Lib.ru/Классика: Эфрон Савелий Константинович. Талмудическая голова

C. К. Литвинъ.

ЗАМУЖЕСТВО РЕВВЕКИ.

С.-ПЕТЕРБУРГЪ.
Паровая скоропечатня И. А. Богельманъ. Невскій 148.
1898.

ТАЛМУДИЧЕСКАЯ ГОЛОВА.

Разсказъ.

Охъ, охъ, охъ... Хоть ложись, да помирай... Все шло такъ хорошо, правильно. Бѣдные еврейчики зарабатывали кусокъ хлѣба, кормились, и вдругъ вѣрный кусокъ хлѣба, вѣрный заработокъ улетѣлъ, какъ птица-воробей. Меня на части рвутъ: Бейле нуженъ платокъ; Ривка, Малка, Шпринца гуляютъ въ рваныхъ башмакахъ; за Шмульку, за Лейбу надо платить "меламеду" (учителю); мой Ицикъ, мой "бхоръ" (первенецъ), долженъ отправиться въ воложинскій "эшиботъ" (школа),-- на все это нужны деньги и большія деньги! Думалъ, торги пройдутъ благополучно, и какъ-нибудь справлюсь... А что вышло? Пріѣхалъ неизвѣстно откуда этотъ проклятый гой, и всѣ наши надежды разлетѣлись, какъ изъ трубы дымъ. Видно, прогнѣвали мы Бога нашего своими грѣхами.

Рейбъ Борухъ Лейферъ горестно вздохнулъ и въ глубокой задумчивости сталъ чесать голову лѣвой рукой.

-- Охами и вздохами дѣлу не поможешь,-- нарушилъ наступившее молчаніе собесѣдникъ его, ребъ Хаимъ Клугеръ. Надо что нибудь придумать. Дѣло нешуточное, не наше только, "махеровъ", личное. Оно, можно сказать, затрагиваетъ интересы евреевъ на вѣчныя времена. Шутка-ли? Дайте разикъ, одинъ только разикъ возможность гою хоть одной ногой переступить порогъ округа, и прощай на вѣки всѣ наши заработки. Ни какими силами не выживешь его оттуда: завладѣетъ онъ всѣми подрядами навсегда... Помяните мое слово: потеряли мы военный округъ, потеряемъ и путей сообщенія.

-- Типунъ вамъ на языкъ, ребъ Хаимъ, на сердцѣ и такъ скверно, а вы каркаете, какъ воронъ,-- запальчиво перебилъ его ребъ Борухъ.

-- Какъ вамъ могло придти въ голову, что мы позволимъ гою взять подрядъ, что мы пустимъ его въ округъ? Разумѣется, какъ мы были единственными подрядчиками въ округѣ: въ 1-мъ отдѣленіи ребъ Соломонъ Фридманъ, во 2-мъ ребъ Шмуэль Кацъ и въ 3-мъ ребъ Борахъ Идзонъ, такъ оно будетъ и впередъ, и никакихъ проклятыхъ гоевъ ни они, ни мы въ округъ не допустимъ. Округъ, какъ былъ въ еврейскихъ рукахъ, такъ навсегда и останется, а проклятый гой уйдетъ съ носомъ и, повѣрьте, не станетъ въ другой разъ тратиться на поѣздки къ торгамъ въ нашъ городъ...

-- Зачѣмъ-же намъ волноваться, горевать? Значить, мы свое получимъ...

-- Ахъ, ребъ Хаимъ, ребъ Хаимъ..Зачѣмъ у васъ такая славная фамилія? Какой-же вы Клугеръ? Клугеръ вѣдь значитъ умница, а вы большой "шейте" (дуракъ)... Васъ должно быть въ насмѣшку назвали "клугеромъ" (умницей)... Какъ вы самыхъ простыхъ вещей не понимаете? Если въ дѣлѣ замѣшался гой, не можетъ быть никакой рѣчи о стачкѣ, и ребъ Соломону придется объявить цѣны на подрядъ себѣ въ убытокъ, лишь-бы выжить гоя. А если ребъ Соломону предстоятъ убытки и большіе убытки, то на какой-же мы тутъ можемъ разсчитывать заработокъ? Повѣрьте моей опытности, на этотъ разъ придется всѣмъ намъ, бѣднымъ "махерамъ", зубы на полки положить...

Ребъ Борухъ глубоко вздохнулъ; вздохнулъ и ребъ Хаимъ, и оба грустно задумались.

Воспользуемся этимъ временемъ и познакомимъ съ ними читателя.

Какъ Борухъ Лейферъ, такъ и Хаимъ Клугеръ были по профессіи "махерами". Махеръ въ буквальномъ смыслѣ значитъ дѣлецъ, но въ примѣненіи къ нашимъ дѣйствующимъ лицамъ слово это надо понимать въ смыслѣ хлопотуна, посредника. Махеры исключительно живутъ подачками отъ подрядчиковъ во время торговъ въ казенныхъ управленіяхъ. При ихъ содѣйствіи и посредствѣ ведутся переговоры между конкуррентами, устраиваются стачки, составляются компаніи, подготовляются условія, соглашенія и т. п. Никакіе торги, въ которыхъ участвуютъ подрядчики-евреи, не обходятся безъ содѣйствія махеровъ, этихъ изворотливыхъ, плутоватыхъ по своей спеціальности, факторовъ. У каждаго подрядчика имѣется свой излюбленный махеръ, отстаивающій его интересы; у нѣкоторыхъ ихъ имѣется по нѣсколько. Среди огромнаго числа евреевъ, "живущихъ вѣтромъ", т. е. не имѣющихъ опредѣленныхъ занятій, и набрасывающихся на всякіе заработки, махеры смотрятъ на себя, какъ на аристократовъ съ опредѣленнымъ, соціальнымъ положеніемъ. Занятіе махера переходитъ отъ отца къ сыну цо наслѣдству и чужихъ они въ свою среду не допускаютъ. Исключенія иногда дѣлается для обанкротившагося подрядчика, который раньше давалъ заработокъ махерамъ. Таковаго, подъ давленіемъ самихъ подрядчиковъ, махеры вынуждены принимать въ свою среду на правахъ полноправнаго члена. Изъ этого не слѣдуетъ заключать, чтобы махерство было выгоднымъ занятіемъ и чтобы оно сносно обезпечивало существованіе людей, занимающихся этой спеціальностью. Главные махеры,-- два-три человѣка,-- живутъ сносно и пользуются значительнкмъ заработкомъ; большинство-же, а ихъ сотни, въ буквальномъ смыслѣ слова, голодаютъ круглый годъ и ихъ смѣло можно перечислить къ категоріи обыкновенныхъ нищихъ, отъ которыхъ они отличаются только тѣмъ, что получаютъ подаяніе отъ подрядчиковъ, а не отъ публики вообще.

Борухъ Лейферъ и Хаимъ Клугеръ не стояли во главѣ махеровъ, а принадлежали къ толпѣ. Разумѣется, оба были чрезвычайно бѣдны, и пріѣздъ христіанина-купца изъ внутреннихъ губерній къ торгамъ въ N-скій округъ путей сообщенія не могъ не смутить ихъ покой, такъ какъ съ его появленіемъ они неминуемо должны были лишиться своего скуднаго заработка.

Долго стояли они другъ противъ друга въ глубокой задумчивости, какъ вдругъ по лицу ребъ Хаима пробѣжало нѣчто въ родѣ улыбки. Онъ исподлобья посмотрѣлъ на своего собесѣдника, какъ-то особенно крякнулъ и произнесъ:

-- Знаете, что я вамъ скажу, ребъ Борухъ?

-- А что такое вы скажете?-- встрепенулся послѣдній.

-- При такихъ нашихъ невзгодахъ не мѣшаетъ табачку понюхать... Угостите, пожалуйста...

Ребъ Борухъ досталъ свою тавлинку и поднесъ ребъ Хаиму.

-- Превосходный табачокъ,-- похвалилъ ребъ Хаимъ. Слезы показались у него на глазахъ, и онъ съ видимымъ удовольствіемъ дважды подъ рядъ чихнулъ. Вашего собственнаго приготовленія?-- освѣдомился онъ.

-- У меня сынишка его приготовляетъ.

-- Скажите!...-- онъ опять чихнулъ.-- Забористый!...

На лицѣ ребъ Боруха выразилось нетерпѣніе. По лицу собесѣдника онъ видѣлъ, что того осѣнила счастливая мысль, а между тѣмъ онъ заговариваетъ ему зубы, а не высказывается. Ребъ Борухъ укоризненно покачалъ головою и не то сердито, не то заискивающе произнесъ:

-- Богъ съ нимъ, съ табакомъ... Если онъ вамъ такъ нравится, могу вамъ цѣлую бутылку подарить... Но я вижу, вы что-то надумали, а мнѣ не говорите... Нехорошо... совсѣмъ нехорошо...

-- Погодите, ребъ Борухъ, все въ свое время узнаете... Тутъ у меня,-- онъ ударилъ по лбу ладонью лѣвой руки,-- дѣйствительно кое-что появилось, и если только удастся осуществить мой планъ, то не будь я Хаимъ Клугеръ, если мы не околпачимъ такъ проклятаго гоя, что въ другой разъ къ намъ не сунется...

-- Такъ не мучьте-же, скажите, въ чемъ дѣло?

-- Дѣло въ моей смекалкѣ!... въ моемъ умѣ... Въ моей "геморе копъ" (талмудической головѣ)!... Докажу-же я вамъ, что не даромъ фамилія моя Клугеръ!... О! о! о!... Я выкину такую штуку, такую штуку, что по всему свѣту о ней заговорятъ!...

Глаза ребъ Хаима разгорѣлись отъ внутренняго удовольствія, и онъ продолжалъ, размахивая обѣими руками и сильно жестикулируя:

-- Главные махеры съ досады лопнутъ, а мы съ вами будемъ смотрѣть на нихъ и посмѣиваться... Не правда-ли, ребъ Борухъ, мы имъ въ глаза посмѣемся?... И выйдетъ, какъ сказалъ пророкъ: "первые будутъ послѣдними, а послѣдніе первыми...".

-- Кто говоритъ, это было-бы великолѣпно, но вы все еще не объяснили въ чемъ дѣло?

-- Все, все я вамъ скажу... потому безъ васъ мнѣ не справиться... Не безпокойтесь, дѣло мы вмѣстѣ оборудуемъ. Только молчать надо,-- молчать надо, ребъ Борухъ, чтобы другіе не воспользовались плодами рукъ нашихъ... Одно лишнее слово можетъ все испортить, все погубить...

-- Я себѣ не врагъ и болтать не буду... Неужели не довѣряете моей скромности?

-- Я вамъ вѣрю... Вѣрю, какъ самому себѣ...

-- Такъ скажите-же, наконецъ, въ чемъ дѣло, а то вы меня словно на медленномъ огнѣ поджариваете и наслаждаетесь моими мученіями...-- пылко перебилъ его ребъ Борухъ.

-- Какой-же вы горячій, нетерпѣливый...-- усмѣхнулся ребъ Хаимъ.-- И на медленномъ огнѣ я васъ поджариваю, и наслаждаюсь вашими мученіями?! Какъ-бы не такъю Что-же я, по вашему, злодѣй какой-нибудь? Разбойникъ? Слава Богу, я честный еврей и всѣ это знаютъ. Если-же я медлю подѣлиться съ вами моимъ геніальнымъ проектомъ, то вѣрьте мнѣ, я это для нашей общей пользы прибѣгаю къ осторожности... Ну, зачѣмъ вамъ заблаговременно знать то, что знать не надо? Я боюсь даже самому себѣ до поры до времени повторять свой планъ!... О томъ, чтобы я вамъ немедленно выложилъ все, не можетъ быть и рѣчи... Забудьте объ этомъ, ребъ Борухъ!... А вы мнѣ лучше скажите, Антошка все еще, какъ котъ на сало, поглядываетъ на вашу Ривку?...

-- "Хлебенъ" (ей Богу), ребъ Хаимъ, вы насмѣхаетесь надо мною...-- разсердился ребъ Борухъ.-- Мало того, что о дѣлѣ не говорите, еще задаете такіе оскорбительные вопросы: моя Ривка -- еврейское дитя и не станетъ она интересоваться проклятымъ нечестивцемъ... Что общаго между моей дочерью и гоемъ?!...

Ребъ Хаимъ положилъ лѣвую руку на правое плечо ребъ Боруха и задушевнымъ голосомъ произнесъ:

-- Чего вы сердитесь? Чего вы кипятитесь, ребъ Борухъ? Развѣ я не знаю, что вы праведный еврей; а дочь ваша такая "цаца" (добродѣтельная), что дай Богъ моимъ дочерямъ походить на нее. Если-же Господь надѣлилъ ее красотой и проклятый гой съ нея глазъ не сводитъ, то развѣ въ этомъ она можетъ быть повинна. Конечно, нѣтъ. Но для чего-же этимъ намъ не воспользоваться? Развѣ это грѣхъ, если красота вашей дочери послужитъ на благо вамъ, ея отцу, мнѣ, вашему другу, и многимъ другимъ бѣднымъ евреямъ, а проклятымъ гоямъ на погибель?... Я самъ честный еврей и никакого грѣха въ этомъ не вижу... Такъ скажите-же мнѣ откровенно, ребъ Борухъ, продолжаетъ еще Антошка бѣгать къ вашей Ривкѣ съ подарками?...

-- Положимъ..-- нерѣшительно произнесъ ребъ Борухъ.

-- "Положимъ" не годится! Я долженъ это знать досконально, потому что отъ этого зависитъ весь успѣхъ моего геніальнаго проекта... Пожалуйста, вы передо мною не скрытничайте, а то ничего не выйдетъ.

Ребъ Борухъ на минуточку задумался, потомъ рѣшительно произнесъ:

-- Моя Ривка -- дѣвушка честная, она никогда ничего себѣ не позволитъ. Къ тому и я, и моя жена, мы оба насторожѣ... Но согласитесь сами, мы были-бы очень глупы, если-бы при нашей бѣдности, запретили дочери принимать подарки отъ нечестиваго Антошки... Что тутъ передъ вами таить, онъ таки порядочно тратится на насъ... Не только свое жалованье, но и все, что получаетъ отъ гостей, онъ намъ отдаетъ... Только опять таки скажу вамъ, вы не подумайте ничего такого нехорошаго: мы за Ривкой смотримъ въ оба...

-- Понимаю, понимаю,-- закивалъ головой ребъ Хаимъ.-- Отсохни у меня языкъ, если онъ повернется, чтобы худымъ словомъ укорять вашу дочь, и пускай мозги въ головѣ моей высохнутъ и превратятся въ куски глины, если я о ней непочтительно подумаю... О, Ривка была, есть и на вѣки останется достойною дочерью достойныхъ евреевъ и никогда никто не осмѣлится подумать иначе... А если-бы дерзнулъ кто, то я, вашъ другъ, вотъ этими руками выцарапалъ-бы ему глаза и наплевалъ-бы ему въ бороду!...

-- Благодарю васъ, ребъ Хаимъ,-- крѣпко пожалъ ребъ Борухъ его руку.-- О, я знаю, на васъ можно положиться и дружба ваша мнѣ дорога, чрезвычайно дорога... Тѣмъ болѣе, когда люди отъ зависти всякій вздоръ болтаютъ, а мнѣ, какъ отцу, это тяжело... чрезвычайно тяжело...

Ребъ Борухъ даже прослезился. Дѣло въ томъ, что на самомъ дѣлѣ онъ самъ не былъ убѣжденъ въ безупречности поведенія своей старшей дочери и хорошо зналъ, что въ городѣ она пользуется репутаціей далеко не лестной. Страшная бѣдность заставляла его смотрѣть на это сквозь пальцы и пользоваться крохами ея доходовъ, способы добыванія которыхъ были весьма сомнительнаго свойства. Тѣмъ не менѣе, говорить объ этомъ онъ избѣгалъ, и вначалѣ ему было очень больно, когда ребъ Хаимъ коснулся этого деликатнаго вопроса, затрогивающаго самое больное мѣсто его родительскаго чувства. Но зная хорошо своего друга, онъ понялъ, что не любопытство, а тѣмъ паче издѣвательство руководитъ въ данномъ случаѣ его другомъ, а нѣчто другое, болѣе важное и возвышенное, и, чѣмъ чертъ не шутитъ, можетъ быть, ребъ Хаимъ имѣетъ въ виду что нибудь очень выгодное, если онъ заговорилъ о такомъ щекотливомъ вопросѣ, а потому ребъ Борухъ, скрѣпя сердце, рѣшилъ быть съ нимъ откровеннымъ. Когда-же по задушевности, съ которою ребъ Хаимъ отнесся къ его откровенности, онъ понялъ, что другъ его дѣйствительно задумалъ какой-то планъ, осуществленіе котораго всецѣло въ рукахъ его Ривки, то не могъ удержаться отъ радостныхъ слезъ. Съ одной стороны, перспектива заработка, а съ другой, если ребъ Хаимъ въ этомъ заинтересованъ, то онъ сумѣетъ людямъ рты закрыть и всегда заступиться за честь Ривки.

Всѣ эти соображенія съ быстротою молніи промелькнули въ головѣ ребъ Боруха и онъ, хотя и сквозь слезы, голосомъ не чуждымъ родительской гордости, почти хвастливо, произнесъ:

-- О, моя Ривка -- казакъ-дѣвка... Она этого самаго Антошку подъ башмакомъ держитъ и вертитъ имъ, какъ самый сильнѣйшій вѣтеръ вертитъ мельничнымъ колесомъ... По ея слову онъ въ огонь пойдетъ и въ воду полѣзетъ.

-- И слава Богу!...-- радостно перебилъ его ребъ Хаимъ.-- Значитъ, мы большое дѣло сдѣлаемъ!... Очень большое!... Отправляйтесь немедленно домой и прикажите вашей женѣ, чтобы осмотрѣла ваши карманы, и, если найдетъ дырочки, чтобы зашила ихъ... Послѣ завтра мы съ вами такимъ кушемъ подѣлимся, что дырявые карманы могутъ совсѣмъ прорваться отъ тяжести...

-- Слова ваши -- истинный бальзамъ для души моей... Такъ какъ дѣло въ рукахъ моей дочери, то я даже не настаиваю, чтобы вы немедленно разъяснили его мнѣ... Я совершенно вамъ вѣрю, ребъ Хаимъ... Не угодно-ли?

Онъ досталъ свою тавлинку и поднесъ пріятелю. Тотъ забралъ порядочную щепотку и тутъ-же препроводилъ ее безъ остатка въ носъ. Аппетитно понюхалъ табачекъ и собственникъ тавлинки. Какъ тотъ, такъ и другой скорчили преуморительныя рожи и оба одновременно громко чихнули.

-- Будьте здоровы, ребъ Хаимъ!-- произнесъ ребъ Борухъ.

-- Сто тысячъ карбованцевъ на мелкіе расходы,-- съострилъ ребъ Хаимъ.

-- Ну, зачѣмъ такъ много? И не сосчитаешь; дай Богъ хоть какую-нибудь тысяченку на большіе.

-- Тысяченку?... За тысяченку я вамъ ручаюсь, если только ваша Ривка маху не дастъ.

-- Не безпокойтесь, не дастъ!-- съ увѣренностью произнесъ ребъ Борухъ.

-- Въ такомъ случаѣ, мы съ вами тоже маху не дадимъ и здорово нагрѣемъ ребъ Соломона Фридмана...

Оба пріятеля весело засмѣялись, пожелали другъ другу всякихъ благъ и разошлись.

II.

Въ тотъ же самый день, вечеромъ, у богатаго подрядчика Соломона Фридмана было назначено экстренное собраніе по случаю великаго несчастья, нежданно-негаданно обрушившагося на головы монополистовъ по подрядамъ въ N--скомъ округѣ путей сообщенія. Недѣли двѣ тому назадъ, въ N пріѣхалъ купецъ Сальниковъ, ежедневно являлся въ канцелярію округа и тщательно изучалъ кондиціи и смѣты на перестройку двухъ шлюзовъ, четырехъ плотинъ и разводнаго моста. Работа эта находилась въ первомъ отдѣленіи округа, и ребъ Соломонъ смотрѣлъ на нее, какъ на собственно ему принадлежащую. Слишкомъ тридцать лѣтъ онъ хозяйничалъ въ этомъ отдѣленіи, и никогда никто не смѣлъ даже и думать отнять у него его собственность. Она, эта собственность, перешла къ нему и была закрѣплена за нимъ въ силу "хозаки" послѣ смерти его дяди, который, въ свою очередь, всю жизнь хозяйничалъ въ этомъ отдѣленіи и послѣ его смерти оно перешло къ нему, какъ единственному наслѣднику, такъ какъ дядя умеръ бездѣтнымъ. Хотя вызовы къ торгамъ печатались всегда и въ мѣстныхъ губернскихъ вѣдомостяхъ, и въ столичныхъ газетахъ, но до сихъ поръ не случалось, чтобы кто либо изъ купцовъ внутреннихъ губерній явился на торги; купцы же евреи довольствовались освященнымъ обычаями десятипроцентнымъ отступнымъ съ валовой суммы подряда и конкуррентами на торги не являлись, хотя прогрессивно увеличивавшееся богатство монополистовъ возбуждало въ нихъ не малую зависть. Но кто же могъ выступить конкуррентомъ этихъ монополистовъ, когда они завладѣли округомъ въ силу "хозаки?!.." Такого смѣльчака среди еврейскихъ подрядчиковъ не могло найтись. И со скрежетомъ зубовнымъ пользовались еврейскіе подрядчики малыми крохами отъ обильной и жирной добычи монополистовъ. Послѣдніе, вооруженные своимъ правомъ, относились къ окружающимъ свысока и выдѣляли имъ эти крохи съ возмутительнымъ пренебреженіемъ. Но вотъ наступилъ для монополистовъ въ высшей степени непріятный моментъ. На торги явился человѣкъ, который не только не признаетъ силу "хозаки", но если бы онъ только узналъ о существованіи этой "хозаки", то не поцеремонился бы дать знать объ этомъ кому слѣдуетъ, и великая опасность грозила бы не только монополистамъ, но еврейству вообще... Надо было, во чтобы то ни стало, или купить этого человѣка, т. е. склонить его на стачку и заплатить ему отступное, или же... но зачѣмъ мы будемъ забѣгать впередъ, когда сейчасъ будемъ присутствовать на назначенномъ по этому самому поводу засѣданіи подрядчиковъ-монополистовъ.

Въ большомъ кабинетѣ ребъ Соломона Фридмана всѣ были уже въ полномъ сборѣ. Самъ хозяинъ, высокій и тучный еврей, съ короткой шеей и большой головой, одѣтый, по домашнему, въ дорогой шелковый халатъ малиноваго цвѣта и въ ермолкѣ изъ настоящаго бархата, важно поглаживалъ лѣвой рукой свою остроконечную маленькую сѣдую бородку, и съ замѣтнымъ безпокойствомъ, отражавшимся въ его большихъ сѣрыхъ глазахъ, хранилъ глубокое молчаніе. Молчали и его гости: ребъ Шмуэль Кацъ, ребъ Ворахъ Идзонъ, ребъ Моше Штангъ, ребъ Мендель Боремъ и ребъ Хацкель Кокерманъ. Первые двое, если читатель не забылъ, товарищи хозяина по монополіи на работы въ N--скомъ округѣ путей сообщенія, ребъ Моше Штангъ и ребъ Мендель Боремъ -- почетныя лица города, извѣстные практики и мудрецы съ удивительно умными головами. Ихъ пригласили для совѣта, и они охотно явились, ибо спеціальность ихъ въ томъ и состояла, чтобы выдумывать хорошіе совѣты, когда обстоятельства того требовали. Люди они были богатые и никакими дѣлами не занимались. Жили они доходами отъ собственныхъ домовъ и наслѣдственныхъ капиталовъ и все свое свободное время посвящали чужимъ дѣламъ и религіознымъ бесѣдамъ на талмудическія темы. Извѣстно, ничто такъ не изощряетъ человѣческій умъ какъ изученіе талмуда, ибо въ немъ рѣшительно все заключается: какъ мірское, такъ и божественное. Всякія христіанскія науки какъ настоящаго времени, такъ и будущаго,-- все это въ талмудѣ давно обслѣдовано и разъяснено. Мало того, талмудъ заключаетъ въ себѣ такія хитроумныя штуки, пониманіе которыхъ людскому уму даже недоступно; возможно, что самимъ его составителямъ не было понятно, въ чемъ заключается суть ими самими высказанныхъ великихъ истинъ. И такъ какъ и ребъ Моше Штангъ, и ребъ Мендель Боремъ,-- оба уже старики,-- всю жизнь посвящали изученію талмуда, то, естественно, умнѣе этихъ людей не было на свѣтѣ. Въ этомъ были убѣждены всѣ N--скіе евреи, а больше всѣхъ ихъ сами ребъ Моше Штангъ и ребъ Мендель Боремъ. Хотя пословица и утверждаетъ, что здоровый духъ заключается въ здоровомъ тѣлѣ,-- пріятели наши представляли собой явное опроверженіе этой истины. По ихъ наружности никакъ нельзя было предположить въ нихъ ничего умственно-выдающагося и великаго. Природа какъ будто подшутила и, надо прибавить, довольно зло надъ нашими мудрецами. Роста они были весьма малаго и оба съ горбами. У ребъ Моше былъ горбъ съ правой стороны, а у ребъ Менделя -- съ лѣвой. Ребъ Мендель былъ подслѣповатъ на оба глаза, а ребъ Моше только на одинъ лѣвый, ибо правымъ глазомъ онъ ничего не видѣлъ, такъ какъ онъ былъ весь затянутъ у него бѣльмомъ. У ребъ Моше на лицѣ были нѣкоторые намеки на растительность, и онъ полагалъ, что Господь наградилъ его бородой, а ребъ Мендель, за полнымъ отсутствіемъ волосъ на лицѣ, этого полагать не могъ и долженъ былъ удовольствоваться жидкими пейсами, хотя и достаточно длинными, но прямыми и жесткими, которые, не смотря на всѣ его старанія, не завивались въ кольца. Ребъ Мендель обладалъ голосомъ пискливымъ, совершенно дѣтскимъ; ребъ Моше -- тонкимъ, съ чуть замѣтной хрипотой. Само собою разумѣется, что тотъ и другой считались первыми ораторами въ городѣ, хотя они никогда рѣчей не произносили, такъ какъ страдали одышкой въ высшей степени, и свои великія мысли высказывали весьма кратко, но за то убѣдительно. Таковы были по наружности великіе мудрецы города N., безъ совѣта которыхъ никто не начиналъ и не кончалъ ни одного серьезнаго дѣла. Что касается Хацкеля Кокермана,-- то это былъ самый главный "махеръ". Помимо неприличной фамиліи, онъ еще имѣлъ весьма оскорбительную кличку, которая, впрочемъ, была имъ вполнѣ заслужена: его звали въ глаза и за глаза Хацкель Лигнеръ (врунъ). Дѣйствительно, человѣкъ этотъ во всю свою жизнь врядъ ли обмолвился хоть однимъ словомъ правды. Вралъ онъ мастерски, съ увлеченіемъ и обладалъ удивительнымъ даромъ краснорѣчія. Онъ никогда не попадалъ впросакъ и никакія разоблаченія не заставляли его краснѣть. Онъ всѣмъ смотрѣлъ прямо въ лицо и выслушивалъ, не моргнувъ, даже самыя страшныя обвиненія и всякую ругань. Никто не могъ отъ него отдѣлаться, и всѣ вынуждены были терпѣть его присутствіе. Не даромъ о немъ говорили: "хоть брось ему въ глаза кошку, онъ и тутъ не отступитъ"... При такихъ своихъ выдающихся качествахъ, неудивительно, если Хацкель Кокерманъ, онъ же и Лигнеръ, очутился во главѣ махеровъ.

Но возвратимся къ разсказу.

Итакъ, всѣ хранили глубокое молчаніе, и въ кабинетѣ ребъ Соломона Фридмана царствовала тишина. Хацкель Лигнеръ не могъ совладать съ подвижностью своей натуры. Ему не сидѣлось на мѣстѣ.

-- Однако-жъ, негодяй Шимка могъ уже быть назадъ... Что онъ замѣшкался, когда знаетъ, съ какимъ нетерпѣніемъ его ждутъ... Развѣ я бы не справился съ такимъ порученіемъ въ какіе нибудь полчаса, а онъ уже больше двухъ часовъ пропадаетъ и заставляетъ ждать себя, какъ какая нибудь важная персона...-- со злобой заговорилъ Лигнеръ.-- Нѣтъ, такимъ дуракамъ никакого дѣла поручить нельзя... Я бы этого Сальникова на плечахъ бы сюда притащилъ, помимо его воли... Какъ собачка онъ бы за мною прибѣжалъ...

-- Зачѣмъ же ты за нимъ не отправился?-- съ явной ироніей въ голосѣ спросилъ хозяинъ.

-- Зачѣмъ?.. Зачѣмъ?.. Извѣстно, зачѣмъ,-- вспыхнулъ Лигнеръ.-- Мои родители, слава Создателю, были праведные евреи и поганымъ языкамъ нечестивыхъ меня не обучили... Я, слава Богу, по русски говорить не умѣю и объясняться съ этимъ подлымъ Сальниковымъ не могу... Охъ, если бы только...

Но договорить Лигнеру не пришлось. На порогѣ по явился давно ожидаемый съ такимъ нетерпѣніемъ Сименъ Хаперъ, второй послѣ Лигнера, по своему значенію, махеръ. Онъ имѣлъ весьма печальный видъ: длиннополый сюртукъ его былъ весь выпачканъ, а правый глазъ былъ сильно подбитъ.

-- Ну, что -- спросили въ одинъ голосъ всѣ присутствующіе.

-- Охъ, благочестивые евреи, дайте немного придти въ себя... Дайте немного отдышаться... Я вамъ все, рѣшительно все разскажу, вы мнѣ только дайте отдохнуть...

-- Ты намъ только одно скажи,-- нетерпѣливо перебилъ его ребъ Соломонъ.-- Согласился этотъ проклятый гой придти на засѣданіе или нѣтъ.

Сименъ Хаперъ, тяжело дыша, отрицательно покачалъ головой.

-- Но почему-же... Что онъ тебѣ отвѣтилъ на приглашеніе.

-- Онъ мнѣ такъ паскудно отвѣтилъ, что остается только выпросить у Бога, чтобы онъ покаралъ этого "цейреръ Исроилъ" (преслѣдователя Израиля) не только всѣми карами египетскими, но чтобы Онъ создалъ для него такія, какихъ и египтяне не видѣли! Охъ, охъ, охъ... У меня еще до сихъ поръ спина болитъ отъ его отвѣта... Такого здороваго мужика я въ первый разъ вижу...

-- Неужели онъ тебя побилъ...

-- Побилъ. За что онъ меня бить будетъ... Онъ только вынесъ меня на рукахъ изъ своего номера и какъ какую-нибудь негодную тряпку, бросилъ въ корридорѣ на полъ... Вѣрите ли, благочестивые евреи, я такъ испугался, такъ испугался... Думалъ, конецъ мой пришелъ...

-- А это тоже отъ испуга -- насмѣшливо спросилъ Лигнеръ, указывая на синякъ подъ правымъ глазомъ.

-- Нѣтъ, не отъ испуга. Это проклятый гой нечаянно задѣлъ моимъ лицомъ крюкъ, который торчалъ около дверей... А все-таки, я такъ полагаю, что еще счастливо отдѣлался.

-- Брось свои разсужденія и разскажи, какъ дѣло было,-- перебилъ ребъ Соломонъ.

-- Сейчасъ я вамъ все по порядку,-- пришелъ въ себя Сименъ Хаперъ, замѣтно оживившись,-- по порядку съ начала до конца. Пришелъ я въ гостинницу, хочу я спросить у Антошки, въ какомъ номерѣ остановился купецъ Сальниковъ! А Антошки нѣтъ: вѣчно онъ пропадаетъ, когда его нужно. Дѣлать нечего, я подождалъ, пока онъ пришелъ, хотя ждать пришлось очень долго. Хорошо. Вотъ, мнѣ Антошка говоритъ: "купецъ Сальниковъ въ No 5 живетъ". Я, какъ человѣкъ вѣжливый, знающій, какъ надо обращаться съ "гоями", снялъ шапку, тихонечко открылъ двери номера, просунулъ голову и вѣжливымъ голосомъ спрашиваю: "дозвольте, гошподинъ почтительный купецъ, къ вамъ на одинъ пулъ-минуточка". Сказалъ я это для деликатности и тутъ же вошелъ въ комнату со всей моей фигурой. Вижу, сидитъ купецъ Сальниковъ за столомъ и пьетъ себѣ чай. Я ему почтительно кланяюсь и молчу; молчитъ и онъ, только очень на меня строго смотритъ. Но вы знаете, я человѣкъ храбрый, ничуть не испугался и кланяюсь ему еще разъ... Купцу видно понравилось, что имѣетъ онъ дѣло съ деликатнымъ человѣкомъ. Довольно можно сказать вѣжливо онъ меня спрашиваетъ: "Что тебѣ надо" -- "Позвольте говорю, познакомиться..." -- "Развѣ дѣло есть" -- спрашиваетъ купецъ. Тутъ ужъ я немножко усмѣхнулся и говорю: "Ну, зачѣмъ бы я такого почтительнаго купца безпокоилъ безъ дѣла" Должно быть я ему очень понравился за мои умныя слова, потому что онъ засмѣялся и попросилъ меня садиться. Я, знаете, довольно смѣло взялъ себѣ стулъ и противъ самаго его лица и сѣлъ. Сижу я довольно важно и оглядываю купца Сальникова. Лицо у него красивое и борода такая, что мнѣ даже жалко стало: зачѣмъ это Богъ нечестивому гою такое хорошее украшеніе далъ. Знаете, такой бороды ни у одного изъ здѣшнихъ благочестивыхъ евреевъ не найдется... Могу сказать на рѣдкость.

-- Послушай, Шимка,-- перебилъ его ребъ Соломонъ Фридманъ.-- Долго ты насъ своими пустяками будешь занимать? Что намъ за дѣло до бороды подлаго гоя... Ты намъ дѣло говори покороче.

-- Извините, ребъ Соломонъ, могу и покороче. Только я долженъ сказать, такой славной бороды во всю мою жизнь не видалъ... Хорошо. Такъ вотъ, сидимъ мы другъ противъ друга, какъ самые хорошіе друзья.-- "Какое же, спрашиваетъ купецъ, у тебя до меня дѣло" -- "А такое, говорю, что, когда я вамъ о дѣлѣ моемъ скажу, вы должны очень обрадоваться и мнѣ за это большущую награду дать, потому для васъ тутъ гешефтъ такой выгодный будетъ, что вы со своего стула до самаго потолка отъ радости подпрыгните... Только какъ я вамъ другъ и много даже вамъ добра желаю, то хочу вамъ посовѣтовать, когда вы до потолка прыгать будете, будьте, пожалуйста, осторожны, чтобы, сохрани Богъ, голову о потолокъ не задѣть... Чтобы вамъ больно не сдѣлалось..." Сказалъ я ему эти умныя слова и засмѣялся; купецъ Сальниковъ чуточку тоже засмѣялся... Неправда ли, благочестивые евреи, я очень умно ему сказалъ...

Сименъ Хаперъ прекратилъ разсказъ и торжествующимъ взглядомъ обвелъ присутствующихъ, ожидая, чтобы они высказали одобреніе его умнымъ словамъ. Но вмѣсто ожидаемой похвалы, къ нему подошелъ Лигнеръ, сердито толкнулъ его въ бокъ и угрожающимъ голосомъ произнесъ:

-- Слушай, Шимка, что ты дуракъ, это знаютъ всѣ евреи, а потому ничего умнаго ни выдумывать, ни сказать никогда не съумѣешь!.. И напрасно думаешь, что намъ всѣмъ пріятно слушать твои разглагольствованія!.. Какое право имѣешь ты, паршивецъ, такимъ почтеннымъ господамъ глупыя сказки разсказывать?.. Одно изъ двухъ, или говори дѣло, или я тебя вышвырну вонъ отсюда, какъ самую паскудную собаку!..

-- Ну, за что, евреи, онъ на меня нападаетъ?..-- взмолился плачевнымъ голосомъ Сименъ Хаперъ.-- И что за несчастный день выдался сегодня для меня!.. Купецъ Сальниковъ чуть меня драгоцѣнной жизни моей не лишилъ, а онъ еще хочетъ меня выбросить, какъ паскудную собаку!.. Заступитесь за меня, благочестивые евреи...

-- Послушай, Шимка,-- сердито и громко перебилъ его ребъ Соломонъ Фридманъ,-- если ты въ двухъ словахъ не скажешь намъ, чѣмъ кончилось твое свиданіе съ Сальниковымъ, то клянусь тебѣ моей бородой и пейсами, что не только выгоню тебя изъ дома, какъ собаку, но запрещу тебѣ на вѣки переступать мой порогъ!..

-- Святой талмудъ говоритъ,-- пропищалъ Моше Штангъ,-- кто тратитъ мало словъ, тотъ истинный мудрецъ и имѣетъ много шансовъ стать богатымъ человѣкомъ, ибо онъ сохраняетъ время для дѣла...

-- Да, такъ говоритъ святой талмудъ,-- подтвердилъ Мендель Боремъ.-- А ты, Сименъ, останешься нищимъ на всю жизнь, ибо все твое время уходитъ на пустую болтовню...

-- Безъ всякихъ околичностей и пустыхъ словъ разскажи намъ сущность дѣла,-- вставилъ свое слово ребъ Шмуэль Кацъ.-- Твои разсужденія намъ не нужны!.. Дѣло намъ говори, дѣло!..

Сименъ Хаперъ совершенно опѣшилъ. Онъ грустно опустилъ голову и заговорилъ плачевнымъ голосомъ:

-- Я буду кратокъ... такъ кратокъ, какъ больше ужъ нельзя...

-- И хорошо сдѣлаешь,-- перебило его нѣсколько голосовъ.

-- Такъ вотъ,-- продолжалъ болѣе спокойно Сименъ Хаперъ.-- Когда я пересталъ смѣяться, купецъ Сальниковъ спросилъ, въ чемъ заключается дѣло, которое можетъ его заставить отъ радости до потолка прыгать? Я ему и объявилъ, что самые почтенные и богатые наши купцы: ребъ Соломонъ Фридманъ, ребъ Шмуэль Кацъ и ребъ Борахъ Идзонъ согласились принять его въ свою компанію; что они приглашаютъ его на засѣданіе, чтобы уговориться на счетъ стачки; что на этомъ засѣданіи будутъ присутствовать великіе мудрецы ребъ Моше Штангъ и ребъ Мендель Боремъ; что при помощи этихъ мудрецовъ можно устроить такую хорошую стачку, что всѣмъ будетъ хорошо, что всѣ останутся въ барышахъ... И что онъ, купецъ Сальниковъ, славно заработаетъ, потому что обидѣть его никто не хочетъ... Онъ выслушалъ меня съ самымъ великолѣпнымъ вниманіемъ и все время одобрительно качалъ головой... Я радовался про себя и думалъ, что имѣю дѣло съ хорошимъ человѣкомъ, умнымъ подрядчикомъ, а кончилось все очень паскудно...

Сименъ Хаперъ вздохнулъ и уныло замолчалъ.

-- Чѣмъ же кончилось!-- перебили его молчаніе нѣсколько голосовъ.

-- Я же вамъ говорю,-- совершенно убитымъ голосомъ заговорилъ опять Сименъ Хаперъ.-- Я же вамъ говорю, весьма паскудно кончилось. Когда я мои слова ему всѣ высказалъ, онъ минуточку тихо посидѣлъ, потомъ покачалъ головой и спросилъ.-- "Такъ жиды хотятъ, чтобы я съ ними въ стачку вошелъ?" -- "Какой, говорю, вы умный, вы меня, съ одного слова поняли". Вдругъ онъ очень разсердился и закричалъ: "Передай ты отъ моего имени жидамъ, что ни въ какую стачку я съ ними не пойду и что вообще никакого дѣла съ ними, пархатыми, имѣть не желаю.. Такъ ты имъ передай, а теперь можешь убираться вонъ!.." Ну, думаю, онъ такую на себя фанаберію напускаетъ, чтобы цѣну себѣ набить, и сижу себѣ спокойно на стулѣ и обдумываю себѣ, какими умными словами продолжать бесѣду нашу, а онъ ужъ совсѣмъ неделикатно вдругъ крикнулъ: "Чтоже ты, жидюга, разсѣлся тутъ? Я же тебѣ, кажется, русскимъ языкомъ говорилъ,-- пошелъ вонъ!.." Вижу человѣкъ сердится и захотѣлъ его остроумнымъ словомъ разсмѣшить -- "Это, говорю, совсѣмъ вѣрно: "пошелъ вонъ" будетъ по русски: потому что по нѣмецки надо сказать: "гей фортъ". Что же, вы думаете, онъ отвѣтилъ на мою остроумную шутку?-- Сименъ Хаперъ грустно вздохнулъ и со слезами на глазахъ окончилъ.-- Онъ мнѣ ни однимъ остроумнымъ словомъ не отвѣтилъ, а поднялъ меня со стула, какъ маленькое дитя, и на рукахъ вынесъ меня изъ номера и бросилъ въ корридорѣ на полъ... И хоть бы онъ это осторожно сдѣлалъ, такъ нѣтъ: задѣлъ таки лицомъ моимъ у самыхъ дверей за крюкъ и вотъ, сами видите, какъ проклятый гой обезобразилъ еврея...

Произнеся послѣднія слова, Сименъ Хаперъ заплакалъ. Но на жестокосердаго Кокермана даже слезы Хапера не произвели впечатлѣнія и не возбудили въ немъ никакого сочувствія къ пострадавшему.

-- Дуракъ!.. Дуракъ!..-- произнесъ онъ съ презрѣніемъ.-- И для того, чтобы быть выгнаннымъ съ такимъ позоромъ, ты просидѣлъ у Сальникова цѣлыхъ три часа?..

-- Ошибаетесь,-- запальчиво отвѣтилъ Симонъ Хаперъ.-- Я больше десяти минутъ у него и не сидѣлъ.

-- Зачѣмъ же ты такъ поздно возвратился?.. Гдѣ же ты пропадалъ такъ долго?.. Развѣ ты забылъ, какіе почтенные евреи дожидались тебя съ такимъ нетерпѣніемъ?!.

-- Развѣ я бы осмѣлился забыть это?.. Тутъ ужъ моей вины нѣтъ... Тутъ ужъ моя шапка виновата во всемъ... Меня то Сальниковъ не забылъ выбросить изъ номера, а мою шапку выбросить вмѣстѣ со мною онъ забылъ... Что же мнѣ было дѣлать?.. Самому пойти за шапкой, я побоялся: у меня жена и дѣти,-- рискнуть жизнью и оставить ихъ сиротами не имѣлъ я права, а проклятый Антошка опять куда то пропалъ... Цѣлыхъ два часа я его ждалъ, пока онъ появился и вынесъ мнѣ мою шапку... Не могъ же я съ непокрытой головой уйти изъ гостинницы,-- заключилъ Сименъ Хаперъ.

III.

Разсказъ Хапера произвелъ на присутствующихъ очень непріятное впечатлѣніе. Онъ окончательно убѣдилъ ихъ, что обрушившійся ударъ неотразимъ, что предстоятъ большіе убытки въ настоящемъ, и, кто знаетъ, можетъ быть еще большіе убытки въ будущемъ. Наступило довольно продолжительное молчаніе. Ребъ Соломонъ Фридманъ нетерпѣливо пощипывалъ бороду, ребъ Шмуль Кацъ и ребъ Ворахъ Идзонъ растерянно переглядывались, а махеры глубокомысленно и грустно качали головами. Только мудрецы наши, ребъ Моше Штангъ и ребъ Мендель Боремъ, не растерялись. Да и зачѣмъ имъ было растеряться?... Во-первыхъ, какъ истинные философы, они вообще никогда не предавались унынію; во вторыхъ, они одни изъ всѣхъ присутствующихъ не были матеріально заинтересованы въ дѣлѣ. Сознавая, что всѣ ждутъ ихъ совѣта, они моментально какъ будто преобразились. Ребъ Моше сталъ съ важностью крутить рѣдкую растительность на своемъ лицѣ, а ребъ Мендель съ неменьшей важностью сталъ завивать свои непослушные пейсы. Это означало, что великіе мудрецы думаютъ. Всѣ это знали, а потому никто не отважился нарушить молчаніе, чтобы не помѣшать мудрецамъ думать. Но вотъ, ребъ Мендель поднялъ указательный палецъ правой руки, сдѣлалъ имъ въ воздухѣ кругъ и глубокомысленно коснулся имъ праваго уха. То же самое немедленно продѣлалъ и ребъ Моше съ указательнымъ пальцемъ лѣвой руки, который онъ приложилъ къ лѣвому уху. Тогда присутствующіе насторожились и съ почтительнымъ любопытствомъ наклонились къ мудрецамъ.

-- Очевидно...-- пропищалъ своимъ дѣтскимъ голосомъ ребъ Мендель.

-- Очевидно,-- повторилъ за нимъ хрипло ребъ Моше.-- Что же тутъ очевидно?-- спросилъ ребъ Мендель.-- Очевидно, что никакого соглашенія съ Сальниковымъ состояться не можетъ,-- произнесъ ребъ Моше съ убѣжденіемъ.

-- Мудро, мудро вы сказали,-- одобрилъ ребъ Мендель и съ нѣкоторымъ оживленіемъ продолжалъ.-- И такъ какъ отъ такого оборота дѣла могутъ пострадать наши единовѣрцы, то мы обязаны хорошо подумать и найти для нихъ хорошій совѣтъ... Наша обязанность помочь праведнымъ евреямъ. Развѣ это не такъ, ребъ Моше.

-- Изъ вашихъ устъ сыплются не слова, а перлы.-- Такъ, значитъ, хорошо подумаемъ, ребъ Моше?

-- Не только хорошо, а великолѣпно подумаемъ, ребъ Мендель.

На этотъ разъ мудрецы думали не долго, и первый заговорилъ ребъ Моше.

-- Дѣло весьма серьезное, и мой совѣтъ будетъ тоже серьезный. Не можетъ быть и рѣчи о томъ, чтобы допустить Сальникова взять подрядъ. но какъ же это сдѣлать?... Тутъ есть только одно средство: надо вамъ, ребъ Соломонъ, заявить такія цѣны, чтобы себѣ въ убытокъ, и тогда подрядъ останется за вами, а Сальниковъ уйдетъ съ носомъ. Конечно, терять никому не хочется и карману своему никто не врагъ. Но вы должны принять во вниманіе, что свою потерю наверстаете въ будущемъ. Если же отнесетесь къ этому дѣлу недостаточно внимательно и чуточку поскупитесь, то отъ этого можетъ произойти большое несчастье на всѣ вѣка и для многихъ евреевъ!... Я ужъ не говорю о ребъ Шмуэлѣ и ребъ Зорахѣ, которымъ это повредитъ,-- они люди богатые, какъ-нибудь проживутъ,-- а вотъ несчастные махеры,-- только около васъ они кормятся,-- вѣдь они, бѣдные, съ голоду всѣ помрутъ, если округъ путей сообщенія перейдетъ въ христіанскія руки!... А допустите Сальникова только до одного подряда, онъ весь округъ заберетъ.... Итакъ, ребъ Соломонъ, скиньте съ назначенныхъ по смѣтамъ цѣнъ 50%, и торги останутся за вами... Когда грозитъ такое большое несчастье, на временныя потери нельзя обращать вниманія и скупиться невозможно... Сбросьте съ цѣнъ 50%, вотъ вамъ мой совѣтъ...

Все время, что ребъ Моше говорилъ, ребъ Мендель одобрительно кивалъ головою.

-- Но если сбросить 50%, то, вы знаете, какой будетъ убытокъ?-- печально спросилъ ребъ Соломонъ.

-- Тысячъ 7--8...

-- Нѣтъ, больше... гораздо больше... Тысячъ 10--12... Прибавьте къ тому и тѣ тысячъ 20--25 барыша, которыхъ я лишаюсь, то какой же капиталъ выйдетъ?...

-- Большущій, очень большущій капиталъ!-- согласился ребъ Моше.-- Но принимая во вниманіе...

-- Позвольте мнѣ, ребъ Моше, сказать немножко словъ,-- перебилъ его ребъ Мендель.

-- Говорите, ребъ Мендель. И я, и всѣ будемъ васъ слушать съ отверстыми ушами.

-- Все, что сказалъ вамъ ребъ Моше, началъ ребъ Мендель,-- это такъ умно, что умнѣе и я бы вамъ не сказалъ. Не подлежитъ сомнѣнію, что его совѣтъ долженъ быть исполненъ съ полною точностью: съ цѣнъ надо спустить 50% и подрядъ долженъ остаться за ребъ Соломономъ... Но тутъ выйдетъ большущая потеря и для одного человѣка столько терять будетъ очень чувствительно... И такъ какъ, если Сальникова допустить къ подрядамъ въ отдѣленіе ребъ Соломона, то онъ полѣзетъ потомъ и въ отдѣленіе ребъ Шмуэля и въ отдѣленіе ребъ Зораха... И такъ какъ все, что я сказалъ, вѣрно,-- то мой совѣтъ, чтобы ребъ Шмуэль и ребъ Зорахъ участвовали въ убыткахъ ребъ Соломона... Вотъ и всѣ "немножко" словъ, которыя я хотѣлъ вамъ сказать...

-- И каждое изъ этихъ "немножко" словъ есть чистое золото,-- подхватилъ ребъ Моше.-- И еслибъ ихъ не сказалъ ребъ Мендель, то я ихъ хотѣлъ сказать. Такъ какъ этотъ проклятый Сальниковъ одинаково посягаетъ на благосостояніе и ребъ Соломона, и ребъ Шмуэля, и ребъ Зораха, то ребъ Соломонъ, и ребъ Шмуэль, и ребъ Зорахъ должны соединиться вмѣстѣ и дѣйствовать противъ проклятаго "гоя" общимъ капиталомъ..

Ребъ Шмуэль и ребъ Зорахъ противъ рѣшенія мудрецовъ не протестовали и тутъ же приступили къ составленію письменныхъ условій по этому поводу. Ребъ Мендель, владѣвшій хотя подслѣповатыми, но обоими глазами, вооружился перомъ, чтобы изложить все на бумагѣ, но ему помѣшалъ появившійся слуга, который громко заявилъ, обращаясь къ хозяину.

-- Пришли Борухъ и Хаимъ и желаютъ вамъ что-то сказать...

-- Развѣ ты имъ не говорилъ, кто тутъ у меня сидитъ?-- строго перебилъ его ребъ Соломонъ.

-- Какъ же, я имъ сказалъ, а они не хотятъ уйти.

-- Что же ты съ ними церемонишься, гони ихъ въ шею, этихъ "шлеперъ" (голышей, нищихъ).

Но тутъ ребъ Хаимъ ворвался въ кабинетъ, таща за руку ребъ Боруха.

-- Это что такое?-- строго наступилъ ребъ Соломонъ на пришедшихъ.-- Какъ вы смѣете безъ зова врываться ко мнѣ, когда я занятъ, и у меня сидятъ первые "гвиримъ" (богачи) города?... Вонъ, дерзкіе нахалы!... вонъ, "шлеперъ!..."

Но къ великому удивленію хозяина и его гостей, ребъ Хаимъ не только не растерялся предъ ребъ Соломономъ, а насильно удержавъ готоваго ретироваться назадъ ребъ Боруха, хладнокровно произнесъ:

-- Что мы "шлеперъ" -- это вѣрно, но зачѣмъ вы сердитесь, ребъ Соломонъ? И зачѣмъ вы кричите понапрасну? Развѣ вы хотите охрипнуть и испортить вашъ прекрасный голосъ?

-- Ты еще смѣешь мнѣ дерзости говорить?

-- Не горячитесь, ребъ Соломонъ! Ради Бога, не горячитесь. Развѣ я, ничтожный Хаимъ Клугеръ, не знаю, кто вы, и кто я?... Пускай у меня отсохнетъ языкъ, если я хотѣлъ вамъ сказать хоть самую малѣйшую дерзость... Напротивъ, мы пришли вамъ сказать пріятныя слова, очень пріятныя... Когда вы услышите то, что мы вамъ скажемъ, то не только не будете сердиться на насъ, что пришли къ вамъ безъ зова, но еще благодарить насъ будете и еще скажете намъ: "садитесь, ребъ Хаимъ, садитесь, ребъ Борухъ". Но пока вы узнаете, въ чемъ дѣло, и скажете это, простите, ребъ Соломонъ, я сяду безъ приглашенія... Очень ужъ я утомленъ... Ребъ Борухъ,-- обратился онъ къ товарищу,-- вѣдь вы тоже устали, отчего же вы не садитесь?

Произнося послѣднія слова, ребъ Хаимъ Клугеръ, съ не измѣнявшимъ ему все время хладнокровіемъ, подалъ стулъ ребъ Боруху и самъ усѣлся. Недоумѣніе присутствовавшихъ смѣнилось любопытствомъ, ибо для всѣхъ стало ясно, что ребъ Хаимъ Клугеръ недаромъ ведетъ себя такъ нахально.

-- Что же вы намъ скажете!-- спросилъ ребъ Соломонъ болѣе мягкимъ голосомъ.

-- Что я вамъ скажу!... Я вамъ скажу очень хорошую вещь... Вы сейчасъ услышите, что я вамъ скажу... Ребъ Борухъ,-- обратился онъ къ товарищу.-- ваша табакерка при васъ... Угостите, пожайлуста, вашимъ прекраснымъ табачкомъ...

Ребъ Борухъ подалъ ему тавлинку, и ребъ Хаимъ медленно набралъ изрядную щепотку табаку, еще медленнѣе онъ ее всю безъ остатка препроводилъ въ свой носъ, безъ всякаго стѣсненія чихнулъ на весь кабинетъ, съ достоинствомъ, и опять таки медленно вытеръ носъ рукавомъ и произнесъ:

-- Ухъ, какой крѣпкій табачекъ...

-- Да скажешь ты, наконецъ, въ чемъ дѣло!-- вспыхнулъ ребъ Соломонъ.

-- Говори же!... Говори!...-- раздались нетерпѣливые голоса ребъ Шмуэля и ребъ Зораха.

-- Для чего же мы сюда пришли!-- улыбнулся ребъ Хаимъ.-- Разумѣется, мы пришли говорить и будемъ говорить. Слушайте, ребъ Соломонъ, и вы всѣ почтенные "раббосай" (господа)! Въ гнѣвѣ Своемъ хотѣлъ Господь испытать насъ; именно испытать, а не наказать. Онъ наслалъ на насъ нечестиваго "гоя" Сальникова. Этотъ Сальниковъ,-- да уничтожитъ Господь его со всѣмъ потомствомъ,-- хуже всякаго Гомона (Амана). Онъ не только отказался вступить въ соглашеніе съ праведными евреями, но еще насмѣхался надъ ними и посланнаго отъ нихъ ребъ Симена Хапера не только выгналъ, но чуть жизни не лишилъ. Антошка вѣдь тоже "гой", а когда онъ мнѣ разсказывалъ, въ какомъ видѣ онъ засталъ ребъ Симена въ корридорѣ, у него были слезы на глазахъ. Вамъ, должно быть, еще до сихъ поръ больно!-- повернулся онъ въ сторону Хапера.-- И такой у васъ синякъ подъ глазомъ!... Этотъ гой -- настоящій разбойникъ, онъ совсѣмъ изуродовалъ еврея!... Но не безпокойтесь, "раббосай",-- опять повернулся онъ къ присутствующимъ.-- Какъ во времена Ахотвероса (Артаксеркса) явился славный Мардохай и его красивая племянница Эсфирь и уничтожили Гомона, такъ и теперь являюсь я, Хаимъ Клугеръ, мой другъ ребъ Борухъ Лейферъ и еще одно лицо, которое называть вамъ не стану, можетъ быть, лицо это даже красивѣе Эсфири и, съ Божьею помощью, мы уничтожимъ Сальникова!... Однимъ словомъ, не желаю томить васъ многословіемъ, скажу вамъ хорошо и кратко: Сальниковъ евреямъ больше не помѣха!... Онъ на торги не явится и конверта не подастъ. И это устроитъ вамъ я, Хаимъ Клугеръ, и другъ мой Борухъ Лейферъ. Ну что, ребъ Соломонъ и вы, "раббосай", хорошую вещь я вамъ сказалъ?...

-- Но какъ же вы это устроите?-- спросилъ ребъ Соломонъ.

-- Какъ мы это устроимъ... Ну, этого сказать мы вамъ не можемъ... Это наша самая большущая тайна, и еслибъ мы были глупы и открыли вамъ нашъ секретъ, то отъ этого для насъ вышелъ бы большой убытокъ. Но такъ какъ мы не только не глупы, но даже большіе умы имѣемъ, то будемъ молчать, какъ замороженныя рыбы подъ льдомъ и выторгуемъ отъ васъ самыя лучшія для насъ условія, а секретъ нашъ мы все-таки оставимъ на сохраненіе у самихъ себя. Не правда-ли, ребъ Борухъ, мы нашего секрета открыть не можемъ, чтобы, сохрани Богъ, намъ не было убытка?...

-- Такъ мы должны вамъ вѣрить на слово?...-- вспылилъ ребъ Соломонъ.

-- Зачѣмъ на слово!.. Мы можемъ вамъ поклясться нашими бородами и пейсами, что все будетъ такъ, какъ я говорилъ: что Сальникова отъ торговъ мы устранимъ...

-- Много стоятъ ваши бороды и пейсы,-- зло усмѣхнулся Хацкель Кокерманъ, который, какъ главный махеръ, былъ весьма огорченъ, что ничтожные его помощники, которыми онъ всегда помыкалъ и вѣчно третировалъ ихъ, явились вдругъ съ такимъ важнымъ секретомъ и, пожалуй, въ самомъ дѣлѣ устроятъ такое важное дѣло. Въ немъ тутъ профессіональная зависть заговорила.-- Да, много, стоятъ ваши бороды и пейсы,-- повторилъ онъ со злобой и презрѣніемъ. Цѣна имъ мѣдный грошъ, да и столько за нихъ никто не дастъ.

-- Ребъ Соломонъ, прикажите этому нахалу замолчать,-- хладнокровно проговорилъ Хаимъ Клугеръ,-- Зачѣмъ онъ лѣзетъ туда, куда его никто не проситъ?.. И какъ онъ смѣетъ въ вашемъ домѣ такъ громко разговаривать?.. "Хлебенъ" (ей Богу), я думаю, тутъ не синагогальная площадка, и не предбанникъ, чтобы всякій могъ "баламутствовать", сколько ему угодно... Тутъ засѣдаютъ первые въ нашемъ городѣ "гвиримъ" (богачи) и мудрецы, чтобы важное дѣло обсудить...

-- Не баламутствуй и ты такъ много,-- остановилъ краснорѣчіе Клугера хозяинъ.-- Скажи намъ лучше, какія условія ты хочешь намъ предложить?

-- Такъ какъ я и мой компаніонъ, ребъ Борухъ Лейферъ, евреи съ еврейскими душами, а не разбойники, и хотя мы знаемъ очень хорошо, что вы теперь въ нашихъ рукахъ,-- захотимъ -- выручимъ васъ, а не захотимъ, большущіе убытки понесете,-- и хотя намъ это очень хорошо извѣстно, но грабить васъ мы не желаемъ. Зачѣмъ евреямъ грабить еврея?.. Мы съ васъ потребуемъ такія условія, чтобы вамъ не было обидно, а намъ тоже не безвыгодно... Вотъ что мы отъ васъ потребуемъ: сто карбованцевъ вы намъ выдадите немедленно,-- это намъ нужно на расходы,-- а послѣ завтра, когда торги кончатся благополучно и подрядъ останется за вами,-- вы намъ заплатите пять тысячъ рубликовъ... Вы сейчасъ же напишите обязательство и вручите его на сохраненіе или ребъ Моше, или ребъ Менделю... Имъ и мы вѣримъ, и вы вѣрите...

-- Но пять тысячъ такъ много!-- протестовалъ ребъ Соломонъ.

-- А если всю эту исторію они выдумали, чтобы сто карбованцевъ выманить подъ предлогомъ предварительныхъ расходовъ?-- ехидно замѣтилъ Кокерманъ.

-- Это ужъ глупости ты говоришь, Кокерманъ,-- произнесъ ребъ Соломонъ.-- Посмѣютъ они мошенничать! Вѣдь тогда мы ихъ исключимъ изъ махеровъ и помрутъ голодной смертью... Впрочемъ, это дѣло не твое. Молчи и не смѣй больше вмѣшиваться... А ты, Хаимъ, много просишь!

-- Дѣло большое... Къ тому насъ двое -- всего по 2,500 рублей на человѣка... Развѣ это много? Признайтесь, если Сальниковъ явится къ торгамъ, вамъ 30--40% съ подрядной суммы придется скинуть, а это будетъ не 5 тысячъ, а шесть разъ, а можетъ и семь разъ пять... Такъ неужели вамъ не стыдно торговаться, когда мы такъ мало просимъ?..

-- Что скажете вы на это, ребъ Моше, и вы, ребъ Мендель?-- обратился ребъ Соломонъ къ мудрецамъ.

-- Мы на это можемъ сказать...-- произнесъ ребъ Мендель,-- Что мы можемъ на это сказать, ребъ Моше?

-- Мы можемъ на это сказать,-- отвѣтилъ ребъ Моше.-- Что сто рублей на предварительные расходы надо имъ выдать. И Хаимъ, и Борухъ не пойдутъ на такое дѣло, чтобы мошенническимъ образомъ выманить сто рублей: что же касается 5 тысячъ, то я бы желалъ послушать, что вы объ этомъ скажете, ребъ Мендель.

-- Если вы непремѣнно желаете, чтобы я сказалъ, такъ я и скажу: дѣло это стоитъ 5 тысячъ и Хаиму, и Боруху надо ихъ дать!..

-- Да, имъ надо дать 5 тысячъ,-- согласился ребъ Мендель.-- Торговаться съ ними не стоитъ. Потому что Хаимъ не дуракъ и ничего не уступитъ. Я по лицу его вижу, что онъ не уступитъ.

-- Дѣлать нечего, если вы рѣшили, то и я согласенъ.,-- промолвилъ ребъ Соломонъ.-- Ну, Хаимъ, вотъ тебѣ сто рублей на расходы, а обязательство мы сейчасъ напишемъ и отдадимъ на сохраненіе ребъ Менделю. Если сдѣлаешь дѣло,-- получишь послѣзавтра 5 тысячъ.

-- Если сдѣлаю дѣло?-- усмѣхнулся ребъ Хаимъ.-- Разумѣется, съ Божіей помощью, я сдѣлаю... Вы, ребъ Соломонъ, не сомнѣвайтесь...

Когда ребъ Хаимъ получилъ сто рублей и обязательство было написано и отдано на сохраненіе ребъ Менделю, пріятели наши пожелали всѣмъ спокойной ночи и удалились изъ комнаты.

IV.

-- Вы знаете, ребъ Хаимъ,-- весело проговорилъ ребъ Борухъ, лишь только они очутились на улицѣ,-- что вы умный человѣкъ, я всегда зналъ; теперь же я убѣдился, что умнѣе васъ и на свѣтѣ нѣтъ... И какъ вы съ ними разговаривали!.. Никогда ребъ Соломонъ насъ дальше своей передней не пускалъ, а тутъ мы такъ важно разсѣлись въ его кабинетѣ, точно мы такіе же "гвиримъ" (богачи), какъ и онъ, и какъ всѣ монополисты-подрядчики, ха, ха, ха...

-- Я же вамъ сказалъ, что настанетъ время, и "первые будутъ послѣдними, а послѣдніе будутъ первыми",-- съ важностью отвѣтилъ ребъ Хаимъ.-- Посмотрите, что будетъ, когда мы послѣ завтра карбованцы получимъ, когда мы будемъ съ капиталами... А вы знаете, ребъ Борухъ,-- продолжалъ весело ребъ Хаимъ,-- мнѣ въ голову пришелъ еще одинъ остроумный проектъ... Не знаю только одобрите ли вы его?

-- Какой же это будетъ проектъ?

-- Послѣзавтра мы оба будемъ богатые люди, отчего бы мнѣ съ вами не породниться?

Ребъ Борухъ выпучилъ глаза отъ неожиданности,-- до того дикимъ ему показалось предложеніе друга.

-- Развѣ вы хотите взять мою Ривку въ жены для вашего славнаго Нафтолія,-- произнесъ онъ неувѣренно.

-- Да, я хочу вашу славную Ривку въ жены моему славному Нафтолію... Это будетъ парочка на рѣдкость: красота и умъ соединятся вмѣстѣ; а мы себѣ будемъ смотрѣть на нихъ съ великимъ "нахесомъ" (радостью, утѣшеніемъ)... И какого славнаго мы отъ нихъ дождемся потомства!.. Что же касается приданаго, то мы вотъ какъ сдѣлаемъ: получимъ мы 5 тысячъ, изъ нихъ тысячу дѣтямъ въ приданое, а по двѣ тысячи намъ останется.

-- О, я совсѣмъ моимъ удовольствіемъ согласенъ!

-- Такъ по рукамъ,-- обрадовался ребъ Хаимъ и гулко ударилъ своею ладонью по ладони друга.-- А теперь займемся дѣломъ... Кстати вотъ магазинъ ребъ Юделя, самаго лучшаго часовыхъ дѣлъ мастера въ нашемъ городѣ... Зайдемте на минуточку...

Хотя ребъ Борухъ рѣшительно не зналъ, зачѣмъ другъ тащитъ его въ магазинъ Юделя, и какое это можетъ имѣть отношеніе къ ихъ дѣлу, тѣмъ не менѣе онъ послѣдовалъ за нимъ, безъ всякихъ разспросовъ.

-- Здравствуйте, ребъ Юдель... Ну, какъ ваши дѣла?-- привѣтствовалъ часовщика ребъ Хаимъ.

-- Если вы такъ поздно явились въ мой магазинъ, чтобы справиться о моихъ дѣлахъ,-- довольно не любезнымъ тономъ отвѣтилъ часовщикъ, презрительно оглядывая нашихъ друзей,-- то напрасно обезпокоились и очень хорошо сдѣлаете, если немедленно уберетесь туда, откуда пришли.

-- Какой же вы, ребъ Юдель, сердитый!.. Развѣ купецъ такъ долженъ встрѣчать покупателей?..

-- Тоже покупатель нашелся!-- брезгливо произнесъ часовщикъ.-- Вѣроятно, какая нибудь грошовая починка, такъ съ этимъ можете въ другое мѣсто отправляться.

-- Ну, а если не угадали?.. И если я вамъ скажу: "ребъ Юдель, дайте мнѣ сюда самые лучшіе золотые дамскіе часы, я ихъ покупаю и плачу наличными", что вы тогда скажете?

-- Вамъ нужны золотые дамскіе часы?...-- съ удивленіемъ спросилъ купецъ, но въ то же время голосъ его раздался гораздо мягче.-- Неужели вамъ нужны золотые часы?

-- Да, намъ нужны самые лучшіе золотые дамскіе часы... Самые лучшіе и самые дешевые.

-- Хе, хе, хе,-- ужъ добродушно засмѣялся толстый часовщикъ.-- Какой же вы шутникъ, ребъ Хаимъ,-- если самые лучшіе, то будутъ самые дорогіе... Впрочемъ, у меня товару много: есть и дешевые, есть и дорогіе, есть и очень дорогіе!

-- А эти какіе будутъ,-- указалъ ребъ Хаимъ.-- Какая имъ цѣна?

-- О, эти самые дорогіе и цѣна имъ большая... Берите подешевле.

-- Не хочу подешевле, мнѣ денегъ не жалко...-- съ важностью произнесъ ребъ Хаимъ.

-- Но вѣдь этимъ часамъ цѣна 65 руб. Развѣ это вамъ по карману?

-- А кто можетъ это лучше знать, чѣмъ я самъ? Если-бъ не было по карману, я бы не спрашивалъ... Но дѣло въ томъ, что этихъ денегъ они не стоятъ... 35 рубля вамъ дамъ за нихъ.

Долго торговались они, наконецъ, часы были уступлены за 40 руб.

-- А скажите мнѣ, ребъ Хаимъ,-- произнесъ часовщикъ, когда деньги были уплачены, и пріятели наши, распрощавшись, направились въ выходу,-- для кого вы купили эти часы? Кто вамъ поручилъ?

-- Тоже странный вопросъ!.. Стану я чужія порученія выполнять! Эти часики куплены для невѣсты моего сына, и да поможетъ ей Господь носить ихъ на здоровье.

Послѣднія слова ребъ Хаимъ произнесъ съ напускной важностью и съ гордо поднятой головой вышелъ изъ магазина.

-- Откуда бы у этого "шлепера" (нищаго) вдругъ столько денегъ появилось?-- качая въ недоумѣніи головой, произнесъ ему вслѣдъ ребъ Юдель.-- Не иначе, какъ ограбилъ онъ кого-нибудь или ловкое мошенничество совершилъ... Надо будетъ разузнать завтра.

-- Ну, ребъ Борухъ,-- произнесъ ребъ Хаимъ, очутившись опять на улицѣ,-- теперь намъ только къ Леѣ шинкаркѣ на минуточку, а потомъ ужъ къ вамъ -- устраивать наше дѣло семейное, а хлѣбное наше дѣло уже само собою устроится... Это и выйдетъ, какъ выражаются христіане, мы двухъ зайчиковъ за одинъ выстрѣлъ получимъ. И такъ какъ дружба дружбой, а разсчетъ разсчетомъ,-- то получите вашу долю изъ задатка... Тутъ ровно 30 карбованцевъ.

-- Это значитъ, вы дѣлаете подарокъ невѣстѣ вашего сына на половину на мой счетъ?-- улыбнулся ребъ Борухъ, пряча деньги.-- Вы очень ловкій человѣкъ, ребъ Хаимъ.

-- Вы забываете, что невѣста моего сына -- ваша родная дочь... Ну, да что объ этомъ толковать, время ужъ позднее -- надо поторопиться.

У шинкарки Леи наши пріятели пробыли недолго Ребъ Хаимъ велѣлъ завернуть въ бумагу половину жаренаго гуся, три десятка "кихлехъ" (пшеничныя лепешки). бутылку водки и бутылку ликера мѣстнаго приготовленія на заграничный манеръ. За все это онъ заплатилъ 2 руб. 17 к. и, взявъ свертокъ, скорымъ шагомъ отправился съ ребъ Борухомъ на квартиру послѣдняго.

-----

Ребъ Борухъ Лейферъ, хотя и жилъ въ центрѣ города на одной изъ лучшихъ улицъ, но занималъ квартиру весьма бѣдную, въ подвальномъ этажѣ большаго дома. Пріятели наши спустились внизъ и, шумно открывъ среднія двери, вошли въ довольно просторную комнату, тускло освѣщенную единственною сальной свѣчкою на большомъ некрашеномъ столѣ въ серединѣ. Кромѣ свѣчки на столѣ стоялъ громадный горшокъ съ куринымъ перомъ, уже очищеннымъ, а малыя горки еще не очищеннаго пера высились передъ каждымъ изъ многочисленныхъ членовъ семьи ребъ Боруха, которые сидѣли вокругъ стола и тщательно очищали перья отъ стебельковъ.

-- Добрый вечеръ, дорогая Бейля,-- шумно привѣтствовалъ ребъ Хаимъ хозяйку.-- Какъ чадолюбивая мать, вы не сидите, сложа руки, а приготовляете перо на перины и подушки для дочерей въ приданое. Хвалю, хвалю васъ за это... Но вотъ вамъ,-- онъ подалъ ей свой свертокъ.-- Тутъ половина жаренаго гуся, весьма вкуснаго и жирнаго, и другія хорошія вещи. Вы, пожалуйста, только осторожно развертывайте, тутъ посудины съ дорогими напитками то же есть... Чтобы, сохрани Богъ, не разбить.

-- Что-же это за праздникъ такой?-- съ недоумѣніемъ спросила Бейля, бережно принимая отъ него свертокъ.-- По какому случаю такой большой расходъ сдѣлали?

-- А это вы ужъ потомъ узнаете... Пожалуйста, очистите столъ и приготовьте намъ закуску: очень мы съ ребъ Борухомъ проголодались, а пока что, намъ надо поговорить съ вашей Ривочкой... Но гдѣ же она? я ее не вижу?

-- Она дома, въ той комнатѣ,-- указала Бейля рукой.

Ребъ Хаимъ и ребъ Борухъ направились въ сосѣднюю комнату. Бейля приступила къ очисткѣ стола отъ перьевъ, а многочисленное семейство ребъ Боруха сгруппировалось около свертка съ вкуснымъ и жирнымъ гусемъ и жадно его разглядывало.

-- Здравствуй Ривочка, здравствуй, красавица,-- привѣтствовалъ ребъ Хаимъ дочь Боруха.

-- А, ребъ Хаимъ! И ты тоже съ нимъ, отецъ?..-- гнѣвно сверкнула она глазами, не поднимаясь съ мѣста.-- Неужели вы пришли ко мнѣ, чтобы мнѣ "мусеръ" (нравоученія) читать? Такъ напрасно обезпокоились.

-- Что ты, что ты, Ривочка?-- поспѣшилъ перебить ее ребъ Хаимъ.-- Развѣ такая славная дѣвица, такая умница, какъ ты, нуждается въ "мусеръ?" Мы, напротивъ, пришли хвалить тебя за твой умъ, за твою красоту и принести тебѣ вотъ какой подарокъ. Ну, что? Нравится онъ тебѣ?

Ребъ Хаимъ добродушно разсмѣялся и подалъ ей золотые часы.

-- Неужели это мнѣ?-- Радостно сверкнула на него глазами Ривка.

-- Конечно, тебѣ, моя красавица, а то кто же еще достоинъ имѣть такіе великолѣпные часики?-- И Ребъ Хаимъ отечески ущипнулъ ее за щечку.-- Ты погоди, и не то еще будетъ: мы тебя одѣнемъ въ шелкъ и въ бархатъ, и еще какую золотую цѣпочку мы тебѣ купимъ!

Ривка широко открыла глаза и съ недоумѣніемъ смотрѣла то на ребъ Хаима, то на отца.

-- Но за что вы мнѣ все это дарите?..-- спросила она, наконецъ.

-- За что?... За твою красоту!.. За твой умъ!.. Видишь. Ривочка, какъ я цѣню тебя? Я тебя такъ цѣню, такъ цѣню, что лучшей невѣсты для моего Нафтолія мнѣ и не нужно...

-- Такъ вы хотите, чтобы я вышла замужъ за вашего Нафтолія?

-- А что?

-- Вѣдь онъ такъ безобразенъ и къ тому же прихрамываетъ...

-- Какъ красота, такъ и тѣлесный недостатокъ отъ Бога. И какъ тебѣ Господь далъ красоту, такъ сына моего Онъ же сдѣлалъ хромымъ... Какъ дѣвушка съ большимъ умомъ, ты должна это понимать и никакого вниманія не обращать на то, что одна ножка у Нафтолія чуть-чуточку, вотъ на такой мизинецъ, короче другой... Тѣмъ болѣе, когда у васъ будетъ приданое въ 1000 рублей...

-- Тысячу рублей въ приданое?.. Неужели тысячу рублей даете за вашимъ сыномъ?

-- Если мнѣ не вѣришь, спроси у твоего отца,-- онъ тебѣ подтвердитъ.

-- Правда, отецъ?

-- Истинная правда: послѣзавтра приданое будетъ внесено до послѣдней копѣйки.

-- Въ такомъ случаѣ,-- послѣ нѣкотораго раздумья произнесла Ривка,-- я согласна...

-- Ну, такъ "мазелъ-товъ", "мазелъ-товъ" "мазелъ-товъ" (поздравляю!),-- радостно произнесъ ребъ Хаимъ. А теперь,-- продолжалъ онъ,-- такъ какъ ты невѣста моего сына, то не откажешься сдѣлать мнѣ маленькую услугу... Ну, такую маленькую, что и говорить объ этомъ не стоитъ...

-- Въ чемъ же дѣло?-- спросила Ривка.

-- Дѣло плевка не стоитъ... Но все-таки надо его сдѣлать...-- Онъ какъ-то нерѣшительно посмотрѣлъ на нее и произнесъ,-- ты вѣдь немножко знакома съ Антошкой?

-- Вы надо мною насмѣхаетесь?-- вспылила Ривка.

-- Ну, зачѣмъ ты сердишься?.. Развѣ я буду насмѣхаться надъ невѣстой моего сына?.. И развѣ я не знаю, что ты дѣвушка честная, добродѣтельная?.. Если же подлый "гой" на тебя засматривается, то да послужитъ это на погибель ему и его единовѣрцамъ!.. Ты же не сердись и выслушай меня со вниманіемъ... Вѣдь ты хочешь чтобы у тебя и у моего сына было тысячу рублей приданаго?

-- Разумѣется, хочу... Но причемъ тутъ Антошка?

-- Онъ не только тутъ причемъ, онъ тутъ все... И если онъ тутъ не поможетъ, то надо будетъ отказаться и отъ золотой цѣпочки, и отъ тысячи рублей приданаго, и часики надо будетъ возвратить назадъ...

-- Что же Антошка долженъ сдѣлать?-- съ живостью перебила его Ривка.

-- Онъ долженъ сдѣлать маленькую глупость... У него въ гостинницѣ живетъ купецъ Сальниковъ, который хочетъ отнять у евреевъ хлѣбъ... Живетъ онъ въ No 5, а печка этого номера отапливается съ корридора... Такъ ты прикажи Антошкѣ, чтобы послѣзавтра утромъ, въ день торговъ, онъ часовъ въ шесть затопилъ печку, а часовъ въ семь, чтобы закрылъ трубу и бросилъ бы въ печку маленькую сальную свѣчку... Тогда у Сальникова такъ заболитъ голова, что ему будетъ не до торговъ и евреямъ онъ не сдѣлаетъ убытку...

-- Только-то?-- обрадовалась Ривка.-- Ну, это я вамъ устрою...

-- Тогда у тебя будетъ и золотая цѣпочка, и тысяча рублей приданаго, и часики останутся при тебѣ,-- тоже радостно произнесъ Ребъ Хаимъ и опять ущипнулъ отечески Ривку за щеку.-- А теперь,-- закончилъ онъ,-- можемъ мы на радостяхъ и выпить, и закусить...

-----

Торги кончились благополучно. Ребъ Хаимъ Клугеръ сдержалъ свое слово: Сальниковъ конверта не подалъ. Да и какъ было ему подавать, когда онъ находился при смерти отъ угара, и доктора отчаявались за его жизнь до самаго вечера?

Было около трехъ часовъ дня, когда ребъ Хаимъ и Ребъ Борухъ вышли изъ квартиры ребъ Соломона, Фридмана, радостные и веселые, крѣпко придерживаясь правыми руками за карманы, въ которыхъ было по 2,000 рублей, ибо тысячу, какъ приданое Ривки и Нафтолія, они оставили на храненіи у ребъ Соломона же и получили въ этомъ росписки.

-- Что же вы теперь скажете, ребъ Борухъ?-- спросилъ ребъ Хаимъ на ходу.

Ребъ Борухъ остановился, остановился и ребъ Хаимъ.

-- Что я теперь скажу?.. Вы спрашиваете, что я теперь скажу?-- Ребъ Борухъ долго и упорно посмотрѣлъ на своего друга и восторженно заговорилъ,-- я скажу, что умнѣе васъ нѣтъ человѣка на свѣтѣ!... Что всѣ наши мудрецы, даже такіе, какъ Ребъ Моше Штангъ и ребъ Мендель Боремъ, должны у васъ печки топить и башмаки вамъ чистить!.. Что у васъ умная, настоящая "геморе копъ" (талмудическая голова)! И что вы своей "геморе копъ" можете затмить всѣ свѣтила Израиля!.. Когда ваша выдумка разойдется по свѣту, голова ваша покроется славой, и весь Израиль признаетъ васъ величайшимъ своимъ мудрецомъ!

-- Вы уже слишкомъ много хорошихъ словъ мнѣ наговорили,-- скромно перебилъ его ребъ Хаимъ Клугеръ.

-- Нѣтъ, я вамъ ничего лишняго не сказалъ!.. Когда человѣкъ сумѣлъ при посредствѣ какой-нибудь грошевой свѣчки оборудовать такое большое дѣло и себѣ, и другимъ на пользу, то развѣ не онъ первая талмудическая голова на свѣтѣ?

Ребъ Борухъ крѣпко на крѣпко пожалъ руку друга, и оба, переполненные чувствомъ радости, молча продолжали свой дальнѣйшій путь.

Оставить комментарий Эфрон Савелий Константинович (bmn@lib.ru) Год: 1898 Обновлено: 31/07/2025. 69k. Статистика. Рассказ: Проза Проза	Скачать FB2 Ваша оценка:

Эфрон Савелий Константинович Талмудическая голова

ТАЛМУДИЧЕСКАЯ ГОЛОВА.

Эфрон Савелий Константинович
Талмудическая голова