Lib.ru/Классика: Ефремов Петр Александрович. Памяти А. И. Полежаева

Памяти А. И. Полежаева

16-го января 1838--1888 гг.

Біографическій очеркъ по вновь собраннымъ матеріаламъ П. А. Ефремова.

...Ему отвѣтятъ: "Полежаевъ".
Прибавятъ, можетъ быть, что онъ
Былъ добрымъ сердцемъ одаренъ,
Умомъ довольно своенравнымъ.
Страстями, жребіемъ безславнымъ;
Укоръ и жалость заслужилъ,
Во цвѣтѣ лѣтъ -- безъ жизни жилъ,
Безъ смерти умеръ въ бѣломъ свѣтѣ...
А. Полежаевъ.

16 января 1838 года окончилъ въ московскомъ военномъ госпиталѣ свою многострадальную жизнь Александръ Ивановичъ Полежаевъ, поэтъ, одаренный несомнѣнно большимъ, выдающимся талантомъ, остановленнымъ, къ сожалѣнію, въ самомъ началѣ своего развитія и не имѣвшимъ возможности раскрыться вполнѣ, благодаря несчастнымъ обстоятельствамъ, погубившимъ не только этотъ талантъ, но и самую жизнь поэта.

Полежаевъ родился въ 1805 г., въ селѣ Покрышкинѣ, пензенской губерніи, саранскаго уѣзда, и былъ незаконнымъ сыномъ владѣльца этого сельца Петра Николаевича Струйскаго. Дѣдъ Полежаева, Н. Ер. Струйскій, самъ былъ писателемъ и печаталъ свои произведенія -- стихи и прозу -- въ Петербургѣ и въ собственной типографіи въ с. Рузаевкѣ. Печаталъ, надо сказать, великолѣпно, такъ что мало встрѣчается подобны хъ изданій не только въ Екатерининское время, но и теперь: ибо, напримѣръ, книга его "Сочиненій", изданная въ 1790 году, вышла со множествомъ прелестныхъ и крайне изящныхъ виньетокъ, гравированныхъ лучшими изъ тогдашнихъ художниковъ: Скородумовымъ, Шёнбергомъ, Набгольцемъ и другими.

Отцомъ своимъ Полежаевъ былъ приписанъ къ саранскому мѣщанскому обществу и еще пятнадцатилѣтнимъ юношею отправленъ въ Москву въ лучшій въ то время пансіонъ Визара, откуда черезъ 5 лѣтъ поступилъ въ московскій университетъ и въ 1826 г. окончилъ въ немъ курсъ со степенью XII класса (тогда X классъ еще не давался); но какъ разъ въ это время разразилась надъ нимъ катастрофу, ставшая бѣдою всей его жизни.

Еще въ началѣ университетскаго курса Полежаевъ потерялъ отца, разорившагося передъ концомъ своей жизни, и едва не былъ вынужденъ оставить ученье. По домашнимъ обстоятельствамъ онъ просилъ увольненія изъ университета и былъ уволенъ 21-го октября 1821 года; по черезъ нѣсколько дней (27-го октября) снова былъ принятъ въ число студентовъ, такъ какъ дядя его, жившій въ Петербургѣ, Юрій Николаевичъ Струйскій, не отказалъ племяннику въ денежной помощи для окончанія курса.

Въ годы университетскаго ученья Полежаевъ уже не только писалъ, но и печаталъ свои стихотворенія. Дебютировалъ онъ въ печати прекраснымъ переводомъ изъ Макферсона: "Морни и тѣнь Кормала" и посредственнымъ стихотвореніемъ "Непостоянство", напечатанными въ декабрьской книжкѣ "Вѣстника Европы" 1825 г., а вскорѣ въ VI книгѣ "Чтеній въ обществѣ любителей россійской словесности при императорскомъ московскомъ университетѣ" былъ напечатанъ его переводъ Байроновской поэмы "Оскаръ Альвскій" читанный имъ въ засѣданіи общества 19 февраля 1826 года; при чемъ въ этомъ же засѣданіи талантливый переводчикъ былъ избранъ въ члены-сотрудники общества, вмѣстѣ съ студентомъ Леопольдовымъ, изъ-за котораго впослѣдствіи едва не пострадалъ Пушкинъ по дѣлу о стихахъ, посвященныхъ памяти Андрея Шенье. Кромѣ того, въ "Ураніи" Погодина на 1826 годъ изъ "Вѣстникѣ Европы" 1826 г. появилось довольно значительное число переводовъ Полежаева изъ "Méditations" Ламартина, самаго моднаго въ то время поэта, считавшагося чуть-ли не выше Байрона; и нѣсколько оригинальныхъ произведеній, въ томъ числѣ "Иманъ-Козелъ", надѣлавшее, по словамъ Н. А. Полевого, "довольно шуму", такъ какъ было основано на ходившемъ тогда въ Москвѣ скандальномъ разсказѣ, недавно сообщенномъ въ "Воспоминаніяхъ" Гилярова-Платонова {Вѣроятно, по заглавію, Гербель отнесъ это стихотвореніе къ "Кавказскимъ" и къ нимъ же отнесъ юношескіе переводы изъ Ламартина; а затѣмъ и сдѣлалъ выводъ, что въ 1832 году талантъ Полежаева значительно упалъ.}.

Само университетское начальство обратило вниманіе на талантливаго студента и поручило ему написать и прочесть на торжественномъ актѣ 12-го января 1826 года оду: "Въ память благотвореній Александра I императорскому московскому университету", я на выпускномъ актѣ, 3 іюля 1826 г., Полежаевъ, по назначенію же начальства, прочиталъ свое стихотвореніе: "Геній".

Полежаевъ окончилъ курсъ. Отъ саранскаго мѣщанскаго общества было получено увольнительное свидѣтельство; а университетъ, 21-го іюля, уже представилъ сенату объ утвержденіи его въ XII классѣ; но тутъ-то разразилась надъ нимъ катастрофа, о которой мы упомянули выше.

Въ числѣ "завѣтныхъ" тетрадокъ Полежаева была одна съ поэмою, которой онъ далъ свое имя (Сашка), съ ясными намеками, что описываетъ самого себя, свои похожденія и кутежи съ товарищами О кутежахъ университетской молодежи мы имѣемъ въ печати подробное описаніе автора "Былаго и думъ" и можемъ заключить, что они были нисколько не скромнѣе Полежаевскихъ, если примемъ въ соображеніе, что въ стихотворной поэмѣ юноша-поэтъ старался представить ихъ возможно-рельефнѣе,-- такъ сказать, похвастаться ими, а потому перешелъ всякую мѣру и всклепалъ на себя и на своихъ друзей много такихъ безобразій, продѣлывать которыя въ дѣйствительности, конечно, не дозволяло имъ нравственное чувство, присущее всякому порядочному, образованному юношѣ {Къ сожалѣнію, г. Рябининъ, въ статьѣ своей о Полежаевѣ ("Р. Архивъ" 1881 г.) буквально принялъ на вѣру всѣ поэтическій показанія поэмы и на основаніи ихъ. составилъ свой біографическій очеркъ, но только никакъ не Полежаева, а Сашки, героя поэмы.}. Подтвержденіемъ нашего предположенія служитъ, съ одной стороны, отзывъ министра народнаго просвѣщенія Императору Николаю Павловичу "о превосходнѣйшемъ поведеніи Полежаева"; а съ другой -- то обстоятельство, что никто изъ названныхъ въ поэмѣ студентовъ не только не пострадалъ, но и не былъ даже привлеченъ къ отвѣту. Теперь почти вся поэма напечатана въ "Русскомъ Архивѣ" (1881 г.), за исключеніемъ только двухъ-трехъ строфъ, дѣйствительно крайне рѣзкихъ въ политическомъ отношеніи и очень нескромныхъ; но далеко не настолько циничныхъ, какъ "Петергофскій Праздникъ", "Госпиталь" и "Улапша" Лермонтова и не настолько проникнутыхъ атеизмомъ, какъ извѣстная поэма Пушкина.

Въ другое время, авторъ поплатился-бы за свою шутку только легкимъ выговоромъ; но въ половинѣ 1826 года, черезъ полгода послѣ событія 14 декабря 1825 г., когда соглядатайство, подозрительность и преслѣдованіе свободы мысли и слова были доведены до высшей степени напряженія, когда всю прошедшую смуту приписывали исключительно вредному направленію образованія юношества и распущенности общественнаго и домашняго воспитанія, дѣло приняло совсѣмъ другой оборотъ.

"Завѣтная" тетрадка, которая, конечно, читалась только въ тѣсномъ кружкѣ товарищей, попала въ постороннія руки ("И друзья, злодѣи скрытые, злобно предали меня"), изъ которыхъ, восходя все выше и выше, была представлена Императору Николаю, прибывшему тогда для коронованія въ Москву. Въ концѣ іюля Полежаевъ былъ взятъ ночью ректоромъ университета, отвезенъ къ попечителю, а имъ къ министру народнаго просвѣщенія, который повезъ его прямо въ царскій дворецъ. Позванный въ кабинетъ Государя, Полежаевъ, по его приказанію, долженъ былъ прочитать передъ нимъ свою поэму. Разгнѣванный Государь сдѣлалъ нѣсколько жесткихъ замѣчаній министру; спросилъ его, какого поведенія Полежаевъ и получилъ въ отвѣтъ "превосходнѣйшаго" {Передавшій этотъ фактъ со словъ самого Полежаева, авторъ "Былаго и Думъ", прибавляетъ, что въ министрѣ шевельнулось чувство состраданія; но скорѣе можно предположить, что министръ сказалъ только правду, которую не желалъ скрыть, не смотря ни гнѣвъ Государя.}. "Этотъ отзывъ спасъ тебя", сказалъ Государь Полежаеву и объявилъ, что даетъ ему средство загладить проступокъ военною службою: а затѣмъ подошелъ къ нему, положилъ руку на плечо и, сказавъ: "отъ тебя зависитъ твоя судьба; если я забуду, ты можешь мнѣ писать", поцѣловалъ его въ лобъ.

Отъ Государя Полежаевъ былъ приведенъ къ начальнику главнаго штаба Дибичу, который немедленно отправилъ его въ лагерь; 4-го августа 1826 года юный поэтъ уже былъ зачисленъ въ Бутырскій пѣхотный полкъ, входившій въ составъ 14-й пѣхотной дивизіи, расположенной въ московскомъ округѣ {Прочіе три пѣхотныхъ полка этой дивизія были: московскій, тарутинскій и бородинскій.}. При этомъ было признано за новымъ унтеръ-офицеромъ полученное имъ по образованію право на чинъ XII класса и слѣдовательно на личное дворянство, такъ что въ послужномъ спискѣ его отмѣчено: "Въ службу, изъ уволенныхъ студентовъ московскаго университета, съ чиномъ 12-го класса, опредѣленъ по Высочайшему повелѣнію унтеръ-офицеромъ".

Попавшій въ совершенно чуждую ему среду новыхъ товарищей -- унтеръ-офицеровъ, достигшихъ этого званія послѣ многолѣтней службы рядовыми, окончательно выбитый изъ колеи своей прежней жизни, Полежаевъ не могъ примириться съ крайне тяжелымъ, невыносимымъ положеніемъ, еще болѣе усложнявшимся постигшею его карою, особенно, какъ мы сказали, въ такое время, когда со стороны начальства не допускалось ни малѣйшаго послабленія политическому преступнику, и когда всѣ, даже близкіе родные и знакомые, сторонились отъ такого несчастливца, какъ отъ зачумленнаго. Желая найти какой-нибудь исходъ и пользуясь дарованнымъ ему правомъ писать къ Государю, Полежаевъ рѣшился послать ему просьбу о помилованіи или объ улучшеніи своей участи; но отвѣта на это не послѣдовало, равно какъ и на нѣсколько прошеній, имъ поданныхъ. Полагая, что просьбы его не доходятъ до Государя, Полежаевъ задумалъ лично прибѣгнуть къ его милосердію и, не сообразивъ всей тягости своего поступка и страшной за него отвѣтственности, -- самовольно оставилъ полкъ и отправился пѣшкомъ въ Петербургъ; но. вѣроятно, одумавшись, вернулся съ дороги и явился къ своему начальству.

Въ виду того, что по самому факту опредѣленія на службу, Полежаевъ состоялъ въ числѣ политическихъ преступниковъ и при томъ имѣлъ личное дворянство, приговоръ суда восходилъ на утвержденіе Государя и по Высочайшему повелѣнію, объявленному въ рапортѣ главнаго штаба къ московскому главнокомандующему 4-го сентября 1827 года: "за отлучку изъ полка, изъ коей самъ добровольно явился, разжалованъ изъ унтеръ-офицеровъ въ рядовые и лишенъ личнаго дворянства, безъ выслуги".

Съ этимъ приговоромъ погибла для 22-лѣтняго поэта вся его жизнь. Никакого выхода уже не предвидѣлось Предоставленный самому себѣ, безъ всякой нравственной и матерьяльной поддержки со стороны семьи или кружка добрыхъ товарищей, оставленный всѣми знакомыми, Полежаевъ впалъ въ совершенное отчаяніе и запилъ съ тоски. Въ началѣ слѣдующаго года, онъ, какъ говорятъ, встрѣтился съ кѣмъ-то изъ прежнихъ своихъ товарищей -- студентовъ, забылся съ нимъ за стаканомъ вина и воротился въ казармы нетрезвый, пропустивъ назначенный срокъ. Когда-же фельдфебель сталъ ему дѣлать выговоръ за "самовольную отлучку отъ полка", то Полежаевъ не воздержался и выбранилъ его непечатными словами.

Началось новое дѣло. Почти годъ просидѣлъ Полежаевъ въ кандалахъ, на гауптвахтѣ спасскихъ казармъ. Отвѣтственность грозила ему очень большая. "Бѣглецъ" изъ разжалованныхъ безъ выслуги рядовыхъ, не имѣющій поэтому за собою тѣхъ правъ, которыя прежде ему предоставляли университетскій дипломъ и личное дворянство, онъ долженъ былъ ожидать только одного страшнаго наказанія, именно прогнанія сквозь строй. Вполнѣ сознавая это, онъ рѣшился на самоубійство и нашелъ въ числѣ своихъ тюремщиковъ добряка-солдата, который самъ отточилъ штыкъ и предложилъ его Полежаеву.

Надо еще прибавить, что одновременно съ этимъ дѣломъ, надъ Полежаевымъ стряслась другая бѣда. По дѣлу московскихъ-же студентовъ, двухъ братьевъ Критскихъ, обвинявшихся въ политическомъ преступленіи, было арестовано нѣсколько лицъ; изъ нихъ у одного было найдено стихотвореніе, направленное противъ верховной власти, съ указаніемъ владѣльца, будто оно сочинено По лежаевымъ. Стихотвореніе это было представлено Императору Николаю Павловичу. Государь приказалъ: узнать, написано-ли оно Полежаевымъ послѣ отдачи въ солдаты, или до того, и опредѣлилъ: въ первомъ случаѣ отдать его подъ судъ, во второмъ -- простить.

Можетъ быть, послѣднее замѣчаніе повліяло на смягченіе участи Полежаева; а можетъ быть, вмѣстѣ съ донесеніемъ о томъ, что Полежаевъ вовсе не писалъ приписаннаго ему стихотворенія, было представлено о новомъ его проступкѣ, и только по милосердію Государя, несчастный поэтъ избавился отъ ожидавшей его казни. Въ послужномъ спискѣ его отмѣчено: "Въ 1828 году судился за отлучку отъ роты, пьянство и произнесеніе фельдфебелю непристойныхъ словъ и ругательства. По конфирмаціи начальника сводной дивизіи генералъ-лейтенанта Набокова въ 17-й день декабря 1828 года, "что хотя надлежало-бы за сіе къ прогнанію шпицрутенами, но въ уваженіе весьма молодыхъ его лѣтъ вмѣняется въ наказаніе долговременное содержаніе подъ арестомъ", прощенъ былъ безъ наказанія, съ переводомъ въ московскій пѣхотный полкъ", т. е. въ другой полкъ, расположенный въ московскомъ округѣ 14-й дивизіи.

Въ свой новый полкъ Полежаевъ былъ присланъ 2-го января 1829 года.

Вѣроятно, благодаря сравнительно счастливому окончанію дѣла Полежаева, въ 1829 г. начали вновь появляться въ печати его стихотворенія, исчезнувшія съ журнальныхъ страницъ послѣ іюньской книжки "Вѣстника Европы" 1826 г. Впрочемъ, тогда они подписывались полной фамиліею автора, а въ "Галатеѣ" 1829 и 1830 гг. подъ ними выставлялись только двѣ буквы: "ъ. ъ.". Тутъ впервые читатели познакомились съ тѣми стихотвореніями, которыя принадлежатъ къ числу лучшихъ произведеній Полежаева, каковы, напр.: "Видѣніе Валтасара", "Пѣснь плѣннаго ирокезца" и цѣлый рядъ стихотвореній, вызванныхъ несчастнымъ положеніемъ поэта: его заключеніемъ, ожиданіемъ суда и казни и наконецъ дарованною ему пощадою.

Замѣтимъ, что содержась въ тюрьмѣ, онъ познакомился съ А. П. Лозовскимъ ("И мы сошлись: ты въ красотѣ цвѣтущихъ дней, я въ нищетѣ позорныхъ узъ"), оставшимся лучшимъ другомъ до конца жизни Полежаева, который и посвятилъ ему нѣсколько стихотвореній, полныхъ чувства сердечной дружбы и пріязни.

Въ этомъ-же году, ужасная гибель Грибоѣдова повліяла на нѣкоторое улучшеніе участи Полежаева. Рядовой изъ разжалованныхъ безъ выслуги, онъ едва-ли могъ надѣяться на что-нибудь хорошее, оставаясь въ войскахъ московскаго округа; но смерть творца "Горя отъ ума" и сомнительныя, вслѣдствіе того, отношенія къ Персіи вызвали 22-го февраля 1829 г. представленіе Паскевича объ усиленіи войскъ на Кавказѣ, и въ мартѣ, между прочимъ, двинута была туда изъ-подъ Москвы 14-я пѣхотная дивизія. Прибывшіе въ Ставрополь въ концѣ іюня и въ іюлѣ два полка ея: Тарутинскій и Бородинскій, не останавливаясь на Кавказѣ, прослѣдовали прямо въ Грузію, а два другіе полка: Бутырскій и Московскій, въ которомъ служилъ Полежаевъ, были оставлены на военно-кавказской линіи и приняли самое дѣятельное участіе въ экспедиціяхъ противъ горцевъ.

Новая жизнь, новая природа, новая обстановка, повидимому, освѣжили и ободрили поэта; но горе его безъисходно оставалось съ нимъ, мучило и грызло его, и въ одномъ изъ первыхъ-же стихотвореній, присланныхъ друзьямъ съ Кавказа, онъ писалъ:

Все дышетъ нѣгою прохладной,

Все спитъ... но что-же сонъ отрадный

Въ тиши таинственныхъ ночей

Не посѣтитъ моихъ очей?

Зачѣмъ зову его напрасно?

Иль въ самомъ дѣлѣ намъ ужасно

Утратить вольность и покой?..

Ужель они невозвратимы,

Кумиры юности моей...

Затѣмъ, послѣдовалъ цѣлый рядъ стихотвореній (1830--1832 г.), которыя обратили особенное вниманіе публики и критики, и Н. А. Полевой, котораго, къ сожалѣнію, цѣнили и цѣнятъ гораздо ниже его дарованія и заслугъ русской литературѣ, тогда-же заявилъ, что эти стихотворенія исполнены чувствомъ истиннымъ, неподдѣльнымъ, незаимствованнымъ, истинно-поэтическимъ. А между тѣмъ, Полежаевъ могъ набрасывать свои произведенія только урывками, не имѣя времени для окончательной отдѣлки ихъ, такъ какъ почти постоянно находился въ экспедиціяхъ.

Въ маѣ 1830 г., какъ значится по формуляру, онъ находился въ экспедиціи подъ командою ген.-лейт. барона Розена 4-го въ Сѣверномъ Дагестанѣ и Кумыкскомъ владѣніи и участвовалъ въ трехъ-дневной перестрѣлкѣ (20, 21 и 22) у селенія Гимры, противъ котораго было расположено, на неприступной высотѣ, окруженной оврагами, Эрпели. Отсюда войска возвратились въ іюнѣ къ кр. Грозной и здѣсь-то Полежаевъ написалъ свою поэму "Эрпели", полковой командиръ Любавскій представилъ ее Розену, которому она такъ понравилась, что онъ далъ автору въ подарокъ 25 р. асс. {Эрпели взято было уже въ слѣдующемъ году, именно 23 октября 1831г., Г. А. Панкратьевымъ, послѣ упорной борьбы съ горцами. Полежаевъ при этомъ не былъ.}. Въ іюлѣ появилась въ Грозной холера, при чемъ, по словамъ очевидца С. А. Карпова, однимъ изъ первыхъ заболѣлъ Полежаевъ. Его оттирали уксусомъ и спиртомъ, а когда разошлись натиральщики, онъ выпилъ оставшійся спиртъ и дня черезъ два, уже совсѣмъ здоровый, разсказывалъ со смѣхомъ о своей болѣзни и способѣ лѣченія. Полежаевъ жилъ тогда въ кругу юнкеровъ и молодежи офицеровъ, но въ денежныхъ средствахъ нуждался и ѣлъ изъ солдатскаго котла.

Послѣ этого, съ 18-го декабря 1830 г. по 24-е января 1831 г., Полежаевъ участвовалъ въ экспедиціи въ Чечню подъ начальствомъ ген.-лейт. Вельяминова 3-го, и съ 17-го октября 1831 г. по 23-е февраля 1832 г. въ экспедиціяхъ за Судакъ и Сунжу, при чемъ, между прочимъ, 19-го октября былъ при взятіи приступомъ селенія Чиръ-Юртъ, считавшагося неприступнымъ по чрезвычайной трудности мѣстоположенія и защитѣ его извѣстнымъ Кази-Муллою, а 8-го января 1832 г.-- при занятіи и совершенномъ истребленіи деревни Ахтамъ-Аухъ.

Высочайшимъ приказомъ 29-го декабря 1831 г., за отличіе противъ чеченцевъ, Полежаевъ былъ произведенъ въ унтеръ-офицеры, о чемъ извѣстіе въ полку получено 3-го апрѣля 1832 г. (а до того, конечно, онъ числился рядовымъ).

Все второе полугодіе 1832 г. было проведено Полежаевымъ въ непрерывныхъ экспедиціяхъ съ 13-го іюля по 27-е октября, во время которыхъ онъ принималъ участіе во многихъ перестрѣлкахъ, приступахъ и истребленіяхъ ауловъ, въ томъ числѣ Герменчука (23 августа). а 12 сентября участвовалъ въ дѣлѣ во время слѣдованія отряда въ с. Сентуры, подъ начальствомъ ген.-маіора Вольховскаго, товарища Пушкина по лицею..

Между тѣмъ, Тарутинскій и Бородинскій полки еще въ мартѣ 1832 г. получили приказаніе возвратиться къ Москвѣ и лѣтомъ того-же года были уже тамъ; а 22-го ноября 1832 г. было приказано поспѣшно приготовиться къ выступленію Московскому и Бутырскому полкамъ. Выступленіе началось 21 то января 1833 г., такъ что къ лѣту Полежаевъ явился въ Москву, а 16-го октября 1833 г. былъ переведенъ изъ Московскаго въ Тарутинскій полкъ той-же дивизіи.

Тутъ снова началась для него сѣрая, однообразная казарменная жизнь. Вино уже сдѣлалось Полежаеву необходимостью, потребностью, однимъ словомъ -- болѣзнью, и онъ не переставалъ пить безъ мѣры. Но что касается до кутежей и женщинъ, о чемъ упоминаютъ всѣ біографы со словъ Бѣлинскаго, то одна-ли это правда. Кутить и развратничать было не на что: родные ничего не присылали, совсѣмъ прекративъ съ нимъ всякія сношенія, казенное содержаніе было скудное, а заработки литературные сводились къ грошамъ, какъ указываетъ и самъ Бѣлинскій, такъ что Полежаевъ былъ вынужденъ принимать даже денежные подарки, до чего, конечно, самолюбіе не допустило-бы его, еслибъ онъ имѣлъ хоть какія-нибудь средства.

Подробности московской жизни поэта, благодаря равнодушію его знакомыхъ и друзей, такъ и остаются неизвѣстными. Сохранился только одинъ разсказъ, тепло и задушевно написанный одною дамою, о двухнедѣльномъ пребываніи поэта лѣтомъ 1834 г. въ с. Ильинскомъ, подъ Москвою.

Еще Бѣлинскій, по поводу стихотворенія "Черные глаза", съ своей обычной проницательностью замѣтилъ, что эти "черные глаза", очевидно, были важнымъ, хотя и безпременнымъ фактомъ въ жизни Полежаева, но что слишкомъ поздно и слишкомъ не въ пору явившееся мгновеніе было для поэта не вѣстникомъ радости и блаженства, а вѣстникомъ гибели всѣхъ надеждъ на радость и блаженство, и исторгнуло у его вдохновенія не гимнъ торжества, а страшную похоронную пѣснь самому себѣ.

Въ другомъ мѣстѣ мы подробно останавливаемся на разсказѣ Е. И. Б--ой, а здѣсь не можемъ отказать себѣ въ удовольствіи сдѣлать немногія выписки, характеризующія личность Полежаева совсѣмъ съ другой стороны, нежели обычные разсказы, повторяемые и понынѣ съ чужого голоса.

Въ іюнѣ 1834 г., генералъ Б. привезъ унтеръ офицера Полежаева на дачу къ своей семьѣ, въ Ильинское. Радушный пріемъ тронулъ поэта, и съ первой же встрѣчи онъ сталъ въ этой семьѣ какъ бы своимъ человѣкомъ. Молодежь почти не разставалась съ Полежаевымъ, гуляли съ нимъ, катались въ лодкѣ, и жадно прислушивались къ его разсказамъ. Онъ говорилъ о Кавказѣ, о набѣгахъ чеченцевъ, о своихъ походахъ, о томъ, какъ съ товарищами-солдатами на плечахъ перетаскивалъ черезъ горы тяжелыя орудія, пушки, а между тѣмъ направленныя на нихъ изъ-за скалъ мѣткія пули черкесовъ навѣрняка рыбирали свои жертвы. Онъ разсказывалъ просто, безъ хвастовства, безъ напыщенности, не билъ на эффектъ, и каждое слово дышало правдой и умомъ... Когда генералъ Б., имѣвшій связи въ Петербургѣ, предложилъ Полежаеву написать что-нибудь для посылки Бенкендорфу, въ видахъ облегченія участи, то онъ написалъ "Тайный голосъ" (или "Божій Судъ"), но отказался отъ предложенія прибавить въ концѣ что нибудь въ родѣ просьбы о прощеніи: "Я противъ царя ни въ чемъ не виноватъ; просить прощенія не въ чемъ"... Зная стѣсненныя обстоятельства поэта, молодежь сдѣлала складчину и передала отцу для врученія, но отецъ долго не могъ его уговорить принять пособіе и послѣдній согласился уже впослѣдствіи, когда полюбилъ генерала Б., какъ друга. Честность его доходила до щепетильности, и хотя положительно терпѣлъ нищету, но былъ до крайности гордъ и щепетиленъ въ денежныхъ дѣлахъ... Полежаевъ не былъ хорошъ собою, черты лица его были неправильны, по вся наружность его, съ виду некрасивая. могла въ одно мгновеніе освѣтиться, преобразиться отъ одного взгляда его чудныхъ, искрометныхъ, большихъ, черныхъ глазъ. Этотъ regard d'aigle, который замѣтилъ у Полежаева 10-лѣтній сынъ генерала Б., выражалъ все могущество его творческаго духа.

Г-жа Б--на срисовала тогда съ Полежаева акварельный портретъ и онъ вполнѣ подтверждаетъ ея слова, за исключеніемъ только того, будто Полежаевъ не былъ красивъ. Намъ кажется, болѣе правъ Бѣлинскій, который въ негодованіи на дурные портреты, приложенные къ стихотвореніямъ Полежаева, изданнымъ въ 1838 г., сказалъ: "и это красавецъ-Полежаевъ"... {Очень удачная гравюра Брокгауза съ оригинала, рисованнаго Е. И. Б--ой, будетъ приложена къ издаваемымъ А. С. Суворинымъ "Стихотвореніямъ Полежаева".}.

"Черные глаза" написаны Полежаевымъ по поводу его пребыванія въ Ильинскомъ; но онъ сознавалъ, что между ними и имъ лежитъ цѣлая бездна, такъ что удалившись изъ Ильинскаго, куда былъ отпущенъ на двѣ недѣли, за порукою генерала Б... не возвратился въ полкъ и долго пропадалъ неизвѣстно гдѣ, тщетно разыскиваемый.

Между тѣмъ, здоровье его становилось все хуже и хуже, и уже въ ноябрѣ 1835 г. онъ написалъ свое извѣстное "Прощаніе съ жизнію"; наконецъ чахотка окончательно сокрушила его, и 25 сентября 1835 г. онъ поступилъ въ военный госпиталь, гдѣ и скончался 16 января 1838 г., 32 лѣтъ отъ роду, послѣ 12-лѣтней службы солдатомъ и унтеръ-офицеромъ. Правда, еще 16 іюля 1837 г. начальство представило его къ производству въ офицеры, но чинъ прапорщика данъ былъ ему только 27 декабря, и о своемъ производствѣ Полежаевъ если и узналъ, то за нѣсколько дней до смерти.

Трупъ его былъ вынесенъ въ подвалъ, и когда одинъ изъ друзей пришелъ просить тѣло для погребенія, то оказалось, что крысы объѣли одну ногу. Въ хранящейся же нынѣ при церкви московскаго военнаго госпиталя метрической книгѣ за 1838 г., подъ No 48 записано: "1838 г. января 16 дня, Тарутинскаго Егерскаго полка прапорщикъ Александръ Полежаевъ отъ чахотки умеръ, и священникомъ Петромъ Магнитскимъ на Семеновскомъ кладбищѣ погребенъ".

Похоронили его въ офицерскомъ мундирѣ, котораго при жизни онъ никогда не носилъ, и портреты его приказали прилагать къ сочиненіямъ въ такой-же формѣ. Друзья хотѣли поставить надъ могилою памятникъ, но предположеніе это не состоялось и могила давно затеряна, такъ что вполнѣ исполнилось пророчество о ней самого поэта:

"И нѣтъ ни камня, ни креста,

Ни огороднаго шеста".

Характеристику стихотвореній Полежаева мы приводить не станемъ, потому что она всѣмъ извѣстна изъ прекрасной статьи Бѣлинскаго, погрѣшающей только біографическими извѣстіями и рѣзкимъ выводомъ, будто "Полежаевъ не былъ жертвою судьбы и, кромѣ самого себя, никого не имѣлъ права обвинять въ своей гибели. Хотя уже давно покойный Добролюбовъ доказалъ неосновательность этого вывода, во вѣроятно, на это не обратили вниманія новѣйшіе біографы, упорно повторяющіе слова Бѣлинскаго, которому, были неизвѣстны многія подробности изъ мартиролога Полежаева, только въ недавнее время сдѣлавшіяся болѣе или менѣе доступными.

Объ изданіяхъ стихотвореній Полежаева, вышедшихъ въ 1832 1833, 1838 и 1842 г., тоже говорить нечего, потому что всѣмъ извѣстно, какъ дурно они печатались: на оберточной бумагѣ, сквернымъ шрифтомъ, со множествомъ опечатокъ и пропусковъ -- цензурныхъ и отъ небрежности издателя -- и безъ всякаго порядка. Въ 1857 и 1859 г. вышли хорошія изданія г. Солдатенкова, но они заключаютъ въ себѣ только избранныя" стихотворенія.

Ко дню 50-лѣтія со смерти Полежаева вышло новое изданіе, сдѣланное въ Москвѣ В. Улитинымъ, и съ этимъ-то изданіемъ мы считаемъ не лишнимъ познакомить читателей, не имѣвшихъ въ рукахъ No 4264 "Новаго Времени", въ которомъ была напечатана наша рецензія

Вотъ она цѣликомъ, съ исправленіемъ только одного недосмотра, нами тамъ допущеннаго, будто у В. Улитина не перепечатано одно стихотвореніе изъ изданія г. Солдатенкова: оно перепечатано изъ изд. 1832 г. подъ другимъ заглавіемъ ("Черкесскій романъ").

А. И. Полежаевъ. Собраніе сочиненій, съ біографіей, портретомъ и факсимилэ. Изд. книгопродавца В. Н. Улитина. М. 1888. (389 стр).

Портретъ пока еще не готовъ и книжка вышла безъ него, съ коротенькимъ предисловіемъ издателя, въ которомъ онъ заявляетъ, что "Собраніе сочиненій" (т. е. стихотвореній) издано имъ: 1) въ наиболѣе полномъ, систематическомъ и по возможности точномъ видѣ, 2) что въ собраніе вошло нѣсколько стихотвореній, прежде не перепечатанныхъ изъ журналовъ и альманаховъ, 3) что нѣкоторыя произведенія сличены съ рукописями, переданными Е. И. Лозовскою, и 4) что всѣмъ сочиненіямъ приданъ возможно точный хронологическій порядокъ.

Прежде чѣмъ обратиться къ стихотвореніямъ Полежаева, скажемъ нѣсколько словъ о его "біографическомъ очеркѣ". Хотя въ выноскѣ и говорится, что матеріалами служили, кромѣ печатныхъ статей, архивныя дѣла московскаго университета и послужной списокъ, еще неизвѣстный до сихъ поръ но тѣмъ не менѣе весь очеркъ занимаетъ только 6 страничекъ самой крупной и разгонистой печати и, кромѣ 2--3 числовыхъ указаній, не представляетъ никакихъ данныхъ для біографіи поэта и развитія его поэтической дѣятельности. Авторъ нисколько не воспользовался статьями гг. Рябинина, Карпова, Б--й и Попова, напечатанными въ "Русскомъ Архивѣ". но выхватилъ кое-что наудачу, и если дѣйствительно имѣлъ послужной списокъ Полежаева, то или не читалъ его, или перепуталъ его укачанія, иначе у него не явилось бы извѣстія о ссылкѣ Полежаева на Кавказъ и объ обратномъ переводѣ съ Кавказа въ Москву. "Онъ былъ (въ 1829 г.) прощенъ и переведенъ въ московскій пѣхотный полкъ.. Вмѣстѣ съ новымъ полкомъ, расположеннымъ на Кавказѣ, участвуетъ въ экспедиціяхъ" и пр., а далѣе: "Онъ былъ переведенъ (1833) въ Тарутинскій егерскій полкъ, стоявшій тогда въ одномъ изъ городовъ близь Москвы", говоритъ авторъ "очерка", но Полежаевъ все время служилъ въ полкахъ одной и той же дивизіи, расположенной въ Московской губ. Въ 1829 г. дивизія эта была двинута на Кавказъ, а въ 1833 г. воротилась къ Москвѣ. Въ составѣ своей дивизіи, конечно, ходилъ и Полежаевъ и сражался, между прочимъ, не при Гребенчукѣ, какъ указываетъ "очеркъ", а при Герменчукѣ, описаніе кладбища котораго помѣщено г. Улитинымъ въ его-же изданіи.

Теперь скажемъ о самомъ изданіи, въ порядкѣ заявленія г. Улитина: о его полнотѣ, систематичности и точности.

На первый взглядъ, изданіе по внѣшности, печати, кажется дѣйствительно полнымъ, потому что въ немъ вовсе не видно точекъ, замѣнявшихъ во множествѣ стихи, пропущенные въ изданіяхъ 1832--1859 гг.-Но эта полнота только мнимая. Рѣшительно ни одинъ стихъ, означенный прежде точками, не возстановленъ, а просто точки выкинуты и наборъ сдвинутъ кряду: Просто и хорошо. Пополнены только 2 полустиха въ стих. "День въ Москвѣ" и 3-й въ "Авторѣ и читателѣ", но и тѣ наудачу, а не по рукописямъ, ибо въ послѣднемъ издатель вставилъ фамилію Смирдина, вовсе не укладывающуюся въ стихъ, такъ какъ пропущенная фамилія должна состоять изъ 4, а не изъ 3 слоговъ; также исключенное прежней цензурою слово монахъ замѣнено словомъ всякъ (стр. 369). Въ изданіи есть двѣ строки точекъ, но онѣ замѣнили 2 неполныхъ стиха изд. 1832 г., исключенные самимъ г. Улитинымъ ("Къ друзьямъ", стр. 32).

Добавлено въ составѣ стихотвореній только три небольшихъ, взятые изъ "пѣсенника" Гурьянова и едва-ли принадлежащіе Полежаеву, и перепечатаны изъ "Рус. Архива" и "Русск. Старины", помѣщенныя тамъ въ послѣднее время 5 стихотвореній, но поэма "Сашка" съ значительными сокращеніями, а "4 націи" безъ послѣдней строфы, бывшей въ "Рус. Старинѣ".

Большая часть стихотвореній, явившихся въ изданіяхъ г. Солдатенкова 1857 и 1859 гг. въ исправленномъ и дополненномъ видѣ, напечатаны г. Улитинымъ или вовсе безъ этихъ поправокъ, по искаженному и сокращенному тексту изданія 1832 г., или (что особенно странно) въ одномъ и томъ же стихотвореніи часть пропусковъ возстановлена, а часть не вошла, напр. въ стих. "Цѣпи" (стр. 28) было исключено въ изд. 1832 г. 6 стиховъ., напечатанныхъ потомъ у г. Солдатенкова, а г. Улитинъ внесъ только 4, сдвинувъ наборъ въ другомъ мѣстѣ стихотворенія, гдѣ не доставало 2 стиховъ, тоже напечатанныхъ у г. Солдатенкова. Прелестное стих. "Негодованіе" (стр. 92). крайне искаженное въ первомъ изданіи, но почти возстановленное у г. Солдатенкова, явилось у г. Улитина въ очень странномъ видѣ: онъ взялъ прежній текстъ, въ который вставилъ 8 стиховъ изъ изданія Солдатенкова, а заключительные 4 не внесъ и не пополнилъ остававшагося у г. Солдатенкова пропуска еще въ 9 стиховъ, вовсе не противныхъ нынѣшней цензурѣ, и заставилъ Полежаева повторять за прежнею цензурою, что "грустнѣе жизнь позорную проводить между гробовъ", вмѣсто: "убивать среди рабовъ".

Вотъ какъ-бы слѣдовало его напечатать:

НЕГОДОВАНІЕ.

Гдѣ ты, время невозвратное

Незабвенной старины?

Гдѣ ты, солнце благодатное

Золотой моей весны?

Какъ видѣніе прекрасное,

Въ блескѣ радужныхъ лучей,

Ты мелькнуло, самовластное,

И сокрылось отъ очей!

Ты не свѣтишь мнѣ по-прежнему,

Не горишь въ моей груди --

Преданъ року неизбѣжному

Я на жизненномъ пути.

Тучи мрачныя, громовыя

Надъ главой моей висятъ,

Предвѣщанія суровыя

Духъ унылый тяготятъ.

Какъ я много драгоцѣннаго

Въ этой жизни погубилъ!

Какъ я идола презрѣннаго --

Жалкій міръ -- боготворилъ!

Съ силой дивной и кичливою

Добровольнаго бойца

И съ любовію ревнивою

Изступленнаго жреца,

Я служилъ ему торжественно,

Безъ раскаянья страдалъ

И разсудка лучъ божественный

На безумство промѣнялъ!

Какъ преступникъ, лишь окованный

Правосудною рукой,

Грозенъ умъ -- разочарованный

Свѣтомъ истины нагой!

Что-же?.. Страсти ненасытныя

Я таилъ среди огня.

И друзья-злодѣи скрытные

Злобно предали меня!.

Подъ эгидою ласкательства,

Подъ личиною любви,

Роковой кинжалъ предательства

Потонулъ въ моей крови!

Грустно видѣть бездну черную

Послѣ неба и цвѣтовъ;

Но грустнѣе жизнь позорную

Убивать среди рабовъ,

И попранному обидою

Видѣть вѣчно за собой

Съ неотступной Немезидою

Безотвѣтственный разбой!

Гдѣ-жь вы, громы истребители,

Что-жь вы кроетесь во мглѣ?

Между тѣмъ какъ притѣснители --

Властелины на землѣ!

Люди, люди развращенные --

То рабы, то палачи --

Бросьте злобой изощренные

Ваши копья и мечи!

Не тревожьте сталь холодную --

Лютой ярости кумиръ!

Вашу внутренность голодную

Не насытитъ цѣлый міръ!

Ваши зубы кровожадные

Блещутъ лезвіемъ косы --

Такъ грызитесь, плотоядные,

До послѣдняго, какъ псы!..

Въ "Гаремѣ" (стр. 59) не только не восполненъ ни одинъ пропускъ, но не внесена даже прибавка полустиха, появившаяся во 2-мъ Солдатенковскомъ изданіи (1859), но не бывшая въ первомъ (1857), прячемъ самое стихотвореніе отнесено въ указателѣ къ 1832 году, тогда какъ оно напечатано въ "Галатеѣ" 1829 г.

Напротивъ, всѣ недосмотры и пропуски изд. Солдатенкова остались и у г. Улитина; такъ, напримѣръ, въ стихотвореніи "Долго-ль будетъ вамъ безъ умолку идти" (стр. 113) былъ пропущенъ стихъ: "Дайте сердцу послѣ горя отдохнуть", отчего предыдущій остался безъ рифмы; у г. Улитина тоже остался этотъ пропускъ. Только на стр. 126, въ "Узникѣ", поправлено 2 стиха по тексту "Отечественныхъ Записокъ", но за то искаженъ 1 стихъ, правильно напечатанный у г. Солдатенкова ("Кто видалъ, когда на лихомъ конѣ", а у г. Улитина: "какъ на лихомъ конѣ").

Текстъ стихотвореній, не перепечатанныхъ въ изд. г. Солдатенкова, явился въ изданіи г. Улитина вовсе не свѣреннымъ съ первоначальнымъ, появлявшимся въ журналахъ до изданія особыми сборниками 1832--1838 года. Между тѣмъ, цензура все "внимательнѣе" относилась къ стихотвореніямъ Полежаева при каждой ихъ новой перепечаткѣ, такъ что, напр., въ 3-мъ изд. "Кальяна" нѣтъ стиховъ въ "Видѣніи Брута", которые были въ 1-мъ изданіи. Поэтому у г. Улитина, напр. въ "Воспоминаніи", напечатано: "Полина, о боги, почто я узрѣлъ", "Почто-жъ я живу" и "Далеко, Полипа, далеко оно" (стр. 6--7), тогда какъ въ "Вѣстникѣ Европы" 1826 г. эти три стиха читаются такъ: Мой ангелъ! о Боже, зачѣмъ я узрѣлъ", "О Боже, о Боже! зачѣмъ я живу", и "Далеко, мой ангелъ, далеко оно". Даже въ прекрасномъ стихотвореніи "Провидѣніе" (стр. 26) не выправленъ стихъ по "Телескопу" 1831 г. "Врагъ угнетеній", а оставлена цензурная поправка изданія 1832 г. "Врагъ утѣсненій*" Первая глава "Коріолана" перепечатана изъ "Сына Отечества* 1838 г" а текстъ изданія г. Солдатенкова не принятъ во вниманіе, тогда какъ въ немъ есть существенныя поправки. Есть и сокращенія, наприм., примѣчаніе на стр. 78 напечатано не вполнѣ, съ выкидкою извѣстія о любовницѣ Кази-Муллы.

Приведенными указаніями мы достаточно разъяснили и точность изданія, которую восхваляетъ г. Улитинъ. Прибавимъ, однако, что, наприм., въ извѣстной пѣснѣ, обошедшей всю Россію въ пѣсенникахъ и на шарманкахъ "Сарафанчикъ-разстеганчикъ" постоянно называется "разстегайчикъ" (пироги такіе есть). Въ "Посланіи А. П. Л." (стр. 20) поэтъ говоритъ у г. Улитина, что обращается къ другу "въ движеньи грустномъ, непріятномъ" (вмѣсто и пріятномъ). Въ "Морѣ" (стр. 21) безстрашная красота вм. безстрастной. Въ "Цѣпяхъ" (стр. 29) "И замираетъ сталь отъ мщенья" (вм. сталь отмщенья). Въ "Видѣніи Валтасара" (стр. 141), которое по его прелести можно-бы перепечатать аккуратнѣе: "Градъ у перса въ рукахъ", вм. у персовъ. На стр. 333, въ театрѣ "Громъ писковъ залу огласилъ", вм. плесковъ. Въ кавказскихъ поэмахъ тавлинцы настойчиво называются тавринцами (не Тавръ-ли попалъ на Кавказъ?), "Темиръ-Ханъ-Шура" обратилась въ "Темира-Мура" и мног. друг.

Что-же касается системы и хронологіи, то ни того, ни другого въ изд. г. Улитина нѣтъ. Взяты 4 сборника изданій соч. Полежаева и изъ каждаго отдѣльно перепечатаны подрядъ оригинальныя, а затѣмъ переводныя стихотворенія; оттого явилось отдѣловъ 10, крайне спутанныхъ, причемъ, напр., прелестное стихотвореніе "Видѣніе Валтасара" затерялось въ медитаціяхъ Ламартина, да и кромѣ того, издатель иногда отступаетъ отъ своей простой системы и рядомъ напечатанныя стихотворенія раздѣляетъ цѣлыми сотнями страницъ, безъ всякаго повода къ такой перетасовкѣ, напр. стр. 102 и 381, на которыхъ размѣщены по 2 -- четыре совершенно сходныхъ по характеру стихотворенія изъ сборника "Арфа".

Для вящшаго усиленія путаницы г. Улитипъ въ отдѣлѣ оригинальныхъ стихотвореній устраиваетъ два подраздѣленія: обыкновенныя и посмертныя. Къ первому подраздѣленію онъ относитъ, напр., "Прощаніе" и "Чахотку", напечатанныя также уже по смерти Полежаева, въ "Новогодникѣ", 1838 г., и въ изд. Солдатенкова 1857 г., а къ посмертнымъ относитъ "Отчаяніе", напечатанное въ "Телескопѣ" 1836 г., т. е. за два года до смерти автора.

Курьезна "хронологія" г. Улитина. указывающая при значительной части стихотвореній Полежаева, напечатанныхъ въ Сборникѣ 1832 г., что они относятся именно къ 1832 г. Между тѣмъ, въ Сборникѣ этомъ только одно посвященіе, присланное изъ крѣпости Грозной во время печатанія и помѣченное 7-го февраля 1832 г., должно отнести къ этому году, такъ Какъ всѣ остальныя стихотворенія были процензурованы для печати 12-го января 1832 г. До 12-го же января едва-ли могли получиться съ Кавказа стихи, писанные въ 1832 г. Это настолько-же сомнительно, какъ и указываемая въ "біографическомъ очеркѣ" поѣздка Полежаева изъ Москвы къ дядѣ въ Петербургъ съ 21-го по 27-е октября 1821 г., т. е. за 30 лѣтъ до открытія желѣзной дороги, причемъ еще пришлось пожить въ Петербургѣ и "выслушать длинное поученіе отъ дяди" (стр. VII).

Во всемъ изданіи приведенъ только одинъ варіантъ и нѣтъ никакихъ поясненій и примѣчаній.

Не такого изданія надо было-бы ожидать въ 50-ти-лѣтіе смерти поэта, да притомъ еще отъ лица, полстолѣтія владѣвшаго правами изданія. На эти свои собственныя правя г. Улитинъ и теперь указываетъ въ объявленіи о выходѣ своего безобразнаго изданія: "Права собственности ограждены" 60 лѣтъ собственники не воспользовались своими правами, кромѣ перепродажи г. Солдатенкову на 2 изданія 1857 и 1859 г., а теперь ограждали ихъ на 4 дня, остававшіеся до истеченія полу столѣтія (16-го января 1888 г.). Можетъ быть, "огражденіе" это г. Улитинъ относитъ къ 3 стихотвореніямъ, нынѣ имъ впервые перепечатаннымъ изъ пѣсенника; но не напрасно-ли? Кто у насъ ограждаетъ права? Законъ, а онъ полагаетъ 50-лѣтіе со смерти автора и таковое-же для посмертныхъ изданій; но тутъ есть одно условіе: требуется, чтобъ право на такое изданіе было пріобрѣтено отъ самого автора или его законныхъ наслѣдниковъ, а не у кого-бы то ни было. Иначе могло-бы случиться, что у кого-либо оказалась-бы неизвѣстная рукопись, напр., Лермонтова, и онъ-бы продалъ ее другому, хотя-бы по нотаріальному акту и съ правомъ печатанія. Но это не такъ: рукопись, ему принадлежащую, можетъ продать всякій ея владѣлецъ, а право воспроизведенія ея въ печати уже подчиняется общему закону.

"Пантеонъ Литературы", 1888

Оставить комментарий Ефремов Петр Александрович (bmn@lib.ru) Год: 1888 Обновлено: 09/08/2021. 44k. Статистика. Статья: Справочная Библиография	Скачать FB2 Ваша оценка:
Аннотация: Биографический очерк по вновь собранным материалам П. А. Ефремова.

Ефремов Петр Александрович Памяти А. И. Полежаева

Памяти А. И. Полежаева

Ефремов Петр Александрович
Памяти А. И. Полежаева