Добронравов Николай Евгеньевич
Коля Зуев 14-ти летний мальчик-герой

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

   

КОЛЯ ЗУЕВЪ

14-ти лѣтній мальчикъ-герой.

Кавалеръ ордена Св. Георгія 4-й, 3-й и 2-й степени.

БОЕВАЯ БЫЛЬ

ИЗЪ САМЫХЪ ДОСТОВЕРНЫХЪ ИСТОЧНИКОВЪ

Сост. H. Е. Добронравовъ.

   

МОСКВА.
Типографія Филатова, Срѣтенка, Колокольник. п., д. Maлюшина
1905 г.

   

СОДЕPЖАНIЕ.

   Маленькій кавалеръ трехъ Георгіевскихъ крестовъ 2 й, 3 и и 4 и степени 14-ти лѣтній мальчикъ Коля Зуевъ
   А мы говоримъ
   Храбрость
   Подвигъ мальчика Коли Зуева
   

Маленькій кавалеръ трехъ Георгіевскихъ крестовъ 2-й, 3-й и 4-й сепени, 14-ти лѣтній мальчикъ Коля Зуевъ.

   Вотъ то, надъ чѣмъ приходится невольно призадуматься...
   Война родитъ героевъ! Это такъ, это почти всегда, но что бы подобные единичные случаи были -- это рѣдкость.
   Мало ли что бываетъ?
   Бываетъ напримѣръ вотъ что:
   Бываетъ нѣчто изъ ряда выходящее.
   Прежде чѣмъ разсказывать вамъ читатель про подвиги моего ребенка, четырнадцати лѣтняго мальчугана героя Коли Зуева, я васъ немного ознакомлю вообще съ войной:
   Замѣтьте все это не вымыселъ, нѣтъ, все это изъ достовѣрныхъ источниковъ.
   Вотъ образецъ:
   Всю ночь сплошной бой на пространствѣ пятнадцати верстъ, подъ звѣздными небесами, въ сумракѣ и тишинѣ полей, въ непроглядной тьмѣ горныхъ лощинъ, на отвѣсахъ изорванныхъ скалъ, на вершинахъ, гдѣ въ благоговѣйномъ уединеніи стояли до сихъ поръ священныя кумирни. Всю ночь умирали люди въ и безъ того выбитыхъ полкахъ, въ только что пришедшихъ изъ Россіи свѣжихъ батальонахъ, впервые сегодня съ жуткимъ чувствомъ любопытства, страха или съ великодушнымъ желаніемъ отдать себя за непонятное имъ дѣло вступавшихъ въ бой,-- издали въ бои ничего общаго не имѣющій съ тѣмъ, что они до сихъ поръ читали и представляли себѣ. Всю ночь на этихъ отвѣсахъ, на сжатыхъ нивахъ, у рѣкъ кормились раненные, ползли куда-то, сами не зная, лишь бы подальше отъ этого ада, и глупыя, случайныя, не въ нихъ направленныя пули настигали ихъ и укладывали съ сотнями такихъ же, какъ они, недвижныхъ, слѣпыхъ и глухихъ ко всему этому ужасу кругомъ. Всю эту ночь у костровъ ждали солдаты, когда ихъ позовутъ, когда и имъ придется итти туда -- на страду. Безмолвные солдаты часами смотрѣли въ огонь, прислушиваясь къ тому, что совершается тамъ. Всю эту ночь у насъ въ дворахъ стоялъ шумъ. Трещало сгорѣвшее дерево пріѣзжали и уѣзжали ординарцы, изъ темноты слышались крики: какъ тугъ доѣхать къ командующему арміей, булькала вода въ котелкахъ для чая, и изрѣдка откуда-то долетала милая родная пѣсня, лаяли отовсюду потревоженные псы, орали ослы, громыхали колеса батарей, выѣзжавшихъ на позиціи, парковъ, доставлявшихъ снаряды, обозовъ съ патронами и издали ровное, глухое слышалось движеніе ужасныхъ двуколокъ съ ранеными. Всю эту ночь, не смыкая глазъ, я прислушивался къ грохоту боя и рисовалъ себѣ, что тамъ теперь происходитъ, какъ во тьмѣ люди схватываются одни съ другими, люди, не знавшіе днемъ покоя, измученные безсонницей, голодные, озлобленные. Гдѣ ужь тутъ быть "человѣку" на войнѣ, когда кругомъ все доводитъ до одури, до бѣшенства, до мучительнаго чувства: не дать никому пощады, уничтожить все живое, что осмѣлится встрѣтиться на ихъ пути. Всю эту ночь я слышалъ, какъ ворочались и вздыхали "спавшіе" въ той же фанзѣ генералъ Треповъ, С. В. Александровскій, Стаховичъ, Горбацевичъ, князь Долгорукій, Григорьевъ, Кононовичъ -- очевидно, и ихъ преслѣдовали тѣ же ужасныя мысли, и имъ было не до покоя и тишины...
   Съ одиннадцати часовъ японцы въ сплошномъ мракѣ подошли къ правому флангу десятаго корпуса и лѣвому -- семнадцатаго. Они ни наминуту не давали имъ покоя, обстрѣливали ихъ окопы, атакуя тѣ или другіе частями. Непріятельскія батареи направляли сюда свой огонь. Прицѣлъ былъ взятъ днемъ; они знали, что за ночь мы не отойдемъ -- когда же тутъ окапываться, и у насъ здѣсь выбыло изъ строя масса народа. Въ вѣчномъ ожиданіи атакъ, въ движеніи по одному и тому же направленію и въ паникѣ, мѣстами неизбѣжно являющейся въ ночномъ бою, каспійцы, новочеркассцы, самарцы перемѣшались кое-гдѣ такъ, что нельзя было разобраться, кто принадлежитъ къ какому полку. Солдаты и безъ того не знали, кто и что у нихъ направо, налѣво, впереди, въ глубинѣ,-- гдѣ же было освѣдомиться объ этомъ ночью? Бросали позиціи и уходили, мѣшаясь одни съ другими, какъ волны, идущія въ отливъ, перекидывающіяся гряда черезъ гряду, сплывающіяся въ одну кипѣнь, въ общій хаосъ. Необстрѣляннымъ свѣжимъ частямъ и днемъ жутко,-- гдѣ ужъ тутъ было удержаться имъ въ ночномъ бою. Одинъ батальонъ новочеркассцезъ былъ окруженъ японцами; когда мы посылали подкрѣпленія, они не находили своихъ, потому что сбивались съ дороги. Дномъ ведешь, а тутъ все наощупь, если не знаешь наизусть малѣйшей складки этой пересѣченной волнообразной мѣстности. Вершины горъ могли бы быть маяками, но онѣ всѣ повиты туманомъ и сумракомъ. Шедшіе къ Двурогой горѣ попа дали на кумирню, шедшіе къ Лѣсистой съ кумирней оказались у Двурогой. А нѣкоторые и вовсе не доходили. Добрались до деревни между ними и благоразумно застревали тамъ. Куда же де соваться въ сплошную "чернеть", неодолимымъ игомъ лежавшую впереди. Въ чернети сверкали въ высотѣ огни шрапнелей, свистали пули, перекрещивались стальные бичи фугасныхъ, бризантныхъ гранатъ, вспыхивали заревами шимозы. Наши батареи выбрасывали струи огня, и по нимъ мѣтко блнъ противникъ: тридцать первую артиллерійскую бригаду растрепало у генерала Рябинкина, отважно боровшагося всю ночь...
   ...Солдаты слышали безчисленные разсказы о томъ, что японцы отлично говорятъ по-русски, знаютъ нашу команду, великолѣпно ей подражаютъ. Наши поэтому недовѣрчиво относились къ своимъ, подозрѣвая въ нихъ японцевъ. Случалось, къ отряду подъѣжалъ русскія офицеръ.
   -- Это какая рота?
   Ему отвѣчали.
   -- А кто у васъ направо?
   -- Такой-то полкъ.
   -- Налѣво?
   -- Налѣво никого.
   Онъ давалъ шпоры коню и уѣзжалъ... прямо къ своимъ японцамъ. Понявъ, въ чемъ дѣло, по немъ давали залпъ, но было уже поздно. А то подскакивалъ адъютантъ и приказывалъ отступать. Часто исполняли. Потомъ налеталъ освирѣпѣвшій генералъ.
   -- Зачѣмъ вы отошли?
   -- Ваше превосходительство приказали.
   -- Какъ... когда?!
   Оказывалось, все это продѣлано переодѣтымъ японскимъ офицеромъ.
   -- Развѣ ночью морду разберешь -- какая она!
   Такъ что, случалось сталкиваясь въ эту ночь, свои кричали: нестрѣляй, мы -- русскіе!
   И трахъ -- залпъ.
   Задолго до разсвѣта Двурогую гору японцы у насъ отняли. Кумирня Богъ знаетъ сколько разъ переходила изъ рукъ въ руки. Мы было опять пошли на Двурогую, но насъ отбили, и съ двухъ часовъ она уже совсѣмъ перешла въ руки противника. Въ это же время налѣво, у Зарубаева, въ его горныхъ лощинахъ, разгорѣлся настоящій бой, людей много выбывало изъ строя. На нашемъ правомъ флангѣ было обнаружено ихъ обходное движеніе и мы отодвинулись на наши главныя позиціи... Въ центрѣ злополучный и отважный Тамбовскій полкъ былъ почти уничтоженъ. Говорили, отъ него осталось всего около трехсотъ человѣкъ. Потомъ подошли отбившіеся, отставшіе, смѣшавшіеся, съ другими полками, но все-таки отъ этихъ славныхъ солдатъ ветерановъ многихъ сраженіи не насчиталось и четверти. Масса офицеровъ выбита, часть ихъ даже не нашлась. Остались лежать на позиціяхъ. отъ которыхъ мы отступили. Жалуются, что наши лѣвыя батареи били по своимъ...
   

А мы говоримъ?!

   Прошлая ночь была для насъ несчастна.
   Недаромъ съ такъ жутко бьющимся сердцемъ мы прислушивались къ этой сплошной трескотнѣ ружейныхъ залповъ, къ глухимъ ударамъ до утра не смолкавшихъ орудій. Двурогую сопку, изъ-за которой мы столько пролили крови,-- заняли японцы, Лѣсную съ кумирней -- мы имъ уступила. Наше наступленіе пока можно считать неудавшимся. Во что это обошлось противнику -- другой вопросъ. У нихъ потери, разумѣется, больше нашихъ, потому что "брать" всегда въ расцѣнкѣ человѣческихъ жизней обходится дороже, чѣмъ отдавать. Они отняли то, что мы у нихъ отобрали падняхъ, и показанія плѣнныхъ единогласны: этотъ побѣдоносный маневръ обошелся имъ куда выше настоящей стоимости позицій, но и мы на нихъ потеряли столько! Врагъ ни передъ чѣмъ не отступалъ здѣсь. Впрочемъ, мы его сами снабдили орудіями обмана. Отступая отъ Вафангоу, мы оставляли на сопкахъ тысячи солдатскихъ нашихъ шинелей.
   Вотъ еще картина? Дѣло говоритъ само за себя; въ народѣ разнесся слухъ будто бы газеты врутъ, будто бы извращаютъ событія; но мы спѣшимъ сообщить, что эти слухи пущенные въ народъ людьми вѣроятно злонамѣренными, не имѣютъ ни какого основанія...
   Приводимъ примѣры, напримѣръ такой:
   "Шли въ бой, одною дорогой, снимали все лишнее въ жару лѣтняго дня или въ устали тяжелаго похода все, что насъ обременяло; уходили изъ боя мы другой дорогой, той, которая оказывалась свободной,-- и вся эта "амуниція" доставалась японцамъ. Теперь они воспользовались ею вполнѣ. Противъ батальона Воронежскаго полка они вышли, переодѣтые въ наши солдатскія шинели, кричали "ура" и давали русскіе сигналы отбоя. Разумѣется, наши на первыхъ порахъ не могли не поддаться этому. Въ одной изъ ротъ у насъ, подойдя вплотную, японцы подняли комадующаго офицера на штыки. Вообще, рядомъ съ истиннымъ мужествомъ,-- надо всегда отдавать справедливость врагу, только подлость и трусость клевещутъ на противника -- съ почти львиною отвагою (если левъ отваженъ!) японцы обнаруживаютъ такую хитрость, такое коварство, къ которому долго надо привыкать, чтобы его понять и вооружится противъ него достаточными силами. Это при всей своей высокой культурѣ, въ душѣ -- глубокій азіатъ; съ нимъ ни на минуту нельзя быть спокойнымъ, и больше всего надо его опасаться, когда думаешь, что онъ сраженъ окончательно. Я боюсь что въ этомъ отношеній будущность войны грозитъ намъ большими неожиданостями. Когда здѣсь будетъ достаточно силъ для побѣды, и японцы начнетъ отступать, тутъ-то и развернется вполнѣ ихъ геніи обмана, лукавства и притворства. Разумѣется, они не обманутъ такихъ, присмотрѣвшихся къ азіатамъ генераловъ, какъ Куропаткинъ или Линевичъ, но нашего равниннаго офицера и простодушнаго, воспринимающаго за чистую монету солдата -- провести ничего имъ не стоить. Въ этомъ отношеніи -- ихъ настоящими противниками являются пограничники, у которыхъ вѣчно осторожность на чеку а пониманіе врага развито до мелочей.
   Западнѣе желѣзной дороги они насъ выбили вчера днемъ.
   Ночью мы послали моршанцевъ и батальонъ новоингерманландцевъ.
   Вѣра въ то, что мы не предпримемъ ничего рѣшительнаго въ темнотѣ, у японцевъ была такъ велика, что они расположились какъ дома, развели костры и варили себѣ рисъ. У нихъ царствовало веселье во-всю. Многіе пили свое саки -- рисовую водку, пѣли пѣсни. Подкравшіеся къ нимъ охотники видѣли, какъ при свѣтѣ костровъ они пляшутъ, карикатуря своихъ гейшъ. Ночь холодная, и тѣ, кто сидѣлъ у костровъ, прикрывались шинелями, снятыми съ нашихъ убитыхъ и раненыхъ.
   -- Ужъ очень смѣшно пѣли! разсказывали солдаты.
   -- А что?
   -- Никакъ не понять. Точно деревенскія дѣвки визжали и голосомъ-то, будто собачьимъ хвостомъ, во всѣ стороны. Кабы не воина, мы бы больше послушали, а только что намъ оыло некогда. Извѣстное дѣло -- антилерійское бойло не ждетъ.
   Наши бросились на нихъ врасплохъ.
   Надо отдать справедливость врагу -- замѣшательство у нихъ продолжалось минуту -- двѣ. Многіе изъ нихъ легли, раньше чѣмъ опомнились, отъ нашихъ залповъ, другіе вскочили и кинулись на задъ, гдѣ построились въ боевыя колонны и приняли ударъ. Истреблено ихъ было въ эту ночь какъ наши говорятъ -- "безъ счету", но къ показаніямъ о ночномъ боѣ слѣдуетъ всегда относиться очень осторожно.
   Кто тутъ и какъ считаетъ! Даже и "на глазъ" нельзя. Наши потери были значительны. Противникъ отсюда отогнанъ.
   Сколько эта ночь дала трагическихъ эпизодовъ. Двѣ роты новочеркассцевъ, окруженныя шестью батальонами японцевъ подъ кумирней и отбивавшіяся отъ лихъ нѣсколько часовъ. Разъѣздъ, ворвавшійся сослѣпа въ сплошную массу противника и, не растерявшись, ударившій на него; четверо солдатъ заблудившихся у Двурогой и пролежавшихъ рядомъ съ японцами, пока не явилась возможность уйти. Офицеръ бывшій, вмѣсто своихъ, въ сплошномъ мракѣ, -- въ ряды японцевъ и сумѣвшій, не выдавъ себя, вернуться. Но всего больше меня трогаетъ здѣсь, какъ два солдата пошли отыскивать своего товарища, оставленнаго на мѣстѣ, уже занятомъ японцами.
   -- Такъ что ихъ много было, ваше высокоблагородіе.
   -- Ну?
   -- Никакъ нельзя намъ прятаться. Мы и пошли прямикомъ.
   -- Потому ежели бы мы нагнулись, сейчасъ бы они признали, чего де эти люди такъ неакуратно идутъ. Мы съ ихъ убитыхъ сняли черныя ихнія пальты, надѣли на себя фуражки съ желтыми околышами и пошли, совсѣмъ какъ будто японцы. Правильно пошли. Одинъ было врагъ на насъ напоролся и забалакалъ по своему: "ау" да "ау!"' Мы было хотѣли благоразумно мимо, а онъ товарища взялъ за рукавъ и въ лицо ему смотритъ. Я думаю,-- "признаетъ" да, благословись: -- Никола угодникъ!-- какъ дамъ ему прикладомъ по башкѣ,-- онъ у меня и споткнулся, а чтобы не подымался, я его штыкомъ. Такъ далъ съ большого страху, что у меня штыкъ погнулся. Ну, тутъ мы наши ружья и оставили,-- узнали бы по ружьямъ-то какія мы такіе японцы! Ну, дошли мы до камня этого самаго, гдѣ мы днемъ лежали. А около ихніе сидятъ -- сѣли и мы на одинъ, точно спимъ. Я товарищу приказываю: "сопи!" А онъ такъ, что одинъ изъ ихнихъ засмѣялся, подошелъ, ткнулъ его въ шею ласково, забалакалъ что-то по-своему. Думаю: "пропали", а онъ прочь! Въ скорости времени -- они поднялись въ гору. Мы и давай шарить. ползли ползли, искали искали. Только онъ и говоритъ мнѣ: "Ефремъ, быдто жалуется кто?" -- И гдѣ?-- "А повыше".-- Мы туда. А тамъ нашихъ побито страсть. Полеземъ, а рукой то въ лица имъ. Холодныя. Потомъ у меня вся ладонь въ крови была. И вправду -- жалуется. Стонетъ. Я думаю: Господи, помилуй,-- да сѣрничекъ и зажегъ. Смотрю: такъ еще шагахъ въ семи шевелится,-- туда! "Орѣховъ? Ты?" -- Братцы родимые!-- Думаю: выдастъ!-- Приказываю;-- "Не ори, сволочь! За тобой пришли, такъ не бросимъ, а ты себя сдерживай." Не баба-роженица. Можешь потерпѣть. Со всей ему строгостью. Ну, онъ подобралъ животъ -- молчитъ. Мекаемъ: какъ его взять-то. Если на плечи,-- увидятъ. А товарищъ и говоритъ: "Положимъ его на шинель -- ишь сколько, ихъ здѣсь, и потащимъ какъ мѣшокъ по землѣ-то, а чтобы съ мѣшка онъ не сползъ -- пусть самъ рукой здоровой держится". Такъ и сдѣлали. Впереди -- Ефремъ, смотритъ, гдѣ камню нѣтъ, гдѣ волочь его способнѣй, а позади -- я. И такъ намъ Господь помогъ, что никого по пути не встрѣли. Стороной ихніе шли. Даже такъ, что съ роту было -- сплошь низомъ они. Ну, мы сейчасъ пристали, ждемъ. Долго рота шла. Какъ послѣдній солдатъ за гору загнулся, -- мы сейчасъ впередъ. Къ утру на наши, позиціи объявились... Тутъ-то я и напоролся на поручика (нѣмецкая фамилія). "Ты, -- говоритъ,-- с. с., какъ смѣешь въ японскимъ пальто ходить? На шесть часовъ подъ ранецъ!--
   -- Отъ ранца я тебя освобождаю.
   Разговоръ шелъ съ полковникомъ.
   -- Покорнѣйше благодаримъ, ваше высокоблагородіе!
   -- За подвигъ вашъ отъ всего сердца спасибо.
   -- Рады стараться...
   -- И впередъ жду.-- будете молодцами.
   -- Такъ точно...
   -- А къ знаку отличія военнаго ордена я васъ представлю главнокомандующему.
   Въ ночномъ бою на 29-е сентября трое нашихь солдатъ, носъ къ носу, отбившись въ сторону, наткнулись на четырехъ японцевъ. Оторопѣли было. Тѣ шли изъ-за горы, а эти за гору. Стоятъ и смотрятъ.
   -- Такъ что обалдѣвши были. Намъ-бы на ура, а мы стоимъ.
   Одинъ изъ японцевъ вдругъ отдѣлился отъ своихъ, передалъ товарищу ружье. Подошелъ къ нашимъ.
   -- Здравствуй!.
   И руку протягиваетъ.
   -- Ну, здравствуй и ты.
   Оказалось, хорошо говоритъ по-русски,-- восемь лѣтъ во Владивостокѣ жилъ.
   -- Если встрѣтились, давай говорить.
   -- Давай. Только я одного изъ своихъ туда поставлю, чтобы ваши не пришли.
   -- И я -- туда отъ вашихъ.
   -- Народъ вы лукавый. За вами надо въ оба.
   Смѣется. Поставили мы каждый своего. Сѣли.
   -- Вы зачѣмъ,-- спрашиваетъ,-- въ чужую землю пришли?
   -- (Ну, и я не дуракъ!) -- А вы,-- говорю,-- въ въ своей воюете?
   -- Что Китай, что Японія -- все равно.
   -- Оно и видно, какъ вы ихъ рѣзали, какъ Портъ-Артуръ брали.
   -- Китаецъ къ этому привыкъ, его не рѣзать нельзя. Васъ мы не трогаемъ. Посмотрите, какъ у насъ хорошо вашимъ.
   -- Оно и видно. Слышали мы про ваши мучительства.
   -- Это отвѣчаетъ,-- было вамъ за вашихъ казаковъ, за ихнія пики. Вы бы еще дубинами дрались.
   Открылъ свою баклажку, протягиваетъ. Понюхалъ я -- ихняя водка. Сейчасъ я выпилъ, и такъ по всему кругу. Думаю, что же намъ въ долгу быть? Сейчасъ ему -- пачку папиросъ. Взялъ.
   -- А хорошо бы намъ,-- говоритъ,-- въ мирѣ и въ союзѣ жить. Мы бы съ вами вдвоемъ все повоевали. Мы бы вновь помогли бѣлыхъ забрать, а вы -- намъ -- желтыхъ. Мы бы здѣсь, а вы -- тамъ.
   -- Про то начальство знаетъ.
   -- То-то, что и у насъ начальство не сообразило. Нашъ солдатъ лучше, а только вы долго воевать можете, а намъ долго воевать трудно.
   -- Это съ чего, -- спрашиваю,-- вашъ солдатъ лучше?
   -- А съ того, что не мы отъ васъ, а вы отъ насъ бѣгаете.
   -- Опять про то начальство знаетъ, а мы не въ отвѣтѣ. И не бѣгаемъ мы, а отступаемъ.
   -- Ну, это все равно.
   Вижу я, дуракъ человѣкъ, встаю.
   -- Ну, теперь поболтали и будетъ -- пора по своимъ мѣстамъ. Прощай.
   -- Прощай.
   Опять со всей вѣжливостью полаетъ онъ мнѣ руку, и я ему, и пошли мы врозь. А толь со водка у нихъ слабая. Вонъ онъ мнѣ какой кисетъ подарилъ!
   -- А ты ему?
   -- У меня былъ такой коробокъ отъ спичекъ, должно, серебряный. Нашего вольноопредѣляющаго. Ну, такъ я ему. Потому, баринъ, говорю -- никакъ не могъ не отдарить назадъ. Стыдно было. Вдругъ русскій солдатъ -- кисетъ взялъ, а ничего наоборотъ не далъ. Вотъ, говорю, Иванъ Николаевичъ, возьмите кисетъ, ишь, онъ какъ шелками вышитъ, цвѣточками. Только вольноопредѣляющій хорошо это понялъ. Ты, говоритъ, кисетъ себѣ оставь, а что мою спичечницу отдалъ ему,-- отлично сдѣлалъ!
   

ХРАБРОСТЬ.

   Кстати: что стоитъ понимать подъ словомъ храбрость.
   По словамъ стараго кавказскаго ветерана, не разъ побывшаго въ жаркихъ сраженіяхъ, храбрый человѣкъ это тотъ, который поступаетъ какъ слѣдуетъ въ минуту опасности. Въ обыденной жизни такой человѣкъ можетъ совсѣмъ по подходить подъ понятіе героя.
   Какъ нельзя болѣе подходитъ къ этимъ словамъ юный герой настоящей войны, артиллерійскій подпоручикъ Соболевскій. Онъ, кажется, самый молодой изъ георгіевскихъ кавалеровъ. Недавно выпущенный изъ училища, безъ признака усовъ, небольшого роста, онъ совсѣмъ не напоминалъ героя. И вотъ въ бою подъ Вафангоу 11-го іюля этотъ молодой офицеръ обратилъ на себя вниманіе не только нашей арміи, но и японской. Онъ командовалъ отдѣльной батареей въ 4 орудія. Эти четыре орудія заставили замолчать двѣнадцать японскихъ. Подъ огнемъ шрапнелей, подъ шипѣніе шимозъ, поворачивая орудія за хоботы въ разныя стороны, чтобы отразить непріятеля, Соболевскій, какъ на ученьѣ, провѣрялъ прицѣлы послѣ двухъ-трехъ выстрѣловъ. Два, три выстрѣла -- и провѣрка.
   Такъ учили въ училищѣ, и онъ поступилъ такъ, какъ его учили. Его поразительнымъ хладнокровіемъ любовались. Онъ привлекъ на себя почти весь непріятельскій огонь, чудомъ остался цѣлъ, вывезъ орудія и далъ возможность пѣхотѣ выполнить свою задачу.
   А послѣ боя онъ прибѣжалъ въ "Красный Крестъ" и съ трясущимся подбородкомъ спросилъ:
   -- Возьмите меня, я боюсь.
   -- Чего вы боитесь -- недоумѣвали доктора.
   -- Толпы боюсь, шума. Возьмите меня, пожалуйста.
   Видимъ, у человѣка страшное нервное потрясеніе, конечно, взяли, полежалъ дней восемь и вернулся въ строй молодцомъ и съ бѣленькимъ крестикомъ въ петличкѣ.
   

Подвигъ мальчика КОЛИ ЗУЕВА.

   Крошечный мальчуганъ явится къ нашему генералу -- Допустите!
   Деньщики смѣются. Не допускаютъ.
   -- Нужно кричитъ мальчуганъ!
   -- Быдто и вправду нужно? смѣются опять деньщики.
   Мальчишка не унимается. Кричитъ во весь голосъ.
   На его счастье выходитъ самъ.
   -- Что тебѣ?
   -- Такъ и такъ ваше превосходительство, желаю сослужить службу?
   -- Какую службу? Тебѣ сколько лѣтъ?
   -- Тринадцать, четырнадцатый пошелъ.
   -- Ну, какую же службу? изумился генералъ.
   -- А такъ что ваше превосходительство, слышалъ я отъ своихъ ребятъ, что вамъ въ Портъ-Артуръ трудно пройти, такъ позвольте мнѣ пробраться туда.
   -- Какъ такъ? Тебѣ, мальчугану?
   -- Такъ точно, дозвольте, съ вашего благословенія.
   Генералъ совсѣмъ изумился.
   Какъ! ребенокъ! охотниковъ не нашлось, а тутъ... Донесенья крайне нужны. Осажденный Портъ-Артуръ... Мальчуганъ... На вѣрную смерть.
   Генералъ перекрестился и перекрестилъ мальчика.
   -- Будь что будетъ!-- вымолвилъ старый вояка.-- Никто, какъ Богъ!
   И Богъ выручилъ.
   Маленькому Колѣ Зуеву былъ данъ пакетъ весьма цѣнный.
   Смотри, не проворонь! Не то плохо будетъ,-- хмурясь сказалъ генералъ.
   -- Слушаю-съ,-- не провороню!-- отвѣчалъ маленькій Зуевъ.
   -- Какъ же ты проберешься? Вѣдь мы всѣ въ кольцѣ...
   -- Не извольте безпокоиться.
   Генералъ снова перекрестился и перекрестилъ маленькаго героя.
   -- Ну, съ Богомъ!
   -- Пожалуйте.
   -- Вотъ.-- Генералъ далъ ему пакетъ.
   -- Онъ весьма важный. Дойдешь и вернешься изъ Портъ-Артура -- твое счастье, нѣтъ -- Божья воля.
   -- Понимаю, ваше превосходительство.
   -- Пакетъ храни! Помни.
   -- Слушаю-съ.

-----

   И Коля Зуевъ ушелъ.
   Какъ онъ пробрался въ Портъ-Артуръ, кольцомъ окруженный японцами, -- но прошелъ и вернулся обратно цѣлый и невредимый.
   Принесъ цѣнный отвѣтъ отъ генерала Стесссля.
   За это дали ему Георгія 4-й степени. И по дѣламъ. Хлопотъ было мальчику много...
   Генералъ обратилъ на маленькаго храбреца свое высокое вниманіе.
   Розыскалъ его и спросилъ:
   -- Ты Николай Зуевъ?
   -- Такъ точно-съ, я.
   -- Не хочешь-ли сослужить другую службу Царю и Отечеству?
   -- Желаю-съ.
   -- Ну, такъ вотъ.-- И генералъ подалъ ему пакетъ.-- Опасно вѣдь... Трусишь?
   -- Никакъ нѣтъ, ваше превосходительство,-- отвѣчалъ безъ запинки Коля.-- Дозвольте.
   Дозволеніе было получено и Коля снова отправился бъ путь.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

   На этотъ разъ онъ вернулся изъ Порть-Артура также благополучно.
   Японцы не замѣтили продѣлокъ маленькаго мальчика и крошечный герой, ежесекундно рискуя своей головенкой, принесъ весьма важныя сообщенія.

-----

   -- Попробуй еще!-- смѣясь вымолвилъ генералъ. Авось Богъ дастъ, кривая вывезетъ! А?
   Коля Зуевъ на минуту задумался.
   -- Опять туда же съ?
   -- Ну, конечно.
   -- Слушаю-съ,
   -- Помоги тебѣ Богъ. Къ третьему, уже золотому Георгію представлю тебя!..
   -- Покорно благодарю, ваше превосходительство.
   -- Работай, братецъ! За Царемъ служба, а за Богомъ молитва не пропадаютъ. Знаешь?
   -- Знаю-съ.

-----

   Третья эта экспедиція стоила мальчику очень многаго...
   Выбравшись изъ Порть Артура, окруженнаго сплошнымъ кольцомъ японскими войсками, бѣдный мальчикъ какъ-то запутался на дорогѣ и былъ взятъ въ плѣнъ.
   -- Ты кто такой? слѣдовать вопросъ за вопросомъ.
   Мальчикъ притворился глухонѣмымъ.
   Послѣдовали пощечины.
   Мальчикъ все вытерпѣлъ.
   Японцы этимъ не кончили.
   -- Надо его разстрѣлять!-- рѣшили они.
   -- Запереть его въ эту фанзу!-- послѣдовалъ приказъ какого-то японскаго начальника.
   Мальчика заперли.
   Но Коля Зуевъ какъ не былъ голоденъ и измученъ, не унывалъ.
   Онъ дождался ночи. Выждалъ время, когда все вокругъ утихіо и сталъ ощупываться, прислушиваться.
   Все было тихо кругомъ.
   Все спало въ японскомъ лагерѣ.
   Повидимому на несчастнаго мальчугана никто изъ японцевъ не обращалъ своего "высокаго", особеннаго вниманія...
   Великій Боже! На его счастье небольшое оконце не было заслонено рѣшетками и за нимъ не видно было даже и часового.
   Этакого мальчонку да еще караулить.
   А этакій мальчонокъ былъ самъ себѣ на умѣ.
   Въ одинъ мигъ выставилъ онъ окошко, пролѣзъ и поползъ въ непроглядной тьмѣ.
   Ползетъ Коля Зуевъ и мерещатся ему всякія страхи.
   Вдругъ, о чудо! видитъ онъ отставшую японскую лошадь.
   Тихо, тихо подкрался онъ къ ней.
   Видитъ -- осѣдланная, должно быть изъ подъ убитаго...
   -- Что за диво,-- думается ему,-- ни звука... Ощупалъ онъ карманы свои...
   Слава Богу!.. Нашелъ кусокъ хлѣба...
   -- Дай-ка, взятку ей дамъ!..
   Сказано -- сдѣлано.
   Тихо, тихо, подползъ онъ къ лошадкѣ японской, погладилъ ее по мохнатой гривѣ, и сунулъ ей въ ротъ свой кусокъ чернаго хлѣба.
   Японская лошадь зажевала. Не долго думая Коля Зуевъ вскочилъ на сѣдло и пришпорилъ лошадку.
   Лошадка взметнула головой словно благодаря за гостинецъ и съ мѣста пустилась въ карьеръ.
   А куда? Коля Зуевъ и самъ не зналъ. На сѣверъ, на югъ, на западъ или на востокъ?
   Всюду враги. Вездѣ аванпосты, вездѣ заставы, то и цѣло разъѣзды.
   А лошадка мчалась полнымъ карьеромъ.
   -- Будь что будетъ! Можетъ мой кусочекъ чернаго хлѣба и принесетъ пользу... Выручай, родимая, пріѣдешь къ нашимъ, накормлю вотъ какъ!.. молился Коля Зуевъ и что было силы подшпоривалъ свою богоданную краденную лошаденку.
   И лошаденка дѣлала свое дѣло... Привычная очевидно къ мѣстности она стрѣлою неслась и но спотыкалась.
   Коля считалъ себя уже спасеннымъ. Вдали виднѣлись наши сторожевые огни... Паши аванпосты... Наши заставы!.. Неужели спасенъ?.. но вдругъ...
   Въ темной мглѣ ночи раздался конскій топотъ...
   То былъ японскій патруль.
   Всадники замѣтили скачущаго мальчугана и дали по немъ цѣлый залпъ.
   На счастье Коли Зуева только одна японская пуля задѣла его... Кровь хлынула ручьемъ, Коля пригнулся къ шеѣ коня и предался на волю Божью...
   А сзади такъ и свистали пули...
   Краденая японская лошаденка словно чуяла теплое стойло и кормежку...
   Мигомъ добѣжала она до нашей передовой цѣни.
   -- Свой, свой! Ребята, спасите! Къ генералу я, изъ плѣна убегъ!..-- собравши послѣднія силы кричалъ Коля Зуевъ.
   Его полумертваго, въ конецъ обезсиленнаго сняли наши солдаты съ сѣдла.
   -- Чуть не убили свои же!-- жаловался онъ послѣ,-- не вѣрятъ, думаютъ, я переодѣтый японецъ.
   -- Ну, слава Богу!-- вздыхалъ генералъ, принимая отъ Коли Зуева важный пакетъ.
   За этотъ послѣдній подвигъ мальчикъ Николай Зуевъ былъ награжденъ золотымъ крестомъ Св. Георгія 2 степени.

-----

   Какъ видитъ читатель, нашъ маленькій кавалеръ съ тремя своими крестами на груди гордо и весело сидитъ на своей украденной японской лошаденкѣ и вѣроятно раздумываетъ какую бы ему еще отчудить съ японцами штуку!.. Давай Господи!..
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru