Аннотация: Bed Cases.
Перевод Евгения Толкачева (1927).
В. В. Джекобс. Скверный случай
-- Болезнь подкатила ко мне вчера утром, после завтрака, -- рассказывал ночной сторож. -- Дьявольская боль, сэр! Женщина, если ее можно так назвать, соседка, проще сказать, отдала моей миссис добрую половину селедки. Тогда я удивился, почему она это сделала, а теперь понимаю. Я съел ее всю, кроме кусочка, который миссис поставила жарить, и скоро почувствовал, что наступил мой смертный час.
Он схватился руками за живот и закачался из стороны в сторону, сопровождая это занятие вздохами и рычанием.
-- Я люблю испытанные средства, -- продолжал он. -- Сначала я выпил две кружки пива и стал ждать, что будет, но буфетчик попросил меня выйти и умирать на улице. По его мнению, помочь мне может только ром. Я выпил стакан рома, а негодяй в благодарность выбросил меня за дверь. Я был слишком болен, чтобы спорить с ним. Проходивший мимо старый джентльмен свел меня в аптеку. Я не знаю, чем меня потчевал аптекарь и что со мной было дальше, но вскоре перед дверью собралась густая куча гогочущих зевак. Некоторые из них провожали меня до дома, и только моя миссис избавила меня от них и уложила в постель.
Он поднялся с легким стоном и зашагал по сторожке.
-- Это очень напоминает мне историю, случившуюся с Диком Джинджером года два назад, только мой случай похуже. Началось это в кабаке: Джинджер поднял такой шум, что Сэм и Питер спервоначалу решили, что Дик спьяна проглотил свою трубку.
-- Что у вас там случилось? -- спросил буфетчик через стойку.
-- Он проглотил свою трубку, -- ответил Сэм.
-- Ты... ты... гнусный лжец! -- заорал Джинджер.
-- Что же тогда? -- продолжал буфетчик.
Джинджер слабо потряс головой:
-- Не знаю, -- пролепетал он. -- Сдается мне, что это от пива.
-- Вон! -- сказал буфетчик. -- От пива? Вон сию же минуту!
Джинджер вышел с помощью Сэма, подпиравшего его справа, Питера, подпиравшего его слева, и буфетчика, напиравшего сзади. Стоны и ругательства Джинджера надрывали сердце, и выражения, в которых он отзывался о пиве, заставляли краснеть Сэма и Питера. Они немного постояли на мостовой, дали Джинджеру отругаться, затем помогли ему влезть в трамвай, откуда через две минуты кондуктор с помощью пассажиров помог выйти всем троим, не выдав билетов.
-- Что же нам теперь делать? -- спросил Сэм.
-- Сунем его в канализацию и пойдем своей дорогой, -- свирепо ответил Питер.
-- Мне очень плохо, -- жаловался Джинджер. -- Точно я съел коробку спичек.
-- Чепуха! Просто живот заболел, -- ответил Сэм.
-- И они хотят меня бросить! Ох! -- заливался Дик.
-- Перестань хныкать! Довольно! Довольно же! Можешь ты вежливо и без ругательств ответить на вопрос?
Но Дик не мог; он висел на Сэме и жаловался тонким голосом. Конечно, собралась толпа и стала советовать Сэму, что нужно делать с Джинджером. Один из толпы посоветовал дать ему хорошенько по башке, чтобы из него вылетела вся хворь.
Джинджер пришел в себя и стал доказывать, что не он нуждается в подзатыльнике, а кто-то другой. Сэм с трудом впихнул Джинджера в проезжавший кэб и спас его от полиции. Джинджер сидел на коленях у Сэма, обняв его одной рукой за шею и выставив напоказ подметку, и когда Сэм заметил ему, что они могли бы ехать с большими удобствами, если он сядет, как подобает сидеть человеку, а не обезьяне, Джинджер согласился, обвил его шею другой рукой и выставил напоказ вторую подметку.
Когда подъехали к дому, Джинджер так корчился, что ни Сэм, ни извозчик не смогли добраться до его карманов, чтобы заплатить за проезд, и Сэму пришлось заплатить из своих денег.
Питер вошел в то время, как Сэм пыхтел, стараясь изловчиться и поймать лежащего Джинджера за ногу так, чтобы не получить пинка. Вдвоем они его одолели, раздели и уложили, по их словам, как можно удобнее. Впрочем, Джинджер не был с этим согласен и всячески поносил их.
-- Ты замечаешь, что он приобретает грязный цвет? -- сказал Сэм Питеру.
-- Совсем, как прошлогодняя замазка, -- отозвался тот.
-- Это всегда так бывает перед концом, -- сказал Сэм шпотом, который был слышен за два квартала.
-- К... концом? -- Джинджер сел на постели, и его глаза ровно наполовину вылезли из орбит.
-- Ты лучше лег бы, Дик, -- сказал добродушно Сэм. -- Ложись-ка и надейся, что все сойдет хорошо. Мы сделаем все, что можно, и если ты все-таки помрешь, то не по нашей вине.
-- П... помру? -- жалобно сказал Джинджер. -- Я не хочу помирать!
-- Нет, ну, конечно, нет, если только...
-- Если что?..
-- Я бы на твоем месте перестал трепать языком, Дик, и спокойно ждал бы конца, -- ответил Сэм.
-- Правильно! -- поддержал Питер.
Джинджер пролежал смирно полчаса и потом, увидя, что еще жив, начал понемногу проявлять признаки жизни. Прежде всего он спросил Сэма, знакома ли ему жалость к ближнему, и если да, то какого дьявола он воняет своей трубкой в комнате умирающего. Потом он заметил Питеру, что тот мог бы сесть спиной к умирающему, который вовсе не желает перед смертью смотреть на обезьянью рожу Питера. Так он разговаривал, пока им не надоело слушать.
-- Никогда не видел таких болтливых полупокойников, -- сказал Питер. -- Ты должен бы лежать тихо...
-- С ангельской улыбкой всепрощения на бледных устах, -- подхватил Сэм. -- Постой, зачем ты вылезаешь из постели?
-- Вы это сейчас увидите, -- злобно прошипел Джинджер, засучивая рукава.
Сэм нежно обнял его поперек тела, а Питер дружелюбно прижал его кулаком, и Джинджер снова очутился в постели, где на него положили сверху все наличные теплые вещи.
Тогда он смирился и слабым, прерывающимся голосом попросил Сэма сходить за доктором.
-- Почему не подождать до завтра, Джинджер?
-- Потому что я хочу сейчас! -- заорал тот.
Сэм и Питер переглянулись и стали говорить, что теперь уже девять часов, что они здорово устали, что все порядочные доктора уже спят, а непорядочному они не могут доверить его драгоценную жизнь.
Но Джинджер настаивал на своем.
Питер и Сэм долго шатались по улицам, понурив головы, точно надеясь увидеть доктора, сидящего на мостовой в ожидании больного; наконец Сэм спросил Питера, куда, собственно, они идут?
В это время они проходили мимо бара "Голова Турка", зашли и заказали по стакану виски.
Кроме них, в баре сидел только один посетитель -- высокий молодой человек в черном пиджаке, котелке и галстуке бабочкой. У него был длинный нос и быстрые, бегающие глаза. Он сидел, развалившись у прилавка, крутил желтые усики и стукал палочкой по ноге. Питер и Сэм сразу поняли, что нигде, кроме самых шикарных баров, этот молодчик не бывает, и заговорили шепотом о своих неудачных поисках. Вдруг джентльмен опорожнил стакан и обратился к ним:
-- Чего вы ищете? -- спросил он. -- Не доктора ли?
-- Да, -- сказал Сэм и наперебой с Питером принялся описывать все признаки джинджеровой болезни.
-- Вы занятно рассказываете, -- заметил молодой человек. -- А ведь я и есть доктор. Доктор Браун.
-- Отлично! -- воскликнул Питер. -- А мы уж думали, что никогда не найдем доктора.
Молодой человек покачал головою:
-- Боюсь, что я не гожусь вам.
-- Почему?
-- Слишком дорог. Я, видите ли, живу в Вест-Энде и нам запрещено брать с больных дешевле, чем по фунту за визит. А сюда я зашел потому, что люблю корабли и моряков.
-- Фунт за визит? -- ужаснулся Питер. -- Ты слышишь, Сэм?
Сэм смотрел на него выпучив глаза, потом кивнул.
-- Это только сначала кажется дорого, -- говорил доктор. -- Хороший друг стоит дороже.
-- Да, если он не помрет, -- ответил Питер.
-- Мои пациенты не умирают, -- сказал доктор. -- Только у дешевых докторов пациенты мрут, как мухи.
Молодой человек взял стакан, но, увидев, что он пуст, поставил обратно. Сэм кивнул и спросил, не доставит ли доктор ему удовольствие, выпив с ним?
-- Нет, довольно, пожалуй, -- ответил тот. -- Хотя стаканчик портвейна я бы, пожалуй, выпил.
Питер тоже вызвался пить портвейн, прежде чем Сэм успел его остановить.
Доктор выпил за здоровье Сэма, а Питер похвалил его прекрасный цвет лица. Потом Сэм подробно рассказал доктору о болезни Джинджера и спросил, долго ли Джинджеру осталось мучиться.
-- Я ничего не могу сказать, не видя его. Давать советы за глаза нам запрещено.
-- А сколько будет стоить посмотреть его?
-- Да на него не надо много смотреть, -- поддержал Питер. -- Он весь, как на ладошке.
Доктор улыбнулся и покачал головою:
-- Ну, ладно, если вы будете все это держать в секрете и не скажете ни одной живой душе, что я доктор, я посмотрю его, так и быть, за шиллинг.
-- Джинджер согласится, -- сказал Питер.
-- Ты думаешь? -- усомнился Сэм. -- По-моему, он не заплатит. Все равно, теперь твоя очередь, Питер, я заплатил за портвейн.
Буфетчик должен был трижды повторить цену, прежде чем Сэм понял, что портвейн стоит в шесть раз дороже пива. Сэм пробормотал что-то о Вест-Эндских кутилах и они вышли на улицу.
Дорогой Сэм и Питер гадали, что скажет Джинджер при виде доктора и что он скажет, узнав про плату. Они поднялись по лестнице как можно тише, -- доктор не хотел, чтобы его видели, -- и нашли Джинджера лежащим вниз лицом на постели, раскинувшим ноги и руки в стороны.
-- Где вы шлялись? -- был его первый вопрос. -- Можно было бы найти полсотни докторов за это время.
-- Зато, мы нашли хорошего, Дик, -- торжественно произнес Сэм. -- Самого лучшего...
-- Который стоит двадцати обыкновенных, -- поддержал Питер.
-- Что-о? -- повернулся Джинджер.
Доктор улыбнулся, придвинул стул к постели, сел, потом пересел на постель.
-- Посмотрим язык, -- сказал он.
Джинджер высунул было язык, но тотчас же спрятал, чтобы сказать Сэму, чтобы тот не делал глупых замечаний о его языке.
-- Я видел языки и похуже, -- сказал доктор. -- Однажды...
-- И он умер? -- спросил Джинджер.
-- Нет, -- ответил доктор. -- Меня позвали в последний момент, но я просидел с больным всю ночь и он поправился.
-- Я же тебе говорил, Джинджер, что это не доктор, а чародей, -- сказал Питер шепотом, который можно было слышать в первом этаже.
Доктор стал засучивать рукав Джинджеру, и Сэм поспешил заметить, что у него не всегда бывает такого грязного цвета кожа. Доктор вынул часы, и приятели не дышали, пока он считал пульс.
-- Гм, -- сказал доктор, пряча часы, -- ваше счастье, что вы меня встретили. Давайте теперь посмотрим грудь.
Джинджер дрожащими руками расстегнул рубашку, и доктор, посмотрев на татуированный корабль, приложил ухо как-раз между гротом и кливером.
-- Скажите: "девяносто девять" и повторяйте...
-- Девяносто девять, девяносто девять, девяносто... не подсказывай, Сэм, я обойдусь без тебя... девять, девяносто девять... чертей в твою ухмыляющуюся харю, Питер, девяносто...
Доктор передвинул ухо на корму, послушал, застегнул рубашку и задумался.
-- У него сердце сдвинулось на два дюйма, -- изрек, наконец, доктор.
-- Прощайте, ребята, -- в ужасе прошептал Джинджер.
-- Прощаться еще рано. Если вы будете лежать спокойно и исполнять мои предписания, то выздоровеете через некоторое время.
Доктор послал Сэма за горячей водой и сказал, что назначает его главной сиделкой при больном.
-- Вы ведь не хотите платить два-три фунта в неделю сиделке? -- ответил он на жалобы Сэма, что сон -- величайшее блаженство.
-- Я обойдусь и без него, -- огрызнулся Джинджер.
-- Вам нельзя двигаться. Лежите спокойно. Даже если муха залетит вам в ноздрю, вы не смеете ее согнать сами, иначе это принесет вам непоправимый вред.
Он налил горячей воды в стакан, приподнял Джинджера и вылил в него один за другим четыре стакана.
-- Это ему поможет, -- сказал он, взяв шиллинг, добытый Сэмом из кармана Джинджера. -- Я приду завтра утром.
-- А как насчет лекарства?
-- Принесу. До свидания!
Сэм и Питер привыкли ложиться рано, но теперь, как только Сэм сделал движение к подушке, Джинджер принимался хныкать и называл его наемным убийцей.
В два часа ночи он оторвал Сэма от замечательного сна о девушке с голубыми глазами, называвшей Сэма по имени и улыбавшейся ему.
-- Сэм! Сэм! Сэм! -- кричал Джинджер.
-- Алло? -- и Сэм спустил ноги с постели.
-- Я думал, что ты умер, -- сказал Джинджер. -- Я тебя зову минут десять. У меня даже сердце заболело.
-- Чего тебе надо?
-- У меня чешется спина.
Сэм вылез из теплой постели и принялся чесать Джинджера, а тот говорил ему, как надо это делать, и что кожа у него нежная, и что Сэм хочет его умертвить.
Ночью Джинджер еще три раза будил Сэма: два раза просил пить и один раз справился, сколько, по его мнению, лет доктору.
Сэм притворился спящим и ни на какие крики больного не отзывался.
Утром явился доктор. Выслушав Джинджера, он сказал, что сердце дальше не сдвинулось, и потребовал, чтобы тот оставался в постели еще день-два.
-- Оно перестало двигаться вперед, -- говорил доктор. -- Надеюсь, завтра оно начнет двигаться обратно.
Он достал из кармана бутылку с лекарством, сказал, что оно будет стоить шиллинг и, потребовав кусок сахару, дал первую дозу, после чего Джинджеру свет показался в овчинку.
-- Я приду опять вечером, -- сказал доктор, пряча два шиллинга. -- Не давайте ему двигаться... Позвольте, что это?
-- Что случилось? -- заволновался Сэм.
Доктор осмотрел глотку Джинджера и стал тискать шею Сэма.
Тот побледнел.
-- Что?.. Что?
-- Мне кажется... гм... заражение крови... Я еще не уверен в этом... Это можно сказать только лишь, когда человеку надо резать ногу или руку.
-- А как... как это узнать?
-- Это мы скоро узнаем... Я бы вам советовал все-таки разделить компанию с товарищем и лечь в постель. Принимайте эти лекарства, а я зайду вечером.
Он ушел, оставив их в полной растерянности. Потом Сэм стал раздеваться и говорить Питеру, что вся Европа погибнет в самом непродолжительном времени, если такие люди, как Джинджер, будут гулять на свободе, заражая честных моряков.
Весь день Сэм и Джинджер в отсутствие Питера отчаянно перебранивались, при чем Сэм одерживал верх, так как Джинджер боялся за свое сердце, но вечером окончательно успокоился, когда доктор объявил, что ему лучше. Зато Сэм забеспокоился пуще прежнего.
Доктор объявил ему, что зараза у него перешла в печенку и начала там ворочаться.
-- Это не опасно, если вы будете меня слушаться. Лежите спокойно, пейте лекарство, и в неделю я вас поставлю на ноги. Но если вы двинетесь или разволнуетесь, я ни за что не ручаюсь.
Доктор еще немного потрепал языком, сказал, что сердце Джинджера возвращается на прежнее место, получил свои монеты и ушел. Питер помялся, помялся, потрогал Джинджера за нос, потыкал пальцем в Сэма и смущенно ушел.
Вернувшись немного навеселе, он начал болтать о том, какое вкусное пиво в новом баре -- "докторском", о том, как он рад, что у него печенка в порядке и сердце на месте. И так продолжалось четыре дня.
-- Я удивляюсь, как ты тоже не свалился, -- говорил Джинджер.
-- Свалиться? От пива? Как бы не так!
-- Помни о своем сердце, Дик! -- предупредил Сэм.
-- Ни черта я не верю ни в докторов, ни в лежание в постели, -- заявил Питер, ковыряя в зубах. -- Думаю, что лучше бы вам обоим вылезти из постелей и проплясать джигу в одних рубашках...
-- Помни о своем сердце, Дик, и воздержись...
Джинджер воздержался. Питер ушел и не возвращался до закрытия кабаков. Правда, он разбудил их дьявольским грохотом сапог, но ничего связного сказать не мог и тут же захрапел.
Утром они решили с ним не разговаривать. Питер запустил в Сэма штанами Джинджера и ушел на весь день.
Он вернулся лишь в шесть часов, посмотрел на Сэма и растянул рот до ушей, посмотрел на Джинджера и зажал рот рукой.
-- Он пьян! -- ядовито сказал Сэм.
-- Рехнулся и пьян, -- повторил Джинджер.
Питер ничего не ответил, но со стоном повалился на постель и затрясся от хохота.
-- Как... как... как твое сердце, Дик? -- выдавил он, наконец, из себя.
Джинджер горделиво промолчал.
-- А твоя бедная старая печенка, Сэм?
Питер расхаживал но комнате, глядя на двух инвалидов, беспомощно переглядывавшихся, и хохотал до слез.
-- Эт... этот доктор... -- еле выговорил он, -- буф... буфетчик сказал мне...
-- Что ты болтаешь?
-- Он... какой он к черту доктор? Он -- клерк барышника, и вы его больше не увидите. Его сцапала полиция.
В комнате стало так тихо, что слышно было лишь хриплое дыхание Сэма.
-- Вы бы слышали, как грохотал буфетчик, когда я ему рассказал о тебе и о Сэме. Сколько денег он у тебя выманил, Дик?
Джинджер ничего не ответил. Он тихонько встал и стал натягивать сапоги и штаны. Потом подошел к двери и запер ее.
-- Что ты хочешь делать? -- спросил Сэм, одевая носки.
-- Теперь мы с тобой посмеемся над Питером, -- ответил Джинджер.
Источник текста: "Скверный случай", "Филантроп", "Усыновление" -- В. В. Джекобс, "Скверный случай". М.-Л.: "Земля и фибрика", 1927. Перевод Е. Толкачева под ред. М. Зенкевича.