Lib.ru/Классика: Дойль Артур Конан. Союз рыжеволосых

Союз рыжеволосых

Из воспоминаний о Шерлоке Холмсе
А. Конан-Дойля

Зайдя однажды осенью прошлого года к своему другу, м-ру Шерлоку Холмсу, я застал его в оживленной беседе с пожилым, полным, краснощеким господином, голова которого была покрыта огненно-рыжими волосами. Извинившись, что помешал, я уже собрался было удалиться, как Холмс втащил меня поспешно в комнату и запер за мною дверь.

-- Вы не могли бы придти в более благоприятное время, мой дорогой Уатсон, -- произнес он радушно.

-- Я боюсь, вы заняты.

-- Да, и очень.

-- В таком случае я могу обождать в соседней комнате.

-- Совсем нет. М-р Уильсон, этот господин был моим сотрудником и помощником во многих моих наиболее удачных предприятиях, и я не сомневаюсь, что и в вашем деле он окажет мне самую существенную пользу.

Полный господин наполовину приподнялся на стуле и, кивнув головою в знак приветствия, окинул меня быстрым вопрошающим взглядом своих маленьких, заплывших жиром глаз.

-- Располагайтесь на кушетке, -- продолжал Холмс, бросаясь опять в кресло. -- Я знаю, дорогой мой Уатсон, вы разделяете мою любовь ко всему своеобразному, ко всему, что не напоминает собою обыденности и вялой рутины повседневной жизни. Вот, м-р Джебэз Уильсон был настолько добр, что зашел ко мне сегодня утром и начал повествование, обещающее быть одним из самых редких, которые мне приходилось слышать. Вы помните, я говорил, что самые странные и исключительные явлении весьма часто сопряжены не с более значительными, по с небольшими преступлениями, и иногда, действительно, с такими, в которых возможно даже сомневаться -- было ли вообще совершено преступление. Из того, что я услыхал теперь, я никоим образом не могу вывести заключения, кроется ли в настоящем случае преступление, во обстановка совершенно исключительная. Может быть, м-р Уильсон, вы будете так добры и снова начнете ваш рассказ. Я прошу вас не только потому, что мой друг, доктор Уатсон, не слыхал вступления, но также потому, что своеобразный характер этой истории побуждает меня узнать из ваших уст всевозможные подробности.

Полный господин, выставив с некоторою гордостью грудь, вытащил из внутреннего кармана своего широкого пиджака грязную помятую газету. В то время, как он, наклонив вперед голову и развернув газету на коленях, пробегал глазами объявления, я основательно осмотрел его и старался, следуя способу моего друга, вывести заключения из указаний, которые могли бы быть, мне даны его одеждою и наружностью.

Однако, я не много вынес из своих наблюдений. Наш посетитель соединял в себе все признаки обыкновенного, простого британского коммерсанта, тучного, плотного и методичного в движениях. На нем были довольно мешковатые серые клетчатые брюки, пиджак, не щеголявший чистотою и расстегнутый на груди, и замазанный жилет с массивною медною цепочкою, на которой болтался в виде украшения небольшой, продырявленный в нескольких местах, металлический квадратик. Помятый цилиндр и полинявшее коричневое пальто со сморщенным бархатным воротником лежали на стуле возле него. Одним словом, я не нашел бы в нем ничего замечательного, кроме его ярко-рыжей головы и выражения крайней досады и недовольства на лице.

Шерлок Холмс, взглянув на меня, сразу понял, чем я был занят, и, заметив мое недоумение, улыбнулся н покачал головою:

-- Кроме несомненных фактов, что он когда-то занимался ручным трудом, что он нюхает табак, что он франкмасон, что он был в Китае и что за последнее время он порядочно писал, я не могу вывести ничего более.

М-р Джебэз Уильсон привскочил на своем стуле, уставив указательный палец в газету и вытаращив глаза на моего товарища,

-- Каким образом, во имя всего святого, узнали вы все это, м-р Холмс? -- спросил он. -- Как узнали вы, например, что я занимался ручным трудом? Это совершенно верно. Я начал корабельным плотником.

-- Ваши руки, сударь. Ваша правая рука на целый палец больше левой. Вы работали ею, и ее мускулы более развиты поэтому.

-- Хорошо, а нюхание табаку и франкмасонство?

-- Не желая оскорблять вашего самолюбия, я не скажу вам, из чего я это вывел, тем более что, вопреки строгим правилам вашего ордена, вы носите булавку в виде дуги и компаса на груди [Чтобы более уяснить эти слова, необходимо прибавить, что правилами ордена масонам предписывается носить свои отличительные значки, к числу которых принадлежит и булавка, изображающая дугу и компас, не на видном месте].

-- А, конечно, я забыл про это. Ну, а писание?

-- Что же иное может означать ваш правый обшлаг, лоснящийся на протяжении пяти дюймов, и левый, точно отполированный на локте в том месте, где вы опираетесь им на конторку?

-- Хорошо, ну, а Китай?

-- Рыба, которая татуирована как раз над кистью вашей правой руки, могла быть сделана только в Китае. Я составил небольшую брошюрку знаков татуировки и даже писал кое-что по этому предмету. Этот способ окрашивать рыбью чешую в нежно-розовые цвета практикуется только в Китае. Затем, если, в довершение всего, я вижу на вашей часовой цепочке китайскую монету, дело становится еще более ясным.

М-р Джебэз Уильсон громко рассмеялся.

-- Бог ты ной! -- произнес он. -- Я полагал вначале, что вы какой-то чудодей, оказывается, что ничего мудреного в этом не было.

-- Я начинаю думать, Уатсон, -- произнес Холмс, -- что я поступаю ошибочно, объясняя вам, как я вывожу свои заключения, Вы знаете -- "Оmne ignotum pro magnifico" [Все неведомое кажется возвышенным], и, при дальнейшей моей откровенности, моя бедная маленькая репутация, чего доброго, скоро совсем рухнет. Вы не можете найти объявления, м-р Уильсон?

-- Вот я нашел его, -- ответил он, покрыв своим толстым, красным пальцем добрую половину столбца. -- Вот оно. С этого все началось. Прочтите-ка сами, сэр.

Я взял у него газету и прочел следующее:

"Союзу рыжеволосых. В силу духовного завещания покойного Гезекил Гопкинса из Лебанона (Пенсильвании, Соединенные Штаты, Америка), вновь открывшаяся вакансия предоставляет одному из членов союза получать жалованье в размере четырех фунтов стерлингов еженедельно за крайне незначительную работу. Все совершеннолетние рыжеволосые, находящиеся в полном здравии и твердой памяти, могут быть избираемы. Обратиться лично, в понедельник, в одиннадцать часов утра, к Дункану Россу, в конторе союза, No 7, Понс-Корт, Флит-стрит.

-- Что, скажите на милость, может это означать? -- воскликнул я после того, как дважды прочел это необыкновенное объявление.

Холмс покатывался со смеху.

-- Это намного отклоняется от обыденного пути, не правда ли? -- сказал он, -- А теперь, м-р Уильсон, начинайте с места в карьер и расскажите нам все о себе, о пашем домашнем обиходе и о том, что принесло вам это объявление в материальном отношении. Сперва вы заметьте, доктор, название газеты и число.

-- Это номер "Утренней Хроники" от 7-го августа 1890 г. Как раз два месяца тому назад.

-- Отличию, Мы слушаем, м-р Уильсон.

-- Ну, я вам сообщил уже, м-р Шерлок Холмс, -- произнес Джебэз Уильсон, вытирая лоб. -- Я веду небольшое ломбардное дело в "Кобург-сквере", недалеко от Сити. Дело мое не поставлено на широкую ногу и за последние годы не дало мне ничего, кроме необходимого для жизни. Прежде я был в состоянии держать двух помощников, но теперь я имею только одного; и ему мне трудновато было бы платить жалованье, если бы он не выразил готовности служить за половинную плату для того, чтобы научиться делу.

-- Как зовут этого услужливого юношу? -- спросил Шерлок Холмс.

-- Его имя -- Винцент Сполдинг, но он не совсем-таки юноша. Трудно определить его возраст, Я не желал бы более ловкого помощника, м-р Холмс: и я отлично знаю, что он мог бы еще более наловчиться и зарабатывал вдвое больше, чем я в состоянии платить ему. Но в конце концов, если он доволен, с какой стати стану я ему объяснять это.

-- Действительно, с какой стати? Вы можете считать себя крайне счастливым.

-- О, он имеет свои недостатки также, -- сказал м-р Уильсон. -- Никогда еще не было человека, преданного до такой степени фотографии. Улепетнуть со своею фотографическою камерою вместо того, чтобы набивать себе руку в моем деле, и нырнуть в погреб, как крот в свою пору, чтобы проявлять снимки, -- на это он мастер. Это его главный недостаток. Но в общем он хороший работник. Я ничего не могу сказать про него худого.

-- Он все еще служит у вас?

-- Да, сэр. Он и четырнадцатилетняя девочка, которая стряпает для нас и следит за чистотою в доме, -- вот все, кого я имею у себя -- я вдовец и никогда не имел детей. Мы живем очень тихо, сэр, мы трое, и если и не делаем ничего особенного, то все-таки имеем свой угол и уплачиваем наши долги.

"Первое, что взбудоражило нас, было это объявление. В один прекрасный день, как раз восемь недель тому назад, Сполдинг приходит в контору с этою самою газетою в руках и говорит:

-- Господи, как желал бы я, м-р Уильсон, быть рыжеволосым.

-- Это почему? -- спрашиваю я.

-- Как же, -- говорит он, -- вот опять открылась новая вакансия в союзе рыжеволосых. Ведь это целое состояние, между тем мне говорили, что вакансий больше, чем кандидатов на них, так что душеприказчики и не придумают, что предпринять с капиталом. Если бы только мои волосы переменили свой цвет -- был бы у меня свой домик.

-- Каким образом? Что же это такое? -- спросил я. -- Вы должны знать, м-р Холмс, я большой домосед, и так как мое дело такого рода, что люди приходят ко мне, а не я к ним, то я часто по целым неделям не переступал порога своей квартиры. Таким образом, я не знал многого, что происходило вне моего дома, и всегда был рад услышать какие-либо новости.

-- Вы никогда не слыхали о союзе рыжеволосых? -- изумился он, широко раскрыв глаза.

-- Никогда!

-- Однако, меня это удивляет, потому что вы сами можете быть избраны на одну из вакансий.

-- А что она мне может принести? -- спросил я.

-- О, только парочку сотен фунтов в год, но работа легкая и может не мешать другим посторонним занятиям.

-- Ну, вы легко себе можете представить, как меня это известие встревожило. При моих делах лишняя пара сотен фунтов была бы мне очень на руку.

-- Расскажите-ка мне. все, по подробнее, -- сказал я.

-- Ну, -- возразил он, показывая мне объявление, -- вы сами видите, что в союзе открылась вакансия, и вот адрес, куда следует обратиться за подробностями. Как мне помнится, союз был основан американцем-миллионером, по имени Гезекилем Гопкинсом, который был большим оригиналом. Он сам был рыжеволосый и питал большую симпатию ко всем рыжеволосым. Когда он умер, оказалось, что все свое громадное состояние он отказал душеприказчикам с тем, чтобы они на проценты с капитала доставляли легкий заработок людям, волосы которых одинакового с ним цвета. По всем слухам, жалованье изрядное, а работа очень несложная.

-- Но, -- вставил л, -- найдутся миллионы рыжеволосых, чтобы занять вакансии.

-- Далеко не миллионы, -- возразил он. -- Видите ли, завещание это относится только к жителям Лондона и ко взрослым. Этот американец в молодости начал свою карьеру с Лондона и пожелал воздать добром старому городу. Затем, опять-таки, я слышал, что не зачем и думать занять вакансию, если волосы ваши светло-рыжие или темно-рыжие, или какого бы то ни было цвета, кроме настоящего, яркого, пламенно-огненного цвета. Вот если бы вы, м-р Уильсон, пожелали занять вакансию, вы наверно были бы сразу приняты; но, может быть, вы и не вздумаете хлопотать из-за каких-нибудь нескольких сот фунтов...

-- Как вы сами можете убедиться, господа, мои волосы, действительно, имеют очень полную и богатую окраску, поэтому мне показалось, что если в этом деле должно быть какое-либо соревнование, то я могу питать не маленькую, по крайней мере, надежду попасть в союз. Винцент Сполдинг, по-видимому, был снабжен всеми сведениями и, вероятно, мог бы оказаться полезным; поэтому я приказал ему притворить ставни на этот день и, не отлагая дела в долгий ящик, отправиться со мною. Он очень обрадовался неожиданному празднику, и, закрыв лавочку, мы отправились по адресу, указанному в объявлении.

-- Вряд ли я когда-либо увижу такое зрелище, какое было в тот день, м-р Холмс. С севера, юга, востока и запада, всякий, кто имел хоть тень рыжего цвета в волосах, притащился в Сити но этому объявлению, Флит-стрит была запружена рыжеголовою толпою, а Понс-Корт напоминал собою лоток торговца апельсинами. Я никогда не предполагал, что во всей Англии существует столько рыжеволосых, сколько тогда было собрано одним этим объявлением. Там были цвета всех оттенков: соломы, лимона, апельсина, кирпича, ирландской ищейки, печени, глины; но, как заметил Сполдинг, немного было таких, у которых был бы настоящий, живой, пламенно-рыжий цвет. Увидя, сколько ожидает очереди, я стал уже терять всякую надежду, но Сполдинг и слышась не хотел. Как ему удалось, я не могу себе представить, но он толкался, протискивался, работал и головою, и локтями до тех пор, пока не протискал меня через толпу к самой лестнице, ведшей в контору. На ней образовались два течения -- одних, поднимавшихся в надежде, других -- возвращавшихся отвергнутыми; но мы кое-как пробрались и вскоре очутились в конторе.

-- Ваша история крайне занимательна, -- заметил Холмс в то время, как его клиент прервал свой рассказ, освежив память громадною щепоткою табаку.

"В конторе не было ничего, кроме пары деревянных стульев и елового стола, за которым восседал маленький человек, имевший еще более рыжие волосы, чем я. Он обращайся с несколькими словами к каждому посетителю, подходившему к столу, и затем всегда ухитрялся найти в их волосах какой-нибудь недостаток, в силу которого они не могли быть приняты. Добиться вакансии, оказалось, в копце концов, было совсем не так легко. Однако, когда наступила наша очередь, маленький человечек выказал более благосклонности по отношению ко мне, чем к другим, и, как только мы вошли, запер дверь, чтобы поговорить с нами наедине.

-- Это м-р Джебэз Уильсон, -- произнес мой помощник, и он согласен занять вакансию в союзе.

-- И он удивительно подходит к ней! -- ответил тот, -- Он отвечает всем требованиям. Я не припомню, когда я видел что-либо до такой степени прекрасное!

Он отступил на шаг и, наклонив голову на бок, не отрывал глаз с моих волос, пока я совершенно не смутился. Затем, бросившись внезапно вперед, он потрись меня за руку и сердечно поздравил с успехом.

-- Было бы несправедливостью медлить, -- сказал он. -- Тем не менее, вы, я надеюсь, извините меня, если я произведу маленькое испытание.

С этими словами он схватил меня обеими рунами за волосы и теребил их до тех нор, пока я не стал орать от боли.

-- Ваши глаза покрылись влагою, -- произнес он, выпуская меня -- Я замечаю, что все обстоит так, как должно быть. Но мы обязаны быть осторожными, так как дважды были обмануты париками и однажды краскою. Я мог бы рассказать вам целые истории о применении воска и других уловках для того, чтобы обмануть нас.

Подойдя к окну, он выкрикнул что было мочи, что вакансия занята. Ропот разочарования пронесся внизу в толпе, и понемногу все сборище разбрелось в разные стороны, пока не осталось ни единой рыжей головы, кроме моей собственной и управляющего.

-- Мое имя, -- продолжал он, -- м-р Дункан Росс, и я сам один из счастливцев, получающих пенсию из сумм, оставленных нашим благодетелем. Вы женаты, м-р Уильсон? Имеете семью?

Я ответил, что не имею.

"Его лицо мгновенно изменилось.

-- Ай, ай! -- произнес он с серьезным видом, -- это крайне затрудняет дело. Мне жаль слышать это... Фонд, без сомнения, назначен как для поддержки рыжеволосых, так и для увеличения и распространения их числа. Обстоятельство, что вы холостяк, в высшей степени не благоприятствует вам.

Меня это очень опечалило; я уже думал, что в конце концов не получу вакансии, по, поразмыслив несколько минут, он сказал, что все может быть устроено.

-- Случись это с другим, -- произнес он, -- препятствие могло бы быть фатальным, но мы должны оказать маленькое снисхождение человеку с такою шапкою волос, как ваша. Когда можете вы приступить к вашим новым обязанностям?

-- Ну, это немного неудобно, потому что я имею уже свое дело, -- ответил я.

-- О, это ничего не значит, м-р Уильсон! -- произнес Винцент Сполдинг, -- Я постараюсь позаботиться за вас об этом.

-- В какие часы буду я занят? -- спросил я.

-- От десяти до двух.

-- Ну-с, дела в ломбарде большею частью производятся по вечерам, м-р Холмс, в особенности в четверг и пятницу вечером, в дни, предшествующие платежам; так что это не мешало моим новым занятиям. Кроме того, я знал, что мой помощник хороший человек, и что он усмотрит за всем, в чел явится необходимость.

-- Часы эти для меня очень удобны, -- сказал я. -- А каково жалованье?

-- Четыре фунта в неделю.

-- Ну, а работа?

-- Совершенно несложная,

-- Что вы называете совершенно несложною работою?

-- Ну, вы должны находиться в конторе пли, но крайней мере, в здании в продолжение всего этого времени. Если вы выйдете, вы навсегда теряете всю вашу пенсию. Завещание весьма ясно упоминает об этом пункте. Вы не исполните заключенных условии, если тронетесь с места в течение назначенного времени.

-- Это составляет только четыре часа в день, и я не подумаю выходить, -- возразил я.

-- Никакое извинение не примется во внимание, -- продолжал м-р Дункан Росс, -- ни болезнь, ни акта, ни что-либо другое. Вы должны быть на месте, или вы теряете право на пенсию.

-- А какова работа?

-- Работа будет состоять в переписывании "Британской Энциклопедии". Вон в том прессе находится первый том. Вы должны обзавестись вашими собственными чернилами, перьями и пропускною бумагою, а мы даем этот стол и стул. Будете ли вы готовы к завтрашнему дню?

-- Конечно, -- ответил я.

-- В таком случае, до свидания, м-р Джебэз Уильсон, и позвольте мне еще раз поздравить вас с важным положением, которого вам посчастливилось достичь.

Он поклонился мне, как бы давая знать, что переговоры окончены, и я отправился домой со своим помощником, едва зная, что сказать или предпринять -- так я был доволен своим успехом.

Однако, в течение дня я обдумал это дело и к вечеру вновь упал духом, убедив себя совершенно, что вся эта история" должна быть каким-нибудь вымыслом или обманом, хотя, какая цель преследовалась этими людьми, я не мог себе объяснить. Казалось в высшей степени невероятным, чтобы кто-нибудь мог оставить такое завещание или чтобы они выплачивали такую сумму за столь простую работу, как переписка "Британской Энциклопедии". Винцент Сполдинг подбодрял меня, как только мог, но к тому времени, как нужно было ложиться спать, я окончательно уверил себя в неправдоподобности всей этой истории. Тем не менее, утром следующего дня я решил заглянуть, во всяком случае, в контору; купив поэтому на пенни чернил и захватив с собою гусиное перо и семь листов писчей бумаги, я отправился в Понс-Корт.

Но, к моему удивлению и радости, все было в самом желательном порядке. Выдвинутый стол ожидал меня, и м-р Дункан Босс находился там, чтобы лично убедиться, что я, как следует, приступил к работе. Указав мне для начала букву А, он оставил меня, по от времени до времени наведывался посмотреть, занимаюсь ли я своим делом. В два часа он простился со мною и, поздравив меня с количеством переписанного, закрыл за мною дверь конторы на ключ.

Так продолжалось изо-дня-в-день, м-р Холмс, и по субботам управляющий входил ко мне и выкладывал предо мною четыре золотых совершена за мою недельную работу. Так было во вторую неделю и также неделю спустя. Каждое утро я приходил в контору в десять утра и каждый день уходил в два часа. Постепенно м-р Дункан Босс стал навещать меня только один раз в продолжение утра, а затем, спустя некоторое время, он перестал совершенно приходить. Несмотря на это, я все-таки не решался покинуть комнату на минуту, не зная, наверное, когда он может появиться, а место мое было настолько хорошо и так подходило ко мне, что я не рискнул бы потерять его.

Восемь недель прошли таким образом, и я уже писал об аббатах, и об арматуре, и об археологии, и об архитектуре, и Аттике и надеялся уже, что с прилежанием скоро приступлю к букве Б. Бумага не стоила порядочно, и я почти наполнил целую полку своим писанием. Как вдруг все это дело подошло к концу.

-- К концу?

-- Да, сэр. И не далее, как сегодня утром. Я отправился на работу, как обыкновенно, в десять часов, но притворенная дверь была закрыта на ключ, а небольшой картонный квадратик был прибит штифтиком посередине косяка. Вот он, вы сами можете прочесть.

Он приподнял кусок белого картона, величиною в листик записной книжки. На нем значилось следующее:

"Союз рыжеволосых упразднен октября 9-го 1890".

Шерлок Холмс и я уставились на это краткое объявление и на его печальную физиономию, но комическая сторона всей этой истории до такой степени затмила все другие, что мы оба разразились страшнейшим хохотом.

-- Я не вижу в этом ничего смешного! -- вскричал наш посетитель, багровея до корней своих огненных волос. -- Если вы не можете сделать ничего лучшего, как смеяться надо мною, я могу обратиться куда-нибудь в другое место.

-- Нет, нет! -- вскричал Холмс, усаживая его обратно на стул, с которого тот было приподнялся. -- Уверяю вас, я ни за что не отказался бы от вашего случаи, ни за что на свете. Он крайне необыкновенен. Но в нем есть, если вы позволите мне так выразиться, кое-что, что чуточку комично. Пожалуйста, но какие меры приняли вы, когда вы нашли эту карточку на дверях?

-- Я был ошеломлен, сэр. Я не знал, что предпринять. Затем я зашел во все конторы по соседству, но никто, как оказалось, ничего не знал об этом. Наконец, я отправился к домовладельцу, бухгалтеру, занимающему первый этаж, и спросил его, не может ли он мне сообщить, что стало с союзом рыжеволосых. Он ответил мне, что никогда не слыхал о чем-либо подобном. Тогда я спросил его, кто был м-р Дункан Росс. Он возразил, что имя это ему совершенно незнакомо.

-- Ну, -- сказал л, -- господин в четвертом номере?

-- Что, рыжеволосый?

-- Да.

-- О, -- произнес он, -- его имя было Уиллиам Моррис. Он был ходатай по делам и поместился у меня в комнате только временно, пока его новое помещение не будет готово. Он выехал вчера.

-- Где могу я найти его?

-- О, в его новой конторе. Он сообщил мне адрес. Да, 17, Кинг-Эдуард-стрит, близ собора св. Павла.

-- Я отправился туда, м-р Холмс, но когда я прибыл по этому адресу, оказалось, что это была мануфактура искусственных коленных чашечек, и никто никогда не слыхал ни о м-ре Уиллиаме Моррисе, ни о м-ре Дункане Росс.

-- А что вы после этого предприняли? -- спросил Холмс.

-- Я отправился домой в Сакс-Кобург-сквер и посоветовался с моим помощником. Но тот ни в чем не мог помочь мне. Он только сумел сказать мне, что, если я подожду, я, вероятно, узнаю об этом по почте. Но это не удовлетворило меня, м-р Холмс. Я не хотел потерять такого места без борьбы; поэтому, слыша, что вы настолько добры и даете советы бедному люду, нуждающемуся в них, я прямо отправился к вам.

-- И вы поступили очень благоразумно, -- ответил Холмс. -- Ваше приключение в высшей степени замечательно, и я буду счастливь заняться им. Оно, по всей вероятности, будет иметь серьезные последствия.

-- Даже весьма серьезные! -- сказал м-р Джебэз Уильсон. -- Как же, я лишился четырех фунтов стерлингов в неделю.

-- Что касается вас лично, -- заметил Холмс, -- я не скажу, чтобы вы могли жаловаться на этот необыкновенный союз. Напротив, вы, как я вижу, обогатились приблизительно тридцатью фунтами стерлингов, помимо ценных, глубоких познаний, приобретенных вами о каждом предмете, который начинается буквою А. Вы лично ничего не потеряли из-за них.

-- Нет, сэр. Но я желаю узнать о них, и кто они такие, и какую цель преследовали они, сыграв такую шутку со мною, -- если это была шутка. Эта забава дорого стоила им, погону что обошлась им в тридцать два фунта стерлингов.

-- Мы постараемся разъяснить вам эти пункты. А сперва один или два вопроса, м-р Уильсон. Этот помощник у вас, первый обративший ваше внимание на объявление, -- как долго служил он у вас?

-- Около месяца тогда.

-- Как он попал к вам?

-- По объявлению.

-- Был он единственным желающим?

-- Нет, была целая дюжина.

-- Почему вы избрали ею?

-- Потому что он был ловок и согласился служить за дешевую плату.

-- Действительно, за половинную плату.

-- Да.

-- Каков он собою, этот Винцент Сполдинг?

-- Небольшого роста, плотно-сложенный, очень быстр в своих движениях, без единого волоска на лице несмотря на то, что ему под тридцать лет. На лбу у него белое пятно. выжженное кислотою.

Холмс сидел на стуле в заметном возбуждении.

-- Я так и думал, -- сказал он. -- Заметили ли вы, что его уши проколоты для серег?

-- Да, сэр. Он сказал мне, что цыганка проколола ему их, когда он был мальчиком.

-- Гм! -- произнес Холмс, откидываясь на спинку стула и глубоко задумываясь. -- Он все еще у вас?

-- О, да, сэр; я только что от него.

-- А как шло ваше дело во время вашего отсутствия?

-- Я ни в чем не могу пожаловаться, сэр. По утрам у нас никогда не приходится много работать.

-- Этого достаточно, м-р Уильсон. Я буду счастлив сказать вам свое мнение по этому предмету через один или два дня. Сегодня суббота, и я надеюсь, что в понедельник мы сможем разъяснить это дело.

-- Ну-с, Уатсон, -- обратился Холмс ко мне, когда наш посетитель оставил нас, -- что вы скажете на все эго?

-- Ничего не скажу, -- открыто признался я. -- Эта история замечательно таинственна.

-- Обыкновенно, -- продолжал Холмс, -- чем более загадочно какое-нибудь явление с виду, тем менее таинственнее оно оказывается на самом деле. Что действительно загадочно, так это ваши обыкновенные, бесцветные преступления точно так же, как из лиц труднее всего распознать простое лицо. Но я должен поторопиться с этим делом.

-- Что же вы намереваетесь делать? -- спросил я,

-- Курить, -- ответил он, -- Этой задачи, наверное, хватить на целых три трубки, и я прошу вас, не говорить со мною около пятидесяти минут.

Свернувшись в комок на стуле, закрыв глаза и притянув тонкие колена к своему ястребиному носу, он точно замер в этой позе и своего торчащею изо рта черною глиняною трубкою напоминал клюв какой-то странной птицы. Я подумал уже, что он заснул, и сам даже клевал носом, как вдруг он вскочил со стула с жестом человека, принявшего какое-то решение, и положить трубку на камин.

-- Саразате играет сегодня днем в Септ-Джемс-Холе, -- заметил он, -- Как вы полагаете, Уатсон, могли бы ваши пациенты обойтись без вас в продолжение нескольких часов?

-- У меня пег никакого дела сегодня. Практика моя никогда не была особенно обременительна.

-- В таком случае наденьте вашу шляпу и отправимтесь. Я иду сперва через, Сити, и по дороге мы можем позавтракать. Как видно, программа изобилует немецкою музыкою, а она более в моем вкусе, чем итальянская или французская. Она глубока, а я желаю углубиться. Пойдемте!

Мы доехали по подземной железной дороге до Алдерсгэта; короткая прогулка привела пас к Сакс-Кобург-скверу, месту, где разыгралась своеобразна и история, услышанная нами сегодня утром из уст Джебэз Уильсона. На небольшом, обнищалом пространстве, претендовавшем, однако, местами на роскошь, скучились четыре ряда темных, двухэтажных кирпичных строений с маленькими, обнесенными оградою, садиками, в которых лужайка сорной травы и несколько групп увядших лавровых деревьев тщетно боролись с дымною атмосферою, пропитанною всевозможными запахами. Три позолоченных шара и коричневая доска с белою надписью "Джебэз Уильсон" на угловом доме сообщили нам о месте, где наш рыжеволосый клиент вел свои дела. Шерлок Холмс остановился перед домом и, наклонив голову на бок и прищурив веки, стал оглядывать его сверху до низу жадно сверкающими глазами. Затем, пройдя медленно вверх по улице, он повернул обратно, не отрывая глаз от строений. Наконец, он возвратился к дому ломбардщика и, сильно ударив тростью два пли три раза по тротуару, подошел к двери и постучался. Ее сейчас же отворил молодой человек с чисто выбритым и сияющим лицом и попросил ого войти.

-- Благодарю вас, -- сказал Холмс, -- я только желал узнать, как пройти отсюда до Стрэнда.

-- Третья улица направо, четвертая налево, -- быстро проговорил помощник, запирая дверь.

-- Ловкий парень, -- заметил Холмс, удаляясь со мною от дома.

-- Очевидно, -- заметил я, -- помощнику м-ра Уильсона принадлежит немаловажная роль в этой таинственной истории союза рыжеволосых. Я уверен, что вы спросили его, как пройти к Стрэнду, только с целью увидеть его самого.

-- Не его.

-- А что же тогда?

-- Колена его брюк.

-- И что увидели вы?

-- То, что я ожидал.

-- Почему вы ударили тростью по тротуару?

-- Мой дорогой доктор, время теперь для наблюдений, а не для разговоров. Мы шпионы на неприятельской территории. Кое-что мы уже знаем о Сакс-Кобург-сквере. Исследуем же теперь части, лежащие позади.

Улица, на которой мы очутились, повернув за угол уединенного Сакс-Кобург-сквера, представляла такой же разительный контраст, как перед картины к ее обратной стороне. Это была одна из главных артерий, соединяющих Сити С севером и западом. Мостовая была запружена возами, экипажами, дилижансами, а панели чернели спешащей толпою пешеходов. Действительно трудно было представить себе, что эта линия великолепных магазинов и представительных деловых контор граничит на противоположной стороне с заглохшим и сонным местом, только что покинутым нами.

-- Позвольте, -- сказал Холмс, остановившись на углу и окидывая взглядом ряд строений, -- я хотел бы запомнить порядок домов здесь. Моя слабость -- подробно знать Лондон. Вот это дом Мортимера, табачного торговца, за ним лавчонка газет и журналов, далее Кобургское отделение "Центрального банка", затем ресторан вегетарианцев и, наконец, экипажная фабрика Мак-Фарлэна Это приводит нас как раз к другому копцу. А теперь, доктор, мы сделали свое дело; поэтому пора послушать немного музыки. Сандвич и чашку кофе, а затем в царство скрипки, где нас ожидают блаженство и гармония и где нет рыжеволосых клиентов, которые могли бы сердить пас своими выходками.

Мой друг был увлекающимся музыкантом и не только отлично передавал произведения классиков, но сам был также выдающимся композитором. Весь полдень просидел он в кресле, наслаждаясь самым реальным счастьем и слегка помахивая своими длинными, тонкими пальцами в такт музыке, между тем как его спокойно улыбающееся лицо и его томные, мечтательные глаза были совершенно не похожи на черты лица Холмса, этой неутомимой ищейки, -- Холмса, немилосердного, проницательного, ловкого уголовного агента. В его двойственной натуре черты своеобразного характера, сменяясь, пополняли друг друга, и его крайняя находчивость и хитрость представляли, как мне часто казалось, реакцию поэтического и мечтательного настроения, временами преобладавшего в нем. Порывы его натуры перебрасывали его от крайней апатии к всепоглощающей энергии, и я хорошо знал, что никогда он не был так потрясающе страшен, как после того, как днями без конца бездействовал в кресле среди своих музыкальных импровизаций и своих дневников. Вида его в этот день в Сент-Джемс- Холе, поглощенным до такой степени музыкою, я почувствовал, что плохое время наступить для тех, кого он наметил для своего преследования.

-- Вы желаете, без сомнения, отправиться домой, доктор? -- заметил он, когда мы выходили из концерта.

-- Да, я думаю, это лучше всего.

-- А мне предстоит дело, которое займет несколько часов. Это дело в Кобург-сквере серьезно.

-- Почему серьезно?

-- Значительное преступление находится в зачатке. Я имею основание предполагать, что нам вовремя удастся отвратить его. Но обстоятельство, что сегодня суббота, порядочно осложняет дело. Мне нужна будет ваша помощь сегодня,

-- В котором часу?

-- Десять не будет поздно.

-- Я буду в Бэкер-стрите в десять часов.

-- Отлично. И потом, доктор, очень может быть нам будет угрожать небольшая опасность, поэтому захватите, пожалуйста, с собой ваш револьвер.

Он махнул мне рукою, повернулся на каблуке и мгновенно исчез в толпе.

Удивительное дело, -- в своих сношениях с Шерлоком Холмсом я всегда был подавляем сознанием своей собственной глупости. Вот, например, я слышал то же самое, что он, я видел то, что видел он, и все-таки из его слов было очевидно, что он ясно видел не только случившееся, но и то, что может случиться, между тем как для меня вся эта история все-таки оставалась запутанною и неправдоподобною. На возвратном пути к себе, в Кенсингтон, и обдувал все это дело, начиная с необыкновенного рассказа рыжеволосого переписчика "Энциклопедии" и кончая визитом в Сакс-Кобург-сквер и зловещими словами, с которыми Холмс расстался со мною. Что означает эта ночная экспедиция, и почему должен я отправиться вооруженным? Куда предстоит нам отправиться и что предпримем мы? Холмс намекнул мне, что этот гладколицый помощник ломбардщика ужасный человек, -- человек, способный сыграть опасную шутку. Как я ни пытался разгадать все это, но должен был, наконец, отказаться от этого дела в отчаянии н отложить до тех пор, пока ночь не даст какого-нибудь объяснения.

Было четверть десятого, когда я вышел из дому, и, пройдя через парк и Оксфорд-стрит, пробрался в Бэкер-стрит. Две пролетки стояли у дверей, и при входе в коридор я услыхал шум раздававшихся наверху голосов. Войдя в комнату, я застал Холмса в оживленной беседе с двумя господами, в одном из которых я признал Интера Джонса, правительственного полицейского агента, между тем как другой был длинный господин с грустным лицом, с сильно лоснящейся шляпой на голове и не в особенно представительном сюртуке.

-- Ага! Наша партия в полном составе, -- сказал Холмс, застегивая свою коротенькую визитку и снимая с вешалки свою тяжелую охотничью дубинку. -- Уатсон, мне кажется, вы знакомы с м-ром Джонсом из Скотланд-Ярда. Позвольте мне представить вас м-ру Мерриуэверу, который будет нашим товарищем в нашем похождении сегодня ночью.

-- Мы охотимся попарно опять, доктор, как видите, -- сказал Джонс с своеобразною ему манерою заключении. -- Наш друг удивительный человек, что касается устройства травли. Он имеет свои собственные маленькие методы, которые, если он позволит мне так выразиться, немного слишком теоретичны и фантастичны, но он вмещает в себе зачатки сыщика. Я не преувеличу, сказав, что однажды или дважды, как, например, в этом деле убийства Шолто и в кладе Агра, он был почти более прав, чем правительственная сыскная комиссия.

-- О, если вы это говорите, м-р Джонс, тогда я спокоен! -- почтительно ответил незнакомец. -- Тем не менее, я должен признаться, что я теряю свой роббер. Это первая суббота за двадцать семь лет, что я вечером не сыграю своего обычного роббера в карты.

-- Мне кажется, вы найдете, -- сказал Шерлок Холмс, -- что будете играть сегодня по более высокой цене, чем когда-либо вап приходилось, и что игра будет более возбуждающею. Для вас, м-р Мерриуэвер, ставка превысит тридцать тысяч фунтов, а у вас, Джонс, в руках будет человек, которого вы давно уже желаете изловить.

-- Джон Клэй, убийца, вор, взламыватель и подделыватель. Он молодой человек, м-р Мерриуэвер, но находится на высоте своей профессии, и я более желал бы надеть свои браслеты на него, чем на любого преступника в Лондоне. Он замечательный человек, этот молодой Джон Клэй. Его дед был королевским принцем, а сам он был в Итоне и Оксфорде. Его мозг так же подвижен, как его пальцы, и хотя мы на каждом шагу натыкаемся на его следы, мы никогда не знаем, где искать его самого. В одну неделю он взламывает кладовую в Шотландии, а в следующую собирает деньги в Корнваллисе, чтобы построить приют для сирот. Я шел по его следам целыми годами и никогда еще не видал его в лицо.

-- Надеюсь, я буду иметь удовольствие представить его вам сегодня ночью. И я также имел одно или два дела с м-ром Джоном Клэем и согласен с вами, что он находится на высоте своей профессии. Однако, уже одиннадцатый час, и давно нора нам двинуться в путь. Вы двое возьмете первую пролетку, Уатсон и я последуем за вами в другой.

Шерлок Холмс был не очень общителен во время езды и полулежал в пролетке, прислонившись спиною и напевая мелодия, которые он слыхал днем. Мы пролетели через бесконечный лабиринт освещенных газом улиц и выбрались, наконец, в Фарингдон-стрит.

-- Мы находимся уже довольно близко теперь, -- заметил мой друг. -- Этот господин Мерриуэвер -- директор байка и лично заинтересован в этом деле. Я думал, что нам не помешает захватить с собою и Джонса. Он не плохой парень, хотя круглый невежда в своей профессии. Но он имеет одну положительную добродетель. Он отважен, как бульдог, и цепок, как омар, когда вцепится в кого-нибудь своими когтями. Вот мы и прибыли, и они ждут нас.

Мы доехали до той же самой запруженной улицы, в которой находились утром. Наши пролетки были отпущены, и, следуя указаниям м-ра Мерриуэвера, мы опустились в узкий проход и вошли в боковую дверь, которую он нам отпер. За нею тянулся небольшой коридор, оканчивавшийся очень массивною железною дверью. Последняя также была отперта и вела рядом спиральных каменных ступеней ко второй страшно тяжелой двери. Здесь м-р Мерриуэвер остановился, чтобы зажечь фонарь, и затем повел нас вниз по темному коридору с землистым запахом и, отворив, наконец, третью дверь, ввел нас в громадный сводчатый подвал, который кругом был завален тюками и массивными ящиками.

-- Вы не очень уязвимы сверху, -- заметил Холмс, приподнимая фонарь и осматриваясь кругом.

-- Снизу точно так же, -- ответил м-р Мерриуэвер, ударив палкою по плитам, которыми был выложен июль. -- Однако, Бог Ты мой, он звучит совершенно пустым, -- заметил он, поднимая глаза в изумлении.

-- Я действительно должен попросить вас быть немного потише, -- строго заметил Холмс. -- Вы можете подорвать весь успех нашей экспедиции. Могу я вас попросить быть настолько любезным, сесть на один из этих ящиков и не вмешиваться?

Представительный м-р Мерриуэвер взобрался на один из ящиков с выражением крайней обиды на лице, между тем как Холмс опустился на колена и с помощью фонаря и увеличительного стекла стал подробно рассматривать трещины между плитами.

Несколько секунд было достаточно, чтобы удовлетворить его; затем он вскочил опять на ноги и положил свое стеклышко в карман.

-- Мы по крайней мере располагаем еще целым часом, -- заметил он, -- так как едва ли они примут по какие-либо меры прежде, чем старый ломбардщик благополучно уляжется в кровать. Тогда они не станут терять ни минуты, потому что чем раньше они окончат свое дело, тем больше времени останется у них для бегства. Мы находимся в настоящую минуту, доктор, как вы, вероятно, уже угадали, в подвале центрального отдела одного из главных банков Лондона. М-р Мерриуэвер состоит главным директором и объяснит вам, почему более отважные преступники Лондона так сильно заинтересованы в настоящее время этим подвалом.

-- Здесь лежит наше французское золото, -- прошептал директор. -- Нас уже несколько раз предупреждали, что будет сделана попытка похитить его.

-- Ваше французское золото?

-- Да. Несколько месяцев тому назад нам представился случай подкрепить наши ресурсы, и мы заняли поэтому тридцать тысяч наполеондоров у банка Франции. Стало известно, что мы до сих пор еще не имели случаи распаковать эти ящики, и что они все еще лежат в нашем подвале. Ящик, на котором я сижу, содержит две тысячи наполеондоров, упакованных между пластинками листовой жести. Наш запасной капитал не перелитых монет в настоящее время гораздо больше, чем обыкновенно хранится в отделениях банка, и это обстоятельство причиняло директорам сильное беспокойство.

-- Которые были крайне основательны, -- заметил Холмс. -- А теперь нам пора привести наши маленькие планы в исполнение. Я ожидаю, что по прошествии часа дела придут к концу. В ожидании этого момента м-р Мерриуэвер, мы должны задвинуть фонарь щитом.

-- И сидеть в темноте?

-- Опасаюсь, да. Я захватил с собою колоду карт, думая, что, пока они явятся, мы сможем сыграть несколько партий, и вы побудете лишены своего роббера. Но неприятельские приготовления, как я замечаю, так далеко забежали вперед, что мы не можем рисковать присутствием огня. И, прежде всего, нам нужно избрать паши позиции. Это отчаянные головы, и, хотя мы застанем их врасплох, они все-таки могут причинить нам вред, если мы не будем осмотрительны. Я встану за этим ящиком, а вы спрячьтесь за теми. Затем, когда я "направлю на них свет, быстро сходитесь. Если они станут стрелять, Уатсон, не задумывайтесь пристрелить и их также.

Я положил свой револьвер со взведенным курком на верхушку деревянного ящика, позади которого я стал. Холмс задвинул передок фонаря щитком и оставил нас в темноте, такой темноте, какой я никогда раньше не испытывал. Запах нагретого металла распространился по холодному, сырому погребу и свидетельствовал о том, что фонарь все еще горит, готовый осветить все пространство в мгновение ока.

-- У них только один путь к отступлению, -- прошептал Холмс. -- Это обратно через дом в Сакс-Кобург-сквере. Надеюсь, вы сделали то, о чем я вас просил, Джонс?

-- Я приказал инспектору и двум полицейским чинам ждать у парадной двери.

-- Тогда мы заткнули все выходы. А теперь мы должны молчать и ждать. ...

Как тянулось время! Впоследствии оказалось, что мы ждали всего час с четвертью, но тогда и думал, что уже миновала ночь н наступил рассвет. Ноги и руки мои устали и одеревенели, так как я не решался изменить своего положения. С своей позиции я мог видеть все, что происходит за ящиком. Вдруг глаза мои были прикованы сверкнувшим светом.

Вначале это было не больше, как слабая искра на каменном полу. Затем, постепенно удлиняясь, она превратилась в желтую линию п, наконец, без всякого шума, образовалось отверстие, в котором появилась рука и стала ощупывать вокруг маленького освещенного пространства. Около минуты или немного больше рука с ее изгибающимися пальцами высовывалась из-под пола. Затем она была отдернута так же внезапно, как и появилась, и все вновь погрузилось в темноту, кроме маленькой звездочки, показывавшей трещину между плитами.

Прошло несколько мгновений, и со скрипом и звуком чего-то разрывающегося, один из широких белых камней повернулся на бок. Образовалось квадратное зияющее отверстие, из которого полился свет фонаря. Над краем высунулось чисто-выбритое, юношеское лицо и прозорливо осмотрелось, а затем, схватившись обеими руками о края отверстия, стала приподниматься до плеч и поясницы фигура человека и уперлась одним коленом о край. В следующее мгновение человек уже стоял у края отверстия, влача за собою товарища, такого же ловкого и маленького, как он сам, с бледным лицом и шапкою очень рыжих волос.

-- Путь очищен, -- прошептал он. -- Захватил ты отмычку и мешки? Скачи, Арчи, скачи, а я разделаюсь.

Шерлок Холмс выскочил и схватил вторгнувшегося за ворот. Другой нырнул в отверстие. Я услыхал звук разрывающейся одежды; это -- Джонс вцепился в его фалды. Свет фонаря упал на дуло револьвера, но охотничья дубинка Холмса опустилась на кисть руки сопротивлявшегося, и оружие звякнуло на каменном полу.

-- Сопротивление ни к чему не поведет, Джон Клэй, -- заметил Холмс ласково, -- вы не имеете никаких шансов на спасение.

-- Я это вижу, -- ответил тот с невозмутимым хладнокровием, -- Полагаю, что мой товарищ благополучно улизнул, хотя, как я вижу, вы удержали копны его одежды.

-- Трое поджидают его у дверей, -- сказал Холмс,

-- О, действительно. Кажется, вы сделали свое дело мастерски. Я должен поздравить вас.

-- А я вас, -- возразил Холмс. -- Ваша идея рыжеволосого союза была очень нова и оригинальна.

-- Вы сейчас увидитесь с вашим товарищем, -- сказал Джонс. -- Он скорее ныряет в углубления, чем я. Протяните-ка ваши руки, пока я прикреплю дерби [дерби -- ручные оковы на языке английских сыщиков].

-- Я прошу вас не прикасаться ко мне вашими грязными руками, -- заметил наш пленник в то время, как поручи зазвенели на его руках. -- Вам, быть может, неизвестно, что в моих жилах течет королевская кровь. Также будьте добры, обращаясь ко мне, говорить "сэр" и "пожалуйста".

-- Отлично, -- ответил Джонс, вытаращив глаза и усмехнувшись. -- Ну-с, не будете ли вы любезны, сэр, пожаловать наверх, где мы можем нанять пролетку, чтобы препроводить ваше высочество в участок.

-- Это звучит лучше, -- весело проговорил Джон Клэй.

Он размашисто поклонился нам троим и спокойно удалился в сопровождении сыщика.

-- Положительно, м-р Холмс, -- начал м-р Мерриуэвер, когда мы вышли за ними из подвала, -- я не знаю, каким образом банк может отблагодарить или вознаградить вас. Нет никакого сомнения в том, что вы накрыли и устранили самым искусным способом одну из самых отчаянных попыток ограбления банка.

-- Мне нужно было свести личные счеты с м-ром Джоном Клэем, -- сказал Холмс. -- Мне пришлось сделать маленькие издержки по этому делу, которые, надеюсь, банк мне возвратит, и о сверх этого я за глаза вознагражден тем, что был очевидцем приключения, во многих отношениях единичного, и что услыхал крайне замечательный рассказ о союзе рыжеволосых.

-- Вы видите, Уатсон, -- объяснял он мне на следующее утро, когда мы сидели за стаканом виски и соды в Бэкер-стрит, -- было совершенно ясно с самого начала, что единственно-возможною целью этого довольно фантастичного объявления союза и переписывания "Энциклопедии" должно было быть удаление этого не особенно веселого ломбардщика на несколько часов в течение дня. Эго был странный, оригинальный способ, но, действительно, трудно было бы придумать что-нибудь лучше. Идея эта пришла в гениальную голову Клэя, вероятно, благодаря цвету волос его сообщника. Четыре фунта в неделю представляли приманку, на которую ломбардщик должен был позариться, а что составляла эта сумма для тех, которые домогались тысяч? Они помещают объявление; один из мазуриков нанимает временную контору, другой подстрекает ломбардщика попытаться получить вакансию, и совместными силами им удается заручиться отсутствием его в продолжение каждого утра. Лишь только я услыхал, что помощник согласился служить за половинную плату, мне стало ясно, что у него имелись уважительные причины получить это место.

-- Но как могли вы догадаться, в чем заключались эти причины?

-- Если бы в доме находились женщины, я заподозрил бы просто любовную интригу. Об этом, однако, не было и речи. Дело этого господина было небольшое, и в доме не было ничего такого, что объясняло бы столь законченные приготовлении и такие издержки, какими они жертвовали. Стало- быть, они преследовали что-нибудь вне дома. Что же это могло быть? Я вспомнил страсть помощника фотографировать и его ловкость, с какою он исчезал в погребе. В погребе! -- Вот конец этой запутанной истории. Он что-то творил в погребе, и это "что-то" продолжалось ежедневно по многу часов в течение целых месяцев. Очевидно, он копает туннель к какому-нибудь другому зданию. До этого я дошел, когда мы отправились осматривать место действия. Я удивил вас, ударив палкою по панели. Я хотел удостовериться, находится ли погреб перед домом или позади его. Он не находился перед домом. Тогда я позвонил, и, как ожидал, на звонок явился помощник. Мы когда-то имели несколько стычек, но никогда не видели друг друга в лицо, Я едва взглянул на него, но зато очень внимательно -- на колена его брюк. Вы сами должны были заметить, как они были изношены, сморщены и запятнаны. Они свидетельствовали о часах, проведенных за копаньем. Оставалось только установить, под какое здание они подкапывались. Я повернул за угол, увидел, что "Центральный байк" примыкает к владению нашего рыжеволосого друга, и заключил, что загадка решена.

-- А каким образом вы догадались, что они произведут свое нападение сегодня ночью? -- спросил я.

-- Ну, обстоятельство, что они закрыли контору своего союза, было знаком, что присутствие м-ра Джебэза Уильсона их более не беспокоит, другими словами, что они окончили свой подкоп. Но для них было крайне важно воспользоваться потайным ходом как можно скорее, потому что он мог быть открыт или же запас золота мог быть перенесен в другое место. Суббота лучше всякого другого дня подходила пм, потому что тогда они имели два дня на бегство. В виду всех этих причин я полагал, что они явятся сегодня ночью.

-- Знаете, что, -- воскликнул я, -- вы благодетель человечества!

Он повел плечами.

-- Ну, может быть, в конце концов, я и приношу маленькую пользу, -- заметил он. -- L'homme, c'est rien -- l'oeuvre, c'est tout [человек -- ничто, труд его -- все], как писал Густав Флобер -- Жорж Санд.

---------------------------------------------------------------------------

Текст издания: журнал "Нива", 1897, NoNo 34--35.

Оставить комментарий Дойль Артур Конан (перевод: Без указания переводчика) (yes@lib.ru) Год: 1891 Обновлено: 27/11/2025. 52k. Статистика. Рассказ: Проза, Переводы, Приключения Приключения Шерлока Холмса	Скачать FB2 Ваша оценка:
Аннотация: (The Red-Headed League) Из воспоминаний о Шерлоке Холмсе. Текст издания: журнал "Нива", 1897, NoNo 34--35.

Дойль Артур Конан Союз рыжеволосых

Союз рыжеволосых

Дойль Артур Конан
Союз рыжеволосых