣйствію сковороды, принялась за нихъ охотно со всѣми прочими, а затѣмъ въ свое время всѣ отвѣдали и того, что заключалось въ двухъ бутылкахъ, изъ одной шотландскаго эля, а изъ другой рому. Послѣдній, будучи лишенъ крѣпости помощью кипятка и лимонной корки, распространилъ по всей комнатѣ свой ароматъ, до того сосредоточившійся у камина, что вѣтеръ, набѣгавшій на крышу дома и, пожужжавъ тамъ, какъ огромная пчела надъ одною изъ трубъ, отлеталъ далѣе, напитанный сладчайшимъ благоуханіемъ.
   -- Папа,-- сказала Белла, отхлебнувъ ароматнаго напитка и обогрѣвая свою фаворитку-ножку,-- какъ вы думаете, какая была причина тому, что старый мистеръ Гармонъ вздумалъ сдѣлать изъ меня такую дуру?.. Его самого я подобнымъ именемъ не называю, потому что онъ уже умеръ.
   -- Невозможно сказать, моя милая. Съ тѣхъ поръ, какъ найдено его завѣщаніе, я уже несчетное число разъ говорилъ тебѣ, что едва ли обмѣнялся сотнею словъ съ этимъ старымъ джентльменомъ. Если ему пришла въ голову фантазія удивить меня, то фантазія эта вполнѣ удалась. Онъ, дѣйствительно, удивилъ меня.
   -- И я топала ногами и кричала, когда онъ въ первый разъ обратилъ на меня вниманіе, правда это?-- спросила Белла, разсматривая упомянутую выше ножку.
   -- Ты топнула своею маленькою ложкою, моя милая, и запищала своимъ тоненькимъ голоскомъ, прижалась ко мнѣ съ своею маленькою шляпкой, которую при этомъ сорвала нарочно,-- сказалъ отецъ, какъ будто бы воспоминаніе придавало больше сладости его рому.-- Ты все это надѣлала. Разъ въ воскресенье утромъ, когда я, отправившись съ тобою гулять, не пошелъ въ ту сторону куда тебѣ хотѣлось, и когда старый джентльменъ, сидѣвшій невдалекѣ на скамейкѣ, сказалъ мнѣ: "какая хорошенькая дѣвочка, очень хорошенькая дѣвочка, обѣщающая дѣвочка!" Ты, въ самомъ дѣлѣ, такая и была, моя милая.
   -- Потомъ онъ спросилъ, какъ меня зовутъ,-- такъ, папа?
   Потомъ онъ спросилъ, какъ тебя зовутъ, мой дружокъ, и какъ моя фамилія. На другое воскресенье мы пошли по той же дорогѣ и опять увидѣли его, и этимъ все кончилось.
   Такъ какъ въ это время тоже кончились и ромъ, и вода, или другими словами, такъ какъ Г. Вильферъ деликатнѣйшимъ образомъ въ это время давалъ понять, что стаканъ его пустъ, ибо, откинувъ назадъ голову, онъ поставилъ его вверхъ дномъ себѣ на носъ и на верхнюю губу, то со стороны мистриссъ Вильферъ было бы весьма великодушно налить его снова. Но героиня, вмѣсто того, отрывисто сказала: "пора спать!" и бутылка была убрана, и все семейство разошлось на покой.
   -- Завтра около этого времени.-- сказала Лавинія, когда обѣ дѣвушки затворились однѣ въ своей комнатѣ,-- у насъ въ домѣ будетъ мистеръ Роксмитъ, и мы можемъ быть въ пріятномъ ожиданіи, что намъ перерѣжутъ горло.
   -- Изъ-за всего этого тебѣ, однакожъ, не слѣдуетъ становиться между мной и свѣчою, -- перебила Белла.-- Вотъ еще одно изъ слѣдствій нищеты! Ну, есть ли какая возможность дѣвушкѣ, у которой недурные волосы, убирать ихъ при одной тусклой свѣчкѣ, передъ зеркальцемъ въ нѣсколько дюймовъ?
   -- Ты, однако же, подцѣпила ими Джорджа Симпсона, какъ ли плохи твои туалетные снаряды.
   -- Ахъ, ты дрянная дѣвочка! Подцѣпила Джорджа Симпсона! Слушайте, миссъ -- не смѣйте говорить о такихъ вещахъ, пока вамъ самимъ не настанетъ пора подцѣпливать, какъ вы выражаетесь.
   -- А можетъ быть пора-то это и настала,-- пробормотала Лавви, вскинувъ голову.
   -- Что ты сказала?-- рѣзко спросила Белла.-- Повторите, что вы сказали, миссъ?
   Лавви не повторила и не объяснилась, а Белла, занятая расчесываніемъ своей головы, перешла мало-по-малу къ жалобамъ на страданія, сопряженныя съ нищетою, и въ примѣръ ссылаясь на то, что ей нечего надѣть, не въ чемъ выйти изъ дому, не передъ чѣмъ одѣться, кромѣ какого-то отвратительнаго ящика, служащаго вмѣсто туалета, и что вдобавокъ ко всему этому является необходимость пускать въ домъ подозрительныхъ жильцовъ. На это послѣднее обстоятельство, какъ на верхъ бѣдствія, она жаловалась въ особенности,-- и, конечно, могла бы жаловаться еще больше, когда бы знала, что если у мистера Юлія Гандфорда есть на свѣтѣ двойникъ, такъ это мистеръ Джонъ Роксмитъ.
   

V. Павильйонъ Боффина.

   Противъ одного лондонскаго углового дома, невдалекъ отъ Кавендишъ-Сквера, сидѣлъ въ теченіе многихъ лѣтъ человѣкъ съ деревянною ногой, опускавшій другую, природную, ногу въ корзинку, если погода была холодная и снискивалъ себѣ пропитаніе слѣдующимъ образомъ.-- Онъ каждое утро въ восемь часовъ приходилъ, ковыляя на деревяшкѣ, на уголъ и приносилъ съ собою стулъ, ширмочную рамку, складные козелки, доску, корзинку и дождевой зонтикъ, все связанное вмѣстѣ. По разборкѣ, доска съ козелками превращалась въ прилавокъ; изъ корзинки выбирались фрукты съ разными сластями и раскладывались небольшими кучками на прилавкѣ для продажи; а пустая корзинка обращалась въ грѣлку для ноги; раскрытая ширмочная рамка обвѣшивалась значительнымъ выборомъ копѣечныхъ балладъ и принимала видъ обтянутыхъ ширмъ, между половинками которыхъ помѣшался стулъ для самого продавца. Всевозможныя перемѣны въ погодѣ заставали тутъ этого человѣка, на его деревянномъ стулѣ, придвинутомъ спинкою къ фонарному столбу. Если погода была дождливая, онъ развертывалъ свой зонтикъ и ставилъ его надъ товаромъ; но самого себя никогда не прикрывалъ имъ. Если же погода была сухая, онъ свертывалъ эту полинялую собственность свою и, связавъ ее бичевкою, клалъ подъ козелками поперекъ ихъ, и она спокойно лежала тамъ, какъ какой-нибудь вырощенный неестественною выгонкою салатъ, утратившій свой цвѣтъ и свою упругость отъ чрезмѣрнаго развитія величины.
   Человѣкъ съ деревянною ногой упрочилъ себѣ право на этотъ уголъ постояннымъ своимъ на немъ появленіемъ. Разъ выбравъ мѣсто своей стоянки, онъ не передвинулся ни на одинъ дюймъ. Ненастный былъ это уголъ въ зимнюю пору, пыльный уголъ въ лѣтнюю пору, непривлекательный уголъ во всякую пору. Безпріютныя соломинки и бумажки крутились на немъ вихремъ, когда на срединѣ улицы все лежало въ покоѣ; водовозная бочка, огибая его, прыгала будто хмельная или близорукая и плескалась вокругъ него и мѣсила грязь на немъ, тогда какъ вездѣ было чисто.
   На передовой сторонѣ вывѣски этого торговца висѣла маленькая плакарда съ слѣдующею надписью его собственнаго мелкаго почерка:
   
   Коммиссіи исполняю
   Тся съ точно
   Стью отъ Дамъ и
   Джентльменовъ
   Остаюсь вашъ по
   Корный слуга
   Сила Веггъ
   
   Онъ съ теченіемъ времени убѣдился не только въ онъ, что онъ штатный разсыльный отъ углового дома (хотя ему случалось въ годъ не болѣе полдюжины кой-какихъ коммиссіи, да и то только отъ кого-нибудь изъ прислуги), но и рѣшилъ также, что онъ должностный человѣкъ при домѣ, вассалъ, обязанный вѣрою и правдою служить ему. По этой причинѣ онъ всегда говорилъ о немъ "нашъ домъ", и хотя свѣдѣнія его о томъ, что происходило въ домѣ, были по большей части гадательныя и всѣ вообще ошибочныя, однако же, онъ считалъ себя знающимъ всѣ его тайны. На подобныхъ же основаніяхъ онъ постоянно дотрогивался до шляпы каждый разъ, когда замѣчалъ, что кто-нибудь изъ жильцовъ дома показывался у окна. Въ самомъ же дѣлѣ онъ такъ мало зналъ объ этихъ жильцахъ, что придавалъ имъ имена своего собственнаго изобрѣтенія, напримѣръ, "миссъ Елизаветъ", "мастера Джорджъ", "тетушка Дженъ", "дядюшка Паркеръ", не имѣя ни малѣйшаго основанія ни на одно изъ такихъ обозначеній, въ особенности же на послѣднее, котораго именно по этому самому онъ держался упорно.
   Относительно самаго дома воображеніе его разыгрывалось точно такъ же, какъ относительно его жильцовъ и ихъ занятій. Онъ никогда не бывалъ въ немъ, даже на длину маленькой толстой черной водяной трубы, вползавшей чрезъ дверь съ задняго двора въ сырой каменный коридоръ и походившей болѣе на піявку превосходно "принявшуюся" къ дому; по это не помѣшало ему расположить внутренность дома по собственному плану. Домъ былъ большой и мрачный, со множествомъ тусклыхъ боковыхъ оконъ и зь задними службами безъ оконъ, и умъ его долженъ былъ пережить цѣлый міръ заботъ для того, чтобы мысленно построить внутренность дома и дать себѣ отчетъ въ назначеніи каждой части но внѣшнему виду. Однажды разрѣшивъ эту задачу совершенно для себя удовлетворительно, онъ былъ увѣренъ, что даже съ завязанными глазами не заблудится въ домѣ, начиная отъ рѣшетчатыхъ оконъ чердаковъ подъ высокой кровлею вплоть до огнегасительныхъ снарядовъ передъ главною входною дверью, которые, казалось, упрашивали всѣхъ пылкихъ посѣтителей, чтобъ они загасили себя прежде, чѣмъ вступятъ въ жилище.
   Можно положительно сказать, что прилавокъ Силы Вегга былъ самый зачерствѣлый прилавокъ изъ всѣхъ бѣдныхъ маленькихъ прилавковъ въ Лондонѣ: посмотришь на его яблоки, чувствуешь боль въ лицѣ, посмотришь на апельсины, чувствуешь боль въ желудкѣ, посмотришь на орѣхи, чувствуешь боль въ зубахъ. Послѣдній товаръ у него всегда лежалъ небольшою невзрачною кучкой, на которой стояла маленькая деревянная мѣрка, съ темною внутренностью, соотвѣтствовавшая цѣнности одного пени, какъ бы по установленному великою хартіей правилу. Можетъ статься, что отъ излишняго вліянія восточнаго вѣтра -- уголъ дома былъ восточный,-- а можетъ статься и отъ другого чего-нибудь, весь прилавокъ, весь товаръ и весь торговецъ были сухи, какъ африканская пустыня. Веггъ былъ человѣкъ коренастый и мускулистый, съ лицомъ изваяннымъ изъ весьма твердаго матеріала, въ которомъ было столько же игры выраженія, сколько въ трещоткѣ ночного сторожа. Когда онъ смѣялся, то въ лицѣ его сперва начиналось какое-то дерганье, а потомъ уже трещотка принималась работать.
   Короче сказать, онъ былъ такой деревянный человѣкъ, что, казалось, деревянная нога была его природная; наблюдателю съ воображеніемъ онъ всѣмъ видомъ своимъ могъ внушить мысль, что еслибъ его развитіе не было чѣмъ-нибудь преждевременно задержано, то онъ въ какіе-нибудь шесть мѣсяцевъ непремѣнно явился бы съ двумя деревянными ногами.
   Мистеръ Веггъ былъ человѣкъ наблюдательный или, какъ онъ самъ говорилъ, "имѣлъ сильную замѣчательность". Онъ, сидя на своемъ стулѣ, прислоненномъ къ фонарному столбу, привѣтствовалъ всякаго изъ лицъ постоянно и ежедневно проходившихъ мимо его и примѣнимостью своихъ привѣтствій къ званію каждаго изъ нихъ всегда внутренно гордился. Такъ, ректора приходской церкви онъ встрѣчалъ поклономъ, выражавшимъ свѣтскую почтительность съ нѣкоторымъ оттѣнкомъ церковной сосредоточенности, доктору онъ отвѣшивалъ конфиденціальный поклонъ, какъ джентльмену, чье знаніе его внутренности онъ желалъ почтительно засвидѣтельствовать своимъ поклономъ; передъ дядюшкою Паркетомъ, состоявшимъ въ арміи (такъ, по крайней мѣрѣ, онъ рѣшилъ про себя), онъ прикладывалъ раскрытую кисть руки къ одной сторонѣ шляпы по военному обыкновенію, чего, однакоже, этотъ сердитоглазый, до верху застегнутыя, воспалительнолицый, старый джентльменъ почти никогда не оцѣнивалъ.
   Единственный предметъ, не казавшійся черствымъ во всемъ чѣмъ торговалъ Сила, были пряники. Разъ, въ извѣстный день, какой-то бѣдняга-мальчуганъ купилъ у него влажнаго пряничнаго коня (страшно исхудалаго), вмѣстѣ съ липкою птичье" клѣточкой, цѣлый день стоявшіе на прилавкѣ. Отпустивъ ему покупки, Веггъ досталъ изъ-подъ стула жестяную коробочку, чтобы замѣстить то, что было продай о, и уже хотѣлъ взглянуть на ея крышку, какъ вдругъ остановился и сказалъ про себя: "Эге, ты опять явился!"
   Слова эти относились къ широкому, съ круглыми плечами, скривившемуся на бокъ старому человѣку, съ крепомъ на шляпѣ, въ гороховомъ большомъ сюртукѣ, съ толстою палкой въ рукѣ, комически семенившему потами и подходившему къ углу. На немъ были толстые башмаки съ кожаными штиблетами и толстыя перчатки вродѣ тѣхъ, какія употребляются при подстрижкѣ живыхъ изгородей. Онъ, по своей одеждѣ и по всему строенію тѣла, походилъ на носорога съ набѣгающею шкурой,-- со складками на щекахъ, на лбу, на вѣкахъ, на губахъ и на ушахъ, по со свѣтлыми быстрыми, дѣтски-любопытными сѣрыми глазами, подъ шершавыми бровями и шляпой съ широкими полями. Словомъ, онъ былъ странный съ виду старый чудакъ во всѣхъ отношеніяхъ.
   -- "Эге, ты опять явился!" -- повторилъ мистеръ Веггъ, все такъ же про себя. Кто бы ты былъ такой? И откуда ты? Поселился ли ты недавно въ здѣшнемъ сосѣдствѣ, или ты изъ какихъ другихъ мѣстъ? Въ хорошихъ ли ты обстоятельствахъ человѣкъ, или не стоитъ времени терять на поклонъ тебѣ? Посмотримъ! Попробуемъ! Я затрачу на тебя поклонъ.
   Мистеръ Веггъ, поставивъ на мѣсто коробочку, дѣйствительно поклонился, въ то время какъ вставалъ, чтобы положить на прилавокъ новую приманку для какого-нибудь другого ребенка, обреченнаго ему въ жертву. Въ отвѣтъ тотчасъ же послышалось:
   -- Утра, сэръ! Утра! Утра!
   "Называетъ меня сэръ, -- шепталъ мистеръ Веггъ.-- Толку мало! Мой поклонъ, значитъ, пошелъ даромъ!"
   -- Утра, утра, утра!
   "Должно быть, веселый старый пѣтухъ вдобавокъ, -- сказалъ мистеръ Веггъ, какъ и прежде, про себя,-- Добраго вамъ утра, сэръ".
   -- Вы, стало быть, меня помните?-- проговорилъ его новый знакомецъ, переставъ семейнть ногами и остановись предъ прилавкомъ, скривился на одну сторону. Онъ говорилъ рѣзко, но съ большимъ добродушіемъ.
   -- Я замѣтилъ васъ, какъ вы проходили мимо нашего дома, сэръ, нѣсколько разъ въ теченіе прошлой недѣли или около того.
   -- Нашего дома,-- повторилъ ново пришедшій: -- то есть...
   -- Точно такъ-съ,-- отвѣчалъ мистеръ Веггъ, кивнувъ головой въ то время, какъ тотъ указалъ неуклюжимъ пальцемъ правой перчатки на угловатый домъ.
   -- О! Теперь скажите же мнѣ,-- продолжалъ старый чудакъ допрашивающимъ тономъ и кладя свою суковатую палку на лѣвую руку, будто младенца, -- скажите мнѣ теперь, какое вы получаете жалованье?
   -- Я работаю сдѣльно на нашъ домъ, -- отвѣчалъ Сила съ сухостію и неохотно.-- Опредѣленнаго жалованья еще не положено.
   -- О! Жалованья еще не положено, нѣтъ? Жалованья еще не положено! Утра, утра, утра!
   "Должно быть, просто помѣшанный, старый пѣтухъ",-- подумалъ Сила, измѣняя свое прежнее лучшее мнѣніе о немъ. По старикъ вдругъ повернулся къ нему и спросилъ:
   -- Какъ это вы нажили себѣ деревянную ногу?
   Мистеръ Веггъ (на этотъ личный вопросъ) отвѣчалъ сухо:
   -- По несчастному случаю.
   -- Нравится она вамъ?
   -- Какъ сказать? Мнѣ не нужно грѣть ее, -- сказалъ въ отвѣтъ мистеръ Веггъ съ нѣкотораго рода негодованіемъ, возбужденнымъ необычайностію вопроса.
   -- Ему не нужно,-- повторялъ старикъ обратившись къ своей палкѣ и прижавъ ее еще крѣпче;-- ему не нужно грѣть ее, ха! ха! ха! Не нужно грѣть ее! А слыхали вы когда-нибудь имя Боффина?
   -- Нѣтъ,-- отвѣчалъ мистеръ Веггъ, начинавшій выходить изъ терпѣнія отъ такого допроса.-- Не слыхивалъ такого имени.
   -- Нравится оно вамъ?
   -- Нѣтъ,-- сказалъ мистеръ Веггъ, съ возрастающимъ негодованіемъ.-- Не могу сказать, чтобы нравилось.
   -- Почему же оно вамъ не нравится?
   -- Не знаю, почему не нравится,-- отвѣтилъ мистеръ Веггъ чуть не съ яростью,-- только не нравится.
   -- Ну, такъ вотъ вы пожалѣете объ этомъ, какъ я скажу вамъ кое-что,-- сказалъ незнакомецъ, улыбаясь.-- Это мое имя, Боффинъ.
   -- Что дѣлать? Пособить не могу вамъ!-- отвѣчалъ мистеръ Веггъ и потомъ обидчиво договорилъ самъ про себя:-- да еслибъ и могъ, такъ не сдѣлалъ бы.
   -- Ну, вотъ вамъ еще задача,-- продолжалъ мистеръ Боффинъ, улыбаясь попрежнему Нравится вамъ имя Никодимъ? Подумайте хорошенько. Никъ или Нодди.
   -- Это такое имя,-- отвѣчалъ мистеръ Веггъ, сѣвъ на свои стулъ, какъ бы отдавая себя на волю Божію и съ меланхолическимъ чистосердечіемъ,-- такое имя, что я не желалъ бы, чтобы меня называли имъ даже тѣ, кого я уважаю. Впрочемъ, можетъ-быть, найдутся люди, которымъ оно нравится. Почему мнѣ оно не нравится, не знаю, добавилъ мистеръ Веггъ въ предупрежденіе новаго вопроса.
   -- Нодди Боффинъ,-- сказалъ этотъ джентльменъ -- Нодди. Это, вѣдь, мое имя. Нодди, или Никъ Боффинъ. А васъ какъ зовутъ?
   -- Сила Веггъ. Но я не знаю,-- сказалъ мистеръ Веггъ, ограждаясь тою же предосторожностью,-- почему я Сила, и не знаю, почему Веггъ.
   -- Слушайте, Веггъ,-- сказалъ мистеръ Боффинъ, прижимая плотнѣе палку.-- Я намѣренъ сдѣлать вамъ нѣкотораго рода предложеніе. Помните, когда вы въ первый разъ видѣли меня?
   Деревянный Веггъ посмотрѣлъ на него созерцательными главами и съ видомъ болѣе смягченнымъ, какъ человѣкъ, предвидящій возможность прибыли.
   -- Дайте подумать. Я не совсѣмъ увѣренъ, хотя имѣю сильную замѣчательность. Никакъ это было въ понедѣльникъ утромъ, когда молодецъ отъ мясника приходилъ въ нашъ домъ за заказами, купилъ у меня балладу и не зналъ, на какой голосъ она поется, почему я ее тогда же и пропѣлъ ему?
   -- Такъ, Веггъ, точно такъ! Но вѣдь онъ купилъ у васъ нѣсколько балладъ?
   -- Совершенно справедливо, сэръ; онъ купилъ нѣсколько, и такъ какъ ему хотѣлось заплатить свои деньги за что-нибудь хорошее, то моимъ мнѣніемъ хотѣлъ руководствоваться въ выборѣ, и мы вмѣстѣ съ нимъ перебрали весь запасъ. И ужъ точно все перебрали! Онъ стоялъ какъ бы вотъ тутъ, я здѣсь, а вы вонъ тамъ, мистеръ Боффинъ, точно такъ же, какъ теперь стоите, съ тою же самою палкою, подъ тою же самою рукою, и тою же самого именно спиною вашею къ намъ. Это вѣрно!-- добавилъ мистеръ Веггъ, заглядывая за плечо мистера Боффина, чтобъ удостовѣриться еще больше въ своемъ послѣднемъ показаніи.
   -- Ну какъ вы думаете, Веггъ, что я дѣлалъ тогда?
   -- Я полагаю, сэръ, что вы просто смотрѣли внизъ по улицѣ.
   -- Нѣтъ, Веггъ. Я прислушивался.
   -- Прислушивались, въ самомъ дѣлѣ?-- спросилъ Веггъ сомнительно.
   -- Но безъ дурной цѣли, Веггъ: потому, вы пѣли мяснику, а, вѣдь, вы не стали бы мяснику на улицѣ распѣвать свои секреты, сами знаете.
   -- Сколько помнится, мнѣ дѣлать этого еще ни разу не случалось,-- сказалъ мистеръ Веггъ съ осторожностью.-- Но я могъ это сдѣлать. Человѣкъ не въ состояній сказать, что онъ вдругъ захочетъ сдѣлать не нынче, такъ завтра: (Это было сказано для того, чтобы не упустить ни малѣйшей выгоды, которую онъ могъ извлечь изъ признанія мистера Боффина).
   -- Хорошо,-- продолжалъ Боффинъ, -- я прислушивался къ вамъ и къ нему, и... Нѣтъ ли у васъ другого стула? Усталъ немного.
   -- Другого нѣтъ, по сядьте вотъ на этомъ,-- сказалъ Веггъ, уступая свое мѣсто.-- Я люблю постоять.
   -- Господи!-- воскликнулъ мистеръ Боффинъ, голосомъ большого наслажденія, садясь на стулъ и все еще держа палку, будто грудного ребенка.-- Какое знатное мѣстечко! Сидишь себѣ, закрытъ со всѣхъ сторонъ всѣми этими балладами, словно книжными закладками! Славно!
   -- Если я не ошибаюсь, сэръ,-- началъ снова мистеръ Веггъ, тономъ легкаго намека, опершись рукою на прилавокъ и наклонившись къ разговорчивому Боффину,-- вы упомянули о какомъ-то предложеніи?
   -- Съ нему-то я и воду рѣчь! Такъ точно! Къ нему я воду рѣчь! Я хочу сказать, что въ то самое утро я слушалъ васъ съ удивленіемъ, такъ сказать съ почтеніемъ, и думалъ про себя: "вотъ человѣкъ съ деревяшкой, ученый человѣкъ съ дере..."
   -- Не совсѣмъ это вѣрно, сэръ,-- сказалъ мистеръ Веггъ.
   -- Какъ не вѣрно! Вы знаете и званіе всѣхъ этихъ пѣсенъ, и какимъ голосомъ поются. Захотѣли прочитать какую-нибудь или пропѣть, взяли себѣ и валяй -- протерли очки, и пошла потѣха!-- воскликнулъ мистеръ Боффинъ.-- Нѣтъ, ужъ нечего, вы человѣкъ ученый!
   -- Положимъ, сэръ,-- проговорилъ мистеръ Веггъ, съ сознательнымъ наклоненіемъ головы,-- положимъ, что ученый. Что же дальше?
   -- Ученый человѣкъ съ деревяшкою, и ему все печатное открыто! Вотъ что я думалъ въ то самое утро,-- продолжалъ Боффинъ, наклоняясь впередъ и выдвинувшись изъ-за ширмочки такъ, чтобъ она не помѣшала размаху его правой руки, и очертилъ ею большой полукругъ:-- все печатное ему открыто! Такъ вѣдь, а?
   -- Пожалуй, и такъ, сэръ -- сказалъ громко мистеръ Веггъ,-- всякую англійскую печать я могъ разомъ схватить за шиворотъ и осилить.
   -- Разомъ?-- спросилъ мистеръ Боффинъ.
   -- Разомъ.
   -- Я такъ и думалъ! Теперь сообразите: вотъ я, хотя, и не съ деревянною ногой, а печатное для меня закрыто.
   -- Въ самомъ дѣлѣ, сэръ?-- спросилъ мистеръ Веггъ, съ увеличившимся самодовольствомъ.-- Можетъ-статься, пренебрегли воспитаніемъ?
   -- Пренебрегли!-- повторилъ Боффинъ, съ удареніемъ.-- Ну это не совсѣмъ такъ: я вѣдь не хочу сказать, что если бы вы указали мнѣ Б, такъ я уже не могъ бы вамъ различить его и отвѣтить: Боффинъ.
   -- Вотъ какъ, вотъ какъ, сэръ,-- сказалъ мистеръ Веггъ, подбрасывая маленькое поощреніе: это тоже что-нибудь значитъ!
   -- Что-нибудь, пожалуй,-- отвѣчалъ мистеръ Боффинъ:-- только очень немного, побожиться могу.
   -- Конечно, можетъ статься, не столько, сэръ, сколько желалъ бы пытливый умъ,-- сказалъ, соглашаясь, мистеръ Веггъ.
   -- Послушайте. Я человѣкъ ничѣмъ не занятый, живу на покоѣ. Я и мистриссъ Боффинъ, Генріэтты Боффинъ -- отца ея звали Генри, а мать Гэтти: отъ того и Генріэтты -- мы живемъ тѣмъ что намъ оставлено...
   -- Умершимъ джентльменомъ, сэръ?
   -- Умершимъ! Кто вамъ сказалъ умершимъ? Мнѣ теперь ужъ поздно возиться съ азбуками и грамматиками. Я становлюсь старою птицею, и мнѣ хочется жить на покоѣ. Вмѣстѣ съ этимъ хочется и какого-нибудь чтенія, какого-нибудь хорошаго, бойкаго чтенія, какой-и и будь, знаете, богатой книги, чтобы много было томовъ, какъ процессія лорда мэра, чтобъ они долго проходили мимо и чтобъ издали можно было кое-что разглядѣть. Какъ бы мнѣ добыть такого чтенія, Веггъ? Я думаю вотъ какъ,-- продолжалъ мистеръ Боффинъ, тронувъ своею толстою палкою по груди своего слушателя, я думаю платить человѣку способному по стольку-то въ часъ скажемъ, по два пенса за то, чтобъ онъ приходилъ ко мнѣ и читалъ мнѣ.
   -- Гм!-- кашлянулъ Веггъ, начинавшій смотрѣть на себя въ новомъ свѣтѣ, и потомъ сказалъ:-- Это очень лестно, сэръ, могу увѣрить васъ. Гм! Такъ это то самое предложеніе, о которомъ вы упомянули, сэръ?
   -- Да. Какъ оно вамъ правится?
   -- Я обдумываю его, мистеръ Боффинъ.
   -- Я не стану, -- сказалъ Боффинъ, воодушевляясь щедростью,-- не стану прижимать ученаго человѣка съ деревяшкою. Надбавлю полпенни, чтобы не тянуть дѣла. Часы назначайте сами всякій разъ, какъ покончите тутъ свои дѣла съ этимъ домомъ. Я живу за Меденъ-Лсномъ, туда, къ Голловею. Вамъ стоитъ только, когда все у васъ здѣсь окончится, пойти на востокъ, держась немного къ сѣверу, и вы какъ разъ тамъ. Два пенса съ полупенсомъ въ часъ,-- сказалъ Боффинъ, вынувъ кусочекъ мѣла изъ кармана, а потомъ, вставъ со стула и начавъ дѣлать на немъ выкладку по своему:-- двѣ длинныя черточки и одна короткая -- два пенса съ полупенсомъ; двѣ короткія черточки, это выходитъ одна длинная; а дважды двѣ длинныя черточки, это будетъ четыре длинныя -- всего пять длинныхъ; шесть вечеровъ, по пяти длинныхъ за вечеръ (тутъ мистеръ Боффинъ начертилъ все отдѣльно и счелъ), это составитъ тридцать длинныхъ. Круглое число! Полкрона {Полкрона -- серебр. монета въ 2 1/2 шилинта или 30 пенсовъ (около 80 копѣекъ).}!..
   -- Указавъ на итогъ вычисленія, какъ на результатъ совершенно удовлетворительный, мистеръ Боффинъ смаралъ его мокрою перчаткою и сѣлъ снова на намѣленный стулъ.
   -- Полкроны,-- повторилъ Веггъ, раздумывая.-- Такъ. Это не много, сэръ. Полкроны.
   -- Въ недѣлю, вѣдь.
   -- Въ недѣлю. Такъ. Теперь въ разсужденіи всей, такъ сказать, работы ума... Вы приняли-ли сколько нибудь въ разсчетъ поэзію?-- спросилъ мистеръ Веггъ.
   -- Развѣ она дороже?-- спросилъ въ свою очередь мистеръ Боффинъ.
   -- Она приходится дороже,-- отвѣтилъ мистеръ Веггъ.-- Если человѣку приходится перемалывать стихи каждый вечеръ, то, по справедливости, слѣдуетъ заплатить ему за растрату ума на этотъ предметъ.
   -- По правдѣ сказать, Веггъ,-- проговорилъ Боффинъ,-- я о стихахъ и не подумалъ. Что жъ? Если вамъ иногда вздумается пропѣть для меня и для мистриссъ Боффинъ что-нибудь изъ своихъ балладъ, то мы, пожалуй, и не прочь отъ поэзіи.
   -- Извольте, сэръ,-- сказалъ Веггъ.-- Но я, не будучи настоящимъ пѣвцомъ, не могу съ вами договариваться о платѣ за это, и потому если мнѣ когда случится завлечься въ поэзію, то я буду просить васъ смотрѣть на это только съ дружеской точки зрѣнія.
   Глаза мистера Боффина заблистали; онъ искренно пожалъ руку Силы Вегга и объявилъ, что это больше, чѣмъ онъ могъ желать и что онъ принимаетъ это съ величайшею благодарностью.
   -- Что же вы теперь скажете объ условіяхъ, Веггъ?-- спросилъ потомъ мистеръ Боффинъ съ явнымъ нетерпѣніемъ.
   Сила, подстрекнувшій это нетерпѣніе своею сдержанностью и начавшій понимать сидѣвшаго предъ нимъ джентльмена, отвѣчалъ съ важностью, какъ бы изъявляя нѣчто необыкновенно великодушное и возвышенное:
   -- Мистеръ Боффинъ, я никогда не торгуюсь.
   -- Я такъ о васъ и думалъ! сказалъ мистеръ Боффинъ съ увлеченіемъ.
   -- Нѣтъ, сэръ! Никогда я не торговался и не стану торговаться. Поэтому буду говорить съ вами прямо и откровенно: угодно вамъ положить еще столько же?
   Мистеръ Боффинъ, повидимому, былъ не совсѣмъ приготовленъ къ такому предложенію, однакоже, согласился и только замѣтилъ:
   -- Веггъ, вы лучше меня знаете цѣну.
   Сказавъ это, онъ снова пожалъ ему руку.-- Можете ли вы начать съ нынѣшняго вечера, Веггъ?-- спросилъ онъ потомъ.
   -- Могу, сэръ,-- отвѣчалъ мистеръ Веггъ, не выказывая никакого нетерпѣнія и предоставляя ему самому кипѣть нетерпѣніемъ.-- Если вы желаете, то мнѣ ничто не воспрепятствуетъ. Есть ли у васъ необходимый для этого инструментъ, книга, сэръ?
   -- Купилъ одну на аукціонѣ,-- сказалъ мистеръ Боффинъ.-- Восемь томовъ. Въ красномъ сафьянѣ, съ золотомъ. Въ каждомъ томѣ красныя ленточки для закладки мѣста, гдѣ остановиться. Извѣстна она вамъ?
   -- А какъ заглавіе это и книги, сэръ?
   -- Я полагалъ, что вы и такъ ее знаете,-- замѣтилъ мистеръ Боффинъ съ видомъ человѣка, слегка обманувшагося въ ожиданіи. Она называется Упадокъ и Разрушеніе Русской Имперіи. (По этимъ камушкамъ мистеръ Боффинъ ступалъ медленно и осторожно).
   -- Знаю, знаю!-- воскликнулъ мистеръ Веггъ,-- кивая головою, какъ бы признавъ пріятеля.
   -- Мы ее знаете, Веггъ?
   -- Въ послѣднее время я всю ее напролетъ не читалъ,-- отвѣтилъ мистеръ Вічть, потому что быль занятъ другими дѣлами, мистеръ Боффинъ. Не знаю ли я ее? Очень хорошо знаю, сэръ. Съ тѣхъ самыхъ поръ знаю, какъ былъ не больше вашей палки. Съ тѣхъ поръ, какъ мой старшій братъ покинулъ нашу хижину и записался въ солдаты; при чемъ, какъ описано въ балладѣ, сочиненной на этотъ случай:
   
   "Упала дѣва вся въ слезахъ, -- мистеръ Боффинъ,
             Предъ хижиной родной
   И развивался бѣлый шарфъ, -- сэръ,
             У ней надъ головой.
   Она молилась вслухъ объ немъ, -- мистеръ Боффинъ,
             Но слезъ онъ не слыхалъ
   И опершись на свой булатъ,-- мистеръ Боффинъ,
             Братъ слезы отиралъ".
   
   Сильно тронутый этимъ семейнымъ обстоятельствомъ и дружескимъ расположеніемъ мистера Вегга, что доказывало и быстрое впаденіе, его въ поэзію, мистеръ Боффинъ снова пожалъ руку деревянному плуту и попросилъ его назначить часъ. Мистеръ Веггъ назначилъ восемь часовъ.
   -- Мѣсто, гдѣ я живу,-- сказалъ мистеръ Борфинъ,-- называется Павильонъ. Мистриссъ Боффинъ окрестила его Боффиновымъ Павильономъ въ то время, какъ онъ достался намъ въ собственность. Если вамъ никто не укажетъ его подъ этимъ именемъ (котораго почти никто не знаетъ), то, пройдя по Меденъ-Лену милю съ чѣмъ-нибудь -- скажемъ милю съ четвертью -- спросите у Боттль-Бриджа, гдѣ Гармонная Тюрьма, всякій укажетъ. Я стану ждать васъ, Веггъ,-- сказалъ мистеръ Боффинъ, ударивъ его но плечу съ величайшимъ восторгомъ,-- стану ждать съ большою радостью. Пока не придете, спокоенъ не буду. Теперь я узнаю, что въ печатномъ находится. Сегодня вечеромъ ученый человѣкъ съ деревяшкою (тутъ мистеръ Боффинъ посмотрѣлъ на это украшеніе, мистера Вегга, какъ будто бы оно особенно возвышало его достоинства), ученый человѣкъ меня введетъ въ новую жизнь. Еще разъ руку, Веггъ. Утра, утра, утра!
   Мистеръ Веггъ остановился у своего прилавка по уходѣ мистера Боффина, усѣлся снова въ свои шкапикъ, вынулъ кусочекъ жесткой дерюги, служившей ему платкомъ, и взялся за носъ съ задумчивымъ видомъ. Пока онъ все еще держалъ эту черту своего лица, глаза его задумчиво устремлялись вдоль но улицѣ, вслѣдъ за удалявшеюся фигурой мистера Боффина. Глубокая важность царствовала на лицѣ Вегга. Онъ мысленно называлъ Боффина старымъ глупымъ шутомъ, видѣлъ въ этомъ обстоятельствѣ случаи улучшить свое положеніе и нажить денегъ больше, чѣмъ можно было разсчитать теперь; онъ но допускалъ мысли, чтобы сдѣланное ему приглашеніе не соотвѣтствовало ему или чтобы въ немъ заключалось что-нибудь смѣшное. Мистеръ Веггъ готовъ былъ бы затѣять ссору со всякимъ, кто вздумалъ бы сказать ему, что сомнѣвается въ его знакомствѣ съ вышеупомянутыми восемью томами объ Упадкѣ и Разрушеніи. Онъ принадлежалъ къ разряду тѣхъ многочисленныхъ плутовъ, которые стараются поддерживать обманъ въ самихъ себѣ, чтобы вѣрнѣе обманывать другихъ.
   Кромѣ того, мистеромъ Веггомъ овладѣла еще надменность, надменность мысли, что онъ призванъ служить офиціальнымъ истолкователемъ таинствъ. Впрочемъ, это не понудило его къ коммерческому величію, а скорѣе повело къ мелочности, такъ что еслибъ была какая-либо возможность устроить деревянную мѣрку, чтобъ она вмѣщала въ себѣ нѣсколькими орѣхами менѣе обыкновеннаго количества, то онъ сдѣлалъ бы это въ тотъ же самый день По когда наступила ночь и прикрытыми дымкою глазами взглянула на него въ то время, какъ онъ ковылялъ по направленію къ Боффинову Павильону, онъ отличался все тѣмъ же видомъ важности и надменности.
   Найти безъ указанія Боффиновъ Павильонъ было такъ же трудно, какъ найти жилище прекрасной Розамунды. Мистеръ Веггъ, дойдя до названнаго ему квартала, освѣдомлялся разъ шесть о Павильонѣ, но безъ успѣха, пока не вспомнилъ, что нужно спросить о Гармонной Тюрьмѣ, что онъ немедленно и сдѣлалъ. Это произвело быструю перемѣну въ умѣ хриплаго джентльмена и его осла, которыхъ онъ вначалѣ затруднилъ своими распросами.
   -- Вамъ надобно домъ стараго Гармона, да?-- спросилъ хриплый джентльменъ, ѣхавшій на ослѣ, запряженномъ въ телѣжку, и погонявшій его морковью вмѣсто кнута.-- Что же вы раньше не сказали? Мы съ Эддардомъ отправляемся туда! Прыгайте въ телѣжку.
   Мистеръ Веггъ вспрыгнулъ, а хриплый джентльменъ тутъ же обратилъ вниманіе на третью особу въ ихъ компаніи, говоря такимъ образомъ:
   -- Теперь смотрите на уши Эддарда и скажите, какое, вы мѣсто назвали. Скажите тихонько.
   Мистеръ Веггъ прошепталъ:
   -- Боффиновъ Павильонъ.
   -- Эддардъ! (вы все смотрите ему на уши) катай-валяй въ Боффиновъ Павильонъ.
   Эддардъ, прижавъ уши назадъ, не двигался съ мѣста.
   -- Эддардъ! (вы все смотрите ему на уши) катай-валяй къ старому Гармону!
   Эддардъ тотчасъ же поднялъ уши и понесся съ такою быстротой, что дальнѣйшія слова мистера Вегга выскакивали изъ него въ какомъ-то вывихнутомъ видѣ.
   -- Раз-вѣ-тутъ-бы-ла-тюрь-ма?-- спросилъ мистеръ Веггъ, держась крѣпко зл телѣжку.
   -- Настоящей тюрьмы, куда можно было бы засадить меня съ вами, тутъ не было, отвѣчалъ возница,-- это только лишь такъ прозвище, потому что тугъ жилъ старый Гармонъ одинъ одинехонекъ.
   -- А-по-чему-наз-вали-Гар-монной?-- спросилъ Веггъ.
   -- Потому, должно-быть, что онъ ни съ кѣмъ въ согласіи на жилъ. Это просто болтовня. Гармонова Тюрьма, Гармонова Тюрьма. Такъ словцо прибрали.
   -- Вы-знаете мистера-Боффина?-- спросилъ Веггъ.
   -- Какъ не знать? Его здѣсь всякій знаетъ. Даже Эддардъ его знаетъ. (Смотрите ему на уніи). Къ Нодди Боффину. Эддардъ!
   Дѣйствіе произнесеннаго имени было страшное: внезапно голова Эддарда исчезла, заднія копыта взлетѣли въ воздухъ, животное понеслось во весь духъ и усилило скачки телѣжки до того, что мистеръ Веггъ употребилъ все свое вниманіе исключительно на то, чтобы какъ можно крѣпче держаться, и совершенно отказался отъ желанія дознать, что означала такая продѣлка осла: уваженіе ли къ мистеру Бсффину или наоборотъ.
   Эддардъ вдругъ остановился у воротъ. Мистеръ Веггъ поспѣшилъ выскочить черезъ задокъ телѣжки и едва успѣлъ придти въ равновѣсіе, какъ его бывшій возница, взмахнувъ морковью, крикнулъ: "Ну, Эддардъ, ужинать!" и въ тотъ же мигъ заднія копыта, телѣжка, Эддардъ и все какъ будто бы взлетѣло на воздухъ чѣмъ-то въ родѣ апоѳеоза.
   Отворивъ незапертыя ворота, мистеръ Веггъ оглянулъ огороженное пространство, гдѣ какія-то высокія темныя насыпи поднимались высоко къ небу и гдѣ къ Павильону проникала тропинка, ясно обозначавшаяся при лунномъ свѣтѣ, между двухъ рядовъ битой посуды, измельченной въ прахъ. Но тропинкѣ шла какая-то бѣлая человѣческая фигура, которая, приблизившись, оказалась не какимъ-либо привидѣніемъ, а самимъ мистеромъ Боффиномъ, легко одѣтымъ, къ воспріятію ученія, въ короткій бѣлый балахонъ. Принявъ своего ученаго друга съ большимъ радушіемъ, онъ ввелъ его въ свой Павильонъ и тамъ представилъ его мистриссъ Боффинъ, полной и румяной дамѣ, одѣтой въ бальное платье изъ чернаго атласа съ низкимъ (къ смущенію мистера Вегга) воротомъ и въ большой шляпкѣ чернаго бархата съ перьями.
   -- Мистриссъ Боффинъ, Веггъ,-- сказалъ Боффинъ,-- записная модница. Что касается до меня, то я пока еще не увлекаюсь модою, хотя не ручаюсь за то, что будетъ впередъ. Генріэтта, другъ мой, вотъ тотъ самый джентльменъ, который пустится теперь бъ упадокъ и разрушеніе Русской Имперіи.
   -- Увѣрена, что это принесетъ вамъ обоимъ пользу,-- сказала мистриссъ Боффинъ.
   Комната, въ которой очутился Сила, была самаго страннаго вида, убранная и меблированная такимъ образомъ, что скорѣе походила на щегольскую распивочную, чѣмъ на что-либо другое, извѣстное Веггу. Въ ней, у камина, стояли двѣ деревянныя со спинками скамьи, по одной съ той и другой стороны, со столомъ передъ каждою. На одномъ изъ этихъ столовъ лежали плашмя другъ на другѣ всѣ восемь томовъ, будто какая-нибудь гальваническая батарея; а на другомъ нѣсколько приземистыхъ граненыхъ четвероугольныхъ графинчиковъ, привлекательной наружности, будто поднимались на цыпочки, чтобъ обмѣняться взглядами съ мистеромъ Битомъ чрезъ стоявшій передъ ними рядъ стакановъ и чрезъ сахарницу съ рафинированнымъ сахаромъ, на очагѣ, передъ огнемъ, стоялъ металлическій чайникъ съ водою пускавшій струйку пара; а передъ каминомъ, на коврикѣ, отдыхала кошка. Противъ камина, между скамейками, стояли диванъ, скамеечка подъ ноги и маленькій столикъ, предназначенные собственно для мистриссъ Боффинъ. Они принадлежали къ самымъ дорогимъ предметамъ гостиной мебели и представляли странный контрастъ съ деревянными скамьями при яркомъ газѣ, проведенномъ съ потолка. На полу разстилался коверъ съ богато затканными цвѣтами, но онъ не доходилъ до камина, а оканчивался у подножной скамеечки мистриссъ Боффинъ и оставлялъ на полу площадку усыпанную пескомъ и опилками. Мистеръ Веггъ замѣтилъ также, съ особеннымъ удовольствіемъ, что между тѣмъ, какъ въ области цвѣтовъ красовались въ видѣ украшеній чучелы птицъ и восковые плоды подъ стеклянными колпаками, въ области, гдѣ прекращалась растительность, являлись, вмѣсто ихъ, полки, на которыхъ видны были добрый кусокъ пирога и холодная часть говядины между другими съѣдобными предмета?"!. Комната сама по себѣ была большая, но низкая; тяжелыя рамы ея старинныхъ оконъ и тяжелыя балки покривившагося потолка показывали, что домъ былъ когда-то пустыннымъ жилищемъ, отдѣльно стоявшимъ въ полѣ.
   -- Какъ вамъ нравится эта комната, Веггъ?-- спросилъ обыкновенною своею скороговоркой мистеръ Боффинъ.
   -- Она мнѣ чрезвычайно правится, сэръ,-- отвѣчалъ Веггъ.-- Въ особенности нравится помѣщеніе у камина, сэръ.
   -- По вы понимаете ли ее, Веггъ?
   -- То-есть въ общемъ значеніи понимаю, сэръ,-- началъ было Веггъ, медленно и тономъ свѣдущаго человѣка, склоняя голову на сторону, какъ обыкновенно дѣлаютъ уклончивые люди; но мистеръ Боффинъ перебилъ его:
   -- Нѣтъ, вы ея не понимаете, Веггъ; я вамъ сейчасъ же объясню. Комната убрана по нашему взаимному соглашенію съ мистриссъ Боффинъ. Мистриссъ Боффинъ, какъ я уже сказалъ, за модою гоняется, я же модѣ по слѣдую. Мнѣ лишь бы только было покойно да удобно. Такъ вотъ какъ. Теперь скажите, какая была бы радость ссориться мнѣ изъ-за этого съ мистриссъ Боффинъ? Мы ни разу не ссорились до того времени, какъ Боффиновъ Павильонъ достался намъ въ собственность. Для чего же ссориться, какъ мы получили Боффиновъ Павильонъ въ собственность? Вотъ мы и согласились, чтобы мистриссъ Боффинъ владѣла одною половиной комнаты и распоряжалась въ лей, какъ ей угодно, а я бы другою половиною и тоже распоряжался бы въ ней, какъ мнѣ угодно. Вотъ стало-быть у насъ въ одно и то же время есть и согласіе (безъ мистриссъ Боффинъ я бы съ ума сошелъ), и мода, и спокойствіе. Если я понемножку самъ къ модѣ пристращусь, то мистриссъ Боффинъ понемножку же далѣе придвинется въ комнатѣ. Если же мистриссъ Боффинъ будетъ гоняться за модою поменьше, чѣмъ теперь, то и коверъ ея отодвинется дальше назадъ. Если же мы останемся, какъ теперь, то вотъ мы какъ есть передъ вами. Поцѣлуи меня, моя старушка.
   Мистриссъ Боффинъ, не перестававшая все это время улыбаться, придвинулась къ своему супругу, взяла его подъ руку и охотно исполнила его желаніе. Мода, въ видѣ черной бархатной шляпки съ перьями, хотя и пыталась этому воспрепятствовать, но была заслуженно помята за свою попытку.
   -- Итакъ, Веггъ,-- продолжалъ мистеръ Боффинъ, вытирая губы съ видомъ человѣка, значительно освѣжившагося,-- вы теперь знаете, какъ мы живемъ. Павильонъ нашъ -- мѣсто чудесное; но вамъ надобно ознакомиться съ нимъ понемножку. Это такое мѣстечко, что не вдругъ узнаешь его, а каждый день что-нибудь новенькое найдешь. Тутъ у насъ есть извилистая дорожка на каждую горку, а оттуда видъ на дворъ и на окрестности. Когда вы взойдете на верхъ, то тамъ такой видъ на Сосѣднія строенія, что чудо. Строенія покойнаго отца мистриссъ Боффинъ (торговалъ собачьимъ кормомъ) кажутся, когда вы на нихъ смотрите сверху, будто вашими собственными. На верхушкѣ Высокой Горы стоитъ рѣшетчатая бесѣдка, гдѣ вы, лѣтомъ, можете прочитать вслухъ кучу книгъ и по-дружески частенько предаваться поэзіи; если же этого не сдѣлаете, то ужъ вина будетъ не моя. Теперь скажите, съ чѣмъ вы желаете читать?
   -- Благодарю васъ, сэръ,-- отвѣтилъ Веггъ, какъ-будто бы чтеніе было для него нисколько не новостью.-- Я обыкновенно читаю съ джиномъ, разбавленнымъ водою.
   -- Это смачиваетъ горло; не такъ ли, Веггъ?-- спросилъ мистеръ Боффинъ съ невиннымъ любопытствомъ.
   -- Нѣтъ, сэръ, холодно возразилъ Веггъ.-- Едва ли такъ можно выразиться, сэръ, Я сказалъ бы: это смягчаетъ горло. Смягчаетъ -- вотъ слово, которое я употребилъ бы, мистеръ Боффинъ.
   Его деревянное чванство и плутовство шли въ уровень съ радостными ожиданіями его жертвы. Являвшіяся предъ его наемнымъ умомъ различныя средства, помощью которыхъ можно было бы извлечь себѣ выгоду изъ новаго знакомства, не затмевали въ немъ главной мысли, естественной въ обманщикѣ,-- мысли о томъ, чтобы не продать своихъ услугъ слишкомъ дешево.
   Мода, которой поклонялась мистриссъ Боффинъ, не была такимъ неумолимымъ божествомъ, какимъ является тотъ идолъ, который боготворятъ надъ этимъ именемъ, и потому не воспрепятствовала ей приготовить смѣсь джина съ водою для ученаго гостя и даже спросить, понравился ли ему напитокъ. Веггъ даль отвѣтъ милостивый и сѣлъ на ученую скамью, а мистеръ Боффинъ торжественно расположился на противоположной, готовый слушать.
   -- Сожалѣю, что не могу предложить вамъ трубку, Веггъ,-- сказалъ онъ, набивая свою собственною.-- Два дѣла за разъ вы не можете дѣлать. Э, постойте! Забылъ вамъ сказать еще одну вещь! Если вы, приходя къ павъ по вечерамъ и оглянувъ комнату, замѣтите на полкахъ что-нибудь такое что вамъ понравится, то скажите.
   Веггъ, собравшійся надѣть очки, тотчасъ положилъ ихъ и съ живостью проговорилъ:
   -- Вы угадываете мои мысли, сэръ. Кажется, мои глаза меня не обманываютъ и кажется мнѣ, что я вижу вонъ тамъ ни... пирогъ. Не пирогъ ли это?
   -- Пирогъ, Веггъ,-- отвѣтилъ мистеръ Боффинъ, бросая прискорбный взглядъ на Упадокъ и Разрушеніе.
   -- Или я запаха фруктовъ разобрать не могу, или это пирогъ съ яблоками,-- сказалъ Веггъ.
   -- Это пирогъ съ телятиною и ветчиною,-- сказалъ мистеръ Боффинъ.
   -- Въ самомъ дѣлѣ, сэръ? Трудно сказать, сэръ, какой пирогъ лучше пирога съ телятиной и ветчиной,-- проговорилъ Веггъ, съ чувствомъ кивая головою.
   -- Не желаете ли кусочекъ, Веггъ?
   Благодарю васъ, мистеръ Боффинъ. Какъ не пожелать, по нашему приглашенію? Я не позволилъ бы себѣ этого ни въ какой другой компаніи при подобномъ случаѣ,-- но въ вашей, сэръ!.. не мѣшало бы еще немного мясного желе къ этому, въ особенности если пирогъ солонъ, что обыкновенно бываетъ, когда онъ съ ветчиною; это также смягчаетъ органъ, очень смягчаетъ органъ.-- Мистеръ Веггъ не сказалъ какой органъ; онъ говорилъ вообще.
   Пирогъ быль спятъ съ полки. Мистеръ Боффинъ вооружился терпѣніемъ, пока Веггъ, работая ножомъ и вилкою, не окончилъ всего блюда. Онъ только воспользовался случаемъ сказать Веггу, что хотя въ строгомъ смыслѣ и не сообразно съ модою держать на виду все, чему слѣдуетъ быть въ кладовой, однакоже, онъ (мистеръ Боффинъ) считаетъ это болѣе сообразнымъ съ "правилами гостепріимства. Потому считаетъ, что вмѣсто того, чтобы сказать посѣтителю: "У меня тамъ внизу, въ кладовой, есть такія-то и такія-то съѣдобныя вещи: не прикажите ли что-нибудь подать",-- а тутъ гораздо проще,-- вы говорите прямо:, взгляните на полки, и если вамъ что тамъ понравится. мы тотчасъ же снимемъ".
   Наконецъ, мистеръ Веггъ отодвинулъ тарелку и надѣлъ онли. Кистеръ Боффинъ закурилъ трубку и ясными глазами принялся смотрѣть на открывающійся передъ нимъ міръ; мистриссъ Боффинъ закинулась, сообразно съ модою, на диванѣ, какъ женщина, готовая принять участіе въ слушаніи чтенія, если это будетъ ей возможно, и вмѣстѣ готовая уйти спать, если найдетъ невозможнымъ принимать такое участіе.
   -- Гмъ!-- откашлялся Веггъ и началъ.-- Вотъ мистриссъ и мистеръ Боффинъ, первая глава перваго тома Упадка и Разрушенія Рус...-- Тутъ онъ пристальнѣе сталь вглядываться въ книгу и потомъ остановился.
   -- Что случилось, Веггъ?
   -- Да вотъ что: мнѣ, знаете, приходитъ въ голову, сэръ,-- сказалъ Веггъ съ видомъ вкрадчивой откровенности (и заглянувъ еще разъ пристально въ книгу,-- что вы давеча, утромъ, сдѣлали маленькую ошибку, которую я тогда и хотѣлъ поправить, по какъ-то забылъ совершенно. Мнѣ кажется, вы сказали Русской Имперіи, сэръ?
   -- Конечно, Русской. Развѣ не такъ, Веггъ?
   -- Нѣтъ, сэръ: Римской, Римской.
   -- Какая же тутъ разница, Веггъ?
   -- Разница,-- сэръ? Мистеръ Веггъ смѣшался и готовъ былъ совершенно растеряться, какъ вдругъ свѣтлая мысль блеснула у него въ головѣ.-- Разница, сэръ? Вопросомъ вашимъ вы меня конфузите, мистеръ Боффинъ. Я долженъ замѣтить вамъ, что объясненіе разницы лучше отложить до другого случая, когда мистриссъ Боффинъ не почтить насъ своимъ присутствіемъ. При мистриссъ Боффинъ, сэръ, лучше не говорить объ этомъ.
   Мистеръ Веггъ вышелъ изъ затрудненія съ торжествующимъ видомъ и не только совершенно успѣлъ въ этомъ, но повторивъ съ приличною деликатностію: "При мистриссъ Боффинъ лучше не говорить объ этомъ", успѣлъ обратить всю неловкость положенія на Боффина, вполнѣ почувствовавшаго, что онъ самъ попался въ просакъ жесточайшимъ образомъ.
   За этимъ мистеръ Веггъ сухимъ, монотоннымъ голосомъ принялся за свое дѣло и понесся на проломъ черезъ все, что ему ни встрѣчалось, одолѣвая всѣ трудныя слова, біографическія и географическія; немного споткнулся на Адріанѣ, Траянѣ и Антонинѣ, споткнулся на Полибіи (котораго прочиталъ Пиля Бій, и далъ тѣмъ мистеру Боффину поводъ думать, что это какая-нибудь римская дѣва, а мистриссъ Боффинъ привелъ къ заключенію, что эта самая дѣва и была причиною неудобства разъяснять разницу въ заглавіи книги). Далѣе, онъ былъ выбитъ изъ сѣдла Титомъ Антониномъ, Піемъ, но снова вскочилъ въ стремя и легкимъ галопомъ проѣхался съ Августомъ. Наконецъ, онъ прокатился довольно спокойно съ Коммодомъ и смертію этого государя окончилъ свое первое чтеніе. Задолго до этого нѣсколько разъ повторявшееся затмѣніе свѣчи, стоявшей позади чернобархатнаго диска мистриссъ Боффинъ, могло бы имѣть самыя пагубныя послѣдствія, еслибъ они постоянно не сопровождались запахомъ гарева, когда вспыхивали ея перья, что и вызывало ее изъ дремоты, дѣйствуя, какъ возбуждающее средство. Мистеръ Веггъ, читая безостановочно и добавляя, по возможности, наименьшее число своихъ собственныхъ идей къ тексту, вышелъ изъ борьбы совершенно свѣжій; зато мистеръ Боффинъ, скоро отложившій въ сторону свою недоконченную трубку и съ того времени сидѣвшій, выпуча глаза и напрягая все свое вниманіе на поразительныя дѣянія Римлянъ, былъ до того жестоко наказанъ, что едва могъ пожелать своему ученому другу доброй ночи и съ трудомъ выговорилъ: "до завтра".
   -- Коммодій,-- едва внятно проговорилъ мистеръ Боффинъ, выпустивъ Вегга за ворота и запоровъ ихъ,-- Коммодій сражается на этой выставкѣ дикихъ звѣрей семьсотъ тридцать пять разъ одинъ! И какъ будто бы этого мало,-- выпускаетъ на ту высоту цѣлую сотню львовъ заразъ! И какъ будто бъ и этого мало: Коммодій опять одинъ побиваетъ ихъ всѣхъ по одиночкѣ! Даже и это все еще какъ будто бы мало, и вотъ Виталій въ семь мѣсяцевъ съѣдаетъ разнаго добра на шесть милліоновъ, считая англійскими деньгами! Веггъ смотритъ на это слегка; по для меня, старой птицы, все это, ей-Богу, какія-то путала. Впрочемъ, хотя Коммодія и задушили, а я все-таки не вижу средства, какъ намъ самихъ себя исправить.
   Мистеръ Боффинъ, направился обратно къ Павильону и, качая головою, прибавилъ:
   -- Никакъ не думалъ я сегодня утромъ, чтобы въ печатномъ было столько пугалъ. Но, дѣлать нечего, принялся за печатное!
   

VI. Отпущенъ на произволъ судьбы.

   Упомянутая выше, съ виду какъ будто бы водянкою одержимая таверна Шестеро Веселыхъ Товарищей Носильщиковъ находилась съ давнихъ поръ въ состояніи здоровой старости. Въ ней но было ни одного прямого пола, почти ни одной прямой линіи: но все-таки она пережила и, повидимому, могла еще пережить многія лучше ея отдѣланныя строенія и щеголеватыя распивочныя. Снаружи она представлялась узкою, покривившеюся кучею лѣсного матеріала съ широкими окнами, поставленными одно надъ другимъ, какъ поставили бы вы пирамидкою апельсины, и съ пошатнувшеюся деревянною галлереей, которая свѣсилась надъ рѣкою. Можно даже сказать, что и весь домъ съ наклонившимся въ сторону флагъ-штокомъ на крышѣ свѣшивался надъ водою въ положеніи трусливаго водолаза, который такъ долго собирался прыгнуть съ берега, что уже видно никогда ему но прыгнуть.
   Это описаніе таверны Шестерыхъ Веселыхъ Носильщиковъ относится къ ея фасаду, смотрѣвшему на рѣку. Задняя же сторона заведенія, гдѣ находится главный входъ въ него, была построена такъ, что по отношенію къ передней части представляла ручку утюга, вертикально поставленнаго на широкой его конецъ. Ручка утюга помѣщалась въ глубинѣ двора и переулка, по глубина эта до того стѣсняла Шестерыхъ Веселыхъ Носильщиковъ, что почти не оставляла тавернѣ ни одного дюйма свободнаго мѣста внѣ входной двери. По этой-то причинѣ, а равно и потому, что домъ чуть-чуть не всплывалъ во время прилива, было у Носильщиковъ въ обыкновеніи каждый разъ, какъ у нихъ случалась семейная стирка, развѣшивать все подвергавшееся ей бѣлье въ пріемной комнатѣ и въ спальняхъ.
   Деревянные наличники каминовъ такъ же, какъ балки, перегородки, полы и двери Шести Веселыхъ Носильщиковъ, казалось, исполнены были въ свои преклонныя лѣта воспоминаній юности. Во многихъ мѣстахъ лѣсъ, изъ котораго все это было сдѣлано, выпучился и растрескался, какъ это обыкновенно бываетъ со старымъ деревомъ; изъ него выдавались сучки; кой-гдѣ оно изгибалось чѣмъ-то похожимъ на вѣтви. Не безъ причины увѣряли многіе изъ постоянныхъ посѣтителей Носильщиковъ, что при яркомъ свѣтѣ, падавшемъ на нѣкоторыя доски и въ особенности на стоявшій въ углу за прилавкомъ старый посудный шкафъ изъ орѣховаго дерева, можно было бы разсмотрѣть на нихъ изображеніе маленькихъ лѣсковъ, съ приземистыми деревцами и густою листвой.
   Прилавокъ и находившійся за нимъ буфетъ Шести Веселыхъ Носильщиковъ радовали человѣческое сердце. Все заприлавочное пространство было не болѣе извозчичьей кареты; но никто бы и не пожелалъ, чтобъ оно было больше. Его украшали пузатенькіе боченки, ликерныя бутылочки, расписанныя небывалыми виноградными гроздіями, лимоны въ сѣткахъ, бисквиты въ корзинкахъ, учтивые пивные краны, кланявшіеся предъ покупщикомъ каждый разъ, когда изъ нихъ нацѣживалось пиво, сыры въ уютномъ уголкѣ и, наконецъ, въ уголкѣ еще болѣе уютномъ, у камина, столикъ хозяйки, всегда покрытый скатертью. Это убѣжище отдѣлялось отъ внѣшняго міра стеклянною перегородкой и небольшою полудверкой, съ придѣланною на ея верхушкѣ доской, обитою свинцомъ, дабы вамъ можно было удобнѣе поставить на ней рюмку или кружку. Но маленькая дверь устроена была такъ, что не препятствовала видѣть все убранство за прилавкомъ изъ корридора, гдѣ гости таверны, хотя отъ тѣсноты и толкали другъ друга, однакоже, всегда, казалось, пили въ заколдованномъ убѣжденіи, что они находятся за самымъ прилавкомъ.
   Распивочная и гостиная комнаты Шестерыхъ Веселыхъ Носильщиковъ выдавались на рѣку. Онѣ были украшены красными занавѣсками, состязавшимися своимъ цвѣтомъ съ носами постоянныхъ посѣтителей, и снабжены жестяными кружками, имѣвшими форму шляпъ грешневичкомъ, нарочно такъ сдѣланными для того, чтобъ имъ можно было своимъ острымъ концомъ лучше установиться въ углубленіяхъ между горящимъ въ каминѣ углемъ, когда вы вздумали бы подогрѣть свой эль или прокипятить усладительнѣйшія изъ всѣхъ нитей, такъ называемое, Парль {Purl смѣсь пива съ джиномъ, подслащенная сахаромъ и приправленная прянностями. Flip -- смѣсь пива съ какою-нибудь другою водкой, подслащенная сахаромъ, но безъ прянностей. Dog's Nose, Песій Носъ, тоже смѣсь, но безъ сахара, съ одними прянностями.}, Флэпъ и Песій Носъ. Первая изъ названныхъ смѣсей составляла спеціальность Носильщиковъ и зазывала васъ въ таверну надписью у ея дверей "Ранняя распродажа Парля". Изъ этого слѣдовало бы, что парль надобно пить всегда утромъ, хотя мы не беремся здѣсь рѣшить, есть ли на то какія-либо особыя желудочныя причины кромѣ той, что ранняя птичка хватаетъ червячка, а ранній парль хватаетъ охотника выпить. Остается прибавить, что въ ручкѣ утюга, насупротивъ прилавка, находилась небольшая, похожая на трехъугольную шляпу комната, въ которую никогда не проникалъ ни одинъ лучъ солнца, мѣсяца или звѣздъ, но которая, будучи постоянно освѣщена газомъ, суевѣрно считалась какимъ-то святилищемъ, исполненнымъ комфорта и уединенія, почему на тори ея и было намалевано привлекательное слово: "Уютъ".
   Миссъ Поттерсонъ, единственная владѣлица и хозяйка Носильщиковъ, царствовала на своемъ тронѣ, то-есть за прилавкомъ, тикъ самовластно, что только люди, допившіеся до сумашествія, могли бы рѣшиться завязать съ нею споръ о чемъ-нибудь. Она была извѣстна подъ именемъ миссъ Аббе Поттерсонъ, и многіе изъ прирѣчныхъ головъ, которыя (какъ и самая вода въ рѣкѣ) не отличались ясностью, имѣли смутное понятіе, что она, вслѣдствіе постоянной своей важности и твердости, названа этимъ именемъ по Westminster Abbey (Вестминстерскому Аббатству) или по какому то родству съ нимъ. Но имя Аббе было не что иное, какъ сокращенное Абигаль, каковымъ именемъ миссъ Поттерсонъ и была окрещена въ Ляйтгнусской церкви лѣтъ шестьдесятъ съ чѣмъ-нибудь до этого.
   -- Итакъ, не забудьте, Райдергудъ,-- сказала миссъ Аббе, знаменательно опершись указательнымъ пальцемъ на полудверку,-- что Носильщики не желаютъ васъ у себя видѣть. Даже еслибы вамъ тутъ столько же рады были, сколько не рады, то и тогда вы не получите отъ меня ни одной капли чего-нибудь сегодня послѣ того, какъ допьете эту кружку пива. Поэтому наслаждайтесь ею сколько можете.
   -- Но вы знаете, миссъ Поттерсонъ,-- послышалось смиренно въ отвѣтъ,-- что если я буду вести себя хорошо, то вы не можете отказать мнѣ въ продажѣ, миссъ.
   -- Я не могу?-- сказала Аббе, сильно возвысивъ голосъ.
   -- Не можете, миссъ Поттерсонъ, потому, видите ли, что законъ.
   -- Здѣсь я законъ, мой милый, -- возразила Аббе, -- и я скоро могу убѣдить васъ въ этомъ, если вамъ не вѣрится.
   -- Я никогда не говорилъ, что не вѣрится, миссъ Аббе.
   -- Тѣмъ лучше для васъ.
   Самодержавная Аббе бросила полупенни; этого покупщика въ денежный ящикъ и, сѣвъ на стулъ передъ каминомъ, принялась за газету, которую предъ этимъ читала. Она была высокая, прямая, красивая женщина, хотя съ строгимъ выраженіемъ въ лицѣ, и походила болѣе на содержательницу школы, чѣмъ на содержательницу таверны Шестерыхъ Веселыхъ Товарищей Носильщиковъ. Человѣкъ, стоявшій по другую сторону полудверки, принадлежалъ къ числу людей, промышлявшихъ по рѣкѣ; онъ, скосивъ глаза, смотрѣлъ на хозяйку, какъ провинившійся школьникъ.
   -- Вы ужъ очень по милостивы ко мнѣ, миссъ Поттерсонъ.
   Миссъ Поттерсонъ продолжала читать газету, нахмуривъ брови, и не обращала вниманія на говорившаго, пока онъ не шепнулъ ей:
   -- Миссъ Поттерсонъ! Сударыня! Одно словечко!
   Удостоивъ искоса взглянуть на просителя, миссъ Поттерсонъ увидѣла, что онъ, склонилъ лобъ, уставился противъ нея головою такъ, какъ будто бы просилъ позволенія перепрыгнуть стремглавъ черезъ полудверку и стать потомъ на ноги за прилавкомъ.
   -- Ну?-- произнесла миссъ Поттерсонъ, столько же коротко, сколько сама она была длинна:-- говорите ваши два слова. Давайте ихъ сюда.
   -- Миссъ Поттерсонъ! Сударыня! Извините за смѣлость! Что вы поведеніе, что ли, мое не одобряете?
   -- Конечно, поведеніе,-- сказала миссъ Поттерсонъ.
   -- Вы, можетъ-статься, боитесь...
   -- Я не боюсь васъ,-- перебила миссъ Поттерсонъ,-- если вы это хотите сказать.
   -- Позвольте миссъ Аббе, я не то хочу сказать...
   -- Что же вы хотите сказать?
   -- Вы, право, ко мнѣ очень не милостивы! Я только хотѣлъ спросить, не боитесь ли вы, не думаете ли, не полагаете ли вы, что имущество здѣшнихъ гостей не совсѣмъ-то безопасно, если буду ходить въ вашъ домъ.
   -- А для чего бы вамъ знать это?
   -- Миссъ Аббе, позвольте сказать, безо всякой вамъ обиды, что мнѣ было бы хоть сколько-нибудь утѣшительно знать, почему къ Носильщикамъ не могутъ ходить такіе люди, какъ я, а могутъ ходить такіе, какъ Гафферъ.
   На лицѣ хозяйки пробѣжала тѣнь какого-то смущенія, и она отвѣтила:
   -- Гафферъ никогда не былъ тамъ, гдѣ вы бывали.
   -- То-есть въ тюрьмѣ, миссъ? Онъ, можетъ быть, въ ней не былъ; а, пожалуй, ему слѣдовало бы тамъ быть. На него, пожалуй, есть подозрѣніе хуже, чѣмъ на меня.
   -- Кто же его подозрѣваетъ?
   -- Да, должно быть многіе, а ужъ одинъ-то навѣрное: -- я его подозрѣваю.
   -- Если вы одни, такъ это еще немного,-- сказала миссъ Поттерсонъ, снова презрительно нахмуривъ брови.
   -- Но вѣдь мы были съ нимъ товарищи. Припомните, миссъ Аббе, вѣдь мы были съ нимъ товарищи. Поэтому я знаю его вдоль и поперекъ, лучше всякаго. Замѣтьте это! Я ему товарищъ, и я же самый имѣю на него подозрѣніе.
   -- Слѣдовательно,-- проговорила миссъ Аббе, еще съ большими оттѣнкомъ смущенія, чѣмъ прежде,-- вы и себя обвиняете.
   -- Нѣтъ, не обвиняю, миссъ Аббе. Знаете ли, въ чемъ тутъ дѣли? Вотъ въ чемъ. Когда я былъ его товарищемъ, онъ никогда не быль доволенъ мною. Почему онъ никогда не быль доволенъ? Почему что мнѣ всегда была неудача. Я никогда не могъ найти много. Какъ же ему-то везло счастіе? Всегда везло! Замѣтьте и это! Всегда везло! А!.. Есть такія игры, миссъ Аббе, гдѣ дѣйствуетъ только случай; а есть и такія, гдѣ случаю умѣнье помогаетъ.
   -- Кто же сомнѣвается, что у Гаффера есть умѣнье отыскивать, то что онъ находить? спросила миссъ Аббе.
   -- Умѣнье подготовить то, что онъ находитъ, вотъ что можетъ статься,-- сказалъ Райдергудъ, лукаво качая головою.
   Миссъ Аббе насупила на него брови, а онъ мрачно покосился на нее.
   -- Если вы плаваете по рѣкѣ, чуть ли не съ каждымъ приливомъ и отливомъ и если хотите отыскать въ ней мужчину или женщину, такъ вы много пособите счастью своему, миссъ Аббе, если сначала стукнете мужчину или женщину по головѣ, а потомъ столкнете въ поду.
   -- Боже милосердый!-- невольно вскрикнула м-съ Поттерсонъ.
   -- Попомните!-- продолжалъ Райдергудъ, -- выставляя впередъ голову чрезъ полудверку для того, чтобы каждое слово было слышно за прилавкомъ, ибо голосъ его звучалъ такъ, какъ будто бы лодочная швабра застряла у него въ горлѣ.-- Ужъ я говорю вамъ, миссъ Аббе! Попомните! Я подстерегу его, миссъ Аббе! Попомните это! Я подведу его къ разчету; хоть бы чрезъ двадцать лѣтъ, а ужъ подведу. Изъ чего это ему отпускать? Дочь-то что ли у него есть? У меня у самого есть дочь.
   Сказавъ это и какъ будто бы договорившись до такого опьяненія и до такой злобы, какихъ въ началѣ разговора въ немъ не замѣчалось, мистеръ Райдергудъ взялъ кружку и, шатаясь, вошелъ въ распивочную комнату.
   Гаффера тамъ не было, но сидѣло порядочное сборище воспитанниковъ миссъ Аббе, вполнѣ покорявшихся ей. Когда пробило десять часовъ, миссъ Аббе явилась въ дверяхъ и, обратившись къ одному изъ присутствовавшихъ, одѣтому въ полинялую красную куртку, сказала: "Джорджъ Джонсъ, вамъ пора домой. Я обѣщала вашей женѣ, что вы будете возвращаться аккуратна". Джонсъ тотчасъ же всталъ, пожелалъ доброй ночи всей компанія и вышелъ. Въ половинѣ одиннадцатаго миссъ Аббе заглянула снова и проговорила: "Вилльямъ Вилльямсъ, Бобъ Глеморъ и Джонитонъ, вамъ всѣмъ время отправляться". Вилльямсъ, Бобъ и Джонитонъ съ такою же покорностію распрощались и улетучились. Удивительнѣе этого было то, что когда одинъ толстоносый гость въ лакированной шляпѣ, послѣ долгаго колебанія, приказалъ половому мальчику принесть себѣ еще стаканъ джину съ водою, миссъ Аббе, вмѣсто присылки требуемаго, явилась сама съ словами: "Капитанъ Джоси, вы уже выпили сколько вамъ нужно". И капитанъ не протестовалъ ни однимъ словомъ; онъ только потеръ себѣ слегка колѣни и уставился въ каминъ; но тутъ заговорила вся остальная компанія: "Да, да, капитанъ! Миссъ Аббе правду говоритъ. Послушайтесь миссъ Аббе, капитанъ". Покорность послѣдняго не уменьшила бдительности миссъ Аббе, а только еще болѣе изощрила ее: осмотрѣвъ покорныя лица своей школы и замѣтивъ двухъ молодыхъ людей, которымъ также нужно было сдѣлать наставленіе, она обратилась къ нимъ и сказала:
   -- Томъ Тутль, молодому человѣку, который собирается жениться черезъ мѣсяцъ, пора домой идти и спать ложиться. А вамъ, мистеръ Джакъ Моллинсъ, нечего подталкивать его; я знаю, что ваша работа начинается завтра съ ранняго утра; значитъ, пора и вамъ. Идите же, дружочки! Доброй ночи вамъ!
   Тутль покраснѣлъ и взглянулъ на Моллинса; Моллинсъ также покраснѣлъ и взглянулъ на Тутля, какъ бы спрашивая: кому изъ нихъ встать прежде? Они поднялись, наконецъ, оба вмѣстѣ и съ улыбкою, широко осклабивъ зубы, вышли въ сопровожденіи миссъ Аббе, въ присутствіи которой остальная компанія улыбаться не дерзала.
   Половой мальчикъ заведенія, въ бѣломъ фартукѣ, съ туго засученными на оба обнаженныя плеча рукавами рубашки, представлялъ собою только намекъ на возможность въ немъ физической силы и находился тутъ единственно ради приличія и формы Ровно въ часъ, когда запиралась таверна, всѣ еще. остававшіеся въ ней гости отправились по домамъ въ наилучшемъ по возможности порядкѣ. Миссъ Аббе стояла въ то время у полудверки за прилавкомъ, какъ бы дѣлая церемоніальный смотръ и отпуская собраніе. Всѣ пожелали миссъ Аббе доброй ночи, и миссъ Аббе пожелала доброй ночи всѣмъ, кромѣ Райдергуда. Разсудительный половой мальчикъ, смотря по своей должности на проходившихъ, убѣдился при этомъ во глубинѣ своей души, что Райдергудъ окончательно изгнанъ, съ лишеніемъ всѣхъ правъ, изъ Шести Веселыхъ Носильщиковъ.
   -- Эй, Бобъ Глиббери,-- сказала миссъ Аббе мальчику,-- сбѣгайте къ Гексаму и скажите его дочери Лизѣ, что мнѣ нужно переговорить съ нею.
   Съ примѣрною быстротой Тюбъ Глиббери побѣжалъ и возвратился. Вслѣдъ за нимъ явилась Лиза въ то самое время, какъ одна изъ двухъ служанокъ Носильщиковъ принесла на маленькій столъ миссъ Аббе, стоявшій у камина, ужинъ изъ сосисекъ подъ тертымъ картофелемъ.
   -- Милости прошу, мой другъ,-- сказала миссъ Аббе.-- Не хотите ли скушать кусочекъ?
   -- Нѣтъ, благодарю васъ,-- миссъ. Я ужъ поужинала.
   -- Да и я кажется тоже поужинала,-- сказала миссъ Аббе, отодвигая неотвѣданное блюдо:-- даже больше, чѣмъ бы слѣдовало. Я разстроена, Лиза.
   -- Очень сожалѣю, миссъ.
   -- Зачѣмъ же, скажите на милость,-- произнесла отрывисто миссъ Аббе, вы меня разстраиваете?
   -- Я расстраиваю, миссъ?
   -- Да, да! Не смотрите на меня съ такимъ удивленіемъ. Мнѣ слѣдовало бы начать объясненіемъ; но я всегда приступаю къ дѣлу прямо. Я, вы знаете, горячка... Бобъ Глиббери, заложите цѣпью дверь и отправлятесь внизъ ужинать.
   Съ проворствомъ, которое, повидимому, рождалось скорѣе отъ боязни горячки, чѣмъ желанія поужинать, Бобъ повиновался, и слышно было какъ загремѣли его сапоги куда-то внизъ къ руслу рѣки.
   -- Лиза Гексамъ, Лиза Гексамъ,-- снова начала миссъ Поттерсонь:-- часто ли доставляла я вамъ случай оставить отца и хороню пристроиться?
   -- Часто, миссъ.
   -- Часто? Да. часто! А выходитъ, что говорить съ вами объ этомъ то же, что говорить съ желѣзною трубой самаго многосильнаго изъ всѣхъ морскихъ пароходовъ, которые плаваютъ мимо Носильщиковъ.
   -- Нѣтъ, миссъ,-- отвѣчала Лиза,-- это потому только, что съ моей стороны было бы неблагодарно, а я неблагодарною не желаю быть.
   -- Признаюсь, я почти стыжусь себя за то, что принимала въ васъ столько участія,-- сказала миссъ Аббе отчасти съ раздражительностью.-- Я бы этого, кажется, и не сдѣлала, еслибы вы не были такая красавица. Зачѣмъ вы не уродъ какой-нибудь?
   На такой трудный вопросъ Лиза могла отвѣтить только лишь взглядомъ извиненія.
   -- Вы, однакоже, не уродъ,-- снова начала миссъ Паттерсонъ,-- а потому и говорить объ томъ нечего. Неужели вы хотите мнѣ сказать, что дѣлаете это не изъ упрямства?
   -- Не изъ упрямства, миссъ, увѣряю васъ.
   -- Значитъ изъ твердости, такъ, кажется, вы называете это?
   -- Да, миссъ, я твердо рѣшилась.
   -- Упрямыхъ людей, которые сами сознавались бы въ своемъ упрямствѣ, еще но было на свѣтѣ. Я бы, кажется, созналась еслибы была упряма. По я горячка, а это дѣло другое. Лиза Гексамъ, Лиза Гексамъ, подумайте еще разъ. Знаете ли вы все что, есть дурного въ вашемъ отцѣ?
   -- Знаю ли я все, что есть дурного въ моемъ отцѣ?-- повторила дѣвушка, расширивъ глаза.
   -- Знаете ли вы какимъ подозрѣніямъ подвергается вашъ отецъ? Знаете ли вы какія подозрѣнія падаютъ на вашего отца?
   Мысль о томъ, что составляло обычное ремесло ея отца жестоко подавляла дѣвушку, и она тихо опустила глаза книзу.
   -- Скажите, Лиза, знаете вы объ этомъ что-нибудь?-- продолжала миссъ Аббе.
   -- Прошу васъ, скажите мнѣ, миссъ, въ чемъ состоятъ эти подозрѣнія?-- спросила дѣвушка, немного помолчавъ и не отводя глазъ отъ полу.
   -- Это не легко разсказать дочери, однако, разсказать надо. Есть люди, которые думаютъ, что отецъ вашъ помогаетъ умирать тѣмъ, кого находитъ умершими.
   Отрада услышать вмѣсто чего-нибудь справедливаго и дѣйствительнаго то, что по ея полному убѣжденію было подозрѣніемъ безосновательнымъ, до того облегчила, хотя кратковременно, грудь Лизы, что миссъ Аббе, взглянувъ на нее, удивилась. Дѣвушка быстро подняла глаза, покачала головой и какъ бы съ торжествомъ, почти со смѣхомъ, сказала:
   -- Кто говоритъ это, тотъ мало знаетъ моего отца.
   (Она принимаетъ это, подумала миссъ Аббе, очень спокойно. Она принимаетъ это съ необыкновеннымъ спокойствіемъ).
   -- Можетъ статься,-- продолжала Лиза, вдругъ вспомнивъ былое,-- это говоритъ тотъ, кто сердитъ на отца, кто даже грозился отцу... Не Райдергудъ ли это, миссъ?
   -- Да, Райдергудъ.
   -- Да? Онъ былъ въ товариществѣ съ отцомъ; но отецъ мой разошелся съ нимъ, вотъ онъ и мститъ теперь. Отецъ рассорился съ нимъ при мнѣ, и онъ тогда очень разсердился. Да вотъ еще что, миссъ Аббе:-- обѣщаетесь ли вы мнѣ никогда не говорить, безъ особенной надобности, о томъ, что я передамъ вамъ?
   Она нагнулась, чтобы сказать что-то шепотомъ.
   -- Обѣщаюсь,-- сказала миссъ Аббе.
   -- Это случилось въ ночь, когда Гармоново убійство было открыто отцомъ, немного повыше моста. Мы плыли домой, и въ это время пониже моста выползъ изъ одного темнаго мѣста Райдергудъ въ своей лодкѣ. Когда разыскивали преступниковъ, я часто, очень часто думала, не Райдергудъ ли совершилъ убійство, и не далъ ли онъ нарочно отцу моему найдти тѣло. Мнѣ тогда казалось грѣшно думать это; но теперь, когда онъ хочетъ свалить грѣхъ на отца, я вспомнила объ этомъ, какъ будто это въ самомъ дѣлѣ такъ и было. Неужели это въ самомъ дѣлѣ правда? Неужели мысль эта внушена мнѣ самимъ умершимъ?
   Эти вопросы она обратила больше къ огню камина, нежели къ хозяйкѣ Носильщиковъ, и потомъ посмотрѣла вокругъ себя безпокойными глазами.
   Но миссъ Петтерсонъ, будто опытная содержательница школы, привыкшая направлять вниманіе своихъ учениковъ на книгу, тотчасъ же поставила все дѣло въ свѣтѣ здѣшняго міра.
   -- Бѣдная, неразумная вы дѣвушка,-- сказала она,-- неужели вы не видите, что нельзя подозрѣвать одного изъ нихъ и не подозрѣвать вмѣстѣ и другого? Вѣдь они были товарищи, они и работали вмѣстѣ...
   -- Вы, стало быть, не знаете моего отца, миссъ. Повѣрьте, вы не знаете моего отца.
   -- Лиза, Лиза,-- сказала миссъ Поттерсонъ.-- Оставьте его. Ссориться съ нимъ вамъ не слѣдуетъ; но вы только уйдите изъ его дома. Пристройтесь гдѣ-нибудь подальше отъ него... пусть все то, о чемъ мы теперь говорили, Богъ дастъ, будетъ неправда; но я вамъ уже и прежде, по другимъ причинамъ, совѣтовала помѣститься гдѣ-нибудь подальше. Ужъ за что бы я васъ ни полюбила, за хорошенькое ваше личико или за что другое, только знайте, что я люблю васъ и желаю вамъ добра. Лиза, послушайтесь моихъ словъ. Не пренебрегайте ими, моя милая, но послушайте меня, и вы будете жить въ счастьи и въ уваженіи.
   Стараясь убѣдить дѣвушку со всею искренностью добраго чувства, миссъ Аббе говорила ласкательнымъ голосомъ и даже обняла ее одною рукой. Но Лиза отвѣтила только:-- Благодарю васъ, благодарю васъ, но я не могу, я не хочу, я не должна и думать объ этомъ. Чѣмъ тяжелѣе будетъ моему отцу, тѣмъ я нужнѣе ему
   Тутъ миссъ Аббе, какъ вообще особы жесткихъ свойствъ, когда имъ случится смягчиться, почувствовала надобность въ новомъ притокѣ теплоты, и не получая его отъ Лизы, подверглась реакціи и охолодѣла.
   -- Я свое сдѣлала,-- сказала она,-- теперь поступайте, какъ знаете. Вы сами стелете себѣ постель, вамъ и спать на ней. А отцу своему скажите, чтобъ онъ сюда ни ногой.
   -- Ахъ, миссъ, неужели вы запретите ему ходить въ вашъ домъ, гдѣ ему такъ хорошо?
   -- Носильщикамъ,-- отвѣтила миссъ Аббе,-- нужно и о себѣ позаботиться. Мнѣ стоило большого труда установить здѣсь порядокъ; чтобы поддержать Носильщиковъ въ этомъ видѣ, нужно много хлопотъ и днемъ, и ночью. На Носильщикахъ не должно быть ни единаго пятна. Я отказываю отъ моего дома Райдергуду, отказываю отъ моего дома и Гафферу. Обоимъ имъ равно отказываю. Отъ Райдергуда я узнала и отъ васъ также, что оба они люди подозрительные, и не берусь рѣшить, кто изъ нихъ правъ, кто не правъ. Оба они осмолены грязною щеткой, и я не желаю, чтобъ и Носильщики были осмолены тою же щеткой. Вотъ все, что я знаю.
   -- Покойной вамъ ночи, миссъ!-- сказала печально Лиза.
   -- Покойной ночи!-- проговорила миссъ Аббе, кивнувъ головою.
   -- Повѣрьте, миссъ Аббе, я искренно вамъ благодарна.
   -- Я могу повѣрить многому,-- отвѣтила величавая Аббе,-- попробую повѣрить и этому, Лиза.
   Въ эту ночь миссъ Поттерсонъ не ужинала и выпила только половину своего обычнаго стакана нигасу {Negus -- смѣсь какого-нибудь винограднаго вина съ горячею водой, сахаромъ, мушкатнымъ орѣхомъ и лимоннымъ сокомъ, такъ названная по имени перваго составителя, полковника Нигаса.} изъ портвейна. А служанки ея, двѣ дюжія сестры, съ вытаращенными большими глазами, съ блестящими плоскими красными лицами, съ тупыми носами и жесткими черными локонами, какъ на куклахъ, рѣшили между собою, что кто-нибудь погладилъ хозяйку ихъ не по шерсти. Мальчикъ же говорилъ въ послѣдствіи, что его никогда еще такъ не спроваживали на постель съ тѣхъ поръ, какъ покойница мать его систематически ускоряла отправленіе его ко сну помощью кочерги.
   По выходѣ Лизы Гексамъ изъ таверны, раздавшійся позади ея звукъ цѣпи, которою закрѣплялась наружная дверь, уничтожилъ въ ней то спокойствіе, которое она чувствовала. Ночь была темная и вѣтреная; берегъ рѣки былъ пустъ и безмолвенъ; только вдали гдѣ-то раздался плескъ воды подъ брошеннымъ съ корабля якоремъ, и прогрохотали желѣзныя звенья якорной цѣпи, да слышался еще стукъ болтовъ и пробоевъ въ окнахъ, закрѣпляемыхъ рукою миссъ Аббе. Дѣвушка шла подъ нахмурившимся небомъ, и вдругъ запала ей въ душу мысль, что она вступаетъ въ густую тѣнь преступленія. Какъ приливъ въ рѣкѣ, невидимо для нея поднимавшійся, съ шумомъ набѣгалъ у ногъ ея на берегъ, такъ набѣжала и эта мысль изъ незримой пустоты и ударила ее въ сердце.
   Что ея отца подозрѣваютъ безосновательно, въ этомъ она была увѣрена. Увѣрена. Увѣрена. Но какъ ни часто повторяла она внутренно это слово, все-таки каждый разъ слѣдомъ за нимъ являлась попытка обсудить и доказать, дѣйствительно ли ока увѣрена, и каждый разъ попытка эта была напрасна. Райдергудъ совершилъ злодѣяніе и припуталъ къ нему ея отца. Райдергудъ не совершалъ злодѣянія, но рѣшился изъ ненависти обратить на ея отца нѣкоторыя улики, истолковывая ихъ по-своему. Какъ и и ставила она вопросъ, за нимъ во всякомъ случаѣ съ равною быстротою являлась страшная возможность, что отца ея, хотя и невиннаго, могутъ счесть за преступника. Она слыхала, что люди подвергались смертной казни за душегубство, къ которому, какъ оказывалось впослѣдствіи, они не были причастны, и что эти несчастные даже не находились въ такомъ опасномъ положеніи, въ какомъ находился ея отецъ по причинѣ питаемой къ нему злобы. Она уже давно замѣчала, что люди стали чуждаться его, шептаться при его появленіи, избѣгать его. Все это началось съ той самой несчастной ночи. И какъ эта большая черная рѣка, съ своими опустѣлыми берегами, пропадала изъ ея взоровъ во мракѣ, такъ, стоя на берегу, она была не въ состояніи проникнуть взоромъ въ зіяющее злополучіе жизни заподозрѣнной и покинутой всѣми какъ добрыми, такъ и злыми, но знала, что жизнь эта стелется передъ нею, стелется вплоть до великаго Океана,-- смерти.
   Одинъ только предметъ быль ясенъ для ума дѣвушки. Привыкнувъ въизмала тотчасъ же дѣлать все, что требовалось сдѣлать -- защищаться ли отъ дождя, укрыться ли отъ холода, подавить ли голодъ, и многое другое,-- она вдругъ оторвалась отъ всѣхъ своихъ размышленій и побѣжала домой.
   Въ комнатѣ было тихо; на столѣ горѣлъ ночникъ. Въ углу, на койкѣ, лежалъ ея спящій брать. Она тихо наклонилась къ нему, поцѣловала его и подошла къ столу.
   "Судя по тому, какъ обыкновенно миссъ Аббе запираетъ свой домъ и по теченію въ рѣкѣ, теперь должно быть часъ. Приливъ начался. Отецъ въ Чизикѣ, онъ не вернется прежде отлива, отливъ начнется въ половинѣ пятаго. Я разбужу Чарленьку въ шесть. Я услышу, какъ часы пробьютъ на колокольнѣ, сяду тутѣ, и буду ждать".
   Тихо придвинула она стулъ къ огоньку, сѣла и завернулась плотнѣе въ шаль.
   "Впадинки Чарленькиной между углями теперь ужъ нѣтъ. Бѣдный Чарленька!"
   Часы пробили два, часы пробили три, часы пробили четыре, а она все сидитъ съ задуманною думой и съ терпѣніемъ женщины. Когда между четвертымъ и пятымъ начало разсвѣтать, она сняла свои башмаки (чтобы, проходя по комнатѣ, не разбудить Чарленьку), слегка поправила угли, поставила на нихъ котелокъ, чтобы вскипятить воду, и собрала на столѣ завтракъ. Потомъ взошла вверхъ по лѣстницѣ съ ночникомъ въ рукѣ, скоро снова спустилась внизъ и, тихонько передвигаясь, принялась готовить небольшой узелокъ. Наконецъ, изъ кармана, изъ каминнаго наличника, изъ-подъ опрокинутой миски на верхней полки, она достала свои полупенсы, немного сикспенсовъ, еще менѣе шиллинговъ, и принялась внимательно, безъ шума, считать ихъ и откладывать кучкою въ сторону. Занятая этимъ, она вдругъ вздрогнула отъ раздавшагося голоса:
   -- Каково!-- вскрикнулъ ея братъ, приподнимаясь на постели.
   -- Ты меня заставилъ вскочить съ испуга, Чарленька.
   -- Вскочить! Нѣтъ, ты меня заставила вскочить. Когда я открылъ глаза и увидѣлъ тебя, такъ подумалъ, ужъ не привидѣніе ли это, какъ въ сказкѣ о скупой дѣвушкѣ, въ глухую полночь.
   -- Теперь не глухая полночь, Чарлей. Скоро шесть часовъ утра.
   -- Неужели? Для чего же ты встала, Лиза?
   -- Я все гадаю о твоемъ будущемъ состояніи, Чарлей.
   -- Не велико же оно, если оно все тутъ,-- сказалъ мальчикъ.-- Для чего ты откладываешь эту кучку денегъ?
   -- Для тебя, Чарлей.
   -- Что такое?
   -- Вставай съ постели, Чарленька; умойся и одѣнься, а потомъ я тебѣ скажу.
   Ея спокойный видъ и ея тихій внятный голосъ всегда дѣйствовали на него. Голова его скоро окунулась въ тазъ съ водою, скоро поднялась снова и глянула на нее сквозь бурю утиранія.
   -- Я никогда,-- заговорилъ онъ, вытирая себя полотенцемъ Съ такою силой, какъ будто бы онъ былъ жесточайшимъ себѣ врагомъ.-- никогда не видывалъ такой дѣвушки. Въ чемъ же дѣло, Лиза?
   -- Ты готовъ ли теперь, Чарлей?
   -- Наливай, пожалуйста. Какого! Что это еще значитъ, вотъ этотъ узелокъ?
   -- Да, это узелокъ, Чарлей.
   -- Неужели и это для меня?
   -- Для тебя, не шутя говорю.
   Съ лицомъ болѣе серіознымъ, съ движеніями болѣе медленными, чѣмъ обыкновенно, мальчикъ одѣлся, подошелъ къ столу и сѣлъ, устремивъ изумленные глаза на лицо сестры.
   -- Видишь ли, мой дружокъ Чарленька, я узнала навѣрное, что теперь пришло тебѣ время уйти отъ насъ. Ты будешь гораздо счастливѣе, ты устроишься гораздо лучше, даже не далѣе, какъ въ будущемъ мѣсяцѣ, даже не далѣе, какъ на будущей недѣлѣ.
   -- Какъ же это ты знаешь?
   -- Какъ я знаю, этого не сумѣю сказать, Чарленька; но знаю.
   Несмотря на то, что ни въ ея голосѣ, ни въ выраженіи лица не произошло никакой перемѣны, она, однакоже, едва рѣшилась взглянуть на брата; опустивъ глаза, она рѣзала хлѣбъ, намазывала на него масло, размѣшивала чай и занималась подобными небольшими приготовленіями.-- Тебѣ непремѣнно надобно оставить отца, Чарленька. Я останусь съ нимъ, а ты долженъ уйти
   -- Надѣюсь, ты не изъ церемоніи не хочешь мнѣ сказать всю правду,-- пробормоталъ мальчикъ, съ неудовольствіемъ разбрасывая намазанный масломъ хлѣбъ въ разныя стороны.
   Она не отвѣчала.
   -- Я тебѣ вотъ что скажу,-- разразился вдругъ мальчикъ сердитымъ голосомъ:-- ты себѣ на умѣ; ты думаешь, что намъ троимъ тутъ тѣсно, и потому хочешь спровадить меня.
   -- Если ты увѣренъ въ этомъ, Чарлей, такъ и я тоже увѣрена, что я себѣ на умѣ, что намъ троимъ здѣсь тѣсно, и что я хочу спровадить тебя.
   Мальчикъ бросился къ ней, обвилъ ей шею руками, и она не могла долѣе владѣть собою: она склонилась къ нему и заплакала.
   -- Не плачь, не плачь! Уйду, Лиза, уйду. Я знаю, что ты отсылаешь меня для моего же счастія.
   -- Ахъ, Чарленька, Чарленька! Богу извѣстно, что только для твоего счастія!
   -- Вѣрю, вѣрю. Забудь, что я сказалъ тебѣ. Не вспоминай этого. Поцѣлуй меня.
   Помолчавъ немного, она оставила его, отерла слезы и снова приняла свое обычное спокойное положеніе.
   -- Теперь слушай, дружокъ мой Чарленька. Мы оба понимаемъ: что тебѣ нужно уйти, а вотъ я знаю навѣрное, что тебѣ надобно уйти сію же минуту. Ступай прямо въ школу и скажи тамъ, что мы вмѣстѣ съ тобою такъ рѣшили, что убѣдить отца мы никакъ не могли, что отецъ не будетъ безпокоить ихъ изъ-на этого и не потребуетъ тебя назадъ. Ты честь приносишь школѣ, со временемъ еще больше будешь приносить; тамъ тебѣ помогутъ найти кусокъ хлѣба. Покажи тамъ платье, которое принесешь съ собою; покажи деньги, и скажи, что денегъ я еще тебѣ пришлю. Если денегъ у меня не будетъ, то попрошу тѣхъ двухъ джентльменовъ, что были здѣсь намедни ночью, чтобъ они помогли мнѣ.
   -- Послушай!-- быстро перебилъ ее мальчикъ. Не проси денегъ у того изъ нихъ, который хваталъ меня за подбородокъ. Не принимай ихъ отъ того, котораго зовутъ Рейборномъ.
   Легкая краска выступила на лицо и лобъ дѣвушки въ ту минуту, какъ она, кивнувъ головою, положила ему руку на губы, чтобъ онъ замолчалъ и дослушалъ ее.
   -- Больше всего, Чарленька, помни вотъ что: кромѣ хорошаго, ничего не говори объ отцѣ. Ты, правда, не можешь утаить, что отецъ не позволяетъ тебѣ учиться, потому что онъ самъ никогда не учился; но кромѣ этого ты объ немъ худого ничего не говори. Не забывай также говорить и то, что сестра твоя, какъ ты самъ знаешь, крѣпко любитъ его. Если же тебѣ случится услыхать что-нибудь недоброе про отца, то знай, что это неправда. Помни же, Чарленька. Это будетъ неправда.
   Сомнительно и съ удивленіемъ посмотрѣлъ на нее мальчикъ; но она не обратила на это вниманія и продолжала;
   -- Больше всего помни, что это будетъ неправда. Вотъ и все, дружокъ мои Чарленька. Да, вотъ еще что: будь добрый мальчикъ, учись хорошенько, вспоминай о нашемъ житьѣ-бытьѣ въ этомъ домѣ, какъ о снѣ, который привидѣлся тебѣ прошлою ночью. Прощай, дружокъ мой!
   Несмотря на свою юность, она обнаружила въ этихъ прощальныхъ словахъ столько любви, сколько, повидимому, могла бы обнаружить только мать, а не сестра. Мальчикъ былъ совершенно подавленъ этими словами. Онъ долго прижималъ сестру свою къ груди, заливаясь слезами; потомъ схватилъ узелокъ и выбѣжалъ изъ двери, закрывъ глаза рукою.
   Блѣдный зимній день разсвѣталъ медленно подъ покровомъ морознаго тумана; суда, стоявшія на рѣкѣ, какъ призраки, мало-по-малу принимали болѣе видныя формы; солнце, кровавымъ шаромъ поднимавшееся надъ восточными болотами позади черныхъ мачтъ и снастей, будто освѣщало остатки лѣса, имъ самимъ сожженнаго. Лиза искала глазами отца; она увидѣла его вдали и стала на пристани такъ, чтобъ и онъ могъ замѣтить ее.
   Съ нимъ, кромѣ лодки, ничего не было; онъ плылъ быстро. На берегу стояла кучка людей -- кучка тѣхъ земноводныхъ существъ, которыя, повидимому, обладаютъ таинственною способностью находить себѣ пропитаніе единственно въ томъ только, что смотрятъ постоянно, какъ приливаетъ и отливаетъ вода въ рѣкѣ. Въ ту минуту, какъ лодка ея отца коснулась берега, люди эти потупились, будто начали разсматривать грязь на пристани, и потомъ разошлись въ разныя стороны. Дѣвушка замѣтила это.
   Гафферъ также замѣтилъ это, по крайней мѣрѣ, ступивъ на берегъ, онъ съ удивленіемъ посмотрѣлъ вокругъ себя. Но онъ тутъ же принялся вытаскивать лодку, привязалъ ее и вынулъ весла, руль и веревки. Неся все это вмѣстѣ съ Лизою, онъ направился къ дому.
   -- Сядь у огня, батюшка, а я пока состряпаю тебѣ завтракъ. Онъ почти совсѣмъ готовъ, я только поджидала тебя. Ты, должно быть, очень озябъ.
   -- Да, Лиза, нельзя сказать, чтобы мнѣ тепло было, нельзя сказать. Мои руки будто гвоздями были приколочены къ весламъ; посмотри, какъ закоченѣли!
   Онъ протянулъ руки, чтобы показать ихъ дочери; но что-то особенное въ цвѣтѣ ихъ кожи, а можетъ-статься и въ ея лицѣ внезапно поразило его, и онъ, отвернувшись отъ нея, началъ обогрѣвать ихъ у огня.
   -- Неужели, батюшка, ты всю ночь провелъ на рѣкѣ?
   -- Нѣтъ, душа моя. Я пріютился на каменноугольной баржѣ у огонька. А гдѣ нашъ мальчуганъ?
   -- Вотъ тебѣ немного водки, батюшка; выпей ее съ чаемъ, пока я поджарю кусокъ говядины. Если рѣка замерзнетъ, бѣдъ на ней будетъ очень много, какъ ты думаешь, батюшка?
   -- Бѣдъ всегда много,-- сказалъ Гафферъ, наливая въ чай водку изъ плоской черной бутылки и наливая медленно, чтобъ ее налилось больше,-- бѣдъ всегда и вездѣ много, что сажи въ воздухѣ. Да что же мальчуганъ? Развѣ не вставалъ еще?
   -- Вотъ, батюшка, и говядина готова. Кушай ее пока горяча, и когда скушаешь, мы повернемся къ камину и поговоримъ.
   Старикъ, однакожъ, замѣтилъ, что Лиза уклоняется отъ отвѣта на его вопросъ, онъ бросилъ поспѣшный и сердитый взглядъ на койку, дернулъ дочь за фартукъ и спросилъ:
   -- Гдѣ сынъ?
   -- Батюшка, кушай, и я сяду рядомъ и разскажу.
   Онъ посмотрѣлъ на нее, размѣшалъ чай, отхлебнулъ два или три глотка, отрѣзалъ кусокъ бифштекса своимъ складнымъ ножомъ и, начавъ ѣсть, сказалъ:
   -- Ну, говори. Куда дѣвался мой сынъ?
   -- Не сердись, батюшка. У него большая охота учиться.
   -- Неблагодарный негодяй!-- сказалъ отецъ, потрясая ножемъ.
   -- Имѣя эту охоту и чувствуя себя неспособнымъ ни къ чему другому, онъ сталъ ходить въ школу.
   -- Неблагодарный негодяй!-- повторилъ снова отецъ, съ такимъ же движеніемъ руки.
   -- Зная, что ты самъ нуждаешься, батюшка, и не желая быть тебѣ въ тягость, онъ рѣшился поискать себѣ счастія и доучиться въ школѣ. Онъ ушелъ сегодня утромъ, батюшка, и, уходя, горько плакалъ, и все надѣялся, что ты простишь его.
   -- Нѣтъ, онъ и не думай являться ко мнѣ за прощеньемъ!-- сказалъ отецъ, сопровождая слова свои размахомъ ножа. Чтобъ онъ мнѣ на глаза не показывался, чтобъ онъ подъ руку мнѣ не подвертывался! Отецъ, значитъ, не по праву ему. Онъ отъ отца своего отказывается, такъ и отецъ отъ него отказывается на вѣки вѣковъ, какъ отъ неблагодарнаго негодяя.
   Онъ отодвинулъ отъ себя тарелку, и какъ всякій сильный и грубый человѣкъ, съ появленіемъ гнѣва, онъ почувствовалъ потребность сильнаго движенія, поднялъ ножъ выше, головы и потомъ началъ сильно бить имъ о столъ въ концѣ каждаго изъ послѣдовавшихъ за тѣмъ выраженій. Онъ билъ имъ точно такъ, какъ сталъ бы бить кулакомъ, если-бы въ рукѣ его ничего не было.
   -- Онъ воленъ уйти. Но сюда онъ ужъ не возвращайся. Онъ мнѣ и головы своей не показывай въ эту дверь. А ты, смотри, ни однимъ словомъ не заикайся мнѣ объ немъ; а то и ты откажешься отъ отца своего, и тогда, что отецъ твой говоритъ теперь ему, услышишь, быть можетъ, и ты. Теперь я понимаю отчего люди на берегу дичатся меня. Они промежъ себя говорятъ: "Вотъ человѣкъ, котораго сынъ родной обѣгаетъ!" Лиза!
   Но она остановила его горькимъ рыданіемъ. Онъ взглянулъ на нее: она, съ выраженіемъ лица, совершенно незнакомымъ ему, стояла, прислонившись къ стѣнѣ и закрывъ глаза руками.
   -- Батюшка, остановись! Я не могу видѣть, какъ ты махаешь ноженъ. Положи его!
   Онъ посмотрѣлъ на ножъ; но въ изумленіи все еще держалъ его.
   -- Батюшка, онъ страшенъ мнѣ. Положи его, положи!
   Смущенный ея видомъ и возгласами, онъ бросилъ ножъ въ сторону и всталъ, раскинувъ передъ собою руки.
   -- Что случилось съ тобою, Лиза? Неужто ты думаешь, что я могу ударить тебя ножемъ?
   -- Нѣтъ, батюшка, нѣтъ, ты никогда не рѣшишься ударить меня
   -- Да и кого же я рѣшился бы ударить?
   -- Никого, любезный батюшка. На колѣняхъ говорю: я въ сердцѣ и въ душѣ увѣрена, что никого. Но мнѣ страшно было смотрѣть, это такъ походило...-- Она закрыла лицо руками.-- Ахъ! это такъ походило...
   -- На что походило?
   Видъ, какой имѣлъ за минуту передъ этимъ отецъ ея, съ ножемъ въ рукѣ, послѣ испытанія прошлой ночи, послѣ испытанія нынѣшняго утра, лишили ее чувствъ, и она, не отвѣтивъ, упала къ его ногамъ.
   Въ такомъ положеніи онъ никогда не видалъ ее прежде. Онъ приподнялъ ее со всею заботливостью, называлъ ее лучшею изъ дочерей, говорилъ ей: "мое бѣдное, ненаглядное дитя", клалъ ея голову себѣ на колѣни и старался привести ее въ чувство. Не успѣвъ въ этомъ, онъ снова тихо опустилъ ея голову, взялъ подушку, положилъ ее подъ ея черные, волосы и бросился къ столу, чтобы дать ей чайную ложку водки. Водки не оказалось; онъ торопливо схватилъ пустую бутылку и выбѣжалъ въ дверь.
   Онъ возвратился такъ же поспѣшно, какъ и вышелъ, съ бутылкою, попрежнему пустою. Онъ сталъ на колѣни возлѣ дочери, взялъ въ руки ея голову и смочилъ ей губы водою, обмакнувъ въ нее свои пальцы. Онъ озирался вокругъ себя, бросалъ взгляды то черезъ одно плечо, то черезъ другое, и говорилъ дикимъ голосомъ:
   "Не чума ли въ этомъ домѣ, не зараза ли смертельная въ моемъ платьѣ? Кто накликалъ ее на насъ? Кто накликалъ?"
   

VII. Мистеръ Веггъ ищетъ самого себя.

   Сила Веггъ, совершая походъ въ Римскую имперію, пробирается съ ней по направленію чрезъ Клеркенвеллъ. Время вечернее; погода сырая и холодная. Мистеръ Веггъ имѣетъ теперь досугъ немного уклониться отъ кратчайшей дороги, потому что онъ убираетъ свою ширмочку ранѣе обыкновеннаго съ тѣхъ поръ, какъ къ ней присоединился у него новый источникъ дохода, и потому еще, что считалъ не лишнимъ, чтобы въ Павильонѣ поджидали его съ нѣкоторымъ нетерпѣніемъ. "Чѣмъ дольше Боффинъ будетъ ждетъ меня, тѣмъ лучше будетъ слушать", говоритъ Сила, стуча деревяшкою и прищуривая сперва правый глазъ, а потомъ лѣвый, хотя это было почти напрасно, ибо природа и безъ того порядочно стянула ему вѣки.
   "Если дѣла мои съ нимъ пойдутъ такъ, какъ я надѣюсь", продолжаетъ Сила, ковыляя и разсуждая, "то мнѣ ее нельзя здѣсь оставить. Это будетъ крайне неприлично". Одушевляемый такимъ размышленіемъ, онъ ковыляетъ проворнѣе и смотритъ далеко впередъ, какъ человѣкъ, которому въ душу запалъ честолюбивый замыселъ.
   Зная, что въ сосѣдствѣ съ церковью въ Клеркенвеллѣ размѣщаются жительствомъ мастера ювелирнаго цеха, мистеръ Веггъ чествуетъ особенное уваженіе ко всему околодку. Но его ощущенія, говоря въ смыслѣ строгой нравственности, хромаютъ точно такъ же, какъ онъ самъ хромаетъ: они рождаютъ въ немъ мысль о шапкѣ-невидимкѣ, въ которой можно было бы безопасно улизнуть съ драгоцѣнными каменьями и золотыми вещами, и не возбуждаютъ ни малѣйшаго состраданія къ тѣмъ, кто ихъ утратитъ.
   Мистеръ Веггъ, однакоже, направляется не къ мастерскимъ, гдѣ искусные мастера обдѣлываютъ жемчугъ и брилліантъ, куютъ золото и серебро и до того обогащаютъ этою работой свои руки, что даже вода, въ которой они моютъ ихъ, покупается рафинировщиками, осаждающими изъ нея драгоцѣнные металлы. Онъ ковыляете не къ этимъ мастерскимъ, а къ лавкамъ болѣе бѣднымъ, гдѣ продаются въ розницу всякія яства и питья, всякая одежда, итальянскія картинныя рамы, къ лавкамъ цирюльниковъ, ветошниковъ, торговцевъ собаками и пѣвчими птицами. Изъ этихъ лавокъ, въ узкой и грязной улицѣ, посвященной такого рода торговлѣ, онъ избираетъ одну лавку, съ запыленнымъ окномъ, въ которомъ тускло горитъ сальная свѣча, окруженная цѣлымъ собраніемъ какихъ-тг предметовъ, похожихъ на кусочки кожи и на сухія палочки, между которыми нельзя ничего ясно разсмотрѣть, кромѣ самой свѣчи въ старомъ жестяномъ подсвѣчникѣ и двухъ высушенныхъ лягушекъ, фехтующихъ на коротенькихъ шпагахъ. Ковыляя съ сугубою бодростью, мистеръ Веггъ подходитъ къ темному, засаленному входу, отворяетъ неподатливую, темную, одностворчатую дверку, открывающуюся внутрь, и вслѣдъ за нею вступаетъ въ маленькую, темную, грязную лавку. Въ ней такъ темно, что за небольшомъ прилавкомъ ничего разобрать нельзя, кромѣ другой сальной свѣчи, въ другомъ старомъ жестяномъ подсвѣчникѣ, стоящей возлѣ лица человѣка, сидящаго на стулѣ и низко сгорбившагося.
   Мистеръ Веггъ киваетъ этому лицу головою и потомъ говорить:-- Добраго вечера.
   Лицо приподнимается и смотритъ вверхъ,-- лицо желтое, съ слабыми глазами, прикрытое спутаннымъ клубомъ рыжихъ и пыльныхъ волосъ. Владѣлецъ лица сидитъ безъ галстука. Онъ даже разстегнулъ откладкой воротникъ своей рубашки, чтобъ удобнѣе работать. По этой же причинѣ на немъ и сюртука нѣтъ; на плечахъ только широкій жилетъ, прикрывающій его бѣлье. Глаза его походятъ на утомленные глаза гравера, но онъ не граверъ; выраженіе его лица и сгорбленное положеніе напоминаютъ башмачника, но онъ не башмачникъ.
   -- Добраго вечера, мистеръ Винасъ. Узнаете вы меня?
   Мистеръ Винасъ встаетъ съ медленно разсвѣтающимъ въ лицѣ его воспоминаніемъ и поднимаетъ свѣчу надъ прилавкомъ, потомъ опускаетъ ее ниже къ ногамъ мистера Вегга -- къ естественной и къ искусственной.
   -- Какъ не узнать? говоритъ онъ.-- Какъ вы поживаете!
   -- Я Веггъ, знаете,-- объясняетъ этотъ джентльменъ.
   -- Помню, помню, -- говоритъ мистеръ Винасъ.-- Госпитальная ампутація?
   -- Точно такъ,-- отвѣчаетъ мистеръ Веггъ.
   -- Помню, помню,-- говорить мистеръ Винасъ.-- Какъ поживаете? Садитесь-ка къ камину и погрѣйте вашу... внизу-то, другую-то.
   Маленькій прилавокъ до того коротокъ, что каминъ, которому слѣдовало бы находиться позади его, еслибы прилавокъ былъ длиннѣе, представляется совершенно доступнымъ, и потому мистеръ Веггъ садится на ящикъ передъ самымъ огнемъ и начинаетъ вдыхать въ себя теплый и пріятный запахъ, но не лавочный запахъ. "Запахъ лавки", рѣшаетъ про себя мистеръ Веггъ, раза два-три втянувъ носомъ воздухъ, чтобы лучше удостовѣриться: "запахъ лавки отзывается и сыростью, и гнилостью, и кожею, и перьями, и погребомъ, и клеемъ, и клейстеромъ, да еще, можетъ быть" -- тугъ онъ втягиваетъ въ себя воздухъ еще разъ -- "старыми кузнечными мѣхами".
   -- Чай у меня готовъ, мистеръ Веггъ, и булка поджарена -- не угодно ли покушать?
   У мистера Вегга одно изъ руководящихъ житейскихъ правилъ никогда не отказываться покушать, и потому онъ говорить, что покушаетъ. Но маленькая лавка до того темна и до того много въ ней разныхъ черныхъ полокъ, поставокъ, уголковъ и впадинокъ, что онъ видитъ чашку и блюдечко мистера Винаса только потому, что они тутъ же передъ самою свѣчей, и ужъ никакъ не видитъ, изъ какого таинственнаго хранилища достаетъ мистеръ Винасъ другую чашку и другое блюдечко, пока они не являются почти предъ самымъ его носомъ. Одновременно съ этимъ Веггъ еще замѣчаетъ на прилавкѣ красивую маленькую мертвую птичку, склонившую головку на край блюдечка мистера Винаса, съ торчащею у ней изъ груди и крѣпкою проволокой. И гичка эта словно самчикъ-рѣполовъ (Какъ Робинъ), герой баллады; мистеръ Винасъ -- словно воробушекъ въ этой балладѣ, съ лукомъ и стрѣлами, а мистеръ Веггъ -- словно мушка, съ маленькими глазками.
   Мистеръ Винасъ снова куда-то ныряетъ, достаетъ еще булку, вытаскиваетъ изъ груди рѣполова стрѣлу, надѣваетъ на кончикъ этого жестокаго орудія булку и начинаетъ ее поджаривать. Когда она достаточно порумянилась передъ огнемъ, мистеръ Винасъ ныряетъ опять, достаетъ масло и этимъ оканчиваетъ свою работу.
   Мистеръ Веггъ, какъ человѣкъ себѣ на умѣ, знающій, что ужинъ еще впереди у него, настаиваетъ, чтобы хозяинъ кушалъ самъ булку и разсчитываетъ этимъ расположить его къ сговорчивости или, какъ говорится, подмазать ходъ своего дѣла. По мѣрѣ того, какъ скрываются изъ виду булки, выступаютъ на видъ черныя полки, уголки и впадинки, и мистеръ Веггъ постепенно пріобрѣтаетъ неясное понятіе, что прямо противъ него, на наличникѣ камина, сидитъ въ банкѣ индѣйскій ребенокъ съ большою головой, до того подъ него подвернутою, что, кажется, онъ сейчасъ же перекувырнулся бы, еслибы только банка была попросторнѣе.
   Когда, по соображеніямъ мистера Вегга, колеса мистера Винаса достаточно подмазались, онъ слегка похлопавъ ладонями, какъ бы въ доказательство, что въ умѣ его нѣтъ никакой преднамѣренной мысли, приступаетъ къ своей цѣли и спрашиваетъ:
   -- Скажите-ка, мистеръ Винасъ, какъ-то я у васъ обрѣтался все это долгое время?
   -- Очень плохо,-- отвѣчаетъ мистеръ Винасъ неутѣшительно
   -- Что? Неужели я все еще у васъ въ домѣ?-- спрашиваетъ мистеръ Веггъ съ видомъ удивленія.
   -- Все еще у меня.
   Это, повидимому, радуетъ мистера Вегга; но онъ прикрываетъ свое чувство и говоритъ:-- Странно. Чему же вы это приписываете?
   -- Не знаю,-- отвѣчаетъ Винасъ, человѣкъ изнуренный и печальный, говорящій слабымъ, плаксиво-жалобнымъ голосомъ:-- чему приписать это, мистеръ Веггъ; но только я никакъ не могу вставить васъ ни въ какой сборный костякъ, никоимъ образомъ. Что я ни дѣлай, вы все не приходитесь. Всякій, кто хоть сколько-нибудь понимаетъ дѣло, съ перваго же взгляда укажетъ прямо на васъ и непремѣнно скажетъ: "Не ладно! Не пара!"
   -- Но, чортъ возьми, мистеръ Винасъ,-- вскрикиваетъ мистеръ Веггъ съ раздражительностью,-- вѣдь ни какая же ни будь это во мнѣ особенность. Со сборными костяками это должно часто случаться.
   -- Съ ребрами, я согласенъ, часто случается; но съ чѣмъ-нибудь другимъ никогда. Если мнѣ приходится готовить костякъ сборный, я заранѣе знаю, что сборными ребрами никакъ подъ натуру не поддѣлаешься, потому что у каждаго человѣка свои собственныя ребра и ужъ къ нимъ ребра другого человѣка ни за что не подойдутъ. Во геемъ прочемъ сборная работа меня не затрудняетъ. На дняхъ я отправилъ красавца, по истинѣ красавца, въ художественную школу: одна нога англійская, другая бельгійская, а все остальное въ немъ собрано еще изъ восьми человѣкъ. Послѣ этого и толкуйте, что нельзя годиться въ костяки сборные. По настоящему, и вамъ слѣдовало бы годиться, мистеръ Веггъ.
   Сила пристально смотритъ на свою единственную ногу, чуть замѣтную при слабомъ свѣтѣ, и нахмурившись, думаетъ: "Вся вина тутъ въ другихъ людяхъ", а потомъ нетерпѣливо спрашиваетъ;-- Отчего же это происходитъ, какъ вы думаете?
   -- Я, право, не знаю, отчего это происходитъ. Встаньте-ка на минутку, да подержите подсвѣчникъ.
   Мистеръ Винасъ достаетъ изъ угла, что возлѣ его стула, кости ноги, необыкновенно бѣлыя и превосходно связанныя по суставамъ. Онъ сравниваетъ ихъ съ ногой мистера Вегга, между тѣмъ какъ этотъ джентльменъ стоитъ и смотритъ такъ, какъ будто бы съ него снимаютъ мѣрку для ботфорта.
   -- Нѣтъ, не знаю какъ, а только все не такъ. По моему крайнему разумѣнію, у васъ въ этой кости есть какое-то искривленіе. Я подобнаго вамъ и не видывалъ.
   Мистеръ Веггъ, посмотрѣвъ недовѣрчиво на свой собственный членъ и подозрительно на образецъ, съ которымъ его сравниваютъ, рѣшаетъ дѣло такъ:
   -- Пари на фунтъ стерлингъ, что это нога не англійская.
   -- Не трудно выиграть: мы такъ часто прибѣгаемъ къ костямъ иностраннымъ. Нога, точно, не англійская; она принадлежитъ вонъ тому французскому джентльмену.
   Сказавъ это, мистеръ Винасъ киваетъ головою и указываетъ въ темное мѣсто, позади мистера Вегга, которыя съ легкимъ испугомъ оборачивается, ищетъ глазами "французскаго джентльмена" и, наконецъ, узнаетъ его въ видѣ однихъ только реберъ (искуснѣйшимъ образомъ отдѣланныхъ), стоящихъ въ другомъ углу, на полкѣ, и выглядывающихъ чѣмъ-то вродѣ кирасы или корсета.
   -- О!-- говоритъ мистеръ Веггъ, какъ бы отрекомендованный.-- Вы въ своемъ отечествѣ, можетъ статься, были человѣкъ порядочный, но, надѣюсь, не обидитесь, если я скажу, что тотъ французъ еще не родился, съ которымъ я пожелалъ бы хоть въ чемъ-нибудь сравняться.
   Въ эту минуту засаленная дверь быстро отворяется внутрь лавки, и вслѣдъ за нею является мальчикъ, который, давъ ей хлопнуть, говоритъ:
   -- Я за канареечною чучелой.
   -- Цѣна три шиллинга и девять пенсовъ,-- отзывается Винасъ.-- Деньги принесли?
   Мальчикъ выкладываетъ четыре шиллинга; а мистеръ Винасъ, постоянно находившійся въ самомъ грустномъ настроеніи духа, смотритъ съ легкимъ стономъ вокругъ и ищетъ чучелу канарейки. Чтобы скорѣе отыскать ее, онъ беретъ свѣчу, и тутъ мистеръ Веггъ замѣчаетъ, что у него у самыхъ колѣнъ находится полочка, исключительно назначенная для рукъ скелетовъ, которыя такъ, кажется, и хотятъ заграбастать все, что ни подвернется имъ. Мистеръ Винасъ спасаетъ отъ нихъ канарейку въ стеклянномъ ящикѣ и показываетъ ее мальчику.
   -- Вотъ, смотрите, стоитъ она. Точно живая! Сидитъ на вѣточкѣ и собирается вспорхнуть! Берегите ее, прелестная вещица. Вамъ сдачи три пенса, а за канарейку три шиллинга девять пенсовъ, и того четыре шиллинга.
   Мальчикъ принимаетъ сдачу и уже отворяетъ дверь за ремень, прибитый къ ней вмѣсто ручки, какъ мистеръ Винасъ вдругъ вскрикиваетъ:
   -- Эй, стойте, негодный мальчикъ! У васъ тамъ зубъ между полупенсами.
   -- Мнѣ почемъ же знать, что онъ у меня? Вы сами мнѣ его дали. Мнѣ вашихъ зубовъ не нужно. У меня и своихъ довольно.-- Такъ пищитъ мальчикъ, отыскивая зубъ между сдачей и бросая его на прилавокъ.
   -- Не оскорбляйте меня въ порочной гордости своей юности,-- произноситъ мистеръ Винасъ патетическимъ голосомъ.-- Не обижайте меня, вы видите, я и безъ того скорбенъ духомъ. Зубъ, я полагаю, попалъ какъ-нибудь въ денежный ящикъ. Они во все попадаютъ. Сегодня за завтракомъ я вынулъ два изъ кофейника -- коренныхъ.
   -- Такъ, такъ, -- возражаетъ мальчикъ, -- да зачѣмъ же вы бранитесь-то?
   На это мистеръ Винасъ, встряхнувъ своими пыльными волосами и заморгавъ слабыми глазами, отвѣчалъ только;-- Не оскорбляйте меня въ порочной гордости вашей юности, не обижайте меня,-- вы видите я и безъ того оскорбленъ духомъ. Вы понятія не имѣете, какимъ мальчикомъ вышли бы вы, еслибы мнѣ пришлось связать всѣ ваши суставчики.
   Это замѣчаніе, повидимому, возымѣло свое дѣйствіе на мальчика, ибо онъ съ ворчаніемъ тутъ же вышелъ.
   -- Охъ-охъ-охъ!-- глубоко вздыхаетъ мистеръ Винасъ, снимая со свѣчи:-- отцвѣлъ для меня міръ. Вы посмотрите, что у меня въ лавкѣ, мистеръ Веггъ. Позвольте, я все покажу вамъ со свѣчей. Вотъ моя рабочая скамья. Скамья моего молодого подмастерья. Тиски. Инструменты. Кости разныя. Черепа разные. Индѣйскій младенецъ въ спирту. Африканскій тоже. Препараты разные въ стклянкахъ. Все, что вы можете достать рукой,-- сохранилось хорошо, а что попортилось -- стоитъ выше. Что же на самыхъ верхнихъ полкахъ, того я ужъ и не припомню. Должно быть человѣческія кости разныя. Тутъ кошки. Скелетъ англійскаго младенца. Собаки. Утки. Стеклянные глаза разные. Набальзамированная птичка. Высушенныя кожицы разныя. Вотъ вамъ общій видъ, такъ сказать, панорама.
   Поименованные предметы, по мѣрѣ того, какъ поднимается или опускается свѣча, выступаютъ изъ темноты будто на перекличкѣ и потомъ снова скрываются, а мистеръ Винасъ, окончивъ обзоръ ихъ, опять повторяетъ прискорбнымъ голосомъ: "Охъ-охъ-охъ!" и затѣмъ, сѣвъ на свое мѣсто, наливаетъ себѣ еще чаю.
   -- А гдѣ же я?-- спрашиваетъ мистеръ Веггъ.
   -- Вы гдѣ-нибудь въ задней лавкѣ, черезъ дворъ, сэръ. Говоря откровенно, я напрасно купилъ васъ у госпитальнаго привратника.
   -- Скажите, что вы за меня дали?
   -- Вы были куплены,-- отвѣчалъ Винасъ, дуя на свой чай,-- вмѣстѣ съ другими, гуртомъ, и потому, я не знаю что дано за васъ.
   Сила предлагаетъ другой вопросъ въ улучшенной формѣ:-- Что вы возьмете за меня?
   -- Въ настоящую минуту, -- отвѣчалъ Винасъ, продолжая дуть на чай,-- я не въ состояніи сказать вамъ, мистеръ Веггъ.
   -- Полноте! По вашимъ же собственнымъ разсказамъ я не дорого стою,-- говоритъ мистеръ Веггъ убѣдительнымъ тономъ.
   -- Дѣйствительно не дорого для сборнаго костяка, въ этомъ я согласенъ, мистеръ Веггъ; но вы можете оказаться драгоцѣннымъ какъ...-- Тутъ мистеръ Винасъ отхлебываетъ еще глотокъ чаю, но до того горячаго, что у него захватываетъ духъ, а изъ слабыхъ глазъ бѣгутъ слезы:-- какъ уродливость, если вы извините это слово.
   Сила сдерживаетъ свои негодующій взглядъ, выражающій все, что угодно, кромѣ желанія извинить Винаса, и говоритъ:
   -- Я полагаю, вы меня знаете, мистеръ Винасъ; знаете и то, что я никогда не торгуюсь.
   Мистеръ Винасъ продолжаетъ глотать горячій чай, закрываетъ глаза при каждомъ глоткѣ и снова спазмодически открываетъ ихъ; но согласія на продажу не выказываетъ.
   -- Я имѣю надежду на нѣкоторое улучшеніе своего положенія, говорить мистеръ Веггъ съ чувствомъ, -- а потому не желалъ бы, говорю намъ откровенно, не желалъ бы при такихъ обстоятельствахъ быть, такъ сказать, разбросаннымъ, частица тутъ, частица тамъ, но хотѣлъ бы собрать себя, какъ человѣкъ порядочный.
   -- Такъ у васъ однѣ лишь надежды въ настоящемъ, мистеръ Веггъ? Слѣдовательно, большихъ денегъ у васъ не водится? Въ такомъ случаѣ послушайте, что я съ вами сдѣлаю. Я попридержу васъ. Я умѣю держать свое слово, значить не опасайтесь, я васъ не продамъ. Вотъ вамъ мое обѣщаніе. Oxъ-охъ-охъ, Боже мой!
   Охотно принимая обѣщаніе мистера Винаса и желая задобрить его, мистеръ Веггъ смотритъ сперва, какъ онъ вздыхаетъ и кушаетъ чай, а потомъ говоритъ ему, стараясь придать своему голосу тонъ участія.
   -- Вамъ что-то, кажется, скучно, мистеръ Винасъ? Или дѣла идутъ плохо?
   -- Дѣла никогда такъ хорошо не шли, какъ теперь.
   -- Что жъ у васъ руки, что ли, не такъ ловки стали?
   -- Нѣтъ рука, никогда такъ ловко не дѣйствовала. Мистеръ Веггъ, я не только первый мастеръ въ цехѣ, но одинъ составляю весь цехъ. Вы можете купить себѣ скелетъ въ Вестъ-Энд.ѣ, если пожелаете, и заплатить за него вестъ-эндскую цѣну, а онъ все-таки будетъ моей работы. У меня столько работы, что я насилу успѣваю управиться при помощи подмастерья. Я горжусь своей работой и нахожу въ ней удовольствіе.
   Мистеръ Винасъ, говоря это, протягиваетъ правую руку, а въ лѣвой держитъ блюдечко и произноситъ слова такъ, какъ будто бы онъ готовъ сейчасъ же залиться горючими слезами.
   -- Все это показываетъ, мистеръ Винасъ, что обстоятельства ваши не такого рода, чтобы можно было горевать.
   -- Мистеръ Веггъ, знаю, что не такого рода. Мистеръ Веггъ, не выдавая себя за несравненнаго мастера, я все-таки долженъ сказать, что усовершенствовалъ себя изученіемъ анатоміи, такъ что мнѣ теперь все въ ней извѣстно, и я все назвать умѣю. Мистеръ Веггъ, еслибы васъ принесли сюда въ мѣшкѣ, разобраннаго по косточкамъ, чтобы сдѣлать изъ васъ костякъ, то я съ завязанными глазами назвалъ бы самыя маленькія и самыя большія ваши кости такъ же скоро, какъ сталъ бы вынимать ихъ; потомъ разсортировалъ бы ихъ, разсортировалъ бы всѣ позвонки такъ, что вы подивились бы и порадовались бы вмѣстѣ.
   -- Что же, -- говоритъ Сила: -- все это не такія обстоятельства, чтобы можно было горевать.
   -- Мистеръ Веггъ, самъ я знаю, что обстоятельства не такія; мистеръ Веггъ, самъ я знаю что не такія. Меня сокрушаетъ сердце, сердце меня сокрушаетъ! Будьте такъ добры, возьмите эту карточку и прочитайте вслухъ.
   Сила принимаетъ карточку изъ рукъ Винаса, который достаетъ ее изъ ящика, и, надѣвъ очки, читаетъ:
   -- "Мистеръ Винасъ".
   -- Такъ-съ. Читайте дальше.
   -- "Звѣриный и птичій чучельникъ".
   -- Такъ-съ. Читайте дальше.
   -- "Препараторъ человѣческихъ костей".
   -- Вотъ, въ этомъ то все дѣло!-- стонетъ мистеръ Винасъ,-- Въ этомъ все дѣло! Мистеръ Веггъ, мнѣ тридцать два года, а я все еще холостякъ. Мистеръ Веггъ, я люблю ее. Мистеръ Веггъ, она достойна любви монарха!-- Тутъ Сила вздрогнулъ, потому, что мистеръ Винасъ вскочилъ на ноги въ порывѣ чувствъ и, ставъ предъ нимъ лицомъ къ лицу, схватилъ его за воротъ; но мистеръ Винасъ извиняется, снова садится и говоритъ со спокойствіемъ безнадежности:-- Ей противно мое ремесло.
   -- А знаетъ ли она выгоды вашего ремесла?
   -- Выгоды она всѣ знаетъ, но не цѣнитъ искусства. Не хочу, пишетъ она собственноручно, видѣть себя, не хочу, чтобъ и другіе меня видѣли между костяками.
   Мистеръ Винасъ наливаетъ себѣ еще чаю въ глубочайшей тоскѣ, судя по его взгляду и по положенію всего тѣла.
   -- Такъ-то вотъ, мистеръ Веггъ, взлѣзетъ человѣкъ на верхушку дерева посмотрѣть видъ, а вида-то никакого и нѣтъ. Но цѣлымъ ночамъ сижу я здѣсь, окруженный прекрасными трофеями моего искусства, а какой же мнѣ отъ нихъ прокъ! Они погубили меня. Она не хочетъ видѣть себя, не хочетъ, чтобъ и другіе видѣли ее между скелетами!
   Повторивъ это роковое изреченіе, мистеръ Винасъ снова принимается за чай, пьетъ большими глотками и такъ объясняетъ, почему онъ это дѣлаетъ:
   -- Чай разслабляетъ меня. А какъ я совсѣмъ ослабѣю, начинается летаргія. Сидя за чайникомъ до часу или до двухъ пополуночи я прихожу въ забытье. Позвольте мнѣ не задерживать васъ, мистеръ Веггъ. Я теперь никому не товарищъ.
   -- Мнѣ и безъ того идти нужно,-- говоритъ Сила, вставая,-- потому что у меня есть дѣло. Мнѣ давно слѣдовало быть въ Гармоновомъ домѣ.
   -- Что?-- спрашиваетъ мистеръ Винасъ. Въ Гармоновомъ домѣ, по дорогѣ къ Баттль-Бриджу?
   Мистеръ Веггъ подтверждаетъ, что онъ отправляется именно туда.
   -- Вамъ, должно быть, везетъ большое счастіе, если вы туда успѣли пробраться. Тамъ пропасть денегъ водится.
   -- Подумаешь, какъ вы проворно смекнули это,-- говоритъ Сила,-- и какъ вы все это знаете. Удивительно!
   -- Удивительнаго тутъ ничего нѣтъ, мистеръ Веггъ. Старикъ Гармонъ любилъ дознавать свойство и цѣнность всякой всячины, какія попадалась ему въ мусорѣ; множество костей и перьевъ показывалъ онъ мнѣ и чего-чего сюда не принашивалъ!
   -- Въ самомъ дѣлѣ!
   -- Охъ-охъ-охъ! Онъ, знаете ли, даже похороненъ здѣсь неподалеку. Тутъ вотъ.
   Мистеръ Веггъ не знаетъ этого, но киваетъ головой, показывая видъ, что знаетъ. Онъ, однакоже, слѣдилъ глазами въ ту сторону, куда кинули мистеръ Винасъ и какъ будто бы отыскивалъ гдѣ это: "Тутъ вотъ".
   -- Я очень интересовался открытіемъ тѣла въ рѣкѣ,-- говорить Винась (въ то время она мнѣ еще не отказывала наотрѣзъ).-- У меня здѣсь есть... Впрочемъ, объ этомъ не стоитъ толковать.
   Онъ взялъ свѣчу и продвинулъ ее на всю длину своей руки къ одному изъ темныхъ шкафовъ; но перервалъ рѣчь въ ту самую минуту, какъ мистеръ Веггъ обернулся, чтобы посмотрѣть туда.
   -- Старый джентльменъ былъ очень хорошо извѣстенъ во всемъ здѣшнемъ околоткѣ. Разсказывали даже, что онъ скрылъ несмѣтныя богатства подъ своими сорными насыпями. Я полагаю, что тамъ нѣтъ ничего. Вы, вѣроятно, знаете, мистеръ Веггъ?
   -- Въ нихъ ничего нѣтъ, -- говоритъ Веггъ, до сихъ поръ ни слова объ этомъ не слыхавшій.
   -- Я васъ не задерживаю. Спокойной ночи!
   Злополучный мистеръ Винасъ, кивая головою, пожимаетъ ему руку и, бросившись на стулъ, принимается наливать себѣ еще чаю. Между тѣмъ мистеръ Веггъ, взявшись за ремень, чтобъ отворить дверь, и взглянувъ черезъ плечо назадъ, видитъ, что паденіе хозяина до того потрясло всю покривившуюся лавку и такъ сильно всколыхало пламя свѣчи, что всѣ младенцы -- индѣйскій, африканскій и британскій, а равно "человѣческія кости разныя", французскій джентльменъ, зеленоглазыя кошки, собаки, утки и все остальное собраніе вдругъ выдвинулись изъ тьмы, будто бы на минуту оживши. Даже бѣдный самчикъ-рѣполовъ возлѣ локтя мистера Винаса перевернулся на сторону. Въ послѣдовавшую затѣмъ минуту мистеръ Веггъ уже ковыляетъ по грязи подъ газовыми фонарями.
   

VIII. Мистеръ Боффинъ на совѣщаніи.

   Кому случалось во дни этой повѣсти входить изъ Флитъ-Стрита въ Темпль {Темплъ -- такъ понынѣ называется мѣсто въ Лондонѣ, на лѣвомъ берегу Темзы, между Ватерлоскимъ и Блакфраерскимъ мостами служившее съ 1185 г. главнымъ мѣстопребываніемъ англійскихъ темпліеровъ -- рыцарей храма.}, и безутѣшно блуждая въ немъ, наткнуться тамъ на унылое кладбище, и взглянуть на унылыя окна, господствующія надъ этимъ кладбищемъ, и замѣтить въ самомъ уныломъ изъ всѣхъ оконъ унылаго мальчика, тотъ могъ сказать, что онъ заразъ, однимъ широкимъ взглядомъ, увидѣлъ главнаго письмоводителя, младшаго письмоводителя, письмоводителя по гражданскимъ дѣламъ, письмоводителя по купчимъ дѣламъ, письмоводителя по канцелярскимъ дѣламъ и письмоводителя по важнымъ судебнымъ дѣламъ, въ конторѣ мистера Мортимера Ляйтвуда, недавно въ газетахъ названнаго высоко-замѣчательнымъ солиситоромъ.
   Мистеръ Боффинъ, нѣсколько разъ входившій въ сношенія съ этою письмоводительскою эссенціей какъ на мѣстѣ ея пребыванія, такъ и у себя въ Павильонѣ, не затруднился узнать ее какъ только что увидѣлъ ее сидящую въ ея пыльномъ грачиномъ гнѣздѣ. Онъ взошелъ на второй этажъ, гдѣ находилось самое унылое изъ всѣхъ оконъ, занятый мыслями о неизвѣстностяхъ судебъ, облегающихъ Римскую имперію, и сильно горюя о смерти любезнаго Пертинакса, который не далѣе какъ за прошлую ночь оставилъ дѣла имперіи въ страшной безурядицѣ, сдѣлавшись жертвою неистовства преторіанской гвардіи.
   -- Утра, утра, утра!-- заговорилъ мистеръ Боффинъ, махнувъ рукою, въ то время, какъ ему отворилъ дверь конторы унылый мальчикъ, по фамиліи Блейтъ.-- У себя солиситоръ?
   -- Полагаю, сэръ, мистеръ Ляйтвудъ назначилъ вамъ это время?
   -- Я, знаете, въ назначеніяхъ-то не нуждаюсь, мой милый,-- отвѣтилъ мистеръ Боффинъ.-- Я за свой приходъ деньги плачу.
   -- Конечно, такъ сэръ. Не угодно ли войти? Въ настоящую минуту мистера Ляйтвуда здѣсь нѣтъ, но я ожидаю его въ скоромъ времени. Не угодно ли вамъ посидѣть въ комнатѣ мистера Ляйтвуда, сэръ, пока я загляну въ книгу назначеній?
   Юный Блейтъ съ большою важностью досталъ изъ конторки длинную тонкую рукописную книгу, обернутую въ сорочку изъ коричневой бумаги, и водя въ ней пальцемъ сверху до низу по страницѣ назначеній текущаго дня, началъ читать вполголоса: -- Мистеръ Аггзъ, мистеръ Баггзъ, мистеръ Каггзъ, мистеръ Даггзъ, мистеръ Фаггзъ, мистеръ Гаггзъ, мистеръ Боффинъ. Точно такъ, сэръ; совершенно вѣрно; но вы пожаловали нѣсколько ранѣе назначеннаго времени. Мистеръ Ляйтвудъ сейчасъ явится.
   -- Я не спѣшу,-- сказалъ мистеръ Боффинъ.
   Благодарю васъ, сэръ. Я между тѣмъ, если позволите, воспользуюсь этою минутой, чтобы внести ваше имя въ книгу посѣтителей за текущій день.
   Юный Блейтъ снова съ большою важностью досталъ другую книгу, взялъ перо, обсосалъ его, обмокнувъ въ чернильницу и прежде, чѣмъ принялся писать, прочиталъ имена по страницѣ:-- Минеръ Аллей, мистеръ Баллей, мистеръ Каллеи, мистеръ Даллей, мистеръ Финлей, мистеръ Галлей, мистеръ Халлей, мистеръ Лаллей, мистеръ Моллой и мистеръ Боффинъ.
   -- У васъ все по строгому порядку, мой милый?-- спросилъ мистеръ Боффинъ, когда имя его было внесено.
   -- Точно такъ, сэръ, -- отвѣтилъ мальчикъ.-- Безъ строгаго порядка я ничего не подѣлалъ бы.
   Этимъ онъ, вѣроятно, хотѣлъ выразить, что безъ такого вымышленнаго занятія разсудокъ его давнымъ-давно разлетѣлся бы на части. Не нося въ своемъ уединенномъ заключеніи никакихъ оконъ, которыя онъ могъ бы шлифовать, и не имѣя деревянной чашки для строганія ножичкомъ, онъ придумалъ себѣ занятіе, состоявшее въ алфавитномъ перезваниваніи именъ по двумъ названнымъ книгамъ или въ занесеніи на ихъ страницы множества другихъ изъ адресъ-календаря, и такое занятіе считалъ веденіемъ дѣлъ мистера Ляйтвуда. Это было тѣмъ необходимѣе для его души, что, будучи одаренъ чувствительнымъ характеромъ, онъ готовъ былъ считать личнымъ для себя позоромъ, что хозяинъ его не имѣлъ кліентовъ.
   -- Давно ли вы законами-то занимаетесь, скажите-ка?-- спросилъ мистеръ Боффинъ своимъ обычнымъ пытливымъ тономъ.
   -- Я этимъ занимаюсь, сэръ, около трехъ лѣтъ.
   -- Значитъ, вы словно родились въ законахъ!-- сказалъ мистеръ Веггъ съ удивленіемъ.-- Правится вамъ это дѣло?
   -- Привыкъ,-- отвѣчалъ юный Блейтъ, вздохнувъ, какъ будто бы горечь этого дѣла для него миновала.
   -- А какое жалованье вы получаете?
   -- Половину того, что желалъ бы получать,-- отвѣчалъ юный Блейтъ.
   -- А сколько желали бы?
   -- Пятнадцать шиллинговъ въ недѣлю,-- сказалъ мальчикъ.
   -- Много ли нужно времени, примѣрно, чтобы вамъ сдѣлаться судьею?-- спросилъ мистеръ Боффинъ, сперва посмотрѣвъ молча на его маленькій ростъ.
   Мальчикъ отвѣчалъ, что онъ еще не успѣлъ сдѣлать этого небольшого разсчета.
   -- Я полагаю, вамъ ничто не помѣшаетъ достигнуть этого званія?-- спросилъ мистеръ Боффинъ.
   Мальчикъ гордо отвѣчалъ, что онъ имѣетъ честь быть британцемъ, который никогда, никогда и никогда но отчаивается, и потому ничто не помѣшаетъ ему достигнуть этого званія. Однакоже, внутренно онъ подозрѣвалъ, что есть нѣчто такое, что, пожалуй, помѣшаетъ.
   -- Можетъ ли парочка фунтовъ пособить вамъ сколько-ни будь?-- спросилъ мистеръ Боффинъ.
   По этому предмету юный Блейтъ не имѣлъ никакого сомнѣнія, и потому мистеръ Боффинъ подарилъ ему сказанную сумму денегъ, поблагодаривъ при томъ за вниманіе къ его (мистера Боффина) дѣламъ, которыя, добавилъ онъ, можно, какъ онъ надѣялся, считать теперь все равно, что совершенно оконченными.
   Послѣ того мистеръ Боффинъ приложивъ свою палку къ уху, сидѣлъ нѣкоторое время молча, будто прислушиваясь къ шепоту домового, знакомившаго его съ конторой, смотрѣлъ то на небольшой книжный шкафъ съ руководствами къ судебной практикѣ и разными судебными отчетами, то на окно, то на пустой синій мѣшокъ, то на палочку сургуча, то на перо, то на коробочку съ облатками, то на яблоко, то на конторочную табуретку, всю покрытую пылью, то на множество чернильныхъ помазокъ и пятенъ, то на ружейный футляръ, прикрытый такъ, хотя не совсѣмъ искусно, чтобы придать ему видъ какой-нибудь адвокатской принадлежности, и, наконецъ, на желѣзный сундукъ съ надписью "Гармоново имущество", пока не вошелъ мистеръ Ляйтвудъ.
   Мистеръ Ляйтвудъ объяснилъ, что онъ пришелъ отъ проктора, съ которымъ занимался дѣлами мистера Боффина.
   -- И, кажется, очень устали,-- сказалъ мистеръ Боффинъ съ соболѣзнованіемъ.
   Мистеръ Ляйтвудъ, не объяснивъ, что усталость у него есть дѣло хроническое, говорилъ далѣе, что такъ какъ всѣ законныя формы, наконецъ, выполнены, подлинность завѣщанія Гармона доказана, дѣйствительность смерти ближайшаго наслѣдника Гармона также доказана и такъ далѣе, а въ канцелярскій судъ подавалось прошеніе и такъ далѣе,-- то онъ, мистеръ Ляйтвудъ, имѣетъ теперь величайшее удовольствіе, честь, счастье и такъ далѣе, поздравить мистера Боффина, какъ единственнаго наслѣдника, съ полученіемъ въ полное распоряженіе болѣе ста тысячъ фунтовъ, значащихся по книгамъ директора и компаніи Англійскаго банка, и такъ далѣе.
   -- Особенно выгодно,-- продолжаетъ мистеръ Ляйтвудъ,-- въ этомъ наслѣдствѣ то, что оно, мистеръ Боффинъ, не требуетъ никакихъ хлопотъ. Нѣтъ ни земель,-- хозяйничать не нужно, ни редітъ -- не нужно платить подоходную подать въ тяжелые годы (а это чрезвычайно дорогой способъ попасть въ газеты), нѣтъ ни избирателей, съ которыми иногда и въ кипяткѣ не доваришься, нѣтъ агентовъ, снимающихъ сливки съ молока, прежде чѣмъ оно явится на столъ. Вы можете все свое имущество завтра же положить въ сундукъ и отправиться съ нимъ -- куда бы сказать?-- ну, хоть въ Скалистыя Горы. Такъ какъ всякій человѣкъ,-- заключило мистеръ Ляйтвудъ съ безпечною улыбкой,-- повидимому, состоитъ подъ неотразимымъ колдовствомъ, которое вынуждаетъ его рано или поздно упомянуть другому человѣку тономъ величайшей фамильярности о Скалистыхъ Горахъ, то, надѣюсь, вы извините меня, что я такимъ образомъ рѣшился отправить васъ къ этимъ гигантскимъ географическимъ надоѣдаламь.
   Не понявъ послѣдняго замѣчанія, мистеръ Боффинъ оросилъ безпокойный взглядъ сперва на потолокь, а потомъ на коверъ.
   -- Я, право, не знаю, -- замѣтилъ онъ,-- что мнѣ сказать нимъ о моемъ имуществѣ. Мнѣ и безъ него было почти такъ же хорошо. Ужъ очень велико, заботъ много.
   -- Любезнѣйшій мистеръ Боффинъ, въ такомъ случаѣ вы не заботьтесь о немъ.
   -- Какъ такъ?-- спросилъ этотъ джентльменъ.
   -- Говоря теперь съ безотвѣтственнымъ сумасбродствомъ частнаго человѣка,-- отвѣтилъ Мортимеръ,-- а не съ серіозностью вашего совѣтника по дѣламъ, я могу сказать вамъ, что если васъ заботитъ слишкомъ большой капиталъ, то вы имѣете гавань утѣшенія совершенно для васъ открытую, гдѣ мы можемъ легко уменьшить его. Если же опасаетесь сопряженныхъ съ этимъ хлопотъ, то предъ вами имѣется другая гавань утѣшенія, гдѣ найдется множество людей, которые избавятъ васъ отъ хлопотъ.
   -- Такъ! Но я все-таки не совсѣмъ это понимаю,-- отозвался мистеръ Боффинъ, смотря съ недоумѣніемъ.-- То, что вы говорите, не совсѣмъ, знаете, удовлетворительно.
   -- Развѣ есть что-нибудь удовлетворительное на свѣтѣ, мистеръ Боффинъ?-- спросилъ Мортимеръ поднявъ брови.
   -- Казалось бы, что есть,-- отвѣтилъ мистеръ Боффинъ съ задумчивымъ взглядомъ.-- Когда я жилъ приказчикомъ въ Павильонѣ, какъ еще онъ не былъ Павильономъ, я считалъ наше дѣло очень удовлетворительнымъ. Старикъ Гармонъ былъ ужасный Татаринъ (не тѣмъ будь помянуть); но зато дѣло у него было такое, что съ удовольствіемъ бывало присматриваешь за нимъ отъ ранняго утра до поздняго вечера. Почти можно даже пожалѣть,-- сказалъ мистеръ Боффинъ, потирая себѣ ухо,-- что онъ нажилъ столько денегъ. Лучше было бы для него самого, еслибъ онъ не такъ много думань о деньгахъ. Повѣрьте,-- добавилъ Боффинъ, внезапно дѣлая открытіе,-- онъ самъ находилъ, что капиталъ черезчуръ великъ и требуетъ много заботы!
   Мистеръ Ляйтвудъ кашлянулъ, но не повѣрилъ.
   -- Впрочемъ, насчетъ удовлетворительности, -- продолжалъ мистеръ Боффинъ,-- если мы, Господи насъ помилуй, станемъ разбирать удовлетворительность по частицамъ, то гдѣ же удовлетворительность хоть бы въ самихъ этихъ деньгахъ? Когда старикъ оставилъ ихъ, наконецъ, бѣдному мальчику, онѣ не пошла бѣднягѣ въ пользу. Его извели въ тотъ самый моментъ, какъ онъ подносилъ къ губамъ чашку съ блюдечкомъ. Мистеръ Ляйтвудъ, я вамъ также доложу теперь, что за этого бѣднаго мальчика я и мистриссъ Боффинъ схватывались съ отцомъ его несчетное число разъ, такъ что онъ ругалъ насъ всѣми словами, какія только навертывались ему на языкъ. Разъ даже, когда мистриссъ Боффинъ стала говорить ему о родительскихъ чувствахъ, вдругъ сорвалъ съ нея шляпку (она всегда, бывало, носила черную соломенную и надѣвала ее для удобства на самую маковку) и бросилъ ее такъ, что она закружилась чуть не черезъ весь дворъ. А въ другой разъ, когда онъ сдѣлалъ то же самое, но ужъ такъ, что это было нѣкотораго рода личностью, я самъ хотѣлъ хватить его по уху; только мистриссъ Боффинъ кинулась между нами, ударъ пришелся ей прямо въ високъ. 9то сшибло ее съ ногъ, мистеръ Ляйтвудъ. Сшибло съ ногъ.
   -- Равномѣрная честь какъ головѣ, такъ и сердцу, мистеръ Боффинъ,-- пробормоталъ мистеръ Ляйтвудъ.
   -- Вы понимаете, я говорю это -- продолжалъ мистръ Боффинъ,-- чтобы показать вамъ, что я вмѣстѣ съ мистриссъ Боффинъ всегда были по христіанскому чувству друзьями этихъ дѣтей. Мы съ мистриссъ Боффинъ были друзья дѣвочки; мы съ мистриссъ Боффинъ были друзья мальчика, мы съ мистриссъ Боффинъ сражались за нихъ со старикомъ, и, бывало, каждую минуту ждали, что онъ насъ выгонитъ за наши старанія. А мистриссъ Боффинъ,-- прибавилъ мистеръ Боффинъ, понизивъ голосъ, -- то она, будучи теперь модницей, можетъ статься, не пожелаетъ поминать теперь обо всемъ этомъ; но она разъ, повѣрьте, при мнѣ назвала его бездушнымъ мерзавцемъ.
   -- Отважный саксонскій духъ... предки мистриссъ Боффинъ... стрѣлки... Азинкуръ и Креси,-- пробормоталъ мистеръ Ляйтвудъ.
   -- Въ то время, какъ мы съ мистриссъ Боффинъ видѣли въ послѣдній разъ бѣднаго мальчика,-- продолжалъ мистеръ Боффинъ, разгорячаясь и готовясь (подобно всякому жиру) растопиться,-- ему было только семь лѣтъ отъ роду. Когда онъ домой воротился, чтобы просить за сестру, ни меня, ни мистриссъ Боффинъ дома не было; намъ нужно было присмотрѣть за работою по подряду въ деревнѣ, гдѣ требовалось просѣять весь мусоръ до перевозки. Мальчикъ пробылъ въ домѣ у отца не болѣе часа. Ему было только семь лѣтъ, какъ я уже докладывалъ вамъ. Онъ отправился въ иностранную школу и зашелъ къ намъ въ квартиру, въ концѣ двора теперешняго Павильона, чтобъ обогрѣться у камина. Мы такъ и застали его. Дорожное платье на немъ было самое бѣдное. Сундучекъ его стоялъ снаружи у крыльца на холодномъ вѣтру; я сундучекъ этотъ самъ и на пароходъ отнесъ, старикъ и шести пенсовъ на извощика датъ не хотѣлъ. Мистриссъ Боффинъ, женщина въ то время молодая, словно роза пышная, стала возлѣ ребенка на колѣни, нагрѣла свои ладони у огня и начала растирать ему щеки. Видитъ они слезы у малютки на глазахъ, и у ней слезы потекли ручьгмъ; обняла она его, будто защитить хотѣла, и говоритъ мнѣ: "Все бы на свѣтѣ отдала, чтобъ уйти съ нимъ!" Правду вамъ сказать, это очень кольнуло меня, но я еще пуще къ мистриссъ Боффинъ почтеніе почувствовалъ. Бѣдное дитя припало къ ней на грудь, а она припала къ нему; по тутъ вдругъ послышался голосъ старика, и малютка говоритъ: "Мнѣ нужно итти! Богъ наградитъ васъ!"!" Съ этими словами онъ прижался на минуту къ ея груди и взглянулъ на насъ обоихъ такъ, какъ будто сейчась умереть быль долженъ. Ну, ужъ взглядъ! Я проводилъ его на пароходъ (полакомивъ сперва кой-чѣмъ) и оставилъ его Томъ только тогда, какъ онъ заснулъ въ своей койкѣ. Воротившись къ мистриссъ Боффинъ, я сталъ ей разсказывать про него, и какъ мы съ нимъ распрощались; но что я ни говорилъ, все ни къ чему не вело; ей все думалось, что у него остался все тотъ же самый взглядъ. Взглядъ этотъ сдѣлалъ намъ одно доброе дѣло. Мы съ мистриссъ Боффинъ своихъ дѣтей не имѣли, а очень желали имѣть хоть одного. Послѣ того ужъ желать перестали. "Мы оба мотомъ скоро умереть," говоритъ мистриссъ Боффинъ, "и можетъ случиться, что чужіе глаза увидятъ такой же жалостный взглядъ у нашего ребенка". А по ночамъ, когда на дворѣ бывало очень холодно, и вѣтеръ реветъ, и дождь льетъ ливмя, она вдругъ, бывало, проснется и вскрикнетъ: "Ахъ, бѣдный ребенокъ! Смотри, какое у него жалкое лицо! Ахъ, укрой, защити малютку!" Много лѣтъ прошло послѣ этого; теперь это ужъ поизгладилось, поизносилось...
   -- Любезный мой мистеръ Боффинъ, все изнашивается въ лохмотья,-- замѣтилъ Мортимеръ съ тихимъ смѣхомъ.
   -- Я не скажу, чтобы все изнашивалось,-- возразилъ мистеръ Боффинъ, котораго замѣчаніе и манера Мортимера будто тронули за живое:-- потому что есть кое-что такое, чего я въ мусорѣ никогда не нахаживалъ. Послушайте дальше, сэръ. Мы съ мистриссъ Боффинъ становились все старше и старше на службѣ у нашего старика хозяина, живя съ горемъ пополамъ и занимаясь довольно тяжкою работой до тѣхъ поръ, пока мы не нашли старика нашего мертвымъ въ постели. Тогда мы съ мистриссъ Боффинъ запечатали его сундукъ,-- сундукъ этотъ всегда стоялъ у него на столѣ у кровати, и такъ какъ Темплъ мнѣ былъ извѣстенъ, потому что въ немъ по контрактамъ производилась очистка адвокатскаго мусора, то я и пошелъ сюда искать адвоката для совѣта. Тутъ увидѣлъ я вашего молодого человѣка: онъ на этой же самой высотѣ крошилъ тогда перочиннымъ ножичкомъ мухъ на подоконникѣ. Я окликнулъ его, не имѣвъ въ то время удовольствія знать васъ, и чрезъ него познакомился съ вами. Вы вмѣстѣ съ джентльменомъ, у котораго такой неуклюжій галстукъ, взялись за дѣло, повели его какъ слѣдуетъ, приняли мѣры къ отысканію бѣднаго мальчика и, наконецъ, нашли его. Мистриссъ Боффинъ тогда часто мнѣ говаривала: "Мы опять его увидимъ, въ счастливыхъ обстоятельствахъ". Но этого не вышло, и неудовлетворительность тутъ вся въ томъ, что деньги всс-таки ему не достались.
   -- Но они достались,-- замѣтилъ Ляйтвудъ, медленно наклоняя голову,-- въ превосходныя руки.
   -- Они достались въ мои руки и въ руки мистриссъ Боффинъ только сегодня, только сейчасъ; я все ждалъ этого дня и этого часа, и скажу вамъ для чего. Мистеръ Ляйтвудъ, тутъ произошло злодѣйское убійство. Чрезъ это убійство достается мнѣ и мистриссъ Боффинъ имущество, и мы за поимку и улику убійцы назначаемъ награду въ десять тысячъ фунтовъ.
   -- Мистеръ Боффинъ, это слишкомъ много.
   -- Мистеръ Ляйтвудъ, мы съ мистриссъ Боффинъ назначили эту сумму сообща и не отступимся.
   -- Но, позвольте мнѣ представить вамъ,-- сказалъ Ляйтвудъ,-- на этотъ разъ въ словахъ дѣловой серіозности, а не въ словахъ празднословія, свойственнаго честному человѣку, что обѣщаніе такой огромной награды есть соблазнъ къ усиленному подозрѣнію, къ умышленному подведенію обстоятельствъ, къ натякбѣ обвиненія,-- короче говоря, это цѣлый ящикъ рѣжущихъ инструментовъ.
   -- Что жъ дѣлать?-- сказалъ мистеръ Боффинъ съ нѣкоторымъ колебаніемъ:-- но вотъ сумма, которую мы откладываемъ для этой цѣли. Если это будетъ доведено до общаго свѣдѣнія чрезъ объявленія, то награда должна итти отъ нашего имени.
   -- Нѣтъ, мистеръ Боффинъ, отъ одного вашего имени, только отъ одного вашего.
   -- Очень хорошо-съ; пусть отъ моего имени, это все равно, что и отъ имени мистриссъ Боффинъ, оно будетъ означать насъ обоихъ. Вотъ первое порученіе, которое я, какъ хозяинъ имущества, вступивъ во владѣніе, даю моему стряпчему.
   -- Вашъ стряпчій, мистеръ Боффинъ,-- отозвался Ляйтвудъ, дѣлая коротенькую замѣтку ржавымъ перомъ,-- имѣетъ удовольствіе принять это порученіе. Нѣтъ ли еще другого?
   -- Есть еще одно, но не больше. Составьте мнѣ небольшое духовное завѣщаніе, краткое какъ только возможно, но крѣпкое, что вотъ я оставляю все свое имущество моей возлюбленной супругѣ Генріэттѣ Боффинъ, единственной душеприказчицѣ. Составьте его какъ можно короче со вписаніемъ этихъ словъ, и вмѣстѣ съ тѣмъ какъ можно покрѣпче.
   Не вполнѣ понимая, что разумѣетъ мистеръ Боффинъ подъ крѣпостью завѣщанія, Ляйтвудъ счелъ за нужное удостовѣриться объ этомъ.
   -- Извините меня -- дѣла требуютъ отчетливости. Говоря, что и завѣщаніе слѣдуетъ сдѣлать какъ можно крѣпче...
   -- Ну да, крѣпче; я и хочу это сказать,-- пояснилъ мистеръ Боффинъ.
   -- Совершенно правильно и совершенно похвально. Но крѣпость завѣщанія не должна ли обязывать чѣмъ-нибудь мистриссъ Боффинъ, и если должна, то какія это обязательства?
   -- Обязывать мистриссъ Боффинъ?-- прервалъ супругъ ея.-- Что это такъ пришло вамъ въ голову? Я желаю только укрѣпить свое имущество за нею такъ, чтобъ ужъ его нельзя было отнять у нея.
   -- Вы оставляете ей имущество вполнѣ, съ правомъ распоряжаться имъ, какъ она пожелаетъ? Дѣлаете ее самовластною?
   -- Самовластною?-- повторилъ мистеръ Боффинъ съ короткимъ, но сильнымъ смѣхомъ.-- Ха! ха! ха! Конечно, такъ! Прекрасно было бы съ моей стороны обязывать чѣмъ-нибудь мистриссъ Боффинъ въ мои лѣта!
   Такимъ образомъ это порученіе также было записано для памяти, и мистеръ Ляйтвудъ уже провожалъ мистера Боффина, какъ Евгеній Рейборнъ едва не столкнулся съ нимъ въ дверяхъ. Тутъ мистеръ Ляйтвудъ съ своею обычною холодностью сказалъ:
   -- Позвольте мнѣ познакомить васъ другъ съ другомъ.-- Потомъ объяснилъ, что мистеръ Рейборнъ адвокатъ, глубоко изучившій право, и что онъ, мистеръ Ляйтвудъ, уже сообщилъ мистеру Реиборну частію по надобности, частію изъ удовольствія, нѣсколько интересныхъ фактовъ изъ біографіи мистера Боффина.
   -- Очень радъ,-- сказалъ Евгеній, хотя видъ его этого не показывалъ,-- познакомиться съ мистеромъ Боффиномъ.
   -- Благодарю васъ, сэръ, благодарю,-- отвѣчалъ послѣдній.-- Ну, какъ вамъ нравится эта ваша приказная часть?
   -- Не могу сказать, чтобъ особенно нравилась,-- отвѣчалъ Евгеній.
   -- Слишкомъ суха для васъ, а? Суха? Полагаю, что нужно по этой части много, много лѣтъ трудиться, чтобъ узнать ее настоящимъ манеромъ. Но трудъ во всемъ главное дѣло. Извольте-ка на пчелъ посмотрѣть.
   -- Извините меня,-- возразилъ Евгеній, невольно улыбаясь; извините, если скажу, что я всегда протестую, когда ссылаются на пчелъ.
   -- Какъ это?-- сказалъ мистеръ Боффинъ.
   То-есть не соглашаюсь, отрицаю; я противъ этою, на томъ основаніи,-- сказалъ Евгеній,-- что я какъ двуногое...
   -- Какъ что?-- спросилъ мистеръ Боффинъ.
   Какъ животное съ двумя ногами. Я противъ этого на томъ основаніи, что, какъ животное двуногое, не могу итти въ сравненіе съ насѣкомыми и четвероногими животными. Я противъ того, чтобы въ образецъ своихъ дѣйствій брать дѣйствія пчелы или собаки, или паука, или верблюда, Я вполнѣ допускаю, что верблюдъ, напримѣръ, личность въ высшей степени умѣренная; но вѣдь зато у него нѣсколько желудковъ, изъ которыхъ онъ всегда можетъ угощать себя, а у меня только одинъ. Кромѣ того, въ моей внутренности не устроено удобнаго прохладнаго подвала, въ которомъ я могъ бы хранить свои напитки.
   -- Но я, вѣдь, только о пчелахъ сказалъ,-- проговорилъ мистеръ Боффинъ, не находя что отвѣтить.
   -- Точно. Но позволите ли вы мнѣ представить вамъ, какъ несообразно въ подобныхъ случаяхъ указывать на пчелъ? Все это только одинъ разговоръ. Допустимъ на минуту, что есть аналогія между пчелою и человѣкомъ въ рубашкѣ и въ панталонахъ (чего я, впрочемъ, не допускаю); допустимъ также, что человѣку слѣдуетъ учиться у пчелы (чего я также не допускаю); все-таки остается вопросъ, чему у ней учиться? Подражать ли тому, что она дѣлаетъ? Или избѣгать того, что она дѣлаетъ? Если ваши пріятельницы пчелы грызутъ и терзаютъ другъ друга изъ-за своей царицы, и если онѣ приходятъ въ совершенное замѣшательство по поводу ея малѣйшаго движенія, то чему же тутъ учиться у нихъ намъ, людямъ -- величію ли подобострастнаго ласкательства, или ничтожеству придворной жизни? Этого я понять не могу, мистеръ Боффинъ, если только не принимать улья въ сатирическомъ смыслѣ.
   -- Во всякомъ случаѣ, пчелы работаютъ,-- сказалъ мистеръ Боффинъ.
   -- Да,-- отвѣтилъ Евгеній съ пренебреженіемъ, онѣ работаютъ. Но не слишкомъ ли много онѣ работаютъ? Онѣ нарабатываютъ гораздо болѣе, чѣмъ имъ нужно, онѣ нарабатываютъ столько, что всего съѣсть не могутъ, онѣ до того хлопочутъ и жужжатъ вокругъ одной идеи, пока смерть не прихлопнетъ ихъ; и мнѣ кажется, это можно смѣло назвать излишнею работою -- какъ вы думаете? И неужели рабочимъ людямъ не знать праздниковъ, потому только, что пчелы ихъ не знаютъ? И неужели же мнѣ не знать никогда перемѣны воздуха, потому только, что пчелы этого не знаютъ? Мистеръ Боффинъ, я считаю медъ вещью хорошею за завтракомъ; но пчела, пріятельница ваша, въ качествѣ моей наставницы и нравоучительницы, рождаетъ во мнѣ протестъ, какъ невыносимый вздоръ. Все это я говорю съ совершеннымъ уваженіемъ къ вамъ лично.
   -- Благоларствуйте, -- сказалъ мистеръ Боффинъ.-- Утра, утра, утра!
   Достойнейшій мистеръ Боффинъ, семеня ногами, вышелъ съ непріятною мыслію о томъ, что въ мірѣ существуетъ много неудовлетворенности, кромѣ той, которую онъ высказалъ по отношенію къ Гармонову имуществу. Въ такомъ настроеніи ума продолжилъ онъ семенить по Флитъ-Стриту, какъ замѣтилъ, что за нимъ, кто-то близко идетъ, и, обернувшись, увидѣлъ человѣка приличной наружности.
   "Что бы это значило?" -- сказалъ мистеръ Боффинъ, вдругъ остановившись и прервавъ свои размышленія.-- Вы что еще скажете?
   -- Извините меня, мистеръ Боффинъ.
   -- О, по фамиліи называете! Я васъ не знаю.
   -- Дѣйствительно, сэръ, вы меня не знаете.
   Мистеръ Боффинъ посмотрѣлъ прямо на незнакомца; незнакомецъ посмотрѣлъ прямо на него.
   -- Нѣтъ,-- сказалъ мистеръ Боффинъ, обративъ взоръ на мостовую, какъ будто бы она была сдѣлана изъ лицъ, между которыми онъ надѣялся найти одно какое-нибудь, сходное съ лицомъ этого человѣка:-- нѣтъ, я не знаю васъ.
   -- Я никто,-- сказалъ неизвѣстный,-- и едва ли меня кто-нибудь знаетъ; но богатство мистера Боффина...
   -- О! Это ужъ успѣло огласиться!-- бормоталъ мистеръ Боффинъ.
   -- И тѣ обстоятельства, при которыхъ оно пріобрѣтено, дѣлаютъ его человѣкомъ извѣстнымъ. Мнѣ показали васъ нѣсколько дней тому назадъ.
   -- Хорошо-съ,-- сказалъ мистеръ Боффинъ. Показали, да не доказали. Что же вамъ отъ меня угодно? Вы не стряпчій ли?
   -- Нѣтъ, сэръ.
   -- Не имѣете ли что-нибудь сообщить за награду?
   -- Нѣтъ, сэръ.
   При послѣднемъ отвѣтѣ, въ лицѣ незнакомца замѣтно было нѣкоторое замѣшательство; но оно тутъ же миновало.
   -- Если не ошибаюсь, вы шли за мною отъ самыхъ дверей моего стряпчаго и старались, чтобъ я замѣтилъ васъ. Говорите прямо, такъ или нѣтъ?-- спросилъ мистеръ Боффинь, отчасти съ гнѣвомъ.
   -- Дѣйствительно, такъ.
   -- Для чего же вы это сдѣлали?
   -- Если вы позволите мнѣ идти съ вами рядомъ, мистеръ Боффинъ, то я вамъ разскажу это. Не угодно ли вамъ зайти вотъ въ это мѣсто -- оно, мнѣ кажется, называется Клиффордсъ-Иннъ -- тамъ мы будемъ слышать другъ друга лучше, чѣмъ въ этой шумной улицѣ.
   "Ну, подумалъ мистеръ Боффинъ, если онъ предложитъ мнѣ игру въ кегли или встрѣтится съ какимъ-нибудь деревенскимъ джентльменомъ, только что вступившимъ во владѣніе имѣніемъ, или станетъ продавать какую-нибудь драгоцѣнную вещь, имъ найденную, то я собью его съ ногъ".
   Съ такимъ благоразумнымъ рѣшеніемъ, неся палку свою въ рукахъ, какъ обыкновенно носитъ ее полишинель, мистеръ Боффинъ повернулъ въ сказанный Клиффордсъ-Иннъ.
   -- Мистеръ Боффинъ, сегодня утромъ мнѣ случилось быть въ Чансери-Ленѣ, и тамъ я увидѣлъ васъ въ небольшомъ разстояніи передъ собою. Я осмѣлился пойти за вами слѣдомъ и все собирался съ духомъ, чтобы заговорить съ вами; но вы вошли къ вашему стряпчему. Я остановился на улицѣ и ждалъ, когда вы выйдете.
   "Что-то не похоже на кегли ни на деревенскаго джентльмена, ни на драгоцѣнныя вещи, думалъ мистеръ Боффинъ. Однакоже, какъ знать?"
   -- Я боюсь, что цѣль моего обращенія къ вамъ слишкомъ смѣла; боюсь также, что я приступаю къ ней не такъ, какъ принято въ свѣтѣ; но я все-таки рѣшаюсь высказать вамъ ее. Если вы спросите меня, или если вы спросите самого себя -- это, конечно, гораздо вѣроятнѣе,-- что даетъ мнѣ такую смѣлость, то я отвѣчу вамъ слѣдующіе: меня очень увѣряли, что вы человѣкъ правдивый я простодушный, съ самымъ добрѣйшимъ сердцемъ, и что судьба благословила васъ такою же супругою.
   -- О мистриссъ Боффинъ вамъ правду говорили,-- сказалъ мистеръ Боффинъ, снова осматривая своего новаго друга. Въ манерахъ незнакомца замѣчалась какая-то сдержанность; онъ шелъ, потупивъ глаза, сознавая, однако, что мистеръ Боффинъ смотритъ на него; онъ говорилъ тихимъ, но пріятнымъ голосомъ.
   -- Если я, вполнѣ цѣня все то, что общая молва говоритъ о васъ, прибавлю, что вы не избалованы счастіемъ, что вы не надменны, то, надѣюсь, вы, какъ человѣкъ открытаго характера, не заподозрите во мнѣ намѣренія льстить вамъ и примите это только за желаніе оправдаться въ смѣлости, съ которою я обращаюсь къ вамъ. Другого оправданія я не имѣю.
   "Должно-быть, къ деньгамъ подбирается", думалъ мистеръ Боффинъ. "Посмотримъ, сколько попроситъ".
   -- Вы съ измѣнившимися обстоятельствами вашими, вѣрно измѣните образъ вашей жизни, мистеръ Боффинъ. Вы, можетъ статься, обзаведетесь большимъ домомъ, будете имѣть дѣла, требующія управленія, и вступите въ сношенія со множествомъ корреспондентовъ. Не возьмете ли меня къ себѣ секретаремъ?
   -- Чѣмъ такимъ?-- воскликнулъ мистеръ Боффинъ, вытаращивъ глаза.
   -- Секретаремъ.
   -- Вотъ такъ штука! проговорилъ тихо мистеръ Боффинъ.
   -- Или,-- продолжалъ незнакомецъ, удивляясь удивленію мистера Боффина,-- не примете ли меня въ какую-нибудь иную должность: вы найдете во мнѣ человѣка вѣрнаго и признательнаго и, надѣюсь, вамъ полезнаго. Вы естественно можете подумать, что я денегъ добиваюсь. Нѣтъ, нисколько; я охотно готовъ служить вамъ годъ, или, какой угодно срокъ по вашему назначенію, прежде нежели деньги будутъ предметомъ уговора.
   -- Скажите, откуда вы?-- спросилъ мистеръ Боффинъ.
   -- Я,-- отвѣтилъ незнакомецъ, смотря прямо ему въ глаза,-- я изъ разныхъ странъ.
   Свѣдѣнія мистера Боффина о названіяхъ и положеніяхъ чужихъ странъ были самыя ограниченныя и нѣсколько сбивчивыя, и потому онъ построилъ дальнѣйшій вопросъ свой по иной формѣ.
   -- Изъ какого-нибудь особеннаго мѣста?
   -- Я бывалъ во многихъ мѣстахъ.
   -- Что же вы такое были?
   Поясненія и на это никакого не послѣдовало, потому что въ отвѣтъ было сказано:-- Я былъ студентомъ и путешественникомъ.
   -- Но позвольте же спросить,-- сказалъ мистеръ Боффинъ.-- какъ вы себѣ хлѣбъ добываете?
   -- Я уже сказалъ,-- отвѣтилъ незнакомецъ, снова смотря прямо на мистера Боффина и улыбаясь,-- что я могу дѣлать. Всѣ прежніе незначительные планы мои разстроились, и мнѣ приходится начинать жизнь мою снова.
   Мистеръ Боффинъ не зналъ, какимъ образомъ отдѣлаться отъ незнакомца, и чувствовалъ себя въ положеніи тѣмъ болѣе затруднительному что манеры и наружность этого человѣка требовали деликатности обращенія, котораго въ достойнѣйшемъ мистерѣ Боффинѣ, какъ онъ самъ сознавалъ, не доставало. Онъ началъ вглядываться въ густо разросшійся кустарникъ, убѣжище кошекъ, въ то время находившійся въ Линкольнсъ-Иннѣ, какъ будто бы желая найти въ немъ намекъ, какъ ему выпутаться. Въ кустарникѣ были только воробьи да кошки, гниль да сырость; но намековъ тамъ никакихъ не обрѣталось.
   -- Я до сихъ поръ не упомянулъ вамъ моей фамиліи,-- сказалъ незнакомецъ, вынувъ небольшую памятную книжку и представляя свою карточку.-- Меня зовутъ Роксмитъ. Я квартирую у одного мистера Вильфера, въ Голловеѣ.
   Мистеръ Боффинъ снова выпучилъ глаза.
   -- У отца миссъ Беллы Вильферъ?-- спросилъ онъ.
   -- У моего хозяина, точно, есть дочь по имени Белла. Да, такъ.
   Имя это занимало мысли мистера Боффина болѣе или менѣе все утно и нѣсколько дней до этого, а потому онъ сказалъ:
   -- Это тоже странно!-- И онъ выпучилъ глаза свои за предѣлы всякаго приличія, держа въ рукѣ карточку.-- Хотя, кстати сказать, должно быть кто-нибудь изъ этого семейства вамъ и показалъ меня.
   -- Нѣтъ, и я ни съ кѣмъ изъ нихъ никогда не былъ на улицѣ.
   -- Можетъ статься, слышали у нихъ разговоръ обо мнѣ?
   -- Нѣтъ, я сижу у себя на квартирѣ и не нахожусь почти ни въ какихъ сношеніяхъ съ этимъ семействомъ.
   -- Все страннѣе и страннѣе!-- проговорилъ мистеръ Боффинъ.-- Я долженъ сказать вамъ правду: я не знаю, что сказать вамъ.
   -- Не говорите ничего,-- отозвался мистеръ Роксмитъ,-- позвольте мнѣ только понавѣдаться у васъ чрезъ нѣсколько дней. Я понимаю очень хорошо, что вамъ нельзя принять меня съ перваго взгляда, просто на вѣру, и взять къ себѣ, такъ сказать, прямо съ улицы. Дайте мнѣ позволеніе явиться къ вамъ, въ досужное для васъ время, чтобъ узнать ваше дальнѣйшее мнѣніе.
   -- Вотъ это прекрасно, я согласенъ,-- сказалъ мистеръ Боффинъ,-- но долженъ оговориться; я столько же не знаю, нуженъ ли мнѣ будетъ какой-нибудь джентльменъ въ должности секретаря -- вы, кажется, секретаря сказали, не такъ ли?
   -- Точно такъ!
   Мистеръ Боффинъ снова взглянулъ на просителя во всѣ глаза, и, осмотрѣвъ его съ головы до ногъ, повторилъ:
   -- Куріозно! Вы точно сказали секретаря? Точно?
   -- Я точно сказалъ такъ.
   -- Въ должности секретаря,-- повторилъ опять мистеръ Боффинъ,-- задумываясь надъ этимъ словомъ,-- я столько же не знаю, нуженъ ли мнѣ будетъ кто-нибудь въ должности секретаря, сколько не знаю и того, нуженъ ли мнѣ будетъ человѣкъ съ луны. Мы съ мистриссъ Боффинъ до сихъ поръ и не подумали еще о томъ, чтобы сдѣлать какую перемѣну въ нашемъ житьѣ-бытьѣ. Правда, мистрисъ Боффинъ немножечко къ модѣ наклонна, и мы уже подладили Павильонъ нашъ подъ моду; но другихъ еще какихъ перемѣнъ она, можетъ-статься, и не сдѣлаетъ. А, пожалуй, побывайте, побывайте у меня въ Павильонѣ, если угодно. Побывайте, такъ, черезъ недѣльку, черезъ двѣ. Вмѣстѣ съ этимъ я еще долженъ сказать вамъ, что уже имѣю при себѣ ученаго человѣка на деревяшкѣ и съ нимъ разстаться не намѣренъ.
   -- Крайне сожалѣю, что меня предупредили,-- сказалъ мистеръ Роксмитъ, очевидно ничего объ этомъ прежде не слыхавшій.-- Но можетъ быть, у васъ откроются какія-нибудь другія должности.
   -- Видите ли,-- отвѣтилъ мистеръ Боффинъ съ затаеннымъ сознаніемъ, собственнаго достоинства, должность моего ученаго дѣло новое. Онъ взялся за упадокъ и разрушеніе, а въ придачу, по дружбѣ, въ стихи пускается.
   Нисколько не не замѣтивъ, что эти обязанности остались для мистера Роксмита совершенно непонятными, мистеръ Боффинъ продолжалъ:
   -- Теперь же, сэръ, я пожелаю вамъ добраго утра. Вы можете побывать у меня въ Павильонѣ на этой или на той недѣлѣ. Отъ васъ это не болѣе мили; хозяинъ вашъ разскажетъ вамъ, какъ отыскать его. Если же онъ не знаетъ его подъ названіемъ Баффинова Павильона, то скажите домъ Гармона. Не забудете?
   -- Гармуна,-- повторилъ мистеръ Роксмитъ, повидимому, не вполнѣ дослышавшій.-- Гармана? Позвольте, какъ пишется это слово?
   -- Какъ пишется,-- отозвался мистеръ Боффинъ съ большимъ присутствіемъ ума,-- до этого добирайтесь вы сами. Домъ Гармона -- вотъ все, что вамъ нужно сказать ему. Утра, утра, утра! Мистеръ Боффинъ пошелъ и назадъ не оглядывался.
   

IX. Мистеръ и мистриссъ Боффинъ на совѣщаніи.

   Направившись прямо домой, мистеръ Боффинъ безъ дальнѣйшихъ приключеній и задержекъ возвратился въ Павильонъ и представилъ мистрисъ Боффинъ (встрѣтившей его въ платьѣ изъ чернаго бархата и въ перьяхъ, будто лошадь отъ погребальныхъ дрогъ) полный отчетъ обо всемъ, что онъ дѣлалъ и говорилъ со времени завтрака.
   -- Это опять приводитъ насъ, душа моя,-- сказалъ онъ потомъ,-- къ разговору, который мы оставили не конченнымъ, именно:-- будетъ ли у насъ еще что-нибудь новенькое для моды?
   -- Слушай, Нодди, я скажу тебѣ, чего мнѣ хочется,--отозвалась мистрисъ Боффинъ, расправляя свое платье съ видомъ величайшаго наслажденія,-- мнѣ нужно общество.
   -- Модное общество, душа моя?
   -- Да!-- воскликнула мистрисъ Боффинъ, смѣясь съ радостью ребенка.-- Да! Что мнѣ за радость сидѣть тутъ, будто какая-нибудь восковая фигура, самъ посуди.
   -- Восковыя фигуры за деньги смотрятъ,-- отвѣтилъ ея супругъ,-- а тебя сосѣди даромъ видѣть могутъ.
   -- Нѣтъ, ужъ извини,-- сказала веселая мистрисъ Боффинъ.-- Когда мы работали наравнѣ съ нашими сосѣдями, тогда мы были съ ними ровня. Теперь же, какъ мы работать перестали, то они намъ не ровня.
   -- Такъ полно, не приняться ли намъ опять за работу?-- намекнулъ мистеръ Боффинъ.
   -- Вотъ тебѣ на! Мы получили большое состояніе и должны дѣлать, что слѣдуетъ по нашему состоянію. Мы жить должны по вашему состоянію.
   Мистеръ Боффинъ, питавшій глубокое уваженіе къ прозорливому уму своей супруги, отвѣтилъ нѣсколько задумчиво:
   -- Пожалуй, что такъ.
   -- До сихъ поръ мы не такъ жили, и изъ этого слѣдовательно ничего хорошаго не вышло,-- сказала мистриссъ Боффинъ.
   -- Правда, до сихъ поръ ничего хорошаго и" вышло,-- согласился мистеръ Боффинъ, съ прежнею задумчивостью, садясь на скамейку.-- Хорошее еще впереди. А тебѣ чего бы хотѣлось теперь старушка?
   Мистрисъ Боффинъ, созданіе улыбающееся, полное тѣломъ и простое душою, сложивъ руки на колѣнахъ, веселымъ голосомъ изложила свои виды.
   -- Я скажу, намъ нужно занять хорошія домъ въ хорошей части города, обзавестись всѣмъ хорошимъ, имѣть хорошій столь и хорошее знакомство. Я скажу, надо жить но нашимъ средствамъ, безъ мотовства, въ свое удовольствіе
   -- Правда! И я скажу то же,-- подтвердилъ все еще задумчивый мистеръ Боффинъ.
   -- Боже милосердый!-- воскликнула мистриссъ Боффинъ, со смѣхомъ, всплеснувъ руками и весело раскачиваясь со стороны на сторону:-- какъ подумаю, что ѣду на парочкѣ, въ желтой коляскѣ, въ свое удовольствіе, съ серебряными колпаками на колесахъ...
   -- О, ужъ ты успѣла вотъ о чемъ подумать, старая?
   -- Успѣла!-- вскрикнуло восторженное созданіе.-- Сзади лакей, на запяткахъ съ перекладиной, чтобъ ему какъ-нибудь наѣхавшимъ дышломъ ногъ не переломало. Впереди кучеръ, на большихъ, большихъ козлахъ, такъ что троимъ мѣста достало бы, обшитыхъ зеленымъ и бѣлымъ трипомъ! Пара гнѣдыхъ лошадокъ бѣгутъ, головы вверхъ, и ногами больше вверхъ, чѣмъ впередъ бросаютъ. А мы оба важно сидимъ, откинувшись назадъ! Ахъ, мой Боже! Ха-ха-ха-ха-ха!
   Мистриссъ Боффинъ, снова всплеснувъ руками, снова закачалась изъ стороны въ сторону, застучала ногами въ полъ и смахнула съ рѣсницы слезы, выступавшія отъ хохота.
   -- Я что же ты скажешь, старушка,-- спросилъ мистеръ Боффинъ, тоже симпатически смѣявшійся,-- на счетъ нашего Павильона?
   -- Запремъ его. Продавать не станемъ, но помѣстимъ въ немъ кого-нибудь, чтобы за нимъ присматривалъ.
   -- Какія же у тебя еще мысли?
   -- Нодди,-- сказала мистриссъ Боффинъ, пересаживаясь съ моднаго дивана къ своему мужу на деревянную скамью и взявъ его подъ руку.-- Вотъ еще что скажу: знаешь ли, я день и ночь все думаю о бѣдной дѣвушкѣ, знаешь, о той самой, которая такъ жестоко обманулась, знаешь, насчетъ мужа и богатства. Не сдѣлать ли намъ чего-нибудь для нея, какъ ты думаешь? Не пригласить ли ее жить съ нами, или что-нибудь такое?
   -- Ни разу не подумалъ объ этомъ!-- воскликнулъ мистеръ Боффинъ, въ удивленіи ударивъ по столу.-- Эка ты у меня словно машина на нарахъ думы-то придумываешь. И, вѣдь, сама не знаетъ, какъ все такое приходитъ ей въ голову. Правда, и машина не знаетъ!
   Мистриссъ Боффинъ за такое философское разсужденіе супруга потянула его за ухо и потомъ сказала, постепенно переходя въ тонъ материнскаго голоса:
   -- Да еще у меня есть вотъ какое желаніе. Ты помнишь милаго маленькаго Джона Гармона, какъ онъ въ школу отправлялся? Помнишь -- тамъ черезъ дворъ, у нашего камина? Теперь мы деньгами ничего не можемъ сдѣлать, и деньги его перешли къ намъ; поэтому мнѣ хотѣлось бы найти какого-нибудь сиротку-мальчика, усыновить его, назвать Джономъ и обезпечить его состояніемъ. Это, мнѣ кажется, по нраву бы мнѣ пришлось. Ты скажешь -- это причуды.
   -- Я этого не скажу,-- перебилъ мистеръ Боффинъ.
   -- Не скажешь, дружокъ; ну, а еслибы сказалъ?
   -- Еслибы сказалъ, такъ былъ бы скотина,-- снова перебилъ ее супругъ.
   -- Значитъ, ты согласенъ? Вотъ это хорошо, это похоже на тебя, мой дружочекъ! Ну, не пріятно ли намъ будетъ думать,-- сказала мистриссъ Боффинъ, снова просвѣтляясь съ головы до ногъ и снова разглаживая свое платье съ величайшимъ наслажденіемъ,-- не пріятно ли думать даже теперь, что у насъ будетъ дитя, и что мы доставимъ ему радость, довольство и счастіе, въ память того несчастнаго ребенка? Не пріятно ли думать также, что это доброе дѣло мы сдѣлаемъ на собственныя деньги того же бѣднаго и несчастнаго ребенка?
   -- Да. Пріятно также знать и то, что ты мистриссъ Боффинъ,-- сказалъ ея супругъ,-- мнѣ было пріятно знать это давно ужъ, давненько!
   На горе всѣмъ возвышеннымъ стремленіямъ мистриссъ Боффинъ, мужъ и жена, бесѣдуя такимъ образомъ, сидѣли другъ возлѣ друга четою, безнадежно потерянною для моднаго общества.
   Эти простые и темные люди путеводствовались до сихъ поръ въ своей жизни религіознымъ чувствомъ долга и желаніемъ поступать справедливо. Тысячи слабостей и нелѣпостей можно было бы отыскать въ груди ихъ обоихъ; въ придачу, можетъ быть, еще десятокъ тысячъ всякихъ суетствій въ груди женщины. Но ихъ жестокій, злобный и скаредный хозяинъ, выжимавшій изъ нихъ лучшія силы тяжкою работой за ничтожнѣйшую плату, никакъ не могъ изуродовать себя до того, чтобы не сознавать ихъ нравственной прямизны и не уважать ея. При всей своей злости, въ постоянной борьбѣ съ самимъ собою и съ ними, онъ уважалъ ихъ нравственную прямизну. Таковъ вѣчный законъ. Зло часто останавливается само собою и умираетъ съ тѣмъ, кто его совершаетъ; а добро -- никогда.
   Сквозь всѣ свои закоренѣлые предразсудки, умершій тюремщикъ Гармонной Тюрьмы видѣлъ честность и правдивость этихъ двухъ вѣрныхъ слугъ своихъ. Изливая на нихъ свою злобу и понося ихъ ругательствами за то, что они поперечили ему честнымъ и правдивымъ словомъ, онъ чувствовалъ, какъ это слово царапало его каменное сердце, и ясно видѣлъ, что всего его богатства мало, чтобы подкупить ихъ, еслибъ вздумалось сдѣлать такую попытку. Поэтому онъ, бывъ для нихъ хозяиномъ-тираномъ, ни разу не молвивъ имъ добраго слова, вписалъ имена ихъ въ свое духовное завѣщаніе. Поэтому, ежедневно заявляя свое недовѣріе ко всему человѣчеству и жестоко доказывая это на дѣлѣ всѣмъ, кто имѣлъ какое-нибудь сходство съ нимъ самимъ, онъ былъ столько же увѣренъ, что эти два человѣка, переживъ его, останутся ему вѣрны во всемъ отъ большаго до малаго, сколько былъ увѣренъ въ томъ что умретъ непремѣнно.
   Мистеръ и мистриссъ Боффинъ, сидя рядкомъ и удаливъ отъ себя моду на неизмѣримое пространство, принялись разсуждай о томъ, какъ бы имъ найти себѣ сиротку. Мистриссъ Боффинъ предложила сдѣлать чрезъ газеты вызовъ сиротъ, соотвѣтствующихъ описанію приложенному къ объявленію съ тѣмъ, чтобъ онъ въ извѣстный день явились въ Павильонъ; но мистеръ Боффинъ выразилъ благоразумное опасеніе, что это запрудитъ всѣ сосѣднія улицы, роями ребятишекъ, и потому планъ этотъ былъ оставленъ Мистриссъ Боффинъ потомъ предложила обратиться къ приходскому священнику, не найдетъ ли онъ нужнаго имъ сироту. Мистеръ Боффинъ счелъ этотъ планъ лучше и рѣшилъ тотчасъ и съѣздить къ преподобному джентльмену, а затѣмъ познакомиться и съ миссъ Беллою Вильферъ. Дабы визиты эти были визитами парадными, приказано было приготовить экипажъ мистриссъ Боффинъ.
   Выѣзды Боффиновъ совершались на головастой старой лошади прежде возившей мусоръ, а теперь впрягавшейся въ каретку, тоже старую и долгое время служившую въ Гармонной Тюрьмѣ курятникомъ, гдѣ куры любили класть свои яйца. Непомѣрная дача овса лошади и окраска подъ лакъ кареты, когда она досталась въ наслѣдство Боффину, казались ему достаточными для обезпеченія его по этой статьѣ. Присоединивъ сюда кучера въ лицѣ длиннаго головастаго парня, совершенно подстать лошади, мистеръ Боффинъ полагалъ, что ему больше и желать нечего. Парень этотъ прежде тоже занимался мусорною работой; но теперь онъ былъ заживо погребенъ какимъ-то честнымъ портныхъ дѣлъ мастеромъ въ совершенную гробницу ливрейнаго камзола и штиблетовъ, кругомъ запечатанную тяжеловѣсными пуговицами.
   Позади этого служителя мистеръ и мистриссъ Боффинъ заняли мѣсто въ заднемъ отдѣлѣ экипажа, который хотя и быль достаточно просторенъ, однакоже, имѣлъ непристойную и даже опасную готовность при переѣздѣ чрезъ неровные уличные перекрестки отрыгнуть отъ себя весь передній отдѣлъ свой. Сосѣди, увидѣвъ ихъ выѣздъ изъ воротъ Павильона, бросились къ дверямъ и къ окнамъ, чтобы раскланяться съ Боффинами, и какъ проѣзжалъ экипажъ, смотрѣли ему вслѣдъ, а мальчишки во все горло кричали: "Нод-ди! Боффинъ! Поѣхали де-нежки! Мус-соръ къ чор-ту, Боффинъ!" и далеко провожали ихъ подобными комплиментами. Такіе возгласы головастый молодой человѣкъ до того принималъ къ сердцу, что нѣсколько разъ нарушалъ величіе поѣзда, сдерживая вдругъ лошадь и собираясь соскочить на-земь, чтобъ уничтожить виновныхъ, но воздерживался отъ этого только послѣ долгихъ и убѣдительныхъ доводовъ со стороны своихъ хозяевъ.
   Наконецъ, окрестности Павильона остались позади, и мирное обиталище преподобнаго Франка Мильвея было достигнуто. Жилище преподобнаго Франка Мильвея было весьма скромное жилище, потому что доходъ его быль весьма скромный доходъ. По званію своему доступный для каждой безтолковой старухи, желавшій почтить его своею болтовней, онъ охотно принялъ Боффиновъ. Онъ былъ человѣкъ очень молодой, получившій дорогое воспитаніе и жившій на самомъ ничтожномъ содержаніи съ своею очень молоденькою женой и полдюжиною очень молоденькихъ дѣтокъ. Нужда заставляла его давать уроки и заниматься переводами изъ классиковъ для усиленія своихъ скудныхъ житейскихъ средствъ; а между тѣмъ люди полагали, что у него досужаго времени больше, чѣмъ у самаго лѣниваго, и денегъ больше, чѣмъ у самаго богатаго изъ прихожанъ. Онъ принималъ безполезныя неровности и несообразности своей жизни съ какою-то завѣтною, почти рабскою покорностью и всегда быль готовъ на помощь всякому мірянину болѣе обремененному подобными житейскими тяготами.
   Съ радушною внимательностью въ лицѣ и въ пріемахъ, съ притаенною улыбкой, являвшею, что нарядъ мистриссъ Боффинъ не избѣжалъ его наблюденія, мистеръ Мильвей въ своей небольшой библіотекѣ, полной звуковъ и криковъ, какъ будто бы всѣ шестеро дѣтокъ его спускались внизъ сквозь потолокъ, а жарившаяся нога баранины поднималась сквозь полъ вверхъ, выслушалъ желаніе мистриссъ Боффинъ найти сироту-мальчика.
   -- Я вижу,-- сказалъ мистеръ Мильвей, -- у васъ никогда не было своихъ дѣтей, мистеръ и мистриссъ Боффинъ?
   -- Никогда.
   -- Но, полагаю, вы, подобно королямъ и королевамъ въ волшебныхъ сказкахъ, когда-нибудь желали имѣть дѣтей?
   Общимъ голосомъ:-- да.
   Мистеръ Мильвей снова улыбнулся и подумалъ:
   "Эти короли и королевы всегда желаютъ имѣть дѣтей". Ему, вѣроятно, пришло на умъ, что еслибъ они были приходскими священниками, то желанія ихъ клонились бы совершенно въ противную сторону.
   -- Я думаю,-- продолжалъ онъ, намъ не худо было бы пригласить на совѣтъ мистриссъ Мильвей. Для меня она необходима. Если позволите, я позову ее.
   Мистеръ Мильвей крикнулъ: "Милая Маргарита!'` и мистриссъ Мильвей сошла внизъ. Это была хорошенькая, съ сіяющимъ лицомъ, маленькая женщина, нѣсколько изнуренная заботами, подавившая въ себѣ много нѣжныхъ привычекъ и свѣтлыхъ мечтаній и замѣнившая ихъ школою, супомъ, фланелью, углемъ и разными хлопотами въ будни, а въ воскресенье кашлемъ многочисленныхъ прихожанъ какъ молодыхъ, такъ и старыхъ. Точно также доблестно мистеръ Мильвей подавилъ въ себѣ то, что естественно при вилось къ нему во время его прежняго университетскаго ученія между студентами-товарищами, и освоился съ черствою коркой хлѣба посреди бѣдныхъ и ихъ дѣтей.
   -- Мистеръ и мистриссъ Боффинъ, душа моя! Ты уже слышала о ихъ необыкновенномъ счастіи.
   Мистриссъ Мильвей, съ самымъ непритворнымъ радушіемъ, поздравила ихъ и рада была ихъ видѣть. Однакоже, ея привлеките ль мое личико, столько же открытое, сколько и наблюдательное, отразило на себѣ сдержанную улыбку ея мужа.
   -- Мистриссъ Боффинъ желаетъ усыновить маленькаго мальчика, душа моя.
   Мистриссъ Мильвей нѣсколько встревожилась, но супругъ ея прибавилъ:
   -- Сироту, душа моя.
   -- О!-- сказала мистриссъ Мильвей, увѣрившись въ безопасности своихъ маленькихъ мальчиковъ.
   -- Я полагаю, Маргарита, что внучекъ старой мистриссъ Гуди можетъ соотвѣтствовать этой цѣли.
   -- Ахъ, любезный Франкъ! Мнѣ кажется, онъ не годится!
   -- Не годится?
   -- Нѣтъ!
   Улыбающаяся мистриссъ Боффинъ, чувствуя, что ей необходимо принять участіе въ разговорѣ, и будучи очарована твердорѣчивою маленькою супругой и ея готовностью помочь дѣлу, выразила ей свою признательность и спросила, что она имѣетъ противъ этого мальчика.
   -- Я не думаю,-- отвѣтила мистриссъ Мильвей, взглянувъ на преподобнаго Франка,-- мой мужъ вѣрно согласится со мною, если сообразитъ хорошенько, -- я не думаю, чтобы вы были въ состояніи уберечь этого сироту отъ табаку: его бабушка такъ много нюхаетъ и постоянно обсыпаетъ его табакомъ.
   -- Но вѣдь онъ тогда не будетъ жить съ своею бабушкой -- сказалъ мистеръ Мильвей.
   -- Не будетъ, Франкъ; но едва ли найдется возможность устранить ее изъ дома мистриссъ Боффинъ, и чѣмъ больше будутъ тамъ кормить и поить ее, тѣмъ чаще станетъ она являться. Притомъ она очень неудобная женщина. Надѣюсь, ты не назовешь меня не великодушною, если я напомню, что наканунѣ прошлаго Рождества она выпила одиннадцать чашекъ чаю и ворчала все время. Да она же и неблагодарная женщина, Франкъ. Ты помнишь, какъ она разъ ночью, когда мы легли спать, собрала цѣлую толпу у входа нашего дома, жалуясь, что мы ее обидѣли, подаривъ ей совершенно новую фланелевую юбку, оказавшуюся нѣсколько короткою.
   -- Это правда,-- сказалъ мистеръ Мильвей.-- Я полагаю, что это не годится. Но можетъ статься, маленькій Гаррисонъ...
   -- Ахъ, Франкъ!-- возразила опять твердорѣчивая супруга.
   -- У него нѣтъ бабушки, душа моя.
   -- Нѣтъ; но можетъ быть мистриссъ Боффинъ не пожелаетъ имѣть косого.
   -- И это правда,-- сказалъ мистеръ Мильвей совершенно сбитый съ толку.-- Не годится ли дѣвочка?
   -- Но, милый Франкъ, мистриссъ Боффинъ желаетъ мальчика
   -- Это тоже правда,-- сказалъ мистеръ Мильвей.-- Томъ Боккеръ славный мальчикъ.
   -- Но я сомнѣваюсь, Франкъ,-- проговорила мистриссъ Мильвей, помолчавъ немного,-- желаетъ ли мистриссъ Боффинъ сироту, которому исполнилось девятнадцать лѣтъ и который ѣздитъ въ телѣгѣ и поливаетъ улицы.
   Мистеръ Мильвей обратилась къ мистриссъ Боффинъ съ вопросительнымъ взглядомъ; но эта улыбающаяся особа покачала черною бархатною шляпкой и всѣми перьями, и потому онъ, упавъ духомъ, снова проговорилъ;
   -- Это правда.
   -- Еслибъ я знала,-- сказала мистриссъ Боффинъ, озабоченная причиненными ею хлопотами,-- что сдѣлаю вамъ столько труда, сэръ,-- а равно и вамъ, сударыня, то, мнѣ кажется, я бы не пріѣхала.
   -- Пожалуйста, не говорите этого!-- сказала мистриссъ Мильвей.
   -- Нѣтъ, но говорите этого,-- повторилъ мистеръ Мильвей,-- мы такъ много обязаны вамъ за оказанное намъ предпочтеніе.
   Мистриссъ Мильвей подтвердила то же. Дѣйствительно, разумные и добросовѣстные супруги эти говорили такъ, какъ будто бы содержали выгодный сиротскій магазинъ и радовались прибывшимъ покупщикамъ.
   -- Но порученіе это сопряжено съ отвѣтственностью,-- прибавилъ мистеръ Мильвей,-- ы его нелегко исполнить. А между тѣмъ мы естественно не желаемъ упустить случая, который вы такъ благосклонно представляете намъ, и еслибы вы могли дать денекъ или два сроку... Знаешь Маргарита, мы могли бы повнимательнѣе поискать въ рабочемъ домѣ, также въ школѣ малолѣтнихъ нашего околотка.
   -- Конечно!-- сказала твердорѣчивая маленькая супруга.
   -- У насъ есть сироты, я знаю, продолжалъ мистеръ Мильвей совершенно съ такимъ видомъ, какъ будто онъ могъ бы добавить: "въ большомъ запасѣ", и совершенно съ такою же озабоченностью, какъ будто въ торговлѣ ими существовала большая конкуренція, и онъ опасался лишиться заказа,-- они у насъ есть на глиняныхъ ямахъ, но работаютъ тамъ съ своими родными и знакомыми, и потому я боюсь, что нельзя будетъ устроить дѣло иначе, какъ посредствомъ мѣны. Впрочемъ, еслибы даже вы и вымѣняли ребенка на одѣяла или на книги и на топливо, все-таки не будетъ возможности воспрепятствовать, чтобъ ихъ тотчасъ же не обратили въ крѣпкіе напитки.
   Согласно съ этимъ рѣшено было, чтобы мистеръ и мистриссъ Мильвей поискали подходящаго сироту, который представлялъ бы какъ можно меньше вышеприведенныхъ затрудненій, и чтобы потомъ опять переговорили съ мистриссъ Боффинъ. Послѣ этого мистеръ Боффинъ осмѣлился сказать мистеру Мильвею, что если мистеръ Мильвей снисходительно согласится сдѣлаться его постояннымъ банкиромъ на сумму "двадцати фунтовъ или около того" для безотчетнаго ихъ употребленія, то онъ крайне его обяжетъ. Этимъ мистеръ Мильвей и мистриссъ Мильвей были очень довольны, какъ будто бъ они никогда но имѣли своихъ собственныхъ нуждъ и знали бѣдность только потому, что видятъ ее на другихъ людяхъ. Такимъ образомъ окончилось свиданіе, возбудившее взаимное удовольствіе и благорасположеніе.
   -- Теперь, душа моя,-- сказалъ мистеръ Боффинъ, когда они сѣли на свои мѣста позади головастой лошади и головастаго кучера,-- сдѣлавъ сюда весьма пріятный визитъ, мы попробуемъ Вильферовъ.
   Съ подъѣздомъ экипажа къ калиткѣ этого семейства, оказалось что попробовать Вильферовъ было легче въ предположеніи, чѣмъ на дѣлѣ, по причинѣ необычайнаго затрудненія попасть въ домъ ихъ. Три удара въ колокольчикъ не произвели никакого видимаго результата, хотя каждый ударъ сопровождался суетней и бѣготней внутри. Когда четвертый разъ головастый молодой человѣкъ рванулъ съ озлобленіемъ колокольчикъ, явилась миссъ Лавинія, выходившая изъ дому какъ бы случайно, въ шляпкѣ и съ зонтикомъ, повидимому, съ намѣреніемъ прогуляться. Молодая дѣвушка удивилась, увидѣвъ посѣтителей у калитки, и выразила это соотвѣтствующимъ движеніемъ.
   -- Мистеръ и мистриссъ Боффинъ пріѣхали!-- проворчалъ головастый молодой человѣкъ сквозь рѣшетчатую калитку и въ то же время потрясъ ее такъ, какъ будто бъ имѣлъ передъ собою звѣринецъ,-- они тутъ ужъ съ полчаса дожидаются.
   -- Кто, сказали вы?-- спросила миссъ Лавинія.
   -- Мистеръ и мистриссъ Боффинъ!-- отвѣтилъ молодой челсвѣкъ, возвысивъ голосъ свой до рева.
   Миссъ Лавинія взбѣжала вверхъ по ступенькамъ крыльца, сбѣжала внизъ по ступенькамъ съ клюнемъ, перебѣжала чрезъ маленькій садикъ и отворила калитку.
   -- Прошу, войдите, -- сказала миссъ Лавинія надменно.-- Наша служанка ушла со двора.
   Мистеръ и мистриссъ Боффинъ, войдя въ небольшую переднюю и поджидая миссъ Лавинію, чтобъ она указала имъ, куда надо идти потомъ, замѣтили три пары подслушивающихъ ногъ на верху лѣстницы: ноги мистриссъ Вильферъ, ноги миссъ Беллы и ноги мистера Джорджа Сампсона.
   -- Мистеръ и мистриссъ Боффинъ, если не ошибаюсь?-- спросила Лавинія, предувѣдомляющимъ голосомъ.
   Непріязненное вниманіе со стороны ногъ мистриссъ Вильферъ, йогъ миссъ Беллы, ногъ мистера Джорджа Сампсона.
   -- Такъ точно, миссъ.
   -- Пожалуйте сюда, а я доложу мамашѣ.
   Торопливый побѣгъ ногъ мистриссъ Вильферъ, [ногъ миссъ Беллы, ногъ мистера Джорджа Сампсона.
   Подождавъ наединѣ около четверти часа въ гостиной, представлявшей слѣды поспѣшной уборки послѣ стола, которые приводили въ недоумѣніе имѣлись ли при уборкѣ въ виду посѣтители или комнаты были очищены для игры въ жмурки, мистеръ и мистриссъ Боффинъ увидѣли вошедшую мистриссъ Вильферъ, величаво томную, съ снисходительнымъ перегибомъ на одну сторону, что было ея обыкновенною манерой въ обществѣ.
   -- Извините меня, -- сказала мистриссъ Вильферъ послѣ первыхъ привѣтствій и послѣ того, какъ она поправила платокъ ниже подбородка и размахнула руками въ перчаткахъ,-- чему я обязана такою честью?
   -- Коротко да ясно, сударыня, -- отвѣчалъ мистеръ Боффинъ:-- вамъ, можетъ быть, уже извѣстна фамилія Боффиновъ, получившихъ нѣкоторое имущество?
   -- Я слышала, сэръ,-- отвѣчала мистриссъ Вильферъ, важно наклонивъ голову,-- это дѣйствительно было.
   -- И я полагаю, сударыня,-- продолжалъ мистеръ Боффинъ въ то время, какъ мистриссъ Боффинъ подтверждала его слова улыбками и киваніемъ головы, -- вы не совсѣмъ расположены къ намъ своею благосклонностью.
   -- Извините меня,-- сказала мистриссъ Вильферъ,-- несправедливо было бы относить къ мистеру и мистриссъ Боффинъ бѣдствіе, которое, безъ всякаго сомнѣнія, было предопредѣлено Провидѣніемъ.
   Этимъ словамъ придало тѣмъ болѣе эффекта, что они были произнесены съ стоическимъ выраженіемъ страданія.
   -- Искренно сказано, я увѣренъ, -- замѣтилъ честный мистеръ Боффинъ, -- мы съ мистриссъ Боффинъ, сударыня, люди простые, безъ всякихъ претензій и не любимъ ходить околесными дорогами, потому какъ есть ко всему прямой путь. Вотъ мы, стало-быть, пріѣхали къ вамъ сказать, что были бы рады имѣть честь и удовольствіе познакомиться съ вашею дочерью и что намъ будетъ пріятно, если дочь ваша пожелаетъ считать нашъ домъ своимъ домомъ наравнѣ съ этимъ. Коротко да ясно: мы желаемъ повеселить вашу дочь, чтобъ она съ нами всѣ наши удовольствія раздѣляла. Мы желаемъ потѣшить ее и такъ, и этакъ и доставить ей развлеченіе.
   -- Вотъ что!-- сказала откровенная мистриссъ Боффинъ.-- Господи, Боже моні Будемте всѣ счастливы.
   Мистриссъ Вильферъ слегка поклонилась своей посѣтительницѣ и величественно монотоннымъ голосомъ отвѣчала ея кавалеру:
   -- Извините меня. Я имѣю нѣколько дочерей. Какъ понимать, которую изъ моихъ дочерей такъ благосклонно разумѣютъ мистеръ Боффинъ и его супруга?
   -- Неужели не угадываете?-- отозвалась вѣчно улыбающаяся мистриссъ Боффинъ.-- Натурально, миссъ Беллу, сами знаете.
   -- А!-- сказала мистриссъ Вильферъ съ строгимъ, не убѣдившимся взглядомъ.-- Мою дочь Беллу можно видѣть; она вамъ сама все скажетъ.
   Тугъ, отворивъ немного дверь, за которою тотчасъ же послышался звукъ поспѣшно отбѣжавшихъ ногъ, почтенная дама провозгласила:
   -- Пошлите ко мнѣ миссъ Беллу!
   Такое провозглашеніе величественно формальное, можно даке сказать герольдмейстерское, было сдѣлано съ укоризненнымъ взглядомъ матери, брошеннымъ на эту молодую дѣвушку во плоти, въ ту минуту, какъ она съ трудомъ пряталась въ чуланъ подъ лѣстницею, опасаясь появленія мистера и мистриссъ Боффинъ.
   -- Занятія Р. Вильфера, моего мужа, -- объясняла мистриссъ Вильферъ, снова сѣвъ на свое мѣсто,-- задерживаютъ его въ это время дня въ Сити, иначе онъ имѣлъ бы честь вмѣстѣ со мною принимать васъ подъ нашею скромною кровлей.
   -- У васъ славная квартирка, -- сказалъ мистеръ Боффинъ весело.
   -- Извините меня, сэръ,-- отвѣтила мистриссъ Вильферъ, поправляя его, -- это жилище чувствительной, но независимой бѣдности.
   Чувствуя затрудненіе продолжать разговоръ но этой колеѣ, мистеръ и мистриссъ Боффинъ сидѣли, устремивъ глаза въ пустое мѣсто, между тѣмъ какъ мистриссъ Вильферъ, молча, давала имъ пенять, что она переводитъ дыханіе съ такимъ самоотверженіемъ, которому едва-ли что-нибудь подобное имѣется въ исторіи. Это продолжалось до тѣхъ поръ, пека не явилась миссъ Белла; мистриссъ Вильферъ представила ее и объяснила ей цѣль, съ которою прибыли гости.
   -- Много вамъ обязана, повѣрьте,-- сказала миссъ Белла, съ холодностью встряхнувъ свои локоны;-- но я не имѣю желанія выѣзжать.
   -- Белла!-- увѣщевала ее мать:-- Белла, ты должна побѣдить себя.
   -- Да, моя милая, сдѣлайте, что говоритъ мамаша, побѣдите себя,-- настаивала мистриссъ Боффинъ! Мы будемъ такъ рады видѣть васъ у себя, да и вы же такая хорошенькая, что какъ вамъ сидѣть, запершись дома!
   Съ этими словами добродушное созданіе поцѣловало ее и потрепало по выразительнымъ плечикамъ; между тѣмъ какъ мистриссъ Вильферъ сидѣла, выпрямившись, подобно какому-нибудь офиціальному лицу, присутствующему при свиданіи передъ казнію.
   -- Мы думаемъ переѣхать въ прекрасный домъ,-- сказала мистриссъ Боффинъ, которая была настолько женщина, что выдала но этому предмету мистера Боффина, когда ему нельзя было оспаривать ее;-- мы думаемъ обзавестись отличною каретой, будемъ выѣзжать, будемъ все осматривать. Вы, для начала знакомства,-- прибавила она, сажая миссъ Беллу рядомъ съ собою и потрепавъ ее по рукѣ,-- пожалуйста не пренебрегайте нами, потому, моя милая, что мы, знаете, тутъ ни въ чемъ не виноваты.
   Съ естественнымъ влеченіемъ юношескаго возраста къ людямъ откровеннымъ и ласковымъ, миссъ Белла была такъ тронута простотою этихъ словъ, что сама охотно поцѣловала мистриссъ Боффинъ. Это, однакоже, не понравилось женщинѣ міра сего, ея матери, старавшейся удержать за собою выгодное положеніе, въ которомъ ей самой хотѣлось одолжить Боффиновъ, вмѣсто того, чтобы отъ нихъ принять одолженіе.
   -- Моя младшая дочь, Лавинія, -- сказала мистриссъ Вилъфоръ, обрадовавшись сдѣлать диверсію, когда снова показалась эта дѣвушка.-- Мистеръ Джорджъ Сампсонъ, другъ нашего семейства.
   Другъ семейства находился въ той степени нѣжнаго чувства, которая обязывала его смотрѣть на всѣхъ постороннихъ, какъ на враговъ семейства. Онъ, сѣвъ на мѣсто, всунулъ себѣ въ ротъ набалдашникъ тросточки, какъ пробку, будто сознавая, что онъ по самое горло налитъ оскорбительными чувствами, и смотрѣлъ на Боффиновъ неумолимыми глазами.
   -- Если вы пожелаете привезть съ собою вашу сестрицу, когда пріѣдете погостить у насъ,-- сказала мистриссъ Боффинъ, -- мы, само собою разумѣется, будемъ очень рады. Чѣмъ больше вы будете дѣлать себѣ удовольствія, миссъ Белла, тѣмъ больше и намъ будетъ удовольствія.
   -- А мое согласіе, видно, тутъ ничего не значитъ?-- вскрикнула миссъ Лавинія.
   -- Лавви,-- сказала ея сестра тихимъ голосомъ,-- пожалуйста веди себя такъ, чтобы тебя только видѣли, а не слышали.
   -- Нѣтъ, не поведу себя такъ,-- отвѣтила рѣзкая Лавинія.-- Я не ребенокъ, чтобы меня только вскользъ замѣчали посторонніе.
   -- Ты настоящій ребенокъ.
   -- Нѣтъ, не ребенокъ, и не хочу, чтобъ обо мнѣ говорили вскользь. Привезть вашу сестрицу,-- въ самомъ дѣлѣ!
   -- Лавинія!-- сазала мистриссъ Вильферъ.-- Замолчи! Я не позволю тебѣ высказывать въ моемъ присутствіи нелѣпаго предположенія, что посторонніе люди -- мнѣ все равно, кто бы они ни были по фамиліи -- могутъ покровительствовать моимъ дѣтямъ. Какъ смѣешь ты думать, глупая дѣвочка, что мистеръ и мистриссъ Боффщіъ могли войти въ эти двери съ цѣлію оказать намъ покровительство? Да, еслибъ и вошли, какъ смѣешь ты думать, что они могли бы остаться здѣсь хоть на одну минуту, пока у твоей матери есть еще въ живомъ ея тѣлѣ столько силы, чтобы попросить ихъ удалиться.
   -- Все это прекрасно, -- начала, было, бормотать миссъ Лавинія, но мистриссъ Вильферъ повторила:
   -- Замолчи! Я этаго не дозволю! Развѣ ты не знаешь должнаго уваженія къ гостямъ? Развѣ не понимаешь, что своимъ предположеніемъ, будто бы эта леди и этотъ джентльменъ имѣютъ мысль оказать покровительство кому-либо изъ членовъ твоей фамиліи -- мнѣ все равно, которому бы ни было -- ты обвиняешь ихъ въ дерзости чуть не сумасбродной?
   -- Обо мнѣ и мистриссъ Боффинъ не безпокойтесь, сударыня,-- сказалъ мистеръ Боффинъ, улыбаясь,-- намъ это все равно.
   -- Извините меня, мнѣ не все равно,-- отозвалась мистриссъ Вильферъ.
   Миссъ Лавинія отрывисто засмѣялась и пробормотала:-- Да, конечно!
   -- И я требую, чтобы моя дерзкая дочь,-- продолжала мистриссъ Вильферъ, взглянувъ уничтожающими глазами на Лавинію, но не производя никакого на нее дѣйствія,-- была справедлива къ сестрѣ своей, Беллѣ, и помнила, что знакомства съ Беллою ищутъ многіе и что если сестра ея, Белла, принимаетъ приглашеніе, то знаетъ, что этимъ со-вер-шен-но столько же сама дѣлаетъ честь другимъ (это было сказано съ трепетомъ негодованія), сколько ей дѣлаютъ другіе.
   Но тутъ отозвалась миссъ Белла и спокойно сказала:
   -- Я могу сама говорить за себя, мамаша. Пожалуйста, меня не вмѣшивайте.
   -- Нечего сказать, хорошо дѣлать намеки другимъ черезъ меня, благо я къ тому пригодилась,-- сердито сказала неукротимая Давшія;-- но я желала бы спросить, что скажетъ на это Джорджъ Сампсонъ.
   -- Мистеръ Сампсонъ,-- провозгласила мистриссъ Вильферъ, видя, что этотъ молодой человѣкъ вынулъ свою пробку, и взглянувъ на него такъ сурово, что онъ снова заткнулъ ее въ ротъ:-- мистеръ Сампсонъ, какъ другъ нашего семейства, часто бывающій въ этомъ домѣ, такъ хорошо воспитанъ, что никакихъ возраженій дѣлать тутъ не будетъ.
   Похвала молодому человѣку ввела совѣстливую мистриссъ Боффинъ въ раскаяніе за оказанную ему, по ея мнѣнію, несправедливость, и побудила ее сказать, что она такъ же, какъ и мистеръ Боффинъ, будутъ во всякое время рады видѣть его у себя. Молодой человѣкъ, за такое вниманіе къ нему, учтиво отвѣтилъ, не вынимая пробки изо рта:
   -- Много вамъ обязанъ; но я постоянно занятъ и днемъ, и ночью.
   Миссъ Белла, однакоже, устранила всѣ затрудненія, согласившись на предложеніе Боффиновъ самымъ очаровательнымъ образомъ, такъ что добрые супруги эти остались, вообще говоря, очень довольны и сказали ей, что какъ скоро они будутъ въ состояніи прилично принять ее, то мистриссъ Боффинъ явится снова извѣстить ее объ этомъ. Распоряженіе это мистриссъ Вильферъ одобрила величественнымъ наклоненіемъ головы и взмахомъ перчатокъ, какъ бы желая сказать: "всѣ недостатки ваши мы пропустимъ мимо глазъ и благосклонно удовлетворимъ ваши желанія, бѣдняги!"
   -- Кстати, сударыня,-- сказалъ мистеръ Боффинъ, обернувшись въ то время, какъ онъ уже выходилъ,-- у васъ есть жилецъ?
   -- Джентльменъ,-- отвѣтила мистриссъ Вильферъ, поправивъ болѣе благороднымъ словомъ вульгарное выраженіе, -- дѣйствительно занимаетъ у насъ первый этажъ.
   -- Я могу сказать, что это Нашъ Общій Другъ,-- продолжалъ мистеръ Боффинъ.-- А что за человѣкъ Нашъ Общій Другъ? Нравится онъ вамъ?
   -- Мистеръ Роксмитъ человѣкъ очень аккуратный, очень тихій и очень выгодный постоялецъ.
   -- Я, надобно вамъ сказать,-- объяснилъ мистеръ Боффинъ,-- потому спрашиваю, что не совсѣмъ хорошо знакомь съ Нашимъ Общимъ Другомъ, я видѣлъ его только одинъ разъ. Вы хорошо о немъ отзываетесь. Онъ дома?
   -- Мистеръ Роксмитъ дома,-- отвѣтила мистриссъ Вильферъ.-- Да, вонъ онъ,-- добавила она, указывая въ окно,-- стоитъ у садовой рѣшетки. Не васъ ли поджидаетъ?
   -- Можетъ быть, -- отвѣтилъ мистеръ Боффинъ.-- Должно быть видѣлъ, какъ я вошелъ къ вамъ.
   Белла внимательно прислушивалась къ этому короткому разговору. Сопровождая мистриссъ Боффинъ къ калиткѣ, она также внимательно прислушивалась и къ тому, что послѣдовало.
   -- Здравствуйте, сэръ, здравствуйте, -- сказалъ мистеръ Боффинъ.-- Это, мистриссъ Боффинъ, мистеръ Роксмитъ, о которомъ я тебѣ говорилъ, моя душа.
   Она пожелала ему добраго дня, а онъ вѣжливо поспѣшилъ подсадить ее въ карету и оказать другія подобныя услуги.
   -- Прощайте теперь, миссъ Белла,-- сказала мистриссъ Боффинъ, посылая изъ кареты сердечный привѣть.-- Скоро опять увидимся! И тогда я надѣюсь показать вамъ моего маленькаго Джона Гармона.
   Мистеръ Роксмитъ, стоявшій у колеса и поправлявшій ея платье, вдругъ повернулся назадъ, посмотрѣть вокругъ и потомъ взглянулъ на нее съ лицомъ до того блѣднымъ, что мистриссъ Боффинъ вскрикнула:
   -- Боже милосердый!-- а потомъ чрезъ мгновеніе:-- что съ сами, сэръ?
   -- Какъ можете вы показать ей мертваго?-- отозвался мистеръ Роксмитъ.
   -- Это я о пріемышѣ. Я ужъ ей говорила о немъ. Я хочу нашего пріемыша назвать этимъ именемъ.
   Вы захватили меня совершенно врасплохъ,-- сказалъ мистеръ Роксмитъ: -- и слова ваши показались мнѣ какимъ-то дурнымъ предзнаменованіемъ, когда вы сказали, что покажете мертваго молодой и цвѣтущей особѣ.
   Въ эту минуту Белла догадалась, что мистеръ Роксмитъ неравнодушенъ къ ней. Но для ея сердца было еще не ясно, что за ставляло ее склоняться къ нему болѣе прежняго -- внутреннее ли сознаніе справедливости ея догадки, или желаніе лучше узнать его. Какъ бы то ни было, онъ, часто занимавшій ея вниманіе, теперь занялъ его еще сильнѣе.
   Онъ зналъ это такъ же хорошо, какъ и она, она знала такъ же хорошо, какъ и онъ, въ то время, какъ они вмѣстѣ стояли на дорожкѣ у садовой калитки.
   -- Предостойные люди, миссъ Вильферъ.
   -- Вы хорошо ихъ знаете?-- спросила Белла.
   Онъ отгадалъ, что она намѣревалась вызвать съ его стороны отвѣтъ, въ которомъ нѣтъ правды, и упрекнулъ ее улыбкою, заставившею ее упрекнуть себя, и потомъ сказалъ:
   -- Я объ нихъ знаю.
   -- Правда, онъ говорилъ, что видѣлъ васъ только разъ.
   -- Правда, я такъ и думалъ, что онъ говорилъ это.
   Белла смѣшалась и рада была бы взять назадъ свой вопросъ.
   -- Вамъ показалось странно, что я, принимая въ васъ участіе, такъ встревожился, когда услышалъ, что вамъ хотятъ показать убитаго человѣка, уже зарытаго въ могилу. Я, конечно, могъ тотчасъ же понять, что смыслъ сказаннаго не таковъ, но участіе мое относительно васъ остается тѣмъ не менѣе въ своей силѣ.
   Когда Белла вошла задумчиво въ гостиную, то неукротимая Лавинія встрѣтила ее такими словами:
   -- Ну, Белла! Надѣюсь, что всѣ желанія твои, наконецъ, удовлетворены -- твоими Боффинамм. Теперь ты будешь богата -- съ твоими Боффинами. Тебѣ можно будетъ кокетничать, сколько душѣ угодно,-- у твоихъ Боффиновъ. Но ужъ меня ты не повезешь къ твоимъ Боффинамъ, это я могу сказать тебѣ -- тебѣ и твоимъ Боффинамъ.
   -- Если этотъ мистеръ Бофинъ,-- заговорилъ мистеръ Джорджъ Сампсонъ, -- вздумаетъ еще разъ обратиться съ своими глупостями ко мнѣ, то я желалъ бы дать ему понять, что онъ дѣлаетъ это съ опасностью жи...-- Онъ хотѣлъ сказать жизни, но миссъ Лавинія, не довѣряя его умственнымъ силамъ и чувствуя, что рѣчь его ни въ какомъ случаѣ не будетъ имѣть положительнаго примѣненія къ дѣлу, втолкнула ему опять пробку въ ротъ, да такъ сильно, что изъ глазъ его потекли слезы.
   Что касается до достойной мистриссъ Вильферъ, то она, употребивъ свою младшую дочь вмѣсто манекена для назиданія Боффиновъ, приласкала ее и потомъ явила послѣдній примѣръ силы своего характера, еще оставшейся у нея въ запасѣ. Ей хотѣлось озарить все семейство своими удивительными способностями по части физіогномики, свѣдѣніями, ужасавшими Р. Вильфера каждый разъ, какъ они срывались съ привязи, потому что всегда отличались необыкновенною мрачностью и злорадствомъ.
   -- О манерахъ этихъ Боффиновъ, -- сказала мистриссъ Вильферъ,-- я ничего не скажу. О ихъ наружности я ничего не скажу. О безкорыстіи ихъ намѣреній въ отношеніи къ Беллѣ я ничего не скажу. Но хитрость, скрытность и глубоко задуманная интрига, написанныя на лицѣ мистриссъ Боффинъ, заставляютъ меня трепетать.
   Какъ бы въ неопровержимое доказательство, что всѣ эти зловредныя свойства она ясно видѣла предъ собою, мистриссъ Вильферъ затрепетала.
   

X. Супружескій договоръ.

   Въ домѣ Вениринговъ хлопоты. Совершенно зрѣлая молодая дѣвица выходитъ замужъ (съ пудрою и съ прочимъ) за совершенно зрѣлаго молодого джентльмена. Она выходитъ за него изъ дома Вениринговъ, и Вениринги по этому случаю даютъ завтракъ. Аналитическій Химикъ, какъ бы по принятому правилу протестующій противъ всего, что дѣлается въ домѣ, упорно протестуетъ и противъ этого брака; но его согласіе въ дѣлѣ не есть необходимость.
   Совершенно зрѣлая молодая дѣвица -- невѣста съ состояніемъ. Совершенно зрѣлый молодой джентльменъ -- женихъ тоже съ состояніемъ. Онъ пускаетъ свое состояніе въ обороты, и какъ аматеръ этого дѣла, ѣздитъ въ Сити, присутствуетъ въ собраніяхъ директоровъ и участвуетъ въ торговлѣ акціями. Не имѣйте ни заслугъ, ни репутаціи, ни образованія, ни идей, ни манеръ -- имѣйте только акціи. Имѣйте достаточное число акцій, чтобъ имя ваше значилось большими буквами въ спискѣ директоровъ; разъѣзжайте но таинственному дѣлу между Лондономъ и Парижемъ, и будьте вели Откуда онъ? Акціи. Куда онъ? Акціи. Каковы его наклонности? Акціи. Есть ли у него какія правила? Акціи. Онъ можетъ быть никогда и ни въ чемъ не имѣлъ успѣха, никогда ничего не придумалъ, никогда ничего не произвелъ -- нужды нѣтъ, -- "на все достаточно одного отвѣта: акціи. О, могущественныя акціи! Высоко возносите вы эти кумиры, а насъ, ничтожнѣйшихъ червей, заставляете вопить и денно, и ночи о, будто подъ вліяніемъ дурмана или опіума: -- "Избавьте насъ отъ нашихъ денегъ, расточайте ихъ, покупайте, продавайте насъ, разоряйте насъ, только мы молимъ васъ займите мѣсто между сильными земли и жирѣйте на нашъ счетъ".
   Пока Амуръ и Граціи приготовляютъ Гименею свѣточъ, долженствующій воспламениться завтра, у мистера Твемло умъ помутился. Ему кажется, что совершенно зрѣлая молодая дѣвица и совершенно зрѣлый молодой джентльменъ, несомнѣнно, самые старинные друзья Вениринга. Не опекунъ ли онъ ихъ? Едва ли это возможно, потому что они старше его. Однакоже, Венирингъ посвященъ во всѣ ихъ тайны и много содѣйствовалъ, чтобы заманить ихъ къ алтарю. Онъ даже самъ однажды упомянулъ Твемло, какъ онъ сказалъ своей женѣ: "Анастасія, вотъ славная парочка!" Онъ также сказывалъ Твемло, что смотритъ на Софронію Укершемъ (зрѣлую молодую дѣвицу), какъ на свою сестру; а на Альфреда Ламмль (зрѣлаго молодого джентльмена), какъ на своего брата. Твемло при этомъ спрашиваетъ его, не былъ ли онъ въ школѣ вмѣстѣ съ Альфредомъ? Онъ отвѣчалъ: "Несовсѣмъ". Не была ли Софронія усыновлена его матерью? Онъ отвѣчалъ: "Нѣтъ, нельзя сказать". Твемло прикладывалъ руку ко лбу и совершенно терялся.
   Но двѣ или три подѣли тому назадъ Твемло, сидя за газетами, за поджаренными гренками и за слабымъ чаемъ своимъ надъ конюшнею въ Дьюкъ-Стритѣ, въ Сентъ-Джемскомъ Скверѣ, получилъ сильно раздушенную вензелевую записку отъ мистриссъ Венирингъ. Она убѣждала любезнаго мистера Твемло, если онъ ничѣмъ особенно не занятъ, пожаловать къ ней отобѣдать, вчетверомъ, съ мистеромъ Подснапомъ, и обсудить важное семейное дѣло. Послѣднія три слова были дважды подчеркнуты и завершены знакомъ восклицанія. Твемло, отвѣтивъ: "Ничѣмъ не занятъ, и болѣе чѣмъ радъ," явился, и вотъ что послѣдовало.
   -- Любезный Твемло,-- говоритъ Венирингъ,-- готовность съ которою вы отозвались на безцеремонное приглашеніе Анастасіи по истинѣ любезна: это такъ похоже на стараго, стараго друга. Вы знакомы съ нашимъ добрымъ другомъ Подснапомъ?
   Твемло знаетъ добраго друга Подснапа, когда-то причинившаго ему такой конфузъ. Онъ отвѣчаетъ, что знакомъ и Подснапъ подтверждаетъ. Повидимому, Подснапъ до того освоился въ короткое время съ Венирингомъ, что считаетъ себя знакомымъ въ его семействѣ много, много, много лѣтъ. Онъ съ самою дружескою развязностью чувствуетъ себя совершенно какъ дома, и ставъ къ камину спиной, изображаетъ статуэтку Колосса Родосскаго. Твемло еще до этого замѣчалъ, хотя по своему обыкновенію не совсѣмъ ясно, что всѣ гости Вениринговъ заражаются фикціей Вениринговъ; но онъ и до сихъ поръ еще не сознаетъ, что и съ нимъ произошло то же самое.
   -- Наши друзья, Альфредъ и Софронія,-- продолжалъ Венирингъ, пророкъ подъ покрываломъ,-- наши друзья, Альфредъ и Софронія -- конечно, вы этому порадуетесь,-- дорогіе наши друзья вступаютъ въ бракъ. Мы съ женою видимъ въ этомъ наше семейное дѣло и принимаемъ на себя всѣ распоряженія; а потому я считаю первымъ своимъ долгомъ объявить объ этомъ друзьямъ нашего семейства.
   (Э!-- думаетъ Твемло, поглядывая на Подснапа,-- значитъ, насъ только двое; онъ второй).
   -- Я надѣялся,-- продолжаетъ Венирингъ,-- что леди Тишшисъ встрѣтится у меня съ вами; но на нее всегда такой большой запросъ; она, къ несчастно, отозвана.
   (Э!-- думаетъ Твемло, блуждая глазами,-- значитъ насъ трое; сна третья.
   -- Мортимера Ляйтвуда,-- говоритъ далѣе Венирингъ,-- котораго вы оба знаете, нѣтъ въ городѣ; но онъ пишетъ, съ своею обычною причудливостью, что такъ какъ мы просимъ его быть шаферомъ жениха, то онъ не откажется, когда наступитъ день церемоніи, хотя и не видитъ, какая тутъ можетъ быть въ немъ надобность.
   (Э!-- думалъ Темло, закатывая глаза, значитъ насъ четверо; онъ четвертый).
   -- Бутса и Бруэра,-- прибавляетъ Венирингъ,-- которыхъ вы тоже знаете, я не пригласилъ сегодня, но держу ихъ въ запасѣ на этотъ случай.
   (Значитъ, думаетъ Твемло, закрывъ глаза, насъ шес... Но тутъ онъ изнемогаетъ и въ такомъ положеніи остается до конца обѣда, когда Аналитикъ былъ приглашенъ удалиться).
   -- Теперь мы приступимъ,-- говоритъ Венирингъ, къ предмету, къ настоящему предмету нашего совѣщанія. Софронія, лишившись отца и матери, не имѣетъ никого, кто бы выдалъ ее.
   -- Будьте вы ей посаженымъ отцомъ,-- говоритъ Подснапъ.
   -- Мой любезный Подснапъ, этого нельзя. По тремъ причинамъ. Во-первыхъ, потому что я не могу взять на себя такъ много, когда я долженъ имѣть въ виду столько почтенныхъ друзей моего семейства. Во-вторыхъ, потому что я не столько тщеславенъ, чтобы считать себя годнымъ для такой роли. Въ-третьихъ, потому что Анастасія въ этомъ случаѣ нѣсколько суевѣрна и не желаетъ, чтобъ я былъ у кого-нибудь посаженымъ отцомъ, пока наша малютка не подростетъ и не будетъ сама невѣстой.
   -- Что же можетъ случиться, еслибы вашъ мужъ сдѣлалъ это?-- спрашиваетъ Подснапъ у мистриссъ Венирингъ.
   -- Любезнѣйшій мистеръ Подснапъ, сознаюсь, что это очень глупо, по у меня какое-то инстинктивное предчувствіе, что если Гамильтонъ выдастъ кого-нибудь прежде нашей малютки, то ее никогда не выдастъ.
   Такъ отвѣчаетъ мистриссъ Венирингъ, сложивъ раскрытыя кисти рукъ такъ, что каждый изъ ея орлиныхъ пальцевъ принимаетъ видъ ея орлинаго носа, отъ котораго ихъ только и отличаютъ новые съ молоточка перстни.
   -- Но, мой любезный Подснапъ,-- говоритъ Венирингъ,-- у насъ есть испытанный другъ дома, на котораго,-- я надѣюсь, Подснапъ, вы со мною согласитесь,-- на котораго пріятная обязанность посаженаго отца падаетъ, такъ сказать, сама собою. Другъ этотъ (слова произносятся, какъ будто бы компанія состояла изъ полутораста человѣкъ) теперь между нами. Другъ этотъ Твемло!
   -- Дѣйствительно!-- со стороны Подснапа.
   -- Другъ этотъ,-- повторяетъ Венирингъ съ большею твердостью,-- нашъ любезный и добрый Твемло. Вамъ же, мой дорогой Подснапъ, я не знаю, какъ приличнѣе выразить удовольствіе, возбуждаемое во мнѣ готовностью, съ которою это мнѣніе мое и моей Анастасіи подтверждается вами, столько же близкимъ и испытаннымъ другомъ нашимъ, стоящимъ въ гордомъ положеніи, я разумѣю, гордо стоящимъ въ положеніи, или мнѣ слѣдуетъ лучше сказать: поставившимъ Анастасію и меня въ гордое положеніе тѣмъ именно, что сами вы стали въ скромное положеніе крестнаго отца нашей малютки.
   И дѣйствительно, Венирингъ, крайне доволенъ, видя, что Подснапъ не проявляетъ ни малѣйшей зависти къ возвышенію Твемло.
   И вотъ, спустя нѣкоторое время, рессорная фура осыпаетъ цвѣтами крыльцо и лѣстницу дома Вениринговъ, а Твемло осматриваетъ мѣстность, гдѣ предстоитъ ему завтра разыгрывать важную роль. Онъ уже побывалъ въ церкви и записалъ для памяти кой-какія замѣченныя въ ней неудобства по указанію печальной вдовы-прислужницы, отпирающей церковныя сидѣнья и страдающей отъ жестокаго ревматизма въ лѣвой рукѣ, впрочемъ согнутой добровольно, чтобъ она могла служить въ качествѣ кружки для сбора денегъ.
   Но вотъ является Венирингъ изъ библіотеки, гдѣ онъ, въ часы созерцательнаго настроенія, приковываетъ свой умъ къ затѣйливой рѣзьбѣ и позолотѣ пилигримовъ, отправляющихся въ Кантербери.
   Онъ подаетъ Твемло для прочтенія статейку, приготовленную имъ въ газеты, дабы онѣ могли протрубить фешенебельному міру какъ семнадцатаго текущаго мѣсяца, въ церкви Св. Іакова, преподобный Бланкъ-Бланкъ, при содѣйствіи преподобнаго Дашъ-Даша, сочеталъ узами брака Альфреда Ламмль, эсквайра изъ Сакквеллъ-Стрита, въ Пиккадилли, съ Софроніею, единственною дочерью покойнаго Горація Экершема изъ Іоркшира; и какъ прекрасная невѣста была выдана изъ дома Гамильтона Beниринга, эсквайра изъ Стукконіи, по благословеніи посаженымъ отцомъ ея Мельвиномъ Твемло, эсквайромъ изъ Дьюкъ-Стрита, близъ Сентъ-Джемскаго Сквера, вторымъ кузеномъ лорда Снигсворта, изъ Снигсвортскаго Парка. Твемло, прочитывая статейку, какъ-то не ясно соображаетъ, что если преподобный Бланкъ-Бланкъ и преподобный Дашъ-Дашъ не успѣютъ, послѣ этого перваго знакомства съ Венирингомъ, попасть въ реестръ самихъ дорогихъ, любезныхъ и старинныхъ друзей его, то имъ не кого будетъ, кромѣ самихъ себя, благодарить за это.
   Послѣ этого является Софронія (которую Твемло во всю жизнь свою видѣлъ только два раза), чтобъ отблагодарить мистера Твемло за принятую имъ на себя роль покойнаго Горація Экершема, эсквайра изъ Іоркшира. А послѣ нея является Альфредъ (котораго Твемло видѣлъ только разъ въ жизни), чтобы сдѣлать то же самое и блеснуть своею, г.ъ нѣкоторомъ родѣ кондитерскою, наружностью, повидимому, болѣе назначенною для вечерняго освѣщенія, но попавшею на дневной свѣтъ только вслѣдствіе какой-то непростительной ошибки. Послѣ этого выходитъ мистриссъ Венирингъ съ преизбыткомъ орлиной важности во всей ея фигурѣ и съ полупрозрачными горбинками на душѣ, сходными съ полупрозрачною горбинкой на ея переносицѣ, выходитъ "измученная хлопотами и ощущеніями", какъ она сама объ этомъ объявляетъ любезному своему мистеру Твемло, и только лишь немного подкрѣпленная рюмочкою ликера, поданнаго ей почти противъ ея воли Аналитическимъ Химикомъ. Наконецъ, являются провожатыя невѣсты, прибывшія по желѣзнымъ дорогамъ съ разныхъ сторонъ, будто партія очаровательныхъ рекрутиковъ, навербованныхъ сержантомъ налицо не присутствующимъ, и поступающая въ Beниринговское депо, какъ въ казарму незнакомцевъ.
   Тутъ Твемло отправляется къ себѣ домой въ Дьюкъ-Стритъ, близъ Сентъ-Джемскаго Сквера, съѣдаетъ тарелку супу и кусочекъ баранины и просматривать въ молитвенникѣ обрядъ вѣнчаніи, чтобы запомнить надлежащее мѣсто, гдѣ ему придется отвѣчать въ качествѣ посаженаго отца {Въ обрядѣ вѣнчанія, по правиламъ англійской церкви, священникъ, отобравъ согласіе жениха и невѣсты на бракъ, спрашиваетъ: "кто выдаетъ эту жену въ супружество за этого мужа?" Родной или посаженый отецъ даетъ надлежащій отвѣтъ, и священникъ принимаетъ изъ его рукъ невѣсту.}. Онъ груститъ и скучаетъ надъ извозчичьею конюшней; онъ ясно чувствуетъ, что на сердцѣ у него царапинка, сдѣланная самою очаровательною изъ всѣхъ очаровательныхъ провожатыхъ невѣсты. Бѣдный маленькій кроткій джентльменъ любилъ когда-то; по его милая не отвѣчала ему взаимностью (какъ это часто бываетъ). Онъ думаетъ, что очаровательная провожатая невѣсты очень походитъ на его милую, какою она была во время оно (хотя она нисколько не походитъ); онъ увѣренъ, что еслибъ его милая не вышла за того, другого, изъ-за денегъ, а вышла бы за него по любви, то и онъ и она были бы счастливы (чего отнюдь не случилось бы), и онъ надѣется, что она все еще продолжаетъ питать къ нему нѣжное чувство (хотя она забыла о самомъ существованіи его). Задумавшись передъ каминомъ, онъ склоняетъ свою высохшую головку въ свои высохшія ручки, ставитъ свои высохшія локотки на свои высохшія колѣни и груститъ. "Нѣтъ очаровательницы, которая раздѣляла бы здѣсь со мною время", думаетъ онъ. "Нѣтъ очаровательницы и въ клубѣ! Пустыня, пустыня, пустыня, мой любезный Твемло!" И вотъ онъ забывается сномъ, и вотъ всѣ члены его вздрагиваютъ, будто отъ гальваническаго тока.
   На другое утро эта страшная старая леди Типпинсъ (вдова покойнаго сэръ Томаса Типпинса, возведеннаго по ошибкѣ вмѣсто кого-то другого въ достоинство, рыцаря {Knight -- титулъ степенью ниже баронета, не передаваемый въ потомство.} Его Величествомъ королемъ Георгомъ III, который, совершая эту церемонію, всемилостивѣйше благоволилъ сказать: "Что, что, что? Кто, кто, кто? Зачѣмъ, зачѣмъ, зачѣмъ?") поступаетъ въ краску и лакировку для предстоящаго интереснаго событія. Леди Типпинсъ издавна слыветъ мастерицей живо описывать разнаго рода происшествія, и потому си необходимо быть пораньше у Вениринговъ, любезные мои, чтобы не пропустить ничего на предстоящей потѣхѣ. Вотъ она въ шляпкѣ и въ платьѣ; но гдѣ подъ этою шляпкой и подъ этимъ платьемъ, именуемыми ея именемъ, скрываются остатки заподлинной женщины, то извѣстно можетъ быть только одной ея горничной. Всѣ внѣшнія видимыя оболочки ея вы легко можете купить на Бондъ-Стритѣ {Улица въ Лондонѣ, гдѣ преимущественно производится торговля модными товарами.}, но ужъ если она разъ спряталась въ нихъ, то какъ ни скальпируйте ее, какъ ни обдирайте, и ни оскабливайте, какъ ни дѣлайте изъ нея двухъ леди Типпинсъ, вы все-таки не доберетесь до подлиннаго товара. У ней, у этой леди Типпинсъ, большой золотой лорнетъ въ одно стеклышко, и сквозь него она обозрѣваетъ все, что передъ нею творится. Еслибъ у ней былъ другой такой же лорнетъ, то онъ поддерживалъ бы ей другое вѣко и придавалъ бы лицу ея больше симметріи. Но въ ея искусственныхъ цвѣтахъ дышитъ вѣчная юность, и реестръ ея обожателей полонъ.
   -- Мортимеръ, негодный человѣкъ, -- говоритъ леди Типпинсъ,-- гдѣ же женихъ, порученный вашимъ заботамъ?
   -- Честное слово, не знаю гдѣ,-- отвѣчалъ Мортимеръ,-- да и знать не интересуюсь.
   -- Несчастный! Развѣ такъ слѣдуетъ вамъ исполнять свою обязанность?
   -- Кромѣ того, что онъ будетъ сидѣть у меня на носу и что мнѣ придется быть его секундантомъ въ одномъ мѣстѣ предстоящаго обряда, какъ бойцу на кулачномъ бою, я рѣшительно не имѣю понятія, увѣряю васъ, въ чемъ состоитъ моя обязанность.
   Евгеній тоже присутствуетъ; но видъ его показываетъ, что онъ какъ будто бы ждалъ попасть на похороны и обманулся въ ожиданіяхъ.
   Мѣсто дѣйствія -- ризница церкви Св. Іакова, гдѣ на полкахъ множество старыхъ пергаментныхъ метрикъ, переплетенныхъ, пожалуй, въ кожи разныхъ леди Типпинсъ.
   Но, чу! подкатила карета ко входу. Пріѣхалъ женихъ, похожій болѣе на поддѣльнаго Мефистофеля или на одного изъ непризнанныхъ членовъ семейства этого джентльмена. Леди Типпинсъ осматриваетъ его въ лорнетъ и находитъ красавцемъ, даже опаснымъ; а Мортимеръ, въ высшей степени всѣмъ недовольныя, видя, что онъ подходитъ къ нему, думаетъ:
   "Этотъ-то, должно-быть, и есть мой пріятель, чтобы провалъ его взялъ!"
   Ко входу подъѣзжаютъ еще кареты, и вотъ всѣ остальные дѣятели. Леди Типпинсъ становится на скамеечку, обозрѣваетъ всѣхъ въ лорнетъ и пересчитываетъ такимъ образомъ: невѣста -- сорокъ пять аккуратъ, тридцать пять шиллинговъ за ярдъ, вуаль пять фунтовъ, носовой платокъ даровой. Провожатые невѣсты, подобраны такъ, чтобы не затмили ея; по этому самому онѣ и не молоденькія дѣвушки; двѣнадцать съ половиною за ярдъ, цвѣты куплены Венирингами; провожатая со вздернутымъ носомъ не дурна, но слишкомъ выставляетъ свои чулки; шляпка три фунта съ половиною. Твемло -- добрѣйшій человѣкъ, такъ счастливъ, какъ будто бы дочь родную выдаетъ; онъ даже разстроганъ, воображая, что такъ это и въ самомъ дѣлѣ. Мистриссъ Венирингъ -- такого бархата и не видано, всего на ней будетъ тысячи на двѣ фунтовъ стерлинговъ; точь въ точь какъ ювелирное окно; ея отецъ, вѣрно, былъ ростовщикомъ, иначе откуда бы этимъ людямъ набрать всего этого? Остальные, все невѣдомые; сбродъ.
   Обрядъ конченъ, метрики подписаны, леди Типпинсъ выходитъ изъ священнаго зданія въ сопровожденіи Вениринга, кареты катятся въ Стукконію лакеи съ ленточками на плечѣ и съ цвѣтами. Всѣ ѣдутъ въ домъ Вениринга; гостиныя въ его домѣ -- верхъ роскоши. Тамъ Подснапы ожидаютъ счастливую чету: мистеръ Подснапъ -- съ своими головными щетками, взбитыми елико возможно; мистриссъ Подснапъ, этотъ величавый игрушечный копь, величественно любезна. Тутъ же присутствуютъ Бутсъ и Бруэръ и два другіе буффера, каждый буфферь съ цвѣткомъ въ петлицѣ, съ завитыми волосами и въ перчаткахъ, туго застегнутыхъ. Всѣ они какъ будто изготовились, въ случаѣ какого-нибудь несчастія съ женихомъ, тотчасъ же заступитъ его мѣсто и обвѣнчаться. Тутъ же и тетушка невѣсты, ближайшая ея родственница, вдова, нѣчто въ родѣ Медузы, въ чепцѣ словно изсѣченномъ изъ камня, бросающая на всѣхъ своихъ ближнихъ окаменяющіе взгляды. Тутъ же и повѣренный невѣсты, словно откормленный масляною избоиной, дѣловой человѣкъ, въ большихъ круглыхъ очкахъ -- лицо всѣхъ интересующее. Венирингъ обращается къ этому повѣренному, какъ къ старинному своему другу (слѣдовательно къ седьмому, думаетъ Твемло), и конфиденціально уводитъ его въ оранжерею; это дастъ поводъ думать, что Венирингъ такой-же повѣренный, и что они оба удалились для окончательнаго совѣщанія объ имуществѣ невѣсты. Слышно даже, что буфферы, перешептываясь промежъ себя, произносятъ: тридцать ты-сячъ фун-товъ! и такъ прищелкиваютъ губами, что на умъ невольно приходятъ самыя вкусныя устрицы. Невѣдомые гости, дивясь сами себѣ, что такъ близко подружились съ Венирингомъ, набираются смѣлости, складываютъ на груди руки и начинаютъ препираться съ хозяиномъ даже передъ завтракомъ. Въ то же время мистриссъ Венирингъ, дерзка на рукахъ малютку, разряженную какъ невѣста, порхаетъ между гостями и блещетъ разноцвѣтными молніями, вылетающими изъ брилліантовъ, изумрудовъ и рубиновъ.
   Аналитическій Химикъ между тѣмъ улаживаетъ, не теряя своего достоинства, нѣсколько размолвокъ, возникшихъ между имъ и кондитерами, и докладываетъ, что завтракъ готовъ. Столовая такъ же роскошна, какъ и гостиная; столы сервированы превосходно; всѣ верблюды выведены, и всѣ навьючены. Свадебный тортъ великолѣпенъ, украшенъ купидонами, сахарною глазурью и эмблематическими фигурами. Вепиритъ, прежде чѣмъ сойти внизъ, выноситъ блестящій браслетъ и надѣваетъ его на руку невѣсты. Однакоже, никто, повидимому, не думаетъ о Венирингахъ, ихъ какъ будто считаютъ за содержателя и содержательницу гостиницы, исполняющихъ свою обязанность по ремеслу, за столько-то съ персоны. Молодые бесѣдуютъ между собою, какъ это всегда между молодыми водится, а буфферы съ систематическою послѣдовательностью прикладываются къ каждому блюду, какъ это всегда между ними водится; между тѣмъ какъ невѣдомые чрезвычайно радушно угощаютъ другъ друга шампанскимъ. Но мистриссъ Подснапъ, крутя свою конскую шею и важно раскачиваясь то впередъ, то взадъ, имѣетъ вокругъ себя внимательныхъ собесѣдниковъ больше, чѣмъ мистриссъ Венирингъ, а мистеръ Подснапъ чуть не хозяйничаетъ.
   Другое плачевное обстоятельство заключается въ томъ, что Венирингъ, имѣя по одну сторону отъ себя плѣнительную леди Типпинсъ, а по другую -- тетушку невѣсты, крайне затрудняется сохранить между ними миръ и спокойствіе. Медуза не довольствуется тѣмъ, что безпрестанно бросаетъ окаменяющіе взгляды на очаровательную Типпинсъ; она за каждымъ шутливымъ замѣчаніемъ этого прелестнаго созданія громко фыркаетъ, что можно приписать или хронической простудѣ головы, или негодованію и презрѣнію. Фырканіе повторяется до того правильно, что, наконецъ, все общество начинаетъ поджидать его; поджиданіе рождаетъ моменты томительнаго молчанія, отчего фырканье становится съ каждымъ разомъ гораздо эффектнѣе. Каменная тетушка имѣетъ еще обидную манеру отказываться отъ всѣхъ блюдъ, до которыхъ дотрагивается леди Типпинсъ. Какъ скоро такое блюдо приближается къ ней, она говоритъ вслухъ: "Нѣтъ, нѣтъ, нѣтъ, не желаю. Примите, пожалуйста!" Леди Типпинсъ, сознавая присутствіе врага, раза два молодецки атакуетъ его и наводить лорнетъ; но отъ непроницаемаго чепца и фыркающаго доспѣха каменной тетушки отскакиваетъ всякаго рода оружіе.
   Дальнѣйшее непріятное обстоятельство заключается въ томъ, что невѣдомые какъ будто бы сговорились между собою ни чему не удивляться. Ихъ не изумляютъ ни золотые, ни серебряны) верблюды; они даже съ нѣкоторымъ презрѣніемъ смотрятъ на изысканно выкованныя вазы для охлажденія вина. Кромѣ того всѣ они, повидимому, согласились дѣлать намеки, хотя въ неясныхъ выраженіяхъ, что хозяинъ и хозяйка получать отъ завтрака очень порядочный барышъ, и сообразно съ этимъ они, то-есть невѣдомые гости, ведутъ себя какъ посѣтители гостиницы. Такой образъ ихъ дѣйствій нисколько не выкупается поведеніемъ провожатыхъ невѣсты: онѣ, не интересуясь ею, нисколько не интересуются другъ другомъ, и заняты, каждая въ отдѣльности, нарядами присутствующихъ, стараясь удешевить ихъ въ своихъ собственныхъ понятіяхъ. Между тѣмъ утомившійся шаферъ жениха, погрузившись въ спинку стула, какъ будто бы нѣсколько скрашиваетъ праздникъ тѣмъ, что съ раскаяніемъ при поминаетъ всѣ свои прошлые грѣхи въ жизни. Разница между нимъ и его другомъ Евгеніемъ, также утонувшимъ въ спинкѣ стула, состоитъ въ томъ, что послѣдній какъ будто бы созерцаетъ всѣ будущіе грѣхи, которые онъ намѣренъ натворить -- въ особенности посреди окружающей его компаніи.
   Въ такомъ положеніи дѣлъ всѣ обычныя церемоніи идутъ и скучно, и вяло; великолѣпный свадебный тортъ, разрѣзанный прекрасною ручкой невѣсты, представляется несваримымъ для желудка. Какъ бы то ни было, все, что слѣдовало сказать -- сказано, все, что слѣдовало сдѣлать -- сдѣлано (при чемъ леди Типпинсъ, какъ слѣдуетъ, позѣвала, подремала и, наконецъ, проснулась, утративъ сознаніе). Наступили поспѣшные сборы къ брачному путешествію на островъ Уайтъ. На улицѣ гремитъ оркестръ мѣдныхъ инструментовъ, и толпятся зрители. Въ виду этихъ послѣднихъ враждебная звѣзда Аналитическаго Химика предопредѣляетъ ему и страданіе, и посрамленіе: онъ, стоя у порога дома, чтобы почтить своимъ присутствіемъ отъѣздъ новобрачныхъ, вдругъ получаетъ сильный ударъ въ голову отъ налетѣвшаго тяжеловѣснаго башмака. Обувь эта, взятая на прокатъ у кондитерскаго чернорабочаго однимъ изъ буфферовъ, подогрѣтымъ шампанскимъ и утратившимъ вѣрность прицѣла, брошена изъ сѣней вслѣдъ за отъѣзжавшею четою въ видѣ добраго предзнаменованія, по обычаю старины.
   Всѣ гости, оставшіеся по отъѣздѣ молодыхъ, раскраснѣвшись отъ завтрака, какъ будто они захватили скарлатину цѣлымъ обществомъ, снова вступаютъ въ пышныя гостиныя. Тамъ невѣдомые злонамѣренно пачкаютъ ногами диваны и тщатся какъ можно болѣе попортить великолѣпную мебель. Но вотъ леди Типпинсъ, совершенно недоумѣвая, считать ли ей нынѣшній день за третьяго дня или за послѣзавтра, или за одинъ изъ дней чрезъ недѣлю, поморщатъ и отправляется домой; Мортимеръ Ляйтвудъ и Евгеній тоже померкаютъ и уѣзжаютъ; померкаетъ и Твемло; но каменная тетушка просто уѣзжаетъ: она отказывается померкнуть и остается до конца скала скалой. Наконецъ, постепенно выживаются изъ дому и невѣдомые, и затѣмъ все оканчивается.
   Все кончилось, то-есть -- въ настоящее время. Но есть еще время въ будущемъ; оно наступаетъ недѣли черезъ двѣ, и застаетъ мистера и мистриссъ Ламмль въ Шанклинѣ, на песчаномъ берегу острова Уайта.
   Мистеръ и мистриссъ Ламмль нѣсколько времени прохаживались на шанклинскихъ пескахъ; по отпечаткамъ ихъ ногъ можно было бы догадаться, что они ходили не рука подъ руку, не по прямому направленію, и при томъ въ дурномъ настроеніи духа. Она ковыряла передъ собою зонтикомъ продолговатыя ямочки на мокромъ пескѣ; а онъ волочилъ за собою свою тросточку, будто опущенный хвостъ, по своей принадлежности къ фамиліи Мефистофеля.
   -- И вы хотите мнѣ сказать, Софронія, что...
   Такъ начинаетъ онъ послѣ долгаго молчанія; но Софронія свирѣпо на него взглядываетъ и быстро къ нему поворачивается.
   -- Не навязывайте, этого мнѣ, сэръ. Я спрашивала, не хотите ли вы сказать мнѣ, что...
   Мистеръ Ламмль замолкаетъ снова, и они идутъ по прежнему. Мистриссъ Ламмль раздуваетъ ноздри и кусаетъ нижнюю губу. Мистеръ Ламмль сбираетъ свои имбирныя бакенбарды лѣвою рукой и, сведя ихъ вмѣстѣ, украдкой хмурится изъ густого имбирнаго куста на свою дрожавшую половину.
   -- Хочу ли я сказать это!-- съ негодованіемъ повторяетъ нѣсколько времени спустя мистриссъ Ламмль.-- Навязываетъ мнѣ! Какая малодушная нечестность!
   Мистеръ Ламмль останавливается, выпускаетъ изъ руки бакенбарды и смотритъ на нее.
   -- Какая -- что?
   Мистриссъ Ламмль, не остановившись и не оборачиваясь, гордо отвѣчаетъ:
   -- Низость.
   Онъ въ два шага догоняетъ ее, идетъ съ ною рядомъ и говорить:
   -- Вы не то сказали. Вы сказали нечестность.
   -- Такъ что жъ, если и сказала?
   -- Не "если", а вы дѣйствительно сказали.
   -- Ну, сказала. Что изъ этого?
   -- Что изъ этого?-- говоритъ мистеръ Ламмль.-- И у васъ достаетъ рѣшимости говорить мнѣ такія слова!
   -- Достаетъ, да!-- отвѣчаетъ мистриссъ Ламмль, смотря на него съ холоднымъ презрѣніемъ.-- А я прошу васъ сказать мнѣ, сэръ, какъ вы смѣли сказать мнѣ то самое слово?
   -- Я никогда ничего подобнаго вамъ не говорилъ.
   Это было справедливо, а потому мистриссъ Ламмль прибѣгаетъ къ женской уловкѣ и говоритъ:
   -- Мнѣ все равно, что вы говорили и чего не говорили.
   Пройдя еще немного и помолчавъ еще немного, мистеръ Ламмль прерываетъ молчаніе.
   -- Вы все будете толковать свое. Вы присвоиваете себѣ право спросить, что я хочу сказать вамъ. Ну что же такое хочу я сказать вамъ?
   -- Что вы имѣете состояніе?
   -- Нисколько.
   -- Въ такомъ случаѣ вы женились на мнѣ обманомъ?
   -- Пусть будетъ такъ. Теперь объясните, что вы хотѣли сказать. Не хотите ли вы сказать, что вы имѣете состояніе?
   -- Нисколько.
   -- Въ такомъ случаѣ вы вышли за меня обманомъ?
   -- Если вы, гоняясь за богатствомъ, были на столько недальновидны, что обманули сами себя, или если вы были столько жадны и корыстны, что охотно дозволили обмануть себя внѣшнею обстановкой, то виновата ли я въ этомъ, искатель приключеній?-- спрашиваетъ супруга съ пущею суровостью.
   -- Я разспрашивалъ Вепиринга; онъ сказалъ, что вы богаты.
   -- Вениринга!-- сказала она съ величайшимъ презрѣніемъ.-- Что знаетъ обо мнѣ Венирингъ?
   -- Развѣ онъ не повѣренный вашъ?
   -- Нѣтъ. У меня нѣтъ повѣреннаго кромѣ того, котораго вы видѣли въ тотъ день, какъ женились на мнѣ обманомъ. Да и ему не представляется большихъ трудовъ по моему состоянію, потому что я имѣю только сто пятнадцать фунтовъ годового пожизненнаго дохода. Кажется, есть еще сколько-то шиллинговъ или пенсовъ, если вы желаете знать подробности.
   Мистеръ Ламмль взглядываетъ глазами далеко не нѣжными на подругу своихъ радостей и печалей и, начавъ что-то бормотать, тотчасъ же сдерживаетъ себя.
   -- Вопросъ за вопросъ. Теперь моя очередь, мистриссъ Ламмль. Что дало вамъ поводъ считать меня за человѣка съ состояніемъ?
   -- Вы сами дали мнѣ этотъ поводъ. Можетъ быть вы отречетесь и не сознаетесь, что всегда показывали себя такимъ?
   -- Но вѣдь вы тоже разспрашивали кого-нибудь. Скажите, мистриссъ Ламмль, признаніе за признаніе -- вы спрашивали кого-нибудь?
   -- Я спрашивала Вениринга.
   -- Но Венирингъ столько же знаетъ обо мнѣ, сколько и объ васъ, или сколько его самого кто-нибудь знаетъ.
   Пройдя еще нѣсколько, молодая вдругъ останавливается и съ запальчивостью говоритъ:
   -- Я этого никогда не прощу Венирингамъ!
   -- И я не прощу!-- отзывается молодой.
   Съ этимъ они опять идутъ, она сердито ковыряетъ ямки въ пескѣ, а онъ волочитъ свой опущенный хвостъ. Въ морѣ отливъ, онъ какъ будто бы выбросилъ ихъ обоихъ высоко на обнаженный берегъ. Надъ ихъ головами проносится чайка и смѣется надо ними. Еще недавно на коричневыхъ утесахъ блестѣла золотистая поверхность, а теперь тамъ только сырая земля. Съ моря долетаетъ укорительный ревъ; отдаленные валы взбираются другъ на друга, чтобы взглянуть на попавшихся въ ловушку обманщиковъ и потѣшиться на ихъ счетъ бѣсовски-радостными скачками.
   -- Вы говорите я пошла за васъ изъ выгодъ,-- снова начинаетъ мистриссъ Ламмль суровымъ голосомъ;-- неужели вы полагаете, что была какая-нибудь благоразумная возможность итти мнѣ за васъ ради вашей личности?
   -- Тутъ опять-таки двѣ стороны вопроса, мистриссъ Ламмль. Какъ вы полагаете?
   -- Вы сперва обманываете меня, а потомъ еще оскорбляете!-- кричитъ молодая, тяжело вздымая грудь.
   -- Совсѣмъ нѣтъ. Не я началъ. Обоюдоострый вопросъ быль вашъ.
   -- Былъ мой!-- повторяетъ молодая, и зонтикъ переламывается въ ея гнѣвной рукѣ.
   Цвѣтъ его лица превращается въ мертвенно-блѣдный; около носа выступаютъ зловѣщія пятна, какъ будто бы пальцы самого дьявола тронули ее тутъ и тамъ въ теченіе послѣднихъ мгновеній. Но у него есть сила самообладанія, а у ней этого нѣтъ.
   -- Бросьте его,-- хладнокровно говорить онъ о зонтикѣ: вы сдѣлали его ни къ чему негоднымъ; вы кажетесь смѣшны съ нимъ.
   Она тутъ же во гнѣвѣ называетъ его "отъявленнымъ негодяемъ" и бросаетъ изломанный зонтикъ, такъ что онъ, падая, ударяетъ его. Слѣды прикосновенія пальцевъ бѣлѣютъ на мгновеніе еще больше; но онъ продолжаетъ итти рядомъ съ нею.
   Она заливается слезами, называетъ себя самою несчастною, жестоко обманутою, позорно уничтоженною женщиной; потомъ говоритъ, что еслибъ у ней достало рѣшимости убить себя, то она непремѣнно сдѣлала бы это. Потомъ называетъ его подлымъ обманщикомъ. Потомъ спрашиваетъ его: почему онъ, обманувшись въ своихъ низкихъ разчетахъ, не умертвитъ ея своею собственною рукой при теперешнихъ благопріятныхъ обстоятельствахъ. Потомъ снова рыдаетъ. Потомъ снова разражается гнѣвомъ и что-то упоминаетъ о мошенникахъ. Въ заключеніе она садится вся въ слезахъ на камень и подвергается заразъ всѣмъ припадкамъ своего пола. Въ продолженіе этихъ припадковъ вышеупомянутыя пятна на его лицѣ появляются и исчезаютъ то тутъ, то тамъ, какъ бѣлые клапаны флейты, по которой адскій музыкантъ играетъ аріи. Наконецъ, раскрываются его блѣдныя губы, какъ будто бы онъ задыхался отъ быстраго бѣга. Однакоже, онъ не задохнулся.
   -- Встаньте теперь, мистриссъ Ламмль, и поговоримъ разсудительно.
   Она сидитъ на своемъ камнѣ и не обращаетъ на него никакого вниманія.
   -- Встаньте, говорю я вамъ.
   Поднявъ голову, она презрительно смотритъ на него и повторяетъ: Вы мнѣ говорите! Въ самомъ дѣлѣ!
   Она показываетъ видъ, что не замѣчаетъ, какъ онъ приковалъ къ ней свои глаза въ то время, когда она снова опустила голову; но вся фигура ея свидѣтельствуетъ, что она тревожно сознаетъ это.
   -- Довольно. Пойдемте. Слышите ли? Встаньте.
   Уступая его рукѣ, она стаетъ, и они идутъ снова, но на этотъ разъ обратившись лицомъ къ мѣсту своего жительства.
   -- Мистриссъ Ламмль, мы оба обманывали, и оба обмануты. Мы оба кусались, и оба укушены, и мы вмѣстѣ попали въ просакъ.
   -- Вы искали во мнѣ...
   -- Перестаньте. Не будемъ говорить объ этомъ. Мы очень хорошо знаемъ, какъ все было. Зачѣмъ же намъ говорить о томъ, чего ни вы, ни я скрыть не можемъ? Выслушайте далѣе. Я обманулся въ ожиданіяхъ и теперь предоставляю собою фигуру самую плачевную.
   -- А что же я?
   -- Вы? Я сказалъ бы и о васъ, еслибы вы подождали минутку. Вы тоже обманулись въ своихъ ожиданіяхъ и представляете плачевную фигуру.
   -- Оскорбленную фигуру!
   -- Вы теперь довольно спокойны, Софронія, и можете понять, что васъ нельзя оскорбить безъ того, чтобы не оскорбить и меня вмѣстѣ съ вами; а потому слова ни къ чему не поведутъ. Припоминая прошлое, я удивляюсь, какъ могъ я быть до такой степени глупъ, что рѣшился взять васъ за себя, довѣрившись безъ разбора разсказамъ.
   -- И я, припоминая прошлое...-- плачетъ молодая, прерывая его.
   -- И вы, припоминая прошлое, дивитесь, какъ вы могли быть такъ, до такой степени... вы извините за выраженіе...
   -- Конечно, извиню; на это столько причинъ.
   -- До такой степени глупы, что пошли за меня, повѣривъ разсказамъ безъ разбора. Но глупость сдѣлана съ обѣихъ сторонъ. Я не могу отъ васъ избавиться. Вы не можете избавиться отъ меня. Что же слѣдуетъ?
   -- Срамъ и нищета.
   -- Я этого не скажу. Должно воспослѣдовать взаимное соглашеніе, и, я думаю, онъ насъ выручитъ. Я раздѣлю то, что хочу сказать вамъ (возьмите меня подъ руку, Софронія) на три части, для краткости и ясности. Во-первыхъ, съ насъ довольно и того, что мы обмануты, и намъ легче не будетъ, если узнаютъ объ этомъ другіе. Согласимся хранить все дѣло между нами. Согласны вы?
   -- Если это возможно, согласна.
   -- Все возможно! Мы довольно хорошо прикидывались другъ передъ другомъ. Дѣйствуя заодно, развѣ мы не сумѣемъ прикидываться передъ свѣтомъ? Во-вторыхъ, мы въ долгу у Вениринговъ и у всѣхъ остальныхъ, и намъ слѣдуетъ отплатить имъ желаніемъ, чтобъ ихъ надули точно такъ же, какъ надули насъ. Согласны?
   -- Да, согласна.
   -- Теперь перейдемте къ третьему. Вы назвали меня искателемъ приключеній, Софронія. Я дѣйствительно таковъ. Говоря простымъ, безцеремоннымъ, англійскимъ языкомъ, я, дѣйствительно таковъ. Вы, моя душа, тоже искательница приключеній. То же самое многіе люди. Поэтому, согласившись хранить нашу тайну, будемъ дѣйствовать сообща для осуществленія нашихъ плановъ.
   -- Какихъ плановъ?
   -- Всякихъ плановъ, отъ которыхъ могутъ перепасть намъ деньги. Подъ нашими планами я разумѣю наши общіе интересы. Согласны?
   Она, послѣ непродолжительнаго молчанія, отвѣчаетъ:-- Положимъ такъ. Согласна.
   -- Рѣшено сразу, какъ видите! Теперь Софронія еще полдюжины словъ. Мы знаемъ другъ друга совершенно. Не соблазнитесь же попрекнуть мнѣ тѣмъ что вы знаете обо мнѣ въ прошломъ, потому что ваше знаніе о моемъ прошломъ сходственно съ моимъ знаніемъ о вашемъ прошломъ, и вы, упрекнувъ меня, себя упрекнете; а я не хочу этого слышать. При установившемся между нами согласіи лучше этого не дѣлать. Въ заключеніе всего вотъ еще что: вы сегодня выказали мнѣ свой характеръ, Софронія; впредь остерегайтесь выказывать его, потому что у меня у самого предьявольскій характеръ.
   Такимъ образомъ подписавъ, скрѣпивъ печатью исполненный надеждъ супружескій договоръ и обмѣнявшись имъ, счастливая чета шествовала къ дому. Если замѣченные выше слѣды адскихъ пальцевъ на блѣдномъ и безжизненномъ лицѣ Альфреда Ламмль, эсквайра, означали задуманный имъ планъ привесть въ покорность его любезную супругу, мистриссъ Альфредъ Ламмль, уничтоженіемъ въ ней самомалѣйшихъ остатковъ дѣйствительнаго или притворнаго самоуваженія, то цѣль эта, какъ кажется, была достигнута съ полнымъ успѣхомъ. Печальное лицо совершенно зрѣлой молодой дамы нуждалось въ немалой толикѣ пудры въ ту пору, какъ она шла, сопровождаемая своимъ супругомъ въ блескѣ заходящаго солнца, къ обители своего блаженства.
   

XI. Подснаповщина.

   Мистеръ Подснапъ жилъ хорошо и стоялъ очень высоко во мнѣніи мистера Подснапа. Начавъ съ хорошаго наслѣдства, онъ женился на хорошемъ наслѣдствѣ, разбогатѣлъ чрезвычайно въ Обществѣ Морского Застрахованія и былъ совершенію доволенъ. Онъ никогда не могъ понять, почему каждый человѣкъ не совершенно доволенъ, и внутренно сознавалъ, что самъ онъ представляетъ блестящій соціальный примѣръ человѣка, очень довольнаго большею частію вещей, а преимущественно самимъ собою.
   Такимъ образомъ, счастливо сознавая свое собственное достоинство и свою важность, мистеръ Подснапъ рѣшилъ, что все, что онъ отброситъ въ сторону, тѣмъ самымъ будетъ лишено своего существованія и уничтожено. Въ этомъ способѣ избавляться отъ непріятностей была исполненная достоинства рѣшительность,-- не говоря уже о великомъ удобствѣ,-- которая много содѣйствовала возведенію мистера Подснапа на высокое мѣсто въ самодовольствѣ мистера Подснапа. "Я объ томъ знать ничего не хочу! Я и толковать объ этомъ не намѣренъ! Я не допускаю этого!" Такими словами зачастую очищая міръ отъ самыхъ трудныхъ проблемъ, мистеръ Подснапъ даже усвоилъ себѣ особенный размахъ правой руки отъ привычки отбрасывать проблемы за спину себѣ (и при этомъ, разумѣется, лишать ихъ существованія), что всегда сопровождалось краскою въ его лицѣ, ибо такія проблемы оскорбляли его.
   Міръ мистера Подснапа не былъ очень обширный міръ, въ нравственномъ отношеніи, а также и въ географическомъ. Мистеръ Подснапъ хотя и видѣлъ, что его собственное дѣла питалось торговлею съ другими странами, однакоже, считалъ другія страны, во всемъ прочемъ, не болѣе какъ ошибкою и погрѣшностью; а объ ихъ нравахъ и обычаяхъ говорилъ рѣшительно: "не англійскіе!" и тутъ же -- presto!-- взмахомъ руки, съ краскою въ лицѣ, откидывалъ ихъ прочь. Его міръ вставалъ въ восемь, брился чисто-на-чисто въ четверть девятаго, завтракалъ въ девять, отправлялся въ Сити въ десять, возвращался домой въ половинѣ шестого и обѣдалъ въ семь. Понятія мистера Подснапа о свободныхъ искусствахъ, можно было бы выразить слѣдующимъ образомъ. Литература -- крупная печать, почтительи-о описывающая вставаніе въ восемь, бритье чисто-на-чисто въ четверть девятаго, завтракъ въ девять, отправленіе въ Сити въ десять, возвращеніе домой въ половинѣ шестого и обѣдъ въ семь. Живопись и ваяніе -- бюсты и портреты профессоровъ, встающихъ въ восемь, бреющихся чисто-на-чисто въ четверть девятаго, завтракающихъ въ девять, отправляющихся въ Сити въ десять, возвращающихся домой въ половинѣ шестого и обѣдающихъ въ семь. Музыка -- почтительное исполненіе пьесъ (безъ варіацій) на струнныхъ и духовыхъ инструментахъ, спокойно выражающихъ вставаніе въ восемь, бритье чисто-на-чисто въ четверть девятаго, завтракъ въ девять, отправленіе въ Сити въ десять, возвращеніе домой въ половинѣ шестого и обѣдъ въ семь. Ничто иное не дозволялось этимъ бродягамъ-искусствамъ, подъ опасеніемъ отлученія. Ничто иное не дозволялось ни въ чемъ.
   Будучи такимъ замѣчательно респектабельнымъ человѣкомъ, мистеръ Подснапъ чувствовалъ, что на немъ лежала обязанность принять Провидѣніе подъ свое покровительство. Вслѣдствіе этого, онъ всегда съ точностію зналъ виды Провидѣнія. Люди низшаго достоинства и менѣе уважительные никогда не могли бы знать этого въ точности; мистеръ Подснапъ зналъ всегда въ точности.
   Въ этомъ, можно сказать, заключались главные пункты того вѣрованія, той школы, которые настоящая глава беретъ смѣлость назвать, по имени ихъ представителя, Подснаповщиною. Они заключались въ весьма тѣсныхъ предѣлахъ такъ же, какъ собственная голова мистера Подснапа заключалась въ его воротничкахъ, и провозглашались съ громкозвучною помпою, которая отзывалась скрипомъ собственныхъ сапоговъ мистера Подснапа.
   Была еще миссъ Подснапъ. Это молодая на полозкахъ игрушечная лошадка дрессировалась въ искусствѣ величаво галопировать на манеръ ея матушки, безъ поступательнаго движенія впередъ. Но высокая родительская выѣздка еще не была сообщена ей, ибо эта миссъ была еще только малорослая барышня, съ высокоподнятыми плечами, съ унылымъ характеромъ, съ зябнущими локтями и съ шероховатою поверхностью носа. Она, повидимому, лишь изрѣдка, съ пробѣгающимъ по кожѣ морозцемъ, заглядывала изъ дѣтства въ полный возрастъ женщины и снова пряталась, испуганная и головнымъ уборомъ своей матушки, и всѣмъ видомъ съ головы до ногъ своего батюшки,-- пряталась подавленная мертвымъ грузомъ Подснаповщины.
   Нѣкотораго рода учрежденіе, существовавшее въ умѣ мистера Подснапа и названное имъ "молодая особа", олицетворялось, можно сказать, въ миссъ Подснапъ, его дочери. Учрежденіе это было и неудобно, и взыскательно, ибо оно требовало, чтобы все существующее во вселенной приноравлялось къ нему. Вопросъ обо всемъ существующемъ состоялъ въ томъ -- не заставитъ ли оно покраснѣть "молодую особу?" Неудобство же "молодой особы" заключалось въ томъ, по мнѣнію мистера Подснапа, что она всегда готова вспыхнуть безъ малѣйшей къ этому надобности. Линіи разграниченія между крайнею невинностью молодой особы и самымъ виновнымъ познаніемъ многоопытнаго человѣка для него не существовало. Если повѣрить мистеру Подснапу на слово, то самые спокойные цвѣта -- коричневый, бѣлый, лиловый и сѣрый -- превращаются въ красный для этого быка, именуемаго "молодою особой".
   Подсна мы жили въ тѣнистомъ уголкѣ, примыкавшемъ къ Портманъ-Скверу. Они были люди такого рода, что непремѣнно жили бы въ тѣни, гдѣ бы ни жили. Жизнь миссъ Подснапъ была, съ минуты появленія ея на этой планетѣ, тѣнистаго сорта, потому что "молодая особа" мистера Подснапа, но всѣмъ вѣроятностямъ, не пріобрѣла бы ничего хорошаго отъ сближенія съ другими молодыми особами, и потому ей суждено было ограничиваться обществомъ не совсѣмъ соотвѣтствовавшихъ ей, старшихъ по лѣтамъ личностей, да еще обществомъ массивной мебели. Воззрѣнія миссъ Подснапъ на жизнь имѣли угрюмый характеръ, потому что пріобрѣтались преимущественно изъ отраженія жизни въ родительскихъ сапогахъ, въ орѣховаго и розоваго дерева столахъ, сумрачныхъ гостиныхъ и въ старыхъ гигантскихъ зеркалахъ. Поэтому неудивительно, что въ настоящее время, когда ее довольно часто торжественно прокатывали въ паркѣ, рядомъ съ матушкою, въ большомъ высокомъ желтомъ фаэтонѣ, она выставлялась изъ-за фартука словно будто на своей постелькѣ сидѣла, тревожно смотря на окружающее и чувствуя поползновеніе спрятать свою голову подъ одѣяло.
   Мистеръ Подснапъ сказалъ мистриссъ Подснапъ:
   -- Джорджіанѣ скоро восемнадцать.
   Мистриссъ Подснапъ согласилаъ съ мистеромъ Подснапомъ:
   -- Скоро восемнадцать.
   Мистеръ Подснапъ сказалъ потомъ мистриссъ Подснапъ:
   -- Право, кажется, надобно пригласить кого-нибудь въ день рожденія Джорджіаны.
   Мистриссъ Подснапъ сказала потомъ мистеру Подснапу:
   -- Это дастъ намъ возможность раздѣлаться съ тѣми, кто на очереди къ приглашенію.
   Вслѣдствіе того-то и состоялось, что мистеръ и мистриссъ Подснапъ просили семнадцать задушевныхъ друзей своихъ сдѣлать умъ честь отобѣдать у нихъ; а потомъ другими задушевными друзьями замѣнили этихъ первоначальныхъ семнадцать задушевныхъ друзей своихъ, которые, будучи прежде отозваны, отказались отъ чести отобѣдать у мистера и мистриссъ Подснапъ. При этомъ мистриссъ Подснапъ сказала объ этихъ безутѣшныхъ личностяхъ, вычеркивая ихъ карандашомъ изъ своего списка: "приглашались и долой". Такъ успѣшно мистеръ и мистриссъ Подснапъ часто избавлялись отъ многихъ задушевныхъ друзей своихъ и въ такихъ случаяхъ чувствовали значительное облегченіе своей совѣсти.
   Впрочемъ, были у нихъ еще другіе задушевные друзья, которые хотя и не удостаивались приглашенія къ обѣду, однакоже, имѣли право на приглашеніе пожаловать принять участіе въ паровой ваннѣ жареной баранины въ половинѣ десятаго вечера. Чтобы расквитаться съ этими послѣдними пріятелями, мистриссъ Подснапъ къ своему обѣду присоединила маленькій ранній вечеръ и для этого заѣзжала въ музыкальный магазинъ, чтобы заказать тамъ хорошо устроеннаго автомата, который пришелъ бы къ ней въ домъ играть кадрили.
   Мистеръ и мистриссъ Венирингъ и ихъ новобрачные были въ чис^Гѣ приглашенныхъ. Чудовищная солидность составляла характеристику столоваго серебра мистера Подснапа. Все было сработано такъ, чтобы казалось какъ можно тяжелѣе и занимало какъ Можно болѣе мѣста. Каждая вещь съ самохвальствомъ говорила: "Вотъ я передъ вами, будто вся изъ свинца, во всемъ моемъ безобразіи; а между тѣмъ, во мнѣ столько-то золотниковъ драгоцѣннаго металла по стольку-то за золотникъ. Не угодно ли переплавить меня? Тучный, пузатый средній сосудъ, весь покрытый выпуклостями, происшедшими какъ бы вслѣдствіе волканическаго изверженія, а не въ видахъ орнаментаціи, говорилъ эту рѣчь съ невзрачной серебряной платформы по серединѣ стола. Четыре серебряныя виноохлаждающія вазы, каждая съ четырьмя торчащими изъ нея головами, и каждая голова съ большимъ кольцомъ въ каждомъ ухѣ, передавали смыслъ той же рѣчи вверхъ и внизъ стола и сообщали его пузатымъ серебрянымъ солонкамъ. Всѣ огромныя ложки и вилки, распяливали рты гостей какъ бы нарочно затѣмъ, чтобы впихнуть имъ тотъ же смыслъ поглубже въ горло съ каждымъ глотаемымъ кускомъ.
   Большинство гостей походило на это столовое серебро и имѣло на себѣ по нѣскольку такихъ же тяжеловѣсныхъ штукъ. Но между ними находился одинъ чужеземный джентльменъ, котораго мистеръ Подснапъ пригласилъ послѣ долгихъ преній съ самимъ собою, ибо онъ полагалъ, что весь европейскій континентъ состоялъ въ союзѣ, не на животъ, а на смерть, противъ учрежденія, именуемаго "молодою особой". Къ этому джентльмену не только самъ мистеръ Подснапъ, но и всѣ остальные относились словно къ какому глухому ребенку.
   Мистеръ Подснапъ изъ деликатнаго снисхожденія къ обиженному судьбой чужестранцу, принимая его, представилъ свою супругу "Madame Pddsnap", а дочь свою какъ "Mademoiselle Podsnap" и намѣревался даже прибавить "ma fille", но воздерживался отъ такого смѣлаго намѣренія. Такъ какъ Вениринги были пока только еще одни на лицо изъ числа приглашенныхъ, то онъ прибавилъ (снисходительно объясняющимъ тономъ) monsieur Vey-nair-reeng и потомъ перешелъ въ рѣчь англійскую.
   -- Какъ вамъ правится Лондонъ?-- спросилъ потомъ мистеръ Подснапъ съ своего хозяйскаго поста, произнося каждое слово отдѣльно, такъ какъ будто бы онъ подносилъ что-то въ родѣ порошка или микстуры глухому ребенку:-- Лондонъ, Londres, Лондонъ?
   Чужеземный джентльменъ объявилъ, что Лондонъ поразилъ его.
   -- Вѣдь великъ, а? Великъ?-- сказалъ мистеръ Подснапъ, растягивая.
   Чужеземный джентльменъ находилъ его громаднымъ.
   -- И вѣдь богатый городъ, а? Богатый?
   Чужеземный джентльменъ находилъ его, безъ всякаго сомнѣнія, énormément riche.
   -- Мы говоримъ Enormously Rich,-- сказалъ мистеръ Подснапъ снисходительнымъ тономъ.-- Наши англійскія нарѣчія не оканчиваются на "mong", а eh" мы произносимъ такъ, какъ будто бы предъ нимъ стоитъ "t". Мы говоримъ ричь.
   -- Ричъ,-- молвилъ чужестранный джентльменъ.
   -- Не находите, ли вы,-- продолжалъ мистеръ Подснапъ съ достоинствомъ,-- множество поразительныхъ проявленій нашей Британской конституціи на улицахъ столицы всего свѣта, Лондона, Londres, Лондона?
   Чужеземный джентльменъ просилъ извиненія: онъ не вполнѣ понялъ вопросъ.
   -- Constitution Britannique,-- объяснилъ мистеръ Подснапъ, какъ будто бы обучая въ школѣ.
   Чужеземный джентльменъ сказалъ:-- Mais, конечно. Я знаю ее.
   Въ эту минуту сидѣвшій на добавочномъ стулѣ, въ концѣ стола, молодой желтолицый джентльменъ, въ очкахъ, съ шишкою на лбу, произвелъ общее смущеніе. Онъ громко проговорилъ: "Эске", и тутъ же замолкъ.
   -- Mais oui!-- сказалъ чужеземный джентльменъ, обратившись къ нему:-- Est ce que? Quoi donc?
   Но джентльменъ съ шикообразнымъ лбомъ, разрѣшившись на это время всѣмъ, что было у него позади шишки, не сказалъ уже ничего болѣе.
   -- Я спрашивалъ,-- сказалъ мистеръ Подснапъ, подбирая нить своей рѣчи,-- не замѣтили ли вы на нашихъ улицахъ, на нашихъ Рауму, сказать по вашему, какихъ-нибудь признаковъ, Tokens...
   Чужеземный джентльменъ съ терпѣливою учтивостью просилъ извинить, но онъ не понималъ, что такое Tokens?
   -- Знаки,-- сказалъ мистеръ Подснапъ,-- то есть видимости, слѣды.
   -- Ахъ да! Слѣды of a orse -- лошади?-- спросилъ чужеземный джентльменъ.
   -- Мы произносимъ Horse,-- сказалъ мистеръ Подснапъ снисходительно.-- Въ Англіи, Angleterre, Англіи мы произносимъ "H" и говоримъ "Horse". Только низшіе классы у насъ говорятъ "Orse!"
   -- Pardon,-- сказалъ чужеземный джентльменъ,-- я вѣчно ошибаюсь!
   -- Нашъ языкъ -- сказалъ мистеръ Подснапъ,-- труденъ, очень труденъ. Языкъ богатый, трудный для иностранцевъ. Не стану продолжать моего вопроса.
   Но джентльменъ съ шишкой громко проговорилъ: "Эскэ!" и опять не сказалъ болѣе и и слова.
   -- Мой вопросъ касался только,-- объяснилъ мистеръ Подснапъ, съ чувствомъ достохвальнаго приличія,-- нашей конституціи, сэръ. Мы, англичане, очень гордимся нашею конституціею, сэръ. Она дарована намъ самимъ провидѣніемъ. Никакая иная страна такъ не облагодѣтельствована какъ наша страна.
   -- And ozer countries,-- а другія страны?-- началъ-было чужеземный джентльменъ, какъ мистеръ Подснапъ снова поправилъ его:
   -- Мы не говоримъ Ozer; мы говоримъ Other. Тутъ буквы t и h. Этотъ островъ осѣненъ благословеніемъ, сэръ, преимущественно предъ всѣми иными странами, какія бы онѣ тамъ ни были. И если бы всѣ здѣсь присутствующіе были англичане, я сказалъ бы, добавилъ мистеръ Подснапъ, смотря кругомъ на своихъ соотечественниковъ, и звуча торжественно своею темою,-- что въ англичанинѣ соединяются скромность, независимость, самоотвѣтственность, твердость, при отсутствіи всего, что можетъ вызвать краску на щекахъ молодой особы; а это вы напрасно стали бы искать между другими націями земли.
   Окончивъ это краткое изъясненіе, мистеръ Подснапъ вспыхнулъ въ лицѣ при одной мысли объ отдаленой возможности, что какой-либо гражданинъ какой-нибудь иной страны вздумалъ бы присвоить себѣ эту характеристику. Затѣмъ, взмахомъ правой руки, швырнулъ онъ всю остальную Европу, со всею Азісю, Африкою и Америкою, не вѣсть куда.
   Всѣ слушатели получили значительное назиданіе отъ этого слова, а мистеръ Подснапъ, чувствуя себя необыкновенно въ ударѣ въ этотъ день, развеселился и разговорился.
   -- Не слыхали ли вы, Венирингъ, -- спросилъ онъ,-- еще чего-нибудь о счастливомъ наслѣдникѣ?
   -- Ничего больше,-- отвѣтилъ Венирингъ, -- кромѣ того, что наслѣдство передано ему окончательно въ руки. Мнѣ говорили, что въ народѣ его зовутъ теперь "Золотымъ Мусорщикомъ". Кажется, я ужъ какъ-то говорилъ вамъ, что молодая дѣвушка, женихъ которой былъ убитъ,-- дочь одного изъ моихъ приказчиковъ.
   -- Да, вы мнѣ объ этомъ говорили,-- сказалъ Подснапъ.-- Кстати, мнѣ очень хотѣлось бы, чтобы вы разсказали все это снова, потому что тутъ прелюбопытное стеченіе обстоятельствъ: любопытно, во-первыхъ, что первое извѣстіе объ этомъ открытіи было доставлено прямо къ вашему обѣденному столу (когда я былъ у васъ), а, во-вторыхъ, что одинъ изъ служащихъ у васъ людей такъ заинтересованъ въ этомъ. Разскажитс-ка все какъ было.
   Венирингъ былъ болѣе чѣмъ готовъ сдѣлать это, потому что Гармо-ново убійство уже принесло ему много пользы: отличивъ его въ обществѣ, оно доставило ему возможность пріобрѣсть еще около полдюжины съ молоточка новенькихъ пріятелей. Можно даже сказать, что будь еще одинъ такой же счастливый случай, онъ удовлетворился бы совершенно по этой части. Поэтому, обратившись къ одному изъ своихъ сосѣдей, въ то время какъ мистриссъ Венирингъ отнеслась къ другому, онъ погрузился въ разсказъ и не прежде какъ спустя двадцать минутъ вынырнулъ изъ него съ директоромъ банка въ своихъ объятіяхъ. Между тѣмъ мистриссъ Венирингъ также нырнула въ тѣ же самыя воды, вмѣстѣ съ корабельнымъ клеромъ, и вытащила его здрава и невредима за волосы. Потомъ мистриссъ Венирингъ разсказывала болѣе обширному кружку, какъ она ѣздила къ дѣвхшкѣ и какъ нашла ее дѣйствительно пригожею, и даже (если принять въ соображеніе ея положеніе въ свѣтѣ) очень представительною. Разсказъ этотъ она сопровождала такою успѣшною работою своихъ пальцевъ съ перстнями, что очень удачно поймала всплывшаго генерала, и вмѣстѣ съ нимъ его супругу и дочь, и не только возстановила замиравшее въ нихъ жизненное отправленіе, но даже сдѣлала ихъ своими горячими друзьями.
   Хотя мистеръ Подснапъ, въ общемъ смыслѣ, сильно не одобрялъ разсказовъ объ утопленникахъ, какъ о предметахъ весьма опасныхъ ланитамъ молодой особы, однакожъ, онъ имѣлъ, если можно выразиться, акцію въ этомъ дѣлѣ и былъ въ немъ какъ бы вкладчикомъ. А какъ выгода теперешняго разсказа была налицо, въ видахъ воздержанія всей компаніи отъ безмолвнаго созерцанія вино охладительныхъ вазъ, то онъ и былъ доволенъ.
   Между тѣмъ, наступило время для прибытія другихъ гостей, которымъ былъ приготовленъ буфетъ съ паровою ванной жареной баранины, приправленной подливкою изъ-подъ дичи, такъ же съ разными сластями и кофеемъ. Приглашенные купаться въ паровой ваннѣ подъѣхали; но они явились не ранѣе, какъ по заключеніи робкаго автомата за металлическія полосы рояли, изъ-за котораго онъ представлялся томящимся узникомъ, засаженнымъ въ тюрьму изъ розоваго дерева. А вотъ и они, столь пріятные и столь удачно подобранные другъ къ другу, мистеръ и мистриссъ Альфредъ Ламмль -- одинъ весь блескъ, другая вся довольство -- оба, по временамъ обмѣнивающіеся взглядами, будто партнеры за картами, играющіе противъ всей Англіи.
   Молодежи было очень немного между купальщиками, потому что молодежи (за исключеніемъ, конечно, молодой особы) не существовало въ принадлежностяхъ Подснапщины. Плѣшивые купальщики, сложивъ руки, разговаривали съ мистеромъ Подснапомъ на предкаминномъ коврикѣ; купальщики съ расчссаными бакенбардами и со шляпами въ рукахъ вздыхали предъ мистриссъ Псдснапъ и потомъ отходили; бродячіе купальщики разсматривали орнаментныя шкатулки и чаши, какъ будто бы подозрѣвая покражу со стороны Подснаповъ и надѣясь найти что-нибудь такое, что было у нихъ у самихъ покрадено; купальщицы нѣжнаго пола сидѣли молча, сравнивая плечи изъ слоновой кости. Все это время, какъ и всегда, бѣдная маленькая миссъ Подснапъ, всѣ слабыя усилія которой (если она только дѣлала какія-нибудь усилія), тотчасъ же подавлялись величавымъ раскачиваніемъ деревянной лошади, ея матушки, старалась держать себя какъ можно поодаль, чтобы не обратить на себя вниманія и, казалось, считала въ будущемъ многократные возвраты дня ея рожденія. Всѣ присутствующіе какъ будто бы понимали, что по тайному параграфу торжественныхъ приличій Подснапщины объ этомъ днѣ и говорить ничего не слѣдуетъ. Поэтому о годовщинѣ рожденія этой юной барышни и въ поминѣ не было; ее пропускали безъ вниманія, какъ будто бы всѣ соглашались, что ей, пожалуй, не зачѣмъ было и рождаться на свѣтъ.
   Ламмли до того любили любезныхъ Вениринговъ, что долго никакъ не могли отойти отъ этихъ превосходныхъ друзей своихъ; но, наконецъ -- можетъ быть, явная улыбка со стороны мистера Ламмль, или тайное поднятіе одной изъ его имбирныхъ бакенбардъ,-- во всякомъ случаѣ навѣрно то или другое,-- какъ будто бы сказало мистриссъ Ламмль: "Что же вы не начинаете игры?" Она посмотрѣла вокругъ, увидѣла миссъ Подснапъ и, повидимому, спросивъ: "Съ той карты?" и получивъ въ отвѣтъ: "Да", встала и подсѣла къ миссъ Подснапъ.
   Мистриссъ Ламмль была чрезвычайно рада ускользнуть въ уголокъ и немножко заняться спокойнымъ разговоромъ.
   Разговору этому предстояло быть самымъ спокойнымъ, потому что миссъ Подснапъ трепетно отвѣтила:
   -- Ахъ! Право, съ вашей стороны это очень любезно; но я боюсь, что не умѣю разговаривать.
   -- Начнемте только,-- сказала вкрадчивая мистриссъ Ламмль, озаряясь пріятнѣйшею изъ своихъ улыбокъ.
   -- Ахъ, я боюсь, вы найдете меня очень скучною! Но вотъ мамаша разговариваетъ!
   Это было ясно видно, потому что мамаша разговаривала въ это время своимъ обычнымъ голосомъ, изогнувъ голову и гриву, поводя глазами и раздувая ноздри.
   -- Вы, можетъ статься, чтеніе любите?
   -- Да! По крайней мѣрѣ, такъ себѣ,-- отвѣчала миссъ Подснапъ.
   -- М-м-м-м-музыку?-- Мистриссъ Ламмль была до тога вкрадчива, что набрала въ ротъ чуть не полдюжину мыслетей прежде, чѣмъ выговорила это слово.
   -- У меня не достаетъ силы играть, еслибъ и могла. Вотъ мамаша играетъ.
   (Точно такимъ же галопомъ, и съ нѣкоторымъ торжественнымъ видомъ, будто что-то дѣлаетъ, мамаша, дѣйствительно, по временамъ раскачивалась за роялемъ).
   -- Вы, конечно, любите танцы?
   -- Ахъ, нѣтъ, не люблю!-- сказала миссъ Подснапъ.
   -- Не любите? При вашей молодости и красотѣ? Вы, право, моя милая, удивляете меня.
   -- Но я не могу вамъ сказать,-- замѣтила миссъ Подсна. послѣ значительной нерѣшительности и послѣ нѣсколькихъ робкихъ украдчивыхъ взглядовъ на тщательно подобранное лицо мистриссъ Ламмль,-- какъ я любила бы танцы, еслибъ была... Вы не станете объ этомъ разсказывать? Не станете?
   -- Душа моя, никогда!
   -- Нѣтъ, вы не разскажете, я увѣрена. Я не могу сказать, какъ я любила бы танцы, еслибы мнѣ привелось быть трубочистомъ на первое мая {Трубочистные участки въ Лондонѣ и другихъ городахъ Англіи въ первое число мая около котораго оканчивается зимняя топка домовъ, ходятъ отъ крыльца къ крыльцу съ плясками и собираютъ вольную дань. Обычай этотъ почти вывелся.}.
   -- Боже милостивый!-- воскликнула въ изумленіи мистриссъ Ламмль.
   -- Ну вотъ! Я знала, что это удивитъ васъ. Но вы не разскажете этого, нѣтъ?
   -- Даю вамъ слово, моя душечка,-- сказала мистриссъ Ламмль.-- Съ тѣхъ поръ, какъ я заговорила съ вами, мое желаніе покороче узнать васъ стало въ десять разъ сильнѣе, чѣмъ въ то время, какъ я сидѣла вонъ тамъ и смотрѣла на васъ. Какъ бы я желала, чтобы мы стали искренними друзьями! Испытайте меня въ качествѣ вашего искренняго друга. Согласны? Не думайте, что я брюзгливая замужняя старуха, моя дорогая; я только лишь на-дняхъ замужъ вышла; я, видите ли, и одѣта, какъ молодая. Что же такое о трубочистахъ?
   -- Тсъ! Мамаша услышитъ.
   -- Она оттуда, гдѣ сидитъ, не можетъ слышать.
   -- На это вы не полагайтесь,-- сказала миссъ Подснапъ голосомъ болѣе тихимъ.-- Видите ли, дѣло въ томъ, что трубочисты утѣшаются танцами.
   -- Значитъ, и вы также утѣшались бы, еслибъ были изъ числа ихъ?
   Миссъ Подснапъ значительно кивнула головою.
   -- Слѣдовательно, вы теперь ими не утѣшаетесь?
   -- Ахъ, какъ это можно!-- сказала миссъ Подснапъ.-- Теперь это такое страшное дѣло! Еслибъ я была злая и сильная, то убила бы моего кавалера.
   Такой взглядъ на искусство Терпсихоры, практикуемое въ общежитіи, былъ до того новъ, что мистриссъ Ламмль посмотрѣла на свою юную пріятельницу съ нѣкоторымъ удивленіемъ. Юная же пріятельница ея, нервно перебирая пальцы, сидѣла, словно связанная сзади по рукамъ и какъ бы стараясь спрятать свои локти. Это утопическое стараніе (при короткихъ рукавахъ) всегда казалось главною и невинною цѣлью ея существованія.
   -- Это ужасно, не правда ли?-- сказала миссъ Подснапъ съ выраженіемъ раскаянія на лицѣ.
   Мистриссъ Ламмль, не совсѣмъ зная, что отвѣчать, расплылась взглядомъ улыбающагося ободренія.
   -- Но танцы для меня пытка,-- продолжала миссъ Подснапъ,-- и теперь, и всегда! Я боюсь всего, что страшно, а танцы такъ страшны! Никто того не знаетъ, что я выносила у мадамъ Сотезъ, гдѣ меня учили танцевать и присѣдать предъ гостями и другимъ ужаснымъ вещамъ, или гдѣ по крайней мѣрѣ старались меня выучить всему этому. Мамаша умѣетъ все это.
   -- Зато теперь, моя душенька, -- сказала мистриссъ Ламмль утѣшительно,-- все это миновало.
   -- Да, миновало,-- отвѣтила миссъ Подснапъ,-- но отъ этого не легче. Здѣсь хуже, чѣмъ у мадамъ Сотезъ. Мамаша была тамъ, мамаша и тутъ; но папаши тамъ не было, и гостей тамъ не было, и настоящихъ кавалеровъ тамъ не было. Ахъ, вотъ мамаша говоритъ съ человѣкомъ, что за роялемъ! Ахъ, мамаша подходитъ къ кому-то! Ахъ, я знаю она хочетъ подвесть его ко мнѣ! Ахъ, пожалуйста, не подводите! Пожалуйста, не подводите! Пожалуйста, не подводите! Ахъ, отойдите прочь, отойдите прочь, отойдите прочь!
   Эти благочестивыя восклицанія миссъ Подснапъ произносила ст закрытыми глазами, закинувъ голову назадъ и прислонивъ ее къ стѣнѣ.
   Но огръ приближался подъ лоцманскимъ руководствомъ мамаши, и мамаша сказала: "Джорджіана, мистеръ Громпусъ", и огръ вцѣпился когтями въ свою жертву и унесъ ее въ заколдованный замокъ, въ первую пару. Затѣмъ унылый автоматъ, осмотрѣвшійся на своей мѣстности, заигралъ безцвѣтный и нестройный контрдансъ, и шестнадцать учениковъ Подснапщины исполнили фигуры: 1) Вставаніе въ восемь и бритье чисто на-чисто въ четверть девятаго. 2) Завтракъ въ девять. 3) Уходъ въ Сити въ десять. 4) Приходъ домой въ половинѣ шестого 5) Обѣдъ въ семь и въ заключеніе grand chain {Grande chaîne, извѣстная фигура въ кадрили.}.
   Пока это совершалось, мистеръ Альфредъ Ламмль (нѣжнѣйшій изъ мужей) приблизился къ стулу мистриссъ Альфредъ Ламмль (нѣжнѣйшей изъ женъ) и, наклонившись чрезъ его спинку, поигралъ нѣсколько секундъ браслетомъ мистриссъ Ламмль. Какъ тончайшую противоположность этой краткой воздушной игрѣ, можно было бы замѣтить нѣкотораго рода угрюмое вниманіе въ лицѣ мистриссъ Ламмль, въ то время, какъ она, приковавъ глаза къ жилету мистера Ламмло, произносила нѣсколько словѣ и получала въ отвѣтъ какое-то наставленіе. Все это совершилось такъ быстро, какъ дыханіе отходитъ отъ зеркала.
   По вотъ grand chain заключился послѣднимъ звеномъ, унылый автоматъ кончилъ, и всѣ шестнадцать пустились попарно разгуливать между мебелью. Тутъ забавно проявилась неразумность огра Громпуса: это угодливое чудовище, думая сдѣлать удовольствіе для миссъ Подснапъ, распространилось до крайнихъ предѣловъ возможности въ перипатетическомъ разсказѣ о митингѣ, на который недавно сбирались любители стрѣльбы изъ лука {Въ Англіи до сихъ поръ существуютъ общества любителей стрѣльбы изъ лука, устраивающіе годовые митинги для состязанія на призы; а въ Шотландіи есть даже общество королевскихъ тѣлохранителей-лучниковъ состоящее изъ членовъ высшей аристократіи.}. Между тѣмъ его жертва, идя во главѣ процессіи шестнадцати медленно кружившейся но комнатѣ, какъ коловратная погребальная процессія, не поднимала своихъ глазъ и только однажды украдкою взглянула на мистриссъ Ламмль, съ выраженіемъ величайшаго отчаянія.
   Наконецъ, процессія расплылась отъ неистоваго вторженія мушкатнаго орѣха {На вечерахъ въ Англіи употребляются въ видѣ освѣжительнаго напитка какое-нибудь красное вино, разбавленное теплою водою съ сахаромъ и приправленное тертымъ мушкатнымъ орѣхомъ.}, предъ которымъ дверь гостиной быстро отскочила, какъ отъ пушечнаго ядра, и пока это благовонное вещество, распредѣлившееся по многимъ рюмкамъ съ окрашенною теплою водой, обходило общество, миссъ Подснапъ возвратилась на свое мѣсто и сѣла возлѣ своей покой пріятельницы.
   -- Ахъ, какое счастіе!-- сказала миссъ Подснапъ. Наконецъто это кончилось! Я надѣюсь, вы не смотрѣли на меня?
   -- Дорогая моя, почему же не смотрѣть?
   -- Ахъ, я себя очень хорошо знаю!-- сказала миссъ Подснапъ.
   -- А я скажу вамъ что-нибудь, что я про васъ знаю, моя милая, -- сказала мистриссъ Ламмль привораживающимъ голосомъ: именно, вы безъ всякой надобности слишкомъ застѣнчивы.
   -- Мамаша не застѣнчива,-- сказала миссъ Подснапъ -- Я ненавижу васъ! Подите прочь!
   Этотъ выстрѣлъ былъ тихонько направленъ въ отважнаго Громпуса, мимоходомъ подарившаго ее заискивающею улыбкой.
   -- Извините меня, моя любезная миссъ Подснапъ, я почти...-- начала было мистриссъ Ламмль, по молодая дѣвушка прервала ее.
   -- Если мы собираемся сдѣлаться искренними друзьями (я думаю, что мы уже и теперь друзья, потому что вы только однѣ заговорили со мной о дружбѣ), то постараемтесь не быть страшными. Мнѣ ужъ и то довольно страшно, что я миссъ Подснапъ: не зовите меня такъ, а называйте просто Джорджіаною.
   -- Милая Джорджіана,-- начала вновь мистриссъ Ламмль.
   -- Благодарю васъ,-- сказала миссъ Подснапъ.
   -- Милая Джорджіана, извините меня. Я почти не вижу душа моя, почему незастѣнчивость вашей мамаши можетъ служить причиною вашей застѣнчивости.
   -- Неужели вы въ самомъ дѣлѣ этого не видите?-- спросила лиссъ Подснапъ, дергая свои пальцы съ безпокойствомъ и украдчиво бросая взгляды, то на мистриссъ Ламмль, то на полъ.-- Вы, можетъ статься, правы.
   -- Моя любезнѣйшая Джорджіана, вы слишкомъ охотно уступаете моему бѣдному мнѣнію. Да это даже, по правдѣ сказать, и не мнѣніе, душа моя, это только мое сознаніе въ своей безтолковости.
   -- Ахъ, нѣтъ, вы не безтолковы, -- отозвалась миссъ Подспапъ.-- Я безтолкова; вы не заставили бы меня разговориться еслибъ были безтолковы.
   Легкое движеніе совѣсти въ виду достигнутой цѣли вызвало на лицо мистриссъ Ламмль краску, отъ которой оно просіяло еще болѣе въ ту минуту, какъ она улыбалась лучшею своею улыбкой дорогой Джорджіанѣ и покачивая головой съ привѣтливою игривостью, не потому, чтобъ это что-нибудь значило, а потому только, что Джорджіанѣ, повидимому, это нравилось.
   -- Я вотъ что хочу сказать,-- продолжала Джорджіана: -- мамаша имѣетъ въ себѣ столько страшнаго, и папаша тоже имѣетъ въ себѣ столько страшнаго, да и вездѣ столько встрѣчается страшнаго, по крайней мѣрѣ вездѣ, гдѣ я нахожусь, а сама-то я совсѣмъ ужъ не страшная, то я и пугаюсь, то есть... я не могу хорошо выразиться... я не знаю, понимаете ли вы меня?
   -- Совершенно, моя милая Джорджіана!-- начала было мистриссъ Ламмль съ поощрительнымъ лукавствомъ, какъ вдругъ молодая дѣвушка откинула назадъ, опять къ стѣнѣ, голову и закрыла глаза.
   -- Ахъ, вотъ мамаша опять стала страшная съ кѣмъ-то, у котораго въ глазу стеклышко! Ахъ, я знаю, что она приведетъ его сюда! Ахъ, не подводите, не подводите! Ахъ, этотъ со стеклышкомъ будетъ моимъ кавалеромъ! Ахъ, что я стану дѣлать!
   На этотъ разъ Джорджіана сопровождала свои восклицанія топотомъ ногъ и находилась въ крайне отчаянномъ положеніи. Но ей не было спасенія отъ подведеннаго величественною мистриссъ Подснапъ и иноходью ступавшаго незнакомца, у котораго одинъ глазъ былъ завинченъ до совершеннаго исчезновенія его, а другой вставленъ въ рамку за стекло. Незнакомецъ посмотрѣлъ внизъ этимъ послѣднимъ органомъ и, увидавъ миссъ Подснапъ какъ бы на днѣ перпендикулярной шахты, вытащилъ ее на поверхность и иноходью увлекъ за собою. Тутъ узникъ за роялемъ заигралъ другую кадриль, выражавшую тоскливыя вздыханія его по свободѣ, тѣ же шестнадцать исполнили прежнія меланхолическія движенія, и иноходцевъ повелъ миссъ Подснапъ въ прогулку между мебелью, какъ будто бы онъ выдумалъ что-то совершенно новое.
   Между тѣмъ какой-то заблудшій господинъ, мягкосердечный по наружности, прикочевавъ къ предкаминному ковру и ставъ между главами племенъ, собравшихся тамъ на совѣщаніе съ мистеромъ Подснапомъ, вызвалъ и краску въ лицѣ, и взмахъ руки мистера Подснапа въ высшей степени неучтивымъ замѣчаніемъ по поводу нѣсколькихъ человѣкъ, умершихъ недавно съ голоду. Очевидно извѣстіе несвоевременное послѣ обѣда, не приспособленное къ щекамъ молодой особы и притомъ въ дурномъ вкусѣ.
   -- Я не вѣрю этому, -- сказалъ мистеръ Подснапъ, отмахивая это обстоятельство за спину себѣ.
   Смиренный человѣкъ боялся, что надобно этому повѣрить какъ дѣлу доказанному, потому что было произведено слѣдствіе и имѣется формальное донесеніе.
   -- Въ такомъ случаѣ они сами виноваты,-- сказалъ мистеръ Подснапъ.
   Венирингъ и другіе старшины племенъ одобрили такое объясненіе.
   Человѣкъ мягкосердечнаго вида осмѣлился замѣтить, что изъ фактовъ видно, что какъ будто бы смерть была навязана виновнымъ въ этомъ дѣлѣ, что какъ будто бы они въ своемъ бѣдственномъ положеніи слабымъ голосомъ протестовали противъ этого, что они готовы были бы взять на себя смѣлость перетерпѣть голодъ, еслибы могли, что они готовы были бы не умирать съ голоду, еслибы мол:но было этимъ угодить всѣмъ и каждому.
   -- Нѣтъ страны,-- сказалъ мистеръ Подснапъ, сильно краснѣя,-- нѣтъ въ мірѣ страны, сэръ, гдѣ принимались бы такія мѣры относительно бѣдныхъ, какія приняты въ этой странѣ.
   Мягкосердый человѣкъ соглашался съ этимъ; но дѣло отъ этого становилось, можетъ-статься, еще хуже, ибо показывало, что есть что-то неладное гдѣ-то.
   -- Гдѣ?-- спросилъ мистеръ Подснапъ.
   Смиренный человѣкъ замѣтилъ, что хорошо было бы сдѣлать попытку и весьма серіозную, чтобъ открыть гдѣ.
   -- А!-- сказалъ мистеръ Подснапъ.-- Легко сказать гдѣ-то, но не легко сказать гдѣ. Я, однакоже, вижу, куда вы мѣтите. Я понялъ это съ первыхъ словъ. Централизація. Нѣтъ. Съ моего согласія никогда. Не англійское дѣло.
   Одобрительный шопотъ пробѣжалъ между главами племенъ, какъ бы говорившихъ: "Вотъ вы его и подцѣпили! Держите же!"
   А онъ и не зналъ (допустилъ о самомъ себѣ кроткій человѣкъ), что онъ мѣтилъ въ какую-нибудь -- изацію. Онъ, сколько ему извѣстно, вовсе не расположенъ къ централизаціи или вообще къ какой-нибудь изаціи. Но ужъ, конечно, такіе случаи поражаютъ его болѣе, чѣмъ названія самыя многосложныя. Можетъ ли онъ спросить, почему голодная смерть и небреженіе должны быть дѣломъ англійскимъ?
   -- Я полагаю вы знаете каково народонаселеніе Лондона,-- сказалъ мистеръ Подснапъ.
   Мягкосердый человѣкъ полагалъ, что знаетъ, но полагалъ тоже, что оно рѣшительно ничего бы не значило, еслибы существующіе законы дѣйствовали во всей силѣ.
   -- И вы знаете,-- я по крайней мѣрѣ надѣюсь, что вы знаете,-- сказалъ мистеръ Подснапъ со строгостью, -- что Провидѣніе судило, чтобы нищіе всегда были на свѣтѣ.
   Мягкосердый человѣкъ надѣялся, что онъ и это знаетъ.
   -- Очень радъ слышать,-- сказалъ мистеръ Подснапъ съ грознымъ видомъ,-- Очень радъ слышать. Впередъ вы будете осторожнѣе и не рѣшитесь возставать противъ Провидѣнія.
   За эту фразу,-- сказалъ мягкосердый человѣкъ,-- онъ не возлагаетъ отвѣтственности на мистера Подснапа., и онъ, мягкосердый человѣкъ, никогда не отважится сдѣлать что-либо столь невозможное, какъ возставать противъ Провидѣнія; но...
   По мистеръ Подснапъ чувствовалъ, что наступила для него пора вспыхнуть въ лицѣ и навсегда отмахнуть смиреннаго человѣка. Поэтому онъ сказалъ:
   -- Я долженъ отказаться отъ продолженія этого тягостнаго разговора. Онъ непріятенъ для моихъ чувствъ; онъ противенъ моимъ чувствамъ. Я сказалъ, что не допускаю такихъ вещей. Не мнѣ (мистеръ Подснапъ сдѣлалъ сильное удареніе на мнѣ, какъ бы намекая, что все это очень хорошо для васъ), не мнѣ осуждать пути Провидѣнія. Я, какъ надѣюсь, понимаю это хорошо и уже сказалъ, въ чемъ состоятъ намѣренія Провидѣнія. Кромѣ того,-- сказалъ мистеръ Подснапъ... красный вплоть до своихъ головныхъ щетокъ отъ сильнаго чувства личнаго оскорбленія,-- предметъ этотъ крайне непріятенъ; скажу даже, это предметъ отвратительный, такой предметъ, о которомъ нельзя говорить въ присутствіи нашихъ женъ и молодыхъ особъ, и я...-- Онъ заключилъ взмахомъ руки, и этимъ досказался выразительнѣе, чѣмъ словами: -- И я стираю это съ лица земли.
   Единовременно съ этимъ погашеніемъ мягкосердаго человѣка, Джорджіана, оставивъ иноходца въ переулкѣ между диванами, въ тупикѣ задней гостиной, и предоставивъ ему самому выбраться оттуда, возвратилась къ мистриссъ Ламмль. И кто же возлѣ мистриссъ Ламмль, какъ не мистеръ Ламмль, столько ее любящій?
   -- Альфредъ, мой милый, это мой другъ, Джорджіана. Моя милая Джорджіана, вы должны полюбить моего мужа наравнѣ со мною.
   Мистеръ Ламмль -- очень радъ, что ему такъ скоро представился случай быть отрекомендованнымъ вниманію миссъ Подснапъ. По еслибы мистеръ Ламмль былъ способенъ ревновать друзей своей дорогой Софроніи, то онъ приревновалъ бы ея чувствованія въ отношеніи къ миссъ Подснапъ.
   -- Называйте ее Джорджіаною, другъ мой,-- требовала его супруга.
   -- Въ отношеніи... позволите?.. къ Джорджіанѣ.
   Мистеръ Ламмль произнесъ это имя съ граціознымъ изворотомъ своей правой руки.-- Мнѣ никогда не случалось видѣть, чтобы Софронія, неспособная вдругъ привязываться къ кому-нибудь, была такъ увлечена и очарована, какъ она увлечена и очарована,-- позвольте еще разъ?-- Джорджіаною.
   Предметъ этого комплимента сидѣлъ въ значительномъ смущеніи, принимая его и потомъ обратившись къ мистриссъ Ламмль, сказалъ въ крайнемъ замѣшательствѣ:
   -- Я удивляюсь, за что вы меня полюбили! Я право не могу понять.
   -- Милая Джорджіана, за васъ самихъ. За то, что вы отличаетесь отъ всѣхъ васъ окружающихъ.
   -- Это, можетъ статься, потому, что и я полюбила васъ за то, что вы отличаетесь отъ всѣхъ, кто меня окружаетъ,-- сказала Джорджіана съ радостной улыбкой.
   -- Намъ пора ужъ ѣхать, вмѣстѣ съ другими, всѣ разъѣзжаются,-- замѣтила мистриссъ Ламмль, вставая какъ бы неохотно.-- Итакъ, мы друзья искренніе, дорогая моя Джорджіана.
   -- Искренніе.
   -- Спокойной ночи, моя душа!
   Она успѣла пріобрѣсть власть надъ запуганною дѣвочкой, на которой остановила улыбающіеся глаза свои, ибо Джорджіана придержала ея руку въ то время, какъ притаеннымъ и полуиспуганнымъ голосомъ сказала ей въ отвѣтъ:
   -- Не забывайте меня, когда уѣдете, и пріѣзжайте опять поскорѣе. Спокойной ночи!
   Пріятно видѣть, какъ любезно прощаются мистеръ и мистриссъ Ламмль и какъ нѣжно и мило сходятъ они съ лѣстницы. По не совсѣмъ также пріятно видѣть, какъ вытягиваются и темнѣютъ ихъ улыбающіяся лица въ ту минуту, какъ они угрюмо разсаживаются по угламъ своей каретки. Но это, конечно, зрѣлище закулисное, котораго никто не видалъ, и, какъ предполагалось, никто и не долженъ былъ видѣть.
   Нѣсколько большихъ тяжелыхъ экипажей, построенныхъ по образцу столоваго серебра Подснапа, увезли тяжеловѣсныхъ гостей, менѣе драгоцѣнные гости убрались каждый но своему, и все столовое серебро мистера Подснапа было уложено спать. Въ то время, какъ мистеръ Подснапъ, обратившись спиною къ камину гостиной, приподнималъ свои воротнички и охорашивался, какъ истый пѣтухъ среди курятнаго двора, ничто не могло бы изумить его, какъ извѣстіе о томъ, что миссъ Подснапъ и всякая другая молодая особа хорошей фамиліи и хорошаго воспоминанія не могутъ быть ни прибраны подобно столовому серебру, вы куплены подобно столовому серебру, ни полированы подобно столовому серебру, и что ихъ нельзя ни считать, ни взвѣшивать, ни оцѣнивать, подобно столовому серебру; что молодыя особы могутъ, по всѣмъ вѣроятностямъ, имѣть болѣзненную пустоту въ сердцѣ, которую необходимо наполнить чѣмъ-нибудь болѣе юнымъ, чѣмъ столовое серебро, и менѣе монотоннымъ, чѣмъ столовое серебро; что мысли молодыхъ особъ могутъ рѣшиться на попытку выбраться изъ страны, ограниченной ст. сѣвера, съ юга, съ востока и съ запада, столовымъ серебромъ:-- все это показалось бы ему такою чудовищною фантазіей, которую онъ тотчасъ же швырнулъ бы отъ себя въ пространство. Это, можетъ статься, происходило оттого, что краснѣющая молодая особа мистера Подснапа вся состояла, такъ сказать, изъ щеки; между тѣмъ, какъ есть возможность существованія молодыхъ особъ съ организаціею нѣсколько болѣе сложною.
   Ну, что еслибы мистеръ Подснапъ, оправляя свои воротнички, могъ слышать, какъ его называли негодяемъ въ нѣкоторомъ краткомъ разговорѣ, происходившемъ между мистеромъ и мистриссъ Ламмль изъ противоположныхъ угловъ ихъ маленькой кареты, катившейся домой:
   -- Софронія, вы не спите?
   -- Можно ли мнѣ спать, сэръ?
   -- Очень можно, мнѣ кажется, послѣ общества этого негодяя. Прошу васъ, будьте внимательны къ тому, что я скажу вамъ...
   -- Развѣ я не была внимательна къ тому, что вы мнѣ говорили? Я весь нынѣшній вечеръ только и дѣлала, что внимала вамъ.
   -- Будьте внимательны, говорю вамъ (повышеннымъ голосомъ) къ тому, что я хочу сказать. Держитесь ближе къ этой глупой дѣвчонкѣ. Прижмите ее подъ палецъ. Вы взяли ее въ руки, такъ не выпускайте же. Слышите?
   -- Слышу.
   -- Я предвижу, тутъ можно деньги нажить; да кромѣ того спустить этого негодяя съ ходулей. Мы, какъ вы знаете, должны деньги одинъ другому.
   Мистриссъ Ламмль отвернулась немного отъ напоминателя, но лишь настолько, чтобы вновь отряхнуть съ себя духи и эссенціи въ атмосферу маленькой кареты и снова прижаться въ свой темный уголъ.
   

XII. Честный человѣкъ въ потѣ лица.

   Мистеръ Мортимеръ Ляйтвудъ и мистеръ Евгеній Рейборнъ, заказавъ обѣдъ въ гостиницѣ, кушали вмѣстѣ въ конторѣ мистера Ляйтвуда. Они въ недавнее время условились вести дѣло сообща. Они наняли себѣ коттеджъ близъ Гамптона, на самомъ берегу Темзы, съ лужайкой, съ навѣсомъ для храненія лодки и со всѣми принадлежностями и намѣревались заняться уженіемъ въ теченіе лѣта.
   Лѣто еще не наступало; стояла весна; но не тихая весна, не небесно нѣжная, какая описана у Томсона въ его Временахъ года, а весна кусающая, съ восточнымъ вѣтромъ, какая описывается у Джонсона, Джаксона, Диксона, Смита и Джонса въ ихъ временахъ гида. Царапающій вѣтеръ не столько дулъ, сколько пилилъ; а пока онъ пилилъ, опилки вихремъ крутились надъ пильною ямой. Каждая улица служила пильною ямой; но верхнихъ пильщиковъ не было, зато каждый прохожій превращался въ нижняго пильщика, которому опилки засыпали глаза и горло.
   Таинственныя ассигнаціи, обращающіяся въ Лондонѣ въ вѣтреною погоду, кружились тутъ и тамъ, и повсемѣстно. Откуда онѣ появляются, и куда онѣ исчезаютъ? Онѣ прицѣпляются къ каждому кусту, привѣшиваются къ каждому дереву, съ налета садятся на телеграфныя проволоки, затѣваютъ за каждую изгородь, пьютъ у каждаго насоса, жмутся къ каждому забору, дрожатъ на каждомъ хохолкѣ травы и тщетно ищутъ успокоенія за легіонами желѣзныхъ рѣшетокъ. Въ Парижѣ ничего подобнаго не бываетъ; тамъ какіе-то удивительные люди-муравьи выползаютъ изъ своихъ поръ и подбираютъ всякій лоскутокь. Тамъ вѣтеръ поднимаетъ только пыль. Тамъ зоркіе глаза и голодные желудки хватаютъ все; даже восточный вѣтеръ служить имъ для какой-нибудь поживы.
   Вѣтеръ пилилъ, и опилки крутились. Кусты мотали своими многими головами и роптали, что, повѣривъ на слово солнышку, рано развернулись почки; молодые листья изнывали. Воробьи раскаивались въ своихъ преждевременныхъ бракахъ, точно какъ люди. Радужные переливы выдѣлялись явственно, только не на вешнихъ цвѣтахъ, а на лицахъ людей, которыхъ весна и кусала, и щипала. Еѣтррь между тѣмъ все пилилъ; опилки между тѣмъ все крутились.
   Въ ту пору, когда весенніе вечера, хотя еще довольно долгіе, уже настолько свѣтлы, что нельзя запирать для посѣтителей ни лавокъ, ни конторъ, городъ, который мистеръ Подснапъ такъ пояснительно назвалъ, Лондонъ, Londres, Лондонъ, находится въ своемъ худшемъ положеніи. Онъ представляется чернымъ, рѣзкозвучащимъ городомъ, совмѣщающимъ въ себѣ качества дымнаго дома и бранчивой жены, безнадежнымъ городомъ, безъ всякаго надъ нимъ отверстія въ свинцовомъ небѣ, осажденнымъ городомъ, блокированнымъ великими болотными силами Эссекса и Кента {Эссексъ и Кентъ -- графства, лежащія на востокъ отъ Лондона и примыкающія, первое, съ лѣвой стороны, а второе -- съ правой, къ устью Трмвы, берега которой въ этихъ мѣстахъ покрыты болотами, въ особенности при впаденіи въ нее рѣки Ли съ сѣвера и рѣки Медвей съ юга.}. Такимъ, по крайней мѣрѣ, считали его оба старинные школьные товарища въ то время, какъ, окончивъ обѣдъ, они повернулись къ камину и принялись курить. Юный Бляйтъ скрылся, и трактирный служитель скрылся, и тарелки съ блюдами скрылись, и вино скрывалось -- только въ иномъ направленіи.
   -- Тутъ вѣтеръ воетъ,-- заговорилъ Евгеній, размѣшивая уголье,-- воетъ будто на маякѣ, гдѣ мы сторожили. Я желалъ бы, чтобы мы были сторожами на маякѣ.
   -- Не надоѣло бы это, какъ ты думаешь?-- спросилъ Ляйтвудъ.
   -- Не больше, чѣмъ во всякомъ другомъ мѣстѣ. Тамъ не нужно было бы отправляться въ судебный объѣздъ. Но это лишь мое мнѣніе, лично мнѣ принадлежащее мнѣніе.
   -- Туда и кліенты не являлись бы,-- добавилъ Ляйтвудъ.-- Но и это только мое личное мнѣніе, касающееся одного меня.
   -- Если бы мы находились на какой-нибудь уединенной скалѣ въ бурномъ морѣ,-- сказалъ Евгеній, куря и устремивъ глаза на огонь,-- то леди Типпинсъ не рѣшилась бы отчалить отъ берега, чтобы посѣтить насъ, или лучше сказать, она можетъ быть отчалила бы, да и утонула бы. Тамъ никто не сталъ бы приглашать насъ на свадебные завтраки. Тамъ не было бы протоколовъ, кромѣ одного протокола о зажиганіи маяка. Любопытно было бы смотрѣть на кораблекрушеніе.
   -- Но за исключеніемъ этого,-- замѣтилъ Ляйтвудъ,-- жизнь тамъ въ нѣкоторой степени была бы порядкомъ однообразна.
   -- Я и объ этомъ думалъ,-- сказалъ Евгеній, какъ будто бъ онъ дѣйствительно соображалъ этотъ предметъ, во всѣхъ отношеніяхъ, съ дѣловой точки зрѣнія,-- тамъ однообразіе было бы опредѣленнаго и ограниченнаго свойства. Оно не выходило бы изъ круга двухъ человѣкъ. Что до меня, Мортимеръ, то я думаю, что однообразіе опредѣленное съ такою точностью и ограниченное такими предѣлами, гораздо сноснѣе, чѣмъ неограниченная и безпредѣльная монотонность, въ которой живутъ множество нашихъ ближнихъ.
   Ляйтвудъ засмѣялся и, подвигая къ другу вино, замѣтилъ:
   -- Мы будемъ имѣть случай опытомъ провѣрить этотъ вопросъ во время уженія лѣтомъ.
   -- Случай не вполнѣ достаточный,-- прибавилъ Евгеній со вздохомъ,-- однакоже, повѣримъ. Я надѣюсь, что мы не наскучимъ одинъ другому.
   -- Теперь относительно твоего уважаемаго родителя,-- сказалъ Ляйтвудъ, приступая къ предмету, который они предназначили для обсужденія -- къ самому скользкому угрю изъ всѣхъ угрей-предметовъ.
   -- Да, относительно Моего Уважаемаго Родителя,-- повторилъ Евгеній, усаживаясь въ кресла.-- Я желалъ бы лучше приступить къ Моему Уважаемому Родителю при свѣчахъ, какъ къ предмету, требующему немного искусственнаго блеска, но ужъ такъ и быть, примемся за него при мерцаніи сумерекъ, оживляемыхъ пламенемъ Валлзенда {Wallsend -- часть лондонскаго сѣвернаго прибрежья, на востокъ отъ Тоуэра, гдѣ оканчивалась древняя городская стѣна и гдѣ теперь главные склады Ньюкастельскаго каменнаго угля, отъ этого и называемаго Валлзендомъ.}.
   Сказавъ то, онъ снова размѣшалъ уголья и, распаливъ ихъ сильнѣе, продолжалъ:
   -- Мои Уважаемый Родитель отыскалъ, въ своемъ родительскомъ сосѣдствѣ, жену своему не всѣми уважаемому сыну.
   -- Конечно, съ порядочными деньгами?
   -- Конечно, съ порядочными деньгами, иначе онъ и не нашелъ бы ее. Мой Уважаемый Родитель всегда самымъ опредѣлительнымъ образомъ приготовлялъ (какъ онъ выражается) своимъ дѣтямъ въ минуту рожденія каждаго, а иногда и гораздо ранѣе, призваніе и поприще въ жизни и предопредѣлилъ, чѣмъ должны быть эти маленькія обреченныя жертвы. Мой Уважаемый Родитель предназначилъ мнѣ быть правовѣдомъ, каковымъ я и состою (только съ небольшимъ добавленіемъ огромной практики, которая не состоялась) и предопредѣлилъ мнѣ быть женатымъ, что тоже не состоялось.
   -- О первомъ ты мнѣ часто говаривалъ.
   -- О первомъ я тебѣ часто говаривалъ. Считая себя не достаточно способнымъ стоять на высотѣ юридическаго призванія, я до сихъ поръ подавлялъ свое семейное предопредѣленіе. Ты знаешь Моего Уважаемаго Родителя, но не такъ хорошо, какъ я его знаю. Если бы ты зналъ его такъ же хорошо, какъ я его знаю, онъ потѣшилъ бы тебя.
   -- Съ сыновнимъ уваженіемъ сказано, Евгеній.
   -- Совершенно такъ, повѣрь мнѣ, и съ чувствомъ искренняго почтенія къ Моему Уважаемому Родителю. По что же мнѣ дѣлать, если онъ потѣшаетъ меня? Когда родился мой старшія братъ, то, само собою разумѣется, мы всѣ остальные знали (я хочу сказать, всѣ мы остальные знали бы, еслибы тогда существовали), что онъ былъ наслѣдникомъ родовыхъ затрудненій, которыя мы въ общежитіи называемъ родовымъ достояніемъ; но, когда наступило время родиться моему второму брату, то Мой Уважаемый Родитель сказалъ: "Это маленькій столпъ церкви". Онъ родился и сдѣлался столпомъ церкви крайне шаткимъ. Мои третій братъ явился гораздо ранѣе, чѣмъ бы слѣдовало по обязанностямъ его къ матери; но Мой Уважаемый Родитель, нисколько не захваченный врасплохъ, тотчасъ же рѣшилъ, что онъ будетъ кругосвѣтнымъ мореплавателемъ. Его швырнули во флотъ, но кругосвѣтнаго плаванія онъ не совершилъ. Появился я, и со мною было поступлено такъ, что результаты въ высшей степени удовлетворительные олицетворены теперь предъ тобою. Когда младшему брату моему сравнялось полчаса отъ рожденія, то Мой Уважаемый Родитель рѣшилъ, что онъ будетъ механическимъ геніемъ. И такъ далѣе. Вотъ почему я и говорю, что Мой Уважаемый Родитель потѣшаетъ меня.
   -- А относительно невѣсты, Евгеній?..
   -- Тутъ Мои Уважаемый Родитель перестаетъ потѣшать меня, потому что мои намѣренія совершенно противоположны относительно этой особы.
   -- Ты знаешь ее?
   -- Нисколько.
   -- Почему же бы тебѣ не посмотрѣть ее?
   -- Любезный Мортимеръ, ты изучилъ мой характеръ. Была ли мнѣ какая возможность явиться къ ней съ надписью "выгодный", "показывается" и встрѣтить ее съ подобною же надписью? Я готовъ исполнить всѣ распоряженія Моего Уважаемаго Родителя, въ томъ будь увѣренъ, съ величайшимъ удовольствіемъ, кромѣ супружества. Былъ ли бы я въ состояніи выносить его, когда мнѣ все такъ скоро надоѣдаетъ, такъ постоянно, такъ рѣшительно надоѣдаетъ.
   -- Какой же ты нетвердый малый, Евгеній!
   -- Въ податливости на скуку, -- отвѣтилъ этотъ достойный мужъ,-- могу тебя увѣрить я одинъ изъ самыхъ твердыхъ во всемъ человѣчествѣ.
   -- Какъ же ты сейчасъ только разсуждалъ объ удовольствіяхъ однообразія жизни вдвоемъ?
   -- На маякѣ, пожалуйста припомни то условіе. На маякѣ.
   Мортимеръ засмѣялся снова, а Евгеній, также засмѣявшись въ первый разъ, какъ будто бы, по основательномъ соображеніи, онъ созналъ себя человѣкомъ довольно занимательнымъ, снова погрузился въ свою обычную угрюмость, продолжая пробавляться своею сигарой.
   -- Нѣтъ, тутъ ужъ ничто не пособитъ: одно изъ прорицаній Моего Уважаемаго Родителя должно навсегда остаться безъ исполненія. При всемъ моемъ желаніи одолжить его, онъ долженъ тутъ испытать неудачу.
   По мѣрѣ того, какъ они вели свой разговоръ, на дворѣ становилось все темнѣе и темнѣе; вѣтеръ продолжалъ пилить, опилки крутились за потускнѣвшими окнами; внизу лежавшее кладбище покрывалось густою тьмой, и тьма эта всползала на верхушки домовъ.
   -- Точно будто могильные духи поднимаются, -- сказалъ Евгеній.
   Онъ подошелъ къ окну съ сигарой во рту, какъ бы за тѣмъ, чтобъ еще больше Усладиться ею при сравненіи камина съ состояніемъ наружнаго воздуха, и возвращаясь, вдругъ остановился на полпути къ своему креслу, и тутъ же сказалъ:
   -- Кажется одинъ изъ духовъ заблудился и завернулъ сюда, чтобы разспросить о дорогѣ. Посмотри-ка на привидѣніе.
   Ляйтвудъ, сидѣвшій спиной къ дверямь, повернулъ голову и увидѣлъ во тьмѣ входа что-то стоявшее на подобіе человѣка, къ которому онъ и отнесся съ вопросомъ:
   -- Кой чортъ тамъ?
   Прошу извинить, почтеннѣйшіе,-- отвѣчалъ духъ, хриплымъ, глухимъ голосомъ.-- Скажите, кто тутъ изъ васъ законникъ Ляйтвудъ?
   -- Почему вы не постучали въ дверь?-- спросилъ Мортимеру
   -- Прошу извинить, почтеннѣйшіе,-- отвѣчалъ духъ попрежнему;-- вы, можетъ-статься, не замѣтили, что дверь-то была не затворена.
   -- Что вамъ нужно?
   На это духъ снова отвѣтилъ глухимъ шопотомъ:-- Прошу извинить, почтеннѣйшіе, скажите-ка, кто тутъ изъ васъ законникъ Ляйтвудъ?
   -- Одинъ изъ насъ Ляйтвудъ,-- сказалъ владѣлецъ этого имени.
   -- Ладно, почтеннѣйшіе,-- отозвался духъ, тщательно затворяя дверь,-- важное дѣльце есть.
   Мортимеръ зажегъ свѣчи. Онѣ освѣтили посѣтителя -- человѣка невзрачнаго, съ перекосившимися глазами, который, говоря мялъ свою старую изношенную мѣховую шапку, безобразную, истертую, похожую на волосатое животное, не то на собаку или кошку, не то на щенка или котенка.
   -- Ну,-- сказалъ Мортимеръ,-- говорите въ чемъ дѣло.
   -- Почтеннѣйшіе,-- отвѣтилъ пришлецъ тономъ, по его мнѣнію, пріятнымъ, -- скажите, который же изъ васъ законникъ Ляйтвудъ?
   -- Я Ляйтвудъ.
   -- Законникъ Ляйтвудъ,-- заговорилъ незнакомый съ униженнымъ видомъ.-- Я человѣкъ маленькій, добываю себѣ пропитаніе въ потѣ лица моего. Но, чтобы даромъ не потерять потъ лица моего, я желаю, чтобы прежде меня къ присягѣ привели.
   -- Я не привожу людей къ присягѣ.
   Посѣтитель, повидимому, не довѣряя этому, угрюмо пробормоталъ: "Альфредъ-Давидъ".
   -- Это ваше имя?-- спросилъ Ляйтвудъ.
   -- Мое имя?-- повторилъ незнакомецъ.-- Нѣтъ. Я иду на "Альфредъ-Давидъ".
   Евгеній, продолжая курить и осматривая его, объяснилъ, что слова эти значатъ Affidavit {Affidavit -- показаніе подъ присягою.}.
   -- Я говорю вамъ, добрый человѣкъ,-- сказалъ Ляйтвудъ съ своимъ безпечнымъ смѣхомъ,-- что я не привожу людей къ присягѣ и не принимаю никакихъ показаній подъ клятвою.
   -- Онъ можетъ проклясть васъ,-- объяснилъ Евгеній,-- и я, пожалуй, могу. Больше этого мы вамъ ничего не можемъ сдѣлать.
   Обезкураженный этими словами посѣтитель началъ вертѣть свою утопленную не то собаку или кошку, не то щенка или котенка, изъ стороны въ сторону, поглядывая то на одного почтеннѣйшаго, то на другого почтеннѣйшаго и въ то же время глубоко соображаясь съ мыслями. Наконецъ, онъ рѣшилъ такъ:
   -- Въ такомъ случаѣ отберите отъ меня показаніе.
   -- Гдѣ?-- спросилъ Ляйтвудъ.
   -- Да здѣсь же, -- сказалъ незнакомый.-- Письменно, на бумагѣ.
   -- Прежде всего скажите намъ въ чемъ дѣло.
   -- Дѣло,-- сказалъ незнакомецъ, сдѣлавъ шагъ впередъ, понизивъ свой хриплый голосъ и прикрывъ ротъ рукой,-- въ наградѣ отъ пяти до десяти тысячъ фунтовъ. Вотъ въ этомъ дѣло. Дѣло объ убійствѣ. Вотъ оно въ чемъ дѣло
   -- Подойдите поближе къ столу, да присядьте. Не желаете рюмочки винца?
   -- Пожалуй,-- сказалъ неизвѣстный.-- Я васъ не. обманываю, почтеннѣйшіе.
   Ему налили вина. Твердо согнавъ руку въ локтѣ, онъ плеснулъ вино себѣ въ ротъ, перецѣдилъ его къ правой щекѣ, какъ бы говоря ей: "Что ты на это скажешь?" Перецѣдилъ его къ лѣвой щекѣ, какъ бы говоря ей: "Что про это думаешь?" и потомъ спустилъ его въ желудокъ, какъ бы говоря ему: "Что на, это скажешь?" За этимъ онъ, въ заключеніе, почмокалъ губами, какъ будто бы всѣ три ему отвѣтили: "Мы скажемъ, не дурно".
   -- Не желаете ли еще?
   -- Почему не пожелать? Пожалуй,-- отвѣтилъ онъ.-- Я васъ не обманываю, почтеннѣйшіе. И онъ повторилъ всѣ предыдущіе пріемы.
   -- Ну,-- началъ Ляйтвудъ,-- какъ же васъ зовутъ?
   -- Вотъ вы ужъ и заторопились, законникъ Ляйтвудъ,-- отвѣчалъ онъ какъ бы съ выговоромъ.-- Или не видите, законникъ Ляйтвудъ, что заторопились немного? Мнѣ хочется заработать отъ пяти до десяти тысячъ фунтовъ въ потѣ лица, и какъ я бѣдный человѣкъ, то не могу сказать своего имени, пока вы не Приготовитесь записать его.
   Соображаясь съ понятіями этого человѣка объ обязательной силѣ пера, чернилъ и бумаги, Ляйтвудъ наклоненіемъ головы согласился на предложеніе Евгенія принять отъ него эти магическіе матеріалы въ руки. Евгеній принесъ ихъ на столъ и сѣлъ, какъ какой-нибудь писецъ или нотаріусъ.
   -- Теперь,-- сказалъ Ляйтвудъ,-- какъ же зовутъ васъ?
   Но дальнѣйшая предосторожность выступила въ потѣ лица этого честнаго человѣка.
   -- Я желаю, законникъ Ляйтвудъ, -- проговорилъ онъ, -- чтобъ вотъ этотъ другой почтеннѣйшій былъ свидѣтель тому, что я буду говорить. Потому не угодно ли другому почтеннѣйшему сказать мнѣ свое имя и свое мѣстожительство?
   Евгеній, держа сигару во рту, а перо въ рукѣ, бросилъ ему свою карточку. Медленно прочитавъ, незнакомецъ свернулъ ее трубочкой и еще медленнѣе завязалъ въ кончикъ своего галстуха.
   -- Теперь,-- сказалъ Ляйтвудъ въ третій разъ,-- если вы совершенно окончили свои различныя приготовленія, мой другъ, и если вы совершенно удостовѣрились, что душа ваша спокойна и, что васъ больше не торопятъ, скажите, какъ зовутъ васъ?
   -- Роджеръ Райдергудъ.
   -- Мѣстожительство?
   -- Въ Лондонѣ, Лощина Известковаго Амбара.
   -- Родъ жизни или занятій?
   На этотъ вопросъ мистеръ Райдергудъ отвѣтилъ не такъ скоро, какъ на два предыдущіе и далъ себѣ такое опредѣленіе:-- Водяной Промыселъ.
   -- Нѣтъ ли чего-нибудь противъ васъ?-- спросилъ спокойна Евгеній, продолжая писать.
   Нѣсколько смутившись, мистеръ Райдергудъ уклончиво замѣтилъ, съ самымъ невиннымъ взглядомъ, что ему послышалось будто бы другой почтеннѣйшій спросилъ его о чемъ-то.
   -- Не попадались ли въ бѣду?-- сказалъ Евгеній.
   -- Было разъ (мистеръ Райдергудъ добавилъ какъ бы мимоходомъ, что это со всякимъ можетъ случиться).
   -- По какому подозрѣнію?
   -- По подозрѣнію на счетъ кармапа одного матроса,-- сказалъ мистеръ Райдергудъ.-- А я былъ самый лучшій другъ этого самаго матроса и для него же старался.
   -- Въ потѣ лица?-- спросилъ Евгеній.
   -- Да еще такъ, что потъ градомъ катился,-- сказалъ Роджеръ Райдергудъ.
   Евгеній откинулся къ спинкѣ стула и, продолжая курить, смотрѣлъ безпечными глазами на Райдергуда, и держалъ перо наготовѣ, чтобы писать далѣе. Ляйтвудъ тоже курилъ, безпечно устремивъ свои глаза на этого человѣка.
   -- Пишите теперь дальше,-- сказалъ Райдергудъ, перевернувъ нѣсколько разъ свою лохматую шапку и пригладивъ ее рукавомъ противъ ворса (какъ будто бы она имѣла надлежащій ворсъ).-- И дѣлаю показаніе, что Гармоново убійство сдѣлалъ никто иной, какъ Гафферъ Гексамъ, тотъ самый, который и нашелъ тѣло. Рука Джесса Гексама, что прозывается Гафферомъ какъ на рѣкѣ, такъ и на берегу, вотъ чья рука сдѣлала это дѣло. Его рука и ничья другая.
   Оба друга переглянулись съ такою серіозностью, какой въ нихъ до сихъ поръ не замѣчалось.
   -- Скажите же намъ, на какихъ основаніяхъ строите вы это обвиненіе?
   -- А на такихъ основаніяхъ,-- отвѣтилъ Райдергудъ, отирая лицо рукавомъ,-- что я былъ товарищъ Гафферу и много дней, и ночей подозрѣвалъ его въ этомъ самомъ. Я знаю все его житьебытье,-- вотъ на какихъ основаніяхъ! Я разошелся съ нимъ, и водиться съ нимъ не захотѣлъ: вотъ вамъ еще на какихъ основаніяхъ. Дочь его, можетъ-статься, будетъ разсказывать вамъ другую исторію; но ужъ вы цѣну ея словъ сами увидите; она все лгать станетъ и будетъ божиться всѣмъ на свѣтѣ, чтобы спасти своего отца. Всѣ на пристаняхъ и на набережныхъ лѣстницахъ хорошо понимаютъ, что онъ сдѣлалъ это: вотъ вамъ, значитъ, еще основанія. Онъ отсталъ отъ товарищества, потому что сдѣлалъ это: вотъ вамъ, значитъ, еще основанія. Я готовъ дать присягу, что онъ это сдѣлалъ: вотъ вамъ еще на какихъ основаніяхъ. Вы можете взять меня куда угодно и привести тамъ подъ присягу... Я не испугаюсь ничего. Я на все пойду. Куда угодно.
   -- Все это ничего не значитъ,-- сказалъ Ляйтвудъ.
   -- Ничего?-- повторилъ Райдергудъ съ негодованіемъ и удивленіемъ.
   -- Рѣшительно ничего. Все это ни больше, ни меньше, какъ только то, что вы подозрѣваете человѣка въ преступленіи. Вы можете поступать такимъ образомъ по какой-нибудь причинѣ, а можетъ быть, и просто безъ всякой причины. Человѣка нельзя обвивать по одному только вашему подозрѣнію.
   -- Развѣ я не сказалъ вамъ тутъ при Другомъ Почтеннѣйшемъ, развѣ какъ только разинулъ ротъ я не сказалъ во вѣки вѣковъ (онъ очевидно думалъ, что такія слова близко подходятъ къ присягѣ), что радъ присягнуть, что онъ сдѣлалъ это? Или я не говорилъ вамъ -- ведите меня куда угодно и приведите къ присягѣ? Что же, скажете, не правду что ли я говорю?
   -- Не въ томъ дѣло; но вы готовы дать присягу только въ своемъ подозрѣніи, а я вамъ говорю, что присягнуть въ подозрѣнія недостаточно.
   -- Недостаточно, нѣтъ, законникъ Ляйтвудъ?-- спросилъ онъ осторожно.
   -- Положительно, нѣтъ.
   -- Я развѣ я сказалъ, что достаточно? Беру въ свидѣтели Другого Почтеннѣйшаго. Будьте справедливы:-- сказалъ ли я?
   -- Онъ дѣйствительно не говорилъ, что ничего не имѣетъ сказать болѣе,-- замѣтилъ Евгеній тихимъ голосомъ, не глядя на него,-- что бы онъ тамъ подъ этимъ ни разумѣлъ.
   -- Ага!-- вскрикнулъ Райдергудъ торжественно, видя, что это замѣчаніе было въ его пользу, хотя онъ и не понялъ его въ точности.-- Вотъ у меня, слава Богу, свидѣтель есть!
   -- Ну, такъ продолжайте,-- сказалъ Ляйтвудъ.-- Говорите все, что вы хотите сказать. Только безъ заднихъ мыслей.
   -- Такъ извольте же писать!-- вскрикнулъ Райдергудъ съ изступленіемъ и жаромъ -- Извольте писать. Клянусь Георгіемъ Побѣдоносцемъ, что я теперь все скажу! Только вы, пожалуйста, не мѣшайте честному человѣку съѣсть хлѣбъ въ лотѣ лица его! Онъ самъ говорилъ мнѣ, что сдѣлалъ это. Довольно вамъ этого?
   -- Будьте осторожны въ томъ, что вы говорите, пріятель,-- сказалъ Ляйтвудъ.
   -- Законникъ Ляйтвудъ, а вы повнимательнѣе выслушайте, что я говорю. Вы отвѣчать будете, если не прислушаетесь къ моимъ словамъ!-- Послѣ этого, медленно и твердо ударяя открытою кистью правой руки по ладони лѣвой, онъ сказалъ: -- Я Роджеръ Райдергудъ, изъ Лощины Известковаго Амбара, Водяной Промыселъ, говорю вамъ, законнику Ляйтвуду, что человѣкъ Джессъ Гексамъ, что прозывается на рѣкѣ и на берегу Гафферомъ, сказывалъ мнѣ, что онъ дѣло это сдѣлалъ. Скажу больше, онъ собственнымъ своимъ языкомъ сказывалъ мнѣ, что сдѣлалъ это дѣло. Скажу еще больше, онъ заподлинно сказалъ мнѣ, что сдѣлалъ это дѣло. И я покажу это подъ присягой!
   -- Гдѣ онъ вамъ говорилъ?
   -- У наружной двери,-- отвѣчалъ Райдергудъ, продолжая стучать рукой, и внимательно смотря то на одного, то на другого изъ своихъ слушателей,-- у наружной двери Шести Веселыхъ Товарищей, около четверти перваго по полуночи,-- впрочемъ, я по совѣсти подъ присягою за какихъ-нибудь пять минутъ разницы стоять не буду,-- въ ту самую ночь какъ онъ изъ воды трупъ вытащилъ. Шесть Веселыхъ Товарищей и теперь стоятъ на своемъ мѣстѣ. Шесть Веселыхъ Товарищей не сбѣжали съ мѣста, и не сбѣгутъ. Если окажется, что его не было въ ту ночь въ двѣнадцать часовъ въ Шести Веселыхъ Товарищахъ, то назовите меня лгу немъ.
   -- Что же онъ говорилъ?
   -- Я вамъ разскажу (записывайте, Другой Почтеннѣйшій, я только объ этомъ прошу васъ). Онъ вышелъ первый; я вышелъ послѣ. Можетъ быть чрезъ минуту послѣ; можетъ быть чрезъ полминуты, можетъ быть чрезъ четверть минуты. Въ этомъ я присягать не могу, а потому и не присягну. Мы знаемъ, что значитъ Альфредъ-Давидъ.
   -- Продолжайте, продолжайте.
   Я увидѣлъ, что онъ ждетъ меня и хочетъ сказать что-то. Вотъ онъ и говоритъ мнѣ, Рогъ {Rogue -- мошенникъ.} Райдергудъ -- меня обыкновенно такъ зовутъ, не потому чтобъ это что-нибудь значило это ничего не значитъ,-- а потому только, что похоже на Роджеръ.
   -- Объ этомъ нечего толковать.
   -- Просимъ извиненія, законникъ Ляйтвудъ, это часточка правды, а какъ это часточка правды, то я и толкую, и долженъ толковать, и буду толковать объ этомъ. Рогъ Райдергудъ, говоритъ онъ, мы нынче ночью съ тобой на рѣкѣ повздорили. И точно повздорили; спросите у его дочери. Я пригрозилъ, говоритъ онъ, что отшибу тебѣ подножкою пальцы или хвачу багромъ по головѣ. Я это говорилъ, потому что ты очень ужъ пристально глядѣлъ на хвостъ моей лодки. А я ему: Гафферъ, говорю, я знаю. А онъ мнѣ говоритъ: Рогъ Райдергудъ, такого человѣка, каковъ ты, и въ дюжинѣ людей не сыщешь. Мнѣ даже кажется, онъ сказалъ въ двухъ десяткахъ не сыщешь, но въ этомъ не могу присягнуть, а потому берите меньшее число: мы знаемъ, что значитъ Альфредъ-Давидъ. Вотъ онъ и говоритъ: что бы тамъ люди не дѣлали, у тебя ничего мимо глазъ не проскользнетъ. Ты что-нибудь смекнулъ? Я говорю, смекнулъ, Гафферъ, и теперь, говорю, смекаю! Онъ затрясся и говоритъ: что же ты смекаешь? Я говорю: смекаю, что дѣло не чисто. Онъ затрясся еще пуще и говоритъ: правду сказать, не чисто. Я сдѣлалъ это изъ корысти. Не выдавай меня! Вотъ его заподлинныя слова. Самъ сказалъ мнѣ.
   Наступила тишина, прерывавшаяся только паденіемъ пепла съ рѣшетки камина. Райдергудъ воспользовался ею и обтеръ себѣ голову, шею и лицо всклокоченною шапкой, что, однакоже, нисколько не улучшило его наружности.
   -- Что же еще?-- спросилъ Ляйтвудъ.
   -- Да о чемъ же еще-то? О немъ что ли, законникъ Ляйтвудъ?
   -- О чемъ бы ни было, только бы къ дѣлу.
   -- Что хотите дѣлайте, если я понимаю васъ, почтеннѣйшіе, -- сказалъ доносчикъ пресмыкающимся тономъ, заискивая у обоихъ друзей, несмотря на то, что говорилъ одинъ изъ нихъ.-- Какъ? Неужто и этого вамъ мало?
   -- Спросили ль вы его, какъ онъ сдѣлалъ это, гдѣ сдѣлалъ и когда сдѣлалъ?
   -- Помилуйте, законникъ Ляйтвудъ! У меня умъ совсѣмъ помутился; гдѣ ужъ мнѣ было въ разспросы пускаться? Хоть бы мнѣ вдвое давали противъ того, что надѣюсь теперь заработать въ потѣ лица, и то не сталъ бы разспрашивать. Я тотчасъ же покончилъ съ ни адъ товарищество. Знаться съ нимъ совсѣмъ пересталъ. Онъ просилъ меня, говорилъ: старый товарищъ, на колѣняхъ прошу, не погуби меня! Я только отвѣтилъ: никогда ты больше ни слова не говори Роджерсу Райдергуду, и въ лицо ему смотрѣть не смѣй. Я ужъ и знаться съ этакимъ человѣкомъ не хотѣлъ.
   Придавъ этимъ словамъ размахъ, чтобъ они поднялись выше и разошлись дальше, Рогъ Райдергудъ налилъ себѣ еще рюмку вина, уже безъ приглашенія, и началъ какъ бы жевать его, держа пустую рюмку въ рукѣ и уставивъ глаза на свѣчи.
   Мортимеръ взглянулъ на Евгенія, но Евгеній сидѣлъ, нахмурившись надъ своею бумагою, и не далъ ему отвѣтнаго взгляда. Мортимеръ снова повернулся къ доносчику и сказалъ ему:
   -- И долго умъ-то у васъ -такимъ манеромъ мутился, пріятель?
   Доносчикъ, жевнувъ окончательно вино, проглотилъ его и отвѣтилъ однимъ словомъ:
   -- Да, долго!
   -- Даже и въ то время, когда происходила такая тревога, когда правительство предлагало награду, когда полиція хлопотала изо всѣхъ силъ, когда во всей странѣ только я говорили что объ этомъ преступленіи?-- сказалъ Мортимеръ нетерпѣливо.
   -- Ухъ!-- тихо и хрипло промычалъ мистеръ Райдергудъ, нѣсколько разъ вскидывая назадъ голову.-- Очень ужъ у меня тогда умъ мутился!
   -- Когда было столько догадокъ, когда въ народѣ ходили самыя несбыточныя подозрѣнія, когда пять-шесть человѣкъ совершенно невинныхъ могли ежеминутно попасть въ кандалы?-- сказалъ Мортимеръ почти разгорячившись.
   -- Ухъ!-- промычалъ мистеръ Райдергудъ попрежнему.-- Очень ужъ у меня умъ тогда мутился.
   -- У него, видишь, не было тогда случая заработать столько денегъ въ потѣ лица своего,-- сказалъ Евгеній, рисуя женскую головку на своей бумагѣ и по временамъ оттушевывая ее.
   -- Другой Почтеннѣйшій какъ разъ попалъ по гвоздику, законникъ Ляйтвудъ! Я ужъ какъ старался отъ смуты-то отбиться, да не могъ! Разъ какъ-то чуть-чуть не выложилъ всего передь миссъ Аббе Поттерсонъ, вотъ что Шестерыхъ Веселыхъ Товарищей содержитъ. Домъ ея теперь стоитъ на томъ же мѣстѣ и не сбѣжитъ; тамъ хозяйка эта живетъ и теперь, и надо полагать не умретъ къ тому времени, какъ вы побываете у ней. Вотъ спросите ее. Я, однакожъ, ничегоне сказалъ ей. Наконецъ, явилось новое объявленіе, и на немъ было выпечатано ваше законное имя, законникъ Ляйтвудъ. Тутъ я задалъ вопросъ своему разсудку. Неужто мнѣ весь свой вѣкъ ходить съ помутившимся умомъ? Неужто мнѣ никогда не отдѣлаться отъ этой бѣды? Неужто мнѣ больше думать о Гафферѣ, чѣмъ о самомъ себѣ? Если у него есть дочь, такъ развѣ у меня нѣтъ дочери?
   -- И эхо отвѣчало... {См. поэму Байрона The Bride of Abydos:
   "Where is my child? And Echo answers, Where?"
   Въ переводѣ Козлова, Невѣста Абидосская:
   "Гдѣ дочь мня? И отзывъ скажетъ: Гдѣ?"} -- вставилъ Евгеній.
   -- Есть!-- связалъ мистеръ Райдергудъ твердымъ голосомъ.
   -- А, мимоходомъ, сколько ей лѣтъ?-- спросилъ Евгеній.
   -- Сравнялось двадцать два въ прошломъ октябрѣ. Потомъ я себя спрашиваю насчетъ денегъ:-- вѣдь кладъ это? Оно и въ самомъ дѣлѣ кладъ,-- сказалъ мистеръ Райдергудъ съ откровенностью:-- почему не сказать этого?
   "Слушайте! слушайте!" -- со стороны Евгенія оттѣнявшаго свой рисунокъ.
   -- Это кладъ, и неужто грѣшно рабочему человѣку, который каждую заработанную имъ корку хлѣба смачиваетъ слезами своими, неужто грѣшно такому человѣку кладъ найти? Скажите, что тутъ худого:-- пожелать кладъ найти? Это я по долгу совѣсти очень много обдумывалъ. Противъ этого ничего и сказать нельзя: а то пришлось бы осудить законника Ляйтвуда за то, что онъ самъ же случай дастъ кладъ этотъ найти. А смѣю ли я осуждать законника Ляйтвуда? Нѣтъ.
   -- Нѣтъ,-- сказалъ Евгеній.
   -- Конечно, нѣтъ, почтеннѣйшій, -- подтвердилъ мистеръ Райдергудъ.-- Такимъ манеромъ я и рѣшился избавиться отъ умопомраченія, чтобы заработать въ потѣ лица счастіе свое. Да что тутъ,-- прибавилъ онъ вдругъ принявъ кровожадный видъ,-- хочу да и только! И теперь скажу вамъ разъ навсегда, законникъ Ляйтвудъ, что рука Джесса Гексама, по прозванію Гафферъ, сдѣлала это дѣло, а ничья другая, въ этомъ онъ самъ сознался мнѣ. Я вамъ его выдаю и требую чтобъ его взяли. Теперь же, сейчасъ!
   Послѣ вторично наступившаго молчанія, прерываемаго только осыпавшимся въ каминѣ пепломъ, привлекавшимъ вниманіе доносчика, какъ будто бы тамъ слышался звонъ денегъ, Мортимеръ Ляйтвудъ наклонился къ своему другу и шепнулъ ему:
   -- Я полагаю, что мнѣ слѣдуетъ отправиться съ этимъ молодчикомъ къ нашему невозмутимому другу въ полицейскую контору.
   -- Я то же полагаю,-- сказалъ Евгеній.-- Ничего другого и сдѣлать-нельзя.
   -- Вѣришь ты ему?
   -- Я вѣрю, что онъ прожженная шельма. По все-таки можетъ быть, онъ говоритъ правду изъ своихъ личныхъ видовъ.
   -- Что-то не похоже на правду.
   -- Да, кажется, что онъ на это не походитъ,-- сказалъ Евгеній.-- Да и бывшій-то его товарищъ, котораго онъ выдаетъ, непривлекательная особа. Постой-ка, я спрошу его еще кое о чемъ
   Предметъ этого совѣщанія сидѣлъ, приковавъ глаза къ осыпавшемуся пеплу камина и стараясь подслушать что говорилось, хотя прикидывался неслушающимъ, когда оба почтеннѣйшіе взглядывали на него.
   -- Вы упомянули (два раза, кажется) о дочери Гексама,-- сказалъ Евгеній вслухъ.-- Не хотите ли вы сказать, что и она умѣла какое-нибудь преступное свѣдѣніе объ этомъ злодѣяніи?
   Честный человѣкъ, подумавъ нѣсколько и вѣроятію сообразивъ на сколько отвѣтъ его можетъ коснуться плодовъ пота его лица, отвѣтилъ безусловно Нѣтъ, не хочу.
   -- Вы никого больше не впутываете?
   -- Я не. впутываю, а впутываетъ Гафферъ,-- сурово и рѣшительно отвѣтилъ онъ.-- Я ничего больше не знаю, кромѣ сказанныхъ имъ самимъ словъ: "Я сдѣлалъ это". Это его подлинныя слова.
   -- Я долженъ это изслѣдовать, Мортимеръ,-- шепнулъ Евгеній, вставая.-- Какъ мы отправимся?
   -- Пойдемъ пѣшкомъ,-- шепнулъ Ляйтвудъ,-- и дадимъ этому мошеннику срокъ одуматься.
   Обмѣнявшись такимъ вопросомъ и отвѣтомъ, они приготовились выйти, и мистеръ Райдергудъ всталъ. Ляйтвудъ, гася свѣчи, взялъ рюмку, изъ которой пилъ честный человѣкъ и, какъ бы такъ и слѣдовало, бросилъ ее преспокойно подъ каминную рѣшетку, гдѣ она разбилась вдребезги.
   -- Ну, теперь ведите насъ,-- сказалъ Ляйтвудъ:-- мы съ мистеромъ Рейборномъ за вами послѣдуемъ. Полагаю, что вы знаете куда идти?
   -- Полагаю, что знаю, законникъ Ляйтвудъ.
   -- Идите же впередъ.
   Водяной Промыселъ надвинулъ свою взлохмаченную шайку себѣ на уши обѣими руками, и опустивъ плечи, больше чѣмъ они были опущены отъ природы, сошелъ съ лѣстницы и направился мимо Темпльской церкви, чрезъ Темпль, въ Вайтфрайерсъ, и такъ далѣе Бъ рѣкѣ.
   -- Взгляни, точно повѣшенная собака,-- сказалъ Ляйтвудъ, слѣдуя за нимъ.
   -- А но мнѣ просто повѣшенная шельма,-- отвѣтилъ Евгеній.-- Онъ такъ и просится на висѣлицу.
   Болѣе они почти ничего не сказали, идя за нимъ слѣдомъ. Онъ шелъ впереди ихъ, будто какая-то скверная судьба; а она не спускали съ него глазъ, хотя и были бы рады, еслибъ онъ скрылся у нихъ изъ виду, и неуклонно слѣдовали за нимъ на одинаковомъ разстояніи, соразмѣряя свои шаги съ его шагами. Повернувъ одно плечо въ упоръ немилосердной непогодѣ и сильному вѣтру, онъ, не отступая назадъ, не спѣша впередъ, продолжалъ идти, какъ неотразимое предопредѣленіе. Когда они достигли половины своего пути, зашумѣлъ сильный градъ и въ нѣсколько минутъ сплошь покрылъ улицы и убѣлилъ ихъ. Для него это было все равно. Чтобъ удержать человѣка отъ намѣренія отнять жизнь у другого человѣка и получить за это деньги, градинамъ необходимо быть больше и глубже лечь на землю. Онъ продавливалъ ихъ и оставлялъ слѣды въ быстро-таявшей слякоти, которые представлялись такими безобразными дырьями, что, слѣдуя за нимъ, можно было подумать, что ноги у него совсѣмъ не человѣческія.
   Буря миновала; мѣсяцъ боролся съ быстролетными облаками; дикая безурядица въ атмосферѣ прекратила мелкую суетню по уликамъ. Не потому, чтобы вѣтеръ сдулъ всѣхъ крикуновъ въ мѣста укрытыя, какъ онъ сдулъ градъ, лежавшій грудами, туда гдѣ было для него убѣжище; но потому, что улицы были будто поглощены небомъ, а воздухъ былъ будто пропитанъ ночью.
   -- Онъ, повидимому, не хочетъ ни одуматься,-- сказалъ Евгеній,-- ни перемѣнить того, что забралъ себѣ въ голову. Въ немъ незамѣтно ни малѣйшаго признака, чтобъ онъ желалъ отречься отъ своего показанія; и если я хороню помню это мѣсто, мы теперь недалеко отъ того угла, гдѣ намедни вышли изъ кэба.
   Дѣйствительно, нѣсколько крутыхъ поворотовъ привели ихъ къ рѣкѣ, гдѣ они прежде скользили между камнями и гдѣ теперь скользили еще болѣе. Вѣтеръ дулъ имъ въ лицо, съ страшною силой, налетая порывами съ рѣки. По привычкѣ всегда держаться подвѣтренной стороны какого бы то ни было прикрытія, пріобрѣтаемой "водяными промыслами", Райдергудъ привелъ обоихъ друзей на подвѣтренную сторону Шести Веселыхъ Товарищей Носильщиковъ и потомъ сказалъ:
   -- Посмотрите-ка сюда, законникъ Ляйтвудъ, на красныя занавѣски. Это Товарищи, это тотъ самый домъ, что я говорилъ не убѣжитъ-то который. Ну вотъ, видите, убѣжалъ, что ли, онъ?
   Не обративъ никакого вниманія на такое замѣчательное подтвержденіе показанія Райдергуда, Ляйтвудъ спросилъ его, какое предстоитъ имъ еще дѣло.
   -- Я желалъ, чтобы вы сами увидѣли Товарищей, законникъ Ляйтвудъ, и увѣрились, что я не лгу. Теперь я схожу посмотрѣть въ окно къ Гафферу и узнаю дома ли онъ.
   Съ этими словами онъ скрылся.
   -- Воротится онъ, какъ думаешь?-- пробормоталъ Ляйтвудъ.
   -- Воротится! Онъ отъ дѣла не отстанетъ,-- пробормоталъ Евгеній.
   Онъ дѣйствительно воротился вскорѣ.
   -- Гаффера нѣтъ, и лодки его нѣтъ. Дочь дома, сидитъ и смотритъ въ каминъ. Но у ней тамъ ужинъ готовится, значитъ она поджидаетъ Гаффера. Я сейчасъ узнаю, куда онъ отправился; это не трудно.
   Онъ махнулъ имъ рукой и, идя попрежнему впереди, привелъ ихъ къ полицейской конторѣ, попрежнему чистой, прохладной и твердой во всемъ, кромѣ пламени въ фонарѣ, которое, будучи только фонарнымъ пламенемъ, причисленнымъ къ полиціи въ качествѣ наружнаго сторожа, колыхалось отъ вѣтра.
   То же и внутри конторы. Инспекторъ занимался въ не и своими книгами попрежнему. Онъ узналъ обоихъ друзей тотчасъ же, какъ только они появлялись; но ихъ новое появленіе не произвело никакого дѣйствія на его спокойствіе. Даже и то обстоятельство, что ихъ сопровождалъ Райдергудъ, на него не подѣйствовало; онъ только обмакнулъ перо въ чернила и, опустивъ свой подбородокъ за галстухъ, движеніемъ этимъ какъ будто бы сдѣлалъ Райдергуду вопросъ, не взглянувъ на него: "Что-то въ послѣднее время добрый молодецъ подѣлывалъ!"
   Мортимеръ Ляйтвудъ попросилъ его прочитать бумагу и подалъ, что записалъ Евгеній.
   Прочитавъ нѣсколько строкъ, инспекторъ возвысился до того необычайнаго въ немъ настроенія чувствъ, что проговорилъ: "Джентльмены, нѣтъ ли у кого-нибудь изъ васъ щепоточки табаку?" Но узнавъ, что табаку ни у кого изъ нихъ не имѣется, онъ очень хорошо обошелся безъ него и продолжалъ читать.
   -- Было ли все это вамъ прочитано?-- спросилъ онъ потомъ честнаго человѣка.
   -- Нѣтъ,-- отвѣчалъ Райдергудъ
   -- Въ такомъ случаѣ вы лучше выслушаніе, что тутъ написано.
   И онъ началъ читать вслухъ оффиціальнымъ тономъ.
   -- Ну что, вѣрны ли эти записки со сдѣланнымъ вами показаніемъ и съ тѣми доказательствами, которыя вы намѣрены представить?-- спросилъ онъ, окончивъ чтеніе.
   -- Вѣрны. Онѣ такъ вѣрны, какъ я самъ вѣренъ,-- отвѣчалъ Райдергудъ.-- Больше этого я ничего не могу сказать про нихъ.
   -- Я самъ арестую этого человѣка, сэръ,-- сказалъ инспекторъ Ляйтвуду. Потомъ Райдергуду:
   -- Дома онъ? Гдѣ онъ? Что онъ дѣлаетъ? Вы, безъ сомнѣнія, сочли своею обязанностью все разузнать о немъ?
   Райдергудъ разсказалъ все что зналъ, и обѣщалъ развѣдать въ нѣсколько минутъ все чего не зналъ.
   -- Подождите,-- сказалъ инспекторъ,-- пока я не скажу вамъ. Мы не должны показывать вида, что озабочены дѣломъ, и потому, джентльмены, не согласитесь ли вы, подъ предлогомъ выпить со мною рюмку чего-нибудь, зайти къ Товарищамъ. Хорошо устроенная гостиница и препочтенная хозяйка.
   Они отвѣчали, что предлогу предпочитаютъ самую дѣйствительность, что, казалось, собственно и разумѣлъ господинъ инспекторъ.
   -- Очень хорошо,-- сказалъ онъ снимая свою шляпу съ вѣшалки и опуская наручни въ карманъ, какъ перчатки.-- Резервный!-- Резервный дотронулся до козырька.-- Вы знаете, гдѣ отыскать меня?-- Резервный снова дотронулся до козырька.-- Райдергудъ, когда узнаете, что онъ вернулся домой, подойдите къ окну Уюта, стукните въ стекло два раза и дождитесь меня. Пойдемте, джентльмены.
   Всѣ трое вышли вмѣстѣ, и когда Райдергудъ отдѣлился отъ нихъ подъ дрожавшимъ фонаремъ и пошелъ своею дорогой, Ляйтвудъ спросилъ офицера, что онъ думаетъ объ этомъ дѣлѣ?
   Инспекторъ отвѣчалъ въ общихъ выраженіяхъ и съ должными опущеніями, что всегда есть болѣе вѣроятія, что человѣкъ сдѣлалъ какое-нибудь худое дѣло, чѣмъ не сдѣлалъ его. Что онъ самъ нѣсколько разъ "подсчитывалъ" Гаффера, но никогда не могъ подвесть его къ удовлетворительному криминальному итогу; что если показаніе справедливо, то оно справедливо только отчасти; что оба эти человѣка могли вмѣстѣ и почти одинаково участвовать въ этомъ дѣлѣ; но что одинъ "пятналъ" другого, чтобы выгородить себя и получить деньги.
   -- И я думаю,-- прибавилъ инспекторъ въ заключеніе,-- что если все пойдетъ у него хорошо, то онъ, пожалуй, и получитъ ихъ. Но вотъ и Товарищи, джентльмены, видите гдѣ огни свѣтятъ, а потому я посовѣтую вамъ прекратить разговоръ. Вамъ теперь лучше всего заинтересоваться обжигомъ извести гдѣ-нибудь около Портфлита и хлопотать объ отысканіи нѣкотораго количества оной, попавшаго въ худыя руки во время перевоза на баркахъ.
   -- Слышишь, Евгеній?-- спросилъ Ляйтвудъ черезъ плечо.-- Помни, ты по уши заинтересованъ въ извести.
   -- Да, не будь извести,-- отвѣчалъ невозмутимый правовѣдъ,-- мое существованіе не озарялось бы ни малѣйшимъ лучемъ Надежды.
   

XIII. Выслѣживаніе хищной птицы.

   Оба торговца известью, съ своимъ провожатымъ, вступили во владѣнія миссъ Аббей Поттерсонъ. Провожатый отрекомендовавъ ихъ хозяйкѣ и конфиденціально сообщивъ ей о ихъ вымышленномъ занятіи, попросилъ ее въ иносказательныхъ выраженіяхъ зажечь въ Уютѣ "глоточекъ огонька". Миссъ Аббей, всегда готовая служить властямъ предержащимъ, приказала Бобу Глиббери проводить джентльменовъ въ этотъ отдѣлъ своего дома и тотчасъ же освѣтить его газомъ и огнемъ въ каминѣ. Приказаніе это голорукій Бобъ, пошедшій впереди съ пылавшею бумажкою, исполнилъ такъ проворно, что Уютъ какъ будто бы вскочилъ отъ мрачнаго сна. и принялъ ихъ въ теплый объятіи, какъ только они переступили черезъ порогъ гостепріимной двери.
   -- Здѣсь отлично подогрѣваютъ хересъ,-- сказалъ инспекторъ, сообщая мѣстное свѣдѣніе.-- Можетъ статься вы, джентльмены, пожелаете бутылочку?
   Въ отвѣтъ послѣдовало "непремѣнно", и Бобъ Глиббери, выслушавъ инспектора, отправился съ подобающею скоростью, усиленною уваженіемъ къ величію закона.
   -- Достовѣрно,-- сказалъ инспекторъ,-- что человѣкъ, отъ котораго мы получили наши свѣдѣнія (онъ большимъ пальцемъ указалъ черезъ плечо по направленію къ Райдергуду), уже нѣсколько времени распускаетъ худую молву про того другого человѣка по поводу вашихъ известковыхъ барокъ, и потому того другого человѣка начали всѣ обѣгать. Я не говорю, чтобъ это что-нибудь доказывало; но это фактъ положительный. Мнѣ въ первый разъ было сообщено объ этомъ одною извѣстною мнѣ особою противоположнаго пола (онъ слегка указалъ по направленію къ миссъ Поттерсонъ, черезъ плечо, своимъ большимъ пальцемъ), въ нѣкоторомъ отсюда разстояніи, вонъ тамъ.
   -- Слѣдовательно,-- господинъ инспекторъ, по всему вѣроятію былъ уже приготовленъ къ нашему посѣщенію?-- замѣтилъ Ляйтвудь.
   -- Видите ли,-- сказалъ господинъ инспекторъ,-- вопросъ состоялъ въ томъ, какъ приступить къ дѣлу. Что пользы начинать, если не знаешь, какъ повести дѣло далѣе? Въ такихъ случаяхъ лучше выждать. Въ дѣлѣ вашей извести я положительно думалъ, что оба эти человѣка причастны къ нему; я постоянно держался этой мысли. Но все-таки мнѣ необходимо было переждать до поры до времени, и я не былъ такъ счастливъ, чтобы мнѣ первому привелось приступить къ нему. Человѣкъ, отъ котораго мы получили наши свѣдѣнія, принялся за него прежде всѣхъ, и если не встрѣтитъ никакого препятствія, то и успѣетъ прежде другихъ. Кое-что довольно значительное, конечно, достанется и тому, кто вслѣдъ за нимъ примется за то же самое, и я не знаю, кто рѣшится и кто не рѣшится занять это второе мѣсто. Что до меня касается, то я обязанъ исполнить свой долгъ, и я исполняю его во что бы ни стало, какъ могу и какъ умѣю.
   -- Говоря какъ торговецъ известью...-- началъ Евгеній.
   -- Чего больше васъ никто и права не имѣетъ сказать, сами знаете,-- замѣтилъ господинъ инспекторъ.
   -- Надѣюсь никто,-- сказалъ Евгеній:-- мой отецъ торговалъ известью до меня, а мой дѣдъ до него; словомъ сказать, наша фамилія въ теченіе нѣсколькихъ поколѣній была погружена но самую маковку въ торговлю известью, и я прошу позволенія замѣтить, что еслибы пропадающую известь можно было захватить такъ, чтобы при этомъ не присутствовала никакая молодая родственница извѣстнаго джентльмена, участвующаго въ известковой торговлѣ (а это мнѣ чуть не дороже жизни), то, я полагаю, такой образъ дѣйствія былъ бы весьма пріятенъ для присутствующихъ ассистентовъ, то есть для обжигателей извести.
   -- Я тоже предпочелъ бы это,-- сказалъ Ляйтвудъ, со смѣхомъ, оттолкнувъ въ сторону своего пріятеля.
   -- Такъ и будетъ сдѣлано, джентльмены, если только представится возможность, -- сказалъ хладнокровно инспекторъ.-- Я съ своей стороны не имѣю никакого желанія причинить гора этой родственницѣ. Я даже сожалѣю объ этой родственницѣ.
   -- При ней былъ еще какой-то мальчикъ,-- замѣтилъ Евгеній.-- Онъ все еще тамъ?
   -- Нѣтъ,-- сказалъ инспекторъ.-- Онъ покинулъ это заведеніе. Онъ теперь занятъ иначе.
   -- Поэтому она останется одна?-- спросилъ Евгеній.
   -- Она останется одна,-- сказалъ господинъ инспекторъ.
   Появленіе Боба съ дымящеюся кружкою прервало разговоръ. Но хотя изъ кружки и распространялось усладительное благовоніе, однакоже, заключавшаяся въ ней жидкость не получила еще той окончательной отдѣлки, которую Шесть Веселыхъ Товарищей Носильщиковъ придавали ей въ подобныхъ важныхъ случаяхъ. Бобъ принесъ въ своей лѣвой рукѣ одну изъ желѣзныхъ моделей конусовидной шляпы, упомянутыхъ выше, и опорожнилъ въ нее кружку. Заостренный конецъ этой модели онъ глубоко воткнулъ между углями и оставилъ въ нихъ на нѣсколько минутъ, а самъ пока сбѣгалъ за тремя блестящими рюмками. Поставивъ рюмки на столъ и нагнувшись надъ каминомъ, съ очевидными доказательствами трудныхъ свойствъ его обязанности, онъ началъ сторожить струйки пара и въ извѣстный моментъ вскипанія жидкости схватилъ желѣзный сосудъ, колыхнувъ его на сторону, и заставилъ издать легкое шипѣніе. Потомъ онъ перелилъ напитокъ въ кружку, подержалъ надъ паромъ кружки каждую рюмку поочередно и, наконецъ, наполнивъ ихъ, сталъ ждать съ чистою совѣстью похвалы со стороны своихъ ближнихъ.
   Похвала была ему сказана (послѣ того какъ господинъ инспекторъ предложилъ приличный тостъ за Торговлю Известью), и Бобъ вышелъ отрапортовать одобреніе гостей своей хозяйкѣ за прилавкомъ. Здѣсь можно по секрету сказать, что такъ какъ послѣ его удаленія дверь комнаты была затворена, то, повидимому, и не представлялось никакой надобности въ строгой поддержкѣ вымышленнаго ими предлога. По инспектору онъ казался до того удовлетворительнымъ и до того исполненнымъ таинственныхъ достоинствъ, что ни тотъ, ни другой изъ его кліентовъ не дерзнулъ усомниться въ томъ.
   Въ это время послышались два легкіе удара въ окно снаружи. Инспекторъ, поспѣшно подкрѣпивъ себя еще рюмкою, вышелъ вонъ неслышными шагами и съ лицомъ нисколько не озабоченнымъ, какъ бы вышелъ всякій другой, чтобы взглянуть на погоду и на общій видъ небесныхъ свѣтилъ.
   -- Все это становится какъ-то страшно, Мортимеръ,-- сказалъ Евгеній тихимъ голосомъ.-- Мнѣ это не нравится.
   -- И мнѣ не нравится,-- сказалъ Ляйтвудъ.-- Не уйти ли вамъ?
   -- Нѣтъ, разъ попавъ сюда, лучше остаться. Тебѣ должно дождаться, чѣмъ все это кончится; а я отъ тебя не отстану. Притомъ же молодая черноволосая дѣвушка не выходитъ у меня изъ головы. Мы только разъ мелькомъ видѣли ее, а я какъ будто теперь вижу ее у камина. Не чувствуешь ли ть. теперь въ себѣ какъ бы какое-то сочетаніе измѣнника съ мошенникомъ, когда вспомнишь эту дѣвушку?
   -- Какъ будто бы чувствую,-- отвѣчалъ Ляйтвудъ.-- А ты?
   -- И такъ очень чувствую.
   Провожатый ихъ возвратился и отрапортовалъ. Изъ его рапорта, который обошелся безъ всякихъ известковыхъ проблесковъ и тѣней, оказалось, что Гафферъ уплылъ въ своей лодкѣ и, какъ предполагалось, былъ занятъ своимъ обычнымъ поискомъ; что его ожидали съ послѣднимъ приливомъ; что, не воспользовавшись имъ по какой-либо причинѣ,-- омъ по своей всегдашней привычкѣ и не явится ранѣе слѣдующаго прилива, а можетъ быть часомъ съ чѣмъ нибудь позднѣе; что дочь его, какъ усмотрѣно черезъ окно, повидимому, ждетъ его, ибо ужинъ хотя еще не варится, но уже приготовлень къ варкѣ; что приливъ наступить около часа по полуночи; что теперь еще и десяти нѣтъ; что слѣдовательно ничего не остается дѣлать, какъ только караулить и ждать; что доносчикъ уже на караулѣ въ минуту настоящаго рапортованія, что умъ хорошо, а два лучше (въ особенности если второй умъ принадлежитъ самому инспектору), и что рапортующій поэтому намѣренъ раздѣлить съ нимъ этотъ караулъ. А такъ какъ неловкое сидѣніе подъ вытащенною на берегъ лодкою въ холодную и вѣтреную ночь, при набѣгавшей по временамъ непогодѣ, можетъ показаться для аматеровъ положеніемъ утомительнымъ, то рапортующій въ заключеніе посовѣтовалъ обоимъ джентльменамъ остаться, на нѣкоторое по крайней мѣрѣ время, на ихъ теперешнихъ квартирахъ, теплыхъ и недоступныхъ вѣтру.
   Они не стали оспаривать этого предложенія, но пожелали узнать, гдѣ можно будетъ имъ присоединиться къ караульнымъ, еслибъ имъ это вздумалось. Не довѣряя изустному описанію мѣстности, которое могло сбить съ пути, Евгеній (съ меньшими противъ обыкновенія признаками нервности) вызвался идти вмѣстѣ съ инспекторомъ, чтобы замѣтить мѣсто и потомъ возвратиться.
   На отлогомъ берегу рѣки, между обросшими слизистою тиною камнями, близъ пристани -- не той пристани, которая собственно принадлежала Шести Веселымъ Товарищамъ, имѣвшимъ свою набережную, по другой, находившейся близъ старой мельницы, которая служила жилищемъ обреченному человѣку -- стояло нѣсколько лодокъ. Нѣкоторыя изъ нихъ были привязаны и уже всплывали отъ прилива, другія были вытащены на берегъ, куда приливъ не доходилъ. Подъ одною изъ послѣднихъ спутникъ Евгенія спрятался. Замѣтивъ положеніе, въ которомъ она находилась къ другимъ лодкамъ, и удостовѣрившись, что отыщетъ ее, Евгеній взглянулъ на строеніе, гдѣ, какъ ему было сказано, сидѣла одинока я черноволосая дѣвушка.
   Тамъ онъ ясно увидѣлъ свѣтъ, мелькавшій въ окнѣ. Можетъ-статься, этотъ свѣтъ и пробудилъ въ немъ желаніе заглянуть туда. Можетъ-статься, онъ и вышелъ нарочно съ этимъ намѣреніемъ. Часть берега близъ мельницы была покрыта высокою травою и представляла возможность приблизиться къ строенію неслышными шагами; но сперва нужно было перейти по неровному пространству застывшей и довольно твердой грязи на уступѣ, въ три или четыре фута вышиною, и по немъ уже добраться до окна. Этимъ путемъ онъ и подошелъ къ окну.
   Ея комната освѣщалась только горѣвшими угольями. Незажженный ночникъ стоялъ на столѣ. Она сидѣла на полу и смотрѣла на жаровню, склонивъ лицо на руку. На лицѣ ея былъ какой-то отблескъ, который онъ съ перваго взгляда принялъ за мелькавшій свѣтъ огня, но, вглядѣвшись лучше, увидѣлъ, что она плакала. Печальную и угнетающую картину представляла она при вспышкахъ и померканіяхъ пламени.
   Маленькое окно состояло изъ четырехъ стеколъ и не было завѣшано; онъ подошелъ къ нему, потому что другое большое окно имѣло занавѣску. Сквозь него онъ увидѣлъ всю комнату. На стѣнѣ, то выступали, то скрывались, по-очередно, объявленія объ утонувшихъ; но на нихъ онъ взглянулъ только вскользь, а на нее смотрѣлъ долго и пристально. Богатою колоритомъ картиною была она, съ смуглымъ румянцемъ на своихъ щекахъ и переливающимся блескомъ своихъ черныхъ волосъ, хотя грустная и одинокая, плачущая при вспышкахъ и померканіяхъ пламени.
   Она торопливо вскочила. Онъ стоялъ тихо и быль увѣренъ, что не онъ встревожилъ ее, а потому только отошелъ отъ окна и укрылся въ тѣнь стѣны Она отворила дверь и встревоженнымъ голосомъ проговорила: "батюшка, это ты звалъ меня?" Потомъ опять: "батюшка!" И еще разъ, прислушавшись немного: "батюшка, мнѣ показалось, что ты два раза звалъ меня!"
   Нѣтъ отвѣта. Она снова вошла въ дверь; а онъ сползъ съ уступа берега и вернулся назадъ чрезъ тину и мимо лодки, укрывшей караульщика, къ Мортимеру Ляйтвуду, которому я разсказалъ, что видѣлъ, и замѣтилъ въ заключеніе, что ему становилось крайне жутко.
   -- Если истинный злодѣй чувствуетъ себя столько же виновнымъ, сколько я себя чувствую,-- сказалъ Евгеній,-- то ему должно быть очень неловко.
   -- Вліяніе таинственности,-- замѣтилъ Ляйтвудъ.
   -- Если такъ, то благодарить мнѣ это вліяніе не за что: но дѣлаетъ изъ меня Гей-Факса въ подвалѣ и въ то же время пролаза,-- сказалъ Евгеній.-- Налей мнѣ еще этой бурды.
   Ляйтвудъ налилъ ему еще этой бурды; но она уже остыла и утратила свой вкусъ.
   -- Тьфу,-- выплюнулъ Евгеній въ золу.-- Точь въ точь рѣчная тина.
   -- А ты развѣ знакомъ со вкусомъ рѣчной тины?
   -- Нынче ночью какъ будто бы знакомь. И теперь чувствую себя какимъ-то полуутопленникомъ, проглотившимъ цѣлый галлонъ тины.
   -- Вліяніе мѣстности.
   -- Ты сегодня что-то черезчуръ мудренъ съ своими вліяніями,-- отозвался Евгеній.-- Долго ли мы пробудемъ здѣсь?
   -- А ты какъ думаешь?
   -- Еслибы мнѣ было предоставлено рѣшить, я сказалъ бы: минуту,-- отвѣтилъ Евгеній,-- потому что Веселые Товарищи Носильщики не изъ самыхъ веселыхъ псовъ, какіе когда-либо встрѣчались. Но все-таки, полагаю, намъ лучше сидѣть здѣсь, пока въ полночь насъ не выгонятъ отсюда, вмѣстѣ съ прочими подозрительными гостями.
   Сказавъ это, онъ поправилъ огонь въ каминѣ и сѣлъ по одну его сторону. Пробило одиннадцать, и онъ, повидимому, успокоился. Скоро, однакожъ, у него зачесалась сперва одна нога, потомъ другая нога, потомъ одна рука, потомъ другая рука, потомъ подбородокъ, потомъ спина, потомъ лобъ, потомъ голова, потомъ носъ. Онъ потомъ растянулся въ полулежачемъ положеніи на двухъ стульяхъ, потомъ простоналъ и потомъ вдругъ вскочилъ.
   -- Въ этой комнатѣ кишатъ какія-то невидимыя, дьявольски проворныя насѣкомыя. Они ползаютъ по мнѣ и кусаютъ со всѣхъ сторонъ. Мнѣ кажется, что я какъ будто бы совершилъ воровство со взломомъ при самыхъ постыдныхъ обстоятельствахъ, и что исполнители правосудія гонятся за мною по пятамъ.
   -- Мнѣ самому не лучше,-- сказалъ Ляйтвудь, садясь противъ него съ опущенною головой послѣ самыхъ удивительныхъ потягиваній, въ которыхъ голова его нерѣдко являлась самою ппинею частью его тѣла...-- Я давнымъ давно испытываю такое же мученіе. Все время, пока тебя здѣсь не было, я чувствовалъ то же, что Гулливеръ, когда въ него стрѣляли Лиллипуты.
   -- Невыносимо, Мортимеръ. Намъ надо выбраться на свѣжій воздухъ и примкнуть къ нашему любезному брату и другу Райдергуду. Успокоимъ себя вступленіемъ въ союзъ съ нимъ, а въ слѣдующій разъ (для успокоенія своей совѣсти), вмѣсто того, что It* преслѣдовать преступника, сами совершимъ преступленіе. Клянешься?
   -- Конечно.
   -- Рѣшено! Теперь пусть леди Типпинсъ бережется. Жизг ўя въ опасности.
   Мортимеръ позвонилъ, чтобы расплатиться, и только что Бобъ явился для окончанія съ нимъ этого дѣла, какъ Евгеній съ своею безпечною причудливостью спросилъ его, не желаетъ ли онъ получить мѣсто по торговлѣ известью?
   -- Благодарю васъ, сэръ; нѣтъ, сэръ,-- отвѣчалъ Бобъ:-- у меня и здѣсь мѣсто хорошее, сэръ.
   -- Если вы когда-нибудь вздумаете перемѣнять его,-- сказалъ Евгеній,-- то приходите на мои обжигательныя печи, тамъ всегда найдете себѣ дѣло.
   -- Благодарю васъ, сэръ,-- отвѣтилъ Бобъ.
   -- Это мой товарищъ,-- продолжалъ Евгеній,-- онъ ведетъ книги и раздаетъ жалованье. У него правило такое: хорошая плата за исправную работу.
   -- Отличное правило, джентльмены,-- сказалъ Бобъ, получая на чай и вытягивая правою рукою поклонъ изъ своей головы почти такъ же, какъ онъ вытянулъ бы пинту пива изъ пивной машины {Пивныя машины въ англійскихъ тавернахъ и распивочныхъ состоятъ изъ резервуара, на крышѣ котораго устроено нѣсколько вертикальныхъ ручекъ, сообщающихся съ опущенными въ пиво насосами, такъ что, при наклоненіи ручки на сторону, оно вытягивается въ количествѣ, сообразномъ съ размѣромъ насоса и соотвѣтствующемъ какой-нибудь мѣрѣ жидкостей. Одинъ насосъ вытягиваетъ за-разъ ровно пинту, другой ровно кварту и т. д.}.
   -- Евгеній -- сказалъ Мортимеръ, какъ можешь ты смѣяться до такой степени?
   -- Я въ смѣшномъ настроеніи,-- отвѣтилъ Евгеній.-- Я смѣшной малый. Да и все смѣшно, что ни возьми. Идемъ!
   Мортимеру Ляйтвуду казалось, что въ пріятелѣ его, въ теченіе послѣдняго получаса, произошла какая-то перемѣна, которую онъ лучше ничѣмъ не могъ объяснить, какъ напряженнымъ состояніемъ его вѣтрености, беззаботности и безпечности. Онъ хотя совершенно зналъ его, однакоже, въ теперешній моментъ видѣлъ въ немъ что-то небывалое, натянутое и для него непонятное. Эта мысль мелькнула у него въ головѣ и снова исчезла; но онъ вспомнилъ ее впослѣдствіи.
   -- Вотъ, гдѣ сидитъ она, видишь,-- сказалъ Евгеній, когда они остановились подъ берегомъ, на ревущемъ и порывистомъ вѣтру. Вонъ, гдѣ огонь свѣтитъ.
   -- Я пойду и взгляну къ ней въ окно,-- сказалъ Мортимеръ.
   -- Нѣтъ, не ходи!-- Евгеній схватилъ его за руку.-- Лучше всего не дѣлать ее предметомъ вниманія. Пойдемъ къ нашему честному другу.
   Онъ повелъ его къ сторожевому посту, и тамъ оба они, согнувшись, подползли съ подвѣтренной стороны подъ лодку, представившую имъ убѣжище болѣе удобное, чѣмъ казалось снаружи, ибо оно служило защитою отъ сильнаго вѣтра и отъ холоднаго ночного воздуха.
   -- Господинъ инспекторъ дома?-- шепнулъ Евгеній.
   -- Я здѣсь, сэръ.
   -- А гдѣ же нашъ пріятель, трудящійся въ потѣ своего лица? Въ томъ дальнемъ углу? Хорошо. Случилось что-нибудь?
   -- Дочь его два раза выходила изъ дому. Ей казалось, что она слышитъ его голосъ. Впрочемъ, можетъ статься, она дала ему сигналъ, чтобъ онъ не приближался. Это очень легко могло быть.
   -- Это могло быть и Правь Пританія Волнами {Rule Britania the waives -- англійская народная пѣсня почта столько же обыкновенная какъ и національный англійскій гимнъ. Она написана Томсономъ, авторомъ поэмы "Времена Года".}, однакоже, не было. Мортимеръ!
   -- Здѣсь! (съ другой стороны инспектора).
   -- Два воровства со взломомъ и поддѣли.
   Выразивъ этими словами подавленное состояніе своей души, Евгеній замолкъ.
   Всѣ они молчали долго. Приливъ въ эту ночь случился большой, вода подтекала къ нимъ близко, звуки на рѣкѣ раздавались чаще. Внимательно прислушивались они къ ударамъ пароходныхъ колесъ, къ бряцанію желѣзныхъ цѣпей, къ скрипу блоковъ, къ равномѣрному плеску веселъ, къ раздававшемуся съ проходившаго мимо ихъ корабля свирѣпому лаю собаки, какъ будто бы почуявшей ихъ въ засадѣ. Ночь была темная; но все-таки не до того, чтобъ они, видя фонари на мачтахъ и бугшпритахъ, не могли различать и призрачныя массы судовъ, на которыхъ они свѣтились; они видѣли и галіотъ съ чернымъ парусомъ. выступившій, какъ привидѣніе, съ поднятою въ угрозу имъ рукой, прошедшій мимо ихъ и исчезнувшій. Въ это время вода подлѣ нихъ нерѣдко плескала и волновалась отъ приданнаго ей вдалекѣ движенія. И этотъ плескъ они часто приписывали лодкѣ, которую поджидали, и, думая, что она подошла къ берегу, нѣсколько разь покушались подняться на ноги, но ихъ удерживала неподвижность, съ которою доносчикъ, давно привыкшій къ рѣкѣ, держался на своемъ мѣстѣ.
   Вѣтеръ относилъ звонъ множества городскихъ башенныхъ часовъ, находившихся въ подвѣтренной сторонѣ; но колокола были и въ навѣтренной сторонѣ, и они слышали, какъ тамъ пробило часъ и два, и три. Но и безъ этого они ясно видѣли по убыли воды, что время ночи быстро проходило;-- темная мокрая полоса берега увеличивалась, и изъ рѣки, футъ за футомъ, выступили камни мощеной пристани.
   По мѣрѣ того, какъ такимъ образомъ проходило время ожиданіе становилось все утомительнѣе. Человѣкъ, котораго они искали, какъ будто бы зналъ, что ему готовилось, и принялъ свои мѣры. Онъ, можетъ быть, распорядился такъ, чтобы избавиться отъ погони и опередить часовъ на двѣнадцать. Честный человѣкъ, трудившійся въ потѣ лица своего, встревожился и тачалъ горько жаловаться на то, что человѣчество проявляетъ наклонность провести его -- его, облеченнаго достоинствомъ труда
   Лодка, подъ которою они сидѣли, находилась въ такомъ мѣстѣ, откуда они могли наблюдать рѣку и въ то же время жилище Гаффера. Въ домъ никто не входи ль и никто не выходилъ изъ него съ тѣхъ поръ, какъ дочери Гаффера послышалось, что ее зоветъ отецъ. Никто не могъ выйти изъ него и никто не могъ въ него войти, не будучи замѣченъ.
   -- Въ пять часовъ будетъ свѣтло,-- сказалъ инспекторъ,-- и тогда насъ могутъ увидѣть.
   -- Послушайте,-- началъ Райдергудъ,-- что вы на это скажете? Онъ можетъ быть уже давно шныряетъ взадъ и впередъ и прячется между двумя или тремя мостами.
   -- Что вы хотите сказать этимъ?-- спросилъ инспекторъ, всегда твердый и недовѣрчивый.
   -- Онъ, можетъ статься, и теперь все тамъ же.
   -- Что вы хотите этимъ сказать?-- спросилъ инспекторъ.
   -- Моя лодка тутъ, на пристани, стоитъ вмѣстѣ съ другими лодками.
   -- Что же вы хотите сказать, говоря о своей лодкѣ?-- спросилъ инспекторъ.
   -- Не сѣсть ли мнѣ въ нее, да не посмотрѣть ли что онъ тамъ дѣлаетъ? Я знаю всѣ мѣста, гдѣ онъ плаваетъ, знаю всѣ уголки, куда онъ заходитъ. Мнѣ извѣстно, гдѣ онъ бываетъ въ то или другое время отлива и прилива. Я не даромъ былъ ему товарищемъ. Вамъ показываться не для чего. Вы не выходите отсюда. Лодку я одинъ спущу на воду, подмоги мнѣ не надо. А что меня увидятъ, такъ это не бѣда; я бываю на берегу во всякое время.
   -- Отъ васъ, пожалуй, можно было бы что-нибудь похуже услышать,-- сказалъ инспекторъ послѣ нѣкотораго соображенія.-- Ну, ступайте, попробуйте!
   -- Постоите минутку. Нужно условиться. Когда вы мнѣ понадобитесь, то я подплыву къ Товарищамъ и свистну.
   -- Если мнѣ позволено будетъ сдѣлать замѣчаніе моему досточтимому и доблестному другу, въ мореходныхъ познаніяхъ котораго я не смѣю сомнѣваться,-- сказалъ Евгеній съ значительною медленностью,-- то я скажу, что подать знакъ свистом" значило бы объявить во всеуслышаніе о существованіи какой-то тайны и породить догадки. Надѣюсь, мой досточтимый и доблестный другъ извинитъ меня, какъ независимаго члена, за такое замѣчаніе, которое я дѣлаю по обязанностямъ своимъ къ этой палатѣ и къ отечеству.
   -- Это кто говоритъ, Другой Почтеннѣйшій или законникъ Ляйтвудъ?-- спросилъ Райдергудъ, такъ какъ разговоръ они вели, пригнувшись или лежа подъ лодкою и не видя другъ друга.
   -- Въ отвѣтъ на вопросъ, предложенный моимъ досточтимымъ и доблестнымъ другомъ,-- сказалъ Евгеній, лежавшій на спинѣ и прикрывшій лицо шляпой, что, повидимому, онъ считалъ самымъ удобнымъ положеніемъ для наблюденія,-- я, не затрудняясь, отвѣчу (такъ какъ это не противно правиламъ общественной службы), что сказанныя слова были слова Другого Почтеннѣйшаго.
   -- Хороши ли у васъ глаза, почтеннѣйшій? Вы хорошо видите?-- спросилъ доносчикъ.
   -- Хорошо.
   -- Въ такомъ случаѣ я подплыву къ Товарищамъ, остановлюсь тамъ, и свистать не будетъ надобности. Если вы увидите тамъ какое-нибудь пятно въ темнотѣ, то знайте, что это я, и подойдите ко мнѣ на пристань. Понимаете?
   -- Понимаемъ.
   -- Такъ прощайте же!
   Онъ вышелъ и, борясь съ вѣтромъ, дувшимъ съ боку, направился къ своей лодкѣ. Черезъ нѣсколько минутъ онъ спустилъ ее на воду и поплылъ вверхъ по рѣкѣ, мимо того мѣста, гдѣ они сидѣли.
   Евгеній приподнялся на локтяхъ и сквозь тьму посмотрѣлъ ему вслѣдъ.
   -- Я желалъ бы, чтобы лодка моего досточтимаго и доблестнаго друга,-- пробормоталъ онъ, ложась снова и говоря въ шляпу,-- исполнилась филантропическаго чувства и, опрокинувшись утопила бы его! Мортимеръ!
   -- Что угодно моему досточтимому другу!
   -- Три воровства со взломомъ, двѣ поддѣлки и ночное убійство.
   Несмотря, однакоже, на преступленія, тяготившія совѣсть Евгенія, онъ чувствовалъ нѣкоторое облегченіе отъ небольшой перемѣны, происшедшей въ обстоятельствахъ дѣла. То же чувствовали оба его товарища. Перемѣна эта какъ будто бы ихъ радовала. Томительная неизвѣстность какъ бы заключала съ ними новый контрактъ и началась снова съ другого недавняго срока. IIмъ предстояло теперь караулить еще кое-что добавочное. Они всѣ трое принялись смотрѣть и вслушиваться съ большимъ вниманіемъ, менѣе подавляемые тяжкими вліяніями мѣста и времени.
   Прошло болѣе часу; они уже начинали дремать, какъ одинъ изъ нихъ увидѣлъ Райдергуда въ лодкѣ на условленномъ мѣстѣ. Каждый изъ нихъ увѣрялъ, что не дремалъ и первый увидѣлъ его. Они встали, вышли изъ-подъ лодки и направились къ нему. Онъ же замѣтилъ ихъ, причалилъ къ пристани и сталъ такъ, что они могли шопотомъ разговаривать съ нимъ, почти подъ самою стѣною Шести Веселыхъ Товарищей, спавшихъ крѣпкимъ сномъ.
   -- Хоть убей, ничего понять не могу,-- сказалъ онъ, смотря на нихъ во всѣ глаза.
   -- Чего не можете понять?.. Видѣли вы его?
   -- Нѣтъ.
   -- Что же вы такое видѣли?-- спросилъ Ляйтвудъ, потому что Райдергудъ продолжалъ смотрѣть на нихъ самымъ странными образомъ.
   -- Я видѣлъ его лодку.
   -- Не пустую, конечно?
   -- Нѣтъ, пустую. Да еще что! Плаваетъ по водѣ. Одного весла нѣтъ. Кромѣ того, другое весло зажалось въ кобылкахъ и переломилось. Кромѣ того, вода затянула лодку между двумя рядами барокъ. Кромѣ того, онъ опять съ добычею, клянусь Георгіемъ, опять съ добычею.
   

XIV. Хищная птица подшиблена.

   Въ стужу, суровую стужу того тяжелаго перелома сутокъ, когда жизненная сила благороднѣйшихъ тварей упадаетъ до самаго низшаго уровня, каждый изъ троихъ сыщиковъ на берегу посматривалъ на блѣдныя лица двухъ другихъ и вмѣстѣ на блѣдное лицо Райдергуда въ его лодкѣ.
   -- Гафферова лодка, Гафферу опять удача, а Гаффера нѣтъ какъ нѣтъ, такъ говорилъ Райдергудъ, безутѣшно озираясь.
   Будто сговорясь, они всѣ обратили глаза на огонекъ, свѣтившійся въ окнѣ; онъ слабо мерцалъ. Можетъ быть огонь, какъ и поддерживаемая имъ высшая животная и растительная жизнь, наиболѣе стремится къ смерти, когда ночь отходитъ, а день еще не родился.
   -- Будь это дѣльце, по закону, въ моихъ рукахъ,-- проворчалъ Райдергудъ, грозно кивнувъ головой,-- убей меня Богъ, еслибъ я теперь же не захватилъ ея.
   -- Да, но оно не въ вашихъ рукахъ,-- сказалъ Евгеній, съ такою внезапною горячностью, что доносчикъ подобострастно возразилъ:
   -- Такъ, такъ, такъ, Другой Почтеннѣйшій, я и не сказалъ, что въ моихъ. Надо же человѣку что-нибудь сказать...
   -- А гадинѣ можно быть и потише,-- сказалъ Евгеній:-- молчать, водяная крыса!
   Ляйтвудъ, удивленный необычнымъ пыломъ своего друга, поглядѣлъ на него и сказалъ:
   -- Что бы такое могло статься съ этимъ человѣкомъ?
   -- И не придумаю Развѣ нырнулъ черезъ бортъ.-- И говоря что доносчикъ грустно утеръ себѣ лобъ, сидя въ своей лодкѣ и все еще безутѣшно озираясь вокругъ.
   -- Закрѣпили вы его лодку?
   -- Пока отливъ, она будетъ стоять. Лучше не могъ закрѣпить. Садитесь ко мнѣ, сами увидите...
   Они нѣсколько медлили согласиться, ибо грузъ казался слишкомъ великъ для лодки. Но, по увѣренію Райдергуда, "онъ саживалъ въ нее до полдюжины живыхъ и мертвыхъ, и она ни чуточку не грузла въ водѣ и кормой не черпала". Они осторожно усѣлись и принарядили собою грязную лодку. Пока они занимались этимъ, Райдергудъ все сидѣлъ, безутѣшно глядя вокругъ.
   -- Готово. Трогай!-- сказалъ Ляйтвудъ.
   -- Трогай, клянусь Георгіемъ!-- повторилъ Райдергудъ отчаливая.-- Если онъ далъ тягу, законникъ Ляйтвудъ, такъ ужъ за мной остановки не будетъ. По онъ, провалъ его возьми, всегда былъ мошенникъ, эта шельма Гафферъ... Ни на волосъ прямоты ни на волосъ правды. Подлая душа; все исподтишка; никогда ни съ кѣмъ напрямки, ни въ какомъ дѣлѣ.
   -- Эй! Осторожней!-- крикнулъ Евгеній (онъ пришелъ въ себя сѣвши въ лодку), когда они тяжело стукнулись о сваи. А потомъ, понизивъ голосъ, смягчилъ это восклицаніе замѣчаніемъ:-- я желалъ бы, чтобы лодка моего досточтимаго и храбраго друга была настолько одарена человѣколюбіемъ, чтобы не перевернулась вверхъ дномъ и не потопила насъ...-- Осторожнѣй! Осторожнѣй! Сиди крѣпче, Мортимеръ. Вотъ опять градъ. Гляди, какъ онъ несется, будто стадо дикихъ кошекъ, прямо въ глаза мистеру Райдергуду...
   Дѣйствительно, тотъ получилъ цѣликомъ весь притокъ его, хоть и наклонилъ голову, стараясь не подставить ему ничего, кромѣ своей шелудивой шапки; его такъ отдѣлало, что онъ свалился съ лавки подъ вѣтеръ, и всѣ они пролежали такъ, пока градъ не прошелъ.
   Шквалъ пролетѣлъ коварнымъ вѣстникомъ утра; за нимъ, будто просыпаясь, прорѣзалась полоса свѣта, разрывая лохмотьями темныя тучи до тѣхъ поръ, пока въ огромную дыру не выглянулъ сѣренькій допекъ. Всѣ дрожали, и всѣ предметы вокругъ нихъ казались дрожащими: рѣка, лодка, снасти, паруса, даже утренній паръ, что дымился на берегу. Сгруженныя строенія, темныя, сырыя, почти на ихъ глазахъ засыпанныя крупою града съ изморозью, казались ниже обыкновеннаго, будто они закутались и сжались отъ холода. Мало жизни виднѣлось по берегамъ, окна и двери были заперты, и четкія, черныя съ бѣлымъ буквы на набережной и магазинахъ -- "глядѣли, сказалъ Евгеній Мортимеру, будто надписи на кладбищѣ умершихъ промысловъ и занятій",-- все это, пока они медленно подавались, держась подъ берегомъ и проскользая въ водяныхъ закоулкахъ межъ судовъ, лавируя туда и сюда, казалось было нормальнымъ способомъ ихъ лодочника подаваться впередъ. Всѣ предметы, мимо которыхъ они пробирались, были такъ велики въ сравненіи съ утлымъ челнокомъ, что такъ и грозили ему разрушеніемъ. Каждый корабельный каркасъ, съ ржавыми желѣзными кольцами для каната, выглядывавшими изъ помоста, давно расцвѣченнаго ржавыми слезами желѣза, казалось находился тутъ съ злымъ умысломъ. Каждая рѣзная фигура на носу судовъ имѣла грозный видъ, какъ будто хотѣла ринуться впередъ и отправить ихъ ко дну. Каждая рѣшетка шлюза или покрашенныя мѣтки на столбѣ или на стѣнѣ, показывающія глубину воды, подобно шутнику волку, улегшемуся, _ какъ сказывается въ сказкѣ, на постели въ бабушкиномъ домикѣ, словно думала про себя: "вотъ, постоите, карачунъ вамъ будетъ, мои голубчики". Каждая темная барка, съ тяжелымъ грузомъ, нависшая надъ ними потрескавшимся, вздутымъ бортомъ, казалось втягивала подъ себя рѣку, съ жаждою засосать и ихъ. И вся обезцвѣченная мѣдь, гнилое дерево, продырявленный камень, наносы зеленаго ила,-- все такъ хвастало разрушительнымъ дѣйствіемъ воды, что послѣдствія крушенія, засоса, потопленія представлялись воображенію точно такъ же скверно, какъ и самое такое событіе. Еще полчаса такихъ маневровъ, и Райдергудъ ослабилъ весла, подошелъ къ баркѣ, принялся проворно грести вдоль но ея борту и провелъ свою лодку, подъ ея носомъ, въ скрытое пѣнистое заводьице; тамъ, врѣзанная въ заводьѣ и закрѣпленная, какъ онъ описывалъ, стояла Гафферова лодка, та самая лодка, все съ тѣмъ же пятномъ внутри ея, которое имѣло нѣкоторое сходство съ закутанною человѣческою фигурой.
   -- Ну, что, лгунъ я?-- сказалъ честный человѣкъ.
   (Онъ такъ и ждетъ,-- шепнулъ Евгеній Ляйтвуду, что кто-нибудь скажетъ ему эту правду).
   -- Лодка Гексамова,-- сказалъ инспекторъ,-- я ее хорошо знаю.
   -- Видите, вонъ переломленное весло; вонъ другое весло отошло. Что, лгунъ, что ли я?-- сказалъ честный человѣкъ.
   Инспекторъ сошелъ въ лодку. Евгеній съ Мортимеромъ глядѣли.
   -- Вотъ глядите,-- прибавилъ Райдергудъ, проползая за инспекторомъ и показывая натянутую бичеву, закрѣпленную тутъ и свѣшенную черезъ бортъ:-- не говорилъ я, что ему опять удача.
   -- Вытащите ее,-- сказалъ инспекторъ.
   -- Легко сказать вытащите,-- отвѣчалъ Райдергудъ:-- да не такъ легко сдѣлать. Добыча застряла подъ килемъ барки. Я ужъ пытался вытащить ее, да не могъ. Поглядите, какъ веревка натянулась.
   -- Надо вытащить,-- сказалъ инспекторъ.-- Я хочу взять лодку на берегъ вмѣстѣ съ добычею. Ну, попробуйте еще!
   Онъ попробовалъ еще, но добыча уперлась, не пошла.
   -- Я хочу взять ее вмѣстѣ съ лодкой,-- сказалъ инспекторъ, дергая веревку. Но добыча все упиралась, не шла.
   Осторожнѣй,-- сказалъ Райдергудъ,-- обезобразите, а то пожалуй на части растащите.
   -- Не бойтесь, ни того, ни другого не намѣренъ я сдѣлать, даже съ бабушкою вашею,-- сказалъ инспекторъ,-- я хочу только вытащить его. Ну, тащись!-- убѣдительно прибавилъ онъ, будто повелѣвая скрытому подъ водой предмету и снова дергая веревку:-- тутъ плохія шутки; вылѣзать надо, милостивый государь, надо; мнѣ требуется взять васъ.
   Въ этомъ ясномъ и рѣшительномъ желаніи взять было такъ много доблести, что добыча уступила немного.
   -- Я говорилъ вамъ,-- сказалъ господинъ инспекторъ, скинувъ верхнее платье и настойчиво опершись на корму:-- вылѣзть!
   Это было страшное уженье, но оно такъ мало смущало господина инспектора, какъ будто онъ удилъ рыбу на плату лѣтнимъ вечеромъ. По прошествіи нѣсколькихъ минутъ, въ которыя онъ изрѣдка командовалъ всей компаніи: "подсобите чуточку впередъ", "теперь, подсобите крошечку назадъ" и еще въ такомъ же родѣ, онъ спокойно проговорилъ: "Готово!" и бичева освободилась вмѣстѣ съ лодкой. Взявъ руку, протянутую Ляйтвудомъ помочь ему подняться, онъ надѣлъ сюртукъ и сказалъ Райдергуду:
   -- Дайте-ка мнѣ тамъ у васъ запасныя весла, я стащу это къ ближнему спуску. Ступайте впередъ и держитесь открытой воды, чтобы не застрять опять.
   Приказанія были исполнены, и они поплыли къ берегу, двое въ одной лодкѣ, двое въ другой.
   -- Теперь,-- сказалъ господинъ инспекторъ, снова обращаясь къ Райдергуду, когда всѣ выбрались на грязные камни:-- мы больше меня практиковались въ этомъ дѣлѣ и должны быть лучшимъ мастеромъ: развяжите веревку, а мы поможемъ вытащить.
   Согласно съ этимъ, Райдергудъ вошелъ въ лодку. Но едва успѣлъ онъ дотронуться до веревки и глянуть черезъ бортъ, какъ уже вернулся назадъ, блѣдный какъ утро, и промычалъ -- Ей-Богу, поддѣлъ!
   -- Что вы хотите сказать?-- спросили всѣ
   Онъ указалъ позади себя на лодку и, задыхаясь, опустился на камни перевести духъ...
   -- Гафферъ поддѣлъ меня. Это Гафферъ.
   Они кинулись къ веревкѣ, оставя его тутъ переводить духъ. Вскорѣ тѣло хищной птицы, умершей за нѣсколько предъ тѣмъ часовъ, уже лежало въ растяжку на берегу, нодь новымъ шкваломъ, бурлившимъ вокругъ него и сыпавшимъ градъ на мокрые волосы.
   "Батюшка! Ты звалъ меня? Батюшка! Мнѣ показалось два раза, что ты звалъ меня?* Этимъ словамъ уже не будетъ отвѣта по ею сторону могилы. Вѣтеръ насмѣшливо вьется надъ отцомъ, хлещетъ его полами его одежды и косицами волосъ, силится повернуть его лежащаго навзничь и уставить его лицо къ восходу солнца, чтобы ему стыднѣе было. Вотъ станетъ тихо, и вѣтеръ обходится съ нимъ скрытно и пытливо,-- приподниметъ и опуститъ тряпку, спрячется, затрепетавъ, подъ другимъ лоскутковъ, быстро пробѣжитъ межъ волосъ въ головѣ и бородѣ. Потомъ вдругъ рванетъ и примется жестоко трепать ею. Батюшка! Ты это звалъ меня? Ты ли, безгласный и бездыханный? Ты ли, г.есь избитый, лежишь на этой кучѣ? Ты ли это, крещеный въ смерть, съ нечистотами на лицѣ? Отчего жъ ты не говоришь, батюшка? Лежишь тутъ, а тѣло твое всасывается въ грязную землю. Или ты никогда не видалъ такого же грязнаго отпечатка въ твоей лодкѣ? Говори же, батюшка, говори съ нами, съ вѣтерками, а больше ужъ никто тебя не услышитъ".
   -- Вотъ смотрите,-- сказалъ инспекторъ, по зрѣломъ размышленіи, ставъ на одно колѣно подлѣ трупа, пока прочіе стояли, глядя себѣ подъ ноги на утопленнаго, какъ онъ самъ бывало посматривалъ на многихъ другихъ:-- дѣло было такъ: разумѣется, джентльменамъ не трудно замѣтить, что онъ спутанъ по рукамъ и за шею...
   Они помогали развязывать веревку и, разумѣется, замѣтили.
   -- Вы замѣтили еще прежде и теперь можете еще замѣтить, что петля затянулась вокругъ шеи напряженіемъ его собственныхъ рукъ и наглухо затянулась.
   Онъ поднялъ ее для освидѣтельствованія. Ясно.
   -- Точно также вы могли замѣтить, что онъ прикрѣпилъ другой конецъ веревки къ своей лодкѣ.
   На ней были знаки и слѣды перевива и угла.
   -- Теперь смотрите,-- сказалъ инспекторъ,-- смотрите, какъ она обвилась вокругъ его. Бурнымъ вечеромъ бывшій человѣкъ этотъ...-- Онъ остановился, отирая нѣсколько крупинокъ града съ волосъ покойника концомъ его собственной промокшей куртки:-- вотъ, теперь онъ болѣе похожъ на себя, хотя онъ жестоко избитъ... Этотъ бывшій человѣкъ плылъ по рѣкѣ за своимъ обычнымъ промысломъ. Онъ везъ этотъ мотокъ веревки съ собой. Онъ всегда возилъ съ собой этотъ мотокъ. Я такъ же хорошо это знаю, какъ и его самою. Онъ то клалъ ее на дно лодки, то вѣшалъ ее себѣ вокругъ шеи. Этотъ человѣкъ одѣвался легко, легко одѣвался... видите? (Онъ поднялъ косынку съ груди покойника и При этомъ вытеръ ею мертвыя губы). И когда было сыро или морозно, или дулъ холодный вѣтеръ, онъ заматывалъ этою веревкой шею Въ послѣдній вечеръ онъ такъ и сдѣлалъ. Тѣмъ хуже вышло для него! Вотъ онъ высматривалъ, высматривалъ изъ лодки, этотъ человѣкъ все высматривалъ, пока не прозябъ. Руки (инспекторъ поднялъ одну изъ нихъ, причемъ она упала, какъ свинцовая гиря) у него костенѣютъ. Онъ видитъ: кое-что по его части плыветъ навстрѣчу. Онъ готовится завладѣть имъ; разматываетъ конецъ веревки съ шеи, чтобы прикрѣпить ее къ лодкѣ, и старается прикрѣпить ее надежнѣе, чтобы не упустить ея. Вышло такъ, что онъ слишкомъ хорошо прикрѣпилъ ее. Онъ копается немного долѣе обыкновеннаго, такъ какъ руки его окоченѣли; предметъ его подплываетъ прежде, чѣмъ онъ изготовился; онъ хватаетъ его, надѣясь по крайней мѣрѣ опростать его карманы, на случай если упуститъ самого; свѣшивается черезъ бортъ, и однимъ изъ сильныхъ шкваловъ, или захваченный волной межъ двухъ пароходовъ, или застигнутый врасплохъ, или отъ всего вмѣстѣ, что бы то ни было, только онъ оступается, кувыркъ и летитъ черезъ бортъ стремглавъ. Теперь вотъ что: онъ умѣетъ плавать, человѣкъ этотъ умѣетъ и тотчасъ же начинаетъ дѣйствовать руками. По тутъ руки у него запутываются и затягиваютъ петлю; предметъ, который онъ надѣялся подцѣпить, проходитъ мимо, и собственная лодка буксируетъ его уже мертваго туда, гдѣ мы нашли его, запутаннаго въ веревкѣ. Вы спросите, чѣмъ я докажу мое мнѣніе насчетъ кармановъ? Во-первыхъ, я еще не то скажу вамъ: въ тѣхъ карманахъ было серебро. Чѣмъ я это докажу? Просто и удовлетворительно. Потому что вотъ оно!
   Ораторъ поднялъ крѣпко-стиснутую правую руку мертвеца.
   -- Что дѣлать съ тѣломъ?-- спросилъ Ляйтвудъ.
   -- Если вы не откажетесь постоять тутъ полминуточки, сэръ, я позову ближайшаго изъ нашихъ людей, и онъ приметъ на себя заботу о немъ... Вы видите, я все еще зову это имъ,-- сказалъ инспекторъ, уходя и оборачиваясь назадъ съ философическою улыбкой надъ силою привычки.
   -- Евгеній,-- сказалъ Ляйтвудъ и хотѣлъ прибавить: "намъ надо подождать невдалекѣ", какъ вдругъ, повернувъ голову, онъ увидѣлъ, что никакого Евгенія тутъ не было. Онъ возвысилъ голосъ и кликнулъ:-- Евгеній! Эй!-- по ни отъ какого Евгенія отзыва не было.
   Былъ уже совсѣмъ бѣлый день; онъ осмотрѣлся. По никакого Евгеній не было въ виду. Инспекторъ поспѣшно спускался по деревянной лѣстницѣ съ констаблемъ. Ляйтвудъ спросилъ у него, не видалъ ли тотъ, какъ его другъ оставилъ ихъ. Инспекторъ не могъ сказать навѣрное, что видѣлъ, какъ онъ уходилъ, однако, замѣтилъ, что его что-то какъ будто подмывало.
   Оригинальная и занимательная комбинація, сэръ, вашъ другъ.
   -- Мнѣ было бы пріятнѣе, еслибы въ составъ этой оригинальной и занимательной комбинаціи не входило удрать отъ меня въ такихъ тяжелыхъ обстоятельствахъ, въ такую пору утра,-- сказалъ Ляйтвудъ.-- Не можемъ ли мы достать выпить чего-нибудь потеплѣй?
   Мы могли достать и достали на кухнѣ ближайшаго Трактира, гдѣ пылалъ разведенный въ каминѣ огонь,-- достали водки съ горячею водой, и это чудо какъ оживило насъ. Инспекторъ, возвѣстивъ мистеру Райдергуду о своемъ офиціальномъ намѣреніи "не спускать съ него глазъ", помѣстилъ его въ уголъ къ огоньку, будто промоклый зонтикъ, и уже не показывалъ внѣшнимъ и видимымъ образомъ никакого вниманія честному человѣку, кромѣ заказа отдѣльной порціи водки съ водой для него, повидимому, изъ своихъ расходныхъ денегъ.
   Между тѣмъ Мортимеръ Ляйтвудъ, сидя у веселаго огонька, сознавая въ дремотѣ, что пьетъ водку съ водой, и тутъ же въ дремотѣ распивая подогрѣтый хересъ у Шести Веселыхъ Товарищей, и лежа подъ лодкой на рѣчномъ берегу, и слушая только-что конченную лекцію инспектора, и собираясь обѣдать въ Темплѣ съ незнакомымъ человѣкомъ, который назвался Евгеніемъ Гафферомъ Гармондомъ, и сказалъ, что живетъ въ Бурѣ-Градѣ,-- проходя этими куріозными превратностями усталости и дремоты, слѣдовавшими въ масштабѣ двѣнадцати часовъ на секунду, вдругъ пробудился, громко отвѣчая на сообщеніе самой спѣшной важности, какого никто не дѣлалъ ему, и поспѣшилъ закашляться, увидавъ инспектора. Ибо онъ почувствовалъ, съ весьма естественнымъ негодованіемъ, что сей служака можетъ нѣкоторымъ образомъ заподозрить его въ дремотѣ или разсѣянности.
   -- Здѣсь, только-что передъ нами, понимаете?-- сказалъ г. инспекторъ.
   -- Я все понимаю,-- съ достоинствомъ сказалъ Ляйтвудъ.
   -- И пилъ подогрѣтую водку съ водой, понимаете,-- сказалъ инспекторъ,-- а потомъ удралъ во всѣ лопатки.
   -- Кто?-- сказалъ Ляйтвудъ.
   -- Вашъ другъ, вы знаете.
   -- Знаю,-- возразилъ онъ, опять съ достоинствомъ.
   Услыхавъ сквозь туманъ, въ которомъ инспекторъ растаялъ въ какихъ-то неясныхъ представленіяхъ, что офицеръ взялъ на себя приготовить дочь умершаго ко всему случившемуся въ эту ночь, и что онъ принимаетъ все на себя, Мортимеръ Ляйтвудъ проковылялъ въ полуснѣ до извозчичьей биржи, кликнулъ кэбъ, вступилъ въ армію, совершилъ уголовное военное преступленіе, былъ судимъ военнымъ судомъ, найденъ виновнымъ, написалъ свое завѣщаніе и шелъ на разстрѣляніе прежде, чѣмъ захлопнулась дверца. Трудно плыть въ кэбѣ отъ Сити до Темпля на призъ чаши, стоимостью отъ пяти до десяти тысячъ фунтовъ, пожертвованной мистеромъ Коффиномъ, и тяжело на всемъ этомъ безмѣрномъ пространствѣ выговаривать Евгенію (котораго онъ подцѣпилъ веревкой съ мостовой на всемъ бѣгу) за побѣгъ. По онъ представлялъ такія оправданія, потомъ такъ раскаявался, что выходя изъ кэба, отдалъ возницѣ особенный приказъ позаботиться о немъ. На что возница (зная, что никакого другого пассажира не оставалось внутри) только страшно вытаращилъ глаза. Короче, ночныя хлопоты такъ истощили и измучили этого дѣятеля, что онъ сталъ просто лунатикомъ. Онъ былъ слишкомъ истомленъ, чтобъ уснуть спокойно, пока, наконецъ, объ не истомился до того, что утратилъ способность чувствовать даже свое утомленіе и невпалъ въ забытье. Поздно въ полдень проснулся онъ и съ нѣкоторымъ безпокойствомъ послалъ на квартиру къ Евгенію, спросить, всталъ ли онъ?
   О, да, онъ всталъ. По правдѣ, онъ и не ложился. Онъ только что прибылъ домой. И онъ явился къ Мортимеру, слѣдуя по пятамъ за посломъ.
   -- Экое заспанное, грязное, косматое чудище!-- крикнулъ Мортимеръ.
   -- Развѣ мои перья такъ растрепаны?-- сказалъ Евгеній, хладнокровно подходя къ зеркалу.:-- да, въ самомъ дѣлѣ! Но прими въ уваженіе: такая ночь хоть кого, растреплетъ!
   -- Такая ночь?-- повторилъ Мортимеръ.-- Куда ты дѣвался поутру?
   -- Любезный другъ,-- сказалъ Евгеній, садясь къ нему на кровать,-- мы такъ надоѣли другъ другу, что непрерывное продолженіе этихъ отношеній неизбѣжно должно было кончиться бѣгствомъ въ противуположныя точки земли. Я почувствовалъ также, что совершилъ всѣ преступленія, упоминаемыя въ журналѣ Ньюгетской тюрьмы. 11у, вотъ, побуждаемый вмѣстѣ и дружбой, и преступленіемъ, я и предпринялъ мою прогулку.
   

XV. Двое новыхъ служителей.

   Мистеръ и мистриссъ Боффинъ сидѣли послѣ завтрака въ Павильонѣ, какъ жертвы своего благосостоянія. Лицо мистера Боффина выражало заботу и затрудненіе. Передъ нимъ лежало въ безпорядкѣ множество бумагъ, и онъ поглядывалъ на нихъ такъ же безнадежно, какъ невинный статскій смотрѣлъ бы на отрядъ войска, еслибъ ему дали пять минутъ сроку, чтобы сдѣлать ему смотръ и маневры. Онъ принимался уже дѣлать выписки изъ этихъ бумагъ; но поелику онъ (подобно всѣмъ людямъ его чекана) обладалъ черезчуръ недовѣрчивымъ и критическимъ большимъ пальцемъ, то этотъ дѣятельный членъ такъ часто совался съ цѣлью замаслить его бумаги, что онѣ стали лишь немного разборчивѣе своихъ отпечатковъ, которыми онъ испестрилъ себѣ носъ и лобъ. Любопытно замѣтить при этомъ, что за дешевая вещь чернила и какъ они могутъ распространяться: какъ крупинка мускуса можетъ надушить ящикъ на цѣлые годы, не теряя почти ничего изъ своего вѣса, такъ точно грошовое количество чернилъ могло бы перепачкать мистера Боффина отъ корней волосъ до икръ, не изобразивъ ни одной строчки на предлежащей бумагѣ и не убавляясь замѣтно въ чернильницѣ.
   Мистеръ Боффинъ находился въ такихъ серіозныхъ литературныхъ затрудненіяхъ, что глаза его выкатились и оцѣпенѣли, и дыханіе сперлось, когда къ большому облегченію мистриссъ Боффинъ, тревожно слѣдившей за этими симптомами, надворный колокольчикь зазвенѣлъ.
   -- Кто бы это, удивляюсь!-- произнесла мистриссъ Боффинъ.
   Мистеръ Боффинъ испустилъ протяжный вздохъ, положилъ перо, поглядѣлъ на свои бумаги, будто сомнѣваясь, точно ли онъ имѣлъ удовольствіе познакомиться съ ними, и, по вторичномъ просмотрѣ ихъ содержимаго, казалось утвердился въ томъ мнѣніи, что не имѣлъ этого удовольствія, какъ головастый молодой человѣкъ возвѣстилъ:
   -- Мистеръ Роксмитъ.
   -- О!-- сказалъ мистеръ Боффинъ.-- О, въ самомъ дѣлѣ? Нашъ съ мистеромъ Вильферомъ Общій Другъ, моя дорогая. Хорошо. Просите его войти.
   Мистеръ Роксмитъ явился.
   -- Садитесь, сэръ,-- сказалъ мистеръ Боффинъ, пожавъ ему руку.-- Мистриссъ Боффинъ, вы уже знакомы съ ней. Да, вотъ видите ли, сэръ, я еще ничего, сказать вамъ правду, не обдумалъ пасчстъ вашего предложенія; я былъ все занятъ разными разностями, такъ и времени значитъ не имѣлъ.
   -- Ужъ и меня простите,-- сказала улыбаясь мистриссъ Боффинъ.-- Да, Господи Боже мой, почему же намъ объ всемъ этомъ не потолковать теперь же? Мы очень можемъ и теперь обо всемъ этомъ потолковать, не правда ли?
   Мистеръ Роксмитъ поклонился, поблагодарилъ ее и сказалъ, что очень можно.
   -- Посмотримъ же,-- разсудилъ мистеръ Боффинъ, ухватившись себѣ за подбородокъ:-- кажется, вы назвали это секретаремъ, такъ?
   -- Точно такъ, секретарь,-- согласился мистеръ Роксмитъ.
   -- Это немножко озадачило меня въ то время,-- сказалъ мистеръ Боффинъ,-- да и послѣ, какъ мы съ мистриссъ Боффинъ говорили объ этомъ, также немножко въ толкъ себѣ не могли взять; мы все думали, надо признаться, что секретеръ, это такая мебель есть, по большей части краснаго дерева, обитая зеленымъ сукномъ или кожей, съ кучей маленькихъ ящичковъ. А вы, съ вашего позволенія, кажется, совсѣмъ не то.
   -- Конечно, нѣтъ,-- сказалъ мистеръ Роксмитъ, и, стараясь объяснить эту должность, онъ сравнивалъ ее съ приказчикомъ или смотрителемъ, или ходатаемъ по Дѣламъ.
   -- Ну, напримѣръ, скажите,-- сказалъ мистеръ Боффинъ, продираясь въ этомъ тернистомъ пути,-- еслибы вы вступили ко мнѣ въ должность, что бы вы стали дѣлать?
   -- Я сталъ бы вести точный счетъ всѣмъ расходамъ, утвержденнымъ вами, мистеръ Боффинъ. Я писалъ бы ваши письма, по вашимъ указаніямъ. Я уговаривался бы съ людьми, которые у Расъ на жалованьи или на службѣ. Я (взглядъ на столъ и едва замѣтная улыбка) приводилъ бы въ порядокъ ваши бумаги.
   Мистеръ Боффинъ почесаль себя за ухомъ, запачканномъ чернилами, и посмотрѣлъ на жену.
   -- И приводилъ бы ихъ въ такой порядокъ, чтобъ онѣ всегда были наготовѣ, какъ только понадобятся, и чтобы можно было сейчасъ же узнать по отмѣткѣ на оборотѣ о чемъ какая бумага.
   -- Вотъ что я вамъ скажу,-- сказалъ мистеръ Боффинъ, сминая медленно перепачканную бумагу, которую онъ держалъ въ рукѣ:-- если вы займетесь вотъ этими бумагами и посмотрите что вы можете съ ними сдѣлать, тогда виднѣе будетъ что бы такое сдѣлать для васъ.
   Сказано, сдѣлано. Отложивъ шляпу и перчатки, мистеръ Роксмитъ преспокойно усѣлся къ столу, собралъ развернутыя бумаги въ одну кипу, пересмотрѣлъ одну за другою, сложилъ ихъ, помѣтилъ на оборотѣ, переложилъ ихъ въ другую кипу, и когда та наполнилась, досталъ изъ кармана шнурокъ и перевязалъ ихъ съ замѣчательною ловкостью въ узелъ и въ петельку.
   -- Славно,-- сказалъ мистеръ Боффинъ,-- очень хорошо! Теперь послушаемъ, что тутъ въ этихъ бумагахъ написано? Нуте-ка, сдѣлайте одолженіе.
   Джонъ Роксмитъ прочелъ свои помѣтки вслухъ. Всѣ онѣ касались новаго дома. Смѣта обойщика, столько-то; смѣта мебели, столько-то; смѣта конторской мебели, столько-то; смѣта каретника, столько-то; смѣта конскаго барышника, столько-то; смѣта шорника, столько-то; смѣта золотыхъ дѣлъ мастера, столько-то. Итого, столько-то. Затѣмъ корреспонденція. Согласіе на предложеніе мистера Боффина, отъ такого-то числа, насчетъ того-то; отказъ на предложеніе мистера Боффина, отъ такого-то числа, насчетъ того-то; касающееся проекта мистера Боффина, отъ такого-то числа, насчетъ того-то. Все весьма кратко и методично.
   -- Складно, словно яблочный пирогъ!-- сказалъ мистеръ Боффинъ, тыкая пальцемъ въ каждую надпись, будто тактъ билъ.-- Но ужъ какъ вы тамъ съ чернилами справляетесь, понять не могу: къ вамъ они совсѣмъ не пристаютъ. Теперь насчетъ письма. Попробуемте, -- сказалъ мистеръ Боффинъ, потирая руки съ своимъ наивнымъ благоговѣніемъ,-- попробуемте-ка теперь на писать письмо.
   -- Къ кому угодно вамъ писать, мистеръ Боффинъ?
   -- Къ кому-нибудь. Хоть къ вамъ самимъ.
   Мистеръ Роксмитъ проворно написаю и затѣмъ прочелъ вслухъ:
   "Мистеръ Боффинъ свидѣтельствуетъ свое почтеніе мистеру Джону Роксмиту и имѣетъ честь извѣстить его, что онъ рѣшился взять мистера Джона Роксмита на испытаніе въ ту должность, которой тотъ желалъ. Мистеръ Боффинъ принимаетъ мистера Джона Роксмита по его слову, отлагая на неопредѣленное время вопросъ о жалованьи. Само собой разумѣется, что мистеръ Боффинъ ничѣмъ не связанъ въ этомъ отношеніи. Мистеру Боффину остается только прибавить, что онъ полагается на собственныя удостовѣренія мистера Джона Роксмита въ его добросовѣстности и рачительности. Благоволитъ мистеръ Роксмитъ вступить въ должность немедленно".
   -- Славно! Ну, Нодди!-- вскричала мистриссъ Боффинъ, хлопая въ ладоши.-- Это ужъ настоящее письмо!
   Мистеръ Боффинъ былъ не менѣе, очарованъ; дѣйствительно, въ душѣ своей, онъ смотрѣлъ на писаніе и на умственный процессъ, которымъ оно сопровождается, какъ на величайшее выраженіе человѣческаго генія.
   -- А я скажу тебѣ, дружокъ мой,-- сказала мистриссъ Боффинъ,-- если ты не покончишь теперь же съ мистеромъ Роксмитомь сразу и станешь еще мучить себя дѣлами, которыя тебѣ не привычны, такъ тебя ударъ хватитъ, не считая ужъ пачканья бѣлья, и ты разобьешь мое сердце...
   Мистеръ Боффинъ поцѣловалъ свою супругу за эти мудрыя слова и, поздравивъ мистера Роксмита съ блистательнымъ подвигомъ, подалъ ему руку въ залогъ новыхъ отношеній, долженствовавшихъ установиться между ними. Также поступила и мистриссъ Боффинъ.
   -- Теперь,-- сказалъ мистеръ Боффинъ, почувствовавъ въ своемъ чистосердечіи, что было бы неловко цѣлыхъ пять минутъ пользоваться услугами джентльмена, не оказавъ ему чѣмъ-нибудь своего довѣрія,-- надо васъ немножко поближе ввести въ наши дѣла. Роксмитъ, когда я познакомился съ вами, а то пожалуй, когда вы со мной познакомились, я говорилъ вамъ, что мистриссъ Боффинъ большая модница, но я еще не зналъ, до какой точки Мы съ нею раскутимся. Мистриссъ Боффинъ, извольте видѣть, верхъ взяла надо мною; теперь мы въ хвостъ и въ голову хотимъ модничать.
   -- Я такъ и полагалъ, сэръ,-- возразилъ Джонъ Роксмитъ,-- видя на какую ногу устраивается ваше новое жилище.
   -- Да,-- сказалъ мистеръ Боффинъ,-- защеголяемъ! Дѣло вотъ въ чемъ: я отъ моего ученаго освѣдомился, что домъ, съ которымъ онъ,-- какъ бы сказать?-- связанъ, интересъ въ немъ имѣетъ...
   -- Онъ хозяинъ этого дома?-- спросилъ Джонъ Роксмитъ.
   -- Нѣтъ, не то,-- сказалъ мистеръ Боффинъ;-- не совсѣмъ такъ; у него, какъ бы сказать?-- семейная связь.
   -- Ассоціація?-- подсказалъ секретарь.
   -- Ахъ!-- сказалъ мистеръ Боффинъ, -- должно быть, что такъ. Ну да, что бы тамъ ни было, только я освѣдомился отъ него, что на дому прибита дощечка: "сей высоко-аристократическій домъ отдается внаймы и продается". Мы съ мистриссъ Боффинъ пошли осмотрѣть и нашли его высоко-аристократическимъ (хоть онъ крошечку очень высокъ и скучноватъ, а, впрочемъ, можетъ оно такъ и нужно). Мой ученый человѣкъ изъ дружбы, по этому случаю, въ стихи вдался и поздравлялъ мистриссъ Боффинъ со вступленіемъ во владѣніе этимъ... Какъ тамъ было сказано, мой другъ?
   Мистриссъ Боффинъ отозвалась:
   
   О, радость, радость,-- свѣтлый видъ!
   О, валы, валы, блеска полны!..
   
   -- Такъ-такъ! Это какъ разъ къ дѣлу шло: тамъ точно есть двѣ залы, одна спереди, другая сзади, кромѣ людской. Тутъ онъ спѣлъ, чтобы выразить какъ юнъ будетъ стараться успокоить мистриссъ Боффинъ, если домъ этотъ нагонитъ на нее хандру. У мистриссъ Боффинъ удивительная память. Не повторишь ли, дружокъ?
   Мистриссъ Боффинъ изъявила согласіе и прочитала стихи, въ которыхъ было дѣлано это любезное предложеніе, точь въ точь какъ она слышала ихъ.
   
   Я вамъ спою про дѣвы стонъ, мистриссъ Боффинъ,
   Про сгибшую любовь, сударыня,
   Про духъ разбитый, впадшій въ сонъ, мистриссъ Боффинъ,
   Чтобъ не проснуться вновь, сударыня.
   Я вамъ спою (если это пріятно мистеру Боффину), какъ конь не везъ
   Ужъ всадника назадъ.
   А если пѣснь (которую, надѣюсь, извинить мистеръ Боффинъ) вамъ стоитъ слезъ,
   Гитарой тѣшить радъ.
   
   -- Точь въ точь такъ!-- сказалъ мистеръ Боффинъ.
   Такъ какъ эффектъ поэмы видимо поразилъ секретаря, мистеръ Боффинъ еще болѣе утвердился въ своемъ высокомъ мнѣніи о ней и былъ очень доволенъ.
   -- Ну, такъ видите ли, Роксмитъ,-- продолжалъ онъ,-- ученый человѣкъ съ деревяшкой подверженъ ревности, поэтому я всѣми силами постараюсь у Вегга ревности никакой не возбуждать, такъ чтобъ у васъ была своя честь, а у него своя.
   -- Господи Боже мой!-- вскричала мистриссъ Боффинъ.-- Свѣтъ великъ, всѣмъ будетъ мѣсто.
   -- Такъ-то оно такъ, дружокъ,-- сказалъ мистеръ Боффинъ,-- хоть и не по ученому.-- Только и такъ, да не такъ. Я долженъ зарубить себѣ на память, что взялъ Вегга въ ту пору, когда еще и не думалъ быть модникомъ или оставить Павильонъ. Дать ему какъ-нибудь почувствовать, что ммъ теперь брезгаютъ, значило бы показать себя низкимъ и поступить, какъ будто намъ вскружили голову блескъ и свѣтъ залъ. Боже сохрани! Роксмитъ, какъ мы уговоримся насчетъ вашего житья въ нашемъ домѣ?
   -- Въ этомъ домѣ?
   -- Нѣтъ, нѣтъ; у меня другой планъ для этого дома. Я про новый домъ говорю.
   -- Какъ вамъ угодно, мистеръ Боффинъ, я совершенно въ вашемъ распоряженіи. Вы знаете, гдѣ я живу теперь.
   -- Ладно,-- сказалъ мистеръ Боффинъ, подумавъ,-- покамѣстъ вы останетесь на прежнемъ мѣстѣ, а тамъ увидимъ. Вы возьмите теперь на свое попеченіе все, что до новаго дома касается. Согласны?
   -- Очень радъ. Я начну съ нынѣшняго же дня. Угодно вамъ дать мнѣ адресъ?
   Мистеръ Боффинъ передалъ его, и секретарь записалъ въ бумажничкѣ. Видя его завербованнымъ, мистриссъ Боффинъ воспользовалась этимъ случаемъ, чтобы разглядѣть его въ лицо получите, чѣмъ до сихъ поръ.
   Впечатлѣніе было выгодно для него, ибо она кивнула мистеру Боффину a parte: "Онъ мнѣ нравится".
   -- Я сейчасъ же взгляну, мистеръ Боффинъ, все ли тамъ въ порядкѣ.
   -- Благодарю васъ. А кстати, какъ ужъ вы теперь здѣсь находитесь, то не хотите ли осмотрѣть Павильонъ?
   -- Съ удовольствіемъ. Я такъ много слышалъ объ его исторіи.
   -- Пойдемте,-- сказалъ мистеръ Боффинъ.
   И онъ съ митриссъ Боффинъ открылъ шествіе.
   Мрачный домъ, называемый Павильономъ, носилъ на себѣ всѣ признаки скаредства, оставшіеся на немъ отъ того времени, когда онъ слылъ подъ именемъ Гармонной тюрьмы. Безъ краски, безъ обоевъ на стѣнахъ, безъ мебели, безъ признаковъ человѣческой жизни. Все, строенное человѣкомъ для жизни человѣка, подобно произведеніямъ природы, должно исполнять назначеніе своего существованія, или вскорѣ погибнуть. Старый домъ разрѣшился отъ запустѣнія больше, чѣмъ могъ бы онъ разрушиться отъ употребленія, полагая двадцать лѣтъ за одинъ годъ. Какая-то худоба нападаетъ на дома, недостаточно питаемые жизнью (какъ будто они кормятся ею); здѣсь это было весьма замѣтно. Лѣстница, балясы и перила имѣли тощій видъ и осунулись, будто кости такъ же, какъ и панели у стѣнъ, косяки у дверей и оконъ. Даже скудная движимость, и та имѣла тотъ же видъ. Не бучь чистоты въ покояхъ, мусоръ, въ который они обращались, густо покрылъ бы полы, которые казались истертыми, какъ старческія ища, жившія долго въ уединеніи. Спальня, гдѣ скупой старикъ былъ оторванъ отъ жизни, оставалась точно такою же, какъ онъ ее оставилъ. Тутъ стояла отвратительная деревянная кровать съ четырьмя столбами, безъ занавѣсокъ, съ рамкою изъ желѣза и проволоки, похожею на тюремную рѣшетку; тутъ же было старое одѣяло изъ лоскутьевъ. Тутъ была накрѣпко запертая старая конторка, отлого убѣгающая кверху, будто злой и скрытный лобъ. У кровати стоялъ неудобный старинный столъ съ кривыми ножками, и въ немъ ящикъ, гдѣ было найдено завѣщаніе. Къ стѣнѣ было приставлено нѣсколько старинныхъ креселъ съ лоскутными чахлами, подъ которыми болѣе дорогая матерія, сберегаемая ими, мало-по-малу потеряла цвѣтъ, не повеселивъ ничьихъ глазъ; во всѣхъ этихъ вещахъ было замѣтно рѣзкое семейное сходство.
   -- Комната такъ и оставалась бережно, Роксмитъ,-- сказалъ мистеръ Боффинъ, отпирая дверь,-- къ пріѣзду сына. Короче, все въ домѣ осталось въ томъ видѣ, какъ перешло къ намъ, чтобъ онъ самъ видѣлъ это и похвалилъ. Даже теперь никакихъ нѣтъ перемѣнъ, кромѣ какъ въ нашей комнатѣ, внизу, гдѣ ни сейчасъ были съ вами. Когда сынъ послѣдній разъ былъ здѣсь и въ послѣдній разъ въ жизни видѣлъ отца, то непремѣнно это было въ этой самой комнатѣ.
   Озираясь вокругъ, секретарь остановилъ глаза на боковой двери въ углу.
   -" Это др)гая лѣстница,-- сказалъ мистеръ Боффинъ, отворяя дверь,-- она ведетъ на дворъ. Мы спустимся по пей, если хотите посмотрѣть дворъ. Когда сынъ былъ еще маленькимъ ребенкомъ, такъ, бывало, все по этой лѣстницѣ лазилъ онъ къ отцу. Онъ очень боялся отца. Я часто видалъ, какъ онъ боязливо садился на этой лѣстницѣ, бѣдное дитя. Мы съ мистриссъ Боффинъ, бывало, утѣшаемъ его, когда онъ сиживалъ на этой лѣстницѣ съ маленькою книжкой.
   -- Ахъ, и бѣдная сестра его тоже!-- сказала мистриссъ Боффинъ.-- А вонъ солнечное мѣстечко на стѣнѣ, гдѣ они разъ, помню, мѣрялись другъ съ дружкой. Своими ручонками написали они тутъ свои имена, карандашикомъ написали; имена-то и теперь тутъ, а бѣдныя милочки навѣки пропали.
   -- Надо намъ позаботиться объ именахъ, старушка,-- сказалъ мистеръ Боффинъ,-- надо позаботиться объ именахъ, они не сотрутся, пока мы живы, надо бы такъ, чтобъ и послѣ насъ не стерлись. Бѣдныя крошки!
   -- Ахъ, бѣдныя крошки!-- повторила мистриссъ Боффинъ.
   Они отворили дверь внизу лѣстницы, выходившую на дворъ, и стояли на солнечномъ свѣтѣ, глядя на каракульки двухъ неловкихъ дѣтскихъ рукъ на высотѣ двухъ или трехъ ступенекъ лѣстницы. Въ этомъ простомъ воспоминаніи погибшаго дѣтства и въ нѣжности мистриссъ Воффппъ было что-то глубоко тронувшее секретаря.
   Тутъ мистеръ Боффинъ показалъ своему новому дѣлопроизводителю кучи мусора и свою отдѣльную кучу, оставленную ему въ наслѣдство по завѣщанію, прежде чѣмъ онъ получилъ все имѣніе.
   -- Съ насъ было бы довольно и этого,-- сказалъ мистеръ Боффинъ:-- въ случаѣ еслибы Богу угодно было сохранить въ живыхъ мальчика. Мы во всемъ прочемъ не нуждались.
   И на сокровища двора, и на внѣшнюю сторону дома, и на отдѣльное строеніе, въ которомъ мистеръ Боффинъ проживалъ съ своею супругой, въ продолженіе многолѣтней службы, на все это секретарь глядѣлъ съ участіемъ. Мистеръ Боффинъ успѣлъ уже дважды показать ему каждое чудо въ Павильонѣ, пока не вспомнилъ, что ему еще нужно справить кое-какія дѣла въ другомъ мѣстѣ.
   -- Не прикажете ли мнѣ чего-нибудь мистеръ Боффинъ насчетъ этого мѣста?
   -- Ничего, Роксмитъ, ничего.
   -- Могу я спросить, не показавшись дерзкимъ, не имѣете ли вы намѣренія продать его?
   -- Конечно, нѣтъ. На память о нашемъ прежнемъ хозяинѣ, о дѣтяхъ нашего прежняго хозяина, о нашей прежней службѣ, я съ мистриссъ Боффинъ хочу сберечь его, какъ онъ есть.
   Глаза секретаря взглянули съ такимъ выраженіемъ на кучи мусора, что мистеръ Боффинъ сказалъ, какъ бы въ отвѣтъ на замѣчаніе.
   -- Это другое дѣло. Это я могу продать, хоть мнѣ и жалко будетъ, если эти горы свезутъ отсюда. Мѣстность-то будетъ та кая плоская безъ нихъ. Но все-таки я не говорю, что буду всегда держать ихъ тутъ, ради красоты видовъ. Спѣшить-то только нечего. Я немногому учился, Роксмитъ, но въ мусорѣ я знаю толкъ. Я могу цѣнить кучи до копѣйки; знаю, какъ ихъ лучше сбыть, и знаю также, что, оставаясь тутъ, онѣ не потеряютъ своей цѣны. Вы заглянете къ намъ завтра, будете такъ любезны?
   -- Я каждый день буду навѣдываться къ вамъ. Вамъ пріятнѣе будетъ, если вашъ новый домъ поспѣетъ какъ только можно скорѣе.
   -- Оно не то чтобъ я былъ въ смертельныхъ попыхахъ,-- сказалъ мистеръ Боффинъ:-- только если платишь людямъ за то, чтобъ они были поживѣй, все-таки надо знать, что они не копаются. Какъ вы думаете?
   -- Совершенно такъ,-- возразилъ секретарь и съ этимъ ушелъ.
   -- Теперь,-- сказалъ мистеръ Боффинъ про себя, принимаясь по обычаю расхаживать взадъ и впередъ по двору,-- если улажу съ Веггомъ, дѣла пойдутъ какъ по маслу.
   Хитрый человѣкъ, видимо, пріобрѣлъ авторитетъ надъ человѣкомъ высокой простоты. Низкій человѣкъ взялъ верхъ надъ великодушнымъ человѣкомъ. Иной вопросъ, прочны ли бываютъ результаты подобныхъ побѣдъ. Но что онѣ удаются, объ этомъ свидѣтельствуютъ ежедневные опыты, и этого сама Подснапщина не могла бы отмахнуть. Безхитростный Боффинъ былъ до такой степени оплетенъ вкрадчивымъ Веггомъ, что подозрѣвалъ себя въ хитрости и коварствѣ, собираясь сдѣлать добро Веггу. Ему казалось (такъ ловокъ быль Веггъ), что онъ мрачно интриговалъ, устраивая то самое, что Веггъ замышлялъ заставить его сдѣлать. Итакъ, въ то время, какъ онъ мысленно обращалъ къ Веггу наиблагодушнѣйшее лицо, онъ не былъ вполнѣ увѣренъ, что не. заслуживаетъ упрека въ томъ, что повернулся къ нему спиною.
   По этимъ причинамъ, мистеръ Боффинъ проводилъ все время въ большой тревогѣ, пока не наступилъ вечеръ и не принесъ съ собою Вегга, отправлявшагося досужно въ Римскую Имперію. Въ это время мистеръ Боффинъ былъ глубоко заинтересованъ превратностями судьбы великаго военачальника, который запомнился ему подъ именемъ Булли Сойерса, но который, быть можетъ, болѣе извѣстенъ міру и знакомѣе историку подъ менѣе британскимъ именемъ Велизарія. Но даже интересъ карьеры этого генерала блѣднѣлъ для мистера Боффина въ сравненіи съ очищеніемъ совѣсти передъ Веггомъ. И теперь, когда ученый джентльменъ, по обычаю, выпивъ и закусивъ до испарины, развернулъ книгу съ обычнымъ шутливымъ вступленіемъ: "теперь, мистеръ Боффинъ, сэръ, мы будемъ разрушаться и падать", мистеръ Боффинъ остановилъ его.
   -- Помните, Веггъ, когда я впервой говорилъ вамъ, что кое-что хочу предложить вамъ?
   -- Позвольте мнѣ надѣть колпакъ размышленія, сэръ, возразилъ этотъ джентльменъ, оборачивая ничкомъ развернутую книгу.-- Когда вы впервой говорили мнѣ, что хотите кое-что предложить мнѣ? Дайте подумать. Такъ точно припоминаю, мистеръ Боффинъ. Это было на углу нашего дома. Такъ точно. Вы сначала спросили, нравится ли мнѣ ваше имя, и по своему откровенному нраву я сказалъ вамъ: нѣтъ. Могъ ли я думать, сэръ, какъ близко будетъ мнѣ это имя?
   -- Я надѣюсь, оно будетъ еще ближе, Веггъ.
   -- Будто бы, мистеръ Боффинъ? Много благодаренъ.-- Не угодно ли вамъ, сэръ, притти въ упадокъ и разрушеніе?
   Дѣлаетъ видъ, будто принимается за книгу.
   -- Погодите чуточку, Веггъ. Дѣло въ томъ, что я хочу сдѣлать вамъ другое предложеніе.
   Мистеръ Веггъ (у котораго нѣсколько ночей уже только это и было на умѣ) снялъ очки съ видомъ пріятнаго удивленія.
   -- И надѣюсь оно вамъ понравится, Веггъ.
   -- Благодарю васъ, сэръ,-- возразила скрытная личность.-- Я надѣюсь, что это будетъ такъ. Я увѣренъ во всѣхъ отношеніяхъ.
   -- Что вы думаете,-- сказалъ мистеръ Боффинъ,-- еслибы вамъ не торговать болѣе, не держать вашей лавочки?
   -- Я полагаю, сэръ,-- отвѣтилъ Веггъ,-- что желалъ бы видѣть человѣка, который помогъ бы мнѣ сдѣлать это съ выгодой.
   -- Вотъ онъ, этотъ человѣкъ, -- сказалъ мистеръ Боффинъ, указывая на себя.
   Мистеръ Веггъ хотѣлъ сказать: "благодѣтель мой", и уже сказалъ, "благо"... какъ вдругъ произошла съ нимъ катастрофа велерѣчія.
   -- Нѣтъ, мистеръ Боффинъ, не вы, сэръ. Кто бы то ни былъ, только не вы. Не бойтесь, я не оскверню мѣстъ, купленныхъ на ваше золото, моимъ низкимъ промысломъ: я очень хорошо чувствую, сэръ, что мнѣ не приходится вести мою мелкую торговлю подъ окнами вашихъ хоромъ. Я ужъ обдумалъ это и распорядился какъ слѣдуетъ. Не надо мнѣ отходу {Въ Лондонѣ, если человѣкъ имѣетъ право торговать противъ какого-нибудь дома, а владѣлецъ не желаетъ видѣть его предъ окнами, то послѣдній откупается отъ перваго.}, сэръ. Я перейду на Степней-Фильдъ. Какъ вы изволите находить это мѣсто? Въ приличномъ ли это будетъ разстояніи отъ вашего дома? Если и это близко, я уйду дальше, какъ говорится въ пѣсни, которую я не совсѣмъ помню:
   
   Закинутый въ міръ, осужденный блуждать,
             Лишенный пріюта, лишенный родни
   И чуждый всему, вотъ малютка Эдмундъ,
             Крестьянскій ребенокъ,-- взгляни!
   
   -- И точно также, -- сказалъ мистеръ Веггъ, исправляя смыслъ но подходящей послѣдней строчки,-- взгляните, я самъ точно въ такомъ же положеніи...
   -- Ну, Веггъ, Веггъ, Веггъ!-- увѣщевалъ добрякъ Боффинъ.-- Вы ужъ очень чувствительны.
   -- Я чувствую, сэръ,-- отвѣтилъ Веггъ съ упорнымъ великодушіемъ,-- я чувствую свои погрѣшности; я всегда, съ самаго дѣтства, былъ чувствителенъ.
   -- Но выслушайте,-- продолжалъ Золотой Мусорщикъ,-- выслушайте меня, Веггъ. Вы забрали себѣ въ голову, что я хочу отдѣлаться отъ васъ денежнымъ вознагражденіемъ.
   -- Точно такъ, сэръ,-- отвѣчалъ Веггъ, все еще съ упорнымъ великодушіемъ.-- Я чувствую свои погрѣшности. Боже сохрани меня отпираться отъ моихъ погрѣшностей. Вотъ что я забралъ себѣ въ голову.
   -- Но я объ этомъ и не думаю.
   Увѣреніе это оказалось не столь утѣшительнымъ для Вегга, какъ предполагалъ мистеръ Боффинъ. И дѣйствительно, можно было замѣтить, какъ вытянулось его лицо, когда онъ отвѣтилъ:
   -- Въ самомъ дѣлѣ, сэръ?
   -- Нѣтъ,-- продолжалъ мистеръ Боффинъ,-- потому что это значило бы даромъ навязывать вамъ деньги; а вы денежки за труды хотите получать. Такъ ли? За труды хотите получать?
   -- Это, сэръ,-- отвѣтилъ мистеръ Веггъ, весело ободряясь,-- совсѣмъ дѣло десятое. Теперь моя независимость снова поднялась; теперь я болѣе не
   
   Оплачу часъ,
   Когда въ Боффиновъ Павильйонъ
   Богъ долины съ дарами пришелъ;
   Пусть же свѣтитъ во всю мочь
   Мѣсяцъ съ неба въ эту ночь
   И не плачетъ въ облакахъ о стыдѣ одной личности
   Въ настоящемъ обществѣ.
   
   Прикажете продолжать, мистеръ Боффинъ?
   -- Благодарствуйте, Веггъ, за ваше довѣріе ко мнѣ, и что вы въ стихи такъ часто сегодня впадаете; это мнѣ вашу дружбу доказываетъ. А у меня вотъ какая мысль: чтобы вы кинули вашу лавочку, а я помѣщу васъ въ Павильонъ сторожить его. Это веселое мѣстечко. И человѣкъ, съ топливомъ и свѣчами, да съ фунтомъ стерлинговъ въ недѣлю, будетъ какъ сыръ въ маслѣ.
   -- Гмъ! Потребуется ли отъ этого человѣка, сэръ... Мы будемъ говорить "этотъ человѣкъ" въ видѣ аргумента. (Мистеръ Веггъ улыбкой заявилъ при семъ большую съ своей стороны прозорливость):-- потребуется ли отъ этого человѣка, чтобъ онъ и всякую другую должность свою туда же включилъ, или другая должность будетъ особо считаться? Положимъ, въ видѣ аргумента, что человѣкъ этотъ былъ приглашенъ въ чтецы; скажемъ, въ видѣ аргумента, по вечерамъ. Будетъ ли плата этому человѣку, какъ чтецу по вечерамъ, прибавлена къ другой платѣ, которую, говоря вашимъ нарѣчіемъ, назовемъ сыромъ въ маслѣ? Или она поглотится этимъ итогомъ, то-есть сыромъ въ маслѣ.
   -- Такъ!-- сказалъ мистеръ Боффинъ.-- Я полагаю, она будетъ прибавлена.
   -- Я полагаю такъ, сэръ. Вы правы, сэръ. Точь-въ-точь мои собственные виды, мистеръ Боффинъ.-- Тутъ Веггъ всталъ и, покачиваясь на деревяшкѣ, кинулся къ своей жертвѣ съ протянутою рукой.-- Мистеръ Боффинъ, считайте это конченнымъ. Не говорите больше, сэръ, ни слова. Я распрощался на вѣки съ лавкою. Собраніе балладъ на будущее время сохранится для собственнаго моего чтенія, при чемъ стихи будутъ въ видѣ дани...-- Веггъ такъ былъ гордъ тѣмъ, что нашелъ это слово, что повторилъ его съ большой буквы:-- Дани дружбѣ. Мистеръ Боффинъ, не извольте безпокоиться о грусти моей, когда мнѣ придется разставаться съ запасомъ моихъ товаровъ и съ вѣшкой. Такую же передрягу потерпѣлъ мой отецъ, когда за заслуги повысили его изъ простыхъ лодочниковъ въ должность казенную Его крещеное имя было Томасъ. Слова его (въ то время я былъ ребенкомъ, но впечатлѣніе было очень сильное, и теперь оно мнѣ очень понятно), вотъ они:
   
   Ну, прощай лихая лодка.
   Весла, флагъ, покину васъ;
   Никогда ужъ въ Чельси Ферри
   Не ходить тебѣ Томасъ!
   
   Отецъ мой перенесъ это мистеръ Боффинъ, такъ и я могу перенести.
   Произнося эту прощальную рѣчь. Веггъ не переставалъ смущать мистера Боффина своею рукой, потрясая оною въ воздухѣ. Но тутъ, наконецъ, онъ устремилъ ее къ своему благодѣтелю, который, пожавъ ее, почувствовалъ, что у него гора свалилась съ плечъ. Убѣдившись, что дѣло покончено къ полному взаимному удовольствію, мистеръ Боффинъ былъ не прочь заглянуть въ дѣла Булли Сойерса, котораго прошлая ночь застала въ безнадежномъ положеніи, да сверхъ того погода цѣлый день не благопріятствовала ему для предстоявшаго похода противъ Персовъ. Мистеръ Веггъ уже приготовилъ свои очки. Но Сойерсу не удалось выступить и въ эту ночь. Ибо, прежде чѣмъ Веггъ нашелъ это мѣсто въ книгѣ, на лѣстницѣ послышалась походка мистриссъ Боффинъ, до того тяжелая и спѣшная, что мистеръ Боффинъ непремѣнно вскочилъ бы, въ ожиданіи узнать что-нибудь необыкновенное, еслибъ она даже и не кликнула его взволнованнымъ голосомъ. Мистеръ Боффинъ поспѣшилъ вонъ и нашелъ ее на темной лѣстницѣ дрожащую, съ зажженною свѣчей въ рукѣ.
   -- Въ чемъ дѣло, дружокъ?
   -- Не знаю, не знаю; мнѣ хотѣлось бы, чтобы ты взошелъ наверхъ.
   Очень удивленный, мистеръ Боффинъ взошелъ по лѣстницѣ и проводилъ мистриссъ Боффинъ въ ея комнату, другую большую комнату, въ одномъ этажѣ съ тою, гдѣ умеръ бывшій владѣлецъ дома. Мистеръ Боффинъ осмотрѣлся и не увидалъ ничего необыкновеннаго, кромѣ разныхъ штукъ бѣлья, сложеннаго въ огромномъ сундукѣ, которое разбирала мистриссъ Боффинъ.
   -- Что такое, дружокъ? Или ты испугалась? Ты-то испугалась?
   -- Это правда, что я не такого сорта птица,-- сказала мистриссъ Боффинъ, сѣвъ въ кресло, чтобы придти въ себя, только это очень странно!
   -- Что, дружокъ?
   -- Лица старика Нодди и обоихъ дѣтей такъ и снуютъ по всему дому.
   -- Дружокъ?-- воскликнулъ мистеръ Боффинъ, но не безъ нѣкотораго непріятнаго ощущенія, пробѣжавшаго мурашками по спинѣ.
   -- Я знаю, что это на глупость похоже, а дѣло такъ.
   -- Гдѣ они тебѣ показались?
   -- Я не думаю, чтобъ они показались гдѣ-нибудь. Я ихъ почувствовала.
   -- Ощупала, что ли?
   -- Нѣтъ, почувствовала ихъ въ воздухѣ. Я разбирала эти вещи въ сундукѣ и не думала ни о старикѣ, ни о дѣтяхъ, напѣвала себѣ подъ носъ, какъ вдругъ въ одну секунду почувствовала, что изъ темноты растетъ лицо.
   -- Какое лицо?-- спросилъ супругъ, оглядываясь.
   -- На минутку это было стариковское, а тамъ помолодѣло На минутку оно стало обоихъ дѣтей, а тамъ постарѣло. На минутку это было чужое лицо, а тамъ всѣ лица вмѣстѣ...
   -- А тамъ исчезло?
   -- Да, а тамъ оно исчезло.
   -- Гдѣ ты была въ ту нору, старушка?
   -- Здѣсь, у сундука. Только я это пересилила и продолжала разбирать, и продолжала напѣвать. Господи, думаю, стану думать о чемъ-нибудь другомъ -- о чемъ-нибудь пріятномъ -- и выкину это изъ головы. Вотъ я и стала думать о новомъ домѣ, о миссъ Беллѣ Вильферъ и крѣпко задумалась надъ этою простыней, держала ее въ рукѣ, какъ вдругъ всѣ лица сразу засѣли въ складкахъ, и я выронила ее.
   Такъ какъ простыня все еще лежала на полу, гдѣ упала, то мистеръ Боффинъ поднялъ ее и положилъ на сундукъ.
   -- А тутъ и сбѣжала съ лѣстницы?
   -- Нѣтъ. Я думала, надо попробовать въ другой комнатѣ стряхнуть ихъ. Говорю себѣ: пойду, пройдусь потихоньку раза три по комнатѣ старика, изъ угла въ уголъ, тогда я отобьюсь отъ этого. Я сошла со свѣчкой; но въ ту минуту, какъ я подошла къ постели, воздухъ биткомъ быль набитъ ими.
   -- Лицами?
   -- Да. Я чуяла, что они были даже въ потемкахъ за боковою дверью и на маленькой лѣстницѣ, весь дворъ запрудили. Тутъ я тебя кликнула.
   Мистеръ Боффинъ, растерявшись отъ изумленія, глядѣлъ не мистриссъ Боффинъ. Мистриссъ Боффинъ, растерявшись отъ невозможности понять все это, глядѣла на мистера Боффина.
   -- Я думаю, дружокъ,-- сказалъ Золотой Мусорщикъ, -- надо сейчасъ же спровадить Вегга. Онъ вѣдь жить будетъ въ Павильонѣ и можетъ забрать себѣ въ голову Богъ знаетъ что, если осъ этомъ узнаетъ, и это пойдетъ по всему околодку, что въ домѣ у насъ не ладно. Лучше намъ дознаться самимъ, не такъ ли?
   -- Я никогда до сихъ поръ не чувствовала этого,-- сказала мистриссъ Боффинъ.-- А бывала здѣсь одна во всякое время ночи. Я была въ домѣ, когда смерть была въ немъ, я была въ домѣ, когда убійство наслѣдника произошло, и никогда не боялась.
   -- Никогда и не будешь, дружокъ, бояться,-- сказалъ мистеръ Боффинъ.-- Успокойся, это отъ думъ, да отъ того, что ты въ этомъ мрачномъ мѣстѣ жила долго.
   -- Да, отчего же прежде-то не было?-- спросила мистриссъ Боффинъ.
   Это нападеніе на философію мистера Боффина могло быть встрѣчено со стороны этого джентльмена только тѣмъ замѣчаніемъ, что всякая вещь должна же когда-нибудь начаться. Тутъ, взявъ жену подъ руку, чтобы не оставить ее наединѣ съ новою тревогой, онъ сошелъ внизъ отпустить Вегга. Тотъ, немного отягощенный сытною закуской и будучи плутоватаго темперамента, радъ былъ удалиться, не исполнивъ того, за чѣмъ приходилъ, и все таки получивъ плату. Мистеръ Боффинъ надѣлъ шляпу, а мистриссъ Боффинъ шаль. И парочка, снабженная кромѣ того связкою ключей и зажженнымъ фонаремъ, прошла по околдованному дому -- околдованному всюду, кромѣ ихъ двухъ комнатъ,-- отъ погреба до чердака. Не удовольствовавшись этою гонкой фантазіи мистриссъ Боффинъ, они продолжали шествіе по двору, вокругъ надворныхъ строеній и между мусорными кучами. Поставивъ фонарь, когда все было кончено, у подошвы одной изъ кучъ, они спокойно засеменили на вечернюю прогулку, чтобы совсѣмъ свѣять съ мозга мистриссъ Боффинъ пыльную паутину.
   -- Вотъ, видишь ли, дружокъ, -- сказалъ мистеръ Боффинъ, когда они пришли къ ужину.-- Вотъ и вылѣчилась. Вѣдь все прошло?
   -- Да" дружокъ, -- отвѣтила мистриссъ Боффинъ, снявъ шаль:-- нервы поуспокоились. Я ни чуточку не тревожусь. Я пойду куда хочешь, по всему дому, какъ прежде. Но..
   -- А?-- сказалъ мистеръ Боффинъ.
   -- Но стоитъ вотъ закрыть глаза.
   -- Ну?
   -- Ну, вотъ,-- сказала мистриссъ Боффинъ, закрывъ глаза и задумчиво поднося ко лбу лѣвую руку,-- вотъ они тутъ какъ тутъ. Лицо старика, и вотъ оно молодѣетъ. Дѣтскія лица, вотъ они старятся. Незнакомое лицо. И вотъ всѣ вмѣстѣ.
   Открывъ глаза и увидѣвъ черезъ столъ лицо мужа, она потянулась потрепать его но щекѣ и сѣла ужинать, объявивъ, что лучшаго лица, какъ его, въ цѣломъ свѣтѣ нѣтъ.
   

XVI. Питомцы.

   Принимаясь за дѣло, секретарь не терялъ времени; его бдительность и аккуратность скоро наложили свою печать на дѣла Золотого Мусорщика. Горячая настойчивость, съ которою онъ вникалъ со всѣхъ сторонъ въ каждое дѣло, поручаемое ему хозяиномъ, была такимъ же спеціальнымъ свойствомъ его, какъ и быстрота въ исполненіи. Онъ не довольствовался никакими освѣдомленіями и объясненіями изъ вторыхъ рукъ, но старался самъ завладѣть каждымъ дѣдомъ, какое только поручалось ему.
   Однако, былъ одинъ элементъ въ поведеніи секретаря, примѣшивавшійся ко всему остальному, который могъ бы возбудить недовѣріе въ человѣкѣ болѣе свѣдующемъ въ людяхъ, чѣмъ Золотой Мусорщикъ. Секретарь былъ такъ далекъ отъ излишней любознательности и навязчивости, какъ только могъ быть секретарь, но при всемъ этомъ только полное пониманіе всѣхъ дѣлъ его довѣрителя въ совокупности могло удовлетворить его. Скоро стало явно (но тому знанію, которое онъ выказалъ), что онъ былъ въ той конторѣ, гдѣ записывалось Гармоново завѣщаніе, и прочелъ его. Онъ предупреждалъ соображенія мистера Боффина о томъ, надо ли познакомить его съ тѣмъ или другимъ обстоятельствомъ, показывая, что онъ уже знаетъ и понимаетъ это обстоятельство. Онъ ничуть но пытался этого скрыть, и, казалось, былъ очень доволенъ тѣмъ, что существенная доля его обязанности состояла именно въ томъ, чтобы по всѣмъ пунктамъ приготовиться къ наиполнѣйшему отправленію этой обязанности.
   Это могло бы, повторяемъ, возбудить нѣкоторое смутное недовѣріе въ человѣкѣ, болѣе знающемъ свѣтъ, чѣмъ Золотой Мусорщикъ. Съ другой стороны, секретарь былъ благоразуменъ, скроменъ и молчаливъ, хотя дѣлами занимался съ такимъ рвеніемъ, какъ будто они были его собственныя. Онъ не выказывалъ склонности вмѣшиваться въ денежныя распоряженія или къ выборъ людей, но видимо предпочиталъ предоставлять то и другое мистеру Боффину. Если онъ и добивался какой-нибудь власти въ своей ограниченной сферѣ, такъ развѣ только власти знанія,-- власти, истекавшей изъ совершеннаго знанія ввереннаго ему дѣла.
   Какъ на лицѣ секретаря было какое-то безыменное облачко, такъ точно и во всей его манерѣ была какая-то неизъяснимая тѣнь. Не то, чтобъ онъ былъ конфузливъ, какъ въ тотъ вечеръ, когда онъ впервые очутился посреди семейства Вильфера: теперь онъ, говоря вообще, не конфузился; однако, что-то оставалось. Но то, чтобъ онъ дурно держалъ себя, какъ тогда: теперь онъ держалъ себя очень хорошо, скромно, предупредительно, однако, что-то оставалось. Много разъ было писано о людяхъ, которые подвергались жестокому заключенію или пережили страшную катастрофу, или, побужденные самосохраненіемъ, убили безоружное, подобное себѣ существо, что воспоминаніе объ этомъ никогда не сглаживалось во всей ихъ манерѣ до самой смерти. Не было ли и здѣсь такого же воспоминанія?
   Онъ устроилъ себѣ временную контору въ новомъ домѣ, и все шло, какъ нельзя лучше подъ его рукою. Было только одно странное исключеніе. Онъ явно отказывался отъ сношеній со стряпчимъ мистера Боффина. Раза два или три, какъ только оказывался къ тому малѣйшій поводъ, онъ представлялъ самому мистеру Боффину вступать въ эти сношенія. Вскорѣ уклончивость эта такъ курьезно стала бросаться въ глаза, что мистеръ Боффинъ заговорилъ съ нимъ насчетъ этой странности.
   -- Это правда,-- согласился секретарь.-- я бы желалъ, чтобы это мимо меня шло.
   Нѣтъ ли у него личнаго нерасположенія къ мистеру Ляйтвуду?
   -- Я съ нимъ не знакомъ.
   Не понесъ ли онъ какихъ непріятностей отъ судебныхъ процессовъ?
   -- Не болѣе другихъ,-- былъ краткій отвѣтъ.
   Не предубѣжденъ ли онъ противъ всей природы законниковъ?
   -- Нѣтъ. Но пока я занимаюсь у васъ, сэръ, лучше бы уволитъ меня отъ посредничества между законникомъ и его кліентомъ. Впрочемъ, если вы этого требуете, мистеръ Боффинъ, я готовъ уступить. Но я счелъ бы за большую милость, если бы вы этого не требовали отъ меня безъ крайней надобности.
   Нельзя сказать, чтобы въ этомъ была крайняя надобность, ибо у Ляйтвуда въ рукахъ не было никакихъ дѣлъ, кромѣ безконечно длившагося дѣла о неоткрытомъ преступникѣ и еще по покупкѣ дома. Всѣ прочія дѣла, которыя должны были бы перейти къ нему, теперь заканчивались у секретаря, подъ управленіемъ котораго они шли гораздо скорѣе и удовлетворительнѣе, чѣмъ могли бы идти, попавъ въ область юнаго Блейта. Золотой Мусорщикъ вполнѣ постигалъ это. Даже дѣло, бывшее на ближайшей очереди по части розысковъ преступника, весьма мало требовало личныхъ сношеній секретаря со стряпчимъ, ибо смыслъ его состоялъ въ слѣдующемъ: такъ какъ смерть Гексама лишила трудъ "честнаго человѣка", трудившагося въ потѣ лица, барышей, то честный человѣкъ плутовски уклонился отъ проливанія напраснаго пота, сопряженнаго съ тѣмъ, что на языкѣ практическихъ юристовъ зовется: "прошибать каменную стѣну присягою". Итакъ, этотъ новый свѣтъ мелькнулъ было и тотчасъ-же исчезъ. Но пересмотръ старыхъ фактовъ привелъ кого-то изъ заинтересованныхъ въ дѣлѣ людей къ мысли, что не дурно бы прежде, чѣмъ сложить эти факты на мрачныя полки, вѣроятно уже на вѣки, не дури о было бы убѣдить или заставить нѣкоего мистера Юлія Гандфорда явиться къ допросу. А такъ какъ всякій слѣдъ мистера Юлія Гандфорда былъ потерянъ, то Ляйтвудъ и отнесся къ своему кліенту за полномочіемъ отыскивать его чрезъ публичныя объявленія.
   -- Письмецо бы къ Ляйтвуду написать, Роксмитъ. Или и это вамъ тоже не но нутру?
   -- Ничуть, сэръ.
   -- Такъ можетъ вы черкнете ему строчки двѣ, и скажете, что онъ воленъ дѣлать, что ему угодно. Не думаю, чтобъ это удалось.
   -- Не думаю, чтобъ это удалось,-- повторилъ секретарь.
   -- Все-таки онъ воленъ дѣлать, что угодно.
   -- Сейчасъ же напишу. Позвольте поблагодарить васъ за такое внимательное снисхожденіе къ моему нерасположенію въ этомъ случаѣ; можетъ-быть, оно покажется вамъ менѣе страннымъ, если я признаюсь самъ, что хотя и не знаю мистера Ляйтвуда, но онъ пробуждаетъ во мнѣ непріятное воспоминаніе. Не его ш:на; онъ не заслуживаетъ никакого порицанія и даже не знаетъ моего имени.
   Мистеръ Боффинъ покончилъ это дѣло, кивнувъ раза два головой. Письмо было написано, и на другой же день появилась публикація въ газетахъ, относившаяся къ мистеру Юлію Гапдфорду. Его просили войти въ сношенія съ мистеромъ Мортимеромъ Ляитвудомъ, въ видахъ содѣйствовать правосудію, и назначалась награда тѣмъ, кому извѣстно мѣстопребываніе его, и кто сообщитъ таковое вышереченному мистеру Ляйтвуду, въ контору его въ Темплѣ. Каждый день въ теченіе шести недѣль объявленіе это печаталось во главѣ всѣхъ газетъ, и каждый день въ продолженіе шести недѣль секретарь, видя его, говорилъ про себя тѣмъ же тономъ, какъ сказалъ своему хозяину: "не думаю, чтобъ это удалось".
   Въ числѣ начальныхъ его занятій видное мѣсто занималъ розыскъ того сироты, котораго желала мистриссъ Боффинъ. Съ самыхъ первыхъ поръ онъ выказывалъ особенное желаніе понравиться ей, и зная, что она принимаетъ этотъ предметъ къ сердцу, заботился о немъ съ неутомимымъ участіемъ и спѣшностью.
   Мистеръ и мистриссъ Мильвей нашли этотъ поискъ довольно труднымъ. Иной сирота и подходилъ бы, да былъ не того пола, (что большею частію и случалось), а то слишкомъ въ лѣтахъ, иль очень юнъ, или очень болѣзненъ, или ужъ очень грязенъ, или ужъ очень къ улицѣ привыкъ, или слишкомъ склоненъ къ побѣгу; а то случалось такъ, что нельзя было совершить эту филантропическую сдѣлку иначе, какъ куплей сироты. Ибо, едва становилось извѣстнымъ, что нѣкто ищетъ сироту, тотчасъ откуда то брался преданный другъ сироты и оцѣнивалъ его голову.
   Внезапность, съ которою повышался курсъ на сиротъ, не имѣла примѣра въ самыхъ сумасшедшихъ колебаніяхъ биржи. Въ девять часовъ утра, напримѣръ, сиротка, занимаясь приготовленіемъ пирога изъ грязи, стоилъ на пять тысячъ процентовъ ниже нарицательной цѣны, а въ полдень (когда на него являлся спросъ) поднимался до пяти тысячъ процентовъ свыше. Рынокъ становился попри темъ разнообразныхъ ловкихъ продѣлокъ. Фальшивые фонды пускались въ обращеніе. Родители отважно выдавали себя за покойниковъ и приводили съ собою сиротъ своихъ. Запасы настоящихъ сиротъ потаенно скрадывались съ рынка. Какъ только эмиссары, нарочно для того разставленные, возвѣщали, что мистеръ и мистриссъ Мильвей появлялись въ заднихъ переулкахъ {Court, дворъ, это въ Лондонѣ непроѣздныя узенькія улицы, позади проѣздныхъ улицъ, проходы занимаемые рабочимъ людомъ, выстланные плитами; они постоянно наполнены играющими ребятишками.}, запасы сиротъ мгновенно прятались, и видѣть этотъ товаръ можно было развѣ только на условія поставить галлонъ пива сводчику. Страшныя колебанія происходили, когда обладатели этого товара, сначала притаившись, вдругъ потомъ выбрасывали на рынокъ разомъ цѣлую дюжину сиротъ. Въ основѣ всѣхъ этихъ операцій былъ принципъ барыша и наживы, а объ этомъ-то принципѣ и не догадывались мистеръ и мистриссъ Мильвей.
   Наконецъ, преподобнымъ Франкомъ Мильвеемъ получены были вѣсти объ очаровательномъ сиротѣ, находящемся въ Брентфордѣ. У одного изъ его покойныхъ родителей (бывшихъ его прихожанъ) была бѣдная вдовая бабка въ этомъ миломъ городкѣ, и она-то, мистриссъ Бетти Гигденъ, съ материнскою заботливостью выходила сиротку, но не имѣла средствъ содержать его.
   Секретарь предложилъ мистриссъ Боффинъ на выборъ либо послать его для предварительнаго осмотра сироты, либо съѣздить самой, чтобы лично и за одинъ разъ составить себѣ мнѣніе. Такъ какъ мистриссъ Боффинъ предпочла послѣдній способъ, то въ одно прекрасное утро они сѣли въ наемный фаэтонъ, взявъ съ собою сзади головастаго молодого человѣка.
   Жилище мистриссъ Бетти Гигдень не такъ-то легко было отыскать, ибо оно запуталось въ такомъ лабиринтѣ закоулініл" грязнаго Брентфорда, что они оставили экипажъ у вывѣски Трехъ Сорокъ и отправились на поискъ пѣшкомъ. Послѣ многихъ разспросовъ и неудачъ, имъ указали въ переулкѣ крошечный коттеджъ, съ отворенною дверью, которая была загорожена доской; перевѣсясь черезъ эту доску, джентльменъ самаго нѣжнаго возраста удилъ грязь безголовою деревянною лошадкой на шнуркѣ. Въ этоуѣ юномъ спортсменѣ, отличавшемся круглою, курчавою, русою голивой и здоровымъ видомъ, секретарь предугадалъ сироту. По несчастію, въ то время, какъ они ускорили шагъ, случилось, что сирота, въ жару момента, потерялъ чувство личнаго самосохраненія, перекувырнулся и шлепнулся на улицу. Будучи круглымъ сиротой, онъ покатился и скатился въ подостокъ прежде, чѣмъ они могли подоспѣть. Изъ водостока онъ былъ спасенъ Джономъ Рокгмитомъ, и такимъ образомъ первая встрѣча съ мистриссъ Гигденъ была ознаменована тѣмъ неловкимъ обстоятельствомъ, что они завладѣли, можно бы съ перваго взгляда сказать -- незаконно завладѣли сиротою, держа его внизъ головою, которая побагровѣла въ лицѣ. Доска же поперекъ входа, дѣйствуя западней на ноги выходящей мистриссъ Гигдень, равно и на ноги входящихъ млстриссъ Боффинъ и Джона Роксмита, значительно увеличила затруднительность положенія, которому крики сироты сообщали весьма мрачный и жестокій характеръ. Сначала невозможно было объясниться но тому случаю, что у сироты "духъ сперся". Это выразилось оцѣпенѣніемъ, свинцовою блѣдностью и мертвымъ безмолвіемъ, въ сравненіи съ которымъ крики его были прелестною музыкой. Но по мѣрѣ того, какъ онъ приходилъ въ себя, мистриссъ Боффинъ рекомендовалась, и улыбающійся тихій миръ возвратился въ домъ мистриссъ Бетти Гигденъ. Домъ оказался небольшимъ помѣщеніемъ съ большимъ каткомъ; у ручки этой махины стоялъ долговязый парень, съ весьма небольшою головой и открытымъ ртомъ несоразмѣрной величины, который, казалось, помогалъ глазамъ его таращиться на посѣтителей. Въ уголку, подъ каткомъ, на парѣ скамеекъ, сидѣли двое малютокъ: мальчикъ и дѣ очка. Иногда долговязый парень, переставая таращить глаза, пускалъ катокъ: страшно было видѣть, какъ онъ устремлялся на эти двѣ невинности, подобно стѣнобитной махинѣ, предназначенной для истребленія ихъ, и безвредно отходилъ назадъ, приблизившись на палецъ къ ихъ головкамъ. Комнатка чиста и опрятна, съ кирпичнымъ поломъ, въ одно окно, съ ромбическими стеклами, съ юбкой у камина, съ веревками, протянутыми отъ пола до верху окна, по которымъ къ предстоящему времени года должны вырости красные бобы, если судьбы будутъ благопріятствовать. Но какъ бы ни благопріятствовали судьбы Бетти Гигденъ въ прошлыя времена года но части бобовъ, онѣ не слишкомъ баловали ее по части денегъ. Легко было замѣтить, что она бѣдна. Мистриссъ Бетти Гигденъ была одною изъ тѣхъ старыхъ женщинъ, которыя, будучи вооружены неукротимою волей и сильнымъ сложеніемъ, борются долгіе годы, хотя каждый годъ приходилъ съ своими новыми сокрушительными ударами, какъ свѣжій борецъ противъ нея, уже истомленный боемъ. Она была энергическая старушка, съ большими темными глазами и рѣшимостью въ лицѣ, по совершенно доброе созданіе. Она была по но логикѣ разсуждающая женщина, по Богъ милостивъ, и сердца зачтутся на небесахъ въ такую же цѣну, какъ и головы.
   -- Такъ точно!-- сказала она, когда приступили къ дѣлу.-- Мистриссъ Мильвей была такъ добра, писала ко мнѣ, сударыня, и я просила Слякоть прочесть. Славное письмецо было; да и она-то ласковая леди.
   Посѣтители поглядѣли на долговязаго парня, который еще шире таращилъ ротъ и глаза, какъ бы указывая этимъ, что онъ-то самая Слякоть и есть.
   -- Потому сама-то я, видите ли,-- сказала Бетти, -- не такъ-то разбираю рукописное, хоть и могу читать Ветхій и Новый Завѣтъ и всякое печатное. И газеты люблю. Можетъ вы не повѣрите, а Слякоть отлично читаетъ газеты. Онъ читаетъ полицейскія дѣла на разные голоса.
   Посѣтители сочли необходимымъ изъ вѣжливости взглянуть на Слякоть, который, глядя на нихъ, внезапно закинулъ голову, распялилъ ротъ до крайней широты и громко захохоталъ. При этомъ обѣ невинности, которыхъ мозги были въ явной опасности отъ катка, захохотали, и мистриссъ Гигденъ захохотала, и сирота захохоталъ, а тамъ и посѣтители захохотали.
   Тутъ Слякоть, казалось, въ припадкѣ рабочей маніи или бѣшенства, завертѣлъ ручкой катка и пустилъ его противъ головъ двухъ невинностей съ такимъ трескомъ и гуломъ, что мистриссъ Гигденъ остановила его.
   -- Господамъ не слыхать своихъ словъ, Слякоть; постой капельку, погоди!
   -- Это самое и есть то милое дитя, что у васъ на колѣняхъ?-- сказала мистриссъ Боффинъ.
   -- Да, сударыня, это Джонни.
   -- Даже Джонни!-- вскрикнула мистриссъ Боффинъ, обращаясь къ секретарю.-- Даже Джонни! Славный мальчикъ!
   Опустивъ подбородокъ, по обычаю робкихъ дѣтей, Джонни украдкой взглядывалъ голубыми глазами на мистриссъ Боффинъ и тянулся пухлою съ ямочками ручкой къ губамъ старухи, которую та время отъ времени цѣловала.
   -- Да, ма'мъ, славный мальчикъ, золотой, милый мальчикъ. Это сынокъ послѣдней моей внучки. Она отправилась вслѣдъ за прочими...
   -- А эти не братъ и не сестра ему?-- сказала мистриссъ Боффинъ.
   -- О, никакъ нѣтъ, сударыня! Эти -- питомцы.
   -- Питомцы?-- повторилъ секретарь.
   -- Отданы на воспитаніе, сэръ. Я содержу воспитательную школу. Я могу держать только трехъ, по причинѣ катка. Но я люблю дѣтокъ, да и четыре пенса въ недѣлю все-таки четыре пенса. Подите сюда Тодльсъ и Подльсъ.
   Тодльсъ было ласкательное имя мальчика, Подльсъ -- дѣвочки Крошечными нетвердыми шажками, перешли они полъ рука объ руку, будто пробираясь чрезвычайно трудною дорогой, пересѣченною ручьями, и когда мистриссъ Гигденъ погладила ихъ по головкѣ, они устремились на сироту, будто драматически изображая попытку торжественно взять его въ плѣнъ и рабство. Всѣмъ троимъ дѣтямъ это доставило большое наслажденіе, и сочувствующій Слякоть опять громко захохоталъ. Когда стало прилично прекратить игру, Бетти Гигденъ, сказала:, идите на мѣсто, Тодльсъ и Подльсъ", и они вернулись рука объ руку черезъ всю страну и, казалось, находили, что ручьи переполнились недавними дождями.
   -- А мистеръ или мастеръ... какъ это?..-- сказалъ секретарь, не зная за что считать Слякоть за мужчину ли, мальчика ли, или за что.
   -- Дитя любви, -- отвѣтила Бетти Гигденъ, понизивъ голосъ,-- родители неизвѣстны; на улицѣ нашли. Онъ былъ воспитанъ,-- вздрогнувъ съ отвращеніемъ,-- въ Домѣ...
   -- Въ рабочемъ домѣ?-- сказалъ секретарь.
   Мистриссъ Гигденъ нахмурила старое смѣлое лицо и глухо іи и пула да.
   -- Вы не любите вспоминать о немъ?
   -- Не люблю вспоминать о немъ?-- отвѣтила старая женщина.-- Лучше убейте меня, чѣмъ сдать туда. Лучше бросьте этого красавца-ребенка подъ ноги возовыхъ лошадей и подъ нагруженный возъ, чѣмъ взять его туда. Придите къ мамъ, найдите насъ умирающими, подставьте свѣчу подъ постель, пусть лучше сгоримъ и съ домомъ-то въ кучу золы прежде, чѣмъ тѣло наше будетъ тамъ!.. Джонни, красавчикъ,-- продолжала старая Бетти, лаская ребенка, и скорѣй причитая надъ нимъ, чѣмъ говоря ему:-- старой бабусѣ Бетти восьмой десятокъ доходитъ. Она вѣкъ не просила милостыни, въ жизнь не брала ни одного пенни изъ кассы для бѣдныхъ. Платила всѣ подати, какъ только было чѣмъ платить; работала, когда могла, голодала, когда надо. Моли Бога, чтобы бабусѣ достало силъ до конца (по лѣтамъ-то силы еще вволю, Джонни) на подъемъ съ постели встать, на побѣгушки, на работу, и пусть лучше издохну въ какой-нибудь трущобѣ, чѣмъ попасть въ руки этихъ безжалостныхъ людей въ рабочемъ домѣ, которые дразнятъ, изнуряютъ, презираютъ и позорятъ честнаго бѣдняка.
   -- А работаетъ ли онъ на васъ?-- спросилъ секретарь, ловко направляя разговоръ на мастера или мистера Слякоть.
   -- Какъ же,-- сказала Бетти съ добродушною усмѣшкой и кивкомъ головы, -- даже очень исправно.
   -- Онъ тутъ и живетъ?
   -- Чаще тутъ, чѣмъ въ другихъ мѣстахъ. Онъ былъ помѣченъ просто незаконнорожденнымъ, а ко мнѣ попалъ питомцемъ. Я условилась съ мистеромъ Блоггомъ, церковнымъ сторожемъ, взять его въ питомцы, по случаю увидѣвъ его въ церкви и полагая, что я что-нибудь изъ него сдѣлаю. Тогда это былъ слабый чахлый ребенокъ.
   -- Какъ его настоящее, имя?
   -- То-есть, видите ли, сказать правильнѣе, настоящаго-то имени у него нѣтъ. Догадываюсь я, что имя произошло отъ того, что его нашли въ дождливую ночь, въ слякоть.
   -- Онъ кажется парень ласковый.
   Помилуйте, сэръ,-- отвѣтила Бетти,-- въ немъ кусочка нѣтъ неласковаго. Вы можете сами судить, какъ онъ ласковъ, стоитъ только вамъ окинуть его глазомъ съ ногъ до головы.
   Слякоть былъ топорной работы: слишкомъ великъ въ длину, слишкомъ малъ въ ширину, слишкомъ угловатъ на сгибахъ,-- одно изъ неряшливѣйшихъ существъ мужескаго пола, рожденныхъ быть нескромно чистосердечными въ откровеніи пуговицъ. Слякоть владѣлъ значительнымъ капиталомъ въ колѣнахъ, локтяхъ, кулакахъ и лодыжкахъ и никакъ не умѣлъ распорядиться имъ съ наибольшею выгодой, но помѣщалъ его подъ плохія обезпеченія и запутывался въ затруднительныхъ обстоятельствахъ. Рядовой No! въ ротѣ новичковъ изъ полка жизни, онъ все-таки имѣлъ смутное понятіе о вѣрности своему знамени.
   -- Ну, теперь,-- сказала мистриссъ Боффинъ,-- касательно Джонни.
   Пока Джонни, поджавъ подбородокъ и надувъ губки, склонялся на колѣняхъ у бабушки Бетти, уставя голубые глаза на посѣтителей и заслонясь отъ наблюденій ручонкой съ ямочками, старая Бетти взяла одну изъ свѣжихъ и пухлыхъ ручекъ его въ свою изсохшую правую руку и принялась тихонько пошлепывать ею по своей высохшей лѣвой.
   -- Слушаю, сударыня. Касательно Джонни.
   -- Если вы довѣрите мнѣ это милое дитя,-- сказала мистриссъ Боффинъ съ такимъ выраженіемъ лица, что юно само вызывало на довѣріе:-- у него будетъ самый лучшій домъ, самый лучшій уходъ, самое лучшее воспитаніе, самые лучшіе друзья. Если Богу угодно, я буду ему доброю матерью.
   -- Я вамъ очень благодарна, сударыня, и милый ребенокъ былъ бы очень благодаренъ, еслибъ онъ могъ понимать.-- Она все пошлепывала маленькою ручкою свою.-- Я не стала бы поперекъ дороги милаго ребенка, еслибы даже вся моя жизнь была еще у меня впереди, вмѣсто малости, которая мнѣ остается, но я надѣюсь, вы не осудите, что я привязана къ ребенку покрѣпче, нежели можно сказать словами. Вѣдь это послѣдняя живая вещица, которая у меня осталась.
   -- Осудить, душа моя? Какъ же это можно, послѣ того, какъ вы съ такою нѣжностью выходили его?
   -- Я видѣла ихъ у себя,-- сказала Бетти, все легонько пошлепывая ручкою ребенка по своей жесткой морщинистой рукѣ,-- такъ много на колѣняхъ; и всѣ убрались, кромѣ одного этого! Мнѣ стыдно, что я кажусь такою себялюбивою, но на самомъ дѣлѣ я не думаю такъ. Это дастъ ему счастье, онъ будетъ джентльменомъ, когда я умру. Я... я... не знаю, что такое на меня нашло... Я пересилю это. Не глядите на меня.
   Легонькіе шлепки остановились, смѣло-очерченныя губы задрожали, и прекрасное, важное, старое лицо изнемогло и залилось слезами.
   Тутъ, къ большому облегченію посѣтителей, чувствительный Слякоть едва увидѣвъ свою покровительницу въ этомъ состояніи, какъ въ ту же минуту, закинувъ голову и разинувъ ротъ, подалъ голосъ и замычалъ. Эта тревожная вѣсть о нѣкоей бѣдѣ мгновенно поразила Тодльса и Подльса, которые не успѣли еще порядкомъ разревѣться, какъ Джонни, опрокинувшись и отбиваясь отъ мистриссъ Боффинъ парой своихъ башмачонковь, самъ сталъ жертвой отчаянія. Но тутъ мистриссъ Бетти Гигденъ въ минуту пришла въ себя и призвала всѣхъ къ порядку съ такою поспѣшностью, что Слякоть, коротко оборвавшись на многосложномъ мычаніи, обратилъ свою энергію на катокъ и сдѣлалъ нѣсколько штрафныхъ оборотовъ прежде, чѣмъ затихъ.
   -- Ну, ну, ну!-- сказала мистриссъ Боффинъ, почти считая свою добрую душу самою безжалостною изо всѣхъ женскихъ душъ.-- Ничего такого не будетъ. Не надо пугаться; мы всѣ спокойны, всѣ. Такъ, вѣдь, мистриссъ Гигденъ?
   -- Конечно такъ,-- отвѣтила Бетти.
   -- И въ самомъ дѣлѣ, вы знаете, это не къ спѣху,-- сказала мистриссъ Боффинъ въ полголоса,-- повремените, подумайте объ этомъ, мой дружокъ!
   -- Не бойтесь ужъ меня, сударыня,-- сказала Бетти,-- я ужъ вчера надумалась объ этомъ. Я не знаю, что такое нашло на меня теперь; но ужъ этого больше не будетъ.
   -- Ну такъ у Джонни будетъ время подумать объ этомъ,-- отвѣтила мистриссъ Боффинъ:-- милое дитя попривыкнетъ къ этому, а вы попріучите его. Не такъ ли?
   Бетти весело и съ готовностью приняла это на себя.
   -- Господи!-- вскрикнула мистриссъ Боффинъ, лучезарно глядя вокругъ себя:-- мы хотимъ осчастливить всѣхъ, а не ужасать. Потрудитесь же увѣдомить меня, когда станете привыкать къ этому, и какъ все тамъ прочее пойдетъ у васъ.
   -- Я пошло Слякоть,-- сказала мистриссъ Гигденъ.
   -- А вотъ этотъ джентльменъ, что пріѣхалъ со мной, заплатить ему за хлопоты,-- сказала мистриссъ Боффинъ.-- А вы, мистеръ Слякоть, когда ко мнѣ пожалуете, не уйдете безъ добраго обѣда съ мясомъ, пивомъ, съ овощами, съ пуддингомъ.
   Это гораздо болѣе прояснило видъ дѣла. Ибо, такъ какъ чрезвычайно симпатическій Слякоть сперва вытаращилъ глаза и оскалилъ зубы, а тамъ загоготалъ съ хохотомъ, то Тодльсъ и Подльсъ отвѣтили ему въ масть, а Джонни покрылъ козыремъ. Тодльсъ и Подльсъ, находя эти обстоятельства благопріятными для вторичной драматической вылазки противъ Джонни, снова отправились черезъ всю страну, рука объ руку, на флибустьерскую экспедицію, и по окончаніи сраженія въ углу у камина, за кресломъ мистриссъ Гигденъ, съ большою доблестью съ обѣихъ сторонъ, эти отчаянные пираты возвратились къ своимъ скамеечкамъ, также рука объ руку, черезъ сухое русло горнаго потока.
   -- Скажите, что могу сдѣлать для васъ. Бетти, другъ мой,-- конфиденціально сказала мистриссъ Боффинъ,-- если не сегодня, такъ въ слѣдующій разъ?
   -- Все равно, благодарю васъ, сударыня, но я ни въ чемъ не нуждаюсь... Я могу работать. Я сильна. Я могу пройти двадцать миль, если надо.
   Старая Бетти была горда; большіе глаза ея искрились, когда она говорила это.
   -- Такъ, но вѣдь кой-какія маленькія удобства не повредятъ вамъ?-- отвѣтила мистриссъ Боффинъ.-- Богъ съ вами, я сама не больше васъ родилась барыней!
   -- Мнѣ кажется,-- сказала Бетти, улыбаясь,-- что вы родились барыней, и настоящею, или не родилось еще на свѣтѣ ни одной барыни! Только я ничего не могу принять отъ васъ, моя дорогая. Я ни отъ кого ничего не принимала. Не то, чтобъ я не умѣла быть благодарною, а только мнѣ пріятнѣе самой выручать.
   -- Полноте!-- отвѣтила мистриссъ Боффинъ -- Я вѣдь только пустячки хотѣла вамъ предложить, а то я не позволила бы себѣ.
   Бетти поднесла къ губамъ руку своей посѣтительницы, въ знакъ благодарности за деликатный отвѣтъ. Удивительна была прямизна ея стана, и удивительною самонадѣянностію блестѣлъ ея взглядъ, когда стоя и глядя въ лицо посѣтительницы, она объяснялась далѣе.
   -- Еслибъ я могла оставить у себя милое дитя безъ боязни, что его не постигнетъ та судьба, о которой я говорила, я никогда не разсталась бы съ нимъ, даже для васъ. Я люблю его, очень люблю, крѣпко люблю. Я въ немъ люблю моего мужа, давно умершаго. Я въ немъ люблю моихъ умершихъ дѣтей. Я въ немъ люблю умершіе дни моей молодости и надеждъ. Еслибъ я продала эту любовь, я не смѣла бы взглянуть въ ваше доброе лицо. Это вольный даръ. Мнѣ ничего не надо. Когда силы измѣнятъ, мнѣ бы только умереть поскорѣй, и я вполнѣ буду довольна. Я стояла межь покойными дѣтьми на томъ, что стыдно искать пріюта въ рабочемъ домѣ; я всѣхъ ихъ отстояла. Того, что зашито у меня въ платьѣ (она положила руку на грудь), какъ разъ хватитъ, чтобы положить меня въ могилу. Позаботьтесь только, чтобъ это было истрачено правильно, чтобы до конца уберечь меня отъ этой бѣды и позора, и вы сдѣлаете для меня не пустяки, а все, что еще дорого моему сердцу на этомъ свѣтѣ.
   Посѣтительница пожала руку мистриссъ Бетти Гигденъ. Строгое, старое лицо уже не туманилось печалью.
   Теперь надо было заманить Джонни къ занятію временной позиціи на колѣняхъ у мистриссъ Боффинъ. Насилу, и то не прежде, какъ двое уменьшительныхъ питомцевъ подстрекнули въ немъ соревнованіе, на глазахъ его достигнувъ одинъ за другимъ этого поста и покинувъ его безъ обиды, кое-какъ убѣдили его разстаться съ подоломъ мистриссъ Гигденъ, къ которому онъ. даже въ объятіяхъ мистриссъ Боффинъ, выказывалъ сильное стремленіе, духовное и тѣлесное; первое выражалось въ чре звычайно мрачномъ лицѣ, послѣднее, въ протянутыхъ ручонкахъ Однакожъ, общее описаніе игрушечныхъ чудесъ, скрывавшихся въ домѣ мистриссъ Боффинъ, такъ примирило этого мірскинастроеннаго сироту, что онъ осмѣлился поглядѣть на нее, нахмурясь и держа кулакъ во рту, и даже засмѣялся, когда упомянули о богато-осѣдланномъ конѣ на колесахъ, одаренномъ невѣроятною способностью скакать прямо въ пирожныя лавки. Слухъ этотъ, подхваченный питомцами, разросся въ очаровательное тріо, къ общему удовольствію.
   Итакъ, свиданіе оказалось весьма успѣшнымъ, порадовало мистриссъ Боффинъ и удовлетворило всѣхъ. Не менѣе прочихъ и Слякоть, который взялся провести посѣтителей обратно лучшимъ путемъ къ Тремъ Сорокамъ, и къ которому головастый молодой человѣкъ выказалъ величайшее презрѣніе.
   Такъ какъ дѣло это пошло въ ходъ, то секретарь отвезъ мистриссъ Боффинъ въ Павильонъ и нашелъ себѣ занятіе въ новомъ домѣ до самаго вечера. Когда же насталъ вечеръ, онъ выбралъ къ своей квартирѣ путь, шедшій лугомъ; но съ намѣреніемъ ли найти на этомъ лугу миссъ Беллу Вильферъ, это по было такъ безспорно, какъ то, что она постоянно гуляла здѣсь въ этотъ часъ.
   И она безспорно была тутъ. Сбросивъ трауръ, миссъ Белла нарядилась въ такіе превосходные цвѣта, какіе только можно было подобрать. Нельзя отрицать, что она была такъ же прекрасна, какъ и они, и что она и цвѣта очень мило шли другъ къ другу. Прогуливаясь, она читала, и слѣдовательно изъ того, что она не показывала виду, будто знала о приближеніи мистера Роксмита, надо, заключить, что она и не знала объ его приближеніи.
   -- А,-- сказала миссъ Белла, поднимая глаза съ книги когда онъ остановился передъ нею:-- это вы?
   -- Я самый. Славный вечеръ!
   -- Будто?-- сказала Белла, холодно посмотрѣвъ вокругъ.-- Въ самомъ дѣлѣ такъ; и я это теперь замѣчаю, какъ вы сказали. Я не думала о погодѣ.
   -- Книгой занялись?
   -- Да-а,-- отвѣчала Белла, съ оттѣнкомъ равнодушія.
   -- Повѣсть любви, миссъ Вильферъ?
   -- О, совсѣмъ нѣтъ! Иначе я не стала бы читать. Тутъ больше о деньгахъ, нежели о чемъ другомъ.
   -- Не говорится ли тутъ, что деньги лучше чего другого?
   -- Даю вамъ слово,-- отвѣтила Белла,-- я забыла, что тутъ говорится, но вы сами можете найти это, если угодно, мистеръ Роксмитъ. Мнѣ она больше не нужна.
   Секретарь взялъ книгу, которая зашуршала листами, будто вѣеромъ, и пошелъ рядомъ съ нею.
   -- Я имѣю порученіе къ вамъ, миссъ Вильферъ.
   -- Не понимаю, какое можетъ быть у васъ порученіе ко мнѣ,-- сказала Белла все также протяжно.
   -- Отъ мистриссъ Боффинъ. Она просила меня увѣрить васъ въ чувствѣ удовольствія, съ которымъ она будетъ готова принять васъ черезъ недѣлю или, самое большее, черезъ двѣ.
   Белла повернула къ нему голову, съ своими поднятыми кверху прекрасно-дерзкими бровями и опущенными рѣсницами, какъ будто говоря: прошу покорно! какъ же попало вамъ это порученіе?
   -- Я ждалъ случая сказать вамъ, что я секретаремъ у мистера Боффина.
   -- Это не прибавитъ мнѣ мудрости,-- гордо проговорила миссъ Белла, потому что я не знато, что такое секретарь. 11е то, что слово это значитъ?
   -- Совершенно не то.
   Украдкой брошенный взглядъ на ея лицо, въ то время, какъ секретарь шелъ рядомъ съ ней, показалъ ему, что она не ожидала отъ него столь прямо? согласія на ея слова.
   -- Стало-быть, вы будете тамъ, мистеръ Роксмитъ?-- спросила она, какъ будто это сбавляло цѣну.
   -- Всегда? Нѣтъ. Часто? Да.
   -- Увы!-- процѣдила Белла съ тономъ огорченія
   -- Но мое секретарское положеніе будетъ не такое, какъ ваше: вы гостья. Вы мало, или почти вовсе не будете, слышать обо мнѣ. Я буду заниматься дѣлами, а вы будете заниматься удовольствіями. Мнѣ надо будетъ зарабатывать жалованье, вы же будете только веселиться и привлекать.
   -- Привлекать, сэръ?-- сказала Белла, снова приподнимая брови и опуская рѣсницы.-- Я не понимаю васъ.
   Не отвѣчая на этотъ пунктъ, мистеръ Роксмитъ продолжалъ:
   -- Извините меня; когда я въ первый разъ видѣлъ васъ въ черномъ платьѣ...
   (Вотъ! было мысленное восклицаніе миссъ Беллы. Что я вамъ говорила? Всякій замѣчаетъ этотъ потѣшный трауръ!)
   -- ...Когда я впервые увидѣлъ васъ въ черномъ платьѣ, я не умѣлъ сообразитъ этой разницы въ костюмѣ между вами а другими членами вашего семейства. Надѣюсь, въ томъ не было дерзости, что я размышлялъ объ этомъ?
   -- Не надѣюсь, а увѣрена,-- свысока сказала миссъ Белла,-- но вамъ лучше знать, какъ вы объ этомъ размышляли.
   Мистеръ Роксмитъ наклонилъ голову съ видомъ мольбы и продолжалъ:
   -- Съ тѣхъ поръ, какъ я познакомился съ дѣлами мистера Боффина, я необходимо долженъ былъ разгадать маленькую тайну.
   -- Осмѣлюсь замѣтить, я увѣренъ, что многое въ потерѣ вашей можетъ быть вознаграждено; я говорю только о богатствѣ, миссъ Вильферъ. Потеря совершенно чужого человѣка, достоинства или недостатки котораго ни я, ни даже вы сами, не можемъ оцѣнить тутъ ни при чемъ. Но этотъ превосходный джентльменъ и леди такъ полны простоты, такъ полны великодушія, такъ желаютъ вамъ добра и такъ желаютъ,-- какъ бы это выразить?-- искупить чѣмъ-нибудь свое счастіе, что вамъ стоитъ только отвѣчать имъ.
   Подстерегая ее новымъ воровскимъ взглядомъ, онъ видѣлъ на ея лицѣ какое-то тщеславное торжество, котораго не могла скрыть напускная холодность.
   -- Такъ какъ мы были сведены подъ одною кровлей случайнымъ стеченіемъ обстоятельствъ, которыя страннымъ образомъ продолжаются и въ новыхъ отношеніяхъ между нами, то я позволилъ себѣ сказать эти немногія слова. Надѣюсь, вы по считаете ихъ неумѣстными,-- почтительно сказалъ секретарь.
   -- Право, мистеръ Роксмитъ, я не знаю за что считать ихъ, -- отвѣтила молодая леди.-- Они совершенію Новы для меня, и, можетъ быть, имѣютъ все свое основаніе только въ воображеніи вашемъ.
   -- Увидите.
   Этотъ лугъ лежалъ какъ разъ противъ дома Вильферовъ. Благоразумная мистриссъ Вильферъ, выглянувъ изъ окна и увидавъ дочь свою на совѣщаніи съ жильцомъ, въ минуту повязала голову и вышла, какъ бы на случайную прогулку.
   -- Я говорилъ миссъ Бильферъ, сказалъ Джонъ Роксмитъ, когда величественная леди гордо подошла къ нимъ,-- что я, страннымъ случаемъ, нахожусь у мистера Боффина секретаремъ или дѣловымъ человѣкомъ.
   -- Я не. имѣю,-- отвѣтила мистриссъ Вильферъ, помахивая перчатками въ хроническомъ припадкѣ достоинства и смутнаго нерасположенія,-- чести интимнаго знакомства съ мистеромъ Боффиномъ, и не мнѣ поздравлять этого джентльмена со сдѣланнымъ имъ пріобрѣтеніемъ.
   -- Довольно жалкимъ,-- сказалъ Роксмитъ.
   -- Извините меня,-- отвѣтила мистриссъ Вильферъ,-- достоинства мистера Боффина могутъ быть высоки въ сравненіи съ другими,-- могутъ быть болѣе высоки, чѣмъ можно заключать по наружности его супруги, но считать его достойнымъ лучшаго помощника это значило бы доводить смиреніе до умопомѣшательства.
   -- Вы слишкомъ добры. Я также говорилъ миссъ Вильферъ, что ее скоро ждутъ въ новую резиденцію въ городѣ.
   -- Я уже изъявила молчаливое согласіе,-- сказала мистриссъ Вильферъ, сильно пожавъ плечами и снова махнувъ перчатками,-- на принятіе моею дочерью предложенія мистриссъ Боффинъ, а потому я теперь препятствій не дѣлаю.
   Тутъ миссъ Белла сдѣлала ей выговоръ:
   -- Пожалуйста, мама, не говорите безсмыслицы.
   -- Тс!-- сдѣлала мистриссъ Вильферъ.
   -- Нѣтъ, мама, я не хочу, чтобы меня дѣлали такою глупой! Препятствія!
   -- Я говорю,-- повторила мистриссъ Вильферъ съ широкимъ наплывомъ величія,-- что я не ставлю препятствій. Если мистриссъ Боффинъ (которой наружности ни на одну минуту ни одинъ изъ учениковъ Лафатсра не одобритъ за своею подписью) настойчиво желаетъ украсить свою новую резиденцію въ городѣ привлекательностію моей дочери, то я согласна, пусть она будетъ осчастливлена обществомъ моей дочери.
   -- Вы употребляете то самое слово, ма'мъ, которое и я употребилъ,-- сказалъ Роксмитъ, взглянувъ на Беллу,-- говоря о привлекательности миссъ Вильферъ.
   -- Извините меня,-- отвѣтила мистриссъ Вильферъ, съ ужасающею торжественностью,-- я еще не кончила.
   -- Прошу извинить меня.
   -- Я хотѣла сказать,-- продолжала мистриссъ Вильферъ, очевидно не имѣвшая ни тѣни намѣренія сказать что-нибудь еще:-- что, употребляя терминъ: привлекательность, я не разумѣю подъ нимъ ничего другого.
   Добрая леди выпустила это свѣтлое объясненіе своихъ мыслей съ такимъ видомъ, какъ будто чрезвычайно разодолжила слушателей, и сама притомъ чрезвычайно отличилась. На что миссъ Белла засмѣялась тихимъ, презрительнымъ смѣхомъ и сказала:
   -- Я увѣрена, что на этотъ разъ достаточно съ обѣихъ сторонъ. Будьте такъ добры, мистеръ Роксмитъ, засвидѣтельствуйте мое почтеніе мистриссъ Боффинъ.
   -- Извините, не такъ!-- вскричала мистриссъ Вильферъ.-- "Передайте мой поклонъ".
   Почтеніе,-- повторила Белла, слегка топнувъ ножкой.
   -- Нѣтъ,-- монотонно произнесла мистриссъ Вильферъ:-- "поклонъ".
   -- Скажемъ: почтеніе миссъ Вильферъ и поклонъ мистриссъ Вильферъ,-- предложилъ секретарь въ видѣ компромисса.
   -- Я съ удовольствіемъ переѣду, когда она будетъ готова принять меня. Чѣмъ скорѣе, тѣмъ лучше.
   -- Еще одно слово, Белла,-- сказала мистриссъ Вильферъ,-- прежде, чѣмъ войти въ наше жилище. Я надѣюсь, что ты какъ дитя мое, всегда будешь чувствовать, какъ мило будетъ съ твоей стороны, становясь на равную ногу съ мистеромъ и мистриссъ Боффинъ, помнить, что секретарь мистеръ Роксмитъ, какъ жилецъ отца твоего имѣетъ полное право на доброе словечко съ твоей стороны.
   Снисходительность, съ которою мистриссъ Вильферъ выпустила эту прокламацію покровительства, была такъ же удивительна, какъ и быстрота, съ которою жилецъ исчезъ въ рангѣ секретаря. Онъ улыбнулся, когда мать ушла на лѣстницу; но когда и дочь послѣдовала за ней, лицо его затуманилось.
   "О, какъ дерзка, какъ тривіальна, какъ капризна, какъ разсчетлива, какъ невнимательна! Какая недотрога, какъ недоступна",-- горько проговорилъ онъ и прибавилъ, взойдя на лѣстницу: "но что за красавица, что за красавица!" И прибавилъ, расхаживая взадъ и впередъ по своей комнатѣ: "А еслибъ она знала!"
   Она знала, что онъ потрясалъ весь домъ, ходя взадъ и впередъ, и признала новымъ неудобствомъ бѣдности то, что нельзя даже отдѣлаться отъ докучнаго секретаря, который колотитъ -- ту-ту-тукъ надъ самою головою, точно домовой какой.
   

XVII. Страшное болото.

   А теперь, во время цвѣтущихъ лѣтнихъ дней, посмотрите на мистера и мистриссъ Боффинъ, поселившихся въ высокоаристократическомъ домѣ, и посмотрите на всякій сбродъ пресмыкающихся, ползучихъ, летающихъ и жужжащихъ тварей, привлеченныхъ золотымъ мусоромъ Золотого Мусорщика. Впереди всѣхъ, оставившихъ карточки у высоко-аристократическихъ дверей, еще прежде, чѣмъ ихъ докрасили, стоятъ Вениринги, запыхавшись, иной подумалъ бы, отъ стремительнаго бѣга по высокоаристократической лѣстницѣ. Гравированная на мѣди?:истриссъ Венирингъ, два гравированныхъ на мѣди мистера Вениринга, гравированные на мѣди мистеръ и мистриссъ Венирингъ вмѣстѣ, испрашивающіе чести присутствія мистера и мистриссъ Боффинъ на обѣдѣ со всевозможными аналитическими торжествами. Очаровательная леди Типпинсъ оставляетъ карточку. Твемло оставляютъ карточки. Громадный фаэтонъ цвѣта яичницы, мрачно и торжественно прогудѣвъ, оставляетъ четыре карточки, именно: пару мистера Подснапа, одну мистриссъ Подснапъ, и одну миссъ Подснапъ. Цѣлый свѣтъ съ женой и дочерью оставляетъ карточки. Часто у жены цѣлаго свѣта столько дочерей, что карточка ея болѣе похожа на смѣшанную партію товара на аукціонѣ, содержа мистриссъ Тапкинсъ, миссъ Тапкинсъ, миссъ Фредерику Тапкинсъ, миссъ Антонину Тапкинсъ, миссъ Мальвину Тапкинсъ, миссъ Евфимію Тапкинсъ; въ то же время та же леди оставляетъ карточку мистриссъ Генри Джорджъ Альфредъ Свошель, все Тапкинсъ; также карточку: мистриссъ Тапкинсъ дома по средамъ, музыка, Нортландъ-Плесъ.
   Миссъ Белла Вильферъ становится, на неопредѣленное время, жилицей высоко-аристократическаго обиталища. Мистриссъ Боффинъ возитъ миссъ Беллу къ модисткѣ и швеѣ; она великолѣпно одѣвается. Вениринги съ живѣйшимъ угрызеніемъ совѣсти находятъ, что упустили пригласить миссъ Беллу Вильферъ. Карточка мистриссъ Венирингъ и карточка мистера Вениринга, испрашивающія этой добавочной чести, тотчасъ же являются съ покаяніемъ на зальномъ столѣ. Мистриссъ Тапкинсъ точно также усматриваетъ упущеніе и быстро поправляетъ его,-- за себя, за миссъ Тапкинсъ, за миссъ Фредерику Тапкинсъ, за миссъ Антонину Тапкинсъ, за миссъ Мальвину Тапкинсъ и за миссъ Евфимію Тапкинсъ; точно также за мистриссъ Генри Джорджъ Альфредъ Свошель, все Тапкинсъ, и точно также за мистриссъ Тапкинсъ дома по середамъ, музыка, Портландъ-Плесъ. Коммерческія книги алчутъ, коммерческія уста жаждутъ золотого мусора Золотого Мусорщика. Когда мистриссъ Боффинъ выѣзжаетъ съ миссъ Вильферъ, или когда мистеръ Боффинъ прогуливается, семеня мелкою рысью, рыбный торговецъ снимаетъ шляпу съ видомъ самаго искренняго почтенія. Его люди обтираютъ пальцы шерстяными фартуками прежде, чѣмъ осмѣлятся сдѣлать подъ козырекъ мистеру Боффину или его леди. Зѣвающая лососина и золотой головель, лежащія на мраморномъ прилавкѣ, кажется, поднимаютъ глаза въ ихъ сторону и непремѣнно подняли бы руки, еслибы таковыя у нихъ имѣлись, въ знакъ благоговѣйнаго удивленія. Мясникъ, хотя довольно тучный и зажиточный человѣкъ, не знаетъ, что съ собой дѣлать: такъ старается онъ выразить смиреніе и покорность, когда проходящіе мистеръ и мистриссъ Боффинъ завидятъ его въ его мясной лавкѣ. Воффиновой прислугѣ дѣлаются подарки, и льстивые люди, имѣющіе какія-нибудь дѣловыя отношенія къ мистеру Боффину, встрѣчая вышеупомянутыхъ слугъ и а улицѣ, дѣлаютъ имъ нѣкоторыя соблазнительныя обѣщанія, въ случаѣ если состоится то или то. Напримѣръ: "ежели бы я быль такъ счастливъ, что получилъ бы отъ мистера Боффина такой-то заказъ или такое-то порученіе, любезный другъ, то съ моей стороны послѣдовало бы нѣчто такое, что, надѣюсь, было бы вамъ не совсѣмъ непріятно".
   Но никто лучше секретаря, распечатывающаго и читающаго письма, не знаетъ, какая осада поведена противъ человѣка, отмѣченнаго цсрстомъ извѣстности. О, какое разнообразіе мусора является глазамъ, предлагаемое въ обмѣнъ за золотой мусоръ Золотого Мусорщика! Требуется полкронъ на постройку пятидесяти семи церквей, надо шиллинговъ на подновленіе сорока двухъ домовъ приходскихъ священниковъ, полпенсовъ на устройство двадцати семи органовъ, почтовыхъ марокъ на воспитаніе тысячи двухъ сотъ дѣтей. Не то, чтобъ именно полкроны, шиллинги, полпенни или почтовыя марки требовались отъ мистера Боффина, но нельзя не видѣть, что онъ именно такихъ свойствъ человѣкъ, что отъ него можно ждать пополненія суммы. А затѣнь благотворительныя учрежденія, братъ мой о Христѣ! Они постоянно въ затрудненіяхъ, но необыкновенно расточительны по такимъ цѣннымъ статьямъ, какъ типографская печать и бумага. Огромное, толстое, частное, двойное письмо, запечатанное герцогскою короной: Никодиму Боффину, эсквайру. "Дорогой сэръ.-- Изъявивъ согласіе предсѣдательствовать на предстоящемъ годичномъ обѣдѣ такого-то Фонда и сознавая себя глубоко проникнутымъ громадною пользой этого благороднаго учрежденія, сознавая притомъ величайшую важность того, чтобъ оно было поддержано спискомъ распорядителей, который показалъ бы публикѣ, что въ немъ принимаютъ участіе популярные и достойные, люди, я взялся просить васъ но этому случаю принять на себя обязанность распорядителя. Ожидая благопріятнаго отвѣта вашего до 14-го числа, остаюсь, мой дорогой сэръ, вашимъ покорнымъ слугою, Линсидь. P S. Взносъ распорядителя ограничивается тремя гинеями". Это очень дружественно со стороны герцога Линсида (и предусмотрительно въ посткриптумѣ), только это налитографировано сотнями и представляетъ блѣдную индивидуальность лишь въ адресѣ мистеру Боффину, эсквайру, прописанномъ другою рукой.
   Вотъ двое благородныхъ графовъ и одинъ виконтъ, соединясь вмѣстѣ, увѣдомляютъ мистера Боффина, эсквайра, также льстиво, что нѣкая почтенная леди на западѣ Англіи предлагала пожертвовать кошелекъ съ двадцатью фунтами стерлинговъ въ пользу Общества такого-то, если двадцать лицъ предварительно пожертвуютъ кошельки во сто фунтовъ каждый. И эти благонамѣренные джентльмены очень любезно прибавляли, что если Никодиму Боффину, эсквайру, угодно будетъ пожертвовать два или болѣе кошелька, то это не будетъ портиворѣчить намѣренію почтенной леди на западѣ Англіи, лишь бы каждый кошелекъ былъ снабженъ именемъ кого-нибудь изъ членовъ его почтеннаго и уважаемаго семейства. Это корпоративные попрошайки. По тутъ же, рядомъ съ ними, личные попрошайки. И какъ болитъ сердце секретаря, когда ему приходится имѣть дѣло съ этими! А съ ними приходится имѣть до нѣкоторой степени дѣло, ибо всѣ они прилагаютъ документы (они зовутъ свою пачкотню документами, хотя эти документы относятся къ достойнымъ этого имени бумагамъ, какъ рубленая телятина къ теленку), невозвращеніе коихъ было бы разореніемъ ихъ,-- то-есть, они теперь совершено разорены, а тогда еще совершеннѣе, разорятся. Межъ этихъ корреспондентовъ было нѣсколько генеральскихъ дочерей, издавна привыкшихъ ко всякой роскоши въ жизни (кромѣ орѳографіи), которыя никакъ не думали, отправляя любезныхъ отцовъ своихъ на войну въ Испанію, чтобъ имъ когда-нибудь пришлось обращаться къ тѣмъ, кого Провидѣніе въ неисповѣдимой мудрости благословило несмѣтнымъ золотомъ, и изъ среды коихъ онѣ избрали имя Никодима Боффина, эсквайра, для первой, дѣвственной попытки, понимая, что у него такое сердце, какого еще не бывало. Секретарь также позналъ, что откровенность между мужемъ и женой рѣдко бываетъ возможна подъ гнетомъ бѣдствія: такъ многочисленны были жены, бравшіяся за перо, чтобы попросить у мистера Боффина денегъ тайкомъ отъ ихъ преданныхъ мужей, которые никогда бы не позволили этого; и, съ другой стороны, такъ многочисленны были мужья, бравшіеся за перо, чтобы попросить у мистера Боффина денегъ тайкомъ отъ своихъ преданныхъ женъ, которыя мгновенно лишились бы чувствъ, еслибъ имѣли хоть тѣнь подозрѣнія относительно этого обстоятельства. Были также и вдохновенныя попрошайки. Эти еще вчера сидѣли, грезя надъ огаркомъ свѣчи, который скоро погаснетъ и оставитъ ихъ въ потемкахъ на остатокъ ночи, какъ вдругъ, вѣроятно, нѣкій ангелъ шепнулъ душѣ ихъ имя Никодима Боффина, эсквайра, освѣтивъ ее лучами надежды и даже ободренія, которымъ они такъ давно были чужды! Сродны этимъ были дружески-наставленныя попрошайки. Они вкушали холодный картофель съ водой, при дрожащемъ, уныломъ свѣтѣ зажигательной спички на квартирѣ (плата значительно просрочена и жестокосердая хозяйка грозитъ изгнать "какъ собаку" на улицу), какъ внезапно умный другъ, случайно заглянувшій, сказалъ имъ: "пишите немедленно Никодиму Боффину, эсквайру", и неотступно настаивалъ на томъ, чтобы это было сдѣлано. Были также благородно-независимыя попрошайки. Эти, во дни изобилія, считали золото прахомъ, и до сихъ поръ это чувство было имъ единственной помѣхой къ накопленію богатства, но они не просятъ праха Никодима Боффина, эсквайра; нѣтъ, мистеръ Боффинъ, свѣтъ можетъ назвать это гордостью, жалкою гордостью, если хотите, но они не взяли бы, еслибъ вы даже сами предлагали. Ссуда, сэръ, на три съ половиною мѣсяца, считая съ нынѣшняго дня, по пяти процентовъ, которые вносились бы въ какое-либо благотворительное, заведеніе, по вашему указанію,-- вотъ все, чего желаютъ отъ васъ, а если вы будете столько малодушны, что откажете, то разсчитывайте на презрѣніе сихъ высокихъ душъ. Кромѣ того, были попрошайки, привыкшія чрезвычайно аккуратно вести свои дѣла. Эти покончатъ съ собой въ четверть перваго по полудни, во вторникъ, если до того времени не будетъ получена почтовая контромарка отъ Никодима Боффина, эсквайра. Если же она придетъ послѣ четверти перваго пополудни во вторникъ, то нечего и посылать ее, такъ какъ они будутъ тогда (составивъ точный меморандумъ страшныхъ обстоятельствъ своихъ) въ холодныхъ объятіяхъ смерти. Были также попрошайки верхомъ на конѣ, въ обратномъ смыслѣ пословицы: посади нищаго на конь, мнѣ поѣдетъ къ чорту на кулички. Они уже на конѣ и готовы отправиться по большой дорогѣ къ богатству. Цѣль передъ ними, дорога превосходная, шпоры прицѣплены, конь ретивъ, но въ послѣдній мигъ, за недостаткомъ какой-нибудь спеціальности, часовъ, скрипки, астрономическаго телескопа, электрической машины, они должны навсегда слѣзть съ коня, если не получатъ стоимости ихъ деньгами отъ Никодима Боффина, эсквайра. Менѣе доступны описанію попрошайки, поднимавшіяся на отважныя хитрости. Эти, которымъ отвѣтъ слѣдовало адресовать на начальныя буквы ихъ имени въ сельскую почтовую контору, просятъ донской рукой, можетъ ли нѣкая, не имѣющая возможности открыть Никодиму Боффину, эсквайру, свое имя, которое заставило бы его содрогнуться, еслибъ оно было сообщено ему,-- просить о немедленной ссудѣ двухъ сотъ фунтовъ изъ неожиданныхъ богатствъ, которыхъ благороднѣйшая привиллегія состоять въ довѣрія къ обыкновенному человѣчеству?
   Въ такомъ страшномъ болотѣ стоитъ новый домъ, и въ немъ-то долженъ барахтаться секретарь, погрязши въ немъ по горло. А еще надо взять въ разсчетъ всѣхъ на свѣтѣ людей, изобрѣтающихъ изобрѣтенія, которыя не дѣйствуютъ, и всѣхъ на свѣтѣ дѣльцовъ, обдѣлывающихъ дѣлишки, хотя на этихъ людей надо смотрѣть какъ на аллигаторовъ ужаснаго болота, лежащихъ тутъ съ тѣмъ, чтобы стащить въ трясину Золотого Мусорщика.
   А старый домъ? По крайней мѣрѣ тамъ нѣтъ козней противъ Золотого Мусорщика? Въ водахъ Павильона нѣтъ рыбъ изъ породы акулъ? Можетъ быть и нѣтъ. Однако, Веггъ поселился тамъ и, кажется, если судить по его тайнымъ дѣйствіямъ, питаетъ замыселъ сдѣлать открытіе. Ибо если человѣкъ съ деревянною ногой лежитъ растянувшись на животѣ и заглядываетъ подъ кровати, и прыгаетъ по лѣстницамъ, будто какая-то допотопная птица, осматривая верхи шкафовъ и буфетовъ, и запасается желѣзнымъ ломомъ, который онъ безпрестанно суетъ и тыкаетъ въ мусорныя кучи, то есть вѣроятность думать, что онъ чего-то ищетъ.
   

ЧАСТЬ ВТОРАЯ.

1. Воспитательнаго свойства.

   Школа, гдѣ юный Чарлей Гексамь началъ книжное ученье,-- книжное, потому что великимъ первоначальный!" заведеніе?"! ь для воспитанниковъ этого типа служатъ улицы, на которыхъ предварительно безъ книгъ выучиваются многому такому, что потомъ никогда не забывается,-- помѣщалось въ бѣдномъ чердакѣ, на вонючемъ дворѣ. Атмосфера ея была душная, невыносимая; тамъ было тѣсно, шумно, безпорядочно; половина учениковъ или засыпала, или впадала въ состояніе столбняка наяву. Другая половина, находясь въ этомъ послѣднемъ состояніи, упражнялась въ однообразномъ, шумномъ жужжаніи, будто играя безъ такта и не въ тонъ на какой-то грубой волынкѣ. Преподаватели, одушевляемые только благими намѣреніями, понятія не имѣли объ исполненіи этихъ намѣреній, и плачевный сумбуръ былъ единственнымъ результатомъ ихъ дружныхъ стараній.
   Это была школа для всѣхъ возрастовъ и обоихъ половъ. Оба пола содержались каждый особо, а возрасты дѣлились на квадратные ассортименты. По все здѣсь было проникнуто забавно-странною претензіей на дѣтство и невинность въ каждомъ ученикѣ. Эта претензія, поощряемая посѣтительницами, приводила къ ужаснѣйшимъ нелѣпостямъ. Отъ молодыхъ женщинъ, закоренѣлыхъ въ порокахъ самой грубой жизни, ожидали сознанія себя покоренными невинною дѣтскою книжонкою, излагающею приключенія маленькой Маргариты, что жила въ хижинкѣ у мельницы, ctjioi'o журила и нравственно побѣждала мельника, когда ей было пять лѣтъ, а ему пятьдесятъ; дѣлилась кашей съ пѣвчими пташками; отказывала себѣ въ новой нанковой шапочкѣ на томъ основаніи, что рѣпа никогда не побитъ нанковыхъ шапочекъ, равно какъ и овцы, которыя ѣдятъ ее, плела солому и говорила суровыя рѣчи первому встрѣчному, въ самое неудобное для сего время. Такъ точно грубые тряпичники отсылались къ опытности Томаса Ту-пенса, который, рѣшившись обокрасть (въ крайне-суровыхъ обстоятельствахъ) своего лучшаго друга и благодѣтеля на восьмнадцать пенсовъ, тотчасъ же сверхъестественнымъ чудомъ получилъ три шиллинга и шесть пенсовъ и впослѣдствіи сталь блистательнымъ свѣтиломъ. Многіе хвастливые грѣшники написали свои собственныя біографіи въ такомъ же духѣ. Изъ уроковъ этихъ хвастливыхъ особъ всегда слѣдуетъ, что надо дѣлать добро, не потому что оно добро, а потому что отъ этого будешь въ большихъ барышахъ. Наоборотъ, несовершеннолѣтнихъ учениковъ заставляли читать Новый Завѣтъ, и въ силу преткновеніи въ слогахъ, за недостаточнымъ умѣньемъ грамотѣ, они оставались такими абсолютными невѣждами въ этой дивной исторіи, какъ будто никогда не слыхивали о ней. Чрезвычайно сбивчивая, ужасно безтолковая школа, гдѣ каждую ночь черные и сѣрые духи, красные и бѣлые духи толклись, толклись, толклись, толклись {Шекспиръ Макбетъ (Геката: red spirits и т. д. mingle, mingle).}. Въ особенности каждую воскресную ночь. Ибо тогда построенныя горкой несчастныя малютки передавались самому вялому и плохому изъ благонамѣренныхъ учителей, и котораго никто изъ старшихъ учениковъ не сталъ бы терпѣть. Онъ становился передъ ними, подобно главному палачу, съ мальчишкой-ассистентомъ, приставнымъ волонтеромъ въ видѣ помощника палачу. Гдѣ и когда началась эта система, состоявшая въ томъ, чтобъ усталаго или невнимательнаго въ классѣ ребенка смазывать горячею рукой по лицу, или гдѣ и когда приставленный мальчишка-волонтеръ впервые видѣлъ эту систему въ дѣйствіи и возгорѣлъ священнымъ рвеніемъ къ приложенію ея,-- до этого нѣтъ дѣла. Должностью главнаго палача было вѣщаніе и изъясненіе, а должность сотрудника состояла въ томъ, чтобъ устремляться на спящихъ малютокъ, зѣвавшихъ малютокъ, безпокойныхъ малютокъ, хныкавшихъ малютокъ и смазывать ихъ злосчастныя физіономіи сверху внизъ. И такимъ образомъ безтолковщина продолжалась въ этомъ отдѣленіи цѣлый битый часъ, и приставной мальчишка смазывалъ направо и налѣво, будто непогрѣшимый комментарій. И въ этомъ парникѣ разгорѣвшихся и утомленныхъ дѣтей происходилъ обмѣнъ кори, сыпи, коклюша, лихорадокъ и желудочныхъ разстройствъ, будто всѣ собрались нарочно для этой цѣли на рынкѣ.
   Но даже и въ этомъ храмѣ благонамѣренности, особенно способный мальчикъ, съ особенною охотой къ ученью, все-таки могъ кое-чему научиться и, научась, могъ передавать это лучше учителей, такъ какъ онъ больше смыслилъ и не былъ въ тѣхъ невыгодныхъ отношеніяхъ, въ которыхъ тѣ стояли къ болѣе способный ь ученикамъ. Такимъ-то путемъ дошло до того, что Чарлей Гексамъ поднялся въ безтолковщинѣ, поучалъ въ безтолковщинѣ и былъ принятъ изъ безтолковщины въ лучшую школу.
   -- Такъ вы хотите пойти повидаться съ сестрой, Гексамъ?
   -- Если позволите, мистеръ Гедстонъ.
   -- Пожалуй, и я пошелъ бы съ вами. Гдѣ живетъ ваша сестра?
   -- Она еще не устроилась, мистеръ Гедстонъ; мнѣ бы по хотѣлось, чтобъ вы видѣли ее прежде чѣмъ она устроится, если только это вамъ все равно.
   -- Вотъ что Гексамъ...-- Мистеръ Брадлей Гедстонъ, отлично аттестованный, стипендіарный школьный учитель, просунулъ указательный палецъ въ одну изъ петель мальчикова сюртука, и пристально поглядѣлъ на нее...-- Я надѣюсь, что сестра ваша хорошая для васъ компанія?
   -- Отъ чего бы вамъ сомнѣваться въ этомъ, мистеръ Гедстонъ?
   -- Я не сказалъ, что сомнѣваюсь.
   -- Правда, не сказали, сэръ.
   Брадлей Гедстонъ опять посмотрѣлъ на палецъ, вынулъ его изъ петли, поглядѣлъ на него ближе, погрызъ съ боку, и опять посмотрѣлъ на него.
   -- Видите ли, Гексамъ, вы будете однимъ изъ нашихъ. Въ скоромъ времени вы, навѣрное, хорошо выдержите экзаменъ и станете однимъ изъ нашихъ. Тогда вопросъ въ томъ...
   Мальчикъ такъ долго ждалъ вопроса, пока учитель глядѣлъ на другую сторону пальца, погрызъ его и опять поглядѣлъ, что, наконецъ, повторилъ:
   -- Вопросъ въ чемъ же, сэръ?
   -- Не лучше ли вамъ оставить ее.
   -- Лучше? Что лучше? Оставить сестру, мистеръ Гедстонъ?
   -- Я не говорю этого, потому что не знаю. Я предоставляю это вамъ. Я прошу васъ подумать объ этомъ. Я желалъ бы, чтобы вы разсудили. Вы знаете, какая у васъ здѣсь хорошая дорога.
   -- Да, вѣдь, это она помѣстила меня сюда,-- сказалъ мальчикъ съ упорствомъ.
   -- Она поняла необходимость этого,-- согласился учитель,-- и вслѣдствіе того рѣшилась на разлуку. Да!
   Мальчикъ, почувствовавъ прежнее неудовольствіе или упорство, или что бы то ни было, казалось, боролся съ самимъ собой. Наконецъ, онъ сказалъ, поднявъ глаза на лицо учителя:
   -- Я желалъ бы, чтобы вы пошли со мною, мистеръ Гедстонъ, и взглянули на нее, хотя она еще не устроилась. Я желалъ бы, чтобъ вы пошли со мою, застали ее невзначай, и сами бы судили о ней.
   -- Вы, точно, не имѣете надобности предупреждать ее объ этомъ?-- спросилъ учитель.
   -- Сестра Лиза,-- гордо сказалъ мальчикъ,-- не нуждается въ предупрежденіи, мистеръ Гедстонъ. Какова есть, такова и есть. У сестры моей нѣтъ ничего притворнаго.
   Увѣренность въ ней пристала ему гораздо болѣе, чѣмъ нерѣшительность, съ которою онъ дважды боролся. Если себялюбіе было въ немъ худшимъ началомъ, то лучшее начало состояло въ преданности ей. И власть лучшаго начала оказалась сильнѣе.
   -- Хорошо, я могу удѣлить вамъ этотъ вечеръ,-- сказалъ учитель.-- Я готовъ прогуляться съ вами.
   -- Благодарю васъ, мистеръ Гедстонъ. Я готовъ идти.
   Брадлей Гедстонъ, въ приличномъ черномъ сюртукѣ и жилетѣ, въ приличной бѣлой сорочкѣ, въ приличномъ черномъ форменномъ галстукѣ, въ приличныхъ панталонахъ чернаго перца съ солью, съ приличными серебряными часами въ карманѣ, на приличномъ волосяномъ шнуркѣ вокругъ шеи, смотрѣлъ совершенна приличнымъ молодымъ человѣкомъ, лѣтъ двадцати шести. Его никогда не видали въ другомъ костюмѣ, однако, въ способѣ ношенія его, какъ будто онъ и костюмъ его не были достаточно прилажены другъ къ другу, замѣчалась нѣкоторая натянутость, напоминавшая иныхъ ремесленниковъ въ праздничномъ нарядѣ. Онъ механически пріобрѣлъ значительный запасъ учительскихъ познаній. Онъ могъ механически рѣшать въ умѣ ариѳметическія задачи, механически нѣтъ но нотамъ, механически играть на разнообразныхъ духовыхъ инструментахъ, даже механически играть на большомъ церковномъ органѣ. Съ самаго ранняго дѣтства умъ его сталъ мѣстомъ механическихъ складовъ товара. Онъ такъ устроилъ свой оптовой магазинъ, чтобы всегда быть готовымъ на спросъ мелочныхъ торговцевъ: тутъ исторія, тамъ географія, направо астрономія, налѣво политическая экономія -- естественная исторія, физика, цифры, музыка, низшая математика, и чего только не было, все въ отдѣльныхъ мѣстахъ. Забота этого размѣщенія сообщила всей его наружности озабоченный видъ, а привычка спрашивать или быть спрошеннымъ сообщила ему подозрительную манеру, которую ни съ чѣмъ лучше нельзя сравнить какъ съ лежаньемъ въ засадѣ. На лицѣ у него было какъ бы навсегда упрочившееся безпокойство. Лицо это указывало прирожденную медленность или невоспріимчивость умственныхъ способностей, которымъ не легко досталось то, что было пріобрѣтено, и которымъ надо было хранить пріобрѣтенное. Онъ все какъ будто безпокоился не затерялось ли что-нибудь изъ его умственнаго депо и повѣрялъ наличность, чтобы успокоить себя. Сверхъ того, придавленіе столького-то для опростанія мѣста столькому-то сообщило ему придавленный видъ. Однако, въ немъ замѣтно было довольно жизни и огня (хотя и тлѣющаго), наводившаго на мысль, что еслибъ юный Брадлей Гедстонъ, бывъ бѣднымъ малымъ, назначался въ море, онъ быль бы не послѣднею птицей въ корабельномъ экипажѣ. Относительно своего происхожденія онъ былъ гордъ, сумраченъ, угрюмъ и желалъ, чтобъ -оно было предано забвенію. Впрочемъ, немногіе и знали о его происхожденіи.
   Въ нѣсколько посѣщеній Безтолковщины вниманіе его было привлечено этимъ мальчикомъ Гексамонь. Мальчикъ безспорно способный быть ученикомъ-преподавателемъ, мальчикъ безспорно способный оправдать довѣріе учителя, который его выдвинетъ,-- къ этимъ соображеніямъ, можетъ быть, присоединилось еще нѣсколько мыслей о томъ "бѣдамъ маломъ", который долженствовалъ теперь подлежать забвенію. Какъ бы то ни было, онъ постепенно и не безъ хлопотъ, перевелъ мальчика въ свою школу и доставилъ ему нѣсколько занятій, оплачиваемыхъ столомъ и квартирой. Таковы были обстоятельства, сведшія Брадлея Гедстона и юнаго Чарлея Гексама этимъ осеннимъ вечеромъ,-- осеннимъ, такъ какъ уже цѣлыхъ полгода прошло съ тѣхъ поръ, какъ хищная птица лежала мертвою на берегу.
   Школы,-- ибо ихъ было двѣ для двухъ половъ,-- находились въ томъ округѣ плоской мѣстности, тянущейся къ Темзѣ, гдѣ Кентское графство встрѣчается съ Соррейскимъ, и гдѣ желѣзныя дороги проходятъ чрезъ пригородные огороды, которые скоро совсѣмъ погибнутъ подъ ними. Школы были недавно выстроены, и по всей мѣстности было, столько подобныхъ имъ, что можно было принять все за одно безконечное зданіе, снабженное самодвижнымъ талисманомъ Аладинова дворца. Все вокругъ походило на игрушки, взятыя кучей изъ ящика безтолковымъ ребенкомъ и разбросанныя какъ лопало. Тутъ одна сторона новой улицы, тамъ громадная, одинокая подлинная, съ лицомъ, смотрящимъ куда-то, безъ направленія и смысла. Тутъ другая не конченная улица ужо въ развалинахъ; тамъ церковь; тутъ огромный новый магазинъ; тамъ развалившаяся ветхая загородная вилла; тутъ путаница черныхъ рвовъ, сверкающихъ парниковъ, необработанныхъ полей, богато воздѣланныхъ огородовъ, кирпичныхъ віадуковъ, каналовъ съ перекинутыми арками,-- много безпорядка, грязи и тумана. Какъ будто ребенокъ толкнулъ столъ съ игрушками и легъ спать.
   Но межъ школьныхъ строеній, межъ школьныхъ учителей и учениковъ, созданныхъ но новѣйшему образцу монотоніи, оказалась также и старая модель, по которой столько жизней формировалось на добро и зло. Она оказалась въ школьной учительницѣ миссъ Пичеръ, поливавшей цвѣты, когда мистеръ Брадлей Гедстонъ вышелъ на прогулку. Она оказалась въ школьной учительницѣ миссъ Пичеръ, поливавшей цвѣты въ маленькомъ, сорномъ клочкѣ садика, пристроеннаго къ ея маленькой, офиціальной резиденціи съ маленькими окнами, похожими на игольныя ушки, и маленькими дверцами, похожими на переплетъ учебныхъ книгъ.
   Маленькая, сіяющая, чистенькая, методичная пышечка, миссъ Пичеръ съ розовыми щечками и звонкимъ голоскомъ; маленькая швейная подушечка, маленькій несессеръ, маленькая книжка, маленькій рабочій ящичекъ, маленькая табличка вѣсовъ и мѣръ, маленькая женщина,-- и все это вмѣстѣ. Она сумѣла бы написать маленькое разсужденіе о данномъ предметѣ аккуратъ въ грифельную доску величиной, начинающееся слѣва наверху съ одной стороны и кончающееся справа внизу съ другой,-- и разсужденьице было бы строго согласовано съ правилами. Еслибы мистеръ Брадлей Гедстонъ адресовалъ ей письменное предложеніе выйти за него замужъ, она, вѣроятно, отвѣтила бы ему цѣлымъ маленькимъ разсужденыщемъ на эту тему, аккуратъ въ грифельную доску величиной, но, конечно, отвѣтила бы:-- да, потому что любила его... Приличный волосяной турокъ обвивавшійся вокругъ его шеи и заботившійся объ его приличныхъ серебряныхъ часахъ, былъ для нея предметомъ ревности. Точно также сама миссъ Пичеръ обвилась бы вокругъ его шеи и озаботилась бы о немъ,-- о немъ, безчувственномъ, по той причинѣ, что онъ не любилъ миссъ Пичеръ.
   Любимая ученица миссъ Пичеръ, помогавшая ей въ маленькомъ хозяйствѣ, прислуживала ей съ ведеркомъ воды для наполненія маленькой лейки и достаточно угадала состояніе сердца миссъ Пичеръ для того, чтобы почувствовать необходимость самой полюбить юнаго Чарлея Гексама. Такимъ образомъ, межъ махровыхъ левкоевъ и двойныхъ желтофіолей произошло двойное трепетанье, когда учитель и мальчикъ глянули черезъ маленькую рѣшетку.
   -- Славный вечеръ, миссъ Пичеръ,-- сказалъ учитель.
   -- Прекрасный вечеръ, мистеръ Гедстонъ,-- сказала миссъ Пичеръ,-- вы прогуливаетесь?
   -- Мы съ Гексамомъ идемъ на дальнюю прогулку.
   -- Очаровательная погода,-- замѣтила миссъ Пичеръ -- для дальней прогулки.
   -- Наша, впрочемъ, болѣе дѣловая, чѣмъ для удовольствія,-- сказалъ учитель.
   Миссъ Пичеръ, обернувъ лейку и очень заботливо выливъ нѣсколько послѣднихъ капель на цвѣтокъ, точно въ нихъ заключилась особенная сила, которая къ утру превратитъ его въ Джековъ бобъ {Изъ извѣстной сказки, въ которой фея дала маленькому Джеку сѣмечко, посаженное въ землю: оно выросло въ бобъ необычайной величины, который достигъ луны и зацѣпился за ея рогъ; по стеблю Джекъ слазилъ въ эту волшебную страну и возвратился съ разсказомъ о своихъ приключеніяхъ.}, потребовала наполненія лейки отъ своей ученицы, говорившей съ мальчикомъ.
   -- Прощайте миссъ Пичеръ,-- сказалъ учитель.
   -- Прощайте мистеръ Гедстонъ,-- сказала учительница.
   -- Ученица, въ своемъ состояніи ученичества, такъ напиталась классною привычкой поднимать руку, будто подзывая кэбъ или омнибусъ, когда находила нужнымъ передать миссъ Пичеръ какое-нибудь наблюденіе свое, что она очень часто дѣлала это и въ домашнемъ быту. Она и теперь это сдѣлала.
   -- Ну, Маріанна?-- сказала миссъ Пичеръ.
   -- Съ вашего позволенія ма'амъ, Гексамъ сказалъ, что они идутъ повидаться съ его сестрой.
   -- Полагаю, что это не можетъ быть,-- отвѣтила миссъ Пичеръ, потому что мистеру Гедстону никакого дѣла нѣтъ до нея.
   Маріанна опять подняла руку.
   -- Ну, Маріанна!
   -- Съ вашего позволенія, ма'амъ, можетъ быть, Гексаму есть дѣло.
   -- Можетъ быть,-- сказала миссъ Пичеръ.-- И не подумало объ этомъ. Да и какая мнѣ до этого надобность?
   Маріанна опять подала знакъ.
   -- Ну, Маріанна!
   -- Говорятъ она очень хороша собой.
   -- Ахъ, Маріанна, Маріанна!-- отвѣтила миссъ Пичеръ слегка покраснѣвъ и качая головой, будто немножко не въ духѣ:-- сколько разъ я твердила тебѣ, не употребляй неопредѣленныхъ выраженій, не говори въ такомъ общемъ значеніи! Когда ты скажешь: говорятъ, кого ты разумѣешь? Говорятъ -- они, а какая часть рѣчи они?
   Маріанна заложила правую руку за спину, прицѣпилась ею за лѣвую, будто на экзаменѣ, и отвѣчала:
   -- Мѣстоименіе личное.
   -- Какого лица, они?
   -- Третьяго лица.
   -- Какого числа, они?
   -- Множественнаго.
   -- Такъ сколько же ты разумѣешь, Маріанна? Двухъ или больше?
   -- Прошу извиненія, ма'амъ,-- сказала Маріанна, смутившись по размышленіи объ этомъ,-- но я не думаю, чтобъ я подразумевала еще кого-нибудь, кромѣ ея брата.
   Сказавъ это, она отцѣпила руку.
   -- Убѣждена въ этомъ, -- отвѣтила миссъ Пичеръ, снова улыбаясь.-- Впередъ прошу быть осторожнѣй, Маріанна! Помни; "онъ говоритъ" совсѣмъ не то, что "говорятъ". Какая разница между "онъ говоритъ" и "говорятъ"? Покажи ее!
   Маріанна тотчасъ же заложила правую руку за спину, прицѣпилась ею къ лѣвой,-- поза абсолютно необходимая въ подобномъ случаѣ, и отвѣчала: "Первое есть изъявительное наклоненіе настоящее врмя, третье лицо единственнаго числа, дѣйствительнаго глагола говорить; второе есть изъявительное наклоненіе, настоящее время, третье лицо множественнаго числа, дѣйствительнаго глагола говорить.
   -- Почему дѣйствительнаго, Маріанна?
   -- Потому что требуетъ дополненіе въ винительномъ падежѣ, миссъ Пичеръ.
   -- Очень хорошо,-- одобрительно замѣтила миссъ Пичеръ.-- Нельзя лучше. Впередъ не забывай соображаться съ этимъ, Маріанна.
   Сказавъ это, миссъ Пичеръ Кончила поливку цвѣтовъ, отправилась въ свою маленькую офиціальную резиденцію и освѣжила память важнѣйшими рѣками и горами свѣта, ихъ шириной, глубиной и высотой, прежде вымѣривъ выкройку лифа къ платью для собственной потребы.
   Брадлей Гедстонъ съ Чарлесмъ Гексамомъ дошли своимъ чередомъ до Соррсйской стороны Вестминстерскаго моста, перешли мостъ и направились вдоль Мидльсскскаго берега къ Мильбанку. Въ этомъ округѣ находилась нѣкая маленькая улица, называемая Церковною, и нѣкій маленькій глухой переулокъ, называемый Кузнечнымъ, въ центрѣ коего послѣднимъ убѣжищемъ была нескладная церковь съ четырьмя башнями по угламъ, вообще похожая на нѣкое страшное и громадное окаменѣлое чудище, лежащее на спинѣ вверхъ ногами. Неподалеку въ углу нашли они дерево, кузницу, лѣсной дворъ и продавца стараго желѣза. Что собственно значили часть ржаваго паровика и огромное желѣзное колесо, полузарытые на дворѣ продавца, этого, казалось, никто не зналъ, да и знать не хотѣлъ. Подобно мельнику сомнительной веселости въ пѣснѣ, они ни о комъ не заботились, и не то, что они, но и о нихъ никто не заботился {I care for Nobody, no, not I, and Nobody cares for me! Припѣвъ этой пѣсни.}.
   Обойдя это мѣсто и замѣтивъ, что оно находилось въ какомъ-то мертвомъ спокойствіи, какъ будто оно приняло опіумъ, а не погрузилось въ естественный отдыхъ сна, они остановились тамъ, гдѣ улица сходилась, съ площадью, и гдѣ было нѣсколько тихихъ домиковъ рядомъ. Къ нимъ-то Чарлей Гексамъ окончательно и направился и у одного изъ нихъ остановился.
   -- Вотъ гдѣ, надо быть, живетъ сестра, сэръ. Здѣсь была ея временная квартира, вскорѣ послѣ отцовской смерти.
   -- Часто ли вы видали ее съ тѣхъ поръ?
   -- Только два раза, сэръ,-- отвѣчалъ мальчикъ съ прежнимъ нерасположеніемъ;-- но это зависѣло столько же отъ нея, какъ и отъ меня.
   -- Чѣмъ она живетъ?
   -- Она всегда была хорошею швеей, и теперь она при магазинѣ поставщика на моряковъ.
   -- А она всегда работаетъ у себя на дому?
   -- Иногда; но ея постоянные часы и постоянныя занятія, я думаю, въ магазинѣ, сэръ. Вотъ нумеръ.
   Мальчикъ постучалъ въ дверь, и дверь быстро отворилась посредствомъ пружины съ защелкой. Дверь изъ маленькой прихожей въ пріемную была отперта, и въ ней видно было не то дитя, не то карликъ, не то дѣвочка,-- нѣчто сидѣвшее въ маленькомъ низенькомъ, старинномъ креслѣ. Нѣчто вродѣ небольшой рабочей скамейки стояло передъ кресломъ.
   -- Не могу встать,-- сказало это существо:-- у меня спина болитъ, и ноги отнялись; я здѣсь хозяйка въ домѣ.
   -- Кто еще дома?-- спросилъ Чарлей Гексамъ, вытаращивъ глаза.
   -- Теперь никого нѣтъ,-- отвѣтилъ ребенокъ, бойко поддерживая свое достоинство,-- кромѣ хозяйки дома. Что вамъ угодно, молодой человѣкъ?
   -- Я желалъ бы видѣть мою сестру.
   -- Сестры есть у многихъ молодыхъ людей. Скажите мнѣ ваше имя, молодой человѣкъ?
   Странная крошечная фигурка и странное, но недурное личико, со свѣтлыми сѣрыми глазами, смотрѣли такъ рѣзко, что рѣзкость ея манеры казалась совершенно естественною.
   -- Мое имя Гексамъ.
   -- А, въ самомъ дѣлѣ?-- сказала хозяйка дома.-- Мнѣ такъ и подумалось. Сестра ваша будетъ здѣсь черезъ четверть часика. Я очень люблю вашу сестру. Она мнѣ лучшій другъ. Садитесь. А этого джентльмена какъ зовутъ?
   -- Мистеръ Гедстонъ, учитель мой.
   -- Садитесь. Но не угодно ли вамъ сперва запоретъ дверь на улицу. Самой мнѣ не такъ-то ловко это сдѣлать: у меня очень болитъ спина, и ноги отнялись.
   Они молча исполнили это, и маленькая фигурка снова взялась за работу,-- стала подклеивать кисточкой изъ верблюжьихъ голосъ кусочки картона и тонкаго дерева, предварительно нарѣзаннаго въ различную форму. Ножницы и ножички на скамьѣ свидѣтельствовали, что она сама нарѣзала ихъ. А яркіе лоскутья бархата, шелка и лентъ, разбросанные, по лавкѣ, показывали, что, когда что-то такое будетъ набито (ибо тутъ быль матеріалъ для набивки), она красиво принарядитъ это что-то такое. Ловкость и быстрота ея пальцевъ были замѣчательны, а когда она ровно складывала два краюшка, слегка прикусывая ихъ, то устремляла на посѣтителей взглядъ сѣрыхъ глазъ, превосходившій сваею рѣзкостью все прочее, что было въ ней рѣзкаго.
   -- Бьюсь объ закладъ, что вамъ не сказать названія моей торговли,-- сказала она, сдѣлавъ нѣсколько такихъ наблюденій.
   -- Вы дѣлаете швейныя подушечки,-- сказалъ Чарли.
   -- А еще что?
   -- Перочистки,-- сказалъ Брадлей Гедстонъ.
   -- Ха, ха! Еще что? Вотъ вы учитель, а не можете сказать.
   -- Вы что-то дѣлаете изъ соломы,-- отвѣтилъ онъ, показывая на край стоявшей передъ нею скамейки:-- только я не знаю, что.
   -- Вотъ прекрасно!-- крикнула хозяйка дома:-- швейныя подушечки да перочистки я дѣлаю только, чтобъ извести остатки, а солома для настоящаго моего ремесла. И у, отгадайте, попробуйте. Что я изъ соломы дѣлаю?
   -- Плетенки подъ скатерть?
   -- Плетенки подъ скатерть? А еще учитель! Я вамъ дамъ ключъ къ моему ремеслу, какъ въ фанты играютъ. Я люблю мою любку съ Б, потому что она Безподобна; я ненавижу мою любку съ Б, потому что она Безстыдница; я свела ее подъ вывѣску Бѣлаго Борова и угостила ее Бѣлою шляпой; имя ей Болтушка, а живетъ она въ Бедламѣ. Ну, что жъ я дѣлаю изъ соломы?
   -- Шляпы дамамъ?
   -- Славнымъ дамамъ!-- сказала хозяйка дома, кивнувъ утвердительно:-- кукламъ! Я кукольная швея.
   -- Я надѣюсь, это хорошее ремесло?
   Хозяйка дома пожала плечами и покачала головой.
   -- Нѣтъ. Плохо платятъ. А ужъ какъ торопятъ меня! На той недѣлѣ одна кукла выходила замужъ; я должна была проработать всю ночь. А это не годится мнѣ, когда такая боль въ спинѣ, и ноги отнялись.
   Они глядѣли на маленькое созданіе съ возраставшимъ удивленіемъ, а учитель сказалъ:
   -- Меня огорчаетъ, что ваши "славныя дамы" такъ неразумны.
   -- Такая ужъ у нихъ повадка,-- сказала хозяйка дома, опять пожавъ плечами,-- и платья-то онѣ не берегутъ, и никакая мода у нихъ больше мѣсяца не продержится. Я работаю на одну куклу съ тремя дочерьми. Она въ конецъ разоритъ мужа!
   Тутъ хозяйка дома потихоньку плутовски засмѣялась и бросила имъ другой взглядъ сѣрыхъ глазъ. Подбородокъ у ней будто у феи, былъ чрезвычайно выразителенъ; когда она бросала на нихъ взглядъ, и подбородокъ ея поднимался. Какъ будто и глаза, и подбородокъ у ней приводились въ движеніе одною и тою же проволокой.
   -- Всегда ли вы такъ заняты, какъ теперь?
   -- Больше. Теперь у меня застой. Третьяго дня я кончила большой траурный заказъ. У куклы, на которую я работала, умерла канарейка.
   Хозяйка дома опять потихоньку засмѣялась и нѣсколько разъ покачала головой, будто морализируя: "О, свѣтъ, свѣтъ!"
   -- Неужели вы однѣ цѣлый день?-- спросилъ Брадлей Гедстонъ.-- Развѣ изъ сосѣдскихъ дѣтей...
   -- Ахъ, нѣтъ!-- крикнула хозяйка дома, съ легкимъ взвизгомъ какъ будто это слово укололо ее:-- не говорите о дѣтяхъ, я терпѣть не могу дѣтей. Я знаю всѣ ихъ плутни, всѣ повадки.
   Она сказала это сердито погрозивъ правымъ кулачкомъ у самыхъ глазъ.
   Едва ли требовалось учительскаго навыка для того, чтобы замѣтить, что кукольную швею раздражала разница между ею самою и прочими дѣтьми. Учитель и ученикъ оба понимали это.
   -- Все-то бѣгаютъ да кричатъ, все-то играютъ да дерутся; то и дѣло прыгъ-прыгъ-прыгъ по мостовой, и все чертятъ ее для игры. О, знаю я всѣ ихъ плутни, всѣ повадки!-- Она опять погрозила своимъ кулачкомъ.-- И это еще не все. Они кличутъ въ замочную щелку, они передразниваютъ вашу спину и ноги. Знаю я всѣ ихъ плутни, всѣ повадки! Я скажу вамъ, что бы я сдѣлала съ ними. Тутъ вотъ на площади, подъ церковью, двери есть, темныя двери, ведутъ въ темные своды. Такъ вотъ что: я отперла бы одну изъ этихъ самыхъ дверей, набила бы ихъ всѣхъ туда, заперла бы дверь и вдунула бы имъ въ замочную щелку перцу.
   -- Что жъ толку, если вы вдунете перцу?-- спросилъ Чарли Гексамъ.
   -- Пусть чихаютъ,-- сказала хозяйка дома,-- чтобъ у нихъ слезы потекли изъ глазъ; а какъ они всѣ зачихаютъ и получатъ воспаленіе, то-то я стану потѣшаться надъ ними въ замочную щелку, такъ же, какъ и они съ ихъ плутнями да ухватками смѣются кое надъ кѣмъ въ кое-чью замочную щелку.,
   Необыкновенно энергическое потрясанье кулачкомъ у самыхъ глаза, казалось, облегчило душу хозяйки дома; ибо она прибавила, снова принявъ степенный видъ:-- Нѣтъ, нѣтъ, нѣтъ! Не надо мнѣ дѣтей! Давайте мнѣ взрослыхъ.
   Трудно было угадать лѣта этого страннаго созданія, такъ какъ жалкая фигура ея не давала ключа къ этому, а лицо было вмѣстѣ и слишкомъ молодо, и слишкомъ старо. Двѣнадцать лѣтъ или самое большое тридцать, кажется, ближе всего подходило.
   -- Я всегда любила большихъ,-- продолжала она,-- и съ ними всегда водилась. Такія умницы. Сидятъ спокойно. Не скачутъ, не прыгаютъ. Я ни съ кѣмъ не хочу знаться, кромѣ взрослыхъ, до самаго замужества. Полагаю, что должна буду когда-нибудь замужъ выйти.
   Она стала прислушиваться къ чьей-то походкѣ на улицѣ. Скоро послѣдовалъ легкій стукъ въ дверь. Взявшись за ручку, которую она могла достать, она сказала съ довольною усмѣшкою: Вотъ, напримѣръ, взрослая, это мой лучшій другъ!-- И Лиза Гексамъ, въ черномъ платьѣ, вошла въ комнату.
   -- Чарленька! Ты!
   Заключивъ его по старому въ объятія, чего тотъ немножко сконфузился,-- она ужъ никого больше не видала.
   -- Ну, ну, ну, Лиза! Довольно, дружокъ! Смотри. Вотъ мистеръ Гедстонъ пришелъ со мной.
   Глаза ея встрѣтились съ глазами учителя, который очевидно ожидалъ особы совсѣмъ другого сорта, и между ними послышалось слова два привѣтствія. Она была немножко озадачена нежданнымъ посѣщеніемъ, да и учителю было не но себѣ. Впрочемъ, ему-то и никогда не бывало но себѣ.
   -- Я говорилъ мистеру Гедстону, что ты еще не устроилась, Лиза, но онъ былъ такъ любезенъ, что поинтересовался побывать. Вотъ я и привелъ его. Какъ ты похорошѣла!
   Брадлей, казалось, находилъ то же самое.
   -- А! Правда! Правда!-- крикнула хозяйка дома, принимаясь за свои занятія, хотя сумерки почти сгустились.-- Дѣйствительно такъ! Но продолжайте болтать, все одно:
   
   You one, two, three
   My com-pa-ny,
   And don't mind me *).
   *) Вы, разъ, два, три, моя компанія, и не обращайте вниманія на меня.
   
   Она проскандовала этотъ риѳмованный экспромптъ съ тремя кивками указательнаго пальца.
   -- Я не ждала твоего посѣщенія Чарленька,-- сказала его сестра.-- Я думала, что еслибы ты хотѣлъ повидать меня, то могъ бы увѣдомить меня и назначилъ бы мнѣ придти куда-нибудь по близости школы, какъ въ послѣдній разъ. Я видалась съ братомъ по близости школы, сэръ,-- сказала она Брадлею Гедстону:-- потому что мнѣ туда легче ходить, чѣмъ ему сюда. Я работаю какъ разъ на полу пути.
   -- Вы не часто видаетесь другъ съ другомъ,-- сказалъ Брадлей, не улучшаясь относительно самообладанія.
   -- Нѣтъ.-- Она печально качнула головой.-- Чарленька все также хорошо идетъ, мистеръ Гедстонъ?
   -- Какъ нельзя лучше. Его дорога, какъ мнѣ кажется, обозначилась вполнѣ ясно.
   -- Я такъ и надѣялась. Я такъ благодарна. Это такъ мило съ твоей стороны, Чарленька, дружокъ мой! Лучше мнѣ ужъ не становиться (если только самъ онъ не пожелаетъ) между имъ и его будущностью. Какъ вы думаете, мистеръ Гедстонъ?
   Сознавая, что его ученикъ-преподаватель ждетъ его отвѣта, и что самъ онъ наущалъ мальчика отложиться отъ сестры, и видя ее въ первый разъ лицомъ къ лицу, Брадлей Гедстонъ пролепеталъ:
   -- Вы знаете, братъ вашъ очень запитъ. Ему надо крѣпко работать. Можно сказать, чѣмъ меньше будетъ онъ развлекаться, тѣмъ лучше для его будущности. Когда онъ устроится, цу, тогда-тогда будетъ совсѣмъ другое дѣло.
   Лиза опять кивнула головой и отвѣтила съ спокойною улыбкой:-- Я всегда совѣтовала ему такъ, какъ вы совѣтуете. Не такъ ли, Чарленька?
   -- Ну, полно, не будемъ объ этомъ больше толковать, -- сказалъ мальчикъ.-- Какъ идутъ твои дѣла?
   -- Очень хорошо, Чарленька. Я ни въ чемъ не нуждаюсь.
   -- У тебя тутъ есть особая комната?
   -- О, да! Наверху. Покойная, славная, съ чистымъ воздухомъ.
   -- А гостей принимаетъ она всегда въ этой комнатѣ,-- сказала хозяйка дома, поставивъ костлявый кулачокъ на подобіе бинокля, глядя сквозь него, при полномъ соглашеніи глаза съ подбородкомъ,-- всегда въ этой комнатѣ принимаетъ гостей; не такъ ни, дружокъ, Лиза?
   Брадлею Гедстону удалось замѣтить небольшое движеніе руки Лизы Гексамъ, какъ будто она погрозила кукольной швеѣ. И той удалось въ ту же минуту подмѣтить его взглядъ, ибо она сдѣлала двойной бинокль изъ обѣихъ рукъ, поглядѣла на него и вскрикнула, шутливо кивнувъ головой:-- Ага! Поймала шпіона, поймала!
   Это могло случиться очень просто; но Брадлей Гедстонъ также замѣтилъ, что Лиза, не снимавшая шляпки, тотчасъ же послѣ этого поспѣшно предложила выйти на воздухъ, потому что въ комнатѣ становилось темно. Они вышли. Посѣтители пожелали доброй ночи кукольной швеѣ, оставивъ ее раскинувшеюся въ креслѣ, скрестившею руки и напѣвавшею себѣ что-что тихимъ, вдумчивымъ голоскомъ.
   -- Я поброжу по берегу,-- сказалъ Брадлей: -- вамъ вѣрно хочется поговорить другъ съ другомъ.
   Когда его придавленная фигура отдалилась отъ нихъ въ вечернихъ тѣняхъ, мальчикъ вспыльчиво сказалъ сестрѣ:
   -- Когда ты устроишься сколько-нибудь по-христіански, Лиза? Я думалъ, что ужъ ты озаботилась этимъ.
   -- Мнѣ и тутъ хорошо, Чарленька.
   -- И тутъ хорошо! Я стыжусь, что привелъ мистера Гедстона. Какъ это тебѣ пришлось свести компанію съ этою маленькою вѣдьмой?
   -- Сперва случайно, какъ могло казаться, Чарленька. По я думаю, тутъ было что-то больше, чѣмъ случай: этотъ ребенокъ... Помнишь ты объявленія на стѣнѣ у насъ?
   -- Къ чорту объявленія на стѣнѣ у насъ! Я стараюсь забыта объявленія на стѣнѣ у насъ, и тебѣ лучше бы сдѣлать то же самое, -- проворчалъ мальчикъ.-- Ну, такъ что-же?
   -- Это дитя, внучка того старика.
   -- Какого старика?
   -- Страшнаго пьяницы, старика въ полосатыхъ туфляхъ и ночномъ колпакѣ.
   Мальчикъ потеръ себѣ носъ съ видомъ, выражавшимъ полунеудовольствіе, что слышалъ такъ много, и полужеланіе услышать еще больше, и спросилъ: -- Какъ ты дознала это? Какая ты странная!
   -- Отецъ дѣвочки работаетъ на тотъ же магазинъ, что и я Вотъ какъ я дознала это, Чарленька. Отецъ точно такой же, какъ и его отецъ,-- слабое, несчастное, дрожащее созданіе, совсѣмъ разваливается, никогда трезвъ не бываетъ. А все-таки хорошій работникъ по своему дѣлу. Мать умерла. Это бѣдное, больное, крошечное созданіе стало такою, окруженная пьянымъ народомъ съ ямой колыбели, если только была у нея колыбель, Чарленька.
   -- Я все-таки не вижу, что тебѣ до нея,-- сказалъ мальчикъ.
   -- Не видишь, Чарленька?
   Мальчикъ сердито посмотрѣлъ на рѣку. Они были на Мильбанкѣ, и рѣка катилась у нихъ слѣва. Сестра нѣжно тронула его за плечо и показала на нее.
   -- Какое-нибудь вознагражденіе... Какая-нибудь отплата... Дѣло не въ словѣ... Ты меня понимаешь. Отцовская могила.
   Но онъ не отвѣчалъ чѣмъ-нибудь нѣжнымъ. Послѣ упорнаго молчанія, онъ прервалъ его обиженнымъ тономъ:
   -- Это очень досадно, Лиза. Я стараюсь изо всѣхъ силъ продвинуться впередъ въ свѣтѣ, а ты тянешь меня назадъ.
   -- Я, Чарленька?
   -- Да, ты, Лиза. Зачѣмъ ты мѣшаешь прошлому оставаться прошлымъ? Намъ надо повернуть лицо совсѣмъ въ другую сторону.
   -- И никогда не оглядываться? Даже ни разу не постараться загладить прошлое?
   -- Ты все такая же мечтательница,-- сказалъ мальчикъ съ тою же раздражительностью.-- Все это было хорошо, когда мы сидѣли у огня, когда мы глядѣли на впадинку подъ огнемъ; а теперь мы глядимъ въ дѣйствительный міръ.
   -- Ахъ, Чарленька, тогда-то мы и глядѣли въ дѣйствительный міръ.
   -- Я понимаю, что ты хочешь сказать, но ты несправедлива. Я не хочу, поднявшись самъ, отталкивать тебя, Лиза. Я хочу взять и тебя съ собою наверхъ. Вотъ что я хочу сдѣлать, и сдѣлаю это. Я знаю, чѣмъ я тебѣ обязанъ. Я сказалъ мистеру Гедстону сегодня же вечеромъ: все-таки сестра же помѣстила меня сюда. Такъ-то. Не тяни же меня назадъ и не удерживай внизу. Вотъ все, чего я прошу. Ужъ, конечно, въ этомъ нѣтъ грѣха.
   Она пристально поглядѣла на него и отвѣчала съ самообладаніемъ:
   -- Я въ этомъ дѣлѣ не о себѣ забочусь, Чарленька. По мнѣ-то, чѣмъ бы дальше отъ этой рѣки, тѣмъ бы лучше.
   -- Да и по мнѣ, чѣмъ бы подальше тебѣ отъ нея, тѣмъ бы лучше. Расквитаемся съ ней разомъ. Зачѣмъ же тебѣ долѣе меня оставаться при ней? Я вотъ совсѣмъ отдѣлался отъ нея.
   -- Я думаю, что не буду въ силахъ покинуть ее,-- сказала Лиза, проводя рукой по лбу.-- Я вѣдь не по волѣ своей еще живу тутъ по близости отъ рѣки.
   -- Куда ты опять, Лиза? Опять замечталась! Сама, по своей волѣ, живешь въ домѣ пьянаго портного,-- портного что ли? или что-нибудь въ этомъ родѣ,-- съ крошечнымъ, скорченнымъ антикомъ-ребенкомъ, что ли, или съ старою каргою, или чортъ знаетъ съ кѣмъ, а говоришь такъ, какъ будто тебя загнали туда. Будь же непрактичнѣе.
   Она ужъ довольно напрактиковалась, страдая и изнуряясь за него; но она только положила ему руку на плечо, безъ всякаго упрека, и раза два или три потрепала его по плечу. Она привыкла ласкать его такимъ образомъ, нося его на рукахъ еще ребенкомъ, когда онъ вѣсилъ почти столько же, какъ она. На глазахъ у нея блеснули слезы.
   -- Даю тебѣ слово, Лиза,-- онъ провелъ ей по глазахъ верхнею стороною руки,-- я хочу быть тебѣ добрымъ братомъ и доказать, что я знаю, чѣмъ тебѣ обязанъ. Я хотѣлъ сказать только то, что надѣюсь ты будешь для меня немножко сдерживать свои причуды. Когда я буду имѣть свою школу, ты будешь жить со мною, и тебѣ придется же тогда сдерживать свои причуды. Отчего же теперь нѣтъ? Ну, скажи, что я не разсердилъ тебя?
   -- Нѣтъ, Чарленька, нѣтъ.
   -- И скажи, что я не огорчилъ тебя?
   -- Нѣтъ, Чарленька.
   Но этотъ отвѣтъ былъ уже не такъ твердъ.
   -- Скажи, ты увѣрена, что я въ мысли не имѣлъ портить тебя? Пойдемъ! Вонъ мистеръ Гедстонъ остановился и глядитъ на рѣку; это значитъ пора идти. Поцѣлуи меня и скажи, что увѣрена, что у меня не было намѣренія огорчить тебя.
   Она это сказала ему, они обнялись и подошли къ учителю.
   -- Намъ по дорогѣ съ вашею сестрой,-- замѣтилъ онъ, когда мальчикъ сказалъ ему, что онъ готовъ. И онъ застѣнчиво и неловко предложилъ ей руку. Она чуть оперлась на нее и вдругъ отдернула назадъ. Онъ вздрогнулъ и оглянулся, какъ будто думалъ что она увидала что-то, оттолкнувшее ее послѣ минутнаго прикосновенія.
   -- Я еще не сейчасъ домой,-- сказала Лиза,-- а вамъ еще далеко, и безъ меня вы скорѣе дойдете.
   Будучи въ то время у самаго Вокзальнаго Моста, они порѣшили вслѣдствіе того продолжать путь черезъ Темзу и оставили ее. Брадлей Гедстонъ подалъ ей на прощанье руку, а она поблагодарила его за попеченія о братѣ.
   Учитель и ученикъ шли скоро и молча. Они уже почти перебрались чрезъ мостъ, какъ навстрѣчу пмь попался какой-то джентльменъ, апатично шедшій съ сигарою во рту, заложивъ руки за спину и откинувъ назадъ фалды сюртука. Въ безпечной манерѣ этого господина и въ какомъ-то лѣниво-дерзкомъ видѣ, съ которымъ онъ приближался, занимая вдвое болѣе мостовой, чѣмъ бы иному требовалось, было нѣчто мгновенно затронувшее вниманіе мальчика. Когда джентльменъ прошелъ мимо, мальчикъ пристально посмотрѣлъ на него и потомъ остановился, глядя ему вслѣдъ.
   -- На кого это вы тамъ смотрите?-- спросилъ Брадлей.
   -- Вотъ оно что!-- отвѣтилъ мальчикъ, смутясь и задумчиво нахмурясь.-- Да, это тотъ Райборнъ.
   Брадлей Гедстонъ также пытливо поглядѣлъ на мальчика, какъ мальчикъ на джентльмена.
   -- Извините меня, мистеръ Гедстонъ, но я не могу не подивиться, что бы такое въ цѣломъ мірѣ могло завести его сюда?
   Хотя онъ это сказалъ такъ, какъ будто удивленье его прошло, и въ то же время продолжая путь, однако, отъ учителя не ускользнуло, что онъ говоря это, оглянулся черезъ плечо и сильно нахмурился съ тѣмъ же задумчивымъ, озадаченнымъ видомъ
   -- Вы кажется не долгобливаете вашего друга, Гексамъ?
   -- Да, таки не люблю,-- сказалъ мальчикъ.
   -- За что же?
   -- Въ первый разъ, какъ я увидѣлъ его, онъ съ какою-то утонченною дерзостью схватилъ меня за подбородокъ, -- сказалъ мальчикъ.
   -- Но за что же?
   -- Ни за что, или что почти то же самое, потому что мнѣ случилось что-то сказать о сестрѣ, что ему не понравилось.
   -- Такъ онъ зналъ твою сестру?
   -- Въ то время не зналъ,-- отвѣтилъ мальчикъ, съ угрюмою задумчивостью.
   -- А теперь?
   Мальчикъ былъ такъ разсѣянъ, что идя съ мистеромъ Гедстономь рядомъ, поглядѣлъ на него, не прежде попытавшись отвѣтить, какъ вопросъ былъ повторенъ; тутъ онъ, кивнувъ головою, отвѣтилъ:-- Да, сэръ.
   -- Вѣроятно пошелъ повидаться съ нею.
   -- Выть не можетъ!-- быстро сказалъ мальчикъ:-- Онъ не на столько знакомъ съ ней. Попадись только онъ мнѣ, коли такъ!
   Они шли нѣсколько времени скорѣе прежняго; учитель проговорилъ, взявъ ученика за руку межъ локтемъ и плечомъ:
   -- Вы что начали было говорить мнѣ объ этой особѣ? Какъ вы назвали его?
   -- Гейборнъ, мистеръ Евгеній Гейборнъ. Онъ, что называется, адвокатъ безъ дѣла. Первый разъ онъ былъ у насъ на старой квартирѣ, еще при жизни отца. Онъ былъ по дѣлу; не то, чтобы по своему дѣлу, -- у него никогда не бывало никакого дѣла,-- его взялъ съ собою пріятель его.
   -- А потомъ?
   -- Потомъ еще одинъ разъ, сколько я знаю. Когда отецъ, по несчастному случаю, лишился жизни, ему довелось быть въ числѣ сыщиковъ. Я полагаю, онъ слонялся тутъ, позволяя себѣ всякія вольности съ чьими-нибудь подбородками; какъ бы то ни было, онъ былъ при этомъ. Онъ принесъ эту вѣсть домой къ сестрѣ рано поутру и привелъ миссъ Аббе Поттерсонъ, сосѣдку, помочь привести ее въ чувство. Онъ слонялся около дома, когда меня привезли домой къ вечеру; меня не знали гдѣ сыскать, пока сестра не оправилась и не сказала; а тамъ онъ пропалъ.
   -- И тутъ все?
   -- Тутъ все, сэръ.
   Брадлей Гедстонь постепенно освободилъ руку мальчика, будто раздумывая, и они пошли бокъ-о-бокъ, какъ и прежде. Послѣ долгаго молчанія, Брадлей продолжалъ разговоръ.
   -- Я полагаю... сестра ваша... (съ куріозною остановкой прежде и послѣ этихъ словъ) едва ли подучила какое-нибудь образованіе, Гексамъ?
   -- Едва ли какое, сэръ.
   -- Безъ сомнѣнія, она пожертвовала собою отцовскимъ предразсудкомъ. Я помню, тоже было въ вашемъ дѣлѣ. Однако... сестра ваша... совсѣмъ не такъ и смотритъ, и говоритъ, какъ невѣжественная особа.
   -- Лиза такъ много думаетъ, какъ дай Богъ всякому, мистеръ Гедстонъ. Можетъ быть, слишкомъ много и безъ ученія. Я, бывало, у насъ дома огонь въ каминѣ называлъ ея книгой, потому что она всегда была наполнена мечтами, порой очень умными мечтами, когда сидѣла глядя на огонь.
   -- Это мнѣ не нравится,-- сказалъ Брадлей Гедстонъ.
   Ученикъ немного удивился, получивъ такое внезапное, рѣшительное, горячее возраженіе, но счелъ это доказательствомъ участія къ нему со стороны учителя. Онъ осмѣлился сказать ему:
   -- Я никогда еще не позволялъ себѣ говорить съ вами объ этомъ откровенно, мистеръ Гедстонъ, и беру васъ въ свидѣтели, что я даже въ умѣ не имѣлъ слышать это отъ васъ до нынѣшней ночи; но горько думать, что если я устроюсь въ жизни хорошо, то мнѣ придется... краснѣть за сестру, которая была очень добра ко мнѣ.
   -- Да,-- сказалъ Брадлей Гедстонъ, разсѣянно, такъ какъ умъ его, казалось, чуть коснулся этого пункта и скользнулъ къ другому.-- Тутъ надо принять въ расчетъ слѣдующую возможность. Кто-нибудь пробившій себѣ дорогу можетъ стать поклонникомъ... вашей сестры... и со временемъ придетъ къ мысли жениться... на вашей сестрѣ.... для него было бы досаднымъ учетомъ и тяжелою пеней, еслибы онъ, перешагнувъ въ умѣ чрезъ все неравенство состояній и прочія соображенія, нашелъ бы это неравенство и эти соображенія, оставшимися во всей силѣ.
   -- Я почти то же, думаю, сэръ.
   -- Какъ, такъ?-- сказалъ Брадлей Гедстонъ:-- но вы говорили только, какъ брать. Обстоятельство же которое я предполагаю, болѣе важное обстоятельство; потому что поклонникъ, мужъ, добровольно вступитъ въ союзъ, будучи кромѣ того обязанъ заявить его, къ чему братъ не обязанъ. Потомъ, вы понимаете, о васъ можно сказать, что вамъ тутъ нельзя сдѣлать иначе; между тѣмъ какъ объ немъ скажутъ, съ неменьшею справедливостью, что онъ могъ бы сдѣлать иначе.
   -- Это правда, сэръ. Сколько разъ съ тѣхъ поръ, какъ Лиза стала свободною по смерти отца, я думалъ, что такая молодая дѣвушка можетъ пріобрѣсти больше, чѣмъ сколько нужно, чтобы не краснѣть въ обществѣ. И сколько разъ я также думалъ, что можетъ быть миссъ Пичеръ...
   -- Для этой цѣли я не рекомендовалъ бы миссъ Пичеръ,-- прервалъ его Брадлей Гедстонъ, съ прежнею рѣшительностью.
   -- Не будете ли вы такъ добры, мистеръ Гедстонъ, не подумаете ли объ этомъ за меня?
   -- Да, Гексамъ, да. Я подумаю. Зрѣло подумаю, хорошенько подумаю.
   Послѣ этого они шли почти молча до самой школы. Тамъ одно изъ чистенькихъ маленькихъ оконъ миссъ Пичеръ, похожихъ на игольныя ушки, было освѣщено, а близъ него въ уголкѣ сторожила Маріанна, межъ тѣмъ какъ миссъ Пичеръ за столомъ шила себѣ хорошенькій маленькій лифъ, при помощи выкройки изъ сѣрой бумаги.
   Маріанна, съ лицомъ обращеннымъ къ окну, подняла руку.
   -- Ну, Маріанна?
   -- Мистеръ Гедстонъ идетъ домой, ма'амъ.
   Черезъ минуту Маріанна опять подала знакъ.
   -- Ну, Маріанна?
   -- Вошелъ къ себѣ и заперъ дверь, ма'амъ.
   Миссъ Пичеръ, подавивъ вздохъ, собрала работу на сонъ грядущій и ту часть костюма, гдѣ обрѣталось ея сердце, еслибы костюмъ былъ надѣтъ, пронзила преострою-острою иголкой.
   

II. Тоже воспитательная.

   Хозяйка дома, кукольная швея и пронзводчица разукрашенныхъ кирпичиковъ и перочистокъ, сидѣла въ своемъ низенькомт креслицѣ, распѣвая въ потемкахъ, пока не вернулась Лиза.
   -- Ну, Лиза-Мыза-Киса,-- сказала она прервавъ пѣсню,-- что новаго на дворѣ?
   -- Что новаго дома?-- отвѣтила Лиза, шутливо приглаживая густые, длинные, великолѣпные волосы, что такъ роскошно и красиво росли на головѣ кукольной швеи.
   -- Посмотримъ,-- сказалъ слѣпой. Ну, послѣдняя новость та. что я не выйду за твоего брата.
   -- Нѣтъ?
   -- Нѣ-ѣтъ,-- качнула она головой и подбородкомъ.-- мальчишка не по мнѣ.
   -- Что ты скажешь объ его учителѣ?
   -- А есть что я думаю, что у него кое-что ужь есть на примѣтѣ.
   Лиза отошла, заботливо опустивъ волосы на сутуловатые плечики, и зажгла свѣчу; маленькая зала оказалась довольно темною, но въ порядкѣ и чистотѣ. Она поставила свѣчи на каминъ, поодаль отъ глазъ швеи; потомъ отворила дверь изъ комнаты и дверь на улицу и повернула низенькое креслице съ его владѣлицею къ воздуху. Вечеръ былъ душный, и такъ всегда въ хорошею погоду устроивались онѣ послѣ дневной работы. Сама Лиза усѣлась рядомъ съ маленькимъ кресломъ и взяла протянувшуюся къ не;і маленькую руку съ видомъ покровительства.
   -- Вотъ это то самое время, которое любящая тебя Дженни Ренъ зоветъ лучшимъ временемъ дня и ночи,-- сказала хозяйка дома.
   Настоящее имя ея было Фанни Кливеръ; но она прибрала себѣ имя миссъ Дженни Ренъ {Wren, названіе крошечной птички, королька.}.
   -- Я думала,-- продолжала Дженни,-- сидя за работою сегодня, какъ бы это было хорошо, еслибы мнѣ все съ тобою жить до тѣхъ поръ, пока я не выйду замужъ или пока не посватаются за меня. Потому что, когда за мною станутъ ухаживать, я заставлю его дѣлать многое, что ты для меня дѣлаешь; онъ не могъ бы расчесать мнѣ волосъ, какъ ты, или подсобить мнѣ на лѣстницѣ, какъ ты; по съ его грубыми ухватками онъ могъ бы носить заказчикамъ мою работу или получать заказы. И онъ будетъ. Онъ у меня набѣгается.
   У Дженни Ренъ было свое тщеславіе, но, къ счастію для нея, въ сердцѣ не было замысловъ болѣе серіозныхъ, чѣмъ тѣ разнообразныя пытки и муки, которымъ въ свое время подвергнется онъ.
   -- Гдѣ бъ онъ теперь ни былъ и кто бъ онъ такой ни былъ,-- сказала миссъ Ренъ,-- я знаю еги плутни и ухватки, и онъ смотри у меня.
   -- Ты ужъ но черезчуръ ли жестока къ нему?-- спросила ея подруга, улыбаясь и приглаживая ея волосы.
   -- Ни капельки, -- возразила мудрая миссъ Ренъ, съ видомъ обширной опытности.-- Дружокъ, эти господа перестанетъ и думать о тебѣ, коли ты по будешь пожестче съ ними. Но я сказала, еслибы мнѣ все съ тобою жить!.. Ахъ, какъ много въ этомъ еслибъ!.. Не правда ли?
   -- Я не намѣрена разлучаться съ тобою, Дженни.
   -- Не говори этого, а то ты сейчасъ же и уйдешь.
   -- Развѣ ты такъ мало полагаешься на меня?
   -- На тебя можно положиться больше, чѣмъ на серебро и золото.
   Сказавъ это, миссъ Ренъ, внезапно смолкла, подняла глаза и подбородокъ и взглянула на нее съ видомъ лукаво-свѣдущимъ.-- Ага!
   
   Кто стучится?
   Гренадеръ.
   А чего ему угодно?
   Кружку пива, напримѣръ.
   
   -- И больше нечего, дружокъ!
   Мужская фигура остановилась на мостовой у наружной двери.-- Мистеръ Евгеній Рейборнъ,-- сказала миссъ Ренъ,-- вы это?
   -- Звали такъ,-- былъ отвѣтъ.
   -- Коли добрый человѣкъ, такъ войдите.
   -- Хоть и не добрый, а войду,-- сказалъ Евгеній.
   Онъ подалъ руку Дженни Ренъ, и подалъ руку Лизѣ, и сталъ прислонясь у дверей, возлѣ Лизы. Онъ сказалъ, что бродя съ сигарой (она докуривалась и погасла между тѣмъ), забрелъ на возвратномъ пути въ эту сторону и заглянулъ къ нимъ мимоходомъ, не видалась-ли она съ братомъ въ этотъ вечеръ?
   -- Да,-- сказала Лиза, немного смутившись.
   -- Милостивая снисходительность со стороны нашего братца! Мистеръ Евгеній Рейборнъ полагаетъ, что встрѣтилъ юнаго джентльмена тамъ на мосту. Кто такой шелъ съ нимъ вмѣстѣ?
   -- Школьный учитель.
   -- Должно-быть такъ. Похоже на то.
   Лиза сидѣла такъ покойно, что трудно было сказать, въ чемъ выражалось ея смущеніе, и, однакожъ смущеніе ея было очевидно. Евгеній былъ развязенъ, какъ всегда; но можсть быть, въ то время, какъ она сидѣла съ опущенными глазами, легко было замѣтить, что порой вниманіе его сосредоточивалось на ней болѣе, чѣмъ на другихъ предметахъ, хоть на самое короткое время
   -- Мнѣ нечего сообщить вамъ, Лиззи,-- сказалъ Евгеній.-- Но обѣщавъ вамъ, что другъ мой Ляйтвудь не будетъ спускать съ глазъ мистера Райдергуда, я хочу по временамъ возобновлять увѣреніе въ томъ, что помню свое обѣщаніе и не даю моему пріятелю остывать.
   -- Я не сомнѣвалась въ этомъ, сэръ.
   -- Вообще я признаю себя такимъ человѣкомъ, въ которомъ все-таки надо сомнѣваться,-- холодно отвѣтилъ Евгеній.
   -- Почему же такъ?-- спросила острая миссъ Рень.
   -- По той причинѣ, дружокъ,-- сказалъ повѣса,-- что я дрянной, лѣнивый песъ.
   -- Зачѣмъ же вы не преобразитесь въ добраго пса?-- спросила миссъ Ренъ.
   -- По той причинѣ, дружокъ,-- отвѣчалъ Евгеній,-- что не для кого. Обдумали ли вы предложеніе, Лиззи?
   Онъ сказалъ это, понизивъ голосъ, какъ бы по причинѣ особенной важности предмета, а не для того, чтобы секретничать отъ хозяйки дома.
   -- Я думаю о немъ, мистеръ Рейборнъ, но еще не могла рѣшиться принять его.
   -- Ложная гордость!-- сказалъ Евгеній.
   -- Не думаю, мистеръ Рейборнъ, не полагаю.
   -- Ложная гордость,-- повторилъ Евгеній.-- Что жъ это еще можетъ быть? Дѣло само по себѣ ничего не стоитъ. Дѣло ничего не стоитъ для меня. Что это можетъ стоить мнѣ? Я желаю быть кое-кому полезенъ, сдѣлать доброе дѣло въ первый разъ въ жизни; я хочу платить нѣкой способной особѣ вашего пола и возраста такое-то количество (или лучше сказать такую-то малость) презрѣнныхъ шиллинговъ, чтобъ она приходила сюда по такимъ-то вечерамъ въ недѣлю и давала бы вамъ уроки, въ которыхъ вы теперь не нуждались бы, еслибы не были самоотверженною дочерью и сестрою. Вы знаете, какъ хорошо имѣть нѣкоторое образованіе, иначе вы никогда не посвятили бы себя такъ страстно на доставленіе его вашему брату. Отчегожъ вамъ самимъ не имѣть его, въ особенности, если другъ нашъ, миссъ Ренъ, также имъ воспользуется? Еслибъ я предлагалъ себя въ учители или хотѣлъ находиться при урокахъ,-- это было бы неловко. Но это такое дѣло, что я могу быть на другой половинѣ земного шара, или даже вовсе не быть на земномъ шарѣ. Ложная гордость Лиззи, потому что истинная гордость не стала бы стыдиться вашего неблагодарнаго брата. Истинная гордость не принимала бы здѣсь школмейстеровъ, будто докторовъ, для консультаціи въ опасномъ случаѣ. Истинная гордость принялась бы за дѣло и сдѣлала бы его. Вы это очень хорошо знаете, потому что ваша истинная гордость завтра же сдѣлала бы это, еслибъ у васъ были средства, которыхъ ваша ложная гордость не позволяетъ мнѣ доставить вамъ. Хорошо же. Я ничего болѣе не скажу; скажу только то, что ваша ложная гордость вредитъ вамъ самимъ и памяти вашего покойнаго отца.
   -- Какъ отца, мистеръ Рейборнъ?-- спросила она съ тревогой въ лицѣ.
   -- Какъ? Можно ли спрашивать? Упрочивая послѣдствія его невѣжественнаго и слѣпого упорства, не желая исправить зло, которое онъ вамъ причинилъ, дѣлая такъ, чтобы лишеніе, на которое онъ осудилъ васъ, навсегда осталось на его душѣ.
   Казалось, онъ задѣлъ чувствительную струну въ ней, за часъ только говорившей объ этомъ съ братомъ. Это звучало тѣмъ сильнѣе, что въ самомъ говорившемъ произошла на ту минуту перемѣна: въ немъ мелькнуло нѣчто похожее на живое чувство, на искреннее убѣжденіе, оскорбленное подозрѣніемъ, на великодушное и безкорыстное участіе. Она почувствовала, что всѣ эти качества въ немъ, обыкновенно столь легкомъ и безпечномъ, были въ нѣкоторомъ соотношеніи съ противоположными чувствованіями, которыя боролись съ ея сердцѣ. Какъ она непохожа на него, какъ она ниже его, она, отвергнувшая это безкорыстное участіе, по суетному подозрѣнію, что онъ заискивалъ къ ней, что онъ увлекался какими-нибудь прелестями, которыя онъ могъ найти въ пей.
   Бѣдная дѣвушка, чистая сердцемъ и помысломъ, не могла перенесть этой мысли. Падая въ собственныхъ глазахъ, какъ только заподозрила себя въ этомъ, она опустила голову, какъ будто она нанесла ему какое-нибудь злостное и жестокое оскорбленіе, и залилась слезами.
   -- Полноте,-- нѣжно сказалъ Евгеній:-- надѣюсь, что я не огорчилъ васъ. Я хотѣлъ только выставить вамъ это дѣло въ настоящемъ свѣтѣ, хотя, сознаюсь, я сдѣлалъ это довольно своекорыстно, потому что обманулся.
   Обманулся? Въ чемъ? Въ томъ, что ему не удалось оказать ей услугу? Въ чемъ же еще могъ онъ обмануться?
   -- Это не разобьетъ моего сердца,-- смѣялся Евгеній,-- не будетъ цѣлыхъ двое сутокъ томить меня; но я искренно досадую. Я мечталъ сдѣлать эту бездѣлицу для васъ и нашего друга, миссъ Дженни. Задумать и сдѣлать что-нибудь хоть немножко полезное, это было для меня новостью, и это имѣло для меня нѣкоторую прелесть. Я вижу теперь, что надо было лучше распорядиться. Надо было притвориться, что я дѣлаю это для нашего друга миссъ Дженни. Я долженъ былъ нравственно подняться на ходули съ видомъ сэръ-Евгенія Щедраго. Но, клянусь душой, я не люблю ходуль; лучше ужъ потерпѣть неудачу, нежели влѣзать на ходули.
   Если онъ хотѣлъ подладиться къ тому, что было въ мысляхъ у Лизы, такъ это было очень ловко сдѣлано. Если онъ попалъ въ ея мысль случайно, такъ это былъ несчастный случай.
   -- Это такъ просто давалось мнѣ,-- сказалъ Евгеній:-- мячикъ, казалось, невзначай мнѣ въ руки попалъ! Мнѣ случилось довольно оригинально встрѣтиться съ вами, Лиззи, при извѣстныхъ вамъ обстоятельствахъ. Случилось, что я могъ обѣщать вамъ присмотрѣть за этимъ лжесвидѣтелемъ Райдергудомъ. Случилось, что я могъ доставить вамъ маленькое утѣшеніе въ горькій часъ отчаянія,-- сказавь вамъ, что не вѣрю ему. По тому же поводу я вамъ говорилъ, что я самый лѣнивый и послѣдній изъ законовѣдомъ, но все лучше, чѣмъ никто, и что вы можете вполнѣ надѣяться на мою, а также и на Ляйтвудову помощь вашимъ усиліямъ очистить отца. Такъ-то впослѣдствіи я и забралъ себѣ въ голову, что могу помочь вамъ -- и такъ легко!-- очистить отца вашего отъ другого нареканія, о которомъ я упоминалъ за нѣсколько минутъ, на этотъ разъ уже справедливаго и дѣйствительнаго. Надѣюсь, что дѣло теперь ясно; я душевно скорблю о томъ, что опечалилъ васъ. Я ненавижу хвастовства добрыми намѣреніями, но мои намѣренія были, дѣйствительно, честны и просты, и я желалъ бы, чтобы вы это знали.
   -- Я никогда не сомнѣваюсь въ томъ, мистеръ Рейборнъ, -- сказала Лиза, раскаиваясь тѣмъ болѣе, чѣмъ менѣе былъ онъ настойчивъ.
   -- Мнѣ очень пріятно слышать это. Даже еслибы вы сразу поняли все намѣреніе мое, такъ, полагаю, не отказали бы. Но такъ ли? Какъ вы думаете?
   -- Я, я полагаю, что нѣтъ, мистеръ Рейборнъ.
   -- Хорошо! Зачѣмъ же отказываться теперь, когда вы это понимаете?
   -- Не легко мнѣ говорить съ вами,-- отвѣтила Лиза, немного смутясь,-- потому что вы заранѣе знаете все, что изъ моихъ словъ должно слѣдовать, лишь только я скажу что-нибудь.
   -- Пусть же и послѣдуетъ то, что изъ вашихъ словъ слѣдуетъ,-- засмѣялся Евгеній,-- и положите конепъ моему искреннему огорченію. Лиззи Гексамъ, какъ человѣкъ, искренно уважающій васъ, какъ вашъ другъ, какъ бѣдный, но честный джентльменъ, клянусь, я совершенно не понимаю, почему вы колеблетесь.
   Въ его манерѣ и словахъ проглядывала откровенность, довѣрчивость, возвышенное надъ всякою мнительностью великодушіе, и все это побѣдило бѣдною дѣвушку; и не только побѣдило, но снова дало ей почувствовать, что предъ тѣмъ она находилась подт вліяніемъ качествъ противуположныхъ, предводимыхъ тщеславіемъ.
   -- Я не стану колебаться, мистерь Рейборнъ. Надѣюсь, вы не будете обо мнѣ дурного мнѣнія за то, что я сколько-нибудь колебалась. За себя и за Дженни... Позволишь мнѣ отвѣчать за тебя, милая Дженни?
   Маленькое созданіе внимало, прислонясь спиной, опершись локтями на локотники кресла и подбородкомъ на руки. Не перемѣнивъ положенія, она сказала: "Да!" такъ внезапно, какъ будто отрѣзала, а не выговорила это односложное слово.
   -- За себя и за Дженни съ благодарностью принимаю ваше доброе предложеніе.
   -- Рѣшено и кончено!-- сказалъ Евгеній, подавая Лизѣ руку, предварительно слегка махнувъ ей, какъ будто отмахнувъ прочь все дѣло. Надѣюсь, впередъ не будете дѣлать изъ мухи слона.
   Тутъ онъ принялся шутливо болтать съ Дженни Ренъ.
   -- Я хочу завести себѣ куклу, миссъ Дженни,-- сказалъ онъ
   -- Лучше бы вамъ этого не дѣлать,-- возразила швея.
   -- Отчего же такъ?
   -- Вы, навѣрно, сломаете, ее. Вы, дѣти, всѣ такъ дѣлаете.
   -- А знаете, отъ этого польза вашему ремеслу, миссъ Ренъ,-- отвѣтилъ Евгеній.-- Такъ точно ломка обѣщаній, контрактовъ, условій всякаго рода обращается въ пользу моему ремеслу.
   -- Ничего этого я не знаю,-- возразила миссъ Ренъ,-- а лучше бы вамъ заказать перочистку да прилежнѣе дѣлами своими заниматься, и перочисткой перья обтирать.
   -- Ну, еслибы всѣ мы были такими прилежными, какъ вы, хлопотунья, и принимались бы за работу, какъ только могли бы ползать, такъ отъ этого вамъ же было бы вредно.
   -- Вы хотите сказать, -- отвѣтило крошечное созданіе, съ краской, выступившею на лицѣ:-- вредно для спины и ногъ?
   -- Нѣтъ же, лѣтъ,-- сказалъ Евгеній, возмутившійся, надо отдать ему справедливость, при одной мысли о шуткѣ надъ ея калѣчествомъ:-- вредно для вашего ремесла, для ремесла вашего вредно. Еслибы мы всѣ садились за работу, какъ только могли бы дѣйствовать руками, тогда прощай кукольныя швеи.
   -- Пожалуй, что и такъ,-- возразила миссъ Ренъ,-- и у васъ, дѣти, иногда бываетъ кое-что похожее на мысль.-- Потомъ вдругъ она перемѣнила тонъ.-- Говоря о мысляхъ, Лиза (онѣ сидѣли рядомъ, какъ прежде), я удивляюсь отчего это, когда я тутъ работаю, работаю совершенно одна, въ лѣтнее время, я слышу запахъ цвѣтовъ?
   -- Да просто я думаю,-- вяло сказалъ Евгеній (ему надоѣла уже хозяйка дома),-- вы слышите запахъ цвѣтовъ, потому что слышите.
   -- Нѣтъ,-- сказало маленькое созданіе, оперевъ одну руку на ручку кресла, а подбородокъ на эту руку, и безцѣльно глядя впередъ: тутъ нѣтъ по сосѣдству цвѣтовъ. Все, что угодно, только не то. И однакожъ, сидя за работой, я слышу цѣлыя поля цвѣтовъ. Я слышу запахъ розъ, такъ, что кажется, будто вижу на полу цѣлыя кучи розовыхъ лепестковъ.
   -- Пріятно имѣть такія мечты, милая Дженни,-- сказала ея пріятельница, взглянувъ, на Евгенія, какъ будто спрашивая, не даны ли онѣ малюткѣ въ вознагражденіе.
   -- Я такъ и думаю. А птички, что я слышу! О,-- вскрикнуло маленькое созданіе, протягивая руку и взглядывая вверхъ:-- какъ онѣ поютъ!
   Мгновенно, въ ея лицѣ и тѣлодвиженіи появилось нѣчто истинно-прекрасное, нѣчто вдохновенное; но тотчасъ же подбородокъ задумчиво опустился на руку.
   -- Мои птицы поютъ лучше другихъ, и цвѣты мои лучше другихъ пахнутъ. Когда я была еще маленькимъ ребенкомъ (это было сказано такимъ тономъ, будто это было цѣлыя столѣтія тому назадъ), тѣ дѣти, которыхъ я видала по утрамъ, очень отличались отъ всѣхъ другихъ. Они не были похожи на меня. Во мало того, что они не были на меня похожи, также и на сосѣдскихъ дѣтей. Они были совсѣмъ особенныя, прекрасныя. Они не зябли, не тревожились, не были оборваны, не были избиты; они никогда не пугали меня пронзительнымъ крикомъ, никогда не насмѣхались надо мною. И сколько ихъ было! Всѣ въ бѣломъ, съ чѣмъ-то свѣтлымъ по краямъ одежды и на головѣ, чего я никогда не могла поддѣлать въ работѣ, хотя ужъ такъ хорошо знаю это. Они спускались длинными свѣтлыми покатистыми рядами, и говорили всѣ разомъ: "кто это страдаетъ! Кто страдаетъ?" А когда я говорила кто, они отвѣчали: "Пойдемъ, поиграемъ". Тутъ я говорила: "я никогда не играю! Я не могу играть!" И они вились вокругъ меня, подхватывали меня, и мнѣ становилось легко. Какъ мнѣ было хорошо и покойно, пока они не спускали меня, говоря всѣ разомъ: "Потерпи, мы опять придемъ". Когда бы они ни появлялись я обыкновенно узнавала, что они близко, еще не видя длинныхъ лучистыхъ рядовъ, но ужъ издали слыша, какъ они спрашивали всѣ разомъ: ч, кто тутъ страдаетъ? Кто страдаетъ?" Я бывало вскрикну: "Ахъ, милые, милые! это я несчастная! сжальтесь надо мною Возьмите меня, облегчите меня!"
   Постепенно вдаваясь въ воспоминанія, она подняла руку восторженный взоръ заблисталъ снова, и она стала вполнѣ прекрасную. Остановись на мгновеніе, замолчавъ, прислушавшись съ улыбкою въ лицѣ, она оглядѣлась и пришла въ себя.
   -- Какою жалкою дурочкой вы меня считаете, не правда ли, мистеръ Рейборнъ? Не даромъ я вамъ такъ надоѣла; ужъ я это вижу; но сегодня суббота, и я не задерживаю васъ.
   -- То-есть,-- замѣтилъ Евгеній, вполнѣ готовый воспользоваться намекомъ, вы хотите, чтобъ я ушелъ, миссъ Ренъ?
   -- Ну да, сегодня субота,-- отвѣчала она,-- дитя мое придетъ домой. А мое дитя безпокойное, злое дитя. Мнѣ не хотѣлось бы, чтобы вы видѣли моего ребенка.
   -- Куклу?-- сказалъ Евгеній, не понимая и ожидая объясненія.
   Но едва Лиза почти однѣми губами шепнула два слова: "отецъ ея",-- онъ уже не медлилъ и тотчасъ же распрощался. На углу улицы онъ остановился закурить другую сигару и можетъ быть, задать себѣ вопросъ о томъ, что такое онъ дѣлаетъ. Если такъ, то отвѣтъ долженъ былъ выйти самый неопредѣленный и смутный. Кто же знаетъ, что онъ дѣлаетъ, если самъ онъ не заботится о томъ, что дѣлаетъ!
   Когда онъ поворачивалъ за уголъ, на него наткнулся человѣкъ, пробормотавшій извиненіе. Поглядѣвъ ему въ слѣдъ, Евгеній замѣтилъ что тотъ пошелъ къ двери, изъ которой самъ онъ только что вышелъ.
   Какъ только человѣкъ ввалился въ комнату, Лиза встала и хотѣла уйти.
   -- Но уходите, миссъ Гексамъ,-- почтительно сказалъ тотъ, растягивая слова и съ трудомъ выговаривая.-- Не бѣгите несчастнаго человѣка съ разбитымъ здоровьемъ. Удостойте бѣднаго больного вашею компаніею. Это -- это не пристанетъ.
   Лиза пробормотала, что у нея есть кое-какое дѣло въ своей комнатѣ и пошла наверхъ.
   -- Какъ поживаетъ моя Дженни?-- робко сказалъ человѣкъ:-- какъ поживаетъ моя Дженни Ренъ, лучшее изъ дѣтей, предметъ нѣжнѣйшей привязанности разбитаго духомъ больного?
   На это хозяйка дома, въ повелительной позѣ вытянувъ руку, возразила съ безотвѣтственною ѣдкостью: Иди, иди въ свой уголъ! Сейчасъ же иди въ свой уголъ!
   Несчастное позорище будто собиралось предъявить возраженіе, но, не осмѣливаясь противиться хозяйкѣ дома, одумалось, пошло и сѣло на особый позорный стулъ.
   -- О-о-о!-- крикнула хозяйка дома, уставясь на него пальчикомъ:-- старый! О-о-о! Злой! Что это такое?
   Дрожащая фигура, разслабленная и разрушавшаяся съ головы до ногъ, протянула обѣ руки, будто открывая переговоры о мирѣ. Постыдныя слезы наполнили глаза и залили красныя пятна на щекахъ. Раздутая свинцоваго цвѣта нижняя губа затряслась съ плаксивымъ звукомъ. Вся невзрачная развалина, съ истоптанныхъ башмаковъ до преждевременно посѣдѣвшихъ рѣдкихъ волосъ, съежилась,-- не отъ сознанія достойнаго назваться сознаніемъ, этой ужасной перемѣны ролями, но жалко моля объ освобожденіи отъ выговора.
   -- Я знаю всѣ эти плутни и ухватки!-- кричала Дженни.-- Я знаю, гдѣ ты былъ! (Для этого открытія, впрочемъ, не требовалось проницательности). О! противная старая бочка!
   Самое дыханіе этой фигуры было отвратительно, такъ какъ она совершала эту операцію съ усиліемъ и хрипомъ, будто попорченные часы.
   -- Рабъ, рабъ, рабъ съ утра до ночи,-- продолжала хозяйка дома,-- и все для этого! Что это такое?
   Въ этомъ грозномъ, что было нѣчто странно путавшее это существо. Еще прежде, чѣмъ она произносила это грозное слово, онъ уже предусматривалъ его, и съеживался до крайняго предѣла.
   -- Зачѣмъ тебя не схватили да не заперли?-- сказала хозяйка дома,-- Въ темную яму бы запрятать, чтобы крысы съ пауками да тараканами бѣгали по тѣлу. Я знаю ихъ плутни и ухватки: они славно позудили бы тебя. Не стыдно ли вамъ самихъ себя?
   -- Да, дружокъ,-- пробормоталъ отецъ.
   -- Ну,-- сказала хозяйка дома, уничтожая его величественнымъ сосредоточеніемъ силы духа прежде, чѣмъ прибѣгнуть къ сильному слову: что это такое?
   -- Обстоятельства отъ меня не зависящія,-- оговорилось жалкое существо въ оправданіе себѣ.
   -- Я васъ пообстоятельствую, я вамъ покажу зависимость, передразнила хозяйка дома съ необыкновенною энергіей:-- поговорите еще у меня. Я васъ отдамъ въ полицію и заставлю оштрафовать на пять шиллинговъ; вы не можете заплатить а я не заплачу за васъ денегъ, и васъ сошлютъ на всю жизнь. Какъ вамъ нравится ссылка на всю жизнь?
   -- Не нравится. Бѣдный, разбитый больной! Не долго ужъ мнѣ обременять,-- кричало несчастное существо.
   -- Ну-ка, ну!-- сказала хозяйка дома, ударяя но стулу съ озабоченнымъ видомъ и качая головою и подбородкомъ.-- Вы знаете, что надо дѣлать: выкладывайте ваши деньги сію минуту.
   Послушное существо стало шарить въ карманахъ.
   -- Вѣрно промоталъ цѣлое состояніе изъ своего заработка,-- сказала хозяйка дома.-- Выкладывайте сюда! Все, что есть! Все до копѣйки!
   Сколько хлопотъ собирать эти копѣйки по карманамъ похожимъ на уши лягавыхъ собакъ: ищешь ихъ въ этомъ карманѣ и не находишь; не ждешь ихъ въ томъ и минуешь; не находишь никакого кармана тамъ, гдѣ бы долженъ быть карманъ.
   -- Все ли это?-- спросила хозяйка дома, когда безпорядочная куча пенсовъ и шиллинговъ легла на столъ.
   -- Больше нѣту,-- было покаяннымъ отвѣтомъ съ утвердительнымъ кивкомъ головы.
   -- Посмотримъ. Ну, вы знаете, что надо дѣлать. Выворачивайте карманы на изнанку!крикнула хозяйка дома.
   Онъ повиновался. И еслибы что-нибудь могло выказать его еще болѣе презрѣннымъ и болѣе жалко-смѣшнымъ, чѣмъ прежде, такъ это такая выставка своей особы.
   -- Тутъ только семь шиллинговъ да восемь съ половиною пенсовъ!-- воскликнула миссъ Дженни, приведя кучу въ порядокъ.-- У, старый блудный сынъ! Съ голоду умрете...
   -- Нѣтъ не мори меня,-- просилъ онъ, жалобно хныкая.
   -- Еслибы съ вами поступать какъ слѣдуетъ,-- сказала Дженни:-- васъ бы надо кормить спичками съ кошачьею говядиной {Въ Лондонѣ, по дороговизнѣ мяса, кошекъ кормятъ особенною, плохою говядиной изъ падали и т. п., продаваемою по порціямъ на спичкахъ уличными разносчиками. Еще издали, заслышавъ крикъ ихъ, кошки выбѣгаютъ на крыльцо и мурлычатъ. Замѣчательно, что онѣ предпочитаютъ это мясо свѣжему.}, еще, пожалуй, однѣми дичками, когда кошки поѣли бы ужъ говядину. Ну пора спать!
   Когда онъ шатнулся изъ угла, повинуясь ей, то опять протянулъ обѣ руки и промычалъ:-- Обстоятельства, независящія... отъ власти...
   -- Да ступайте же спать,-- обрѣзала миссъ Ренъ,-- не говорите со мной. Не прошу. Ступайте спать сію минуту.
   Видя впереди новое грозное "что" онъ избѣгъ его повиновеніемъ, и слышно было, какъ онъ тяжело поднимался по лѣстницѣ, какъ онъ заперъ свою дверь и кинулся на постель. Немного спустя сошла Лиза.
   -- Что же, милая Дженни, будемъ ужинать?
   -- Ахъ! Господи спаси насъ и помилуй! Надо чѣмъ-нибудь на ногахъ себя поддержать -- отвѣтила Дженни, пожимая плечами.
   Лиза послала скатерть на скамеечку (болѣе сподручную хозяйкѣ дома, чѣмъ обыкновенный столъ), поставила простое кушанье, какое обыкновенно бывало у нихъ и придвинула къ себѣ скамейку.
   -- Ботъ и ужинъ! О чемъ же ты думаешь, милая Дженни?
   -- Я думала,-- отвѣтила она, выходя изъ глубокой задумчивости,-- что бы я сдѣлала съ нимъ, еслибъ онъ сталъ пьяницею?
   -- О, онъ не станетъ пьяницей,-- сказала Лиза:-- ты заранѣе позаботишься объ этомъ.
   -- Я заранѣе позабочусь объ этомъ, но онъ можетъ надуть меня. Ахъ, дружокъ, всѣ эти господа съ ихъ плутнями и ухватками такъ надуваютъ насъ! (Маленькій кулачокъ въ полномъ дѣйствіи). А если такъ, я скажу тебѣ, что бы я сдѣлала. Когда бъ онъ заснулъ, я раскалила бы ложку до красна, у меня былъ бы какой-нибудь кипятокъ изъ кострюльки, я взяла бы его, пока шипитъ, а другою рукой открыла бы ему ротъ,-- а можетъ быть онъ спалъ бы еще съ разинутымъ ртомъ,-- и вылила бы ему въ глотку, вспузырила бы и задушила бы его.
   -- Я увѣрена, что ты не сдѣлала бы такой ужасной вещи,-- сказала Лиза.
   -- Не сдѣлала бы? Хорошо. Можетъ быть и не сдѣлала бы. А желаніе было бы!
   -- Я увѣрена, что и желанія такого не было бы.
   -- Даже и желанія не было бы? Ну, тебѣ лучше знать. Только ты не жила съ ними цѣлый вѣкъ, какъ я жила, и спина у тебя не болитъ, и ноги не отнялись.
   Въ продолженіи ужина Лиза старалась привести ее въ прежнее лучшее состояніе духа. Но очарованіе исчезло. Хозяйка дома была хозяйкой дома, позорнаго, съ комнатою наверху, гдѣ презрѣнное существо отравляло и даже оскверняло невинный сонъ своею скотскою чувственностью. Кукольная швея стала маленькою ворчуньей. Въ мірѣ жить, мірское творить.
   Бѣдная кукольная швея! Сколько разъ роняли ее тѣ самыя руки, которымъ надо было бы поднимать ее! Сколько разъ заводили ее въ трущобу, когда она нуждалась въ проводникѣ! Бѣдная крошка, бѣдная кукольная швея!
   

III. Хлопотливое дѣло.

   Британія, въ одинъ прекрасный день, сидючи-размышляючи (можетъ быть въ той самой позѣ, какъ изображается на мѣдныхъ монетахъ), внезапно находить, что ей нужно въ парламентъ Вениринга. Ей мнится, что Венирингъ есть "представительный человѣкъ",-- въ чемъ нѣтъ никакого сомнѣнія въ наше время,-- и преданная Ея Величеству палата общинъ не полна безъ него; вотъ и внушаетъ Британія знакомому ей законовѣду, что если Венирингъ внесетъ пять тысячъ фунтовъ, то можетъ подписывать своимъ именемъ пару заглавнымъ буквъ по необыкновенно дешевой цѣнѣ, въ двѣ тысячи пятьсотъ за букву {Эти буквы суть М. P., Membrum Parilаmenti, то-есть Членъ Парламента. }. Между Британіей и законовѣдомъ вполнѣ подразумѣвается, что никто не возьметъ этихъ пяти тысячъ фунтовъ, но, будучи положены, они исчезнутъ сами собой силою колдовства.
   Законовѣдъ, облеченный довѣріемъ Британіи, прямо отъ Этой дамы пріѣзжаетъ къ Венирингу и передаетъ порученіе. Венирингъ объявляетъ себя высоко-польщеннымъ, но проситъ дать ему время вздохнуть и увѣриться, сомкнутся ли вокругъ него друзья; важнѣе всего, говоритъ онъ, при такихъ важныхъ обстоятельствахъ увѣриться, сомкнутся ли вокругъ него друзья. Законовѣдъ въ интересѣ своего кліента не можетъ назначить ему большой отсрочки, такъ какъ Британія знакома съ кѣмъ-то, готовымъ пожертвовать шесть тысячъ фунтовъ; но соглашается дать Венирингу четыре часа времени.
   Тутъ Венирингъ говоритъ своей супругѣ: "надо хлопотать", и бросаются въ Гамсоновскій кэбъ {Двухмѣстный извозчичій экипажъ, съ кучеромъ позади. Гапсомъ -- имя изобрѣтателя.}. Мистриссъ Венирингъ въ ту же минуту вручаетъ ребенка кормилицѣ, прижимаетъ орлиныя руки ко лбу, чтобы привести въ порядокъ трепещущій умъ, велитъ готовить карету и твердитъ разсѣянно и преданно, подобно Офеліи, вкупѣ съ какой-либо самоотверженною женщиной древности: "надо хлопотать".
   Венирингъ, приказавъ кучеру ринуться на уличную публику подобно лейбъ-гвардіи при Ватерлоо, бѣшено мчится въ Дюкстритъ, Сентъ-Джемсъ. Тамъ находитъ онъ Твемло на его квартирѣ, еще тепленькаго отъ рукъ тайнаго художника, который что-то дѣлалъ съ его волосами при помощи яичнаго желтка. Такъ какъ процессъ требуетъ, чтобы Твемло часа два послѣ операціи далъ волосамъ поторчать дыбомъ и постепенно высохнуть, то онъ находится въ состояніи, весьма приличномъ для пріема поражающихъ извѣстій, и одинаково походитъ на монументъ на Фиш-Стрит-Гиллѣ {Въ память пожара 1666 г., съ развѣвающимся племенемъ на колонне.} и на царя Пріама при нѣкоторомъ пожарѣ, извѣстномъ какъ лучшее мѣсто изъ классиковъ.
   -- Любезный Твемло, говоритъ Венирингъ, захватывая у него обѣ руки,-- будучи самымъ дорогимъ и стариннымъ другомъ моимъ (стало-быть теперь уже нечего сомнѣваться, думаетъ Твемло: это я!), полагаете ли вы, что двоюродный братъ вашъ лордъ Снигсвортъ согласится подписаться членомъ моего избирательнаго комитета? Я не простираю просьбы до самой особы его лордства. Я прошу только его имени... Дастъ онъ свое имя, какъ вы думаете?
   Внезапно обезкураженный, Твемло возражаетъ:-- Не думаю.
   -- Мои политическія убѣжденія, -- говоритъ Венирингъ, не справясь предварительно, есть ли еще они у него,-- одинаковы съ убѣжденіями лорда Снигсворта, и можетъ быть въ уваженіе общественныхъ чувствъ и общественныхъ принциповъ лордь Снигсвортъ дастъ мнѣ свое имя.
   -- Можетъ быть,-- говоритъ Твемло, и въ отчаяніи чешетъ себѣ голову, забывъ объ яичномъ желткѣ и еще болѣе смущается, почувствовавъ, какъ волосы липки.
   -- Съ такимъ старымъ, закадычнымъ другомъ, какъ мы съ вами,-- продолжаетъ Венирингъ,-- нечего чиниться въ такомъ случаѣ. Обѣщайте мнѣ, если я попрошу васъ сдѣлать для меня что-нибудь такое, что если вамъ непріятно будетъ исполнить, или представится хотя малѣйшее затрудненіе въ исполненіи, вы прямо такъ и скажете.
   Твемло такъ любезенъ, что тотчасъ же обѣщаетъ съ видомъ чистосердечнаго намѣренія сдержать слово.
   -- Можетъ быть, вы не откажетесь, если я попрошу васъ написать въ Снигсвортскій паркъ и испросить этой милости у лорда Снигсворта? Впослѣдствіи, если это будетъ улажено, я буду помнить, что обязанъ этимъ единственно вамъ, между тѣмъ какъ вы представите это лорду Снигсворту единственно на общественномъ основаніи Не можете ли вы сдѣлать это для меня?
   Твемло подноситъ руку ко лбу и говоритъ:-- Вы требовали у меня обѣщанія?
   -- Да, любезный Твемло.
   -- И ждете добросовѣстнаго исполненія?
   -- Точно такъ, любезный Твемло.
   -- Вообще, замѣтьте,-- произноситъ Твемло такъ отчетливо, какъ будто еслибъ оно было не вообще, а отчасти, то онъ сейчасъ же исполнилъ бы просьбу:-- вообще я прошу уволить меня отъ письменныхъ сношеній съ лордомъ Снигсвортомъ.
   -- Благодарю, благодарю васъ. Господь благослови васъ,-- говоритъ Венирингъ, сильно обманувшійся въ надеждѣ, но все-таки хватая обѣ руки его съ особеннымъ рвеніемъ.
   Почему удивляться, если бѣдный Твемло уклоняется отъ наказанія письмомъ своего благороднаго двоюроднаго брата (подагрическаго характера) такъ какъ его благородный братъ, удѣляющій ему небольшую пенсію, которою онъ живетъ, взамѣнъ того поступаетъ съ нимъ, какъ говорится, очень круто, подвергая его, во время посѣщеній Снигсвортскаго помѣстья, въ нѣкоторомъ родѣ военному положенію, заставляя его вѣшать шляпу на особый гвоздь, сидѣть на особомъ стулѣ, говорить объ особыхъ предметахъ съ особыми людьми и исполнять особыя упражненія, какъ-то: восхвалять достоинства фамильныхъ холстовъ (чтобы не сказать портретовъ) и воздерживаться отъ избранныхъ фамильныхъ винъ, если только не будетъ особенно приглашенъ къ участію въ нихъ.
   -- Впрочемъ, одно я могу сдѣлать для васъ,-- говоритъ Твемло:-- это похлопотать за васъ.
   Венирингъ снова благословляетъ его.
   -- Вотъ я въ клубъ отправлюсь,-- говоритъ Твемло, вдохновляясь съ необычайною поспѣшностью; -- посмотримъ, который часъ?
   -- Безъ двадцати минутъ одиннадцать.
   -- Я буду,-- говоритъ Твемло,-- въ клубѣ безъ десяти г.ь двѣнадцать и по выйду оттуда цѣлый день.
   Венирингъ чувствуетъ, что друзья его смыкаются вокругъ него, и говоритъ:-- Благодарю васъ, благодарю васъ. Я зналъ, что на васъ можно положиться. Я сказалъ Анастасіи, выѣзжая изъ дому прямо къ вамъ: вы первый другъ, котораго я вижу въ такую достопамятную для меня минуту, любезный Твемло;-- я сказалъ Анастасіи: надо хлопотать.
   -- Правда ваша, правда ваша,-- отвѣчаетъ Твемло.-- Скажите, хлопочетъ ли она-то?
   -- Хлопочетъ,-- говоритъ Венирингъ.
   -- Хорошо!-- восклицаетъ Твемло, этотъ вѣжливый, маленькій джентльменъ.-- У женщинъ тактъ неоцѣненный. Если прекрасный полъ за насъ, значитъ все за насъ.
   -- Но вы еще не сообщили мнѣ,-- замѣчаетъ Венирингъ,-- что вы думаете о моемъ вступленіи въ палату общинъ?
   -- Я думаю,-- прибавляетъ Твемло съ чувствомъ,-- что это наилучшій въ Лондонѣ клубъ.
   Венирингъ снова благословляетъ его, ныряетъ съ лѣстницы, бросается въ свой Гансомъ, приказываетъ кучеру кинуться на британскую публику и ринуться въ Сити.
   Между тѣмъ Твемло, съ возрастающимъ смятеніемъ духа, приглаживаетъ волосы какъ только можетъ получше, то-есть но совсѣмъ хорошо, потому что послѣ клейкой накладки они топырются, а поверхность ихъ похожа на пирожное, и спѣшитъ въ клубъ къ назначенному времени. Въ клубѣ онъ проворно завладѣваетъ большимъ окномъ, письменными снарядами и газетами и устраивается такъ, чтобы вся улица Пелъ-Мелъ почтительно созерцала его. Иногда, если кто-нибудь, войдя, кивнетъ ему головой, Твемло скажетъ: "знаете Вениринга?" Тотъ скажетъ: "нѣтъ; членъ клуба?" Твемло скажетъ: "да, вступаетъ въ палату членомъ за Покетъ-Бричезъ". Тотъ скажетъ: "а! денегъ что ли ему некуда дѣвать?" Зѣваетъ и исчезаетъ къ шести часамъ пополудни. Твемло начинаетъ убѣждаться, что онъ положительно измученъ работой и считаетъ весьма достойнымъ сожалѣнія, что онъ не избирательный агентъ по профессіи.
   Отъ Твемло Венирингъ мчится въ контору Подснапа, застаетъ Подснапа, читающимъ газеты стоя и наклоннымъ ораторствовать по поводу удивительнаго открытія, что Италія вовсе не Англія. Почтительно выпрашиваетъ Подснаповскаго извиненія въ томъ, что прерываетъ потокъ мудрыхъ рѣчей и увѣдомляетъ его, откуда вѣтеръ дуетъ. Говоритъ Подснапу, что политическія мнѣнія ихъ одни и тѣ же. Даетъ понять Подснапу, что Венирингъ составилъ свои политическія убѣжденія, сидя у ногъ Подснапа. Сильно желаетъ знать, примкнетъ ли къ нему Подснапъ. Подснапъ говоритъ съ нѣкоторою строгостью:
   -- Прежде всего, Венирингъ, скажите: совѣта моего вы желаете?
   Венирингъ бормочетъ:-- какъ старый и дорогой другъ...
   -- Да, да, все это хорошо,-- говоритъ Подснапъ:-- но вы рѣшились принять это мѣстечко Покетъ-Бричезъ, или вы просите моего мнѣнія принять ли вамъ его или нѣтъ?
   Венирингъ повторяетъ, что сердце его ждетъ, и душа жаждетъ, чтобы Подснапъ примкнулъ къ нему...
   -- Ну, такъ я пойду съ вами на чистоту, Вепирингъ,-- говоритъ Подснапъ, сдвигая брови:-- вы можете заключить, что я не забочусь о парламентѣ изъ того факта, что меня тамъ нѣтъ?
   Конечно, Венервнгу это извѣстно! Конечно, Венирингъ знаетъ, что еслибы Подснапъ пожелалъ только вступить туда, онъ былъ бы тамъ какъ разъ!
   -- Меня парламентъ нисколько не интересуетъ,-- продолжаетъ Подснапъ, значительно смягчаясь: -- быть въ немъ или не быть, это ровно ничего не значитъ для моего положенія. Но я не хочу мѣшаться въ дѣла людей, находящихся не въ одинаковомъ со мною положеніи. Вы думаете, что вамъ нужно тратить время и что это важно для вашего положенія,-- такъ что ли?
   Все-таки полагая, что Подснапъ примкнетъ къ нему, Венирингъ полагаетъ, что это такъ.
   -- Стало-быть вы не просите моего совѣта,-- говоритъ Подснапъ:-- хорошо! Такъ я вамъ и не буду давать его. Но вы просите моей помощи. Хорошо, я буду за васъ хлопотать.
   Венирингъ мгновенно благословляетъ его и увѣдомляетъ, что Твемло уже хлопочетъ. Подснапу не совсѣмъ нравится, что кто-нибудь уже хлопочетъ; онъ находитъ это нѣсколько не позволительнымъ, но допускаетъ Твемло, и говоритъ, что эта старушка, съ хорошими связями, не повредитъ дѣлу.
   -- У меня нѣтъ никакихъ особенныхъ дѣлъ сегодня,-- прибавляетъ Подснапъ,-- и я повидаюсь кое съ кѣмъ изъ вліятельныхъ. Я былъ приглашенъ сегодня на обѣдъ, но пошлю мистриссъ Подснапъ, а самъ отдѣлаюсь и буду обѣдать съ вами въ восемь. Весьма важно узнать, какъ подвигается дѣло и сравнить извѣстія. Посмотримъ. Вамъ надо пару дѣятельныхъ энергичныхъ господъ, съ джентльменскими манерами, для разъѣзда.
   Венирингъ, поразмысливъ, вспоминаетъ о Бутсѣ и Бруэрѣ.
   -- Съ которыми я встрѣчался у васъ въ домѣ?-- говоритъ Подснапъ.-- Да. Они очень годятся. Пускай каждый изъ нихъ возьметъ кэбъ и разъѣзжаетъ.
   Венирингъ немедленно упоминаетъ о блаженствѣ, которое онъ испытываетъ, "обладая другомъ, способнымъ къ такимъ великимъ административнымъ внушеніямъ, и дѣйствительно восторгается разъѣздами Бутса и Бруэра, какъ идеей, имѣющею характеръ избирательной агитаціи и отчаянно похожею на серьезное должностное дѣло. Оставивъ Подснапа, онъ на всѣхъ рысяхъ налетаетъ на Бутса и Бруэра, которые съ восторгомъ примыкаютъ къ нему, и стремительно разъѣзжаются въ кэбахъ въ противоположныхъ направленіяхъ. Тутъ Венирингъ снова ѣдетъ къ законовѣду, облеченному довѣріемъ Британіи, и улаживаетъ съ нимъ кое-какія дѣла деликатнаго свойства, и составляетъ адресъ къ независимымъ избирателямъ Покетъ-Бричеза, возвѣщающій о его приходѣ къ нимъ за голосами, подобно тому, какъ морякъ возвращается на пепелище своей ранней юности: фраза ничуть нетеряющая цѣны отъ того, что онъ ни разу въ жизнь свою не бывалъ близъ этого мѣстечки и даже теперь не совсѣмъ вѣрно знаетъ, гдѣ оно находится.
   Мистриссъ Венирингъ, въ продолженіе сихъ часовъ, полныхъ событій, также не лѣнится. Только что карета подъѣзжаетъ, какъ она влѣзаетъ въ нее и отдаетъ приказъ "къ леди Типпинсъ". Эта очаровательница живетъ въ Белгревскихъ краяхъ, надъ корсетницей, съ моделью замѣчательной красавицы, въ естественный ростъ, на окнѣ перваго этажа, въ голубой юбкѣ съ корсетнымъ шнуркомъ въ рукѣ, въ невинномъ удивленіи глядящей себѣ черезъ плечо на юродъ. Да и есть чему подивиться, когда одѣваешься при такихъ обстоятельствахъ?
   Дома леди Типпинсъ? Леди Типпинсъ дома, въ темненькой комнатѣ; ея спина (подобно красавицѣ въ окнѣ перваго этажа, хотя и по другой причинѣ) лукаво заслонила свѣтъ. Леди Типпинсъ такъ удивлена, видя дорогую мистриссъ Венирингъ въ такую рань, среди ночи, какъ выражается эта милашка, что рѣсницы ея такъ и поднимаются подъ вліяніемъ этого ощущенія.
   Мистриссъ Венирингъ безсвязно сообщаетъ ей, какъ Вениринга предложили за Покетъ-Бричезъ, какъ настало время сомкнуться вкругъ него, какъ Венирингъ сказалъ: "Надо хлопотать"; какъ она, жена и мать, явилась просить леди Типпинсъ похлопотать; какъ ея карета въ распоряженіи леди Типпинсъ для хлопотъ; какъ она, владѣтельница сказаннаго, съ иголочки новаго, изящнаго экипажа, вернется домой на своихъ на двоихъ, даже окровавленныхъ, если надо хлопотать (не опредѣляя какъ) хотя бы до тѣхъ поръ, пока не свалится у люльки своего ребенка.
   -- Успокойтесь, моя милая,-- говоритъ леди Типпинсъ,-- мы введемь его.
   Леди Типпинсъ, дѣйствительно, хлопочетъ, да и лошадямъ Вениринговъ достается. Она гремитъ по городу цѣлый день, взывая ко всѣмъ знакомымъ, выказывая въ лучшемъ видѣ свою способность занимать, и зеленый вѣеръ, которымъ она помахиваетъ. Душа моя, какъ вы думаете? За кого вы меня принимаете? Не угадать вамъ. Я представляю собой избирательнаго агента. За какое мѣсто изъ всѣхъ на свѣтѣ? За Покетъ-Бричезъ. Почему? Потому что, дражайшій другъ, какой только есть у меня въ цѣломъ свѣтѣ, пріобрѣлъ его. Кто этотъ дражайшій другъ въ цѣломъ свѣтѣ? Человѣкъ, именуемый Венирингомъ. Не забудьте жены его, другого дражайшаго друга въ цѣломъ свѣтѣ; кромѣ того, положительно объявляю вамъ, что забыла о ребенкѣ, что составитъ третьяго. И вотъ мы всѣ играемъ въ этомъ водевилѣ для сохраненія приличій, не забавно ли это? Теперь, безцѣнное дитя, штука въ томъ, что никто не знаетъ этихъ Вениринговъ, и они никого не знаютъ, что у нихъ домъ изъ волшебной повѣсти, а обѣды, какъ въ арабскихъ сказкахъ. Не интересно ли это посмотрѣть? Скажите, что вы познакомитесь. Поѣдемте къ нимъ обѣдать. Они вамъ не надоѣдятъ. Скажите, съ кѣмъ вы желаете быть? Мы составимъ свою партію, а я распоряжусь такъ, что они ни на минуту не заговорятъ съ вами. Право, надо вамъ взглянуть на ихъ золотыхъ и серебряныхъ верблюдовъ. Я называю ихъ обѣденный столъ караваномъ. Пріѣжапте обѣдать къ моимъ Венирилгамъ, моимъ собственнымъ Венирингамъ, моей исключительной собственности, дражайшимъ друзьямъ въ цѣломъ свѣтѣ; а главное, обѣщайте мнѣ навѣрное вашъ голосъ и участіе, и всѣ голоса за Покетъ-Бричезъ; потому что мы не можемъ и думать сдѣлать это за деньги, моя милая, мы можемъ только согласиться на вступленіе по просьбѣ этихъ неподкупныхъ обывателей мѣстечка Покетъ-Бричезъ!
   Однако, точка зрѣнія очаровательной Типпинсъ, что эти хлопоты дѣлаются для сохраненія приличій, отчасти, но не вполнѣ справедлива.
   Гораздо больше сдѣлается или будетъ считаться сдѣланнымъ,-- что почти одно и то же,-- взятіемъ кэбовъ и разъѣздами, чѣмъ полагаетъ очаровательная Типпинсъ. Много великихъ, смутныхъ репутацій было составлено единственно наймомъ кэбовъ и разъѣздами. Преимущественно же достигаютъ этого въ парламентскихъ дѣлахъ. Будетъ ли очередное дѣло въ томъ, чтобы ввести человѣка или вытѣснить человѣка, или уговорить человѣка, или поощрить желѣзную дорогу, или подорвать желѣзную дорогу, или что бы то ни бы по, и ничто не считается столѣ дѣйствительнымъ, какъ скачка Богъ вѣсть куда со всѣхъ ногъ -- короче наемъ кэбовъ и разъѣзды. Вѣроятно, потому что эта причина носится въ воздухѣ. Твемло далеко не единственный человѣкъ, убѣжденный въ томъ, что работаетъ, какъ Траянъ, оставленъ позади Подснапомъ, который въ свою очередь, оставленъ позади Бутомъ и Бруэромъ. Въ восемь часовъ, когда всѣ эти труженики собрались у Вениринговъ обѣдать, порѣшено, чтобы кэбы Бутса и Бруэра не отлучались, чтобъ изъ ближайшей конюшни {Въ Лондонѣ большая часть домовъ не имѣетъ особенныхъ конюшенъ, а устраивается одна общественная на цѣлый кварталъ и болѣе.} были принесены ведра съ водой и тутъ же на мѣстѣ вылиты на ноги лошадямъ, на случай, еслибы Бутсу и Бруэру пришлось мгновенно сѣсть и уѣхать. Эти летучіе вѣстники приказываютъ Аналитику поглядѣть, чтобы шляпы ихъ были положены такъ, чтобъ ихъ можно было найти по первому требованію; они обѣдаютъ (впрочемъ, замѣчательно плотно) съ видомъ команды у трубы, ожидающей извѣстія объ ужасающемъ пожарѣ.
   При началѣ обѣда мистриссъ Венирингъ едва внятію замѣчаетъ, что не перенесетъ еще нѣсколькихъ такихъ дней.
   -- Да и всѣ мы не перенесемъ еще нѣсколькихъ такихъ дней,-- говоритъ Подснапъ:-- но ужъ мы введемъ его.
   -- Мы введемъ его,-- говоритъ леди Тпииинсъ, игриво помахивая зеленымъ вѣеромъ:-- многія лѣта Венирингу!
   -- Мы введемъ его!-- говоритъ Твемло.
   -- Мы введемъ его!-- говорятъ Бутсъ и Бруэръ.
   Говоря въ строгомъ смыслѣ, трудно было указать причину, почему бы они не ввели его, такъ какъ въ Покетъ-Бричезѣ оппозиціи не было. Какъ бы то вы было, рѣшено "хлопотать" до конца; а если не будутъ хлопотать, то можетъ случиться нѣчто непредвидѣнное. Точно также рѣшено, что всѣ они такъ измучены хлопотами бывшими и требуютъ подкрѣпленія для хлопотъ предстоящихъ, что необходимо особенное крѣпительное изъ Венирингова погреба. Поэтому Аналитикъ получаетъ приказъ подать сливокъ своего подвала, наилучшихъ, и вслѣдствіе того слово сомкнуться стало камнемъ преткновенія во время бесѣды, и изъ него выходило то смахнуться, то обмакнутыя.
   Въ этотъ вдохновляющій мигъ Бруэръ выпускаетъ идею, величайшую идею этого дня. Онъ смотритъ на часы и говоритъ (подобно Гай-Фоксу {Глава зачинщиковъ порохового заговора.}), что теперь отправится въ палату общинъ и посмотритъ, какъ тамъ идутъ дѣла.
   -- Я похожу часикъ или около того по коридору,-- говоритъ Бруэръ съ видомъ глубокой таинственности,-- и если дѣла идутъ хорошо, то ужъ не вернусь, а закажу кэбъ къ девяти утра.
   -- Какъ нельзя лучше,-- говоритъ Подснапъ.
   Венирингъ выражаетъ свою неспособность достаточно оцѣнить подобную услугу. Слезы выступаютъ въ нѣжныхъ глазахъ мистриссъ Венирингъ. Бутсъ выказываетъ зависть. Всѣ толпятся у дверей, чтобы видѣть отъѣздъ Бруэра. Бруэръ говоритъ кучеру: хорошо ли освѣжилась лошадь?Посматривая на животное съ критическою проницательностью. Кучеръ говоритъ, что она свѣжа, какъ масло. "Ну, такъ живѣй", говоритъ Бруэръ, въ палату общинъ. Кучеръ вскарабкивается, Бруэръ взлѣзаетъ, ему рукоплещутъ при отъѣздѣ, а Подснапъ говоритъ: "попомните мои слова, сэръ. Это человѣкъ со способностями. Этотъ человѣкъ пробьетъ себѣ дорогу въ жизни".
   Когда Венирингу наступаетъ время сказать приличную рѣчь гражданамъ Покетъ-Бричеза, лишь Подснапъ и Твемло сопровождаютъ его по желѣзной дорогѣ до этого уединеннаго мѣстечка. Законовѣдъ уже на станціи Покетъ-Бричезской вѣтви, въ открытой коляскѣ съ печатною вывѣской: "многія лѣта Венирингу", прибитой на ней, будто на стѣнѣ. И вотъ они торжеетпеппо шествуютъ, посреди зубоскальства черни, къ убогой, маленькой городской ратушѣ на костыляхъ, у подножія которой обрѣтается немного луку и башмачныхъ шнурковъ) что, какъ говоритъ законовѣдъ, есть рынокъ. Изъ окна этого зданія Венирингъ гласитъ внимающей землѣ. Въ ту минуту, какъ онъ снимаетъ шляпу, Подснапъ, согласно уговору съ мистриссъ Венирингъ, телеграфируетъ этой женѣ и матери: "онъ взошелъ".
   Венирингъ путается въ обыкновенныхъ трущобахъ спича, а Подснапъ и Твемло восклицаютъ: "Слушайте! слушайте!" А по временамъ, когда ему ужъ никакъ нельзя выбраться изъ какой-нибудь особенно злосчастной трущобы: "Слу-у-ушайте! слу-у-ушайте!" Однако, Венирингъ особенно отличается въ двухъ пунктахъ, до того хорошихъ, что полагаютъ, они подсказаны ему законовѣдомъ, во время короткихъ переговоровъ на лѣстницѣ. Пунктъ первый слѣдующій. Венирингъ устанавливаетъ оригинальное сравненіе межъ страной и кораблемъ, именно называя страну кораблемъ, а министра рулевымъ. Намѣреніе Венигинга -- повѣдать Покетъ-Бричезу, что другъ его по правую руку (Подснапъ) -- человѣкъ съ состояніемъ. Согласно этому, онъ говоритъ: "Итакъ, джентльмены, если борты корабля непрочны и рулевой неопытенъ, станутъ ли эти великіе морскіе страхователи, находящіеся въ рядахъ нашихъ, всему свѣту извѣстные, князья торговли,-- станутъ ли они страховать его, джентльмены? Стали бы они подвергаться риску? Оказали ли бы довѣріе? Нѣтъ, джентльмены, еслибъ я сослался на моего друга по правую руку, который самъ считается однимъ изъ величайшихъ и многоуважаемыхъ людей этого великаго и многоуважаемаго класса, отъ отвѣчалъ бы: нѣтъ!"
   Второй пунктъ слѣдующій. Надо заявить краснорѣчивый фактъ, что Твемло состоитъ въ родствѣ съ лордомъ Снигсвортомь. Венирингъ предполагаетъ такое положеніе дѣлъ, какому, по всему вѣроятію, никогда не представится ни малѣйшей возможности существовать (хотя это и не положительно вѣрно, потому что картина эта непонятна и ему самому, а тѣмъ болѣе другимъ), и затѣмъ продолжаетъ: "Итакъ, джентльмены, если-бъ я представилъ подобную программу какому-нибудь классу общества, ее встрѣтили бы насмѣшками, говорю я, съ презрѣніемъ указывали бы на нее пальцами. Еслибъ я представилъ подобную программу какому-нибудь достойному и благоразумному торговцу вашего города -- нѣтъ, я буду говорить опредѣленнѣе и скажу: нашего города,-- что бы онъ отвѣчалъ? Онъ отвѣчалъ бы: прочь ее! Вотъ что отвѣчалъ бы онъ, джентльмены. Въ правдивомъ негодованіи онъ отвѣчалъ бы: прочь ее! Но предположимъ, что я поднялся бы выше по общественнымъ ступенямъ. Предположимъ, я взялъ бы подъ руку моего друга по лѣвую руку, и пройдя съ нимъ сквозь родовые лѣса его фамиліи, подъ развѣсистыми буками Снигсвортскаго парка, приблизился бы къ благороднымъ палатамъ, прошелъ бы дворъ, вошелъ бы въ дверь, поднялся бы по лѣстницѣ и, минуя комнату за комнатой, очутился бы, наконецъ, въ августѣйшемъ присутствіи близкаго родственника моего друга, лорда Снигсворта. И положимъ, что я сказалъ бы этому именитому графу: "милордъ, я здѣсь предъ вашимъ лордствомъ, вмѣстѣ съ ближайшимъ родственникомъ вашего лордства (моимъ другомъ по лѣвую руку), чтобы представить эту программу; что отвѣтилъ бы его лордство? Онъ отвѣтилъ бы: прочь ее! Вотъ, что отвѣтилъ бы онъ, джентльмены: прочь ее! Безсознательно повторяя, въ своей высокой сферѣ, точное выраженіе всякаго достойнаго и благоразумнаго торговца въ нашемъ городкѣ, ближайшій и дорогой родственникъ моего друга по лѣвую руку отвѣтилъ бы въ гнѣвѣ: прочь ее!"
   Венирингъ оканчиваетъ этимъ послѣднимъ восклицаніемъ, а мистеръ Подснапъ немедленно и спѣшно телеграфируетъ мистриссъ Венирингъ: "онъ сошелъ".
   Тутъ обѣдъ въ гостиницѣ съ законовѣдомъ, а тамъ въ должной послѣдовательности назначеніе и объявленіе. Въ концѣ концовъ мистеръ Подснапъ телеграфируетъ мистриссъ Венирингъ: "мы ввели его".
   Другой великолѣпный обѣдъ ожидаетъ ихъ при возвращеніи въ Вснирниговы залы, ожидаетъ ихъ леди Типпинсъ, ожидаютъ Бутсъ и Бруэръ. Тутъ скромные намеки со стороны каждаго на то, что каждый собственноручно ввелъ его. Но большею частью всѣ согласны въ томъ, что продѣлка со стороны Бруэра, который отправился ночью въ палату общинъ поглядѣть, какъ тамъ идутъ дѣла, была мастерскою продѣлкой. Этотъ трогательный случай разсказывается мистриссъ Венирингъ въ продолженіе цѣлаго вечера. Мцстриссъ Венирингъ обыкновенно расположена къ слезамъ и чувствуетъ необыкновенное расположеніе къ нимъ послѣ недавнихъ волненій. Прежде, чѣмъ встать изъ-за стола съ леди Типпинсъ, она говоритъ съ видомъ душевнаго и тѣлеснаго разслабленія:
   -- Вы меня сочтете дурочкой, я это знаю, но я должна сказать: когда я сидѣла у люльки, въ ночь передъ выборами, ребенокъ спалъ очень безпокойно.
   Аналитическій Химикъ, мрачно поглядывавшій на нихъ, ощущаетъ дьявольское желаніе подсказать: "просто вѣтры", и потерять мѣсто, но подавляетъ его.
   -- По прошествіи почти конвульсивнаго промежутка,-- продолжаетъ мистриссъ Венирингъ,-- ребенокъ сложилъ ручонки и улыбнулся.
   Такъ какъ мистриссъ Венирингъ пріостановилась, то Подснапъ полагаетъ, что ему необходимо сказать:-- Удивительно! Почему это?
   -- Неужели, спросила я себя,-- говоритъ мистрисъ Венирингъ. інца вокругъ своего платка:-- неужели феи шепнули ребенку, что папа его скоро будетъ членъ парламента?
   Мистриссъ Венирингъ такъ подавлена этимъ чувствомъ, чти всѣ они сторонятся предъ Венирингомъ, который бѣжитъ вокругъ стола къ ней на помощь и уноситъ ее навзничь, причемъ ноги ея тяжело тащатся по ковру: тревоги и хлопоты, значитъ, были свыше ея силъ. Однако, никто не промолвилъ о томъ, не говорили ли феи чего-нибудь насчетъ пяти тысячъ фунтовъ, и не это ли разстроило желудокъ ребенку.
   Бѣдный, маленькій Твемло, совсѣмъ готовый, разтроганъ и продолжаетъ быть разтроганнымъ, безопасно достигнувъ своего помѣщенія надъ конюшней въ Дьюкъ-Стритѣ, Сентъ-Джемсѣ. Но тутъ, на диванѣ, ужасная мысль низвергается на кроткаго джентльмена, уничтоживъ до корня всѣ болѣе благодушныя соображенія.
   -- Праведное небо! Что приходитъ мнѣ въ голову! Вѣдь онъ ни разу въ жизни своей не видалъ ни одного изъ своихъ избирателей, пока мы вмѣстѣ не увидали ихъ!
   Пройдя комнату въ разстройствѣ ума, съ приложенною ко лбу рукой, невинный Твемло возвращается на диванъ и стонетъ:
   -- Я или съ ума сойду, или умру отъ этого человѣка. Силъ моихъ не хватаетъ выносить его!
   

IV. Вспомоществуемый Амуръ.

   Говоря холоднымъ языкомъ свѣта, мистриссъ Альфредъ Ламмль быстро скрѣпляла свое знакомство съ миссъ Подснапъ. Говоря теплымъ языкомъ мистриссъ Ламмль, она и ея милая Джорджіана скоро слилась воедино: сердцемъ, умомъ, чувствомъ, душою.
   Каждый разъ когда Джорджіана могла высвободиться изъ-подъ неволи Подснаповщины, когда могла сбросить съ себя одѣяло желтаго фаэтона и подняться на ноги, когда могла выбраться изъ сферы колыханія деревянной лошади, своей матушки, и выручить свои маленькія закоченѣлыя ноги изъ бѣды быть раздавленными этимъ колыханіемъ, она отправлялась къ своему другу, мистриссъ Альфредъ Ламмль. Мистриссъ Подснапъ отнюдь этому не препятствовала Сознавая себя "великолѣпною женщиной" и привыкнувъ слышать, что ее такъ называютъ пожилые остеологи, занимающіеся своей наукой въ обѣденномъ обществѣ, мистриссъ Подснапъ могла обходиться и безъ своей дочери. Мистеръ Подснапъ, съ своей стороны, будучи извѣщенъ, гдѣ обрѣталась Джорджіана, раздувался отъ мысли, что онъ покровительствуетъ Ламмлямъ. Что они, не дерзая стать съ нимъ въ уровень, почтительно прикасаются къ краю его мантіи, что они, не имѣя возможности согрѣваться лучами его славы, славы солнца, довольствуются блѣднымъ отраженнымъ свѣтомъ жиденькой молодой луны, свѣтомъ его дочери,-- это казалось ему дѣломъ естественнымъ, приличнымъ и подобающимъ. Это рождало въ немъ лучшее мнѣніе о Ламмляхъ, чѣмъ какое онъ до тѣхъ поръ имѣлъ о нихъ, и показывало, что они постигаютъ цѣну своей связи съ нимъ. Когда Джорджіана отправлялась къ своей пріятельницѣ, мистеръ Подснапъ отправлялся на обѣдъ, на обѣдъ и опять-таки на обѣдъ, рука объ руку съ мистриссъ Подснапъ, установивъ свою упрямую голову въ галстукѣ и воротничкахъ, какъ будто бы онъ наигрывалъ на пастушеской свирѣли, въ свое собственное прославленіе, торжественный маршъ: Се грядетъ побѣдоносный Подснапъ: звучите трубы, бейте барабаны! {Англійскій военный маршъ, начинающійся словами.
   See, the conquering Hero comes!
   Sound the trumpets, beat the drums.}
   Отличительною чертою въ характерѣ мистера Подснапа (проявлявшеюся такъ или иначе, какъ вообще будетъ видно, во всѣхъ глубинахъ и отмеляхъ Подснапщины) было то, что онъ не могъ сносить даже намека на оскорбленіе кого-либо изъ его друзей или знакомыхъ. "Какъ вы смѣете?" готовъ онъ былъ, повидимому, сказать въ подобныхъ случаяхъ. "Что вы хотите сказать? Я даровалъ этому человѣку права. У этого человѣка есть отъ меня патентъ. Оскорбляя этого человѣка^ вы оскорбляете меня, Подснапа Великаго. Мнѣ особеннаго дѣла нѣтъ до достоинства этого человѣка; но я какъ нельзя болѣе дорожу достоинствомъ Подснапа". Поэтому, еслибы кто-нибудь рѣшился въ его присутствіи усомниться въ состоятельности Ламмлей, тотъ былъ бы отдѣланъ жесточайшимъ образомъ. На это никто и не рѣшался, потому что Венирингъ, членъ парламента, всегда удостовѣрялъ, что они люди богатые, и, можетъ-статься, вѣрилъ этому. Почему же и не вѣрить, если это нравилось? Онъ вѣдь объ этомъ ничего не зналъ.
   Домъ мистера и мистриссъ Ламмль въ Саквилль-Стритѣ, въ Пиккадилли, служилъ имъ только временнымъ мѣстопребываніемъ. Онъ былъ довольно удобенъ, говорили они своимъ друзьямъ, пока мистеръ Ламмль жилъ холостякомъ; теперь же онъ имъ не годится. Поэтому они постоянно пріискивали себѣ великолѣпный домъ въ лучшихъ частяхъ города и всегда собирались или нанять, или купить таковой, но никогда окончательно не заключали условія. Этимъ они составили себѣ блестящую репутацію, такъ что знакомые ихъ, видя гдѣ-нибудь незанятое великолѣпное зданіе, говорили: "Вотъ это какъ разъ годится для Ламмлей!" и тотчасъ же писали объ этомъ Ламмлямъ, и Ламмли отправлялись осматривать его; но, къ несчастно, оно не вполнѣ соотвѣтствовало ихъ желаніямъ. Короче сказать, они потерпѣли въ этомъ столько неудачъ, что начинали помышлять о необходимости выстроить для себя великолѣпный домъ. Этимъ они составили себѣ другую блестящую репутацію, такъ что многіе изъ ихъ знакомыхъ уже заранѣе были недовольны своими собственными домами, сравнивая ихъ съ будущимъ домомъ Ламмлей.
   Красивое убранство и меблировка квартиры въ Сакквилль-Стритѣ тяжело громоздились на скелетѣ ихъ верхняго жилья, и если этому скелету, изъ-подъ тяжелаго груза обойнаго и мебельнаго дѣла, приходилось шептать:-- вотъ я тутъ, въ чуланѣ!-- то шепотъ этотъ доходилъ только до немногихъ ушей, и ужъ, конечно, никогда не достигалъ)шей миссъ Подснапъ. Если миссъ Подснапъ чѣмъ-либо въ особенности восхищались, кромѣ прелестей своей пріятельницы, такъ это счастіемъ супружеской жизни своей пріятельницы. Оно часто служило темою для ихъ бесѣдъ.
   -- Ну право, -- сказала миссъ Подснапъ, -- мистеръ Ламмль точно влюбленный. По крайней мѣрѣ я -- я готова думать, что онъ влюбленный.
   -- Джорджіана, душечка!-- сказала мистриссъ Ламмль, поднявъ указательный палецъ:-- остерегитесь!
   -- Ахъ! Что такое!-- воскликнула миссъ Подснапъ, краснѣя: -- что я сказала?
   -- "Альфредъ", помните, -- намекнула мистриссъ Ламмль, игриво покачивая головой.-- Вы обѣщали не говорить "мистеръ Ламмль", Джорджіана.
   -- Ахъ, да! Ну такъ "Альфредъ". Я рада, что не вышло чего-нибудь хуже. Я боялась, что сказала что-нибудь ужасное. Я всегда говорю что-нибудь невпопадъ ма.
   -- Что такое? Мнѣ невпопадъ, милая Джорджіана.
   -- Нѣтъ, не вамъ; вы не мамаша. А какъ бы я желала, чтобы вы были моею мамашей!
   Мистриссъ Ламмль подарила свою пріятельницу сладостною и нѣжною улыбкой; миссъ Подснапъ отвѣчала тѣмъ же, какъ умѣла. Они сидѣли за завтракомъ въ будуарѣ мистриссъ Ламмль.
   -- Итакъ, любезная Джорджіана, Альфредъ по вашему понятію походитъ на влюбленнаго?
   -- Я этого не говорю, Софронія, -- отвѣчала Джорджіана, начиная прятать свои локти.-- Я не имѣю никакого понятія о влюбленныхъ. Тѣ страшные люди, которыхъ мамаша иногда отыскиваетъ, чтобы мучитъ меня, совсѣмъ ужъ не влюбленные. Я только хочу сказать, что мистеръ...
   -- Опять, любезная Джорджіана?
   -- Что Альфредъ!..
   -- Такъ то лучше, душечка.
   -- Очень любитъ васъ. Онъ всегда такъ любезенъ и предупредителенъ въ обращеніи съ вами. Скажите, развѣ онъ не таковъ?
   -- Совершенно таковъ, душа моя,-- сказала мистриссъ Ламмль съ какимъ-то особеннымъ выраженіемъ, мелькнувшимъ на ея лицѣ.-- Мнѣ кажется, онъ любитъ меня столько же, сколько и я его.
   -- Ахъ, какое счастіе!-- воскликнула миссъ Подснапъ.
   -- Но знаете ли, моя Джорджіана,-- снова начала мистриссъ Ламмль:-- что въ вашей восторженной симпатіи къ нѣжности Альфреда есть что-то подозрительное.
   -- Какъ это можно! Я надѣюсь, ничего нѣтъ.
   -- Не даетъ ли это поводъ думать,-- лукаво сказала мистриссъ Ламмль,-- что сердечко моей Джорджіаны...
   -- Ахъ не говорите!-- вспыхнувъ, умоляла миссъ Подснапъ.-- Пожалуйста, не говорите.-- Увѣряю васъ, Софронія, я хвалю Альфреда, только потому, что онъ вашъ мужъ и такъ любитъ васъ.
   Софронія взглянула такъ, какъ будто бы для нея просіялъ новый свѣтъ. Потомъ она холодно улыбнулась, опустила глаза на завтракъ, приподняла брови и сказала:
   -- Вы совершенно ошибаетесь, моя милая, въ смыслѣ моихъ словъ. Я хотѣла только намекнуть, что сердечко моей Джорджіаны начинаетъ чувствовать пустоту.
   -- Нѣтъ, нѣтъ, нѣтъ,-- сказала Джорджіана.-- Я ни за какія деньги не желала бы, чтобы кто-нибудь говорилъ мнѣ такія вещи.
   -- Какія вещи, моя неоцѣненная Джорджіана?-- спросила мистриссъ Ламмль, все также холодно улыбаясь, смотря на завтракъ и приподнявъ брови.
   -- Вы знаете, -- отвѣчала бѣдная, маленькая миссъ Подснапъ.-- Мнѣ кажется, Софронія, я бы съ ума сошла отъ досады, отъ робости и отъ ненависти, еслибы кто-нибудь сдѣлалъ это. Для меня ужъ и того достаточно, что я вижу, какъ вы съ вашимъ мужемъ любите другъ друга. Это совсѣмъ иное дѣло. Я не могла бы вынести, еслибы что-нибудь, въ томъ родѣ, со мной случилось. Я бы просила, я бы умоляла удалить отъ меня такого человѣка, даже раздавить его ногами.
   -- Вотъ и самъ Альфредъ.
   Незамѣтно подкравшись, онъ облокотился на спинку кресла Софроніи и въ то время, какъ миссъ Подснапъ взглянула на него, взялъ одинъ изъ отбившихся локоновъ Софроніи, прижалъ его къ губамъ и отмахнулъ имъ поцѣлуй по направленію къ миссъ Подснапъ.
   -- Что вы тутъ такое толкуете о мужьяхъ и о ненависти?-- спросилъ плѣнительный Альфредъ.
   -- Говорятъ,-- отвѣтила его супруга.,-- что кто подслушиваетъ, тотъ никогда ничего хорошаго о себѣ не слышитъ; хотя вы... Однако, скажите, давно ли вы здѣсь, сэръ?
   -- Сію секунду вошелъ, другъ мой.
   -- Слѣдовательно я могу продолжать; впрочемъ, еслибы вы были тутъ минутою или двумя раньше, вы услышали бы сами, съ какими похвалами отзывалась о васъ Джорджіана.
   -- За вашу привязанность къ Софроніи, если можно назвать похвалами, что я сказала, съ трепетомъ объяснила миссъ Подснапъ.
   -- Софронія!-- прошепталъ Альфредъ.-- Жизнь моя!-- и поцѣловалъ ея руку. Въ отвѣтъ на это, она поцѣловала его часовую цѣпочку.
   -- Но вы, надѣюсь, не меня хотѣли удалить и раздавить ногами?-- спросилъ Альфредъ, придвигая стулъ между ними.
   -- Спросите Джорджіану, душа моя,-- отвѣчала его супруга.
   Альфредъ съ чувствомь отнесся къ Джорджіанѣ.
   -- Ахъ, нѣтъ! Я ни о комъ не говорила,-- отвѣтила миссъ ПодснапъЭто была глупость.
   -- Если вы непремѣнно желаете знать, любопытный мой баловень,-- сказала улыбаясь счастливая и любящая Софронія,-- я скажу вамъ, что тутъ подразумѣвался тотъ, кто осмѣлился бы вздыхать по Джорджіанѣ.
   -- Софронія, другъ мой!-- возразилъ мистеръ Ламмль, дѣлаясь серіознѣе:-- вы шутите?
   -- Альфредъ, другъ мой,-- отвѣчала его супруга,-- можетъ быть Джорджіана шутитъ, а я не шучу.
   -- Это показываетъ,-- сказалъ мистеръ Ламмль,-- какія случайныя сочетанія бываютъ иногда на свѣтѣ. Повѣрите ли, безцѣнная Софронія, что я вошелъ сюда съ именемъ одного вздыхателя по Джорджіанѣ на языкѣ.
   -- Я, конечно, повѣрю, Альфредъ, -- сказала мистриссъ Ламмль,-- всему, что вы мнѣ скажете.
   -- О другъ мой! И я тоже повѣрю всему, что вы скажете.
   Какъ пріятенъ и этотъ обмѣнъ любезностей, и эти взоры ихъ сопровождающіе! Ну, что еслибы скелетъ верхняго жилья воспользовался, напримѣръ, этимъ случаемъ и вскрикнулъ: Вотъ я тутъ, задыхаюсь въ чуланчикѣ!
   -- Говорю по чести, моя любезная Софронія.
   -- Я знаю, какая святыня ваша честь, другъ мой,-- сказала мистриссъ Ламмль.
   -- Знаете, моя милая? Такъ я говорю вамъ но чести, что я, входя въ комнату, готовъ былъ произнести имя молодого Фледжби. Разскажите Джорджіанѣ, драгоцѣнная моя, о молодомъ Фледжби.
   -- Ахъ, нѣтъ, не разсказывайте! Пожалуйста не разсказывайте!-- вскрикнула миссъ Подснапъ, затыкая себѣ пальцами уши.-- Я не стану слушать.
   Мистриссъ Ламмль весело засмѣялась и, отводя несопротивляющіяся руки своей Джорджіаны, игриво вытянула ихъ во всю длину и, то сдвигая, то разводя ихъ врозь, начала разсказъ.
   -- Вы должны знать, моя маленькая простушка, что когда-то жилъ-былъ нѣкоторый молодой человѣкъ по имени Фледжби. Этотъ молодой Фледжби, принадлежа къ прекраснѣйшей фамиліи и будучи богатъ, былъ извѣстенъ двумъ другимъ людямъ, искренно привязаннымъ другъ къ другу и извѣстнымъ подъ именемъ мистера и мистриссъ Ламмль. Молодой Фледжби, находясь однажды въ театрѣ, видитъ тамъ мистера и мистриссъ Ламмль и съ ними нѣкоторую героиню по имени...
   -- Пожалуйста, не скажите Джорджіану Подснапъ!-- умоляла молодая дѣвушка почти со слезами.-- Пожалуйста, ни слова обо мнѣ. Назовите другую кого-нибудь, только не Джорджіану Подснапъ. Меня не называйте, не называйте, не называйте!
   -- Кого же другого?-- сказала мистриссъ Ламмль, съ веселымъ смѣхомъ и нѣжными ласками, раздвигая и сдвигая руки Джорджіаны, будто какой-нибудь циркуль:-- кого же, какъ не мою маленькую Джорджіану Подснапъ? Этотъ молодой Фледжби обращается къ Альфреду и говоритъ ему...
   -- Ахъ, пожалуйста, не говорите!-- вскричала Джорджіана такъ, какъ бы эта просьба была выжата изъ нея какимъ-нибудь сильнымъ давленіемъ.-- Я ненавижу его за то, что онъ говорилъ это!
   -- Что говорилъ, дорогая моя?-- смѣялась мистриссъ Ламмль.
   -- Ахъ, я не знаю, что онъ говорилъ!-- дико воскликнула Джорджіана,-- но я ненавижу его за то, что онъ говоритъ.
   -- Милая моя,-- сказала мистриссъ Ламмль, продолжая смѣяться самымъ очаровательнымъ образомъ:-- бѣдняжка сказалъ только, что онъ въ лоскъ положенъ.
   -- Ахъ, что мнѣ теперь дѣлать!-- прервала Джорджіана.-- Ахъ, какой же онъ дуракъ долженъ быть!
   -- И умоляетъ, чтобъ его пригласили обѣдать и съ нимъ вчетверомъ поѣхали въ слѣдующій разъ въ театръ. Поэтому онъ завтра у насъ обѣдаетъ и вмѣстѣ съ нами ѣдетъ въ оперу. Вотъ и все. Нѣтъ, вотъ еще что, моя дорогая Джорджіана,-- какъ вы думаете что? Онъ несравненно болѣе васъ робокъ и боится васъ, какъ вы никогда никого не боялись всю свою жизнь.
   Въ душевномъ безпокойствѣ миссъ Подснапъ все еще продолжала конфузиться и слегка подергивать руками; но она не могла удержаться отъ смѣха при мысли, что есть человѣкъ, который ея боится. Пользуясь этимъ, Софронія льстила ей и съ успѣхомъ ободряла ее, а потомъ и самъ вкрадчивый Альфредъ тоже льстилъ ей и ободрялъ ее, и даже обѣщалъ, во всякое время, когда она только пожелаетъ, взять молодого Фледжби да растоптать его ногами. Такимъ образомъ было дружески рѣшено, что молодой Фледжби явится, чтобы восхищаться, а Джорджіана пожалуетъ, чтобы служить предметомъ его восхищенія. Затѣмъ Джорджіана, имѣя это въ виду, съ чувствомъ въ груди, совершенно для нея новымъ, отъ ожиданія предстоявшаго, и послѣ многихъ поцѣлуевъ со стороны дорогой Софроніи, отправилась въ жилище своего батюшки, предшествуя угрюмому, въ шесть футовъ съ однимъ дюймомъ, лакею -- машинѣ тяжеловѣсной, постоянно являвшейся для сопровожденія ея домой.
   Когда счастливая чета осталась одна, мистриссъ Ламмль сказала своему мужу:
   -- Если я хорошо понимаю эту дѣвочку, сэръ, то ваши опасныя любезности произвели на нее нѣкоторое дѣйствіе. Я говорю вамъ заранѣе объ этой побѣдѣ, ибо опасаюсь, что планъ вашъ гораздо важнѣе для васъ, чѣмъ ваше тщеславіе.
   На стѣнѣ передъ ними висѣло зеркало, и глаза ея встрѣтились въ немъ съ его осклабившимся лицомъ. Она устремила на отразившійся образъ взоръ, исполненный презрѣнія, и образъ этотъ принялъ его на себя въ зеркалѣ. Въ послѣдовавшій затѣмъ моментъ оба они спокойно смотрѣли другъ на друга, какъ будто бы они, главные дѣятели, вовсе но участвовали въ этомъ выразительномъ объясненіи.
   Можетъ статься, мистриссъ Ламмль хотѣла извинить въ своихъ глазахъ свое поведеніе, унижая цѣну бѣдной, маленькой жертвы, о которой говорила съ язвительнымъ презрѣніемъ. Можетъ статься и то, что въ этомъ она не успѣла, потому что очень трудно защититься отъ довѣрія, которое намъ оказывается, а она знала, что Джорджіана вполнѣ довѣряетъ ей.
   Больше, этого ничего не было говорено между счастливыми супругами. Можетъ быть, заговорщики, разъ согласившись между собою, не совсѣмъ любятъ повторять условія и цѣли своего заговора. На другой день явилась Джорджіана, явился и Фледжби.
   Джорджіана къ этому времени достаточно видѣла и домъ Ламмлсй, и тѣхъ, кто посѣщалъ его. Въ немъ была извѣстная, красиво убранная комната, съ билліардомъ въ нижнемъ этажѣ, выдавшаяся на задній дворъ. Она могла быть конторою или библіотекою мистера Ламмля, хотя и не носила этого названія и была извѣстна только, какъ комната мистера Ламмля; а потому для женской головы, даже болѣе выспренной, чѣмъ голова Джорджіаны, трудно было рѣшить, къ какому классу людей принадлежали лица въ ней появлявшіяся,-- къ числу ли людей, ищущихъ удовольствія или къ числу людей, занятыхъ дѣломъ. Комната и люди, въ ней появлявшіеся, имѣли во многихъ чертахъ общее сходство. Какъ комната, такъ и эти люди были слишкомъ нарядны, слишкомъ пошлы, слишкомъ окурены сигарами, слишкомъ лошадники: послѣдняя черта замѣчалась въ комнатѣ по ея украшеніямъ, а въ людяхъ -- по ихъ разговору. Длинноногія лошади, повидимому, были необходимостью для всѣхъ друзей мистера Ламмля точно такъ же, какъ было для нихъ необходимостью сообща, на цыганскій манеръ, въ неуказанные часы утра и вечера вести какія-то дѣла. Сюда являлись друзья, которые, казалось, безпрестанно взадъ и впередъ переплывали Британскій каналъ по биржевымъ дѣламъ, по греческимъ, испанскимъ, индійскимъ и мексиканскимъ фондамъ и альпари, и преміямъ, и учетамъ, и тремъ четвертямъ и семи восьмымъ. Сюда являлись другіе друзья, которые, казалось, постоянно таскались и мыкались то въ Сити, то изъ Сити по дѣламъ биржи, греческихъ, испанскихъ, индійскихъ и мексиканскихъ фондовъ, и альпари, и премій, и учетовъ, и трехъ четвертей и семи восьмыхъ. Всѣ они были въ какомъ-то лихорадочномъ состояніи, хвастливы и неизъяснимо распущенны; всѣ много ѣли и пили, и, занятые ѣдой и питьемъ, всѣ бились объ закладъ. Всѣ они говорили о суммахъ денегъ и всегда упоминали только суммы, а деньги подразумѣвали, напримѣръ: "сорокъ пять тысячъ, Ромъ" или "двѣсти двадцать два на каждую отдѣльную акцію, Дж"". Они, повидимому, раздѣляли свѣтъ на два класса людей: на людей страшно богатѣющихъ и на людей страшно разсорившихся, Они постоянно были второпяхъ, и все-таки, повидимому, не имѣли никакого осязательнаго дѣла, за исключеніемъ немногихъ изъ нихъ (преимущественно одышливыхъ и толстогубыхъ), вѣчно доказывавшихъ съ золотымъ карандашикомъ въ рукѣ, который едва могли доржатъ по причинѣ большихъ перстней на указательномъ пальцѣ, сколько можно нажить денегъ. Наконецъ, всѣ они ругали своихъ грумовъ, а грумы эти не совсѣмъ походили на респектабельныхъ грумовъ, какіе бываютъ у другихъ людей, да, повидимому, и вовсе не походили на грумовъ такъ же, какъ и господа ихъ не походили на господъ.
   Молодой Фледжби не принадлежалъ къ ихъ числу. Молодой Фледжби имѣлъ персиковыя щеки, или щеки, состоявшія изъ сочетанія персика съ кирпично-красною стѣной, на которой онъ растетъ {Фруктовые сады въ Англіи, въ мѣстахъ открытыхъ, окружены съ трехъ сторонъ, восточной, сѣверной и западной, кирпичными стѣнами, по которымъ распялены на рѣшеткахъ болѣе нѣжныя деревья, каковы, напримѣръ, персиковыя.}, и былъ юноша неуклюжій, желтоволосый, узкоглазый, тщедушный и наклонный къ самоизслѣдованію по части бакенбардъ и усовъ. Ощупывая бакенбарды, нетерпѣливо имъ ожидаемыя, Фледжби испытывалъ глубокія колебанія духа, переходившаго всѣ степени ощущеній, отъ увѣренности до отчаянія. Бывали минуты, когда онъ, вздрогнувъ, вскрикивалъ: "Вотъ она наконецъ!" Выли и такія минуты, когда, въ такой же степени скучный, онъ качалъ головою и терялъ всякую надежду. Печальное зрѣлище представлялъ онъ въ подобные періоды, когда, облокотившись на наличникъ камина, будто на урну, заключавшую прахъ его честолюбія, стоялъ онъ, склонивъ непроизводительную щеку на руку, которая только что свидѣтельствовала именно эту самую щеку.
   Но не такимъ являлся Фледжби въ настоящемъ случаѣ. Нарядившись въ превосходное платье, съ оперною шляпой подъ мышкою, онъ, окончивъ съ свѣтлыми надеждами самоизслѣдованіе, поджидалъ прибытія миссъ Подснапъ и велъ маленькую бесѣду съ мистриссъ Ламмль. Въ насмѣшку надъ разговоромъ и манерой Фледжби, знакомые его согласились придать ему (за спиною) почетный титулъ Обаятельнаго.
   -- Жаркая погода, мистриссъ Ламмль,-- сказалъ обаятельный Фледжби. Мистриссъ Ламмль полагала, что погода не такая жаркая, какая была вчера.-- Можетъ быть не такая,-- сказалъ обаятельный Фледжби торопливо,-- но я думаю, что завтра будетъ дьявольски жарко.
   Онъ выкинулъ еще маленькую блестку:-- Выѣзжали сегодня мистриссъ Ламмль?
   Мистриссъ Ламмль отвѣчала, что выѣзжала не надолго.
   -- Иныя,-- сказалъ обаятельный Фледжби,-- имѣютъ привычку выѣзжать надолго, но мнѣ вообще кажется, что если кто слишкомъ это дѣлаетъ, такъ ужъ это черезчуръ.
   Будучи въ такомъ ударѣ, онъ могъ бы превзойти самого себя въ новой вылазкѣ, еслибы не доложили о прибытіи миссъ Подснапъ. Мистриссъ Ламмль кинулась обнимать свою душечку, маленькою Джорджи, и когда миновали первые восторги, представила ей мистера Фледжби. Мистеръ Ламмль явился на сцену послѣ всѣхъ, потому что онъ всегда опаздывалъ, какъ и всѣ его посѣтители всегда опаздывали, какъ будто всѣ они обязаны были опаздывать, вслѣдствіе секретныхъ извѣстій о биржѣ, греческихъ, испанскихъ, индійскихъ и мексиканскихъ фондахъ, альпари, преміяхъ, трехъ четвертяхъ и семи восьмыхъ.
   Прекрасный обѣдецъ былъ поданъ немедленно, и мистеръ Ламмль сѣлъ, блистая, на своемъ концѣ стола; за нимъ, позади стула, сталъ его слуга, съ неотступными сомнѣніями насчетъ своего жалованья. Настоящій день требовалъ со стороны мистера Ламмля всѣхъ его способностей производить блескъ, потому что обаятельный Фледжби и Джорджіана не только поразили другъ друга до безгласности, но поразили себя взаимно еще и такъ, что оба приняли удивительныя положенія: Джорджіана, сидя противъ Фледжби, дѣлала усилія, чтобы спрятать свои локти до совершенной невозможности владѣть ножомъ и вилкой, а Фледжби, сидя противъ Джорджіаны, избѣгалъ встрѣчи съ ея лицомъ всѣми возможными способами и выказывалъ взволнованное состояніе своего ума тѣмъ, что ощупывалъ свои бакенбарды то ложкою, то рюмкою, то хлѣбомъ.
   Мужъ и жена Ламмли должны были оказывать имъ помощь, и вотъ какимъ образомъ они оказывали помощь.
   -- Джорджіана,-- сказалъ мистеръ Ламмль тихимъ голосомъ, улыбаясь и весь блистая, подобно арлекину,-- вы сегодня не въ своей тарелкѣ. Отчего вы не въ своей тарелкѣ, Джорджіана?
   Джорджіана пролепетала, что она совершенно такая же, какъ всегда, и не замѣчаетъ въ себѣ никакой перемѣны.
   -- Вы не замѣчаете перемѣны?-- подхватила мистриссъ Альфредъ Ламмль.-- Моя дорогая Джорджіана! Вы всегда были съ нами такая естественная, непринужденная! Всегда были такой отрадной среди толпы! Всегда являлись олицетворенною нѣжностью, простотою и реальностью!
   Миссъ Подснапъ взглянула на дверь, какъ будто бы въ ней варождались смутныя мысли спастись бѣгствомъ отъ комплиментовъ.
   -- Позвольте, я обращусь на судъ моего друга, Фледжби,-- сказалъ мистеръ Ламмль, нѣсколько возвышая голосъ.
   -- Ахъ, нѣтъ -- слабо воскликнула миссъ Подснапъ; но тутъ вспомоществованіе подняла на себя мистриссъ Ламмль.
   -- Извини меня, мой другъ, Альфредъ, но я не могу еще разстаться съ мистеромь Фледжби; тебѣ придется подождать его минутку. Мистеръ Фледжби занятъ со мною личнымъ разговоромъ.
   Фледжби должно быть велъ этотъ разговоръ съ своей стороны необыкновенно искусно, потому что не замѣтно было, чтобъ онъ произнесъ хоть одно слово.
   -- Личнымъ разговоромъ, милая Софронія? Какимъ разговоромъ? Фледжби, я ревную. Какимъ разговоромъ Фледжби?
   -- Сказать ли мнѣ ему, мистеръ Фледжби?-- спросила мистриссъ Ламмль.
   Придавая себѣ видъ, какъ будто бы онъ зналъ что-нибудь Обаятельный отвѣтилъ:
   -- Пожалуй, скажите ему.
   -- Мы разговаривали,-- сказала мистриссъ Ламмль,-- если тебѣ нужно знать это, Альфредъ, о томъ, въ обыкновенномъ ли расположеніи духа находится мистеръ Фледжби.
   -- Ахъ, Софронія, да это тотъ же самый предметъ, о которомъ я разговаривалъ съ Джорджіаною относительно ея самой! Что же говоритъ Фледжби?
   -- Неужели же вы думаете, сэръ, что я стан^ вамъ разсказывать, когда вы сами ничего не разсказываете? Что Джорджіана говорила?
   -- Джорджіана говорила, что она сегодня совершенно такая же, какъ обыкновенно, я я говорилъ, нѣтъ.
   -- Совершенно то же, что я говорила мистеру Фледжби!-- воскликнула мистриссъ Ламмль.
   Однакоже, дѣло все не подвигалось впередъ. Они никакъ не хотѣли взглянуть другъ на друга, не хотѣли даже и тогда, когда блестящій хозяинъ предложилъ выпить вчетверомъ блестящую рюмку вина. Джорджіана взглянула на свою рюмку, на мистера Ламмль и на мистриссъ Ламмль; но не смѣла, не умѣла, не желала, не хотѣла взглянуть на мистера Фледжби. Обаятельный взглянулъ на свою рюмку, на мистриссъ Ламмль, на мистера Ламмль, но не смѣлъ, не умѣлъ, не желалъ, не хотѣлъ взглянуть на Джорджіану.
   Дальнѣйшее вспомоществованіе оказалось необходимымъ. Амуръ долженъ быть доведенъ до цѣли. Антрепренеръ назначилъ ему въ афишѣ роль, и онъ долженъ разыграть ее.
   -- Другъ мой, Софронія,-- сказалъ мистеръ Ламмль,-- мнѣ не нравится цвѣтъ твоего платья.
   -- Я сошлюсь,-- сказала мистриссъ Ламмль,-- на мистера Фледжби.
   -- А я,-- сказалъ мистеръ Ламмль,-- на Джорджіану.
   -- Джорджи, душечка,-- тихо замѣтила мистриссъ Ламмль своей милой Джорджіанѣ,-- я увѣрена, что вы не перейдете къ оппозиціи. Говорите, мистеръ Фледжби.
   Обаятельный желалъ знать, не розовымъ ли называется этотъ цвѣтъ?
   -- Да,-- сказала мистриссъ Ламмль.
   Повидимому, онъ это зналъ; цвѣтъ дѣйствительно былъ розовый. Обаятельный полагалъ, что розовый цвѣтъ значитъ цвѣтъ розъ (въ этомъ его горячо поддерживали мистеръ и мистриссъ Ламмль). Обаятельный слыхалъ, что выраженіе "царица цвѣтовъ" примѣнялось къ розѣ. Подобно этому можно сказать, что и это платье царственное платье (Очень удачно, Фледжби! со стороны мистера Ламмля). Несмотря на это Обаятельный былъ того мнѣнія, что у всякаго свой глазъ -- или, по крайней мѣрѣ, большинство изъ насъ, и что онъ... и что... и... и... и... дальнѣйшее мнѣніе его заключалось въ нѣсколькихъ и, за которыми ничего не послѣдовало.
   -- О, мистеръ Фледжби!-- сказала мистриссъ Ламмль:-- измѣнить мнѣ такимъ образомъ! О, мистеръ Фледжби, измѣнить такъ моему обиженному розовому платью и объявить себя за голубое!
   -- Побѣда, побѣда!-- вскричалъ Ламмль:-- ваше платье осуждено, моя милая.
   -- Но,-- сказала мистриссъ Ламмль, украдкой протягивая дружескую руку своей дорогой пріятельницѣ:-- что скажетъ Джорджи?
   -- Она говоритъ,-- сказалъ мистеръ Ламмль, объясняя за нее,-- что въ ея глазахъ вы хороши во всякомъ цвѣтѣ, Софронія, и если бы она знала, что будетъ приведена въ смущеніе такимъ прекраснымъ комплиментомъ, какой предъ симъ былъ сказанъ ей, то сама одѣлась бы въ какой-нибудь иной цвѣтъ. Но я говорю ей въ отвѣтъ, что это не спасло бы ее, потому что въ какой бы цвѣтъ она ни одѣлась, тотъ и будетъ цвѣтомъ Фледжби. А что говоритъ Фледжби?
   -- Онъ говоритъ,-- отвѣчала мистриссъ Ламмль, прерывая его и похлопывая но рукѣ своей душечки, такъ какъ бы похлопывалъ по ней Фледжби,-- что это былъ совсѣмъ не комплиментъ, а естественное выраженіе чувства, отъ котораго онъ не могъ воздержаться. И,-- говоря съ большою чувствительностью, какъ будто бы эта чувствительность была со стороны Фледжби,-- онъ не ошибся, онъ не ошибся!
   Все-таки, даже и теперь, они не рѣшались взглянуть другъ на друга. Какъ бы скрежеща своими блестящими зубами, запонками, глазами и пуговицами, всѣмъ заразъ, мистеръ Ламмль втайнѣ нахмурился на нихъ обоихъ, съ выраженіемъ сильнаго желанія стукнуть ихъ головами.
   -- Знаете вы оперу, которую даютъ сегодня, Фледжби?-- спросилъ онъ отрывисто, какъ бы для того, чтобы съ языка у него не сорвалось: "Чортъ васъ возьми".
   -- Нѣтъ, не совсѣмъ,-- сказалъ Фледжби.-- Правду сказать, я ни одной ноты изъ нея не знаю.
   -- Вы также не знаете, Джорджи?-- сказала мистриссъ Ламмль.
   -- Нѣтъ,-- отвѣчала Джордіани чуть слышнымъ голосомъ, подъ вліяніемъ симпатическаго соглашенія.
   -- Слѣдовательно,-- сказала мистриссъ Ламмль,-- ни одинъ изъ васъ не знаетъ ея! Ахъ, какъ хорошо!
   Тутъ даже и трусливый Фледжби почувствовалъ, что наступило время нанесть ударъ, и онъ нанесъ ударъ, сказавъ, обращаясь частью къ мистриссъ Ламмль, частью къ окружающему воздуху:
   -- Я считаю себя очень счастливымъ, что мнѣ предоставлено...
   Такъ какъ онъ тутъ же замолкъ, то мистеръ Ламмль, собравъ свои инбирныя бакенбарды кустомъ и выглядывая изъ него, подсказалъ ему искомое слово: "Провидѣніемъ".
   -- Нѣтъ, я не это хотѣлъ сказать,-- продолжалъ Фледжби.-- Я хотѣлъ сказать -- судьбою. Я считаю себя очень счастливымъ, это судьба начертала въ книгѣ... въ книгѣ, которая составляетъ ея собственность, чтобъ я отправился въ первый разъ въ оперу при достопамятномъ обстоятельствѣ сопровожденія миссъ Подснапъ.
   На это Джордіана отвѣтила, зацѣпивъ оба мизинчика свои одинъ за другой и обращаясь къ скатерти:
   -- Благодарю васъ; но я обыкновенно ни съ кѣмъ не бываю въ оперѣ, кромѣ васъ, Софронія, и это мнѣ очень нравится.
   Поневолѣ довольствуясь на это время такимъ успѣхомъ, мистеръ Ламмль выпустилъ миссъ Подснапъ изъ столовой, какъ будто отворивъ дверцы клѣтки, а за нею послѣдовала мистриссъ Ламмль. Когда наверху вслѣдъ за этимъ подали кофе, мистеръ Ламмль сталъ караулить мистера Фледжби, пока миссъ Подснапъ не кончила пить, и потомъ указалъ ему пальцемъ (какъ будто бы молодой джентльменъ былъ лягавая собака), чтобъ онъ пошелъ взять отъ нея чашку. Фледжби совершилъ этотъ подвигъ не только безъ неудачи, но даже съ оригинальною прикрасою, состоявшею въ замѣчаніи, обращенномъ къ миссъ Подснапъ, что зеленый чай считается вреднымъ для нервовъ. Но миссъ Подснапъ безнамѣренно заставила его тотчасъ же ретироваться, спросивъ едва внятно:
   -- Неужели въ самомъ дѣлѣ? Какъ же онъ дѣйствуетъ?
   Этого молодой джентльменъ не могъ объяснить.
   Когда было доложено, что карета готова, мистриссъ Ламмль сказала:
   -- Обо мнѣ не заботьтесь, мистеръ Фледжби, мое платье и мантилья заняли обѣ мои руки. Возьмите миссъ Подснапъ.
   И онъ повелъ ее. За ними послѣдовала мистриссъ Ламмль; а мистеръ Ламмль шелъ послѣдній, свирѣпо слѣдуя за своимъ маленькимъ стадомъ, будто какой-нибудь погонщикъ.
   Но зато онъ былъ весь блескъ и сіяніе въ ложѣ оперы. Тамъ онъ и его любезная супруга завели разговоръ между Фледжби и Джорджіаною слѣдующимъ замысловатымъ и искуснымъ образомъ. Всѣ они сидѣли въ такомъ порядкѣ: мистриссъ Ламмль, обаятельный Фледжби, Джорджіана, мистеръ Ламмль. Мистриссъ Ламмль дѣлала руководящія замѣчанія мистеру Фледжби, требовавшія только односложныхъ отвѣтовъ. Мистеръ Ламмль дѣлалъ то же самое съ Джорджіаною. Потомъ мистриссъ Ламмль наклонялась впередъ и говорила съ мистеромъ Ламмль.
   -- Альфредъ, мой другъ, мистеръ Фледжби совершенно справедливо думаетъ по поводу послѣдней сцены, что истинное постоянство не требуетъ такихъ приманокъ, о какихъ идетъ рѣчь въ этой сценѣ.
   На это мистеръ Ламмль отвѣчаетъ:
   -- Согласенъ, мой другъ Софронія; но Джорджіана полагаетъ, что дѣвушка не имѣла достаточныхъ причинъ узнать, въ такомъ состояніи находились чувствованія джентльмена.
   На это мистриссъ Ламмль замѣчаетъ:
   -- Совершенію справедливо, Альфредъ; но мистеръ Фледжби указываетъ то и то.
   На это Альфредъ отзывается:
   -- Несомнѣнно, Софронія; но Джорджіана остроумно замѣчаетъ такъ и такъ.
   При помощи такой уловки, молодые люди разговаривали очень долго и испытывали многое множество деликатнѣйшихъ ощущеніи, почти ни разу не открывъ рта. Если они и произносили что-нибудь, такъ это только да или нѣтъ, не обращаясь одинъ къ другому.
   Фледжби простился съ миссъ Подснапъ у каретной дверцы, а мистриссъ Ламмль завезла ее домой и на пути лукаво подшучивала надъ нею ласкательнымъ и покровительственнымъ тономъ, отъ времени до времени приговаривая ей: "о, малютка Джорджіана, о, Джорджіана!" Это было немного, но зато тонъ голоса добавлялъ:-- Вы плѣнили вашего Фледжби.
   Наконецъ, Ламмли возвратились домой, и супруга сѣла, пасмурная и угрюмая, смотря на своего мрачнаго мужа, занявшагося насильственнымъ дѣломъ -- откупориваніемъ бутылки съ содовою водой: онъ какъ будто бы отвертывалъ голоду какой-нибудь злосчастной твари, и кровь ея лилъ себѣ въ горло. Отеревъ намокшія бакенбарды, онъ посмотрѣлъ на свою супругу, помолчалъ и потомъ сказалъ не совсѣмъ нѣжнымъ голосомъ:
   -- Что скажете?
   -- Неужели такой непроходимый олухъ необходимъ для вашей цѣли?
   -- Вы глумитесь, можетъ статься, и вы смотрите на себя свысока, можетъ статься! Но я вамъ скажу вотъ что: гдѣ замѣшаны выгоды этого молодого негодяя, тамъ онъ присасывается какъ лошадиная піявка. Гдѣ у этого молодого негодяя вопросъ коснется денегъ, тамъ онъ чорту пара.
   -- А вамъ онъ пара?
   -- Пара. Почти такая же хорошая, какою вы считали меня для себя. Въ немъ нѣтъ достоинствъ молодости, кромѣ тѣхъ, которыя вы видѣли сегодня; но поговорите съ нимъ о деньгахъ, и вы увидите, что онъ не олухъ. Во всемъ другомъ онъ, какъ мнѣ кажется, дѣйствительно дуракъ; но это не мѣшаетъ его главной цѣли.
   -- А у ней есть деньги, слѣдующія ей по прав"?
   -- Да! У ней есть деньги, слѣдующія ей по праву. Вы сегодня вели дѣло хорошо, Софронія, поэтому я и отвѣчаю на вашъ вопросъ, хотя, какъ вамъ извѣстно, я не люблю отвѣчать ни на какіе подобные вопросы. Вы сегодня вели дѣло хорошо, Софронія, и потому вы устали. Отправляйтесь спать.
   

V. Вспомоществующій Меркурій.

   Фледжби заслуживалъ похвалъ мистера Альфреда Ламмля. Онъ былъ самая подлая собака изъ всѣхъ существующихъ съ одною парой ногъ. Инстинктъ (слово всѣми нами ясно понимаемое) преимущественно бѣгаетъ на четырехъ ногахъ, между тѣмъ какъ разсудокъ ходитъ только на двухъ; но подлость четвероногая никогда не достигаетъ до совершенства подлости двуногой.
   Отецъ этого молодого джентльмена былъ ростовщикъ и имѣлъ денежныя дѣла съ матерью этого молодого джентльмена, когда онъ, то-есть послѣдній, поджидалъ въ обширныхъ и темныхъ переднихъ сего міра минуты, чтобы родиться. Мать его, въ то время вдовица, не имѣвъ возможности уплатить долга ростовщику вышла за него замужъ; и Фледжби въ надлежащій срокъ былъ вызванъ изъ обширныхъ и темныхъ переднихъ и предсталъ передъ генералъ-регистратора. Еслибъ этого не случилось, любопытно было бы знать, какимъ образомъ распорядился бы Фледжби своимъ досужимъ временемъ до дня Страшнаго Суда.
   Мать Фледжби оскорбила своихъ родныхъ, выйдя замужъ за отца Фледжби. Это одинъ изъ легчайшихъ житейскихъ способовъ оскорбленія вашихъ родныхъ, когда ваши родные желаютъ отъ васъ избавиться. Родные матери Фледжби крайне оскорблялись тѣмъ, что она была бѣдна, и окончательно разссорилась съ нею, когда она сдѣлалась сравнительно богата. Фамилія матери Фледжби была, изъ рода Снигсвортовъ. Она даже имѣла честь быть роднею одного лорда Снигсворта на столько степеней отдаленною, что благородный графъ не задумался бы отдалить ее отъ себя еще на одну степень и даже выпроводить начисто изъ родни. Но все же она была ему сродни.
   Къ числу досвадебныхъ дѣлъ матери Фледжби съ отцомъ Фледжби принадлежало то, что она заняла у него деньги за весьма высокіе проценты. Срокъ уплаты этихъ процентовъ пришелъ вскорѣ послѣ свадьбы, и тогда отецъ Фледжби завладѣлъ ея наличными деньгами въ свое исключительно пользованіе. Это повело къ субъективному разногласію во мнѣніяхъ и къ объективному обмѣну сапожными щетками, шашечными досками и другими подобными домашними метательными снарядами, между отцомъ Фледжби и матерью Фледжби. Это повело къ тому, что матъ Фледжби начала тратить деньги, какъ только могла, а отецъ Фледжби старался сдѣлать все, чего не могъ сдѣлать, чтобъ удержать ее. Вслѣдствіе этого, малолѣтство Фледжби было бурное; но вѣтры и волны улеглись въ могилу, и Фледжби расцвѣлъ одинъ.
   Фледжби жилъ на квартирѣ въ Альбани и старался блеснуть щегольствомъ. Но его юный огонь весь состоялъ изъ искръ точильнаго камня, которыя, отлетая, тотчасъ же угасали и ничего не согрѣвали.
   Мистеръ Альфредъ Ламмль явился въ Альбани завтракать у Фледжби. На столѣ стоялъ маленькій чайничекъ, маленькій хлѣбацъ, маленькіе кружки масла, два маленькіе ломтика ветчины, два жалкія яйца и изобиліе прекраснаго фарфора, выгодно купленнаго изъ вторыхъ рукъ.
   -- Что вы думаете о Джорджіанѣ?-- спросилъ мистеръ Ламмль
   -- Я вамъ скажу...-- отвѣтилъ Фледжби, растягивая слова.
   -- Скажите, мои любезный.
   -- Вы не совсѣмъ меня поняли,-- перебилъ Фледжби.-- Этого я не намѣренъ вамъ сказать; я намѣренъ сказать вамъ кое-что другое.
   -- Скажите мнѣ, что бы то ни было, мой другъ.
   -- Но вы все-таки не такъ меня понимаете,-- сказалъ Фледжби.-- Я ничего не намѣренъ разсказывать вамъ.
   Мистеръ Ламмль блеснулъ на него и въ то же время нахмурился.
   -- Замѣтьте вотъ что,-- сказалъ Фледжби.-- Вы скрытны и рѣшительны. Скрытенъ ли я или нѣтъ, объ этомъ не безпокойтесь. Я не рѣшителенъ, но я умѣю дѣлать вотъ что, Ламмль, я умѣю молчать, и я буду молчать.
   -- Вы человѣкъ расчетливый, Фледжби.
   -- Такъ ли, нѣтъ ли, только я умѣю молчать, а это, пожалуй, то же самое. Послушайте, Ламмль, я не намѣренъ ни въ какомъ случаѣ отвѣчать на разспросы.
   -- Мой любезный другъ, да вѣдь это былъ наипростѣйшій вопросъ въ мірѣ.
   -- Пусть такъ. Онъ кажется простъ; но вещи на дѣлѣ не всегда таковы, какъ кажутся. Я видѣлъ человѣка, отъ котораго отбирались свидѣтельскія показанія въ Вестминстеръ-Галлѣ {Westminster-Hall зданіе въ Лондонѣ, гдѣ помѣщаются суды.}. Вопросы казались самыми простыми въ мірѣ; но когда онъ далъ на нихъ отвѣтъ, о не оказались далеко не такими простыми. Такъ вотъ какъ. А ему бы лучше помолчать. Еслибъ онъ промолчалъ, такъ бы въ бѣду не попалъ.
   -- Еслибъ я также молчалъ, то вы никогда не увидѣли бы предмета, о которомъ я васъ спрашивалъ,-- замѣтилъ Ламмль, принимая мрачный видъ.
   -- Послушайте, Ламмль, -- сказалъ Обаятель-Фледжби, спокойно ощупывая свои бакенбарды,-- это ни къ чему не поведетъ. Вы меня на разговоръ не заманите. Я не умѣю вести разговоровъ, но умѣю держать языкъ на привязи.
   -- Умѣете?-- сказалъ мистеръ Ламмль заискивающимъ тономъ.-- Полагаю, что умѣете! Когда наши общіе знакомые пьютъ, вы пьете съ ними вмѣстѣ; но по мѣрѣ того, какъ они становятся разговорчивѣе, вы дѣлаетесь еще молчаливѣе. Чѣмъ болѣе они высказываются, тѣмъ болѣе вы затаиваетесь.
   -- Я нисколько не противъ того, чтобы меня понимали, Ламмль,-- отвѣчалъ Фледжби съ внутреннимъ смѣхомъ,-- но я всегда противъ дѣлаемыхъ мнѣ вопросовъ. Я ужъ всегда такой.
   -- Когда всѣ мы обсуживаемъ наши предпріятія, никто изъ насъ не знаетъ ни одного изъ вашихъ предпріятій.
   -- И никогда ни одинъ изъ васъ не узнаетъ, Ламмль,-- отвѣчалъ Фледжби, опять съ внутреннимъ смѣхомъ:-- я ужъ всегда такой.
   -- Правда, вы всегда такимъ образомъ дѣйствуете, я это знаю,-- отвѣчалъ Ламмль съ видомъ откровенности, смѣясь и протягивая руки такъ, какъ будто бы онъ указывалъ вселенной, что за удивительный человѣкъ Фледжби.-- Еслибъ я не зналъ, что это водится за моимъ Фледжби, неужели я предположилъ бы маленькій выгодный договоръ нашъ моему Фледжби?
   -- А!-- замѣтилъ Фледжби, лукаво качая головою.-- Меня -- и этимъ способомъ не заманите. Я не тщеславенъ! Такого рода тщеславіе барыша не приноситъ, Ламмль. Ни, ни, ни! Отъ комплиментовъ у меня языкъ еще крѣпче сидитъ за зубами.
   Альфредъ Ламмль отодвинулъ отъ себя тарелку (жертва не великая, ибо на ней почти ничего не лежало), засунулъ руки въ карманъ, откинулся на спинку стула и принялся молча созерцать Фледжби. Потомъ онъ медленно вынулъ лѣвую руку изъ кармана и сдѣлалъ изъ своихъ бакенбардовъ кустъ, продолжая молча созерцать своего друга. Потомъ онъ медленно нарушилъ молчаніе и медленно сказалъ:-- Что за чертовщину такую городитъ этотъ парень сегодня?
   -- Послушайте, Ламмль,-- сказалъ Обаятель-Фледжби, подлѣйшимъ образомъ мигая своими подлѣйшими глазами, которые, кстати сказать, были посажены слишкомъ близко одинъ къ другому:-- послушайте, Ламмль, я очень хорошо понимаю, что вчера я не совсѣмъ въ выгодномъ свѣтѣ показалъ себя, и что, напротивъ, вы и супруга ваша, которую я считаю умной женщиной и пріятною женщиной, показали себя въ выгодномъ свѣтѣ. Я не созданъ показывать себя въ выгодномъ свѣтѣ при обстоятельствахъ такого рода. Я очень хорошо знаю, что вы показали себя выгодно и вели дѣло превосходно. Но на основаніи этого вы, пожалуйста, не говорите со мною такъ, какъ будто я вамъ куклою или маріонеткою какою-нибудь достался, потому что я ни то, ни другое.
   -- И все. это изъ-за того,-- крикнулъ Альфредъ, презрительно осматривая Фледжби,-- и все это изъ-за того простого, естественнаго вопроса!
   -- Вамъ бы подождать, пока я самъ счелъ бы за нужное сказать вамъ что-нибудь объ этимъ. Мнѣ очень не нравится, что вы обращаетесь ко мнѣ съ вашею Джорджіаною, какъ будто бы вы и ей, и мнѣ хозяинъ.
   -- Ну, хорошо! Когда вы въ милостивомъ расположеніи сами пожелаете разсказать мнѣ объ этомъ,-- отозвался Ламмль,-- то, пожалуйста, разскажите.
   -- Я все разсказалъ. Я сказалъ вамъ, что вы вели дѣло превосходно. И вы, и супруга ваша. Если вы поведете дѣло далѣе такъ же превосходно, то и я буду продолжать свою роль. Только, пожалуйста, не пойте кукуреку.
   -- Я кукуреку?-- воскликнулъ Ламмль, пожимая плечами.
   -- Или,-- продолжалъ Фледжби,-- не забирайте себѣ въ голову, что другіе люди вамъ маріонетки, потому только что они не кажутся въ такомъ выгодномъ свѣтѣ въ извѣстные моменты, какъ кажетесь вы при содѣйствіи весьма умной и пріятной супруги вашей. Всѣ дѣлаютъ свое дѣло, пусть и мистриссъ Ламмль дѣлаетъ свое дѣло. Видите ли, я молчалъ, когда считалъ за нужное молчать, а пятомъ высказался, когда счелъ за нужное высказаться,-- вотъ вамъ конецъ всему. Теперь вопросъ въ томъ,-- продолжалъ Фледжби съ величайшею неохотой,-- не хотите ли еще яичка?
   -- Нѣтъ, не хочу,-- сказалъ Ламмль отрывисто.
   -- Вы можетъ статься правы, считая для себя полезнѣе не. кушать его,-- отвѣчалъ Обаятель, значительно оживляясь.-- Просить васъ скушать еще ломтикъ ветчины было бы неумѣстно, потому что это цѣлый день возбуждало бы въ васъ жажду. Не угодно ли еще хлѣба съ масломъ?
   -- Нѣтъ, не угодно,-- повторялъ Ламмль.
   -- Такъ мнѣ угодно,-- сказалъ Обаятель, и эти слова его были не пустымъ звукомъ, а выраженіемъ искренняго удовольствія, возбужденнаго отказомъ, потому что еслибы Ламмль снова взялся за хлѣбъ, то отдѣлилъ бы отъ него такую порцію, по мнѣнію Фледжби, которая потребовала бы съ его стороны воздержанія отъ хлѣба за завтракомъ, по крайней мѣрѣ, если не за обѣдомъ.
   Соединялъ ли въ себѣ этотъ молодой джентльменъ (которому было только двадцать три года отъ роду) порокъ старческой скаредности съ порокомъ юношеской расточительности, это было дѣломъ нерѣшенымъ: такъ благородно умѣлъ онъ хранить свои тайны. Онъ сознавалъ важность приличной наружности и любилъ хорошо одѣваться; но онъ торговался до нельзя во всемъ, что составляло его движимость, отъ сюртука на плечахъ до фарфора на чайномъ столѣ, и каждое такимъ образомъ сдѣланное пріобрѣтеніе, представлявшее чье-либо раззореніе или чье-либо лишеніе, пріобрѣтало въ глазахъ его особенную прелесть. Одержимый скаредностью, онъ любилъ осторожно держать неравные пари на скачкахъ, и если выигрывалъ, то рѣшался на пари большіе, а если проигрывалъ, то морилъ себя голодомъ до слѣдующаго выигрыша. Странно, почему деньги такъ драгоцѣнны для глупаго и презрѣннаго осла, не размѣнивающаго ихъ на другія потребности; а дѣйствительно, нѣтъ животнаго болѣе, чѣмъ оселъ, надежнаго подъ денежной вьюкъ Лисица въ этомъ отношенія уступитъ ослу.
   Обаятель-Фледжби прикидывался молодымъ джентльменомъ, живущимъ своимъ капиталомъ, но былъ извѣстенъ втайнѣ, какъ нѣкотораго рода разбойникъ, торгующій векселями и пускающій деньги въ оборотъ за огромные проценты различными способами. Кругъ его знакомыхъ, начиная съ Ламмля, имѣлъ тоже разбойничій характеръ, проявлявшійся въ ихъ прогулкахъ по привольнымъ просѣкамъ Барышнаго лѣса, растущаго по окраинамъ акціонернаго рынка и биржи.
   -- Я полагаю, Ламмль,-- сказалъ Фледжби, кушая свой ломоть хлѣба съ масломъ,-- что вы всегда были человѣкомъ пріятнымъ въ дамскомъ обществѣ?
   -- Всегда,-- отвѣчалъ Ламмль, все еще продолжая многозначительно хмуриться подъ вліяніемъ предшествоваввиго съ нимъ обращенія со стороны Фледжби.
   -- Это вамъ отъ природы далось, а?-- спросилъ Фледжби.
   -- Дамамъ было угодно обращать на меня вниманіе, сэръ,-- угрюмо сказалъ Ламмль, но съ видомъ человѣка, который не въ состояніи долѣе воздерживать себя.
   -- Хорошее дѣло сдѣлали, что женились, не такъ ли?-- спросилъ Фледжби.
   Ламмль улыбнулся (скверною улыбкой) и ударилъ себя пальцемъ по носу.
   -- Мой покойный родитель сдѣлалъ изъ этого тюрю,-- сказалъ Фледжби. Но Джор -- какъ бишь ея настоящее-то имя: Джорджина или Джорджіана?
   -- Джорджіана.
   -- Я вчера объ этомъ думалъ; не зналъ, что есть такое имя. Я думалъ оно должно кончаться на ина.
   -- Почему?
   -- Вотъ почему: у васъ, напримѣръ, концертина, и вы играете на ней, если только умѣете,-- отвѣчалъ Фледжби, соображая очень медленно.-- У васъ, напримѣръ, скарлатина, если вы ее захватите. Для спуска съ аэростата вы употребляете парашъ -- нѣтъ итого вы не употребляете. Такъ вотъ, Джорджіана...
   -- Вы хотѣли что-то замѣтить о Джорджіанѣ?-- угрюмо намекнулъ Ламмль, послѣ напраснаго ожиданія.
   -- Я хотѣлъ замѣтить о Джорджіанѣ, сэръ,-- сказалъ Фледжби, крайне недовольный напоминаніемъ,-- что она, мнѣ кажется, не зла, не принадлежитъ къ числу бодливыхъ.
   -- У нея голубиная кротость, мистеръ Фледжби.
   -- Вы, конечно, скажете это,-- отвѣтилъ Фледжби, разгорячаясь тотчасъ же какъ только другой человѣкъ коснулся его интереса.-- Но вы знаете ли, дѣло вотъ въ чемъ: то, что я говорю, не то, что вы говорите. Я, имѣя предъ глазами моего покойнаго родителя и мою покойную родительницу, говорю, что Джорджіана, кажется, не принадлежитъ къ числу бодливыхъ.
   Достопочтеннѣйшій мистеръ Ламмль былъ нахалъ и по природѣ, и по житейскому навыку. Замѣтивъ, что оскорбленія со стороны Фледжби возрастаютъ, и что примирительный топь нисколько не достигаетъ цѣли, онъ направилъ суровый взглядъ на маленькіе глаза Фледжби съ намѣреніемъ дѣйствовать иначе. Удовлетворившись тѣмъ, что ему показалось въ этихъ глазахъ, онъ разразился гнѣвомъ и ударилъ рукою по столу, такъ, что фарфоръ на немъ зазвенѣлъ и запрыгалъ.
   -- Вы крайне оскорбительный негодяи, милостивый государь,-- закричалъ мистеръ Ламмль, поднимая со стула.-- Вы въ высшей степени оскорбительный мерзавецъ. Что вы хотите доказать мнѣ такого рода поведеніемъ вашимъ?
   -- Послушайте!-- отозвался Фледжби.-- Не горячитесь.
   -- Вы крайне оскорбительный негодяй, сударь,-- повторилъ мистеръ Ламмль.-- Вы въ высшей степени оскорбительный мерзавецъ.
   -- Послушайте, знаете...-- произнесъ Фледжби, робѣя.
   -- Что, негодяй и подлый бродяга?-- сказалъ мистеръ Ламмль, свирѣпо озираясь -- Еслибы вашъ слуга былъ здѣсь, чтобы послѣ вычистить мои сапоги, то я надавалъ бы вамъ пинковъ.
   -- Нѣтъ, вы этого не сдѣлали бы,-- жалобно произнесъ Фледжби.-- Я увѣренъ что вы не рѣшились бы на это.
   -- Я вамъ скажу вотъ что, мистеръ Фледжби,-- сказалъ Ламмль, приближаясь къ нему.-- Такъ какъ вы осмѣливаетесь противорѣчить мнѣ, то я вамъ немного покажу себя. Дайте мнѣ вашъ носъ.
   Фледжби прикрылъ носъ рукою и, отступая, сказалъ:
   -- Нѣтъ, пожалуйста!
   -- Дайте мнѣ вашъ носъ, сэръ,-- повторилъ Ламмль.
   Мистеръ Фледжби, продолжая прикрывать эту часть своего лица и отступая, повторилъ (повидимому, подъ вліяніемъ сильнаго насморка).-- Нѣтъ пожалуйста, пожалуйста!
   -- И этотъ негодяй,-- воскликнулъ Ламмль, остановившись и по возможности болѣе выставляя свою грудь,-- и этотъ негодяй воображаетъ, потому что я выбралъ его изъ всѣхъ мнѣ извѣстныхъ молодыхъ людей для выгодной аферы,-- и этотъ негодяй воображаетъ, потому что въ конторкѣ у меня, на дому, есть написанная его грязною рукой бумажонка, съ обязательствомъ уплатить по ней ничтожную сумму денегъ, когда состоится одно дѣло, которое можетъ состояться не иначе, какъ при содѣйствіи съ моей стороны и со стороны моей жены,-- и этотъ негодяй, Фледжби, воображаетъ, что онъ можетъ дѣлать дерзости мнѣ, Ламмлю! Дайте мнѣ вашъ носъ, сэръ!
   -- Нѣтъ, постойте! Я прошу у васъ извиненія,-- сказалъ Фледжби униженно.
   -- Что вы говорите, сэръ?-- спросилъ Ламмль, повидимому, не понявшій его отъ чрезмѣрнаго гнѣва.
   -- Я прошу у васъ извиненія,-- повторилъ Фледжби.
   -- Повторите ваши слова громче, сэръ. Справедливое негодованіе, свойственное всякому джентльмену, бросило мнѣ кровь въ голову; я не слышу, что вы говорите.
   -- Я говорю, повторилъ Фледжби, съ усиленно-пояснительною учтивостью,-- что я прошу у васъ извиненія!
   Мистеръ Ламмль остановился.
   -- Какъ человѣкъ честный, -- сказалъ онъ, бросаясь на стулъ,-- я обезоруженъ.
   Мистеръ Фледжби тоже сѣлъ, хотя не такъ рѣшительно, и, мало-по-малу, медленно отнялъ руку отъ своего носа. Нѣкотораго рода естественная робость препятствовала ему высморкаться тотчасъ же послѣ того, какъ носъ его принималъ столь деликатный, чтобы не сказать, публичный характеръ: но онъ постепенно превозмогъ это чувство.
   -- Ламмль,-- униженно сказалъ онъ, высморкавъ предварительно свой носъ,-- надѣюсь, мы друзья попрежнему?
   -- Мистеръ Фледжби,-- отвѣтилъ Ламмль,-- ни слова больше объ этомъ.
   -- Я должно быть, зашелъ слишкомъ далеко и причинилъ вамъ неудовольствіе,-- сказалъ Фледжби,-- но я сдѣлалъ это безъ всякаго умысла.
   -- Ни слова больше объ этомъ, ни слова,-- повторилъ мистеръ Ламмль величавымъ голосомъ.-- Дайте мнѣ... (Фледжби вздрогнулъ) дайте мнѣ вашу руку.
   Они пожали одинъ другому руку, и со стороны мистера Ламмль проявилась большая радость. Это оттого, что онъ былъ такой же трусъ, какъ и Фледжби, и находился въ равной опасности пострадать отъ него, еслибы не ободрился во время и не рѣшился поступить сообразно съ тѣмъ, что замѣтилъ въ глазахъ Фледжби.
   Завтракъ окончился въ совершенномъ согласіи. Рѣшено было, чтобы мистеръ и мистриссъ Ламмль неослабно вели интригу, чтобъ они вели любовное дѣло за Фледжби и упрочили ему побѣду. Онъ же, съ своей стороны, униженно допуская, что не обладаетъ искусствомъ быть пріятнымъ въ обществѣ, упрашивалъ, чтобъ оба искусные помощники его пособили ему.
   Какъ мало зналъ мистеръ Подснапъ о ловушкахъ и козняхъ, окружающихъ его "молодую особу"! Онъ считалъ ее совершенно безопасною въ храмѣ Подснаповщины, выжидающею исполненія того времени, когда она, Джорджіана, обратится къ нему, Фицъ-Подснапу, и когда онъ надѣлитъ ее всѣми мірскими благами. Краска выступила бы на лицѣ его образцовой "молодой особы", еслибъ она рѣшилась поступить въ дѣлахъ подобнаго рода не такъ, какъ ей указано, и воспользоваться мірскими благами не такъ, какъ рѣшено заранѣе. Кто отдаетъ сію жену въ супружество за сего мужа? Я, Подснапъ. Да погибнетъ всякая дерзкая мысль, что какое-либо мелкое твореніе осмѣлится вмѣшаться въ это!
   Въ этотъ день былъ народный праздникъ, и Фледжби до самаго полудня не могъ возстановить спокойствія своей души или обычной температуры своего носа. Въ Сити онъ отправился послѣ праздничнаго полудня, пошелъ противъ вытекавшаго оттуда живого потока и, только повернувъ въ предѣлы Сентъ-Мери-Аксъ, нашелъ миръ и тишину. Стоявшій тамъ желтый домъ, съ выдавшимся впередъ верхнимъ этажемъ, выштукатуреннымъ снаружи, былъ также тихъ. Шторы въ немъ были опущены, а надпись Побсей и Ко, стоявшая на окнѣ конторы въ нижнемъ этажѣ, казалось, дремала, выглядывая на спящую улицу.
   Фледжби постучалъ и позвонилъ. Фледжби позволилъ и постучалъ, но никто не являлся. Фледжби перешелъ чрезъ узкую улицу и посмотрѣлъ вверхъ на окна дома; но ^въ нихъ никто не посмотрѣлъ на Фледжби. Онъ разсердился, снова перешелъ черезъ улицу и снова дернулъ за ручку колокольчика, какъ будто бы она была носъ дома и какъ будто бы напоминала ему то, что онъ самъ чуть-чуть не испыталъ недавно. Затѣмъ ухо, приложенное къ замочной скважинѣ, повидимому, дало ему, наконецъ, возможность удостовѣриться, что внутри что-то движется. Глазъ, приложенный къ замочной скважинѣ, повидимому подтвердилъ показаніе уха, потому что онъ снова сердито дернулъ за носъ дома и потомъ сталъ дергать, дергать и продолжалъ дергать до тѣхъ поръ, пока не показался человѣческій носъ изъ отворившагося темнаго входа.
   -- Что это вы, сэръ!-- закричалъ Фледжби.-- Что это вы за штуки разыгрываете?
   Онъ говорилъ старому Еврею, въ старомъ сюртукѣ съ длинными полами и широкими карманами. Почтенный человѣкъ имѣлъ плѣшивую голову съ свѣтящеюся маковкой и съ длинными сѣдыми волосами, спускавшимися по обѣ стороны и мѣшавшимися съ его бородой. Онъ съ выраженіемъ покорности, по восточному преклонилъ голову и вытянулъ руки ладонями книзу, какъ бы умилостивляя гнѣвъ повелителя.
   -- Что вы тамъ такое дѣлали?-- сказалъ Фледжби гнѣвнымъ голосомъ.
   -- Великодушный христіанинъ-хозяинъ,-- умолялъ Еврей,-- по случаю праздника, я не ожидалъ никого.
   -- Пропади они, праздники!-- сказалъ Фледжби, входя.-- Вамъ какое дѣло до праздниковъ? Затворите дверь.
   Съ прежнимъ выраженіемъ покорности старикъ повиновался. Въ передней висѣла его порыжѣлая шляпа съ большими полями и низкою тульею, столько же ветхая, какъ и его сюртукъ; въ углу, при ней, стоялъ его посохъ -- не трость, а истинный посохъ. Фледжби вошелъ въ контору усѣлся на свою дѣловую скамью и заломилъ свою шляпу на бекрень. На полкахъ конторы стояли разныя картонныя коробочки и висѣли нитки поддѣльныхъ бусъ. Тутъ стояли также образцы дешевыхъ стѣнныхъ часовъ, образцы дешевыхъ вазъ съ цвѣтами и всякія иностранныя игрушки.
   Сидя на скамьѣ, въ шляпѣ на бекрень, и покачивая одною ногой, Фледжби представлялъ своею молодостью невыгодный для него контрастъ со старостью Еврея, стоявшаго съ обнаженною и наклоненною головой и съ опущенными глазами, поднимавшимися лишь тогда, когда онъ говорилъ. Одежда его была поношенная и приняла рыжій цвѣтъ, какъ и шляпа въ передней; но онъ и оборванный не казался низкимъ, между тѣмъ какъ Фледжби, не бывъ оборванъ, все-таки казался низкимъ.
   -- Вы не сказали мнѣ, что вы тамъ такое дѣлали, сэръ,-- сказалъ Фледжби, почесывая себѣ голову окраиною шляпы.
   -- Сэръ, я пользовался свѣжимъ воздухомъ.
   Въ погребѣ, а потому и не слыхали?
   На кровлѣ дома.
   -- Клянусь душой! Вотъ такъ способъ вести торговлю!
   -- Сэръ,-- представлялъ старикъ почтительнымъ и спокойнымъ голосомъ,-- чтобы вести тутъ торговлю, нужны два человѣка, а праздникъ оставилъ меня одного.
   -- А, то-есть покупщикъ не можетъ быть продавцомъ въ то же время. Такъ вѣдь, кажется, ваши-то Евреи говорятъ?
   -- Что жъ? Это правда,-- отвѣчалъ старикъ, улыбаясь.
   -- Нельзя же, чтобы вашъ братъ правду иногда не сказалъ,-- замѣтилъ очаровательный Фледжби.
   -- Сэръ, неправды много между людьми всѣхъ наименованій, отвѣтилъ старикъ съ спокойнымъ повышеніемъ въ голосѣ.
   Нѣсколько озадаченный Обаятель-Фледжби опять почесалъ "вою умную голову шляпою, чтобы выиграть время и оправиться.
   -- Напримѣръ,-- началъ онъ снова, какъ будто бы онъ предъ этимъ говорилъ послѣдній,-- Кто, кромѣ васъ и меня, когда-нибудь слыхалъ о бѣдномъ Евреѣ?
   -- Евреи,-- сказалъ старикъ, поднимая глаза съ своею прежнею улыбкой,-- часто слышатъ о бѣдныхъ Евреяхъ и помогаютъ имъ.
   -- Не объ этомъ рѣчь!-- отвѣтилъ Фледжби.-- Вы знаете, что я хочу сказать. Вы, пожалуй, станете увѣрять, что вы бѣдный Еврей. Желалъ бы я, чтобы вы сознались, сколько вы нажили отъ моего покойнаго родителя. Я тогда имѣлъ бы лучшее о васъ мнѣніе.
   Старикъ только преклонилъ голому и протянулъ руки попрежнему.
   -- Не принимайте позы, какъ въ школѣ глухо-нѣмыхъ,-- сказалъ остроумный Фледжби,-- но выражайтесь, какъ христіанинъ или подобно христіанину, насколько можете.
   -- Меня тогда посѣтили болѣзнь и несчастій, и я былъ такъ бѣденъ,-- сказалъ старикъ,-- что безнадежно оставался въ долгу у вашего родителя, не выплачивая ни капитала, ни процентовъ. Сынъ его, получивъ наслѣдство, милосердо простилъ мнѣ то и другое и помѣстилъ меня сюда.
   Онъ сдѣлалъ легкое движеніе, какъ бы цѣлуя край воображаемой одежды, прикрывавшей находившагося предъ нимъ благороднаго юношу. Сдѣлалъ это покорно, но картинно и не унизительно.
   Вы, я вижу, не хотите ничего сказать болѣе,-- сказалъ Фледжби, смотря на него какъ будто съ желаніемъ испытать эффектъ выдергиванія двухъ-трехъ коренныхъ зубовъ,-- и потому нечего васъ допрашивать. Но сознайтесь, Райя, вотъ въ чемъ: кто говоритъ, что вы бѣдны теперь?
   -- Никто,-- сказалъ старикъ.
   -- Вотъ правду сказалъ,-- согласился Фледжби.
   -- Никто,-- повторилъ старикъ, печально и медленно покачивая головою.-- Всѣ смѣются надъ этимъ, какъ надъ сказкою. Когда я говорю: "Эта маленькая игрушечная торговля не моя", (съ плавнымъ движеніемъ легко сгибающейся руки для указанія разныхъ предметовъ на полкахъ), эта маленькая торговля принадлежитъ молодому джентльмену христіанину, который почтилъ меня, слугу своего, довѣріемъ и поручилъ все это мнѣ, и я обязанъ дать ему отчетъ въ каждой бусинкѣ", всѣ надъ этимъ смѣются. Когда же, въ болѣе важныхъ денежныхъ дѣлахъ, я говорю заемщикамъ: "не могу обѣщать этого, я не могу отвѣчать за другого, я долженъ переговорить съ хозяиномъ, денегъ у меня нѣтъ, я бѣдный человѣкъ и это не отъ меня зависитъ",-- тя они не вѣрятъ и до того сердятся, что проклинаютъ меня во имя Іеговы.
   -- Славно, славно!-- воскликнулъ Обаятель-Фледжби.
   -- Иногда же они говорятъ: "Неужели нельзя обойтись безъ этихъ штукъ, мистеръ Райя! Полно, полно, мистеръ Райя, мы знаемъ продѣлки людей вашего племени (моего племени!). Если вы даете взаймы деньги, такъ давайте ихъ, давайте; если же взаймы не даете, такъ берегите ихъ, да ужъ такъ и говорите". Они мнѣ не вѣрятъ.
   -- Это прекрасно,-- сказалъ Обаятель-Флсджби.
   -- Они говорятъ: "Мы знаемъ, мистеръ Райя, знаемъ. Стоитъ только взглянуть на васъ, и мы все знаемъ".
   "Хорошъ, хорошъ для этого мѣста", подумалъ Фледжби, "да и я-то молодецъ, что выбралъ такого на это мѣсто! Я, можетъ быть и мѣшковатъ, да ужъ зато я рѣдко ошибусь".
   Ни единаго звука изъ этого разсужденія не проскользнуло, вмѣстѣ съ дыханіемъ Фледжби, чтобы не подать повода слугѣ возвысить себѣ цѣну. Не смотря на старика, спокойно стоявшаго съ преклоненною головой и опущенными глазами, онъ чувствовалъ, что убавить у него одинъ дюймъ его лысины, одинъ дюймъ его сѣдыхъ волосъ, одинъ дюймъ его сюртука, одинъ дюймъ полей его шляпы, одинъ дюймъ его посоха, значило бы убавить у себя сотню фунтовъ стерлинговъ.
   -- Слушайте, Райя,-- сказалъ Фледжби, смягченный такими соображеніями.-- Я желаю дать большіе размѣры покупкѣ сомнительныхъ векеселей. Займитесь-ка этимъ дѣломъ.
   -- Сэръ, будетъ исполнено.
   -- Просматривая счеты, я вижу, что эта отрасль торговаго дѣла приноситъ порядочный барышъ, и потому я намѣренъ расширить ее. Объявите, гдѣ будетъ нужно, что вы скупаете не надежные векселя огуломъ,-- на вѣсъ, если это можно,-- предполагая при этомъ, что вы всегда найдете возможность заглянуть въ пачки. Кромѣ этого, вотъ еще одно дѣльце. Приходите ко мнѣ съ конторскими книгами въ восемь часовъ утра въ понедѣльникъ.
   Райя вынулъ изъ-за пазухи складныя таблетки и записалъ на нихъ приказаніе для памяти.
   -- Вотъ все, что я хотѣлъ вамъ сказать въ настоящую минуту,-- продолжалъ Фледжби скареднымъ голосомъ, слѣзая со скамьи.-- Кромѣ этого, я желалъ бы, чтобы вы пользовались свѣжимъ воздухомъ въ такихъ мѣстахъ, гдѣ могли бы слышать колокольчикъ ни скобку {На входной двери домовъ въ Англіи нерѣдко придѣлывается подъемная мѣдная или чугунная скоба, которою приходящіе стучатъ бляху, подъ ней находящуюся.}, то или другое, иди и то, и другое вмѣстѣ. Кстати, какъ это вы пользуетесь воздухомъ на крышѣ дома? Изъ трубы что ли ли выставляете голову?
   -- Сэръ, тамъ есть площадка, покрытая свинцомъ, и я устроилъ на ней маленькій садикъ.
   -- Въ которомъ вы хороните ваши деньги, старый скряга?
   -- Сокровище, которое я хороню, хозяинъ, помѣстилось бы въ садикъ съ наперстокъ величиною,-- сказалъ Райя.-- Двѣнадцать шиллинговъ въ недѣлю, полагаемые въ жалованье даже старику, хоронятся сами собою.
   -- Желалъ бы я знать, чего вы въ самомъ дѣлѣ стоите?-- выразился Фледжби -- Но пойдемте, дайте взглянуть на вашъ садъ на черепицахъ.
   Старикъ сдѣлалъ шагъ назадъ и замялся.
   -- Правду сказать, сэръ, у меня тамъ гости.
   -- Гости! Клянусь Георгіемъ!-- сказалъ Фледжби.-- Я полагаю, вы не забыли кому принадлежитъ этотъ домъ!
   -- Сэръ, онъ вашъ; а я, живущій въ немъ, вашъ слуга!
   -- О! Я ужъ думалъ, что вы забыли это,-- проговорилъ Фледжби, смотря на бороду Райи и ощупывая свою собственную:-- у васъ гости въ моемъ домѣ?
   -- Взойдите, сэръ, и взгляните на гостей моихъ. Я надѣюсь, вы согласитесь, что они народъ безобидный
   Минуя его съ привѣтною почтительностью, старикъ началъ подниматься на лѣстницу. Взбираясь впереди, онъ придерживался рукою за перила и въ долгой черной одеждѣ своей, будто въ рясѣ, прикрывавшей каждую ступеньку послѣдовательно, казался вожакомъ пиллигримовъ, набожно восходившихъ къ какой-нибудь гробницѣ пророка.
   Нѣсколько послѣднихъ деревянныхъ ступенекъ вывели ихъ, согнувшихся подъ низкимъ навѣсомъ крыши, на вершину дома. Райя остановился и, обратившись къ своему хозяину, указалъ ему на своихъ гостей.
   Лиза Гексамъ и Дженни Ренъ, для которыхъ добродушный Еврей, можетъ статься, по старинному инстинкту своего племени, разостлалъ коверъ, сидѣли прислонившись не къ какому-нибудь романическому предмету, а къ почернѣвшей дымовой трубѣ, вокругъ которой обвивалось какое-то ползучее растеніе. Обѣ онѣ склонились надъ одною книгою,-- Дженни съ лицомъ оживленнымъ, Лиза съ выраженіемъ нѣкотораго затрудненія на лицѣ. Еще одна или двѣ книжки лежали вблизи и тутъ же стояли двѣ корзинки одна съ простыми фруктами, а другая наполненная нитками бусъ и мишурными обрѣзками. Нѣсколько ящиковъ, съ обыкновенными цвѣтами и вѣчно зеленѣющими кустиками, довершали садъ. Окружающая пустыня была обставлена одинокими старыми трубами, которыя повертывали своими дымовыми колпачками и размахивали своимъ дымомъ, и, казалось, вскидывали головки, обмахивались опахалами и смотрѣли вокругъ съ нѣкоторымъ удивленіемъ.
   Отведя глаза отъ книги, чтобъ испытать удержала ли память прочитанное, Лиза первая замѣтила, что на нее смотрятъ. Она встала, и въ это время миссъ Ренъ, тоже замѣтивъ, что ее наблюдаютъ, сказала, непочтительно обращаясь къ великому обладателю дома:-- Кто бы вы ни были, я не могу встать, потому что спина у меня не въ порядкѣ и ноги неисправны.
   -- Это мой хозяинъ,-- сказалъ Райя, выступая впередъ.
   (На хозяина не походитъ, замѣтила про себя миссъ Ренъ, передернувъ глазами и подбородкомъ).
   -- Это, сэръ,-- продолжалъ старикъ,-- маленькая портниха, шьетъ на маленькихъ людей. Объясните хозяину, Дженни.
   -- На куколъ вотъ и все, -- сказала отрывисто Дженни.-- Трудно потрафить на нихъ: фигурки такія неопредѣленныя. У нихъ никогда не отыщешь таліи.
   -- Это ея пріятельница,-- снова началъ старикъ, указывая на Лизу,-- столько же трудолюбивая, сколько и добродѣтельная. Впрочемъ, онѣ обѣ таковы. Онѣ работаютъ съ ранняго утра до поздняго вечера, сэръ,-- съ ранняго утра и до поздняго вечера; а на досугѣ, какъ, напримѣръ, сегодня въ праздникъ, учатся грамотѣ.
   -- Изъ этого толку не много будетъ,-- замѣтилъ Фледжби,
   -- Все зависитъ отъ человѣка, -- сказала миссъ Ренъ, прерывая его.
   -- Я познакомился съ моими гостями, сэръ,-- продолжалъ еврей, съ явнымъ намѣреніемъ выгородить портниху,-- потому что онѣ приходятъ сюда для покупки нашего браку и обрѣзковъ, которые идутъ въ дѣло миссъ Дженни. Нашъ поступаетъ на наряды самаго лучшаго общества, сэръ,-- бракъ на наряды ея румяныхъ маленькихъ покупщицъ. Онѣ употребляютъ его на свои головные уборы и бальныя платья, и даже (какъ она разсказываетъ мнѣ) на придворные балы.
   -- А!-- сказалъ Фледжби, въ умѣ котораго эта кукольная картина рождала сильныя надежды на сбыть:-- она, должно быть, сегодня купила то, что въ этой корзинкѣ?
   -- Должно-быть она купила, -- прервала миссъ Дженни,-- и заплатила за все, по всей вѣроятности.
   -- Дайте взглянуть, что тутъ такое,-- сказалъ подозрительный хозяинъ.
   Райя подалъ ему корзинку.
   -- Сколько же за все за это?
   -- Два драгоцѣнныхъ серебряныхъ шиллинга, -- сказала миссъ Ренъ.
   -- Хорошо, -- сказалъ Фледжби, ковыряя указательнымъ пальцемъ, лежавшее въ корзинкѣ.-- Цѣна не дурная. Вамъ отмѣрили порядочное количество, миссъ, какъ бишь васъ.
   -- Меня зовутъ Дженни,-- подсказала дѣвочка съ совершеннымъ спокойствіемъ.
   -- Вамъ отмѣрили порядочное количество, миссъ Дженни; но и цѣна не дурная. А вы,-- сказалъ Фледжби, обратившись къ другой посѣтительницѣ,-- покупаете здѣсь что-нибудь, миссъ?
   -- Нѣтъ, сэръ.
   -- И ничего не продаете, миссъ?
   -- Нѣтъ, сэръ.
   Косо взглядывая на вопросителя, Дженни протянула тихонько руку къ рукѣ своей пріятельницѣ и понудила свою пріятельницу сѣсть.
   -- Мы такъ рады, что можемъ иногда придти сюда отдохнуть, сэръ,-- сказала Дженни.-- Вѣдь, вы не знаете въ чемъ состоитъ нашъ отдыхъ. Вѣдь, онъ не знаетъ, Лиза? Тишина да воздухъ.
   -- Тишина!-- повторилъ Фледжби, презрительно повернувъ голову къ сторонѣ городского шума.-- Воздухъ -- пфу!-- и онъ кивнулъ на дымъ.
   -- Ахъ!-- сказала Дженни.-- Но тутъ такъ высоко. Вы видите облака быстро несутся надъ узкими улицами и нисколько о нихъ не думаютъ; вы видите золотые шпицы указываютъ на горы небесныя, откуда вѣтеръ приходитъ, и вы чувствуете, что вы будто умерли.
   Маленькое созданіе взглянуло вверхъ, поднявъ надъ собою тонкую, прозрачную руку.
   -- Какъ же вы себя чувствуете, умерши?-- спросилъ Фледжби, сильно смутившись.
   -- О, такъ спокойно,-- вскричало маленькое созданіе, улыбаясь, -- такъ мирно, такъ благодарно! Слышишь какъ тамъ люди, оставшіеся въ живыхъ, будто плачутъ и работаютъ, и зовутъ другъ друга, тамъ внизу, въ душныхъ, темныхъ улицахъ, и жалѣешь ихъ. Словно цѣпь спадаетъ съ тебя, и такое чувствуется странное, доброе и грустное счастіе...
   Глаза ея опустились на старика, со сложенными руками, спокойно смотрѣвшаго.
   -- Только сейчасъ,-- сказало маленькое созданіе, указывая на него,-- мнѣ казалось, я видѣла какъ онъ вышелъ изъ своей могилы. Онъ выходилъ изъ этой низкой двери, согнутый и изнуренный, потомъ вздохнулъ, выпрямился, взглянулъ на небо, вѣтеръ дунулъ ему въ лицо, и жизнь его тамъ внизу, во тьмѣ, окончилась! Вдругъ его снова призвали къ жизни,-- прибавила она, обернувшись къ Фледжби и смотря на него пронзительно изъ подлобья:-- зачѣмъ вы призвали его?
   -- Какъ бы ни было, а онъ долго не являлся,-- пробормоталъ Фледжби.
   -- Но вотъ вы такъ не умерли,-- сказала Дженни Ренъ.-- Ступайте внизъ, живите!
   Мистеръ Фледжби, казалось, счелъ это за хорошій намекь и, кивнувъ головою, повернулся. Въ то время, какъ Райя послѣдовалъ за нимъ внизъ по лѣстницѣ, маленькое созданіе крикнуло Еврею серебрянымъ голоскомъ: не оставайся тамъ долго. Возвратись и умри!-- И потомъ, пока они спускались, имъ слышался тонкій пріятный голосъ, все слабѣе и слабѣе раздававшійся полу говоромъ и полу пѣснею: Возвратись и умри! Возвратись и умри!
   Когда они сошли въ переднюю, Фледжби остановился подъ тѣнью широкой шляпы и, задумчиво приподнявъ посохъ, сказалъ старику:
   -- Красивая дѣвушка та, что въ своемъ умѣ.
   -- И столько же добрая, сколько красивая -- отвѣтилъ Райя.
   -- Во всякомъ случаѣ,-- замѣтилъ Фледжби и сухо свистнулъ,-- я надѣюсь, она не такъ дурна, чтобы подвести какого-нибудь парня къ нашимъ замкамъ и указать ему, какъ забраться въ домъ. Смотрите зорко, глазъ не закрывайте и новыхъ знакомыхъ не пріобрѣтайте, какъ бы красивы они не были. Вы, конечно, имени моего не упоминаете.
   -- Сэръ, положительно нѣтъ.
   -- Если будутъ спрашивать васъ объ этомъ, скажите Робсей, или скажите Ко, или что угодно, только не настоящее имя.
   Его признательный слуга, въ племени котораго признательность бываетъ глубока, сильна и продолжительна, склонилъ голову и на этотъ разъ дѣйствительно приложилъ къ своимъ губамъ край его одежды; но такъ легко, что хозяинъ ничего не зналъ объ этомъ.
   Обаятельный Фледжби пошелъ своею дорогой, радуясь ловкости своего ума, благодаря которой онъ держалъ у себя подъ пальцемъ Еврея; а старикъ пошелъ иною дорогой, вверхъ по лѣстницѣ. По мѣрѣ того какъ онъ всходилъ, до слуха его началъ снова доноситься звукъ призыва или пѣсни, и онъ, взглянувъ вверхъ, увидѣлъ лицо маленькаго созданія, смотрящее внизъ изъ вѣнца своихъ длинныхъ, свѣтлыхъ, блестящихъ волосъ и сладкозвучно повторяющее ему какъ видѣніе:
   -- Возвратись и умри! Возвратись и умри!
   

VI. Загадка безъ отвѣта.

   Мистеръ Мортимеръ Ляйтвудъ и мистеръ Евгеній Репборнь опять сидѣли вмѣстѣ въ Темплѣ. Въ этотъ вечеръ, однакожъ, они находились не въ конторѣ "высокодаровитаго" солиситора, а насупротивъ ея, въ другихъ унылыхъ комнатахъ, въ томъ же второмъ этажѣ, гдѣ на черной входной двери, походившей на тюремную, являлась слѣдующая надпись:

Квартира мистера
Евгенія Рейборна
и
мистера Мортимера Ляйтвуда.
(Контора мистера Ляйтвуда напротивъ).

   Все въ этой квартирѣ показывало, что она была въ недавнее время отдѣлана заново. Бѣлыя буквы надписи были чрезвычайно бѣлы и чрезвычайно сильно дѣйствовали на чувство обонянія. Комплексѣ столовъ и стульевъ (подобно комплексѣ леди Типпинсъ) была слишкомъ цвѣтуща, такъ что трудно было довѣриться ей; а ковры и ковровыя тропинки, казалось, такъ и поднимались къ лицу зрителя необычайною выпуклостью своихъ узоровъ.
   -- Ну вотъ, -- сказалъ Евгеній, сидя по одну сторону камина,-- теперь я чувствую себя въ довольно хорошемъ расположеніи духа. Надѣюсь, что и меблировщикъ нашъ чувствуетъ себя точно также.
   -- Почему же ему точно также себя и не чувствовать?-- спросилъ Ляйтвудъ, сидя по другую сторону камина.
   -- Конечно,-- продолжалъ Евгеній, размышляя:-- онъ не посвященъ въ тайны нашихъ денежныхъ обстоятельствъ, а потому и можетъ пребывать въ этомъ хорошемъ и спокойномъ настроеніи духа.
   -- Мы ему заплатимъ,-- сказалъ Мортимеръ.
   -- Заплатимъ, въ самомъ дѣлѣ?-- отозвался Евгеній, безпечно удивленный.-- Ты не шутя это говоришь?
   -- Я намѣренъ заплатить ему, Евгеній, за свою часть,-- сказалъ Мортимеръ слегка обиженнымъ тономъ.
   -- А! Я тоже намѣренъ заплатить, ему,-- отвѣтилъ Евгеній. Но я намѣренъ лишь ла столько, что я... что я, пожалуй, и но намѣренъ.
   -- Не намѣренъ?
   -- Нѣтъ, я лишь только намѣренъ и всегда буду только намѣренъ, а больше ничего, мой любезнѣйшій Мортимеръ. Вѣдь это все то же.
   Его пріятель, откинувшись назадъ въ вольтеровскомъ креслѣ, внимательно посмотрѣлъ на него, раскинувшагося тоже въ вольтеровскомъ креслѣ съ вытянутыми на предкаминный коврикъ ногами, и потомъ со смѣхомъ, который Евгеній Рейборнъ всегда могъ возбудить въ немъ безъ всякаго видимаго старанія и намѣренія, сказалъ ему:
   -- Какъ бы ни было, а твои причуды много увеличили счетъ.
   -- Домашнія добродѣтели называетъ причудами!-- воскликнулъ Евгеній, поднимая глаза къ потолку.
   -- Эта всѣмъ снабженная маленькая кухня наша,-- сказалъ Мортимеръ,-- въ которой никогда ничего не будетъ готовиться.
   -- Мой любезный Мортимеръ,-- отвѣчалъ его другъ, лѣниво приподнимая свою голову, чтобы взглянуть на него,-- какъ часто я объяснялъ тебѣ, что нравственное вліяніе кухни есть дѣло большой важности!
   -- Ея нравственное вліяніе на этого парня!-- воскликнулъ Ляйтвудъ, смѣясь.
   -- Сдѣлай мнѣ одолженіе,-- сказалъ Евгеній, вставая съ кресла съ большою важностью,-- пойдемъ и осмотримъ эту часть нашего хозяйства, которую ты такъ поспѣшно осуждаешь.
   Сказавъ это онъ взялъ свѣчу и повелъ своего товарища въ четвертую комнату ихъ квартиры, небольшую, узкую комнату, которая была очень удобно и красиво отдѣлана подъ кухню.
   -- Смотри!-- сказалъ Евгеній,-- миніатюрныя мучная кадка, скалка, ящикъ для пряностей, полка муравленой послы, доска для рубки мяса, кофейная мельница, шкафъ, превосходно снабженный фаянсомъ, соусники, сковородки, пружинный вертелъ, очаровательный котелокъ и цѣлая оружейная палата покрышекъ для блюдъ {Въ Англіи блюда подаются на столъ, покрытыя металлическими колпаками изъ жести, аплике или серебра, смотря по состоянію хозяина дома.}. Нравственное вліяніе этихъ предметовъ въ развитіи домашнихъ добродѣтелей имѣетъ на меня огромное вліяніе; не на тебя, потому что ты отпѣтый человѣкъ, а на меня. Дѣйствительно, мнѣ кажется, я чувствую, что во мнѣ начинаютъ зарождаться домашнія добродѣтели. Сдѣлай мнѣ еще одолженіе, войди въ мою спальню. Вотъ письменный столъ, видишь ты, съ прикрытымъ рядомъ разгородокъ, изъ краснаго дерева по разгородкѣ на каждую букву азбуки. Для какого употребленія я назначаю ихъ? Получаю я вексель, скажемъ отъ Джонса. Я тщательно подписываю его на письменномъ столѣ "Джонсъ" и кладу въ разгородку подъ буквою Д. Это почти то же, что росписка и для меня столько же удовлетворительно. И я очень желалъ бы, Мортимеръ,-- продолжалъ Евгеній, садясь на кровать съ видомъ философа, поучающаго ученика,-- чтобы мой примѣръ побудилъ тебя выработать въ себѣ привычку къ аккуратности и методѣ и посредствомъ нравственныхъ вліяній, которыми я тебя окружилъ, поощрить къ развитію домашнихъ добродѣтелей.
   Мортимеръ снова засмѣялся съ своими обыкновенными замѣчаніями: "Какъ можешь ты быть до такой степени смѣшенъ, Евгеній! Какой ты чудакъ!" По когда его смѣхъ прекратился, въ лицѣ его появилось что-то серіозное, если не безпокойное. Несмотря на пагубно привившіяся къ нему вялость и равнодушіе, сдѣлавшіяся его второю натурой, онъ былъ сильно привязанъ къ своему другу. Онъ сдружился съ Евгеніемъ, когда они были еще мальчиками въ школѣ, и съ того времени подражалъ ему во всемъ, и удивлялся ему не менѣе, чѣмъ въ тѣ минувшіе дни.
   -- Евгеній,-- сказалъ онъ,-- еслибъ я могъ найти тебя хотя на минуту серіознымъ, я бы попробовалъ серьезно поговорить съ тобою.
   -- Серьезно поговорить?-- повторилъ Евгеній.-- Моральныя вліянія начинаютъ дѣйствовать. Говори.
   -- Хорошо. Я начну,-- отозвался Мортимеръ,-- хотя ты пока еще не серіозенъ.
   -- Въ этомъ желаніи серіозности,-- проговорилъ Евгеній, съ видомъ человѣка, глубоко размышляющаго,-- я вижу счастливое вліяніе миніатюрной мучной кадки и кофейной мельницы на кухнѣ. Утѣшительно.
   -- Евгеній,-- снова началъ Мортимеръ, не обращая вниманіе на это небольшое замѣчаніе и кладя руку на плечо Евгенія, въ то время, какъ онъ, Мортимеръ, стоялъ предъ нимъ, все еще сидѣвшимъ на своей кровати, -- ты что-то скрываешь отъ меня.
   Евгеній взглянулъ на него, но не сказалъ ни слова.
   -- Все прошлое лѣто ты что-то скрывалъ отъ меня. До наступленія нашей лодочной вакаціи ты такъ мечталъ о ней, какъ мнѣ никогда не случалось видѣть тебя съ тѣхъ поръ когда мы впервые вмѣстѣ съ тобой плавали въ лодкѣ. Когда же наступила вакація, то ты и думать забылъ о лодкѣ и безпрестанно отличался. Хорошо было сказать мнѣ полдюжину разъ, дюжину разъ, двадцать разъ, по твоей причудливой привычкѣ, которую я такъ знаю и такъ люблю, что твои отлучки были внушаемы желаніемъ, чтобы мы не надоѣли другъ другу; но само собою разумѣется, по прошествіи короткаго времени, я началъ понимать, что онѣ прикрываютъ что-то. Я не спрашиваю что, такъ какъ ты самъ мнѣ ничего не говоришь; но это фактъ. Скажи, не такъ ли?
   -- Даю тебѣ честное слово, Мортимеръ,-- отвѣчалъ Евгеній, послѣ серіознаго молчанія, продолжавшагося нѣсколько мгновеній,-- что я ничего не знаю.
   -- Не знаешь, Евгеній?
   -- Клянусь душой, не знаю. Я знаю о самомъ себѣ меньше, чѣмъ обо многихъ людяхъ въ свѣтѣ и опять скажу: ничего не знаю.
   -- Ты имѣешь какой-то планъ въ головѣ?
   -- Я имѣю? Мнѣ кажется, не имѣю.
   -- По крайней мѣрѣ, у тебя есть какой-то предметъ, тебя интересующій, чего прежде ты не имѣлъ?
   -- Я, право, не могу сказать,-- отвѣтилъ Евгеній, смущенно покачавъ головою и снова помолчавъ, чтобы сообразиться съ мыслями.-- По временамъ я думалъ есть и по временамъ думалъ нѣтъ. Иногда я былъ готовъ искать такого предмета, иногда же чувствовалъ, что это глупо, и что это утомляло и затрудняло меня. Рѣшительно я не могу сказать. Откровенно и искренно говорю, я сказалъ бы, если бы могъ.
   Отвѣтивъ такимъ образомъ, онъ хлопнулъ рукою, въ свою очередь, по плечу друга и, вставая съ кровати, сказалъ:
   -- Ты долженъ понимать своего друга такимъ, каковъ онъ есть. Ты знаешь каковъ я, любезный Мортимеръ. Ты знаешь, какъ я" ужасно чувствителенъ къ скукѣ. Ты знаешь, что я, сдѣлавшись настолько человѣкомъ, чтобы сознать себя воплощенною загадкой, докучалъ самому себѣ до крайней степени, стараясь разгадать, что я такое. Ты знаешь, что я, наконецъ, отказался отъ этого и рѣшился больше не отгадывать. Стало быть, какъ же могу я дать отвѣтъ, котораго я до сихъ поръ не пріискалъ? Старинная дѣтская прибаутка говоритъ: "Погадай, погадай, дитятко родное; а все-таки ты не отгадаешь, что это такое". Мой отвѣтъ говоритъ нѣтъ. Клянусь жизнью, не могу.
   Въ этомъ отвѣтѣ было примѣшано столько причудливой правды, извѣстной Мортимеру о безпечномъ Евгеній, что слова его нельзя было принять за простую уклончивость. Кромѣ того, они были сказаны съ увлекательнымъ видомъ откровенности; очевидно, для единственнаго цѣнимаго имъ друга, онъ дѣлалъ исключеніе изъ своего обычнаго равнодушія и безпечности.
   -- Пойдемъ, любезный другъ,-- сказалъ Евгеній.-- Попробуемъ какое дѣйствіе произведетъ куреніе. Если оно хоть сколько-нибудь просвѣтитъ меня по предмету этого вопроса, я скажу тебѣ все безъ утайки.
   Они возвратились въ комнату, изъ которой вышли, и, найдя, что она слишкомъ нагрѣлась, открыли окно. Закуривъ сигары, они присѣли къ окну и, пуская дымъ, принялись смотрѣть внизъ на дворъ, находившійся подъ ними и освѣщенный луною.
   -- Нѣтъ, не просвѣщаетъ,-- началъ Евгеній послѣ нѣсколькихъ минутъ молчанія..-- Я искренно извиняюсь, мой другъ Мортимеръ, но изъ этого ничего не выходитъ.
   -- Если ничего не выходитъ,-- отозвался Мортимеръ,-- такъ ничего не можетъ и выйти изъ этого. Поэтому я могу быть спокоенъ. Ничего не выйдетъ, ничего вреднаго для тебя Евгеній, или...
   Евгеній остановилъ его на мгновеніе, взявъ за руку и, въ то же время, вынувъ кусочекъ земли изъ цвѣточнаго горшка, стоявшаго на подоконникѣ, ловко угодилъ имъ въ небольшую точку свѣта напротивъ. Сдѣлавъ это къ полному своему удовольствію, онъ сказалъ "или?"
   -- Или вреднаго для кого-нибудь другого.
   -- Какъ, -- сказалъ Евгеній, взявъ еще кусочекъ земли и бросивъ его чрезвычайно мѣтко въ ту же цѣль,-- какъ вреднаго -- для кого-нибудь другого?
   -- Ужъ не знаю.
   -- И,-- сказалъ Евгеній, пуская въ то же время другой выстрѣлъ,-- для кого же другого?
   -- Не знаю.
   Взявъ въ руку еще кусочекъ земли, Евгеній взглянулъ вопросительно и отчасти подозрительно на своего друга. Въ лицѣ его не было ни затаенной, ни полувысказанной мысли.
   -- Два заблудившіеся скитальца въ лабиринтѣ закона,-- сказалъ Евгеній, привлеченный звукомъ шаговъ и устремившій глаза внизъ,-- вступаютъ во дворъ. Они осматриваютъ дверь подъ нумеромъ первымъ и ищутъ нужное для нихъ имя. Не находя его подъ первымъ номеромъ, они переходятъ ко второму. Въ шляпу скитальца нумеръ второй, того, который поменьше, я пускаю вотъ этотъ комочекъ. Попавъ ему въ шляпу, я спокойно продолжаю курить и погружаюсь въ созерцаніе неба.
   Оба скитальца взглянули вверхъ на окна; но обмѣнявшись двумя или тремя словами, скоро обратились къ двери подъ окномъ. Тамъ, повидимому, они нашли, что имъ требовалось, потому что вошли въ двери и скрылись изъ виду.
   -- Когда они снова покажутся,-- сказалъ Евгеній,-- ты увидишь, какъ я сшибу ихъ обоихъ,-- и для этой цѣли онъ приготовилъ два комочка.
   Онъ не подозрѣвалъ, что они искали его имени или имени Ляйтвуда. Но имъ, повидимому, нужно было то или другое, ибо скоро раздался легкій стукъ въ дверь
   -- Сегодня я дежурный, -- сказалъ Мортимеръ.-- Евгеній, оставайся на своемъ мѣстѣ.
   Не нуждаясь въ убѣжденіи, Евгеній остался на мѣстѣ, продолжая спокойно курить и нисколько не любопытствуя узнать, кто постучался, пока Мортимеръ не заговорилъ съ нимъ и не тронулъ его. Тогда онъ выдвинулся изъ окна въ комнату и увидѣлъ, что посѣтители были Чарлей Гексамъ и его учитель. Они стояли противъ него и тотчасъ же узнали его.
   -- Ты помнишь этого молодца, Евгеній?-- сказалъ Мортимеръ.
   -- Дай-ка мнѣ взглянуть на него,-- отвѣтилъ хладнокровно Рейборнъ.-- О, да, да! Помню!
   Онъ не имѣлъ намѣренія приподнять его за подбородокъ, какъ сдѣлалъ прежде; но мальчикъ заподозрилъ въ немъ это намѣреніе и съ гнѣвнымъ движеніемъ поднялъ свою руку. Рейборнъ засмѣялся и взглянулъ на Ляйтвуда, какъ бы спрашивая поясненія этого страннаго визита.
   -- Онъ говоритъ, что имѣетъ что-то сказать тебѣ.
   -- Вѣроятно, это тебѣ, Мортимеръ.
   -- Такъ и я думалъ; но онъ говоритъ нѣтъ. Онъ говоритъ" что онъ къ тебѣ.
   -- Да, я дѣйствительно говорю это, -- подтвердилъ мальчикъ.-- Я намѣренъ высказать то, что. надобно высказать, мистеръ Евгеній Рейборнъ!
   Миновавъ его глазами, какъ будто бы тамъ, гдѣ онъ стоялъ, ничего не было, Евгеній посмотрѣлъ на Брадлея Гедстона. Потомъ, съ совершенною безпечностью, обратился къ Мортимеру и спросилъ, кто этотъ другой человѣкъ?
   -- Я другъ Чарльза Гексама,-- сказалъ Брадлей.-- Я учитель Чарльза Гексама.
   -- Мой любезный сэръ, вамъ бы учить вашихъ учениковъ лучше держать себя,-- замѣтилъ Евгеній.
   Спокойно продолжая курить, онъ облокотился на каминный наличникъ, у самаго огня, и смотрѣлъ на учителя. Онъ смотрѣлъ на него жестокими глазами, исполненными холоднаго презрѣнія, какъ на существо, ничего не стоющее. Учитель тоже смотрѣлъ на него жестокими глазами, но съ выраженіемъ иного рода: въ нихъ проглядывали и бѣшеная ревность, и пламенный гнѣвъ.
   Замѣчательно, что ни Евгеній Рейборнъ, ни Брадлей Гедстонъ не смотрѣли на мальчика. Во все продолженіе послѣдовавшаго разговора между этими двумя лицами, кто бы изъ нихъ ни говорилъ, и къ кому бы ни обращались слова, они смотрѣли только другъ на друга. Между ними было какое-то тайное, но безошибочное взаимное пониманіе, которое во всѣхъ отношеніяхъ дѣлало ихъ врагами.
   -- Въ нѣкоторыхъ важныхъ случаяхъ, мистеръ Евгеній Рейборнъ,-- сказалъ Брадлей въ отвѣтъ,-- естественныя чувствованія моихъ учениковъ сильнѣе ученья.
   -- Въ большей части случаевъ, конечно,-- отвѣчалъ Евгеній, смакуя свою сигару;-- а какого они свойства, это все равно. Вы назвали меня правильно. Прошу васъ, скажите мнѣ ваше имя.
   -- Вамъ нѣтъ большей надобности знать его.
   -- Правда,-- замѣтилъ Евгеній, колко и рѣзко прерывая его на этомъ промахѣ,-- мнѣ нѣтъ никакой надобности знать его. Я могу называть васъ школьнымъ учителемъ, это титулъ почетный. Вы совершенно правы, школьный учитель.
   Для поддразниванія Брадлея Гедстона это оказалось не тупымъ концомъ палочки, имъ самимъ сдѣланной въ минуту неосторожнаго гнѣва. Онъ старался сжать свои губы, чтобъ онѣ не дрожали; не губы все таки дрожали.
   -- Мистеръ Евгеній Рейборнъ, -- сказалъ мальчикъ, -- я хочу сказать вамъ нѣсколько словъ. Мнѣ такъ надобно это, что мы отыскивали вашъ адресъ въ календарѣ, ходили въ вашу контору и вотъ изъ конторы пришли сюда.
   -- Вы задали себѣ слишкомъ много хлопотъ, школьный учитель, -- замѣтилъ Евгеній, сдувая пушистый пепелъ съ своей сигары.-- Надѣюсь, что они вознаградятся.
   -- И я радъ, что могу говорить, -- продолжалъ мальчикъ,-- въ присутствіи мистера Ляйтвуда, потому что чрезъ мистера Ляйтвуда вы узнали въ первый разъ сестру мою.
   Рейборнъ отвелъ лишь на одно мгновеніе глаза свои въ сторону отъ школьнаго учителя, чтобы взглянуть, какое дѣйствіе произвело послѣднее слово на Мортимера, который, стоя по другую сторону камина, тотчасъ же, какъ только было произнесено это слово, повернулся лицомъ къ огню и уставился въ него.
   -- Также точно черезъ мистера Мортимера вы видѣли ее опять, потому что вы были съ нею въ то самое время, когда былъ найденъ мой отецъ, и точно также я нашелъ васъ при ней на другой день. Съ того времени вы видали сестру мою часто. Вы видались съ нею чаще и чаще. Я желаю знать для чего?
   -- Стоило ли изъ-за этого хлопотать, школьный учитель?-- проговорилъ Евгеній съ видомъ безпристрастнаго совѣтника.-- Столько хлопотъ изъ ничего! Вамъ, конечно, лучше знать, а по моему, не стоило.
   -- Я не знаю, мистеръ Рейборнъ, -- отозвался Брадлей съ возрастающимъ гнѣвомъ, -- почему вы обращаетесь ко мнѣ?
   -- Не знаете?-- сказалъ Евгеній.-- Такъ я не буду.
   При своемъ совершенномъ спокойствіи, онъ сказалъ это такъ оскорбительно, что респектабельная правая рука Гедстона, сжавъ респектабельный волосяной шнурокъ, къ которому были привязаны респектабельные часы, была готова затянуть этотъ шнурокъ вокругъ его горла и задушить его. Ни слова болѣе не счелъ Евгеній за нужное выговорить; онъ стоялъ, склонивъ на руку голову, продолжалъ курить и невозмутимо глядѣлъ на волновавшагося Брадлея Гедстона и глядѣлъ такъ, что Брадлей готовъ былъ съ ума сойти.
   -- Мистеръ Рейборнъ, -- продолжалъ мальчикъ, -- мы знаемъ не только то, что я сказалъ вамъ, но знаемъ еще больше. Сестра моя пока еще не знаетъ, что мы все открыли, но мы все открыли. У насъ съ мистеромъ Гедстономъ былъ планъ для воспитанія моей сестры, по совѣту и подъ руководствомъ мистера Гедстона, который въ этомъ дѣлѣ самый лучшій авторитетъ, что бы вы тамъ ни думали, куря свою сигару. Что же мы находимъ? Что мы находимъ, мистеръ Ляйтвудъ? Мы находимъ, что моя сестра уже обучается безъ нашего вѣдома. Мы находимъ, что въ то время, какъ сестра моя неохотно и холодно выслушиваетъ всѣ наши планы, составленные для ея пользы,-- планы мои, ея брата, и мистера Гедстона, достойнѣйшаго авторитета,-- доказательствомъ этому служатъ его аттестаты, которые онъ всегда можетъ предъявить,-- и охотно пользуется другими планами. Да, и даже очень прилежно занимается, а мнѣ извѣстно, что значитъ прилежно заниматься. Мистеръ Гедстонъ тоже знаетъ это! Теперь, кто-нибудь платитъ же за это -- вотъ мысль, которая естественно рождается въ насъ. Кто же платитъ? Мы начинаемъ разыскивать, мистеръ Ляйтвудъ, и находимъ, что другъ вашъ, вотъ этотъ Евгеній Рейборнъ, платитъ. Я теперь спрашиваю, какое имѣетъ онъ право на это, и что онъ замышляетъ, и какъ онъ позволяетъ себѣ такую смѣлость безъ моего согласіи, когда я поднимаюсь въ обществѣ, благодаря своимъ собственнымъ усиліямъ и помощи мистера Гедстона, и не могу допустить, чтобы какая-нибудь тѣнь была брошена на мою будущность, или какойнибудр упрекъ на мое доброе имя черезъ мою сестру.
   Ребяческая слабость этой рѣчи, вмѣстѣ съ выразившимся въ ней непомѣрнымъ самолюбіемъ, дѣлала ее по истинѣ бѣдною рѣчью. И, несмотря на это, Брадлей Гедстонъ, привыкшій къ малолѣтнимъ слушателямъ школы, но непривыкшій къ сферѣ взрослыхъ людей, изъявилъ большое сочувствіе ей.
   -- Я теперь сказку мистеру Евгенію Рейберну,-- продолжалъ мальчикъ, вынужденный обращаться къ нему въ третьемъ лицѣ, послѣ напрасной попытки говорить во второмъ,-- что я противлюсь его знакомству съ моею сестрой, и прошу его прекратить Это совершенно. Только онъ не забирай себѣ въ голову, что я боюсь привязанности моей сестры къ нему.
   Мальчикъ насмѣшливо улыбнулся, школьный учитель тоже насмѣшливо улыбнулся, а Евгеній опять сдунулъ пушистый пепелъ.
   -- Я противъ этого, и довольно. Я для моей сестры гораздо важнѣе, чѣмъ онъ думаетъ. Я поднимаюсь въ обществѣ и намѣренъ поднять ее; она это знаетъ и должна надѣяться на меня въ своихъ видахъ на будущее. Все это очень хорошо я понимаю; также понимаетъ и мистеръ Гедстонъ. Моя сестра дѣвушка превосходная; но у ней есть разныя романическія идеи -- не о такихъ вещахъ, какъ вашъ мистеръ Евгеній Рейборнъ, но о смерти моего отца и о другихъ предметахъ подобнаго рода. Мистеръ Рейборнъ потворствуетъ этимъ идеямъ, чтобы придать себѣ важности, и она думаетъ, что должна быть ему признательна. Но я не желаю, чтобъ она была признательна ему или кому бы то ни было, кромѣ меня и мистера Гедстона. И еще скажу мистеру Рейборну: если онъ не обратитъ вниманія на то, что я говорю, тѣмъ хуже будетъ для ней. Пусть онъ помнитъ это и будетъ увѣренъ ш" этомъ Хуже для нея!
   Наступило молчаніе, въ продолженіе котораго школьныя учитель чувствовалъ себя крайне неловко.
   -- Позвольте вамъ напомнить, школьный учитель,-- сказалъ Евгеній, вынимая изо-рта быстро сгорѣвшую сигару, чтобы взглянуть на нее,-- что вы можете убрать вашего ученика.
   -- А вы, мистеръ Ляйтвудъ,-- прибавилъ мальчикъ, съ разгорѣвшимся отъ жгучей досады лицомъ, что не могъ добиться отвѣта или вниманія,-- я надѣюсь, вы замѣтите, что я говорилъ вашему другу и что вашъ другъ выслушалъ отъ меня, отъ слова до слова, хотя онъ и показываетъ видъ, что ничего не слышалъ. Вы обязаны замѣтить это, мистеръ Ляйтвудъ. Какъ я уже сказалъ, вы первый ввели вашего пріятеля въ общество моей сестры, и еслибы не вы, она никогда не видала бы его. Богу извѣстно, что никто изъ насъ никогда не нуждался въ немъ и никто изъ насъ никогда не поскучалъ о немъ. Теперь, мистеръ Гедстонъ, такъ какъ мистеръ Евгеній Рейборнъ волею-неволею былъ вынужденъ выслушать все, что я хотѣлъ сказать ему, и такъ какъ я высказалъ ему все до послѣдняго слова, мы исполнили наше желаніе и можемъ идти.
   -- Сойдите внизъ и оставьте меня на одну минуту, Гексамъ, -- отозвался Брадлей.
   Съ сердитымъ лицомъ мальчикъ повиновался и съ шумомъ, какой только могъ произвесть, вышелъ изъ комнаты. Ляйтвудь между тѣмъ подошелъ къ окну, облокотился на него и началъ смотрѣть во дворъ.
   -- Вы думаете обо мнѣ, что я не лучше грязи подъ вашими ногами, -- сказалъ Брадлей Евгенію, произнося слова тщательно взвѣшеннымъ и размѣреннымъ голосомъ; иначе онъ и не былъ бы въ состояніи говорить.
   -- Увѣряю васъ, школьный учитель,-- отвѣтилъ Евгеній, -- я совсѣмъ о васъ не думаю.
   -- Не правда,-- возразилъ Брадлей,-- и вы это лучше знаете.
   -- Это грубо, -- отозвался Евгеній, -- но вы лучше не знаете.
   -- Мистеръ Рейборнъ, я по крайней мѣрѣ очень хорошо знаю, что мнѣ было бы трудно ратовать противъ васъ дерзкими слонами и надменными манерами. Мальчикъ, только-что вышедшій отсюда, могъ бы въ какіе-нибудь полчаса осрамить васъ въ полдюжинѣ отраслей знанія; но вы можете оттолкнуть его въ сторону, какъ ниже васъ стоящаго въ обществѣ. Вы можете точно также постшать и со мною, въ этомъ я увѣренъ заранѣе.
   -- Это возможно,-- замѣтилъ Евгеній.
   -- Но я не то, что мальчикъ,-- сказалъ Брадлей, сжимая руку,-- и я хочу, чтобы вы меня выслушали, сэръ.
   -- Школьнаго учителя, -- сказалъ Евгеній,-- всегда слушаютъ. Это должно удовлетворять васъ.
   -- Но это меня не удовлетворяетъ,-- отвѣчалъ Брадлей, поблѣднѣвъ отъ злости.-- Неужели вы полагаете, что человѣкъ, приготовляясь къ обязанностямъ, которыя я отравляю, и надзирающій за собою, сдерживающій себя ежедневно, чтобы лучше отправлять ихъ, отказывается отъ своей человѣческой натуры.
   -- Я полагаю,-- сказалъ Евгеній,-- судя по тому, что я вижу, смотря на васъ, что вы слишкомъ горячи, чтобы быть хорошимъ школьнымъ учителемъ.-- Говоря это, онъ кинулъ окурокъ сигары.
   -- Горячъ съ вами, сэръ, я согласенъ. Горячъ съ вами, сэръ, за что и уважаю себя. Но у меня не дьяволы вмѣсто учениковъ.
   -- Вмѣсто преподавателей,-- сказалъ бы я,-- отвѣчалъ Евгеній.
   -- Мистеръ Рейборнъ!
   -- Школьный учитель!
   -- Сэръ, мое имя Брадлей Гедстонъ.
   -- Но вы справедливо сказали, мои любезный сэръ, что мнѣ до вашего имени нѣтъ надобности. Скажите, что еще?
   -- Еще вотъ что. О! Какое несчастіе,-- воскликнулъ Брадлей, дрожа всѣмъ тѣломъ и поспѣшно отирая потъ, выступившій на его лицѣ,-- что я не могу настолько сдержать себя, чтобъ явиться существомъ болѣе твердымъ, чѣмъ я являюсь теперь, когда вотъ человѣкъ всю жизнь свою не чувствовалъ того, что я перечувствовалъ въ одинъ день, а можетъ владѣть собою.
   Онъ проговорилъ эти слова съ сильнымъ душевнымъ страданіемъ, даже сопровождая ихъ невольнымъ движеніемъ рукъ, какъ будто хотѣлъ разорвать себя.
   Евгеній Рейборнъ смотрѣлъ на него, какъ будто бы начиная признавать въ немъ предметъ любопытный для изученія.
   -- Мистеръ Рейборнъ, я желаю сказать вамъ нѣчто отъ себя.
   -- Говорите, говорите, господинъ школьный учитель,-- отвѣчалъ Евгеній съ выраженіемъ утомленія и приближающагося нетерпѣнія. пока Брадлей боролся съ собою:-- говорите, что вы имѣете сказать мнѣ; но позвольте замѣтить, что дверь отворена, и что вашъ юный другъ ждетъ васъ на лѣстницѣ.
   -- Сопровождая сюда этого юношу, сэръ, я сдѣлалъ это для того, чтобы сказать, какъ человѣкъ, который не позволитъ зажать себѣ ротъ, въ случаѣ, еслибы вамъ удалось зажать ротъ мальчику, что инстинктъ его безошибоченъ и вѣренъ.
   Такъ сказалъ Брадлей Гедстонъ съ большимъ усиліемъ и затрудненіемъ.
   -- Это все?-- спросилъ Евгеній.
   -- Нѣтъ, сэръ,-- раскраснѣвшись сказалъ Брадлей свирѣпымъ голосомъ.-- Я точно такъ же, какъ и онъ, не одобряю посѣщеній, которыя вы дѣлаете его сестрѣ, вмѣстѣ съ нимъ протестую противъ вашихъ попеченіи о ней, противъ того, что вы взялись сдѣлать для нея.
   -- А это все?
   -- Нѣтъ, сэръ, я рѣшился высказать вамъ, что ваши дѣйствія ничѣмъ не оправдываются, и что они вредны для его сестры.
   -- Вы учитель что ли ея такъ же, какъ и ея брата? Или, можетъ-статься, желаете быть ея учителемъ?-- сказалъ Евгеній.
   Это былъ ударъ, вызвавшій кровь, бросившуюся въ лицо Брацлся Гедстона, такъ же быстро, какъ будто бы ударъ былъ нанесенъ кинжаломъ.
   -- Что вы подъ этимъ разумѣете?-- Вотъ все, что онъ могъ выговорить.
   -- Только естественное честолюбіе, больше ничего,-- сказалъ хладнокровно Евгеній.-- Я далекъ отъ того, чтобы сказать что-нибудь иное. Сестра, которая что-то частенько у васъ на языкѣ, такъ много отличается отъ всего, что вокругъ нея, отъ тѣхъ низкихъ и неизвѣстныхъ людей, которые ее окружаютъ, что подобное честолюбіе очень естественно.
   -- Вы хотите упрекнуть меня въ глаза моею неизвѣстностью, мистеръ Рейборнъ?
   -- Это едва ли возможно, потому что мнѣ ничего о вашей неизвѣстности неизвѣстно, господинъ школьный учитель, да я и не ищу ближайшаго знакомства съ этимъ предметомъ.
   -- Вы упрекаете меня моимъ происхожденіемъ, -- сказалъ Брадлей Гедстонъ, -- вы намекаете на мое воспитаніе. Я на это скажу вамъ, что я самъ себѣ проложилъ дорогу, вышелъ изъ того и другого, вопреки тому и другому, и имѣю право считать себя человѣкомъ лучше васъ, и имѣю причины гордиться этимъ.
   -- Какъ могу я упрекать васъ тѣмъ, чего не знаю, или какъ могу я бросать камни, никогда не бывшіе въ моихъ рукахъ, это такія проблема, рѣшить которую можетъ только проницательность господина школьнаго учителя,-- отвѣтилъ Евгеній.-- Все-ли?
   -- Нѣтъ, сэръ. Если вы полагаете, что мальчикъ...
   -- Который непремѣнно соскучится, ожидая васъ, -- сказалъ учтиво Евгеній.
   -- ...Если вы полагаете, что этотъ мальчикъ не имѣетъ друзей, мистеръ Рейборнъ, то вы ошибаетесь. Я другъ его, и такимъ вы меня найдете.
   -- А вы найдете его на лѣстницѣ,-- замѣтилъ Евгеній.
   -- Вы, можетъ быть, пообѣщали себѣ, сэръ дѣлать тутъ, что вамъ вздумается, полагая, что вамъ приходится имѣть дѣло съ мальчикомъ, неопытнымъ, безпомощнымъ, неимѣющимъ друзей. Но я предупреждаю васъ, что разсчетъ вашъ невѣренъ. Вамъ приходится имѣть дѣло и съ зрѣлымъ человѣкомъ. Вамъ приходится имѣть дѣло со мною. Моя рука принадлежитъ этому дѣлу, мое сердце отворено для него.
   -- И по случайному совпаденію обстоятельствъ, дверь тоже отворена,-- замѣтилъ Евгеній.
   -- Я презираю вашу изворотливую уклончивость такъ же, какъ презираю васъ самихъ. По низости своей натуры, вы поносите меня низостью моего рожденія. Поэтому вы для меня презрительны еще больше. Но если вы не воспользуетесь этимъ посѣщеніемъ и не измѣните вашихъ дѣйствій, то увидите, что шутки со мною плохи, хотя всѣ выходки противъ меня лично я оставляю безнаказанными и не считаю ихъ достойными ни малѣйшаго вниманія.
   Съ внутреннимъ сознаніемъ своей неловкости и неразвязности, въ то время какъ Рейборнъ обнаруживалъ такую непринужденность и спокойствіе, онъ, сказавъ это, вышелъ, и тяжелая дверь, какъ дверь печи, заслонила собою красный пылъ и бѣлокалильный жаръ его бѣшенства.
   -- Курьезный сумасшедшій, -- сказалъ Евгеній.-- Человѣкъ этотъ думаетъ, что всѣ были знакомы съ его матерью
   Мортимеръ Ляйтвудь продолжалъ смотрѣть изъ окна, къ которому отошелъ по деликатности. Евгеній кликнулъ его, и тотъ началъ медленно ходить по комнатѣ.
   -- Мой любезный другъ, -- сказалъ Евгеній, закуривая другую сигару, -- я боюсь, что мои нежданные посѣтители обезпокоили тебя. Если ты пожелаешь пригласить леди Типпинсъ на чай, я обѣщаю тебѣ любезничать съ ней.
   -- Евгеній, Евгеній, Евгеній!-- отвѣчалъ Мортимеръ, продолжая ходить по комнатѣ.-- Все это мнѣ очень грустно. До чего я былъ слѣпъ, какъ подумаю!
   -- Какъ слѣпъ, мой милый?-- спросилъ невозмутимый пріятель его.
   -- Что говорилъ ты мнѣ въ ту ночь, какъ мы были на рѣкѣ въ тавернѣ?-- спросилъ Ляйтвудъ, остановившись.-- О чемъ ты спросилъ меня тогда? Ты спросилъ, не чувствую ли я въ себѣ мрачное сочетаніе измѣнника и мошенника, при мысли о той дѣвушкѣ.
   -- Кажется, что-то въ этомъ родѣ я дѣйствительно сказалъ,-- отвѣчалъ Евгеній.
   -- Что же ты чувствуешь, думая о ней въ настоящую минуту?
   Пріятель его не далъ прямого отвѣта, но, пустивъ нѣсколько разъ дымокъ изъ сигары, замѣтилъ:-- Не смѣшивай мѣстоположенія. Во всемъ Лондонѣ нѣтъ дѣвушки лучше Лизы Гексамъ. У меня дома между моими нѣтъ никого лучше ея; да и между твоими нѣтъ ни кого лучше.
   -- Допустимъ. Что же слѣдуетъ?
   -- Ну вотъ, -- сказалъ Евгеній, сомнительно смотря ему вслѣдъ, пока онъ шелъ ві" другой конецъ комнаты,-- ты опять заставляешь меня отгадывать загадку, отъ которой я отказался.
   -- Евгеній, не намѣренъ ли ты плѣнить и потомъ бросить эту дѣвушку?
   -- Любезный другъ, нѣтъ.
   -- Не намѣренъ ли ты жениться на ней?
   -- Любезный другъ, нѣтъ.
   -- Не намѣренъ ли ты преслѣдовать ее?
   -- Любезный другъ, я ничего не намѣренъ. У меня нѣтъ никакого намѣренія. Я не способенъ къ намѣреніямъ. Еслибъ я составилъ какое-нибудь намѣреніе, я тотчасъ бросилъ бы его, утомленный процессомъ составленія.
   -- Ахъ, Евгеній, Евгеній!
   -- Мой любезный Мортимеръ, по говори со мной этимъ тономъ печальнаго упрека, сдѣлай милость. Что могу я сдѣлать еще, какъ не сказать только то, что знаю, и сознаться въ невѣдѣніи того, чего не знаю! Какъ бишь поется та старинная пѣсенка, которая, подъ предлогомъ веселья, звучитъ такъ печально, какъ мнѣ всю мою жизнь слыхать не случалось?
   
   "Прочь, прочь съ печалью и тоской!
   Уныло въ колоколъ не бей
   Про жизнь и глупости людей,
   Но весело, весело, весело пой
                                 Тра-ла-ла!"
   
   -- Не станемъ пѣть тра-ла-ла, мой любезный Мортимеръ, это ніысла по имѣетъ; но споемъ пѣсенку о томъ, что мы загадокъ отгадывать не будемъ.
   -- Имѣешь ли ты сношенія съ этою дѣвушкой, Евгеній, и справедливо ли то, что говорятъ эти люди?
   -- Я согласенъ дать утвердительный отвѣтъ на оба вопроса моего досточтимаго и ученаго друга.
   -- Что же выйдетъ изъ этого? Что ты дѣлаешь? Куда ты идешь?
   -- Мой дорогой Мортимеръ, можно подумать, что школьный учитель оставилъ но себѣ какую-то допросную заразу. Ты успокоишься, потому что у тебя нѣтъ другой сигары. Возьми одну изъ этихъ, сдѣлай милость. Закури ее отъ моей, которая гь совершенномъ порядкѣ. Такъ! Теперь окажи мнѣ справедливость, обрати вниманіе на то, что я дѣлаю всевозможное для улучшенія себя, и что я уже показалъ тебѣ въ надлежащемъ свѣтѣ всѣ тѣ хозяйственныя орудія, о которыхъ ты, въ то время, когда видѣлъ ихъ неявственно, будто отраженными въ стеклѣ, готовъ былъ въ своей опрометчивости отозваться неуважительно. Сознавая свои недостатки, я окружилъ себя нравственными вліяніями, съ тою именно цѣлью, чтобъ ускорить развитіе домашнихъ добродѣтелей. Предоставь же меня этимъ"ліяніямъ такъ же, какъ и благотворному дѣйствію компаніи друга моего дѣтства.
   -- Ахъ, Евгеній!-- съ чувствомъ сказалъ Ляйтвудъ, стоявшій теперь близъ него такъ, что они оба находились въ небольшомъ облакѣ дыма.-- Я желалъ бы, чтобы ты далъ мнѣ отвѣтъ на мои три вопроса: что изъ этого выйдетъ? что ты дѣлаешь? куда ты идешь?
   -- Мой любезный Мортимеръ,-- отвѣчалъ Евгеній, слегка отмахивая рукой дымъ, чтобы лучше выказать откровенность своего лица и своей манеры,-- повѣрь мнѣ, я отвѣтилъ бы на нихъ тотчасъ же, еслибы только могъ. Чтобы быть въ состояніи это сдѣлать, я долженъ сперва разгадать безпокойную загадку, давно мною покинутую. Вотъ здѣсь эта загадка! Евгеній Рейборнъ: возъ загадка! (Онъ постучалъ себѣ по лбу и по груди). Погадай, погадай, дитя мое родное! Нѣтъ, не отгадаешь, что это такое. Нѣтъ, клянусь жизнью, не отгадаю. Рѣшительно отказываюсь!
   

VII. Въ которой рождается дружеское предложеніе.

   Условіе между мистеромъ Боффиномъ и его ученымъ человѣкомъ, мистеромъ Силою Веггомъ, настолько измѣнилось съ измѣнившимся образомъ жизни мистера Боффина, что Римская имперія обыкновенно разрушалась и падала уже но утрамъ въ высоко аристократическомъ домѣ, а не по вечерамъ, какъ прежде въ Боффнповомъ Павильонѣ. Бывали, однакоже, случаи, когда мистеръ Боффинъ, убѣгая для кратковременнаго отдыха отъ соблазновъ моды, являлся въ Павильонъ послѣ сумерекъ и, усѣвшись на старой скамьѣ, слѣдилъ за окончательными судьбами изнѣженныхъ и порочныхъ властителей міра, стоявшихъ въ это время на своихъ послѣднихъ ногахъ. Еслибы Веггъ получалъ меньше жалованья за свою обязанность, или еслибъ онъ былъ способнѣе отправлять ее, то счелъ бы такіе визиты лестными и пріятными для себя; но, занимая положеніе хорошо вознаграждаемаго надувалы, онъ обижался ими. Это совершенно согласовалось съ правиломъ: недостойный слуга, въ чьемъ бы услуженіи ни находился, всегда противъ хозяина. Даже люди, отъ рожденія назначенные быть барами, существа благородныя и высокородныя, оказывавшіяся крайне негодными на мѣстахъ высокихъ, неизмѣнно являли себя супротивниками своему хозяину, то облыгая его въ недовѣріи, то оскорбляя въ бездушной назойливости. Что такимъ образомъ справедливо относительно публичнаго хозяина и его слуги, то въ равной степени справедливо относительно хозяина частнаго и его слуги на всемъ земномъ шарѣ.
   Когда Сила Веггъ получилъ, наконецъ, свободный доступъ въ "Нашъ Домъ", какъ онъ привыкъ называть зданіе, предъ, которымъ безъ всякаго крова сидѣлъ долгое время, и когда, наконецъ, увидѣлъ, что оно подходило подъ планъ, созданный имъ въ воображеніи, какъ и слѣдовало ожидать по естественному чину вещей, то какъ человѣкъ дальновидный и хитрый, чтобы поддержать свои прежнія завѣренія и выпутаться изъ нихъ, онъ притворно принималъ на себя печальный видъ и сѣтовалъ о минувшемъ, какъ будто, бы домъ и онъ съ нимъ вмѣстѣ претерпѣли крушеніе въ жизни.
   -- И это, сэръ,-- говорилъ Сила своему покровителю, печально качая головой и вздыхая,-- былъ когда-то Нашъ Домъ! Это, сэръ, то самое строеніе, изъ котораго, какъ мнѣ часто случалось видать, выходили важные господа: миссъ Елизаветъ, мистеръ Джорджъ, тетушка Джень и дядюшка Паркеръ (всѣ эти имена онъ самъ выдумалъ). И вотъ до чего дошло, подумаешь! О -- охъ! Охъ. охъ, охъ!
   До того грустны были его сѣтованія, что кроткій мистеръ Боффинъ искренно сожалѣлъ о немъ и даже готовь былъ вѣрить, что покупкою этого дома онъ причинилъ этому плуту невознаградимый ущербъ.
   Два или три дипломатическія свиданія, результаты великой тонкости со стороны мистера Вегга, прикрытые маскою беззаботной покорности случайному стеченію обстоятельствъ, направившихъ его въ ту сторону, гдѣ жилъ мистеръ Винасъ, дали ему возможность покончить торгъ съ этимъ джентльменомъ.
   -- Принесите мнѣ ее въ Павильонъ,-- сказалъ Сила, когда торгъ Гиллъ рѣшенъ,-- въ слѣдующую субботу вечеромъ, и если дружескій стаканъ старой подогрѣтой ямайки вамъ но вкусу, то я не такой человѣкъ, чтобы пожалѣть его для васъ.
   -- Вамъ не безызвѣстно, что я плохой собесѣдникъ, сэръ,-- отвѣчалъ Винасъ,-- но такъ и быть.
   Такъ дѣйствительно и было. Вотъ наступаетъ вечеръ субботы, вотъ является мистеръ Винасъ и звонить у калитки Павильона.
   Мистеръ Веггъ отворяетъ калитку, видитъ какую-то дубину изъ коричневой бумаги подъ мышкою у мистера Винаса, говоритъ довольно сухо:-- Я думалъ, что вы могли бы и на извозчикѣ пріѣхать!
   -- Нѣтъ, мистеръ Веггъ. Я не важнѣе этого свертка, который пришелъ же сюда на моихъ на двоихъ.
   --Не важнѣе свертка! Не важнѣе!-- говоритъ Веггъ съ нѣкоторымъ неудовольствіемъ. Потомъ ворчитъ не вслухъ: -- есть свертки, которые могутъ быть и поважнѣе тебя.
   -- Вотъ ваша покупка, мистеръ Веггъ,-- говоритъ Винасъ, учтиво подавая ему свертокъ:-- я очень радъ возвратить ее источнику, изъ котораго она проистекла.
   -- Спасибо вамъ,-- говоритъ Веггъ.-- Теперь, покончивъ это дѣло, я могу сказать по-дружески, что это еще, знаете ли, вопросъ: могли ли бы вы не возвратить мнѣ этой вещи, еслибь я судомъ потребовалъ ее. Я говорю насчетъ того, что по закону слѣдуетъ.
   -- Вы такъ думаете, мистеръ Веггъ? По вѣдь я купилъ васъ съ открытаго торга.
   -- Вы не можете покупать человѣческую плоть и кровь въ этой странѣ, сэръ, живую, то есть, не можете,-- говоритъ Веггъ, качая головой. Поэтому вопросъ: можете ли купить кости?
   -- Вы спрашиваете, какъ но закону слѣдуетъ?-- спрашиваетъ Винасъ.
   -- Да, какъ по закону слѣдуетъ.
   -- Я не достаточно свѣдущъ въ законахъ, мистеръ Веггъ,-- отвѣчаетъ Винасъ, краснѣя и нѣсколько возвышая голосъ, -- а вотъ что касается факта, то я въ этомъ кое-что смыслю, и съ точки зрѣнія факта я вамъ скажу, что я прежде пощупалъ бы васъ... угодно вамъ, чтобъ я договорилъ, что слѣдуетъ дальше? Вы позволите мнѣ сказать дальше?
   -- На вашемъ мѣстѣ я бы только то и сказалъ, что слѣдуетъ дальше,-- говорить мистеръ Веггъ примирительно.
   -- ...Прежде чѣмъ отдалъ бы этотъ свертокъ въ ваши руки, не получивъ за него, что мнѣ слѣдуетъ. Я не претендую знать какой тутъ пунктъ закона, но знаю, достаточно всѣ пункты факта.
   Такъ какъ мистеръ Винасъ раздражителенъ (безъ сомнѣнія, вслѣдствіе обманутой любви), и такъ какъ мистеръ Веггъ не имѣетъ желанія разсердить его, то послѣдній джентльменъ успокоительно замѣчаетъ:-- Я это только такъ сказалъ; я это сказалъ только какъ казусъ маленькій, изъ мыслей выкладывалъ предположительно.
   -- Я желалъ бы, мистеръ Веггъ, чтобы въ другой разъ вы лучше положительно изъ кармана выкладывали,-- отвѣчаетъ мистеръ Винасъ:-- откровенно скажу, мнѣ ваши маленькіе казусы не нравятся.
   Въ это время они вошли въ гостиную мистера Вегга, освѣщенную въ этотъ свѣжій вечеръ газомъ и каминомъ. Мистеръ Винасъ смягчается, хвалитъ помѣщеніе и, пользуясь случаемъ, напоминаетъ Веггу, что онъ (Винасъ) разъ уже поздравлялъ еро съ отличнымъ мѣстомъ, которое ему досталось.
   -- Порядочное,-- отзывается Веггъ.-- Но помните, мистеръ Винасъ, нѣтъ золота безъ примѣси. Наливайте-ка и садитесь къ камину. Не желаете ли позабавиться трубочкою, сэръ?
   -- Не большой охотникъ, сэръ,-- отвѣчаетъ Винасъ, но для компаніи курну разокъ другой съ промежуточками.
   Мистеръ Винасъ наливаетъ, и Веггъ наливаетъ; мистеръ Винасъ закуриваетъ и покуриваетъ, и Веггъ закуриваетъ и покуриваетъ.
   -- И вы говорите, мистеръ Веггъ, что примѣсь есть и въ вашемъ металлѣ?
   -- Есть; таинственность какая-то,-- отвѣчаетъ Веггъ.-- Не нравится мнѣ она, мистеръ Винасъ. Не нравится, что выколотили жизнь изъ прежнихъ жильцовъ этого дома гдѣ-то въ непроходимыхъ потемкахъ и не знаютъ, кто дѣлалъ это.
   -- Вы имѣете, какія-нибудь подозрѣнія, мистеръ Веггъ?
   -- Нѣтъ,-- отвѣчаетъ этотъ джентльменъ.-- Я только знай кому это въ прокъ пошло, а подозрѣній не имѣю.
   Сказавъ это, мистеръ Веггъ куритъ и смотритъ въ каминъ съ самымъ рѣшительнымъ выраженіемъ человѣколюбія, какъ будто бы онъ поймалъ эту великую добродѣтель за полу въ ту самую минуту, когда она сочла своею горькою обязанностью улизнуть отъ него, и сдержалъ ее насильно,
   -- Такъ вотъ,-- снова начинаетъ Веггъ,-- я имѣю разныя свои замѣчанія о нѣкоторыхъ пунктахъ и о людяхъ нѣкоторыхъ; но я ничего не говорю, мистеръ Винасъ. Вотъ огромное богатство падаетъ съ облаковъ на человѣка,-- не будемъ называть его по имени.-- Вотъ столько-то жалованья въ недѣлю, да столько-то при этомъ каменнаго угля на отопленіе падаетъ съ облаковъ на меня. Кто же изъ насъ лучше? Ужъ, конечно, не тотъ, кого не называемъ. Вотъ мое замѣчаніе, но я ничего не говорю. Я беру свое жалованье и свое уголье. Онъ беретъ свое богатство. Вотъ какъ оно дѣлается-то на свѣтѣ.
   -- Какъ бы это хорошо было, еслибъ я могъ также спокойно смотрѣть на вещи, какъ вы, мистеръ Веггъ.
   -- Опять, вотъ еще что,-- продолжаетъ Сила съ ораторскимъ движеніемъ своей трубки и своей деревянной ноги, изъ коихъ послѣдняя выказываетъ недостойное желаніе опрокинуть его назадъ вмѣстѣ со стуломъ:-- вотъ еще, что возьмите во вниманіе, мистеръ Винасъ, а я, впрочемъ, ничего не говорю. Кого мы не будемъ по имени называть, можно ему всякія колеса на турусахъ подвести. Къ нему и подъѣхали. Кого мы называть не будемъ, имѣя по правую руку меня, а я натурально на дальнѣйшее повышеніе могу надѣяться, и вы, можетъ быть, скажете, то я повышенія достоинъ...
   (Мистеръ Винасъ бормочетъ, что онъ дѣйствительно скажетъ это).
   -- Такъ тотъ, кого мы называть не будемъ, въ такихъ-то обстоятельствахъ, обходитъ меня и ставитъ надо мною прощалыгу, который ему турусы на колесахъ подпускаетъ. Кто же изъ насъ двоихъ настоящій-то человѣкъ? Кто изъ насъ двоихъ на службѣ у того, кого мы не (называемъ, оснащивалъ римлянъ какъ гражданскихъ, такъ и военныхъ, пока не осипъ, да такъ какъ будто одними опилками кормился, съ тѣхъ самыхъ поръ какъ ютъ груди отняли. Ужъ, конечно, не прощалыга съ своими розсказнями. А вотъ онъ тамъ будто въ своемъ собственномъ домѣ: у него своя комната, онъ въ милости и получаетъ тысячу фунтовъ въ годъ. А я вотъ заточенъ въ Павильонъ и нахожусь тутъ, какъ мебель какая-нибудь на случаи, когда понадоблюсь. Вотъ какъ оно дѣлается-то. Я замѣчаю это, да и не могу не замѣчать, потому что я очень привыкъ имѣть большую замѣчательность; но я ничего не говорю, ничего. Прежде когда-нибудь бывали здѣсь, мистеръ Винасъ?
   -- Въ ворота не входилъ, мистеръ Веггъ.
   -- А до воротъ, значитъ, доходили, мистеръ Винасъ?
   -- Доходилъ и заглядывалъ въ сихъ изъ любопытства.
   -- Видѣла что-нибудь?
   -- Ничего, кромѣ мусора на дворѣ.
   Мистеръ Веггъ обводитъ глазами комнату, увлекаясь по исками; а потомъ обводитъ ими вокругъ мистера Винаса, какъ бы подозрѣвая, что и на немъ можно найти что-нибудь.
   -- А между тѣмъ, сэръ,-- продолжалъ онъ,-- такъ какъ вы были знакомы со старымъ мистеромъ Гармономъ, то можно бы думать, что по вѣжливости вы ему визиты дѣлали. Вамъ, слава Богу, вѣжливости-то, кажется, не занимать стать.
   Послѣднее изреченіе предлагалось въ видѣ смягчающаго комплимента мистеру Винасу.
   -- Правда, сэръ,-- отвѣчаетъ Винасъ, моргая слабыми глазками и запуская пальцы въ пыльные волосы,-- я таковъ и былъ, пока одно сдѣланное мнѣ заявленіе не повернуло во мнѣ все вверхъ дномъ. Вы понимаете о какомъ заявленіи я говорю, мистеръ Веггъ? О нѣкоторомъ письменномъ заявленіи насчетъ костяковъ. Съ того времени всему конецъ; осталась только горечь и желчь.
   -- Нѣтъ, не всему конецъ,-- говоритъ мистеръ Веггъ шопотомъ чувствительнаго утѣшенія.
   -- Всему, сэръ,-- отзывается Винасъ,-- всему! Пусть это будетъ грубость, но я лучше готовъ накинуться на своего ближайшаго друга, чѣмъ сказать нѣтъ. Готовъ, увѣряю васъ!
   Невольно взмахнувъ деревяшкою, чтобы защититься отъ мистера Винаса, вскочившаго съ мѣста въ паѳосѣ такого необщежительнаго заявленія, мистеръ Веггъ опрокидывается назадъ вмѣстѣ со стуломъ. Безобидный мизантропъ спѣшитъ на помощь и поднимаетъ его, находящагося въ состояніи полнаго раздраженія и потирающаго голову.
   -- Что это, никакъ вы балансъ потеряли, мистеръ Веггъ?-- говоритъ Винасъ, подавая ему трубку.
   -- И какъ не потерять,-- ворчитъ Сила,-- когда гости въ домѣ ни съ того, ни съ сего, почнутъ прыгать словно, какъ чертенята изъ бурака выскакиваютъ. Пожалуйста не вскакивайте такимъ манеромъ съ вашего стула, мистеръ Винасъ.
   -- Извините меня, мистеръ Веггъ. Я такъ огорченъ!
   -- Да, чортъ возьми,-- говоритъ Веггъ доказательно,-- благовоспитанный умъ можетъ, и сидя на мѣстѣ, огорчиться.
   -- Я буду помнить это, сэръ.
   -- Будьте такъ добры.
   Мистеръ Веггъ постепенно сдерживаетъ свой ироническій тонъ и свое затаенное раздраженіе и снова принимается за трубку.-- Мы говорили о томъ, что старый мистеръ Гармонъ былъ вамъ другъ-пріятель.
   -- Нѣтъ, не другъ-пріятель, мистеръ Веггъ. Такъ, бывало, иногда словомъ перемолвимся, да еще вели кой-какія маленькія дѣлишки между собою. Любопытный былъ онъ человѣкъ, мистеръ Веггъ, насчетъ мусора. Столько же любопытный, сколько и скрытный.
   -- А, вы находили, что онъ скрытный былъ?-- говоритъ Веггъ съ жадною радостью.
   -- Онъ всегда казался такимъ какъ съ виду, такъ и по манерамъ.
   -- А!
   Веггъ снова поводитъ глазами.
   -- Ну, потолкуемъ же о томъ, что тамъ такое отыскивалось въ мусорѣ. Не разсказывалъ ли онъ когда-нибудь, какъ онъ тамъ все это находилъ, скажите-ка, любезный другъ? Коли человѣку приходится жить на такомъ, чортъ его знаетъ, какомъ дворѣ, такъ любопытно знать все это. Гдѣ, напримѣръ, находилъ онъ всякую всячину? Или, напримѣръ, какъ онъ это раскапывалъ? Сверху насыпей, что ли, начиналъ онъ, или снизу? Буравилъ онъ ихъ? (Тутъ пантомима мистера Вегга становится очень выразительна). Или пробовалъ щупомъ? Какъ вы скажете, щупомъ пробовалъ, дражайшій мистеръ Винасъ, или буравомъ? Скажите, почтеннѣйшій человѣкъ.
   -- Я скажу: ни тѣмъ, ни другимъ, мистеръ Веггъ.
   -- Какъ ближній ближнему, мистеръ Винасъ... да подлейте еще... скажите, почему ни тѣмъ, ни другимъ?
   -- Потому, я полагаю, сэръ, что какъ мусоръ сортировали и просѣивали при этомъ, такъ находились разныя вещи.. Насыпи эти сортируются и просѣиваются.
   -- Осмотрите-ка ихъ и скажите свое мнѣніе. Подлейте еще.
   Мистеръ Веггъ, каждый разъ, какъ говорилъ: "подлейте еще", придвигалъ свой стулъ все ближе и ближе, подскакивая на деревяшкѣ. Онъ какъ будто бы предлагалъ слить самого себя съ мистеромъ Винасомъ, а не то, чтобы налить стаканы.
   -- Какъ я сейчасъ сказалъ: коли довелось кому жить на, чортъ знаетъ, какомъ дворѣ,-- говоритъ Веггъ, когда Винасъ исполнилъ его гостепріимное приглашеніе,-- такъ поневолѣ любопытствовать будешь. Скажите мнѣ по душѣ, какъ братъ брату, какъ вы думаете: онъ находилъ разныя вещи въ мусорѣ, а не пряталъ ли онъ чего въ мусоръ?
   -- Пожалуй, что и пряталъ, мистеръ Веггъ.
   Мистеръ Веггъ проворно надѣваетъ очки и съ удивленіемъ разсматриваетъ мистера Винаса съ головы до ногъ.
   -- Какъ смертный сходственный со мною, у кого я беру теперь руку въ свою руку, сегодня въ первый разъ, чортъ знаетъ, какимъ образомъ забывъ сдѣлать это прежде, въ знакъ безпредѣльнаго довѣрія, привѣтствующій теперь ближняго какъ ближній,-- говоритъ Веггъ, держа руку мистера Винаса ладонью вверхъ, вынутую и готовую принять ударъ, и потомъ ударяя по ней,-- какъ такой смертный, а не какой-нибудь иной, потому что я гнушаюсь всѣми другими низшими связями между мною и человѣкомъ, кверху свою голову устремляющимъ, котораго я по сему самому близнецомъ своимъ называю, уважаемымъ и уважающимъ но силѣ эюй вѣрной связи:-- что, какъ вы думаете, могъ онъ прятать въ мусорѣ?
   -- Это вѣдь только догадка, мистеръ Веггъ.
   -- Какъ существо, имѣя руку у себя на сердцѣ,-- восклицаетъ Веггъ, и восклицаніе это тѣмъ выразительнѣе, что рука существа была дѣйствительно на стаканѣ пунша,-- переложите вашу догадку на слова и скажите ее, мистеръ Винасъ!
   -- Онъ былъ такого рода старый джентльменъ, сэръ,-- медленно отвѣчаетъ практическій анатомъ, отпивъ изъ стакана, -- что, по моему мнѣнію, былъ способенъ воспользоваться удобствами этого мѣста для укрытія денегъ, драгоцѣнностей, можетъ статься, бумагъ.
   -- Какъ человѣкъ всегда служившій украшеніемъ человѣческой жизни,-- говорить мистеръ Веггъ, снова держа ладонь мистера Винаса, такъ какъ будто бы намѣревался предсказать его судьбу по хиромантіи, и поднявъ свою наготовѣ, чтобъ ударить но ней когда наступитъ должное время,-- какъ человѣкъ, про кого думала поэтъ, писавшій слова національной морской пѣсни:
   
             На вѣтеръ руль! Впередъ, впередъ!
   Цѣпляйся реями за реи!
   Еще, вскричалъ я, мистеръ Винасъ, залпъ-другой!
             На абордажъ, сэръ. Не уйдетъ!
   
   то есть, какъ человѣкъ въ значеніи истиннаго Британскаго Дуба {Англичане иногда называютъ военный корабль Британскимъ Дубомъ, считая дубъ, растущій въ Великобританіи, Quere us robur, самымъ прочнымъ для корабельныхъ построекъ.},-- потому вы такой человѣкъ и есть,-- объясните, мистеръ Винасъ, какія бумаги?
   -- Извѣстно, что старый джентльменъ безпрестанно выгонялъ изъ дому кого-нибудь изъ родныхъ,-- говорилъ мистеръ Винасъ,-- и потому, очень вѣроятно, писалъ не мало духовныхъ завѣщаніи и разныхъ къ нимъ добавленій.
   Ладонь Силы Вегга опускается и хлопаетъ по ладони мистера Винаса, и Вегъ восторженно вскрикиваетъ:
   -- Близнецъ и по душѣ, и по уму! Подлейте-ка еще немножко! Придвинувъ въ припрыжку свою деревяшку и свои стулъ къ мистеру Винасу, мистеръ Веггъ проворно подливаетъ и ему, и себѣ, подаетъ гостю стаканъ, дотрогивается до его края краемъ своего, подноситъ свой собственный къ своимъ губамъ, ставитъ его на столъ и, положивъ руки на колѣно гостя, говоритъ ему такимъ образомъ:
   -- Мистеръ Винасъ! Не то, чтобъ я сердился, что мнѣ всякаго прощалыгу на голову сажаютъ. Не то, чтобы денегъ желалъ, хотя деньги дѣло хорошее. Не то, чтобъ я себѣ какихъ-нибудь выгодъ искалъ, хотя я не такой гордецъ и не врагъ себѣ, чтобы не пожелать себѣ чего-нибудь хорошаго. А для ради справедливости.
   Мистеръ Винасъ, поспѣшно мигая обоими глазами заразъ, скрашиваетъ:
   -- Что такое, мистеръ Веггъ?
   -- Я хочу сдѣлать дружеское предложеніе, сэръ. Видите вы, въ чемъ мое предложеніе состоитъ, сэръ?
   -- Пока вы мнѣ не укажете его, мистеръ Веггъ, я не могу сказать, вижу ли я его или нѣтъ.
   -- Если можно отыскать что-нибудь на этомъ дворѣ, поищемъ вмѣстѣ. Условимся по-дружески искать сообща. Условимся подружески раздѣлить между собою пополамъ, что найдемъ. По чистой по справедливости.-- Такъ говоритъ Сила, принимая благородный видъ.
   -- Поэтому,-- говоритъ мистеръ Винасъ, поднявъ глаза и немного подумавъ, причемъ рука его опять взялась за волосы, какъ будто бы онъ иначе не могъ установить на чемъ бы то ни было свое вниманіе, какъ установивъ сперва голову,-- если что-нибудь будетъ вырыто изъ-подъ мусора, то это останется тайною между вами и мною? Такъ ли, мистеръ Веггъ?
   -- Все будетъ зависѣть отъ того что найдется, мистеръ Впнасъ. Если деньги или столовое серебро, или драгоцѣнности, то они будутъ столько же принадлежать намъ, сколько и всякому другому.
   Мистеръ Винасъ потираетъ бровь вопросительно.
   -- Они будутъ принадлежать намъ по всей справедливости. Потому что могутъ быть незавѣдомо проданы кому-нибудь другому, и покупщикъ получитъ, что ему совсѣмъ не слѣдуетъ, и чего онъ никогда не покупалъ. А это что же такое будетъ, мистеръ Винасъ, какъ не сущая несправедливость?
   -- Ну, а если бумаги найдутся?-- предлагаетъ мистеръ Винасъ.
   -- Смотря по тому, что въ бумагахъ, этихъ написано, мы предложимъ пріобрѣсть ихъ тому, кому онѣ нужны,-- поспѣшно отвѣчаетъ Веггъ.
   -- По всей справедливости, мистеръ Веггъ?
   -- Совершенно такъ, мистеръ Винасъ.-- Если люди эти на дурное на что-нибудь употребятъ ихъ, такъ это ихъ дѣло, мистеръ Винасъ. Я о васъ такого мнѣнія, сэръ, что трудно выразить. Съ того вечера, какъ я, помните, зашелъ къ вамъ, когда вы, если можно такъ сказать? плавали умомъ своимъ въ чашкѣ чая, я понялъ, что нужно васъ сбодрить предметомъ какимъ-нибудь. Въ этомъ дружескомъ предложеніи моемъ, сэръ, вы будете имѣть славный предметъ.
   Мистеръ Веггъ послѣ этого распространяется о томъ, что больше всего занимало его хитрую голову: о приспособительности мистера Винаса къ такимъ поискамъ. Онъ превозноситъ терпѣніе и тонкость работы мистера Винаса, его искусство въ подборѣ вещицъ, его знаніе различныхъ тканей и волоконъ и выражаетъ надежду, что онъ ни малымъ признакамъ откроетъ великіе клады.
   -- Что касается до меня,-- говоритъ Веггъ,-- я не гожусь для этого. Начну ли я искать буравомъ, начну ли искать щупомъ, никакъ не могу я сдѣлать этого такъ, чтобы не замѣтно было, что я копаюсь въ насыпяхъ. У васъ будетъ совсѣмъ не то, когда вы за это приметесь, а вѣдь вы ужъ приметесь за это, такъ какъ свято заручились своему собрату-человѣку по этомъ дѣлу.
   За этимъ мистеръ Веггъ дѣлаетъ скромное замѣчаніе о непремѣнимости деревяшки къ лѣстницамъ и намекаетъ на наклонность этого деревяннаго члена, призваннаго къ дѣйствію съ цѣлью прогулки по сыпучимъ насыпямъ, проваливаться въ рыхлый грунтъ и такимъ образомъ приковывать своего хозяина къ мѣсту. Потомъ, оставляя эту сторону предмета, онъ указываетъ, какъ на знаменательный феноменъ, на то обстоятельство, что до водворенія своего въ Павильонѣ онъ впервые услыхалъ отъ мистера Винаса легенду о скрытомъ въ насыпяхъ богатствѣ: "а это", прибавляетъ онъ съ какимъ-то туманно-благочестивымъ видомъ, "не даромъ было сказано". Наконецъ, онъ возвращается къ дѣлу справедливости и мрачно, иносказательно намекаетъ на что-то могущее подвергнуть обвиненію мистера Боффина (о которомъ онъ еще разъ откровенно относится какъ о человѣкѣ, пользующемся результатами убійства), и предвидитъ преданіе его, вслѣдствіе ихъ дружескихъ усилій, карающему правосудію. И это, какъ мистеръ Веггъ положительно объявляетъ, нисколько не въ видахъ награды, хотя не взять ее значило бы не имѣть въ душѣ своей ничего твердаго.
   Все это мистеръ Винасъ съ шершавыми, пыльными волосами, приподнятыми на подобіе ушей у собаки-терріера, выслушивалъ внимательно. Мистеръ Веггъ, переставъ говорить, раздвигаетъ широко руки, какъ бы для того, чтобы показать мистеру Винасу, до какой степени открыта грудь его, и потомъ складываетъ ихъ въ ожиданіи отвѣта. Мистеръ Винасъ, моргая, смотритъ на него во всѣ глаза нѣкоторое время и потомъ говоритъ:
   -- Я вижу, что вы ужъ попробовали покопаться въ нихъ, мистеръ Веггъ. Вы знакомы съ трудностями по опыту.
   -- Нѣтъ, въ точности нельзя сказать, что я пробовалъ,-- отвѣчаетъ Веггъ, слегка озадаченный намекомъ.-- Я только расковыривалъ ихъ сверху. Сверху расковыривалъ.
   -- И ничего не нашли кромѣ затрудненій?
   Веггъ качаетъ головою.
   -- Я, право, не знаю, что мнѣ вамъ сказать на это, мистеръ Веггъ,-- замѣчаетъ Винасъ, немного подумавъ.
   -- Скажите да,-- естественно побуждаетъ Веггъ.
   -- Еслибъ я не былъ огорченъ, то отпѣтъ мой былъ бы нѣтъ. Но будучи огорченъ, мистеръ Веггъ, и доведенъ до яростнаго безумія и отчаянія, я скажу -- да.
   Веггъ радостно наполняетъ два стакана, повторяетъ церемонію постукиванія по ихъ краямъ и внутренно пьетъ съ большимъ удовольствіемъ за здоровье и благоденствіе молодой особы, которая довела мистера Винаса до теперешняго состоянія его ума.
   За этимъ статьи дружескаго предложенія пересмотрѣны и по нимъ постановлено соглашеніе. Статьи эти: секретность, вѣрность и неутомимая настойчивость. Павильонъ всегда будетъ открытъ мистеру Винасу для поисковъ, и будутъ приняты мѣры, чтобы привлечь вниманія сосѣдей.
   -- Я слышу шаги! восклицаетъ Винасъ.
   -- Гдѣ?-- вскрикиваетъ Веггъ, вздрогнувъ.
   -- Снаружи. Тсъ!
   Они готовы скрѣпить договоръ по дружескому предложенію пожатіемъ рукъ. Йо молча воздерживаются отъ этого, раскуриваютъ погаснувшія трубки и откидываются назадъ на своихъ стульяхъ. Нѣтъ сомнѣнія шаги. Они приближаются къ окну, и чья-то рука стучитъ въ стекло. "Войдите!" отзывается Веггъ, разумѣя: въ дверь. Но тяжелая, старинная рама тихо поднимается, и изъ темнаго фона ночи тихо выдвигается голова.
   -- Скажите, здѣсь ли мистеръ Сила Веггъ... А! Вижу!
   Дружески договаривающіяся стороны почувствовали бы себя не совсѣмъ спокойными даже и тогда, когда бы посѣтитель вошелъ обыкновеннымъ образомъ; теперь же, видя этого посѣтителя, прислониввінмся въ полугруди къ окну и выглядывающимъ изъ тьмы, они очутились въ положеніи крайне затруднительномъ. Мистеръ Винасъ въ особенности: онъ кладетъ свою трубку, откидываетъ назадъ голову и смотритъ на пришельца, какъ будто бы на своего собственнаго индѣйскаго младенца изъ банки, при шедшаго за тѣмъ, чтобъ отвесть его домой.
   -- Добрый вечеръ, мистеръ Веггъ. Осмотрите, пожалуйста, щеколду у надворной калитки; она не дѣйствуетъ.
   -- Кажется, мистеръ Роксмитъ?-- едва выговариваетъ Веггъ.
   -- Точно такъ, мистеръ Роксмитъ. Я не обезпокою васъ. Я не войду. Я только съ порученіемъ къ вамъ, которое взялся передать вамъ по пути на свою квартиру. Я долго не рѣшался войти въ калитку, не позвонивъ; не держите ли, думаю, собаки.
   -- Сожалѣю, что не держу,-- бормочетъ Веггъ и встаетъ со стула, обратившись къ окну спиною. Тсъ! Ни слова! Это тотъ самый пройдоха, мистеръ Винасъ.
   -- Что это у васъ, кто-нибудь изъ знакомыхъ мнѣ?-- спрашиваетъ, выглядывая, секретарь.
   -- Нѣтъ, мистеръ Роксмитъ. Это пріятель мой. Пришелъ провесть со мною вечеръ.
   -- О! Прошу у него извиненія. Мистеръ Боффинъ поручилъ вамъ сказать, что онъ не требуетъ, чтобы вы оставались по вечерамъ дома въ ожиданіи его пріѣзда. Ему пришло на мысль, что онъ безъ всякаго съ его стороны намѣренія связываетъ васъ этимъ. Впередъ, если онъ когда-нибудь пріѣдетъ безъ предварительной повѣстки и не застанетъ васъ, то онъ сѣтовать на васъ не будетъ. Я взялся сообщить это вамъ по пути. Вотъ и все.
   Сказавъ это и пожелавъ "доброй ночи", секретарь опускаетъ зкно и исчезаютъ. Настороживъ уши, они слышатъ, какъ шаги его удаляются назадъ къ калиткѣ, слышатъ, какъ калитка затворяется за нимъ.
   -- И вотъ для этого-то человѣка, мистеръ Винасъ,-- замѣчаетъ Веггъ, когда тотъ ушелъ совершенно,-- я пренебреженъ! Позвольте васъ спросить, что вы о немъ думаете?
   Повидимому, мистеръ Винасъ не знаетъ, что думать о немъ, ибо онъ дѣлаетъ различныя попытки дать отвѣтъ, и не можетъ ничего выговорить кромѣ того, что у него "странный видъ".
   -- Двуличновый видъ, хотите вы сказать, сэръ,-- подхватываетъ Веггъ.-- Вотъ какой его видъ! Мнѣ подавайте, сколько угодно одполичневаго вида, а двуличневаго не терплю. Это шельмовская голова, сэръ.
   -- Вы, значитъ, думаете, что противъ него есть что-нибудь?-- спрашиваетъ Винасъ.
   -- Что-нибудь? повторяетъ Веггъ. Что-нибудь? Какая ограда была бы для моей души, говорю какъ человѣкъ, еслибъ я не быль рабъ истины и не долженъ былъ сказать:-- не что-нгібудь, а все!
   Смотрите, въ какія диковинныя хмельныя убѣжища прячутъ безперые страусы свои головы! И какое невыразимое нравственное вознагражденіе для Вегга чувствовать себя подавленнымъ мыслями, что у мистера Роксмита шельмовская голова!
   -- Каково, въ такую звѣздную ночь, мистеръ Винасъ,-- говоритъ онъ, провожая черезъ дворъ своего сотоварища, между тѣмъ какъ оба они сознаютъ себя но совсѣмъ въ порядкѣ отъ частой подливки,-- въ такую звѣздную ночь, каково подумать, что всякіе пройдохи и шельмовскія головы могутъ себѣ преспокойно идти домой подъ твердью небесной, какъ праведники какіе-нибудь!
   -- Зрѣлище этихъ свѣтилъ,-- говоритъ мистеръ Винасъ, смотря вверхъ, такъ что съ него сваливается шляпа, жестоко напоминаетъ мнѣ ея пагубныя слова, что она не хочетъ видѣть себя, не хочетъ, чтобъ и другіе видѣли ее между...
   -- Знаю! Знаю! Ужъ не говорите!-- говорилъ Веггъ пожимая ему руку.-- Но вотъ подумайте, какъ эти звѣзды духу мнѣ придаютъ правду отстаивать отъ нѣкоторыхъ людей, называть не будемъ какихъ. Я злобы никакой не имѣю; но изволите видѣть, какъ звѣздочки блестятъ и старое поминаютъ. А что такое онѣ поминаютъ, сэръ?
   Мистеръ Винасъ начинаетъ протяжно отвѣчать:
   -- Ея слова, собственноручно ею написанныя, что она не хочетъ видѣть себя, не хочетъ, чтобъ и другіе видѣли...
   Но Сила тутъ же прерываетъ его съ достоинствомъ:
   -- Нѣтъ, сэръ! Онѣ напоминаютъ о нашемъ жомѣ, мистерѣ Джорджѣ, тетушкѣ Джонъ, дядюшкѣ Паркерѣ!.. Все это, сударь мой, прошло, все миновало! Все въ жертву принесено баловню фортуны, червяку скоропреходящему!
   

VIII. Въ которой совершается невинный побѣгъ.

   Баловень счастія и червь скоропреходящій или, говоря менѣе рѣзкимъ языкомъ, Никодимъ Боффинъ, эсквайръ, Золотой Мусорщикъ, совершенно освоился съ своимъ высоко аристократическимъ домомъ. Онъ, однакоже, не могъ не чувствовать, что домъ этотъ, какъ какой-нибудь высоко-аристократическій фамильный сыръ, былъ слишкомъ великъ для его потребностей и распложалъ несмѣтное количество паразитовъ; но онъ утѣшался тѣмъ, что смотрѣлъ на такое растеребливанье своей собственности, какъ на пошлину съ наслѣдства по завѣщанію. Онъ тѣмъ болѣе примирялся съ этимъ, что мистриссъ Боффинъ была вполнѣ удовлетворена, а миссъ Белла была счастлива.
   Эта молодая особа, нѣтъ сомнѣнія, была драгоцѣннымъ пріобрѣтеніемъ для Боффиновъ. Она была такъ хороша собою, что не могла не обратить на себя вниманія, гдѣ бы то ни было, и такъ умна, что не могла быть ниже тона свойственнаго ея новому положенію. Улучшало ли оно ея сердце, это, какъ дѣло вкуса, могло подлежать сомнѣнію; но относительно другого дѣла вкуса, относительно того, улучшало ли оно ея наружность и манеры,-- въ этомъ не могло быть никакого сомнѣнія.
   Скоро миссъ Белла начала исправлять мистриссъ Боффинъ; даже больше, миссъ Белла начала чувствовать себя какъ-то не ловко и какъ бы въ отвѣтственности, когда видѣла, что мистриссъ Боффинъ дѣлала какой-либо промахъ. Не то, чтобъ эта благодушная и неиспорченная натура могла дѣлать слишкомъ большіе промахи даже между посѣщавшими ее важными авторитетами, которые единогласно называли Боффиновъ "очаровательно вульгарными" (чего, конечно, нельзя было сказать о нихъ самихъ); но она поскользалась на великосвѣтскомъ льду, на которомъ всѣ дѣтища Подснапщины, вкупѣ съ оберегаемыми молодыми особами, обязаны кататься въ кружокъ или длинными рядами. Носкользаясь на этомъ льду, она подшибала миссъ Беллу (такъ по крайней мѣрѣ эта молодая дѣвушка чувствовала) и тѣмъ заставляла ее испытывать сильное смущеніе подъ взорами людей, болѣе искусныхъ въ подобныхъ упражненіяхъ на льду.
   Въ возрастѣ миссъ Беллы нельзя было ожидать чтобъ она очень строго разбирала сообразность или прочность своего положенія въ домѣ мистера Боффина. Она и тогда безпрестанно жаловалась на свое жилище, когда ей еще не было съ чѣмъ сравнивать его; потому не было въ томъ какихъ-нибудь новыхъ проявленій неблагодарности или неуважительности, что она предпочитала ему свое новое жилище.
   -- Неоцѣненный человѣкъ этотъ Роксмитъ,-- сказалъ мистеръ Боффинъ, по прошествіи двухъ или трехъ мѣсяцевъ.-- Но я никакъ не могу раскусить его.
   Белла тоже не могла сдѣлать этого, и потому предметъ этотъ былъ не совсѣмъ лишенъ для нея интереса.
   -- Онъ такъ заботится о моихъ дѣлахъ и утромъ, и въ полдень, и ночью,-- сказалъ мистеръ Боффинъ,-- что пятьдесятъ человѣкъ вмѣстѣ не стали бы такъ о тебѣ заботиться. Но онъ все какъ-то по своему дѣлаетъ, и словно шестъ какой поперекъ дороги кладетъ: думаешь, что идешь съ нимъ рука объ руку, а тутъ и станешь втупикъ.
   -- Могу ли я спросить, какъ это, сэръ?-- говорила Белла.
   -- Видите, моя милая,-- сказалъ мистеръ Боффинъ,-- онъ не хочетъ ни съ кѣмъ здѣсь встрѣчаться, кромѣ васъ. Когда у насъ гости, я бы желалъ, чтобъ онъ садился на свое мѣсто за столомъ, какъ и всѣ мы; такъ нѣтъ, не хочетъ.
   -- Если онъ считаетъ себя выше этого,-- сказала миссъ Белла, слегка закинувъ свою голову,-- я бы оставила его въ покоѣ.
   -- Совсѣмъ не то, моя милая,-- отвѣтилъ мистеръ Боффинъ, подумавъ немного.-- Онъ не считаетъ себя выше этого.
   -- Можетъ-быть считаетъ себя ниже,-- предложила Белла.-- Если такъ, то ему лучше знать себя.
   -- Нѣтъ, моя милая, и это не то. Нѣтъ,-- повторилъ мистеръ Боффинъ, покачавъ головою и опять немного подумавъ: -- Роксмитъ человѣкъ скромный, но онъ не считаетъ себя ниже этого.
   -- Что же онъ такое думаетъ, сэръ?-- спросила Белла.
   -- Прахъ меня возьми, если я знаю!-- сказалъ мистеръ Боффинъ.-- Сначала казалось мнѣ, что онъ только не желаетъ съ Ляйтвудомъ встрѣтиться. А теперь, мнѣ кажется, онъ не желаетъ ни съ кѣмъ встрѣчаться, кромѣ васъ.
   "Ого!-- подумала миссъ Белла.-- Въ самомъ дѣлѣ! Вотъ оно каково!" Мистеръ Мортимеръ Ляйтвудъ обѣдалъ раза два-три въ домѣ Боффина; кромѣ того они встрѣчались съ нимъ еще кое-гдѣ, и онъ оказывалъ ей нѣкоторое вниманіе. "Довольно смѣло со стороны секретаря и папашина жильца дѣлать меня предметомъ своей ревности".
   Что папашина дочка могла такъ презрительно отзываться о папашиномъ жильцѣ, это было странно; но еще большія странности водились въ душѣ этой испорченной дѣвушки, испорченной вдвойнѣ, сперва испорченной бѣдностью, а потомъ богатствомъ. Пусть, однакоже, выяснятся всѣ эти странности изъ самаго хода нашей исторіи.
   "Слишкомъ будетъ много, я полагаю,-- презрительно разсуждала миссъ Белла, со стороны папашина жильца простирать на меня свои искательства и устранять людей достойныхъ. Право, слишкомъ будетъ много, если простой секретаришка и папашинъ жилецъ станетъ присвоивать себѣ тѣ шансы, которые предоставляютъ днѣ мистеръ и мистриссъ Боффинъ".
   А какъ еще недавно миссъ Белла была взволнована открытіемъ, что этотъ же самый секретаришка и папашинъ жилецъ, повидимому, любилъ ее. Увы! Въ то время не выдвигались на сцену ни высоко-аристократическій домъ, ни модистка, работавшая на мистриссъ Боффинъ.
   Несмотря на свой сосредоточенный характеръ, пренавязчивый человѣкъ этотъ секретарь и папашинъ жилецъ, по мнѣнію миссъ Беллы. Въ конторѣ у него всегда огонь, когда мы возвращаемся домой изъ театра или изъ оперы, и онъ всегда явится у каретной дверцы, чтобы помочь намъ выйти. Къ тому же на лицѣ мистриссъ Боффинъ всегда при этомъ какая-то досадная улыбка и возмутительная радость встрѣчи съ нимъ, какъ будто есть возможность серіозно одобрять то, что у этого человѣка на умѣ.
   -- Вы никогда не даете мнѣ, миссъ Вильферъ,-- сказалъ секретарь, найдя ее случайно одну въ гостиной,-- никакихъ порученій домой. Я буду счастливъ исполнить всякое приказаніе, которое вы дадите мнѣ туда.
   -- Пожалуйста, что вы подъ этимъ разумѣете, мистеръ Роксмитъ? спросила миссъ Белла, лѣниво опуская вѣки.
   -- Подъ домомъ? Я разумѣю домъ вашего родителя въ Галловеѣ.
   Она покраснѣла при этомъ упрекѣ, до того искусно сдѣланномъ, что слова казались только простымъ отвѣтомъ, сказаннымъ совершенно натурально, и спросила съ повышеніемъ въ голосѣ и съ колкостью:
   -- О какихъ порученіяхъ и приказаніяхъ говорите вы?
   -- Только о такихъ маленькихъ выраженіяхъ привѣта и памяти, которыя, я полагаю, вы посылаете туда такъ или иначе,-- отвѣчалъ секретарь тѣмъ же тономъ.-- Мнѣ было бы очень пріятно, еслибъ я могъ передавать ихъ. Вы знаете, что я хожу туда каждый день.
   -- Объ этомъ вамъ нечего мнѣ напоминать, сэръ.
   Она слишкомъ поспѣшила въ этой капризной выходкѣ противъ "папашина жильца", и вполнѣ почувствовала это, когда встрѣтила его спокойный взглядъ.
   -- Они сами не много пересылаютъ... какъ это вы сказали?.. выраженій памяти обо лига,-- сказала Белла, спѣша укрыться въ грубость.
   -- Они меня спрашиваютъ про васъ часто, и я сообщаю имъ, что могу.
   -- Надѣюсь, вѣрно сообщаете,-- воскликнула Белла.
   -- Надѣюсь, вы не можете въ этомъ сомнѣваться; было бы очень несправедливо, еслибы вы сомнѣвались.
   -- Нѣтъ, я не сомнѣваюсь. Я заслуживаю упрека; упрекъ вполнѣ справедливъ. Извините меня, мистеръ Роксмитъ.
   -- Я попросилъ бы васъ не извиняться, еслибъ это не показывало васъ въ прекрасномъ свѣтѣ, -- отвѣчалъ онъ съ чувствомъ.-- Простите меня, я не могъ удержаться и не сказать этого. Чтобы возвратиться къ тому, отъ чего я уклонился, позвольте прибавить: они, можетъ быть, думаютъ, что я сообщаю вамъ о нихъ, передаю ихъ привѣты и тому подобное. Но я не дѣлаю этого, чтобы не обезпокоить васъ, такъ какъ вы сами никогда меня не спрашиваете.
   -- Я намѣрена, сэръ,-- сказала Белла, смотря на него такъ, какъ будто бы онъ сдѣлалъ ей выговоръ,-- повидаться съ ними завтра.
   -- Это вы мнѣ говорите или имъ?-- спросилъ онъ недоумѣвая.
   -- Кому угодно.
   -- И мнѣ, и имъ? Считать ли мнѣ это порученіемъ?
   -- Можете, если желаете, мистеръ Роксмитъ. Порученіе или непорученіе, а я предполагаю повидаться съ ними завтра.
   -- Въ такомъ случаѣ, я такъ и скажу имъ.
   Онъ помедлилъ мгновеніе, какъ бы съ тѣмъ, чтобы датъ ей случай продлить разговоръ, если она пожелаетъ. Она не сказала ни слова болѣе, и онъ оставилъ ее. Два обстоятельства въ этомъ кратковременномъ свиданіи показались миссъ Беллѣ, когда она осталась одна, очень любопытными. Первое то, что когда онъ ее оставилъ, она несомнѣнно имѣла видъ раскаянія въ лицѣ и чувство раскаянія въ сердцѣ. Второе то, что она не имѣла ни намѣренія, ни мысли побывать дома, пока не сказала ему, что рѣшилась на это.
   "Что бы это значило во мнѣ, и что бы это значило въ немъ?" спрашивала она себя внутренно...Онъ не имѣетъ права ни на малѣйшую власть надо мной, и какъ же случилось, что я его слушаю, когда нисколько не интересуюсь имъ?"
   Мистриссъ Боффинъ настояла, чтобы Белла совершила завтрашнюю поѣздку свою въ каретѣ, и она отправилась съ большою торжественностью. Мистриссъ Вильферъ и миссъ Лавинія передумали многое о вѣроятностяхъ и невѣроятностяхъ ея пріѣзда въ такомъ великолѣпномъ видѣ; когда же увидѣли карету изъ окна, у котораго, притаившись, онѣ высматривали ее, то согласились, что ее слѣдуетъ задержать у подъѣзда какъ можно дольше, къ досадѣ и смущенію сосѣдей. Потомъ онѣ вошли въ обыкновенную семейную гостиную для принятія миссъ Вильферъ, съ подобающимъ видомъ равнодушія.
   Семейная гостиная казалась очень небольшою и очень бѣдною, да и лѣстница, которая вела въ нее, казалась очень узкою и изогнутою. Небольшой домикъ и все его устройство составляли бѣдный контрастъ съ великолѣпнымъ аристократическимъ жилищемъ.
   "Я съ трудомъ могу вѣрить, думала Белла, что я была въ состояніи жить въ такомъ мѣстѣ!"
   Мрачная величавость со стороны мистриссъ Вильферъ и врожденная дерзость со стороны Лавви не улучшали дѣла. Белла, поистинѣ, нуждалась въ небольшой поддержкѣ, но ея-то у ней и не было.
   -- Это,-- сказала мистриссъ Вильферъ, подставляя щеку для поцѣлуя, столько же симпатичную и радушную, какъ и выпуклая сторона ложки,-- отмѣнная для насъ честь! Ты, можетъ быть, найдешь, что твоя сестра Лавви выросла, Белла?
   -- Мама,-- прервала миссъ Лавинія,-- вамъ никто но препятствуетъ быть оскорбительною, потому что Белла вполнѣ этого заслуживаетъ; но я прошу васъ не вдаваться въ смѣшныя нелѣпости, будто бы я выросла; я уже вышла изъ той поры, когда люди ростутъ.
   -- Я сама, по выходѣ замужъ, выросла,-- сурово провозглашаетъ мистриссъ Вильферъ.
   -- Очень хорошо, ма,-- отвѣчала Лавви,-- но еще лучше будетъ, если вы оставите это въ покоѣ.
   Высокомѣрный взглядъ, съ которымъ величественная дама приняла этотъ отвѣтъ, могъ бы привесть въ замѣшательство менѣе дерзкаго противника; но онъ не произвелъ никакого дѣйствія на Лавинію. Она оставила свою родительницу услаждаться сколько душѣ угодно такими взглядами и приступила къ своей сестрѣ, ни мало не смутившись.
   -- Я полагаю ты не сочтешь за оскорбленіе, Белла, если я тебя поцѣлую? Хорошо. Теперь скажи, какъ ты поживаешь, Белла? Что твои Боффины?
   -- Замолчи!-- воскликнула мистриссъ Вильферъ.-- Остановись! Я не допускаю такого фамильярнаго тона.
   -- Матушки мои! Въ такомъ случаѣ, Белла, что твои Споффины?-- сказала Лавви:-- такъ какъ мама не позволяетъ называть Боффиновь.
   -- Дерзкая дѣвчонка, дерзкая!-- сказала мистриссъ Вильферъ, съ грозною строгостью.
   -- Мнѣ все равно, будь я дерзкая или мерзкая,-- хладнокровно отвѣтила Лавинія, вскинувъ головку,-- рѣшительно все равно, я готова быть тѣмъ и другимъ; я знаю только то, что я, выйдя замужъ, не выросту!
   -- Ты не выростешь? Ты не выростешь?-- повторила торжественно мистриссъ Вильферъ.
   -- Нѣтъ, мама, не выросту. Ничто меня къ этому не принудитъ.
   Мистриссъ Вильферъ, взмахнувъ перчатками, сдѣлалась величаво патетична.
   -- Такъ и ждать слѣдовало, -- проговорила она.-- Одна покидаетъ меня для людей гордыхъ и благоденствующихъ; другая презираетъ. Какъ утѣшительно!
   -- Ма, -- заговорила Белла, -- мистеръ и мистриссъ Боффины благоденствуютъ, это такъ, но вы не имѣете права говорить, что они горды. Вы очень хорошо знаете, что они не горды.
   -- Короче, ма,-- сказала Лавви, кидаясь на непріятеля безъ малѣйшаго предварительнаго слова,-- вы должны очень хорошо знать,-- а если не знаете, тѣмъ стыднѣе для васъ, -- что мистеръ и мистриссъ Боффины совершенство во всѣхъ отношеніяхъ.
   -- Правда, -- отозвалась мистриссъ Вильферъ, -- благосклонно принимая дезертира,-- и отъ насъ, кажется, требуютъ, чтобы мы такъ думали. Вотъ почему, Лавинія, я не допускаю фамильярнаго тона. Мистриссъ Боффинъ (о физіономіи которой я никогда не могу говорить съ тѣмъ спокойствіемъ, какое желала бы сохранить) и мать твоя не въ короткихъ отношеніяхъ, и нельзя ни на минуту допустить, чтобъ она или ея мужъ рѣшились взять на себя смѣлость называть наше семейство просто Вильферами. Поэтому и я не согласна называть ихъ просто Боффинами. Нѣтъ. Такой тонъ,-- называйте его фамильярностью, сближеніемъ, равенствомъ, какъ угодно, -- давалъ бы поводъ заключать о такихъ общественныхъ отношеніяхъ между нами, какихъ не существуетъ. Понятно ли я высказалась?
   Не обращая ни малѣйшаго вниманія на этотъ вопросъ, хотя онъ былъ сдѣланъ величавымъ, судейскимъ голосомъ. Лавинія напомнила своей сестрѣ:
   -- За всѣмъ тѣмъ, знаешь, Белла, ты все-таки не сказала намъ, что твои... какъ изъ по имени-то?
   -- Я не хочу здѣсь говорить о нихъ, -- отвѣчала Белла, подавляя негодованіе и топнувъ объ полъ ножкой.-- Они такъ радушны и такъ добры, что не могутъ служить предметомъ для такихъ разговоровъ.
   -- Зачѣмъ такъ говорить?-- спросила мистриссъ Вильферъ съ язвительнымъ сарказмомъ.-- Зачѣмъ употреблять такую уклончивую форму рѣчи? Это учтиво и обязательно; но зачѣмъ же прибѣгать къ этому? Почему не сказать прямо, что они такъ радушны и такъ добры что не по насъ. Мы понимаетъ намекъ. Зачѣмъ же прикрывать фразу?
   -- Ma,-- сказала Белла, топнувъ еще разъ ножкой, -- вы можете святого взбѣсить, да и Лавви тоже.
   -- Несчастная Лавви!-- вскрикнула мистриссъ Вильферъ голосомъ состраданія.-- Ей всегда достается. Бѣдное дитя мое!
   Но Лавви съ быстротой своего прежняго дезертирства, накинулась теперь на другого непріятеля, очень колко замѣтивъ:
   -- Не защищайте меня, ма. Я могу сама за себя постоять.
   -- Я только удивляюсь, -- начала снова мистриссъ Вильферъ, обращаясь къ своей старшей дочери, вообще не столько опасной, какъ ея совершенно неукротимая младшая дочь.-- Какъ ты могла найти время и какъ пожелала оторваться отъ мистера и мистриссъ Боффиновъ, чтобы повидаться съ нами. Я только удивляюсь, какимъ образомъ наши права, въ сравненіи съ гораздо большими правами мистера и мистриссъ Боффиновъ, могли имѣть какой-нибудь вѣсъ. Я чувствую, какъ я должна быть благодарна, что хоть настолько выиграла въ соперничествѣ съ мистеромъ и мистриссъ Боффинъ (почетная дама съ горечью возвысила голосъ, произнося первую букву слова Боффинъ, какъ будто бы въ ней то именно и заключалось ея главное неудовольствіе на тѣхъ, кто носилъ эту фамилію, и какъ будто бы Доффинъ, Моффинъ или Поффинъ было для нея легче).
   -- Мама, -- сказала Белла съ гнѣвомъ, -- вы заставляете меня сказать вамъ, что я крайне сожалѣю, что пріѣхала сюда, и что я ужъ никогда сюда не пріѣду, если папа не будетъ здѣсь. Потому что папа великодушенъ, онъ не имѣетъ зависти и недоброжелательства къ моимъ благотворительнымъ друзьямъ. Папа настолько деликатенъ и настолько добръ, что помнитъ, въ чемъ состоитъ то маленькое право, которое, по ихъ мнѣнію, я будто бы имѣю на нихъ, онъ помнитъ то необыкновенно трудное положеніе, въ которомъ я, безъ всякаго съ моей стороны повода, была поставлена. Я всегда любила моего бѣднаго дорогого папа болѣе всѣхъ васъ, взятыхъ вмѣстѣ, я и теперь такъ люблю его и всегда буду такъ любить.
   Тутъ Белла, не находя никакого утѣшенія ни въ своей хорошенькой шляпкѣ, ни въ своемъ нарядномъ платьѣ, залилась слезами.
   -- Ахъ, Р. Вильферъ, -- воскликнула мистриссъ Вильферъ, поднимая глаза и обращаясь къ окружающему воздуху, -- еслибы ты здѣсь присутствовалъ, какое было бы душѣ твоей испытаніе слышать, что жена твоя и мать твоего семейства такъ унижаются во имя твое! Но судьба избавила тебя отъ этого, Р. Вильферъ, и сочла нужнымъ обрушить все на меня.
   Тутъ мистриссъ Вильферъ залилась слезами.
   -- Я ненавижу Боффиновъ,-- протестовала миссъ Лавинія.-- Я не посмотрю, что мнѣ запрещается называть ихъ Коффинами. Я буду называть ихъ Боффинами. Боффины, Боффины, Боффины! И скажу, что они зловредные Боффины; скажу, что они вооружили противъ меня Беллу. Я говорю Боффинамъ прямо въ лицо (въ строгомъ смыслѣ это не согласовалось съ факсомъ, но молодая дѣвушка была взволнована), что они ненавистные Боффины, безчестные Боффины, гнусные Боффины, скотскіе Боффины. Вотъ вамъ!
   Тутъ миссъ Лавинія залилась слезами.
   Садовая передъ домомъ калитка звякнула, и показался секретарь, шедшій поспѣшными шагами.
   -- Дайте мнѣ отворить ему дверь, -- сказала мистриссъ Вильферъ, вставая съ величественнымъ самоотверженіемъ, покачивая головой и отирая слезы: -- у насъ теперь нѣтъ для этого нанятой служанки. Намъ нечего скрываться. Если онъ замѣтитъ на нашихъ щекахъ слѣды взволнованности, пусть объясняетъ себѣ какъ хочетъ.
   Съ этими словами она вышла. Черезъ нѣсколько минутъ она вошла снова, провозглашая будто герольдъ.
   -- Мистеръ Роксмитъ съ пакетомъ къ миссъ Беллѣ Вильферъ.
   Листеръ Роксмитъ вошелъ тотчасъ же, какъ было произнесено его имя, и, конечно, понялъ въ чемъ дѣло. Но онъ благоразумно показалъ видъ, что ничего не замѣчаетъ и обратился къ миссъ Беллѣ.
   -- Мистеръ Боффинъ имѣлъ намѣреніе сегодня утромъ положить вотъ это въ карету собственно для васъ и желалъ, чтобы вы приняли это, какъ маленькій подарокъ на память, приготовленный имъ для васъ, -- тутъ только кошелекъ, миссъ Вильферъ, -- но онъ, къ крайнему своему сожалѣнію, не успѣлъ исполнить свое намѣреніе, и потому я вызвался отправиться вслѣдъ за вами и передать вамъ.
   Белла приняла посылку и поблагодарила его.
   -- Мы здѣсь немного повздорили, мистеръ Роксмитъ, но не больше того какъ у насъ вошло въ привычку, вамъ извѣстно, какъ пріятно мы обращаемся другъ съ другомъ. Вы застали меня готовою уѣхать. Прощайте, ма. Прощай, Лавви!
   И поцѣловавъ ту и другую, миссъ Белла повернулась къ двери. Секретарь хотѣлъ проводить ее, но мистриссъ Вильферъ выступила впередъ и сказала ему:
   -- Извините! Позвольте мнѣ воспользоваться материнскимъ правомъ и про водить мою дочь до экипажа.
   Мистеръ Роксмитъ извинился и уступилъ мѣсто. Поистинѣ величественное зрѣлище представляла мистриссъ Вильферъ, когда, отворивъ дверь дома, она, съ выставленными впередъ перчатками, громко провозгласила: "лакей мистриссъ Боффинъ!" и когда ему, тутъ же явившемуся, величественно сказала: "миссъ Вильферъ выходитъ!" передала ее на руки, будто женскаго пола комендантъ Лондонской Башни, передающій государственнаго преступника. Церемонія эта имѣла такой эффектъ, который на цѣлые полчаса парализировалъ всѣхъ сосѣдей и былъ усиленъ еще болѣе тѣмъ, что сама достойная матушка тоже въ продолженіе получаса стояла на верхней ступени крыльца, провѣтриваясь въ какомъ-то блистательномъ забытьи.
   Белла, сѣвъ въ карету, открыла пакетикъ находившійся въ ея рукѣ. Онъ заключалъ въ себѣ прекрасный кошелекъ, а кошелекъ заключалъ въ себѣ банковый билетъ въ пятьдесятъ фунтовъ. "Вотъ будетъ радостнымъ сюрпризомъ бѣдному милому папа!" -- сказала Белла. "Я сама отвезу это въ Сити!"
   Не зная, гдѣ находилась мѣстность, въ которой помѣщалась контора Гиксей, Венирингъ и Стоббльзъ, но помня только, что гдѣ-то въ Минсингъ-Ленѣ, Белла приказала отвезть себя въ эту темную улицу. Тутъ она отправила "лакеи мистриссъ Боффинъ" отыскать контору Гиксей, Венирингъ и Стоббльзъ и сказать тамъ, что если Р. Вильферъ можетъ выйти, то найдетъ ожидающую его даму, которая желаетъ говорить съ нимъ. Эти таинственныя слова, переданныя лакеемъ, произвели такое волненіе въ конторѣ, что тотчасъ же былъ отправленъ молоденькій лазутчикъ вслѣдъ за "Ромти", чтобы взглянуть на даму и по возвращеніи донести. Волненіе это ничуть не уменьшилось, когда лазутчикъ вбѣжалъ съ извѣстіемъ, что дама -- "прелесть, и въ великолѣпной каретѣ'".
   Самъ же "Ромти", съ перомъ за ухомъ подъ порыжѣлою шляпой, подойдя къ дверцамъ кареты, весь запыхавшійся, тотчасъ же былъ втащенъ въ экипажъ за галстукъ и едва не задушивъ въ объятіяхъ, прежде нежели узналъ дочь свою. "Милое дитя мое!" едва могъ онъ проговорить отъ спертаго дыханія. "Боже ты мой, Боже мой! Какая прелестная ты женщина! А я ужъ думалъ, что ты сердишься и забыла свою мать и сестру".
   -- Я только сейчасъ видѣлась съ ними, любезный папа.
   -- О! Ну какъ же, какъ же ты нашла свою мать?-- спросилъ Р. Вильферъ сомнительно.
   -- Очень непріятною, папа, такъ же, какъ и Лавви.
   -- Онѣ иногда наклонны къ этому, -- замѣтилъ кроткій херувимчикъ: но, я надѣюсь, ты была снисходительная къ нимъ, Белла, моя драгоцѣнная?
   -- Ничуть. Я сама была непріятна, папа; мы всѣ вмѣстѣ были непріятны. Но я хочу, чтобы вы поѣхали со мною отобѣдать гдѣ-нибудь вмѣстѣ, папа.
   -- Да вотъ что, моя милая, я уже поѣлъ, если можно упоминать о такомъ блюдѣ въ превосходной каретѣ,-- поѣлъ говяжьихъ сосисокъ {Saveloy. Сосиска изъ вареной говядины.},-- отвѣчалъ Р. Вильферъ, скромно понизивъ свои голосъ на этомъ словѣ и осматривая каретную обивку канареечнаго цвѣта.
   -- О! Это ничего, папа!
   -- Правда, почти ничего, когда желаешь чего-нибудь лучшаго,-- допустилъ онъ, проводи рукою по рту.-- Все-таки если обстоятельства, надъ которыми не имѣешь власти, ставятъ препятствія между тобою и нѣмецкими свиными сосисками, то ничего не остается, какъ довольствоваться однѣми (онъ опять понизилъ голосъ изъ уваженія къ каретѣ) -- говяжьими сосисками.
   -- Бѣдный, добрый папа! Папа, прошу васъ, умоляю васъ отпроситесь на все остальное время дня, поѣдемте и проведемте его вмѣстѣ.
   -- Хорошо, моя милая, я слетаю назадъ и спрошу позволенія.
   -- Но прежде, нежели вы слетаете назадъ, сказалъ Белла, Взявъ его за подбородокъ, снявъ съ него шляпу и начавъ взбивать вверхъ его волосы по своей старой привычкѣ:-- скажите, что я, хотя и взбалмошная и неразумная, а все же никогда не оскорбляла васъ, папа?
   -- Милая моя, повторяю это отъ всего моего сердца. Но позволь мнѣ также замѣтить,-- нѣжно намекнулъ ея отецъ, заглядывая въ окно,-- какъ бы не привлечь общаго вниманія, если у человѣка убираетъ волосы прелестная женщина въ превосходной каретѣ въ Фенчеръ-Стритѣ?
   Белла расхохоталась и опять накрыла его шляпою. Когда же его дѣтская фигурка пошла переваливаясь назадъ, то бѣдность его одѣянія и веселая его кротость вызвали у нея слезы. "Ненавижу я этого секретаря за то, что онъ такъ думаетъ обо мнѣ,-- сказала она про себя,-- а все-таки онъ, кажется, на половину правъ1'.
   Отецъ ея возвратился скоро, походя болѣе, нежели когда-нибудь на мальчика, выпущеннаго изъ школы.
   -- Все улажено, моя милочка. Отпускъ дали тотчасъ. Да еще какъ любезно отпустили!
   -- Теперь скажите, папа, гдѣ можемъ мы найти такое укромное мѣстечко, чтобы мнѣ подождать васъ, пока вы сходите по одному моему порученію, если я отправлю карету домой?
   Это потребовало нѣкотораго размышленія -- Видишь, моя душечка,-- объяснилъ онъ,-- ты, право, стала такая прелестнѣйшая женщина, что мѣстечко это должно быть самое укромное.-- Наконецъ, онъ придумалъ.-- Подлѣ сада у Тринити Гауса, на Тауэръ Гиллѣ {Тринити Гаусъ, домъ Троицы, стоитъ позади Тауэра (Лондонской Башни), на возвышенной площади, называемой Тауэръ Гиллъ, украшенной садомъ. Въ этомъ домѣ засѣдаетъ коммиссія, завѣдывающая маяками, морскими вѣхами, бакенами и т. п. и назначающая лоцмановъ на Темзѣ.}. Туда они и отправились, Белла отпустила карету, написавъ карандашомъ записку къ мистриссъ Боффинъ, съ увѣдомленіемъ, что она осталась со своимъ отцомъ.
   -- Теперь, папа, слушайте, что я стану говорить вамъ: обѣщайтесь и клянитесь, что вы будете послушны.
   -- Обѣщаюсь и клянусь, душенька.
   -- Вопросовъ вы мнѣ никакихъ не дѣлайте. Вотъ вамъ кошелекъ; ступайте въ ближайшую лавку, гдѣ продается все готовое и самое лучшее: купите и надѣньте на себя самую лучшую пару платьевъ, самую лучшую шляпу и самые лучшіе лаковые сапоги (изъ патентованной кожи, папа, помните), все самое лучшее, что только можно получить за деньги, и потомъ возвратитесь ко мнѣ.
   -- Но, моя милая Белла...
   -- Остерегитесь, папа!-- весело уставляя противъ него свои указательный палецъ.-- Вы обѣщались, вы клялись. Это нарушеніе клятвы, сами знаете.
   Въ глупенькихъ маленькихъ глазкахъ папа выступили слезы, но она осушила ихъ поцѣлуемъ (хотя и у самой глаза блеснули слезами), и онъ проворно пошелъ отъ нея. Чрезъ полчаса онъ возвратился до того щегольски преобразившійся, что Белла въ восторженномъ удивленіи обошла вокругъ него разъ двадцать прежде, чѣмъ могла взять его подъ руку и радостно прижать къ себѣ.
   -- Теперь, папа, -- сказала Белла, притягивая его какъ можно ближе,-- ведите эту прелестнѣйшую женщину куда-нибудь обѣдать.
   -- Куда же мы отправимся, душа моя?
   -- Въ Гриничъ!-- отважно сказала Белла.-- Да смотрите, вы тамъ угостите эту прелестную женщину всѣмъ, то ни есть лучшаго.
   Въ то время какъ они шли къ пароходу:-- Не желаешь ли ты, моя милая, -- сказалъ робко Р. Вильферъ,-- чтобы твоя мать была съ нами.
   -- Не желаю, папа, потому что мнѣ сегодня хочется имѣть только однихъ васъ при себѣ. Я всегда была вашею маленькою любимицею въ домѣ, а вы всегда были моимъ любимцемъ. Мы часто бѣгали вмѣстѣ изъ дому и прежде. Не бѣгали развѣ, папа?
   -- Ахъ, дѣйствительно бѣгали! Часто бывало по воскресеньямъ, когда твоя мать была нѣсколько наклонна,-- отвѣчалъ онъ, повторяя свое прежнее деликатное выраженіе, предъ которымъ, замявшись, онъ нѣсколько откашлялся.
   -- Да. Но я боюсь, что рѣдко или даже никогда не была я такъ добра, какъ мнѣ слѣдовало быть, папа. Я заставляла васъ носить меня, часто, очень часто, когда вамъ слѣдовало заставить меня ходить; я часто заставляла васъ играть со мною въ лошадки, когда вамъ хотѣлось посидѣть и почитать газеты: не заставляла, скажите?
   -- Изрѣдка, изрѣдка. Но Господи, какое дитя была ты! Какая подруга была ты для меня!
   -- Подруга? Вотъ этимъ-то именно я хочу быть для васъ сегодня, на,
   -- Въ этомъ ты вполнѣ успѣешь, душа моя. Твои братья и сестры всѣ были въ свою очередь моими товарищами и подругами, до извѣстной степени, только до извѣстной степени. Мать твоя въ теченіе, жизни была подругою, на которую любой человѣкъ могъ бы... могъ бы смотрѣть и... и... и могъ бы сохранить въ памяти ея изреченія, и... и... которую могъ бы взять для примѣра... еслибы ему...
   -- Если бы ему нравился образецъ?-- подсказала Белла.
   -- По-жалуй, д-а,-- отвѣтилъ онъ, задумываясь и будучи не совсѣмъ доволенъ фразою:-- или, можетъ быть, сказалъ бы я, еслибы въ немъ было желаніе. Предположимъ для примѣра, что человѣкъ пожелалъ бы быть всегда на ходу: онъ нашелъ бы въ твоей матери неоцѣненною подругу. Но еслибъ онъ пожелалъ иногда пройтись потихоньку, иногда пробѣжаться рысцой, то встрѣчалъ бы тутъ въ твоей матери нѣкоторое затрудненіе: она не выравнивалась бы. Или скажемъ это другими словами, Белла,-- прибавилъ онъ послѣ минутнаго размышленія:-- предположимъ, что человѣку привелось бы жить, мы не скажемъ съ подругою, а подъ музыку. Прекрасно. Предположимъ, что музыка, выпавшая ему на долю, была бы музыка погребальнаго марша изъ Саула {Ораторія Саулъ Генделя, написана въ 1710 году.}. Хорошо. Это была бы весьма приличная музыка для нѣкоторыхъ случаенъ, лучше желать нельзя, но она никакъ не могла бы аккомпанировать вседневному ходу домашней жизни. Напримѣръ, еслибъ онъ сѣлъ ужинать послѣ усиленной дневной работы, подъ музыку погребальнаго марша изъ Саула, пиша, по всѣмъ вѣроятностямъ, легла бы очень тяжело ему на желудокъ. Или, еслибы ему какъ-нибудь вздумалось, такъ, ради разсѣянія, затянуть комическую пѣсню или поплясать, и еслибъ онъ принужденъ былъ сдѣлать это подъ музыку погребальнаго марша изъ Саула, то, можетъ статься, и не успѣлъ бы исполнить своихъ веселыхъ помысловъ.
   "Бѣдный па!" -- думала Белла, прижимая его руку.
   -- О тебѣ же я скажу, моя милая,-- продолжалъ херувимчикъ кротко и безъ малѣйшаго признака сѣтованія,-- что ты приспособительна, очень приспособительна.
   -- Ну, право, на, я боюсь, то я часто выказывала дурной характеръ. Я боюсь, что я была очень взыскательна и очень капризна. Прежде я объ этомъ рѣдко думала или даже никогда не думала; і! лишь только теперь, сидя въ каретѣ и видя, какъ вы шли по мостовой, я упрекнула себя.
   -- Нисколько, моя милая. Не говори объ этомъ.
   Счастливъ и болтливъ быль папаша въ этотъ день въ своемъ новомъ платьѣ. Во всѣхъ отношеніяхъ, это, можетъ статься, былъ самый счастливый день, какой онъ когда-либо зналъ въ своей жизни, даже не исключая того, въ который его героическая подруга подступилакъ брачному алтарю, подъ музыку погребальнаго марша изъ Саула.
   Маленькая экспедиція внизъ по рѣкѣ была восхитительна, и маленькая обращенная на рѣку комната, куда ихъ ввели для обѣда, была тоже восхитительна. Все было восхитительно. Паркъ былъ восхитителенъ, пуншъ былъ восхитителенъ, рыбныя блюда были восхитительны, вино было восхитительно, Белла была восхитительнѣе всего итога этого пиршества; она вызывала своего папашу на веселье самымъ веселымъ образомъ, поставивъ какъ бы за правило всегда называть себя прелестною женщиной; она подбивала его заказывать все самое лучшее, объявляя, что нелестнѣйшая женщина требуетъ, чтобъ ее угощали всѣмъ, что ни есть лучшаго; короче сказать, она приводила папашу въ восторгъ отъ мысли, что онъ папаша такой очаровательной дочери.
   Потомъ, когда они сидѣли рядкомъ, любуясь кораблями и пароходами, спѣшившими въ море вмѣстѣ съ бѣжавшимъ туда же отливомъ, прелестнѣйшая женщина изобрѣтала въ воображеніи разнаго рода морскія путешествія какъ для себя, такъ и для папаши. То папаша, въ качествѣ хозяина тяжелаго, съ четвероугольнымъ парусомъ, каменно-угольнаго судна, отправляется въ Ньюкассль за черными алмазами {Подъ выраженіемъ Black Diamonds, черные алмазы, англичане разумѣютъ каменный уголь.}, которые дадутъ ему возможность нажить состояніе; то папаша отправляется вонъ на томъ красивомъ, трехмачтовомъ суднѣ, въ Китай, чтобы вывести оттуда опіумъ, который подорветъ фирму Гиксси, Венирингъ и Стоббльзъ и привезетъ домой шелковъ и шалей несмѣтное количество для украшенія своей очаровательной дочери. То злосчастная судьба Джона Гармона ничто иное, какъ сонъ, и вотъ онъ возвращается въ Англію, находитъ прелестнѣйшую женщину какъ разъ по себѣ, и оба они отправляются въ недальнее разстояніе, въ своей красивой яхтѣ, чтобы осмотрѣть ненадлежащіе имъ виноградники; на мачтахъ повсюду раздѣваются флаги, на палубѣ гремятъ музыка, а папаша сидитъ въ главной каютѣ. То Джонъ Гармонъ снова опущенъ въ свою могилу, а вмѣсто его является чрезвычайно богатый купецъ (фамилія неузвѣстна), сватается за прелестнѣйшую женщину и женится на ней; онъ до того богатъ, что все, что вы видите на рѣкѣ, идущее на парусахъ или на нарахъ, принадлежатъ ему; кромѣ того, у него цѣлый флотъ яхтъ для удовольствія, а та маленькая щегольская яхта, которую вы видѣли вонь тамъ, съ большимъ, бѣлымъ парусомъ, названа "Белла", въ честь его жены, и на ней-то она держитъ свой дворъ, когда только вздумаетъ, какъ новая Клеопатра. Вслѣдъ за этимъ, вонъ на то транспортное судно, когда оно дойдетъ до Гревзенда, садится какой-то знаменитый и очень богатый генералъ (фамилія тоже неизвѣстна), и онъ слышать не хочетъ, чтобъ ему идти къ побѣдѣ безъ жены, а жена его все та же прелестнѣйшая женщина, которой суждено сдѣлаться идоломъ для всѣхъ красныхъ мундировъ и синихъ куртокъ на палубѣ и подъ палубой. Я потомъ опять: видите вы тотъ корабль, который выводятъ изъ доковъ и на буксирѣ парохода? Видите? Куда вы думаете отплываетъ онъ? Онъ отплываетъ къ коралловымъ островамъ и кокосовымъ пальмамъ и къ подобнымъ мѣстамъ; онъ принадлежитъ одному счастливому человѣку, по имени Па (который самъ находится на кораблѣ и пользуется большимъ уваженіемъ со стороны всего экипажа); (въ отправляется единственно для своихъ собственныхъ выгодъ и барышей, за грузомъ благовоннаго лѣса, самаго лучшаго на свѣтѣ, и до того выгоднаго, что о подобнымъ и не слыхивали. Грузъ его будетъ стоить огромныхъ денегъ, какъ и слѣдуетъ ожидать, потому что прелестнѣйшая женщина, купившая этотъ корабль и снарядившая его въ путешествіе, замужемъ за индійскимъ принцемъ, который что-то такое или иное, и весь закутанъ въ кашемирскія шали, морятъ на головѣ чалму, блестящую брилліантами и изумрудами и очень преданъ этой прелестнѣйшей женщинѣ, хотя черезчуръ ревнивъ, Такъ весело болтала Белла и до того обворожила своего папашу что онъ готовъ быль окунуться съ головою въ султанскую кадку, полную воды, какъ нищіе мальчишки подъ окномъ (купались въ грязь своими головами {Въ Гриничѣ есть нѣсколько роскошныхъ гостиницъ по самой Темзѣ, куда лондонцы пріѣзжаютъ попировать и заказываютъ рыбный столъ, въ которомъ не послѣднюю роль играетъ небольшая рыбка "whitebeat". Послѣ обѣда, если случится отливъ, отобѣдавшіе гости, для забавы, бросаютъ съ балконовъ монету на илистое дно рѣки, гдѣ ее и подбираютъ мальчишки, всегда поджидающіе такой подачки и для потѣхи благодѣтелей ползающіе и ныряющіе въ грязи.}.
   -- Я полагаю, моя милая,-- сказалъ па послѣ обѣда,-- мы дома можемъ успокоиться, что ты къ добру уѣхала отъ насъ.
   Белла покачала головою.-- Она не знаетъ.-- Она не въ состояніи сказать.-- Все, что она можетъ сказать, такъ это лишь то, что она превосходно снабжена всѣмъ, чего только можно пожелать, и если когда дѣлала намекъ, что хочетъ оставить мистера и мистриссъ Боффинь, то они объ этомъ ничего слышать не хотѣли.
   -- Слушайте, па, -- продолжала Белла,-- я теперь покаюсь предъ вами. Я одна изъ самыхъ корыстныхъ дѣвчонокъ на свѣтѣ.
   -- Я этого никогда бы о тебѣ не подумалъ, моя милая,-- отвѣчалъ ея отецъ, взглянувъ сперва на себя, а потомъ на дессертъ.
   -- Я понимаю, что вы разумѣете, на, но это совсѣмъ не то. Я нисколько не хлопочу о деньгахъ; я хлопочу о томъ, что можно на нихъ купить!
   -- Правда сказать, большая часть изъ насъ объ этомъ же хлопочетъ,-- отозвался Р. Вильферъ.
   -- Но не въ такой степени, какъ я, па. О-о!-- воскликнула Белла, вывернувъ изъ себя восклицаніе поворотомъ своего чуть-чуть раздвоеннаго подбородка.-- Я страхъ какъ корыстна!
   Р. Вильферъ пристально посмотрѣлъ на все и сказалъ, на имѣя ничего лучшаго сказать:
   -- Когда же ты начала это замѣчать въ себѣ, душа моя?
   -- Вотъ она, па, вотъ она ужасная-то сторона всего дѣла! Когда я была дома и знала только бѣдность, я ворчала, но не слишкомъ объ этомъ думала. Когда я жила дома и надѣялась быть богатою, я какъ-то смутно думала о тѣхъ великихъ вещахъ, которыя я сдѣлала бы. Но когда я обманулась въ надеждахъ на блестящее состояніе и получила возможность изо дня въ день видѣть его въ чужихъ рукахъ и убѣждаться своими глазами въ томъ, что подобное богатство можетъ сдѣлать, тогда я превратилась въ ту корыстную дѣвчонку, какова я теперь.
   -- Это только твое воображеніе, моя душа.
   -- Могу увѣрить васъ, не воображеніе, па!-- сказала Белла, кивнувъ на него головкою, приподнявъ свои хорошенькія брови и принявъ комически-испуганный видъ.-- Это фактъ. Я постоянно составляю корыстные замыслы.
   -- Господи! Какъ же это?
   -- Я разскажу вамъ, па. Я не боюсь разсказать это вамъ, потому что мы всегда были друзья, и потому что вы не походите на напашу, а больше походите какъ бы на младшаго брата, только одареннаго почтенною округленностью тѣла. Да кромѣ того, -- прибавила Белла, смѣясь и указывая насмѣшливо пальцемъ ему въ лицо,-- потому что вы теперь въ моихъ рукахъ. Вѣдь это экспедиція секретная. Если вы когда-нибудь обо мнѣ разскажите, разскажу о васъ. Я скажу мамашѣ, что вы обѣдали въ Гриничѣ.
   -- Послушай, моя милая,-- серіозно замѣтилъ Р. Вильферъ, съ нѣкоторымъ дребезжаніемъ въ голосѣ: -- лучше ничего не упоминать объ этомъ.
   -- Ага!-- смѣялась Белла.-- Я знала, что вамъ это не понравится, сэръ. Поэтому храните мою тайну, и я сохраню вашу. Но попробуйте измѣнить прелестнѣйшей женщинѣ, и вы увидите, что она змѣя. Теперь вы можете поцѣловать меня, па; а мнѣ хочется нѣсколько поубрать вамъ волосы, потому что они въ мое отсутвіе были страшно запущены.
   Р. Вильферъ подставилъ свою голову оператору, а операторъ продолжалъ говорить и въ то же время, отдѣляя пряди его волосъ, подвергалъ ихъ каріозному процессу закручиванія на своихъ двухъ вертѣвшихся указательныхъ пальцахъ, которые потомъ вдругъ выдергивались изъ локона въ противоположныя, горизонтальныя направленія. При каждомъ такомъ пріемѣ паціентъ ежился и щурился.
   -- Я рѣшила, что мнѣ нужно имѣть деньги, па. Я чувствую, что я не могу ни просить ихъ, ни занимать ихъ, ни воровать ихъ и потому я рѣшилась выйти за нихъ замужъ.
   Г. Вильферъ поднялъ на нее глаза, какъ только могъ, при совершавшейся надъ нимъ операціи, и сказалъ укорительнымъ тономъ:
   -- Ду-ша мо-я Белла!
   Рѣшилась, папа, говорю я вамъ, чтобы получить деньги, выйти за деньги. Поэтому я постоянно ищу деньги, чтобы плѣнить ихъ.
   -- Ду-шеч-ка моя Белла!
   -- Да, на, таково положеніе дѣлъ. Если была когда-нибудь корыстная интригантка, полагавшая все свое занятіе въ составленіи такихъ недостойныхъ замысловъ и плановъ, то вотъ вамъ это милое созданіе. Но мнѣ все равно. Мнѣ презрительно, ненавистно быть бѣдною, и я бѣдною не буду, если выйду замужъ за деньги. Однако, вы очаровательно завиты, па, и можете удивить служителя и заплатить ему счетъ.
   -- Но, душа моя Белла, вѣдь это ужасно въ твоемъ возрастѣ.
   -- Я вамъ говорила, па, но вы не хотѣли вѣрить,-- отвѣчала Белла съ милою дѣтскою серіозностью.-- Ну, не ужасно ли?
   -- Дѣйствительно было бы ужасно, еслибы ты вполнѣ поняла, что говоришь, мой ангелъ, или еслибы ты дѣйствительно думала такъ.
   -- Я могу сказать вамъ, на, что я ничего иного не думаю. Толкуйте мнѣ про любовь!-- сказала Белла презрительно, хотя ея лицо и вся фигура нисколько этому не соотвѣтствовали.-- Толкуйте мнѣ объ огненныхъ змѣяхъ! Нѣтъ вы поговорите мнѣ о бѣдности да о богатствѣ, тутъ-то вы и коснетесь настоящаго дѣла.
   -- Ду-шеч-ка, это становится страшно,-- началъ было съ важностью ея отецъ, но она остановила его.
   -- На, скажите мнѣ, вы на деньгахъ женились?
   -- Ты знаешь, что нѣтъ, душенька.
   Белла вполголоса запѣла погребальный мартъ изъ Саула и сказала:-- Это почти ничего не значитъ.-- Но видя, что онъ задумался и пріунылъ, она обвилась рукою вокругъ его шеи и поцѣлуемъ снова развеселила.
   -- Я нисколько но хотѣла огорчить васъ, на, я только пошутила. Теперь же помните. Вы обо мнѣ не станете разсказывать. Скажу больше: я обѣщаю не имѣть никакихъ секретовъ отъ васъ, на, и вы можете быть увѣрены, что какія бы корыстныя дѣла ни пошли въ ходъ, я всегда буду повѣрять вамъ ихъ подъ строжайшею тайной.
   Охотно довольствуясь этою уступкой со стороны прелестнѣйшей женщины, Р. Вильферъ позвонилъ и уплатилъ счетъ.
   -- Все что здѣсь осталось, па,-- сказала Белла, свертывая кошелекъ, когда они были одни, сколачивая его своимъ маленькимъ кулачкомъ на столѣ и запихивая его въ одинъ изъ кармановъ новаго жилета.-- назначается для васъ, на покупку подарковъ всѣмъ нашимъ, на уплату вашихъ счетовъ; раздѣлите все, какъ хотите, и употребите, какъ сочтете лучше Въ заключеніе всего замѣтьте, на, что это не плоды какого-нибудь корыстнаго плана; а не то, можетъ-статься, корыстная дѣвчонка, ваша дочь, не разсталась бы съ ними такъ охотно.
   Сказавъ это, она взялась обѣими руками за его сюртукъ и совершенно перекосила своего на, застегивая на немъ верхнее платье сверхъ драгоцѣннаго жилетнаго кармана; а потомъ ускусно прикрыла ямки на своихъ щекахъ лентами шляпки и повезла его обратно въ Лондонъ. Прибывъ къ двери мистера Боффина, она прислонила папа къ ней спиною, нѣжно взяла его за уши, какъ за удобныя ручки для исполненія своего намѣренія и начала цѣловать его, такъ что онъ затылкомъ нѣсколько разъ глухо стукнулся въ дверь. Окончивъ, она еще разъ напомнила ему объ ихъ договорѣ и весело разсталась съ нимъ...
   ...Не такъ, однакоже, весело, чтобы слезы не выступили у нея на глазахъ, когда онъ пошелъ отъ нея по улицѣ. Не такъ весело, чтобы не повторить нѣсколько разъ: "Ахъ, бѣдный на! Ахъ, милый, дорогой, трудящійся, нуждающійся папа!" прежде нежели постучала въ дверь. Не такъ весело, чтобы блестящая мебель не показалась ей готовою смутить ее требованіемъ посравнить ее съ грязною мебелью ея дома. Не такъ весело, чтобъ она не погрустила до поздняго часа ночи въ своей комнатѣ и не поплакала горькими слезами, то при желаніи, чтобы покойный старый Джонь Гармонъ никогда не вписывалъ ее въ свое завѣщаніе, то при желаніи, чтобы покойный молодой Джонъ Гармонъ остался въ живыхъ и женился на ней.
   -- Одно другому противорѣчащія желанія,-- сказала Белла, но и моя жизнь, и мои судьбы такъ противорѣчатъ другъ другу, что я даже не знаю чего мнѣ ожидать для себя!
   

IX. Въ которой сирота дѣлаетъ свое завѣщаніе.

   Секретарю, работавшему въ своемъ кабинетѣ, рано утромъ на другой день было доложено, что въ передней дожидается его юноша, назвавшій себя Слякоть. Слуга, сообщившій это извѣстіе, приличнымъ образомъ запнулся прежде, чѣмъ выговорилъ имя, дабы показать, что онъ не сталъ бы произносить его, еслибы не настоялъ сказанный юноша, и что юноша этотъ, еслибы имѣлъ здравый смыслъ и хорошій вкусъ наслѣдовать какое-нибудь другое имя, избавилъ бы отъ непріятныхъ ощущеній того, кто о немъ докладывалъ.
   -- Мистриссъ Боффинъ будетъ очень рада,-- сказалъ секретарь совершенно спокойнымъ тономъ.-- Введите его.
   Мистеръ Слякоть, будучи введенъ, остановился у самой двери, выказавъ въ различныхъ частяхъ своего корпуса множество удивительныхъ и приводящихъ въ недоумѣніе пуговицъ.
   -- Я очень радъ видѣть васъ,-- сказалъ Джонъ Роксмитъ ра душнымъ тономъ привѣта.-Я давно ожидалъ васъ.
   Слякоть объяснилъ, что онъ собирался придти раньше, но что сирота (котораго онъ называлъ Нашъ Джонни) боленъ, и что онъ выжидалъ времени, когда можно будетъ сообщить о его выздоровленіи.
   -- Слѣдовательно, теперь онъ здоровъ?
   -- Нѣтъ еще,-- сказалъ Слякоть.
   Мистеръ Слякоть, покачавъ довольно долго годовою, продолжалъ объяснять, что по его мнѣнію Джонни захватилъ болѣзнь отъ "питомцевъ". Спрошенный, что онъ хочетъ этимъ сказать, онъ отвѣчалъ, что болѣзнь у Джонни на всемъ тѣлѣ выступила и на груди въ особенности. Когда его попросили объясниться, онъ сказалъ, что въ нѣкоторыхъ мѣстахъ она такъ велика, что ее монетой сикспенсомъ не накроешь. Побуждаемый говорить въ именительномъ падежѣ, онъ сказалъ, что она такъ красна, какъ только можетъ быть какая-нибудь красная краска.-- Но пока она наружи, сэръ, -- продолжалъ Слякоть,-- такъ еще большой бѣды нѣтъ. Нужно постараться, чтобъ она внутри не ударилась.
   Джонъ Роксмитъ надѣялся, что ребенку была оказана медицинская помощь.
   -- О, да!-- сказалъ Слякоть:-- его носили разъ въ докторскую лавку.
   -- Какую же болѣзнь назвалъ докторъ?-- спросилъ Роксмитъ.
   Послѣ нѣкотораго смутнаго размышленія Слякоть отвѣчалъ, просвѣтляясь:
   -- Онъ назвалъ ее чѣмъ-то такимъ, что длиннѣе пятенъ.
   Роксмитъ спросилъ, не корь ли?
   -- Нѣтъ,-- сказалъ Слякоть съ увѣренностью,-- гораздо длиннѣе, сэръ! (Мистеръ Слякоть гордился этимъ фактомъ и, казалось, слагалъ что онъ дѣлаетъ честь бѣдному малюткѣ паціенту).
   -- Мистриссъ Боффинъ будетъ огорчена когда узнаетъ это,-- сказалъ Роксмитъ.
   -- Мистриссъ Гигденъ такъ и говорила, сэръ; а потому и не извѣщала о болѣзни, и все надѣялась, что Нашъ Джонни скоро поправится.
   -- Но поправится ли онъ?-- сказалъ Роксмитъ, быстро обращаясь къ посланному.
   -- Надо полагать, поправится,-- отвѣтилъ Слякоть.-- Коло только внутро не ударится.
   Потомъ онъ сообщилъ, что Джонни ли захватилъ болѣзнь отъ "питомцевъ" или "питомцы" захватили ее отъ Джонни, только "питомцы" разосланы по домамъ, и тоже занемогли ею. Далѣе онъ сказалъ, что такъ какъ мистриссъ Гигденъ дни и ночи проводитъ съ нашимъ Джонни, который постоянно лежитъ у нея на колѣняхъ, то работа на каткѣ вся обрушилась на него, на Слякоть, и потому тяжеленько было ему все это время. Этотъ невзрачный кусокъ честности свѣтлѣлъ и краснѣлъ въ лицѣ, совершенно восхищенный отъ воспоминанія, что онъ былъ полезенъ.
   -- Прошлою ночью,-- сказалъ Слякоть,-- когда я вертѣлъ колесо {Въ Англіи катки механическаго устройства: отъ руки приводимое въ движеніе зубчатое колесо даетъ имъ ходъ то впередъ, то назадъ. Иныя бѣдныя семейства только тѣмъ и живутъ, что, пріобрѣтя такой катокъ, катаютъ бѣлье, принимаемое отъ прачекъ, которыя по большей части сами катковъ не держатъ.}, ужъ очень поздненько было, катокъ дѣйствовалъ, казалось мнѣ, точно такъ, какъ дышалъ нашъ Джонни. Онъ начало плавно; потомъ, какъ покатился впередъ, задрожалъ чуточку и зашатался; потомъ назадъ покатился, загремѣлъ и на сторону завалился; а потомъ опять пошелъ ровно, и такимъ манеромъ все и шло, и я ужъ потомъ разбирать не могъ, что катокъ, что Нашъ Джонни. Да и самъ Нашъ Джонни врядъ ли зналъ это: когда катокъ задрожитъ чуточку, онъ и проговоритъ: "мнѣ душно, бабушка!", а мистриссъ Гигденъ приподнимаетъ его на колѣняхъ и говоритъ мнѣ; "постой немножко, Слякоть", и мы всѣ вдругъ стой. А когда Нашъ Джонни опять дыханіе получитъ, я опять начну вертѣть, и такимъ манеромъ у насъ и шло дѣло.
   Слякоть, разсказывая это, постепенно выпучивалъ глаза и безсознательно осклаблялъ ротъ; когда же окончилъ, то съежился, сдерживая слезы, и какъ бы подъ предлогомъ, что ему жарко, обтеръ себѣ глаза нижнею частью рукава, съ особенною неловкостью вывернувъ руку.
   -- Какое несчастіе!-- сказалъ Роксмитъ.-- Мнѣ нужно пойти и сказать объ этомъ мистриссъ Боффинъ. Останьтесь здѣсь, Слякоть.
   Слякоть остался и принялся разсматривать узоры на бумажныхъ обояхъ, пока секретарь и мистриссъ Боффинъ не вошли вмѣстѣ. Съ мистриссъ Боффинъ вошла молодая леди (миссъ Белла Вильферъ, по имени), на которую больше стоило заглядѣться, подумалъ Слякоть, чѣмъ на самыя лучшія бумажныя обои.
   -- Ахъ, мой бѣдный, милый малютка Джонъ Гармонъ!-- воскликнула мистриссъ Боффинъ.
   -- Да, сударыня,-- сказалъ симпатичный Слякоть.
   -- Неужели вы думаете, что онъ очень, очень опасенъ?-- спросило добродушное созданіе со всею искренностью.
   Вынуждаемый сказать правду, и чувствуя нежеланіе сдѣлать это, Слякоть откинулъ назадъ свою голову, издалъ медоточивый вой и закончилъ его, отрывисто потянувъ воздухъ носомъ.
   -- До такой-то степени опасенъ!-- воскликнула мистриссъ Боффинъ.-- И Бетти Гигденъ ничего не сказала мнѣ объ этомъ раньше!
   -- Она боялась, сударыня, -- отвѣчалъ Слякоть съ запинкою.
   -- Чего же, ради Бога?
   -- Должно быть боялась, сударыня, -- отвѣчалъ Слякоть съ покорностью,-- повредить Нашему Джонни. Отъ болѣзни бываетъ много безпокойствъ, много денегъ нужно бываетъ...
   -- Но какъ же она могла подумать, -- сказала мистриссъ Боффинъ,-- что я пожалѣю что-нибудь для милаго ребенка?
   -- Нѣтъ, сударыня, она не думала этого; но, должно быть, побоялась (ужъ такъ по привычкѣ), чтобы не повредить этимъ Нашему Джонни, должно-быть хотѣла выправить его изъ болѣзни такъ, чтобы ни котъ, ни кошка не знали.
   Слякоть хорошо зналъ, что говорилъ. Укрыться въ болѣзни, какъ какое-нибудь животное низшей породы, уползти изъ виду и, свернувшись гдѣ-нибудь, умереть, это стало инстинктомъ этой женщины. Схватить въ руки больного ребенка, столько для нея драгоцѣннаго, укрыть его какъ какого-нибудь преступника и отстранить отъ него всѣ пособія, кромѣ тѣхъ, какія могли внушить ей собственная нѣжность и собственное терпѣніе, вотъ что составляло, по понятіямъ этой женщины, боявшейся пуще всего общественной благотворительности рабочихъ домовъ, материнскую любовь, привязанность и обязанность.
   -- Бѣдному ребенку нельзя тамъ оставаться,-- сказала мистриссъ Боффинъ.-- Скажите, любезный мистеръ Роксмитъ, какъ намъ помочь этому?
   Онъ уже обдумалъ, какъ помочь, и потому совѣщаніе было непродолжительно. Онъ все устроитъ, сказалъ онъ, въ полчаса времени, и тогда они всѣ могутъ отправиться въ Брентфордъ. "Пожалуйста, возьмите и меня", сказала Белла. Поэтому было приказано приготовить большую карету, чтобы можно было сѣсть въ нее всѣмъ; а пока ее закладывали, велѣно было покоришь Слякоть въ секретарской комнатѣ, гдѣ скоро и осуществились всѣ его волшебныя видѣнія въ образѣ говядины, пива, бобовъ съ картофелемъ и пуддинга. Вслѣдствіе того пуговицы его выступили предъ глаза публики болѣе, чѣмъ прежде, за исключеніемъ двухъ или трехъ около пояса, скромно спрятавшихся между складками.
   Аккуратно въ назначенное время явились и карста, и секретарь. Онъ сѣлъ на козлахъ, а мистеръ Слякоть украсилъ собою запятки. Такимъ образомъ всѣ отправились къ Тремъ Сорокамъ, какъ прежде. Тамъ мистриссъ Боффинъ и миссъ Белла при помощи секретаря вышли изъ экипажа и пѣшкомъ направились къ жилищу мистриссъ Бетти Гигденъ.
   На пути они зашли въ игрушечную лавку и купили гордую лошадку, разсказъ о которой, въ прошлый разъ, съ подробностями о ея статьяхъ и сбруѣ, такъ утѣшилъ сироту, занятаго въ то время мірскими помыслами. Они купили также Ноевъ ковчегъ, желтую птичку съ искусственнымъ голосомъ, и еще одну военную куклу, до того хорошо обмундированную, что будь она одного роста съ гвардейскими офицерами, они никогда не подумали бы, что это кукла. Неся подарки, они подняли щеколду двери Бетти Гигденъ и увидѣли ее въ самомъ темномъ и отдаленномъ углу, съ бѣднымъ Джонни на рукахъ.
   -- Ну что, мой мальчикъ, Бетти?-- спросила мистриссъ Боффинъ, садясь подлѣ нея.
   -- Плохъ, очень плохъ!-- сказала Бетти. Я начинаю побаиваться, что онъ ни вашимъ, ни моимъ не будетъ. Всѣ другіе близкіе ему отошли ко Всемогущему, и мнѣ думается, что они тянутъ его къ себѣ, уводятъ отсюда.
   -- Нѣтъ, нѣтъ, нѣтъ!-- сказала мистриссъ Боффинъ.
   -- А то для чего онъ сжимаетъ свою ручонку, словно держитъ чей-нибудь невидимый пальчикъ? Посмотрите, -- сказала Бетти, открывая одѣяла, въ которыхъ лежалъ разгорѣвшійся ребенокъ, и указывая на его закрытую маленькую правую руку, лежавшую на груди.-- Онъ всегда такъ. Даже и не взглянетъ на меня.
   -- Спитъ онъ?
   -- Нѣтъ, кажется. Спишь ты, мой Джонни?
   -- Нѣтъ, -- сказалъ Джонни, съ видомъ тихаго сожалѣнія о гамомъ себѣ и не открывая глазъ.
   -- Вотъ наша леди, Джонни. А вотъ и лошадка.
   Джонни остался совершенно равнодушенъ къ леди, но не къ лошадкѣ. Открывъ свои отяжелѣвшія глаза, онъ тихо улыбнулся, увидѣвъ предъ собою великолѣпное явленіе и хотѣлъ взять его себѣ въ руки. Лошадка была слишкомъ велика, и потому ее поставили на стулъ, гдѣ онъ могъ держать ее за гриву и любоваться ею. Онъ, однакоже, скоро забылъ ее.
   Но Джонни что-то бормоталъ съ закрытыми глазами, и такъ какъ мистриссъ Боффинъ не понимала, что говорилъ онъ, то старая Бетти наклонила къ нему ухо и старалась вслушаться. Она попросила его повторить, что онъ сказалъ. Онъ исполнилъ это два или три раза, и тутъ ясно оказалось, что онъ увидѣлъ больше, чѣмъ можно было подумать, когда открывалъ глаза, чтобы взглянуть на лошадку, потому что бормотанье его состояло изъ словъ: "кто касивая леди?" Касивая Или красивая леди была Белла. Замѣчаніе со стороны бѣднаго ребенка тронуло ее и само по себѣ, теперь же оно представилось ей еще трогательнѣе, вслѣдствіе ея недавняго соболѣзнованія ея бѣдному папашенькѣ и вслѣдствіе ихъ взаимныхъ шутокъ насчетъ прелестнѣйшей женщины. Поэтому ничего не было неестественнаго, когда она опустилась на колѣни, на кирпичномъ полу, чтобъ обнять ребенка, который, съ дѣтскимъ влеченіемъ ко всему юному и прекрасному, самъ приласкался къ "касивой леди".
   -- Моя добрая, милая Бетти,-- сказала мистриссъ Боффинъ, надѣясъ, что наступила удобная минута, и кладя убѣдительно свою руку на ея руку; -- мы пріѣхали съ тѣмъ, чтобы перевесть Джонни изъ этой хижины въ такое мѣсто, гдѣ присмотръ за нимъ будетъ лучше.
   Внезапно, прежде, чѣмъ было выговорено еще одно слово, старуха вскочила, сверкая глазами, и кинулась къ двери вмѣстѣ съ больнымъ ребенкомъ.
   -- Прочь отъ меня вы всѣ!-- дико закричала она.-- Я вижу теперь, чего вы хотите! Не вмѣшивайтесь въ мои дѣла никто изъ васъ! Я скорѣе дамъ убить моего крошку и себя вмѣстѣ съ нимъ!
   -- Постойте, постойте!-- сказалъ Роксмитъ, успокоивая ее.-- Вы не понимаете.
   -- Хорошо понимаю. Я ужъ это очень хорошо знаю, сэръ. Я бѣгала отъ этого много, много лѣтъ. Нѣтъ! Это ни про меня, ни про моего ребенка, пока въ Англіи достанетъ воды, чтобъ утомиться намъ обоимъ! Меня преслѣдовали этимъ всю мою жизнь, но никогда не возьмутъ живыми ни меня, ни кого изъ моихъ!-- кричала старая Бетти.-- Прощайте. Мнѣ бы слѣдовало запереть дверь и окно, да уморить себя голодомъ, прежде чѣмъ впустить васъ, еслибъ я знала, зачѣмъ вы сюда явитесь.
   Но, уловивъ взглядомъ доброе лицо мистриссъ Боффинъ, она стихла, прижалась къ двери и, нагнувшись надъ своею ношей, чтобъ успокоить ее, сказала смиреннымъ голосомъ:
   -- Можетъ быть, страхъ мой по-пустому! Если такъ, скажите, и Господь прости меня! Я ужъ слишкомъ перепугалась ни съ того ни съ сего; но у меня голова ослабѣла отъ горя и безсонницы.
   -- Давно бы такъ!-- отозвалась мистриссъ Боффинъ.-- Успокойтесь, успокойтесь! Полноте объ этомъ, Бетти. Всякій человѣкъ сдѣлалъ бы то же на вашемъ мѣстѣ и чувствовалъ бы то же, что вы чувствуете.
   -- Благослови васъ Господи!-- сказала старуха, протягивая руку.
   -- Теперь выслушайте, Бетти, -- продолжала добрая и сострадательная душа, принимая ласково ея руку, -- что я въ самомъ-то дѣлѣ думала и что мнѣ слѣдовало бы сказать въ самомъ началѣ, еслибъ я была поумнѣе да половчѣе. Мы желаемъ помѣстить Джонни въ такое мѣсто, гдѣ никого больше нѣтъ, кромѣ дѣтей, мѣсто нарочно назначенное для больныхъ дѣтей, гдѣ хорошіе доктора и хорошія няньки всю жизнь только и знаютъ, что ухаживаютъ за дѣтьми, разговариваютъ только съ дѣтьми, утѣшаютъ и лѣчатъ только дѣтей.
   -- Неужто въ самомъ дѣлѣ есть такое мѣсто?-- спросила старушка съ видомъ удивленія.
   -- Есть, Бетти, повѣрьте моему слову, и вы сами увидите его. Еслибы въ моемъ домѣ лучше было помѣститься милому мальчику, я взяла бы его къ себѣ; но, право, въ моемъ домѣ не будетъ лучше.
   -- Такъ возьмите же его, -- отвѣчала Бетти, съ горячностью цѣлуя утѣшающую руку, -- куда вамъ угодно, моя дорогая. У меня есть чувство, и я не могу не повѣрить вашему лицу и голосу, и буду вѣрить имъ, пока вижу и слышу.
   Когда была одержана эта побѣда, Роксмитъ поспѣшилъ воспользоваться ею, ибо онъ видѣлъ, какъ пагубно для ребенка было упущено время. Онъ послалъ Слякоть сказать, чтобы карета подъѣхала къ двери; попросилъ получше закутать ребенка, убѣдилъ старушку Бетти надѣть шляпку, собралъ игрушки, давъ притомъ малюткѣ понять, что эти сокровища будутъ перевезены съ нимъ вмѣстѣ, и приготовилъ все такъ легко, что они были готовы сѣсть въ карету, какъ только она показалась, и чрезъ минуту уже были въ пути. Слякоть они оставили дома, и онъ облегчилъ свою переполненную грудь пароксизмомъ катанья бѣлья.
   Въ дѣтской больницѣ гордая лошадка, Ноевъ ковчегъ, желтая птичка и гвардейскій офицеръ были такъ же радушно приняты, какъ и ихъ владѣлецъ-ребенокъ. Но докторъ шепнулъ Роксмиту: "Слѣдовало бы нѣсколькими днями раньше. Слишкомъ поздно!"
   Однакоже, всѣ они были введены въ хорошо вентилированную комнату, гдѣ Джонни очнулся отъ сна, или отъ забытья, или отъ чего бы то ни было, и увидѣлъ себя на покойной кроваткѣ, съ маленькою надъ его грудью платформою, на которой стояли, чтобъ ободрить и нѣсколько развлечь его, и Ноевъ ковчегъ, и гордая лошадка, и желтая птичка, и между ними офицеръ гвардіи, отправляющій свою обязанность точно такъ же удовлетворительно для его отечества, какъ бы и на парадѣ. Въ головахъ кровати стояла раскрашенная и привлекательная для глазъ картина, изображавшая какъ бы другого Джонни, сидящаго на колѣняхъ у ангела. И какъ удивительно хорошо лежать и смотрѣть тутъ! Джонни сдѣлался членомъ маленькой семьи; всѣ тутъ на маленькихъ спокойныхъ кроваткахъ (за исключеніемъ двухъ, игравшихъ въ домино и сидѣвшихъ на креслицахъ за столомъ передъ каминомъ), и на всѣхъ маленькихъ кроваткахъ устроены маленькія платформы, на которыхъ стоятъ кукольные домики, шершавыя собачки съ механическимъ въ нихъ лаемъ, отчасти похожимъ на искусственный голосъ, заключавшійся во внутренностяхъ желтой птички, также оловянныя войска, мавританскіе акробаты, деревянные чайные, сервизы и разныя другія, привлекательнѣйшія для малютокъ драгоцѣнности.
   Когда Джонни прошепталъ что-то въ избыткѣ своего тихаго удивленія, прислужница, стоявшая въ головахъ кровати, спросила его, что онъ сказалъ. Повидимому, онъ желалъ знать: все это его братья и сестры? Ему сказали, да. Потомъ онъ, казалось, желалъ знать: не Богъ ли собралъ ихъ сюда всѣхъ вмѣстѣ? Ему опять сказали, да. Затѣмъ поняли, что онъ желалъ знать, всѣ ли они избавятся отъ страданья и боли? На этотъ вопросъ ему точно такъ же отвѣчали: да, и дали понять, что въ отвѣтъ включенъ и онъ самъ.
   Способности Джонни для поддержанія разговора были весьма недостаточно развиты даже и въ здоровомъ состояніи, а потому въ болѣзни онъ ограничивался только односложными словами. Его нужно было обмыть, за нимъ нужно было ухаживать; ему нужно было давать лѣкарства, и хотя все это было дѣлано такъ искусно и легко, какъ для него ничто и никогда не дѣлалось въ его маленькой жизни, столь суровой и короткой; однакоже, это утомило бы его и причинило бы ему страданіе, еслибы не одно изумительное обстоятельство, приковавшее къ себѣ его вниманіе. Это было ни что иное, какъ зрѣлище Всего Творенія, попарно идущаго по маленькой платформѣ въ его собственный ковчегъ: слонъ открывалъ шествіе, а муха, робкая отъ сознанія своей величины, учтиво замыкала его. Одинъ очень маленькій братецъ, лежавшій съ переломленною ногой на сосѣдней кровати, былъ совершенно восхищенъ этимъ зрѣлищемъ, и радость его проявлялась въ живѣйшемъ любопытствѣ. Потомъ наступили успокоеніе и сонъ.
   -- Я вижу вы не боитесь оставить здѣсь милаго ребенка, Бетти,-- шепнула мистриссъ Боффинъ.
   -- Нѣтъ, сударыня. Я оставлю его со всею охотой, съ совершенною благодарностью отъ всего моего сердца и отъ всей моей души.
   Онѣ поцѣловали его и оставили. Старая Бетти должна была навѣстить его рано на слѣдующее утро, а между тѣмъ никто, кромѣ Роксмита, заподлинно не зналъ, что докторъ уже сказалъ: "Слѣдовало бы нѣсколькими днями раньше. А теперь слишкомъ поздно!"
   Но Роксмитъ, зная это и зная тоже, что впослѣдствіи для доброй женщины, бывшей единственною отрадой въ дѣтствѣ покинутаго Джона Гармона, уже умершаго, уже миновавшаго, утѣшительно будетъ думать, что онъ не забылъ еще разъ взглянуть на соименника Джона Гармона, рѣшился побывать у его постели ночью, чтобы взглянуть, каковъ онъ.
   Собранное Богомъ семейство не все спало; но посреди его господствовала совершенная тишина. Отъ постели къ постели легкіе женскіе шаги и пріятное свѣжее лицо переходили въ тишинѣ ночи. Отъ времени до времени поднималась въ полусвѣтѣ, то тутъ то тамъ, маленькая головка, принимала поцѣлуй отъ мимоидущаго лица -- эти маленькіе страдальцы умѣютъ любить -- и потомъ, покорная увѣщанію, снова укладывалась на покой. Малютка съ переломленною ногой былъ не покоенъ и стоналъ; но черезъ нѣсколько минутъ онъ повернулся лицомъ къ постели Джонни, чтобы подкрѣпить себя видомъ ковчега, и заснулъ. Надъ большею частью кроватей игрушки стояли все въ тѣхъ же группахъ, въ какихъ оставили ихъ дѣти, когда улеглись спать, и, можетъ-статься, служили теперь, въ своей невинной причудливости и несообразности, предметами дѣтскихъ грезъ.
   -- Что такое, Джонни?-- спросилъ Роксмитъ, поддерживая рукою бѣднаго ребенка, сдѣлавшаго усиленное движеніе.
   -- Ему!-- сказалъ малютка.-- Этихъ!
   Докторъ умѣлъ понимать дѣтей, и взявъ лошадку, ковчегъ, желтую птичку и гвардейскаго офицера съ кровати Джонни, поставилъ ихъ на кровать его ближайшаго сосѣда, малютки съ переломленною ногой.
   Съ грустною, но пріятною улыбкой и съ такимъ движеніемъ, какъ будто бы онъ расправлялъ свое маленькое тѣло на покой, ребенокъ вытянулся на поддерживавшей его рукѣ и, касаясь лица Роксмита своими губами, сказалъ:
   -- Поцѣлуй касивую леди.
   Завѣщавъ такимъ образомъ все, чѣмъ онъ могъ располагать, и устроивъ свои дѣла въ здѣшнемъ мірѣ, Джонни, на этихъ словахъ, покинулъ его.
   

X. Наслѣдникъ.

   Преподобный Франкъ Мильвей былъ воздержный человѣкъ, хотя и замѣчавшій горестныя извращенія и порчи въ виноградникѣ, гдѣ онъ трудился, однакоже, не возглашавшій во всеуслышаніе, что онъ становился отъ того свирѣпомудръ. Онъ научался только тому, что чѣмъ болѣе онъ самъ познаетъ, при своемъ ограниченномъ человѣческомъ разумѣніи, тѣмъ л^чше можетъ въ отдаленности представить себѣ, что въ состояніи знать Всевѣдѣніе.
   Поэтому, когда преподобному Франку приходилось читать надъ маленькимъ Джонни слова, благотворно умилявшія безчисленныя сердца въ случаяхъ болѣе несчастныхъ, чѣмъ смерть маленькаго Джонпи, онъ исполнялъ это съ соболѣзнованіемъ и смиреніемъ души. Читая ихъ надъ прахомъ Джонни, онъ думалъ о своихъ шестерыхъ дѣтяхъ, но не о своей бѣдности, и читалъ со слезами на глазахъ. Грустно, очень грустно смотрѣлъ онъ, вмѣстѣ съ своею умною маленькою женою, въ маленькую могилу, и такъ же грустно пошелъ съ нею домой рука подъ руку.
   Было горе въ высоко-аристократическомъ домѣ, а въ Павильонѣ была радость. Мистеръ Веггъ разсуждалъ: если нуженъ сирота, такъ развѣ самъ онъ не сирота? Да и можно ли желать лучшаго сироту? Зачѣмъ вамъ ходить облавою въ Брентфордъ и отыскивать тамъ сиротъ, которые не упрочили за собою ни малѣйшаго права на васъ и ничего не принесли въ жертву, тогда какъ вотъ вамъ готовый сирота подъ руками, да притомъ еще такой, который, для вашей же пользы, отказался и отъ миссъ Елизаветъ, и отъ мастера Джорджа, и отъ тетушки Джень, и отъ дядюшки Паркера?
   Мистеръ Веггъ, поэтому, радостно усмѣхнулся, когда дошло до него извѣстіе о Джонни. Впослѣдствіи одинъ очевидецъ, котораго пока не будемъ называть, увѣрялъ, что Веггъ, въ уединеніи Павильона, откинувъ въ сторону деревяшку, на балетный манеръ, исполнилъ пируэтъ на своей настоящей ногѣ.
   Поведеніе мистера Роксмита въ отношеніи мистриссъ Боффинъ скорѣе походило на поведеніе сына въ отношеніи къ матери чѣмъ секретаря въ отношеніи къ супругѣ его хозяина. Оно постоянно отличалось сдержаннымъ, искреннимъ уваженіемъ, которое, повидимому, началось съ перваго же дня его поступленія въ должность. Все странное въ ея одеждѣ или въ ея поступкахъ, повидимому, не казалось ему странностью. Иногда, въ ея присутствіи, являлось на его лицѣ смѣшливое выраженіе; но оно какъ будто бы происходило скорѣе отъ удовольствія, внушаемаго ея добродушнымъ характеромъ и свѣтлою натурой, и могло точно также естественно выразиться слезами или улыбкой. Полноту своей симпатіи къ ея желанію взять маленькаго Джона Гармона на воспитаніе онъ доказывалъ каждымъ своимъ дѣйствіемъ, каждымъ словомъ, и теперь, когда желаніе это не осуществилось, онъ относился къ нему съ постоянною нѣжностью и уваженіемъ, такъ что она не находила словъ достаточно отблагодарить его.
   -- А я все благодарю васъ, мистеръ Роксмитъ,-- сказала мистриссъ Боффинъ,-- и благодарю отъ всей моей души. Вы любите дѣтей?
   -- Кто-жъ ихъ не любитъ?
   -- Всѣ должны бы любить дѣтей,-- сказала мистриссъ Боффинъ;-- но не всѣ мы дѣлаемъ, что слѣдуетъ. Не такъ ли?
   Джонъ Роксмитъ отвѣтилъ: -- Нѣкоторые выкупаютъ недостатки всѣхъ остальныхъ. Мистеръ Боффинъ говорилъ мнѣ, что вы много любили дѣтей.
   -- Ничуть не больше того, сколько онъ самъ любилъ ихъ. Но ужъ у него такая привычка: онъ все хорошее относитъ ко мнѣ Вы какъ-то печально говорите, мистеръ Роксмитъ.
   -- Въ самомъ дѣлѣ?
   -- Мнѣ такъ кажется. У васъ были братья и сестры?
   Онъ покачалъ головой.
   -- Вы стало-быть были одно дитя у отца и матери?
   -- Нѣтъ, было еще одно. Давно померло.
   -- А отецъ и мать -- живы?
   -- Померли.
   -- А другіе ваши родственники?
   -- Померли, если какіе были. Я ни объ одномъ не слыхалъ.
   Въ эту минуту разговора вошла Белла тихими шагами. Она остановилась на мгновеніе въ дверяхъ, недоумѣвая идти ли ей впередъ или удалиться; ее смущало то, что ее не замѣтили.
   -- Не разсердитесь, пожалуйста, на болтовню старухи, -- продолжала мистриссъ Боффинъ, и скажите мнѣ, увѣрены ли вы, мистеръ Роксмитъ, что вы никогда не ошибались въ любви?
   -- Совершенно увѣренъ. Почему вы спрашиваете меня объ этомъ?
   -- Вотъ почему: у васъ иногда какой-то подавленный видъ, не по лѣтамъ вашимъ. Вамъ вѣдь, нѣтъ тридцати?
   -- Тридцати еще нѣтъ.
   Полагая, что ей давно пора дать знать о своемъ присутствіи, Белла кашлянула чтобы привлечь вниманіе, извинилась и сказала, что она уйдетъ, боясь помѣшать занятію дѣлами.
   -- Нѣтъ, не уходите,-- отозвалась мистриссъ Боффинъ,-- потому что мы только что за дѣла принимаемся, но еще не начинали ихъ; и вы, моя милая Белла, не лишняя при этомъ. Но я желала бы видѣть здѣсь моего Нодди. Не будетъ ли кто-нибудь такъ добръ, чтобы позвать сюда моего Нодди.
   Роксмитъ вышелъ съ этимъ порученіемъ и тотчасъ же возвратился въ сопровожденіи мистера Боффина, семенившаго ножками. Белла испытывала въ себѣ какое-то смутное трепетаніе относительно предмета этого совѣщанія, пока мистриссъ Боффинъ не объявила въ чемъ дѣло.
   -- Подите сюда и сядьте возлѣ меня, моя милая,-- сказала добрая душа, уютно усаживаясь на оттоманкѣ, посрединѣ комнаты и взявъ подъ руку Беллу:-- ты, Нодди, садись здѣсь, а вы, мистеръ Роксмитъ, садитесь тамъ. Теперь то, о чемъ я хочу съ вами поговорить, вотъ въ чемъ состоитъ. Мистеръ и мистриссъ Мильвей прислали мнѣ самую любезную записку (которую мистеръ Роксмитъ только-что прочиталъ мнѣ, потому что я сама плохо разбираю почерки); они вызываются найти другого ребеночка, чтобъ я дала ему имя, воспитала и выучила. Ну такъ вотъ это самое заставило меня подумать
   -- Она на это настоящая паровая машина,-- тихо проговорилъ мистеръ Боффинъ, какъ бы въ скобкахъ.-- Ее не легко, можетъ быть, пустить въ ходъ, но пусти только -- паровая машина.
   -- Это заставило меня подумать, говорю я,-- повторила мистриссъ Боффинъ, радостно просвѣтляясь подъ вліяніемъ комплимента, сказаннаго ея супругомъ,-- и я думала о двухъ вещахъ: прежде всего о томъ, что страшно опять воскрешать имя Джона Гармона. Несчастное имя. И я, кажется, замучила бы себя упреками, еслибы назвала этимъ именемъ другого ребеночка, и еслибъ оно опять оказалось несчастнымъ.
   -- Скажите, можно ли,-- обратился съ серіознымъ лицомъ мистеръ Боффинъ къ своему секретарю, какъ бы спрашивая его мнѣнія,-- можно ли назвать это суевѣріемъ?
   -- Для мистриссъ Боффинъ это дѣло чувства,-- отвѣчалъ Роксмитъ кроткимъ голосомъ.-- Имя это всегда было несчастливо. Теперь съ нимъ соединилось новое несчастное воспоминаніе. Имя это вымерло. Для чего же воскрешать его? Могу ли я спросить миссъ Вильферъ, что она думаетъ?
   -- Оно не было счастливымъ именемъ для меня,-- сказала Белла, краснѣя,-- или, по крайней мѣрѣ, не было до тѣхъ поръ, пока не послужило къ тому, что я теперь нахожусь здѣсь; но не это занимаетъ мои мысли. Мы назвали этимъ именемъ бѣднаго ребенка, и бѣдный ребенокъ такъ полюбилъ меня, что мнѣ кажется, я почувствовала бы ревность, еслибы другое дитя было названо тѣмъ же именемъ. Это имя стало для меня какъ будто сокровищемъ, располагать которымъ я не имѣю права.
   -- И вы, значитъ, того же мнѣнія?-- сказалъ мистеръ Боффинъ, наблюдая лицо секретаря и снова обращаясь къ нему.
   -- Я опять скажу, это дѣло чувства,-- отвѣчалъ секретарь,-- и нахожу, что чувство миссъ Вильферъ прекрасное, женственное чувство.
   -- Теперь, ты скажи намъ свое мнѣніе, Нодди,-- сказала мистриссъ Боффинъ.
   -- Мое мнѣніе, любезная старушка,-- отвѣтилъ Золотой Мусорщикъ,-- такое, какъ и твое.
   -- Итакъ,-- сказала мистриссъ Боффинъ,-- мы всѣ согласны не воскрешать имени Джона Гармона, но оставить, его покоиться въ могилѣ. Это, какъ говоритъ мистеръ Роксмитъ, дѣло чувства, но, Господи, сколько есть такихъ дѣлъ, которыя все дѣла чувства! Ну, такъ вотъ что. Теперь мы перейдемъ къ другой вещи, о которой я тоже думала. Вы должны знать, и вы, моя Белла, и вы мистеръ Роксмитъ, что въ то время, какъ я въ первый разъ высказана мужу свою мысль усыновить сиротку-мальчика въ память Джона Гармона, а потомъ говорила моему мужу, какъ пріятно думать, что бѣдный мальчикъ будетъ на Джоновы деньги избавленъ отъ нищеты Джона...
   -- Слушайте, слушайте!-- закричалъ мистеръ Боффинъ:-- течно говорила! Ура!
   -- Нѣтъ, не ура, Нодди,-- продолжала мистриссъ Боффинъ,-- я хочу сказать другое. Таково, дѣйствительно, было мое намѣреніе и таково оно и до сихъ поръ. Но смерть малютки заставила меня спросить себя серіозно, не слишкомъ ли я желала угодить себѣ? А то для чего было искать красиваго ребенка, да чтобъ онъ былъ по нраву? Желая сдѣлать добро, почему не сдѣлать его для самаго добра и не отложить въ сторону свои прихоти?
   -- Можетъ статься,-- сказала Белла и, можетъ статься, сказала съ нѣкоторою чувствительностью, проистекающею изъ прежнихъ странныхъ отношеній ея къ убитому человѣку;-- можетъ статься, воскрешая это имя, вы не желали дать его ребенку менѣе интересному, чемъ подлинникъ. Онъ такъ много интересовалъ васъ.
   -- Милая моя,-- отвѣчала мистриссъ Боффинъ, прижимая его къ себѣ, благодарю, что вы пріискали такую причину. Я желала бы, чтобъ это такъ и было; оно, пожалуй, и въ самомъ дѣлѣ было такъ, немножко, но я боюсь что не совсѣмъ. Впрочемъ, это теперь къ дѣлу не относится, потому что мы объ имени толковать больше не будемъ.
   -- Мы откладываемъ его въ сторону какъ воспоминаніе,-- проговорила Белла, задумываясь.
   -- Еще лучше сказано, моя милая: откладываемъ для воспоминанія. Такъ вотъ, я думала, если возьму какого-нибудь сиротку, чтобъ устроить его въ жизни, то пусть онъ будетъ не прихоть, не игрушка для меня, чтобъ я заботилась о немъ единственно для его пользы.
   -- Слѣдовательно не красивый собою?-- спросила Белла.
   -- Нѣтъ,-- отвѣчала мистриссъ Боффинъ, твердо.
   -- И слѣдовательно не привлекательный?-- сказала Белла -- Нѣтъ,-- отвѣчала мистриссъ Боффинъ.-- Впрочемъ, какъ случится: представься только мнѣ добрый мальчикъ, хотя и не красивый, но честный, трудолюбивый, да нуждался бы въ помощи и заслуживалъ бы ея. Такъ если я точно хочу, въ самомъ дѣлѣ хочу, не себя тѣшить, а добро дѣлать, то я должна взять его на свое попеченіе.
   Тутъ вошелъ лакей и, подойдя къ Роксмиту, назвалъ съ омерзеніемъ и извиняющимся тономъ имя Слякоти.
   Всѣ четыре члена совѣта переглянулись и замолкли.
   -- Прикажете ввести его, ма'амъ?-- спросилъ Роксмитъ.
   -- Да, введите,-- сказала мистриссъ Боффинъ.
   Лакей вышелъ, снова вошелъ вмѣстѣ съ Слякотью и удалился съ омерзеніемъ.
   Заботливость мистриссъ Боффинъ облекла мистера Слякоть въ нарядъ изъ чернаго сукна, при изготовленіи котораго портной, но указаніямъ мистера Роксмита, употребилъ всевозможныя ухищренія своего искусства, чтобъ укрыть всѣ стягивающія и поддерживающія пуговицы. Но слабости корпуса мистера Слоппи оказались сильнѣе сильнѣйшихъ средствъ портняжной науки, и вотъ онъ стоитъ предъ совѣтомъ, какъ истинный Аргусъ въ пуговичномъ смыслѣ: блистая, моргая, сіяя, мерцая сотнею глазъ вышлифованнаго металла и ослѣпляя зрителей. Артистическій вкусъ какого-то невѣдомаго шляпнаго мастера украсилъ его шляпу лентою нескончаемаго размѣра, сгофрированною сзади отъ верхушки до полей и завязанною чернымъ бантомъ, пугавшимъ всякое воображеніе и возмущавшимъ разсудокъ. Какія-то особенныя силы, которыми надѣлены были его ноги, уже успѣли вздернуть его лоснистыя брюки надъ самыми ступнями и вздуть ихъ мѣшкомъ на колѣнахъ, между тѣмъ какъ подобныя же силы въ рукахъ оттянули рукава его верхней одежды отъ кистей и собрали ихъ на локтяхъ. Такимъ образомъ снаряженный, съ добавочнымъ украшеніемъ, состоявшимъ изъ хвостика, пришитаго къ верхнему платью, и съ зіяющею выемкою внизу жилета, предсталъ Слякоть.
   -- Ну что, Бетти, мой добрый другъ?-- спросила его мистриссъ Боффинъ.
   -- Покорнѣйше благодаримъ,-- сказалъ Слякоть,-- она такъ себѣ, хорошо, приказала кланяться и благодарить за чай и за всѣ милости, и узнать о здоровьѣ.
   -- Вы только сейчасъ пришли?
   -- Сейчасъ только.
   -- Поэтому еще не обѣдали?
   -- Нѣтъ, сударыня. Но я не прочь пообѣдать. Я вѣдь не забылъ вашего прекраснаго приказанія не уходить отсюда, не поѣвъ хорошенько говядинки, да пуддинга, съ пивцомъ... нѣтъ, постойте, вѣдь тамъ ихъ четыре было; я считалъ ихъ, какъ ѣлъ намедни. Говядина разъ, пиво два, да еще бобы и картофель,-- что четвертое-то?-- Да, пуддингъ, онъ-то и есть четвертый!
   Тутъ Слякоть закинулъ назадъ голову, широко разинулъ ротъ и восторженно засмѣялся.
   Какъ поживаютъ бѣдныя малютки-питомцы?-- спросила мистриссъ Боффинъ.
   Ничего, сударыня, поднялись, поправляются помаленьку.
   Мистриссъ Боффинъ посмотрѣла на трехъ членовъ совѣта и потомъ сказала, давая знакъ пальцемъ:
   -- Слякоть!
   -- Что изволите, сударыня
   -- Подойдите ближе, Слякоть. Желаете вы имѣть здѣсь обѣдъ каждый день.
   -- Всѣ четыре блюда, сударыня? О, сударыня!
   Ощущенія Слякоти заставили его сжать шляпу и согнуть одну ногу въ колѣнѣ.
   -- Да.
   -- И желаете ли вы чтобъ о васъ всегда здѣсь заботились, если вы будете этого заслуживать и станете трудиться?
   -- О, сударыня!.. Но какъ же мистриссъ Гигденъ,-- сказалъ Слякоть вдругъ, осадивъ свои восторги, отступивъ назадъ и покачавъ головою съ серіознымъ видомъ.-- Какъ же мистриссъ-то Гигденъ? Мистриссъ Гигденъ прежде всего. Ужъ такого-то друга у меня не будетъ, какъ мистриссъ Гигденъ. Надо вѣдь кому-нибудь вертѣть машину у катка на мистриссъ Гигденъ. Куда она дѣнется, коли никто не станетъ вертѣть на нее!
   Отъ одной мысли о мистриссъ Гигденъ въ такой бѣдѣ, мистеръ Слякоть поблѣднѣлъ и выразилъ самыя горестныя ощущенія.
   -- Ваша правда, правда, Слякоть, сказала мистриссъ Боффинъ,-- и я ни словечка противъ этого. Но ужъ мы объ этомъ позаботимся. Бетти Гигденъ своего не потеряетъ, и вамъ можно будетъ помѣститься здѣсь; объ васъ будутъ пещись всю вашу жизнь, и вамъ дадутъ возможность содержать ее другимъ способомъ, а не катаньемъ.
   Да что катанье, сударыня?-- отвѣчалъ восхищенный Слякоть: катанье можно будетъ производить ночью, понимаете? Я могу быть здѣсь цѣлый день, а катать стану ночью. Сонъ мнѣ не нуженъ, на что онъ мнѣ? А если захочется вздремнуть,-- прибавилъ Слякоть послѣ минутнаго размышленія,-- такъ я могу сдѣлать это за каткомъ. Мнѣ это частенько случалось, и я, бывало, отличи о, вздремну.
   Подъ вліяніемъ минутнаго увлеченія мистеръ Слякоть поцѣловалъ у мистриссъ Боффинъ руку и потомъ, отдалившись отъ добродушнаго созданія, чтобъ имѣть болѣе простора для своихъ ощущеній, закинувъ назадъ голову, широко раскрылъ ротъ и страшно завылъ. Это дѣлало честь нѣжности его сердца, но рождало мысль, что онъ по-временамъ можетъ тревожить сосѣдей. Лакей взглянулъ въ комнату, и попросилъ извиненія, увидѣвъ, что его не требовали, но въ свое оправданіе сказалъ, что онъ подумалъ, не кошки ли.
   

XI. Кой-какія сердечныя дѣла.

   Маленькая миссъ Пичеръ внимательно наблюдала за предметомъ своей затаенной привязанности изъ своего маленькаго офиціальнаго жилища, имѣвшаго окна маленькія, какъ игольныя ушки, и двери маленькія, какъ книжные переплеты. Любовь, хотя и одержима, какъ увѣряютъ, слѣпотою, однакоже, можетъ служить бдительнымъ сторожемъ; а потому миссъ Пичеръ и употребляла этого сторожа для усиленнаго наблюденія за мистеромъ Брадлеемъ Гедстономъ. И это не потому, чтобъ она была отъ природы наклонна къ шпіонству, не потому, что она была скрытна или низка, или способна къ интригѣ, а просто потому, что любила не отвѣчавшаго ей взаимностью Брадлея всѣмъ непочатымъ и безыскусственнымъ запасомъ любви, которая въ ней еще ни разу не подвергалась экзамену и никогда еще не получала свидѣтельства въ успѣхахъ. Еслибъ ея вѣрная грифельная доска имѣла въ себѣ скрытыя свойства симпатической бумаги, а ея грифель качества невидимыхъ чернилъ, то множество маленькихъ разсужденій, способныхъ удивить всѣхъ ея ученицъ, выглянули бы изъ-за сухихъ цифръ школьныхъ упражненій подъ созрѣвающимъ вліяніемъ сердца миссъ Пичеръ. Ибо часто, когда не было классовъ, когда она вполнѣ могла пользоваться своимъ тихимъ досугомъ, миссъ Пичеръ передавала своей довѣренной грифельной доскѣ воображаемое описаніе, какъ въ часы благораствореннаго вечера, въ сумерки, можно было бы видѣть въ саду рынка, находившемся неподалеку, двѣ человѣческія фигуры, изъ коихъ одна, фигура мущины, наклоняется надъ другою, женскою фигурой, маленькою, пышкообразною, и тихимъ голосомъ говоритъ: "Эмма Пичеръ, согласны ли вы быть моею?" и какъ въ отвѣтъ на это головка женской фигуры припадаетъ къ плечу мужской фигуры, и какъ тутъ же раздаются соловьиныя пѣсни. Брадлей Гедстонъ, незримый для ученицъ и неподозрѣваемый ими, находился во всѣхъ школьныхъ урокахъ. Если предстояла географія, онъ торжественно вылеталъ изъ Везувія и Этны впереди лавы или невредимо варился въ горячихъ ключахъ Исландіи, или величаво плылъ по теченію Ганга и Нила. Если исторія повѣствовала о какомъ-нибудь царѣ народовъ -- Брадлей являлся тутъ же въ сѣренькихъ панталонахъ и съ часовымъ шнуркомъ на шеѣ. Если занимались чистописаніемъ -- заглавныя буквы Б и Г у большей части дѣвочекъ, находившихся подъ наставничествомъ миссъ Бичеръ, опережали на цѣлый годъ всѣ остальныя буквы азбуки. Умственное рѣшеніе ариѳметическихъ задачъ, которыя предлагала миссъ Пичеръ, часто посвящалось тому, чтобы снабдить мистера Брадлея Гедстона гардеробомъ баснословныхъ размѣровъ: четырежды двадцать да четыре галстуха по два шиллинга, девяти съ половиною пенсовъ, двадцать четыре дюжины серебряныхъ карманныхъ часовъ, по четыре фунта, пятнадцати съ половиною шиллинговъ за каждые, семьдесятъ четыре черныя шляпы но восемнадцати шиллинговъ, множество подобныхъ чрезвычайностей.
   Бдительный сторожъ, пользуясь ежедневными случаями обращать свои глаза по направленію къ Брадлею, скоро извѣстилъ миссъ Пичеръ, что Брадлей чѣмъ-то занятъ болѣе обыкновеннаго и часто бродитъ изъ стороны въ сторону съ поникшимъ и озабоченнымъ лицомъ, какъ бы перебирая въ умѣ что-то трудное, не подходящее подъ школьную программу. Слагая это и то вмѣстѣ, подводя подъ параграфъ это его теперешній наружный видъ и сближеніе съ Чарлеемъ Гексамомъ и относя подъ параграфъ то недавній визитъ къ его сестрѣ, сторожъ сообщилъ миссъ Пичеръ подозрѣнія, что въ основаніи всего была та же самая сестра.
   -- Желательно знать, -- сказала миссъ Пичеръ, изготовляя свои еженедѣльный отчетъ, какъ-то послѣ полудня въ субботу:-- какъ зовутъ сестру Гексама?
   Маріанна, сидѣвшая за шитьемъ, услужливая и внимательная, приподняла руку.
   -- Что, Маріаина?
   -- Ея имя Лиза, ма'амъ.
   -- Едва ли такъ; я не думаю, Маріанна, возразила миссъ Пичеръ звучно, поучительнымъ госомъ.-- Развѣ Лиза христіанское имя, Маріанна?
   Маріанна положила свою работу, встала, заложила руки за спину, будто готовясь экзаменоваться изъ катехизиса, и отвѣтила.
   -- Нѣтъ, это искаженіе, миссъ Пичеръ.
   -- Кто далъ ей это имя?-- хотѣла-было спросить мистриссъ Пичеръ, единственно по привычкѣ; но воздержалась, видя, что Маріанна проявляетъ богословское нетерпѣніе отвѣтить: "крестные отцы и крестныя матери {Катихизисъ англиканской церкви, обязательный для всѣхъ ея членовъ, приступающихъ въ первый разъ къ таинству св. причащенія, начинается такъ: Вопр. Какъ ваше имя? Отв. N. Вопр. Кто далъ вамъ это имя? О т в. Мои крестные отцы и мои крестныя матери и т. д. Эта же церковь требуетъ, чтобы при таинствѣ св. крещенія присутствовали не менѣе трехъ воспріемниковъ: для мальчика два крестные отца и одна крестная мать, для дѣвочки одинъ крестный отецъ и двѣ крестныя матери.}", и сказала:
   -- Я спрашиваю, изъ какого имени произошло это искаженіе?
   -- Изъ Елизаветы, миссъ Пичеръ.
   -- Такъ, Маріанна. Были ли какія-нибудь Лизы въ первобытной христіанской церкви, это вопросъ очень сомнительный,
   Тутъ миссъ Пичеръ выказала необычайнаго мудрость.
   -- Итакъ, выражаясь правильнѣе, мы скажемъ, что сестру Гексама называютъ Лизою, но это не сть ея христіанское имя. Не правда ли, Маріанна?
   -- Совершенная правда, миссъ Пичеръ.
   -- Гдѣ же живетъ,-- продолжала миссъ Пичеръ, какъ бы довольная тѣмъ, что экзаменуетъ Маріанну полуофиціальнымъ образомъ для ея пользы, а не въ собственныхъ своихъ видахъ,-- гдѣ живетъ эта молодая особа, которую зовутъ, но не именуютъ Лизою. Подумайте прежде отвѣта.
   -- Въ Черчъ-Стритѣ, Смитъ Скверѣ, на Милль Банкѣ, ма'амъ.
   -- Въ Черчъ-Стритѣ, Смитъ Скверѣ, на Милль Банкѣ,-- повторила миссъ Пичеръ, какъ бы заглянувъ сперва въ книгу, гдѣ это было написано.-- Совершенно такъ. Чѣмъ занимается эта молодая особа, Маріанна? Не торопитесь.
   -- У ней постоянное мѣсто въ магазинѣ готоваго бѣлья, въ Сити, ма'амъ.
   -- О!-- сказала миссъ Пичеръ, задумываясь; но потомъ плавно прибавила, подтверждающимъ тономъ:-- въ лавкѣ готоваго бѣлья, въ Сити. Да?
   -- А Чарлей...-- снова начала было Маріанна какъ миссъ Пичеръ строго взглянула на нее.
   -- Я хотѣла сказать Гексамъ, миссъ Пичеръ...
   -- Я надѣюсь, вы хотѣли сказать такъ, Маріанна. Я рада слышать это. Что же Гексамъ?
   -- Говоритъ,-- продолжала Маріанна,-- что онъ не доволенъ своего сестрой, что сестра не хочетъ слушаться его совѣтовъ, а слушается совѣтовъ кого-то другого; и что...
   -- Мистеръ Гедстонъ идетъ по саду!-- воскликнула миссъ Пичеръ, торопливо осмотрѣвшись въ зеркалѣ.-- Вы очень хорошо отвѣчали, Маріанна. Вы пріобрѣтаете прекрасною привычку ясно располагать свои мысли. Теперь довольно.
   Благоразумная Маріанна сѣла на свое мѣсто и принялась шить, шить и все продолжала шить, когда тѣнь учителя, предшествуя ему, возвѣстила, что его появленіе воспослѣдуетъ тотчасъ же за нею.
   -- Добраго вечера, миссъ Пичеръ,-- сказалъ онъ, слѣдуя за своею тѣнью и становясь на ея мѣсто.
   -- Добраго вечера, мистеръ Гедстонъ. Маріанна, стулъ.
   -- Благодарю васъ,-- сказалъ Брадлей, садясь съ своею обычною принужденностью.-- Мое посѣщеніе мимолетное. Я зашелъ къ вамъ по пути, попросить васъ объ одолженіи, какъ добрую сосѣдку.
   -- По пути, вы сказали, мистеръ Гедстонъ?-- спросила миссъ Пичсрь.
   По пути, куда я собрался.
   "Въ Черчъ Стритъ, Смитъ Скверъ, Милль Банкъ", повторила въ умѣ миссъ Пичеръ.
   -- Чарлей Гексамъ ушелъ купить себѣ двѣ-три книжки, которыя ему нужны, и вѣроятно вернется прежде меня. Поэтому домъ мой совершенно пустъ, и я взялъ на себя смѣлость сказать ему, что оставлю ключъ у васъ. Вы снисходительно позволите мнѣ это сдѣлать?
   -- Безъ сомнѣнія, мистеръ Гедстонъ. Отправляетесь на вечернюю прогулку, сэръ?
   -- Частію на прогулку, частію по дѣлу.
   "По дѣду въ Черчъ Стритъ, Смитъ Скверъ, Милль Банкъ", повторила про себя миссъ Пичерь.
   -- Сказавъ вамъ это,-- продолжалъ Брадлей, кладя на столъ ключъ отъ своей двери,-- я спѣшу теперь отправиться. Не дадите ли какого порученія, миссъ Пичеръ?
   -- Благодарю васъ, мистеръ Гедстонъ. Въ какую сторону идете?
   -- Къ Вестминстеру.
   "Милль Банкъ", еще разъ повторила въ умѣ миссъ Пичеръ.-- Благодарю, мистеръ Гедстонъ. Я не стану безпокоить васъ.
   -- Вы не могли бы меня обезпокоить,-- сказалъ учитель.
   "Ахъ!" отозвалась миссъ Пичеръ, но не вслухъ, "а вотъ вы можете безпокоить меня!" И, несмотря на свой безмятежный видъ и на свою безмятежную улыбку, она была полна безпокойства, когда онъ уходилъ.
   Она отгадала направленіе, по которому онъ отправлялся. Онъ шелъ къ дому кукольной швеи самою прямою дорогой, какъ только это дозволяла ему мудрость предковъ, выразившаяся въ расположеніи перепутавшихся улицъ, и шелъ съ поникшею головой, усердно работая надъ одною засѣвшею въ ней идеею. Это была идея неподвижная съ самыхъ тѣхъ поръ, какъ онъ впервые увидѣлъ Лизу Гексамъ. Онъ воображалъ, что подавилъ въ себѣ все, что только могъ подавить, и сдержалъ въ себѣ все, что могъ сдержать; но наступило время -- внезапно, въ мгновеніе, когда сила самообладанія покинула его. Любовь съ перваго взгляда -- дѣло давнишнее, совершенно достаточно разобранное; и потому довольно сказать, что въ нѣкоторыхъ натурахъ, тлѣющихъ безъ признаковъ горѣнія, какъ въ натурѣ этого человѣка, такая страсть является вдругъ въ полномъ разгарѣ, и поднимается, какъ огонь предъ яростнымъ вѣтромъ, между тѣмъ какъ другія страсти, не будь ея преобладанія, можно было бы сдерживать въ цѣпяхъ. Какъ всегда имѣется въ запасѣ множество слабыхъ, подражательныхъ натуръ, готовыхъ помѣшаться на первой ложной идеѣ, которая можетъ имъ представиться (въ наши дни по большей части это бываетъ въ видѣ дави кому-нибудь за что-нибудь никогда не сдѣланное, а если и сдѣланное, то кѣмъ-нибудь другимъ), такъ и эти менѣе обыкновенныя натуры лежатъ спокойно по цѣлымъ годамъ, готовыя при мгновенномъ прикосновеніи вдругъ вспыхнуть пламенемъ.
   Учитель шелъ своею дорогой, думая и передумывая, и на его изнуренномъ лицѣ можно было замѣтить сознаніе, что онъ побѣжденъ въ борьбѣ съ самимъ собою. Дѣйствительно, въ груди его гнѣздился затаенный стыдъ при видѣ себя побѣжденнымъ этою страстью къ сестрѣ Чарлея Гексамъ, хотя въ то же самое время онъ сосредоточивалъ всѣ свои мысли только на томъ, чтобы довести эту страсть до успѣшнаго исхода.
   Онъ явился предъ кукольною швеей, одиноко сидѣвшею за работой.
   "Ого! подумала эта острая молоденькая особа:-- неужто это ты въ самомъ дѣлѣ? Знаю я твои продѣлки и повадки, пріятель!"
   -- Сестра Гексама,-- сказалъ Брадлей Гедстонъ,-- еще не приходила домой?
   -- Вы настоящій колдунъ, -- отвѣтила миссъ Ренъ.
   -- Я подожду, если позволите, потому что желаю переговорить съ нею.
   -- Желаете?-- сказала миссъ Ренъ.-- Садитесь. Надѣюсь, что желаніе взаимное.
   Брадлей недовѣрчиво взглянулъ на плутовское личико, снова опустившееся надъ работой, и сказалъ, усиливаясь побѣдить сомнѣніе и нерѣшительность:
   -- Надѣюсь, вы не хотите сказать, что визитъ мой будетъ непріятенъ для сестры Гексама?
   -- Постойте! Не называйте ее такъ. Я терпѣть не могу, когда ее такъ называютъ, -- сказала миссъ Ренъ, мстерпѣливо щелкнувъ заразъ всѣми своими пальцами,-- потому что Гексамъ мнѣ не нравится.
   -- Неужели?
   -- Нѣтъ.
   Миссъ Ренъ сморщила свой носикъ для выраженія нерасположенія.
   -- Самолюбивъ. Думаетъ только о самомъ себѣ. Вы всѣ таковы.
   -- Всѣ таковы? Значитъ и я вамъ не нравлюсь?
   -- Ни то, ни ее,-- отвѣчала миссъ Ренъ, пожимая плечами и смѣясь.-- Мало знаю васъ.
   -- Я однакоже не думалъ, что мы всѣ таковы, -- сказалъ Брадлей, возвращаясь къ пункту обвиненія, нѣсколько обиженный.-- Не скажете ли вы: нѣкоторые изъ насъ?
   -- То есть,-- отвѣтило маленькое созданіе,-- всѣхъ васъ, кромѣ васъ. Ха-ха-ха! Посмотрите прямо въ лицо вотъ этой леди. Это госпожа Истина. Высокородная. Въ полномъ туалетѣ.
   Брадлей посмотрѣлъ на представленную ему куклу, которая до этого лежала на скамьѣ лицомъ внизъ, и у которой она иголкой со вдернутою ниткой закрѣпляла платье сзади. Потомъ снова обратилъ глаза на швею.
   -- Я ставлю высокородную госпожу Истину на скамью, вотъ въ этотъ уголъ, прислонивъ ее къ стѣнѣ такъ, чтобъ она могла блеснуть своими голубыми глазками прямо на васъ,-- продолжала миссъ Ренъ, устанавливая куклу и ткнувъ иглою два раза въ воздухъ, какъ будто бы она колола ею въ собственные его глаза,-- и вызываю васъ сказать мнѣ, въ присутствіи госпожи Истины, какъ свидѣтельницы, для чего вы сюда пожаловали?
   -- Повидаться съ сестрою Гексама.
   -- Можетъ ли это быть!-- воскликнула миссъ Рень, передвинувъ подбородокъ.-- По чьему же дѣлу?
   -- По ея собственному.
   -- О, госпожа Петина!-- воскликнула миссъ Ренъ.-- Вы слышите, что онъ говоритъ!
   -- Потолковать съ нею,-- продолжалъ Брадлей, вполовину забавляясь тѣмъ, что было на лицо и вполовину досадуя на то, чего на лицо не было,-- въ ея собственномъ интересѣ.
   -- О, госпожа Истина!-- воскликнула портниха.
   -- По ея собственному дѣлу,-- повторилъ Брадлей, -- и по дѣлу ея брата, и притомъ какъ человѣкъ принимающій въ дѣлѣ самое безкорыстное участіе.
   -- Право, госпожа Истина, -- замѣтила швея, -- ужъ если дошло до этого, мы положительно должны повернуть васъ лицомъ къ стѣнѣ.
   Едва успѣла она это сдѣлать, какъ явилась Лиза Гексамъ и нѣсколько удивилась увидѣвъ Брадлея Гедстона и Дженни, потрясающую своимъ маленькимъ кулачкомъ прямо предъ его глазами, и высокородную госпожу Истину, обращенную лицомъ къ стѣнѣ.
   -- Вотъ человѣкъ, принимающій самое безкорыстное участіе въ твоихъ дѣлахъ, дорогая моя Лиза,-- сказала проницательная миссъ Ренъ, -- пришелъ переговорить съ тобою, въ твоемъ интересѣ и въ интересѣ твоего брата. Подумай-ка объ этомъ! Я знаю, что третьему лицу не слѣдуетъ присутствовать при такихъ добродѣтельныхъ и важныхъ переговорахъ, а потоку, если ты отведешь третье лицо наверхъ, душенька моя, то это третье лицо охотно удалится.
   Лиза взяла руку, которую кукольная швея протянула къ ней для поддержки при выходѣ; но, съ своей стороны, не сдѣлала никакого движенія и только взглянула на нее съ вопросительною улыбкой.
   -- Третье лицо страшно хромаетъ, какъ ты знаешь, если со оставятъ безъ помощи.-- сказала миссъ Ренъ, -- потому что у ней спина болитъ и моги не въ порядкѣ, и не можетъ граціозно уйти, если ты не поможешь, Лиза.
   -- Ему нельзя ничего лучше сдѣлать, какъ остаться тамъ, гдѣ оно сидитъ, -- отвѣчала Лиза, выпуская руку миссъ Ренъ и тихонько кладя свою на ея локоны. Потомъ, обратившись къ Брадлею, спросила:-- Отъ Чарленьки, сэръ?
   Съ нерѣшимостью и неловко брошеннымъ на нее взглядомъ, Брадлей всталъ, чтобы подать ей стулъ, и потомъ снова сѣлъ на свое мѣсто.
   -- Говоря съ строгою точностью,-- сказалъ онъ,-- я пришелъ отъ Чарлея, потому что только недавно разстался съ нимъ; но я не имѣю никакого порученія отъ него. Я пришелъ по собственному побужденію.
   Облокотившись обѣими руками на скамейку и опустивъ подбородокъ на ладони, миссъ Дженни Ренъ въ такомъ положеніи смотрѣла на него со стороны наблюдательными глазами. Лиза, сидя въ другой позѣ, также смотрѣла на него.
   -- По правдѣ сказать,-- началъ Брадлей, между тѣмъ какъ во рту у него до того пересохло, что онъ съ затрудненіемъ выговаривалъ слова, а это сознаніе придавало всей его манерѣ еще болѣе непривлекательности и нерѣшительности: -- по правдѣ сказать, Чарлей разсказалъ мнѣ все дѣло: онъ вообще не имѣетъ отъ меня никакихъ секретовъ, такъ, по крайней мѣрѣ, я думаю...
   Онъ остановился, и Лиза спросила:
   -- Какое дѣло, сэръ?
   -- Я думалъ бы,-- отвѣчалъ школьный учитель, снова устремивъ на нее робкій взглядъ и напрасно стараясь поддержать его, ибо онъ тотчасъ же упалъ, какъ только встрѣтился съ ея глазами,-- что обозначить его было бы съ моей стороны, можетъ статься, нелишнимъ, и даже показалось бы назойливостью. Я насчетъ того намекалъ, что вы отклонили планы, составленные для васъ братомъ, и предпочли имъ планы мистера -- если не ошибаюсь, мистера Евгенія Рейборна.
   Эту неувѣренность въ имени онъ выразилъ другимъ безпокойнымъ взглядомъ на нее, который опустился такъ же, какъ и предыдущій.
   Лиза ничего не сказала на это; онъ долженъ былъ начать снова и началъ съ новымъ замѣшательствомъ.
   -- Планы вашего брата были мнѣ сообщены тотчасъ же, какъ только онъ составилъ ихъ. Онъ дѣйствительно говорилъ мнѣ о нихъ, когда я былъ здѣсь -- когда мы пошли отсюда съ нимъ и я... и во мнѣ было свѣжо впечатлѣніе, что я видѣлъ его сестру...
   Тутъ маленькая швея, можетъ статься, безъ всякаго умысла, высвободила одну руку поддерживавшую ея подбородокъ и повернула высокородную госпожу Истину лицомъ къ присутствовавшимъ. Сдѣлавъ это, она приняла прежнее положеніе.
   -- Я одобрилъ его мысль,-- сказалъ Брадлей, направивъ свой безпокойный взглядъ на куклу и безсознательно остановивъ его на ней долѣе, чѣмъ онъ останавливался на Лизѣ,-- во-первыхъ, потому, что брату вашему естественно было составить такой планъ; а, во-вторыхъ, потому, что я надѣялся содѣйствовать его исполненію. Я имѣлъ бы невыразимое удовольствіе, я принялъ бы усерднѣйшее участіе въ содѣйствіи для его исполненія. Поэтому я долженъ сознаться, что въ то время, какъ вашъ братъ обманулся въ надеждѣ, и я тоже обманулся въ надеждѣ. Я желаю избѣгать всякой утайки или скрытности и признаюсь вполнѣ.
   Онъ, повидимому, ободрился, выговоривъ все это. По крайней мѣрѣ, онъ говорилъ съ большею твердостью и силой въ голосѣ, хотя съ какимъ-то страннымъ расположеніемъ сжать зубы, и съ какимъ-то страннымъ усиленнымъ вывертываніемъ своей правой руки въ сжатой ладони лѣвой, что походило на дѣйствіе человѣка, испытывающаго физическую боль и не желающаго закричать.
   -- Я человѣкъ съ сильными чувствами и сильно почувствовалъ горечь несбывшагося ожиданія. Я и теперь сильно чувствую это. Я не высказываю, что чувствую; нѣкоторые изъ насъ принуждены постоянно подавлять свои чувства. Но возвращусь къ вашему брату. Онъ до того принялъ къ сердцу это дѣло, что говорилъ о немъ въ моемъ присутствіи мистеру Евгенію Ремборну, если таково дѣйствительно его имя. Онъ говорилъ ему, но совершенно напрасно, какъ легко можетъ предположить всякій неослѣпленный насчетъ истиннаго характера мистера... мистера Евгенія Рейборна.
   Онъ снова посмотрѣлъ на Лизу и удержалъ на ней свой взглядъ. Лицо его то краснѣло, то блѣднѣло; блѣдность смѣнялась яркою краской, и такъ продолжалось нѣсколько времени, пока не установилась блѣдность мертвенная.
   -- Наконецъ, я рѣшился придти сюда одинъ и обратиться къ вамъ. Я рѣшился придти сюда одинъ и просить васъ оставить путь, который вы выбрали, и вмѣсто того, чтобы довѣряться человѣку совершенно чужому, -- человѣку, самымъ дерзкимъ образомъ поступившему съ вашимъ братомъ и съ другими, -- предпочесть своего брата и друга вашего брата.
   Когда сказанныя перемѣны произошли въ лицѣ Брадлея, лицо Лизы Гексамъ тоже измѣнилось: на немъ выразились отчасти гнѣвъ, но еще болѣе отвращеніе, и даже легкій оттѣнокъ боязни. Она, однакожъ, отвѣтила ему совершенно спокойно:
   -- Я не сомнѣваюсь, мистеръ Гедстонъ, что вы посѣтили меня съ хорошимъ намѣреніемъ. Вы были такимъ добрымъ другомъ Чарлснькѣ, что я не имѣю права сомнѣваться въ этомъ. Я ничего не имѣю сказать Чарлснькѣ кромѣ того, что приняла пособіе, противъ котораго онъ такъ возстаетъ, прежде чѣмъ онъ составилъ свои планы для меня, или положительно прежде, чѣмъ я узнала хотя объ одномъ изъ нихъ. Пособіе было предложено самымъ деликатнымъ образомъ, да кромѣ того были еще другія важныя причины, по настоящему столько же для самого Чарденьки важные, сколько и для меня. Мнѣ больше нечего сказать Чарленькѣ по этому Дѣлу.
   Губы его задрожали и раскрылись при этихъ словахъ, совершенно отводившихъ его въ сторону и относившихся исключительно къ брату.
   -- Еслибы Чарленька пришелъ ко мнѣ, я сама сказала бы ему,-- начала она снова, какъ бы дополняя мысль,-- что мы съ Дженни находимъ, что наша учительница очень способна и терпѣлива, старается о насъ до такой степени, что мы уже сказали ей, что надѣемся въ скоромъ времени продолжать ученіе однѣ Чарлей знаетъ учителей, и потому я сказала бъ ему, чтобъ его успокоить, что наша учительница изъ отличнаго института.
   -- Я желалъ бы спросить васъ, -- сказалъ Брадлей Гедстонъ, медленно перемалывая во рту слова и выпуская ихъ какъ будто бы изъ заржавѣвшей мельницы -- я желалъ бы спросить васъ, если можно не оскорбляя васъ, согласитесь ли вы... нѣтъ, лучше, я желалъ бы сказать, если можно не оскорбляя васъ, что мнѣ хотѣлось бы имѣть возможность бывать здѣсь съ вашимъ братомъ и предложить свои бѣдныя способности и свою опытность къ услугамъ вашимъ.
   -- Благодарю васъ, мистеръ Гедстонъ.
   -- Но я боюсь,-- продолжалъ онъ, помолчавъ немного, и незамѣтно вертя одною рукой подушку своего стула, какъ будто онъ собирался разломать этотъ стулъ въ куски, и мрачно смотря на Лизу, сидѣвшую съ опущенными глазами, -- что мои покорныя услуги не будутъ благосклонно приняты нами.
   Она не дала отвѣта, и бѣдный, истерзанный Брадлей сидѣлъ, борясь съ собою, въ разгарѣ страсти и страданія. Черезъ нѣсколько минутъ онъ вынулъ свой платокъ и обтеръ себѣ лобъ и руки.
   -- Есть еще одно обстоятельство, о которомъ я хотѣлъ сказать вамъ, и оно самое важное. Есть тутъ еще одна причина, есть одно личное обстоятельство, касающееся этого дѣла, доселѣ еще необъясненное вамъ. Они могли бы побудить васъ,-- я не говорю, что они навѣрно побудили бы, но могли бы побудить -- подумать иначе. Говорить объ этомъ въ теперешнихъ обстоятельствахъ было бы напрасно. Позволите ли вы, чтобы по этому предмету послѣдовало другое свиданіе?
   -- Съ Чарлснькою, мистеръ Гедстонъ?
   -- Съ... да, пожалуй, -- отвѣтилъ онъ, прервавъ себя,-- да! Пустъ и онъ будетъ также. Согласны ли вы на другое свиданіе при болѣе благопріятныхъ обстоятельствахъ прежде, чѣмъ окончательно рѣшить дѣло?
   -- Я не понимаю, -- сказала Лиза, покачавъ головою, -- значенія вашихъ словъ, мистеръ Гедстонъ.
   -- Ограничьте пока ихъ значеніе, -- прервалъ онъ, -- тѣмъ, что все дѣло будетъ объяснено вамъ при другомъ свиданіи.
   -- Какое дѣло, мистеръ Гедстонъ? Чего не достаетъ для его разъясненія?
   -- Вы все узнаете при другомъ свиданіи.-- Потомъ, какъ бы въ порывѣ необоримаго отчаянія, онъ прибавилъ: -- я, я оставляю все это неоконченнымъ! Мною словно какія-то чары обмяли!-- И потомъ прибавилъ, какъ будто бы прося состраданія: доброй ночи!
   Онъ протянулъ свою руку. Когда она съ видимою нерѣшимостью, чтобы не сказать съ неохотою, дотронулась до нея, по всему тѣлу его пробѣжала непонятная дрожь, и лицо его, уже мертвенно блѣдное, покривилось какъ будто-бы отъ чувства боли. За этимъ онъ ушелъ.
   Кукольная швея сидѣла, не измѣняя своего положенія и смотря на дверь, въ которую онъ вышелъ, пока Лиза не отодвинула въ сторону ея скамью и не сѣла возлѣ нея. Потомъ посмотрѣвъ на Лизу, какъ она предъ этимъ смотрѣла на Гедстона и на дверь, миссъ Ренъ вскинула подбородокъ внезапно и быстро, какъ ея челюсти иногда дѣлали это, оперлась на спинку своего стула, скрестивъ руки, и выразилась такимъ образомъ:
   -- Гм! Если онъ... я, конечно, разумѣю, моя милая, того, кто станетъ ухаживать за мною, когда наступитъ время... будетъ такого же сорта человѣкъ, то можетъ и не безпокоить себя. Онъ не будетъ годенъ для разсылокъ и не принесетъ пользы. Онъ этакъ вспыхнетъ и на воздухъ взлетитъ.
   -- Ты, значитъ, отъ него отдѣлаешься?-- сказала Лиза шутливо.
   -- Не совсѣмъ-то это легко, -- отвѣтила миссъ Ренъ.-- Онъ одинъ не взлетитъ, а унесетъ и меня съ собою. Я знаю его плутни и повадки.
   -- Ты думаешь, что онъ захочетъ сдѣлать тебѣ зло?-- спросила Лиза.
   -- Въ точности, можетъ статься, не захочетъ, душа моя,-- отвѣтила миссъ Ренъ,-- но запасъ пороха вмѣстѣ съ фосфорными спичками въ сосѣдней комнатѣ почти то же самое, что и въ этой.
   -- Онъ очень странный человѣкъ, -- сказала Лиза задумчиво.
   -- Я желала бы, чтобъ онъ былъ настолько страненъ, чтобы совсѣмъ былъ для насъ мимоидущимъ странникомъ,-- отвѣтило маленькое, острое созданіе.
   Обыкновеннымъ занятіемъ Лизы, когда по вечерамъ онѣ оставались однѣ, было расчесываніе и разглаживаніе длинныхъ свѣтлорусыхъ волосъ кукольной швеи, и потому она, въ то время какъ крошечное созданіе продолжало свою работу, развязала ленту, сдерживавшую ихъ сзади, и они упали прекраснымъ дождемъ на худенькія плечи, которыя значительно нуждались въ такомъ украшающемъ ливнѣ.
   -- Оставь ихъ пока, душенька, Лиза, -- сказала Дженни; поговоримъ у камина.
   Съ этими словами она въ свою очередь распустила черные волосы своей пріятельницы, и они по собственной тяжести упали ей на грудь роскошными массами. Какъ будто бы сравнивая цвѣтъ волосъ и дивясь ихъ контрасту, Дженни однимъ или двумя прикосновеніями своихъ проворныхъ рукъ такъ расположила ихъ, что, склонивъ свою щеку къ одной изъ темныхъ прядей, казалось, укрылась отъ всего, кромѣ каминнаго огня въ своихъ собственныхъ густыхъ кудряхъ, между тѣмъ какъ лицо и лобъ Лизы оставались совершенно открыты перецъ яркимъ свѣтомъ.
   -- Поговоримъ, -- сказала Дженни,-- о мистерѣ Евгеній Рейборнѣ.
   Что-то блеснуло между русыми волосами, лежавшими на черныхъ волосахъ; и если это не звѣздочка,-- что и не могло быть,-- то глазъ, а если глазъ, то глазъ Дженни Ренъ, ясный и сторожкій, какъ глазъ птички, имя которой она себѣ присвоила.
   -- Почему же о мистерѣ Рейборнѣ?-- спросила Лиза.
   -- Ни по какой иной причинѣ, какъ только потому, что я такъ расположена. Богатъ онъ?
   -- Нѣтъ, не богатъ.
   -- Бѣденъ?
   -- Полагаю, бѣденъ для джентльмена.
   -- Ахъ! Въ самомъ дѣлѣ онъ джентльменъ. Не изъ нашего сорта; вѣдь не изъ нашего?
   Лиза покачала головой, задумчиво покачала, и тихимъ голосомъ отвѣтила: -- О нѣтъ, нѣтъ!
   Кукольная швея сидѣла, обвивъ свою руку вокругъ таліи своей пріятельницы. Прилаживаясь еще лучше этою рукой, она тихонько воспользовалась случаемъ сдуть свои собственные волосы тамъ, гдѣ они легли на ея лицо, и изъ-подъ менѣе густой ихъ тѣни блеснулъ ея глазъ еще ярче и, казалось, сдѣлался еще наблюдательнѣе.
   -- Когда мой сыщется, то онъ не будетъ джентльменъ; а если будетъ, то я скоро вопрошу его убраться. Однакоже, тотъ-то, мой-то, вѣдь не мистеръ Рейборнъ; итого я не плѣнила. Желала бы я знать, плѣнилъ ли его кто-нибудь, Лиза?
   -- Очень вѣроятно.
   -- Неужели очень вѣроятно? Кто бы такая?
   -- Неужели невѣроятно, что какая-нибудь леди влюбилась въ него и онъ горячо любитъ ее?
   -- Можетъ быть. Не знаю. Что бы ты сказала о немъ, Лиза, если бы ты была леди?
   -- Я -- леди!-- повторила она смѣясь.-- Какая фантазія!
   -- Да. Однакоже, скажи: пусть это будетъ фантазія, для примѣра.
   -- Я -- леди! Я, бѣдная дѣвушка, работала веслами съ бѣднымъ отцомъ на рѣкѣ. Я отвозила моего бѣднаго отца на рѣку и возвратилась съ отцомъ домой въ ту сам^ю ночь, когда увидѣла его въ первый разъ. Я до того сробѣла отъ его взгляда, что встала и вышла изъ комнаты...
   Онъ, однако, взглянулъ на тебя даже въ ту ночь, хотя ты и не была леди! подумала миссъ Ренъ.
   -- Я -- леди! продолжала Лиза тихимъ голосомъ, устремивъ глаза на огонь.-- Я -- леди, когда могила моего отца даже не очищена отъ незаслуженнаго пятна и посрамленія, и когда онъ старается очистить ее изъ участія ко мнѣ! Я -- леди!
   -- Пусть это будетъ только фантазія, только для примѣра,-- подстрекала миссъ Ренъ.
   -- Слишкомъ много, Дженни, моя дорогая, слишкомъ много! Мои мечты не залетаютъ такъ далеко.
   Тускло пылавшій огонь, мелькнувъ, освѣтилъ ея улыбку, грустную и задумчивую.
   -- Но я капризничаю и меня надобно утѣшить, Лиза, потому что, какъ ты знаешь, я бѣдная, маленькая крошка, цѣлый день билась съ моимъ негоднымъ ребенкомъ. Посмотри въ огонь: мнѣ хочется послушать, какъ ты разсказывала разныя розсказни, когда жила въ томъ скучномъ старомъ домѣ, который былъ когда-то мельницею. Посмотри въ ту -- какъ ты это называла, когда предсказывала судьбу своему брату, котораго я не жалую?
   -- Во впадинку подъ пламенемъ?
   -- Да, такъ! Въ ней ты можешь отыскать леди, я знаю.
   -- Гораздо легче, чѣмъ могу сдѣлать леди изъ такого матеріала, какъ я сама, Дженни.
   Блестящій глазъ взглянулъ пристально вверхъ, въ то время какъ задумчивое лицо печально смотрѣло внизъ.-- Ну?-- сказала кукольная швея:-- нашли мы нашу леди?
   Лиза кивнула головой и спросила:-- Она должна быть богата?
   -- Ей не мѣшаетъ быть богатою, потому что онъ бѣденъ.
   -- Она очень богата. Она должна быть красавица?
   -- Такъ какъ ты красавица, Лиза, то и ей слѣдуетъ быть такою,
   -- Она очень хороша собою.
   -- Что же она говорить о немъ?-- спросила миссъ Дженни, тихимъ голосомъ, слѣдя, въ наступившую паузу, за лицомъ, смотрѣвшимъ въ огонь.
   -- Она рада, рада быть богатою, чтобъ онъ могъ имѣть деньги. Она рада, рада быть красавицею, чтобъ онъ могъ гордиться ею. Ея бѣдное сердце...
   -- Что? Ея бѣдное сердце?-- сказала, миссъ Ренъ.
   -- Ея сердце предано ему всею своею любовью, всею своею правдой. Она готова радостно умереть съ нимъ, или лучше за него. Она знаетъ, что въ немъ есть недостатки, но думаетъ, что они развились у него отъ одиночества, отъ того, что у него никого не было для души, для сердца. И она говорить, эта богатая красавица-леди, съ которою я никогда не могу сравниться: "Только пополни мною этотъ недостатокъ, только посмотри, какъ я мало думаю о самой себѣ, только испытай, какъ много я для тебя сдѣлаю и за тебя вынесу, и я увѣрена, что ты сдѣлаешься лучше, чрезъ меня, хотя-бъ я была во столько разъ хуже тебя, что въ сравненіи съ тобою почти не заслуживала бы никакого вниманія".
   Въ то время, какъ лицо, смотрѣвшее въ каминъ, воодушевляясь, казалось, въ экстазѣ этихъ словъ, отрѣшеннымъ отъ всего окружающаго, маленькая подруга Лизы откинула своею незанятою рукой свѣтлые волосы и посмотрѣла на нее съ усиленнымъ вниманіемъ и съ чѣмъ-то похожимъ на испугъ. Когда-же Лиза окончила, маленькое существо снова положило свою головку и простонало: о Боже, Боже мой, Боже мой!
   -- Тебѣ больно, дорогая моя Дженни?-- спросила Лиза, будто пробудившись.
   -- Да, но не отъ старой боли. Уложи меня, уложи меня! По отходи отъ меня ночью. Запри дверь и побудь со мною. Потомъ, отвернувшись лицомъ, она шопотомъ проговорила:-- "Моя Лизанька, бѣдная моя Лизанька! О блаженные младенцы, явитесь сверху свѣтлыми, длинными рядами; явитесь для нея, а не для меня. Ей нужна помощь больше, чѣмъ мнѣ, блаженные!"
   Она протянула свои руки вверхъ, и обернувшись снова лицомъ къ Лизѣ, обвилась ими вокругъ ея шеи и припала къ ея груди.
   

XII. Еще хищныя птицы.

   Рогъ Райдергудъ жилъ глубоко и темно въ Лощинѣ Известковаго Амбара {Часть Лондона, называемая bimeliouse -- известковый амбаръ, находится въ восточной оконечности города, между лондонскими и вестъ-индскими доками, ближе къ послѣднимъ, примыкаетъ къ Темзѣ съ лѣваго ея берега.}, между оснащиками, изготовителями мачтъ, веселъ и блоковъ, между корабельными плотниками и парусными мастерами, какъ въ какомъ-нибудь корабельномъ трюмѣ, наполненномъ людьми водяного промысла, изъ коихъ нѣкоторые не лучше его самого, нѣкоторые гораздо лучше и никто не хуже. Лощина, хотя не очень разборчивая въ выборѣ товарищества, однакоже, не охотно добивались чести водить знакомство съ Рогомъ; она поворачивалась, повертывая къ нему холодную спину, чаще нежели подавала ему теплую руку, и рѣдко или даже никогда не пила съ нимъ иначе, какъ за его собственный счетъ. Часть Лощины даже имѣла въ себѣ столько общественной гордости и частной добродѣтели, что даже и этотъ сильный рычагъ не могъ подвинуть ее на товарищество съ запятнаннымъ обвинителемъ. Но эта великодушная добродѣтель имѣла свой недостатокъ, заключавшійся въ томъ, что ея экспонепты считали правдиваго свидѣтеля предъ правосудіемъ почти за такого же плохого сосѣда и гнуснаго человѣка, какъ и ложнаго свидѣтеля.
   Не будь у него дочери, о которой онъ такъ часто упоминалъ, то для мистера Райдергуда Лощина была бы истиною могилой относительно добыванія средствъ къ жизни. Но миссъ Плезантъ Райдергудъ имѣла нѣкоторое положеніе и связи въ Лощипѣ Известковаго Амбара. Въ малѣйшемъ изъ малыхъ размѣровъ, она была растовщица, неимѣвшая законнаго дозволенія, содержала, что въ народѣ называется, закладную лавку и давала взаймы незначительныя суммы за незначительные ручные заклады, оставляемые ей въ видѣ обезпеченія. Плезантъ, имѣя двадцать четыре года отъ роду, была пятдесятилѣтнею женщиной по части этой торговли. Дѣло это заведено было ея покойною матерью, по смерти которой она получила тайный капиталецъ въ пятнадцать шиллинговъ, чтобъ отъ самой себя начать этотъ промыселъ. Свѣдѣніе о существованіи этого капитальца, зашитаго въ подушкѣ, было послѣднимъ внятно сказаннымъ конфиденціальнымъ сообщеніемъ покойницы, прежде чѣмъ она изнемогла подъ водянкою, развившеюся отъ нюхательнаго табаку и джина, въ равной степени несовмѣстимыхъ съ тѣлесною крѣпостью.
   Почему миссъ Райдергудъ была окрещена именемъ Плезантъ {Pleasant -- пріятная.}, покойная мистриссъ Райдергудъ вѣроятно не была бы въ состояніи скоро объяснить, даже и совсѣмъ не объяснила бы. Дочь ея не имѣла никакихъ свѣдѣній объ этомъ. Она нашла себя подъ именемъ Плезантъ, да такъ съ нимъ и осталась. У нея не спрашивали совѣта, желаетъ ли она имѣть какое-нибудь имя, не спрашивали даже и о томъ желаетъ ли она явиться въ земной міръ. Точно также она нашла себя съ косымъ глазомъ (наслѣдованнымъ отъ отца), и, можетъ быть, отказалась бы отъ него, еслибъ у нея спросили мнѣнія по этому предмету. Въ другихъ отношеніяхъ она не была положительно некрасивою дѣвушкой, хотя и отличалась худобой, грязноватымъ цвѣтомъ лица и видомъ вдвое статно, чѣмъ она была въ дѣйствительности.
   Какъ нѣкоторыя собаки, вслѣдствіе природнаго инстинкта или дрессировки, душатъ извѣстныхъ животныхъ до извѣстной степени, такъ (лишь бы только не сдѣлать невѣжливаго сравненія) и Плезантъ Райдергудъ, отъ природы или отъ дресировки, считала моряковъ своею добычей въ извѣстныхъ предѣлахъ. Стоило только указать ей человѣка въ синей курткѣ, какъ она, говоря иносказательно, тотчасъ же вцѣплялась въ него. Однакожъ, если все сообразить, она не была ни зла, ни жестокосерда. Ибо возьмите, сколько опыта! Укажите Плезантъ Райдергудъ свадьбу на улицѣ, она и въ ней увидитъ только двухъ человѣкъ, получившихъ законное дозволеніе ссориться и драться. Вотъ крестины: она видитъ въ нихъ маленькаго язычника, съ приданнымъ ему совершенно излишнимъ именемъ, потому что къ нему обыкновенно, не иначе, будутъ обращаться какъ съ какимъ-нибудь обиднымъ эпитетомъ. Вотъ похороны: она видитъ въ нихъ нѣчто въ родѣ чернаго маскарада, церемонію, предписывающую временное благочиніе всѣмъ участвующимъ, стающую огромныхъ издржекъ. Вотъ живой отецъ: она видитъ въ немъ только дубликатъ своего собственнаго отца, который съ самаго ея младенчества, по временамъ, ни съ того ни съ сего, принимался за исполненіе, въ отношеніи къ ней, своей обязанности, всегда осуществлявшейся въ видѣ кулака или ремня и всегда при такомъ исполненіи причинявшей ей боль. Поэтому, принимая все вообще въ соображеніе, нельзя сказать, что Плезантъ Райдергудъ была очень, очень дурныхъ свойствъ. Въ ней былъ даже нѣкоторый оттѣнокъ романтичности, такой романтичности, какая могла только пробраться въ Известковую Лошину, и по временамъ какъ-нибудь лѣтнимъ вечеркомъ, стоя со сложенными руками у двери своей лавки и взглянувъ отъ шумной улицы на небо, гдѣ заводило солнце, она предавалась туманнымъ видѣніямъ далекихъ острововъ въ южныхъ моряхъ или гдѣ-то (о географическомъ положеніи она мало заботилась), на которыхъ хорошо было бы погулять съ другомъ сердца въ рощахъ хлѣбнаго дерева, поджидая кораблей, доносимыхъ вѣтромъ, изъ шумныхъ гаваней цивилизаціи. Матросы, отъ которыхъ можно поживиться, были необходимостью для эдема миссъ Плезантъ.
   Не лѣтнимъ, однакоже, вечеромъ взглянула она въ дверку своей лавочки, когда какой-то человѣкъ, стоявшій около дома на противоположной сторонѣ улицы, замѣтилъ ее. То было вечеромъ холоднымъ, пронзительно-вѣтреннымъ. Плезантъ Райдергудъ раздѣляла съ большею частію женскаго населенія въ Лощинѣ ту особенность, что ея волосы состояли изъ всклокоченнаго пучка, безпрестранно распадавшагося сзади, такъ что она не могла приняться ни за какое дѣло, не закрутивъ ихъ сперва на мѣсто. Въ теперешній моментъ, только-что выйдя на порогъ, чтобы взглянуть, что дѣлается на улицѣ, она такимъ же образомъ закручивала ихъ обѣими руками. Обыкновеніе это было до того общее, что въ случаяхъ драки или другихъ нарушеній благочинія въ Лощинѣ, всѣ женщины отовсюду являлись занятыя этимъ процессомъ закручиванія своихъ волосъ на затылкѣ на всемъ бѣгу, причемъ многія второпяхъ хватали гребенки въ ротъ.
   Лавка ея была маленькая, грязная лавчонка: всякій человѣкъ, стоя, могъ бы достать въ ней рукою потолокъ. Она была немного лучше погреба или подвала съ тремя ступенями внизъ. Однакоже, въ ея чуть освѣщенномъ окнѣ, между двумя-тремя ярко-цвѣтными платками, двумя-тремя старыми юбками, немногими ничего не стоющими карманными часами и компасами, горшкомъ съ курительнымъ табакомъ, двумя скрещенными трубками, бутылкой орѣховаго кетчопа {Ketchup -- подливка для рыбныхъ блюдъ.} и кой-какими отвратительными сластями,-- между всѣмъ этимъ хламомъ, служившимъ ширмочкою, прикрывавшею главное дѣло закладной лавки, красовалась надпись: "Квартиры со столомъ для моряковъ".
   Замѣтивъ Плезантъ Ридергудъ въ дверяхъ, человѣкъ перешелъ черезъ улицу такъ быстро, что она еще не успѣла закрутить себя, какъ онъ уже стоялъ передъ нею.
   -- Отецъ вашъ дома?-- спросилъ онъ.
   -- Кажется, дома,-- отвѣтила Плезантъ, опуская руки.
   Отвѣтъ былъ зазывающій, потому что неизвѣстный имѣлъ видъ моряка. Отца ея дома не было, и Плезантъ знала это.
   -- Сядьте поближе къ огню,-- сказала она ему, когда онъ вошелъ.-- Людямъ вашего званія мы всегда рады.
   -- Благодарю,-- сказалъ незнакомецъ.
   Вся манера его была матросская, и руки его были матросскія, за исключеніемъ лишь того, что онѣ были гладки. Плезантъ хорошо распознавала матросовъ по виду, и потому она тотчасъ замѣтила необычайный цвѣтъ и тонкость кожи рукъ, хотя онѣ и казались загорѣвшими, точно также, какъ она замѣтила ихъ развязность и гибкость, какъ только онъ сѣлъ небрежно, положивъ лѣвую руку поперекъ лѣвой ноги, немного повыше колѣна, и когда небрежно перекинулъ правую за спинку деревяннаго стула, опустивъ согнутую кисть руки, полуоткрытую и полусжатую, какъ будто бы онъ только-что выпустилъ изъ нея веревку.
   -- Вы, можетъ быть, ищите квартиры со столомъ?-- спросила Плезантъ, становясь наблюдательное положеніе по одну сторону камина.
   -- Я еще не совсѣмъ хорошо знаю, что я ищу,-- отвѣтилъ незнакомецъ.
   -- Не ищите ли вы закладной лавки?
   -- Нѣтъ,-- отвѣчалъ незнакомецъ.
   -- Нѣтъ,-- подтвердила Плезантъ,-- вы слишкомъ хорошо одѣты. Но если желаете, здѣсь найдете то и другое...
   -- Да, да!-- сказалъ незнакомецъ, кинувъ взглядъ вокругъ комнаты.-- Я знаю. Я бывалъ здѣсь прежде.
   -- Не заложили ли вы тутъ чего-нибудь, когда были?-- спросила Плезантъ, имѣя въ виду капиталъ и проценты.
   -- Нѣтъ.
   Незнакомецъ покачалъ головою.
   -- И вы здѣсь никогда не квартировали?
   -- Нѣтъ.
   Незнакомецъ снова покачалъ головою.
   -- Что же вы тутъ прежде-то, когда были, дѣлали?-- спросила Плезантъ.-- Я что-то не припомню васъ.
   -- Вѣроятно, не припомните. Я стоялъ только у двери, разъ ночью, вонъ, на той нижней ступенькѣ, когда товарищъ-матросъ входилъ сюда, чтобы переговорить съ вашимъ отцомъ. Я очень хорошо помню это мѣсто.
   Онъ съ любопытствомъ осмотрѣлся.
   -- Давно это было?
   -- Да, давненько-таки. Когда я воротился изъ своего послѣдняго плаваніи.
   -- Значитъ, вы теперь въ морѣ не были?
   -- Нѣтъ, не былъ. Съ того времени я работалъ на берегу.
   -- Потому-то, должно быть, у васъ и руки-то такія.
   Пристальнымъ взглядомъ, быстрою улыбкой и перемѣной своего положенія незнакомецъ поддѣлъ ее.
   -- Вы не дурно наблюдаете,-- сказалъ онъ.
   -- Да.
   -- Это объясняетъ, почему у меня такія руки.
   Плезантъ нѣсколько встревожилась отъ его взгляда и посмотрѣла на него подозрительно. Не только перемѣна положенія, хотя быстрая, однакоже спокойная, но и его прежнее положеніе, которое онъ снова принялъ, изобличали чувство силы и самоувѣренности, второму онъ, повидимому, старался не давать хода, ни которое:ѣмъ не менѣе имѣло въ себѣ нѣчто угрожающее.
   -- Скоро ли отецъ вашъ придетъ домой?-- спросилъ онъ.
   -- Не знаю. Не могу сказать.
   -- Когда я спросилъ, вы полагали, что онъ дома, значитъ онъ только что вышелъ? Какъ же это такъ?
   -- Я думала, что ужъ онъ пришелъ,-- объяснила Плезантъ.
   -- О! Вы думали что онъ пришелъ? Слѣіовательно ужъ нѣсколько времени, какъ его нѣтъ дома? Какъ же это?
   -- Я не стану васъ обманывать.-- Отецъ на рѣкѣ въ лодкѣ.
   -- За старою работой?-- спросилъ незнакомецъ.
   -- Я не знаю, что вы хотите сказать,-- сказала Плезантъ, отодвигаясь на шагъ назадъ.-- Да чего же вамъ, наконецъ, угодно?
   -- Я не имѣю надобности повредить вашему отцу. Я не имѣю надобности увѣрить васъ, что не могъ бы это сдѣлать, еслибы захотѣлъ. Я только имѣю надобность поговорить съ нимъ. Большой бѣды въ томъ нѣтъ, не такъ ли? Секретовъ отъ васъ не будетъ; вы будете тутъ же. И, короче сказать, миссъ Райдергудъ, отъ меня нечѣмъ поживиться, да и сдѣлать изъ меня ничего нельзя. Я не гожусь для закладной лавки, я не гожусь и для квартиры со столомъ. Я ни къ чему негоденъ по вашей части свыше сикпспенса въ полу пенсахъ мѣдною монетой. Отбросьте эту мысль, и тогда мы поладимъ.
   -- Но вѣдь вы морякъ?-- настаивала Плезантъ, какъ будто бы это была достаточная причина его годности къ чему-нибудь.
   -- И да, и нѣтъ. Былъ морякъ, и опять могу быть. Но я не но вашей части. Повѣрите вы мнѣ на слово?
   Разговоръ достигъ того критическаго момента, который могъ бы оправдать паденіе волосъ миссъ Плезантъ. Они, дѣйствительно, упали, и она принялась закручивать ихъ, смотря изъ-подъ наклоненнаго лба на незнакомца. Разсматривая такимъ образомъ по частямъ его поношенную, видавшую непогоду, мореходную одежду, она замѣтила: страшный ножъ въ ножнахъ на поясѣ, готовый подъ руку, если понадобится, свистокъ, висѣвшій на шеѣ, и короткую, суковатую палку, дубинку съ зазубринами, съ тяжелымъ набалдашникомъ, торчавшую изъ кармана его верхней матросской куртки. Онъ сидѣлъ спокойно, смотря на нее; но при такихъ привѣскахъ и при обиліи щетиною торчавшихъ пеньковаго цвѣта волосъ на головѣ и въ бакенбардахъ, отъ имѣлъ грозный видъ -- Повѣрите вы мнѣ на слово?-- спросилъ онъ опять,
   Плезантъ отвѣтила отрывистымъ, нѣмымъ кивкомъ. Онъ на это отвѣтилъ ей другимъ отрывистымъ, нѣмымъ кивкомъ. Потомъ онъ поднялся и сталъ, скрестивъ руки передъ каминомъ, по временамъ смотря въ него, между тѣмъ какъ она, тоже скрестивъ руки, стояла, прислонившись съ боку къ наличнику камина.
   -- Чтобы сократить время въ ожиданіи вашего отца, началъ онъ,-- скажите, много теперь грабятъ и убиваютъ матросовъ на рѣкѣ?
   -- Нѣтъ,-- сказала Плезантъ.
   -- Никогда?
   -- Говорятъ, что пошаливаютъ около Ратклиффа и Ваппинга. По кто знаетъ сколько въ этомъ правды?
   -- Конечно. Да, кажется, и нужды-то нѣтъ знать.
   -- Я то же самое говорю,-- замѣтила Плезантъ.-- Дай Богъ здоровья матросамъ! У нихъ и безъ того денежка не держится.
   -- Что правда, то правда! Деньги легко выжать изъ нихъ и безъ боя,-- сказалъ незнакомецъ.
   -- Разумѣется можно.-- сказала Плезантъ:-- они потомъ опять пойдутъ себѣ въ море и опять разживутся. Имъ всего лучше не сидѣть долго на берегу. На морѣ имъ самое настоящее житье.
   -- Я скажу вамъ для чего я это разспрашиваю,-- продолжалъ посѣтитель, поднявъ глаза отъ огня -- Я однажды самъ поплатился въ этомъ родѣ и былъ брошенъ замертво.
   -- Нѣтъ?-- сказала Плезантъ.-- Гдѣ это случилось?
   -- Случилось,-- отвѣчалъ незнакомецъ, съ видомъ припоминанія, приложивъ правую руку къ подбородку и опуская другую въ карманъ своей толстой, верхней одежды,-- случилось гдѣ-то около этихъ мѣстъ, кажется. Я не думаю, чтобы это было дальше мили отсюда.
   -- Пьяны что ли были?-- спросила Плезантъ.
   -- Меня подпоили, только не добрымъ пойломъ. Я не то, чтобы пилъ, вы понимаете: одного глотка было достаточно.
   Плезантъ съ строгимъ видомъ покачала головой, показывая, что она понимаетъ процессъ, по положительно не одобряетъ его.
   -- Честная торговля одно дѣло,-- сказала она,-- а это ужъ другое. Эдакъ-то никто не имѣетъ права торговать съ Джакомъ {Такъ англичане называютъ матросовъ, какъ у насъ, напримѣръ, называютъ извозчиковъ Ваньками.}.
   -- Такое чувство дѣлаетъ вамъ честь,-- замѣтилъ незнакомецъ съ суровою улыбкой и шопотомъ прибавилъ:-- тѣмъ болѣе что отецъ твой въ такомъ чувствѣ неповиненъ.-- Да, плохо мнѣ приходилось въ то время Я все потерялъ, но страшно боролся за жизнь, какъ ни былъ слабъ.
   -- Добились ли вы наказанія виновныхъ?-- спросила Плезантъ.
   -- Наказаніе послѣдовало ужасное,-- сказалъ незнакомецъ гораздо серіознѣе,-- но не я навлекъ его.
   -- Кто же?-- спросила Плезантъ.
   Незнакомецъ указалъ вверхъ своимъ пальцемъ, потомъ тихо опустивъ руку, приложилъ ее снова къ подбородку и попрежнему сталъ глядѣть на огонь камина. Направивъ на него свой наслѣдованный отъ родителя глазъ, Плезантъ Райдергудъ чувствовала въ себѣ все больше и больше безпокойства: вся манера его была такъ таинственна, такъ сурова, такъ самоувѣренна.
   -- Такъ ли, сякъ ли,-- сказала Плезантъ,-- я рада, что злодѣй наказанъ, и прямо говорю это. Оттого-то и идетъ худая молва про честную торговлю съ моряками. Я всегда за моряковъ готова заступаться. Я въ этомъ по матери пошла: покойница была такихъ же объ этомъ мыслей, какъ и я. "Честныя торговля", говаривала моя мать, "хорошее дѣло, а разбой и душегубство дурное".
   По части торговли миссъ Плезантъ взяла бы, и дѣйствительно брала, когда могла, тридцать шиллинговъ въ недѣлю за квартиру ее столомъ, за которую и пяти было бы жаль; точно на такихъ же основаніяхъ и деньги, ссужала она подъ залогъ; но все-таки совѣсть ея была настолько щекотлива и настолько еще было въ не" человѣколюбія, что, какъ только выступала она изъ сферы своихъ коммерческихъ воззрѣній, тотчасъ же дѣлалась защитницею моряковъ даже противъ своего отца, которому во всемъ другомъ рѣдко сопротивлялась.
   Но она не успѣла договорить свой рѣчи, какъ раздался сердитый голосъ ея отца: "Ну, попугай-болтушка!" и отцовская шляпа полетѣла ей въ лицо. Привыкши къ такимъ изъявленіямъ родительской нѣжности, Плезантъ только отерла себѣ лицо волосами (которые, само-собою разумѣется, разсыпались) и потомъ закрутила ихъ на затылкѣ. Это была еще другая ухватка, общая всѣмъ дамамъ Лощины, и къ которой прибѣгали въ то время, когда воспламенялись словесными и кулачными объясненіями.
   -- Хоть убей, не повѣрю, чтобы гдѣ-нибудь нашелся подъ пару тебѣ другой такой попугай!-- проворчалъ мистеръ Райдергудъ, нагибаясь; чтобы поднять свою шляпу, и примѣряясь головою и правымъ локтемъ толкнуть дочь: деликатный вопросъ о грабежахъ, которымъ подвергаются моряки, всегда страшно сердилъ его, а теперь къ тому же онъ былъ не въ духѣ.-- О чемъ ты теперь попугайничаешь? Или тебѣ нечего дѣлать, какъ стоять, склавши руки, и попугайничать всю ночь?
   -- Оставьте ее,-- сказалъ незнакомецъ.-- Она только перемолвилась со мною.
   -- Оставьте-ка ее вы сами въ покоѣ!-- возразилъ мистеръ Райдергудъ, оглянувъ его съ головы до ногъ.-- Извѣстно вамъ, что она мнѣ дочь?
   -- Да.
   -- А извѣстно ли вамъ, что я не люблю, чтобы дочь моя попугайничала? Извѣстно ли вамъ, что я ни съ кѣмъ попугайничанья не терплю? Да и кто бы вы такой сами, и чего бы вамъ такого здѣсь было нужно?
   -- На это я буду отвѣчать вамъ не прежде, какъ вы ротъ свой зажмете,-- возразилъ незнакомецъ сердито.
   -- Хорошо, -- сказалъ мистеръ Райдергудъ, стихнувъ немного.-- Я, пожалуй, замолчу, чтобы послушать. Только чуръ не попугайничать со мною.
   -- Хотите промочить горло?-- спросилъ незнакомецъ тѣмъ же тономъ, отрывистымъ и рѣзкимъ отвѣтивъ ему взглядомъ на взглядъ.
   -- Какъ не хотѣть! Всякому хочется промочить горло,-- сказалъ мистеръ Райдергудъ, очевидно негодуя на несообразность вопроса.
   -- Чего же хотите вы выпить?-- спросилъ незнакомецъ.
   -- Хересу, -- отвѣчалъ мистеръ Райдергудъ такимъ же рѣзкимъ тономъ,-- если къ тому способы имѣете.
   Незнакомецъ опустилъ руку въ свой карманъ, вынулъ полусоверенъ {Золотая монета въ десять шиллинговъ.} и попросилъ миссъ Плезантъ сдѣлать ему одолженіе сходить за бутылкой вина.-- Да чтобъ пробка была цѣла,-- прибавилъ онъ съ удареніемъ, смотря на ея отца,
   -- Я готовъ присягнуть, -- пробормоталъ мистеръ Райдергудъ,-- медленно распускаясь въ мрачную улыбку,-- что вы знаете, какъ дѣла дѣлаются. Да ужъ не были ли мы съ вами знакомы? И-и-нѣтъ, я васъ не знаю.
   Незнакомецъ отвѣтилъ:-- Нѣтъ, не знаете.
   Такъ про стояли они, смотря угрюмо другъ на друга, пока Плезантъ не возвратилась.
   -- Тамъ на полкѣ рюмки,-- сказалъ Райдергудъ своей дочери.-- Подай мнѣ ту, что безъ ножки. По мнѣ такая хороша, я вѣдь въ потѣ лица снискиваю себѣ пропитаніе.
   Это звучало очень скромно, по вскорѣ оказалось, что такъ какъ не было возможности поставить рюмку прямо, пока въ ней что-нибудь находилось, то и требовалось осушить ее такъ же скоро, какъ она наполнялась, и мистеръ Райдергудъ изловчался пить въ пропорціи трехъ къ одному.
   Съ такимъ Фортуновымъ кубкомъ въ рукѣ, мистеръ Райдергудъ сидѣлъ по одну сторону стола передъ каминомъ, а неизвѣстный человѣкъ по другую. Плезантъ занимала стулъ между имъ и каминомъ. Задній планъ, состоявшій изъ платковъ, куртокъ, рубахъ, шляпъ и другихъ старыхъ вещей, находившихся "въ закладѣ", представлялъ какое-то смутное подобіе слушающихъ людей, въ особенности въ тѣхъ мѣстахъ, гдѣ лоснилась какая-нибудь пара платья съ висѣвшею надъ нею шляпою, точь-въ-точь походя на матроса, обернувшагося спиною къ компаніи и пріостановившагося, чтобы подслушать, что говорилось, съ надѣтою въ половину курткой, вздернутою на плечахъ подъ самыя уши.
   Посѣтитель сперва подержалъ бутылку противъ свѣчи и потомъ осмотрѣлъ верхушку пробки. Удостовѣрившись, что она не попорчена, онъ медленно вынулъ изъ своего бокового кармана ржавый складной ножъ и штопоромъ въ его ручкѣ раскупорилъ вино Сдѣлавъ это, онъ посмотрѣлъ на пробку, вывинтилъ изъ нея штопоръ, положилъ то и другое отдѣльно на столъ и кончикомъ своего, по-матросски завязаннаго галстуха, вытеръ внутри горлышка бутылки. Все это производилось неторопливо, съ разстановкою.
   Въ началѣ Райдергудъ сидѣлъ съ рюмкой, выставленною впередъ на всю длину его руки и готовою для наполненія, въ то время какъ чрезвычайно медлительный незнакомецъ, повидимому, былъ погруженъ въ свои приготовленія. По постепенно Райдергудова рука отодвигалась назадъ, а рюмка все опускалась и опускалась до тѣхъ поръ, пока онъ не поставилъ ее вверхъ дномъ на столъ. Точно также постепенно его вниманіе сосредоточивалось на ножѣ, и когда незнакомецъ сталъ наклонять бутылку для наполненія рюмокъ, Райдергудъ всталъ, каклонился черезъ столъ, чтобы лучше вглядѣться въ ножъ, и, выпучивъ глаза, перевелъ ихъ съ ножа на незнакомца.
   -- Что такое?-- спросилъ посѣтитель.
   -- А то, что этотъ ножикъ мнѣ знакомъ!-- сказалъ Райдергудъ.
   -- Пожалуй, что и знакомъ.
   Онъ подалъ ему знакъ подставить свою рюмку и налилъ. Райдергудь осушилъ ее до послѣдней капли и заговорилъ опять.
   -- Этотъ самый ножикъ...
   -- Постойте,-- сказалъ незнакомецъ спокойно.-- Я хотѣлъ выпить за здоровье вашей дочери. Ваше здоровье, миссъ Райдергудъ!
   -- Этотъ самый ножикъ былъ ножикъ одного моряка, Джорджа Радфута, по имени.
   -- Точно такъ.
   -- Этотъ морякъ былъ мнѣ хорошо знакомъ.
   -- Точно такъ.
   -- Что съ нимъ случилось?
   -- Смерть приключилась. Смерть пришла къ нему въ самомъ дурномъ видѣ. На него страшно было смотрѣть послѣ того.
   -- Послѣ чего?-- сказалъ Райдергудъ, нахмурившись.
   -- Послѣ того, какъ его убили.
   -- Убили! Кто убилъ его?
   Отвѣтивъ только пожатіемъ плечъ, незнакомецъ палилъ рюмк съ отшибленною ножкой. Райдергудъ опорожнилъ ее, переводя ci озадаченнымъ видомъ свой взоръ съ дочери на посѣтителя.
   -- Вы не хотите ли сказать честному человѣку...-- началъ было онъ, держа пустую рюмку, какъ глаза его остановились на верхней одеждѣ незнакомца. Онъ перегнулся черезъ столъ, дотронулся до рукава, отвернулъ одинъ изъ обшлаговъ, чтобы взглянуть на подкладку (причемъ незнакомецъ, въ своемъ невозмутимомъ спокойствіи, не оказывалъ ему никакого сопротивленія), и потомъ воскликнулъ:
   -- Мнѣ думается, что и куртка съ Джорджа Радфута!
   -- Правда. Она была на немъ въ то время, какъ вы въ послѣдній разъ его видѣли, въ послѣдній разъ, послѣ котораго больше не увидите въ этомъ мірѣ.
   -- Мнѣ думается, вы хотите сказать мнѣ прямо въ лицо, что вы его убили!-- воскликнулъ Райдергудъ; но, несмотря на это, подставилъ опятъ рюмку.
   Незнакомецъ отвѣчалъ опять только однимъ пожатіемъ плечъ и не обнаружилъ никакихъ признаковъ смущенія.
   -- Хоть издохнуть, если я понимаю этого младенца!-- сказалъ Райдергудъ, посмотрѣвъ на него во всѣ глаза и плеснувъ послѣднюю рюмку себѣ въ горло.-- Ну-те-ка, объясните, какъ намъ понимать васъ. Скажите что-нибудь пояснѣе.
   -- Извольте, скажу,-- отвѣтилъ незнакомецъ, наклоняясь черезъ столъ и говоря тихимъ, но яснымъ голосомъ.-- Какой же вы лжецъ!
   Честный человѣкъ всталъ и сдѣлалъ движеніе, какъ будто бы собираясь бросить рюмку въ лицо незнакомцу. Но незнакомецъ даже не моргнулъ и только погрозился указательнымъ пальцемъ, и честная душа снова сѣла и поставила свою рюмку.
   -- Когда вы ходили къ тому адвокату, что въ Темплѣ, съ выдуманною исторіей,-- сказалъ незнакомецъ,-- вы, кажется, ваодили сильныя подозрѣнія на одного изъ вашихъ пріятелей; помните, кажется, такъ?
   -- Я взводилъ подозрѣніе? На какого моего пріятеля?
   -- Скажите-ка мнѣ опять, чей это ножъ?-- спросилъ незнакомецъ.
   -- Онъ принадлежалъ тому, кого я назвалъ, -- сказалъ Райдергудъ, тупоумно избѣгая произнести самое имя.
   -- Опятъ скажите мнѣ, чья была эта куртка?
   -- Эта одежда тоже принадлежала тому, кого я назвалъ,-- слова уклонился Райдергудъ, будто при судебномъ допросѣ въ Олдъ-Бели {Old-Baily -- судъ въ Лондонѣ, для разбора важныхъ уголовныхъ преступленій, собирающійся ежемѣсячно на пять, на шесть дней въ помѣщеніи, смежномъ съ Ньюгетскою тюрьмой.}.
   -- Я подозрѣваю, что вы приписали ему всю честь дѣла и отнесли къ его ловкости то, что онъ скрылся. Ловкимъ дѣломъ было бы съ его стороны возвратиться хоть на минуту на свѣтъ Божій. Ловко было бы, еслибь онъ не скрылся.
   -- Нѣтъ, это ужъ черезчуръ, -- заворчалъ мистеръ Райдергудъ,-- когда нахалы, одѣтые въ платье мертвыхъ людей и вооруженные ножами мертвыхъ людей, приходятъ къ честнымъ людямъ, которые снискиваютъ себѣ пропитаніе въ потѣ лица, и взводятъ такого рода обвиненія ни съ того, ни съ сего! Зачѣмъ мнѣ было подозрѣвать его?
   -- Потому что вы знали его,-- отвѣчалъ незнакомецъ,-- потому что вы были заодно съ нимъ и знали его истинный характеръ подъ хорошею наружностью; потому что въ ту ночь, которую вы послѣ, по имѣвшимся причинамъ, считали ночью убійства, онъ приходилъ сюда тѣмъ же самымъ часомъ, какъ оставилъ свой корабль въ докахъ, и спрашивалъ у васъ, гдѣ бы найти ему комнату. Не было ли съ нимъ еще кого-нибудь?
   --Я готовъ дать во вѣки вѣковъ нерушимую присягу, что васъ съ нимъ не было,-- отвѣчалъ Райдергудъ.-- Вы что-то громко поговариваете, скажу я вамъ, а дѣльцо-то черненько смотритъ. Вы обвиняете меня въ томъ, что Джорджъ Радфутъ пропалъ безъ вѣсти, и что про него забыли. Но для матроса это ничего но значитъ. Такихъ всегда наберется не мало, которые пропадаютъ безъ вѣсти, потому что они нанимаются на корабли подъ разными именами и уходятъ въ море, да и мало ли что, и опять появляются въ здѣшнихъ мѣстахъ. Объ этомъ никто и не заботится. Спросите мою дочь. Вы попугайничали же съ нею, пока меня здѣсь не было: попугайничайте съ нею теперь и объ этомъ. Вы подозрѣваете, что я на него подозрѣнія имѣю. А вы говорите лучше о томъ, имѣю ли на васъ подозрѣнія? Вы говорите мнѣ, что Джоржъ Радфутъ убитъ. Я васъ спрашиваю, кто же это сдѣлалъ, и какъ вы объ этомъ знаете? У васъ его ножикъ, на васъ его куртка. Спрашиваю, какъ они вамъ достались. Передайте-ка мнѣ сюда бутылку!-- Тутъ мистеръ Райдергудъ, повидимому впалъ въ добродѣтельное заблужденіе, что бутылка -- его собственность.
   -- А ты,-- прибавилъ онъ, обратившись къ своей дочери,-- еслибы не было жалко тратить такого хорошаго хереса, такъ я швырнулъ бы бутылку въ тебя за попугайничанье съ этимъ человѣкомъ. Черезъ попугайничанье этотъ народъ и набирается своихъ подозрѣній. А вотъ я такъ уликами докажу. Я человѣкъ честный, хлѣбъ свой ѣмъ въ потѣ лица.
   Тутъ онъ снова налилъ рюмку съ отшибленною ножкой и, проглатывая одну половину отпитаго изъ нея вина, смотрѣлъ на другую половину, побалтывая ее въ рюмкѣ; между тѣмъ какъ Плезантъ, которой симпатическіе волосы тотчасъ распустились, когда отецъ обратился къ ней, убирала ихъ, какъ закручиваютъ хвостъ лошади, отправляемой на базаръ для продажи.
   -- Ну, кончили вы?-- спросилъ незнакомецъ.
   -- Нѣтъ,-- сказалъ Райдергудъ.-- До конца далеко. Слушайте! Я хочу знать, какъ приключилась смерть Джорджу Радфуту, и какъ достались вамъ его пожитки.
   -- Если вы когда-нибудь это узнаете, то узнаете не теперь.
   -- А потомъ я хочу знать,-- продолжалъ Райдергудъ,-- не намѣрены ли вы кого-нибудь обвинять и въ этомъ смертоубійствѣ, какъ бишь оно называется?
   -- Гармоново убійство, батюшка,-- подсказала Плезантъ
   -- Не попугайничать!-- заревѣлъ онъ въ отвѣть.-- Держи языкъ за зубами! Я хочу знать, сэръ, не намѣрены ли вы въ этомъ смертоубійствѣ уличать Джорджа Радфута?
   -- Если вы это когда-нибудь узнаете, то узнаете не теперь.
   -- Можетъ быть, вы то это дѣло и сдѣлали?-- спросилъ Райдергудъ съ угрожающимъ движеніемъ.
   -- Только я одинъ знаю,-- отвѣчалъ незнакомецъ, грозно покачавъ головою,-- тайну этого преступленія. Только я одинъ знаю, что сплетенная вами исторія не имѣетъ въ себѣ правды. Только я одинъ знаю, что она должна быть во всѣхъ отношеніяхъ ложная, и вы сами знаете, что она во всѣхъ отношеніяхъ ложная. Я пришелъ сюда сегодня, чтобы сказать вамъ только это изъ всего, что мнѣ извѣстно, не больше.
   Мистеръ Райдергудъ, смотря своимъ косымъ глазомъ на посѣтителя, задумался на нѣсколько минутъ, а потомъ снова налилъ рюмку и вылилъ заключавшееся въ ней вино себѣ въ горло въ три пріема.
   -- Затвори дверь лавки!-- сказалъ онъ потомъ своей дочери, вдругъ поставивъ на столъ рюмку.-- Запри на замокъ и стань у двери! Если все это вы знаете, сэръ,-- говоря это, онъ помѣстился между посѣтителемъ и дверью,-- то почему не ходили вы къ законнику Ляйтвуду?
   -- Это тоже только я одинъ знаю, -- былъ хладнокровный отвѣтъ.
   -- Развѣ вамъ неизвѣстно, что если вы сами этому дѣлу не причастны, то можете зашибить до десяти тысячъ фунтовъ, если покажете, кто это дѣло сдѣлалъ?-- спросилъ Райдергудъ.
   -- Очень хорошо знаю, и когда зашибу эти деньги, то подѣлюсь съ вами.
   Честный человѣкъ призадумался; онъ придвинулся поближе къ посѣтителю и подальше отъ двери.
   -- Я знаю это,-- повторилъ спокойно незнакомецъ,-- такъ же хорошо, какъ знаю и то, что вы съ Джорджемъ Радфутомъ дѣйствовали вмѣстѣ не въ одномъ черномъ дѣлѣ, такъ же, какъ я знаю и то, что вы, Роджеръ Райдергудъ, злоумышляли противъ невиннаго человѣка, чтобы получить цѣну крови, и такъ же, какъ я знаю, что могу уличить васъ въ обоихъ преступленіяхъ, и, клянусь, я сдѣлаю это и буду самолично противъ васъ свидѣтельствовать, если вы меня къ тому принудите!
   -- Батюшка!-- закричала Плезантъ, стоя у двери.-- Не сердите его! Уступите ему! Не впутывайтесь въ хлопоты, батюшка!
   -- Перестанешь ли ты попугайничать, слышишь?-- закричалъ мистеръ Райдергудъ. Потомъ ублажающимъ, пресмыкающимся голосомъ онъ продолжалъ, обращаясь къ незнакомцу:-- Послушайте сэръ! Вы не сказали, чего вы хотите отъ меня. Вы прежде скажите, чего отъ меня желаете.
   -- Я желаю немногаго,-- сказалъ незнакомецъ.-- Вы лжесвидѣтельствовали на невиннаго человѣка, чтобы получить цѣну крови. Вы должны взять назадъ свои показанія.
   -- Хорошо; но, господинъ подшкиперъ...
   -- Не называйте меня такъ.
   -- Такъ капитанъ,-- настаивалъ мистеръ Райдергудъ;-- вотъ вамъ!.. Вы не противъ, чтобы васъ называли капитаномъ? Это почетный титулъ, да и вы походите на капитана. Капитанъ! Этотъ человѣкъ не умеръ? Я спрашиваю по чести -- развѣ Гафферъ умеръ?
   -- Да,-- нетерпѣливо отвѣчалъ незнакомецъ,-- онъ умеръ. Что же изъ этого?
   -- Могутъ ли слова повредить умершему человѣку, капитанъ? Я спрашиваю васъ по чести.
   -- Они могутъ повредить памяти умершаго человѣка и могутъ повредить его живымъ дѣтямъ. Сколько дѣтей было у этого человѣка?
   -- То есть у Гаффера, капитанъ?
   -- О комъ же другомъ говоримъ мы?-- отозвался незнакомецъ, двинувъ своею ногой, какъ будто ему показалось, что Рогъ Райдергудъ начиналъ точно также пресмыкаться предъ нимъ тѣломъ, какъ пресмыкался душою, и что нужно было оттолкнуть его.-- Я слышалъ о дочери и о сынѣ. Я спрашиваю для свѣдѣнія. Я спрашиваю вашу дочь; я предпочитаю говорить съ ней. Сколько дѣтей оставилъ Гексамъ?
   Плезантъ взглянула на отца, какъ будто желая спросить его, можно ли отвѣчать, и тутъ этотъ честный человѣкъ закричалъ гнѣвно:
   -- Что же ты, чортъ тебя возьми, не отвѣчаешь капитану? Ты умѣешь попугайничать, когда твоей болтовни никто не требуетъ! Мерзавка!
   Поощренная такимъ образомъ, Плезантъ объяснила, что послѣ него остались упомянутая дочь Лиза и одинъ сынъ. Люди хорошіе, прибавила она.
   -- Ужасно, если какое-нибудь безчестье падетъ на нихъ, -- сказалъ посѣтитель, котораго мысль эта до того взволновала, что онъ всталъ и началъ ходить взадъ и впередъ, говоря въ полголоса:-- это ужасно! Какъ можно было предвидѣть это?-- Потомъ онъ остановился и громко спросилъ:-- Гдѣ они живутъ?
   Плезантъ далѣе объяснила, что только дочь жила при отцѣ въ то время, какъ послѣдовала его случайная смерть, и что она тотчасъ послѣ того покинула околодокъ.
   -- Это я знаю,-- сказалъ незнакомецъ: -- я самъ былъ въ томъ мѣстѣ гдѣ они жили, когда производилось слѣдствіе. Нельзя ли вамъ какъ-нибудь стороной разузнать для меня, гдѣ она живетъ теперь?
   Плезантъ безъ всякихъ затрудненій обѣщала пополнить его желаніе; она говорила, что легко можетъ сдѣлать это, и притомъ не позже, какъ черезъ день. Посѣтитель сказалъ, что это будетъ хорошо, и что онъ возвратится къ ней за нужными для него свѣдѣніями, въ полной увѣренности получить ихъ. Райдергудъ слушалъ разговоръ молча и теперь покорно отнесся къ капитану:
   -- Капитанъ! Что бы я тамъ ни говорилъ о Гафферѣ, но нужно сказать, что онъ былъ порядочный мошенникъ, и ремесло его было воровское ремесло. Также и то, когда я ходилъ къ тѣмъ двумъ почтеннѣйшимъ, къ законнику Ляйтвуду и другому почтеннѣйшему, я, можетъ статься, немножко черезъ край хватилъ, такъ какъ было мое душевное желаніе помочь правосудію; значитъ, я очень чувствомъ увлекся: кладъ самъ въ руки навертывался, а дома семейство сидитъ, хлѣба проситъ. Да еще и то, кажется, и вино-то у тѣхъ двухъ почтеннѣйшихъ было -- не скажу подмѣшанное, но такое, что для головы ужъ не совсѣмъ-то здорово. Да еще вотъ что, капитанъ, вотъ что надо попомнить: развѣ я горой стоялъ за свои слова и развѣ я такъ смѣло говорилъ тѣмъ двумъ почтеннѣйшимъ: почтеннѣйшіе, я на своемъ стою и крѣпко держусь за свои слова: что, значитъ, показалъ, то твердо? Нѣтъ. Я говорилъ по душѣ, откровенно, безъ всякихъ изворотовъ, замѣтьте, капитанъ. Я, можетъ статься, ошибаюсь, но я могъ думать такъ; можетъ статься, я въ чемъ и ошибаюсь, можетъ, что и не такъ было, я не присягну за всякое слово, и ужъ лучше подлецомъ меня назовите, а ужъ не присягну. Все это точно такъ тогда я и говорилъ, сколько помнится, заключилъ мистеръ Райдергудъ, съ такимъ видомъ, какъ будто спъ предъявлялъ свой аттестатъ. Обо мнѣ и въ правду ходитъ недобрая слава, даже и вы, капитанъ, должно быть тоже не хорошо обо мнѣ думаете; но ужъ пусть лучше такъ будетъ, а ложной присяги не дамъ. Вотъ вамъ и все, и если это заговоръ, такъ назовите меня заговорщикомъ.
   -- Вы должны подписать бумагу,-- сказалъ посѣтитель, мало обратившій вниманія на эту рѣчь,-- что все ваше показаніе было совершенно ложное, и она будетъ передана бѣдной дѣвушкѣ, принесу ее съ собою для вашей подписи, когда опять приду сюда къ другой разъ.
   -- Когда же можно будетъ ожидать васъ, капитанъ?-- спросилъ Райдергудъ, снова въ недоумѣніи становясь между имъ и дверью.
   -- Очень скоро. Не обману, не бойтесь.
   -- Не пожелаете ли вы оставить мнѣ ваше имя, капитанъ
   -- Нѣтъ, нисколько. Я такого желанія не имѣю.
   -- Должны, это немножко жесткое слово, капитанъ,-- продолжалъ Райдергудъ, все еще слабо держась между имъ и дверью, въ то время, какъ посѣтитель направился къ ней.-- Когда вы говорите человѣку, чти онъ долженъ подписать и со, и другое, и третье, капитанъ, вы приказываете ему какъ будто бы свысока. Скажите сами, не такъ ли это?
   Незнакомецъ остановился и сердито взглянулъ ему въ глаза.
   -- Батюшка, батюшка!-- умоляла Плезантъ, отъ двери, положивъ незанятую, нервно дрожавшую руку на губы,-- перестаньте! Не накликайте на себя еще больше хлопотъ!
   -- Дослушайте меня, капитанъ, дослушайте! Я еще одно хотѣлъ сказать вамъ, капитанъ, прежде чѣмъ вы уйдете,-- продолжалъ подлый мистеръ Райдергудъ, давая ему дорогу, я хотѣлъ только вамъ напомнить вашу хорошую рѣчь насчетъ награды.
   -- Когда я получу награду,-- сказалъ незнакомецъ такимъ тономъ, въ которомъ очень ясно слышалось нѣчто вродѣ: собака!-- въ ней и вамъ будетъ доля.
   Посмотрѣвъ еще разъ пристально на Райдергуда, онъ опять сказалъ пониженнымъ голосимъ, но на этотъ разъ какъ будто бы мрачно дивясь такому совершенному олицетворенію зла,-- какой же вы лжецъ! И кивнувъ головою раза два или три послѣ этого комплимента, вышелъ изъ лавки. Но онъ ласково пожелалъ доброй ночи миссъ Плезантъ.
   Честный человѣкъ, снискивающій пропитаніе въ потѣ своего лица, остался въ состояніи близкомъ къ одурѣнію, пока рюмка съ отшибенною ножкой и недоконченная бутылка не пробрались въ его сознаніе. Изъ своего сознанія онъ препроводилъ ихъ въ свои руки, а изъ нихъ уже препроводилъ остатки вина въ свой желудокъ Когда это было сдѣлано, онъ очнулся съ яснымъ понятіемъ, что попугайничанье было единственною причиной всего случившагося. Поэтому, чтобъ не оплошать въ исполненіи своей родительской обязанности, онъ бросилъ пару морскихъ сапоговъ въ Плезантъ, для избѣжанія которыхъ она нырнула въ воздухѣ и потомъ заплакала, бѣдняжка, утираясь волосами, будто карманнымъ платкомъ.
   

XIII. Соло и дуэтъ.

   Вѣтеръ дулъ такъ сильно, когда посѣтитель выходилъ изъ двери лавки въ темноту и грязь Лощины Известковаго Амбара, что почти вдунулъ его въ нее обратно. Двери сильно хлопали; пламя въ фонаряхъ колыхалось и едва не гасло; вывѣски гремѣли; вода, вырываемая бурей изъ канавокъ, дождемъ разсыпалась во всѣ стороны. Незнакомецъ, равнодушный къ ненастью и даже предпочитавшій его хорошей погодѣ за то, что оно очищаетъ улицы отъ народа, посмотрѣлъ вокругъ себя пытливыми глазами. "Все это мнѣ знакомо", проговорилъ онъ. "Я ни разу не былъ здѣсь съ самой той ночи и ни разу не былъ прежде той ночи, но все-таки узнаю мѣсто. Какое же направленіе мы взяли, когда вышли изъ лавки? Мы повернули направо, какъ и я теперь повернулъ, по больше я не могу припомнить. Не по этому ли переулку мы пошли? Или по этому закоулку?"
   Онъ попробовалъ пройти и по тому, и по другому; но и тотъ, и другой сбивали его въ одинаковой степени, и онъ, блуждая по нимъ, пришелъ на прежнее мѣсто. "Я помню шесты, выдвинутые изъ верхнихъ окопъ, и развѣшанное на нихъ для просушки бѣлье; помню низенькій трактиръ, за нимъ -- узенькій пассажъ {Passage. Пассажами въ Лондонѣ, какъ и вообще въ большихъ англійскихъ городахъ, называются узкіе непроѣзжіе переулочки для пѣшеходовъ, иногда застроенные сверху, иногда же открытые.} и долетавшіе до меня изъ этого пассажа звуки визгливой скрипки и топотъ йогъ. И о все это есть и въ этомъ переулкѣ, есть и въ этомъ закоулкѣ. Въ памяти ничего другого не осталось, кромѣ стѣны, темнаго входа, оборотовъ лѣстницы и комнаты".
   Онъ попробовалъ пойти по другому направленію, но и тутъ ничего не могъ разобрать: стѣнъ, темныхъ входовъ, оборотовъ лѣстницъ и комнатъ было слишкомъ много. И подобно большей части заблхдившихея людей, онъ все дѣлалъ и дѣлалъ новые круги и опять приходилъ на прежнее мѣсто.
   "Все это очень походитъ на читанные много разсказы о побѣгахъ изъ темницъ, когда небольшое пространство для перехода бѣглецовъ представляется имъ ночью въ видѣ огромнаго круглаго пространства, но которому они блуждаютъ какъ бы въ силу какого-то сокровеннаго закона".
   Тутъ онъ пересталъ быть человѣкомъ съ пеньковыми волосами, пеньковыми бакенбардами, какимъ его видѣла миссъ Плезантъ Райдергудъ, и, все еще оставаясь закутаннымъ въ морскую верхнюю одежду, сдѣлался такъ похожъ на безслѣдно пропавшаго мистера Юлія Гандфорда, какъ никогда еще ни одинъ человѣкъ въ мірѣ не походилъ на другого человѣка. Онъ положилъ въ боковой карманъ верхней одежды свои щетинистые волосы и бакенбарды, въ ту минуту какъ благопріятный вѣтеръ устроилъ ему уединенное мѣсто, разогнавъ всѣхъ прохожихъ. Но въ эту же самую минуту онъ превратился въ секретаря мистера Боффина, потому что и Джонъ Роксмитъ, съ своей стороны, такъ походилъ на безслѣдно пропавшаго мистера Юлія Гандфорда, какъ никогда еще ни одинъ человѣкъ въ мірѣ столько не походилъ на другого человѣка.
   "Я не найду нити, ведущей къ мѣсту моей смерти,-- проговорилъ онъ; но въ этомъ теперь нѣтъ большой нужды. Во всякомъ случаѣ, рискнувъ открыть дѣло, отважившись пробраться сюда, я былъ бы радъ прослѣдить хотя часть пути".
   Съ этими странными словами онъ отказался отъ поиска, вышелъ изъ Лещины Известковаго Амбара и выбралъ путь мимо церкви. Онъ остановился у большихъ желѣзныхъ воротъ церковнаго двора и заглянулъ въ него. Онъ посмотрѣлъ вверхъ на высокую башню, какъ она, подобная привидѣнію, сопротивлялась вѣтру; посмотрѣлъ вокругъ на бѣлые могильные камни, очень походившіе на мертвецовъ въ саванахъ, и насчиталъ девять ударовъ часового колокола.
   "Мрачною, бурною ночью смотрѣть на кладбище, и чувствовать, что я столько же занимаю мѣсто между живыми людьми, какъ и эти мертвые, и даже знать, что я погребенъ гдѣ-то, какъ и они здѣсь погребены,-- это такое чувство, которое немногимъ смертнымъ дано испытать. Никакъ не могу привыкнуть къ нему. Духъ, когда-то бывшій человѣкомъ, едва ли почувствовалъ бы себя болѣе чуждымъ или одинокимъ, блуждая незримо среди живыхъ людей, нѣмъ я себя чувствую.
   "Но это одна лишь мечтательная сторона положенія. Оно имѣетъ и свою дѣйствительную сторону, до того трудную, что я хотя и думаю о ней каждый день, однако, никакъ не могу додуматься до конца. Дай попробую додумать все до конца, или домой. Я сознаю, что избѣгаю этого, какъ и многіе люди -- пожалуй даже, какъ большинство людей,-- избѣгаютъ думать о своемъ пути, именно въ тѣхъ пунктахъ, гдѣ онъ встрѣчается съ наибольшими затрудненіями. Попытаюсь принудить себя. Не уклоняйся, Джонъ Гармонъ, не уклоняйся! Додумай все до конца!..
   "Когда я возвратился въ Англію, привлеченный въ эту страну, съ которою у меня не было иной связи, кромѣ самыхъ несчастныхъ воспоминаній,-- привлеченный извѣстіями о моемъ богатомъ наслѣдствѣ, отыскавшемъ меня за границею, я вышелъ на берегъ, чуждаясь отцовскихъ денегъ, чуждаясь отцовской памяти, опасаясь, что мнѣ навяжутъ купленную жену, опасаясь намѣренія моего отца понудить меня къ такому браку, опасаясь, что мною овладѣетъ, что мною уже овладѣваетъ духъ скряжничества, что во мнѣ можетъ ослабѣлъ признательность къ двумъ дорогимъ, благороднымъ, честнымъ друзьямъ, которые были единственнымъ солнечнымъ лучомъ въ моей дѣтской жизни или въ жизни моей несчастной сестры. Я возвратился съ робостью, съ недоумѣніемъ, боясь самого себя, боясь всѣхъ другихъ, не зная ничего, кромѣ несчастій, причиненныхъ богатствомъ отца... Теперь, постой, выясни это, Джонъ Гармонъ. Такъ ли это? Совершенно такъ.
   "На кораблѣ, въ качествѣ третьяго подшкипера, служилъ Джорджъ Радфутъ. Я ничего не зналъ о немъ. Имя его стало мнѣ извѣстно почти за недѣлю предъ тѣмъ, какъ мы отплыли, потому только, что одинъ изъ приказчиковъ корабельнаго агента назвалъ меня мистеръ Радфутъ. Это случилось однажды, какъ я взошелъ на корабль, чтобы взглянуть на свои приготовленія къ отъѣзду; приказчикъ, подойдя ко мнѣ сзади, въ то время, какъ я стоялъ на палубѣ, тронулъ меня по плечу и сказалъ: "Мистеръ Радфутъ, взгляните", и указалъ на какія-то бумаги, находившіяся у него въ рукѣ. Мое же имя стало извѣстно въ первый разъ Радфуту, когда другой приказчикъ, чрезъ день или два, въ то время, какъ корабль еще стоялъ въ гавани, подойдя къ нему сзади, тронулъ его по плечу, съ словами: "Извините, мистеръ Гармонъ". Я полагаю, мы походили одинъ на другого ростомъ и сложеніемъ, но ничѣмъ другимъ, и что мы не были поразительно схожи даже и въ этомъ отношеніи, еслибы насъ поставили рядомъ и сравнили.
   "Какъ бы то ни было, два три обычныя слова по поводу этихъ ошибокъ легко послужили поводомъ къ знакомству. Погода стояла жаркая, и онъ помогъ мнѣ помѣститься въ прохладной каютѣ на палубѣ, возлѣ своей; кромѣ того, первое школьное образованіе онъ получилъ въ Брюсселѣ такъ же, какъ и я; онъ выучился тамъ французскому языку, какъ и я ему выучился тамъ, и онъ могъ разсказать маленькую исторію о своей жизни -- Богъ знаетъ насколько справедливую или ложную, но все-таки походившую отчасти на мою собственную. Я же притомъ былъ когда-то морякомъ. Такимъ образомъ между нами установилась короткость, и тѣмъ скорѣе, что какъ онъ, такъ и всѣ прочіе на кораблѣ знали, вслѣдствіе общей молвы, для какой цѣли предпринялъ я путешествіе въ Англію. Мало-по-малу онъ узналъ мое безпокойство и мое желаніе взглянуть на предназначавшуюся мнѣ жену и составить о ней понятіе, прежде чѣмъ она узнаетъ, кто я таковъ, а равно испытать мистриссъ Боффинъ и сдѣлать ей радостный сюрпризъ. Мы сговорились запастись обыкновеннымъ матросскимъ платьемъ (такъ какъ оно могло провести меня повсюду въ Лондонѣ), и водворившись гдѣ-нибудь въ сосѣдствѣ съ Беллою Вильферъ, постараться обратить на себя ея вниманіе, сдѣлать все, чему могъ преставиться случай, и посмотрѣть, что изъ этого выйдетъ. Еслибъ ничего не вышло, мнѣ отъ этого ничѣмъ не было бы хуже, и все ограничилось бы только отсрочкой моего появленія къ Ляйтвуду... Всѣ ли эти факты вѣрны? Да. Всѣ они совершенно вѣрны.
   "Его выгода во всемъ этомъ состояла въ томъ, что мнѣ нужно было на нѣкоторое время скрыться изъ виду. На день, на два, но мнѣ должно было скрыться по выходѣ на берегъ,-- иначе меня узнали бы, и дѣло было бы предупреждено и испорчено. Поэтому я сошелъ съ корабля съ чемоданомъ въ рукѣ -- какъ Поттерсонъ, корабельный буфетчикъ, и мистеръ Джакобъ Киббль, мой товарищъ, пассажиръ, впослѣдствіи припомнили,-- дожидался его въ темнотѣ у этой самой церкви Известковаго Амбара, которая теперь позади меня.
   "Такъ какъ я всегда избѣгалъ Лондонскаго порта, то и зналъ въ немъ только эту церковь, шлицъ который былъ мнѣ указанъ съ корабля Радфутомъ. Можетъ быть, я могъ бы припомнить, еслилъ это послужило къ чему-нибудь, путь, по которому я шелъ къ ней одинъ отъ рѣки; но какъ мы отъ ноя пошли потомъ къ лавкѣ Райдергуда, рѣшительно не знаю, не знаю такъ же, какъ не знаю поворотовъ и извилинъ, которыми мы тогда шли. Путь былъ избранъ извилистый и запутанный, вѣроятно, съ намѣреніемъ...
   "Не лучше стану выяснять факты, а не затемнять ихъ своими предположеніями. Къ чему теперь послужитъ -- прямымъ ли путемъ велъ онъ меня или окольнымъ? Не уклоняйся Джонъ Гармонъ.
   "Когда онъ вошелъ въ лавку Райдергуда и сдѣлалъ этому негодяю два или три вопроса, повидимому, относившіеся только до квартирныхъ домовъ, гдѣ намъ можно было бы сыскать помѣщеніе -- было ли у меня насчетъ его какое-нибудь подозрѣніе? Никакого. Положительно никакого, пока впослѣдствіи не представилось повода къ этому. Полагаю, что онъ получилъ отъ Райдергуда завернутую въ бумажку отраву, или что-нибудь такое, что могло лишить меня чувствъ впослѣдствіи, но я въ этомъ далеко не увѣренъ. Все, въ чемъ я смѣло могъ обвинить его, заключалось въ старомъ преступномъ сообщничествѣ, существовавшемъ между ними. Ихъ короткость и дурная репутація, которую, какъ мнѣ теперь извѣстно, имѣетъ Райдергудъ, дѣлаютъ это весьма возможнымъ. Но я не увѣренъ насчетъ отравы. Выясняя обстоятельства, на которыхъ я основываю свое подозрѣніе, нахожу, что ихъ только два. Первое: я помню, что онъ въ то время, какъ мы выходили, переложилъ изъ одного кармана въ другой небольшую свернутую бумажку. Второе: я теперь знаю, что Райдергудъ до этого былъ арестованъ за участіе въ грабежѣ горемыки-матроса, которому была подсыпана какая-те отрава.
   "Я убѣжденъ, что мы не сдѣлали и одной мили отъ лавки, какъ прошли къ стѣнѣ, къ темному входу, къ лѣстницѣ и комнатѣ. Ночь была въ особенности темна, и дождь лилъ ливмя. Припоминая обстоятельства, я какъ теперь слышу этотъ дождь, шумно падавшій на каменную мостовую пассажа, который, я помню, былъ открытъ сверху. Комната смотрѣла на рѣку или докъ, или заводъ; въ рѣкѣ былъ отливъ. Имѣя свѣдѣнія о времени приливовъ и отливовъ и соображая часы, я зналъ, что рѣка должна была стоять на своемъ низшемъ уровнѣ; однакоже, пока готовился намъ кофе, я откинулъ занавѣску (темно-коричневую занавѣску) и выглянувъ въ окно, убѣдился по особенному отраженію внизу нѣсколькихъ сосѣднихъ фонарей, что это отраженіе было на грязи оставшейся послѣ отлива.
   "Онъ принесъ съ собою, подъ мышкою, парусинный мѣшокъ, въ которомъ заключалась пара его платья. У меня не было съ собою перемѣны верхней одежды, такъ какъ я намѣревался купить себѣ готовое платье.
   "Вы очень промокли, мистеръ Гармопъ,-- слышится мнѣ его голосъ,-- а я совершенно сухъ подъ этимъ большимъ макинтошемъ. Надѣньте вонъ то мое платье. Примѣривъ его, вы найдете, что оно пригодится вамъ для вашей цѣли завтра такъ же хорошо, какъ и готовое платье, которое хотите купить; можетъ быть, даже лучше. Пока вы будете переодѣваться, я потороплю подать вамъ кофе.
   "Когда онъ возвратился, я уже надѣлъ его платье; съ нимъ пришелъ черный человѣкъ, одѣтый какъ буфетчикъ, въ полотняной курткѣ, и поставилъ на столъ подносъ съ дымящимся кофе, но ни разу не взглянулъ на меня... Такъ ли это? Совершенно такъ.
   "Теперь я перехожу къ болѣзненнымъ и смутнымъ впечатлѣніямъ. Они такъ сильны, что я могу положиться на нихъ; но между ними есть пробѣлы, о которыхъ я ничего не знаю, и они не подлежать никакому измѣренію времени.
   "Я выпилъ кофе, и тутъ, какъ мнѣ показалось, Радфутъ сталъ страшно важничать со мной, и что-то понудило меня кинуться на него. Мы схватились у двери. Онъ вырвался отъ меня, Я не зналъ, гдѣ ловчѣе ударить, между тѣмъ какъ комната вертѣлась вокругъ меня, и между нимъ и мною мелькали огоньки. Я упалъ. Когда, обезсиленный, я лежалъ на полу, я помню, что меня перевернули съ одного бока на другой ногою. Меня перетащили за шею въ уголъ. Я слышалъ людей, разговаривавшихъ между собою. Меня еще разъ перевернули ногою. Я увидѣлъ фигуру, подобную моей, на постели и въ моемъ платьѣ. Тишина и забытье, не знаю сколько времени продолжавшіяся, можетъ быть нѣсколько дней, недѣль, лѣтъ, были нарушены сильною борьбой людей по всей комнатѣ. На фигуру, подобною моей, нападали эти люди; въ рукѣ у нея былъ мои чемоданъ. На меня наступали ногами, чрезъ меня падали. Я слышалъ звукъ ударовъ и думалъ, что дровосѣкь рубитъ дерево. Я не могъ бы тогда сказать, что зовусь Джономъ Гармономъ, я не могъ вспомнить это имя, я не зналъ его. Когда я услышалъ удары, я думалъ о дровосѣкѣ и его топорѣ, и имѣлъ какую-то смутную идею, что лежу въ лѣсу...
   "Такъ ли все это? Все такъ, за исключеніемъ того, что я не могу всего этого выразить себѣ, не употребивъ слова я. Но то былъ не я. Ничего подобнаго моему сознательному я тамъ не было, сколько я помню.
   "Только послѣ ската внизъ сквозь что-то походившее на трубу и потомъ послѣ сильнаго шума при разлетавшихся искрахъ и трескѣ, какъ отъ огня, самосознаніе возвратилось ко мнѣ.
   "Это Джонъ Гармонъ тонетъ! Джонъ Гармонъ, спасай свою жизнь! Джонъ Гармонъ, призови Бога на помощь и спасайся!" громко закричалъ я, думается мнѣ, въ страшныхъ страданіяхъ, и тогда тяжелое, ужасное, непонятное что-то исчезло, и ужъ я одинъ боролся тогда въ волнахъ рѣки.
   "Я былъ очень слабъ и истомленъ, страшно подавленъ дремотою и быстро несся по теченію.. Смотря вдоль темной воды, я видѣлъ огни, мчавшіеся мимо меня во обоимъ берегамъ рѣки, какъ будто бы они спѣшили скрыться и оставить меня умирать во тьмѣ. Былъ отливъ; но тогда я не могъ разобрать теченія. Когда, направляя себя, благополучно, съ Божіею помощію, по яростному стремленію воды, я, наконецъ, схватился за привязанную лодку, одну изъ цѣлаго ряда лодокъ у пристани, меня засосало подъ нее сильнымъ теченіемъ, и я вынырнулъ едва живой подъ другую сторону.
   "Долго ли я былъ въ водѣ? Довольно долго, чтобъ охолодѣть вплоть до сердца, но я не знаю, какъ именно долго. Впрочемъ, холодъ былъ для меня спасителенъ; холодный ночной воздухъ и дождь привели меня въ чувство отъ обморока на камняхъ пристани. Въ тавернѣ, которой эта пристань принадлежала и въ которую я приползъ, меня натурально сочли за пьянаго, свалившагося въ рѣку, потому что я не имѣлъ понятія, гдѣ находился, и не могъ говорить, отъ яда, лишившаго меня чувствъ и подѣйствовавшаго на мои языкъ, и такъ какъ была ночь, то я полагалъ, что это все одна и та же ночь, ибо все еще было темно, и шелъ дождь. Однакоже, разстояніе между ними было на цѣлыя сутки.
   "Я часто повѣрялъ этотъ разсчетъ времени, и, должно быть, и лежалъ двѣ ночи, поправляясь въ тавернѣ. Повѣрю еще разъ. Дѣйствительно. Я увѣренъ, что, пока я тамъ лежалъ въ постели, мнѣ пришла мысль воспользоваться опасностью, которой я подвергся, подать поводъ предполагать на нѣкоторое время, что я исчезъ таинственнымъ образомъ, и испытать Беллу. Опасеніе, что мы будемъ навязаны другъ другу, опасеніе упрочить судьбу, повидимому, выпавшую въ удѣлъ богатству моего отца, судьбу причинять только зло, было слишкомъ сильно для моей нравственной робости, начавшейся съ дѣтства, проведеннаго вмѣстѣ съ моею бѣдною сестрой.
   "Такъ какъ до сихъ поръ я не могу понять, чтобы та сторона рѣки, гдѣ я вышелъ на берегъ, была противоположна той, гдѣ я попалъ въ ловушку, то и никогда не пойму этого. Даже въ настоящую минуту, оставляя рѣку за собою и идя домой, я не могу себѣ представить, чтобъ она текла между мною и тѣмъ мѣстомъ... Но это не значитъ выяснятъ; это значитъ дѣлать скачокъ къ настоящему времени.
   "Впрочемъ я не могъ бы его тогда сдѣлать, не находись мое состояніе въ непромокаемомъ поясѣ вокругъ моего тѣла. Сорокъ съ чѣмъ-нибудь фунтовъ -- небольшое состояніе для наслѣдника ста съ чѣмъ-нибудь тысячъ! Но оно было достаточно. Безъ него я былъ бы вынужденъ открыться. Безъ него, я никогда не могъ бы попасть въ эту таверну или нанять квартиру у мистриссъ Вильферъ.
   "Дней двѣнадцать жилъ я въ этой гостиницѣ до того вечера, когда увидѣлъ трупъ Радфута на полицейской станціи. Невыразимый ужасъ, владѣвшій мною, какъ одно изъ слѣдствій отравы, придастъ этому промежутку большую продолжительность; но я знаю, что онъ не могъ быть продолжительнѣе. Это страданіе постепенно ослабѣвало съ того времени и возобновлялось только изрѣдка, и, надѣюсь, теперь я совершенно освободился отъ него; но даже и понынѣ я иногда принужденъ подумать, сдѣлать усиліе и помолчать, прежде чѣмъ заговорю, иначе я не могъ бы произвести словъ, которыя хочу произнести...
   "Снова я избѣгаю додуматься до конца. Теперь до конца уже не такъ далеко, чтобы поддаваться искушенію уклоняться. Итакъ, впередъ, прямо!
   "Я просматривалъ газеты каждый день, отыскивая извѣстія, что я пропалъ, но не видалъ никакого. Отправившись разъ вечеромъ для прогулки (потому что при дневномъ свѣтѣ я не показывался), я увидѣлъ толпу, собравшуюся вокругъ плакарды, выставленной у Вайтгалла. Въ объявленіи описывали меня, Джона Гармона, какъ найденнаго мертвымъ и искаженнымъ въ рѣкѣ, при обстоятельствахъ крайне подозрительныхъ, описывали мою одежду, описывали бумаги въ моемъ карманѣ и мѣсто, гдѣ я былъ выставленъ напоказъ, не признаетъ ли меня кто-нибудь. Съ дикою неосторожностью я кинулся туда, и тамъ, съ ужасомъ смерти, которой я избѣжалъ, и которая являлась здѣсь предо мною въ самомъ страшномъ ея видѣ, и вмѣстѣ съ тѣмъ непонятнымъ ужасомъ, терзавшимъ меня и въ то время, какъ ядовитое вещество еще сильно дѣйствовало во мнѣ, я увидѣлъ, что Радфутъ убитъ чьими-то руками изъ-за денегъ, за которыя онъ готовъ былъ убить меня, и что, вѣроятно, мы оба были выброшены въ Темзу изъ одного и того же темнаго мѣста въ одну и ту же зеленую рѣку, когда отливъ бѣжалъ глубоко и сильно.
   "Въ ту ночь я чуть не выдалъ своей тайны, хотя я не подозрѣвалъ никого, не могъ представить никакого показанія, не зналъ положительно ничего, кромѣ того, что убитый былъ не я, а Радфутъ. На другой день, пока я колебался, казалось, вся страна рѣшилась считать меня умершимъ. Слѣдствіе признало меня умершимъ, правительство объявило меня умершимъ, и я не могъ прислушаться, сидя у камина, какихъ-нибудь пяти минутъ, къ шуму на улицѣ, чтобы до моихъ ушей не долетѣло, что я человѣкъ умершій.
   "Такъ умеръ Джонъ Гармонъ, исчезъ Юлій Гандфордъ, и родился Джонъ Роксмитъ. Налгѣреніе Джона Роксмита сегодня состояло въ томъ, чтобы исправитъ зло, которое онъ никогда не могъ вообразить возможный!", зло, дошедшее до его слуха изъ разсказовъ Ляйтвуда. По всѣмъ соображеніямъ, Джонъ Роксмитъ долженъ его исправить, и на этомъ намѣреніи онъ будетъ настаивать какъ на своей обязанности.
   "Теперь все ли выяснено? Все пока.-- Ничего не опущено? Ничего -- Ну, а теперь какъ быть? Выяснить будущее труднѣе, хотя и короче, чѣмъ выяснить прошлое. Джонъ Гармонъ умеръ. Нужно ли Джону Гармону возвратиться къ жизни?
   "Если да, то для чего? Если нѣтъ, то для чего?
   "Возьмемъ да сперва. Чтобъ открыть человѣческому правосудію преступленіе человѣка, находящагося внѣ его власти и, можетъ быть, имѣющаго мать въ живыхъ. Чтобъ сообщить ему путеводную нить каменнаго пассажа, лѣстницы, коричневой оконной занавѣски и чернаго человѣка, чтобы вступить въ обладаніе деньгами моего отца и на нихъ подлымъ образомъ купить прелестную женщину, которую я люблю вопреки своей воли... разсудокъ тутъ ничего не значитъ; я люблю противъ разсудка... и которая также скоро полюбитъ меня ради меня самого, какъ полюбитъ нищаго, стояшаго на углу. Какое употребленіе денегъ! И какъ достойно оно прежняго ихъ злоупотребленія!
   "Теперь возьмемъ нѣтъ. Причины, почему Джону Гармону не слѣдуетъ возвращаться къ жизни? Потому что онъ безпрепятственно допустилъ своихъ дорогихъ старинныхъ друзей вступить во владѣніе его имуществомъ. Потому что онъ видитъ, какъ они счастливы и, какъ хорошо употребляютъ это имущество, стирая старую ржавчину и тусклость съ денегъ. Потому что они въ сущности усыновили Беллу и обезпечатъ ее. Потому что въ ея натурѣ достаточно чувства, а въ сердцѣ достаточно теплоты, чтобы развиться во что-нибудь поистинѣ доброе при благопріятныхъ обстоятельствахъ. Потому что ея недостатки были усилены ея положеніемъ въ отцовскомъ домѣ, и она уже теперь становится лучше. Поточу что ея бракъ съ Джономъ Гармономъ послѣ того, что я слышалъ отъ нея самой, быль бы притворствомъ, которое и она и я всегда будемъ сознавать, и которое уронило бы ее въ ея собственныхъ глазахъ, меня въ моихъ, а обоихъ насъ въ глазахъ другъ друга. Потому что, если Джонъ Гармонъ возвратится къ жизни и не женится на ней, то имущество останется въ тѣхъ же самыхъ рукахъ, въ которыхъ теперь находится.
   "Чего желать мнѣ? Мертвый, я нашелъ, что искренніе друзья, бывшіе у меня во время моей жизни, все такъ же искренни, нѣжны и вѣрны, какъ и прежде, когда я находился въ живыхъ, и что память обо мнѣ служитъ для нихъ побужденіемъ къ добрымъ дѣламъ, которыя во имя мое они дѣлаютъ. Мертвый, я нашелъ, что они, несмотря на то, что могли бы пренебречь моимъ именемъ и, съ жадностью перешагнувъ чрезъ мою могилу, перейти къ довольству и богатству, все еще медлили, какъ простодушныя дѣти, припоминая свою любовь ко мнѣ, когда я былъ бѣднымъ запутаннымъ ребенкомъ. Мертвый, я услышалъ отъ женщины, которая была бы моею женой, еслибъ я жилъ, возмутительную истину, что я купилъ бы ее, нисколько не заботясь о ней самой, какъ султанъ покупаетъ рабу.
   "Чего мнѣ желать? Еслибы мертвые знали, или если они знаютъ, какъ живые относятся къ нимъ, то кто изъ безчисленнаго числа умершихъ находилъ, какъ я, болѣе безкорыстныхъ друзей на землѣ? Неужели этого недостаточно мнѣ? Еслибъ я возвратился, эти благородныя созданія приняли бы меня радостно, пролили бы надо мною слезы, отдали бы мнѣ все съ радостью. Я не возвратился, и они неиспорченными перешли на мое мѣсто. Пускай остаются они на немъ, и пускай Белла остается на своемъ.
   "Какой же путь для меня? Слѣдующій. Продолжать жить тою же спокойною секретарскою жизнью, тщательно стараясь, чтобы меня не узнали, пока они не привыкнутъ болѣе къ своему измѣнившемуся положенію, и пока многочисленный рой оплеталъ, подъ различными наименованіями, не найдетъ себѣ другой добычи. Къ тому времени, метода, введенная мною во всѣ ихъ дѣла, и съ которою я всячески постараюсь какъ можно ближе познакомить ихъ, станетъ, я надѣюсь, такъ хорошо налаженною машиной, что они будутъ въ состояніи сами поддерживать ходъ ея. Я знаю, что мнѣ стоитъ только прибѣгнуть къ ихъ великодушію, чтобъ имѣть обезпеченную собственность. Когда наступитъ надлежащее время, я попрошу у нихъ не больше того, что могло бы возстановить меня на прежней стезѣ моей жизни, и Джонъ Роксмитъ пойдетъ по ней, довольствуясь немногимъ. Но Джонъ Гармонъ уже не возвратится на свѣтъ.
   "Однакоже, чтобы никогда въ будущемъ не могъ я имѣть никакого слабодушнаго сомнѣнія, что Белла могла бы, по какому-либо случаю, выйти за меня ради меня самого, еслибъ я откровенно о томъ спросилъ ее, я и спрошу ее объ этомъ откровенно, дабы совершенно удостовѣриться въ томъ, что я уже слишкомъ хорошо знаю... Теперь все передумано отъ начала до конца, и на душѣ у меня легче".
   До того глубоко былъ занятъ живой мертвецъ этимъ разговоромъ съ самимъ собою, что не обращалъ вниманія ни на вѣтеръ, ни на путь, и противодѣйствовалъ первому такъ же инстинктивно, какъ слѣдовалъ послѣднимъ. Но достигнувъ Сити и находясь въ такомъ мѣстѣ, гдѣ была биржа извозчичьихъ каретъ, онъ остановился і)і. нерѣшимости, отправиться ли ему на свою квартиру или сперва къ мистеру Боффину? Онъ рѣшился ѣхать къ этому послѣднему, полагая, что матросская верхняя одежда, которую онъ несъ на рукѣ, будучи тамъ оставлена, обратитъ, по всей вѣроятности, меньше вниманія, чѣмъ въ Галловеѣ, если онъ туда отвезетъ ее, ибо мистриссъ Вильферъ и миссъ Лавинія проявляли ненасытное любопытство относительно каждой вещи, принадлежавшей ихъ жильцу.
   Оказалось, что мистеръ и мистриссъ Боффинъ уѣхали, но что миссъ Вильферъ была въ гостиной. Миссъ Вильферъ осталась дома, потому что чувствовала себя не совсѣмъ здоровою, и вечеромъ спрашивала, у себя ли мистеръ Роксмитъ.
   -- Передайте мое почтеніе миссъ Вильферъ и скажите, что я здѣсь теперь.
   Въ отвѣть пришло почтеніе миссъ Вильферъ и просьба мистеру Роксмиту, если это не составитъ ему большого безпокойства, не сдѣлаетъ ли одолженія зайти наверхъ, прежде чѣмъ отправится домой.
   Большого безпокойства это не составляло, и мистеръ Роксмитъ взошелъ на верхъ.
   Какъ она была хороша собою, какъ она была необыкновенно хороша собою! Ахъ, еслибъ отецъ покойнаго Джона Гармона оставилъ свои деньги своему сыну безусловно, и еслибъ его сынъ нашелъ эту достойную любви женщину самъ для себя и имѣлъ счастіе сдѣлать ее столько же любящею, сколько она достойна любви!
   -- Боже мой! Вы нездоровы, мистеръ Роксмитъ?
   -- Нѣтъ, совершенно здоровъ. Я очень сожалѣлъ, когда, войдя въ домъ, узналъ, что вы нездоровы.
   -- Совершенная бездѣлица. У меня болѣла голова; теперь прошло; я чувствовала, что не могла ѣхать въ душный театръ и осталась дома. Я спросила, не чувствуете ли вы себя нездоровымъ, потому что вы очень блѣдны.
   -- Въ самомъ дѣлѣ? У меня былъ очень хлопотливый вечеръ.
   Она сидѣла на низкомъ оттоманѣ передъ каминомъ, съ маленькою ювелирною вещицей на столѣ, съ книгой и съ работой возлѣ нея. Ахъ, какъ счастлива была бы жизнь Джона Гармона, еслибъ онъ имѣлъ завидное право занять мѣсто на оттоманкѣ, обвить рукою эту талію и сказать: "Я надѣюсь, время тянулось долго безъ меня? Какою Богинею Домашняго Очага кажешься ты мнѣ, моя милая!"
   По теперешній Джонъ Роксмитъ, далеко отодвинутый отъ покойнаго Джона Гармона, стоялъ въ отдаленіи. Небольшое разстояніе въ смыслѣ пространства, но очень большое въ смыслѣ отчужденія.
   -- Мистеръ Роксмитъ, -- сказала Белла, взявъ свою работу и осматривая ее по всѣмъ угламъ, -- я желала кое-что сказать вамъ, когда представится мнѣ случай, чтобъ объяснить, почему я была такъ невѣжлива къ вамъ намедни. Вы не имѣете права дурно думать обо мнѣ, сэръ.
   Быстрый маленькій взглядъ отчасти чувствительно обиженный, отчасти капризный, который она на него бросила, привелъ бы въ большой восторгъ покойнаго Джона Гармона.
   -- Вы не знаете, какъ хорошо я о васъ думаю, м-съ Вильферъ.
   -- Дѣйствительно, вы, должно быть, имѣете очень высокое мнѣніе обо мнѣ, мистеръ Роксмитъ, если полагаете, что я въ счастьи пренебрегаю своимъ старымъ жилищемъ и забываю его.
   -- Развѣ я полагаю это?
   -- Вы полагали, сэръ по крайней мѣрѣ,-- отвѣтила Белла.
   -- Я взялъ на себя смѣлость напомнить вамъ о небольшомъ упущеніи, которое произошло нечувствительно и очень натурально. Болѣе этого ничего не было.
   -- А позвольте васъ спросить, мистеръ Роксмитъ, -- сказала Белла, -- почему вы взяли на себя эту смѣлость? Надѣюсь, нѣтъ ничего обиднаго въ этомъ выраженіи; оно ваше собственное, помните?
   -- Потому что я принимаю искреннее, глубокое и живое участіе въ васъ, миссъ Вильферъ. Потому что я желаю видѣть васъ всегда въ вашемъ лучшемъ свѣтѣ. Потому что... Могу ли продолжать?
   -- Нѣтъ, сэръ, -- отвѣчала Белла, съ разгорѣвшимся лицомъ, -- вы сказали больше, чѣмъ нужно. Я прошу васъ, не продолжайте. Если вы имѣете сколько-нибудь великодушія, сколько-нибудь благородства, вы не скажете ничего больше.
   Покойный Джонъ Гармонъ, смотря на гордое личико съ опущенными глазками и на частое дыханіе, колыхавшее свѣтло-каштановые волосы, лежавшіе на прелестной шейкѣ, вѣроятно, остался бы безмолвнымъ.
   -- Я желаю высказаться предъ вами, сэръ,-- сказала Белла,-- разъ навсегда, но не знаю, какъ сдѣлать это. Я сидѣла здѣсь весь вечеръ, желая высказаться предъ вами и рѣшаясь высказаться, и чувствуя, что я должна это сдѣлать... Прошу васъ дайте мнѣ минутку времени.
   Онъ молчалъ, а она сидѣла, отвернувъ свое личико и по временамъ дѣлая легкое движеніе, какъ бы желая повернуться и заговорить. Наконецъ, она начала.
   -- Вы знаете мое положеніе здѣсь, сэръ, и вы знаете мое положеніе дома. Я должна говорить съ вами сама за себя, такъ какъ при мнѣ нѣтъ человѣка, котораго я могла бы попросить сдѣлать это для меня. Съ вашей стороны невеликодушно, неблагородно вести себя въ отношеніи ко мнѣ такъ, какъ вы себя ведете.
   -- Неужели невеликодушно или неблагородно быть вамъ преданнымъ и очарованнымъ вами?
   -- Что за нелѣпость!-- сказала Белла.
   Покойный Джонъ Гармонъ могъ бы принять это отчасти за презрительное и надменное слово отверженія.
   -- Теперь я чувствую себя вынужденнымъ продолжать,-- сказалъ секретарь,-- хотя бы только для того, чтобы самому высказаться и оправдаться. Надѣюсь, миссъ Вильферъ, не будетъ непростительнымъ даже во мнѣ -- сдѣлать честное признаніе въ честной преданности къ вамъ.
   -- Честное признаніе!-- повторила Белла съ особеннымъ выраженіемъ въ голосѣ.
   -- Развѣ оно не таково?
   -- Я должна просить васъ, сэръ, -- сказала Белла, ища убѣжища въ заблаговременномъ гнѣвѣ, -- не допрашивать меня. Вы извините меня, если я отклоню отъ себя допросы.
   -- Ахъ, миссъ Вильферъ, едвали это будетъ человѣколюбиво! Я ни о чемъ васъ не спрашиваю, только объясните мнѣ выраженіе, съ которымъ вы повторили мою фразу. Впрочемъ я отказываюсь даже и отъ этого вопроса. Но что я объявилъ вамъ, при томъ остаюсь во всякомъ случаѣ. Я не могу взять назадъ признанія въ моей искренней и глубокой привязанности къ вамъ, и я не беру его.
   -- А я его отвергаю, сэръ,-- сказала Белла.
   -- Я былъ бы слѣпъ и глухъ, если бы не приготовился къ такому отвѣту. Простите мнѣ мою вину: она уже сама въ себѣ заключаетъ наказаніе.
   -- Какое наказаніе?-- спросила Белла.
   -- Что я теперь переношу, развѣ не наказаніе? Но извините, я этимъ не хотѣлъ допрашивать васъ снова.
   -- Вы пользуетесь моимъ торопливо сказаннымъ словомъ,-- сказала Белла, чувствуя маленькое угрызеніе совѣсти, -- чтобы придать мнѣ видъ... не знаю какой. Я говорила необдуманно, когда употребила его. Если это было дурно съ моей стороны, я очень сожалѣю; но вы повторяете необдуманно, а это, кажется мнѣ, не лучше. Въ остальномъ прошу васъ понять, мистеръ Роксмитъ, что всему этому конецъ между нами, теперь и навсегда.
   -- Теперь и навсегда -- повторилъ онъ.
   -- Да. Я прошу васъ, сэръ, -- продолжала Белла съ возрастающимъ оживленіемъ, -- не преслѣдовать меня. Я прошу васъ не пользоваться своимъ положеніемъ въ этомъ домѣ, чтобы дѣлать мое положеніе въ немъ тяжкимъ и непріятнымъ. Я прошу васъ прекратить привычку выказывать свое неумѣстное вниманіе, столько же ясное для мистриссъ Боффинъ, какъ и для меня.
   -- Развѣ я это дѣлалъ?
   -- Полагаю, вы дѣлали,-- отвѣчала Белла.-- Во всякомъ случаѣ не ваша вина, если не дѣлали, мистеръ Роксмитъ.
   -- Я надѣюсь, вы ошибаетесь въ этомъ впечатлѣніи. Мнѣ будетъ очень прискорбно, еслибы подалъ къ этому поводъ. Полагаю, что этого повода я не подалъ. За будущее нѣтъ опасеній. Bed кончено.
   -- Я чувствую большое облегченіе, слыша это,-- сказала Белла.-- Я имѣю совершенно другіе виды въ жизни, и для чего же вамъ портить свою?
   -- Мою!-- сказалъ секретарь.-- Мою жизнь?
   Его странный тонъ заставилъ Беллу взглянуть на его странную улыбку, съ которою онъ сказалъ это.
   -- Простите меня, миссъ Вильферъ,-- продолжалъ онъ, когда глаза ихъ встрѣтились,-" -- вы употребили нѣсколько жесткихъ словъ, для которыхъ имѣете, я не сомнѣваюсь, какое-нибудь непонятное оправданіе въ душѣ. Невеликодушно, неблагородно. Въ чемъ?
   -- Я не желаю, чтобъ меня допрашивали, -- сказала Белла, надменно смотря внизъ.
   -- Я бы и не спрашивалъ, еслибы вопросъ самъ собою не становился для меня необходимостью. Объяснитесь же благосклонно, или если не благосклонно, то во крайней мѣрѣ справедливо.
   -- Ахъ, сэръ!-- сказала Белла, поднимая на него глаза, послѣ непродолжительнаго усилія воздержаться отъ этого,-- великодушно ли и благородно ли употреблять здѣсь вашу силу, которую благосклонность къ вамъ со стороны мистера и мистриссъ Боффинъ, и ваши способности къ тому мѣсту, которое занимаете, даютъ вамъ противъ меня.
   -- Противъ васъ?
   -- Великодушно ли и благородно ли постепенно направлять ихъ вліяніе на поддержку искательства, которое, какъ я уже показала вамъ, мнѣ не нравится и которое, говорю вамъ, я совершенно отвергаю?
   Покойный Джонъ Гармонъ могъ бы снести очень многое, но и онъ былъ бы тронутъ за живое такимъ подозрѣніемъ.
   -- Великодушно ли и благородно ли было бы съ вашей стороны,-- если только вы дѣйствительно такъ поступили, хотя я и не знаю, такъ ли это, и даже надѣюсь, что не такъ, -- занять ваше мѣсто въ предположеніи или даже въ увѣренности, что я явлюсь сюда, и замышляя овладѣть мною, благодаря этой невыгодѣ моего положенія?
   -- Этой низкой и жестокой невыгодѣ?-- сказалъ секретарь.
   -- Да,-- подтвердила Белла.
   Секретарь помолчалъ немного, потомъ сказалъ:
   -- Вы совершенно ошибаетесь. Я не могу сказать, однакоже, чтобъ это была ваша вина. Если я заслуживаю чего-нибудь лучшаго оту васъ, вы этого не знаете.
   -- По крайней мѣрѣ, сэръ,-- возразила Белла, съ поднимающимся въ ней прежнимъ негодованіемъ, -- вы знаете исторію моего пребыванія здѣсь. Я слышала отъ мистера Боффина, что вамъ извѣстны каждая строка и каждое слово въ духовномъ завѣщаніи, какъ извѣстны и всѣ его дѣла. И неужели недостаточно, что мною распоряжались по завѣщанію какъ какою-нибудь лошадью или собакой, или птицей, и неужели вамъ тоже нужно распоряжаться мною въ своемъ умѣ и спекулировать мною, тотчасъ же послѣ того, какъ я перестала быть предметомъ разговоровъ и насмѣшекъ въ городѣ? Неужели я вѣкъ свой должна быть собственностью постороннихъ?
   -- Повѣрьте мнѣ, -- отвѣчалъ секретарь,-- вы ужасно ошибаетесь.
   -- Я была бы рада узнать это, -- отвѣчала Белла.
   -- Сомнѣваюсь, чтобы вы когда-нибудь узнали. Доброй ночи. Само собою разумѣется, я употреблю стараніе скрыть всѣ слѣды этого свиданія отъ мистера и мистриссъ Боффинъ, пока останусь здѣсь. Повѣрьте мнѣ, то, на что вы жаловались, кончилось навсегда.
   -- А потому я рада, что высказалась, мистеръ Роксмитъ. Это для меня было мучительное и трудное дѣло, но оно сдѣлано. Если я оскорбила васъ, надѣюсь, вы простите меня. Я неопытна и пылка, и была немного избалована, но, право, я не такъ дурна, какъ, можетъ статься, кажусь, или какъ вы меня считаете.
   Онъ вышелъ изъ комнаты, когда Белла, быстро смягчившись, благодаря обычной своенравности своего темперамента, сказала это. Оставшись наединѣ, она откинулась назадъ на оттоманку и сказала: "Я не знала, что прелестная женщина можетъ быть такимъ дракономъ!" Потомъ встала и, посмотрѣвъ въ зеркало, сказала своему изображенію: "Ты положительно надулась во всѣхъ чертахъ своего лица, дурочка!" Потомъ она нетерпѣливо прошлась въ дальній конецъ комнаты и назадъ и сказала: "Желала бы я, чтобы здѣсь былъ папа, чтобъ поговорить съ нимъ о бракѣ по разсчету, но хорошо и то, что его нѣтъ; бѣдняжка, я знаю, что непремѣнно взъерошила бы ему волосы, еслибъ онъ былъ тутъ". И потомъ она отбросила свою работу и отбросила вслѣдъ за нею свою книгу, и сѣла, и запѣла вполголоса пѣсенку, и пѣла ее не въ голосъ и повздорила съ нею.
   А Джонъ Роксмитъ, что онъ дѣлалъ?
   Онъ сошелъ въ свою комнату и зарылъ Джона Гармона еще на нѣсколько саженей глубже. Онъ взялъ шляпу и вышелъ, и, идя въ Галловей или куда-то въ другое мѣсто, не заботясь куда, набрасывалъ насыпь за насыпью на могилу Джона Гармона. Его прогулка привела его домой на разсвѣтѣ, и онъ такъ хлопоталъ всю ночь, все громоздя и громоздя массы на массы земли надъ могилой Джона Гармона, что въ это время Джонъ Гармонъ лежалъ подъ цѣлымъ альпійскимъ хребтомъ, а могильщикъ Роксмитъ все еще надвигалъ на него горы, облегчая свою работу заунывною пѣснью! Завалите его, придавите его и держите его подъ собой!"
   

XIV. Твердое намѣреніе.

   Могильщичья работа въ завалкѣ землей Джона Гармона вовсе не способствовала крѣпкому сну; но, однако, къ утру Роксмитъ нѣсколько забылся и всталъ укрѣпленный въ своемъ намѣреніи. Теперь все прошло. Никакой призракъ уже не будетъ нарушать покоя мистера и миссъ Боффинъ. Невидимый и безгласный духъ посмотритъ еще нѣсколько времени на то существованіе, съ которымъ онъ разстЗчЛся, и затѣмъ навѣки оторвется отъ сценъ, среди которыхъ ему не было мѣста.
   Онъ снова пробѣжалъ все прошлое. Онъ попалъ въ настоящее свое положеніе, подобно тому, какъ многіе попадаютъ въ то или другое положеніе, не замѣчая совокупной силы всѣхъ его обстоятельствъ. Повинуясь пытливому и недовѣрчивому чувству, порожденному въ немъ его несчастнымъ дѣтствомъ и зловредностію того дѣйствія, никогда, сколько было ему извѣстно, не обращавшагося въ благо, которое производилось его отцомъ и отца его богатствомъ на все находившееся въ сферѣ его дѣйствія, онъ задумалъ свой первый обманъ; обманъ этотъ долженъ былъ продолжаться лишь нѣсколько часовъ или дней; онъ имѣлъ намѣреніе подвергнуть ему только одну дѣвушку, которая была такъ причудливо ему навязана и которой самъ онъ былъ такъ причудливо навязанъ; это былъ добросовѣстный обманъ для ея же пользы. Дѣло вотъ въ чемъ: еслибъ онъ нашелъ, что этотъ бракъ можетъ сдѣлать ее несчастною (потому ли что сердце влечетъ ее къ другему или по другой причинѣ), онъ рѣшительно сказалъ бы себѣ: вотъ еще новое зло, которое можетъ произойти изъ этого зловреднаго отцовскаго зловреднаго богатства. Пусть же это богатство пойдетъ тѣмъ, которые были такъ добры и дружелюбны ко мнѣ и сестрѣ моей. Когда послѣдствія далеко опередили его намѣренія, когда онъ очутился въ прибитыхъ но стѣнамъ Лондона полицейскихъ объявленіяхъ о смертныхъ случаяхъ, онъ безотчетно воспользовался этою явившеюся для исполненія его плана помощью, вовсе не соображая, что это обстоятельство могло утвердить Боффиновъ въ обладаніи богатствомъ, которое имъ доставалось. Когда онъ увидѣлъ ихъ и узналъ ихъ, когда, наконецъ, съ выгодной для наблюденія позиціи онъ не могъ усмотрѣть въ нихъ никакихъ пятенъ, то спросилъ себя:-- Неужели мнѣ воскреснуть для того, чтобъ у такихъ людей отнять, что имъ досталось? Какимъ добромъ уравновѣсилось бы то тяжкое испытаніе, которому онъ подвергъ бы ихъ? Онъ слышалъ изъ собственныхъ устъ Беллы, стучась у дверей въ ту ночь, какъ нанималъ квартиру, что этотъ бракъ былъ бы съ ея стороны торговою сдѣлкой. Съ тѣхъ поръ онъ ухаживалъ за ней, въ своемъ инкогнито, и она не только отвергла его искательство. но досадовала на него. Неужели онъ возьметъ на себя стыдъ купить ее? Неужели онъ будетъ такъ низокъ, что захочетъ наказать ее? Однако, воскресая и принимая условіе наслѣдства, онъ сдѣлаетъ первое; а воскресая и отвергая ее, онъ долженъ будетъ сдѣлать послѣднее.
   Другимъ послѣдствіемъ, котораго онъ никакъ по предвидѣлъ, было то, что въ его убійство запутанъ былъ невинный человѣкъ. Конечно, можно получить новыя показанія отъ обвинителя и потравить зло. Но ясно, что зло не было бы сдѣлано, еслибъ онъ не замыслилъ обмана. Итакъ, какихъ бы передрягъ и душевнаго безпокойства не стоилъ ему обманъ, будетъ дѣломъ мужества съ его стороны подчиниться сознательно всѣмъ послѣдствіямъ этого обмана и но жаловаться.
   Таково было расположеніе Джона Роксмита поутру, и вслѣдствіе этого Джонъ Гармонъ очутился нѣсколькими саженями глубже подъ землей, чѣмъ въ ночь. Выходя со двора ранѣе обыкновеннаго, онъ встрѣтился у дверей съ Херувимчикомъ. Ему было нѣсколько по дорогѣ съ Херувимчикомъ, и они пошли вмѣстѣ.
   Невозможно было не замѣтить перемѣны въ наружности Херувимчика, который самъ почувствовалъ это и весьма скромно сказалъ: это подарокъ дочери моей, Беллы, мистеръ Роксмитъ.
   Эти слова пріятно затронули секретаря: онъ помнилъ о пятидесяти фунтахъ стерлинговъ, и онъ все еще любилъ эту дѣвушку. Безъ сомнѣнія, то была слабость,-- это всегда слабость, говорятъ нѣкоторые авторитеты,-- а все-таки онъ любилъ эту дѣвушку.
   -- Что, много вамъ случалось читать книгъ о путешествіяхъ по Африкѣ, мистеръ Роксмитъ?-- сказалъ мистеръ Вильферъ.
   -- Да таки читалъ.
   -- Ну, така, вы знаете, тамъ у нихъ обыкновенно какой-нибудь король Юрка или король Малый, или король Самбо, или король Быкъ, или Ромъ, или Солонина, или другое имя, какое вздумается матросамъ дать ему...
   -- Гдѣ?-- спросилъ Роксмитъ.
   -- Гдѣ бы то ни было. То-есть, гдѣ-нибудь въ Африкѣ. Все равно гдѣ бы то ни было. Вѣдь черные короли дешевы, и полагаю,-- сказалъ мистеръ Вильферъ, съ видомъ извиненія,-- очень гадки...
   -- Я съ вами согласенъ, мистеръ Вильферъ. Такъ вы хотѣли сказать...
   -- Я хотѣлъ сказать, что на королѣ обыкновенно надѣта или только шляпа изъ Лондона, или пара манчестерскихъ подтяжекъ, или одна эполета, или мундиръ ногами въ рукава, или что-нибудь въ родѣ этого.
   -- Такъ точно,-- сказалъ секретарь.
   -- По секрету, я васъ увѣряю, мистеръ Роксмитъ,-- замѣтилъ веселый Херувимъ,-- когда у меня было на рукахъ большое семейство. и надо было заботиться обо всѣхъ, я, признаюсь вамъ, чрезвычайно напоминалъ собою такого короля. Вы холостякъ, и потому представить себѣ не можете, какъ трудно мнѣ было надѣть на себя болѣе одной порядочной штуки заразъ.
   -- Легко могу повѣрить этому, мистеръ Вильферъ.
   -- Я упоминаю объ этомъ,-- сказалъ въ теплотѣ своего сердца мистеръ Вильферъ,-- только въ доказательство милой, деликатной и предупредительной привязанности дочери моей, Беллы. Еслибы мы ее съизмала баловали, я бы не цѣнилъ этого такъ высоко, при теперешнихъ ея обстоятельствахъ. Но нѣтъ, ни капельки. Притомъ же она такая милочка. Надѣюсь, вы согласны со мнойчто она вѣдь очень недурна, мистеръ Роксмитъ?
   -- Конечно. Всякій согласится.
   -- Надѣюсь, -- сказалъ Херувимъ, -- даже не сомнѣваюсь. Для нея это большое преимущество въ жизни, мистеръ Роксмитъ. Это широко открываетъ-перспективу ея надеждамъ.
   -- Миссъ Вильферъ не найдетъ себѣ друзей лучше мистера и мистриссъ Боффинъ.
   -- ПравдаI -- сказалъ ублаготворенный Херувимъ, дѣйствительно, я начинаю думать, что дѣло устроилось очень хорошо. Еслибы мистеръ Джонъ Гармонъ былъ живъ...
   -- Лучше ему быть мертвымъ,-- сказалъ секретарь.
   -- Нѣтъ, я такъ далеко и не иду и не скажу этого,-- произнесъ Херувимъ, нѣсколько протестуя противъ слишкомъ рѣшительнаго и безжалостнаго тона своего собесѣдника:-- но вѣдь могъ же онъ и не приглянуться Беллѣ, или она сама не приглянулась бы ему, и мало ли что? Тогда какъ теперь она можетъ сама себѣ выбрать.
   -- Можетъ-быть,-- такъ какъ вы удостаиваете меня своего довѣрія, говоря объ этомъ предметѣ, то извините мой вопросъ,-- можетъ быть... она уже... выбрала?-- замялся секретарь.
   -- О, совсѣмъ нѣтъ!-- отвѣтилъ мистеръ Вильферъ.
   -- Молодыя дѣвицы,-- намекнулъ Роксмитъ,-- дѣлаютъ иногда свой выборъ, не говоря о томъ отцу.
   -- На этотъ разъ нѣтъ, мистеръ Роксмитъ. Между мной и дочерью моею Беллой есть уговоръ ничего другъ отъ друга не скрывать. Наши условія съ ней были ратификованы намедни. Ратификація началась съ... этого,-- сказалъ Херувимъ, хлопнувъ слегка но фалдамъ сюртука и по карманамъ брюкъ:-- о нѣтъ, она еще не выбрала. Конечно, молодой Джорджъ Сампсонъ, въ тѣ дни, когда мистеръ Джонъ Гармонъ...
   -- Лучше бы ему было вовсе не родиться!-- сказалъ секретарь, нахмуривъ лобъ.
   Мистеръ Вильферъ поглядѣлъ на него съ удивленіемъ, какъ бы полагая, что тотъ возымѣлъ безотчетную ненависть къ бѣдному покойнику, и продолжалъ:-- Когда отыскивали мистера Джона Гармона, молодой Джорджъ Сампсонъ, конечно, увивался за Беллой, и Белла позволяла ему увиваться. Но серіозно-то никогда объ этомъ не думалось, а теперь ужъ и вовсе не слѣдъ объ этомъ думать. Потому что Белла честолюбива, мистеръ Роксмитъ, и, смѣю предсказать, выйдетъ за богача. На этотъ разъ, видите, она будетъ имѣть передъ глазами его лицо и его имѣніе, и будетъ имѣть возможность сдѣлать выборъ съ не зажмуренными глазами. Мнѣ сюда. Очень сожалѣю, что такъ скоро разстаемся. Добраго утра, сэръ!
   Секретарь продолжалъ путь, не очень ободренный въ душѣ этимъ разговоромъ, и, достигнувъ Боффинова дома, встрѣтилъ ожидавшую его Бетти Гигденъ.
   -- Какъ бы я была благодарна вамъ, сэръ,-- сказала Бетти,-- еслибы мнѣ можно было перекинуться съ вами словечкомъ-другимъ.
   Онъ сказалъ ей, что она можетъ перекинуть сколько ей угодно словечекъ, ввелъ ее въ свою комнату и попросилъ садиться.
   -- Это я насчетъ Слякоти, сэръ,-- сказала. Бетти: потому я и пришла сюда одна. Не хотѣлось мнѣ, чтобъ онъ зналъ, что я хочу вамъ сказать; вотъ я встала пораньше, да и пустилась въ путь-дорогу.
   -- Вы чудо какъ проворны,-- возразилъ Роксмитъ:-- вы моложе меня.
   Бетти Гигденъ серьезно кивнула головой:-- по лѣтамъ-то я сильна еще, но, благодаря Бога, не молода ужъ.
   -- Ужели радуетесь тому, что вы не молоды?
   -- Да, сэръ. Будь я молода, надо бы все сызнова проходить, а эта дорожка тяжелая, сами видите. Но что обо мнѣ толковать; я насчетъ Слякоти.
   -- А что же насчетъ его, Бетти?
   -- Вотъ что, сэръ. Не могу я никакими силами вбить ему въ голову, что онъ не можетъ сложить вашей доброй хозяйкѣ, хозяину и вмѣстѣ работать на меня, то и другое разомъ. Конечно, онъ этого не можетъ. Коли ему себя такъ поставить, чтобы хлѣбъ зарабатывать, то ему надо меня оставить; ну, такъ вотъ этого онъ и не хочетъ.
   -- За это я его уважаю,-- сказалъ Роксмитъ.
   -- Въ самомъ дѣлѣ, сударь? Да, пожалуй что и я также думаю. А все жь не резонъ давать ему въ этомъ волю. И вотъ какъ онъ не хочетъ оставить меня, то я сама его оставлю.
   -- Какже это, Бетти?
   -- Хочу бѣжать отъ него.
   Удивленно глядя въ непоколебимое старое лицо и свѣтлые глаза, секретарь повторилъ:-- Бѣжать отъ него?
   -- Да, сэръ,-- сказала Бетти, кивнувъ ему.
   Въ этомъ кивкѣ и твердо стиснутыхъ губахъ была такая сила, что въ рѣшимости ея не оставалось никакою сомнѣнія.
   -- Ну, полноте, полноте,-- сказалъ секретарь.-- Объ этомъ надо еще поговорить. Нечего спѣшить, постараемся обсудить это дѣло.
   Вотъ разсудите, мой голубчикъ,-- отвѣтила старая Бетти.-- Вы меня извините, что я съ вами такъ запросто говорю: но годамъ-то вѣдь я могла бы вамъ два раза быть бабушкой. Вотъ разсудите. Вѣдь отъ моего ремесла продовольствіе плохое, да и дѣло это очень тяжелое; безъ Слякоти я ужъ и не знаю, какъ бы я такъ долго продержалась. Мы кормились этимъ дѣломъ, пока Слякоть жилъ у меня. Теперь я одна -- даже и Джонни нѣтъ,-- такъ мнѣ лучше на ногахъ быть и похаживать, нежели у огня бѣлье складывать. Я скажу вамъ, почему на меня иногда смертельная тоска находитъ. Мнѣ сдается, что у меня на рукахъ Джонни,-- а не то его мать, когда она была ребенкомъ, а не то его бабка, когда она была ребенкомъ, а то мнѣ кажется, что и сама я ребенокъ, и лежу на рукахъ у матери. Тутъ у меня замираютъ и мысли, и чувства; вдругъ такъ и вскочишь съ мѣста, въ страхѣ, что вотъ и я становлюсь похожею на бѣдныхъ стариковъ, которыхъ они тамъ замуравливаютъ въ рабочіе дома. Можетъ вы иногда и сами видали, какъ они тамъ ихъ выпускаютъ изъ четырехъ стѣнъ погрѣться на солнышкѣ, и какъ они, загнанные, слоняются по улицамъ. Я была дѣвка рѣзвая, работящая, какъ я докладывала вашей доброй госпожѣ, еще въ первый разъ, какъ я увидѣла ее. Я и теперь еще могу пройти миль двадцать, коли придется. Такъ лучше мнѣ на ногахъ быть, чѣмъ этакъ тосковать да замирать. Я порядочно вяжу и могу кое-что дѣлать на продажу. Если бы господа дали мнѣ взаймы шиллинговъ двадцать, да для обзаведенія корзинку съ товаромъ, это было бы почти богатство для меня. Бродя но -окрестностямъ, я разгоню тоску и собственнымъ трудомъ прокормлюсь. Чего-жъ мнѣ еще?
   -- Такъ вотъ у васъ какой планъ?-- сказалъ секретарь.
   -- Какъ же лучше-то, научите! Голубчикъ мой, научите, какъ же лучше-то! Положимъ такъ, я очень хорошо знаю,-- сказала старая Бетти Гигденъ,-- и вы очень хорошо знаете, что ваши господа устроили бы меня, какъ королеву какую до конца моей жизни, если бы мы могли сговориться съ ними пасчетъ этого. Ню, вѣдь, вамъ насчетъ этого не сговориться. Я никогда милостыни не бирала, да и никто изъ близкихъ моихъ. Вѣдь, это ужъ значило бы и себя забыть, и дѣтей своихъ покойныхъ забыть.
   -- Но, вѣдь это можетъ стать извинительнымъ и даже неизбѣжнымъ напослѣдокъ,-- деликатно намекнулъ секретарь, слегка ударяя на послѣднемъ словѣ.
   -- Надѣюсь, никогда этому не бывать! Не то, чтобъ я хотѣла обидѣть ихъ какою-нибудь гордостью,-- просто сказала старушка,-- я хочу только съ собой не разладить и до самой смерти трудомъ своимъ себя прокармливать.
   -- И ужъ, конечно,-- прибавилъ секретарь въ видѣ утѣшенія,-- Слякоть будетъ усердно высматривать случай, какъ бы ему для васъ послужить тѣмъ, чѣмъ вы были для него.
   -- Въ этомъ-то я увѣрена, сударь,-- весело сказала Бетти:-- только ему надо немножко поторопиться насчетъ этого, а то я скоро совсѣмъ состарѣюсь. А все еще я сильна, и больна никогда не была ни отъ переходовъ, ни отъ ненастья. Такъ сдѣлайте же, сударь, одолженіе, поговорите обо мнѣ вашимъ господамъ, и скажите имъ, о чемъ прошу ихъ, по дружбѣ, и почему провіу.
   Секретарь почувствовалъ, что противорѣчить бодрой старой героинѣ не было никакой возможности, и тотчасъ же отправился къ мистриссъ Боффинъ и посовѣтовалъ ей дать старушкѣ волю распорядиться собой, какъ она знаетъ, по крайней мѣрѣ, на первое время.-- Я знаю, что вашему доброму сердцу было бы гораздо пріятнѣй,-- сказалъ онъ:-- взять ее на свое попеченіе, но мы обязаны уважить этотъ независимый духъ.
   Мистриссъ Боффинъ не. могла устоять противъ представленнаго ей довода. Они съ мужемъ тоже когда-то работали и вынесли изъ мусорныхъ кучъ, въ чистотѣ и нерушимости, свою совѣсть и честь. Если они обязаны что сдѣлать для Бетти Гигденъ, то, само собой разумѣется, они сдѣлаютъ.
   -- А все-таки, Бетти,-- сказала мистриссъ Боффинъ, явившись въ сопровожденіи Джона Роксмита въ его комнату и освѣтивъ ее своею лучистою физіономіей,-- я бы на вашемъ мѣстѣ но убѣжала.
   -- Это лучше будетъ для Слякоти,-- сказала мистриссъ Гигденъ, покачавъ головой:-- да и мнѣ лучше; впрочемъ, какъ вамъ угодно.
   -- Когда вы хотите отправиться?
   -- Хоть сейчасъ,-- былъ ясный и прямой отвѣтъ:-- сегодня, дорогая моя, завтра. Слава Богу, мнѣ вѣдь не привыкать стать. Я хорошо знаю многія мѣста въ окрестностяхъ. Когда мнѣ нечего другого было дѣлать, я работала по огородамъ.
   -- Хоть я даю и согласіе, Бетти, на новый промыселъ, за который вы хотите приняться... вотъ и мистеръ Роксмитъ говоритъ, что я непремѣнно должна дать согласіе...
   Бетти поблагодарила мистера Роксмита признательнымъ книксеномъ.
   -- Но мы не хотимъ терять васъ изъ виду. Мы не хотимъ забывать васъ. Мы хотимъ знать все, что до васъ касается.
   -- Такъ, дорогая моя, только не черезъ письма, потому что письма-то писать я не горазда; въ ту пору, когда я была молода, люди нашего разбора писать мало учились. Но, вѣдь, я буду переходить съ мѣста на мѣсто. Не бойтесь, не упущу случая взглянуть хоть однимъ глазкомъ на ваше живительное лицо. Да и, кромѣ того,-- сказала Бетти съ искреннею логикой:-- мнѣ вѣдь надо будетъ понемножку выплачивать долгъ; если не другое что, такъ ужъ это непремѣнно заставитъ меня заходить къ вамъ.
   -- Такъ, такъ этому и быть?-- все еще неохотно спросила мистриссъ Боффинъ и секретаря.
   -- Я думаю.
   Послѣ нѣкоторыхъ преніи рѣшено было этому такъ и быть, и мистриссъ Боффинъ предложила Беллѣ составить списокъ закупокъ, необходимыхъ для того, чтобы Бетти могла начать свой новый промыселъ.-- Не бойтесь вы за меня, дружочекъ, -- сказала стойкая душа, наблюдая за лицомъ Беллы:-- какъ только я засяду съ моей корзиной на деревенскомъ рынкѣ, опрятная, проворная, бойкая, я не хуже любой фермерши зашибу деньгу.
   Секретарь воспользовался этимъ случаемъ, чтобы коснуться практическаго вопроса о способностяхъ мистера Слякоти.
   -- Изъ него бы вышелъ отличный столяръ, -- сказала мистриссъ Гигденъ,-- кабы только у меня были деньги на выучку.
   Она видала, какъ онъ управлялся съ инструментомъ, который они добывали для поправки катка, или какъ онъ ловко сколачивалъ сломанную мебель; игрушки же питомцамъ онъ дѣлалъ каждый день совсѣмъ изъ ничего. А разъ, такъ цѣлыхъ двѣнадцать человѣкъ собралось въ переулкѣ полюбоваться, какъ ловко собралъ онъ заморскую шарманку съ мартышкой.
   -- Это хорошо,-- сказалъ секретарь:-- значитъ не трудно будетъ пріискать ему ремесло.
   Такъ какъ Джонъ Гармонъ былъ теперь погребенъ подъ цѣлыми горами, то секретарь положилъ въ тотъ же день покончить свои дѣла, чтобы совсѣмъ раздѣлаться съ покойникомъ.
   Онъ составилъ пространную декларацію, подъ которою долженъ быль подписаться Райдергудъ, и тутъ же поразмысливъ, кому бы передать этотъ документъ: сыну ли Гексама или дочери его -- скоро рѣшилъ, что дочери. Но было бы безопаснѣе избѣжать личнаго свиданія съ дочерью, потому что сынъ видѣлъ Юлія Гандфорда, и между сыномъ и дочерью могло произойти сравненіе примѣтъ, которое возбудило бы заснувшее подозрѣніе и повело бы къ какимъ-нибудь послѣдствіямъ. "На меня, пожалуй, можетъ пасть подозрѣніе,-- размышлялъ онъ,-- въ убіеніи моей собственной особы!" Поэтому лучше всего отослать документъ къ дочери въ пакетѣ по почтѣ. Плезантъ Райдергутъ взялась развѣдать, гдѣ она живетъ, и нѣтъ никакой надобности присовокуплять къ документу какую-нибудь пояснительную записку. До сихъ поръ все просто. Но всѣ свѣдѣнія его о дочери перешли къ нему черезъ мистриссъ Боффинъ изъ того, что она слипала отъ мистера Ляйтвуда. Эти свѣдѣнія заинтересовали его, и онъ очень желалъ бы имѣть возможность узнать побольше,-- напримѣръ, вѣрно ли дойдетъ въ ея руки оправдательный документъ, и удовлетворится ли она имъ? Но онъ желалъ бы для полученія этихъ дальнѣйшихъ свѣдѣній найти какой-нибудь новый каналъ, помимо Ляйтвуда, который точно также видѣлъ Юлія Гандфорда и публиковалъ въ газетѣ объ Юліи Гандфордѣ, и котораго секретарь избѣгалъ болѣе всѣхъ, но "съ кѣмъ обычный ходъ дѣлъ можетъ мгновенно свести меня лицомъ къ лицу въ любой день или часъ".
   Какъ же отыскать этотъ каналъ? Сынъ Гексама находится на попеченіи школьнаго учителя, приготовляясь самъ быть учителемъ. Секретарь зналъ это, потому что участіе сестры въ этомъ пристроеніи брата казалось лучшею чертой во всемъ разсказѣ Ляйтвуда объ этихъ людяхъ. Бѣднягу Слякоть нужно сколько-нибудь поучить. Если онъ, секретарь, пригласитъ школьнаго учителя для этой цѣли, такъ вотъ и каналъ открытъ. Знаетъ ли мистриссъ Боффинъ имя этого учителя? Нѣтъ, но за то она знаетъ, гдѣ находится самая школа. Этого совершенно достаточно. Секретарь тотчасъ же написалъ къ содержателю школы, и въ тотъ же вечеръ Брадлей Гедстонъ явился къ нему самъ вмѣсто отвѣта. Секретарь изложилъ ему дѣло, состоявшее въ томъ, чтобы присылать къ нему по вечерамъ для обученія одного молодого человѣка, которому мистеръ и мистриссъ Боффинъ желаютъ дать какое-нибудь полезное положеніе въ жизни. Преподаватель охотно согласился. Секретарь спросилъ: на какихъ условіяхъ? Учитель сказалъ на какихъ. Дѣло было слажено.
   -- Позвольте узнать, сэръ,-- сказалъ Брадлей Гедстонъ,-- чьему доброму слову обязанъ я рекомендаціей къ вамъ?
   -- Нужно вамъ сказать, что я здѣсь не главный. Я секретарь мистера Боффина. Мистеръ Боффинъ, тотъ самый джентльменъ, который наслѣдовалъ имѣніе... Можетъ быть, вы слыхали?.. Гармоново имѣніе.
   -- Мистеръ Гармонъ,-- сказалъ Брадлей, который, конечно, пришелъ бы въ большое недоумѣніе, если бы зналъ, съ кѣмъ теперь говоритъ:-- это тотъ, что былъ убитъ и найденъ въ рѣкѣ?..
   -- Убитъ и найденъ въ рѣкѣ.
   -- Такъ, вѣдь, не...
   -- Нѣтъ,-- перебилъ секретарь, улыбаясь:-- не онъ рекомендовалъ васъ. Мистеръ Боффинъ слышалъ о васъ ютъ одного мистера Ляйтвуда. Я полагаю, вы знаете мистера Ляйтвуда или слыхали?
   -- Я слыхалъ о немъ, сколько надо, сэръ. Я не знакомъ съ мистеромъ Ляйтвудомъ, да и не желаю знакомиться. Я ничего не имѣю противъ самого мистера Ляйтвуда, но я многое имѣю противъ его друзей, противъ нѣкоторыхъ его друзей... Противъ самаго близкаго его друга.
   Онъ съ трудомъ выговаривалъ слова. Даже теперь, здѣсь, вспылилъ онъ, несмотря на всѣ усилія сдерживать себя, когда спокойная и насмѣшливая фигура Евгенія Рейборна поднялась въ его воспоминаніи. Секретарь видѣлъ, что сильно задѣлъ какое-то больное мѣсто, и сдѣлалъ бы диверсію, если бы Брадлей не уцѣпился за него но своей обычной неловкости.
   -- Я не прочь назвать этого друга и по имени,-- сердито проговорилъ онъ:-- имя этого человѣка, мистеръ Евгеній Рейборнъ.
   Секретарь вспомнилъ о немъ. Въ смутномъ воспоминаніи о той ночи, когда онъ боролся противъ соннаго зелья, которымъ его споили, остался темный образъ личности Евгенія; но онъ вспомнилъ имя его, и манеру говорить, и какъ они вмѣстѣ ходили смотрѣть трупъ, и гдѣ стоялъ Евгеній, и что онъ сказалъ при этомъ.
   -- Скажите, пожалуйста, мистеръ Гедстонъ,-- спросилъ онъ, снова пытаясь сдѣлать диверсію;-- какъ зовутъ сестру молодого Гексама?
   -- Ее зовутъ Лиззи,-- сказалъ учитель съ сильнымъ сокращеніемъ мускуловъ на всемъ лицѣ.
   -- Эта молодая дѣвушка, кажется, очень замѣчательнаго характера?
   -- Она настолько замѣчательна, чтобы быть гораздо выше мистера Евгенія Рейборна, хоть это, впрочемъ, доступно и самымъ обыкновенный ь людямъ,-- сказалъ школьный учитель.-- Полагаю; вы не сочтете дерзкимъ, сэръ, если я спрошу, зачѣмъ вы привела въ связь эти два имени?
   -- Такъ, случайно, -- отвѣтилъ секретарь: -- замѣтивъ, что разговоръ о мистерѣ Евгеній Рейборнѣ вамъ непріятенъ, я попробовалъ уклониться отъ него, хотя кажется, и не слишкомъ успѣшно.
   -- Вы знаете мистера Рейборна, сэръ?
   -- Нѣтъ.
   -- Такъ, стало быть, эти имена приведены вами въ связь не вслѣдствіе какихъ-нибудь его намековъ?
   -- Конечно, нѣтъ.
   -- Я осмѣлился спросить это,-- сказалъ Брадлей, поглядѣвъ въ полъ,-- потому что онъ способенъ все сказать по своему легкомысленному и наглому хвастовству. Я,-- я надѣюсь, вы поймете меня, сэръ. Я,-- я очень интересуюсь и братомъ, и сестрой, и этотъ предметъ возбуждаетъ во мнѣ очень сильное чувство. Очень, очень сильное чувство.
   Брадлей дрожащею рукой вынулъ платокъ и вытеръ себѣ лобъ.
   Глядя на лицо школьнаго учителя, секретарь подумалъ, что тутъ онъ, дѣйствительно, открылъ каналъ, только оказавшійся, сверхъ ожиданія, и темнымъ, и глубокимъ, и бурнымъ, и труднымъ для развѣдокъ. Вдругъ посреди своихъ бурныхъ волненій, Брадлей остановился и, казалось, вызывалъ его взглядомъ на отвѣтъ, какъ будто онъ внезапно спросилъ: что вы во мнѣ видите?
   -- Вашею рекомендаціей здѣсь послужилъ братъ, молодой Гексамъ,-- сказалъ секретарь, спокойно возвращаясь къ дѣлу,-- такъ какъ мистеръ и мистриссъ Боффинъ случайно узнали отъ мистера Ляйтвуда, что онъ вашъ ученикъ. Все, что я спрашивалъ у васъ о братѣ и сестрѣ, спрашивалъ я самъ по себѣ, а не въ офиціальномъ званіи, не по порученію мистера Боффина. Какимъ образомъ я заинтересовался ими, нѣтъ надобности объяснять. Вы знаете, въ какой связи находился ихъ отецъ съ открытіемъ тѣла мистера Гармона.
   -- Сэръ,-- возразилъ Брадлей, дѣйствительно, въ сильномъ безпокойствѣ:-- я знаю всѣ обстоятельства этого дѣла.
   Пожалуйста, скажите мнѣ, мистеръ Гедстонъ,-- молвилъ секретарь, не лежитъ ли на сестрѣ какого-нибудь пятна по случаю этого невозможнаго... лучше сказать ни на чемъ не основаннаго обвиненія, сдѣланнаго противъ ея отца и въ сущности уже взятаго назадъ.
   -- Нѣтъ, сэръ,-- отвѣтилъ Брадлей, съ чѣмъ-то вродѣ гнѣва.
   -- Очень радъ слышать.
   -- Сестра,-- сказалъ Брадлей, такъ заботливо разставляя я выговаривая слова, какъ будто онъ вычитывалъ ихъ изъ книги,-- не несетъ на себѣ отъ этого никакого пятна, и честный человѣкъ, который собственнымъ трудомъ устроилъ себѣ положеніе въ жизни, можетъ раздѣлить съ ней это положеніе. Я не говорю поднять ее до этого положенія, я говорю просто раздѣлить съ ней это положеніе. Сестрѣ нѣтъ никакого упрека, если только, по несчастію, она сама не накличетъ чего-нибудь на себя. Если такого рода человѣкъ не боится смотрѣть на нее какъ на равную себѣ, и если онъ имѣетъ убѣжденіе, что на ней -- никакого пятна, то, я полагаю, этотъ фактъ говоритъ самъ за себя.
   -- А есть такой человѣкъ?-- сказалъ секретарь.
   Брадлей Гедстонъ сдвинулъ брови, стиснулъ широкую нижнюю челюсть и у ставилъ глаза въ полъ съ видомъ рѣшимости, казавшейся совершенно излишнею въ этомъ случаѣ, отвѣчалъ:-- Да, такой человѣкъ есть.
   Секретарю не было уже ни причины, ни предлога продолжать разговоръ, который тутъ и кончился. Часа черезъ три убранное паклей привидѣніе явилось опять въ Закладной Лавкѣ, и въ тотъ же вечеръ Райдергудово свидѣтельство уже лежало въ почтовомъ ящикѣ, адресованное въ пакетѣ на имя Лиззи Гексамъ.
   Всѣ эти дѣла до того поглотили Джона Роксмита, что онъ только на слѣдующій день снова увидѣлся съ Беллой. Казалось, о ни молча условились между собою, чтобы мистеръ и мистриссъ Боффинъ не могли замѣтить перемѣну въ ихъ взаимномъ обращеніи. Этому благопріятствовало снаряженіе старой Бетти Гигденъ, которое удерживало Беллу въ занятіяхъ и хлопотахъ и овладѣвало общимъ вниманіемъ.
   -- Я полагаю,-- сказалъ Роксмитъ, когда они окружили ее, покуда та укладывала свою чистенькую корзину, всѣ, кромѣ Беллы, дѣятельно помогавшей на колѣняхъ у кресла, на которомъ стояла корзинка,-- что вамъ, мистриссъ Гигденъ, по крайней мѣрѣ, слѣдовало бы взять съ собой въ карманъ письмо, которое я написалъ бы для васъ, означивъ въ немъ, гдѣ оно писано, и просто свидѣтельствуя въ немъ отъ мистера и мистриссъ Боффинъ, что они ваши друзья,-- не говорю покровители, потому что это имъ не понравилось бы.
   -- Нѣтъ, нѣтъ,-- сказалъ мистеръ Боффинъ,-- не надо покровительства! Что бы тамъ намъ ни случилось сдѣлать, покровительство въ сторону!
   -- Этого добра и безъ насъ вволю; не такъ ли, Нодди?-- сказала мистриссъ Боффинъ
   -- Я думаю, старушка, -- отвѣтилъ Золотой Мусорщикъ, -- просто но горло!
   -- По вѣдь людямъ иногда нравится покровительствовать, не правда ли, сэръ?-- спросила Белла, поднявъ глаза.
   -- Да мнѣ-то нѣтъ. А если имъ и нравится, такъ они сами хорошенько не понимаютъ этого,-- сказалъ мистеръ Боффинъ.-- Всѣ эти патроны да патронессы, вицъ-патроны, да вицъ-патронессы, покойные патроны съ покойными патронессами, бывшіе вицъ-патроны съ бывшими вицъ-патронессами, что все это значитъ въ тѣхъ книгахъ отъ благотворительныхъ заведеній, которыя сыплются на Роксмита, зачастую такъ, что онъ сидитъ въ нихъ почти по самое горло? Если мистеръ Томъ Никсъ дамъ пять шиллинговъ, развѣ онъ не патронъ? и если мистриссъ Джекъ Стайльсъ дастъ пять шиллинговъ, развѣ она не патронесса? Чтожъ это за чертовщина такая? Если это не самое бѣшеное безстыдство, какъ же вы это назовете?
   -- Не горячись, Нодди,-- произнесла мистриссъ Боффинъ.
   -- Не горячись!-- крикнулъ мистеръ Боффинъ:-- да это хоть кого разогрѣетъ. Никуда сунуться безъ патронства нельзя. Не хочу я патронства. Если я покупаю билетъ на цвѣточную выставку или представленіе съ музыкой, или на какое бы тамъ ни было представленіе, платя за него втридорога, на что мнѣ эти патроны и патронессы: вѣдь не они же меня угощаютъ? Если нужно сдѣлать доброе дѣло, такъ развѣ нельзя его сдѣлать попросту, за тѣмъ только что оно доброе дѣло? Если же дурное дѣло, поправятъ его что ли патроны съ патронессами? А вотъ если бываетъ нужно построить какое-нибудь заведеніе, то подумаешь, что кирпичи съ известью считаются дѣломъ менѣе нужнымъ, нежели патроны съ патронессами. Право, я удивляюсь, какъ это патроны съ патронессами самихъ себя не стыдятся! Вѣдь не пилюли же они, не краска для волосъ, чтобы трубить о нихъ такимъ манеромъ!
   Выпустивъ эти замѣчанія, мистеръ Боффинъ засеменилъ рысцой, по своему обыкновенію, и нросеменилъ до того мѣста, съ котораго отправился.
   -- Что до письма, Роксмитъ, то вы правы, какъ нельзя болѣе. Дайте ей письмо, заставьте ее взять, насильно вложите ей въ карманъ. Она можетъ заболѣть. Вѣдь вы можете заболѣть,-- продолжалъ мистеръ Боффинъ.-- Не отговаривайтесь, мистриссъ Гигденъ, это упрямство; вѣдь вы сами знаете, что можете.
   Старая Бетти засмѣялась, сказавъ, что возьметъ письмо съ благодарностью.
   -- Вотъ это такъ!-- сказалъ мистеръ Боффинъ.-- Ну, вотъ это умно! И благодарите не насъ (намъ не пришло это въ голову). а мистера Роксмита.
   Письмо было написано, прочтено ей и отдано.
   -- Ну, какъ вы теперь полагаете?-- сказалъ мистеръ Боффинъ.-- Все по вкусу вамъ?
   -- Письмо-то, сэръ?-- сказала Бетти.-- Славное письмо!
   -- Нѣтъ, нѣтъ, нѣтъ, не письмо, -- сказалъ мистеръ Боффинъ,-- ваша затѣя! Хватитъ ли вамъ силъ, чтобы такъ проводить жизнь, какъ вы затѣяли.
   -- Я такъ-то лучше окрѣпну и отъ тоски избавлюсь, нежели всякимъ другимъ родомъ жизни и способомъ, какіе мнѣ на выборъ вставлены.
   -- Не говорите пожалуйста, какіе на выборъ вамъ оставлены,-- произнесъ мистеръ Боффинъ,-- потому что родамъ жизни и способамъ счету нѣтъ. Напримѣръ, у насъ есть домъ Павилынъ, и намъ не худо бы имѣть тамъ ключницу. Не хотите ли заглянуть въ Павильонъ? Тамъ живетъ въ уединеніи ученый человѣкъ съ деревянной ногой, по прозванію Веггъ: съ нимъ можете тамъ познакомиться.
   Старая Бетти устояла даже противъ этого соблазна и стала задѣвать свой черный чепчикъ съ шалью.
   -- Ну, ужъ какъ хотите, я бы не пустилъ васъ,-- сказалъ мистеръ Боффинъ,-- еслибы не надѣялся, что отъ этого самаго Слякоть скорѣе, ума наберется и въ силу войдетъ. Что это у васъ, Бетти? Никакъ кукла?
   То былъ гвардеецъ, стоявшій на часахъ надъ кроваткой Джонни. Осиротѣлая старушка показала солдатика и снова запрятала его въ свою одежду. Затѣмъ она признательно простилась съ мистрисъ Боффинъ и съ мистеромъ Боффинъ, и съ Роксмитомъ, обвила старыми изсохшими руками молодую, чудную шею Беллы и сказала, повторяя Джоннипы слова: "поцѣловать к'асивую леди!" Секретарь глядѣлъ съ порога на к'асивую леди, обвитую такимъ образомъ, и потомъ еще глядѣлъ на к'асивую леди, когда она осталась одна, между тѣмъ какъ стойкая, старая фигура, съ своимъ твердымъ яснымъ взоромъ, ковыляла по улицамъ, уходя отъ паралича и рабочаго дома.
   

XV. Вотъ до чего дошло.

   Брадлей Гедстонъ уцѣпился за то свиданіе, которое предстояло еще ему съ Лизой Гексамъ. Когда онъ уговаривался съ ней объ этомъ свиданіи, онъ былъ подъ властію чувства близкаго къ отчаянію, и это чувство такъ и оставалось въ немъ съ тѣхъ поръ. Вскорѣ послѣ свиданія съ секретаремъ они вмѣстѣ съ Чар леемъ Гексамомъ, и не безъ вѣдома миссъ Пичеръ, выбрали сѣренькій вечерокъ для этого безнадежнаго свиданія.
   -- Эта кукольная швея,-- сказалъ Брадлей,-- не благоволитъ ни ко мнѣ, ни къ вамъ, Гексамъ.
   -- Дерзкій эдакій скорченный котенокъ, мистеръ Гедстонъ! Я опасался, что она какъ-нибудь помѣшаетъ нашему дѣлу и нагло выкинетъ какую-нибудь изъ своихъ шутокъ; потому-то я и нашелъ, что намъ будетъ лучше отправиться въ Сити и тамъ встрѣтить сестру.
   -- Такъ я и думалъ,-- сказалъ Брадлей, натягивая на ходу перчатки на свои жилистыя руки:-- такъ я и думалъ.
   -- Ужъ кромѣ сестры,-- продолжалъ Чарлей,-- никто бы не откопалъ себѣ такой необычайной подруги; она сдѣлала это изъ уморительной фантазіи пожертвовать собою, она такъ и говорила въ тотъ вечеръ, какъ мы ходили къ ней.
   -- По почему же должна она приносить себя въ жертву этой швеѣ?-- спросилъ Брадлей.
   -- О!-- воскликнулъ мальчикъ, съ краской въ лицѣ.-- Это одна изъ ея романтическихъ идей! Я пробовалъ разубѣдить ее, но не успѣлъ. Впрочемъ, лишь бы намъ удалось добиться чего-нибудь путнаго сегодня, мистеръ Гедстонъ, остальное придетъ само собой.
   -- Вы все еще увлекаетесь надеждою, Гексамъ.
   -- Да помилуйте, мистеръ Гексамъ, на нашей сторонѣ все.
   "Кромѣ вашей сестры, можетъ-быть", подумалъ Брадлей; онъ только угрюмо подумалъ, а сказать ничего не сказалъ.
   -- Все на нашей сторонѣ,-- повторилъ мальчикъ съ дѣтскою самоувѣренностью.-- Уважаемое положеніе, превосходное родство для меня, здравый смыслъ, все!
   -- Я не сомнѣваюсь, сестра ваша всегда выла преданною сестрой,-- сказалъ Брадлей, желая удержаться хоть на этомъ низкомъ уровнѣ надежды.
   -- Конечно, мистеръ Гедстонъ; я имѣю большое вліяніе на нее. Теперь, когда вы почтили меня вашимъ довѣріемъ и первые заговорили со мною объ этомъ, я опять скажу, на нашей сторонѣ все.
   А Брадлей опять подумалъ: "кромѣ вашей сестры, можетъ-быть".
   Сѣрый, пыльный вечеръ въ лондонскомъ Сити мало способствуетъ къ возбужденію надеждъ. Запертые магазины и конторы имѣютъ на себѣ какой-то отпечатокъ смерти, а національная цвѣтобоязнь сообщаетъ всему видъ траура. Башни, колокольни многихъ совсѣмъ загороженныхъ домами церквей, темныя, мутныя какъ самое небо, будто опускающееся на нихъ, не представляютъ ничего отраднаго посреди общаго унынія; солнечные часы на церковной стѣнѣ съ безполезною черною доской точно обанкрутились въ своемъ предпріятіи и на вѣкъ прекратили платежи. Меланхолическіе домочадцы, будто разбросанное стадо, выметаютъ меланхолическіе куски сора въ канавы, и другіе меланхолическіе люди тоже какъ разбросанное стадо, копаются въ этихъ кучахъ, выискивая чего-то годнаго на продажу.
   Такимъ-то вечеромъ, когда пыль Сити влѣпляется въ волоса, въ глаза и въ кожу, а палые листья съ немногихъ злосчастныхъ деревьевъ Сити мелются по угламъ подъ жерновами вѣтра, учитель съ ученикомъ показались въ сосѣдствѣ Лиденгольскэй улицы, сторожа Лизу съ восточной стороны. Придя немного раньше, они забились въ уголокъ, поджидая ея появленія.
   -- Вотъ она идетъ, мистеръ Гедстонъ. Пойдемте къ ней павстрѣчу.
   Она замѣтила ихъ приближеніе и, казалось, немного смутилась; однако, привѣтствовала брата съ обычною теплотой и коснулась протянутой руки Брадлея.
   -- Куда это ты собрался, Чарленька?-- спросила она послѣ этого.
   -- Никуда. Мы шли именно съ тѣмъ, чтобы тебя встрѣтить.
   -- Встрѣтить меня, Чарлей?
   -- Да. Мы пойдемъ съ тобой прогуляться. Только не большими проѣздными улицами, гдѣ намъ другъ друга не будетъ слышно, а гдѣ поспокойнѣе. Вотъ кстати широкій церковный дворъ. Тутъ эчепь тихо. Пойдемъ туда.
   -- Но это мнѣ не по дорогѣ, Чарленька.
   -- По дорогѣ,-- сказалъ мальчикъ капризно.-- Мнѣ по дорогѣ, стало-быть и тебѣ.
   Она не выпускала его руки и, все еще держа ее, поглядѣла на него съ видомъ протеста и жалобы. Онъ уклонился отъ ея взгляда, обратившись къ своему спутнику съ словами: "идемте мистеръ Гедстонъ". Они вошли на погостъ. На мощенномъ четырехугольномъ дворѣ поднималась посрединѣ земляная насыпь по грудь высоты, окруженная желѣзной рѣшеткой. Здѣсь, благополучно возвышаясь надъ уровнемъ живыхъ, покоились мертвые и стояли надгробные памятники, изъ коихъ нѣкоторые, точно падая, отклонялись отъ отвѣса, будто имъ стыдно той лжи, которую они гласили. Они прошли разокъ все мѣсто съ неловкимъ и стѣсненнымъ видомъ, какъ вдругъ мальчикъ остановился и сказалъ: "Лиза, мистеръ Гедстонъ имѣетъ кое-что сказать тебѣ; я не хочу мѣшать ему или тебѣ, такъ я пойду, пройдусь немного, и буду скоро назадъ. Въ общихъ чертахъ я знаю, что намѣренъ сказать тебѣ мистеръ Гедстонъ, и очень одобряю это, что, надѣюсь, и даже не сомнѣваюсь, и ты сдѣлаешь. Мнѣ нечего говорить тебѣ. Лиза, какъ много обязанъ я мистеру Гедстону, и какъ я принимаю къ сердцу всякій успѣхъ мистера Гедстона во всякомъ его дѣлѣ. Надѣюсь, даже не сомнѣваюсь, и ты тоже.
   -- Чарленька,-- отвѣтила его сестра, удерживая за руку, которую тотъ было выдернулъ:-- я думаю, лучше бы тебѣ остаться; я думаю, лучше бы мистеру Гедстону не говорить того, что онъ хочетъ сказать.
   -- Какъ, развѣ ты знаешь въ чемъ дѣло?-- возразилъ мальчикъ.
   -- Можетъ-быть и нѣтъ, по...
   -- Можетъ-быть и нѣтъ? Я думаю, не знаешь. Ездибы ты знала въ чемъ дѣло, ты бы совсѣмъ иначе говорила. Ну, пусти же меня; будь умна; я удивляюсь, какъ это ты забываешь, что мистеръ Гедстонъ смотритъ на тебя.
   Она опустила руку, и онъ пошелъ прочь, сказавъ ей:-- ну, Лиза, будь же разсудительною дѣвушкой и доброю сестрой.
   Она осталась наединѣ съ Врадлеемъ Гедстономъ. Онъ заговорилъ тогда только, когда она подняла глаза.
   -- Въ послѣдній разъ какъ мы съ вами видѣлись,-- заговорилъ онъ,-- я сказалъ, что я долженъ кое-что объяснить вамъ, на что, быть можетъ, вы обратите вниманіе. Я пришелъ сегодня объяснить вамъ это. Надѣюсь, вы не будете судить обо мнѣ по тому нерѣшительному виду, какъ я говорю съ вами. Вы видите меня съ самой невыгодной стороны. Въ томъ-то и бѣдствіе мое, что мнѣ хотѣлось бы казаться передъ вами въ самомъ лучшемъ моемъ видѣ, между тѣмъ какъ я знаю, что вы видите меня въ самомъ дурномъ свѣтѣ...
   Она тихонько двинулась впередъ, когда онъ замолкъ, и онъ такъ же медленно пошелъ рядомъ съ ней.
   -- Какой бы, казалось, эгоизмъ, начинать разговоръ словомъ о самомъ себѣ!-- началъ онъ снова -- Но все, что я ни говорю, отдается въ собственномъ моемъ слухѣ совсѣмъ не тѣмъ, что я хотѣлъ бы сказать вамъ и что непремѣнно требуется сказать. Я не могу сладить съ этимъ. Это такъ. Вы меня губите, вы меня уничтожаете.
   Она вздрогнула при страстномъ звукѣ послѣднихъ словъ и страстномъ движеніи рукъ, которымъ они сопровождались.
   -- Да, вы уничтожаете... губите... уничтожаете меня. Я совершенно теряюсь, у меня всякое довѣріе къ себѣ пропадаетъ, я власти надъ собою никакой не имѣю, когда я съ вами или когда только вспомню объ васъ. А изъ мыслей вы у меня не выходите никогда. Я не могъ ни минуты отбиться отъ васъ съ тѣхъ поръ, какъ впервые увидѣлъ васъ. О, это былъ несчастный день для меня! Это былъ несчастный, бѣдственный день!
   Чувство жалости примѣшалось къ тому отвращенію, которое онъ возбуждалъ въ ней, и она сказала:-- "Мистеръ Гедстонъ, мнѣ прискорбно узнать все это, но я никогда не имѣла малѣйшаго помышленія сдѣлать вамъ что-нибудь непріятное..."
   -- Ботъ оно!-- отчаянно крикнулъ онъ.-- Выходитъ, что я еще дѣлаю вамъ упреки, тогда какъ я хотѣлъ раскрыть мою душу! Сжальтесь надо мною. Я всегда неправъ, когда дѣло идетъ объ васъ. Такова моя доля.
   Борясь съ самимъ собою и взглядывая по временамъ на безлюдныя окна домовъ, какъ будто на ихъ тусклыхъ стеклахъ было что написано для его вразумленія, онъ прошелъ рядомъ съ ней чрезъ всю мостовую, прежде чѣмъ снова заговорилъ.
   -- Я долженъ постараться выразить что у меня на умѣ. Да, непремѣнно долженъ выразить. Хотя вы видите, какъ я смущенъ, хотя я предъ вами кажусь совершенно безпомощнымъ, я прошу гасъ повѣрить, что есть много людей, которые имѣютъ обо мнѣ доброе мнѣніе; что есть люди, которые высоко цѣнятъ меня; что я на своей дорогѣ достигъ такого положенія, какого многіе добиваются и немногіе достигаютъ.
   -- Еще бы, мистеръ Гедстонъ! Я вѣрю этому. Еще бы, я всегда знала это черезъ Чарлея.
   -- Я прошу васъ вѣрить, что еслибъ я вздумалъ предложитъ мое теперешнее жилище, мое теперешнее положеніе, мои теперешнія чувствованія той или другой изъ молодыхъ дѣвицъ, слѣдующихъ одному со мной призванію, одаренныхъ наилучшими качествами, занимающихъ одинаковое со мной положеніе, все это вѣроятно было бы принято, охотно принято.
   -- Я не сомнѣваюсь въ этомъ,-- сказала Лиза, глядя въ землю
   -- Я нѣкогда имѣлъ въ мысляхъ сдѣлать такое предложеніе и устроиться подобно многимъ моего званія: я въ одной половинѣ школы, жена моя въ другой, оба за однимъ и тѣмъ же дѣломъ.
   -- Отчего же вы такъ не сдѣлали?-- спросила Лиза Гексамъ.-- Зачѣмъ бы вамъ такъ не сдѣлать?
   -- Слава Богу, что я этого не сдѣлалъ! Единственною крупинкою отрады дли меня за все это послѣднее время,-- сказалъ онъ, все еще страстнымъ голосомъ, и попрежнему взмахивая руками, какъ бы стряхивая передъ ней кровь своего сердца, капля по каплѣ, на камни мостовой,-- единственною крупинкою отрады для меня было то, что я этого не сдѣлалъ. Еслибъ я сдѣлалъ это и еслибы на мою пагубу тѣ же чары, что и теперь, овладѣли мною то я разорвалъ бы, разорвалъ бы, какъ нитку, семейныя ры...
   Она взглянула на него пугливымъ взглядомъ и отступила. Онъ сталъ говорить, какъ будто она что-нибудь сказала.
   -- Это произошло бы невольно, точно такъ же какъ я теперь невольно пришелъ сюда. Вы тянете меня къ себѣ. Будь я запертъ въ крѣпкой тюрьмѣ, вы вытащили бы меня оттуда. Я бы пробился къ вамъ сквозь стѣну. Лежи я на смертномъ одрѣ, вы подняли бы меня, я дотащился бы сюда и упалъ бы у вашихъ ногъ.
   Дикая энергія мужчины, теперь уже совершенно разнузданная, была ужасна. Онъ остановился и положилъ руку на одинъ изъ камней кладбищенской ограды, какъ будто хотѣлъ сорвать его съ мѣста.
   -- Ни одинъ человѣкъ, до поры до времени, не можетъ знать какія внутри у него глубины. Для иныхъ вовсе такое время не приходитъ; пусть они почіютъ съ благодарностію! Вы мнѣ принесли это время; вы на меня обрушили его; и вотъ это море (при этомъ онъ билъ себя въ грудь) взволновалось до самаго дни.
   -- Мистеръ Гедстонъ, довольно мнѣ слушать васъ. Позвольте васъ остановить на этомъ. Это будетъ лучше и для васъ и для меня. Поищемъ брата.
   -- Нѣтъ, я долженъ высказать все, и непремѣнно выскажу. Я мучился съ тѣхъ самыхъ поръ, когда долженъ былъ остановиться, не договоривъ всего этого. Вы встревожены. Вотъ это сну мое несчастіе, что я не могу говорить съ вами или про васъ, не спотыкаясь на каждомъ слогѣ, а то перепутаю всѣ мысли и заврусь до безумія... Ничего, это сторожъ фонари зажигаетъ Онъ сейчасъ уйдетъ. Умоляю васъ, пройдемтесь еще вокругъ этого мѣста. Вамъ нѣтъ никакой причины тревожиться; я могу сдержать себя, и сдержу.
   Да и что иное могли они сдѣлать? Они въ молчаніи прошли по камнямъ. Одинъ за другимъ засвѣтились огоньки, какъ бы Отдаляя холодную, сѣрую церковную башню, и они снова остались наединѣ. Онъ не сказалъ ни слова, пока они не возвратились къ тому мѣсту, гдѣ онъ прервалъ свою рѣчь. Тутъ онъ опять сталъ смирно и снова схватился за камень. Говоря то, что онъ сказалъ тутъ далѣе, онъ ни разу не взглянулъ на нее; по глядѣлъ на камень и пошатывалъ его.
   -- Вы знаете, что я хочу сказать. Я люблю васъ. Я не знаю, что чувствуютъ другіе, употребляя это выраженіе. Но я знаю что я чувствую. Я чувствую страшное влеченіе, которому противиться не могу, и оно всего меня охватываетъ. Вы могли бы завлечь меня въ огонь и въ воду, вы могли бы завлечь меня на висѣлицу, вы могли бы завлечь меня на смерть, вы могли бы завлечь меня на публичный позоръ. Вотъ отъ этого-то, да еще отъ разстройства всѣхъ моихъ мыслей, я теперь никуда не годенъ; потому-то я и сказалъ, что вы меня губите и уничтожаете. Но еслибы вы дали мнѣ благопріятный отвѣтъ на мое предложеніе, вы могли бы повлечь меня къ добру -- ко всякому добру, съ одинаковой силой. Обстоятельства мои вполнѣ обезпечены, и вы бы ни въ чемъ не нуждались. Репутація моя стоитъ высоко и была бы щитомъ для вашей. Видя меня за дѣломъ, видя меня способнымъ хорошо исполнять его, уважаемымъ, вы, можетъ быть, стали бы гордиться мной. Я бы изъ всѣхъ силъ старался объ этомъ. Все, что могло возникнуть во мнѣ противъ моего рѣшенія, сдѣлать вамъ это предложеніе, я отбросилъ въ сторону, и предложеніе свое дѣлаю отъ всего моего сердца. Братъ вашъ одобряетъ все это, и вѣроятно, мы стали бы вмѣстѣ съ нимъ жить и работать. Во всякомъ случаѣ я оказывалъ бы ему всякое содѣйствіе и помощь. Не знаю, что я могъ бы прибавить ко всему этому. Я могъ бы только еще ослабить, что и безъ того дурно сказано. Я только скажу, что если отъ васъ требуется теперь сколько-нибудь серіознаго настроенія, такъ я то ужъ, конечно, не шучу.
   Стертая въ порошокъ известка изъ-подъ камня, который онъ шаталъ, сыпалась на мостовую, какъ бы въ подтвержденіе его словъ.
   -- Мистеръ Гедстонъ...
   -- Стойте! Умоляю васъ, прежде чѣмъ вы будете отвѣчать, пройдемтесь еще вокругъ этого мѣста. Это дастъ вамъ минуту времени подумать, а мнѣ собраться съ силами.
   Опять она уступила мольбѣ, и снова вернулись они къ тому же самому мѣсту, и снова онъ заработалъ у камня.
   -- Что же,-- сказалъ юпъ, съ видимо увеличившимся вниманіемъ:-- да, или нѣтъ?
   -- Мистеръ Гедстонъ, я благодарю васъ искренно, я благодарю васъ отъ всей души, и надѣюсь, что вы скоро найдете себѣ достойную жену и будете счастливы. Но я должна вамъ сказать,-- нѣтъ.
   -- Не нужно ли вамъ немного размыслить, нѣсколько недѣль, дней?-- спросилъ онъ тѣмъ же полузадыхающимея голосомъ
   -- Нисколько.
   -- Вполнѣ ли вы рѣшились, и нѣтъ ли вѣроятности на какую-нибудь перемѣну въ мою пользу?
   -- Я вполнѣ рѣшилась, мистеръ Гедстонъ и обязана отвѣтить вамъ, что нѣтъ никакой.
   -- Если такъ,-- сказалъ онъ, внезапно мѣняя тонъ, обращаясь къ ней и стукнувъ стиснутою рукой по камню съ такою силой, что ссадилъ кожу и окровавилъ себѣ суставы:-- если такъ, дай Богъ чтобы мнѣ не довелось убить его!
   Мрачный взглядъ ненависти и мести, съ которымъ эти слова сорвались съ блѣдныхъ губъ, и съ которымъ онъ стоялъ, протянувъ окровавленную руку, какъ будто она была какимъ-то оружіемъ, только-что нанесшимъ смертельный ударъ, такъ напугалъ ее, что она повернулась бѣжать. По онъ схватилъ ее за руку.
   -- Пустите меня, мистеръ Гедстонъ. Я буду звать на помощь, мистеръ Гедстонъ.
   -- Это мнѣ слѣдовало бы звать на помощь,-- сказалъ онъ;-- и вы не знаете, какъ я нуждаюсь въ помощи.
   Искаженіе лица его въ то время, какъ она отступала, высматривая вокругъ брата и не зная что дѣлать, могло бы въ другое время вырвать у ней крикъ, но вдругъ лицо его оцѣпенѣло, какъ будто подъ рукою смерти.
   -- Вотъ!.. Видите, я пришелъ въ себя. Выслушайте же меня.
   Съ полнымъ достоинствомъ мужества, какъ бы вспомнивъ о своей жизни, въ которой она привыкла опираться лишь на себя, вспомнивъ и о своемъ правѣ быть свободной отъ всякой отвѣтственности передъ этимъ человѣкомъ, она высвободила изъ его руки свою, прямо глядя ему въ глаза. Никогда еще она не была такъ прекрасна въ его глазахъ. Когда онъ оглянулся на нее, на нихъ упала тѣнь, какъ будто она вытягивала изъ него самый блескъ сто глазъ.
   -- Теперь, по крайней мѣрѣ, я ничего не оставлю недосказаннымъ,-- продолжалъ онъ, сложивъ руки передъ собою, очевидно затѣмъ, чтобы предохранить себя отъ какого-нибудь бѣшенаго жеста:-- по крайней мѣрѣ, я не буду, какъ прежде, мучиться мыслію, что упустилъ случай. Мистеръ Евгеній Рейборнъ.
   -- Такъ это о немъ-то вы говорили съ такимъ неудержимымъ бѣшенствомъ?-- смѣло спросила Лиза Гексамъ.
   Онъ закусилъ губу, поглядѣлъ на нее и не сказалъ ни слова.
   -- Такъ это мистеру Рейборну вы такъ грозили?-- повторила она вопросъ.
   Онъ опять закусилъ губу, поглядѣлъ на нее и опять ни слова не сказалъ.
   -- Вы просили выслушать васъ, а сами не хотите говорить. Позвольте мнѣ отыскать брата.
   -- Стойте! Я никому не грозилъ.
   Взглядъ ея на мгновеніе упалъ на его окровавленную руку. Онъ поднесъ ее ко рту, вытеръ ее объ рукавъ и опять скрестилъ обѣ руки.
   -- Мистеръ Евгеній Рейборнъ,-- повторилъ онъ.
   -- Зачѣмъ вы все повторяете это имя, мистеръ Гедстонъ?
   -- Потому что оно текстъ для тѣхъ немногихъ словъ, которыя остается мнѣ сказать. Замѣтьте, тутъ нѣтъ угрозъ. Если я буду грозить, остановите и упрекните меня. Мистеръ Евгеній Рейборнъ.
   Едва ли могла вырваться у него угроза хуже той, которая таилась въ способѣ произношенія этого имени.
   -- Онъ повадился къ вамъ. Вы принимаете его услуги. Вы довольно охотно слушаете его. Я знаю это, не хуже его самого.
   -- Мистеръ Рейборнъ былъ ко мнѣ внимателенъ и добръ, сэръ,-- гордо сказала Лиза,-- по случаю смерти моего отца и подозрѣній, которыя падали на его память.
   -- Что и говорить! Дѣйствительно, онъ очень внимательныя и очень добрый человѣкъ, этотъ мистеръ Евгеній Рейборнъ.
   -- Для васъ-то, я думаю, онъ ровно ничего,-- сказала Лиза съ негодованіемъ, котораго уже не могла подавить.
   -- О, нѣтъ! Въ этомъ вы ошибаетесь. Онъ для меня многое.
   -- Чѣмъ же онъ можетъ быть для васъ?
   Между прочимъ, онъ можетъ быть мнѣ соперникомъ,-- сказалъ Брадлей.
   -- Мистеръ Гедстонъ!-- отвѣтила Лиза съ запылавшимъ лицомъ. Низко съ вашей стороны говорить со мной такимъ образомъ! Но это даетъ мнѣ смѣлость сказать вамъ, что вы не нравитесь мнѣ, что вы никогда не нравились мнѣ съ самаго начала, и что ни одно живое существо не виновато въ томъ впечатлѣніи, которое вы сами произвели на меня.
   Голова его склонилась на мгновеніе, будто подъ гнетомъ, затѣмъ онъ опять поднялъ ее, и смочилъ себѣ губы.
   -- Мнѣ остается еще немногое сказать. Все это я зналъ о мистерѣ Евгеній Рейборнѣ, съ тѣхъ самыхъ поръ какъ вы начали тянуть меня къ себѣ. Я всячески отбивался отъ этого, но все напрасно. Это не измѣнило меня. Съ мистеромъ Евгеніемъ Рейборномъ въ головѣ, я шелъ сюда. Съ мистеромъ Евгеніемъ Рейберномъ въ головѣ, я сію минуту говорилъ съ вами. Съ мистеромъ Евгеніемъ Рейборномъ въ головѣ, я теперь забракованъ и отвергнуть.
   -- Если вы такъ называете то, что я поблагодарила за ваше предложеніе и отклонила его, то моя ли это вина, мистеръ Гедстонъ?-- сказала Лиза, почти столько же соболѣзнуя горькой борьбѣ, которую тотъ не могъ скрывать, сколько онъ отталкивалъ и путалъ ее.
   -- Я не жалуюсь, -- отвѣтилъ онъ, -- я только установляю фактъ. Я долженъ былъ подавлять чувство собственнаго достоинства, когда, несмотря на этого мистера Евгенія Рейборна, я поддавался влеченію къ вамъ. Можете вообразить себѣ, какъ низко теперь упало во мнѣ чувство собственнаго достоинства?
   Она была оскорблена и раздражена; по удержалась изъ уваженія къ его страданію и братниной къ нему дружбы.
   -- Мое чувство собственнаго достоинства лежитъ у него подъ ногами,-- сказалъ Брадлей, безсознательно разводя руками и бѣшено грозя ими камнямъ на мостовой.-- Помните это! Оно лежитъ подъ ногами этого молодца, и онъ топчетъ его, и торжествуетъ надъ нимъ.
   -- Онъ этого не дѣлаетъ,-- сказала Лиза.
   -- Дѣлаетъ!-- сказалъ Брадлей.-- Я стоялъ передъ нимъ лицомъ къ лицу, онъ бросилъ меня въ грязь своего презрѣнія и наступилъ на меня. Почему? Потому что заранѣе торжествовалъ, зная что заготовлено мнѣ къ нынѣшнему дню.
   -- Ахъ, мистеръ Гедстонъ, вы говорите внѣ себя.
   -- Въ полномъ умѣ. Я хорошо знаю, что говорю. Теперь я все сказалъ. Помните, я не употреблялъ угрозъ; я только показалъ вамъ, какъ обстоитъ дѣло, какъ оно обстоитъ до сихъ поръ.
   Въ это время мальчикъ показался близехонько въ виду. Она кинулась къ нему и схватила его подъ руку. Брадлей послѣдовалъ за ней и положилъ свою тяжелую руку на другое плечо мальчика.
   -- Чарлей Гексамъ, я иду домой. Мнѣ сегодня надо пройтись до дому одному и запереться въ своей комнатѣ, ни съ кѣмъ не говоря. Дайте мнѣ уйти на полчаса впередъ и не тревожьте меня, пека не застанете поутру за дѣломъ. Поутру я буду за дѣломъ, какъ всегда.
   Сжавъ свои руки, онъ испустилъ отрывистое, нечеловѣческое восклицаніе и пошелъ своею дорогой. Братъ съ сестрой остались, глядя другъ на друга, у фонаря, на уединенномъ кладбищѣ; лицо мальчика нахмурилось и омрачилось, въ то время какъ онъ проговорилъ грубымъ тономъ:
   -- Что это значить? Что ты сдѣлала моему лучшему другу? Скорѣй, всю правду!
   -- Чарлей,-- сказала сестра,-- говори же немного поспокойнѣе.
   -- Я не въ такомъ духѣ, чтобы разбирать и взвѣшивать слова,-- возразилъ мальчикъ:-- Что ты тутъ натворила? Отчего мистеръ Гедстонъ ушелъ отъ насъ такимъ образомъ?
   -- Онъ просилъ меня... ты самъ знаешь онъ просилъ меня... быть его женой, Чарлей.
   -- Ну?-- нетерпѣливо сказалъ мальчикъ.
   -- И я должна была сказать ему, что не могу быть его женой.
   -- Ты должна была сказать ему!-- гнѣвно повторилъ мальчикъ сквозь зубы, и грубо отталкивая ея.-- Ты должна была сказать ему! Знаешь ли ты, что онъ стоитъ пятидесяти такихъ, какъ ты?
   -- Очень можетъ быть, Чарлей, только я не могу за него выйти.
   -- Вѣроятно, ты хочешь сказать, что ты сознаешь, что не можешь оцѣнить его и не стоишь его?
   -- Я хочу сказать, что онъ не нравится мнѣ, Чарлей, и что я никогда за него не выйду.
   -- Однако, ты примѣрная сестра, ей-Богу!-- вскрикнулъ мальчикъ:-- ей-Богу, ты какъ есть -- вся безкорыстіе! Стало-быть всѣмъ моимъ усиліямъ позабыть прошлое, выйти въ люди и вытащить тебя за собой, такъ и пропадать по милости твоихъ подлыхъ причудъ? Такъ что ли?
   -- Я не стану упрекать тебя, Чарлей.
   -- Слышите, что она говоритъ!-- вскрикнулъ мальчикъ, озираясь въ потемкахъ:-- Она не станетъ упрекать меня! Бьется изо всѣхъ силъ, чтобы разрушить и мое, и свое счастіе, и не станетъ упрекать меня! Этакъ ты скоро скажешь, что не станешь упрекать мистера Гедстона, за то, что онъ спустился изъ сферы, которую украшаетъ собой, спустился къ твоимъ ногамъ для того, чтобы ты оттолкнула его, ты!
   -- Нѣтъ, Чарлей, я только скажу тебѣ, какъ сказала и ему самому, что благодарю его за предложеніе и сожалѣю, что онъ его сдѣлалъ; но я надѣюсь, что онъ сдѣлаетъ лучшій выборъ и будетъ счастливъ.
   Черствѣющее сердце мальчика немного умилилось, когда онъ взглянулъ на нее, терпѣливую крошку-нянюшку его младенчества, терпѣливую подругу, наставницу и заступницу въ отрочествѣ, сестру, забывавшую о самой себѣ и все для него сдѣлавшую. Онъ смягчилъ голосъ и взялъ ее подъ руку.
   -- Ну, полно, Лиза, что намъ ссориться, будемъ разсудительны, давай поговоримъ объ этомъ, какъ братъ съ сострой. Хочешь ты меня выслушать?..
   -- О, Чарлей,-- отвѣтила она задрожавшимъ голосомъ,-- развѣ я не слушаю тебя? Да еще сколько горькаго приходится мнѣ отъ тебя слышать!
   -- Ну, такъ мнѣ очень жаль. Такъ-то, Лиза! Непритворно жалъ. Только ты меня все выводишь изъ себя. Видишь ли, мистеръ Гедстонъ совершенно преданъ тебѣ. Онъ говорилъ мнѣ наисеріознѣйшимъ образомъ, что онъ ни на минуточку не узнавалъ себя съ тѣхъ поръ, какъ я впервые познакомилъ его съ тобой. Вотъ миссъ Пичеръ, наша школьная учительша, хорошенькая, молоденькая, ньсе такое, всѣ знаютъ, какъ она привязана къ нему, а онъ даже и на глядитъ на нее и слышать объ ней не хочетъ; значитъ привязанность его къ тебѣ совершенно безкорыстная; не такъ ли? Жениться на Миссъ Пичеръ ему было бы выгоднѣе во всѣхъ отношеніяхъ, чѣмъ жениться на тебѣ. Такъ вотъ видишь, слѣдовательно, отъ этого онъ никакой выгоды не получаетъ, вѣдь никакой?
   -- Никакой, Богу извѣстно, никакой!
   -- Очень хорошо, -- сказалъ мальчикъ,-- тутъ ужъ есть кое-что въ его пользу, и это очень важно. Теперь насчетъ меня. Мистеръ Гедстонъ всегда старался дать мнѣ ходъ, и отъ него зависитъ многое; будучи моимъ зятемъ, онъ не менѣе, а еще больше сталъ бы помогать мнѣ. Мистеръ Гедстонъ приходитъ ко мнѣ, оказываетъ мнѣ довѣріе самымъ деликатнымъ обрагомъ и говоритъ: надѣюсь, бракъ мой съ вашею сестрой будетъ вамъ пріятенъ и полезенъ, Гексамъ? Я говорю: нѣтъ ничего на свѣтѣ, мистеръ Гедстонъ, чему бы я такъ порадовался. Мистеръ Гедстонъ говоритъ: -- Такъ я могу положиться на ваше короткое знакомство со мною, Гексамъ, что вы обо мнѣ замолвите словечко вашей сестрѣ? А я говорю: конечно, мистеръ Гедстонъ, и естественно я имѣю большое вліяніе на исе; вѣдь я имѣю его, не правда ли, Лиза?
   -- Да, Чарлей.
   -- Отлично! Ну видишь, дѣло идетъ на ладъ, лишь только мы начали говорить, какъ слѣдуетъ брату и сестрѣ. Хорошо. Теперь идетъ насчетъ тебя. Будучи женою мистера Гедстона, ты заняла бы болѣе уважаемое положеніе, имѣла бы лучшее мѣсто въ обществѣ, нежели теперь, и, наконецъ, раздѣлалась бы съ рѣкой и съ старыми непріятностями, связанными съ нею, освободилась бы навсегда отъ этихъ кукольныхъ швей, пьяныхъ ихъ батюшекъ и тому подобнаго. Я не хочу унижать миссъ Дженни Ренъ: дай Богъ ей здоровья на ея мѣстѣ; но ея мѣсто было бы ужъ не подъ стать тебѣ, когда бы ты вышла за мистера Гедстона. Теперь ты видишь, Лиза, во всѣхъ отношеніяхъ и насчетъ тебя, и насчетъ меня ничего лучшаго не остается желать.
   Они тихо шли, пока мальчикъ говорилъ, а тутъ онъ остановился посмотрѣть, какое произвелъ на нее впечатлѣніе. Глаза сестры пристально глядѣли на него, но такъ какъ въ нихъ не было замѣтно никакой уступки, а сама она молчала, то онъ опять повелъ ее. Когда онъ снова заговорилъ, въ голосѣ его слышалось неудовольствіе, хотя онъ и старался его скрыть.
   -- При томъ вліяніи, какое я имѣю на тебя, Лиза, можетъ лучше было бы мнѣ сперва немножко поболтать съ тобой прежде объясненія самого мистера Гедстона. Но, право, все, что я говорилъ въ его пользу, казалось такъ ясно и неоспоримо, и я всегда зналъ тебя такою разсудительною и умною, что я не счелъ этого и за нужное. Очень можетъ быть, что это была моя ошибка, но ее можно легко поправить. Чтобы поправить дѣло, нужно только, чтобы ты сейчасъ же сказала мнѣ, чтобъ я пошелъ домой и передалъ мистеру Гедстону, что все бывшее еще не конецъ, и что, можетъ быть, понемножку все обойдется.
   Онъ опять остановился. Блѣдное личико тревожно и любовно глядѣло на него, но Лиза покачала головой.
   -- Что жъ, говорить что ли не умѣешь?-- рѣзко сказалъ мальчикъ.
   -- Очень бы не хотѣлось мнѣ говорить, Чарлей. Впрочемъ, коли надо, пожалуй. Никакъ не могу уполномочить тебя сказать что-нибудь мистеру Гедстону; никакъ не могу позволить тебѣ сказать что-нибудь подобное мистеру Гедстону. Нечего больше передавать ему отъ меня послѣ того, что я сказала ему сегодня разъ навсегда.
   -- И эта дѣвчонка,-- крикнулъ мальчикъ, снова презрительно отталкивая ее,-- еще зоветъ себя сестрой!
   -- Другъ мой Чарлей, вотъ это ужъ другой разъ: ты почти ударилъ меня. Не обижайся моими словами. Я не думаю, Боже сохрани, чтобы ты это съ умысломъ; ты едва ли самъ знаешь, какъ ты теперь далекъ отъ меня.
   -- Однако,-- сказалъ мальчикъ, не обращая вниманія на выговоръ и чувствуя только горечь собственной неудачи,-- я знаю, что все это значитъ, не удастся тебѣ опозорить меня!
   -- Это значитъ то, что я тебѣ говорила, Чарлей, и больше ничего.
   -- Неправда, -- вспыльчиво сказалъ мальчикъ, -- ты сама это знаешь; это значитъ твой драгоцѣнный мистеръ Рейборнъ; вотъ что это значитъ.
   -- Чарлей! Въ память нашей прежней дружбы, оставь это!
   -- Только не удастся тебѣ меня опозорить,-- ворчливо продолжалъ мальчикъ.-- Когда я вылѣзь изъ грязи, тебѣ не стащить меня въ нее, это рѣшено. Тебѣ не опозорить меня, если я не стану съ тобой знаться; а я теперь знать тебя не хочу!
   -- Чарлей! Часто въ такую же ночь, часто еще хуже, я сидѣла на мостовой, укачивая тебя на рукахъ. Откажись отъ этихъ словъ, даже не говоря, что жалѣешь о нихъ, и тебѣ все еще открыты и мои объятія, и сердце.
   -- Не откажусь. Я еще повторяю ихъ. Ты закоренѣлая дрянь-дѣвчонка и фальшивая сестра, у меня все съ тобой покончено. Навсегда у меня все съ тобой покончено!
   Онъ вскинулъ вверхъ свою неблагодарную руку, будто ставя преграду между собою и сестрой, повернулся на каблукахъ и удалился отъ нея. Молча., не шевелясь, оставалась она на прежнемъ мѣстѣ, пока бой башенныхъ часовъ не пробудилъ ея. Она тронулась съ мѣста; но тутъ, когда сама она вырвалась изъ оцѣпенѣнія, вырвались и слезы, замороженныя холоднымъ сердцемъ себялюбиваго мальчика. "О, еслибы мнѣ лечь тутъ подлѣ мертвыхъ!" да еще: "Чарлей, Чарлей! Это ли конецъ нашихъ картинокъ въ огнѣ!" -- вотъ и все, что она сказала, уклонивъ лицо на руки надъ каменною верхушкой ограды.
   Чья-то фигура проходила мимо и уже прошла, но вдругъ остановилась и оглянулась на нее. Это былъ старикъ съ поникшею головой, въ шляпѣ съ широкими полями и низкою тульей, въ длиннополомъ сюртукѣ. Послѣ недолгаго колебанія, фигура повернулась назадъ и, приблизившись съ видомъ нѣжности и участія, сказала:
   -- Простите меня, молодая женщина, что заговорилъ съ вами, но вы чѣмъ-то разстроены. Не могъ же я пройти мимо, оставивъ васъ тутъ въ слезахъ, какъ будто никого здѣсь и не было. Чѣмъ я могу пособить вамъ, что я могу сдѣлать для вашего успокоенія?
   При звукѣ этихъ добрыхъ словъ, она подняла голову и радостно отвѣтила:
   -- О, мистеръ Райя, это вы?
   -- Дочь моя -- сказалъ старикъ,-- я изумляюсь! Я говорилъ какъ съ чужою. Возьми мою руку, на, возьми скорѣй! Что тебя печалитъ? Кто это сдѣлалъ? Бѣдная дѣвушка! Бѣдная дѣвушка!
   -- Братъ со мною поссорился, рыдала Лиза,-- и отказался отъ меня.
   -- Неблагодарный онъ песъ,-- гнѣвно сказалъ Еврей.-- Оставь его. Отряхни прахъ отъ ногъ твоихъ и оставь его. Пойдемъ, дочь моя, пойдемъ въ домъ мой -- это только черезъ улицу. Пережди немного, пока миръ не осѣнитъ тебя снова, и очи твои не осохнутъ, а тамъ я проведу тебя но улицамъ. Обычное время твое прошло, скоро будетъ поздно, путь далекъ, а сегодня много народу рь улицахъ.
   Она приняла предлагаемую ей помощь, и они потихоньку вышли изъ церковнаго погоста. Только что они выбрались на главную улицу, какъ другая фигура, бродившая тутъ съ недовольнымъ видомъ, глядя вокругъ, кинулась къ нимъ и вскрикнула:
   -- Лиззи! Гдѣ жъ это вы были? Что такое?
   Когда Евгеній Рейборнъ обратился къ ней такимъ образомъ, она плотнѣе прижалась къ Еврею и наклонила голову Еврей, пронзивъ заразъ всего Евгенія взглядомъ, опустилъ глаза, и хранилъ безмолвіе.
   -- Лиззи, въ чемъ же дѣло?
   -- Мистеръ Рейборнъ, теперь я не могу вамъ этого сказать.. Я не могу сказать вамъ сегодня, и по знаю скажу ли когда-нибудь Прошу васъ оставьте меня.
   -- Но, Лиззи, вѣдь, я нарочно за вами. Я пришелъ проводить васъ домой, пообѣдавъ въ гостиницѣ по сосѣдству и зная ваши часы. Ужъ я ждалъ-ждалъ васъ,-- прибавилъ Евгеній,-- точно сторожъ или (взглянувъ на Райю) какъ старый старьевщикъ.
   Еврей поднялъ глаза и еще разъ пронзилъ Евгенія взглядомъ.
   -- Прошу васъ, пожалуйста, мистеръ Рейборнъ, оставьте меня съ этимъ защитникомъ. И еще вотъ что. Пожалуйста, прошу васъ, беречь себя.
   -- Что за Удольфскія таинства! {Mysteries of Udоlpho, извѣстный романъ г-жи Радклиффъ.} -- сказалъ Евгеній съ удивленнымъ взглядомъ.-- Извините мнѣ вопросъ, въ присутствіи нежилого джентльмена, кто онъ такой этотъ добрый защитникъ?
   -- Другъ, которому можно ввѣриться,-- сказала Лиза.
   Я могу избавить его отъ обязанности охранять то, что ему ввѣрено, -- отвѣтилъ Евгеній -- но Лиззи, вы все-таки скажите мнѣ, въ чемъ дѣло?
   -- Дѣло въ ея братѣ,-- сказалъ старикъ, снова поднимая глаза.
   -- Дѣло въ нашемъ братцѣ?-- отвѣтилъ Евгеній съ легкимъ презрѣніемъ:-- братецъ нашъ не стоить того, чтобъ и думать о немъ, не только что плакать. Что же такое братецъ нашъ надѣлалъ?
   Старикъ снова поднялъ глаза, серіозно глянувъ на Евгенія и серіозно глянувъ на Лизу, стоявшую съ опущенными глазами. Оба взгляда были такъ полны значенія, что даже Евгеній былъ озадаченъ и задумчиво отозвался междометіемъ: "гмъ!"
   Старикъ, съ видомъ совершеннаго терпѣнія, оставаясь безмолвнымъ и опустивъ глаза, стоялъ, держа Лизу подъ руку. Въ своемъ навыкѣ переносить и выдерживать все, казалось, онъ былъ бы готовъ простоять тутъ неподвижно всю ночь.
   -- Если мистеръ Ааронъ,-- сказалъ Евгеній, вскорѣ найдя это утомительнымъ, -- будетъ настолько добръ, что уступитъ мнѣ свою заботу, онъ освободится для занятій, которыя, можетъ быть, ожидаютъ его въ синагогѣ. Мистеръ Ааронъ, не будете ли вы такъ любезны?
   По старикъ все стоялъ столбомъ.
   -- Прощайте, мистеръ Ааронъ,-- вѣжливо сказалъ Евгеній.-- Не задержать бы васъ.-- Тутъ онъ обратился къ Лизѣ.-- Кажется, другъ нашъ, мистеръ Ааронъ, глухъ немножко?
   -- У меня слухъ очень хорошъ, христіанскій джентльменъ,-- спокойно сказалъ старикъ.-- Но я могу послушаться теперь только одного голоса, чтобъ оставить эту дѣвушку прежде, чѣмъ доведу ее до дому. Если она сама потребуетъ этого, я исполню. Ни для кого иного я этого не сдѣлаю.
   -- Смѣю спросить почему такъ, мистеръ Ааронъ?-- сказалъ Евгеній, нисколько не смущаясь духомъ.
   -- Извините. Если она спроситъ меня, я скажу ей,-- отвѣчалъ старикъ.-- Никому другому я не скажу.
   -- Я не спрашиваю васъ,-- сказала Лиза, -- и прошу васъ отвести меня домой. Мистеръ Рейборнъ, сегодня было мнѣ горькое испытаніе, и я надѣюсь, вы не сочтете меня неблагодарною, скрытною или причудливою. Этого нѣтъ; я только несчастлива. Прошу на-съ, помните что я вамъ сказала. Пожалуста, прошу васъ, берегитесь.
   -- Милая Лиззи,-- отвѣтилъ онъ тихимъ голосомъ, наклоняясь къ ней съ другой стороны.-- Чего? Кого?
   -- Кого недавно видѣли и разсердили.
   Онъ щелкнулъ пальцами и засмѣялся.-- Пойдемте,-- сказалъ онъ,-- если ужъ иначе нельзя, такъ мы съ мистеромъ Аарономъ раздѣлимъ ваше довѣріе и оба доставимъ васъ домой. Мистеръ Ааронъ съ того бока, я съ этого. Если мистеръ Ааронъ согласенъ, шествіе сейчасъ же двинется.
   Онъ зналъ свою власть надъ нею. Онъ зналъ, что она не будетъ настаивать на его удаленіи. Онъ зналъ, что ей будетъ тяжело потерять его изъ виду теперь, въ виду воображаемой опасности. Несмотря на всю свою кажущуюся легкость и безпечность, онъ зналъ все, что хотѣлъ знать изъ ея сердечныхъ помысловъ. И когда онъ шелъ рядомъ съ ней такой веселый, пренебрегая всѣмъ, что противъ него поднималось, такъ возвышающійся въ своемъ остроуміи и самообладаніи надъ угрюмою принужденностью и связанностью искателя ея руки и себялюбивымъ задоромъ ея брата, такъ, казалось, преданный ей, когда собственная опора измѣнила ей: какимъ огромнымъ преимуществомъ, какимъ превозмогающимъ вліяніемъ владѣлъ онъ въ этотъ вечеръ! Если прибавимъ къ этому, что она, бѣдненькая, слышала, какъ его унижали за нее, а она страдала за него, то чему удивляться, если самый незначащій случайный тонъ серіознаго участія (оттѣнявшій его безпечность, какъ бы нарочно усвоенную имъ для ея успокоенія), что малѣйшее прикосновеніе его, всякій взглядъ его, самое присутствіе его возлѣ него въ темной улицѣ, были для нея какъ бы проблесками какого-то заколдованнаго міра, недоступнаго для пошлости и низости, повидимаго злыми духами, врагами всего добраго и прекраснаго.
   Такъ какъ уже не было рѣчи о томъ, чтобы зайти предварительно къ Райѣ, то они шли прямо къ Лизиной квартирѣ. Неподалеку отъ двери дома она разсталась съ ними и вошла одна.
   -- Мистеръ Ааронъ,-- сказалъ Евгеній, оставшись вдвоемъ съ нимъ на улицѣ.-- Изъявляя благодарность вамъ за компанію, я долженъ теперь, къ моему прискорбію, разстаться съ вами.
   -- Сэръ,-- отвѣтилъ тотъ.-- Желаю вамъ доброй ночи, и желаю еще, чтобъ вы не были такъ беззаботны.
   -- Мистеръ Ааронъ,-- отвѣтилъ Евгеній.-- Я желаю вамъ доброй ночи и желаю (такъ какъ вы и немножко скучноваты), чтобъ вы были не такъ озабочены.
   Но тутъ, когда роль его на этотъ вечеръ была сыграна, и когда, повернувшись къ Еврею спиной, онъ сошелъ со сцены, онъ самъ сдѣлался озабоченъ. "Что гласитъ Ляйтвудовъ катихизисъ?-- пробормоталъ онъ, останавливаясь закурить сигару:-- Что изъ этого выйдетъ? Что ты дѣлаешь? Куда ты идешь? Теперь скоро на эти вопросы послѣдуютъ отвѣты. Ахъ!" вздохнулъ онъ тяжело.
   Тяжелый вздохъ повторился будто эхомъ, часъ спустя, когда Райя, сидѣвшій на какомъ то темномъ крыльцѣ, въ углу противъ Лизина дома, всталъ и пошелъ, крадучись по улицамъ, въ своемъ старинномъ одѣяніи, будто духъ прошлаго времени.
   

XVI. Годовщина.

   Почтенный Твемло, собственноручно одѣваясь у себя на квартирѣ надъ конюшнями въ Дьюкъ-Стритѣ, на Сентъ-Джемскомъ скверѣ, и слыша подъ собою лошадей за ихъ туалетомъ, находитъ свое положеніе невыгоднымъ въ сравненіи съ благородными животными конюшни. Ежели, съ одной стороны, у него нѣтъ прислужника, который бы звучно хлесталъ его, заставляя грубымъ голосомъ подвигаться то туда, то сюда, то, съ другой стороны, у него вовсе нѣтъ прислужника. Такъ какъ суставы на пальцахъ и прочіе суставы кроткаго джентльмена нѣсколько ржавѣютъ по утрамъ, то ему, пожалуй, пріятно было бы, еслибъ его привязали за физіономію къ двери его комнаты и ловко вытерли бы суконкой, окачивая водой, выгладили и покрыли попонами, въ то время, какъ самъ онъ принималъ бы чисто-пассивное участіе въ этихъ трудныхъ операціяхъ.
   Какъ поступаетъ очаровательная Типпинсъ, наряжаясь для одурѣнія людей, это извѣстно лишь граціямъ да ея горничной; но, можетъ статься, и это привлекательное существо, хотя и не покинутое на собственныя попеченія, какъ Твемло, могло бы обойтись безъ многихъ хлопотъ, сопряженныхъ съ ежедневнымъ реставрированіемъ своихъ прелестей, такъ какъ относительно лица и шеи эта обожаемая богиня была нѣчто въ родѣ дневного морскую рака, сбрасывающаго шелуху каждое утро и удаляющагося въ уединенное мѣсто, пока не окрѣпнетъ новая шелуха.
   Какъ бы то ни было, Твемло, наконецъ, надѣваетъ воротничокъ съ галстукомъ и рукавчики на свои костяшки и отправляется завтракать. А завтракать съ кѣмъ же, какъ не съ ближайшими сосѣдями Ламмлями, въ Саквиль-Стритѣ, сообщившими ему что онъ встрѣтитъ у нихъ свою дальнюю родню, мистера Фледжби? Грозный Снигсвортъ можетъ табуировать {Табу -- религіозное запрещеніе на островахъ Полинезіи.} Фледжби, но мирный Твемло разсуждаетъ такъ: "Если онъ мой родственникъ, то, я въ этомъ не виноватъ, и встрѣтиться съ человѣкомъ, не значитъ еще знаться съ нимъ".
   Это первая годовщина счастливаго бракосочетанія мистера и мистриссъ Ламмль, празднуемая завтракомъ, потому что обѣдъ въ тѣхъ размѣрахъ роскоши, какія желали бы сообщить ему хозяева, затянулся бы въ такой же долгій ящикъ, какъ несуществующіе палаты, которыя они намѣревались выстроить себѣ, и которыя уже столь многихъ свели съ ума отъ зависти. Такимъ образомъ, Твемло съ немалымъ затрудненіемъ ковыляетъ черезъ Пикадилли, вспоминая, что нѣкогда онъ былъ прямѣе станомъ и менѣе подвергался опасности быть раздавленнымъ быстрыми экипажами. Должно быть это было въ тѣ дни, когда онъ еще надѣялся на разрѣшеніе отъ страшнаго Снигсворта что-нибудь дѣлать или чѣмъ-нибудь быть въ жизни, то есть до изданія этимъ великимъ ханомъ указа: "Поелику онъ ничѣмъ отличиться не можетъ, то быть ему бѣднымъ джентльменомъ на моей пенсіи, а посему отнынѣ считать ему себя пенсіонеромъ".
   Ахъ! Твемло, Твемло! Скажи мнѣ маленькая, слабенькая, сѣденькая личность, каковы-то сегодня твои сердечные помыслы о мечтѣ,-- продолжаемъ такъ называть ту особу, которая разбила тное сердце, когда оно было еще зелено, а голова темноруса,-- и лучше или хуже, тяжелѣй или легче, до сихъ поръ еще вѣрить мечтѣ, нежели видѣть ее хищнымъ броненоснымъ крокодиломъ, неспособнымъ иначе понимать деликатное, чувствительное и нѣжное мѣстечко за твоимъ жилетомъ, какъ бросаясь на него съ вязальною иголкой. Скажи также, мой Твемло, какой жребій счастливѣе, быть ли бѣднымъ родственникомъ знатнаго, или стоять въ зимней слякоти, поя наемныхъ лошадей изъ низенькаго ведра на извозчичьей биржѣ? Твемло ничего не говоритъ и идетъ дальше. Въ то время, какъ онъ приближается къ Ламмлевскому крыльцу, подъѣзжаетъ маленькая одноконная каретка, заключающая въ себѣ божественную Типпинсъ. Типпинсъ, опустивъ стекло, игриво хвалитъ бдительность своего кавалера, ожидающаго ее, чтобы высадить. Твемло высаживаетъ ее съ такою вѣжливою важностью, какъ будто бы она была нѣчто неподдѣльное, и они отправляются на лѣстницу. Типпинсъ выдѣлываетъ ногами разныя штуки, будто стараясь заявить, что эти нетвердые члены сами собой прыгаютъ по врожденной прыткости.
   -- А, любезнѣйшая мистриссъ Ламмль и любезнѣйшій мистеръ Ламмль, какъ поживаете,-- говоритъ она,-- и когда же вы отправитесь, какъ бишь это мѣсто, гдѣ я живу, Гай или Барвикъ, ну, вы знаете... какъ его?.. Дункау... поѣсть ветчины?.. Мортимеръ ваше имя вычеркнуто изъ списка моихъ обожателей, во-первыхъ, за непостоянство, а потомъ за низкое бѣгство; однако, какъ вы поживаете, злодѣй? и вы здѣсь, мистеръ Рейборнъ? Васъ-то что могло занести сюда? Вѣдь мы заранѣе увѣрены, что вы будете хранить безмолвіе. И Венирингъ, членъ парламента, какъ у васъ тамъ въ палатѣ, и когда же вы, наконецъ, ссадите этихъ ужасныхъ министровъ съ мѣста? И мистриссъ Венирингъ, дорогая моя: неужто въ самомъ дѣлѣ правда, что вы каждую ночь ѣздите въ это душное мѣсто слушать прозу этихъ господъ? Кстати, Венирингъ, чти же ты то не ораторствуете? Вѣдь вы еще рта не открывали до сихъ поръ, а мы умираемъ отъ желанія послушать, что-то вы намъ скажете. Миссъ Пидснанъ, въ восторгѣ видѣть васъ! Папаша здѣсь? Нѣтъ. Мамаши тоже нѣтъ? О! Мистеръ Бутсъ, очарована. Мистеръ Бруэръ! Вся семья въ сборѣ.
   Тутъ Типпинсъ осматриваетъ Фледжби и чужаковъ сквозь золотой лорнетъ, лепеча на поворотахъ, съ свойственною ей невинною наивностью, нѣтѣли еще кого знакомыхъ? Кажется, нѣтъ. Тутъ никого. И тутъ никого. Нигдѣ нѣтъ. Мистеръ Ламмль въ полномъ блескѣ представляетъ своего друга Фледжби, умирающаго для стяжанія чести быть представленнымъ леди Типпинсъ. Фледжби, будучи представленъ, кажется, что-то хочетъ сказать, кажется, ничего не хочетъ сказать, послѣдовательно кажется размышляющимъ, смиреннымъ и огорченнымъ, пятится на Бруэра, обходитъ вокругъ Бутса, и увядаетъ на самомъ заднемъ планѣ, щупая себѣ бакенбарды, какъ будто надѣясь, что они появились съ тѣхъ поръ, какъ онъ щупалъ ихъ пять минутъ тому назадъ. Но Ламмль снова вытаскиваетъ его, прежде чѣмъ онъ вполнѣ удостовѣрился въ безплодіи почвы. Повидимому, онъ очень плохъ въ своемъ здоровьи, ибо Ламмль опять представляетъ его, какъ умирающаго. Только теперь ужъ онъ умираетъ отъ желанія быть представленнымъ Твемло.
   Твемло подаетъ руку.-- Радъ видѣть. Ваша матушка, сэръ, была мнѣ родней.
   -- Кажется, такъ, -- отвѣчаетъ Фледжби:-- но моя мать была врозь съ своимъ семействомъ.
   -- Вы живете въ городѣ?-- спрашиваетъ Твемло.
   -- Всегда, -- говоритъ Фледжби.
   -- Вамъ нравится городъ?-- говоритъ Твемло. Но онъ тотчасъ же сбитъ съ ногъ, потому что Фледжби принимаетъ это за обиду и возражаетъ: нѣтъ, не нравится ему городъ. Ламмль тщится смягчить силу паденія, замѣчая, что многимъ не нравится городъ. Только что Фледжби возразилъ, что ни разу не слыхивалъ о другомъ подобномъ случаѣ, какъ Твемло снова тяжело падаетъ.
   -- Кажется новостей сегодня никакихъ нѣтъ?-- говоритъ Твемло, съ тактомъ нападая на слѣдъ.
   Фледжби ничего не слыхалъ.
   -- Нѣтъ, ни словечка новаго,-- говоритъ Ламмль.
   -- Ни чуточки, ни атома, -- прибавляютъ Бутсъ и Бруэръ.
   Какъ бы то ни было, исполненіе этой миленькой концертной піесы, кажется, возбуждаетъ всѣ умы какъ бы сознаніемъ исполненнаго долга, и компанія заведена. Всякому кажется, что онъ болѣе прежняго въ состояніи переносить бѣдствія своего пребыванія въ компаніи со всѣми остальными. Даже Евгеній, стоя у окна и мрачно раскачивая кисть у шторы, сообщаетъ ой сильнѣйшій толчокъ, какъ бы находя свое положеніе улучшеннымъ.
   Доложено о завтракѣ. На столѣ все бросающееся въ глаза и пышное, но съ намѣренно временнымъ и кочевымъ характеромъ декорацій. У мистера Ламмля за стуломъ свой особый слуга, у Вениринга за стуломъ аналитическій химикъ. Оба являютъ собою примѣръ, что этого рода слуги распадаются на два класса: одинъ не довѣряетъ знакомымъ своего господина, драгой самому господину. Слуга мистера Ламмля принадлежитъ ко второму классу. Кажется, онъ теряется въ изумленіи и совершенно падаетъ духомъ отъ того, что полиція такъ долго не беретъ его господина за уголовное преступленіе.
   Венирингъ, членъ парламента, сидитъ по правую руку отъ мистриссъ Ламмль; Твемло по лѣвую. Мистриссъ Венирингъ, супруга члена парламента, имѣетъ справа леди Типпинсъ, а слѣва мистера Ламмля. Но будьте увѣрены, что подъ самымъ сильнымъ огнемъ глазъ и улыбокъ мистера Ламмля сидитъ маленькая Джорджіана. И будьте увѣрены, что возлѣ маленькой Джорджіаны, и слѣдовательно подъ наблюденіемъ того же самого ловкаго джентльмена, сидитъ Фледжби.
   Болѣе двухъ-трехъ разъ въ продолженіе завтрака мистеръ Твемло вдругъ слегка обращается къ мистриссъ Ламмль и затѣмъ говоритъ ей: "извините!" Обыкновенно этого за Твемло не водится: отчего-жъ это сегодня? Дѣло въ томъ, что Твемло постоянно испытываетъ такое впечатлѣніе, какъ будто мистриссъ Ламмль хочетъ съ нимъ заговорить и, обращаясь къ ней, видитъ, что этого нѣтъ, а что большею частью глаза ея устремлены на Вениринга. Странно, что впечатлѣніе это не покидаетъ Твемло даже послѣ многократныхъ повѣрокъ, но это такъ.
   Леди Типпинсъ, обильно вкушая отъ плодовъ земныхъ (со включеніемъ въ эту категорію и винограднаго сока), оживляется и прилагаетъ старанія извлечь искры изъ Мортимера Ляйтвуда, Между посвященными условлено разъ навсегда, что сей невѣрный обожатель долженъ быть усаживаемъ за столъ напротивъ леди Типпинсъ, дабы она могла высѣкать изъ него огонь разговора. Въ промежуткѣ жеванья и глотковъ, леди Типпинсъ, созерцая Мортимера, вспоминаетъ, что онъ у милыхъ Вениринговъ, въ присутствіи кружка, который и теперь, конечно, весь на лицо, разсказывалъ имъ свою исторію о человѣкѣ откуда-то, которая послѣ пріобрѣла ужасныя интересъ и вульгарную популярность.
   -- Да, леди Типпинсъ,-- соглашается Мортимеръ:-- во истину такъ!
   -- Ну, такъ мы ожидаемъ отъ вамъ,-- отвѣчаетъ очаровательница:-- что вы поддержите свою репутацію и разскажете намъ еще что-нибудь.
   -- Леди Типпинсъ, я тогда истощился на всю жизнь, и теперь ужъ изъ меня нечего получить.
   Мортимеръ такимъ образомъ парируетъ ударъ, внутренно сознаваясь, что въ другое время не онъ, а Евгеній бываетъ шутникомъ, но въ этомъ кружкѣ, гдѣ Евгеній упорно безмолвствуетъ" онъ. Мортимеръ, есть только тѣнь своего друга.
   -- Но,-- произноситъ очаровательная Типпинсъ: -- я рѣшилась вытянуть изъ васъ что-нибудь еще. Измѣнникъ! Что я еще такое слышала о комъ-то тоже пропавшемъ безъ вѣсти?
   -- Такъ какъ вы это слышали,-- отвѣчаетъ Лайтвудъ:-- то, можетъ быть, вы намъ и разскажете.
   -- Чудовище, прочь!-- возражаетъ леди Типпинсъ.-- Вашъ же золотой мусорщикъ обратилъ меня къ вамъ за этимъ разказомъ.
   Тутъ мистеръ Ламмль, вступаясь, громко провозглашаетъ "продолженіе исторіи о человѣкѣ откуда-нибудь". За прокламаціей слѣдуетъ молчаніе.
   -- Увѣряю васъ, -- говоритъ Ляйтвудъ, обводя взоромъ столъ,-- что мнѣ совершенно нечего разсказать вамъ.=.-- Но когда Евгеній шепчетъ ему: "ну разскажи ужъ, разскажи!" -- онъ поправляется, прибавляя:-- нечего, что бы стоило того.
   Бутсъ и Буэръ тотчасъ же соображаютъ, что это напротивъ удивительно какъ стоитъ того, и становятся учтиво назойливыми. Венирингъ также предусматриваетъ, что это должно-быть необыкновенно интересно. Но всѣ понимаютъ, что теперь его вниманіе нѣсколько утомлено и съ трудомъ удерживается на чемъ-нибудь, какъ вниманіе досточтимаго члена палаты общинъ.
   -- Прошу васъ, не затрудняйте себя приготовленіемъ къ слушанью,-- говоритъ Мортимеръ Ляйтвудъ:-- потому что я кончу гораздо раньше, чѣмъ вы примете удобное положеніе для слушанья. Это похоже...
   -- Это похоже,-- нетерпѣливо прерываетъ Евгеній,-- на дѣтскую сказочку:
   
   Скажу я вамъ дѣльце
   Про Джека владѣльца;
   Тутъ сказка моя началась.
   Теперь надо взяться
   За Джекова братца
   И кончена сказка какъ разъ.
   
   -- Ну, начинай, да кончай скорѣе!
   Евгеній говоритъ это съ оттѣнкомъ досады въ голосѣ, облокотившись на спину кресла и мрачно глядя на леди Типпинсъ, которая киваетъ ему какъ своему милому медвѣжонку, игриво намекая тѣмъ, что она красавица {Изъ извѣстной сказки о красавицѣ, вышедшей замужъ за принца, обращеннаго феей въ медвѣдя, и тѣмъ возвратившей ему прежній видъ.}, а онъ звѣрь.
   -- Сказаніе,-- продолжаетъ Мортимеръ:-- на которое, какъ я полагаю, намекала моя почтенная и плѣнительная визави, слѣдующее. Весьма недавно, молодая дѣвушка, Лиззи Гексамъ, дочь умершаго Джемса Гексама, онъ же Гафферъ, который, припомните, вашемъ тѣло человѣка откуда-то, таинственнымъ путемъ, сама не зная отъ кого, получила полную ретрактацію всѣхъ обвиненій, сдѣланныхъ противъ отца другимъ водянымъ типомъ, по имени Райдергудомъ. Никто этимъ обвиненіямъ не вѣрилъ, потому что еще въ юности своей Рогъ Райдергудъ игралъ въ большую игру этими обвиненіями. Какъ бы то ни было, упомянутая мною ретрактація дошла въ руки Лиззи Гексамъ и пришла такъ, какъ будто въ это дѣло вступился какой-то таинственный персонажъ въ темномъ плащѣ и надвинутой шляпѣ, а ею было переправлено, въ очищеніе отца, къ моему кліенту, мистеру Боффину. Извините мнѣ лавочную фразеологію, но такъ какъ у меня никогда не было другого кліента и по всей вѣроятности никогда не будетъ, то я нѣсколько горжусь имъ, какъ рѣдкимъ произведеніемъ природы.
   Хотя на поверхности спокойный, какъ всегда, Ляйтвудъ внутренно далеко не спокоенъ. Дѣлая видъ, что совершенно не замѣчаетъ Евгенія, онъ чувствуетъ, что въ присутствіи Евгенія, этотъ предметъ есть вещество весьма воспламенительнаго свойства.
   -- Рѣдкое произведеніе природы, составляющее единственное украшеніе музея моей профессіи,-- продолжаетъ онъ,-- требуетъ, чтобъ его секретарь, экземпляръ изъ породы крабовъ-отшельниковъ или устрицъ, которую зовутъ, кажется, Шоксмитъ -- но не въ томъ дѣло -- назовемъ его, пожалуй, хоть Артишокомъ -- вошелъ въ сношеніе съ Лиззи Гексамъ. Артишокъ изъявляетъ готовность, пытается исполнить это, но ему не удается.
   -- Почему не удается?-- спрашиваетъ Бутсъ.
   -- Какъ не удается?-- спрашиваетъ Бруэръ.
   -- Извините, -- отвѣчаетъ Ляйтвудъ:-- я долженъ отложить минутку отвѣтъ, иначе мы погрѣшимъ противъ постепеннаго развитія интереса. Такъ какъ Артишоку не удалось, то кліентъ мой переноситъ это порученіе на меня; я принимаю это порученіе, тому что намѣренія моего кліента клонятся къ тому, чтобы принести пользу предмету его розысковъ. Я готовлюсь вступить съ нею въ сношенія; по случаю, я даже обладаю нѣкоторыми спеціальными способами (при этомъ онъ взглядываетъ на Евгенія) сыскать ее и вступить съ нею въ сношенія; но и мнѣ также не дается это, потому что она исчезла.
   Общее эхо: исчезла!
   -- Улетучилась, -- говоритъ Мортимеръ: -- никто не знаетъ какъ, никто не знаетъ куда. Такъ оканчивается исторія, на которую намекала моя достопочтенная и плѣнительная визави.
   Типпинсъ, съ очаровательнымъ легкимъ визгомъ, полагаетъ, чз о мы всѣ до одного будемъ умерщвлены въ своихъ постеляхъ. Евгеній смотритъ на нее такъ, какъ будто съ него довольно было бы лишь нѣкоторыхъ жертвъ. Мистриссъ Венирингъ, супруга члена парламента, замѣчаетъ, что надо слышать о такихъ таинственныхъ событіяхъ, чтобъ страшно становилось отойти отъ ребенка. Венирингъ, членъ парламента, желаетъ быть извѣщеннымъ (при чемъ онъ дѣлаетъ присказку вродѣ слѣдующей: видя высокочтимаго джентльмена, управляющаго департаментомъ внутреннихъ дѣлъ, на его обычномъ мѣстѣ), слѣдуетъ ли дѣло разумѣть такъ, чао улетучившуюся особу просто только унесли духи, или ей нанесенъ иной какой-либо вредъ? Вмѣсто Ляйтвуда, отвѣчаетъ Евгеній и отвѣчаетъ торопливо и раздраженно: нѣтъ, нѣтъ, нѣтъ;онъ этого не полагаетъ; онъ полагаетъ, что она добровольно исчезла, но вполнѣ -- до-чиста.
   Однако, столь великому сюжету, какъ брачное счастіе мистера и мистриссъ Ламмль, нельзя же дать улетучиться вмѣстѣ съ прочими улетучиваніями -- улетученіемъ убійцы, улетученіемъ Юлія Гандфорда, улетученіемъ Лизы Гексамъ, -- поэтому Венирингъ долженъ вернуть все обрѣтающееся здѣсь стадо въ загонъ, изъ котораго оно разбрелось. Кому же приличнѣе ораторствовать о счастіи мистера и мистриссъ Ламль, какъ не ему, считающему ихъ самыми дорогими и самыми старинными друзьями своими? И къ какой аудиторіи приличнѣе конфиденціально обратиться ему съ этимъ предметомъ, какъ не къ этой аудиторіи, состоящей изъ самыхъ старинныхъ и дражайшихъ друзей его? Итакъ, Венирингъ, безъ формальнаго вставанья, пускается въ семейную рѣчь, постепенно восходящую въ парламентскій тонъ и свидѣтельствующею, что онъ видитъ за этимъ столомъ своего дорогого друга Твемло, въ этотъ же день, тому назадъ ровно годъ, вручившаго его дорогому другу, Ламмлю, прекрасную руку его дорогого друга, Софроніи,-- далѣе свидѣтельствующую, что онъ также видитъ за этимъ столомъ своихъ дорогихъ друзей, Бутса и Бруэра, которыхъ примкновенія къ нему въ тотъ періодъ, когда его дорогой другъ, леди Типпинсъ, точно также примкнула къ нему -- да, и притомъ въ самыхъ переднихъ рядахъ -- онъ никогда не забудетъ, пока намять его не измѣнитъ ему. Но онъ воленъ сознаться, что ему недостаетъ за этимъ столомъ его дорогого стараго друга, Подснапа, хотя онъ достойно представленъ здѣсь его дорогимъ юнымъ другомъ Джорджіаной. Далѣе видитъ онъ за этимъ столомъ (это онъ возвѣщаетъ съ торжествомъ, какъ бы восхищаясь силой необычайнаго телескопа) друга своего, мистера Фледжби, если онъ позволитъ такъ назвать себя. По всѣмъ этимъ причинамъ и многимъ другимъ, которыя, какъ ему хорошо извѣстно, не ускользнули отъ особъ, съ такою исключительною проницательностью, какъ ваша, онъ долженъ поставить вамъ на видъ, что наступило время съ сердцемъ въ бокалѣ, со слезами на глазахъ, съ благословеньями на устахъ, слѣдовало бы ему прибавить и вообще съ избыткомъ набивъ наши чувствительные чемоданы ветчиной и шпинатомъ" всѣмъ разомъ пить здоровье нашихъ дорогихъ друзей Ламмлей, пожелавъ имъ многія лѣта, столь же счастливыя, какъ истекшій годъ, и множество друзей, столь же удачно соединенныхъ, какъ они сами. И еще прибавилъ онъ, что Анастасія Венирингъ (плачъ ея слышится въ ту же минуту) создана по одному образцу съ ея искреннѣйшимъ и лучшимъ другомъ, Софроніей Ламмль, въ томъ отношеніи, что предана человѣку, который искалъ и о брелъ ее, и благородно исполняетъ долгъ супруги.
   Тутъ, не видя отсюда лучшаго исхода, Венирингъ черезчуръ коротко натягиваетъ поводья своего ораторскаго Пегаса и летитъ съ него кувыркомъ черезъ голову, со словами: "Ламмль, да благословитъ васъ Богъ!"
   Затѣмъ Ламмль. Весь въ преизбыткахъ. Въ особенности преизбыточенъ носъ грубаго и неподходящаго покроя; каковъ носъ, таковъ и умъ, и манера. Преизбыточна улыбка, потому не кажется настоящею; преизбыточна угрюмость въ выраженіи лица, и потому нельзя признать ее притворною; преизбытокъ большихъ зубовъ, и потому, когда они откроются разомъ, понсволѣ вспомнишь, что зубы созданы для кусанья. Онъ благодаритъ васъ, дорогіе друзья, за вашъ добрый привѣтъ и надѣется принять васъ -- быть-можетъ въ ближайшій изъ этихъ столь радостныхъ для него праздниковъ,-- въ помѣщеніи болѣе соотвѣтствующемъ вашимъ правамъ на гостепріимство. Ему никогда не забыть, что у Вениринговъ впервые увидѣлъ онъ свою Софронію. Софроніи никогда не забыть, что у Вениринговъ она увидѣла его въ первый разъ. Они говорили объ этомъ вскорѣ послѣ свадьбы и согласились, что имъ никогда этого не забыть. Въ самомъ дѣлѣ, союзомъ своимъ они обязаны Венирингамъ. Они надѣются когда-нибудь доказать, что вполнѣ сознаютъ это (Нѣтъ, нѣтъ, со стороны Вениринга). О, да! пусть онъ будетъ увѣренъ въ этомъ, они докажутъ ему, какъ только представится возможность! Бракъ его съ Софроніей съ обѣихъ сторонъ не былъ бракъ по разсчету: у ней было свое состояньице, у него свое состояньице; они соединили свои состояньица: это былъ бракъ чисто по склонности. Благодарю васъ! Они съ Софроніей любятъ общество молодыхъ людей; но онъ не увѣренъ въ томъ, что домъ его будетъ безопаснымъ мѣстомъ для молодыхъ людей, желающихъ оставаться холостыми, такъ какъ видъ его семейнаго счастія можетъ произвести перемѣну въ ихъ умахъ. Онъ не примѣняетъ этоге къ кому-либо изъ присутствующихъ; ужъ, конечно, не къ милой, неизмѣнной Джорджіанѣ. Еще разъ благодарю васъ! Точно также не примѣняетъ онъ этого къ другу своему Фледжби. Онъ благодаритъ Вениринга за трогательныя выраженія, въ которыхъ тотъ отнесся къ общему ихъ другу Фледжби, ибо онъ питаетъ къ этому джентльмену глубочайшее уваженіе. Благодарю васъ! Въ самомъ дѣлѣ (неожиданно обращаясь къ Фледжби), чѣмъ короче вы узнаете его, тѣмъ болѣе находите въ немъ того, что желали бы найти. Еще разъ благодарю васъ! Отъ имени моей дорогой Софроніи и отъ моего собственнаго, благодарю васъ!
   Мистриссъ Ламмль сидѣла совершенно спокойно, опустивъ глаза на скатерть. При окончаніи спича мистера Ламмля, Твемло невольно еще разъ обращается къ ней, все еще неизлѣчимый отъ часто повторяющагося впечатлѣнія, что она хочетъ съ нимъ заговорить. На этотъ разъ она дѣйствительно хочетъ заговорить съ нимъ. Венирингъ разговариваетъ съ другимъ сосѣдомъ, а она говоритъ вполголоса:
   -- Мистеръ Твемло!
   Тотъ отвѣчаетъ: -- Извините! Да?-- все еще съ маленькимъ сомнѣньемъ, потому что она не глядитъ на него.
   -- У васъ душа джентльмена, и я знаю, что могу положиться на васъ. Дадите вы мнѣ случай, сказать вамъ нѣсколько словъ, когда мы придемъ наверхъ?
   -- Конечно. Почту за честь.
   -- Не показывайте виду, пожалуйста, и не считайте страннымъ, если видъ мой будетъ беззаботнѣе словъ. За мною могутъ наблюдать.
   Глубоко изумленный Твемло подноситъ руку ко лбу и опрокидывается на спинку своего кресла. Мистриссъ Ламмль встаетъ. Всѣ встаютъ. Дамы идутъ наверхъ. Джентльмены вскорѣ лѣниво пробираются за ними. Фледжби посвятилъ промежутокъ для наблюденія Бутсовыхъ бакенбардъ, Бруэровыхъ бакенбардъ и Ламмлевыхъ бакенбардъ, соображая какого покроя бакенбарды предпочелъ бы онъ произвесть изъ себя посредствомъ тренія, если только геній его щеки захочетъ, наконецъ, отвѣчать на его потиранье.
   Въ гостиной, какъ водится, составляются группы. Ляйтвудъ, Бутсъ и Бруэръ вьются, какъ моль вокругъ этой желтой восковой свѣчи,-- оплывающей и какъ-то напоминающей собою что-то вродѣ савана, -- леди Типпинсъ. Чужаки ухаживаютъ за Венирингомъ членовъ парламента и мистриссъ Венирингъ, Ламль стоитъ, мефистофельски скрестивъ руки, въ уголку съ Джорджіаной и Фледжби. Мистриссъ Ламмль на софѣ у столика обращаетъ вниманіе мистера Твемло на альбомъ портретовъ, который у нея въ рукѣ.
   Мистеръ Твемло занимаетъ мѣсто на табуреткѣ противъ нея, и мистриссъ Ламмль показываетъ ему портретъ.
   -- Вы въ правѣ удивляться,-- тихо говоритъ она:-- но я желала бы, чтобы вы не показывали виду, что удивляетесь.
   Разстроенный Твемло, дѣлая усиліе не показывать такого вида, показываетъ его еще больше.
   -- Вы вѣроятно никогда не видывали этого вашего дальняго родственника, мистеръ Твемло, до нынѣшняго дня?
   -- Нѣтъ, никогда.
   -- Теперь вы видѣли, что это такое. Вы не гордитесь имъ?
   -- Правду сказать, мистриссъ Ламмль, нѣтъ.
   -- Еслибы вы знали о немъ побольше, вы были бы менѣе расположены признавать свое родство съ нимъ. Вотъ еще портретъ. Что вы объ этомъ думаете?
   Твемло насилу находитъ въ себѣ достаточно присутствія духа, чтобы сказать вслухъ:-- Очень похожъ! Необыкновенно похожъ!
   -- Вы можетъ быть замѣтили, кого онъ удостаиваетъ своимъ вниманіемъ? Вы замѣчаете, гдѣ онъ теперь и чѣмъ онъ занятъ?
   -- Да. Но мистеръ Ламмль...
   Она бросаетъ на него взглядъ, котораго тотъ не понимаетъ и и называетъ ему еще портретъ.
   -- Очень хорошъ; не правда ли?
   -- Очарователенъ,-- говорить Твемло.
   -- До того похожъ, что почти каррикатура... Мистеръ Твемло, невозможно сказать вамъ, что за борьба была у меня въ головѣ, прежде чѣмъ я собралась завести съ вами этотъ разговоръ. Только въ томъ убѣжденіи, что я могу положиться на васъ, и что вы не выдадите меня, я могу продолжать. Обѣщайте мнѣ чистосердечно, что вы никогда не измѣните моему довѣрію, что вы будете ува^жать его, даже еслибы потеряли уваженіе ко мнѣ: я была бы совершенно довольна этимъ и такъ увѣрена, какъ если бы вы поклялись въ этомъ...
   -- Мадамъ, даю вамъ честное слово бѣднаго джентльмена.
   -- Благодарю васъ. Больше я ничего не ожидаю. Мистеръ Твемло, умоляю васъ, спасите эту дѣвочку.
   -- Эту дѣвочку?
   -- Джорджіану. Ее хотятъ погубить. Ее хотятъ обмануть и выдать за этого вашего родственника. Это шулерская продѣлка, денежная спекуляція, У ней нѣтъ ни силы воли, ни характера для борьбы. Она находится въ опасности быть проданною въ страшную кабалу на всю жизнь.
   -- Поразительно! Но какъ я могу предупредить это?-- спрашиваетъ Твемло, потрясенный и одурѣвшій до послѣдней степени.
   Вотъ еще портретъ. И не хорошъ, не правда ли?
   Испуганный легкостью, съ какою она откинула назадъ свою голову, для того чтобы критически взглянуть на свой портретъ, Твемло смутно постигаетъ, однакоже, смыслъ этого маневра, и самъ откидываетъ голову, хотя онъ столько же видитъ этотъ портретъ, какъ еслибъ обрѣтался въ Китаѣ.
   -- Рѣшительно не хорошъ,-- говоритъ мистриссъ Ламмль. Натянуто и преувеличено!
   -- И пре...Но Твемло, въ своемъ потрясенномъ и разбитомъ состояніи, не можетъ справиться съ словомъ, и вмѣсто; "преувеличено" произноситъ: "прилично".
   -- Мистеръ Твемло, ваше слово подѣйствуетъ на ея кичливаго, самое слѣпленнаго отца. Вамъ извѣстно, какъ высоко ставитъ онъ кашу фамилію. Не теряйте времени. Предостерегите его.
   -- Но отъ кого же предостеречь?
   -- Отъ меня.
   Къ величайшему счастію, Твемло въ эту критическую минуту получаетъ пріемъ возбудительнаго: возбудительнымъ средствомъ послужилъ голосъ Ламмля.
   -- Милая Софронія, что за портреты показываешь ты, Твемло?
   -- Разныхъ знаменитостей, Альфредъ.
   -- Покажи ему мой послѣдній портретъ.
   -- Сейчасъ, Альфредъ.
   Она кладетъ альбомъ, беретъ другой, перевертываетъ листы и представляетъ своему собесѣднику портретъ.
   -- Вотъ это послѣдній съ мистера Ламмля. Что, хорошъ? Предостерегите ея отца отъ меня. Я заслуживаю этого, потому что сначала я сама была въ заговорѣ. Въ этомъ заговорѣ участвовали мой мужъ, этотъ вашъ родственникъ и я... Я это только для того говорю вамъ, чтобы склонить васъ въ пользу этого глупенькаго привязчиваго созданья, чтобы спасли его. Нѣтъ надобности передавать все это ея отцу. Настолько-то вы пощадите меня, а также моего мужа. Правда., вся эта нынѣшняя церемонія есть не болѣе какъ злая насмѣшка; однако, все-таки онъ мой мужъ, и намъ надо жить. Что, похожъ?
   Твемло, въ состояніи ошеломленія, притворяется будто сравниваетъ портретъ, который у него въ рукѣ, съ оригиналомъ, глядящимъ въ его сторону изъ мефистофельскаго уголка.
   -- Въ самомъ дѣлѣ, очень хорошъ!-- Вотъ слова, которыя Твемло съ величайшимъ трудомъ, наконецъ, выжимаетъ изъ себя.
   -- Я рада, что вы такъ думаете. Я и сама считаю его лучшимъ. Прочіе такъ темны. Вотъ, напримѣръ, еще портретъ Ламмля...
   -- По я не понимаю; я не вижу пути,-- запинается Твемло, нагибаясь надъ альбомомъ со стеклышкомъ въ глазу:-- какъ же, предостерегая отца, не сказать ему? Что ему сказать? Чего не говорить? Я... я... теряюсь...
   -- Скажите ему, что я записная сваха; скажите ему, что я хитрая проныра; скажите, что вы увѣрены, что дочери его неприлично бывать въ моемъ домѣ. Скажите ему обо мнѣ что-нибудь въ родѣ этого; это все будетъ справедливо. Вы знаете, какой это надутый человѣкъ, и какъ легко встревожить его тщеславіе. Скажите ему сколько надо, чтобы встревожить его, и пощадите меня въ остальномъ. Мистеръ Твемло, я чувствую мое внезапное паденіе въ вашихъ глазахъ. Привыкнувъ уже къ паденію въ собственныхъ глазахъ, я глубоко чувствую перемѣну, которая должна произойти въ вашихъ, въ эти послѣднія немногія минуты. Но я вѣрю въ вашу прямоту такъ же непоколебимо, какъ и прежде. Еслибы вы знали, какъ часто пыталась я сегодня заговорить съ вами, вы вѣрно пожалѣли бы меня. Мнѣ ненужно никакихъ новыхъ обѣщаній на мой счетъ; я довольна и всегда буду довольна тѣмъ обѣщаніемъ, которое уже вы дали мнѣ. Я не могу сказать вамъ ничего больше, потому что вижу, за мной наблюдаютъ. Если вы хотите успокоить меня увѣренностью, что поговорите съ отцомъ и спасете эту невинную дѣвочку, то закройте этотъ альбомъ, прежде чѣмъ возвратите его мнѣ, я пойму это и въ глубинѣ сердца поблагодарю васъ... Альфредъ, мистеръ Твемло полагаетъ, что твой послѣдній портретъ лучше всѣхъ и совершенно согласенъ съ твоимъ и моимъ мнѣніемъ.
   Альфредъ приближается. Группа расходится. Леди Типпинсъ встаетъ, и мистриссъ Венирингъ слѣдуетъ за своимъ вожакомъ. Вмѣсто того, чтобы повернуться къ нимъ, мистриссъ Ламмлі еще съ минуту остается въ прежнемъ положеніи, глядя на Твемло. который глядитъ на портретъ Альфреда сквозь лорнетъ. Минута прошла. Твемло роняетъ стеклышко во всю длину ленты и захлопываетъ книгу съ такимъ экстазомъ, что заставляетъ вздрогнуть очаровательную Типпинсъ.
   Затѣмъ пошли прощанія за прощаніями: и "прекрасный-го это праздникъ, достойный золотого вѣка", и "заѣзжайте же ко мнѣ утромъ чай пить", и тому подобное. Твемло идетъ, пошатываясь по Пиккадилли, держа руку у лба, чуть не сбитъ съ могъ быстрою почтовой фурой, и, наконецъ, падаетъ въ цѣлости на свое кресло. Рука добраго, невиннаго джентльмена все еще на лбу, а голова въ вихрѣ круженія.
   

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

Жильцы въ Несостоятельной улицѣ.

   Туманный день былъ въ Лондонѣ, и туманъ стоялъ густой и темный. Одушевленный Лондонъ, съ болящими глазами и раздраженными легкими, щурился, сопѣлъ и задыхался; неодушевленный Лондонъ стоялъ какъ призракъ, покрытый копотью, долженствовавшій быть и видимымъ и невидимымъ вмѣстѣ, и потому не бывшій ни тѣмъ, ни другимъ. Газовые рожки мерцали въ лавкахъ съ видомъ изнуреннымъ и несчастнымъ, какъ бы сознавая себя существами ночными, которымъ ни до чего дѣла нѣтъ, пока солнце на небѣ; солнце же между тѣмъ, по временамъ на нѣсколько мгновеній неясно обозначавшееся въ кружившихся струяхъ тумана, представлялось какъ бы угасшимъ, грустно и зябко съежившимся. Даже въ окрестностяхъ города день былъ туманный; но тамъ туманъ стоялъ сѣрый, между тѣмъ какъ въ Лондонѣ, въ крайнихъ оконечностяхъ города, онъ былъ темножелтый; далѣе, внутрь, онъ былъ бурый, затѣмъ все бурѣе и бурѣе, пока въ сердцѣ Лондонскаго Сити, то-есть въ Сентъ-Мери-Аксѣ, не превращался въ ржаво-черный. Съ любой возвышенной точки земли на сѣверѣ можно было бы видѣть, какъ самыя высокія строенія отъ времени до времени усиливались выставить свои головы надъ туманнымъ моремъ, и какъ огромный куполъ церкви Св. Павла, повидимому, умиралъ въ особенности тяжко; но этого нельзя было замѣтить у ихъ основанія, на улицахъ, гдѣ вся столица являлась кучею испареній, наполненною глухимъ стукомъ колесъ и одержимою гигантскимъ катарромъ.
   Въ девять часовъ такого утра, торговый домъ Побсей и Ко казался не изъ самыхъ веселыхъ даже въ Сситъ-Мери-Аксѣ, мѣстечкѣ не очень веселаго свойства, со всхлипывавшимъ газовымъ рожкомъ въ окнѣ конторы и съ воровскою струей тумана, вползавшаго въ замочную скважину входной двери, чтобы задушить его. Но огонь погасъ, входная дверь отворилась, и вышелъ Райя съ мѣшкомъ подъ мышкою.
   Почти тотчасъ же на самомъ выходѣ изъ двери Райя погрузился въ туманъ и исчезъ для глазъ Сентъ-Мери-Акса. Но глаза этой повѣсти могутъ слѣдить за нимъ по улицамъ Корнгилъ, Чипсайдъ, Флидъ-Стритъ и Страпдъ, вплоть до Пиккадилли и Албеня. Туда шелъ онъ спокойными, размѣренными шагами, съ посохомъ въ рукѣ, съ полами до пятъ, и не одна голова, обернувшись назадъ взглянуть на эту достопочтенную фигуру, уже исчезнувшую въ туманѣ, думала, что это какая-нибудь обыкновенная, только неясно разсмотрѣнная фигура, которой воображеніе и туманъ прядали особенный видъ.
   Подойдя къ дому, гдѣ находилась, во второмъ этажѣ, квартира его хозяина, Райя взошелъ на лѣстницу и остановился у двери Обаятельнаго Фледжби. Не дотрогиваясь ни до звонка, ни до скобы, онъ постучалъ въ дверь набалдашникомъ своего посоха и, прислушавшись, сѣлъ на порогѣ. Что-то особенное являлось въ обычной его покорности, съ которою онъ сидѣлъ на холодной и темной лѣстницѣ, какъ многіе изъ его предковъ, вѣроятно, сиживали въ темницахъ, готовый принять безотвѣтно все, что ни выпало бы ему на долю.
   По прошествіи нѣкотораго времени, когда онъ прозябъ до того, что готовъ былъ дуть себѣ въ кулаки, онъ всталъ и постучалъ посохомъ снова, и прислушался снова, и снова сѣлъ дожидаться. Трижды повторилъ онъ всѣ эти дѣйствія, прежде чѣмъ настороженные уши его были привѣтствованы голосомъ Фледжби, закричавшимъ съ постели: "Перестаньте стучать! Сейчасъ отопру!" Но вмѣсто того чтобы сейчасъ отпереть, онъ опять заснулъ сладкимъ сномъ на четверть часика; а Райя, между тѣмъ, все сидѣлъ на лѣстницѣ и ждалъ съ совершеннымъ терпѣніемъ.
   Наконецъ, дверь отворилась, и ударившаяся въ бѣгство ночная драпировка мистера Фледжби снова нырнула въ постель. Слѣдуя за нею въ почтительномъ разстояніи, Райя вступилъ въ спальню, гдѣ еще до этого былъ разведенъ огонь и теперь горѣлъ жарко.
   -- Что это, въ который часъ ночи вы рѣшились пожаловать?-- спросилъ Фледжби, отворачиваясь подъ одѣялами и выставляя комфортабельно закутанный бастіонъ плеча издрогнувшему старику
   -- Сэръ, теперь уже полчаса десятаго утра.
   -- Чортъ возьми! Туманъ что ли такой страшный?
   -- Сильный туманъ, сэръ.
   -- И свѣжо, слѣдовательно?
   -- Холодно -- сказалъ Райя, вынувъ платокъ и отирая сырость съ бороды и длинныхъ сѣдыхъ волосъ, въ то время какъ, ставъ на краешекъ предкаминнаго коврика, онъ смотрѣлъ на привлекательное пламя.
   Нѣжась въ постели, Фледжби еще болѣе закутался.
   -- Что тамъ, снѣгъ, гололедица, слякоть или что-нибудь въ этомъ родѣ?-- спросилъ онъ.
   -- Нѣтъ, сэръ, нѣтъ. До этого не дошло, и еще не такъ дурно. Улицы довольно чисты.
   -- Ну, полно вамъ хвастаться -- возразилъ Фледжби, обманувшійся въ желаніи увеличить контрастъ между своею постелью и улицами.-- Вы вѣчно чѣмъ-нибудь хвастаетесь... Книгъ принесли?
   -- Вотъ онѣ, сэръ.
   -- Ладно. Минутку-другую, и я соображу въ умѣ все дѣло, а вы пока повыпростайте вашъ мѣшокъ и все мнѣ подготовьте.
   Еще разъ комфортабельно нырнувъ, Фледжби заснулъ снова. Старикъ, исполнивъ его приказаніе, сѣлъ на краешекъ стула, сложилъ на груди руки и, постепенно уступая дѣйствію тепла, задремалъ. Онъ очнулся только тогда, когда мистеръ Фледжби явился стоящимъ у кровати, въ турецкихъ туфляхъ, въ турецкихъ шароварахъ розоваго цвѣта (дешево пріобрѣтенныхъ отъ кого-то, кто самъ стянулъ ихъ съ кого-то другого за ничто), въ халатъ и шапочкѣ подстать.
   -- Ну, старый!-- крикнулъ Обаятельный, малодушно издѣваясь:-- что вы тамъ лукавите, сидя съ закрытыми глазами. Вѣдь бы не спите. Еврея, что хорька, соннаго не захватишь.
   -- По истинѣ, сэръ, я вздремнулъ немного,-- сказалъ старикъ.
   -- Не таковскій вы человѣкъ!-- подхватилъ Фледжби, лукаво поглядывая.-- Другимъ сказывайте сказки, а меня на сказки не поддѣнешь. Впрочемъ, уловка недурная: ни о чемъ, кажется, человѣкъ не думаетъ, сну предастся, а., между тѣмъ, въ это самое время думаетъ какъ бы дѣльце обдѣлать, деньгу зашибить. Хитрецъ!
   Старикъ покачалъ головою, кротко отвелъ отъ себя поклепъ, подавилъ вздохъ и подошелъ къ столу, за которымъ мистеръ Фледжби наливалъ себѣ чашку дымящагося благовоннаго кофе изъ кофейника, стоявшаго въ готовности на каминномъ наличникѣ. Назидательное зрѣлище представляли -- молодой человѣкъ, въ мягкихъ креслахъ, пьющій кофе, и старикъ съ наклоненною сѣдою головой, стоящій въ ожиданіи его приказаній.
   -- Ну!-- сказалъ Фледжби.-- Подавайте-ка весь вашъ балансъ, сколько есть на лицо, да объясните цифрами, почему онъ не больше. А прежде всего засвѣтите свѣчу.
   Райя повиновался и, потомъ вынувъ мѣшокъ изъ-за пазухи и сославшись на сумму, показанную въ счетахъ, по которымъ деньги взносились, отсчиталъ ихъ на столъ. Фледжби пересчиталъ ихъ снова съ большою заботливостью и позвонилъ каждымъ совереномъ.
   -- Я полагаю,-- сказалъ онъ, взявъ одинъ изъ нихъ и внимательно его разсматривая,-- вы ни въ одномъ не поубавили вѣсу:-- впрочемъ, это дѣло вашего племени. Сами знаете. Вѣдь вы понимаете, что значитъ червончикъ повытравить; такъ, что ли?
   -- Столько же, какъ и вы, сэръ,-- отвѣтилъ старикъ, спрятавъ обѣ руки, каждую подъ широкій обшлагъ другой, въ то время какъ, стоя, у стола, онъ почтительно смотрѣлъ въ лицо своего хозяина.-- Позволите ли вы мнѣ кое-что сказать вамъ?
   -- Говорите,-- милостиво согласился Фледжби.
   -- Не смѣшиваете ли вы, сэръ,-- безъ намѣренія, разумѣется, безъ всякаго намѣренія,-- не смѣшиваете ли вы иногда ту честную должность, которую я у васъ занимаю, съ тѣмъ характеромъ, который я по разсчетамъ вашимъ долженъ принимать на себя?
   -- У меня нѣтъ досужаго времени разбирать вещи до такой тонкости,-- холодно отвѣчалъ Обаятельный.
   Нѣтъ, изъ справедливости!
   -- Убирайтесь съ справедливостью,-- сказалъ Фледжби.
   -- Нѣтъ, изъ великодушія?
   -- Жиды и великодушіе!-- сказалъ Фледжби.-- Вотъ хорошее сочетаніе! Достаньте-ка росписки и не говорите мнѣ іерусалимскаго вздору.
   Росписки были представлены, и въ теченіе послѣдовавшаго получаса мистеръ Фледжби сосредоточивалъ на нихъ все свое высокое вниманіе. Онѣ такъ же, какъ и счеты, были совершенно вѣрны, и потому книги и всѣ бумаги снова заняли свое мѣсто въ мѣшкѣ.
   -- Теперь,-- сказалъ Фледжби,-- относительно вексельной отрасли дѣла, отрасли, которая мнѣ больше другихъ правится. Есть ли какіе несостоятельные векселя въ продажѣ, и каковы цѣны? Составили ли вы списокъ цѣнамъ на рынкѣ?
   -- Длинный списокъ, сэръ,-- отвѣчалъ Райя, вынимая бумажникъ и выбирая изъ него сложенную бумагу, которая, бывъ развернута, представилась большимъ листомъ, мелко исписаннымъ.
   Фледжби, принимая бумагу изъ рукъ Райи, свистнулъ.
   -- Несостоятельная улица полна жильцовъ въ настоящую минуту! Все это продается пачками, такъ ли?
   -- Пачками, какъ означено,-- отвѣчалъ старикъ, смотря черезъ плечо своего хозяина,-- или огуломъ.
   -- Половина огульнаго количества будетъ ни къ чему негодная бумага. Это можно напередъ знать,-- сказалъ Фледжби.-- Не можете ли вы пріобрѣсть ихъ по цѣнѣ негодной бумаги? Вотъ вопросъ.
   Райя покачалъ головой, и Фледжби обратилъ свои глазки на списокъ. Они тотчасъ же заблестѣли; а онъ, какъ только созналъ, что они заблестѣли, взглянулъ вверхъ, чрезъ плечо, на спокойное, надъ нимъ находившееся, лицо и перешелъ къ камину. Обративъ его наличникъ въ конторку, онъ спиной къ старику, грѣя свои колѣни, и принялся спокойно просматривать списокъ, часто возвращаясь къ прочтеннымъ строкамъ, какъ будто въ нихъ заключалось что-нибудь особенно интересное. Каждый разъ при этомъ онъ взглядывалъ въ зеркало надъ каминомъ, чтобы посмотрѣть, наблюдаетъ ли за нимъ старикъ. Въ послѣднемъ ничего подобнаго нельзя было замѣтить; онъ, знакомый съ подозрительностью своего хозяина, стоялъ потупивъ глаза.
   Мистеръ Фледжби былъ такимъ образомъ пріятно занятъ, какъ послышались шаги у наружной двери, и стало слышно, что дверь быстро отворилась.
   -- Слышите? Это ваше дѣло, туфля вы израильская,-- сказалъ Фледжби,-- вы ее не заперли.
   Затѣмъ шаги послышались внутри квартиры, и раздался громкій голосъ мистера Альфреда Ламмля:
   -- Тутъ ли вы гдѣ-нибудь, Фледжби?
   На что Фледжби, приказавъ тихимъ голосомъ Райѣ поддакивать всему, что будетъ имъ сказано, отвѣтилъ: "Я здѣсь!" и отворилъ дверь спальни.
   -- Войдите,-- сказалъ Фледжби.-- Этотъ джентльменъ не болѣе какъ агентъ фирмы Побсей и Ко, изъ Сентъ-Мери-Акса, съ которымъ я стараюсь придти къ какому-нибудь соглашенію насчетъ одного моего несчастнаго друга, по дѣлу нѣкоторыхъ несостоятельныхъ векселей. Но, правду сказать, Побсей и Кo до того строги къ своимъ должникамъ и до того трудно соглашаются на предложеніе, что мнѣ, кажется, я напрасно трачу время. Не могу ли я сдѣлать хоть какихъ-нибудь условій съ нами, относительно моего друга, мистеръ Райя?
   -- Я только представитель другого, сэръ,-- отвѣчалъ Еврей тихимъ голосомъ.-- Я дѣйствую, какъ мнѣ велитъ мой хозяинъ. Не мой капиталъ помѣщенъ въ этомъ дѣлѣ, и моей выгоды тутъ нѣтъ никакой.
   -- Ха, ха, ха!-- засмѣялся Фледжби.-- Ламмль?
   -- Ха, ха, ха!-- засмѣялся Ламмль.-- Да... Конечно... Знаемъ мы васъ.
   -- Дьявольски хорошо, не правда ли, Ламмль?-- сказалъ Фледжби, невыразимо потѣшаясь замаскированною шуткой.
   -- Всегда одинаковы, всегда одинаковы!-- сказалъ Ламмль.-- Мистеръ...
   -- Райя, Побсей и Ко, въ Сентъ-Мери-Аксѣ,-- вставилъ Фледжби, отирая слезы, катившіяся изъ глазъ, до того велико было наслажденіе его этою замаскированною шуткой.
   -- Мистеръ Райя обязавъ соблюдать непреложныя формы, для такихъ случаевъ назначенныя и установленныя,-- сказалъ Ламмль.
   -- Онъ только представитель другого!-- вскричалъ ФледжСи.-- Дѣйствуетъ, какъ ему велитъ его хозяинъ! Не его капиталъ помѣщенъ въ этомъ дѣлѣ! О, это отлично! Ха, ха, ха, ха!
   Мистеръ Ламмль тоже хохоталъ и показывалъ видъ человѣка понимающаго, и чѣмъ болѣе они хохотали, тѣмъ превосходнѣе становилась замаскированная шутка для мистера Фледжби.
   -- Однакоже, -- сказалъ Обаятельный джентльменъ, снова отирая свои глаза, -- если мы станемъ продолжать такимъ образомъ то, пожалуй, можетъ показаться, что мы трунимъ надъ мистеромъ Райей или надъ Побсей и Ко, или надъ кѣмъ бы то ни было, чего у насъ и на умѣ нѣтъ. Мистеръ Райя, сдѣлайте милость, побудьте въ сосѣдней комнатѣ нѣсколько минутъ, пока я переговорю здѣсь съ мистеромъ Ламмлемъ. Я попытаюсь еще разъ прійти къ соглашенію съ вами прежде, чѣмъ вы уйдете.
   Старикъ, ни разу не поднявшій глазъ все время, пока продолжалась шутка мистера Фледжби, молча поклонился и вышелъ въ дверь, которую Фледжби отворилъ для него. Затворивъ ее потомъ, Фледжби возвратился къ мистеру Ламмлю, стоявшему спиной къ камину, заложивъ одну руку подъ фалду своего фрака и собравъ въ другую всѣ свои бакенбарды.
   -- Го-го-го!-- сказалъ Фледжйи.-- Что-нибудь не такъ.
   -- Почему вы это знаете?-- спросилъ Ламмль.
   -- Видомъ вашимъ открываете,-- отвѣчалъ Фледжби, ненамѣренно риѳмуя.
   -- Правда,-- сказалъ Ламль,-- дѣйствительно, кое-что не такъ; все дѣло не такъ.
   -- Что вы говорите!-- возразилъ Фледжби, очень медленно, и сѣлъ спиной къ камину, положивъ руку на колѣни и выпучивъ глаза на своего друга.
   -- Я вамъ говорю, Фледжби, -- повторилъ Ламмль, поводя правою рукой,-- все дѣло не такъ. Птичка улетѣла.
   -- Какая птичка улетѣла?-- спросилъ ФледжЬи, такъ же медленно, какъ и прежде, но гораздо суровѣе.
   -- Извѣстная птичка. Наша птичка. Прочтите это.
   Фледжби взялъ записку изъ его протянутой руки и прочиталъ ее вслухъ:
   "Альфреду Ламмль, эсквайру.-- Сэръ, позвольте мистриссъ Подснапъ и мнѣ выразить вамъ нашу общую признательность за вѣжливое вниманіе, которое мистриссъ Ламмль и вы оказывали нашей дочери, Джорджіанѣ. Позвольте намъ отказаться отъ этого на будущее время и при этомъ передать вамъ наше рѣшительное желаніе, чтобъ оба дома, вашъ и нашъ, были совершенно чужды одинъ другому. Имѣю честь быть, сэръ, вашимъ покорнѣйшимъ слугой. Джонъ Подснапъ".
   Фледжби посмотрѣлъ на три бѣлыя страницы записки такъ же долго и пристально, какъ смотрѣлъ на выразительную первою страницу, и потомъ посмотрѣлъ на Ламмля, который, въ отвѣтъ ему, опять широко повелъ своего правою рукой.
   -- Чье же это дѣльце?-- сказалъ Фледжби.
   -- Придумать не могу, -- сказалъ Ламмль.
   -- Можетъ быть,-- замѣтилъ Фледжби, подумавъ съ недовольнымъ выраженіемъ:-- кто-нибудь худо отозвался о васъ?
   -- Или о васъ,-- сказалъ Ламмль, еще болѣе нахмурившись.
   У мистера Фледжби готовилось сорваться съ языка какое-то мятежное выраженіе, какъ рука его случайно коснулась его носа. Нѣкоторое воспоминаніе, соединенное съ этою чертою лица, послужило своевременнымъ предостереженіемъ; онъ благоразумно взялся за нее большимъ и указательнымъ пальцами и задумался. Льммль, между тѣмъ, смотрѣлъ на него воровскими глазами.
   -- Что дѣлать!-- сказалъ Фледжби.-- Разговоромъ этого не поправишь. Если узнаемъ, кто это разстроилъ, такъ мы съ тѣмъ развѣдаемся. Въ заключеніе можно сказать только то, что мы взялись за дѣло, исполненію котораго воспрепятствовали обстоятельства.
   -- И что вы взялись за дѣло, которое могли бы исполнить, еслибы дѣятельнѣе воспользовались обстоятельствами,-- прорычалъ Ламмль.
   -- Э! Да вѣдь это, -- замѣтилъ Фледжби, засунувъ руки въ турецкія шаровары:-- какъ кто думаетъ.
   -- Мистеръ Фледжби,-- сказалъ Ламмль сварливымъ тономъ,-- понимать ли мнѣ такъ, что вы относите вину ко мнѣ или намекаете что недовольны мною въ этомъ дѣлѣ?
   -- Нѣтъ,-- сказалъ Фледжби,-- въ предположеніи, что вы принесли съ собою въ карманѣ мою росписку и возвратите мнѣ ее.
   Ламмль съ неохотой досталъ ее. Фледжби осмотрѣлъ ее, удостовѣрился въ ея подлинности, скомкалъ ее и бросилъ въ огонь. Оба они смотрѣли, какъ она пыхнула, какъ погасла, и какъ пушистый пепелъ ея взлетѣлъ въ трубу.
   -- Теперь, мистеръ Фледжби,-- сказалъ Ламмль прежнимъ тономъ,-- такъ ли мнѣ понимать дѣло, что вы относите вину ко мнѣ или намекаете, что недовольны мною въ этомъ дѣлѣ?
   -- Нѣтъ, -- сказалъ Фледжби.
   -- Рѣшительно и безусловно нѣтъ?
   -- Да.
   -- Фледжби, пожмите мнѣ руку.
   Мистеръ Фледжби пожалъ ему руку, сказавъ: -- А если мы когда-нибудь узнаемъ, кто все это разстроилъ, такъ мы съ тѣмъ развѣдаемся. Позвольте мнѣ сказалъ вамъ самымъ дружескимъ образомъ еще одну вещь. Я не знаю вашихъ обстоятельствъ и не спрашиваю о нихъ. Вы понесли здѣсь потерю. Множество людей подвергаются иногда затрудненіямъ, и вы можете подвергнуться имъ, а можете и не подвергнуться. Но что бы вы ни дѣлали, Ламмль, не попадайтесь, не попадайтесь, я васъ прошу, не попадайтесь въ руки Побсей и Ко. что въ сосѣдней комнатѣ. Это сутяги, истинные обдиралы и сутяги, мой любезный Ламмль,-- повторилъ Фледжби съ особеннымъ смакомъ:-- они сдерутъ съ васъ кожу по дюймамъ, съ загривка до подошвы, и каждый дюймъ вашей кожи изотрутъ въ зубной порошокъ. Вы видѣли, каковъ мистеръ Райя. Не попадайтесь ему въ руки, Ламмль; прошу васъ, какъ другъ.
   Мистеръ Ламмль, проявляя нѣкоторое опасеніе при торжественности столь усерднаго увѣщанія, спросилъ за коимъ чортомъ попадать ему когда-нибудь въ руки Побсей и Ко.
   -- Признаюсь вамъ, я былъ нѣсколько обезпокоенъ,-- сказалъ откровенный Фледжби,-- взглядомъ, который кинулъ на васъ этотъ Жидъ, когда услыхалъ ваше имя. Мнѣ глаза его не понравились. Но, можетъ-статься, это только пылкое воображеніе друга. Само собою разумѣется, если вы не выдавали на себя какого нибудь документа, и если таковой не могъ попасть ему бъ руки, то это только одно мое воображеніе. Все-таки мнѣ взглядъ его не понравился.
   Обезпокоенный Ламмль, съ извѣстными бѣлыми пятнами, начавшими появляться и исчезать на его дрожащемъ носу, имѣлъ видъ какъ будто бы его пощипывалъ какой-нибудь бѣсенокъ. Фледжби, наблюдавшій за нимъ съ подергиваніемъ въ своемъ подломъ лицѣ, исполнявшимъ у него обязанность улыбки, казался очень похожимъ на такого бѣсенка.
   -- Я, однакоже, не могу задерживать его слишкомъ долго,-- сказалъ Фледжби:-- не то онъ вымоститъ это на моемъ несчастномъ другѣ.-- Что ваша умная и пріятная супруга? Знаетъ ли она о нашей неудачѣ?
   -- Я показывалъ ей письмо.
   -- Очень удивлена?-- спросилъ Фледжби.
   -- Полагаю, она удивилась бы еще больше, -- отвѣчалъ Ламмль,-- еслибы въ васъ было побольше расторопности.
   -- О! Значитъ, она относитъ это ко мнѣ?
   -- Мистеръ Фледжби, я не позволю, чтобы мои слова перетолковывались.
   -- Не сердитесь, Ламмль,-- убѣждалъ Фледжби, покорнымъ тономъ,-- нѣтъ къ тому никакого повода. Я только предложилъ вопросъ. Значитъ, она ко мнѣ этого не относитъ, если позволите еще спросить?
   -- Нѣтъ, сэръ.
   -- Прекрасно,-- сказалъ Фледжби, убѣждаясь въ противномъ.-- Засвидѣтельствуйте же ей мое почтеніе. Прощайте!
   Они пожали другъ другу руку, и Ламмль вышелъ въ раздумьи. Фледжби проводилъ его до тумана, и возвратившись къ камину, присѣлъ къ нему съ задумчивымъ лицомъ и вытянулъ ноги въ розовыхъ турецкихъ шароварахъ, широко разставивъ ихъ и созерцательно согнувъ колѣни, какъ будто бы готовился стать на нихъ.
   -- У васъ пара бакенбардъ, Ламмль, которыя мнѣ никогда не нравились,-- бормоталъ онъ, -- и какихъ за деньги не купишь; вы хвастаетесь своими манерами и своимъ краснорѣчіемъ; вы хотѣли потянуть меня за носъ, вы меня затянули въ глупую неудачу, и ваша жена говоритъ, что я же. и причина. Такъ я же подкошу васъ. Непремѣнно, хотя у меня и нѣтъ бакенбардъ (тутъ онъ потеръ мѣсто, гдѣ имъ слѣдовало быть), нѣтъ манеръ, нѣтъ краснорѣчія!
   Облегчивъ такимъ образомъ свой благородный умъ, онъ сдвинулъ ноги въ турецкихъ шароварахъ, выпрямилъ ихъ въ колѣнкахъ и крикнулъ Райѣ въ сосѣднюю комнату.-- "Го-го-го, эй вы, сэръ!" При видѣ старика, вошедшаго съ кротостью, совершенно противоположною той аттестаціи, которая только-что была дана ему, мистеръ Фледжби снова предался хохоту и воскликнулъ:-- Хорошо! хорошо! Клянусь душой, необыкновенно хорошо!
   -- Ну, старый,-- продолжалъ Фледжби, когда весь хохотъ его выкатился, -- вы купите всѣ пачки, которыя я отмѣчу карандашомъ:-- вотъ черточка, вотъ черточка и вотъ черточка, и я готовъ два пенса прозакладывать, что вы потомъ повыжмете этихъ христіанъ, какъ сущій Евреи. Теперь вамъ нуженъ чекъ; вы непремѣнно скажете нуженъ, хотя у васъ у самихъ есть достаточный капиталецъ гдѣ-то, никто только не знаетъ гдѣ, и вы скорѣе согласитесь, чтобы васъ посолили, пересыпали перцемъ и прожарили на рѣшеткѣ, чѣмъ сознаетесь въ этомъ. Чекъ я вамъ напишу.
   Онъ отперъ выдвинутый ящикъ и досталъ изъ него ключъ, чтобъ отперетъ имъ другой ящикъ, изъ котораго взялъ другой ключъ, и отперъ еще одинъ ящикъ, гдѣ находилась чековая книжка. Потомъ онъ написалъ чекъ и, давъ обратный ходъ ключамъ и ящикамъ, снова спряталъ книжку въ безопасное мѣсто.
   -- Старый,-- сказалъ онъ въ то время, какъ Еврей, положивъ чекъ въ бумажникъ, опускалъ этотъ послѣдній въ боковой карманъ своей верхней одежды:-- о моихъ дѣлахъ пока довольно. Теперь нѣсколько словъ о дѣлахъ, которыя еще не совсѣмъ мои. Гдѣ она?
   Райя, не успѣвъ вынуть руки изъ подъ своей одежды, вздрогнулъ и остановился.
   -- Ого!-- сказалъ Фледжби.-- Этого не ожидали! Куда вы ее запрятали?
   Старикъ, показывая видъ, что его захватили врасплохъ, взглянулъ на своего хозяина съ мимолетнымъ замѣшательствомъ, и это доставило его хозяину неописанное наслажденіе.
   -- Ужъ она не въ домѣ ли, который я нанимаю и за который плачу подати, въ Сентъ-Мери-Аксѣ?-- спросилъ Фледжби.
   -- Нѣтъ, сэръ.
   -- Въ саду, что ли, на кровлѣ этого дома, взошла туда, чтобы въ мертвомъ состояніи находиться, или въ чемъ-бы тамъ ни состояла ваша забава?-- спросилъ Фледжби.
   -- Нѣтъ, сэръ.
   -- Гдѣ же она?
   Райя опустилъ глаза, какъ бы соображая, можетъ ли онъ отвѣчать на вопросъ, не нарушая истины, и потомъ тихо возвелъ ихъ на лицо Фледжби, какъ бы убѣдившись, что не можетъ.
   -- Такъ и быть!-- сказалъ Фледжби.-- Я теперь не буду на этомъ настаивать. Но я хочу знать это, и узнаю; помните. Что вы это такое затѣяли?
   Старикъ съ извиняющимся движеніемъ своей головы и своихъ рукъ, какъ бы не понимая значенія словъ своего хозяина, обратилъ на него взоръ безмолвнаго вопроса.
   -- Вѣдь вы не какой-нибудь волокита, -- сказалъ Фледжби.-- Вѣдь вы патріархъ. Карта избитая, засаленная. Не влюблены же вы въ Лизу.
   -- О, сэръ!-- увѣщевалъ Райя.-- О, сэръ, сэръ!
   -- Зачѣмъ же, -- возразилъ Фледжби, съ легкимъ оттѣнкомъ краски въ лицѣ,-- зачѣмъ не хотите сказать причины, зачѣмъ вы въ эту похлебку опустили вашу ложку?
   -- Сэръ я скажу вамъ правду. Но... извините, что заговариваюсь... я передамъ со вамъ, какъ священную тайну и на условіяхъ строжайшей чести.
   -- Чести, туда же!-- вскрикнулъ Фледжби съ насмѣшкою на губахъ.-- Честь у Жидовъ! Ну, хорошо. Разсказывайте.
   -- По чести, сэръ?-- продолжалъ договариваться Райя съ почтительною твердостью.
   -- Само собою разумѣется. По чести несомнѣнной,-- сказалъ Фледжби.
   Старикъ, ни разу не приглашенный сѣсть, стоялъ, крѣпко держась рукою за спинку мягкихъ креселъ молодого человѣка. Самъ же молодой человѣкъ сидѣлъ у камина съ выраженіемъ любопытства, готовый подловить и прервать его на неправдѣ.
   -- Разсказывайте,-- сказалъ Фледжби.-- Начните съ побудительныхъ причинъ.
   -- Сэръ, у меня нѣтъ причинъ кромѣ желанія помочь безпомощной.
   Мистеръ Фледжби могъ выразить свое чувство, вслѣдствіе такого невѣроятнаго показанія, лишь необыкновенно продолжительнымъ насмѣшливымъ сапомъ.
   -- Какъ я узналъ и почему сталъ уважать и почитать эту дѣвушку, я уже говорилъ вамъ, когда вы ее видѣли въ моемъ бѣдномъ садикѣ на крышѣ дома,-- сказалъ Еврей.
   -- Говорили?-- сказалъ Фледжби недовѣрчиво.-- Пусть себѣ такъ. Можетъ быть и говорили.
   -- Чѣмъ болѣе я узнавалъ ее, тѣмъ болѣе принималъ участія въ ея судьбѣ. Я нашелъ ее въ несчастной обстановкѣ; самолюбивый и неблагодарный братъ, непріятный ей искатель ея руки, сѣти болѣе сильнаго обожателя, слабость ея собственнаго сердца.
   -- Значитъ, къ одному изъ молодцовъ она неравнодушна?
   -- Сэръ, съ ея стороны было очень естественно склониться та сторону одного изъ нихъ, потому что онъ имѣлъ многія и большія преимущества. Но онъ не одного съ нею званія и не имѣлъ намѣренія жениться на ней. Опасности вокругъ нея собирались, когда я, какъ вы сами сказали, сэръ, старый и дряхлый, такъ что нельзя заподозрить во мнѣ какое-нибудь другое чувство, кромѣ отцовскаго, вступился и посовѣтовалъ ей бѣжать. Я говорилъ ей: "Дочь моя, бываетъ пора такой опасности, что вся добродѣтель наша въ томъ только и состоять можетъ, чтобы поскорѣе бѣжать прочь". Она отвѣчала, что это уже приходило ей на мысль; но куда бѣжать безъ помощи она не знала, а помощниковъ не было. Я указалъ ей человѣка, который могъ ей пособить: человѣкъ этотъ былъ я. И она бѣжала.
   -- Какъ же вы распорядились ею?-- спросилъ Фледжби ощупывая свою щеку.
   -- Я помѣстилъ ее,-- сказалъ старикъ,-- далеко отсюда (онъ спокойно и плавно раздвинулъ свои руки въ обѣ стороны во всю длину ихъ), далеко отсюда; она поселилась между извѣстными мнѣ людьми нашего племени, гдѣ ея трудолюбіе послужитъ ей въ пользу, и она будетъ избавлена отъ опасностей съ какой бы то ни было стороны.
   Глаза Фледжби отвернулись отъ камина, чтобы взглянуть на движеніе его рукъ, когда онъ сказалъ: "далеко отсюда". Фледжби попробовалъ (и очень неудачно) передразнить это движеніе и, покачавъ головой, сказалъ:-- Я помѣстилъ ее вонъ тамъ, далеко... Ахъ, старый лукавецъ!
   Положивъ одну руку поперекъ груди, а другою держась за мягкія кресла и не оправдываясь, Райя ждалъ дальнѣйшихъ вопросовъ. По Фледжби ясно видѣлъ своими маленькими глазами, слишкомъ близко одинъ къ другому посаженными, что напрасно было бы спрашивать его объ этомъ затаенномъ предметѣ.
   -- Лиза,-- сказалъ Фледжби, смотря снова на огонь и потомъ взглянувъ вверхъ.-- Гмъ, Лиза. Вы не сказали мнѣ ея фамиліи въ вашемъ саду на вышкѣ дома. Я буду откровеннѣе съ вами. Ея фамилія Гексамъ.
   Райя склонилъ голову въ подтвержденіе.
   -- Слушайте, сэръ,-- сказалъ Фледжби.-- Мнѣ кажется я кое-что знаю о соблазнительномъ господинѣ, о сильномъ-то. Не принадлежитъ ли онъ къ числу юристовъ?
   -- Судя по всему, кажется, таково его званіе.
   -- Такъ я и думалъ. Фамилія его какъ будто что-то въ родѣ Ляйтвуда.
   -- Нѣтъ, сэръ, нисколько не походитъ,
   -- Ну, старый, -- сказалъ Фледжби, подмигивая на его взглядъ, -- выкладывайте фамилію.
   -- Рейборнъ.
   -- Клянусь Юпитеромъ!-- вскричалъ Фледжби.-- Такъ этотъ-то? Я полагалъ, что Ляйтвудъ, а этотъ мнѣ и во снѣ не спился. Я не прочь, чтобы вы натянули носъ тому или другому изъ этой парочки, лукавецъ, потому что они оба пренадутые; а Рейборнъ такое хладнокровное животное, какого я не встрѣчалъ никогда. Даже въ бородѣ ходитъ и чванится ею. Браво, браво, старый! Ну, ступайте, желаю вамъ счастія.
   Обрадованный такою неожиданною похвалой, Райя спросилъ не будетъ ли какихъ приказаній.
   -- Нѣтъ,-- сказалъ Фледжби,-- можете убираться, Іуда, и хлопотать о томъ, что вамъ уже приказано.
   Отпущенный этими пріятными словами, старикъ взялъ свою широкую шляпу и посохъ и вышелъ, болѣе походя на какое-нибудь высшее созданіе, благословляющее мистера Фледжби, чѣмъ на бѣднаго подчиненнаго, котораго онъ попиралъ ногами. Оставшись наединѣ, мистеръ Фледжби заперъ наружную дверь и возвратился къ камину.
   "Отлично!"--сказалъ Фледжби про себя: "ты, можетъ быть, и медленно дѣйствуешь, зато навѣрняка!" Дважды или трижды повторилъ онъ это съ большимъ удовольствіемъ, раздвигая снова ноги въ турецкихъ шароварахъ и сгибая колѣни. "Вотъ такъ ловкій выстрѣлъ, можно мнѣ имъ похвалиться", продолжалъ онъ про себя: "Жида подстрѣлилъ! Какъ услыхалъ я эту исторію у Ламмлей, я не вдругъ наскочилъ на Райю. Нѣтъ, я подступилъ къ нему понемногу". Въ этомъ онъ былъ совершенно правъ: онъ не имѣлъ привычки дѣлать скачки или кидаться на что бы то ни было живое; онъ только подползалъ ко всему. "Я подступилъ къ нему", продолжалъ Фледжби, ощупывая бакенбарды, "понемножку. Еслибы какіе-нибудь Ламмли или какіе-нибудь Ляйтвуды захотѣли подступить къ нему, они прямо спросили бы его, не участвовалъ ли онъ какимъ-либо образомъ въ укрывательствѣ этой дѣвчонки. Я звалъ лучше какъ приняться за дѣло. Я сталъ за плетень, навелъ на Жида свѣтъ, выстрѣлилъ по немъ и сшибъ сразу. Э, да гдѣ же ему, хоть онъ и Жидъ, тягаться со мною!"
   При этомъ сухая корча губъ, вмѣсто улыбки, опять исказила его лицо.
   "Что касается до христіанъ", продолжалъ Фледжби, "то берегитесь, братья-христіане, въ особенности квартирующіе въ Несостоятельной Улицѣ! Теперь-то я заберу въ руки эту Несостоятельную Улицу, и ужъ какую-нибудь игру вы въ ней увидите. Забрать васъ въ руки, да еще такъ, чтобы ты объ этомъ знать не знали, хотя и считаете себя всезнающими, да за это можно бы деньги заплатить. А тутъ еще, вдобавокъ, придется мнѣ же барвинокъ изъ васъ повыжать. Да это хоть куда!
   Говоря такимъ образомъ, мистеръ Фледжби началъ совлекать съ себя турецкое одѣяніе и одѣваться въ христіанское платье. По окончаніи этого дѣла и по совершеніи утреннихъ омовеній и умащеній новѣйшимъ несомнѣннымъ косметическимъ средствомъ для произращенія роскошныхъ лоснящихся волосъ на человѣческомъ лицѣ (шарлатаны были единственные мудрецы, которымъ онъ вѣрилъ, сверхъ ростовщиковъ), густой туманъ принялъ его и заключилъ въ свои копотныя объятія. Еслибы туманъ никогда болѣе не выпустилъ его изъ себя, міръ не понесъ бы невознаградимо! потери, но легко замѣнилъ бы его кѣмъ-нибудь другимъ изъ своего постояннаго запаса.
   

II. Почтенный другъ въ новомъ видѣ.

   Вечеромъ того же самаго туманнаго дня, когда жечтая шторка Побсей и Ко прикрыла дневныя работы, Еврей Райя опять вышелъ на улицу Сентъ-Мгри-Аксъ. Но на этстъ разъ у него не было мѣшка подъ рукою, и онъ отправился не по дѣламъ своего хозяина. Онъ перешелъ чрезъ Лондонскій Мостъ {Лондонъ, въ своемъ нынѣшнемъ видѣ занимаетъ юго-восточный уголъ Миддльсекскаго графства и частицу Эссекскаго на сѣверъ отъ Темзы, а на югъ отъ нея части Соррейскаго Кентскаго и такимъ образомъ лежитъ въ четырехъ графствахъ.}, возвратился на Миддльсекскій берегъ по Вестминстерскому Мосту и такимъ образомъ, пробираясь въ туманѣ, добрался до порога кукольной швеи.
   Миссъ Ренъ ждала его. Онъ могъ видѣть ее. сквозь окно у тускло-горѣвшаго камина, въ которомъ уголь былъ тщательно обложенъ сырою золой, чтобъ онъ дольше горѣлъ и меньше пропадалъ даромъ въ ея отсутствіи,-- сидѣвшую въ шляпкѣ и поджидавшую его прихода. Слегка стукнувъ въ окно, онъ вызвалъ ее изъ задумчивости, и она поднялась отворить дверь, опираясь на крючковатую палочку.
   -- Добраго вечера., тетушка!-- сказала миссъ Ренъ.
   Старикъ засмѣялся и подалъ ей свою руку опереться.
   -- Не желаете ли войти и обогрѣться, тетушка?-- спросила миссъ Дженни Ренъ.
   -- Нѣтъ не желаю, если вы совсѣмъ готовы, милѣйшая моя Синдерелла.
   -- Хорошо!-- весело воскликнула миссъ Ренъ.-- Какой же вы умница, старинушка! Еслибы мы завели призы въ нашемъ заведеніи (къ сожалѣнію, у насъ только однѣ бланки на нихъ), вы получили бы первую серебряную медаль за то, что такъ скоро поняли меня.
   Говоря это, миссъ Ренъ вынула ключъ изъ замочной скважины, положила его въ каминъ и, потомъ тщательно затворивъ дверь, попробовала, стоя на ступенькѣ, заперлась ли она {Наружныя двери въ англійскихъ домахъ устроены по большей части такъ, что, будучи захлопнуты, запираются сами собою. Ключъ служитъ собственно для отпиранія.}. Удостовѣрившись, что ея жилище безопасно, она взялась одною рукой объ руку старика и, опираясь другою на крючковатую палочку, приготовилась употребить ее въ дѣло; но ключъ былъ такихъ гигантскихъ размѣровъ, что, прежде нежели они тронулись съ мѣста, Райя предложилъ ей понести его.
   -- Нѣтъ, нѣтъ, нѣтъ! Я понесу его сама,-- возразила миссъ Ренъ.-- Я страшно кривобока, какъ вы знаете, а какъ опущу его къ себѣ въ карманъ, такъ корабль мой придетъ въ равновѣсіе. Скажу вамъ по секрету, тетушка, я и карманъ-то ношу на высокомъ боку нарочно для этого.
   Послѣ этихъ словъ они пошли въ туманѣ.
   -- Да, съ вашей стороны очень умно было,-- начала снова миссъ Ренъ,-- что вы поняли меня, тетушка. Но что я говорю? Вы сами видите, какъ вы похожи на тетушку-волшебницу въ дѣтской книжечкѣ! Вы совсѣмъ не походите на другихъ людей, и вы какъ будто бы приняли на себя теперешній видъ съ какою-нибудь благодѣтельною цѣлью. Э! воскликнула миссъ Дженни, приближая свое лицо вплоть къ лицу старика:-- за этою бородою я всѣ черты вашего лица вижу, тетушка.
   -- Ну, а говоритъ ли вамъ, Дженни, ваше воображеніе, что я могу измѣнять другіе предметы?
   -- Ахъ, какъ же, говоритъ! Если вы только возьмете мою палочку и стукнете въ мостовую, въ эти грязные-то камни, но которымъ я ковыляю, такъ оттуда и явится карета шестерикомъ. Знаете что? Давайте этому вѣрить.
   -- Отъ всей души,-- отвѣтилъ добрый старикъ.
   -- И я вамъ скажу, что мнѣ нужно попросить, тетушка. Мнѣ нужно попросить васъ стукнуть по моему ребенку и измѣнить его совершенно. Ахъ, какъ дурень, дуренъ былъ мой ребенокъ въ послѣднее время! Онъ выводитъ меня изъ всякаго терпѣнія. Я вотъ дней десять рукъ къ работѣ не прикладывала. У меня даже видѣнія были; мнѣ чудилось, что четверо какихъ-то мѣднокожихъ людей въ красномъ хотятъ бросить его въ печь огненную.
   -- Вѣдь это опасно, Дженни.
   -- Опасно, тетушка! Мой ребенокъ всегда опасенъ. Онъ можетъ (тутъ маленькое созданіе взглянуло черезъ плечо на небо) домъ поджечь въ ту самую минуту. Врагу не пожелаю имѣть дѣтей. Даже колотить его нѣтъ никакой пользы. Сколько разъ я колотила его до того, что мнѣ дурно становилось. Что ты не помнишь заповѣди, что ты не чтишь своей родительницы? негодный ты эдакой? говорила я ему все время, пока колотила. А онъ только хныкалъ, да глаза на меня таращилъ.
   -- Что же еще-то я долженъ измѣнить?-- спросилъ Райя сострадательнымъ, но шутливымъ голосомъ.
   -- Право, тетушка-волшебница я боюсь, что моя другая просьба будетъ своекорыстная; я попрошу васъ поправить мнѣ спину и ноги. При вашемъ могуществѣ, для васъ это ничего не значитъ, тетушка-волшебница; а для меня бѣдненькой больной, это будетъ очень много.
   Въ этихъ словахъ не слышалось никакого жалобнаго сѣтованія, но они были тѣмъ не менѣе трогательны.
   -- А потомъ?
   -- Потомъ вы знаете, тетушка. Мы оба вспрыгнемъ въ карету шестерикомъ и поѣдемъ къ Лизѣ. Это напоминаетъ мнѣ, тетушка, что я хотѣла задать вамъ нѣсколько вопросовъ. Вы умны (вѣдь васъ волшебницы учили), вы можете сказать мнѣ, что лучше, имѣть ли вещь и потерять ее, или никогда не имѣть ея?
   -- Объясните, племянница.
   -- Теперь, безъ Лизы, я болѣе чувствую свое одиночество и безпомощность чѣмъ прежде, когда не знала ея. (При этихъ словахъ у ней навернулись на глазахъ слезы).
   -- Кто въ жизни не разставался съ дорогими сердцу людьми, моя милая,-- сказалъ Еврей.-- И я разстался съ женою, съ милою дочерью, съ милымъ сыномъ; но счастье все-таки было.
   -- Ахъ!-- вздохнула миссъ Ренъ задумчиво, нисколько не убѣдившись, и заключила свой вздохъ легкимъ, отрывистымъ движеніемъ своихъ челюстей.-- Въ такомъ случаѣ я скажу вамъ, съ какой перемѣны, по моему, вамъ лучше было бы начать, тетушка. Вамъ бы перемѣнить "есть" на "было", а "было" на "есть", да такъ и удержать ихъ.
   -- А для васъ было бы это лучше? Не вѣчно ли пришлось бы Бимъ тогда мучиться?-- нѣжно спросилъ старикъ.
   -- Правда!-- воскликнула миссъ Ренъ съ новымъ движеніемъ челюстей.-- Вы измѣнили мсігя, тетушка, и сдѣлали меня умнѣе. Но для этого,-- прибавила она, передвинувъ свой подбородокъ и свои глаза,-- вамъ не нужно быть тетушкой-волшебницей.
   Такъ разговаривая и перейдя Вестминстерскій Мостъ, они миновали мѣста, по которымъ недавно проходилъ Райя, а также и другія мѣста, ибо, снова перейдя чрезъ Темзу по Лондонскому Мосту, они повернули внизъ рѣки и по этому направленію шли посреди еще болѣе густого тумана.
   Но до этого Дженни на пути потянула своего почтеннаго друга въ сторону къ ярко-освѣщенному окну игрушечной лавки и сказала:-- Посмотрите-ка на нихъ! Всѣ моей работы.
   Это относилось къ ослѣпительному полукружію куколъ всѣхъ цвѣтовъ радуги, разодѣтыхъ для представленія ко двору, для бала, для выѣзда въ экипажѣ, для верховой ѣзды, для прогулки пѣшкомъ, для свадебной церемоніи, для прислуживанія другимъ кукламъ при свадьбѣ и для всѣхъ радостныхъ событій въ жизни.
   -- Прелесть! воскликнулъ старикъ, всплеснувъ руками.-- Вкусъ самый изящный!
   -- Очень рада, что онѣ нравятся вамъ,-- отозвалась миссъ Ренъ съ гордостью.-- Но, тетушка, самое-то смѣшное въ томъ, какъ я примѣриваю этимъ важнымъ дамамъ платья, хотя это и самая трудная часть моего дѣла. Она была бы трудная и тогда, когда бы у меня спина не болѣла, и ноги были въ порядкѣ.
   -- Какъ же это вы примѣриваете?-- спросилъ Райя.
   -- Какая же вы, за всѣмъ тѣмъ недогадливая тетушка-волшебница!-- отвѣчала миссъ Ренъ.-- Слушайте, вотъ какъ. Назначенъ, напримѣръ, при дворѣ выходъ, или гулянье въ паркѣ, или выставка, или праздникъ, или что вамъ угодно. Прекрасно. Я проталкиваюсь въ толпу и высматриваю что мнѣ нужно. Завижу какую-нибудь важную леди, къ дѣлу подходящую, вотъ и говорю: вы какъ разъ годитесь, моя милая! И старательно вглядываюсь въ нее, потомъ бѣгу домой, выкраиваю ее и сметываю на живую нитку. Послѣ этого, въ другой какой-нибудь день, лечу назадъ, чтобы примѣрить, и опять хорошенько вглядываюсь. Иногда леди какъ будто бы ясно говоритъ: Какъ это крошка пристально вглядывается! И ей это по временамъ нравится, а по временамъ нѣтъ; чаще же нравится, чѣмъ не нравится. Я между тѣмъ только говорю про себя: тутъ мнѣ нужно немного вырѣзать, а тамъ немного выпустить,-- и вотъ я изъ нея дѣлаю чистѣйшую невольницу, заставляю ее примѣривать на себѣ кукольныя платья. Вечернія собранія для меня труднѣе, потому что въ этихъ случаяхъ у меня только входная дверь передъ глазами; притомъ же, ковыляя между каретными колесами и лошадиными ногами, я того и жду, что въ темнотѣ меня раздавятъ. Однакоже, и тутъ точно также я всѣхъ ихъ вижу. Когда онѣ, покачиваясь, идутъ изъ кареты въ переднюю и вскользь замѣтятъ мою крошечную рожицу, какъ она выглядываетъ въ дождь изъ-подъ полицейскаго капюшона {Полисмены надѣваютъ въ дождь сверхъ форменнаго фрака непромокаемые макнитошевые капюшоны, доходящіе до пояса.}, онѣ, я полагаю, думаютъ, что я удивляюсь и любуюсь во всѣ глаза и отъ всего сердца, а того и не воображаютъ, что всѣ онѣ только работаютъ на моихъ куколокъ! Была одна леди, Белинда Витрозъ. Она мнѣ однажды вечеромъ вдвойнѣ послужила. Когда она вышла изъ кареты, я сказала: "вы годитесь, дѣточка!" И побѣжала прямо домой, скроила ее и сметала на живую нитку. Потомъ опять назадъ и стала дожидаться позади лакеевъ, подзывавшихъ экипажи. Ночь была прекрасная. Наконецъ, слышу: карсту леди Белинды Витрозъ! Леди Белинда Витрозъ выходитъ. И я заставніа ее примѣрить, да еще какъ старательно, прежде чѣмъ она усѣлась въ экипажъ. Вотъ она, леди-то Белинда, привѣшена за талію, только ужъ очень близко къ газовому рожку для ея восковой фигурки.
   Пройдя еще нѣсколько времени, Райя спросилъ дорогу къ нѣкоторой тавернѣ, извѣстной подъ названіемъ Шести Веселыхъ Товарищей Носильщиковъ. Слѣдуя полученнымъ указаніямъ, они пришли, послѣ двухъ-трехъ остановокъ для соображенія и нѣсколькихъ неувѣренныхъ взглядовъ по сторонамъ, къ дверямъ владѣнія миссъ Аббе Паттерсонъ. Взглянувъ въ стеклянную половинку двери, они увидѣли весь блескъ заприлавка, и самую миссъ Аббе, сидящую во всемъ величіи на своемъ уютномъ тронѣ за газетой. Ея, съ достодолжнымъ почтеніемъ они и представились.
   Отведя глаза отъ газеты и оставаясь съ задержаннымъ выраженіемъ лица, такъ какъ ей нужно было дочитать начатый параграфъ, прежде чѣмъ приняться за другое дѣло, миссъ Аббе спросила, съ легкимъ оттѣнкомъ суровости.
   -- Что вамъ нужно?
   -- Можно намъ видѣть миссъ Паттерсонъ?-- спросилъ старикъ, снимая шляпу.
   -- Можно, и вы видите ее, -- отвѣчала хозяйка.
   -- Позвольте намъ переговорить съ вами, сударыня!
   Въ это время миссъ Аббе замѣтила маленькую фигурку миссъ Дженни Ренъ. Чтобы лучше разсмотрѣть, миссъ Аббе отложила газету, встала и взглянула чрезъ gолудверку прилавка. Крючковатая палочка какъ будто бы умоляла за свою владѣтельницу о позволеніи войти и отдохнуть у камина; поэтому миссъ Аббе, отворила полудверку и сказала, какъ будто бы въ отвѣтъ крючковатой палочкѣ:-- Извольте. Войдите и отдохните у камина.
   -- Моя фамилія Райя,-- сказалъ старикъ, съ учтивымъ движеніемъ,-- а занятіе мое въ Городѣ. Это, вотъ, моя молодая спутница.
   -- Постойте немного,-- перебила миссъ Ренъ.-- Я подамъ госпожѣ свою карточку.
   Она съ важностью достала карточку изъ кармана, но не безъ нѣкотораго затрудненія, причиненнаго гигантскимъ ключомъ, который, завалившись на карточку, придавилъ ее. Миссъ Аббе съ явными знаками удивленія взяла миніатюрный документецъ и прочитала на немъ слѣдующее:

МИССЪ ДЖЕННИ РЕНЪ,
Кукольная швея.
По требованію является къ кукламъ на домъ.

   -- Господи!-- воскликнула миссъ Паттерсонъ, выпучивъ глаза, и выронила изъ рукъ карточку.
   -- Мы съ молодою подругой моею взяли смѣлость придти къ вамъ сударыня,-- сказалъ Райя,-- по дѣлу Лиззи Гексамъ.
   Миссъ Паттерсонъ въ то время нагибалась, чтобы развязать ленты у шляпки кукольной швеи. Она обернулась нѣсколько гнѣвно и сказала:-- Лиззи Гексамъ гордая дѣвушка.
   -- Она до того гордится,-- ловко отвѣтилъ Райя,-- вашимъ хорошимъ мнѣніемъ о ней, что прежде нежели уѣхала изъ Лондона...
   -- Куда, не на мысъ ли Доброй Надежды?-- спросила миссъ Паттерсонъ, повидимому думая, что она эмигрировала.
   -- Нѣтъ, въ провинцію,-- былъ осторожный отвѣтъ,-- она взяла съ насъ обѣщаніе побывать у васъ и показать вамъ одну бумагу, которую нарочно для этого передала намъ въ руки. Я -- другъ ей, правда безполезный, и познакомился съ нею послѣ того, какъ она оставила здѣшній околотокъ. Она нѣкоторое время жила съ моею молодою спутницей и была ей помощницей и другомъ. Очень полезнымъ другомъ, сударыня,-- прибавилъ онъ тихимъ голосомъ.-- Повѣрьте мнѣ, еслибы вы все знали,-- очень полезнымъ другомъ.
   -- Я могу этому повѣрить,-- сказала миссъ Аббе, обративъ смягченный взглядъ на маленькое созданіе.
   -- Если это гордость, что сердце никогда не ожесточается, нравъ никогда изъ терпѣнья не выходитъ, рука никогда зла не дѣлаетъ,-- вставила миссъ Ренъ, вспыхнувъ, то она гордая. А если это не то, то не гордая.
   Ея твердое намѣреніе на-чистую поперечить миссъ Аббе такъ мало было оскорбительно для этой страшной власти, что вызвало съ ея стороны улыбку,-- Вы хорошо дѣлаете, милочка,-- сказала миссъ Аббе,-- что вступаетесь за тѣхъ, кого любите.
   -- Хорошо ли, нехорошо ли,-- пробормотала миссъ Ренъ невнятно, съ видимымъ движеніемъ подбородка,-- но я буду такъ дѣлать, а вы приготовьтесь къ этому, моя почтеннѣйшая.
   -- Вотъ бумага, сударыня,-- сказалъ Еврей, передавая въ руки миссъ Паттерсонъ подлинный документъ, составленный Роксмитомь и подписанный Райдергудомъ.-- Не угодно ли будетъ вамъ прочесть его?
   -- Прежде всего, вотъ что,-- сказала миссъ Аббе.-- пробовали ли вы когда-нибудь шробъ {Shrub -- смѣсь водки съ лимоннымъ сокомъ и горячею водою.}, милочка?
   Миссъ Ренъ покачала головой.
   -- Желаете выпить?
   -- Желаю, если это хорошо,-- отвѣтила миссъ Ренъ.
   -- Отвѣдайте. Если понравится, я налью вамъ съ горячею водой. Поставьте ваши ножонки на рѣшетку. Ночь холодная-прехолодная, и туманъ такой пронзительный.
   Когда миссъ Аббе начала помогать ей повернуть стулъ, развязанная шляпка крошки упала на полъ.
   -- Ай, какіе прелестные волосы!-- вскрикнула миссъ Аббе.-- Ихъ достанетъ на парики всѣмъ кукламъ въ мірѣ. Какая густота!
   -- Это-то вы называете густотою?-- подхватила миссъ Ренъ.-- А ну-те, что вы скажете объ остальныхъ?
   Говоря это, она развязала тесемку, и золотой потокъ покрылъ ея станъ и весь стулъ и сбѣжалъ до полу. Удивленіе миссъ Аббе, повидимому, усилило ея недоумѣніе. Она дала знакъ Еврею подойти и, въ то время какъ доставала изъ пиши бутылку съ шробомъ, шепнула ему:
   -- Ребенокъ или взрослая?
   -- Ребенокъ по годамъ,-- былъ отвѣтъ:-- взрослая по самоувѣренности и опытности.
   "Вы это обо мнѣ говорите, добрые люди!" думала миссъ Ренъ, сидя въ золотой бесѣдкѣ своихъ волосъ и грѣя ноги. "Словъ вашихъ я не могу разслышать, но знаю всѣ ваши плутни и уловки"!
   Шробь отвѣданный изъ ложки совершенно пришелся по вкусу миссъ Дженни, и потому благоразумное количество его было приготовлено искусными руками миссъ Паттерсонъ, и часть его также предложена Райѣ. Послѣ этого вступленія, миссъ Аббе начала читать документъ. Каждый разъ какъ она поднимала свои брови во время чтенія, сторожкая миссъ Дженни сопровождала это движеніе выразительнымъ и серіознымъ хлебкомъ шроба.
   -- Все, что здѣсь заключается,-- сказала миссъ Аббе Паттер* сонъ, нѣсколько разъ прочитавъ бумагу и сообразивъ, что въ ней написано,-- доказываетъ (хотя большихъ доказательствъ тутъ не требуется), что Рогъ Райдергудъ негодяй. Я даже подозрѣваю, не онъ ли тотъ самый негодяй, который одинъ сдѣлалъ все дѣло; но я не надѣюсь, чтобъ эти подозрѣнія когда-нибудь выяснились. Я обидѣла отца Лизы; но самое Лизу никогда, потому что въ то время, какъ дѣла ея были въ самомъ дурномъ положеніи, я имѣла полное къ ней довѣріе и старалась убѣдить ее переѣхать ко мнѣ подъ защиту. Я очень жалѣю, что нехорошо поступила съ человѣкомъ, въ особенности когда этого поправить нельзя. Будьте такъ добры, передайте мои слова Лизѣ, и пусть она помнитъ, что если ей когда вздумается прити къ Носильщикамъ, то она найдетъ себѣ домъ у Носильщиковъ и друга у Носильщиковъ. Она знаетъ миссъ Аббе изстари, напомните ей это, и знаетъ какой домъ и какого друга найдетъ она. У меня все кратко и сладко, или кратко и кисло, смотря какъ случится и какъ аукнется,-- замѣтила миссъ Аббе.-- Вотъ почти все, что я имѣю сказать, и этого довольно.
   Но прежде, чѣмъ шробъ съ водой былъ допитъ, миссъ Аббе сообразила, что ей не мѣшало бы имѣть у себя копію съ бумаги.
   -- Она не длинна, сэръ,-- сказала она Райѣ,-- и вы, можетъ быть, не откажетесь переписать ее.
   Старикъ охотно надѣлъ свои очки и, ставъ у маленькой конторки въ углу, гдѣ были нанизаны хозяйственные рецепты миссъ Аббе и хранились показныя стклянки (долговые счеты покупщиковъ строго воспрещались администраціей Носильщиковъ, принялся писать копію красивымъ и четкимъ почеркомъ, Въ то время, какъ онъ стоялъ тамъ, занятый своимъ методическимъ писаніемъ, его фигура, будто фигура древняго книжника надъ своею работой, и крошечная кукольная швея, сидѣвшая въ золотомъ павильонѣ своихъ волосъ предъ каминомъ, привели миссъ Аббе въ недоумѣніе и породили въ ней мысль, не во снѣ ли она видитъ двѣ такія рѣдкія человѣческія фигуры за прилавкомъ Шести Веселыхъ Товарищей и не найдетъ ли, очнувшись отъ дремоты, что они исчезли.
   Миссъ Аббе дважды, въ видѣ опыта, закрывала глаза и снова открывала ихъ, и все-таки видѣла обѣ фигуры предъ собою, какъ вдругъ, будто гроза, раздался тревожный шумъ въ тавернѣ. Она поспѣшно встала, и въ то время, какъ всѣ трое они переглянулись между собою, шумъ превратился въ громкіе голоса и топотъ ногъ. Тутъ стало слышно какъ быстро поднимались окна {Въ Англіи, по большей части, оконныя рамы дѣлаются не створчатыя, а подъемныя.}, и какъ возгласы и крики доносились въ домъ со стороны рѣки. Еще мгновеніе, и вотъ Бобъ Глиддери летитъ, топоча по коридору съ такимъ гримомъ, какъ будто бы стукъ всѣхъ гвоздей въ его сапогахъ сосредоточивался въ каждомъ отдѣльномъ гвоздѣ.
   -- Что такое?-- спросила миссъ Аббе.
   -- Въ туманѣ кого-то опрокинули, ма'амъ,-- отвѣчалъ Бобъ.-- Народу на рѣкѣ завсегда много.
   -- Скажите, чтобы тамъ поставили на огонь всѣ чайники,-- закричала миссъ Аббе.-- Смотрите, чтобы котелъ былъ полонъ. Вытащить ванну. Повѣсить байковыя одѣяла передъ каминомъ. Нагрѣть кувшины. Эй, вы тамъ въ кухнѣ, дѣвки, встряхните ваши головы и помните, что дѣлаете.
   Пока миссъ Аббе частью давала эти приказанія Бобу, котораго схватила за волосы и стукнула головой объ стѣну, въ видѣ общаго наказа, чтобы всѣ принимались за дѣло и поворачивались расторопнѣе, частью же посылала ихъ въ кухню, всѣ гости, бывшіе въ общей комнатѣ, тиская одинъ другого, выбѣжали на пристань, и шумъ снаружи увеличился.
   -- Пойдемъ, посмотримъ,-- сказала миссъ Аббе своимъ посѣтителямъ, и всѣ трое поспѣшили въ опустѣвшую общую комнату и вышли чрезъ одно изъ скопъ на деревянною веранду, висѣвшую надъ рѣкой.
   -- Не знаетъ ли кто-нибудь тамъ внизу, что тамъ случилось?-- просила миссъ Аббе повелительнымъ голосомъ.
   -- Пароходъ, миссъ Аббе,-- крикнулъ кто-то, казавшійся пятномъ въ туманѣ.
   -- Это все пароходъ, миссъ Аббе,-- крикнулъ кто-то другой.
   -- Это его фонари, миссъ Аббе, вонъ видите тамъ мелькаютъ,-- крикнулъ кто-то третій.
   -- Онъ пары выпускаетъ, миссъ Аббе, отъ этого и шумъ, и туманъ еще больше; развѣ не видите?-- обьяснилъ еще кто-то.
   Лодки отчаливали, факелы зажигались, народъ съ шумомъ бѣжалъ на край берега. Какой-то человѣкъ упалъ съ плескомъ въ воду и былъ вытащенъ посреди громкаго хохота. Потребовались багры. Крикъ подать скорѣе спасительный буекъ переходилъ съ голоса на голосъ. Невозможно было разсмотрѣть что дѣлалось на рѣкѣ, потому что каждая лодка, отчаливъ и продвинувшись въ туманъ, исчезала изъ виду на разстояніи своей собственной длины. Ничего нельзя было понять кромѣ того, что возбудившій негодованіе пароходъ осыпался со всѣхъ сторонъ упреками. Онъ душегубъ, плыветъ въ заливъ Висѣлицъ; онъ смертоубійца, плыветъ въ Ссылочныя колоніи; капитана его -- подъ уголовный судъ; его экипажъ тѣшится тѣмъ, что давитъ людей въ лодкахъ. Этотъ же самый пароходъ рветъ въ куски своими колесами плашкотниковъ на Темзѣ; онъ поджигаетъ имущество своими трубами; онъ тьму всякаго вреда дѣлалъ и будетъ дѣлать. Вся масса тумана была преисполнена такими попреками, раздававшимися на всѣ лады до общей хрипоты. Во все это время огни парохода призрачно чуть-чуть двигались, гамъ гдѣ онъ остановился, выжидая, что окажется. Вотъ онъ началъ жечь бенгальскіе огни. Это образовало вокругъ него свѣтлое пятно, словно онъ запалилъ туманъ; а въ пятнѣ,-- при крикахъ измѣнившихъ свою ноту и ставшихъ еще сильнѣе, еще возбужденнѣе,-- обозначались двигавшіяся тѣни людей и лодокъ, между тѣмъ, какъ голоса кричали: "Вотъ! Вотъ опять! Еще раза два ударь веслами, продвинь впередъ! ура! смотри! хватай! тащи въ лодку!" и т. п. Наконецъ, за нѣсколькими полетѣвшими внизъ клочками бенгальскаго огня, ночь снова почернѣла, и послышалось во тьмѣ, какъ завертѣлись колеса парохода, и огни его плавно двинулись по направленію къ морю.
   Для миссъ Аббе и ея двухъ товарищей показалось, что все это заняло значительное время. Теперь началось такое же поспѣшное движеніе къ берегу, подъ домъ, какое прежде было отъ него, и не прежде, какъ подошла первая изъ спѣшившихъ лодокъ, стало извѣстно, что случилось.
   -- Если это Томъ Тутль тамъ стоитъ,-- провозгласила миссъ Аббе своимъ повелительныя! голосомъ,-- то пусть подойдетъ сюда отчасъ же.
   Покорный Томъ исполнилъ приказаніе, сопровождаемый толпою.
   -- Что такое, Тутль?-- спросила миссъ Аббе.
   -- Иностранный пароходъ, миссъ, опрокинулъ перевозную лодку.
   -- Сколько людей было въ лодкѣ?
   -- Одинъ человѣкъ, миссъ Аббе.
   -- Нашли?
   -- Нашли. Долгонько таки былъ онъ подъ водою, миссъ, однако же тѣло вытащили.
   -- Пускай несутъ сюда. Эй, Бобъ Глиддери, заприте наружную дверь и станьте подлѣ нея изнутри, да не отворять, пока не скажу. Есть тамъ внизу полицейскій?
   -- Здѣсь, миссъ Аббе, былъ офиціальный отзывъ.
   -- Когда внесутъ тѣло въ домъ, не впускайте толпу, слышите ли? И помогите Бобу Глиддери затворить дверь отъ народа.
   -- Ладно, миссъ Аббе.
   Самовластная хозяйка вошла въ домъ съ миссъ Дженни и Райей и размѣстила обѣ эти силы, по одной съ каждой стороны отъ себя, за полудверкой прилавка, какъ бы за брустверомъ.
   -- Вы стойте здѣсь, -- сказала миссъ Аббе, -- тутъ васъ не придавятъ, и вы увидите, какъ внесутъ его. Бобъ, стойте у двери.
   Этотъ часовой, еще разъ проворно и рѣшительно двинувъ на плеча засученныя руки своей рубашки, повиновался.
   Звукъ приближающихся голосовъ, звукъ приближающихся шаговъ. Суетня и говоръ за дверью. Мгновенная остановка. Два тупые удара или тычка въ дверь, какъ будто бы мертвый человѣкъ, приблизившись къ ней лежа навзничь, стукнулъ въ нее подошвами съоихъ закоченѣлыхъ ногъ.
   -- Это носилки или ставень, одно изъ двухъ, на чемъ его несутъ,-- сказала миссъ Аббе, прислушавшись опытнымъ ухомъ. Отворяйте, Бобь!
   Дверь отворилась. Тяжелые шаги людей подъ ношей. Остановка. Сильный напоръ. Преграда напору. Дверь затворена. Смутные возіласы оскорбленныхъ душъ, обманувшихся въ своемъ ожиданіи зѣвакъ, оставленныхъ на улицѣ.
   -- Идите, друзья,-- сказала миссъ Аббе, ибо до того самовластна была она съ своими подданными, что принесшіе тѣло даже и гъ этомъ случаѣ ждали ея позволенія:-- въ первый этажъ.
   Входъ туда низокъ и лѣстница низка, а потому они подняли положенную на полъ ношу и взялись за нее такъ, чтобы можно было нести ниже. Распростертая фигура, когда ее проносили, лежала почти на высотѣ полудверецъ.
   Миссъ Аббе, взглянувъ на нее, быстро отступила назадъ.
   -- Ахъ, Боже милосердый!-- сказала она, обращаясь къ обоимъ гостямъ своимъ:-- это тотъ самый человѣкъ, который далъ показаніе, бывшее сейчасъ у насъ въ рукахъ. Это Райдергудъ!
   

III. Тотъ же почтенный другъ еще въ нѣкоторыхъ видахъ.

   Дѣйствительно, это Райдергудъ, а не кто другой, точнѣе, это шелуха, скорлупа Райдергуда, а не кого-либо другого, что вносится теперь въ спальню перваго этажа таверны миссъ Аббе. Какъ ни былъ гибокъ Рогъ въ своихъ уловкахъ и изворотахъ, теперь онъ такъ закоченѣлъ, что препроводить его наверхъ, по лѣстницѣ, нельзя было иначе, какъ со многимъ шарканьемъ ногъ, съ поминутнымъ повертываніемъ носилокъ то туда, то сюда, съ опасностью, что онъ свалится съ нихъ и полетитъ черезъ перила.
   -- Бѣгите за докторомъ,-- говоритъ миссъ Аббе.-- Бѣгите за его дочерью.
   По обоимъ этимъ приказаніямъ проворно отправляются гонцы.
   Гонецъ за докторомъ встрѣчаетъ его на полпути, съ полицейскимъ конвоемъ. Докторъ осматриваетъ мокрый трупъ и говоритъ не очень обнадеживающимъ тономъ, что не мѣшаетъ сдѣлать попытку возвратить оный къ жизни. Всѣ лучшія средства тотчасъ же прилагаются къ дѣлу, и всѣ присутствующіе помогаютъ ему отъ всей души и отъ всего сердца. Ни одинъ изъ нихъ не имѣетъ никакого уваженія къ этому человѣку; для всѣхъ ихъ онъ былъ предметомъ, котораго они избѣгали, который подозрѣвали, которымъ гнушались; но искра жизни въ немъ какъ-то странно отдѣлялась теперь отъ него, и всѣ они принимаютъ въ этой искрѣ глубочайшее участіе, вѣроятно потому, что она жизнь, и что они сами живутъ, и что они сами должны умереть.
   Въ отвѣтъ на вопросъ доктора, какъ это случилось и не подлежитъ ли кто-нибудь обвиненію, Томъ Тутль даетъ свой вердиктъ: Неизбѣжный случай, и обвинять въ немъ нельзя никого, кромѣ самого пострадавшаго.
   -- Онъ слонялся въ своемъ ботѣ,-- говоритъ Томъ,-- каковое слоняіне, не говоря худого слова объ умершемъ, было у него въ привычкѣ, и подвернулся прямо подъ носъ парохода, который и раскроилъ его на двое.
   Мистеръ Тутль выражался фигурно, и говоря о раскроеніи разумѣетъ ботъ, а не утонувшаго, потому что утонувшій лежитъ предъ нимъ цѣлехонекъ.
   Капитанъ Джое, толстоносый, постоянный посѣтитель таверны, въ лакированной шляпѣ, принадлежитъ къ числу послѣдователей почтенной старой школы и (пробравшись въ комнату подъ предлогомъ весьма важной послуги, состоявшей въ принесеніи галстука утопленника), благосклонно дѣлаетъ диктору мудрое, стариной освященное, предложеніе повѣсить тѣло вверхъ пятками, "на подобіе", говоритъ капитанъ, "баранины въ мясной лавкѣ", а потомъ, какъ особенно успѣшный пріемъ для возстановленія свободнаго дыханія, катать его на бочкахъ. Эти оскребки мудрости предковъ капитана встрѣчены такимъ негодованіемъ миссъ Аббе, что она тотчасъ же хватаетъ его за воротъ и, ни слова не молвя, выталкиваетъ его, не. дерзающаго возражать, вонъ со сцены
   За этимъ остаются для оказанія помощи докторъ, Томъ и еще три другіе постоянные посѣтители таверны, Бобъ Глеморъ, Вилльямъ-Вильямсъ и Іонаѳанъ (фамилія послѣдняго, если какая есть у него, неизвѣстна человѣчеству), и ихъ совершенно достаточно. Миссъ Аббе, заглянувъ въ комнату, чтобъ удостовѣриться, нѣтъ ли въ чемъ недостатка, уходитъ за прилавокъ и тамъ ожидаетъ послѣдствій, вмѣстѣ съ благодушнымъ Евреемъ и миссъ Дженни Ренъ.
   Если вы не совсѣмъ отправились, мистеръ Райдергудъ, то любопытно было бы знать, куда вы запропастились теперь? Этотъ мягкій комъ смертности, надъ которымъ мы такъ усердно хлопочемъ съ терпѣливою настойчивостью, не оказываетъ никакихъ вашихъ признаковъ. Если вы совершенно отправились, Рогъ, то это очень поразительно; а если вы возвратитесь, то это едва ли будетъ столько же поразительно. Даже въ неразрѣшимости, въ таинственности послѣдняго вопроса, заключающаго вопросъ о томъ, гдѣ бы вы теперь обрѣтались, заключается поразительность, вмѣстѣ съ поразительностью смерти, и заставляетъ насъ, подлѣ васъ находящихся, въ равной степени бояться смотрѣть на васъ и не смотрѣть на васъ, и вынуждаетъ тѣхъ, что внизу, вздрагивать при малѣйшемъ звукѣ скрипящей половицы.
   "Постойте! Не шевельнулось ли это вѣко?" Такъ, докторъ, едва переводящій дыханіе и внимательно наблюдающій, спрашиваетт себя: "Нѣтъ! Но дрогнули ли эти ноздри? за прекращеніемъ искусственнаго дыханія не чувствую ли я слабаго трепетанія подъ моею рукой на груди? Нѣтъ. Опять и опять все нѣтъ. Нѣтъ. Однакоже, попытасмся ente и еще... Смотрите! Признакъ жизни! Несомнѣнный признакъ жизни! Искра можетъ тлѣть и угаснуть, или она можетъ разгорѣться и вспыхнуть: однакоже, смотрите!"
   Четыре суровые человѣка, смотря, прослезились. Ни Райдергудъ на этомъ свѣтѣ, ни Райдергудъ на томъ не могъ бы вызвать у нихъ слезы; но человѣческая душа, борющаяся между двумя мірами, легко можетъ это сдѣлать.
   Онъ усиливается вернуться. Вотъ онъ уже почти здѣсь. Вотъ онъ опять уже далеко отсюда. Вотъ онъ еще пуще усиливается вернуться. И все-таки, подобно всѣмъ намъ, когда мы лишаемся чувствъ, подобно всѣмъ намъ, ежедневно, въ теченіе нашей жизни, когда мы просыпаемся, онъ инстинктивно не желаетъ возврата къ сознанію этого существованія и хотѣлъ бы остаться усыпленнымъ, еслибъ это было возможно.
   Бобъ Глиддери возвращается съ Плезантъ Райдергудъ. Ея не было дома, когда за нею послали, и не легко отыскали ее. У нея шалевый платокъ на головѣ, и она, въ слезахъ, снявъ его и присѣвъ предъ миссъ Аббе, прежде всего закручиваетъ вверхъ свои волосы.
   -- Благодарю васъ, миссъ Аббе, что вы позволили внести сюда отца.
   -- Я должна сказать, Плезантъ, что не знала, кого вносили,-- отвѣчаетъ миссъ Аббе,-- но полагаю, что то же самое было бы сдѣлано, еслибъ я и знала.
   Бѣдная Плезантъ, подкрѣпленная глоткомъ водки, вводится въ комнату перваго этажа. Она не была бы въ состояніи выразить большаго чувства къ своему отцу, еслибъ ее пригласили произнесть надъ нимъ погребальное слово; но она имѣла къ нему больше привязанности, чѣмъ онъ когда-либо къ ней. Видя его, лежащаго безъ всякаго сознанія, она заливается слезами и, всплеснувъ руками, спрашиваетъ доктора:
   -- Есть ли какая-нибудь надежда, сэръ? Ахъ, бѣдный отецъ! Неужели бѣдный отецъ мой умеръ?
   На это докторъ, стоя на одномъ колѣнѣ у тѣла, занятый имъ и наблюдающій его, отвѣчаетъ не обертываясь:
   -- Вотъ что, красавица, если вы не будете держать себя спокойнѣе, то я не могу вамъ позволить оставаться въ комнатѣ.
   Плезантъ вслѣдствіе этого, отираетъ оба глаза волосами, притянутыми съ затылка, которые потомъ надо было снова заложить назадъ, и ставъ въ сторону, наблюдаетъ съ испуганнымъ любопытствомъ за происходящимъ. Вскорѣ, по свойственной женщинѣ способности, она оказывается пригодною къ разнымъ мелкимъ послугамъ. Предугадывая, что доктору понадобится то или другое, она тихонько все подготовляетъ ему, и такимъ образомъ, мало-по-малу, доходитъ до того, что ей дозволено поддерживать голову отца.
   Видѣть отца своего предметомъ симпатіи и участія, найти хоть кого-нибудь, склоннаго терпѣть его сообщество въ семъ мірѣ, а не то, что настоятельно убѣждающаго и умоляющаго его возвратиться въ этотъ міръ, это было новостью для Плезантъ и пора ждало въ ней чувство никогда ею неиспытанное. Въ ея умѣ бродитъ туманная мысль, что это была бы превосходная перемѣна; она предается смутной мысли, что старое зло затонуло въ рѣкѣ, и что если онъ благополучно вернется назадъ и снова водворится въ опустѣвшей формѣ лежащей на постели, то духъ его измѣлится. Въ такомъ настроеніи ума, она цѣлуетъ окаменѣвшія губы, и вполнѣ вѣритъ, что безчувственная рука, ею растираемая, оживетъ рукою болѣе нѣжною.
   Заблужденіе сладостное для Плезантъ Райдергудъ. По какъ же ей бѣдняжкѣ не поддаться ему, если эти люди прислуживаютъ съ такимъ необыкновеннымъ участіемъ, если заботливость ихъ такъ усердна, если бдительность ихъ такъ велика, если возбужденная радость ихъ такъ увеличивается по мѣрѣ усиленія признаковъ жизни! Вотъ онъ начинаетъ дышать естественно, вотъ онъ шевелится, и докторъ объявляетъ, что онъ вернулся изъ того таинственнаго путешествія, гдѣ его что-то задержало на темной дорогѣ, что онъ скоро явится.
   Томъ Туттль, находящійся подлѣ доктора, когда тотъ объясняетъ это, съ жаромъ хватаетъ доктора за руку. Бобъ Гламоръ, Вильямъ Вильямсъ и Іонаѳанъ безфамильный всѣ жмутъ руку другъ другу и доктору тоже. Бобъ Гламоръ высмаркиваетъ носъ; Іонаѳанъ безфамильный намѣревается поступить такимъ же образомъ, но за неимѣніемъ носового платка воздерживается отъ подобнаго выраженія своихъ чувствъ. Плезантъ проливаетъ слезы достойныя ея имени, и ея сладостное заблужденіе достигаетъ высшей степени.
   Въ глазахъ его сознаніе. Онъ хочетъ что-то спросить. Онъ дивится, гдѣ онъ. Скажите ему.
   -- Батюшка, васъ опрокинули на рѣкѣ, а теперь вы въ домѣ миссъ Аббе Паттерсонъ.
   Онъ съ удивленіемъ смотритъ на дочь, смотритъ вокругъ себя и лежитъ въ забытьи на рукѣ дочери.
   Кратковременное заблужденіе начинаетъ исчезать. Низкое, невзрачное, невпечатлительное лицо Райдергуда поднимается изъ глубины снова на поверхность. По мѣрѣ того, какъ онъ согрѣвается, докторъ и четыре человѣка при немъ охладѣваютъ. По мѣрѣ того, какъ черты его лица смягчаются съ возвратомъ жизни, черствѣютъ ихъ сердца и ихъ лица.
   -- Теперь онъ оправился,-- говоритъ докторъ,-- вымывая руки и смотря на паціента съ усиливающимся нерасположеніемъ.
   -- Бывало много людей получше его,-- нравоучительствуетъ Томъ Тутль, мрачно покачивая головою,-- однакоже, такого счастія имъ не выпадало.
   -- Станемъ надѣться, что юнъ лучше будетъ пользоваться жизнью.-- говоритъ Бобъ Гламоръ,-- лучше, чѣмъ я думаю будетъ.
   -- Или чѣмъ прежде пользовался, -- прибавляетъ Вильямъ Вилльямсъ.
   -- Не таковскій человѣкъ!-- говоритъ Іонаѳанъ безфамильный, дополняя квартетъ.
   Они говорятъ тихимъ голосомъ въ присутствіи его дочери; но она видитъ, что всѣ они отошли въ сторону и стоятъ въ кучкѣ, въ другомъ концѣ комнаты, и чуждаются его. Грѣшно было бы заподозрить ихъ въ томъ, что они сожалѣютъ, зачѣмъ онъ не умеръ, когда онъ самъ такъ домогался умереть; по они, видимо, желали бы, чтобъ ихъ хлопоты достались кому-нибудь почище. Посылается извѣстіе за прилавокъ къ миссъ Аббе, которая снова появляется на сцену, смотритъ издали и ведетъ шопотомъ рѣчь съ докторомъ. Искра жизни была крайне интересна, пока ожидалось, что она вспыхнетъ; но теперь, когда она уже разгорѣлась въ мистерѣ Райдергудѣ, всѣмъ, повидимому, было бы гораздо пріятнѣе, если-бы тотъ, въ комъ она разгорѣлась, былъ не этотъ джентльменъ.
   -- Все же,-- говоритъ миссъ Аббе, ободряя ихъ,-- вы исполнили свой долгъ, какъ люди добрые и честные, и вамъ теперь слѣдуетъ сойти внизъ и выпить за счетъ Носильщиковъ.
   Всѣ сходятъ внизъ и оставляютъ дочь смотрѣть за отцомъ. Къ ней, въ ихъ отсутствіе, является Бобъ Глиддери.
   -- Экъ ему жабры-то чудно какъ покривило! Не покривило, что ли?-- говоритъ Бобъ, осмотрѣвъ паціента.
   Плезантъ слегка киваетъ головой.
   -- А вотъ какъ очнется, такъ еще не такъ покривитъ. Не покривитъ, что ли?-- говоритъ Бобъ.
   Плезантъ надѣется, что не покривитъ. Да и отчего бы?
   -- То есть, знаете, какъ увидитъ, что онъ здѣсь,-- объясняетъ Бобъ.-- Оттого, что миссъ Аббе запретила ему входъ въ свой домъ и выгнала его отсюда. Но ужъ вотъ, что называется судьба: опять впустили его сюда. Развѣ это не чудно?
   -- По своей волѣ онъ никогда бы сюда не пришелъ,-- отвѣчаетъ бѣдняжка Плезантъ, съ попыткой на нѣкоторое изъявленіе благородной гордости.
   Кратковременное заблужденіе теперь проходитъ совершенно. Плезантъ, такъ же ясно, какъ видитъ у себя на рукѣ старика отца, видитъ, что онъ нисколько не улучшился, видитъ и то, что всѣ отшатнутся отъ него, какъ скоро онъ возвратится къ сознанію. "Я уведу его отсюда, какъ можно скорѣе",-- думаетъ Плезантъ со вздохомъ: "дома ему будетъ лучше".
   Въ эту минуту всѣ они возвращаются и ждутъ, чтобъ онъ очнулся и понялъ, что всѣ будутъ очень рады развязаться съ нимъ. Ему собираютъ кое-что изъ одежды, потому что его платье все пропитано водой, а теперешній его костюмъ состоитъ только изъ байковыхъ одѣялъ.
   Чувствуя себя все болѣе и болѣе безотрадно, какъ будто бы господствующая общая нелюбовь къ нему отыскала его гдѣ-то спящимъ и высказала ему, что она о немъ думаетъ, Райдергудъ, наконецъ, открываетъ глаза, и при помощи дочери, садится на постель.
   -- Ну, Райдергудъ,-- говоритъ докторъ:-- какъ вы себя чувствуете?
   Онъ сурово отвѣчаетъ: "Похвалиться нечѣмъ". Онъ возвратился къ жизни въ необыкновенно угрюмомъ настроеніи духа.
   -- Я не намѣренъ читать проповѣди; но я надѣюсь,-- говорить докторъ, знаменательно качая головой, -- что это спасеніе отъ близкой погибели благодѣтельно подѣйствуетъ на васъ.
   Послѣдовавшее на это въ отвѣть недовольное ворчаніе паціента нельзя разобрать; но дочь его могла бы, еслибы захотѣла, объяснить, что онъ говоритъ: "убирайтесь вы съ вашею болтовней".
   Мистеръ Райдергудъ спрашиваетъ свою рубашку и напяливаетъ ее черезъ голову (при помощи дочери) точь въ точь, какъ будто онъ сейчасъ только вышелъ изъ кулачнаго боя {Англійскіе кулачные бойцы, вступая въ кругъ, гдѣ происходитъ бой, снимаютъ съ себя рубахи и обнажаютъ всю верхнюю часть тѣла до пояса.}.
   -- Такъ это пароходъ меня опрокинулъ?-- спрашиваетъ онъ ее.
   -- Пароходъ, батюшка.
   -- Вотъ я же его къ суду притяну. Чтобъ его разорвало! Онъ у меня поплатится за это.
   Потомъ онъ крайне угрюмо застегиваетъ свое бѣлье, и раза два-три наклоняетъ голову, поглядывая себѣ на руки, какъ будто и въ самомъ дѣлѣ были на нихъ синяки отъ драки. Потомъ онъ сердито спрашиваетъ прочую одежду и медленно надѣваетъ ее съ видомъ чрезвычайной злости на своего недавняго противника и на всѣхъ зрителей. Ему кажется, что у него течетъ изъ носу кровь, и онъ нѣсколько разъ отираетъ его верхнею стороной руки и смотритъ, не осталось ли пай пей чего-нибудь, совсѣмъ какъ кулачный боецъ послѣ боя.
   -- Гдѣ моя мѣховая шапка?-- спрашиваетъ онъ.
   -- Въ рѣкѣ,-- отвѣчаетъ кто-то.
   -- Неужто не нашлось ни одного честнаго человѣка достать ее? А можетъ быть и досталъ кто, да далъ съ нею тягу. Хорошъ народецъ, нечего сказать.
   Такъ говоритъ мистеръ Райдергудъ, принимая изъ рукъ своей дочери, съ недобрымъ чувствомъ, предложенную ему на подержаніе шапку, и ворчливо напяливая ее себѣ на уши. Потомъ, становясь на свои нетвердыя ноги и тяжело опираясь на руку дочери, онъ огрызается на нее словами: "Держись крѣпче. Или не можешь? Вотъ еще, что вздумала!" И потомъ выходитъ изъ круга, гдѣ у него происходилъ этотъ маленькій кулачный бой со смертью.
   

IV. Возвратъ счастливаго дня.

   Мистеръ и мистриссъ Вильферъ видали возвратъ годовщины своей свадьбы цѣлою четвертью сотни разъ болѣе, чѣмъ мистеръ и мистриссъ Ламмль видали возвратъ своей годовщины, и все-таки продолжали праздновать это событіе посреди своего семейства. Не то, чтобы празднованіе этихъ годовщинъ заключало въ себѣ что-нибудь въ особенности пріятное, и не то, чтобы семья, по этому самому, горько разочаровывалась каждый разъ. Годовщина справлялась нравственно, болѣе какъ постъ, чѣмъ какъ праздникъ, и давала мистриссъ Вильферъ возможность являться въ такомъ мрачномъ и нахмуренномъ величіи, которое выказывало эту впечатлительную женщину въ ея наиотборнѣйшихъ цвѣтахъ.
   Состояніе этой благородной леди въ такихъ радостныхъ случаяхъ представляло смѣсь героическаго терпѣніи съ героическимъ всепрощеніемъ. Мрачныя указанія на болѣе выгодную партію, которую она могла бы сдѣлать, просвѣчивали сквозь страшную мглу ея спокойствія и. въ надлежащемъ видѣ выставляли херувимчика, ея мужа, какъ какое-то маленькое чудовище, неизвѣстно почему взысканное милостію небесъ и стяжавшее сокровище, котораго искали и изъ-за котораго напрасно состязались люди болѣе достойные. Это воззрѣніе такъ твердо установилось, что каждая наступавшая годовщина постоянно заставала его въ состояніи покаянія. Нѣтъ ничего невозможнаго, что его покаяніе доходило по временамъ даже до того, что онъ жестоко упрекалъ себя за то, что когда-то осмѣлился взять себѣ въ жену столь возвышенную особу.
   Что касается до дѣтей, то торжества эти были для нихъ до того непріятны, что ежегодно заставляли ихъ желать, по выходѣ изъ нѣжнаго возраста, чтобы Ma была замужемъ за кѣмъ-нибудь другимъ, вмѣсто бѣднаго На, которому приходится такъ жутко, или чтобы На былъ женатъ на комъ-нибудь другомъ, вмѣсто Ma. Когда въ домѣ остались только двъ сестры, отважный умъ Пеллы, въ первую затѣмъ годовщину, такъ вскарабкался на высоту удивленія, что она съ шутливою досадой выразила недоумѣніе, какъ На могъ что-нибудь найти въ Ma, что понудило его сдѣлать изъ себя такого дурашку и попросить ея руки.
   Когда съ оборотомъ года наступилъ счастливый день обычною чередой, Белла пріѣхала въ Боффиновои каретѣ. Въ семьѣ былъ обычай приносить въ этотъ день въ жертву на алтарѣ Гименея пару пулярдокъ, и потому Белла предварительно запиской извѣстила, что она привезетъ съ собою жертву посвященія. И вотъ Белла съ парою пулярдокъ, соединенными усиліями двухъ лошадей, двухъ человѣкъ, четырехъ колесъ и пломъ-пуддинговой каретной собаки {Далматская собака, принадлежащая къ одной разновидности съ датскою. Бюффонъ называетъ ее Braque do Bengal. Она нѣсколько ниже послѣдней и имѣетъ отъ 24 до 25 дюймовъ высоты. Она вся испещрена мелкими, круглыми, черными и красно-коричневыми пятнами по бѣлому полю. По врожденной ея щепетильности къ лошадямъ, она содержится въ конюшняхъ у богатыхъ людей въ Англіи и сопровождаетъ экипажъ или на свободѣ, или на цѣпочкѣ, прикрѣпленной къ оси между задними колесами.} съ огромнымъ ошейникомъ, словно Георгъ IV, прибыла къ дверямъ родительскаго жилища. Тутъ онѣ были встрѣчены лично особою мистриссъ Вильферъ, величіе которой, въ этомъ особенномъ случаѣ, было усилено таинственною зубною болью.
   -- Вечеромъ мнѣ не будетъ нужна карста,-- сказала Белла.-- Я возвращусь пѣшкомъ.
   Лакей мистриссъ Боффинъ дотронулся до шляпы, а мистриссъ Вильферъ, въ то время какъ онъ готовъ былъ уйти, облагодѣтельствовала его ужаснымъ взглядомъ, которому поручено было передать въ глубину его дерзновенной души увѣреніе, что бы онъ тамъ про себя ни думалъ, что лакеи въ ливреяхъ -- не рѣдкость въ этомъ домѣ.
   -- Ну, любезная мама,-- сказала Белла,-- здоровы ли вы?
   -- Я здорова, Белла,-- отвѣчала мистриссъ Вильферъ,-- насколько это можно.
   -- Боже мой, мама,-- сказала Белла,-- вы говорите какъ будто бы сейчасъ кого-нибудь изъ насъ на свѣтъ произвели.
   -- Ну, да, да,-- вмѣшалась Лавви, черезъ родительское плечо,-- съ самаго сегодняшняго утра ма находилась въ мукахъ. Тебѣ хорошо смѣяться, Белла, но меня это приводитъ въ отчаяніе.
   Мистриссъ Вильферъ со взглядомъ до того величавымъ, что излишне было бы сопровождать его словами, повела обѣихъ дочерей своихъ въ кухню, гдѣ должна была готовиться жертва.
   -- Мистеръ Роксмитъ,-- сказала она съ покорностью -- былъ такъ вѣжливъ, что уступилъ намъ нынѣшній день въ полное распоряженіе свою гостиную. Поэтому, Белла, ты будешь угощена вт скромномъ жилищѣ своихъ родителей настолько соотвѣтственно съ твоимъ теперешнимъ образомъ жизни, что у насъ для твоего пріема будутъ и гостиная, и столовая. Твой папа приглашалъ мистера Роксмита, но онъ, по какому-то особенному дѣлу, извинился и предложилъ намъ свою комнату.
   Белла знала, что онъ не имѣлъ никакого дѣла внѣ своей комнаты въ домѣ мистера Боффина, но одобрила его отказъ. "Мы только конфузили бы другъ друга", думала она, "а это и безъ того слишкомъ часто у насъ съ нимъ бываетъ".
   Однакоже, ей до того любопытно было взглянуть на его комнату, что она безъ малѣйшаго отлагательства взбѣжала наверхъ и внимательно осмотрѣла все, что въ ней находилось. Комната была со вкусомъ, хотя и экономически, меблирована и очень хорошо убрана. Въ ней стояли шкафъ и этажерка съ книгами: англійскими, французскими и итальянскими, а въ портфелѣ на письменномъ столѣ лежало множество листовъ бумаги, съ замѣтками и вычисленіями, очевидно относившимися къ Боффинову имуществу. На столѣ также лежала наклеенная на холстѣ, покрытая лакомъ обдѣланная и скатанная, какъ ландкарта, та самая плакарда, въ которой описывался убитый человѣкъ, прибывшій издалека, чтобы сдѣлаться ея мужемъ. Она отодвинулась съ испугомъ и удивленіемъ, и почувствовала какой-то ужасъ, когда снова свертывала ее. Заглядывая туда и сюда, она увидѣла гравюру, прелестную головку, въ изящной рамкѣ, висѣвшую въ углу близъ его кресла. "Эге, такъ вотъ каково, сэръ!" сказала Белла, остановившись передъ ней и разсматривая ее. "Богъ каково, сэръ! Понимаю на кого хочется вамъ, чтобъ это походило. Я даже скажу вамъ, что это всего болѣе походитъ на вашу дерзость!" Сказавъ это, она убѣжала не потому собственно, что была оскорблена, а потому что ничего больше не оставалось разсматривать.
   -- Ну, мама,-- сказала Белла снова входя въ кухню съ остатками румянца,-- вы вмѣстѣ съ Лавви считаете меня ни къ чему не годною, а я намѣренна доказать вамъ противное. Я намѣрена стряпать сегодня.
   -- Воздержись!-- подхватила величавая мать ея.-- Я не могу дозволить этого. Стряпать въ такомъ платьѣ!
   -- Что касается до моего платья, мама,-- отвѣчала Белла, весело копаясь въ комодѣ,-- то я намѣрена подвязаться фартукомъ и прикрыть грудь полотенцемъ. Что же касается до позволенія, то я и безъ него обойдусь.
   -- Ты стряпать?-- сказала мистриссъ Вильферъ.-- Ты никогда не стряпала даже въ то время, какъ жила дома.
   -- Да, мама,-- отвѣчала Белла,-- хочу стряпать.
   Она подпоясала себя бѣлымъ фартукомъ, тщательно при помощи узелковъ и булавокъ, прикрыла себя нагрудникомъ, близко и плотно подходившемъ подъ самый подбородокъ, какъ будто бы онъ, схвативъ ее вокругъ шеи, хотѣлъ поцѣловать ее. Надъ этимъ пагрудпикомь радостно выглядывали ямочки на ея щекахъ, а подъ нимъ обозначался по менѣе прекрасный сталъ.
   -- Мама,-- сказала Белла, откидывая назадъ съ висковъ свои волосы обѣими руками,-- что же во-первыхъ?
   Во-первыхъ,-- торжественно отвѣчала мистриссъ Вильферъ,-- если ты настаиваешь на томъ, что совершенно не соотвѣтствуетъ экипажу, въ которомъ ты пріѣхала.
   -- Соотвѣтствуетъ, мама.
   -- Въ такомъ случаѣ, надо, во-первыхъ, поставить пулярдокъ къ огню.
   -- Конечно, такъ!-- вскрикнула Белла.-- А потомъ посыпать ихъ мукой и повернуть вертелъ, вотъ такъ, смотрите!-- И она быстро пустила ихъ кружиться.-- Потомъ что, мама?
   -- Потомъ,-- сказала мистриссъ Вильферъ, махнувъ перчатками въ знакъ своего невольнаго отречрнія отъ поварского трона,-- я посовѣтовала бы посматривать за ветчиною на сковордкѣ, что на огнѣ, да на картофель, съ помощію вилки. Далѣе необходимо заняться приготовленіемъ зелени, если ты непремѣнно хочешь настоять на такомъ ни съ чѣмъ несообразномъ намѣреніи.
   -- Конечно, хочу.
   Упорствуя въ своемъ намѣреніи, Белла обращала вниманіе на одну вещь и забывала другую, прилагала вниманіе къ другой и забывала третью, вспоминала о третьей и отвлекалась къ четвертой, и каждый разъ, какъ дѣлала что-нибудь не такъ, быстро повертывала несчастныхъ пулярдокъ, а потому становилось чрезвычайно сомнительнымъ, изжарятся ли онѣ когда-нибудь. Но стряпни была тѣмъ не менѣе очень весела. Между тѣмъ миссъ Лавинія, бѣгая взадъ и впередъ между кухнею и противоположною комнатой, готовила столъ въ этой послѣдней. Эту обязанность она (отправлявшая свои хозяйственныя должности всегда съ неохотою) исполняла съ страшными порывами и со стукомъ. Скатерть постилала она такъ, какъ будто бы желала поднять вѣтеръ, стаканъ и солонки ставила, какъ будто бы стуча въ дверь, а звукомъ ножей и вилокъ напоминала рукопашную схватку.
   -- Посмотри на мама,-- шепнула Лавинія Беллѣ, когда, по окончаніи своего дѣла, она присоединилась къ сестрѣ, жарившей пулярдокъ. Мама такимъ торчкомъ сидитъ въ углу, что даже самому покорному дѣтищу (какимъ и себя считаю) внушаетъ желаніе ткнуть ее немножко въ бокъ чѣмъ-нибудь деревяннымъ.
   -- Ты только представь себѣ,-- отвѣчала Белла,-- что и пана точно также сидитъ торчкомъ въ другомъ углу.
   -- Милая моя, съ нимъ этого не можетъ случиться,-- сказала Лавви. Папа тотчасъ же развалится, какъ сядетъ. Правъ, я никогда не повѣрю, чтобъ еще кто-нибудь на свѣтѣ могъ сидѣть такъ прямо, какъ мама, или взвалить себѣ на спину такую тяжесть унынія. Что съ вами, мама? Здоровы ли вы, мама?
   -- Безъ сомнѣнія, совершенно здорова,-- отвѣчала мистриссъ Вильферъ, посмотрѣвъ на свою младшую дочь съ презрительною твердостью.-- Что же такое можетъ быть со мною?
   -- Вы что-то не очень проворны, мама,-- отвѣчала отважная Лавинія.
   -- Проворны?-- повторила ея родительница.-- Проворны? Откуда у тебя такое низкое выраженіе, Лавинія? Если я не жалуюсь, если я молча довольствуюсь своего судьбой, то пусть семья моя этимъ довольствуется.
   -- Хорошо же, мама,-- отвѣчала Лавви,-- ужъ если вы вынуждаете меня, то позвольте съ должнымъ уваженіемъ сказать вамъ, что семья ваша крайне признательна вамъ за вашу ежегодную зубную боль въ день вашей свадьбы, и что съ вашей стороны это весьма безкорыстно, а для семьи она истинная благодать небесная. Впрочемъ, бываетъ дѣйствительно, что и такой благодати можно порадоваться.
   -- Ахъ, ты воплощенная дерзость!-- сказала мистриссъ Вильферъ:-- мнѣ ли ты говоришь такимъ образомъ! Даже въ день главнѣйшій изъ всѣхъ дней въ году! Скажи, сдѣлай милость, знаешь ли, ты, что было бы съ тобою, еслибъ я въ этотъ день не отдала своей руки твоему отцу?
   -- Нѣтъ, мама,-- отвѣчала Лавви -- право не знаю. Со всѣмъ уваженіемъ къ вашимъ способностямъ и познаніямь я даже сомнѣваюсь, можете ли вы знать это?
   Могла ли или не могла отчаянная отвага этой вылазки на слабый пунктъ окоповъ мистриссъ Вильферъ разбить на время эту героиню, это остается въ неизвѣстности, по причинѣ прибытіи нейтральнаго флага въ лицѣ Джорджа Сампсона. Онъ былъ приглашенъ на празднество, какъ другъ семейства, и въ настоящее время, какъ было замѣтно, занимался перенесеніемъ своихъ нѣжныхъ чувствованій отъ Беллы къ Лавиніи и содержался со стороны Лавинія въ строжайшей дисциплинѣ, вѣроятно въ наказаніе за его дурной вкусъ, такъ какъ онъ на нее обратилъ свое вниманіе въ первой инстанціи.
   -- Поздравляю васъ, мистриссъ Вильферъ,-- сказалъ мистеръ Джорджъ Сампсонъ, обдумавшій это изысканное привѣтствіе на пути,-- съ торжественнымъ днемъ.
   Мистриссъ Вильферъ поблагодарила его благосклоннымъ вздохомъ и снова съ покорностью отдалась той же непостижимой зубной боли.
   -- Я удивляюсь,-- сказалъ мистеръ Сампсонъ чуть слышно,-- что миссъ Белла рѣшилась стряпать.
   Тутъ миссъ Лавинія накинулась на родившагося подъ несчастною звѣздой молодого джентльмена, съ сокрушительныя ь замѣчаніемъ, что ему до этого во всякомъ случаѣ "нѣтъ никакого дѣла. Это заставило мистера Сампсона прискорбно сосредоточиться въ своемъ собственномъ духѣ, пока не прибылъ херувимчикъ, крайне изумившійся при видѣ того, чѣмъ занимается "прелестнѣйшая женщина".
   Какъ бы то ни было, она настояла на томъ, что сама разложила обѣдъ по блюдамъ, и потомъ, снявъ нагрудникъ и фартукъ, сѣла за столъ, какъ важная гостья, вслѣдъ за тѣмъ какъ мистриссъ Вильферъ на радостныя слова молитвы: "За все, что мы готовимся принять" {Англійская предобѣденная молитва начинается словами: "For what we are about to receive".}, отозвалась могильнымъ голосомъ "аминь", разсчитаннымъ такъ, чтобъ отбить аппетитъ у всѣхъ и каждаго.
   -- Но отчего,-- сказала Белла, наблюдавшая за рѣзкою пулярдокъ,-- онѣ такъ красны внутри. Это меня удивляетъ, на! Не порода ли такая?
   -- Нѣтъ, не думаю, чтобъ это отъ породы, милочка,-- отвѣчалъ на.-- Я скорѣе думаю оттого, что онѣ не дожарились.
   -- Имъ слѣдовало бы дожариться,-- сказала Белла.
   -- Да, я знаю, милочка, только онѣ не дожарились.
   Поэтому потребовалось дожариваніе, и добродушный херувимчикъ, часто отправлявшій въ своемъ семействѣ обязанности, несвойственныя херувимчикамъ, какъ будто онъ служилъ моделью у кого-нибудь изъ древнихъ мастеровъ живописи, взялся дожаривать пулярдокъ. Дѣйствительно, за. исключеніемъ зѣванія по сторонамъ (отрасли публичнаго служенія, которой слишкомъ причастенъ херувимчикъ живописи), этотъ домашній херувимчикъ отправлялъ также много странныхъ должностей, какъ и его прототипъ, съ тою, разумѣется, разницей, что онъ не упражнялся на духовыхъ и инструментахъ, а развѣ на сапожной віеткѣ, чистя ботинки домашнихъ, и исполнялъ эту полезную обязанность съ веселою расторопностью, а не такъ аляповато какъ на старыхъ картинахъ.
   Белла помогала ему въ этой дополнительной стряпнѣ и сдѣлала его совершенно счастливымъ; но зато, когда снова сѣла за столъ, она навела на него смертельный ужасъ вопросомъ, какъ, по его мнѣнію, жарятся пулярдки для обѣдовъ въ Гриничѣ, и дѣйствительно ли эти обѣды такъ хороши, какъ разсказываютъ? Сдѣланныя имъ въ отвѣтъ, исподтишка, увѣщательныя подмигиванія и киванія привели шаловливую Беллу въ такой смѣхъ, что она даже поперхнулась, а потомъ, когда Лавинія вынуждена была поколотить ее по спинѣ, опять расхохоталась.
   Но мать ея, на противоположномъ концѣ стола, была отличнымъ противовѣсомъ для веселости; и къ ея матери отецъ ея, съ своимъ невиннымъ благодушіемъ, обращался по временамъ съ словами "Душа моя, я боюсь, что тебѣ не весело?"
   -- Почему же такъ, Р. Вильферъ?-- отвѣчаетъ она плаксивымъ голосомъ.
   -- Потому, мой другъ, что ты какъ будто бы не въ своей тарелкѣ.
   -- Нисколько,-- отвѣтитъ она, совершенно тѣмъ же тономъ.
   -- Не прикажешь ли душку, моя милая?
   -- Благодарю. Я буду ѣсть, что тебѣ угодно, Р. Вильферъ.
   -- Хорошо. Однако, скажи, мой другъ, любишь ты ее?
   -- Люблю, какъ и все другое, Р. Вильферъ.
   Затѣмъ величавая женщина эта съ такимъ видомъ, какъ бы готовясь посвятить себя общему благу, продолжаетъ свой обѣдъ, какъ-будто бы въ то же время она кормила еще толпы народныя на площадяхъ.
   Белла привезла съ собою дессертъ и двѣ бутылки вина и такимъ образомъ озарила празднество небывалымъ дотолѣ блескомъ. Мистриссъ Вильферъ приняла на себя честь провозгласить первый тостъ и сказала: "Р. Вильферъ, пью за твое здоровье".
   -- Благодарствуй, моя милая,-- А я за твое.
   -- Здоровье па и ма!-- сказала Белла.
   -- Позвольте мнѣ,-- вмѣшалась мистриссъ Вильферъ, распяливая перчатку.-- Совсѣмъ не то. Я пила за здоровье твоего папа. Если же ты настаиваешь включить и меня, то я изъ благодарности не буду препятствовать этому.
   -- Господи! Да какъ же иначе, ма,-- вмѣшалась смѣлая Лавинія:-- развѣ это не тотъ самый день, когда вы и па сдѣлались одно существо? Я, наконецъ, всякое терпѣніе теряю!
   -- Какимъ бы обстоятельствомъ день этотъ ни былъ ознаменованъ, но онъ не тотъ, Лавинія, въ который я дозволю кому-нибудь изъ своихъ дѣтей грубить мнѣ. Я прошу тебя, приказываю тебѣ быть скромнѣе. Р. Вильферъ, здѣсь кстати напомнить, что приказывать слѣдуетъ вамъ, а мнѣ только повиноваться. Это вашъ домъ, и вы хозяинъ за своимъ столомъ. За здоровье обоихъ насъ!-- И она выпила тостъ съ изумительною принужденностью.
   -- Я въ самомъ дѣлѣ немного побаиваюсь, душа моя,-- замѣтилъ херувимчикъ съ кротостью,-- что тебѣ не совсѣмъ весело?
   -- Напротивъ,-- отвѣтила мистриссъ Вильферъ,-- совершенно весело. Отчего же было бы мнѣ не весело?
   -- Я думалъ, другъ мой, что лицо твое...
   -- Лицо мое можетъ быть страдальческое, но что до этого и кто можетъ знать это, если я улыбаюсь?
   Она дѣйствительно улыбалась, и этимъ очевидно заморозила всю кровь въ Джорджѣ Сампсонѣ, ибо молодой джентльменъ, уловивъ ея улыбающійся глазъ, до того ужаснулся его выраженія, что совершенно растерялся мыслями, не понимая, чѣмъ онъ могъ навлечь на себя ея раздраженіе?
   -- Въ этотъ день душа, натурально впадаетъ въ задумчивость,-- сказала мистриссъ Вильферъ,-- или обращается къ прошлому.
   Лавви, сидѣвшая съ презрительно сложенными руками, отвѣтила на это (не вслухъ, однакоже).-- Ради Бога, скажите, мама, какой кусокъ вамъ больше нравится, да тѣмъ и покончите скорѣе.
   -- Душа моя,-- продолжала мистриссъ Вильферъ ораторскимъ тономъ,-- естественно возвращается къ папа и мама:-- я разумѣю здѣсь моихъ родителей, въ періодъ ранняго разсвѣта этого дня Я считалась высокою ростомъ; можетъ статься я такова и была. Папа и мама несомнѣнно были высоки. Мнѣ рѣдко случалось встрѣчать женщину, которая была бы красивѣе моей матери и никого красивѣе отца.
   Неукротимая Лавви замѣтила вслухъ:-- Каковъ бы ни былъ дѣдушка, но онъ не былъ женщина.
   -- Твой дѣдушка,-- возразила мистриссъ Вильферъ съ страшнымъ взглядомъ и страшнымъ голосомъ,-- былъ именно таковъ, какимъ я его описываю, и онъ хватилъ бы о земь любого изъ своихъ внучатъ, который осмѣлился бы усомниться въ этомъ. Одною изъ любимыхъ надеждъ моей мама было то, что мужъ мой будетъ соотвѣтственнаго роста. Можетъ-статься, это была слабость, и если такъ, то эта слабость была, сколько помнится, и у короля Фридриха Прусскаго.
   Эти замѣчанія были предложены мистеру Джорджу Сампсону, который, однакоже, не имѣлъ достаточно смѣлости выйти на единоборство и, прижавшись грудью къ столу, опустилъ глаза. Поэтому мистриссъ Вильферъ продолжала съ возраставшею суровостью и силой въ голосѣ, пока не принудила этого труса сдаться:
   -- Мама, какъ кажется, имѣла какое-то неопредѣленное предчувствіе того, что случилось въ послѣдняя, потому что она часто говаривала мнѣ: "Не выходи за малорослаго. Обѣщай мнѣ, дитя мое, что не за малорослаго, что никогда, никогда, никогда іне выйдешь за малорослаго!" Папа также говорилъ мнѣ (онъ обладалъ необыкновеннымъ юморомъ), "что семейство китовъ никакъ не должно родниться съ сельдями". Обществомъ его дорожили, какъ легко предположить, современные ему умные люди, и нашъ домъ служилъ для нихъ постояннымъ прибѣжищемъ. Я помню не менѣе трехъ граверовъ на мѣди, которые всѣ заразъ обмѣнивались у насъ умнѣйшими остротами и выходками. (Тутъ мистеръ Сампсонъ сдался въ плѣнъ и, безпокойно двигаясь на своемъ стулѣ, сказалъ, что три число большое и что это было, вѣроятно, въ высшей степени занимательно). Между самыми замѣчательными членами этого кружка былъ одинъ джентльменъ въ шесть футовъ и четыре дюйма ростомъ. Онъ былъ не граверъ. (Тутъ мистеръ Сампсонъ сказалъ, безъ малѣйшей причины: "само собой разумѣется, нѣтъ!"). Этотъ джентльменъ былъ до того благосклоненъ, что оказалъ мнѣ честь своимъ вниманіемъ, чего я, конечно, не могла тотчасъ же не понять. (Тутъ мистеръ Сампсонъ пробормоталъ, что ужъ если до этого дошло, то отгадать не трудно). Я немедленно объявила обоимъ своимъ родителямъ, что такое вниманіе неумѣстно, и что к не могу позволить ему питать надежды. Они спросили меня, не слишкомъ ли онъ высокъ? Я отвѣчала, что дѣлліг въ постѣ, а въ томъ, что умъ его былъ слишкомъ высокъ. Въ ваяемъ домѣ, говорила я, тонъ слишкомъ блестящій, давленіе слишкомъ высокое, такъ что мнѣ, простой женщинѣ, трудно выносить ихъ въ ежедневной домашней жизни Я очень хорошо помню, какъ мама всплеснула руками и воскликнула: "Ну, значитъ, это кончится "маленькимъ человѣчкомъ"! (Тутъ мистеръ Сампсонъ взглянулъ на хозяина и печально покачалъ головой). Она впослѣдствіи даже предсказала, что кончится это маленькимъ человѣчкомъ съ умомъ ниже посредственности; но это было сказано въ пароксизмѣ, если можно такъ выразиться, обманувшихся материнскихъ надеждъ. Чрезъ мѣсяцъ,-- сказала мистриссъ Вильферъ, усиливая густоту своего голоса, какъ будто бы она разсказывала повѣсть о привидѣніяхъ,-- чрезъ мѣсяцъ я въ первый разъ увидѣла Р. Вильфера, моего мужа. Черезъ годъ я вышла за него. Душа моя въ (нынѣшній день естественно вспоминаетъ такое мрачное сочетаніе обстоятельствъ.
   Мистеръ Сампсонъ, наконецъ, выпущенъ изъ-подъ караула гладь мистриссъ Вильферъ. Онъ медленно перевели духъ и сдѣлалъ оригинальное и поразительное замѣчаніе, что нѣтъ возможности объяснять иныя предчувствія. Р. Вильферъ почесывалъ себѣ голову и повинными глазами поводилъ вокругъ всего стола, пока они не остановились на его супругѣ. Замѣтивъ, что она какъ будто больше прежняго закуталась въ темное покрывало, онъ еще разъ сказалъ ей:
   -- Право, мой другъ; мнѣ кажется, что тебѣ не очень весело.
   На что она еще разъ отвѣтила:
   -- Напротивъ, Р. Вильферъ, мнѣ очень весело.
   Положеніе несчастнаго мистера Сампсона за этою трапезой было по истинѣ жалостное, потому что онъ не только беззащитно подвергся ораторской рѣчи мистриссъ Вильферъ, но еще испытывалъ чрезвычайное униженіе со стороны Лавиніи, которая, отчасти, чтобы показать Веллѣ, что она (Лавинія) можетъ дѣлать съ нимъ все, что ни захочетъ, частью же, чтобъ отплатить ему за все еще, очевидно, продолжавшееся предпочтеніе имъ красоты Веллы, низводила его до состоянія собаки. Озаряемый, съ одной стороны, ораторскимъ блескомъ мистриссъ Вильферъ, а съ другой, затмеваемый перекорами и хмуреньемъ молодой дѣвушки, которой въ посвятилъ себя въ своемъ покинутомъ положеніи, молодой джентльменъ этотъ испытывалъ такія страданія, что на него смотрѣть было жалко. Если умъ его по временамъ пытался подъ ними, то въ извиненіе его слабости, можно сказать, что умъ его былъ отъ природы колченогій, твердо на ногахъ не державшійся.
   Такимъ образомъ проходили счастливые часы, пока не наступило для Беллы время отправляться домой въ сопровожденіи ея на. Прикрывъ ямочки на щекахъ лентами шляпки и простившись, она вышла съ нимъ на открытый воздухъ, и тутъ херувимчикъ вздохнулъ глубоко, какъ будто воздухъ былъ необыкновенно освѣжителенъ.
   -- Ну, любезный па,-- сказала Белла,-- праздникъ можно считать оконченнымъ.
   -- Да, моя милая,-- отвѣчалъ херувимчикъ,-- прошелъ еще одинъ изъ этихъ праздниковъ.
   Белла прижала къ себѣ плотнѣе его руку на ходу и нѣсколько разъ потрепала ее.
   -- Благодарю, моя душа,-- проговорилъ онъ, какъ будто она сказала что-нибудь.-- Я теперь совсѣмъ оправился, моя милая. Ну, а ты какъ, Белла?
   -- Я нѣтъ, па.
   -- Неужели въ самомъ дѣлѣ нѣтъ?
   -- Нѣтъ, па. Напротивъ, я хуже.
   -- Господи!-- сказалъ херувимчикъ.
   -- Я хуже, па. Я столько дѣлаю расчетовъ, какъ много нужно мнѣ будетъ тратить въ годъ, когда я выйду замужъ и какою суммой можно будетъ мнѣ обойтись, что у меня даже морщинки по носу пошли. Вы замѣтили какія-нибудь морщинки у меня на носу сегодня вечеромъ, па?
   На засмѣялся, а Белла раза два, три потормошила его.
   -- Вы не будете смѣяться, сэръ, когда увидите, какъ дурнѣетъ ваша "прелестнѣйшая женщина". Вы лучше заранѣе приготовьтесь къ этому, вотъ что я могу сказать вамъ. Скоро я не буду съ состояніи воспрепятствовать, чтобы жадность къ деньгамъ не просвѣчивала у меня въ глазахъ, и когда мы ее увидите въ нихъ, то пожалѣете, и по дѣломъ будетъ вамъ: зачѣмъ раньше не приготовились. Теперь послушайте, сэръ, мы съ вами заключили конфиденціальный договоръ. Имѣете ли вы что-нибудь сообщить мнѣ?
   -- Я думалъ, сообщать будешь ты, моя милая.
   -- О! Въ самомъ дѣлѣ, сэрь? Зачѣмъ же вы не спросили меня, когда мы вышли? Довѣренностью прелестнѣйшей женщины не шутятъ. Я, однакоже, прощаю васъ на этотъ разъ. Смотрите сюда, на; вотъ это (тутъ Белла приложила указательный пальчикъ своей правой перчатки къ своимъ губамъ, а потомъ приложила ее къ губамъ своего отца), это поцѣлуй вамъ. А теперь я хочу серіозно сказать вамъ... постойте, сколько бишь... четыре секрета. Помните! Четыре серіозные, важные, тяжеловѣсные секрета подъ строжайшею тайной.
   -- Нумеръ первый, моя милая?-- спросилъ ея отецъ, укладывая ея руку комфортабельно и конфиденціально.
   -- Нумеръ первый,-- сказала Белла, -- потрясетъ васъ, какъ электрическая искра, па. Какъ вы думаете кто... (тутъ она смѣшалась, несмотря на веселое (начало своей рѣчи) сдѣлалъ мнѣ предложеніе?
   На посмотрѣлъ ей въ лицо и посмотрѣлъ въ землю, и посмотрѣлъ ей опять въ лицо, и сказалъ, что рѣшительно по можетъ отгадать.
   -- Мистеръ Роксмитъ.
   -- Неужели ты мнѣ не шутя это говоришь, душенька!
   -- Ми-стеръ Гок-смитъ, па,-- сказала Белла, раздѣляя слога съ удареніемъ.-- Что вы скажете на это?
   На спокойно отвѣтилъ другимъ вопросомъ
   -- Что ты сказала на это, душа моя?
   -- Я сказала: нѣтъ,-- рѣзко отвѣтила Белла.-- Само собой разумѣется.
   -- Да, само собой разумѣется,-- сказалъ ея отецъ, задумываясь.
   -- И объяснила ему, почему я считаю это за употребленіе во зло моей довѣренности и за личное оскорбленіе,-- сказала Белла.
   -- Да. Конечно. Я, право, удивляюсь. Я удивляюсь, какъ онъ рѣшился на это, ни въ чемъ не удостовѣрившись. Впрочемъ, припоминая все, я подозрѣваю, что онъ всегда восхищался тобой, моя милая.
   -- Мною и извощикъ можетъ восхищаться,-- замѣтила Белла съ оттѣнкомъ материнской надменности.
   -- Это очень вѣроятно, моя милая. Нумеръ второй, другъ мой?
   -- Нумеръ второй, па, почти такой же, хотя не столько нелѣпый. Мистеръ Ляйтвудъ сдѣлалъ бы мнѣ предложеніе, еслибъ я допустила его до этого.
   -- Слѣдовательно, я долженъ заключить, моя милая, что ты не намѣрена допускать его?
   Белла опять сказала съ прежнимъ удареніемъ: "конечно, нѣтъ!" На что отецъ ея счелъ нужнымъ отозваться: "конечно, нѣтъ".
   -- Онъ мнѣ не нравится,-- сказала Белла.
   -- Этого и достаточно,-- вставилъ ея отецъ
   -- Нѣтъ, па, этого недостаточно,-- подхватила Белла, встряхнувъ его еще разокъ-другой.-- Развѣ я не говорила вамъ какая же я жадная маленькая негодяйка? Достаточно, что у него пѣть денегъ, нѣтъ кліентовъ, нѣтъ будущности въ виду, наконецъ, нѣтъ ничего, кромѣ долговъ.
   -- Гм!-- сказалъ херувимчикъ, немного опечаленный.-- Нумеръ третій, моя милая?
   -- Нумеръ третій, па, дѣло гораздо лучше. Это великодушное дѣло, благородное дѣло, восхитительное дѣло. Мистриссъ Боффинъ сама сказывала мнѣ, по секрету,-- а женщины болѣе правдивой не найти въ этомъ мірѣ, я увѣрена,-- что они желаютъ, чтобъ я составила себѣ хорошую партію, и, если выйду замужъ съ ихъ согласія, наградятъ меня самымъ щедрымъ образомъ.
   Тутъ признательная дѣвушка отъ всей души залилась слезами.
   -- Не плачь, моя душечка,-- сказалъ ея отецъ, прикладывая къ своимъ глазамъ руку,-- мнѣ извинительно нѣсколько разчувствоваться, когда мнѣ говорятъ, что мое дорогое, любимое дитя, послѣ всѣхъ обманутыхъ ожиданій, будетъ обезпечено и поднимется въ свѣтѣ; но ты-то не плачь, ты-то не плачь. Я очень благодаренъ. Поздравляю тебя отъ всей души, моя дорогая.
   Тутъ добрый, чувствительный человѣкъ осушилъ свои глаза, а Белла, обвившись руками вокругъ его шеи, нѣжно поцѣловала его среди улицы и съ увлеченіемъ заговорила ему, что онъ лучшій изъ отцовъ и лучшій изъ друзей, что она въ день своей свадьбы станетъ предъ нимъ на колѣни и будетъ просить у него прощенія въ томъ, что всегда мучила его или была нечувствительна къ его терпѣливому, симпатическому, теплому, свѣжему, юному сердцу.
   При каждомъ изъ этихъ прилагательныхъ она учащала свои поцѣлуи, такъ что, наконецъ, сцѣловала съ него шляпу и потомъ громко расхохоталась, когда ее подхватилъ вѣтеръ, и когда отецъ побѣжалъ за нею.
   Когда же онъ поймалъ свою шляпу и перевелъ духъ, и когда они пошли далѣе, отецъ сказалъ ей:
   -- Нумеръ четвертый, моя милая?
   Белла вдругъ измѣнилась въ лицѣ среди своего веселья.
   -- Я полагаю, не лучше ли будетъ мнѣ не говорить нумера четвертаго, на? Буду надѣяться, хотя еще на короткое время, что это дѣло не останется такимъ.
   Перемѣна, происшедшая въ ней усилила любопытство херувимчика отшоептельно нумера четвертаго, и онъ сказалъ спокойно:
   -- Не останется такимъ, моя милая? Не останется какимъ, моя милая?
   Белла задумчиво посмотрѣла на него и покачала головой.
   -- А между тѣмъ я очень хорошо знаю, что это дѣйствительно такъ, на. Я это слишкомъ хорошо знаю.
   -- Душечка моя,-- сказалъ ея отецъ,-- ты дѣлаешь меня совершенно несчастнымъ. Не отказала ли ты еще кому-нибудь, моя дорогая?
   -- Нѣтъ, па.
   -- Никому?-- спросилъ онъ, приподнявъ брови.
   -- Никому, па.
   -- Нѣтъ ли еще кого-нибудь, кто хотѣлъ попытать счастія между да и нѣтъ, еслибы ты позволила ему, моя милочка?
   -- Никого, сколько мнѣ извѣстно, па.
   -- Такъ-таки и нѣтъ никого, кто пожелалъ бы попытать счастія, еслибы ты позволила?-- спросилъ херувимчикъ, прибѣгая къ послѣднему средству.
   -- Само собой разумѣется, нѣтъ, па,-- сказала Белла, тряхнувъ его еще разъ или два.
   -- Само собой разумѣется, нѣтъ,-- согласился онъ.-- Милая моя Белла, я боюсь, что всю ночь спать не буду если ты не скажешь мнѣ нумера четвертаго.
   -- Ахъ, на, ничего нѣтъ хорошаго въ нумеръ четвертомъ. Я очень сожалѣю о немъ, я даже неохотно вѣрю ему. Я всячески старалась не видать его, и мнѣ больно говорить о немъ, даже съ вами. Но дѣло въ томъ, что мистеръ Боффинъ начинаетъ портиться отъ богатства и измѣняется съ каждымъ днемъ.
   -- Моя милая Белла, я надѣюсь, что нѣтъ, и увѣренъ, что нѣтъ.
   -- Я тоже надѣялась и была увѣрена, что этого нѣтъ, на, но онъ съ каждымъ днемъ дѣлается все хуже и хуже. Не ко мнѣ,-- со мною онъ почти всегда одинаковъ,-- но къ тѣмъ, кто его окружаетъ. Какъ мнѣ кажется, онъ становится подозрителенъ, капризенъ, жестокъ, несправедливъ. Если когда-либо счастье губило человѣка, такъ это моего благодѣтеля. И все же, подумайте, на, какъ ужасно очарованіе денегъ! Я вижу это, презираю это, боюсь этого, я не увѣрена, что деньги не произведутъ во мнѣ перемѣны еще хуже. И все-таки деньги постоянно занимаютъ мои мысли и мои желанія, и вся жизнь, которую я воображаю предъ собою, состоитъ изъ денегъ, денегъ, денегъ и всего того, что могутъ деньги сдѣлать въ жизни.
   

V. Золотой Мусорщикъ попадаетъ въ дурное общество.

   Не ошибся ли свѣтлый и всегда готовый маленькій здравый смыслъ Беллы Вильферъ, или не попалъ ли самъ Золотой Мусорщикъ въ пробирную печь и не выходитъ ли онъ изъ нея выжигою? Худая молва быстро разносится. Скоро мы все узнаемъ.
   Въ ту самую ночь, какъ Белла возвратилась отъ своихъ родителей, случилось нѣчто такое, что обратило на себя все ея вниманіе. Въ одной сторонѣ Боффинова дома находилась комната, извѣстная подъ названіемъ комнаты мистера Боффина. Не столько пышная, какъ все прочее въ домѣ, она была гораздо комфортабельнѣе; въ ней господствовалъ видъ домашней укромности, которая была загнана въ этотъ уголъ обойнымъ и декоративнымъ деспотизмомъ, непреклонно отворачивавшимъ лицо отъ всѣхъ умаливаній о пощадѣ, съ которыми взывалъ къ нему мистеръ Боффинъ за всѣ другія комнаты. Комната эта, несмотря на свое скромное положеніе,-- окна ея выдавались на старый уголъ Силы Вегга,-- и на отсутствіе въ ней бархата, атласа и позолоты, упрочила за собою мѣсто въ домѣ соотвѣтственно тому, какое занимаетъ спокойный халатъ и туфли. Каждый разъ, когда семья желала провести пріятный вечерокъ у камина, она собиралась, какъ бы по неизмѣнному правилу, въ комнатѣ мистера Боффина
   Когда Белла возвратилась, ей доложили, что мистеръ и мистриссъ Боффинъ сидитъ въ этой комнатѣ. Войдя туда, она нашла тамъ и секретаря, пришедшаго, казалось, по дѣламъ, потому что онъ стоялъ съ какими-то бумагами съ рукахъ у стола, на которомъ стояли свѣчи съ абажурами и за которымъ сидѣлъ мистеръ Боффинъ, откинувшись на спинку мягкаго кресла.
   -- Вы заняты, сэръ?-- сказала Белла, остановившись въ дверяхъ.
   -- Нисколько, моя милая, нисколько. Вы свой человѣкъ. Вы у насъ не гостья. Войдите, войдите. Вотъ и старушка наша на своемъ мѣстечкѣ.
   Къ этимъ словамъ мистера Боффина присоединились киваніе и улыбка привѣта со стороны мистриссъ Боффинъ, и Белла, съ книжкою въ рукахъ, сѣла у камина за рабочій столикъ мистриссъ Боффинъ Мистеръ Боффинъ занималъ мѣсто на противоположной сторонѣ.
   -- Ну, Роксмитъ,-- сказалъ Золотой Мусорщикъ, такъ крѣпко стукнувъ по столу, дабы привлечь его вниманіе, въ то время какъ Белла перевертывала листки книги, что она вздрогнула:-- на чемъ бишь мы остановились?
   -- Вы говорили, сэръ,-- отвѣчалъ секретарь, съ видомъ нѣкоторой неохотности и оглянувъ предварительно всю компанію,-- что по вашему мнѣнію наступило время назначить мнѣ окладъ.
   -- Не погордитесь сказать просто жалованье, любезнѣйшій,-- сказалъ мистеръ Боффинъ пытливо.-- Чортъ возьми! Я никогда и" говорилъ о своемъ окладѣ, когда былъ въ услуженіи.
   -- Мое жалованье,-- сказалъ секретарь, поправляя себя.
   -- Роксмитъ, вы не горды, я надѣюсь?-- замѣтилъ мистері Боффинъ, взглянувъ на него искоса.
   -- Надѣюсь, нѣтъ, сэръ.
   -- Я не знавалъ гордости, когда былъ бѣденъ,-- сказало мистеръ Боффинъ.-- Бѣдность съ гордостью въ ладъ идти не могутъ помните это. Да и какъ имъ ладить? Дѣло понятное. Человѣку бѣдному гордиться нечѣмъ. Это безсмыслица.
   Съ легкимъ наклоненіемъ головы и съ видомъ нѣкотораго удивленія, секретарь, казалось, согласился, перебравъ по слогамъ слово "безсмыслица" на своихъ губахъ.
   -- Итакъ, насчетъ жалованья,-- сказалъ мистеръ Боффинъ.-- Сядьте.
   Секретарь сѣлъ.
   -- Отчего вы не сѣли прежде?-- спросилъ мистеръ Боффинъ недовѣрчиво.-- Надѣюсь, не изъ гордости? Такъ насчетъ этого самаго жалованья. Я сообразилъ это дѣло и назначаю вамъ двѣсти фунтовъ въ годъ. Какъ вы полагаете? Достаточно?
   -- Благодарю васъ. Это хорошее предложеніе.
   -- Впрочемъ, знаете,-- договаривался мистеръ Боффинъ,-- можетъ статься, это даже больше, чѣмъ достаточно. И я вамъ скажу почему, Роксмитъ. Человѣкъ съ состояніемъ, какъ я, долженъ съ рыночною цѣною соображаться. Прежде я объ этомъ хорошенько не думалъ. Но потомъ я познакомился съ другими денежными людьми, и узналъ, какія у денежныхъ людей бываютъ обязанности. Я не долженъ поднимать рыночную цѣну, потому что можетъ случиться, что и самъ я останусь безъ денегъ. Овца на рынкѣ стоитъ столько-то, я и обязанъ дать за нее столько-то, а не больше. Секретарь стоитъ столько-то на рынкѣ, я и обязанъ дать за него столько-то, а не больше. Однакоже, насчетъ васъ, я не буду слишкомъ прижимистъ.
   -- Вы очень добры, мистеръ Боффинъ,-- сказалъ секретарь съ усиліемъ.
   -- Итакъ, мы полагаемъ,-- сказалъ мистеръ Боффинъ,-- двѣсти фунтовъ въ годъ. Жалованье, значитъ, дѣло рѣшеное, но, чтобъ ужъ потомъ не было никакихъ недоразумѣніи, чтобы дѣло было ясно, за что я плачу двѣсти фунтовъ въ годъ. Если я покупаю овцу, я, значитъ, покупаю ее совсѣмъ. Точно также, если я покупаю секретаря, я покупаю его совсѣмъ.
   -- То есть, вы покупаете все мое время?
   -- Точно такъ. Послушайте,-- сказалъ мистеръ Боффинъ,-- это не значитъ, что я хочу забрать у васъ все ваше время; минутку, другую вы можете заняться книжкой, если у васъ нѣтъ ничего лучшаго подъ рукой, хотя, я думаю, вы всегда могли бы найти что-нибудь полезное для занятія. Но я хочу, чтобы вы всегда были при мнѣ. Я желаю имѣть васъ дома въ готовности на всякое время. Поэтому, между вашимъ утреннимъ чаемъ и вашимъ ужиномъ, надѣюсь, я всегда найду васъ у меня въ домѣ.
   Секретарь поклонился.
   -- Въ былое время, когда я самъ находился въ услуженіи,-- сказалъ мистеръ Боффинъ, -- я не могъ шляться по своей волѣ, какъ мнѣ нравилось, поэтому и вы не думайте шляться по своей волѣ и какъ вамъ вздумается. Въ послѣднее время вы ужъ слишкомъ вдались въ эту привычку; но, можетъ статься, это оттого, что не было настоящаго договора между нами. Поэтому сдѣлаемъ теперь настоящій договоръ между собою, и вотъ какой: если вамъ нужно отлучиться, спроситесь.
   Секретарь снова поклонился. Въ манерѣ его замѣчались неловкость и удивленіе, и проглядывало чувство уничиженія.
   -- Я прикажу,-- сказалъ мистеръ Боффинъ,-- провесть звонокъ изъ этой комнаты въ вашу, и когда вы мнѣ занадобитесь, я позвоню. Больше я не припомню, что сказать вамъ въ эту минуту.
   Секретарь всталъ, собралъ свои бумаги и вышелъ. Глаза Беллы прослѣдили за нимъ до двери, взглянули на мистера Боффина, который самодовольно откинулся на спинку мягкаго кресла, и опустились на книгу.
   -- Я допустилъ этого парня, этого молодчика моего,-- сказалъ мистеръ Боффинъ, начавъ прогуливаться рысью взадъ и впередъ но комнатѣ,-- подняться выше его обязанности. Этого Не слѣдуетъ Мнѣ нужно спять его съ ходулей. Человѣкъ съ состояніемъ имѣетъ обязанности относительно другихъ людей съ состояніемъ и долженъ смотрѣть востро за своими, служителями.
   Белла чувствовала, что мистриссъ Боффинъ не спокойна. Глаза этого добраго созданіи старались дознать по ея лицу, обратила ли она вниманіе на эту рѣчь, и какое впечатлѣніе произвела она на нее. Но этой причинѣ глаза Беллы еще крѣпче приковались къ книгѣ, и она перевернула страницу, съ видомъ еще болѣе глубокаго погруженія въ ея содержаніе.
   -- Нодди,-- сказала мистриссъ Боффинъ, задумчиво остановившись среди своей работы.
   -- Что, душа моя?-- отозвался Золотой Мусорщикъ, вдругъ сдержавъ себя на рыси.
   -- Извини замѣчаніе, которое я тебѣ сдѣлаю, Нодди; я, право, по могу удержаться, чтобы не сказать тебѣ, что у меня на душѣ. Не слишкомъ ли ты былъ суровъ съ мистеромъ Роксмитомъ сегодня? Не былъ ли ты немного, такъ чуть-чуть, непохожъ на самого себя, каковъ ты былъ прежде?
   -- Скажу тебѣ, старушка: да, надѣюсь, что такъ,-- отвѣтилъ мистеръ Боффинъ весело, если не самохвально.
   -- Надѣешься, душа моя?
   -- Тутъ походить на себя какимъ былъ встарь не годится, старушонушка. Неужто ты до сихъ поръ этого не смекнула? Походить на то, какъ бы были въ старину, ни къ чему иному не поведетъ, какъ только къ тому, чтобы насъ грабили и обманывали. Съ старину мы не были богаты; теперь мы богаты. Это большая разница.
   -- Ахъ!-- сказала мистриссъ Боффинъ, снова покидая работу, и съ глубокимъ вздохомъ обративъ глаза на каминъ.-- Большая разница!
   -- И мы должны подняться до этой разницы,-- продолжалъ ея супругъ;-- мы должны въ уровень стать съ этою перемѣной. Вотъ, что мы должны сдѣлать. Намъ теперь приходится оберегать свою собственность отъ всѣхъ и каждаго, потому что каждый протягиваетъ руку и готовится забраться въ нашъ карманъ; и намъ также надо держать въ памяти, что деньги дѣлаютъ деньги, равно, какъ и все прочее.
   -- Говоря о памяти,-- сказала мистриссъ Боффинъ, все еще не принимаясь за свою работу, смотря въ каминъ и подперевь подбородокъ рукою,-- помнишь ли, Нодди, какъ ты говорилъ мистеру Роксмиту, когда онъ въ первый разъ пришелъ къ намъ въ Павильонъ, и когда ты принялъ его къ своимъ дѣламъ, какъ ты говорилъ ему, что еслибы небу угодно было предоставитъ Джону Гармону его богатство, ты былъ бы совершенно доволенъ одною завѣщанною намъ насыпью и никогда не пожелалъ бы остального?
   -- Да, старушка моя, я это помню. Но, вѣдь, мы еще не испытали тогда, что значитъ владѣть остальнымъ. Новые башмаки наши были принесены намъ, но мы еще не надѣвали ихъ. Теперь же мы ихъ носимъ, носимъ ихъ и должны шагать въ нихъ особымъ манеромъ.
   Мистриссъ Боффинъ опять взяла свою работу и опять принялась шить.
   -- Что касается до Роксмита, до моего молодого человѣка,-- сказалъ мистеръ Боффинъ, понижая голосъ и смотря по направленію къ двери изъ опасенія, чтобъ его кто-нибудь не подслушалъ,-- съ нимъ то же, что съ лакеями. Я теперь дозналъ; если не заберете вы ихъ въ руки, такъ они васъ заберутъ. Если вы не командуете ими, они и думать забудутъ, что вы сколько-нибудь лучше ихъ, и будутъ считать себя ровней вамъ, особенно наслушавшись всѣхъ разсказовъ, и о большей части лживыхъ, о вашемъ происхожденіи. Начни только фамильярно обращаться съ ними, такъ тебя уважать не станутъ; повѣрь слову, старушка.
   Белла отважилась на мгновеніе взглянуть на него украдкой изъ-подъ своихъ рѣсницъ и увидѣла темное облако подозрительности, алчности и высокомѣрія, затемнившее его когда-то открытое лицо.
   -- Какъ бы то ни было,-- сказалъ онъ,-- все это не очень занимательно для Беллы. Неправда ли, Белла?
   И какъ же слукавила Белла, когда взглянула на него съ таким задумчиво-отвлеченнымъ видомъ, какъ будто бы умъ ея былъ совершенно занятъ книгой, и она не слыхала ни слова!
   -- Ба! Нашли, значитъ, чѣмъ получше заняться, нежели слушать все это,-- сказалъ мистеръ Боффинъ.-- Хорошо, хорошо. Особенно же вамъ нѣтъ надобности слышать, какъ высоко васъ цѣнятъ, моя милая.
   Закраснѣвшись слегка отъ этого комплимента, Белла отвѣчала:-- Надѣюсь, сэръ, вы не считаете меня тщеславною?
   -- Нисколько, дорогая моя,-- сказалъ мистеръ Боффинъ.-- По я полагаю, вамъ дѣлаетъ честь, что вы, въ ваши годы, такъ хорошо выравниваетесь съ ходомъ свѣта и знаете за что взяться. Вы совершенно правы. Держитесь за деньги, моя душечка. Деньги, вотъ дѣло настоящее. Вы деньги наживете своими хорошенькими глазками, да,-- деньги, которыя мистриссъ Боффинъ, и я съ ней вмѣстѣ, съ удовольствіемъ упрочимъ за вами, такъ что вы и проживете и умрете въ богатствѣ. Вотъ это и есть положеніе настоящее, въ какомъ и жить и умереть слѣдуетъ,-- сказалъ мистеръ Боффинъ тономъ вовсе не-елейнымъ:-- въ бо-гатствѣ!
   Въ лицѣ мистриссъ Боффинъ замѣтно было выраженіе грусти, когда она, по долгомъ наблюденіи лица своего супруга, обернулась къ пріемной дочери своей и сказала ей:-- Не вѣрьте ему, душенька Белла.
   -- Э!-- воскликнулъ мистеръ Боффинъ.Что? Не вѣрьте ему?
   -- Я не то хочу сказать,-- отвѣчала мистриссъ Боффинъ съ мукою во взглядѣ: -- я хочу сказать, вѣрьте только тому, что онъ добръ и великодушенъ, Белла, потому что нѣтъ лучше его человѣка. Да, это я должна сказать, Нодди. Лучше тебя нѣтъ человѣка.
   Она сдѣлала это заявленіе такимъ тономъ, какъ будто бы онъ возражалъ на это, чего онъ нисколько не думалъ дѣлать.
   -- Это касается до васъ, моя милая Белла,-- сказала мистриссъ Боффинъ все еще съ печальнымъ выраженіемъ:-- онъ такъ привязанъ къ вамъ,-- что онъ тамъ ни говори,-- что вашъ родной отецъ не можетъ принимать болѣе искреннее участіе въ васъ, и едва ли можетъ любить васъ больше, чѣмъ онъ васъ любитъ.
   -- Что онъ тамъ ни говори! Туда же!-- вскрикнулъ мистеръ Боффинъ.-- Что онъ тамъ ни говори! Я это прямо и говорю, это самое я и говорю. Поцѣлуйте меня, мое милое дитя, на прощанье,-- сказалъ онъ Беллѣ,-- и позвольте подтвердить, что моя старушка теперь сказала вамъ. Я очень люблю васъ, моя душа, и совершенно соглашаюсь съ вашими мыслями, и вмѣстѣ съ вами постараюсь, чтобы вы были богаты. Эти хорошенькіе глазки ваши (которыми вы полное имѣете праго гордиться, моя милая, хотя вѣдь вы и не гордитесь ими) стоятъ денегъ, и вы ими денегъ наживете. Деньги, которыя будутъ у васъ, будутъ стоить денегъ; вы и ими денегъ наживете. У вашихъ ногъ золотой каблучекъ. Доброй ночи, моя милочка.
   Белла почему-то не такъ была довольна этими увѣреніями и этимъ предсказаніемъ будущаго, какъ бы слѣдовало ожидать. Обвившись руками вокругъ шеи мистриссъ Боффинъ и пожелавъ ей доброй ночи, она прочла на лицѣ, все еще грустномъ, этой женщины чувство уничиженія и желаніе извинить своего супруга "Да есть ли какая нужда извинять его?" -- думала Белла, усаживаясь въ своей собственной комнатѣ. "Что онъ говоритъ, то совершенно благоразумно, я въ этомъ увѣрена, и совершенно справедливо, я и въ этомъ увѣрена. Это то самое, что я сама себѣ часто говорила. Или мнѣ это не нравится? Нѣтъ, не нравится, и хотя онъ мои благодѣтель, я осуждаю его за это. Скажи же пожалуйста", продолжала Белла, сурово обращая, но обыкновенію, вопросъ къ своему отраженію въ зеркалѣ: "что ты разумѣешь подъ всѣмъ этимъ, несообразная ты скотинка?"
   Зеркало на такой призывъ къ объясненію сохранило благоразумное министерское молчаніе, и Белла легла въ постель съ тяжестью на душѣ, превосходившею тяжесть одолѣвавшаго ее сна. Утромъ она опять ждала облака, и болѣе густого, на лицѣ Золотого Мусорщика.
   Около этого времени она (начала являться частою его спутницею въ его утреннихъ прогулкахъ по улицамъ, и около этого же времени онъ сдѣлалъ ее участницею въ одномъ своемъ странномъ занятіи. Тяжело работая всю свою жизнь въ одномъ и томъ же скучномъ, огороженномъ мѣстѣ, онъ находилъ дѣтское наслажденіе въ разсматриваніи лавокъ. Это было одною изъ первыхъ новостей и однимъ изъ первыхъ удовольствіи его свободы, и въ равной мѣрѣ это составляло радость его супруги. Въ продолженіе многихъ лѣтъ, прогулки ихъ по Лондону совершались только по воскресньямь, когда лавки заперты; когда же каждый день недѣли сталъ для нихъ праздникомъ, они находили для себя особенное удовольствіе въ разнообразіи, замысловатости и красотѣ выставленныхъ въ окнахъ предметахъ, и удовольствію этому, казалось,-- не было конца. Главныя улицы были для мистера и мистриссъ Боффинъ будто какой-нибудь большой театръ, а происходившее на нихъ представленіе -- новизною дѣтски занимательною, и потому, съ самаго начала сближенія съ ними Беллы, они постонно находились въ первыхъ рядахъ креселъ и аплодировали съ увлеченіемъ. Теперь же интересъ мистера Боффина началъ сосредоточиваться на книжныхъ лавкахъ; само по себѣ это ничего не значило, по интересъ его сосредоточивался исключительно на одномъ родѣ книгъ.
   "Посмотримъ-ка сюда, душечка", скажетъ мистеръ Боффинъ, останавливая Беллу за руку у окна книжной лавки:-- "вы можете бѣгло читать, у васъ глазки такіе же востренькіе, какъ и Ігѣтленькіе. Посмотрите-ка хорошенько, душечка, и скажите мнѣ не увидите ли какой книжки и скупыхъ.
   Если Белла находила такую книгу, мистеръ Боффинъ тотчасъ же кидался въ лавку и покупалъ ее. И затѣмъ они переходятъ къ другой книжной лавкѣ, и мистеръ Боффинъ опять скажетъ: "посмотрите-ка попристальнѣе, душечка, нѣтъ ли жизнеописанія скупого, или какой-нибудь книги въ этомъ родѣ, какихъ-нибудь жизнеописаній странныхъ людей, которые, можетъ статься, были скупые".
   Белла, такимъ образомъ побуждаемая, осматривала окно съ величайшимъ вниманіемъ, между тѣмъ какъ мистеръ Боффинъ наблюдалъ за ея лицомъ. Едва только указывала она книгу заключавшую въ себѣ жизнеописаніе эксцентрическихъ людей, анекдоты о чудакахъ, повѣствованія о замѣчательныхъ людяхъ или что-нибудь въ этомъ родѣ, какъ лицо мистера Боффина просвѣтлялось; онъ тотчасъ же кидался въ лавку и покупалъ книгу. Величина, цѣна, достоинство не принимались въ разсчетъ. Всякую книгу, повидимому, обѣщавшую біографію скупого, мистеръ Боффинъ покупалъ, не задумываясь ни минуту, и уносилъ ее на домъ. Узнавъ случайно отъ книгопродавца, что одна часть Ежегоднаго Перечня {Annual Register, старинное, многотомное изданіе, сборникъ, заключавшій въ себѣ всякую всячину.} посвящена "характерамъ", мистеръ Боффинъ тотчасъ же купилъ всю партію этого остроумнаго собранія и началъ переносить его домой, вручая но одному тому Беллѣ, а самъ забирая по три. Исполненіе этой работы заняло у нихъ около двухъ недѣль. Когда же она была окончена, мистеръ Боффинъ, съ аппетитомъ на скрягъ, нисколько не удовлетвореннымъ, а напротивъ еще болѣе раздраженнымъ, снова принялся за поиски.
   Скоро оказалось совершенно ненужнымъ говорить Беллѣ, чего ей слѣдуетъ искать; между ею и мистеромъ Боффиномъ установилось взаимное пониманіе, что ей постоянно слѣдуетъ искать жизнеописаніи скрягъ. Утро за утромъ проводили они, блуждая вмѣстѣ по городу и занимаясь такими странными поисками. "Скрижная" литературу не богата, и потому пропорція удачъ къ неудачамъ была, можетъ статься, какъ сто къ одному; по мистеръ Боффинъ не утомлялся и оставался такимъ же жаднымъ до скупыхъ, какимъ быль вначалѣ. Любопытно то, что Белла никогда не видала этихъ книгъ въ домѣ Боффина и ни разу не слыхала отъ него ни малѣйшей ссылки на ихъ содержаніе. Онъ, повидимому, припритывалъ своихъ скупыхъ, какъ и сами они припрятывали свои деньги. Какъ они скряжничали съ своими деньгами, таили и скрывали ихъ, такъ и онъ скряжничалъ съ своими книгами, таилъ и скрывалъ ихъ. Но было совершенно замѣтно, и Белла замѣчала очень ясно, что, занимаясь пріобрѣтеніемъ этихъ печальныхъ описаній съ такимъ же усердіемъ, съ какимъ донъ-Кихотъ пріобрѣталъ рыцарскія книги, онъ началъ расходовать свои деньги рукой болѣе бережливою. И часто, въ то время какъ онъ выходилъ изъ лавки съ описаніемъ одного изъ такихъ несчастныхъ сумасбродовъ, она почти готова была отскочить при видѣ лукавой сухой усмѣшки, съ которою онъ снова бралъ ее подъ руку и отправлялся домой скороходью. Повидимому, мистриссъ Боффинъ ничего не знала о такой его страсти. Онъ никогда не говорилъ о ней, кромѣ утреннихъ прогулокъ, когда онъ и Белла постоянно бывали одни; Белла, съ своей стороны, частью подъ вліяніемъ мысли, что онъ принялъ ее въ свои повѣренные по дѣламъ, а частью по воспоминанію о грустномъ выраженіи лица мистриссъ Боффинъ въ одинъ изъ минувшихъ вечеровъ, также хранила молчаніе.
   Пока все это совершалось, мистриссъ Ламмль успѣла убѣдиться, что Белла имѣла на нее волшебное вліяніе. Ламмли, первоначально представленные Боффинамъ любезными Венирпигами, посѣщали ихъ при всѣхъ важныхъ случаяхъ, но мистриссъ Ламмль прежде не успѣла сдѣлать этого открытія. Теперь же она узнала объ этомъ совершенно внезапно. Это удивительно (говорила она мистриссъ Боффинъ); она всегда до глупости чувствительна къ вліянію красоты, но тутъ не одно это; она никогда не могла устоять противъ естественной граціи манеръ, но тутъ опять не одно это; тутъ больше, чѣмъ все это, и нѣтъ у нея словъ, чтобы выразить, какъ много и какъ сильно очарована она этою прелестнѣйшею дѣвушкой.
   Когда прелестнѣйшей дѣвушкѣ повторила эти слова мистриссъ Боффинъ (гордая тѣмъ, что Беллу находили прекрасною, и готовая сдѣлать ей всякое удовольствіе), она естественно признала въ мистриссъ Ламмль женщину проницательную и со вкусомъ. Отвѣчая на эти чувствованія особенною привѣтливостью къ мистриссъ Ламмль, она предоставила этой дамѣ случай сблизиться съ нею, да и очарованіе сдѣлалось взаимное, постоянно, однакоже, имѣвшее видъ большей сдержанности со стороны Беллы, чѣмъ со стороны восторженной Софроніи. Какъ бы то ни было, они до того часто находились вмѣстѣ, что въ продолженіе нѣкотораго времени въ Боффиновой каретѣ чаще являлась мистриссъ Ламмль, чѣмъ мистриссъ Боффинъ: предпочтеніе, которому эта достойная душа нисколько не завидовала, и при этомъ даже смиренно говорила: "мистриссъ Ламмль гораздо моложе меня, и къ тому же,-- Господи!-- гораздо болѣе меня свѣтская дама!"
   Но между Беллою Вильферъ и Джорджіаною Подснапъ была та разница, въ числѣ многихъ другихъ, что Белла находилась внѣ опасности подвергнуться чарамъ Альфреда. Она ему не довѣряла и питала къ нему отвращеніе. Можно даже сказать, ея проницательность была до того дальновидна, а наблюдательность до того вѣрна, что она "не довѣряла и его супругѣ, хотя по легкомысленному тщеславію и упрямству затискала это недовѣріе въ дальній уголокъ своей души и тамъ придавила его.
   Мистриссъ Ламмль принимала самое дружеское участіе въ пріисканіи хорошей партіи для Беллы. Мистриссъ Ламмль говорила шутливымъ тономъ, что ей непремѣнно нужно показать Беллѣ какого рода богатые люди имѣются на рукахъ у ней и Альфреда, всегда готовые, какъ одинъ человѣкъ, пасть къ ея ногамъ окончательно плѣненными. Подготовивъ приличный случай, мистриссъ Ламмль, дѣйствительно, собрала самыхъ порядочныхъ изъ тѣхъ лихорадочныхъ, хвастливыхъ и невыразимо-распущенныхъ джентльменовъ, которые постоянно шатались то въ Сити, то изъ Сити, по дѣламъ биржи и греческихъ, испанскихъ, индійскихъ и мексиканскихъ облигацій и аль-пари, и премій, и дисконта, и трехъ четвертей, и семи восьмыхъ. Всѣ они самымъ пріятнымъ образомъ, каждый по своему, выказывали свою преданность Беллѣ, какъ будто бы она состояла изъ смѣси хорошенькой дѣвушки, кровной лошади, прочно сдѣланнаго кабріолета и отличной трубки,-- но безъ малѣйшаго успѣха, хотя даже привлекательныя способности мистера Фледжби были при этомъ кинуты на вѣсы.
   -- Я боюсь, душечка Белла,-- сказала мистриссъ Ламмль однажды въ каретѣ,-- что вамъ съ трудомъ, кто можетъ понравиться.
   -- Я и не жду, чтобы мнѣ правились, моя дорогая,-- сказала Белла, лѣниво поводя глазками.
   -- Право, душа моя,-- продолжала Софронія,-- не очень легко найти человѣка достойнаго вашихъ прелестей.
   -- Вопросъ не въ человѣкѣ, моя дорогая,-- сказала Белла холодно,-- а въ доходѣ.
   -- Душечка,-- сказала мистриссъ Ламмль,-- ваша разсудительность изумляетъ меня. Гдѣ это вы успѣли такъ хорошо изучить жизнь? Вы совершенно правы. Въ такомъ положеніи, какъ ваше, цѣль должна состоять въ приличномъ доходѣ. Вамъ изъ дома мистера Боффина нельзя перейти на доходъ недостаточный, и еслибъ одна красота ваша не могла вамъ упрочить его, то непремѣнно надобно предположить, что мистеръ и мистриссъ Боффинъ...
   -- О, они уже сдѣлали это!-- прервала Белла.
   -- Нѣтъ? Неужели въ самомъ дѣлѣ сдѣлали?
   Немного досадуя на себя, въ той мысли, что она необдуманно проговорилась, однакоже, наперекоръ своей досадѣ, Белла рѣшилась не отступать отъ сказаннаго.
   -- То есть,-- объясняла она,-- они говорили мнѣ, что намѣрены обезпечить меня, какъ свою пріемную дочь. Но прошу этою не разсказывать.
   -- Разсказывать!-- отвѣчала мистриссъ Ламмль, какъ будто бы исполнившись глубокаго волненія при одной мысли о такой невозможности.-- Раз-ска-зы-вать!
   -- Я не боюсь сказать вамъ, мистрисъ Ламмль...-- начала Белла снова.
   Душа моя, говорите "просто Софронія", а не то я не стану называть васъ Беллой.
   Съ нѣсколько отрывистымъ, блажливымъ "О!" Белла согласилась:-- О! Извольте, Софронія. Я не боюсь сказать вамъ, Софронія, что, но моему убѣжденію, у меня нѣтъ того, что люди называютъ сердцемъ Я считаю такого рода вещь безсмыслицей.
   -- Удивительная дѣвушка!-- пробормотала Ламмль.
   -- Итакъ,-- продолжала Белла,-- что касается желанія, чтобы мнѣ нравились, я желаю этого только въ одномъ отношеніи, о которомъ уже упомянула. Ко всему прочему я равнодушна.
   -- И о вы никакъ не можете сдѣлать, чтобы вы сами не нравились, Белла,-- сказала мистриссъ Ламмль, посмѣиваясь съ плутовскимъ взглядомъ и съ своею наилучшею улыбкой:вы не можете воспрепятствовать своему мужу гордиться и восхищаться вами. Вы можете не заботиться, чтобъ онъ вамъ правился, вы можете не хлопотать о томъ, чтобъ ему нравиться; но вы не свободны отъ своей собственной способности нравиться, вы это дѣлаете противъ своей воли, моя душа; поэтому сомнительно, чтобъ у васъ была какая-нибудь возможность не понравиться.
   Грубость этой лести понудила Беллу показать, что она дѣйствительно нравится противъ своей воли. Она чувствовала, что поступаетъ не хорошо; она хотя и видѣла не ясно, что изъ этого выйдетъ что-то худое впослѣдствіи, однакоже, мало думала о томъ, какія послѣдствія въ дѣйствительности проистекутъ изъ этого, и продолжала говорить довѣрчиво.
   Не говорите о способности нравиться противъ воли, моя милая,-- сказала Белла,-- это я уже знаю достаточно.
   -- Да?-- воскликнула мистриссъ Ламмль.-- Значитъ, слова мои подтверждаются, Белла?
   -- Довольно, Софронія, не будемъ больше говорить объ этомъ. Не разспрашивайте меня.
   Такъ какъ это ясно означало "разспрашивайте", то мистриссъ Ламмль продолжала, согласно съ просьбой:
   -- Разскажите мнѣ, Белла. Пожалуйста, мой другъ. Какой это несносный нахалъ такъ непріятно прицѣпился къ очаровательнымъ складкамъ вашего платья, что его не иначе, какъ съ трудомъ можно было сбросить?
   -- Несносный, дѣйствительно, -- сказала Белла,-- и притечь такой, что похвалиться имъ нельзя! Но не разспрашивайте меня
   -- Позволите отгадать?
   -- Вы никогда не отгадаете. Что вы скажете о нашемъ секретарѣ?
   -- Душа моя! О пустынникѣ-секретарѣ, который ползаетъ вверхъ и внизъ по заднимъ лѣстницами и никогда не бываетъ видимъ!
   -- Я ничего не знаю о его ползаніи вверхъ и внизъ по заднимъ лѣстницамъ,-- сказала Белла, отчасти и съ презрительностью,-- кромѣ того, что онъ этого никогда не дѣлаетъ; что же касается до его (невидимости, то я была бы очень довольна, если-бы никогда не видала его, хотя онъ точно также видимъ, какъ и вы. Но я ему понравилась (за свои грѣхи), и онъ имѣлъ дерзость сказать мнѣ это!
   -- Не объяснялся же онъ съ вами, моя дорогая Белла!
   -- Вы увѣрены въ этомъ, Софронія?-- сказала Белла.-- Я такъ не увѣрена. Правду сказать, я увѣрена совершенно въ противномъ.
   -- Онъ съ ума сошелъ.-- сказала мистриссъ Ламмль, какъ бы съ уступкой.
   -- Повидимому, онъ былъ въ своемъ умѣ,-- отвѣтила Белла, вскинувъ головку,-- и говорилъ за себя довольно много. Я высказала ему свое мнѣніе о его объясненіи и о его поведеніи и отстранила его. Конечно, все это было для меня очень трудно и очень непріятно. Однакоже, все это осталось тайной. Слово это побуждаетъ меня замѣтить, Софронія, что я невольно проговорилась, сообщивъ вамъ тайну, и потому, надѣюсь, вы не станете о ней разсказывать.
   -- О ней разсказывать!-- повторила мистриссъ Ламмль съ прежнимъ чувствомъ.-- О ней раз-ска-зывать!
   На этотъ разъ Софронія говорила настолько отъ души, что сочла за нужное наклониться въ каретѣ и поцѣловать Беллу. Поцѣлуй былъ изъ рода Іудиныхъ; ибо, поцѣловавъ Беллу, она въ то время, какъ еще сжимала ея руку, думала: "по твоему собственному показанію, тщеславная, жестокосердная дѣвчонка, раздутая сумасбродность мусорщика, мнѣ нѣтъ ни малѣйшей надобности знать тебя. Если мой мужъ, посылающій меня сюда, составитъ какой-нибудь планъ, чтобы сдѣлать изъ тебя свою жертву, я, конечно, въ этомъ препятствовать ему не стану". Въ эти же самыя минуты и Белля думала: "Зачѣмъ я въ постоянной враждѣ сама съ собою? Зачѣмъ сказала я, какъ будто бы по принужденію, то, что слѣдовало бы скрывать, какъ я сама сознаю это? Зачѣмъ я дѣлаю себѣ друга изъ этой сидящей рядомъ со мною женщины, вопреки всему, что мнѣ шепчетъ противъ нея мое сердце?
   Какъ и всегда, отвѣта не было въ ея зеркалѣ, когда она, возвратившись домой, отнеслась къ нему съ этими вопросами. Еслибъ она посовѣтовалась съ какимъ-нибудь лучшимъ оракуломъ, можетъ статься, результатъ былъ бы болѣе удовлетворительный; но она этого не сдѣлала, и все, слѣдовательно, пошло своею чередой.
   Одно обстоятельство, находившееся въ связи съ наблюденіемъ, которое она дѣлала надъ мистеромъ Боффиномъ, считала она очень любопытнымъ,-- это вопросъ о томъ, наблюдалъ ли за нимъ секретарь его и слѣдилъ ли онъ, какъ и она, за несомнѣнною перемѣной въ немъ? Ея крайне ограниченныя сношенія съ мистеромъ Роксмитомъ затрудняли для нея это открытіе. Теперь ихъ сношенія никогда не переходили за черту ихъ обыкновенныхъ появленій передъ мистеромъ и мистриссъ Боффинъ; и если Беллу и секретаря когда-нибудь оставляли но какому-либо случаю съ глазу на глазъ, то онъ немедленно удалялся. Онъ казался подавленнымъ; но успѣлъ пріобрѣсть такую сильную власть надъ своею физіономіей, что каждый разъ, какъ мистеръ Боффинъ разсказывалъ ему что-нибудь про себя, лицо секретаря оставалось неизмѣнно, какъ стѣна. Слегка надвинутыя брови, не выражавшія ничего, кромѣ, такъ сказать, механическаго вниманія, и сжатыя губы, какъ бы для того, чтобы удержать ихъ отъ презрительной улыбки,-- вотъ все, что видѣла она съ утра до ночи, изо дня въ день, изъ недѣли въ недѣлю,-- однообразное, неизмѣнное, упроченное, будто въ изваяніи.
   Хуже всего въ этомъ было то, что какимъ-то нечувствительнымъ и самымъ досаднымъ образомъ,-- какъ сама себѣ жаловалась Белла со свойственною ей пылкостью,-- къ ея наблюденіямъ за мистеромъ Боффиномъ постоянно примѣшивалось наблюденіе и за мистеромъ Роксмитомъ. Неужели, вотъ это не вызоветъ у него никакого взгляда? Возможно ли, чтобы вотъ это не сдѣлало на него никакого впечатлѣнія? Подобные вопросы задавала себѣ Белла столько же часто въ продолженіе дня, сколько въ днѣ часовъ. Нѣтъ возможности добраться. Всегда одно и то же неизмѣнное лицо.
   "Неужели онъ до того низокъ, что можетъ продать все свое существо за двѣсти фунтовъ въ годъ?" думаетъ Белла. "А почему же и нѣтъ? Вопросъ о цѣнѣ не у него одного. Мнѣ кажется, и я продала бы свое существо, если-бы могла достаточно получить за него". Такимъ образомъ она снова начинала воину съ собою.
   Какая-то тоже нечеткость, только другого рода, проявлялась на лицѣ мистера Боффина. Прежняя простота выраженія этого лица замаскировалась особаго рода хитростью, которая подчинила себѣ даже его добродушіе. У него и улыбка стала хитрая, какъ будто бы онъ изучалъ улыбки между портретами своихъ скопцовъ. За исключеніемъ случайныхъ взрывовъ нетерпѣливости или грубаго заявленія своего господства, его добродушіе оставалось при немъ, но съ недостойною примѣсью недовѣрчивости. Глаза его хотя и блестѣли, лицо его хотя и улыбалось, однакоже, онъ постоянно сидѣлъ, поддерживая себя своими руками, какъ будто бы въ немъ зарождалось желаніе затаить самого себя и какъ будто бы ему было необходимо постоянно находиться въ оборонительномъ положеніи.
   Наблюдая эти два лица и сознавая, что такое скрытное занятіе должно произвести какой-нибудь отпечатокъ на ея собственномъ, Белла скоро убѣдилась, что между и и мы не было ни одного откровеннаго или естественнаго лица, кромѣ лица мистриссъ Боффинъ, тѣмъ болѣе, что лицо это уже не было такъ ясно, какъ прежде, ибо оно навѣрно отражало своимъ безпокойствомъ и грустью каждую черту перемѣны въ Золотомъ Мусорщикѣ
   -- Роксмитъ,-- сказалъ мистеръ Боффинъ однажды вечеромъ, когда всѣ они сидѣли въ его комнатѣ, и когда онъ съ своимъ секретаремъ занялся какими-то счетами,-- я слишкомъ много денегъ трачу. Или жъ вы за меня слишкомъ много тратите?
   -- Вы богаты, сэръ.
   -- Нѣтъ, я не богатъ,-- сказалъ мистеръ Боффинъ.
   Рѣзкость отвѣта почти доказывала, что онъ говоритъ де то, что думаетъ. Но это не произвело никакой перемѣны въ выраженіи его лица.
   -- Я говорю вамъ, что я не богатъ,-- повторилъ мистеръ Боффинъ,-- и не хочу, чтобы мнѣ говорили противное
   -- Вы не богаты, сэръ?-- повторилъ секретарь, разстанавливая слова.
   -- Положимъ,-- отвѣчалъ мистеръ Боффинъ,-- что и богатъ: все-таки это мое дѣло. Я не желаю тратиться въ такихъ размѣрахъ, какъ хотѣлось бы вамъ или кому бы то ни было. Вамъ самимъ не направилось бы это, еслибы деньги были ваши
   -- Даже въ такомъ невозможномъ случаѣ, сэръ, я...
   -- Молчать!-- сказалъ мистеръ Боффинъ.-- Вамъ не должно это нравиться ни въ какомъ случаѣ. Вотъ что! Я не хотѣлъ быть грубымь, но вы меня вынуждаете быть грубымъ; при томъ же я хозяинъ. Я нисколько не хотѣлъ сказать вамъ, чтобы вы молчали. Прошу у васъ извиненія. Не молчите, но и не противорѣчьте. Случалось ли вамъ читать жизнь мистера Элюса?-- заключилъ мистеръ Боффинъ, дойдя, наконецъ, до своего любимаго предмета.
   -- Скряги?
   -- Да, люди называютъ его скрягой. Люди всегда называютъ другихъ людей чѣмъ-нибудь. Вы когда-нибудь читали о немъ?
   -- Кажется, читалъ.
   -- Онъ никогда не говорилъ, что онъ богатъ, а между тѣмъ могъ бы два раза купить меня. Слыхали вы когда-нибудь о Даніэлѣ Дансерѣ?
   -- О другомъ скупцѣ? Слыхалъ
   -- Это былъ хорошій скупецъ,-- сказалъ мистеръ Боффинъ,-- и у него была сестра, еще лучше его. Они тоже никогда не называли себя богатыми. Еслибъ они называли себя богатыми, то, по всей вѣроятности, никогда не были бы богаты.
   -- Они жили и умерли въ положеніи крайне бѣдственномъ. Не такъ ли, сэръ?
   -- Нѣтъ, не думаю, чтобъ они жили и умерли въ бѣдственномъ положеніи,-- сказалъ мистеръ Боффинъ съ особенною вѣжливостью.
   -- Въ такомъ случаѣ, это не тѣ скупцы, которыхъ я разумѣю. Тѣ презрѣнные мерзавцы...
   -- Не бранитесь, Роксмитъ,-- сказалъ мистеръ Боффинъ.
   -- Тѣ примѣрные братъ и сестра, жили и умерли въ самомъ гадкомъ уничиженіи.
   -- Имъ это нравилось,-- сказалъ мистеръ Боффинъ,-- и я полагаю, пріятнѣе не было бы имъ, еслибъ они проживали свои деньги. Но какъ бы ни было, я не намѣренъ бросать свои. Уменьшите расходы. Дѣло въ томъ, что вы недостаточно бываете у меня въ домѣ, Роксмитъ. Надзоръ требуется въ самыхъ малыхъ вещахъ. Если этого не будетъ, изъ насъ кто-нибудь въ рабочемъ домѣ умретъ.
   -- Упомянутые вами люди,-- спокойно замѣтилъ секретарь,-- думали, что и они умрутъ въ такомъ домѣ, если только я хорошо помню, сэръ.
   -- И это дѣлаетъ имъ честь,-- сказалъ мистеръ Боффинъ.-- Они думали такъ, какъ имъ нравилось! Но теперь пока оставимъ это. Вы предупредили хозяевъ вашихъ, что оставляете свою квартиру?
   -- По вашему приказанію, предупредилъ, сэръ.
   -- Въ такомъ случаѣ, я скажу вамъ вотъ что,-- продолжалъ мистеръ Боффинъ:-- заплатите за четверть года впередъ,-- заплатите за четверть года впередъ, что въ концѣ концовъ обойдется дешевле, и переѣзжайте сюда тотчасъ же, чтобы вамъ всегда быть въ моемъ домѣ, и днемъ, и ночью, и сокращать расходы. Что заплатите за четверть года, поставьте на мой счетъ, и мы постараемся вернуть эти деньги на чемъ-нибудь другомъ. У васъ есть кои-какая хорошенькая мебель, не правда ли?
   -- Да, мебель въ моихъ комнатахъ принадлежитъ мнѣ.
   -- Слѣдовательно, другой намъ не нужно будетъ покупать. Въ случаѣ, если вы сочтете,-- сказалъ мистеръ Боффинъ, глядя съ особенною хитростью,-- что съ честною независимостью вашею было бы сообразно, для успокоенія вашей совѣсти, передать мнѣ эту мебель въ видѣ возврата денегъ, уплаченныхъ за четверть года, то на этотъ счетъ будьте спокойны, будьте спокойны. Я у васъ не прошу ея, но и не буду препятствовать, если вы полагаете, что вамъ не худо бы поступить такимъ образомъ. Что касается до вашей комнаты, то выберите себѣ лѣвую порожнюю комнату наверху.
   -- Для меня годится всякая порожняя комната.-- сказалъ секретарь.
   -- Выберите, выберите,-- сказалъ мистеръ Боффинъ,-- это будетъ то же, что восемь или десять шиллинговъ въ подѣлю добавочныхъ къ вашему доходу. Я не сдѣлаю, за это никакого вычета и надѣюсь, что вы отлично вознаградите меня сокращеніемъ расходовъ. Теперь, если вы зажжете у себя въ конторѣ огонь, я приду и письмецомъ или двумя распоряжусь тамъ.
   На свѣтломъ, добродушномъ лицѣ мистриссъ Боффинъ Белла видѣла столько слѣдовъ сердечной муки, пока продолжался этотъ разговоръ, что у нея не достало духу взглянуть на него, когда они остались одни. Показывая видъ, что она заботливо занята своими прошивками, она сидѣла, усердно работая иглой, пока искусная рука ея не была остановлена тихо положенною на нее рукой мистриссъ Боффинъ. Уступая этому прикосновенію, она почувствовала, какъ ея рука была приподнята къ губамъ этого добраго созданія, она почувствовала, какъ на ея руку скатились слезы -- О, мой любезный супругъ!-- сказала мистриссъ Боффинъ.-- Какъ тяжело мнѣ видѣть и слышать все это. Но, милая Белла, повѣрьте мнѣ, все-таки нѣтъ лучше человѣка, несмотря на эту перемѣну.
   Онъ повернулся въ ту минуту, какъ Белла взяла руку мистриссъ Боффинь въ свою руку.
   -- Э?-- сказалъ онъ, недовѣрчиво взглядывая на дверь.-- Что такое она говоритъ вамъ?
   -- Она только хвалитъ васъ, сэръ,-- сказала Белла.
   -- Хвалитъ меня? Вы въ этомъ увѣрены? А не бранитъ за то, что я стою на-сторожѣ противъ шайки грабителей, которые готовы по капелькамъ изсосать меня до-суха.
   Онъ подошелъ къ нимъ, и жена его сложила свои руки у него на плечѣ, и покачавъ головой, опустила ее на свои руки.
   -- Полно, полно, полно!-- уговаривалъ мистеръ Боффинъ, но безъ участія.-- Не огорчайся, моя старушка.
   -- Но для меня невыносимо видѣть тебя такимъ образомъ, другъ мой.
   -- Пустяки! Вспомни, что мы уже не то, чѣмъ были прежде. Вспомни, что или мы должны держать въ рукахъ, или насъ заберутъ въ руки. Вспомни, что намъ нельзя не стоять за свое. Вспомни, что деньги дѣлаютъ. А вы, Белла, не безпокойтесь, дитя мое; не сомнѣвайтесь ни въ чемъ. Чѣмъ больше я сберегу, тѣмъ больше вы получите.
   Белла подумала: хорошо, что жена его, предавшись тоскѣ, приложила свое лицо къ его плечу; ибо лукавый блескъ его глазъ, въ то время какъ онъ говорилъ все это, будто бросалъ непріятное освѣщеніе на происшедшую въ немъ перемѣну и дѣлалъ ее въ нравственномъ отношеніи еще хуже.
   

VI. Золотой Мусорщикъ попадаетъ въ еще болѣе скверное общество,

   Обстоятельства сложились такъ, что мистеръ Сила Веггъ теперь уже рѣдко является къ баловню счастья и къ червю скоропреходящему на домъ, но состоитъ подъ общею инструкціей ожидать его, около извѣстнаго времени, въ Павильонѣ. Мистеръ Веггъ считалъ это распоряженіе большою для себя обидой, потому что назначенные къ тому часы были вечерніе, тѣ самые, которые онъ считалъ самими драгоцѣнными для успѣха братскаго предпріятія, задуманнаго имъ съ мистеромъ Винасомъ. "По это совершенно въ порядкѣ", съ горечью говорилъ онъ мистеру Винасу, "что выскочка, затоптавшій такихъ славныхъ особъ, какъ миссъ Елизабетъ, мастеръ Джорджъ, тетушка Джень и дядюшка Паркеръ, притѣсняетъ своего ученаго человѣка".
   Когда Римская имперія достигла своего окончательнаго паденія, мистеръ Боффинъ явился въ кэбѣ съ Древнею Исторіей Голена. Но это драгоцѣнное сочиненіе, по причинѣ своихъ летаргическихъ свойствъ, пало около того періода, какъ вся армія Александра Македонскаго (въ то время считавшая въ себѣ около сорока тысячъ человѣкъ) вдругъ залилась слезами, узнавъ, что онъ почувствовалъ ознобъ послѣ купанья. Іудейскіе воины тоже медленно подвигались впередъ подъ главнымъ начальствомъ мистера Вегга, и потому мистеръ Боффинъ прибылъ въ другомъ кэбѣ съ Плутархомъ, жизнеописанія котораго онъ впослѣдствіи нашелъ чрезвычайно занимательными, надѣясь при этомъ, что Плутархъ не станетъ требовать отъ него полной вѣры во все, что имъ написано. Чему вѣрить,-- это было во время чтенія для мистера Боффина главнымъ литературнымъ затрудненіемъ. Нѣкоторое время умъ его колебался между половиной, цѣлымъ, и или тѣмъ, ни другимъ; наконецъ, когда онъ рѣшилъ, какъ человѣкъ умѣренный, согласиться съ половиной, то все-таки оставался вопросъ: съ которою половиной? И перешагнуть чрезъ этотъ камень преткновенія онъ никогда не могъ.
   Однажды вечеромъ, когда Сила Веггъ уже привыкъ къ пріѣздамъ своего хозяина въ кэбѣ, въ сопровожденія какой-нибудь языческой исторіи, наполненной непроизносимыми именами непонятныхъ народовъ невозможнаго происхожденія, ведущихъ между собою войны любое число лѣтъ и высылающихъ безчисленныя войска и богатства съ величайшею легкостію за предѣлы географіи,-- однажды вечеромъ обычное время миновало, а хозяинъ не являлся. По прошествіи получаса сверхъ срока, мистеръ Веггъ отправился къ наружнымъ воротамъ и тамъ свистнулъ, давая знать мистеру Винасу, еслибъ ему случилось быть въ предѣлахъ звука, что онъ дома и не занятъ. Изъ-подъ прикрытія сосѣдней стѣны выступилъ мистеръ Внінасъ.
   Въ отвѣтъ на привѣтствіе мистеръ Винасъ отозвался съ нѣкоторою сухостью "добрымъ вечеромъ".
   -- Войдите, братъ, -- сказалъ Сила, слегка ударивъ его по плечу,-- и присядьте къ моему камельку. Что говоритъ баллада?
   
   Не бойтесь злобы, сэръ,
   И лжи не бойтесь вы;
   За правду постоимъ, мистеръ Винасъ;
   Намъ лишь радость въ удѣлъ --
   Ли-туддль-ди-омъ-ди!
   Намъ бы только скорѣй къ очагу,
   А тамъ мы найдемъ, чѣмъ намъ жизнь усладить.
   Намъ бы только скорѣй къ очагу.
   
   Съ этими стихами (прелесть которыхъ зависѣла болѣе отъ одушевленнаго чтенія, чѣмъ отъ словъ) мистеръ Веггъ повелъ своего гостя къ своему очагу.
   -- И вы пришли, братъ мой.-- сказалъ мистеръ Веггъ, сіяя гостепріимствомъ,-- вы пришли, какъ я не знаю что... совершенно какъ тою... Я бы и не а зналъ васъ, потому сіяніе вокругъ распространяется.
   -- Какого рода сіяніе?-- спросилъ мистеръ Винасъ -- Надѣюсь, сэры -- отвѣчалъ Сила,-- ваше сіяніе.
   Мистеръ Винасъ, повидимому, усомнился на этотъ счетъ и съ какимъ-то неудовольствіемъ сталъ смотрѣть на огонь.
   -- Мы посвятимъ вечеръ, братъ мой,-- воскликнулъ Веггъ,-- на исполненіе нашего братскаго подвига. А потомъ выпьемъ полную чашу вина, то-есть ромъ пополамъ съ водой, за здоровье другъ друга. Что говоритъ поэтъ?
   
   Вамъ не зачѣмъ хмуриться, другъ, мистеръ Винасъ,
   Потому что ужъ я-то хмуриться не стану;
   И мы хватимъ стаканчикъ съ лимономъ, а онъ вамъ по вкусу,
   И выпьемъ за старое, давнее время.
   
   Такой избытокъ цитатъ и гостепріимства въ Веггѣ показывалъ, что онъ замѣтилъ какое-то маленькое недовольство въ настроеніи Винаса.
   -- Знаете, касательно этого братскаго подвига, -- замѣтилъ послѣдній изъ названныхъ джентльменовъ, брюзгливо потирая свои колѣна,-- у меня на это есть то возраженіе, что онъ не подвигается впередъ.
   -- Римъ, братъ мой, -- отвѣчалъ Веггъ, -- городъ, начался (какъ можетъ-быть не всѣмъ извѣстно) отъ близнецовъ и волчицы и окончился императорскими мраморами, и былъ, значитъ, выстроенъ не въ одинъ день.
   -- Развѣ я сказалъ, что онъ былъ выстроенъ въ одинъ день?-- спросилъ Винасъ.
   -- Нѣтъ, вы этого не сказали, братъ.
   -- Но я скажу,-- продолжалъ Винасъ,-- что меня оторвали отъ моихъ анатомическихъ трофеевъ и пригласили промѣнять мои пазныя человѣческія кости на какую-то каменноугольную золу разную, изъ которой ничего не выходить. Я полагаю, мнѣ слѣдуетъ все это бросить
   -- Нѣтъ, сэръ! возразилъ Веггъ съ энтузіазмомъ.-- Нѣтъ, сэръ!
   
   Въ атаку, Честеръ мой, въ атаку!
   Впередъ, впередъ, мой мистеръ Винасъ!
   
   -- Никогда не слѣдуетъ говорить "умираю", сэръ, человѣку вашего штампа!
   -- Я не только противъ того, что говорится,-- отвѣчалъ мистеръ Винасъ,-- сколько противъ того, что дѣлается. А какъ мнѣ приходится тутъ работать наугадъ, то я не могу тратить свое время, копаясь изъ ничего въ мусорѣ.
   -- По подумайте, какое короткое время вы употребили, сэръ, до сихъ воръ на братскій подвигъ,-- уговаривалъ Веггъ.
   -- Подведите-ка итогъ всѣхъ вечеровъ, сколько ихъ выйдетъ?
   -- И вы, сэръ, сочувствуя мнѣ во мнѣніяхъ и чувствахъ, вы, имѣя терпѣніе связывать проволочками фундаментъ, такъ сказать, общества, то-есть человѣческій скелетъ, вы бросаете дѣло такъ скоро!
   -- Оно мнѣ не нравится,-- отвѣчалъ угрюмо мистеръ Винасъ, опуская свою голову между своихъ колѣнъ и приподнимая свои пыльные волосы.-- Къ тому же и поощренія нѣтъ никакого.
   -- Въ насыпяхъ, что на дворѣ,-- сказалъ мистеръ Веггъ, протягивая правлю руку съ видомъ торжественнаго довода,-- нѣтъ поощренія? Нѣтъ въ насыпяхъ, что теперь глядятъ прямо на насъ?
   -- Онѣ слишкомъ велики,-- бормоталъ Винасъ.-- Ну, что для нихъ значитъ, если мы царапнемъ тутъ, царапнемъ тамъ, ткнемъ въ одномъ мѣстѣ, ткнемъ въ другомъ. Кромѣ того: что мы нашли?
   -- Что мы нашли?-- воскликнулъ Веггъ, обрадованный, что можетъ сдѣлать уступку.-- Охъ! Въ этомъ надобно согласиться съ вами, товарищъ. Ничего. Но другой вопросъ, товарищъ: что можемъ мы найти? Согласитесь же со мною что что-нибудь да найдемъ -- Дѣло-то все мнѣ не нравится,-- брюзгливо отвѣчалъ Винасъ, какъ и прежде.-- Я согласился, не сообразивъ хорошенько. Да и вотъ что еще. Развѣ вашъ мистеръ Боффинъ не знаетъ насыпей? Развѣ онъ не знакомъ былъ съ покойникомъ и съ его житьемъ-бытьемъ? Развѣ мистеръ Боффинъ высказывалъ надежду найти тутъ что-нибудь?
   Въ эту минуту послышался стукъ колесъ.
   -- Знаете, не хотѣлось бы мнѣ,-- сказалъ мистеръ Веггъ, съ видомъ терпѣливо сносимой обиды,-- дурного подумать о немъ и допустить, что онъ въ состояніи пріѣхать сюда въ такую пору ночи. А все-таки это какъ будто его стукъ.
   На дворѣ раздался колокольчикъ.
   -- Это онъ,-- сказалъ Веггъ,-- отъ него станется, и мнѣ очень жаль, потому что хотѣлось бы сохранить хоть какой-нибудь маленькій остатокъ уваженія къ нему.
   Тутъ послышался веселый крикъ мистера Боффина за воротами.
   -- Эй-го! Веггъ! Эй-го!
   -- Сидите на мѣстѣ, мистеръ Винасъ,-- сказалъ Веггъ.-- Онъ, можетъ-статься, не войдетъ.-- Потомъ закричалъ:-- Здѣсь, сэръ, здѣсь! Я сейчасъ выйду къ вамъ, сэръ! Полминутичку, мистеръ Боффинъ. Бѣгу, сэръ, какъ только деревяшка позволяетъ!
   И съ видомъ радостной поспѣшности онъ застучалъ по направленію къ воротамъ, съ огнемъ въ рукѣ, и тамъ, въ окнѣ кэба, увидѣлъ мистера Боффина, заваленнаго книгами.
   -- Сюда! Помогайте, Веггъ,-- сказалъ мистеръ Боффинъ съ воодушевленіемъ.-- Я не могу отсюда выбраться, пока вы мнѣ дорогу не очистите. Въ кэбѣ книги, Веггъ, называются Всѣхъ Животныхъ Перечень, тутъ ихъ цѣлый возъ. Знаете вы Всѣхъ Животныхъ Перечень {Боффинъ, вмѣсто Annual Register, Ежегодный Перечень, говоритъ Animal Register (животный перечень).}.
   -- Знаю ли я Всѣхъ Животныхъ Перечень, сэръ?-- спросилъ надувало, нехорошо разслышавшій названіе.-- Я готовъ маленькое пари подержать, что съ завязанными глазами найду въ немъ какое угодно животное, мистеръ Боффинъ.
   -- А вотъ -- Музей Чудесъ, удивительный музей, сочиненіе Кэрби,-- сказалъ мистеръ Боффинъ,-- и Странные Люди, одни описаны Каульфильдомь, другіе Уилксономъ. Какіе люди-то, Веггъ, какіе люди! Одного или двухъ изъ нихъ мнѣ непремѣнно нужно сегодня вечеромъ. Удивительно, въ какія мѣста гинеи свои они прятали, завернувъ ихъ въ тряпочки. Поддержите-ка эту связку книгъ, Веггъ, не то онѣ разсыпаться могутъ, и въ грязь упадутъ. Нѣтъ ли тутъ кого помочь намъ?
   -- Пріятель у меня сидитъ, сэръ, намѣревался вечерокъ со мной провесть, когда я уже потерялъ, къ крайнему моему прискорбію, всякую надежду, что вы сегодня пожалуете.
   -- Зовите его, -- воскликнулъ мистеръ Боффинъ впопыхахъ,-- давайте его сюда, чтобы помогъ намъ. Не выроните книги изъ-подъ мышки. Это Дансеръ. Тотъ самый, что съ своею сестрой пироги пекъ изъ дохлой овцы: они ее во время прогулки нашли. Гдѣ же вашъ пріятель? А, вотъ онъ вашъ пріятель-то! Сдѣлайте одолженіе, помогите Веггу и мнѣ управиться съ книгами. Не берите только Джемми Тейлора Саутваркскаго, ни Джемми Куда Глостерскаго. Вотъ эти два Джемми. Я самъ ихъ понесу.
   Не переставая говорить и хлопотать въ сильныхъ попыхахъ, мистеръ Боффинъ дѣлалъ указанія какъ переносить и раскладывать книги, пока онѣ не были разложены по полу, и пока кэбъ не былъ отпущенъ.
   -- Вотъ!-- сказалъ мистеръ Боффинъ, окидывая ихъ взглядами.-- Вотъ онѣ, какъ двадцать четыре скрипача, всѣ рядкомъ разставлены. Надѣвайте очки, Веггъ; я знаю, какую выбрать лучшую изъ нихъ, и мы теперь же отвѣдаемъ, что тутъ такое обрѣтается. Какъ фамилія вашего друга?
   Мистеръ Веггъ представилъ своего друга, какъ мистера Винаса.
   -- Э?-- вскрикнулъ мистеръ Боффинъ, услыхавъ фамилію.-- Изъ Кларкенвилля?
   -- Изъ Кланкервилля, сэръ -- сказалъ мистеръ Винасъ.
   -- Знаю, слыхалъ объ васъ!-- воскликнулъ мистеръ Боффинъ.-- Я слыхалъ объ васъ, какъ еще старый хозяинъ живъ быль. Вы знавали его. Случалось вамъ покупать у него что-нибудь?
   Онъ говорилъ это съ необыкновенною живостью.
   -- Нѣтъ, сэръ,-- отвѣчалъ Винасъ.
   -- Но онъ показывалъ вамъ вещи; такъ вѣдь?
   Мистеръ Винасъ, кинувъ взглядъ на своего друга, отвѣчалъ утвердительно.
   -- Что онъ вамъ показывалъ?-- спросилъ мистеръ Боффинъ, закинувъ руки назадъ и нетерпѣливо выставляя впередъ голову.-- Не показывалъ ли онъ вамъ шкатулки, маленькіе шкафчики, бумажники, узелки, что-нибудь запертое или запечатанное, что-нибудь завязанное?
   Винасъ покачалъ головой.
   -- Вы знатокъ въ фарфорѣ?
   Мистеръ Винасъ снова покачалъ головою.
   -- Если онъ когда-нибудь показывалъ вамъ чайникъ, то мнѣ было бы пріятно узнать это,-- сказалъ мистеръ Боффинъ.
   И потомъ приложивъ правую руку къ своимъ губамъ, онъ повторилъ задумчиво: "чайникъ, чайникъ", и окинулъ взглядомъ книги на полу, какъ будто бы припоминалъ, что въ нихъ гдѣ-то было что-то любопытное о чайникѣ.
   Мистеръ Веггъ и мистеръ Винасъ переглянулись съ удивленіемъ. Потомъ мистеръ Веггъ, прилаживая на носъ очки, широко выпучилъ глаза, глядя поверхъ своихъ очковъ, и постучалъ по одной сторонѣ своего поса въ видѣ наставленія Винасу, чтобы тотъ держалъ ухо востро.
   -- Чайникъ, -- повторилъ мистеръ Винасъ, продолжая говорить съ самимъ собой и осматривая книгу:-- чайникъ, чайникъ. Вы готовы, Веггъ?
   -- Я къ вашимъ услугамъ, сэръ,-- отвѣчалъ этотъ джентльменъ, садясь по обычаю на скамью и запихивая свою деревяшку подъ столъ, предъ нею стоявшій -- Мистеръ Винасъ не желаете ли быть полезнымъ и сѣсть возлѣ меня для сниманія со свѣчи?
   Винасъ послѣдовалъ приглашенію прежде, чѣмъ оно было вполнѣ высказано; а Веггъ ткнулъ его своею деревяшкой, дабы обратить его особенное вниманіе на мистера Боффина, задумчиво стоявшаго предъ каминомъ, между двумя скамьями.
   -- Гмъ! Э-гмъ!-- кашлянулъ мистеръ Веггъ, чтобы привлечь вниманіе своего хозяина.-- 11е желаете ли вы начать съ Гадовъ, сэръ?
   -- Нѣтъ,-- сказалъ мистеръ Боффинъ,-- Нѣтъ, Веггъ.-- Сказавъ это, онъ вынулъ изъ бокового кармана небольшую книжку, очень осторожно передалъ ее ученому джентльмену и спросилъ:-- какъ вы назовете это, Веггъ?
   -- Это, сэръ,-- отвѣчалъ Сила, поправляя очки и смотря на заглавіе:-- это Мерриватеровы разсказы и анекдоты о скупцахъ... Мистеръ Винасъ, будьте полезны и придвиньте свѣчу немножко поближе, сэръ.
   Это было сказано за тѣмъ, чтобъ имѣть особенный случай по таращить глаза на своего товарища.
   -- Которые изъ нихъ описываются въ этой книгѣ?-- спросилъ мистеръ Боффинъ.-- Можете ли выбрать?
   -- Видите, сэръ, -- отвѣчалъ Сила, пробѣгая оглавленіе и слегка шевеля листочками книги -- Мнѣ кажется, они тутъ всѣ хороши, сэръ. Ихъ тутъ большой выборъ, сэръ. На глаза мнѣ попадаются Джонъ Оверсъ, сэръ, Джонъ Литтль, сэръ, Дикъ Джаррель, Джонъ Элюсъ, преподобный мистеръ Джонсъ изъ Блюбэри, Вольчюръ Гонкинсъ, Даніэль Дансеръ.
   -- Дайте намъ Давсера. Веггъ,-- сказалъ мистеръ Боффинъ.
   Еще разъ выпучивъ глаза на своего товарища, Сила поискалъ и нашелъ мѣсто въ книгѣ.
   -- Страница сто девятая, мистеръ Боффинъ. Глава восьмая. Содержаніе главы: "Его рожденіе и состояніе. Его одежда и внѣшній видъ. Миссъ Дансеръ, ея женскія прелести. Жилище скупого. Находка сокровища. Исторія пирожковъ съ бараниной. Идея скупого о смерти. Бобъ, собака скупого. Гриффитсъ и его хозяинъ. Какъ можно распорядиться однимъ пенсомъ. Замѣна огня. Выгода имѣть табакерку. Скупой умираетъ безъ рубашки. Сокровища въ навозной кучѣ".
   -- Э? Что такое?-- спросилъ мистеръ Боффинъ.
   -- Сокровища, сэръ,-- повторилъ Сила, читая очень внятно,-- въ навозной кучѣ. Мистеръ Винасъ, сэръ, обяжите меня щипцами.
   Это затѣмъ, чтобъ обратить его вниманіе на добавленныя имъ однимъ только движеніемъ губъ слова: "въ насыпяхь".
   Мистеръ Боффинъ придвинулъ кресло въ промежутокъ скамей, гдѣ стоялъ, сѣлъ въ него и, исподтишка потирая себѣ руки, сказалъ:
   -- Давайте намъ Дансера. Мистеръ Веггъ прослѣдилъ біографію этого знаменитаго человѣка по различнымъ фазамъ скупости и неопрятности, прочиталъ о смерти миссъ Дансеръ вслѣдствіе крайней воздержанности въ пищѣ; далѣе о томъ, какъ мистеръ. Дансеръ подвязывалъ свои лохмотья веревочками, какъ онъ подогрѣвалъ свой обѣдъ посредствомъ сидѣнія на немъ, и, наконецъ, дошелъ до утѣшительнаго обстоятельства его кончины -- нагишомъ въ мѣшкѣ. Послѣ этого онъ читалъ слѣдующее:
   "Домъ или лучше груды развалинъ, въ коихъ жилъ мистеръ Дансеръ, и кои послѣ его смерти достались по праву наслѣдія капитану Гольмсу, состояли изъ ветхаго, полусгнившаго строенія, знавшаго починокъ въ продолженіе полустолѣтія".
   Тутъ мистеръ Веггъ посмотрѣлъ на своего пріятеля и кругомъ на комнату, гдѣ они сидѣли, и которая не поправлялась долгое время.
   "Но это бѣдное съ виду, полуразрушенное строеніе было богато внутри. Для изслѣдованія всего, что въ немъ заключалось, нужно было употребить цѣлыя недѣли, и капитанъ Гольмсъ нашелъ для себя пріятное занятіе въ открытіи потаенныхъ кладовъ скряги".
   Тутъ мистеръ Веггъ повторилъ: "потаенныхъ кладовъ", и опять толкнулъ деревяшкой своего товарища.
   "Одинъ изъ богатѣйшихъ тайниковъ мистера Дансера былъ открытъ въ навозной кучѣ, въ коровникѣ; сумма безъ малаго въ двѣ тысячи пятьсотъ фунтовъ заключалась въ этой богатой грудѣ удобренія; а въ старой курткѣ, тщательно увязанной и крѣпко приколоченной гвоздями въ ясляхъ, найдено болѣе пяти сотъ фунтовъ банковыми билетами и золотомъ".
   Тутъ деревянная нога мистера Вегга рванулась впередъ и начала медленно приподниматься въ то время, какъ онъ продолжалъ чтеніе.
   "Открыто нѣсколько чашекъ, наполненныхъ гинеями и полугинеями, да кромѣ того, при обыскѣ разныхъ угловъ дома, найдены пачки банковыхъ билетовъ. Нѣкоторыя изъ нихъ были засунуты въ щели по стѣнамъ".
   Тугъ мистеръ Винасъ посмотрѣлъ на стѣны.
   "Узелки были спрятаны подъ подушками и чахлами стульевъ".
   Тутъ мистеръ Винасъ посмотрѣлъ подъ себя на скамейку.
   "Нѣкоторые укромно лежали за комодами. Банковые билеты на сумму въ шесть сотъ фунтовъ найдены тщательно сложенными внутри стараго чайника. Въ конюшнѣ капитанъ нашелъ кружки, наполненныя старыми долларами и шиллингами. Труба тоже не оставалась безъ обыска и хорошо вознаградила за хлопоты, потому что въ девятнадцати разныхъ углубленіяхъ, наполненныхъ сажей, найдены разныя суммы денегъ болѣе чѣмъ на двѣсти фунтовъ".
   Деревяшка мистера Вегга постепенна поднималась все выше и выше, а самъ онъ опирался своимъ противоположнымъ локтемъ въ мистера Виниса все сильнѣе и сильнѣе, пока, наконецъ сохраненіе его баланса стало несовмѣстимо съ этими двумя дѣйствіями, и онъ, опрокинувшись на этого джентльмена, придавилъ его къ краю скамейки. Ни тотъ, ни другой изъ нихъ, въ продолженіе нѣсколькихъ секундъ, не сдѣлалъ ни малѣйшаго усилія, чтобъ оправиться, и оба оставались какъ бы въ какомъ-то обморокѣ.
   Но видъ мистера Боффина, сидѣвшаго въ креслѣ, въ съежившемся положеніи, съ глазами прикованными къ камину, подѣйствовалъ на нихъ, какъ крѣпительное средство. Прикинувшись чихающимъ для возстановленія своего положенія, мистеръ Веггъ, съ спазмодическихъ "чхи!", вскинулъ себя и мистера Биниса вверхъ самымъ мастерскимъ образомъ.
   -- Читайте-ка дальше,-- сказалъ мистеръ Винасъ съ жа шестью.
   -- Слѣдующій будетъ Джонъ Элюсъ, сэръ. Угодно послушать про Джона Элюса?
   -- Ладно!-- сказалъ мистеръ Боффинъ.-- Послушаемъ, что дѣлалъ Джонъ.
   Тотъ, повидимому, ничего не пряталъ, и потому чтеніе было скучновато. По примѣрная леди, по имени Вилькоксъ, затаившая баночку изъ-подъ пикулей съ золотомъ и серебромь въ футлярѣ стѣнныхъ часовъ, жестянку, наполненною драгоцѣнностями въ уголку подъ лѣстницей и нѣкоторое количество денегъ въ старой мышеловкѣ, оживила интересъ. За нею послѣдовала другая женщина, выдававшая себя за нищую и оставившая послѣ себя богатство, завернутое въ лоскуточки бумаги и въ старыя тряпки. За ней еще женщина, торговка яблоками, скопившая состояніе въ десять тысячъ фунтовъ, спрятанныхъ тутъ и тамъ въ щеляхъ и углахъ, за кирпичами и подъ поломъ. За нею однінъ французскій джентльменъ, засунувшій въ трубу, къ значительному ослабленію ея тяги, кожаный чемоданъ, содержащій двадцать тысячъ франковъ золотомъ и серебромъ, съ большимъ количествомъ драгоцѣнныхъ камней, какъ было открыто трубочистомъ послѣ его смерти. Такимъ образомъ, мистеръ Веггъ дошелъ до заключительнагои примѣра человѣка-сороки.
   "Много лѣтъ тому назадъ жила въ Кембриджѣ скаредная старая чета по имени Джардинъ. У нея было два сына; отецъ былъ совершенный скряга, и послѣ его смерти найдена цѣлая тысяча гиней, запрятанная въ его постели. Оба сына выросли такими же скрягами, какъ и отецъ. Когда они достигли почти двадцать лѣтъ отъ роду, то начали въ Кембриджѣ торговлю суконными товарами и продолжали ее до своей смерти. Лавка гг. Джардинъ была самая грязная въ Кембриджѣ. Покупщики рѣдко появлялись въ ней, и заходили только, можетъ-статься, изъ любопытства. Братья казались на видъ людьми самыми неопрятными и хотя были окружены щегольскими нарядами, составлявшими предметъ ихъ торговли, однакоже, сами носили отвратительнѣйшія лохмотья. Разсказываютъ, что у нихъ даже и кроватей не было, и они, для избѣжанія расходовъ на покупку ихъ, всегда спали на кинахъ оберточнаго холста подъ прилавкомъ. Въ своемъ домашнемъ хозяйствѣ они были скупы до крайности. Кусокъ говядины не украшалъ ихъ стола въ теченіе двадцати лѣтъ. Когда одинъ изъ братьевъ умеръ, то другой, къ немалому своему удивленію, нашелъ большія суммы денегъ, которыя были утаены даже отъ него самого".
   -- Каково!-- воскликнулъ мистеръ Боффинъ.-- Даже отъ него самого, видите! Ихъ было только двое, а все-таки одинъ утаилъ отъ другого.
   Мистеръ Винасъ, съ минуты своего знакомства съ французамъ джентльменомъ, сидѣвшій въ наклонномъ положеніи и вглядывавшійся въ трубу, невольно обратилъ вниманіе на послѣднее выраженіе и осмѣлился повторить его.
   -- Какъ это вамъ нравится?-- спросилъ мистеръ Боффина вдругъ повернувшись.
   -- Что въ изволили сказать, сэръ?
   -- Нравится вамъ, что читалъ Веггъ?
   Мистеръ Винасъ отвѣчалъ, что находитъ это въ высшей степени интереснымъ.
   -- Приходите опять,-- сказалъ мистеръ Боффинъ,-- и послушайте что-нибудь еще. Приходите когда угодно; приходите послѣзавтра, получасикомъ раньше. Тутъ еще много; имъ конца нѣтъ.
   Мистеръ Винасъ выразилъ благодарность и принялъ приглашеніе.
   -- Удивительно, сколько вещей припрятывалось то въ одно, то въ другое время,-- сказалъ мистерръ Боффинъ задумчиво:-- точно что удивительно.
   -- Вы хотите сказать, сэръ,-- замѣтилъ Веггъ съ ублажающимъ выраженіемъ лица, чтобы вызвать его на объясненіе, и снова толкнулъ деревяшкой своего друга и брата:-- по части денегъ?
   -- Денегъ,-- сказалъ Боффинъ.-- Да! И бумагъ.
   Мистеръ Веггъ, въ порывѣ восторга, опять завалился на мистера Винаса и опять оправился, замаскировавъ свои душевныя волненія чиханьемъ.
   -- Чхи! Вы говорите по части бумагъ тоже, сэръ? Бумаги припрятывались, сэръ?
   -- Припрятывались и забывались, -- сказалъ мистеръ пуффинъ.-- Книгопродавецъ, который продалъ мнѣ Музей Чудесъ... Гдѣ Музей Чудесъ?
   Онъ мгновенно опустился на колѣни и съ нетерпѣніемъ началъ рыться между книгами.
   -- Не могу ли я подсобить вамъ, сэръ?-- спросилъ Веггъ.
   -- Нѣтъ, я уже нашелъ; вотъ онъ,-- сказалъ мистеръ Боффинъ, стирая пыль съ книги рукавомъ своего фрака.-- Томъ четвертый. Я помню, что книгопродавецъ читалъ мнѣ про это въ четвертомъ томѣ. Поищите-ка, Веггъ.
   Сила взялъ книгу и началъ перевертывать листы.-- Замѣчательная окаменѣлость, сэръ?
   -- Нѣтъ, не то,-- сказалъ мистеръ Боффинъ.-- Нѣтъ, не окаменѣлость.
   -- Записки генерала Джона Рида, обыкновенно называемаго Блуждающимъ Огнемъ, сэръ? Съ портретомъ.
   -- Нѣтъ, не онъ,-- сказалъ мистеръ Боффинъ.
   -- Замѣчательный случай съ человѣкомъ, проглотившемъ крову, сэръ?
   -- Чтобы спрятать ее?-- спросилъ мистеръ Боффинъ.
   -- Нѣтъ, сэръ,-- отвѣчалъ Веггъ справляясь съ текстомъ,-- повидимому, это произошло случайно... А вотъ, что оно должно быть. Необыкновенное открытіе духовнаго завѣщанія, пропадавшаго двадцать одинъ годъ.
   -- Это оно!-- воскликнулъ мистеръ Боффинъ.-- Прочитайте.
   "Чрезвычайно любопытное дѣло", читалъ Сила Веггъ вслухъ, "разсматривалось въ послѣднемъ Мерибороскомъ ассизномъ судѣ въ Ирландіи. Оно въ короткихъ словахъ заключалось въ слѣдующемъ: Робертъ Балдвинъ, въ мартѣ 1782 года, написалъ духовное завѣщаніе, въ которомъ назначалъ земли, о коихъ идетъ теперь дѣло, дѣтямъ своего младшаго сына. Вскорѣ послѣ онъ лишился умственныхъ способностей, сдѣлался совершенно, какъ ребенокъ, и умеръ восьмидесяти слишкомъ лѣтъ отъ роду. Отвѣтчикъ, старшій сынъ, тотчасъ же послѣ объявилъ, что отецъ его уничтожилъ завѣщаніе, и такъ какъ никакого завѣщанія не было найдено, то онъ и вступилъ во владѣніе сказанными землями. Въ такомъ положеніи оставалось дѣло въ теченіе двадцати одного года, и въ это долгое время вся фамилія полагала, что отецъ умеръ безъ завѣщанія. Но чрезъ двадцать одинъ годъ жена отвѣтчика померла, и онъ вскорѣ потомъ на семьдесятъ восьмомъ году женился на очень молодой женщинѣ, что причинило нѣкоторое огорченіе двумъ его сыновьямъ; они такъ колко выражали это чувство своему отцу, что раздражили его, и онъ, въ гнѣвѣ, сдѣлалъ духовную, которою лишалъ наслѣдства своего старшаго сына, и въ сердцахъ показалъ ее своему второму сыну. Послѣдній тотчасъ же рѣшился завладѣть ею и уничтожить ее, дабы сохранить наслѣдство своему брату. Съ этою цѣлью онъ взломалъ отцовскую конторку и нашелъ въ ней не завѣщаніе отца, котораго искалъ, а завѣщаніе дѣда, совершенно забытое всею фамиліей".
   -- Вотъ,-- сказалъ мистеръ Боффинъ.-- Смотрите, что люди припрятываютъ и забываютъ, или что намѣреваются уничтожить и не уничтожаютъ!-- Потомъ онъ медленнымъ тономъ прибавилъ:-- У-ди-ви-тельно!-- и обвелъ глазами вокругъ всей комнаты. Веггъ и Винасъ тоже обвели глазами вокругъ всей комнаты. За этимъ Веггъ установилъ свои глаза на мистерѣ Боффинѣ, снова смотрѣвшемъ на каминъ, и какъ будто сбирался броситься на мистера Боффина и потребовать или то, о чемъ онъ думаетъ, или его жизнь.
   -- Однакоже, на нынѣшній вечеръ довольно, -- сказалъ мистеръ Боффинъ, махнувъ рукой послѣ нѣкотораго молчанія, -- послѣзавтра еще почитаемъ. Разставьте книги на полки, Веггъ. Я увѣренъ, мистеръ Винасъ будетъ столько добръ, что поможетъ вамъ.
   Говоря это, онъ засунулъ свою руку за пазуху своей верхней одежды и началъ вытаскивать оттуда какой-то предметъ, повидимому, такой большой, что нелегко можно было вынуть его. Каково же было изумленіе товарищей содружескаго подвига, когда предметъ этотъ, наконецъ, появился и оказался сильно обветшавшимъ потаеннымъ фонаремъ!
   Нисколько не замѣчая эффекта, произведеннаго этимъ небольшимъ орудіемъ, мистеръ Боффинъ поставилъ его на свое колѣно, и доставъ коробочку со спичками, неторопливо зажегъ въ фонарѣ свѣчку, задулъ пылавшую спичку и бросилъ ея кончикъ въ каминъ,-- Я хочу, Веггъ,-- объявилъ онъ потомъ,-- осмотрѣть все мѣсто и обойти вокругъ всего двора. Вы мнѣ при этомъ не нужны. Я съ этимъ фонарикомъ дѣлалъ сотни тысячъ подобныхъ осмотровъ въ былое время.
   -- Но я не могу подумать, сэръ, ни подъ какимъ видомъ не могу,-- началъ было Веггъ учтиво, какъ мистеръ Боффинъ, въ эту минуту уже вставшій и направляющійся къ двери, остановился.
   -- Я уже сказалъ вамъ, что вы мнѣ не нужны, Веггъ.
   Веггъ, казалось, глубоко задумался. Ему ничего больше не сставалось какъ выпустить мистера Боффина и затворить за нимъ дверь. Но едва только тотъ очутился по другую сторону ея, какъ Веггъ схватилъ обѣими руками Винаса и сказалъ ему задыхающимся шопотомъ, точно какъ будто собирался задушить его:
   -- Мистеръ Винасъ, мы должны слѣдить за нимъ, мы должны караулить его, мы должны не выпускать его изъ виду ни на минуту.
   -- Почему же должны?-- спросилъ Винасъ, тоже задыхаясь.
   -- Товарищъ, вы, можетъ быть замѣтили, что я былъ взволнованъ, когда вы вошли сегодня вечеромъ? Я нашелъ кое-что.
   -- Что такое нашли вы?-- спросилъ Винасъ, хватая его обѣими руками, такъ что они сцѣпились, какъ два враждующіе гладіатора.
   -- Теперь не время разсказывать. Мнѣ думается, что онъ пошелъ взглянуть, все ли на мѣстѣ. Мы должны тотчасъ же посмотрѣть за нимъ.
   Отпустивъ другъ друга, они подползли къ двери, тихо отворили ее и выглянули. Ночь была облачная; темныя тѣни насыпей лѣта ли темный дворъ еще темнѣе.
   -- Еслибъ онъ не былъ записной пройдоха,-- шепнулъ Веггъ,-- то зачѣмъ бы ему потайной фонарь? Еслибъ у него былъ открытый фонарь, мы бы увидѣли, что онъ дѣлаетъ. Тише, идите сюда.
   Осторожно по дорожкѣ, по обѣ стороны которой лежали остатки битой каменной посуды, товарищи пошли за нимъ украдкой. Они могли слышать его по особенной его походкѣ, какъ онъ шелъ, давя сыпучій мусоръ.
   -- Онъ знаетъ всѣ мѣста наизусть,-- бормоталъ Сила,-- и ему не зачѣмъ открывать свой фонарь, чтобы чортъ его побралъ!
   Но мистеръ Боффинъ почти въ этотъ же моментъ открылъ фонарь и бросилъ свѣтъ на первую насыпь.
   -- Это то самое мѣсто?-- спросилъ Винасъ шопотомъ.
   -- Онъ близокъ къ нему,-- сказалъ Сила тоже шопотамъ.-- Онъ очень близокъ къ нему. Вотъ онъ возлѣ. Мнѣ кажется, онъ идетъ посмотрѣть, все ли цѣло. Что такое у него въ рукѣ?
   -- Заступъ,-- отвѣчалъ Винасъ.-- А вѣдь онъ умѣетъ управлять имъ, помните это, въ пятьдесятъ разъ лучше, чѣмъ мы съ вами.
   -- Если онъ посмотритъ и хватится, товарищъ, -- говоритъ Веггъ,-- что станемъ мы дѣлать?
   -- Прежде всего посмотримъ, что онъ станетъ дѣлать,-- сказалъ Винасъ.
   Совѣтъ благоразумный, потому что онъ опять закрылъ фонарь, и насыпь потемнѣла. Чрезъ нѣсколько секундъ онъ еще разъ показалъ свѣтъ, и они увидѣли его у подошвы второй насыпи; онъ поднималъ фонарь понемногу, пока не отнесъ его на длину своей руки, какъ будто бы разсматривая въ какомъ состояніи находилась поверхность насыпи.
   -- То ли это мѣсто?-- спросилъ Винасъ.
   -- Нѣтъ,-- сказалъ Веггъ,-- онъ удаляется отъ него.
   -- Мнѣ кажется,-- шепнулъ Винасъ,-- что онъ желаетъ удостовѣриться, не разрыта ли которая изъ насыпей -- Тсъ!-- отозвался Веггъ,-- онъ все идетъ дальше. Теперь совсѣмъ отошелъ!
   Это восклицаніе объяснилось тѣмъ, что Боффинъ закрылъ свой фонарь. Мистеръ Винасъ шелъ впереди, буксируя мистера Вегга, къ третьей насыпи.
   -- Смотрите, онъ взбирается на нее!-- сказалъ Винасъ.
   -- Съ заступомъ и со всѣмъ!-- сказалъ Веггъ.
   Мелкою рысью, какъ будто бы за-ступь на плечѣ подгонялъ его напоминаньемъ старыхъ его занятій, мистеръ Боффинъ взошелъ по извилистой дорожкѣ на насыпь, которую онъ описывалъ Силѣ Веггу въ день ихъ приступа къ Разрушенію и Упадку. Достигнувъ вершины насыпи, онъ закрылъ фонарь. Оба товарища послѣдовали за нимъ, согнувшись какъ можно ниже, чтобы фигуры ихъ не могли выставиться рельефомъ на небѣ, еслибъ онъ опять открылъ фонарь. Мистеръ Винасъ шелъ впереди, буксирую мистера Вегга, дабы имѣть возможность тотчасъ же вытащить его строптивую ногу изъ всякой шахты, какую она изрыла бы для себя. Они замѣтили, что Золотой Мусорщикъ остановился перевесть дыханіе, и, конечно, тотчасъ же сами остановились.
   -- Это его собственная насыпь,-- шепнулъ Веггъ, когда могъ вздохнуть свободно:-- вотъ эта.
   -- Да вѣдь всѣ три его собственныя,-- отозвался Винасъ.
   -- Такъ онъ думаетъ; но эту онъ привыкъ называть своею собственною, потому что она прежде другихъ оставлена ему; она уже была ему завѣщана, какъ онъ забралъ и остальныя по завѣщанію.
   -- Когда онъ опять откроетъ огонь, -- сказалъ Винасъ, не спускавшій глазъ во все время съ его темной фигуры, -- то вы нагнитесь пониже и держитесь поближе ко мнѣ.
   Онъ снова пошелъ, и они снова послѣдовали за нимъ. Достигнувъ верхушки насыпи, онъ открылъ свой фонарь, но не вполнѣ, и поставилъ его на земь. Голый, обтесанный съ одной стороны, избитый непогодой шестъ былъ установленъ тамъ въ мусорѣ, и уже стоялъ многіе годы. У этого шеста стоялъ его фонарь, освѣщая пространство мусорной поверхности вокругъ, и отбрасывая безъ всякой надобности маленькую полоску свѣта въ воздухѣ
   -- Не можетъ быть, чтобъ онъ задумалъ вырывать шестъ,-- шепнулъ Винасъ въ то время, какъ они низко пригнулись и прижались.
   -- Можетъ быть въ шестѣ-то дупло, и онъ набитъ чѣмъ-нибудь,-- шепнулъ Веггъ.
   Мистеръ Боффинъ готовился копать; онъ засучилъ обшлага, поплевалъ на руки и приступилъ къ работѣ съ ловкостью стариннаго землекопа. Намѣреній относительно шеста у него не было никакихъ, кромѣ того, что онъ отмѣрилъ отъ него пространство земли на длину заступа прежде, чѣмъ началъ рыть, ню намѣреніи рыть глубоко у него не было Дюжины ударовъ заступомъ или около этого было достаточно. Потомъ онъ остановился, посмотрѣлъ въ углубленіе, наклонился надъ нимъ и досталъ изъ него что-то, повидимому, обыкновенную бутылку, приземистую, высокоплечую, короткошейную стеклянную бутылку, въ которой, говорятъ, голландецъ держитъ свою храбростьСдѣлавъ это, онъ закрылъ свой фонарь, и они услышали, какъ онъ темнотѣ заваливалъ яму. Такъ какъ мусоръ легко поддавался его искусной рукѣ, то они и сочли за благо убраться заблаговременно. Согласно съ этимъ мистеръ Винасъ шмыгнулъ мимо мистера Вегга и потянулъ его на буксирѣ внизъ Но спускъ мистера Вегга не совершился безъ личнаго для него неудобства, потому что его своенравная нога застряла на полпути въ мусорѣ, такъ что мистеръ Винасъ, за недостаткомъ времени, взялъ на себя смѣлость вытащить его изъ затрудненія за шиворотъ и проволочить всю остальную часть пути въ лежачемъ положеніи навзничь при чемъ голова его запуталась въ фалдахъ его верхней одежды, а деревяшка поволоклась сзади, будто какой-нибудь рычагъ. Мистеръ Веггъ до того былъ отуманенъ такого рода путешествіемъ, что, установившись на ровной почвѣ своими умственными способностями вверхъ, онъ рѣшительно не умѣлъ сознать своего направленія и не отдавалъ себѣ ни малѣйшаго отчета въ томъ, гдѣ находилась его резиденція, пока мистеръ Виласъ не ннихнулъ его въ двери. Даже и тутъ онъ повертывался изъ стороны въ сторону, безсознательно озираясь, пока мистеръ Винасъ жесткою щеткой не втеръ въ него память и не стеръ съ него пыль.
   Мистеръ Боффинъ возвратился не спѣша, такъ что щеточный процессъ успѣлъ совсѣмъ окончиться, и мистеръ Винасъ успѣлъ отдохнуть, прежде чѣмъ онъ появился. Что бутылка находилась гдѣ-нибудь при немъ, въ этомъ нельзя было сомнѣваться; ни гдѣ именно, не было замѣтно. Онъ былъ одѣтъ въ большой толстый сюртукъ, застегнутый до верху, и она могла находиться въ которомъ-нибудь изъ полудюжины его кармановъ.
   -- Что случилось, Веггъ?-- сказалъ мистеръ Боффинъ.-- Вы блѣдны, какъ свѣчка.
   Мистеръ Веггъ отвѣчалъ съ буквальною точностью, что онъ чувствовалъ, что его какъ будто перевернуло.
   -- Желчь,-- сказалъ мистеръ Боффинъ задувая фонарь, закрывая его и запихивая въ боковой карманъ сюртука на прежнее мѣсто. Вы страдаете желчью, Веггъ?
   Веггъ опять отвѣчалъ, строго согласуясь съ истиной, что, по его мнѣнію онъ еще никогда не имѣлъ подобнаго ощущенія въ своей головѣ, ничего въ подобной степени.
   -- Завтра примите слабительное, Веггъ, -- сказалъ мистеръ Боффинъ,-- чтобы совершенно оправиться къ слѣдующему вечеру. Кстати, эти мѣста скоро лишатся кое-чего, Веггъ.
   -- Лишатся, сэръ?
   -- Лишатся своихъ насыпей.
   Товарищи по дружескому подвигу сдѣлали такое очевидное усиліе не взглянуть другъ на друга, что лучше было бы имъ вытаращить одинъ и а другого глаза изо всей мочи.
   -- Вы разстаетесь съ ними, мистеръ Боффинъ?-- спросилъ Сила.
   -- Да, онѣ отходятъ отъ меня. А моя собственная уже все равно, что отошла.
   -- Вы это говорите о той, что меньше всѣхъ трехъ, что съ шестомъ на верху, сэръ?
   -- Да,-- сказалъ мистеръ Боффинъ, почесывая себѣ ухо по привычкѣ, съ добавленіемъ къ ней новаго оттѣнка хитрости.-- Она выручила денежку. Завтра ее свозить начнутъ.
   -- Вы, стало быть, ходили проститься съ вашимъ старымъ другомъ, сэръ?-- спросилъ Сила шутливо.
   -- Что такое?-- сказалъ мистеръ Боффинъ.-- Кой чортъ втемяшилъ вамъ это въ голову.
   Онъ сказалъ это такъ неожиданно и такъ грубо, что Веггъ, подвигавшійся все ближе и ближе къ его фалдамъ и готовившій свою руку въ экспедицію для изслѣдованія поверхности бутылки, отодвинулся отъ него шага на два или на три.
   -- Извините, сэръ, -- сказалъ Веггъ съ покорностью.-- Извините.
   Мистеръ Боффинъ посмотрѣлъ на него какъ собака смотритъ на другую собаку, которая хочетъ вырвать у нея кость, и, дѣйствительно, зарычалъ на него, какъ бы и собака зарычала.
   -- Доброй ночи,-- сказалъ онъ послѣ нѣкотораго угрюмаго молчанія, закинувъ руки назадъ и подозрительно осматривая Вегга.-- Нѣтъ, останьтесь здѣсь. Я знаю дорогу, и огня мнѣ не нужно.
   Скупость и вечернія легенды о скупости, и воспалительное вліяніе всего того, что онъ видѣлъ, и можетъ статься приливъ его злокачественной крови къ мозгу при спускѣ съ насыпи, настроили ненасытимый аппетитъ Силы Вегга до такой высоты, что, когда дверь затворилась, онъ кинулся къ ней и потащилъ за собой Винаса.
   -- Его нельзя пускать,-- воскликнулъ Веггъ.-- Мы не должны пускать его. У него бутылка. Намъ нужно имѣть эту бутылку.
   -- Неужели вы хотите отнять ее силой?-- сказалъ Винасъ, сдерживая его.
   -- Хочу ли? Да, хочу. Я отниму ее какою бы то ни было силой, во что бы то ни стало. Или вы такъ боитесь этого старика, что дадите ему уйти, трусъ вы этакой?
   -- Я васъ боюсь, и вамъ не дамъ уйти,-- пробормоталъ Винасъ твердымъ голосомъ, схвативъ его обѣими руками.
   -- Слышали вы, что онъ сказалъ?-- спросилъ Веггъ.-- Слышали вы, какъ онъ сказалъ, что хочетъ оставить насъ въ дуракахъ? Слышали вы, какъ онъ сказалъ, трусливый песъ вы этакой, что онъ намѣренъ распорядиться свозкою насыпей, причемъ ужъ, конечно, весь дворъ будетъ обшаренъ? Если у васъ нѣтъ мышиной отваги защитить свои права, такъ у меня есть. Пустите меня за нимъ.
   Въ то время, какъ онъ сильно порывался исполнить свое намѣреніе, мистеръ Винасъ счелъ за нужное приподнять его, повалить его и навалиться на него, ибо зналъ, что положенный на полъ, онъ нелегко встанетъ на своей деревяшкѣ. Оба они покатились по полу; а въ то время, какъ они валялись на немъ, мистеръ Боффинъ затворялъ ворота.
   

VII. Дружеское предпріятіе упрочивается.

   Товарищи дружескаго предпріятія сидѣли на полу выпрямившись, отдуваясь и осматривая другъ друга, послѣ того какъ мистеръ Боффинъ, хлопнувъ воротами, ушелъ. Въ слабыхъ глазкахъ Винаса и въ каждомъ красноватомъ пыльно-цвѣтномъ волоскѣ его взъерошенной головы проглядывало явное недовѣріе къ Веггу и готовность вцѣншься въ него, еслибы малѣйшее обстоятельство потребовало того. Въ грубомъ лицѣ Вегга и во всей его коренастой фигурѣ (онъ походилъ на нѣмецкую деревянную игрушку) выражалось политичное примиреніе, въ которомъ не было искренности. Оба они были красны, взволнованы и помяты отъ недавней схватки, а Веггъ, кромѣ того, падая на земь, ударился до одури затылкомъ объ полъ, что заставило его потирать себѣ голову съ такимъ видомъ, какъ будто бы онъ былъ въ высшей степени, и притомъ непріятно, удивленъ. Тотъ и другой хранили молчаніе въ продолженіе нѣкотораго времени, предоставляя одинъ другому начать разговоръ.
   -- Братъ,-- сказалъ Веггъ, наконецъ, прерывая молчаніе;-- вы правы, а я виноватъ. Я забылся.
   Мистеръ Винасъ, выразительно встряхнулъ волосами, какъ бы скорѣй думая, что мистеръ Веггъ не забылся, а вспомнилъ себя, явившись въ своемъ настоящемъ видѣ.
   -- Но, товарищъ,-- продолжалъ Веггъ,-- вы въ жизни никогда не знавали миссъ Елизавету, мастера Джорджа, тетушку Джснь и дядюшку Паркера.
   Мистеръ Винасъ согласился, что онъ никогда не знавалъ этихъ важныхъ особъ и прибавилъ, что и не желаетъ имѣть чести быть съ ними знакомымъ.
   -- Не говорите этого, товарищъ,-- возразилъ Веггъ.-- Нѣтъ, не говорите этого! Какъ вы съ ними незнакомы, то вы и понять не можете, какъ можно придти въ бѣшенство при видѣ похитителя.
   Предлагая эти оправдательныя слова, какъ будто бы они дѣлали ему великую честь, мистеръ Веггъ передвинулся на рукахъ къ стулу, стоявшему въ углу комнаты, и тамъ послѣ разныхъ неуклюжихъ прыжковъ сталъ въ перпендикулярное положеніе. Мистеръ Винасъ тоже поднялся.
   -- Товарищъ,-- сказалъ Веггъ,-- присядьте. Товарищъ, какое выразительное лицо у васъ!
   Мистеръ Винасъ невольно погладилъ себя по лицу и посмотрѣлъ себѣ на руку, какъ бы освѣдомляясь, не сплозло ли съ его лица выразительное свойство.
   -- Потому что я хорошо знаю, замѣтьте это, -- продолжая ь Веггъ, отмѣчая свои слова указательнымъ пальцемъ, -- хорошо знаю, какой дѣлаютъ мнѣ вопросъ ваши выразительныя черты.
   -- Какой вопросъ?-- сказалъ Винасъ.
   -- Вопросъ,-- отвѣчалъ Веггъ съ нѣкоторою веселою привѣтливостью,-- зачѣмъ я не упомянулъ раньше о томъ, что я нашелъ кое-что. Ваше выразительное лицо говоритъ мнѣ: "Зачѣмъ вы не сообщили мнѣ этого, когда я только что вошелъ сюда? Зачѣмъ бы утаили это, пока не подумали, что мистеръ Боффинъ пріѣхалъ посмотрѣть, все ли цѣло?" Ваше выразительное лицо,-- продолжалъ Веггъ,-- говоритъ это яснѣе словъ. А вотъ на моемъ лицѣ можете ли вы прочитать отвѣтъ, который я готовъ дать вамъ?
   -- Нѣтъ, не могу,-- сказалъ Винасъ.
   -- Я такъ и зналъ! А почему нѣтъ?-- спросилъ Веггъ съ тою же веселою откровенностью:-- потому что я не претендую на выразительность лица. Потому что хорошо знаю свои недостатки. Не всѣ люди одарены одинаково. По я могу отвѣчать словами. Какими же словами? Вотъ какими: я хотѣлъ сдѣлать вамъ пріятный суи при-изъ!
   Растянувъ такимъ образомъ съ повышеніемъ голоса слово сюрпризъ, мистеръ Веггъ потрясъ своего друга и брата за обѣ руки, и потомъ хлопнулъ ему по обоимъ колѣнамъ, какъ великодушный благодѣтель, который проситъ не упоминать о небольшомъ одолженіи, которое онъ, по своему счастливому положенію, могъ оказать ему.
   -- Ваше выразительное лицо,-- сказалъ Веггъ,-- послѣ этого спрашиваетъ только: "что вы нашли?" Повѣрьте, я такъ и слышу это.
   -- Что же?-- спросилъ открыто Винасъ, напрасно подождавъ немного -- Если такъ слышите, зачѣмъ же не отвѣчаете?
   -- Выслушайте меня!-- сказалъ Веггъ.Я къ тому и иду. Вк слушайте! Человѣкъ и братъ, товарищъ но чувству и по дѣйствію, я нашелъ шкатулку.
   -- Гдѣ?
   -- Выслушайте меня!-- сказалъ Веггъ... (Онъ старался всячески попридержать, что было можно, и если ужъ необходимо было высказаться въ чемъ-нибудь то онъ прорывался лучезарно торопливымъ: "выслушайте меня.") Въ одинъ день, сэръ...
   -- Когда?-- сказалъ Винасъ отрывисто.
   -- Нѣ-ѣ-тѣ,-- отозвался Веггъ, тряся своею головой наблюди тельно, выразительно и шутливо въ одно и то же время. Нѣтъ, сэръ! Это ужъ не ваше выразительное лицо задаетъ такой вопросъ. Это вашъ голосъ спрашиваетъ; просто голосъ. Но стану продолжать. Въ одинъ день, сэръ, мнѣ случилось ходить но двору, дѣлать обходъ, потому что, говоря словами друга нашей фамиліи, автора стихотворенія: "Все благополучно" {Въ англійской арміи часовые по ночамъ перекликаются словами: alls' well! (all is well). Все благополучно! Это то же, что наше: слушай!}, аранжированнаго для дуэта.
   
   Погасли, какъ вы помните, мистеръ Винасъ, мѣсяца лучи
   Одинъ при блескѣ, вы отгадаете, прежде чѣмъ я скажу, звѣздъ въ ночи
   На батареѣ иль на башнѣ боевой
   Обходитъ рундомъ часовой,
   Обходитъ часовой.
   
   -- при такихъ обстоятельствахъ, сэръ, мнѣ пришлось дѣлать обходъ, разъ, около вечера, какъ вдругъ моя желѣзная палка, которою я привыкъ разнообразить по временамъ свою ученую жизнь, ударилась въ какой-то предметъ, названіемъ коего я не считаю за необходимость безпокоить вашъ умъ.-- Однакоже, это необходимо. Въ какой предметъ?-- спросилъ Винасъ сердитымъ голосомъ.
   -- Выслушайте меня!-- сказалъ Веггъ.-- Въ насосъ. Когда палка ударилась въ насосъ, я нашелъ, что онъ былъ не только не заколоченъ, но даже имѣлъ подъемную крышку, подъ которою что-то гремѣло. Это что-то, товарищъ, оказалось маленькою, плоскою, продолговатою шкатулкой. Говорить-ли, что она была досаднѣйшимъ образомъ легка?
   -- Въ ней лежали бумаги,-- сказалъ Винасъ.
   -- Ну, вотъ теперь ваше выразительное лицо дѣйствительно заговорило,-- воскликнулъ Винасъ.-- Въ немъ лежала одна бумага. Шкатулка была заперта, завязана и запечатана, а наверху находился пергаментный лоскутокъ съ надписью: Мое духовное завѣщаніе. Джонъ Гармонъ. На время здѣсь положенное.
   -- Намъ нужно знать его содержаніе,-- сказалъ Винасъ.
   -- Выслушайте меня!-- воскликнулъ Веггъ.-- Я сказалъ то жз самое и взломалъ шкатулку.
   -- Не побывавъ у меня!-- воскликнулъ Винасъ.
   -- Точно такъ, сэръ!-- отвѣчалъ Веггъ ласково и мягко.-- Я вижу шутка моя удалась. Слушайте, слушайте! Я рѣшился, какъ вашъ разборчивый, здравый смыслъ легко видитъ, затѣвая для насъ суп-при-изъ, сдѣлать это такъ, чтобы онъ удался вполнѣ! Прекрасно, сэръ. Такимъ образомъ, бывъ почтенъ вашею предупредительностью, я разсмотрѣлъ документъ. Онъ законно составленъ, законно засвидѣтельствованъ и очень кратокъ. Такъ какъ у него, Джона Гармона, никогда не было друзей, и онъ постоянно ссорился съ своимъ семействомъ, то онъ и отдаетъ Никодиму Боффину маленькою насыпь, которой для него совершенно достаточно; остальное же свое имущество предоставляетъ коронѣ.
   -- Нужно бы взглянуть на духовное завѣщаніе, которое уже припечено въ исполненіе,-- замѣтилъ Винасъ -- Можетъ статься, оно писано позднѣе этого.
   -- Выслушайте меня!-- воскликнулъ Веггъ.-- И я тоже самое сказалъ. Я заплатилъ шиллингъ (забудьте о шести пенсахъ, которые мнѣ съ васъ приходятся), чтобы справиться съ тѣмъ духовнымъ завѣщаніемъ. Братъ, то духовное завѣщаніе писало нѣсколькими мѣсяцами ранѣе этого. Теперь, какъ ближній и какъ товарищъ по дружескому предпріятію, -- добавилъ Веггъ, благосклонно взявъ его опять за обѣ руки и хлопнувъ ему по обоимъ колѣнамъ,-- скажите, исполнилъ ли я дѣло любви къ вашему совершенному удовольствію, и не отличный ли это суп-при-изъ?
   Мистеръ Винасъ осмотрѣлъ своею собрата и товарища мнительными глазами и потомъ сказалъ съ жесткостью:
   -- Извѣстіе, дѣйствительно, важное, мистеръ Веггъ. Отвергнуть этого нельзя. По я могъ бы желать, чтобы вы объявили мнѣ объ этомъ прежде вашего нынѣшняго испуга, и я могъ бы желать, чтобы вы спросили меня, своего товарища, какъ намъ поступить прежде, чѣмъ вы подумали о раздѣленіи отвѣтственности.
   -- Выслушайте меня!-- воскликнулъ Веггъ.-- Я зналъ, что вы скажете это. Но я одинъ перенесъ всѣ волненіи, и я одинъ возьму на себя всю вину!
   Это было сказано съ видомъ величайшаго великодушія.
   -- Довольно,-- сказалъ Винасъ. Посмотримъ на эту духовную и на эту шкатулку.
   -- Такъ ли надо мнѣ понимать, братъ мой,-- сказалъ Веггъ съ значительною неохотой,-- что вы желаете видѣть эту духовную и эту...
   Мистеръ Винасъ ударилъ рукой по столу.
   -- Выслушайте меня!-- сказалъ Веггъ.-- Выслушайте меня! Я схожу и принесу ихъ.
   Промедливъ нѣкоторое время по выходѣ изъ комнаты, какъ будто бы, въ своей алчности онъ долго не могъ рѣшиться представить сокровище своему товарищу, онъ, наконецъ, явился съ старою, кожаною, шляпною коробкой въ которую онъ положилъ шкатулку для устраненія всякихъ подозрѣній.
   -- Мнѣ не хотѣлось бы здѣсь открывать ее,-- сказала Сила тихимъ голосомъ, озираясь:-- онъ можетъ вернуться, онъ, можетъ быть, не ушелъ еще; мы вѣдь не знаемъ, что у него на мысляхъ, послѣ всего, что мы видѣли.
   -- Въ этомъ есть доля правды,-- согласился Винасъ.-- Hoir демте въ мою лавку.
   Опасаясь за цѣлость шкатулки и боясь открыть ее при настоящихъ обстоятельствахъ, Веггъ медлилъ.
   -- Пойдемте, говорю я вамъ, -- повторилъ Винасъ запальчиво,-- въ мою лавку.
   Не видя возможности какъ бы отказаться, мистеръ Веггъ отвѣчалъ съ торопливостью:
   -- Выслушайте меня! Само собою разумѣется, пойдемте.
   Онъ заперъ Павильонъ, и они отправились: мистеръ Винасъ, взявъ его подъ руку, держался за нее съ замѣчательною цѣпкостью.
   Подойдя къ заведенію мистера Винаса они нашли тускло, по обычаю, горящую свѣчу на окнѣ, слабо освѣщавшую для публики давнишнюю пару препарированныхъ лягушекъ, съ рапирами въ рукахъ, все еще не рѣшившихъ своего поединка. Мистеръ Винасъ, вышедши изъ своей лавки, заперъ ее, а теперь отперъ ключомъ, и когда они оба вошли въ нее, заперъ снова, но не прежде, какъ поставивъ въ окно своей лавки ставни и закрѣпивъ ихъ болтами.
   -- Никто теперь не войдетъ сюда, если мы не внести насказалъ онъ потомъ.-- Ужъ укромнѣе быть нельзя.
   Онъ собралъ въ кучу все еще теплую золу въ ржавой каминной рѣшеткѣ, развелъ огонь и оправилъ свѣчу на маленькой конторкѣ. Когда запылавшій огонь началъ разбрасывать то тутъ, то тамъ свой трепещущій свѣтъ по засаленнымъ стѣнамъ,-- индійскій младенецъ, африканскій младенецъ, собранный по суставамъ англійскій младенецъ, ассортиментъ череповъ и все остальное собраніе вдругъ явились на своихъ мѣстахъ, будто бы и они тоже ходили со двора, какъ ихъ хозяинъ, и пунктуально явились на общее сборное мѣсто, чтобы присутствовать при открытіи секрета. Французскій джентльменъ успѣлъ значительно вырости съ тѣхъ поръ, какъ мистеръ Веггъ видѣлъ его въ послѣдній разъ; теперь онъ былъ снабженъ парой ногъ и головой; но рукъ все еще не доставало. Кому бы голова его первоначально не принадлежала, Сила Веггъ счелъ бы за особенное себѣ одолженіе, еслибъ у нея не такъ много прорѣзалось зубовъ.
   Сила молча сѣлъ на деревянный ящикъ предъ каминомъ, а Винасъ, опустившись на свой низенькій стулъ, досталъ изъ-за скелетныхъ рукъ подносъ и чайныя чашки, и поставилъ свой котелокъ на огонь. Сила внутренно одобрялъ всѣ эти приготовленія, надѣясь, что они окончатся разжиженіемъ ума мистера Винаса.
   -- Теперь, сэръ,-- сказалъ Винасъ,-- все безопасно и спокойно. Посмотримъ находку.
   Руками все еще неохотными и не безъ косыхъ взглядовъ на скелетныя руки, какъ бы изъ боязни, что какая-нибудь парочка изъ нихъ вдругъ протянется и сцапаетъ документъ, Веггъ открылъ шляпную коробку, вынулъ шкатулку и, открывъ ее, показалъ духовную. Онъ держалъ ее крѣпко за уголокъ, въ то время какъ Винасъ, взявшись за другой уголокъ, пытливо и внимательно прочитывалъ ее.
   -- Правду ли я вамъ говорилъ, товарищъ?-- сказалъ, наконецъ, мистеръ Веггъ
   -- Все -- совершенная правда,-- сказалъ Винасъ.
   Мистеръ Веггъ за этимъ сдѣлалъ легкое граціозное движеніе, какъ бы собираясь свернуть бумагу; но мистеръ Винасъ не выпускалъ уголка изъ руки.
   Нѣтъ, сэръ,-- сказалъ Винасъ, моргая слабыми глазками и встряхивая головой. Нѣтъ, товарищъ. Теперь представляется вопросъ: кому хранить это? Знаете ли вы, кто станетъ хранить это. товарищъ?
   -- Я стану,-- сказалъ Веггъ.
   -- Ахъ, нѣтъ, товарищъ!возразилъ Винасъ.-- Вы ошибаетесь. Я стану. Послушайте, мистеръ Веггъ. Я не желаю спорить съ вами и еще менѣе того желаю имѣть съ вами какія-либо анатомическія занятія.
   -- Что вы хотите этимъ сказать?-- сказалъ Веггъ торопливо.
   -- Я хочу сказать,-- отвѣчалъ Винасъ медленно,-- что почти невозможно человѣку чувствовать болѣе дружелюбнаго расположенія къ другому человѣку, чѣмъ какое я чувствую къ вамъ въ эту минуту. Но я на своей землѣ окруженъ трофеями моего искусства и владѣю инструментами чрезвычайно ловко.
   -- Что вы хотите сказать, мистеръ Винасъ?-- снова спросилъ Веггъ.
   -- Я окруженъ, какъ я уже замѣтилъ,-- сказалъ мистеръ Винасъ спокойно,-- трофеями моего искусства. Они многочисленны, складъ разныхъ человѣческихъ костей великъ, лавка загромождена порядочно, и у меня теперь нѣтъ большой нужды въ трофеяхъ моего искусство. Но я люблю свое искусство и знаю, какъ прилагать его къ дѣлу.
   -- Лучшаго человѣка для этого найти нельзя,-- согласился Веггъ, съ видомъ какого-то колебанія.
   -- Смѣсь различныхъ человѣческихъ образцовъ,-- сказалъ Винасъ,-- хотя вы объ этомъ и не думаете, хранится въ ящикѣ, на которомъ вы сидите. Смѣсь различныхъ человѣческихъ образцовъ имѣется въ прекрасномъ шкафчикѣ за дверью,-- за этимь Винасъ кивнулъ на французскаго джентльмена.-- Ему недостаетъ пары рукъ. Я не говорю, что тороплюсь добыть для него руки.
   -- Вы какъ будто заговариваетесь, товарищъ,-- представлялъ Сила.
   -- Вы извините меня, если я заговариваюсь,-- отвѣчалъ Винасъ.-- Я иногда подверженъ этому. Я люблю свое искусство и знаю какъ прилагать его къ дѣлу, и рѣшился хранить этотъ документъ у себя.
   -- Но какое же отношеніе имѣетъ это къ вашему искусству, товарищъ?-- спросилъ Веггъ вкрадчивымъ тономъ.
   Мистеръ Винасъ мигнулъ своими хронически-усталыми глазками, обоими заразъ и, прилаживая котелокъ на огнѣ, сказалъ ро себя глухимъ голосомъ:-- Минутки чрезъ двѣ онъ закипитъ.
   Сила Веггъ взглянулъ на котелокъ, взглянулъ на полки, взглянулъ на французскаго джентльмена за дверью и нѣсколько съежился, когда взглянулъ на мистера Винаса, мигающаго своими красными глазками и ощупывающаго въ жилетномъ карманѣ ланцетъ своею не занятою рукой. Онъ и Винасъ сидѣли по необходимости рядомъ, одинъ возлѣ другого, ибо каждый держался за уголокъ документа, который былъ не что иное, какъ обыкновенный листъ бумаги.
   -- Товарищъ,-- сказалъ Веггъ даже болѣе заискивающимъ тономъ, чѣмъ прежде.-- Я предлагаю разрѣзать его на двое, такъ чтобъ у каждаго осталось по половинѣ.
   Винасъ покачалъ головой и отвѣтилъ:
   -- Не годится портить его, товарищъ. Онъ можетъ показаться уничтоженнымъ.
   -- Товарищъ, -- сказалъ Веггъ послѣ нѣкотораго молчанія, въ продолженіе котораго они созерцали другъ друга.-- Ваше выразительное лицо не говоритъ мнѣ, что вы намѣрены предложить какую-нибудь середину въ этомъ дѣлѣ.
   Винасъ встряхнулъ своими взъерошенными волосами и отвѣчалъ:
   -- Товарищъ, вы одинъ разъ утаили отъ меня эту бумагу. Въ другой разъ уже не утаите. Я предлагаю вамъ для храненія шкатулку и надпись; а бумагу я буду хранить у себя.
   Сила помедлилъ еще немного, а потомъ вдругъ, отпустивъ утолокъ и принявъ легкій и веселый тонъ, воскликнулъ:-- Что жизнь безъ довѣрчивости! Что ближній безъ чести! Возьмите его, товарищъ, въ духѣ довѣрія.
   Продолжая мигать своими красными глазками, обоими заразъ, но безъ всякаго проявленія торжества, мистеръ Винасъ сложилъ бумагу, оставшуюся у него въ рукахъ, заперъ ее въ ящикъ позади себя и опустилъ ключъ въ карманъ. Потомъ онъ предложилъ:
   -- Не угодно ли чашку чаю, товарищъ?
   -- На что мистеръ Веггъ отвѣтилъ:-- Съ удовольствіемъ; благодарю васъ, товарищъ.
   И чай былъ сдѣланъ и розлитъ.
   -- Теперь,-- сказалъ Винасъ, раздувая свой чай на блюдечкѣ и смотря чрезъ нрго на своего довѣрчиваго друга,-- является вопросъ", какъ намъ дѣйствовать?
   По этому предмету Сила Веггъ могъ сказать многое. Сила могъ сказать, что онъ проситъ позволенія напомнить своему другу, брату и товарищу о тѣхъ поразительныхъ анекдотахъ, которые они читали въ тотъ вечеръ; о томъ, что очевидна была параллель въ умѣ мистера Боффина, между этими оригиналами и умершимъ владѣльцемъ Павильона, и настоящими обстоятельствами Павильона; о бутылкѣ и о шкатулкѣ. Что состояніе его брата и товарища, и его самого было, очевидно, обезпечено, ибо имъ стоитъ только назначить цѣпу документу и получить эту цѣну отъ баловня счастія и червя скоропереходяшаго, который теперь менѣе баловень и болѣе червь, чѣмъ онъ воображалъ до этого времени. Что онъ считаетъ достаточнымъ для опредѣленія этой цѣли одного выразительнаго слова, и что слово это половина! Что за этимъ предстоитъ вопросъ, когда потребовать половину? Что въ этомъ случаѣ онъ можетъ рекомендовать планъ съ условною оговоркой. Что планъ дѣйствія состоитъ въ томъ, чтобъ имъ выжидать терпѣливо, чтобы дозволить постепенную разборку и свозку насыпей и при этомъ слѣдить за хбдомь работы, которая, по его мнѣнію, избавляя ихъ отъ хлопотъ и издержекъ ежедневнаго копанія, падетъ такимъ образомъ на счетъ кого-нибудь другого, не лишая ихъ возможности поковыряться въ ночное время въ мусорныхъ кучахь за свой счетъ, въ ихъ частныхъ видахъ. Что въ то время, но не прежде, какъ будутъ свезены насыпи и какъ сами они воспользуются всѣми возможными случаями единственно для своей обоюдной пользы, имъ нужно будетъ обрушиться на баловня и червя. Но тутъ слѣдуетъ условная оговорка, на которую онъ проситъ своего друга, брата и товарища обратить особенное вниманіе. Имъ не слѣдуетъ допускать, чтобы баловень и червь присвоилъ себѣ какую бы то ни было часть достоянія, которое съ настоящей минуты имъ можно считать за свою собственность. Онъ, мистеръ Веггъ, съ тѣхъ поръ, какъ увидѣлъ, что баловень воровскимъ образомъ скрылся съ бутылкой и съ неизвѣстнымъ сокровищемъ въ ней заключавшимся, считаетъ его просто-на-просто грабителемъ, и смотря на него съ этой точки зрѣнія, непремѣнно отнялъ бы у него добычу, еслибъ этому благоразумно не воспрепятствовалъ его другъ, братъ и товарищъ. Поэтому условная оговорка, имъ предлагаемая, заключается въ томъ, что если баловень придетъ еще разъ такимъ же мошенническимъ образомъ, и если по внимательномъ наблюденіи будетъ замѣчено на немъ что-нибудь, то немедленно нужно будетъ показать ему висящій надъ нимъ острый мечъ, строго допросить о томъ, что онъ знаетъ о насыпяхъ, и о томъ, что скрыто въ нихъ, поступить съ нимъ по всей строгости и держать его въ состояніи унизительной нравственной неволи и въ рабствѣ до тѣхъ поръ, пока они сочтутъ за нужное дозволить ему выкупить свою свободу половиной всего его имущества.
   -- Если, -- говорилъ мистеръ Веггъ въ заключеніе, -- онъ ошибся, назначивъ только половину, то надѣется, что его другъ, братъ и товарищъ не замедлитъ поправить его и упрекнуть за слабость. Можетъ статься, было бы сообразнѣе съ порядкомъ вещей назначить двѣ трети; можетъ статься, было бы сообразнѣе съ порядкомъ вещей назначить три четверти. Касательно этого предмета онъ всегда готовъ на поправку.
   Мистеръ Винасъ, проволочивъ свое вниманіе къ этой рѣчи черезъ три, одно за другимъ слѣдовавшія, блюдечка чаю, изъявилъ согласіе на выраженныя воззрѣніи. Воодушевленный этимъ, мистеръ Веггъ протянулъ свою правую руку и объявилъ, что это такая рука, которая никогда еще... Дальнѣйшихъ подробностей не высказалъ онъ. Мистеръ Винасъ, продолжая свое занятіе чаемъ, вт короткихъ словахъ высказалъ свою увѣренность, какъ условія учтивости требовали отъ него, что это дѣйствительно такая рука, которая никогда еще... Онъ удовольствовался только тѣмъ, что посмотрѣлъ на нее; но къ своей груди ее не прижалъ.
   -- Братъ,-- сказалъ Веггъ, когда счастливо устранилось недоразумѣніе,-- я желалъ бы васъ спросить кой о чемъ. Помните вы вечеръ, какъ я въ первый разъ заглянулъ сюда и нашелъ, какъ вы своимъ могучимъ умомъ плавали въ чаю?
   Продолжая потягивать чай, мистеръ Винасъ кивнулъ въ знакъ, что помнитъ.
   -- И вотъ вы сидите, сэръ,-- продолжалъ Веггъ съ видомъ глубокомысленнаго удивленія,-- какъ будто бы вы съ тѣхъ поръ и не оканчивали своего чаю. Вотъ вы сидите, сэръ, какъ будто ты бездонная кадь для вмѣщенія этого благовоннаго напитка. Вотъ вы сидите, сэръ, посреди своихъ трудовъ, какъ будто вы призваны къ семейной жизни, къ счастливой семейной жизни и готовы одолжить всю компанію.
   
   Безъ жизни семейной груститъ и богатый.
   Ахъ, вѣрно вы отдали бъ всѣ препараты,
   Всѣ чучела птичекъ, звѣрей и чудовищъ
   За домъ вашъ семейный -- онъ лучше сокровищъ.
   О домъ нашъ семейный, о сладостный домъ!
   
   -- Будь домъ вашъ,-- прибавилъ прозою мистеръ Веггъ, осматривая кругомъ лавку,-- будь домъ вашъ еще страшнѣе, принимая въ соображеніе обстановку, все-таки свой уголокъ лучше всякаго другаго.
   -- Вы сказали, что желали бы спросить кой о чемъ, однакоже, ни о чемъ еще не спросили,-- замѣтилъ Винасъ, крайне не симпатичнымъ образомъ.
   -- Спокойствіе вашего ума,-- сказалъ Веггъ тономъ соболѣзнованія,-- спокойствіе вашего ума находилось въ тотъ вечеръ въ самомъ жалкомъ состояніи. Каково оно теперь? Получше хоть сколько-нибудь?
   -- Она не желаетъ,-- отвѣчалъ мистеръ Винасъ съ комическою спѣсью раздраженнаго упорства и тихой печали,-- видѣть себя и показываться другимъ между извѣстными предметами. Говорить больше нечего.
   -- Ахъ, Боже мой, Боже мой!-- воскликнулъ Веггъ со вздохомъ, взглянувъ на него и въ то же время стараясь показать видъ, что смотритъ, за компанію съ нимъ, въ каминъ:-- какая женщина! Я помню, вы говорили въ тотъ вечеръ, сидя тамъ же, гдѣ теперь, а я сидѣлъ вотъ тутъ, что вы принимали участіе въ этихъ самыхъ дѣлахъ. Какое стеченіе обстоятельствъ!
   -- Ея отецъ,-- сказалъ Винасъ, (онъ остановился, чтобъ отхлебать еще чаю), -- ея отецъ былъ замѣшанъ въ этихъ дѣлахъ.
   -- Вы не сказали, какъ ее зовутъ, сэръ, сколько помнится,-- замѣтилъ Веггъ, задумываясь.-- Нѣтъ, имени ея въ тотъ вечерь вы не упомянули.
   -- Плезантъ Райдергудъ.
   -- Въ самомъ дѣ-лѣ!-- воскликнулъ Веггъ.-- Плезантъ Райдергудъ! Въ этомъ имени что-то трогательное, слышится. Плезантъ! Боже мой! Какъ будто это выражаетъ, чѣмъ она могла бы быть, еслибы не сдѣлала такого непріятнаго замѣчанія, а сдѣлавъ его, она не оправдываетъ своего имени. Не будетъ ли вашимъ ранамъ полегче мистеръ Винасъ, если спрошу, какъ вы съ нею познакомились?
   -- Я былъ на берегу рѣки, -- сказалъ Винасъ, отхлебывая еще глотокъ чаю и грустно мигая на огонь, -- и искалъ попугаевъ.-- Онъ отхлебнулъ еще и остановился.
   Мистеръ Веггъ, чтобы дать толчекъ его вниманію, замѣтилъ:-- Едва ли можно стрѣлять попугаевъ въ нашемъ англійскомъ климатѣ, сэръ.
   -- Нѣтъ, нѣтъ, нѣтъ,-- сказалъ Винасъ нетерпѣливо.-- Я былъ на берегу и искалъ купить попугаевъ у матросовъ, для чучелъ.
   -- Понимаю, сэръ, понимаю.
   -- Искалъ еще хорошенькую парочку гремучихъ змѣй, чтобы препарировать ихъ для музея, какъ мнѣ было суждено встрѣтиться съ ней и кое-что купить у нея. Это было въ то самое время, какъ случилось извѣстное вамъ открытіе въ рѣкѣ. Отецъ ея видѣлъ, какъ вытаскивали изъ рѣки это открытіе. Какъ дѣло это получило большую гласность, то я воспользовался этимъ, чтобъ еще разъ побывать тамъ и сблизиться знакомствомъ съ ней, и съ того времени я уже не то, что былъ прежде. У меня кости размякли отъ тоски по ней. Еслибъ ихъ можно было принесть ко мнѣ разнятыми для разсортировки, то я едва ли призналъ бы ихъ за свои. Такъ я измѣнился.
   Мистеръ Веггъ, менѣе прежняго заинтересованный, посмотрѣлъ на одну отдѣльную полку въ темнотѣ.
   -- Я помню, мистеръ Винасъ,-- сказалъ онъ тономъ дружескаго соболѣзнованія,-- мнѣ памятно каждое произнесенное вами слово, сэръ...-- я помню вы сказали въ тотъ вечеръ, что у васъ еёть тамъ... и потомъ прибавили: оставимъ это.
   -- Тамъ попугай, котораго я купилъ у нея, сказалъ Винасъ, уныло поднявъ и опустивъ глаза.-- Да, вонъ онъ лежитъ на бочкѣ, совершенно высохъ и, будь только перья у него, совсѣмъ походилъ бы на меня. У меня никогда не доставало духу препарировать его и никогда не достанетъ.
   Съ выраженіемъ обманувшихся ожиданій на лицѣ, Сила въ душѣ отправилъ попугая въ страны болѣе жаркія, чѣмъ тропическія, и, повидимому, потерявъ на время способность принимать какое-либо участіе въ печаляхъ мистера Винаса, началъ подтягивать свою деревяшку, собираясь уйти:-- гимнастическія упражненія этого вечера жестоко подѣйствовали на нее.
   Когда Сила Веггъ, съ шляпною коробкой въ рукѣ, вышелъ изъ лавки и оставилъ мистера Винаса утопать до самозабвенія въ потребномъ для этого количествѣ чая, хитрый умъ его сильно терзался мыслію, зачѣмъ онъ принялъ этого художника въ свое товарищество. Онъ съ горестью чувствовалъ, что перехитрилъ самого себя, ухватившись въ самомъ началѣ за соломинку намековъ со стороны мистера Винаса, теперь оказавшихся ничего не стоящими для его цѣлей. Раздумывая и такъ и сякъ какъ бы прервать эту связь безъ денежнаго ущерба, упрекая себя въ промахѣ, который сдѣлалъ открытіемъ своей тайны мистеру Вмнасу и похваляя себя безъ мѣры за чисто-случайную удачу, онъ короталъ такимъ образомъ разстояніе между Кларкенвиллемъ и жилищемъ Золотого Мусорщика.
   Сила Веггъ чувствовалъ, что ему нѣтъ возможности положить спокойно свою голову на подушку, если онъ сперва не послоняется передъ домомъ мистера Боффина въ высокомъ качествѣ его злого генія. Могущество (за исключеніемъ могущества ума и добродѣтели) представляетъ всегда самую большую приманку для самыхъ низкихъ натуръ, и потому одна угроза бездушному фасаду дома сбросить крышу, подъ которою находилось живущее въ немъ семейство, -- сбросить какъ крышку карточнаго домика, -- уже заключала въ себѣ особенную прелесть для Силы Вегга.
   Въ то время какъ онъ, торжествуя, слонялся на противоположной сторонѣ улицы, къ дому подкатилась Боффинова карста.
   -- Скоро тебѣ конецъ будетъ,-- сказалъ Веггъ, грозя ей шляпною коробкой.-- Твой лакь тускнѣть начинаетъ!
   Мистриссъ Боффинъ вышла изъ кареты и вошла въ домъ.
   -- Скоро въ трубу вылетите, любезная моя госпожа мусорщица,-- сказалъ Веггъ.
   Белла легко выпрыгнула изъ экипажа и побѣжала слѣдомъ за нею.
   -- Ишь, какъ мы проворны!-- сказалъ Веггъ.-- Не такъ-то весело побѣжимъ въ свой старый, гадкій домишко, моя милая барышня. А скоро придется отправляться туда.
   Немного спустя изъ дому вышелъ секретарь,
   -- Меня обошли изъ-за тебя,-- сказалъ Веггъ.-- Но тебѣ не худо бы поискать другого мѣстечка, молодой человѣкъ.
   Тѣнь мистера Боффина обозначилась мимоходомъ на шторкахъ трехъ большихъ оконъ, какъ онъ рысцой проходилъ по комнатѣ, и обозначилась опять, когда онъ вернулся назадъ.
   -- Ухъ!-- вскрикнулъ Веггъ.-- II ты тутъ самъ на лицо? А бутылка гдѣ? Ты промѣнялъ бы свою бутылку на мою шкатулку, мусорщикъ.
   Убаюкавъ такимъ образомъ свой умъ ко сну, онъ направился домой. Жадность негодяя была такова, что умъ его перескочилъ чрезъ половину, двѣ трети и три четверти, и прямо долетѣлъ до захвата всего. "Это, однакоже, не совсѣмъ ладно, соображалъ онъ, охлаждаясь на пути. Это будетъ только въ томъ случаѣ, если онъ не захочетъ закупить насъ. Мы такимъ манеромъ, пожалуй, ничего не получимъ".
   Мы такъ судимъ другихъ по самимъ себѣ, что Веггу никогда до сихъ поръ не приходило въ голову, что онъ, можетъ быть, и не захочетъ закупать насъ, а останется честнымъ человѣкомъ и предпочтетъ быть бѣднякомъ. Такая мысль даже произвела въ немъ дрожь, но очень легкую, потому что пустая мысль тотчасъ же миновала.
   -- Нѣтъ, онъ слишкомъ полюбилъ денежки,-- сказалъ Веггъ,-- онъ слишкомъ денежки полюбилъ.
   Эти слова перешли въ напѣвъ по мѣрѣ его ковылянія по тротуару. Въ продолженіе всего пути къ дому, онъ подстукивалъ имъ въ тактъ по улицамъ -- piano своею собственною ногой и forte деревяшкою: "Нѣтъ онъ слиш-комъ полю-билъ де-неж-ки; онъ слиш-комь де-неж-ки полю-билъ".
   Даже и на другой день Сила утѣшалъ себя этою сладкозвучною пѣсенкой, когда, поднятый съ постели на разсвѣтѣ, онъ растворилъ ворота, чтобы впустить во дворъ цѣлый обозъ телѣгъ, прибывшихъ для своза меньшей насыпи. И въ продолженіе цѣлаго дня, наблюдая зоркими глазами за этимъ медленнымъ процессомъ, обѣщавшимъ продлиться много дней и даже недѣль, онъ, отдаляясь (во избѣжаніе опасности задохнуться отъ ныли) на небольшую убитую мусоромъ площадку, нарочно для этого въ сторонѣ имъ выбранную, еще продолжалъ, расхаживая взадъ и впередъ и не спуская глазъ съ копальщиковъ, выстукивать и напѣвать въ тактъ: "Нѣтъ онъ слиш-комъ полю-билъ де-неж-ки; онъ слиш-комъ де-неж-ки полю-билъ".
   

VIII. Конецъ продолжительнаго странствія.

   Поѣзди телѣгъ и лошадей подходили и отходили цѣлый день отъ зари до сумерекъ, производя небольшое или даже не производя никакого за день впечатлѣнія на груду мусора; но по мѣрѣ того, какъ дни проходили, груда начала медленно таять. Милорды, джентльмены и досточтимые департаменты, если вы въ продолженіе вашихъ занятій сгребаніемъ пыли и просѣиваніемъ мусора успѣли нагромоздить гору притязательной неудачи, то вамъ приходится теперь снять ваши респектабельные фраки, приняться за ея свозку и поработать силою всѣхъ королевиныхъ лошадокъ и всѣхъ королевиныхъ прислужниковъ; иначе она обрушится и погребетъ васъ подъ собою заживо.
   Да, по истинѣ, милорды, джентльмены и досточтимые департаменты, примѣняя вашъ же катехизисъ къ этому случаю, вамъ, съ Божіею помощью, необходимо приняться. Если мы дошли да такого состоянія, что при огромныхъ капиталахъ, собираемыхъ для облегченія бѣдныхъ, всѣ лучшіе бѣдные гнушаются нашимъ милосердіемъ, укрываютъ отъ насъ свои головы и позорятъ насъ, умирая съ голоду въ нашей же средѣ, то такое состояніе невозможно для благоденствія, оно не можетъ продолжаться. Можетъ статься этого не написано въ откровеніи, по понятіямъ Подснаповщины, и вы не найдете этихъ словъ для текста проповѣди въ отчетахъ департамента торговли; но они были истина съ тѣхъ поръ, какъ положены основанія вселенной, и они останутся истиною до тѣхъ поръ, по-ка основанія вселенной не будутъ потрясены Зиждителемъ. Тщеславная работа рукъ вашихъ, не пугающая своими ужасами записного нищаго, буйнаго разбивателя оконъ, нахальнаго раздирателя одеждъ, разитъ жестокимъ и злодѣйскимъ ударомъ бѣдствующаго страдальца и является пугаломъ для достойныхъ и несчастныхъ. Намъ необходимо исправить ее, милорды, джентльмены и досточтимые департаменты; иначе она своимъ жестокимъ паденіемъ всѣхъ насъ погубитъ.
   Престарѣлая Бетти Гигденъ кормилась въ своемъ странствіи, какъ и многія грубыя честныя созданія, женщины и мужчины, кормятся, пролагая себѣ путь по дорогамъ жизни. Терпѣливо зарабатывать себѣ скудныя средства существованія и спокойно умереть не тронутою руками рабочаго дома, вотъ что составляло ея величайшую надежду подъ луною.
   Ни слуху, ни духу о ней не было въ домѣ мистера Боффина съ тѣхъ поръ, какъ она побрела отъ него въ путь. Погода стояла ненастная, дороги были дурныя; но она не падала духомъ. Менѣе твердая душа была бы подавлена такими неблагопріятными условіями; но ссуда, сдѣланная ей для начала ея мелкаго торга, не была еще уплачена и дѣло пошло у нея хуже, чѣмъ она ожидала, а потому она употребляла всѣ усилія оправдать себя и поддержать свою независимость.
   Правдивая душа! Когда она говорила секретарю: "на меня иногда какое-то замираніе находитъ", ея твердость мало заботилась объ этомъ. Чаще и чаще стало находить на нее это замираніе, все мрачнѣе и мрачнѣе, какъ тѣнь приближающейся смерти. Тѣнь эта была густа при каждомъ своемъ появленіи, какъ тѣнь отъ чего-то дѣйствительно присутствующаго, что вполнѣ согласовалось съ законами физическаго міра, ибо весь свѣтъ, свѣтившій Бетти Гигденъ, находился позади смерти.
   Бѣдное престарѣлое созданіе старалось держаться по близости верхняго теченія Темзы; въ этой странѣ находилось ея послѣднее жилище, здѣсь она въ послѣднее время встрѣтила любовь и состраданіе. Она бродила нѣсколько времени въ сосѣдствѣ своего покинутаго дома, торговала, вязала, продавала и потомъ ушла. Въ пріятныхъ городкахъ Чертсеѣ, Уальтонѣ, Кингстонѣ и Стенгѣ фигура ея появлялась въ продолженіе нѣсколькихъ короткихъ недѣль и потомъ снова скрылась.
   Въ базарные дни она являлась въ базарныхъ мѣстечкахъ, если они встрѣчались ей на пути, иногда же въ самыхъ бойкихъ частяхъ (которыя рѣдко бываютъ очень бойки) спокойныхъ Высокихъ Улицъ {High Street -- Высокая Улица. Почти но всѣхъ старинныхъ городахъ Соединеннаго Королевства, основнымъ ядромъ которыхъ были средневѣковые баронскіе замки, главная улица, ведущая къ воротамъ крѣпости, носитъ названіе "высокой", потому что всегда идетъ но хребту возвышенно сіи, на которой построенъ замокъ.}. Но временамъ ходила она по проселочнымъ дорогамъ, ведущимъ къ большимъ домамъ, и спрашивала позволенія у привратниковъ приблизиться къ нимъ съ своею корзинкой и часто не получала его. Но барыни въ каретахъ нерѣдко покупали у нея кое-что изъ ея незначительнаго товара и обыкновенно оставались довольны ея свѣтлыми глазами и рѣчью, исполненною надежды. Въ этомъ, такъ же какъ и въ ея всегда опрятной одеждѣ, получила начало сказка о томъ, что она хорошо обезпечена въ свѣтѣ и даже богата по своему положенію. Такого рода сказки обогащающія людей, безъ всякихъ издержекъ съ чьей бы то ни было стороны, всегда въ ходу отъ давнихъ временъ.
   Въ тѣхъ пріятныхъ маленькихъ городкахъ на Темзѣ вы можете слышать паденіе воды черезъ запруды и даже шумъ камышей въ тихую погоду. Съ мосту вы можете видѣть юную рѣку, будто пышечку-ребеночка, игриво скользящею между деревьевъ, еще но оскверненную нечистотами, поджидающими ее на пути далеко, еще недостигаемую глухими призывами моря. Такія мысли не занимали Бетти Гигденъ, нѣтъ; но она слышала нѣжный шопотъ рѣки, посылаемый многимъ ей подобнымъ:-- Поди ко мнѣ, поди ко мнѣ! Когда жестокій позоръ и ужасъ, отъ которыхъ ты такъ долго убѣгала, подавятъ тебя, поди ко мнѣ. Я чиновникъ по вѣдомству призрѣнія бѣдныхъ, поставленный предвѣчнымъ закономъ для исполненія моего дѣла; но меня не чтутъ сообразно съ тѣмъ, какъ я исполняю его. Грудь моя нѣжнѣе, чѣмъ грудь прислужницы рабочаго дома; смерть въ моихъ объятіяхъ спокойнѣе, чѣмъ въ этихъ палатахъ. Иди ко мнѣ!
   Въ ея необразованномъ умѣ было просторное мѣсто и для болѣе кроткихъ мечтаніи. Могутъ ли богатые люди и ихъ дѣти, живущіе внутри прекрасныхъ домовъ, понять, смотря на нее, что значитъ чувствовать голодъ, что значитъ чувствовать холодъ? Видя ее, удивляются ли они такъ, какъ она удивляется, видя ихъ? Да благословитъ Господь милыхъ смѣющихся малютокъ! Еслибъ они видѣли больного Джонни въ ея рукахъ, заплакали ли бы они отъ жалости? Еслибъ они видѣли умершаго Джонни на маленькой кроваткѣ, поняли ли бы они это? Во всякомъ случаѣ, ради Джонни, спаси Господи и помилуй всѣхъ малютокъ. То же самое и передъ болѣе скромными домами въ малыхъ улицахъ, гдѣ каминный огонь внутри играетъ свѣтлѣе на окнахъ, по мѣрѣ того, какъ сумерки темнѣютъ снаружи. Когда семьи запрутся въ нихъ на ночь, то взбредетъ иной разъ шальное чувство, не жестоко ли немножко съ ихъ стороны, что они закрываютъ ставни и гасятъ огни. То же самое предъ освѣщенными лавками и тѣ же самыя догадки о томъ, не пьютъ ли ихъ хозяева и хозяйки чай въ задней комнатѣ, и притомъ недалеко, такъ что запахъ чая и гренковъ доходитъ до улицы вмѣстѣ съ отблескомъ камина, и то ли они ѣдятъ, и пьютъ, и носятъ, что сами продаютъ, и наслаждаются всѣмъ этимъ добромъ тѣмъ привольнѣе, что торгуютъ имъ. То же самое и предъ кладбищемъ у запустѣлой дороги на пути къ ночлегу. Ахъ, Боже мой! Только мертвымъ да мнѣ хорошо въ такую темень и въ такую погоду! Но за то какъ счастливы тѣ, кто сидитъ теперь въ тепломъ домѣ... Бѣдная душа никому злобно не завидовала и ни къ чему не питала ненависти.
   Но ея застарѣлая ненависть усиливалась по мѣрѣ того, какъ она сама слабѣла и находила себѣ крѣпительной пищи болѣе, чѣмъ сама она въ своихъ странствіяхъ. Порой глазамъ ея представлялось позорное зрѣлище какого-нибудь всѣми покинутаго существа, или какихъ-нибудь жалкихъ прикрытыхъ лохмотьями группъ того или другого пола, или обоихъ половъ вмѣстѣ, съ дѣтьми между собою, сжавшимися въ кучу, будто какія-нибудь мелкія гнусныя насѣкомыя, для взаимнаго согрѣванія, изнывающихъ и цѣпенѣющихъ на ступеняхъ крыльца, между тѣмъ какъ не оправдывающій публичнаго довѣрія агентъ человѣколюбія, грязно отправляющій свою обязанность, старается уморитъ ихъ изнуреніемъ и такимъ образомъ избавиться отъ нихъ. Порой встрѣчалась она съ какою-нибудь бѣдною благопристойною женщиной, какъ она сама, идущею пѣшкомъ за нѣсколько утомительныхъ миль, чтобы навѣстить своего изнуреннаго родственника, или друга, благотворительно запрятаннаго въ огромный бѣлый пустынный рабочій домъ, столько же отдаленный отъ его прежняго жилища, какъ и тюрьма графства (отдаленность которой всегда была худшимъ наказаніемъ для маловажныхъ преступниковъ), а по имѣющемуся въ немъ столу, помѣщенію и призору за больными, далеко превосходящій всякое карательное заведеніе. Иногда случалось ей слышать, какъ читали газеты, и узнавать изъ нихъ, какимъ образомъ генеральный регистраторъ подводитъ итогъ единицамъ, умершимъ въ теченіе послѣдней недѣли отъ нужды и безпріютности въ непогоду, для чего у этого рапортующаго ангела всегда имѣется даже особая графа въ отчетахъ, какъ будто бы для полушекъ. Обо всемъ этомъ ей приводилось слышать разсужденія, какъ намъ, милорды, джентльмены и досточтимые департаменты, никогда слыхать не случалось, и отъ всего этого летѣла она прочь на крыльяхъ безумнаго отчаянія.
   Этого не слѣдуетъ принимать за фигуры рѣчи. Престарѣлая Бетти Гигденъ, несмотря ни на какое утомленіе, ни на какую боль въ ногахъ, быстро поднималась съ мѣста и убѣгала каждый разъ, какъ только пробуждались въ ней опасенія попасть въ руки благотворительности.
   Два обстоятельства содѣйствовали усиленію ея старинной непомѣрной ненависти.
   Однажды, въ базарный день, она сидѣла на скамьѣ у гостиницы, разложивъ небольшой запасъ своего товара для продажи, какъ вдругъ на нее нашло замираніе, котораго она всегда боялась, и притомъ съ такою силой, что вся картина, бывшая предъ нею исчезла у ней изъ глазъ. Когда эта картина возвратилась, она нашла, что лежитъ на землѣ, что голову ей поддерживаетъ какая-то добрая женщина, бывшая на рынкѣ, и что вокругъ нея собралась небольшая толпа.
   -- Лучше ли вамъ, бабушка?-- спросила одна изъ женщинъ.-- Можете идти?
   -- А развѣ со мною что было?-- спросила престарѣлая Бетти.
   -- Вамъ дурнота приключилась,-- отвѣчали ей,-- или обморокъ. Вы не то, чтобы боялись, бабушка, а такъ себѣ, безъ чувствъ лежали и онѣмѣли совсѣмъ.
   -- Ахь!-- вздохнула Бетти, приходя въ память.-- Это замираніе было. Да. Со мной это по временамъ бываетъ.
   -- Прошло ли оно?-- спросила ее женщина.
   -- Теперь прошло, -- сказала Бетти.-- Я крѣпче буду теперь. Спасибо вамъ, мои любезныя. Когда состаритесь, вамъ другіе сдѣлаютъ то же, что вы для меня сдѣлали'
   Онѣ помогли ей встать; но она еще не могла держаться на йогахъ, и онѣ поддержали ее, когда она снова садилась на скамейку.
   -- Голова у меня немножко кружится и ноги какъ-то отяжелѣли, -- сказала старая Бетти, дремотно опуская свою голову на грудь женщины, которая прежде другихъ заговорила съ нето;-- чрезъ минутку и то, и другое въ порядокъ придетъ. Ну, вотъ теперь какъ будто ни въ чемъ не бывало.
   -- Спросите, -- сказали какіе-то приблизившіеся фермеры, вышедшіе изъ-за обѣда въ гостиницѣ, -- есть у ней сродственники?
   -- Есть у васъ сродственники, бабушка?-- сказала женщина.
   -- Конечно, есть, -- отвѣчала Бетти.-- Я слышала, какъ джентльменъ спросилъ объ этомъ; только отвѣчать-то тотчасъ же не могла. У меня много сродственниковъ. Вы за меня не бойтесь, кои любезныя.
   -- Но есть ли кто-нибудь изъ нихъ поблизости?-- спросили мужскіе голоса, а женскіе повторили за ними то же и растянулись припѣвомъ.
   -- Есть по близости, -- сказала Бетти, оправляясь.-- Обо мнѣ вы не безпокоитесь, сосѣдушки.
   -- Но вѣдь вы въ дорогу идти не въ состояніи. Вы куда идете?-- былъ слѣдующій услышанный ею сострадательный хоръ.
   -- Я пойду въ Лондонъ, когда все выпродамъ, -- сказала Бетти, поднимаясь съ трудомъ.-- У меня есть добрые друзья въ Лондонѣ. Я ни въ чемъ не нуждаюсь. Бѣды мнѣ никакой не приключится. Спасибо вамъ. Обо мнѣ вы не безпокойтесь.
   Кто-то изъ стоявшихъ въ толпѣ, краснолицый, въ сапогахъ съ желтыми отворотами, проговорилъ хриплымъ голосомъ изъ-за своего толстаго краснаго галстука, въ то время какъ она встала, что ее не слѣдуетъ отпускать.
   -- Ради Господа, не вступайте въ мое дѣло!-- воскликнула старая Бетти, подъ вліяніемъ всѣхъ пробудившихся въ ней опасеніи.-- Теперь я совсѣмъ здорова и пойду сію же минуту.
   Она схватила свою корзину и уже спѣшила нетвердыми шагами удалиться отъ нихъ, какъ тотъ же краснолицый остановилъ ее, схвативъ за рукавъ, и настаивалъ, чтобъ она сходила съ нимъ къ приходскому доктору. Подкрѣпивъ себя всею напряженностью своей рѣшимости, бѣдное дрожащее созданіе оттолкнуло его почти яростно, и обратилось въ бѣгство, и до тѣхъ поръ не сочло себя въ безопасности, пока не прошло милю или двѣ по проселочной дорогѣ, оставивъ за собою базарное мѣстечко и кинувшись въ кусты, какъ гонный звѣрь, чтобы спрятаться и отдохнуть. Тутъ только въ первый разъ осмѣлилась Бетти припомнить, какъ на выходѣ изъ городка оглянулась она чрезъ плечо и какъ видѣла тамъ вывѣску Бѣлаго Льва, качавшуюся надъ улицею, и колыхавшіяся на вѣтру базарныя палатки, и старинную церковь, и небольшую толпу смотрѣвшею ей вслѣдъ и нерѣшавшеюся преслѣдовать ее.
   Второе устрашающее обстоятельство было слѣдующее. Она снова почувствовала себя также дурно; но потомъ, въ продолженіе нѣсколькихъ дней, чувствовала себя лучше и проходила по участку дороги въ томъ мѣстѣ, гдѣ она приближается къ рѣкѣ и часто затопляется въ дождливую погоду, такъ что въ этомъ мѣстѣ выставляются высокіе бѣлые шесты для обозначенія пути. По направленію къ ней шла баржа, и она присѣла на берегу отдохнуть и посмотрѣть на нее. Въ то время, какъ бичева ослабилась на поворотѣ потока и погрузилась въ воду, въ головѣ ея произошло такое замѣшательство, что ей показалось, будто она видитъ своихъ умершихъ дѣтей и умершихъ внучатъ, стоящихъ на баржѣ и торжественно махающихъ ей руками. Потомъ, когда бичева, натягиваясь, вышла изъ воды, какъ бы сбрасывая съ себя алмазы и какъ бы раздѣляясь отъ колебанія на двѣ параллельныя веревки, ей показалось, что онѣ ударили ее, хотя въ дѣйствительности бичева была далеко отъ нея. Когда она взглянула снова, предъ ней уже не было ни баржи, ни рѣки, ни дневнаго свѣта: но стоялъ человѣкъ, котораго она никогда прежде не видала, и держалъ свѣчу у ея лица.
   -- Ну, сударушка,-- сказалъ онъ,-- откуда вы пожаловали и куда пробираетесь?
   Бѣдная душа смущенно отвѣтила вопросомъ съ своей стороны, спросивъ, гдѣ она находится.
   -- Я шлюзникъ,-- сказалъ неизвѣстный человѣкъ.
   -- Шлюзпикъ?
   -- Я подставной шлюзника на поденной работѣ; а это шлюзный домъ. Подставной шлюзника все равно, что шлюзникъ, пока онъ въ больницѣ лежитъ. Вы изъ какого прихода?
   -- Прихода! Она тотчасъ же вскочила съ кровати и, шаря вокругъ себя корзинку, смотрѣла на него съ испугомъ.
   -- Васъ объ этомъ спросятъ тамъ въ городѣ, сказалъ неизвѣстный,-- но васъ тамъ примутъ только за случайную. Они препроводятъ васъ, сударушка, на мѣсто вашего жительства, какъ можно скорѣе. Вы не въ такомъ положеніи, чтобы принять васъ въ чужой приходъ: примутъ только, какъ Случайную, для пересылки въ вашъ приходъ.-- На меня опять замираніе нашло!-- прошептала Бетти Гигденъ, приложивъ къ головѣ руку.
   -- Замираніе, въ этомъ сомнѣнія нѣтъ,-- отвѣтилъ незнакомый.-- По моему, слово замираніе слишкомъ мякенько для этого, еслибъ его сказали мнѣ, когда мы васъ сюда внесли. Есть у васъ какіе друзья, сударушка?
   -- Самые лучшіе, хозяинъ.
   -- Я посовѣтовалъ бы вамъ скорѣе свидѣться съ ними, коли вы увѣрены, что они могутъ что-нибудь сдѣлать для васъ,-- сказалъ подставной шлюзникъ.-- Деньги у васъ есть?
   -- Есть немного, сэръ
   -- Хотите вы ихъ при себѣ удержать?
   -- Конечно, хочу.
   -- Знаете что,-- сказалъ подставной, пожавъ плечами, засунувъ руку въ карманъ и покачавъ головой пасмурно-зловѣщимъ образомъ,-- приходскія власти въ городѣ возьмутъ ихъ у васъ, коли вы пойдете туда.
   -- Такъ я не пойду туда.
   -- Они заставятъ васъ заплатить все, что у васъ найдется въ карманѣ,-- продолжалъ подставной,-- за пособіе, какое вамъ тамъ сдѣлаютъ, и за пересылку васъ въ собственный вашъ приходъ.
   -- Душевно благодарю васъ, хозяинъ, за предостереженіе, благодарю васъ за убѣжище и желаю вамъ доброй ночи.
   -- Постойте минуточку,-- сказалъ подставной, становясь между ею и дверью.-- Отчего вы такъ дрожите и отчего такъ торопитесь, сударушка?
   -- Ахъ, хозяинъ, хозяинъ!-- отвѣтила Бетти Гигденъ.-- Я всегда боялась прихода и бѣгала отъ него всю жизнь и хочу умереть независимо отъ него.
   -- Я, право, не знаю,-- сказалъ подставной съ разстановкой,-- слѣдуетъ ли мнѣ отпустить васъ. Я честный человѣкъ, въ потѣ лица снискиваю свой хлѣбъ и могу нажить себѣ хлопотъ, если отпущу васъ. Я ужъ разъ попалъ въ бѣду, клянусь Георгіемъ, и знаю, что она значитъ, и съ той поры осторожнѣе сталь. Замираніе можетъ случиться опять, на полумилѣ отсюда или на полполовинѣ четверти мили, какъ знать? А потомъ и спросятъ: зачѣмъ этотъ честный подставной шлюзникъ отпустилъ ее, а не представилъ, какъ слѣдовало бы, въ приходъ? Вотъ чего можно было бы ожидать отъ человѣка такого добросовѣстнаго, будутъ говорить, пожалуй,-- сказалъ подставной шлюзникъ, мошеннически тронувъ сильнѣйшую струну ея ужаса,-- слѣдовало бы представить ее въ приходъ. Вотъ, скажутъ, чего надобно бы ожидать отъ человѣка этакого хорошаго.
   Въ то время, какъ онъ стоялъ въ дверяхъ, бѣдная старушка, измученная горемъ, измученная путемъ, залилась слезами и, всплеснувъ руками, молила его какъ въ предсмертной мукѣ.
   -- Я ужъ сказала вамъ, хозяинъ, у меня есть лучшіе изъ друзей. Вотъ это письмо можетъ показать вамъ, что я правду говорю, и они за меня благодарны останутся.
   Подставной шлюзникъ развернулъ письмо съ важнымъ лицомъ, въ которомъ не произошло никакой перемѣны, пока онъ смотрѣлъ на то, что было въ немъ написано; но перемѣна могла бы произойти, еслибъ онъ умѣлъ прочитать содержаніе.
   -- А сколько мелкой монетки, сударушка,-- сказалъ онъ съ разсѣяннымъ видомъ, и немного подумавъ,-- по вашему, немного денегъ?
   Торопливо опроставъ свой карманъ, старая Бетти положила на столъ одинъ шиллингъ, двѣ шестипенсовыя монеты и нѣсколько пенсовъ.
   -- Если я отпущу васъ, вмѣсто того чтобы передать въ приходъ,-- сказалъ подставной, считая деньги глазами,-- не будетъ ли вамъ благожелательно что-нибудь здѣсь оставить?
   -- Возьмите ихъ, хозяинъ, возьмите; я съ радостью ихъ оставлю и благодарна буду!
   -- Я человѣкъ честный,-- сказалъ подставной, возвращая ей письмо и опуская въ карманъ деньги,-- снискиваю себѣ хлѣбъ въ потѣ лица (тутъ онъ рукавомъ провелъ себѣ по лбу, какъ будто эта нищенская выручка была результатомъ дѣйствительно тяжкой работы и честнаго промысла) и заступать вамъ дорогу не стану. Идите, куда пожелаете.
   Она тотчасъ же вышла изъ шлюзнаго дома и нетвердыми шагами снова поспѣшила на дорогу. Но опасаясь возвратиться и боясь идти впередъ, и видя то, отъ чего она бѣжала, въ заревѣ фонарей большого городка предъ нею лежавшаго, и чувствуя смутный ужасъ того же позади себя, какъ будто это самое гналось за ней изъ каждаго камня, каждаго базарнаго мѣстечка, она бросилась по проселочнымъ дорогамъ, сбилась на нихъ и заблудилась. Въ ту ночь она избавилась отъ добраго Самарянина, въ его новѣйшей акредитованной формѣ, подъ фермерскимъ стогомъ, и еслибы,-- можетъ статься объ этомъ стоитъ подумать, братья мои христіане,-- и еслибы Самарянинъ въ эту печальную ночь прошелъ мимо по другую сторону стога, не замѣтивъ ея, она благоговѣйно возблагодарила бы небо за избавленіе отъ него.
   Утро нашло ее на ногахъ снова, быстро слабѣющею въ ясности своихъ мыслей, но не въ твердости своихъ намѣреній. Понимая, что силы оставляютъ ее, и что борьба ея жизни почти оканчивается, она не могла ни обдумать средствъ возвратиться къ своимъ покровителямъ, ни даже составить себѣ объ этомъ опредѣленную мысль. Подавляющій страхъ и рождаемая имъ гордая, непреклонная рѣшимость умереть исуниженную составляли два раздѣльныя впечатлѣніи въ ея затмевавшемся разсудкѣ. Поддерживаемая только сознаніемъ, что она должна выйти побѣдительницей изъ долговременной борьбы всей своей жизни, она шла впередъ.
   Наступило время, когда нужды этой мизерной жизни покинула ее. Она не могла бы проглотить пищи, еслибы даже столъ былъ накрытъ для нея въ сосѣднемъ полѣ. День стоялъ холодный и дождливый; но она почти не замѣчала этого. Она ползла, бѣдняжка, какъ преступникъ, боящійся поимки, и почти ничего не чувствовала, кромѣ опасенія упасть, пока еще свѣтилъ дневной свѣтъ, и быть найденною въ живыхъ. Она не боялась, что не переживетъ другую ночь.
   Деньги на ея погребеніе, зашитыя за пазухой ея платья, оставались нетронуты. Если она успѣетъ проволочить еще одинъ день и потомъ лечь и умереть подъ покровомъ тьмы, она умретъ независимою. Если ее схватятъ до этого, то деньги будутъ отобраны у поя, какъ у нищей, не имѣющей на нихъ права, и ее отведутъ въ проклятый рабочій домъ. Если же она достигнетъ своей цѣли, письмо будетъ найдено у нея на груди вмѣстѣ съ деньгами, и добрые люди, когда оно будетъ возвращено имъ, скажутъ: "она дорожила письмомъ, наша старушка, Бетти Гигденъ, дорожила; она осталась вѣрна ему; пока жива была, не опозорила его, не дала ему попасть въ руки тѣхъ, на кого она смотрѣла съ ужасомъ". Разсужденіе въ высшей степени не логическое, непослѣдовательное, легкомысленное; но путники въ долинѣ смертной тѣни наклонны впадать въ легкомысліе; доживающіе свой вѣкъ старые люди низкаго состоянія имѣютъ привычку разсуждать съ такою же недостаточностью, въ какой они живутъ, и безъ сомнѣнія оцѣнили бы наши законы о бѣдныхъ болѣе философскимъ образомъ, еслибъ имѣли тысячъ десять фунтовъ годоваго дохода.
   Держась окольныхъ дорогъ и избѣгая встрѣчи съ людьми, эта безпокойная старушка укрывалась и шла въ продолженіе цѣлаго тяжкаго дня. Однакожъ, она не походила на обыкновенныхъ бродягъ: иногда, передъ вечеромъ, въ глазахъ ея появлялся яркій огонь, и въ груди учащалось біеніе сердца, какъ будто бы она восторженно говорила: "Господь Богъ проведетъ меня!"
   Какія таинственныя руки вели ее на пути бѣгства отъ добраго Самарянина, какіе замогильные голоса чудились ей, какъ воображала она умершее дитя снова покоящимся у нея на рукахъ, и какъ безсчетное число разъ поправляла она свою шаль, чтобы держать его въ теплѣ, какія разнообразныя формы башенъ, крышъ и колоколенъ принимали деревья, какое множество всадниковъ скакало за нею съ криками: вотъ она! стой! стой! Бетти Гигденъ! и какъ расплывались они въ воздухѣ, приблизившись къ ней:-- все это останется не разсказаннымъ. Идя впередъ и укрываясь, укрываясь и идя впередъ, бѣдное, кроткое созданіе, будто какой-нибудь убійца, преслѣдуемый всѣмъ околоткомъ, провела день и, наконецъ, дождалась ночи.
   "Заливные луга или что-то такое", шептала она по временамъ, въ продолженіе дневнаго странствія, когда поднимала свою голову и замѣчала что-нибудь изъ дѣйствительныхъ предметовъ, ее окружавшихъ. Но вотъ поднялось въ темнотѣ большое зданіе, со множествомъ освѣщенныхъ оконъ. Дымъ выходилъ изъ высокой трубы, стоявшей позади его, и слышенъ былъ шумъ водяного колеса въ сторонѣ. Между ею и этимъ строеніемъ лежала площадь воды, въ которой отражались освѣщенныя окна; а по ея окраинѣ тянулась плантація {Въ Англіи искусственно насаженныя рощи называются плантаціями.} деревьевъ. "Я смиренно благодарю Всесильнаго и Преславнаго Бога," сказала Бетти Гигденъ, поднявъ вверхъ свои изсохшія руки, "что дошла до конца своего странствія".
   Она пробралась между деревьями къ стволу дерева, откуда могла видѣть, сквозь промежутки деревьевъ и вѣтвей, освѣщенныя окна какъ дѣйствительныя, такъ и отраженныя въ водѣ. Она поставила свою опрятную корзинку подлѣ себя, опустилась на земь и прислонилась къ дереву. Это напоминало ей подножіе креста, и она поручила себя Тому, Кто умеръ на немъ. У нея достало силъ расположить письмо на груди такъ, чтобы можно было видѣть, что у ней есть тамъ бумага. Силъ достало у нея только для этого, и когда это было сдѣлано, онѣ покинули ее.
   "Теперь я безопасна", думала она въ изнеможеніи. "Меня найдетъ мертвую у подножія креста кто-нибудь изъ людей моего разряда, кто-нибудь изъ рабочихъ, трудящихся между тѣми огнями. Я теперь не вижу освѣщенныхъ огней, по они есть тамъ. Благодарю за все!"
   Тьма исчезла и чье-то лицо наклоняется.
   -- Кто это? Ужъ не красивая ли леди?
   -- Я не разберу, что вы говорите. Дайте мнѣ еще разъ смочить вамъ губы водкой. Я сбѣгала за нею. Вамъ показалось, что я долго ходила?
   Это какъ будто бы лицо женщины, отѣненное густыми роскошными черными волосами. Это радушное лицо женщины, молодой и прекрасной. Но на землѣ уже ничто не существуетъ для нея, и это должно быть ангелъ.
   -- Давно я умерла?
   -- Я не разберу, что вы говорите. Дайте мнѣ опять смочить вамъ губы. Я спѣшила, какъ могла, но не привела никого съ собою, боялась, что вы умрете, если вдругъ покажутся неизвѣстные люди.
   -- Умерла я?
   -- Не разберу, что вы говорите. Вашъ голосъ такъ слабъ и такъ отрывистъ, что не могу разслышать васъ. Вы слышите меня?
   -- Да.
   -- Что да?
   -- Да.
   -- Я сейчасъ съ работы шла по тропинкѣ, которая вотъ тутъ вблизи (я всю прошлую ночь была въ ночной смѣнѣ), услышала стонъ и нашла васъ тутъ.
   -- Съ какой работы, душечка?
   -- Вы спрашиваете съ какой работы? Съ писчебумажной фабрики.
   -- Гдѣ она?
   -- Ваше лицо смотритъ къ небу, и вы не можете видѣть ее. Она близко отсюда. Видите вы мое лицо вотъ тутъ между вами и небомъ.
   -- Вижу.
   -- Приподнять васъ?
   -- Нѣтъ, не теперь.
   -- Приподнять мнѣ вашу голову къ себѣ на руку? Я сдѣлаю это тихонечко. Вы и не почувствуете.
   -- Нѣтъ, подождите. Бумага. Письмо.
   -- Письмо, что у васъ на груди?
   -- Господь благословитъ васъ!
   -- Дайте мнѣ еще смочить вамъ губы. Развернуть мнѣ его? Прочитать?
   -- Господь благословитъ васъ!
   Она читаетъ его съ изумленіемъ и смотритъ на нее съ новымъ выраженіемъ и съ новымъ участіемъ къ неподвижному лицу, возлѣ котораго стоитъ на колѣняхъ.
   -- Я знаю эти имена. Я часто слыхала ихъ.
   -- Вы его пошлете, дорогая моя?
   -- Я не могу понять васъ. Дайте мнѣ смочить ваши губы и вашъ лобъ еще разъ. Вотъ такъ. Ахъ, бѣдная вы моя, бѣдная!-- Эти слова были сказаны сквозь обильно текущія слезы,-- О чемъ вы меня спросили? Постойте, я наклоню ухо поближе.
   -- Вы отправите его, моя милая?
   -- Отправлю къ тѣмъ, кто писалъ его? Вы желаете? Отправлю, непремѣнно.
   -- Вы никому, кромѣ ихъ, не отдадите его?
   -- Не отдамъ.
   -- Во имя старости, которая со временемъ придетъ къ вамъ и во имя смертнаго часа вашего, моя милая, обѣщайте, что никому, кромѣ ихъ не отдадите его.
   -- Не отдамъ. Обѣщаю торжественно.
   -- Никогда въ приходъ не отдадите?-- продолжала она съ судорожнымъ движеніемъ.
   -- Не отдамъ. Обѣщаю торжественно.
   -- Не дадите приходу до меня дотронуться, не дозволите ему даже взглянуть на меня?-- спросила она съ новымъ судорожнымъ движеніемъ.
   -- Нѣтъ. Обѣщаю неизмѣнно.
   Взглядъ благодарности и торжества просвѣтилъ изнуренное старое лицо. Глаза, тускло смотрящіе на небо, обращаются съ особеннымъ въ нихъ значеніемъ, къ сострадательному лицу, съ котораго каплями падаютъ слезы, и на престарѣлыхъ губахъ является улыбка въ то время, какъ онѣ произносятъ;
   -- Какъ ваше имя, моя милая?
   -- Мое имя Лиза Гексамъ.
   -- Я должна быть страшно обезображена. Вы боитесь поцѣловать меня?
   Отвѣтомъ на это было охотное прижатіе губъ къ холодному, но улыбающемуся рту.
   -- Господь благословитъ васъ. Теперь поднимите меня, душа моя.
   Лиза Гексамъ осторожно подняла временемъ убѣленную голову и вознесла ее. высоко -- до неба.
   

IX. Кто-то становится предметомъ предсказанія.

   "Мы возносимъ къ Тебѣ сердечныя благодаренія, что Ты соблаговолилъ избавить сію сестру нашу отъ бѣдствій здѣшняго міра" {Слова изъ молитвы при погребеніи умершихъ по обряду англиканской церкви.}. Такъ читалъ преподобный Франкъ Мильвей голосомъ, не совсѣмъ спокойнымъ, ибо его сердце говорило, что не все-то было, какъ бы слѣдовало между нами и нашею сестрою, и что слова эти читаемъ мы иногда ужаснымъ образомъ надъ нашей сестрой и надъ нашимъ братомъ тоже.
   А Слякоть, къ которому великодушная покойница ни разу не оборачивалась спиною, пока не убѣжала отъ него, зная, что иначе его нельзя было бы разлучить съ нею,-- Слякоть все еще не могъ найти въ своей совѣсти сердечныхъ благодареній. Своекорыстна было это со стороны Слякоти, но и извинительно, ибо наша сестра была для него больше, чѣмъ мать.
   Приведенныя слова была прочитаны надъ прахомъ Бетти Годденъ въ углу кладбища близъ рѣки -- кладбища скуднаго, на которомъ не было ничего, кромѣ заросшихъ травою холмиковъ, не было ни одного могильнаго камня. Можетъ-статься, не чрезъ мѣру большое дѣло было бы катимъ могильщикамъ и гробокопателямъ, еслибъ въ нашъ регистрирующій вѣкъ всѣмъ могиламъ велись списки, хоть бы за общій счетъ, такъ, чтобы новыя поколѣніи знали, гдѣ и что могутъ отыскать они, такъ, чтобы солдатъ, матросъ, переселенецъ, возвратившись въ отечество, мой найти мѣсто успокоенія отца, матери, товарища дѣтства или невѣсты. Мы возводимъ глаза вверхъ и говоримъ: мы всѣ равны по смерти и могли бы также опустить ихъ внизъ и примѣнить слова къ здѣшнему міру, по крайней мѣрѣ, въ этомъ отношеніи. Сентиментально можетъ статься. Но милорды, джентльмены и досточтимые департаменты, не найдется ли у насъ мѣстечка хоть для маленькаго чувства, если мы глянемъ въ наши толпы?
   Подлѣ преподобнаго Франка Мильвея, въ то время, какъ онъ читалъ, стояли его маленькая супруга, секретарь Джонъ Роксмитъ и Белла Вильферъ. Они, сверхъ Слякотя, были единственные люди, присутствовавшіе у бѣдной могилы. Ни одного пенни не было прибавлено къ деньгамъ, зашитымъ въ одеждѣ Бетти Гигденъ: чего такъ долго желала ея честная Д)ша, то и было исполнено.
   -- Мнѣ приходитъ въ голову,-- сказалъ Слякоть, безутѣшно прислонивъ ее къ церковной двери, когда все окончилось:-- мнѣ приходить въ мою горемычную голову, что я мало работалъ за каткомъ; такъ мнѣ теперь горько подумать объ этомъ!
   Преподобный Франкъ Мильвей, утѣшая его, говорилъ ему, что и лучшіе изъ людей болѣе или менѣе не усердствуютъ въ работѣ за разными нашими катками, а нѣкоторые даже и очень, и что всѣ мы люди лѣнивые, грѣшные, слабые и непостоянные.
   -- Не такая была она, сударь.-- сказалъ Слякоть, принимая это печальное разсужденіе къ сердцу по отношенію къ его покойной благодѣтельницѣ.-- Всякій пусть за себя говорить, сэръ. Она свое дѣло всегда дѣлала, какъ слѣдуетъ. Она все сдѣлала для меня, она все сдѣлала для питомцевъ, она все сдѣлала для себя и для чего угодно. Ахъ, мистриссъ Гигденъ, мистриссъ Гигденъ! Вы были такая женщина, такая мать и такая катальщица бѣлья, какихъ въ милліонѣ не сыщешь!
   Съ такими искренними словами Слякоть отошелъ отъ церковной двери, пробрался до могилы въ углу кладбища, приклонилъ на нее голову и горько заплакалъ.
   -- Не совсѣмъ бѣдная могила,-- сказалъ преподобный Франкъ Мильвей, проведя рукою по своимъ глазамъ,-- имѣя такой простенькій памятникъ на себѣ. Мнѣ кажется, могила эта не стала бы богаче, еслибъ ее украсила вся скульптура Вестминстерскаго аббатства.
   Они оставили Слякоть одного и вышли за калитку. Гамъ слышалось водяное колесо писчебумажной фабрики, будто смягчавшее своимъ шумомъ ясную зимнюю картину окрестностей. Они пріѣхали не задолго до всего этого; но Лиза Гексамъ успѣла разсказать имъ все то, немногое, что оставалось ей прибавить къ письму, въ которсе она вложила письмо мистера Роксмита, найденное на старушкѣ, и въ которомъ спрашивала, какъ ей поступить. Разсказъ ея состоялъ только въ томъ, какъ она услышала стонъ, и что затѣмъ послѣдовало, какъ поручила позволеніе поставить тѣло въ чистой, свѣжей, пустой кладовой фабрики, изъ которой оно только-что было вынесено на кладбище, и какъ послѣднія желанія умершей были свято исполнены.
   -- Все это я не могла бы сдѣлать сама,-- сказала Лиза.-- У меня не было недостатка въ желаніи; но я не имѣла бы на то возможности безъ нашего директора.
   -- Везъ этого Еврея, который встрѣтилъ насъ?-- сказала мистриссъ Мильвей.
   (Моя милая,-- замѣтилъ ея супругъ въ скобкахъ:-- почему же нѣтъ?).
   -- Джентльменъ этотъ, дѣйствительно, еврей,-- сказала Лиза,-- и его супруга еврейка, и я была отрекомендована имъ евреемъ, но я полагаю нѣтъ въ мірѣ людей добрѣе ихъ.
   -- А если они попытаются совратить васъ?-- сказала мы стриссъ Мильвей, въ своемъ обычномъ маленькомъ добромъ порывѣ, какъ жена священника.
   -- Попытаюися что, ма'амъ?-- спросила Лиза.
   -- Чтобы вы перемѣнили вѣру,-- сказала мистриссъ Мильвей. Лизи покачала головой, продолжая улыбаться.
   -- Они никогда не спрашивали меня, какой я вѣры. Они просили меня разсказать имъ исторію моей жизни, что я и сдѣлала; они просили меня быть прилежною и вѣрною, и я обѣщалась. Они охотно и радостно исполняютъ свою обязанность ко всѣмъ намъ, кто здѣсь работаетъ, а мы стараемся исполнять свою. Они даже дѣлаютъ больше, чѣмъ обязаны, потому что удивительно, какъ заботятся о насъ.
   -- Видно, что вы любимица, моя милая,-- сказала маленькая мистриссъ Мильвей, не совсѣмъ довольная.
   -- Съ моей стороны было бы очень неблагодарно, еслибъ я сказала, что я не любимица,-- отвѣтила Лиза;-- потому что мнѣ уже здѣсь довѣренное мѣсто дано. Но это не дѣлаетъ никакой разницы: они слѣдуютъ своей вѣрѣ и предоставляютъ намъ слѣдовать своей. Они никогда не говорятъ намъ о своей и никогда не говорятъ намъ о нашей. Еслибъ я была самою послѣднею работницей на фабрикѣ, то же бы самое было. Они ни разу не спросили, какой вѣры была эта женщина.
   -- Мой другъ,-- сказала мистриссъ Мильвей вполголоса претъ оному Франку:-- мнѣ хотѣлось бы, чтобы ты поговорилъ съ нею.
   -- Мой другъ, -- сказалъ преподобный Франкъ вполголоса своей доброй маленькой супругѣ:-- я полагаю лучше предоставить это кому-нибудь другому. Обстоятельства едва ли благопріятствуютъ. Говоруновъ ходитъ много по всѣмъ направленіямъ, и она съ кѣмъ-нибудь изъ нихъ скоро встрѣтится.
   Пока они обмѣнивались этими словами, Белла и секретарь наблюдали Лизу Гексамъ съ большимъ вниманіемъ. Поставленныя лицомъ къ лицу въ первый разъ съ дочерью человѣка, прослывшаго за его убійцу, Джонъ Гармонъ весьма естественно имѣлъ тайныя побужденія къ тщательному изслѣдованію ея лица и манеры. Белла знала, что отецъ Лизы былъ"несправедливо обвиненъ въ преступленіи, которое имѣло такое вліяніе на ея собственную жизнь и судьбу, и ея интересъ, хотя не имѣвшій тайныхъ источниковъ, бывшихъ у секретаря, былъ въ равной степени натураленъ. Оба они ожидали увидѣть что-нибудь совершенно отличающееся отъ настоящей Лизы Гексамъ, и она, сама того не зная, свела ихъ вмѣстѣ.
   Вотъ какъ это произошло. Когда они дошли до ея небольшого домика въ опрятной деревенькѣ при бумажной фабрикѣ, въ которомъ Лиза квартировала у одной пожилой четы, работавшей на это заведеніе, и когда Белла, осмотрѣвъ на верху ея комнаты, сошла внизъ, пробилъ звонокъ на фабрикѣ. Это отозвало на время Лизу, а потому секретарь и Белла остались не совсѣмъ въ ловкомъ положеніи, одни на улицѣ, въ то время, какъ мистриссъ Мильвей занялась ловлей деревенскихъ дѣтей и разспросами, не угрожаетъ ли имъ опасность сдѣлаться дѣтьми Израиля; а преподобный Франкъ старался, нужно правду сказать, уклониться отъ этой части своихъ духовныхъ обязанностей и потихоньку скрыться изъ виду.
   Белла наконецъ сказала:
   -- Поговоримте о порученіи, которое мы взялись исполнить, мистеръ Роксмитъ!
   -- Очень радъ, поговоримте,-- сказалъ секретарь.
   -- Я полагаю,-- едва внятно сказала Белла,-- порученіе намъ дано обоимъ, иначе мы не были бы здѣсь оба.
   -- Полагаю такъ,-- былъ отвѣтъ секретаря.
   -- Когда я предположила ѣхать сюда съ мистеромъ и мистриссъ Мильвей,-- сказала Белла,-- мистриссъ Боффинъ даже настаивала, чтобъ я представила бы ей коротенькій отчетецъ, ничего не стоящій, мистеръ Роксмитъ, потому что онъ женскій отчетъ о Лизѣ Гексамъ.
   -- Мистеръ Боффинъ,-- сказалъ секретарь,-- отправилъ меня съ такимъ же порученіемъ.
   Говоря это, они вышли изъ деревеньки и ступили въ поросшую лѣсомъ мѣстность при рѣкѣ.
   -- Вы хорошаго о ней мнѣнія, мистеръ Роксмитъ?-- продолжала Белла, сознавая, что она дѣлаетъ всѣ авансы.
   -- Я высокаго мнѣнія о ней.
   -- Очень рада слышать! Въ ея красотѣ есть что-то удивительно утонченное, не такъ ли?
   -- Наружность ея очень поразительна.
   -- Въ ея лицѣ есть очень трогательный оттѣнокъ. По крайней мѣрѣ такъ мнѣ показалось. Я не навязываю своего глупаго мнѣнія, какъ вы знаете, мистеръ Роксмитъ,-- сказала Белла, извиняясь и объясняясь очаровательно робкимъ тономъ:-- я только совѣтуюсь съ вашимъ мнѣніемъ.
   -- Я замѣтилъ эту грусть, и надѣюсь,-- сказалъ секретарь, понижая голосъ,-- она не есть слѣдствіе лжесвидѣтельства противъ ея отца, которое устранено теперь.
   Когда они прошли нѣсколько дальше, ничего болѣе не говоря, Белла, бросивъ украдкой взглядъ-другой на секретаря, вдругъ сказала:
   -- Ахъ, мистеръ Роксмитъ! Не будьте строги ко мнѣ; не будьте суровы со мною. Будьте великодушны. Я желаю говорить съ вами на равныхъ условіяхъ.
   Секретарь вдругъ просіялъ и отвѣтилъ:-- Увѣряю васъ честью, у меня только и мысли было, что "объ васъ. Я всячески старался сдерживать и принуждать себя, для того, чтобы моя непринужденность не могла быть объяснена вами въ какую-нибудь непріятную для васъ сторону. Смотрите, теперь ея ужъ нѣтъ.
   -- Благодарю васъ,-- сказала Белла, протягивая свою маленькую ручку.-- Простите меня.
   -- Нѣтъ!-- воскликнулъ секретарь съ увлеченіемъ.-- Простите вы меня!--Потому что на глазахъ у нея навернулись слезы, показавшіяся ему (хотя онѣ нѣсколько и попрекнули его сердце) прекраснѣе, чѣмъ всякій другой блескъ въ мірѣ.
   Когда они прошли еще немного:
   -- Вы хотѣли сказать мнѣ что-то,-- сказалъ секретарь, сбросивъ съ себя и совершенно откинувъ бывшую на немъ тѣнь,-- о Лизѣ Гексамъ. Я желалъ поговорить о ней съ вами, еслибы только могъ начать разговоръ.
   -- Теперь вы можете начать, сэръ.-- отвѣчала Белла съ такимъ взглядомъ, какъ будто бы она отмѣтила курсивомъ слово можете, подчеркнувъ его ямочкою своей щеки.-- Что вы желали сказать?
   -- Вы помните, конечно, что она въ своемъ короткомъ письмѣ къ мистриссъ Боффинъ, короткомъ, но содержавшемъ въ себѣ все, что относилось къ дѣлу, ставила условіемъ, чтобъ ея имя и мѣсто жительства оставались строжайшею тайной между нами.
   Белла кивнула:-- да.
   -- Моя обязанность узнать, зачѣмъ она сдѣлала это условіе. Мистеръ Боффинъ поручилъ мнѣ развѣдать объ этомъ, да и самъ я очень желаю узнать, не оставляетъ ли устраненное обвиненіе какого-нибудь, пятна на ней Я хочу сказать, не ставитъ ли оно ее въ какое-нибудь невыгодное положеніе къ кому-нибудь, хотя бы къ самой себѣ.
   -- Такъ,-- сказала Белла, кивнувъ задумчиво.-- Понимаю. Это кажется мнѣ благоразумно и справедливо.
   -- Вы, можетъ быть, не замѣтили, миссъ Вильферъ, что она также интересуется вами, какъ и вы ею. Какъ васъ привлекаютъ ея крас... ея наружность и манеры, такъ и ее привлекаютъ ваши.
   -- Я этого не замѣтила,-- отвѣчала Белла, опять отмѣтивъ слово одною изъ ямочекъ своего лица,-- и не похвалила бы ее за...
   Секретарь съ улыбкой приподнялъ руку и такъ очевидно прервалъ этимъ жестомъ готовыя вылетѣть слова: "за ея дурной вкусъ", что румянецъ Беллы вспыхнулъ ярче отъ этой маленькой кокетливой выходочки, отпугнутой назадъ.
   -- Итакъ,-- снова началъ секретарь,-- если вы переговорите съ нею наединѣ, пока мы здѣсь, то я увѣренъ, между вами установится естественное взаимное довѣріе. Само собою разумѣется, васъ никто не станетъ просить измѣнить ему; и вы, само собою, разумѣется, не измѣните, еслибы кто и сталъ просить васъ. По, если вы не прочь предложить ей вопросъ, чтобы въ одномъ только этомъ отношеніи узнать ея чувство, то вы можете сдѣлать это гораздо лучше, чѣмъ я или кто-нибудь другой Мистеръ Боффинъ очень интересуется этимъ. И я тоже,-- прибавилъ секретарь черезъ мгновеніе,-- по особой причинѣ, очень интересуюсь.
   -- Я буду рада, мистеръ Роксмитъ,-- отвѣчала Белла,-- быть хоть въ чемъ-нибудь полезною; послѣ печальной сцены нынѣшняго для чувствую, что я въ этомъ мірѣ существо мало полезное.
   -- Не говорите этого,-- сказалъ секретарь.
   -- Но я думаю это,-- сказала Белла, приподнимая свои брови.
   -- Тотъ не безполезенъ въ этомъ мірѣ,-- возразилъ секретарь, кто облегчаетъ его бремя кому-нибудь другому.
   -- Но, увѣряю васъ, я никому не облегчаю, мистеръ Роксмитъ,-- сказала Белла, готовая заплакать.
   -- Даже и отцу вашему?
   -- Милый, любящій, самоотверженный, всѣмъ довольный папа! Ахъ, правда! Онъ такъ думаетъ.
   -- Достаточно, если только онъ такъ думаетъ,-- сказалъ секретарь -- Извините что прервалъ васъ: мнѣ не нравится, когда вы унижаете цѣпу себѣ.
   -- Но вы однажды унизили же цѣну мнѣ, сэръ,-- подумала Белла, надувъ губки,-- и надѣюсь остались довольны послѣдствіями.-- Однакожъ она ничего подобнаго не сказала, а сказала кое-что совсѣмъ иное.
   -- Мистеръ Роксмитъ, мы кажется такъ давно не говорили другъ съ другомъ откровенно, что я затрудняюсь завести рѣчь еще объ одномъ предметѣ... о мистерѣ Боффинѣ. Вы знаете, я чувствую къ нему искреннее уваженіе и крѣпко привязана къ нему его собственнымъ великодушіемъ. Вы это знаете?
   -- Безъ всякаго сомнѣнія такъ эге, какъ и то, что насъ онъ очень любитъ.
   -- Вотъ это самое, -- сказала Белла, -- и затрудняетъ меня говорить о немъ. Но хорошо ли онъ съ вами обращается?
   -- Вы сами видите, какъ онъ обращается со много,-- отвѣчалъ секретарь съ спокойнымъ, однако, гордымъ видомъ.
   -- Да, и мнѣ прискорбно видѣть это,-- сказала Белла очень энергическимъ тономъ.
   Секретарь взглянулъ на нее такъ свѣтло, что еслибъ онъ благодарилъ ее сотню разъ, то все-таки не высказалъ бы того, что сказалъ его взглядъ.
   -- Мнѣ прискорбію видѣть это,-- повторила Белла,-- и это часто дѣлаетъ меня несчастною. Несчастною, потому что можно подумать, что я одобряю это или даже участвую въ этомъ. Несчастною, потому что можно заставить меня согласиться, что счастье портитъ мистера Боффина.
   -- Миссъ Вильферъ, -- сказалъ секретарь съ сіяющимъ лицомъ, -- если бы только вы могли знать, какъ радостно мнѣ видѣть, что счастіе не портитъ васъ, вы поняли бы, какъ это вознаграждаетъ меня за всякое оскорбленіе съ чье бы то ни было стороны.
   -- Ахъ, не говорите обо мнѣ!-- сказала Белла, легонько, но нетерпѣливо хлопнувъ себя перчаткой.-- Вы меня такъ хорошо не знаете какъ...
   -- Какъ вы сами себя знаете?-- договорилъ секретарь, видя, что она остановилась.-- Знаете ли вы сами себя?
   -- Я хорошо сама себя знаю,-- сказала Белла съ очаровательнымъ видомъ готовности выставить себя въ дурномъ свѣтѣ, и нисколько не улучшаюсь отъ этого знанія. Но мистеръ Боффинъ....
   -- Что обращеніе мистера Боффина со мною или его снисхожденіе ко мнѣ уже не то, что было прежде,-- замѣтилъ секретарь,-- этого нельзя не допустить. Это такъ ясно, что отрицать невозможно.
   -- А вы развѣ думали бы еще отрицать это, мистеръ Роксмитъ?-- спросила Белла со взглядомъ удивленія.
   -- Я былъ бы радъ, и какъ иначе? Для самого себя былъ бы я радъ отрицать.
   -- Дѣйствительно,-- отвѣчала Белла, -- это должно быть очень мучительно для васъ... Обѣщайтесь мнѣ, что вы не обидитесь тѣмъ, что я намѣрена прибавить, мистеръ Роксмитъ.
   -- Я не обижусь, обѣщаю вамъ отъ всего сердца.
   -- Это должно по временамъ, кажется мнѣ, -- сказала Белла запинаясь,-- нѣсколько унижать васъ въ вашемъ собственномъ мнѣніи?
   Соглашаясь движеніемъ своей головы, хотя нисколько не. изобличая этого согласія своимъ видомъ, секретарь отвѣчалъ:
   Я имѣю очень сильныя побужденія, миссъ Вильферъ, мириться съ непріятностями моего положенія въ домѣ, гдѣ мы живемъ съ вами. Повѣрьте мнѣ, это побужденіе не наемника, хоть я выбитъ изъ своей колеи въ жизни, вслѣдствіе цѣлаго ряда особенныхъ несчастій. Если вы своимъ привѣтливымъ и добрымъ участіемъ разсчитываете возбудить во мнѣ гордость, то я съ своей стороны имѣю другіе разсчеты, -- ихъ вы не видите, -- которые побуждаютъ меня къ безмолвному терпѣнію. Послѣдніе гораздо сильнѣе первыхъ.
   -- Мнѣ кажется, я замѣтила, мистеръ Роксмитъ,-- сказала Белла, смотря на него съ удивленіемъ и какъ будто бы не вполнѣ понимая его, -- что вы сдерживаете себя и принуждаете себя разыгрывать пассивную роль.
   -- Вы правы. Я сдерживаю себя и принуждаю себя разыгрывать роль. Я покоряюсь не отъ душевной робости. Я имѣю опредѣленную цѣль.
   -- И хорошую, надѣюсь, -- сказала Белла.
   -- И хорошую, надѣюсь,-- отвѣчалъ онъ, пристально смотря на нее.
   -- Иногда мнѣ казалось, сэръ, -- сказала Белла, отводя въ сторону свои глаза,-- что тутъ особенную имѣетъ для васъ силу уваженіе ваше къ мистрисъ Боффинъ.
   -- Вы очень правы; дѣйствительно, такъ. Я готовъ все сдѣлать для нея, все перенесть для нея. У меня нѣтъ словъ выразить, какъ я уважаю эту добрѣйшую женщину.
   -- Какъ и я тоже. Могу ли я спросить васъ еще объ одномъ, мистеръ Роксмитъ?
   -- О чемъ угодно.
   -- Вы, конечно, видите, какъ она страдаетъ, когда мистеръ Боффинъ обнаруживаетъ происходящую въ немъ перемѣну?
   -- Я вижу это каждый день такъ же, какъ и вы видите, и сожалѣю, что причиняю ей горе.
   -- Причиняете ей горе?-- сказала Белла, торопливо повторяя выраженіе и приподнимая брови.
   -- Да, невольно.
   -- Можетъ быть она говоритъ вамъ, какъ часто говоритъ на это лучшій изъ людей?
   -- Я часто слышу, какъ она въ своей честной и прекрасной преданности ему, говоритъ это вамъ; но я не могу сказать, чтобъ она когда-нибудь говорила это мнѣ.
   Белла встрѣтила на мгновеніе его твердый взглядъ своимъ пристальнымъ, задумчивымъ коротенькимъ взглядомъ и потомъ, кивнувъ нѣсколько разъ своею хорошенькою головкой, какъ философъ (самой лучшей школы), съ ямками на щечкахъ, разсуждающій о человѣческой жизни, вздохнула слегка, и этимъ какъ будто бы заявила признаніе въ неисправности всѣхъ вещей на свѣтѣ, какъ не задолго предъ тѣмъ готова была признать свою собственною неисправность.
   Но, несмотря на все это, прогулка ихъ была очень пріятная. Деревья были лишены своихъ листьевъ, рѣка была лишена водяныхъ лилій, но небо не было лишено своей прекрасной лазури; вода отражала ее, и легкій вѣтерокъ скользилъ но потоку, покрывая его поверхность рябью. Человѣческими руками еще, кажется, не сдѣлано того стараго зеркала, которое представило бы сцены ужаса и бѣдствія, если бы всѣ образы, которые въ немъ отражались, прошли снова по его поверхности. Но большое ясное зеркало рѣки, казалось, могло бы воспроизвести все, что оно когда-либо отражало между своими спокойными берегами, и не вышло бы ничего иного кромѣ сценъ самыхъ мирныхъ, пасторальныхъ и цвѣтущихъ.
   Такъ они гуляли, разговаривая о могилѣ, только-что зарытой, о Джонни и обо многомъ другомъ. На возвратномъ пути они встрѣтили проворную мистриссъ Мильвей, шедшую къ нимъ на встрѣчу съ пріятнымъ извѣстіемъ, что для сельскихъ дѣтей не предстоитъ никакой опасности, потому что въ деревнѣ имѣется христіанская школа, гдѣ нѣтъ никакого иного іудейскаго вмѣшательства, кромѣ только того, что при школѣ устроилъ садъ. Такъ они вернулись назадъ въ деревню въ то самое время, когда Лиза Гексамъ возвращалась съ бумажкой фабрики, и Белла отдѣлилась, чтобы переговорить съ нею въ ея собственномъ жилищѣ.
   -- Я боюсь, моя комната покажется вамъ бѣдною,-- сказала Лиза съ привѣтливою улыбкой, предлагая гостьѣ почетное мѣсто у камина.
   -- Не такою бѣдною, какъ вы думаете, моя милая,-- отвѣчала Белла,-- если бы только вы все знали.
   Дѣйствительно, хотя въ комнатку вела какая-то удивительно искривленная лѣстница, устроенная будто въ чисто-выбѣленной дымовой трубѣ, хотя потолокъ въ комнаткѣ быль низокъ, полъ неровенъ, и хотя она была темна по размѣрамъ своего окна изъ мелкихъ стеклышекъ,-- она представилась Беллѣ болѣе пріятною, чѣмъ комната когда-то бывшая у нея въ домѣ, гдѣ она такъ часто жаловалась на несчастную необходимость пускать жильцовъ.
   День оканчивался, когда обѣ дѣвушки смотрѣли другъ на друга у камина. Сумрачная комната освѣщалась пламенемъ. Каминная рѣшетка, можетъ статься, была прежняя старая жаровня; въ раскаленномъ углѣ, можетъ статься, была старая впадинка.
   -- Для меня совершенная новость, -- сказала Лиза,-- посѣщеніе леди такъ близкой къ моему возрасту и такой прекрасной, какъ вы. Мнѣ пріятно смотрѣть на насъ.
   -- Мнѣ ничего не остается для приступа къ разговору,-- отвѣчала Белла краснѣя,-- потому что и я тоже хотѣла сказать, что мнѣ пріятію смотрѣть на васъ, Лиззи. Но мы можемъ начать и безъ начала, не правда ли?
   Лиза приняла прекрасную маленькую ручку, протянувшуюся къ ней, съ такою же граціозною непринужденностью.
   -- Дорогая моя, -- сказала Белла, придвигая стулъ нѣсколько ближе и взявъ Лизу подъ руку какъ будто бы собираясь идти гулять съ нею,-- мнѣ поручено кое-что сказать вамъ, и я боюсь, что не такъ передамъ; постараюсь передать, какъ умѣю. Рѣчь о вашемъ письмѣ къ мистеру и мистриссъ Боффинъ: въ этомъ все дѣло. Постойте. Да, точно! Въ этомъ все дѣло.
   Послѣ такого вступленія, Белла упомянула о просьбѣ Лизы касательно соблюденія секрета, въ деликатныхъ выраженіяхъ упомянула объ обвиненіи, которому подвергся ея отецъ и объ его устраненіи, и спросила ее, не состоитъ ли это въ какой-нибудь связи, близкой или отдаленной, съ ея просьбою?
   -- Я чувствую, милая Лиззи,-- сказала Белла, вполнѣ удивляясь своимъ дѣловымъ способностямъ, -- что этотъ предметъ долженъ быть тягостенъ для васъ; но и я замѣшана въ него потому что,-- не знаю извѣстно ли вамъ или догадываетесь ли вы, -- я та самая завѣщанная по духовной дѣвушка, которая должна была выйти замужъ за несчастнаго джентльмена, еслибъ ему угодно было признать меня достойною того. Я была впутана въ это дѣло безъ моего согласія такъ же, какъ и вы были вовлечены въ него безъ вашего согласія, и большой разницы между нами нѣтъ.
   -- Я была увѣрена, -- сказала Лиза,-- что вы та самая миссъ Вильферъ, о которой я часто слыхала. Можете вы мнѣ сказать, кто мой неизвѣстный другъ?
   -- Неизвѣстный другъ, моя милая?-- сказала Белла.
   -- Который понудилъ уничтожить обвиненіе возведенное на моего бѣднаго отца и прислалъ мнѣ писанною бумагу по этому предмету.
   Белла никогда не слыхала о немъ. Никогда не знала, кто онъ.
   -- Я была бы рада, если бы могла поблагодарить его, -- сказала Лиза.-- Онъ сдѣлалъ для меня очень многое. Я надѣюсь, онъ доставитъ мнѣ когда-нибудь случай поблагодарить его Вы спрашиваете меня, это ли....
   -- Это или то обвиненіе,-- вставила Белла.
   -- Это или то побуждаетъ меня жить здѣсь втайнѣ и уединенно? Нѣтъ. Нисколько.
   Когда Лиза Гексамъ покачала головою, давая этотъ отвѣтъ, и когда глаза ея обратились къ камину, въ сложенныхъ рукахъ ея была замѣтна спокойная рѣшимость, не ускользнувшая отъ свѣтлыхъ глазъ Беллы.
   -- Вы долго жили одни?-- спросила Белла.
   -- Жила долго. Въ этомъ для меня нѣтъ ничего новаго. Я часто оставалась одна по цѣлымъ часамъ, днемъ и ночью, когда бѣдный отецъ былъ въ живыхъ.
   -- У васъ есть братъ, мнѣ говорили?
   -- Есть братъ, но онъ не въ ладу со мной. Онъ, однакожъ, очень хорошій мальчикъ и поднялся самъ, своимъ собственнымъ трудомъ. Я не жалуюсь на него.
   Когда она сказала это, смотря на пылавшій огонь, въ ея липѣ мелькнула скорбь. Белла воспользовалась этою минутой, чтобы коснуться ея руки.
   -- Лиззи, скажите мнѣ, есть ли у васъ другъ вашего пола и возраста?
   -- Я вела такую уединенную жизнь, что друга у меня никогда не было.-- отвѣчала она.
   -- У меня тоже не было,-- сказала Белла. По не потому, чтобъ я вела жизнь уединенную. Я иногда могла бы желать, чтобъ она была уединеннѣе, чтобы не видѣть своей мама, выступающей будто трагическая муза съ величавою болью въ лицѣ, и не видѣть сердитой Лавви, хотя, само собою разумѣется, я очень люблю ихъ обѣихъ. Я желала бы, чтобы вы сдѣлали меня своимъ другомъ, Лиза. Какъ вы думаете, можете вы сдѣлать? Такъ называемаго характера у меня столько же, моя милая, сколько у канарейки; но я знаю, что я стою довѣрія.
   Прихотливая, игривая, любящая, легкая за недостаткомъ вѣса какого-нибудь опредѣленнаго намѣренія, капризная отъ постояннаго порханія между мелкими вещицами, такъ или иначе она была увлекательна и плѣнительна. Для Лизы все это было до того ново, до того мило и въ то же время до того женственно и до того наивно, что Белла овладѣла ею совершенно. И когда Белла снова сказала: какъ вы думаете, можете вы сдѣлать меня своимъ другомъ, Лиззи? съ поднятыми бровками, съ вопросительно наклоненною на одну сторону головкой и съ нѣкоторымъ сомнѣніемъ на счетъ этого въ груди, Лиза поставила внѣ всякаго вопроса, что она это можетъ.
   -- Скажите мнѣ, душенька, что у васъ такое, и почему вы такъ живете?
   Лиза тотчасъ же начала въ видѣ прелюдіи:-- У васъ должно быть много поклонниковъ,-- какъ Белла прервала ее тихимъ возгласомъ удивленія:
   -- Душа моя, ни одного нѣтъ!
   -- Ни одного?
   -- Какъ сказать? Можетъ статься одинъ есть, -- сказала Белла.,-- навѣрно, право, не знаю. У меня билъ одинъ; но что онъ объ этомъ теперь думаетъ, не могу сказать. Можетъ статься, у меня есть половина одного (я, конечно, не разумѣю идіота Джорджа Сампсона). По что объ этомъ толковать? Мнѣ хочется васъ послушать.
   -- Есть одинъ человѣкъ, -- сказала Лиза, -- горячій и злой человѣкъ, который говоритъ, что любитъ меня, и какъ я полагаю, дѣйствительно, меня любитъ. Онъ другъ моего брата. Я внутренно испугалась его, когда онъ въ первый разъ пришелъ ко мнѣ съ моимъ братомъ; когда же я видѣла его въ послѣдній разъ, онъ напугалъ меня такъ, что я и сказать не могу.
   Тутъ она остановилась.
   -- Не для того ли вы и перебрались сюда, чтобъ избавиться отъ него, Лиза?
   -- Я перебралась сюда тотчасъ же послѣ того, какъ онъ такимъ образомъ напугалъ меня.
   -- Вы и здѣсь его боитесь?
   -- Я не изъ робкаго десятка, но боюсь его. Я боюсь заглянуть въ газеты или прислушаться къ разговору о томъ, что дѣлается въ Лондонѣ: все жду, что вотъ онъ сдѣлалъ что-нибудь такое ужасное.
   -- Слѣдовательно, вы не за себя боитесь его?-- сказала Белла, вдумавшись въ слова.
   -- Я побоялась бы и за себя, если бы встрѣтила его здѣсь. Я постоянно смотрю, нѣтъ ли его тутъ гдѣ-нибудь, когда иду на фабрику или возвращаюсь оттуда ночью.
   -- Вы боитесь, что онъ сдѣлаетъ что-нибудь надъ собою въ Лондонѣ, моя милая?
   -- Нѣтъ. Можетъ быть, онъ настолько золъ, что и надъ собою что-нибудь сдѣлаетъ; но я не объ этомъ думаю.
   -- Поэтому можно почти подумать, милая,-- сказала Белла вкрадчиво,-- что есть еще кто-нибудь?
   Лиза на минуту закрыла себѣ лицо руками, прежде чѣмъ отвѣтила:
   -- Его слова постоянно у меня въ ушахъ, и какъ онъ билъ рукой о каменную стѣну, у меня это изъ глазъ не выходитъ. Я употребляла всѣ усилія, чтобы забыть все это, но ничто не помогаетъ. По рукѣ его текла кровь, когда онъ сказалъ мнѣ: "Дай Богъ, чтобы не довелось убить его!"
   Белла вздрогнула, обхватила Лизу и потомъ спокойно спросила ее тихимъ голосомъ въ то время, какъ обѣ онѣ смотрѣли въ каминъ.
   -- Убить его! Этотъ человѣкъ, стало-быть, ревнуетъ?
   -- Съ одному джентльмену,-- сказала Лиза.-- Я даже не знаю, какъ сказать вамъ: къ джентльмену, высоко стоящему надо мною и надъ моимъ житьемъ-бытьемъ; онъ извѣстилъ меня о смерти моего отца и съ тѣхъ поръ принималъ во мнѣ участіе
   -- Онъ любитъ васъ?
   Лиза покачала головою.
   -- Онъ ухаживаетъ за вами
   Лиза перестала качать головой и прижала свою руку къ живому поясу, ее обвивавшему.
   -- Вы поселились здѣсь по его настоянію?
   -- Ахъ, нѣтъ! Я ни за что въ мірѣ не пожелала бы, чтобы онъ узналъ, что я здѣсь, или напалъ на мой слѣдъ.
   -- Лиза, милая моя, почему же?-- спросила Белла въ удивленіи при такихъ словахъ, но потомъ скоро прибавила, читая лицо Лизы.-- Нѣтъ. Не говорите почему. Это былъ глупый вопросъ. Сама вижу, сама вижу.
   Онѣ обѣ замолчали. Лиза, съ поникшею головой смотрѣла на уголья въ каминѣ, гдѣ питались ея первыя мечты, и куда убѣгала она отъ мрачной жизни, изъ которой вырвала своего брата, предвидя, какую получитъ за это награду.
   -- Вы знаете теперь все,-- сказала она поднявъ глаза на Беллу.-- Я ничего не пропустила. Вотъ причина, почему я живу здѣсь, благодаря одному доброму старику, моему истинному другу. Въ продолженіе короткаго времени моей жизни дома съ отцомъ я кое-что узнала о такихъ вещахъ -- не спрашивайте что -- отъ которыхъ отвернулась теперь, стараясь улучшить себя. Не думаю, чтобъ я могла сдѣлать что-нибудь больше въ то время, не теряя вліянія на отца; но эти вещи часто тяготятъ мнѣ душу. Употребляю всѣ усилія, чтобы забыть ихъ, и надѣюсь, это пройдетъ.
   -- Пройдетъ также, -- сказала Белла утѣшительно, -- и эта слабость. Лиззи, къ тому, кто недостоинъ ея.
   -- Нѣтъ. Я не желаю, чтобъ она прошла, -- былъ страшный отвѣтъ,-- не хочу вѣрить и не вѣрю, чтобъ онъ былъ недостоинъ. Что я выиграю отъ этого и сколько потеряю!
   Выразительныя бровки Беллы поспорили немного съ каминомъ, прежде чѣмъ она добавила:
   -- Не подумайте, что я настаиваю, Лиза; но не выиграете ли вы въ спокойствіи, надеждѣ и даже въ свободѣ? Не лучше ли будетъ не прятаться и не устраняться отъ всѣхъ естественныхъ и здоровыхъ видовъ на будущее? Простите мнѣ вопросъ: не будетъ ли это выигрышъ?
   -- Развѣ женское сердце, съ такою слабостью, о которой вы сказали,-- отвѣчала Лиза,-- старается что-нибудь выиграть?
   Этотъ вопросъ до того не согласовался съ видами на жизнь, которые Белла излагала предъ своимъ отцомъ, что она внутренно проговорила:, продажная дряннушка, слышишь ты это? Не стыдно ли тебѣ самой себя?" и, принявъ свою руку съ таліи Лизы, она ткнула себя въ бокъ, какъ бы въ покаяніи.
   -- Но вы сказали, Лиза,-- замѣтила Белла, возвращаясь къ своему предмету послѣ того, какъ она учинила себѣ такое наказаніе,-- что вы, кромѣ того, потеряете что-то. Не можете ли вы сказать мнѣ, что вы потеряетесь, Лиза?
   -- Я потеряю лучшія воспоминанія, лучшія побужденія и лучшія цѣли, которыя сопутствуютъ мнѣ въ моей ежедневной жизни. Я потеряю увѣренность, что будь я ровня ему, и люби онъ меня, я употребила бы всѣ свои силы сдѣлать его лучше и счастливѣе такъ же, какъ и онъ сдѣлалъ бы это для меня. Я потеряю почти всю цѣну, которую полагаю тому немногому, чему я выучилась, чемъ ему обязана и что осилила съ такимъ трудомъ, чтобз" онъ не подумалъ, что ученіе потрачено на меня даромъ. Я потеряла бы нѣчто вродѣ его изображенія или изображенія того, чѣмъ онъ могъ бы быть, еслибъ я была леди, а онъ любилъ бы меня,-- изображеніе, которое всегда при мнѣ находится, предъ которымъ, кажется, я никогда не сдѣлаю ничего низкаго или дурного Я потеряла бы память о томъ, что онъ сдѣлалъ для меня хорошаго съ тѣхъ поръ, какъ я узнала его, и что онъ сдѣлалъ во мнѣ перемѣну такую.... такую, какъ въ этихъ рукахъ, которыя были и грубыя, и жесткія, и потрескавшіяся, и загорѣлыя въ то время, какъ я работала веслами на рѣкѣ вмѣстѣ съ отцомъ, а теперь стали мягки и гибки, какъ видите.
   Онѣ дрожали, но не отъ слабости, когда она показала ихъ.
   -- Поймите меня, моя милая, -- такъ продолжала она: -- я никогда не мечтала, что онъ можетъ быть для меня чѣмъ-нибудь инымъ, а не такою картиной: я знаю, что не смогу дать вамъ объ этомъ понятія, если вы сами этого не чувствуете. Я никогда не могла и думать о томъ, чтобы стать его женой, равно какъ и онъ не думалъ объ этомъ: сильнѣе этого едва ли можно сказать что-нибудь. По все-таки я люблю его. Я люблю его такъ сильно, такъ страстно, что когда подумаю, до чего жизнь моя будетъ горестна, я горжусь ею и рада ей. Я съ гордостью и радостью готова перенести хоть что-нибудь для него, даже еслибъ это не доставило ему никакой пользы, и даже еслибъ онъ никогда не узналъ, никогда не подумалъ объ этомъ.
   Белла сидѣла, окованная глубокою безкорыстною страстью этой дѣвушки однихъ съ нею лѣтъ, страстью, смѣло изливавшеюся въ довѣріи къ ея симпатическому пониманію ея правды. До сихъ поръ она никогда ничего подобнаго не испытывала и никогда не думала о существованіи чего-нибудь подобнаго.
   -- Однажды въ поздній часъ ужасной ночи,-- сказала Лиза,-- глаза его въ первый разъ взглянули на меня въ нашемъ старомъ домѣ при рѣкѣ, совершенно непохожемъ на этотъ. Глаза его, можетъ быть, никогда не взглянутъ на меня снова. Я даже желаю, чтобъ они никогда не взглянули, я даже надѣюсь, что они никогда не взглянутъ. Но ни за какія блага въ жизни я не захотѣла бы, чтобы свѣтъ ихъ угасъ въ моей жизни. Я все вамъ высказала теперь, душа моя. Если покажется нѣсколько странно съ моей стороны, что я вамъ открылась, я не сожалѣю. У меня въ мысляхъ не было выговорить хоть одно слово объ этомъ за минуту до вашего прихода; но вы вошли, и настроеніе мое перемѣнилось.
   Белла поцѣловала ее въ щеку, и горячо поблагодарила за довѣренность.
   -- Я желаю только,-- сказала Белла,-- чтобъ я болѣе заслуживала ее.
   -- Болѣе заслуживали?-- повторила Лиза съ недовѣрчивою улыбкой.
   -- Я говорю это не потому, что измѣню ей,-- сказала Белла,-- хеня могутъ изорвать въ куски, прежде, чѣмъ добьются отъ меня слова объ этомъ, хотя въ этомъ нѣтъ вика кой заслуги, потому что я отъ природы упряма, будто какой-нибудь поросенокъ. Я только хочу сказать, Лиза, что я просто-на-просто дерзкая, надутая дѣвчонка, и вы устыдили меня.
   Лиза поправила прекрасные каштановые волосы Беллы, энергически встряхнувшей своею головкой, и, запятая этимъ сказала:
   -- Милая моя!
   -- Ахъ, только вамъ хорошо называть меня своею милой!-- сказала Белла капризнымъ голосомъ: -- и я рада, что вы меня такъ называете, хоть я на это никакого права не имѣю. Я все-таки дрянь!
   -- Милая моя!-- снова настаивала Лиза.
   -- Такое, мелкое, холодное, корыстное, глупое животное, -- сказала Белла, оттѣняя съ особенною силой свое послѣднее прилагательное.
   -- Вы думаете,-- спросила Лиза съ тихою улыбкой, когда юлосы были закрѣплены,-- что я не лучше васъ знаю?
   -- Знаете меня лучше?-- сказала Белла.-- И вы въ самомъ дѣлѣ думаете, что знаете меня лучше? Ахъ, какъ была бы я рада, если бы вы знали лучше, но я очень боюсь, что я себя лучше знаю!
   Лиза, расхохотавшись, спросила ее, видѣла ли она когда-нибудь свое лицо и слышала ли свой голосъ?
   -- Я думаю, видѣла,-- отвѣчала Белла.-- Я частенько посматриваю въ зеркало и болтаю, какъ сорока.
   -- Я тоже видѣла ваше лицо и слышала вашъ голосъ,-- сказала Лиза:-- они-то и соблазнили меня сказать вамъ,-- въ полной увѣренности, что я ничего худого не дѣлаю,-- то чего, думала я, никогда бы никому, ни за что на свѣтѣ я не сказала. Развѣ это дурной знакъ?
   -- Нѣтъ надѣюсь, не дурной,-- проговорила Белла, надувъ губки, и остановившись, какъ бы не зная, засмѣяться ей или заплакать.
   -- Я когда-то видѣла картинки въ каминѣ, -- сказала Лиза шутливо, -- и забавляла ими моего брата. Сказать вамъ, что я вижу подъ огнемъ во впадинкѣ?
   Поднявшись со стульевъ, онѣ уже стояли на предкаминномъ коврикѣ, такъ какъ наступило время разстаться, и уже взялись рука за руку, чтобы проститься.
   -- Сказать вамъ,-- спросила Лиза, -- что я тамъ вижу?
   -- Глупое жи...-- подсказала Белла, поднимая бровки.
   -- Сердце, достойное любви и любимое. Сердце, которое, разъ полюбивъ, готово въ огонь и въ воду за того, кого любитъ, и никогда не измѣнится и ничего не устрашится.
   -- Сердце дѣвушки?-- спросила Белла съ аккомпанементомъ бровей.
   Лиза кивнула.
   -- А дѣвушка, которой оно принадлежитъ...
   -- Вы,-- подсказала Белла.
   -- Нѣтъ. По ясно и положительно вы.
   Свиданіе окончилось обмѣномъ пріятныхъ словъ съ обѣихъ сторонъ и многими напоминаніями со стороны Беллы, что онѣ друзья, и обѣщаніями, что она скоро снова побываетъ въ этихъ мѣстахъ. За этимъ Лиза возвратилась къ своимъ занятіямъ, а Белла побѣжала въ маленькую гостиницу присоединиться къ своимъ спутникамъ.
   -- Вы какъ будто бы чѣмъ-то озабочены, миссъ Вильферъ?-- было первымъ замѣчаніемъ секретаря
   -- Я, дѣйствительно, нѣсколько озабочена,-- отвѣчала миссъ Вильферъ.
   Она ничего не сказала ему, какъ только то, что тайна Лизы Гексамъ не имѣетъ никакого отношенія къ жестокому обвиненію и къ его уничтоженію.-- Ахъ, да, отношеніе есть!-- сказала Белла;-- можно упомянуть объ одномъ: Лиза очень желаетъ поблагодарить своего неизвѣстнаго друга, который прислалъ ей письменное опроверженіе. "Въ самомъ дѣлѣ, желаетъ?" замѣтилъ секретарь. Увы! Белла спросила его, имѣетъ ли онъ какое-нибудь понятіе, кто этотъ неизвѣстный другъ, имъ не имѣетъ объ этомъ никакого понятія.
   Они находились на границахъ Оксфордшира: такъ далеко забрела бѣдная старушка Бетти Гигденъ. Имъ нужно было возвратиться съ поѣздомъ тотчасъ же; а такъ какъ станція находилась вблизи, то преподобный Франкъ и мистриссъ Франкъ, и Слякоть, и Белла, и секретарь отправились къ ней пѣшкомъ. Немногія сельскія тропинки настолько широки, что по нимъ можно идти пятерымъ въ рядъ, и потому секретарь и Белла пошли позади другихъ.
   -- Повѣрите ли, мистеръ Роксмитъ,-- сказала Белла,-- мнѣ кажется, цѣлые годы прошли съ тѣхъ поръ, какъ я побывала въ коттеджѣ Лизы Гексамъ.
   -- Мы сегодня много хлопотали,-- отвѣчалъ онъ,-- къ тому же вы были очень разстроены на кладбищѣ. Вы слишкомъ устали.
   -- Нѣтъ, я нисколько не устала. Я не совсѣмъ хорошо выразила, что хотѣла сказать. Я не то чувствую, что будто прошло много времени, а что будто много случилось въ это время.
   -- Къ лучшему, надѣюсь?
   -- Надѣюсь, -- сказала Белла
   -- Вы озябли. Мнѣ показалось, вы дрожите. Позвольте мнѣ накинуть на васъ мой пледъ. Могу я прикрыть вамъ плечо, не измявъ вашего платья? Пледъ будетъ слишкомъ тяжелъ и длиненъ. Дайте, я понесу одинъ конецъ его на рукѣ, такъ какъ вамъ нельзя идти со мной подъ руку.
   Однакожъ, идти подъ руку возможность оказалась. Какъ она, вся закутанная, могла выставить свою ручку, знаетъ только небо, но она какъ-то выставила ее,-- вотъ она,-- взялась ею подъ руку секретаря.
   -- Я имѣла длинный и интересный разговоръ съ Лизою, мистеръ Роксмитъ,-- и она сочла меня достойною своего полнаго довѣрія.
   -- Она не была бы въ состояніи удержаться отъ этого,-- сказалъ секретарь.
   -- Я удивляюсь,-- сказала Белла, остановившись и взглянувъ на него:-- какъ это вы говорите мнѣ то же самое, что и она говорила насчетъ этого!
   -- Я полагаю, это должно быть потому, что я чувствую то же, что и она чувствовала насчетъ этого -- По какъ же это должно быть, по вашему мнѣнію, сэръ?-- спросила Белла, опять двинувшись впередъ.
   -- Если вы желали пріобрѣсти ея довѣріе, или чье бы то на было довѣріе, вы не могли не успѣть въ этомъ.
   Желѣзная дорога въ эту минуту знаменательно закрыла свой зеленый глазъ и открыла свой красный, и имъ пришлось бѣжать къ ней. Белла, закутанная, не могла легко бѣжать, и потому секретарю пришлось помогать ей. Онъ сѣлъ противъ нея въ уголкѣ вагона. Ясное личико ея было до того обворожительно, что когда она воскликнула: "Какія прекрасныя звѣзды и какая чудесная ночь!" онъ отвѣтилъ: "да", и предпочелъ любоваться ночью и звѣздами въ ея прелестномъ личикѣ, а не въ окнѣ.
   О, к'асивая леди, очаровательная к'асивая леди! Если бы только мнѣ быть законнымъ исполнителемъ духовнаго завѣщанія Джонни! Если бы только мнѣ имѣть право передать тебѣ завѣщанное и получить съ тебя росписку! Что-нибудь въ этомъ родѣ навѣрное примѣшивалось къ грохоту поѣзда, летѣвшаго мимо станцій, знаменательно закрывавшихъ свои зеленые глаза и открывавшихъ свои красные, когда они изготовлялись пропустить к'асивую леди.
   

X. Лазутчики.

   -- Итакъ, миссъ Ренъ,-- сказалъ Евгеній Рейборнъ,-- я не могу убѣдить васъ снарядить мнѣ куклу?
   -- Нѣтъ,-- отвѣчала миссъ Ренъ отрывисто: -- если вамъ нужна кукла, сходите въ лавку и купите.
   -- И моя очаровательная юная крестница,-- сказалъ мистеръ Рейборнъ жалобно,-- въ Гертфордширѣ...
   -- Вздоръ-ширѣ хотите вы, кажется, сказать, -- ввернула миссъ Ренъ.
   --... будетъ подведена подъ холодныя условія обыкновенной публики и не извлечетъ никакой выгоды изъ моего личнаго знакомства съ придворною швеей?
   -- Если есть какая-нибудь выгода для вашей очаровательной крестницы... а какимъ драгоцѣннымъ крестнымъ папенькою запаслась она!-- отвѣчала миссъ Ренъ тыкая противъ него въ воздухъ своею иглою...-- выгода узнать, что придворная швея знакома со всѣми вашими плутнями и повадками, то вы можете передать ей это по почтѣ съ моимъ глубокимъ почтеніемъ.
   Миссъ Ренъ прилежно работала при свѣчѣ, а мистеръ Рейборнъ, вполовину потѣшаясь, вполовину досадуя, стоялъ лѣниво и неподвижно возлѣ ея скамьи и смотрѣлъ на нее. Безпокойный ребенокъ миссъ Ренъ находился въ углу, въ сильной опалѣ, представляя все безобразіе, валяющагося пьяницы, дрожащаго всѣмъ тѣломъ.-- Ухъ, отвратительный мальчишка!-- воскликнула миссъ Ренъ, привлеченная звукомъ стучащихъ зубовъ.-- Какъ бы я была рада, если бы всѣ они посыпались тебѣ въ горло и заиграли въ бабки въ твоемъ брюхѣ! Фу, негодный ребенокъ! Ея-бя, овца черная!
   Она сопровождала всю эту брань грознымъ стукомъ своей ножонки объ полъ, и несчастное существо возражало только плаксивымъ мычаньемъ.
   -- Пять шиллинговъ плати еще за тебя!-- продолжала миссъ Ренъ:-- а сколько часовъ, ты думаешь, нужно мнѣ потратить, чтобы заработать пять шиллинговъ, безстыдный мальчишка? Переставь ревѣть, не то я въ тебя куклой запущу. Плати за тебя пять шиллинговъ штрафу, каково это! Я готова заплатить пять шиллинговъ мусорщикамъ, чтобъ они совсѣмъ увезли тебя въ мусорной телѣгѣ.
   -- Нѣтъ, нѣтъ,-- умоляло нелѣпое созданіе.-- Пожалуйста.
   -- Онъ въ состояніи совсѣмъ растерзать материнское сердце, этотъ мальчишка,-- сказала миссъ Ренъ, вполовину обращаясь къ Евгенію. Лучше было бы мнѣ никогда его не вскармливать. Онъ былъ бы острѣе змѣинаго жала, если бы не былъ мутнѣе лужи. Посмотрите на него. Какое прекрасное зрѣлище для родительскаго глаза!
   Дѣйствительно, въ своемъ болѣе, чѣмъ свинскомъ состояніи (свиньи по крайней мѣрѣ жирѣютъ отъ своего обжорства и дѣлаются хороши для ѣды), онъ представлялъ прелестное зрѣлище для чьего бы то ни было глаза -- Скверный старый ребенокъ,-- сказала миссъ Ренъ, браня его съ большимъ ожесточеніемъ, ты только на то и годенъ, чтобъ опустить тебя и закупорить въ большую стеклянную бутыль на показъ другимъ сосунамъ такого же десятка. Если у него о своей печенкѣ попеченія нѣтъ, неужели нѣтъ и о матери?
   -- Есть. Печенье, ой не дѣлай!-- кричалъ предметъ этихъ замѣчаній.
   -- Все не дѣлай, да не дѣлай,-- продолжала миссъ Ренъ.-- А самъ все дѣлаешь да дѣлаешь. Зачѣмъ ты дѣлаешь?
   -- Не стану больше. Право не стану. Пожалуйста!
   -- Замолчи!-- сказала миссъ Ренъ, закрывая глаза рукой:-- Я не могу видѣть тебя. Пошелъ на верхъ, принеси мнѣ шляпу и шаль. Будь хоть на что-нибудь полезенъ дрянной мальчишка; избавь меня отъ своего присутствія хоть на полминутки.
   Повинуясь ей, онъ вышелъ шатаясь, и тутъ Евгеній Рейборнъ увидѣлъ слезы, катившіеся между пальцами маленькаго созданія, закрывшаго себѣ глаза, рукой. Онъ пожалѣлъ о ней; но его участіе не побудило его безпечности сдѣлать для нея хоть что-нибудь кромѣ, какъ пожалѣть о пси.
   -- Я иду въ итальянскую оперу примѣривать наряды,-- сказала миссъ Ренъ, отнявъ свою руку ни прошествіи нѣсколькихъ минуть и смѣясь глумливо, чтобы скрыть, что она плакала.-- Вамъ нужно уйти прежде, чѣмъ я отправлюсь, мистеръ Рейборнъ. Позвольте мнѣ сказать, разъ навсегда, вамъ не для чего дѣлать мнѣ визиты. Вы не добьетесь отъ меня, чего желаете, не добьетесь, если бы даже принесли щипчики съ собою и начали рвать меня но кусочкамъ.
   -- Неужели, вы до такой степени упрямы по части кукольнаго наряда для моей крестницы?
   -- Ахъ!-- отвѣчала миссъ Ренъ, вздернувъ подбородокъ.-- Я очень упряма. Разумѣется, только по части кукольнаго наряда,-- или адреса -- какъ угодно. Ступайте-ка и отложите попеченіе объ этомъ.
   Ея позорное дитя возвратилось и стало позади со шляпкой и шалью.
   -- Дай мнѣ ихъ сюда и пошелъ опять въ свой уголъ, негодная старая тварь!-- сказала миссъ Ренъ, обернувшись и увидавъ его.-- Нѣтъ, нѣтъ, твоей услуги мнѣ не нужно. Пошелъ въ свой уголъ сію минуту!
   Несчастный человѣкъ, слегка потирая дрожащія кисти своихъ рукъ сверху книзу, побрелъ, шатаясь къ мѣсту своего изгнанья; во, проходя мимо Евгенія, какъ-то особенно взглянулъ на него и при этомъ сдѣлалъ движеніе, которое могло бы походить на движеніе локтемъ, еслибъ его члены или суставы повиновались его волѣ. Не обративъ на него никакого особеннаго вниманія и только инстинктивно отсторонившись отъ непріятнаго прикосновенія, Евгеній лѣниво поклонился разъ или два миссъ Ревъ, попросилъ позволенія закурить сигару и вышелъ -- Слушай ты, блудный старый песъ, -- сказала Дженни, тряся головкой и грозя своимъ миніатюрнымъ указательнымъ пальчикомъ своей обузѣ,-- ты сиди здѣсь, пока я назадъ не приду. Не смѣй ни на минуту выдвинуться изъ своего угла, пока меня m будетъ,-- я знаю для чего.
   За этимъ приказаніемъ, она задула свою рабочую свѣчу, оставивъ его только при свѣтѣ камина, положила свой большой ключъ отъ двери въ карманъ, взяла въ руку крючковатую палочку и отправилась.
   Евгеній медленно направлялся къ Темплю, куря сигару; но уже не видалъ болѣе кукольной швеи, потому что имъ пришлось разойтись въ противоположныя стороны улицы. Не въ духѣ онъ шелъ впередъ, остановился въ Черингъ-Кросѣ, позѣвалъ по сторонамъ, не обращая никакого вниманія на толпы народа, и снова пошелъ, какъ на глаза ему попался предметъ совершенно неожиданный:-- ни больше, ни меньше, какъ негодный мальчишка Дженни Ренъ, собиравшійся перейти улицу.
   Едва ли на улицахъ можно было встрѣтить что-нибудь смѣшнѣе и разслабленнѣе этого шатающагося бѣдняка, нерѣшительно пытавшагося продвинуться на мостовую и снова нетвердыми шагами отодвигавшагося назадъ, изъ опасенія экипажей, которые показывались вдали или даже, совсѣмъ не показывались. Когда путь совершенно очищался, онъ снова дѣлалъ попытку перейти, доходилъ до половины мостовой, описывалъ кругъ, поворачивался и возвращался въ то время, когда успѣлъ бы перейти разъ шесть взадъ и впередъ. Потомъ онъ становился, дюжа всѣмъ тѣломъ, на краю тротуара, смотрѣлъ вверхъ по улицѣ и смотрѣлъ внизъ по ней, между тѣмъ, какъ многіе десятки людей толкали его, переходили на другую сторону и продолжали свой путь. Подстрекаемый мало-по-малу видомъ ихъ успѣха, онъ дѣлалъ новую попытхк, снова описывалъ кругъ, доходилъ почти до противоположнаго тротуара, и тутъ, какъ бы увидавъ или вообразивъ что-то ѣдущее, отшатывался и, спотыкаясь, спѣшилъ назадъ.
   Тамъ онъ, опять останавливаясь, дѣлалъ спазмодическія приготовленія какъ бы къ большому прыжку и, наконецъ, рѣшался двинуться впередъ какъ разъ въ ненадлежащую минуту, попадалъ на крикъ возчиковъ, отступалъ съежившись назадъ и становился, весь дрожа, на прежнее мѣсто для того, чтобы вновь повторить свою продѣлку.-- Кажется,-- замѣтилъ Евгеній, спокойно посмотрѣвъ на него нѣсколько минутъ,-- пріятель мой позапоздаетъ, если имѣетъ у себя на рукахъ какое-нибудь назначеніе.
   Съ этимъ замѣчаніемъ онъ потянулся дальше и ужъ больше о немъ не думалъ.
   Ляйтвудъ былъ дома, когда онъ дошелъ до квартиры, и обѣдалъ одинъ. Евгеній придвинулъ стулъ къ камину, у котораго тотъ пилъ свое вино, читая газеты; принесъ себѣ рюмку и налилъ ее ради компаніи -- Мой любезный Мортимеръ, ты истинная картина самодовольнаго трудолюбія, отдыхающаго (въ кредитъ) послѣ своихъ усиленныхъ дневныхъ работъ.
   -- Мой любезный Евгеній, ты истинная картина недовольной тѣни, нисколько не отдыхающей. Гдѣ ты былъ?
   -- Я былъ,-- отвѣчалъ Рейборнъ,-- я шатался по городу и теперь вернулся съ намѣреніемъ посовѣтоваться съ моимъ въ высшей степени разсудительнымъ и уважаемымъ юристомъ о положеніи моихъ дѣлъ.
   -- Твой въ высшей степени разсудительный и уважаемый юристъ полагаетъ, что твои дѣла въ дурномъ положеніи, Евгеній.
   -- Разсудительно ли говорить такимъ образомъ, -- сказалъ Евгеній задумчиво,-- о дѣлахъ кліента, которому нечего терять и котораго нельзя, повидимому, заставить заплатить, это подлежитъ erne сомнѣнію.
   -- Ты попалъ въ жидовскія лапы, Евгеній.
   -- Любезный другъ мой,-- отвѣчалъ должникъ, совершенно спокойно взявъ свою рюмку,-- я прежде въ лапы христіанскія попадалъ; а ужъ это могу снести, какъ философъ. Я видѣлся сегодня, Евгеній, съ Евреемъ, который, кажется, готовится поприжать насъ порядкомъ. Настоящій Шайлокъ и какъ двѣ капли воды патріархъ. Живописный. сѣдовласый и бѣлобородый старый Еврей, въ широкой шляпѣ и въ рясѣ -- Ужъ не почтенный ли мой другъ мистеръ Ааронъ?-- сказалъ Евгеній, ставя свою рюмку.
   -- Онъ называетъ себя мистеръ Райя.
   -- Кстати,-- сказалъ Евгеній,-- мнѣ пришло въ голову, что я самъ, конечно, по инстинктивному желанію принять его въ лоно нашей церкви, далъ ему имя Аарона.
   -- Евгеній, Евгеній,-- отвѣчалъ Ляйтвудъ, -- ты забавнѣе, чѣмъ когда-нибудь. Объясни, что ты хочешь сказать -- Только то, мой любезный товарищъ, что я имѣю честь и удовольствіе быть нѣсколько знакомъ съ такимъ патріархомъ, какого ты описываешь, и называю его мистеромъ Аарономъ, потому что это, какъ мнѣ кажется, и по-еврейски и выразительно, и прилично, и лестно. Несмотря, однакоже, на такія сильныя причины называться ему этимъ именемъ, оно, можетъ статься, и не его имя -- Ты самый нелѣпый человѣкъ на земномъ шарѣ,-- сказалъ Ляйтвудъ, смѣясь.
   -- Нисколько, увѣряю тебя. Говорилъ онъ, что знаетъ меня?
   -- Нѣтъ, не говорилъ. Онъ только сказалъ, что, надѣется, ты ему заплатишь.
   -- Это какъ будто бы показываетъ,-- замѣтилъ Евгеній очень серьезно, -- что онъ меня не знаетъ. Надѣюсь, что это не мой почтенный другъ мистеръ Ааронъ, потому что, по правдѣ тебѣ сказать, Мортимеръ, я боюсь, у него есть маленькое предубѣжденіе противъ меня. Я сильно подозрѣваю, что онъ участвовалъ въ похищеніи Лизы.
   -- Все какъ будто бы вслѣдствіе какой-то судьбы,-- нетерпѣливо отвѣчалъ Ляйтвудъ,-- приводитъ насъ къ Лизѣ. Шлялся по городу, значитъ отыскивалъ Лизу; не такъ ли Евгеній?
   -- Мой юристъ, вы знаете,-- замѣтилъ Евгеній, повернувшись спиной къ камину,-- есть человѣкъ безпредѣльно проницательный!
   -- А развѣ не такъ, Евгеній?
   -- Такъ, Мортимеръ.
   -- По Евгеній, ты знаешь, что въ дѣйствительности ты мало о ней думаешь.
   Евгеній Рейборнъ всталъ, засунулъ руки въ карманъ и, поставивъ ногу на предкаминную рѣшетку, началъ раскачиваться всѣмъ тѣломъ и смотрѣть на огонь. Послѣ продолжительной паузы онъ сказалъ:
   -- Нѣтъ, я этого не знаю. Я долженъ попросить тебя больше мнѣ не говорить этого, какъ бы о дѣлѣ рѣшеномъ.
   -- А если ты о ней думаешь, такъ тѣмъ болѣе долженъ оставить ее въ покоѣ.
   Помолчавъ опять, какъ прежде, Евгеній сказалъ:
   -- И этого я тоже не знаю. По скажи, видалъ ли ты, чтобъ я столько хлопоталъ о чемъ-нибудь, какъ теперь въ розыскахъ о мѣстѣ ея пребыванія? Спрашиваю для свѣдѣнія.
   -- Мой любезный Евгеній, желалъ бы видѣть.
   -- Значитъ не видалъ? Такъ точно. Ты подтверждаешь мое собственное впечатлѣніе. Похоже ли это на то, что я думаю и забочусь о ней? Спрашиваю для свѣдѣнія.
   -- Это я спрашивалъ тебя для свѣдѣнія, Евгеній,-- сказалъ Мортимеръ тономъ упрека.
   -- Любезный другъ, я это знаю, но не могу дать отвѣта. Я жажду свѣдѣній. Что же хочешь ты сказать? Если мои хлопоты отыскать ее не значатъ, что она у меня постоянно на умѣ, такъ что же они значатъ? Если Петръ Пайперъ пролилъ плошку пик-ку-ли-перца, гдѣ же та плошка, и такъ далѣе?
   Онъ хотя и сказалъ это шутливо, однакоже, съ лицомъ смущеннымъ и вопрошающимъ, какъ бы не зная самъ, что съ собою дѣлать.
   -- Сообразя послѣдствія, -- началъ было представлять Ляйтлудъ, какъ тотъ ухватился за эти слова:
   -- Э! Да этого-то я и не могу сдѣлать. Какъ проворно умѣешь ты, Мортимеръ, отыскать во мнѣ слабую сторону! Когда мы вмѣстѣ были въ школѣ, я подготовлялъ свои уроки до послѣдней минуты, изо дня въ день, и все помаленьку; теперь мы вмѣстѣ идемъ въ жизни, и я свои уроки подготовляю все также. Въ настоящемъ случаѣ я дошелъ только вотъ до чего: я задумалъ отыскать Лизу, я рѣшился найти ее и употреблю для этого всѣ средства, какія представятся. Честныя средства или подлыя средства, мнѣ все равно. Спрашиваю тебя, для свѣдѣнія, что это значитъ? Когда я отыщу ее, мнѣ можно будетъ спросить тебя, тоже ради свѣдѣнія, что я намѣренъ теперь? Но при настоящемъ положеніи дѣла это было бы преждевременно, и это совершенно не по складу моего умаЛяйтвудъ покачивалъ головой на тонъ, съ которымъ другъ его говорилъ это, на тонъ до того причудливо-откровенный и убѣдительный, что у его словъ отнимался характеръ увертки, какъ за наружною дверью послышался шорохъ и топотъ, нерѣшительный легкій стукъ, будто чья-то рука хваталась за скобку.
   -- Какой-нибудь шаловливый юноша изъ сосѣдства,-- сказалъ Евгеній,-- котораго я съ удовольствіемъ вышвырну съ этой высоты на церковный дворъ внизу, безъ всякихъ промежуточныхъ церемоній, какъ проказника, по всей вѣроятности, загасившаго лампу. На нынѣшній вечеръ я дежурный, и посмотрю, что тамъ за дверью.
   Его пріятель едва имѣлъ время сообразить небывалый проблескъ рѣшительности, съ которымъ онъ говорилъ объ отысканіи этой дѣвушки, и который исчезъ въ немъ ее звукомъ произнесенныхъ имъ словъ, какъ Евгеній вернулся, вводя постыднѣйшею тѣнь человѣка, трясущуюся съ головы до ногъ и одѣтую въ сало и грязь отвратительныя.
   -- Этотъ интересный джентльменъ,-- сказалъ Евгеній,-- ребенокъ, по временамъ черезчуръ безпокойный, одной знакомой мнѣ леди. Мистеръ Мортимеръ, мистеръ Куклинъ.
   Евгеній не имѣлъ понятія о его фамиліи, зная, что фамилія маленькэй швеи была вымышленная, но представилъ его съ непринужденною самонадѣянностью, подъ первымъ попавшимся названіемъ, внушеннымъ ему воспоминаніями.
   -- Я заключаю,-- любезный Мортимеръ,-- продолжалъ Евгеній, пока Ляйтвудъ смотрѣлъ съ удивленіемъ на гнуснаго посѣтителя,-- изъ манеръ мистера Куклина, которыя по временамъ бываютъ очень мудрены, что онъ желаетъ кое-что сообщить мнѣ. Я уже упомянулъ мистеру Куклину, что мы съ тобой состоимъ во взаимной довѣренности, и просилъ мистера Куклина здѣсь объясниться.
   Несчастное существо сильно затруднялось держаніемъ въ рукѣ остатковъ своей шляпы, и потому Евгеній живо швырнулъ ихъ къ двери и усадилъ его на стулъ.
   -- Мнѣ кажется, нужно будетъ,-- замѣтилъ онъ,-- посмочить мистера Куклина прежде, чѣмъ мы найдемъ возможность выдавить изъ него что-нибудь. Водки, мистеръ Куклинъ, или?..
   -- Рому на три пенса,-- сказалъ мистеръ Куклинъ.
   Разумно малое количество этого горячительнаго было ему подано въ рюмкѣ, и онъ началъ препровождать его ко рту со всевозможными спотыканіями и уклоненіями по пути.
   -- Нервы мистера Куклина,-- замѣтилъ Евгеній Ляйтвуду,-- сильно поразстроились. И я считаю, вообще, полезнымъ окурить мистера Куклина.
   Онъ досталъ лопаточку {При англійскихъ каминахъ всегда находятся щипцы для накладки угля, небольшой тупой ломъ для разбиванія угля и лопаточки для сгребанія пепла.} изъ-подъ камина, положилъ на нее нѣсколько раскаленныхъ углей и, взявъ изъ коробочки на каминномъ наличникѣ немного курительнаго порошку, бросилъ его на нихъ, а потомъ съ большимъ спокойствіемъ началъ тихонько качать лопаточку предъ мистеромъ Куклинымъ, чтобъ отдѣлить его дымомъ отъ своего общества.
   -- Господи милосердый, Евгеній!-- воскликнулъ Ляйтвудъ, снова захохотавъ:-- Какой ты сумасшедшій! Зачѣмъ этотъ несчастный пришелъ сюда?
   -- Вотъ услышимъ,-- сказалъ Рейборнъ, внимательно наблюдая его лицо.-- Ну, теперь говорите. Ничего не бойтесь. Скажите, въ чемъ дѣло, Куклинъ?
   -- Ми-стъ Рейборнъ!-- сказать посѣтитель густымъ и сиплымъ голосомъ.-- Это ми-стъ Рейборнъ, такъ, что ли?-- продолжалъ онъ съ глупымъ взглядомъ.
   -- Ну, конечно, онъ. Смотрите на меня. Что вамъ угодно?
   Мистеръ Куклинъ скомкался на своемъ стулъ и тихо проговорилъ:
   -- Рому на три пенса.
   -- Сдѣлай одолженіе, любезный Мортимеръ, смочи опять мистера Куклина,-- сказалъ Евгеній.-- Я занятъ окуриваніемъ.
   Такое же количество было снова налито въ его рюмку, и онъ поднесъ ее къ своимъ губамъ такими же окольными путями. Выпивъ, мистеръ Куклинъ съ явнымъ опасеніемъ, что онъ опять скомкается, если не поторопится, приступилъ къ дѣлу.
   -- Ми-стъ Рейборнъ. Толкнулъ васъ локтемъ, пытался, да вы не захотѣли. Вамъ адресъ нуженъ. Вы желаете знать, гдѣ она живетъ. Желаете, ми-стъ Рейборнъ?
   Взглянувъ на своего друга, Евгеній отвѣтилъ на вопросъ сурово:-- желаю.
   -- Я тотъ самый человѣкъ,-- сказалъ мистеръ Куклинъ,-- пытаясь ударить себя въ грудь и вмѣсто того хвативъ себя подъ глазъ, кто вамъ это сдѣлаетъ. Я тотъ самый человѣкъ, кто вамъ это сдѣлаетъ.
   -- Что такое сдѣлаетъ?-- спросилъ Евгеній также сурово -- Адресъ дастъ.
   -- У васъ онъ?
   Съ самою усиленною попыткой на гордость и достоинство, мистеръ Куклинъ помоталъ нѣсколько времени головой,-- возбуждая этимъ сильное ожиданіе, а потомъ отвѣтилъ "Нѣтъ!" какъ будто бы въ этомъ заключалось пріятнѣйшее, что можно было ожидать отъ него -- Что же вы хотите сказать?
   Мистеръ Куклинъ, скомкавшись самымъ сонливымъ образомъ послѣ своего послѣдняго умственнаго тріумфа, отвѣчалъ:
   -- Рому на три пенса.
   -- Смочи его опять, любезный Мортимеръ,-- сказали Гейбэрнъ,-- смочи опять.
   -- Евгеній, Евгеній, -- представлялъ Ляйтвудъ тихимъ голосомъ, исполняя его желаніе,-- неужели ты можешь унизиться до такой степени, что возьмешься за подобное орудіе?
   -- Я уже сказалъ,-- былъ отвѣтъ съ прежнимъ проблескомъ рѣшимости,-- что найду ее какими бы то ни было средствами, честными или безчестными. Это безчестное, и я возьмусь за него, если не буду сперва вынужденъ раскроить башку мистеру Куклину вотъ этою лопаткой. Можете вы достать адресъ? Вы что хотите сказать? Говорите. Если вы за этимъ пришли, скажите. сколько вы хотите?
   -- Десять шиллинговъ, на три пенса рому,-- сказалъ мистеръ Куклинъ.
   -- Вы ихъ получите.
   -- Пятнадцать шилинговъ, на три пенса рому,-- сказалъ мистеръ Куклинъ, пытаясь выпрямиться.
   -- Вы ихъ получите. Остановитесь на этомъ. Какъ же вы добудете адресъ, о которомъ говорите?
   -- Я тотъ самый человѣкъ,-- сказалъ мистеръ Куклинъ съ величіемъ,-- кто его добудетъ, сэръ.
   -- Какъ вы его добудете, я васъ спрашиваю?
   -- Я горемычный,-- сказалъ мистеръ Куклинъ. Меня съ утра до ночи вздуваютъ. Ругаютъ всѣ. Она денежки куетъ, сэръ, а никогда на три пенса рому не поставитъ.
   -- Продолжайте,-- подхватилъ Евгеній,-- стукнувъ каминною лопаточкой во его головѣ, опустившейся на грудь.-- Что дальше?
   Дѣлая горделивое усиліе справиться съ самимъ собою и, такъ сказать, разсыпаясь на полдюжину кусковъ самого себя, въ то время, какъ онъ напрасно старался подобрать какой-нибудь изъ нихъ, мистеръ Куклинъ моталъ головой со стороны на сторону и смотрѣлъ на вопросителя съ улыбкой, по его понятію, надменной и съ презрительнымъ взглядомъ.
   -- Она считаетъ за ребенка меня, сэръ. Я не ребенокъ, сэръ. Взрослый человѣкъ. Таланты имѣю" Между ними письма есть. Почтальонскія письма. Таланты имѣю; такъ же легко адресъ добыть, какъ и свой собственный добыть.
   -- Добудьте же его,-- сказалъ Евгеній, и отъ всего сердца добавилъ въ полголоса: скотина!-- Добудь и принеси ко мнѣ и возьми свои деньги на шестьдесятъ три пенсовыхъ порцій рому, и выпей ихъ всѣ одну за другой, и допейся до смерти со всевозможною поспѣшностью.
   Послѣднія статьи этой спеціальной инструкціи онъ обратилъ къ камину, когда бросалъ въ него назадъ взятый изъ него уголь и клалъ на мѣсто лопаточку.
   Мистеръ Куклинъ въ это время заявилъ совершенно неожиданное открытіе, что онъ оскорбленъ Ляйтвудомъ, выразилъ желаніе потребовать отъ него объясненія на мѣстѣ же и дѣлалъ ему вызовъ, назначая самыя великодушныя условія: соверена {Sovereign -- золотая монета въ двадцать шиллинговъ.} противъ полупепса. Потомъ мистеръ Куклинъ принялся плакать, а потомъ проявилъ наклонность заснуть. Это послѣднее проявленіе, какъ самое опасное, по причинѣ угрожавшей продолжительности его пребываніи въ домѣ, потребовало сильныхъ мѣръ. Евгеній поднялъ щипцами его изношенную шляпу, нахлобучилъ ее ему на голову и, взявъ его за воротъ,-- дѣлая все это на всю длину своей руки,-- свелъ его съ лѣстницы и вывелъ изъ дому во Флитъ-стритъ. Тамъ онъ повернулъ его лицомъ къ западу и оставилъ.
   Когда онъ возвратился, Ляйтвудъ стоялъ предъ каминомъ, задумавшись и въ довольно грустномъ настроеніи духа.
   -- Я только смою съ рукъ мистера Куклина,-- физически, сказалъ Евгеній,-- и тотчасъ же явлюсь къ тебѣ, Мортимеръ.
   -- Я бы охотнѣе предпочелъ,-- отвѣчалъ Мортимеръ,-- чтобы ты смылъ съ своихъ рукъ мистера Куклина нравственно, Евгеній.
   -- Такъ я сдѣлалъ бы,-- сказалъ Евгеній,-- но ты видишь, любезный другъ, я не могу обойтись безъ него.
   Чрезъ минуту, чрезъ двѣ, онъ снова сѣлъ на свой стулъ съ совершенною беззаботностью, какъ всегда, и началъ подтрунивать надъ своимъ пріятелемъ, говоря, что онъ едва-едва избавился отъ храбрости ихъ мускулистаго посѣтителя
   -- На такую тему я не могу забавляться,-- сказалъ Мортимеръ съ безпокойствомъ.
   -- Ты можешь сдѣлать всякую тему забавною для меня, только не эту.
   -- Да!-- воскликнулъ Евгеній.-- Мнѣ самому нѣсколько стыдищ а потому перемѣнимъ предметъ разговора.
   -- Все это такъ нечестно,-- сказалъ Мортимеръ,-- такъ недостойно тебя пользоваться такимъ позорнымъ лазутчикомъ.
   -- Мы перемѣнили предметъ!-- воскликнулъ Евгеній весело -- Мы нашли новый въ словѣ лазутчикъ. Не гляди, какъ фигура Терпѣнія, хмурящаяся съ карнизнаго наличника на мистера Куклина, но сядь, и я разскажу тебѣ кое-что такое, что тебя позабавитъ. Возьми сигару. Посмотри на мою. Я ее закуриваю -- втягиваю дымъ -- выпускаю его, и онъ исчезаетъ: это Куклинъ -- онъ исчезъ, а такъ какъ онъ исчезъ, ты снова человѣкъ.
   -- Твой предметъ быль,-- сказалъ Мортимеръ, закуривъ сигару и потянувъ изъ нея разъ или два,-- лазутчики, Евгеній.
   -- Такъ точно. Не забавно ли, что я никогда не могу выйти изъ дому послѣ сумерекъ безъ того, чтобы не увидѣть за собою одного лазутчика, а по временамъ даже двухъ?
   Ляйтвудъ, въ удивленіи, вынулъ свою сигару изо рта и посмотрѣлъ на своего друга какъ-будто съ скрытымъ подозрѣніемъ, что въ этомъ заключается какая-нибудь шутка или какое-нибудь особенное значеніе -- Клянусь честью, нѣтъ,-- сказалъ Рейборнъ, отвѣчая на взглядъ и безпечно улыбаясь,-- я не удивляюсь, что ты такъ думаешь; но клянусь честью, нѣтъ. Я говорю безъ всякой аллегоріи. Я никогда не выхожу изъ дому послѣ сумерекъ безъ того, чтобы не увидѣть себя въ смѣшномъ положеніи человѣка, преслѣдуемаго и наблюдаемаго издали постоянно однимъ лазутчикомъ, а нерѣдко и двумя.
   -- Увѣренъ ли ты, Евгеній?
   -- Увѣренъ. Любезный мой, они всегда одни и тѣ же.
   -- Но вѣдь противъ тебя никакого иска нѣтъ. Одни только жиды грозятъ. Но они еще ничего не сдѣлали. Притомъ же они знаютъ, гдѣ отыскать тебя, знаютъ, что я твой представитель. О чемъ же тутъ безпокоиться?
   -- Замѣтьте, юридическій умъ!-- сказалъ Евгеній, снова поворачиваясь спиной къ камину съ видомъ лѣниваго восторга.-- Замѣтьте руки красильщика, принимающія цвѣтъ того, что красятъ, или готовыя схватиться за работу, если ее даетъ имъ кто-нибудь. Многоуважаемый солиситоръ, все это по то. Школьный учитель со двора вышелъ {Евгеній играетъ словами. Англійское выраженіе: "The schoolmaster's abroad" употребляется для означенія, что что-нибудь не ладно (какъ въ школѣ, когда учитель со двора уйдетъ).}.
   -- Школьный учитель?
   -- Да! А иногда съ школьнымъ учителемъ и ученикъ со двора выходитъ. Видишь, какъ скоро ты заржавѣлъ въ мое отсутствіе. Ты все еще не понимаешь? Тѣ самые, которью были здѣсь разъ вечеромъ. Они-то и есть тѣ лазутчики, о которыхъ я говорю тебѣ; они-то и дѣлаютъ мнѣ честь своимъ сопутствіемъ послѣ сумерекъ.
   -- Давно это продолжается?-- спросилъ Ляйтвудъ, обернувшись съ серьезнымъ лицомъ къ своему смѣющемуся другу.
   -- Полагаю, это продолжается съ тѣхъ поръ, какъ исчезла извѣстная особа. Можетъ статься, это продолжалось нѣсколько прежде, чѣмъ я замѣтилъ, но все же должно быть около того времени.
   -- Какъ ты полагаешь, не думаютъ ли они, что ты сманилъ ее?
   -- Любезный Мортимеръ, тебѣ извѣстно всепоглощающее свойство моихъ занятій по профессіи; я, право, не имѣлъ досуга подумать объ этомъ.
   -- Спрашивалъ ли ты чего они хотятъ? Протестовалъ ты?
   -- Зачѣмъ стану я спрашивать, любезный товарищъ, когда все равно, чего бы они тамъ ни хотѣли? Зачѣмъ мнѣ заявлять протесты, когда я не протестую?
   -- Ты въ самомъ беззаботномъ настроеніи. Но ты только сейчасъ назвалъ свое положеніе смѣтнымъ, а противъ этого протестуетъ большая часть людей, даже такихъ, которые совершенно равнодушны ко всему другому.
   -- Ты восхищаешь меня, Мортимеръ, своею способностью читать мои слабости. (Кстати, слово читать, въ своемъ критическомъ употребленіи, всегда восхищаетъ меня. Актриса читаетъ горничную, плясунъ читаетъ трепака, пѣвецъ читаетъ арію, морской живописецъ читаетъ море, литавры читаютъ инструментальную партитуру -- все это выраженія вѣчно юныя и восхитительныя). Я упомянулъ о твоей наблюдательности относительно моихъ слабостей. Признаюсь, во мнѣ есть слабость не желать себѣ смѣшного положенія, и потому я переношу это положеніе на лазутчиковъ.
   -- Я желалъ бы, Евгеній, чтобы ты говорилъ нѣсколько обстоятельнѣе и яснѣе, хотя бы изъ уваженія къ моему чувству, менѣе спокойному, чѣмъ твое собственное.
   -- Обстоятельно и ясно скажу тебѣ, Мортимеръ: я дразню школмейстера до бѣшенства. Я ставлю его въ такое смѣшное положеніе и до того выставляю ему на видъ его смѣшное положеніе, что онъ кипятится и бѣсится всѣми порами своего тѣла, когда мы проходивъ одинъ мимо другого. Это милое занятіе служитъ мнѣ утѣшеніемъ въ жизни съ тѣхъ поръ, какъ я встрѣтилъ препятствіе, о которомъ вспоминать теперь не для чегоЯ почерпаю изъ этого невыразимое удовольствіе. Я поступаю такимъ образомъ: выхожу, какъ смеркнется, потомъ, пройдя немного, останавливаюсь у окна лавки и украдкою высматриваю учителя. Иногда нѣсколько ранѣе, иногда нѣсколько позднѣе, я замѣчаю школьмейстера на караулѣ, но временамъ въ сопровожденіи его многообѣщающаго ученика, чаще же одного. Убѣдившись, что онъ караулитъ меня, я заманиваю его во всѣ концы Лондона. Въ одну ночь иду на востокъ, въ другую на западъ и въ нѣсколько ночей перебываю во всѣхъ румбахъ компаса. Иногда я странствію пѣшкомъ, иногда же ѣзжу въ кэбѣ и истощаю карманъ школьнаго учителя, который слѣдитъ за мной тоже въ кэбѣ. Днемъ я изучаю разные темные закоулки, а ночью отправляюсь въ нихъ для изученія венеціанскихъ таинствъ; вползаю въ нихъ чрезъ темные дворы, заманиваю за собой учителя, вдругъ поворачиваю назадъ и ловлю его глазомъ, прежде чѣмъ онъ успѣетъ укрыться Потомъ мы встрѣчаемся лицомъ къ лицу, я прохожу мимо него, какъ бы ничего не зная о его существованіи, и у него кошки на сердцѣ скребутъ. Подобнымъ образомъ, я иногда скорыми шагами но улицѣ проворно забѣгаю за уголъ и, ускользнувъ у него изъ виду, такъ же проворно поворачиваю назадъ. Затѣмъ догоняю его на почтовыхъ, прохожу мимо него, какъ бы но подозрѣвая его существованія, и у него опять кошки на сердцѣ скребутъ съ каждою ночью, неудачи раздражаютъ его все больше и больше; но надежда не покидаетъ школьной души, и онъ на слѣдующій день опять гоняется за мною. Такъ я наслаждаюсь удовольствіями охоты и пользую свое здоровье моціономъ. Когда же я удовольствіями охоты не наслаждаюсь, то готовъ пари держать, что онъ караулитъ меня у воротъ Темпля всю ночь на-пролетъ.
   -- Исторія диковинная,-- замѣтилъ Ляйтвудъ, слушавшій ее съ серьезнымъ вниманіемъ,-- но она мнѣ не нравится -- Ты немножко хандришь, любезный товарищъ,-- сказалъ Евгеній.-- Сидишь много. Пойдемъ и предадимся удовольствіямъ охоты.
   -- Неужели ты хочешь сказать, что онъ и теперь караулить?
   -- Я въ этомъ не имѣю ни малѣйшаго сомнѣнія.
   -- Видѣлъ ты его сегодня вечеромъ?
   -- Я забылъ взглянуть, когда выходилъ,-- отвѣчалъ Евгеній съ покойнымъ равнодушіемъ.-- Но увѣренъ, что онъ тамъ. Пойдемъ. Будь истый англійскій охотникъ и вкуси удовольствія охоты. Она принесетъ тебѣ пользу.
   Ляйтвудъ не рѣшался, но, уступая любопытству, всталъ.
   -- Браво!-- воскликнулъ Евгеній, также вставая.-- О ногахъ позаботься, Мортимеръ: мы теперь сдѣлаемъ пробу твоимъ сапогамъ. Ты готовъ, и я готовъ. Го-го-го! У-лю-лю! Ату-его!
   -- Неужели ты никогда не будешь серіознѣе?-- сказалъ Мортимеръ, смѣясь при всей своей пасмурности.
   -- Я всегда серіозенъ, но теперь я нѣсколько восторженъ тѣмъ, что южный вѣтерокъ и облачное небо обѣщаютъ славную охоту. Готовъ? Хорошо. Мы гасимъ лампу, запираемъ дверь и идемъ въ поле.
   По выходѣ обоихъ друзей изъ Темпля на большую улицу, Евгеній съ видомъ внимательнаго покровительства спросилъ, въ какомъ направленіи желаетъ Мортимеръ начать гонъ?
   -- Къ Бетналь-Грину мѣста довольно трудныя, -- сказалъ Евгеній,-- мы давно тамъ не были. Что ты скажешь насчетъ Бетналь-Грина?
   Мортимеръ согласился идти въ Бетналь-Гринъ, и они повернули на востокъ.
   -- Слушай, когда мы подойдемъ къ погосту Св. Павла,-- продолжалъ Евгеній,-- мы тамъ немножко для виду позамѣшкаемся, и я укажу тебѣ школмейстера.
   По они оба увидѣли его прежде, чѣмъ дошли туда: онъ былъ одинъ и прокрадывался за ними въ тѣни домовъ по другую сторону улицы.
   -- Соберись съ духомъ, -- сказалъ Евгеній.-- Я сейчасъ пущусь. Какъ ты думаешь, не пострадаетъ ли юношество Веселой Англіи въ воспитательномъ отношеніи, если это продолжится? Школьный учитель не можетъ заниматься мною и школой въ одно и то же время. Собрался съ духомъ? Я бѣгу!
   Съ какою быстротой онъ шелъ, чтобы замучить школьнаго учителя, какъ онъ мѣстами прогуливался взадъ и впередъ, мѣстами мѣшкалъ, чтобы подвергнуть его чувство иному роду пытки, какіе околесные пути онъ выбиралъ единственно съ цѣлью обмануть его ожиданія и показнить его, и какъ онъ терзалъ его всевозможными замысловатыми способами, какіе только могъ изобрѣсти его причудливый характеръ,-- все это видѣлъ Ляйтвудъ съ чувствомъ удивленія, что такой безпечный человѣкъ могъ быть такъ заботливъ, и что такой лѣнивый человѣкъ могъ быть такъ неутомимъ. Наконецъ, по прошествіи безъ малаго трехъ часовъ, когда бѣдный, измученный преслѣдователь его былъ снова введенъ въ Сити, онъ вкрутилъ Мортимера въ нѣсколько темныхъ входовъ, вкрутилъ его въ небольшой четырехугольный дворъ, быстро и круто повернулъ его назадъ, и они почти наткнулись на Брадлея Гедстона.
   -- И вотъ ты самъ видишь, что я говорилъ тебѣ, Мортимеръ, -- замѣтилъ Евгеній вслухъ съ величайшимъ хладнокровіемъ, какъ будто бы тутъ не кому было слышать его.-- И вотъ ты самъ видишь, какъ я уже говорилъ тебѣ, какъ кошки скребутъ на сердцѣ.
   Это выраженіе не было слишкомъ сильно въ настоящемъ случаѣ. Имѣя болѣе видъ преслѣдуемаго, чѣмъ преслѣдующаго, сбитый съ толку, измученный, обезнадеженный, съ пожирающею ненавистью и злостью въ лицѣ, съ губами побѣлѣвшими, съ глазами дикими, всклокоченный, исполосованный ревностью, терзаемый сознаніемъ, что все это ясно видно въ немъ, и что они всѣмъ этимъ забавляются,-- онъ прошелъ мимо ихъ въ темнотѣ, какъ обезображенная голова, повисшая въ воздухѣ: до такой степени сила выраженія его лица совершенно затушевывала всю его фигуру.
   Мортимеръ Ляйтвудъ не былъ человѣкъ особенно впечатлительный, но это лицо сдѣлало и на него впечатлѣніе. Онъ не разъ заговаривалъ о немъ на пути къ дому, и не разъ послѣ, когда они вошли въ домъ.
   Они уже лежали въ постели, каждый въ своей комнатѣ, часа два или три, какъ Евгеній проснулся, заслышавъ шаги по комнатѣ, и совсѣмъ разгулялся, увидѣвъ Ляйтвуда у кровати.
   -- Не случилось ли чего, Мортимеръ?
   -- Ничего.
   -- Что же тебѣ за фантазія разгуливать ночью?
   -- У меня страшная безсонница.
   -- Отчего бы это, удивляюсь!
   -- Евгеній, я не могу отбиться отъ лица того человѣка.
   -- Странно!-- сказалъ Евгеній съ легкимъ смѣхомъ.-- А я вотъ могу.
   И перевернувшись на другой бокъ, онъ заснулъ.
   

XI. Въ потемкахъ.

   Не было сна для Брадлея Гедстона въ ту ночь, какъ Евгеній Рейборнъ такъ легко перевернулся на своей кровати; не было сна и для маленькой миссъ Пичеръ. Брадлей проводилъ ночные часы, терзаясь и блуждая вблизи того мѣста, гдѣ его безпечный соперникъ лежалъ въ грезахъ; маленькая миссъ Пичеръ проводила ночные часы, прислушиваясь, не возвращался ли домой властелинъ ея сердца, и въ заботливомъ предчувствіи, что у него многое не ладно на душѣ. У него же на душѣ было не ладно больше, чѣмъ это могла вмѣститься въ нехитро-устроенномъ рабочемъ ящичкѣ мыслей миссъ Пичеръ, не снабженномъ никакими потаенными и темными мѣстечками. Состояніе этого человѣка было убійственное.
   Состояніе этого человѣка было убійственное, и онъ зналъ это. Этого мало: онъ раздражалъ свою душу съ какимъ-то превратнымъ удовольствіемъ, родственнымъ тому, какое иногда находитъ больной, раздражающій язву на своемъ тѣлѣ. Обязанный въ теченіе дня необходимостью принимать на себя дисциплинированный видъ, принужденный къ рутинному исполненію педагогическихъ штукъ, окруженный шаловливою толпой, онъ срывался съ привязи ночью будто худо-прирученное животное. Въ его дневной сдержанности для него было утѣхой, а не карой оглядываться на свое ночное состояніе и помышлять о возможности вполнѣ предаваться ему. Еслибы великіе преступники говорили правду, чего, какъ великіе преступники, они не говорятъ, они бы очень рѣдко разсказывали о своихъ усиліяхъ противъ преступленія. Всѣ ихъ усилія постоянно направлены къ преступленію. Они борются съ противными волнами затѣмъ, чтобы достигнуть кроваваго берега, а не затѣмъ чтобъ отдалиться отъ него. Этотъ человѣкъ вполнѣ понималъ, что онъ ненавидитъ своего соперника самыми энергическими и самыми дурными своими силами, и что если онъ сослѣдитъ его до Лизы Гексамъ, то отъ этого не будетъ добра ни ему самому по отношенію къ ней, ни ей самой. Всѣ его старанія клонились только къ тому, чтобы добиться возможности уязвить себя видомъ ненавистной фигуры въ ея сообществѣ и фаворѣ, въ ея теперешнемъ убѣжищѣ. И онъ зналъ также хорошо, что послѣдуетъ съ его стороны, если онъ добьется этого, какъ зналъ то, что онъ рожденъ своею матерью. Допустимъ, пожалуй, что онъ и не считалъ за нужное положительно высказывать себѣ ни ту, ни другую изъ этихъ извѣстныхъ ему истинъ.
   Онъ зналъ точно также хорошо, что непрерывно питаетъ въ себѣ гнѣвъ и ненависть, и что онъ за тѣмъ и дѣлаетъ себя по ночамъ игрушкой безпечнаго и дерзкаго Евгенія, чтобы навраться зла и предлоговъ къ самооправданію. Зная все это и все-таки продолжая идти далѣе съ нескончаемымъ терпѣньемъ, стараньемъ и настойчивостью, могла ли темная душа его сомнѣваться, куда онъ идетъ?
   Смущенный, взволнованный и усталый, онъ пріостановился противъ воротъ Темпля, когда они затворились за Рейборномъ и Ляйтвудомъ, разсуждая самъ съ совою, идти ли ему домой или еще покараулить. Одержимый въ припадкѣ ревности укоренившеюся мыслью, что Рейборнъ участвуетъ въ тайнѣ, хотя бы даже и не имъ задуманной, Брадлей былъ столько же увѣренъ, что, наконецъ, осилитъ его тѣмъ, что не отстанетъ отъ него, какъ осилилъ бы и какъ часто осиливалъ всякій предметъ изученія, входившій въ область его призванія, при помощи своей упорной настойчивости. Эта настойчивость часто служила ему службу, какъ человѣку быстрыхъ страстей и медленнаго ума, и послужитъ еще.
   Въ то время какъ онъ, прислонясь къ косяку входной двери одного дома, смотрѣлъ на ворота Темпля, въ немъ зародилось подозрѣніе, что она, можетъ статься, скрыта въ той же самой квартирѣ. Онъ думалъ и передумывалъ объ этомъ, пока, наконецъ, не рѣшился прокрасться вверхъ по лѣстницѣ и прислушаться, что тамъ дѣлается. И вотъ блѣдная голова, повисшая въ воздухѣ, перенеслась черезъ улицу, подобно призраку одной изъ множества тѣхъ головъ, которыя когда-то выставлялись на сосѣднемъ Темплъ Барѣ {Temple Bar единственныя изъ оставшихся воротъ Лондонскаго Города (Сити). Въ старину на нихъ выставлялись головы казненныхъ государственныхъ преступниковъ. Въ теперешнемъ своемъ видѣ они построены въ 1670--72 году сэръ-Христофоромъ Реномъ (Wren), тѣмъ самымъ, который строилъ въ Лондонѣ церковь Св. Павла.}, и остановилась передъ сторожемъ.
   Сторожъ посмотрѣлъ на эту голову и спросилъ:
   -- Къ кому?
   -- Къ мистеру Рейборну.
   -- Слишкомъ поздно.
   -- Онъ воротился съ мистеромъ Ляйтвудомъ, какъ мнѣ извѣстно, около двухъ часовъ назадъ. Но если онъ уже легъ спать, я опущу бумагу въ его письменный ящикъ въ дверяхъ. Онъ ждетъ этой бумаги.
   Сторожъ ничего больше не сказалъ, но отворилъ ворота, хотя не безъ нѣкотораго сомнѣнія. Видя, однакоже, что посѣтитель пошелъ прямо и скоро по настоящему направленію, онъ, повидимому, удовлетворился.
   Блѣдная голова всплыла вверхъ по лѣстницѣ и тихо опустилась почти до полу у входной двери квартиры. Двери комнатъ внутри, казалось, были растворены. Въ одной изъ нихъ виднѣлся свѣтъ огня, и слышался звукъ шаговъ по комнатамъ. Тамъ раздавались два голоса. Произносимыхъ словъ нельзя было разобрать, по оба голоса были мужскіе. Чрезъ нѣсколько минутъ голоса замолкли, звукъ шаговъ прекратился, и внутренній свѣтъ исчезъ. Если бы Ляйтвудъ могъ видѣть, какъ лицо, не дававшее ему покоя, смотрѣло и слушало въ темнотѣ за дверью въ то время, какъ онъ говорилъ, это, можетъ быть, отбило бы у него желаніе уснуть въ остальное время ночи.
   -- Тутъ ея нѣтъ,-- сказалъ Брадлей,-- но она могла тугъ быть.
   Голова поднялась съ полу снова на свою прежнюю высоту, сплыла назадъ съ лѣстницы и послѣдовала къ воротамъ. Тамъ стоялъ человѣкъ, разговаривавшій со сторожемъ.
   -- Э!-- сказалъ сторожъ.-- Вотъ онъ!
   Замѣтивъ, что рѣчь касалась его, Брадлей посмотрѣлъ на сторожа и на стоявшаго съ нимъ человѣка.
   -- Этотъ человѣкъ принесъ письмо къ мистеру Ляйтвуду,-- объяснилъ сторожъ, показывая письмо въ своей рукѣ, -- ни сказалъ ему, что ужъ одинъ человѣкъ сейчасъ только прошелъ къ квартирѣ мистера Ляйтвуда. По одному и тому же дѣлу, можетъ статься?
   -- Нѣтъ,-- сказалъ Брадлей, взглянувъ на человѣка, ему неизвѣстнаго.
   -- Нѣтъ,-- подтвердилъ неизвѣстный угрюмо:-- мое письмо, оно хоть и написано моею дочерью, а все-таки оно мое, относится до моего дѣла, а мое дѣло ни до кого не относится.
   Брадлей, выйдя изъ воротъ -нерѣшительными шагами, услышалъ, какъ они затворились позади его и услышалъ тоже шаги человѣка, идущаго къ нимъ.
   -- Извините,-- сказалъ, повидимому, пьяный незнакомецъ, скорѣй споткнувшись на него, чѣмъ до него дотронувшись, чтобъ привлечь его вниманіе:-- вы, можетъ-статься, знакомы съ другими почтеннѣйшимъ?
   -- Съ кѣмъ?-- спросилъ Брадлей.
   -- Съ друг...-- отвѣчалъ незнакомецъ, указывая назадъ чрезъ свое правое плечо своимъ правымъ большимъ пальцемъ,-- съ другимъ почтеннѣйшимъ?
   -- Я не понимаю, что вы хотите сказать.
   -- Смотрите сюда, -- сгибая свое предложеніе на пальцахъ своей лѣвой руки указательнымъ пальцемъ правой.-- Два почтеннѣйшихъ имѣются, такъ ли? Одинъ да одинъ -- два. Законникъ Ляйтвудъ, мой указательный палецъ, одинъ, такъ ли? Хорошо; вы, можетъ-статься, знакомы съ моимъ среднимъ пальцемъ, съ другимъ почтеннѣйшимъ.
   -- Я настолько знаю его,-- сказалъ Брадлей нахмурившись и смотря передъ собой,-- насколько мнѣ нужно знать.
   -- Уррра!-- закричалъ незнакомецъ.-- Урра! другому почтеннѣйшему. Урра! другѣйшему почтеннѣйшему! Я то же, что и вы думаю.
   -- Не кричите въ такой поздній часъ ночи. О чемъ вы толкуете?
   -- Смотрите, другѣйшій почтеннѣйшій, -- отвѣчалъ незнакомецъ конфиденціальною сипотою.-- Другой почтеннѣйшій всегда подтрунивалъ надо много, потому что, я думаю, что я честный человѣкъ, добываю себѣ пропитаніе въ потѣ лица. А онъ не таковъ, нѣтъ не таковъ!
   -- Что же мнѣ-то до этого?
   -- Другѣйшій почтеннѣйшій, -- отвѣчалъ человѣкъ тономъ оскорбленной невинности, -- если вы больше не хотите слушать, такъ и не слушайте. Вы начали. Вы сказали, да и очень ясно сказали, что вы никоимъ образомъ не дружны съ нимъ. Но я своей компаніи и своихъ мнѣній никому не навязываю. Я честный человѣкъ, вотъ что. Приведите меня въ судъ, куда угодно, мнѣ все равно, въ какой хотите, и я скажу: милордъ, я честный человѣкъ! Призовите меня въ свидѣтели куда угодно, мнѣ все равно, куда хотите, и я его лордству то же самое скажу и книгу поцѣлую. Я не рукавъ поцѣлую, а книгу поцѣлую {Свидѣтели, призываемые въ англійскіе суды, давая присягу на справедливость своихъ показаній, цѣлуютъ Евангеліе, подаваемое имъ въ руки. Лжесвидѣтели, для спокойствія совѣсти, не прочь приложиться, но не къ священной книгѣ, а къ обшлагу своею рукава, конечно, украдкою.}.
   Не столько изъ уваженія къ этимъ аттестаціямъ, сколько изъ неутомимаго старанія найти какой-нибудь путь къ открытію, на которомъ онъ сосредоточивалъ всѣ свои помыслы, Брадлей Гедстонъ отвѣчалъ:-- Вамъ нечего обижаться. Я не хотѣлъ останавливать васъ. Вы слишкомъ кричали на открытой улицѣ, вотъ и все.
   -- Другѣйшій почтеннѣйшій, -- отвѣчалъ мистеръ Райдергудъ, смягченнымъ и таинственнымъ голосомъ.-- Я знаю, что значитъ громко и знаю тоже, что значитъ тихо. Натурально знаю. Да и странно было бы мнѣ не знать, потому я христіанскимъ именемъ, Роджеромъ, названъ, и названъ такъ по моему отцу, а тотъ по своему отцу названъ; кто первый въ нашемъ роду принялъ это имя, я, натурально, не знаю, не стану обманывать васъ на этотъ счетъ. Желаю вамъ, чтобы ваше здоровье было лучше, чѣмъ по лицу кажетъ, затѣмъ, что внутри у васъ, должно быть, очень плохо, если тамъ то же, что снаружи
   Испуганный догадкою, что его лицо слишкомъ изобличало состояніе его души, Брадлей сдѣлалъ усиліе прояснить свой лобъ. Можетъ быть, не худо разузнать, въ чемъ состояло дѣло, которое имѣлъ этотъ незнакомый человѣкъ къ Ляйтвуду или Рейборну, или къ обоимъ вмѣстѣ, въ такой неуказанный часъ? Онъ рѣшился разузнать, тѣмъ болѣе, что, быть можетъ, незнакомецъ состоитъ на посылкахъ между ними.
   -- Вы поздненько заходили въ Темпль,-- замѣтилъ онъ съ неуклюжимъ видомъ спокойствія.
   -- Чтобы мнѣ издохнуть,-- вскрикнулъ мистеръ Райдергудъ, съ хриплымъ смѣхомъ,-- если я этихъ же самыхъ словъ вамъ сказать не собирался, другѣйшій почтеннѣйшій!
   -- Мнѣ такъ пришлось, -- сказалъ Брадлей, съ смущеніемъ смотря вокругъ себя.
   -- И мнѣ тоже такъ пришлось,-- сказалъ Райдергудъ.-- По я не боюсь сказать вамъ, какъ пришлось. Чего мнѣ бояться сказать вамъ? Я подручный шлюзникъ на рѣкѣ; вчера былъ не на очереди, а завтра опять на работу.
   -- Да?
   -- Да, и пришелъ въ Лондонъ къ своимъ дѣламъ. Мои дѣла въ томъ, чтобы получить штатное мѣсто шлюзника первой руки, а потомъ еще къ суду притянуть проклятый пароходъ, что меня утопилъ. Я не попущу, чтобы меня даромъ потопили!
   Брадлей посмотрѣлъ на него, какъ на привидѣніе.
   -- Пароходъ,-- сказалъ Райдергудъ съ упорствомъ,-- опрокинулъ меня и потопилъ меня. Посторонніе вытащили меня; но я совсѣмъ не просилъ ихъ вытаскивать меня, да и пароходъ объ этомъ не просилъ. Я хочу, чтобы мнѣ заплатили за жизнь, какъ у меня отнялъ ее пароходъ.
   -- Такъ вы за этимъ то ходили къ квартирѣ мистера Ляйтвуда такою позднею ночью?-- спросилъ Брадлей, осматривая его съ недовѣріемъ.
   -- За этимъ, да за письмомъ, чтобы получить себѣ мѣсто шлюзника первой руки. Рекомендація на письмѣ требуется, а кто же, какъ не онъ, долженъ дать мнѣ ее? Я говорю въ своемъ письмѣ,-- дочь моя писала собственноручно, и значокъ мой тамъ поставленъ, чтобы все было въ порядкѣ, -- я говорю: кто же, какъ не вы, законникъ Ляйтвудъ, скрѣпитъ этотъ вотъ документъ, и кто, какъ не вы, долженъ взыскать мои убытки съ парохода? Потому (говорю я за своимъ значкомъ) я изъ-за васъ да изъ-за вашего друга довольно безпокойствъ имѣлъ. Еслибы вы, адвокатъ Ляйтвудъ подсобили мнѣ настоящимъ манеромъ да но правдѣ, по истинѣ, и еслибы другой почтеннѣйшій настоящимъ манеромъ мои слова записалъ (это я все говорю за своимъ значкомъ), у меня бы теперь денежки были, вмѣсто цѣлаго барочнаго груза руготни, которую въ меня швыряютъ, а я глотать долженъ; а это, я вамъ скажу, не очень вкусно, при какомъ ни на есть аппетитѣ. А что вы о поздней ночи говорите, другѣйшій почтеннѣйшій,-- проворчалъ мистеръ Райдергудъ, завершая монотонный перечень своихъ обидъ, -- то взгляните вотъ на этотъ узелокъ у меня подъ мышкой, да сообразите, что я иду назадъ къ моему шлюзу. Темпль-то приходится мнѣ по пути.
   Лицо Брадлея Гедстона, пока длилось это повѣствованіе, перемѣнилось, и онъ наблюдалъ разсказчика со вниманіемъ болѣе напряженнымъ.
   -- Знаете ли вы, -- сказалъ онъ послѣ нѣкотораго молчанія, во время котораго они шли рядомъ,-- что я, мнѣ кажется, могъ бы назвать васъ по фамиліи, если бы попробовалъ?
   -- А ну, попробуйте,-- былъ отвѣтъ и Райдергудъ пріостановился, вперивъ въ своего спутника пристальный взглядъ.
   -- Ваша фамилія Райдергудъ.
   -- Нортъ возьми, если это не моя фамилія, -- отвѣчалъ этотъ джентльменъ.-- Но вашей я не знаю.
   -- Это совсѣмъ иное дѣло, -- сказалъ Брадлей.-- Я и не думалъ, что вы ее знаете.
   Брадлей продолжалъ путь, размышляя, а Рогъ продолжалъ идти рядомъ съ нимъ бормоча. Значеніе бормотанія было такое: "Рогъ Райдергудъ,-- клянусъ Егорьемъ -- словно сталъ теперь публичною собственностью, и всякій, кажется, считаетъ себя вправѣ помыкать его именемъ, какъ будто бы оно уличный насосъ какой-нибудь". Значеніе же размышленія было такое: "Вотъ орудіе. Не употребить ли его въ дѣло?"
   Они прошли Страндъ, вступили въ Пелль-Мелль и повернули на возвышенность къ углу Гайдъ-Парка. Брадлей Гедстонъ соображался съ шагами и направленіемъ Райдергуда и предоставлялъ ему указывать путь. До того были мѣшкотны мысли школмейстера и до того неопредѣленны его намѣренія, служившія данниками одному всепоглощающему намѣренію, или, лучше, обозначавшія, подобно темнымъ деревьямъ подъ бурнымъ небомъ, линію длиннаго проспекта, въ концѣ котораго онъ видѣлъ все тѣ же двѣ фигуры, Рейборна и Лизы, къ которымъ быліГ прикованы его глаза, -- что по крайней мѣрѣ добрая полумиля была пройдена ими прежде, нежели онъ заговорило. Но и тутъ онъ только спросилъ:
   -- Гдѣ вашъ шлюзъ?
   -- Миль за двадцать съ чѣмъ-нибудь; пожалуй, милъ за двадцать пять съ чѣмъ-нибудь, если угодно, вверхъ по рѣкѣ, былъ угрюмый отвѣтъ.
   -- Какъ онъ называется?
   -- Плашватеръ-Вирмильскій Шлюзъ.
   -- А еслибъ я предложилъ вамъ пять шиллинговъ, что тогда?
   -- Гм! Тогда бы я взялъ ихъ,-- сказалъ мистеръ Райдергудъ.
   Школьный учитель опустилъ руку въ карманъ, досталъ двѣ полкроны и положилъ ихъ на ладонь мистера Райдергуда; тотъ остановился у перваго крыльца, и попробовалъ звукъ обѣихъ монетъ, прежде чѣмъ засвидѣтельствовать полученіе.
   -- Въ васъ, другѣйшій почтеннѣйшій, -- сказалъ Райдергудъ,-- снова двинувшись впередъ,-- есть одно хорошее. Вы на деньги не прижимисты. Скажите, спрятавъ монеты въ карманъ съ того бока, который былъ дальше отъ его новаго пріятеля, -- для чего это?
   -- Для васъ.
   -- Это-то я и такъ знаю, -- сказалъ Райдергудъ, какъ бы подтверждая то, что само по себѣ ясно.-- Я и такъ очень хорошо знаю, что въ здравомъ умѣ никто не подумаетъ, чтобъ я отдалъ назадъ, что разъ мнѣ въ руки попало. Но чего же вы за это хотите?
   -- Я не знаю, хочу ли я чего-нибудь за это. А если и хочу чего-нибудь, такъ еще не знаю чего.
   Брадлей даль этотъ отвѣтъ какъ-то тупо и разсѣянно, какъ будто бы разговаривая самъ съ собою, что для мистера Райдергуда показалось очень странно.
   -- У васъ нѣтъ зла на этого Рейборна?-- сказалъ Брадлей, подступивъ къ имени неохотно и принужденно, какъ будто бы его подтащили къ нему.
   -- Нѣтъ.
   -- Ну меня нѣтъ.
   Райдергудъ кивнулъ и спросилъ:
   -- Такъ за это?
   -- Столько же за это, сколько и за что-нибудь другое. Есть toe-что уладить бы, по одному дѣльцу, которое съ ума нейдетъ.
   -- Кое-что, значитъ не ладно, коли требуется уладить,-- наотрѣзъ замѣтилъ мистеръ Райдергудъ.-- Такъ! Не ладно, другѣйшій почтеннѣйшій, что грѣха таить? Дѣльце-то должно быть очень не ладное. Скажу вамъ прямо, дѣльце то должно-быть гноится въ васъ. Оно гноится въ васъ, ржавѣетъ въ васъ, отравляетъ васъ.
   -- Положимъ, что такъ,-- сказалъ Брадлей дрожащими губами,-- да вѣдь причины есть.
   -- Причинъ много, фунтъ стерлингъ прозакладую!-- воскликнулъ мистеръ Райдергудъ.
   -- Сами вы говорили, что этотъ негодяй дразнилъ, оскорблялъ и позорилъ васъ, или что-то въ родѣ этого? Онъ и со мною точно также поступалъ. Онъ весь созданъ изъ язвительныхъ обидъ и оскорбленій, отъ головы до пятокъ. Вотъ теперь вы бумагу отнесли, будьте увѣрены, что онъ и его пріятель презрительно взглянутъ на вашу бумагу и закурятъ ею сигару.
   -- Чего добраго, пожалуй, что такъ, клянусь Егорьемъ!-- сказалъ Райдергудъ, приходя въ гнѣвъ.
   -- Не пожалуй, а непремѣнно такъ! Позвольте мнѣ предложить вамъ Вопросъ. Кромѣ вашей фамиліи, я кое-что и побольше о васъ знаю.-- Я знаю кое-что о Гафферѣ Гексамѣ. Вы дочь его въ послѣдній разъ когда видѣли?
   -- Когда я въ послѣдній разъ дочь его видѣлъ, другѣйшій почтеннѣйшій?-- повторилъ мистеръ Райдергудъ, дѣлаясь съ намѣреніемъ непонятливѣе, по мѣрѣ того какъ Брадлей разгорячался въ разговорѣ.
   -- Да. Не то, чтобы говорили съ ней, а просто видѣли гдѣ-нибудь?
   Рогъ нашелъ нить, которой доискивался, хотя и схватилъ ее неуклюжею рукой. Смотря съ смущеньемъ на сердитое лицо Брадлея и какъ будто стараясь понять что тотъ говорилъ ему, онъ медленно отвѣтилъ:
   -- Я не видалъ ея ни разу со дня смерти Гаффера.
   -- Вы ее хорошо знаете съ виду?
   -- Полагаю такъ! Никто лучше не знаетъ.
   -- И его вы также хорошо знаете?
   -- Кого его?-- спросилъ Райдергудъ, снявъ шляпу, отирая лобъ и глупо смотря на своего спутника.
   -- Проклятое имя! Или оно вамъ такъ сладко, что вы наслушаться его не можете.
   -- О! Его-то!-- сказалъ Райдергудъ, искусно заманившій школьнаго учителя въ этотъ уголокъ, чтобъ еще разъ взглянуть на его лицо, одержимое злымъ духомъ.-- Его-то я изъ тысячи узнаю.
   -- Видали вы..?-- Брадлей старался спросить спокойно, но что онъ съ своимъ лицомъ ни дѣлалъ, своего лица онъ покорить себѣ не могъ.-- Видали вы ихъ когда-нибудь вмѣстѣ?
   Рогъ взялся тутъ за нить обѣими руками.
   -- Я видѣлъ ихъ вмѣстѣ, другѣйшій почтеннѣйшій, въ тотъ самый день, какъ Гаффера на берегъ вытащили.
   Брадлей могъ бы затаить всякое скрываемое имъ свѣдѣніе отъ проницательныхъ глазъ цѣлой толпы любопытныхъ, но онъ не могъ скрыть отъ глазъ грубаго Райдергуда вопроса, который сдерживалъ въ своей груди.
   "Ты мнѣ яснѣе заговори, если хочешь, чтобъ я тебѣ отвѣтилъ", думалъ Рогъ угрюмо: "охотой я не поддамся".
   -- Что жъ, и съ ней онъ тоже былъ дерзокъ?-- спросилъ Брадлей послѣ нѣкотораго усилія.-- Или прикидывался сладенькимъ, да мякенькимъ?
   -- Словно какъ мякенькимъ и сладенькимъ,-- сказалъ Райдергудъ.-- Клянусь Егорьемъ! Теперь я...
   Его отлетъ по тангенсу былъ безспорно естественный. Брадлей посмотрѣлъ на него, чтобы дознать, какая этому причина.
   -- Теперь я припоминаю,-- сказалъ мистеръ Райдергудъ уклончиво, ибо этими словами онъ замѣнилъ фразу: "Теперь я вижу, что ты ревнуешь", дѣйствительно бывшую у него на умѣ.-- Можетъ статься, онъ и меня-то оттого обидѣлъ, что съ дѣвкой-то этою связался.
   Подлость возбудить въ Рогѣ подозрѣніе или предлогъ къ подозрѣнію (потому что въ дѣйствительности онъ не могъ имѣть его) на одну линію не доходила до той степени паденія, которой достигъ школьный учитель. Подлость сношеній и интриги съ негодяемъ, который былъ готовъ опозорить ее и ея брата, была достигнута. Оставался еще пунктъ на одну лилію далѣе. Брадлей не далъ отвѣта, но продолжалъ идти съ пасмурнымъ лицомъ.
   Какъ бы ему воспользоваться своимъ новымъ знакомствомъ, этого онъ не быль въ состояніи выяснить себѣ среди своихъ медленныхъ и громоздкихъ мыслей. Спутникъ его былъ обиженъ предметомъ его ненависти,-- это для него что-нибудь стоитъ,-- хотя обида была не такъ велика, какъ онъ полагалъ, потому что въ этомъ человѣкѣ не гнѣздилось такого гнѣва и бѣшенства, какіе клокотали въ его груди. Этотъ человѣкъ зналъ ее и могъ по какому-нибудь счастливому случаю увидать ее или услыхать о ней: это тоже стоитъ чего-нибудь, это въ родѣ завербовки себѣ еще пары глазъ и пары ушей. Человѣкъ этотъ былъ дурной человѣкъ, охотно готовый состоять у него на жалованьѣ: это тоже чего-нибудь стоитъ, потому что его собственное настроеніе и намѣреніе были какъ нельзя болѣе дурны, и онъ, повидимому, находилъ себѣ какую-то смутную подмогу въ обладаніи оружіемъ, которое, можетъ статься, и не понадобится.
   Внезапно онъ остановился и спросилъ Райдергуда напрямикъ, знаетъ ли онъ, гдѣ она находится? Конечно, онъ не зналъ. Онъ спросилъ Райдергуда, если дойдетъ до него какое-нибудь извѣстіе о ней и о томъ, что Рейборнъ ищетъ ея или свидится съ нею, то согласенъ ли онъ, Райдергудъ, сообщить ему объ этомъ за мзду? Онъ вполнѣ согласенъ на это. Онъ золъ на нихъ на обоихъ, сказалъ онъ, огрызнувшись. За что? За то, что они помѣшали ему добыть себѣ пропитаніе въ потѣ лица.
   -- Слѣдовательно, чрезъ не долгое время,-- сказалъ Брадлей послѣ нѣсколькихъ словъ но этому предмету,-- мы снова свидимся. Вотъ и загородная дорога, вотъ и разсвѣтъ. Ни того, ни другаго не ожидалъ я такъ скоро.
   -- Но, другѣйшій почтеннѣйшій,-- настаивалъ мистеръ Райдергудъ,-- я не знаю, гдѣ васъ найти.
   -- Это не важно. Я знаю, гдѣ найти васъ, и побываю на вашемъ шлюзѣ.
   -- Но, другѣйшій почтеннѣйшій,-- снова настаивалъ мистеръ Райдергудъ,-- въ сухомъ знакомствѣ проку никогда не бываетъ. Вспрыснемъ-ка его глоточкомъ рому съ молочкомъ, другѣйшій почтеннѣйшій.
   Брадлей согласился и вошелъ съ нимъ въ одну изъ раннихъ тавернъ, пропитанную отвратительнымъ запахомъ затхлаго сѣна и гнилой соломы, гдѣ возвращающіяся телѣги, фермерскіе рабочіе, тощія собаки, куры какой-то пивной породы и извѣстныя человѣкообразныя ночныя птицы, летѣвшія домой на насѣстъ, утѣшали себя всякій по своему, и гдѣ ни одна изъ ночныхъ птицъ, порхавшихъ передъ грязнымъ прилавкомъ, не замедлила съ перваго взгляда замѣтить, что изнуренная страстями ночная птица въ приличныхъ перьяхъ самая худшая ночная г.тица изъ всѣхъ изъ нихъ.
   Наитіе чувства дружбы къ полупьяному возчику, ѣхавшему по-пути, имѣло послѣдствіемъ то, что мистеръ Райдергудъ быль подсаженъ на высокую груду корзинъ на телѣгѣ и отправился въ дорогу, лежа на спинѣ съ своимъ узломъ подъ головою. Брадлей послѣ этого повернулъ въ обратный путь и, пройдя по малопроѣзжимъ улицамъ, скоро достигъ школы и своего дома. Взошедшее солнце застало его вымытымъ и вычищеннымъ, методически одѣтымъ въ приличный черный сюртукъ и жилетъ, въ приличны и форменный галстухъ и въ сѣренькіе панталоны, съ приличными серебряными часами въ карманѣ, съ ихъ приличнымъ волосянымъ шнурочкомъ вокругъ шеи:-- истымъ школьнымъ ловчимъ, снарядившимся для поля съ своею свѣжею стаей, тявкающею и лающею вокругъ него.
   А между тѣмъ, болѣе одержимый колдовствомъ, чѣмъ несчастныя созданія эпохъ прискорбной памяти, обвинявшія себя въ невозможностяхъ подъ давленіемъ ужаса и сильно-внушительныхъ вліяній пытки, онъ былъ жестоко загнанъ злыми духами въ теченіе миновавшей "ночи. Его зашпорили и захлестали, и былъ онъ весь въ мылѣ. Еслибы повѣствованія о его охотѣ захватили мѣста полныхъ мира текстовъ Св. Писанія по стѣнамъ школы, то нѣкоторые изъ учениковъ, которые постарше и поразвитѣе, можетъ статься, сробѣли бы и сбѣжали бы отъ своего учителя.
   

XII. Злой умыселъ.

   Взошло солнце, обливая лучами весь Лондонъ, и въ своемъ величавомъ безпристрастіи соблаговолило даже бросить призматическія искорки въ бакенбарды мистера Альфреда Ламмля, сидѣвшаго за утреннимъ чаемъ. Въ нѣкоторомъ освѣщеніи извнѣ нуждался мистеръ Альфредъ Ламмль, ибо имѣлъ видъ такой какъ будто у него было темненько внутри: онъ казался крайне недовольнымъ.
   Мистриссъ Ламмль сидѣла противъ своего супруга. Счастливая чета мошенниковъ, комфортабельно связанныхъ тѣмъ, что надули другъ друга, сидѣла угрюмо, разсматривая скатерть. Въ чайной комнатѣ, хотя и обращенной на солнечную сторону Саквиль-Стрита, все было до того угрюмо, что любой изъ продавцовъ, отпускавшихъ имъ провизію, заглянувъ подъ шторку, усмотрѣлъ бы ли себя намекъ прислать свой счетъ и поторопить уплатой. Но это, правду сказать, большая часть поставщиковъ уже сдѣлала и безъ намека.
   -- Мнѣ кажется,-- сказала мистриссъ Ламмль,-- у васъ совсѣмъ не было денегъ, съ тѣхъ поръ какъ мы обвѣнчались.
   -- Что вамъ кажется,-- сказалъ мистеръ Ламмль,-- то, можетъ статься, было дѣйствительно. Это ничего не значить.
   Но спеціальности ли мистера и мистриссъ Ламмль или по обыкновенію всѣхъ любящихъ парочекъ, они въ подобныхъ супружескихъ бесѣдахъ никогда не относились другъ къ другу, а всегда къ кому-то невидимо присутствующему, какъ будто становившемуся посрединѣ между ними. Не скелетъ ли, запрятанный въ шкафу, выходитъ при такихъ домашнихъ случайностяхъ, чтобъ было къ кому обращаться въ разговорахъ?
   -- Я никогда не видала никакихъ денегъ въ домѣ,-- сказала мистриссъ Ламмль скелету,-- кромѣ моего годового пожизненнаго дохода. Я побожиться готова.
   -- Божбою вамъ себя нечего безпокоить, сказалъ мистеръ Ламмль скелету:-- еще разъ скажу, это ничего не значитъ. Вы никогда не употребляли своего дохода съ такою пользой.
   -- Съ такою пользой! Какимъ это образомъ?-- спросила мистриссъ Ламмль.
   -- А такимъ, что пользовались кредитомъ и жили хорошо,-- сказалъ мистеръ Ламмль.
   Можетъ статься, скелетъ презрительно засмѣялся, когда ему ввѣрили этотъ вопросъ и этотъ отвѣтъ; но вѣрно то, что мистриссъ Ламмль засмѣялась, и мистеръ Ламмль засмѣялся.
   -- Что же будетъ потомъ?-- спросила мистриссъ Ламмль у скелета.
   -- Трахъ-тарарахъ будетъ потомъ,-- сказалъ мистеръ Ламмль, относясь къ тому же авторитету.
   Послѣ этого мистриссъ Ламмль надменно посмотрѣла на скелетъ и, не переводя съ него взгляда на мистера Ламмля, опустила свои глаза. Послѣ этого мистеръ Ламмль сдѣлалъ то же самое и опустилъ свои глаза. Въ ту минуту вошла служанка съ гренками, и потому скелетъ удалился въ шкафъ и затворился въ немъ.
   -- Софронія,-- сказалъ мистеръ Ламмль. когда служанка вышла. А потомъ гораздо громче:-- Софровія!
   -- Что?
   -- Выслушать меня прошу васъ.-- Онъ строго уставилъ на нее свои глаза, пока она не обнаружила признаковъ вниманія, и потомъ продолжалъ.-- Я хочу посовѣтоваться съ вами. Пожалуйста, пожалуйста, безъ дальнѣйшихъ шутокъ. Вы знаете нашъ союзъ и договоръ. Намъ необходимо дѣйствовать сообща во взаимномъ интересѣ, а вы такъ же искусны, какъ и я. Мы не могли бы жить вмѣстѣ, еслибы было иначе. Что предпринять? Мы притиснуты въ уголъ; что намъ дѣлать?
   -- Нѣтъ ли у васъ какого подготовленнаго плана, который могъ бы насъ выручить?
   Мистеръ Ламмль нырнулъ въ свои бакенбарды, чтобы поразмыслить, и выскочилъ изъ нихъ безъ всякой надежды:
   -- Нѣтъ; какъ искатели приключеній, мы принуждены вести отчаянную игру, чтобъ имѣть шансъ хорошихъ выигрышей, а въ послѣднее время намъ не везло. Она начала было опять:-- нѣтъ ли у васъ?...-- какъ онъ остановилъ ее.
   -- У насъ, Софронія. У насъ, у насъ, у насъ.
   -- Нѣтъ ли у насъ чего-нибудь продать?
   -- Чорта съ два. Я далъ одному еврею росписку съ правомъ продать эту мебель, и онъ можетъ забрать ее завтра, сегодня, сейчасъ Онъ давнымъ давно забралъ бы ее, я полагаю если бы не Фледжби.
   -- Какое же дѣло можетъ имѣть съ нимъ Фледжби?
   -- Знавалъ его. Предостерегалъ меня отъ него прежде, чѣмъ я попалъ къ нему въ когти. Не могъ тогда успѣть въ своемъ ходатайствѣ у кого-то другого.
   -- Неужели, вы хотите сказать, что Фледжби смягчилъ его къ вамъ?
   -- Къ намъ, Софронія, къ намъ, къ намъ.
   -- Къ намъ.
   -- Я хочу сказать, что Еврей еще не сдѣлалъ того что могъ бы сдѣлать, и Фледжби увѣряетъ, что попридержалъ его руку.
   -- Вы вѣрите Фледжби?
   -- Софронія, я никогда никому не вѣрю, и никогда не вѣрилъ дорогая моя, съ тѣхъ поръ, какъ повѣрилъ вамъ. Но мнѣ такъ кажется.
   Напомнивъ ей такимъ образомъ ея былыя мятежныя замѣчанія скелету, Мистеръ Ламмль всталъ изъ-за стола, можетъ-быть, затѣмъ, чтобы лучше скрыть улыбку и два-три бѣлыя пятна у носа и пройдясь по ковру сталъ на коврикъ предъ каминомъ.
   -- Если бы мы успѣли оболванить эту скотину съ Джорджіаною! Но что объ этомъ толковать? Что съ возу упало, то пропало.
   Въ то время, какъ Ламмль, ставъ спиной къ камину и подобравъ полы своего халата, сказалъ это и посмотрѣлъ на свою супругу, она поблѣднѣла и потупила глаза. Съ сознаніемъ своего вѣроломства и, можетъ-статься, съ сознаніемъ личной опасности, потому что она боялась его, даже боялась его руки, боялась его ноги, хотя онъ никогда не дѣлалъ ей физическаго насилія, она поспѣшила поправить себя въ его глазахъ.
   -- Если бы мы могли занять денегъ, Альфредъ...
   -- Выманить денегъ, занять денегъ, украсть денегъ было бы все равно для насъ, Софронія,-- ввернулъ ея супругъ.
   -- Тогда, можетъ статься, мы избѣжали бы этого г
   -- Безъ сомнѣнія. Предложу вамъ другую давнишнюю неоспоримую истину, Софронія: дважды-два-четыре.
   Но видя, что она что-то перебирала въ своемъ умѣ, онъ снова подобралъ полы своего халата и, прижавъ ихъ подъ одну свою руку, а другою собравъ свои густыя бакенбарды, безмолвно остановилъ на ней свои глаза.
   -- Въ такомъ затруднительномъ положеніи, Альфредъ,-- сказала она, взглянувъ вверхъ съ нѣкоторою робостью въ лицѣ,-- естественно подумать о самыхъ богатыхъ людяхъ, какихъ мы знаемъ, и о самыхъ простоватыхъ.
   -- Совершенно такъ, Софронія.
   -- О Боффинахъ.
   -- Совершенно такъ, Софронія.
   -- Нельзя ли чего-нибудь у нихъ сдѣлать?
   -- Что бы такое у нихъ сдѣлать, Софронія?
   Она снова начала перебирать свои мысли; онъ смотрѣлъ на все попрежнему.
   -- Конечно, я часто думалъ о Боффинахъ, Софронія,-- началъ онъ послѣ безполезнаго молчанія;-- но я не могъ ни къ чему ума приложить Ихъ стерегутъ хорошо. Этотъ проклятый секретарь стоитъ между ими и достойными людьми.
   -- Нельзя ли устранить его?-- сказала она, просвѣтлѣвъ немного, послѣ новаго перебора своихъ мыслей.
   -- Подумайте, подумайте, Софронія,-- замѣтилъ ея наблюдательный супругъ, ободряющимъ тономъ.
   -- И нельзя ли сдѣлать это такъ, чтобъ это имѣло видъ услуги мистеру Ботфину?
   -- Подумайте, подумайте хорошенько, Софронія.
   -- Мы съ недавняго времени замѣтили, Альфредъ, что старикъ сдѣлался очень подозрителенъ и недовѣрчивъ.
   -- И скупъ тоже, а это ровно ничего намъ не обѣщаетъ. Одна кого же, подумайте, подумайте, Софронія, не торопитесь.
   Она не торопилась, и потомъ сказала:
   -- Положимъ, мы обратимся къ той его наклонности, въ которой мы совершенно увѣрились. Положимъ, моя совѣсть...
   -- А мы хорошо знаемъ какова эта совѣсть, душа моя. Да?
   -- Положимъ, моя совѣсть не позволяетъ мнѣ дальше скрывать того, что дѣвчонка-выскочка говорила мнѣ о признаніи, которое сдѣлалъ ей секретарь. Положимъ, совѣсть моя заставляетъ меня передать это мистеру Боффину.
   -- Это мнѣ нравится,-- сказалъ Ламмль.
   -- Положимъ, я такъ передамъ это мистеру Боффину, чтобы внушить ему мысль, что моя чувствительная деликатность и честь....
   -- Очень хорошія слова, Софронія.
   -- ...чтобы внушить ему мысль, что наша чувствительная деликатность и честь,-- снова начала она съ горечью въ тонѣ,-- не позволяютъ намъ умолчать о такомъ корыстномъ и разсчетливомъ замыслѣ со стороны секретаря и о такомъ грубомъ злоупотребленіи довѣренностью его хозяина. Положимъ, я сообщила объ этомъ добродѣтельномъ безпокойствѣ моему супругу, и онъ по чувству чести сказалъ мнѣ: Софронія вы должны немедленно открыть это мистеру Боффину
   -- Повторяю, Софронія, -- замѣтилъ Ламмль, перемѣнивь ногу, на которой стоялъ,-- это мнѣ правится -- Вы говорите, его хорошо стерегутъ,-- продолжала она.-- Я то же думаю. Но если это поведетъ къ устраненію его секретаря, слабое мѣстечко откроется.
   -- Продолжайте разъяснять ваши мысли, Софронія. Это начинаетъ мнѣ очень нравиться.
   -- Оказавъ ему, въ нашей безупречной прямотѣ, услугу тѣмъ, что откроемъ ему глаза на предательскій поступокъ человѣка, кому онъ вѣрилъ, мы пріобрѣтемъ нѣкоторое право на него и на его довѣренность. Принесетъ ли это намъ большую пользу или только малую теперь мы, что ни дѣлай, видѣть не можемъ. Но, вѣроятно, мы постараемся извлечь все, что будетъ возможно -- Вѣроятно,-- сказалъ Ламмль -- Какъ вы думаете,-- спросила она тѣмъ же холоднымъ, коварнымъ тономъ,-- можетъ статься вы могли бы замѣстить секретаря?
   -- Можетъ-статься, Софронія. Это можно было бы обдѣлать. Во всякомъ случаѣ, можно было бы искусно подвести къ этому.
   Смотря въ каминъ, она кивнула въ знакъ того, что поняла намекъ.
   -- Мистеръ Ламмль,-- сказала она, какъ бы про себя, безъ малѣйшаго ироническаго оттѣнка: -- мистеръ Ламмль будетъ радъ сдѣлать все, что только можетъ. Мистеръ Ламмль самъ дѣловой человѣкъ и притомъ капиталистъ. Мистеръ Ламмль привыкъ пользоваться довѣренностью въ дѣлахъ самыхъ серіозныхъ. Мистеръ Ламмль удивительно, какъ хорошо умѣетъ распорядиться моимъ маленькимъ состояніемъ; но, конечно, не этимъ пріобрѣлъ онъ себѣ репутацію, а тѣмъ, что онъ самъ человѣкъ съ состояніемъ, и выше всякаго соблазна, и внѣ всякаго подозрѣнія.
   Мистеръ Ламмль улыбнулся и даже погладилъ ее по головкѣ. Стоя надъ ней и наслаждаясь предложеннымъ планомъ, занявшимъ его соображеніе, онъ, казалось, вздернулъ свой носъ вдвое выше, чѣмъ когда-либо въ жизни.
   Нѣсколько времени онъ стоялъ задумавшись, а она сидѣла Неподвижно, смотря на покрывшійся пепломъ уголь. Но, какъ только онъ заговорилъ снова, она взглянула на него судорожно и начала вслушиваться, какъ будто бы припоминая свою измѣну и чувствуя возобновившійся въ себѣ страхъ его руки или его ноги -- Мнѣ кажется, Софронія, вы забыли одну отрасль этого предмета. А можетъ-быть и нѣтъ, потому что женщины понимаютъ женщинъ. Нельзя ли и самую дѣвчонку выжить?
   Мистриссъ Ламмль покачала головой.-- Она чрезвычайно крѣпко привязала къ себѣ ихъ обоихъ, Альфредъ. Въ этомъ отношеніи ее и сравнивать нельзя съ наемнымъ секретаремъ.
   -- Но этому милому ребенку,-- сказалъ Ламмль съ кривою улыбкой,-- слѣдовало бы быть откровеннѣе съ своимъ благодѣтелемъ и съ своею благодѣтельницей. Этой милой душечкѣ слѣдовало бы имѣть неограниченное довѣріе къ своему благодѣтелю и своей благодѣтельницѣ.
   Софронія снова покачала головой.
   -- Ну! Женщины лучше знаютъ женщинъ, -- сказалъ ея супругъ отчасти съ досадой -- Я не настаиваю. Спровадивъ ихъ обоихъ, мы, можетъ быть, составили бы себѣ состояніе. Я управлялъ бы имуществомъ, а моя жена управляла бы стариками... Фью!
   Опять покачавъ головой, она отвѣтила:-- Они никакъ не разгорятся съ дѣвушкой. Они никакъ не захотятъ наказать ее. Намъ нужно оставить дѣвушку, вѣрьте мнѣ.
   -- Хорошо!-- воскликнулъ Ламмль, пожимая плечами:-- пусть будетъ такъ; только всегда помните, что намъ она по нужна -- Теперь остается послѣдній вопросъ, -- сказала мистриссъ Ламмль,-- когда мнѣ начать?
   -- Чѣмъ скорѣе, тѣмъ лучше, Софронія. Я уже сказалъ вамъ, что положеніе нашихъ дѣлъ самое отчаянное, и съ каждымъ мгновеніемъ все можетъ взлетѣть на воздухъ.
   -- Мнѣ необходимо увидѣть мистера Боффина съ глазу на глазъ, Альфредъ. Еслибъ его жена была при этомъ, то мы только масла на огонь бросимъ. Я знаю, ч.тю при его женѣ мнѣ не удастся возбудить его гнѣва. Что же касается до самой дѣвчонки, то и толковать нечего, что ей не слѣдуетъ быть при разговорѣ, такъ какъ именно я сбираюсь измѣнить ей.
   -- А написать къ нему и просить назначить мѣсто для свиданія нельзя?-- сказалъ Ламмль.
   -- Нѣтъ, конечно, нѣтъ. Они между собою станутъ дивиться, почему я писала, а мнѣ хочется захватить его совершенно врасплохъ.
   -- Съѣздите, попросите, чтобъ онъ принялъ васъ наединѣ,-- предложилъ Ламмль.
   -- Я бы и этого не хотѣла. Предоставьте все дѣло мнѣ самой. Уступите мнѣ вашу каретку на нынѣшній день и на завтрашній (если я сегодня не успѣю), и я подкараулю его.
   Едва было это рѣшено, какъ оги увидѣли мужскую фигуру прошедшею мимо оконъ, и услыхали, что она постучала скобой и позвонила.-- Это Фледжби,-- сказала Ламмль.-- Онъ не равнодушенъ къ вамъ, и высокаго о васъ мнѣнія. Меня дома нѣтъ. Приласкайте его, чтобъ онъ употребилъ свое вліяніе на еврея. Его фамилія Райя, изъ торговаго дома Побсей и Ко.
   Добавивъ эти слова шопотомъ, чтобы настороженныя уши мистера Фледжби не услыхали его сквозь двѣ замочныя скважины и чрезъ переднюю, Ламмль далъ знакъ молчанія своей служанкѣ и украдкой ушелъ наверхъ.
   -- Мистеръ Фледжби,-- сказала мистриссъ Ламмль оказывая ему самый ласковый пріемъ,-- какъ я рада видѣть васъ! Мой бѣдный, милый Альфредъ такъ обезпокоенъ теперь своими дѣлами, что отправился изъ дому очень рано. Любезный мистеръ Фледжби, пожалуйста, садитесь. Любезный мистеръ Фледжби сѣлъ и увѣрился (или, суди по выраженію его лица, разувѣрился), что ничего новаго не произошло въ области бакенбарднаго произрастанія съ той поры, какъ онъ обогнулъ уголъ изъ Албени.
   -- Любезный мистеръ Фледжби, излишне было и упоминать вамъ, что мой бѣдный Альфредъ обезпокоенъ насчетъ своихъ дѣлъ, потому что онъ говорилъ мнѣ, какое утѣшеніе вы ему доставляете въ его временномъ затрудненіи, и какую большую услугу вы оказали ему.
   -- О!-- сказалъ мистеръ Фледжби.
   -- Да,-- сказала мистриссъ Ламмль.
   -- Я полагаю, -- замѣтилъ мистеръ Фледжби, примѣриваясь къ новому мѣсту на своемъ стулѣ,-- что Ламмль молчаливѣе о своихъ дѣлахъ.
   -- Не со мной, любезный мистеръ Фледжбня жена его.
   -- Да... Я всегда такъ и понималъ,-- сказалъ мистеръ Фледжби.
   -- И какъ жена Альфреда, могу ли я, любезный мистеръ Фледжби, рѣшительно безъ его позволенія или вѣдома, какъ ваша прозорливость, я увѣрена, вполнѣ замѣтитъ, просить васъ продолжать эту великую услугу и употребить еще разъ ваше вліяніе на мистера Райю и убѣдить его еще на нѣкоторое снисхожденіе? Фамилія, котораго я подслушала у Альфреда, когда онъ произнесъ ее, мечась во снѣ, дѣйствительно Раня, не такъ ли?
   -- Фамилія кредитора, дѣйствительно, Раня,-- сказалъ мистеръ Фледжби съ необѣщающимъ пощады удареніемъ на словѣ кредиторъ.-- Сентъ-Мери-Аксъ, Побсей и Ко.
   -- Ахъ, точно!-- воскликнула мистриссъ Ламмль, всплеснувъ руками съ какою-то порывистою дикостью.-- Побсей и Ко.
   -- Ходатайству женскаго...-- началъ мистеръ Фледжби и тутъ замѣшкался, такъ долго пріискивая слѣдующее слово, чта мистриссъ Ламмль сладостно подсказала ему: "сердца?"
   -- Нѣтъ,-- сказалъ мистеръ Фледжби,-- пола, обязанъ внять каждый мужчина, и я бы желалъ, чтобы это отъ меня зависѣло. Но этотъ Райя -- гадкій человѣкъ, мистриссъ Ламмль, дѣйствительно гадкій.
   -- Вѣрно не будетъ такой, если вы поговорите ему, любезный мистеръ Фледжби.
   -- Клянусь душой и тѣломъ, прегадкій -- сказалъ Фледжби.
   -- Постарайтесь. Постарайтесь еще разъ, любезный мистеръ Фледжби. Вы все можете сдѣлать, если захотите.
   -- Благодарю васъ,-- сказалъ Фледжби,-- съ вашей стороны очень любезно сказать это. Пожалуй, поговорю съ нимъ еще, если вы того непремѣнно хотите. Но за послѣдствія и никакъ не могу ручаться. Райя -- черствый человѣкъ, и если сказалъ, что сдѣлаетъ что-нибудь, то непремѣнно сдѣлаетъ.
   -- Совершенно такъ, -- воскликнула мистриссъ Ламмль,-- " если скажетъ вамъ, что подождетъ, то навѣрно подождетъ!
   "Дьявольски умная женщина", подумалъ Фледжби. "Я не замѣтилъ этой лазейки, а она подсмотрѣла и тотчасъ же вломилась въ нее, какъ только завидѣла".
   -- Правду сказать, любезный мистеръ Фледжби,-- продолжала мистриссъ Ламмль самымъ интереснымъ образомъ, -- не скрывая надеждъ Альфреда отъ васъ, такъ какъ вы дружески расположены къ нему, на его горизонтѣ есть отдаленный проблескъ.
   Эта фигура рѣчи показалась нѣсколько загадочною для Обаятельнаго Фледжби, и потому онъ спросилъ:
   -- Что такое есть на его... Э?
   -- Альфредъ, любезный мистеръ Фледжби, не дальше какъ сегодня утромъ обсуживалъ со мною кое-какіе имѣющіеся у него виды, которые могутъ совершенно измѣнить положеніе его дѣлъ.
   -- Въ самомъ дѣлѣ?-- сказалъ Фледжби -- Ахъ, да! (Тутъ мистриссъ Ламмль вызвала на сцену свой платокъ). А вы знаете, любезный мистеръ Фледжби, изучая человѣческое сердце и изучая свѣтъ, какое было бы несчастіе потерять положеніе и потерять кредитъ, когда возможность продлить ихъ на короткій срокъ вывела бы насъ изъ всѣхъ затрудненій!
   -- О!-- сказалъ Фледжби.-- Слѣдовательно, вы думаете, мистриссъ Ламмль, что если бы Ламмль получилъ отсрочку, то не лоппулъ бы? Употребляю выраженіе, принятое на денежномъ языкѣ,-- объяснилъ мистеръ Фледжби извиняющимся тономъ.
   -- Дѣйствительно такъ. Повѣрьте, повѣрьте, такъ!
   -- Это дѣлаетъ большую разницу,-- сказалъ Фледжби.-- Я не премѣпно повидаюсь съ Райей тотчасъ же.
   -- Да наградитъ васъ Богъ, любезнѣйшій мистеръ Фледжби!
   -- Не за что,-- сказалъ Фледжби, она подала ему руку.
   -- Рука,-- сказалъ Фледжби, -- прелестной и умной женщины -- награда...
   -- Благороднаго дѣла!-- сказала мистрисъ Ламмль, нетерпѣливо желавшая избавиться отъ него -- Я не то хотѣлъ сказать,-- отозвался Фледжби, никогда и ни въ какихъ обстоятельствахъ не принимавшій предложеннаго выраженія,-- но вы очень любезны. Могу я напечатлѣть одинъ, только одинъ поцѣлуй?.. Добраго утра.
   -- Могу ли я быть увѣрена, что вы поспѣшите, любезнѣйшій мистеръ Фледжби?
   Фледжби, обернувшись въ дверяхъ и почтительно поцѣловавъ свою руку,-- сказалъ:
   -- Вы можете быть увѣрены.
   Дѣйствительно, мистеръ Фледжби спѣшилъ за милосердіемъ такъ быстро по улицамъ, какъ будто ноги его окрылялись всѣми добрыми духами, сопутствующими великодушію. Они могли пріютиться и въ его груди тоже: до того былъ онъ радостенъ и веселъ. Въ голосѣ его была совершенно свѣжая звучность, когда, войдя въ контору въ Сентъ-Мори-Аксъ и найдя ее въ эту минуту пустою, онъ пропѣлъ у подошвы лѣстницы:-- Ну, Іуда, что вы тамъ запропастились?
   Старикъ явился съ своею обычною почтительностью.
   -- Ого!-- сказалъ Фледжби, отступивъ назадъ и подмигнувъ.-- У васъ злой умыселъ, дворянинъ іерусалимскій!
   Старикъ поднялъ свои глаза вопросительно.
   -- Есть умыселъ, -- сказалъ Фледжби.-- О, грѣховодникъ! О, лукавецъ! Какъ! Вы ужъ идете предъявить ко взысканію закладную Ламмля, идете? Ничто не можетъ остановить васъ, ничто? Вы не дадите отсрочки ни на одну-единую минуту, не дадите?
   Побуждаемый къ безотлагательному дѣйствію тономъ и взглядомъ хозяина, старикъ взялъ свою шляпу съ конторки, гдѣ она лежала.
   -- Вамъ уже сказано, что онъ, можетъ-статься, до выигрышнаго столба дотянетъ, если вы не поспѣшите, ротозѣй! Вѣдь сказано, продолжалъ Фледжби.-- Вамъ-то какой выигрышъ, если онъ дотянетъ, какой? У васъ есть закладная, а тамъ развѣ ничего нѣтъ, чтобы заплатить вамъ съ лихвою? О, Жидовинъ!
   Старикъ стоялъ въ нерѣшимости и какъ бы недоумѣвая, на минуту, не имѣются ли въ запасѣ для него еще дальнѣйшія приказанія.
   -- Идти ли мнѣ, сэръ?-- спросилъ онъ, наконецъ тихимъ голосомъ.
   -- Меня спрашиваетъ, идти ли ему!-- воскликнулъ Фледжоп.-- Меня спрашиваетъ, какъ будто онъ не знаетъ своихъ собственныхъ намѣреній! Меня спрашиваетъ, какъ будто онъ своей шляпы не приготовилъ! Меня спрашиваетъ, какъ будто его острый старый глазъ, что рѣжетъ, какъ ножикъ, не смотритъ на его палку у двери!
   -- Идти ли мнѣ, сэръ?
   -- Идти ли ему?-- насмѣхался Фледжби.-- Да, идите. Ковыляйте, Іуда!
   

XIII. Дай собакѣ дурную кличку и повѣсь ее.

   Обаятельный Фледжби, оставшись одинъ въ конторѣ, расхаживалъ по ней въ шляпѣ на-бекрень, посвистывалъ, осматривалъ ящики и заглядывалъ туда и сюда, отыскивая наималѣйшихъ признаковъ, не обманываютъ ли его; но ни одного не находилъ. "Не ему честь, что онъ не надуваетъ меня", комментировалъ мистеръ Фледжби, подмигнувъ, "а моимъ предосторожностямъ". Потомъ онъ, съ лѣнивою величавостью принялся заявлять свои права, какъ владыка торговаго дома Побсей и Ко, тыканіемъ своею тросточкой въ стулья и ящики и поплевываньемъ въ каминъ, и, такимъ образомъ, владыкою дошелъ до окна и принялся смотрѣть въ него на узкую улицу, чуть выставивъ свои маленькіе глазки чрезъ оконную ширмочку съ надписью Побсей и Ко. Какъ ширмочка болѣе, нежели въ одномъ смыслѣ, она напомнила ему, что онъ одинъ въ конторѣ, и что наружная дверь отворена. Онъ уже собирался затворить ее, чтобы кто-нибудь безразсудно не счелъ его состоявцімъ въ связи съ лавкой, какъ его остановилъ кто-то, подошедшій къ двери.
   Этотъ кто-то оказался кукольною швеей съ маленькою корзинкой въ одной рукѣ и крючковатою палочкой въ другой. Ея острые глазки замѣтили мистера Фледжби прежде, чѣмъ мистеръ Фледжби замѣтилъ ее, и въ своемъ намѣреніи захлопнуть дверь ей подъ носомъ онъ былъ парализованъ не столько ея приближеніемъ, сколько тѣмъ, что она соблаговолила подарить его цѣлымъ ливнемъ киваній, какъ только онъ завидѣлъ ее. Она воспользовалась этимъ и вскарабкалась на ступеньки такъ проворно, что мистеръ Фледжби не успѣлъ принять мѣръ, чтобъ ей не найти никого въ домѣ, какъ она уже стояла передъ нимъ лицомъ къ лицу въ конторѣ.
   -- Надѣюсь, вы совершенію здоровы, сэръ,-- сказала миссъ Ренъ.-- Мистеръ Райя у себя?
   Фледжби повалился на стулъ въ положеніи человѣка, который соскучился ожиданіемъ.
   -- Я думаю, онъ скоро возвратится,-- отвѣчалъ онъ,-- онъ какъ-то странно убѣжалъ и оставилъ меня ждать его. Не видалъ ли я васъ прежде?
   -- Разъ видѣли, если глаза были,-- отвѣчала миссъ Ренъ, произнеся это условное предположеніе вполголоса.
   -- Когда вы еще какія-то игры затѣяли на верхушкѣ дома? Помню. Какъ-то поживаетъ ваша пріятельница?
   -- У меня, чаи, не одна пріятельница, сэръ,-- отвѣчала миссъ Ренъ.-- Какая пріятельница?
   -- Все равно,-- сказалъ мистеръ Фледжби, прищуривая одинъ глазъ,-- любая изъ вашихъ пріятельницъ, всѣ ваши пріятельницы. Живутъ понемножку?
   Нѣсколько смутившись, миссъ Ренъ отпарировала шутку и сѣла въ уголъ позади двери, поставивъ себѣ на колѣни свою корзинку. Чрезъ нѣсколько времени, прервавъ свое долгое и терпѣливое молчаніе, она сказала:
   -- Извините, сэръ, я привыкла всегда находить здѣсь мистера Райю въ это время и потому, обыкновенно, прихожу въ это время. Я желаю только купить небольшой запасецъ, шиллинга на два, кой-какихъ остатковъ. Можетъ-статься, вы будете такъ добры отпустите мнѣ ихъ, и я побѣгу опять къ своей работѣ.
   -- Я отпущу вамъ?-- сказалъ Фледжби, повернувъ къ ней голову, ибо онъ сидѣлъ, щурясь въ окно и ощупывая свою щеку.-- Неужели, въ самомъ дѣлѣ, вы думаете, что я состою въ связи съ этой лавкой или съ этою торговлей, неужели думаете?
   -- Думаю -- воскликнула миссъ Ренъ.-- Онъ тогда говорилъ, что вы хозяинъ.
   -- Старый пѣтухъ въ черныхъ перьяхъ говорилъ? Райя говорилъ? Онъ что хотите скажетъ.
   -- Пустъ себѣ такъ; но вѣдь вы то же самое говорили,-- возразила миссъ Ренъ.-- По крайней мѣрѣ, вы приняли видъ хозяина и не перечили ему.
   -- Одна изъ его увертокъ,-- сказалъ Фледжби съ холоднымъ и презрительнымъ пожатіемъ плечъ.-- Онъ весь сдѣланъ изъ увертокъ. Онъ мнѣ сказалъ тогда: "Взойдите на крышу дома, сэръ, и я покажу вамъ хорошенькую дѣвушку. А я стану называть васъ хозяиномъ". Я взошелъ на крышу дома, и онъ указалъ мнѣ хорошенькую дѣвушку (она, дѣйствительно, стоила того, чтобы взглянуть на нее), и я былъ названъ хозяиномъ. Зачѣмъ это, не знаю. Полагаю, онъ и самъ не знаетъ. Онъ любитъ увертку для увертки, потому что онъ,-- прибавилъ Фледжби, помолчавъ, чтобы прибрать посильнѣе выраженіе,-- лукавѣйшій изъ лукавцевъ.
   -- Ахъ, голова моя!-- вскрикнула кукольная швея, схватившись за нее обѣими руками, какъ-будто бы она надтреснула.-- Вы того не можете думать, что говорите.
   -- Могу, моя миленькая,-- возразилъ Фледжби,-- и думаю, увѣряю васъ.
   Это опроверженіе было не только дѣломъ обдуманнаго разсчета со стороны Фледжби, на случай, еслибъ его засталъ какой-нибудь другой посѣтитель, но и отместкой миссъ Ренъ за ея рѣзкость, а равно и пріятнымъ образчикомъ его издѣвательства надъ старикомъ-евреемъ. "Какъ жиду, ему къ худой славѣ не привыкать-стать; а что я употребляю ее въ свою пользу, то вѣдь я же за это и плачу ему. За свои денежки я по выжму изъ него все, чего онѣ стоятъ". Таково было, обычное разсужденіе Фледжби въ его торговомъ дѣлѣ; а теперь оно было подстрекнуто тѣмъ, что старикъ осмѣлился имѣть секретъ отъ него, хотя секретъ самъ по себѣ, мучившій кой-кого другого, вовсе не былъ ему противенъ.
   Миссъ Ренъ, съ грустнымъ лицомъ, сидѣла позади двери, смотря задумчиво на земь, и долгое, терпѣливое молчаніе воцарилось снова, какъ выраженіе лица мистера Фледжби показало, что чрезъ верхнюю, стеклянную, половину двери, онъ увидѣлъ кого-то замѣшкавшагося у порога конторы. Тутъ же послышался шорохъ и легкій стукъ, а потомъ еще шорохъ и еще стукъ. Фледжби не обращалъ вниманія; дверь, наконецъ, отворилась, и изъ-за нея выглянуло лицо добродушнаго, приземистаго, старенькаго джентльмена.
   -- Мистеръ Райя?-- сказалъ этотъ посѣтитель очень учтиво.
   -- Я самъ поджидаю его, сэръ,-- отвѣчалъ мистеръ Фледжби.-- Онъ ушелъ и оставилъ меня здѣсь. Я жду его съ минуты на минуту. Не угодно ли вамъ присѣсть.
   Джентльменъ сѣлъ на стулъ и приложилъ руку ко лбу, будьте въ печальномъ настроеніи ума. Мистеръ Фледжби смотрѣлъ на него искоса и, казалось, наслаждался его положеніемъ.
   -- Отличный день, сэръ,-- замѣтилъ Фледжби.
   Приземистый, сухой джентльменъ былъ до того занятъ своими печальными размышленіями, что не обратилъ вниманія на замѣчаніе, пока звукъ голоса мистера Фледжби не замеръ въ конторѣ. Тутъ только онъ спохватился и сказалъ:
   -- Извините, сэръ. Кажется, вы что-то мнѣ сказали?
   -- Я сказалъ,-- замѣтилъ Фледжби нѣсколько громче прежняго,-- день отличный.
   -- Извините, извините. Отличный.
   Снова приземистый, сухой джентльменъ приложилъ руку ко лбу, и снова мистеръ Фледжби, казалось, возрадовался этому. Когда джентльменъ перемѣнилъ со вздохомъ свое положеніе, мистеръ Фледжби сказалъ ему, осклабившись:
   -- Мистеръ Твемло, если не ошибаюсь?
   Сухой джентльменъ, повидимому, очень удивился.
   -- Имѣлъ удовольствіе обѣдать съ вами у Ламмль?--сказалъ Фледжби.-- Даже имѣю честь быть вамъ сродни. Странное это мѣсто для встрѣчи; но человѣкъ никогда не можетъ знать, разъ попавъ въ Сити, съ какими людьми ему столкнуться придется. Надѣюсь, вы здоровы и наслаждаетесь жизнью.
   Можетъ статься, въ послѣднихъ словахъ былъ оттѣнокъ наглости; а можетъ-статься, въ этомъ заключалась врожденная прелесть манеры мистера Фледжби. Мистеръ Фледжби сидѣлъ на стулѣ, положивъ ногу на перекладинку спинки другого стула, и въ шляпѣ. Мистеръ Твемло снялъ свою шляпу, какъ вошелъ, и оставался непокрытый.
   Счастливый Твемло, сознавая, что было сдѣлано имъ на перекоръ привѣтливому Фледжби, былъ въ особенности затрудненъ этою встрѣчей. Онъ такъ затруднялся ею, какъ только можетъ затрудняться джентльменъ. Онъ чувствовалъ, что обязанъ вести себя принужденно въ отношеніи къ Фледжби, и потому слегка поклонился ему. Фледжби прищурилъ свои глаза еще больше, обративъ особенное вниманіе на его поклонъ. Кукольная швея сидѣла въ своемъ углу позади двери, опустивъ глаза и сложивъ свои руки на своей корзинкѣ; держа въ нихъ крючковатую палочку, она, повидимому, ни на что не обращала вниманія.
   -- Онъ что-то позамѣшкался,-- пробормоталъ мистеръ Флсджби, смотря на свои часы.-- Какъ у васъ время, мистеръ Твемло?
   Мистеръ Твемло справился съ своими часами:-- Десять минутъ перваго, сэръ.
   -- Минута въ минуту,-- подтвердилъ Фледжби.-- Надѣюсь, мистеръ Твемло, у васъ тутъ дѣло пріятнѣе, чѣмъ у меня.
   -- Благодарю васъ, сэръ,-- сказалъ мистеръ Твемло.
   Фледжби опять прищурилъ свои маленькіе глазки, смотря съ удовольствіемъ на Твемло, который боязливо постукивалъ по столу сложеннымъ письмомъ.
   -- То, что я знаю о мистерѣ Райѣ,-- сказалъ Фледжби, чрезвычайно презрительно произнося его имя,-- ведетъ меня къ заключенію, что эта лавка предурного свойства. Я всегда считали его самымъ забористымъ и самымъ прижимистымъ сутягой въ цѣломъ Лондонѣ.
   Мистеръ Твемло отвѣтилъ на это замѣчаніе сдержаннымъ поклонцемъ. Оно, очевидно, подѣйствовало на его нервы.
   -- До того,-- продолжалъ Фледжби,-- что, еслибъ я не обѣщалъ другу, никто не засталъ бы меня здѣсь ни на единую минуту. Но если у васъ есть друзья въ несчастій, не покидайте ихъ. Такъ я всегда говорю и согласно съ этимъ поступаю.
   Правдивый мистеръ Твемло чувствовалъ, что это мнѣніе, безъ отношенія къ человѣку его высказавшему, требовало его искренняго подтвержденія.
   -- Вы совершенію правы, сэръ, -- отвѣчалъ онъ съ одушевленіемъ.-- Это великодушно и благородно.
   -- Радъ слышать ваше одобреніе,-- сказалъ Фледжби.-- Странное совпаденіе, мистеръ Твемло (тутъ онъ слѣзъ съ своей насѣсти и подошелъ къ нему),-- что друзья, о которыхъ я хлопочу ее.-- Сегодня, тѣ самые, въ чьемъ домѣ я встрѣтилъ васъ, Ламмли. Не правда ли какая она привлекательная и пріятная женщина?
   Терзаемый совѣстью, кроткій Твемло поблѣднѣлъ.-- Да,-- сказалъ онъ,-- правда.
   -- Когда она сегодняшнимъ утромъ обратилась ко мнѣ съ просьбой сходить и попытаться умилостивить ихъ заимодавца, этого мистера Райю,-- на него я дѣйствительно пріобрѣлъ нѣкоторое вліяніе по поводу одного другого моего пріятеля, но далеко не въ такой степени, какъ она полагаетъ,-- и когда женщина подобная ей говорила мнѣ, называя меня любезнѣйшимъ мистеромъ Фледжби и даже плакала, что могъ я сдѣлать, сами судите?
   Твемло передохнулъ.-- Ничего иного, какъ сходить.
   -- Ничего иного, какъ сходить. Вотъ я и пришелъ. Но для чего,-- сказалъ Фледжби, засовывая руки въ карманы и прикидываясь глубоко размышляющимъ, -- для чего Райя встрепенулся, когда я сказалъ ему, что Ламмли умоляютъ его повременить закладною, которую онъ имѣетъ на ихъ имущество, для чего было ему убѣжать, сказавъ, что онъ тотчасъ же вернется, и для чего нужно ему оставлять меня одного такъ долго, этого я не могу понять.
   Безукоризненный Твемло, рыцарь простоватаго сердца, не былъ въ состояніи предложить объясненія. Онъ чувствовалъ въ себѣ слишкомъ сильное раскаяніе и слишкомъ сильное угрызеніе совѣсти. Впервые въ жизни онъ совершилъ скрытное дѣло и совершилъ его дурно. Онъ втайнѣ вмѣшался противъ этого довѣрчиваго молодого человѣка, не изъ-за какой иной причины, а только потому, что дѣйствія молодого человѣка не походили на его дѣйствія.
   Но молодой, довѣрчивый человѣкъ продолжалъ собирать каленые угли на его чувствительную голову.
   -- Извините, мистеръ Твемло; вы видите я знакомъ со свойствомъ дѣлъ, которыя здѣсь творятся. Не могу ли я тутъ чѣмъ-нибудь помочь вамъ? Вы всегда были воспитаны какъ джентльменъ, а не какъ дѣловой человѣкъ (новая наглость), и потому, можетъ статься, вы плохой дѣловой человѣкъ. Нельзя иначе думать!
   -- Я какъ дѣловой человѣкъ меньше, чѣмъ человѣкъ, сэръ,-- отвѣчалъ Твемло,-- и сильнѣе мнѣ нельзя выразить моей недостаточности. Право, я даже не понимаю ясно своего положенія въ дѣлѣ, за которымъ пришелъ сюда. Но по извѣстнымъ мнѣ причинамъ я совѣщусь принять вашу помощь. Я очень, очень не желалъ бы воспользоваться ею. Я не заслуживаю ея.
   Доброе, дѣтски-наивное созданіе! Ему суждено было идти въ этомъ мірѣ по узенькимъ, маленькимъ, тускло освѣщеннымъ путямъ, и подбирать лишь кое-какія блестки или крапинки на дорогѣ!
   -- Можетъ быть,-- сказалъ Флеіжби.-- вы нѣсколько горды и, получивъ джентльменское воспитаніе, не можете говорить о своихъ дѣлахъ?
   -- Совсѣмъ не то, сэръ,-- отвѣчалъ Твемло,-- совсѣмъ не то. Надѣюсь, я въ состояніи отличить истинную гордость отъ ложной гордости.
   -- Что до меня касается, у меня нѣтъ гордости,-- сказалъ Фледжби,-- и я, можетъ быть, такъ тонко вещей "не разбираю, чтобъ отличать одну отъ другой. По я знаю, что тутъ такое мѣсто, гдѣ даже и дѣловому человѣку надобно вооружиться всѣмъ своимъ умомъ, и если мой умъ, можетъ быть, здѣсь сколько-нибудь полезенъ для васъ, такъ онъ къ вашимъ услугамъ.
   -- Вы очень добры,-- сказалъ Твемло, запинаясь.-- Но и крайне не желалъ бы.
   -- Я, знаете,-- продолжалъ Фледжби, неблагосклонно взглянувъ на него,-- не настолько тщеславенъ, чтобы думать, что мой умъ можетъ быть полезенъ вамъ гдѣ-нибудь тамъ, въ обществѣ, но здѣсь, можетъ статься, онъ вамъ послужитъ къ чему-нибудь. Вы ищите общества, общество ищетъ васъ, но мистеръ Райя -- не общество. Въ обществѣ мистеръ Райя держится въ потемкахъ. Че правда ли, мистеръ Твемло?
   Твемло, сильно встревожившись и поводя рукой по лбу, отвѣчалъ:
   -- Сущая правда.
   Располагающій молодой человѣкъ попросилъ его разсказать ему въ чемъ дѣло. Невинный Твемло, полагая изумить Фледжби обстоятельствами, которыя ему откроетъ, ни мало не думая о возможности ежедневнаго ихъ повторенія, но считая ихъ ужаснымъ явленіемъ, случающимся только вѣками, разсказалъ ему, какъ онъ имѣлъ друга,-- теперь онъ ужъ умеръ,-- какъ тотъ нуждался въ деньгахъ для переѣзда въ другое мѣсто, по случаю перемѣны должности, и какъ онъ былъ обремененъ семействомъ, какъ онъ, Твемло, "далъ ему свое имя, съ обыкновеннымъ въ такихъ случаяхъ, но въ глазахъ Твемло съ такимъ почти невѣроятнымъ результатомъ, что его заставили уплачивать то, чего онъ никогда не получалъ; какъ въ теченіе лѣтъ онъ уменьшалъ капиталъ ничтожными суммами, "соблюдая", сказалъ Твемло, "величайшую экономію, при своемъ ограниченномъ доходѣ, завися въ этомъ отъ щедротъ одного лорда", и какъ ущипывалъ у себя проценты, сполна, аккуратнѣйшими щипками; какъ потомъ, съ теченіемъ времени, онъ смотрѣлъ на этотъ единственный долгъ въ своей жизни, какъ на постоянное затрудненіе чрезъ каждые три мѣсяца, въ особенности когда его поручительство какимъ-то образомъ попало въ руки мистера Райи, который прислалъ къ нему повѣстку уплатить все сполна, наличными деньгами, или подвергнуться страшнѣйшей отвѣтственности: все это. съ смутнымъ воспоминаніемъ, какъ его призывали въ какое-то присутственное мѣсто для "отобранія показаній" (кажется, такъ это называется?), и какъ его потомъ призывали еще въ какую-то контору, гдѣ его жизнь была застрахована за кого-то состоявшаго въ связи съ торговлей хересомъ, и что онъ помнитъ этого кого-то но тому замѣчательному обстоятельству, что у него была скрипка Страдиваріуса и еще Мадонна для продажи. Все это составляло содержаніе разсказа Твемло. Сквозь все это выступала тѣнь ужаснаго Снигсворта, издали созерцаемаго заимодавцами, какъ Обезпеченіе въ Туманѣ, и грозящаго Твемло своимъ баронскимъ жезломъ.
   .Мистеръ Фледжби слушалъ съ скромною внимательностью, какъ прилично довѣрчивому молодому человѣку, который все это зналъ прежде, и когда окончился разсказъ, покачалъ серіозно головой.
   -- Не нравится мнѣ, мистеръ Твемло,-- сказалъ Фледжби,-- не нравится, что Райя требуетъ капитала. Ужъ если онъ разъ потребовалъ, нужно заплатить.
   -- Но предположите, сэръ,-- сказалъ Твемло опечаленный,-- " что нечѣмъ заплатить?
   -- Тогда,-- отвѣчалъ Фледжби,-- вы должны отправиться...
   -- Куда?..
   -- Въ тюрьму,-- отвѣчалъ Фледжби, а мистеръ Гвемло склонилъ свою невинную голову себѣ на руки и простоналъ легонько стономъ отчаянія и позора.
   -- Однакоже,-- сказалъ Фледжби, какъ бы ободряясь,-- Оудемъ надѣяться, что дѣло до этого не дойдетъ. Если вы позволите мнѣ, я скажу мистеру Райѣ, когда онъ придетъ, кто вы; скажу ему, что вы мнѣ другъ, и замолвлю за васъ доброе словцо, вмѣсто того чтобы вы сами за себя говорили. Я буду въ состояніи сдѣлать это болѣе дѣловымъ образомъ. Вы не сочтете этого за излишнюю навязчивость съ моей стороны?
   -- Много, много благодаренъ вамъ,-- сказалъ Твемло. Я очень, очень не хотѣлъ бы воспользоваться вашимъ великодушіемъ, но безпомощность моя побуждаетъ меня къ этому. Я чувствую, говоря самыми умѣренными словами, что ничѣмъ не заслужилъ этого.
   -- Гдѣ можетъ онъ бытъ?-- пробормоталъ Фледжби, снова взглянувъ на свои часы.-- Что могло принудить его уйти? Видали вы его когда-нибудь, мистеръ Твемло?
   -- Никогда.
   -- Онъ настоящій жидъ съ виду, а въ сущности еще больше жидъ, когда его раскусишь. Чѣмъ онъ спокойнѣе, тѣмъ онъ хуже. Если онъ спокоенъ, я сочту это за весьма дурной знакъ. Обратите на него вниманіе, когда онъ войдетъ, и если онъ спокоенъ, то отложите всякую надежду. Вотъ онъ идетъI Онъ повидимому, спокоенъ.
   Съ этими словами, причинившими оезиредному Твемло мучительное волненіе, мистеръ Фледжби отошелъ на свое прежнее мѣсто, и старикъ еврей вошелъ въ контору.
   -- Ну, мистеръ Райя,-- сказалъ Фледжби, -- я думалъ, вы совсѣмъ пропали!
   Старикъ, взглянувъ на незнакомца, остановился какъ вкопаный. Онъ замѣтилъ, что его хозяинъ приступалъ къ новымъ приказаніямъ, которыя ему слѣдовало принять, и выжидалъ, чтобъ уразумѣть ихъ.
   -- Я, право, думалъ,-- повторилъ Фледжби медленно, -- что вы пропали, мистеръ Райя, Теперь какъ я посмотрю на васъ... по нѣтъ, вы не могли этого сдѣлать, нѣтъ, вы не могли этого сдѣлать!
   Со шляпой въ рукѣ, старикъ поднялъ свою голову и съ замѣшательствомъ посмотрѣлъ на Фледжби, стараясь понять какое новое нравственное бремя готовилось ему.
   -- Вы побѣжали отсюда не за тѣмъ, чтобъ опередить другихъ и предъявить закладную на Ламмлей?-- сказалъ Фледжби.-- Скажите, вы не предъявляли ея, мистеръ Райя?
   -- Сэръ, предъявилъ,-- отвѣчалъ старикъ тихимъ голосомъ.
   -- Каково! вскрикнулъ Фледжби, -- Боже мой, Боже мой! Ну, мистеръ Раня, я всегда считалъ васъ жестокимъ кредиторомъ; но никогда не думалъ, чтобы вы были до такой степени жестоки.
   -- Сэръ,-- сказалъ старикъ съ безпокойствомъ,-- я дѣйствую, какъ мнѣ приказано. Я не главный здѣсь. Я только агентъ старшаго и не имѣю ни воли, ни силы.
   -- Не говорите этого, -- возразилъ Фледжби, втайнѣ восхищаясь при видѣ, какъ старикъ протянулъ свои руки, робко отступивъ и какъ бы защищаясь отъ нападенія обоихъ наблюдателей.-- Не пойте обычной пѣсни своего ремесла, мистеръ Райя. Вы имѣете право собирать свои долги, если рѣшились на это; но не прикидывайтесь, какъ всѣ въ такомъ дѣлѣ, какъ ваше, обыкновенно прикидываются. По крайней мѣрѣ, не дѣлайте этого предо мной. Къ чему это, мистеръ Райя? Вы знаете, что я знаю васъ вдоль и поперекъ.
   Старикъ запахнулъ полы своего длиннаго сюртука своею незанятою рукой и устремилъ пристальный взглядъ на Фледжби.
   -- И не будьте,-- сказалъ Фледжби,-- не будьте, прошу васъ какъ объ одолженьи, мистеръ Райя, такъ дьявольски смиренны, потому что я знаю, что за этимъ должно послѣдовать. Смотрите сюда, мистеръ Райя. Этотъ джентльменъ -- мистеръ Твемло.
   Еврей повернулся къ нему и поклонился. Бѣдный агнецъ тоже поклонился въ отвѣтъ, учтиво и боязливо.
   -- Я до того обманулся, -- продолжалъ Фледжби, -- пытаясь сдѣлать хоть что-нибудь для моего друга, Ламмля, что почти не надѣюсь сдѣлать что-нибудь для моего друга (и даже родственника), мистера Твемло. Но я полагаю, что если вы окажете кому-нибудь снисхожденіе, то окажете его мнѣ, и потому попытаюсь еще разъ, тѣмъ болѣе, что я обѣщалъ мистеру Твемло. Онъ всегда исправенъ, съ своими процентами всегда является въ срокъ, всегда уплачиваетъ понемногу. Ну за что же вамъ тѣснить мистера Твемло? Вы не имѣете причины досадовать на мистера Твемло! Почему бы не оказать снисхожденія мистеру Твемло?
   Старикъ посмотрѣлъ на маленькіе глазки Фледжби, отыскивая въ нихъ знака для снисхожденія къ мистеру Твемло; но знака въ нихъ никакого не было.
   -- Мистеръ Твемло вамъ не сродни, мистеръ Райя, -- сказалъ Фледжби, -- и вы не считаете себя обязаннымъ церемониться съ нимъ потому только, что онъ велъ жизнь джентльмена и зависѣлъ отъ своей фамиліи. Если мистеръ Твемло презираетъ торговлю, то вамъ-то какое до этого дѣло?
   -- Но извините меня,-- возразила кроткая жертва, -- я не презираю ее. Я счелъ бы это дерзостью.
   -- Слышите, мистеръ Райя!-- сказалъ Фледжби:-- не славно ли это сказано? Послушайте! Договоритесь со мною насчетъ мистера Твемло.
   Старикъ посмотрѣлъ снова и искалъ знака пощадить бѣднаго джентльменчика. Знака нѣтъ. Мистеръ Фледжби приговорилъ его къ пыткѣ.
   -- Я крайне сожалѣю, мистеръ Твемло, -- сказалъ Райя.-- Мнѣ даны приказанія. Я не имѣю власти уклониться отъ нихъ. Деньги надобно уплатить.
   -- Сполна и всѣ заразъ вы хотите сказать, мистеръ Райя?-- "спросилъ Фледжби, чтобы совершенно пояснить дѣло.
   -- Сполна, сэръ, и всѣ заразъ,-- былъ отвѣтъ Райи.
   Мистеръ Фледжби плачевно покачалъ головой мистеру Твемло и молча выразился относительно почтенной фигуры, стоявшей предъ нимъ съ опущенными глазами: "Каково чудовище израильское.
   -- Мистеръ Райя,-- началъ Фледжби.
   Старикъ поднялъ свои глаза еще разъ и взглянулъ въ маленькіе глазки на лицѣ мистера Фледжби съ ожившею надеждой, что желанный знакъ, можетъ статься, еще появится въ нихъ.
   -- Мистеръ Райя, теперь нѣтъ пользы скрывать отъ васъ обстоятельства дѣла. Въ дѣлѣ мистера Твемло есть нѣкоторое важное лицо на дальнемъ планѣ, и вы это знаете.
   -- Знаю,-- допустилъ старикъ.
   -- Поэтому, я спрошу васъ просто-на-просто, мистеръ Райя: вы твердо намѣрены (просто-на-просто) требовать или поручительства сказаннаго важнаго лица, или денегъ этого важнаго лица?
   -- Твердо намѣренъ, -- отвѣчалъ Райя, читая лицо своего хозяина и вникая въ смыслъ этой книги.
   -- Безъ всякой заботы даже, -- сказалъ Фледжби съ особенною масляностью,-- какой гвалтъ и какая перепалка послѣдуютъ между мистеромъ Твемло и сказаннымъ важнымъ лицомъ?
   Это потребовало отвѣта, а отвѣта не было. Бѣдный мистеръ Твемло, проявлявшій жесточайшіе нравственные ужасы съ тѣхъ перъ, какъ его благородный родственникъ появился въ перспективѣ, всталъ со вздохомъ, чтобъ уйти.
   -- Я очень много вамъ благодаренъ, сэръ, -- сказалъ онъ, подавая Фледжби свою лихорадочную руку.-- Вы оказали мнѣ незаслуженную услугу. Благодарю васъ, благодарю васъ!
   -- Не упоминайте объ этомъ,-- отвѣчалъ Фледжби.-- До сихъ поръ неудачно, но я здѣсь останусь и еще потолкую съ мистеромъ Райей.
   -- Не обманывайтесь, мистеръ Твемло,-- сказалъ еврей, обращаясь прямо къ нему въ первый разъ.-- Вамъ нѣтъ никакой надежды. Здѣсь вы не должны ждать снисхожденія. Вы должны заплатить сполна и въ самомъ скоромъ времени, или вы подвергнетесь тяжкому взысканію. На меня не надѣйтесь ни въ чемъ, сэръ. Деньги, деньги, деньги!
   Окончивъ эти слова твердымъ голосомъ, онъ поклонился мистеру Твемло въ отвѣтъ на его все еще учтивое движеніе головою, и потомъ этотъ любезный маленькій господинъ вышелъ въ самомъ печальномъ настроеніи духа.
   Обаятельный Фледжби былъ, напротивъ, въ такомъ веселомъ настроеніи, когда Твемло оставилъ контору, что ему ничего болѣе не оставалось, какъ подойти къ окну, облокотиться на рамку ширмочки и втихомолку высмѣяться, обернувшись спиной къ своему подчиненному. Когда онъ повернулся снова съ спокойнымъ лицомъ, его подчиненный все еще стоялъ на прежнемъ мѣстѣ, а кукольная швея сидѣла за дверью съ ужасомъ во взглядѣ.
   -- А!-- воскликнулъ мистеръ Фледжби: -- вы забыли вотъ эту юную особу, мистеръ Райя, а она тоже довольно долго дожидается. Продайте ей нужные для нея остатки, пожалуйста, и отмѣряйте ей хорошею мѣрой, если вы можете хоть разъ въ жизни рѣшиться на щедрое дѣло.
   Онъ смотрѣлъ нѣкоторое время, какъ еврей наполнялъ ея маленькую корзинку лоскутками, какіе она обыкновенно покупала, но веселое настроеніе снова овладѣло имъ, и онъ принужденъ былъ обернуться къ окну еще разъ и опереться руками на ширмочку.
   -- Ну, вотъ, моя дорогая Синдерелла,-- сказалъ старикъ шопотомъ и съ измученнымъ взглядомъ,-- корзинка ваша полна теперь. Благословеніе съ вами. Уходите поскорѣй.
   -- Не называйте меня: Дорогая Синдерелла,-- отвѣчала миссъ Ренъ.-- О, вы злая тетка!
   Она погрозила ему своимъ твердымъ маленькимъ указательнымъ пальчикомъ прямо въ лицо при прощаніи такъ серьезно и укоризненно, какъ никогда не грозила имъ дома своему безобразному старому ребенку.
   -- Вы совсѣмъ не тетка!-- сказала она.-- Вы волкъ лѣсной, хитрый волкъ! И если моя милая Лиза будетъ продана и обманута, я буду знать, кто продалъ и обманулъ ее.
   

XIV. Мистеръ Веггъ готовитъ точило для носа мистера Боффина.

   Присутствовавъ еще нѣсколько разъ при чтеніи жизнеописанія скупыхъ, мистеръ Винасъ сдѣлался почти необходимъ по вечерамъ въ Павильонѣ. Возможность имѣть еще одного слушателя чудесъ, раскрываемыхъ Веггомъ, или, такъ сказать, другого счетчика для подведенія итога гинеямъ, находимымъ въ чайникахъ, дымовыхъ трубахъ, сѣновалахъ, ясляхъ и другихъ подобныхъ сохранныхъ банкахъ, повидимому, иного увеличивала наслажденіе мистера Боффина. Между тѣмъ. Сила Веггъ, съ своей стороны, хотя и имѣлъ ревнивый характеръ, который при обыкновенныхъ обстоятельствахъ возсталъ бы противъ допущенія анатома къ милости, до того желалъ не спускать глазъ съ этого джентльмена, дабы онъ, будучи оставленъ самъ себѣ, не соблазнился сыграть какую-нибудь плутню съ документомъ, у него находящимся, что никогда не упускалъ случая рекомендовать его вниманію мистера Боффина, какъ третье лицо, всегда пріятное въ компаніи. Мистеръ Веггъ постоянно дѣлалъ ему еще другое дружеское заявленіе. Послѣ каждаго сеанса и послѣ отъѣзда хозяина мистеръ Веггъ неизмѣнно просилъ освѣжить себя видомъ бумаги, въ которой онъ былъ товарищемъ-пайщикомъ; но никогда не забывать замѣтить, что только величайшее удовольствіе, истекающее изъ поучительной компаніи мистера Винаса, незамѣтнымъ образомъ заманивало его вплоть до Кларкенвеля, и что и теперь, будучи завлеченъ въ это мѣсто духовными силами мистера Винаса, онъ снова попроситъ его совершить эту маленькую процедуру, формы ради. "Я хорошо знаю, сэръ", прибавилъ мистеръ Веггъ: "что человѣкъ съ такимъ тонкимъ умомъ, какъ вы, всегда пожелаетъ провѣрки, когда представится для этого случай, и зачѣмъ же я буду мѣшать вашимъ чувствамъ?"
   Нѣкотораго рода ржавчина въ мистерѣ Винасѣ, никогда но уступавшая масляной смазкѣ мистера Вегга настолько, чтобъ онъ подъ нажимомъ винта не скрипѣлъ и не упирался, была очень замѣтна около этого времени. Присутствуя на литературныхъ вечерахъ, онъ дошелъ даже до того, что два или три раза поправилъ мистера Вегга, когда этотъ, грубо перевравъ слово, производилъ безсмыслицу въ чтеніи; вслѣдствіе чего, мистеръ Веггъ сталъ приготовляться къ чтенію въ теченіе дня, чтобы обойти подводные камни вечеромъ, а не наткнуться на нихъ прямо. При всякомъ обстоятельствѣ анатомическаго свойства онъ въ особенности робѣлъ, и если видѣлъ какую-нибудь кость впереди, то былъ готовъ сдѣлать какую-угодно околесную въ сторону отъ своей дороги, гель ко бы не называть ея.
   Неблагопріятствующимъ судьбамъ угодно было разъ вечеромъ окружить корабль мистера Вегга многосложными словами и привесть его въ замѣшательство цѣлымъ архипелагомъ самыхъ трудныхъ изъ нихъ. Предстала необходимость дѣлать промѣры каждую минуту и прокладывать путь съ величайшею осторожностью, что и заняло все вниманіе мистера Вегга. Этою дилеммой воспользовался мистеръ Винасъ; онъ всунулъ лоскутокъ бумаги въ руку мистера Боффина и приложилъ свой палецъ къ губамъ себѣ".
   Мистеръ Боффинъ, возвратившись домой вечеромъ, нашелъ, что бумажка заключала въ себѣ карточку мистера Винаса и эти слова: "Буду радъ, если почтите посѣщеніемъ касательно вашего собственнаго дѣла, около сумерекъ, завтра вечеромъ".
   Вечеръ слѣдующаго дня усмотрѣлъ мистера Боффина, какъ окт. заглядывалъ на препарированныхъ лягушекъ въ окнѣ лавки мистера Винаса, и усмотрѣлъ тоже мистера Винаса, какъ онъ караулилъ мистера Боффина, и какъ онъ подалъ знакъ этому джентльмену войти въ нее. Войдя, мистеръ Боффинъ былъ приглашенъ сѣсть на ящикъ съ разными человѣческими костями передъ каминомъ, и онъ сѣлъ, осматривая лавку удивленными глазами. Уголь горѣлъ слабо и по временамъ вспыхивалъ; въ тусклой мглѣ всѣ препараты, казалось, щурились и мигали обоими глазами, какъ и самъ Винасъ. Французскій джентльменъ хотя и не имѣлъ глазъ, однакоже, не отставалъ отъ другихъ и, казалось, по мѣрѣ того, какъ пламя поднималось и упадало, открывалъ и закрывалъ свое безглазіе такъ же правильно, какъ стеклянно-глазыя собаки, утки и разныя птицы. Головастые младенцы въ равной степени обязательно способствовали общему эффекту.
   -- Видите, мистеръ Винасъ, я не терялъ времени,-- сказалъ мистеръ Боффинъ -- Вотъ и я.
   -- Вотъ и вы, сэръ, -- подтвердилъ мистеръ Винасъ.
   -- Я, вообще, не люблю секретности,-- продолжалъ мистеръ Боффинъ -- и, надѣюсь, вы мнѣ, какъ слѣдуетъ, объясните, зачѣмъ теперь понадобилась вамъ секретность.
   -- Объясню, сэръ,-- отвѣчалъ Винасъ.
   -- Хорошо,-- сказалъ мистеръ Боффинъ.-- Вы не ждете Вегга, что собой разумѣется?
   -- Нѣтъ, сэръ. Я не ждалъ никого, кромѣ присутствующаго общества. Мистеръ Боффинъ взглянулъ вокругъ, какъ бы принимая подъ этимъ ничего не исключающимъ наименованіемъ и французскаго джентльмена, и весь кружокъ, въ которомъ онъ неожиданно очутился, и повторилъ:-- Присутствующаго общества.
   -- Сэръ,-- сказалъ мистеръ Винасъ,-- прежде приступа къ дѣлу, я буду просить васъ поручиться словомъ и честью, что вы сохраните тайну.
   -- Подождите крошечку и дайте намъ сообразить, что такое значитъ это?-- отвѣчалъ мистеръ Боффинъ.-- Тайну, надолго ли? На вѣки вѣчные?
   -- Я понимаю вашъ намекъ, сэръ,-- сказалъ Винасъ,-- вы думаете, что дѣло это, когда его узнаете, можетъ оказаться такимъ, что вамъ нельзя будетъ хранить тайну.
   -- Можетъ-статься и можно,-- сказалъ мистеръ Боффинъ съ осторожнымъ взглядомъ.
   -- Справедливо сэръ. Хорошо же, сэръ,-- замѣтилъ Винасъ, встряхнувъ свои пыльные волосы для просвѣтленія своихъ мыслей,-- скажемъ другими словами. Я начинаю съ вами дѣло, полагаясь на вашу честь, что вы въ немъ ни къ чему не приступите и не упомянете моего имени въ немъ безъ моего вѣдома"
   -- Это откровенно,-- сказалъ мистеръ Боффинъ.-- Я согласенъ на это.
   -- Вы ручаетесь мнѣ вашимъ словомъ и вашею честью, сэръ?
   -- Дружокъ мой,-- возразилъ мистеръ Боффинъ,-- я ручаюсь стоимъ словомъ; а какъ могу я ручаться словомъ, не ручаясь съ тѣмъ вмѣстѣ своею честью, того я не знаю. Я пересортировалъ пропасть мусора на своемъ вѣку и никогда не видалъ, чтобъ эти двѣ штуки клались въ разныя кучи.
   Это замѣчаніе, повидимому, нѣсколько пристыдило мистера Винаса. Онъ помедлилъ и сказалъ: "Совершенная правда, сэръ" и потомъ опять: "Совершенная правда, сэръ", прежде чѣмъ снова взялся за нить своей рѣчи.
   -- Мистеръ Боффинъ, если я сознаюсь вамъ, что я участвовалъ въ замыслѣ, предметомъ котораго были вы, то вы позволите мнѣ упомянуть и благоволите принять въ милостивое соображеніе, что я тогда находился въ подавленномъ состояніи духа.
   Золотой Мусорщикъ, сложивъ руки на набалдашникѣ своей толстой палки, опустилъ на нихъ свой подбородокъ и, имѣя въ своихъ глазахъ что-то насмѣшливое и причудливое, кивнулъ и сканалъ:
   -- Совершенно такъ, Винасъ.
   -- Этотъ замыселъ, сэръ, есть измѣнническое злоупотребленіе вашею довѣренностью до такой степени, что мнѣ слѣдовало бы тотчасъ же объявить вамъ объ этомъ. Но я не объявилъ, мистеръ Боффинъ, и пошелъ на такое дѣло.
   Не моргнувъ глазомъ, не шевельнувъ пальцемъ, мистеръ Боффинъ кивнулъ въ другой разъ и спокойно повторилъ:
   -- Совершенно такъ, Винасъ.
   -- Не потому, чтобъ я когда-нибудь принималъ въ этомъ дѣлѣ сердечное участіе, сэръ,-- продолжалъ кающійся анатомъ,-- или смотрѣлъ на себя иначе, какъ съ упрекомъ за уклоненіе отъ путей науки на путь...-- Онъ хотѣлъ сказать "мошенничества", но, не желая быть слишкомъ жестокимъ къ самому себѣ, сказалъ съ сильнымъ удареніемъ:-- Вегговщины.
   Невозмутимый и чудной съ виду, какъ всегда, мистеръ Боффинъ отвѣтилъ:
   -- Совершенно такъ, Винасъ.
   -- Итакъ, сэръ,-- сказалъ Винасъ,-- приготовивъ вашъ умъ вчернѣ, я теперь начну препарировать подробности.
   За этимъ краткимъ препараторскимъ вступленіемъ онъ началъ исторію содружескаго предпріятія и разсказалъ ее вѣрно. Можно было бы подумать, что она вызвала какой-нибудь признакъ изумленія или гнѣва, или другого ощущенія въ мистерѣ Боффинѣ, но она не вызвала ничего, кромѣ его прежняго замѣчанія:-- Совершенно такъ, Винасъ.
   -- Я удивилъ васъ, сэръ, надо думать?-- сказалъ мистеръ Винасъ, останавливаясь въ недоумѣніи.
   Мистеръ Боффинъ только отвѣтилъ по-прежнему:
   -- Совершенно такъ, Винасъ.
   Тутъ удивленіе все перешло на другую сторону, перешло къ Винасу. Однакожъ, оно было не продолжительно. Ибо, когда Винасъ приступилъ къ открытію, сдѣланному Веггомъ, а потомъ къ тому, что они оба видѣли, какъ мистеръ Боффинъ откапывалъ голландскую бутылку, то этотъ джентльменъ измѣнился въ лицѣ, измѣнился въ своемъ положеніи, началъ безпокоиться и кончилъ (когда Винасъ кончилъ) тѣмъ, что впалъ въ явную тоску, трепетъ и смущеніе.
   -- Вы лучше меня знаете, сэръ,-- сказалъ Винасъ, оканчивая,-- что заключалось въ той голландской бутылкѣ, которую вы выкопали и унесли съ собой. Я ничего объ этой бутылкѣ не знаю, кромѣ только того, что я видѣлъ. Знаю только то, что я горжусь своимъ промысломъ (хотя онъ былъ виною большого несчастья, поразившаго мое сердце и въ равной степени мой собственный скелетъ), и я намѣренъ жить только своимъ промысломъ. Выражая ту же мысль другими словами, я не намѣренъ поживиться ни однимъ безчестнымъ пенсомъ въ этомъ дѣлѣ. Лучшаго я не могу сдѣлать вамъ удовольствіе за то, что вмѣшался въ это дѣло, какъ сказать вамъ, въ предостереженіе, о находкѣ Вегга. По моему мнѣнію, Веггу не зажмешь рта маленькими деньгами, и полагаю такъ, на томъ основаніи, что онъ тотчасъ же вошелъ распредѣлять ваше имущество, какъ только увидѣлъ свою силу. Надобно ли вамъ заставить его молчать какою бы то ни было цѣной, это вы рѣшите сами и примете надлежащія мѣры. Что же до меня касается, я человѣкъ неподкупный. Если у меня спросятъ правду, я скажу правду; но больше того, что я теперь сдѣлалъ, я не хочу ничего -- Благодарю васъ, Винасъ!-- сказалъ мистеръ Боффинъ съ сердечнымъ пожатіемъ его руки.-- Благодарю васъ, Винасъ! Благодарю васъ, Винасъ!-- И онъ прошелся взадъ и впередъ по лавочкѣ въ сильномъ волненіи.-- Но, послушайте, Винасъ, вскорѣ началъ онъ снова, нервозно садясь опять,-- если закупать Вегга, то вѣдь это мнѣ дешевле не обойдется отъ того, что вы въ сторонѣ будете. Вмѣсто того, чтобы получить половину денегъ... вѣдь половина назначалась, кажется? Поровну тому и другому?
   -- Назначалась половина, сэръ,-- отвѣчалъ Винасъ.
   -- Вмѣсто этого, онъ получитъ все. Мнѣ-то придется заплатить то же, пожалуй, еще больше. Потому, какъ вы говорите мнѣ, онъ безсовѣстный песъ и ненасытный мерзавецъ.
   -- Точно такъ,-- сказалъ Винасъ.
   -- Не думаете ли вы, Винасъ,-- внушалъ мистеръ Боффинъ, смотря въ каминъ,-- не чувствуете ли, что могли бы этакъ прикинуться, что вы все еще съ Веггомъ заодно, все еще въ этомъ дѣлѣ, пока я не закуплю его, а потомъ облегчили бы свою совѣсть и передали бы мнѣ обратно деньги, которыя будто вы себѣ возьмете.
   -- Нѣтъ, не думаю и не чувствую,-- отвѣчалъ Веггъ очень положительно.
   -- А грѣхъ-то вы на себя взяли, съ Веггомъ вмѣстѣ дурное дѣло дѣлали и поправиться-то хотѣли?-- внушалъ мистеръ Боффинъ.
   -- Нѣтъ, сэръ. Мнѣ кажется, послѣ зрѣлаго обсужденія, что для поправки моего выхода изъ квадрата надо опять войти въ квадратъ.
   -- Гм!-- протянулъ мистеръ Боффинъ.-- Что вы хотите сказать? Какой квадратъ?..
   -- Я хочу сказать,-- отвѣчалъ Винасъ твердо и отрывисто,-- правота.
   -- Мнѣ кажется,-- сказалъ мистеръ Боффинъ, ворча передъ каминомъ обиженнымъ голосомъ,-- если гдѣ правота, такъ она на моей сторонѣ.-- Я имѣю больше нравъ на деньги покойнаго старика, чѣмъ корона. Что такое была ему корона? Только налоги королевскіе. Тогда какъ мы съ женой были для него все.
   Мистеръ Винасъ, склонивъ голову себѣ на руки и опечалившись отъ созерцанія скупости мистера Боффина, только прошепталъ чтобъ окунуться въ роскошь такого настроенія своего ума: "она и сама не хотѣла видѣть себя и не хотѣла, чтобы другіе видѣли ее между костяками".
   -- И какъ я буду жить?-- спросилъ мистеръ Боффинъ жалобно,-- если мнѣ придется закупать негодяевъ изъ того немногаго, что я имѣю? И какъ мнѣ сдѣлать это? Когда мнѣ приготовить деньги? Когда мнѣ принести ихъ? Вы не сказали, когда онъ хочетъ накинуться на меня.
   Винасъ объяснилъ, при какихъ обстоятельствахъ и съ какими цѣлями накидка на мистера Боффина отложена до того, какъ будутъ свезены насыпи. Мистеръ Боффинъ слушалъ внимательно.
   -- А нѣтъ, -- сказалъ онъ съ проблескомъ надежды, -- нѣтъ никакого сомнѣнія насчетъ подлинности и числа этого проклятаго завѣщанія?
   -- Нѣтъ никакого,-- сказалъ мистеръ Винасъ.
   -- Гдѣ оно теперь находится?-- спросилъ мистеръ Боффинъ льстивымъ тономъ.
   -- У меня оно находится, сэръ.
   -- Въ самомъ дѣлѣ?-- воскликнулъ онъ съ большимъ нетерпѣніемъ.-- Послушайте, за хорошія деньги, Винасъ, не согласитесь ли вы бросить его въ огонь?
   -- Нѣтъ, сэръ, не соглашусь,-- прервалъ мистеръ Винасъ.
   -- И мнѣ не отдадите?
   -- Это было бы то же самое. Нѣтъ, сэръ,-- сказалъ мистеръ Винасъ.
   Золотой Мусорщикъ, повидимому, готовился продолжать подобные вопросы, какъ послышалось снаружи постукиванье о мостовою, приближавшееся къ двери.
   -- Тсъ! Веггъ идетъ!-- сказалъ Винасъ.-- Спрячьтесь за молодого аллигатора въ уголъ, мистеръ Боффинъ, и послушайте сами. Я не засвѣчу свѣчи, пока онъ не уйдетъ; кромѣ свѣта отъ камина, другого не будетъ. Веггъ хорошо знакомъ съ молодымъ аллигаторомъ и особеннаго вниманія на него не обратитъ. Подожмите свои ноги, мистеръ Боффинъ, а то я теперь пару башмаковъ подъ кончикомъ его хвоста вижу. Хорошенько спрячьте голову за его улыбочкой, мистеръ Боффинъ, и вы тамъ преспокойно уляжетесь; позади его улыбочки много себѣ простору найдете. Онъ немножко запылился; но онъ какъ разъ подъ вашъ тонъ подойдетъ. Готовы, сэръ?
   Мистеръ Боффинъ едва успѣлъ дать утвердительный отвѣтъ, какъ вошелъ Веггъ, пристукивая.
   -- Товарищъ,-- сказалъ этотъ джентльменъ веселымъ голосомъ,-- все ли въ добромъ?
   -- Такъ себѣ,-- отвѣчалъ мистеръ Бинасъ.-- Похвалиться нечѣмъ.
   -- Въ са-момъ дѣ-лѣ?-- сказалъ Веггъ:-- сожалѣю, товарищъ, что вы такъ медленно поправляетесь; но у васъ, вѣдь, душа большая, не по тѣлу. Ну, а что нашъ общій капиталецъ? Припрятанъ бережно, товарищъ?
   -- Взглянуть желаете?-- спросилъ Винасъ.
   -- Пожалуйста, товарищъ,-- сказалъ Веггъ, потирая руки.-- Желаю посмотрѣть на него сообща съ вами. Въ этомъ родѣ слова есть, на музыку недавно положены.
   
   "Взгляни лишь глазками своими,
   "Я прозакладую свои".
   
   Повернувъ спину и повернувъ ключъ, мистеръ Винасъ досталъ документъ, придерживая его за спой обычный уголокъ. Мистеръ Веггъ, взявшись за него съ противоположнаго уголка, сѣлъ на ящикъ, освободившійся изъ-подъ мистера Боффина, и осмотрѣлъ бумагу.
   -- Въ порядкѣ, сэръ,-- медленно и неохотно признавалъ онъ, при нежеланіи выпустить изъ руки документъ,-- все въ порядкѣ!
   И онъ жадно слѣдилъ за своимъ товарищемъ, какъ тотъ снова повернулъ спину, и снова повернулъ ключъ.
   -- Ничего новаго, полагаю?-- сказалъ Винасъ, опять садясь на свой стулъ позади прилавка.
   -- Есть новенькое, сэръ,-- отвѣчалъ Веггъ,-- кое-что новенькое послѣдовало сегодня утромъ. Этотъ хитрый, старый кулакъ и хапунъ...
   -- Мистеръ Боффинъ?-- спросилъ Винасъ, бросивъ взглядъ на трехъ или четырехъ-футовую улыбку аллигатора
   -- Мистера къ чорту!-- воскликнулъ Веггъ, уступая своему честному негодованію.-- Боффинъ, мусорный Боффинъ. Этотъ хитрый боровъ и клыкъ, сэръ, впустилъ во дворъ нынѣшнимъ утромъ, для вмѣшательства въ нашу собственность, свое подлое орудіе, какого-то парня, зовутъ Слякотью. Каково это? Когда я сказалъ ему: "что вамъ здѣсь нужно, молодой человѣкъ? Это дворъ не общественный", онъ вынулъ бумагу отъ другого Боффинова мерзавца, изъ-за котораго мною пренебрегли! "Симъ уполномочивается Слякоть наблюдать за свозкой и присматривать за работой". Это уже черезчуръ сильно, мнѣ думается, мистеръ Винасъ!
   -- Вспомните, что онъ еще не знаетъ о нашихъ правахъ на имущество,-- внушалъ Винасъ.
   -- Въ такомъ случаѣ нужно намекъ ему сдѣлать,-- сказалъ Веггъ,-- и такой, чтобъ ему немного страху задать. Дайте ему съ ноготокъ, онъ возьметъ и съ локотокъ. Оставьте-ка его въ покоѣ на этотъ разъ, что онъ потомъ сдѣлаетъ съ имуществомъ? Знаете, что я скажу вамъ, мистеръ Винасъ, вотъ до чего дошло: я долженъ по свойски съ Боффиномъ распорядиться, а не то я вдребезги разлечусь. Я себя сдерживать не могу, когда смотрю на него. Какъ увижу, что онъ свою руку въ карманъ опуститъ, такъ мнѣ всякія разъ сдается, что это онъ ко мнѣ въ карманъ лѣзетъ. Какъ услышу, что онъ денежками звякнетъ, мнѣ кажется, что это онъ моими деньгами распоряжается. Плоть и кровь этого выносить не могутъ. Чего плоть и кровь?-- добавилъ мистеръ Веггъ, сильно раздраженный:-- деревяшка не можетъ этого вынести!
   -- Но, мистеръ Веггъ,-- настаивалъ Винасъ, -- вы сами первый положили не кидаться на него, пока не будутъ свезены всѣ насыпи.
   -- Но я тоже положилъ, мистеръ Винасъ,-- возразилъ Веггъ,-- что если онъ станетъ шнырить и нюхать вокругъ имущества, то его нужно постращать и дать понять, что онъ тутъ никакихъ правъ не имѣетъ, и тотчасъ же забрать его въ кабалу. Не была, что ли такая у меня мысль, мистеръ Винасъ?
   -- Была, точно, мистеръ Веггъ.
   -- Точно была, какъ вы говорите, товарищъ,-- подтвердилъ Веггъ, приведенный въ лучшее расположеніе сговорчивостью Винаса въ этомъ пунктѣ.-- Прекрасно. Что онъ своего подлаго клеврета помѣстилъ во дворѣ, развѣ это не шнырянье и не разнюхиванье? И за это носъ его надо приложить къ точилу.
   -- Какъ же вы думаете это сдѣлать, мистеръ Веггъ?
   -- Носъ-то его къ точилу-то приложить? Буду,-- отвѣчалъ этотъ уваженія достойный человѣкъ,-- явно оскорблять его. И если онъ осмѣлится хоть одно словечко въ отвѣтъ пикнуть, крикну на него прежде, чѣмъ онъ успѣетъ духъ перевести:-- прибавь хоть еще одно словечко, старая ты мусорная собака, такъ ты у меня съ сумой пойдешь!
   -- Положимъ, онъ ничего не скажетъ, мистеръ Веггъ?
   -- Тогда, отвѣчалъ Веггъ,-- мы съ нимъ поладимъ безъ малѣйшихъ хлопотъ, и я объѣзжу его и стану кататься на немъ, мистеръ Винасъ. Я на него хомутъ надѣну, вожжи натяну, объѣзжу его и кататься на немъ стану. Только больнѣе стегать надо стараго мусорщика, сэръ, больше прыти у него будетъ. Онъ мнѣ дорого поплатится, мистеръ Винасъ, даю вамъ слово!
   -- Вы говорите очень мстительно, мистеръ Веггъ.
   -- Мстительно, сэръ? Развѣ я для забавы его разрушался и падалъ изъ ночи въ ночь? Развѣ это я для его забавы ждалъ дома но вечерамъ, будто кегли какія, чтобы онъ разставлялъ меня и сшибалъ всякими шарами или книгами, какія ему тамъ привозить съ собою было угодно? Я во сто разъ лучше его, сэръ, въ пятьсотъ разъ лучше его, сэръ, въ пятьсотъ разъ лучше!
   Можетъ статься, съ коварнымъ намѣреніемъ довести его до самой худшей степени его настроенія, мистеръ Винасъ показывалъ видъ, что сомнѣвается въ этомъ.
   -- Что? Развѣ не противъ этого самаго дома, что теперь, къ его позору, занятъ этимъ червемъ скоропреходящимъ,-- сказалъ Веггъ, возвращаясь къ наисильнѣйшимъ выраженіямъ своего осужденія и стуча по прилавку, -- я, Сила Веггъ, человѣкъ въ пятьсотъ разъ лучше его, сиживалъ во всякую погоду, да поджидалъ какого-нибудь порученія или покупщика? Развѣ не противъ этого дома я въ первый разъ увидѣлъ его, какъ онъ переваливался въ объятіяхъ роскоши, когда я тамъ изъ хлѣба насущнаго полупенсовыя баллады продавалъ? И развѣ мнѣ валяться въ прахѣ, чтобъ онъ ногами меня топталъ? Нѣтъ!
   Страшное лицо французскаго джентльмена осклабилось подъ вліянімъ каминнаго свѣта, какъ будто бы онъ разсчитывалъ сколько тысячъ поносителей и измѣнниковъ проживаетъ въ такого же рода помѣщеніяхъ, какъ и мистеръ Веггъ. Даже можно было подумать, что головастые младенцы кувыркались въ своихъ гидрокефалическихъ попыткахъ пересчитать сыновъ человѣческихъ, превращающихъ такимъ же образомъ своихъ благодѣтелей въ своихъ лиходѣевъ. Трехъ или четырехъ-футовая улыбка аллигатора, можетъ быть, тоже имѣла такое значеніе: все это очень хорошо было извѣстно во глубинахъ тины за нѣсколько вѣковъ раньше.
   -- Ну,-- сказалъ Веггъ, вѣроятно отчасти замѣтивъ этотъ эффектъ, -- ваше выразительное лицо говорить, мистеръ Винасъ, говоритъ, что я и безтолковѣе, и свирѣпѣе, чѣмъ всегда. Можетъ быть я слишкомъ ужъ много думалъ объ этомъ. Прочь, забота скучная! Она прошла, сэръ. Я посмотрѣлъ на васъ и спокоенъ сталъ. И въ пѣснѣ говорится, сэръ, а вы ужъ сами извольте подправить ее но вашему вкусу:
   
   Туманъ палъ на сердце, печально безъ мѣры;
   Туманъ весь исчезнетъ съ улыбкой Венеры,
   И словно какъ скрипка, сэръ, пріятно зальется,
   И слухъ нашъ упьется, душа встрепенется.
   
   Доброй ночи, сэръ.
   -- Въ скоромъ времени мнѣ нужно будетъ два-три словца молвить вамъ, мистеръ Веггъ,-- замѣтилъ Винасъ, -- касательно моего участія въ томъ предпріятіи, о которомъ мы говорили.
   -- Мое время, сэръ,-- отвѣчалъ Веггъ, -- ваше время. Между тѣмъ, будь всѣмъ извѣстно, что ужъ я не позабуду подвесть точило Съ носу этого мусорнаго Боффина. Носъ его будетъ приткнутъ къ точилу вотъ этими руками, мистеръ Винасъ, пока изъ-подъ него искры дождемъ не посыплются.
   Съ этимъ пріятнымъ обѣщаніемъ Веггъ, стуча деревяшкой, вышелъ и затворилъ за собою дверь лавки.
   -- Подождите, дайте свѣчу зажечь, мистеръ Боффинъ,-- сказалъ Винасъ, -- вы тогда удобнѣе вылѣзете.
   Онъ засвѣтилъ свѣчу, держа ее на всю длину своей руки, а мистеръ Боффинъ выбрался изъ-за аллигагорской улыбки, съ выраженіемъ лица до того пасмурнымъ, что, казалось, вся эта продѣлка была задумана и исполнена на счетъ мистера Боффина для потѣхи аллигатора.
   -- Экое ужасное животное, -- сказалъ мистеръ Боффинъ, очищая пыль съ рукъ и ногъ по выходѣ изъ-за аллигатора.-- Экое ужасное животное!
   -- Аллигаторъ, сэръ?-- сказалъ Винасъ.
   -- Нѣтъ, Винасъ, нѣтъ. Змѣя!
   -- Сдѣлайте милость, замѣтьте, мистеръ Боффинъ, -- сказалъ Винасъ, -- что я ни слова не говорилъ о своемъ намѣреніи совершенно бросить дѣло, потому что я ни подъ какимъ видомъ по хотѣлъ сдѣлать что-нибудь для васъ неожиданное. По, для моего собственнаго удовлетворенія, мнѣ нужно какъ можно скорѣе бросить это, мистеръ Боффинъ, и я теперь предоставляю вамъ рѣшить, когда, сообразно съ вашими цѣлями, можно будетъ мнѣ оставитъ это дѣло?
   -- Спасибо вамъ, Винасъ, спасибо вамъ; но я не знаю, что мнѣ сказать,-- отвѣчалъ мистеръ Боффинъ, -- я не знаю, что мнѣ дѣлать. Онъ и такъ накинется на меня, и сякъ накинется. Онъ, кажется, непремѣнно хочетъ на меня накинуться; какъ вы думаете?
   Мистеръ Винасъ полагалъ, что очевидно таково было его намѣреніе.
   -- Вы могли бы немножко защитить меня, еслибъ остались при этомъ дѣлѣ,-- сказалъ мистеръ Боффинъ,-- вы могли бы немножко ублаготворить его. Какъ вы думаете, вѣдь вы можете показать видъ, что вы за-одно съ нимъ, Винасъ, пока бы я извернулся?
   Винасъ естественно спросилъ, сколько, по мнѣнію мистера Боффина, нужно времени, чтобъ ему извернуться.
   -- Право, не знаю, -- былъ отвѣтъ, данный въ совершенно растерянномъ состояніи.-- Все это такъ запутано. Еслибъ я не получилъ состоянія, я бы и думать не сталъ. Но имѣя его, тяжело съ нимъ разстаться; скажите сами, не тяжело ли это, Винасъ?
   Мистеръ Винасъ предпочитаетъ предоставить мистеру Боффину прійти самому къ заключенію по такому щекотливому вопросу.
   -- Я ужъ право не знаю, что мнѣ дѣлать, -- сказалъ мистеръ Боффинъ.-- Если мнѣ просить совѣта еще у кого-нибудь посторонняго, такъ это только еще кого-нибудь закупать придется. Эдакъ я совсѣмъ разорюсь. Это ужъ просто будетъ бросай все, да въ рабочій домъ иди. Если съ моимъ молодымъ человѣкомъ, съ Роксмитомъ, посовѣтоваться, то и его закупать придется. Непремѣнно потомъ и онъ на меня накинется, какъ вотъ Веггъ. Видно моя такая доля, чтобы все на меня накидывалось; должно-быть, такая доля.
   Мистеръ Винасъ выслушивалъ эти сѣтованія молча, между тѣмъ какъ мистеръ Боффинъ расхаживалъ взадъ и впередъ, придерживая свои карманы, будто чувствовалъ въ нихъ боль.
   -- За всѣмъ тѣмъ, вы не сказали мнѣ, что вы сами намѣрены дѣлать, Винасъ? Коли вы отъ этого дѣла отстать хотите, то какъ вы это сдѣлаете?
   Винасъ отвѣчалъ, что такъ какъ Веггъ нашелъ документъ и передалъ ему оный, то онъ имѣетъ намѣреніе передать его обратно Веггу и объявить при этомъ, что ничего не хочетъ говорить о немъ и ничего не станетъ дѣлать съ нимъ, и что пусть Веггъ дѣйствуетъ, какъ самъ знаетъ и отвѣчаетъ за послѣдствія
   -- И тогда онъ накинется на меня всей своею тушею!-- жалобно воскликнулъ мистеръ Боффинъ.-- Лучше бъ ужъ вы на меня накинулись, а не онъ; или чтобы вы сообща накинулись, да только бы не онъ одинъ!
   Мистеръ Винасъ могъ только повторить, что онъ твердо рѣшился возвратиться на пути науки и шествовать по нимъ во всѣ дни своей жизни, не накидываться на людей себѣ подобныхъ, пока они не умрутъ, и только тогда вязать ихъ по суставамъ наилучшимъ, какъ умѣетъ, образомъ.
   -- Сколько еще времени можете вы подержаться и показывать видъ, что съ Веггомъ заодно?-- спросилъ мистеръ Боффинъ возвращаясь къ своей прежней мысли.-- Не можете ли вы подержаться пока насыпей не свезутъ?
   -- Нѣтъ. Это слишкомъ продлило бы мое душевное безпокойство,-- сказалъ онъ.
   -- Даже и въ такомъ случаѣ нѣтъ, еслибъ я вамъ теперь причину сказалъ?-- спросилъ мистеръ Боффинъ.-- Даже въ такомъ случаѣ, еслибъ я вамъ хорошую, настоящую причину сказалъ?
   Если подъ хорошей и настоящею причиной мистеръ Боффинъ разумѣетъ честную и безукоризненную причину, то она можетъ имѣть вѣсъ для мистера Винаса, хотя бы то было и противъ его личнаго желанія и спокойствія. Но онъ долженъ прибавить, что не видитъ никакой возможности предъявить такую причину.
   -- Приходите ко мнѣ на домъ, Винасъ,-- сказалъ мистеръ Боффинъ,-- и повидайтесь со мной.
   -- А развѣ причина тамъ, сэръ?-- спросилъ мистеръ Винасъ, подмигнувъ съ недовѣрчивою улыбкою.
   -- Можетъ быть и нѣтъ,-- сказалъ мистеръ Боффинъ,-- какъ взглянете. А между тѣмъ не бросайте дѣла. Послушайте. Сдѣлайте вотъ что. Дайте мнѣ слово, что вы ни на что не рѣшитесь съ Веггомъ, не извѣстивъ меня, а я также дамъ вамъ слово ничего тутъ не дѣлать безъ вашего вѣдома.
   -- Рѣшено, мистеръ Боффинъ!-- сказалъ Винасъ послѣ краткаго соображенія.
   -- Спасибо вамъ, Винасъ, спасибо вамъ, Винасъ! Рѣшено!
   -- Когда же мнѣ притти повидаться съ вами, мистеръ Боффинъ?
   -- Когда угодно. Чѣмъ скорѣе, тѣмъ лучше. Теперь мнѣ пора убираться отсюда. Спокойной ночи, Винасъ.
   -- Спокойной ночи, сэръ.
   -- И спокойной ночи всей честной компаніи,-- сказалъ мистеръ Боффинъ, окинувъ глазами вокругъ лавки.-- Какіе все они чудные, Винасъ! Хотѣлось бы мнѣ когда-нибудь покороче познакомиться съ ними. Доброй ночи, Винасъ, доброй ночи! Спасибо, Винасъ, спасибо.
   Съ этими словами онъ засеменилъ изъ лавки на улицу, и засеменилъ по направленію къ своему дому.
   "Кто ихъ знаетъ?" разсуждалъ онъ на пути, нянча свою палку: "Винасъ, пожалуй, хочетъ перехитрить Вегга. Можетъ бытъ, онъ хочетъ забрать меня совсѣмъ въ руки, когда Веггъ будетъ закупленъ, и облупитъ меня до косточекъ!"
   Это была лукавая и подозрительная мысль, совершенно въ духѣ школы скрягъ, гдѣ онъ учился, да и самъ онъ имѣлъ прелукавый и преподозрительный видъ, семеня ножками по улицамъ. Не разъ и не два, не два и не три, а полдюжины разъ бралъ онъ свою палку съ руки, на которой нянчилъ ее, и крѣпко билъ ея набалдашникомъ въ воздухъ. Должно быть, деревянное лицо мистера Силы Вегга безтѣлесно представлялось ему въ эти минуты, потому что онъ билъ съ особеннымъ удовольствіемъ.
   Ему оставалось пройти лишь нѣсколько улицъ до дома, какъ маленькая каретка, приближавшаяся съ противоположной стороны, миновала его, повернула назадъ и снова миновала его. Каретка эта была какая-то странная: вотъ онъ опять заслышалъ, какъ она остановилась позади его, повернула и опять проѣхала мимо. Потомъ она снова остановилась, потомъ снова двинулась и скрылась, но ненадолго скрылась, ибо какъ только онъ повернулъ за уголъ своей улицы, то видѣлъ, что она стоитъ тамъ.
   Въ ту минуту, какъ онъ проходилъ мимо, изъ окна ея выглянуло женское лицо; а когда онъ прошелъ, то услышалъ женскій голосъ, тихо назвавшій его по имени.
   -- Что прикажете, мадамъ?-- сказалъ мистеръ Боффинъ, остановившись.
   -- Я мистриссъ Ламмль,-- сказала дама.
   Мистеръ Боффинъ подошелъ къ окну и выразилъ надежду, что мистриссъ Ламмль здорова.
   -- Не совсѣмъ здорова, любезный мистеръ Боффинъ; я измучилась -- можетъ-быть это и неблагоразумно -- отъ хлопотъ и безпокойства. Я поджидала васъ ужъ давненько. Могу я переговорить съ вами?
   Мистеръ Боффинъ предложилъ, чтобы мистриссъ Ламмль пожаловала къ нему на домъ, проѣхавъ сотни двѣ-три саженей подальше.
   -- Мнѣ бы не хотѣлось этого, мистеръ Боффинъ, если только вы не будете этого требовать. Я чувствую затруднительность и щекотливость моего дѣла и желала бы избѣжать необходимости говорить о немъ въ вашемъ домѣ. Вамъ это покажется очень странно?
   Мистеръ Боффинъ сказалъ:-- нѣтъ, ничего.
   -- Это потому только, что я такъ признательна за хорошее мнѣніе обо мнѣ всѣхъ моихъ знакомыхъ и такъ тронута имъ, что не смѣю подвергаться риску утратить его въ какомъ бы то ни было случаѣ, даже въ случаѣ исполненія обязанности. Я спрашивала моего мужа, (моего любезнаго Альфреда, мистеръ Боффинъ), есть ли это дѣло обязанности, и онъ самымъ положительнымъ образомъ сказалъ: да. Я сожалѣю, что по спросила его раньше. Это избавило бы меня отъ большого сокрушенія.
   (Ужъ не хотятъ ли еще и эти накинуться на меня, думалъ мистеръ Боффинъ, совершенно смущенный).
   -- Меня Альфредъ послалъ къ вамъ, мистеръ Боффинъ. Альфредъ сказалъ мнѣ: не возвращайтесь, Софронія, пока не повидаетесь съ мистеромъ Боффиномъ и всего не разскажете ему. Что бы онъ тамъ ни подумалъ, ему непремѣнно слѣдуетъ знать это. Не угодно ли вамъ войти въ мою карету?
   Мистеръ Боффинъ отвѣчалъ: "извольте", и сѣлъ съ мистриссъ Ламмль.
   -- Поѣзжайте потихоньку куда-нибудь, -- сказала мистриссъ Ламмль кучеру,-- да такъ, чтобы карета не очень гремѣла.
   "Эти уже непремѣнно хотятъ накинуться на меня",-- сказалъ мистеръ Боффинъ про себя. "Что-то будетъ!"
   

XV. Золотой Мусорщикъ въ своемъ наихудшемъ видѣ.

   За утреннимъ чайнымъ столомъ въ домѣ мистера Боффина всегда было очень пріятно, и тутъ всегда предсѣдательствовала Белла. Золотой Мусорщикъ, казалось, каждый новый день свой начиналъ въ здоровомъ и естественномъ состояніи своего характера, и какъ будто требовалось нѣсколькихъ часовъ бодрствованія для того, чтобы могли возымѣть надъ нимъ заразительныя чары его богатства; онъ обыкновенно присутствовалъ за этимъ столомъ съ лицомъ неотуманеннымъ и велъ себя добродушно. Въ это время легко можно было подумать, что въ немъ не произошло никакой перемѣны. Только по мѣрѣ того какъ подвигался день, собирались облака и ясность утра померкла, можно было бы сказать, что тѣни скупости и недовѣрія удлинялись вмѣстѣ съ удлиненіемъ его собственной тѣни, и что ночь охватывала его постепенно.
   Но въ одно утро, надолго впослѣдствіи памятное, на Золотомъ Мусорщикѣ была, черная полночь, когда онъ явился къ чаю. Его измѣнившійся характеръ никогда еще не проявлялся такъ грубо. Его обращеніе съ секретаремъ было до того преисполнено наглаго недовѣрія и надменности, что тотъ всталъ и вышелъ изъ-за стола, прежде чѣмъ чай въ половину окончился. Взглядъ, имъ направленный на уходившаго секретаря, быль такъ лукаво-злобенъ, что Белла изумилась бы и вознегодовала бы, еслибъ онъ даже и не дошелъ до того, что тайкомъ погрозилъ сжатымъ кулакомъ Роксмиту, когда тотъ затворилъ за собою дверь. Это несчастнѣйшее утро было утро, послѣдовавшее за свиданіемъ мистера Боффина съ мистриссъ Ламмль въ ея маленькой каретѣ.
   Белла взглянула на лицо мистриссъ Боффинъ, отыскивая толкованія или объясненія такому бурному настроенію въ ея супругѣ; но ни того, ни другого не нашла. Она могла прочитать на. лицѣ мистриссъ Боффинъ только безпокойное и грустное наблюденіе ея собственнаго лица. Когда онѣ остались наединѣ, что послѣдовало не ближе полудня,-- ибо мистеръ Боффинъ долго сидѣлъ въ своихъ большихъ креслахъ и по временамъ прохаживался взадъ и впередъ по чайной комнатѣ, сжимая кулакъ и бормоча что-то,-- Белла, въ безпокойствѣ, спросила ее, что случилось, и въ чемъ дѣло? "Мнѣ запрещено говорить объ этомъ, душенька моя Белла, я не смѣю сказать вамъ", вотъ все, что она могла получить въ отвѣтъ. Каждый разъ какъ она съ удивленіемъ и страхомъ поднимала свои глаза на лицо мистриссъ Коффинъ, она видѣла въ немъ то же самое тоскливое и безпокойное наблюденіе ея собственнаго лица.
   Подавленная мыслію, что готовится что-то тревожное, и теряясь въ догадкахъ, почему мистриссъ Боффинъ смотритъ на нее такъ, какъ будто бы она причастна тому, Белла чувствовала, что день тянется для нея и долго, и тягостно. Далеко за полдень, когда она находилась въ своей комнатѣ, явился слуга и сказалъ ей, что мистеръ Боффинъ проситъ ее пожаловать къ нему.
   Мистриссъ Боффиіъ была уже тамъ и сидѣла на диванѣ, между тѣмъ какъ мистеръ Боффинъ прохаживался взадъ и впередъ. Увидѣвъ Беллу, онъ остановился, даль ей знакъ подойти къ нему и взялъ ея руку подъ руку себѣ.
   -- Не тревожьтесь, моя милая,-- сказалъ онъ кротко,-- я не сержусь на васъ. Ну, вотъ вы ужъ и дрожите! Не бойтесь, Белла, моя милая. Я хочу оправить васъ.
   -- Оправить меня?-- подумала Белла, а потомъ повторила вслухъ удивленнымъ тономъ:-- Оправить меня, сэръ?
   -- Да, да,-- сказалъ мистеръ Боффинъ,-- хочу оправить васъ. Пошлите сюда мистеръ Роксмита, Эй, вы, сэръ!
   Белла растерялась бы въ недоумѣніи, еслибъ имѣла къ тому время; но мистеръ Роксмитъ немедленно явился.
   -- Затворите дверь, сэръ!-- сказалъ мистеръ Боффинь.-- Я имѣю кое-что сказать вамъ, что, полагаю вамъ будетъ непріятно выслушать.
   -- Съ сожалѣніемъ долженъ сказать вамъ въ отвѣтъ, мистеръ Боффинь,-- отвѣчалъ секретарь, затворивъ дверь и повернувшись къ нему,-- что считаю это дѣломъ очень сбыточнымъ.
   -- Что вы этимъ хотите сказать?-- крикнулъ мистеръ Боффинъ.
   -- Я хочу сказать, что мнѣ уже не новость слышать отъ васъ то, чего я не желалъ бы слушать.
   -- О! это мы, пожалуй, перемѣнимъ,-- сказалъ мистеръ Боффинъ, съ угрозой ворочая глазами.
   -- Надѣюсь,-- отвѣчалъ секретарь.
   Онъ былъ спокоенъ и почтителенъ, но вмѣстѣ съ этимъ готовился, какъ думала Белла (и была рада такъ думать), постоять за себя.
   -- Вотъ, сэръ,-- сказалъ мистеръ Боффинъ,-- взгляните на эту молодую дѣвицу, что я держу подъ руку.
   Белла, невольно поднявъ глаза, когда было сдѣлано это неожиданное указаніе на нее, встрѣтила глаза мистера Роксмита. Онъ былъ блѣденъ и казался взволнованъ. Потомъ глаза ея перешли на мистриссъ Боффинъ, и она снова встрѣтила тотъ же взглядъ. Онъ внезапно освѣтилъ ея умъ, и она начала понимать, что она сдѣлала.
   -- Я говорю вамъ, сэръ,-- повторилъ мистеръ Боффинъ,-- извольте смотрѣть на эту молодую дѣвицу, которую я подъ руку держу.
   -- Смотрю, сэръ,-- отвѣчалъ секретарь.
   Когда взглядъ его снова на мгновеніе остановился на Беллѣ, она подумала, что видитъ въ немъ упрекъ. Но, можетъ статься, упрекъ въ ней самой.
   -- Какъ вы смѣли, сэръ,-- сказалъ мистеръ Боффинъ,-- безъ моего вѣдома ухаживать за этою молодою дѣвицей? Какъ вы смѣли забыть, что вы такое значите и какое мѣсто въ моемъ домѣ занимаете, и безпокоить эту молодую дѣвицу вашими дерзостями?
   -- Я отказываюсь отвѣчать на вопросы, -- сказалъ секретарь,-- которые такъ оскорбительно предлагаются.
   -- Вы отказываетесь отвѣчать?-- возразилъ мистеръ Боффинъ.-- Вы отказываетесь отвѣчать, отказываетесь? Такъ я же скажу вамъ въ чемъ дѣло, Роксмитъ, я за васъ отвѣчу. Двѣ стороны въ этомъ дѣлѣ, и я покажу вамъ ихъ порознь. Первая сторона -- чистѣйшая дерзость. Вотъ первая сторона.
   Секретарь улыбнулся съ нѣкоторою горечью, какъ будто хотѣлъ сказать: "вижу и слышу".
   -- Съ вашей стороны чистѣйшая дерзость, я вамъ говорю,-- сказалъ мистеръ Боффинъ,-- даже подумать объ этой молодой дѣвицѣ. Эта молодая дѣвица далеко повыше васъ. Эта молодая дѣвица не чета вамъ. Эта молодая дѣвица ожидаетъ получить много денегъ (и имѣетъ право ожидать), а у васъ денегъ нѣтъ.
   Белла опустила голову и, казалось, нѣсколько отшатнулась отъ покровительствующей руки мистера Боффина.
   -- Что вы такое, позвольте спросить, -- продолжалъ мистеръ Боффинъ, -- что осмѣлились гоняться за этою молодою дѣвицей? Эта молодая дѣвица на рынкѣ хорошей цѣны себѣ выжидала; она была на рынкѣ не затѣмъ, чтобъ ее выхватилъ какой-нибудь молодчикъ, у котораго въ карманѣ свищетъ.
   -- Ахъ, мистеръ Боффинъ! Мистриссъ Боффинъ, умоляю васъ, скажите за меня что-нибудь!-- едва внятно проговорила Белла, высвобождая свою руку и закрывая себѣ лицо обѣими руками.
   -- Старуха,-- сказалъ мистеръ Баффинъ, предупреждая свою супругу,-- ты молчи. Белла, вы, мой дружокъ, не огорчайтесь. Я васъ оправлю.
   -- Но вы только оскорбляете, только оскорбляете меня!-- воскликнула Белла съ взрывомъ негодованія.-- Вы оскорбляете меня!
   -- Не огорчайтесь, душенька,-- утѣшительно отвѣчалъ мистеръ Боффинъ.-- Я этого молодого человѣка прошколю. Ну, Роксмитъ! Не хотите говорить, такъ послушайте, хотите не хотите. Слышите: я говорю вамъ, что первый пунктъ вашего поведенія дерзость, дерзость и заносчивость. Отвѣчайте мнѣ одно, если можете. Не говорила вамъ эта молодая дѣвица то же самое?
   -- Говорила я, мистеръ Роксмитъ?-- спросила Белла, все еще закрывая свое лицо.-- Скажите, мистеръ Роксмитъ, говорила я?
   -- Не сокрушайтесь миссъ Вильферъ, теперь это почти ничего не значитъ.
   -- Ага! отъ этого вы, сударь, не можете отпереться!-- сказалъ мистеръ Боффинъ, утвердительно встряхнувъ своею головой.
   -- Но съ того времени я просила его простить меня,-- воскликнула Белла, -- и я теперь готова просить у него прощенья, на колѣняхъ готова просить!
   Тутъ мистриссъ Боффинъ заплакала.
   -- Старуха -- сказалъ мистеръ Боффинъ, -- перестань хныкать! Это значитъ у васъ сердце мягкое, миссъ Белла; но ужъ я этому молодому человѣку выскажу все, благо я его въ уголъ прижалъ. Слушайте вы, Роксмитъ. Говорю вамъ, что одинъ пунктъ въ вашихъ дѣлахъ -- дерзость и заносчивость. А теперь скажу вамъ другой пунктъ, который гораздо хуже. У васъ, сударь разсчетцы были.
   -- Я съ негодованіемъ отвергаю это.
   -- Нечего тутъ отвергать; отвергаете вы или не отвергаете -- это тутъ ровно ничего не значитъ. У меня есть голова на плечахъ, и кое что она смыслитъ. Вотъ что!-- сказалъ мистеръ Боффинъ, съ выраженіемъ полнѣйшей недовѣрчивости и подозрѣнія сморщивъ свое лицо, такъ что оно явило изъ себя какъ бы карту кривыхъ линіи и угловъ.-- Не знаю я будто бы, какъ человѣка съ деньгами грабятъ? Еслибъ я не во всѣ глаза смотрѣлъ, и еслибы своихъ кармановъ не застегивалъ, развѣ не попалъ бы я въ рабочій домъ? Развѣ, что случилось съ Дансеромъ и Элюзомъ, и Гопкинсомъ, и Блюбери Джонсомъ, не случилось бы со мною? Развѣ всѣ встрѣчные и поперечные не грабили ихъ и тѣмъ не раззорили ихъ въ конецъ? Развѣ они не должны были прятать всякую вещицу, чтобъ ее у нихъ не подтибрили? Конечно, были должны. Мнѣ, пожалуй, скажутъ, что они человѣческой натуры не знали!
   -- Несчастныя созданья, -- вполголоса сказалъ секретарь.
   -- Что вы сказали?-- спросилъ мистеръ Боффинъ, накидываясь на него.-- Впрочемъ, вамъ нечего безпокоиться повторять ваши слова; ихъ слушать не стоитъ, они для меня ничего не значатъ. Я хочу этой молодой дѣвицѣ ваши планы раскрыть. Я хочу этой молодой дѣвицѣ вашу другую сторону показать, и чтобы вы тамъ не говорили, меня отъ этого не удержите. (Прислушайтесь, дружокъ мой Белла!). Роксмитъ, вы нищій. Васъ я съ улицы взялъ. Да или нѣтъ?
   -- Продолжайте, мистеръ Боффинъ; не относитесь ко мнѣ.
   -- Не относиться къ вамъ!-- возразилъ мистеръ Боффинъ, какъ будто бы онъ не отнесся къ нему.-- Надѣюсь, не отнесусь! Странно было бы относиться къ вамъ. Вы -- нищій, говорю я вамъ; я васъ съ улицы взялъ. Вы на улицѣ ко мнѣ подходите и просите взять васъ въ секретари, я и взялъ. Очень хорошо-съ.
   -- Очень худо, -- сказалъ секретарь вполголоса.
   -- Что вы сказали?-- спросилъ мистеръ Боффинъ, снова накинувшись на него.
   Онъ не далъ отвѣта. Мистеръ Боффинъ, посмотрѣвъ на нее съ комическимъ взглядомъ обманувшагося любопытства, принужденъ былъ начать снова.
   -- Этотъ Роксмитъ -- нищій, котораго я съ улицы себѣ въ секретари взялъ, этотъ Роксмитъ сунулъ носъ въ мои дѣла и пронюхалъ, что я хочу этой молодой дѣвицѣ капиталъ назначить. "Ого! говоритъ этотъ Роксмитъ", (тутъ мистеръ Боффинъ щелкаетъ пальцемъ себѣ по носу и постукиваетъ по немъ нѣсколько разъ со скряжническимъ видомъ, какъ бы представляя Роксмита конфиденціально бесѣдующаго съ своимъ носомъ) "тутъ можно знатную тоню вытащить: дай ка закину!" И вотъ этотъ Роксмитъ, съ голодухи-то, и давай на четверенькахъ къ деньгамъ подползать. Разсчетецъ не плохой, потому имѣй эта молодая дѣвица поменьше характера или имѣй она поменьше разсудительности, начитавшись разныхъ романовъ, клянусь Егорьемъ, онъ бы свое дѣльце обдѣлалъ... Вонъ онъ теперь, смотрите, какую фигуру изъ себя представяястъ. Но, слава Богу, она ему не по силамъ оказалась. Вонъ онъ стоитъ!-- сказалъ мистеръ Боффинъ, обращаясь къ самому Роксмиту съ смѣшною несообразностью.-- Смотрите на него!
   -- Вашихъ несчастныхъ подозрѣній, мистеръ Боффинъ...-- началъ секретарь.
   -- Да таки порядкомъ они для васъ несчастныя, могу вамъ сказать,-- проговорилъ мистеръ Боффинъ.
   -- ..Нечего оспаривать, и я не берусь за такое безнадежное дѣло. Но я скажу только одно слово за правду.
   -- Ну, ужъ много вы о правдѣ-то заботитесь.-- сказалъ мистеръ Боффинъ, щелкнувъ пальцами.
   -- Нодди! Другъ мой!-- уговаривала его супруга.
   -- Старуха,-- отвѣтилъ мистеръ Боффинъ,-- ты у меня молчи. Я говорю вотъ этому Роксмиту: много онъ о правдѣ-то заботится. И опять скажу, много онъ о правдѣ-то заботится.
   -- Наши отношенія окончились, мистеръ Боффинъ, -- сказалъ секретарь,-- и потому все, что вы говорите, имѣетъ теперь очень мало значенія.
   -- У васъ смѣкалка-то есть, -- возразилъ мистеръ Боффинъ съ хитрымъ взглядомъ,-- поняли, что кончились, ага! Но вамъ, сударикъ мой, не удастся впередъ меня забѣжать. Смотрите-ка, что у меня въ рукѣ. Это ваше жалованье: тутъ вамъ полный разсчетъ. Извольте-ка позади идти, переду вамъ взять не удастся. Не вы отказываетесь, я вамъ отказываю.
   -- Только бы мнѣ уйти отсюда,-- замѣтилъ секретарь, махнувъ рукой, какъ бы отклоняя ударъ,-- а это для меня все одно.
   -- Въ самомъ дѣлѣ?-- сказалъ мистеръ Боффинъ.-- Но для меня это не одно, а два, позвольте сказать. Допустить, чтобы человѣкъ, взятый съ улицы, самъ пришелъ да отказался, это одно дѣло; отказать ему за дерзость, а также и за разсчеты на деньги его хозяина, это другое. Одно да одно -- два, а не одно... Старуха, ты не мѣшайся. Ты молчи.
   -- Все ли вы сказали, что желали сказать мнѣ?-- спросилъ секретарь.
   -- Не знаю все ли или не все,-- отвѣчалъ мистеръ Боффинъ.-- Это зависитъ.
   -- Не угодно ли вамъ подумать, не найдется ли еще какихъ нибудь выраженій посильнѣе, которыми вы желали бы почтить меня?
   -- Я подумаю объ этомъ,-- сказалъ мистеръ Боффинъ упрямо,-- когда мнѣ будетъ удобно, а не тогда, какъ вамъ вздумается. Вы хотите, чтобы за вами послѣднее слово осталось.
   -- Нодди! Другъ мой, Нодди! Какъ это жестоко говоришь ты!-- воскликнула мистриссъ Боффинъ, не сдержанная запрещеніемъ.
   -- Старуха,-- сказалъ ея супругъ, но безъ грубости,-- если ты станешь вмѣшиваться, когда тебя просятъ этого не дѣлать, то я подушку возьму да на ней такъ и вынесу тебя изъ комнаты. Что хотите вы сказать, Роксмитъ?
   -- Вамъ, мистеръ Боффинъ, ничего. Но миссъ Вильферъ и вашей супругѣ нѣсколько словъ.
   -- Говорите скорѣе,-- отвѣчалъ мистеръ Боффинъ,-- да какъ можно короче, потому вы ужъ надоѣли намъ.
   -- Я мирился, -- сказалъ секретарь тихимъ голосомъ, -- съ своимъ ложнымъ положеніемъ въ этомъ дѣлѣ, чтобъ не разстаться съ миссъ Вильферъ. Находиться близъ нея, это служило мнѣ вознагражденіемъ со дня на день, даже за незаслуженное обращеніе со мною и за униженное положеніе, въ которомъ она часто видала меня. Съ того времени, какъ миссъ Вильферъ отвергла меня, я не продолжалъ своего искательства, сколько мнѣ кажется, ни однимъ словомъ, ни однимъ взглядомъ. Но я никогда не вмѣнялъ своей привязанности къ ней, за исключеніемъ того, если миссъ Вильферъ позволитъ мнѣ сказать это, что она теперь сильнѣе, чѣмъ была, и болѣе имѣетъ смысла.
   -- Замѣтьте, этотъ господинъ говоритъ миссъ Вильферъ, а у самаго на умѣ фунты, шиллинги и пенсы!-- воскликнулъ мистеръ Боффинъ, лукаво подмигивая.-- Замѣтьте, какъ этотъ господинъ про миссъ Вильферъ говорить, а самъ думаетъ: фунты, шиллинги и пенсы!
   -- Мое чувство къ миссъ Вильферъ,-- продолжалъ секретарь, не удостоивая его вниманія,-- не такое, чтобы мнѣ стыдиться его. Сознаюсь, я люблю ее. Куда бы я ни пошелъ изъ этого дома, передо мною будетъ безотрадная жизнь, когда я потеряю изъ виду миссъ Вильферъ.
   -- Фунты, шиллинги, пенсы, то есть, потеряю изъ виду, сказалъ мистеръ Боффинъ, какъ бы комментируя, и подмигнулъ еще разъ.
   -- Что я неспособенъ,-- продолжалъ секретарь, попрежнему но обращая на него вниманія,-- ни къ какому корыстному плану или корыстной мысли относительно миссъ Вильферъ, это не есть не мнѣ какое-нибудь достоинство, потому что всякое богатство, какое только я могъ бы вообразить себѣ, обратилось бы въ ничто передъ ней. Еслибъ она имѣла огромнѣйшія богатства, или еслибы стояла на самой высокой ступени общественной лѣстницы, это имѣло бы для меня смыслъ только въ томъ отношеніи, что обезнадеживало бы меня еще больше, если только это возможно. Представьте,-- замѣтилъ секретарь, смотря прямо въ лицо своему бывшему хозяину, -- представьте, что она однимъ своимъ словомъ могла бы лишить мистера Боффина всего его состоянія и завладѣть имъ: она и тогда не была бы въ моихъ глазахъ драгоцѣннѣе, чѣмъ теперь.
   -- Что ты теперь думаешь, старушка, -- спросилъ мистеръ Боффинъ, обращаясь къ своей супругѣ съ насмѣшливымъ тономъ,-- вотъ объ этомъ Роксмитѣ и о томъ, какъ онъ о правдѣ-то заботится? Не говори, что ты думаешь, моя милая, потому я не хочу, чтобы ты тутъ вмѣшивалась; ты только себѣ думай, это все равно. А насчетъ моего состоянія, чтобы завладѣть имъ, талъ я готовъ голову прозакладывать, что онъ не сдѣлалъ бы этого, хоть бы даже случай ему представился.
   -- Не сдѣлалъ бы,-- отвѣчалъ секретарь, снова посмотрѣвъ на него прямо.
   -- Ха, ха, ха!-- засмѣялся мистеръ Боффинъ.-- Добренькимъ-то не худо прикинуться, какъ за хвостъ поймали.
   -- Меня прервали, -- сказалъ секретарь, отворотившись отъ него и принимая свое прежнее положеніе,-- и не дали договорить того немногаго, что я имѣю сказать. Мое участіе къ миссъ Вильферъ началось съ тѣхъ поръ, какъ я въ первый разъ увидѣлъ ее, можно сказать съ тѣхъ поръ, какъ я только услышалъ объ ней. Мое чувство къ ней было даже причиной, что я искалъ встрѣтиться съ мистеромъ Боффиномъ и поступить къ нему на службу. Миссъ Вильферъ до сихъ поръ не знала этого. Я теперь упоминаю объ этомъ только въ подтвержденіе (хотя, надѣюсь, этого не нужно), что я es причастенъ низкимъ намѣреніемъ, которыя мнѣ приписываютъ.
   -- Ну, хитрая же это собака,-- сказалъ мистеръ Боффинъ съ мрачнымъ взглядомъ.-- Да это аферистъ такой, что чудо. Извольте-ка посмотрѣть, какъ онъ издалека свои дѣла ведетъ. Разузнаетъ обо мнѣ и о моемъ состояніи, и объ этой молодой дѣвицѣ, и что она замѣшана въ исторіи бѣдняжки Джона, все это разсчитываетъ, и смекаетъ про себя: дай-ка подъѣду къ Боффину, подъѣду къ этой молодой дѣвицѣ, да разомъ ихъ обоихъ въ руки заберу, съ поросятинкой на рынокъ выѣду. Мнѣ такъ и слышится, какъ онъ говоритъ это про себя. Да вотъ, ей-Богу, и теперь, смотря на него, я вижу, какъ онъ все это про себя говоритъ!
   Мистеръ Боффинъ указалъ на виновника, какъ бы захваченнаго на дѣлѣ, радуясь своей великой проницательности.
   -- Но онъ обчелся, не на такихъ напалъ, душенька моя, Белла!-- сказалъ мистеръ Боффинъ.-- Нѣтъ! Къ счастію, ему пришлось имѣть дѣло съ тобой, и со мной, и съ Даніелемъ, и съ миссъ Дансеръ, и съ Элюзомъ, и съ Волчюромъ Гопкинсомъ, и съ Блюбери Джонсомъ, и со всѣми съ нами, отъ перваго до послѣдняго. Его и побили; вотъ что! Его взяли да и отколотили, вотъ что! Онъ думалъ денежки изъ насъ повыжать; анъ его самого взяли да выжали, Беллочка душенька!
   Беллочка душенька не дала никакого отвѣта, не дала никакого знака, что соглашается съ этимъ. Какъ она сначала закрыла себѣ лицо и опустилась на стулъ, положивъ свои руки на его спинку, такъ съ той поры и оставалась, не шевелясь. Въ эту минуту наступило краткое молчаніе, и мистриссъ Боффинъ тихо приподнялась, какъ бы собираясь подойти къ ней. Но мистеръ Боффинъ остановилъ ее движеніемъ руки, и она покорно сѣла опять на свое мѣсто.
   -- Вотъ ваше жалованье, мистеръ Роксмитъ,-- сказалъ Золотой Мусорщикъ, бросивъ свертокъ бумаги, находившійся въ его рукѣ, по направленію къ своему бывшему секретарю.-- Полагаю, вы можете унизиться, чтобы поднять послѣ того, до чего унизились здѣсь.
   -- Я ни до чего не унижался кромѣ этого,-- отвѣчалъ Роксмитъ, поднимая свертокъ съ полу,-- да и это мое; я заработалъ это самою каторжною работой.
   -- Надѣюсь, вы скоренько уложите ваши вещи,-- сказалъ мистеръ Боффинъ:-- чѣмъ скорѣе вы отправитесь со всѣми своими пожитками, тѣмъ для всѣхъ будетъ лучше.
   -- Не бойтесь, я не замѣшкаюсь.
   -- Однакоже, на прощаньи -- сказалъ мистеръ Боффинъ,-- я желалъ бы спросить васъ еще объ одной вещицѣ, хоть бы для того только, чтобы показать вотъ этой молодой дѣвицѣ, какъ всѣ вы, аферисты, заносчивы, все думаете, что никто не замѣтитъ, какъ вы путаетесь.
   -- Спрашивайте все, что вамъ угодно спросить, -- отвѣчалъ Роксмитъ,-- но также скоренько, какъ вы рекомендуете мнѣ.
   -- Вы прикидываетесь, что страхъ какъ влюблены въ эту молодую дѣвицу!-- сказалъ мистеръ Боффинъ, кладя свою руку покровительственно на голову Беллы, но не смотря на нее.
   -- Я не прикидываюсь.
   -- Ну, положимъ не прикидываетесь; такъ вы, значитъ, страхъ какъ влюблены въ эту молодую дѣвицу?
   -- Да.
   -- Какъ же это вы такъ врѣзались въ этакую молодую дѣвицу, совсѣмъ глупенькую, ничего не смыслящую, которая готова свои деньги всякому вѣтрогону бросить, а потомъ со всѣхъ ногъ въ рабочій домъ кинуться? Какъ же тутъ конецъ съ концомъ-то свести?
   -- Я не понимаю васъ.
   -- Не понимаете? То-есть не желаете понять? Да какое же еще понятіе могли бы имѣть вы объ этой молодой дѣвицѣ, еслибъ она стала слушать, что вы ей говорили?
   -- Какое я могъ бы имѣть о ней понятіе, еслибъ я былъ такъ счастливъ, что могъ бы пріобрѣсти ея расположеніе и овладѣть ея сердцемъ?
   -- Ея расположеніе,-- повторилъ мистеръ Боффинъ съ невыразимымъ презрѣніемъ,-- ея сердцемъ! Мяу говоритъ кошка, квакъ-квакъ говоритъ утка,-- гамъ-гамъ, говоритъ собака. Пріобрѣсти ея расположеніе, овладѣть ея сердцемъ! Мяу, квакъ-квакъ, гамъ-гамъ!
   Джонъ Роксмитъ посмотрѣлъ на него съ удивленіемъ при такой его выходкѣ, какъ бы смутно думая, не помѣшался ли онъ?
   -- Этой молодой дѣвицѣ деньги пуще всего нужны,-- сказалъ мистеръ Боффинъ,-- и эта молодая дѣвица очень хорошо понимаетъ это.
   -- Вы клевещете на молодую дѣвушку.
   -- Нѣтъ, вы на молодую дѣвицу клевещете, вы, со всѣми вашими расположеніями, сердцами и всякою дрянью,-- отвѣчалъ мистеръ Боффинъ.-- Это похоже на васъ. Я узналъ объ этихъ вашихъ штукахъ только вчера вечеромъ,-- а то бы вы о нихъ раньше отъ меня услышали, готовъ побожиться вамъ. Мнѣ сказывала о вашихъ штукахъ одна дама, у которой голова какихъ немного, и сна знаетъ эту молодую дѣвицу, и я знаю эту молодую дѣвицу, и мы всѣ трое знаемъ, что она денежки любитъ, денежки, денежки, и что вы, и всѣ ваши тамъ расположенія, и сердца гроша не стоите, пфу! Вотъ что, сэръ!
   -- Мистриссъ Боффинъ,-- сказалъ Роксмитъ, спокойно обращаясь къ ней,-- за вашу неизмѣнную доброту и ласку я благодарю васъ отъ всей души. Прощайте, миссъ Вильферъ, прощайте!
   -- Теперь, душа моя,-- сказалъ мистеръ Боффинъ, снова кладя руку на голову Беллы,-- вы можете быть спокойны: я оправилъ васъ. Полегчало вамъ, а?
   Но Белла до такой степени не чувствовала этого, что, уклонившись отъ его руки, вскочила со стула съ неудержимымъ потокомъ слезъ и воскликнула:
   -- Ахъ, мистеръ Роксмитъ, прежде чѣмъ вы уйдете, сдѣлайте меня опять бѣдною! Ахъ, сдѣлайте меня опять бѣдною кто-нибудь, я прошу, умоляю, или сердце мое разорвется, если это такъ продолжится! Папа, другъ мой, сдѣлай меня опять бѣдною и возьми меня къ себѣ! Дома я была злая, а здѣсь я была еще хуже. Не давайте мнѣ денегъ, мистеръ Боффинъ; я не хочу денегъ. Избавьте меня отъ нихъ и только дайте мнѣ переговорить съ моимъ добрымъ папашею, и прижаться къ его плечу головою, высказать ему всю мою душу. Никто другой не пойметъ меня, никто другой не утѣшитъ меня, никто драгой не знаетъ, какъ я недостойна, и все-таки никто столько не можетъ любить меня какъ малаго ребенка. Съ папашей я лучше, чѣмъ съ кѣмъ-нибудь другимъ -- гораздо невиннѣе, гораздо печальнѣе, гораздо веселѣе!
   Такъ несвязно высказываясь, Белла припала головой къ доброй груди мистриссъ Боффинъ.
   Джонъ Роксмитъ съ своего мѣста, а мистеръ Боффинъ съ своего смотрѣли на нее молча, пока она не замолкла. Тогда мистеръ Боффинъ замѣтилъ успокаивающимъ и утѣшающимъ тономъ:
   -- Ну вотъ, душечка моя, ну вотъ вы теперь и оправлены, и все уладилось. Я, право, не удивляюсь, что васъ растревожилъ мой разговоръ съ этимъ господиномъ; но теперь все кончено, мой дружочекъ, вы оправлены и -- и все уладилось!-- повторилъ мистеръ Боффинъ съ удовлетвореннымъ видомъ.
   -- Я ненавижу васъ!-- вскрикнула Белла, вдругъ обернувшись къ нему и притопнувъ ножкой:-- нѣтъ, не то! Мнѣ нельзя васъ ненавидѣть, но я не люблю васъ!
   -- О-го!-- воскликнулъ мистеръ Боффинъ удивленнымъ, во сдержаннымъ голосомъ.
   -- Вы злой, несправедливый старикъ, ругатель!-- кричала Белла.-- Я сержусь на себя за свою неблагодарность, что браню васъ, но вы такой, именно такой, и вы сами знаете, что вы такой.
   Мистеръ Боффинъ вытаращилъ глаза сперва въ одну сторону, потомъ вытаращилъ ихъ въ другую сторону, какъ будто недоумѣвая, не дѣлается ли съ нимъ какой-нибудь припадокъ.
   -- Я слушала васъ со стыдомъ,-- сказала Белла,-- со стыдомъ за себя и за васъ самихъ. Вы должны были стать выше низкихъ сплетенъ какой-нибудь переносчицы; но вы теперь такъ упали, что ниже васъ ничего быть не можетъ.
   Мистеръ Боффинъ, повидимому, убѣдившись, что съ нимъ сдѣлался припадокъ, закатилъ глаза и развязалъ себѣ галстукъ.
   -- Когда я переѣхала сюда, я уважала васъ, почитала васъ и скоро полюбила васъ!-- кричала Белла.-- А теперь я не могу видѣть васъ. Я знаю, что не должна вамъ это говорить, но только вы -- вы чудовище!
   Выстрѣливъ такимъ Перуномъ съ большимъ напряженіемъ силы, Белла истерически захохотала и заплакала вмѣстѣ.
   -- Самое лучшее, чего я могу пожелать вамъ,-- сказала Белла, возвращаясь къ атакѣ,-- это то, чтобъ у васъ въ этомъ мірѣ ни полушки не было. Еслибы какой-нибудь благопріятель обанкругилъ васъ, вы были бы только простофиля; но пока вы человѣкъ съ состояніемъ, вы -- демонъ!
   Выстрѣливъ этимъ вторымъ Перуномъ еще съ большимъ напряженіемъ, Белла еще больше расхохоталась и расплакалась.
   -- Мистеръ Роксмитъ, прошу васъ, постойте минутку. Прошу васъ, выслушайте одно слово, прежде нежели уйдете! Я глубоко сожалѣю о ругательствахъ, которымъ вы изъ-за меня подверглись. Изъ глубины души, искренно и непритворно, прошу васъ, простите меня.
   Она пошла къ нему, онъ подался навстрѣчу ей. Она протянула ему руку, и онъ Приложилъ ее къ своимъ губамъ и сказалъ: "Богъ благословитъ васъ!" Смѣхъ уже не примѣшивался къ слезамъ Беллы, и слезы ея были чистыя и горючія.
   -- Каждое изъ этихъ неблагородныхъ словъ, что были вамъ сказаны, и что я слышала съ презрѣніемъ и негодованіемъ, мистеръ Роксмитъ, язвило меня больше, чѣмъ васъ; я заслуживала ихъ, а вы нѣтъ. Мистеръ Роксмитъ, мнѣ вы обязаны этимъ грубымъ искаженіемъ того, что происходило между нами въ тотъ вечеръ. Я выдала тайну, сердясь сама на себя за это. Это было очень дурно съ моей стороны, но злого тутъ ничего не было. Я сдѣлана это въ минуту тщеславія и одуренія, а такихъ минутъ много со мною бываетъ, и часовъ, и годовъ. Такъ какъ я жестоко наказана за это, то постарайтесь простить меня
   -- Прощаю отъ всей моей души.
   -- Благодарю васъ. Ахъ, благодарю васъ! Не разставайтесь со мной, пока я не скажу еще одно слово, чтобъ оказать вамъ справедливость. Единственная ошибка ваша по случаю словъ, сказанныхъ мнѣ вами въ тотъ вечеръ,-- а съ какою деликатностью они были сказаны, это я одна знаю,-- заключается въ томъ что вы дали поводъ пустой, тщеславной дѣвчонкѣ пренебречь вами,-- дѣвчонкѣ, у которой голова въ то время шла кругомъ, которая была недостойна того, что вы предлагали ей. Мистеръ Роксмитъ, съ той поры дѣвчонка это часто сознавала свое ничтожество, но ни разу такъ сильно, какъ теперь, когда тотъ самый недостойный тонъ, какимъ говорила съ вами эта корыстная и тщеславная дѣвчонка, быль повторенъ при ней мистеромъ Боффиномъ.
   Онъ опять поцѣловалъ ея руку.
   -- Слова мистера Боффина ненавистны для меня, ужасны для меня,-- сказала Белла, и снова пугнула этого джентльмена, топнувъ ножкой.-- Я признаюсь, что заслужила, чтобы меня такимъ образомъ "оправдали", мистеръ Роксмитъ; но я надѣюсь, впередъ не заслужу этого.
   Онъ еще разъ прижалъ ея руку къ своимъ губамъ и, потомъ, оставивъ ее, вышелъ изъ комнаты. Белла бросилась назадъ къ стулу, на которомъ такъ долго укрывала свое лицо; но, увидѣвъ мистриссъ Боффинъ на своемъ пути, остановилась передъ нею "Онъ ушелъ", рыдала Белла гнѣвно, отчаянно, на пятьдесятъ ладовъ въ одно и то же время, обвившись руками вокругъ шеи мистриссъ Боффинъ. "Онъ оскорбленъ самымъ позорнымъ образомъ, самымъ несправедливымъ и недостойнымъ образомъ выгнанъ отсюда, и всему этому я причиной!"
   Все это время мистеръ Боффинъ, выпучивъ глаза, продолжалъ смотрѣть на свой развязанный галстукъ, будто все еще чувствуя припадокъ надъ собою. Но полагая теперь, что припадокъ проходитъ, онъ посмотрѣлъ нѣсколько минутъ передъ собою, снова повязалъ галстукъ, нѣсколько разъ продолжительно потянулъ въ себя воздухъ, нѣсколько разъ глотнулъ и, наконецъ, съ глубокимъ вздохомъ, будто почувствовавъ, что совершенно оправился, крикнулъ:-- Ну!
   Ни одного слова, ни хорошаго, ни дурного, не сказала мистриссъ Боффинъ; она съ нѣжностью ласкала Беллу и взглядывала на своего мужа, какъ бы ожидая приказаній. Мистеръ Боффинъ, не давая никакихъ, сѣлъ на стулъ противъ ихъ обѣихъ и, наклонившись впередъ, съ неподвижнымъ лицомъ, растопыривъ ноги и опершись на колѣни руками, согнутыми въ локтяхъ, выждалъ, пока Белла осушитъ свои глаза и подниметъ голову, что она послѣ нѣкотораго времени и сдѣлала.
   -- Мнѣ нужно перебраться домой,-- сказала Белла, поспѣшно поднявшись.-- Я очень благодарна вамъ за все, что вы для меня сдѣлали; но я не могу оставаться здѣсь.
   -- Душечка моя!-- представляла мистриссъ Боффинъ.
   -- Нѣтъ, я не могу здѣсь оставаться,-- сказала Белла,-- рѣшительно не могу. Ухъ! Злой старикъ! (Это мистеру Боффину).
   -- Не будьте опрометчивы, ангелъ мой, -- настаивала мистриссъ Боффинъ.-- Подумайте хорошенько, что вы дѣлаете.
   -- Да, вы бы хорошенько подумали,-- сказалъ мистеръ Боффинъ.
   -- Объ васъ-то ужъ я никогда хорошенько думать не буду,-- крикнула Белла, прервавъ его съ непомѣрнымъ презрѣніемъ въ ея выразительныхъ маленькихъ бровяхъ и съ сердитымъ заступничествомъ за бывшаго секретаря въ каждой жилкѣ своихъ щечекъ.-- Нѣтъ! Ваши деньги превратили васъ въ мраморъ. Вы -- скряга безъ сердца. Вы хуже Дансера, хуже Гопкинса, хуже Блюбери Джонса, хуже всякаго изъ этихъ несчастныхъ. Скажу вамъ больше,-- продолжала Белла, снова заливаясь слезами:-- вы совершенно недостойны джентльмена, котораго потеряли.
   -- Неужели вы хотите сказать, миссъ Белла,-- медленно проговорилъ Золотой Мусорщикъ, -- что вы Роксмита выше меня ставите?
   -- Хочу!-- сказала Белла.-- Онъ въ милліонъ разъ лучше васъ.
   Очень мила была она, хотя очень сердита въ ту минуту, какъ, вытянувшись по возможности выше (что, однакоже, было не очень высоко), совершенно отреклась отъ своего покровителя и гордо откинула назадъ свои роскошные каштановые волосы.
   -- Я желаю, чтобъ онъ обо мнѣ хорошо думалъ, а не вы,-- сказала Белла,-- хотя бы онъ улицы мелъ изъ насущнаго хлѣба, хотя бы вы на него грязью брызгали изъ подъ колесъ кареты чистаго золота. Вотъ вамъ!
   -- Каково!-- воскликнулъ мистеръ Боффинъ, вытаращивъ глаза.
   -- И уже давнымъ-давно, когда вы воображали, что высоко надъ нимъ стоите, я видѣла васъ у него подъ ногами,-- сказала Белла.-- Вотъ вамъ! Я видѣла въ немъ хозяина, а въ васъ слугу. Вотъ вамъ! И когда вы такъ постыдно обращались съ нимъ, я принимала его сторону и любила его. Ботъ вамъ! Я горжусь этимъ!
   Послѣ такого сильнаго заявленія послѣдовала реакція, Белла долго плакала, приложивъ лицо къ спинкѣ стула.
   -- Послушайте,-- сказалъ мистеръ Боффинъ, какъ только онъ могъ улучшить минуту, чтобы прервать молчаніе и заговорилъ.-- Замѣтьте, Белла. Я не сержусь.
   -- Я сержусь!-- сказала Белла.
   -- Послушайте,-- снова началъ Золотой Мусорщикъ.-- Я не сержусь и вамъ добра желаю, и желаю забыть все, что было. Такъ, значитъ, вы останетесь на своемъ мѣстѣ, а мы только уговоримся никогда не поминать объ этомъ.
   -- Нѣтъ, я не могу здѣсь оставаться,-- воскликнула Белла, снова торопливо поднимаясь.-- Я и подымать не могу оставаться здѣсь. Я ухожу домой, совсѣмъ.
   -- Пожалуйста, не дурите,-- разсуждалъ мистеръ Боффинъ.-- Не дѣлайте того, чего ужъ потомъ не передѣлаете; не дѣлайте того, о чемъ навѣрное пожалѣете.
   -- Никогда не пожалѣю,-- сказала Белла;-- но всегда буду жалѣть и ежеминутно всю свою жизнь стану презирать себя, если останусь здѣсь послѣ того, что случилось.
   -- По крайней мѣрѣ, Белла,-- доказывалъ мистеръ Боффинъ,-- не ошибитесь въ расчетѣ. Осмотритесь прежде, чѣмъ прыгнете, сами знаете. Оставайтесь, и все будтъ хорошо, все попрежнему пойдетъ. Уйдете, и ужъ дѣло кончено будетъ, ужъ воротиться нельзя будетъ.
   -- Я знаю, что нельзя будетъ воротиться; я этого-то и желаю,-- сказала Белла.
   -- Не ожидайте,-- продолжалъ мистеръ Боффинъ,-- что я вамъ деньги оставлю, если вы эдакъ уйдете отъ насъ, потому что я ничего не оставляю. Нѣтъ, Белла, не ожидайте! Ни одного бронзоваго фарсинга...
   -- Ожидать!-- сказала Белла съ гордостью.-- Неужели вы думаете, что есть на землѣ такая сила, которая заставила бы меня взять ваши деньги, еслибы вы и оставили, сэръ?
   Но ей предстояло проститься съ мистриссъ Боффинъ, и въ минуту самаго полнаго чувства своего достоинства ея впечатлительная душка снова сжалась и упала. На колѣняхъ предъ этою доброю женщиной, она припала къ ея груди; она плакала и рыдала, и обнимала ее изо всѣхъ своихъ силъ.
   -- Дорогая моя, дорогая, самая дорогая изъ всѣхъ женщинъ!-- восклицала Белла.-- Нѣтъ человѣка лучше васъ. Мнѣ никогда ничѣмъ не отблагодарить васъ, никогда я васъ не забуду. Если я доживу до того, что ослѣпну и оглохну, я буду въ душѣ моей видѣть васъ и слышать вашъ голосъ до послѣдняго дня моей жизни.
   Мистриссъ Боффинъ горько плакала и со всею нѣжностью обнимала ее, но не промолвила ни словечка, кромѣ того, что все называла ее "милою". И не малое число разъ сказала она это слово, потому что безпрестанно повторяла его; но ни словечка болѣе.
   Белла, наконецъ, оторвалась отъ нея и въ слезахъ уже шла изъ комнаты, какъ въ половину сжалилась надъ мистеромъ Боффиномъ.
   -- Я очень рада,-- рыдала Белла,-- что бранила васъ, сэръ, потому что вы этого вполнѣ заслуживаете. Но я очень сожалѣю, что бранила васъ, потому что прежде вы были совсѣмъ иной человѣка Проститесь со мной!
   -- Прощайте,-- коротко сказалъ мистеръ Боффинъ.
   -- Еслибъ я знала, которая изъ вашихъ рукъ менѣе испорчена, я попросила бы васъ позволить мнѣ дотронуться до нея,-- сказала Белла,-- въ послѣдній разъ. Но не потому, чтобъ я раскаивалась въ томъ, что вамъ говорила. Я не раскаиваюсь. Я правду говорила!
   -- Лѣвую руку попробуйте, -- сказалъ мистеръ Боффинъ, выставляя ее глупымъ образомъ,-- она меньше въ работѣ была.
   -- Вы были очень добры ко мнѣ,-- сказала Белла,-- и я цѣлую ее за это. Вы были какъ нельзя хуже быть къ мистеру Рокмиту, и я за это отталкиваю ее. за себя я благодарю васъ; прощайте!
   -- Прощайте,-- сказалъ мистеръ Боффинъ, какъ прежде.
   Белла кинулась ему на шею, поцѣловала его и выбѣжала изъ комнаты.
   Она бросилась вверхъ по лѣстницѣ, сѣла на полъ въ своей комнатѣ и расплакалась обильными слезами. По день склонялся къ вечеру, и ей нельзя было тратить время. Она раскрыла всѣ ящики, гдѣ лежали платья; выбрала только тѣ, которыя привезла съ собой, оставляя прочія на мѣстѣ, и завязала отобранныя въ большой неуклюжій узелъ, чтобы послѣ прислать за нимъ.
   -- Изъ остальныхъ я ни одного не возьму,-- сказала Белла, завязывая узелъ какъ можно крѣпче въ своей жестокой рѣшимости.-- Я оставлю всѣ подарки и выйду отсюда, какъ была.
   Чтобы вполнѣ осуществить свою рѣшимость, она даже перемѣнила бывшее на ней платье на то, въ которомъ переѣхала въ великолѣпный домъ. Даже и шляпу она надѣла ту самую, въ которой сѣла въ Боффинову карету, въ Голловеѣ.
   -- Теперь я готова,-- сказала Белла.-- Трудненько, но я окунула свои глаза въ холодную воду и плакать больше не стану. Прощай, милая комнатка; мнѣ было хорошо въ тебѣ. Прощай! Больше не увидимся.
   Пославъ ей прощальный поцѣлуй пальцами, она тихо затворила дверь и неслышными шагами пошла внизъ по большой лѣстницѣ, останавливаясь и прислушиваясь на пути, чтобы не встрѣтиться съ кѣмъ-нибудь изъ прислуги. Случилось, что на этотъ разъ никто ей не повстрѣчался, и она незамѣтно спустилась въ сѣни. Дверь въ бывшую комнату секретаря была отворена. Она заглянула въ нее и по пустотѣ на его столѣ и по общему положенію разныхъ вещей отгадала, что онъ уже ушелъ изъ дому. Тихо отворивъ большую наружную дверь и тихо затворивъ ее за собой, она обернулась и поцѣловала снаружи это безчувственное старое сочетаніе дерева съ желѣзомъ, и затѣмъ побѣжала прочь отъ дому скорыми шагами.
   -- Такъ хорошо!-- сказала Белла, задыхаясь и убавивъ шагу въ слѣдующей улицѣ, гдѣ она пошла тише.-- Останься у меня хоть немножко, чѣмъ расплакаться, я расплакалась бы опять. Теперь мой бѣдный, милый душенька папаша, ты увидишь свою прелестную женщину совершенно неожиданно.
   

XVI. Пиршество трехъ сильфовъ.

   Лондонскій Сити, казалось, ничего не обѣщалъ въ то время, какъ Белла спѣшила но его хрящеватымъ улицамъ. Большая часть денежныхъ мельницъ скидали паруса {Вѣтряныя мельницы въ Англіи имѣютъ махи по большей части обтягиваемыя парусами.} или окончили помолъ на этотъ день. Мельники-хозяева уже ушли, и работники ихъ тоже уходили. Всѣ торговые проулки и дворы имѣли истомленный видъ, да и самые тротуары казались изнуренными, смущенные ходьбою милліона ногъ. Чтобъ умѣрить сколько-нибудь суматоху такого лихорадочнаго мѣста, необходимы ночные часы. Теперь же истома прерваннаго движенія денежныхъ мельницъ будто стояла еще въ воздухѣ, и успокоеніе походило болѣе на упадокъ силъ измученнаго гиганта, чѣмъ на отдыхъ человѣка, обновляющаго свои силы.
   Если Белла, взглянувъ на могучій Банкъ, подумала, какъ пріятно было бы заняться въ немъ хоть одинъ часокъ садоводствомъ, копаясь въ деньгахъ мѣдною лопаточкой, все же она была далека отъ настроенія сребролюбцевъ. Значительно улучшившись въ этомъ отношеніи, съ нѣкоторыми полусформировавшимися образами имѣвшими немного золота въ своемъ составѣ и плясавшими предъ ея свѣтлыми глазками, она достигла пропитанной москотильнымъ духомъ мѣстности Мисингъ-Лена и почувствовала, какъ 6jato передъ нею только-что открыли ящикъ въ аптекѣ.
   Контора Чикксей, Венирингъ и Стоббльзъ была ей указана пожилою женщиной, повстрѣчавшейся ей тотчасъ же по выходѣ изъ питейнаго дома, еще утиравшею свой ротъ и объяснявшею его влажность естественными причинами хорошо извѣстными въ физическихъ наукахъ, и сказавшею, что она заглянула въ питейный домъ для того только, чтобы посмотрѣть который часъ. Контора помѣщалась въ нижнемъ этажѣ со входомъ подъ воротами, и Белла, приближаясь къ ней, думала, сообразно ли будетъ съ обыкновеніями Сити войти въ контору и спросить Р. Вильфера, какъ вдругъ -- кого же увидала она у окна съ поднятою рамой литого стекла, какъ не самого Р. Вильфера, собиравшагося немножко закусить!
   Подойдя ближе, Белла разсмотрѣла, что закуска состояла изъ булочки и изъ криночки молока въ одинъ пенни. Одновременно съ этимъ открытіемъ ея отецъ замѣтилъ ее и разбудилъ эхо Минсингъ-Лена восклицаніемъ: "Боже ты мой!"
   Онъ вылетѣлъ херувимчикомъ безъ шляпы, обнялъ ее и ввелъ въ контору.
   -- Рабочіе часы кончились, и я здѣсь одинъ, моя душенька,-- объяснялъ онъ, -- и собираюсь, какъ часто дѣлаю, когда всѣ разойдутся, справить свой чаекъ.
   Окинувъ взоромъ контору, гдѣ отецъ ея сидѣлъ, какъ узникъ въ тюрьмѣ, она принялась тормошить и обнимать его.
   -- Я отъ роду не былъ такъ удивленъ, милочка моя, -- сказалъ ея отецъ.-- Не могъ глазамъ своимъ повѣрить. Ей-Богу, думалъ ужъ не померещилось ли. Каково это, одна себѣ идетъ по улицѣ! Ну, чтобы тебѣ заслать сюда лакея, милочка моя?
   -- Со мной нѣтъ лакея, па.
   -- Въ самомъ дѣлѣ! По вѣдь ты пріѣхала въ экипажикѣ, моя душечка?
   -- Нѣтъ, па.
   -- Неужели пѣшкомъ пришла, моя милая?
   -- Пѣшкомъ, па.
   Онъ казался до того удивленъ, что Белла не рѣшилась открыть ему всего въ эту минуту.
   -- И потому, на, ваша прелестная женщина такъ отощала, что очень желала бы подсѣсть къ вашему чайку.
   Булка и пенсовая криночка молока были помѣщены на листѣ бумаги, на подоконникѣ. Перочинный ножикъ херувимчика съ горбушкой булки на кончикѣ лежалъ возлѣ нихъ, какъ былъ брошенъ имъ второпяхъ. Белла сняла горбушку и положила ее себѣ въ ротъ.
   -- Моя милая дочка, -- сказалъ ея отецъ, -- какую бѣдную трапезу ты со мной дѣлишь! Надо тебѣ по крайней мѣрѣ особую булочку и особую криночку. Постой минутку, моя душа. Молочная недалеко, только за уголъ завернуть.
   Не внимая отговариваніямъ Беллы, онъ выбѣжалъ и проворно возвратился съ новымъ запасомъ.-- Милое мое дитя,-- сказалъ онъ, кладя принесенное на другой листъ бумаги,-- такая прелестная...-- И онъ посмотрѣлъ на нее и остановился.
   -- Что съ вами, па?
   -- Прелестная женщина, -- началъ онъ снова, но гораздо медленнѣе,-- довольствуется такою пищею! На тебѣ новое платье, душенька?
   -- Нѣтъ, па, старое. Развѣ вы его не помните?
   -- Мнѣ показалось, что помню, душенька.
   -- Какъ же вамъ не помнить? Вы сами покупали его, па.
   -- Да, мнѣ показалось, что я покупалъ, душенька,-- сказалъ херувимчикъ, немного встряхнувъ себя какъ бы для того, чтобы возбудить свои умственныя способности.
   -- Или вы ужъ такъ непостоянны, что вамъ не нравится вашъ собственный вкусъ, любезный па?
   -- Душечка моя,-- отвѣчалъ онъ, проглатывая съ значительнымъ усиліемъ кусокъ булки, который словно застрялъ у него въ горлѣ,-- мнѣ кажется, платье это не соотвѣтствуетъ существующимъ обстоятельствамъ.
   -- И такимъ-то образомъ, па, -- сказала Белла, съ ласкою передвинувшись къ нему съ мѣста, гдѣ сидѣла напротивъ, -- вы мирно справляете здѣсь вашъ чаекъ совершенно одни? Я не помѣшаю вашему чаю, если вотъ такъ положу вамъ на плечо свою руку, па?
   -- Да, моя милая, и нѣтъ, моя милая. Да, на первый вопросъ и, конечно, нѣтъ -- на второй. Относительно мирнаго чаю, душечка моя, видишь ли, дневныя занятія иногда бываютъ нѣсколько утомительны и, если нѣтъ ничего въ середочкѣ между дневнымъ дѣломъ и твоей матерью, то и она иногда тоже бываетъ нѣсколько утомительна.
   -- Знаю, па.
   -- Да, моя милочка. Поэтому-то я иногда и справляю свой мирный чай тутъ у окна и мирно смотрю на улицу (это очень утѣшительно) въ промежуткѣ между дневнымъ трудомъ и домашнимъ...
   -- Блаженствомъ, -- подсказала Белла печально.
   -- И домашнимъ блаженствомъ, -- сказалъ ея отецъ,-- радехонекъ воспользоваться этимъ словомъ.
   Белла поцѣловала его.-- И въ этомъ-то темномъ, скучномъ мѣстѣ, въ этой тюрьмѣ, милый бѣдняжка, вы проводите часы вашей жизни, когда вы не дома?
   -- Когда не дома, или не на пути туда, или не на пути сюда, моя душечка. Да. Видишь ты небольшую конторку въ томъ углу?
   -- Въ темномъ-то углу, самомъ дальнемъ отъ свѣта и отъ камина? Конторку самую гадкую изъ всѣхъ конторокъ?
   -- Неужели она въ самомъ дѣлѣ такою тебѣ кажется?-- сказалъ о я отецъ, художнически разсматривая контору, съ наклоненною на сторону головой:-- Это моя. Ее называютъ насѣстью Ромти.
   -- Чьей насѣстью?-- спросила Белла съ большимъ негодованіемъ.
   -- Ромти. Она, видишь, довольно высока и съ двумя ступеньками, потому ее и называютъ насѣстью. А меня называютъ Ромти.
   -- Какъ смѣютъ они!-- воскликнула Белла.
   -- Они шутятъ, Белла, голубушка, шутятъ" Они всѣ болѣе или менѣе моложе меня, и всѣ любятъ пошутить. Ну, что за бѣда? Вѣдь могли бы назвать угрюмымъ или понурымъ, пятидесятью непріятными названіями. А что жъ такое Ромти! Господи Боже, почему же Ромти?
   Причинить тяжкое огорченіе этому доброму существу, которое, при всѣхъ ея капризахъ, было для нея предметомъ признательности, любви и удивленія съ малолѣтства, Белла считала дѣломъ самымъ жестокимъ въ жестокій день своей жизни.
   "Я бы лучше сдѣлала, думала она, еслибы все сказала въ началѣ; я бы лучше сдѣлала, еслибы сказала въ ту минуту, какъ онъ начиналъ догадываться. А теперь онъ опять счастливъ, я этимъ только огорчу его".
   Онъ снова принялся за свою булку и за свое молоко, въ наипріятнѣйшемъ расположеніи духа; а Белла, продвинувъ свою руку еще ближе къ нему и въ то же время всклочивая его волосы вверхъ, съ неудержимою наклонностью пошалить съ нимъ, основанною на привычкѣ всей ея жизни, готовилась сказать: "Драгоцѣнный мой на, пожалуйста не опечальтесь; я должна сказать вамъ кое-что непріятное", какъ была прервана непредвидѣннымъ образомъ.
   -- Боже милосердый!-- воскликнулъ онъ и попрежнему разбудилъ эхо Чинсингъ-Лена.-- Какъ это удивительно!
   -- Что такое, па?
   -- Мистеръ Роксмитъ идетъ!
   -- Нѣтъ, нѣтъ, па, нѣтъ!-- вскрикнула Белла.-- Вѣрно нѣтъ.
   -- Вотъ онъ! Сама посмотри!
   Дѣйствительно, мистеръ Роксмитъ не только прошелъ мимо окна, но и вошелъ въ контору. И не только вошелъ въ контору, но, видя себя наединѣ съ Беллою и ея отцомъ, кинулся къ Беллѣ и схватилъ ее въ объятія съ восторженными словами: "Моя милая, милая Белла; моя храбрая, великодушная, безкорыстная, благородная Белла!" И не только это (что можно было бы счесть достаточною дозою для удивленія), но еще и то, что Белла, сперва опустивъ немного голову, подняла ее и положила ее къ нему на грудь, какъ будто тутъ было самое привычное мѣсто для успокоенія ея головы.
   -- Я зналъ, что ты придешь сюда и пошелъ за тобой,-- сказалъ Роксмитъ.-- Душа моя, жизнь моя! Ты моя теперь.
   Белла отвѣчала: -- Да, я твоя, если ты находишь меня достойною.-- И тутъ, казалось, она совсѣмъ уничтожилась въ его объятіяхъ: такъ съ его стороны были крѣпки эти объятія, такъ съ ея стороны была велика уступчивость имъ.
   Херувимчикъ, волосы котораго при столъ поразительномъ зрѣлищѣ сдѣлали бы сами собою то, что съ ними только сейчасъ сдѣлала Белла, отступилъ назадъ въ нишъ окна, изъ которой вышелъ, и смотрѣлъ на парочку, вытаращивъ свои глаза до-нельзя.
   -- Но намъ надо подумать о миломъ па, -- сказала Белла:-- я ничего еще не говорила милому па; разскажемъ ему.
   И тутъ они обратились къ нему.
   -- Прежде всего, моя милая,-- замѣтилъ херувимчикъ слабымъ голосомъ, -- я бы желалъ, чтобы ты сдѣлала милость меня немного молокомъ спрыснула: я чувствую, что я какъ будто въ обморокъ падаю.
   Дѣйствительно, добродушный маленькій человѣчекъ началъ страшно пошатываться, и чувства его, повидимому, быстро улетучивались, поднимаясь вверхъ отъ колѣнъ. Белла спрыснула его поцѣлуями вмѣсто молока, а молока дала ему немножко выпить, и онъ постепенно ожилъ подъ ея ласковою заботливостью.
   -- Мы откроемъ вамъ все одно за другимъ, милѣйшій па,-- сказала Белла.
   -- Другъ мой, -- отвѣчалъ херувимчикъ,-- смотря на нихъ обоихъ,-- вы открыли мнѣ такъ много съ перваго пріема,-- если могу такъ выразиться, -- что, мнѣ кажется, я теперь въ состояніи выслушать даже и очень большое открытіе.
   -- Мистеръ Вильферъ.-- сказалъ Джонъ Роксмитъ, взволнованнымъ и радостнымъ голосомъ,-- Белла принимаетъ мое предложеніе, хотя у меня нѣтъ состоянія, нѣтъ даже и занятія въ настоящее время; нѣтъ ничего кромѣ того, что я могу добыть въ будущемъ. Белла принимаетъ мое предложеніе.
   -- Да, я немножко уже и понялъ такъ, мой любезный сэръ,-- тихо отвѣчалъ херувимчикъ, -- что Белла принимаетъ ваше предложеніе изъ того, что я въ теченіе этихъ немногихъ минутъ за мѣтилъ.
   -- Вы не знаете, па,-- сказала Белла, -- какъ дурно поступила я.
   -- Вы не знаете, сэръ, -- сказалъ Роксмитъ, -- какое сердце у нея.
   -- Вы не знаете, па, -- сказала Белла, -- какое мерзкое созданіе я была, когда онъ спасъ меня отъ самой себя.
   -- Вы не знаете, сэръ, -- сказалъ Роксмитъ, -- какое пожертвованіе она для меня сдѣлала.
   -- Моя милая Белла, -- отвѣчалъ херувимчикъ, все еще патетически встревоженный, -- и мой любезный Джонъ Роксмитъ, если вы мнѣ позволите такъ называть васъ.
   -- Называйте, па, называйте, -- настаивала Белла.-- Я позволяю вамъ, а моя воля для него законъ. Не такъ ли, милый Джонъ?
   Въ Беллѣ была призывная застѣнчивость, вмѣстѣ съ призывною нѣжностью любви и довѣрія, и гордости, когда она въ первый разъ назвала его по имени, что и дало Джону Роксмиту полное право сдѣлать то, что онъ тотчасъ же сдѣлалъ. Сдѣлалъ же онъ то, что она снова какъ будто исчезла такимъ точно образомъ, какъ сказано выше.
   -- Я полагаю, друзья мои, -- замѣтилъ херувимчикъ, -- что, если одинъ изъ васъ подсядетъ ко мнѣ съ одного бока, а другой съ другого, то мы разсудимъ дѣло лучше и толковѣе. Джонъ Рокемктъ упомянулъ давеча, что теперь у него нѣтъ занятія.
   -- Ни какого, -- сказалъ Роксмитъ.
   -- Нѣтъ, па, ни какого, -- сказала Белла.
   -- Изъ чего я заключаю, -- продолжалъ херувимчикъ,-- что онъ оставилъ мистера Боффина?
   -- Да, па, и такъ...
   -- Постой крошечку, моя милая. Я хочу вести къ этому постепенно. И что мистеръ Боффинъ нехорошо поступилъ съ нимъ?
   -- Поступилъ съ нимъ самымъ постыднымъ образомъ, милый па!-- вскрикнула Белла, вспыхнувъ въ лицѣ.
   -- Чего,-- продолжалъ херувимчикъ, приглашая къ терпѣнію движеніемъ своей руки,-- нѣкоторая корыстная молодая особа, состоящая въ отдаленномъ родствѣ со мною, не могла одобрить? Такъ ли я веду къ этому?
   -- Не могла одобрить, милый па,-- сказала Белла съ слезнымъ смѣхомъ и радостнымъ поцѣлуемъ.
   -- Послѣ чего, -- продолжалъ херувимчикъ, -- нѣкоторая корыстная молодая особа, состоявшія въ отдаленномъ родствѣ со мной, предварительно замѣтивъ мнѣ, что счастіе начало портить мистера Боффина, почувствовала, что она не должна продавать свое понятіе о томъ, что хорошо и что дурно, что правдиво и что ложно, что справедливо и что несправедливо, ни за какую цѣну никому на свѣтѣ? Такъ ли я веду къ этому?
   Съ новымъ слезнымъ смѣхомъ Белла опять поцѣловала его.
   -- И потому... и потому,-- продолжалъ херувимчикъ пылкимъ голосомъ, въ то время какъ руки Беллы тихо передвигались съ его жилета на его шею, -- эта корыстная молодая особа, состоящая въ отдаленномъ родствѣ со мной, отвергая цѣну, сняла съ себя блестящіе наряды, составлявшіе часть этой цѣны, надѣла, сравнительно говоря, бѣдное платье, которое я въ послѣдній разъ подарилъ ей, и увѣренная, что я поддержу ее въ нравомъ дѣлѣ, пришла прямо ко мнѣ. Такъ ли я до конца довелъ?
   Въ это время Белла обвила рукой его шею и опустила на нее свое лицо.
   -- Корыстная молодая особа, состоящая бъ отдаленномъ родствѣ со мной,-- сказалъ ея добрый отецъ,-- хорошо поступила. Корыстная молодая особа, состоящая въ отдаленномъ родствѣ со мной, не напрасно надѣялась на меня! Корыстная молодая особа, состоящая въ отдаленномъ родствѣ со мной, нравится мнѣ больше въ этомъ платьѣ, чѣмъ, еслибъ она явилась ко мнѣ въ китайскихъ шелкахъ, кашемирскихъ шаляхъ и голкондскихъ брилліантахъ. Я горячо люблю эту молодую особу и говорю молодому человѣку, избранному сердцемъ этой молодой особы, изъ глубины моего сердца и отъ всего моего сердца говорю: Благословеніе мое да будетъ надъ вами во вѣки вѣковъ. Она приноситъ вамъ славное приданое, принося свою бѣдность, на которую рѣшилась для васъ и для честной правды!
   Голосъ измѣнилъ благородному человѣчку, когда онъ подалъ свою руку Джону Роксмиту, и онъ замолкъ, низко склонивъ свое лицо надъ дочерью. Однакоже, ненадолго. Онъ скоро глянулъ вверхъ и сказалъ веселымъ голосомъ:
   -- Теперь, мое милое дитя, если ты можешь занять Джона Роксмита на какія-нибудь полторы минуточки, я сбѣгаю въ молочную и принесу ему булочку и пенсовую крыночку молочка, чтобы намъ чай всѣмъ вмѣстѣ справить.
   Это походило, какъ Белла весело замѣтила, на ужинъ приготовленный для трехъ сильфовъ, какъ сказывается въ дѣтской сказочкѣ, въ ихъ домикѣ въ лѣсу, только безъ грознаго глухого ворчанія: "кто-то мое молоко отпилъ!" Пиршество было счастливое, самое счастливое изъ всѣхъ, какія Белла или Джонъ Роксмить, или даже Р. Вильферъ когда-нибудь имѣли. Несоотвѣтственная странность всего, что ихъ окружало и двѣ бронзовыя шишки на желѣзномъ сундукѣ Чикксей, Венирингъ и Стоббльзъ, глядѣвшія изъ-за угла будто два глаза какого-нибудь страшнаго дракона, придавали этому пиршеству только болѣе прелести.
   -- Можно ли было подумать, -- сказалъ херувимчикъ, озираясь въ конторѣ съ невыразимымъ наслажденіемъ, -- что здѣсь можетъ разыграться какое-нибудь дѣльце нѣжнаго свойства? Вотъ что занимаетъ меня. Можно ли было подумать, что я вижу мою Беллу въ объятіяхъ ея будущаго мужа, здѣсь?
   Уже немного погодя послѣ того, какъ исчезли булки и молоко, и какъ первые зачатки ночной тѣни стали расползаться по Минсингъ-Лену, херувимчикъ началъ мало-по-малу тревожиться и сказалъ Беллѣ, откашлявшись:
   -- Гм! Подумала ли ты сколько-нибудь о своей матери, моя милочка?
   -- Да, па.
   -- И о сестрѣ Лавви, конечно, моя милочка?
   -- Да, па. Я полагаю, намъ дома лучше не пускаться въ подробности. Я полагаю, будетъ совершенно достаточно сказать, что у меня вышла размолвка съ мистеромъ Боффиномъ, и что я оставила его навсегда.
   -- Джонъ Роксмитъ знакомъ съ твоею ма, душа моя, -- сказалъ ея отецъ послѣ небольшого колебанія, -- и потому мнѣ можно, не церемонясь, сказать тебѣ при немъ, что ты, можетъ статься, найдешь свою ма немножко утомительною.
   -- Немножко утомительною, па?-- сказала Белла съ сладко звучнымъ смѣхомъ, тѣмъ болѣе сладкозвучнымъ, что любовь слышалась въ его тонѣ.
   -- Ну, полно! Скажемъ по секрету между нами: утомительною; смягчать не станемъ,-- отважно допустилъ херувимчикъ.-- Да и у сестры твоей характеръ утомительный.
   -- Мнѣ все равно, па.
   -- И ты должна приготовиться, моя драгоцѣнная, -- сказалъ ея отецъ, съ большимъ смиреніемъ, -- знаешь, приготовиться г тому, что въ домѣ у насъ все бѣдно и скудно, и комфорту нѣтъ ни какого, особенно послѣ дома мистера Боффина.
   -- Мнѣ все равно, на. Для Джона я готова все перенести.
   Заключительныя слова были произнесены тихо и застѣнчиво но не въ такой степени, чтобы Джонъ не разслыхалъ ихъ; онъ услышалъ ихъ и доказалъ это тѣмъ, что снова помогъ Беллѣ таинственно исчезнуть.
   -- Послушайте, -- сказалъ херувимчикъ весело и не выказывая неодобренія, -- когда ты выйдешь изъ своего заключенія, душечка моя, и снова явишься на поверхности, то, я думаю, намъ пора будетъ запирать и отправляться.
   Если контора Чикксей, Венирингъ и Стоббльзъ когда-нибудь запиралась тремя болѣе счастливыми людьми, съ естественною большей части людей радостью при запираніи конторы, то они вѣроятно были людьми въ превосходной степени счастливыми. Но Белла сперва взобралась на насѣсть Ромти и сказала: -- "Покажите мнѣ, что вы здѣсь цѣлый день дѣлаете, любезный па. Не такъ ли все вы пишите?" -- положивъ при этомъ свою кругленькую щечку на свою полненькую лѣвую ручку и скрывъ изъ виду перо въ волнахъ своихъ волосъ самымъ недѣловымъ образомъ, хотя Джону Роксмиту, повидимому, это нравилось.
   Такимъ образомъ, три сильфа, убравъ всѣ слѣды своего пиршества и сметя кротки, вышли изъ Минсингъ-Лена и пошли въ Голловей, и если двое изъ сильфовъ не желали, чтобы разстояніе было вдвое длиннѣе, то, значитъ, третій сильфъ сильно ошибался. Этотъ скромный духъ счелъ себя такою помѣхой удовольствія, которое тѣ, по его мнѣнію, находили въ этомъ путешествіи, что извиняющимся тономъ замѣтилъ:-- Я думаю, мои друзья, мнѣ лучше перейти на ту сторону улицы и показывать видъ, что я иду самъ по себѣ.-- Онъ дѣйствительно такъ и сдѣлалъ, усыпая свой путь улыбками за неимѣніемъ цвѣтовъ.
   Было уже около десяти часовъ, когда они остановились въ виду Вильферова замка, и тутъ, благодаря тишинѣ и безлюдности мѣста, Белла снова начала рядъ исчезновеній, угрожавшихъ продлиться всю ночь.
   -- Я думаю, Джонъ, -- намекнулъ наконецъ херувимчикъ, -- если вы уступите мнѣ эту молодую особу, состоящую въ отдаленномъ родствѣ со мной, то я введу ее въ домъ.
   -- Уступить ее вамъ я не могу, -- отвѣчалъ Джонъ, -- я могу только передать вамъ ее на время. Душечка моя!
   Это магическое слово тотчасъ же заставило Беллу исчезнуть
   -- Теперь, мой любезнѣйшій па,-- сказала Белла, когда снова стала видима, -- давайте мнѣ вашу руку и побѣжимъ, какъ можно проворнѣй и какъ разъ будемъ дома. Ну, папа. Разъ!
   -- Ангелъ мой, -- сказалъ, запинаясь, херувимчикъ, съ оробѣвшимъ видомъ: -- я хотѣлъ замѣтить, что если твоя мать...
   -- Не мѣшкать, сэръ, если хотите выиграть время,-- крикнула Белла, выставляя впередъ свою правую ножку: -- вы это видите, сэръ? Вотъ черта, подходите къ чертѣ, сэръ. Разъ! два! три -- бѣжимъ, на!
   Она кинулась, увлекая съ собой херувимчика, и не остановилась, и ему не дала остановиться, пока не дернула колокольчика.
   -- Ну, милый па, -- сказала Белла, взявъ его за оба уха, будто онъ былъ кувшинъ какой, и подведя его лицо къ своимъ розовымъ губкамъ,-- вотъ мы и дома!
   Миссъ Лавви вышла отворить калитку, сопровождаемая внимательнымъ кавалеромъ и другомъ семейства, мистеромъ Джорджемъ Сампсономъ.-- Кто это? неужели Белла?-- воскликнула миссъ Лавви, увидѣвъ ее и отступивъ назадъ,-- Ма, Белла!-- заорала она.
   Это вызвало мистриссъ Вильферъ, прежде чѣмъ они вошли въ домъ. Стоя въ дверяхъ, она приняла ихъ съ ужасающею мрачностью и со всѣми своими церемоніями.
   -- Рада видѣть дочь мою, хотя и нежданную,-- сказала она и въ то же время подставила свою щеку, будто холодную аспидную доску, на которой записываются посѣтители.-- Рада тоже и васъ видѣть, Р. Вильферъ, хотя и запоздалаго. Здѣсь лакей мистриссъ Боффинъ?
   Эта, произнесенная глухимъ голосомъ, справка была направлена въ темноту ночи, чтобы вызвать отвѣтъ со стороны челядинца на сдѣланный вопросъ.
   -- Со мной нѣтъ никого изъ служителей, милая ма, -- сказала Белла.
   -- Никого нѣтъ изъ служителей?-- повторила мистриссъ Вильферъ величественнымъ голосомъ.
   -- Никого, милая ма.
   Величавый трепетъ пробѣжалъ по плечамъ и перчаткамъ мистриссъ Вильферъ, какъ будто она сказала: "загадка!" Потомъ она пошла во главѣ процессіи въ семейную гостиную, и тамъ произнесла:
   -- Если Р. Вильферъ (онъ вздрогнулъ при такомъ торжественномъ обращеніи къ нему) не позаботился сдѣлать на пути какое-нибудь добавленіе къ нашему скромному ужину, то онъ можетъ показаться очень невкуснымъ для Беллы. Холодная баранья шея съ латукомъ не можетъ соперничать съ роскошнымъ столомъ мистера Боффина.
   -- Пожалуйста, не говорите этого, милая ма, -- сказала Белла:-- столъ мистера Боффина для меня ничего не значитъ.
   Но тутъ миссъ Лавинія, пристально смотрѣвшая на шляпку Беллы, воскликнула: -- Это что значитъ, Белла?
   -- Да, Лавви, я знаю.
   Неукротимая опустила свои глаза на платье Беллы и, нагнувшись поглядѣть на него, крикнула снова:-- Это что значитъ, Белла?
   -- Да, Лавви, я знаю, что на мнѣ надѣто. Я готовилась сказать ма, но меня прервали. Я совсѣмъ оставила домъ мистера Боффина, ма, и возвратилась домой.
   Мистриссъ Вильферъ не сказала ни слова; но посмотрѣвъ на свое дѣтище минуту-другую сверкающими глазами, въ грозномъ молчаніи отступила назадъ въ свой парадный уголъ и сѣла тамъ будто мороженая живность, выставленная для продажи на какомъ-нибудь русскомъ рынкѣ.
   -- Короче сказать, добрая ма,-- продолжала Белла, снимая свою обиженную шляпку и отряхивая свои волосы, -- у меня произошла очень серіозная размолвка съ мистеромъ Боффиномъ по поводу его обращенія съ однимъ изъ членовъ его дома, и эта размолвка рѣшительная, и съ этимъ конецъ всему.
   -- А я обязанъ сказать тебѣ, мой другъ,-- прибавилъ Г. Вильферъ, покорнымъ тономъ, -- что Белла поступила самымъ благороднымъ образомъ и по самому правдивому чувству. Стало-быть, я надѣюсь, другъ мой, ты не станешь много сокрушаться объ этомъ.
   -- Джорджъ, -- сказала миссъ Лавви, гробовымъ предостерегающимъ голосомъ, соотвѣтственнымъ голосу матери: -- Джорджъ Сампсонъ, скажите, что я говорила вамъ объ этихъ Боффинахъ?
   Мистеръ Сампсонъ, увидѣвъ, что его утлая ладья попала между отмелей и буруновъ, счелъ безопаснѣе не дѣлать никакой особенной ссылки на прошлое, чтобы не сказать чего не слѣдуетъ. Съ удивительнымъ званіемъ мореходнаго дѣла онъ вывелъ свою ладью въ глубокую воду, пролепетавъ: "Да, дѣйствительно".
   -- Да! Я говорила Джорджу Сампсону, и Джорджъ Сампсонъ подтверждаетъ вамъ это, -- сказала миссъ Лавви, -- что эти ненавистные Боффины поссорятся съ Беллою, какъ только она перестанетъ быть для нихъ новинкою. Поссорились они или не поссорились? Отгадала я или не отгадала? Что ты намъ скажешь теперь, Белла, о своихъ Боффинахъ?
   -- Лавви и мама, -- сказала Белла, -- я скажу про мистера и мистриссъ Боффинъ то же, что всегда говорила и всегда скажу. Но ничто не заставитъ меня ссориться съ кѣмъ-нибудь въ нынѣшній вечеръ. Надѣюсь, вы не сожалѣете, что видите меня, любезная ма (цѣлуя ее), и надѣюсь ты не сожалѣешь, что видишь меня, Лавви (цѣлуя и ее тоже); и такъ какъ ма упомянула, что на столѣ латукъ, то я салатъ приготовлю.
   Белла весело принялась за работу, а внушительное лицо мистриссъ Вильферъ слѣдило за нею съ сверкающими глазами, представляя собой сочетаніе, нѣкогда бывшее въ большемъ употребленіи на вывѣскахъ, представлявшихъ голову Сарацина {Надъ аптеками въ Англіи выставлялась въ старину вырѣзанная изъ дерева голова Сарацина; она, обыкновенно, расписывалась красками; лицо черное, а глаза подвижные, ворочавшіеся изъ стороны въ сторону, съ каждымъ ударомъ маятника, помѣщавшагося внутри такой вывѣски.}, съ голландскимъ часовымъ приводомъ, и внушая умамъ съ сильнымъ воображеніемъ мысль, что ея дочь поступитъ очень благоразумно, если исключитъ уксусъ изъ салата. Но ни одного слова не вышло изъ устъ величественной женщины. И это было ужаснѣе для ея супруга (что, можетъ статься, она и имѣла въ виду), чѣмъ всякое изліяніе краснорѣчія, которымъ она могла бы поучить всю компанію.
   -- Вотъ, милая ма, -- сказала Белла, -- салатъ и готовъ, и часъ ужина пробилъ.
   Мистриссъ Вильферъ поднялась, но осталась безгласна.
   -- Джорджъ, -- сказала миссъ Лавинія предостерегающимъ голосомъ,-- стулъ для ма!
   Мистеръ Сампсонъ бросился къ величественной женщинѣ и со стуломъ въ рукахъ послѣдовалъ за нею, когда она плавно двинулась къ трапезѣ. Подойдя къ столу, она закоченѣла на своемъ сѣдалищѣ, пожаловавъ мистера Сампсона взглядомъ, который заставилъ молодого человѣка отойти къ своему мѣсту въ большомъ смущеніи.
   Херувимчикъ, не осмѣливаясь прямо относиться къ столь ужасному предмету, распредѣлялъ ужинъ чрезь посредство третьяго лица, говоря, напримѣръ: "баранины для твоей ма, душа моя, Белла", -- или: "Лавви, я думаю твоя ма покушаетъ салату, если ты положишь его на тарелку ей". Мистриссъ Вильферъ принимала эти яства съ видомъ окаменѣлымъ и отсутствіемъ сознанія и въ гакомъ же состояніи кушала ихъ; по временамъ она клала на столъ ножъ и вилку, будто говоря про себя: "что такое я дѣлаю", и потомъ сверкая глазами то на одного, то на другого изъ присутствующихъ, казалось, гнѣвно требовала поясненія. Магнетическимъ слѣдствіемъ ея сверканія было то, что лицо, на которое она сверкала, не могло никоимъ образомъ успѣшно показать, что оно не сознаетъ этого факта; поэтому всякій посторонній человѣкъ, даже совсѣмъ не видя мистриссъ Вильферъ, догадался бы, на кого она сверкаетъ, ибо вся она отражалась въ лицѣ, которое обдавалось ея сверканьемъ.
   Миссъ Лавинія была крайне благосклонна къ мистеру Сампсону при такомъ чрезвычайномъ обстоятельствѣ и воспользовалась случаемъ сообщить сестрѣ, почему она такъ обращается съ нимъ.
   -- Не стоило тебя безпокоить такимъ дѣломъ, Белла; ты находилась въ кругу, очень отдаленномъ отъ нашего семейства, и это не могло возбудить въ тебѣ большого участія, -- сказала Лавинія, вскинувъ своимъ подбородкомъ: -- по теперь я скажу тебѣ, что Джорджъ Сампсонъ сватается за меня.
   Белла очень обрадовалась, узнавъ это, а мистеръ Сампсонъ совершенно покраснѣлъ и счелъ за нужное обвить своею рукой станъ миссъ Лавиніи, но, встрѣтивъ большую булавку въ поясѣ дѣвушки, оцарапалъ себѣ палецъ и, громко вскрикнувъ, притянулъ на себя молнійный взглядъ со стороны мистриссъ Вильферъ.
   -- Джорджъ ведетъ свои дѣла успѣшно, -- сказала миссъ Лавинія (чего, однакоже, нельзя было заключить въ эту минуту), и я надѣюсь, мы скоро обвѣнчаемся. Я не хотѣла упоминать тебѣ объ этомъ, пока ты была у своихъ Боф...-- Тутъ мисст Лавинія вдругъ оборвала свою рѣчь и потомъ прибавила гораздо спокойнѣе: -- пока ты жила у мистера и мистриссъ Боффинъ, но теперь я могу сказать тебѣ, по чувству сестры, объ этомъ обстоятельствѣ
   -- Благодарю, милая Лавви. Поздравляю тебя.
   -- Благодарю, Белла. Правду сказать, мы съ Джорджемъ совѣтовались, говорить ли тебѣ объ этомъ; но я сказала Джорджу, что тебя нисколько не поинтересуетъ такое пустяшное дѣло, и что ты, по всѣмъ вѣроятностямъ, скорѣе отъ всѣхъ отъ насъ откажешься, чѣмъ порадуешься, что онъ въ наше семейство входитъ.
   -- Ты ошиблась, любезная Лавви, -- сказала Белла.
   -- Выходитъ такъ, -- отвѣчала миссъ Лавинія,-- но вѣдь обстоятельства перемѣнились, другъ мой. Джорджъ получилъ новое мѣсто, и ему предстоитъ много хорошаго въ будущемъ. У меня недостало бы смѣлости сказать тебѣ всего этого вчера, когда ты сочла бы его виды жалкими и ничтожными; но сегодня я говорю объ этомъ совершенно смѣло.
   -- Давно ли ты начала чувствовать себя робкою?-- спросила Белла съ улыбкой.
   -- Я не говорила, что когда-нибудь чувствовала себя робкою, Белла,-- отвѣчала Неукротимая.-- Но, можетъ статься, я могла бы сказать, если бы меня не удерживала деликатность къ сестринымъ чувствамъ, что я чувствовала себя независимою, слишкомъ независимою, чтобы потерпѣть, какъ стали бы свысока смотрѣть на предстоящую мнѣ партію (вы опять уколетесь, Джорджъ). Я, впрочемъ, не могла быть на тебя въ претензіи за смотрѣніе свысока на это дѣло, когда ты ожидала себѣ богатой и знатной партіи, Белла; я хочу сказать только, что я была независима.
   Сочла ли Неукротимая оскорбленіемъ для себя заявленіе Беллы, что она не станетъ ссориться; была ли злость ея возбуждена возвратомъ Беллы въ сферу любезничанья мистера Джорджа Сампсона; былъ ли то необходимый щелчокъ ей по сердцу, чтобы столкнуться съ кѣмъ-нибудь въ настоящемъ случаѣ, -- неизвѣстно, только она накинулась теперь на свою величавую родительницу съ величайшею запальчивостью.
   -- Ма, пожалуйста, не смотрите на меня такимъ чрезвычайно оскорбительнымъ образомъ. Если вы видите черное пятно у меня на носу, скажите; если же не видите, оставьте меня въ покоѣ.
   -- Ко мнѣ ли ты обращаешься съ такими словами?-- сказала мистриссъ Вильферъ.-- Какъ ты смѣешь?
   -- Не говорите мнѣ о смѣлости, ма, ради Бога. Дѣвушка, которая въ такихъ лѣтахъ, что можетъ замужъ идти, уже настолько состарѣлась, что можетъ и не желать, чтобы на нее какъ на стѣнные часы смотрѣли.
   -- Дерзкая!-- сказала мистриссъ Вильферъ.-- Твоя бабушка, еслибы съ ней такъ заговорила одна изъ ея дочерей, какихъ бы ни было лѣтъ, тотчасъ же выслала бы ее въ темную комнату.
   -- Моя бабушка,-- отвѣчала миссъ Лавви, скрестивъ руки и прислонясь къ спинкѣ стула,-- не стала бы, я полагаю, сидѣть, да таращиться такъ на людей, что не знаешь куда дѣться.
   -- Стала бы!-- сказала мистриссъ Вильферъ.
   -- Въ такомъ случаѣ жаль, что она не умѣла вести себя лучше,-- сказала Белла;-- и если моя бабушка оставалась въ своемъ умѣ, когда отсылала другихъ въ темныя комнаты, то ей слѣдовало бы сходить для этого съ ума. Хороша, должно-быть, была бабушка! Желала бы я знать, не отсылала ли она людей подъ куполъ Св. Павла, и если отсылала, то какъ она ихъ туда запрятывала.
   -- Молчать!-- провозгласила мистриссъ Вильферъ.-- Приказываю молчать.
   -- Я не имѣю ни малѣйшаго намѣренія молчать, ма,-- отвѣтила Лавинія хладнокровно,-- а совершенно напротивъ. Я не желаю, чтобы на меня глазѣли, какъ будто я пришла отъ Боффиновъ, и не стану сидѣть при этомъ молча. Я не желаю, чтобъ и на Джорджи Сампсона глазѣли, какъ будто онъ пришелъ отъ Боффиновъ, и чтобъ онъ при этомъ сидѣлъ молча. Если на считаетъ приличнымъ, чтобъ на него глазѣли, будто онъ пришелъ отъ Боффиновъ, такъ пусть себѣ. Я же не желаю и не хочу!
   Когда инженерное искусство Лавиніи сдѣлало такой извилистый подступъ противъ Беллы, мистриссъ Вильферъ сейчасъ же воспользовалась имъ.
   -- Мятежная душа! Непокорная дочь! Скажи мнѣ вотъ что, Лавинія. Еслибы, вопреки чувствамъ своей матери, ты согласилась дозволить, чтобы тебѣ покровительствовали Боффины, и еслбны ты возвратилась домой изъ тѣхъ чертоговъ рабства...
   -- Это просто безсмыслица,-- сказала Лавинія.
   -- Какъ!-- воскликнула мистриссъ Вильферъ съ величавою строгостью.
   -- Чертоги рабства, ма, это просто вздоръ и безсмыслица,-- отвѣчала Неукротимая.
   -- Я говорю, непокорное дѣтище, еслибы ты возвратилась изъ окрестностей Портландъ-Плеса, сгибаясь подъ игомъ покровительства и сопровождаемая его служителями въ блестящей ливреѣ, чтобы навѣстить меня, неужели ты думаешь, что глубина души моей могла бы выразиться взглядами?
   -- Все, что я думаю объ этомъ,-- отвѣчала Лавинія,-- заключается въ желаніи, чтобы вы выражали глубину вашей души кому слѣдуетъ.
   -- И еслибы,-- продолжала ея мать,-- еслибы, не обративъ вниманія на мои предостереженія, что на самомъ лицъ мистриссъ Боффинъ написано зло, ты промѣняла меня на мистриссъ Боффинъ и послѣ всего возвратилась домой отвергнутая этою мистриссъ Боффинъ, затоптанная ногами этой мистриссъ Боффинъ, выгнанная изъ дому этою мистриссъ Боффинъ, неужели, ты думаешь, мои чувства могли бы выразиться взглядами?
   Лавинія готовилась отвѣтить своей уважаемой родительницѣ, что тогда она могла бы и безъ нихъ обойтись, какъ Белла поднялась и сказала:
   -- Доброй ночи, ма. Нынѣшній день былъ для меня тяжелый, и я пойду спать.
   Это положило конецъ пріятной компаніи. Мистеръ Джорджъ Сампсонъ вскорѣ послѣ тоже распрощался и вышелъ сопровождаемый миссъ Лавиніей со свѣчей до передней и безъ свѣчи до садовой калитки. Мистриссъ Вильферъ, омывъ руки отъ Боффиновъ, отправилась спать, словно леди Макбетъ, и Р. Вильферъ остался одинъ посреди остатковъ вечерняго стола, въ меланхолическомъ настроеніи.
   Но легкіе шаги вызвали его изъ задумчивости: это была Белла. Ея прекрасные волосы висѣли вокругъ нея; она сошла сверху тихонько, со щеткой въ пукѣ и на босу ногу, проститься съ нимъ.
   -- Душечка моя, ты безспорно прелестная женщина,-- сказалъ херувимчикъ, взявъ въ руку прядь ея волосъ.
   -- Смотрите сюда, сэръ,-- сказала Белла,-- когда ваша прелестная женщина выйдетъ замужъ, вы получите этотъ локонъ, если желаете, и она вамъ сдѣлаетъ изъ него цѣпочку. Будете вы цѣнить этотъ сувенирчикъ?
   -- Буду, моя драгоцѣнная.
   -- Ну такъ вы получите его, если будете хорошо вести себя, сэръ. Я очень, очень сожалѣю, милѣйшій мой на, что надѣлала здѣсь столько тревоги.
   -- Душечка моя,-- отвѣчалъ ея отецъ съ самою простодушной откровенностью,-- не безпокойся объ этомъ. Повѣрь, упоминать не стоитъ, потому что дѣла здѣсь и безъ того приняли бы почти такой же оборотъ. Твоя мать и сестра не то, такъ другое найдутъ, чтобы немножко повздорить между собою. У насъ нѣтъ недостатка во вздорныхъ предметахъ, душечка, увѣряю тебя. Я боюсь, старая твоя комната, вмѣстѣ съ Лавви, покажется тебѣ страшно неудобною, Белла?
   -- Нѣтъ, на; мнѣ все равно. А почему мнѣ все равно, какъ вы думаете, на?
   -- Другъ мой, ты часто жаловалась на нее, когда она не была для тебя такимъ контрастомъ какъ теперь. Право, я могу отвѣчать на это только то, что ты очень улучшилась.
   -- Нѣтъ, на, не то, а то, что я такъ благодарна и такъ счастлива!
   Тутъ она принялась душить его поцѣлуями, пока ея длинные волосы не заставили его чихнуть, а потомъ она засмѣялась и заставила его разсмѣяться, а потомъ опять начала цѣловать его, чтобы кто не услыхалъ его смѣха.
   -- Слушайте, сэръ,-- сказала Белла.-- Вашей прелестной женщинѣ сегодня по дорогѣ домой про судьбу гадали. Богатой судьбы не будетъ, потому что если суженый прелестной женщины получитъ извѣстное мѣсто, которое онъ надѣется скоро получить, то онъ женится при ста пятидесяти фунтахъ годового жалованья. Но это только для начала; а еслибъ онъ и никогда больше не получилъ, то прелестная женщина будетъ и этимъ совершенно довольна. Но это не все, сэръ. Въ ея судьбѣ есть нѣкоторый честный человѣкъ -- маленькій человѣчекъ, сказалъ гадальщикъ, и этотъ человѣчекъ не оставитъ прелестной женщины и будетъ имѣть всегда спокойный уголокъ, для него одного отведенный въ домикѣ прелестной женщины, такой спокойный, какого никогда не бывало. Скажите. какъ зовутъ того человѣка, сэръ?
   У херувимчика блеснула слеза въ глазахъ.
   Белла принялась снова душить его.-- Дорогой мой па, прелестная женщина будетъ вѣрить въ эту судьбу и постарается сдѣлаться гораздо болѣе прелестною женщиной, чѣмъ она была. Маленькій честный человѣчекъ, сэръ, тоже долженъ вѣрить и долженъ сказать, когда ему будетъ тяжело отъ утомленія: я вижу берегъ наконецъ!
   -- Я вижу берегъ наконецъ!-- повторилъ ея отецъ.
   -- Какой милый человѣчекъ!-- воскликнула Белла, а потомъ, выставивъ свою бѣленькую босую ножку:-- вотъ черта, сэръ. Подходите къ чертѣ. Поставьте возлѣ нея вашъ сапогъ. Смотрите же, чтобы всегда быть вмѣстѣ! Теперь, сэръ, вы можете поцѣловать вашу прелестную женщину прежде, чѣмъ она убѣжитъ, благодарная и счастливая. Да, мой честный человѣчекъ, благодарная и счастливая!
   

XVII. Общежитейскій хоръ.

   Удивленіе, воцарившись, сидитъ на лицахъ всего круга знакомыхъ мистера и мистриссъ Ламмль въ то время, какъ распродажа ихъ первѣйшаго сорта мебели и пожитковъ (со включеніемъ билльярда означеннаго крупными буквами) "съ аукціона, по закладной" публично объявлена на качающемся предкаминномъ коврикѣ въ Саквилль-Стритѣ {Распродажа съ аукціона въ Англіи большею частью производится на мѣстѣ. Объявленіе объ аукціонѣ и списокъ продаваемыхъ вещей нерѣдко вывѣшивается на небольшомъ продолговатомъ коврикѣ, перекинутомъ чрезъ шестъ, укрѣпленный у входа; это потому, что коверъ, какъ вещь тяжелая, не слишкомъ колышется отъ вѣтру.}. Но никто и вполовину столько не удивленъ, какъ Гамильтонъ Венирингъ, членъ парламента за Поккетъ Брѣчезъ, тотчасъ же начавшій догадываться, что Ламмли изъ всѣхъ людей, когда-либо попадавшихъ въ списокъ его д)ши, именно тѣ, которые не принадлежатъ къ числу самыхъ старинныхъ и самыхъ любезныхъ друзей его на свѣтѣ. Мистриссъ Венирингъ, супруга члена парламента за Поккетъ Бричезъ, какъ вѣрная жена, раздѣляетъ съ своимъ супругомъ эту догадку и это невыразимое удивленіе. Можетъ быть, Вениринги считаютъ это послѣднее невыразимое чувство въ особенности необходимымъ для своей репутаціи но причинѣ того, что когда-то разъ нѣкоторыя изъ дальновиднѣйшихъ головъ въ Сити, какъ было слышно, покачались, когда рѣчь коснулась обширныхъ дѣлъ и богатства Вениринга. По достовѣрно, что ни мистеръ, ни мистриссъ Венирингъ не могутъ найти словъ для выраженія своего удивленія, и имъ необходимо дать своимъ старѣйшимъ и любезнѣйшимъ друзьямъ, какіе только есть у нихъ на свѣтѣ, обѣдъ въ знакъ удивленія.
   Ибо около этого времени стало всѣмъ извѣстно, что случись что угодно, Вениринги непремѣнно дадутъ обѣдъ по этому случаю. Леди Типписъ живетъ въ хроническомъ состояніи приглашеній къ обѣдамъ у Вениринговъ и въ хроническомъ состояніи воспаленія, происходящаго отъ обѣдовъ. Бутсъ и Бруэръ мыкаются въ кэбахъ ни за какимъ инымъ дѣломъ какъ только за тѣмъ, чтобы сгонять народъ на обѣды къ Венирингамъ. Венирингъ толчется въ законодательныхъ персти ихъ, заманивая своихъ товарищей-законодателей къ обѣду. Мистриссъ Венирингъ обѣдала съ двадцатью пятью съ молоточка новыми лицами вчера; отдаетъ имъ визитъ сегодня; посылаетъ каждому изъ нихъ пригласительную записку завтра къ обѣду; прежде, чѣмъ переварился этотъ обѣдъ, она навѣщаетъ ихъ племянницъ, ихъ тетокъ и дядей, и всѣхъ родственниковъ, и всѣхъ братьевъ и сестеръ, ихъ сыновей и дочерей, ихъ племянниковъ и приглашаетъ обѣдать. А между тѣмъ, хотя обѣдающій кружокъ расширился, попрежнему замѣтно, что всѣ обѣдающіе ѣдутъ къ Венирингамъ обѣдать какъ будто не у Вениринговъ (о чемъ, повидимому, они менѣе всего помышляютъ), а другъ у друга.
   Впрочемъ, какъ знать? Быть-можетъ Венирингъ находитъ, что эти обѣды, хоть и дороги, однакоже, вознаграждаютъ его тѣмъ, что вербуютъ ему поборниковъ. Не одинъ мистеръ Подснапъ, какъ представительный человѣкъ, заботится о собственномъ достоинствѣ, и потому гнѣвно поддерживаетъ тѣхъ изъ своихъ знакомыхъ, которые имѣютъ отъ него патентъ, дабы, въ случаѣ ихъ умаленія, и самъ онъ по умалился. Золотые и серебряные верблюды, охладительныя вазы и прочія украшенія Веяирингова стола -- очень блестящая выставка, и если мнѣ, Подснапу, случайно приходится замѣтить гдѣ-нибудь, что я обѣдалъ въ прошлый понедѣльникъ съ великолѣпнымъ караваномъ серебряныхъ верблюдовъ, красовавшихся въ сервизѣ, то я считаю крайне для себя обиднымъ сдѣланный мнѣ намекъ, будто эти верблюды съ надломленными колѣнами или что въ нихъ есть что-то подозрительное. "Самъ я не выставляю верблюдовъ, я выше ихъ: я человѣкъ солидный; но эти верблюды пригрѣвались въ свѣтѣ моего лица, и потому какъ вы смѣете, сэръ, намекать мнѣ, что я озарялъ собою верблюдовъ не самымъ безукоризненныхъ?"
   Верблюды полируются въ буфетѣ Аналитика и готовятся къ обѣду "удивленія" по случаю паденія Ламмлей, и мистеръ Твемло чувствуетъ себя какъ-то неловко на диванѣ въ своей квартирѣ надъ конюшнями въ Дьюкъ-Стритѣ близъ Сентъ-Джемсъ-Сквера, вслѣдствіе двухъ пилюль, принятыхъ имъ около полудня, со словъ печатнаго объявленія, приложеннаго къ коробочкѣ (цѣною въ одинъ шиллингъ и полтора пенса, со включеніемъ казенной бандероли), гласящаго, что "пилюли эти служатъ въ высшей степени благотворнымъ предохранительнымъ средствомъ по части удовольствій стола". Ему озабоченному, что одна нерастворимая пилюля прилипла у него въ горлѣ, а равно ощущеніемъ теплаго гумми-арабика лѣниво странствующаго нѣсколько пониже, вошедшая служанка докладываетъ, что какая-то дама желаетъ переговорить съ нимъ.
   -- Дама!-- говоритъ Твемло, оправляя свои взъерошенныя перья.-- Спросите фамилію дамы.
   Фамилія дамы -- Ламмль. Дама не задержитъ мистера Твемло долѣе нѣсколькихъ минутъ. Дама увѣрена, что мистеръ Твемло будетъ столько благосклоненъ, что приметъ ее, если ему доложатъ, что ей крайне нужно видѣться съ нимъ на самое короткое время Дама нисколько не сомнѣвается, что мистеръ Твемло тотчасъ же приметъ ее, какъ скоро услышитъ ее фамилію. Проситъ служанку въ особенности не ошибиться въ ея фамиліи. Послала бы ему карточку, но ни одной по имѣетъ съ собой.
   -- Просите даму войти.
   Даму просятъ войти, и дама входитъ. Комнатка мистера Твемло скромно омеблирована на старинный манеръ (похоже на комнату экономки въ Снигсвортъ-Паркѣ) и не имѣла бы никакихъ украшеній, еслибы не было гравюры надъ каминомъ, изображающей во весь ростъ величественнаго Снигсворта, фыркающаго у коринѳской колонны, съ огромнымъ сверткомъ бумаги у ногъ и съ тяжелымъ занавѣсомъ, готовымъ свалиться на его голову: эти аксессуары должны знаменовать благороднаго лорда какъ бы въ нѣкоемъ актѣ спасенія своего отечества.
   -- Прошу васъ сѣсть, мистриссъ Ламмль.
   Мистриссъ Ламмль садится и открываетъ бесѣду.
   -- Я не сомнѣваюсь, мистеръ Твемло, что вы уже слышали о несчастіи, которое съ нами случилось. Конечно, вы уже слышали объ томъ, потому что такого рода молва разносится особенно быстро и особенно между пріятелями.
   Помня объ обѣдѣ удивленія, Твемло, съ маленькимъ подергиваніемъ совѣсти, соглашается съ этимъ предположеніемъ.
   -- Вѣроятно,-- говоритъ мистриссъ Ламмль, съ нѣкоторою жесткостью въ манерѣ, отъ которой мистеръ Твемло содрогнулся,-- это не могло васъ удивить такъ, какъ нѣкоторыхъ другихъ, послѣ того что было между нами въ томъ домѣ, который теперь вывороченъ наружу. Я взяла на себя смѣлость посѣтить васъ, мистеръ Твемло, чтобы добавить нѣкотораго рода post-scriptum къ тому, что я тогда вамъ говорила.
   Сухія и впалыя щеки мистера Твемло сохнутъ и впадаютъ пуще, въ ожиданіи какихъ-то новыхъ запутанностей.
   -- Право, -- говоритъ маленькій джентльменъ въ безпокойствѣ,-- право, мистриссъ Ламмль, я счелъ бы за особенное себѣ одолженіе, еслибы вы могли избавить меня отъ дальнѣйшихъ конфиденцій. Одна изъ цѣлей моей жизни, которая, къ несчастію, имѣла немного цѣлей, состояла въ томъ, чтобы быть человѣкомъ безобиднымъ и держаться подалѣе отъ всякихъ заговоровъ и вмѣшательствъ.
   Мистриссъ Ламмль, гораздо болѣе наблюдательная, чѣмъ ея собесѣдникъ, почти не находить нужнымъ смотрѣть на Твемло, пока онъ говоритъ, такъ какъ она можетъ очень легко читать его.
   -- Мой postscriptum, удерживая употребленное мною выраженіе,-- говоритъ мистриссъ Ламмль, останавливая свои глаза на его лицѣ, чтобы придать больше силы своимъ словамъ.-- Совершенно согласуется съ тѣмъ, что вы говорите, мистеръ Твемло. Нисколько не думая безпокоить васъ какимъ-нибудь новымъ сообщеніемъ, я только желаю напомнить вамъ старое. Не прошу вашего посредничества, а желаю только упрочить вашъ нейтралитетъ.
   Твемло собирается отвѣчать, и она снова опускаетъ свои глаза, зная. что и однихъ ушей ея будетъ достаточно для принятія всего, что заключается въ столь слабомъ сосудѣ.
   -- Кажется, -- говоритъ Твемло нервно,-- нѣтъ достаточной причины не выслушать того, что вы желаете сказать мнѣ въ предѣлахъ этихъ двухъ условій, и если мнѣ можно, со всевозможною деликатностью и учтивостью, просить васъ не переступать этихъ предѣловъ, то я, я прошу васъ.
   -- Сэръ,-- говоритъ мистриссъ Ламмль, снова поднимая свои глаза на его лицо и совершенно запугивая его своею жестокою манерой,-- я сообщила вамъ нѣкоторыя свѣдѣнія, для передачи, какъ вы сами признаете за лучшее, извѣстному лицу.
   -- Что я и сдѣлалъ,-- говоритъ Твемло.
   -- За что я и благодарю васъ; хотя, въ сущности, я почти не знаю, зачѣмъ я тутъ измѣнила довѣрію своего мужа, потому что извѣстная вамъ дѣвушка просто дурочка. Я сама была дурочка: другой причины я не могу показать.
   Видя дѣйствіе, которое произвели на него ея равнодушный смѣхъ и холодный взглядъ, она не сводитъ съ него своихъ глазъ и продолжаетъ:-- Мистеръ Твемло, если вамъ случится увидѣть моего мужа или увидѣть меня, или увидѣть насъ обоихъ въ добромъ расположеніи и довѣріи у кого-нибудь, все равно, будетъ ли это между нашими общими знакомыми или нѣтъ, вы не имѣете права употребить противъ насъ то свѣдѣніе, которое я ввѣрила вамъ для особенной и теперь уже исполненной цѣли. Вотъ все, что я пришла сказать вамъ. Это не условіе, это только простое напоминаніе.
   Твемло сидитъ и что-то шепчетъ про себя, приложивъ руку ко лбу.
   -- Это до того простое дѣло, -- продолжаетъ мистриссъ Ламмль -- между мною, такъ какъ я твердо полагаюсь на вашу честь, и вами, что я больше не скажу объ немъ ни слова.
   Она прямо смотритъ на мистера Твемло, пока онъ, съ пожатіемъ плечъ, не сдѣлалъ ей маленькаго поклонца бочкомъ, будто говоря: "Да, я думаю, вы можете положиться на меня", и тогда она смачиваетъ свои губы и въ ней проявляется чувство удовлетворенія.
   -- Надѣюсь, я сдержала свое обѣщаніе, данное чрезъ вашу служанку, что не задержу васъ долѣе нѣсколькихъ минутъ. Не смѣю безпокоить васъ долѣе, мистеръ Твемло.
   -- Позвольте!-- говоритъ Твемло, вставая въ то время, какъ встала она.-- Позвольте еще минуту. Я бы никогда не явился къ вамъ, мадамъ, чтобы сказать, что намѣренъ сказать теперь; но такъ какъ вы пожаловали ко мнѣ и здѣсь находитесь, то я выскажусь. Говоря откровенно, было ли рѣшеніе, которое мы съ вами приняли противъ мистера Фледжби, сообразно съ тѣмъ, чтобы вы послѣ обратились къ мистеру Фледжби, какъ къ своему близкому другу, и просили одолженія у мистера Фледжби? Я говорю это только въ предположеніи; я не утверждаю ничего положительнаго по этому предмету; мнѣ было передано, что вы поступили такимъ образомъ.
   -- Онъ, слѣдовательно, разсказалъ вамъ?-- спрашиваетъ мистриссъ Ламмль, опускающая свои глаза, пока она слушаетъ, и употребляющая ихъ съ сильнымъ эффектомъ тогда только, когда сама говоритъ.
   -- Да.
   -- Странно, что онъ сказалъ вамъ правду,-- говоритъ мистриссъ Ламмль, серіозно задумываясь.-- Скажите, пожалуйста, гдѣ случилось это необыкновенное обстоятельство?
   Твемло медлитъ. Онъ меньше ростомъ, чѣмъ дама, да къ тому же и слабѣе; и потому, въ то время какъ она стоитъ надъ нимъ съ своею жесткою манерой и своими нашколенными глазами, онъ находитъ себя въ такомъ невыгодномъ положеніи, что желалъ бы принадлежать къ другому полу.
   -- Могу я спросить, гдѣ это случилось, мистеръ Твемло? По секрету?
   -- Я долженъ сознаться,-- говоритъ маленькій джентльменъ, подходя къ своему отвѣту постепенно,-- что я чувствовалъ нѣкоторое угрызеніе совѣсти, когда мистеръ Фледжби говорилъ мнѣ это. Я долженъ сказать, что видѣлъ себя въ весьма непріятномъ свѣтѣ. Тѣмъ болѣе, что мистеръ Фледжби съ большою вѣжливостью, которой, какъ мнѣ нельзя было не чувствовать, я не заслуживалъ, оказалъ мнѣ ту же самую услугу, о какой и вы просили его.
   Истинное благородство души бѣднаго джентльмена требовало, чтобъ онъ сказалъ эти послѣднія слова.
   "Иначе, такъ разсуждалъ онъ, я казался бы въ лучшемъ положеніи, человѣкомъ не имѣющимъ какихъ-либо своихъ затрудненій, между тѣмъ какъ мнѣ извѣстны ея затрудненія. Это было бы низко, очень низко".
   -- Было ли ходатайство мистера Фледжби столько же успѣшно въ вашемъ дѣлѣ, сколько въ нашемъ?-- спрашиваетъ мистриссъ Ламмль.
   -- Столько же не успѣшно.
   -- Можете вы сказать мнѣ, гдѣ вы видѣли мистера Фледжби, мистеръ Твемло?
   -- Извините. Я непремѣнно хотѣлъ сказать объ этомъ и не сказывалъ до сихъ поръ безъ всякаго намѣренія. Я встрѣтилъ мистера Фледжби совершенно случайно на мѣстѣ.... Говоря: на мѣстѣ, я хочу сказать: въ лавкѣ мистера Райи, въ Сентъ-Мери-Аксъ.
   -- Слѣдовательно, вы тоже имѣете неучастіе быть въ рукахъ мистера Райи?
   -- Къ несчастно, ма'амъ,-- отвѣчаетъ Твемло,-- единственное принятое мной денежное обязательство, единственный долгъ, сдѣланный въ жизни (совершенно справедливый долгъ; замѣтьте, пожалуста, я его не оспариваю), попалъ въ руки мистера Райи.
   -- Мистеръ Твемло,-- говоритъ мистриссъ Ламмль, приковывая свои глаза къ его глазамъ, чего онъ желалъ бы избѣжать, еслибы могъ, но не можетъ:-- онъ попалъ въ-руки мистера Фледжби. Мистеръ Райя только маска. Долгъ вашъ попалъ въ руки мистера Фледжби. Позвольте мнѣ вамъ сказать это, для вашего руководства. Это свѣдѣніе можетъ пригодиться вамъ, хотя бы только для того, чтобы не дать другимъ людямъ злоупотреблять тою довѣрчивостью, съ которою вы судите о правдивости другихъ по своей собственной.
   -- Невозможно!-- восклицаетъ Твемло, разинувъ ротъ.-- Какъ вы знаете это?
   -- Сама не знаю, какъ я знаю Точно будто цѣлый рядъ обстоятельствъ вспыхнулъ вдругъ и указалъ мнѣ это.
   -- О! Значитъ у васъ нѣтъ доказательствъ?
   -- Странно,-- говоритъ мистриссъ Ламмль, холодно, смѣло и съ нѣкоторою презрительностью,-- какъ походятъ мужчины другъ на друга въ нѣкоторыхъ случаяхъ, какъ бы ни были характеры у нихъ различны! Можно сказать, нѣтъ двухъ человѣкъ, столько несходныхъ между собой, какъ мистеръ Твемло и мой мужъ. Однакоже, мой мужъ отвѣчаетъ мнѣ: "вы не имѣете доказательствъ", и мистеръ Твемло отвѣчаетъ мнѣ тѣми же словами.
   -- По почему же, ма'амъ?-- Твемло кротко осмѣливается доказывать:-- сообразите, почему одними и тѣми же словами? Потому что они выражаютъ фактъ. Потому что вы не имѣете доказательствъ.
   -- Мужчины очень умны по-своему,-- говоритъ мистриссъ Ламмль, бросивъ гордый взглядъ на портретъ Снигсворта и оправляя свое платье,-- но все-таки имъ не худо кое-чему поучиться. Мой мужъ, котораго нельзя назвать слишкомъ довѣрчивымъ, откровеннымъ или неопытнымъ, также не видитъ этой ясной вещи, какъ и мистеръ Твемло, потому что нѣтъ доказательствъ! Однакоже, пять женщинъ изъ шести, на моемъ мѣстѣ, увидѣли бы это такъ же ясно, какъ вижу я. Но я не успокоюсь до тѣхъ поръ (хотя бы въ память того, что мистеръ Фледжби цѣловалъ мою руку), пока мужъ мой не убѣдится въ этомъ. Вы тоже хорошо сдѣлаете, если поймете это теперь же, мистеръ Твемло, хотя я и не могу представить вамъ доказательствъ.
   Въ то время, какъ она направляется къ дверямъ, мистеръ Твемло, провожая ее, выражаетъ утѣшительную надежду, что положеніе дѣлъ мистера Ламмля не неисправимое.
   -- Не знаю,-- отвѣчаетъ мистриссъ Ламмль, остановившись и обводя узоръ обоевъ на стѣнѣ кончикомъ своего зонтика;-- все зависитъ отъ обстоятельствъ. Ему можетъ открыться выходъ или не откроется никакого. Мы скоро узнаемъ это. Если не откроется, мы банкроты и должны будемъ я думаю, уѣхать за границу.
   Мистеръ Твемло, съ добродушнымъ желаніемъ утѣшить ее чѣмъ-нибудь, замѣчаетъ, что за границею жить пріятно.
   -- Да,-- отвѣчаетъ мистриссъ Ламмль, продолжая чертить по стѣнѣ,-- не думаю, чтобы была большая пріятность добывать билльярдомъ, картами и тому подобнымъ средства проживать подозрительнымъ образомъ за грознымъ табльд'отомъ.
   -- Но для мистера Ламмля уже и то много значитъ,-- учтиво замѣчаетъ мистеръ Твемло (хотя онъ и сильно пораженъ),-- что онъ имѣетъ супругу, которая всегда съ нимъ, привязана къ нему во всѣхъ превратностяхъ судьбы и способна своимъ благотворнымъ вліяніемъ остановить его на пути, который можетъ оказаться безславнымъ и разорительнымъ.
   Въ то время, какъ онъ говоритъ это, мистриссъ Ламмль перестаетъ чертить и смотритъ на него.
   -- Вліяніе, мистеръ Твемло? Намъ нужно ѣсть и пить, одѣваться, имѣть крышу надъ головой. Всегда съ нимъ и привязана къ нему во всѣхъ превратностяхъ судьбы. Этимъ нельзя много похвалиться: что можетъ женщина моихъ лѣтъ сдѣлать? Мы съ мужемъ обманули другъ друга, вступивъ въ бракъ, и должны сносить послѣдствія этого обмана, то-есть сносить другъ друга и сносить тяжесть придумыванья чѣмъ обѣдать сегодня и завтракать завтра, пока смерть не дастъ намъ разводной.
   Съ этими словами она выходитъ въ Дьюкъ-Стритъ, СентъДжемсъ-Скверъ. Мистеръ Твемло, сѣвъ опять на свой диванъ, кладетъ свою болящую голову на его скользкій валикъ изъ конскаго волоса {Въ Англіи въ большомъ употребленіи ткань изъ чернаго конскаго волоса, превосходно приготовляемая и необыкновенно прочная; она идетъ особенно на обивку мебели.}, съ сильнымъ внутреннимъ убѣжденіемъ, что непріятное свиданіе не принадлежитъ къ разряду вещей, которыя можно принимать послѣ пилюль, "благотворныхъ по части удовольствій стола".
   Но шестой часъ вечера застаетъ достойнаго джентльменчика въ лучшемъ состояніи и уже напяливающимъ поношенные шелковые чулочки и тонкіе башмаки къ обѣду "удивленія" у Вениринговъ. Седьмой часъ вечера застаетъ его выбѣгающимъ рысцей на улицу и бѣгущимъ рысцей же до угла, и такимъ образомъ выгадывающимъ шесть пенсовъ изъ платы за наемъ кареты.
   Божественная Типпинсъ заобѣдалась около этого времени до такого состоянія, что иной болѣзненный умъ можетъ пожелать ей, для благодатнаго разнообразія, поужинать и свалиться въ постель Такой умъ у мистера Евгенія Рейборна, котораго Твемло застаетъ съ угрюмѣйшимъ лицомъ въ созерцаніи Типпинсъ, между тѣмъ какъ это игривое созданіе, подтрунивая надъ нимъ, говоритъ, что ему давнымъ давно вора бы сидѣть на шерстяномъ мѣшкѣ въ палатѣ лордовъ. Рѣзвится Типпинсъ тоже и съ Мортимеромъ Ляйтвудомъ и грозитъ надавать ему колотушекъ своимъ вѣеромъ за то, что онт былъ шаферомъ на свадьбѣ у тѣхъ пройдохъ, какъ бишь ихъ, которые теперь разорились въ пухъ. Вѣеръ вообще очень оживленъ и грозитъ мужчинамъ по всѣмъ направленіямъ, съ какимъ-то страшнымъ звукомъ, внушающимъ мысль о стукотнѣ костей ледъ Типпинсъ.
   Новое племя задушевныхъ друзей народилось въ домѣ Вечиринга съ тѣхъ поръ, какъ онъ вступилъ въ парламентъ для народнаго блага, и къ нимъ мистриссъ Венирингъ крайне внимательна. Эти друзья, какъ астрономическія дистанціи, выражаются только самыми крупными цифрами. Бутсъ разсказываетъ, что одинъ изъ нихъ -- подрядчикъ, который (какъ было исчислено) даетъ занятіе, непосредственно и посредственно, пяти стамъ тысячамъ народа. Бруэръ разсказываетъ, что другой изъ нихъ -- предсѣдатель въ такомъ множествѣ комитетовъ, находящихся въ такомъ разстояніи другъ отъ друга, что ему приходится изъѣздить по желѣзнымъ дорогамъ по малой мѣрѣ три тысячи миль въ недѣлю. Буфферъ разсказываетъ, что еще одинъ изъ нихъ не имѣлъ шести пенсовъ полтора года тому назадъ; но вслѣдствіе своихъ блестящихъ способностей отыскивать акціи, выпускаемыя по восьмидесяти пяти, скупать ихъ всѣ безъ денегъ и продавать аль-пари за наличный разсчетъ, имѣетъ теперь триста семьдесятъ пять тысячъ фунтовъ. Буфферъ въ особенности настаиваетъ на добавочное число семьдесять пять и не хочетъ уступить ни одной полушки. Леди Типпинсъ чрезвычайно потѣшается съ Бутсомъ, Бруэромъ и Буфферомъ по предмету этихъ Отцовъ Кошельковой Братіи: она обозрѣваетъ ихъ въ лорнетъ и спрашиваетъ, какъ полагаютъ Бутсъ, Бруэръ и Буфферъ, могутъ ли о ни составить ея счастье, если она станетъ любезничать съ ними? и разсыпается шутками подобнаго рода. Венирингъ, судя по всему очень занимается Отцами, благочестиво уединясь съ ними въ оранжереѣ, и изъ этого убѣжища слышится но временамъ слово "комитетъ"...
   Мистеръ и мистриссъ-Подснапъ тутъ же, и Отцы находятъ мистриссъ Подснапъ красавицей. За столомъ она поручена одному изъ Отцовъ. Бутсову Отцу, дающему занятіе пяти стамъ тысячамъ народа и водворенному за столомъ по лѣвую руку Вениринга, что даетъ возможность рѣзвой Типпинсъ, находящейся по его правую руку (самъ онъ, по обыкновенію, не что иное, какъ пустое мѣсто), просить разсказать ей объ этихъ милыхъ чернорабочихъ, и дѣйствительно ли они питаются сырымъ бифштексомъ и пьютъ портеръ изъ своихъ тачекъ. Но несмотря на подобныя маленькія схватки, всѣ чувствуютъ, что обѣдъ дается для удивленія, и что удивленіе не должно быть забыто. Поэтому Бруэръ, какъ человѣкъ, на плечахъ котораго лежитъ наибольшая репутація, становится истолкователемъ общаго побужденія.
   -- Я взялъ,-- говоритъ Бруэръ въ удобную минуту молчанія,-- кэбъ сегодня утромъ и поскакалъ на аукціонъ.
   Бутсъ (снѣдаемый завистью) говоритъ:-- И я тоже.
   Буфферъ говоритъ:-- И я тоже,-- но не видитъ никого, кто интересовался бы тѣмъ, что онъ сдѣлалъ или не сдѣлалъ.
   -- Что же тамъ такое происходило?-- спрашиваетъ Венирингъ.
   -- Увѣряю васъ,-- отвѣчаетъ Бруэръ, осматриваясь къ кому бы другому отнестись съ отвѣтомъ и отдавая преимущество Ляйтвуду,-- увѣряю васъ, вещи продавались за бездѣлицу. Вещи довольно хорошія, но шли за ничто.
   -- Да, я слышалъ это сегодня,-- говоритъ Ляйтвудъ.
   Бруэръ желаетъ знать, позволительно ли спросить его, какъ юриста, какимъ образомъ эти... люди... могли... дойти... до... такого... совершеннаго разоренія? (Бруэръ раздѣляетъ слова для сообщенія имъ большей силы).
   Ляйтвудъ отвѣчаетъ, что съ нимъ дѣйствительно совѣтовались; но онъ ничего не могъ придумать, какъ бы выкупить закладную, и потому не употребить во зло ничьего довѣрія, если скажетъ, что они жили свыше своихъ средствъ.
   -- По какъ,-- говоритъ Венирингъ,-- люди могутъ позволять себѣ это!
   Ахъ! Всѣ чувствуютъ, что это выстрѣлъ въ самое очко мишени. Какъ могутъ люди позволить себѣ это! Аналитическій химикъ, разносящій шампанское, смотритъ такъ, какъ будто онъ могъ бы дать имъ довольно ясное понятіе о томъ, какъ люди дѣлаютъ это, еслибы только захотѣлъ.
   -- Какъ,-- говоритъ мистриссъ Венирингъ, положивъ вилку и складывая свои орлиныя руки копчиками пальцевъ вмѣстѣ, и обращаясь къ Отцу, проѣзжающему три тысячи миль въ недѣлю:-- какъ можетъ мать смотрѣть на своего ребенка и въ то же время думать, что она живетъ не по средствамъ своего мужа, я этого не могу себѣ представить.
   Евгеній говоритъ, что мистриссъ Ламмль, не будучи матерью, че имѣетъ ребенка, на котораго могла бы смотрѣть.
   -- Правда,-- говоритъ мистриссъ Венирингъ,-- но принципъ остается тотъ же
   Бутсъ ясно видитъ, что принципъ тотъ же. И Буфферъ видитъ то же самое. Но на несчастную долю Буффера выпадаетъ испортить все дѣло изъявленіемъ своего согласія. Всѣ присутствующіе скромно уступили предположенію, что принципъ одинъ и тотъ же, пока Буфферъ не сказалъ, что онъ дѣйствительно одинъ и тотъ же, причемъ тотчасъ же поднимается общій говоръ, что принципъ не одинъ и тотъ же.
   -- Но я не понимаю,-- говоритъ Отецъ трехсотъ семидесяти пяти фунтовъ,-- если люди, о которыхъ идетъ рѣчь, занимали положеніе въ обществѣ, то, стало-быть, они были приняты въ обществѣ?
   Венирингъ вынужденъ сказать, что они обѣдали въ его домѣ, а даже свадьба ихъ была сыграна въ его домѣ.
   -- Въ такомъ случаѣ я не понимаю,-- продолжалъ Отецъ,-- какимъ образомъ могли они такъ разориться, хотя бы и не по средствамъ жили, ибо всегда есть возможность уладить дѣла людей, которые имѣютъ какое-нибудь положеніе.
   Евгеній, (который, повидимому, находится въ мрачномъ настроеніи подзадоривающихъ намековъ) намекаетъ: "Предположите, что вы не имѣете средствъ и живете не по средствамъ?"
   Такое предположеніе слишкомъ несостоятельно, чтобъ этому Отцу можно было думать о немъ. Такое предположеніе слишкомъ несостоятельно, чтобы кто-нибудь, имѣющій хотя малѣйшее уваженіе къ самому себѣ, могъ подумать о немъ; и потому оно предается общему посмѣянію. Но чрезвычайно удивительно, какъ это нѣкоторые люди могутъ доити до совершеннаго разоренія, и потому каждый считаетъ себя обязаннымъ объяснить это по своему. Одинъ чзъ Отцовъ говоритъ: "Игорный столъ". Другой изъ Отцовъ говоритъ: "Должно-быть, спекулировалъ, не понимая, что спекуляція есть наука". Бутсъ говоритъ: "Лошади". Леди Типпинсъ говоритъ своему вѣеру: "Два хозяйства". Мистеръ Подснапъ не говоритъ ни слова, и къ нему обращаются за его мнѣніемъ, которое онъ и высказываетъ слѣдующимъ образомъ, сильно покраснѣвъ и крайне разгнѣвавшись:
   -- Не спрашивайте меня. Я не желаю принимать участія въ разговорѣ о дѣлахъ этихъ людей. Я гнушаюсь этимъ предметомъ. Это мерзкій предметъ, оскорбительный предметъ, предметъ, отъ котораго меня тошнитъ, и я...-- И своимъ любимымъ размахомъ правой руки, который отбрасываетъ все и все рѣшаетъ навсегда, мистеръ Подснапъ смахиваетъ съ лица вселенной этихъ неприлично необъяснимыхъ несчастливцевъ, жившихъ не до своимъ средствами и совершенно разорившихся.
   Евгеній, прислонясь къ спинкѣ своего стула, наблюдаетъ мистера Подснапа съ непочтительнымъ лицомъ и, можетъ быть, готовъ предложить новый намекъ, какъ всѣ усматриваютъ Аналитика въ какомъ-то столкновеніи съ кучеромъ {Англичане, даже зажиточные, содержатъ ограниченное число прислуги, и потому въ случаяхъ необыкновенныхъ, каковы званые обѣды, прислуживаютъ кучеръ и садовникъ, и другіе, одѣваясь для этого въ оффиціантскую ливрею. Это возможно только при чистоплотности тамошней прислуги.}. Кучеръ проявляетъ намѣреніе подойти къ обѣдающей компаніи съ серебрянымъ подносомъ, какъ бы задумавъ сдѣлать денежный сборъ въ пользу своей жены и дѣтей. Аналитикъ пресѣкаетъ ему дорогу у буфетнаго шкафа. Большая сановитость, если не большій воинскій геній Аналитика, одерживаетъ верхъ надъ человѣкомъ, который не что иное, какъ нуль, когда онъ не на козлахъ, и кучеръ, уступивъ свой подносъ, удги ляется побѣжденный.
   Тогда, Аналитикъ, просматривая клочекъ бумаги, лежащій на подносѣ, съ видомъ ученаго цензора, укладываетъ его не торопясь, подходитъ съ нимъ къ столу и подаетъ его мистеру Евгенію Рейборну. Причемъ пріятная Типпинсъ говоритъ вслухъ: "Лордъ канцлеръ отказался отъ должности!"
   Съ возмутительнымъ хладнокровіемъ и таковою же медленностью Евгеній покалываетъ видъ необходимости достать свой лорнетъ и протереть его, и читаетъ записку, будто съ трудомъ, еще долго послѣ того, какъ увидѣлъ, что въ ней написано. Написано же въ ней еще невысохшими чернилами слѣдующее:
   "Молодой Блейтъ".
   -- Дожидается?-- говоритъ Евгеній черезъ плечо, конфиденціально, Аналитику.
   -- Дожидается,-- говоритъ Аналитикъ со взаимною конфиденціальностью.
   Евгеній бросаетъ взглядъ: "извините меня", по направленію къ мистриссъ Венирингъ и находитъ юнаго Блейта, писца Мортимерова, у двери въ передней.
   -- Вы говорили мнѣ привезти его, сэръ, туда, гдѣ вы будете, еслибы случилось, что васъ дома нѣтъ, а я буду дома,-- говоритъ этотъ скромный молодой человѣкъ шопотомъ, поднимаясь на цыпочки: я привезъ его.
   -- Молодецъ! Гдѣ онъ?-- спрашиваетъ Евгеній.
   -- Онъ въ кэбѣ, у подъѣзда. Я полагалъ лучше не показывать его, если можно, потому что онъ всѣмъ тѣломъ дрожитъ, какъ какой-нибудь...-- Улыбка Блейта, можетъ быть, порождена окружающими блюдами сластей:-- какъ какое-нибудь желе-манже.
   -- Опять таки молодецъ,-- говоритъ Евгеній.-- Я выйду къ нему.
   -- Онъ выходитъ тотчасъ же и, беззаботно облокотившись на открытое окно стоящаго у крыльца кэба, смотритъ въ него на мистера Куклина, который привезъ съ собой свою собственною атмосферу и, судя по ея запаху, кажется, привезъ ее въ бочкѣ изъ-подъ рому.
   -- Ну, Куклинъ, очнитесь.
   -- Мистеръ Рейборнъ? Адресъ! Пятнадцать шиллинговъ.
   Тщательно прочитавъ грязный клочекъ бумаги, ему переданный, и столь же тщательно запихавъ его въ карманъ своего жилета, Евгеній отсчитываетъ деньги, опустивъ неосторожно первый шиллингъ въ руку мистера Куклина, которая тотчасъ же выронила его изъ окна, и окончивъ счетъ пятнадцати шиллинговъ на подушкѣ кэба.
   -- Отвезите его къ Черингъ-Кроссу, молодецъ мальчикъ, и тамъ отдѣлайтесь отъ него.
   Возвращаясь въ столовую и остановившись на мгновеніе за ширмами у дверей, Евгеній слышитъ, среди говора и стукотни, прелестную Типпинсъ: "Я умираю отъ нетерпѣнія спросить его, зачѣмъ его вызывали!``
   -- Умираете?-- бормочетъ Евгеній:-- Въ такомъ случаѣ, можетъ статься, если вамъ нельзя будетъ спросить, вы и умрете. Буду благодѣтелемъ обществу и уйду. Прогуляюсь съ сигарою и обдумаю. Обдумаю это.
   Съ задумчивымъ лицомъ онъ отыскиваетъ свою шляпу и верхнее платье и. незамѣченный Аналитикомъ, уходитъ.
   

ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ.

I. Ставка ловушекъ.

   То было вечеромъ, въ лѣтнюю пору. Плашватеръ-Вирмилльскій Шлюзъ имѣлъ спокойный и красивый видъ. Тихій вѣтерокъ шевелилъ листьями свѣжихъ зеленыхъ деревьевъ и скользилъ, будто нѣжная тѣнь, по рѣкѣ и будто еще болѣе нѣжная тѣнь по устуичивой травѣ. Голосъ падающей воды, подобно голосамъ моря и вѣтра, звучалъ внѣшнимъ напоминаніемъ созерцательному слушателю; но онъ не обращалъ на себя вниманія мистера Райдервуда, сидѣвшаго и дремавшаго на толстыхъ деревянныхъ рычагахъ своихъ шлюзныхъ створовъ. Вино нужно налить въ бочку какимъ-нибудь способомъ, прежде чѣмъ можно выцѣдить его, а какъ вино чувства никогда и никакимъ способомъ не вливалось въ мистера Райдергуда, то ничто въ мірѣ и не откупоривало его.
   Сидя, Рогъ отъ времени до времени терялъ въ дремотѣ равновѣсіе и, оправляясь, каждый разъ сопровождалъ это дѣйствіе сердитымъ взглядомъ и ворчаніемъ, будто готовый за неимѣніемъ кого другого накинуться на самого себя. При одномъ изъ такихъ пробужденій возгласъ "Шлюзъ! Эй! Шлюзъ!" воспрепятствовалъ ему задремать снова. Встряхнувшись и спрыгнувъ наземь, будто осерчавшее животное, онъ заключилъ свое ворчаніе отвѣтнымъ воемъ и глянулъ внизъ но теченію, чтобъ увидѣть, кто его окликнулъ.
   Ему представился лодочникъ-аматеръ, мастерски и неторопливо управлявшій веслами и сидѣвшій въ такой легкой лодкѣ, что Рогъ проговорилъ: "Будь ты еще крошечку поменьше, настоящая была бы ты игрушка", и потомъ принялся вертѣть рукоятки ворота и раскрывать шлюзъ для пропуска лодочника. Когда этотъ послѣдній всталъ на ноги въ лодкѣ, держась багромъ за деревяшку надолбы у окраины шлюза, въ ожиданіи: пока не откроются створы, Рогъ Райдергудъ узналъ "Другого Почтеннѣйшаго", то-есть мастера Евгенія Гейнборна, который, однакоже, былъ до того невнимателенъ или до того занять, что не призналъ его.
   Скрипящіе шлюзные створы отворялись медленно, и легкая лодка прошла между ними, какъ только открылось достаточно мѣста; створы снова затворились за ней, и она отошла къ нижней части шлюза между двумя парами створовъ, выжидая, когда вода поднимется, и вторыя створы откроются, чтобы выпустить ее. Райдергудъ перебѣжалъ къ своему второму вороту. Наперевъ на рычагъ вторыхъ створовъ, чтобы помочь имъ скорѣй раствориться, онъ замѣтилъ лежавшаго и отдыхавшаго, подъ зеленою живою изгородью какого-то катерщика.
   Вода все поднималась и поднималась по мѣрѣ наполненія шлюза, разбрасывая наплывшій соръ, скопившійся за тяжелыми створами, и поднимая лодку вверхъ, такъ что лодочникъ постепенно выступалъ, будто привидѣніе въ воздухѣ, прямо противъ точки зрѣнія катерщика. Райдергудъ замѣтилъ, что и катерщикъ тоже приподнялся, опираясь на руку, и, казалось, приковалъ свои глаза къ выступившей фигурѣ.
   Но нужно было заплатить шлюзовыя деньги, когда створы, скрипя, начали отворяться. Другой Почтеннѣйшій швырнулъ на берегъ деньги, завернутыя въ бумажку, и въ эту минуту узналъ своего знакомца.
   -- Эге! Вы ли это, мой честный пріятель?-- сказалъ Евгеній, садясь въ лодку и готовясь взяться за весла.-- Вы мѣстечко получили таки, наконецъ?
   -- Я мѣстечко получилъ, только не васъ мнѣ благодарить за него, да и не законника Ляйтвуда,-- угрюмо отвѣчалъ Райдергудъ.
   -- Мы приберегли рекомендаціи, мой честный пріятель,-- сказалъ Евгеній, для другого кандидата, какой представится, когда васъ отправятъ на каторгу или повѣсятъ. Не замѣшкайтесь въ этомъ, будьте такъ добры.
   Онъ съ такимъ невозмутимымъ видомъ принялся за свои весла, что Райдергудъ, выпучивъ на него глаза, не нашелся, что отвѣтить, пока тотъ не миновалъ линію деревянныхъ надолбъ плотины, казавшихся огромными, остановившимися въ водѣ юлами, и почти совсѣмъ не скрылся изъ виду за наклонившимися вѣтвями на лѣвомъ берегу, гуда онъ направился, чтобы не итти противъ теченія. Такъ какъ въ это время было уже поздно отвѣчать съ какимъ-нибудь эффектомъ, еслибъ и можно было сказать что-нибудь не безъ эффекта, честный человѣкъ ограничился проклятіями и ворчаніемъ вполголоса. Затворивъ потомъ створы, онъ перешелъ по досчатому шлюзовому мостику на другую сторону рѣки.
   Если при этомъ онъ бросилъ другой взглядъ на катерщика, то сдѣлалъ это украдкою. Онъ легъ на траву подлѣ шлюза, съ беззаботнымъ видомъ повернулся къ нему спиной и, собравъ нѣсколько былинокъ, принялся жевать ихъ. Удары веселъ Евгенія Рейборна уже едва долетали до его слуха, какъ катерщикъ прошелъ мимо, держась отъ него по возможности дальше и по другую сторону живой изгороди. Райдергудъ долго вглядывался въ фигуру незнакомца, и вдругъ крикнулъ: "Эй! Шлюзъ, Эй! Шлюзъ! Плашватеръ-Вирмилльскій Шлюзъ!"
   Ватерщикъ остановился и обернулся.
   -- Плашватеръ-Вирмилльскій Шлюзъ, Другѣйшій Поч-теннѣйшій-шій-шій!-- кричалъ мистеръ Райдергудъ, приложивъ обѣ руки ко рту.
   Катерщикъ пошелъ назадъ. Подходя ближе и ближе, катерщикъ превратился въ Брадлея Гедстона въ толстой поношенной одеждѣ рѣчного работника.
   -- Чтобы мнѣ издохнуть, -- сказалъ Райдергудъ, ударивъ себя по правой ляжкѣ и со смѣхомъ, все еще сидя на травѣ,-- если вы не меня корчите, Другѣйшій Почтеннѣйшій! Я отъ роду такимъ красавцемъ себя не видывалъ!
   Дѣйствительно, Брадлей Гедстонъ внимательно запримѣтилъ одежду честнаго человѣка въ ту ночь, какъ имъ довелось пройтись одною дорогой. Онъ, должно быть, затвердилъ ее наизусть. Она буквально повторилась въ костюмѣ, который былъ теперь на немъ. А такъ какъ его собственное учительское одѣяніе всегда сидѣло на немъ будто чужое, то теперь чужой костюмъ казался будто его природнымъ.
   -- Это вашъ шлюзъ?-- спросилъ Брадлей съ неподдѣльнымъ удивленіемъ.-- Когда я въ послѣдній разъ спрашивалъ, мнѣ сказали, что онъ будетъ третій на моемъ пути. Это только второй.
   -- Мнѣ думается, почтеннѣйшій,-- отвѣчалъ Брадлей, подмигнувъ и покачавъ головой,-- что вы просчитались. Не шлюзы у васъ на умѣ. Нечего, нечего тутъ о шлюзахъ-то толковать.
   Онъ выразительно махнулъ пальцемъ, указывая по направленію, куда пошла лодка, и краска нетерпѣнія хлынула въ лицо Брадлея, и онъ съ безпокойствомъ глянулъ вверхъ рѣки.
   -- Не шлюзы вы считали,-- сказалъ Райдергудъ, когда учитель снова повернулъ къ нему свои глаза.-- Нечего тамъ про шлюзы-то растабарывать.
   -- Какими же другими вычисленіями могъ я быть занятъ по вашему мнѣнію? Математикой?
   -- Ужъ я тамъ не знаю. Не слыхалъ, чтобъ оно такъ называлось. Хвостъ больно длиненъ, не выговоришь. А можетъ статься, по вашему, оно и такъ называется,-- сказалъ Райдергудъ, настойчиво продолжая жевать свою траву.
   -- Оно? Что оно?
   -- Пожалуй, скажу: они если хотите, -- былъ хладнокровный отвѣтъ.-- Этакъ, пожалуй, еще и здоровѣе сказать.
   -- Кто они? Что вы хотите сказать?
   -- Обруганія, оплеванія, обиды смертныя,-- отвѣчалъ Райдергудъ.
   Что ни дѣлалъ Брадлей Гедстонъ, онъ не могъ согнать съ своего лица краску досады и такъ управиться съ своими глазами, чтобъ они не взглянули съ безпокойствомъ вверхъ по рѣкѣ.
   -- Ха, ха, ха! Не бойтесь, Другѣйшій,-- сказалъ Райдергудъ.-- Другому Почтеннѣйшему приходится противъ теченья плыть, да онъ и не торопится. Вы скоро его догоните. Да что проку мнѣ вамъ объ этомъ говорить? Вы сами знаете, что могли бы какъ разъ обогнать его гдѣ хотите, какъ только онъ изъ прилива вышелъ, хоть бы между Ричмондомъ и этимъ шлюзомъ, еслибы только захотѣли.
   -- Вы думаете, что я слѣдилъ за нимъ?-- сказалъ Брадлей.
   -- Вы сами знаете, что слѣдили,-- сказалъ Райдергудъ.
   -- Ладно! Слѣдилъ, точно слѣдилъ, допустилъ Брадлей.-- Но (и онъ глянулъ еще вверхъ по рѣкѣ) онъ можетъ выйти на берегъ.
   -- Успокойтесь! Онъ не пропадетъ, хоть и на берегъ выйдетъ,-- сказалъ Райдергудъ.-- Лодку онъ все-таки позади себя оставитъ. Онъ ее въ узелокъ не завяжетъ и на берегъ подъ рукой не унесетъ.
   -- Онъ сейчасъ разговаривалъ съ вами,-- сказалъ Брадлей, становясь однимъ колѣномъ на траву возлѣ шлюзника.-- Что онъ сказалъ?
   -- Дерзость,-- отвѣчалъ Райдергудъ.
   -- Что?
   -- Дерзость,-- повторилъ Райдергудъ:-- про висѣлицу сказать онъ.-- Что жъ ему сказать еще какъ не дерзость? Мнѣ такъ вотъ и хотѣлось къ нему въ лодку прыгнуть, съ руками и съ ногами, да такъ прыгнуть, чтобъ онъ ко дну пошелъ.
   Брадлей отвернулъ на нѣсколько минутъ свое блѣдное лицо и потомъ крикнулъ, сорвавъ пучокъ травы:
   -- Будь онъ проклятъ!
   -- Ура!-- подхватилъ Райдергудъ.-- Честь вамъ дѣлаетъ! Ура! Я вамъ подкрикиваю Другѣйшій.
   -- Какую онъ сегодня еще дерзость отпустилъ!-- сказалъ Брадлей съ усиліемъ сдержать себя, принудившимъ его обтеркть себѣ лицо.
   -- Именно дерзость!-- отвѣчалъ Райдергудъ съ угрюмою свирѣпостью.
   -- Попомни онъ это у меня,-- воскликнулъ Брадлей.-- Попомни! Плохо будетъ ему, если всѣ, кому онъ пакости дѣлалъ, заберутъ себѣ въ голову, что имъ висѣлицы не миновать. Онъ самъ не знаетъ хорошенько, что сказалъ, а то у него достало бы смыслу не говорить этого. Попомни онъ это, попомни у меня! Когда всѣ тѣ, кому онъ мерзости дѣлалъ, къ висилицѣ начнутъ готовиться такъ, чтобы къ его похоронамъ прежде не зазвонили.
   Райдергудъ, пристально смотря на него, постепенно приподнимался изъ своего лежачаго положенія, въ то время какъ учитель говорилъ слова эти со всею сосредоточенностью бѣшенства и ненависти; и когда они были совершенно досказаны, онъ ужо стоялъ на травѣ однимъ колѣномъ, и они оба смотрѣли другъ на друга.
   -- О!-- сказалъ Райдергудъ, немедленно выплевывая траву, которую жевалъ.-- Теперь все понимаю, Другѣйшій: онъ къ ней, значитъ?
   -- Онъ изъ Лондона вчера,-- отвѣчалъ Брадлей.-- Я почти не сомнѣваюсь на этотъ разъ, что онъ отправляется къ ней.
   -- Вы не совсѣмъ, значитъ, увѣрены?
   -- Я увѣренъ вотъ тутъ,-- сказалъ Брадлей, схватившись за грудь своей толстой рубахи:-- увѣренъ, какъ бы это тамъ было написано. (И онъ взмахнулъ руки къ небу).
   -- А! Но посмотрѣть на васъ,-- возразилъ Райдергудъ, совершенно выплюнувъ свою траву и отирая себѣ ротъ рукавомъ,-- такъ вы должно быть все увѣрялись, да все и ошибались. Порядкомъ-таки поразобрало васъ.
   -- Выслушайте,-- сказалъ Брадлей тихимъ голосомъ, наклонившись впередъ, чтобы положить свою руку на плечо шлюзнику.-- Теперь у меня праздники.
   -- Праздники, клянусь Егорьемъ!-- пробормоталъ Райдергудъ, смотря на изнуренное страстями лицо.-- Рабочіе-то дни ваши трудненьки должно быть, если у васъ такіе праздники.
   -- Я не отставалъ отъ него,-- продолжалъ Брадлей, отмахиваясь отъ этого перерыва своей рѣчи нетерпѣливою рукой.-- И не отстану, пока его вмѣстѣ съ ней не увижу.
   -- А что жъ, какъ вы его вмѣстѣ-то съ ней увидите?-- сказалъ Райдергудъ.
   -- Назадъ къ вамъ.
   Райдергудъ натужилъ колѣно, на которомъ стоялъ, поднялся на ноги и мрачно посмотрѣлъ на своего новаго друга. Чрезъ нѣсколько минутъ они пошли рядомъ въ ту сторону, куда направилась лодка, какъ бы по безмолвному соглашенію. Брадлей торопился впередъ, Райдергудъ медлилъ. Когда же Брадлей вынулъ свой нарядный кошелекъ (сдѣланный ему въ подарокъ по пенсовой подпискѣ между его учениками), Райдергудъ раскрылъ руки и отеръ себѣ обшлагами ротъ.
   -- У меня есть фунтъ для васъ,-- сказалъ Брадлей.
   -- У васъ два есть,-- сказалъ Райдергудъ.
   Брадлей, вынувъ соверенъ, держалъ его между двумя своими пальцами. Отвернувшись въ сторону и смотря на бечевникъ, Райдергудъ выставилъ свою открытую лѣвую руку и началъ слегка оттягивать ее къ себѣ. Брадлей полѣзъ въ кошелекъ за другимъ совереномъ, и обѣ монеты звякнули въ рукѣ Райдергуда, которая, тотчасъ же напрягшись, потянула ихъ прямо къ нему въ карманъ.
   -- Теперь мнѣ нужно пуститься за нимъ,-- сказалъ Брадлей Гедстонъ.-- Онъ выбралъ себѣ путь по рѣкѣ, дуракъ, чтобы сбить меня съ толку. Но ему нужно сдѣлаться невидимкою, чтобъ онъ меня отдѣлаться.
   Райдергудъ остановился.-- Если вы опять не ошибетесь, Другѣйшій Почтеннѣйшій, такъ можетъ статься, вы завернете въ шлюзовую сторожку на обратномъ пути?
   -- Заверну.
   Райдергудъ кивнулъ, и катерщикъ отправился своею дорогой по мягкому дерну, возлѣ бечевника, держась близъ живой изгороди и двигаясь быстрыми шагами. Они разстались у излучины, съ которой была видна полоса рѣки на далекое разстояніе. Человѣку, незнакомому съ этою мѣстностью, могло бы показаться, что тутъ и тамъ, вдоль по линіи живой изгороди, стояла человѣческая фигура, караулила катерщика и поджидала его приближенія. То же и самъ онъ думалъ вначалѣ, пока его глаза не привыкли къ столбамъ съ изображеніемъ кинжала (которымъ убитъ Уатъ Тайлеръ) въ гербѣ лондонскаго Сити {Wat Tyler или Wat, the Tyler (или Tiles, черепичникъ), одинъ изъ предводителей возстанія въ папствованіе Ричарда II, по поводу объявленной поголовной подати въ 1380 г. Уатъ ворвался въ Лондонъ, произвелъ въ немъ страшное избіеніе между высшими классами жителей и опустошилъ юродъ пожарами. Лордъ меръ Лондона, сэръ Вилліамъ Уалвортъ, убилъ его кинжаломъ на глазахъ короля. Гербъ лондонскаго Сиги состоитъ изъ щита, прикрытаго шапкою лорда мера и раздѣленнаго крестомъ на четыре отдѣла, изъ коихъ въ лѣвомъ, верхнемъ, изображенъ кинжалъ. Девизъ: Domine, dirige nos.}.
   По понятіямъ мистера Райдергуда, всѣ кинжалы походили одинъ на другой. А для Брадлея Гедстона, который могъ разсказать безъ книги все до послѣдняго слова о Уатѣ Тайлерѣ, лордѣ мерѣ Уалвортѣ и королѣ, что требуется знать ученику, въ мірѣ былъ только одинъ живой предметъ для всякаго губительнаго орудія въ этотъ лѣтній вечеръ.
   Лодка продолжала плыть подъ нависшими деревьями и по ихъ спокойнымъ тѣнямъ на водѣ. За нею, по другому берегу рѣки, шелъ мрачный катерщикь. Блестки свѣта указывали Райдергуду, гдѣ гребецъ опускалъ въ воду свои весла, пока не закатилось солнце, и весь ландшафтъ не окрасился краснымъ свѣтомъ. Но и этотъ красный свѣтъ померцалъ и восходилъ къ кебу, подобно, какъ мы говоримъ, крови, преступно пролитой.
   Повернувъ назадъ къ шлюзу (бывшему въ виду), Рогъ задумался, насколько такой человѣкъ могъ задуматься. "Зачѣмъ онъ по моему одѣлся? Онъ и такъ могъ бы казаться тѣмъ, чѣмъ ему хотѣлось казаться". Это было главнымъ предметомъ его мыслей, между которыми по временамъ, подобно какому-нибудь сору въ рѣкѣ, на половину всплывшему, на половину затонувшему, громоздился вопросъ, случайно ли это сдѣлано? Какую бы ловушку поставить для открытія, случайно ли или не случайно это сдѣлано? Этотъ вопросъ скоро смѣнилъ затруднительное изслѣдованіе -- по какой причинѣ это сдѣлано. И онъ изобрѣлъ средство.
   Рогъ Райдергудъ вошелъ въ шлюзную сторожку и вынесъ изъ нея, на наступившій теперь блѣдно-сѣрый свѣтъ, свой сундукъ съ платьемъ. Сидя на травѣ у сундука, онъ вынималъ одну за другою разныя вещи, въ немъ находившіяся, пока не дошелъ до ярко-краснаго шейнаго платка, мѣстами почернѣвшаго отъ долгой носки. Онъ задумался надъ платкомъ; потомъ снялъ съ себя изношенную, полинялую тряпку, которою было обернуто его горло, и замѣнилъ ее краснымъ платкомъ, оставивъ длинные концы его неподобранными. "Ну, сказалъ Рогъ, если послѣ того, какъ онъ увидитъ меня въ этомъ шейномъ платкѣ, и я его въ такомъ же шейномъ платкѣ увижу, такъ ужъ это, значитъ, будетъ не даромъ!" Радуясь этой выдумкѣ, онъ опять убралъ свой сундукъ и принялся ужинать.
   -- Шлюзъ! Эй! Шлюзъ!
   Ночь была свѣтлая, и подошедшая барка вызвала его изъ долгой дремоты. Онъ пропустилъ барку и снова остался одинъ, смотря на затворявшіеся створы, какъ вдругъ предъ нимъ явился Брадлей Гедстонъ, остановившійся на окраинѣ шлюза.
   -- Ого!-- сказалъ Райдергудъ.-- Ужъ и назадъ, Другѣйшій Почтеннѣйшій?
   -- Онъ остановился на ночлегъ, въ гостиницѣ Рыбака,-- былъ усталый и хриплый отвѣтъ.-- Онъ отправится дальше вверхъ, въ шесть часовъ утра. Я вернулся отдохнуть часъ другой.
   -- Вамъ это и нужно,-- сказалъ Брадлей, переходя къ учителю по досчатому мостику.
   -- Нѣтъ, не нужно,-- отвѣтилъ Брадлей, раздражительно:-- я никакого отдыха не пожелалъ бы, готовъ былъ бы слѣдить за нимъ всю ночь. Однакоже, нейдетъ, такъ и слѣдить нечего. Я тамъ побылъ немного, пока не узналъ навѣрно, въ какое время онъ отправляется: еслибъ я въ этомъ не удостовѣрился, я бы тамъ и остался. Какая здѣсь у васъ скверная яма! Вносить бы въ нее человѣка со связанными руками: не выбраться бы по этимъ скользкимъ и гадкимъ стѣнамъ. Къ тому же, я полагаю, створы скоро засосали бы ко дну.
   -- Ко дну ли засосутъ, кверху ли потянутъ, ужъ отсюда, точно, никому не выбраться,-- сказалъ Райдергудъ.-- Даже и не съ связанными руками не выбраться. Запри съ обоихъ концовъ, и я тому пинту стараго эля поднесу, кто выберется и вотъ тутъ встанетъ.
   Брадлей посмотрѣлъ внизъ съ страшнымъ наслажденіемъ.
   -- Вы бѣгаете по самой окраинѣ, бѣгаете на ту сторону, при этомъ невѣрномъ свѣтѣ, по гнилому дереву въ нѣсколько дюймовъ ширины,-- сказалъ онъ:-- дивлюсь, какъ вы не боитесь утонуть.
   -- Этого быть не можетъ!-- сказалъ Райдергудъ.
   -- Утонуть не можете?
   -- Нѣтъ,-- сказалъ Райдергудъ, качая головой съ видомъ совершенной увѣренности:-- это дѣло извѣстное. Я ужъ былъ утопленникъ, значитъ утонуть не могу. Я бы не желалъ, чтобы тотъ проклятый пароходъ объ этомъ провѣдалъ, а то они тамъ, пожалуй, отвертятся отъ уплаты мнѣ вознагражденія. Но всему береговому народу хорошо извѣстно: кого разъ изъ воды вытащили, тотъ никогда не утонетъ.
   Брадлей кисло улыбнулся невѣжеству, которое поправилъ бы въ каждомъ изъ своихъ учениковъ, и продолжалъ смотрѣть внизъ на воду, будто мѣсто это имѣло для него страшное очарованіе.
   -- Нравится, значитъ, вамъ это мѣстечко-то?-- сказалъ Райдергудъ.
   Брадлей не обратилъ вниманія, по стоялъ, смотря внизъ и будто не слыша словъ Въ его лицѣ было очень мрачное выраженіе, которое даже Рогъ не могъ понять. Оно было свирѣпо и исполнено замысла; но замыселъ могъ быть столько же противъ него самого, сколько противъ другого. Еслибъ онъ отступилъ назадъ для разбѣга, прыгнулъ и кинулся внизъ, это было бы не удивительно послѣ такого взгляда. Можетъ статься, его смущенная душа, устремленная къ какому-то злому дѣлу, колебалась въ эту минуту между тѣмъ зломъ и еще другимъ.
   -- Вы, кажется, сказали,-- спросилъ Райдергудъ, наблюдавшій за нимъ нѣкоторое время искоса,-- что хотите часикъ-другой отдохнуть?
   Но потребовалось толкнуть его локтемъ, прежде чѣмъ онъ отвѣтилъ.
   -- А? Что? Да.
   -- Не пойти ли вамъ соснуть часика два?
   -- Спасибо. Хорошо
   Со взглядомъ человѣка, только что проснувшагося, онъ послѣдовалъ за Райдергудомъ въ шлюзную сторожку, гдѣ этотъ досталъ изъ шкафа холодной солонины, хлѣба и джину въ бутылкѣ и принесъ съ рѣки воды въ кружкѣ.
   -- Вотъ вамъ, Другѣйшій,-- сказалъ Райдергудъ, наклонившись надъ нимъ, чтобы поставить кружку на столъ.-- Вамъ бы скушать кусочекъ, да поужинать, а тамъ и на боковую.
   Мотавшіеся концы краснаго шейнаго платка попали на глаза учителя. Райдергудъ увидѣлъ, что онъ смотритъ на нихъ.
   "О! подумалъ этотъ достойный человѣкъ. Вы замѣтили платочекъ? Постойте же! Вы въ него получше вглядитесь".
   Съ такимъ разсужденіемъ онъ сѣлъ по другую сторону стола, распахнулъ свой жилетъ и началъ медленно перевязывать свой галстукъ.
   Брадлей ѣлъ и лилъ. Въ то время, какъ онъ сидѣлъ надъ тарелкой и кружкой, Райдергудъ замѣтилъ, что онъ часто украдкой взглядывалъ на его шейный платокъ, будто провѣряя свое медлительное наблюденіе и затверживая видимое на память.
   -- Какъ скоро вы заснуть захотите, -- сказалъ честный человѣкъ,-- ложитесь на мою кровать, вонъ въ углу, Другѣйшій. Въ третьемъ часу уже свѣтло будетъ. Я рано разбужу.
   -- Меня будить не потребуется,-- отвѣчалъ Брадлей.
   И вскорѣ затѣмъ, снявъ съ себя только сапоги и верхнее платье, онъ легъ.
   Райдергудъ, откинувшись назадъ въ своемъ деревянномъ креслѣ и сложивъ руки на груди, смотрѣлъ на него лежавшаго и уже уснувшаго со сжатою въ кулакъ рукою и стиснутыми зубами, пока у него самого не заволокло глазъ дымкой, и самъ онъ не заснулъ. Онъ проснулся, когда уже разсвѣло, и нашелъ, что гость его уже всталъ и вышелъ на рѣку, чтобъ освѣжить себѣ голову. "Чортъ меня побери", бормоталъ Райдергудъ у двери шлюзной сторожки, "если въ Темзѣ воды достанетъ, чтобы прохладить тебя!" Чрезъ пять минутъ онъ пошелъ въ путь, и Райдергудъ видѣлъ, по его вздрагиваніямъ и оглядкамъ, когда и гдѣ вскидывалась рыба.
   "Шлюзъ! Эй! Шлюзъ!" съ промежутками цѣлый день, и "Шлюзъ! Эй! Шлюзъ!" трижды слышалось въ послѣдующую ночь, но Брадлей не возвращался. Второй день былъ знойный и душный. Послѣ полудня наступила гроза, и только что разразилась она неистовымъ ливнемъ, какъ Брадлей ворвался въ дверь, будто буря.
   -- Видѣли его съ нею!-- воскликнулъ Райдергудъ, вскочивъ съ мѣста.
   -- Видѣлъ.
   -- Гдѣ?
   -- Въ концѣ его пути. Лодка его на три дня вытащена на берегъ. Я слышалъ, какъ онъ отдавалъ это приказаніе. Потомъ я видѣлъ, какъ онъ поджидалъ ее и встрѣтился съ ней. Я видѣлъ ихъ.-- онъ остановился, какъ будто бы задыхаясь, и началъ снова:-- я видѣлъ, какъ они оба прогуливались рука объ руку вчера вечеромъ.
   -- Что же вы сдѣлали?
   -- Ничего.
   -- А что хотите сдѣлать?
   Онъ кинулся на стулъ и засмѣялся. Тутъ кровь обильно брызнула у него изъ носу.
   -- Это отчего?-- спросилъ Райдергудъ.
   -- Не знаю. Не могу остановить. Это уже второй разъ, третій, четвертый, самъ не знаю который разъ, съ прошлой ночи. Я чувствую ее во рту, чувствую ея запахъ, вижу ее, захлебываюсь ею, и вдругъ она хлынетъ какъ теперь.
   Онъ вышелъ на дождь съ открытою головою и, низко нагибаясь надъ рѣкой, черпая воду обѣими пригоршнями, смывалъ кровь. Райдергуду, стоявшему у двери, видна была за его фигурой огромная черная занавѣсь, медленно двигавшаяся въ одну сторону неба. Брадлей поднялъ голову и вернулся въ сторожку мокрый съ головы до ногъ; съ его обшлаговъ струилась вода.
   -- У васъ лицо-то словно вы съ того свѣта пришли,-- сказалъ Райдергудъ.
   -- А видали вы съ того свѣта выходцевъ?-- былъ угрюмый вопросъ.
   -- Я хотѣлъ сказать только, что вы совсѣмъ измучились.
   -- Очень можетъ быть. Я не спалъ съ тѣхъ поръ, какъ ушелъ отсюда. Я даже не помню, присаживался ли я съ тѣхъ поръ, какъ ушелъ отсюда.
   -- Ну, такъ теперь ложитесь,-- сказалъ Райдергудъ.
   -- Лягу, если сперва дадите мнѣ чѣмъ-нибудь жажду утолить.
   Бутылка и кружка были снова поставлены, и Брадлей, подмѣшавъ въ воду нѣсколько джину, выпилъ два стакана одинъ на другимъ.
   -- Вы спросили меня о чемъ-то,-- сказалъ онъ потомъ.
   -- Нѣтъ, не спрашивалъ,-- отвѣчалъ Райдергудъ.
   -- Говорю вамъ,-- возразилъ Брадлей, повернувшись къ нему съ дикимъ и рѣшительнымъ видомъ:-- вы спрашивали меня о чемъ-то, передъ тѣмъ какъ я пошелъ на рѣку вымыться.
   -- О, тогда-то?-- сказалъ Райдергудъ, немного попятившись.-- Я спросилъ, что вы хотите дѣлать.
   -- Какъ можетъ человѣкъ въ такомъ состояніи знать?-- отвѣчалъ онъ, размахнувъ своими дрожащими руками, съ такимъ сильнымъ и гнѣвнымъ движеніемъ, что вода полилась съ его рукавовъ, будто онъ выжалъ ихъ. Могу ли я задумать что-нибудь, если я совсѣмъ не спалъ?
   -- Вѣдь я же вамъ объ этомъ говорилъ,-- сказалъ Райдергудъ.-- Не говорилъ развѣ, чтобы вы легли?
   -- Можетъ быть, говорили.
   -- И опять то же скажу. Поспите на прежнемъ мѣстѣ; какъ хорошенько выспитесь, такъ и узнаете, что дѣлать.
   Указаніе Рога на складную кровать въ углу, казалось, постепенно привело на память Брадлея это бѣдное ложе. Онъ снялъ свои изношенные, стоптанные башмаки и тяжело кинулся, весь мокрый, какъ былъ, на постель.
   Райдергудъ сѣлъ въ свое деревянное кресло и принялся смотрѣть въ окно на молнію, прислушиваясь къ грому. Но его мысли были далеки отъ занятія громомъ и молніей, потому что онъ безпрестанно взглядывалъ съ любопытствомъ на измученнаго человѣка, лежавшаго на кровати. Человѣкъ этотъ поднялъ воротникъ своей толстой верхней одежды, чтобъ укутаться отъ бури, и застегнулся подъ самую шею. Забывъ объ этомъ,-- и объ одномъ ли этомъ?-- онъ оставилъ въ такомъ видѣ свою одежду, когда умывалъ себѣ лицо на рѣкѣ, и когда легъ въ постель, хотя для него было бы удобнѣе разстегнуться
   Тяжело раскатывался громъ; раздвоенная молнія, казалось, дѣлала зубчатые разрывы въ каждой части огромной занавѣси на небѣ, когда Райдергудъ сидѣлъ у окна, поглядывая на кровать. Иногда видѣлъ онъ лежавшаго на ней человѣка, въ красномъ свѣтѣ, иногда въ синемъ; иногда онъ совсѣмъ не видалъ его за ослѣпительнымъ, блескомъ, дрожавшаго бѣлаго огня. По временамъ дождь налеталъ съ страшною силой, и рѣка будто приподнималась ему навстрѣчу; а порывы вѣтра, вторгаясь въ дверь, шевелили волосы и платье, лежавшаго человѣка, будто невидимые гонцы, собиравшіеся вокругъ постели, чтобъ увести его съ собой.
   "Онъ крѣпко спитъ", сказалъ про себя Райдергудъ; "но онъ мною такъ занятъ, что встань я только со стула, такъ онъ самъ собой проснется, какъ никакой громъ не разбудитъ; не надо его трогать".
   Онъ очень осторожно всталъ на ноги.
   -- Другѣйшій, -- сказалъ онъ тихимъ, спокойнымъ голосомъ,-- ловко ли лежать? Въ воздухѣ свѣжо стало, почтеннѣйшій. Не прикрыть ли еще чѣмъ?
   Нѣтъ отвѣта.
   -- Вотъ тутъ у меня еще одежа,-- пробормоталъ Райдергудъ болѣе тихимъ и совершенно другимъ голосомъ,-- васъ еще одежою не прикрыть ли, еще одежою не прикрыть ли?
   Спавшій шевельнулъ рукой, и Райдергудъ сѣлъ опять на свои кресла, прикинувшись, что смотритъ изъ окна на бурю. Она представляла величественное зрѣлище, но не настолько, чтобъ удержать его глаза хоть на полминуты отъ украдчивыхъ взглядовъ на человѣка, лежавшаго на кровати.
   Съ особымъ любопытствомъ смотрѣлъ Райдергудъ на закутанное горло спящаго. Сонъ этого, до смерти, душою и тѣломъ, истомленнаго человѣка, перешелъ въ оцѣпенѣніе. Тогда Райдергудъ осторожно отошелъ отъ окна и сталъ у кровати.
   "Бѣдняга"! проговорилъ онъ тихимъ голосомъ, съ лукавымъ лицомъ, сторожкимъ глазомъ и готовыми ногами на случай, еслибы тотъ проснулся: "эта верхняя одежа и во снѣ-то его безпокоить. Не разстегнуть ли мнѣ его, чтобъ ему удобно и было? Эхъ! Право, мнѣ думается, разстегнуть. Эка, бѣдняга! Дай-ка разстегну".
   Онъ тронулъ первую пуговицу осторожною рукой и отступилъ на шагъ. Спавшій остался попрежнему въ глубокомъ оцѣпенѣніи. Онъ отстегнулъ остальныя пуговицы болѣе твердою рукой, и можетъ быть по этой причинѣ гораздо легче. Тихо и медленно раскрылъ онъ потомъ верхнюю одежду и распахнулъ ее.
   

II. Золотой мусорщикъ немного приподнимается.

   Запачканные концы ярко-краснаго шейнаго платка выставились при этомъ наружу: онъ даже позаботился окунуть платокъ въ какую-то жидкость, чтобы придать ему видъ, что онъ загрязнился отъ долгаго употребленія. Съ сильно смутившимся лицомъ Райдергудъ посмотрѣлъ нѣсколько разъ на платокъ и на спавшаго и, наконецъ, отползъ къ своему креслу; долго сидѣлъ онъ въ мрачной задумчивости, подперевъ рукой подбородокъ и посматривая то на платокъ, то на спавшаго человѣка.
   Мистеръ и мистриссъ Ламмль пожаловали на утренній чай къ мистеру и мистриссъ Боффинъ. Они не то, чтобы совсѣмъ незванные гости, но они навязались съ такою настойчивостью на приглашеніе золотой четы, что уклониться отъ чести и удовольствія ихъ компаніи было трудно, еслибъ этого и хотѣлось. Они были въ обворожительномъ настроеніи духа, эти мистеръ и мистриссъ Ламмль, и такъ полюбили мистера и мистриссъ Боффинъ, какъ любили другъ друга.
   -- Дражайшая мистриссъ Боффинъ, -- сказала мистриссъ Ламмль,-- я чувствую въ себѣ новую жизнь, видя моего Альфреда въ такомъ задушевномъ разговорѣ съ Мистеромъ Боффиномъ. Оба они созданы, чтобы сблизиться. Сголько простоты вмѣстѣ съ силою характера, столько природнаго остроумія въ связи съ любезностью и кротостью: это отличительныя черты обоихъ.
   Это было сказано вслухъ и дало мистеру Ламмлю случай, какъ онъ шелъ съ мистеромъ Боффиномъ отъ окна къ чайному столу, подхватить слова своей любезной и уважаемой супруги.
   -- Софронія,-- сказалъ этотъ джентльменъ:-- ваши слишкомъ пристрастные отзывы о характерѣ вашего бѣднаго мужа...
   -- Нѣтъ! Нисколько не пристрастныя, Альфредъ,-- настаивала эта дама, чувствительно тронутая:-- не говорите этого.
   -- Другъ мой, въ такомъ случаѣ ваше благопріятное мнѣніе о вашемъ мужѣ... вы не противъ этого выраженія, душенька?
   -- Могу ли я, Альфредъ?
   -- Итакъ, ваше благопріятное мнѣніе, другъ мой, воздаетъ мистеру Боффину менѣе, чѣмъ должно, а мнѣ болѣе, чѣмъ должно.
   -- Въ первомъ обвиненіи, Альфредъ, я сознаю себя виновною, но во второмъ, ахъ, нѣтъ, нѣтъ!
   -- Менѣе должнаго мистеру Боффину, Софронія -- сказалъ мистеръ Ламмль, восходя въ тонъ нравственнаго величія,-- потоку что это понижаетъ мистера Боффина въ уровень со мною; болѣе должнаго мнѣ, Софронія, потому что это повышаетъ меня въ уровень съ мистеромъ Боффиномъ. Мистеръ Боффинъ переноситъ многое и удерживается отъ многаго гораздо больше, чѣмъ я въ состояніи это дѣлать.
   -- Гораздо больше, чѣмъ вы, Альфредъ?
   -- Душа моя, не въ этомъ вопросъ.
   -- Не въ этомъ вопросъ, законникъ?-- сказала мистриссъ Ламмль, съ милою насмѣшкой.
   -- Нѣтъ, милая Софронія. Съ моего низшаго уровня я считаю мистера Боффина слишкомъ великодушнымъ, слишкомъ снисходительнымъ, слишкомъ добрымъ, относительно лицъ недостойныхъ и неблагодарныхъ. На такія благородныя качества я не предъявляю своихъ правъ. Напротивъ, они возбуждаютъ во мнѣ негодованіе, когда я вижу ихъ въ дѣйствіи.
   -- Альфредъ!
   -- Они возбуждаютъ во мнѣ негодованіе, моя милая, противъ недостойныхъ лицъ и рождаютъ во мнѣ желаніе стать между мистеромъ Боффиномъ и всѣми подобными лицами. Почему? Потому что я, по своей низшей натурѣ, болѣе простой и менѣе деликатный человѣкъ. Не обладая такимъ великодушіемъ, какъ мистеръ Боффинъ, я чувствую нанесенныя ему оскорбленія больше, чѣмъ онъ самъ; я чувствую себя болѣе способнымъ противостать его оскорбителямъ.
   Мистриссъ Ламмль замѣтила, что въ это утро что-то трудно было вызвать мистера и мистриссъ Боффинъ на пріятный разговоръ. Нѣсколько приманокъ уже было брошено, но ни тотъ, ни другой изъ нихъ не выговорилъ ни слова. Мистриссъ Ламмль и ея супругъ бесѣдовали умилительно и въ то же время восхитительно; но бесѣдовали одни. Предположивъ, что милѣйшія престарѣлыя созданія и были тронуты тѣмъ, что они слышали, все-таки желательно было бы увѣриться въ этомъ. Если милѣйшія престарѣлыя созданіи были слишкомъ застѣнчивы или слишкомъ простоваты, чтобы принять потребное участіе въ разговорѣ, то нужно было, повидимому, взять милѣйшихъ престарѣлыхъ созданій за голову и втянуть ихъ въ это.
   -- Но мужъ мой не сознается ли этимъ самымъ,-- спросила мистриссъ Ламмль съ невиннымъ взглядомъ на мистера и мистриссъ Боффинъ,-- что онъ забываетъ собственныя, временныя непріятности, увлекаемый преданностью къ тому, кому онъ пламенѣетъ служить? Не есть ли это знакъ, что у него характеръ великодушный? Я очень слаба въ доводахъ, но въ самомъ-то дѣлѣ не такъ ли это, дорогой мистеръ Боффинъ, милѣйшая мистриссъ Боффинъ?
   Все-таки ни мистеръ, ни мистриссъ Боффинъ не проговорили ни слова. Онъ сидѣлъ, опустивъ глаза на свою тарелку и кушая свою булку и ветчину; а она робко посматривала на чайникъ. Невинное воззваніе мистриссъ Ламмль было чисто брошено на воздухъ и смѣшалось съ паромъ самовара {Въ Англіи самоваровъ, въ томъ смыслѣ какъ мы ихъ понимаемъ, нѣтъ, по причинѣ дороговизны древеснаго угля. Но тамошніе самовары имѣютъ такую же наружную форму, какъ и наши. Внутри же есть разница: въ нихъ вмѣсто кувшина устроенъ цилиндръ, куда опускается, послѣ того, какъ самоваръ нальютъ кипяткомъ, раскаленный кусокъ желѣза, тоже цилиндрической формы, поддерживающій кипѣніе воды довольно долго. Такіе самовары называются тамъ tea-urns (чайныя урны).}. Взглянувъ на мистера и мистриссъ Боффинъ, она слегка приподняла свои брови, какъ бы спрашивая своего супруга.
   Мистеръ Ламмль, грудь коего во множествѣ случаевъ служила ему съ такимъ успѣхомъ, выдвинулъ обширный передъ своей сорочки въ значеніи наибольшей по возможности демонстраціи и потомъ, улыбаясь, возразилъ своей супругѣ такъ:
   -- Душа моя, Софронія, мистеръ и мистриссъ Боффинъ напомнятъ вамъ старинную поговорку, что самохваленіе -- не рекомендація.
   -- Самохваленіе, Альфредъ? Вы думаете такъ, потому что оба мы одно и то же?
   -- Не то, мой милый другъ. Я думаю, вы не можете не вспомнить, если поразмыслите минутку, что мои чувства относительно мистера Боффина, за которыя вамъ угодно восхвалять меня, тѣ же самыя, какъ вы говорили мнѣ, помните, что и ваши чувства къ мистриссъ Боффинъ.
   -- Этотъ законникъ совсѣмъ загоняетъ меня,-- весело шепнула мистриссъ Ламмль, обратившись къ мистриссъ Боффинъ.-- Нечего дѣлать, надобно признаться, если онъ будетъ настаивать, и никакъ невозможно не признаться, потому что это совершенно справедливо.
   Нѣсколько бѣлыхъ пятенъ начали появляться и пропадать около поса мистера Ламмля, когда онъ увидѣлъ, что мистриссъ Боффинъ только подняла на мгновеніе свои глаза отъ чайника съ застѣнчивою улыбкой, которая нисколько не была улыбкой, и потомъ опять опустила ихъ.
   -- Значитъ, вы допускаете это обвиненіе, Софронія?-- спросилъ Альфредъ поддерживающимъ тономъ.
   -- Право, мнѣ кажется, -- сказала мистриссъ Ламмль все также весело, -- я должна прибѣгнуть къ покровительству суда. Обязана я отвѣчать на этотъ вопросъ, милордъ?
   Это къ мистеру Боффину.
   -- Не отвѣчайте, если не желаете, мадамъ,-- былъ отвѣтъ,-- Это не важно.
   И мужъ, и жена взглянули на него. Онъ былъ серіозенъ, но не грубъ, и имѣлъ видъ нѣкотораго достоинства, происходившій отъ подавляемаго имъ въ себѣ неудовольствія отъ тона разговора.
   Мистриссъ Ламмль снова подняла брови, испрашивая наставленій у своего супруга. Онъ отвѣтилъ однимъ кивкомъ, означавшимъ: "попытайте ихъ еще".
   -- Чтобы защитить себя отъ подозрѣнія въ прикрытомъ самохваленіи, моя дорогая мистриссъ Боффинъ,-- сказала поэтому живая мистриссъ Ламмль, -- я должна разсказать вамъ, какъ было дѣло.
   -- Нѣтъ. Ужъ сдѣлайте милость, не разсказывайте,-- прервалъ мистеръ Боффинъ.
   Мистриссъ Ламмль обратилась къ нему, смѣясь:-- Судъ значитъ не допускаетъ этого?
   -- Мадамъ,-- сказалъ мистеръ Боффинъ,-- судъ (если я судъ) не допускаетъ этого. Судъ не допускаетъ этого по двумъ причинамъ. Во-первыхъ, потому что судъ считаетъ это несправедливымъ. Во-вторыхъ, потому что дорогую старушку, госпожу Судъ (если господинъ Судъ я), это опечалитъ.
   Очень ясное колебаніе между двумя видами поведенія -- между ея заискивающимъ поведеніемъ здѣсь и ея презрительнымъ поведеніемъ въ квартирѣ мистера Твемло -- видимо обозначилось въ мистриссъ Ламмль, когда она сказала:-- что такое судъ считаетъ несправедливымъ?
   -- А вотъ, чтобы вы продолжали,-- отвѣчалъ мистеръ Боффинъ, кивнувъ ласково своею головой, какъ будто бы желая сказать: "мы не будемъ строже того, сколько нужно; мы такъ и быть простимъ".-- Это не по душѣ и несправедливо. Если моя старушка безпокоиться начинаетъ, такъ ужъ вѣрно на это есть причина. Я вижу, что она безпокоится, и потому вижу, что на это причина есть. Вы чай вашъ кончили, мадамъ?
   Мистриссъ Ламмль, принимая свой презрительный видъ, отодвинула отъ себя тарелку, посмотрѣла на своего супруга и засмѣялась, но далеко не такъ весело.
   -- А вы свой чай кончили, сэръ?-- спросилъ мистеръ Боффинъ.
   -- Благодарю васъ,-- отвѣчалъ Альфредъ, выставивъ всѣ свои зубы. Если мистриссъ Боффинъ угодно будетъ одолжить меня, я выпью еще чашку.
   Онъ пролилъ немного чаю себѣ на грудь, которой слѣдовало произвести такъ много эффекта и которая произвела его такъ мало; однакоже, выпилъ его съ нѣкоторымъ достоинствомъ, хотя выступающія и исчезающія у носа пятна сдѣлались такъ велики въ это время, какъ будто они происходили отъ нажатія чайною ложкой.-- Очень благодаренъ вамъ,-- сказалъ онъ.-- Я свой чай кончилъ.
   -- Теперь, позвольте,-- сказалъ мистеръ Боффинъ мягкимъ голосомъ, вынимая свой бумажникъ,-- кто изъ васъ двоихъ кассиръ?
   -- Софронія,-- замѣтилъ ея супругъ, прислонясь къ спинкѣ стула и дѣлая движеніе правою рукой по направленію къ мистриссъ Ламмль, въ то время какъ большой палецъ своей руки онъ заткнулъ въ рукавное отверстіе своего жилета: -- это будетъ ваше вѣдомство.
   -- Я бы лучше желалъ,-- сказалъ мистеръ Боффинъ,-- чтобъ это было вѣдомство вашего супруга, мадамъ, по той причинѣ... но о причинѣ говорить не станемъ. Я бы лучше желалъ съ нимъ дѣло имѣть. Постараюсь сказать такъ, чтобы не очень было обидно; радъ буду душевно, если удастся сказать совсѣмъ безобидно. Вы оба оказали мнѣ услугу, очень большую услугу, сдѣлавъ то, что сдѣлали (старушка моя знаетъ въ чемъ дѣло), и я вложилъ въ этотъ конвертъ банковый билетъ во сто фунтовъ. По моему услуга вполнѣ стоитъ ста фунтовъ, и я съ удовольствіемъ плачу эти деньги. Сдѣлайте одолженіе, примите ихъ съ моею благодарностью.
   Съ гордымъ движеніемъ, не взглянувъ на него, мистриссъ Ламмль протянула свою лѣвую руку, и въ нее мистеръ Боффинъ вложилъ пакетецъ. Когда она спрятала его къ себѣ на грудь, мистеръ Ламмль, повидимому, почувствовалъ облегченіе и сталъ дышать свободнѣе, какъ будто онъ не былъ вполнѣ увѣренъ въ обладаніи этими ста фунтами, пока не увидѣлъ, что изъ рукъ мистера Боффина билетъ, цѣлъ и невредимъ, перешелъ въ руки его Софреніи.
   -- Можетъ статься,-- сказалъ мистеръ Боффинъ, обращаясь къ Альфреду,-- вы себѣ въ нѣкоторомъ родѣ вообразили, сэръ, когда-нибудь занять мѣсто Роксмита у меня?
   -- Можетъ статься,-- согласился Альфредъ, съ сіяющею улыбкой и съ величавымъ оказательствомъ носа,-- можетъ статься.
   -- И можетъ статься, мадамъ,-- продолжалъ мистеръ Боффинъ, обращаясь къ Софроніи,-- вы были столько добры, что о моей старушкѣ думать изволили, и сдѣлали ей честь, разсуждали о ней про себя, не можете ли вы въ скоромъ времени взять ее подъ свое попеченіе? То-есть, не можете ли вы для нея чѣмъ-нибудь въ родѣ миссъ Беллы Вильферъ быть, и даже чѣмъ-нибудь побольше сдѣлаться?
   -- Надѣюсь,-- отвѣчала мистриссъ Ламмль, съ презрительнымъ взглядомъ и громкимъ голосомъ,-- еслибъ я была чѣмъ-нибудь для вашей супруги, сэръ, я бы едва ли преминула быть для нея больше, чѣмъ миссъ Белла Вильферъ, какъ вы ее называете.
   -- А вы какъ ее называете, мадамъ?-- спросилъ мистеръ Боффинъ.
   Мистриссъ Ламмль пренебрегла отвѣчать, сидя съ презрительнымъ взглядомъ и постукивая одною ногой объ полъ.
   -- Опять-таки, я думаю, можно сказать, что все это очень можетъ статься. Не такъ ли, сэръ?-- спросилъ мистеръ Боффинъ, обращаясь къ Альфреду.
   -- Очень можетъ статься,-- сказалъ Альфредъ, улыбаясь съ согласіемъ какъ прежде.
   -- Такъ вотъ,-- продолжалъ мистеръ Боффинъ тихо:-- этому не бывать. Я не желаю сказать ни одного слова, которое потомъ было бы вамъ обидно вспомнить; но этому не бывать.
   -- Софронія, душа моя,-- повторилъ ея супругъ издѣвающимся тономъ,-- слышите? Этому не бывать.
   -- Да,-- сказалъ мистеръ Боффинъ, еще больше понизивъ голосъ,-- дѣйствительно не бывать. Покорнѣйше прошу васъ, извинить меня. Вы своею дорогой, а мы своею пойдемъ, и дѣло это на томъ и кончится къ общему удовольствію всѣхъ сторонъ.
   Мистриссъ Ламмль кинула на него взглядъ положительно недовольной стороны, требуя изъятія изъ категоріи, по ничего не сказала.
   -- Дѣло это такое,-- сказалъ мистеръ Боффинъ,-- что лучше намъ обратить его въ дѣло торговое, а какъ дѣло торговое, оно покончено. Вы сдѣлали мнѣ услугу, большую услугу, и я вамъ заплатилъ. Можетъ быть мало?
   Мистеръ и мистриссъ Ламмль переглянулись черезъ столъ, но ни тотъ, ни другой не нашлись, что отвѣчать. Мистеръ Ламмль пожалъ плечами, а мистриссъ Ламмль сидѣла неподвижно.
   -- Ладно,-- сказалъ мистеръ Боффинъ.-- Мы надѣемся (то-есть, мы со старушкой), вы отдадите намъ справедливость въ томъ, что мы выбрали самый простой и самый честный кратчайшій путь, какой только можно было выбрать. Мы обсудили дѣло хорошенько, мы со старушкой, и увѣрились, что дѣло будетъ не ладно, если мы вамъ какія надежды подадимъ или поддержимъ. Поэтому я откровенно далъ вамъ понять, что...-- Мистеръ Боффинъ пріискивалъ новый оборотъ рѣчи, но не нашелъ ни одного столько выразительнаго, какъ его прежнее выраженіе, и повторилъ конфиденціальнымъ тономъ:-- этому не бывать Еслибъ я могъ все это попріятнѣе какъ-нибудь сказать, я бы такъ и сдѣлалъ; но, надѣюсь, непріятностей я никакихъ не сказалъ; по крайней мѣрѣ, такого намѣренія не имѣлъ. Поэтому,-- сказалъ мистеръ Боффинъ въ видѣ заключенія,-- желая вамъ счастливо итти своимъ путемъ-дорогой, мы и покончимъ на томъ, что вы такъ и сдѣлаете.
   Уистеръ Ламмль всталъ съ нахальнымъ смѣхомъ съ одной стороны стола, а мистриссъ Ламмль встала, презрительно нахмурившись, съ другой. Въ эту минуту послышались на лѣстницѣ поспѣшные шаги, и Джорджіана Подснапъ вбѣжала въ комнату безъ доклада и въ слезахъ.
   -- Ахъ, моя милая, Софронія,-- воскликнула Джорджіана, ломая свои руки, когда подбѣгала, чтобъ обнять ее,-- можно ли было подумать, что вы и Альфредъ разоритесь! Ахъ, моя бѣдная, дорогая Софронія, можно ли было подумать, что у васъ будетъ аукціонъ въ домѣ послѣ всей вашей доброты ко мнѣ! Ахъ, мистеръ и мистриссъ Боффинъ, пожалуйста извините, что я вошла безъ доклада, но вы не знаете, какъ я любила Софронію, когда папа запретилъ мнѣ ѣздить къ ней, и что я перечувствовала за Софронію съ того времени, какъ узнала отъ ма, что они такъ упали въ обществѣ. Вы не знаете, не можете знать, никогда не можете знать, какъ я ночи не спала и все плакала о моей доброй Софроніи, моемъ первомъ и единственномъ другѣ.
   Манера мистриссъ Ламмль измѣнилась подъ объятіями бѣдной, простоватой дѣвушки, и она сильно поблѣднѣла, бросивъ взглядъ сперва на мистриссъ Боффинъ, а потомъ на мистера Боффина. Оба они поняли ее тотчасъ же съ большею тонкостью, чѣмъ люди болѣе ихъ образованные, у кого наблюдательность истекаетъ не такъ прямо изъ сердца.
   -- Ни минуточки лишней не могу здѣсь остаться,-- сказала бѣдная Джорджіаночка.-- Я съ ранняго утра все за покупками съ ма ѣздила, сказала ей, что у меня голова болитъ, и упросила на оставить меня на улицѣ въ фаэтонѣ, въ Пиккадилли {Piccadilly -- одна изъ главныхъ улицъ въ Лондонѣ.}, и проѣхала въ Саквилль-Стритъ и узнала, что Софронія здѣсь. Потомъ ма поѣхала повидаться, ахъ, съ какою ужасною окаменѣлою старухой въ тюрбанѣ, изъ деревни пріѣхала, въ Портландъ-Плесъ живетъ, а я сказала, что не пойду къ ней съ ма, и пріѣду оставить карточки у Боффиновъ -- извините, что я такъ безцеремонно употребила вашу фамилію; но, Боже мой, я такъ разстроена, и фаэтонъ-то у подъѣзда, и что-то па скажетъ, если узнаетъ?
   -- Не бойтесь, душенька,-- сказала мистриссъ Боффинъ.-- Вы пріѣхали повидаться съ нами.
   -- Ахъ, нѣтъ, совсѣмъ нѣтъ!-- воскликнула Джорджіана.-- Это очень неучтиво, я знаю; но я пріѣхала повидаться съ моею бѣдною Софроніей, моимъ единственнымъ другомъ. Ахъ, какъ я чувствовала разлуку, моя дорогая Софронія, еще прежде, чѣмъ узнала, что вы такъ упали въ обществѣ, и во сколько разъ бслыпе чувствую это теперь!
   Въ глазахъ смѣлой женщины показались дѣйствительныя слезы, когда слабоумная и мягкосердечная дѣвушка обвилась руками вокругъ ея шеи.
   -- Ни я пріѣхала по дѣлу,-- сказала Джорджіана, рыдая и отирая себѣ лицо, и потомъ отыскивая что-то въ своемъ ридикюлѣ,-- и если я не потороплюсь, такъ все равно хоть бы не пріѣзжать, и, Боже мой, что-то скажетъ на, если узнаетъ про Саквиль-Стритъ, и что-то скажетъ ма, если я заставлю ее ждать у подъѣзда страшнаго тюрбана; къ тому же такихъ безпокойныхъ лошадей на свѣтѣ не бывало, какъ наши; онѣ путаютъ мой разсудокъ, а мнѣ нужно разсудка побольше, чѣмъ я имѣю; слышите, такъ и топочутъ на мостовой мистера Боффина, гдѣ имъ бытъ не слѣдуетъ. Ахъ! Да гдѣ же это, гдѣ же это? Ахъ, я найти не могу!
   Все это время она рыдала и шарила въ своемъ ридикюльцѣ.
   -- Что вы ищете, моя милая?-- сказалъ мистеръ Боффинъ, подходя къ ней.
   -- Ахъ, бездѣлицу,-- отвѣчала Джорджіана:-- ма все обращается со мной, какъ будто я все еще въ дѣтской (право, ужъ я желала бы весь вѣкъ въ дѣтской оставаться); но я почти никогда ничего не трачу; накопила пятнадцать фунтовъ, Софронія, и, надѣюсь, три пяти-фунтовые билеты лучше, чѣмъ ничего, хотя всего этого мало, очень мало! Вотъ я нашла ихъ, о, Боже мой! Еще одна вещь пропала! Ахъ нѣтъ, не пропала, вотъ она!
   Съ этими словами, продолжая рыдать и шарить въ ридикюли, Джорджіана вынула ожерелье.
   -- Ма говоритъ, дѣтямъ нѣтъ надобности въ драгоцѣнностяхъ, продолжала Джорджіана,-- и вотъ у меня нѣтъ никакихъ нарядовъ кромѣ этого; но моя тетушка Гакинсонъ, кажется, другого мнѣнія, поэтому она мнѣ подарила это, хотя все равно, еслибъ она зарыла въ землю, потому что эта вещица никогда не выходитъ изъ своей ваточки, какъ получена отъ ювелира. Какъ бы то ни было, вотъ она, и я очень рада, что могу, наконецъ, употребить ее съ пользой. Вы можете продать ее, Милая Софронія, и купить что вамъ нужно.
   -- Дайте все это мнѣ,-- сказалъ мистеръ Боффинъ, тихо взявъ ожерелье и билеты.-- Я позабочусь, чтобъ они были употреблены, какъ слѣдуетъ.
   -- Ахъ, неужели вы такой другъ Софроніи, мистеръ Боффинъ?-- воскликнула Джорджіана.-- Ахъ, какъ это хорошо съ вашей стороны! Ахъ, Боже мой! Еще что-то было, но изъ головы вонъ! Ахъ, нѣтъ, вспомнила! Состояніе моей бабушки, которое мнѣ достанется, когда я достигну совершенныхъ лѣтъ, мистеръ Боффинъ, будетъ моя собственность; ни па, ни ма, никто другой не будетъ имѣть никакой власти надъ нимъ, и мнѣ хочется часть его передать Софроніи и Альфреду, подписать гдѣ-нибудь что-нибудь такое, что обяжетъ кого-нибудь выдать имъ что-нибудь. Я хочу, чтобъ у нихъ было что-нибудь достаточное, чтобъ имъ опять подняться въ свѣтѣ. О, Боже мой! Если вы такой другъ моей любезной Софроніи, вы но откажете мнѣ въ этомъ, не откажете?
   -- Нѣтъ, нѣтъ,-- сказалъ мистеръ Боффинъ,-- насчетъ этого озаботимся.
   -- Ахъ, благодарю васъ, благодарю васъ!-- воскликнула Джорджіана.-- Еслибы моей горничной передать записочку съ полкроной, я могла бы добѣжать до кондитерской, чтобы подписать что-нибудь, или я могла бы подписать что-нибудь въ скверѣ, еслибы кто подошелъ и кашлянулъ, чтобъ я отперла ему {На англійскихъ скверахъ, четвероутольныхъ городскихъ площадяхъ, въ большей части случаевъ устраивается садъ, поддерживаемый на общій счетъ домовладѣльцевъ сквера, на что они пользуются правомъ имѣть отъ него ключъ и гулять въ немъ во всякое время дня. Прим. перев.}, и принесъ бы перо съ чернилами, и китайскую бумажку. Ахъ, Боже мой! Пора бѣжать, а не то па и ма догадаются. Неоцѣненная Софронія, душа моя, прощайте, прощайте!
   Легковѣрное созданьице снова обняло мистриссъ Ламмль со всею горячностью и потомъ протянуло свою руку къ мистеру Ламмль.
   -- Прощайте, любезный мистеръ Ламмль, то-есть Альфредъ. Вы послѣ нынѣшняго дня не станете думать, что я покинула васъ и Софронію изъ-за того, что вы унижены въ обществѣ, не станете? Ахъ, Боже мой, Боже мой! Я всѣ глаза выплакала, и навѣрно ма спроситъ, что случилось. Ахъ, сведите меня внизъ кто-нибудь, пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста!
   Мистеръ Боффинъ свелъ ее внизъ и посмотрѣлъ, какъ ее повезли съ бѣдненькими красными глазками и тщедушнымъ подбородочкомъ, выставлявшимися надъ большимъ фартукомъ фаэтона лимоннаго цвѣта, какъ будто ей было приказано искупить какой-то дѣтскій проступокъ лежаніемъ въ постели при дневномъ свѣтѣ, и какъ будто она выглядывала изъ-подъ одѣяла въ мучительномъ трепетѣ раскаянія и горя. Возвратившись въ чайную комнату, онъ нашелъ мистриссъ Ламмль все еще на ногахъ по одну сторону стола, а мистера Ламмль по другую.
   -- Я позабочусь,-- сказалъ мистеръ Боффинъ, показывая деньги и ожерелье,-- чтобы все это было въ скоромъ времени назадъ отдано.
   Мистриссъ Ламмль взяла свой зонтикъ съ бокового стола и, стоя, начала обводить имъ узоръ на штофныхъ обояхъ такъ же, какъ она обводила узоръ на бумажныхъ обояхъ въ квартирѣ мистера Твемло.
   -- Вы не выведете ея изъ заблужденія, надѣюсь, мистеръ Боффинъ?-- сказала она, повернувъ къ нему свою голову, но не глаза.
   -- Нѣтъ,-- сказалъ мистеръ Боффинъ.
   -- То-есть, насчетъ того, чего стоитъ ея другъ,-- объяснила мистриссъ Ламмль растеряннымъ голосомъ и съ удареніемъ на своемъ послѣднемъ словѣ.
   -- Нѣтъ,-- отвѣтилъ онъ,-- я могу намекнуть у ней дома, что за ней надо присматривать, ласково, но очень присматривать; я ничего кромѣ этого ея родителямъ не скажу и ничего самой дѣвушкѣ не скажу.
   -- Мистеръ и мистриссъ Боффинъ,-- сказала мистриссъ Ламмль, продолжая чертить, и, повидимому, дѣлая это съ особенною тщательностью,-- немного найдется людей, я думаю, которые въ такихъ обстоятельствахъ были бы такъ разсудительны и умѣренны, какъ въ были со мной теперь. Желаете вы принять благодарность?
   -- Благодарность всегда можно принять,-- сказала мистриссъ Боффинъ со своимъ всегдашнимъ добродушіемъ.
   -- Въ такомъ случаѣ, благодарю васъ обоихъ.
   -- Софронія,-- спросилъ ея супругъ насмѣшливо, -- никакъ вы расчувствовались?
   -- Полноте, мой добрый сэръ,-- вступился мистеръ Боффинъ,-- хорошо думать о другихъ, это не дурно; не дурно тоже если и о насъ хорошо думаютъ другіе. Мистриссъ Ламмль ничего не потеряетъ если о ней хорошо думать станутъ.
   -- Много обязанъ. Но я спросилъ у мистриссъ Ламмль, не расчувствовалась ли она?
   Она стояла и чертила по скатерти съ лицомъ, отуманеннымъ и неподвижнымъ, и молчала.
   -- А спросилъ я затѣмъ, -- сказалъ Альфредъ, -- что я тоже расположенъ расчувствоваться, видя, какъ вы присвоиваете себѣ драгоцѣнности и деньги, мистеръ Боффинъ. Наша Джорджіаночка сказала: три пяти фунтовые билета лучше, чѣмъ ничего и если мы продадимъ ожерелье, то можемъ купить себѣ разныя вещи на вырученныя деньги.
   -- Да, если вы его продадите, -- пояснилъ мистеръ Боффину кладя его себѣ въ карманъ.
   Альфредъ слѣдилъ за нимъ взглядами и жадно преслѣдовалъ билеты, пока они не исчезли въ жилетномъ карманѣ мистера Боффина. Потомъ онъ направилъ взглядъ, въ половину раздраженный, въ половину глумливый, на свою супругу. Она все еще стояла и чертила; но пока она чертила, въ ней совершалась борьба, нашедшая себѣ выраженіе во глубинѣ нѣсколькихъ окончательныхъ линій, проведенныхъ кончикомъ зонтика на скатерти, и нѣсколько капель слезъ скатилось съ ея глазъ.
   -- Чортъ возьми эту женщину, -- воскликнула Ламмль, -- она въ самомъ дѣлѣ разнѣжилась!
   Она отошла къ окну, уклонившись отъ его гнѣвныхъ взглядовъ, съ минуту посмотрѣла на улицу и обернувшись совершенно хладнокровно сказала:
   -- До сихъ поръ вы не имѣли причинъ жаловаться на мою сентиментальность, Альфредъ, не будете имѣть ихъ и впослѣдствіи. Это не заслуживаетъ нашего вниманія. Скоро ли мы отправимся за границу на вырученныя здѣсь деньги?
   -- Вы знаете, что мы отправляемся; знаете, что мы должны отправиться.
   -- Своей сентиментальности я съ собой не возьму, не бойтесь. А еслибъ и взяла, меня скоро отучать отъ нея. Но она вся останется позади. Я ужъ и оставила ее. Вы готовы, Альфредъ?
   -- Какого же чорта ждалъ я, какъ не васъ, Софронія?
   -- Въ такомъ случаѣ отправимся. Я сожалѣю, что замѣшкалась нашимъ уходомъ.
   Она вышла, и онъ послѣдовалъ за ней. Мистеръ и мистриссъ Боффинъ полюбопытствовали тихонько приподнять окно и посмотрѣть имъ вслѣдъ, какъ они пошли по улицѣ. Они шли рука-подъ-руку, довольно осанисто, но, повидимому, молча. Можетъ статься, слишкомъ гадательно было бы предполагать, что подъ ихъ наружнымъ видомъ скрывался нѣкотораго рода стыдъ двухъ мошенниковъ, вмѣстѣ скованныхъ скрытыми поручнями; но нисколько не гадательно было предполагать, что они тяготились другъ другомъ, самими собой и цѣлымъ свѣтомъ. При поворотѣ за уголъ улицы, они все равно что выбыли изъ этого міра, ибо мистеръ и мистриссъ Боффинъ уже болѣе не видали Ламмлей.
   

III. Золотой Мусорщикъ опять падаетъ.

   Вечеръ того же дня былъ однимъ изъ вечеровъ, назначенныхъ для чтенія въ Павильонѣ, и потому мистеръ Боффинъ, поцѣловавъ мистриссъ Боффинъ послѣ обѣда, поданнаго въ пять часовъ, вышелъ изъ дому, няньча свою толстую палку въ обѣихъ рукахъ какъ будто попрежнему она что-то нашептывала ему на ухо. Въ его лицѣ замѣчалось такое напряженное выраженіе, что казалось, конфиденціальный разсказъ толстой палки требовалъ глубокаго вниманія. Лицо мистера Боффина походило на лицо глубокомысленнаго слушателя, внимательнаго къ запутанному разсказу, и онъ, торопясь по улицѣ, по временамъ взглядывалъ на свою спутницу-палку глазами человѣка, готоваго воскликнуть: "что вы говорите!"
   Мистеръ Боффинъ и его палка продолжали путь до извѣстнаго перекрестка, гдѣ, по всей вѣроятности, ожидала ихъ встрѣча съ кѣмъ-то, шедшимъ около этого же времени изъ Кларкенвелла но направленію къ Павильону. Тутъ они остановились, и мистеръ Боффинъ взглянулъ на свои часы.
   -- Добрыхъ пять минутъ остается ждать, какъ Винасъ назначилъ,-- сказалъ онъ.-- Раненько я пожаловалъ.
   Но Винасъ былъ аккуратный человѣкъ, и въ то время, какъ мистеръ Боффинъ опускалъ свои часы въ карманъ, уже приближался прямо къ нему. Оцъ ускорилъ свои шаги, замѣтивъ мистера Боффина, уже стоявшаго на назначенномъ мѣстѣ, и скоро подошелъ къ нему.
   -- Спасибо вамъ, Винасъ,-- сказалъ мистеръ Боффинъ.-- Спасибо, спасибо, спасибо!
   Нелегко было бы понять за что онъ благодарилъ анатома. Но мистеръ Боффинъ не замедлилъ представить объясненія.
   -- Ладно, Винасъ, ладно. Такъ какъ вы навѣстили меня и согласились передъ Веггомъ показывать, что отъ дѣла не отстаете, то у меня въ нѣкоторомъ родѣ поддержка есть. Ладно, Винасъ, спасибо вамъ, Винасъ. Спасибо, спасибо, спасибо!
   Мистеръ Винасъ пожалъ протянутую ему руку со скромнымъ видомъ, и о ни пошли по направленію къ Павильону.
   -- Какъ вы думаете, накинется на меня Веггъ сегодня вечеромъ?-- спросилъ мистеръ Боффинъ.
   -- Думаю накинется, сэръ.
   -- Имѣете вы какую особую причину такъ думать, Винасъ?
   -- Видите, сэръ, -- отвѣчала эта личность,-- дѣло въ томъ, что онъ еще разъ заглядывалъ ко мнѣ, чтобъ удостовѣриться все ли въ сохранности нашъ общій капиталецъ, какъ онъ выражается, и упомянулъ о своемъ намѣреніи не откладывать дальше, а начать съ вами въ слѣдующій разъ, какъ пожалуете. А какъ сегодня,-- замѣтилъ деликатно мистеръ Винасъ,-- и есть слѣдующій разъ, сами знаете, сэръ...
   -- Что жъ, поэтому вы полагаете, что онъ, Веггъ-то этотъ, за точило примется, къ носу его мнѣ подведетъ? А?-- сказалъ мистеръ Боффинъ.
   -- Точно такъ, сэръ...
   Мистеръ Боффинъ взялъ въ руку свой носъ, какъ бы его уже начали оттачивать, и какъ бы уже искры полетѣли изъ этого члена.-- Онъ -- страшный негодяй, Винасъ; онъ -- ужасный негодяй. Я не знаю, какъ мнѣ изъ этого дѣла выпутаться. Ѣы меня поддержите, Винасъ, какъ добрый человѣкъ и какъ вѣрный человѣкъ. Вы вѣдь меня поддержите, Винасъ, не такъ ли?
   Мистеръ Винасъ отвѣчалъ увѣреніемъ, что поддержитъ, а мистеръ Боффинъ, съ озабоченнымъ унылымъ видомъ, продолжалъ идти молча, пока они не позвонили у калитки Павильона. Вскорѣ послышалось за ней пристукиваніе приближавшагося Вегга, и когда дверь растворилась на своихъ петляхъ, онъ представился имъ, держась рукою за замокъ.
   -- Мистеръ Боффинъ, сэръ, -- замѣтилъ онъ.-- Вы что-то глазъ не кажете!
   -- Я другими дѣлами занятъ былъ, Веггъ.
   -- Въ самомъ дѣлѣ, сэръ?-- отвѣчалъ ученый джентльменъ, грозно осклабившись.-- Гм! Я васъ поджидалъ, сэръ, могу даже сказать, въ особенности.
   -- Что такое, Веггъ?
   -- Такое-сякое, сэръ. И еслибы вы ко мнѣ сегодня вечеромъ не пришли, закиньте мой парикъ, еслибъ я завтра къ вамъ самъ не явился. Вотъ что!
   -- Ничего дурного, надѣюсь, нѣтъ, Веггъ?
   -- О, нѣтъ, мистеръ Боффинъ,-- былъ ироническій отвѣтъ.-- Ничего дурного. Что дурного можетъ быть въ Боффиновскомъ Павильонѣ! Милости просимъ, пожалуйте, сэръ.
   Если ко мнѣ ты войдешь въ павильонъ, для тебя приготовленный, Ложе себѣ ты найдешь не изъ розъ въ немъ росою осыпанныхъ. Что жъ ты войдешь ли, войдешь ли, войдешь ли ко мнѣ въ павильонъг О, ты, не хочешь, не хочешь, не хочешь войдти въ павильонъ?
   Нечестивый огонь пререканія и обиды горѣлъ въ глазахъ мистера Вегга, когда онъ повернулъ ключъ позади своего патрона, пустивъ его во дворъ съ такимъ припѣвомъ. Мистеръ Боффинъ имѣлъ видъ оробѣлый и покорный. Когда они проходили черезъ дворъ, Веггъ позади его шепнулъ Винасу: "взгляните и а червя и баловня: онъ ужъ и теперь словно въ воду опущенный". Винасъ шепнулъ Веггу: "это потому, что я ему объявилъ. Я вамъ путь уготовалъ".
   Мистеръ Боффинъ, войдя въ обычную комнату и положивъ свою палку на скамейку, обыкновенно имъ занимаемую, всунулъ свои руки себѣ въ карманы, и съ приподнятыми плечами и шляпой, сползшею на нихъ съ затылка, смотрѣлъ безутѣшно на Вегга.
   -- Мой другъ и товарищъ, мистеръ Винасъ,-- замѣчаетъ этотъ могущественный человѣкъ, относясь къ нему,-- говорятъ мнѣ, что вы о нашей власти надъ вами уже знаете. Вотъ какъ только вы шляпу вашу снимете, мы къ этому дѣлу и приступимъ.
   Мистеръ Боффинъ однимъ движеніемъ головы стряхнулъ съ себя шляпу, такъ что она упала сзади его на полъ, и остался въ своемъ прежнемъ положеніи, плачевно смотря на Вегга.
   -- Прежде всего, я стану васъ Боффиномъ называть, краткости ради,-- сказалъ Веггъ.-- Если не понравится, такъ глотайте не жуйте.
   -- Мнѣ все равно, Веггъ,-- отвѣчалъ мистеръ Боффинъ.
   -- Тѣмъ для васъ лучше, Боффинъ. Не почитать ли для васъ чего-нибудь?
   -- Нынче я не то, чтобъ желалъ этого, Веггъ.
   -- И хорошо, что не желаете,-- продолжалъ мистеръ Веггъ,-- вамъ читать не стали бы. Я рабомъ вашимъ довольно долго былъ. Наступать ногой на себя я никакому мусорщику не позволю. За исключеніемъ жалованья, я отъ должности отказываюсь.
   -- Если вы это говорите, такъ такъ тому и быть, Веггъ,-- отвѣчалъ мистеръ Боффинъ, сложивъ руки:-- я полагаю, такъ тому и быть.
   -- Ужъ, конечно, такъ тому и быть,-- возразилъ Веггъ.-- Далѣе (чтобы все выяснить прежде, чѣмъ къ дѣлу приступимъ), вы въ этомъ дворѣ малаго помѣстили, который все тутъ разнюхиваетъ, такъ и сопитъ, и шмыгаетъ носомъ.
   -- У него насморку не было, когда я его послалъ сюда,-- сказалъ мистеръ Боффинъ.
   -- Боффинъ!-- возразилъ Веггъ:-- совѣтую вамъ не шутить со мной.
   Тутъ мистеръ Винасъ вступился и замѣтилъ, что, по его понятію, мистеръ Боффинъ принялъ описаніе слуги буквально, тѣмъ вѣроятнѣе, что и онъ, мистеръ Винасъ, самъ вообразилъ, что у этого слуги разстройство въ носу или привычка много вредящая пріятностямъ общежитія, пока не понялъ, что описаніе, сдѣланное мистеромъ Веггомъ, надо было принимать только въ фигуральномъ значеніи.
   -- Какъ бы тамъ ни было,-- сказалъ Веггъ,-- его посадили тутъ, и онъ сидитъ тутъ. Я же имѣть его не хочу. Поэтому я требую, прежде чѣмъ хоть слово еще скажу, чтобы Боффинъ призвалъ его и велѣлъ ему, куда хочетъ, убираться.
   Ничесо же сумнявшійся Слякоть, въ эту минуту, провѣтривалъ свои многочисленныя пуговицы въ виду окна. Мистеръ Боффинъ, послѣ нѣсколькихъ минутъ замѣшательства, открылъ окно и сдѣлалъ ему знакъ войти.
   -- Я требую отъ Боффина,-- сказалъ Веггъ, подпершись въ бокъ одною рукой и наклонивъ на сторону свою голову, будто какой-нибудь заносчивый адвокатъ, выжидающій отвѣта свидѣтеля,-- объявить этому холопу, что я тутъ хозяинъ.
   Когда блестящій пуговицами Слякоть вошелъ, мистеръ Боффинъ, съ униженною покорностью, сказалъ ему;-- Слякоть, мой добрый другъ, мистеръ Веггъ -- хозяинъ здѣсь. Онъ надобности въ васъ не имѣетъ, и вамъ отсюда уходить надо.
   -- Совсѣмъ!-- строго договаривался мистеръ Веггъ.
   -- Совсѣмъ, -- сказалъ мистеръ Боффинъ.
   Слякоть выпучилъ оба свои глаза и всѣ свои пуговицы и разинулъ ротъ; но безъ потери времени былъ выведенъ вонъ Силою Веггомъ, который вытолкалъ его въ плечи за калитку и заперъ ее.
   -- Воздухъ,-- сказалъ Веггъ, застукавъ снова въ комнатѣ и покраснѣвъ отъ своего недавняго усилія, -- теперь почище сталъ, дышать вольнѣе стало. Мистеръ Винасъ, сэръ, возьмите стульчикъ. Боффинъ, можете сѣсть.
   Мистеръ Боффинъ, все еще съ плачевно-заткнутыми въ карманы руками, сѣлъ на краешекъ своей скамейка, съежился въ маленькій объемъ и уставился на могучаго Вегга ублажающими глазами.
   -- Этотъ джентльменъ, -- сказалъ Сила Веггъ, указывая на Винаса, -- этотъ джентльменъ, Боффинъ, слишкомъ къ вамъ снисходителенъ, не такъ какъ я. Но онъ подъ римскимъ игомъ не былъ, какъ я; угожденій вашему развращенному аппетиту на скаредныхъ людей отъ него не требовалось.
   -- Я никогда не думалъ, почтенный Веггъ,-- началъ было листеръ Боффинъ, какъ Сила прервалъ его.
   -- Молчать, Боффинъ! Отвѣчайте, когда васъ спрашиваютъ У васъ и безъ того много дѣла будетъ. Знаете ли, знаете ли, что вы владѣете имуществомъ, на которое никакого нрава не имѣете? Вы это знаете?
   -- Винасъ мнѣ это говорилъ, -- сказалъ мистеръ Боффинъ, взглядомъ спрашивая у него хоть какой-нибудь поддержки.
   -- Я вамъ это говорю, -- возразилъ Веггъ.-- Смотрите, вотъ моя шляпа, Боффинъ, и вотъ моя палка. Пошутите со мною, и вмѣсто того, чтобъ уговариваться съ вами, я надѣну свою шляпу, возьму свою палку, уйду и съ настоящимъ владѣльцемъ уговорюсь. Что вы теперь на это скажете?
   -- Я скажу, -- отвѣчалъ мистеръ Боффинъ, наклонясь впередъ съ тревожнымъ выраженіемъ въ лицѣ и опершись руками о свни колѣна,-- что я, право, шутить не желаю, Веггъ. Я и Винасу тоже говорилъ.
   -- Точно говорили, сэръ,-- сказалъ Винасъ.
   -- Вы слишкомъ уже нѣжничаете съ нашимъ пріятелемъ, слишкомъ нѣжничаете,-- возразилъ Сила, неодобрительно покачавъ своею деревянною головой.-- Вы, слѣдственно, согласны теперь же уговориться, такъ что ли, Боффинъ? Погодите отвѣчать, а прежде шляпу-то хорошенько помните, да и палку тоже.
   -- Я согласенъ, Веггъ, уговориться съ вами.
   -- Согласія мало, Боффинъ. Я согласія не принимаю. Желаете ли вы уговориться? Просите ли вы какъ милости, чтобы съ вами уговоръ сдѣлали?
   Мистеръ Веггъ опять подперся рукой и наклонилъ голову на сторону.
   -- Да.
   -- Что да?-- сказалъ неумолимый Веггъ:-- я не принимаю да. Мнѣ нужно, чтобы вы начистую сказали, Боффинъ.
   -- Боже мой!-- воскликнулъ этотъ несчастный джентльменъ.-- Я совсѣмъ измученъ! Прошу сдѣлать со мною уговоръ, если только вашъ документъ правиленъ.
   -- Насчетъ этого не опасайтесь, -- сказалъ Сила.-- Вы удостовѣритесь, когда на него взглянете. Мистеръ Винасъ вамъ его покажетъ, а я межъ тѣмъ васъ попридержу. Вы уговора желаете. Насчетъ суммы, то-есть? Будете вы отвѣчать или нѣтъ, Боффинъ?
   -- Боже мой!-- воскликнулъ опять этотъ несчастный джентльменъ -- Я такъ измученъ, что совсѣмъ голову потерялъ. Вы такъ меня торопите. Сдѣлайте одолженіе, скажите, какія условія, Веггъ.
   -- Выслушайте, Боффинъ, -- отвѣчалъ Сила.-- Хорошенько выслушайте, потому что это самыя дешевыя условія, и торгу тутъ не будетъ. Прикиньте вашу насыпь (малую насыпь, которая вамъ достается) ко всему имуществу, потомъ все состояніе раздѣлите на три части и одну себѣ возьмете, а остальныя другимъ передадите.
   Ротъ мистера Винаса подобрался, а лицо мистера Боффина вытянулось; мистеръ Винасъ не былъ приготовленъ къ такому хищническому требованію.
   -- Постойте крошечку, Боффинъ,-- продолжалъ Веггъ,-- еще на все. Вы это имущество расточали, на себя употребили часть его. Это надо въ разсчетъ взять. Вы домъ себѣ купили. Онъ будетъ вамъ на счетъ поставленъ.
   -- Я разорюсь, Веггъ!-- слабымъ голосомъ протестовалъ мистеръ Боффинъ.
   -- Постойте крошечку, Боффинъ; еще кое-что есть. Вы мнѣ одному смотрѣть за насыпями предоставите, пока ихъ не свезутъ. Если въ нихъ какія драгоцѣнности будутъ найдены, я самъ эти драгоцѣнности приберегу. Вы контрактъ вашъ на продажу насыпей предъявите, чтобы намъ до послѣдняго пенни знать, чего онѣ стоятъ, и также точный реестръ всему остальному имуществу представьте. Когда насыпи будутъ убраны до послѣдней лопаты, тогда полный раздѣлъ послѣдуетъ.
   -- Ужасно, ужасно, ужасно! Я въ рабочемъ домѣ умру!-- воскликнулъ Золотой Мусорщикъ, схватившись рѣками за голову.
   -- Постойте крошечку; еще кое-что есть. Вы беззаконно въ этомъ дворѣ шнырили. Васъ видѣли, какъ вы въ этомъ дворѣ шнырили. Двѣ пары глазъ, что теперь на васъ смотрятъ, видѣли, какъ вы голландскою бутылку выкопали.
   -- Она моя, Веггъ,-- протестовалъ мистеръ Боффинъ.-- Я самъ ее зарылъ.
   -- Что въ ней было, Боффинъ?-- спросилъ Сила.
   -- Не золото, не серебро, не банковые билеты, ничего такого, что можно было бы въ деньги обратить, Веггъ; душой клянусь!
   -- Ожидая, мистеръ Винасъ, -- сказалъ Веггъ, обратившись къ своему товарищу съ хитрымъ и самоуважительнымъ видомъ:-- ожидая уклончивыхъ отвѣтовъ отъ этого мусорнаго пріятеля нашего, я составилъ идейку, которая, полагаю, вашимъ видамъ противна не будетъ. Мы поставимъ эту бутылку, за счетъ нашего мусорнаго дружка, въ тысячу фунтовъ.
   Мистеръ Боффинъ испустилъ глухой стопъ.
   -- Постойте крошечку, Боффинъ; еще кое-что есть. У васъ въ услуженіи скрытная подлаза имѣется, по фамиліи Роксмитъ. Вамъ при себѣ его нельзя имѣть, дока у насъ это дѣльце обдѣлывается. Его разсчесть надо.
   -- Роксмитъ ужо разочтенъ, -- сказалъ мистеръ Боффинъ глухимъ голосомъ, держа руки предъ своимъ лицомъ, въ то время какъ онъ покачивался изъ стороны въ сторону на скамейкѣ.
   -- Уже разочтенъ? Въ самомъ дѣлѣ?-- сказалъ Веггъ съ удивленіемъ.-- О! Въ такомъ случаѣ, Боффинъ, кажется теперь пока все.
   Несчастный джентльменъ продолжалъ раскачиваться со стороны на сторону и издавать по временамъ стоны, и мистеръ Винасъ принялся убѣждать его -- твердо переносить свои невзгоды и постепенно привыкать къ мысли о своемъ новомъ положеніи. Но именно о постепенности-то Сила Веггъ и слышать не хотѣлъ. "Да или нѣтъ, и никакихъ полумѣръ", было девизомъ, который этотъ упрямый человѣкъ повторялъ много разъ, тряся кулакомъ передъ мистеромъ Боффиномъ и выстукивая этотъ девизъ объ полъ своею деревяшкой съ видомъ, угрожающимъ и страшныя."
   Наконецъ, мистеръ Боффинъ попросилъ дозволенія отдохнуть четверть часика и въ продолженіе этого срока пройтись для освѣженія по двору. Не безъ нѣкотораго затрудненія, Веггъ согласился на такую великую милость, но только съ условіемъ, что онъ самъ будетъ сопутствовать мистеру Боффину въ прогулкѣ, ибо не увѣренъ, что онъ чего-нибудь не выроетъ тайкомъ, если будетъ предоставленъ самому себѣ. Въ тѣни этихъ насыпей, конечно, не бывало зрѣлища нелепѣе того, какое представляли мистеръ Боффинъ, въ своей умственной тревогѣ очень проворно бѣгавшій рысцой, и мистеръ Веггъ, ковылявшій за нимъ съ большимъ усиліемъ и сторожко слѣдившій за малѣйшимъ поворотомъ его рѣсницъ, въ надеждѣ, что онѣ укажутъ какое-нибудь мѣсто, исполненное тайны. Мистеръ Веггъ сильно утомился, походивъ четверть часа. Наконець, они вошли обратно въ комнату
   -- Ничего не придумаю!-- воскликнулъ мистеръ Боффинъ, отчаянно бросаясь на скамью и засунувъ руки такъ глубоко въ карманы, какъ будто его карманы провалились.-- Что толку упираться, когда ничего не придумаю? Я на условія долженъ согласиться. Но мнѣ хотѣлось бы на документъ взглянуть.
   Веггъ, нетерпѣливо желавшій заклепать гвоздь, сильно имъ вколоченный по самую шляпку, объявилъ, что Боффинъ увидитъ документъ не позже, какъ черезъ часъ времени. Для этой цѣли, взявъ его подъ свою стражу или лучше покрывъ его своею тѣнью, будто злой геній его, мистеръ Веггъ напялилъ шляпу мистеру Боффину на затылокъ и вывелъ его подъ руку, являя владычество надъ?го душой и тѣломъ, а тѣло его имѣло видъ гораздо угрюмѣе и гораздо смѣшнѣе, чѣмъ что-либо въ собраніи рѣдкостей мистера Винаса. Что же касается до самаго этого свѣтло-волосаго джентльмена, то онъ слѣдовалъ по пятамъ и по крайней мѣрѣ тутъ буквально становился за мистера Боффина, если до сихъ поръ не имѣлъ возможности стать на него нравственно, между тѣмъ какъ мистеръ Боффинъ, спѣша изо всѣхъ силъ, приводилъ Силу Вегга въ ча-сіое столкновеніе съ публикой подобно тому, какъ усердная собака слѣпца приводитъ въ столкновенія своего хозяина.
   Такимъ образомъ они дошли до лавки мистера Винаса, порядочно разгорячившись. Мистеръ Веггъ, въ особенности, раскраснѣлся; онъ стоялъ въ тѣсной лавкѣ, отдуваясь и отирая платкомъ свою голову, и нѣсколько минутъ оставаясь безмолвнымъ.
   Между тѣмъ, мистеръ Винасъ, оставлявшій сражающихся лягушекъ оканчивать свою дуэль въ его отсутствіе при свѣтѣ свѣчи для забавы публики, закрылъ окно ставнями. Закрѣпивъ ставни и запоровъ дверь лапки, онъ сказалъ облитому потомъ Силъ:-- Я полагаю, мистеръ Веггъ, теперь можно бумагу достать?
   -- Подождите минутку, сэръ, -- отвѣчалъ этотъ предусмотрительный человѣкъ,-- постойте минутку. Сдѣлайте одолженье, придвиньте ко мнѣ тотъ ящикъ, гдѣ, вы говорили, кости разныя заключаются, вотъ сюда, на середину лавки.
   Мистеръ Винасъ исполнилъ просьбу.
   -- Очень хорошо,-- сказалъ Сила, озираясь,-- очень хорошо. Передайте мнѣ тотъ стулъ, сэръ, чтобъ его на ящикъ поставить.
   Винасъ передалъ ему студъ.
   -- Ну, Боффинъ,-- сказалъ Веггъ,-- взбирайтесь-ка сюда и садитесь-ка.
   Мистеръ Боффинъ взошелъ на возвышеніе, какъ будто бы требовалось списывать съ него портретъ или электризовать его, или посвятить въ массонство, или вообще поставить въ какое-нибудь изолированное положеніе.
   -- Ну, мистеръ Винасъ,-- сказалъ Сила, снимая свою верхнюю одежду,-- когда я этого пріятеля вашего перехвачу вокругъ рукъ и тѣла и поприжму покрѣпче къ спинкѣ стула, вы можете ему показать, что онъ желаетъ видѣть. Когда вы развернете бумагу, подержите ее въ одной рукѣ, а свѣчу въ другой: онъ отлично ее прочтетъ.
   Мистеръ Боффинъ, повидимому, хотѣлъ воспротивиться такимъ предосторожностямъ, но, будучи тотчасъ же обнятъ Веггомъ, предался своей участи. Тутъ Винасъ досталъ документъ, и Боффинъ медленно, по складамъ, прочелъ его вслухъ, до того медленно, что Веггъ, державшій мистера Боффина на стулѣ съ цѣпкостью борца, спять выбился изъ силъ.
   -- Скажите, когда же вы бумагу на мѣсто положите, мистеръ Винасъ,-- съ трудомъ проговорилъ онъ:-- мочи моей нѣтъ.
   Наконецъ, документъ былъ положенъ на мѣсто, и Веггъ, неудобное положеніе котораго походило на положеніе очень настойчиваго человѣка, безуспѣшно силящагося стать на голову, сѣлъ отдохнуть. Мистеръ Боффинъ, съ своей стороны, не сдѣлалъ никакой попытки сойти съ своего пьедестала и безутѣшно продолжалъ сидѣть на высотѣ.
   -- Ну, Боффинъ!-- сказалъ Веггъ, какъ только получиль возможность заговорить.-- Теперь вы знаете.
   -- Да, Веггъ,-- сказалъ мастеръ Боффинъ покорно.-- Теперь я знаю.
   -- Никакихъ сомнѣній не имѣете, Боффинъ?
   -- Нѣтъ, Веггъ, нѣтъ, никакихъ,-- былъ медленный и печальный отвѣтъ.
   -- Смотрите же вы,-- сказалъ Веггъ,-- держитесь уговора. Мистеръ Винасъ, если, при теперешнихъ благопріятныхъ обстоятельствахъ, у васъ въ домѣ капелька чего-нибудь не такого трезваго, какъ чай, отыщется, мнѣ кажется, я взялъ бы смѣлость попросить у васъ.
   Мистеръ Веггъ, при такомъ напоминаніи объ обязанностяхъ гостепріимства, досталъ рому. Въ отвѣтъ на вопросъ: "не желаете ли разбавить, мистеръ Веггъ?" джентльменъ этотъ весело сказалъ; "кажется, нѣтъ, сэръ, не желаю. При такихъ благопріятныхъ обстоятельствахъ, я лучше люблю голенькій".
   Мистеръ Боффинъ отказался отъ рому и, сидя на своемъ пьедесталѣ, являлся въ положеніи, удобномъ для обращенія къ нему. Поэтому Веггъ, посматривая на него съ надменнымъ видомъ, обратился къ нему, пока освѣжалъ себя рюмкой.
   -- Боф-финъ!
   -- Что скажете, Веггъ?-- отвѣчалъ онъ со вздохомъ, очнувшись отъ раздумья.
   -- Я объ одной вещи не упомянулъ, потому что это мелочь, само собой разумѣется. За вами нужно присматривать, знаете. Васъ нужно, знаете, подъ надзоромъ держать
   -- Я не совсѣмъ понимаю,-- сказалъ мистеръ Боффинъ.
   -- Не понимаете?-- глумился Веггъ.-- Куда же вашъ разсудокъ дѣвался, Боффинъ? Пока насыпей не свезутъ, и пока наше дѣло не кончится, вы отвѣчаете за все имущество, помните. Въ отвѣтѣ передо мной себя считайте. Мистеръ Винасъ черезчуръ нѣжничаетъ съ вами, а потому я буду самъ вѣдаться съ вами.
   -- Я думалъ о томъ,-- сказалъ мистеръ Боффинъ унылымъ голосомъ,-- что мнѣ все это надо скрыть отъ моей старушки.
   -- То-есть раздѣлъ-то?-- спросилъ Веггъ, наливая себѣ третью рюмку голенькаго, ибо вторую онъ уже выпилъ.
   -- Да. Если ей придется первой изъ насъ двоихъ умереть, то она всю свою жизнь можетъ думать, бѣдняжка, что у меня все имущество въ цѣлости, и что я увеличиваю его.
   -- Я подозрѣваю, Боффинъ,-- отвѣчалъ Веггъ, прозорливо качая своею головой и прищурившись на него,-- что вы отыскали описаніе какого-нибудь старикашки, который считался скрягой и прикидывался, что у него больше денегъ, чѣмъ онъ въ самомъ дѣлѣ имѣлъ. Впрочемъ, мнѣ все равно.
   -- Видите ли, Веггъ?-- чувствительно представлялъ ему Боффинъ;-- видите ли? Моя старушка къ богатству привыкла. Ее это очень огорчитъ.
   -- Я ничего тутъ дурного не вижу,-- прорычалъ Веггъ.-- У васъ столько же, сколько и у меня будетъ. Да вы-то что такое?
   -- Но сверхъ того,-- тихо представлялъ мистеръ Боффинъ,-- моя старушка самыхъ честныхъ правилъ.
   -- Ау меня развѣ хуже правила, чѣмъ у вашей старушки?-- отвѣчалъ Веггъ.
   При этихъ словахъ, мистеръ Боффинъ выказалъ нѣсколько менѣе терпѣнія, чѣмъ до сихъ поръ. Нападки на себя онъ былъ склоненъ переносить съ полною покорностью судьбѣ. По тутъ дѣло шло уже не о немъ самомъ, а о его милой старушкѣ. Горько было ему выслушивать дерзости, относимыя прямо къ ней. Но онъ сдержалъ себя и сказалъ довольно робко: Я думаю, Веггъ, мнѣ не слѣдуетъ говорить объ этомъ моей старинкѣ.
   -- Что жъ,-- сказалъ Веггъ презрительно, хотя, можетъ-быть, не безъ нѣкотораго опасенія,-- не говорите своей старухѣ. А я, не бойтесь, не скажу. Я и безъ этого сумѣю хорошо присмотрѣть за вами. Я не хуже васъ, даже получше. Обѣдать меня позовите. По своему дому проведете. Я довольно добра дѣлалъ вамъ и вашей старухѣ, когда помогалъ вамъ въ вашемъ благополучіи.
   -- Потише, мистеръ Веггъ, потише,-- внушалъ Винасъ.
   -- Ужъ не хотите ли чтобъ я нѣжничалъ съ нимъ, сэръ?-- отвѣчалъ онъ съ небольшою запинкою въ словахъ, прерываемыхъ голенькимъ.-- Я взялъ его подъ присмотръ, и онъ у меня ухо востро держи!
   
   По лиліи флота сигналъ пробѣжалъ:
   Англія ждетъ что сей человѣкъ
   Заставитъ Боффина исполнить свою обязанность *).
   *) Послѣдній сигналъ Нельсона предъ Трафальгарскою битвой былъ слѣдующій: "Англія ждетъ, что каждыя исполнитъ свою обязанность", и сраженіе было выиграно.
   
   -- Боффинъ, я васъ домой провожу.
   Мистеръ. Боффинъ сошелъ съ пьедестала съ видомъ покорности судьбѣ и отдался Веггу, дружески простившись съ мистеромъ Винасомъ. Еще разъ инспекторъ и инспектируемый отправились вмѣстѣ по улицамъ и такимъ образомъ дошли до дома мистера Боффина.
   Но и тутъ, когда мистеръ Боффинъ пожелалъ доброй ночи своему стражнику и вошелъ въ домъ при помощи своего ключа, и тихо затворилъ за собой дверь, и тутъ всемогущему Силѣ представилась надобность потребовать подтвержденія своей новопріобрѣтенной власти.
   -- Боффинъ!-- крикнулъ онъ сквозь замочную скважину.
   -- Что вамъ угодно, Веггъ?-- былъ отвѣтъ тѣмъ же путемъ
   -- Выйдите. Покажитесь опять. Дайте еще разъ взглянуть за себя.
   Мистеръ Боффинъ, -- ахъ, какъ онъ упалъ съ высокой ступени своего честнаго простодушія!-- отворилъ дверь и повиновался.
   -- Ступайте. Можете теперь въ постель ложиться,-- сказалъ Веггъ, оскаливъ зубы.
   -- Дверь едва затворилась, какъ онъ опять крикнулъ сквозь замочную скважину
   -- Боф-финъ!
   -- Что угодно, Веггъ?
   На этотъ разъ Сила не далъ отвѣта, но усердно принялся вертѣть воображаемое точило съ наружной стороны замочной скважины, въ то время какъ мистеръ Боффинъ наклонился къ ней со внутренней стороны. Потомъ Веггъ засмѣялся втихомолку и, постукивая, отправился домой.
   

IV. Бѣглая чета.

   Однажды раннимъ утромъ херувимчикъ На всталъ такъ тихо, какъ только было можно, чтобы не разбудить величавую Ма. Онъ имѣлъ праздникъ передъ собою. На и прелестная женщина имѣли явиться въ одно мѣсто, по одному для нихъ весьма интересному дѣлу.
   Но Па и прелестная женщина должны были не вмѣстѣ выйти изъ дому. Белла встала раньше четырехъ часовъ, однако, шляпки еще не надѣвала. Она ждала внизу лѣстницы, говоря точнѣе, сидѣла на нижней ступени, чтобы встрѣтить На, когда онъ сойдетъ, и единственный предметъ, ее занимавшій, состоялъ въ томъ, какъ бы благополучно вывести его изъ его дому.
   -- Вашъ завтракъ готовъ, сэръ,-- шепнула Белла, привѣтствуя его объятіями,-- и вамъ только остается покушать, напиться да и сбѣжать. Какъ вы себя чувствуете, на?
   -- По моему крайнему разумѣнію, какъ воръ новичекъ въ ремеслѣ, моя душечка, который до тѣхъ поръ не считаетъ себя въ совершенной безопасности, пока не выберется изъ дому.
   Белла взяла его подъ руку съ веселымъ сдержаннымъ смѣхомъ, и они отправились внизъ, въ кухню, на цыпочкахъ, причемъ она останавливалась на каждой площадкѣ, прикладывала копчикъ своего указательнаго пальчика къ своимъ розовымъ губкамъ и потомъ прикладывала его ему къ губамъ, какъ она обыкновенно дѣлывала, когда хотѣла приласкать своего на.
   -- Какъ ты себя чувствуешь, моя душечка?-- спросилъ Г. Вильфедъ, когда она подала ему завтракъ.
   -- Мнѣ сдается, какъ будто слова гадальщика сбываются: честному человѣчку то и выходитъ, что предсказывали.
   -- Э! Только ему одному, только этому честному человѣчку?-- сказалъ ея отецъ.
   Белла наложила пальчикомъ еще одну печать на его губы и потомъ, ставъ передъ нимъ на колѣни, когда онъ сѣлъ къ столу, сказала:-- Слушайте, сэръ. Если вы будете хорошо вести себя сегодня, какая вамъ будетъ награда, какъ думаете? Что я обѣщала дать вамъ, если вы будете хороши въ извѣстномъ случаѣ?
   -- Право не помню, душечка. Да, бишь, вспомнилъ. Но одинъ ли изъ этихъ прелестныхъ локончиковъ?-- говорилъ онъ, ласково кладя свою руку на ея волосы.
   -- Слава Богу, вспомнили!--отвѣчала Белла, показывая видъ, что надулась.-- Знаете, сэръ, что гадальщикъ далъ бы пять тысячъ гиней {Гинея -- золотая монета, впервые отчеканенная при Іаковѣ I, цѣнностью въ 20 шиллинговъ, изъ гвинейскаго золота. Она существовала до конца царствованія Георга III, и по причинѣ хорошаго качества металла поднималась въ цѣнѣ даже до 30 шиллинговъ въ разное время, и, наконецъ, по общему соглашенію, цѣнность ея установилась на 21 шиллингѣ. Теперь эта монета не существуетъ, но счетъ на гинеи иногда ведется, прчеемъ подъ каждою гинею разумѣется 21 шиллинг.} (еслибъ это было возможно для него, что, однако, невозможно) за прелестный локончикъ, который я отрѣзала для васъ? Вы не можете составить себѣ понятія, сэръ, сколько разъ онъ цѣловалъ совершенно ничтожный маленькій локончикъ, который я ему отрѣзала. Онъ даже носитъ его на шеѣ, вотъ что я вамъ скажу! Близко къ сердцу!-- сказала Белла, кивая.-- Да, очень близко къ сердцу! Однако же, вы были добрый мальчикъ; вы нынче лучшій изъ самыхъ лучшихъ мальчиковъ на свѣтѣ, и вотъ вамъ цѣпочка, я ее для васъ сдѣлала изъ волосъ, па, и вы позвольте мнѣ надѣть вамъ ее на шею моими собственными любящими руками.
   Когда на наклонялъ свою голову, она немного прослезилась надъ нимъ и потомъ (обтеревъ свои глаза о его бѣлый жилетъ и разсмѣявшись при открытіи такого несообразнаго обстоятельства) сказала:-- Ну, милый на, дайте мнѣ сложить ваши руки вмѣстѣ, и пожалуйста, говорите за мной: моя Беллочка.
   -- Моя Беллочка,-- повторилъ Па.
   -- Я очень люблю тебя.
   -- Я очень люблю тебя, моя душечка,-- сказалъ Па.
   -- Вы не должны прибавлять, чего вамъ не сказано, сэръ.
   -- Беру назадъ -- моя душечка,-- сказалъ Па.
   -- Ну, вотъ похвально! Теперь говорите: ты всегда была.
   -- Ты всегда была,-- повторилъ На.
   -- Досадная.
   -- Нѣтъ, неправда, не была,-- сказалъ На.
   -- Досадная! Слышите, сэръ?-- Досадная, капризная, неблагодарная, безпокойная скотинка, но, я надѣюсь, ты будешь лучше со временемъ, и я тебя благословляю и прощаю!-- Тутъ она совершенно забыла, что На долженъ былъ повторять это, и повисла ему на шею.-- Любезный па, еслибы вы знали, какъ я много думала сегодня утромъ о томъ, что вы мнѣ говорили разъ о нашей первой встрѣчѣ со старымъ мистеромъ Гармономъ, когда я топала ножонками, ревѣла и колотила васъ своею гадкою шляпенкой! Мнѣ все кажется, что я и топала, и ревѣла, и колотила васъ своею ненавистною шляпенкой съ перваго дня своего рожденья, душка моя!
   -- Вздоръ, моя милая. А что до твоихъ шляпокъ, онѣ всегда были прехорошенькія шляпки, всегда шли тебѣ къ лицу, или ужъ ты ихъ собой красила. Должно быть послѣднее было причиной.
   -- Больно вамъ было, бѣдный папашечка,-- спросила Белла, смѣясь (невзирая на свое раскаяніе), съ прихотливымъ удовольствіемъ отъ рисуемой ею картины,-- когда я колотила васъ своею шляпкой?
   -- Нѣтъ, мой другъ. Мухѣ боли не причинила бы!
   -- Да, но я боюсь, что я и колотить васъ не стала бы, еслибы не хотѣла вамъ больно сдѣлать,-- сказала Белла.-- А ноги я вамъ щипала, на?
   -- Немножко, душечка. Но я думаю нора бы...
   -- О, да!-- воскликнула Белла.-- Если я буду все болтать, васъ здѣсь живьемъ захватятъ. Спасайтесь, на, спасайтесь!
   Они тихо, на цыпочкахъ, пошли изъ кухни по лѣстницѣ наверхъ. Белла осторожно отперла наружную дверь, и На, стиснутый на прощаньи въ объятіяхъ, бѣжалъ. Отойдя нѣсколько, онъ посмотрѣлъ назадъ, причемъ Белла еще разъ наложила пальчикомъ печать на воздухъ и выставила свою ножку для выраженія условія. На такимъ же движеніемъ выразилъ вѣрность условію и отправился, какъ можно поспѣшнѣе.
   Часъ или больше Белла задумчиво побродила по саду, потомъ, возвратившись въ спальню, гдѣ все еще спала Лавви Неукротимая, надѣла маленькую шляпку скромнаго, но въ сущности очень коварнаго фасона, которую она только наканунѣ себѣ сдѣлала.-- Я отправляюсь гулять, Лавви,-- сказала она, наклонившись и поцѣловавъ ее.-- Неукротимая, вскочивъ на постели и проговоривъ, что вставать еще рано, снова погрузилась въ забытье, если только выходила изъ него.
   Взгляните, какъ Белла, милая дѣвушка, спѣшитъ по улицамъ пѣшкомъ подъ палящимъ солнцемъ. Взгляните, какъ На ждетъ Беллу позади уличнаго насоса, по крайней мѣрѣ въ трехъ четвертяхъ мили отъ своей семейной кровли. Взгляните, какъ Белла и На на палубѣ одного изъ раннихъ пароходовъ несутся въ Гриничь.
   Ожидаютъ ихъ въ Гриничѣ? Должно-быть, по крайней мѣрѣ, мистеръ Джонъ Роксмитъ стоитъ на пристани и все посматриваетъ часа за два до того времени, какъ осыпанный каменно-угольною сажей (а для него золотымъ пескомъ) пароходикъ развелъ свои пары въ Лондонѣ. Должно быть, ожидаютъ. По крайней мѣрѣ, мистеръ Джонъ Роксмитъ казался совершенно довольнымъ, когда завидѣлъ ихъ на палубѣ. Должно быть. По крайней мѣрѣ Белла, какъ только ступила на берегъ, тотчасъ же взяла мистера Джона Роксмита подъ руку, нисколько не изъявляя удивленія, и оба они пошли съ эѳирнымь видомъ счастія, которое какъ будто бы приподняло отъ земли и повлекло за ними Угрюмаго и Хмураго, старика-пенсіонера {Въ Гриничѣ, какъ извѣстно, помѣщается знаменитый госпиталь для раненыхъ и престарѣлыхъ моряковъ.}, посмотрѣть на счастье до конца. Двѣ деревянныя ноги имѣлъ этотъ Угрюмый и Хмурый, старикъ-пенсіонеръ, и за минуту до того, какъ Белла сошла съ парохода и просунула свою довѣрчивую ручку подъ руку Роксмита, онъ не имѣлъ никакой цѣли въ жизни, кромѣ жевательнаго табаку, и боялся только недостатка въ этой провизіи. Угрюмый и Хмурый сидѣлъ на мели въ гавани вѣчной грязи, какъ Белла во мгновеніе ока подняла его, и онъ поплылъ.
   Скажите, куда, съ херувимчикомъ-родите ломъ во главѣ, сначала мы направимся? Съ какимъ-нибудь подобнымъ вопросомъ на умѣ, Угрюмый и Хмурый, пораженный такимъ внезапнымъ участіемъ, вытягивалъ свою шею и смотрѣлъ чрезъ головы междушедшихъ людей, какъ бы усиливаясь приподняться на цыпочки на своихъ двухъ деревяшкахъ, наблюдая за Р. Вильферомъ. Въ этомъ случаѣ предположеннаго Угрюмымъ и Хмурымъ "сначала" не было; херувимчикъ-родитель направлялся и проталкивался въ толпѣ прямо къ Гриничской церкви повидаться со своими родственниками.
   Ибо позволительно вообразить себѣ, что Угрюмый и Хмурый могъ усмотрѣть фамильное сходство между херувимчиками въ церковныхъ архитектурныхъ украшеніяхъ и херувимчикомъ въ бѣломъ жилетѣ. Можно было подумать, что нѣкоторое воспоминаніе о старинныхъ Валентинахъ {До сихъ поръ въ Соединенномъ Королевствѣ сохранился старинный обычай между молодыми людьми обоего пола посылать другъ къ другу въ день св. Валентина (14-го февраля и. ст.) любовныя письма. Это дѣлается ради шутки, и потому письма, называемыя Валентинами, заготовляются заранѣе литографированныя, съ раскрашенными изображеніями, въ которыхъ Амуръ играетъ главную роль. Бывали примѣры, что въ Лондонѣ проходило чрезъ почтамтъ болѣе 200.000 такихъ писемъ въ одинъ день.}, въ которыхъ херувимчикъ, наряженный не совсѣмъ сообразно съ климатомъ славящимся своею перемѣнчивостью, изображенъ подводящимъ влюбленныхъ къ алтарю, воспламенило жаръ въ деревянныхъ ступняхъ Угрюмаго и Хмураго. Какъ бы то ни было, онъ снялся съ якоря и пустился въ погоню.
   Херувимчикъ шелъ впереди, весь сіяя улыбками; Белла и Джонъ Роксмитъ шли за нимъ; Угрюмый и Хмурый прилѣпился къ нимъ, какъ воскъ. Въ продолженіе многихъ лѣтъ крылья его ума были много проворнѣе, чѣмъ ноги его тѣла; но Белла привезла ихъ къ нему на пароходѣ.
   Онъ былъ корабль, медленный на ходу по вѣтру счастія, а потому взялъ кратчайшій путь къ сборному мѣсту и размахивалъ деревяшками, какъ будто азартно отчеркивалъ мелкомъ въ крибеджѣ {Gribbage -- карточная игра. Прим. перев.}. Когда тѣнь паперти поглотила ихъ, побѣдоносный Угрюмый и Хмурый тоже предсталъ, да поглощенъ будетъ. Херувимчикъ родитель былъ до того страшно удивленъ этимъ, что еслибы не двѣ деревяшки, на которыхъ онъ былъ надежно посаженъ, его совѣсть могла бы представить ему, въ лицѣ этого пенсіонера, его собственную величавую супругу, переряженную и прибывшую въ Гриничъ въ колесницѣ на гриффонахъ, подобно злобствующей волшебницѣ, дабы совершить что-нибудь ужасное во время брачнаго обряда. И онъ дѣйствительно имѣлъ мимолетный поводъ поблѣднѣть въ лицѣ и шепнулъ Беллѣ: "Ужъ не здѣсь ли твоя ма, какъ ты думаешь, душечка?" по случаю таинственнаго шороха и затаеннаго движенія гдѣ-то далеко по сосѣдству органа, что, однакоже, тотчасъ же прекратилось и болѣе уже не слышалось.
   Кто беретъ? Я, Джонъ, и я, Белла, тоже. Кто выдаетъ? Я, Р. Вильферъ {Въ обрядѣ вѣнчанія, по правиламъ англиканской церкви, священникъ спрашиваетъ жениха: хочешь ли ты взять эту жену въ супружество и проч.? Женихъ отвѣчаетъ: хочу! Подобный вопросъ предлагается и невѣстѣ. Она отвѣчаетъ то же самое. Потомъ священникъ спрашиваетъ: кто выдаетъ эту жену въ супружество? Родной или посаженый отецъ даетъ надлежащій отвѣтъ. Тутъ женихъ повторяетъ за священникомъ: Я N беру тебя М., какъ законную жену и проч. Наконецъ, и невѣста говоритъ на священникомъ же: я N беру тебя N, какъ законнаго мужа и проч.}. Угрюмый и Хмурый такъ какъ Джонъ и Белла согласились жить въ брачномъ союзѣ, ты можешь (для краткости) считать это дѣло поконченнымъ и убрать свои деревяшки изъ храма. Онъ представлялъ собою народъ, къ которому священникъ въ извѣстныхъ случаяхъ обращался.
   Церковная паперть, поглотивъ Беллу Вильферъ, уже не имѣла власти отдать ее назадъ, но вмѣсто ея выдвинула на свѣтъ дневной мистриссъ Джонъ Роксмитъ. И долго на свѣтлыхъ ступеняхъ стоялъ Угрюмый и Хмурый, смотря вслѣдъ за ново брачною красавицей, съ наркотическою мыслію, что ему приснился сонъ.
   Послѣ этого Белла вынула изъ своего кармана письмецо и прочла его Па и Джону. Вотъ вѣрная копія съ него:
   "Любезнѣйшая Ма!
   "Надѣюсь, вы не будете сердиться, но я благополучно вышла замужъ за мистера Джона Роксмита, который любитъ меня больше, чѣмъ я могу заслуживать, развѣ только любя его всѣмъ сердцемъ. Я считала за лучшее не говорить объ этомъ заранѣе чтобы не подать повода къ какой-нибудь маленькой непріятности дома. Пожалуйста сообщите объ этомъ моему милому Па. Поцѣлуйте Лавви.

"Дражайшая Ма, искренно преданная дочь ваша
"Белла
(P. S.-- Роксмитъ)"

   Потомъ Джонъ Роксмитъ наложилъ на письмо изображеніе королевы {На англійскихъ почтовыхъ маркахъ изображена голова королевы.} -- и никогда наша всемилостивѣпшая государыня не смотрѣла такъ милостиво, какъ въ это благословенное утро; потомъ Белла опустила письмо въ почтовый ящикъ и весело сказала:-- Теперь, дорогой мой па, вы безопасны, и васъ живого не возьмутъ!
   Па, на первыхъ порахъ, въ возмущенныхъ глубинахъ своей совѣсти, былъ до того неувѣренъ въ своей безопасности, что ему повсюду мерещились величественныя матроны между деревьями Гриничскаго парка, и какъ бы видѣлся грандіозный ликъ, подвязанный хорошо извѣстнымъ ему платкомъ, сурово смотрящій на него изъ окна Обсерваторіи, гдѣ помощники королевскаго астронома еженощно наблюдаютъ мерцающія звѣзды. Но такъ какъ минуты проходили, и никакой мистриссъ Вильферъ во плоти не появлялось, онъ сталъ спокойнѣе и отправился съ веселымъ сердцемъ и хорошимъ аппетитомъ въ коттеджъ мистера и мистриссъ Роксмитъ, гдѣ былъ приготовленъ завтракъ.
   Скромный, маленькій коттеджъ, но свѣтлый и новый; въ немъ на бѣлоснѣжной скатерти прекраснѣйшій изъ скромныхъ завтраковъ. Прислуживаетъ тутъ, какъ легкій лѣтній вѣтерокъ, порхающая дѣвушка, вся румянецъ и ленты, безпрестанно краснѣющая, будто она, а не Белла вышла замужъ, и, однакоже, заявляющая торжество своего пола надъ Джономъ и На своею ликующею и восторженною суетнею, какъ бы желая сказать: "Вотъ что ждетъ васъ всѣхъ, джентльмены, когда мы захотимъ приняться за васъ". Эта самая дѣвушка была служанка Беллы, и вручила ей ключи, командующіе надъ сокровищами соленій, бакалей, пастилъ и пикулей, обозрѣніе которыхъ послужило препровожденіемъ времени послѣ завтрака, причемъ Белла объявила, что На долженъ отвѣдать всего, милый Джонъ, иначе счастья не будетъ, причемъ въ ротъ На напихано было всякой всячины, такъ что онъ рѣшительно не зналъ, что дѣлать со всѣмъ этимъ.
   Потомъ они всѣ трое предприняли очаровательную прогулку въ экипажѣ и потомъ восхитительно бродили но цвѣтущему лугу, и видѣли на немъ того же самаго Угрюмаго и Хмураго съ деревяшками горизонтально расположенными предъ нимъ: сидитъ себѣ и размышляетъ о превратностяхъ жизни. Съ радостнымъ удивленіемъ Белла сказала ему: "Здравствуйте еще разъ! Какой вы славный старичекъ-пенсіонеръ!" На что Угрюмый и Хмурый отвѣтилъ, что онъ видѣлъ, какъ ее вѣнчали сегодня утромъ, моя красавица, и онъ осмѣлится пожелать ей всякаго счастія и самыхъ попутныхъ вѣтровъ, и самыхъ благопріятныхъ погодъ; и тутъ же вскарабкался на свои двѣ деревяшки, чтобъ отдать имъ честь, дерзка въ рукѣ свою кораблевидную шляпу {Моряки-пенсіонеры въ Гриничѣ одѣты въ синіе камзолы стараго кроя и носятъ старинныя треугольныя шляпы.}, со всею галантностью матроса линейнаго корабля и отъ всего своего дубоваго сердца.
   Среди золотыхъ цвѣтовъ, пріятно было видѣть этого соленоводнаго Угрюмаго и Хмураго: махаетъ онъ своею изогнутою шляпой Беллѣ, а его рѣдкіе сѣдые волосы развѣваются по вѣтру, будто Белла вновь спустила его на синія воды. "Вы очаровательный стари чекъ-пенсіонеръ", сказала Белла, "и я такъ счастлива, что желала бы и васъ тоже счастливымъ сдѣлать!" На что Угрюмый и Хмурый отвѣтилъ: "Дайте поцѣловать вашу ручку, моя красавица, тутъ и все мое счастье!" Что и было сдѣлано къ общему удовольствію.
   Свадебный обѣдъ былъ верхъ славы. Новобрачные сговорились заказать обѣдъ и сѣсть за него въ той самой комнатѣ и въ той самой гостиницѣ, гдѣ Па и прелестнѣйшая женщина уже разъ обѣдали вмѣстѣ. Белла сидѣла между Па и Джономъ и раздѣлила свое вниманіе между ними почти поровну, но сочла, однакоже, за нужное (въ отсутствіе служителя предъ обѣдомъ) напомнить своему На, что она уже больше не его прелестная женщина.
   -- Я это хорошо знаю, душечка,-- отвѣчалъ херувимчикъ,-- и охотно соглашаюсь съ этимъ.
   -- Охотно сэръ? Вамъ слѣдовало бы сокрушаться.
   -- Я бы и сокрушался, ангелъ мой, еслибы думалъ, что навсегда тебя теряю.
   -- Но вы знаете, что не теряете; не такъ ли, бѣдный, добрый па? Вы знаете, что пріобрѣли только новаго родственника, а онъ будетъ любить васъ и будетъ признателенъ къ вамъ за меня и за васъ самихъ, столько же, какъ и я сама; не такъ ли, любезный па? Смотрите сюда, па!-- Белла приложила свой пальчикъ себѣ къ губамъ, а потомъ къ Па, а потомъ опять къ своимъ, а потомъ къ мужнинымъ.-- Теперь мы тронное товарищество, милый Па.
   Появленіе обѣда въ это время положило конецъ одному изъ исчезновеній Беллы, и тѣмъ дѣйствительнѣе, что обѣдъ явился подъ ауспиціями нѣкоего торжественнаго джентльмена, въ черномъ одѣяніи и бѣломъ галстукѣ, походившаго на пастора болѣе, чѣмъ самъ пасторъ, и, повидимому, поднявшагося гораздо выше его въ церкви, чтобы не сказать, взобравшагося на колокольню. Этотъ іерархъ, совѣтуясь съ Джономъ Роксмит.онъ насчетъ пунша и винъ, наклонилъ свою голову, какъ бы слѣдуя папистскому обыкновенію принимать исповѣдь на ухо. Точно также, когда Джонъ сдѣлалъ ему какое-то предложеніе, не соотвѣтствовавшее его видамъ, лицо его приняло суровый и укорительный видъ, какъ будто онъ налагалъ епитемію.
   Какой обѣдъ! Образцы всѣхъ рыбъ, плавающихъ въ морѣ, должно-битъ, нарочно приплыли къ нему и если между ними нельзя было распознать тѣхъ разноцвѣтныхъ рыбъ, которыя говорили спичи въ Арабскихъ Ночахъ {Арабскія сказки у насъ извѣстны подъ названіемъ: "Тысячи и Одной Ночи".} (совершенно министерскія объясненія по своей неясности), и потомъ выпрыгивали изъ сковородки, то это только потому, что всѣ онѣ приняли одинъ цвѣтъ, будучи сварены вмѣстѣ съ бѣльчугомъ {Whitebait -- маленькая рыбка изъ породы сельдей. Она составляетъ необходимое блюдо въ гриническихъ гостиницахъ отъ апрѣля до сентября, то-есть въ пору лова.}. Всѣ блюда, приправленныя счастіемъ, продуктомъ, который въ Гриничѣ иногда оказывается въ недостачѣ, имѣли превосходный вкусъ, а золотыя вина были закупорены по бутылкамъ еще во дни золотого вѣка и съ тѣхъ самыхъ поръ набирались своей искрометности.
   Лучше всего было то, что Белла и Джонъ и херувимчикъ составили уговоръ не показывать глазамъ смертныхъ никакого вида, что они празднуютъ свадьбу. Но распоряжающійся іерархъ, должно-быть архіепископъ Гриничскій, зналъ это такъ хорошо, какъ будто самъ совершалъ брачный обрядъ. Торжественность, съ какою его милость вступилъ въ ихъ заговоръ безъ всякаго приглашенья, и съ какою показывалъ видъ, что устраняетъ отъ него прочихъ служителей, была верхомъ славы обѣда.
   Въ комнатѣ находился невинный молодой служитель, худенькій, на слабенькихъ ножкахъ, еще не вполнѣ посвященный въ тонкости служительства, но имѣвшій, по всей очевидности, романтическій темпераментъ и сильно (можно бы смѣло сказать, безнадежно) влюбленный въ какую-нибудь молодую дамочку, не оцѣнившую его достоинствъ. Этотъ безхитростный юноша, отгадывая положеніе дѣлъ, въ которомъ даже его простота не могла ошибиться, ограничивая!" свое служеніе тѣмъ, что томился у буфетнаго стола созерцаніемъ Беллы, когда она ничего не требовала, и бросался къ ней, когда она чего-нибудь требовала. Его милость, архіепископъ, безпрестанно поставлялъ ему препятствія, то отстраняя его локтемъ въ минуту успѣха, то посылая съ унизительнымъ порученіемъ принесть топленаго коровьяго масла, то вырывая у него какое-нибудь хорошее блюдо, которое случайно попадало ему въ руки, и приказывая стать въ сторону.
   -- Сдѣлайте милость, извините его, мадамъ,-- сказалъ архіепископъ тихимъ, важнымъ голосомъ, онъ еще совершенно молодой человѣкъ и у насъ только на испытаніи, да намъ и не нравится.
   Это побудило Джона Роксмита замѣтить, чтобы представить дѣло въ видѣ болѣе натуральномъ:-- Душа моя, Белла, эта годовщина наша гораздо удачнѣе всѣхъ прошлыхъ, и я предлагаю справлять всегда здѣсь годовщину нашей свадьбы.
   На это Белла отвѣчала, можетъ-быть, съ менѣе успѣшною изъ всѣхъ когда-либо сдѣланныхъ попытокъ казаться женщиною, давно вышедшею замужъ:-- Въ самомъ дѣлѣ, я то же думаю, любезный Джонъ.
   Тутъ архіепископъ Гриничскій важно кашлянулъ, чтобы привлечь вниманіе подчиненныхъ ему присутствующихъ пасторовъ, и вытаращилъ на нихъ глаза, будто желая сказать: "Именемъ вашей присяги требую, чтобы вы этому вѣрили!"
   Своими собственными руками онъ послѣ того поставилъ дессертъ, какъ бы говоря тремъ гостямъ: "Теперь наступило время, когда мы можемъ обойтись безъ помощи этихъ прислужниковъ, непосвященныхъ въ нашу тайну", и вышелъ бы съ полнымъ достоинствомъ, еслибы не послѣдовалъ дерзкій поступокъ со стороны заблудшаго умомъ молодого человѣка на испытаніи. Онъ, найдя, по несчастію, гдѣ-то вѣточку флеръ-д'оранжа, приблизился незамѣтнымъ образомъ съ цвѣткомъ въ рюмкѣ и поставилъ его по правую руку Беллы. Архіепископъ тотчасъ изгналъ и отрѣшилъ его; но дѣло уже было сдѣлано
   -- Я увѣренъ, мадамъ, -- сказалъ его милость, возвратившись,-- вы будете такъ добры, что вниманія на это не обратите, принявъ въ соображеніе, что это сдѣлано молодымъ человѣкомъ, который здѣсь только на испытаніи и едва ли будетъ годенъ.
   Сказавъ это, онъ важно поклонился и вышелъ; а они всѣ разразились хохотомъ продолжительнымъ и веселымъ.
   -- Притворство ни къ чему не послужитъ,-- сказала Белла:-- они всѣ разгадали меня; я думаю, такъ и быть должно, па и Джонъ, мои милые, потому что я кажусь такою счастливою!
   Супругъ ея нашелъ нужнымъ потребовать въ эту минуту одного изъ таинственныхъ исчезновеній со стороны Беллы, и она должнымъ образомъ повиновалась, сказавъ смягченнымъ голосомъ изъ мѣста укрывательства:
   -- Помните, какъ мы съ вами о корабляхъ разговаривали въ тотъ день, па?
   -- Помню, моя милая.
   -- Ну, не странно ли подумать, па, что ни на одномъ изъ кораблей не было Джона?
   -- Нисколько, моя милая.
   -- Ахъ, па! Какъ же нисколько?
   -- Нисколько, моя милая. Какъ можемъ мы сказать, какіе люди теперь къ намъ изъ неизвѣстныхъ морей на корабляхъ плывутъ?
   Такъ какъ Белла, продолжая оставаться невидимою, замолкла, то и отецъ ея молча продолжалъ сидѣть за своимъ виномъ и дессертомъ, пока не вспомнилъ, что ему пора отправляться домой въ Голловей.
   -- Я рѣшительно не въ силахъ оторваться отъ васъ,-- прибавилъ херувимчикъ,-- но было бы грѣшно не выпить за многіе, многіе возвраты этого счастливаго дня.
   -- Десять тысячъ разъ!-- воскликнулъ Джонъ.-- Я наливаю свою рюмку и рюмку моей драгоцѣнной жены.
   -- Джентльмены,-- сказалъ херувимчикъ не громко, обращаясь, по своей англо-саксонской наклонности излить свои чувства въ формѣ спича, къ мальчишкамъ внизу, старавшимся перещеголять одинъ другого окунаясь головой въ грязь за шестипенсовыми монетами:-- Джентльмены, и Белла, и Джонъ, вы легко можете предположить, что я не имѣю намѣренія безпокоить васъ разными разсужденіями въ настоящемъ случаѣ. Джентльмены, и Белла, и Джонъ, настоящій случай исполненъ ощущеній, которыхъ я не въ состояніи выразить. По, джентльмены, и Белла, и Джонъ, за участіе, которое было мнѣ предоставлено въ немъ, за довѣріе, которое вы возложили на меня, за искреннюю доброту, за расположеніе, съ которыми вы сочли меня нелишнимъ, когда я вполнѣ сознаю, что я болѣе или менѣе все-таки лишній, я приношу вамъ сердечную благодарность. Джентльмены, и Белла, и Джонъ, заявляю вамъ свою любовь, и чтобы какъ теперь, такъ и впредь собираться намъ вмѣстѣ, то-есть джентльмены, и Белла, и Джонъ, чтобы намъ долго, долго праздновать всегда вмѣстѣ годовщину этого благополучнаго дня!
   Такъ окончавъ свой спичъ, милый херувимчикъ обнялъ свою дочь и обратился въ бѣгство на пароходъ, который уже стоялъ возлѣ пловучей пристани, дѣлая все зависящее, чтобы разбить ее въ куски. Но счастливая парочка не такъ-то легко хотѣла разстаться съ херувимчикомъ, и онъ не пробылъ двухъ минутъ на палубѣ, какъ они явились на набережной.
   -- Па, милый па!-- крикнула Белла, махая ему зонтикомъ чтобъ онъ приблизился къ борту, и наклоняясь шепнуть ему.
   -- Что, душечка?
   -- Много я колотила васъ своею гадкою шляпенкой, па?
   -- Не стоитъ говорить, душечка.
   -- Ноги вамъ щипала, па?
   -- Очень пріятно, душечка.
   -- Точно вы совершенно простили меня, па? Пожалуйста, па, пожалуйста, простите меня.
   Полусмѣясь, полуплача, Белла умоляла его самымъ милымъ образомъ, образомъ до того увлекательнымъ, до того веселымъ, до того радушнымъ, что ея родитель-херувимчикъ, съ ласковымъ лицомъ, сказалъ ей будто бы она все еще была малютка:-- Какая глупенькая мышка!
   -- Но вы мнѣ прощаете это и все, и все, прощаете, на?
   -- Прощаю, моя милѣйшая.
   -- И вы себя не считаете одинокимъ и покинутымъ, отправляясь одни, не считаете, на?
   -- Господь благословитъ тебя! Нѣтъ, жизнь моя!
   -- Прощайте, дорогой мой на. Прощайте!
   -- Прощай, моя душечка! Уведите ее, любезный Джонъ. Уведите ее домой!
   Она взяла подъ руку своего мужа, и они пошли домой по розовой тропинкѣ, которую прокладывало имъ солнце въ своемъ закатѣ. Ахъ, есть дни въ этой жизни, стоющіе жизни и стоющіе смерти, и какъ хороша радостная старинная пѣсня, въ которой поется; "Любовь, любовь, любовь, вертитъ всѣмъ этимъ свѣтомъ!"
   

V. Невѣста нищаго.

   Внушительная пасмурность, съ которою мистриссъ Вильферъ встрѣтила своего супруга по возвращеніи его со свадьбы, стучалась такъ сильно въ дверь херувимской совѣсти и равномѣрно такъ подламывала херувимскія ноги, что шаткое состояніе души и тѣла преступника могли бы возбудить подозрѣніе въ людяхъ менѣе озабоченныхъ, чѣмъ эта угрюмая, героическая дама, и миссъ Лавинія, и достойный уваженія другъ семейства, мистеръ Джорджъ Сампсонъ. Но какъ вниманіе всѣхъ ихъ троихъ было совершенно поглощено фактомъ состоявшагося брака, то у нихъ и не оставалось его болѣе для обращенія на преступнаго заговорщика, и этому счастливому обстоятельству онъ долженъ своимъ спасеніемъ, за которое нисколько самому себѣ обязанъ не былъ.
   -- Вы, Р. Вильферъ,-- сказала мистриссъ Вильферъ изъ своего параднаго угла,-- ничего не спрашиваете о вашей дочери Беллѣ.
   -- Дѣйствительно, мой другъ,-- отвѣчалъ онъ съ самымъ рѣшительнымъ выраженіемъ невѣдѣнія,-- я этого не сдѣлалъ. Что или, можетъ быть, лучше сказать, гдѣ Белла?
   -- Не здѣсь,-- торжественно провозгласила мистриссъ Вильферъ, сложивъ руки.
   Херувимчикъ слабымъ голосомъ пробормоталъ что-то въ родѣ неудачнаго: "О, въ самомъ дѣлѣ, мой другъ!"
   -- Не здѣсь,-- повторила мистриссъ Вильферъ строгимъ, звонкимъ голосомъ.-- Словомъ сказать, Р. Вильферъ, у васъ нѣтъ дочери Беллы.
   -- Нѣтъ дочери Беллы, мои другъ?
   -- Нѣтъ. Ваша дочь, Белла,-- сказала мистриссъ Вильферъ, съ такимъ гордымъ видомъ, какъ будто она никогда не имѣла ни малѣйшаго отношенія къ этой молодой особѣ, о которой она теперь упоминала тономъ упрека, будто о какомъ предметѣ роскоши, которымъ ея мужъ обзавелся совершенно за свой счетъ и въ противность ея совѣту:-- ваша дочь Белла отдала себя нищему.
   -- Боже милосердый!
   -- Лавинія, покажи своему отцу письмо его дочери Беллы,-- сказала мистриссъ Вильферъ своимъ монотоннымъ тономъ парламентскаго акта, махнувъ перчатками.-- Я думаю, отецъ твой не откажется въ этомъ видѣть документальное доказательство моихъ словъ. Я полагаю, твой отецъ знакомъ съ почеркомъ своей дочери Беллы. Впрочемъ, не знаю. Онъ, можетъ-быть, скажетъ тебѣ, что не знакомъ. Меня это нисколько не удивитъ.
   -- Послано изъ Гринича и помѣчено нынѣшнимъ числомъ,-- сказала Неукротимая, налетая на отца и подавая ему доказательство. Надѣется, что ма не станетъ сердиться, но что счастливо вышла за мастера Джона Роксмита и не упоминала объ этомъ заранѣе во избѣжаніе ссоры, и пожалуйста, милому па, скажите объ этомъ, и меня поцѣлуйте. Желала бы я знать, что бы вы сказали, еслибы какой другой незамужній членъ семейства сдѣлалъ это!
   Онъ прочиталъ письмо и воскликнулъ слабымъ голосомъ:-- Боже мой!
   -- Хорошо вамъ говорить: Боже мой!-- подхватила мистриссъ Вильферъ глухимъ голосомъ.
   При такомъ одобреніи онъ повторилъ это опять, но не такъ удачно, какъ ожидалъ, ибо гнѣвная супруга тотчасъ же замѣтила съ крайнею горечью:-- Вы ужъ разъ сказали это.
   -- Дѣйствительно, удивительно! Но я полагаю, мой другъ,-- намекнулъ херувимчикъ, складывая письмо послѣ смущеннаго молчанія,-- мы должны быть вполнѣ довольны этимъ. Позволь мнѣ сказать тебѣ, мой другъ, что мистеръ Роксмитъ (насколько я знакомъ съ нимъ) не нищій, говоря въ точности.
   -- Въ самомъ дѣлѣ?-- сказала мистриссъ Вильферъ ужасающимъ тономъ учтивости.-- Это вѣрно? Я не знала, что мистеръ Джонъ Роксмитъ джентльменъ-землевладѣлецъ. Но мнѣ очень пріятно слышать это.
   -- Я сомнѣваюсь, чтобы ты это слышала, мой другъ,-- предположилъ херувимчикъ нерѣшительно.
   -- Благодарю васъ,-- сказала мистриссъ Вильферъ.-- Значитъ я дѣлаю ложныя показанія? Пусть такъ. Если моя дочь у меня изъ глазъ бѣжитъ, то, конечно, мужу моему это и подавно можно. Первое столько же естественно, сколько и второе. Тутъ, какъ кажется соглашеніе есть. Непремѣнно. (Принимая, съ трепетною покорностью судьбѣ, видъ гробовой веселости).
   Но тутъ Неукротимая вмѣшалась въ схватку, волоча за собой неподатливую фигуру мистера Сампсона.
   -- Ма,-- вступилась юная особа,-- я должна вамъ сказать, что лучше было бы, еслибы вы не уклонялись отъ предмета и не проповѣдовали бы о томъ, что люди какъ-то у другихъ людей изъ глазъ бѣгутъ. Это ни больше, ни меньше какъ невозможная безсмыслица.
   -- Какъ!-- воскликнула мистриссъ Вильферъ, нахмуривъ свои черныя брови.
   -- Совершенно невозможная безсмыслица, ма,-- отвѣчала Лавви,-- и Джорджъ Сампсонъ такъ же хорошо, какъ и на, это понимаетъ.
   Мистриссъ Вильферъ, внезапно окаменѣвъ, устремила свои гнѣвные глаза на несчастнаго Джорджа, который, будучи раздвоенъ между поддержкой, которую онъ долженъ былъ оказать своей милой, и поддержкой, которую обязанъ былъ явить мамашѣ своей милой, никого, даже самого себя, не поддержалъ.
   -- Настоящее дѣло въ томъ,-- продолжала Лавинія,-- что Белла поступила въ отношеніи ко мнѣ не такъ, какъ бы слѣдовало сестрѣ, и можетъ жестоко компрометировать меня и Джорджа, и семейство Джорджа тѣмъ, что убѣжала и обвѣнчалась такимъ низкимъ и постыднымъ образомъ, имѣя какую-то церковную прислужницу {Въ англійскихъ церквахъ скамьи разгорожены дверками на отдѣленія. За право пользоваться ими прихожане вносятъ ежегодную плату. За чистотой въ нихъ, такъ же, какъ и вообще въ церкви, наблюдаютъ въ богатыхъ приходахъ престарѣлые служители, въ бѣдныхъ -- престарѣлыя служанки, которыя тоже отворяютъ дверки въ воскресные дни при входѣ прихожанъ.} или что-то въ родѣ вмѣсто провожатой, между тѣмъ какъ ей слѣдовало бы довѣриться мнѣ и сказать: "если ты, Лавви, послѣ своей помолвки съ Джорджемъ находишь приличнымъ почтить мою свадьбу своимъ присутствіемъ, то, Лавви, я прошу тебя присутствовать и хранить это втайнѣ отъ ма и па", что, само собою разумѣется, я бы и сдѣлала.
   -- Что, само собой разумѣется, ты бы и сдѣлала? Неблагодарная!-- воскликнула мистриссъ Вильферъ.-- Ехидна!
   -- Послушайте! Знаете, ма'амъ, клянусь честью, такъ не слѣдуетъ!-- представлялъ мистеръ Сампсонъ, серіозно качая головой.-- Съ величайшимъ уваженіемъ къ вамъ, ма'амъ, клянусь жизнью, такъ не слѣдуетъ. Право, нѣтъ; сами знаете. Когда человѣкъ, съ чувствами джентльмена, помолвленъ съ молодой особой, и когда дѣло дойдетъ (хотя бы даже со стороны одного изъ членовъ семейства) до ехидничества, то сами знаете!.. Я сошлюсь на ваши собственныя добрыя чувства, знаете,-- сказалъ мистеръ Сампсонъ въ заключеніе.
   Ядовитый взглядъ, который мистриссъ Вильферъ бросила на молодого джентльмена въ отвѣтъ на его обязательное вмѣшательство, былъ такого свойства, что миссъ Лавинія залилась слезами и обхватила его вокругъ шеи, какъ бы защищая.
   -- Моя неестественная мать, -- вскрикнула молодая дѣвушка,-- хочетъ уничтожить Джорджа! Но ты не будешь уничтоженъ, Джорджъ! Я скорѣе умру!
   Мистеръ Сампсонъ, въ объятіяхъ своей невѣсты, все еще усиливался качать головой на мистриссъ Вильферъ и замѣтилъ: "съ глубочайшимъ къ вамъ уваженіемъ, знаете, ма'амъ, ехидничество, право, не дѣлаетъ вамъ чести".
   -- Ты не будешь уничтоженъ, Джорджъ!-- воскликнула миссъ Лавинія.-- Пусть прежде меня убьетъ и этимъ потомъ удовольствуется. Охъ, охъ, охъ! Неужели для того я выманила Джорджа изъ его счастливаго дома, чтобъ онъ этому подвергся! Джорджъ, дорогой мой, будь свободенъ. Предоставь меня, любезный Джорджъ, моей ма и моей судьбѣ. Поцѣлуй свою тетушку, милый мой Джорджъ, и умоли ее не проклинать ехидну, которая переползла черезъ твою дорогу и отравила твое существованіе. Охъ, охъ, охъ!
   Молодая дѣвушка говорила истерически. Только-что достигшая совершеннолѣтія и еще ни разу не лишавшаяся чувствъ, она тутъ упала чрезвычайно ловко въ обморокъ, который, принимая въ соображеніе, что то былъ первый дебютъ ея, совершился очень успѣшно. Мистеръ Сампсонъ, между тѣмъ, наклонился къ ней съ такимъ замѣшательствомъ, которое заставило его отнестись къ мистриссъ Вильферъ съ слѣдующимъ несообразнымъ выраженіемъ;
   -- Демонъ, со всѣмъ должнымъ къ вамъ уваженіемъ, смотрите, что вы сдѣлали!
   Херувимчикъ стоялъ безпомощно, потирая свой подбородокъ и смотря на происходившее; но вообще онъ готовъ былъ порадоваться этой диверсіи, которая, благодаря поглощающимъ свойствамъ истерики, могла поглотить предыдущій вопросъ. Дѣйствительно, это такъ и случилось, ибо Неукротимая, постепенно приходя въ себя, спросила съ дикимъ порывомъ: "Джорджъ, другъ мой, ты въ безопасности?" и потомъ: "Джорджъ, душа моя, что случилось? Гдѣ ма?" Мистеръ Сампсонъ съ утѣшительными словами поднялъ распростертую Лавинію и передалъ ее мистриссъ Вильферъ, такъ какъ бы молодая дѣвушка была чѣмъ-то въ родѣ прохладительнаго. Когда мистриссъ Вильферъ съ достоинствомъ вкусила отъ этого прохладительнаго, поцѣловавъ ее въ лобъ (такъ какъ бы проглотивъ устрицу), миссъ Лавинія, шатаясь, возвратилась подъ защиту мистера Сампсона, которому она сказала: "Другъ мой Джорджъ, боюсь, что я сдѣлала глупость; но я все еще нѣсколько слаба, и у меня голова кружится; пожалуйста, не отпускай моей руки, Джорджъ!" Затѣмъ она по временамъ приводила его въ трепетъ, произнося, когда менѣе всего ожидалось, звукъ занимавшій средину между всхлипываніемъ и шипѣніемъ бутылки содовой воды, который, казалось, раздиралъ лифъ ея платья.
   Между самыми замѣчательными эффектами этого кризиса, можно упомянуть то, что онъ имѣлъ, по возстановленіи мира, необъяснимое нравственное вліяніе, возвышеннаго свойства, на миссъ Лавинію, мистриссъ Вильферъ и мистера Джорджа Сампсона, изъ числа коихъ Р. Вильферъ былъ исключенъ совершенно, какъ человѣкъ посторонній и не симпатизирующій. Миссъ Лавинія приняла скромный видъ, какъ отличившаяся, мистриссъ Вильферъ свѣтлый видъ прощенія и преданности своей судьбѣ, мистеръ Сампсонъ видъ человѣка, подвергшагося исправленію. Этимъ вліяніемъ были проникнуты чувства, съ коими она возвратилась къ предыдущему вопросу.
   -- Любезный Джорджъ,-- сказала Лавви съ печальною улыбкой,-- послѣ всего случившагося, я увѣрена, ма скажетъ на, чтобъ онъ сказалъ Беллѣ, что мы всѣ будемъ рады видѣть ее вмѣстѣ съ ея мужемъ.
   Сампсонъ сказалъ, что онъ тоже увѣренъ въ этомъ, и пробормоталъ, какъ высоко уважаетъ онъ мистриссъ Вильферъ и какъ обязанъ всегда уважать, и какъ будетъ всегда уважать.-- И еще гораздо болѣе,-- прибавилъ онъ,-- послѣ всего случившагося.
   -- Я далека отъ того,-- сказала мистриссъ Вильферъ басистымъ голосомъ изъ своего угла,-- чтобы противорѣчить чувствамъ моей дочери и юноши (мистеру Сампсону, повидимому, очень нз понравилось это слово), который составляетъ предметъ ея дѣвическаго предпочтенія. Чувствую, даже знаю, что я была введена въ заблужденіе и обманута. Чувствую, даже знаю, что меня устранили и миновали. Чувствую, даже знаю, что я, подавивъ въ себѣ отвращеніе къ мистеру и мистриссъ Боффинъ, принимала ихъ подъ своею кровлей и согласилась, чтобы ваша дочь, Белла (тутъ она обратилась къ своему мужу), жила подъ ихъ кровлей, и потому полагаю, вашей дочери, Беллѣ (снова обращаясь къ своему мужу), полезно было бы почерпнуть урокъ съ мірской точки зрѣнія изъ связи, столько противной и безславной. Чувствую, даже знаю, что сочетавшись съ мистеромъ Роксмитомъ, она сочеталась съ человѣкомъ, который, вопреки близорукому мудрованію, все-таки нищій. И я очень хорошо увѣрена, что ваша дочь Белла (снова обращаясь къ своему супругу), не возвыситъ своего семейства, сдѣлавшись женой нищаго. Но я подавлю свои чувства и уже ничего объ этомъ не скажу.
   Мистеръ Сампсонъ пробормоталъ, что ничего иного не можетъ онъ ожидать отъ женщины, которая всегда была въ своемъ семействѣ примѣромъ и никогда не подавала повода къ оскорбленію. И всегда болѣе (прибавилъ мистеръ Сампсонъ съ нѣкоторою степенью неясности), и никогда болѣе какъ въ настоящемъ случаѣ. Онъ бралъ смѣлость прибавить, что все, по справедливости, относящееся къ матери, относится, по справедливости, и къ младшей дочери, и что онъ никогда не забудетъ умилительныхъ чувствъ, которыя обѣ онѣ своимъ поведеніемъ пробудили въ немъ. Въ заключеніе, онъ надѣялся, что нѣтъ человѣка съ сердцемъ, который не былъ мы связи, столь противной и безславной. Чувствую, даже знаю, что миссъ Лавинія остановила его когда онъ запутался въ своемъ спичѣ.
   -- Поэтому, Р. Вильферъ,-- сказала мистриссъ Вильферъ, возобновляя свою рѣчь и опять обращаясь къ своему повелителю,-- дочь ваша Белла можетъ пожаловать, когда ей угодно, и она будетъ принята нами. Точно такъ же (послѣ небольшой паузы и съ такимъ видомъ, какъ будто бы въ этотъ промежутокъ времени она приняла лѣкарство), точно такъ же будетъ принятъ и ея мужъ.
   -- А я васъ прошу, па,-- сказала Лавинія,-- не разсказывать Беллѣ, что здѣсь происходило. Это ни къ чему хорошему не поведетъ, только заставитъ ее упрекать себя.
   -- Милая моя,-- настаивалъ мистеръ Сампсонъ,-- ей слѣдуетъ знать это.
   -- Нѣтъ, Джорджъ,-- сказала Лавинія тономъ рѣшительнаго самоотверженія.-- Нѣтъ, любезный Джорджъ, пусть это будетъ погребено въ забвеніи.
   Мистеръ Сампсонъ счелъ это слишкомъ благороднымъ.
   -- Ничего нѣтъ слишкомъ благороднаго, любезный Джорджъ,-- возразила Лавинія.-- На, я надѣюсь, вы остережетесь упоминать передъ Беллою, если только возможно, о моей помолвкѣ съ Джорджемъ. Иначе это можетъ показаться ей какъ будто бы напоминаніемъ, что она погубила себя. И надѣюсь, на, вы сочтете въ равной мѣрѣ справедливымъ не говорить въ присутствіи Беллы о предстоящихъ Джорджу хорошихъ видахъ въ будущемъ. Иначе это можетъ показаться ей упрекомъ въ ея бѣдности. Мнѣ не должно забывать, что я младшая сестра ея, и что я обязана избавить ее отъ непріятныхъ контрастовъ, которыя могутъ только жестоко уязвятъ
   Мистеръ Сампсонъ выразилъ увѣренность, что поступать такимъ образомъ могутъ только ангелы. Миссъ Лавинія торжественно на это отвѣтила:-- Нѣтъ, любезный Джорджъ, я очень хорошо знаю, что я простая смертная.
   Мистриссъ Вильферъ, съ своей стороны, еще болѣе украшала весь этотъ эпизодъ тѣмъ, что сидѣла, приковавъ къ своему мужу свои глаза, походившіе на два большіе, черные вопросительные знаки, строго вопрошавшіе: Въ свою грудь заглянулъ ли ты? Своего счастія заслуживаешь ли ты? Можишь ли ты, положа руку на сердце, сказать, что ты достоинъ такой истерической дочери? Я не спрашиваю тебя, достоинъ ли такой жены,-- обо мнѣ нѣтъ рѣчи,-- но вполнѣ ли ты сознаешь всепроникающее нравственное зеличіе семейной сцены, на которую взираешь, и достаточно ли ты за нее признателенъ? Эти вопросы оказались крайне тягостны для Р. Вильфера, который, кромѣ того что былъ нѣсколько обезпокоенъ г.иномъ, находился въ постоянномъ страхѣ изобличить самого себя какимъ-нибудь лишнимъ словомъ, которое выдало бы его, какъ виновнаго въ предварительномъ знаніи. Но такъ какъ сцена окончилась благополучно, то онъ и укрылся въ дремотѣ, что причинило жестокую обиду его супругѣ.
   -- Можете ли вы думать о вашей дочери, Беллѣ, и спать при этомъ?-- презрительно спросила она.
   На что онъ кротко отвѣтилъ:-- Да, мой другъ, кажется, могу.
   -- Въ такомъ случаѣ,-- сказала мистриссъ Вильферъ, съ величественнымъ негодованіемъ,-- я бы посовѣтовала вамъ, если у васъ есть человѣческое чувство, отправиться въ постель.
   -- Благодарю, мой другъ,-- отвѣчалъ онъ:-- я думаю это лучшее для меня мѣсто.
   И съ этими не симпатичными словами онъ охотно удалился.
   Чрезъ нѣсколько недѣль молодая жена нищаго (рука объ руку съ самымъ нищимъ) пришла къ чаю во исполненіе приглашенія, переданнаго ей чрезъ отца. И нападеніе, сдѣланное молодою нищаго на неприступную позицію, столь обдуманно приготовленную для обороны со стороны миссъ Лавиніи, было самое торжественное, ибо она въ одну минуту разбросала верки во всѣ стороны.
   -- Любезная ма,-- воскликнула Белла, вбѣгая въ комнату съ сіяющимъ лицомъ,-- здоровы ли вы, любезная ма?-- И потомъ обняла ее радостно.-- Милая Лавви, ты здорова ли? Здоровъ ли Джорджъ Сампсонъ и дѣлаетъ ли онъ успѣхи, и когда твоя свадьба, и какъ ты будешь богата? Ты должна разсказать мнѣ обо всемъ этомъ безъ промедленія, милая Лавви. Джонъ, душа моя, поцѣлуй ма и Лавви, и мы будемъ какъ дома и совершенно счастливы.
   Мистриссъ Вильферъ вытаращила глаза, но никакъ не могла поддержать себя. Миссъ Лавинія тоже вытаращила глаза и тоже не могла поддержать себя. Повидимому, безъ всякаго принужденія и положительно безъ всякой церемоніи, Белла сбросила съ себя шляпку и сѣла разливать чай.
   -- Любезнѣйшія ма и Лавви, вы обѣ пьете съ сахаромъ, я знаю. А вы па, мой добрый папаша, вы кушаете безъ молока. Джонъ cъ молокомъ пьетъ. Я также безъ молока пила до свадьбы, а теперь съ молокомъ, потому что Джонъ такъ пьетъ. Джонъ, мой другъ, поцѣловалъ ли ты ма и Лавви? О, поцѣловалъ? Такъ и слѣдуетъ, любезный Джонъ; но я не видала и потому спросила. Нарѣжь хлѣба съ масломъ, Джонъ! Вотъ такъ! Ма любитъ сложенные ломтики. Теперь вы должны сказать мнѣ, любезныя мои ма и Лавви, съ полною откровенностью, подумали ли вы хоть минутку, такъ одну только минутку, какая я была ужасная негодяйка, когда извѣщала васъ, что бѣжала?
   Прежде чѣмъ мистриссъ Вильферъ успѣла махнуть перчатками, молодая нищаго вновь залепетала самымъ веселымъ и радушнымъ образомъ.
   -- Я думаю, я васъ немного разсердила, дорогая ма и Лавви, и знаю вполнѣ заслужила, чтобы вы на меня разсердились. Но видите, я была такая глупая и бездушная тварь и такъ много говорила, что выйду замужъ изъ-за денегъ, и такъ увѣряла, что не въ состояніи выйти по любви, что думала вы мнѣ не повѣрите. Дѣло въ томъ, видите, вы не знали какому добру, добру, добру я научилась отъ Джона. Ну-съ! Такъ вотъ я и лукавила, и стыдилась того, что вы обо мнѣ подумаете, и все боялась, что мы не поймемъ другъ друга и поссоримся, о чемъ мы всѣ пожалѣли бы послѣ, и потому я сказала Джону, что если онъ желаетъ взять меня безъ всякихъ хлопотъ, то можетъ. И такъ какъ онъ пожелалъ, то я и позволила ему взять себя. И мы были обвѣнчаны въ Гриничской церкви, гдѣ никого не было, кромѣ одного неизвѣстнаго человѣка, случайно туда зашедшаго (глаза ея блеснули гораздо свѣтлѣй) и одной половинки инвалида. Неправда ли какъ хорошо, дорогія мои ма и Лавви, что между нами не было никакого разговора, о которомъ мы всѣ пожалѣли бы, и что теперь мы всѣ отличные друзья за самымъ пріятнымъ чаемъ?
   Вставъ съ мѣста, она опять поцѣловала ихъ и вернулась на свой стулъ (на пути сдавивъ рукой шею своего мужа), и снова продолжала:
   -- И вы теперь естественно пожелаете узнать, дорогія моя ма и Лавви, какъ мы живемъ, и что у насъ есть для жизни. Ну-съ! Мы живемъ на Блакгитѣ, въ прелестнѣйшемъ изъ всѣхъ кукольныхъ домиковъ, прекрасно меблированномъ, и у насъ умненькая служаночка, положительно хорошенькая, и во всемъ экономія и порядокъ, и все идетъ, какъ заведенные часы. У насъ сто пятьдесятъ фунтовъ въ годъ, и мы имѣемъ все, что намъ нужно, и даже больше. Наконецъ, еслибы вы пожелали знать по секрету, чего можетъ быть и желаете,-- каково мое мнѣніе о моемъ мужѣ, то мнѣніе мое таково, что я почти влюблена въ него!
   -- И если вы пожелаете знать по секрету, что можетъ быть и желаете, сказалъ ея супругъ, улыбаясь, и ставъ возлѣ нея, такъ что она не замѣтила его приближенія,-- каково мое мнѣніе о моей женѣ, то...
   Но Белла вскочила и рукой закрыла ему ротъ.
   -- Замолчите, сэръ! Нѣтъ, Джонъ, мой другъ! Серіозно. Пожалуйста, не теперь! Я хочу быть достойнѣе, чѣмъ какая-нибудь кукла въ кукольномъ домикѣ.
   -- Моя милая, развѣ ты не достойнѣе?
   -- Ни на половину, ни на четверть нѣтъ того, что, надѣюсь, ты со временемъ найдешь во мнѣ. Испытай меня въ какомъ-нибудь несчастіи, Джонъ, подвергни меня какому-нибудь испытанію и ужъ послѣ того скажи имъ, что ты обо мнѣ думаешь.
   -- Такъ и сдѣлаю, жизнь моя, -- сказала, Джонъ.-- Обѣщаю тебѣ.
   -- Вотъ милый Джонъ. А теперь ты ни слова не скажешь, не скажешь?
   -- Нѣтъ,-- отвѣчалъ Джонъ, съ выразительнымъ взглядомъ восторга,-- ни слова не скажу!
   Она положила ему на грудь свою смѣющуюся щечку, чтобъ отблагодарить его, и сказала, смотря на остальную компанію искоса своими свѣтлыми глазками:-- Открою вамъ больше, на и ма, и Лавви. Джонъ и не подозрѣваетъ, онъ даже и понятія не имѣетъ, что я совершенно влюблена въ него!
   Даже мистриссъ Вильферъ смягчилась подъ вліяніемъ своей замужней дочери и, казалось, величественнымъ образомъ дѣлала отдаленный намекъ, что если бы Р. Вильферъ былъ предметъ болѣе достойный, то она соблаговолила бы сойти со своего пьедестала въ его объятія. Миссъ Лавинія, напротивъ, сильно недоумѣвала какого образа дѣйствій держаться ей, чтобы не испортить мистера Сампсона, если приложить то же въ видѣ опыта къ этому молодому джентльмену. Что касается до Р. Вильферъ, то онъ съ своей стороны былъ убѣжденъ, что онъ отецъ одной изъ самыхъ прелестныхъ дочекь, и что Роксмитъ принадлежитъ къ числу самыхъ счастливыхъ людей, каковое мнѣніе Роксмитъ, вѣроятно, не сталъ бы оспаривать, еслибъ оно было сообщено ему.
   Новобрачная парочка ушла рано, чтобы не спѣша дойти до мѣста отправленія изъ Лондона въ Гриничъ. Вначалѣ они были веселы и много разговаривали; но по нѣкоторомъ времени Беллѣ показалось, что мужъ ея о чемъ-то задумался. Поэтому она спросила его:
   -- Милый Джонъ, что съ тобой?
   -- Что со мной, душа моя?
   -- Скажи мнѣ,-- продолжала Белла, смотря ему въ лицо,-- о чемъ ты думаешь?
   -- О весьма немногомъ, душа моя. Я думалъ, не пожелаешь ли ты, чтобъ я былъ богатъ.
   -- Ты богатъ, Джонъ?-- повторила Белла, отступивъ немного.
   -- Я разумѣю, вполнѣ богатъ. Скажемъ, богатъ, какъ мистеръ Боффинъ, желала бы ты того?
   Я почти боюсь испытать это, милый Джонъ. Лучше ли онъ сталъ отъ своего богатства? Лучше ли я была отъ той гибельной доли, которую имѣла въ немь?
   -- Но не всѣ же люіи хуже отъ богатства, душа моя.
   -- Большая часть людей, -- задумчиво сказала Белла, поднявъ свои бровки.
   -- Даже и небольшая часть, можно надѣяться. Еслибы ты была богата, напримѣръ, ты имѣла бы возможность дѣлать добро другимъ.
   -- Да, сэръ, напримѣръ,-- весело подхватила Белла, -- по буду ли я пользоваться этою возможностью, напримѣръ? Притомъ же, сэръ, напримѣръ, не будетъ ли у меня въ то же время большая возможность вредить самой себѣ?
   Смѣясь и прижимая ея руку, онъ возразилъ: -- Но, опять таки, напримѣръ, стала ли бы ты пользоваться такою возможностью?
   -- Не знаю,-- сказала Белла, задумчиво покачавъ головкой.-- Надѣюсь, нѣтъ. Думаю, нѣтъ. Но легко надѣяться, что не стала бы и легко думать -- что не стала бы, пока богатства нѣтъ.
   -- Почему ты не скажешь, моя милочка, просто пока бѣдна?-- спросилъ онъ, пристально смотря на нее.
   -- Почему я не говорю, пока бѣдна? Потому что я не бѣдна. Милый Джонъ, неужели ты полагаешь, будто я думаю, что мы бѣдны?
   -- Полагаю, душа моя.
   -- Ахъ Джонъ!
   -- Пойми меня, радость моя, Имѣя тебя, я такъ богатъ, что никакое богатство не можетъ сдѣлать меня богаче; но я думаю о тебѣ и думаю для тебя. Въ такомъ платьѣ, какое надѣто на тебѣ теперь, ты впервые очаровала меня, и ни въ какомъ платьѣ ты не кажешься мнѣ такъ мила и такъ прекрасна. Но ты любовалась многими болѣе нарядными платьями даже сегодня, и потому не естественно ли во мнѣ желаніе подарить ихъ тебѣ?
   -- Съ твоей стороны очень мяло желать этого, Джонъ. Слезы признательной радости выступаютъ у меня на глаза, когда я слышу, что ты говоришь это съ такою нѣжностью. Но я не желаю ихъ.
   -- Притомъ же,-- продолжалъ онъ, -- мы идемъ теперь по грязнымъ улицамъ. А я люблю эти ножки такъ страстно, что мнѣ какъ будто тяжело видѣть, какъ подошву твоихъ башмачковъ мараетъ грязь. Поэтому не естественно ли мнѣ желать, чтобы ты ѣздила въ каретѣ?
   -- Очень пріятно, -- сказала Белла, посмотрѣвъ на ножки, о которыхъ игла рѣчь,-- что онѣ такъ тебѣ правятся Джонъ; а такъ какъ онѣ тебѣ нравятся, то я сожалѣю, что у меня башмаки такіе большіе. Но я не желаю кареты, повѣрь мнѣ.
   -- Но ты пожелала бы, еслибы мы могли имѣть ее, Белла?
   -- Мнѣ не столько карета понравилась бы, сколько такое твое желаніе имѣть ее. Дорогой Джонъ, твои желанья такъ же дѣйствительны для меня, какъ желанія въ волшебныхъ сказкахъ: тотчасъ исполняются, какъ только вымолвишь ихъ. Пожелай мнѣ все, чего ты можешь пожелать женщинѣ, которую искренно любишь, и твое желаніе все равно, что исполнилось, Джонъ. Твое желаніе дороже мнѣ, чѣмъ самое исполненіе, Джонъ.
   Отъ такого разговора они были не менѣе счастливы, и когда послѣ вошли въ свой домъ, онъ былъ отъ того не менѣе счастливый домъ. Белла быстро развивала въ себѣ совершенную геніальность къ домашней жизни. Всѣ прелести и граціи, казалось (такъ думалъ ея мужъ), вмѣстѣ съ ней домоводствовали и помогали ей сдѣлать пріятнымъ домъ.
   Ея замужняя жизнь проходила счастливо. Она оставалась одна въ теченіе дня, ибо послѣ ранняго утренняго чаю мужъ ея отправлялся каждый день въ Сити и не возвращался до ихъ поздняго обѣденнаго часа, имъ занимался "въ Китайскомъ домѣ", какъ онъ объяснилъ Беллѣ, чѣмъ она совершенно и удовлетворилась, не представляя себѣ подъ именемъ китайскаго тома ничего, кромѣ чаю, рису. пропитанныхъ особеннымъ запахомъ шелковъ, разныхъ ящичковъ и узкоглазыхъ людей въ башмакахъ на подошвахъ болѣе, чѣмъ двойныхъ, съ косами, содравшими съ головы назадъ всѣ волосы, нарисованныхъ на прозрачномъ фарфорѣ. Она всегда провожала своего мужа, до желѣзной дороги и всегда являлась туда, чтобы встрѣтить его съ своею кокетливою манерою, нѣсколько умѣрившеюся (немного однакоже) противъ прежняго, и въ платьѣ, до того со вкусомъ убраннымъ, что ей какъ будто бы ничего иного и убирать не приходилось. Но когда Джонъ уѣзжалъ къ должности, а Белла возвращалась домой, платье это скидывалось и замѣнялось аккуратнымъ маленькимъ капотцемъ и фартучкомъ, и Белла, заправивъ свои волосы назадъ обѣими руками, какъ будто бы она дѣлала самыя серьезныя приготовленія къ драматическому развлеченію, принималась за обычныя домашнія хлопоты. Сколько тутъ было развѣшиванья, смѣшиванья и разрубливапья, сколько обтиранія пыли, полосканія и полированія, сколько подстриганья, полонія, перекапыванья и другихъ маленькихъ садовыхъ работъ, сколько шитья, штопанья, складыванья и провѣтриванья, сколько разныхъ убираній, и, главное, сколько ученья! Ибо мистриссъ Джонъ Роксмитъ, никогда слишкомъ много не дѣлавшая въ прежнюю пору, пока она была миссъ Белла Вильферъ, находилась въ постоянной необходимости обращаться за совѣтомъ и поддержкою къ мудрой книгѣ, извѣстной подъ названіемъ Британская Семейная Хозяйка, и часто садиться за нее, опершись локотками о столъ и склонивъ свои височки на обѣ руки, будто какая озадаченная волшебница, погрузившаяся въ чернокнижіе. И это по большей части отъ того, что Британская Хозяина, хотя истая британка въ душѣ, однакоже, выражалась не съ достаточною ясностью на британскомъ языкѣ и нерѣдко давала свои наставленія все равно, что на камчадальскомъ языкѣ. Въ затрудненіяхъ такого рода Белла часто вдругъ вскрикивала:-- "О, да какая ты забавная старушонка! Что ты хочешь сказать этимъ? Ты должно-быть выпила!" И сдѣлавъ это замѣчаніе, какъ бы на поляхъ страницы, принималась за Хозяйку снова, придавъ всѣмъ ямочкамъ своего лица выраженіе глубокаго изученія.
   Со стороны Британской Хозяйки показывалось иногда хладнокровіе, которое мистриссъ Джонъ Роксмитъ находила въ высшей степени досаднымъ. Она иногда скажетъ: "Возьми саламандру", какъ будто бы какой-нибудь генералъ, приказывающій рядовому поймать татарина. Или она по временамъ отдастъ приказъ: "Брось пригоршню" чего-нибудь такого, чего рѣшительно достать нельзя. Въ такія минуты очевиднѣйшаго безразсудства Хозяйки, Белла закрывала ее, и ударивъ по столу, относилась къ ней съ комплиментомъ: "Ахъ, какая ты глупая старушонка! Откуда я тебѣ возьму это, скажи пожалуйста?"
   Другую отрасль изученія для мистриссъ Джонъ Роксмитъ ежедневно, въ продолженіе извѣстнаго періода, составляли газеты, чтобъ ей можно было вести разговоръ съ Джономъ о разныхъ событіяхъ по возвращеніи Джона домой. Изъ желанія быть ему подругой во всемъ, она усердно принялась бы за алгебру или за Евклида, еслибъ онъ вздумалъ раздѣлить свою душу между ею и Евклидомъ или алгеброй. Съ удивительнымъ рвеніемъ запасалась она городскими новостями и весело передавала ихъ Джону вечеромъ, по временамъ даже называя товары, поднимавшіеся въ цѣнѣ на рынкѣ, и упоминая количество золота, положеннаго въ Англійскій банкъ, и стараясь казаться при этомъ отлично понимающею дѣло и очень серіозною, пока не расхохочется сама надъ собой самымъ очаровательнымъ образомъ и не скажетъ, цѣлуя его: "Все это изъ любви къ тебѣ, милый Джонъ".
   Для человѣка, занимающагося въ Сити, Джонъ, говоря правду, черезчуръ мало интересовался, поднимаются ли или падаютъ товары въ цѣнѣ, и сколько золота въ банкѣ. Но онъ думалъ такъ, что и сказать нельзя, о своей женѣ, считая ее драгоцѣнностію, постоянно поднимающеюся въ цѣнѣ и стоящею дороже всего золота на свѣтѣ. Она же, воодушевляясь любовью и обладая живымъ умомъ и тонкимъ инстинктомъ, дѣлала изумительный прогрессъ въ своихъ домашнихъ успѣхахъ, хотя, въ своей очаровательности, прогресса не дѣлала. Это былъ приговоръ ея мужа, и онъ оправдывалъ его присовокупляя, что она начала свою замужнюю жизнь такимъ очаровательнымъ созданіемъ, какимъ только быть возможно.
   -- И у тебя такая веселая душа!-- сказалъ онъ страстно.-- Ты, какъ ясный свѣтъ въ домѣ.
   -- Неужели, Джонъ?
   -- Неужели? Да, дѣйствительно. Только ты свѣтлѣе и лучше.
   -- Знаешь что, милый Джонъ, -- сказала Белла, взявшись за пуговицу его сюртука: -- я иногда такъ въ нѣкоторыя минуты... не смѣйся, Джонъ, ну пожалуйста.
   Ничто не заставило бы Джона засмѣяться, когда она просила его не дѣлать этого.
   -- Я иногда чувствую, что я какъ будто немного серіозна.
   -- Не скучаешь ли ты одиночествомъ, душечка?
   -- Ахъ нѣтъ, Джонъ! Время такъ коротко, что у меня всю недѣлю свободной минуты нѣтъ.
   -- Отчего же ты серіозна, жизнь моя? И когда ты бываешь серіозна?
   -- Когда смѣюсь, мнѣ кажется,-- сказала Белла, смѣясь и склоняя головку ему на плечо.-- Вы не повѣрите, сэръ, что я теперь серіозна. Но я дѣйствительно серіозна.-- И она снова засмѣялась, и что-то блеснуло въ ея глазахъ.
   -- Не желаешь ли ты быть богата, моя милочка?-- спросилъ онъ, лаская ее
   -- Богата, Джонъ? Какъ можешь ты дѣлать мнѣ такіе глупые вопросы?
   -- Не сожалѣешь ли ты о чемъ-нибудь, душа моя?
   -- Сожалѣю о чемъ-нибудь? Нѣтъ!-- самоувѣренно отвѣчала Белла, -- Но потомъ, вдругъ перемѣнившись, сказала между смѣхомъ и слезами:-- Ахъ, да, сожалѣю! Сожалѣю о мистриссъ Боффинъ.
   -- Я тоже очень много сожалѣю объ этой разлукѣ. Но, можетъ статься, она только временная. Можетъ статься, обстоятельства такъ сложатся, что ты когда-нибудь опять ее увидишь, когда-нибудь опять ее увидишь.
   Белла, можетъ быть, очень тосковала о разлукѣ, по этого въ ней теперь не было замѣтно. Она съ разсѣяннымъ видомъ разсматривала пуговицу на сюртукѣ своего мужа, какъ вошелъ Па провесть съ ними вечеръ.
   -- Вы отличный мальчугапчикъ, -- сказала Белла, -- что явились неожиданно, какъ только изъ школы вырвались. Ну, какъ же васъ сегодня въ школѣ муштровали, дорогой мой па?
   -- Душечка ты моя, -- отвѣчалъ херувимчикъ, улыбаясь и потирая руки, пока она его усаживала въ его креслѣ, -- я въ двѣ школы хожу. Есть школа въ Минсингъ-Ленѣ, а другая -- академія твоей матери. Которую ты разумѣешь, моя милая?
   -- И ту, и другую,-- сказала Белла.
   -- И ту, и другую, а? Правду сказать, мнѣ сегодня въ обѣихъ немного-таки досталось, моя милая, но такъ и ожидать слѣдовало. Королевской дороги къ ученью нѣтъ, да и что такое жизнь, какъ не ученье!
   -- И что же вы съ со бои сдѣлаете, когда все ученье наизусть затвердите, неразумный мой ребеночекъ?
   -- Тогда, моя милая,-- сказалъ херувимчикъ, послѣ нѣкотораго соображенія,-- надобно думать умру.
   -- Вы очень дурной мальчики,-- возразила Белла.-- за то что говорите такія ужасныя вещи и не въ духѣ.
   -- Беллочка моя,-- подхватилъ ея отецъ, -- я нисколько не не въ духѣ. Я веселъ, какъ жаворонокъ.
   Что его лицо и подтверждало,
   -- Если вы увѣрены, что вы не по въ духѣ, то должно-быть я сама не въ духѣ, -- сказала Белла, -- а потому я объ этомъ больше говорить не стану. Милый Джонъ, намъ нужно дать что-нибудь поужинать этому человѣчку.
   -- Само собой разумѣется, душечка,
   -- Онъ все копался да копался въ школѣ, -- сказала Белла, смотря на руку своего отца и слегка ударивъ по ней, -- такъ что на него смотрѣть нельзя. Ахъ, какой замарашка ребенокъ!
   -- Дѣйствительно, моя милая,-- сказалъ ея отецъ,-- я только-что хотѣлъ попросить позволенія вымыть себѣ руки, но ты такъ споро замѣтила ихъ.
   -- Пожалуйте сюда, сэръ!-- воскликнула Белла, взявъ его за отвороты сюртука:-- пожалуйте сюда, васъ тотчасъ же вымоютъ. Самимъ вамъ нельзя этого дозволить. Подите сюда, сэръ!
   Херувимчикъ, къ его неподдѣльному удовольствію, былъ введенъ въ умывальную комнатку, гдѣ Белла намылила ему лицо и протерла его лицо, намылила ему руки и протерла его руки, и побрызгала на него, и окатила его, и вытерла его полотенцемъ, такъ что онъ раскраснѣлся, какъ свекла, до самыхъ ушей.-- Теперь васъ надо щеткой пригладить и гребнемъ вычесать, сэръ, -- сказала Белла хлопотливо.-- Посвѣти сюда, Джонъ. Закройте ваши глаза, сэръ, и дайте мнѣ взять васъ за подбородокъ. Будьте хорошій мальчикъ сейчасъ же и дѣлайте, что вамъ приказываютъ.
   Отецъ ея со всею охотой повиновался, и она принялась за уборку его волосъ, самымъ изысканнымъ образомъ расчесывала ихъ, дѣлала проборъ, навертывала на пальцы, взбивала вверхъ и безпрестанно отходила къ Джону, чтобы взглянуть, какой эффектъ производитъ ея работа. Джонъ принималъ ее на свою незанятую руку и придерживалъ ее, между тѣмъ какъ терпѣливый херувимчикъ ожидалъ окончанія.
   -- Ну вотъ!-- сказала Белла, окончивъ послѣднія туши.-- Теперь вы сколько-нибудь походите на порядочнаго мальчика. Надѣньте куртку и пойдемте; вамъ поужинать дадутъ.
   Когда херувимчикъ надѣлъ свое верхнее платье, Белла повела его назадъ въ уголокъ и тамъ своими собственными руками разостлала для него скатерть, и принесла ему ужинъ на подносѣ.-- Подождите минутку,-- сказала она:-- намъ нужно немного его платье поберечь, -- и подвязала ему салфетку вокругъ шеи самымъ методическимъ образомъ.
   Пока онъ ужиналъ, Белла сидѣла возлѣ него, иногда дѣлая ему наставленіе, чтобъ онъ держалъ вилку за ручку, какъ вѣжливому мальчику, иногда же разрѣзывая для него кушанья и наливая ему пить.
   Какъ ни было все это причудливо, и какъ ни привыкла она обращаться, будто съ игрушкой, съ своимъ добрымъ отцомъ, который всегда радовался, что она обращалась съ нимъ такимъ образомъ, но по временамъ въ Беллѣ проглядывало что-то небывалое. Нельзя было сказать, что она была менѣе весела, причудлива или менѣе естественна противъ прежняго; но казалось, -- такъ по крайней мѣрѣ мужъ ея думалъ, -- она имѣла какую-то причину, болѣе важную, чѣмъ онъ полагавъ, тому, о чемъ она недавно говорила ему, и какъ будто бы во всемъ, что она теперь ни дѣлала, являлись проблески затаенной серіозности.
   Какъ бы въ подтвержденіе такого взгляда на нее, она, закуривъ трубочку своему отцу и сдѣлавъ ему въ стаканѣ грогу {Grog -- всякій спиртный напитокъ, разбавленныя водой и не подслащенный сахаромъ.}, сѣла на стулъ между отцомъ и мужемъ, опершись рукой о послѣдняго, и крѣпко задумалась. До того задумалась, что когда отецъ ея всталъ, чтобы проститься, она вздрогнула и посмотрѣла вокругъ, какъ будто забывъ, что онъ находился съ ними.
   -- Ты немного проводишь па, Джонъ.
   -- Да, моя милая. А ты?
   -- Я не писала къ Лиззи Гексамъ съ тѣхъ поръ, какъ извѣщала ее, что у меня обожатель есть, настоящій обожатель. Я много разъ собиралась сказать ей, какъ вѣрны были ея слова, когда она говорила, будто читаетъ въ раскаленномъ каминномъ углѣ, что я всегда буду готова въ огонь и въ воду за него. Сегодня я расположена сказать ей это, Джонъ, и потому останусь дома и буду писать.
   -- Ты устала.
   -- Нисколько не устала, милый Джонъ, и совершенно расположена написать къ Лиззи Спокойной ночи, дорогой па. Спокойной ночи, дорогой, добрый, милый па!
   Оставшись одна, она сѣла писать и написала Лиззи длинное письмо. Едва она окончила и прочитала его какъ мужъ возвратился.
   -- Вы какъ разъ во время, сэръ, -- сказала Белла, -- я намѣрена прочесть вамъ первую супружескую лекцію. Вы сядете на мой стулъ, когда я сверну письмо, а я сяду на подножную скамеечку (хотя вамъ бы слѣдовало сидѣть на ней, скажу вамъ сэръ, какъ на скамьѣ покаянія), и вы скоро увидите, что я за васъ строго примусь.
   Свернувъ письмо, запечатавъ и надписавъ адресъ, потомъ обтеревъ перо и свой средній пальчикъ и замеревъ конторку, и поставивъ ее на мѣсто, и сдѣлавъ все это съ видомъ строжайшей дѣловой аккуратности, которой позавидовала бы Британская Хозяйка, хотя эта послѣдняя и не могла бы окончить свои хлопоты съ такимъ музыкальнымъ смѣхомъ съ какимъ Белла,-- она посадила своего мужа на стулъ и сѣла на скамеечку.
   -- Ну, сэръ! Начнемъ сначала. Какъ ваше имя? {Первые вопросы изъ катехизиса англиканской церкви обязательные для всѣхъ передъ конфирмаціей.}
   Вопросъ, прямѣе направленный на тайну, которую онъ хранилъ отъ нея, не изумилъ бы его больше этого. Но онъ сохранилъ спокойствіе своего лица и свою тайну и отвѣчалъ:-- Джонъ Роксмитъ, моя милая.
   -- Добрый мальчикъ! Кто далъ вамъ это имя?
   Съ возвратившимся подозрѣніемъ, что его что-нибудь выдало ей, онъ отвѣчалъ ей вопросительно:-- Мои крестные отцы и мои крестныя матери, душечка?
   -- Довольно хорошо!-- сказала Белла.-- Но не очень хорошо, потому что вы замялись. Однакоже, такъ какъ вы знаете катехизисъ порядочно до сихъ поръ, то я дальше изъ него по буду васъ спрашивать. Теперь я начну экзаменовать васъ изъ своей головы. Другъ мой, Джонъ мой, зачѣмъ ты возвратился сегодня вечеромъ къ тому вопросу, который ты уже однажды сдѣлалъ мнѣ, желаю ни я быть богата?
   Опять его тайна! Онъ взглянулъ на нее въ то время, какъ она смотрѣла на него, сложивъ свои ручки на его колѣняхъ, и едва не открылъ своего секрета.
   Не имѣя готоваго отвѣта, онъ ничего лучше не могъ сдѣлать, какъ обнять ее.
   -- Короче сказать, любезный Джонъ,-- сказала Белла,-- вотъ предметъ моей лекціи: на землѣ мнѣ ничего не нужно, и я хочу, чтобы ты вѣрилъ этому.
   -- Если за этимъ дѣло, то лекцію можно считать оконченною, потому что я вѣрю.
   -- Это не все, любезный Джонъ, -- медлила Белла.-- Это только, во-первыхъ; но есть еще ужасное, во-вторыхъ, и ужасное, въ-третьихъ, впереди, какъ я бывало говаривала про себя во время проповѣди, когда была очень маленькою грѣшницей, въ церкви.
   -- Говори ихъ, моя радость.
   -- Увѣренъ ли ты, милый Джонъ, положительно ли увѣренъ ты въ глубинѣ своего сердца?
   -- Которое не въ моемъ храненіи,-- подхватилъ онъ.
   -- Нѣтъ, Джонъ; но ключъ къ нему у тебя. Положительно ли ты увѣренъ въ глубинѣ своего сердца, которое ты мнѣ отдалъ, такъ же, какъ я тебѣ свое отдала, что ты забылъ до какой степени я была прежде корыстолюбива?
   -- Послушай, еслибъ я не забылъ того времени, о которомъ ты говоришь,-- нѣжно спросилъ онъ ее, прижимая ея губки къ своимъ губамъ,-- могъ ли бы я любить такъ, какъ я люблю тебя могъ ли бы я имѣть въ календарѣ своей жизни одинъ изъ самыхъ свѣтлыхъ дней его; могъ ли бы я, смотря на твое милое личико или слушая твой милый голосъ, видѣть и слышать свою благородную подругу? Не это причиной твоей серіозности, душечка?
   -- Нѣтъ, Джонъ, не это и еще менѣе мистриссъ Боффинъ, хотя я и люблю ее. Подожди минутку, и я буду продолжать лекцію. Дай минуточку, потому что мнѣ хочется поплакать отъ радости. Какъ сладко, другъ мой Джонъ, плакать отъ радости!
   Она такъ и сдѣлала, припавъ къ нему на шею и потомъ держась за нее, разсмѣялась немного, когда сказала:-- кажется теперь я готова начать, въ-третьихъ, Джонъ.
   -- И я готовъ выслушать, въ-третьихъ, -- сказалъ Джонъ,-- что бы тамъ ни было.
   -- Я вѣрю, Джонъ, продолжала Белла,-- что ты вѣришь, что я вѣрю.
   -- Милый ты мой ребенокъ,-- воскликнулъ ея мужъ весело,-- сколько вѣрованія!
   -- Не правда ли?-- сказала Белла, снова засмѣявшись.-- Я и сама не замѣтила, что такъ много. Точно упражненіе въ глаголахъ. Но я никакъ не могу продолжать съ меньшимъ количествомъ. Попробую опять. Я вѣрю, любезный Джонъ, что ты вѣришь, что я вѣрю, что у насъ столько денегъ, сколько намъ нужно, и что у насъ ни въ чемъ нѣтъ недостатка.
   -- Совершенно справедливо, Белла.
   -- По если паши деньги какимъ-нибудь образомъ уменьшатся, если мы будемъ принуждены ограничить покупки, которыя можемъ дѣлать теперь, будешь ли ты столько же увѣренъ, что я совершенно довольна, Джонъ?
   -- Совершенно также буду увѣренъ, дина моя.
   -- Благодарю тебя, милый Джонъ, тысячи разъ, и могу ли я предположить, съ нѣкоторою запинкой, что ты тоже вполнѣ будешь доволенъ, Джонъ? Ну, конечно, могу, я знаю. Потому что, зная, какъ сама я буду довольна, я увѣрена, что и ты будешь доволенъ: ты гораздо сильнѣе и тверже, и разумнѣй, и великодушнѣй меня.
   -- Тс!-- сказалъ ея мужъ:-- этого мнѣ не слѣдуетъ отъ тебя слушать. Въ этомъ ты совершенно не права, хотя какъ нельзя болѣе нрава во всемъ другомъ. Теперь я скажу тебѣ небольшую новость, моя радость, о которой мнѣ еще прежде слѣдовало бы сказать тебѣ. У меня есть сильныя причины положительно думать, что меньше теперяшняго доходъ у насъ никогда не будетъ.
   Она могла бы поинтересоваться этимъ извѣстіемъ, но опять занялась разсматриваніемъ пуговицы, которая привлекла ея вниманіе за нѣсколько часовъ до этого, и почти не обратила вниманія на то, что онъ сказалъ.
   -- Ну вотъ, наконецъ, мы и добрались до сущности дѣла,-- воскликнулъ ея супругъ, подтрунивая надъ ней:-- такъ въ этомъ-то заключалась причина твоей серіозности?
   -- Нѣтъ, мой милый,-- сказала Белла, крутя пуговицу и качая головкой,-- не въ этомъ.
   -- Господи, осѣни благодатью эту женушку мою! У ней есть въ-четвертыхъ! воскликнулъ Джонь.
   -- Это немножко мучили меня такъ же, какъ и во-вторыхъ,-- сказала Белла, все еще занятая пуговицей:-- серіозность, о которой я говорила, совершенно другого рода, болѣе глубокая и спокойная серіозность, любезный Джонъ.
   Онъ наклонилъ къ ней свое лицо; она подняла свое, чтобы встрѣтить его, и, положивъ ему на глаза свою правую ручку, придержала ее на нихъ.
   -- Помнишь, Джонъ, какъ въ день нашей свадьбы на говорилъ о корабляхъ, которые, можетъ статься, тогда плыли къ намъ изъ невѣдомыхъ морей?
   -- Очень хорошо помню, моя душечка.
   -- Мнѣ кажется... между ними... есть корабль на Океанѣ... который несетъ... тебѣ и мнѣ... ребеночка, Джонъ.
   

VI. Призывъ помощи.

   Писчебумажная фабрика остановила свою работу на ночь, и всѣ тропинки и дороги въ ея окрестностяхъ были покрыты кучками людей, шедшихъ по домамъ на покой отъ своего дневного труда. Мужчины, женщины и дѣти шли группами, и не было между ними недостатка въ яркихъ цвѣтахъ, порхавшихъ по тихому вечернему вѣтерку. Смѣсь разныхъ голосовъ и звуки смѣха производили радостное впечатлѣніе на ухо, сходное со впечатлѣніемъ, второе производятъ на глазъ порхающіе цвѣта. Въ запруженную воду, отражавшую разрумянившееся небо на переднемъ планѣ живой картины, нѣсколько мальчиковъ бросали камешки и слѣдили за расходившимися струистыми кругами. И въ этотъ румяный вечеръ нельзя было бы не полюбоваться широко-разлившеюся прелестью ландшафта, который раскидывался за отпущеннымъ съ работы народомъ,-- за серебряною рѣкой,-- за темнозелеными полями хлѣба, до того благодатнаго, что люди, шедшіе по узкимъ нитямъ тропинокъ, будто плыли въ немъ, погрузившись по грудь,-- за живыми изгородями и деревьями,-- за вѣтряными мельницами на возвышенности, далеко до тѣхъ мѣстъ, гдѣ небеса, казалось, сливались съ землей, какъ будто не было безпредѣльнаго пространства между человѣчествомъ и небомъ.
   Вечеръ былъ субботній; и въ это время деревенскія собаки, всегда болѣе интересующіяся дѣлами человѣческими, чѣмъ своими собственными, были въ особенности дѣятельны. У овощной лавки, у мясника, у питейнаго дома онѣ проявляли ничѣмъ неудовлетворимый духъ изслѣдованія. Ихъ особенный интересъ къ питейному дому, какъ бы свидѣтельствовалъ о затаенномъ распутствѣ въ собачьемъ характерѣ; ибо люди тутъ мало ѣли, а онѣ, не имѣя наклонности ни къ табаку, ни къ пиву (говорятъ, собака мистриссъ Габбардъ курила, но на это нѣтъ доказательствъ), могли быть привлечены туда только развѣ симпатіей къ пороку. Притомъ же внутри раздавалась самая ужасная скрипка, до того гадкая, что одинъ исхудалый длинный песъ, имѣвшій болѣе вѣрный слухъ, чѣмъ другія собаки, находилъ нужнымъ отходить по временамъ въ уголъ и выть. Но и онъ возвращался къ питейному дому каждый разъ съ настойчивостью записнаго пьяницы.
   Страшно сказать, въ деревнѣ была даже нѣкотораго рода маленькая ярмарка. Нѣсколько отчаявшихся пряниковъ, которые тщетно усиливались разойтись во всей окрестной мѣстности и уже посыпали себѣ голову прахомъ отъ печали, снова изъ-подъ гладкаго навѣса взывали къ публикѣ. То же самое дѣлала и груда орѣховъ, давнымъ-давно изгнанныхъ изъ Барселоны {Орѣхи привозятся въ Англію въ большомъ количествѣ изъ Испаніи, и преимущественно изъ Барселоны, откуда идутъ въ видѣ такъ-называемыхъ каленыхъ орѣховъ, и на деревенскихъ базарахъ продаются пинтами,-- небольшими кружками, какъ у насъ продаются банками горохъ и сѣмечки подсолнечника.} и все таки говорившихъ по-англійски до того плохо, что они называли самихъ себя въ числѣ четырнадцати штукъ не иначе, какъ пинтой. Раекъ, первоначально открывшійся изображеніемъ битвы при Натерло и показывавшій ее потомъ подъ названіемъ всѣхъ позднѣйшихъ сраженій только съ придѣлкой носа герцога Веллингтона {Отличительною чертой въ лицѣ герцога Веллингтона былъ большой орлиный носъ.}, привлекалъ къ себѣ любителей иллюстрированной исторіи. Какая-то толстая госпожа, имѣвшая своею товаркой ученую свинью, выставляла на вывѣскѣ свой портретъ во весь ростъ, въ платьѣ декольте, имѣвшемъ нѣсколько саженъ въ окружности, въ томъ видѣ, какъ она представлялась ко двору. Все это было недобрымъ зрѣлищемъ, дающимъ понятіе объ удовольствіяхъ грубыхъ дровосѣковъ и водовозовъ въ Англіи.
   Разнообразные звуки, раздававшіеся въ этой картинѣ распущенности и расплывавшіеся въ спокойномъ вечернемъ воздухѣ, придавали вечеру, повсюду куда только достигали отъ времени до времени, мягкость, вслѣдствіе отдаленности и еще болѣе вслѣдствіе контраста. Такова была тишина этого вечера для Евгенія Рейборна въ то время, какъ онъ шелъ вдоль рѣки, заложивъ руки за спину.
   Онъ шелъ медленно, мѣрнымъ шагомъ и съ озабоченнымъ видомъ человѣка поджидающаго. Онъ прохаживался между мѣстами берега съ ивами на этомъ концѣ и съ лиліями на томъ и у каждаго пункта останавливался и выжидательно смотрѣлъ все въ одну сторону.
   "Какъ все тихо!" сказалъ онъ.
   Дѣйствительно, все было тихо. Нѣсколько овецъ паслось на травѣ у рѣки, и ему казалось, что онъ никогда прежде не слыхивалъ скрипучаго, отрывистаго звука, съ какимъ онѣ щипали ее. Онъ лѣниво остановился и принялся смотрѣть на нихъ.
   "Глупый вы, кажется, народъ. Во если у васъ достаетъ ума настолько, что вы можете пробиться въ жизни, какъ вамъ хочется, вы перещеголяли меня, хоть я и человѣкъ, а вы только баранина!"
   Шорохъ въ полѣ за живою изгородью привлекъ его вниманіе. "Что бы это такое было?" спросилъ онъ самого себя, тихо подходя къ воротамъ {Поля въ Англіи обведены неприступными, по большей части колючими живыми изгородями, или невысокими каменными, безъ цемента сложенными, стѣнами, гдѣ камень добывается легко и съ избыткомъ, съ устроенными въ нихъ воротами.} и смотря чрезъ нихъ. Ужъ не ревнивый ли маcтеръ какой-нибудь съ бумажной фабрики? Охотнику съ ружьемъ едва ли отыщется какое-нибудь удовольствіе въ этой мѣстности. Тутъ все мѣста рыболовныя".
   Поле было недавно скошено; на его желто-зеленомъ фонѣ оставались еще слѣды косы и слѣды колесъ, гдѣ перевозили сѣно. Слѣдя глазами за послѣдними, онъ увидѣлъ, что ландшафтъ въ одномъ углу закрывался свѣжимъ стогомъ сѣна.
   Ну что, еслибъ онъ дошелъ до стога и обошелъ вокругъ его? Пустяки! Еслибъ онъ и дошелъ, то какое предостереженіе себѣ могъ бы онъ извлечь изъ того, что тамъ лежалъ ничкомъ какой-то катерщикъ?
   "Птичка перелетѣла къ изгороди", вотъ и все что онъ подумалъ и, повернувшись, началъ снова ходить.
   "Еслибъ я не быль увѣренъ въ ея словѣ, продолжалъ Евгеній, пройдя разъ шесть взадъ и впередъ, я подумалъ бы, что она опять хочетъ скрыться отъ меня. Но она обѣщала, а она такая дѣвушка что слово свое сдержитъ.
   Повернувшись снова у водяныхъ лилій, онъ увидѣлъ со и пошелъ къ ней навстрѣчу.
   -- Я говорилъ про себя, Лиззи, что вы навѣрно придете, хотя вы и замѣшкались.
   -- Мнѣ нужно было помедлить въ деревнѣ, чтобы показать, что у меня ничего на умѣ нѣтъ; къ тому же пришлось поговорить кой съ кѣмъ по дорогѣ, мистеръ Рейборнъ.
   -- Неужели деревенскіе молодцы и молодицы, нее сплетники да сплетницы?-- спросилъ онъ, взявъ ее водъ руку.
   Она съ опущенными глазами позволила вести себя. Онъ приложилъ ея руку къ своимъ губамъ; она тихо отняла ее.
   -- Идите рядомъ со мной, мистеръ Рейборнъ и не прикасайтесь ко мнѣ.-- Ибо его рука уже прокрадывалась вокругъ ея таліи.
   Она опять остановилась и обратила на него печальный и умоляющій взглядъ.
   -- Хорошо, Лиззи, хорошо!-- сказалъ онъ шутливымъ, но далеко неспокойнымъ тономъ:-- не будьте несчастны и не упрекайте меня.
   -- Я не могу не быть несчастною, но я не думаю упрекать васъ. Мистеръ Рейборнъ, умоляю васъ, уходите изъ этихъ мѣстъ завтра же утромъ.
   -- Лиззи, Лиззи, Лиззи!-- представлялъ онъ.-- Лучше упрекайте меня, но не требуйте невозможнаго. Я не могу уйти.
   -- Почему не можете?
   -- Почему!сказалъ Евгеній съ своею обыкновенною веселою искренностью.-- Потому что вы не пускаете меня. Поймите! Я съ своей стороны нисколько не хочу упрекать васъ. Я не жалуюсь, что вы задумали меня здѣсь удерживать. Но все-таки вы меня держите и держите.
   -- Угодно вамъ идти со мной и не дотрогиваться до меня (потому что его рука опять начинала обнимать ее), пока я очень серіозно буду говорить вамъ, мистеръ Рейборнъ?
   Я сдѣлаю для васъ все въ предѣлахъ возможности, Лиззи,-- отвѣчалъ онъ съ шутливою веселостью, сложивъ на груди свои руки.-- Смотрите! Вотъ вамъ Наполеонъ Бонапартъ на островѣ Св. Елены.
   -- Когда вы говорили со мной въ то время, какъ я шла съ фабрики третьяго дня вечеромъ,-- сказала Лиззи, устремивъ на него умоляющій взглядъ, встревожившій его лучшую натуру,-- вы сказали, что были очень удивлены, увидѣвъ меня, и что вы явились сюда только для уженія. Справедливо ли это?
   -- Нѣтъ,-- отвѣчалъ Евгеній спокойно,-- нисколько несправедливо. Я явился сюда, потому что получилъ свѣдѣніе, гдѣ можно найти васъ.
   -- Можете вы сообразить, почему я покинула Лондонъ, мистеръ Рейборнъ?
   -- Боюсь, Лиззи,-- откровенно отвѣчалъ онъ,-- что вы покинули Лондонъ, чтобъ отъ меня избавиться. Это хоть и не лестно моему самолюбію, однакоже, боюсь, вы для того только это и Iгѣлали.
   -- Дѣйствительно, для того.
   -- Какъ могли вы быть такъ жестоки?
   -- Ахъ, мистеръ Рейборнъ,-- отвѣчала она, вдругъ залившись слезами,-- на моей ли сторонѣ жестокость! Ахъ, мистеръ Рейборнъ, мистеръ Рейборнъ! Развѣ это не жестоко, что вы теперь здѣсь?
   -- Во имя всего добраго, и это не значитъ, чтобъ я заклиналъ васъ моимъ собственнымъ именемъ. Небу извѣстно, что добраго во мнѣ мало,-- сказалъ Евгеній:-- во имя всего добраго, не сокрушайтесь!
   -- Какъ же мнѣ быть, когда я знаю и разстояніе, и разницу между нами? Какъ же мнѣ быть, когда я горю отъ стыда, когда подумаю, зачѣмъ вы здѣсь, -- сказала Лиза, закрывъ лицо.
   Онъ смотрѣлъ на нее съ неподдѣльнымъ чувствомъ исполненной угрызеній нѣжности и сожалѣнія. Чувство это не было настолько сильно, чтобы побудить его принести себя въ жертву и пощадить ее; но все же оно было сильное чувство.
   -- Лиззи! Я никогда не думалъ, что есть въ мірѣ женщина, которая могла бы столько тронуть меня столь немногими словами. И о не будьте жестоки въ вашихъ мысляхъ обо мнѣ. Вы не знаете, какъ вы преслѣдуете меня и какъ смущаете. Вы не знаете, какъ моя проклятая безпечность, всегда слишкомъ готовая помогать мнѣ во всѣхъ другихъ обстоятельствахъ моей жизни, не въ силахъ помочь мнѣ іи" этомъ случаѣ. Вы какъ будто поразили ее на смерть, и я иногда почти желаю, чтобы вы и меня съ пси вмѣстѣ на смерть поразили.
   Она не была приготовлена къ такимъ страстнымъ выраженіямъ, и они пробудили нѣсколько естественныхъ искръ женской гордости и радости въ ея груди. Каково подумать, что, при всей его неправотѣ, онъ столько думалъ о ней, и что она имѣла силу такъ тронуть его!
   -- Вамъ больно видѣть меня опечаленною, мистеръ Рейборнъ, и мнѣ больно васъ видѣть опечаленнымъ. Я не упрекаю васъ. Повѣрьте, я не упрекаю васъ. Вы не чувствовали этого, какъ я чувствовала, потому что вы совсѣмъ не то, что я, и начинаете съ иной точки зрѣнія. Вы не подумали. По я умоляю васъ, подумайте теперь, подумайте теперь!
   -- О чемъ подумать мнѣ?-- спросилъ Евгеній съ горечью.
   -- Подумайте обо мнѣ.
   -- Скажите, какъ мнѣ не думать о васъ, Лиззи, и вы меня совершенно измѣните.
   -- Я не въ этомъ смыслѣ... Подумайте, что я принадлежу къ совсѣмъ другому званію, что я отдѣлена отъ васъ бездной. Вспомните, что у меня нѣтъ покровителя, если только я не имѣю его въ вашемъ благородномъ сердцѣ. Уважьте мое доброе имя. Если вы въ нѣкоторомъ отношеніи расположены ко мнѣ такъ, какъ могли бы быть расположены, еслибъ я была леди, то представьте мнѣ такое же право, какое можетъ имѣть леди на ваше великодушное поведеніе. Я отдѣлена отъ васъ и отъ вашего семейства тѣмъ, что я простая рабочая дѣвушка. Истинному джентльмену слѣдуетъ уважить меня все равно такъ же, какъ еслибъ я была королева!
   Онъ былъ бы слишкомъ низокъ, еслибъ остался нетронутъ такимъ ея воззваніемъ къ нему. Его лицо выражало раскаяніе и нерѣшимость въ то время, какъ онъ спросилъ:
   -- Неужели я до такой степени оскорбилъ васъ, Лиззи?
   -- Нѣтъ, нѣтъ. Вы можете все поправить. Я не говорю о прошломъ, мистеръ Рейборнъ,-- но о настоящемъ и будущемъ. Не потому ли мы здѣсь теперь, что вы два дня неотступно преслѣдовали меня повсюду, гдѣ столько глазъ могло видѣть васъ, и я была вынуждена согласиться на это свиданіе, чтобы только избавиться отъ этого?
   -- Опять не очень лестно для моего самолюбія, -- сказалъ Евгеній угрюмо,-- во совершенно такъ. Такъ, такъ.
   -- Поэтому я прошу васъ, мистеръ Рейборнъ, умоляю васъ, удалитесь изъ здѣшнихъ мѣстъ. Если не удалитесь, подумайте, до чего вы доведете меня.
   Онъ подумалъ два-три мгновенія и потомъ сказалъ:-- Доведу васъ? До чего же я доведу васъ, Диззи?
   -- Доведете до того, что я убѣгу отсюда. Я живу здѣсь мирно, меня уважаютъ, я имѣю хорошую должность. Вы принудите меня покинуть это мѣсто, какъ я покинула Лондонъ, если будете опять преслѣдовать, заставите покинуть и другое мѣсто, гдѣ найду себѣ убѣжище.
   -- Неужели вы до того рѣшились, Лиззи,-- простите слово, которое я хочу употребить, за его буквальную точность,-- бѣгать отъ человѣка, васъ любящаго?
   -- Совершенно рѣшилась,-- отвѣчала она рѣшительно, хотя съ трепетомъ,-- бѣгать отъ человѣка, который такъ меня любитъ. Не очень давно здѣсь умерла бѣдная женщина, десятками лѣтъ старше меня, которую я случайно нашла на мокрой землѣ. Вы, можетъ статься, что-нибудь о ней слышали?
   -- Кажется слышалъ,-- отвѣчалъ онъ,-- ее звали Гигденъ.
   -- Ее звали Гигденъ. Несмотря на слабость и старость, она осталась вѣрна одной цѣли до послѣдней минуты. Даже при послѣднихъ минутахъ она заставила меня дать ей обѣщаніе, чтобъ отъ этой цѣли не было отступлено даже и послѣ ея смерти: до того тверда была ея рѣшимость. Что сдѣлала она, то и я въ состояніи сдѣлать. Мистеръ Рейборнъ, если бы я вѣрила,-- я не вѣрю,-- что вы можете быть такъ жестоки, что станете гонять меня съ мѣста на мѣсто, въ надеждѣ утомить меня, вы загоняете меня до смерти но не успѣете въ этомъ.
   Онъ смотрѣлъ прямо въ ея прекрасное лицо, и въ его собственномъ прекрасномъ лицѣ показался отблескъ слившихся вмѣстѣ удивленія, гнѣва и упрека, отблескъ, предъ которымъ она,-- столько любившая его въ тайнѣ, сердцемъ, давно переполненнымъ и переполненнымъ имъ же,-- поникла головой. Она усиливалась сохранить въ себѣ твердость; но онъ видѣлъ, какъ она таяла подъ его взглядомъ. Въ ту минуту, когда твердость совершенно исчезла, и когда онъ впервые созналъ свое вліяніе надъ ней, она упала, и онъ подхватилъ ее своею рукой.
   -- Лиззи! Останьтесь такъ минуту. Отвѣчайте, что я спрошу у васъ. Еслибъ я не былъ столько удаленъ отъ васъ, не былъ отдѣленъ отъ васъ бездной, какъ вы говорите, стали ли бы вы такъ упрашивать меня, чтобъ я васъ оставилъ?
   -- Не знаю, не знаю. Не спрашивайте меня, мистеръ Рейборнъ. Пустите меня, я уйду.
   -- Клянусь вамъ, Лиззи, вы пойдете сейчасъ же. Клянусь вамъ, вы пойдете однѣ. Я не пойду съ вами, я не пойду слѣдомъ, если вы мнѣ отвѣтите.
   -- Какъ могу я отвѣчать, мистеръ Рейборнъ? Какъ могу я сказать вамъ, что я сдѣлала бы для васъ, еслибы вы были не тотъ, кто вы въ самомъ дѣлѣ?
   -- Еслибъ я былъ не тотъ, кѣмъ вы меня представляете себѣ,-- вставилъ онъ, ловко измѣняя форму рѣчи,-- вы все продолжали бы ненавидѣть меня?
   -- Ахъ, мистеръ Рейборнъ!-- отвѣчала она, ссылаясь на него самого и заплакавъ,-- вы хорошо меня знаете и не можете думать, что я ненавижу васъ!
   -- Еслибъ я не былъ тотъ, кѣмъ вы меня представляете, Лиззи, вы такъ же остались бы равнодушны ко мнѣ?
   -- Ахъ, мистеръ Рейборнъ,-- "отвѣчала она, какъ и прежде,-- вы хорошо знаете меня, и итого тоже не можете обо мнѣ думать.
   Въ положеніи всей ея фигуры, въ то время какъ онъ поддерживалъ ее, съ поникшей головой, было что-то, умолявшее его сжалиться надъ ней и не вынуждать ее открыть свое сердце. Онъ не сжалился надъ ней и вынуждалъ ее открыться.
   -- Если я столько знаю васъ, чтобы вѣрить (какая бы несчастная собака я ни былъ!)., что вы не презираете меня или что вы не совсѣмъ равнодушны ко мнѣ, Лиззи, дайте мнѣ узнать это отъ васъ самихъ, прежде чѣмъ мы разстанемся. Дайте мнѣ узнать, какъ бы вы поступили со мной, еслибъ я, по вашему соображенію, находился въ одинаковыхъ съ вами условіяхъ.
   -- Это невозможно, мистеръ Рейборнъ. Какъ могу я думать о васъ, какъ о человѣкѣ въ одинаковыхъ условіяхъ со мной? Еслибы мой умъ могъ представить васъ въ однихъ и тѣхъ же условіяхъ, вы не были бы то, что въ дѣйствительности. Какъ же мнѣ вспомнить послѣ этого тотъ вечеръ, когда я въ первый разъ увидѣла васъ, и когда я вышла изъ комнаты, потому что вы такъ пристально посмотрѣли на меня? Или вечеръ, перешедшій въ утро, когда вы принесли мнѣ извѣстіе, что отецъ мой умеръ? Или вечеръ, когда вы приходили навѣстить меня въ моей второй квартирѣ? Или то, какъ вы, зная мою необразованность, позаботились о моемъ образованіи? Или то, какъ я смотрѣла на васъ удивлялась вамъ и вначалѣ думала, до какой степени вы добры, что такъ заботились обо мнѣ?
   -- Вы только вначалѣ считали меня добрымъ, Лиззи? А послѣ этого вначалѣ какимъ вы меня считали? Очень дурнымъ?
   -- Я не говорю этого. Я не думаю этого. По послѣ перваго удивленія и удовольствія, что меня замѣтилъ человѣкъ столько отличавшійся отъ всѣхъ, кто до того времени говорилъ со мной, я начала чувствовать, что мнѣ лучше было бы никогда не видать васъ.
   -- Почему?
   -- Потому что вы были совершенно иной человѣкъ,-- отвѣчала она еще болѣе тихимъ голосомъ.-- Потому что разница такъ безконечна, такъ безнадежна. Пощадите меня!
   -- Вы обо мнѣ хоть сколько-нибудь думали, Лиззи?-- спросилъ онъ, какъ будто нѣсколько обиженный.
   -- Немного, мистеръ Рейборнъ. Немного до нынѣшняго вечера
   -- Вы мнѣ скажете почему?
   -- Я никогда не предполагала до нынѣшняго вечера, что вы нуждаетесь, чтобъ о васъ думали. Но если вы точно нуждаетесь въ этомъ, если вы точно чувствуете въ душѣ, что вы въ самомъ дѣлѣ были въ отношеніи ко мнѣ тѣмъ, чѣмъ вы себя назвали сегодня, и что намъ ничего не остается въ этой жизни, кромѣ разлуки, то Боже помоги вамъ и благослови васъ!
   Чистота, съ которою въ этихъ словахъ она высказала отчасти свою любовь и свое страданіе, произвела на него глубокое впечатлѣніе на короткое время. Онъ держалъ ее, почти какъ будто бы она была освящена для него смертью, и поцѣловалъ ее разъ почти такъ же, какъ онъ поцѣловалъ бы умершую.
   -- Я обѣщалъ, что не пойду съ вами и не буду слѣдить за вами. Не пойти ли мнѣ стороною, не теряя васъ изъ виду? Вы такъ взволнованы и къ тому же темно становится.
   -- Я привыкла ходить одна въ такіе часы, и я умоляю васъ не дѣлайте этого.
   -- Обѣщаю. Къ другому обѣщанію я не могу принудить себя сегодня, Лиззи, кромѣ того, что постараюсь сдѣлать, что могу.
   -- Но только есть одно средство и себя, и меня избавить отъ муки: удалиться изъ этихъ мѣстъ завтра утромъ.
   -- Я постараюсь.
   Когда онъ произнесъ эти слова серьезнымъ голосомъ, она подала ему руку и потомъ, высвободивъ ее, вошла отъ него но берегу рѣки.
   "Ну, могъ ли бы Мортимеръ повѣрить этому?" пробормоталъ Евгеній, все еще оставаясь, по прошествіи нѣкотораго времени, на томъ мѣстѣ, гдѣ она его покинула. "Могу ли я самъ этому повѣрить?"
   Онъ относился къ тому обстоятельству, что у него были слезы на рукѣ, которую онъ прикрылъ себѣ глаза. "Какъ было бы смѣшно, еслибы меня застали въ "такомъ положеніи!" была его слѣдующая мысль. А послѣдовавшая за этою взялась корнемъ изъ слегка поднявшагося неудовольствія противъ причины его слезъ.
   "Однакожъ, я пріобрѣлъ удивительную власть надъ ней, что бы она тамъ ни говорила".
   Это разсужденіе привело ему на память изнеможеніе ея лица, и всей фигуры, когда она поникла предъ его взглядомъ. Смотря на этотъ воспроизведенный имъ образъ, онъ, казалось, видѣлъ снова въ ея мольбѣ и сознаніи слабости нѣкоторый страхъ.
   "Она любитъ меня. Такой серіозный характеръ долженъ быть очень серіозенъ въ этомъ чувствѣ. Она можетъ колебаться въ томъ или другомъ, но тутъ она не вольна. Она должна совершенно отдать себя своей натурѣ, такъ же какъ я отдать себя своей".
   Продолжая разбирать свою натуру, онъ думалъ: "ну, что если я женюсь на ней? Если, вопреки нелѣпости положенія относительно моего почтеннаго родителя, я удивлю моего почтеннаго родителя до крайнихъ предѣловъ его достойныхъ уваженія умственныхъ способностей извѣстіемъ, что я женился на ней, то какъ сталъ бы почтенный родитель мои препираться въ этомъ случаѣ съ юридическимъ умомъ? Ты не хотѣлъ жениться на деньгахъ и на положеніи въ свѣтѣ изъ опасенія, что это страшно надоѣстъ тебѣ. Неужели ты менѣе опасаешься прискуки, если женишься не на деньгахъ и не на положеніи въ свѣтѣ? Увѣренъ ли ты въ самомъ себѣ? Юридическій умъ, не взирая на юридическія протестами, долженъ втайнѣ допустить, что мой почтенный родитель разсуждаетъ недурно. Я не увѣренъ въ самомъ себѣ".
   Въ тотъ самый моментъ, какъ онъ призвалъ къ себѣ на помощь этотъ тонъ вѣтрености, онъ почувствовалъ всю его гнусность и пошлость и поберегъ отъ него Лизу.
   "Желалъ бы я", сказалъ Евгеній, "видѣть человѣка (за исключеніемъ Мортимера), который рѣшился бы сказать мнѣ, что это не истинное во мнѣ чувство, возбужденное ея красотой и ея достоинствами, противъ моей собственной воли, и что я не буду вѣренъ ой. Я въ особенности желалъ бы теперь видѣть человѣка, который сказалъ бы мнѣ это, или который сказалъ бы мнѣ что-нибудь, что можно было бы перетолковать въ невыгоду ей; потому что я очень недоволенъ однимъ изъ Рейборновъ, представляющимъ такую печальную фигуру, и былъ бы очень недоволенъ кѣмъ бы то ни было другимъ. Евгеній, Евгеній, Евгеній, плохое это дѣло! Ахъ! Такъ звонятъ колокола Мортимера Ляйтвуда, и очень печально звонятъ они въ нынѣшній вечеръ".
   Идя дальше, онъ думалъ еще кой о чемъ, за что можно было бы дать нагоняй самому себѣ. "Гдѣ же аналогія, скотъ ты эдакой, сказалъ онъ нетерпѣливо, между женщиной, которую отецъ твой хладнокровно избираетъ для тебя, и женщиной, которую ты самъ себѣ выбралъ, и за которою ты уносишься все съ большимъ и большимъ постоянствомъ, съ той поры, какъ ты впервые увидѣлъ ее? Оселъ! Неужели ты лучше этого разсуждать не умѣешь?"
   Но онъ снова увлекся воспоминаніемъ того чувства власти, которое впервые только что испыталъ онъ, и о томъ, какъ она открыла свое сердце. Это привело его къ безпечному заключенію нисколько не удаляться изъ этой мѣстности, не испытать ее еще разъ. Но тутъ опять: Евгеній, Евгеній, Евгеній, плохое это дѣло! И потомъ: какъ бы я желалъ остановить Ляйтвудовъ звонъ, потому что онъ ужъ очень на похоронный звонъ сбивается.
   Взглянувъ вверхъ, онъ увидѣлъ тамъ новую луну и звѣзды, начинавшія мерцать на небѣ, гдѣ красный и желтый отливы сглаживались и уступали мѣсто густой синевѣ лѣтней ночи. Онъ все еще находился близъ рѣки. Быстро повернувшись, онъ встрѣтился съ какимъ-то человѣкомъ, такъ близко предъ нимъ очутившимся, что Евгеній, въ удивленіи, отступилъ назадъ, чтобъ избѣжать столкновенія. Человѣкъ несъ на плечѣ что-то такое, что могло быть изломаннымъ весломъ или воротнымъ засовомъ или рычагомъ, и, не обративъ на него вниманія, прошелъ мимо.
   -- Эй, пріятель!-- крикнулъ вслѣдъ ему Евгеній:-- ослѣпъ что ли?
   Человѣкъ не далъ отвѣта и продолжалъ идти своею дорогой.
   Евгеній Рейборнъ пошелъ въ противную сторону, закинувъ руки за спину и погрузившись въ свои думы. Онъ миновалъ овецъ, миновалъ ворота, дошелъ до того мѣста, гдѣ начинали слышаться голоса въ деревнѣ, и дошелъ до моста. Гостиница, гдѣ онъ остановился, такъ же, какъ и деревня, и бумажная фабрика находилась не за рѣкой, а на той сторонѣ потока, гдѣ онъ шелъ. Однакоже, зная, что поросшій осокою берегъ и заводи на другой сторонѣ мѣсто уединенное, и, не чувствуя себя въ духѣ для многолюдья и для шумныхъ встрѣчъ, онъ перешелъ черезъ мостъ и продолжалъ свою прогулку, смотря на звѣзды, загоравшіяся одна за другой на небѣ, смотря на рѣку, гдѣ тѣ же звѣзды будто загорались въ глубинѣ воды. Небольшая осѣненная ивой пристань и аматерская лодочка, тутъ же привязанная къ сваямъ, обратили на себя его взглядъ; онъ остановился осмотрѣть ихъ и потомъ пошелъ дальше.
   Рябь воды въ рѣкѣ словно производила соотвѣтственное волненіе въ его неспокойныхъ размышленіяхъ. Онъ охотно убаюкалъ бы ихъ, если бы могъ; но они волновались, подобно рѣкѣ, и текли всѣ въ одномъ направленіи сильнымъ потокомъ. Какъ водяная рябь по временамъ неожиданно взламывались при свѣтѣ луны и блѣдно сверкала въ новомъ видѣ и съ новымъ шумомъ, такъ и части его мыслей вскакивали, непрошенныя, отъ сна и раскрывали свое зло. "Нѣтъ возможности жениться на ней, сказалъ Евгеній, и нѣтъ возможности покинуть ее. Вотъ кризисъ!"
   Онъ прошелъ довольно далеко. Прежде, чѣмъ повернуться назадъ, онъ остановился у самой рѣки, чтобы взглянуть на отразившеюся въ ней ночь. Во мгновеніе ока отраженное небо изогнулось, полосы огня брызнули по всѣмъ направленіямъ въ воздухѣ и мѣсяцъ ее звѣздами, разсыпавшись, покатились съ тверди.
   Не молнія ли ударила въ Евгенія? Съ такою смутною мыслію, полу составившеюся подъ ударами, которые оглушали его и выбивали изъ него жизнь, онъ сцѣпился съ убійцей, схвативъ его за красный галстукъ,-- если только дождемъ падавшая кровь его не придала галстуку этого цвѣта.
   Евгеній былъ легокъ, проворенъ и ловокъ; но руки его были перешибены, онъ весь былъ разбитъ, и потому ничего не могъ сдѣлать съ человѣкомъ, какъ только повиснуть на немъ, запрокинувъ назадъ голову, такъ что онъ уже ничего не видѣлъ, кромѣ колыхавшагося неба. Волоча за собой напавшаго, онъ упалъ вмѣстѣ съ нимъ на берегъ... Потомъ новый сильный трескъ, и потомъ плескъ воды, и все кончилось.
   Лиза Гексамъ тоже избѣгала шума и субботней {При строгомъ соблюденіи воскреснаго дня, въ Англіи, простонародье предается гульбѣ въ субботу съ полдня, и потому фабрики и ремесленныя заведенія, въ большей части случаевъ, прекращаютъ свои работы около этого времени, дѣлаютъ разсчетъ съ рабочими за недѣлю, а распускаютъ ихъ.} гульбы народа, бродившаго по улицѣ, и предпочла походить у рѣки, пока не осушатся ея слезы, и сама она настолько не успокоится, чтобъ избавиться отъ разспросовъ, когда возвратится домой. Мирное спокойствіе времени и мѣста цѣлебно опускалось во глубины ея груди, не имѣвшей въ себѣ никакихъ упрековъ или худыхъ намѣреній, съ которыми ей было бы нужно бороться. Она пообдумалась и нѣсколько утѣшилась. Она тоже поворачивала къ дому, какъ услыхала странный звукъ.
   Онъ встревожилъ ее, потому что походилъ на звукъ ударовъ. Она остановилась и прислушалась. Онъ испугалъ ее, потому что удары падали тяжело и ожесточенно въ тишинѣ ночи. Пока она прислушивалась въ нерѣшимости, все замолкло. Пока она все еще прислушивалась, ей почудился слабый стонъ и паденіе въ рѣку.
   Ея прежняя смѣлая жизнь и привычка мгновенно воодушевили ее. Не тратя напрасно силы дыханія на призывъ помощи, гдѣ никто не могъ ее услышать, она кинулась къ мѣсту, откуда долетали звуки. Мѣсто это находилось между ею и мостомъ, но оно было далѣе отъ нея, чѣмъ она думала: ночь была очень тихая, и звукъ, вспомоществуемый водой, летѣлъ далеко.
   Наконецъ, она добѣжала до одного мѣста на зеленомъ берегу, сильно и недавно истоптаннаго, гдѣ лежало нѣсколько изломанныхъ осколковъ дерева и нѣсколько оторванныхъ лоскутьевъ платья. Нагнувшись, она увидѣла, что трава окровавлена. Слѣдя за каплями и пятнами, она увидѣла, что и потоптанная окраина берега тоже окровавлена. Слѣдя глазами за потокомъ, она увидѣла окровавленное лицо, обращенное къ лунѣ и уплывавшее вдаль.
   "Теперь милосердному Богу благодареніе за минувшее время! Даруй, о благословенный Господи, чтобы благодатью чудныхъ дѣлъ Твоихъ оно обратилось на добро. Кому бы это уплывающее лицо ни принадлежало, мужчинѣ ли, женщинѣ ли, помоги грѣшнымъ рукамъ моимъ, благословенный Господи, похитить его у смерти и возвратить, кому оно дорого!"
   Такъ сказалось у ней на умѣ, и горячо сказалось, но молитва ни на мгновеніе не остановила ее. Прежде, чѣмъ молитва излилась у ней въ умѣ, она уже бѣжала быстро, вѣрно и, главное, твердо -- ибо безъ твердости тутъ ничего нельзя было сдѣлать -- къ пристани подъ ивой, гдѣ она увидѣла лодку, привязанную къ сваямъ.
   Вѣрное прикосновеніе издавна привычной руки, вѣрный шагъ издавна привычной ноги, вѣрное легкое равновѣсіе тѣла, и она уже была въ лодкѣ. Быстрый взглядъ издавна привычнаго глаза указалъ ей, посреди густой тѣни, даже весла на стойкѣ, у краснокирпичной садовой стѣны. Еще мгновеніе, и она отчалила (захвативъ съ собой веревочную привязь), и лодка вылетѣла на свѣтъ мѣсяца, и она загребла внизъ по теченію, какъ еще ни одна женщина не гребла на англійскихъ водахъ.
   Пристально черезъ плечо, не сбавляя быстроты, она смотрѣла впередъ лодки и искала уплывающее лицо. Она миновала мѣсто схватки... вотъ оно, по лѣвую руку, какъ разъ противъ кормы. она миновала по правую руку оконечность деревенской улицы, крутой улицы, почти упиравшейся въ рѣку; звуки тамъ снова затихали, и она сбавила ходу, и пока лодка плыла, она отыскивала глазами уплывавшее лицо повсюду, повсюду.
   Тутъ она пустила лодку по теченію и приподняла весла, хорошо зная, что если лицо скоро не покажется, то оно потонуло, и она опередитъ его. Непривычный глазъ никогда не былъ бы въ состояніи увидѣть при лунномъ свѣтѣ, что увидѣла она въ разстояніи нѣсколькихъ взмаховъ веселъ впереди лодки. Она увидѣла, какъ затонувшее лицо поднялось на поверхность, будто съ легкимъ усиліемъ, и, какъ бы повинуясь нѣкоторому инстинкту, повернулось затылкомъ на воду.
   Твердымъ взглядомъ, съ твердою рѣшимостью она неуклонно слѣдила за его приближеніемъ, пока оно не подплыло очень близко; тутъ однимъ движеніемъ сложила она съ колецъ весла и перебралась на корму почти на колѣняхъ, почти ползкомъ. Разъ, и тѣло ускользнуло отъ невѣрно направленной руки. Два, и она схватила его за кровавые волосы.
   Тѣло было безчувственное, если не совсѣмъ мертвое; оно было обезображено и окрашиваю подъ собой воду темно-красными полосами Оно не могло сдѣлать никакихъ усилій, и потому не было возможности поднять его въ лодку. Она свѣсилась черезъ корму, чтобы привязать его къ ней веревкой, и тутъ рѣка и берега огласились страшнымъ крикомъ, у нея вырвавшимся.
   Но, какъ бы одержимая сверхъестественнымъ духомъ и силой, она прочно прикрѣпила его, сѣла на мѣсто и отчаянно ударила веслами къ ближайшему мелководью, гдѣ можно было посадить лодку на мель. Отчаянно, не не безсознательно, ибо она помнила, что, если утратитъ ясность своего намѣренія, тогда все пропало.
   Она причалила лодку къ берегу, спрыгнула въ воду, отвязала тѣло отъ веревки и одною своею силой подняла его на руки и положила его на дно лодки. На немъ были страшныя раны; она перевязала ихъ своимъ платьемъ, изорвавъ его въ клочки. А не то, будь онъ еще въ живыхъ, онъ истекъ бы кровью до смерти, прежде чѣмъ было бы возможно перенесть его въ гостиницу ближайшее мѣсто для помощи.
   Сдѣлавъ это со всею поспѣшностью, она поцѣловала обезображенный лобъ его, грустно взглянула на звѣзды и благословила его, и простила ему, "если только было ей въ чемъ прощать", примолвила она внутренно. Только въ это мгновеніе она подумала о самой себѣ, и подумала о себѣ, только ради его.
   "Теперь, милосердому Богу благодареніе за минувшее время, и да поможетъ онъ мнѣ безъ потери минуты сдвинуть лодку на воду и грести назадъ противъ теченія! Даруй, о благословенный Господи, чтобы чрезъ меня грѣшную онъ былъ исторгнутъ у смерти и сохраненъ для кого-нибудь другого, кому онъ будетъ дорогъ впослѣдствіи, хотя никогда дороже, чѣмъ мнѣ!"
   Она гребла сильно, гребла отчаянно, но не безсознательно, и рѣдко отводила свои глаза отъ него, лежавшаго на днѣ лодки. Она такъ положила его тамъ, чтобъ ей можно было видѣть его обезображенное лицо -- до того было оно обезображено, что родная мать прикрыла бы его; но въ ея глазахъ оно было внѣ и выше всякаго обезображенія.
   Лодка коснулась окраины луга предъ гостиницей, слегка покатаго къ рѣкѣ. Въ окнахъ свѣтились огни; по у гостиницы никого не было. Она привязала лодку и одною своею силой подняла его, и не си) стала его съ своихъ рукъ, пока не положила его въ домѣ.
   Побѣжали за врачами, а она сидѣла, поддерживая его голову. Она часто слыхала въ былые дни, какъ врачи поднимали руку человѣка, утратившаго чувства, и какъ бросали ее, если человѣкъ былъ мертвъ. Она ждала страшной минуты, когда врачи поднимутъ его руку, избитую, истерзанную, и броситъ ее.
   Первый врачъ явился и спросилъ, прежде чѣмъ приступилъ къ осмотру, кто его принесъ?
   -- Я его принесла, сэръ, -- отвѣчала Лиза, и всѣ бывшіе тутъ посмотрѣли на нее.
   -- Вы, моя милая? Вы не только принесть, приподнять не могли бы такой ноши.
   -- Въ другое время не могла бы, сэръ; но теперь я дѣйствительно принесла его.
   Медикъ посмотрѣлъ на нее еще внимательнѣе, съ нѣкоторымъ состраданіемъ. Осмотрѣвъ съ заботливымъ лицомъ раны на головѣ и на рукахъ, онъ приподнялъ одну руку.
   "О! Неужели онъ броситъ ее?"
   Медикъ казался въ нерѣшимости. Онъ не долго держалъ ее, опустилъ, однако, тихо, взялъ свѣчу, еще ближе осмотрѣлъ раны на головѣ и посмотрѣлъ на зрачки глазъ. Сдѣлавъ это, онъ поставилъ свѣчу и опять приподнялъ руку. Вошелъ другой медикъ, оба они переговорили между собой шопотомъ, и второй медикъ приподнялъ руку. Онъ тоже не вдругъ бросилъ ее, но подержалъ нѣсколько времени и опустилъ тихо.
   -- Позаботьтесь о бѣдной дѣвушкѣ, -- сказалъ потомъ первый врачъ.-- Она въ совершенномъ забытьи. Она ничего не видитъ я ничего не слышитъ. Тѣмъ для нея лучше! Не будите ее изъ этого забытья, если возможно; но только уведите. Бѣдная дѣвушка, бѣдная дѣвушка! У ней должно быть удивительное сильное сердце; но я боюсь не мертвецу ли она отдала свое сердце. Поберегите ее.
   

VII. Лучше быть Авелемъ, нежели Каиномъ.

   День занимался надъ Плашватгръ-Вирмильскимъ шлюзомъ. Звѣзды пока еще были видны; на востокѣ показывался неясный свѣтъ, не походившій на свѣтъ ночи. Мѣсяцъ закатился, и туманъ расползался вдоль береговъ рѣки. Видимыя сквозь него деревья чудились привидѣньями деревьевъ, а вода при видѣньемъ воды. Вся земля казалась при видѣньемъ, тѣмъ же казались и звѣзды, а просвѣтъ на востокѣ, не оказывавшій ни тепла, ни цвѣта, при потухшемъ окѣ небесной тверди, можно было уподобить взгляду мертвеца.
   Можетъ статься, такое уподобленіе дѣлалъ и одинокій катерщикъ, стоявшій на окраинѣ шлюза. Ибо дѣйствительно Брадлей Гедстонъ смотрѣлъ въ эту сторону, когда набѣжала холодная струя воздуха, и когда она миновала съ ропотомъ, какъ будто бы прошептавъ что-то такое, что заставило призракъ деревьевъ и воды заколыхаться -- или погрезить, ибо и то, и другое могло почудиться воображенію.
   Онъ отвернулся и попробовалъ дверь шлюзной сторожки. Ола была заперта изнутри.
   "Не боятся ли онъ меня?" проговорилъ онъ про себя, стучась.
   Рогъ Райдергудъ скоро проснулся и, скоро отодвинувъ задвижку. впустилъ его.
   -- Что это, Другѣйшій? Я уже думалъ, что вы совсѣмъ про пали. Двѣ ночи не показывались! Мнѣ ужъ думалось, не совсѣмъ ли вы отъ меня улизнули, и я хотѣлъ ужъ въ газетахъ объявлять.
   Лицо Брадлея до того потемнѣло отъ этого намека, что Райдергудъ счелъ за нужное смягчить его въ комплиментъ.
   -- Но вы не таковскій, почтеннѣйшій, не таковскій,-- продолжалъ онъ, глупо качая головой.-- Что сказалъ я про себя послъ того, какъ потѣшился этою мыслію, словно какою забавною игрушкой? Я говорилъ про себя: Онъ честный человѣкъ! Вотъ, что я говорилъ про себя: Онъ вдвойнѣ честный человѣкъ!
   Весьма замѣчательно, что Райдергудъ не дѣлалъ ему вопросовъ. Онъ взглянулъ на него, когда растворилъ дверь, и теперь посмотрѣлъ на него опять (въ этотъ разъ украдкой), и результатомъ его взглядовъ было то, что онъ не дѣлалъ ему вопросовъ.
   -- По моему сужденію, вы еще сорокъ часовъ пропустите, почтеннѣйшій, прежде чѣмъ подумаете о завтракѣ, -- сказалъ Райдергудъ, когда посѣтитель его сѣлъ, опершись подбородкомъ на руку и опустивъ глаза на земь. И что опять таки весьма замѣчательно: Райдергудъ притворно принялся разставлять свою скудную мебель, чтобы представить, въ то время какъ онъ говорилъ, хотъ какую-нибудь причину, почему онъ не смотритъ на него.
   -- Да. Но я думаю не лучше ли будетъ уснуть, -- сказалъ Брадлей, не измѣняя своего положенія.
   -- Я самъ это вамъ посовѣтовалъ бы, почтеннѣйшій, -- подтвердилъ Райдергудъ.-- Выпить чего-нибудь не хотите ли?
   -- Да, я желалъ бы выпить, -- сказалъ Брадлей, но, повидимому, разсѣянно.
   Мистеръ Райдергудъ досталъ бутылку и, принеся полную кружку воды, приготовилъ питье. Потомъ онъ отряхнулъ одѣяло на своей постели, и, когда разгладилъ его на ней, Брадлей легъ во всемъ платьѣ, какое на немъ было. Мистеръ Райдергудъ, поэтически замѣтивъ, что онъ догложетъ косточки своего отдыха на деревянномъ стулѣ, сѣлъ у окна, какъ сидѣлъ прежде, но, какъ и прежде, онъ пристально караулилъ спавшаго, пока тотъ не заснулъ мертвецки. Тутъ онъ всталъ и внимательно осмотрѣлъ его при яркомъ дневномъ свѣтѣ со всѣхъ сторонъ и во всей подробности. Онъ вышелъ на шлюзъ, чтобы сообразить все, что видѣлъ.
   "Одинъ изъ его рукавовъ начисто оторванъ ниже локтя, а на другомъ у плеча порядочная прорѣха. На немъ былъ повисши кто-нибудь, и крѣпко повисши, потому что всѣ складки на воротѣ рубашки оторваны. Онъ на траву падалъ, да и въ воду тоже падалъ. Онъ же и забрызганъ, и я знаю чѣмъ, и знаю чьей. У-рр-а!"
   Брадлей спалъ долго. Вскорѣ послѣ полудня подошла барка. Передъ ней прошло еще нѣсколько барокъ и въ ту, и въ другую сторону; но шлюзникъ окликнулъ одну только эту барку и спросилъ, нѣтъ ли чего новаго, какъ будто онъ съ нѣкоторою аккуратностью разсчиталъ время. Люди на баркѣ сказали ему новость, но какъ-то неохотно распространились о ней.
   Двѣнадцать часовъ прошло съ тѣхъ поръ, какъ Брадлей легъ до того времени, какъ онъ всталъ. "Чтобы мнѣ подавиться" сказалъ Райдергудъ, косясь на свой шлюзъ, когда увидѣлъ Брадлея, выходившаго изъ сторожки, "если онъ спалъ все это время, голубчикъ!"
   Брадлей подошелъ къ нему, сидѣвшему на своемъ деревянномъ воротѣ, и спросилъ его, который часъ? Райдергудъ сказалъ ему:-- Третій.
   -- Когда вы смѣнитесь?-- спросилъ Брадлей.
   -- Послѣ завтра, почтеннѣйшій.
   -- Не ближе?
   -- Ни на дюймъ ближе, почтеннѣйшій.
   Повидимому, съ обѣихъ сторонъ придавалась важность вопросу о смѣнѣ. Райдергудъ даже подчеркнулъ свой отвѣтъ, сказавъ въ другой разъ и продолживъ отрицательное покачиваніе головою: "Н-и-ни на дюймъ ближе".
   -- Говорилъ я вамъ, что я уйду сегодня вечеромъ?-- спросилъ Брадлей.
   -- Нѣтъ, почтеннѣйшій, -- отвѣчалъ Райдергудъ, веселымъ, привѣтливымъ и словоохотливымъ голосомъ,-- вы мнѣ этого не говорили. Вы, можетъ статься, намѣревались сказать, но забыли. Иначе, какъ можно было вамъ въ этомъ усомниться, почтеннѣйшій?
   -- Какъ только солнце сядетъ, я хочу отправиться, -- сказалъ Брадлей.
   -- Такъ какъ же не перекусить-то?-- отвѣчалъ Райдергудъ.-- Войдемъ и закусимъ, Другѣйшій.
   Обычай разстилать скатерть не соблюдался въ хозяйствѣ мистера Райдергуда, и потому приготовленіе закуски было дѣломъ одной минуты: оно состояло только въ принесеніи объемистаго глинянаго противня съ находившимися въ немъ тремя четвертями огромнаго пирога съ говядиной и въ принесеніи двухъ карманныхъ ножей, глиняной кружки и большой коричневой бутылки съ пивомъ.
   Оба ѣли и пили, но Райдергудъ съ гораздо большимъ аппетитомъ. Вмѣсто тарелокъ, этотъ честный человѣкъ вырѣзалъ изъ толстой корки пирога два трехугольные куска и положилъ ихъ внутреннею стороною кверху на столь, одинъ передъ собой, а другой передъ гостемъ. На нихъ онъ наклалъ порядочныя порціи пирожной начинки и такимъ образомъ придалъ необыкновенный интересъ трапезѣ, за которою каждый изъ участвовавшихъ выбиралъ внутренность своей тарелки и ѣлъ ее съ другою пищей. Кромѣ того, каждому представлялась возможность поохотиться гоньбой за кусочками остуденѣвшей подливки по равнинѣ стола и затѣмъ класть ихъ въ ротъ съ лезвея ножа, въ случаѣ если они не сползали съ него.
   Брадлей Гедстонъ былъ до того неловокъ въ этихъ пріемахъ, что Рогъ не могъ не замѣтить этого.
   -- Берегитесь, другѣйшій!-- воскликнулъ онъ:-- вы руку себѣ порѣжите!
   Но предостереженіе опоздало, ибо Брадлей уже располосовалъ себѣ руку. И что еще несчастливѣе, попросивъ Райдергуда перевязать ее и для этого ставъ возлѣ него, онъ встряхнулъ головой отъ боли въ ранѣ и обрызгалъ кровью платье Райдергуда.
   Когда обѣдъ кончился, и когда остатки тарелокъ и остатки остуденѣвшей подливки были сложены въ оставшуюся часть пирога, служившаго экономическимъ складомъ для остатковъ разнаго рода, Райдергудъ наполнилъ кружку пивомъ и съ увлеченіемъ изъ нея отпилъ. Тутъ онъ посмотрѣлъ на Брадлея и посмотрѣлъ злобными глазами.
   -- Другѣйшій!-- сказалъ онъ хрипло, перегнувшись чрезъ столъ, чтобъ дотронуться до его руки.-- Новость-то скорѣе васъ по рѣкѣ сплыла.
   -- Какая новость?
   -- Кто, вы думаете,-- сказалъ Райдергудъ и встряхнулъ головой, какъ будто пренебрежительно сбрасывая съ себя притворство,-- вытащилъ тѣло? Отгадайте.
   -- Я не мастеръ отгадывать.
   -- Она вытащила. Уррра! Онъ и тутъ вамъ подсолилъ. Она вытащила.
   Конвульсивно подернувшееся лицо Брадлея Гедстона и вдругъ выступившій на немъ горячій потъ показали, какъ ужасно подѣйствовало на него это извѣстіе. Но онъ не сказалъ ни одного слова, ни хорошаго, ни дурного. Онъ только улыбнулся, угрюмо поднялся со стула и сталъ, облокотившись на окно и смотря въ него. Райдергудъ послѣдовалъ за нимъ глазами. Райдергудъ окинулъ взглядомъ свое собственное обрызганное платье. Райдергудъ начиналъ принимать видъ человѣка разгадывающаго Брадлея лучше, чѣмъ онъ думалъ.
   -- Я такъ долго нуждался въ отдыхѣ,-- сказалъ школьный учитель,-- что съ вашего позволенія опять лягу.
   -- Сдѣлайте милость, Другѣйшій!-- былъ гостепріимный отвѣтъ его хозяина.
   Онъ легъ, не дожидаясь этого отвѣта, и не вставалъ съ кровати, пока солнце не опустилось низко на небѣ. Когда же онъ всталъ и вышелъ, чтобъ отправиться въ путь, то нашелъ своего хозяина, лежащимъ -на травѣ близъ бечевника противъ двери сторожки.
   -- Если мнѣ встрѣтится надобность съ вами еще повидаться,-- сказалъ Брадлей,-- я вернусь сюда. Доброй ночи!
   -- Ну, если добрѣе ничего нѣтъ,-- сказалъ Райдергудъ, повернувшись на каблукѣ,-- такъ доброй ночи!-- Но онъ потомъ опять повернулся, когда Брадлей пошелъ, и тихо прибавилъ, смотря ему вслѣдъ съ усмѣшкой:-- Тебя такъ бы не отпустили, еслибы моя смѣна пораньше пришла. Но ты и мимо ея пройдешь, а я все-таки нагоню тебя.
   Смѣна должна была послѣдовать въ этотъ вечеръ, на закатѣ солнца, и потому товарищъ его явился, идя не торопясь, чрезъ какую-нибудь четверть часа. Райдергудъ, не дожидаясь крайняго предѣла своего срока, занялъ часокъ или побольше у своего товарища, обѣщавшись отстоять за него послѣ, и отправился по слѣдамъ Брадлея Гедстона.
   Онъ умѣлъ слѣдить лучше, чѣмъ Брадлей. Онъ всю жизнь только и дѣлалъ, что крался и прятался, да преслѣдовалъ и подстерегалъ другихъ, и потому хорошо зналъ свое ремесло. Онъ совершилъ такой усиленный переходъ, что приблизился къ Брадлею, то-есть приблизился насколько счелъ удобнымъ, прежде чѣмъ былъ пройденъ второй шлюзъ. Нужный ему человѣкъ оглядывался на ходу довольно часто, но не замѣчалъ его. Онъ зналъ, какъ пользоваться мѣстностью, гдѣ стать за изгородь, гдѣ прижаться къ стѣнѣ, гдѣ присѣсть, гдѣ прилечь на земь, и употреблялъ тысячи разныхъ уловокъ, мысль о коихъ удрученному Брадлею и въ голову не приходила.
   Но всѣ его уловки, такъ же какъ и самъ онъ, стали втупикъ, когда Брадлей, повернувъ за зеленую прогалину у самой рѣки, мѣсто запустѣлое, поросшее крапивой, шиповникомъ и ежевикой, заваленное стволами цѣлаго забора срубленныхъ деревьевъ, на опушкѣ лѣска, началъ перелѣзать чрезъ эти стволы, то скрываясь изъ виду между ними, то опять взлѣзая на нихъ, будто шалунъ школьникъ, но очевидно не съ школьничьеіо цѣлью или не совсѣмъ безъ цѣли.
   "Что это ты затѣялъ?" пробормоталъ Райдергудъ, засѣвъ въ канаву и раздвинувъ въ изгороди небольшое отверстіе обѣими руками. Вскорѣ его дѣйствіи дали самый необыкновенный отвѣтъ. "Клянусь Егорьемъ!" воскликнулъ Райдергудъ, "никакъ онъ купаться собирается!"
   Онъ повернулъ назадъ, потомъ опять продвинулся впередъ между стволами деревьевъ и, добравшись до берега, принялся раздѣваться на травѣ. Нѣсколько минутъ это имѣло подозрительный видъ замысла на самоубійство, подготовляемое такимъ образомъ, чтобы подать поводъ къ заключенію о несчастномъ случаѣ. "Но еслибы ты на такое дѣло рѣшился, ты узла подъ-мышкой изъ-подъ этихъ бревенъ не принесъ бы", сказалъ Райдергудъ, Впрочемъ онъ успокоился, когда увидѣлъ, что Брадлей, окунувшись и немного поплававъ, вышелъ опять на берегъ.
   "Мнѣ бы не хотѣлось", сказалъ онъ чувствительнымъ тономъ, "лишиться тебя прежде, чѣмъ я изъ тебя немного побольше денегъ повыберу".
   Прижавшись въ другой канавѣ (онъ перемѣнилъ свою первую канаву, какъ скоро нужный ему человѣкъ перемѣнилъ свою позицію) и раздвинувъ небольшой кустъ изгороди такъ, что самый зоркій глазъ не замѣтилъ бы его, Рогъ Райдергудъ принялся слѣдить за одѣвавшимся купальщикомъ. Тутъ мало-по-малу явилось чудо: ставъ на ноги совершенно одѣтый, онъ явился инымъ человѣкомъ, а не катерщикомъ.
   "Эге!" сказалъ Райдергудъ. "Почти точь-въ-точь, какъ ты былъ въ ту ночку одѣтъ. Понимаю. Ты меня къ себѣ припутываешь. Хитеръ. Но я похитрѣй".
   Купальщикъ, окончивъ одѣванье, сталъ на траву на колѣни, что-то дѣлая руками, и опять поднялся съ узломъ подъ мышкой. Посмотрѣвъ кругомъ съ большимъ вниманіемъ, онъ подошелъ къ самой водѣ и бросилъ узелъ какъ можно дальше и притомъ какъ можно легче. Райдергудъ не прежде вылѣзъ изъ канавы, какъ Брадлей положительно вышелъ опять на дорогу за излучиной рѣки и скрылся изъ виду.
   "Что теперь дѣлать?" разсуждалъ Рогъ самъ съ собой: "Ждти ли мнѣ за тобой или дать тебѣ идти одному на этотъ разъ, а самому рыбною ловлей заняться?" Продолжая разсуждать, онъ послѣдовалъ за нимъ и, догнавъ, опять увидѣлъ его. "Если я тебѣ теперь скрыться дамъ", сказалъ потомъ Райдергудъ, все еще идя слѣдомъ, "я могу послѣ понудить тебя побывать у меня опять, или я могу отыскать тебя такъ или иначе. Если же мнѣ теперь ловлей не заняться, такъ другіе займутся! Я на этотъ разокъ тебя оставлю и пойду половлю!" Сказавъ это, онъ вдругъ прекратилъ преслѣдованіе и вернулся.
   Несчастный человѣкъ, кого онъ покинулъ на нѣкоторое время, не надолго впрочемъ, шелъ но направленію къ Лондону. Брадлей подозрѣвалъ каждый звукъ, имъ слышанный, и каждое лицо, имъ видѣнное; но находился подъ дѣйствіемъ чаръ, какія всегда падаютъ на плечи душегубцевъ, и не подозрѣвалъ опасности, которая таилась въ его жизни и грозила ей. Райдергудъ много нанималъ его мысли,-- онъ ни разу не выходилъ у него изъ головы съ той ночи, какъ они впервые встрѣтились; но Райдергудъ занималъ совершенно иное мѣсто въ ней, а не мѣсто преслѣдователя: Брадлей заботливо придумывалъ такое множество средствъ подставить для него иное мѣсто, дабы потомъ его втиснуть туда, что онъ его не могъ представить себѣ возможность занять ему какое-нибудь другое. Въ этомъ заключается другая бѣда, съ которою душегубъ вѣчно и напрасно борется. Въ пятьдесятъ дверей можетъ войти улика: онъ со всевозможнымъ стараніемъ и съ такою же ловкостью запираетъ двойнымъ замкомъ и засовами сорокъ девять изъ нихъ и не замѣчаетъ, что пятидесятая растворена настежь.
   Къ тому же онъ находился въ томъ состояніи духа, которое тяжелѣе и мучительнѣй угрызеній совѣсти. Въ немъ угрызеній совѣсти не было; но злодѣй, который можетъ отстранить отъ себя этого мстителя, не въ состояніи избѣжать болѣе медленной пытки, состоящей въ безпрерывной передѣлкѣ своего злодѣянія, и передѣлкѣ его все съ большимъ и большимъ успѣхомъ; въ оправдательныхъ показаніяхъ и въ притворныхъ показаніяхъ убійцъ карающую тѣнь этой пытки можно прослѣдить чрезъ каждую сказанную ложь. Если я сдѣлалъ это, какъ показываютъ, можно ли вообразить, чтобъ я сдѣлалъ такую то ошибку? Еслибъ я сдѣлалъ это, какъ показываютъ, неужели я оставилъ бы незамкнутою эту лазейку, которую ложный и злонамѣренный свидѣтель такъ безчестно выставляетъ противъ меня? Состояніе злодѣя, безпрерывно открывающаго слабыя мѣста въ своемъ преступленіи, старающагося укрѣпить ихъ, когда сдѣланое дѣло уже нельзя измѣнить, есть такое состояніе, которое усиливаетъ тяжесть преступленія тѣмъ, что заставляетъ совершать его тысячу разъ, вмѣсто одного раза; по это въ то же время и такое состояніе, которое караетъ преступленіе въ натурахъ злобныхъ и нераскаянныхъ самымъ тяжкимъ наказаніемъ.
   Брадлей спѣшилъ впередъ, тяжко прикованный къ идеѣ своей ненависти и своего мщенія, и все думалъ, что онъ могъ бы удовлетворить то и другое многими способами, гораздо болѣе успѣшными въ сравненіи съ тѣмъ, что онъ сдѣлалъ. Орудіе могло быть лучше, мѣсто и часъ могли быть лучше выбраны. Ударить человѣка сзади, въ темнотѣ, на, окраинѣ рѣки, дѣло довольно ловкое; но слѣдовало бы тотчасъ же лишить его возможности защищаться; а вмѣсто того, онъ успѣлъ обернуться и схватить своего противника, и потому, чтобы покончить съ нимъ прежде, чѣмъ явилась какая-нибудь случайная помощь, пришлось отдѣлаться отъ него, поспѣшно столкнувъ его въ рѣку, прежде чѣмъ жизнь была окончательно выбита изъ него. Еслибы можно было опять это сдѣлать, то слѣдовало бы сдѣлать не такъ. Предполагается, что его голову нужно бы подержать нѣсколько времени подъ водой. Предполагается, что первый ударъ долженъ быть вѣрнѣе. Предполагается, что его слѣдуетъ застрѣлить. Предполагается, что его слѣдуетъ задушить. Предполагайте что угодно, только не оторваться отъ той единой идеи, потому что сто было бы неумолимою невозможностью.
   Ученіе въ школѣ началось на слѣдующій день. Ученики видѣли небольшую перемѣну, или совсѣмъ не видали никакой, на лицѣ своего учителя, потому что оно всегда носило на себѣ медленно измѣняющееся выраженіе. Но въ то время, какъ онъ прослушивалъ урокъ, онъ все передѣлывалъ свое дѣло, и все передѣлывалъ его лучше. Становясь съ кускомъ мѣла у черной доски, онъ прежде чѣмъ принимался писать на ней, задумывался о мѣстѣ на берегу и о томъ, не была ли вода глубже, и не могло ли паденіе совершиться прямѣе гдѣ-нибудь выше или ниже по рѣкѣ. Онъ былъ готовъ провести черту или двѣ на доскѣ, чтобы выяснить себѣ, что онъ разумѣлъ. Онъ передѣлывалъ дѣло сызнова, все улучшая передѣлку во время классныхъ молитвъ, въ своей умственной ариѳметикѣ, во время вопросовъ, задаваемыхъ ученикамъ, и въ теченіе всего дня.
   Чарлей Гексамъ состоялъ теперь учителемъ въ другой школѣ, у другаго школмейстера. Былъ вечеръ, и Брадлей прохаживался въ своемъ саду, наблюдаемый изъ-за шторы милою маленькою миссъ Пичеръ, намѣревавшеюся предложить ему на время свой флакончикъ отъ головной боли, когда Маріанна, вѣрная своему служенію, подняла руку.
   -- Что Маріанна?
   -- Молодой мистеръ Гексамъ, если позволите, ма'амъ, идетъ повидаться съ мистеромъ Гедстономъ.
   -- Очень хорошо, Маріанна.
   Опять Маріанна подняла свою руку.
   -- Что вы хотите сказать, Маріанна?
   -- Мистеръ Гедстонъ подалъ знакъ молодому мистеру Гексаму войти въ домъ, ма'амъ, и самъ вошелъ въ него, не дожидаясь, пока подойдетъ молодой мистеръ Гексамъ; а вотъ и онъ вошелъ, ма'амъ, и затворилъ дверь.
   -- Благодарю отъ всего сердца, Маріанна.
   Телеграфическая рука Маріанны опять пришла въ движеніе.
   -- Что еще, Маріанна?
   -- Имъ должно быть очень скучно и темно, миссъ Пичеръ, потому что штора въ гостиной опущена, и никто изъ нихъ не поднимаетъ ея.
   -- У всякаго свой вкусъ,-- сказала добрая миссъ Пичерь съ легенькимъ печальнымъ вздохомъ, который она подавила, приложивъ свою руку на щеголеватый методическій корсетецъ:-- у всякаго свой вкусъ, Маріанна.
   Чарлей, войдя въ темную комнату, тутъ же остановился, увидѣвъ въ ея желтой тѣни своего друга.
   -- Войдите, Гексамъ, войдите.
   Чарлей приблизился, чтобы взять протянутую ему руку, но вдругъ остановился, не взявъ ея. Тяжелые, кровью налитые глаза школьнаго учителя, съ усиліемъ взглянувшіе на его лицо, встрѣтили его пытливый взглядъ.
   -- Мистеръ Гедстонъ, что случилось?
   -- Случилось? Гдѣ?
   -- Мистеръ Гедстонъ, слышали вы новость? Новость объ этомъ негодяѣ, мистерѣ Евгеній Ренборнѣ, что онъ убитъ?
   -- Онъ, умеръ, слѣдовательно!-- воскликнулъ Брадлей.
   Молодой Гексамъ продолжалъ стоять и смотрѣть на него; а тотъ, смочивъ свои губы языкомъ и посмотрѣвъ вокругъ комнаты, взглянулъ на своего прежняго ученика и опустилъ глаза.
   -- Я слышалъ, что на него было сдѣлано нападеніе,-- сказалъ Брадлей, усиливаясь сдержать дрожь своего друга,-- но я не слыхалъ, чѣмъ оно кончилось.
   -- Гдѣ вы были,-- сказалъ мальчикъ, сдѣлавъ шагъ впередъ и понизивъ голосъ,-- когда это случилось? Постойте! Я этого не спрашиваю. Не говорите мнѣ. Если вы навяжите мнѣ свои признанія, мистеръ Гедстонъ, я каждое ваше слово заявлю. Остерегитесь! Замѣтьте мои слова. Я все открою и выдамъ васъ, выдамъ.
   Несчастный человѣкъ, повидимому, жестоко страдалъ при такомъ отъ него отреченіи. Мрачный видъ крайняго и совершеннаго одиночества палъ на него подобно видимой тѣни.
   -- Мнѣ надобно говорить, а не вамъ,-- сказалъ мальчикъ.-- Если вы заговорите, то себѣ на пагубу. Я хочу выставить предъ вами ваше самолюбіе, мистеръ Гедстонъ,-- ваше пылкое, жестокое и неукротимое самолюбіе, чтобы показать вамъ, почему я могу и почему я хочу не имѣть съ вами никакого дѣла.
   Онъ посмотрѣлъ на молодого Гексама, какъ будто бы ждалъ, что ученикъ начнетъ сказывать свой урокъ, который онъ зналъ наизусть, и который страшно надоѣлъ ему. По онъ сказалъ ему свое послѣднее слово.
   -- Если вы принимали какое-нибудь участіе,-- я не говорю какое:-- въ этомъ нападеніи,-- продолжалъ мальчикъ,-- или если знаете о немъ что-нибудь, я не говорю что, или если знаете, кто совершилъ его, въ дальнѣйшія подробности я не вхожу, то вы сдѣлали мнѣ зло, котораго я никогда не прощу вамъ. Вы знаете, что я пригласилъ васъ идти къ нему на квартиру въ Темплѣ, гдѣ я ему высказалъ свое мнѣніе о немъ и ручался за васъ. Вы знаете, что я пригласилъ васъ съ собой, когда караулилъ его, съ тѣмъ, чтобы воротить свою сестру и понудить ее опомниться; вы знаете, что я во всемъ этомъ желалъ содѣйствовать вашему желанію жениться на моей сестрѣ. И какъ же вы не видите, что, исполняя цѣли своего собственнаго необузданнаго характера, вы подвергли меня подозрѣнію? Такова-то ваша благодарность ко мнѣ, мистеръ Гедстонъ?
   Брадлей сидѣлъ устремивъ неподвижный взглядъ въ пустое пространство. Каждый разъ, какъ молодой Гексамъ останавливался, онъ обращалъ на него глаза, какъ будто бы дожидаясь, что онъ станетъ продолжать свой урокъ и окончитъ его. Каждый разъ, какъ мальчикъ опять начиналъ говорить, лицо Брадлея снова принимало неподвижное выраженіе.
   -- Я буду откровененъ съ вами, мистеръ Гедстонъ,-- сказалъ молодой Гексамъ, встряхнувъ головой полуугрожающимъ образомъ,-- потому что теперь не кстати притворяться въ незнаніи того, что я знаю, кромѣ кое-чего, о чемъ заводить теперь опять рѣчь было бы очень не безопасно для васъ. Я хочу сказать только вамъ, что если вы были хорошій учитель, я былъ хорошій ученикъ. принесъ вамъ довольно чести и, улучшая свою репутацію, столько же улучшилъ и вашу. Такъ вотъ что. При равныхъ условіяхъ, въ какихъ мы находились, я хочу показать вамъ, какъ вы доказали мнѣ свою признательность за всѣ мои старанія содѣйствовать вашимъ желаніямъ относительно моей сестры. Вы компрометировали меня тѣмъ, что васъ видѣли, какъ вы вмѣстѣ со мной старались противодѣйствовать этому мистеру Евгенію Рейборну. Вотъ первое, что вы сдѣлали. Если моя репутація и то, что я теперь съ вами всякую связь прерываю, помогутъ мнѣ выпутаться изъ этого, мистеръ Гедстонъ, то этимъ я ужъ себѣ буду обязанъ, а не вамъ. Тутъ благодарить васъ не за что.
   Мальчикъ снова остановился, и тотъ снова взглянулъ на него.
   -- Я буду продолжать, мистеръ Гедстонъ, не бойтесь. Я до конца доведу, и ужъ заранѣе сказалъ вамъ, въ чемъ конецъ состоитъ. Вы знаете мою повѣсть. Вы не хуже меня знаете, какое невыгодное положеніе я оставилъ позади себя въ жизни. Вы слыхали отъ меня о моемъ отцѣ, и вамъ хорошо извѣстно, что домъ, изъ котораго я, мнѣ можно смѣло сказать это, бѣжалъ, былъ не изъ самыхъ почтенныхъ. Мой отецъ умеръ, и тутъ, казалось, ничто уже не могло препятствовать мнѣ занять лучшее положеніе въ свѣтѣ. Не тутъ-то было! Тутъ начинаетъ моя сестра.
   Онъ говорилъ съ такою самоувѣренностью и съ такимъ отсутствіемъ горящей краски на своемъ лицѣ, что какъ будто бы ничего смягчающаго и добраго не было въ его прошедшемъ. Что мудренаго? Никакой памяти о чемъ-либо подобномъ не было въ глухомъ и пустомъ сердцѣ. Кромѣ самого себя, что можетъ себялюбіе видѣть, обернувшись назадъ?
   -- Говоря о своей сестрѣ, я, признаюсь, былъ бы очень радъ еслибы вамъ никогда не доводилось видѣть ее, мистеръ Гедстонъ. Однакоже, вы ее видѣли, и теперь жалѣть объ этомъ напрасно. Что до нея, то я вполнѣ довѣрялъ вамъ. Я объяснялъ вамъ ея характеръ и говорилъ вамъ, какія она противопоставляла смѣшныя понятія моимъ видамъ улучшить наше положеніе. Вы влюбились въ все, и я помогалъ вамъ изо всѣхъ силъ. Убѣдить ее отвѣчать вамъ не было возможности, и вотъ мы столкнулись съ мистеромъ Евгеніемъ Рейберномъ. Что же вы сдѣлали? Вы оправдали мою сестру въ томъ, что она съ самаго начала была противъ васъ, и снова поставили меня въ ложное положеніе! И почему же вы это сдѣлали? Потому, мистеръ Гедстонъ, что вы во всѣхъ своихъ страстяхъ до того самолюбивы и до того сосредоточены на самомъ себѣ, что вы ни одной изъ своихъ мыслей со мною не подѣлились.
   Холодное убѣжденіе, съ какимъ мальчикъ, занявъ, сохранялъ свою позицію, могло быть почерпнуто только изъ себялюбія.
   -- Въ моей жизни,-- продолжалъ онъ со слезами,-- удивительно то, что каждому моему усилію къ достиженію почетнаго положенія помѣхою бываетъ кто-нибудь другой, безъ всякой вины съ моей стороны! Не довольствуясь всѣмъ тѣмъ, что вы сдѣлали, и что я выставилъ вамъ на видъ, вы хотите втянуть мое имя въ позорную извѣстность, втяну въ сперва имя сестры,-- вы это почти навѣрно сдѣлаете, если мои подозрѣнія имѣютъ какое-нибудь основаніе,-- и чѣмъ хуже вы окажетесь, тѣмъ труднѣе будетъ мнѣ отдѣлаться отъ всякаго сношенія съ вами во мнѣніи людей.
   Осушивъ свои слезы и прикрывъ вздохомъ всѣ свои обиды, онъ началъ приближаться къ двери.
   -- Впрочемъ, я рѣшился занять почтенное мѣсто въ обществѣ и не допущу, чтобы меня тащили внизъ другіе. Я покончилъ съ своею сестрой, такъ же какъ покончилъ съ вами. Если она такъ мало думаетъ обо мнѣ, что ей ни почемъ испорченное положеніе, то пусть она идетъ своею дорогой; я пойду своею! Въ будущемъ виды у меня отличные, и я рѣшился идти своею дорогой одинъ. Мистеръ Гедстонъ, я не говорю, что у васъ на совѣсти, потому что не знаю. Что бы на мой ни было, надѣюсь, вы признаете справедливымъ держаться какъ можно дальше отъ меня и найдете утѣшеніе въ томъ, что вамъ некого винить, кромѣ самого себя. Я надѣюсь современенъ наслѣдовать учителю въ моей теперешней школѣ; а какъ учительница въ ней женщина не замужняя, то я могу жениться на ней, хотя она нѣсколько и старѣе меня. Если для васъ можетъ послужить какимъ-нибудь утѣшеніемъ свѣдѣніе о кланахъ, которые я имѣю въ виду осуществить самыми уважительными средствами, то вотъ они, эти планы, сколько могу теперь припомнить. Въ заключеніе, если вы чувствуете, что оскорбили меня и желаете хоть чѣмъ-нибудь поправить это, то, надѣюсь, вы подумаете, какое уваженіе могли бы вы заслужить сами и сообразите свое паденіе.
   Удивительно ли, что несчастный человѣкъ принялъ это тяжко къ сердцу? Можетъ статься, онъ привязался сердцемъ къ мальчику, прежде, въ теченіе долгихъ трудовыхъ лѣтъ; можетъ статься, въ теченіе этихъ лѣтъ онъ находилъ, что его тяжкая работа облегчалась отъ сближенія съ умомъ болѣе свѣтлымъ и понятливымъ, чѣмъ его собственный; можетъ статься, фамильное сходство лица и голоса между мальчикомъ и его сестрой поразило его жестоко въ мракѣ его паденія. Отъ той или другой изъ этихъ причинъ, или отъ всѣхъ вмѣстѣ, онъ опустилъ свою обреченную голову, когда мальчикъ вышелъ, и, свалившись на полъ, лежалъ на немъ, крѣпко прижимая свои ладони къ горячимъ вискамъ, въ совершенномъ отчаяніи, не облегченномъ ни единою слезинкой.
   Рогъ Райдергудъ въ этотъ день былъ очень занятъ на рѣкѣ. Онъ прилежно ловилъ рыбу и наканунѣ вечеромъ; но было уже темненько, и онъ ловилъ не успѣшно. Въ этотъ день онъ ловилъ опять, уже гораздо счастливѣе, и понесъ рыбу домой въ Плашватеръ-Вирмильскую сторожку,-- въ узлѣ.
   

VIII. Нѣсколько зеренъ перцу.

   Кукольная швея уже не ходила въ лавку Побсей и Ко въ Сентъ-Мери-Аксѣ послѣ того, какъ случай открылъ ей (какъ она полагала) жестокосердый и лицемѣрный характеръ мистера Райи. Она часто морализировала надъ своею работой о плутняхъ и ухваткахъ этого почтеннаго обманщика, но дѣлала свои закупки въ другомъ мѣстѣ и вела уединенную жизнь. Послѣ продолжительнаго совѣщанія съ собою она рѣшилась не дѣлать Лизѣ никакого предостереженія насчетъ этого старика, разсуждая, что печальное разочарованіе въ немъ и безъ того очень скоро наступитъ для нея. Поэтому, въ перепискѣ съ своимъ другомъ, она "не упоминала объ этомъ предметѣ и распространялась только о проступкахъ своего дурного ребенка, который становился съ каждымъ днемъ все хуже и хуже.
   -- Негодный старый мальчишка,-- говорила ему миссъ Ренъ, грозя указательнымъ пальчикомъ, -- ты вынудишь меня бѣжать отъ тебя, вынудишь, наконецъ; и тогда ты на кусочки разсыплешься, некому будетъ подобрать твоихъ остатковъ!
   Отъ такихъ предсказаній одинокой смерти негодный старый мальчишка принимался рюмить и хныкать, и сидѣлъ, трясясь всѣмъ тѣломъ, и дотрясывался до невыносимѣйшей тоски, и затѣмъ вытрясалъ себя вонъ изъ дому, и втрясалъ въ себя еще трехпенсовую порцію. Но совѣсть этого параличомъ разбитаго пугала, мертвецки-пьянаго или мертвецки-трезваго (мистеръ Куклинъ дошелъ до такого состоянія, что казался менѣе живымъ въ послѣднемъ видѣ), постоянно терзалась мыслію, что онъ обманулъ свою проницательную родительницу на шестьдесятъ трехпенсовыхъ порцій рому, давно уже исчезнувшихъ, и что ея проницательность неизбѣжно откроетъ это рано или поздно. Поэтому, соображая всѣ обстоятельства и принимая въ разсчетъ состояніе его тѣла, относительно состоянія его ума, можно сказать, что постель, гдѣ покоился мистеръ Куклинъ, была постель изъ розъ, цвѣты и листья коихъ совершенно поблекли, оставивъ его лежать на шипахъ и стебляхъ.
   Разъ миссъ Ренъ сидѣла одна за своею работой, растворивъ наружную дверь для прохлады и напѣвая сладкимъ голоскомъ заунывную пѣсенку, казавшуюся пѣсенкою восковой куклы, которую "на снаряжала, и оплакивавшую хрупкость и плавкость воска, какъ вдругъ -- кого же увидѣла она стоящаго на тротуарѣ и смотрящаго на нее, какъ не мистера Фледжби?
   -- Я такъ и думалъ, что это вы, -- сказалъ Фледжби, всходя на двѣ ступени.
   -- Въ самомъ дѣлѣ?-- отозвалась миссъ Ренъ.-- Я тоже подумала, что это вы, молодой человѣкъ. Вотъ какъ мы сошлись! Вы не ошиблись, и я не ошиблась. Какіе мы умники!
   -- Ну, какъ же вы поживаете?-- сказалъ Фледжби.
   -- Почти какъ всегда, сэръ, -- отвѣчала миссъ Ренъ.-- Несчастная мать; со свѣта сживаетъ и съ ума сводитъ дурной ребенокъ.
   Маленькіе глазки Фледжби до того раскрылись, что ихъ можно было принять за глаза обыкновенной величины, въ то время какъ онъ озирался но сторонамъ, отыскивая иное существо, о которомъ, какъ онъ полагалъ, шла рѣчь.
   -- Но вы не отецъ, -- сказала миссъ Ренъ, -- и, слѣдовательно, безполезно говорить вамъ о семейныхъ обстоятельствахъ. Чему приписать честь и милость вашего посѣщенія?
   -- Желанію упрочить знакомство съ вами,-- отвѣчалъ мистеръ Фледжби.
   Миссъ Ренъ, остановившись, чтобъ откусить свою нитку, очень лукаво посмотрѣла на него.
   -- Мы теперь никогда не встрѣчаемся, -- сказалъ Фледжби, -- вѣдь не встрѣчаемся?
   -- Нѣтъ, -- сказала миссъ Ренъ, оборвавъ это слово.
   -- Поэтому мнѣ захотѣлось, -- продолжалъ Фледжби, -- побывать у васъ и поговорить съ вами о нашемъ плутоватомъ пріятелѣ, исчадіи Израиля.
   -- Такъ онъ-то далъ вамъ мой адресъ? Онъ далъ?-- спросила миссъ Ренъ.
   -- Я изъ него выпыталъ его,-- сказалъ Фледжби, запинаясь.
   -- Вы, кажется, частенько съ нимъ видаетесь?-- сказала миссъ Ренъ съ хитрымъ недовѣріемъ.-- Частенько вы съ нимъ, кажется, видаетесь, какъ посообразишь.
   -- Да, частенько,-- сказалъ Фледжби,-- какъ посообразишь.
   -- Вы еще не перестали,-- спросила портниха, нагнувшись гадъ куклой, къ которой прилагала свое искусство,-- ходатайствовать у него за другихъ?
   -- Нѣтъ, -- сказалъ Фледжби, качая головой.
   -- Ба! Ходатайствовали у него все это время и все къ нему приставали?-- сказала миссъ Ренъ, занимаясь своею работой.
   -- Приставалъ къ нему, это точно, -- сказалъ Фледжби,
   Миссъ Ренъ продолжала свое занятіе съ сосредоточеннымъ видомъ и, поработавъ нѣкоторое время молча, спросила:
   -- Вы въ арміи служите?
   -- Не совсѣмъ, -- сказалъ Фледжби, нѣсколько польщенный этимъ вопросомъ.
   -- Во флоті?-- спросила миссъ Ренъ.
   -- Нѣ-тѣ, -- сказалъ Фледжби.
   Онъ придалъ этимъ двумъ отрицательнымъ отвѣтамъ такой тонъ, какъ будто бы онъ не состоялъ положительно въ томъ или другомъ родѣ службы, но принадлежалъ къ обоимъ.
   -- Что же вы такое?-- спросила миссъ Ренъ
   -- Я джентльменъ, вотъ я что, -- сказалъ Фледжби.
   -- О!-- согласилась Дженни, скрививъ свой ротикъ съ видомъ убѣжденія.-- Да, конечно! Это-то и объясняетъ, почему у васъ такъ много времени на ходатайства и приставанья. Какой, подумаешь, вы добрый и услужливый джентльменъ.
   Мистеръ Фледжби увидѣлъ, что онъ катается на конькахъ вокругъ доски съ надписью: "опасно", и что лучше ему выбрать себѣ другое направленіе.
   -- Возвратимся къ лукавѣйшему изъ лукавцевъ, -- сказалъ онъ.-- Что у него за дѣло такое съ вашею пріятельницею, хорошенькою дѣвушкой? У него есть какая-нибудь цѣль? Что это за цѣль?
   -- Право, ничего не могу вамъ сказать, сэръ, -- отвѣчала миссъ Ренъ спокойно.
   -- Онъ не хочетъ сознаться, куда она дѣвалась, -- сказалъ Фледжби, -- а мнѣ хотѣлось бы еще разокъ взглянуть на нее. Я знаю, что онъ знаетъ, куда она отправилась.
   -- Право, ничего не могу сказать вамъ, сэръ, -- отвѣтила снова миссъ Ренъ.
   -- И вы знаете, куда она отправилась?-- отважился Фледжби.
   -- Повѣрьте, ничего не могу вамъ сказать, сэръ,-- отвѣчала миссъ Ренъ.
   Причудливый подбородокъ встрѣтилъ взглядъ мистера Фледжби такимъ сбивающимъ съ толку скачкомъ, что этотъ джентльменъ находился нѣкоторое время въ затрудненіи, какъ ему воспринять свое обаятельное участіе въ разговорѣ. Наконецъ, онъ сказалъ:
   -- Миссъ Дженни! Такъ вѣдь ваше имя, если я не ошибаюсь?
   -- Должно быть не ошибаетесь, сэръ,-- былъ холодный отвѣтъ миссъ Ренъ, -- потому что знаете его изъ вѣрнаго источника. Такъ мое имя, такъ.
   -- Миссъ Дженни! Вмѣсто того, чтобы наверхъ лазить и умирать, сойдемъ лучше внизъ и будемъ жить. Это окупится лучше, повѣрьте, -- сказалъ Фледжби, подаривъ портниху однимъ или двумя умильными взглядами.-- Вы увидите, что это окупится.
   -- Можетъ статься, -- сказала миссъ Дженни, отодвигая отъ себя куклу на всю длину руки и критически разсматривая эффектъ своего искусства, причемъ она приложила ножницы къ своимъ губкамъ и закинула назадъ головку, какъ будто весь ея интересъ заключался въ этомъ, а не въ разговорѣ,-- можетъ статься, вы объясните мнѣ, что вы разумѣете, молодой человѣкъ, ибо это для меня все равно, что тарабарщина. Тебѣ въ отдѣлку еще что-нибудь голубенькое требуется, милашка.
   Относя послѣднее замѣчаніе къ своей хорошенькой куколкѣ, миссъ Ренъ принялась обрѣзать кой-какіе голубые лоскутки, лежавшіе предъ ней между всякими разноцвѣтными лоскутками, и вдѣвать въ иглу голубую шелковинку, выдернутую изъ мотка.
   -- Послушайте, -- сказалъ Фледжби.-- Слушаете?
   -- Слушаю, сэръ, -- отвѣчала миссъ Ренъ, не показывая ни малѣйшаго вида, что слушаетъ.-- Еще немного голубенькаго въ твоя; отдѣлку, милашка моя.
   -- Хорошо, послушайте же, -- сказалъ Фледжби, обезкураженный обстоятельствами, въ которыхъ ему приходилось продолжать разговоръ.-- Если вы обращаете вниманіе...
   -- Свѣтло-голубой цвѣтъ, сладенькая ты моя барышня, -- замѣтила миссъ Ренъ веселымъ тономъ, -- лучше всего идетъ къ твоему бѣленькому личику и къ твоимъ свѣтлорусымъ локончикамъ.
   -- Я вамъ говорю, если только вы слушаете, -- продолжалъ Фледжби, -- что такъ-то дѣло будетъ выгоднѣе. Это поведетъ вообще къ тому, что вы будете покупать бракъ и остатки у Побсей и Ко по номинальной цѣнѣ или даже будете даромъ получать ихъ.
   "Это!" подумала швея. "Но ты не таковскій, Маленькіе Глазки, чтобы мнѣ не замѣтить, что какъ бы тамъ ни было, а ты и Побсей съ компаніей одно и то же! Маленькіе Глазки, Маленькіе Глазки, хитеръ ты, да не совсѣмъ".
   -- И я полагаю, продолжалъ Фледжби, -- что получать большую часть своихъ матеріаловъ даромъ, это что-нибудь значитъ, миссъ Дженни?
   -- Можете смѣло полагать, -- отвѣчала швея со многими знаменательными кивками, -- что нажить деньгу для меня всегда что-нибудь значитъ.
   -- Ну вотъ, -- сказалъ Фледжби одобрительно, -- вы теперь отвѣчаете разумно. Вотъ вы и внизъ сошли и какъ живая смотрите! Поэтому я беру смѣлость, миссъ Дженни, замѣтить, что вы черезчуръ сблизились съ Іудой, и это не могло продолжаться долго. Вы не можете сдружиться съ такимъ вострымъ подпилкомъ, какъ этотъ Іуда, чтобы не распознать его, хоть сколько-нибудь, знаете,-- сказалъ Фледжби, подмигнувъ.
   -- Я должна признаться, -- отвѣчала швея, не сводя глазъ со своей работы, -- что мы съ нимъ не друзья теперь.
   -- Я знаю, что вы не друзья теперь, -- сказалъ Фледжби.-- г Все это мнѣ извѣстно. Мнѣ хотѣлось бы отплатить Іудѣ; мнѣ хотѣлось бы не давать ему подпускать во всемъ свои коварныя штуки. Ему почти всегда удаются его фокусы, но, чортъ его возьми! Нельзя же давать ему свои коварныя штуки во всемъ подпускать, какъ ему хочется. Слишкомъ много будетъ.
   Мистеръ Фледжби сказалъ это съ нѣкоторымъ проявленіемъ негодующаго жара, будто адвокатъ въ дѣлѣ самой Добродѣтели.
   -- Какъ же сдѣлать такъ, чтобъ онъ и о могъ во всемъ свои штуки подпускать?-- начала портниха.
   -- Я сказалъ: коварныя штуки,-- поправилъ Флежби.
   -- Коварныя штуки?
   -- Я вамъ скажу, -- отвѣчалъ Фледжби, -- мнѣ пріятно слышать, что вы спрашиваете; это на живое походитъ. Такъ и слѣдовало ожидать отъ дѣвушки съ вашимъ умомъ. Буду откровенно говорить.
   -- А-а?-- воскликнула миссъ Дженни.
   -- Я сказалъ:-- буду откровенно говорить,-- пояснилъ мистеръ Фледжби, немного смѣшавшись.
   -- О-о!
   -- Я былъ бы радъ поддѣть его насчетъ хорошенькой дѣвушки, вашей пріятельницы. Онъ тутъ что-нибудь затѣваетъ. Будьте увѣрены, Іуда что-нибудь затѣваетъ. У него есть какая-нибудь цѣль и ужъ, конечно, черная цѣль. Но какая бы ни была у него цѣль, ему необходимо для его цѣли (словопостроительныя силы мистера Фледжби не могли преодолѣть нѣкоторыхъ повтореній) таить отт меня, что онъ сдѣлалъ съ вашей пріятельницей. Поэтому я васт и спрашиваю, такъ какъ вы это знаете, что онъ съ ней сдѣлалъ? Больше ничего не спрашиваю. Много ли это, особенно, если вы донимаете, что это окупится?
   Миссъ Дженни Ренъ, опустившая свои глаза снова на скамейку послѣ своего послѣдняго восклицанія, продолжала смотрѣть на нее, держа иглу въ рукѣ, но не работая, въ продолженіе нѣсколькихъ минутъ. Потомъ она проворно при пилась снова за шитье и сказала, повернувъ искоса свои глаза и подбородокъ на мистера Фледжби:
   -- Гдѣ вы живете?
   -- Въ Албени, Пиккадилли, -- отвѣчалъ Фледжби.
   -- Когда дома будете?
   -- Когда вамъ угодно.
   -- Во время утренняго чаю?-- сказала Дженни самымъ отрывистымъ и короткимъ образомъ.
   -- Самое лучшее время, -- сказалъ Фледжби.
   -- Я загляну къ вамъ завтра, молодой человѣкъ.-- Вотъ эти двѣ барышни (указывая на куколокъ) имѣютъ приглашеніе въ Бондъ-Стритѣ ровно въ десять. Когда я ихъ тамъ высажу, то заѣду къ вамъ.
   Съ волшебною улыбочкой, миссъ Дженни указала на крючковатую палочку, какъ на свой экипажецъ.
   -- Вотъ это въ самомъ дѣлѣ походитъ, что вы ожили!-- воскликнулъ Фледжби, вставая.
   -- Замѣтьте! Я ничего не обѣщаю, -- сказала кукольная швея, ткнувъ противъ него дга раза своею иглой, какъ будто выкалывая ему глаза.
   -- Нѣтъ, нѣтъ. Я понимаю, -- отвѣчалъ Фледжби.-- Прежде всего вопросъ о браковкѣ и остаткахъ будетъ рѣшенъ. Онъ выгодно устроится; вы не опасайтесь. Прощайте, миссъ Дженни.
   -- Прощайте, молодой человѣкъ.
   Обаятельная фигура мистера Фледжби удалилась, а маленькая швея, подрѣзывая и подстригая, и подшивая, и подшивая, и подстригая, и подрѣзывая, усердно продолжала свою работу, а между тѣаг разговаривала сама съ собой вполголоса.
   -- Туманно, туманно, туманно, понять не могу. Не въ заговорѣ ли Маленькіе Глазки съ волкомъ? Или Маленькіе Глазки и волкъ другъ противъ друга? Понять не могу. Бѣдная моя Лиза, не замышляютъ ли противъ тебя и тотъ и другой чего-нибудь? Понять не могу. Не Побсей ли Маленькіе Глазки и не компанія ли волкъ? Понять не могу. Вѣренъ ли Побсей компаніи и вѣрна ли компанія Побсею? Не измѣнилъ ли Побсей компаніи и не измѣнила ли компанія Побсею? Понять не могу. Что сказалъ Маленькіе Глазки? Буду откровенно говорить. Гм! Котъ какъ не прыгай, онъ все-таки обманщикъ. Вотъ все, что я могу понять теперь; но ты можешь идти спать ложиться въ Албсни, Пиккадилли, вотъ съ этимъ вмѣсто подушки, молодой человѣкъ!
   Тутъ маленькая швейка выколола ему глаза, каждый отдѣльно, и, сдѣлавъ петлю въ воздухѣ изъ своей нитки, проворно подцѣпила ее иглой и затянула въ узелъ, будто задушивъ его въ добавокъ.
   Ужасамъ, испытаннымъ мистеромъ Куклиномъ въ этотъ вечеръ, когда его маленькая родительница сидѣла, глубоко задумавшись надъ своей работой, и когда онъ воображалъ, что продѣлка его открыта каждый разъ, какъ она перемѣняла свое положеніе и обращала на него свои глаза, нѣтъ соотвѣтственнаго названія. Къ тому же у ней было въ привычкѣ покачивать своею головой на несчастнаго ребенка каждый разъ, какъ она видѣла, что онъ дрожалъ и шатался. Такъ называемая въ просторѣчіи "трясучка" дѣйствовала на него съ полною силой въ этотъ вечеръ, а равно и такъ называемые въ просторѣчіи "чортики" мучили его, и это нисколько не облегчалось стонами, вырванными угрызеніями совѣсти, съ которыми, онъ часто повторялъ: "шестьдесятъ трипенсовыхъ порцій". Это отрывочное выраженіе не могло служить въ видѣ исповѣди, ибо оно звучало болѣе, какъ настоятельное требованіе рюмочки водки и потому накликало ему новую бѣду, побудивъ его родительницу накинуться на него съ большею, противъ обыкновенія, рѣзкостью и осыпать его горькими упреками.
   Что было тяжкимъ временемъ для мистера Куклина не могло не быть тяжкимъ временемъ и для кукольной швеи. Однакожъ, она рано поднялась на другое утро, поѣхала въ Бондъ-Стритъ и, высадивъ тамъ двухъ барышень пунктуально въ назначенный часъ, дала потомъ приказъ своему экипажу везти ее въ Албениі. Прибывъ къ дверямъ дома, гдѣ проживалъ мистеръ Фледжби, она нашла стоявшую подлѣ нея даму въ дорожномъ платьѣ, которая держала въ рукахъ -- что менѣе всего можно было ожидать -- мужскую шляпу.
   -- Вамъ кого-нибудь нужно?-- спросила дама суровымъ тономъ.
   -- Я иду наверхъ, въ квартиру мистера Фледжби.
   -- Этого вамъ теперь сдѣлать нельзя. У него теперь сидитъ одинъ господинъ. Я жду этого господина. Дѣло его съ мистеромъ Фледжби скоро кончится, и тогда вы можете идти. Пока господинъ этотъ не сойдетъ внизъ, вы должны подождать здѣсь.
   Говоря это, дама помѣстилась между ею и лѣстницей, какъ бы готовая силой воспрепятствовать ей идти. Дама была такого роста, что могла бы остановить ее одною рукой, и имѣла видъ чрезвычайно рѣшительный, а потому швея остановилась.
   -- Зачѣмъ это вы прислушиваетесь?-- спросила дама.
   -- Я не прислушиваюсь,-- сказала швея.
   -- Вы что-нибудь слышите?-- спросила дама, измѣнивъ свою фразу -- Какъ будто кто полощется, гдѣ-то?-- сказала швея съ вопросительнымъ взглядомъ.
   -- Можетъ быть мистеръ Фледжби ванну беретъ,-- отвѣчала дама, улыбаясь.
   -- Мнѣ тоже кажется, какъ будто кто коверъ выколачиваетъ.
   -- Коверъ мистера Фледжби, должно-быть, -- отвѣчала, улыбаясь, дама.
   Миссъ Ренъ была хорошо знакома съ улыбками, привыкнувъ видѣть ихъ у своихъ маленькихъ пріятельницъ, хотя ихъ улыбки не такъ знаменательны, какъ въ натурѣ. Но она не видывала такой странной улыбки, какая была на лицѣ этой дамы. Улыбка сильно расширила ея ноздри и стянула ея губы и брови. Это къ тому же была улыбка наслажденія, но такого свирѣпаго свойства, что миссъ Ренъ скорѣй согласилась бы, кажется, вовсе не наслаждаться, чѣмъ такимъ образомъ.
   -- Ну!-- сказала дама, наблюдая ее.-- Теперь что?
   -- Надѣюсь, тамъ ничего дурного нѣтъ, -- сказала швея.
   -- Гдѣ тамъ?-- спросила дама.
   -- Не знаю гдѣ,-- сказала миссъ Ренъ, смотря вокругъ себя.-- Но я не слыхивала такого непонятнаго шума. Какъ вы думаете, не позвать ли кого-нибудь?
   -- Я думаю, вамъ лучше не звать, -- отвѣчала дама, знаменательно нахмурившись и подвинувшись къ ней.
   При такомъ намекѣ, швейка отказалась отъ своей мысли и стала смотрѣть на даму такъ же сурово, какъ дама смотрѣла на все. Между тѣмъ швейка слушала съ удивленіемъ странный шумъ, все еще продолжавшійся; дама тоже слушала его, но съ хладнокровіемъ, въ которомъ не было признака удивленія.
   Вскорѣ потомъ послышались стукъ и хлопанье дверьми, и по лѣстницѣ сбѣжалъ джентльменъ съ бакенбардами, запыхавшійся и, повидимому, сильно разгоряченный.
   -- Покончили, Альфредъ?-- спросила дама.
   -- Совсѣмъ, какъ слѣдуетъ, покончилъ,-- отвѣчалъ джентльменъ, принимая отъ поя свою шляпу.
   -- Теперь вы можете идти къ мистеру Фледжби, если желаете,-- сказала дама, немедленно отходя.
   -- И возьмите съ собой эти три палочки,-- прибавилъ джентльменъ учтиво,-- и скажите, пожалуйста, что это отъ мистера Альфреда Ламмль, который посылаетъ ему поклонъ, отъѣзжая изъ Англіи, отъ мистера Альфреда Ламмль. Пожалуйста, не забудьте фамиліи.
   Три куска палки были три изломанные, измочаленные остатка толстой гибкой трости. Миссъ Дженни взяла ихъ съ недоумѣніемъ, а джентльменъ, повторивъ съ усмѣшкой: "мистеръ Альфредъ Ламмль, пожалуйста, посылаетъ поклонъ, отъѣзжая изъ Англіи", удалился спокойно вмѣстѣ съ дамой. Тутъ миссъ Дженни и ея крючковатая палочка пошли вверхъ по лѣстницѣ. "Ламмль, Ламмль, Ламмль?" повторяла миссъ Дженни, взбираясь съ площадки на площадку: "гдѣ я слышала эту фамилію? Ламмль, Ламмль? А, знаю! Въ Сентъ-Мери-Аксѣ!"
   Въ проблескомъ новой догадки на своемъ умномъ личикѣ, кукольная швея дернула колокольчикъ мистера Фледжби. Никто не отозвался; по изнутри комнатъ долеталъ не перемежающійся звукъ въ высшей степени страннаго и непонятнаго свойства, похожій на полосканье во рту.
   -- Боже милосердый! Не задыхается ли Маленькіе Глазки?-- воскликнула миссъ Дженни.
   Дернувъ опять колокольчикъ и не получивъ отвѣта, она толкнула наружную дверь и нашла, что она не заперта. Растворивъ шире и не видя никого, между тѣмъ какъ полосканье все еще слышалось, она осмѣлилась отворить внутреннюю дверь и тогда увидѣла странное зрѣлище: мистеръ Фледжби въ рубашкѣ, въ турецкихъ шароварахъ и въ турецкой фескѣ, катался взадъ и впередъ по ковру и полоскалъ ротъ изо всѣхъ силъ.
   -- О, Господи! -- стоналъ мистеръ Фледжби.-- О, Боже мой! Держите разбойника! Задушилъ меня. Пожаръ! Боже мой! Воды стаканъ. Дайте мнѣ воды стаканъ! Затворите двери. Рѣжутъ! О, Господи!
   За этимъ онъ снова принялся кататься по полу и пуще хрипѣть
   Поспѣшивъ въ другую комнату, миссъ Дженни схватила стаканъ воды и принесла его на помощь Фледжби, который, продолжая между тѣмъ задыхаться, полоскать и хрипѣть, выпилъ немного воды и положилъ свою обезсиленную голову ей на руку.
   -- О Боже мой!-- завопилъ Фледжби, корчась снова.-- Все соль съ табакомъ. Они у меня и въ носу, и въ томъ, и къ другимъ горлѣ. Ухъ! Ой! ой! ой! А-й-й-й!
   И тутъ страшно закукорекавъ, такъ что глаза его вышли изъ своихъ мѣстъ, онъ, казалось, боролся со всѣми смертельными болѣзнями, свойственными куриной породѣ.
   -- О Боже мой, какая боль во всемъ тѣлѣ!-- завопилъ Фледжби, опрокинувшись на спину съ такими корчами, что швейка прижалась къ стѣнѣ.-- Охъ, какая боль! Приложите что-нибудь мнѣ на спину, на руки, на ноги и на плечи тоже! Ухь! Опять въ горло попало, не выходитъ. Ой! ой! ой! а-й-й-й! Охъ, какая боль!
   Тутъ мистеръ Фледжби вскочилъ и опять брякнулся на полъ, и ну переваливаться съ боку на бокъ.
   Кукольная швейка смотрѣла на него, пока онъ не укатился въ уголъ, задравъ свои турецкія туфли къ верху, и потомъ рѣшилась подать помощь прежде противъ табаку съ солью, для чего и дала ему еще водицы и поколотила его по спинѣ. Послѣдній пріемъ былъ очень не успѣшенъ; онъ заставилъ мистера Фледжби взвизгнуть и вскрикнуть: "О Боже мои! Не колотите! Я весь рубцами покрытъ, у меня все тѣло ноетъ!"
   Однакоже, онъ мало-по-малу пересталъ давиться и кукарекать, развѣ только съ промежутками. Миссъ Дженни усадила его въ мягкое кресло, гдѣ съ глазами красными и слезоточивыми, съ лицомъ распухшимъ и украшеннымъ полдюжиной красныхъ полосъ, онъ представилъ зрѣлище самое печальное.
   -- Что это вамъ вздумалось соли съ табакомъ наѣсться, молодой человѣкъ?-- спросила миссъ Дженни.
   -- Я не ѣлъ,-- отвѣчалъ несчастный юноша.-- Мнѣ ихъ напихали въ ротъ.
   -- Кто напихалъ?-- спросила миссъ Дженни.
   -- Онъ напихалъ,-- отвѣчалъ Фледжби.-- Душегубъ. Ламмль. Онъ мнѣ ихъ и въ ротъ, и въ носъ, и въ горло насильно втеръ... о! о! о! а--й--й--й! ухъ!.. чтобъ я не кричалъ, и потомъ жестоко избилъ меня.
   -- Вотъ этимъ?-- спросила миссъ Дженни, показывая ему обломки трости.
   -- Этимъ самымъ,-- сказалъ Фледжби, смотря на нихъ съ видомъ знакомства.-- Онъ объ меня ихъ измочалилъ. Охъ, какая боль! Какъ они вамъ достались?
   -- Когда онъ сбѣжалъ съ лѣстницы къ одной дамѣ,-- въ сѣняхъ стояла съ его шляпой...-- начала было миссъ Дженни.
   -- О!-- простоналъ мистеръ Фледжби, корчась:-- она держала его шляпу, неужели? Я, вѣдь, не догадывался, что она заодно съ нимъ!
   -- Когда онъ сбѣжалъ съ лѣстницы къ дамѣ, которая не пускала меня вверхъ, онъ далъ мнѣ эти обломки вамъ доставить и просилъ сказать, что де мистеръ Альфредъ Ламмль вамъ кланяется, уѣзжая изъ Англіи.
   Миссъ Дженни сказала это съ такимъ презрительнымъ удовольствіемъ и съ такимъ движеніемъ своего подбородка и глазъ, что еслибъ онъ замѣтилъ все это, то боль мистера Фледжби не мало бы усилилась во всемъ его тѣлѣ, когда онъ держался обѣими руками за голову.
   -- Не сходить ли мнѣ за полиціей?-- спросила миссъ Дженни, поспѣшно направляясь къ двери.
   -- Стоите! Нѣтъ, не нужно!-- воскликнулъ Фледжби.-- Пожалуйста не нужно. Лучше оставить это безъ огласки. Сдѣлайте одолженіе, затворите двери. Охъ, какъ у меня все болитъ!
   Въ доказательство, какъ у него все болѣло, мистеръ Фледжби повалился съ кресла и еще разъ прокатился по ковру.
   -- Теперь, заперевъ двери,-- сказалъ мистеръ Фледжби, тоскливо усаживаясь на полу въ турецкой фескѣ, на половину сползшей съ его головы, и съ полосами на лицѣ, начинавшими синѣть,-- окажите милость, гляньте мнѣ на плечи и на спину. Они должно быть въ ужасномъ состоиніи; на мнѣ и халата не было, когда это животное вбѣжало и бросилось на меня. Разрѣжьте рубашку въ в"ь ротѣ; ножницы на столѣ. Охъ!-- простоналъ мистеръ Фледжби, схватившись опять за голову.-- Какая боль, не повѣрите!
   -- Тутъ?-- спросила миссъ Дженни, показывая на плечи и на спину.
   -- О, Господи! Тутъ, тутъ!мычалъ Фледжби, переваливаясь ее стороны на сторону.-- И на всемъ тѣлѣ! Вездѣ!
   Проворная швейка быстро располосовала рубашку и раскрыла результаты жестокихъ и безпощадныхъ побоевъ, вполнѣ заслуженныхъ мистеромъ Фледжби. "Ну, есть вамъ на что пожаловаться, молодой человѣкъ!" -- воскликнула миссъ Дженни и украдкой потерла себѣ руки за спиной его и нѣсколко разъ ткнула съ торжествомъ своими обоими указательными пальчиками посверхъ его головы.
   -- Что вы думаете насчетъ уксуса и оберточной бумаги?-- спросилъ страдающій Фледжби, все еще продолжая качаться и стонать.-- Не приложить ли оберточную бумагу съ уксусомъ?
   -- Да,-- сказала миссъ Дженни съ тихимъ смѣхомъ.-- Кажется лучше всего мариновать.
   Мистеръ Фледжби съежился при словѣ "мариновать" и опять застоналъ.
   -- Моя кухня въ этомъ самомъ этажѣ,-- сказалъ онъ:-- вы тамъ найдете оберточную бумагу въ поваренномъ столѣ и бутылку съ уксусомъ на полкѣ. Сдѣлайте милость, приготовьте нѣсколько бумажныхъ компрессовъ и приложите. Авось полегче будетъ.
   -- Разъ, два, три, пять, шесть. Всего ихъ шесть штукъ потребуется,-- сказала швея.
   -- Все такъ болитъ,-- хныкалъ мистеръ Фледжби со стономъ и корчами,-- что, пожалуй, и шестидесяти будетъ мало.
   Миссъ Дженни пошла на кухню съ ножницами въ рукахъ, отыскала оберточную бумагу, отыскала уксусъ и искусно вырѣзала, и намочила шесть большихъ компрессовъ. Въ то время, какъ они еще лежали готовые и а кухонномъ столѣ, ей пришла въ голову мысль...
   "А что, сказала про себя Дженни съ тихимъ смѣхомъ, немножко бы перцу? Такъ, немножко. Мнѣ кажется плутни и продѣлки этого юноши требуютъ, чтобы друзья поддали ему немножко перцу."
   Злосчастная звѣзда мистера Фледжби указала ей перечницу на каминномъ наличникѣ, и она, взобравшись на стулъ, достала ее и осыпала всѣ компрессы щедрою рукой. Потомъ она возвратилась къ мистеру Фледжби и налѣпила ихъ ему на спину. Мистеръ Фледжби громко завывалъ при наложеніи каждаго компресса.
   -- Ну вотъ, молодой человѣкъ!-- сказала кукольная пгвея.-- Теперь, надѣюсь, вы чувствуете себя получше.
   Повидимому, мистеръ Фледжби хорошо себя не чувствовалъ, ибо онъ вмѣсто отвѣта крикнулъ: "Охъ, какая боль!"
   Миссъ Дженни надѣла на него персидскій халатъ, надвинула ему персидскую шапку на глаза и помогла ему улечься въ постель, на которую онъ взобрался со стономъ.
   -- О дѣлѣ мнѣ съ вами говорить сегодня нечего, молодой человѣкъ, къ тому же и время мнѣ дорого,-- сказала потомъ миссъ Дженни -- Потомъ я уйду. Вы теперь себя получше чувствуете?
   -- О Боже мой!-- кричалъ мистеръ Фледжби.-- Нѣтъ, не получше. О-о-о-хъ! Какая боль страшная!
   Послѣднее, что видѣла миссъ Дженни, когда оглянулась прежде, чѣмъ затворила дверь, быль мистеръ Фледжби, нырявшій и метавшійся въ своей постели, будто морская свинья или дельфинъ въ своей природной стихіи. Потомъ она затворила дверь спальни и всѣ другія двери, спустилась съ лѣстницы и, выйдя изъ Албени на шумную улицу, сѣла въ омнибусъ, проходившій въ Сентъ-Мери-Аксъ. По дорогѣ туда она вглядывалась во всѣхъ щегольски одѣтыхъ дамъ, которыхъ могла разсмотрѣть изъ окна, и безъ спросу ихъ употребляла ихъ въ качествѣ выкроекъ для своихъ куколъ, и кроила, и сметывала на живую нитку.
   

IX. Два вакантныя мѣста.

   Высаженная изъ омнибуса на углу Сентъ-Мэри-Акса, кукольная швея, довѣрившись своимъ нотамъ и крючковатой палочкѣ въ предѣлахъ этого мѣста, отправилась въ контору Побсей и Ко. Все тамъ было свѣтло и тихо снаружи, темно и тихо внутри. Притаившись въ сѣняхъ за стеклянною дверью, она могла видѣть съ этого наблюдательнаго поста старика-еврея, въ очкахъ, сидѣвшаго за конторкой и писавшаго.
   -- Ба!-- воскликнула швея, просунувъ свою головку въ стеклянную дверь.-- Господинъ Волкъ дома?
   Старикъ снялъ свои очки и спокойно положилъ ихъ возлѣ себя.-- Ахъ, Дженни это вы? Я думалъ вы совсѣмъ забыли меня.
   -- Я точно забыла предательскаго волка лѣсного,-- отвѣчала она; -- но, тетушка, мнѣ приходитъ на мысль, что вы воротились изъ лѣсу. Я еще не увѣрена въ этомъ, потому что вы оборотень, съ волкомъ видомъ мѣняетесь. Мнѣ хочется сдѣлать вамъ вопрось-другой, чтобъ узнать тетушка ли вы или волкъ. Можно?
   -- Можно, Дженни, можно.
   Но Райя взглянулъ по направленію къ двери, какъ будто думая, что его хозяинъ можетъ войти въ нее неожиданно.
   -- Если вы опасаетесь лисицы,-- сказала миссъ Джеини,-- то не ожидайте увидѣть этого звѣрька. Онъ долго не покажется на свѣтъ Божій.
   -- Что вы хотите сказать, дитя мое?
   -- Я хочу сказать, тетушка, -- отвѣчала миссъ Ренъ, садясь возлѣ еврея,-- что лисицѣ знатную встрепку задали, и если у ней шкура и кости не свербятъ, не ноютъ, не болятъ, то значитъ такой и лисицы нѣтъ, у которой когда-нибудь шкура свербѣла, ныла и болѣла.
   За симъ миссъ Дженни разсказала, что произошло въ Албени, но не упомянула о перцѣ.
   -- Теперь, тетушка,-- продолжала она, -- я пуще всего хочу спросить васъ, что случилось у васъ съ тѣхъ поръ, какъ я здѣсь волка оставила? Потому что у меня есть идея, величиною не больше орѣха, катается въ моей маленькой башкѣ. Во-первыхъ, вы Побсей и Компанія, или вы одно что-нибудь изъ нихъ? Отвѣчайте, ручаясь вашимъ словомъ и честью.
   Старикъ покачалъ головой.
   -- Во-вторыхъ, не есть ли Побсей въ то же время и Компанія?
   Старикъ отвѣчалъ неохотнымъ кивкомъ.
   -- Моя идея,-- воскликнула миссъ Ренъ, -- теперь почти въ величину апельсина. Но прежде, чѣмъ она сдѣлается еще больше, я радуюсь, что вы возвратились, тетушка!
   Маленькое созданьице обвилось руками вокругъ шеи старика съ большимъ чувствомъ и поцѣловало его.-- Я искренно прошу у васъ прощенія, тетушка. Я искренно жалѣю. Мнѣ слѣдовало больше довѣриться вамъ. Но что могла я подумать, коли вы ничего не говорили за себя, сами посудите? Я не намѣрена извиняться; но что могла я подумать, если вы промолчали и а все, что онъ говорилъ? Это имѣло дурной видъ; скажите, не имѣло развѣ?
   -- Это имѣло такой дурной видъ, Дженни, -- отвѣчалъ старикъ серіозно, -- что я прямо скажу вамъ, какое оно сдѣлало на меня впечатлѣніе Я былъ ненавистенъ въ своихъ собственныхъ глазахъ. Я былъ ненавистенъ самому себѣ такъ же, какъ быль ненавистенъ должнику и вамъ. Скажу даже больше этого и хуже итого: сидя одинъ въ своемъ саду на верхушкѣ дома, я размышлялъ, что безчещу и вѣру свою древнюю, и свое племя. Я разсуждалъ, разсуждалъ ясно въ первый разъ, что сгибая свою шею подъ ярмо, которое соглашался нести, я насильно сгибалъ шеи всѣхъ моихъ собратьевъ. Потому что въ христіанскихъ странахъ, съ евреями поступаютъ не такъ, какъ съ другими. Люди то ворюгъ, это дурной грекъ, но между греками есть и хорошіе. Это дурной турокъ, по есть и хорошіе турки. Съ евреями не такъ. Находить дурныхъ между ними довольно легко,-- между какими не легко найти дурныхъ?-- но изъ худшихъ берутъ за образецъ лучшихъ; берутъ низшихъ изъ насъ евреевъ, за представителей высшихъ, и говорятъ: "всѣ евреи таковы". Если бы дѣлая то, что я соглашался дѣлать здѣсь изъ благодарности за прошлое и изъ нуждишки въ деньгахъ въ настоящемъ, я былъ не евреи, то я могъ бы дѣлать это, не роняя никого, кромѣ себя самого. Но, дѣлая это какъ еврей, я роняю евреевъ всѣхъ состояній и всѣхъ странъ. Въ отношеніи къ намъ это нѣсколько жестоко, но это истина. Я желалъ бы, чтобы всѣ наши помнили это! Правда, я мало имѣю права говорить такъ, потому что мнѣ самому это такъ поздно въ голову пришло
   Кукольная швея сидѣла, держа старика за руку и задумчиво смотря ему въ лицо.
   -- Такъ я разсуждалъ, говорю я, сидя тѣмъ вечеромъ въ своемъ саду на крышѣ дома.-- Представляя мучительную сцену того дня передъ своими глазами много разъ, я видѣлъ, что бѣдный джентльменъ охотно повѣрилъ всей этой выдумкѣ, потому что я изъ евреевъ, чтэ всѣ вообще вѣрили этой выдумкѣ, дитя мое, потому что я изъ евреевъ, что самая выдумка пришла въ голову ея виновнику, потому что я изъ евреевъ. Вотъ что мнѣ думалось, какъ я васъ троихъ предъ собой лицомъ къ лицу видѣлъ и видѣлъ все дѣло ясно, будто на театрѣ. Поэтому я понялъ, что обязанъ бросить этотъ промыселъ. Но, другъ мой Дженни, -- сказалъ Райя, оканчивая, -- я обѣщалъ отвѣчать на ваши разспросы и помѣшалъ вамъ разспрашивать меня.
   -- Напротивъ, тетушка, моя идея теперь величиною съ тыкву; а вы знаете, что такое тыква, не правда ли? Слѣдовательно, вы уже объявили, что уходите? Такъ что ли?-- спросила миссъ Дженни со взглядомъ глубокаго вниманія.
   -- Я уже написалъ письмо своему хозяину. Да. Я объявилъ ему.
   -- Что же сказалъ этотъ зуди, боли, кричи, визжи, кувыркайся и ной себѣ несчастный?-- спросила миссъ Ренъ съ невыразимымъ наслажденіемъ, произнося всѣ эти страшныя слова при воспоминаніи о перцѣ.
   -- Онъ удержалъ меня на нѣсколько мѣсяцевъ вплоть до законнаго срока послѣ предувѣдомленія. Срокъ оканчивается завтра. Послѣ его окончанія, не прежде, я хотѣлъ оправдаться предъ моею Синдереллой.
   -- Моя идея до того теперь разростается,-- воскликнула миссъ Ренъ, прижавъ руки къ своимъ вискамъ,-- что голова не можетъ вмѣщать ее! Слушайте, тетушка, что я вамъ скажу. Маленькіе Глазки, этотъ стони, визжи несчастный, страшно гнѣвается на васъ за то, что вы отходите. Маленькіе Глазки разсчитываетъ, какъ бы отплатить вамъ. Маленькіе Глазки думаетъ о Лизѣ. Маленькіе Глазки говоритъ себѣ: "Я отыщу, куда онъ дѣвалъ эту дѣвушку, и секретъ его выдамъ, потому что онъ дорогъ ему". Можетъ статься Маленькіе Глазки думаетъ: "Я самъ буду ухаживать за ней"; но этого я не могу утверждать, все же остальное могу. Потомъ Маленькіе Глазки является ко мнѣ, а потомъ я отправляюсь къ Маленькимъ Глазкамъ. Такимъ-то манеромъ все это было. И какъ теперь все обнаружилось, то я очень жалѣю,-- прибавила кукольная швея, энергически выпрямившись съ головы до ногъ и въ то же время тряся свой кулачокъ передъ своими глазами, -- что не приложила ему каенскаго перцу и маринованной паприки!
   Это изъявленіе сожалѣнія было только отчасти понятно мистеру Райѣ, и потому старикъ заговорилъ о побояхъ, которыя получилъ Фледжби, и заявилъ необходимость тотчасъ же отправиться и помочь этой избитой собакѣ.
   -- Тетушка, тетушка!-- воскликнула миссъ Ренъ раздражительно -- Никакъ вы нашимъ братомъ христіаниномъ сдѣлались?
   -- Милая Дженни,-- началъ старикъ тихо,-- и наши обычаи требуютъ помогать другимъ.
   -- Ахъ! Убирайтесь вы съ вашими обычаями!-- перебила миссъ Ренъ, вскинувъ свою головку.-- Если ваше племя не можетъ ничего лучшаго придумать, какъ идти на помощь къ Маленькимъ Глазкамъ, то жаль, что вашему племени удалось изъ Египта выбраться! Сверхъ того,-- прибавила она,-- онъ не приметъ вашей помощи. Ему стыдно. Хочетъ, чтобы все это оставалось шито и крыто, чтобъ и вы этого не знали.
   Они все еще разсуждали объ этомъ предметѣ, какъ чья-то тѣнь затемнила сѣни, и стеклянную дверь отворилъ посланный съ письмомъ, безцеремонно адресованнымъ просто: Райѣ. Онъ сказалъ, что на письмо требуется отвѣтъ.
   Письмо, гдѣ строчки были нацарапаны и въ гору, и подъ гору, и съ загибами по угламъ, состояло въ слѣдующмъ:

"Старый Хрычъ Райя!

   "Всѣ ваши отчеты провѣрены, и вы можете убираться. Заприте контору, выберитесь тотчасъ же и перешлите мнѣ ключъ чрезъ подателя. Убирайтесь. Неблагодарный жидовскій песъ! Вонъ!

"Ф."

   Кукольная швея съ наслажденіемъ слѣдила за вскриками и болью Маленькихъ Глазокъ по искривленному почерку этого посланія. Она смѣялась и подтрунивала надъ нимъ изъ удобнаго уголка (къ немалому удивленію посланнаго), между тѣмъ какъ старикъ укладывалъ свои немногія пожитки въ черный мѣшокъ. Сдѣлавъ это и закрывъ ставнями верхнія окна, и опустивъ штору въ конторѣ, они вышли на ступени крыльца вмѣстѣ съ посланнымъ. Тутъ, пока миссъ Дженни держала мѣшокъ, старикъ заперъ дверь и вручилъ ключъ посланному, который тотчасъ же и ушелъ съ нимъ.
   -- Ну, тетушка,-- сказала миссъ Ренъ, въ то время какъ они, оставшись на ступеняхъ одни, смотрѣли другъ на друга.-- Теперь вы на всѣ четыре стороны пущены!
   -- Кажется такъ, Дженни, и почти внезапно.
   -- Куда же вы пойдете счастія искать?-- спросила миссъ Ренъ.
   Старикъ улыбнулся и посмотрѣлъ вокругъ себя такими глазами, какъ будто бы онъ потерялъ свой путь въ жизни, что не ускользнуло отъ кукольной швеи.
   -- По истинѣ, Дженни, -- сказалъ онъ, -- вопросъ вашъ кстати; однакоже, спрашивать тутъ легче, чѣмъ отвѣчать. Но какъ я по опыту знаю доброту тѣхъ, кто далъ занятіе Лизѣ, то думаю и самъ къ нимъ отправиться.
   -- Пѣшкомъ?-- спросила миссъ Ренъ, вскинувъ подбородкомъ.
   -- Да!-- сказалъ старикъ.-- Благо у меня посохъ есть.
   Потому-то именно она и усомнилась въ возможности его путешествія, что онъ ходилъ съ посохомъ и казался такимъ дряхлымъ.
   -- Вы лучше ничего не можете сдѣлать, -- сказала. Дженни, -- то крайней мѣрѣ теперь, какъ идти ко мнѣ въ домъ, тетушка. Тамъ нѣтъ никого, кромѣ моего дурного ребенка, а Лизина квартира пустая стоитъ.
   Старикъ разсудивъ, что никакого неудобства не произойдетъ ни для кого отъ его согласія, охотно согласился, и странная парочка еще разъ пошла по улицамъ.
   Между тѣмъ дурной ребенокъ, которому родительница его строго наказала сидѣть дома безъ нея, само собою разумѣется ушелъ и, находясь въ послѣдней степени умственнаго одряхленія, ушелъ, имѣя двѣ цѣли: во-первыхъ, воспользоваться принадлежащимъ ему, какъ онъ вообразилъ, правомъ получать отъ всѣхъ сущихъ патентованныхъ торговцевъ напитками трехпенсовыя порціи рому даромъ; а, во-вторыхъ, сдѣлать нѣсколько хмѣльныхъ упрековъ мистеру Евгенію Рейборну и посмотрѣть, что можно извлечь изъ этого. Со спотыканьемъ преслѣдуя эти двѣ цѣли, -- обѣ онѣ означали ромъ, что составляло единственное значеніе, которое онъ былъ въ состояніи себѣ представить, -- это униженное существо дотащилось до Ковентъ-Гарденскаго рынка {На Ковентъ-Гарденскомъ рынкѣ, въ Лондонѣ, торгуютъ зеленью, овощами, цвѣтами и разными садовыми растеніями.} и стало тамъ бивакомъ, чтобы выдержать у самаго туда входа атаку трясучки и послѣдующую за ней атаку портиковъ.
   Этотъ рынокъ Ковентъ-Гардена былъ далеко не на линіи его пути, но въ немъ была для него та же приманка, какъ и для всѣхъ погибшихъ чадъ пьянчужнаго племени. Приманка эта, можетъ быть, заключается въ тамошней ночной суетнѣ или, можетъ быть, въ джинѣ и пивѣ, которые грязною струей льются между возчиками и торговцами, или, можетъ быть, въ растоптанныхъ растительныхъ отбросахъ, которые такъ походятъ на ихъ одежды, что они, пожалуй, принимаютъ рынокъ за огромный гардеробъ; но какова бы ни была эта приманка, вы не увидите нигдѣ такихъ пьяныхъ фигуръ, какія увидите тамъ. Въ особенности вы повстрѣчаетесь тамъ съ такими образчиками полусонныхъ женщинъ-пьяницъ, при свѣтѣ утренняго солнца, какихъ напрасно станете искать по всѣмъ улицамъ Лондона. Такихъ изношенныхъ и полинялыхъ платьевъ цвѣта отброшенныхъ капустныхъ листьевъ и кочерыжекъ, такихъ лицъ, цвѣтомъ походящихъ на загнившіе апельсины, такой раздавленной мякоти человѣчества при дневномъ свѣтѣ нельзя нигдѣ найти. Такимъ-то образомъ, обиліе рынка привлекло мистера Куклина, и онъ у входа подвергся двумъ припадкамъ трясячки и портиковъ на самомъ томъ мѣстѣ, гдѣ за нѣсколько часовъ передъ этимъ спала какая-то женщина распареннымъ сномъ.
   Около этого мѣста всегда кишитъ рой юныхъ дикарей, выползающихъ оттуда съ обломками апельсинныхъ ящиковъ и съ заплѣсневѣлой соломой,-- одному только Богу извѣстно, въ какія трущобы они, не имѣя дома, таскаютъ ихъ!-- шлепая босыми ногами съ тупою глухою мягкостью по мостовой, когда гонится за ними полисменъ и, можетъ быть, по этой причинѣ неслышные властямъ предержащимъ, между тѣмъ какъ въ сапогахъ они производили бы оглушающую стукотню. Дикари эти, потѣшаясь трясучкой и портиками мистера Куклина, будто даровымъ спектаклемъ, тѣснились вокругъ него у входа, прицѣливались въ него, наскакивали на него и кидали въ него чѣмъ попало Поэтому, выйдя изъ своего инвалиднаго убѣжища и отогнавъ отъ себя оборванцевъ, онъ явился сильно забрызганный и въ видѣ гораздо худшемъ, чѣмъ до этого. По все еще не въ самомъ худшемъ видѣ: потому что, завернувъ въ питейный домъ и получивъ въ сумятицѣ хлопотни рому, и намѣреваясь улизнуть, безъ платы, онъ былъ схваченъ за воротъ, обысканъ, и когда денегъ не оказалось, то чтобы впредь было не повадно, облитъ изъ ведра помоями. Это окачиванье произвело новый припадокъ трясучки, послѣ коей мистеръ Куклинъ, чувствуя себя въ надлежащемъ ударѣ сдѣлать визитъ своему другу-адвокату, направился въ Темплъ.
   Тамъ на квартирѣ никого не было, кромѣ юнаго Бляйта. Этотъ скромный юноша, сознавая нѣкоторую несообразность въ томъ, что такой кліентъ можетъ быть въ соприкосновенности съ дѣлами, которыя могли когда-нибудь навернуться, старался оказать вниманіе мистеру Куклину и предложилъ ему шиллингъ на извозчика домой. Мистеръ Куклинъ, принявъ шиллингъ, тотчасъ же пошелъ и издержалъ его на двѣ трехпенсовыя порціи заговора противъ своей жизни и на двѣ трехпенсовыя порціи яростнаго раскаянія. Съ такою ношей онъ пошелъ назадъ въ адвокатскую контору; но при входѣ на дворъ былъ замѣченъ изъ окна зоркимъ Бляйтомъ, который тотчасъ заперъ наружную дверь и оставилъ несчастнаго горемыку изливать свою ярость на панели.
   Чѣмъ болѣе дверь сопротивлялась ему, тѣмъ опаснѣе и неизбѣжнѣе становился кровавый заговоръ противъ его жизни. При появленіи нѣсколькихъ полисменовъ, онъ узналъ въ нихъ заговорщиковъ и забился хрипло, бѣшено, пучеглазо, судорожно, съ пѣной у рта, такъ что потребовалось послать за простою машинкой, хорошо извѣстною симъ заговорщикамъ и выразительно называемою распиломъ {Распялъ, stretches, родъ носилокъ, употребляемыхъ англійскими полисменами для переноски въ полицейскія станціи мертвецки пьяныхъ или буйныхъ. Послѣднихъ они пристегиваютъ на распялѣ по рукамъ и но гамъ ременными застежками на петляхъ.}, и пристегнутый къ ней, онъ былъ превращенъ въ безвредный тюкъ тряпокъ, съ голосомъ и сознаніемъ, исчезнувшими, и съ жизнью, быстро исчезавшею. Въ то время, какъ четыре человѣка выносили эту машину изъ воротъ Темпля, бѣдная кукольная швейка и ея другъ, еврей, показались на улицѣ.
   -- Посмотримъ, что такое!-- воскликнула швея.-- Поспѣшимъ тетушка, посмотримъ.
   Проворная крючковатая палочка сдѣлалась его проворнѣй.
   -- Ахъ, джентльмены, джентльмены, это мой!
   -- Вашъ?-- спросилъ старшій изъ полисменовъ, остановивъ прочихъ.
   -- Ахъ, да, любезный джентльменъ, это мой ребенокъ, ушелъ изъ дому безъ позволенія. Мой бѣдный, дурной мальчикъ! Онъ но узнаетъ меня, не узнаетъ меня! Ахъ, что мнѣ дѣлать,-- плакало маленькое созданіе, отчаянно ударяя рука объ руку,-- мой родной ребенокъ, и тотъ не узнаетъ меня!
   Старшій полисменъ взглянулъ на старика, какъ бы прося объясненія. А этотъ, въ то время, какъ швея, наклонившись надъ изнемогшею фигурой, напрасно старалась вызвать изъ нея хоть какой-нибудь знакъ, что онъ примѣчаетъ ее, шепнулъ ему. "Это ея пьяный отецъ".
   Когда ноша была опущена на мостовую, Райя отвелъ старшаго полисмена въ сторону и шепнулъ ему, что человѣкъ этотъ умираетъ.
   -- Нѣтъ, полноте,-- отвѣчалъ полисменъ; но вглядѣвшись, онъ поколебался въ своей увѣренности и сказалъ носильщикамъ:-- Несите его въ ближайшую докторскую лавку {Англійскіе врачи, не имѣющіе достаточной практики, нерѣдко содержатъ аптеки, и потому аптеки въ Англіи иногда называются "докторскими лавками".}.
   Туда онъ и былъ внесенъ, при чемъ окно изнутри превратилось въ стѣну лицъ, искаженныхъ на всѣ манеры дѣйствіемъ шаровидныхъ красныхъ бутылей, зеленыхъ бутылей, синихъ бутылей и другихъ цвѣтовъ бутылей. Озаренный страшнымъ свѣтомъ, въ которомъ звѣрь этотъ ни мало не нуждался, онъ, столь свирѣпый за нѣсколько минутъ, лежалъ теперь довольно спокойно, съ таинственною надписью на лицѣ, отраженною отъ одной изъ зеленыхъ бутылей, какъ будто смерть означила его сигнатуркой съ словомъ: "Мой".
   Медицинское свидѣтельство было опредѣлительнѣе и лучше шло къ дѣлу, чѣмъ это случается иногда въ судебныхъ мѣстахъ.
   -- Вы лучше пошлите за чѣмъ-нибудь покрыть его. Все кончено.
   Поэтому полиція послала за чѣмъ-нибудь покрыть его, и его покрыли и понесли по улицамъ, и толпа разошлась. За нимъ слѣдовала кукольная швея, скрывъ свое лицо въ складкахъ одежды еврея и держась за нихъ одною рукой, а другою опираясь на свою палочку. Его понесли домой, и какъ лѣстница наверхъ была узка, то опустили на полъ въ рабочей комнатѣ, при чемъ маленькую рабочую скамейку отставили къ сторонѣ, чтобъ опростать мѣсто, и тутъ, посреди куколъ, не имѣвшихъ никакого умозрѣнія въ своихъ глазахъ, лежалъ мистеръ Куклинъ безъ всякаго умозрѣнія въ своихъ.
   Много щеголеватыхъ куколъ нужно было нарядить въ веселые наряды, чтобы скопить деньги на трауръ мистера Куклина. Старикъ Райя, сидѣвшій возлѣ и дѣлавшій ей разныя маленькія послуги въ ея работѣ, затруднялся отгадать, точно ли она сознавала, что умершій былъ ея отецъ.
   -- Еслибы мой бѣдный мальчикъ,-- говорила она,-- былъ воспитанъ лучше, онъ могъ бы выйти лучше. Я себя не могу упрекать. Надѣюсь, нѣтъ особенной причины.
   -- Никакой причины, Дженни, я увѣренъ.
   -- Благодарю васъ, тетушка. Мнѣ утѣшительно слышать, что вы такъ говорите. Но вы сами знаете, какъ трудно воспитать хорошо ребенка, когда вамъ приходится работать, работать весь день напролетъ. Когда онъ бывалъ безъ занятій, я не могла всегда держать его при себѣ. Онъ дѣлался сварливъ и капризенъ, и я была принуждена выпускать его на улицу. Но на улицѣ онъ велъ себя прескверно; за глазами онъ велъ себя прескверно. Вѣдь это очень часто съ дѣтьми случается?
   "Слишкомъ часто, даже въ этомъ печальномъ смыслѣ!" подумалъ старикъ.
   -- Могу ли я сказать, что было бы со мной, еслибъ у меня спина не болѣла, и еслибы мои ноги не хромали, когда я молода была?-- продолжала швея.-- Мнѣ ничего не оставалось, какъ только работать, и я все работала. Играть я не могла. Но мой бѣдный, несчастный ребенокъ могъ играть, и это ему сильно повредило.
   -- И не ему одному, Дженни.
   -- Какъ сказать! Не знаю, тетушка. Онъ жестоко страдалъ, мой несчастный мальчикъ. Онъ по временамъ былъ очень, очень дуренъ. И я его мною бранила, тряся головой надъ своею работой и роняя слезы. Я не знаю, повредило ли мнѣ его поведеніе. Если повредило, то забудемъ это.
   -- Вы добрая дѣвушка, вы терпѣливая дѣвушка.
   -- Что до терпѣнія,-- отвѣчала она, пожавъ плечами,-- его у меня немного, тетушка. Еслибъ я была терпѣлива, я никогда не бранила бы его. Но я это дѣлала для его же добра. Кромѣ того, я очень чувствовала свою материнскую отвѣтственность. Я пыталась ласкать его, но ласка не помогала. Я пыталась бранить, и брань не помогала. Я была обязана испытать все, знаете, имѣя на своихъ рукахъ такого питомца. Чтожъ бы такое была моя обязанность къ моему бѣдному погибшему мальчику, еслибь я всего не испытала?
   Такимъ разговоромъ, больше все въ веселомъ тонѣ со стороны этого трудолюбиваго созданьица, сопровождалась дневная работа и ночная работа, пока достаточное число нарядныхъ куколокъ не отправились принесть въ кухню, гдѣ теперь стояла рабочая скамья, черную ткань, какой требовали обстоятельства, и принесть въ домъ другія черныя принадлежности.
   -- И вотъ,-- сказала миссъ Дженни,-- снарядивъ своихъ румяныхъ друзей, я должна снарядить и себя блѣдноликую.
   Это относилось къ изготовленію ея собственнаго платья, которое, наконецъ, было готово.
   -- Невыгода работать на себя,-- сказала миссъ Дженни, стоя на стулѣ, чтобъ посмотрѣть въ зеркало на результатъ,-- та, что некого взять себѣ въ образецъ; а выгода та, что не нужно ходить примѣривать. Гм!.. Право очень недурно! Еслибъ онъ могъ видѣть меня (кто-бъ онъ тамъ ни былъ), надѣюсь, онъ не раскаялся бы въ своемъ пріобрѣтеніи!
   Она сдѣлала простыя распоряженія и сообщила ихъ Ранѣ такъ:
   -- Я поѣду одна, тетушка, въ моей всегдашней каретѣ, а вы ужъ, пожалуйста, посторожите пока домъ. Отсюда не далеко. Когда я назадъ пріѣду, мы чайку вмѣстѣ выпьемъ и потолкуемъ о дальнѣйшихъ распорядкахъ. Моему бѣдному несчастному мальчику я могу дать только самый простой домикъ на вѣчное житье; но онъ приметъ мое желаніе за исполненіе, если ему что-нибудь станетъ извѣстно объ этомъ; если же ему ничего объ этомъ не станетъ извѣстно,-- со вздохомъ потирая свои глаза, продолжала она,-- то ему это все равно. Я вижу въ молитвенникѣ сказано, что мы ничего не принесли съ собою въ этотъ міръ, и вѣрно то, что ничего не можемъ взять изъ него съ собой. Меня утѣшаетъ то, что не имѣю средствъ подрядить у подрядчика множество глупыхъ погребальныхъ вещей для моего бѣднаго ребенка. Значитъ, не будетъ такого вида, что какъ будто бы я стараюсь контрабандою вывести ихъ вмѣстѣ съ нимъ изъ этого міра, тогда какъ, само собой разумѣется, сдѣлать этого нельзя, и мнѣ бы пришлось со всѣми этими вещами назадъ вернуться. Какъ бы ни было, теперь нечего будетъ назадъ брать, кромѣ себя самой, и этому такъ быть слѣдуетъ, потому что меня, придетъ время, назадъ не принесутъ.
   Послѣ перваго уличнаго несенія этого несчастнаго старика, его какъ будто во второй разъ хоронили. Онъ былъ поднятъ на плечи полдюжппой румяныхъ людей, которые протиснулись съ нимъ на погостъ, въ предшествіи еще одного румянаго человѣка, принявшаго на себя величавую осанку, какъ будто онъ былъ какой-нибудь полисменъ изъ части смерти {Лондонъ раздѣленъ въ полицейскомъ отношеніи на части, означенныя буквами, и потому на воротникахъ лондонскихъ полисменовъ, поставленъ номеръ полисмена и буква его части}, и церемонно притворявшагося, что онъ, идя во главѣ церемоніи, не узнаетъ своихъ близкихъ знакомыхъ. Однакоже, зрѣлище одной маленькой хромой провожатой, шедшей позади, заставляло многихъ людей поворачивать голову со взглядомъ участія.
   Наконецъ, безпокойный покойникъ былъ упрятанъ въ землю, такъ чтобъ ужъ больше не доводилось хоронить его, и величавый тамбурмажоръ тамбурмажорствовалъ обратно предь одинокою швеей, какъ будто она была честью обязана не имѣть понятія о дорогѣ къ себѣ домой. Когда фуріи,-- обычныя условія,-- были такимъ образомъ удовлетворены, онъ ее оставилъ.
   -- Мнѣ необходимо немного поплакать, тетушка, прежде, чѣмъ я опять развеселюсь,-- сказало маленькое созданіе, входя.-- Какъ бы ни было, а свое дитя все-таки свое, знаете.
   Она плакала долѣе, чѣмъ можно было ожидать. Наконецъ, ея слезы истощились въ темномъ уголкѣ, и тогда швея вышла изъ него и умыла себѣ лицо, и заварила чай.
   -- Могу ли я кое-что вырѣзывать, пока мы за чаемъ сидѣть будемъ? Вы мнѣ позволите?-- спросила она своего друга еврея съ ласковымъ видомъ.
   -- Синдерелла, милое дитя мое, -- увѣщевалъ старикъ, -- надо же вамъ отдохнуть когда-нибудь?
   -- О! Вѣдь это не значитъ работать; вырѣзывать выкройку не работа,-- сказала миссъ Дженни, уже принявшись рѣзать бумагу своими проворными маленькими ножницами.-- Правду сказать, тетушка, мнѣ хочется сдѣлать выкройку, пока она еще свѣжа въ памяти.
   -- Вы стало-быть ее сегодня видѣли?-- спросилъ Райя.
   -- Да, тетушка. Видѣла сейчасъ. Это мантія священника, вотъ что это. Мантія, что священники носятъ, знаете, -- объяснила миссъ Дженни, принимая въ соображеніе, что онъ исповѣдуетъ другу ю вѣру.
   -- Къ чему же это, Дженни?
   -- Видите, тетушка,-- отвѣчала швея, -- вы должны знать, что мы, профессора, живя своимъ вкусомъ и изобрѣтеніями, принуждены смотрѣть во всѣ глаза. И вы знаете, что теперь имѣется въ виду много экстренныхъ расходовъ. Поэтому мнѣ пришло въ голову, пока я плакала надъ могилой моего бѣднаго мальчика, что по части моего ремесла можно что-нибудь и со священникомъ сдѣлать.
   -- Что же можно сдѣлать?-- спросилъ старикъ.
   -- Не похороны, не бойтесь!-- отвѣтила миссъ Дженни, предупреждая его возраженіе кивкомъ.-- Публика не любитъ печальнаго, я это очень хорошо знаю. Мнѣ очень рѣдко заказываютъ наряжать куколъ въ трауръ, въ настоящій трауръ то-есть; а придворнымъ трауромъ щеголяютъ. Но духовное лицо, съ лоснящимися черными кудрями и бакенбардами, соединяющее двухъ молоденькихъ друзей моихъ узами брака,-- сказала миссъ Дженни, грозя своимъ указательнымъ пальчикомъ,-- дѣло другое. Если вы не увидите трехъ такихъ куколокъ въ Бондъ-Стритѣ въ скоромъ времени, назовите меня Яшкой Робинзономъ!
   Своими ловкими маленькими пріемами быстрой работы, она одѣла куклу въ бѣловато-коричневое бумажное облаченіе {Лучшіе сорта англійской оберточной бумаги приготовляются изъ негодныхъ морскихъ канатовъ и веревокъ, пропитанныхъ смолой, которая и придаетъ ей коричневатый цвѣтъ. Низшіе сорта, приготовляемые изъ тряпья, подкрашиваются въ такой же цвѣтъ.}, прежде чѣмъ чай окончился, и показывала ее въ поученіе еврейскому уму, какъ послышался стукъ въ наружную дверь. Райя всталъ отпороть ее и тотчасъ же возвратился, вводя, съ серіознымъ и учтивымъ видомъ, который такъ шелъ къ нему, какого-то джентльмена.
   Джентльменъ былъ швеѣ незнакомъ; но въ тотъ самый моментъ, какъ онъ устремилъ на нее свои глаза, въ манерахъ его было что-то такое, что напоминало ей мистера Евгенія Рейборна.
   -- Извините меня, -- сказалъ джентльменъ.-- Вы ли кукольная швея?
   -- Я кукольная швея, сэръ.
   -- Пріятельница Лизы Гексамъ?
   -- Да, сэръ, -- отвѣчала миссъ Дженни, тотчасъ же принявъ оборонительное положеніе.-- И пріятельница Лизы Гексамъ.
   -- Вотъ отъ нея записка, въ которой она умоляетъ васъ согласиться на просьбу мистера Мортимера Ляйтвуда, подателя. Мистеръ Райя немножко знаетъ, что я Мортимеръ Ляйтвудъ и подтвердитъ вамъ это.
   Райя склонилъ голову въ подтвержденіе.
   -- Не угодно ли вамъ прочесть записку?
   -- Она коротенькая, -- сказала Дженни со взглядомъ удивленія, когда прочитала ее.
   -- Но было времени написать больше. Время было очень дорого. Мой другъ, мистеръ Евгеній Рейборнъ умираетъ.
   Швея всплеснула руками и вскрикнула своимъ жалобнымъ голоскомъ.
   -- Умираетъ,-- повторилъ Ляйтвудъ съ чувствомъ,-- въ нѣкоторомъ разстояніи отсюда. Онъ погибаетъ отъ ранъ, нанесенныхъ ему рукой злодѣя, напавшаго на него въ темнотѣ. Я прямо отъ его постели. Онъ почти все въ безпамятствѣ. Въ короткіе безпокойные промежутки сознанія, и то самаго слабаго, я понялъ, что онъ проситъ васъ посидѣть при немъ. Не довѣряя своему собственному толкованію произнесенныхъ имъ неясныхъ звуковъ, я попросилъ Лиззи къ нимъ прислушаться. Мы оба удостовѣрились, что онъ проситъ пригласить васъ.
   Швея, продолжая сжимать свои руки, смотрѣла испуганными глазами то на одного, то на другого изъ своихъ собесѣдниковъ.
   -- Если вы замедлите, онъ можетъ умереть, и его просьба не будетъ удовлетворена, его послѣднее желаніе, мнѣ ввѣренное -- мы долгое время были больше, чѣмъ братья,-- не будетъ исполнено. Я не въ силахъ говорить больше.
   Въ нѣсколько минутъ черная шляпка и крючковатая палочка явились на службу, доброму еврею поручено сторожить домъ, и кукольная швея, сидя рядомъ въ каретѣ съ Мортимеромъ Ляйтвудомъ, выѣхала на почтовыхъ изъ города.
   

X. Кукольная швея отгадываетъ слово.

   Темная и тихая комната; подъ окнами рѣка, текущая къ великому океану; на постели человѣческая фигура, спеленатая, забинтованная и увязанная, безпомощно лежащая на спинѣ, съ двумя безполезными руками, въ лубкахъ, по сторонамъ. Два дня пребыванія пріучили маленькую швею къ этой картинѣ, такъ что въ два дня эта картина заступила мѣсто, занятое воспоминаніями нѣсколькихъ лѣтъ.
   Онъ почти не двигался съ тѣхъ поръ, какъ она пріѣхала. Иногда онъ лежалъ съ открытыми глазами, иногда съ закрытыми. Когда (ни были открыты, въ ихъ неподвижномъ взглядѣ, прикованномъ къ одному мѣсту впереди, не было никакого выраженія, кромѣ проявлявшагося на мгновеніе въ нахмуренныхъ бровяхъ выраженія гнѣва или удивленія. Въ этихъ случаяхъ Мортимеръ Ляйтвудь говорилъ съ нимъ, и онъ по временамъ настолько приходилъ въ память, что пытался произнесть имя своего друга. Но во мгновеніе сознаніе исчезало, и духа Евгенія не было въ разбитой формѣ Евгенія.
   Для Дженни были припасены нужные для ея работы матеріалы, и для нея былъ поставленъ столикъ въ ногахъ кровати. Они надѣялись, что она, сидя возлѣ въ своемъ богатомъ ливнѣ волосъ, падавшемъ на спинку стула, можетъ привлечь на. себя его вниманіе. Для этой же цѣли она иногда пѣла чуть слышнымъ голосомъ, когда онъ открывалъ свои глаза, или когда она видѣла, что онъ хмурилъ лобъ съ слабымъ выраженіемъ, до того мимолетнымъ, что оно походило на фигуру, начерченную на водѣ. Но до сихъ поръ онъ не обращалъ на нее никакого вниманія. Эти они, здѣсь упомянутые, состояли изъ доктора, Лизы, которая приходила послѣ каждой своей смѣны, и Ляйтвуда, никогда его не покидавшаго.
   Два дня перешли въ три, три дня перешли въ четыре. Наконецъ, совершенно неожиданно, онъ сказалъ что-то шопотомъ.
   -- Что ты сказалъ, любезный Егвеній?
   -- Ты сдѣлаешь, Мортимеръ...
   -- Что сдѣлаю?..
   -- Ты пошлешь за ней?
   -- Мой добрый другъ, она уже здѣсь.
   Совершенно не сознавая долгаго промежутка, онъ полагалъ, что они все еще ведутъ тотъ-же разговоръ.
   Маленькая швея встала въ ногахъ кровати, напѣвая пѣсню и весело кивая ему головой.
   -- Я не могу пожать вамъ руку,-- сказалъ Евгеній, отчасти съ прежнимъ выраженіемъ во взглядѣ, -- но я очень радъ видѣть васъ.
   Мортимеръ все это повторилъ ей, потому что его слова можно оыло разобрать только наклонившись надъ нимъ и внимательно слѣдя за его усиліями выговорить ихъ. Черезъ нѣсколько времени онъ прибавилъ:
   -- Спросите у ней, видѣлась ли она съ своими дѣтками?
   Мортимеръ не могъ этого понять, и даже Дженни не поняла, пока онъ не прибавилъ
   -- Спросите ее, нюхала ли она свои цвѣты?
   -- Ахъ, знаю!-- воскликнула Дженни.-- Теперь я понимаю его!-- Тутъ Ляйтвудъ уступилъ ей свое мѣсто, когда она приблизилась, и она, наклонившись надъ постелью, проговорила съ яснымъ взглядомъ: -- Это вы про мои длинные, свѣтлые, сверху внизъ, ряды дѣтокъ, которыя доставляли мнѣ облегченіе и покой? Это вы про дѣтей, которыя уносили меня вверхъ и радовали меня?
   Евгеній улыбнулся.-- Да.
   -- Я не видала ихъ съ тѣхъ поръ, какъ видѣлась съ вами. Теперь я никогда ихъ не вижу. но я теперь почти и безпокойства не имѣю.
   -- Какая это хорошая мечта была!-- сказалъ Евгеній.
   Но я слышала, какъ мои птички поютъ,-- воскликнуло маленькое созданіе, -- и я нюхала свои цвѣты. Да, дѣйствительно прекрасные и божественные!
   -- Останьтесь здѣсь, помогите ухаживать за мной, -- сказалъ Евгеній спокойно.-- Я бы желалъ, чтобы вы свои видѣнья сюда перенесли, прежде чѣмъ я умру.
   Она коснулась до его губъ своей рукой и закрыла себѣ глаза этою же самой рукой, когда повернулась и пошла къ своей работѣ, тихо напѣвая свою пѣсенку. Онъ слушалъ пѣсенку съ видимымъ удовольствіемъ, пока она постепенно не затихла.
   -- Мортимеръ!
   -- Что, мой дорогой Евгеній?
   -- Дай мнѣ что-нибудь, чтобъ я могъ хоть нѣсколько минутъ еще здѣсь остаться.
   -- Чтобы ты могъ здѣсь остаться, Евгеній?
   -- Чтобъ я могъ не уходить въ какія-то неизвѣстныя мнѣ мѣста. Я чувствую, что только возвратился оттуда, и что я опять тамъ затеряюсь; сдѣлай это, любезный другъ!
   Мортимеръ далъ ему изъ возбуждающихъ средствъ, какія можно было дать съ безопасностью (они находились подъ рукой, готовыя); и, наклонившись надъ нимъ снова, готовился предостеречь его, какъ онъ сказалъ:
   -- Не запрещай, я долженъ говорить. Еслибы ты только зналъ, какъ мнѣ тягостно, когда я скитаюсь въ тѣхъ мѣстахъ. Гдѣ эти безконечныя мѣста, Мортимеръ? Они должны быть на неизмѣримомъ разстояніи!
   По лицу своего друга онъ видѣлъ, что теряетъ сознаніе, и присовокупилъ чрезъ мгновеніе:-- Не бойся, я еще не умираю. О чемъ бишь я?
   -- Ты хотѣлъ, что-то сказать мнѣ, Евгеній. Добрый бѣдный другъ мой, ты хотѣлъ что-то сказать своему старому другу, другу, который всегда любилъ тебя, удивлялся тебѣ, подражалъ тебѣ, основывался на тебѣ, былъ ничто безъ тебя, и теперь, Богу извѣстно, готовъ лечь на твое мѣсто, еслибы только могъ это сдѣлать!
   -- Полно, полно!-- сказалъ Евгеній съ нѣжнымъ взглядомъ, когда Мортимеръ рукой закрылъ себѣ лицо.-- Я не стою этого. Я признаюсь, что мнѣ пріятно это, любезный другъ, но я не стою. Это нападеніе, дорогой Мортимеръ, это душегубство...
   Его другъ наклонился надъ нимъ съ возобновленнымъ вниманіемъ и сказалъ:-- Мы подозрѣваемъ кого-то.
   -- Больше, чѣмъ подозрѣваемъ. Но, Мортимеръ, пока я лежу здѣсь, и потомъ, когда не буду лежать здѣсь, я надѣюсь, что виновный къ суду призванъ не будетъ.
   -- Евгеній?!..
   -- Ея невинная репутація будетъ погублена, мой другъ. Она будетъ наказана, а не онъ. Я причинилъ ей много зла; я еще больше оскорбилъ ее своими намѣреніями. Ты помнишь, какой путь устилается добрыми намѣреніями. Онъ устилается и дурными намѣреніями тоже. Мортимеръ, я лежу на немъ и потому знаю!
   -- Утѣшься, мой любезный Евгеній.
   -- Я утѣшусь, когда ты дашь мнѣ обѣщаніе. Любезный Мортимеръ, человѣка этого не надо преслѣдовать. Если онъ будетъ привлеченъ къ суду, ты научи его, чтобъ онъ молчалъ, и спаси его. Не думай мстить за меня; думай только о томъ, чтобы затушить все дѣло и защитить ее. Ты можешь запутать дѣло и отвесть въ сторону всѣ обстоятельства. Выслушай, что я скажу тебѣ. Это не школьный учитель, не Брадлей Гедстонъ. Слышишь ты меня? Въ другой разъ, это не школьный учитель, не Брадлей Гедстонъ. Слышишь? Въ третій разъ, это не школьный учитель, не Брадлей Гедстонъ.
   Онъ остановился, обезсилѣвъ. Его рѣчь была произнесена шопотомъ, отрывисто и невнятно; но съ большимъ усиліемъ онъ произнесъ ее настолько ясно, что нельзя было ошибиться въ ней.
   -- Другъ мой, я ухожу. Удержи меня на минуту, если можно.
   Ляйтвудъ приподнялъ его голову, взявшись подъ шею, и поднесъ къ его губамъ рюмку вина. Онъ очнулся.
   -- Я не знаю, какъ давно это случилось, прошли ли съ тѣхъ подъ недѣли, дни или часы. Все равно. Теперь идутъ слѣдствіе и розыски. Скажи, идутъ?
   -- Да, идутъ.
   -- Останови ихъ; отвлеки ихъ. Не допусти, чтобъ ее вмѣшали въ дѣло. Защити ее. Виновникъ, привлеченный къ суду, отравитъ ея имя. Пусть виновникъ уйдетъ отъ наказанія. Лиззи прежде всего! Чтобъ она изъ-за меня не пострадала! Обѣщай мнѣ.
   -- Евгеній, все будетъ по твоему. Обѣщаю тебѣ!
   Устремивъ на своего друга пронзительный взглядъ, онъ въ тотъ же самый моментъ впалъ въ безпамятство. Глаза его остановились неподвижно и приняли прежнее напряженное и безсмысленное выраженіе.
   Часы и часы, дни и ночи онъ оставался въ этомъ положеніи. Были минуты, когда онъ спокойно говорилъ своему другу послѣ долгихъ промежутковъ безсознательности и говорилъ, что ему лучше и просилъ чего-нибудь; но прежде чѣмъ успѣвали ему подать что-нибудь, онъ снова забывался.
   Кукольная швея, вся обратившаяся въ нѣжное состраданіе, наблюдала его съ заботливостью, никогда не слабѣвшею. Она то и дѣло мѣняла ледъ или охлаждающій спиртъ на его головѣ, и въ промежуткахъ времени прикладывала свое ухо къ подушкѣ и прислушивалась къ чуть слышнымъ словамъ, вырывавшимся у него въ минуты забытья. Многіе часы сряду она оставалась при немъ, въ согбенномъ положеніи, чуткая къ малѣйшему стону. Не будучи въ состояніи двинуть руки, онъ не могъ ничѣмъ облегчить свое страданіе; но это маленькое созданіе своимъ внимательнымъ наблюденіемъ (если не какою-то тайною симпатіей или силой) пріобрѣло такую возможность понимать его, какой не имѣлъ Ляйтвудъ. Мортимеръ часто обращался къ ней, какъ будто она была истолкователемъ между этимъ чувственнымъ міромъ и этимъ безчувственнымъ человѣкомъ. Она перевязывала ему раны или ослабляла бинты, или переворачивала его лицо, или поправляла одѣяла, съ полною увѣреностью, что дѣлаетъ такъ, какъ требуется больному. Естественная легкость прикосновенія ея рукъ, еще болѣе утонченная навыкомъ въ ея миніатюрной работѣ, безъ сомнѣнія, играла въ этомъ большую роль; но не менѣе утонченна была и ея догадливость.
   Одно слово: "Лиззи", онъ лепеталъ милліоны разъ. Въ одну изъ фазъ своего отчаяннаго положенія, фазу сам^ю мучительную для окружавшихъ, онъ перекатывалъ свою голову на подушкѣ, безпрерывно повторяя это имя, торопливо и нетерпѣливо, со всею мукой возмущеннаго ума и съ монотонностью машины. Точно также, смирно лежа съ неподвижными глазами, онъ повторялъ его по нѣскольку часовъ безъ остановки, но въ это время всегда голосомъ подавленнаго предостереженія и ужаса. Ея присутствіе или ея прикосновеніе къ его груди или лицу часто останавливали это, и они привыкли ожидать, что за этимъ онъ будетъ нѣкоторое время спокоенъ. Но тяжкое разочарованіе въ ихъ надеждахъ, оживавшихъ съ наступленіемъ утѣшительной тишины въ комнатѣ, состояло въ томъ, что его духъ ускользалъ снова и терялся въ тотъ самый моментъ, когда наступала ихъ радость.
   Это часто повторявшееся всплываніе утопающаго человѣка изъ моря, чтобы снова погрузиться, было ужасно для смотрѣвшихъ на него. Его желаніе сообщить что-то, бывшее у него на умѣ, его невыразимыя усилія переговорить со своимъ другомъ и что-то сообщить ему, такъ безпокоили его, когда онъ приходилъ въ сознаніе, что сроки сознанія отъ этого сократились. Какъ человѣкъ, поднявшійся изъ моря, тѣмъ скорѣе исчезаетъ снова, чѣмъ сильнѣе борется съ водой, такъ и онъ, въ своей отчаянной борьбѣ, уходилъ снова ко дну.
   Однажды, послѣ полудня, когда онъ лежалъ спокойно, и когда Лиза, имъ неузнанная, только что оставила тихонько комнату, отправляясь къ своей работѣ, онъ произнесъ имя Ляйтвуда.
   -- Милый Евгеній, я здѣсь.
   -- Долго ли этому быть, Мортимеръ?
   Ляйтвудъ покачалъ головой.-- Все же, Евгеній, тебѣ не хуже, чѣмъ было прежде.
   -- Но я знаю, надежды нѣтъ. Однакоже, я молюсь, чтобъ это продлилось до тѣхъ поръ, пока ты не окажешь мнѣ одной послѣдней услуги, и пока я не сдѣлаю одного послѣдняго дѣла. Удержи меня здѣсь на нѣсколько минутъ. Постарайся, постарайся.
   Его другъ оказалъ ему всю помощь, какую былъ властенъ, и обнадеживалъ его, что ему теперь гораздо лучше, хотя уже и въ эти минуты глаза его теряли выраженіе, такъ рѣдко возвращавшееся къ нимъ.
   -- Удержи меня здѣсь, любезный другъ, если можно! Не дай мнѣ уйти. Я ухожу!
   -- Нѣтъ еще, нѣтъ. Скажи мнѣ, любезный Евгеній, что сдѣлать?
   -- Удержи меня здѣсь только на одну минутку. Я опять ухожу. Не пускай меня. Выслушай прежде. Останови меня, останови меня!
   -- Мой бѣдный Евгеній, постарайся успокоиться.
   -- Я стараюсь. Стараюсь, какъ могу. Еслибы ты только зналъ, какъ я стараюсь! Не давай мнѣ уходить скитаться, пока я тебѣ всего не выскажу. Дай мнѣ еще немного вина.
   Ляйтвудъ исполнилъ это требованіе. Евгеній съ самымъ патетическимъ усиліемъ противъ забытья, которое приближалось къ нему, и съ умоляющимъ взглядомъ, глубоко тронувшимъ его друга, сказалъ:
   -- Ты можешь оставить меня съ Дженни, пока переговоришь съ ней и скажешь ей, о чемъ я умоляю ее. Ты можешь оставить меня съ Дженни, пока будешь у ней. Тебѣ тутъ немного дѣла. Ты нр долго будешь въ отсутствіи.
   -- Нѣтъ нѣтъ, нѣтъ. Но скажи мнѣ, что сдѣлать, Евгеній?
   Я ухожу. Ты не можешь удержать меня.
   -- Скажи однимъ словомъ, Евгеній!
   Глаза его снова остановились, и онъ началъ повторять слово, милліонъ разъ уже повторенное: Лиззи, Лиззи, Лиззи.По бдительная маленькая швейка, внимательная, какъ всегда, слѣдила за нимъ и тутъ; подойдя къ Ляйтвуду, она тронула его за руку въ то время, какъ тотъ смотрѣлъ на своего друга съ отчаяніемъ.
   -- Тс!-- сказала она, приложивъ пальчикъ къ своимъ губамъ.-- Глаза его закрываются. Онъ опомнится, когда опять откроетъ ихъ. Сказать вамъ главное слово, чтобы вы подсказали ему?
   -- Ахъ, Джонни, еслибы вы только могли передать мнѣ настоящее слово!
   -- Могу. Наклонитесь.
   Онъ наклонился, и она шепнула ему на ухо. Она шепнула ему на ухо одно короткое, двусложное слово. Ляйтвудъ вздрогнулъ и посмотрѣлъ на нее.
   -- Попробуйте,-- сказало маленькое созданье, съ лицомъ восторженнымъ и ликующимъ.
   Потомъ она наклонилась надъ безсознательнымъ человѣкомъ и въ первый разъ поцѣловала его въ щеку, и поцѣловала бѣдную изувѣченную руку, бывшую близко къ ней. Потомъ она отошла и стала въ ногахъ кровати.
   Часа черезъ два послѣ этого, Мортимеръ Ляйтвудъ увидѣлъ, что его самосознаніе возвратилось, и онъ тотчасъ же, хотя совершенно спокойно, наклонился къ нему.
   -- Не говори, Евгеній. Ты только смотри на меня и слушай, что я скажу тебѣ. Слѣди за тѣмъ, что я стану говорить.
   Онъ шевельнулъ головой въ знакъ согласія.
   -- Я начну съ того, на чемъ мы остановились. То слово, до котораго намъ слѣдуетъ скорѣй добраться, не есть ли это:-- жена?
   -- Богъ благословитъ тебя, Мортимеръ!
   -- Молчи! Не волнуйся. Не говори. Слушай меня, дорогой мой Евгеній. Твой духъ будетъ спокойнѣе, если ты, лежа здѣсь, назовешь Лиззи своею женой; ты желаешь, чтобъ я переговорилъ съ ней, чтобъ я сказалъ ей и умолилъ ее быть твоею женой. Ты просишь, чтобъ она, приклонившись у этой постели, обвѣнчалась съ тобой, и чтобы ты могъ вполнѣ вознаградить ее? Такъ ли?
   -- Такъ. Богъ благословитъ тебя! Такъ.
   -- Такъ и будетъ, Евгеній. Довѣрь это мнѣ. Мнѣ теперь нужно уйти на нѣсколько часовъ, чтобы привесть въ исполненіе твои желанія. Ты видишь, что это необходимо.
   -- Милый другъ, я такъ и говорилъ.
   -- Дѣйствительно. Но я тогда не могъ догадаться. Какимъ образомъ, думаешь ты, я догадался?
   Посмотрѣвъ внимательно вокругъ, Евгеній увидѣлъ миссъ Дженни, стоявшую въ ногахъ кровати, и на него смотрѣвшую, облокотясь на кровать и поддерживая свою головку руками. Въ лицѣ его мелькнули слѣды его причудливости, въ то время, какъ онъ сдѣлалъ усиліе улыбнуться съ.
   -- Да, дѣйствительно,-- сказалъ Ляйтвудъ,-- она сдѣлала это открытіе. Замѣть, любезный Евгеній: пока я буду въ отсутствіи, ты узнаешь, что я исполнилъ твое порученіе къ Лиззи изъ того, что найдешь ее тутъ, на моемъ теперешнемъ мѣстѣ, у твоей постели съ тѣмъ, чтобъ ужъ не покидать тебя. Еще послѣднее слово предъ уходомъ. Это настоящій путь истиннаго человѣка, Евгеній. И я благоговѣйно вѣрю всею моею душою, что если Провидѣніе милосердно сохранитъ тебя дли насъ, ты будешь осчастливленъ благородною женой, спасительницей твоей жизни и что ты горячо будешь любить ее.
   -- Аминь. Я увѣренъ бъ этомъ. Но я не перенесу этого, Мортимеръ.
   -- Надежда и сила отъ этого не уменьшатся у тебя, Евгеній.
   -- Нѣтъ, не уменьшатся. Прикоснись своимъ лицомъ къ моему въ случаѣ, если я буду отсутствовать, когда ты возвратишься Я люблю тебя, Мортимеръ. Ты обо мнѣ не безпокойся, пока тебя не будетъ здѣсь. Если моя милая храбрая Лиза возьметъ меня, я увѣренъ, что проживу еще столько, чтобъ обвѣнчаться съ ней, добрый другъ мой.
   Миссъ Дженни при этомъ прощаніи между друзьями отдалась вполнѣ своему чувству и, сидя спиной къ кровати, въ бесѣдкѣ своихъ свѣтлыхъ волосъ, горько плакала, хотя безъ всякаго звука. Мортимеръ Ляйтвудъ скоро вышелъ. Когда вечерній свѣтъ удлинилъ густое отраженіе деревьевъ въ рѣкѣ, другая фигура вошла тихими шагами въ комнату больного.
   -- Въ памяти онъ?-- спросила маленькая швейка, когда вошедшая фигура заняло мѣсто у подушки, потому что Дженни уступила его ей немедленно и не могла видѣть лица страдальца въ темной комнатѣ, съ своего новаго и отдаленнаго мѣста.
   -- Онъ въ памяти, Дженни,-- прошепталъ Евгеній тихонько, какъ бы про себя.-- Онъ узнаетъ свою жену.
   

XI. Открытіе сдѣланное кукольною швеей приводится въ дѣйствіе.

   Мистриссъ Джонъ сидѣла за швейною работой въ своей хорошенькой комнаткѣ, у корзинки съ маленькими принадлежностями хорошенькаго костюма, которыя съ виду до того походили на работу кукольной швеи, что можно было подумать, не намѣрена ли она начать мастерство въ подрывъ миссъ Ренъ. Сообщила ли ей свои мудрые совѣты по этому предмету Британская Семейная Хозяйка, этого замѣтно не было; по всей вѣроятности, нѣтъ, потому что туманнаго оракула нигдѣ не замѣчалось. Достовѣрно, однакожъ, что мистриссъ Джонъ Роксмитъ строчила ихъ такою ловкою рукой, какъ будто она непремѣнно брала передъ тѣмъ у кого-нибудь уроки. Любовь -- во всѣхъ дѣлахъ удивительнѣйшій учитель и, можетъ статься, любовь (съ живописной точки зрѣнія, прикрытая только наперсткомъ) учила этой отрасли швейной работы мистриссъ Джонъ Роксмитъ.
   Наступило время, когда Джовъ долженъ былъ возвратиться домой, но какъ мистриссъ Джонъ желала докончить какое-то особенное торжество своего искусства до обѣда, то она и не пошла къ нему навстрѣчу. Спокойно, но отчасти важно улыбаясь, она продолжала шить, производя правильный звукъ ниткой, и являясь чѣмъ-то вродѣ очаровательной фигурки, съ ямочками на щечкахъ, сдѣланной изъ дрезденскаго фарфора для украшенія столовыхъ часовъ самымъ лучшимъ мастеромъ.
   Стукъ въ дверь и звонъ колокольчика. Это не Джонъ, иначе Белла полетѣла бы ему навстрѣчу. Кто же, если не Джонъ? Белла задавала себѣ этотъ вопросъ, какъ порхающая дурочка-служанка впорхнула и сказала:
   -- Мистеръ Ляйтвудъ!
   -- Ахъ, Боже!
   Белла только лишь успѣла набросить платокъ на корзинку, какъ мистеръ Ляйтвудъ поклонился. Въ мистерѣ Ляйтвудѣ замѣчалось что-то необыкновенное, потому что онъ былъ какъ-то страшно серьезенъ и казался нездоровымъ.
   Послѣ немногихъ словъ о счастливомъ времени, когда онъ зналъ мистриссъ Роксмитъ еще подъ именемъ миссъ Вильферъ, мистеръ Ляйтвудъ объяснилъ, что было причиной его тревожнаго состоянія, и почему онъ явился. Онъ явился выразить полную надежду Лиззи Гексамъ, что мистриссъ Роксмитъ не откажется быть на ея свадьбѣ.
   Белла было до того взволнована этою просьбой и краткимъ разговоромъ, который онъ съ такимъ чувствомъ передалъ ей, что ни разу еще такъ кстати не приходился пюхальный флакончикъ, каковымъ въ эту минуту явился стукъ Джона въ наружную дверь.
   -- Мой мужъ,-- сказала Белла.-- Я приведу его сюда.
   Но оказалось, что это легче сказать, чѣмъ сдѣлать, потому что въ ту минуту, какъ она упомянула фамилію мистера Ляйтвуда, Джонъ, уже взявшійся за ручку двери гостиной, остановился.
   -- Взойдемъ на верхъ, моя душечка.
   Белла была удивлена краской въ его лицѣ и его быстрымъ поворотомъ отъ двери. "Что бъ это такое значило?" -- подумала она, провожая его вверхъ по лѣстницѣ.
   -- Ну, жизнь моя,-- сказалъ Джонъ, сажая ее къ себѣ на колѣни,-- скажи мнѣ, что случилось.
   Такъ-то, такъ: "скажи мнѣ, что случилось", однако Джонъ былъ очень смущенъ. Его вниманіе, очевидно, развлекалось даже и тогда, когда Белла разсказывала ему, что случилось. Однакоже, она знала, что онъ принимаетъ большое участіе въ Лизѣ и въ ея судьбѣ. Что бы это значило?
   -- Ты на свадьбу со мной поѣдешь, милый Джонъ?
   -- Нѣ-тъ, душа моя; не могу.
   -- Не можешь, Джонъ?
   -- Нѣтъ, моя милая, невозможно. Обь этомъ нельзя и думать.
   -- Такъ я одна поѣду, Джонъ?
   -- Нѣтъ, душа моя, ты поѣдешь съ мистеромъ Ляйтвудомъ.
   -- Не пора ли намъ сойти къ мистеру Ляйтвуду, милый Джонъ?-- намекнула Белла.
   -- Душечка моя, тебѣ почти что пора; но я прошу тебя извинить меня передъ нимъ.
   -- Неужели ты хочешь сказать, милый Джонъ, что вовсе не пойдешь повидаться съ нимъ? Вѣдь онъ знаетъ, что ты дома. Я сказала ему.
   -- Это жаль, но пособить этому нельзя. Жаль или не жаль но я положительно не могу съ нимъ видѣться, душа моя.
   Белла перебирала въ умѣ, какая могла бы быть причина такого необъяснимаго поведенія, въ то время какъ она, сидя у него на колѣняхъ, смотрѣла на него съ удивленіемъ и нѣсколько дулась. Представилась слабая причина.
   -- Джонъ, дружокъ, неужели ты ревнуешь меня къ мистеру Ляйтвуду?
   -- Ангелъ ты мой,-- отвѣчалъ ея мужъ расхохотавшись,-- какъ могу я ревновать тебя къ нему? Почему мнѣ ревновать къ нему?
   -- Потому, знаешь, Джонъ, -- продолжала Белла, надувшись еще немного,-- что онъ былъ нѣсколько неравнодушенъ ко мнѣ; но это не моя вина.
   -- Твоя вина, что я въ тебя влюбленъ,-- отвѣчалъ ея супругъ, взглянувъ на нее съ гордостью;-- почему же не твоя вина, что онъ былъ влюбленъ въ тебя? Но мнѣ ли ревновать по этой причинѣ? Мнѣ придется всю жизнь съ ума сходить, если я стану ревновать каждаго, кто находилъ мою жену красавицей и очаровательницей!
   -- Я въ половину сердита на тебя, милый Джонъ,-- сказала Белла, немного разсмѣявшись,-- и въ половину довольна тобой, потому что ты такой глупый старикашка и все-таки говоришь хорошія вещи, и будто серіозно такъ думаешь. Не будьте таинственны, сэръ. Что дурное знаете вы про мистера Ляйтвуда?
   -- Ничего, душа моя.
   -- Что такое онъ тебѣ сдѣлалъ когда-нибудь, Джонъ?
   -- Никогда онъ ничего мнѣ не сдѣлалъ, моя милая. Я такъ же ничего худого о немъ не знаю, какъ ничего не знаю худого о мистерѣ Рейборнѣ; онъ никогда ничего мнѣ не сдѣлалъ, и мистеръ Рсинборнъ ничего не сдѣлалъ. И все-таки я имѣю однѣ и тѣ же причины не встрѣчаться ни съ тѣмъ, ни съ другимъ изъ нихъ.
   -- Ахъ, Джонъ!-- возразила Белла, какъ будто она признала его неисправимымъ, какъ прежде сама себя считала неисправимою.-- Ты ничѣмъ не лучше сфинкса! А женатый сфинксъ не то, чтобы., не то, чтобы мужъ отличный и сообщительный,-- сказала Белла обиженнымъ тономъ.
   -- Белла, жизнь моя,-- сказалъ Джонъ Роксмитъ, поцѣловавъ со въ щеку, съ серіозною улыбкой, когда она опустила глаза и опять надулась;-- взгляни на меня. Я хочу сказать тебѣ кое-что.
   -- Серіозно? Синяя Борода съ таинственною комнатой?-- спросила Белла, просвѣтляясь въ лицѣ.
   -- Серіозно. И въ таинственной комнатѣ, сознаюсь. Помнишь, какъ ты просила меня не говорить, что я думаю о твоихъ высокихъ качествахъ, пока ты не подвергнешься испытанію?
   -- Помню, милый Джонъ. И я крѣпко держусь этого, крѣпко держусь этого.
   -- Наступитъ время, душа моя,-- я по пророкъ, но я предсказываю тебѣ -- когда ты подвергнешься испытанію. Наступитъ время, думаю я, когда ты подвергнешься испытанію, котораго ты съ торжествомъ не выдержишь, если не довѣришься мнѣ вполнѣ.
   -- Въ такомъ случаѣ ты можешь положиться на меня, любезный Джонъ, потому что я могу вполнѣ тебѣ довѣриться и теперь довѣряюсь и всегда, всегда довѣряюсь. Не суди обо мнѣ по такому пустому случаю, какъ нынѣшній, Джонъ. Въ маленькихъ вещицахъ я сама маленькая вещица, и всегда была такова. Но въ большихъ вещахъ, надѣюсь, я не такова; я не намѣрена хвастаться, милый Джонъ, но надѣюсь, не такова.
   Онъ былъ убѣжденъ больше, нежели она сама въ истинѣ того, что она говорила въ то время, какъ онъ чувствовалъ ея любящую руку вокругъ себя. Еслибъ ему можно было прозакладывать всѣ богатства Золотого Мусорщика, онъ прозакладывалъ бы ихъ до послѣдняго гроша за вѣрность въ горѣ и въ счастіи ея искренняго и довѣрившагося сердца.
   -- Теперь я сойду внизъ и отправлюсь съ мистеромъ Ляйтвудомъ,-- сказала Белла, вскакивая.-- Ты такой неуклюжій и косолапый въ укладываньи, Джонъ, какого на свѣтѣ не бывало; но если ты будешь такъ добръ и обѣщаешь никогда впередъ этого не дѣлать (хотя я и не знаю, что ты сдѣлалъ!), то ты можешь снарядить мнѣ маленькій мѣшокъ на одну ночь, а я пока надѣну шляпу.
   Онъ радостно принялся за дѣло, а она подвязала свой подбородочекъ, украшенный ямкой, втряхнула головку въ свою шляпку, расправила лепты, надѣла перчатки, пальчикъ за пальчикомъ, и, наконецъ, застегнула ихъ на своихъ прелестныхъ ручкахъ, и, простившись съ нимъ, сошла внизъ. Нетерпѣніе мистера Ляйтвуда было значительно успокоено, когда онъ увидѣлъ ее одѣтою по-дорожному.
   -- Мистеръ Роксмитъ съ нами ѣдетъ?-- сказалъ онъ, недоумѣвая и смотря по направленію къ двери.
   -- Ахъ, я забыла!-- отвѣчала Белла.-- Онъ свидѣтельствуетъ вамъ почтеніе. Лицо у него распухло до величины двухъ лицъ и ему нужно сейчасъ же въ постель лечь, бѣднягѣ и ждать доктора, кровь ему пустить.
   -- Удивительно,-- замѣтилъ Ляйтвудъ,-- что я еще ни разу не видалъ мистера Роксмита, хотя мы въ однихъ и тѣхъ же дѣлахъ участвовали.
   -- Въ самомъ дѣлѣ?-- сказала Белла безъ всякой запинки.
   -- Я начинаю думать,-- замѣтилъ Ляйтвудъ,-- что я никогда его не увижу.
   -- Эти вещи иногда случаются такимъ страннымъ образомъ,-- сказала Белла, не измѣняясь въ лицѣ,-- что въ нихъ какъ будто какая-то судьба участвуетъ. Но я совсѣмъ готова, мистеръ Ляйтвудъ.
   Они отправились тотчасъ же въ маленькой каретѣ, которую Ляигвулъ взялъ въ приснопамятномъ Гриничѣ; изъ Гринича они поѣхали въ Лондонъ, и въ Лондонѣ дожидались на станціи желѣзной дороги преподобнаго Франка Мильвея и Маргариты, жены его, съ которыми Мортимеръ Ляйтвудъ уже имѣлъ совѣщаніе.
   Эта достойная чета была задержана докучливымъ старымъ прихожаниномъ женскаго пола, который былъ одною изъ язвъ ихъ жизни, и съ которымъ они обращались съ самою примѣрною ласковостьщ и доброхотно стью, несмотря на то, что онъ былъ зачумленъ нелѣпостью, сообщавшеюся всему и всѣмъ, съ чѣмъ бы и съ кѣмъ бы ни приходилъ онъ въ соприкосновеніе. Женщина эта была членъ паствы преподобнаго Франка и поставила себѣ задачей отличаться въ этомъ обществѣ явнымъ плачемъ при всемъ мало-мальски утѣшительномъ, что проповѣдывалъ преподобный Франкъ по обязанности своего служенія; равно и примѣненіемъ къ себѣ разныхъ сѣтованіи Давида и жалобами на обиды, ей нанесенныя, на враговъ, роющихъ вокругъ нея ямы и наносящихъ ей побои желѣзными прутьями. Дѣйствительно, эта старая вдовица отбывала часть утренней и вечерней службы такъ, какъ будто она приносила жалобу съ присягой судьѣ и умоляла его дать приказъ арестовать виновныхъ. Но въ этомъ еще не состояло все неудобство ея характеристики; оно обыкновенно въ ненастную погоду и около разсвѣта выражалось въ формѣ впечатлѣнія, что у ней есть что-то на душѣ, и что преподобному Франку необходимо тотчасъ придти къ ней и избавить ее отъ этого. Этому доброму человѣку много разъ приходилось вставать съ постели и отправляться къ мистриссъ Спроджинъ (такова была фамилія этой мученицы) и подавлять въ себѣ чувство смѣха сильнымъ сознаніемъ своей обязанности, въ полной увѣренности, что изъ всего этого ничего, кромѣ простуды, не выйдетъ. Однакоже, преподобный Франкъ Мильвей и мистриссъ Мильвей, за исключеніемъ разговора объ этомъ между собой, никогда не намекали мистриссъ Спроджинъ, что она почти не стоитъ хлопотъ, которыя причиняетъ, и переносили все это, какъ могли, подобно тому какъ переносили всѣ свои безпокойства.
   Этотъ, чрезвычайно требовательный членъ паствы, повидимому, былъ надѣленъ шестымъ чувствомъ, съ помощью коего онъ зналъ, когда преподобный Франкъ Мильвей менѣе всего желаетъ его присутствія, и въ такое время поспѣшно являлся въ его маленькой передней. Поэтому преподобный Франкъ, охотно давшій обѣщаніе вмѣстѣ съ своей супругой сопутствовать Ляйтвуду въ его поѣздкѣ, сказалъ ей, собираясь въ дорогу.
   -- Поспѣшимъ, Маргаритти, моя милая, иначе какъ разъ мистриссъ Спроджинъ на насъ нагрянетъ.
   На что мистриссъ Мильвей отвѣчала съ обычною твердорѣчивостью:-- Ахъ, да! Она такая несносная, Франкъ, такъ надоѣдаетъ!
   Едва произнесли они эти слова, какъ было доложено о предметѣ ихъ разговора, уже дожидавшемся внизу и желавшемъ посовѣтоваться по какому-то душеспасительному предмету. Такъ какъ предметы, о коихъ мистриссъ Спроджинъ желала имѣть поясненіе, рѣдко заключали въ себѣ безотлагательную важность (какъ, напримѣръ, кто кого родилъ или что-нибудь, касавшееся аморитянъ), то мистриссъ Мильвей въ теперешнемъ исключительномъ случаѣ прибѣгла къ уловкѣ и рѣшилась откупиться отъ нея подаркомъ чаю и сахару, съ хлѣбомъ и масломъ. Эти подарки мистриссъ Спродгкппъ приняла; но все еще упорно оставалась въ передней, чтобы сдѣлать книксенъ преподобному Франку, когда онъ появится. Онъ же не остерегся, и по своему добросердечію сказалъ ей: "Ну, Салли, вотъ и вы здѣсь", и тутъ же былъ запутанъ длинною рѣчью со стороны мистриссъ Спроджинъ, все мотавшейся вокругъ того, что она смотритъ на чай и на сахаръ въ свѣтѣ мирры и благоуханія, и считаетъ хлѣбъ и масло тождественными съ акридами и дикимъ медомъ.
   Передавъ такое поучительное свѣдѣніе, мистриссъ Спроджинъ оставила переднюю съ твердымъ намѣреніемъ вскорѣ опять пожаловать; а мистеръ и мистриссъ Мильвей, въ испаринѣ, поспѣшили на станцію желѣзной дороги. Все сіе разсказывается здѣсь къ чести и въ прославленіе этой доброй христолюбивой парочки, представительницы многихъ сотенъ другихъ христолюбивыхъ паръ, столь же добросовѣстныхъ, сколько и полезныхъ, доводящихъ ничтожность своего труда до его величія и не чувствующихъ опасности утратить свое достоинство, примѣняя себя къ непостижимѣйшимъ нелѣпостямъ.
   -- Были задержаны до послѣдней минуты человѣкомъ, имѣющимъ на меня право, -- извинялся преподобный Франкъ предъ Ляйтвудомъ, нисколько не думая о себѣ.
   Къ этому мистриссъ Мильвей присовокупила, думая о немъ, какъ жена-сподвижница:-- Ахъ, да, были задержаны до послѣдней минуты. Что же касается до права, Франкъ, то, по моему мнѣнію, ты иногда слишкомъ снисходителенъ и позволяешь употреблять нѣсколько во зло это право.
   Белла сознавала, въ противность своему ручательству за самое себя, что отсутствіе ея мужа подастъ непріятный поводъ къ удивленію обоимъ супругамъ. И она не совсѣмъ была спокойна, когда мистриссъ Мильвей спросила:
   -- Здоровъ ли мистеръ Роксмитъ. Онъ впередъ поѣхалъ или за нами послѣдуетъ?
   Въ отвѣтъ на это Беллѣ представилась необходимость отправить своего мужа опять въ постель и продержать его на ней ві ожиданіи новаго кровопусканія. Белла такъ и сдѣлала. По и въ мило вину не такъ удачно во второй разъ, какъ это было въ первый, ибо дважды сказанное бѣлое кажется почти чернымъ, если вы къ этому не привыкли.
   -- Ахъ, Боже мой!-- сказала мистриссъ Мильвей:-- какая жалость! Мистеръ Роксмитъ принималъ такъ много участія въ Лизѣ Гексамъ, когда мы тамъ прежде были. И еслибы мы только знали о его флюсѣ, мы могли бы дать кой-что такое, что попридержало бы опухоль, по крайней мѣрѣ на короткое время, которое бы потребовалось на эту поѣздку.
   Чтобы сдѣлать бѣлое еще бѣлѣй, Белла поспѣшила сказать, что онъ боли не чувствуетъ. Мистриссъ Мильвей была очень рада слышать это.
   -- Я не знаю, какъ это случается,-- сказала мистриссъ Мильвей,-- и увѣрена, что ты тоже не знаешь, Франкъ, но только священники и ихъ жены, какъ б)дто производятъ у людей опухоль въ лицѣ. Каждый разъ, какъ я обращу вниманіе на ребенка въ школѣ, мнѣ всегда кажется, что лицо у него тотчасъ же начинаетъ пухнуть. Франку стоитъ только познакомиться съ какоюнибудь новою старушкой, какъ ужъ у ней флюсъ начинается. Кромѣ того, мы всегда въ бѣдныхъ дѣтяхъ сильное сопѣніе причиняемъ. Я сама не знаю, какъ это мы дѣлаемъ, и была бы очень рада этого не дѣлать; по чѣмъ больше обращаемъ мы на нихъ вниманія, тѣмъ больше они сопятъ. Это также бываетъ, когда проповѣдь начинается... Франкъ, вѣдь это школмейстеръ. Я гдѣ-то его видѣла.
   Указаніе относилось къ молодому человѣку задумчиваго вида, въ черномъ сюртукѣ, черномъ жилетѣ и въ сѣрыхъ панталонахъ Онъ вошелъ въ контору станціи съ улицы какъ-то нерѣшительно, вслѣдъ за тѣмъ какъ Ляйтвудъ вышелъ изъ нея къ вагонамъ, и началъ торопливо прочитывать печатныя объявленія и афиши на стѣнѣ. Онъ отрывочно прислушивался къ тому, что говорилось въ народѣ, ждавшемъ на станціи, и переходилъ изъ стороны въ сторону. Онъ случился вблизи въ то время, какъ мистриссъ Мильвей упомянула имя Лизы Гексамъ, и съ тѣхъ поръ оставался вблизи. Онъ стоялъ, обратившись къ нимъ спиной и сложивъ сзади свои руки въ перчаткахъ. Въ немъ было замѣтно такое замѣшательство, выражавшее нерѣшительность:-- заявлять ли ему или не заявлять о слышанной имъ ссылкѣ на него,-- что мистеръ Мильвей заговорилъ съ нимъ.
   -- Я не могу припомнить вашу фамилію,-- сказалъ онъ,-- но я помню, что я видѣлъ васъ въ нашей школѣ.
   -- Меня зовутъ Брадлей Гедстонъ, сэръ,-- отвѣчалъ онъ, отодвигаясь въ болѣе уединенное мѣсто.
   -- Мнѣ слѣдовало бы помнить это,-- сказалъ мистеръ Мильвей, подавая ему руку.-- Надѣюсь, вы совершенна здоровы? Немного утомлены работой, я опасаюсь.
   -- Да, я теперь утомленъ работой, сэръ.
   -- Гимнастическими играми во время своей послѣдней вакаціи не занимались?
   -- Нѣтъ, сэръ.
   -- Работа безъ моціона, мистеръ Гедстонъ, скуки вамъ не причинитъ, я полагаю; но она можетъ повести къ неваренію желудка, если вы не побережете себя.
   -- Постараюсь поберечь себя, сэръ. Могу ли я просить у васъ позволенія переговорить съ вами одну минуту, внѣ станціи?
   -- Безъ всякаго сомнѣнія.
   Былъ вечеръ и станціонная контора была освѣщена. Школмейстеръ, но спускавшій глазъ съ двери, въ которую вышелъ Ляйтвудъ, направился черезъ другую дверь въ уголъ наружи, гдѣ было больше тѣни, чѣмъ свѣту, и сказалъ, пощипывая свои перчатки:
   -- Одна изъ вашихъ дамъ, сэръ, упомянула, какъ я слышалъ, знакомое мнѣ имя; могу даже сказать, коротко знакомое. Имя сестры моего стараго ученика. Онъ былъ моимъ ученикомъ долгое время: дѣла его пошли успѣшно, и онъ быстро пошелъ въ г-ору. Фамилія Гексамъ. Имя Лиззи Гексамъ.
   Онъ казался застѣнчивымъ человѣкомъ, боровшимся съ своею нервозностью и говорившимъ очень сдержанно. Остановка, сдѣланная имъ между двумя послѣдними предложеніями, была крайне затруднительная для слушателя.
   -- Дѣйствительно,-- отвѣчалъ мистеръ Мильвей.-- Мы ѣдемъ къ ней.
   -- Я такъ и понимаю, сэръ. Надѣюсь, ничего дурного не случилось съ сестрой моего прежняго ученика? Надѣюсь, она никакой потери не понесла. Надѣюсь, она не въ горѣ? Не лишилась никого изъ родственниковъ?
   Мистеръ Мильвей подумалъ: "Какая у этого человѣка странная манера и какой мрачный потупленный взглядъ"; но все-таки отвѣтилъ своимъ обыкновеннымъ открытымъ образомъ:
   -- Я радъ сообщить вамъ, мистеръ Гексамъ, что сестра вашего прежняго ученика не понесла никакой потери. Вы, можетъ-статься, подумали, что я ѣду хоронить кого-нибудь?
   -- Можетъ-статься, мысли мои невольно связывались съ вашимь священническимъ званіемъ; но я не сознавалъ этого. Итакъ, бы не за этимъ ѣдете, сэръ?
   У этого человѣка были такія странныя манеры и такой скрытный взглядъ, что онъ дѣлался совершенно невыносимъ.
   -- Нѣтъ. Говоря прямо,-- сказалъ мистеръ Мильвей,-- такъ какъ вы столько интересуетесь сестрой вашего прежняго ученика, я могу сказать вамъ, что ѣду сочетать ее бракомъ.
   Школмейстеръ отступилъ назадъ.
   -- Не съ самимъ собой,-- сказалъ мистеръ Мильвей, улыбаясь,-- потому что у меня есть жена. Я ѣду благословить ея свадьбу.
   Брадлей Гедстонъ ухватился за столбъ, стоявшій позади его. Если мистеръ Мильвей зналъ когда-нибудь, что такое блѣдное лицо, то онъ зналъ это только по тому лицу, которое увидѣлъ въ ту минуту.
   -- Вы совсѣмъ больны, мистеръ Гедстонъ!
   -- Бездѣлица, сэръ. Это скоро пройдетъ. Я уже привыкъ къ припадкамъ головокруженія. Пожалуйста, не оставайтесь для меня, сэръ; мнѣ помощи не потребуется. Благодарю васъ. Много обязанъ, что вы удѣлили мнѣ нѣсколько минутъ вашего времени.
   Когда мистеръ Мильвей, не могшій тратить ни одной минуты болѣе, далъ приличный отвѣтъ и пошелъ обратно въ контору, онъ замѣтилъ, что школмейстеръ прислонился къ столбу, держа въ одной рукѣ шляпу, а другою ухватившись за свои галстукъ и какъ будто бы силясь сорвать его. Преподобный Франкъ обратилъ на него вниманіе одного изъ служителей, сказавъ:
   -- Тамъ въ углу стоить человѣкъ. Онъ, повидимому, очень боленъ и требуетъ помощи, хотя и говоритъ, что не нуждается въ ней.
   Ляйтвудъ къ этому времени занялъ мѣста. До звонка оставалось лишь нѣсколько секундъ. Они уже сѣли въ вагонъ и начали выдвигаться изъ станціи, какъ тотъ же служитель вернулся и побѣжалъ по платформѣ, заглядывая въ кареты.
   -- О! Вы здѣсь, сэръ!-- сказалъ онъ, вскочивъ на приступку и держась локтемъ за оконную раму на ходу поѣзда.-- Съ человѣкомъ, что вы мнѣ указали, припадокъ случился.
   -- Изъ того, что онъ сказалъ мнѣ, я заключаю, что онъ подверженъ такимъ припадкамъ. Онъ оправится на свѣжемъ воздухѣ черезъ нѣсколько времени.
   -- Ему такъ дурно, что онъ кусается и брыкается во всѣ стороны съ неистовствомъ, -- говорилъ служитель.-- Не пожалуетъ ли джентльменъ свою карточку {Въ Англіи каждый джентльменъ имѣетъ при себѣ свои визитныя карточки съ означеніемъ на нихъ своего адреса. Онѣ во множествѣ случаевъ служатъ тамъ удостовѣреніемъ личности. Прим. перев.}, такъ какъ онъ первый увидалъ его?
   Джентльменъ далъ свою карточку, объяснивъ при этомъ, что человѣкъ, съ кѣмъ случился припадокъ, извѣстенъ ему только, какъ человѣкъ уважительнаго званія, сказавшій ему, что чувствуетъ себя не совсѣмъ здоровымъ, что, впрочемъ, и самая наружность его показывала. Служитель, получивъ карточку, улучилъ минуту спрыгнуть и спрыгнулъ; такимъ образомъ это и кончилось.
   Поѣздъ загрохоталъ между крышами домовъ, между избитыми стѣнами домовъ, сломанныхъ для очистки ему мѣста, и надъ кишѣвшими народомъ улицами, и надъ злачною землей, пока не перелетѣлъ чрезъ рѣку, разразившись надъ ея спокойной поверхностью будто бомба и шипя въ вихрѣ дыма, пара и огня. Еще немного, и онъ снова загрохоталъ черезъ рѣку, будто громадная ракета: смѣясь надъ водными извилинами и изворотами съ невыразимымъ презрѣніемъ и летя прямо къ своей цѣли, какъ летитъ къ своей дѣдушка-время, которому нѣтъ дѣла, какъ живыя воды совершаютъ свои приливы и отливы, какъ онѣ отражаютъ небесный свѣтъ и небесныя тѣни, какъ онѣ производятъ свои сорныя травки и свои цвѣтки, какъ онѣ поворачиваютъ то въ одну, то въ другую сторону, какъ онѣ шумятъ или молчатъ, какъ возмущаются или покоятся, ибо теченіе ихъ имѣетъ одинъ вѣрный конецъ, хотя источники и затѣи ихъ многочисленны.
   Потомъ послѣдовала поѣздка въ каретѣ, близъ величественной рѣки, скрадывающейся въ ночи, какъ и все скрадывается ночью ли, днемъ ли, тихо уступая притягательной силѣ магнитной скалы вѣчности; и чѣмъ ближе они подъѣзжали къ комнатѣ, гдѣ лежалъ Евгеній, тѣмъ болѣе опасались, что найдутъ его скитанія поконченными. Наконецъ, они увидѣли ея тусклый свѣтъ, проникавшій наружу, и онъ подалъ имъ надежду, хотя Ляйтвудъ и замялся, подумавъ: "Если онъ умеръ, то она все еще сидитъ подлѣ него".
   Но онъ лежалъ спокойно, на половину безъ чувствъ, на половину въ забытьи. Белла, войдя въ комнату съ поднятымъ въ предостереженіе пальчикомъ, тихо поцѣловала Лизу, но не сказала ни слова. Изъ нихъ никто не говорилъ; но всѣ сѣли въ ногахъ кровати, въ молчаливомъ ожиданіи. И тутъ, въ этомъ ночномъ бдѣніи, мѣшаясь съ теченіемъ рѣки и грохотомъ поѣзда, слова явились въ умѣ Беллы вопросы: "что бы такое было во глубинахъ этой тайны Джона? Почему никогда не видалъ его мистеръ Ляйтвудъ, и почему онъ до сихъ поръ избѣгаетъ его? Когда наступитъ то испытаніе, гдѣ ея увѣренность въ мужѣ и ея долгъ передъ нимъ должны будутъ поддержать ее и доставить ему торжество? Ибо таковы его условія. Ея переходъ чрезъ испытаніе долженъ былъ доставить человѣку, кого она всѣмъ сердцемъ любила, торжество, и это условіе не должно терять изъ виду..."
   Поздно ночью Евгеній открылъ глаза. Онъ былъ въ памяти и тотчасъ же сказалъ:-- Какое теперь время? Возвратился ли нашъ Мортимеръ?
   Ляйтвудъ немедленно приблизился, чтобъ отвѣтить за себя.
   -- Я здѣсь, Евгеній, и все готово.
   -- Другъ,-- отвѣчалъ Евгеній улыбаясь,-- мы оба благодаримъ тебя отъ души. Лиза, скажи имъ, какъ я радъ ихъ видѣть и какъ я былъ бы краснорѣчивъ, еслибы могъ говорить.
   -- Въ этомъ нѣтъ нужды,-- сказалъ мистеръ Мильвей.-- Мы это знаемъ. Вы теперь лучше себя чувствуете, мистеръ Рейборнъ?
   -- Я чувствую себя гораздо счастливѣе,-- сказалъ Евгеній.
   -- И гораздо лучше тоже, надѣюсь?
   Евгеній обратилъ глаза къ Лизѣ и ничего не отвѣчалъ.
   Потомъ, когда всѣ стали вокругъ постели, мистеръ Мильвей, открылъ книгу, началъ обрядъ, такъ мало совмѣстный съ тѣнью смерти, столь нераздѣльный въ нашемъ умѣ съ пыломъ жизни и веселостью, и надеждой, и здоровьемъ, и радостью. Белла думала, какъ все это не походило на ея собственную радостную свадебку, и плакала. Кукольная швея, закрывъ лицо руками, плакала въ своей золотой бесѣдкѣ. Читая тихимъ внятнымъ голосомъ, мистеръ Мильвей совершилъ обрядъ съ приличною простотой, наклонившись надъ Евгеніемъ, не спускавшимъ съ него своихъ глазъ. Женихъ не могъ двинуть свою руку, и потому они дотронулись кольцомъ до его пальцевъ и надѣли его на палецъ невѣсты {}. Когда оба они произнесли обѣтъ, она положила свою руку на его руку и такъ оставила ее. Когда церемонія окончилась, и всѣ вышли изъ комнаты, она подвела свою руку подъ его голову и положила свою голову и а подушку возлѣ него.
   -- Открой занавѣски, моя милая,-- сказалъ Евгеній по нѣкоторомъ времени.-- Посмотримъ, каковъ-то нашъ свадебный денекъ.
   Солнце восходило, и его первые лучи упали въ комнату въ то время, какъ она опять подошла къ нему и поцѣловала его.
   -- Благословляю этотъ день!-- сказалъ Евгеній.
   -- Благословляю этотъ день!-- сказала Лиза.
   -- Свадьба твоя была печальная, моя милая женушка,-- сказалъ Евгеній.-- Тебѣ достался изувѣченный человѣкъ, простертый во всю свою длину, который будетъ почти ничто для тебя, когда ты останешься молодою вдовой.
   -- Я отдала бы весь міръ за эту свадьбу, еслибы смѣла когда-нибудь надѣяться, что она будетъ,-- отвѣчала Лиза.
   -- Ты бросила себя на произволъ судьбы,-- сказалъ Евгеній, качая головой -- Но ты послѣдовала за сокровищемъ своего сердца. Мое оправданіе только въ томъ, что ты сперва свое сердце бросиле, дорогая моя.
   -- Нѣтъ. Я тебѣ отдала его.
   -- Это все то же, моя бѣдная Лиза!
   -- Замолчи, замолчи! Это совсѣмъ не то.
   Въ его глазахъ показались слезы, и она просила его закрыть ихъ.
   По англиканскому обряду вѣнчанія, женихъ надѣваетъ свое кольцо на палецъ невѣсты; обмѣна воленъ нѣтъ.
   -- Нѣтъ,-- сказалъ Евгеній, снова качая головой,-- дай мнѣ насмотрѣться на тебя, Лиза, пока еще можно. Моя храбрая, преданная дѣвушка! Героиня моя!
   Отъ его похвалы ея глаза наполнились слезами. И когда онъ, собравъ силы, придвинулъ немного свою голову и положилъ ее на грудь къ ней, слезы обоихъ смѣшались.
   -- Лиза,-- сказалъ Евгеній послѣ нѣкотораго молчанія,-- если ты увидишь, что я начну уходить изъ этого убѣжища, котораго не заслужилъ, назови меня но имени, и, мнѣ кажется, я вернусь.
   -- Хорошо, милый Евгеній.
   -- Видишь! воскликнулъ Евгеній, улыбаясь.-- Я бы ушелъ, еслибы не это!
   Немного времени спустя, когда онъ, казалось, началъ погружаться въ безпамятство, она сказала спокойнымъ любящимъ голосомъ: "Евгеній, милый мужъ мой!" Онъ тутъ же отвѣтилъ: "Вотъ, опять! Видишь, какъ ты можешь вернуть меня!" И послѣ тоже, когда уже онъ и говорить не могъ, онъ все-таки отвѣчалъ ей легкимъ движеніемъ своей головы на ея груди.
   Солнце стояло высоко на небѣ, когда она тихо встала, чтобы дать ему необходимыя возбуждающія лѣкарства и пищу. Его совершенная безпомощность, будто безпомощность разбитаго корабля, брошеннаго на берегъ, въ эту минуту испугала ее; но самъ онъ, казалось, нѣсколько оживился надеждой.
   -- Ахъ, моя милая Лиза!-- сказалъ онъ слабымъ голосомъ.-- Какъ мнѣ отплатить тебѣ за все, чѣмъ я обязанъ тебѣ, если я выздоровлю!
   -- Не стыдись меня,-- отвѣчала она,-- и ты сдѣлаешь больше, чѣмъ отплатишь мнѣ за все.
   -- Цѣлая жизнь нужна, Лиза, чтобъ отплатить тебѣ, больше цѣлой жизни.
   -- Живи же для этого; живи для меня, Евгеній, живи, и ты увидишь, какъ я буду стараться улучшить себя, чтобы никогда не навлечь на тебя безчестія.
   -- Душечка моя, -- отвѣчалъ онъ, собравшись съ своими обычными манерами больше, чѣмъ могъ до сихъ поръ собраться.-- Напротивъ, я думаю, что мнѣ ничего лучшаго не остается, какъ умереть.
   -- Ничего лучшаго не остается, какъ оставить меня съ разбитымъ сердцемъ?
   -- Я не это хочу сказать, милая моя. Я не объ этомъ думалъ. Я думалъ вотъ о чемъ. Изъ состраданія ко мнѣ, въ моемъ изувѣченномъ и разбитомъ состояніи ты какъ цѣнишь меня, такъ хорошо думаешь обо мнѣ, такъ сильно любишь меня!
   Одинъ Богъ знаетъ, какъ сильно я люблю тебя!
   -- И Богъ одинъ знаетъ, какъ я цѣню это. Хорошо, если я останусь въ живыхъ, ты увидишь, каковъ я.
   -- Я увижу, что въ моемъ мужѣ огромный запасъ рѣшимости и энергіи, и что онъ употребитъ ихъ на благо.
   -- Такъ и я надѣюсь, милая Лиззи,-- сказалъ Евгеній весело и немножко причудливо.-- Такъ я и надѣюсь. Но я не могу призвать на помощь тщеславіе, чтобы думать такимъ образомъ. Какъ я могу думать такимъ образомъ, смотря назадъ на такую ничтожно-проведенную юность, какова была моя! Я искренно надѣюсь, но я не смѣю вѣрить. На совѣсти у меня лежитъ жгучее предчувствіе, что еслибъ я остался въ живыхъ, я обманулъ бы твое доброе обо мнѣ мнѣніе и обманулъ бы свое собственное, и что мнѣ надобно умереть, моя милая!
   

XII. Мимолетная тѣнь.

   Вѣтры и приливо-отливы поднимались и падали извѣстное число разъ, земля обернулась вокругъ солнца извѣстное число разъ, корабль на океанѣ совершилъ свое плаваніе благополучно и доставилъ въ домъ малютку Беллу. Въ это время кто такъ блаженствовалъ и былъ такъ счастливъ какъ мистриссъ Джонъ Роксмитъ, за исключеніемъ, конечно, мистера Джона Роксмита?
   -- Теперь желаешь ты быть богатою, моя душечка?
   -- Какъ можешь ты дѣлать такіе вопросы, милый Джонъ? Развѣ я не богата?
   Эти слова были изъ первыхъ, произнесенныхъ надъ спавшею малюткой Беллой. Она скоро оказалась малюткой удивительнаго ума, проявлявшею сильное отвращеніе отъ общества своей бабушки, и постоянно страдала отъ мучительнаго окисленія желудка, каждый разъ какъ эта величавая дама дѣлала ей честь своимъ вниманіемъ.
   Очаровательно было смотрѣть на Беллу, созерцавшую малютку и находившую свои собственныя ланитныя ямочки въ этомъ крошечномъ отраженіи, какъ будто бы она глядѣлась въ зеркало безъ всякаго тщеславія. Ея отецъ херувимчикъ справедливо говорилъ ея мужу, что малютка какъ будто бы дѣлала ее моложе, чѣмъ она была прежде, и напоминала ему дни, когда у ней была любимая куколка, съ которою она постоянно разговаривала. Въ цѣломъ мірѣ не отыскалась бы другая малютка, для которой былъ бы такой запасъ всякаго пріятнаго вздора въ прибауткахъ и пѣсенкахъ, какіе наговаривала и напѣвала Белла этому ребенку, или которую бы одѣвали и раздѣвали такъ же часто, въ продолженіе сутокъ, какъ Белла раздѣвала и одѣвала этого ребенка, или, которую бы прятали за дверью и вдругъ выставляли навстрѣчу ея отцу, когда онъ возвращался домой, какъ прятали и выставляли этого ребенка; короче сказать, такую малютку, которая бы дѣлала хоть въ половину столько младенческихъ проказъ при содѣйствіи живой изобрѣтательности своей веселой и счастливой матери, какія дѣлалъ этотъ неисчерпаемый ребенокъ.
   Неисчерпаемый ребенокъ былъ узко двухъ или трехъ мѣсяцевъ, какъ Белла начала замѣчать облако на лицѣ своего мужа. Наблюдая его, она видѣла, какъ на его лицѣ собиралась и возрастала забота, которая причиняла ей большое безпокойство. Не разъ она будила его, когда онъ бормоталъ во снѣ, и хотя въ этомъ бормотанія ничего, кромѣ ея собственнаго имени, не слышалось, однакоже, ей было ясно, что его безпокойство имѣло начало въ какой-нибудь тяжелой заботѣ. Поэтому Белла предъявила, наконецъ, свое право раздѣлить эту тяжесть и принять на себя одну половину ея.
   -- Тебѣ извѣстно, милый Джонъ,-- сказала она, весело ссылаясь на ихъ прежній разговоръ,-- что мнѣ можно, кажется, въ большихъ вещахъ довѣриться. А вѣдь не бездѣлица же какая-нибудь причиняетъ тебѣ столько безпокойства. Ты поступаешь, положимъ, благоразумно, что стараешься скрыть отъ меня свое безпокойство насчетъ чего-то; но совсѣмъ скрыть ты все-таки не можешь, Джонъ, душа моя.
   -- Признаюсь, я не совсѣмъ покоенъ, моя милая.
   -- И у такъ, пожалуйста, сказки мнѣ, насчетъ чего же, сэръ?
   Не тутъ-то было! Онъ уклонился.
   "Такъ и быть!" подумала Белла рѣшительно. "Джонъ требуетъ, чтобъ я вполнѣ довѣрилась ему, и въ этомъ онъ не ошибется".
   Однажды она отправилась въ городъ, чтобы тамъ присоединиться къ нему и сдѣлать вмѣстѣ кое-какія покупки. Она встрѣтила его въ концѣ своего пути, и они пошли вмѣстѣ по улицамъ. Онъ былъ въ веселомъ расположеніи духа, хотя нее еще упорно держался мысли о томъ, какъ бы имъ разбогатѣть, и сказалъ при этомъ:
   -- Представимъ себѣ, то вонъ та прекрасная карета принадлежитъ намъ и ждетъ, чтобъ отвезти насъ въ превосходный домъ, который также принадлежитъ намъ. Въ такомъ случаѣ, что желала бы Белла больше всего найти въ этомъ домѣ? Что бы такое? Белла не знала: имѣя все для нея нужное, она ничего не могла сказать. Но мало-по-малу она была доведена до сознанія, что желала бы имѣть для неисчерпаемаго ребенка такую дѣтскую, какой никогда не видывали. Дѣтская должна быть "настоящая радуга по краскамъ", ибо она была совершенно увѣрена, что малютка обращаетъ вниманіе на краски; лѣстница въ нее домна быть украшена самыми отборными цвѣтами, ибо положительно вѣрно, что малютка обращаетъ вниманіе на цвѣты, и гдѣ-нибудь птичникъ долженъ быть устроенъ съ превосходными маленькими птичками, ибо нѣтъ ни малѣйшаго сомнѣнія, что малютка обращаетъ вниманіе на птичекъ.
   -- Не нужно ли еще чего-нибудь?
   -- Нѣтъ, милый Джонъ.
   Удовлетворивъ всѣмъ пристрастіямъ и наклонностямъ неисчерпаемаго ребенка, Белла не могла ни о чемъ иномъ подумать.
   Такимъ образомъ разговаривали они, и Джонъ уже предложилъ:
   -- Не нужно ли, напримѣръ, драгоцѣнностей собственно для тебя?
   И Белла уже отвѣтила было со смѣхомъ:-- О, если до этого дошло, то не мѣшало бы имѣть хорошенькую шкатулку изъ слоновой кости съ драгоцѣнностями для туалета малютки,-- какъ всѣ эти картины померкли и скрылись.
   Они повернули за уголъ и встрѣтились съ мистеромъ Ляйтвудомъ.
   Тотъ остановился, какъ бы окаменѣвъ, при видѣ супруга Беллы, измѣнившагося въ лицѣ въ то же мгновеніе.
   -- Мы съ мистеромъ Ляйтвудомъ встрѣчались прежде,-- сказалъ онъ.
   -- Встрѣчались прежде, Джонъ?-- повторила Белла тономъ удивленія.-- Мистеръ Ляйтвудъ говорилъ мнѣ, что онъ никогда не видалъ тебя.
   -- Я тогда еще не зналъ, что мы встрѣчались,-- сказалъ Ляптвудъ, безпокоясь за нее.-- Мнѣ кажется я только слыхалъ о... мистерѣ Роксмитѣ. (Съ удареніемъ на фамиліи).
   -- Когда мистеръ Ляйтвудъ видѣлъ меня, душа моя, -- замѣтилъ ея мужъ, не уклоняясь отъ его взгляда, но смотря прямо ему въ лицо,-- мое имя было Юлій Гандфордъ.
   Юлій Гандфордъ! Фамилія, которую Белла часто видѣла въ старыхъ газетахъ, когда жила въ домѣ мистера Боффина! Юлій Гандфордъ, кого всенародно приглашали явиться, и за свѣдѣніе о комъ всенародно предлагалась награда!
   -- Я не сталъ бы упоминать объ этомъ въ вашемъ присутствіи,-- деликатно сказалъ Ляйтвудъ, обращаясь къ Беллѣ,-- но вашъ супругъ самъ заговорилъ объ этомъ, и потому я долженъ подтвердить его показаніе. Я встрѣчался съ нимъ, какъ съ мистеромъ Юліемъ Гандфордомъ и послѣ употреблялъ всѣ усилія отыскать его, что, безъ сомнѣнія, было ему извѣстно.
   -- Совершенно справедливо. Но я имѣлъ поводъ или интересъ,-- сказалъ Роксмитъ спокойно,-- избѣгать отысканія.
   Белла съ удивленіемъ смотрѣла то на одного, то на другого изъ нихъ.
   -- Мистеръ Ляйтвудъ, -- продолжалъ ея супругъ, -- случай свелъ насъ лицомъ къ лицу, наконецъ. Удивляться тутъ нечему: удивительно развѣ только то, какъ, вопреки всѣмъ моимъ стараніямъ избѣгать встрѣчи съ вами, случай не свелъ насъ раньше, и мнѣ остается лишь напомнить вамъ, что вы уже были въ моемъ домѣ, и прибавить, что я не перемѣнялъ своего мѣстожительства.
   -- Сэръ, -- отвѣчалъ Ляйтвудъ, выразительно взглянувъ на Беллу,-- мое положеніе пренепріятное. Я надѣюсь, никакое соучастіе въ этомъ ужасномъ дѣлѣ не будетъ вамъ приписано, но вы не можете не знать, что ваше необыкновенное поведеніе подвергло васъ подозрѣнію.
   -- Я знаю, что подвергло, -- было все, что онъ сказалъ въ отвѣтъ.
   -- Моя обязанность по званію,-- сказалъ Ляйтвудъ съ нерѣшимостью и снова бросилъ взглядъ на Беллу,-- далеко не согласуется съ моимъ личнымъ желаніемъ, но я сомнѣваюсь, мистеръ Гандфордъ или мистеръ Роксмитъ, имѣю ли право оставить васъ здѣсь, пока вы не объясните мнѣ вашего образа дѣйствій.
   Белла схватила своего мужа за руку.
   -- Не пугайся, моя милая. Мистеръ Ляйтвудъ увидитъ, что имѣетъ право оставить насъ здѣсь. Во всякомъ случаѣ,-- прибавилъ Роксмитъ,-- онъ увидитъ, что я имѣю намѣреніе здѣсь разстаться съ нимъ.
   -- Я думаю, сэръ,-- сказалъ Ляйтвудъ,-- вы едва ли можете отрицать, что въ то время, какъ я былъ у васъ въ домѣ, вы избѣгали меня съ особою цѣлью.
   -- Мистеръ Ляйтвудъ, увѣряю васъ, что не имѣю ни желанія, ни намѣренія отрицать это. Я продолжалъ бы избѣгать васъ, согласно съ такою же задуманною цѣлью, еще нѣсколько времени, еслибы мы теперь не встрѣтились. Теперь я прямо иду и останусь дома завтра до полудня. Впослѣдствіи, я надѣюсь, мы лучше познакомимся. Прощайте.
   Ляйтвудъ стоялъ въ нерѣшимости, но мужъ Беллы прошелъ мимо его твердою поступью, ведя Беллу подъ руку, и они отправились домой, не встрѣтивъ никакого дальнѣйшаго заявленія или препятствія отъ кого бы то ни было.
   Когда они пообѣдали и остались одни, Джонъ Роксмитъ сказалъ своей женѣ, сохранявшей всю свою веселость:
   -- И ты не спрашиваешь, почему я носилъ эту фамилію?
   -- Нѣтъ, милый Джонъ. Мнѣ очень хотѣлось бы знать почему, конечно (ея озабоченное лицо подтверждало это), но я жду, когда ты мнѣ самъ объ этомъ скажешь. Ты спрашивалъ меня, могу ли я имѣть полную увѣренность въ тебѣ, и я сказала: да, и я намѣрена исполнить это.
   Отъ взора Беллы не ускользнуло, что онъ начиналъ торжествовать. Ей не было нужды въ поддержкѣ своей твердости; но еслибы поддержка потребовалась, она извлекла бы ее изъ его оживлявшагося лица.
   -- Ты не могла быть приготовлена, моя милая, къ открытію, что этотъ таинственный мистеръ Гандфордъ одинъ и тотъ же человѣкъ съ твоимъ мужемъ?
   -- Нѣтъ, милый Джонъ, конечно, нѣтъ. Но ты мнѣ говорилъ приготовиться къ испытанію, и я приготовилась.
   Онъ придвинулъ ее къ себѣ, чтобъ она прижалась къ нему еще ближе, и сказалъ, что все скоро кончится, и истина откроется.
   -- Теперь же,-- продолжалъ онъ,-- вникни, мой ангелъ, въ слова, которыя я прибавлю. Я не нахожусь ни въ какой опасности, и я не могу, по всей вѣроятности, пострадать ни отъ чьей руки.
   -- Ты вполнѣ, ты совершенно увѣренъ въ этомъ, Джонъ, другъ мой?
   -- Ни одного волоса на моей головѣ не пропадетъ! Къ тому же, я никому зла не сдѣлалъ. Поклясться тебѣ?
   -- Нѣтъ, Джонъ!-- воскликнула Белла, положивъ свою ручку на его губы, съ гордымъ взглядомъ.-- Мнѣ? Никогда.
   -- Но обстоятельства,-- продолжалъ онъ,-- я могу ихъ разсѣять и разсѣю въ одно мгновеніе,-- подвергли меня одному изъ самыхъ странныхъ подозрѣній, какихъ на свѣтѣ не бывало. Ты слышала, что мистеръ Ляйтвудъ упомянулъ объ ужасномъ преступленіи?
   -- Слышала, Джонъ.
   -- Готова ли ты услышать объясненіе того, что онъ разумѣлъ?
   -- Готова, Джонъ.
   -- Жизнь моя, онъ разумѣлъ убійство Джона Гармона, твоего нареченнаго мужа.
   Съ сильно забившимся сердцемъ, Белла схватила его за руку.-- Тебя подозрѣвать не могутъ, Джонъ?
   -- Милая моя, могутъ, потому что подозрѣваютъ.
   Наступило молчаніе. Она сидѣла и смотрѣла ему въ лицо, съ исчезнувшею краской въ ея собственномъ лицѣ и въ губахъ.
   -- Какъ смѣютъ они!-- воскликнула она, наконецъ, въ порывѣ великодушнаго негодованія.-- Дорогой мужъ мой, какъ смѣютъ они!
   Онъ схватилъ со въ объятія въ то время, какъ она раскрыла свои, и прижалъ ее къ сердцу.-- Даже зная это, ты довѣряешься мнѣ, Белла?
   -- Я могу довѣриться тебѣ, милый Джонъ, всей моей душой. Еслибъ я не могла довѣриться тебѣ, я упала бы къ твоимъ ногамъ мертвая.
   Ярко горѣло торжество въ его лицѣ въ ту минуту, какъ онъ, взглянувъ вверхъ, восторженно воскликнулъ: что сдѣлалъ онъ, чтобы заслужить блаженство въ сердцѣ этого дорогого довѣрившагося ему созданія! Она снова закрыла ему ротъ рукою съ словомъ: "замолчи!" и потомъ сказала ему своимъ врожденнымъ трогательнымъ голоскомъ, что еслибы весь міръ возсталъ противъ него, она его не покинула бы; еслибы весь міръ отвергъ его, она не повѣрила бы; еслибъ его опозорили во всѣхъ глазахъ, она все бы гордилась имъ, и даже въ самомъ ужасномъ незаслуженномъ подозрѣніи, она посвятила бы ему всю свою жизнь на утѣшеніе и отдала бы ему всю свою вѣру ради ихъ малютки.
   Вечернее спокойствіе счастія смѣнило потомъ ихъ лучезарный полдень, и они покоились въ мирѣ, пока чужой голосъ въ комнатѣ не встревожилъ ихъ. Въ комнатѣ, въ это время темной, раздался голосъ: "Не испугайтесь ма'амъ; я засвѣчу огонь", и тотчасъ же спичка затрещала и запылала въ рукѣ. Рука, и спичка, и голосъ принадлежали, какъ увидѣлъ Джонъ Роксмитъ, господину инспектору, когда-то созерцательно дѣятельному въ этой повѣсти.
   -- Беру на себя смѣлость,-- сказалъ господинъ инспекторъ, дѣловымъ тономъ,-- напомнить себя мистеру Юлію Гандфорду, который сообщилъ мнѣ свою фамилію и адресъ въ нашей конторѣ нѣсколько времени тому назадъ. Позволите вы мнѣ, сударыня, зажечь двѣ свѣчи, стоящія на каминномъ наличникѣ, чтобы больше свѣту на дѣло бросить? Позволяете? Благодарю васъ. Ну, вотъ теперь мы, какъ-то веселѣе смотримъ.
   Господинъ инспекторъ, въ темно-синемъ застегнутомъ сюртукѣ и въ такихъ же панталонахъ, имѣлъ видъ дѣятельнаго состоящаго на половинной пенсіи офицера королевской службы. Отирая себѣ носъ платкомъ, онъ поклонился хозяйкѣ.
   -- Вы когда-то обязали меня, мистеръ Гандфордъ,-- сказалъ господинъ инспекторъ,-- написавъ свою фамилію и свой адресъ, и вотъ бумага, на которой вы написали ихъ. Сличая ее съ надписью на заглавномъ листкѣ этой книги на столѣ... очень хорошенькій томикъ... и читая въ надписи "Мистриссъ Джонъ Роксмитъ. Отъ ея мужа въ день ея рожденія"... такіе подарки для чувства очень пріятны... я нахожу почеркъ совершенно тотъ же. Могу я переговорить съ вами нѣсколько словъ?
   -- Безъ всякаго сомнѣнія. Здѣсь, прошу васъ,-- былъ отвѣтъ.
   -- Знаете,-- возразилъ господинъ инспекторъ, опять утираясь шаткомъ,-- хотя и нѣтъ ничего такого, что могло бы потревожить даму, но все-таки дамы какъ-то способны при всякихъ дѣловыхъ случаяхъ тревожиться; принадлежа къ нѣжному полу, они не привыкли къ дѣламъ, не имѣющимъ въ строгомъ смыслѣ семейнаго характера, и потому я постоянно поставляю себѣ за правило сдѣлать предложеніе удалиться изъ присутствія дамъ, прежде чѣмъ о дѣловомъ предметѣ начну разговоръ. Или, можетъ статься,-- намекнулъ господинъ инспекторъ,-- супруга ваша пожелаетъ теперь наверхъ сходить, на малютку взглянуть!
   -- Мистриссъ Роксмитъ,-- началъ было ея супругъ,-- какъ господинъ инспекторъ, принявшій эти слова за представленіе сказалъ:-- Весьма радъ, увѣряю васъ, имѣть честь.-- И онъ любезно раскланялся.
   -- Мистриссъ Роксмитъ,-- снова началъ ея супругъ,-- совершенно увѣрена, что ей нѣтъ повода тревожиться, какое бы ни было дѣло.
   -- Въ самомъ дѣлѣ? Такъ?-- сказалъ господинъ инспекторъ.-- Но это такой ноль, у котораго учиться слѣдуетъ, и нѣтъ ничего такого, чего бы женщина не исполнила, если только она рѣшилась. Это положительно съ моей женой такъ бываетъ. Сударыня, добрый джентльменъ, супругъ вашъ, надѣлалъ намъ множество хлопотъ, а ихъ легко можно было бы избѣжать, еслибы только онъ явился и представилъ объясненіе. По видите ли, онъ не явился, и объясненія не представилъ. Слѣдовательно, теперь когда мы свидѣлись, то есть онъ свидѣлся со мной, вы скажете, и скажете справедливо, что тутъ нечего тревожиться, если я предложу ему явиться или, выражая то же въ другой формѣ, отправиться со мной и представить объясненіе.
   Когда господинъ инспекторъ, выражая то же въ другой формѣ, предложилъ "отправиться со мной", въ голосѣ его переливалось какое-то наслажденіе и въ глазахъ его мелькалъ офиціальный блескъ
   -- Вы намѣрены арестовать меня?-- спросилъ Джонъ Роксмитъ, очень хладнокровію.
   -- Къ чему толкованія?-- отвѣтилъ господинъ инспекторъ въ тонѣ утѣшительнаго возраженія: -- неужели не довольно, что я предлагаю вамъ вмѣстѣ со мною отправиться?
   -- Для чего же?
   -- Господи, помилуй душу и плоть мою!-- отвѣчалъ господинъ инспекторъ -- Въ васъ, какъ въ человѣкѣ образованномъ, меня это удивляетъ. Къ чему толкованія?
   -- Въ чемъ вы меня обвиняете?
   -- Въ присутствіи дамы вы меня удивляете,-- сказалъ господинъ инспекторъ, укоризненно качая своею головой.-- Я удивляюсь, зная ваше образованіе, что вы на такія объясненія напрашиваетесь! Въ такомъ случаѣ, я обвиняю васъ въ нѣкоторой соприкосновенности къ Гармонову убійству. Было ли это прежде дѣла или на са-" момъ дѣлѣ, или послѣ дѣла, я не говорю. Я не говорю, чтобъ эте было сдѣлано съ нѣкоторымъ о немъ знаніемъ; это не обнаружено.
   -- Вы меня этимъ но удивляете. Ваше сегодняшнее посѣщеніе я предвидѣлъ.
   -- Ее говорите!-- сказалъ господинъ инспекторъ.-- Къ чему, къ чему толкованія? Моя обязанность предупредить васъ, что все, вами сказанное, послужитъ противъ васъ уликой.
   -- Не думаю.
   -- Но я говорю вамъ, что такъ будетъ,-- сказалъ господинъ инспекторъ.-- Теперь, получивъ предостереженіе, неужели вы все еще скажете, что вы мое сегодняшнее посѣщеніе предвидѣли?
   -- Предвидѣлъ. Скажу вамъ кое-что больше, если вы войдете со мной въ другую, смежную комнату.
   Съ успокоительнымъ поцѣлуемъ въ губки испытанной Беллы, мужъ ея (которому господинъ инспекторъ обязательно предложилъ свою руку) взялъ свѣчу и вышелъ съ этимъ джентльменомъ. Цѣлыхъ полчаса оставались они въ совѣщаніи. Когда же они возвратились, господинъ инспекторъ казался очень удивленнымъ.
   -- Я пригласилъ этого достойнаго офицера, моя милая,-- сказалъ Джонъ,-- сдѣлать со мной небольшою прогулку, въ которой и ты примешь участіе. Онъ, я надѣюсь, что-нибудь скушаетъ и выпьетъ по твоему приглашенію, пока ты будешь надѣвать свою шляпку.
   Господинъ инспекторъ отказался кушать, но принялъ предложеніе стакана водки съ водой. Сдѣлавъ холодную смѣсь, и задумчиво попивая ее, онъ по временамъ вдавался въ монологи о томъ, что емк и слышать никогда не случалось о такомъ курьезѣ, что онъ никогда не быль въ такомъ затруднительномъ положеніи и что чортъ знаетъ изъ какихъ матеріаловъ выдѣлывается мнѣніе человѣка о самомъ себѣ! Одновременно съ такими замѣчаніями онъ не разъ разражался хохотомъ, съ видомъ удовольствія, смѣшаннаго съ досадой, какъ человѣкъ, который давно и безуспѣшно ломалъ голову надъ загадкой, и которому, наконецъ, сказали разгадку. Белла очень робѣла предъ нимъ и смотрѣла на все это съ пугливой наблюдательностью, замѣчая въ то же время, что въ обращеніи инспектора съ Джономъ произошла большая перемѣна. Но обращеніе, какъ бы говорившее: "предлагаю вамъ вмѣстѣ со мной отправиться", все еще не утрачивалось въ его взглядахъ, обращаемыхъ на Джона и на нее тоже, и замѣчалось по временамъ въ томъ, какъ онъ крѣпко потиралъ рукой свой лобъ, будто разглаживая утюгомъ складки, производимыя на немъ глубокими соображеніями. Покашливающіе и посвистывающіе сателлиты, которые тайно тяготѣли къ нему и находились вокругъ дома, были теперь отпущены, и инспекторъ смотрѣлъ на Джона такъ, какъ будто хотѣлъ оказать ему какую-то публичною услугу, но, къ несчастью, не сдѣлалъ этого потому только, что его предупредили другіе. Могла ли Белла замѣтить въ немъ еще что-нибудь, еслибы менѣе пугалась его, этого она не могла опредѣлить; все дѣло было необъяснимо для нея, и ни малѣйшаго проблеска его истиннаго значенія не промелькало въ ея умѣ. Усиленное вниманіе, которое господинъ инспекторъ обратилъ на нее, и особенное поднятіе его бровей каждый разъ, какъ глаза ихъ по какому-либо случаю встрѣчались, какъ будто бы онъ ими спрашивалъ: "или не видите?" увеличивали ея робость, а вмѣстѣ и смущеніе. По всѣмъ этимъ причинамъ, когда онъ и она и Джонъ, около девяти часовъ зимняго вечера, отправились въ Лондонъ и поѣхали потомъ отъ Лондонскаго моста между низколежащихъ прибрежныхъ верфей и доковъ, и какихъ-то странныхъ мѣстъ, Белла находилась въ состояніи грезящаго человѣка и была совершенно неспособна предугадать, что за тѣмъ послѣдуетъ, и не понимала, куда и зачѣмъ они ѣдутъ. Ни въ чемъ неувѣренная, кромѣ своей увѣренности въ Джонѣ, она только видѣла, что Джонъ какъ будто все болѣе и болѣе торжествуетъ. Какова же была эта увѣренность!
   Они вышли изъ кареты на углу какого-то двора, гдѣ находилось строеніе съ яркимъ фонаремъ и калиткой. Его опрятная наружность не походила на наружность окружающихъ его стреній и объяснялась надписью: Полицейская контора.
   -- Неужели мы войдемъ сюда, Джонъ?-- сказала Белла, прижимаясь къ нему.
   -- Да, милая моя; но по своей доброй волѣ. Мы и выйдемь отсюда также свободно; не бойся.
   Выбѣленная комната была также опрятна, какъ и прежде, и методическое веденіе книгъ совершалось такъ же спокойно, какъ и прежде, и какой-то отдаленный крикунъ такъ же стуча ль въ дверь карцера, какъ и прежде. Это святилище не было мѣстомъ постояннаго жительства, но служило чѣмъ-то вродѣ депо криминальнаго товара. Въ немъ низкіе страсти и пороки регулярно заносились въ книги, складывались въ амбары, вывозились по накладнымъ и не оставляли по себѣ почти никакихъ слѣдивъ.
   Господинъ инспекторъ поставилъ два стула своимъ посѣтителямъ противъ камина и началъ совѣщаться тихимъ голосомъ съ братомъ своего ордена (тоже, съ виду, состоящимъ на половинной пенсіи офицеромъ королевской службы), который, если судить по его занятію въ этотъ моментъ, быль, можетъ статься, учитель чистописанія, изготовляющій прописи. Окончивъ совѣщаніе, господинъ инспекторъ возвратился къ камину и, сказавъ, что онъ заглянетъ къ Веселымъ Товарищамъ, чтобы посмотрѣть, что тамъ дѣлается, вышелъ вонъ. Онъ скоро возвратился и сказалъ: "Ничего лучше и быть не можетъ, они тамъ ужинаютъ съ миссъ Абби за прилавкомъ". Затѣмъ они всѣ трое вышли вмѣстѣ.
   Все еще какъ бы во снѣ, Белла увидѣла, что она входитъ въ опрятную, стариннаго фасона, таверну, и что ее, какъ бы контрабанду, вводятъ въ небольшую трехутольную комнатку, почти противъ прилавка этого заведенія. Господинъ инспекторъ уконтрабандилъ какъ ее, такъ и Джона, въ эту курьезную комнатку, названную Уютомъ въ надписи на двери, войдя первый въ узкій коридоръ, и потомъ быстро повернувшись, и обогнувъ своихъ спутниковъ, съ раскинутыми руками, какъ будто они были двѣ овцы, которыхъ онъ загонялъ въ нее. Комнатка была освѣщена для ихъ пріема.
   -- Теперь,-- сказалъ господинъ инспекторъ Джону, убавивъ газовое пламя, -- я присяду къ нимъ какъ бы случайно, и когда скажу слово: удостовѣреніе въ личности, вы покажетесь.
   Джонъ кивнулъ, и господинъ инспекторъ пошелъ одинъ къ полудверкѣ прилавка. Изъ затемненной двери Уюта, гдѣ стояла Белла со своимъ мужемъ, они могли видѣть пріятную компанію трехъ человѣкъ, сидѣвшихъ за-ужиномъ позади прилавка, и слышать все, что они говорили.
   Три человѣка эти были миссъ Абби и двое мужчинъ, гостей, которымъ коллективно господинъ инспекторъ замѣтилъ, что погода изощряется холодомъ не по времени года.
   -- Ей и слѣдуетъ изощряться, чтобъ отъ вашихъ остротъ не отстать, сэръ,-- сказала миссъ Абби.-- Чѣмъ-то вы теперь заняты?
   -- Благодарю за комплиментъ. Ничѣмъ особеннымъ, миссъ Абби,-- былъ отвѣтъ господина инспектора.
   -- Кто это у васъ въ Уютѣ?-- спросила миссъ Абби.
   -- Одинъ джентльменъ съ супругой, миссъ.
   -- А кто они такіе? Если позволено спросить, не вреди вашимъ глубокимъ планамъ въ интересахъ честной публики?-- сказала миссъ Абби, гордясь присутствіемъ господина инспектора, какъ присутствіемъ генія-покровителя
   -- Они чужіе въ этой части города, миссъ Абби. Они ждутъ, пока мнѣ будетъ нужно, чтобы джентльменъ въ извѣстномъ мѣстѣ на полминутку показался.
   -- Пока они дожидаются, -- сказала миссъ Абби, -- не посидите ли вы съ нами?
   Господинъ инспекторъ тотчасъ же шмыгнулъ за прилавокъ и сѣлъ у полудверцы, спиной къ коридору и прямо противъ обоихъ гостей.
   -- Я ужинаю гораздо позднѣе, -- сказалъ онъ,-- и потому я порядка вашего стола не нарушу. По выпью стаканчикъ флипу, если это флипъ въ кружкѣ у каминной рѣшетки.
   -- Флипъ,-- отвѣчала миссъ Абби,-- да еще моего собственнаго приготовленія, и если вы найдете его гдѣ-нибудь лучше, то я желала бы знать, куда обратиться.
   Наливъ ему гостепріимною рукой дымящійся стаканъ, миссъ Абби снова поставила кружку къ огню, такъ какъ компанія еще не дошла до флиповаго акта своего ужина и только занималась перевалкой крѣпкаго эля.
   -- А-хъ! -- воскликнулъ господинъ инспекторъ.-- Вотъ такъ смакъ! Нѣтъ сыщика во всей полиціи, миссъ Абби, который могъ бы что-нибудь лучше этого флипа отыскать.
   -- Очень рада слышать это отъ васъ,-- отвѣчала миссъ Абби.-- Если же кто-нибудь знаетъ гдѣ его найти, такъ вамъ и подавно знать слѣдуетъ.
   -- Мистеръ Джобъ Поттерсонъ, -- продолжалъ господинъ инспекторъ, -- пью за ваше здоровье. Мистеръ Джекобъ Кеббль, пью за ваше. Надѣюсь, вы совершили счастливое плаваніе на родину, джентльмены.
   Мистеръ Кеббль, тучный широкоплечій человѣкъ, мало говорившій и много кушавшій, сказалъ скорѣй отрывисто, чѣмъ привѣтливо, поднося эль къ своимъ губамъ.
   -- Тоже за ваше.
   Мистеръ Джонъ Поттерсонъ, человѣкъ полуматросскаго вида, съ услужливыми манерами, сказалъ:-- Благодарю васъ, сэръ.
   -- Господи, помилуй душу и плоть мою!-- воскликнулъ господинъ инспекторъ.-- Толкуйте о ремеслахъ, миссъ Абби, и о томъ, какъ они оставляютъ свой отпечатокъ на людяхъ (предметъ, котораго еще никто не касался), а кто по узнаетъ, что братъ вашъ корабельный служитель? У него живая, всегда готовая къ услугамъ искра въ глазу, ловкость во всѣхъ движеніяхъ, что-то такое, что даетъ возможность положиться на него въ тѣхъ случаяхъ, когда вамъ тазикъ потребуется, все въ немъ корабельнаго служителя показываетъ! А мистеръ Кеббль; ну, не пассажиръ ли онъ съ головы до пятокъ? Въ немъ вся торговая складка; да еще такая, что вы съ радостью ему фунтовъ пятьсотъ въ кредитъ дать готовы. Притомъ же развѣ не видите, какъ на немъ морская соль блеститъ?
   -- Вы видите, можетъ быть, -- отвѣчала миссъ Абби, -- а я не вижу. Что же касается до корабельнаго служительства, мнѣ кажется, моему брату нора было бы отъ него и отказаться и взять себѣ на руки этотъ домъ, когда сестрица его на покой пойдетъ. Не возьми онъ, домъ рушится. Я его ни за какія деньги не иродамъ такому человѣку, который не будетъ для него закономъ, какъ я всегда была.
   -- Совершенная ваша правда, миссъ, -- сказалъ господинъ инспекторъ.-- Лучше этого дома не знаютъ наши люди. Куда лучше! И мало-мальски подходящаго не знаютъ. Покажите полиціи Шесть Веселыхъ Товарищей Носильщиковъ, и вся полиція до послѣдняго констабля укажетъ вамъ на этотъ домъ, какъ на совершенство въ своемъ родѣ, мистеръ Кеббль.
   Этотъ джентльменъ, весьма серіознымъ кивкомъ головы, подписался подъ этимъ свидѣтельствомъ.
   -- Толкуйте о томъ, что время ускользаетъ, какъ животное въ сельскихъ забавахъ, у котораго хвостъ бываетъ намазанъ мыломъ,-- сказалъ господинъ инспекторъ,-- опять также предметъ котораго еще никто не касался,-- толкуйте, что угодно. Толкуйте, что угодно. А каково проскользнуло оно мимо насъ съ тѣхъ поръ, какъ мистеръ Джобъ Поттерсонъ, здѣсь присутствующій, и мистеръ Джекобъ Кеббль, здѣсь присутствующій, и офицеръ полиціи, здѣсь присутствующій, въ первый разъ встрѣтились для удостовѣренія въ личности!
   Мужъ Беллы тихо подошелъ къ прилавку.
   -- Каково время-то мимо насъ проскользнуло, -- продолжалъ медленно господинъ инспекторъ, внимательно наблюдая глазами обоихъ гостей, -- съ тѣхъ поръ, какъ мы, тѣ же самые три человѣка, при слѣдствіи въ этомъ самомъ домѣ... Мистеръ Кеббль? Вамъ не здоровится, сэръ?
   Мистеръ Кеббль всталъ, шатаясь съ отпавшею нижнею челюстью, ухватилъ Поттерсона за плечо и указалъ къ полу дверцѣ. Потомъ онъ вскрикнулъ: "Поттерсонъ! Смотри! Смотри туда!" Поттерсонъ вскочилъ, отступилъ назадъ и крикнулъ: "Силы небесныя, защитите насъ! Что это такое!" Мужъ Беллы отошелъ назадъ къ Беллѣ, принялъ ее въ свои объятія (потому что она ужаснулась при видѣ непостижимаго ужаса этихъ двухъ человѣкъ) и затворилъ дверь маленькой комнаты. За этимъ послѣдовалъ шумъ голосовъ, въ которомъ голосъ господина инспектора принималъ самое дѣятельное участіе; потомъ онъ постепенно стихъ и замолкъ, и господинъ инспекторъ снова явился: "Живо, вотъ лозунгъ, сэръ!" -- сказалъ онъ знаменательно моргнувъ. "Уведемъ вашу даму тотчасъ же". Белла и ея мужъ немедленно очутились подъ звѣздами, на обратномъ пути одни къ каретѣ, дожидавшейся ихъ.
   Все это было чрезвычайно удивительно, и Белла ничего не могла понять кромѣ того, что Джонъ правь. Почему онъ былъ правъ, и почему его подозрѣвали въ чемъ-то дурномъ, она не могла отгадать. Какая-іо смутная идея, что онъ никогда не носилъ фамиліи Гандфорда, и что между имъ и этимъ таинственнымъ лицомъ существуетъ только замѣчательное сходство, составляла ближайшій подступъ къ объясненію сколько-нибудь опредѣленному. По Джонъ торжествовалъ, это было для нея ясно видимо; чтоже до остального, то она могла подождать.
   Когда Джонъ возвратился къ обѣду на слѣдующій день, онъ сказалъ, садясь на диванъ возлѣ Беллы и малютки Беллы:
   -- Милая моя, у меня есть для тебя новость. Я разстался съ Китайскимъ домомъ.
   Такъ какъ, повидимому, онъ былъ радъ, что разстался съ нимъ, то Белла и подумала, что въ этомъ нѣтъ никакого несчастія.
   -- Короче сказать, душа моя,-- сказала Джонъ,-- Китайскій домъ обанкротился и закрылся. Китайскаго дома больше нѣтъ.
   -- Слѣдовательно, ты теперь въ какомъ-нибудь другомъ домѣ. Джонъ?
   -- Да, моя душечка. Я теперь при другомъ родѣ занятій. И лучше обезпеченъ.
   Неисчерпаемаго ребенка тотчасъ заставили поздравить его съ приличнымъ движеніемъ пухленькой ручки и крошечнаго кулачка.
   -- Я боюсь, жизнь моя,-- сказалъ Джонъ,-- ты слишкомъ привязалась къ этому коттеджу?
   -- Боишься, что привязалась, Джонъ? Конечно, привязалась.
   -- Причина, почему я сказалъ боюсь,-- отвѣтилъ Джонъ,-- та, что намъ нужно съѣхать.
   -- О, Джонъ!
   -- Да, мой другъ, нужно съѣхать. Наша главная квартира должна быть теперь въ Лондонѣ. Короче, я теперь имѣю тамъ даровую квартиру, состоящую въ связи съ моимъ новымъ положеніемъ, и намъ надобно занять ее.
   -- Это выгодно, Джонъ?
   -- Да, моя милая, несомнѣнно, выгодно.
   Онъ взглянулъ на нее очень радостно и взглянулъ очень лукаво, что заставило неисчерпаемаго стать въ позицію съ крошечными кулачками и спросить угрожающимъ тономъ, что это значило.
   -- Душа моя, ты сказала, что выгодно, и я сказалъ, что выгодно. Очень невинное замѣчаніе, право.
   -- Я не позволю,-- сказалъ неисчерпаемый ребенокъ,-- вамъ... дѣлать... игрушку... изъ... моей... достопочтенной... ма. (При каждомъ перерывѣ слѣдовала затрещина по зубамъ однимъ изъ крошечныхъ кулачковъ).
   Въ то время, какъ Джонъ наклонился, чтобы принять это наказаніе, Белла спросила его, скоро ли представится имъ необходимость переѣхать? Дѣйствительно скоро (сказалъ Джонъ); онъ предложилъ ей, какъ можно, скорѣе переѣхать. И взять съ собой мебель, само собой разумѣется? (сказала Белла). Нѣтъ (сказалъ Джонъ): дѣло въ томъ, что домъ въ нѣкоторомъ родѣ, какъ бы уже меблированъ.
   Неисчерпаемый ребенокъ, слыша это, снова принялъ наступательное положеніе и сказалъ:
   -- Но, вѣдь, тамъ для меня дѣтской нѣтъ, сэръ. Какъ вы думаете, жестокосердный родитель?
   На что жестокосердный родитель отвѣтилъ, что тамъ есть въ нѣкоторомъ родѣ какъ бы дѣтская, и ее можно будетъ приспособить.
   -- Приспособить?-- возразилъ неисчерпаемый, принимаясь спять за наказаніе:-- За кого вы меня считаете?
   Тутъ онъ былъ опрокинутъ на спину и задушенъ поцѣлуями.
   -- Но серьезно, Джонъ дружочекъ,-- сказала Белла раскраснѣвшись самымъ прелестнымъ образомъ отъ этихъ упражненій,-- будетъ ли домъ въ томъ видѣ, какъ онъ есть, удобенъ для малютки? Вотъ вопросъ.
   -- Я чувствовалъ, что это составитъ вопросъ, -- отвѣчалъ онъ,-- и потому распорядился такъ, чтобы ты могла завтра утромъ отправиться со мной и взглянуть на него.
   Согласно съ этимъ условились, что Белла завтра утромъ поѣдетъ. Джонъ поцѣловалъ ее. Белла была въ восторгѣ.
   Когда они достигли Лондона, согласно съ своимъ маленькимъ планомъ, они взяли карету и поѣхали къ западу. Не только поѣхали къ западу, но поѣхали въ одну извѣстную часть города, которую Белла видѣла въ послѣдній разъ, когда отвернула свое лицо отъ двери мистера Боффина. Не только поѣхали въ извѣстную часть города, но въѣхали, наконецъ, въ ту же самую улицу. По только въѣхали въ ту же самую улицу, но остановились, наконецъ, у того же самаго дома.
   -- Джонъ, другъ мой!-- воскликнула Белла, смотря изъ окна съ трепетомъ.-- Видишь ты, гдѣ мы находимся?
   -- Вижу, душа моя. Кучеръ не ошибся.
   Наружная дверь отворилась безъ предварительнаго звонка, и Джонъ тотчасъ же помогъ ей выйти. Стоявшій въ дверяхъ слуга, не сдѣлалъ никакого вопроса Джону и не пошелъ впереди ихъ, и не послѣдовалъ за ними, когда они начали всходить по лѣстницѣ. Только обвившаяся вокругъ нея рука ея мужа, понуждавшая ее идти впередъ, воспрепятствовала Беллѣ остановиться у первой ступеньки лѣстницы. Въ то время, какъ они всходили, она увидала, что вся эта лѣстница со вкусомъ украшена самыми прелестными цвѣтами.
   -- О, Джонъ!-- сказала Белла слабымъ голосомъ.-- Что это значитъ?
   -- Ничего, моя милочка, ничего. Пойдемъ.
   Взойдя еще нѣсколько выше, она приблизилась къ птичнику, гдѣ множество тропическихъ птичекъ, болѣе роскошныхъ по краскамъ, чѣмъ самые цвѣты, порхали во всѣ стороны; и между этими птичками были золотыя и серебряныя рыбки, и мхи, и водяныя лиліи, и фонтанъ, и всякаго рода чудеса.
   -- О, мой милый Джонъ!-- сказала Белла.-- Что это значитъ?
   -- Ничего, моя милая, ничего. Пойдемъ.
   Они продолжали идти, пока не приблизились къ двери. Въ ту минуту, какъ Джонъ протянулъ руку отворить ее, Белла схватила его за руку.
   -- Я не знаю, что все это значитъ; по для меня это слишкомъ много. Поддержи меня, Джонъ.
   Джонъ подхватилъ ее на руку и проворно вошелъ вмѣстѣ съ ней въ комнату.
   Взгляните, мистеръ и мистриссъ Боффинъ сіяютъ! Взгляните, мистриссъ Боффинъ всплеснула руками въ восторгѣ и бѣжитъ къ Беллѣ со слезами радости, обильно текущими по ея доброму лицу, и сжимаетъ ее въ объятіяхъ на своей груди съ такими словами: "Моя душечка, душечка, душечка! Нодди и я, мы видѣли, какъ тебя вѣнчали и не могли пожелать тебѣ счастья и даже поговорить съ тобой! Моя душечка, душечка, душечка, Женочка Джона и мамочка его малютки! Моя милая, милая, радостная, красавица, красавица! милости просимъ, ты теперь у себя дома, моя душечка".
   

XIII. Какъ Золотой Мусорщикъ разчистилъ мусоръ.

   Въ первыя минуты изумленія и удивленія Беллы, самою изумительно-удивляющею вещью для нея было сіяющее лицо мистера Боффина. Что его супруга представилась радостною, искреннею и веселою, или что ея лицо выражало качества высокія и симпатическія и ничего мелкаго или низкаго, то это вполнѣ согласовалась съ тѣмъ, что Белла уже знала. Но что онъ съ видомъ совершенно благодушнымъ, съ лицомъ пухленькимъ и разрумянившимся, стоить тутъ и смотритъ на нее и на Джона, будто какой-нибудь ликующій добрый духъ, это было для нея непонятно. Ибо какимъ казался онъ, когда она въ послѣдній разъ видѣла его въ этой самой комнатѣ (комната была та же, гдѣ она показала ему образчикъ своего ума при прощаніи), и что стало съ тѣми извилистыми морщинами подозрительности, скупости и недовѣрчивости, которые искривляли тогда его лицо?
   Мистриссъ Боффинъ усадила Беллу на большой оттоманѣ и сама съ ней сѣла; Джонъ сѣлъ возлѣ нея по другую сторону, а мистеръ Боффинъ сталъ напротивъ, сіяя на нихъ всѣхъ и на все, что могъ видѣть необыкновенною веселостью и усладой. Тутъ съ мистриссъ Боффинъ сдѣлался какъ бы припадокъ смѣха, и она начала хлопать своими руками, и хлопать по своимъ колѣнамъ, и перекачиваться со стороны на сторону; а потомъ она впала въ другой припадокъ смѣха и принялась обнимать Беллу, и опять перекачиваться со стороны на сторону, и оба эти припадка были довольно продолжительны.
   -- Старушка, старушка,-- сказалъ мистеръ Боффинъ, наконецъ,-- если ты не начисть, кто-нибудь другой долженъ начать.
   -- Я сейчасъ начну, Нодди,-- отвѣчала мистриссъ Боффинъ.-- Только лишь очень трудно знать, съ чего начать, когда человѣкъ въ такомъ состояніи радости и счастья находится. Милая моя Белла, скажи мнѣ, кто это?
   -- Кто это?-- повторила Белла.-- Мои мужъ.
   -- Ахъ! Но скажи мнѣ его фамилію, душечка!-- воскликнула мистриссъ Боффинъ.
   -- Роксмитъ.
   -- Нѣтъ, не такъ!-- воскликнула мистриссъ Боффинъ, хлопая руками и мотая головой.-- Ничуть не такъ.
   -- Ну, такъ Гандфордъ,-- сказала Белла.
   -- Нѣтъ, не такъ!-- воскликнула мистриссъ Боффинъ, опять хлопая руками и мотая головой.-- Ничуть не такъ.
   -- По крайней мѣрѣ, имя его Джонъ, я полагаю?-- сказала Белла.
   -- Ахъ! Я думаю такъ, душечка!-- воскликнула мистриссъ Боффинъ.-- Я надѣюсь, такъ! Много, много разъ я называла его этимъ именемъ. Но фамилія-то его, какъ его фамилія-то? Отгадай, моя красавица!
   -- Я не могу отгадать,-- сказала Белла, обращая свое блѣдное лицо, то къ одному, то къ другому изъ нихъ.
   -- Я такъ могла,-- воскликнула мистриссъ Боффинъ,-- я отгадала! Я узнала, кто онъ, даже вдругъ, однажды вечеромъ. Не отгадала я, Нодди?
   -- Правда! Старушка отгадала!-- сказалъ мистеръ Боффинъ съ величайшею гордостью въ лицѣ.
   -- Выслушай меня, душечка, -- продолжала мистриссъ Боффинъ, положивъ руки Беллы между своими руками и по временамъ тихонько по нимъ похлопывая.-- Это послѣ извѣстнаго вечера случилось, когда Джонъ обманулся въ своихъ надеждахъ, какъ ему казалось, и въ своихъ чувствахъ. Это случилось послѣ того, какъ Джонъ сдѣлалъ предложеніе одной молодой особѣ, и какъ одна молодая особа отказала ему. Это было послѣ извѣстнаго вечера, когда онъ считалъ себя покинутымъ и рѣшался уѣхать и другого счастья себѣ поискать, это было въ первый затѣмъ вечеръ. Моему Нодди бумага изъ секретарской комнаты понадобилась, я и говорю Нодди: "я буду проходить мимо двери секретаря и у него ее спрошу". Я въ его дверь стукнула, но онъ меня не разслышалъ. Я заглянула и увидѣла, что онъ одинъ у огня сидитъ и что-то сильно задумался. Тутъ случилось, что онъ взглянулъ съ особенно пріятною улыбкой, замѣтивъ меня, и въ одну минуту каждое зернышко пороху, который густой кучей вокругъ него лежалъ съ тѣхъ нора., какъ я впервые его въ Павильонѣ увидѣла, вдругъ вспыхнулъ! Много разъ я его одного сидѣвшимъ видала, когда онъ былъ бѣдненькій ребенокъ, и всегда по немъ всѣмъ своимъ сердцемъ сокрушалась! Много разъ я видала, что онъ нуждался въ ласковомъ словѣ, чтобы немножко утѣшиться. Много, много разъ я ошибалась, пока, наконецъ, онъ такъ не взглянулъ на меня. Тутъ ужъ я не ошиблась. Нѣтъ, нѣтъ! Я только вскрикнула: "Те-перь-то я тебя узнала! Ты Джонъ!" И я бы на ногахъ не удержалась, еслибъ онъ не подхватилъ меня. Ну, какъ же,-- сказала мистриссъ Боффинъ, останавливая потокъ своихъ словъ сайою лучезарною улыбкой,-- какъ же, думаешь ты теперь, фамилія твоего мужа, милая?
   -- Не Гармонъ ли?-- спросила Белла съ дрожащими губками.-- Это невозможно.
   -- Не содрогайся. Почему невозможно, душечка, когда столько вещей возможно?-- спросила мистриссъ Боффинъ, утѣшающимъ голосомъ.
   -- Онъ былъ убитъ,-- сказала Белла задыхаясь.
   -- Сочтенъ убитымъ,-- сказала мистриссъ Боффинъ.-- Если когда-нибудь Джонъ Гармонъ дышалъ на землѣ, то, безъ сомнѣнія, рука Джона Гармона теперь обнимаетъ тебя, моя красавица. Если у Джона Гармона была жена когда-нибудь, то жена эта никто иная, какъ ты, душечка. Если у Джона Гармона и у его жены былъ когда-нибудь ребеночекъ на землѣ, такъ ребеночекъ, несомнѣнно, вотъ этотъ.
   Тутъ вслѣдствіе тайнаго распоряженія неисчерпаемый ребенокъ явился въ дверяхъ, какъ бы поддерживаемый въ воздухѣ невидимою силой. Мистриссъ Боффинъ кинулась къ нему и принесла его на колѣни Беллы, гдѣ и мистриссъ и мистеръ Боффинъ залили неисчерпаемаго цѣлымъ ливнемъ ласки. Одно только такое своевременное появленіе малютки спасло Беллу отъ обморока. Это спасло ее, такъ же, какъ и то, что мужъ ея поспѣшилъ объяснить ей, какъ сочли его убитымъ и какъ подозрѣвали его въ убійствѣ самого себя, и какъ онъ задумалъ ввести ее въ обманъ, столько его мучившій, когда приблизилось время открыть его, боязнью, что она не одобритъ цѣли, для которой онъ былъ задуманъ и приведенъ въ исполненіе съ совершенный успѣхомъ.
   -- Но, Господи, помилуй, моя красавица!-- воскликнула мистриссъ Боффинъ, перебивая его іи" этомъ мѣстѣ и снова отъ души захлопавъ руками -- Вѣдь, не одинъ Джонъ въ этомъ дѣлѣ участвовалъ. Мы всѣ были тутъ замѣшаны.
   -- Я до сихъ поръ,-- сказала Белла, въ недоумѣніи смотря то на одного, то на другого,-- ничего не понимаю.
   -- Конечно, не понимаешь, моя душечка,-- воскликнула мистриссъ Боффинъ.-- Какъ тебѣ понять, пока не скажутъ! Я тебѣ все разскажу. Положи опять свои ручки между моими,-- воскликнуло добрѣйшее существо, обнимая ее,-- и пока этотъ благословенный маленькій портретикъ твой у тебя на колѣняхъ лежитъ, я тебѣ всю исторію разскажу. Теперь я начну тебѣ исторію разсказывать. Газъ, два, три, поскакали лошадки. Вотъ какъ скачутъ! Когда я крикнула въ тотъ вечеръ: теперь-то я тебя узнала, ты Джонъ!" Такъ-таки этими словами и вскрикнула; не правда ли, Джонъ?
   -- Этими самыми,-- сказалъ Джонъ, кладя свои руки на ея руки.
   -- Вотъ такъ чудесно!-- воскликнула мистриссъ Боффинъ.-- Держи ее такъ, Джонъ,-- какъ мы всѣ были въ этомъ замѣшаны, то к ты, Нодди, поди сюда и свою руку сверхъ его руки положи, и мы до тѣхъ поръ кучки не разстроимъ, пока вся исторія не кончится.
   Мистеръ Боффинъ припрыгнулъ вмѣстѣ со стуломъ и присоединилъ свою широкую коричневую руку къ общей кучѣ.
   -- Превосходно!-- сказала мистриссъ Боффинъ, цѣлуя ее.-- Но лошадки поскакали. Ну-съ, когда я крикнула въ тотъ вечеръ: "Теперь-то я тебя узнала! Ты Джонъ!" Джонъ подхватилъ меня, это правда, но я тяжесть не маленькая, Господи помилуй, и онъ былъ принужденъ на полъ меня положить. Подай услыхалъ шумъ и вбѣжалъ, а я какъ только что немного очнулась, говорю ему: "Нодди, мнѣ теперь можно сказать, какъ я, помнишь, вечеромъ въ Павильонѣ говорила: Господу благодареніе, вѣдь это Джонъ!" Услыхавъ это, онъ вздохнулъ, да тоже на полъ грянулся, головой прямо подъ письменный столъ. Тутъ я оправилась, и ты оправился, и потомъ Джонъ, и онъ, и я, всѣ мы отъ радости расплакались.
   -- Да! Они отъ радости расплакались, моя душечка,-- вставилъ ея cупругъ.-- Понимаешь? Вотъ эти-то оба, кого я несчастными дѣлалъ и имѣнія лишалъ, отъ радости расплакались!
   Белла взглянула на него въ смущеніи и потомъ снова обратила глаза на сіяющее лицо мистриссъ Боффинъ.
   -- Вотъ такъ, прекрасно, моя милая, не гляди на него,-- сказала мистриссъ Боффинъ,-- лучше на меня смотри. Хорошо. Вотъ, мы сѣли, поутѣшились и кой о чемъ толковать принялись. Джонъ разсказалъ намъ, въ какомъ онъ находился отчаяніи по поводу одной молодой особы, и какъ онъ хотѣлъ, еслибы мы его не узнали, отсюда уѣхать, чтобы на бѣломъ свѣтѣ себѣ счастья поискать, и какъ рѣшался никогда опять на глаза не показываться, и все свое состояніе намъ въ незаконное наслѣдство на вѣки вѣчные оставить. Нодди тутъ до того испугался, что ты такого испуганнаго человѣка и не видывала. Каково было подумать, что ему незаконно состояніе достается! Онъ даже поблѣднѣлъ отъ этого, бѣлѣе мыла сдѣлался.
   -- Да и ты тоже,-- сказалъ мистеръ Боффинъ.
   -- Не слушай ты его, душечка, начала снова мистриссъ Боффинъ,-- меня слушай. Это привело насъ къ разговору, объ одной молодой особѣ, красавицѣ, при чемъ Нодди сказалъ, что она пре миленькое созданьице. "Она, можетъ статься, немножко избалована, юворитъ онъ, обстоятельствами, но это только сверху, а я свою жизнь нрозакладую, говоритъ, что она въ сердцѣ чистѣйшее золото".
   -- Ты то же самое говорила,-- сказалъ мистеръ Боффинъ
   -- Не слушай ты ни одного его словечка, моя милая,-- продолжала мистриссъ Боффинъ,-- слушай меня. Тутъ Джонъ говоритъ; "Ахъ. еслибъ испытать это!" Мы оба въ ту же минуту вскочили и говоримъ: "Испытай!"
   Съ испугомъ Белла обратила быстрый взглядъ на мистера Боффина. Но онъ сидѣлъ задумчиво, улыбаясь на свою широкую коричневую руку, и не видаль ея движенія или не хотѣлъ его замѣтить
   -- Испытай, Джонъ!-- говоримъ мы, повторила мистриссъ Боффинъ.-- Испытай и побѣди свои сомнѣнія съ торжествомъ, и будь счастливъ въ первый разъ въ жизни -- и на все остальное время жизни. Это ободрило Джона, само собою разумѣется.-- Потомъ мы говоримъ:-- Чѣмъ ты удовольствуешься? Будешь ли ты доволенъ, если она постоитъ за тебя, когда тебя оскорблять станутъ; выкажетъ благородное сердце, когда тебя тѣснить будутъ; вѣрна останется, когда ты въ бѣдность впадешь, и когда друзья тебя покинутъ, и все это противъ своихъ явныхъ интересовъ сдѣлаетъ, будешь ли ты этимъ доволенъ?-- "Буду ли?" говорилъ Джонъ: "это меня до небесъ вознесетъ". "Ну, такъ приготовься же летѣть, Джонъ", говоритъ Нодди: "потому я твердо увѣренъ, что ты до небесъ вознесешься".
   Белла уловила блестящій взглядъ мистера Боффина на полсекунды; но онъ отвелъ его и остановилъ снова на своей широкой коричневой рукѣ.
   -- Съ самаго начала ты всегда была особенною любимицей Нодди,-- сказала мистриссъ Боффинъ, качая головой.-- О, да еще какой любимицей! Еслибы только я захотѣла ревновать, я не знаю, чего бы я съ тобой не сдѣлала. Но какъ я не ревновала, то, красавица ты моя (съ веселымъ смѣхомъ и поцѣлуемъ), я сама изъ тебя особенную любимицу себѣ сдѣлала. По лошадки за уголъ завернули. ладно! Нодди говоритъ потомъ, покатываясь отъ смѣху, такъ что онъ началъ за бокъ отъ боли хвататься: "ты теперь жди, Джонъ, оскорбленій и притѣсненій, и ужъ если у человѣка бывалъ когда-нибудь жестокій хозяинъ, то ты увидишь, что съ этой минуты я такимъ самымъ хозяиномъ для тебя буду". Послѣ этого онъ и началъ, и началъ!-- воскликнула мистриссъ Боффинъ въ восторгѣ удивленія.-- Господи помилуй, онъ и началъ! И ужъ какъ началъ-то! Не правда-ли?
   Белла казалась полуиспуганною, но слегка смѣялась.
   -- Но, Господи,-- продолжала мистриссъ Боффинъ,-- еслибы ты могла въ то время вечеромъ видѣть его! Ужъ какъ онъ сидя хохоталъ и самъ надъ собой смѣялся! Онъ говорилъ: сегодня я настоящимъ бурымъ медвѣдемъ былъ, и онъ самого себя своими руками за бока схватывалъ и давилъ себя при мысли о звѣрѣ, какимъ онъ представлялся. Но онъ каждый вечеръ твердилъ мнѣ: "лучше, лучше, старушка. Что мы про нее говорили? Что она испытаніе выдержитъ, чистѣйшее-то золотцо. Это будетъ самое счастливое наше дѣльце". А послѣ того онъ бывало скажетъ "завтра я еще пуще страшнымъ старымъ ворчуномъ буду!" и за тѣмъ такъ хохотать примется, что мы съ Джономъ часто были принуждены по спинѣ его колотить и водицы ему въ глотку пропускать.
   Мистеръ Боффинъ, опустивъ лицо къ своей тяжелой рукѣ, не произносилъ ни одного звука, но только вскидывалъ плечами, когда о немъ говорили, какъ бы наслаждаясь отъ души.
   -- И такимъ-то побитомъ, моя добрая милочка,-- продолжала мистриссъ Боффинъ -- ты была обвѣнчана, а мы были за органомъ спрятаны вотъ этимъ твоимъ мужемъ, и онъ не позволилъ намъ тогда всего разсказать тебѣ, а мы было хотѣли. Нѣтъ, говоритъ онъ. "на такъ несамилюбына и довольна, что мнѣ пока не нужно богатымъ быть. Мнѣ необходимо подождать еще немного. Потомъ, когда ожидался ребеночекъ, онъ говоритъ: "она такая веселая и превосходная хозяйка, что мнѣ еще пока не нужно богатымъ быть. Надо подождать еще немного". Потомъ, когда ребенокъ родился, онъ говоритъ: "она теперь лучше, какъ еще никогда не бывала, и мнѣ пока не нужно богатымъ быть". Надо подождать еще немного. Итакъ, онъ все продолжалъ, пока я прямо ему не сказала; "Послушай, Джонъ, если ты не назначишь времени, когда ее въ собственный домъ введешь и отъ насъ его обратно примешь, то я доносчицей буду". Тогда онъ сказалъ, что надобно дождаться полнаго торжества, о чемъ мы даже и подумать не могли, и прибавилъ: "она увидитъ меня заподозрѣннымъ въ моемъ убійствѣ, и тогда вы увидите, какъ она мнѣ довѣряетъ и какъ она мнѣ предана". Ладно. Мы съ Нодди на это соглашаемся, и Джонъ былъ правъ, и вотъ ты теперь здѣсь, и лошади вернулись, и исторія кончилась, и Боже благослови тебя, моя красавица и Боже насъ всѣхъ благослови!
   Кучка рукъ разсыпалась, и Белла, и мистриссъ Боффинъ долго сжимали другъ друга въ объятіяхъ къ явной опасности неисчерпаемаго ребенка, лежавшаго и смотрѣвшаго во всѣ глаза я а кн лѣсахъ Беллы.
   -- Но совсѣмъ ли окончилась исторія? спросила Белла задумавшись. Не осталось ли еще чего-нибудь?
   -- Не думаю, чтобы что выпустила,-- сказала мистриссъ Боффинъ весело.
   -- Вы увѣрены, что ничего изъ исторіи не выпустили?-- спросила Белла.
   -- Не думаю, чтобы что выпустила,-- сказала мистриссъ Боффинъ шутливо.
   -- Милый Джонъ,-- сказала Белла,-- ты хорошая нянюшка; пожалуйста подержи малютку.
   Передавъ неисчерпаемаго ему на руки съ этими словами, Белла пристально посмотрѣла на мистера Боффина, который, перейдя къ столу, сѣлъ къ нему, поддерживая голову своими руками, съ отвращеннымъ въ сторону лицомъ, и потомъ тихо опустилась подлѣ него на колѣна и, положивъ одну его руку себѣ на плечо, сказала:
   -- Прошу у васъ прощенія; я сдѣлала маленькую ошибку въ одномъ словѣ, когда въ послѣдній разъ простилась съ вами. Вы лучше (а не хуже) Гопкинса, лучше (а не хуже) Дансера, лучше (а не хуже) Блакберри Джойса, лучше (а не хуже) кого бы то ни было изъ нихъ! Послушайте, еще кое-что!-- воскликнула Белла съ ликующимъ, звонкимъ смѣхомъ, въ то время, какъ барахтаясь съ мистеромъ Боффиномъ, она усиливалась повернуть къ себѣ его радостное лицо.-- Я нашла еще кой-что не упомянутое. Я не вѣрю, что вы хоть сколько-нибудь жестокосердый скряга, и не вѣрю, что вы прежде хоть на одну минуту были такимъ.
   Услышавъ это, мистриссъ Боффинъ взвизгнула отъ восторга и застучала объ полъ ногами, захлопала руками и замоталась взадъ и впередъ, будто обезумѣвшій членъ иного мандаринскаго семейства.
   -- О! Теперь-то я понимаю васъ, сэръ!-- воскликнула Белля.-- Ни вы, ни кто другой не разсказывайте мнѣ теперь окончанія исторіи. Я ее сама могу разсказать вамъ теперь, если вы желаете выслушать.
   -- Молишь, моя милая?-- сказалъ мистеръ Боффинъ.-- Ну, разскажи.
   -- Что?-- крикнула Белла, держа его будто плѣнника за верхнее платье обѣими руками.-- Когда вы увидѣли, какой корыстной, маленькой негодяйкѣ вы оказываете покровительство, вы рѣшились показать ей, что могутъ дѣлать и часто дѣлали богатства, если мы пристращаемся къ нимъ и употребляемъ ихъ во зло, какъ они могутъ портить людей; не такъ ли? Не заботясь о томъ, что она подумаетъ о васъ (а это, Богу извѣстно, не имѣло никакого значенія), вы показали ей на себѣ самыя гнусныя стороны богатства. Это глупенькое созданьице никогда не выработаетъ истины въ своей слабенькой душонкѣ, еслибы даже ей на это сто лѣтъ сроку дали; но поставленный предъ ней яркій примѣръ можетъ открыть ей глаза и заставить ее одуматься. Вотъ что вы про себя говорили; не правда ли, сэръ?
   -- Я ничего подобнаго никогда не говорилъ,-- объявилъ мистеръ Боффинъ въ состояніи величайшаго блаженства.
   -- Въ такомъ случаѣ вамъ слѣдовало сказать это, сэръ, возразила Белла, дернувъ его два раза и разъ поцѣловавъ,-- потому что вы такъ думали или разумѣли! Вы видѣли, что счастливая судьба начинала кружить мою глупую голову и превращать въ камень мое сердце, что я начинала становиться жадною, корыстною, дерзкою, невыносимою, и взяли на себя трудъ послужить мнѣ безцѣннымъ и любящимъ указательнымъ знакомъ, какого никогда не бывало, открывшимъ мнѣ къ какому концу ведетъ меня эта дорога. Признавайтесь, сейчасъ!
   -- Джонъ,-- сказалъ мистеръ Боффинъ, сіяя съ головы до ногъ, будто широкое пятно солнечнаго свѣта,-- помоги ты мнѣ изъ этого выпутаться!
   -- Вамъ адвоката имѣть не позволяется, сэръ,-- возразила Белла.-- Извольте сами за себя говорить. Признавайтесь, сейчасъ
   -- Правду сказать, моя дорогая, -- сказалъ мистеръ Боффинъ,-- когда мы задумали маленькій планъ, о которомъ моя старушка проболталась, я спрашивалъ Джона, что онъ скажетъ, если мы будемъ поступать въ такомъ родѣ, какъ ты говоришь. Но s не въ такихъ словахъ выражался, потому что я вовсе не имѣк этого на умѣ, что ты говоришь. Я только сказалъ Джону, не лучше ли будетъ, если я, прикинувшись бурымъ медвѣдемъ съ нимъ, буду настоящимъ бурымъ медвѣдемъ и для всѣхъ?
   -- Признавайтесь, сію минуту, сэръ,-- сказала Белла,-- что вы все это дѣлали для того, чтобъ исправить и улучшить меня!
   -- Конечно, мое милое дитя,-- сказалъ мистеръ Боффинъ,-- я дѣлалъ это не для того, чтобы тебѣ повредить. Я надѣялся, что это тебѣ намекомъ будетъ поостеречься. Однакоже, нужно упомянуть, что какъ скоро моя старушка узнала Джона, онъ объявилъ ей и мнѣ тоже, что не спускаетъ глазъ съ неблагодарнаго человѣка, Сила Веггъ по фамиліи. Отчасти въ наказаніе этому самому Веггу и чтобы пуще завлечь его въ низкую и тайную игру, которую онъ играетъ, тѣ самыя книги, что мы съ тобой въ такомъ множествѣ вмѣстѣ покупали (кстати, мой другъ, не Блакберри Джонсонъ, а Блюберри), и прочитывались тогда для меня этимъ самымъ человѣкомъ, Сила Веггъ по фамиліи, какъ сказано
   Белла, все еще стоявшая на своихъ колѣнахъ у нихъ мистера Боффина, мало-по-малу опустилась въ сидячее положеніе на полъ, въ то время какъ она все глубже и глубже вдумывалась, не спуская своихъ глазъ съ его сіяющаго лица.
   -- Все-же,-- сказала Белла, послѣ этого задумчиваго молчанія,-- еще двѣ вещи остаются, которыхъ я понять не могу. Мистриссъ Боффинъ никогда не считала перемѣны въ мистерѣ Боффинѣ за настоящую; не считала? Вы никогда не считали, не считали?-- спросила Белла, обращаясь къ ней.
   -- Нѣтъ!-- отвѣчала мистриссъ Боффинъ, съ самымъ р кимъ и веселымъ отрицаніемъ.
   -- Однакоже, вы ее къ сердцу принимали,-- сказала Белла.-- Я помню, она васъ сильно безпокоила, право.
   -- Каково! Видишь ли Джонъ, какой острый глазокъ у мистриссъ Джонъ!-- воскликну ль мистеръ Боффинъ, покачивая своею головой съ видомъ удивленія.-- Ты правду говоришь, моя милая. Старушка моя много разъ чуть-чуть насъ на мелкіе кусочки на воздухъ не взрывала.
   -- Что вы?-- спросила Белла.-- Какъ же могло это быть, если она въ вашемъ секретѣ участвовала?
   -- Ужъ это была слабость моей старушки,-- сказалъ мистеръ Боффинъ,-- и все-таки, говоря тебѣ всю правду и ничего кромѣ правды, я немножко горжусь ею. Милая моя, наша старушка такое высокое понятіе обо мнѣ имѣетъ, что она выносить не могла, когда видѣла и слышала во мнѣ настоящаго бураго. Даже и того, что я хотѣлъ этимъ сдѣлать, она не могла выносить! Потому мы въ постоянной опасности отъ ней находились.
   Мистриссъ Боффинъ отъ души смѣялась сама надъ собой, по нѣкоторый блескъ въ ея чистыхъ глазахъ показывалъ, что она не совсѣмъ еще исцѣлилась отъ этой опасной наклонности.
   -- Увѣряю тебя, моя дорогая,-- сказалъ мистеръ Боффинъ,-- что въ знаменитый день, когда я во всемъ блескѣ себя показалъ, то-есть, помнишь:-- мяу говоритъ кошка, квакъ-квакъ говоритъ утка, гамъ-гамъ-гамъ говоритъ собака,-- увѣряю тебя, моя дорогая, что въ тотъ знаменитый день, эти жесткія и невѣроятныя слова до того встревожили старушку на мой счетъ, что мнѣ пришлось ее держать, чтобы не дать ей вслѣдъ за тобой побѣжать и увѣрить тебя, что я только прикидывался.
   Мистриссъ Боффинъ снова отъ всей души расхохоталась, и глаза ея снова заблестѣли, и потомъ оказалось, что въ этомъ порывѣ саркастическаго краснорѣчія мистеръ Боффинъ не только по общему приговору своихъ двухъ товарищей-заговорщиковъ превзошелъ самого себя, но даже и по его собственному мнѣнію совершилъ удивительный подвигъ.
   -- Никогда-таки и не думалъ объ этомъ до послѣдней минуты, моя милая!-- замѣтилъ онъ Беллѣ.-- Когда Джонъ сказалъ: "еслибъ онъ былъ такъ счастливъ, что могъ бы заслужить ея взаимность и овладѣть ея сердцемъ", мнѣ тотчасъ пришло въ голову накинуться на него съ возгласомъ: "Заслужить ея взаимность, овладѣть ея сердцемъ! Мяу говоритъ кошка, квакъ-квакъ говоритъ утка, гамъ-гамъ-гамъ говоритъ собака". Я не могу тебѣ сказать, какъ и откуда мнѣ это во голову пришло, но это такою страшною пилою звенѣло, что, признаюсь, я самъ удивился. Впрочемъ, я чуть-чуть не разразился хохотомъ, когда увидѣлъ, какъ Джонъ свои глаза вытаращилъ.
   -- Ты сказала, моя красавица,-- напомнила мистриссъ Боффинъ Беллѣ,-- что есть еще одна вещь, которой ты понять не можешь.
   -- Ахъ, да!-- воскликнула Белла, закрывъ себѣ лицо руками,-- но этого я никогда не пойму, сколько бы я ни прожила на свѣтѣ. Не пойму, какъ Джонъ могъ полюбить меня столько, когда я такъ мало заслужила любви, и какъ вы, мистеръ и мистриссъ Боффинъ, до того могли забыть самихъ себя и принять на себя столько хлопотъ и труда, чтобы меня улучшить хоть немного и въ заключеніе помочь ему въ пріобрѣтеніи такой недостойной жены. Но я признательна...
   Тутъ пришла очередь Джону Гармону, отнынѣ навсегда Джону Гармону и уже болѣе никогда Джону Роксмиту,-- оправдываться предъ ней (совершенно безъ нужды) въ своемъ обманѣ и разсказывать, и подтверждать ей, что обманъ былъ продленъ именно потому, что она была такъ очаровательна въ томъ положеніи своемъ, которое она считала дѣйствительнымъ. Это повело ко многимъ обмѣнамъ ласки и къ радости со всѣхъ сторонъ и къ тому, что неисчерпаемаго ребенка, смотрѣвшаго во всѣ глаза, самымъ дерзкимъ образомъ, на груди мистриссъ Боффинъ, сперва признали сверхъестественною умницей, понимающею все, что вокругъ нея происходитъ, а потомъ заставили сказать всѣмъ: "ледизъ и джемилеморумзъ" (съ размахиваніемъ крошечнаго кулачка, съ трудомъ выправленнаго изъ чрезвычайно узкаго рукавчика) я уже объявила моей достопочтенной ма, что все это мнѣ уже извѣстно".
   Потомъ Джонъ Гармонъ сказалъ мистриссъ Джонъ Гармонъ, не желаетъ ли она пойти и осмотрѣть свой домъ? И какой это чудесный домъ былъ, и какъ прекрасно и со вкусомъ убранъ! Они ходили въ немъ процессіей: неисчерпаемое существо на груди мистриссъ Боффинъ (все еще смотрѣвшее во всѣ глазки) занимало середину, а мистеръ Боффинъ замыкалъ шествіе. На превосходномъ таулетномъ столѣ Беллы стояла шкатулка изъ слоновой кости, а въ шкатулкѣ лежали драгоцѣнности, какихъ она и во снѣ не видывала, а надъ всѣмъ этимъ, въ верхнемъ этажѣ была дѣтская, убранная радугами -- "хотя намъ это много хлопотъ стоило, сказалъ Джонъ Гармонъ, чтобъ успѣть все въ такой короткій срокъ отдѣлать".
   Послѣ осмотра дома прислужницы похитили неисчерпаемаго, и вскорѣ за тѣмъ послышался крикъ его между радугами, вслѣдствіе чего Белла удалилась изъ присутствій "джемплемормузъ", и крикъ прекратился, и улыбающійся миръ осѣнилъ эту юную оливную вѣтку.
   -- Пойдемъ и заглянемъ, Нодди!-- сказала мистриссъ Боффинъ мистеру Боффину.
   Мистеръ Боффинъ позволилъ вести себя на цыпочкахъ къ двери дѣтской и заглянулъ въ нее съ величайшимъ удовольствіемъ, хотя тамъ ничего не было видно, кромѣ Беллы въ задумчивомъ состояніи счастія сидѣвшей на маленькомъ низенькомъ стулѣ предъ каминомъ, съ малюткой на ея прекрасныхъ молодыхъ ручкахъ и съ потупленными глазами, прикрытыми отъ огня мягкими рѣсницами.
   -- Мнѣ сдается, что духъ старика, нашего хозяина, какъ будто успокоился; не правда ли?-- сказала мистриссъ Боффинъ.
   -- Да, старушка моя.
   -- И какъ будто его денежки опять посвѣтлѣли послѣ того, какъ долго ржавѣли въ потемкахъ, и блестятъ на солнышкѣ
   -- Да, моя старушка.
   -- И что за прелесть картинка! Не ппавда ли?
   -- Да, моя старушка.
   Но мистеръ Боффинъ, признавъ настоящую минуту весьма благопріятною для шутки, прекратилъ эти замѣчанія слѣдующимъ страшнѣшимъ рычаніемъ настоящаго бураго медвѣдя.-- Прелесть тартинка! Мяу, квакъ-квакъ, гамъ-гамъ!-- И потомъ тихою рысцой спустился внизъ по лѣстницѣ, между тѣмъ какъ плечи у неге самымъ веселымъ ходуномъ такъ и ходили.
   

XIV. Шахъ и матъ содружескому предпріятію.

   Мистеръ и мистриссъ Джонъ Гармонъ такъ распорядились принятіемъ своей законной фамиліи и своего законнаго дома, что это обстоятельство случилось въ тотъ самый разъ, когда послѣдняя телѣга съ грузомъ послѣдней насыпи выѣхала изъ воротъ Боффинова Павильона. Въ то время, какъ она отъѣзжала, мистеръ Веггъ почувствовалъ, что и съ души его съ тѣмъ вмѣстѣ свезенъ послѣдній грузъ, и потому радостно привѣтствовалъ счастливую пору, когда ему будетъ можно покороче остричь чернаго барана, Боффина.
   Во время всего медленнаго процесса свозки насыпей Сила слѣдилъ за работой алчными глазами. Но глаза не менѣе алчные слѣдили за наростаніемъ насыпей въ года, давно минувшіе, и тщательно просѣяли мусоръ, изъ котораго они состояли. Цѣнныхъ вещей не оказалось. И какъ могли онѣ оказаться, если старый скаредный тюремщикъ Гармоновой тюрьмы перечеканилъ каждую тряпку, каждый черепокъ въ деньги задолго до этого?
   Хотя и обманутый такимъ пустымъ результатомъ, мистеръ Веггъ почувствовалъ значительное облегченіе отъ столь пристальной работы и не ворчалъ много. Приказчикъ, представитель мусорныхъ подрядчиковъ, купившихъ насыпи, измучилъ мистера Вегга, такъ что отъ него остались только кости да кожа. Этотъ надсмотрщикъ за работами заявилъ право своихъ хозяевъ производить свозку и днемъ, и ночью, и при свѣтѣ факеловъ, и когда имъ угодно, и вогналъ бы Силу въ могилу, еслибы работа протянулась нѣсколько дольше. Повидимому, самъ не имѣя нужды во снѣ, онъ являлся съ завязанною, прошибенною головой, въ шляпѣ съ назатыльникомъ и въ вельветиновыхъ штанахъ, какъ бѣсъ проклятый, въ часы самые нечестивые и непоказанные. Утомленный неусыпною сторожбой за долгою дневною работой, Сила только что всползалъ на свою постель и начиналъ засыпать, какъ страшное трясеніе и громъ подъ его подушкой возвѣщали ему приближеніе телѣжнаго поѣзда, сопутствуемаго демономъ безсонницы, и снова вызывали на работу. Въ одно время онъ грохотомъ колесъ будилъ его отъ крѣпчайшаго сна; въ другое держалъ его на часахъ по сорока восьми часовъ сряду. Чѣмъ больше этотъ гонитель упрашивалъ его не безпокоиться выходить изъ дому, тѣмъ болѣе подозрѣвалъ лукавый Веггъ, что имъ замѣчены признаки чего-то скрытаго гдѣ-нибудь, и что дѣлются попытки провести его. Вслѣдствіе всего этого, до того тревоженъ былъ сонъ его, что онъ велъ жизнь, какъ будто бы побившись объ закладъ сослужить службу десяти тысячъ сторожевымъ собакъ въ теченіе десяти тысячъ часовъ, и жалобно смотрѣлъ на самого себя, какъ на человѣку вѣчно встающаго съ постели и никогда въ нее заправски не ложащагося. Онъ, наконецъ, до того истощалъ и осунулся, что его деревяшка, казалась, уже непропорціональною и представляла благоденствующій видъ въ сравненіи съ его остальнымъ измученнымъ тѣломъ, которое прежде было, что называется, одутловато.
   Однакоже, утѣшеніемъ Веггу служите то, что всѣ его непріятности покончились, и что онъ немедленно вступитъ въ обладаніе своимъ имуществомъ. Въ послѣднее время точило вертѣлось, помнимому, гораздо больше подъ его собственнымъ носомъ, чѣмъ подъ носомъ Боффина, но теперь наступила пора отточить носъ поострѣе Боффину. До сихъ поръ мистеръ Веггъ оставлялъ своего мусорнаго друга въ нѣкоторомъ покоѣ, ибо-его любезному намѣренію зачастую обѣдать у него препятствовали происки безсоннаго мусорнаго приказчика. Онъ былъ вынужденъ поручить мистеру Бппасу держать ихъ мусорнаго друга, Боффина, подъ присмотромъ, пока самъ худѣлъ и тощалъ въ Павильонѣ.
   Когда насыпи были окончательно свезены, мистеръ Веггъ отправился въ музей мистера. Винаса. Это было вечеромъ, и потому онъ нашелъ этого джентльмена, какъ и ожидалъ, сидящимъ у камина, но не нашелъ его, какъ ожидалъ, плавающимъ своимъ могучимъ умомъ въ чашкѣ чаю.
   -- Вы тутъ очень удобно расположились,-- сказалъ Веггъ, погидимому, не совсѣмъ въ духѣ, нагибаясь и нюхая воздухъ при входѣ.
   -- Да, я себя очень удобно чувствую, сэръ,-- сказалъ Винасъ.
   -- Вы въ свою работу лимона не употребляете?-- спросилъ Веггъ, нюхая снова.
   -- Нѣтъ, мистеръ Веггъ,-- сказалъ Винасъ.-- Если я его когда употребляю, такъ это по большей части въ сапожномъ пуншѣ.
   -- Что вы сапожнымъ пуншемъ называете?-- спросилъ Веггъ еще больше не въ духѣ, чѣмъ прежде.
   -- Рецептъ вамъ трудно передать, сэръ,-- отвѣчалъ Винасъ,-- потому что. какъ бы аккуратно вы его составныя части ни отмѣривали, все-таки многое будетъ отъ личныхъ дарованій зависѣть. Кромѣ того, много зависитъ отъ того, какъ вы къ нему свои чувства приложите. Въ основаніи же всего джинъ.
   -- Что въ голландской бутылкѣ-то?-- сказалъ угрюмо Веггъ усаживаясь.
   -- Такъ, сэръ, такъ!-- воскликнулъ Винасъ.-- Не желаете ли присоединиться и выпить, сэръ?
   -- Не желаю ли выпить?-- повторилъ Веггъ очень угрюмо.-- Гм! Конечно, желаю. Желаетъ ли человѣкъ выпить, у кого всѣ его пять чувствъ нескончаемымъ мусорнымъ приказчикомъ съ повязанною головой вымотаны! Желаетъ ли! Какъ будто онъ и желать не можетъ!
   -- Вы, пожалуйста, на это не гнѣвайтесь, мистеръ Веггъ.-- Вы какъ будто бы не въ своей тарелкѣ.
   -- Коль до этого дошло, такъ вы-то сами какъ будто бы не въ своей обыкновенной тарелкѣ,-- прорычалъ Веггъ.-- Вы какъ будто повеселѣй стали.
   Это обстоятельство, при тогдашнемъ состояніи ума мистера Вегга, повидимому, нанесло ему оскорбленіе.
   -- Вы себѣ даже волосы остригли!-- сказалъ Веггъ, хватившись обычнаго мистеру Винасу пыльнаго встряха головой.
   -- Да, мистеръ Веггъ. Но, пожалуйста, вы и на это не гнѣвайтесь.
   -- Чортъ возьми, да вы и жирѣть начинаете!-- сказалъ Веггъ съ возрастающимъ неудовольствіемъ.-- Что-то вы потомъ затѣете?
   -- Какъ вамъ сказать, мистеръ Веггъ, -- отвѣчалъ Винасъ, улыбаясь веселымъ образомъ.-- Едва ли отгадаете, что я потомь затѣю.
   -- Я и не хочу отгадывать,-- возразилъ Веггъ.-- Я думаю только, что трудъ былъ подѣленъ между нами. Вамъ хорошо, что вамъ такая легкая доля досталась, а моя-то была тяжеленька. Вашего сна не нарушали, пари держу.
   -- Нисколько не нарушали,-- сказалъ Винасъ.-- Я отъ роду такъ хорошо не спалъ, благодарю васъ.
   -- Гм!-- проворчалъ Веггъ:-- а вы бы на моемъ мѣстѣ побыло. Побыли бы вы на моемъ мѣстѣ, и еслибы вамъ ни въ постелѣ, ни во снѣ, ни за ѣдой нѣсколько мѣсяцевъ напролетъ покоя не давали, вы тоже похудѣли бы и были бы не въ духѣ.
   -- Правда, вы съ тѣла спали, мистеръ Веггъ,-- сказалъ Винасъ, разсматривая его фигуру художническимъ глазомъ.-- Спали съ тѣла, нечего сказать! Покровы то на вашихъ костяхъ до того сморщились и пожелтѣли, что иной подумаетъ, будто вы вонъ ко французскому джентльмену, а не ко мнѣ въ гости пришли.
   Мистеръ Веггъ, сильно обидѣвшись, взглянулъ въ уголъ на французскаго джентльмена, и какъ будто, замѣтивъ тамъ что-то новое, посмотрѣлъ въ противный уголъ и потомъ надѣлъ очки b принялся разсматривать всѣ закоулочки и впадинки тусклой лавки послѣдовательно.
   -- Каково! У васъ тутъ все повычищено!-- воскликнулъ онъ.
   -- Да, мистеръ Веггъ. Рукою обожаемой женщины.
   -- Значитъ, вы затѣяли, какъ надо думать, жениться?
   -- Точно такъ, сэръ.
   Сила опять снялъ очки, находя слишкомъ отвратительнымъ созерцать веселое состояніе своего друга и товарища въ увеличенномъ видѣ, и спросилъ:
   -- На старой?
   -- Мистеръ Веггъ!-- сказалъ Винасъ со мгновеннымъ взрывомъ гнѣва.-- Особа, о которой рѣчь идетъ, не старая.
   -- Я хотѣлъ сказать,-- объяснилъ Веггъ брюзгливо,-- на той, что прежде не соглашалась.
   -- Мистеръ Веггъ,-- сказалъ Винасъ,-- въ дѣлѣ такомъ щекотливомъ я побезпокою васъ просьбой говорить яснѣе, что вы думаете. Есть струны, на которыхъ играть не слѣдуетъ. Нѣтъ, сэръ! На иныхъ странахъ можно только самымъ почтительнымъ образомъ и такъ сказать благоговѣйно играть. Изъ такихъ-то мелодическихъ странъ и создана миссъ Плезантъ Райдергудъ.
   -- Стало быть, это та самая особа, что прежде не соглашалась -- сказалъ Веггъ.
   -- Сэръ,-- отвѣчалъ Винасъ съ достоинствомъ,-- я допускаю измѣненное выраженіе. Особа та же самая, что прежде не соглашалась.
   -- Когда же дѣло у васъ свахляется?-- спросилъ Сила.
   Мистеръ Веггъ,-- сказалъ Винасъ съ новымъ взрывомъ.-- Я не могу позволить вамъ выражаться объ этомъ предметѣ площаднымъ языкомъ! Я долженъ сдержанно, но твердо предложить вамъ, сэръ, въ этомъ вопросѣ поправку сдѣлать.
   -- Когда же эта особа,-- неохотно спросилъ Веггъ, сдержи", ли сердце въ воспоминаніе ихъ товарищества и общаго капитала,-- отдастъ руку тому, кому сердце отдала?
   -- Сэръ,-- отвѣчалъ Винасъ,-- я опять принимаю измѣненное выраженіе, и съ удовольствіемъ. Особа эта вполнѣ отдастъ руку, кому отдала сердце -- въ понедѣльникъ.
   -- Стало быть, вы уничтожили причины, почему она не соглашалась?-- сказалъ Веггъ.
   -- Мистеръ Веггъ,-- сказалъ Винасъ,-- такъ какъ я вамъ говорилъ, помнится, разъ или нѣсколько разъ...
   -- Нѣсколько разъ,-- прервалъ Веггъ.
   ...Какого,-- продолжалъ Винасъ,-- свойства были причины несогласія этой особы, то могу теперь сообщить вамъ, не нарушая нѣжнаго довѣрія, существующаго съ тѣхъ поръ между мной и этою особой, какимъ образомъ они были устранены, благодаря содѣйствію двухъ добрыхъ друзей, моихъ, изъ которыхъ одинъ прежде былъ знакомъ съ особой, а другой ей незнакомый. Эти два друга мои, сэръ, оказали мнѣ величавшую услугу, посѣтили эту особу, и они закинули словечко, нельзя ли уладить дѣло такъ, чтобъ намъ сочетаться бракомъ, спрошено было, сэръ, не удовольствуется ли она тѣмъ, что послѣ нашей свадьбы я буду только но суставамъ вязать людей, дѣтей и низшихъ животныхъ,-- не успокоитъ ли это означенную особу въ ея нежеланіи видѣть себя между костяками? Счастливая мысль это была, сэръ, и корни пустила.
   -- У васъ, мистеръ Винасъ,-- замѣтилъ Веггъ съ оттѣнкомъ недовѣрчивости,-- кажется, много друзей завелось?
   -- Довольно-таки сэръ,-- отвѣтилъ этотъ джентльменъ тономъ мирной таинственности.-- Такъ себѣ, сэръ. Довольно.
   -- Что-жъ,-- сказалъ Веггъ,-- взглянувъ на него еще разъ съ оттѣнкомъ недовѣрчивости,-- желаю вамъ счастья. Одинъ человѣкъ въ одномъ счастье себѣ находить, другой -- въ другомъ. Вы жениться намѣрены, а я намѣренъ путешествовать.
   -- Въ самомъ дѣлѣ, мистеръ Веггъ?
   -- Перемѣна воздуха, морскіе виды, да натуральный сонъ, надѣюсь, поправятъ меня послѣ всего, что я вытерпѣлъ отъ мусорнаго приказчика съ повязанною головой, о которомъ я вамъ разсказывалъ. Теперь, какъ окончилась тяжелая работа и насыпи свезены, пришло время Боффина попридавить. Въ десять часовъ завтра утромъ удобно для васъ Боффиновъ носъ подъ точило подвести?
   Въ десять часовъ завтра утромъ было совершенно удобно для мистера Винаса заняться этимъ превосходнымъ дѣломъ.
   -- Вы за нимъ хорошо присматривали, надѣюсь?-- сказалъ Сила.
   Мистеръ Винасъ довольно хорошо присматривалъ за нимъ изо дня въ день.
   -- А что еслибы вы сегодня вечеркомъ къ нему завернули и передали бы ему приказъ отъ меня,-- отъ меня, говорю, потому ему извѣстно, что я играть съ собой не позволю,-- всѣ бумаги, счеты и наличность къ завтрашнему утру приготовить?-- сказалъ Веггъ.-- Теперь же, для проформы, такъ какъ это душѣ вашей должно быть пріятно, прежде чѣмъ отправимся (мы пройдемся немножко съ вами, хоть ноги у меня отъ усталости подкашиваются), взглянемъ-ка на нашъ общій капиталецъ.
   Мистеръ Винасъ досталъ капиталецъ, и онъ найденъ въ совершенной исправности. Мистеръ Веггъ взялся представить его опять завтра утромъ и обѣщалъ явиться вмѣстѣ съ мистеромъ Веггомъ у двери Боффина, какъ только пробьетъ десять часовъ. Въ извѣстномъ мѣстѣ, на пути между Кларксивслломъ и домомъ Боффина (мистеръ Веггъ особенно настаивалъ, чтобы не было никакого префикса къ фамиліи Золотого Мусорщика), товарищи разстались.
   Ночь была ненастная; за ней послѣдовало ненастное утро. Улицы были необыкновенно скользки, грязны и неудобны для ходьбы, утромъ, когда мистеръ Веггъ поѣхалъ на мѣсто дѣйствія, разсуждая, что человѣку, отправляющемуся какъ бы въ банкъ за полученіемъ значительной суммы, можно позволить себѣ такую незначительную издержку.
   Винасъ явился во-время, и Веггъ взялъ на себя постучать въ дверь и повести объясненіе. Онъ постучалъ въ дверь. Дверь отворилась.
   -- Боффинъ дома?
   Слуга отвѣчалъ, что мистеръ Боффинъ дома.
   -- Ладно,-- сказалъ Веггъ,-- хотя я такъ его и не называю.
   Слуга спросилъ, назначено ли имъ это время?
   -- Слушайте, что я вамъ скажу, молодой человѣкъ,-- сказалъ Веггъ.-- Мнѣ не нужно назначенія. Я въ немъ не нуждаюсь. Служительскихъ разспросовъ мнѣ тоже не нужно. Мнѣ нуженъ Боффинъ.
   Ихъ ввели въ пріемную комнату, гдѣ всемогущій Веггъ, не снимая шляпы, началъ посвистывать и переводить своимъ указательнымъ пальцемъ стрѣлку часовъ, стоявшихъ на каминномъ наличникѣ, до того, что они прозвонили. Чрезъ нѣсколько минутъ ихъ попросили взойти по лѣстницѣ и ввели въ прежде-бывшую комнату Боффина, которая, кромѣ входной двери, имѣла еще складныя двери, отворявшіяся въ другой рядъ комнатъ, когда представлялась надобность {Въ большихъ англійскихъ домахъ, въ парадныхъ, такъ-сказать, комнатахъ, иныя двери состоятъ не изъ двухъ половинокъ, а изъ четырехъ и даже больше, изъ коихъ среднія откидываются на крайнія, и, будучи сложены ширмами, прислоняются вплоть къ стѣнѣ въ угловыхъ простѣнкахъ, отчего при многолюдныхъ собраніяхъ открывается между комнатами широкое сообщеніе.}. Тутъ сидѣлъ Боффинъ за библіотечнымъ столомъ, и тутъ мистеръ Веггъ, повелительно давъ знакъ слугѣ удалиться, придвинулъ стулъ и сѣлъ, со шляпой на головѣ, возлѣ него. Тутъ тоже мистеръ Веггъ мгновенно подвергся замѣчательному опыту сшибанія шляпы съ его головы и выкидыванія ея за окно, которое было отворено и затворено для сей цѣли.
   -- Воздержитесь отъ своихъ наглыхъ дерзостей въ присутствіи этого джентльмена,-- сказалъ владѣлецъ руки, сдѣлавшей это,-- а не то я и васъ за ней вслѣдъ выброшу.
   Веггъ невольно схватился руками за свою голую голову и вытаращился на секретаря, который сказалъ ему это съ строгими лицомъ, войдя незамѣтнымъ для него образомъ въ складныя двери.
   -- О!-- сказалъ Веггъ, какъ только возвратилась къ нему способность слова.-- Славно! Я далъ приказъ, чтобы васъ разсчитали, а вы еще не ушли, вы здѣсь еще? Ну, мы это теперь разберемъ. Славно!
   -- И я тоже не ушелъ, -- сказалъ другой голосъ.
   Кто-то еще незамѣтно вошелъ въ складныя двери. Веггъ, повернувъ голову, увидѣлъ своего гонителя, вѣчно безсоннаго мусорнаго приказчика, въ шляпѣ съ назатыльникомъ и въ вельветиновыхъ штанахъ, какъ быть надо,-- который, развязавъ свою закутанную прошибленную голову, явилъ голову, ни мало не поврежденную, и лицо, принадлежащее Слякоти.
   -- Ха, ха, ха, джентльмены!-- разразился Слякоть взрывомъ хохота, съ безмѣрнымъ наслажденіемъ,-- онъ и не воображалъ, что я могу стоя спать и часто сыпалъ такъ, когда за мистриссъ Гигденъ вертѣлъ катокъ! Онъ и не воображалъ, какъ я, бывало, полицейскія новости мистриссъ Гигденъ на разные голоса передавалъ! Ужъ и доказалъ же я ему, какъ жизнь можно вести, джентльмены; ну, ужъ доказалъ.
   Тутъ мистеръ Слякоть разинулъ свой ротъ положительно до ужасающихъ размѣровъ и, закинувъ назадъ голову съ новыхъ хохотомъ, обнаружилъ свои неисчислимыя пуговицы.
   -- О!-- сказалъ Веггъ, сконфузившись пока лишь немножко: -- одинъ да одинъ два, не разочтены? Боффинъ! Позвольте мнѣ одинъ вопросъ сдѣлать: -- кто опредѣлилъ этого парня, въ этой одежѣ, когда свозка началась? Кто этого негодяя приставилъ?
   -- Послушайте!-- возразилъ Слякоть, тряхнувъ головой.-- Безъ негодяевъ. Не то я васъ въ окно вышвырну.
   Мистеръ Боффинъ успокоилъ его движеніемъ своей руки и сказалъ:
   -- Я его приставилъ Веггъ.
   -- О! вы его приставили, Боффинъ? Славно. Мистеръ Винасъ, мы повысимъ наши условія, и намъ теперь ничего не остается, какъ приступить къ дѣлу. Боффинъ! Я хочу, чтобы вы изъ комнаты и ту, друную дрянь эту выслали.
   -- Этого нельзя сдѣлать, Веггъ,-- отвѣчалъ мистеръ Боффинъ, сидя спокойно за библіотечнымъ столомъ на одномъ концѣ, между тѣмъ какъ секретарь сидѣлъ спокойно на другомъ.
   Боффинъ! Нельзя сдѣлать?-- повторилъ Веггъ.-- Да знаете ли что съ вами будетъ?
   -- Нѣтъ, Веггъ,-- сказалъ мистеръ Боффинъ, весело покачавъ головой.-- Что тамъ ни будетъ, нельзя.
   Веггъ подумалъ секунду и потомъ сказалъ:
   -- Мистеръ Винасъ, будьте такъ добры, передайте мнѣ документъ.
   -- Извольте, сэръ,-- отвѣчалъ Винасъ, передавая бумагу съ большою учтивостью.-- Вотъ онъ. Теперь, сэръ, развязавшись съ нимъ, я желаю небольшое замѣчаньице сдѣлать, не потому, чтобъ оно сколько-нибудь нужно было или какую-нибудь новую мысль или открытіе въ себѣ заключало, а потому, что оно мнѣ умъ успокоитъ. Сила Веггъ, вы ракалья, и мерзавецъ!
   Мистеръ Веггъ, который вначалѣ, какъ бы ожидая комплимента, постукивалъ бумагой въ тактъ учтивостямъ Винаса, пока неожиданно не послѣдовало ихъ заключеніе, вдругъ остановился.
   -- Сила Веггъ,-- сказалъ Винасъ, -- знайте, что я взялъ на себя смѣлость пригласить мистера Боффина въ наше дѣло негласнымъ товарищемъ, вскорѣ какъ началось существованіе нашей фирмы.
   -- Совершенно справедливо,-- прибавилъ мистеръ Боффинъ,-- и я Винаса испытывалъ и нашелъ въ немъ вообще очень честнаго человѣка, Веггъ.
   -- Хотя мистеру Боффину, при его снисходительности, и угодно говорить это, -- замѣтилъ Винасъ.-- однакоже, въ началѣ всей этой грязи руки мои не были такъ чисты, какъ бы мнѣ хогѣлось. Но, надѣюсь, я вскорѣ совсѣмъ очистился.
   -- Винасъ, вы совсѣмъ очистились, -- сказалъ мистеръ Боффинъ.-- Это истинно, истинно.
   Винасъ преклонилъ свою голову съ почтеніемъ и признательностью.
   -- Благодарю васъ, сэръ. Я очень много обязанъ вамъ за все: за ваше хорошее мнѣніе обо мнѣ, теперь за вашъ пріемъ, а прежде за ободреніе, когда я въ первый разъ вошелъ съ вами въ сношенія, и за вліяніе, которое съ того времени было произведено на извѣстною особу какъ вами самими, такъ и мистеромъ Джономъ Гармономъ,-- которому, упомянувъ его такимъ образомъ, онъ поклонился.
   Веггъ подхватилъ фамилію чуткимъ ухомъ и движеніе зоркимъ глазомъ, и уже нѣкое пресмыкательство начало вливаться въ дерзкій видъ его, какъ мистеръ Винасъ снова потребовалъ его вниманія.
   -- Все остальное между вами и мной, Веггъ, -- сказалъ Винасъ, -- теперь само собой объясняется, и теперь вы можете высказываться, сэръ, безъ дальнѣйшихъ словъ съ моей стороны. Не чтобы совершенно предупредить какую-нибудь непріятность или ошибку по дѣлу, которое считаю важнымъ, я прошу позволенія у мистера Боффина и мистера Джона Гармона повторить вамъ замѣчаніе, которое я уже имѣлъ удовольствіе ихъ вниманію представить. Вы мерзавецъ и ракалья.
   -- А вы дуракъ, -- сказалъ Веггъ, щелкнувъ своими пальцами, -- и я бы раньше развязался съ вами, если бы только нашелъ способъ, какъ это сдѣлать. Я уже думалъ объ этомъ, вотъ что вамъ сказать могу. Вы можете убираться, и я очень радъ буду. Мнѣ же лучше; больше достанется. Потому, знаете, -- сказалъ Веггъ, раздѣляя свое слѣдующее замѣчаніе между мистеромъ Баффиномъ и мистеромъ Гарманомъ,-- я своей цѣны стою и намѣренъ взять ее. Что вы на попятную, такъ это въ своемъ родѣ не дурно и къ лицу такому анатомическому насосу, какъ вотъ этотъ (указывая мистера Винаса), но не къ лицу человѣку настоящему. Я пришелъ сюда, чтобы меня купили, и я цифру назначилъ. Теперь, покупайте меня или откажитесь отъ меня.
   -- Что до меня касается, Веггъ,-- сказалъ мистеръ Боффинъ, смѣясь,-- я отъ васъ отказываюсь.
   -- Боф-финъ!-- отвѣчалъ Веггъ, повернувшись къ нему съ строгимъ видомъ.-- Вашу новорожденную смѣлость я понимаю. Я бронзу подъ вашею серебряною обкладкой вижу. У васъ носъ повихнулся. Зная, что вамъ терять нечего, вы можете легко отъ игры отойти. Вы аккуратъ столько засаленное стекло, что еще можно сквозь видѣть. Но мистеръ Гармонъ дѣло другое. Мистеръ Гармонъ совсѣмъ другою парой башмаковъ рискуетъ. Я кой-что слышалъ о томъ, что онъ мистеръ Гармонъ, я теперь понялъ разные тамъ въ газетахъ намеки на этотъ счетъ, и я кидаю васъ, Боф-финъ, какъ не стоящаго вниманія. Я мистера Гармона спрашиваю, имѣетъ ли онъ какое-нибудь понятіе о томъ, что въ этой бумагѣ значится?
   -- Это духовное завѣщаніе моего покойнаго отца, позднѣе написанное, чѣмъ завѣщаніе, явленное мистеромъ Боффиномъ (если вы еще разъ отнесетесь къ мистеру Боффину, какъ до сихъ поръ относились, я васъ съ ногъ сшибу), и оно предоставляетъ все состояніе коронѣ,-- сказалъ Джонъ Гармонъ, съ такимъ по возможности равнодушіемъ, какое только могло быть совмѣстно съ крайнею суровостью.
   -- Точно такъ!-- воскликнулъ Веггъ.-- Въ такомъ случаѣ (искрививъ свое тѣло на деревяшкѣ, повернувъ свою деревянную голову значительно на одну сторону и поднявъ одинъ глазъ вверхъ), въ такомъ случаѣ я вамъ вопросъ сдѣлаю, чего эта бумага стоитъ?
   -- Ничего,-- сказалъ Джонъ Гармонъ.
   Веггъ повторилъ это слово съ злою усмѣшкой и уже готовился сказать какое-то саркастическое возраженіе, какъ къ безпредѣльному его удивленію онъ былъ схваченъ за галстукъ {Пріемъ, обыкновенно употребляемый полисменами въ Англіи при арестованіи буйныхъ негодяевъ. Полисменъ хватаетъ буяна на галстухъ запуская свою руку между его платкомъ и горломъ, и тотчасъ же его накручиваетъ, и такимъ образомъ, стѣснивъ ему дыханіе, лишаетъ его силъ сопротивляться.}, потрясенъ до того, что у него зубы защелкали, отброшенъ вмѣстѣ съ ковылявшею ногой въ уголъ комнаты и тамъ притиснутъ.
   -- Бездѣльникъ!-- сказалъ Джонъ Гармонъ, сдавливая его рукой, будто клещами.
   -- Вы мнѣ голову объ стѣну колотите,-- представлялъ Сила слабымъ голосомъ.
   -- Я и намѣренъ тебѣ голову объ стѣну колотить,-- отвѣчалъ Джонъ Гармонъ, приноравливая свое дѣйствіе, къ словамъ,-- и отъ всей души далъ бы тысячу фунтовъ за то, чтобы только всѣ твои мозги выколотить. Слушай, бездѣльникъ, и взгляни на эту голландскую бутылку.
   Слякоть поднялъ ее вверхъ въ назиданіе ему.
   -- Эта голландская бутылка, мерзавецъ, заключала въ себѣ послѣднее изъ многихъ духовныхъ завѣщаній, сдѣланныхъ моимъ несчастнымъ, самого себя мучившимъ отцомъ. Это завѣщаніе положительно отдаетъ все моему великодушному благодѣтелю, и твоему тоже, мистеру Боффину, устраняя и опозоривая поименно меня и мою сестру (тогда уже умершую отъ горя). Эта -- голландская бутылка была найдена моимъ великодушнымъ благодѣтелемъ, и твоимъ тоже, послѣ того, какъ онъ былъ введенъ во владѣніе имуществомъ. Эта голландская бутылка сокрушила его выше всякой мѣры; хотя меня и сестры моей уже не было на свѣтѣ, однакоже, она бросала пятно на нашу память, незаслуженное ничѣмъ, какъ ему было извѣстно, въ нашей несчастной юности. Поэтому онъ зарылъ голландскую бутылку въ принадлежащую ему насыпь, и тамъ она лежала нѣсколько времени, когда ты, неблагодарный негодяй, шарилъ и ковырялъ въ ней, часто близъ этой самой бутылки. Онъ имѣлъ намѣреніе, чтобъ она никогда больше на свѣтъ Божій не являлась, но побоялся уничтожить духовную, полагая что уничтоженіе такого документа, даже съ великодушною цѣлію, было бы преступленіемъ предъ закономъ. Когда узнали здѣсь въ домѣ, кто я такой, мистеръ Боффинъ все еще безпокоясь по этому предмету, сообщилъ мнѣ на извѣстномъ условіи, которое такой песъ, какъ ты, оцѣпить не въ состояніи, тайну этой голландской бутылки. Я настоялъ на томъ, чтобъ откопать бутылку и явить законнымъ образомъ бумагу для утвержденія. Первое изъ этого ты видѣлъ, какъ онъ сдѣлалъ; второе сдѣлано безъ твоего вѣдома. Слѣдовательно, бумага, шуршащая въ твоихъ рукахъ, пока я терплю тебя (я бы желалъ жизнь изъ тебя вытрясти), стоитъ меньше, чѣмъ сгнившая пробка въ голландской бутылкѣ. Понимаешь теперь?
   Судя по блѣдному лицу Силы, голова котораго моталась взадъ и впередъ самымъ некомфортабельнымъ образомъ, онъ ничего не понималъ.
   -- Слушай, мерзавецъ!-- сказалъ Джонъ Гармонъ, скрутивъ еще разъ его галстукъ и придавивъ его въ уголъ на всю длину своей руки.-- Я скажу тебѣ еще двѣ небольшія рѣчи, зная, что онѣ тебя помучаютъ. Твое открытіе было, само по себѣ, дѣйствительное открытіе, потому что никому и въ голову не приходило обыскивать то мѣсто. О твоемъ открытіи мы ничего не знали, пока Винасъ не сказалъ объ этомъ мистеру Боффину, хотя я и держалъ тебя подъ хорошимъ присмотромъ съ тѣхъ поръ, какъ я поступилъ сюда, и хотя Слякоть долго считалъ своимъ главнымъ занятіемъ и счастіемъ своей жизни -- слѣдить тѣнью за тобой. Я говорю тебѣ это затѣмъ, чтобы ты зналъ, что мы, достаточно понимая тебя, убѣдили мистера Боффина позволить намъ заманивать тебя, обманутаго до послѣдней минуты, чтобы твое разочарованіе было однимъ изъ самыхъ тяжкихъ по возможности разочарованіи. Вотъ тебѣ моя первая короткая рѣчь; понимаешь?
   Тутъ Джонъ Гармонъ помогъ его пониманію новою тряской.
   -- Слушай, мерзавецъ,-- продолжалъ онъ,-- теперь я намѣренъ окончить. Ты сейчасъ полагалъ, что я владѣлецъ моего отцовскаго достоянія. Такъ это и есть; но не вслѣдствіе какого-нибудь распоряженія моего отца и не по какому-либо праву съ моей стороны. Нѣтъ. Единственно по великодушію мистера Боффина. Его условіе со мною, прежде чѣмъ онъ разстался съ тайной голландской бутылки, было то, что я возьму все состояніе, а онъ удовольствуется своею насыпью и больше ничего не возьметъ. Я обязанъ всѣмъ, что имѣю, единственно безкорыстію, правдивости, добротѣ (нѣтъ словъ, чтобъ удовольствовать меня) мистера и мистриссъ Боффинъ. И когда, зная, что мнѣ было извѣстно, я увидѣлъ, что такой навозный червь, какъ ты, осмѣлился подняться въ этомъ домѣ противъ этой благодарной души, я дивлюсь, -- прибавилъ Джонъ Гармонъ сквозь стиснутые зубы, круто повернувъ еще разъ галстукъ Вегга,-- что не попробовалъ свернуть тебѣ голову и выбросить ее за окошко! Довольно! Это моя послѣдняя короткая рѣчь къ тебѣ. Понимаешь?
   Сила, отпущенный, приложилъ руку къ себѣ къ горлу, откашлялся, и казалось какъ будто у него огромная рыбья кость застряла въ этой части тѣла. Одновременно съ этимъ его дѣйствіемъ въ углу, странное и съ виду непонятное движеніе было сдѣлано мистеромъ Слякотью, начавшимъ продвигаться по направленію къ мистеру Веггу вдоль стѣны, подобно носильщику или артельщику, готовящемуся поднять мѣшокъ муки или каменнаго угля.
   -- Я жалѣю, Веггъ,-- сказалъ мистеръ Боффинъ, въ своемъ милосердіи,-- что мы съ моею старушкою должны о васъ дурное мнѣніе имѣть. Но я не желаю, чтобы послѣ всего, что сказано и сдѣлано, вамъ было хуже на свѣтѣ, чѣмъ было тогда, какъ я васъ нашелъ. Потомъ скажите на разставаньи, сколько будетъ нужно, чтобы вамъ новымъ лоткомъ обзавестись?
   -- И на другомъ мѣстѣ,-- вставилъ Джонъ Гармонъ.-- Передъ этими окнами вы и не показывайтесь.
   -- Мистеръ Боффинъ,-- отвѣчалъ Веггъ униженно,-- когда я въ первый разъ имѣлъ честь познакомиться съ вами, я успѣлъ сколотить коллекцію балладъ, которая, могу сказать, была выше всякой цѣпы.
   -- Поэтому вамъ за нее и заплатить нельзя,-- сказалъ Джонъ Гармонъ,-- и вы объ этомъ лучше не хлопочите, милостивѣйшій государь.
   -- Извините меня, мистеръ Боффинъ,-- снова началъ Веггъ, бросивъ злобный взглядъ на Джона Гармона,-- я излагаю вопросъ предъ вами, ибо, если мои чувства меня не обманули, вопросъ вы сдѣлали. Я имѣлъ великолѣпную коллекцію балладъ и кромѣ того имѣлъ новый запасъ пряниковъ въ жестяной коробкѣ. Я больше ничего говорить не стану, но все вамъ самимъ предоставляю.
   -- Но, вѣдь, трудно назначить, -- сказалъ мистеръ Боффинъ, въ безпокойствѣ опуская свою руку въ свой карманъ,-- а я пожелаю переплачивать чего не слѣдуетъ, потому что вы такимъ дурнымъ человѣкомъ оказались. Такой вы лукавый и неблагодарный были; а сдѣлалъ ли я вамъ хоть что-нибудь дурное?
   -- Притомъ же у меня было,-- продолжалъ Веггъ, какъ бы соображаясь самъ съ собою,-- разсылочное коммиссіонерство, въ коемъ я пользовался большимъ уваженіемъ. Но я не хочу, чтобы меня сочли алчнымъ и скорѣе желаю все вамъ это предоставить, мистеръ Боффинъ.
   -- Я, право, не знаю, во что мнѣ цѣнить все это,-- проговорилъ мистеръ Боффинъ.
   -- Была также,-- снова началъ Веггъ,-- пара козелковъ, за которые, отдѣльно за каждый, одинъ ирландецъ, онъ еще большимъ знатокомъ въ козелкахъ считался, предлагалъ пять или шесть шилинговъ, а я и слышать не хотѣлъ, потому убытокъ... и еще стулъ, зонтикъ, попонка, подносъ. Но я все вамъ самимъ предоставляю, мистеръ Боффинъ.
   Золотой Мусорщикъ, казалось, занялся умственнымъ вычисленіемъ, между тѣмъ какъ мистеръ Веггъ помогъ ему еще слѣдующимъ добавочнымъ итогомъ:
   -- А миссъ Елизабетъ, мистеръ Джорджъ, тетушка Дженъ, дядюшка Паркеръ. Ахъ! Какъ подумаешь о прежнемъ времени, да посмотришь, какъ этакой чудесный садъ, напримѣръ, свиньями изрытъ, такъ трудненько, я вамъ скажу, не забираясь высоко, все это перевесть на деньги. Но я все вполнѣ вамъ предоставляю, сэръ.
   Мистеръ Слякоть все еще продолжалъ свое странное, съ виду непонятное передвиженіе.
   -- Сейчасъ вотъ говорили, что меня заманивали и обманывали,-- сказалъ Веггъ съ печальнымъ видомъ,-- и точно, могу сказать, что зловредное чтеніе всякихъ исторій о скрягахъ моей душѣ повредило, когда вы меня и другихъ хотѣли надуть, что вы сами скряга, сэръ. Я чувствовалъ, какъ душа моя отъ этого падала. А какъ можетъ человѣкъ цѣну своей души назначить! Вотъ еще и то у меня сейчасъ была шляпа. Но я вамъ вполнѣ предоставляю, мистеръ Боффинъ.
   -- Ну хорошо!-- сказалъ Боффинъ.-- Вотъ вамъ два фунта.
   -- Какъ я знаю цѣну себѣ, то я не могу этого принять, сэръ.
   Не успѣлъ онъ договорить этихъ словъ, какъ Джонъ Гармонъ поднялъ свой палецъ, и Слякоть, въ эту минуту находившійся близъ Вегга, прислонился спиной къ его спинѣ, нагнулся, схватилъ его за воротникъ верхняго платья сзади, обѣими руками, и ловко приподнялъ его, будто мѣшокъ муки или каменнаго угля, на свою спину. Чрезвычайно недовольное и удивленное лицо представилъ мистеръ Веггъ въ этомъ положеніи; пуговицы его выступали на видъ почти также ясно, какъ пуговицы Слякоти, а деревяшка вскинулась вверхъ въ положеніи крайне неудобномъ. Но лицо его не намного секундъ оставалось видимо въ комнатѣ, ибо Слякоть проворно выбѣжалъ съ нимъ и проворно спустился внизъ по лѣстницѣ, гдѣ мистеръ Винасъ, за нимъ слѣдовавшій, отворилъ дверь на улицу. Приказъ, данный Слякоти, состоялъ въ томъ, чтобы свалить свой грузъ на мостовую; но въ это время случилась, стоявшая на углу безъ возчика, телѣга для уличной грязи съ приставленною къ колесу лѣсенкой, и мистеръ Слякоть не устоялъ противъ искушенія бросить мистера Вегга въ ящикъ, наполненный нечистотами, -- дѣло трудноватое, но исполненное съ большою ловкостью и удивительнымъ блескомъ.
   

XV. Что было поймано въ поставленную ловушку.

   Какъ Брадлей Гедстонъ мучился и терзался въ своемъ духѣ со времени того тихаго вечера, когда у рѣки онъ какъ бы возродился изъ пепла катерщика, никто, кромѣ его самого, не могъ бы разсказать. Даже и самъ онъ не могъ бы разсказать, потому что такія мученія можно только чувствовать.
   Во-первыхъ, онъ долженъ былъ вынести совокупный вѣсъ сознанія того, что онъ сдѣлалъ, и неумолкающаго упрека, что онъ могъ бы сдѣлать это гораздо лучше, и опасенія быть открытымъ. Это былъ вѣсъ достаточный, чтобы раздавить его, и онъ страдалъ подъ нимъ и день, и ночь. Вѣсъ этотъ тяготѣлъ на немъ и во время его недостаточнаго сна, и во время его красноглазаго бодрствованія. Вѣсъ давилъ его своимъ страшнымъ неизмѣняющимся однообразіемъ, въ которомъ не было облегченія ни на минуту. Чрезъ мѣру обремененное вьючное животное, или чрезъ мѣру обремененный невольникъ, можетъ на нѣсколько секундъ измѣнить положеніе физическаго груза и найти себѣ нѣкоторый отдыхъ даже причиненіемъ добавочной боли тѣмъ или другимъ мускуламъ, тому или другому члену. Этотъ же терзающійся человѣкъ не имѣлъ даже и такого жалкаго облегченія отъ постояннаго давленія адской атмосферы, въ которую онъ вступилъ.
   Время проходило, и никакое подозрѣніе не было заявлено на Брадлея; время проходило, и въ газетныхъ извѣстіяхъ о нападеніи, по временамъ возобновлявшихся, онъ началъ замѣчать, что мистеръ Ляйтвудъ (дѣйствовавшій, какъ адвокатъ пострадавшаго человѣка) отклоняется все дальше и дальше отъ источника и видимо сбавляетъ свое рвеніе. Мало-по-малу, проблескъ причины этого началъ выступать передъ глазами Брадлея. Потомъ послѣдовала случайная встрѣча его съ мистеромъ Мильвеемъ на станціи желѣзной дороги (гдѣ онъ часто слонялся въ свободные часы, ибо тамъ могли слышаться свѣжія вѣсти о его дѣлѣ или появляться плакаты, до него относившіяся), и тогда объ увидѣлъ въ полномъ свѣтѣ, что онъ сдѣлалъ.
   Ибо тогда онъ увидѣлъ, что своею отчаянною попыткой разлучить двухъ человѣкъ на вѣки, онъ только послужилъ средствомъ къ ихъ соединенію, что онъ окунулъ свои руки въ кровь, чтобъ отмѣтить себя глупцомъ и слѣпцомъ, что Евгеній Рейбернъ ради своей жены отвелъ его и оставилъ его ползти своето проклятою дорогой. Онъ думалъ о судьбѣ, о Провидѣніи, о какой-либо правящей силѣ, которая ввела его въ обманъ, перехитрила его, и въ своей немощной безумной ярости и кусалъ, и рвалъ, и падалъ безъ памяти.
   Новое подтвержденіе истины достигло до него чрезъ нѣсколько дней, когда явилось описаніе, какъ израненный человѣкъ былъ обвѣнчанъ на своей постели, и какъ онъ, хотя все еще находясь въ опасномъ положеніи, чувствуетъ себя нѣсколько лучше. Брадлей скорѣй бы желалъ быть схваченъ за убійство, чѣмъ прочитать это извѣстіе, съ увѣренностью, что его пощадили, и съ сознаніемъ, почему пощадили.
   Но чтобы не быть еще болѣе обманутымъ и перехитреннымъ, что случилось бы, еслибъ онъ былъ запутанъ въ дѣло Райдергудомъ и наказанъ закономъ за свою гнусную неудачу, какъ бы за самый успѣхъ, онъ не покидалъ своей школы днемъ, выходилъ изъ нея осторожно ночью, и уже не показывался на станціи желѣзной дороги. Онъ просматривалъ объявленія въ газетахъ съ тѣмъ, не не найдетъ ли какого признака, что Райдергудъ привелъ въ дѣйствіе угрозу вызвать его для возобновленія знакомства, и не находилъ ничего. Заплатилъ ему щедро за харчи и за убѣжище, найденныя имъ въ шлюзномъ домѣ, и зная его за человѣка неграмотнаго, не умѣющаго писать, онъ началъ недоумѣвать, стоитъ ли хоть сколько-нибудь опасаться его, и есть ли необходимость свидѣться съ нимъ.
   Все это время умъ его ни на минуту не выходилъ изъ пытки, и мучительное сознаніе, что онъ, перекинувшись черезъ пропасть, раздѣлявшую Лизу отъ Евгенія, только приготовилъ мостъ, чтобъ имъ сойтись, никогда не остывало въ немъ. Это ужасное состояніе влекло новые припадки. Онъ не могъ сказать, сколько ихъ было, и когда они случались; но онъ замѣчалъ по лицамъ своихъ учениковъ, что они видали его въ такомъ состояніи, и что въ нихъ таился страхъ, что оно повторится.
   Однажды въ зимній день, когда небольшой снѣжокъ падалъ пухомъ на рамы и колоды оконъ классной комнаты, онъ сталъ у своей черной доски съ мѣломъ въ рукѣ, чтобы начать классъ; прочитавъ на лицахъ мальчиковъ, что случилось что-то необыкновенное, и что они какъ бы встревожились за него, онъ взглянулъ на дверь, къ которой они обратились. Тамъ онъ увидѣлъ понураго человѣка стоявшаго съ угрожающимъ видомъ посрединѣ школы, съ узломъ подъ рукой, и узналъ въ немъ Райдергуда.
   Онъ опустился на стулъ, который одинъ изъ мальчиковъ подставилъ ему, и тутъ же смутно понялъ, что находился въ опасности упасть. Но дурнота миновала, и онъ снова всталъ.
   -- Прошу извинить, почтеннѣйшій! Съ вашего позволенія!-- сказалъ Райдергудъ, нахмуривъ лобъ съ хихиканьемъ и злобною усмѣшкой.-- Что бъ это за мѣсто такое было?
   -- Это школа.
   -- Гдѣ молодой народецъ добру учится?-- сказалъ Райдергудъ, важно кивнувъ.-- Прошу извинить, почтеннѣйшій! Съ вашего позволенія! Кто же въ этой школѣ учитъ?
   -- Я учу.
   -- Такъ вы учитель. Вотъ какъ, ученый почтеннѣйшій!
   -- Да. Я учитель.
   -- И какое знатное дѣло должно быть,-- сказалъ Райдергудъ,-- молодой народецъ доброму учить, и знать, что они знаютъ, что вы этому ихъ учите. Прошу извинить, ученый почтеннѣйшій! Съ вашего позволенія. Вонъ та черная доска, къ чему она?
   -- Чтобы чертить или писать на ней.
   -- Неужто!-- сказалъ Райдергудъ.-- И не догадаешься по виду! Не будете ли такъ добры, не напишите ли на ней свою фамилію, ученый почтеннѣйшій? (Улещающимъ тономъ).
   Брадлей замялся немного, однако, написалъ свое имя крупными буквами на доскѣ.
   -- Самъ я не ученый человѣкъ,-- сказалъ Райдергудъ, осматривая учениковъ,-- но ученье въ другихъ люблю. Я бы очень былъ радъ послушать, какъ этотъ молодой народецъ прочитаетъ ту фамилію, по-писанному.
   Всѣ руки въ классѣ поднялись. Несчастный учитель кивнулъ, и звонкій хоръ пропѣлъ:-- Брадлей Гедстонъ.
   -- Нѣтъ!-- воскликнулъ Райдергудъ.-- Неужто въ самомъ дѣлѣ? Гедстонъ -- могильный камень! {На кладбищахъ въ Англіи, по большей части, бываютъ на могилахъ двѣ каменныя плиты, одна кладется горизонтально на самую могилу и называется slab, другая ставится вертикально въ головахъ могилы и называется headstone, головной камень. На послѣдней, обыкновенно, высѣкается эпитафія.} Это что на кладбищѣ. Уррра! Ну-ка, еще разъ прочтите!
   Снова поднялись руки, снова учитель кивнулъ, и снова звонкій хоръ пропѣлъ:-- Брадлей Гедстонъ!
   -- Теперь я понялъ!-- сказалъ Райдергудъ, внимательно прислушавшись, и повторилъ какъ бы про себя:-- Брадлей. Понимаю. Крещеное имя, Брадлей, какъ мое Роджеръ. А-а? Фамилія Гедстонъ, тоже какъ моя Райдергудъ. А-а?
   Звонкій хоръ:-- Да!
   -- Не знакомы ли вы, ученый почтеннѣйшій,-- сказалъ Райдергудъ,-- съ человѣкомъ почти вашего роста и вашей толщины и почти то же, что и вы на вѣсахъ потянетъ, и зовутъ его немножко похоже на другѣйшій?
   Съ отчаяніемъ, сдѣлавшимъ его совершенно спокойнымъ, хотя челюсти его крѣпко стиснулись, съ глазами, устремленными на Райдергуда, и съ признаками ускореннаго дыханія, показавшимися въ его ноздряхъ, учитель отвѣтилъ подавленнымъ голосомъ послѣ нѣкотораго молчанія:-- Кажется, я знаю человѣка, о комъ вы думаете.
   -- Я такъ и думалъ, что человѣчка этого вы знаете, ученый почтеннѣйшій. Мнѣ человѣчекъ этотъ нуженъ.
   Съ полувзглядомъ на своихъ учениковъ, Брадлей отвѣчалъ:-- Вы полагаете, что онъ здѣсь?
   -- Прося у васъ извиненія, ученый почтеннѣйшій и съ вашего позволенія,-- сказалъ Райдергудъ, со смѣхомъ,-- какъ я могу полагать, что онъ здѣсь, когда здѣсь никого нѣтъ, кромѣ васъ, да меня, да еще вотъ этихъ молодыхъ ягняточекъ, которыхъ вы учите? Но онъ такой отличный товарищъ, человѣчекъ-то тотъ, и мнѣ хочется, чтобъ онъ пришелъ и повидался со мной на шлюзѣ, что вверхъ по рѣкѣ.
   -- Я ему это передамъ.
   -- Придетъ онъ, какъ вы думаете?-- спросилъ Райдергудъ.
   -- Я увѣренъ, что придетъ.
   -- Имя ваше -- слово поруки за него,-- сказалъ Райдергудъ,-- я его поджидать буду. Вы меня много обяжете, ученый почтеннѣйшій, когда скажете ему, что если онъ въ скоромъ времени ю придетъ, такъ я самъ съ нимъ повидаюсь.
   -- Я ему это передамъ.
   -- Спасибо вамъ. Я сейчасъ говорилъ,-- продолжалъ Райдергудъ, измѣняя свой суровый тонъ и снова осклабляясь ученикамъ,-- что я хоть и не ученый человѣкъ, однакожъ, ученье въ другихъ люблю, право! Какъ я нахожусь здѣсь, учитель, то могу ли, прежде чѣмъ уйду, одинъ вопросъ этимъ молодымъ ягняточкамъ сдѣлать?
   -- Если онъ учебный,-- сказалъ Брадлей, все еще не спуская своего мрачнаго взгляда съ пришлеца и говоря подавленнымъ голосомъ,-- то можете.
   -- Какъ же! Учебный!-- воскликнулъ Райдергудъ.-- Я такъ его истолкую, учитель, чтобъ онъ учебный былъ. Какъ вода дѣлится, ягняточки мои? Какія разныя воды на землѣ имѣются?
   Звонкій хоръ: -- Моря, рѣки, озера и пруды.
   -- Моря, рѣки, озера и пруды. Они цѣлую кучу наговорили, учитель! Раздуй меня горой, еслибъ я озеръ не пропустилъ! И въ глаза ни одного не видывалъ. Моря, рѣки, озера и пруды. Что же, ягняточки, въ моряхъ, рѣкахъ, озерахъ и прудахъ ловится?
   Звонкій хоръ (съ нѣкоторою презрительностью по причинѣ легкости вопроса):-- Рыба!
   -- Опять хорошо!-- сказала Райдергудъ.-- Но что еще, ягняточки мои, въ рѣкахъ иногда ловится?
   Хоръ въ затрудненіи. Одинъ звонкій голосъ: -- Водяная трава!
   -- Хорошо опять!-- воскликнулъ Райдергудъ.-- И о не одна трава. Вы никогда не отгадаете, мои милые. Что же, кромѣ рыбы, иногда въ рѣкахъ ловится? Ну, слушайте, я вамъ скажу. Полная одежда, вотъ что.
   Брадлей измѣнился въ лицѣ.
   -- По крайности, ягняточки,-- сказалъ Райдергудъ, смотря на него изъ уголковъ своихъ глазъ,-- это я самъ иногда въ рѣкахъ ловлю. Лопни у меня глазки, ягняточки мои, если я вотъ этотъ узелокъ, что у меня подъ рукой, изъ рѣки не выловилъ!
   Весь классъ взглянулъ на учителя, какъ бы жалуясь на неправильность такого испытанія. Учитель посмотрѣлъ на экзаменатора, какъ бы желая изорвать его въ куски.
   -- Прошу извинить, ученый почтеннѣйшій,-- сказалъ Райдергудъ, проводя рукавомъ поперекъ рта и смѣясь съ утѣхой,-- это не хорошо, я знаю. Я лишь такъ, пошутилъ маленечко. Но клянусь душой, я этотъ узелъ изъ рѣки вытащилъ! Въ немъ полная одежда катерщика. Ее, видите, бросилъ туда человѣкъ, съ себя снялъ, а я вытащилъ.
   -- Почемъ вы знаете, что ее сбросиль человѣкъ съ себя?-- спросилъ Брадлей.
   -- Потому, я видѣлъ, какъ онъ это сдѣлалъ,-- сказалъ Райдервудъ.
   Они переглянулись. Брадлей медленно отвелъ свои глаза, повернулъ лицо къ черной доскѣ и медленно стеръ съ нея свою фамилію.
   -- Много благодаримъ васъ, учитель, -- сказалъ Райдергудъ,-- и то, что столько у себя и у ягняточекъ времени отняли на человѣка, у кого, кромѣ что онъ честный, никакой еще рекомендаціи не имѣется. Повторяя желаніе видѣть у себя на шлюзѣ, вверхъ по рѣкѣ, того человѣчка, о комъ мы говорили и за кого вы отвѣтъ дали, я прощаюсь съ ягняточками и съ ихъ ученымъ почтеннѣйшимъ также.
   Съ этими словами онъ вышелъ изъ школы, оставилъ учителя продолжать свое тягостное дѣло, какъ онъ могъ, и оставивъ учениковъ перешептываться и наблюдать за лицомъ учителя, пока не сдѣлалась съ нимъ дурнота, долгое время копившаяся.
   Черезъ день наступила суббота, и съ ней праздникъ. Брадлей всталъ рано и отправился пѣшкомъ къ Плашватеръ-Вирмильскому шлюзу. Онъ всталъ такъ рано, что еще не разсвѣтало. Прежде, чѣмъ погасить свѣчу, при которой онъ вдѣвался, онъ завязалъ въ свертокъ свои респектабельные серебряные часы и свой респектабельный часовой шнурокъ, написавъ внутри бумаги: "будьте добры, сберегите это для меня". Потомъ онъ адресовалъ свертокъ на имя миссъ Пичеръ и положилъ его въ прикрытый уголокъ маленькой скамьи у ея крыльца.
   Утро было холодное, съ сильнымъ восточнымъ вѣтромъ, когда онъ притворилъ и а щеколду садовую калитку и пошелъ въ путь. Небольшой снѣгъ, запорошившій окно его классной комнаты въ четвергъ, все еще носясь въ воздухѣ, падалъ бѣло, между тѣмъ какъ вѣтеръ дулъ черно. Медлительный день наступилъ не прежде, какъ Брадлей, бывшій на ногахъ часа два, уже прошелъ большую часть Лондона отъ востока къ западу. Въ безотрадной тавернѣ, гдѣ онъ разстался съ Райдергудомъ послѣ своего прежняго ночного путешествія съ нимъ, онъ спросилъ себѣ чаю и выпилъ его, стоя на соломѣ у прилавка и угрюмо смотря все время на человѣка, стоявшаго на томъ же мѣстѣ, гдѣ стоялъ Райдергудъ въ то утро.
   Онъ обогналъ короткій день и былъ уже на бечевникѣ рѣки, порядочно натрудивъ себѣ ноги, когда наступила ночь. За двѣ, за три мили отъ шлюза онъ сбавилъ шагу, по все еще продолжалъ идти прямо на него. Земля къ этому времени покрылась снѣгомъ, хотя топко; въ открытыхъ частяхъ рѣки плавали пленки льду, а подъ защитой береговъ ледъ стоялъ взломанными черепками. Онъ ни на что не обращалъ вниманія, кромѣ льда, снѣга и дали, пока не увидѣлъ свѣта, который, какъ онъ зналъ, мерцалъ въ окнѣ шлюзной сторожки. Ледъ, да снѣгъ, да онъ, да одинокій огонекъ совершенно взяли въ свое обладаніе всю пустынную мѣстность. Вдали передъ нимъ было мѣсто, гдѣ онъ нанесъ хуже, чѣмъ безполезные удары, которые такъ насмѣхались надъ нимъ теперь, когда Лиззи находилась тамъ уже женою Евгенія. Вдали, позади его, было мѣсто, гдѣ дѣти съ поднятыми руками будто обрекли его демонамъ, прокричавъ его имя и фамилію. Внутри, гдѣ свѣтился огонь, находился человѣкъ, который и въ той, и другой дали могъ повергнуть его въ погибель. Въ эти предѣлы сузился весь міръ его.
   Онъ ускорилъ свой ходъ, приковавъ свои глаза къ огоньку такъ пристально, какъ будто прицѣливался въ него. Когда онъ приблизился къ нему настолько, что свѣтъ раздѣлился на два луча, они, казалось, вцѣпились въ него и потащили впередъ. Когда онъ стукнулъ въ дверь своею рукой, его нога такъ быстро послѣдовала за рукой, что онъ очутился въ комнатѣ прежде, чѣмъ получилъ позволеніе войти.
   Свѣтъ былъ соединенный продуктъ камина и свѣчи. Между тѣмъ и другимъ, положивъ ноги на каминную рѣшетку, сидѣлъ Райдергудъ съ трубкой во рту.
   Онъ взглянулъ вверхъ и угрюмо кивнулъ, когда посѣтитель вошелъ. Посѣтитель его взглянулъ внизъ и тоже угрюмо кивнулъ. Снявъ верхнюю одежду, посѣтитель сѣлъ по другую сторону камина
   -- Не курите?-- сказалъ Райдергудъ, подвигая къ нему бутылку со свѣчей черезъ столь.
   -- Нѣтъ.
   Они оба замолчали, обративъ глаза на каминъ.
   -- Ну, вотъ я здѣсь,-- сказалъ, наконецъ, Брадлей.-- Кому начать?
   -- Я начну, -- сказалъ Райдергудъ, -- какъ вотъ трубку докурю.
   Онъ окончилъ ее, не торопясь, выколотилъ изъ нея пепелъ на плечико камина и отложилъ ее въ сторону.
   -- Я начну,-- повторилъ онъ потомъ,-- Брадлей Гедстонъ, учитель, коли вамъ это угодно.
   -- Мнѣ угодно? Я желаю знать, чего вы отъ меня хотите
   -- И узнаете.
   Райдергудъ пристально посмотрѣлъ на его руки и карманы, повидимому, опасаясь, нѣтъ ли у него какого оружія. Но тутъ онъ наклонился впередъ и, отвернувъ воротникъ его жилета пытливымъ пальцемъ, спросилъ:
   -- А гдѣ же ваши часы?
   -- Я ихъ дома оставилъ.
   -- Они мнѣ нужны. Но ихъ можно принесть, ими мнѣ понравились.
   Брадлей отвѣчалъ презрительнымъ смѣхомъ.
   -- Они мнѣ нужны,-- повторилъ Райдергудъ громче, -- и я желаю ихъ взять.
   -- Такъ я вамъ за этимъ понадобился? За этимъ?
   -- Нѣтъ,-- сказалъ Райдергудъ еще громче,-- это только частица, почему вы мнѣ понадобились. Я хочу отъ васъ денегъ.
   -- Еще чего?
   -- Всего!-- заревѣлъ Райдергудъ необыкновенно громкимъ и свирѣпымъ голосомъ.-- Отвѣтьте мнѣ еще разъ такимъ манеромъ, и я говорить съ вами не стану.
   Брадлей посмотрѣлъ на него.
   -- Вы и не смотрите на меня такимъ манеромъ, не то я говорить съ вами не стану,-- закричалъ Райдергудъ.-- А вмѣсто разговора я хвачу васъ этимъ кулакомъ такъ (ударивъпо столу со всею силой), что въ дребезги расшибу.
   -- Продолжайте,-- сказалъ Брадлей, омочивъ языкомъ свои губы.
   -- Я буду продолжать и безъ вашего приглашенія, такъ что соскучитесь и не рады будете. Смотрите сюда, Брадлей Гедстонъ, учитель. Вы могли бы другого почтеннѣйшаго въ щепки и клинушки изрубить, и мнѣ до этого дѣла никакого бы не было; я бы только изрѣдка за рюмочкой, за другой къ вамъ зашелъ. Какое бы еще дѣло имѣть мнѣ съ вами? Но когда вы мою одежду передразнили, и когда вы мой шейный платокъ передразнили, и когда вы меня послѣ своего дѣльца кровью забрызгали, такъ я долженъ заплатить вамъ, и хорошо заплатить. Еслибы случилось, что васъ стали бы обвинять, вѣдь вы меня бы уличать стали, не такъ ли? Гдѣ, какъ не на Плашватеръ-Вир нильскомъ шлюзѣ, есть человѣкъ одѣтый, какъ описано? Гдѣ, какъ не на Плашватеръ-Вирмильскомъ шлюзѣ, есть человѣкъ, который съ кѣмъ-то крупный разговоръ имѣлъ, когда онъ въ своей лодкѣ проходилъ? Взгляните на шлюзника Плашватеръ-Вирмильскаго шлюза: на немъ точь-въ-точь такое же платье, точь-въ-точь такой же красный шейный платокъ, и платье-то у него, можетъ статься, кровью забрызгано. Хвать! Точно, платье въ крови. Ахъ, дьяволъ лукавый!
   Брадлей, страшно блѣдный, сидѣлъ, смотря на него молча.
   -- Но въ вашу игру двоимъ можно было играть,-- сказалъ Гащергудъ, щелкнувъ пальцами съ полдюжины разъ у него подъ носомъ,-- и я въ нее давно игралъ, много допрежде того, какъ вы въ ней свою неуклюжую руку попытали; въ тѣ дни, когда вы еще и не начинали своихъ уроковъ каркать или что бы тамъ ни было въ школѣ дѣлать. Куда вы могли прокрасться, туда за вами и я прокрасться умѣлъ, да еще поумнѣе вашего. Я знаю, что вы изъ Лондона въ своемъ собственномъ платьѣ вышли, знаю, гдѣ вы свое платье перемѣнили, и гдѣ вы свое платье спрятали. Я своими глазами видѣлъ, какъ вы свое платье изъ потайного мѣстечка, между срубленными деревьями, вынули, и какъ въ рѣку окунались, чтобъ пояснить, зачѣмъ вы одѣвались, еслибъ васъ кто со стороны увидѣлъ. Я видѣлъ, какъ вы Брадлеемъ Гедстономь встали тамъ, гдѣ катерщикомъ на земь сѣли. Я видѣлъ, какъ вы катерщичій узелъ въ рѣку бросили. А я катерщичье-то платье досталъ, а платье-то въ разныхъ мѣстахъ изорвано, и зеленою травой запачкано, и залито со всѣхъ сторонъ красненькимъ, что изъ-подъ ударовъ брызгало. Оно въ моихъ рукахъ, да и вы тоже. Мнѣ, чортъ возьми, никакой заботы нѣтъ до другого почтеннѣйшаго, живой онъ тамъ или мертвый, но я о самомъ себѣ позабочусь. И какъ вы противъ меня злоумышляли, то и поплатитесь за это, поплатитесь за это, поплатитесь за это! Я васъ досуха высосу!
   Брадлей смотрѣлъ на каминъ, съ подергиваньемъ въ лицѣ, и молчалъ нѣкоторое время. Наконецъ, онъ сказалъ, съ какимъ-то несовмѣстнымъ спокойствіемъ лица и голоса:
   -- Вы изъ камня крови не можете выжать, Райдергудъ.
   -- Но я изъ школьнаго мастера могу денежки по выжать.
   -- Вы не можете выжать изъ меня, чего нѣтъ. Вы не можете вырвать у меня, чего я не имѣю. Мое ремесло бѣдное. Вы уже получили отъ меня больше чѣмъ двѣ гинеи. Знаете ли сколько времени мнѣ потребовалось (не говоря о долгомъ и усидчивомъ моемъ ученьи) заработать эту сумму?
   -- Я не знаю, да и знать не хочу. Ваше ремесло почетное. Чтобъ спасти свою почетность, вамъ стоитъ заложить всю одежду, какая у васъ имѣется, всякую палку въ вашемъ домѣ продать, ради Христа вымолить или занять у всякаго, кто вамъ хоть полушку повѣритъ. Когда вы все это сдѣлаете и деньги мнѣ доставите, я отстану отъ васъ, но не прежде.
   -- Что это значитъ, что вы отъ меня отстанете?
   -- А то, я теперь товарищемъ вамъ буду, куда бы вы ни пошли отсюда. Пускай шлюзъ самъ себя сторожитъ. Я васъ постерегу, если вы ко мнѣ попали.
   Брадлей снова началъ смотрѣть въ каминъ. Взглядывая на него искоса, Райдергудъ взялъ свою трубку, набилъ ее, зажегъ и сталъ курить. Брадлей оперся локтями на колѣни, подперъ руками голову и смотрѣлъ въ огонь въ глубочайшей задумчивости.
   -- Райдергудъ!-- сказа^въ онъ, вставъ со стула, послѣ долгаго молчанія, вынувъ свой кошелекъ и положивъ его на столъ.-- Будете вьт довольны, если я отдамъ вотъ это, то есть всѣ деньги, какія имѣю; будете довольны, если я доставлю вамъ свои часы; будете довольны, если каждую четверть года, когда выдаютъ мнѣ жалованье, буду вамъ выплачивать изъ него извѣстную часть?
   -- Не согласенъ,-- возразилъ Райдергудъ, покачавъ головой и продолжая курить.-- Вы ужъ разъ ускользнули отъ меня, а я дважды въ обманъ не дамся. Мнѣ довольно хлопотъ было отыскивать васъ, да, можетъ быть, я и не нашелъ бы, еслибы не увидалъ, какъ вы наканунѣ по улицѣ пробирались, и не послѣдилъ за вами, пока вы къ себѣ въ немъ не вошли. Я хочу счеты съ вами разъ навсегда покончить.
   -- Райдергудъ, я велъ всегда уединенную жизнь. Я меня нѣтъ другихъ средствъ, кромѣ своего труда. У меня нѣтъ друзей.
   -- Неправда,-- сказалъ Райдергудъ.-- У васъ есть одинъ дружокъ, котораго я знаю, не хуже сберегательной кассы; будь я синяя обезьяна, если это не такъ.
   Лицо Брадлея потемнѣло, рука его тихо сжала кошелекъ и потянула его назадъ, въ то время какъ онъ сѣлъ, выжидая, что заговоритъ Райдергудъ.
   -- Въ четвергъ, я сперва не въ ту лавку попалъ,-- сказалъ Райдергудъ.-- Попалъ къ молоденькимъ барышнямъ, клянусь Егорьемъ. Надъ барышнями, я увидѣлъ, мисиссъ надсматриваетъ. Эта миссисъ очень неравнодушна къ вамъ, мастеръ, она все съ себя до послѣдней нитки продастъ, чтобы только васъ изъ бѣды выпутать. Устройте-ка, чтобъ она такъ и сдѣлала
   Брадлей вытаращилъ на него глаза такъ внезапно, что Райдергудъ, не совсѣмъ зная, какъ принять его взглядъ, показалъ видъ, что занятъ дымомъ, клубившимся изъ трубки, и отмахивалъ его своею рукой, и отдувалъ его.
   -- Вы съ учительницей говорили, да?-- спросилъ Брадлей, съ прежнимъ спокойствіемъ въ лицѣ и въ голосѣ, которое казалось несообразнымъ, и съ отведенными въ сторону глазами.
   -- Пуфъ! Да,-- сказалъ Райдергудъ, отводя свое, вниманіе отъ дыма.-- Я съ ней говорилъ. Немножко поговорилъ съ ней. Она страхъ, какъ встревожилась, когда я между молоденькими барышнями очутился (я въ жизнь женскимъ угодникомъ не былъ), и повела меня въ свою гостиную; надѣюсь, говоритъ, ничего дурного не случилось? Ничего, говорю, дурного. Учитель мнѣ хорошій пріятель. Я тутъ скоро смекнулъ дѣло.
   Брадлей опустилъ кошелекъ въ карманъ, сжалъ свое лѣвое запястье правою рукой и, неподвижно сидя, смотрѣлъ въ каминъ.
   -- Она никогда лучше жить не можетъ, какъ теперь живетъ,-- сказалъ Райдергудъ,-- и когда я пойду вмѣстѣ съ вами домой (что я намѣренъ сдѣлать), то совѣтую вамъ поочистить ее, времени много не тратя, вы можете послѣ жениться на ней; меня на новоселье позовите. Она же хорошенькая, и я знаю, что вамъ больше не съ кѣмъ сблизиться, когда вы такъ недавно прошиблись въ другомъ мѣстѣ.
   Ни одного слова затѣмъ не сказалъ Брадлей всю эту ночь. Ни разу не перемѣнилъ онъ своего положенія и не ослабилъ руки, сжимавшей его запястье. Передъ огнемъ камина, какъ будто этотъ огонь былъ волшебный, его состарившій, сидѣлъ онъ неподвижно, а на лицѣ у него темныя борозды становились все глубже и глубже, выраженіе было все дичѣй и дичѣй, лицо становилось все блѣднѣй и блѣднѣй, будто посыпанное пепломъ, а волосы и въ составѣ и цвѣтѣ своемъ мѣнялись,
   Вплоть до тѣхъ поръ, какъ дневной свѣтъ сдѣлалъ окно прозрачнымъ, не двинулась эта разлагающаяся статуя. Потомъ она тихо встала, сѣла у окна и начала смотрѣть въ него.
   Райдергудъ не покидалъ своего стула всю ночь. Въ раннюю пору ночи онъ два или три раза проговорилъ, что становится очень холодно, и что уголь прогоралъ скоро, и даже приподнимался поправить его; но не могъ вызвать отъ своего товарища ни звука, ни движенія, и послѣ того молчалъ и самъ все время. Когда онъ занялся безпорядочнымъ приготовленіемъ кофея, Брадлей отошелъ отъ окна и надѣлъ свое верхнее платье и шляпу.
   -- Не позавтракать ли намъ маленько прежде, чѣмъ пустимся?-- сказалъ Райдергудъ.-- Пустой желудокъ не хорошо морозить, учитель.
   Безъ всякаго признака, что онъ слышалъ это, Брадлей вышелъ изъ шлюзной сторожки. Схвативъ со стола кусокъ хлѣба и взявъ подъ руку катерщичій узелъ, Райдергудъ немедленно за нимъ послѣдовалъ. Брадлей пошелъ по направленію къ Лондону. Райдергудъ догналъ его и пошелъ съ нимъ рядомъ.
   Оба они прошли мили три рядомъ и молча. Вдругъ Брадлей повернулъ и пошелъ въ обратный путь. Тотчасъ же и Райдергудъ повернулъ и пошелъ рядомъ
   Брадлей вошелъ въ шлюзную сторожку. Райдергудъ сдѣлалъ тоже. Брадлей сѣлъ у окна. Райдергудъ сталъ грѣться у камина. Чрезъ часъ или болѣе Брадлей поспѣшно всталъ и опять вышелъ, но на этотъ разъ повернулъ въ противную сторону. Райдергудъ немедленно послѣдовалъ за нимъ, догналъ его въ нѣсколькихъ шагахъ и пошелъ рядомъ.
   На этотъ разъ Брадлей, видя, что не можетъ отвязаться отъ своего спутника, вдругъ повернулъ назадъ. На этотъ разъ, какъ и прежде, Райдергудъ повернулъ вмѣстѣ съ нимъ. Но на этотъ разъ они не вошли въ шлюзную сторожку попрежнему, ибо Брадлей остановился на покрытой снѣгомъ травѣ у шлюза и посмотрѣлъ вверхъ и внизъ по рѣкѣ. Судоходство было остановлено морозомъ, и мѣстность являлась бѣлою и желтою пустыней.
   -- Ну, полно, учитель,-- представлялъ Райдергудъ, ставъ возлѣ него.-- Это игра скучная. Добраго изъ нея не выйдетъ. Вы отъ меня не отдѣлаетесь, пока по счету не расплатитесь. Куда вы, туда и я.
   Не сказавъ ни слова въ отвѣтъ, Брадлей пошелъ отъ него чрезъ деревянный мостикъ на шлюзныхъ створахъ.
   -- Идти тутъ еще меньше толку,-- сказалъ Райдергудъ, идя слѣдомъ.-- Тамъ запруда, и вамъ придется назадъ повернуть.
   Не обративъ на эти слова никакого вниманія, Брадлей прислонился къ надолбѣ, въ положеніи отдыха; онъ отдыхалъ, опустивъ глаза книзу.
   -- Ужъ если мы сюда пришли,-- сказалъ Райдергудъ сурово,-- такъ я кстати свои створы перемѣню.
   При грохотѣ и плескѣ воды, онъ затворилъ створы, которые были открыты, прежде чѣмъ отворилъ другіе. Такимъ образомъ обѣ пары воротъ на нѣсколько минутъ остались затворены.
   -- Ну, же, полно дурачиться, Брадлей Гедстонъ, учитель,-- сказалъ Райдергудъ, проходя мимо его, -- а то я васъ еще суше повысосу, когда до разсчета дойдетъ. Эй?!.
   Брадлей схватилъ его поперекъ тѣла. Будто онъ опоясалъ его желѣзнымъ кольцомъ. Они находились на окраинѣ шлюза почти по серединѣ между двумя парами створовъ.
   -- Пусти!-- оказалъ Райдергудъ:-- а не то я свой ножъ выну и тебя, гдѣ попало, полосну. Пусти!
   Брадлей тащилъ его къ окраинѣ шлюза, Райдергудъ тащилъ его прочь отъ него. Схватка была сильная, борьба была свирѣпая, рука объ руку, нога объ ногу. Брадлей повернулъ его спиной къ шлюзу и все тѣснилъ его назадъ.
   -- Пусти!-- сказалъ Райдергудъ.-- Оставь! Чего ты? Утопитъ меня нельзя. Кто разъ тонулъ, въ другой не потонетъ. Меня нельзя утопить.
   -- А меня можно!-- отвѣтилъ Брадлей, отчаяннымъ, сдавленнымъ голосомъ.-- И я рѣшился на это. Живого тебя я не выпущу, и мертваго не выпущу. Падай!
   Райдергудъ полетѣлъ въ гладкостѣнный дворъ шлюза навзничь; съ нимъ вмѣстѣ и Брадлей Гедстонъ, лежа на немъ. Когда ихъ нашли подъ тиной и иломъ позади одного изъ сгнившихъ створовъ, то руки Райдергуда оказались расцѣпившимися, вѣроятно во время паденія, и глаза его глядѣли вверхъ. Но онъ былъ опоясанъ желѣзнымъ кольцомъ Брадлея, и заклепки желѣзнаго кольца держались крѣпко.
   

XVI. Лица и вещи въ общемъ очеркѣ.

   Первымъ пріятнымъ занятіемъ мистера и мистриссъ Гармонъ было устроить всѣ дѣла, которыя какимъ-либо образомъ разстроились или могли разстроиться, пока имя ихъ оставалось подъ спудомъ. Разсматривая тѣ изъ нихъ, въ которыхъ была болѣе или менѣе виновата мнимая смерть Джона, они держались самаго обширнаго и щедраго толкованія; относительно, напримѣръ, кукольной швеи, какъ имѣющей право на ихъ поддержку за ея дружбу съ мистриссъ Рейборнъ и за то, что мистриссъ Рейборнъ, въ свою очередь, состояла въ связи съ темною стороной этой повѣсти. Изъ этого слѣдовало, что и старику Райѣ, какъ доброму и полезному другу ихъ обѣихъ, тоже нельзя было отказать въ поддержкѣ. Равно какъ и господину инспектору, ревностно производившему гонъ но пустому слѣду. Относительно этого достойнаго офицера можно замѣтить, что вскорѣ послѣ молва ходила въ полиціи, будто онъ говорилъ миссъ Абби Потерсонъ, за кружкой тонкаго флипа, за прилавкомъ Шести Веселыхъ Товарищей Носильщиковъ, что хотя онъ и гроша не потерялъ отъ появленія мистера Гармона въ живыхъ, однакоже, былъ бы доволенъ, еслибъ джентльменъ оказался варварски умерщвленнымъ, и еслибъ онъ (господинъ инспекторъ) опустилъ себѣ въ карманъ премію, назначенную правительствомъ за поимку убійцы.
   Во всѣхъ своихъ распоряженіяхъ такого рода, мистеръ Джонъ Гармонъ получалъ значительную помощь отъ своего юриста, мистера Мортимера Ляйтвуда, который подвизался на поприщѣ своего знанія съ большою дѣятельностью и настойчивостью, и ревностно принимался за работу, какъ только ее выкраивали, причемъ самъ юный Бляйтъ уже смотрѣлъ на настоящихъ кліентовъ, а не въ окошко. Райя оказался полезнымъ для распутанія дѣлъ Евгенія. Съ нескончаемымъ увлеченіемъ Ляйтвудъ повелъ атаку противъ Фледжби, который, увидѣвъ себя въ опасности быть взорваннымъ на воздухъ кой-какими взрывными дѣлишками, гдѣ онъ принималъ участіе, и уже разъ испытавъ на себѣ, какъ побоями снимаютъ шкуру, вступилъ въ переговоры и просилъ о пощадѣ. Заключенныя при этомъ условія оказали пользу безобидному Твемло, хотя онъ почти и не подозрѣвалъ этого. Мистеръ Райя, непонятнымъ образомъ смягчившійся, лично явился къ нему надъ конюшнями въ Дьюкъ-Стритѣ, въ Сентъ-Джемсъ-Скверѣ, уже не грозный, а кроткій, и извѣстилъ его, что если уплата процентовъ, производимая до сей поры, будетъ отъ сей поры производиться въ конторѣ мистера Ляйтвуда, то это смягчитъ его іудейскую неумолимость, и удалился, унося съ собою тайну, что мистеръ Джонъ Гармонъ уже уплатилъ деньги, и самъ сталъ кредиторомъ. Такимъ образомъ, гнѣвъ величаваго Снигсворта былъ предотвращенъ, и онъ принялся фыркать лишь съ такимъ количествомъ нравственнаго величія у коринѳской колонны, въ гравюрѣ надъ каминомъ, какое нормально согласовалось съ его сложеніемъ и съ британскою конституціей.
   Первый визитъ мистриссъ Вильферъ, сдѣланный супругѣ Нищаго въ новомъ домѣ Нищенства, былъ событіемъ великимъ. За Па было послано въ Сити, въ самый день вступленія во владѣніе, и онъ былъ пораженъ удивленіемъ, и положенный въ дрейфъ, проведенъ по всему дому за ухо, для осмотра разныхъ сокровищъ, и былъ восхищенъ и очарованъ. Па притомъ же былъ назначенъ секретаремъ и получилъ ордеръ объявить Гиксею, Венирингу и Стоббльзу о своемъ отъ нихъ отреченіи на вѣки вѣчные. Ма пріѣхала позднѣе и прибыла, какъ подобало ей, въ парадѣ.
   Карета была послана за Ма, и она сѣла въ нее съ осанкой, достойною такого случая, болѣе сопутствуемая, чѣмъ поддержанная миссъ Лавиніей, начисто отказавшеюся признавать величіе своей матери. Мистеръ Джорджъ Сампсонъ кротко послѣдовалъ за ними. Мистриссъ Вильферъ приняла его въ экипажѣ, какъ бы допуская его до чести участвовать при похоронахъ кого-либо изъ ея семейства, и потомъ отдала слугѣ Нищаго приказъ: Поѣзжайте!"
   -- Какъ бы я желала, ма,-- сказала Лавви, откинувшись на подушки и скрестивъ руки,-- чтобы вы развалились немного.
   -- Какъ!-- повторила мистриссъ Вильферъ.-- Развалилась?
   -- Да, ма.
   -- Надѣюсь, -- сказала впечатлительная женщина, -- я не въ состояніи этого сдѣлать.
   -- Вы, право, такъ и смотрите, ма. Но какъ женщина можетъ ѣхать обѣдать къ своей родной дочери или сестрѣ, словно аршинъ проглотивъ, и словно у ней юбка доской на спинѣ поднялась, это я не понимаю -- Я тоже не понимаю, -- возразила мистриссъ Вильферъ съ глубокимъ презрѣніемъ, -- какъ молодая дѣвушка можетъ назвать по имени часть одѣянія, которая такъ широка у тебя. Я за тебя краснѣю.
   -- Благодарю васъ, ма, -- сказала Ливви, зѣвая,-- но я и сама за себя могу это сдѣлать: очень вамъ обязана, если къ этому поводъ есть.
   Тутъ мистеръ Сампсонъ, съ цѣлью возстановить согласіе, чего ему ни въ какихъ обстоятельствахъ не удавалось, сказалъ съ пріятною улыбкой:
   -- Позвольте, ма'амъ, какъ бы тамъ ни было, а мы знаемъ, что поводъ есть.
   И тотчасъ же почувствовалъ, что сказалъ глупость.
   -- Знаемъ, что поводъ есть!-- сказала мистриссъ Вильферъ, сверкнувъ глазами.
   -- Право, Джорджъ, -- возразила миссъ Лавинія, -- я должна сказать, что не понимаю вашихъ намековъ и думаю, что вы могли бы быть нѣсколько деликатнѣй и поменьше говорить личностей.
   -- Вздуйте меня, -- воскликнулъ мистеръ Сампсонъ, тотчасъ же сдѣлавшись добычею отчаянія.-- Ахъ, пожалуста! Вздуйте, миссъ Лавинія Вильферъ!
   -- Что вы разумѣете, Джорджъ Сампсонъ, подъ своими извозчичьими выраженіями, я не могу понять. И не имѣю, мистерь Джорджъ Сампсонъ,-- сказала миссъ Лавинія,-- никакого желанія понять. Мнѣ довольно знать въ моемъ собственномъ сердцѣ, что я не намѣрена...-- Безразсудно употребивъ фразу, которую она не знала, какъ привести къ концу, миссъ Лавинія была принуждена заключить ее словами: "не намѣрена вздувать". Слабое заключеніе, однакоже, имѣвшее видъ силы по своей презрительности
   -- Ахъ, пожалуйста!-- воскликнулъ мистеръ Сампсонъ съ горечью.-- Я никогда...
   -- Если вы хотите сказать, -- вдругъ перебила его миссъ Лавви,-- что вы никогда молодой газели не воспитали, то можете не безпокоиться, потому что никто въ каретѣ и не думаетъ, чтобы вы успѣли въ этомъ. Мы насъ лучше знаемъ. (Это какъ ударъ на смерть).
   -- Лавинія, -- отвѣчалъ мистеръ Сампсонъ, печальнымъ голосомъ,-- этого я но хотѣлъ сказать. Я хотѣлъ только сказать, что я никогда не надѣялся удержать за собой мѣсто въ вашемъ семействѣ послѣ того, какъ счастіе озарило его своими лучами. Для чего вы везете меня,-- сказалъ мистеръ Сампсонъ,-- въ блестящіе чертоги, какихъ я никогда не могу имѣть, чтобы потомъ упрекать меня моимъ небольшимъ доходомъ? Великодушно ли это? Хорошо ли это?
   Величавая дама, мистриссъ Вильферъ, видя удобный случай сказать нѣсколько замѣчаній съ трона, приняла участіе, въ размолвкѣ
   -- Мистеръ Сампсонъ, -- начала она,-- я не могу позволить перетолковывать намѣренія моей дочери.
   -- Оставьте его, ма, -- вставила миссъ Лавви съ надменностію.-- Мнѣ все равно, чтобъ онъ ни говорилъ и что бы ни дѣлалъ.
   -- Нѣтъ, Лавинія, -- рекла мистриссъ Вильферъ, -- это затрогиваетъ фамильную кровь. Если мистеръ Джорджъ Сампсонъ приписываетъ даже моей младшей дочери...
   -- Я не вижу, почему вы употребляете слово даже, ма,-- вставила миссъ Лавви,-- потому что я не менѣе значу, чѣмъ всѣ другіе.
   -- Замолчи!-- сказала мистриссъ Вильферъ, торжественно.-- Повторяю, если мистеръ Джорджъ Сампсонъ приписываетъ даже моей младшей дочери низкія побудительныя причины, то онъ приписываетъ ихъ точно также матери моей младшей дочери. Эта мать отвергаетъ ихъ и спрашиваетъ мистера Джорджа Сампсона, какъ честнаго юношу, чего онъ хочетъ? Я, можетъ статься, ошибаюсь... ничего нѣтъ легче... но мистеръ Джорджъ Сампсонъ,-- продолжала мистриссъ Вильферъ, величаво размахивая своими перчатками, -- мнѣ кажется, сидитъ въ превосходномъ экипажѣ. Мистеръ Джорджъ Сампсонъ, мнѣ кажется, ѣдетъ своею охотой въ домъ, который можно назвать дворцомъ. Мистеръ Джорджъ Сампсонъ, мнѣ кажется, приглашенъ принять участіе... могу сказать... въ возвышеніи, павшемъ на нашу фамилію, въ которую онъ, смѣю сказать, желаетъ вступить.
   -- Я только, ма'амъ,-- объяснилъ мистеръ Сампсонъ, крайне упавъ духомъ,-- въ денежномъ смыслѣ, съ прискорбіемъ сознаю свою ничтожность. Лавинія теперь въ высокихъ связяхъ. Могу ли я надѣяться, что она будетъ такою же Лавипіей, какъ была прежде? И не извинительно ли, если мнѣ больно видѣть въ ней расположеніе нападать на меня?
   -- Если вы недовольны своимъ положеніемъ, сэръ,-- замѣтила миссъ Лавинія съ большою учтивостью,-- мы можемъ высадить васъ на любомъ углу, который вы укажете кучеру моей сестры.
   -- Любезная Лавинія, -- воскликнулъ мистеръ Сампсонъ, восторженно,-- я васъ обожаю.
   -- Если вы можете обожать болѣе пріятнымъ образомъ,-- отвѣчала эта дѣвушка,-- я желаю, чтобы вы такъ и дѣлали.
   -- Васъ тоже, -- продолжалъ мистеръ Сампсонъ,-- я уважаю, ма'амъ, до такой степени, которая всегда ниже вашихъ достоинствъ, я это хорошо знаю, но все-таки до необыкновенной степени. Будьте снисходительны къ несчастливцу, Лавинія, будьте снисходительны къ несчастному, ма'амъ; онъ чувствуетъ все ваше великодушіе, но терзается почти до сумасшествія (мистеръ Сампсонъ ударилъ себя по лбу), когда подымаетъ о состязаніи съ богатыми и вліятельными.
   -- Когда придется состязаться съ богатыми и вліятельными, вамъ, надо думать, скажутъ объ этомъ,-- молвила миссъ Лавви,-- заблаговременно. По крайней мѣрѣ, такъ будетъ съ моей стороны.
   Мистеръ Сампсонъ немедленно выразилъ свое искреннее мнѣніе, что это "болѣе, чѣмъ человѣколюбиво", и опустился на колѣни къ ногамъ миссъ Лавиніи.
   Но верхъ торжества для матери и дочери было ввести мистера Сампсона, какъ благороднаго плѣнника, въ блестящіе чертоги, имъ упомянутые, и провести его по нимъ, какъ живого свидѣтеля ихъ славы и какъ яркій примѣръ ихъ снисходительности. Всходя по лѣстницѣ, миссъ Лавинія позволила ему идти рядомъ съ ней, какъ бы говоря: "Несмотря на все окружающее, я все-таки твоя, Джорджъ. Какъ долго это будетъ, вопросъ другой; но я твоя пока". Она тоже благосклонно объясняла ему свойство предметовъ, на которые онъ смотрѣлъ, напримѣръ: "Экзотическія растенія, Джорджъ", "Авіарій, Джорджъ", "Часы ормолю, Джорджъ", и тому подобное. Между тѣмъ мистриссъ Вильферъ, шедшая впереди, проходила мимо всѣхъ украшеній съ видомъ дикаго вождя, который счелъ бы себя компрометированнымъ, еслибъ обнаружилъ хотя напмалѣйшій знакъ удивленія и любопытства.
   Дѣйствительно, поведеніе этой величавой женщины въ продолженіе всего дня могло служить образцомъ для всѣхъ величавыхъ женщинъ въ подобныхъ обстоятельствахъ. Она возобновила знакомство съ мистеромъ и мистриссъ Боффинъ, такъ какъ бы мистеръ и мистриссъ Боффинъ когда-нибудь отзывались о ней подобно тому, какъ она отзывалась о нихъ, и какъ бы только одно время могле совершенно изгладить ея обиду. Она считала каждаго слугу, къ ней подходившаго, за своего заклятаго врага, намѣреннаго нанесть ей оскорбленіе блюдами и излить поруганіе на ея нравственныя чувства изъ графиновъ {Вино въ Англіи подается не въ бутылкахъ, а въ графинахъ.}. Она сидѣла, выпрямившись за столомъ, по правую руку своего зятя, какъ бы немножко подозрѣвая отраву въ кушаньяхъ и какъ бы стоя на стражѣ со врожденною ей силой характера противъ всякихъ другихъ козней. Съ Беллой она обращалась, какъ съ дамой въ хорошемъ положеніи, которую она встрѣчала въ обществѣ нѣсколько лѣтъ тому назадъ. Даже и въ то время, когда слегка тая подъ вліяніемъ искристаго шампанскаго и разсказывая своему зятю нѣкоторыя семейныя происшествія, касавшіяся ея папа, она вливала въ разсказъ арктическіе намеки о томъ, что всегда была непризнанною благодатью для человѣчества, и обдавала своихъ слушателей холодомъ до подошвы ногъ. Неисчерпаемый ребенокъ, будучи внесенъ съ вытаращенными глазками и съ явнымъ намѣрніемъ слабо и влажно улыбнуться, тотчасъ же, какъ только завидѣлъ ее, былъ пораженъ спазмами и остался безутѣшенъ. Когда же, наконецъ, она простилась, трудно было сказать, сдѣлала ли она это съ видомъ, что сама идетъ на эшафотъ, или съ видомъ, что оставляетъ жильцовъ дома на немедленную казнь. Однакоже, Джонъ Гармонъ потѣшался всѣмъ этимъ отъ души и говорилъ своей женѣ, когда остался съ ней наединѣ, что ея естественныя манеры никогда не казались такъ мило-естественны, какъ при этомъ контрастѣ, и что онъ, не отвергая, что она дочь своего отца, остается при твердой увѣренности, что она не могла быть дочерью своей матери.
   Этотъ визитъ былъ, какъ уже сказано, великимъ событіемъ. Другое событіе, не великое, но считавшееся въ домѣ за особенное, случилось около этого же періода и состояло въ первомъ свиданіи мистера Слякоти съ миссъ Ренъ.
   Кукольная швея приготовляла для неисчерпаемаго ребенка куклу въ парадномъ нарядѣ вдвое больше, чѣмъ сама эта молодая особа. Мистеръ Слякоть взялся сходить за ней и дѣйствительно пошелъ.
   -- Войдите, сэръ,-- сказала миссъ Ренъ, работая на своей скамьѣ.-- Кто вы такіе?
   Мистеръ Слякоть представилъ себя именемъ и пуговицами.
   -- О, въ самомъ дѣлѣ!-- воскликнула Дженни.-- Я давно желала познакомиться съ вами. Я слышала, какъ вы отличились.
   -- Слышали, миссъ?-- осклабился Слякоть.-- Право, я радъ это слышать, но я не знаю чѣмъ...
   -- Сбросили кого-то въ грязную телѣгу,-- сказала миссъ Ренъ.
   -- О! этимъ-то!-- воскликнулъ Слякоть.-- Да, миссъ.
   И онъ закинулъ голову назадъ и засмѣялся.
   -- Господи помилуй,-- воскликнула миссъ Ренъ съ испугомъ.-- Вы такъ широко рта не открывайте, молодой человѣкъ, а то когда-нибудь онъ такъ и останется, ужъ и не закроется.
   Мистеръ Слякоть открылъ его, если можно, еще шире и держалъ его открытымъ, пока весь его хохотъ не вылился.
   -- Право, вы точно Великанъ,-- сказала миссъ Ренъ,-- что домой съ бобоваго поля воротился и Джака себѣ для ужина потребовалъ {Дѣтская сказка, гдѣ разсказывается, какъ Великанъ садилъ бобы, какъ шаловливый мальчикъ Джакъ воровалъ ихъ, и какъ Великанъ, замѣтивъ это, хотѣлъ съѣсть Джака.}.
   -- Красивъ онъ былъ, миссъ?-- спросилъ Слякоть.
   -- Нѣтъ,-- сказала миссъ Ренъ.-- Пребезобразный.
   Ея посѣтитель оглянулъ комнату, гдѣ теперь было болѣе комфорта, чѣмъ прежде, и сказалъ: -- У васъ хорошенькая квартирка, миссъ.
   -- Радуюсь, что вы такъ думаете, сэръ, -- отвѣчала миссъ Ренъ.-- А что вы обо мнѣ думаете?
   Честность мистера Слякоти подверглась жестокому испытанію "тѣ этого вопроса, онъ завертѣлъ пуговицу, осклабился и замялся.
   -- Говорите!-- сказала миссъ Ренъ съ плутовскимъ взглядомъ.-- Не думаете ли вы, что я престранный уродецъ?
   Тряхнувъ на него головой послѣ этого вопроса, она стряхнула внизъ свои волосы.
   -- О!-- воскликнулъ Слякоть въ порывѣ удивленія.-- Какая пропасть волосъ и какой цвѣтъ!
   Миссъ Ренъ, вскинувъ выразительно подбородкомъ, продолжала шить. По оставила свои волосы, какъ они были, довольная произведеннымъ ими эффектомъ.
   -- Вы не однѣ здѣсь живете, миссъ?-- спросилъ Слякоть.
   -- Нѣтъ,-- сказала миссъ Ренъ, опять вскинувъ подбородкомъ.-- Живу здѣсь съ моей тетушкой волшебницей.
   -- Съ кѣмъ?-- мистеръ Слякоть не понялъ: -- съ кѣмъ, вы сказали, миссъ?
   -- Ну, ужъ такъ и быть,-- отвѣчала миссъ Ренъ серіознѣе,-- съ моимъ вторымъ батюшкой или съ моимъ первымъ, все равно -- И она покачала головой и вздохнула.-- Еслибы вы знали моего-бѣднаго ребенка, что у меня здѣсь прежде находился,-- прибавила она, -- вы бы меня поняли. Но вы не знали и не поймете. Тѣмъ лучше!
   -- Вы должно быть долго учились вашему ремеслу,-- сказалъ Слякоть, смотря на рядъ куколъ, стоящихъ тутъ же,-- что такъ хорошо работаете, миссъ.,
   -- Никогда ни одной петлѣ ни у кого не училась, молодой человѣкъ,-- отвѣчала швея, вскинувъ свою головку.-- А такъ, ковыряла да ковыряла, пока не добилась, какъ надобно шить. Сперва плохенько, теперь получше.
   -- А вотъ я, -- сказалъ Слякоть, отчасти съ тономъ самоукоренья, -- учился, учился, и мистеръ Боффинъ платилъ, платилъ за меня!
   -- Я слышала, какимъ вы ремесломъ занимаетесь,-- замѣтила миссъ Ренъ: -- столярнымъ.
   Мистеръ Слякоть кивнулъ.
   -- Такъ какъ насыпи теперь свезены, я вотъ что вамъ скажу, миссъ: мнѣ хотѣлось бы что-нибудь для васъ сдѣлать.
   -- Очень обязана. Но что?
   -- Я могу вамъ сдѣлать,-- сказалъ Слякоть, осматривая комнату, -- я могу вамъ нѣсколько хорошенькихъ укладочекъ для куколъ сдѣлать. А то я могу сдѣлать нѣсколько хорошенькихъ ящичковъ для вашихъ шелковъ, нитокъ и обрѣзковъ. Или я вамъ славную ручку къ крючковатой палочкѣ сдѣлаю, если она вашему батюшкѣ принадлежитъ.
   -- Она мнѣ принадлежитъ,-- отвѣчало маленькое созданьице, съ быстрою краской въ лицѣ и на шеѣ.-- Я хромая.
   Бѣдный Слякоть тоже покраснѣлъ, потому что въ немъ была инстинктивная деликатность позади пуговицъ, и онъ своею собственною рукой ударилъ по ней. Чтобъ поправить свою ошибку, онъ сказалъ, можетъ-статься, лучшее, что можно было сказать:
   -- Я очень радъ, что она ваша, потому что я охотнѣй для васъ, чѣмъ для кого другого, ее украшу. Могу я взглянуть на нее?
   Миссъ Ренъ уже подавала ему палочку чрезъ свою скамейку, какъ вдругъ остановилась.
   -- Вы лучше посмотрите, какъ я ею пользуюсь,-- сказала она рѣзко.-- Вотъ такъ. Трюшкомъ, ковылькомъ, прыгъ-прыгъ-прыгъ. Не красиво, не правда ли?
   -- А мнѣ кажется она вамъ совсѣмъ не нужна, -- сказалъ Слякоть.
   Маленькая швея сѣла и подала ее ему въ руки, сказавъ, съ большимъ спокойствіемъ и съ улыбкой: -- Благодарю васъ.
   -- Что же до укладочекъ и ящичковъ касается,-- сказалъ онъ, смѣривъ ручку на своемъ рукавѣ и тихо поставивъ палочку въ сторону къ стѣнѣ,-- то это мнѣ истинное удовольствіе доставитъ. Я слышалъ, вы поете очень хорошо, и я пѣсенкой лучше денегъ награжденъ буду, потому я пѣнье всегда любилъ и часто для мистриссъ Гигденъ и для Джонни смѣшную пѣсню съ разговорцемъ пѣвалъ {У англичанъ есть много комическихъ пѣсенъ, гдѣ между куплетами вставляется смѣшной разговоръ двухъ-трехъ лицъ, читаемый пѣвцомъ на разные голоса.}. Но это не въ вашемъ родѣ, я полагаю.
   -- Вы очень добрый, молодой человѣкъ,-- отвѣчала швея,-- право, очень добрый, молодой человѣкъ. Я ваше предложеніе принимаю. Я полагаю, онъ не разсердится,-- сказала она, подумавъ и пожавъ своими плечами,-- если же разсердится, то пусть его сердится.
   -- Вы это про вашего батюшку говорите, миссъ?-- спросилъ Слякоть.
   -- Нѣтъ, нѣтъ,-- отвѣчала миссъ Ренъ.-- О немъ, о немъ, о немъ!
   -- О немъ, о немъ, о немъ?-- повторилъ Слякоть, смотря кругомъ, какъ будто ища его.
   -- Кто явится за меня посвататься и на мнѣ жениться,-- отвѣчала миссъ Ренъ.-- Боже мой, какой вы недогадливый!
   -- О!-- сказалъ Слякоть.-- И какъ будто бы задумался и нѣсколько встревожился.-- Я и не подумалъ о немъ. Когда онъ явится, миссъ?
   -- Какой вопросъ!-- воскликнула миссъ Ренъ.-- Мнѣ-то какъ знать!
   -- Откуда онъ явится, миссъ?
   -- Господи милосердый, какъ я могу сказать! Онъ откуда-нибудь явится, я полагаю, и когда-нибудь явится, я полагаю. Теперь пока я о немъ ничего не знаю.
   Это позабавило мистера Слякоть, какъ чрезвычайно хорошая шутка, и онъ закинулъ назадъ свою голову, и засмѣялся съ неизмѣримымъ наслажденіемъ. При видѣ его смѣющагося такимъ, нелѣпымъ образомъ, кукольная швея тоже расхохоталась отъ души. Такимъ образомъ они оба смѣялись, пока не устали отъ хохота.
   -- Смотрите, смотрите, смотрите!-- сказала миссъ Ренъ.-- Ради Бога перестаньте, Великанъ, не то вы меня заживо проглотите, такъ что я и не опомнюсь. До сихъ поръ вы еще не сказали, зачѣмъ вы сюда пожаловали.
   -- Я пришелъ за куклой для маленькой миссъ Гармонъ,-- сказалъ Слякоть.
   -- Я такъ и думала,-- замѣтила миссъ Ренъ.-- и вотъ вамъ, кукла для маленькой миссъ Гармонъ васъ дожидается. Она въ серебряную бумажку завязана, видите, словно съ головы до ногъ, въ новенькій банковый билетъ завернута. Берегите ее, и вотъ моя, рука и благодарность еще разъ.
   -- Я куколку такъ беречь стану, какъ будто она изъ золота сдѣлана, -- сказалъ Слякоть,-- и вотъ мои обѣ руки, миссъ, а я опять къ вамъ скоро приду.
   Но величайшимъ событіемъ въ новой жизни мистера и мистриссъ Джонъ Гармонъ было посѣщеніе ихъ мистеромъ и мистриссъ Рейборнъ. Когда-то красивый, Евгеній былъ чрезвычайно блѣденъ и слабъ и ходилъ, придерживаясь за руку своей жены и тяжело опираясь на палку. Но онъ съ каждымъ днемъ укрѣплялся и чувствовалъ себя лучше, и доктора объявили, что онъ не будетъ много обезображенъ. Дѣйствительно, событіе было великое, ибо мистеръ и мистриссъ Рейборнъ согласились пожить въ домѣ мистера и мистриссъ Гармонъ, гдѣ, кстати сказать, мистеръ и мистриссъ Боффинъ (отмѣнно счастливые, ежедневно выѣзжавшіе и ходившіе по лавкамъ) также остались жить на неопредѣленное время.
   Мистриссъ Джонъ Гармонъ по секрету сообщила мистеру Евгенію Рейборну, что она знала, въ какомъ состояніи находились чувствованія его жены во время его безпечной жизни. Мистеръ Евгеній Рейборнъ по секрету сообщилъ мистриссъ Джонъ Гармонъ, что, съ Божіей помощью, она увидитъ, какъ жена измѣнила его!
   -- Я не дѣлаю заклятій,-- сказалъ Евгеній:-- кто, дѣлая ихъ. е нихъ заботится? Но я рѣшился.
   -- Но повѣрите ли, Белла,-- вмѣшалась его жена, подойдя и сѣвъ возлѣ него, чтобы помогать ему, ибо безъ нея онъ никогда хорошо себя не чувствовалъ,-- что въ день нашей свадьбы онъ говорилъ мнѣ, будто онъ ничего лучше не могъ бы сдѣлать, какъ умереть?
   -- Такъ какъ я этого не сдѣлалъ, Лиза,-- сказалъ Евгеній,-- то лучше сдѣлаю то, что ты мнѣ тогда внушила.
   Послѣ полудня того же самого дня, когда Евгеній лежалъ на кушеткѣ въ своей комнатѣ наверху, пришолъ Ляйтвудъ поболтать съ нимъ, между тѣмъ какъ Белла уѣхала съ его женой прогуляться. "Ничто, кромѣ силы, не уведетъ ее", сказалъ Евгеній, и потому Белла, шутя, увела ее насильно.
   -- Мой старый товарищъ,-- началъ Евгеній, оставшись съ Ляйтвудомъ,-- лучшаго времени не могъ бы ты выбрать, чтобы навѣстить меня, потому что сердце у меня полно, и я хочу излить его. Во-первыхъ, о моемъ настоящемъ, прежде чѣмъ заговорю о будущемъ. Мой почтенный родитель, который, какъ кавалеръ гораздо моложе меня и записной поклонникъ красоты, былъ до того любезенъ намедни (онъ сдѣлалъ намъ визитъ и пробылъ у насъ два дня тамъ на рѣкѣ, и сильно возставалъ противъ нашей жизни въ гостиницѣ), что наказывалъ Лизѣ непремѣнно снять съ себя большой портретъ. А это со стороны моего почтеннаго родителя можно считать равносильнымъ мелодраматичному благословенію.
   -- Ты, видимо, выздоравливаешь.-- сказалъ Мортимеръ съ улыбкой.
   -- Я ужъ на это рѣшился,-- сказалъ Евгеній.-- Когда мой почтенный родитель сказалъ это и потомъ, перекативъ рюмку бургонскаго (которое онъ приказалъ подать, и за которое я заплатилъ) у себя во рту, прибавилъ: "Мой любезный сынъ, зачѣмъ ты такую бурду пьешь?" -- то я счелъ это равносильнымъ такому родительскому благословенію нашего брака, какой сопровождается ручьями слезъ. Хладнокровіе моего почтеннаго родителя нельзя мѣрить обыкновенною мѣркой.
   -- Отчасти справедливо,-- сказалъ Ляйтвудъ.
   -- Вотъ все,-- продолжалъ Евгеній,-- что я когда-либо услышу по этому предмету отъ моего почтеннаго родителя, и онъ будетъ попрежнему разгуливать по свѣту со шляпой на бекрень. И вотъ такъ какъ моя женитьба торжественно признана у семейнаго алтаря, то я на этотъ счетъ уже не стану больше безпокоиться. Во вторыхъ, ты, право, чудеса для меня сдѣлалъ, Мортимеръ, облегчивъ мои денежныя затрудненія, и я имѣя при себѣ такого хранителя и управителя, какова спасительница моей жизни (я еще настолько не окрѣпъ, какъ видишь, и еще не настолько мужчина, чтобы говорить о ней не дрожащимъ голосомъ, а она такъ невыразимо дорога для меня, Мортимеръ!), то немногое, что я могу назвать своимъ, будетъ для меня больше, чѣмъ оно когда-нибудь было. Оно должно бытъ потому больше, что ты знаешь, чѣмъ оно всегда было въ моихъ рукахъ. Ничѣмъ.
   -- Я думаю хуже, нежели ничѣмъ, Евгеній. Мой собственный доходъ (я отъ души желалъ бы, чтобы мой дѣд)шка лучше оставилъ его Океану, чѣмъ мнѣ) былъ не ничто, а нѣчто, мѣшавшее мнѣ приняться за что-нибудь. Мнѣ кажется, и о твоемъ доходѣ можно было сказать почти то же.
   -- Вотъ истинный голосъ мудрости, -- сказалъ Евгеній,-- Пастушки мы оба. Принимаясь теперь за дѣло, мы примемся серіозно. Не будемъ больше говорить объ этомъ еще нѣсколько лѣтъ. Знаешь, у меня была мысль, Мортимеръ, отправиться съ женой въ одну изъ колоній и заняться тамъ по своему призванію.
   -- Безъ тебя я пропалъ бы, Евгеній; но, пожалуй, ты правъ.
   -- Нѣтъ, -- сказалъ Евгеній твердо.-- Не правъ. Не правъ.
   Онъ сказалъ это съ такимъ живымъ, почти сердитымъ порывомъ, что Мортимеръ крайне удивился.
   -- Ты думаешь, что эта избитая голова моя взволнована?-- продолжалъ Евгеній съ гордымъ взглядомъ:-- ничуть, повѣрь мнѣ. Я могу сказать, тебѣ о здоровой музыкѣ моего пульса то же, что Гамлетъ о своей говоритъ. Кровь во мнѣ кипитъ, но кипитъ цѣлебно, когда я объ этомъ думаю. Скажи мнѣ, неужели мнѣ сдѣлаться трусомъ по отношенію къ Лизѣ и затаиться съ ней, какъ будтобъ я стыдился ея! Гдѣ былъ бы твой другъ, Мортимеръ, еслибь она показала себя трусомъ въ его дѣлѣ и притомъ имѣя несравненно лучшій поводъ?
   -- Честно и благородно,-- сказалъ Ляйтвудъ.-- Но все-таки, Евгеній...
   -- Все-таки что, Мортимеръ?
   -- Все-таки увѣренъ ли ты, что не почувствуешь (я въ ея интересѣ говорю, въ ея интересѣ) какого-нибудь легкаго охлажденія къ ней подъ давленіемъ общества?
   -- О! мы съ тобою всегда можемъ споткнуться на этомъ сло въ,-- отвѣчалъ Евгеній, смѣясь.-- Не разумѣемъ ли мы типу Типпинсъ?
   -- Можетъ-быть, ее,-- сказалъ Мортимеръ, тоже смѣясь.
   -- Дѣйствительно, ее!-- отвѣчалъ Евгеній съ большимъ воодушевленіемъ.-- Мы можемъ спрятаться за кустъ, а все-таки ее. Но вотъ видишь ли, моя жена немножко дороже для моего сердца Мортимеръ, чѣмъ Типпинсъ, и я обязанъ ей немножко больше, чѣмъ обязанъ Типпинсъ. Поэтому я стану биться до послѣдняго издыханія вмѣстѣ съ ней и за нее. здѣсь, на открытомъ полѣ. Если я спрячу ее или буду биться за нее слабодушно, изъ-за окна или изъ-за угла, тогда ты, кого послѣ нея я люблю больше всего на этой землѣ, скажи мнѣ, и я заслужу этого по всей справедливости, что она хорошо бы сдѣлала, еслибъ оттолкнула меня ногой въ ту ночь, какъ я лежалъ, истекая кровью, и плюнула бы въ мое малодушное лицо.
   Румянецъ, вспыхнувшій въ его лицѣ, когда онъ говорилъ эти слова, такъ озарилъ его черты, что онъ казался нѣсколько времени какъ будто никогда не былъ изувѣченъ. Его другъ отвѣчалъ ему, такъ какъ Евгеній желалъ бы, чтобъ онъ отвѣчалъ ему, и они продолжали толковать о будущемъ, пока не вернулась Лиззи. Сѣвъ возлѣ него и нѣжно дотронувшись до его рукъ и головы, она сказала:
   -- Милый Евгеній, ты заставилъ меня выѣхать; но мнѣ слѣдовало бы съ тобой остаться. Ты такъ взволнованъ, какъ съ тобой давно не было. Что ты дѣлалъ?
   -- Ничего,-- отвѣчалъ Евгеній,-- только ждалъ твоего возвращенія.
   -- И разговаривалъ съ мистеромъ Ляйтвудомъ,-- сказала Лиззи, обратившись къ нему съ улыбкой.-- Тебя общество не могло обезпокоить.
   -- Какъ сказать, моя душечка!-- отвѣчалъ Евгеній своимъ прежнимъ веселымъ тономъ, смѣясь и цѣлуя ее:-- а я такъ думаю общество меня обезпокоило!
   Это слово до того заняло мысли Мортимера Ляйтвуда, на пути домой въ Темплъ въ тотъ вечеръ, что онъ рѣшился взглянуть на общество, котораго онъ не видалъ въ теченіе значительнаго времени.

Глава послѣдняя. Голосъ общества.

   Поэтому Мортимеру Ляйтвуду надлежало отвѣчать на пригласительную къ обѣду карточку мистера и мистриссъ Венирингъ, просившихъ сдѣлать честь, и выразить, что мистеръ Мортимеръ будетъ очень радъ имѣть честь. Вениринги, по обыкновенію, продолжали неутомимо сдавать обѣденныя карточки обществу и всякому, желавшему играть у нихъ въ обѣдъ, слѣдовало поспѣшить, ибо въ книгахъ Несостоятельныхъ Судебъ уже было записано, что Венирингъ произведетъ оглушительный трахъ-тарарахъ на слѣдующей недѣлѣ. Да. На слѣдующей недѣлѣ послѣдуетъ, что Венирингъ, отыскавъ ключъ къ великой тайнѣ, какъ люди ухитряются жить свыше своихъ средствъ, и перефокусничавъ свои фокусы, какъ законодатель, отправленный предъ лицо вселенной невинными избирателями Поккетъ-Бричеза, приметъ Чильтернскія Сотни {Членъ палаты общинъ можетъ выбыть изъ нея не иначе, какъ принявъ какую-нибудь коронную должность, ибо таковая считается несовмѣстимой съ званіемъ народнаго представителя. А потому есть фиктивныя должности, который служатъ для того, чтобы, въ случаѣ необходимости, дать члену палаты предлогъ къ выходу. Такова должность смотрителя надъ Чильтернскими Сотнями (сотня, hundred kentena, кантонъ, старинное административное дѣленіе графства), не имѣющая нынѣ никакого дѣйствительнаго значенія и служащая только для вышесказанной цѣли.}, и что офиціальный джентльменъ, состоящій повѣреннымъ Британіи, снова приметъ въ свое управленіе Поккетъ-Бричезскія Тысячи, и что Вениринги переѣдутъ въ Кале, жить тамъ на брилліанты мистриссъ Венирингъ (на которые мистеръ Венирингъ, какъ добрый супругъ, затрачивалъ отъ времени до времени значительныя суммы) и разсказывать Нептуну и прочимъ, какъ до удаленія Вениринга изъ парламента палата общинъ состояла изъ него самого и изъ шести сотъ пятидесяти семи {Число членовъ въ палатѣ обшинъ.} самыхъ дорогихъ и самыхъ старинныхъ друзей его въ мірѣ. Также послѣдуетъ, почти въ то же самое время, что общество усмотритъ, какъ оно всегда презирало Вениринга, и какъ оно не довѣряло Венирингу, и какъ оно, отправляясь въ домъ Вениринга, всегда относительно его питало сомнѣнія, хотя въ ту пору весьма секретно, совершенно приватнымъ и конфиденціальнымъ образомъ.
   Однакоже, книги Несостоятельныхъ Судебъ за будущую недѣлю еще не раскрыты, и потому совершается обычное стремленіе къ Венирингамъ людей, собирающихся въ ихъ домѣ пообѣдать другъ съ другомъ, но не съ ними. Вотъ леди Типпинсъ, вотъ Подснапъ Великіq и мистриссъ Подснапъ, вотъ Твемло, вотъ Буфферъ, Бутсъ и Бруэръ, вотъ и Подрядчикъ, сущее провидѣніе для пяти сотъ тысячъ народа. Вотъ и Президентъ, совершающій три тысячи миль въ недѣлю. Вотъ и блестящій Геній, превратившій акціи въ громадную сумму трехъ сотъ семидесяти пяти тысячъ фунтовъ, безъ шиллинговъ и пенсовъ.
   Къ нимъ прибавьте Мортимера Ляйтвуда, явившагося между ними со вновь принятымъ имъ на себя безпечнымъ видомъ, занятымъ у Евгенія и принадлежащимъ къ тѣмъ днямъ, когда онъ разсказывалъ исторію человѣка Откуда-Нибудь.
   Свѣжая фея, Типпинсъ, едва не вскрикиваетъ при видѣ своего невѣрнаго вздыхателя. Она подаетъ знакъ измѣннику своимъ вѣеромъ; но измѣнникъ, рѣшившійся не подходить къ ней, говоритъ о Британіи съ Подснапомъ. Подснапъ постоянно говоритъ о Британіи и говоритъ, какъ будто онъ нѣкотораго рода тайный стражъ, нанятый, въ британскихъ интересахъ, противъ всего остального міра.
   -- Мы знаемъ, что Россія замышляетъ, сэръ,-- говоритъ Подснапъ,-- мы знаемъ, чего Фелиція желаетъ; мы знаемъ, чего Америrа домогается; но мы же знаемъ, что такое Англія/ Этого для насъ достаточно.
   Однакоже, когда былъ поданъ обѣдъ, и Ляйтвудъ опустился на свое старое мѣсто, прямо противъ леди Типпинсъ, ее уже нельзя было отразить.
   -- Давно изгнанный Робинзонъ Крузо,-- говоритъ очаровательница, обмѣниваясь поклонами,-- въ какомъ состояніи вы Островъ оставили?
   -- Благодарю васъ,-- говоритъ Ляйтвудъ.-- Островъ на боль нигдѣ не жаловался.
   -- Говорите, въ какомъ состояніи вы дикарей оставили?-- спрашиваетъ леди Типпинсъ.
   -- Они начали цивилизоваться, когда я выѣхалъ изъ Жуанъ-Фернандеса,-- говоритъ Ляйтвудъ.-- По крайней мѣрѣ, они начали другъ друга кушать, а это ужъ на цивилизацію походитъ.
   -- Мучитель!-- отвѣчаетъ милое юное созданіе.-- Вы знаете, что я думаю, и играете моимъ нетерпѣніемъ. Скажите мнѣ сейчасъ что-нибудь о молодыхъ. Вы на свадьбѣ были?
   -- Былъ ли я, позвольте (Мортимеръ показываетъ видъ, что не торопясь соображаетъ). Дѣйствительно, былъ!
   -- Какъ была невѣста одѣта? Въ костюмѣ гребца?
   Мортимеръ смотритъ, нахмурившись, и не отвѣчаетъ.
   -- Я полагаю, она гребла сама, правила сама, ларбордировала сама и старбордировала сама и... какіе тамъ еще термины есть во время церемоніи?-- продолжаетъ шутливая Типпинсъ.
   -- Что бъ она ни дѣлала, она всему придавала красоту и прелесть,-- говоритъ Мортимеръ.
   Леди Типпинсъ своимъ шутливымъ возгласомъ привлекаетъ общее вниманіе.
   -- Красота и прелесть! Поддержите меня, если я въ обморокъ упаду, Венирингъ. Онъ хочетъ сказать намъ, что лодочница красота и прелесть!
   -- Извините меня. Я вамъ ничего не хочу сказать, леди Типпинсъ,-- отвѣчаетъ Ляйтвудъ и сдерживаетъ слово, кушая свой обѣдъ съ полнѣйшимъ равнодушіемъ.
   -- Вы такимъ образомъ отъ меня не отдѣлаетесь, угрюмый поселенецъ лѣсовъ,-- возражаетъ леди Типпинсъ.-- Вы отъ вопроса не уклонитесь, чтобы прикрыть вашего друга, Евгенія, который сдѣлалъ изъ себя такое посмѣшище. Я вамъ прямо скажу, что такое смѣшное дѣло осуждается голосомъ общества. Моя милая мистриссъ Венирингъ, обратимъ въ комитетъ всю палату для сужденія по этому предмету.
   Мистриссъ Венирингъ, постоянно плѣняемая этою блестящею сильфидой, восклицаетъ:
   -- Ахъ, да! Обратимся въ комитетъ всей палаты! Отлично!
   Венирингъ говоритъ.-- Всѣ слѣдующіе этому мнѣнію скажутъ: да. Кто противъ, скажетъ: нѣтъ. Число "да" рѣшаетъ.
   Никто на это не обращаетъ ни малѣйшаго вниманія.
   -- Итакъ, я буду президентомъ комитета!-- восклицаетъ леди Типпинсъ.
   -- Сколько въ ней веселости!-- восклицаетъ мистриссъ Венирингъ, на которую тоже никто не обращаетъ вниманія.
   -- Открывается засѣданіе комитета,-- продолжаетъ веселая леди,-- отъ всей палаты для... какъ это говорится... выясненія голоса общества. Вопросъ, предлагаемый комитету, состоитъ въ томъ: молодой человѣкъ, порядочной фамиліи и хорошей наружности, дѣлаетъ изъ себя глупую или умную фигуру, женясь на лодочницѣ, поступившей въ фабричныя работницы?
   -- Едва ли такъ,-- вставляетъ упрямый Мортимеръ.-- Я полагаю, вопросъ состоитъ въ слѣдующемъ: хорошо или худо сдѣлалъ человѣкъ, кого вы описываете, леди Типпинсъ, женившись на отважной дѣвушкѣ (я уже не говорю о ея красотѣ), которая спасла ему жизнь съ чудесною энергіей и ловкостью, на дѣвушкѣ испытанной добродѣтели, замѣчательныхъ достоинствъ, которую онъ давно любилъ, и которая глубоко привязана къ нему?
   -- Но, извините меня,-- говоритъ Подснапъ, имѣя душевное настроеніе и воротнички, почти одинаково взъерошенные,-- была ли эта молодая женщина когда-нибудь лодочницей?
   -- Нѣтъ; но она иногда помогала своему отцу.
   Общее негодованіе противъ молодой женщины. Бруэръ качаетъ головой. Бутсъ качаетъ головой. Буфферъ качаетъ головой.
   -- Еще, мистеръ Ляйтвудъ, была ли она,-- продолжаетъ Подснапъ съ негодованіемъ, быстро возрастающимъ въ его головныхъ щеткахъ,-- фабричною работницей?
   -- Нѣтъ, но она имѣла нѣкоторыя занятія на писчебумажной фабрикѣ, сколько я знаю.
   Общее негодованіе возобновляется. Бруэръ говоритъ: "О, Боже мой!" Бутсъ говоритъ: "О, Боже мой!" Буфферъ говоритъ: "О, Боже мой!" Всѣ ворчливымъ тономъ протеста.
   -- Въ такомъ случаѣ, я скажу только,-- отвѣчаетъ Подснапъ, отодвигая предметъ своею правою рукой,-- что у меня къ горлу подступаетъ отъ такого брака... что онъ оскорбляетъ меня, рождаетъ во мнѣ отвращеніе... мнѣ тошно" отъ него... и я о немъ ничего болѣе знать не хочу.
   "Неужели," думаетъ Мортимеръ, потѣшаясь, "ты голосъ общества?"
   -- Слушайте, слушайте!-- восклицаетъ леди Типпинсъ -- Ваше мнѣніе объ этой mésalliance, досточтимая подруга досточтимаго члена, сейчасъ сѣвшаго на свое мѣсто?
   Мистриссъ Подснапъ того мнѣнія, "что въ этихъ дѣлахъ должно быть равенство положенія и состоянія, и что человѣку, привыкшему къ обществу, слѣдуетъ искать женщины, привыкшей къ обществу и способной принимать въ немъ участіе съ этимъ... съ тактомъ, съ изяществомъ".-- Тутъ мистриссъ Подснапъ замолкаетъ, тонко намекая, что всякому такому человѣку слѣдуетъ искать прекрасной женщины, похожей на нее.
   "Неужели," думаетъ Мортимеръ, "ты голосъ общества?"
   Леди Типпинсъ потомъ отбираетъ голосъ у Подрядчика въ пятьсотъ тысячъ силъ. Этому колоссу кажется, что, по возможности, человѣку, о комъ идетъ рѣчь, "слѣдовало бы купить молодой женщинѣ лодку и упрочить ей небольшой годовой доходецъ, дабы она могла сама собой устроиться. Эти вещи не что иное, какъ вопросъ о бифстексѣ и портерѣ. Вы покупаете молодой женщинѣ лодку? Очень хорошо-съ. Вы упрочиваете ей, въ то же время, небольшой годовой доходъ. Вы выражаете этотъ доходъ въ фунтахъ, шилингахъ, но въ дѣйствительности это не что иное, какъ столько то фунтовъ бифстекса и столько то пинтъ портеру. Съ одной стороны, молодая дѣвушка имѣетъ лодку. Съ другой стороны, она потребляетъ столько-то фунтовъ бифстексу и столькото пинтъ портеру. Эти бифстексы и этотъ портеръ составляютъ топливо для машины молодой дѣвушки. Она получаетъ отъ нихъ извѣстное количество силы для управленія лодкой; эта сила доставитъ столько-то денегъ; вы прикладываете ихъ къ годовому доходу и такимъ образомъ выводите сумму всего дохода молодой женщины". Такъ слѣдовало (кажется Подрядчику) смотрѣть на это.
   Прелестная поработительница сердецъ забывается однимъ изъ своихъ нѣжныхъ сновъ во время этого послѣдняго толкованія, и никто не желаетъ разбудить ее. Къ счастію, она просыпается сама собой и предлагаетъ тотъ же вопросъ Скитающемуся Президенту. Скиталецъ можетъ говорить объ этомъ дѣлѣ не иначе, какъ ставя самого себя въ подобное положеніе. Еслибы молодая женщина, подобно описанной молодой женщинѣ, спасла ему жизнь, онъ былъ бы очень много обязанъ ей, но не женился бы на ней, а доставилъ бы ей мѣсто въ конторѣ электрическаго телеграфа, гдѣ молодыя женщины очень пригодны.
   Что же думаетъ Геній трехъ сотъ семидесяти пяти тысячъ фунтовъ, безъ шиллинговъ и пенсовъ? Онъ не можетъ сказать, что онъ думаетъ, не спросивъ:
   -- Были ли у молодой женщины какія-нибудь деньги?
   -- Нѣтъ, -- говоритъ Ляйтвудъ неподатливымъ голосомъ;-- никакихъ денегъ не было.
   -- Сумасшествіе и лунатизмъ,-- таковъ сжатый вердиктъ Генія:-- человѣкъ можетъ сдѣлать все, согласное съ закономъ, за деньги. Но безъ денегъ! Глупость!
   Что Бутсъ говоритъ?
   Бутсъ говоритъ, что онъ и за двадцать тысячъ фунтовъ этого бы не сдѣлалъ.
   Что Бруэръ говоритъ?
   Брюэръ говоритъ то же, что Бутсъ говоритъ.
   Что Буфферъ говоритъ?
   Буфферъ говоритъ, что знаетъ человѣка, который женился на купальщицѣ и сгинулъ.
   Леди Типпинсъ воображаетъ, что она отобрала голоса всего комитета (никто и не думалъ спросить Вениринговъ, какое ихъ мнѣніе); но, оглянувъ весь столъ въ свой лорнетъ, замѣчаетъ мистера Твемло, держащаго руку, приложенною ко лбу.
   -- Боже милостивый! Моего Твемло забыли! Мой милѣйшій! Душа моя! Вашъ голосъ?
   Твемло имѣетъ видъ не совсѣмъ спокойный, когда отнимаетъ руку это лба и отвѣчаетъ:
   -- Я расположенъ думать,-- говоритъ онъ,-- что это вопросъ о чувствахъ джентльмена.
   -- Джентльменъ, заключающій такой бракъ, не можетъ имѣть чувствъ,-- вспыхиваетъ Подснапъ.
   -- Извините меня, сэръ,-- говоритъ Твемло, не совсѣмъ такъ кротко, какъ обыкновенно,-- я съ вами не согласенъ. Если чувства признательности, уваженія, удивленія и привязанности этого джентльмена побудили его (что, я предполагаю, они и сдѣлали) жениться на этой леди...
   -- На этой леди!-- вторитъ Подснапъ
   -- Милостивый государь,-- отвѣчаетъ Твемло съ манжеткой, нѣсколько выставившейся изъ рукава,-- вы повторяете это слово, и я повторяю то же слово: на этой леди. Какъ бы вы ее иначе назвали, если бы самъ джентльменъ здѣсь присутствовалъ?
   Такъ какъ это отчасти походитъ на запросъ объясненій отъ Подснапа, то онъ только отводитъ его отъ себя безмолвнымъ движеніемъ.
   -- Я говорю,-- снова начинаетъ Твемло,-- если такія чувства побудили этого джентльмена жениться на этой лети, то я думаю, что онъ тѣмъ болѣе джентльменъ за такой поступокъ, а она отъ того тѣмъ болѣе леди. Я желаю сказать, что если я употребляю слово джентльменъ, то употребляю его въ томъ смыслѣ, что такая степень человѣческаго достоинства можетъ быть достигнута всякимъ человѣкомъ. Для меня чувства джентльмена священны, и, сознаюсь, я не спокоенъ, когда ихъ дѣлаютъ предметомъ насмѣшки и пересудовъ.
   -- Я бы желалъ знать,-- глумится Подснапъ,-- согласенъ ли вашъ благородный родственникъ съ вашимъ мнѣніемъ?
   -- Мистеръ Подснапъ,-- отвѣчаетъ Твемло,-- позвольте мнѣ. Онъ можетъ статься согласенъ, можетъ статься нѣтъ. Я не могу сказать. Но я и ему не позволилъ бы предписывать мнѣ что-либо по предмету, столь щекотливому, въ которомъ я убѣжденъ такъ глубоко и сильно.
   Тутъ какимъ-то образомъ словно мокрое одѣяло, вмѣсто покрова, опускается на компанію, и леди Типпинсъ является такой жадною и сердитою, какою никогда ее не видывали. Только Мортимеръ Ляйтвудъ сіяетъ. Онъ спрашивалъ самого себя про каждаго члена комитета поочередно: неужели ты голосъ общества? Но онъ не дѣлаетъ этого вопроса послѣ того, что сказалъ Твемло, и взглядываетъ на Твемло какъ бы съ признательностью. Когда гости удаляются,-- къ этому времени мистеръ и мистриссъ Венирингъ вполнѣ удовлетворились честью, насколько въ таковой нуждались, и гости тоже вполнѣ удовлетворились честью, насколько въ таковой нуждались,-- Мортимеръ провожаетъ Твемло до дому, отъ души жметъ ему руку при прощаніи, и отправляется въ Темпль веселый.
   "Нашъ Общій Другъ" заканчивается "послѣсловіемъ, вмѣсто предисловія", какъ назвалъ его авторъ. Въ немъ онъ, между прочимъ, разсказываетъ о томъ, какъ онъ едва не погибъ вмѣстѣ съ частью рукописи своего романа во время желѣзнодорожнаго крушенія.
   Въ пятницу девятаго іюня 1865 года мистеръ и мистриссъ Боффинъ (въ своемъ рукописномъ видѣ, когда они принимали мистера и мистриссъ Ламмль къ утреннему чаю) находились вмѣстѣ со мной на юго-восточной желѣзной дорогѣ, какъ послѣдовалъ на ней страшно-гибельный случай. Сдѣлавъ, что могъ для оказанія помощи другимъ, я влѣзъ опять въ свой вагонъ, почти опрокинутый чрезъ віадукъ, чтобы вытащить эту достойную чету. Она была сильно загрязнена, но безъ всякаго другого поврежденія. Съ благоговѣйною благодарностью вспоминаю я, что въ то время я былъ такъ близокъ къ тому, чтобы на вѣкъ распроститься съ моими читателями, какъ будетъ это въ ту минуту, когда въ моей жизни приписано будетъ слово, которымъ я сегодня заключаю эту книгу.

Конецъ.

   
   
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru