Дорофеев Николай Васильевич
Проспорил

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

Н. Дорофеев

Проспорил

Государственное издательство
1927

[]

ДЕШЕВАЯ БИБЛИОТЕЧКА
ДЛЯ ДЕТЕЙ СРЕДНЕГО И СТАРШЕГО ВОЗРАСТА

   

I

   Любит Митька дедушку. Сколько он от него сказок переслушал! И во всякой игре дедушка помощник. Чижика ли сделать, шар, городки -- все дедушка. Отколотят Митьку, -- дедушка в обиду не даст, обидчика за вихры выдерет. А Митька тоже без дедушки яблока не съест: "на, дедушка, попробуй".
   У дедушки лысина мокрая, по рябому лицу пот течет, в одной руке клин, в другой топор. Пробьет дыру, воткнет кол, и Митька знает уж что подать дедушке, ножик или ивовый прут.
   Утром, пока старик на прогулке колышки тесал, Митька два раза в болото за ивняком сходил. Дедушка рьяно работает, в руках то-и-дело колышки меняются. И незаметно тянется за ним частокол от сарая к Ивановой усадьбе, к рассаднику, к овину.
   -- Ну, Митяй, мы с тобой такую стену установим... Цыпленок не пролезет.
   А у Митьки в голове свои думы. Рассказывала учительница про аэроплан, теперь ему страсть хочется его посмотреть. "Эх, если бы пустили, обязательно в Москву поехал".
   -- Дедушка, а ты ероплан видел? Прищурился дед, в памяти копается.
   -- Ироплан, Ироплан... Видел. Ну уж и пес же был... Князь-то с ним бывало на медведя ходил.
   -- Чудной, дедушка -- смеется Митька -- ведь это не собака ероплан-то... Это на манер большой птицы. На ним люди летают.
   У дедушки веселей руки заходили, колышки закланялись, откашлялся, и голос досадливый.
   -- Фу, прорва. Слышал я про него, слышал. Только, признаться, Митька, я не верю, что на нем люди летают. Думаю, все это отвод глаз.
   -- Не отвод, дедушка, в самделе есть. Сергей Прохоров в Москве был, сам видел.
   Дедушка покачал недоверчиво головой и ласково ладонью провел Митьке по голове.
   -- Глуп еще ты, всему верить нельзя.
   Митьке чудно и досадно. Неужели врут у учительницы книги. Да и не только в книгах... Рассказывал про аэропланы как-то на сходке и Сергей Мартьянов. Тот сам был на фронте и видел, как оттуда люди бомбами пуляли. А дедушка говорит:
   -- Небось уж годов сорок прошло. Поехал я в Москву к покойнику Кузьме. Жил он в ту пору в Черкизове на красильной фабрике. Вышли мы в праздник погулять, а он ко мне и пристал: пойдем да пойдем, отец, в балаган. Пошли. И выходит там человек, ну простой такой, плюгавенький, и давай... То из рта си -тец вытаскивает, то руки себе шилом проткнет, а под конец вытащил изо рта палку, на палке тряпка, и давай ею махать. Ну, думаю, не жилец ты теперь на этом свете! Потом кончил он свои покусы, вышел и показывает руки, а у него на руках хоть бы заметка какая. Вот, милый, как люди могут глаза отводить.
   У Митьки слезы на глазах, спорит с дедушкой, обещался Сергея Мартьянова к нему привести, а дедушка одно твердит.
   -- Что мне твой Сергей-то... Нет, милый, ты еще молодо-зелено, тебе того не видеть, что я видел.

[]

II

   Большое село Шлыково, в год два базара бывает; на Петров день граблями торгуют, молотками, косами, серпами; на Покров хлебом, кадками, корчагами, гребнями-самопрядями, сенными корзинами. На самой середине села на красной стороне дом двухэтажный ширится, зеленая крыша словно форс задает крестьянским нечесаным избам. Бывало здесь трактир был с постоялым двором купца Писавнина, а теперь: "дом крестьянина".
   Есть в Шлыкове и волостной совет, кооперация, и недавно за прудом на пригорке изба-читальня примостилась, и стоит она на просторе словно девка модница, жеманится, ребят молодых к себе завлекает.
   В троицын день в Шлыково приезжали рабочие из города, привезли они комсомольцам проволоки три круга, два ящичка и шефами себя назвали, по-родному распрощались. Потом комсомольцы у избы два стычных столба поставили, проволоки напутали, а в избе в середнем простенке трубку приставили. И потянулись в Шлыково из окрестных деревень старые, молодые, девки, ребята.
   Из Коновалова почти все молодые мужики ходили, а ребятишки днюют и ночуют в Шлыкове.
   Пришел Митька из Шлыкова, к дедушке.
   -- Ну уж и говорит же здорово радио. Нет ни проволоки, ничего, а выйдет время, и начнет про все толковать.
   Дедушка в бороду себе посмеивается.
   -- Милый, я уж давно это знаю. Небось годов тридцать назад я с Егором судился из-за покоса, приехали в город и я в трактир к Павлу Ивановичу с Сергеем Егоровым зашли. Сергей свидетелем у меня был. Только я налил себе в блюдце, слышу над самым ухом, как закричит, закричит. "Паранька моя, косорылая". Смотрю: труба стоит, а под трубой вертится.
   Дедушка и глазом подморгнул, а сам так-то ехидно улыбается.
   -- Подошел ближе, а вертятся черные такие штуки, на манер как бы приглушки печные, только чернее много, аж светятся. Павел Иванович смеется: "Грамофон, говорит, эта штука называется. Иголки, говорит, по нарезу на черненьких кружках-то ходят, оттого и слова получаются".
   Митька и так и эдак дедушке толкует, а тот на своем уперся.
   -- Знаем, мы... Грамофон.
   -- Давай, дедушка, поспорим на таску волос. Грамофон я видел в Ермилове у поповой дочери, так тот такой, как ты говоришь. А это радио. Люди в Москве говорят, а по воздуху летят слова и прямо на проволоку.
   -- Так они и прилетят, слова-то, к вам на проволоку! Вот мы с тобой сейчас говорим, не больно наши слова на проволоку-то скачут.
   -- Так приспособлено, дедушка, из одного места в Москве-то говорят.
   
   Дедушка редко злится на Митьку, а сейчас, как рак, покраснел, Митьке руку сует.
   -- Давай, подлец, поспорим. Давай. Уж и натаскаю я тебе вихор-то!
   В воскресенье дедушка и в церковь не пошел, положил в карман ячменную лепешку, и поплелись они с Митькой к Шлыкову.
   В Шлыкове по-праздничному; бабы на заваленках в новых платьях сидят, семечки шулушат. У церковной ограды на лавочке девки с ребятами сидят, посмеиваются, а Васька Косой на гармонии пиликает.
   Дедушка Афанасий идет селом, развеваются полы у ряднинной рубахи, на палку опирается, а сам над Митькой трунит.
   -- И надеру же я твои волосенки, если приглушки увижу. Из Москвы, говоришь, слышно; я так тебе надеру, не то что Москву услышишь, а и увидишь.
   Поздоровался дедушка с мужиками, бабам фуражку снял, а на ребят покосился.
   -- Не умеют теперь гулять. Эх, как мы бывало хороводы водили, за двадцать верст услышишь, а, они, ишь на гармонии-то скулят, словно детей убаюкивают.
   Подошли к читальне, Митька на столбы показывает.
   -- Вот, дедушка, антенна, которая слова-то принимает.
   Дедушка уперся в столб, покачнуть хочет.
   -- Хорошо закопали, за это люблю, молодцы.
   Вошли в читальню. На стенах портреты, плакаты, в простенке труба.
   -- Гляди, дедушка, никаких приглушек нет. Дедушка не слушает Митьку, на картины смотрит. Видит он на одной картине мужика, в один кузов рожь сыпет, из другого ситец тащит.
   -- Забавные картины,-- улыбается он,-- есть над чем голову поломать.
   Взглянул на другую картину, на той лошади нарисованы, потом зверки какие-то, никогда дедушка таких зверей не видел. Вспомнил он каурую кобылу и вздохнул. Двадцать зим подряд возил на ней лес, дрова в уездный город к купцу Прошину. И не сдала кобыла, как кремень была. "Прочны были лошади -- думал он, -- и народ был прочен, теперь не то..."

[]

[]

   Подошел Митька к дедушке, на плакат посмотрел, потом по замарашкам глазами водит, читает.
   -- Прародитель лошади, пятипалый эогипос.
   И любо дедушке на Митьку, -- по голове гладит.
   -- Молодец, грамотей будешь, знать будешь все.
   А ребята вьются возле дедушки, кричат:
   -- Дедушка и ты пришел послушать?
   Пристают ребята и к очкастому избачу.
   -- Товарищ Коробов, скоро начнется?
   -- Через десять минут.
   Подошел дедушка и к трубе, пощупал ее, головой качнул. Но вот шикнул Коробов, все на лавки расселись, в трубу глазами уперлись. Смотрит и дедушка в трубу, да так и пристыл.
   -- Слушайте, товарищи, слушайте! Будут исполнены...
   Не вертятся под трубой приглушки, а словно вот кто из стены:
   
   У Николы колоколы,
   а у Спаса чугуны,
   у Николы попы воры,
   а у Спаса колдуны
   
   Кругом прыснули все. А дедушка на всех смотрит по сторонам оглядывается -- может где кто спрятан? И опять глазами в трубу.
   Посмотрел, посмотрел -- да потом как рукой по коленке хлопнет:
   -- Ах, чтоб вам!.. Ну и оказия!.. И впрямь без приглушек. Скажи на милость.
   А сам к Митьке:
   -- Ну, Митяй, не зря ты сюда, оголец, ходишь. А труба заливается.
   Развел дедушка руками, на лице праздник.
   -- Ну и народ пошел. Телега без лошади ездит, люди, говоришь, на птицах летают, а теперь на тебе... из Москвы поют, а за двести верст в Шлыкове слушаем.
   Нагнул голову и Митьку под локоть толкает.
   -- На, шельмец, дери, дери своего прадедушку.
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru