Lib.ru/Классика: Элиот Джордж. Адам Бид

АДАМЪ БИДЪ.

РОМАНЪ ВЪ ШЕСТИ КНИГАХЪ
ДЖОРДЖА ЭЛІОТА.

КНИГА ПЕРВАЯ.

I.
Мастерская.

Египетскій чародѣй съ одною только каплею чернилъ, которую онъ употребляетъ какъ зеркало, предпринимаетъ открыть всякому нечаянному посѣтителю обширныя видѣнія прошедшаго времени. То же самое предпринимаю и я относительно васъ, читатель! Съ каплею чернилъ на концѣ моего пера я представлю вамъ просторную мастерскую мистера Джонатана Бёрджа, плотника и строителя въ деревнѣ Геслопъ, въ томъ видѣ, въ какомъ она находилась осмьнадцатаго іюня, въ лѣто отъ Рождества Христова 1799.

Послѣобѣденное солнце сильно пекло пятерыхъ работниковъ, трудившихся надъ дверьми, оконницами и панельными обшивками. Запахъ сосноваго лѣса, распространявшійся отъ кучи досокъ, собранныхъ за открытою дверью, смѣшивался съ запахомъ кустовъ бузины, цвѣтъ которыхъ, бѣлый, какъ снѣгъ, виднѣлся у самаго открытаго окна, находившагося съ противоположной стороны мастерской; косые солнечные лучи свѣтились сквозь прозрачныя стружки, подымавшіяся отъ твердаго рубана, и ярко освѣщали тонкія нитки дубовой панели, которая была прислонена къ стѣнѣ. На кучѣ этихъ мягкихъ стружекъ устроила себѣ удобную постель обыкновенная сѣрая овчарная собака и лежала, уткнувъ носъ между передними лапами и повременамъ нахмуривая брови, чтобъ бросить взглядъ на самаго высокаго изъ пяти работниковъ, вырѣзавшаго щитъ въ срединѣ деревянной каминной доски. Этотъ работникъ обладалъ сильнымъ баритономъ, покрывавшимъ звукъ рубана и молотка; работникъ пѣлъ:

"Awake, my soul, and with the sun

The daily stage of duty run;

Shake off dull sloth..." (*)

(*) "Вспрянь, моя душа, и съ первыми лучами солнца

Спѣши на дневное поприще твоей обязанности;

Отжени отъ себя скучную лѣнь..."

Англ. церковный гимнъ.

Въ это время понадобилось снять мѣрку, что требовало болѣе-сосредоточеннаго вниманія, и звучный голосъ измѣнился въ тихій шопотъ; но вдругъ онъ раздался съ новою силою:

"Let all thy converse be sincere,

Thy concience as the noonday clear". (*)

(*) Да будутъ искренни всѣ твои отношенія

И совѣсть, какъ полдень, чиста.

Такимъ голосомъ могла обладать только широкая грудь; а широкая грудь принадлежала мускуловатому человѣку футовъ шести росту. Его спина была такъ пряма, голова покоилась на плечахъ такъ ровно, что когда онъ приподымался для того, чтобъ лучше обозрѣть свою работу, то походилъ на стоящаго вольно солдата. Рукавъ, засученный выше локтя, обнаруживалъ руку, которая, очень-вѣроятно, могла бъ выиграть призъ, назначаемый за подвигъ, доказывавшій силу, между-тѣмъ, какъ длинная гибкая кисть руки съ широкими кончиками пальцевъ, казалось, годилась бы для художественныхъ занятій. По своему высокому росту и крѣпкому сложенію, Адамъ былъ саксонецъ и оправдывалъ свое имя {St. Beda, род. въ 672 г. въ Нортёмберлендѣ, воспитывался въ бенедиктинскомъ монастырѣ св. Петра въ Вермоутѣ, впослѣдствіи сдѣлался въ монастырѣ св. Павла въ Ярро монахомъ, діакономъ и пресвитеромъ. Онъ прозывался venerabilis (Почтенный) и извѣстенъ своими историческими, богословскими и др. сочиненіями. Прим. перев.}; но чорные, какъ смоль, волосы, цвѣтъ которыхъ выступалъ еще болѣе при свѣтломъ бумажномъ колпакѣ, и проницательные чорные глаза, рѣзко оттѣняемые выдававшимися впередъ и подвижными бровями, свидѣтельствовали и о присутствіи кельтической крови. Онъ имѣлъ большое лицо съ крупными чертами, которое нельзя было назвать красивымъ; но когда оно было спокойно, то имѣло выраженіе лица добродушнаго честнаго человѣка.

Съ перваго взгляда легко было узнать, что слѣдующій работникъ былъ братъ Адама. Онъ былъ почти одного съ нимъ росту, у него были тѣ же черты лица, тотъ же цвѣтъ волосъ и такое же сложеніе; но это самое фамильное сходство дѣлало еще очевиднѣе замѣчательное различіе, существовавшее въ выраженіи лица и въ фигурѣ обоихъ братьевъ. Широкія плечи Сета были нѣсколько сгорблены, глаза сѣрые; брови выдавались впередъ не такъ, они не были столь подвижны, какъ брови брата; въ его глазахъ не выражалась проницательность, а довѣріе и кротость. Онъ сбросилъ свой бумажный колпакъ, и вы видите, что его волосы не густы и не жестки, какъ у Адама, а тонки и волнисты, такъ-что вы вполнѣ можете различить очеркъ его лба, выдающагося надъ бровью.

Лѣнивцы были увѣрены, что всегда получатъ отъ Сета какую-нибудь мѣдную монету; но они никогда не обращались за тѣмъ же къ Адаму.

Концертъ инструментовъ и голоса Адама былъ наконецъ прерванъ Сетомъ. Послѣдній, поднявъ дверь, надъ которою трудился съ напряженнымъ прилежаніемъ, поставилъ ее къ стѣнѣ и сказалъ:

-- Ну, вотъ, я на сегодня кое-какъ и покончилъ съ моею дверью.

Всѣ работники оставили работу и взглянули на говорившаго. Джимъ Сольтъ, дюжій рыжеволосый дѣтина, извѣстный подъ именемъ рыжаго Джима, пересталъ строгать, и Адамъ съ чрезвычайнымъ удивленіемъ обратился къ Сету:

-- Какъ, неужели ты думаешь, что кончилъ дверь?

-- Конечно, сказалъ Сетъ въ свою очередь съ удивленіемъ:-- чего же еще недостаетъ въ ней?

Громкій смѣхъ, которымъ разразились другіе три работника, привелъ Сета въ смущеніе. Адамъ не участвовалъ въ общемъ хохотѣ; но на лицѣ его все же появилась легкая улыбка, и онъ болѣе-мягкимъ тономъ, нежели прежде, сказалъ:

-- А ты и забылъ панели.

Всѣ снова залились хохотомъ. Сетъ ударилъ себя руками по головѣ и покраснѣлъ до самыхъ ушей.

-- Ура! воскликнулъ небольшаго росту живой малый, котораго звали жилистый Бенъ, выскочивъ впередъ и схвативъ дверь.-- Мы повѣсимъ дверь въ концѣ мастерской и напишемъ на ней: "Работа Сета Бида, методиста". Послушай, Джимъ, подай-ка сюда горшокъ съ красной краской.

-- Стой! сказалъ Адамъ.-- Перестань дурачиться, Бенъ Кренеджъ! Ты самъ, можетъ-быть, сдѣлаешь когда-нибудь такую же ошибку: какже ты будешь смѣяться тогда?

-- Ну, поймай-ка меня въ этомъ, Адамъ! Еще пройдетъ довольно времени, пока моя голова будетъ набита ученіемъ методистовъ, сказалъ Бенъ.

-- За-то она часто бываетъ наполнена винными испареніями; а это еще хуже.

Несмотря на то, Бенъ взялъ уже въ руки горшокъ съ красною краскою и собирался писать свою надпись, рисуя предварительно букву С по воздуху.

-- Полно, говорю! воскликнулъ Адамъ и, положивъ свои инструменты, шагнулъ къ Бену и схватилъ его за правое плечо.-- Оставь его въ-покоѣ, или я вытрясу твою душу изъ тѣла.

Бенъ содрогнулся въ желѣзныхъ объятіяхъ Адама; но, несмотря на свой небольшой ростъ, онъ былъ очень-задоренъ и не думалъ уступить. Лѣвою рукою онъ вырвалъ кисть изъ обезсиленной правой руки и сдѣлалъ движеніе лѣвою рукою, какъ-будто желалъ совершить ею свой подвигъ. Въ одну секунду Адамъ повернулъ его кругомъ, схватилъ за другое плечо и, толкая передъ собою, такъ-сказать, пригвоздилъ его къ самой стѣнѣ. Но тутъ вступился Сетъ.

-- Оставь, Адамъ, оставь. Бенъ только шутитъ. Вѣдь онъ имѣетъ право смѣяться надо мною... Я самъ долженъ смѣяться надъ самимъ собою.

-- Я до-тѣхъ-поръ не оставлю его, пока онъ не дастъ мнѣ обѣщанія, что не тронетъ двери, сказалъ Адамъ.

-- Полно, Бенъ, сказалъ Сетъ убѣждающимъ тономъ:-- не станемъ заводить ссоры изъ-за пустяковъ. Ты знаешь, Адамъ непремѣнно захочетъ поставить на-своемъ. Ты скорѣе повернешь телегу въ узкомъ мѣстѣ, нежели заставишь Адама уступить. Скажи, что ты болѣе не тронешь двери, и кончи эту исторію.

-- Я вовсе не боюсь Адама, сказалъ Бенъ: -- но перестаю только по твоей просьбѣ, Сетъ!

-- Вотъ это умно съ твоей стороны, Бенъ! сказалъ Адамъ, смѣясь и выпуская жертву изъ своихъ объятій. Затѣмъ всѣ они возвратились къ своимъ работамъ; но жилистый Бенъ, уступивъ въ физической борьбѣ, рѣшился отмстить за свое униженіе насмѣшками.

-- О чемъ же ты думалъ, Сетъ, началъ онъ:-- о красивомъ личикѣ пасторши, или ея рѣчи, что ты забылъ о панели?

-- Приди и послушай ее, Бенъ, сказалъ Сетъ добродушно: -- она будетъ говорить проповѣдь сегодня вечеромъ на Лугу; можетъ-быть, ты тогда и призадумаешься о себѣ самомъ и выкинешь изъ головы эти грязныя пѣсни, до которыхъ ты такой страстный охотникъ. Можетъ-быть, ты сдѣлаешься вѣрующимъ; а вѣдь это будетъ самымъ лучшимъ дневнымъ заработкомъ во всю твою жизнь.

-- На все придетъ свое время, Сетъ! Я успѣю подумать объ этомъ, когда буду вести осѣдлую жизнь; холостякамъ незачѣмъ хлопотать о такихъ важныхъ заработкахъ. Можетъ-быть, я стану свататься и ходить въ церковь въ одно и тоже время, такъ, какъ ты дѣлаешь, Сетъ; но ты не захочешь, чтобъ я сталъ вѣрующимъ и втерся между тобою и хорошенькою проповѣдницею и увезъ ее.

-- Это не страшно, Бенъ: я увѣренъ, что ни мнѣ, ни тебѣ не удастся привлечь ее. Ты только приди и послушай ее, и тогда ты не будешь отзываться о ней такъ легкомысленно.

-- Хорошо, я, пожалуй, приду послушать ее сегодня вечеромъ, если не будетъ хорошаго общества въ "Остролистникѣ". На какой текстъ будетъ она проповѣдывать? Ты, можетъ-быть, разскажешь мнѣ, Сетъ, если мнѣ не удастся придти во-время. Не будетъ ли она проповѣдывать на слѣдующій текстъ: "Кого пришли вы видѣть? Пророчицу? Истинно, истинно, говорю вамъ, и болѣе, нежели пророчицу... необыкновенно-красивую молодую женщину".

-- Послушай, Бенъ, мрачно произнесъ Адамъ: -- оставь въ покоѣ слова библіи: ты ужь зашелъ слишкомъ-далеко.

-- Что-о, да развѣ ты уже обратившійся, Адамъ? Я думалъ, что ты глухъ къ проповѣдямъ женщинъ.

-- Нѣтъ, я не обращаюсь ни къ чему. Я ничего не говорилъ о проповѣдяхъ женщинъ; я говорю: оставь библію въ покоѣ. У тебя есть собраніе грязныхъ шутокъ -- не такъ ли?-- которое ты считаешь чрезвычайно-рѣдкимъ и которымъ ты очень гордишься? Ну, ты и трогай своими грязными пальцами эту книгу.

-- Да ты сталъ такимъ же святымъ, какъ Сетъ. Я думаю, что ты отправишься сегодня на проповѣдь. Мнѣ кажется, ты былъ бы отличнымъ регентомъ пѣвчихъ. Но я не знаю, что скажетъ пасторъ Ирвайнъ, когда узнаетъ, что его большой фаворитъ Адамъ Бидъ сдѣлался методистомъ.

-- Не безпокойся, пожалуйста, обо мнѣ никогда, Бенъ! Я такъ же намѣренъ сдѣлаться методистомъ, какъ и ты... разумѣется, я думаю, что ты скорѣе всего обратишься къ чему-нибудь дурному. Мистеръ Ирвайнъ очень-хорошо понимаетъ, что ему незачѣмъ вмѣшиваться въ дѣла людей касательно религіи. Онъ не разъ говорилъ мнѣ, что эти дѣла касаются ихъ самихъ и Бога.

-- Да, конечно; несмотря на то, онъ, однакожъ, не очень-то любитъ вашихъ диссидентовъ.

-- Можетъ-быть. Я не очень-то люблю густой эль Джош-Тода; но я не мѣшаю тебѣ напиваться этимъ элемъ и дѣлать глупости.

За этимъ ударомъ Адама послѣдовалъ хохотъ; но Сетъ весьма-серьёзно замѣтилъ:

-- Нѣтъ, нѣтъ, Адди, ты не долженъ сравнивать вѣру какого-либо человѣка съ густымъ элемъ. Вѣдь ты знаешь, что ученіе диссидентовъ и методистовъ основывается на тѣхъ же началахъ, какъ и господствующая религія.

-- Нѣтъ, Сетъ, я никогда не насмѣхаюсь надъ вѣрою, которую исповѣдываетъ кто-нибудь, какова бы она ни была. Пусть каждый поступаетъ сообразно съ своею совѣстью -- вотъ и все. Я думаю только, что было бы лучше, еслибъ люди, слушаясь своей совѣсти, твердо держались своей церкви: имъ пришлось бы тогда учиться въ ней многому. Но, съ другой стороны, можно быть ужь черезчуръ-набожнымъ; на этомъ свѣтѣ мы должны заботиться еще о многомъ, кромѣ Евангелія. Посмотри на каналы, на водопроводы, на орудія, употребляемыя въ каменноугольныхъ копяхъ, на аркрейтовы {Аркрейтъ -- извѣстный изобрѣтатель бумагопрядильной машины, жившій въ прошедшемъ столѣтіи. Прим. перев.} мельницы въ Кромфордѣ. Человѣкъ, по моему мнѣнію, долженъ, кромѣ евангелія, знать еще что-нибудь длятого, чтобъ умѣть строить всѣ эти предметы. Но, послушай-ка нѣкоторыхъ изъ этихъ проповѣдниковъ!... подумаешь, что человѣкъ всю свою жизнь не долженъ дѣлать ничего, какъ только лежать съ закрытыми глазами и слѣдить за тѣмъ, что происходитъ внутри его. Я знаю, что человѣкъ долженъ имѣть слова Божіе въ сердцѣ и что библія есть слово Божіе. Но что сказано въ библіи? Тамъ сказано, какъ Богъ вдохновилъ работника, строившаго скинію завѣта, длятого, чтобъ онъ произвелъ всю рѣзную работу и предметы, которые должна была сдѣлать искусная рука. Вотъ какимъ образомъ смотрю я на это: духъ Божій вездѣ и всегда -- въ будни и въ воскресные дни -- въ великихъ дѣлахъ и изобрѣтеніяхъ, въ произведеніяхъ художествъ и ремеслъ. И Богъ даруетъ помощь нашему уму и рукамъ такъ же точно, какъ и нашей душѣ, и если человѣкъ дѣлаетъ работы внѣ своихъ рабочихъ часовъ -- строитъ печь для своей жены длятого, чтобъ избавить ее отъ ходьбы въ пекарню для печенія своего хлѣба, или роется въ своемъ крошечномъ садикѣ и сажаетъ двѣ картофелины вмѣсто одной -- то такимъ образомъ онъ дѣлаетъ больше добра, и онъ такъ же близокъ къ Богу, какъ еслибъ онъ бѣгалъ за проповѣдникомъ, молился и стоналъ.

-- Прекрасно сказано, Адамъ! сказалъ рыжій Джимъ, который въ то время, когда говорилъ Адамъ, пересталъ строгать и подвинулъ впередъ свою доску:-- такой отличной проповѣди я давно уже не слышалъ. Она заставила меня вспомнить, что моя жена цѣлый годъ надоѣдаетъ мнѣ и проситъ, чтобъ я выстроилъ ей печь.

-- Въ томъ, что ты сказалъ, много справедливаго, Адамъ! важно замѣтилъ Сетъ.-- Но ты самъ знаешь, что многіе лѣнтяи, слушавшіе проповѣдниковъ, которымъ ты приписываешь столько ошибокъ, именно отъ этого стали трудолюбивыми. Вѣдь по винѣ проповѣдника пустѣетъ пивная, и если человѣкъ станетъ вѣрующимъ, то онъ отъ этого не станетъ хуже работать.

-- Иногда только онъ забываетъ, что къ дверямъ нужна панель, не такъ ли, Сетъ? сказалъ жилистый Бенъ.

-- Ну, Бенъ, теперь ты будешь острить надо мною всю жизнь. Но религія въ этомъ нисколько не виновата: виноватъ былъ Сетъ Бидъ, который всегда занимается тѣмъ, что болтаетъ всякій вздоръ. Религія не исцѣлила его, и тѣмъ болѣе мы должны сожалѣть о немъ.

-- Не сердись на меня, Сетъ, сказалъ жилистый Бенъ.-- Ты прямой, добрый, веселый малый, все равно, помнишь ли ты о панеляхъ, или нѣтъ; но ты не долженъ щетиниться при всякой пустой шуткѣ, какъ это дѣлаютъ нѣкоторые изъ вашей братіи, хотя они и считаютъ себя умными.

-- Сетъ, сказалъ Адамъ, не обращая вниманія на насмѣшку, направленную противъ него: -- ты не долженъ сердиться на меня. Я вовсе не мѣтилъ на тебя въ томъ, что я говорилъ нѣсколько минутъ назадъ. Одинъ смотритъ на вещи такъ, а другой иначе.

-- Нѣтъ, нѣтъ, Адди, я знаю очень-хорошо, что ты не сердишься на меня, сказалъ Сетъ.-- Ты похожъ на свою сабаку Джинъ, которая иногда полаетъ на меня, а потомъ опять станетъ лизать руки.

Всѣ, молча, работали нѣсколько минутъ до-тѣхъ-поръ, пока церковные часы не пробили шести. Еще не успѣлъ замереть первый ударъ, какъ рыжій Джимъ бросилъ свой рубанъ и досталъ свой камзолъ; жилистый Бенъ оставилъ винтъ ввернутымъ до половины и кинулъ отвертку въ свою корзинку съ инструментами; Тэфтъ, по прозванію нѣмой, который, согласно со своимъ прозвищемъ, сохранялъ молчаніе впродолженіе всего предъидущаго разговора, бросилъ въ-сторону молотокъ, который только-что собирался поднять; Сетъ также выпрямилъ свою спину и уже протянулъ руку къ бумажному колпаку. Одинъ лишь Адамъ продолжалъ работать, какъ-будто не случилось ничего. Но, замѣтивъ остановку инструментовъ, онъ взглянулъ и съ негодованіемъ сказалъ:

-- Послушайте-ка. Я не могу оставаться спокойнымъ, если вижу, что люди бросаютъ свои инструменты въ ту самую минуту, когда только-что часы начинаютъ бить, какъ-будто они не находятъ въ работѣ никакого удовольствія и боятся лишній разъ ударить молоткомъ.

Сетъ видимо смутился и медленнѣе сталъ приготовляться уйдти; но нѣмой Тэфтъ, прерывая молчаніе, сказалъ:

-- Э, з, Адамъ, ты говоришь, какъ молодой человѣкъ. Тебѣ теперь двадцать-шесть лѣтъ, а когда тебѣ стукнетъ сорокъ-шесть, какъ мнѣ, тогда ты не станешь такъ рваться къ работѣ ни за-что, ни про-что.

-- Вздоръ, сказалъ Адамъ, все еще сердитымъ тономъ: -- право, мнѣ кажется, тутъ дѣло вовсе не въ лѣтахъ. Впрочемъ, я не думаю, что человѣкъ въ твои лѣта долженъ быть вялъ. Я съ негодованіемъ вижу, если кто-нибудь опускаетъ внизъ руки, какъ убитый, лишь-только раздастся первый ударъ часовъ, какъ-будто онъ не гордится своею работою и не находитъ въ ней никакого наслажденія. И точильный камень будетъ вертѣться нѣсколько времени послѣ того, какъ ты отойдешь отъ него.

-- Ну, ужь довольно, Адамъ! воскликнулъ жилистый Бенъ.-- Оставь каждаго идти своей дорогой. Ты вотъ нѣсколько минутъ назадъ находилъ ошибки въ проповѣдникахъ; а ты самъ очень любишь проповѣдывать. Ты, можетъ-быть, лучше любишь работать, нежели играть, а я лучше люблю играть, нежели работать. Это приходится тебѣ по вкусу... отъ этого тебѣ только больше дѣла.

Съ этою выходною рѣчью, которую онъ считалъ весьма-дѣйствительною, жилистый Бенъ накинулъ на плечо свою корзинку и вышелъ изъ мастерской, быстро сопровождаемый нѣмымъ Тэфтомъ и рыжимъ Джимомъ. Сетъ медлилъ и пристально смотрѣлъ на Адама, какъ-бы ожидая, что онъ ему скажетъ что-нибудь.

-- Ты сперва зайдешь домой, а оттуда уже пойдешь на проповѣдь? спросилъ Адамъ, взглянувъ на брата.

-- Нѣтъ, я оставилъ шляпу и платье въ квартирѣ Билля Маскери. Я не приду домой раньше десяти часовъ. Можетъ случиться, что я провожу домой Дина Моррисъ, если она пожелаетъ этого. Ты знаешь, что ей не съ кѣмъ будетъ придти отъ Пойзеръ.

-- Въ такомъ случаѣ я скажу матери, чтобы она не ждала тебя, сказалъ Адамъ.

-- А ты самъ не пойдешь къ Пойзеръ сегодня вечеромъ? спросилъ Сетъ, нѣсколько-робкимъ голосомъ, собираясь выйдти изъ мастерской.

-- Нѣтъ, я пойду въ училище.

До этого времени Джипъ лежалъ на своей удобной постели. Замѣтивъ, что другіе работники стали уходитъ, онъ поднялъ голову и пристально слѣдилъ за Адамомъ. Но лишь-только послѣдній успѣлъ положить въ карманъ свою линейку и отвернуть передникъ на бокъ, какъ Джипъ вскочилъ съ своего мѣста, подбѣжалъ къ своему господину и сталъ пристально смотрѣть ему въ лицо, терпѣливо ожидая чего-то. Еслибъ у Джипа былъ хвостъ, то онъ, безъ всякаго сомнѣнія, замахалъ бы имъ; но, лишенный этого средства выражать свои ощущенія, онъ, подобно многимъ другимъ почтеннымъ лицамъ, такимъ-образомъ, по опредѣленію судьбы, казался флегматичнѣе, чѣмъ онъ былъ на самомъ дѣлѣ.

-- Что, ты ужь ждешь корзинки, Джипъ, а? сказалъ Адамъ, и въ голосѣ слышалась та же мягкость, какъ въ то время, когда онъ говорилъ съ Сетомъ.

Джипъ прыгнулъ и тихонько залаялъ, какъ бы желая выразить:

-- Конечно.

Бѣдняжка, въ выраженіи своихъ чувствъ онъ не имѣлъ большаго выбора.

Корзинка заключала въ себѣ по буднямъ обѣдъ Адама и Сета. Ни одно изъ офиціальныхъ лицъ, участвующихъ въ какой-нибудь процесіи, не обращаетъ такъ мало вниманія на своихъ знакомыхъ, какъ дѣлалъ то Джипъ, когда онъ, съ корзинкой, слѣдовалъ по пятамъ за своимъ господиномъ.

Выйдя изъ мастерской, Адамъ замкнулъ дверь, вынулъ ключъ и снесъ его въ домъ, находившійся на другой сторонѣ дровянаго двора. То былъ низенькій домикъ, покрытый гладкою сѣрою соломой, съ свѣтложелтыми стѣнами, имѣвшій, при вечернемъ свѣтѣ, весьма-пріятный видъ. Оправленныя въ свинецъ окна были свѣтлы и безъ пятнышекъ, ступенька передъ дверью чиста, какъ булыжникъ при отливѣ моря. На ступенькѣ стояла чистенькая старушка въ полотняномъ темно-полосатомъ платьѣ, съ краснымъ платкомъ на шеѣ, и въ полотняномъ чепчикѣ; она разговаривала съ пестрыми домашними птицами, которыя, казалось, были привлечены къ ней обманчивою надеждою по полученіе холоднаго картофеля или ячменя. Зрѣніе старухи было, повидимому, очень-слабо, потому-что она узнала Адама только тогда, когда онъ сказалъ:

-- Вотъ ключъ, Долли! Положите его, пожалуйста, въ домъ.

-- Положу непремѣнно. Не хотите ли, однакожь, войдти, Адамъ? миссъ Мери дома, и мастеръ Бёрджъ возвратится тотчасъ; онъ будетъ радъ, если вы останетесь съ нимъ ужинать, за это я ручаюсь.

-- Нѣтъ, Долли, благодарю; я иду домой. Доброй ночи.

Адамъ, сопровождаемый по пятамъ Джипомъ, быстро и большими шагами удалился съ дровянаго двора и вышелъ на большую дорогу, которая проходила отъ деревни внизъ по долинѣ. Когда онъ достигъ подошвы покатости, пожилой всадникъ, у котораго былъ привязанъ сзади чемоданъ, остановилъ лошадь, поровнявшись съ нимъ, и обернулся, чтобъ проводить продолжительнымъ взоромъ плотнаго работника въ бумажномъ колпакѣ, кожаныхъ штанахъ и въ темносинихъ шерстяныхъ чулкахъ.

Адамъ, не подозрѣвая пріятнаго впечатлѣнія, которое произвелъ на всадника, скоро пошелъ по полямъ и запѣлъ гимнъ, весь день невыходившій у него изъ головы:

"Let all thy converse be sincere,

Thy conscience as the noonday clear;

For God's all-seeing eye surveys

Thy secret thoughts, thy works and ways." (*)

(*) Да будутъ искренни твои отношенія

И совѣсть, какъ полдень, чиста;

Ибо всевидящее око Божіе наблюдаетъ

За твоими сокровенными помыслами, дѣяніями и путями."

II.
Проповѣдь.

Около трехъ-четвертей седьмаго въ деревнѣ Геслонъ, и во всю длину ея небольшой улицы отъ Донниторнскаго Герба до кладбищенскихъ воротъ, обнаружилось необыкновенное движеніе; жители оставили свои помѣщенія, побуждаемые къ тому очевидно не однимъ лишь желаніемъ понѣжиться на вечернемъ солнцѣ. Донниторнскій Гербъ стоялъ у входа въ деревню, и небольшой хуторный и усадебный дворы, находившіеся съ боку и указывавшіе на то, что къ гостинницѣ принадлежалъ изрядный участокъ земли, обѣщали путешественнику хорошій кормъ какъ для него самого, такъ и для лошади. Это могло служить ему утѣшеніемъ въ томъ, что поврежденная временемъ вывѣска не позволяла ему хорошенько ознакомиться съ геральдическими изображеніями древней фамиліи Донниторнъ. Мистеръ Кассонъ, хозяинъ гостинницы, уже нѣсколько времени стоялъ у дверей, держа руки въ карманахъ, становясь то на пятки, то на цыпочки и покачиваясь; его взоры были обращены на неогороженный участокъ, гдѣ на срединѣ помѣщался клёнъ, который, какъ было извѣстно хозяину, былъ мѣстомъ назначенія мужчинъ и женщинъ важнаго вида, время-отъ-времени проходившихъ мимо его.

Личность мистера Кассона вовсе не принадлежала къ числу обыкновенныхъ типовъ, которые не заслуживаютъ описанія. Съ перваго взгляда она, казалось, главнѣйшимъ образомъ состояла изъ двухъ сферъ, относившихся другъ къ другу такъ же, какъ земля и луна; то-есть нижняя сфера, казалось на простой взглядъ, была въ тринадцать разъ больше верхней, которая, естественно, отправляла должность простаго спутника и подчиненнаго. Но этимъ и ограничивалось сходство, потому-что голова мистера Кассона вовсе не была сателлитомъ меланхолическаго вида, или "запятнаннымъ шаромъ", какъ непочтительно отозвался о мѣсяцѣ Мильтонъ; напротивъ, голова и лицо были весьма-гладки и имѣли совершенно-здоровый видъ; лицо, состоявшее главнѣйшимъ-образомъ изъ круглыхъ и румяныхъ щекъ, между которыми носъ и глаза образовывали такую незначительную связь и перерывы, что о нихъ почти не стоило и упоминать, выражала радостное довольство, смягчавшееся только сознаніемъ личнаго достоинства, которымъ была проникнута вся фигура. Это чувство достоинства нельзя было считать чрезмѣрнымъ въ человѣкѣ, находившемся цѣлыя пятнадцать лѣтъ въ должности дворецкаго "фамиліи" и, въ своемъ настоящемъ высокомъ положеніи, по-необходимости, часто имѣвшемъ дѣло съ подчиненными. Въ послѣднія пять минутъ мистеръ Кассонъ обдумывалъ въ умѣ проблему: какимъ-образомъ удовлетворить своему любопытству и отправиться на Лугъ, не лишаясь своего достоинства. Онъ уже отчасти разрѣшилъ задачу, вынувъ руки изъ кармановъ и вдвинувъ ихъ въ проймы своего жилета, затѣмъ наклонивъ голову на одну сторону и принявъ видъ презрительнаго равнодушія ко всему, что могло попасться ему на глаза; какъ вдругъ его мысли обратило на себя приближеніе всадника, того самого, который незадолго передъ тѣмъ останавливалъ свою лошадь и продолжительнымъ взоромъ провожалъ нашего знакомца Адама и который теперь подъѣзжалъ къ дверямъ Донниторнскаго Герба.

-- Возьми лошадь за узду и дай ей напиться, человѣкъ! сказалъ путешественникъ парню въ грубой блузѣ, вышедшему со двора при звукѣ лошадинаго топота -- Что у васъ такое въ вашей деревенькѣ, хозяинъ? продолжалъ онъ, сходя съ лошади.-- У васъ какое-то особенное движеніе.

-- Да проповѣдь методистовъ, сударь! У насъ распространился слухъ, что молодая женщина будетъ проповѣдывать на Лугу, отвѣчалъ мистеръ Кассонъ дискантовымъ и удушливымъ голосомъ, съ нѣкоторымъ жеманствомъ.-- Не угодно ли вамъ, сударь, войдти и не прикажете ли чего?

-- Нѣтъ, я долженъ ѣхать дальше въ Дростеръ. Мнѣ нужно только напоить лошадь... Но что же говоритъ вашъ пасторъ о томъ, что молодая женщина читаетъ проповѣди прямо у него подъ носомъ?

-- Пасторъ Ирвайнъ не живетъ здѣсь, сударь: онъ живетъ въ Брокстонѣ, вонъ тамъ за холмомъ. Домъ священника здѣсь совсѣмъ развалился, сударь, такъ-что господину нельзя жить въ немъ. Онъ приходитъ проповѣдывать по воскресеньямъ послѣ обѣда, сударь, и оставляетъ здѣсь свою лошадь. Это, сударь, сѣрая лошадка, которую онъ высоко цѣнитъ. Онъ всегда оставлялъ ее здѣсь, сударь, еще въ то время, когда я не былъ хозяиномъ Донниторнскаго Герба. Я не здѣсь родился, сударь, какъ вы легко можете узнать по моему произношенію. Въ этой сторонѣ, сударь, выражаются чрезвычайно странно, такъ-что господамъ весьма-трудно понимать ихъ. Я, сударь, выросъ среди господъ, привыкъ къ ихъ языку, когда еще былъ мальчишкой. Какъ, думаете вы, произносятъ здѣсь люди "hevn't you?" {Трактирщикъ говоритъ простонароднымъ языкомъ: "havn't you", вмѣсто "have not you".} Господа, извѣстно, говорятъ: "hevn't you?" ну, а здѣсь народъ говоритъ: "hanna yey". Такъ, какъ они говоритъ здѣсь, сударь, это называется діалекъ. Я слышалъ, что сквайръ Донниторнъ не разъ говорилъ объ этомъ: это, говорилъ онъ, діалекъ.

-- Такъ, такъ, сказалъ чужестранецъ, улыбаясь.-- Я очень-хорошо знаю это. Но я не думаю, чтобъ у васъ тутъ было много методистовъ... въ вашемъ земледѣльческомъ мѣстечкѣ. Я даже предполагалъ, что трудно найдти между вами методиста. Вѣдь вы всѣ фермеры, не правда ли? А вѣдь Методисты имѣютъ мало вліянія на это сословіе.

-- Нѣтъ, сударь, здѣсь въ окрестности живетъ множество рабочихъ. Здѣсь живетъ мистеръ Бёрджъ, которому принадлежитъ лѣсной дворъ, вотъ этотъ; онъ занимается постройками и починками, и у него много работы. Потомъ неподалеку отсюда находятся каменоломни. Нѣтъ, въ этой сторонѣ есть много работы, сударь! Потомъ, здѣсь есть славная куча методистовъ въ Треддльстонѣ... Это ярмарочный городъ, миляхъ въ трехъ отсюда... вы, можетъ-быть, проѣжали черезъ него, сударь! Ихъ набралось теперь здѣсь нѣсколько десятковъ на Лугу. Оттуда-то наши рабочіе и набираются этого ученія, хотя во всемъ Геслонѣ только два методиста: это Виллъ Маскри, колесникъ, и Сетъ Бидъ, молодой человѣкъ, занимающійся плотничною работою.

-- Слѣдовательно, проповѣдница изъ Треддльстона, не такъ ли?

-- Нѣтъ, сударь, она изъ Стонишейра, около тридцати миль отсюда. Но она пріѣхала сюда погостить къ мистеру Пойзеру на мызѣ... Это вотъ ихъ риги и большія орѣховыя деревья, все прямо на лѣвой рукѣ, сударь! Она родная племянница жены Пойзера, и Пойзеры будутъ очень-недовольны и огорчены тѣмъ, что она такъ дурачится. Но я слышалъ, что когда въ голову этихъ методистокъ заберется такой вздоръ, то ихъ нельзя удержатъ ничѣмъ: многія изъ нихъ дѣлаются совершенно-сумасшедшими со своей религіей. Впрочемъ, эта молодая женщина, съ виду очень-кроткая. Такъ, по-крайней-мѣрѣ, мнѣ говорили; самъ я ея не видѣлъ.

-- Жаль, что у меня нѣтъ времени и что я долженъ ѣхать дальше: мнѣ хотѣлось бы остаться здѣсь и посмотрѣть на нее. Я удалился съ своей дороги на цѣлыя двадцать минутъ, желая осмотрѣть вашъ домъ въ долинѣ. Онъ, кажется, принадлежитъ сквайру Донниторну, не такъ ли?

-- Да, сударь, это охотничье мѣсто Донниторна, совершенно такъ. Славные дубы, сударь, не правда ли? Я ужь долженъ знать, что это такое, сударь, потому-что жилъ у нихъ дворецкимъ цѣлыя пятнадцать лѣтъ. Наслѣдникъ всего этого теперь капитанъ Донниторнъ, сударь, внукъ сквайра Донниторна. Онъ будетъ совершеннолѣтнимъ къ нынѣшней жатвѣ, сударь: вотъ тогда ужь будетъ праздникъ на нашей улицѣ. Ему, сквайру Донниторну, принадлежитъ вся окрестность здѣсь, сударь!

-- Да, прекрасное мѣстечко, кому бы оно тамъ ни принадлежало, сказалъ путешественникъ, садясь на лошадь: -- и здѣсь водятся также красивые, стройные ребята. Я встрѣтилъ парня, какого мнѣ еще не удавалось видѣть въ жизни, съ полчаса назадъ, у подошвы холма... плотникъ, высокій, широкоплечій малый, черноволосый и черноглазый. Онъ былъ бы отличный солдатъ. Намъ нуженъ такой народъ, какъ этотъ малый, чтобъ бить французовъ.

-- Знаю, сударь, про кого изволите говоритъ: это былъ Адамъ Бидъ... готовъ побожиться, что это былъ онъ... сынъ Матвѣя Бида... всѣ здѣсь знаютъ его. Онъ чрезвычайно-смѣтливый, старательный парень и удивительно-силенъ. Ей-Богу, сударь... извините, что я говорю такимъ-образомъ... онъ въ состояніи пройдти сорокъ миль въ день и подниметъ около шестидесяти стоновъ {Въ стонѣ отъ 8 до 16 англійскихъ фунтовъ.}. Его очень любятъ здѣшніе господа, сударь; капитанъ Донниторнъ и мистеръ Ирвайнъ очень заботятся о немъ. Но онъ немного подымаетъ носъ и важничаетъ.

-- Ну, прощайте, хозяинъ! Мнѣ надо ѣхать.

-- Къ услугамъ вашимъ, сударь! Прощайте.

Путешественникъ пустилъ свою лошадь скорою рысью по деревнѣ; но когда онъ доѣхалъ до Луга, то очаровательное зрѣлище, представившееся ему съ правой стороны, странный контрастъ, образуемый группами поселянъ и собраніемъ методистовъ близъ клёна, а больше всего, можетъ-быть, желаніе увидѣть молодую проповѣдницу искушали его до такой степени, что онъ остановился и подавилъ въ себѣ страстное желаніе совершать свой путь какъ-можно-скорѣе.

Лугъ находится въ концѣ деревни, и тамъ дорога расходилась по двумъ направленіямъ: одна вела верхъ на холмъ, мимо церкви, другая прелестными извилинами шла внизъ по долинѣ. Съ той стороны Луга, которая была обращена къ церкви, помѣщались не прямою линіею крытыя соломою избы и доходили почти до кладбищенскихъ воротъ; съ другой же, сѣверозападной стороны ничто не препятствовало наслаждаться видомъ прелестнаго волнистаго луга, лѣсистой долины и мрачной массы отдаленныхъ горъ. Богатая, волнистая область Ломшейръ, куда принадлежала деревня Геслопъ, граничитъ съ мрачнымъ предмѣстьемъ Стонишейръ, голые холмы котораго господствуютъ надъ областью. Такъ иногда вамъ случается увидѣть, что красивая, цвѣтущая здоровьемъ и молодостью дѣвушка идетъ подъ руку съ неуклюжимъ, высокимъ, смуглымъ братомъ. Въ два, или три часа ѣзды путешественникъ проѣзжаетъ открытую, лишенную деревьевъ область, пересѣкаемую полосами холоднаго сѣраго камня, вступаетъ въ другую, гдѣ его путь лежитъ извилинами подъ кровомъ лѣсовъ, или извивается по волнистымъ холмамъ, покрытымъ рядами деревьевъ, высокою луговою травою и густою рожью, и гдѣ, при каждомъ поворотѣ, встрѣчаетъ старую дачу, расположенную въ долинѣ, или на вершинѣ покатости, или домъ съ цѣлою цѣпью сараевъ и кучею золотистыхъ стоговъ, или старую колокольню, виднѣющуюся надъ множествомъ деревьевъ и крышъ, покрытыхъ соломою и темно-красными черепицами. Такое зрѣлище, какое мы изобразили въ послѣднихъ двухъ строкахъ, представляла церковь деревни Геслопъ нашему путешественнику, когда онъ сталъ подыматься по отлогому откосу, который велъ на веселую вершину. Находясь близъ Луга, онъ могъ сразу вполнѣ обозрѣть всѣ другія типическія черты очаровательной страны. На самомъ горизонтѣ виднѣлись обширныя конической формы массы холмовъ, походившія на исполинскія ограды, назначенныя для защиты этой хлѣбной и полевой области отъ рѣзкихъ и свирѣпыхъ сѣверныхъ вѣтровъ. Холмы находились въ небольшомъ отдаленіи и потому не были одѣты въ пурпуровый таинственный цвѣтъ; на ихъ темныхъ зеленоватыхъ откосахъ ясно виднѣлись овцы, о движеніи которыхъ, конечно, можно было только догадываться. Время текло своимъ чередомъ, а эти массы не отвѣчали никакимъ перемѣнамъ, всегда оставались мрачными и пасмурными послѣ утренняго блеска, быстраго свѣта апрѣльскаго полудня, прощальнаго малиноваго сіянія лѣтняго солнца, заставляющаго созрѣвать плоды. Непосредственно за ними глазъ отдыхалъ на ближайшей чертѣ повисшихъ лѣсовъ, раздѣлавшихся широкими полосами пастбищъ, или полосами хлѣба, еще непокрытыхъ однообразною лиственною завѣсою послѣднихъ лѣтнихъ мѣсяцевъ, но все-таки показывавшихъ жаркій цвѣтъ медоваго дуба и нѣжную зелень ясеневаго дерева и липы. Затѣмъ слѣдовала долина, гдѣ лѣса были гуще: какъ-будто они торопливо скатились внизъ на покатости съ полосъ, оставшихся гладкими, и помѣстились здѣсь длятого, чтобъ лучше защитить высокій домъ, возвышавшій свои стѣны и посылавшій свой слабый голубой лѣтній дымъ въ ихъ сторону. Впереди дома былъ обширный паркъ и довольно-большой чистый прудъ; но волнистая покатость поляны не дозволила нашему путешественнику видѣть ихъ со стороны деревенскаго луга. Вмѣсто этого онъ видѣлъ первый планъ картины, который быль также очарователенъ: ровные солнечные лучи проникали, подобно прозрачному золоту, между наклоненными стебельками пушистой травы и высокимъ краснымъ щавелемъ и между бѣлыми зонтиками цикуты, испещрившихъ густую нагороди. Лѣто было въ той порѣ, когда звукъ точимой косы заставляетъ насъ съ сожалѣніемъ смотрѣть на осыпанные цвѣтами луга.

Онъ могъ бы увидѣть другія красоты ландшафта, еслибъ немного повернулся на сѣдлѣ и посмотрѣлъ на востокъ, за пастбище и лѣсной дворъ Джонатана Бёрджа по направленію къ зеленымъ хлѣбороднымъ полямъ и орѣховымъ деревьямъ близъ мызы; но ясно было, что живыя группы, находившіяся близъ него, интересовали его болѣе. Здѣсь были всѣ поколѣнія деревни, начиная съ "дѣдушки Тафта", въ темномъ шерстяномъ колпакѣ, который былъ сгорбленъ въ-три-погибели, но, казалось, былъ еще довольно-живучъ и могъ держаться на ногахъ немало времени, опираясь на свою короткую палку, до грудныхъ дѣтей, таращившихъ маленькія круглыя головки въ стеганыхъ полотняныхъ шапочкахъ. Постепенно прибывали новыя лица -- поселяне съ тяжелою походкою, которые, поужинавъ, выходили посмотрѣть на необыкновенную сцену тупымъ бычачьимъ взоромъ, желая услышатъ, какимъ-образомъ другіе будутъ объяснять сцену, но сами не рѣшаясь сдѣлать какой-либо вопросъ. Всѣ, однакожъ, старались не смѣшаться съ методистами на Лугу, ожидавшими проповѣди, потому-что никто изъ нихъ не допустилъ бы взвести на себя обвиненія, будто онъ пришелъ послушать "проповѣдницу": всѣ они пришли только длятого, чтобъ увидѣть, "что тутъ будетъ происходить". Мужчины главнѣйшимъ образомъ собрались около кузницы. Но не думайте, чтобъ они образовывали толпу. Поселяне не толпятся никогда: они не знаютъ, что значитъ шептаться; они, повидимому, такъ же неспособны тихо выражаться, какъ корова, или олень. Истый крестьянинъ поворотится спиною къ своему собесѣднику, броситъ вопросъ изъ-за-плеча, какъ-бы думая убѣжать отъ отвѣта, и въ самомъ разгарѣ бесѣды отойдетъ отъ васъ два-три шага въ сторону. Такимъ-образомъ, группа, находившаяся близъ дверей кузницы, вовсе не была сомкнута и не образовывала плотнаго забора передъ Чадомъ Кренеджемъ, самимъ кузнецомъ, который, опираясь на дверной косякъ и скрестивъ черныя дюжія руки, повременамъ разражался страшнымъ ревомъ хохота надъ собственными остротами, видимо предпочитая ихъ насмѣшкамъ Жилистаго Бена, отказавшагося отъ удовольствій "Остролистника" длятого, чтобъ увидѣть жизнь въ новой формѣ. Но оба рода остротъ заслуживали одинаковое презрѣніе мистера Джошуа Ранна. Кожаный фартукъ и подавленная угрюмость мастера Ранна никого неоставляли въ сомнѣніи, что онъ былъ деревенскій башмачникъ. Выпятившіеся подбородокъ и животъ и вертящіеся большіе пальцы болѣе-тонкимъ образомъ заставляли незнакомыхъ, чужихъ людей предполагать, что они находятся въ присутствіи приходскаго дьячка. "Старымъ Джошкой" (такъ непочтительно называли его сосѣди) начинало овладѣвать негодованіе; но онъ до-этихъ-поръ произнесъ только густымъ, но сдержаннымъ басомъ, походившимъ на достраиваніе віолончеля: "Сетона, царя аморейска, ибо милость его во вѣки; Ога, царя вазанска, ибо милость его во вѣки" -- изрѣченіе, которое, казалось, имѣло очень-мало отношенія къ настоящему случаю, но которое, какъ и всякая другая аномалія, было естественнымъ слѣдствіемъ, какъ вы, читатель, увидите. Мистеръ Раннъ внутренно поддерживалъ достоинство церкви предъ лицомъ этого соблазнительнаго вторженія методизма, и такъ-какъ это достоинство, по его мнѣнію, могло быть поддержано только его звучнымъ голосомъ, то очень-естественно, что первою идеею его было привести цитату изъ псалма, который онъ читалъ въ послѣднее воскресенье послѣ обѣда.

Такъ-какъ женщины были любопытнѣе нуженъ, то онѣ собрались на самой границѣ Луга, гдѣ онѣ лучше могли разсмотрѣть костюмъ, походившій на костюмъ квакеровъ, и странное поведеніе методистокъ. Подъ клёномъ стояла небольшая тележка, которая была взята у колёсника и должна была служить каѳедрою; около ней были разставлены нѣсколько скамеекъ и стульевъ. Нѣкоторые изъ методистовъ сидѣли на нихъ съ закрытыми глазами, какъ-бы погруженные въ молитву, или въ размышленіе. Другіе продолжали стоять, обратившись къ поселянамъ лицомъ, на которомъ выражалось меланхолическое состраданіе, что чрезвычайно забавляло Бесси Бренеджъ, живую дачъ кузнеца, называемую бесѣдами Чадова Бессъ. Она удивлялась, "почему эти люди строили такія скучныя физіономіи". Чадова Бессъ была предметъ особеннаго состраданія, потому-что за волосы, зачесанныя назадъ и прикрытые на самой макушкѣ головы чепчикомъ, показывали украшеніе, которымъ она гордилась больше, нежели своими румяными щеками, именно двѣ большія круглыя серьги съ фальшивыми гранатами. Эти украшенія были предметомъ презрѣнія нетолько методистовъ, но и ея родной кузины и тётки Тимоѳеевой Бессъ, которая съ истинно-родственными чувствами часто выражала опасеніе, чтобъ эти серьги не довели ея до чего-нибудь дурнаго, въ душѣ своей желая совершенно-противнаго.

Тимоѳеева Бессъ, сохранившая дѣвичье прозвище между своими короткими знакомыми, уже давно была женою Рыжаго Джима и обладала порядочнымъ запасомъ драгоцѣнностей, составляющихъ принадлежность замужней женщины. Изъ нихъ достаточно будетъ упомянуть о плотномъ грудномъ ребенкѣ, котораго она качала на рукахъ, и о здоровомъ пятилѣтнемъ мальчикѣ въ короткихъ по колѣно штанахъ и съ голыми красными ногами, на шеѣ у котораго висѣла ржавая молочная кружка наподобіе барабана и котораго особенно обѣгала небольшая собачка Чада. Эта юная масличная вѣтвь славилась подъ именемъ Бена Тимоѳеевой Бессъ. Бенъ Тимоѳеевой Бессъ имѣлъ весьма-любознательный нравъ и не стѣснялся ложнымъ стыдомъ. Онъ вышелъ изъ группы женщинъ и дѣтей, расхаживалъ между методистами, смотрѣлъ имъ прямо въ лицо, открывъ ротъ, и, въ видѣ музыкальнаго акомпаньемента, ударялъ палкой въ молочную кружку. Но когда одна изъ пожилыхъ женщинъ съ важнымъ видомъ наклонилась къ нему и въ увѣщаніе хотѣла взять его за плечо, то Бенъ Тимоѳеевой Бессъ сначала лягнулъ ее изо всей мочи, а потомъ далъ тягу и искалъ убѣжища за ногами своего отца.

-- Ахъ, ты щенокъ этакой! сказалъ Рыжій Джимъ съ нѣкоторою отеческою гордостью: -- если ты не будешь держать палки спокойно, то я отыму ее у тебя. Какъ ты смѣешь такъ лягаться?

-- Подай его сюда, ко мнѣ, сказалъ Чадъ Кренеджу -- я его свяжу и подкую, какъ лошадь.-- А! мистеръ Кассонъ, продолжалъ онъ, увидя трактирщика, медленно подходившаго къ группѣ мужчинъ:-- какъ поживаете? Что, вы также пришли стонать? Говорятъ, люди, слушающіе методистовъ, всегда стонутъ, какъ-будто они повреждены внутренне. Я буду рычать такъ, какъ рычала ваша корова намедни ночью: вотъ тогда проповѣдникъ увѣрится, что я на истинномъ пути.

-- Я совѣтую вамъ не дѣлать глупости, Чадъ! сказалъ мистеръ Кассонъ съ нѣкоторымъ достоинствомъ.-- Пойзеру не будетъ пріятно, если онъ услышитъ, что съ племянницею его жены обращаются непочтительно, хотя онъ самъ, можетъ-быть, не очень-то доволенъ, что она взялась читать проповѣдь.

-- Ну, да вѣдь она и недурна собой, сказалъ Жилистый Бенъ.-- Что до меня, то я очень люблю проповѣди хорошенькихъ женщинъ: я знаю, что онѣ убѣдятъ меня гораздо-скорѣе, нежели проповѣди безобразныхъ мужчинъ. Мнѣ вовсе не покажется страннымъ, если я сдѣлаюсь методистомъ сегодня же вечеромъ и стану ухаживать за проповѣдницей, какъ Сетъ Бидъ.

-- Ну, Сетъ, кажется, подымаетъ носъ слишкомъ-высоко, сказалъ мистеръ Кассонъ.-- Не думаю, что ея родня останется довольна, если она станетъ смотрѣть на простаго плотника.

-- Полно, такъ ли? сказалъ Бенъ, высокимъ дискантомъ.-- Какое же дѣло роднѣ до этого?... Это не касается до нихъ ни на-волосъ. Пусть себѣ пойзерова жена задираетъ носъ и забываетъ прошлое; но Дина Моррисъ, разсказываютъ, бѣдна... работаетъ на мельницѣ и едва въ-состояніи содержать самоё-себя. Статный молодой плотникъ, да къ-тому же методистъ, какъ Сетъ Бидъ, былъ бы для нея хорошею парой. Вѣдь Пойзеры заботятся же объ Адамѣ Бидѣ, какъ о своемъ родномъ племянникѣ.

-- Вздоръ, вздоръ! сказалъ Джошуа Раинъ.-- Адамъ и Сетъ два совершенно-различные человѣка; имъ обоимъ не сошьешь сапога на одной и той же колодкѣ.

-- Можетъ -- быть, сказалъ Жилистый Бенъ презрительно:-- но для меня Сетъ лучше, хотя бы онъ былъ методистомъ вдвое больше теперешняго. Сетъ обезоружилъ меня совершенно: я дразнилъ его сегодня все время, что мы работали вмѣстѣ, и онъ терпѣлъ мои шутки, какъ ягненокъ. Притомъ же, онъ смѣлый малый: мы однажды ночью шли съ нимъ но полямъ и вдругъ увидѣли горящее дерево, которое приближалось къ намъ; мы думали, что лѣшій хочетъ подшутить надъ нами, и уже собрались бѣжать, какъ Сетъ, не задумываясь, бросился впередъ такъ же смѣло, какъ констебль. А! да вотъ онъ вышелъ отъ Билля Маскри; да вотъ и самъ Билль съ такимъ кроткимъ видомъ: подумаешь, что онъ не смѣетъ ударить гвоздя по шапочкѣ, боясь испортить его. А вотъ и красивая проповѣдница! Ей-ей, она сняла свою шляпку. Я пойду поближе.

Нѣсколько человѣкъ послѣдовали примѣру Бена, и путешественникъ на лошади также приблизился къ Лугу, въ то время, какъ Дина, впереди своихъ подругъ, довольно-быстро подходила къ телегѣ, находившейся подъ клёномъ. Когда она проходила мимо высокаго Сета, то казалась очень-небольшаго роста; но, когда она помѣстилась на телегѣ, гдѣ ея нельзя было сравнять ни съ кѣмъ, то ея ростъ, казалось, былъ выше средняго женскаго, хотя въ дѣйствительности не превосходилъ его. Этимъ она была обязана своей тоненькой фигурѣ и простенькому черному платью. Чужестранецъ пришелъ въ изумленіе, когда увидѣлъ, какъ она приблизилась къ телегѣ и взошла на нее: его изумила не столько женская граціозность ея появленія, сколько совершенное отсутствіе въ ея наружности мысли о себѣ. Онъ представлялъ ее себѣ иначе: онъ предполагалъ, что она станетъ выступать мѣрными шагами, что ея наружный видъ будетъ проникнутъ важною торжественностью; онъ былъ увѣренъ, что на ея лицѣ увидитъ улыбку сознательной святости, или грозную горечь. Онъ зналъ только два типа методистовъ: восторженныхъ и жолчныхъ. Но Дина шла такъ просто, какъ-будто отправлялась на рынокъ, и, повидимому, вовсе не думала о своей наружности, какъ маленькій мальчикъ: въ ней не было замѣтно ни особенной краски на лицѣ, ни трепета, которые говорили бы: "я знаю, что вы меня считаете хорошенькою женщиною, которая еще слишкомъ-молода длятого, чтобъ проповѣдывать"; она не подымала и не опускала вѣкъ, не сжимала губъ, не держала такъ рукъ, какъ бы длятого, чтобъ выразить: "но вы должны смотрѣть на меня, какъ на святую". Она не имѣла никакой книги въ рукахъ, которыя были безъ перчатокъ; она опустила руки и нѣсколько скрестила ихъ передъ собою, когда остановилась и своими сѣрыми глазами смотрѣла на народъ. Въ глазахъ не было замѣтно ни малѣйшей проницательности; они, казалось, скорѣе проливали любовь, а не старались замѣтить, что происходило вокругъ; судя по ихъ мягкому выраженію, всѣ мысли ихъ владѣтельницы были обращены на то, что предстояло ей совершить, и что внѣшніе предметы не имѣли на нее никакого вліянія. Она стояла, обратившись лѣвою стороною къ заходившему солнцу, отъ лучей котораго защищали ее покрытые листьями сучья, при мягкомъ свѣтѣ нѣжный колоритъ ея лица, казалось, имѣлъ какую-то спокойную яркость, подобно цвѣтамъ вечеромъ. Она имѣла небольшое овальное лицо равной прозрачной бѣлизны; контуръ щекъ и подбородка напоминалъ форму яйца; у ней былъ полный ротъ, но которому, однакожь, можно было заключить о ея твердомъ характерѣ; ноздри ея были очерчены изящно, лобъ низокъ и прямъ, окруженный гладкими локонами свѣтлорусыхъ волосъ. Волосы были просто зачесаны за уши и прикрыты, дюйма на два отъ бровей, квакерскою сѣточкою. Брови, такого же цвѣта, какъ волосы, были совершенно-горизонтальны и очерчены твердо, рѣсницы не темнѣе бровей, длинны и густы; однимъ словомъ, ничто не было смазано, или не окончено. Лицо ея принадлежало къ числу такихъ, которыя заставляютъ вспомнить бѣлые цвѣты съ легко-подрумяненными чистыми лепестками. Вся красота глазъ заключалась въ ихъ выраженіи; они дышали такою простотою, такою искренностію, такою истинною любовью, что передъ ними не могли не смягчиться ни грозный неодобряющій взоръ, ни легкая насмѣшка. Джошуа Раннъ продолжительно кашлянулъ, какъ-бы прочищая горло длятого, чтобъ лучше переварить новыя мысли, которыя теперь представились ему; Чадъ Кренеджъ снялъ кожаную шапочку, прикрывавшую макушку, и почесалъ въ головѣ, а Жилистый Бенъ удивился, откуда бралась у Сета смѣлость даже подумать ухаживать за проповѣдницей.

"Что за милое существо!" подумалъ незнакомецъ. "Но вотъ ужь природа никогда не думала сдѣлать изъ нея проповѣдницу, я увѣренъ въ томъ."

Онъ, можетъ-быть, принадлежалъ къ числу людей, предполагающихъ, что природа имѣетъ театральныя свойства и, съ цѣлью облегчить искусство и психологію, "сочиняетъ" свои характеры, такъ-что въ нихъ нельзя ошибиться. Но Дина начала говорить.

-- Друзья! сказала она яснымъ, но негромкимъ голосомъ: -- помолимся о благословеніи.

Она закрыла глаза и, нѣсколько опустивъ голову, продолжала тѣмъ же мѣрнымъ голосомъ, какъ-бы разговаривая съ кѣмъ-то, находившимся въ недалекомъ отъ нея разстояніи:

-- Спаситель нашъ отъ грѣховъ! когда бѣдная женщина, отягощенная грѣхами, подошла къ колодцу длятого, чтобъ достать воды, она нашла тебя сидящимъ у колодца. Она не знала тебя; она не искала тебя; умъ ея былъ помраченъ; жизнь ея была нечестива. Но ты заговорилъ съ нею, ты коснулся ея, ты показалъ ей, что ея жизнь лежала открытою передъ тобою, и между-тѣмъ ты готовъ былъ дать ей благословеніе, котораго она никогда не искала. Іисусе! ты находишься среди насъ и ты знаешь всѣхъ людей: если здѣсь есть люди, подобные той бѣдной женщинѣ... если ихъ умъ омраченъ и жизнь нечестива... если они пришли, не ища тебя, не желая научиться; яви имъ ту же безпредѣльную благость, которую ты явилъ ей. Вразуми ихъ, Господи, отверзи имъ слухъ, чтобъ они поняли мои слова, открой передъ ихъ умомъ ихъ грѣхи и заставь ихъ жаждать спасенія, которое ты готовъ ниспослать имъ.

-- Господи! ты всегда находишься съ избранными твоими: они видятъ тебя въ ночное бдѣніе, и душа ихъ пылаетъ внутри ихъ, когда ты глаголешь имъ. И ты приближаешься къ тѣмъ, которые не знали тебя: отверзи имъ глаза, да увидятъ тебя... да увидятъ тебя плачущаго надъ ними и говорящаго: "Вы не хотите придти ко мнѣ и получить жизнь..." да увидятъ тебя распятаго на крестѣ и говорящаго: "Отче, прости имъ, они не вѣдаютъ, что творятъ"... да увидятъ тебя приходящаго со славою судить ихъ. Аминь.

Дина снова открыла глаза, замолчала и обратила взоръ на группу поселянъ, которые, между-тѣмъ, ближе придвинулись къ ней съ ея правой стороны.

-- Друзья! продолжала она, нѣсколько возвысивъ голосъ: -- всѣ вы были въ церкви и, я думаю, должны были слышать эти слова, читанныя священникомъ: "Духъ Божій на мнѣ, ибо онъ помазалъ меня возвѣстить евангеліе нищимъ". Эти слова произнесъ Іисусъ Христосъ... Онъ сказалъ, что пришелъ "возвѣстить евангеліе нищимъ". Не знаю, думали ли вы когда-либо объ этихъ словахъ; но я разскажу вамъ, когда я услышала ихъ въ первый разъ. Въ такой же вечеръ, какъ сегодня, какъ я была маленькой дѣвочкой, тётка моя, воспитавшая меня, взяла меня съ собою послушать добраго человѣка, проповѣдывавшаго народу, который собрался на полѣ, какъ мы теперь здѣсь. Я очень-хорошо припоминаю его лицо: онъ былъ человѣкъ очень-старый и имѣлъ очень-длинные сѣдые волосы; его голосъ былъ очень-мягокъ и пріятенъ. Такого голоса мнѣ не удавалось слышать въ жизни до того времени. Я была маленькой дѣвочкой и почти ничего не знала, и этотъ старикъ, казалось мнѣ, такъ отличался отъ всѣхъ людей, которыхъ я только видѣла до того времени, что я спрашивала себя: не сошелъ ли онъ съ неба проповѣдывать намъ, и сказала: "Тетушка, онъ опять возвратится на небо сегодня вечеромъ, какъ на картинкѣ въ библіи?"

-- Этотъ человѣкъ Божій былъ мистеръ Веслей, который провелъ всю свою жизнь, дѣлая то, что дѣлалъ нашъ Господь... проповѣдывалъ евангеліе нищимъ... онъ представился въ вѣчность восемь лѣтъ тому назадъ. Я узнала о немъ побольше уже нѣсколько лѣтъ спустя; но въ то время я была глупою безразсудною дѣвочкою и помню только одно изо всей рѣчи, которую онъ сказалъ намъ. Онъ сообщилъ намъ, что "евангеліе" означаетъ "благовѣстіе", то-есть добрую вѣсть или радостную вѣсть. Вы знаете, евангеліе значитъ то, что говоритъ намъ о Богѣ священное писаніе.

-- Размыслите же объ этомъ! Іисусъ Христосъ снизшелъ истинно съ небесъ. Подобно тому, какъ я, будучи неразумнымъ ребенкомъ, думала о мистерѣ Веслеѣ, и сшелъ длятого, чтобъ сообщить благія вѣсти о Богѣ нищимъ. Я и вы, дорогіе друзья, нищіе. Мы были воспитаны въ бѣдныхъ избахъ, выросли на овсяномъ хлѣбѣ и вели грубую жизнь; мы не находились долго въ школѣ, не читали много книгъ и знаемъ только то, что происходитъ около насъ. Мы принадлежимъ къ числу тѣхъ именно людей, которымъ нужно слышать добрыя вѣсти. Ибо тѣ, которымъ жить хорошо, не слишкомъ заботятся о томъ, чтобъ услышать добрыя вѣсти съ небесъ; но когда бѣдный человѣкъ, или бѣдная женщина находятся въ затруднительномъ положеніи и должны тяжко трудиться длятого, чтобъ жить, то они рады получить письмо, изъ котораго узнаютъ, что у нихъ есть другъ, желающій помочь имъ. Конечно, мы не можемъ не знать кое-чего о Богѣ, если даже и вовсе не слышали евангелія, добрыхъ вѣстей, которыя принесъ намъ нашъ Спаситель. Такъ мы знаемъ, что все исходитъ отъ Бога. Развѣ вы не говорите почти ежедневно: "Дай Богъ, чтобъ то, или другое случилось", и "мы скоро станемъ косить траву, лишь далъ бы намъ Богъ хорошей погоды подольше"? Мы знаемъ очень-хорошо, что находимся совершенно въ рукахъ Божіихъ: мы не сами родились на свѣтъ, когда мы спимъ, то не можемъ сами заботиться о своей жизни; дневной свѣтъ, вѣтеръ, хлѣбъ, коровы, дающія намъ молоко, все, что мы имѣемъ, мы имѣемъ отъ Бога. Онъ даровалъ намъ душу, вселилъ любовь между родителями и дѣтьми, между мужемъ и женой. Но развѣ намъ только это и нужно знать о Богѣ? Мы видимъ, что Онъ великъ и всемогущъ и все, что желаетъ, можетъ совершить; если мы попытаемся думать о немъ, то совершенно потеряемся, какъ въ борьбѣ съ необъятною массою воды.

-- Но, можетъ-быть, въ вашей головѣ возникаетъ сомнѣніе: можетъ ли Богъ много заботиться о насъ, нищихъ? Можетъ-быть, онъ создалъ свѣтъ только для великихъ, мудрыхъ, богатыхъ. Ему ничего не стоитъ дать намъ горсточку нашихъ жизненныхъ припасовъ и нашу скудную одежду; но какъ мы можемъ знать, заботится ли онъ о насъ больше, чѣмъ мы заботимся о червяхъ и садовыхъ предметахъ, когда разводимъ морковь и лукъ? Заботится ли о насъ Богъ, когда мы умираемъ? даетъ ли онъ утѣшеніе, если мы увѣчны, больны, или находимся въ безпомощномъ состояніи? Можетъ-быть, также, онъ недоволенъ нами: иначе, отчего же быть падежу, неурожаю, лихорадкѣ и всякаго рода страданіямъ и безпокойствамъ? Потому-что вся наша жизнь исполнена безпокойства и если Богъ посылаетъ намъ благо, то онъ же, повидимому, посылаетъ и горе. Какже это? подумайте!

-- Ахъ, друзья мои! и добрыя вѣсти о Богѣ, дѣйствительно, нужны намъ; и что значатъ другія добрыя вѣсти, если намъ недостаетъ этихъ? Ибо все прочее имѣетъ конецъ, и, умирая, мы оставляемъ все. Но Богъ имѣетъ бытіе, когда все прочее уже исчезло. Что станемъ мы дѣлать, если онъ не будетъ нашимъ защитникомъ?

Затѣмъ Дина объяснила, какимъ-образомъ были принесены добрыя вѣсти и какимъ-образомъ милость Бога къ нищимъ обнаруживалась въ жизни Іисуса, проявляясь въ его смиреніи и въ его милосердіи.

-- Итакъ, вы видите, дорогіе друзья, продолжала она: -- Іисусъ провелъ почти всю свою жизнь, дѣлая добро нищимъ. Онъ проповѣдывалъ имъ внѣ домовъ, дѣлалъ бѣдныхъ работниковъ своими друзьями, училъ ихъ и дѣлилъ съ ними нужду. Онъ дѣлалъ добро и богатымъ, ибо онъ былъ исполненъ любви ко всѣмъ людямъ; но онъ видѣлъ, что нищіе болѣе нуждались въ его помощи. Такимъ-образомъ, онъ исцѣлялъ увѣчныхъ, и больныхъ, и слѣпыхъ, творилъ чудеса длятого, чтобъ накормить голодныхъ, ибо, говорилъ онъ, ему было жаль ихъ; и онъ былъ весьма милостивъ къ малымъ дѣтямъ и утѣшалъ тѣхъ, которые лишились своихъ друзей, и очень-милостиво разговаривалъ съ бѣдными грѣшниками, скорбѣвшими о своихъ грѣхахъ.

-- Ахъ, не-уже-ли вы не стали бы любить такого человѣка, еслибъ видѣли его... еслибъ онъ былъ здѣсь въ деревнѣ? Какое доброе сердце онъ долженъ имѣть! Какимъ бы онъ былъ другомъ людямъ, находящимся въ затрудненіи! Какъ было бы пріятно учиться у него!

-- Но, дорогіе друзья, кто же былъ этотъ человѣкъ? Былъ ли онъ только добрый человѣкъ... весьма-добрый человѣкъ и больше ничего... подобно нашему дорогому мистеру Веслею, который былъ взятъ отъ насъ?... Онъ былъ Сынъ Божій... "единаго существа съ Богомъ Отцомъ", какъ говоритъ священное писаніе; это означаетъ, что онъ тотъ же Богъ, который есть начало и конецъ всего... Богъ, о которомъ намъ нужно знать. Итакъ, любовь, которую Іисусъ обнаруживалъ къ нищимъ, есть та же самая любовь, которую Богъ имѣетъ къ намъ. Мы можемъ разумѣть, что чувствовалъ Іисусъ, потому-что онъ сшелъ на землю, принявъ на себя плоть, подобную нашей, и говорилъ такія же слова, съ какими мы обращаемся другъ къ другу. Мы боялись при мысли о томъ, что Богъ былъ прежде... Богъ, создавшій міръ, и небо и громъ, и молнію. Мы никогда не могли видѣть его; мы могли видѣть только созданное имъ, и нѣкоторые изъ этихъ предметовъ были страшны такъ, что мы должны трепетать, думая о немъ. Но нашъ божественный Спаситель открылъ намъ естество Бога такимъ-образомъ, какъ могли понять бѣдные неученые люди; онъ открылъ намъ сердце божіе и чувства его къ намъ.

-- Но посмотримъ же поближе, для-чего Іисусъ сшелъ съ небесъ. Въ одномъ мѣстѣ онъ сказалъ: "я пришелъ найдти и спасти то, что было потеряно", и въ другомъ: "я пришелъ не длятого, чтобъ праведныхъ привести къ раскаянію, а длятого, чтобъ привести къ раскаянію грѣшниковъ".

-- Что было потеряно!... Грѣшниковъ!... Ахъ, друзья мои, не должны ли вы и я разумѣть подъ этимъ самихъ себя?

До-этихъ-поръ всадника невольно приковывалъ къ мѣсту очаровательный мягкій высокій голосъ Дины, разнообразіемъ своихъ тоновъ напоминавшій превосходный инструментъ, до котораго касался художникъ, несознававшій своего удивительнаго музыкальнаго таланта. Простыя вещи, о которыхъ она говорила, казались новостью: такъ пробуждаетъ въ насъ новыя чувства мелодія, которую поетъ чистый голосъ ребенка въ хорѣ; спокойная глубина убѣжденія, которою была проникнута ея рѣчь, служила, повидимому, сама-по-себѣ яснымъ доказательствомъ истины сообщеній. Она видѣла, что вполнѣ оковала слушателей. Поселяне еще болѣе приблизились къ ней, и на лицахъ всѣхъ выражалось глубокое вниманіе. Она говорила медленно, хотя совершенно-плавно, часто останавливалась послѣ вопроса, или передъ перемѣною мыслей. Она не измѣняла своего положенія, не дѣлала жестовъ. Сильное впечатлѣніе, которое произвела ея рѣчь, слѣдовало приписать перемѣнявшимся тонамъ въ ея голосѣ, и когда она дошла до вопроса: "будетъ ли Богъ заботиться о насъ, когда мы умремъ?" она произнесла такимъ жалобнымъ, молящимся тономъ, что самыя жосткія сердца не могли удержаться отъ слезъ. Незнакомецъ, которымъ, при первомъ взглядѣ на Дину, овладѣло сомнѣніе въ томъ, чтобъ она могла пробудить вниманіе своихъ грубыхъ слушателей, теперь убѣдился въ несправедливости своего сомнѣнія, но все еще не зналъ, будетъ ли она имѣть власть пробудить въ нихъ сильнѣйшія чувства; а это должно было служить необходимою печатью ея призванія -- призванія проповѣдницы методистки,-- до-тѣхъ-поръ, пока она не произнесла словъ: "потеряно!... грѣшники!" когда въ ея голосѣ и манерахъ произошла большая перемѣна. Она долгое время молчала передъ восклицаніемъ, и пауза, казалось, была слѣдствіемъ волновавшихъ ее мыслей, которыя выразились въ ея чертахъ. Ея блѣдное лицо поблѣднѣло еще болѣе; круги подъ глазами стали глубже, какъ обыкновенно бываетъ, когда скопились слезы, но еще не падаютъ, и въ кроткихъ, выражавшихъ любовь глазахъ отразились испугъ и сожалѣніе, какъ-будто она внезапно увидѣла ангела-истребителя, парившаго надъ головою собравшагося народа. Ея голосъ сталъ глубокъ и неясенъ; но она все-таки не дѣлала никакихъ жестовъ. И Дина вовсе не походила на обыкновенныхъ высокопарныхъ риторовъ. Она не проповѣдывала такъ, какъ слышала, что проповѣдуютъ другіе, а говорила по внушенію собственныхъ чувствъ, воодушевленная собственною простою вѣрою.

Но теперь ею овладѣлъ новый потокъ чувствъ. Ея манеры стали безпокойнѣе, ея рѣчь быстрѣе и взволнованнѣе, когда она стала говорить слушателямъ о ихъ грѣхахъ, умышленномъ невѣжествѣ, о ихъ неповиновеніи Богу, когда она остановилась на ненавистномъ свойствѣ грѣха, на божественной святости и страданіяхъ нашего Спасителя, которыя открыли путь къ нашему спасенію. Наконецъ казалось, что она, страшно желая возвратить на путь истинный потерянную овцу, не могла довольствоваться, обращаясь ко всѣмъ своимъ слушателямъ разомъ. Она обращалась то къ одному, то къ другому, со слезами умиляя ихъ обратиться къ Богу, пока еще не было поздно, описывая имъ крайнюю печаль ихъ душъ, потерянныхъ въ грѣхѣ, питаясь мякиною этого несчастнаго міра, въ большомъ отдаленіи отъ Бога, ихъ Отца, и затѣмъ любовь Спасителя, съ нетерпѣніемъ ожидавшаго ихъ возвращенія.

Между методистами слышались не разъ вздохи и стоны во время проповѣди; но души поселянъ воспламеняются нелегко, и все впечатлѣніе, которое произвела на нихъ въ то время проповѣдь Дины, выразилось незначительнымъ неопредѣленнымъ безпокойствомъ, которое снова могло скоро исчезнуть. Никто изъ нихъ, однакожь, не удалился, кромѣ дѣтей и "дѣдушки Тафта", который, будучи глухъ, не могъ разслышать много словъ и черезъ нѣсколько времени возвратился въ свой уголъ за печью. Жилистый Бенъ чувствовалъ, что ему было не совсѣмъ-то ловко, и почти сожалѣлъ, что пришелъ послушать Дину: онъ опасался, что сказанное ею будетъ какимъ-нибудь образомъ преслѣдовать его. Несмотря на то, онъ очень-охотно смотрѣлъ на нее и внималъ ея рѣчи, хотя и каждую минуту опасался, что она устремитъ на него свои глаза и обратится къ нему въ-особенности. Она уже обращалась къ Рыжему Джиму, который, желая облегчить свою жену, держалъ въ то время на рукахъ груднаго ребенка, и дюжій, но мягкосердый человѣкъ отеръ слезы кулакомъ, какъ-то смутно намѣреваясь сдѣлаться лучшимъ человѣкомъ, меньше ходить мимо каменныхъ коней въ "Остролистникъ" и быть опрятнѣе по воскресеньямъ.

Впереди Рыжаго Джима стояла Чадова Бессъ, которая была необыкновенно-спокойна и внимательна съ той самой минуты, когда Дина начала говорить. Ея не занимала сначала самая рѣчь: она сначала была совершенно погружена въ мысли о томъ, какое удовольствіе въ жизни можетъ имѣть молодая женщина, носящая такой чепецъ, какъ Дина. Съ отчаяніемъ оставивъ это изслѣдованіе, она стала изучать носъ Дины, ея глаза, ротъ и волосы, спрашивая себя, что было лучше -- имѣть ли такое блѣдное лицо, какъ лицо Дины, или же такія, какъ у ней, Бессъ, полныя, румяныя щоки и круглые черные глаза. Но мало-по-малу серьёзное настроеніе всѣхъ произвело впечатлѣніе и на нее, и она стала вникать въ то, что говорила Дина. Нѣжные тоны голоса, исполненное любви краснорѣчіе не тронули ея; но когда Дина обратилась къ слушателямъ съ суровымъ воззваніемъ, то Чадовой Бессъ началъ овладѣвать страхъ. Бѣдная Бесси была извѣстна какъ шалунья, и она знала это; если же слѣдовало людямъ быть добрыми, то ясно было, что она находилась на дурной дорогѣ. Она не могла найдти псалмовъ въ своемъ молитвенникѣ такъ легко, какъ Салли Ганнъ; замѣчали, что она часто хихикала, когда присѣдала мистеру Ирвайну, и ея недостатки въ религіозномъ отношеніи сопровождались соотвѣтственною слабостью въ-отношеніи къ меньшимъ нравственнымъ правиламъ, ибо Бесси неоспоримо принадлежала къ неумытому лѣнивому классу женскихъ характеровъ, которымъ вы смѣло можете предложить яйцо, яблоко, или орѣхи, не опасаясь отказа. Все это знала она и до-этихъ-поръ вовсе не стыдилась этого. Но теперь она стала чувствовать стыдъ, какъ-будто явился констебль и хотѣлъ взять ее и представить въ судъ за какой-то неопредѣленный проступокъ. Ею овладѣлъ неясный страхъ, когда она узнала, что Богъ, котораго она всегда считала столь далекимъ, былъ въ-сущности очень-близокъ къ ней, и что Іисусъ стоитъ возлѣ нея и взираетъ на нее, хотя она и не можетъ видѣть его. Ибо Дина имѣла вѣру въ видимыя проявленія Іисуса, которая распространена между методистами, и умѣла непреодолимо внушать эту вѣру своимъ слушателямъ; она заставляла ихъ чувствовать, что онъ осязательно присутствуетъ среди ихъ и ежеминутно можетъ явить себя имъ такимъ-образомъ, что поразитъ ихъ сердца тоскою и раскаяніемъ.

-- Посмотрите! воскликнула она, обратившись въ лѣвую сторону и устремивъ взоръ на точку, находившуюся надъ головами собравшихся: -- посмотрите, гдѣ стоитъ нашъ Господь, и плачетъ, и простираетъ руки къ вамъ. Послушайте, что онъ говоритъ: "Какъ часто хотѣлъ бы я сзывать васъ, какъ насѣдка сзываетъ своихъ цыплятъ подъ крылья; да вы не хотѣли!... да вы не хотѣли! повторила она тономъ жалобы и укора, снова обративъ взоръ на народъ.-- Посмотрите на слѣды гвоздей на его божественныхъ рукахъ и ногахъ. Ваши грѣхи были причиною ихъ. Ахъ, какъ онъ блѣденъ и изнуренъ! Онъ выстрадалъ великую тоску въ саду, когда его душа изнывала до-смерти и большія кровавыя капли пота струились на землю. Они плевали на него и били кулаками, они бичевали его, они издѣвались надъ нимъ, они положили тяжелый крестъ на его израненныя плечи. Потомъ они распяли его. Ахъ, какъ велики были его страданія! Его уста были сухи отъ жажды, и они издѣвались надъ нимъ даже при его предсмертныхъ мукахъ, тогда-какъ онъ этими высохшими устами молился за нихъ: "Отче, отпусти имъ, ибо не вѣдаютъ, что творятъ". Затѣмъ обуялъ его ужасъ великаго мрака, и онъ чувствовалъ то, что чувствуютъ грѣшники, которые навѣки лишены милостей божіихъ. Это была послѣдняя капля въ чашѣ горечи. "Боже мой, Боже мой!" восклицаетъ онъ: "за что оставилъ ты меня?"

-- И все это онъ понесъ за васъ! за васъ... а вы никогда не помышляете о немъ; за васъ... а вы отворачиваетесь отъ него; вы и не думаете о томъ, что онъ выстрадалъ за васъ. И, несмотря на то, онъ не перестаетъ мучаться за васъ: онъ возсталъ отъ мертвыхъ, онъ молится за васъ, находясь одесную отца: "Отче, отпусти имъ, ибо не вѣдаютъ, что творятъ". И онъ также присутствуетъ здѣсь на землѣ; онъ находится между нами; онъ и теперь находится близъ васъ. Я вижу раны на его тѣлѣ и выраженіе неоскудѣвающей любви въ его взорѣ.

Послѣ этихъ словъ Дина обратилась къ молоденькой Бесси Кренеджъ, привлекательная молодость и явное тщеславіе которой возбуждали сожалѣніе Дины.

-- Бѣдное дитя, бѣдное дитя! Онъ такъ настоятельно призываетъ тебя къ себѣ, а ты не внимаешь ему. Ты думаешь о серьгахъ, о богатыхъ и красивыхъ платьяхъ и чепцахъ, а ты никогда не думаешь о Спасителѣ, который умеръ длятого, чтобъ спасти твою драгоцѣнную душу. Придетъ время, когда щоки твои покроятся морщинами, волосы посѣдѣютъ, бѣдное тѣло твое станетъ сухимъ и дряхлымъ! Тогда ты будешь чувствовать, что твоя душа не спасена; тогда придется тебѣ стать передъ Богомъ одѣтою въ твои грѣхи, въ дурной характеръ и суетные помыслы, и Іисусъ, готовый оказать тебѣ помощь въ настоящее время, тогда не окажетъ ея: такъ-какъ ты не хочешь, чтобъ онъ былъ твоимъ спасителемъ, то онъ будетъ твоимъ судіею. Теперь онъ обращаетъ на тебя взоръ, полный любви и благости, и говоритъ: "Приди ко мнѣ, да найдешь жизнь"; тогда же онъ отвернется отъ тебя и скажетъ: "Иди же отъ меня въ огнь вѣчный!"

Черные, открытые во всю свою величину глаза бѣдной Бесси стали наполняться слезами, ея полныя румяныя щоки и губы поблѣднѣли, и ея лицо исказилось, какъ искажается лицо ребенка, готовящагося заплакать.

-- Ахъ, бѣдное слѣпое дитя! продолжала Дина: -- а если съ тобой случится тоже, что случилось съ рабою божіею во дни ея тщеславія. Она думала только о кружевныхъ чепцахъ и копила деньги, чтобъ купить ихъ; она никогда не думала о томъ, какъ бы ей сдѣлаться чистою сердцемъ и праведною; ей нужно было только имѣть кружева лучше другихъ дѣвушекъ. И однажды, когда она надѣла новый чепецъ и посмотрѣлась въ зеркало, то увидѣла окровавленный ликъ въ терновомъ вѣнцѣ. Этотъ ликъ обращенъ теперь къ тебѣ.

При этихъ словахъ, Дина указала на точку передъ Бесси.

-- Ахъ, вырви вонъ эти глупости! брось ихъ отъ себя, какъ жалящихъ змѣй. Да они и жалятъ тебя... они отравляютъ твою душу... они влекутъ тебя въ мрачную бездонную пропасть, гдѣ ты погрязнешь навѣки, навѣки и навѣки, вдали отъ свѣта и отъ Бога.

Бесси не могла долѣе переносить этого: ею овладѣлъ неописанный ужасъ; вырвавъ серьги изъ ушей и громко рыдая, она бросила ихъ передъ собою на землю. Ея отецъ Чадъ, опасаясь, что и до него можетъ дойдти очередь (впечатлѣніе, произведенное на упрямую Бессъ, поразило его, какъ чудо), поспѣшно удалился и принялся работать за своей наковальней длятого, чтобъ снова собраться съ духомъ.

-- Проповѣдуй тамъ, или не проповѣдуй! людямъ, все равно, нужны же подковы: вѣдь не возьметъ же меня дьяволъ за это, ворчалъ онъ про себя.

Но вслѣдъ затѣмъ Дина стала говорить о радостяхъ, которыя будутъ удѣломъ покаявшихся, и своимъ простымъ языкомъ описывать божественный миръ и любовь, наполняющіе душу вѣрующаго... какимъ-образомъ чувство божественной любви превращаетъ бѣдность въ богатство и служитъ отрадою для души, такъ-что ея не раздражаетъ никакое нечестивое желаніе, не тревожитъ никакой страхъ; какимъ-образомъ, наконецъ, исчезаетъ самое искушеніе къ содѣянію грѣха, и на землѣ начинается жизнь небесная, ибо не проходитъ никакого облачка между душою и Богомъ, который есть ея вѣчное солнце.

-- Дорогіе друзья, сказала она въ-заключеніе: -- братья и сестры, которыхъ я люблю, какъ тѣхъ, за которыхъ умеръ нашъ Господь, вѣрьте: я знаю, что значитъ это великое блаженство, и, потому-что я это знаю, я желаю, чтобъ и вы раздѣляли его. Я бѣдна такъ же, какъ и вы, и принуждена снискивать себѣ пропитаніе трудами рукъ своихъ; но никакой лордъ, никакая леди не могутъ быть такъ счастливы, какъ я, если у нихъ въ душѣ нѣтъ любви къ Богу. Подумайте, что значитъ ненавидѣть только грѣхъ, любить каждое существо, не страшиться ничего, быть увѣрену, что все ведетъ къ добру, не заботиться о страданіяхъ, ибо такова воля нашего отца, знать, что ничто -- нѣтъ, ничто, еслибъ даже была сожжена земля, или воды вышли изъ береговъ и затопили насъ -- ничто не можетъ разлучить насъ съ Богомъ, любящимъ насъ и наполняющимъ души наши миромъ и радостями, ибо мы увѣрены, что все, что онъ ни велитъ, свято, справедливо и добро.

-- Дорогіе друзья, придите и получите это блаженство; оно предлагается вамъ; это -- добрыя вѣсти, которыя Іисусъ пришелъ возвѣстить бѣднымъ. Оно не походитъ на богатства этого міра: послѣднія таковы, что чѣмъ больше пріобрѣтаетъ одинъ, тѣмъ меньше остается прочимъ. Богъ безконеченъ; любовь его безконечна:

"Its streams the whole creation reach,

So plenteous is the store;

Enough for all, enough for each,

Enough for evermore." (*)

(*) "Ея потокъ наполняетъ вселенную: такъ обиленъ источникъ этой любви; ея достаточно на всѣхъ, ея достаточно на всякаго, ея достаточно навѣки."

Дина говорила, по-крайней-мѣрѣ, часъ, и румяный свѣтъ заходившаго солнца, казалось, придавалъ ея заключительнымъ словамъ торжественную силу. Незнакомецъ, заинтересованный рѣчью, какъ могло его заинтересовать развитіе драмы -- во всякомъ краснорѣчивомъ словѣ, сказанномъ безъ приготовленія, существуетъ очарованіе, открывающее слушателю внутреннюю драму волненій оратора -- повернулъ лошадь въ сторону и сталъ продолжать свой путь, въ то время, когда Дина произнесла: "Споемъ гимнъ, дорогіе друзья!" Спускаясь по извилинамъ откоса, онъ слышалъ голоса методистовъ, то возвышавшіеся, то опускавшіеся въ странномъ сліяніи радости и грусти, которое принадлежитъ къ размѣру гимна.

III.
Послѣ проповѣди.

Менѣе часу спустя Сетъ Бидъ шелъ рядомъ съ Диною по окруженной изгородью изъ деревьевъ аллеѣ, которая шла по опушкѣ пастбищъ и зеленыхъ хлѣбныхъ луговъ, лежавшихъ между деревнею и мызою. Дина снова сняла свою квакерскую шляпку и держала ее въ рукахъ длятого, чтобъ свободнѣе наслаждаться прохладою вечернихъ сумерекъ, и Сетъ очень-ясно могъ видѣть выраженіе ея лица, когда онъ шелъ съ нею рядомъ, робко обдумывая то, что онъ хотѣлъ сказать ей. Ея лицо выражало безсознательную тихую важность, погруженіе въ мысли, неимѣвшія никакой связи съ настоящею минутою, или съ ея собственною личностью; однимъ словомъ, ея лицо имѣло выраженіе, которое не можетъ ободрить влюбленнаго. Самая походка Дины лишала Сета мужества: она была такъ спокойна и легка, что не нуждалась въ помощи. Сетъ неопредѣленно сознавалъ это и подумалъ: "Она такъ добра и такъ свята, что никто не достоинъ ея, а я и подавно." Такимъ-образомъ, слова, которыя онъ вызвалъ въ себя, возвращались назадъ, не коснувшись его губъ. Но другая мысль придала ему мужество: "Развѣ найдется человѣкъ, который могъ бы любить ее больше и дать ей полнѣйшую свободу предаваться дѣламъ, угоднымъ Богу?" думалъ онъ. Они нѣсколько минутъ молчали, съ-тѣхъ-поръ, какъ перестали говорить о Бесси Кренеджъ. Дина, повидимому, почти забыла о присутствіи Сета; походка ея сдѣлалась гораздо-скорѣе. Замѣтивъ, что имъ оставалось только нѣсколько минутъ ходьбы до воротъ мызнаго двора, Сетъ наконецъ ободрился и сказалъ:

-- Что, вы совершенно рѣшились воротиться въ Снофильдъ, въ субботу, Дина?

-- Да, отвѣчала Дина спокойно.-- Меня призываютъ туда. Когда я была погружена въ размышленіе въ воскресенье вечеромъ, то мнѣ представилось, что сестра Алленъ, которая больна чахоткою, нуждается во мнѣ. Я видѣла ее такъ же ясно, какъ мы видимъ теперь это небольшое бѣлое облачко: она, бѣдняжка, подняла свою исхудавшую руку и манила меня къ себѣ. И, сегодня утромъ, когда я открыла библію длятого, чтобъ почерпнуть изъ нея наставленіе, то первыя слова, попавшіяся мнѣ на глаза, были: "И, узрѣвъ видѣніе, немедленно рѣшили идти въ Македонію". Еслибъ не это ясное указаніе воли Господней, я пошла бы туда неохотно, потому-что сердце мое сокрушается по тёткѣ и ея малюткамъ, и по этой бѣдной, заблудшейся овцѣ Гетти Соррель. Въ послѣднее время я много молилась о ней, и въ моемъ видѣніи я вижу знаменіе того, что она будетъ помилована.

-- Дай-то Богъ! сказалъ Сетъ.-- Мнѣ кажется, Адамъ дотого привязался къ ней сердцемъ, что никогда не обратится къ какой-нибудь другой; а, между-тѣмъ, женитьба его на ней нанесла бы сильный ударъ моему сердцу, потому-что я не могу себѣ представить, чтобъ она сдѣлала его счастливымъ. Это глубокая тайна -- какимъ-образомъ сердце мужчины обращается къ одной женщинѣ, несмотря на всѣхъ прочихъ, которыхъ онъ видѣлъ на свѣтѣ, и ему легче работать для нея семь лѣтъ, какъ Іаковъ работалъ для Рахили, нежели обратиться къ другой женщинѣ, которая только и ждетъ его предложенія. Я часто вспоминаю эти слова: "И Іаковъ семь лѣтъ служилъ для Рахили, и казались они ему только немногими днями: столь велика была любовь, которую онъ питалъ къ ней". Я знаю, что эти слова оправдались бы на мнѣ, Дина, еслибъ вы мнѣ дали надежду, что я получилъ бы васъ по прошествіи семи лѣтъ. Вы, я знаю, думаете, что мужъ отнялъ бы у васъ слишкомъ-много мыслей, потому-что апостолъ Павелъ говоритъ: "Она же, идущая замужъ, печется о предметахъ міра сего, какъ бы ей понравитися мужу"; вы, можетъ-быть, считаете меня слишкомъ-смѣлымъ, за то, что я снова заговорилъ съ вами объ этомъ, тогда-какъ вы сообщили мнѣ прошлую субботу, что вы думаете объ этомъ предметѣ. Но я опять думалъ объ этомъ ночью и днемъ и молился, чтобъ меня не ослѣпили мои желанія и чтобы я не думалъ только, что хорошо для меня, то хорошо и для васъ. И мнѣ кажется, что больше текстовъ можно привесть за ваше замужство, нежели вы когда-либо приведете противъ его. Апостоль Павелъ чрезвычайно-ясно говорить въ другомъ мѣстѣ: "Хочу, чтобъ молодыя женщины шли въ замужство, рожали дѣтей, вели хозяйство, не давали никакого случая врагу упрекать ихъ въ чемъ-либо", и еще: "двое лучше одного", и это такъ же хорошо относится къ женитьбѣ, какъ къ многому другому. Потому-что мы будемъ жить однимъ сердцемъ и однимъ умомъ, Дина! Мы оба служимъ одному Господину и стремимся къ однимъ и тѣмъ же благамъ; и я никогда не буду мужемъ, который сталъ бы объявлять свои права на васъ и препятствовать вамъ въ совершеніи дѣлъ, возложенныхъ на васъ Богомъ. Я употребилъ бы всевозможныя усилія, снялъ бы внутреннія и внѣшнія двери длятого, чтобъ вы имѣли полнѣйшую свободу, и вы были бы свободны больше теперешняго, ибо теперь вамъ самимъ нужно заботиться о своемъ существованіи, я же довольно силенъ длятого, чтобъ работать на насъ обоихъ.

Начавъ однажды свою рѣчь, Сетъ продолжалъ говорить серьёзно и даже торопился, какъ-бы опасаясь, чтобъ Дина не произнесла рѣшительнаго слова прежде, нежели онъ успѣлъ излить всѣ доводы, приготовленные имъ. Его щоки раскраснѣлись, когда онъ сталъ продолжать; его кроткіе сѣрые глаза наполнялись слезами, и голосъ дрожалъ, когда онъ произносилъ послѣднія слова. Они достигли одного изъ весьма-узкихъ проходовъ между двумя высокими камнями, стоявшими здѣсь, въ Ломшейрѣ, вмѣсто дорожныхъ столбиковъ, и Дина, помолчавъ, обернулась къ Сету и произнесла своимъ нѣжнымъ, но спокойнымъ дискантомъ:

-- Сетъ Бидъ, благодарю васъ за любовь ко мнѣ, и еслибъ я могла думать о комъ-либо больше, нежели какъ о братѣ моемъ во Христѣ, то, вѣроятно, думала бы о васъ. Но сердце мое несвободно длятого, чтобъ я могла выйдти замужъ. Это хорошо для другихъ женщинъ, и быть женою и матерью -- дѣло великое и благословенное; но "что Богъ назначилъ человѣку, къ чему Господь призвалъ человѣка, такъ да совершится то". Богъ назначилъ мнѣ прислуживать другимъ, не имѣть ни собственныхъ радостей, ни печалей, но радоваться съ тѣми, кто радуется, и плакать съ тѣми, кто плачетъ. Онъ призвалъ меня возвѣстить его слово, и онъ высоко призналъ мои дѣянія. По самому ясному лишь указанію свыше могла бы я оставить братьевъ и сестеръ въ Снофильдѣ, которые удостоены лишь весьма-немногихъ благъ этого міра, гдѣ деревья находятся въ небольшомъ числѣ, такъ-что ребенокъ можетъ сосчитать ихъ, и гдѣ бѣднымъ весьма-тяжело жить зимою. Мнѣ предназначено помогать тому небольшому стаду, быть его отрадою и опорою, усилить его и сзывать туда заблуждающихся; и душа моя полна всего этого съ ранняго утра и до поздняго вечера. Моя жизнь слишкомъ-коротка, дѣло же Божіе слишкомъ-велико для меня, чтобъ я могла устроить себѣ въ этомъ мірѣ свой собственный пріютъ. Я не была глуха къ вашимъ словамъ, Сетъ, ибо, когда я увидѣла, какъ вы отдали мнѣ вашу любовь, я думала, что само Провидѣніе указываетъ мнѣ перемѣнить мой образъ жизни и намъ обоимъ сдѣлаться помощниками другъ друга; и я обратилась съ вопросомъ объ этомъ къ Богу. Но каждый разъ, когда я старалась мысленно остановиться на замужствѣ и на нашей жизни вдвоемъ, то голова моя всегда наполнялась другими мыслями... о тѣхъ временахъ, когда я молилась у изголовья больныхъ и умирающихъ, и о счастливыхъ часахъ, въ которые я поучала, когда сердце мое было полно любви и слово давалось обильно. И когда я открывала библію длятого, чтобъ почерпнуть оттуда наставленіе, то я всегда попадала на слова, указывавшія мнѣ ясно, гдѣ было мое дѣло. Я вѣрю, Сетъ, вашимъ словамъ: что вы употребили бы всѣ старанія, чтобъ быть помощью, а не препятствіемъ въ моихъ дѣйствіяхъ; но я вижу, что на бракъ нашъ нѣтъ воли Божіей... Онъ влечетъ мое сердце по другому пути. Я хочу жить и умереть безъ мужа и дѣтей. Мнѣ кажется, что у меня въ душѣ нѣтъ мѣста для моихъ собственныхъ нуждъ и опасеній: въ такой степени Богу было угодно наполнить сердце мое только нуждами и страданіями бѣдныхъ избранныхъ имъ людей.

Сетъ былъ не въ-состояніи отвѣчать, и они продолжали идти молча. Наконецъ, когда они уже стали подходить къ воротамъ двора, онъ сказалъ:

-- Итакъ, Дина, я долженъ найдти въ себѣ твердость, чтобъ перенести это и покориться волѣ того, кто невидимъ. Но я чувствую теперь, какъ слаба моя вѣра. Кажется, какъ-будто я уже не могу найдти ни въ чемъ радости, когда васъ нѣтъ. Я думаю, что мое чувство къ вамъ превышаетъ обыкновенную любовь къ женщинамъ, ибо я могъ бы быть довольнымъ, еслибъ вы и не вышли за меня замужъ, еслибъ я могъ отправится въ Снофильдъ, жить тамъ и быть вблизи васъ. Я надѣялся, что сильная любовь къ вамъ, которую Богъ далъ мнѣ, служила указаніемъ намъ обоимъ; но, видно, это дано было мнѣ въ испытаніе. Можетъ-быть, я чувствую къ вамъ больше, нежели я долженъ чувствовать къ какому-либо созданію, ибо я невольно говорю о васъ, какъ говоритъ гимнъ:

"In darkest shades if she appear,

My dawning is begun;

She is my soul's bright morning-star,

And she my rising sun (*).

(*) "Если она, является въ мрачнѣйшей тѣни, тогда начинается моя утренняя заря; она -- блестящая утренняя звѣзда моей души, она и мое восходящее солнце." Гимнъ ко Христу доктора Уогса, методиста.

Я, можетъ-быть, и неправъ, разсуждая такимъ-образомъ, и долженъ научиться лучшему. Но скажите, будете ли вы недовольны мною, если судьба устроитъ такъ, что мнѣ удастся оставить эту страну и пойдти жить въ Снофильдъ?

-- Нѣтъ, Сетъ; но я совѣтую вамъ ждать терпѣливо и не оставлять безъ нужды вашей страны и родныхъ. Не дѣлайте ничего безъ яснаго повелѣнія Господа. Та страна холодна и безплодна и непохожа на эту Гессемскую Землю, въ которой вы привыкли жить. Мы не должны торопиться въ назначеніи и выборѣ нашей собственной участи; мы должны ждать указанія.

-- Но вы позволите мнѣ написать вамъ письмо, Дина, если мнѣ нужно будетъ сообщить вамъ что-нибудь.

-- Конечно; увѣдомьте меня, если будете находиться въ какомъ нибудь затрудненіи. Я постоянно буду поминать васъ въ молитвахъ.

Они дошли теперь до воротъ двора, и Сетъ сказалъ:

-- Я не войду туда, Дина. Будьте же счастливы.

Она подала ему руку. Онъ остановился и медлилъ и потомъ сказалъ:

-- Кто знаетъ, можетъ-быть, черезъ нѣсколько времени вы станете иначе смотрѣть на предметы. Можетъ-быть, послѣдуетъ и новое указаніе.

-- Оставимъ это, Сетъ! Хорошо жить только настоящею минутою, какъ читала я въ одной изъ книгъ мистера Веслея. Ни вамъ, ни мнѣ не слѣдуетъ дѣлать планы: намъ ничего болѣе не остается дѣлать, какъ повиноваться и надѣяться. Будьте счастливы.

Дина сжала его руку съ нѣкоторою грустью въ своихъ любящихъ глазахъ и потомъ вошла въ ворота, между-тѣмъ, какъ Сетъ повернулся и медленно отправился домой. Но, вмѣсто-того, чтобъ идти прямой дорогой, онъ предпочелъ повернуть назадъ по полямъ, по которымъ недавно шелъ съ Диной, и, кажется, его синій полотняный платокъ былъ очень-влаженъ отъ слезъ гораздо-прежде, нежели онъ успѣлъ опомниться, что уже было время прямо отправиться домой. Ему было только двадцать-три года, и онъ только-что узналъ, что значитъ любить... любить до обожанія, какъ молодой человѣкъ любитъ женщину, которая, по его собственному сознанію, выше и лучше его. Любовь такого рода почти одинакова съ религіознымъ чувствомъ. Какъ глубока и достойна такая любовь! все равно: къ женщинѣ, или къ ребенку, къ искусству, или къ музыкѣ. Наши ласки, наши нѣжныя слова, нашъ тихій восторгъ подъ вліяніемъ осенняго заката солнца, или колоннадъ, или спокойныхъ величественныхъ статуй, или бетговенскихъ симфоній, приносятъ съ собою сознаніе того, что это волны и струи въ неизмѣримомъ океанѣ любви и красоты. Наше волненіе, достигая высшей степени, переходитъ отъ выраженія къ безмолвію; наша любовь при самой высшей струѣ ея стремится далѣе своего предмета и теряется въ чувствѣ божественной тайны. И этотъ благословенный даръ благоговѣющей любви, съ того времени, какъ существуетъ свѣтъ, былъ присужденъ слишкомъ-многимъ смиреннымъ работникамъ, и потому мы не должны удивляться, что эта любовь существовала въ душѣ методиста-плотника полстолѣтія тому назадъ: тогда продолжалъ еще существовать отблескъ времени, въ которое Весли и его сотоварищи-земледѣльцы питались шиповникомъ и боярышникомъ корнвельскихъ изгородей и, не щадя физическихъ и нравственныхъ силъ своихъ, сообщали божественныя вѣсти бѣднымъ.

Этотъ отблескъ исчезъ уже давно, и картина методизма, которую готово представить намъ воображеніе, не является въ видѣ амфитеатра зеленыхъ горъ, или глубокой тѣни широколиственныхъ сикоморъ, гдѣ толпа грубыхъ мужчинъ и утомленныхъ сердцемъ женщинъ впивали вѣру, которая первоначально образовала ихъ, связала ихъ мысли съ прошедшимъ, возвысила ихъ фантазію надъ грязными подробностями ихъ собственной узкой жизни и облила ихъ души сознаніень сострадательнаго, любящаго, безпредѣльнаго присутствія, сладостнаго какъ лѣто для бездомнаго нищаго. Можетъ-быть также, нѣкоторые изъ моихъ читателей при мысли о методизмѣ представляютъ себѣ не что иное, какъ низенькіе дома въ темныхъ улицахъ, жирныхъ лавочниковъ, дармоѣдовъ-проповѣдниковъ, лицемѣрный тарабарскій языкъ -- элементы, по мнѣнію не одного фешёнебльнаго квартала, составляющіе полную идею о методизмѣ.

Это заслуживало бы сожалѣнія, ибо я не могу представить, что Сетъ и Дина не были методистами: они были методистами, но, разумѣется, не современной формы, которые читаютъ трехмѣсячныя обозрѣнія и сидятъ въ капеллахъ, имѣющихъ портики съ колоннами; а были методистами самаго стараго покроя. Они вѣровали, что чудеса могутъ совершаться и въ настоящее время, вѣровали въ мгновенное обращеніе, въ откровенія посредствомъ сновъ и видѣній. Они бросали жребій и искали божественнаго указанія, открывая наудачу библію: они буквально толковали священное писаніе, что вовсе не утверждено признанными коментаторами. Мнѣ невозможно также сказать, что они правильно выражались, или что ихъ ученіе отличалось вѣротерпимостью. Но -- если я вѣрно читалъ священную исторію -- вѣра, надежда и любовь къ ближнему не всегда находились въ безукоризненной гармоніи. Благодаря небу! можно имѣть весьма ошибочныя теоріи и весьма-высокія чувства. Сырая ветчина, которую неуклюжая Молли откладываетъ отъ своей собственной скудной доли длятого, чтобъ снесть ее сосѣднему ребенку, надѣясь унять его этимъ лакомствомъ, можетъ быть жалкимъ недѣйствительнымъ средствомъ; но великодушное движеніе чувствъ, побуждающее сосѣдку къ этому дѣлу, имѣетъ благодѣтельный отблескъ, который не потерянъ.

Принимая во вниманіе все сказанное нами выше, мы не можемъ отказать Динѣ и Сету въ нашемъ сочувствіи, несмотря на то, что привыкли плакать надъ болѣе-возвышенною печалью героинь въ атласныхъ сапожкахъ и кринолинѣ и героевъ, ѣздящихъ на пылкихъ коняхъ и обуреваемыхъ еще болѣе-пылкими страстями.

Бѣдный Сетъ! во всю свою жизнь онъ сидѣлъ на лошади только одинъ разъ, когда былъ мальчикомъ и мистеръ Джонатанъ Бёрджъ посадилъ его на лошадь позади себя, сказавъ ему: держись крѣпче! И, вмѣсто того, чтобъ изливаться въ неистовыхъ упрекахъ противъ Бога и судьбы, онъ, идя теперь домой, при торжественномъ сіяніи звѣздъ, рѣшается подавить горе, менѣе подчиняться своей собственной волѣ и, подобно Динѣ, болѣе жить для ближнихъ.

IV.
Домъ и домашнія печали.

По зеленѣющей долинѣ протекаетъ ручеекъ, почти готовый разлиться послѣ недавнихъ дождей и окруженный наклонившимися къ его водѣ ивами. Черезъ ручеекъ переброшена доска. По этой доскѣ идетъ Адамъ Бидъ твердымъ шагомъ, преслѣдуемый по пятамъ Джипомъ съ корзинкою. Ясно, что онъ идетъ къ крытому соломою дому, съ одной стороны котораго стоитъ клѣтка лѣса, подымающаяся вверхъ по противоположному откосу, ярдовъ на двадцать.

Дверь дома отворена. Изъ нея смотритъ пожилая женщина; но она не занята тихимъ созерцаніемъ вечерняго солнечнаго свѣта: она ожидаетъ, устремивъ слабые зрѣніемъ глаза на постепенно увеличивавшееся пятно, которое какъ она вполнѣ увѣрилась въ послѣднія минуты, былъ ея любимый сынъ Адамъ. Лисбетъ Бидъ любитъ своего сына любовью женщины, которая получила своего первенца поздно въ жизни. Она -- заботливая, худощавая, но еще довольно-крѣпкая старуха и чистая, какъ подснѣжникъ. Сѣдые волосы опрятно зачесаны назадъ подъ бѣлый, какъ снѣгъ, полотняный чепецъ, обшитый черною лентою; широкая грудь покрыта желтою косынкой, и подъ ней вы видите нѣчто въ родѣ короткаго спальнаго платья, сшитаго изъ синей клѣтчатой холстинки, подвязаннаго около таліи и доходящаго пониже колѣнъ, гдѣ видна довольно-длинная понитковая юбка. Лисбетъ высока, да и въ другихъ отношеніяхъ между ею и ея сыномъ Адамомъ большое сходство. Ея темные глаза теперь уже нѣсколько утратили свой блескъ, вѣроятно отъ излишнихъ слезъ; но ея широко-очерченныя брови все еще черны, зубы здоровы, и когда она стоитъ, держа въ своихъ загрубѣлыхъ отъ трудовъ рукахъ вязанье, и быстро и безсознательно занимается этою работою, то держится такъ же прямо и твердо, какъ и въ то время, когда несетъ на головѣ ведро съ водою отъ ключа. Въ матери и сынѣ та же фигура и тотъ же смѣлый живой темпераментъ; но не отъ матери у Адама выдающійся впередъ лобъ и выраженіе великодушія и ума.

Фамильное сходство служитъ нерѣдко источникомъ глубокой грусти: природа, этотъ великій трагическій драматургъ, связываетъ насъ вмѣстѣ посредствомъ костей и мускуловъ и раздѣляетъ насъ болѣе-тонкою тканью нашего мозга, смѣшиваетъ любовь и отвращеніе и связываетъ насъ фибрами сердца съ существами, постоянно находящимися въ разладѣ съ нами. Мы слышимъ, какъ голосъ, имѣющій тотъ же тембръ, какъ и нашъ собственный, выражаетъ мысли, которыя мы презираемъ; мы видимъ, что глаза -- ахъ, точь-въ-точь глаза нашей матери -- отвращаются отъ насъ съ холоднымъ равнодушіемъ, и нашъ послѣдній любимый ребенокъ приводитъ насъ въ трепетъ, своимъ видомъ и жестами напоминая сестру, съ которой мы враждебно разстались много лѣтъ тому назадъ. Отецъ, которому мы обязаны нашимъ лучшимъ наслѣдствомъ -- механическимъ инстинктомъ, тонкою чувствительностью къ звукамъ, безсознательными способностями къ художеству -- раздражаетъ и заставляетъ насъ краснѣть своими безпрестанными промахами; давно утраченная нами мать, лицо которой мы начинаемъ видѣть въ зеркалѣ, когда являются наши собственныя морщины, тревожила нѣкогда наши молодыя души своими заботливыми причудами и неразумною настойчивостью,

Вы слышите голосъ такой заботливой, любящей матери, когда Лисбетъ говоритъ:

-- Наконецъ-то, Адамъ! Семь часовъ уже пробило давно. Ты всегда готовъ оставаться до-тѣхъ-поръ, пока не родится послѣдній ребенокъ. Ты... я увѣрена, хочешь ужинать. Гдѣ же Сетъ? я думаю, шляется гдѣ-нибудь по капелламъ?

-- Полно, матушка! Сетъ не балуетъ, будь спокойна.-- Но гдѣ же отецъ? торопливо произнесъ Адамъ, входи въ домъ и взглянувъ въ комнату на лѣвой сторонѣ, гдѣ была мастерская.-- Что, готовъ ли гробъ Толера? Вонъ тамъ стоитъ и матеріалъ такъ, какъ я оставилъ его сегодня утромъ.

-- Готовъ ли гробъ? сказала Лисбетъ, слѣдуя за нимъ и продолжая вязать безъ прерванія, хотя смотрѣла на своего сына очень-заботливо.-- Э, родной, онъ сегодня утромъ отправился въ Тредльстонъ и еще не возвращался. Я думаю, что онъ опять нашелъ дорогу въ "Опрокинутую Телегу". {Шинокъ.}

Весьма-замѣтная краска гнѣва быстро пробѣжала по лицу Адама. Онъ не произнесъ ни слова, сбросилъ свою куртку и началъ снова засучивать рукава своей рубашки.

-- Что хочешь ты дѣлать, Адамъ? сказала мать съ безпокойствомъ въ голосѣ и во взглядѣ.-- Не-уже-ли ты опять хочешь приняться за работу, не съѣвши твоего ужина?

Адамъ, разсерженный такъ, что не могъ говорить, пошелъ въ мастерскую. Но его мать оставила свое вязанье и, торопливо догнавъ его, схватила за руку и тономъ жалобнаго укора сказала:

-- Нѣтъ, сынъ мой, ты не долженъ идти безъ ужина. Тамъ твое любимое кушанье -- картофель въ соусѣ. Я оставила его именно для тебя. Пойди и поужинай... Пойдемъ.

-- Полно! рѣзко сказалъ Адамъ, освобождаясь отъ матери и схвативъ одну изъ досокъ, прислоненныхъ къ стѣнѣ.-- Тебѣ хорошо говорить объ ужинѣ, когда обѣщали доставить гробъ въ Брекстонъ завтра утромъ къ семи часамъ. Онъ долженъ былъ бы находиться тамъ уже теперь, а, между-тѣмъ, не вбито еще ни одного гвоздя. Ужь мнѣ это по горло: я не могу и глотать пищи.

-- Ну, вѣдь ты не можешь же приготовить гроба, сказала Лисбетъ.-- Ты вгонишь себя самого въ могилу работою. Вѣдь тебѣ придется проработать всю ночь, чтобъ приготовить его.

-- Что задѣло, сколько времени и проработаю надъ нимъ! Развѣ гробъ не обѣщанъ? Развѣ могутъ похоронить человѣка безъ гроба? Я охотнѣе лишусь руки отъ работы, нежели стану обманывать людей ложью такимъ-образомъ. Я сойду съ ума, если только подумаю объ этомъ. Я очень-скоро перемѣню все это. Я терпѣлъ довольно-долго.

Бѣдная Лисбетъ уже не впервые слышала эту угрозу и поступила бы благоразумнѣе, еслибъ притворилась, что не разслышала ея, вышла бы спокойно вонъ и помолчала нѣсколько времени. Женщина должна хорошенько запомнить этотъ совѣтъ: никогда не говорить съ человѣкомъ разсерженнымъ, или пьянымъ. Но Лисбетъ сѣла на чурбанъ для обрубки досокъ и принялась плакать; проплакавъ до-тѣхъ-поръ, пока голосъ ея сталъ очень-жалостливъ, она разразилась словами:

-- Нѣтъ, мой сынъ, ты не захочешь у идти и сломить сердце твоей матери и бросить отца, чтобъ онъ разорился. Не-уже-ли ты захочешь, чтобъ они снесли меня, на кладбище; и не пойдешь за моимъ гробомъ? Я не буду покойна въ моей могилѣ, если не увижу тебя, когда стану закрывать глаза. Какже имъ дать знать тебѣ, что я при-смерти, если ты пойдешь по работамъ въ отдаленныя мѣста?.. Сетъ, вѣроятно, уйдетъ также послѣ тебя... твой отецъ не въ-состояніи держать перо въ своихъ дрожащихъ рукахъ, да, притомъ же, онъ и не будетъ знать, гдѣ ты находишься. Ты долженъ простить твоему отцу... ты не долженъ быть такъ суровъ къ нему. Онъ былъ для тебя хорошій отецъ до того, какъ онъ предался пьянству. Онъ былъ смѣтливый работникъ, научилъ тебя мастерству, вспомни это, и никогда въ жизни не ударилъ меня и даже не сказалъ дурнаго слова... нѣтъ, даже когда онъ бываетъ пьянъ. Ты не захочешь, чтобы онъ пошелъ въ рабочій домъ... твой родной отецъ... а вѣдь онъ былъ статный человѣкъ и почти на всѣ руки мастеръ лѣтъ двадцать-пять тому назадъ, когда ты ребенкомъ лежалъ у моей груди.

Голосъ Лисбетъ сталъ громче и былъ задушенъ рыданіями. Такого рода вопли принадлежатъ къ самымъ раздражающимъ изъ всѣхъ звуковъ для того, кому приходится переносить истинное горе и кому надобно дѣйствительно работать. Адамъ съ нетерпѣніемъ прервалъ рыданія матери.

-- Ну, матушка, не плачь и не говори такъ. Мало мнѣ, что ли, хлопотъ и безъ этого? Къ-чему говорить мнѣ о вещахъ, о которыхъ я и безъ-того думаю слишкомъ-много каждый день? Еслибъ я не думалъ о нихъ, какимъ-образомъ дѣлалъ бы я такъ, какъ дѣлаю теперь только длятого, чтобъ все это осталось въ порядкѣ? Но я терпѣть не могу, если говорятъ попустому: я люблю беречь силы для работы, а не тратить ихъ на пустую болтовню.

-- Я знаю, ты дѣлаешь то, чего никто другой не захотѣлъ бы дѣлать, сынъ мой! Но ты всегда бываешь такъ жестокъ къ твоему отцу, Адамъ! Теперь сколько ты дѣлаешь для Сета, и все это тебѣ еще кажется мало, и на меня-то ты тотчасъ крикнешь, если я скажу, что недовольна мальчикомъ. Но ты такъ сердишься на твоего отца, какъ ты не сердишься ни на кого другаго.

-- Хуже, я думаю, будетъ, если я стану говорить мягко и спокойно смотрѣть на то, что дѣла идутъ дурно, не правда ли? Еслибъ я не былъ строгъ къ нему, онъ продалъ бы весь матеріалъ, что вонъ тамъ на дворѣ, и истратилъ бы его на пьянство. Я знаю, что на мнѣ лежатъ обязанности въ-отношеніи къ отцу; но я не обязанъ поощрять его къ тому, чтобъ онъ, очертя-голову, несся къ своей гибели. А зачѣмъ же примѣшивать къ этому Сета? Мальчикъ не дѣлаетъ ничего дурнаго, сколько я знаю... Но теперь оставь меня въ покоѣ, матушка, и не мѣшай мнѣ работать.

Лисбетъ не смѣла болѣе говорить; но она встала и позвала Джипа. Чтобъ нѣсколько утѣшить себя чѣмъ-нибудь въ томъ, что Адамъ отказался отъ ужина, который она приготовила, надѣясь не спускать съ любимаго сына глазъ все время, пока онъ будетъ ѣсть, она съ необыкновенною щедростью принялась кормить адамову собаку. Но Джипъ, приведенный въ смущеніе необыкновенными обстоятельствами, наблюдалъ за своимъ господиномъ, нахмуривъ брови и поднявъ уши. Когда Лисбетъ кликнула его, то онъ посмотрѣлъ на нее и съ безпокойствомъ шевельнулъ передними лапами, зная очень-хорошо, что она зоветъ его ужинать, но находился въ нерѣшимости и продолжалъ сидѣть на заднихъ лапахъ, снова устремивъ заботливый взоръ на своего господина. Адамъ замѣтилъ нравственную борьбу Джипа и хотя гнѣвъ сдѣлалъ его менѣе-нѣжнынъ къ матери, нежели обыкновенно, это, однакожь, не помѣшало ему позаботиться о собакѣ, какъ онъ заботился о ней всегда. Мы скорѣе будемъ ласково обращаться съ животными, которыя любятъ насъ, нежели съ женщинами, которыя любятъ насъ. Не потому ли это, что животныя безгласны?

-- Ступай, мой Джипъ, ступай! сказалъ Адамъ тономъ поощрительнаго приказанія, и Джипъ, очевидно довольный тѣмъ, что могъ соединить въ одно долгъ и удовольствіе, послѣдовалъ за Лисбетъ въ общую комнату.

Но едва успѣлъ онъ вылокать свой ужинъ, какъ тотчасъ же возвратился къ своему господину; Лисбетъ осталась сидѣть одна, плача надъ своимъ вязаньемъ. Женщины, которыя никогда не бранятся и которыя незлопамятны, часто имѣютъ привычку постоянно жаловаться, и если Соломонъ былъ такъ мудръ, какъ гласитъ о немъ преданіе, то я увѣренъ, что если онъ сравнивалъ сварливую женщину съ постояннымъ капаньемъ дождя въ самый дождливый день, то не имѣлъ въ виду злой женщины, фуріи съ длинными ногтями, язвительной и самолюбивой. Увѣряю васъ, онъ подразумѣвалъ добрую женщину, видѣвшую радости только въ счастіи любимыхъ ею особъ, безпокойству которыхъ она содѣйствовала тѣмъ, что всегда откладывала имъ лакомые куски и ничего не тратила на самоё себя. Онъ подразумѣвалъ такую женщину, какъ, напримѣръ, Лисбетъ -- терпѣливую и въ то же самое время вѣчно жалующуюся, отказывающую себѣ во всемъ и требовательную, день-деньской перебирающую, что случилось вчера, и что можетъ случиться завтра, и готовую плакать и надъ хорошимъ, и надъ дурнымъ, Къ идолопоклоннической любви, которую она питала къ Адаму, примѣшивался нѣкоторый страхъ, и когда онъ говорилъ: "оставь меня въ покоѣ", то она всегда становилась безмолвною.

Такъ прошло нѣсколько времени при громкомъ стукѣ старыхъ суточныхъ часовъ и при звукѣ адамовыхъ инструментовъ. Наконецъ онъ потребовалъ свѣчу и глотокъ воды (пиво пилось только по праздникамъ), и Лисбетъ, внося то, что онъ требовалъ, осмѣлилась произнесть:

-- Твой ужинъ стоитъ на столѣ: можетъ-быть, ты вздумаешь съѣсть что-нибудь.

-- Тебѣ, матушка, не зачѣмъ сидѣть долѣе, сказалъ Адамъ ласковымъ голосомъ.-- Гнѣвъ его утихъ за работою, и когда онъ желалъ быть особенно-ласковымъ со своей матерью, то говорилъ своимъ природнымъ акцентомъ и на своемъ природномъ діалектѣ, которыми въ другое время его рѣчь оттѣнялась менѣе.-- Я посмотрю за отцомъ, когда онъ возвратится домой. Можетъ, онъ сегодня ночью и вовсе не придетъ домой. Я буду покойнѣе, если ты ляжешь.

-- Нѣтъ, и посижу, пока придетъ Сетъ. Онъ, думаю, вернется теперь скоро.

Въ это время часы, которые обыкновенно шли нѣсколько-впередъ, пробили девять; но они не пробили еще десяти, какъ кто-то поднялъ защелку, и вошелъ Сетъ. Подходя домой, онъ слышалъ шумъ инструментовъ.

-- Что это значитъ, матушка, сказалъ онъ:-- отецъ работаетъ такъ поздно?

-- Это работаетъ не отецъ... ты могъ бы знать это очень-хорошо, еслибъ голова твоя не была набита церковнымъ вздоромъ... если кто-нибудь работаетъ тутъ, такъ это твой братъ. Кто, кромѣ его, станетъ тутъ работать?

Лисбетъ хотѣла продолжать, ибо она вовсе не боялась Сета и обыкновенно изливала предъ нимъ всѣ жалобы, которыя были подавлены въ ней боязнью къ Адаму. Сетъ во всю свою жизнь не сказалъ матери жосткаго слова, а робкіе люди всегда изливаютъ свою брюзгливость на людей кроткихъ. Но Сетъ, съ озабоченнымъ видомъ, пришелъ въ мастерскую и сказалъ:

-- Адди, что это значитъ? Какъ! отецъ забылъ сдѣлать гробъ?

-- Да, братъ, вѣдь это старая пѣсня. Но я сдѣлаю его, сказалъ Адамъ, приподнявшись и бросивъ на брата проницательный ясный взглядъ.-- А что случилось съ тобой? Отчего ты такъ встревоженъ?

Глаза Сета были красны; на его кроткомъ лицѣ выражалось глубокое уныніе.

-- Да, Адди! Но что опредѣлено свыше, тому помочь нельзя... А ты, такимъ-образомъ, не былъ и въ училищѣ?

-- Въ училищѣ? Нѣтъ. Этотъ винтъ можетъ и подождать, сказалъ Адамъ, снова принимаясь за молотокъ.

-- Пусти-ка теперь меня -- теперь моя очередь -- а ты ступай спать, сказалъ Сетъ.

-- Нѣтъ, братъ, лучше я буду продолжать, благо я теперь ужь запрягъ себя. Ты можешь помочь мнѣ снести въ Брокстонъ, когда онъ будетъ готовъ. Я разбужу тебя на разсвѣтѣ. Ступай и ужинай, да запри дверь, чтобъ я не слышалъ болтовни матери.

Сетъ зналъ, что Адамъ всегда говорилъ то, что думалъ, и что его ничѣмъ нельзя была заставить перемѣнить свое мнѣніе. Такимъ-образомъ, съ тяжелымъ сердцемъ пошелъ онъ въ общую комнату.

-- Адамъ еще не дотрогивался до ужина съ-тѣхъ-поръ, какъ пришелъ домой, сказала Лисбетъ.-- А ты, я думаю, поужиналъ у какихъ -- нибудь методистовъ.

-- Нѣтъ, матушка, сказалъ Сетъ:-- я еще не ужиналъ.

-- Ну, такъ ступай, сказала Лисбетъ:-- но не ѣшь картофеля, потому-что Адамъ, можетъ-быть, поѣстъ, если ужинъ останется тутъ на столѣ. Вѣдь онъ любитъ картофель въ соусѣ. Но онъ былъ такъ опечаленъ и разсерженъ, что не хотѣлъ ѣсть; а я-то и положила ихъ вѣдь только для него.-- Онъ ужь снова грозится уйдти, продолжала она, хныкая:-- и я почти увѣрена, что онъ уйдетъ куда-нибудь на разсвѣтѣ, прежде, чѣмъ я встану, и вовсе не предупредивши меня о томъ, и никогда не возратится опять, если ужь онъ однажды уйдетъ. Ужь лучше не было бы никогда у меня сына... Вѣдь онъ не похожъ ни на какого другаго сына своею ловкостью и проворствомъ... И господа-то обращаютъ ни него такое вниманіе: вѣдь онъ такой высокій и стройный, словно тополь... И мнѣ-то разстаться съ нимъ и никогда болѣе не увидѣть его!

-- Полно, матушка! къ-чему горевать понапрасну, сказалъ Сетъ, утѣшая ее.-- Ты не имѣешь почти никакихъ основаній думать, что Адамъ уйдетъ изъ дому; напротивъ-того, ты имѣешь больше основаній думать, что онъ останется съ тобою. Онъ, можетъ-быть, и скажетъ такую вещь въ-сердцахъ, и его надо извинить, если онъ иногда бываетъ сердитъ; но его сердце никогда не позволитъ ему уйдти изъ дому. Вспомни, какъ онъ поддерживалъ насъ всѣхъ, когда мы были въ затруднительномъ положеніи: онъ отдалъ сбереженныя имъ деньги длятого, чтобъ выкупить меня изъ солдатъ, и покупалъ своими заработками лѣсъ для отца, между-тѣмъ, какъ онъ могъ бы извлечь много пользы изъ своихъ денегъ для самого себя, между-тѣмъ, какъ многіе изъ молодыхъ людей, подобныхъ ему, давно бы ужь женились и завелись своимъ домомъ. Онъ никогда не перемѣнится и не броситъ своего собственнаго дѣла и никогда не покинетъ родныхъ, поддержаніе которыхъ было цѣлью его жизни.

-- Не говори мнѣ о женитьбѣ, сказала Лисбетъ, снова заплакавъ.-- Вся его душа лежитъ къ этой Гетти Соррель, которая не сбережетъ ни одного пенни и которая всегда будетъ задирать голову передъ его старой матерью. И если подумаешь, что онъ могъ бы имѣть Мери Бёрджъ, быть принятымъ въ компаньйоны и сдѣлаться великимъ человѣкомъ и имѣть, какъ мистеръ Бёрджъ, подчиненныхъ себѣ работниковъ... Долли столько разъ ужь говорила мнѣ объ этомъ... еслибъ онъ не привязался всѣмъ сердцемъ къ этой дѣвчонкѣ, отъ которой столько же пользы, сколько и отъ левкоя на стѣнѣ. Вѣдь онъ такой мастеръ писать и считать -- а занимается такимъ вздоромъ!

-- Но, матушка, ты знаешь, что мы не можемъ любить именно тѣхъ, кого хотятъ другіе люди, никто, кромѣ Бога, не можетъ управлять сердцемъ человѣка. Я самъ очень желалъ бы, чтобъ Адамъ сдѣлалъ другой выборъ; но я не сталъ бы упрекать его за то, чему онъ помочь не можетъ. А кто знаетъ, можетъ, онъ и старается преодолѣть это. Но онъ не любитъ, чтобъ съ нимъ говорили объ этомъ предметѣ, и я могу только молить Господа, чтобъ онъ благословилъ его и руководилъ имъ.

-- Ну, да, конечно, ты всегда готовъ молиться; но я не вижу, чтобъ молитвы принесли тебѣ много пользы. Ты не заработаешь вдвое къ нынѣшнему Рождеству. Методисты не сдѣлаютъ изъ тебя и полчеловѣка такого, какъ братъ, даромъ-что тѣ считаютъ тебя способнымъ сдѣлаться проповѣдникомъ.

-- То, что ты говоришь, отчасти и правда, матушка, сказалъ Сетъ кротко: -- Адамъ гораздо-выше меня; онъ сдѣлалъ для меня столько, сколько я никогда не буду въ-состояніи сдѣлать для него. Богъ распредѣляетъ таланты между людьми, какъ онъ находитъ добрымъ. Но ты не должна унижать молитвы. Молитва, можетъ-быть, не приноситъ денегъ, но она приноситъ намъ то, чего мы не можемъ купить ни на какія деньги -- власть удерживаться отъ грѣха и покоряться волѣ божіей, что бы ни было угодно ему ниспослать на насъ. Еслибъ ты захотѣла просить Бога о помощи и вѣровать въ его милосердіе, ты не стала бы такъ безпокоиться о суетныхъ вещахъ.

-- Безпокоиться? Я думаю, что я имѣю право безпокоиться. Тебѣ хорошо говорить, что мнѣ нечего безпокоиться. Ты, пожалуй, отдашь все, что заработываешь, и не станешь безпокоиться о томъ, чтобъ отложить что-нибудь на черный день. Еслибъ Адамъ былъ такъ же спокоенъ, какъ ты, онъ никогда не имѣлъ бы денегъ, чтобъ заплатить за тебя. Не заботься о завтрашнемъ днѣ -- да, не заботься -- вотъ что ты говоришь всегда, и что же выходитъ изъ этого? И приходится вотъ Адаму заботиться о тебѣ!

-- Таковы слова священнаго писанія, матушка! сказалъ Сетъ.-- Это не значитъ, что мы должны лѣниться. Это значитъ, что мы не должны заботиться черезчуръ и мучить самихъ себя тѣмъ, что можетъ случиться завтра, но должны исполнять нашу обязанность и остальное предоставить волѣ божіей.

-- Ну, да, вотъ ты говоришь такъ всегда: ты всегда дѣлаешь цѣлый гарнецъ твоихъ собственныхъ словъ изъ пинты выраженій священнаго писанія. Я не вижу, какимъ-образомъ ты можешь знать, что все это значитъ "не заботиться о завтрашнемъ днѣ". И если въ священномъ писаніи помѣщается такъ много и ты знаешь все, что тамъ есть, то я удивляюсь, почему, выбирая оттуда тексты, ты не выбираешь оттуда текстовъ получше, такихъ, которые бы не значили больше, чѣмъ они говорятъ. Адамъ вѣдь не выбираетъ же ничего подобнаго. Вотъ я могу понимать текстъ, который онъ приводитъ всегда: "Богъ помогаетъ тѣмъ, которые помогаютъ себѣ сами".

-- Нѣтъ, матушка, сказалъ Сетъ: -- это не текстъ изъ священнаго писанія: это изъ книги, которую Адамъ нашелъ въ одномъ книжномъ ларѣ въ Тредльстонѣ. Она была написана человѣкомъ извѣстнымъ, но ужь черезчуръ привязаннымъ къ свѣту, кажется. Несмотря на то, это изрѣченіе отчасти-справедливо, ибо священное писаніе говоритъ, что мы должны трудиться вмѣстѣ съ Богомъ.

-- Да; но откуда же знать мнѣ это? Оно звучитъ словно текстъ. Но что съ тобою, родной? Вѣдь ты почти ничего не ѣлъ. Не-уже-ли ты не съѣшь ничего, кромѣ этого кусочка овсянаго пирога? И ты такъ блѣденъ, какъ кусокъ новой ветчины. Скажи, что съ тобой?

-- Не стоитъ и говорить объ этомъ, матушка! Я не голоденъ -- вотъ и все. Я вотъ опять взгляну, что Адамъ... не дастъ ли онъ мнѣ теперь поработать надъ гробомъ?

-- Не хочешь ли теплаго супу? У меня есть капля его, сказала Лисбетъ, материнское чувство которой теперь восторжествовало надъ ея естественною привычкою.-- Я въ одну минуту разожгу двѣ-три лучинки.

-- Нѣтъ, матушка, благодарю тебя; ты очень-добра, сказалъ Сетъ съ чувствомъ и, ободренный этимъ порывомъ нѣжности, продолжалъ:-- дай мнѣ помолиться вмѣстѣ съ тобою за отца, за Адама, за всѣхъ насъ: это успокоитъ тебя, можетъ-быть, болѣе, нежели ты думаешь.

-- Хорошо. Мнѣ нечего говорить противъ этого.

Хотя Лисбетъ въ своихъ разговорахъ съ Сетомъ всегда охотно становилась на отрицательную сторону, она, однакожь, какъ-то неясно сознавала, что его набожность заключала въ себѣ нѣкоторое спокойствіе и безопасность и избавляла ее отъ излишнихъ духовныхъ заботъ въ-отношеніи къ ней самой.

Итакъ, мать и сынъ вмѣстѣ стали на колѣни, и Сетъ молился за бѣднаго заблудшаго отца и за тѣхъ, которые грустили о немъ дома. И когда онъ дошелъ до того мѣста, гдѣ просилъ, чтобъ Адаму никогда не было суждено перенести своего крова въ отдаленную страну, но чтобъ его присутствіе услаждало и успокоивало его мать во всѣ дни ея земнаго странствованія, то готовыя слезы Лисбетъ полились снова, и она принялась громко рыдать.

Когда они встали, то Сетъ опять пошелъ къ Адаму и сказалъ:

-- Не хочешь ли прилечь хоть на часокъ, или на два, и дай мнѣ поработать въ это время.

-- Нѣтъ, Сетъ, нѣтъ. Пошли матушку спать и отправляйся самъ.

Между-тѣмъ, Лисбетъ осушила глаза и послѣдовала за Сетомъ, держа что-то въ рукахъ. Это было темно-желтое глиняное блюдо, заключавшее въ себѣ жареный картофель, пропитанный соусомъ, и кусочки мяса, которые она нарѣзала и смѣшала съ картофелинами. Это были дорогія времена, когда пшеничный хлѣбъ и свѣжее мясо были рѣдкимъ и деликатнымъ кушаньемъ для рабочаго народа. Она съ нѣкоторою робостію поставила блюдо на скамейкѣ возлѣ Адама и сказала:

-- Ты можешь взять кусочекъ-другой, пока работаешь. Я принесу тебѣ еще воды.

-- Да, матушка, сдѣлай милость, сказалъ Адамъ ласково:-- я безпрестанно хочу пить.

Черезъ полчаса все въ домѣ стихло: не было слышно никакого звука, кромѣ громкаго стука старыхъ суточныхъ часовъ и звона адамовыхъ инструментовъ. Ночь была чрезвычайно-тиха: когда Адамъ отворилъ въ двѣнадцать часовъ дверь и взглянулъ на улицу, то движеніе, казалось, было единственно лишь въ горѣвшихъ блестящихъ звѣздахъ; каждая былинка предавалась покою.

Физическая поспѣшность и усилія обыкновенно оставляютъ наши мысли на волю нашимъ чувствамъ и воображенію. Такъ было въ эту ночь съ Адамомъ. Въ то время, когда сильно работали его мускулы, его голова, казалось, находилась въ такомъ же бездѣйствіи, какъ голова зрителя діорамы: сцены грустнаго прошлаго времени и, по всему вѣроятію, грустнаго будущаго плыли передъ нимъ и въ быстрой послѣдовательности уступали мѣсто одна другой.

Онъ видѣлъ, какъ будетъ завтра утромъ, послѣ-того, когда онъ снесетъ гробъ въ Брокстонъ и придетъ опять домой позавтракать: можетъ-быть, его отецъ будетъ уже дома, стыдясь встрѣтить взглядъ своего сына. Вотъ онъ сидитъ и кажется старѣе и дряхлѣе, нежели казался послѣднимъ утромъ. Онъ опустилъ голову и разсматриваетъ плиты, изъ которыхъ сдѣланъ полъ, между-тѣмъ, какъ Лисбетъ спрашиваетъ его, знаетъ ли онъ, какъ поспѣлъ гробъ, отъ котораго онъ убѣжалъ и который бросилъ неготовымъ, ибо Лисбетъ всегда первая произносила слово упрека, хотя она плакалась на строгость Адама въ-отношеніи къ отцу.

"Такъ это и будетъ идти все хуже да хуже" думалъ Адамъ: "вѣдь нельзя снова скользить вверхъ на холмъ, нельзя и остановиться, если ужь разъ начнешь спускаться."

Потомъ вспомнилось ему время, когда онъ былъ мальчикомъ и обыкновенно бѣгалъ около своего отца, гордясь, что его брали на работу, и гордясь еще болѣе, когда слышалъ, что его отецъ, хвастаясь, говорилъ своимъ товарищамъ-работникамъ: "А вѣдь парнишко то имѣетъ необыкновенныя способности къ плотничьему мастерству." А что за славный, дѣятельный человѣкъ былъ его отецъ въ то время! Когда Адама спрашивали, чей былъ онъ сынъ, онъ чувствовалъ нѣкоторое отличіе, когда отвѣчалъ: "Матвѣя Бида". Онъ былъ увѣренъ, что Матвѣя Бида знали всѣ: не онъ ли сдѣлалъ эту мастерскую голубятню въ священническомъ домѣ въ Брокстонѣ? То было счастливое время, особенно, когда Сетъ, который былъ тремя годами моложе, также началъ ходить на работу и Адамъ началъ быть учителемъ, будучи въ то же время и ученикомъ. Потомъ наступили дни горя, когда Адаму перешло за 13 лѣтъ и Матвѣй началъ шататься по шинкамъ, а Лисбетъ начала плакать дома и изливать свои жалобы въ присутствіи сыновей. Адамъ живо помнилъ ночь стыда и грусти, когда впервые увидѣлъ своего отца совершенно-дикимъ и безсмысленнымъ, отрывисто оравшимъ пѣсню между своими пьяными товарищами въ "Опрокинутой Телегѣ". Онъ уже убѣжалъ однажды, когда ему было только восьмнадцать лѣтъ: онъ бѣжалъ въ утренніе сумерки, съ небольшимъ синимъ узелкомъ на плечахъ и своею книгою для измѣреній въ карманѣ, и рѣшительно сказалъ себѣ, что не можетъ долѣе переносить домашнихъ огорченіи. Онъ рѣшился идти и искать счастья, слегка втыкая свою палку на перекресткахъ и направляя шаги въ ту сторону, куда она упадетъ. Но, когда онъ дошелъ до Стонигона, мысль о матери и Сетѣ, оставшихся дома испытывать горе безъ него, стала неотступно преслѣдовать, и рѣшимость покинула его. Онъ вернулся домой на другой же день; но горе и ужасъ, которые испытала его мать впродолженіе этихъ двухъ дней, преслѣдовали его съ того времени постоянно.

"Нѣтъ!" рѣшилъ теперь Адамъ про себя. "Этому ужь не бывать опять. Вѣдь мнѣ придется плохо въ то время, когда будутъ взвѣшиваться мои дѣянія, если тогда моя бѣдная старуха мать будетъ не на моей сторонѣ. Моя спина довольно-широка и довольно-сильна: я поступилъ бы, какъ трусъ, еслибъ ушелъ и оставилъ тѣхъ переносить бремя, которые болѣе, нежели вдвое слабѣе меня. "Тѣ, которое сильны, должны переносить слабости тѣхъ, которые слабы, а не творить себѣ угодное." Вотъ текстъ, ненуждающійся въ поясненіи: онъ свѣтитъ собственнымъ своимъ свѣтомъ. Довольно-ясно, что вы идете ошибочной дорогой въ этой жизни, если гоняетесь за тѣмъ и за другимъ ради того только, чтобъ сдѣлать себѣ угодное и пріятное. Свинья можетъ, сунувъ морду въ корыто, не думать ни о чемъ внѣ корыта; но если въ тебѣ есть человѣческое сердце и душа, то ты не можешь быть покоенъ, дѣлая себѣ постель, а остальнымъ предоставляя лежать на камняхъ. Нѣтъ, я никогда не высвобожу выи изъ-подъ ярма, никогда не допущу, чтобъ бремя тащили слабые. Отецъ -- тяжелый кресть для меня и, можетъ быть, мнѣ придется нести этотъ крестъ еще много лѣтъ. Но что жъ дѣлать! Я крѣпокъ здоровьемъ, мои члены сильны, мой духъ твердъ длятого, чтобъ переносить это."

Въ эту минуту раздался рѣзкій ударъ въ дверь, нанесенный, казалось, ивовымъ хлыстикомъ, и Джипъ, вмѣсто-того, чтобъ залаять, что, конечно, слѣдовало ожидать, издалъ громкій вой. Адамъ, внезапно-встревоженный, быстро подошелъ къ двери и отворилъ ее. Не видно было ничего: все было тихо, какъ за часъ тому назадъ, когда онъ отворялъ дверь. Листья были неподвижны, и блескъ звѣздъ открывалъ тихія поля по обѣимъ сторонамъ ручейка, созершенно-лишенныя всякой видимой жизни. Адамъ обошелъ вокругъ дома и все-таки не увидалъ ничего, кромѣ крысы, стремглавъ бросившейся въ дровяной подвалъ, когда онъ проходилъ. Онъ снова вошелъ въ домъ, удивляясь. Звукъ былъ такой странный, что въ ту минуту, когда Адамъ услышалъ его, этотъ звукъ вызвалъ въ немъ мысль о томъ, что по двери ударили ивовымъ хлыстикомъ. Онъ не могъ не содрогнуться, вспомнивъ, какъ часто говорила ему мать, что совершенно такой звукъ служитъ знакомъ, когда кто-нибудь умираетъ. Адамъ не принадлежалъ къ числу людей суевѣрныхъ безъ всякаго основанія; но вмѣстѣ съ кровью ремесленника въ немъ текла кровь крестьянина, а крестьянинъ не можетъ не вѣрить въ суевѣріе, основанное на преданіи, подобно тому, какъ лошадь не можетъ не дрожать, когда видитъ верблюда. Кромѣ-того, онъ обладалъ тѣмъ умственнымъ соображеніемъ, которое въ одно и то же время бываетъ весьма-смиренно въ области таинственности и смѣло въ области знанія: его отвращеніе къ доктринерной религіи происходило столько же отъ глубокаго благоговѣнія къ откровенной религіи, сколько отъ его твердаго здраваго смысла, и онъ часто удерживалъ доказательный спиритуализмъ Сета, обращаясь къ нему съ слѣдующими словами: "Э, это великая тайна, и ты знаешь объ этомъ очень-мало." Такимъ-образомъ, Адамъ былъ въ то же время и проницателенъ, и легковѣренъ. Если обваливалось новое строеніе и ему говорили, что это произошло по божьей волѣ, то онъ сказалъ бы непремѣнно: "можетъ-быть; но крыша и стѣны не находились другъ къ другу въ вѣрномъ отношеніи, иначе не могло бы развалиться", и все-таки онъ вѣрилъ въ сновидѣнія и предвѣщанія, и вы видѣли, что онъ содрогнулся при мысли объ ударѣ ивовымъ хлыстикомъ.

Но онъ имѣлъ лучшее противоядіе отъ воображаемаго страха въ необходимости продолжать свою работу, и впродолженіе слѣдующихъ десяти минутъ его молотокъ стучалъ такъ безостановочно, что другіе звуки, если они только были, были имъ заглушаемы. Несмотря на то, наступила пауза, когда онъ долженъ былъ поднять линейку, и тогда снова раздался странный ударъ и снова завылъ Джинъ. Адамъ подскочилъ къ двери, не теряя ни секунды; но снова все было тихо, и блескъ звѣздъ показывалъ, что передъ избою не было ничего, кромѣ покрытой росою травы.

Адамъ съ-минуту съ безпокойствомъ подумалъ объ отцѣ; но въ послѣдніе годы онъ никогда не возвращался домой въ позднее время изъ Тредльстона, и можно было весьма-основательно предполагать, что онъ въ то время просыпалъ свой хмѣль въ "Опрокинутой Телегѣ". Кромѣ-того, для Адама мысль о будущемъ была такъ неразлучна съ горестнымъ призракомъ его отца, что опасеніе роковаго событія, которое могло случиться съ нимъ, вытѣснялось глубоко-врѣзавшеюся боязвью при его постепенномъ униженіи. Его слѣдующая мысль заставила его спить башмаки и осторожно подняться вверхъ по лѣстницѣ, длятого, чтобъ послушать у дверей спальни. Но Сетъ и его мать дышали правильно.

Адамъ сошелъ внизъ и опять принялся за работу, подумавъ:

"Я больше не отопру дверей. Къ-чему еще высовываться, длятого, чтобъ увидѣть звукъ! Можетъ, насъ окружаетъ міръ, котораго мы не можемъ видѣть; но ухо проницательнѣе глаза и повременамъ схватываетъ звукъ, принадлежащій другому міру. Есть люди, думающіе, что они и видятъ этотъ міръ, но по-большей-части глаза такихъ людей не слишкомъ-то годятся къ чему-либо другому. По-мнѣ, такъ лучше посмотрѣть, вѣрна ли отвѣсная линія, нежели пойдти отыскивать привидѣніе."

Подобныя мысли становятся тверже-и-тверже, когда дневной свѣтъ гаситъ свѣчи и птицы начинаютъ пѣть. Скоро красный солнечный свѣтъ заигралъ на мѣдныхъ гвоздяхъ, образовывавшихъ начальныя буквы на крышкѣ гроба, и всѣ остававшіяся въ сердцѣ Адама предчувствія, возбужденныя страннымъ звукомъ, исчезли, получивъ удовлетвореніе въ томъ, что дѣло было окончено и обѣщаніе искуплено. Адаму не нужно было звать Сета, ибо послѣдній уже шевелился наверху и тотчасъ же сошелъ внизъ.

-- Ну, братъ, сказалъ Адамъ, когда вошелъ Сетъ:-- гробъ готовъ, а мы можемъ нести его въ Брокстонъ и возвратиться домой еще раньше половины седьмаго. Я только съѣмъ кусочекъ овсянаго пирога, а потомъ и въ путь.

Вскорѣ гробъ былъ поднятъ на высокія плечи двухъ братьевъ, и они, въ сопровожденіи Джипа, шедшаго за ними попятамъ, отправились въ путь, выйдя съ небольшаго дровянаго двора на дорогу, пролегавшую позади дома. До Брокстона по другую сторону покатости было всего около полуторы мили, и путь братьевъ извивался по прелестнымъ тропинкамъ и чрезъ поля, гдѣ блѣдная жимолость и дикія розы, росшія около изгороди, наполняли воздухъ благоуханіемъ и гдѣ птицы чирикали и заливались трелью на высокихъ, покрытыхъ листьями вѣткахъ дуба и вяза. То была чудно-смѣшанная картина -- свѣжая юность лѣтняго утра съ райскою тишиною и прелестью, бравая сила двухъ братьевъ въ поношенной рабочей одеждѣ и длинный гробъ на ихъ плечахъ. Ихъ послѣдній отдыхъ былъ у небольшой фермы, передъ деревнею Брокстонъ. Къ шести часамъ работа была кончена, гробъ заколоченъ, и Адамъ и Сетъ находились уже на пути домой. Они избрали кратчайшій путь, который велъ чрезъ поля и черезъ ручеекъ къ дому съ лицевой стороны. Адамъ не сообщилъ Сету, что случилось ночью; но самъ онъ все еще находился подъ впечатлѣніемъ случившагося и потому сказалъ:

-- Сетъ, если отецъ не возвратится домой послѣ нашего завтрака, я думаю, ты поступилъ бы хорошо, еслибъ отправился въ Треддльстонъ и поискалъ его... Кстати, ты можешь купить мнѣ тамъ и мѣдную проволоку, которая мнѣ нужна. Это ничего, что ты потеряешь лишній часъ: мы можемъ наверстать впослѣдствіи. Какъ ты думаешь объ этомъ?

-- Я согласенъ, сказалъ Сетъ.-- Но посмотри-ка, что за туча собрались съ-тѣхь-поръ, какъ мы вышли? Я думаю, что пойдетъ еще сильный дождь. Это будетъ дурно для уборки сѣна, если поля будутъ снова затоплены. Ручей теперь полонъ и воды въ немъ много: если дождь пойдетъ еще одинъ день, то вода покроетъ доску, и намъ придется тогда дѣлать порядочный кругъ, чтобъ попасть домой.

Они въ то время пересѣкали долину и шли по пастбищу, по которому протекалъ ручей.

-- Что тамъ такое торчитъ у ивы? продолжалъ Сетъ, ускоряя шаги.

Сердце Адама сжалось отъ тягостнаго предчувствія: неопредѣленное безпокойство объ отцѣ замѣнилось большимъ страхомъ. Онъ не отвѣчалъ Сету, но побѣжалъ впередъ, предшествуемый Джипомъ, который началъ лаять съ безпокойствомъ. Въ двѣ минуты онъ былъ уже у моста.

Такъ вотъ что значило предзнаменованіе! И сѣдовласый отецъ, о которомъ только за нѣсколько часовъ передъ тѣмъ Адамъ думалъ съ нѣкоторою жестокостью, въ той увѣренности, что отецъ проживетъ еще довольно-долго и будетъ для него предметомъ большихъ безпокойствъ, въ то самое время, можетъ-быть, боролся со смертью въ этой водѣ. Вотъ была первая мысль, какъ молнія, озарившая совѣсть Адама, прежде, нежели онъ успѣлъ схватить за куртку и вытащить высокое тяжелое тѣло. Сетъ ужь былъ подлѣ него, помогая ему, и когда оба сына вытащили тѣло на берегъ, то въ первыя минуты стали на колѣни и съ нѣмымъ ужасомъ смотрѣли на безжизненные стеклянные глаза, забывая, что имъ нужно было дѣйствовать, забывая все на свѣтѣ передъ отцомъ, который лежалъ передъ ними мертвый. Адамъ первый прервалъ молчаніе.

-- Я побѣгу къ матери, сказалъ онъ громкимъ шопотомъ:-- и возвращусь въ одну минуту.

Бѣдная Лисбетъ была занята приготовленіемъ завтрака для своихъ сыновей, и похлёбка ихъ, стоявшая на огнѣ, начинала уже закипать. Кухня хозяйки могла во всякое время служить образцомъ чистоты; но въ это утро Лисбетъ болѣе-обыкновеннаго старалась придать очагу и обѣденному столу приличный и заманчивый видъ.

-- Вѣдь оба они устанутъ и проголадаются, мои голубчики, говорила она вполголоса, мѣшая похлёбку.-- Неблизкое мѣсто Брокстонъ; да и каково-то идти по открытой горѣ... да еще съ этимъ тяжелымъ гробомъ. Э! а вѣдь онъ сталъ теперь еще грузнѣе съ бѣднымъ Бобомъ Толеромъ. За-то я сегодня сварила похлёбки-то побольше всегдашняго. Можетъ, придетъ и отецъ и захочетъ послѣ поѣсть. Не то, что онъ много съѣстъ похлёбки. Онъ, вишь вотъ, бросаетъ полшиллинга на эль, а на похлёбкѣ такъ старается сберечь и полпенса... вотъ какъ отъ выдаетъ мнѣ деньги... да я и не разъ говорила ему про это и опять скажу ему еще сегодня. Ахъ, бѣдняжка! вѣдь онъ слушаетъ меня довольно-спокойно, надо сказать правду.

Но въ то время Лисбетъ услышала тяжелый звукъ шаговъ, бѣжавшихъ по лугу, и, быстро повернувшись къ дверямъ, увидѣла входившаго Адама. Его лицо было такъ блѣдно и искажено, что она громко вскрикнула и бросилась къ нему прежде, чѣмъ онъ успѣлъ произнесть хоть слово.

-- Полно, матушка, сказалъ Адамъ, хриплымъ голосомъ: -- не пугайся. Отецъ упалъ въ воду. Можетъ, намъ удастся еще привесть его въ-себя. Сетъ и я принесемъ его тотчасъ домой. Достань одѣяло и нагрѣй его передъ огнемъ.

На дѣлѣ Адамъ вовсе не сомнѣвался, что отецъ былъ мертвъ; но онъ зналъ, что не было другаго средства подавить сильную, выражающуюся жалобами печаль матери, какъ только занявъ ее какимъ-нибудь дѣйствительнымъ дѣломъ, въ которомъ заключалась надежда.

Онъ побѣжалъ назадъ къ Сету, и оба сына, пораженные до глубины души горемъ, безмолвно подняли тяжесть. Широко-открытые стеклянные глаза были сѣры, какъ сетовы, и съ кроткою гордостью смотрѣли нѣкогда на мальчиковъ, передъ которыми впослѣдствіи Матвѣй не разъ опускалъ со стыдомъ голову. Чувства, преобладавшія въ сердцѣ Сета, при этой внезапной потерю отца, были страхъ и горесть; мысли же Адама стремительно возвращались къ прошедшему потокомъ сожалѣнія и раскаянія. Когда пришла смерть, великая примирительница, то мы никогда не раскаиваемся въ своей нѣжности къ покойнику, а въ своей суровости къ нему.

V.
Приходскій священникъ.

До двѣнадцати часовъ шелъ нѣсколько разъ проливной дождь, и въ глубокихъ канавахъ, находившихся по обѣ стороны, усыпанныхъ пескомъ аллей въ саду священника въ Брокстонѣ, стояла вода по самые края. Большія провансальскія розы были жестоко поколеблены вѣтромъ и побиты дождемъ. Нѣжные стебельки цвѣтовъ, насаженныхъ по краямъ дорожекъ, были наклонены книзу и запачканы сырою землею -- словомъ, утро имѣло меланхолическій видъ, потому-что время подходило къ сѣнокосу, а между тѣмъ надо было ожидать, что потопятся поля.

Но люди, обладающіе пріятными домами, предаются въ своихъ домахъ удовольствіямъ, о которыхъ вспоминаютъ только въ дождливое время. Еслибъ утро не было сырое, то мистеръ Ирвайнъ не сидѣлъ бы въ столовой и не игралъ въ шахматы со своею матерью; а онъ очень любитъ и свою мать и шахматы, такъ-что, при ихъ помощи, довольно-сносно можетъ провести нѣсколько пасмурныхъ часовъ. Позвольте мнѣ взять васъ въ эту столовую и представить вамъ почтеннаго Адольфуса Ирвайна, брокстонскаго приходскаго священника, геслонскаго и блейтскаго викарія, плюралиста, на котораго самые суровые церковные реформаторы едва-ли нашли бы возможнымъ взглянуть кисло. Мы войдемъ очень-осторожно и остановимся въ отворенныхъ дверяхъ, стараясь не разбудить лоснистой темной лягавой собаки, растянувшейся у печка возлѣ своихъ двухъ щенковъ, или моськи, которая дремлетъ, поднявъ кверху свою черную морду, подобно какому-нибудь сонливому предсѣдателю.

Комната обширная и высокая; на одномъ концѣ ея широкое полукруглое окно; стѣны, вы видите, новы и еще не выкрашены; но мебель, хотя первоначально и дорогая, стара и немногочисленна; на окнѣ нѣтъ никакой занавѣски. Малиновая скатерть на большомъ обѣденномъ столѣ довольно-потерта, хотя и составляетъ пріятный контрастъ съ мертвымъ цвѣтомъ штукатурки на стѣнахъ; но на этой скатерти находится массивный серебряный подносъ и на немъ кувшинъ съ водою; два другіе подноса, одинаковаго фасона съ первымъ, но только больше, поставлены на буфетѣ; на срединѣ ихъ виднѣется щитъ съ гербомъ. Вы съ перваго взгляда подозрѣваете, что обитатели этой комнаты наслѣдовали больше крови, нежели богатства, и нисколько не удивились бы, замѣтивъ, что мистеръ Ирвайнъ имѣетъ тонко-очерченныя верхнюю губу и ноздри; но въ настоящее время мы можемъ видѣть только широкую плоскую спину и густые напудренные волосы, которые всѣ отброшены назадъ и связаны сзади черною лентою -- нѣкоторый консерватизмъ въ костюмѣ, убѣждающій васъ въ томъ, что онъ уже не молодой человѣкъ. Онъ, можетъ-быть, обернется впослѣдствіи; а между-тѣмъ, мы можемъ посмотрѣть на эту величественную старую леди, его мать красивую, пожилую брюнетку, которой прекрасный цвѣтъ лица еще болѣе возвышается сложнымъ уборомъ изъ бѣлаго, какъ снѣгъ, батиста и кружевъ вокругъ головы и шеи. Въ своей граціозной дородности она стройна, какъ статуя Цереры, и ея темное лицо, съ изящнымъ орлинымъ носомъ, твердымъ, гордымъ ртомъ и небольшими проницательными черными глазами, имѣетъ такое умное и саркастическое выраженіе, что вы инстинктивно замѣняете шахматы колодою картъ, представляя себѣ, что она предсказываетъ вамъ будущее. Небольшая смуглая рука, которою она поднимаетъ королеву, вся въ жемчугахъ, брильянтахъ и бирюзѣ; къ самому верху ея чепчика съ большою тщательностью прикрѣпленъ большой черный вуаль, падающій складками вокругъ ея шеи и образующій рѣзкій контрастъ съ бѣлымъ батистомъ и кружевами. Много требуется времени длятого, чтобъ одѣть эту старую леди утромъ! Но, кажется, таковъ законъ природы, чтобъ она была одѣта такимъ-образомъ: очевидно, что она одна изъ тѣхъ потомковъ королевскаго достоинства, которые никогда не сомнѣвались въ своемъ божественномъ правѣ и никогда не встрѣчались съ тѣми, кто бы дерзнулъ оспоривать его у нихъ.

-- Ну, Адольфъ, скажите мнѣ, что это такое? говоритъ величественная старая леди, весьма-спокойно поставивъ свою королеву и скрестивъ руки.-- Мнѣ очень не хотѣлось бы произнесть слово, которое было бы непріятно вашимъ чувствамъ

-- Да вы, просто, чародѣйка, волшебница! Какимъ образомъ можетъ христіанинъ выиграть у васъ? бы выиграли эту игру нечистыми средствами, въ такомъ случаѣ и не хвастайтесь этимъ.

-- Конечно, конечно. Вотъ такъ побѣжденные говорили всегда о великихъ завоевателяхъ. Но посмотри, вотъ солнечные лучи падаютъ на доску, чтобъ яснѣе показать тебѣ, какой глупый ходъ сдѣлалъ ты своей шашкой. Что жь, желаешь ли ты, чтобъ я дала тебѣ еще шансъ?

-- Нѣтъ, матушка, я оставлю васъ однѣхъ на судъ вашей совѣсти. Такъ-какъ теперь начинаетъ проясняться, мы должны идти и немножко поплескаться въ грязи -- не правда ли, Джуно?

Эти слова относились къ коричневой лягавой собакѣ, которая вскочила при звукѣ голосовъ и вкрадчиво положила носъ на ногу своего господина.

-- Но сначала я долженъ подняться наверхъ и посмотрѣть на Анну. Прежде, въ то время, какъ я было шелъ къ ней, меня отозвали на похороны Толёра.

-- Это совершенно-безполезно: она не можетъ говорить съ тобою. Кетъ говоритъ, что у ней сегодня опять самая страшная головная боль.

-- О! она радуется каждый разъ, когда я прихожу къ ней и смотрю на нее; какъ бы ни была она больна, мой приходъ никогда не безпокоитъ ея.

Если вы знаете, сколько словъ люди говорятъ только по привычкѣ и безъ всякаго преднамѣреннаго побужденія, то вы не удивитесь, когда я скажу вамъ, что одно и то же возраженіе, за которымъ слѣдовалъ всегда тотъ же отвѣтъ, было произнесено нѣсколько сотъ разъ въ -- теченіе пятнадцати лѣтъ, въ которыя сестра мистера Ирвайна, Анна, хворала. Великолѣпныя старыя леди, которымъ нужно много времени утромъ длятого, чтобъ одѣться, имѣютъ нерѣдко очень-незначительную симпатію къ хворымъ дочерямъ.

Но въ то время, когда мистеръ Ирвайнъ все еще сидѣлъ, прислонясь спиною къ креслу и гладя по головѣ Джуно, въ дверяхъ показался лакей и сказалъ:

-- Джошуа Раннъ, сэръ, хочетъ видѣть васъ, если вы свободны.

-- Велите ему войдти сюда, сказала мистриссъ Ирвайнъ, взявъ въ руки вязанье.-- Я охотно слушаю, когда говорить мистеръ Раннъ. У него ужь, вѣрно, башмаки выпачканы въ грязи: посмотрите же, Карроль, чтобъ онъ вытеръ ихъ хорошенько.

Чрезъ двѣ минуты мистеръ Раннъ появился въ дверяхъ, съ весьма-почтительными поклонами, которые, однакожь, далеко не успокоили моськи, издавшей громкій лай и побѣжавшей по комнатѣ для рекогносцировки ногъ новоприбывшаго. Два щенка, смотрѣвшіе на выдававшіяся икры и на полосатые шерстяные чулки съ болѣе-чувственной точки зрѣнія, возились около нихъ и ворчали съ большимъ наслажденіемъ. Между-тѣмъ, мистеръ Ирвайнъ повернулъ кресло и сказалъ:

-- А, Джошуа, развѣ случилось что-нибудь въ Геслопѣ, что вы пришли сюда въ такую сырую погоду? Садитесь, садитесь. Не церемоньтесь съ собаками: дайте имъ пріятельскій тычокъ. Сюда, моська, негодяй!

Есть на свѣтѣ лица, которыя, когда обращаются къ намъ, производятъ весьма-пріатное ощущеніе; они производятъ такое же пріятное ощущеніе, какъ внезапная струя теплаго воздуха зимою, или блескъ свѣта въ холодныхъ сумеркахъ. Мистеръ Ирвайнъ имѣлъ именно такое лицо. Онъ имѣлъ такого рода сходство съ своей матерью, какое имѣетъ наше воспоминаніе о лицѣ любимаго друга съ самимъ лицомъ: всѣ черты были великодушнѣе, улыбка яснѣе, выраженіе теплѣе. Еслибъ контуръ не былъ очерченъ такъ тонко, то его лицо можно было бы назвать веселымъ; но это слово не шло къ нему, потому-что лицо мастера Ирвайна выражало и простодушіе, и сознаніе превосходства.

-- Благодарю, ваше преподобіе, отвѣчалъ мистеръ Раннъ, стараясь принять видъ, что вовсе не заботится о своихъ ногахъ, но поперемѣнно тряся ими длятого, чтобъ удерживать щенковъ отъ нападеній.-- Я постою, если позволите: это приличнѣе. Надѣюсь, что вы и мистриссъ Ирвайнъ здоровы, а также и миссъ Ирвайнъ... и миссъ Анна, надѣюсь, что онѣ попрежнему здоровы.

-- Да, Джошуа, благодарю васъ. Вы видите, какой цвѣтущій видъ имѣетъ матушка. Она бьетъ насъ, молодой народъ, рѣшительно наповалъ. Но въ чемъ же дѣло?

-- Да вотъ, сэръ, мнѣ нужно было побывать въ Брокстонѣ, чтобъ снести свою работу. Я и счелъ за долгъ свой зайдти къ вамъ и увѣдомить о томъ, что происходитъ у насъ въ деревнѣ. Такихъ вещей я не видалъ во всю мою жизнь, а я прожилъ въ деревнѣ, мальчишкой и взрослымъ, вотъ будетъ въ Ѳоминъ день шестьдесятъ лѣтъ. Я собиралъ къ пасхѣ подать для мистера Блика прежде, чѣмъ ваше преподобіе изволили прибыть въ приходъ, присутствовалъ всегда при звонѣ, при рытіи всѣхъ могилъ и пѣлъ въ хорѣ долгое время прежде, чѣмъ пришелъ Бартль Массей -- богъ-вѣсть откуда -- съ своимъ контрапунктомъ и антифонами, который всѣхъ, кромѣ самого себя, сбиваетъ съ такту... и выходитъ, что одинъ начинаетъ, а другой слѣдуетъ за нимъ, какъ блѣятъ овцы на выгонѣ... Я знаю, что долженъ дѣлать приходскій дьячокъ, и знаю, что было бы неуваженіемъ съ моей стороны въ-отношеніи къ вашему преподобію, и къ церкви, и къ королю, еслибъ я допустилъ эти вещи, не сказавъ о нихъ ни слова. Я былъ пораженъ изумленіемъ, не знавши ничего объ этомъ прежде; я былъ такъ взволнованъ, словно-сказать, какъ-будто выронилъ изъ рукъ мои инструменты. Я не могъ спать больше четырехъ часовъ вотъ въ эту ночь, которая прошла; да и этотъ сонъ былъ такой безпокойный, что я утомился болѣе, чѣмъ еслибъ совсѣмъ не спалъ.

-- Но что же такое случилось, Джошуа? Ужь не пытались ли опять воры украсть свинецъ съ крыши?

-- Воры! нѣтъ, сэръ... а, между-тѣмъ, можно сказать, что это есть воры и также кража церковная. Изволите видѣть: очень-вѣроятно, что методистки сдержатъ превосходство въ приходѣ, если вашему преподобію и ихъ милости сквайру Донниторну не угодно будетъ сказать слово и запретить это. Не то, чтобъ я осмѣлился предписывать вамъ, сэръ -- я никогда не посмѣю забыться дотого, чтобъ быть умнѣе своихъ высшихъ; однакожь, уменъ ли я, или нѣтъ -- это все равно, не въ этомъ и дѣло, но я хотѣлъ только сказать вамъ и говорю, что молодая женщина, методистка, которая гоститъ у мистера Пойзера, проповѣдывала и молилась на Лугу вчера вечеромъ. Это такъ же вѣрно, какъ то, что въ настоящую минуту я имѣю счастіе находиться передъ вашимъ преподобіемъ.

-- Проповѣдывала на Лугу? сказалъ мистеръ Ирвайнъ съ удивленнымъ видомъ, но совершенно-спокойно:-- эта блѣдная, хорошенькая молодая женщина, которую я видалъ у Пойзера? Я видѣлъ, что она была методистка, или квакерша, или что-нибудь въ этомъ родѣ, по ея платью, но не зналъ, что она проповѣдница.

-- Вы можете совершенно вѣрить тому, что я говорю, сэръ, возразилъ мистеръ Раннъ, сжавъ ротъ полукругомъ, и, помолчавъ такъ долго, что послѣ его словъ можно было поставить три восклицательные знака, продолжалъ:-- она проповѣдывала на Лугу вчера вечеромъ и принялась за Чадову Бессъ такъ, что съ ней сдѣлался припадокъ, и она съ-тѣхъ-поръ не перестаетъ плакать.

-- Ну, да Бесси Кренеджъ, кажется, здоровая дѣвушка: я совершенно-увѣренъ, что у ней это пройдетъ, Джошуа... Ну, а изъ другихъ ни съ кѣмъ больше не было припадковъ?

-- Нѣтъ, сэръ, не могу сказать этого. Но нельзя знать, что случится, если такія проповѣди, какъ вчера, будутъ происходить каждую недѣлю... тогда отъ нихъ не будетъ и житья въ деревнѣ. Видите ли, эти методисты заставляютъ людей вѣрить, что если они выпьютъ лишнюю рюмку для веселья, то за это они пойдутъ въ адъ. Это такъ же вѣрно, какъ то, что они родились. Я не запивоха, не пьяница -- никто не можетъ сказать этого про меня, но я люблю выпить лишнюю рюмку въ пасху, или объ Рождествѣ, что и естественно, когда мы ходимъ ко всѣмъ и поемъ и люди предлагаютъ намъ вино даромъ, или когда я собираю подать, и я люблю выпить пинту съ трубкою, повременамъ поболтать у сосѣда, мистера Кассона, потому-что я былъ воспитанъ въ церкви, благодаря Бога, и былъ приходскимъ дьячкомъ цѣлые тридцать-два года: вѣдь я ужь долженъ знать, что такое господствующая религія.

-- Ну, что же вы совѣтуете, Джошуа? Что же нужно дѣлать, по вашему мнѣнію?

-- Видите, ваше преподобіе, я не стану совѣтовать, чтобъ вы приняли какія-нибудь мѣры противъ молодой женщины. Она женщина хорошая, еслибъ только перестала заниматься вздоромъ; притомъ же, я слышалъ, что она вотъ скоро возвратится домой на родину. Она родная племянница мистера Пойзера, и я не желаю сказать ничего сколько-нибудь неуважительнаго о семействѣ, живущемъ на мызѣ... я вѣдь ходилъ къ нимъ и снималъ у нихъ со старыхъ и малыхъ мѣрку для башмаковъ, почти все время, что я занимаюсь башмачнымъ мастерствомъ. Но тамъ есть Билль Маскри, сэръ: это самый отчаянный методистъ, какой только можетъ быть, и я нисколько не сомнѣваюсь, что это онъ подстрекнулъ молодую женщину проповѣдывать вчера вечеромъ; да онъ приведетъ съ собою другихъ изъ Треддльстона проповѣдывать, если не сбить съ него немного спѣси. Я думаю, ему слѣдуетъ дать знать, что ему не станутъ болѣе отдавать дѣлать и чинить церковныя телеги и снаряды и что его выгонятъ изъ дома и со двора, которые онъ получаетъ въ наемъ отъ сквайра Донниторна.

-- Но вы сами говорите, Джошуа, что прежде, сколько вамъ извѣстно, никто не приходилъ проповѣдывать на Лугу: почему же вы думаете, что другіе придутъ опять? Методисты не приходятъ проповѣдывать въ такія небольшія деревни, какъ Геслопъ, гдѣ только какая-нибудь горсть работниковъ, которые обыкновенно бываютъ слишкомъ утомлены длятого, чтобъ слушать ихъ. Имъ почти такъ же безполезно проповѣдывать въ Геслопѣ, какъ и на совершенно-безлюдныхъ Бинтонскихъ Горахъ. Кажется, Билль Маскри самъ не проповѣдникъ?

-- Нѣтъ, сэръ, у него нѣтъ дара связывать слова безъ книгъ; онъ увязъ бы такъ же скоро, какъ корова въ сырой землѣ. Но у него довольно-длинный языкъ длятого, чтобъ неуважительно говорить о своихъ ближнихъ, потому-что онъ вотъ сказалъ про меня, что я слѣпой фарисей... который употребляетъ священное писаніе для того только, чтобъ давать прозвища людямъ, которые старше и лучше меня!... А еще хуже всего то, что слышали, какъ онъ весьма-неприлично выражался о вашемъ преподобіи... я могъ бы привести людей, которые готовы побожиться, что слышали, какъ онъ называлъ васъ безгласнымъ псомъ и безпечнымъ пастухомъ. Прошу извинить меня, ваше преподобіе, въ томъ, что я передаю такія вещи.

-- Лучше не передавать, конечно. Пусть злыя рѣчи умираютъ въ ту же минуту, какъ онѣ произнесены. Билль Маскри могъ бы быть гораздо-хуже, нежели онъ есть теперь. Мнѣ говорили, что онъ былъ буйный пьяница, не радѣлъ о дѣлѣ и билъ жену; теперь же онъ сталъ бережливъ и скроменъ; онъ и жена его имѣютъ оба довольно-приличный видъ. Если вы можете представить мнѣ какое-нибудь доказательство того, что онъ ссорится съ своими сосѣдями и производитъ безпокойство, то я, какъ священникъ и судья, буду считать своею обязанностью вмѣшаться въ это дѣло. Но умнымъ людямъ, какъ вы да я, было бы неприлично хлопотать о пустякахъ, какъ-будто мы думаемъ, что церковь находится въ опасности, потому-что Билль Маскри позволяетъ своему языку молоть вздоръ, или молодая женщина говоритъ серьёзно передъ горстью людей на Лугу. Мы должны "жить и давать жить", Джошуа, какъ относительно религіи, такъ относительно и всего прочаго. Продолжайте исполнять свою обязанность приходскаго дьячка, пономаря и могильщика, и исполнять ее такъ, какъ вы всегда исполняли, и дѣлать своимъ сосѣдямъ отличные толстые сапоги, и я увѣренъ, что въ Геслонѣ не случится ничего особенно-дурнаго.

-- Ваше преподобіе очень-добры, говоря такимъ-образомъ, и я вполнѣ чувствую, что такъ-какъ вы сами не живете въ приходѣ, то на мои плечи падаетъ большая отвѣтственность.

-- Конечно; и вы должны заботиться о томъ, чтобъ не унижать достоинства церкви въ глазахъ людей, Джошуа, и потому вы не должны показывать видъ, что испугались такой ничтожной бездѣлицы. Я полагаюсь на вашъ здравый смыслъ и надѣюсь, что вы не обратите никакого вниманія на то, что говоритъ Билль Маскри, все равно -- о васъ, или обо мнѣ. Вы и ваши сосѣди могутъ себѣ, попрежнему, умѣренно пить пиво, когда вы окончили свою дневную работу, какъ подобаетъ хорошимъ церковникамъ, и если Билль Маскри не захочетъ присоединиться къ вамъ, а, вмѣсто-того, отправится на митингъ методистовъ въ Треддльстонъ, то и не трогайте его: это до васъ не касается, пока онъ не мѣшаетъ вамъ дѣлать то, что вамъ нравится. Что жь касается людей, говорящихъ дурно о насъ, то мы не должны обращать на это никакого вниманія, подобно тому, какъ старая церковная колокольня не обращаетъ никакого вниманія на грачей, каркающихъ около нея. Билль Маскри ходитъ въ церковь каждое воскресенье послѣ обѣда и въ будни прилежно занимается своимъ мастерствомъ колесника, и, пока онъ ведетъ себя такимъ-образомъ, его надо оставить въ покоѣ.

-- Ахъ, сэръ, но когда онъ приходитъ въ церковь, то сидитъ и качаетъ головой и строитъ такія кислыя и дурацкія физіономіи, когда мы поемъ, что мнѣ такъ и хочется хватить его по рожѣ... прости Господи... и вы, мистриссъ Ирвайнъ, и ваше преподобіе, извините меня, что я передъ вами выражаюсь такимъ-образомъ. Онъ сказалъ также, что наше пѣніе объ Рождествѣ нисколько не лучше треска хвороста подъ чугунникомъ.

-- Ну, что жь! у него ухо немузыкальное, Джошуа. Вы знаете, если у кого деревянная голова, то ужь этому нельзя помочь ничѣмъ. Онъ не заставитъ людей въ Геслопѣ принять его мнѣнія, когда вы будете пѣть такъ хорошо, какъ умѣете.

-- Конечно, сэръ; но вѣдь желудокъ поворачивается, когда слышишь, что священное писаніе извращаютъ такимъ образомъ. Я знаю священное писаніе нисколько не хуже его и вѣрно прочту псалмы даже и во снѣ, если вы ущипнете меня; но я знаю, что лучше вовсе не читать ихъ, если я намѣренъ объяснять ихъ по-своему.

-- Ваше замѣчаніе очень-умно, Джошуа; но я сказалъ уже прежде...

Въ то время, какъ мистеръ Ирвайнъ произносилъ эти слова, на каменномъ полу передней залы раздался звукъ сапоговъ и звонъ шпоры, и Джошуа Раннъ быстро отодвинулся въ сторону отъ дверей длятого, чтобъ дать мѣсто человѣку, который остановился въ дверяхъ и звучнымъ теноромъ произнесъ:

-- Крестникъ Артуръ... можно войдти?

-- Можно, можно, крестникъ! отвѣчала мистриссъ Ирвайнъ густымъ полумужскимъ голосомъ, свойственнымъ старымъ женщинамъ крѣпкаго сложенія.

И въ комнату вошелъ молодой джентльменъ въ платьѣ для верховой ѣзды; его правая рука покоилась на перевязи. Появленіе его сопровождалось пріятною смѣсью междометій, выражавшихъ смѣхъ, рукопожатій и восклицаній: "какъ вы поживаете?" перемѣшивавшихся съ радостнымъ короткимъ лаемъ и виляньемъ хвостами со стороны собачьихъ членовъ семейства. Послѣднее доказывало, что посѣтитель находится въ лучшихъ отношеніяхъ съ тѣми, кого онъ посѣтилъ. Молодой джентльменъ былъ Артуръ Донниторнъ, извѣстный въ Геслопѣ подъ различными названіями "молодаго сквайра", "наслѣдника" и "капитана". Онъ былъ только капитаномъ въ ломшейрской милиціи; но для геслопскихъ фермеровъ онъ былъ важнѣйшимъ капитаномъ, нежели всѣ молодые джентльмены того же чина въ регулярныхъ войскахъ его величества: онъ помрачалъ ихъ своимъ блескомъ, какъ планета Юпитеръ помрачаетъ своимъ блескомъ млечный путь. Если вы хотите точнѣе знать, какая была у него наружность, то призовите себѣ на память какого-нибудь молодаго англичанина съ темными бакенбардами и усами, съ темно-русыми локонами и здоровымъ цвѣтомъ лица, котораго вы встрѣчали въ чужомъ краѣ и которымъ гордились, какъ своимъ соотечественникомъ, молодаго англичанина чисто умытаго, благовоспитаннаго, бѣлоручку, а между-тѣмъ, имѣющаго видъ человѣка, который, отпарировавъ ударъ лѣвою рукою, правою легко можетъ положить своего противника. Я не буду также на столько портнымъ, чтобъ обезпокоить ваше воображеніе различіемъ костюма и настаивать на полосатомъ жилетѣ, на сюртукѣ съ длинною таліею и на сапогахъ съ длинными отворотами.

Повернувшись длятого, чтобъ взять кресло, капитанъ Донниторнъ сказалъ:

-- Но я не намѣренъ прерывать долѣе Джошуа... у него есть какое-то дѣло.

-- Смиренно прошу извиненія у вашей милости, сказалъ Джошуа, низко кланяясь:-- мнѣ нужно было сказать вашему преподобію объ одномъ, а, между-тѣмъ, другіе предметы вытѣснили это вонъ изъ моей головы.

-- Ну, говорите же, Джошуа, говорите скорѣе, сказалъ мистеръ Ирвайнъ.

-- Можетъ, сэръ, вы не слышали, что Матвѣй Бидъ умеръ... онъ утонулъ сегодня утромъ или, скорѣе, на разсвѣтѣ, въ Ивовомъ Ручьѣ, у самаго моста, прямо противъ дома.

-- Ахъ! въ одинъ голосъ воскликнули оба джентльмена, какъ-бы очень заинтересованные этой новостью.

-- Сетъ Бидъ былъ у меня сегодня утромъ и просилъ меня передать вашему преподобію, что его братъ, Адамъ, очень проситъ васъ позволить ему вырыть могилу у Бѣлаго Тёрна, такъ-какъ его мать непремѣнно желаетъ этого вслѣдствіе видѣннаго ею сна. Они и сами пришли бы просить васъ о томъ, но имъ много хлопотъ съ слѣдственнымъ приставомъ и проч.; а ихъ мать очень взволнована и боится, чтобъ кто-нибудь другой не занялъ мѣста, о которомъ они просятъ. Если вашему преподобію угодно будетъ дозволить имъ это, то я пошлю къ нимъ мальчика, лишь-только вернусь домой. Вотъ почему я осмѣливаюсь обезпокоить васъ этимъ, несмотря на приходъ ихъ милости.

-- Конечно, конечно, Джошуа, имъ можно дозволить это. Я самъ съѣзжу къ Адаму, чтобъ повидаться съ нимъ. А вы все-таки пошлите вашего мальчика сказать имъ, что они могутъ рыть могилу, на случай, если меня задержитъ что-нибудь неожиданное. А теперь прощайте, Джошуа. Сходите на кухню: тамъ дадутъ вамъ элю.

-- Бѣдный старикъ Матвѣй! сказалъ мистеръ Ирвайнъ, когда Джошуа вышелъ изъ комнаты.-- Я думаю, пьянство втащило его въ ручей. Я былъ бы радъ, еслибъ бремя было снято съ плечъ моего друга Адама не столь горестнымъ образомъ. Этотъ славный малый удерживалъ своего отца отъ гибели въ послѣднія пять, или шесть лѣтъ.

-- Онъ настоящій козырь, этотъ Адамъ, сказалъ капитанъ Донниторнъ.-- Когда я былъ маленькимъ мальчикомъ, а Адамъ былъ статный парень лѣтъ пятнадцати и училъ меня плотничьему мастерству, то я мечталъ всегда, что еслибъ былъ богатымъ султаномъ, то сдѣлалъ бы Адама своимъ великимъ визиремъ: и я увѣренъ, что онъ перенесъ бы свое возвышеніе не хуже всякаго другаго бѣднаго мудреца въ восточной сказкѣ. Если когда-нибудь въ жизни я сдѣлаюсь владѣльцемъ обширныхъ помѣстій, переставъ быть бѣднякомъ и забирать карманныя деньги впередъ, то я сдѣлаю Адама моею правою рукой. Онъ будетъ управлять у меня лѣсами, потому-что онъ, кажется, знаетъ въ этихъ вещахъ больше толку, чѣмъ кто-либо изъ людей, которыхъ я только встрѣчалъ въ жизни. Я знаю, что онъ получалъ бы съ нихъ денегъ вдвое противъ того, что получаетъ дѣдушка со своимъ управителемъ, этимъ жалкимъ старикомъ Сачеллемъ, который столько же понимаетъ въ лѣсѣ, какъ старый карпъ. Я ужь говорилъ дѣдушкѣ объ этомъ раза два; но, не знаю, по какой причинѣ, онъ не расположенъ къ Адаму, и я ничего не могу сдѣлать. Но, ваше преподобіе, не угодно ли вамъ будетъ прокатиться верхомъ вмѣстѣ со мною? Солнце свѣтитъ ярко на улицѣ теперь. Если хотите, мы вмѣстѣ можемъ отправиться къ Адаму; но на дорогѣ мнѣ нужно будетъ заѣхать на мызу, чтобъ взглянуть на щенятъ, которыхъ Пойзеръ оставилъ для меня.

-- Сначала вы должны остаться здѣсь и позавтракать, Артуръ, сказала мистрисъ Ирвайнъ.-- Вѣдь скоро два часа. Карроль сейчасъ подастъ завтракъ.

-- Мнѣ также надобно побывать на мызѣ, сказалъ мистеръ Ирвайнъ: -- чтобъ еще разъ посмотрѣть на маленькую методистку, которая остановилась тамъ. Джошуа разсказывалъ, что она проповѣдывала на Лугу вчера вечеромъ.

-- Ахъ, Создатель мой! сказалъ капитанъ Донниторнъ, смѣясь.-- А вѣдь съ виду она кажется такою тихою, какъ мышь. Впрочемъ, въ ней есть что-то поражающее. Я положительно оробѣлъ, увидѣвъ ее въ первый разъ: она сидѣла, нагнувшись надъ своимъ шитьемъ, на солнцѣ передъ домомъ, а я, подъѣхавъ къ дому и не замѣтивъ, что она была чужая, закричалъ ей: "Мартинъ Пойзеръ дома?" Увѣряю васъ, что когда она встала, посмотрѣла на меня и тотчасъ же сказала: "онъ, кажется, въ домѣ, я пойду и позову его", то мнѣ просто стало стыдно, что я заговорилъ съ нею такъ отрывисто. Она очень походила на св. Екатерину въ квакерской одеждѣ. У ней такое лицо, какое рѣдко удастся увидѣть между нашимъ простымъ народомъ.

-- Мнѣ очень хотѣлось бы видѣть молодую женщину, Адольфъ, сказала мистриссъ Ирвайнъ.-- Заставь ее придти сюда подъ какимъ-нибудь предлогомъ.

-- Не знаю, матушка, какимъ-образомъ могъ бы я устроить это. Вѣдь несовсѣмъ-то идетъ мнѣ покровительствовать проповѣдницѣ-методисткѣ, даже и въ такомъ случаѣ, еслибъ она была согласна на то, чтобъ ей покровительствовалъ безпечный пастухъ, какъ называетъ меня Билль Маскри. Вамъ слѣдовало бы придти немного-раньше, Артуръ: вы услышали бы, какъ Джошуа доносилъ на своего сосѣда Билля Маскри. Старикѣ требуетъ, чтобъ я отлучилъ отъ церкви колесника и потомъ передалъ его гражданской власти... то-есть, вашему дѣду... чтобъ выгнать его изъ дома и со двора. Еслибъ я вздумалъ вмѣшаться въ это дѣло, то могъ бы поднять такую славную исторію о ненависти и гоненіи, какую нужно желать методистамъ для напечатанія въ слѣдующемъ нумерѣ ихъ журнала. Мнѣ не стоило бы большаго труда убѣдить Чада Борнеджа и съ полдюжины другихъ такихъ же, какъ онъ, дураковъ въ томъ, что они оказали бы пріятную услугу церкви, еслибъ вытравили Билля Маскри изъ деревни веревками и вилами, и потомъ, когда я снабдилъ бы ихъ полсувереномъ длятого, чтобъ они могли славно выпить послѣ своихъ подвиговъ, тогда я произвелъ бы такой отличный фарсъ, какого не сочинилъ въ своемъ приходѣ ни одинъ изъ моихъ братьевъ, духовныхъ, впродолженіе послѣднихъ тридцати лѣтъ.

-- Впрочемъ, это, дѣйствительно, дерзость со стороны этого человѣка называть тебя "безпечнымъ пастухомъ" и "безгласнымъ псомъ", сказала мистрисъ Ирвайнъ:-- на твоемъ мѣстѣ я заставила бы его прикусить языкъ. У тебя ужь слишкомъ-спокойный характеръ, Адольфъ!

-- Не-уже-ли, матушка, вы думаете, что я хорошо бы поддержалъ свое достоинство, еслибъ сталъ защищаться противъ клеветъ Билля Маскри? Притомъ же, я не знаю, клеветы ли это. Я, дѣйствительно, лѣнтяй и очень-тяжело разстаюсь со своимъ сѣдломъ, уже не упоминая о томъ, что я всегда трачу на кирпичи и известь больше, нежели позволяетъ мой доходъ, такъ-что обхожусь, какъ дикій, съ хромымъ нищимъ, когда онъ проситъ у меня полшиллинга. Эти бѣдные тощіе чеботари, которые думаютъ, что они могутъ содѣйствовать къ возрожденію человѣческаго рода тѣмъ, что отправляются проповѣдывать въ утреннія сумерки до начала своей дневной работы, вправѣ имѣть обо мнѣ жалкое мнѣніе... Но, я думаю, намъ можно и позавтракать. Что, Кетъ не пришла еще къ завтраку?

-- Миссъ Ирвайнъ приказала Бригиттѣ подать завтракъ наверхъ, сказалъ Карроль.-- Она не можетъ оставить миссъ Анну.

-- О, очень-хорошо! Сообщите Бригиттѣ, пусть она скажетъ, что я тотчасъ подымусь наверхъ и хочу видѣть миссъ Анну. Вы уже довольно-хорошо можете владѣть правою рукою, Артуръ? продолжалъ мистеръ Ирвайнъ замѣтивъ, что капитанъ Доннигорнъ высвободилъ свою руку изъ перевязи.

-- Да, довольно-хорошо; но Годвинъ настаиваетъ на томъ, чтобъ я держалъ ее на перевязи еще впродолженіе нѣкотораго времени. Я, однакожь, надѣюсь, что буду въ-состояніи возвратиться въ полкъ въ началѣ августа. Что за страшная скука находиться въ заперти на дачѣ въ лѣтніе мѣсяцы, когда нельзя ни охотиться, ни стрѣлять, такъ-что поневолѣ вечеромъ чувствуешь пріятную дремоту! Какъ бы то ни было, мы, однакожъ, удивимъ эхо 30 іюля. Дѣдушка далъ мнѣ carte blanche на одинъ разъ, и я обѣщаю вамъ, что пиръ будетъ достоинъ случая. Свѣтъ не дважды увидитъ великую эпоху моего совершеннолѣтія. Я думаю, у меня будетъ высокій тронъ для васъ, крестная, или даже два, одинъ на лужкѣ, а другой въ бальной залѣ, и вы будете сидѣть и смотрѣть на насъ, какъ олимпійская богиня.

-- А я намѣрена приготовить мою лучшую парчу, которую я надѣвала въ ваши крестины, двадцать лѣтъ тому назадъ, сказала мистриссъ Ирвайнъ.-- Ахъ, я думаю, что увижу вашу бѣдную матушку, порхающую, въ своемъ бѣломъ платьѣ, которое въ томъ самый день казалось мнѣ очень похожимъ на саванъ; и оно стало ея саваномъ только три мѣсяца спустя, и вашъ чепчикъ и одежда, въ которой васъ крестили, также были похоронены съ нею: она непремѣнно настаивала на этомъ -- милое созданіе! Благодаря Бога, вы походите на семейство вашей матери, Артуръ! Еслибъ вы были жалкій, жиденькій, блѣдный ребенокъ, то я не согласилась бы быть вашею крестною матерью, ибо тогда я была бы увѣрена, что изъ васъ выйдетъ Донниторнъ. Но вы были такой круглолицый, широкогрудый, звонкоголосый плутишка, и я по этому узнала, что вы съ головы до ногъ Традожеттъ.

-- Но, матушка, вы, можетъ-быть, сдѣлали въ то время ужь слишкомъ-быстрое заключеніе, сказалъ мистеръ Ирвайнъ, улыбаясь.-- Помните, что случилось въ то время, когда Джуно ощенилась въ послѣдній разъ? Одинъ изъ щенковъ походилъ, какъ двѣ капли воды, на свою мать тѣмъ неменѣе, онъ имѣлъ два-три отцовскія качества. Природа довольно-хитра и можетъ обмануть даже васъ, матушка!

-- Вздоръ, мой милый! Природа никогда не создаетъ хорька въ образѣ бульдога. Вы никогда не убѣдите меня въ томъ, что я не могу судить о людяхъ по ихъ наружному виду. Если мнѣ не нравится лицо человѣка, то я никогда не буду расположена къ нему -- будьте увѣрены въ томъ. Я не хочу знать людей, имѣющихъ безобразный и непріятный видъ, такъ же точно, какъ не хочу пробовать кушанья, имѣющія непріятный видъ. Если они заставятъ меня содрогнуться съ перваго взгляда, я говорю тогда: "возьмите ихъ прочь". Также, если я увижу безобразный, свинскій, или рыбій глазъ, то я, просто, дѣлаюсь больна. Это всеравно, что дурной запахъ.

-- Кстати о глазахъ, сказалъ капитанъ Донниторнъ:-- это напоминаетъ мнѣ, что я пріобрѣлъ книгу, которую намѣревался принести вамъ, крестная! Я получилъ ее въ пачкѣ, присланной на-дняхъ изъ Лондона. Я знаю, что вы любите чудныя волшебныя исторіи. Это -- томъ поэмъ: "Лирическія Баллады". Большая часть изъ нихъ, кажется, пустая болтовня; но первая не принадлежитъ къ этому разряду; она называется: "Древній Мореходецъ". Я не могу понять ни начала, ни конца этой исторіи; но она чрезвычайно-странная и поражающая вещь. Я пришлю вамъ ее. Кромѣ-того, у меня есть еще нѣсколько другихъ книгъ, съ которыми будетъ пріятно познакомиться и вамъ, Ирвайнъ: памфлеты на антиноміанизмъ и евангелизмъ, какъ они тамъ называются. Я, право, не знаю, на какомъ основаніи этотъ человѣкъ посылаетъ ко мнѣ подобныя вещи. Въ письмѣ, которое я послалъ ему на-дняхъ, я выразилъ ему желаніе, чтобъ отнынѣ онъ не присылалъ мнѣ ни одной книги, или памфлета на что бы то ни было, оканчивающееся на измъ.

-- Ну, я не скажу, чтобъ самъ былъ большой охотникъ до измовъ; но я очень-охотно пробѣгу памфлеты: изъ нихъ можно, по-крайней-мѣрѣ, узнать, что происходитъ на бѣломъ свѣтѣ... У меня есть небольшое дѣло, продолжалъ мистеръ Ирвайнъ, вставая и приготовляясь оставить комнату:-- а потомъ я готовъ отправиться съ вами.

Небольшое дѣло, о которомъ нужно было позаботиться мистеру Ирвайну, заставило его подняться по старой каменной лѣстницѣ (часть дома была очень-стара), остановиться передъ дверью и осторожно постучаться. "Войдите", произнесъ женскій голосъ, и мистеръ Ирвайнъ вошелъ въ комнату, въ которой было такъ темно отъ оконныхъ ширмъ и опущенныхъ занавѣсокъ, что миссъ Кетъ, худенькая леди среднихъ лѣтъ, стоявшая у изголовья постели, не имѣла бы достаточно свѣта для другой какой-нибудь заботы, кромѣ вязанья, лежавшаго на столѣ неподалеку отъ нея. Но въ настоящую минуту она занималась тѣмъ, что требовало самаго незначительнаго свѣта: смачивала губкою больную голову, покоившуюся на подушкѣ, свѣжимъ уксусомъ. Бѣдная страдалица имѣла маленькое лицо; оно, можетъ-быть, нѣкогда было миловидное, но теперь исхудало и имѣло желтоватый цвѣтъ. Миссъ Кетъ подошла къ брату и шепнула ему. "Не говорите съ ней: сегодня она не въ-состояніи перенести разговоръ". Глаза Анны были закрыты, лобъ сморщенъ, какъ-бы отъ сильной боли. Мистеръ Ирвайнъ подошелъ къ постели, поднялъ граціозную ручку и прижалъ ее къ своимъ губамъ; слабое пожатіе маленькихъ пальчиковъ давало ему понять, что его подвигъ былъ оцѣненъ вполнѣ. Онъ постоялъ съ минуту, не сводя глазъ съ больной, потомъ повернулся и вышелъ изъ комнаты, переступая весьма-осторожно: онъ еще внизу снялъ сапоги и надѣлъ туфли. Кто помнитъ, сколько разъ отказывался мистеръ Ирвайнъ сдѣлать что-нибудь для самого себя, только длятого, чтобъ не надѣвать, или не снимать своихъ сапоговъ, тотъ не сочтетъ этой подробности незначительною.

А сестры мистера Ирвайна, какъ могли засвидѣтельствовать всѣ семейные люди, жившіе на разстояніи десяти миль въ окружности Брокстона, были такія глупыя, неинтересныя женщины! Не было ли, дѣйствительно, жаль, что умная мистриссъ Ирвайнъ имѣла такихъ обыкновенныхъ дочерей? Чтобъ увидѣть эту великолѣпную старую леди, стоило пріѣхать изъ-за десяти миль: ея красота, ея хорошо-сохранившіяся умственныя способности, ея старомодное достоинство давали ей возможность быть весьма-пріятнымъ предметомъ бесѣды на ряду съ разговоромъ о здоровьѣ короля, прелестныхъ новыхъ образцахъ платьевъ изъ бумажной матеріи, о новыхъ событіяхъ въ Египтѣ, о процесѣ лорда Деси, который бѣдной леди Деси надоѣлъ до-смерти. Но никому не приходило на умъ упоминать о двухъ миссъ Ирвайнъ, за исключеніемъ бѣдныхъ людей въ деревнѣ Брокстонъ, которые считали ихъ весьма свѣдущими въ медицинской наукѣ и неопредѣленно называли ихъ "господами". Еслибъ кто-нибудь спросилъ старика Джоба Дёймило, кто подарилъ ему байковую куртку, онъ непремѣнно отвѣтилъ бы: "господа, прошлою зимою;" и вдова Стинъ съ увлеченіемъ расхваливала отличныя качества "вещи", которую "господа" дали ей противъ кашля. Также подъ этимъ именемъ о нихъ упоминали съ большимъ эффектомъ длятого, чтобъ укрощать непослушныхъ дѣтей: при видѣ желто-блѣднаго лица бѣдной миссъ Анны, нѣкоторыми изъ маленькихъ мальчишекъ овладѣвалъ ужасъ, такъ-какъ они предполагали, что ей извѣстны всѣ ихъ самые дурные проступки и что она знаетъ точное число камней, которыми они намѣревались угостить утокъ фермера Бриттена. Но для всѣхъ видѣвшихъ обѣихъ миссъ Ирвайнъ сквозь менѣе-миѳическій медіумъ онѣ были совершенно-излишними существами, не артистическими фигурами, обременявшими канву жизни безъ достаточнаго эффекта. Миссъ Анна могла бы возбудить романтическій интересъ, еслибъ ея хроническая головная боль могла быть объяснена какою-нибудь патетическою исторіею обманутой любви; но никакой подобной исторіи, которая бы касалась ея, не было извѣстно, или изобрѣтено, и общее впечатлѣніе вполнѣ согласовалось съ фактомъ, что обѣ сестры оставались старыми дѣвами по той прозаической причинѣ, что никогда не получали выгоднаго предложенія.

Несмотря на то, говоря пародоксально, существованіе ничтожныхъ людей имѣетъ весьма-важныя послѣдствія въ мірѣ. Оно, какъ можно доказать, служитъ къ тому, чтобъ имѣть вліяніе на цѣну хлѣба и на величину вознагражденія за трудъ, чтобъ вызвать дурные поступки въ эгоистахъ и героическіе въ людяхъ съ чувствомъ, имѣетъ и въ другихъ отношеніяхъ не незначительную роль въ жизненной трагедіи. И еслибъ этотъ прекрасный, великодушный пасторъ, почтенный Адольфусъ Ирвайнъ, не имѣлъ этихъ двухъ сестеръ, лишенныхъ всякой надежды выйдти когда-либо замужъ, жизнь его сложилась бы иначе: онъ, очень-вѣроятно, взялъ бы въ своей молодости пригожую жену; и теперь, когда его волосы ужь начинали сѣдѣть подъ пудрою, имѣлъ бы статныхъ сыновей и цвѣтущихъ здоровьемъ и красотою дочерей, короче сказать: обладалъ бы тѣмъ, что, какъ обыкновенно думаютъ люди, вознаграждаетъ ихъ за всѣ труды, понесенные ими подъ солнцемъ, но, при настоящихъ обстоятельствахъ, мистеръ Ирвайнъ, получая со всѣхъ трехъ духовныхъ мѣстъ не болѣе семисотъ фунтовъ стерлинговъ ежегоднаго дохода и не видя никакой возможности содержать величественную мать и больную сестру, не считая второй сестры, о которой говорили обыкновенно безъ всякаго прилагательнаго, какъ леди, какъ приличествовало ихъ происхожденію и привычкамъ, и въ то же время заботиться о своемъ собственномъ семействѣ, оставался, какъ вы видите, сорока-восьми лѣтъ отъ-роду холостякомъ. И онъ не ставилъ себѣ въ заслугу этого самоотверженія, но, смѣясь, говорилъ, если кто-нибудь намекалъ ему объ этомъ, что это служило ему предлогомъ дѣлать многія вольности, которыхъ никогда не дозволила бы ему жена. Можетъ-быть, также, онъ былъ единственнымъ на свѣтѣ лицомъ, недумавшимъ, что его сестры были неинтересны и совершенно-излишни; ибо онъ былъ одною изъ тѣхъ благодушныхъ, любящихъ натуръ, которыя никогда не знаютъ узкой, или завистливой мысли. Онъ былъ, если хотите, эпикуреецъ, незнавшій ни энтузіазма, ни себя карающаго чувства долга, а, между-тѣмъ, какъ вы видѣли, обладалъ достаточно-тонкою моральною фиброю, которая позволяла ему чувствовать освѣжающую нѣжность къ темному и однообразному страданію. Это же самое благодушное снисхожденіе заставляло его какъ-бы не знать жестокости матери къ дочерямъ, жестокости, поражавшей еще болѣе потому, что она такъ рѣзко противорѣчила съ почти безумною нѣжностью матери къ нему, ибо онъ не считалъ добродѣтелью хмуриться на недостатки, которые исправить онъ не былъ въ-состояніи.

Посмотрите, какая разница существуетъ между впечатлѣніемъ, которое производитъ человѣкъ на васъ, когда вы идете съ нимъ рядомъ, занятые обыкновеннымъ разговоромъ, или когда вы видите его въ его же домѣ, между фигурою, которую онъ представляетъ, когда смотрѣть на него съ возвышеннаго историческаго уровня, или даже когда смотрѣть на него глазами критикующаго ближняго, думающаго о немъ не какъ о человѣкѣ, а скорѣе какъ объ олицетворенной системѣ, или мнѣніи. Мистеръ Ро, странствующій проповѣдникъ, посланный въ Треддльстонъ, включилъ мистера Ирвайна въ свой общій отчетъ о духовныхъ лицахъ въ области. Этихъ лицъ онъ описывалъ людьми, которые предаются плотскимъ страстямъ и жизненной суетѣ, охотѣ и стрѣльбѣ, украшаютъ свои собственные домы, спрашиваютъ: "что мы будемъ ѣсть и что будемъ пить и во что будемъ одѣваться?" которые вовсе не заботятся о раздачѣ хлѣба жизни своей паствѣ, проповѣдуютъ лишь о свѣтской нравственности, приводящей въ оцѣпенѣніе душу, и торгуютъ душами людей, получая деньги за исполненіе пастырской службы, въ приходахъ, гдѣ все ихъ занятіе состоитъ только въ томъ, что они одинъ разъ въ годъ заглядываютъ туда. Также и духовный историкъ, разсматривая парламентскіе отчеты того періода, находитъ, что достопочтенные члены весьма ревнуютъ о церкви, не заражены ни малѣйшею симпатію къ колѣну лицемѣрящихъ методистовъ и строятъ разряды едва-ли менѣе меланхолическаго свойства, нежели разряды мистера Ро. И мнѣ невозможно сказать, что мистеръ Ирвайнъ былъ совсѣмъ оклеветанъ родовою классификаціею, къ которой онъ былъ отнесенъ: онъ, въ дѣйствительности, не имѣлъ ни весьма-возвышенныхъ цѣлей, ни богословскаго энтузіазма. Еслибъ меня стали слишкомъ-настойчиво спрашивать, то я былъ бы обязанъ признаться, что онъ не чувствовалъ серьёзнаго безпокойства о душахъ своихъ прихожанъ и считалъ бы только потерею времени поучительнымъ и убѣждающимъ образомъ разговаривать со старымъ "Дѣдушкой Тафтомъ", или даже съ Чадомъ Кренеджемъ, кузнецомъ. Еслибъ онъ имѣлъ обыкновеніе говорить теоретично, онъ, можетъ-быть, сказалъ бы, что единственная здоровая форма, которою религія могла бы проявляться въ этихъ душахъ, состояла бы въ нѣкоторыхъ темныхъ, но сильныхъ волненіяхъ, которыя освященнымъ вліяніемъ разлились бы на чувства привязанности къ семейству и на обязанности къ ближнимъ. Онъ считалъ крещеніе болѣе важнымъ, нежели самое ученіе о немъ; онъ думалъ, что религіозная польза, пріобрѣтаемая поселяниномъ отъ церкви, въ которой молились его отцы, и священный участокъ земли, гдѣ они погребены, только слабо зависѣли отъ яснаго пониманія литургіи, или проповѣди. Ясно, что приходскій священникъ не былъ тѣмъ, что въ настоящее время называется "серьёзнымъ" человѣкомъ: онъ болѣе любилъ церковную исторію, нежели богословіе, и болѣе вникалъ въ характеры людей, нежели интересовался ихъ мнѣніями; онъ не былъ трудолюбивъ, не былъ явно самоотверженъ, не былъ весьма-щедръ въ подаваніи милостыни, и его ѳеологія, какъ вы замѣтили, была слаба. Его мысленный вкусъ, дѣйствительно, нѣсколько отзывался язычествомъ и находилъ больше прелести въ отрывкахъ изъ Софокла, или Теокрита, нежели въ текстахъ изъ Исаіи, или Амоса. Но если вы кормите вашу молодую лягавую собачку сырою говядиною, можете ли вы удивляться, если ей впослѣдствіи будетъ приходиться по вкусу нежареная куропатка? Всѣ воспоминанія мистера Ирвайна объ энтузіазмѣ и желаніяхъ юности смѣшивались съ поэзіею и этикою, лежавшими далеко отъ священнаго писанія.

Съ другой стороны, я долженъ сказать въ пользу приходскаго священника -- ибо я имѣю самое искреннее пристрастіе къ его памяти, что онъ не былъ мстителенъ; а нѣкоторые филантропы были мстительны; что онъ терпѣлъ иновѣрцевъ; а вѣдь молва говоритъ, что нѣкоторые ревнивые богословы не были свободны отъ этого порока; что хотя онъ, вѣроятно, не согласился бы на то, чтобъ его тѣло сожгли на кострѣ ради какой-нибудь общественной цѣли, и былъ далекъ отъ того, чтобъ раздать все свое имущество бѣднымъ, онъ, однакожь, имѣлъ эту любовь къ ближнему, которой иногда недоставало какой-нибудь знаменитой добродѣтели -- онъ былъ снисходителенъ къ недостаткамъ другихъ и неохотно приписывалъ людямъ зло. Онъ былъ одинъ изъ тѣхъ людей -- и нельзя сказать, чтобъ они были самые обыкновенные -- которыхъ мы можемъ узнать лучше всего, если послѣдуемъ за ними съ рынка, съ помоста и съ каѳедры, войдемъ съ ними въ ихъ собственную семью, услышимъ ихъ голосъ, которымъ они говорятъ молодымъ и пожилымъ у ихъ собственнаго очага, и будемъ свидѣтелями разсудительной заботы о ежедневныхъ нуждахъ ежедневныхъ товарищей, принимающихъ все ихъ расположеніе за дѣло обыкновенное, а не за предметъ похвальнаго слова.

Такіе люди, къ-счастію, жили въ тѣ времена, когда процвѣтали великія злоупотребленія, и иногда бывали живыми представителями злоупотребленіи. Мысль эта можетъ нѣсколько утѣшить насъ при противоположномъ фактѣ, что лучше иногда не слѣдовать за большими реформаторами злоупотребленій за порогъ ихъ домовъ.

Но, что бъ вы ни думали теперь о мистерѣ Ирвайнѣ, если вы встрѣтили его въ томъ іюнѣ послѣ обѣда, когда онъ ѣхалъ на своей сѣрой лошади съ собаками, бѣжавшими около него, осанисто, прямо, мужественно, и на его изящно-очерченныхъ губахъ показывалась добродушная улыбка въ то время, какъ онъ разговаривалъ со своимъ пылкимъ молодымъ товарищемъ на гнѣдой кобылѣ, то вы должны были чувствовать, что, какъ бы дурно онъ ни гармонировалъ съ сильными теоріями духовнаго служенія, онъ все-таки очень-хорошо гармонировалъ съ этимъ мирнымъ ландшафтомъ.

Посмотрите на нихъ при явномъ солнечномъ свѣтѣ, прерываемомъ повременамъ набѣгающими массами облаковъ, посмотрите, какъ они поднимаются на холмъ со стороны Брокстона, гдѣ высокія крыши и вязы священническаго дома господствуютъ надъ крошечною выбѣленною церковью. Они скоро пріѣдутъ въ геслопскій приходъ; сѣрая колокольня и деревенскія крыши лежатъ передъ ними съ лѣвой стороны; а далѣе, съ правой стороны, они могутъ видѣть трубы господской мызы.

VI.
Господская мыза.

Очевидно, эти ворота не отворяются никогда, ибо у самыхъ воротъ растетъ длинная трава и высокая цикута; и еслибъ ихъ отворили, то они такъ заржавѣли, что сила, которая потребовалась бы для того, чтобъ повернуть ихъ на ихъ петляхъ, весьма-вѣроятно, сломила бы квадратные каменные столбы, къ немалому вреду двухъ каменныхъ львицъ, съ сомнительною плотоядною вѣжливостью скалящихъ зубы надъ гербовымъ щитомъ, помѣщающимся надъ каждымъ изъ столбовь. При помощи зарубокъ въ каменныхъ столбахъ, можно было бы довольно-легко перелѣзть черезъ кирпичную стѣну съ ея гладкою каменною крышею; но если мы близко приложимъ глаза къ ржавой рѣшоткѣ воротъ, то мы довольно-ясно можемъ видѣть домъ и все прочее, кромѣ самыхъ угловъ поросшей травою ограды.

Старый домъ имѣетъ весьма-пріятный видъ. Онъ выстроенъ изъ краснаго кирпича, цвѣтъ котораго смягчается блѣднымъ пушистымъ мхомъ; этотъ мохъ разсыпался съ удачною небрежностью, такъ-что приводитъ красный кирпичъ въ отношенія дружескаго товарищества съ известняковыми орнаментами, окружающими три фронтона, окна и дверь. Но окна заплатаны деревянными вставками, вмѣсто стеколъ, а дверь, я полагаю, такъ же, какъ и ворота, не отворяется никогда: какъ застонала и заскрипѣла бы она по каменному полу, еслибъ вздумали отворить ее; ибо она массивная, тяжелая, красивая дверь и, вѣроятно, нѣкогда имѣла обыкновеніе съ рѣзкимъ шумомъ запираться позади ливрейнаго лакея, который только-что проводилъ своего господина и свою госпожу, уѣхавшихъ со двора въ каретѣ, запряженной парою.

Но теперь можно было бы вообразить себѣ, что домъ находится на первой степени канцелярскаго процеса и что плодъ съ этого большаго двойнаго ряда орѣховыхъ деревьевъ на правой сторонѣ ограды падаетъ и гніетъ въ травѣ, еслибъ мы не слышали шумнаго лая собакъ, отдающагося отъ большихъ строеній назадъ. А вотъ и только-что переставшіе сосать молоко телята, скрывавшіеся въ выстроенной изъ тёрна лачужкѣ у стѣны съ лѣвой стороны, выходятъ изъ своего убѣжища и начинаютъ глупо отвѣчать на этотъ страшный лай, безъ-сомнѣнія, предполагая, что лай имѣетъ какое-нибудь отношеніе къ ведрамъ съ молокомъ, которыя имъ обыкновенно приносятъ.

Да, домъ долженъ быть обитаемъ, и мы посмотримъ, кѣмъ; ибо воображеніе -- привилегированный нарушитель чужихъ предѣловъ: оно не знаетъ страха къ собакамъ и безнаказанно можетъ перелѣзать черезъ стѣны и украдкою заглядывать въ окна. Приложите лицо къ одной изъ стеклянныхъ вставокъ окна съ правой стороны: что же вы тамъ видите? Большой открытый каминъ съ ржавыми таганами и некрашеный деревянный полъ; на отдаленномъ концѣ -- большія хлопья шерсти, сложенныя въ кучи; на срединѣ пола нѣсколько пустыхъ хлѣбныхъ мѣшковъ. Это мебель столовой. А что вы видите въ окно съ лѣвой стороны? Нѣсколько платяныхъ вѣшалокъ, женское сѣдло, самопрялку и старый открытый настежь сундукъ, доверху набитый пестрымъ тряпьемъ. На краю сундука лежитъ большая деревянная кукла, которая, если принять во вниманіе изувѣченіе, имѣетъ большое сходство съ лучшимъ произведеніемъ греческой скульптуры, въ-особенности же по совершенной потерѣ носа. Неподалеку отъ ящика -- небольшое кресло и ручка отъ длиннаго кожанаго хлыста, употребляемаго обыкновенно мальчиками.

Итакъ, исторія дома теперь ясна. Нѣкогда онъ былъ мѣстопребываніемъ деревенскаго сквайра, фамилія котораго, имѣя, вѣроятно, своею послѣднею представительницею женщину, исчезла въ болѣе-территоріальномъ имени Доннигорнъ. Онъ назывался нѣкогда Hall {Halle называется домъ того помѣщика, который исправляетъ должность мирнаго судьи: это названіе остается за домомъ навсегда.}; теперь онъ называется господскою мызою. Подобно тому, какъ перемѣняется жизнь въ какомъ-нибудь приморскомъ городѣ, который былъ нѣкогда моднымъ мѣстомъ для купанья, а теперь сталъ портомъ, гдѣ красивыя улицы безмолвны и поросли травою, а доки и кладовыя шумливы и полны жизни, жизнь въ Голлѣ перемѣнила свой фокусъ, и въ немъ радіусы исходятъ уже не изъ гостипой, а изъ кухни и съ хуторнаго двора.

И какъ все тамъ полно жизни! хотя это самое сонливое время въ году, передъ уборкою хлѣба; это также самое сонливое время дня, ибо теперь скоро три часа по солнцу и половина четвертаго по красивымъ недѣльнымъ часамъ мистриссъ Пойзеръ. Но природа всегда становится оживленнѣе, когда, послѣ дождя, солнце начинаетъ снова сіять; а теперь оно изливаетъ свои лучи, блеститъ между сырою соломою, освѣщаетъ каждое мѣстечко ярко-зеленаго мха на красныхъ черепицахъ коровьяго хлѣва и измѣняетъ даже грязную воду, которая торопливо бѣжитъ по жолобу въ водосточную канаву, въ зеркало для желто-клювыхъ утокъ, которыя стараются воспользоваться благопріятнымъ случаемъ и напиться воды погуще. Тамъ совершенный концертъ разнороднаго шума: большой бульдогъ, посаженный на цѣпь около конюшень, находится въ неистовомъ раздраженіи, потому-что безпечный пѣтухъ слишкомъ-близко подошелъ къ отверстію его конуры и издаетъ громогласный лай, на который отвѣчаютъ двѣ гончія собаки, запертыя въ коровьемъ хлѣву на противоположномъ концѣ; старыя хохлатыя курицы, царапаясь съ своими цыплятами по соломѣ, начинаютъ симпатически клокотать, когда присоединяется къ нимъ смущенный пѣтухъ; свинья, съ поросятами, всѣ запачканные около ногъ грязью, съ закрученными кверху хвостами, участвуютъ въ общемъ хорѣ, издавая глубокія отрывистыя ноты; наши знакомцы, телята, блеютъ изъ-за своей изгороди; и между всѣмъ этимъ тонкое ухо различаетъ непрерывный говоръ человѣческихъ голосовъ.

Ибо двери большой риги отворены настежь, и люди занимаются тамъ починкою шоръ, подъ надзоромъ мистера Гоби, шорнаго мастера, который разсказываетъ имъ новѣйшія треддльстонскія сплетни. Аликъ, пастухъ, выбралъ, конечно, неудачный день: призвалъ шорниковъ тогда, какъ утро было дождливое; и мистриссъ Пойзеръ довольно-строго выразила свое мнѣніе о грязи, которую лишнее число башмаковъ людей нанесло въ домъ въ обѣденное время. Дѣйствительно, ея душевное спокойствіе не установилось еще вполнѣ, хотя теперь съ обѣда прошло уже около трехъ часовъ и полъ опять совершенно-чистъ, и такъ чистъ, какъ чисто все прочее въ этомъ чудномъ домѣ, гдѣ, длятого, чтобъ собрать нѣсколько пылинокъ, вы должны, можетъ-быть, влѣзть на сундукъ съ солью и опустить пальцы на высокую полку надъ каминомъ, на которой блестящіе мѣдные подсвѣчники наслаждаются лѣтнимъ отдыхомъ, ибо въ это время года, конечно, всѣ идутъ спать, пока еще свѣтло, или, по-крайней-мѣрѣ, свѣтло на столько, что можно различить контуръ предметовъ, когда вы уже ударились о нихъ ногами. Ужь конечно, дубовый часовой футляръ и дубовый столъ нигдѣ не могли получить такого лоска отъ руки: настоящій "локтяной лоскъ", какъ говорила мистриссъ Пойзеръ, ибо она благодарила Бога, что въ своемъ домѣ никогда не имѣла никакой лакированной дряни. Гетти Соррель, пользуясь случаемъ, когда тётка оборачивалась къ ней спиною, смотрѣла на пріятное отраженіе своей фигуры въ этихъ отполированныхъ поверхностяхъ, ибо дубовый столъ былъ обыкновенно поднятъ, какъ ширмы, и служилъ болѣе для украшенія, нежели для пользы; она иногда, могла видѣть себя также въ большихъ круглыхъ оловянныхъ блюдахъ, которыя стройно стояли на полкахъ надъ большимъ сосновымъ обѣденнымъ столомъ, или въ ступицахъ каминной рѣшотки, блестѣвшей всегда, какъ яшма.

Все было въ своемъ полнѣйшемъ блескѣ въ эту минуту, ибо солнце свѣтило прямо на оловянныя блюда, и отъ ихъ отражающихъ поверхностей веселые брызги свѣта падали на свѣтлый дубъ и блестящую мѣдь и на предметы, еще пріятнѣе этихъ. Нѣкоторые лучи падали на прелестно-очерченныя щеки Дины и измѣняли блѣдно-красный цвѣтъ ея волосъ въ каштановый, когда она наклонялась надъ тяжелымъ домашнимъ бѣльемъ, которое чинила для своей тётки. Никакая сцена не могла бы быть такая мирная, еслибъ мистриссъ Пойзеръ, гладившая нѣсколько вещей, оставшихся еще отъ понедѣльничной стирки, не стучала часто своимъ утюгомъ, не ходила взадъ и впередъ, когда ей нужно было остудить его, и своими сѣро-голубыми глазами быстро не посматривала съ кухни на сырню, гдѣ Гетти сбивала масло, и съ сырни на кухню, гдѣ Нанси вынимала пироги изъ печки. Не предполагайте, однакожь, что мистриссъ Пойзеръ казалась на видъ пожилою: она имѣла пріятную наружность, не болѣе тридцати-восьми лѣтъ, красивый цвѣтъ лица, песочнаго цвѣта волосы, хорошія формы и легкую походку. Самымъ замѣтнымъ предметомъ въ ея одеждѣ былъ обширный пестрый полотняный передникъ, всегда покрывавшій ея платье. Но чепецъ и платье были самые обыкновенные и не отличались ничѣмъ, ибо ни къ какой другой слабости не была она такъ жестока, какъ къ женскому тщеславію и къ предпочтенію украшенія пользѣ. Семейное сходство между ею и ея племянницею, Диною Моррисъ, и контрастъ между ея проницательностію и серафимскою кротостью выраженія въ Динѣ могли бы прекрасно вдохновить живописца для изображенія Марѳы и Маріи. Ихъ глаза были одного цвѣта; но поражающій признакъ разницы въ ихъ дѣйствіи былъ видѣнъ въ поведеніи Трина, черно-желтой таксы, каждый разъ, когда эта во многомъ подозрѣваемая собака неожиданно подвергалась леденящему арктическому лучу взгляда мистриссъ Пойзеръ. Ея языкъ былъ такъ же рѣзокъ, какъ и глазъ, и каждый разъ, какъ какая-нибудь изъ дѣвушекъ подходила на разстояніе, откуда ей можно было слышать хозяйку, то казалось дѣвушкѣ, что мистриссъ Пойзеръ продолжала неоконченный упрекъ, подобно тому, какъ шарманка всегда начинаетъ играть пѣсню именно съ того мѣста, на какомъ она остановилась.

Фактъ, что день этотъ былъ назначенъ для сбиванія масла, былъ другою причиною, по которой было неудобно имѣть шорниковъ, и почему, слѣдовательно, мистриссъ Пойзеръ бранила Молли, горничную, съ необыкновенною строгостью. Какъ видно было по всему, Молли исполнила свое послѣобѣденное дѣло примѣрнымъ образомъ, пріодѣлась съ большою поспѣшностью и теперь покорно пришла спросить, должна ли она сѣсть за свою прялку до того времени, когда надобно будетъ доить коровъ. Но это безукоризненное поведеніе, по мнѣнію мистриссъ Пойзеръ, прикрывало тайныя непристойныя желанія, которыя она вывела наружу изъ Молли и представила ей съ ѣдкимъ краснорѣчіемъ.

-- Прясть, право! Тебѣ не прясть хочется, я увѣрена, а тебѣ хочется погулять. Я не знаю ни одной дѣвушки, которая была бы хитрѣе тебя. Если подумать, что дѣвушка твоихъ лѣтъ все вотъ хочетъ идти и сидѣть съ толпою мужчинъ!... Мнѣ было бы совѣстно говорить, еслибъ я была на твоемъ мѣстѣ. Ты находишься у меня съ послѣдняго михайлова-дня, и я наняла тебя по треддльстонскимъ статутамъ безъ всякаго свидѣтельства... я тебѣ-говорю, ты должна быть благодарна, что тебя наняли такимъ-образомъ въ почтенное мѣсто; когда ты пришла сюда, то знала о дѣлѣ столько же, сколько полевая работница. Ты знаешь, что я никогда не видала такого бѣднаго двурукаго существа, какъ ты. Я хотѣла бы знать, кто выучилъ тебя мыть полъ? Вѣдь ты оставляла соръ кучами въ углахъ... такъ-что всякій могъ бы подумать, что ты не выросла между христіанами. А что касается твоего пряденья, то ты испортила льну столько, сколько стоитъ все твое жалованье, когда училась прясть. И ты должна чувствовать это, а не ротозейничагь и ходить ни о чемъ не думая, какъ-будто ты не обязана никому... Чесать шерсть для шорниковъ, право! Вотъ что хотѣлось бы тебѣ дѣлать -- не правда ли? Такъ вы понимаете дѣло... всѣ вы хотѣли бы идти по этому пути, стремясь къ своей погибели. Вы до-тѣхъ-поръ не бываете спокойны, пока не получите любовника, который такъ же же глупъ, какъ вы: вы думаете, что далеко ушли, когда вышли замужъ и достали стулъ о трехъ ножкахъ, на которомъ можете сидѣть; а одѣяла-то у васъ нѣтъ, которымъ вы могли бы покрыться; изрѣдка только найдется у васъ кусокъ овсянаго пирога къ обѣду, изъ-за котораго подерутся трое дѣтей.

-- Мнѣ, право, незачѣмъ идти къ шорникамъ, сказала Молли, плачевнымъ голосомъ, совершенно-пораженная дантовскимъ изображеніемъ ея будущности.-- Мы только всегда чесали шерсть для нихъ у мистера Оттлея; оттого я васъ и спросила. Я вовсе не хочу еще разъ посмотрѣть на шорниковъ. Пусть я не сдвинусь съ мѣста, если сдѣлаю это.

-- У мистера Оттлея, право! Хорошо вамъ толковать, что вы дѣлали у мистера Оттлея! Можетъ-быть, ваша хозяйка тамъ любила, не знаю, по какимъ причинамъ, чтобъ шорники пачкали грязью ея полы. Вѣдь нельзя знать, что могутъ любить люди, когда они привыкнутъ къ тому... ужь я наслышалась такихъ вещей. Ко мнѣ въ домъ не приходило ни одной дѣвушки, которая знала бы, что значитъ чистота. Я, съ своей стороны, думаю, что люди живутъ какъ свиньи. Что же касается этой Бетти, которая передъ тѣмъ, что пришла ко мнѣ, была коровницей у Трента, она не поворачивала сыровъ съ конца недѣли до конца другой недѣли, а столы въ сырнѣ были такъ покрыты пылью, что я могла бы пальцемъ написать на нихъ мое имя, когда я сошла внизъ послѣ моей болѣзни... по словамъ доктора, у меня было воспаленіе... и это была милость Божія, что я выздоровѣла. И если подумаешь, что ты не научилась лучшему, Молли, тогда-какъ ты находишься здѣсь девять мѣсяцевъ и тебя безпрестанно учатъ... Что жь ты стоишь тутъ словно сбѣжавшій вертелъ? что жь ты не вынесешь своей прялки? Ты очень-рѣдкая работница: садишься за работу тогда, когда уже пора оставить ее.

-- Мама, мой утюгъ совсѣмъ простылъ. Поставь его, пожалуйста, нагрѣться.

Небольшой чирикающій голосокъ, произнесшій эту просьбу, принадлежалъ маленькой дѣвушкѣ, съ лучезарными волосами, лѣтъ трехъ, или четырехъ, которая, сидя на высокомъ стулѣ на концѣ гладильнаго стола, ревностно сжимала ручку миньятюрнаго утюга своею крошечною пухленькою ручкою и гладила тряпки съ такимъ прилежаніемъ, что ей надобно было высовывать свой красный язычокъ на сколько лишь позволяла анатомія.

-- Простылъ, моя милочка? Господь съ тобою! сказала мистриссъ Пойзеръ, которая съ замѣчательною легкостью могла переходить изъ своего офиціальнаго укорительнаго тона въ любезный, или дружескій.-- Ничего, душечка! Маменька кончила теперь свое глаженье. Она уже намѣрена убрать всѣ вещи.

-- Мама, мнѣ хочется сходить въ ригу къ Томми и посмотрѣть на шорниковъ.

-- Нѣтъ, нѣтъ, нѣтъ! Тотти можетъ промочить свои ножки, сказала мистриссъ Пойзеръ, убирая утюгъ.-- Сбѣгай въ сырню и посмотри, какъ кузина Гетти сбиваетъ масло.

-- Мнѣ хотѣлось бы кусочекъ сладкаго пирожка, возразила Тотти, которая, повидимому, имѣла большой запасъ различныхъ перемѣнъ просьбъ.

Въ то же время, пользуясь своею минутною свободою, она опустила свои пальцы въ чашку съ крахмаломъ и опрокинула ее, такъ-что вылила почти все, что было въ чашкѣ, на гладильную покрышку.

-- Ну, скажите, кто же на свѣтѣ дѣлаетъ такія вещи? воскликнула мистриссъ Пойзеръ, подбѣгая къ столу въ ту самую минуту, когда ея взоръ упалъ на синюю струю.-- Ребенокъ всегда надѣлаетъ бѣдъ, если вы повернетесь спиною къ нему только на одну минуту. Что мнѣ съ тобой дѣлать, баловница ты этакая!

Тотти, однакожь, спустилась со стула съ большою поспѣшностью и уже отступала въ сырню, нѣсколько переваливаясь съ боку на бокъ; жиръ, образовавшій на ея шеѣ сзади складки, придавалъ ей видъ бѣлаго поросенка, подвергнувшагося метаморфозѣ.

Когда крахмалъ былъ подобранъ съ помощію Молли и принадлежности глаженья унесены, то мистриссъ Пойзеръ взяла въ руки свое вязанье, которое всегда находилось у ней подъ-рукою и было любимою ея работою, ибо она могла заниматься этою работою машинально, когда ходила то за тѣмъ, то за другимъ. Но теперь она подошла и сѣла противъ Дины; занимаясь вязаньемъ сѣрыхъ шерстяныхъ чулковъ, она повременамъ задумчиво посматривала на племянницу.

-- Ты очень похожа на твою тётку Юдиѳь, Дина, когда сидишь и шьешь. Я довольно-живо могу себѣ представить, хотя съ-тѣхъ-поръ прошло уже тридцать лѣтъ, когда я была дома, маленькою дѣвчонкою, и смотрѣла на Юдиѳь, какъ она сидѣла за работой, приведя все въ домѣ въ порядокъ. Только это была небольшая изба, изба отцовская, а не большой разбѣгающійся домъ, который грязнится въ одномъ углу въ то время, когда ты чистишь въ другомъ углу. Но, несмотря на то, когда я гляжу на тебя, я представляю себѣ твою тётку Юдиѳь; только ея волосы были гораздо-темнѣе и сама она была плотнѣе и шире въ плечахъ. Юдиѳь и я всегда были привязаны другъ къ другу, хотя она имѣла очень-странныя привычки; но твоя мать и она никогда не сходились другъ съ другомъ. Ахъ, твоя мать ужь вовсе не думала, что у ней будетъ дочь, ни-дать-ни-взять Юдиѳь, и также, что она оставитъ ее сиротой и на попеченіи Юдиѳи, которая и выростила ее на ложкѣ въ то время, когда она уже была на кладбищѣ въ Стонитонѣ. Я всегда говорила о Юдиѳи, что она сама готова нести фунтъ только длятого, чтобъ избавить другаго отъ тяжести въ одну унцію. И она всегда оставалась такою съ тѣхъ самыхъ поръ, какъ я знала ее. Въ ней, сколько я могла видѣть, не произошло никакой перемѣны, когда она перешла къ методистамъ; только она стала говорить нѣсколько-иначе и носила чепчикъ другаго фасона. Но она никогда въ жизни не хотѣла истратить пенса на себя длятого, чтобъ сдѣлать какой-нибудь лишній нарядъ.

-- Она была добродѣтельная женщина, сказала Дина.-- Богъ одарилъ ее любящимъ, самоотверженнымъ характеромъ, и своею милостію усовершенствовалъ ея прекрасныя качества. И она, съ своей стороны, также очень любила васъ, тётушка Рахиль! Я часто слышала, какъ она отзывалась о васъ, и всегда въ этомъ смыслѣ. Когда она захворала своею злою болѣзнью, а мнѣ было только одиннадцать лѣтъ, то она, бывало, говорила: "Ты будешь имѣть друга на землѣ въ твоей тёткѣ Рахили, если я буду взята отъ тебя, ибо она имѣетъ любящее сердце". И я убѣдилась, что слова ея были справедливы.

-- Не знаю, дитя мое, въ чемъ ты видѣла это. Я думаю, всякій умѣлъ бы сдѣлать что-нибудь для тебя. Ты похожа на птицъ въ воздухѣ и живешь никто не знаетъ какъ. Я была бы очень рада поступать съ тобою такъ, какъ должна поступать сестра матери, еслибъ ты захотѣла придти и жить въ нашей странѣ, гдѣ и люди, и скотъ находятъ себѣ убѣжище и пропитаніе и гдѣ люди не живутъ на голыхъ холмахъ, какъ куры, царапающіяся по песчаному берегу. А потомъ ты могла бъ выйдти замужъ за порядочнаго человѣка, и нашлось бы много, которые захотѣли бы жениться на тебѣ, еслибъ только ты бросила это проповѣдываніе, ибо это въ десять разъ хуже всего, что дѣлала твоя тётка Юдиѳь. И еслибъ ты даже вышла за Сета Бида, хотя онъ и бѣдный разсѣянный методистъ, и врядъ-ли будетъ когда-нибудь имѣть лишній пенни, то я знаю, что твой дядя помогъ бы тебѣ, далъ бы свинью и, очень-вѣроятно, корову, ибо онъ всегда былъ добръ и расположенъ къ моимъ роднымъ, несмотря на то, что всѣ они бѣдны, и радушно принималъ ихъ въ своемъ домѣ. Я увѣрена, онъ сдѣлалъ бы для тебя столько же, сколько онъ сдѣлалъ для Гетти, хотя она и его родная племянница. У насъ въ домѣ есть полотно, которое я очень-хорошо могла бы уступить тебѣ, ибо у меня много простыннаго холста, столоваго бѣлья, полотенецъ, и все это лежитъ такъ. Я могла бы дать тебѣ кусокъ простыннаго холста, сотканнаго этою косою Китти... о! она была рѣдкая дѣвушка, что касается тканья, несмотря на то, что она косила и что дѣти немогли ее терпѣть... а ты знаешь, что у насъ ткутъ безпрерывно, и новое полотно поспѣваетъ гораздо-скорѣе, нежели успѣваетъ износиться старое... Но къ-чему тутъ толковать, если ты не хочешь убѣдиться и завестись домомъ, какъ всѣ другія умныя женщины, вмѣсто-того, чтобъ изнурять себя, путешествовать и проповѣдывать и отдавать всякую копейку, которую ты только получишь, такъ-что не сберегаешь ничего на случай своей болѣзни, и все, что ты только пріобрѣла въ мірѣ, войдетъ, по моему мнѣнію, въ узелъ, который небольше двойнаго сыра. И все это потому, что ты знаешь о религіи больше того, что находится въ катихизисѣ и молитвенникѣ.

-- Но не больше того, что находится въ священномъ писаніи, тётушка! сказала Дина.

-- Да, и въ священномъ писаніи, конечно, возразила мистрисъ Пойзеръ, довольно-рѣзко: -- иначе, какъ могли бы дѣлать то же самое, что ты дѣлаешь, тѣ, которые лучше всего знаютъ, что такое священное писаніе -- священники и лица, которымъ только и дѣла, что учить писанія? Но, наконецъ, еслибъ всѣ поступали какъ ты, свѣтъ долженъ былъ бы придти въ застой; ибо еслибъ всѣ старались не устраивать собственнаго дома, ограничивались скудною пищей и питьемъ и всегда говорили, что мы должны презирать предметы этого міра, какъ ты говоришь, то я желала бы знать, куда можно было бы дѣвать лучшій скотъ, и хлѣбъ, и лучшіе свѣжіе молочные сыры? Всѣ были бы принуждены ѣсть хлѣбъ, сдѣланный изъ остатковъ, и всѣ бѣгали бы другъ за другомъ, чтобъ проповѣдывать другъ другу, вмѣсто-того, чтобъ воспитывать свои семейства и принимать мѣры противъ дурнаго урожая. Очевидно, это не можетъ быть настоящая религія.

-- Нѣтъ, дорогая тётушка, вы никогда не слыхали отъ меня такихъ словъ, будто всѣ призваны къ тому, чтобъ оставлять свое дѣло и семейства. Совершенно-справедливо то, что должно пахать и засѣвать землю, сохранять драгоцѣнный хлѣбъ и заботиться о мірскихъ дѣлахъ, и справедливо то, что люди должны наслаждаться въ своихъ семействахъ и заботиться о нихъ, и дѣлать это въ страхѣ Божіемъ, и что они не должны нерадѣть о потребностяхъ души въ то время, какъ заботятся о тѣлѣ. Всѣ мы можемъ быть служителями Бога, какъ бы ни выпала наша участь; но онъ даетъ намъ различныя дѣла, согласно съ тѣмъ, къ какому дѣлу онъ сдѣлаетъ насъ способными и призоветъ насъ. Я нисколько не виновата, стараясь сдѣлать то, что могу, душамъ другихъ, какъ вы не виноваты въ томъ, что побѣжите, услышавъ крикъ крошки Тотти на другомъ концѣ дома. Голосъ дойдетъ до вашего сердца, вы подумаете, что дорогой вамъ ребенокъ находится въ безпокойствѣ или въ опасности, и вы не успокоитесь до-тѣхъ-поръ, пока не побѣжите, чтобъ помочь ему или утѣшить его.

-- Ахъ! сказала мистрисъ Пойзеръ, вставая и идя къ двери:-- я знаю, что могу разговаривать объ этомъ съ тобою цѣлый день, и это не поведетъ ни къ чему. Въ концѣ нашего разговора ты дашь мнѣ тотъ же отвѣтъ. Все-равно, еслибъ я стала разговаривать съ текущимъ ручьемъ и сказала бы ему, чтобъ онъ остановился.

Дорожка передъ дверью, которая вела въ кухню, уже довольно просохла, такъ-что мистриссъ Пойзеръ стояла на ней довольно-весело и смотрѣла на то, что происходило на дворѣ, между-тѣмъ, какъ сѣрые шерстяные чулки дѣлали большіе успѣхи въ ея рукахъ. Но она не простояла тамъ болѣе пяти минутъ, какъ уже опять вошла въ комнату и, обращаясь къ Динѣ, нѣсколько-взволнованнымъ, робкимъ голосомъ сказала:

-- Вѣдь это капитанъ Донниторнъ и мистеръ Ирвайнъ въѣзжаютъ во дворъ! Я, вотъ, готова поклясться жизнью, что они пріѣхали длятого, чтобъ поговорить о твоемъ проповѣдываніи на лугу, Дина. Ты должна отвѣчать имъ сама, ибо я не буду говорить ни слова. Я въ свое время говорила довольно о томъ, что ты причиняешь такую немилость семейству твоего дяди. Я не стала бы и упоминать объ этомъ, еслибъ ты была родная племянница мистера Пойзера -- люди должны переносить непріятности отъ своихъ собственныхъ родныхъ, какъ они переносятъ непріятности отъ своего собственнаго носа -- вѣдь это ихъ плоть и кровь. Но думать, что моя племянница виновата въ томъ, что моего мужа выгнали съ фермы и что я не принесла ему никакого приданаго, кромѣ того, что сберегла ему...

-- Нѣтъ, дорогая тётка Рахиль, кротко сказала Дина: -- вамъ нѣтъ никакой причины опасаться. Я вполнѣ увѣрена, что никакого зла не случится ни вамъ, ни моему дядѣ, ни дѣтямъ отъ всего того, что я сдѣлала. Я не проповѣдую безъ указанія.

-- Указанія! Я очень-хорошо знаю, что, по-твоему, значитъ указаніе, сказала мистриссъ Пойзеръ, принимаясь вязать быстро и въ волненіи.-- Если въ твою голову забралось больше пустяковъ, нежели обыкновенно, то ты называешь это "указаніемъ", и тогда уже ничто не можетъ тронуть тебя: ты походишь тогда на статую, которая помѣщается на фасадѣ треддльстонской церкви, таращитъ глаза и улыбается всегда, хороша ли погода, или дурна. Мнѣ, просто, нѣтъ никакого терпѣнья съ тобой!

Между-тѣмъ, оба джентльмена уже подъѣхали къ палисаднику и сошли съ лошадей: ясно было, что они хотѣли войдти. Мистриссъ Пойзеръ подошла къ двери, чтобъ встрѣтить ихъ, низко присѣдая и дрожа съ досады на Дину и отъ заботы о томъ, какъ бы ей вести себя приличнѣе въ этомъ случаѣ. Въ тѣ времена самый смѣлый изъ буколическихъ людей чувствовалъ невольный страхъ при видѣ господъ, подобно тому, что чувствовали старые люди, когда стояли на цыпочкахъ и смотрѣли на боговъ, проходившихъ мимо въ человѣческомъ видѣ.

-- А, мистриссъ Пойзеръ! какъ вы себя чувствуете послѣ сегодняшней утренней грозы? сказалъ мистеръ Ирвайнъ со своимъ обыкновеннымъ величественнымъ добродушіемъ.-- Не бойтесь: наши ноги совершенно-сухи, мы не запачкаемъ вашего красиваго пола.

-- О, сэръ! не говорите этого, сказала мистрисъ Пойзеръ.-- Не угодно-ли вамъ и капитану войдти въ гостинную?

-- Нѣтъ, нѣтъ, благодарю васъ, мистрисъ Пойзеръ, сказалъ капитанъ, испытующимъ взоромъ осматривая кухню, какъ-будто его глаза искали чего-то и не могли найдти.-- Я не нарадуюсь на вашу кухню. Я думаю, очаровательнѣе этой комнаты я не знаю. Я желалъ бы, чтобъ жены всѣхъ фермеровъ пришли сюда и взяли ее за образецъ.

-- О! вы говорите это только такъ, сэръ. Прошу васъ, садитесь, сказала мистриссъ Пойзеръ, нѣсколько ободренная этимъ комплиментомъ и явнымъ хорошимъ расположеніемъ, но все еще заботливо посматривавшая на мистера Ирвайна, который, какъ она видѣла, смотрѣлъ на Дину и подходилъ къ ней.

-- Пойзера дома нѣтъ, не правда ли? сказалъ капитанъ Донниторнъ, садясь тамъ, откуда могъ видѣть короткій проходъ къ открытой двери въ сырню.

-- Нѣтъ, сэръ, его нѣтъ дома: онъ отправился въ Россетеръ, чтобъ повидаться съ мистеромъ Вестомъ, прикащикомъ, и поговорить съ нимъ насчетъ шерсти. Но, сэръ, отецъ дома, въ ригѣ, если онъ можетъ быть полезенъ вамъ къ чему-нибудь...

-- Нѣтъ, благодарю васъ. Я вотъ пойду посмотрю на щенятъ и отдамъ вашему пастуху приказаніе насчетъ ихъ. Я долженъ заѣхать къ вамъ въ другой день, чтобъ увидѣть вашего мужа: мнѣ надобно посовѣтоваться съ нимъ насчетъ лошадей. Не знаете ли вы, можетъ быть, когда онъ, по всему вѣроятію, будетъ свободенъ?

-- О, сэръ! вы почти не можете не застать его дома, кромѣ того дня, когда бываетъ рынокъ въ Треддльстонѣ... это по пятницамъ, вы знаете. Ибо если онъ находится гдѣ нибудь на фермѣ, то мы можемъ послать за нимъ, онъ придетъ въ одну минуту. Еслибъ мы могли освободиться отъ этихъ Скантлендъ, то мужъ не имѣлъ бы причины удаляться на большое разстояніе, и я была бы рада этому, ибо когда его нѣтъ, то я могу всегда предполагать, что онъ оправился въ Скантлендъ... Но на свѣтѣ все случается какъ-будто на-зло, если возможно, и, право, это очень-неестественно, что вы имѣете одну часть фермы въ одномъ графствѣ, а все остальное въ другомъ.

-- Да, Скантлендъ лучше пошли бы къ фермѣ Чойса, въ-особенности потому, что ему нужна паственная земля, а у васъ ея очень-много. Мнѣ кажется, однакожь, что въ нашемъ имѣніи ваша ферма самая лучшая, и... знаете что, мистриссъ Пойзеръ? еслибъ я думалъ жениться и завестись хозяйствомъ, то я, пожалуй, искусился бы этимъ мѣстомъ, выпроводилъ васъ отсюда, отдѣлалъ бы этотъ прекрасный старый домъ и сдѣлался бы самъ фермеромъ.

-- О, сэръ, сказала мистриссъ Пойзеръ, съ нѣкоторымъ испугомъ.-- Оно вамъ не понравилось бы вовсе. Что жь касается фермерства, то это значитъ: класть деньги въ карманъ правою рукою и вынимать лѣвою. На всемъ разстояніи, которое только я могу обозрѣвать, всходятъ съѣстные припасы для другихъ людей, а вамъ и вашимъ дѣтямъ придется одна только горсточка. Конечно, я знаю, что вы не бѣдный человѣкъ, который долженъ заботиться о насущномъ хлѣбѣ: вы можете имѣть право бросать на аренду столько денегъ, сколько вамъ угодно; но это жалкая шутка -- терять деньги, какъ мнѣ кажется, хотя я и знаю, что большіе господа въ Лондонѣ теряютъ большія деньги. Ибо мужъ мой слышалъ на рынкѣ, что старшій сынъ лорда Деси проигрывалъ цѣлыя тысячи принцу Вельскому; тамъ говорили также, что миледи должна была заложить свои брильянты, чтобъ заплатить за него. Но вы знаете объ этомъ больше меня, сэръ! Что жь касается фермерства, сэръ, я не могу думать, чтобъ вамъ понравилось быть фермеромъ; этотъ домъ -- тутъ сквозной вѣтеръ, просто, выживетъ васъ отсюда, также полы наверху, по моему мнѣнію, совершенно-гнилы, а что крысъ въ погребу, тутъ ужь и говорить нечего!

-- Да вѣдь это страшная картина, мистриссъ Пойзеръ! Кажется, я окажу вамъ немалую услугу, если выпровожу васъ отсюда. Но это врядъ-ли удастся мнѣ. Я намѣренъ устроиться хозяйственнымъ образомъ, по-крайней-мѣрѣ, не ранѣе, какъ лѣтъ черезъ двадцать, когда я буду здоровымъ сорокалѣтнимъ джентльменамъ; притомъ же, и мой дѣдушка никогда не согласится разстаться съ такими хорошими арендаторами, какъ вы.

-- Ну, сэръ, если онъ такого хорошаго мнѣнія о мистерѣ Пойзерѣ, какъ объ арендаторѣ, то я прошу васъ ввернуть ему слово за насъ о томъ, чтобъ онъ поставилъ намъ новыя ворота у Пяти Изгородей, ибо мой мужъ просилъ и просилъ объ этомъ дотого, что, просто, измучился... и если только подумать, что онъ сдѣлалъ для фермы, и что ему никогда не пожаловали ни одного пенса, ни въ дурныя, ни въ хорошія времена. И я ужь какъ вотъ часто говаривала моему мужу, что еслибъ капитанъ распоряжался этимъ, то это не было бы такъ. Не то, чтобы я неуважительно хотѣла говорить о тѣхъ, которые имѣютъ въ своихъ рукахъ власть; но иногда столько бываетъ трудовъ и заботъ, что плоть и кровь не въ-состояніи перенести этого, съ самаго ранняго утра и до поздняго вечера, едва можешь заснуть на-минуту, корда ляжешь спать, ибо все думаешь, какъ вотъ подымется сыръ, или какъ бы вотъ корова не выпустила своего теленка, или какъ бы вотъ пшеница опять не стала бы зеленою въ снопѣ, и послѣ всего этого, въ концѣ года, похоже, какъ-будто вы приготовляли пиръ и за ваши труды наслаждались только запахомъ его.

Мистриссъ Пойзеръ, однажды начавшая говорить, шла на всѣхъ парусахъ, безъ малѣйшаго признака боязни, которую она вначалѣ чувствовала къ господамъ. Увѣренность въ своемъ краснорѣчіи была побудительною силою, побѣждавшею всякое сопротивленіе.

-- Я боюсь, что скорѣе надѣлаю вреда, вмѣсто-того, чтобъ принесть пользу, если буду говорить о воротахъ, мистриссъ Пойзеръ, сказалъ капитанъ:-- хотя я могу увѣрить васъ, что во всемъ имѣніи нѣтъ человѣка, за котораго я сказалъ бы доброе слово, кромѣ вашего мужа. Я знаю, его ферма содержится въ лучшемъ порядкѣ, нежели какая-нибудь другая на разстояніи десяти миль здѣсь въ окружности; чтожь касается кухни, присовокупилъ онъ, улыбаясь:-- я не думаю, что найдется другая во всемъ государствѣ, которая могла бы убить ее. Кстати, я никогда не видалъ вашей сырни: я непремѣнно хочу ее видѣть, мистриссъ Пойзеръ!

-- Право, сэръ, она не стоитъ того, чтобъ вы вошли въ нее, ибо Гетти стоитъ прямо на срединѣ и дѣлаетъ масло; случилось такъ, что масло стали сбивать позже обыкновеннаго... мнѣ, просто, стыдно.

Эти слова мистриссъ Пойзеръ произнесла, краснѣя. Она повѣрила, что капитанъ былъ дѣйствительно заинтересованъ ея молочными кружками и, пожалуй, провѣрилъ свое мнѣніе о ней по виду ея сырни.

-- О, я не сомнѣваюсь, что она находится въ удивительномъ порядкѣ. Сведите меня туда, сказалъ капитанъ, самъ пролагая себѣ дорогу, между-тѣмъ, какъ мистриссъ Пойзеръ слѣдовала за нимъ.

VII.
Сырня.

Сырню, конечно, стоило посмотрѣть: она представляла зрѣлище, которое заставило бы людей, жившихъ въ душныхъ и пыльныхъ улицахъ, захворать отъ страстнаго желанія находиться въ ней: такая прохлада, такая чистота, такое благоуханіе новопрессованнаго сыра, твердаго масла, деревянныхъ сосудовъ, безпрестанно омываемыхъ чистою водою; такой мягкій оттѣнокъ красной глиняной посуды и сливочныхъ поверхностей, темнаго дерева и полированной жести, сѣраго известняка и изобильной оранжевой ржавчины на чугунныхъ гиряхъ, крюкахъ и петляхъ. Но эти подробности замѣчаются только вскользь, когда онѣ окружаютъ очаровательную дѣвушку семнадцати лѣтъ, которая стоитъ на маленькихъ деревянныхъ башмачкахъ и, скругливъ свою руку съ ямочками на локтяхъ, снимаетъ съ вѣсовъ фунтъ масла.

На лицѣ Гетти выступила глубокая краска, когда капитанъ Донниторнъ вошелъ въ сырню и заговорилъ съ нею. Но то вовсе не была краска, наведенная страхомъ, ибо ее сопровождали улыбки и ямочка около губъ и искорки изъ-подъ длинныхъ вьющихся темныхъ рѣсницъ. И въ то время, какъ ея тётка разсказывала джентльмену, что вотъ, пока еще не всѣ телята отняты отъ груди, слѣдуетъ беречь молоко и ограничиваться небольшимъ количествомъ его для дѣланія сыра и масла, что короткорогій скотъ, купленный для пробы, даетъ хотя и большее количество молока, но низшаго достоинства, и о многихъ другихъ предметахъ, могущихъ интересоватъ молодаго джентльмена, который современенъ сдѣлается сельскимъ хозяиномъ, Гетти вскидывала кверху и прихлопывала фунтъ масла съ совершенно-самоувѣреннымъ, кокетливымъ видомъ, въ душѣ своей сознавая, что ни одинъ поворотъ ея головы не оставался незамѣченнымъ.

Есть различные разряды красоты, заставляющіе мужчинъ сходить съ ума различнымъ образомъ, начиная съ отчаянія и до глупостей. Но есть разрядъ красоты, который, кажется, созданъ длятого, чтобъ кружить головы нетолько мужчинамъ, но и всѣмъ разумнымъ млекопитающимъ животнымъ, даже женщинамъ. Красота эта походитъ на красоту котятъ, или крошечныхъ пушистыхъ утокъ, которыя мило журчатъ своимъ нѣжнымъ клювомъ, или грудныхъ дѣтей, только-что начинающихъ бродить и дѣлать сознательныя продѣлки -- красота, которая никогда не разсердитъ, но которую вы готовы уничтожить за то, что она неспособна понять настроеніе вашей души, причиняемое ею. Красота Гетти Соррель принадлежала къ этому разряду. Ея тётка, мистриссъ Пойзеръ, которая принимала видъ, будто равнодушна ко всякому личному влеченію, и старалась быть строжайшимъ изъ менторовъ, безпрестанно смотрѣла изподтишка на прелестную Гетти, очарованная ею противъ воли, и изливъ на нее такую брань, какая естественно вытекала изъ ея заботливости сдѣлать добро племянницѣ своего мужа -- неимѣвшей матери, которая могла бы побранить ее, бѣдное созданіе!-- она часто говаривала своему мужу, когда знала, что никто не могъ услышать ее: "я должна сознаться въ томъ, что чѣмъ больше шалитъ эта маленькая плутовка, тѣмъ она кажется милѣе".

Было бы почти безполезно разсказывать вамъ, что у Гетти щеки походили на лепестки розы, что ямочки играли около ея хорошенькаго рта, что ея большіе, темные глаза скрывали подъ длинными рѣсницами нѣжное плутовство и что ея вьющіяся волосы, хотя и зачесываемые назадъ подъ круглымъ чепчикомъ въ то время, когда она находилась при работѣ, выбивались темными, красивыми кольцами на лобъ и около ея бѣлыхъ, наподобіе раковинъ, ушей. Было бы почти безполезно разсказывать, какъ мило обрисовывалась ея розовая съ бѣлымъ косынка, подогнутая подъ ея низенькій шелковый корсетъ цвѣта сливы, или какъ холстинный передникъ съ нагрудникомъ, надѣваемый ею, когда она сбивала масло, казалось, могъ бы служить образцомъ, по которому герцогини должны бы дѣлать для себя шелковые, еслибь только послѣдніе стали падать такими очаровательными складками; или какъ ея коричневые чулки и застегнутые башмаки на толстыхъ подошвахъ теряли всю свою неуклюжесть, которую должны были непремѣнно имѣть безъ ея прелестныхъ ножекъ; было бы почти безполезно разсказывать обо всемъ этомъ, если только вы не видѣли женщины, которая произвела на васъ такое же впечатлѣніе, какое Гетти производила на окружающихъ, ибо, въ противномъ случаѣ, хотя вы и вызовете образъ миловидной женщины, онъ вовсе не будетъ походить на эту сводившую съ ума милую, какъ котенокъ, дѣвушку. Я, пожалуй, могъ бы описать всю божественную прелесть яснаго весенняго дня; но если вы никогда въ жизни не забывались вполнѣ, напрягая свое зрѣніе, чтобъ не упустить изъ виду подымающагося жаворонка, или прогуливаясь по тихимъ аллеямъ, когда только-что раскрывшійся цвѣтъ растеній наполняетъ ихъ священною, безмолвною красотою, уподобляющею ихъ-украшеннымъ рѣзною работою проходамъ къ церкви, то какую пользу принесъ бы мой описательный перечень? Вы никогда не были бы въ-состояніи знать, что я разумѣлъ подъ свѣтлымъ весеннимъ днемъ. Красоту Гетти можно было сравнить съ красотою весенняго времени; то была красота молодыхъ рѣзвыхъ созданій, кругленькихъ, пугающихъ, обманывающихъ васъ ложнымъ видомъ невинности -- невинности, напримѣръ, теленка, со звѣздою на лбу, который, желая предпринять прогулку внѣ границъ, увлекаетъ васъ въ строгую скачку съ препятствіями чрезъ плетень и ровъ и останавливается только среди болота.

А какъ прелестны позы и движенія, которыя принимаетъ очаровательная дѣвушка, дѣлая масло, эти безпокойныя движенія, придающія очаровательные изгибы рукѣ и боковое наклоненіе круглой бѣлой шеѣ -- особыя движенія, причиняемыя сбивкою и растираніемъ масла ладонью руки, и потомъ приспособленіе и окончательная отдѣлка, которыхъ никакъ нельзя достигнуть безъ большой игры полныхъ губъ и темныхъ глазъ. И потомъ самое масло, кажется, сообщаетъ особенную свѣжесть и очарованіе: такъ оно чисто, такъ оно благоуханно; оно выходитъ изъ формы съ такою прелестною твердою поверхностью, какъ мраморъ, при блѣдно-желтомъ свѣтѣ. Притомъ же, Гетти была преимущественно искуссна въ дѣланіи масла. Это дѣло тётка ея позволяла себѣ оставлять безъ строгаго порицанія; такимъ-образомъ, она занималась имъ со всею граціею, которая нераздѣльна съ полнымъ знаніемъ дѣла.

-- Я надѣюсь, что вы поспѣете къ большому празднику тридцатаго іюля, мистриссъ Пойзеръ, сказалъ капитанъ, когда онъ уже въ достаточной степени выразилъ свое удивленіе касательно сырни и сдѣлалъ нѣсколько импровизированныхъ замѣчаній по поводу турнепъ и короткорогаго скота.-- Вы знаете, что должно случиться тогда, и я ожидаю, что вы пріѣдете раньше всѣхъ и уѣдете позже всѣхъ. Позвольте мнѣ попросить вашу руку на два танца, миссъ Гетти! Я знаю, что если не получу вашего слова теперь же, то мнѣ едва-ли удается танцовать съ вами, ибо всѣ молодые фермеры-щоголи постараются завладѣть вами.

Гетти улыбнулась и покраснѣла; но прежде, чѣмъ она могла отвѣтить, въ разговоръ вмѣшалась мистриссъ Пойзеръ, скандализированная при одной только мысли, что молодой сквайръ могъ быть исключенъ какимъ-нибудь кавалеромъ ниже его.

-- Право, сэръ, вы очень-любезны, что такъ внимательны къ ней. И я увѣрена, что когда вамъ только будетъ угодно танцовать съ нею, она будетъ гордиться этимъ и будетъ благодарна вамъ, еслибъ даже ей пришлось простоять одной весь остальной вечеръ.

-- О, нѣтъ, нѣтъ! Это значило бы жестоко поступить со всѣми другими молодыми людьми, которые могутъ танцовать. Но вы обѣщаете мнѣ два танца, не правда ли? продолжалъ капитанъ, рѣшившійся заставить Гетти посмотрѣть на него и заговорить съ нимъ.

Гетти сдѣлала маленькій, легкій книксенъ и, бросивъ на него полуробкій, полукокетливый взглядъ, сказала:

-- Да; благодарю васъ, сэръ!

-- И вы должны привести съ собою всѣхъ вашихъ дѣтей, вы знаете, мистриссъ Пойзеръ, вашу крошку. Тотти и вашихъ мальчиковъ. Я хочу, чтобъ всѣ младшія дѣти пришли въ имѣніе -- всѣ тѣ, которыя будутъ красивыми молодыми юношами и дѣвицами, когда я буду лысымъ старикомъ.

-- О, дорогой сэръ, до этого еще очень-далеко, сказала мистриссъ Пойзеръ, совершенно смутившись тѣмъ, что молодой сквайръ такъ легко отзывался о себѣ самомъ, и думая, съ какимъ интересомъ мужъ будетъ слушать ея разсказъ объ этомъ замѣчательномъ образчикѣ джентльменскаго юмора. Капитана считали большимъ весельчакомъ и острякомъ, и онъ былъ большимъ фаворитомъ во всемъ имѣніи, по случаю своего вольнаго обращенія. Всѣ арендаторы были увѣрены, что дѣла приняли бы совершенно другой оборотъ, еслибъ бразды перешли въ его руки: тогда былъ бы рай на землѣ, изобиліе новыхъ воротъ, дозволеніе брать известь и прибыли десять на сто.

-- Но гдѣ же сегодня Тотти? сказалъ онъ.-- Мнѣ хотѣлось бы видѣть ее.

-- Да, гдѣ же наша крошка, Гетти? сказала мистриссъ Пойзеръ.-- Она вотъ недавно только вошла сюда.

-- Не знаю. Она пошла, кажется, въ пивницу къ Нанси.

Гордая мать, будучи не въ-состояніи противиться соблазну и не показать своей Тотти, вдругъ взошла въ заднюю кухню, отъискиваа дочь, но вмѣстѣ съ тѣмъ опасаясь, не случалось ли чего съ Тотти, что могло бы помѣшать ея крошечной особѣ и одеждѣ представиться постороннему человѣку въ приличномъ видѣ.

-- А вы носите масло на рынокъ, когда сдѣлали его? сказалъ, между-тѣмъ, капитанъ, обращаясь къ Гетти.

-- О, нѣтъ, сэръ, въ -- особенности, когда оно такъ тчжрло: у меня нѣтъ силъ несть его. Аликъ возитъ масло на лошади.

-- Конечно, я увѣренъ, что ваши миленькія ручки не созданы для такихъ тяжестей. Но вы иногда прогуливаетесь въ эти очаровательные вечера, не правда ли? Отчего вы иногда не прогуливаетесь въ рощѣ? тамъ теперь все такъ зелено, такъ пріятно. Я не вижу васъ нигдѣ, кромѣ дома и церкви.

-- Тетушка не любитъ, чтобъ я ходила гулять, и я хожу только тогда, когда мнѣ нужно идти куда-нибудь, сказала Гетти.-- Но я иногда прохожу и черезъ рощу.

-- А вы никогда не заходите къ мистриссъ Бестъ, экономкѣ? Кажется, я васъ видѣлъ одинъ разъ въ экономкиной комнатѣ.

-- Я хожу не къ мистриссъ Бестъ, а къ мистриссъ Помфретъ, горничной леди. Она учитъ меня строчить бѣлье и чинить кружева. Я приду къ ней къ чаю завтра послѣ обѣда.

Причину, позволившую состояться этому tête-à-tête, можно только узнать, если посмотрѣть въ заднюю кухню, гдѣ Тотти открыли въ то время, какъ она терла носъ валявшимся мѣшкомъ съ синькой и въ ту же минуту позволила довольно-изобильнымъ каплямъ синьки капать на ея чистый послѣобѣденный передничекъ. Но теперь она явилась, держа за руку мать... кончикъ ея кругленькаго носика что-то блисталъ отъ недавняго и торопливаго прикосновенія воды съ мыломъ.

-- Вотъ она! сказалъ капитанъ, поднимая ее и сажая на низкую каменную полку.-- Вотъ Тотти!.. Кстати, какъ ея другое имя? Вѣдь ея крестили не Тотти?

-- О, сэръ, это вовсе не настоящее ея имя. Ея крестили Шарлоттой. Это фамильное имя мистера Пойзера: его бабушку звали Шарлоттой. Но мы сначала называли ее Лотти; а теперь это обратилось въ Тотти. Дѣйствительно, оно скорѣе походитъ на собачье имя, нежели на имя христіанскаго ребенка.

-- Тотти это прелестное имя. Ну, да она и похожа на Тотти. А что, есть у ней карманъ? сказалъ капитанъ, шаря въ своихъ жилетныхъ карманахъ.

Тотти немедленно съ большею важностью подняла свое платьице и показала крошечный красненькій кармашекъ, въ настоящую минуту находившійся въ совершенно-тощемъ положеніи.

-- Въ немъ нѣтъ ничего, сказала она, посмотрѣвъ на карманъ весьма-серьёзно.

-- Нѣтъ! какая жалость! такой миленькій кармашекъ! Ну, хорошо: кажется, у меня въ карманѣ нѣсколько вещей, которыя будутъ мило звучать въ твоемъ. Да! я объявляю, что у меня есть пять небольшихъ кругленькихъ серебряныхъ вещицъ, и послушайте, какъ мило онѣ будутъ звенѣть въ тоттиномъ красненькомъ карманчикѣ.

Затѣмъ онъ потрясъ карманъ съ пятью полушиллингами въ немъ, и Тотти показала свои зубы и наморщила носъ въ большомъ восторгѣ; но, догадываясь, что она ничего болѣе не получитъ, оставаясь здѣсь, она соскочила съ полки и побѣжала, чтобъ позвонить своимъ карманомъ передъ Нанси, между-тѣмъ, какъ мать кричала ей вслѣдъ:

-- Какъ тебѣ не стыдно, шалунья-дѣвочка! не поблагодарила капитана за то, что онъ далъ тебѣ. Это очень-любезно съ вашей стороны, сэръ; но она, просто стыдъ, какъ избалована. Отецъ не позволяетъ отказывать ей ни въ чемъ, и вотъ теперь съ ней нельзя управиться. Вотъ что значитъ самая младшая изъ дѣтей, и къ-тому же, единственная дочь.

-- О, она презабавная пышечка! Я, право, не желалъ бы, чтобъ она перемѣнилась. Но я долженъ идти теперь, ибо, я полагаю, нашъ приходскій священникъ ждетъ меня.

Сказавъ: "прощайте!" окинувъ кругомъ свѣтлымъ взоромъ и поклонившись Гетти, Артуръ оставилъ сырню. Но онъ ошибся, воображая, что его ждали. Приходскій священникъ былъ такъ заинтересованъ своимъ разговоромъ съ Диною, что ему было бы непріятно окончить его раньше, и вы теперь услышите, что они говорили другъ другу.

VIII.
Призваніе.

Дина, вставшая съ своего мѣста, когда вошли джентльмены, но продолжавшая держать простыню, которую она чинила, почтительно присѣла, увидѣвъ, что мистеръ Ирвайнъ смотрѣлъ на нее и приближался къ ней. Онъ до этого времени никогда не говорилъ съ нею, никогда не стоялъ съ ней лицомъ-къ-лицу, и ея первая мысль, когда ихъ взоры встрѣтились, была: "Что за миловидное лицо! Дай Богъ, чтобъ доброе сѣмя пало на эту почву, ибо оно принялось бы несомнѣнно." Вѣроятно, оба они произвели другъ на друга пріятное впечатлѣніе, ибо мистеръ Ирвайнъ поклонился ей съ благосклоннымъ уваженіемъ, которое было бы совершенно-умѣстнымъ, еслибъ она была достойнѣйшая изъ всѣхъ знакомыхъ ему лэди.

-- Вы только проѣздомъ въ этой странѣ, кажется? были его первыя слова, когда онъ сѣлъ противъ нея.

-- Нѣтъ, сэръ, я пришла сюда изъ Снофильда въ Стонишейрѣ. Но моя тётка была такъ любезна и пожелала, чтобъ я отдохнула отъ моихъ тамошнихъ занятій, потому-что я захворала тамъ, и она пригласила меня придти и остаться съ ней нѣсколько времени.

-- Ахъ, я помню Снофильдъ очень-хорошо: я однажды имѣлъ случай быть тамъ. Это -- печальное, открытое мѣсто. Они строили тамъ бумагопрядильную фабрику; но тому уже нѣсколько лѣтъ назадъ. Я полагаю, что это мѣсто порядочно измѣнилось, благодаря занятіямъ, которыя должна была доставить бумагопрядильня.

-- Оно измѣнилось только въ томъ отношеніи, что бумагопрядильня привела въ это мѣсто людей, которые достаютъ себѣ пропитаніе, работая на ней, и доставила большую пользу торговому народу. Я сама работаю на бумагопрядильнѣ и имѣю причину быть благодарною, ибо эта работа позволяетъ мнѣ существовать и еще оставляетъ мнѣ излишекъ. Но все же страна та -- печальное, открытое мѣсто, какъ говорите вы, сэръ... и очень различается отъ этой страны.

-- У васъ, вѣроятно, живутъ тамъ родственники, такъ-что вы привязаны къ той странѣ, какъ къ вашему дому?

-- Прежде тамъ жила у меня тётка. Она выростила меня, ибо я была сиротой. Но она была взята изъ этого міра семь лѣтъ тому назадъ, и у меня, сколько я знаю, нѣтъ другихъ родственниковъ, кромѣ тётушки Пойзеръ, которая очень-добра ко мнѣ и хотѣла бы, чтобъ я пришла жить въ эту страну. Конечно, эта страна хорошая: въ ней нѣтъ недостатка въ хлѣбѣ; но я не вольна оставить Снофильдъ, куда я была принята сначала и гдѣ глубоко вросла, какъ маленькая травка на вершинѣ горы.

-- А, у васъ, кажется, много духовныхъ друзей и товарищей тамъ; вы методистка... послѣдовательница Несли, если я не ошибаюсь?

-- Да, моя тётка въ Снофильдѣ принадлежала къ тому обществу, и я должна быть благодарна, ибо по этому самому пользовалась многими преимуществами съ моего перваго дѣтства.

-- А вы давно уже стали проповѣдывать?... ибо мнѣ говорили, что вы проповѣдывали въ Геслонѣ вчера вечеромъ.

-- Я начала проповѣдывать четыре года тому назадъ, когда мнѣ исполнилось двадцать-одинъ годъ.

-- Въ такомъ случаѣ, ваше общество допускаетъ женщинъ проповѣдывать?

-- Оно не запрещаетъ этого, сэръ, если у женщинъ есть ясное призваніе къ этому дѣлу и когда ихъ церковное служеніе признано обращеніемъ грѣшниковъ и укрѣпленіемъ въ вѣрѣ людей божіихъ. Мистриссъ Флечеръ, о которой вы, вѣроятно, слышали, кажется, первая стала проповѣдывать въ обществѣ, до своего замужства, когда она была миссъ Бозанке, и мистеръ Бесли одобрилъ, что она принялась за это дѣло. Она обладала необыкновеннымъ даромъ, и тамъ живетъ теперь еще много другихъ, которыхъ можно назвать драгоцѣнными помощниками ближнихъ въ дѣлѣ служенія. Я слышала, что противъ этого возвышались голоса въ обществѣ въ послѣднее время; но я вполнѣ увѣрена, что это не заслужитъ ни малѣйшаго вниманія. Не во власти человѣческой пролагать путь духу божію, подобно тому какъ люди пролагаютъ пути для теченія воды, говоря: "теки здѣсь, но не теки тамъ".

-- Но не находите ли вы нѣкоторой опасности между вашимъ народомъ... и не хочу сказать что-либо про васъ въ этомъ отношеній: о, нѣтъ! я далекъ отъ этой мысли... но не находите ли вы, что иногда какъ мужчины, такъ и женщины считаютъ себя путями духа божія и совершенно ошибаются, такъ-что посвящаютъ себя дѣлу, къ которому они вовсе неспособны, и, такимъ-образомъ, возбуждаютъ презрѣніе къ святынѣ?

-- Безъ всякаго сомнѣнія, это случается иногда; ибо между нами бывали злые люди, которые старались обмануть братьевъ, и были также и такіе, которые обманывали самихъ себя. Но мы не безъ наставленія и наказанія; при помощи которыхъ мы налагаемъ узду на эти вещи. Между нами существуетъ строгій порядокъ, и братья, и сестры бдятъ надъ душами другъ друга, подобно тѣмъ людямъ, которые должны отдать отчётъ въ томъ. Не думайте, чтобъ каждый изъ нихъ шёлъ своей дорогой и говорилъ: "Развѣ я хранитель моего брата?"

-- Но разскажите мнѣ... если только я смѣю спросить васъ, ибо мнѣ было бы; дѣйствительно, очень-интересно знать это... какимъ образомъ пришла вамъ первая мысль проповѣдывать?

-- На дѣлѣ-то, сэръ, я вовсе не думала объ этомъ... съ того времени, когда мнѣ минуло шестнадцать лѣтъ, я стала говорить съ маленькими дѣтьми и учить ихъ, иногда сердце мое становилось какъ-то обширнѣе, и я говорила въ классѣ, и меня влекло молиться у изголовья больныхъ. Но я еще не чувствовала влеченія къ проповѣди; ибо когда я не очень побуждена къ тому, то меня слишкомъ влечетъ сидѣть смирно и оставаться наединѣ: кажется, я могла бы сидѣть молча весь день съ мыслями о Богѣ, переполнявшими мою душу... подобно тому, какъ кремни лежатъ, омываемые Ивовымъ Ручьемъ. Ибо мысли такъ велики, неправда ли, сэръ? Онѣ, кажется, лежатъ на насъ, какъ глубокій потокъ, и онѣ осаждаютъ меня въ такой степени, что я забываю, гдѣ нахожусь, забываю обо всемъ, что меня окружаетъ, и теряюсь въ мысляхъ, въ которыхъ не могу дать никакого отчета, ибо я не могла бы ни начать, ни кончить ихъ словами. И это случалось со мной съ того времени, какъ я только помню себя; но мнѣ иногда казалось, будто рѣчь подходила ко мнѣ безъ всякой воли съ моей стороны, и слова давались мнѣ такъ, что они выходили какъ выступаютъ слезы, потомучто наши сердца полны, и мы не можемъ помочь этому. Тѣ времена всегда были временами великой благодати, хотя я никогда не думала, чтобъ это могло случиться со мною передъ собраніемъ народа. Но, сэръ, провидѣніе ведетъ насъ, какъ маленькихъ дѣтей, по пути, котораго мы не знаемъ. Я была призвана проповѣдывать совершенно-внезапно, и съ того времени я никогда не оставалась въ сомнѣніи объ обязанности, возложенной на меня.

-- Но разскажите мнѣ объ обстоятельствахъ... какъ именно случилось это... разскажите мнѣ о томъ самомъ днѣ, въ который вы начали проповѣдывать.

-- Однажды въ воскресенье я съ братомъ Марловымъ, который былъ уже старъ, одинъ изъ мѣстныхъ проповѣдниковъ, шла вмѣстѣ всю дорогу въ Геттон-Дипсъ. Геттон-Дипсъ -- деревня, гдѣ люди добываютъ себѣ пропитаніе, работая въ свинцовыхъ рудахъ, и гдѣ нѣтъ ни церкви, ни проповѣдника и люди живутъ какъ овцы безъ пастуха. Она отдалена отъ Снофильда больше, чѣмъ на двѣнадцать миль, и мы отправились въ путь рано утромъ, такъ-какъ дѣло было лѣтомъ, и я какъ-то чудесно чувствовала божественную любовь, когда мы шли по холмамъ, гдѣ нѣтъ такихъ деревьевъ, какъ здѣсь -- вамъ это извѣстно, сэръ -- деревьевъ, изъ-за которыхъ небо казалось бы меньше, гдѣ вы видите, что небеса разстилаются надъ вами, какъ палатка, и чувствуете, что васъ окружаютъ объятія Всевышняго. Но прежде, чѣмъ мы достигли Геттона, у брата Марлова сдѣлалось головокруженіе, отъ котораго онъ чуть не упалъ; ибо онъ работалъ сверхъ силъ своихъ, для своихъ лѣтъ, бдѣлъ и проповѣдывалъ и проходилъ множество миль, возвѣщая слово божіе и занимаясь тканьемъ холста. И когда мы достигли деревни, то всѣ люди ждали его; ибо онъ назначилъ время и мѣста, когда былъ тамъ прежде, и тѣ изъ жителей, которые хотѣли слышать слово жизни, собрались на мѣстѣ, гдѣ избы были гуще, такъ-что и другіе могли быть привлечены на проповѣдь. Но онъ чувствовалъ, что не въ-состояніи держаться на ногахъ и проповѣдывать, и принужденъ былъ лечь въ первой избѣ, къ которой мы подошли. Такимъ-образомъ, я вышла къ народу, думая, что мы войдемъ въ одинъ изъ домовъ и что я буду читать и молиться съ ними. Но когда я проходила мимо избъ и увидѣла пожилыхъ, дрожавшихъ на ногахъ женщинъ въ дверяхъ и жосткіе взгляды мужчинъ, которыхъ взоры, казалось, вовсе не видѣли воскреснаго утра, какъ-будто эти люди были безгласными волами, никогда неподымавшими глазъ къ небу, то я почувствовала большое движеніе въ моей душѣ и дрожала всѣмъ тѣломъ, будто поколебалъ меня сильный духъ, входившій въ мое слабое тѣло. И я пошла туда, гдѣ собралась небольшая толпа народа, и взошла на низкую стѣну, выстроенную со стороны зеленаго холма, и говорила слова, дававшіяся мнѣ обильно. И жители вышли всѣ изъ своихъ избъ и окружили меня, и многіе изъ нихъ плакали надъ своими грѣхами и съ того времени вступили въ связь съ Богомъ. Такъ начала я проповѣдывать, сэръ, и съ-тѣхъ-поръ я продолжала проповѣдывать.

Дина опустила работу во время этого разсказа. Она говорила, по своему обыкновенію, просто, но тѣмъ искреннимъ, внятнымъ, дрожащимъ дискантомъ, которымъ она всегда господствовала надъ своими слушателями. Она нагнулась теперь, чтобъ поднять свое шитье, и затѣмъ занялась имъ, какъ прежде. Мистеръ Ирвайнъ былъ заинтересованъ чрезвычайно. Онъ подумалъ: "Только жалкій негодяй сталъ бы корчить здѣсь педагога: это все-равно, что пойдти и читать наставленіе деревьямъ, зачѣмъ они растутъ по своему собственному образцу."

-- И вы никогда не чувствуете какого-либо смущенія отъ сознанія вашей юности... что вы милая молодая женщина, на лицо которой устремлены глаза мужчинъ? сказалъ онъ громко.

-- Нѣтъ, у меня нѣтъ мѣста для такихъ чувствъ, и я не вѣрю, что люди когда-либо обращаютъ на это вниманіе. Я думаю, сэръ, что, когда Богъ заставляетъ насъ чувствовать свое присутствіе, мы походимъ на пылающій кустъ: Моисей никогда не обращалъ вниманія, какого рода былъ этотъ кустъ -- онъ видѣлъ только сіяніе Господа. Я проповѣдывала такимъ грубымъ невѣжественнымъ людямъ, какіе только могутъ быть въ деревняхъ около Снофильда -- мужчинамъ самаго жестокаго и дикаго вида; но они никогда не обращались ко мнѣ съ невѣжливымъ словомъ и часто искренно благодарили меня, когда давали мнѣ дорогу длятого, чтобъ я могла пройдти между ними.

-- Этому я могу повѣрить... этому я, дѣйствительно, могу повѣрить, выразительно сказалъ мистеръ Ирвайнъ.-- А скажите, что выдумаете о людяхъ, передъ которыми вы проповѣдывали вчера вечеромъ? Нашли ли вы ихъ тихими и внимательными?

-- Очень-тихими, сэръ; но я не замѣтила въ нихъ признаковъ значительнаго дѣйствія, исключая одной молодой дѣвушки, которую зовутъ Бесси Кренеджъ и о которой сильно скорбѣла душа моя, когда я впервые замѣтила ея цвѣтущую юность, предающуюся глупостямъ и тщеславію. Потомъ я разговаривала и молилась съ нею отдѣльно и надѣюсь, что ея сердце тронуто. Но я замѣтила, что въ этихъ деревняхъ, гдѣ люди ведутъ тихую жизнь среди зеленыхъ пастбищъ и спокойныхъ водъ, воздѣлывая землю и занимаясь скотоводствомъ, встрѣчается странная холодность къ слову божію, совершенно не такъ, какъ въ большихъ городахъ, напримѣръ въ Лидсѣ, куда я заходила однажды, чтобъ навѣстить благочестивую женщину, которая проповѣдуетъ тамъ. Удивительно, какъ богата жатва душъ на этихъ окруженныхъ высокими стѣнами улицахъ, гдѣ вы ходите, какъ по тюремному двору, и гдѣ слухъ заглушается звуками мірскаго труда. Я думаю, можетъ-быть, это случается потому, что слово божіе отраднѣе, когда жизнь такъ мрачна и случна, и душа алчетъ болѣе, когда тѣло лишено покоя.

-- Да, нашихъ фермеровъ нелегко расшевелить. Они живутъ почти такъ же медленно, какъ овцы и коровы. Но у насъ есть здѣсь и понятливые работники. Вы, я думаю, знаете, семейство Бидовъ. Мимоходомъ скажу, Сетъ Бидъ -- методистъ.

-- Да, я знаю Сета хорошо, а его брата, Адама, немного. Сетъ молодой человѣкъ, надъ которымъ Богъ явилъ свою милость, человѣкъ искренній и безукоризненный; а Адамъ похожъ на патріарха Іосифа по своей большой ловкости и знанію и по своему расположенію, которое онъ оказываетъ брату и родителямъ.

-- Можетъ-быть, вы не знаете, какое несчастіе постигло ихъ въ настоящее время? Ихъ отецъ, Матвѣй Бидъ, утонулъ въ Ивовомъ Ручьѣ въ прошлую ночь, неподалеку отъ своей собственной избы. Я отправляюсь теперь, чтобъ повидаться съ Адамомъ.

-- Ахъ, бѣдная старуха, ихъ мать! сказала Дина, вдругъ опустивъ руки и смотря передъ собою глазами, исполненными жалости, какъ-будто видѣла предметъ своей симпатіи.-- Она будетъ тяжко сѣтовать, ибо Сетъ разсказывалъ мнѣ, что у ней заботливое, безпокойное сердце. Я должна пойдти и посмотрѣть, не могу ли помочь ей чѣмъ-нибудь?

Когда она встала и начала складывать свою работу, то капитанъ Донниторнъ, истощивъ всѣ благовидные предлоги длятого, чтобъ остаться между молочными чашами, вышелъ изъ сырни, сопровождаемый мистрисъ Пойзеръ. Мистеръ Ирвайнъ теперь также всталъ и, приблизившись къ Динѣ, протянулъ ей руку и сказалъ:

-- Прощайте. Я слышалъ, что вы скоро отправитесь отсюда; но вы не въ послѣдній разъ посѣтили вашу тётку... такимъ-образомъ, мы встрѣтимся опять, я надѣюсь.

Его привѣтливость относительно Дины совершенно успокоила заботы мистриссъ Пойзеръ, и ея лицо прояснилось болѣе обыкновеннаго, когда она сказала:

-- А я и не спросила о мистриссъ Ирвайнъ и миссъ Ирвайнъ, сэръ! Надѣюсь, что онѣ, слава Богу, здоровы, какъ всегда.

-- Да. Благодарю васъ, мистриссъ Пойзеръ; только у миссъ Анны опять сильно болитъ сегодня голова. Кстати, всѣмъ намъ понравился вкусный сливочный сыръ, который вы прислали, и въ-особенности моей матушкѣ.

-- Я, право, очень-рада, сэръ! Я очень-рѣдко дѣлаю этотъ сыръ; но я вспомнила, что мистриссъ Ирвайнъ любила его. Потрудитесь засвидѣтельствовать ей мое почтеніе, также миссъ Кетъ и миссъ Аннѣ. Онѣ ужь очень-давно не заходили взглянуть на моихъ куръ, а у меня есть нѣсколько прелестныхъ пестрыхъ цыплятъ, черныхъ съ бѣлымъ; можетъ-быть, миссъ Кетъ желала бы имѣть между своими нѣсколько такихъ.

-- Хорошо, я скажу ей; она должна притти и посмотрѣть ихъ. Прощайте! сказалъ священникъ, садясь на лошадь.

-- Вы поѣзжайте тихонько, Ирвайнъ! сказалъ Донниторнъ, также садясь на лошадь.-- Я догоню васъ въ три минуты. Я только вотъ пойду поговорить съ пастухомъ о щенкахъ. Прощайте, мистриссъ Пойзеръ! Скажите вашему мужу, что я скоро зайду и буду имѣть съ нимъ продолжительный разговоръ.

Мистриссъ Пойзеръ почтительно присѣла и смотрѣла вслѣдъ двумъ лошадямъ, до-тѣхъ-поръ, пока онѣ не исчезли со двора среди значительнаго волненія со стороны свиней и куръ и при бѣшеномъ негодованіи бульдога, исполнявшаго пиррическую пляску, которая, казалось, каждую минуту грозила оборвать цѣпь. Мистриссъ Пойзеръ приходила въ восторгъ отъ этого шумнаго выѣзда: онъ служилъ для нея яснымъ увѣреніемъ, что фермерскій дворъ былъ хорошо оберегаемъ и что праздношатающіеся не могли войдти незамѣченными. Когда ворота затворились за капитаномъ, только тогда она снова отправилась въ кухню, гдѣ стояла Дина, держа въ рукахъ свою шляпку и ожидая тётку, чтобъ поговорить съ нею, а потомъ уже отправиться въ избу Лисбетъ Бидъ.

Мистриссъ Пойзеръ, однакожь, хотя и видѣла шляпку, медлила принять видъ, что замѣтила ее, а хотѣла прежде облегчить себя отъ удивленія, причиненнаго поведеніемъ мистера Ирвайна.

-- Какъ, и мистеръ Ирвайнъ вовсе не сердился? Что сказалъ онъ тебѣ, Дина? Развѣ онъ не бранилъ тебя за то, что ты проповѣдывала?

-- Нѣтъ, онъ вовсе не сердился; онъ былъ очень-привѣтливъ со мною. Онъ, просто, заставилъ меня говорить съ нимъ, и я, право, не знаю, какимъ образомъ, ибо я считала его всегда свѣтскимъ садукеемъ. Но его лицо такъ же пріятно, какъ утреннее сіяніе солнца.

-- Пріятно! А что жь ты ожидала найдти въ немъ, кромѣ пріятнаго? сказала мистриссъ Пойзеръ нетерпѣливо, снова принимаясь за свое вязанье.-- Я думаю, что у него пріятное лицо, еще-бы! вѣдь онъ природный джентльменъ, и мать-то у него точно картина. Ты можешь обойдти всю страну и не найдешь другой такой женщины, да еще шестидесяти-шести лѣтъ. Это чего-нибудь да стоитъ посмотрѣть на такого человѣка, когда онъ въ воскресенье находится на каѳедрѣ. Какъ я вотъ говорю Пойзеру, это все равно, что посмотрѣть на полную жатву пшеницы, на отличную сырню, окруженную прекрасными коровами; это заставляетъ васъ думать, что на свѣтѣ жить хорошо. А что касается тѣхъ созданій, за которыми бѣгаете вы, методистки, то я ужь лучше пошла бы посмотрѣть на малорослую скотину съ голыми ребрами на общемъ выгонѣ. Вотъ славный народъ длятого, чтобъ говорить вамъ о томъ, что справедливо; а судя по виду ихъ, можно заключить, что они во всю жизнь свою не ѣли ничего лучше свинаго жиру и кислаго пирога. Но что сказалъ мистеръ Ирвайнъ о твоей глупой выходкѣ, что ты проповѣдывала на Лугу?

-- Онъ сказалъ только, что слышалъ о томъ; это, кажется, не причинило ему никакого неудовольствія. Но, дорогая тётушка, перестаньте думать объ этомъ. Онъ сообщилъ мнѣ то, что огорчитъ, конечно, и васъ, какъ огорчило меня. Матвѣй Бидъ утонулъ вчера ночью въ Ивовомъ Ручьѣ, и я думаю, что старуха мать будетъ очень-нуждаться въ утѣшеніи. Можетъ-быть, я могу быть полезна ей; вотъ почему я взяла шляпку и намѣрена пойдти къ бѣдной старушкѣ.

-- Добрая душа, добрая душа! Но сначала выпей чашку чаю, дитя мое! сказала мистриссъ Пойзеръ, вдругъ переходя изъ мольнаго тона съ пятью бемолями въ открытый и веселый цедурный тонъ.-- Чайникъ ужь кипитъ и будетъ готовъ въ одну минуту; притомъ же, скоро придутъ и малютки и тотчасъ же станутъ просить чаю. Я нисколько не поперечу тебѣ въ томъ, чтобъ ты отправилась къ старухѣ, ибо ты одна изъ тѣхъ, приходъ которыхъ въ дни несчастія приноситъ всегда отраду. Методисты вы или не методисты, это все равно; плоть и кровь, изъ которыхъ созданы люди, составляютъ всю разницу. Одни сыры дѣлаются изъ снятаго молока, а другіе изъ цѣльнаго, и все равно, какъ вы ихъ ни называйте, а вы всегда можете сказать, какое сдѣлано изъ какого по виду и по запаху. Но что касается Матвѣя Бида, то, право, лучше, что онъ ужь болѣе не помѣха -- прости меня, Господи, что я говорю такимъ-образомъ -- ибо въ послѣднія десять лѣтъ онъ только и дѣлалъ безпокойства тѣмъ, которые были близки къ нему. И я думаю, недурно было бы взять тебѣ съ собою бутылочку рому для старухи, ибо я вполнѣ увѣрена, что у ней нѣтъ и капли чего-нибудь, которая могла бы утѣшить ее. Сядь, дитя мое, успокойся, ибо я не пущу тебя со двора, пока ты не напьешься чаю, я ужь говорю тебѣ.

Во время послѣдней части этой рѣчи, мистриссъ Пойзеръ доставала чайныя принадлежности съ полокъ и направилась уже въ кладовую за головой сахару, близко сопровождаемая Тотти, явившеюся при звукѣ бренчавшихъ чашекъ, какъ Гетти вышла изъ сырни, давая отдыхъ своимъ уставшимъ рукамъ тѣмъ, что подняла ихъ кверху и скрестила позади головы.

-- Молли, сказала она нѣсколько-томнымъ голосомъ:-- бѣги тотчасъ же и принеси мнѣ пучокъ листовъ капусты: масло готово, и его можно теперь уложить.

-- Слышала ты, что случилось, Гетти? сказала ея тётка.

-- Нѣтъ; да и откуда услышу я о чемъ-нибудь?-- былъ отвѣтъ, произнесенный нѣсколько-обидчивымъ тономъ.

-- Я думаю, что это тебя не богъ-знаетъ какъ и обезпокоитъ, когда ты услышишь, въ чемъ дѣло. Вѣдь ты вѣтренная голова: ты не стала бы безпокоиться, еслибъ и всѣ умерли, лишь бы ты могла сидѣть тамъ въ комнатѣ наверху и наряжаться нѣсколько часовъ кряду. Но всѣ, кромѣ тебя, заботятся о подобныхъ дѣлахъ, случающихся съ тѣми, которые думаютъ о тебѣ гораздо-больше, нежели ты заслуживаешь. Но Адамъ Бидъ и всѣ его родные могутъ, пожалуй, утонуть, а тебя это и не тронетъ вовсе... черезъ минуту уже ты будешь охорашиваться передъ зеркаломъ.

-- Адамъ Бидъ... утонулъ? сказала Гетти, опустивъ руки и осматриваясь кругомъ нѣсколько-потеряннымъ взоромъ, но подозрѣвая, что тётка, по своему обыкновенію, преувеличивала съ дидактическою цѣлью.

-- Нѣтъ, моя милая, нѣтъ, сказала Дика ласково, ибо мистриссъ Пойзеръ прошла въ кладовую, не удостоивъ дать Гетти болѣе-точное свѣдѣніе.-- Не Адамъ. Отецъ Адама, старикъ, утонулъ. Онъ утонулъ вчера ночью въ Ивовомъ Ручьѣ. Мистеръ Ирвайнъ только-что сообщилъ мнѣ это.

-- О, какъ это ужасно! сказала Гетти съ серьёзнымъ видомъ, но не глубоко-огорченная.

И такъ-какъ Молли вошла теперь съ капустными листьями, то она молча взяла ихъ и возвратилась въ сырню, не дѣлая дальнѣйшихъ вопросовъ.

IX.
Міръ Гетти.

Между-тѣмъ, какъ она приноровляла большіе листья, которые возвышали цвѣтъ блѣднаго благоухающаго масла, подобно тому, какъ возвышается цвѣтъ бѣлой буквицы при ея гнѣздѣ зелени, мнѣ кажется, Гетти думала гораздо-больше о взглядахъ, которые бросалъ на нее капитанъ Донниторнъ, нежели объ Адамѣ и его огорченіяхъ. Ясные, выражающіе удивленіе взоры красиваго молодаго джентльмена съ бѣлыми руками, золотою цѣпочкою, иногда и мундиръ, богатство и неизмѣримое величіе -- таковы были теплые лучи, заставлявшіе дрожать сердце бѣдной Гетти и безпрестанно звучать своими безразсудными тонами. Мы не слышимъ, чтобъ статуя Мемнона издавала звуки при стремительномъ дуновеніи могущественнѣйшаго вѣтра, или, въ отвѣтъ на какое-либо другое вліяніе, божественное или человѣческое: она издавала звуки только при извѣстныхъ кратковременныхъ утреннихъ солнечныхъ лучахъ, и мы должны учиться приноравливаться къ открытію, что нѣкоторыя изъ этихъ искусно-образованныхъ инструментовъ, называемыхъ человѣческими душами, имѣютъ весьма-ограниченную способность къ музыкѣ и нисколько не задрожатъ подъ прикосновеніемъ, которое наполняетъ другихъ трепещущимъ восторгомъ или дрожащею скорбью.

Гетти совершенно свыклась съ мыслью, что люди любили посмотрѣть на нее. Она не была слѣпа къ тому, что молодой Лука Бриттонъ изъ Брокстона приходилъ въ церковь въ Геслопѣ по воскресеньямъ послѣ обѣда съ цѣлью, чтобъ имѣть возможность видѣть ее, и что онъ сдѣлалъ бы болѣе-рѣшительные шаги, еслибъ ея дядя, Пойзеръ, будучи невысокаго мнѣнія о молодомъ человѣкѣ, отецъ котораго имѣлъ такую дурную землю, какъ у старика Луки Бриттона, не запретилъ ея тёткѣ ободрять его какою бы то ни было вѣжливостью. Она замѣтила также, что мистеръ Крегъ, садовникъ, жившій въ Оленьей Рощѣ, былъ влюбленъ въ нее по-уши и въ послѣднее время дѣлалъ признанія, въ которыхъ нельзя было ошибиться, въ видѣ сладчайшей клубники и гиперболическаго гороху. Она знала еще лучше, что Адамъ Бидъ -- высокій, стройный, умный, бравый Адамъ Бидъ -- который пользовался такимъ авторитетомъ у всѣхъ жившихъ въ окрестности и котораго ея дядя всегда былъ радъ видѣть вечеромъ, говоря, что "Адамъ гораздо-лучше зналъ толкъ во многихъ вещахъ, нежели тѣ, которые считали себя лучше его" -- она знала, что этотъ Адамъ, который часто бывалъ такъ суровъ со всѣми другими людьми и не очень-то бѣгалъ за дѣвицами, отъ одного ея слова или взгляда блѣднѣлъ или краснѣлъ, когда угодно. Сфера сравненія Гетти была необширна; но она не могла не замѣтить, что Адамъ быль то, что называется, человѣкомъ, всегда зналъ, что сказать о вещахъ, могъ сообщить ея дядѣ, какъ слѣдуетъ подпереть избу, и духомъ починить масляникъ; онъ съ перваго взгляда зналъ качество орѣшника, сваленнаго вѣтромъ, отчего на стѣнахъ показывается сырость и что нужно дѣлать длятого, чтобъ извести крысъ; у него былъ красивый почеркъ, который можно было легко разобрать; онъ могъ дѣлать вычисленія въ головѣ -- такая степень совершенства была вовсе неизвѣстна между богатѣйшими фермерами той страны. Онъ вовсе не походилъ на этого олуха Луку Бриттона, который, идя однажды съ ней всю дорогу отъ Брокстона до Геслопа, прервалъ молчаніе только замѣчаніемъ, что сѣрая гусыня начала класть яйца. А что касается мистера Крега, садовника, то онъ былъ человѣкъ довольно-умный, это правда, но косоногъ и говорилъ всегда нескладно и нараспѣвъ; притомъ же, по самому снисходительному предположенію, ему было ужь очень-недалеко до сорока.

Гетти нисколько не сомнѣвалась, что ея дядя желалъ, чтобъ она ободряла Адама, и былъ бы доволенъ, еслибъ она вышла замужъ за него. Ибо въ тѣ времена не было строгой черты разряднаго разграниченія между фермеромъ и достойнымъ уваженія ремесленникомъ, и въ семейномъ быту, такъ же, какъ и въ трактирахъ, они часто разговаривали другъ съ другомъ за кружкою эля. Фермеръ тайно утѣшался мыслью, что онъ былъ человѣкъ съ капиталомъ и имѣлъ вліяніе на приходскія дѣла, и это поддерживало его при явномъ превосходствѣ Адама надъ нимъ въ разговорѣ. Мартинъ Пойзеръ не былъ частымъ посѣтителемъ трактировъ, но любилъ дружески поболтать за своимъ домашнимъ пивомъ, и хотя было пріятно излагать законъ глупому сосѣду, который не имѣлъ никакого понятія, какимъ-образомъ улучшить свою ферму, для разнообразія было также очень-интересно научиться чему-нибудь у такого умнаго малаго, какъ Адамъ Бидъ. Согласно съ этимъ, въ послѣдніе три года, съ того времени, какъ Адамъ надзиралъ за постройкою новаго анбара, онъ всегда встрѣчалъ радушный пріемъ на-господской мызѣ, въ особенности въ зимній вечеръ, когда все семейство, по патріархальному обычаю, хозяинъ и хозяйка, дѣти и слуги, собирались въ той знаменитой кухнѣ въ соразмѣрномъ достоинству каждаго разстояніи отъ яркаго огня. И, по-крайней-мѣрѣ, въ послѣдніе два года, Гетти привыкла слышать, какъ ея дядя говорилъ: "Адамъ Бидъ работаетъ теперь по жалованью; но онъ непремѣнно будетъ самъ хозяиномъ. Это такъ же вѣрно, какъ то, что я сижу на этомъ креслѣ. Мистеръ Бёрджъ поступаетъ дѣльно, желая, чтобъ онъ сталъ его компаньономъ и женился на его дочери, если справедливо то, что говоритъ молва. Женщина, которая выйдетъ замужъ за него, сдѣлаетъ хорошую партію, все равно, будетъ ли это въ Благовѣщеніе, или Михайловъ День". Это замѣчаніе всегда сопровождалось искреннимъ согласіемъ со стороны мистриссъ Призеръ. "Ахъ" говаривала она, "конечно, славно имѣть готоваго богатаго мужа, а можетъ случиться, что онъ будетъ готовый дуракъ, и вѣдь безполезно набивать карманъ деньгами, если въ уголку есть дыра. Мало вамъ будетъ пользы, что у васъ есть собственная телега: если возница глупъ, то онъ какъ-разъ опрокинетъ васъ въ ровъ. Я всегда говорила, что никогда не вышла бы за человѣка, у котораго нѣтъ мозгу; ибо что тутъ будетъ хорошаго, если женщина, которая имѣетъ свой собственный мозгъ, привязана къ дураку, надъ которымъ смѣются всѣ? Это все равно, что еслибъ она великолѣпно вырядилась и поѣхала на ослѣ задомъ."

Эти выраженія, хотя ихъ должно понимать въ переносномъ смыслѣ, въ достаточной степени указывали на направленіе мыслей мистриссъ Пойзеръ относительно Адама. Хотя она и ея мужъ, можетъ-быть, смотрѣли бы на этомъ предметѣ съ другой точки зрѣнія, еслибъ Гетти была ихъ собственная дочь, тѣмъ-неменѣе, ясно было, что они охотно приняли бы предложеніе Адама жениться на бѣдной племянницѣ. Ибо Бетти въ другомъ мѣстѣ была бы только служанкой, еслибъ дядя не взялъ ея къ себѣ и не воспиталъ, какъ домашнюю помощницу тётки, здоровье которой со времени рожденія Тотти не допускало другой, болѣе-положительной работы, кромѣ надзора за прислугой и дѣтьми. Но Гетти никогда не доказывала Адаму яснаго поощренія. Даже въ тѣ минуты, когда она совершенно сознавала превосходство его надъ ея другими поклонниками, она никогда не заставляла себя думать о томъ, чтобъ выйдти за него замужъ. Ей было пріятно чувствовать, что этотъ сильный, ловкій, проницательный человѣкъ былъ въ ея власти. Она пришла бы въ негодованіе, еслибъ онъ какимъ-либо малѣйшимъ признакомъ обнаружилъ, что хочетъ ускользнуть изъ-подъ ярма ея кокетливаго тиранства и привязаться къ милой Мери Бёрджъ, которая была бы весьма благодарна за caмоe незначительное вниманіе съ его стороны. "Мери Бёрджъ, въ-самомъ-дѣлѣ! такая блѣднолицая дѣвушка: если она надѣнетъ лоскутокъ розовой ленты, то кажется такою желтою, какъ одуванчикъ; а волосы у ней прямы, какъ связка бумажной пряди." И, когда Адамъ пропадалъ на нѣсколько недѣль изъ господской мызы или иначе обнаруживалъ сопротивленіе своей страсти, какъ-бы считая ее безумною, Гетти старалась приманить его назадъ въ свои сѣти, выказывая нѣкоторую кротость и робость, будто его небрежность безпокоила ее. Но чтобъ выйдти замужъ за Адама, это было дѣло другое! Ничто на свѣтѣ не могло искусить ее къ совершенію такого подвига. Ея щеки никогда не покрывались большимъ румянцемъ, когда называли его имя. Она не чувствовала ни малѣйшаго трепета, если видѣла изъ окна, что онъ проходилъ по дорогѣ, или если онъ неожиданно приближался къ ней по тропинкѣ черезъ лугъ. Когда глаза его отдыхали на ней, то она не чувствовала ничего, кромѣ холоднаго торжества, зная, что онъ любитъ ее и никогда не станетъ смотрѣть на Мери Бёрджъ: онъ не могъ возбудить въ ней волненій, составляющихъ сладостныя упоенія юной любви, подобно тому, какъ одно лишь изображеніе солнца не можетъ привесть въ движеніе весенній сокъ въ дивныхъ фибрахъ растенія. Она только видѣла въ немъ -- бѣднаго человѣка, съ стариками родителями, которыхъ онъ долженъ былъ содержать, человѣка, который не былъ бы въ-состояніи, и долго не будетъ въ-состояніи, снабжать ее даже тѣми предметами роскоши, которые она имѣетъ въ домѣ своего дяди. А Гетти только и мечтала о роскоши: она желала сидѣть въ устланной ковромъ гостиной и всегда носить бѣлые чулки, имѣть нѣсколько большихъ красивыхъ серегъ, такихъ, какія были въ модѣ, ноттингемскія кружева по верху платья, нѣчто, отъ чего ея носовой платокъ могъ бы хорошо пахнуть, какъ платокъ миссъ Лидіи Доннигорнъ, когда она вынимала его въ церкви изъ кармана, и не быть обязанной вставать рано и получать отъ кого бы то ни было выговоры. Она думала: еслибъ Адамъ былъ богатъ и могъ ей дать эти вещи, то она могла бы полюбить его въ достаточной степени длятого, чтобы выйдти за него замужъ.

Но въ послѣднія нѣсколько недѣль новое вліяніе овладѣло Гетти -- неопредѣленное, атмосферическое, проявлявшееся не въ сознательныхъ надеждахъ или ожиданіяхъ, но производившее пріятное наркотическое дѣйствіе, которое заставляло ее ступать по землѣ и заниматься работой какъ-бы во снѣ, не позволяя ей сознавать тяжесть или трудъ, и показывало всѣ предметы сквозь нѣжную, полупрозрачную завѣсу, будто Гетти жила не въ этомъ дѣйствительномъ мірѣ изъ кирпича и камня, а въ какомъ-то мірѣ, исполненномъ счастія и блаженства, подобномъ тому, какой солнечные лучи представляютъ намъ въ водѣ. Гетти стала замѣчать, какъ мистеръ Артуръ Донниторнь готовъ былъ подвергаться значительнымъ безпокойствамъ только длятого, чтобъ имѣть случай видѣть ее; какъ въ церкви онъ всегда помѣщался такимъ-образомъ, что могъ видѣть ее вполнѣ, когда она сидѣла и когда стояла; какъ онъ безпрестанно находилъ предлоги посѣщать господскую мызу и всегда придумывалъ сказать что-нибудь только длятого, чтобъ заставить ее заговорить съ нимъ и посмотрѣть на него. Бѣдный ребенокъ въ настоящую минуту такъ же воображалъ, что молодой сквайръ когда-нибудь сдѣлается ея любовникомъ, какъ миловидная дочь булочника въ толпѣ, отличенная императорскою, но выражающею удивленіе улыбкою, мечтаетъ о томъ, что она сдѣлается императрицею. Но дочь булочника идетъ домой и мечтаетъ о красивомъ молодомъ императорѣ и, можетъ-быть, невѣрно свѣшиваетъ муку, разсуждая о томъ, что это за божественная доля должна быть для той счастливицы, которая будетъ имѣть его мужемъ: такъ и бѣдная Гетти нашла лицо и образъ, которые преслѣдовали ее всюду, наяву и въ мечтахъ; ясные, нѣжные взгляды проникли въ ея сердце и облили ея жизнь странною, исполненною счастія томностью. Глаза, бросавшіе эти взгляды, въ дѣйствительности и вполовину не были такъ красивы, какъ глаза Адама, которые иногда обращались къ ней съ грустною, умоляющею нѣжностью; но они нашли готовое посредничество въ глупенькой фантазіи Гетти, тогда-какъ глаза Адама не могли проникнуть чрезъ эту атмосферу. Впродолженіе трехъ недѣль, по-крайней-мѣрѣ, ея внутренняя жизнь состояла почти только изъ того, что она проходила въ памяти взгляды и слова, съ которыми Артуръ обращался къ ней; почти только изъ того, что она припоминала, съ какимъ ощущеніемъ слышала его голосъ внѣ дома, видѣла, какъ онъ входилъ, потомъ замѣчала, что его глаза были устремлены на нее, и потомъ еще замѣчала, что высокая фигура, смотрѣвшая на нее глазами, которые, казалось, касались ея, подходила ближе въ платьѣ изъ красивой матеріи и пропитанная благоуханіемъ, напоминавшимъ цвѣтникъ, колыхаемый вечернимъ легкимъ вѣтеркомъ. Безразсудныя фантазіи!-- какъ вы видите, неимѣющія рѣшительно ничего общаго съ любовью, которую чувствуютъ прелестныя дѣвушки восьмнадцати лѣтъ въ наши дни; но вы должны помнить, что все это случилось около шестидесяти лѣтъ назадъ, и что Гетти вовсе не была воспитана, что она была просто дочь фермера, для которой джентльменъ съ бѣлыми руками сіялъ какъ олимпійскій богъ. До-того времени, она никогда не заботилась много о будущемъ и только мечтала о томъ, когда капитанъ Донниторнъ придетъ на мызу, или о будущемъ воскресеньѣ, когда она увидитъ его въ церкви; но теперь она думала, что онъ, можетъ-быть, постарается встрѣтиться съ нею, когда она пойдетъ завтра въ рощу.... а если онъ заговоритъ съ нею и пройдетъ рядомъ нѣкоторое разстояніе, когда никого не будетъ возлѣ! Этого, однакожь, никогда не случалось; и теперь ея воображеніе, вмѣсто-того, чтобъ представлять себѣ прошедшее, занималось составленіемъ того, что можетъ случиться завтра -- около какого мѣста въ рощѣ увидитъ она его, когда онъ пойдетъ къ ней на встрѣчу, какъ она приколетъ свою новую розовую ленту, которую онъ никогда не видѣлъ, и что онъ станетъ говорить, чтобъ заставить ее возвратить его взоръ -- взоръ, который послѣ-того останется у ней въ памяти весь день.

Въ такомъ настроеніи духа, могла ли Гетти чувствовать несчастіе Адама, или думать много о томъ, что бѣдный старикъ Матвѣй утонулъ? Юныя души, находящіяся въ такомъ пріятномъ бреду, въ какомъ находилась Гетти, столь же мало сочувствуютъ всему, какъ бабочки, сосущія нектаръ; онѣ разобщены отъ всякой дѣйствительности преградою мечтаній -- невидимыми взорами и неосязаемыми руками.

Между-тѣмъ, какъ руки Гетги занимались укладкою масла и ея голова наполнена была этими картинами завтрашняго дня, Артуръ Донниторнъ, ѣхавшій рядомъ съ мастеромъ Ирвайномъ къ долинѣ, гдѣ протекалъ Ивовый Ручей, также имѣлъ какія-то неясныя предвкушенія, пробѣгавшія въ его душѣ, какъ теченіе подъ поверхностію рѣки, въ то время, какъ онъ слушалъ разсказъ мистера Ирвайна о Динѣ -- предвкушенія неясныя, но довольно сильныя для того, чтобъ заставить его почувствовать нѣкоторый стыдъ, когда мистеръ Ирвайнъ вдругъ сказалъ:

-- Что очаровывало васъ такъ долго въ сырнѣ мистриссъ Пойзеръ, Артуръ? Ужь не стали ли вы любителемъ сырыхъ каменьевъ и молочныхъ сосудовъ?

Артуръ зналъ священника слишкомъ-хорошо, и потому не счелъ нужнымъ употребить какую-нибудь умную уловку; такимъ-образомъ, онъ сказалъ со своею обычною откровенностью:

-- Нѣтъ, я вошелъ посмотрѣть на миленькую дѣвушку, сбивавшую масло, Гетти Соррель. Она совершенная Геба, и еслибъ я быль артистомъ, то срисовалъ бы ее. Удивительно, что за миленькихъ дѣвушекъ видишь между дочерьми фермеровъ, тогда-какъ мужчины такіе олухи. Обыкновенное, круглое, красное лицо, которое иногда встрѣчаешь у мужчинъ -- однѣ щеки безь всякихъ чертъ, какъ, напримѣръ, у Мартина Пойзера -- выходитъ у женщинъ въ томъ же семействѣ очаровательнѣйшимъ личикомъ, какое только можно себѣ вообразить.

-- Ну, а не стану возражать противъ-того, что вы созерцаете Гетти съ точки зрѣнія артиста; но я не хотѣлъ бы, чтобъ вы питали ея тщеславіе и набивали ея голову вздоромъ, говоря ей, что она необыкновенная красавица, которая можетъ привлечь изящныхъ джентльменовъ; въ противномъ случаѣ, вы испортите ее и сдѣлаете негодною быть женою бѣднаго человѣка -- честнаго Крега, напримѣръ, который, я видѣлъ, устремляетъ на нее очень-нѣжные взгляды. Эта маленькая кошечка уже имѣетъ видъ, что она сдѣлаетъ мужа такимъ несчастнымъ, какимъ, по закону природы, сдѣлается тихій человѣкъ, когда онъ женятся на красотѣ. Кстати о женитьбѣ; я надѣюсь, нашъ другъ Адамъ устроится теперь, какъ его бѣдный старикъ отправился. Вѣдь ему въ будущемъ придется содержать только мать, и я замѣтилъ, что между нимъ и этою миловидною скромною дѣвушкою, Мери Бёрджъ, существуетъ расположеніе; я замѣтилъ это, когда однажды разговаривалъ со старикомъ Джонатаномъ, который какъ-то проговорился на-счетъ молодыхъ людей. Но когда я упомянулъ объ этомъ предметѣ Адаму, то онъ, казалось, былъ озабоченъ тѣмъ и перемѣнилъ разговоръ. Я предполагаю, что любовь течетъ не гладко, или, можетъ-быть, Адамъ воздерживается, пока не улучшится его положеніе. Онъ обладаетъ независимостью духа, котораго хватитъ на два человѣка... его даже можно упрекнуть въ нѣкоторой гордости, если только слѣдуетъ упрекнуть его въ этомъ.

-- Это была бы отличная партія для Адама. Я отвѣчаю за это, что онъ съумѣлъ бы влѣзть въ башмаки старика Бёрджа и повелъ бы дѣло по постройкамъ превосходно. Я былъ бы очень-радъ, еслибъ онъ хорошо устроился въ этомъ приходѣ; тогда онъ былъ бы готовъ дѣйствовать, какъ мой великій визирь, когда я буду нуждаться въ визирѣ. Мы могли бы дѣлать вмѣстѣ безконечныя перестройки и улучшенія. Впрочемъ, я, кажется, никогда не видѣлъ этой дѣвушки... по-крайней-мѣрѣ, я никогда не обращалъ на нее вниманія.

-- Посмотрите на нее, въ будущее воскресенье, въ церкви... она стоитъ со своимъ отцомъ по лѣвую сторону каѳедры. Вамъ тогда не нужно будетъ смотрѣть столько на Гетти Соррель. Когда я рѣшилъ въ своемъ умѣ, что не въ-состояніи купить соблазнительную собаку, то я ужь и не обращаю на нее никакого вниманія; ибо еслибъ у нея явилось вдругъ сильное расположеніе ко мнѣ и она стала бы смотрѣть на меня съ любовью, то борьба между разсчетомъ и наклонностью могли бы сдѣлаться непріятною и жестокою. Я горжусь моимъ благоразуміемъ въ этомъ дѣлѣ, Артуръ, и надѣляю имъ васъ, какъ старикъ, которому благоразуміе досталось недорого.

-- Благодарю васъ, можетъ-быть, ваши совѣты очень-пригодятся мнѣ когда-нибудь, но теперь я, право, еще не знаю, какую пользу могу извлечь изъ нихъ. Боже мой! какъ ручей-то разлился! Еслибъ мы ѣхали легкимъ галопомъ, то, я думаю, были бы теперь у подошвы холма.

Въ этомъ заключается большое преимущество разговора верхомъ: въ одну минуту можно погрузить разговоръ въ рысь, или въ галопъ и въ сѣдлѣ можно увернуться даже отъ самого Сократа. Два друга освободились отъ необходимости продолжать разговоръ, пока они не поднялись на дорогу, пролегавшую позади адамовой избы.

X.
Дина посѣщаетъ Лисбетъ.

Въ пять часовъ Лисбетъ спустилась съ лѣстницы съ большимъ ключомъ въ рукѣ; то былъ ключъ отъ комнаты, гдѣ лежалъ покойникъ-мужъ. Весь день, исключая тѣ минуты, въ которыя она, время-отъ-времени, предавалась жалобамъ и печали, она находилась въ безпрестанномъ движеніи, исполняя печальныя обязанности въ-отношеніи къ своему покойнику со страхомъ и точностью, принадлежащими къ религіознымъ обрядамъ. Она вынула свой небольшой запасъ бѣленаго холста, который впродолженіе многихъ лѣтъ бережно хранила для такого торжественнаго употребленія. Ей казалось, что только вчера было то время, послѣ котораго прошло столько знойныхъ лѣтъ, когда она говорила Матвѣю, гдѣ лежалъ этотъ холстъ, длятого, чтобъ онъ зналъ и могъ достать холстъ для нея, когда она умретъ; ибо она была старше его. Затѣмъ ей нужно было заняться другимъ дѣломъ: вычистить до строжайшей чистоты всякую вещь въ священной комнатѣ и удалить изъ нея малѣйшій слѣдъ обычнаго насущнаго занятія. Небольшое окно, до-тѣхъ-поръ остававшееся открытымъ въ морозную мѣсячную ночь, или при жаркомъ лѣтнемъ восходящемъ солнцѣ, во время сна труженика, должно было теперь занавѣсить чистою бѣлою простынею, ибо этотъ сонъ -- одинаково священный, какъ подъ голыми бревнами, такъ и въ оштукатуренныхъ домахъ. Лисбетъ починила даже давнишнюю и нестоившую вниманія дыру въ пестромъ лоскуткѣ кроватной занавѣси; ибо немногочисленны и драгоцѣнны были теперь минуты, въ которыя она была въ-состояніи исполнить хотя бы самую незначительную услугу уваженія или любви для неподвижнаго трупа, которому она во всѣхъ своихъ мысляхъ приписывала нѣкоторое сознаніе. Наши покойники никогда не умерли для насъ до-тѣхъ-поръ, пока мы не забыли ихъ; мы можемъ оскорблять ихъ, мы можемъ уязвить ихъ; они сознаютъ все наше раскаяніе, всю нашу боль о томъ, что ихъ мѣсто стало пусто, всѣ поцалуи, которые мы раздаемъ ничтожнѣйшимъ остаткамъ ихъ прежняго присутствія среди насъ. А пожилая крестьянка скорѣе всѣхъ вѣритъ тому, что ея покойники обладаютъ сознаніемъ. Приличныя похороны -- вотъ о чемъ думала про-себя Лисбетъ впродолженіе всѣхъ годовъ своей бережливости, и неясно ожидала, что она узнаетъ, когда ее понесутъ на кладбище и будутъ провожать мужъ и сыновья; а теперь она чувствовала, что совершаетъ важнѣйшее дѣло своей жизни, заботясь о томъ, чтобъ Матвѣй былъ прилично преданъ землѣ передъ нею -- подъ бѣлымъ терномъ, гдѣ однажды, во снѣ, она видѣла себя лежащею въ гробу, а между-тѣмъ видѣла солнечное сіяніе надъ собою и слышала запахъ бѣлыхъ цвѣточковъ, которые были такъ густы въ то воскресенье, когда она ходила въ церковь, чтобъ получить молитву, послѣ рожденія Адама.

Но тогда она дѣлала все, что только могло быть сдѣлано въ тотъ день въ комнатѣ смерти -- и дѣлала все это сама, обращаясь къ своимъ сыновьямъ за помощью только тогда, когда приходилось поднять что-нибудь. Она не позволяла, чтобъ ей на помощь привели кого-нибудь изъ деревни, такъ-какъ она не очень-то была расположена къ сосѣдкамъ вообще; а любимая ею Долли, старая экономка въ домѣ мистера Бёрджа, пришедшая выразить ей свое соболѣзнованіе въ несчастіи, лишь только услышала о смерти Матвѣя, имѣла очень-слабое зрѣніе и, такимъ-образомъ, не могла быть ей очень-полезна. Она замкнула дверь и держала теперь ключъ въ своей рукѣ, когда, утомленная, бросилась на стулъ, стоявшій не на своемъ мѣстѣ, на срединѣ комнаты, гдѣ въ обыкновенное время она никогда не согласилась бы сѣсть. На кухню она не обратила въ тотъ день ни малѣйшаго вниманія: кухня была запачкана слѣдами грязныхъ башмаковъ и имѣла неопрятный видъ отъ разбросанныхъ платьевъ и другихъ предметовъ. Но что въ другое время было бы невыносимо для Лисбетъ, привыкшей къ порядку и чистотѣ, то, казалось ей, теперь и должно быть именно такъ. Вѣдь все это и должно было имѣть странный, безпорядочный и скверный видъ, когда старикъ окончилъ свою жизнь такимъ горестнымъ образомъ: кухня и не должна была казаться такою, какъ-будто не случилось ничего. Адамъ, побѣжденный волненіями и заботами этого несчастнаго дня, послѣ ночи, проведенной за тяжелымъ трудомъ, спалъ на скамейкѣ въ мастерской, а Сетъ находился въ задней кухнѣ, разводя огонь щепками, чтобъ скипятить чайникъ, надѣясь убѣдить свою мать выпить чашку чая: его мать рѣдко позволяла себѣ такую роскошь.

Въ кухнѣ не было никого, когда Лисбетъ вошла въ нее и бросилась на стулъ. Она осматривалась кругомъ смущеннымъ взоромъ на грязь и безпорядокъ, которые угрюмо освѣщало яркое послѣобѣденное солнце. И все это совершенно согласовалось съ грустнымъ замѣшательствомъ ея мыслей -- замѣшательствомъ, нераздѣльнымъ съ первыми часами внезапной грусти, когда бѣдная душа человѣческая походитъ на человѣка, который былъ положенъ спящимъ среди развалинъ обширнаго города и пробуждается въ тягостномъ изумленіи, не зная, разсвѣтаетъ ли день, или приходитъ къ концу -- не зная, почему и откуда взялось это необъятное зрѣлище опустошенія, или почему онъ самъ, одинокій, находится тамъ.

Въ другое время, первая мысль Лисбетъ была бы: "гдѣ Адамъ?" Но внезапная смерть мужа снова сдѣлала его въ эти часы первымъ предметомъ ея нѣжности, какимъ онъ былъ двадцать-шесть лѣтъ назадъ: она забыла о его недостаткахъ, какъ мы забываемъ горести нашего исчезнувшаго дѣтства, и думала только о расположеніи къ ней молодаго мужа и о терпѣніи старика. Она продолжала озираться кругомъ смущеннымъ взоромъ, пока вошелъ Сетъ и сталъ переставлять нѣкоторыя изъ разбросанныхъ вещей и убирать маленькій круглый столикъ изъ сосноваго дерева, чтобъ поставить на немъ чай для матери.

-- Что ты хочешь дѣлать? сказала она нѣсколько-брюзгливымъ голосомъ.

-- Хочу, чтобъ ты выпила чашку чая, матушка, отвѣчалъ Сетъ нѣжно.-- Тебѣ будетъ хорошо отъ этого; да, кстати, я приберу къ сторонѣ нѣсколько вещей вотъ тутъ; по-крайней-мѣрѣ, въ домѣ будетъ хоть нѣкоторый порядокъ.

-- Порядокъ! Какъ ты можешь еще говорить о томъ, что хочешь привести въ порядокъ. Оставь такъ, оставь. Для меня ужь не будетъ больше прежняго спокойствія, продолжала она, и слезы текли ручьемъ, когда она начала говорить:-- теперь, когда нѣтъ ужь на свѣтѣ бѣднаго отца, на котораго я стирала и чинила, и для котораго тридцать лѣтъ варила обѣдъ... и онъ былъ всегда доволенъ, что бы я ни дѣлала для него... А онъ былъ такъ ловокъ и проворенъ: готовилъ для меня, когда я была больна, и съ гордостью приносилъ ко мнѣ наверхъ; однажды онъ даже несъ сынишку, который вѣсилъ за двухъ дѣтей, пять миль, всю дорогу, до самаго Ворстон-Века; а мнѣ нужно было сходить туда, чтобъ повидаться съ сестрою, которая и умерла въ тѣ же рождественскіе Праздники. И онъ дѣлалъ это всегда такъ охотно, безъ всякаго ропота! И вотъ нужно же было ему утонуть въ ручьѣ, чрезъ который мы шли въ день нашей свадьбы вмѣстѣ домой... и онъ надѣлалъ мнѣ вотъ всѣ эти полки, длятого, чтобъ я могла поставить мои тарелки и другія вещи, и съ гордостью показалъ мнѣ на нихъ, такъ-какъ зналъ, что это будетъ мнѣ пріятно. И нужно же было умереть ему безъ моего вѣдома, когда я лежала-себѣ сонная въ постелѣ, будто мнѣ и дѣла нѣтъ никакого до этого. Ахъ, и я дожила до того, чтобъ увидѣть это! А мы, когда были молоды, то вотъ думали, что будемъ счастливы, когда женимся. Нѣтъ, родной, оставь это, оставь! Не хочу я никакого чаю: мнѣ ужь нечего больше заботиться о томъ, чтобъ я ѣла и пила. Когда одна сторона моста обрушится, какая польза отъ другой стороны, хотя она еще и цѣла? Пусть и я лучше умру и послѣдую за старикомъ. Кто знаетъ, можетъ, я и нужна ему!

Тутъ Лисбетъ перешла отъ словъ къ стонамъ, то наклоняясь впередъ, то откидываясь на стулѣ. Сетъ, всегда робкій въ обращеніи въ матерью, ибо чувствовалъ, что не имѣлъ никакого вліянія на нее, видѣлъ, что тщетны были бы его старанія убѣдить ее, или успокоить, до-тѣхъ-поръ, пока горе не утихнетъ нѣсколько. Такимъ-образомъ, онъ довольствовался тѣмъ, что присматривалъ за огнемъ въ задней кухнѣ и складывалъ отцовскія платья, которыя еще утромъ были вывѣшены, чтобъ просохнуть. Онъ боялся шевелиться въ комнатѣ, гдѣ сидѣла его мать, чтобъ не раздражить ея еще болѣе.

Но Лисбетъ, покачавшись и постонавъ нѣсколько минутъ, вдругъ остановилась и громко сказала про-себя:

-- Пойду да посмотрю на Адама... не знаю, право, куда онъ дѣлся? А мнѣ нужно сходить съ нимъ наверхъ, пока еще не стемнѣло, ибо минуты, когда еще можно мнѣ посмотрѣть на покойника, проходятъ, какъ тающій снѣгъ.

Сетъ разслышалъ это и, снова войдя въ кухню въ то время, когда его мать поднялась со стула, сказалъ:

-- Адамъ спитъ въ мастерской, матушка. Ты ужь лучше не буди его. Онъ вѣдь замучился отъ работы и безпокойства.

-- Будить его? Кто же идетъ будить его? Развѣ я разбужу его, если взгляну на него? Я не видала его вотъ ужь два часа... мнѣ кажется я забыла, что онъ выросъ съ-тѣхъ-поръ, какъ отецъ несъ его на рукахъ за мной.

Адамъ сидѣлъ на грубой скамейкѣ, поддерживая голову рукою, которая отъ плеча до локтя покоилась на длинномъ верстакѣ, стоявшемъ по срединѣ мастерской. Казалось, онъ присѣлъ, чтобъ только отдохнуть нѣсколько минутъ, и заснулъ, не перемѣнивъ положенія, вызваннаго грустною, томительною мыслью. Его лицо, неумытое со вчерашняго дня, было блѣдно и въ холодномъ поту; его волосы были взъерошены около лба, а закрытые глаза провалились, какъ это всегда бываетъ послѣ продолжительнаго бдѣнія и при сильномъ горѣ. Его брови были нахмурены и все лицо выражало истощеніе и страданія. Джипъ явно находился въ безпокойномъ состояніи духа, ибо онъ сидѣлъ, положивъ морду на выдвинувшееся колѣно господина и проводя время въ томъ, что лизалъ безсознательно-спущенную руку и, прислушиваясь, оглядывался на дверь. Бѣдное животное было голодно и неспокойно, но не хотѣло оставить своего господина и съ нетерпѣніемъ ожидало какой-нибудь перемѣны въ сценѣ. Это чувство со стороны Джипа было виною того, что когда Лисбетъ вошла въ мастерскую и приблизилась къ Адаму, какъ только могла, безъ шуму, то ея намѣреніе не разбудить его было въ ту же минуту уничтожено; ибо волненіе Джипа было слишкомъ-сильно и не могло не выразиться короткимъ, но рѣзкимъ лаемъ, и въ одну минуту Адамъ открылъ глаза и увидѣлъ, что его мать стояла передъ нимъ. Это нисколько не разнилось отъ его видѣніи, ибо онъ во снѣ почти снова переживалъ, въ лихорадочномъ бреду, все, что случилось съ разсвѣта, и его мать съ слезливою тоскою представлялась ему сквозь все, что онъ видѣлъ. Главная разница между дѣйствительностью и видѣніемъ состояла въ томъ, что во снѣ Гетти безпрестанно являлась ему, какъ живая -- странно вмѣшиваясь, какъ дѣйствующее лицо, въ сцены, до которыхъ ей рѣшительно не было никакого дѣла. Она была даже у Ивоваго Ручья; она разсердила его мать, войдя-- къ нимъ въ домъ, и онъ встрѣтилъ ее въ нарядномъ, но совершенно-мокромъ платьѣ, когда шелъ во время дождя въ Треддльстонъ, чтобъ сообщить о случившемся слѣдственному приставу. Но куда бы ни шла Гетти, его мать непремѣнно слѣдовала за нею вскорѣ -- и когда онъ открылъ глаза, то нисколько не удивился, увидѣвъ мать, стоявшую около него.

-- Ахъ, родной мой, родной! въ ту же минуту воскликнула Лисбетъ жалостливо, получивъ возможность сѣтовать, ибо горесть, когда еще свѣжа, чувствуетъ потребность соединить потерю и плачъ со всякою перемѣною сцены и случая: -- кромѣ твоей старой матери, некому теперь мучить тебя и быть тебѣ въ тягость: бѣдный отецъ ужь больше не разсердитъ тебя никогда, и твоей матери также можно убраться за нимъ, и чѣмъ скорѣе, тѣмъ лучше, потому-что я не приношу теперь пользы никому. Старое платье годится только на починку другаго, но на что-нибудь иное оно негодно. Тебѣ захочется имѣть жену, которая будетъ чинить твои платья и готовить кушанья лучше, нежели твоя старуха-мать. А я буду только въ тягость, сидя въ углу у печки.

Адамъ содрогался по-временамъ и дѣлалъ нетерпѣливыя движенія; больше всего, онъ опасался, что его мать заговоритъ о Гетти.

-- Но если бъ твой отецъ былъ живъ, онъ никогда не захотѣлъ бы, чтобъ я уступила мѣсто другой... онъ ничего не сталъ бы дѣлать безъ меня, все равно, какъ одна сторона ножницъ ничего не можетъ сдѣлать безъ другой. Э-э-эхъ, намъ слѣдовало бы отправиться обоимъ вмѣстѣ и тогда я не увидѣла бы этого дня, и однѣ похороны годились бы для насъ обоихъ.

Тутъ Лисбетъ остановилась, но Адамъ сидѣлъ въ тягостномъ безмолвіи; сегодня онъ долженъ былъ говорить со своею матерью не иначе, какъ только нѣжно; но эти жалобы не могли не раздражить его. Бѣдной Лисбетъ невозможно было знать, какое вліяніе производило это на Адама, подобно тому, какъ раненая собака не въ-состояніи знать, какое вліяніе производятъ ея стоны на нервы господина. Какъ всѣ слезливыя женщины, она жаловалась въ томъ ожиданіи, что утѣшится, и когда Адамъ не говорилъ ничего, то это только поощряло ее жаловаться съ большею горечью.

-- Я знаю, что тебѣ было бы лучше безъ меня, ибо ты могъ бы идти, куда захотѣлъ, и жениться на той, на какой хочешь. Но я не хочу сказать тебѣ, что мнѣ было бы это непріятно; введи въ домъ кого ты хочешь. Я никогда не открыла бы рта, чтобъ порицать тебя, ибо люди старые и безполезные должны быть благодарны за то, что получаютъ чего-нибудь поѣсть и напиться, хотя вмѣстѣ съ этимъ они и должны глотать непріятности. И если ты отдашь свое сердце дѣвушкѣ, которая не принесетъ тебѣ ничего, а, напротивъ-того, разоритъ тебя, когда бы ты могъ получить дѣвушку, которая сдѣлала бы изъ тебя человѣка, то я не скажу ничего теперь, когда твой отецъ умеръ и утонулъ, ибо я не лучше стараго черенка, когда пропалъ клинокъ.

Адамъ, будучи не въ состояніи переносить долѣе эти жалобы, молча всталъ со скамейки и изъ мастерской вышелъ въ кухню. Но Лисбетъ послѣдовала за нимъ.

-- Ты развѣ не хочешь подняться и посмотрѣть на отца? Я сдѣлала ему все, что нужно; ему было бы пріятно, еслибъ ты пошелъ взглянуть на него, ибо онъ былъ всегда доволенъ, когда ты обходился съ нимъ кротко.

Адамъ вдругъ повернулся и сказалъ:

-- Да, матушка, пойдемъ наверхъ. Сетъ, пойдемъ вмѣстѣ.

Они поднялись наверхъ. Впродолженіе пяти минутъ царствовало глубокое молчаніе. Затѣмъ ключъ повернулся снова. На лѣстницѣ раздался шумъ шаговъ. Но Адамъ не спустился снова внизъ. Онъ былъ слишкомъ утомленъ и обезсиленъ для того, чтобъ еще подвергнуться слезливой горести своей матери, и легъ отдохнуть на свою постель. Лишь только Лисбетъ вошла въ кухню и сѣла, какъ накинула передникъ на голову и принялась плакать, стонать и качаться, какъ прежде. Сетъ подумалъ: "она мало-по-малу успокоится, такъ-какъ мы были наверху"; и онъ снова отправился въ заднюю кухню, чтобъ посмотрѣть за своимъ огонькомъ, надѣясь, что онъ скоро убѣдитъ мать напиться чаю.

Лисбетъ, такимъ-образомъ, покачивалась взадъ-и-впередъ больше пяти минутъ, издавая слабый стонъ каждый разъ, когда тѣло ея наклонялось впередъ, какъ вдругъ она почувствовала, что чья-то рука нѣжно коснулась ея рукъ и кто-то сладостнымъ дискантомъ сказалъ ей:

-- Дорогая сестра, Господь послалъ меня посмотрѣть, не могу-ли я принесть вамъ какое-нибудь утѣшеніе.

Лисбетъ обновилась, прислушиваясь, но не снимая своего передника съ головы. Голосъ казался ей чужимъ. Не-уже-ли духъ ея сестры возвратился къ ней отъ умершей столько лѣтъ назадъ? Она затряслась и не смѣла посмотрѣть.

Дина, понимая, что это безмолвное удивленіе было само-по-себѣ облегченіемъ для горестной женщины, не произнесла ничего болѣе, но тихо сняла свою шлянку и затѣмъ, сдѣлавъ знакъ молчанія Сету, который, услышавъ ея голосъ, вошелъ съ бьющимся сердцемъ въ комнату, облокотилась одною рукою на спинку стула Лисбетъ и наклонилась надъ старухой, чтобъ она могла замѣтить присутствіе друга.

Медленно опустила Лисбетъ свой передникъ и робко открыла свои слабые темные глаза. Сначала она не увидѣла ничего, кромѣ лица... прозрачнаго, блѣднаго лица, съ исполненными любви сѣрыми глазами; но оно было ей совершенно-незнакомо. Ея удивленіе увеличилось; быть-можетъ, то былъ ангелъ. Но въ то же время Дина снова положила руку на Лисбетъ, и старуха посмотрѣла на руку. Рука была гораздо0меньше ея собственной, но она не была бѣла и изящна, ибо Дина некогда въ жизни не носила перчатокъ и ея рука имѣла на себѣ слѣды тяжелой работы съ самаго дѣтства. Лисбетъ съ минуту озабоченно смотрѣла на руку и потомъ, снова устремивъ глаза на лицо Дины, сказала какъ бы съ возращающимся мужествомъ, но съ удивленіемъ въ голосѣ:

-- Вы работница!

-- Да, я Дина Моррисъ и работаю на бумагопрядильной фабрикѣ, когда нахожусь дома.

-- А! сказала Лисбетъ медленно, съ прежнимъ удивленіемъ: -- и вы вошли такъ-легко, какъ тѣнь на стѣнѣ, и сказали мнѣ на ухо, такъ-что я подумала -- не духъ ли вы? У васъ, ни дать, ни взять, такое же лицо, какъ вотъ у ангела, который изображенъ сидящимъ у гроба на картинкѣ въ адамовой новой библіи.

-- Я пришла теперь съ господской мызы. Вы знаете мистриссъ Пойзеръ. Она моя тётка; она слышала о вашемъ большомъ горѣ и очень-сожалѣетъ о васъ. А я пришла посмотрѣть, не могу ли быть вамъ въ чемъ-нибудь полезна при вашемъ несчастьи, ибо я знаю вашихъ сыновей, Адама и Сета, и знаю, что у васъ нѣтъ дочери, и когда священникъ сказалъ мнѣ, какъ тяжко легла на васъ рука Божья, то сердце мое было увлечено къ вамъ, я почувствовала приказаніе идти и заступить при васъ мѣсто дочери, въ этой скорби, если вы только позволите.

-- А, я знаю теперь, кто вы: вы принадлежите къ методистамъ, какъ Сетъ. Онъ говорилъ мнѣ о васъ, сказала Лисбетъ слезливо: ея сильное чувство скорби возвратилось теперь, когда исчезло ея удивленіе.-- Вы станете доказывать, что несчастіе ведетъ только къ добру, какъ онъ все говоритъ. Но что же за польза говорить мнѣ объ этомъ? Своимъ разговоромъ вамъ ни на каплю не уменьшить моего несчастіи. Вы никогда не заставите меня повѣрить, что не было бы лучше, еслибъ мой старикъ умеръ въ постели, когда ужь ему было суждено умереть... еслибъ имѣлъ при себѣ священника, который молился бы за него; еслибъ я сидѣла у его изголовья и говорила ему. Онъ онъ забылъ дурныя слова, съ которыми я обращалась къ нему иногда, въ сердцахъ; еслибъ давала ему ѣсть и пить до-тѣхъ-поръ, пока онъ только былъ бы въ силахъ глотать. Но, увы! умереть въ холодной водѣ! и мы были такъ близко и ничего не знали; и я-то спала, будто и не принадлежала вовсе къ нему, будто онъ былъ школьникъ и бродилъ -- кто его знаетъ гдѣ!

Тутъ Лисбетъ снова начала хныкать и качаться, и Дина сказала:

-- Да, любезный другъ, ваше горе велико. Тотъ долженъ имѣть черствое сердце, кто скажетъ, что ваше несчастіе не тяжело перенесть. Богъ послалъ меня къ вамъ не длятого, чтобъ ни во-что не цѣнить вашей печали, а длятого, чтобъ сѣтовать съ вами, если вы позволите. Еслибъ у васъ былъ накрытъ столъ для пиршества и вы предавались веселью съ вашими друзьями, то вы, вѣрно, подумали, что поступили бы благосклонно, позволивъ мнѣ придти, сѣсть и наслаждаться съ вами; ибо вы бы думали, что мнѣ было бы пріятно участвовать въ вашемъ пирѣ; но я лучше приму участіе въ вашемъ горѣ и въ вашемъ трудѣ, и потому, еслибъ вы отказали мнѣ, то вашъ отказъ поразилъ бы меня суровѣе. Вы не отошлете меня назадъ? Вы не сердитесь на меня за то, что я пришла?

-- Нѣтъ, нѣтъ! сердиться! кто сказалъ, что я сержусь? Это очень-хорошо съ вашей стороны, что вы пришли. А ты, Сетъ, отчего не подашь ей чаю? Ты такъ торопился дать мнѣ чаю, когда мнѣ вовсе ненужно, а вовсе не думаешь дать тѣмъ, кому слѣдовало бы. Садитесь, садитесь. Очень благодарю васъ, что вы пришли, ибо вы получите небольшое вознагражденіе за то, что идете по сырымъ полямъ, желая навѣстить такую старуху, какъ я... Нѣтъ, у меня нѣтъ родной дочери... и никогда не было... и я не печалилась тѣмъ, ибо онѣ бѣдныя, жалкія созданія, дѣвушки-то... я всегда желала имѣть мальчиковъ, которые могутъ заботиться о себѣ сами. Сыновья женятся... и у меня будетъ довольно дочерей, даже слишкомъ-много. Но -- теперь, сдѣлайте чай, какъ вы хотите, потому-что сегодня у меня нѣтъ вкусу во рту... мнѣ все равно, что я ни буду глотать... все будетъ у меня отзываться горемъ.

Дина не подала и виду, что уже пила чай, и съ большою готовностью приняла приглашеніе Лисбетъ, желая убѣдить старуху, чтобъ она приняла пищу и питье, въ которыхъ такъ нуждалась послѣ дня тяжкаго труда и воздержанія.

Сетъ былъ такъ счастливъ теперь, когда Дина находилась у нихъ въ домѣ, и какъ-то поневолѣ думалъ, что ея присутствіе достойнымъ образомъ искупало жизнь, въ которой горе слѣдовало за горемъ безпрерывно. Но черезъ минуту онъ уже раскаивался въ этихъ мысляхъ: казалось, что онъ почти радовался горестной смерти своего отца. Тѣмъ не менѣе, радость о томъ, что онъ находится вмѣстѣ съ Диной, должна была одержать верхъ: она походила на вліяніе климата, котораго не пересилитъ никакое сопротивленіе. Это чувство отразилось на всемъ его лицѣ такимъ-образомъ, что обратило на себя вниманіе матери въ то время, когда она пила чай.

-- Тебѣ, конечно, можно говорить, что несчастіе ведетъ къ добру, Сетъ; ибо ты блаженствуешь отъ него. Кажется, у тебя нѣтъ ни заботы, ни печали, какъ въ то время, когда ты былъ ребенкомъ и, проснувшись, лежалъ въ люлькѣ... И всегда-то ты, бывало, откроешь глаза да и лежишь, не то, что Адамъ... онъ, бывало, какъ проснется, не хочетъ лежать ни одной минуты. Ты всегда былъ похожъ на куль съ мукою, который никогда нельзя раздавить, а между-тѣмъ, въ этомъ отношеніи, отецъ твой былъ совсѣмъ другой человѣкъ. Но у васъ тоже самое выраженіе, продолжала Лисбетъ, обращаясь къ Динѣ.-- Я полагаю, это происходитъ оттого, что вы принадлежите къ методистамъ. Не то, чтобъ я порицала васъ за это, ибо у васъ нѣтъ никакой печали, а между-тѣмъ, лицо ваше выражаетъ скорбь. Э-эхъ! если методисты любятъ несчастіе, то они также любятъ и блаженство: жаль, право, что имъ оно достается не все и что они не могутъ отнять его у тѣхъ, кому оно непріятно. А я отдала бы его охотно: когда былъ живъ мой старикъ, то я мучилась съ утра и до ночи; а теперь, когда его нѣтъ, я была бы рада переносить худшее.

-- Да, сказала Дина, заботливо избѣгая противорѣчіи чувствамъ Лисбетъ, ибо ея упованіе, въ незначительнѣйшихъ словахъ и поступкахъ, на божественное руководство проистекало всегда изъ тончайшаго женскаго такта, происходящаго отъ искренней и всегда-готовой симпатіи:-- да, я также помню, что, когда умерла моя дорогая тётка, то мнѣ такъ и хотѣлось слышать звукъ ея болѣзненнаго кашля по ночамъ, вмѣсто тишины, воцарившейся, когда ея ужь болѣе не было. Но теперь, любезный другъ, выпейте еще эту чашку чая и покушайте еще немного.

-- Какъ, сказала Лисбетъ, взявъ чашку и говоря уже менве жалобнымъ, тономъ: -- развѣ у васъ не было ни отца, ни матери, когда вы печалились такъ о вашей тёткѣ?

-- Нѣтъ, я никогда не знала ни отца, ни матери. Моя тётка взяла меня еще груднымъ ребенкомъ. У ней не было дѣтей, ибо она никогда не была замужемъ, и воспитывала меня такъ нѣжно, будто я была ея родною дочерью.

-- Ну, было же ей работы съ вами, когда она взяла васъ еще груднымъ ребенкомъ, а сама еще была одинокой женщиной... вѣдь, знаете, какъ трудно выкормить брошеннаго ягнёнка? Но, кажется, вы не были упрямы, ибо по вашему виду можно заключить, что вы не упрямились никогда въ жизни. Но, что же вы стали дѣлать, когда умерла ваша тётка, и отчего не пришли вы жить въ нашу страну, такъ-какъ мистриссъ Пойзеръ также приходится вамъ тёткой?

Дина, замѣтивъ, что возбудила вниманіе Лисбетъ, разказала ей исторію своей прежней жизни -- какъ она была воспитана для тяжкаго труда, что за мѣсто было Снофильдъ, гдѣ столько людей ведутъ тяжкую жизнь -- однимъ словомъ, передала всѣ подробности, какія, по ея мнѣнію, могли интересовать Лисбетъ. Старуха внимательно слушала разсказъ, забывъ свою слезливость и безсознательно подчиняясь утѣшающему вліянію лица и голоса Дины. Нѣсколько времени спустя, она убѣдилась въ томъ, что можно позволить привести кухню въ порядокъ; ибо Дина настаивала на этомъ, предполагая, что чувство порядка и спокойствія вокругъ нея расположитъ Лисбетъ присоединиться къ молитвѣ, къ которой Дина горячо хотѣла приступить. Сетъ, между-тѣмъ, вышелъ наколоть дровъ, ибо думалъ, что Динѣ пріятнѣе будетъ остаться съ его матерью наединѣ.

Лисбетъ не сводила съ нея глазъ все время, какъ Дина убирала кухню съ своимъ обычнымъ спокойствіемъ, и сказала наконецъ:

-- Какъ хорошо умѣете вы приводить въ порядокъ. Я не скучала бы, еслибъ вы были моей дочерью, ибо вы не тратили бы трудовыхъ денегъ сыновей на щегольство и другой вздоръ. Вы не похожи на дѣвушекъ, которыя живутъ въ нашей сторонѣ. Я думаю, люди, живущіе въ Снофильдѣ, вовсе не похожи на здѣшнихъ.

-- Многіе изъ нихъ ведутъ совершенно-другую жизнь, сказала Дина.-- Они занимаются другими вещами... кто на фабрикѣ, кто въ рудахъ, въ окружныхъ деревняхъ. Но сердце человѣческое одно и то же всюду: и тамъ вы найдете дѣтей этого міра, и дѣтей духовнаго міра, такъ же, какъ и всюду. Но у насъ тамъ методистовъ гораздо-больше, нежели въ этой странѣ.

-- Ну, я не знала, что методистки похожи на васъ, потому-что у насъ тутъ есть жена Билля Маскри, которая, говорятъ, большая методистка, а на нее вовсе непріятно смотрѣть. Я ужь лучше посмотрю на жабу. И, право, я была бы рада, еслибъ вы остались ночевать здѣсь, ибо мнѣ было бы пріятно увидѣть васъ въ домѣ утромъ. Но, можетъ, васъ будутъ ждать тамъ, у мистера Пойзера.

-- Нѣтъ, сказала Дина: -- тамъ не будутъ ждать меня, и я сама охотно останусь у васъ, если вы позволите.

-- Это прекрасно! У насъ мѣста довольно. Я положу свою постель въ небольшой комнатѣ надъ заднею кухней, а вы можете лечь возлѣ меня. Я буду очень-рада, что вы останетесь со мною и что я могу говорить съ вами ночью... мнѣ очень нравится, какъ вы говорите. Вашъ разговоръ напоминаетъ мнѣ ласточекъ, которыя жили у насъ прошлый годъ подъ кровлей, когда онѣ, бывало, начинали пѣть тихо и нѣжно утромъ. Э-эхъ! а мой старикъ такъ любилъ этихъ птичекъ! и Адамъ также... но нынѣшній годъ онѣ не возвратились на свое мѣсто. Можетъ, онѣ тоже умерли.

-- Вотъ, сказала Дина: -- теперь кухня въ порядкѣ. А теперь, дорогая матушка -- вѣдь я ваша дочь сегодня вечеромъ, вы знаете -- мнѣ было бы пріятно, еслибъ вы вымыли ваше лицо и надѣли чистый чепчикъ. Помните ли вы, что сдѣлалъ Давидъ, когда Богъ отнялъ у него сына? Пока сынъ былъ живъ, онъ постился и молилъ Бога пощадить его, ничего не ѣлъ и не пилъ, а всю ночь лежалъ на землѣ, возсылая къ Богу горячія мольбы о сынѣ. Когда же онъ узналъ, что сынъ умеръ, то всталъ съ земли, умылся и помазался, перемѣнилъ платье, ѣлъ и пилъ; и когда спросили его, какимъ-образомъ казалось, что онъ пересталъ тосковать, тогда-какъ сынъ умеръ, то онъ отвѣчалъ: "До0тѣхъ-поръ, пока сынъ былъ живъ, я постился и плакалъ; ибо я говорилъ: кто можетъ сказать мнѣ, будетъ ли Богъ милостивъ ко мнѣ и оставитъ ли сына въ живыхъ? Но теперь, когда онъ умеръ, зачѣмъ стану я поститься? развѣ я могу возвратить его? Я пойду къ нему, но онъ не возвратится ко мнѣ",

-- О, какъ это справедливо! сказала Лисбетъ,-- Да, мой старикъ не возвратится ко мнѣ, а я отправлюсь къ нему... и чѣмъ скорѣе, тѣмъ лучше. Ну, хорошо, дѣлайте со мной, что хотите; чистый чепчикъ вы найдете вонъ въ томъ комодѣ, а я пойду въ заднюю кухню и умою лицо. А ты, Сетъ, пожалуй, достань новую библію Адама съ картинками, и она вотъ прочтетъ намъ главу. Э-эхъ, какъ я полюбила тѣ слова: "я пойду къ нему, но онъ не возвратится ко мнѣ".

Дина и Сетъ внутренно благодарили Бога за то, что Лисбетъ стала гораздо-покойнѣе духомъ. Вотъ чего старалась достигнуть Дина посредствомъ всей своей симпатіи и воздержанія отъ увѣщаній! Съ самаго дѣвичества до настоящаго времени она пріобрѣла опытность въ обхожденіи съ больными и скорбящими, съ людьми зачерствѣлыми и огрубѣлыми отъ нищеты и невѣжества. Она пріобрѣла тончайшее пониманіе, какимъ-образомъ можно было лучше всего тронуть и смягчить людей до того, что они соглашались внять словамъ духовнаго утѣшенія или предостереженія. Такъ говорила Дина. Она никогда не бывала предоставлена самой себѣ; но ей внушалось всегда свыше, когда она должна хранить молчаніе и когда говорить. И развѣ всѣ мы не согласимся назвать быстрыя мысли и благородное побужденіе именемъ вдохновенія? Анализируя умственнымъ процесомъ и строжайшимъ образомъ, мы должны всегда сказать, какъ говорила Дина, что наши высшія мысли и наши лучшіе поступки всѣ даются намъ свыше.

Такимъ-образомъ, тамъ вознеслась къ небу горячая молитва -- тамъ, въ тотъ вечеръ, въ маленькой кухнѣ, изливались вѣра, любовь и надежда. И бѣдная, пожилая, слезливая Лисбетъ, не имѣя никакой опредѣленной идеи, не проходя ни по какому пути волненій, возбуждаемыхъ религіею, сознавала какое-то неопредѣленное чувство доброты и любви и чего то справедливаго, находившагося за этой жизнью, исполненной однѣхъ печалей. Она не могла понимать печали; но въ тѣ минуты, подъ утѣшающимъ вліяніемъ генія Дины, она сознавала, что должна быть терпѣлива и покойна.

XI.
Въ избѣ.

На другой день, утромъ, когда было только половина пятаго, Дина, уставши лежать (она проснулась уже давно и лежала, вслушиваясь въ пѣніе птицъ и наблюдая за свѣтомъ, мало-по-малу проникавшимъ въ небольшое окно на чердакѣ), встала и начала одѣваться весьма осторожно, чтобъ не обезпокоить Лисбетъ. Но еще кто-то ходилъ уже въ домѣ и спустился съ лѣстницы, предшествуемый Джипомъ. Шумные шаги собаки служили вѣрнымъ признакомъ, что внизъ спустился Адамъ; но Дина не знала этого, и думала, что это былъ, вѣроятно, Сетъ, ибо послѣдній разсказалъ ей, какъ Адамъ настойчиво проработалъ прошлую ночь на-пролетъ. Сетъ, однакожь, проснулся только теперь, при звукѣ отворявшейся двери. Сильное вліяніе вчерашняго дня, увеличенное подъ-конецъ неожиданнымъ присутствіемъ Дины, не встрѣтило противодѣйствія въ какомъ-нибудь физическомъ утомленіи, ибо Сетъ не занимался вчера тяжелою работою въ обычной мѣрѣ. Такимъ-образомъ, когда онъ легъ спать, то дремота овладѣла имъ тогда, когда онъ измучился впродолженіе нѣсколькихъ часовъ безпокойною безсонницею, и онъ погрузился въ тяжелый утренній сонъ, чего съ нимъ обыкновенно не случалось.

Но Адамъ освѣжился продолжительнымъ отдыхомъ и, по своему обыкновенію, горя нетерпѣніемъ выдти изъ бездѣйствія, желалъ начать новый день и подавить горе сильною волею и сильною рукою. Бѣлый туманъ лежалъ на долинѣ, наступалъ ясный, теплый день, и Адамъ снова хотѣлъ приняться за работу, когда позавтракаетъ.

-- До-тѣхъ-поръ, пока человѣкъ можетъ работать, нѣтъ ничего на свѣтѣ, чего онъ не былъ бы въ состояніи перенесть, подумалъ онъ.-- Природа вещей не измѣняется, хотя и кажется человѣку, что вся его жизнь ничто иное, какъ перемѣна. Четыре въ квадратѣ составляютъ шестнадцать, и человѣкъ долженъ удлиннять свой рычагъ пропорціонально со своею тяжестію -- это все равно, когда человѣкъ несчастливъ, иногда счастливъ; а лучшее качество работы то, что она даетъ человѣку возможность бороться съ судьбою.

Когда онъ спрыснулъ холодною водою голову и лицо, то совершенно пришелъ въ себя; его черные глаза были, по обыкновенію, проницательны; его густые черные волосы блестѣли отъ свѣжей влаги. Онъ вошелъ теперь въ мастерскую, чтобъ пріискать дерева для гроба своего отца. Онъ полагалъ снести съ Сетомъ дерево къ Джонатану Бёрджу и дать тамъ сдѣлать гробъ одному изъ работниковъ, дабы его мать не могла видѣть и слышать, какъ это грустное дѣло будетъ исполняться дома.

Онъ только-что успѣлъ войти въ мастерскую, какъ его чуткое ухо различило легкіе, быстрые шаги на лѣстницѣ... онъ узналъ, что то не были шаги его матери. Онъ лежалъ въ постели и спалъ, когда Дина пришла къ намъ въ домъ, вечеромъ, и потому съ удивленіемъ подумалъ: чьи могли быть эти шаги? Въ головѣ его мелькнула безразсудная мысль, которая произвела въ немъ странное волненіе. Не-уже-ли то могла быть Гетти? Она была послѣднимъ лицомъ, которое могло бы придіи къ нимъ. А между-тѣмъ ему не хотѣлось пойдти посмотрѣть, чтобъ имѣть ясное доказательство, что тамъ былъ кто-то другой. Онъ стоялъ, прислонясь къ доскѣ, которую только что взялъ, и прислушивался къ звукамъ, которые его воображеніе объясняло ему такъ-пріятно, что на его смѣломъ, строгомъ лицѣ разлилась какая то робкая нѣжность. Легкіе шаги раздавались въ кухнѣ, сопровождаемые звукомъ щётки, которою мели полъ; шумъ этотъ былъ такъ тихъ, что напоминалъ легчайшій вѣтерокъ, гонящій осенній листъ по пыльной дорожкѣ. И адамово воображеніе видѣло миловидное лицо, съ темными, блестящими глазами и плутовскою улыбкою, осматривавшееся на щетку, и округленную фигуру, наклонившуюся нѣсколько длятого, чтобъ схватить щетку за ручку. Да, весьма-безразсудная мысль... это не могла быть Гетти. Но для того, чтобъ освободить голову отъ этого вздору, оставалось одно лишь средство: выйти и посмотрѣть, кто былъ тамъ, ибо его воображеніе только все болѣе -- и-болѣе приближалось къ полной увѣренности, въ то время, какъ онъ стоялъ на мѣстѣ и прислушивался. Онъ оставилъ доску и подошелъ къ кухонной двери.

-- Здравствуйте, Адамъ Бидъ, сказала Дина, своимъ спокойнымъ дискантомъ, переставъ месть и устремляя на него кроткіе, серьёзные глаза.-- Я увѣрена, что вы отдохнули и подкрѣпили свои силы, такъ-что снова можете переносить дневное бремя и жаръ.

Адамъ, казалось, задремалъ при солнечномъ сіяніи, и теперь просыпался при лунномъ свѣтѣ. Адамъ видѣлъ Дину нѣсколько разъ, но всегда на господской мызѣ, гдѣ онъ почти не замѣчалъ присутствія какой-нибудь женщины, кромѣ Гетти, и только въ послѣдніе два-три дня сталъ подозрѣвать, что Сетъ былъ влюбленъ въ нее, такъ-что до настоящей минуты онъ не обращалъ на нее вниманія ради своего брата. Но теперь ея стройная фигура, ея обыкновенное черное платье и ея блѣдное, спокойное лицо произвели на него такое сильное впечатлѣніе, какое принадлежитъ дѣйствительности, находящейся въ противорѣчіи съ фантазіею, охватывающею всѣ мысли. Въ первыя двѣ минуты онъ не отвѣчалъ ничего, а смотрѣлъ на нее сосредоточеннымъ, испытующимъ взоромъ, какой обращаетъ человѣкъ на предметъ, который внезапно сдѣлался для него интереснымъ. Дина, первый разъ въ жизни, чувствовала болѣзненное самосознаніе; въ темномъ, проницательномъ взорѣ этого строгаго человѣка было что то столь-различное съ кротостью и робостью его брата Сета. На ея лицѣ показался сначала слабый румянецъ, которой увеличится потомъ, когда она удивилась этому. Румянецъ вызвалъ Адама изъ его забывчивости.

-- Я былъ совершенно пораженъ изумленіемъ; это было очень-хорошо съ вашей стороны, что вы пришли навѣстить мою мать въ ея несчастьи, сказалъ онъ кроткимъ, исполненнымъ благодарности тономъ, ибо его быстрое соображеніе сразу показало ему, какимъ-образомъ случились, что она была у нихъ въ домѣ.-- Я надѣюсь, моя мать благодарила судьбу, что вы были при ней, прибавилъ онъ, почти со страхомъ думая о томъ, какой пріемъ былъ сдѣланъ Динѣ.

-- Да, сказала Дина, снова принимаясь за работу:-- она, кажется, очень-успокоилась послѣ нѣкотораго времени и ночью спала хорошо, хотя и просыпалась нѣсколько разъ. Она спала крѣпко, когда я оставила ее.

-- Кто принесъ это извѣстіе къ вамъ, на мызу? сказалъ Адамъ, и его мысли возвратились къ кому-то другому. Онъ хотѣлъ знать, чувствовала ли она что-нибудь, узнавъ о его несчастій.

-- Мистеръ Ирвайнъ, пасторъ, сказалъ мнѣ объ этомъ, и моя тетка была очень-огорчена за вашу матушку, когда услышала объ этомъ, и хотѣла, чтобъ я пришла сюда; а увѣрена, что и дядю поразило ваше несчастье теперь, когда ему сказали объ этомъ; но онъ весь вчерашній день былъ въ Россетерѣ. Всѣ они будутъ ждать васъ, когда время позволитъ вамъ сходить туда; ибо нѣтъ никого тамъ въ домѣ, кто не былъ бы радъ видѣть васъ.

Дина, съ ея симпатическою способностью угадывать, знала очень-хорошо, что Адаму сильно хотѣлось слышать: сказала-ли Гетти что-нибудь о его несчастіи. Она слишкомъ-сурово была привязана къ истинѣ, и не могла измѣнить ей, хотя бы для благодѣтельной выдумки; но она съумѣла сказать такъ, что въ ея отвѣтѣ подразумѣвалась и Гетти, хотя о послѣдней не было произнесено ни слова. Любовь умѣетъ обманывать себя сознательно, какъ ребенокъ, который одинъ играетъ въ прятки; она довольствуется увѣреніями, которымъ, однакожъ, нисколько не вѣритъ. Адамъ такъ былъ доволенъ тѣмъ, что сказала Дина, что всѣ его мысли тотчасъ же обратились къ тому времени, когда онъ въ слѣдующій разъ пойдетъ на мызу, и когда Гетти, можетъ-быть, обойдется съ нимъ ласковѣе, чѣмъ она обходилась съ нимъ до эт₍ого времени.

-- Но вы сами не долго останетесь тамъ? сказалъ онъ, обращаясь къ Динѣ.

-- Нѣтъ, я возвращусь въ Снофильдъ въ субботу и должна отправиться въ Треддльстонъ пораньше, чтобъ застать окбурнскаго извощика. Такимъ-образомъ, я должна возвратиться на мызу сегодня вечеромъ, ибо мнѣ хочется провесть послѣдній день съ теткою и ея дѣтьми. Но я могу остаться здѣсь весь день, если захочетъ ваша матушка... а она, кажется, почувствовала ко мнѣ расположеніе вчера вечеромъ.

-- Ахъ, въ такомъ случаѣ, она, конечно, захочетъ имѣть васъ при себѣ сегодня. Если матушка прибѣгнетъ къ людямъ въ началѣ знакомства, то она, навѣрно, полюбитъ ихъ; но у ней странное обыкновеніе: она не любитъ молодыхъ женщинъ. Я долженъ, однакожь, прибавить, продолжалъ Адамъ, улыбаясь: -- что, если она не любитъ другихъ молодыхъ женщинъ, то изъ этого еще не слѣдуетъ, чтобъ она была не расположена и къ вамъ.

До этого времени Джипъ присутствовалъ при разговорѣ въ неподвижномъ молчаніи, сидѣлъ на заднихъ лапахъ и, по-перемѣнно, то смотрѣлъ на лицо своего господина, наблюдая за его выраженіемъ, то слѣдя за движеніями Дины въ кухнѣ. Добрая улыбка, съ которою Адамъ произнесъ послѣднія слова, очевидно, рѣшила затрудненіе Джина, въ какомъ свѣтѣ онъ долженъ былъ смотрѣть на незнакомку, и, когда она повернулась, чтобъ убрать половую щетку, то Джипъ подбѣжалъ къ ней и, ласкаясь, приложилъ морду къ ея рукѣ.

-- Видите, Джипъ привѣтствуетъ васъ, сказалъ Адамъ: -- а онъ вовсе не щедръ на привѣтствія незнакомымъ.

-- Бѣдное животное сказала Дина, хлопая на грубой сѣрой шерсти собаки.-- Странно, когда я гляжу на этихъ безгласныхъ животныхъ, то мнѣ всегда кажется, что они хотятъ говорить и чувствуютъ себя несчастными оттого, что не могутъ. Я, противъ воли, всегда сожалѣю о собакахъ, хотя, можетъ-быть, это было бы вовсе не нужно. Но онѣ очень могутъ имѣть въ себѣ больше и не знаютъ какъ заставить насъ понять ихъ; ибо мы не можемъ выразить, со всѣми нашими словами, и половины того, что чувствуемъ.

Сетъ, въ это время, также сошелъ внизъ и съ удовольствіемъ увидѣлъ, что Адамъ разговариваетъ съ Диной. Онъ хотѣлъ, чтобъ Адамъ зналъ на сколько она была лучше всѣхъ другихъ женщинъ. Но послѣ немногихъ привѣтственныхъ словъ, Адамъ потащилъ его въ мастерскую, чтобъ посовѣтоваться насчетъ гроба, и Дина опять принялась за уборку.

Около шести часовъ всѣ они собрались къ завтраку съ Лисбетъ въ кухнѣ, которая была такъ чиста, какъ только она бывала у самой Лисбетъ. Окно и дверь были открыты, и утренній воздухъ приносилъ съ собою смѣшанное благоуханіе божьяго дерева, ѳиміама и душистаго шиповника изъ небольшаго садика, находившагося со стороны избы. Сначала Дина не садилась, а ходила взадъ и впередъ, подавая другимъ горячую похлёбку и поджаренныя овсяныя лепешки, которыя она приготовила, какъ онѣ приготовлялись всегда; ибо она просила Сета сказать ей навѣрное, что давала имъ къ завтраку ихъ мать. Лисбетъ была необыкновенно молчалива съ того времени, какъ сошла сверху, очевидно, нуждаясь во времени длятого, чтобъ настроить свои мысли согласно съ порядкомъ дѣлъ, въ которомъ она очутилась, спустившись внизъ, какъ леди, которая нашла всю свою работу исполненною и сѣла, ожидая, что ей будутъ прислуживать. Ея новыя чувства, казалось, исключали даже воспоминаніе о ея печали. Наконецъ, попробовавъ похлёбку, она прервала молчаніе:

-- Вы могли бы сварить похлёбку и хуже, сказала она, обращаясь къ Динѣ.-- Я могу ѣсть ее съ аппетитомъ, хотя не сама варила ее. Можно бы было, однакожь, сдѣлать ее нѣсколько погуще, и я также всегда кладу капельку мяты, когда сама варю; но откуда же вамъ знать это?.. Сыновьямъ нескоро удастся найти кого-нибудь другаго, кто готовилъ бы имъ похлёбку такъ, какъ я; и то хорошо, если хоть найдется вообще кто-нибудь, чтобъ сварить похлёбку. Но вы можете варить ее, если вамъ только показать немного: вы очень-живы утромъ, вы легки на-ноги и убрали домъ довольно-хорошо на первый случай.

-- На первый случай, матушка? сказалъ Адамъ.-- Кажется, домъ убранъ отлично. Я не знаю, какъ еще можно убрать лучше.

-- Ты не знаешь. Нѣтъ! какъ же тебѣ и знать это? Мужчины никогда не знаютъ, вымытъ ли полъ или облизала его кошка. Но ты узналъ бы, еслибъ тебѣ подали подожженую похлёбку, что, вѣроятно, и будетъ случаться, когда я перестану варить. Тогда ты подумаешь, что твоя мать годилась же на что-нибудь.

-- Дина, сказалъ Сетъ: -- садитесь, пожалуйста, теперь и завтракайте сами. Намъ всѣмъ ужь подано.

-- Въ-самомъ-дѣлѣ, идите сюда и садитесь... да, сказала Лисбетъ: -- и поѣшьте чего-нибудь; почти полтора часа вы были на ногахъ, вамъ нужно подкрѣпить себя. Пожалуйста же, добавила она слезливымъ, но дружескимъ тономъ, когда Дина сѣла рядомъ съ ней:-- мнѣ будетъ досадно, если вы уйдете; но, кажется, вамъ нельзя оставаться долѣе. Съ вами я могла бы хорошо вести хозяйство; но я не скажу того-же о большей части другихъ людей.

-- Я останусь до вечера, если вы хотите, сказала Дина.-- Я осталась бы долѣе; но я возвращусь въ Снофильдъ въ субботу и завтра должна быть у тётки.

-- Эхъ, я никогда не возвратилась бы въ ту страну. Мой старикъ былъ родомъ изъ Стонишейра, но оставилъ свою родину, когда былъ еще молодымъ человѣкомъ -- и хорошо сдѣлалъ. Онъ говорилъ, будто тамъ вовсе нѣтъ лѣсу, и что это дурная страна для плотника.

-- Ахъ, сказалъ Адамъ:-- я помню, отецъ говорилъ мнѣ, когда я былъ еще мальчикомъ, что онъ рѣшилъ, если вздумаетъ когда-нибудь переселиться, идти на югъ. Но я не рѣшился бы на это съ такою увѣренностью. Бартль-Массей говоритъ -- а онъ вѣдь знаетъ югъ -- что сѣверные люди лучшей породы, нежели южные; что они крѣпче головою, и тѣломъ сильнѣе и гораздо-выше ростомъ. Потомъ онъ говоритъ, что въ нѣкоторыхъ изъ тѣхъ областей мѣстность плоска, какъ ваша ладонь, и вы ничего не увидите на большое разстояніе, если не влѣзете на самое высокое дерево. Я не могъ бы ужиться тамъ: я люблю ходить на работу въ тѣ мѣста, гдѣ могу подняться и на холмъ, и видѣть вокругъ себя поля на цѣлыя мили, и мостъ, или городъ, и-тамъ-и-сямъ что-нибудь въ родѣ колокольни. Это заставляетъ тебя чувствовать, что міръ обширное мѣсто, и что въ немъ, кромѣ тебя, работаютъ другіе люди головою и руками.

-- А мнѣ больше нравятся горы, сказалъ Сетъ: -- когда облака находятся надъ твоею головою, и ты видишь, какъ солнце блеститъ на такое далекое разстояніе, надъ ломфордскою дорогою, что я часто дѣлалъ въ послѣднее время въ бурные дни; мнѣ кажется, что это небо тамъ, гдѣ всегда радость и солнечное сіяніе, хотя эта жизнь мрачна и покрыта тучами.

-- О, я люблю стонишейрскую страну, сказала Дина:-- и вовсе не хотѣла бы показать мое лицо въ странахъ, гдѣ люди богаты хлѣбомъ и скотомъ, и гдѣ земля такъ ровна, и по ней такъ легко ходить; я никогда не захочу повернуться спиною къ горамъ, гдѣ бѣдные люди должны вести столь тяжкую жизнь, и мужчины проводятъ дни свои въ трудахъ съ самаго солнечнаго восхода. Какое блаженство чувствовать въ своей душѣ любовь Божью въ блѣдный, холодный день, когда небо мрачно нависло надъ горами, и нести эту любовь въ одинокіе, голые, каменные дома, гдѣ ничто другое не служитъ утѣшеніемъ.

-- Эхъ! сказала Лисбетъ: -- вамъ очень-хорошо говорить такимъ-образомъ... вы, вотъ, ни-дать, ни-взять, тѣ подснѣжники, которые я собирала въ прежнее время... они жили одною лишь каплею воды и лучомъ дневнаго свѣта; а людямъ голоднымъ лучше слѣдовало бы оставить голодную страну. Тогда тамъ было бы меньше народу, между которымъ пришлось бы дѣлить скудный пирогъ. Но, продолжала она, смотря на Адама:-- не говори, что ты пойдешь на югъ или на сѣверъ, что оставишь твоего отца и твою мать на кладбищѣ, и что ты пойдешь въ страну, которой они никогда не знавали. Я никогда не буду покойна въ могилѣ, если не увижу, что ты приходишь на кладбище каждое воскресеніе.

-- Не бойся, матушка, сказалъ Адамъ.-- Еслибъ я не рѣшился не идти, то я ужь ушелъ бы давно.

Онъ кончилъ завтракать и всталъ, произнеся послѣднія слова.

-- Что ты будешь дѣлать? спросила Лисбетъ.-- Ты будешь дѣлать отцу гробъ?

-- Нѣтъ, матушка, сказалъ Адамъ.-- Мы снесемъ лѣсъ въ деревню, и гробъ сдѣлаютъ тамъ.

-- Нѣтъ, родной, нѣтъ! воскликнула Лисбетъ быстро и жалостливо:-- нѣтъ, не давай дѣлать гробъ отцу чужимъ, а сдѣлай его самъ. Кто можетъ сдѣлать гробъ такъ хорошо, какъ ты? Вѣдь онъ зналъ, что значитъ хорошая работа, и оставилъ сына, который, по уму своему, считается первымъ въ деревнѣ и также въ Треддльстонѣ.

-- Очень-хорошо, матушка; если ты непремѣнно желаешь, то я сдѣлаю гробъ дома; но я думалъ, что тебѣ непріятно будетъ слышать, какъ мы будемъ работать.

-- Отчего же будетъ мнѣ непріятно? Вѣдь такъ и слѣдуетъ, чтобъ онъ былъ сдѣланъ дома. Если гробъ нужно сдѣлать, то что тутъ говорить -- нравится ли мнѣ что-нибудь, или нѣтъ? Вѣдь на этомъ свѣтѣ мнѣ не остается другаго выбора, какъ одни лишь неудовольствія. Когда во рту нѣтъ вкусу, то тебѣ все-равно, возьмешь ли ты одинъ кусокъ или другой. Займись этимъ тотчасъ же утромъ, прежде всего. Я не хочу, чтобъ кто-нибудь другой дотронулся до гроба, кромѣ тебя.

Глаза Адама встрѣтились съ глазами Сета, который смотрѣлъ на Дину и потомъ устремилъ на брата задумчивый взоръ.

-- Нѣтъ, матушка, сказалъ онъ:-- я соглашусь, чтобъ только Сетъ приложилъ руку къ работѣ, если гробъ долженъ быть сдѣланъ дома. Я схожу въ деревню до обѣда, ибо мистеру Бёрджу нужно, можетъ-быть, видѣть меня; а Сетъ останется дома и начнетъ дѣлать гробъ. Я могу возвратиться около полудня, а тогда онъ можетъ идти.

-- Нѣтъ, нѣтъ, настаивала Лисбетъ, начиная хныкать.-- У меня, просто, все сердце изноетъ, если ты не будешь дѣлать гробъ отца. Ты такой упрямый и суровый человѣкъ, что никогда не сдѣлаешь такъ, какъ хочетъ твоя мать. Ты часто сердился на отца, когда онъ былъ живъ; ты долженъ лучше обходиться съ нимъ теперь, когда его ужь нѣтъ. Онъ не сталъ бы считать на во что, еслибъ Сетъ сдѣлалъ гробъ.

-- Довольно, Адамъ, довольно, сказалъ Сетъ кротко, хотя по его голосу можно было заключить, что онъ говорилъ съ усиліемъ.-- Матушка права. Я пойду на работу, а ты оставайся, пожалуйста, дома.

Онъ немедленно пошелъ въ мастерскую, сопровождаемый Адамомъ, между-тѣмъ, какъ Лисбетъ, повинуясь, какъ автоматъ, своимъ прежнимъ привычкамъ, начала убирать завтракъ; какъ бы не думая, что Дина еще останется при ней. Дина не сказала ничего, но тотчасъ же воспользовалась удобнымъ случаемъ и спокойно присоединилась къ братьямъ въ мастерской.

Они уже подвязали передники и надѣли бумажные колпаки, и Адамъ стоялъ, положивъ лѣвую руку на плечо брата и указывая молоткомъ, находившимся въ правой рукѣ, на доски, на которыя оба они смотрѣли. Они стояли спиной къ двери, въ которую вошла Дина; она вошла такъ тихо, что они только тогда замѣтили ея присутствіе, когда услышали ея голосъ. "Сетъ Бидь!" тихо произвела она. Сетъ вздрогнулъ, и оба брата обернулись. Дина показывала видъ, что она не видѣла Адама, и устремила глаза на лицо Сета, произнеся со спокойною ласкою:

-- Я не хочу проститься съ вами. Я увижу васъ еще разъ, когда вы возвратитесь съ работы. Такъ-какъ я должна быть на мызѣ до сумерекъ, то это будетъ довольно-скоро.

-- Благодарю васъ, Дина; мнѣ будетъ пріятно проводить васъ домой еще разъ. Быть-можетъ, это будетъ въ послѣдній разъ.

Голосъ Сета нѣсколько дрожалъ. Дина протянула ему руку и сказала:

-- Вы будете имѣть сладостный миръ въ вашей душѣ сегодня, Сетъ, за вашу нѣжность и долготерпѣніе относительно вашей престарѣлой матери.

Она повернулась и оставила мастерскую такъ же быстро и такъ же нешумно, какъ и вошла въ нее. Адамъ, все это время, внимательно наблюдалъ за нею, но она не посмотрѣла на него ни разу. Какъ только она вышла изъ комнаты, онъ сказалъ:

-- Я не удивляюсь, что ты любишь ёе, Сетъ. У ней лицо какъ лилія.

Душа Сета вся выразилась въ глазахъ и на устахъ: до этого времени онъ не открывалъ своей тайны Адаму, но теперь имъ овладѣло сладостное чувство облегченія, когда онъ отвѣчалъ:

-- Да, Адди, я люблю ее... слишкомъ, кажется. Но, братъ, она меня не любитъ; развѣ только такъ, какъ одно дитя Бога любитъ другое. Она никогда не будетъ любить мужчину, какъ мужа -- въ этомъ я увѣренъ.

-- Нѣтъ, братъ, это еще нельзя сказать; ты не долженъ унывать. Она создана изъ тончайшей матеріи, нежели большая часть женщинъ; я могу видѣть это довольно-ясно. Но если она и лучше ихъ въ другихъ дѣлахъ, я, однакожь, не думаю, чтобъ она уступила имъ относительно любви.

Больше не было сказано ничего. Сетъ отправился въ деревню, а Адамъ принялся за гробъ.

-- Боже! помоги брату, и мнѣ также, подумалъ онъ, подымая доску.-- Очень-вѣроятно, что для насъ жизнь будетъ тяжкимъ трудомъ... Жестокою работою внутри и извнѣ. Странное дѣло, когда подумаешь, что человѣкъ, который можетъ поднять стулъ своими зубами и пройти разомъ пятьдесятъ миль, дрожитъ и то горитъ, то зябнетъ только отъ взгляда одной изъ всѣхъ остальныхъ женщинъ на свѣтѣ. Это тайна, которую объяснить себѣ мы не можемъ; что до этого касается, то мы также точно не можемъ объяснить себѣ выходъ отростка изъ сѣмени.

XII.
Въ лѣсу.

Въ этотъ же самый четверкъ, утромъ, между-тѣмъ, какъ Артуръ Донниторнъ ходилъ взадъ и впередъ въ своей уборной, видѣлъ, какъ его привлекательная британская личность отражалась въ старомодныхъ зеркалахъ, и на него съ темныхъ, оливковаго цвѣта обой таращили глаза фараонова дочь и ея дѣвушки, которыя должны были бы заботиться о младенцѣ Моусеѣ, онъ имѣлъ самъ съ собою разсужденіе, которое въ то время, какъ его слуга повязывалъ черную шелковую перевязь черезъ плечо, кончилось опредѣленнымъ практическимъ рѣшеніемъ:

-- Я думаю отправиться въ Игльдель на недѣлю, или на двѣ, и поудить, сказалъ онъ громко.-- Я возьму тебя съ собою, Нимъ, и отправлюсь сегодня утромъ; итакъ, будь готовъ къ половинѣ двѣнадцатаго.

Слабый свистъ, который помогъ ему дойти до этого рѣшенія, теперь измѣнился въ самый громкій и звонкій теноръ, и когда Артуръ торопливо шелъ но корридору, то эхо отвѣчало на его любимую пѣсню изъ оперы "Бродяги":

Когда сердце человѣческое угнетено заботою...

Нельзя сказать, чтобъ то былъ героическій напѣвъ; тѣмъ-неменѣе, Артуръ чувствовалъ себя въ весьма-героическомъ настроеніи духа, когда подошелъ къ конюшнямъ, чтобъ отдать приказаніе касательно лошадей. Ему было необходимо его собственное одобреніе, а этого одобренія нельзя было достигнуть совершенно-даромъ: его должно было достигнуть значительною заслугою. Онъ, до этого времени, никогда не лишался этого одобренія и имѣлъ значительное упованіе въ свои собственныя добродѣтели. На свѣтѣ не было молодаго человѣка, который сознавался бы въ своихъ недостаткахъ такъ чистосердечно; чистосердечіе было одною изъ его любимыхъ добродѣтелей; а какимъ-образомъ откровенность человѣка можетъ обнаружиться во всемъ ея блескѣ, если у него нѣтъ нѣсколько проступковъ, о которыхъ онъ могъ бы разсказать? Но онъ обладалъ пріятною для него увѣренностью, что всѣ erо недостатки были великодушнаго рода -- стремительные, горячіе, львиные, никогда не ползающіе, коварные, пресмыкающіеся. Артуру Донниторну было невозможно сдѣлать что-нибудь низкое, малодушное или жестокое. "Нѣтъ, правда, что я всегда попадаю въ затруднительное положеніе; но я всегда стараюсь, чтобъ бремя пало на мои собственныя плеча". Къ-несчастію, мы рѣдко видимъ, чтобъ настоящее поэтическое правосудіе преслѣдовало проступки, и они иногда упрямо отказываются наказать самыми дурными послѣдствіями настоящаго виновника, вопреки его громко-выраженному желанію. Благодаря только этому недостатку въ формѣ вещей, Артуръ никогда не дѣлалъ кому-либо безпокойствъ, кромѣ себя. Онъ былъ человѣкъ добродушный, и всѣ его картины будущности, когда онъ будетъ введенъ во владѣніе имѣніемъ, состояли изъ того, что онъ мечталъ о цвѣтущихъ, довольныхъ поселянахъ, обожающихъ своего землевладѣльца, который былъ бы образцомъ англійскаго джентльмена... о домѣ первостепеннаго разряда, гдѣ все свидѣтельствовало бы объ изяществѣ и высшемъ вкусѣ... о веселой домашней жизни... о лучшемъ въ Ломшейрѣ охотничьемъ заведеніи... о кошелькѣ, открытомъ на всѣ общественные предметы... однимъ словомъ, все будетъ въ возможно-различномъ видѣ отъ того, что было въ связи съ именемъ Донниторнъ теперь. И одно изъ первыхъ добрыхъ дѣлъ, которыя онъ совершитъ въ будущемъ, будетъ состоять въ томъ, чтобъ увеличить доходъ Ирвайна по геслопскому викарству, такъ-что пасторъ будетъ въ-состояніи содержать карету для матери и сестеръ. Его искренная склонность къ священнику считалась еще съ возраста, когда онъ носилъ юбочки и шаравары. Склонность эта была частью сыновняя, частью братская: сыновняя -- въ томъ отношеніи, что онъ любилъ общество Ирвайна лучше, нежели общество большей части молодыхъ людей, и братская -- въ томъ отношеніи, что они заставляла его сильно безпокоиться о томъ, чтобъ не заслужить порицанія Ирвайна.

Вы замѣчаете, что Артуръ Донниторнъ былъ "добрый-малый"; такимъ считали его всѣ его друзья по колегіи: онъ не оставался равнодушнымъ, когда видѣлъ кого-нибудь въ безпокойствѣ; онъ былъ бы опечаленъ, даже въ то время, когда былъ огорченъ дѣдомъ, услышавъ, что съ его дѣдушкой случилось что-нибудь непріятное; и сама тётка его Лидія извлекала пользу изъ его расположенія ко всему прекрасному полу. Имѣлъ ли бы онъ достаточно власти надъ самимъ собою длятого, чтобъ быть всегда на столько безвреднымъ и чисто-благодѣтельнымъ, на сколько то позволялъ желать его добрый характеръ -- этотъ вопросъ до настоящаго времени никто не рѣшалъ противъ него: вы помните, ему было только двадцать-одинъ годъ. И мы не станемъ вдаваться въ слишкомъ-точныя изслѣдованія о характерѣ красиваго, благороднаго молодаго человѣка, у котораго будетъ достаточно имѣнія длятого, чтобъ справиться со своими многочисленными грѣшками; который, еслибъ онъ, по-несчастью, переломилъ человѣку ноги при безразсудной ѣздѣ, будетъ въ-состояніи вознаградить его приличною пенсіею; или, еслибъ ему случилось испортить будущность женщины, примиритъ ее съ этимъ несчастіемъ дорогими "гостинцами", которые онъ уложитъ и адресуетъ къ мѣсту назначенія собственноручно. Смѣшно было бы быть столь же пытливымъ и аналитичнымъ въ этомъ случаѣ, какъ мы обыкновенно бываемъ, когда разсматриваемъ аттестатъ человѣка, котораго нанимаемъ. Мы обыкновенно употребляемъ неопредѣленные, общіе, джентльменскіе эпитеты о молодомъ человѣкѣ хорошаго происхожденія и обладателѣ богатства, и дамы, одаренныя тонкимъ тактомъ, составляющимъ отличительное качество ихъ пола, сразу видятъ, что онъ "прекрасный молодой человѣкъ". Весьма-вѣроятно, что онъ проведетъ жизнь, не скандализируя никого -- какъ годное судно, которое никто не откажется принять въ застрахованіе. Корабли, разумѣется, подлежатъ случайностямъ, иногда страшно обнаруживающимъ какіе-нибудь недостатки въ постройкѣ, которые никогда нельзя было бы открыть въ тихихъ водахъ: такъ и не одинъ "добрый-малый" обнаруживаетъ свою слабую сторону только при какомъ-нибудь несчастномъ стеченіи обстоятельствъ.

Но мы не имѣемъ достаточнаго основанія къ тому, чтобъ дѣлать неблагопріятныя предвѣщанія относительно Артура Донниторна, который въ то утро доказалъ, что онъ былъ способенъ имѣть разумное рѣшеніе, основанное на совѣсти. Одно было ясно: природа позаботилась о томъ, чтобъ онъ, дѣлая что-нибудь противъ совѣсти, никогда не оставался совершенно-спокойнымъ, и довольнымъ собою; чтобъ онъ никогда не переходилъ границы грѣха, за которою стали бы постоянно терзать его приступы съ другой стороны рубежа. Онъ никогда не будетъ явнымъ партизаномъ порока и носить въ петлицѣ его украшенія.

Было около десяти часовъ, и солнце сіяло великолѣпно; все имѣло болѣе радостный видъ, благодаря вчерашнему дождю. Какъ пріятно идти въ такое утро по хорошо-укатанному песку по дорогѣ къ конюшнямъ и думать о прогулкѣ! Но запахъ конюшенъ, который, по естественному положенію вещей, долженъ бы имѣть смягчающее вліяніе на жизнь человѣка, всегда приводилъ Артура въ нѣкоторое раздраженіе. Онъ никакъ не могъ добиться, чтобъ конюшни были устроены по его желанію: все тутъ свидѣтельствовало о безпримѣрной скупости. Его дѣдъ непремѣнно настаивалъ на томъ, чтобъ удержать главнымъ грумомъ стараго олуха, котораго никакимъ рычагомъ нельзя было заставить бросить свои старыя привычки. Этому же старому олуху было позволено нанимать себѣ помощниками цѣлое потомство неотесанныхъ ломшейрскихъ парней, изъ которыхъ одинъ, пробуя недавно новую пару ножницъ, вырѣзалъ продолговатый кусокъ изъ уха гнѣдой кобылы Артура. Такое положеніе вещей, естественно, должно огорчать человѣка; можно еще, пожалуй, сносить непріятности по дому; но если конюшни представляютъ сцену огорченій и неудовольствій, то послѣ этого можно ожидать, что человѣческая плоть и кровь выдержатъ много, не подвергаясь опасности отъ мизантропіи.

Деревянное, испещренное глубокими морщинами лицо стараго Джона было первымъ предметомъ, попавшимся на глаза Артуру, когда онъ пошелъ на конюшенный дворъ. Это обстоятельство совершенно-отравило обыкновенно-пріятный для его охотничьяго слуха лай двухъ ищеекъ, которыя стерегли дворъ. Онъ никогда не могъ равнодушно разговаривать со старымъ глупцомъ.

-- Осѣдлай мнѣ Мэгъ и подведи къ подъѣзду въ половинѣ двѣнадцатаго и, въ то же время, чтобъ былъ осѣдланъ и Раттлеръ для Пима. Слышишь?

-- Да, слышу, слышу, капитанъ, сказалъ старый Джонъ чрезвычайно-медленно, слѣдуя за молодымъ господиномъ въ конюшню. Джонъ смотрѣлъ на молодыхъ господъ, какъ на естественныхъ враговъ стараго слуги, и вообще считалъ молодыхъ людей весьма-жалкимъ средствомъ къ продолженію, мірскихъ дѣлъ.

Артуръ вошелъ въ конюшню только длятого, чтобъ погладить Мэгъ, по-возможности, стараясь не замѣтить ничего въ конюшняхъ, что могло бы испортить его расположеніе духа передъ завтракомъ. Красивое животное стояло въ одной изъ внутреннихъ конюшенъ и повернуло свою кроткую голову, когда господинъ подошелъ къ нему. Тротка, крошечная эспаньйолка, неразлучная подруга кобылы въ конюшнѣ, свернувшись, спокойно лежала у Мэгъ на спинѣ.

-- Ну, Мэгъ, моя красавица, сказалъ Артуръ, гладя ее по шеѣ:-- мы славно поскачемъ галопомъ сегодня утромъ.

-- Нѣтъ, ваша милость, я не вижу какимъ-образомъ это можетъ случиться, сказалъ Джонъ.

-- Не можетъ быть? а отчего же?

-- Да потому-что она хромаетъ.

-- Хромаетъ, чортъ тебя возьми! Что жь это значитъ?

-- Да вотъ, мальчикъ подвелъ ее слишкомъ-близко къ-дальтоновымъ лошадямъ; одна изъ нихъ выкинула задними ногами и ушибла ее въ колѣно передней правой ноги.

Разсудительный историкъ воздержится отъ подробнаго описанія того, что послѣдовало за объясненіемъ. Вы поймете, что было произнесено много сильныхъ словъ, смѣшанныхъ съ утѣшительными приговорками, въ то время, когда изслѣдовали ушибъ ноги; что Джонъ стоялъ при этомъ въ такомъ же волненіи, какъ-будто былъ дубиною, искусно-вырѣзанною изъ дикой яблони, и что Артуръ Донниторнъ вскорѣ вышелъ въ чугунныя ворота парка, уже не напѣвая, какъ прежде, когда входилъ въ него.

Онъ считалъ себя совершенно-разстроеннымъ и огорченнымъ. Въ конюшняхъ не было другихъ верховыхъ лошадей для него самого и для его слуги, кромѣ Мэгъ и Раттлира. Это было досадно, и случилось именно въ то время, когда онъ хотѣлъ отлучиться на недѣлю, или на двѣ. Казалось, можно было обвинять Провидѣніе, что оно допустило такое стеченіе обстоятельствъ. Какъ было скучно сидѣть взаперти на Лѣсной Дачѣ съ переломленною рукою, когда всѣ другіе его товарищи по полку наслаждались въ Виндзорѣ -- и сидѣть взаперти съ дѣдушкой, который питалъ къ нему такого же рода расположеніе, какъ къ своимъ пергаментнымъ актамъ! И тутъ еще приходится чувствовать отвращеніе на всякомъ шагу къ управленію домомъ и имѣніемъ! При такихъ обстоятельствахъ человѣкомъ необходимо овладѣваетъ дурное расположеніе духа, и онъ старается избавиться отъ раздраженія, прибѣгая къ какому-нибудь сильному ощущенію.

-- Солькельдъ выпивалъ бы каждый день по бутылкѣ портвейну, ворчалъ онъ про-себя:-- но я еще недостаточно пріучился къ этому. Хорошо же; такъ-какъ я не могу отправиться въ Игльдель, то я поѣду на Раттлерѣ сегодня утромъ, въ Норбёрнъ и позавтракаю у Гавена.

За этимъ опредѣлительнымъ рѣшеніемъ находилось другое, подразумѣваемое. Если онъ будетъ завтракать у Гавена и заболтается тамъ, то возвратится на Лѣсную Дачу только около пяти часовъ и не увидитъ Гетти, которая въ то время будетъ уже находиться въ комнатѣ экономки, и когда она отправится домой, въ то время онъ будетъ отдыхать послѣ обѣда: такимъ-образомъ, онъ вовсе не встрѣтится съ нею. Дѣйствительно, что тутъ было дурнаго въ его расположеніи къ милому созданью? и длятого, чтобъ посмотрѣть только съ полчаса на Гетти, можно было рѣшиться протанцовать съ дюжиною бальныхъ красавицъ. Но, можетъ-быть, лучше было бы ему не обращать на нее больше никакого вниманія: вѣдь, пожалуй, въ-самомъ-дѣлѣ заберется какой-нибудь вздоръ въ ея голову, какъ намекалъ Ирвайнъ, хотя Артуръ, съ своей стороны, думалъ, что оскорбить дѣвушку было вовсе не такъ легко, какъ обыкновенно полагаютъ; онъ даже находилъ, судя по своей опытности, что дѣвушки были гораздо-хладнокровнѣе и хитрѣе, нежели онъ самъ. Что жь касается дѣйствительнаго вреда для Гетти, въ этомъ случаѣ, то объ этомъ нечего было и спрашивать: и въ этомъ отношеніи Артуръ Донниторнъ отвѣчалъ за себя съ совершенною увѣренностью.

Такимъ-образомъ, полуденное солнце увидѣло его скачущимъ въ направленіи къ Норбёрну; къ-счастію, гальсельская поляна лежала на его пути и дала Раттлеру возможность сдѣлать нѣсколько удачныхъ скачковъ. Для заклинанія демона, нѣтъ ничего лучше отчаянныхъ скачковъ по кустамъ и рвамъ; и въ-самомъ-дѣлѣ надо удивляться, что центавры, съ ихъ огромными преимуществами въ этомъ отношеніи, оставили въ исторіи столь-дурную славу.

Послѣ этого, вы, можетъ-быть, съ удивленіемъ услышите, что хотя Гавенъ былъ дома, но стрѣлка солнечныхъ часовъ на дворѣ едва лишь прошла послѣдній ударъ трехъ часовъ, какъ Артуръ уже снова въѣхалъ въ ворота, слѣзъ съ запыхавшагося Раттлера и вошелъ въ домъ, чтобъ позавтракать на скорую руку. Но я думаю, что и послѣ Артура существовали люди, которые дѣлали верхомъ большой кругъ для того только, чтобъ избѣгнуть встрѣчи, и потомъ возвращались торопливымъ галопомъ изъ опасенія, что опоздаютъ встрѣтить. Это любимая хитрость нашихъ страстей: сдѣлать ложное отступленіе, и потомъ быстро обратиться на насъ въ то время, когда мы уже думаемъ, что выиграли дѣло.

-- Капитанъ ѣхалъ чертовскимъ шагомъ, сказалъ Дальтонъ, кучеръ, фигура котораго рѣзко выступала, какъ онъ курилъ трубку, обратившись къ стѣнѣ конюшенъ, когда Джонъ водилъ взадъ-и-впередъ Раттлера.

-- А я желалъ бы, чтобъ самъ чортъ чистилъ лошадей для него, ворчалъ Джонъ..

-- Конечно, у него былъ бы тогда грумъ гораздо-обходительнѣе теперешняго, замѣтилъ Дальтонъ. Острота показалась ему такою хорошею, что, оставшись одинъ на сценѣ, онъ продолжалъ по-временамъ вынимать трубку изо рта, чтобъ кивнуть воображаемымъ слушателямъ, и сладострастно содрогался отъ безмолвнаго, брюшнаго смѣха, протверживая наизустъ разговоръ съ самаго начала, для того, чтобъ впослѣдствіи съ эффектомъ пересказать его въ людской.

Когда Артуръ снова вошелъ въ свою уборную послѣ завтрака, то не могъ избѣгнуть, чтобъ пренія, которыя онъ имѣлъ съ самимъ собою въ этотъ же день утромъ, снова не пришли ему на память, но теперь ему было невозможно настаивать на этомъ воспоминаніи -- невозможно было вспомнить чувства и разсужденія, которыя тогда произвели на него столь-рѣшительное дѣйствіе, точно такъ, какъ онъ не могъ припомнить особенное благоуханіе воздуха, освѣжившее его, когда онъ утромъ открылъ свое окно. Желаніе видѣть Гетти стремительно возвратилось къ нему назадъ, какъ дурно-удержанный потокъ; онъ самъ изумился силѣ, съ которою эта простая фантазія, повидимому, охватывала его: онъ даже нѣсколько вздрогнулъ, когда сталъ причесывать себѣ волосы -- ба! это происходило отъ опасной ѣзды! это происходило оттого, что онъ изъ пустой вещи сдѣлалъ серьёзную, думая о дѣлѣ, какъ-будто оно имѣло какую-нибудь важность. Онъ потѣшитъ себя тѣмъ, что посмотритъ сегодня на Гетти, потомъ навсегда вы броситъ мысль объ ней изъ своей головы. И во всемъ этомъ былъ виноватъ Ирвайнъ. "Еслибъ Ирвайнъ не сказалъ ничего, то я думалъ бы о Гетти вдвое меньше, нежели о хромотѣ Мэгъ". Однакожь, сегодня именно, какъ нельзя лучше можно было понѣжиться въ эрмитажѣ, и Артуръ думалъ отправиться туда и окончить "Зелюко" доктора Мура до обѣда. Вѣдь эрмитажъ находился въ сосновой рощѣ -- на дорогѣ, по которой Гегти должна была идти непремѣнно изъ господской мызы. И такъ, что могло быть проще и естественнѣе: встрѣча съ Гетти была однимъ лишь случаемъ его прогулки, а не предметомъ ея,

Тѣнь Артура порхала между крѣпкими дубами Лѣсной Дачи гораздо-скорѣе, нежели можно было ожидать отъ тѣни утомленнаго человѣка въ теплое послѣ-обѣденное время; еще не было четырехъ часовъ, когда онъ стоялъ уже передъ высокою, узенькою калиткою, которая вела въ очаровательный лѣсной лабиринтъ, служившій опушкою одной стороны Лѣсной Дачи и называвшійся сосновою рощею, не потому, что тамъ было много сосенъ, а потому, что ихъ было тамъ немного. Это былъ лѣсъ буковыхъ деревьевъ и липъ, тамъ-и-сямъ виднѣлась легкая, серебристая береза -- такой именно лѣсъ, какой чаще всего посѣщается нимфами. Вы видите ихъ бѣлые, освѣщенные солнцемъ члены, сіяющіе сквозь сучья или проглядывающіе изъ-за гладкаго очертанія высокой липы. Вы слышите ихъ мягкій, журчащій смѣхъ; но если станете смотрѣть слишкомъ-любопытнымъ святотатственнымъ окомъ, то онѣ исчезнутъ за серебристыми буками, заставятъ васъ повѣрить, что ихъ голосъ былъ только текущій ручеекъ, быть-можетъ, превратятся въ бурую векшу, которая убѣжитъ отъ васъ и станетъ издѣваться надъ вами съ самой верхней вѣтки. То не была роща съ размѣренною травою, или укатаннымъ пескомъ, но которымъ вы могли бы ходить; но съ узкими, невѣрными, земляными тропинками, которыя были опушены слабыми отростками тонкаго мха -- тропинками, которыя, казалось, были сдѣланы свободною волею деревьевъ и кустарниковъ, съ уваженіемъ раздвигавшихся на сторону длятого, чтобъ посмотрѣть на высокую королеву бѣлоногихъ нимфъ.

Артуръ Донниторнъ шелъ по самой широкой изъ этихъ тропинокъ, по аллеѣ, образованной буковыми и липовыми деревьями. Было тихое послѣобѣденное время -- золотистый свѣтъ слабо медлилъ на самыхъ верхнихъ ветвяхь, только тамъ-и-сямъ проникая на пурпуровую тропинку и на опушавшій ее разсѣянный мохъ -- послѣобѣденное время, въ которое судьба скрываетъ свой холодный, грозный образъ подъ туманнымъ, блестящимъ покрываломъ, окружаетъ насъ теплыми, мягкими крыльями и заражаетъ легкимъ дуновеніемъ, напоеннымъ благоуханіемъ фіалки. Артуръ шелъ совершенно-беззаботно, съ книгою подъ мышкой. Онъ, однакожь, не смотрѣлъ на землю, какъ обыкновенно дѣлаютъ люди, предающіеся размышленіямъ: его глаза все устремлялись на отдаленную извилину дороги, около которой скоро должна была показаться небольшая фигура. А, вотъ она идетъ: сначала, блестящая цвѣтная точка, подобно тропической птичкѣ между вѣтвями, потомъ фигура съ легкой поступью, съ круглою шляпкою на головѣ и небольшою корзинкой въ рукѣ; потомъ покраснѣвшая, почти-испуганная дѣвушка, но съ ясною улыбкою, сопровождающая свой поклонъ смущеннымъ, но счастливымъ взоромъ, когда Артуръ подошелъ къ ней. Еслибъ у Артура было только время подумать о чемъ-нибудь, то ему показалось бы страннымъ, что онъ также чувствовалъ себя смущеннымъ, и, какъ онъ самъ сознавалъ, также покраснѣлъ: въ-самомъ-дѣлѣ. онъ смотрѣлъ и чувствовалъ такъ безразсудно, будто былъ пораженъ изумленіемъ, а вовсе не встрѣтилъ именно того, что ожидалъ. Бѣдныя созданья! Какъ жаль, что они не были въ этомъ золотомъ возрастѣ дѣтства: тогда они стояли бы другъ-къ-другу лицомъ, смотрѣли бы одинъ на другаго съ робкою пріязнью; потомъ поцаловались бы, какъ бабочки, и переваливаясь, какъ всѣ дѣти, стали бы вмѣстѣ играть. Артуръ отправился бы домой къ своей кроваткѣ съ шелковыми занавѣсами, а Гетти къ своей сдѣланной дома подушкѣ, и оба они спали бы безъ всякихъ мечтаній, и ихъ завтрашняя жизнь едва ли сознавала бы -- что было вчера.

Артуръ повернулся и пошелъ рядомъ съ Гетти, не говоря о причинѣ своего поступка. Они были вмѣстѣ одни впервые. Что за страшное впечатлѣніе производило это первое свиданіе наединѣ! Въ-самомъ-дѣлѣ, онъ въ первыя минуты не смѣлъ смотрѣть на эту маленькую молочницу. Что до Гетти, то ей казалось, что ея поступь опиралась на облакѣ, и что ее несли теплые зефиры; она забыла о своихъ розовыхъ лентахъ; она не имѣла никакого сознанія о своемъ существованіи, будто ея дѣтская душа перешла въ водяную лилію, покоившуюся на влажной постели и согрѣваемую жаркими лѣтними солнечными лучами. Это можетъ показаться противорѣчіемъ; но Артуръ извлекъ нѣкоторую безпечность и довѣріе изъ своей робости, онъ находился въ совершенно-другомъ настроеніи духа, чего вовсе не ожидалъ, думая прежде о встрѣчѣ съ Гетти; исполненный неопредѣленнаго чувства въ эти минуты безмолвія, онъ подумалъ, что его прежнія пренія и сомнѣнія были совершенно-напрасны.

-- Вы прекрасно сдѣлали, выбравъ эту дорогу длятого, чтобъ придти на Лѣсную Дачу, сказалъ онъ наконецъ, смотря на Гетти: -- она и прелестнѣе, и короче тѣхъ, которыя идутъ мимо сторожевыхъ воротъ.

-- Да, сэръ, отвѣчала Гетти дрожащимъ голосомъ, почти шопотомъ. Она вовсе не знала, какъ говорить съ такимъ джентльменомъ, какъ Артуръ, и даже ея тщеславіе заставляло ее быть болѣе застѣнчивою въ ея рѣчахъ.

-- Вы каждую недѣлю ходите къ мистрисъ Помфретъ?

-- Да, сэръ, каждый четверкъ, исключая развѣ только тогда, когда она должна выѣхать съ миссъ Донниторнъ.

-- И она учитъ васъ чему-нибудь; не такъ ли?

-- Да, сэръ, она учитъ меня чинить кружева, чему она научилась за-границей... и также штопать чулки... это такъ похоже на вязанье, что вы и не узнаете, заштопаны чулки, или нѣтъ. Она также учитъ меня кроить.

-- Что? да развѣ вы будете горничною?

-- Да, мнѣ очень-хотѣлось бы этого.

Гетти говорила теперь внятнѣе, но все еще дрожащимъ голосомъ; она думала, что покажется капитану Донниторну такою же дурою, какъ Лука Бриттонъ показался ей дуракомъ.

-- Вѣроятно, мистрисъ Помфретъ всегда ожидаетъ васъ около этого времени?

-- Она ожидаетъ меня къ четыремъ часамъ. Я немного опоздала сегодня, потому-что была нужна тёгушкѣ. Но обыкновенно я прихожу въ четыре часа: у насъ тогда остается еще довольно времени до звонка миссъ Донниторнъ.

-- А, въ такомъ случаѣ, я не долженъ задерживать васъ теперь, а то я думалъ показать вамъ эрмитажъ. Вы никогда небыли въ этой бесѣдкѣ?

-- Нѣтъ, сэръ.

-- Вотъ мы поворачиваемъ въ ту сторону. Но теперь мы не должны идти туда. Я покажу вамъ ее когда-нибудь въ другой разъ, если вамъ будетъ угодно.

-- Да, пожалуйста, сэръ,

-- Вечеромъ вы также возвращаетесь этой дорогой? или вы боитесь идти здѣсь однѣ?

-- О нѣтъ, сэръ, я никогда не хожу такъ поздно: я отправляюсь всегда въ восемь часовъ, а теперь вечеромъ такъ свѣтло. Тётушка стала бы сердиться на меня, еслибъ я не пришла домой до девяти.

-- Можетъ-быть, Крегъ, садовникъ, провожаетъ васъ?

Сильная краска покрыла лицо и шею Гетти.

-- Нѣтъ, увѣряю васъ, онъ не провожаетъ меня, и никогда не провожалъ; да я сама не позволила бы ему этого: я не люблю его, сказала она торопливо, и слезы досады выступили такъ скоро, что она еще не успѣла произнесть всѣ эти слова, какъ уже большая слеза скатилась на ея разгорѣвшуюся щеку. Затѣмъ ей стало до-смерти стыдно, что она плакала, и на продолжительное мгновеніе все ея счастье исчезло. Но въ слѣдующее мгновенье она почувствовала, что чья-то рука осторожно обняла ее, и кроткій голосъ произнесъ:

-- Отчего же вы плачете, Гетти? Я вовсе не хотѣлъ огорчить васъ. Я ни за что на свѣтѣ не хотѣлъ бы огорчить васъ, прелестный цвѣточекъ! Перестаньте плакать; посмотрите на меня, а то я буду думать, что вы не хотите простить мнѣ.

Артуръ положилъ руку на мягкую ручку, которая была къ нему ближе, и наклонился къ Гетти, устремивъ на нее взоръ, въ которомъ выражалась нѣжная мольба. Гетти опустила своя длинныя, влажныя рѣсницы и встрѣтила глаза, устремленные на нее съ выраженіемъ кротости, боязни и мольбы. Какъ продолжительны были эти три минуты, когда глаза ихъ встрѣтились и его руки обнимали ее! Любовь, столь-простая вещь, когда намъ только двадцать-одинъ годъ, и прелестная дѣвушка семнадцати лѣтъ трепещетъ подъ нашимъ взоромъ, какъ-будто она бутонъ, впервые въ изумленномъ восторгѣ открывающій сердце свое передъ утромъ. Юныя, еще не покрытыя морщинами, души стремятся встрѣтиться другъ съ другомъ, какъ два бархатные персика, нѣжно-касающіеся одинъ другаго и покоющіеся вмѣстѣ; онѣ сливаются также легко, какъ два ручейка, имѣющіе одно только желаніе: перевиться другъ-съ-другомъ и струиться постепенно-переливающимися извилинами въ лиственные тайники. Въ то время, какъ Артуръ смотрѣлъ въ темные, выражавшіе мольбу глаза Гетти, ему было все равно, какъ говорила она по-англійски; еслибъ даже фижмы и пудра были въ модѣ, то, очень-вѣроятно, онъ въ то время не замѣтилъ бы, что Гетти недоставало этихъ признаковъ высокаго происхожденія.

Но оба они вздрогнули вдругъ, сердца ихъ забились: что-то упало на землю съ громкимъ шумомъ, то была корзиночка Гетти; всѣ ея миленькія рабочія принадлежности разсыпались по дорожкѣ, нѣкоторыя изъ нихъ оказались способными укатиться на далекое разстояніе. Немало было работы подобрать всѣ эти вещи, и въ это время не было произнесено ни слова. Но когда Артуръ снова повѣсилъ ей на руку корзиночку, бѣдное дитя замѣтило странную разницу въ его взорѣ и манерахъ. Онъ пожалъ ей руку и, устремивъ на нее взоръ, который почти оледенилъ ее, столь же холоднымъ тономъ произнесъ:

-- Я помѣшалъ вамъ и не долженъ удерживать васъ долѣе. Васъ ждутъ въ домѣ. Прощайте.

Не дожидая ея отвѣта, онъ отвернулся отъ нея и поспѣшно возвратился на дорогу, которая вела къ бесѣдкѣ, предоставивъ Гетти продолжать путь въ какомъ то странномъ снѣ, который, казалось, начался очаровательнымъ наслажденіемъ, а теперь исчезъ непріятно и грустно, встрѣтитъ ли онъ ее опять, когда она пойдетъ домой? Отчего онъ вдругъ заговорилъ съ нею такъ, какъ-будто былъ недоволенъ ею, и потомъ такъ быстро удалился отъ нея? Она плакала, сама почти незная отчего.

Артуръ, съ своей стороны, былъ также безпокоенъ, но его чувства прояснялись передъ нимъ болѣе опредѣленнымъ сознаніемъ. Онъ поспѣшно пошелъ къ эрмитажу, помѣщавшемуся въ самой серединѣ рощи, торопливо повернулъ ключъ, рванулъ дверь, захлопнулъ ее за собою, бросилъ "Зелюкс" въ самый отдаленный уголъ и, всунувъ правую руку въ карманъ, сначала прошелся четыре или пять разъ взадъ и впередъ во всю небольшую длину маленькой комнатки, и потомъ сѣлъ на оттоманъ безпокойно, принужденно, какъ мы часто дѣлаемъ, когда не желаемъ предаться чувству.

Онъ начиналъ любить Гетти -- это было совершенно-ясно. Онъ былъ готовъ бросить все другое -- все-равно куда -- только длятого, чтобъ предаться этому сладостному чувству, которое только-что открылось ему. Было совершенно безполезно-обманывать себя относительно этого факта: они слишкомъ привяжутся другъ къ другу, если онъ будетъ еще обращать на нее вниманіе -- и что выйдетъ тогда изъ этого? Онъ долженъ будетъ уѣхать черезъ нѣсколько недѣль, и бѣдняжка будетъ чувствовать себя несчастною. Онъ не долженъ больше видѣть ее одну; онъ долженъ держаться всторонѣ отъ нея. Какъ безразсудно онъ поступилъ, возвратившись отъ Гавена!

Онъ всталъ и открылъ окна, желая впустить въ комнату мягкій послѣобѣденный воздухъ и здоровое благоуханіе сосенъ окружавшихъ эрмитажъ въ видѣ пояса. Мягкій воздухъ не помогъ его рѣшеніямъ, когда онъ высунулся изъ окна и смотрѣлъ въ зеленую даль. Но ему казалось, что его рѣшеніе было достаточно-твердо: было бы безполезно разсуждать съ самимъ собою долѣе. Онъ рѣшилъ въ своихъ мысляхъ болѣе не встрѣчаться съ Гетти и теперь могъ позволить себѣ думать о томъ, какъ неизмѣримо-пріятно было-бы, еслибъ обстоятельства сложились иначе: съ какимъ удовольствіемъ встрѣтился бы онъ съ нею въ этотъ вечеръ, когда она будетъ возвращаться домой, обнялъ бы ее опять за талію и посмотрѣлъ бы въ ея миловидное личико. Онъ спрашивалъ себя: думало ли прелестное созданіе о немъ?... Онъ готовъ былъ держать двадцать противъ одного, что она думала о немъ. Какъ прелестны были ея глаза со слезою на рѣсницахъ! Онъ хотѣлъ бы утолить желаніе своей души, смотря на нихъ хотя одинъ лишь день, и онъ долженъ снова увидѣть ее -- онъ долженъ увидѣть ее, просто длятого, чтобъ разсѣять въ ея сердцѣ какое-нибудь ложное впечатлѣніе, произведенное его сегодняшнимъ обращеніемъ съ ней. Онъ сталъ бы обращаться съ нею спокойно, ласково... только длятого, чтобъ она не шла домой съ дурными мыслями въ головѣ. Да, это будетъ самое лучшее послѣ всего.

Прошло много времени -- болѣе часу, пока Артуръ дошелъ въ своихъ разсужденіяхъ до этой точки; но достигнувъ ея, онъ уже не могъ оставаться долѣе въ эрмитажѣ. Время нужно было наполнить движеніемъ, пока онъ опять не увидитъ Гетти. Было уже пора идти и одѣться къ обѣду, ибо его дѣдъ обѣдалъ всегда въ шесть часовъ.

XIII.
Вечеръ въ лѣсу.

Случилось, что мистрисъ Помфретъ имѣла легкую ссору съ мистрисъ Бестъ, экономкой, въ этотъ четверкъ, утромъ -- фактъ, который имѣлъ два послѣдствія, пришедшіяся какъ нельзя болѣе кстати для Гетти. Эта ссора имѣла слѣдствіемъ то, что къ мистрисъ Помфретъ былъ присланъ чай въ ея собственную комнату, и что она внушила этой примѣрной горничной такое живое воспоминаніе о прежнихъ случаяхъ въ поведеніи мистрисъ Бестъ и о разговорахъ, въ которыхъ мистрисъ Бестъ обнаружила рѣшительную подчиненность, какъ собесѣдница, мистрисъ Помфретъ, что Гетти нужно было имѣть не болѣе присутствія духа, какъ требовалось длятого, чтобъ заниматься своей работой и по временамъ произносить: "да или нѣтъ". Ей хотѣлось надѣть шляпку раньше обыкновеннаго; только она сказала капитану Донниторну, что обыкновенно отправлялась около восьми часовъ; и если онъ пойдетъ въ рощу, въ ожиданіи еще разъ увидѣть ее -- а она ужь прошла! Да придетъ ли онъ? Ея душа, какъ бабочка, порхала между воспоминаніемъ и сомнительнымъ ожиданіемъ. Наконецъ минутная стрѣлка старомодныхъ часовъ, съ мѣднымъ циферблатомъ, показывала послѣднюю четверть восьмого часа, и такимъ образомъ весьма-основательно было время пригототовиться къ уходу. Несмотря на то, что мистрисъ Помфретъ предавалась важнымъ мыслямъ, она не могла не замѣтить что-то, походившее на новый блескъ красоты въ миловидной дѣвушкѣ, когда послѣдняя завязывала шляпку передъ зеркаломъ.

"Этотъ ребенокъ, кажется, съ каждымъ днемъ становится красивѣе и красивѣе" думала она. "А какъ это жаль! ей тѣмъ труднѣе будетъ найти и мѣсто и мужа. Степеннымъ, порядочнымъ мужчинамъ не нравятся такія миловидныя жены. Когда я была дѣвушкой, то всѣ прельщались мною больше, нежели еслибъ я даже была красавица. Однакожь, она имѣетъ причину быть мнѣ благодарной за то, что я учу ее чему-нибудь, чѣмъ она будетъ снискивать себѣ пропитаніе лучше, нежели фермерской работой. Мнѣ всегда говорили, что я была добродушное созданье, и это правда; да и послужило мнѣ во вредъ, потому-что тѣ, которые вотъ живутъ теперь въ домѣ, не были бы здѣсь и не важничали бы надо мною въ экономкиной комнатѣ".

Гетти торопливо прошла короткое пространство парка, который ей нужно было пересѣчь, опасаясь встрѣтиться съ мистеромъ Кретомъ, съ которымъ она едва-ли могла бы обойтись вѣжливо. Какъ легко стало ей, когда она безопасно достигла дубовъ и папоротника Лѣсной Дачи! Даже и тогда она была готова испугаться, какъ олень, отскочившій въ сторону при ея приближеніи. Она вовсе не думала о вечернемъ снѣгѣ, который скудно покоился на зеленыхъ аллеяхъ, между папоротниковъ, и еще больше возвышалъ красоту ихъ живой зелени, нежели сильный потокъ полуденнаго солнца; она вовсе не думала о томъ, что было передъ нею. Она видѣла только то, что было бы возможно: мистера Артура Донниторна, который опять шелъ встрѣчать ее въ Сосновой Рощѣ. Таковъ былъ первый планъ картины Гетти; а позади лежало что-то неясно-блестящее -- дни, которые не должны были походить на другіе дни ея жизни. Будто за ней ухаживалъ рѣчной богъ, который, когда угодно, можетъ взять ее въ свои дивные чертоги подъ водянымъ небомъ. Нельзя знать, что случится, съ-тѣхъ-поръ какъ наступило это приводящее въ восторгъ очарованіе. Еслибъ ей былъ присланъ сундукъ, наполненный кружевами, атласомъ и драгоцѣнностями, изъ какого-нибудь неизвѣстнаго источника, какимъ образомъ могла бы она не думать, что вся ея участь измѣнится и что завтра не случится съ нею радость, которая приведетъ ее еще въ большій восторгъ? Гетти никогда не читала романовъ; если даже она когда-нибудь и видѣла романъ, то слова, я думаю, показались бы ей слишкомъ-трудными: какъ же могла она олицетворить свои ожиданія? Они были такъ же неясны, какъ сладостныя слабыя благоуханія сада на Лѣсной Дачѣ, которыя пронеслись мимо ея, когда она проходила мимо воротъ.

Теперь она ужь у другихъ воротъ, которыя ведутъ въ Сосновую Рощу. Она входитъ въ лѣсикъ, гдѣ ужь наступили сумерки, и съ каждымъ шагомъ впередъ страхъ леденитъ ея сердце все болѣе-и-болѣе. А если онъ не придетъ? О! какъ была грустна мысль, что она дойдетъ до другаго конца лѣса и выйдетъ на открытую дорогу, не увидѣвшись съ нимъ. Она подходитъ къ первому повороту къ эрмитажу, идя медленно -- его нѣтъ тамъ. Ей противенъ заяцъ, перебѣжавшій черезъ дорогу; ей противно все, ибо это не тотъ предметъ, который она такъ горячо желаетъ увидѣть. Она продолжаетъ идти, чувствуя себя счастливою каждый разъ, когда подходитъ къ повороту своей дороги, ибо, быть-можетъ, она увидитъ его за этимъ поворотомъ. Нѣтъ! Она начинаетъ плакать; ея сердце переполнилось грустью; на глазахъ навернулись слезы. Раздалось громкое рыданіе; во впадинахъ около рта обнаруживается дрожаніе и слезы струятся по щекамъ.

Она не знаетъ, что есть еще другой поворотъ, ведущій къ эрмитажу, что она очень-близко отъ него и что Артуръ Донниторнъ находится только въ нѣсколькихъ шагахъ отъ нея, исполненный одной мысли, и мысли, предметомъ которой только она. Онъ увидитъ Гетти опять -- вотъ въ чемъ состоитъ его горячее желаніе, которое въ послѣдніе три часа обратилось мало-по-малу въ лихорадочное. Онъ увидитъ ее не для того, конечно, чтобъ говорить съ нею ласковымъ тономъ, въ который онъ неосторожно впалъ до обѣда, но чтобъ поправить дѣло съ нею, оказывая ей расположеніе, которое имѣло бы видъ дружеской вѣжливости и не заставило бы ее убѣжать съ дурными мыслями о ихъ взаимномъ отношеніи.

Еслибъ Гетти знала, что онъ былъ тамъ, она не стала бы плакать. И это было бы лучше, ибо тогда Артуръ, можетъ-быть, велъ бы себя такъ благоразумно, какъ онъ намѣревался. Но при настоящихъ обстоятельствахъ она вздрогнула, когда онъ показался въ концѣ боковой аллеи, посмотрѣла на него и двѣ крупныя слезы скатились на ея щеки. Могъ ли онъ послѣ этого говорить съ нею иначе, какъ не мягкимъ, успокоивающимъ тономъ, какъ съ быстроглазой эспаньйолкой, занозившей себѣ ногу?

-- Развѣ что-нибудь испугало васъ, Гетти? Не видѣли ли вы чего-нибудь въ лѣсу? Не бойтесь, я теперь провожу васъ.

Гетти вся вспыхнула; она не знала, была ли она счастлива, или несчастлива. Снова приняться плакать -- что думаютъ джентльмены о дѣвушкахъ, которыя плачутъ такимъ образомъ? Она чувствовала себя даже неспособною сказать "нѣтъ"! Она могла только отвернуться отъ него и отереть слезы со щекъ; но одна большая слеза все-таки упала на ея розовыя ленты, и она знала это очень-хорошо.

-- Будьте опять веселы. Улыбнитесь мнѣ и скажите что съ вами, скажите же!

Гетти повернулась къ нему, прошептала: "Я думала, что вы не придете" и медленно осмѣлилась поднять на него глаза. Этотъ взглядъ выражалъ уже слишкомъ-много: Артуръ долженъ былъ имѣть глаза изъ египетскаго гранита, чтобъ, въ свою очередь, не посмотрѣть на нее съ любовью.

-- Миленькая испуганная птичка! слезливая моя красавица! милочка моя! Вы больше не станете плакать теперь, когда я съ вами -- на правда ли?

Ахъ, онъ наконецъ не знаетъ что говоритъ. Вѣдь не то думалъ онъ сказать. Его рука снова украдкою обнимаетъ ее за талію; онъ крѣпко прижимаетъ ее къ себѣ. Онъ наклоняетъ лицо свое къ ея щекѣ все ближе-и-ближе; его губы встрѣчаются съ этими пухленькими дѣтскими губками... и все исчезаетъ на продолжительное мгновеніе. Ужь онъ ни чего не знаетъ; онъ, можетъ-быть, аркадскій пастушокъ, можетъ-быть, первый юноша, цалующій первую дѣвушку, можетъ-быть даже, самъ Эросъ, всасываящійся въ уста Психеи... ему теперь все-равно.

Нѣсколько минутъ послѣ этого царствовало молчаніе. Они шли съ бьющимися сердцами до-тѣхъ-поръ, пока не увидѣли воротъ въ концѣ лѣса. Потомъ они посмотрѣли другъ на друга, но не такъ, какъ смотрѣли прежде, ибо въ ихъ глазахъ выражалось воспоминаніе о поцалуѣ.

Но нѣчто-горькое уже начало примѣшиваться къ источнику сладостныхъ чувствъ: Артуръ ужь ощущалъ нѣкоторое безпокойство. Онъ отнялъ руку отъ таліи Гетти и сказалъ:

-- Вотъ мы почти уже на концѣ рощи. Я удивляюсь, какъ ужь стало поздно, присовокупилъ онъ, вынувъ изъ кармана часы.-- Двадцать минутъ девятаго... но мои часы идутъ впередъ. Несмотря на то, мнѣ лучше не идти дальше. Пусть ваши крошечныя ножки побѣгутъ скорѣе, и вы счастливо дойдете домой. Прощайте.

Онъ протянулъ ей руку и посмотрѣлъ на нее не то съ грустью, не то съ принужденною улыбкою. Глаза Гетти, казалось, умоляли, однакожь, не оставлять ее; но онъ погладилъ ее по щекѣ и снова произнесъ: "Прощайте". Она принуждена была отвернуться отъ него и идти своей дорогой.

Что касается Артура, то онъ быстро пошелъ назадъ по лѣсу, какъ бы желая, чтобъ далекое разстояніе отдѣляло его отъ Гетти. Онъ не пойдетъ снова въ эрмитажъ; онъ помнилъ, какъ тамъ боролся съ самимъ собою передъ обѣдомъ, и все это кончилось ничѣмъ... еще хуже нежели ничѣмъ. Онъ шелъ прямо на лѣсную дачу, радуясь, что выйдетъ изъ рощи, которую непремѣнно посѣщалъ его дурной геній. Эти буки и гладкія липы -- въ одномъ ихъ видѣ заключалось что-то изнѣживающее; но могучіе суковатые старые дубы не имѣли ничего томнаго въ своей непреклонности; видъ ихъ долженъ былъ бы придавать человѣку энергію. Артуръ блуждалъ по узкимъ тропинкамъ между папоротникомъ и бродилъ кругомъ, не отъискивая выхода; наконецъ сумерки обратились почти въ ночь подъ обширными вѣтвями, и заяцъ, стремглавъ ринувшійся черезъ тропинку, показался чернымъ.

Онъ чувствовалъ въ себѣ больше твердости, нежели сегодня утромъ: будто его лошадь уклонилась отъ скачка и осмѣлилась оспоривать у него его власть надъ нею. Онъ былъ недоволенъ самимъ собою, раздраженъ, огорченъ. Лишь только онъ обратилъ вниманіе на вѣроятныя послѣдствія, которыя могли произойти изъ того, что онъ уступитъ волненіямъ, вкравшимся въ его сердце сегодня, что онъ будетъ продолжать обращать на Гетти вниманіе, позволитъ себѣ пользоваться случаемъ для такихъ незначительныхъ лаекъ, какимъ онъ уже предался сегодня -- какъ отказался вѣрить, что для него возможна такая будущность. Ухаживать за Гетти было совершенно не то, что ухаживать за красивою дѣвушкой его же сословія: это принималось бы за шутку съ обѣихъ сторонъ, или если эта шутка становилась серьёзною, ничто не могло препятствовать браку. Но объ этой милой дѣвушкѣ тотчасъ бы заговорили дурно, еслибъ случилось, что ее увидѣли съ нимъ; а потомъ эти отличные люди, Пойзеры, для которыхъ доброе имя было такъ же драгоцѣнно, будто въ ихъ жилахъ текла лучшая кровь въ странѣ, онъ сталъ бы презирать самого себя, еслибъ совершилъ такое постыдное дѣло въ имѣніи, которое современемъ будетъ его собственнымъ, и между поселянами, уваженіе которыхъ казалось ему дороже всего. Онъ столько же вѣрилъ въ то, что онъ падетъ въ своемъ уваженіи до такой степени, сколько въ то, что онъ переломитъ себѣ обѣ ноги и будетъ ходить на костыляхъ всю остальную жизнь. Онъ не могъ вообразить себя въ такомъ положеніи... это было слишкомъ-гнусно, слишкомъ непохоже на него.

Даже еслибъ никто не узналъ объ этомъ, они могли бы слишкомъ привязаться другъ къ другу, и что жь могло выйти изъ всего этого? только грустное разставанье. Никакой джентльменъ, внѣ баллады, не могъ жениться на племянницѣ фермера. Надобно было сразу положить конецъ всему этому дѣлу. Оно было слишкомъ-безразсудно.

А между-тѣмъ, онъ былъ такъ рѣшителенъ сегодня утромъ до своего отъѣзда къ Гавену; и пока онъ находился тамъ, что-то охватило его и заставило скакать назадъ. Казалось, онъ не могъ вполнѣ положиться на свою рѣшимость, тогда-какъ онъ думалъ, что онъ могъ; онъ почти желалъ, чтобъ у него снова заболѣла рука, и тогда онъ сталъ бы только думать о томъ, какъ было бы пріятно избавиться отъ боли. Тутъ нельзя было знать, какое побужденіе овладѣетъ имъ завтра, въ этомъ проклятомъ мѣстѣ, гдѣ ничто не могло занять его вполнѣ цѣлый божій день. Что могъ бы онъ сдѣлать, чтобъ охранить себя впредь отъ этой глупости?

Было одно только средство: онъ отправится и разскажетъ Ирвайну, разскажетъ ему все. Одно дѣйствіе разсказыванія придастъ этому видъ ничтожности: искушеніе исчезнетъ, какъ исчезаетъ очарованіе благосклонныхъ словъ, когда человѣкъ передаетъ ихъ равнодушному слушателю. Во всякомъ случаѣ, ему станетъ легче, когда онъ разскажетъ Ирвайну. Онъ поѣдетъ верхомъ въ брокстонскій приходъ завтра же, тотчасъ послѣ завтрака.

Лишь только Артуръ дошелъ до этого рѣшенія, какъ сталъ думать о томъ, какая дорожка приведетъ его домой, и дошелъ по самой кратчайшей. Онъ былъ увѣренъ, что будетъ спать теперь; съ нимъ случилось довольно такого, что могло утомить его, и ему не было больше нужды думать.

XIV.
Возвращеніе домой.

Въ то время, когда происходило прощаніе въ рощѣ, въ избѣ было также прощаніе, и Лисбетъ стояла съ Адамомъ въ дверяхъ, напрягая свои престарѣлые глаза, чтобъ бросить послѣдній взглядъ на Сета и Дину, подымавшихся на противоположную покатость.

-- Э, мнѣ жаль смотрѣть на нее въ послѣдній разъ, сказала она Адаму, когда они снова вошли въ домъ.-- Мнѣ очень хотѣлось бы имѣть ее при себѣ до-тѣхъ-поръ, пока я умру и буду лежать рядомъ съ моимъ старикомъ. При ней и смерть была бы легче... она говорить такъ кротко и ходить-то такъ тихо. Я твердо увѣрена, что это на нее была написана картинка въ новой Библіи... ангелъ, сидящій на большомъ камнѣ подлѣ гроба. Эхъ, я не скучала бы, еслибъ у меня была такая дочь; но никто не женятся на такихъ дѣвушкахъ, которыя годятся на что-нибудь.

-- Ну, матушка, я надѣюсь, что она еще будетъ твоей дочерью; Сетъ чувствуетъ къ ней привязанность, и я надѣюсь, что и она современемъ почувствуетъ расположеніе къ Сету.

-- Что тутъ толковать объ этомъ? Она не обращаетъ на Сета никакого вниманія. Она уѣзжаетъ отсюда за двадцать миль: какъ же она почувствуетъ расположеніе къ нему, хотѣла бы я знать? Все-равно, что пирогъ не подымается безъ закваски. Твои ученыя книжки, можетъ-быть, могли бы сказать тебѣ лучше этого -- я такъ думаю, не то, ты сталъ бы читать обыкновенныя книги, какъ Сетъ.

-- Нѣтъ, матушка, сказалъ Адамъ, смѣясь:,-- ученыя книжки говорятъ намъ хорошія вещи, и мы безъ нихъ не ушли бы далеко, но онѣ ничего не говорятъ намъ о чувствахъ людей. Въ моихъ книжкахъ читать легче, нежели въ сердцѣ человѣческомъ. Но Сетъ изъ всѣхъ людей, работающихъ съ инструментомъ въ рукѣ, малый съ добрымъ сердцемъ, имѣетъ глубокое чувство и также пріятную наружность; притомъ же, онъ имѣетъ такой же образъ мыслей, какъ Дина. Онъ заслуживаетъ получить ее, хотя нельзя отрицать, что она сама рѣдкое созданье. Вѣдь не каждый день природа даритъ насъ такими произведеніями.

-- Эхъ, ты всегда заступаешься за брата! Ты вотъ былъ точно такой же въ то время, когда вы были еще маленькіе; ты всегда былъ готовъ дѣлить съ нимъ все пополамъ. На что думать Сету жениться, когда ему еще только двадцать-три года? Ему нужнѣе учиться и копить деньгу на черный день. А что касается того, стоитъ ли онъ ея, то, вѣдь, она двумя годами старше Сета: она, вѣдь, почти однихъ лѣтъ съ тобою. Но вотъ въ этомъ-то и дѣло: люди всегда избираютъ все навыворотъ, какъ-будто ихъ должно сортировать какъ свинину: кусокъ хорошаго мяса да кусокъ остатковъ.

Въ мысляхъ женщины, смотря по тому, въ какомъ расположеніи духа она находится, все, что можетъ быть, получаетъ временное очарованіе отъ сравненія съ тѣмъ, что есть. Такъ-какъ Адамъ не хотѣлъ самъ жениться на Динѣ, то Лисбетъ чувствовала нѣкоторое огорченіе по этой причинѣ, и въ такой же степени, какъ еслибъ онъ желалъ жениться на ней и такимъ образомъ удалялъ бы себя совершенно отъ Мери Берджъ и отъ компаньйонства такъ же дѣйствительно, какъ еслибъ женился за Гетти.

Было уже болѣе половины девятаго, когда Адамь и его мать разговаривали такимъ образомъ, такъ-что, когда, минутъ десять спустя, Гетти дошла до поворота дороги, который велъ къ воротамъ фермерскаго двора, то она увидѣла Дину и Сета, приближавшихся къ воротамъ по противоположному направленію, и подождала, пока они подойдутъ къ ней. Они также, какъ Гетти, шли нѣсколько-медленнѣе, ибо Дина старалась говорить слова утѣшенія и силы Сету въ эти минуты разставанья. Но, увидѣвъ Гетти, они остановились и пожали другъ другу руки. Сетъ повернулъ домой, а Дина продолжала идти одна.

-- Сетъ Бидъ подошелъ бы къ вамъ и поговорилъ бы съ вами, милая моя, сказала она, подойдя къ Гетти: -- но онъ сегодня очень-разстрсенъ.

Гетти отвѣчала пустою улыбкою, какъ-будто она не вполнѣ знала, что было сказано. И странный контрастъ представляла эта блестящая, погруженная въ себя прелесть съ спокойнымъ симпатическимъ лицомъ Дины, съ ея открытымъ взоромъ, говорившемъ, что ея сердце не жило въ ея собственныхъ сокровенныхъ тайнахъ, но въ чувствахъ, которыми оно страстно желало подѣлиться со всѣмъ свѣтомъ. Гетти любила Дину больше, нежели любила другихъ женщинъ: могла ли она питать другое чувство къ той, которая всегда обращалась къ ней съ ласковымъ словомъ, когда ея тётка находила какія-нибудь ошибки, и которая всегда съ готовностью брала у нея изъ рукъ Тотти, крошечную, скучную Тотти, которую всѣ такъ баловали и которая вовсе не интересовала Гетти? Дина, впродолженіе всего пребыванія своего на господской мызѣ, ни разу не обращалась къ Гетти съ какимъ-нибудь порицаніемъ или упрекомъ; она много говорила съ ней серьёзно, но это не производило на Гетти сильнаго впечатлѣнія, ибо она не слушала никогда, что бы ни говорила Дина, которая почти всегда гладила потомъ Гетти по щекѣ и желала помочь ей въ какой-нибудь работѣ. Дина была для нея загадкой. Гетти смотрѣла на нее почти такъ же, какъ можно себѣ вообразить, что маленькая птичка, которая можетъ только порхать съ вѣтки на вѣтку, смотритъ на полетъ ласточки или жаворонка. Но она вовсе не заботилась разрѣшать подобныя загадки, какъ она ни старалась узнать, что означали картины въ "путешествіи пилигрима" или въ старой Библіи въ цѣлый листъ, которою Марти и Томми всегда терзали ее по воскресеньямъ.

Подойдя къ Гетти, Дина взяла ее подъ-руку.

-- Вы кажетесь очень-счастливою сегодня, моя милая, сказала она.

-- Я часто буду думать о васъ, когда буду въ Снофильдѣ, и видѣть ваше лицо предо мною въ такомъ видѣ, какъ теперь. Какъ это странно!... иногда, когда а совершенно одна и сижу въ своей комнатѣ, закрывъ глаза, или хожу по холмамъ, люди, которыхъ я видѣла и знала, хотя бы впродолженіе немногихъ только дней, являются предо мною; я слышу ихъ голоса, вижу, какъ они смотрятъ и движутся, даже вижу ихъ почти яснѣе, нежели видѣла ихъ въ то время, когда они въ-дѣйствительности были со мною такъ, что я могла дотрогиваться до нихъ. И тогда мое сердце влечется къ нимъ; я сочувствую ихъ участи какъ своей собственной, и ощущаю утѣшеніе, разстилая ее передъ Создателемъ и уповая на Его любовь какъ въ-разсужденіи ихъ, такъ и въ-разсужденіи меня самой. И такъ, я вполнѣ увѣрена, что вы явитесь предо мною.

Она остановилась на минуту, но Гетти не сказала ничего.

-- Это было очень драгоцѣнное время для меня, продолжала Дина: -- вчера вечеромъ и сегодня, когда я видѣла такихъ добромъ сыновей, какъ Адамъ и Сетъ Биды. Они обращаются съ своею престарѣлою матерью такъ нѣжно и такъ заботливо! И она разсказывала мнѣ, что дѣлалъ Адамъ впродолженіе многихъ лѣтъ, помогая своему отцу и брату: удивительно, какимъ духомъ благоразумія и познаній обладаетъ онъ и съ какою готовностью онъ употребляетъ все это въ пользу тѣхъ, которые слабы. Я увѣрена, что у него также любящее сердце, я часто замѣчала между своими людьми около Снофильда, что сильные, искусные мужчины кротче другихъ обращаются съ женщинами и дѣтьми, и я съ удовольствіемъ смотрю, когда они носятъ крошечныхъ грудныхъ дѣтей, будто они такъ же легки, какъ маленькія птички. И крошечныя дѣти, повидимому, больше всего любятъ сильныхъ мужчинъ. Я увѣрена, что такъ было бы и съ Адамомъ Бидомъ -- не такъ ли думаете и вы, Гетти?

-- Да, сказала Гетти разсѣянно, ибо ея мысли все это время находились въ лѣсу, и ей было бы трудно сказать съ чѣмъ она соглашалась. Дина видѣла, что она не была расположена разговаривать, да и у нихъ не было бы и времени къ тому, потому-что онѣ подошли теперь къ воротамъ.

Тихія сумерки, съ ихъ умирающимъ западнымъ краснымъ отливомъ и немногими блѣдными борющимися звѣздами, покоились на фермерскомъ дворѣ, гдѣ не было слышно никакого звука, кромѣ топота тележныхъ лошадей въ конюшнѣ. Прошло около двадцати минутъ послѣ заката солнца: домашнія птицы всѣ отправились на насѣстку, и бульдогъ лежалъ, растянувшись на соломѣ, внѣ своей конуры; рядомъ съ нимъ покоилась черная съ коричневыми пятнами такса, когда шумъ отворявшихся воротъ обезпокоилъ ихъ и заставилъ, какъ добрыхъ служителей, залаять, хотя они и не имѣли яснаго сознанія причины.

Лай произвелъ въ домѣ свое дѣйствіе: когда Дина и Гетти приблизились, то въ дверяхъ показалась плотная фигура съ черными глазами, съ румянымъ лицомъ, которое носило въ себѣ возможность имѣть чрезвычайно-проницательное и время-отъ-времени въ рыночные дни презрительное выраженіе, теперь же имѣло искреннее добродушное выраженіе, всегда являвшееся на немъ послѣ ужина. Всѣмъ извѣстно, что великіе ученые, обнаруживавшіе самую безжалостную суровость въ сужденіи объ учености другихъ людей, были мягкаго и обходительнаго характера въ частной жизни; и я слышалъ объ ученомъ мужѣ, который кротко качалъ близнецовъ въ люлькѣ лѣвою рукою, между-тѣмъ какъ правою осыпалъ самыми раздирающими сарказмами противника, обнаружившаго жестокое невѣжество въ еврейскомъ языкѣ. Должно прощать слабости и заблужденія. Увы! и мы имъ нечужды; но человѣкъ, который держится несправедливой стороны относительно такого важнаго предмета, какъ еврейская пунктуація, долженъ считаться врагомъ своего рода. Въ Мартинѣ Пойзерѣ заключалась такого же рода антитезная смѣсь: онъ имѣлъ такой отличный нравъ, что обнаруживалъ большую нѣжность и уваженіе къ своему старику-отцу, чѣмъ прежде, съ-тѣхъ-поръ какъ послѣдній крѣпостнымъ актомъ завѣщалъ ему все свое имущество; никто не выказывалъ къ своимъ сосѣдямъ большее состраданіе во всѣхъ ихъ личныхъ дѣлахъ, какъ Мартинъ Пойзеръ; но относительно какого-нибудь фермера, Луки Бриттона, напримѣръ, у котораго не были достаточно очищены поля, который не зналъ начальныхъ правилъ, какъ дѣлать изгородь и копать рвы, и обнаруживалъ такую явную нераспорядительность касательно покупки зимнихъ запасовъ, Мартинъ Пойзеръ былъ такъ же жестокъ и неумолимъ, какъ сѣверо-восточный вѣтеръ. Лукѣ Бриттону стоило сдѣлать только какое-нибудь замѣчаніе, хотя бы о погодѣ, какъ Мартинъ Пойзеръ открывалъ въ этомъ замѣчаніи слѣды нездравомыслія и полнаго невѣжества, которыя такъ явно обнаруживались во всѣхъ его фермерскихъ операціяхъ. Онъ даже съ отвращеніемъ смотрѣлъ на своего товарища, когда послѣдній подносилъ ко рту оловянную пинту у выручки въ трактирѣ: "Ройяль Джорджъ" въ рыночный день, и при одномъ лишь видѣ его на противоположной сторонѣ дороги въ черныхъ глазахъ Пойзера являлось строгое и порицающее выраженіе, какъ-нельзя-болѣе отличавшееся отъ отеческаго взгляда, которымъ онъ встрѣтилъ двухъ племянницъ, подходившихъ къ дверямъ. Мистеръ Пойзеръ курилъ вечернюю трубку и теперь держалъ руки въ карманахъ -- единственное развлеченіе человѣка, который, окончивъ дневной трудъ, еще не хочетъ ложиться спать.

-- Ну, голубушки, вы что-то поздно сегодня, сказалъ онъ, когда онѣ подошли къ маленькой калиткѣ, которая вела на дорожку къ кухнѣ.-- Мать ужь начала безпокоиться о васъ, и нашей малюткѣ что-то нездоровится. Да какъ же ты оставила старуху Бидъ, Дина? Что, она очень-убита смертью старика? Онъ въ эти пять лѣтъ былъ для нея очень-плохой помогай.

-- Она была очень-огорчена тѣмъ, что потеряла его, сказала Дина: -- но она, кажется, стала сегодня поспокойнѣе. Ея сынъ, Адамъ, былъ дома весь день, работая надъ гробомъ для отца; а она любитъ, чтобъ онъ былъ дома. Она говорила мнѣ о немъ почти весь день. У ней любящее сердце, хотя она и имѣетъ очень-хлопотливый и безпокойный характеръ. Я желала бы, чтобъ у ней была болѣе-вѣрная опора, которая служила бы ей утѣшеніемъ въ старости.

-- На Адама можно достаточно положиться въ этомъ отношеніи, сказалъ мистеръ Пойзеръ, не такъ понимая мысль Дины.-- Насчетъ его нечего бояться: этотъ колосъ дастъ при молотьбѣ хорошее зерно. Онъ не изъ тѣхъ, у которыхъ все солома безъ зерна. Я, когда угодно, готовъ поручиться за него въ томъ, что онъ будетъ хорошимъ сыномъ до послѣдней минуты. Не говорилъ ли онъ, что скоро зайдетъ къ намъ? Но, войдите же, войдите, прибавилъ онъ, давая дорогу дѣвушкамъ: -- мнѣ не зачѣмъ задерживать васъ еще долѣе.

Изъ-за высокихъ строеній, окружавшихъ дворъ, неба было видно немного, но въ обширное окно проникалъ свѣтъ въ изобиліи и ясно освѣщалъ всѣ углы въ общей комнатѣ.

Мистрисъ Пойзеръ, сидѣвшая въ качкомъ креслѣ, которое было вынесено изъ гостиной направо, старалась укачать Тотти. Но Тотти не была расположена спать, и когда вошли ея двоюродныя сестры, она поднялась и показала раскраснѣвшіеся щоки, казавшіяся полнѣе обыкновеннаго теперь, когда ихъ обрамляетъ холстяной ночной чепчикъ.

Въ просторномъ плетеномъ креслѣ, въ лѣвомъ углу у камина сидѣлъ старикъ Мартинъ Пойзеръ, здоровый, но исхудавшій и побѣлѣвшій портретъ плотнаго черноволосаго сына; его голова была нѣсколько наклонена впередъ, а локти отодвинуты назадъ такъ, что позволяли всей его рукѣ покоиться на ручкѣ кресла. Его синій носовой платокъ былъ разостланъ на колѣняхъ, какъ онъ обыкновенно дѣлалъ дома, когда онъ не покрывалъ его головы. И онъ сидѣлъ, наблюдая за тѣмъ, что происходило, спокойнымъ внѣшнимъ взоромъ здороваго стараго возраста, который, освободивніись отъ всякаго участія во внутренней драмѣ, высматриваетъ гвоздики на полу, слѣдитъ за незначительнѣйшими движеніями кого бы то ни было съ упорствомъ, неожидающимъ ничего и неимѣющимъ никакой цѣли, устремляетъ пристальный взоръ на мерцаніе пламени или на отраженіе солнечныхъ лучей на стѣнѣ, считаетъ квадраты на полу, наблюдаетъ даже за циферблатомъ часовъ и находитъ удовольствіе въ томъ, что открываетъ ритмъ въ ударѣ маятника.

-- Развѣ это время приходить домой такъ поздно ночью, Гетти? сказала мистрисъ Пойзеръ.-- Посмотри-ка на часы: ужь скоро половина десятаго. Я, вотъ, послала дѣвушекъ спать съ полчаса, и то было ужь слишкомъ-поздно: имъ вотъ надобно встать въ половинѣ пятаго, чтобъ наполнить бутылки для сѣнокосцевъ и заняться печеньемъ. Вотъ тоже ребенокъ лежитъ въ лихорадкѣ -- чего добраго! и не спать, будто теперь обѣденное время... и не будь твоего дяди, то некому было бы помочь мнѣ дать лекарство ребенку... и ужь были намъ хлопоты съ этимъ лекарствомъ! половину пролили на платье... Хорошо еще, если то, что она приняла, принесетъ ей пользу и не сдѣлается ей хуже. Но люди, которые не думаютъ о томъ, чтобъ приносить пользу, всегда имѣютъ счастье уклониться съ пути, когда нужно дѣлать что-нибудь.

-- Я вышла еще до восьми часовъ, тётушка, сказала Гетти слезливымъ тономъ, откинувъ слегка голову.-- Но эти часы такъ много впереди противъ часовъ на Лѣсной Дачѣ, что нельзя и знать, который часъ будетъ здѣсь, когда придешь домой.

-- Что, тебѣ хотѣлось бы, чтобъ наши часы ставились по джентльменскимъ часамъ -- не правда ли? тебѣ хотѣлось бы сидѣть да жечь свѣчу, да потомъ лежать въ постели до-тѣхъ-поръ, пока солнце начнетъ печь тебя, какъ огурецъ подъ рамой въ парникѣ? Часы сегодня въ первый разъ только идутъ впередъ -- не правда ли?

Дѣло былъ въ томъ, что Гетти дѣйствительно забыла различіе между часами, когда сказала капитану Донниторну, что выходитъ въ восемь, и это-то обстоятельство, притомъ же ея медленная ходьба, заставили ее придти почти получасомъ позже обыкновеннаго. Но затѣмъ вниманіе ея тётки было отвлечено отъ этого заботливаго предмета крошкою Тотти, которая, замѣтивъ, наконецъ, что прибытіе кузинъ, вѣроятно, не доставитъ ей ничего удовлетворительнаго въ частности, начала плакать и чрезвычайно-громко кричать: "мама, мама!"

-- Ну, полно, милочка, мама здѣсь, мама и не хочетъ уйдти отъ тебя. Тотти будетъ послушная дѣвочка и заснетъ теперь, сказала мистрисъ Пойзеръ, откидываясь и качая кресло и стараясь прижать Тотти къ себѣ. Ни Тотти только кричала все громче и говорила: "не качайте, не качайте!" Такимъ образомъ мать съ удивительнымъ терпѣніемъ, которое любовь даетъ самому пылкому характеру, снова занялась ребенкомъ, прижала щеку къ холстинному чепчику и цаловала его и забыла о дальнѣйшихъ выговорахъ Гетти.

-- Ну, Гетти, сказалъ Мартинъ Пойзеръ примирительнымъ тономъ:-- ступай ужинать въ запасную, потому-что всѣ вещи ужь убраны; потомъ приди сюда подержать ребенка, пока тётка раздѣнется: ребенокъ безъ матери не ляжетъ спать. Я думаю, и ты можешь поѣсть чего-нибудь, Дина; вѣдь, у нихъ-то тамъ нѣтъ большихъ запасовъ.

-- Нѣтъ, благодарю, дядюшка, сказала Дина: -- я сытно поѣла передъ уходомъ. Мистрисъ Бидъ непремѣнно хотѣла поподчивать меня пирогомъ.

-- Я не хочу ужинать, сказала Гетти, снимая шляпку.-- Я подержу тотчасъ Тотти, если я нужна тётушкѣ.

-- Какъ, что ты вздоръ-то городишь! сказала мистрисъ Пойзеръ.-- Ужь не думаешь ли ты, что можешь жить и не ѣвши и насытить желудокъ, прикалывая къ головѣ красныя ленты? Ступай сію же минуту и поужинай, дитя мое; тамъ ты найдешь хорошій кусочекъ холоднаго пуддинга, въ шкапу, именно то, что ты такъ любишь.

Гетти молча повиновалась и пошла въ запасную, а мистрисъ Пойзеръ продолжала говорить, обратившись къ Динѣ:

-- Сядь, милая, да хоть отдохни разъ хорошенько. Чай, старуха-то была рада твоему приходу, что ты осталась тамъ такъ долго?

-- Ей, повидимому, было пріятно въ послѣднюю минуту, что я была у ней. Но ея сыновья говорятъ, что она вообще неохотно видитъ около себя молодыхъ женщинъ. Сначала, кажется, она нѣсколько разсердилась и на меня за то, что я пришла къ нимъ.

-- Э, это дурно, если старые люди не любятъ молодыхъ, сказалъ старый Мартинъ, еще ниже наклоняя голову и какъ-бы внимательно вглядываясь въ форму квадратовъ на полу.

-- Да, плохо сидѣть въ курятникѣ тѣмъ, кто не любитъ блохъ, сказала мистрисъ Пойзеръ.-- Я думаю, всѣ мы въ свое время были молоды, къ счастью или къ-несчастью.

-- Но ей надобно будетъ учиться, какъ приноровливаться къ молодымъ женщинамъ, сказалъ мистеръ Пойзеръ.-- Нечего и думать, чтобъ Адамъ и Сетъ остались холостяками впродолженіе десяти лѣтъ, изъ угожденія матери. Это было бы ужь черезчуръ, еслибъ она вздумала требовать это. Ни старымъ, ни молодымъ не должно думать только о собственной своей выгодѣ; это было бы вовсе несправедливо. Что хорошо для одного, то хорошо для всѣхъ другихъ. Я самъ терпѣть не могу, если молодые люди женятся прежде, нежели узнаютъ разницу между дикимъ и садовымъ яблокомъ; но можно, пожалуй, и упустить время.

-- Конечно, сказала мистрисъ Пойзеръ:-- если мы прогуляемъ обѣденное время, то и мясо покажется невкуснымъ. Мы будемъ ворочать вилкой съ одной стороны на другую, и въ -- заключеніе не станемъ ѣсть. Мы сваливаемъ вину на мясо, а вся вина-то въ нашемъ собственномъ желудкѣ.

Гетти въ это время вышла изъ чулана и сказала:

-- Я могу взять теперь Тотти, тётушка, если хотите.

-- Ну, Речель, сказалъ мистеръ Пойзеръ, когда его жена, казалось, находилась въ нерѣшимости, видя, что Тотти лежала, наконецъ, спокойно:-- дай лучше Гетти снесть наверхъ, покамѣстъ ты раздѣнешься. Вѣдь, ты измучилась. Время тебѣ лечь въ постель. У тебя опять бокъ заболитъ

-- Хорошо, пусть она возьметъ ребенка, если онъ захочетъ пойдти къ ней, сказала мистрисъ Пойзеръ.

Гетти подошла къ самому креслу и стояла, не улыбаясь, по своему обыкновенію, и не дѣлая никакихъ усилій, чтобъ приманить Тотти, а просто ожидая, когда тётка даетъ ей ребенка на руки.

-- Не хочешь ли пойдти къ кузинѣ Гетти, моя милочка, пока маменька приготовится лечь въ постель? Тогда Тотти ляжетъ съ мамашей въ постель и будетъ спать тамъ всю ночь.

Прежде нежели мать успѣла кончить, Тотти дала отвѣтъ, значеніе котораго нельзя было не понять: она нахмурила брови, закусила нижнюю губу крошечными зубёнками и наклонилась впередъ, чтобъ ударить Гетти по рукѣ изо всѣхъ силъ; потомъ, не говоря ничего, снова прижалась къ матери.

-- Что-о? сказалъ мистеръ Пойзеръ, между-тѣмъ какъ Гетти стояла неподвижно: -- ты не хочешь идти къ кузинѣ Гетти? Такъ дѣлаютъ только дѣти: Тотти маленькая женщина, а не ребенокъ.

-- Мы напрасно станемъ уговаривать ее, сказала мистрисъ Пойзеръ: -- она всегда нерасположена къ Гетти, когда больна. Можетъ-статься, она пойдетъ къ Динѣ.

Дина, снявшая шлянку и шаль, до этого времени сидѣла смирно въ отдаленіи, не желая вмѣшиваться въ то, что считалось собственно дѣломъ Гетти. Но теперь она вышла впередъ и, протянувъ руки, сказала:

-- Пойдемъ, Тотти, пойдемъ, дай Динѣ снесть тебя наверхъ вмѣстѣ съ мамашей. Бѣдная, бѣдная мамаша! она такъ измучилась, ей хочется идти спать.

Тотти повернула лицо къ Динѣ и посмотрѣла на нее съ минуту; потомъ поднялась, протянула ручонки и позволила Динѣ взять ее съ колѣнъ матери. Гетти повернулась безъ всякаго признака дурнаго расположенія духа и, взявъ шляпку со стола, стояла съ равнодушнымъ видомъ, ожидая, не будетъ ли ей какого-нибудь другаго приказанія.

-- Ты можешь совсѣмъ запереть дверь, Пойзеръ. Аликъ ужь давно дома, сказала мистрисъ Пойзеръ, вставая съ своего низкаго кресла съ видомъ облегченія.-- Доставь мнѣ спички съ полки, Гетти: мнѣ надобно будетъ зажечь ночникъ въ спальнѣ. Пойдемъ, отецъ!

Тяжелые деревянные засовы при внѣшнихъ дверяхъ стали задвигаться, и старый Мартинъ приготовился встать, собравъ синій носовой платокъ и доставъ изъ угла свою свѣтлую суковатую орѣховую палку. Потомъ мистрисъ Пойзеръ отправилась въ путь изъ кухни, сопровождаемая дѣдомъ и Диною съ Тотти на рукахъ, и всѣ отправились спать въ сумеркахъ, какъ птицы. Мистрисъ Пойзеръ, на своемъ пути, заглянула въ комнату, гдѣ лежали ея два мальчика, посмотрѣла на ихъ румяныя круглыя щеки на подушкѣ и послушала съ минуту ихъ легкое правильное дыханіе.

-- Ну, Гетти, ступай спать, сказалъ мистеръ Пойзеръ ласковымъ тономъ, когда онъ самъ повернулся, чтобъ идти наверхъ.-- Я увѣренъ, что ты опоздала ненарочно, но твоя тётка намучилась сегодня. Прощай, голубчикъ, прощай.

XV.
Двѣ спальни.

Гетти и Дина обѣ спали во второмъ этажѣ, въ комнатахъ, сосѣднихъ одна съ другой, скудно омеблированныхъ, безъ всякихъ занавѣсокъ, недопускавшихъ свѣта, который теперь начиналъ пріобрѣтать новую силу отъ восходившаго мѣсяца, силу, которая была больше, нежели достаточною длятого, чтобъ дать Гетти возможность ходить въ комнатѣ и раздѣваться съ совершеннымъ удобствомъ. Она очень-хорошо могла видѣть вѣшалки въ старомъ крашеномъ платяномъ шкапу, на которыя повѣсила шляпку и платья; она могла видѣть головку каждой булавки на своей красной полотняной булавочной подушечкѣ; она могла видѣть изображеніе своей фигуры въ старомодномъ зеркалѣ такъ ясно, на сколько было нужно, принимая во вниманіе, что ей нужно было только зачесать голову и надѣть ночной чепчикъ. Странное старое зеркало! Гетти сердилась на него почти каждый разъ, когда одѣвалась. Въ свое время оно считалось красивымъ зеркаломъ и, вѣроятно, было куплено въ семейство Пойзеровъ четверть столѣтія назадъ при распродажѣ мебели, принадлежавшей какому-нибудь хорошему дому. Даже и теперь аукціонистъ могъ бы сказать о немъ что-нибудь хорошее: вокругъ стекла было довольно-много позолоты, правда, потусклой; оно имѣло твердое подножіе изъ краснаго дерева, достаточно-снабженное выдвижными ящиками, которые открывались только послѣ рѣшительныхъ усилій и при этомъ выкидывали впередъ все, въ нихъ содержавшееся, даже изъ отдаленнѣйшихъ угловъ, не заставляя васъ безпокоиться тѣмъ, чтобъ достать вещи изъ глубины. Ко всему этому, по обѣ стороны были прикрѣплены мѣдные подсвѣчники, придававшіе зеркалу все еще аристократическій видъ. Но Гетти была недовольна имъ, потому-что по всему стеклу было разсѣяно множество тусклыхъ пятенъ, неотходившихъ ни отъ какого усиленнаго трѣнія, и потомъ, вмѣсто того, чтобъ подвигаться взадъ и впередъ, оно было прикрѣплено въ прямомъ положеніи, такъ-что Гетти могла хорошо видѣть только голову и шею, да и для этого ей нужно было садиться на низкій стулъ передъ туалетнымъ столомъ. И туалетный столъ не былъ вовсе туалетный столь, а маленькій старый комодъ, самая неуклюжая вещь на свѣтѣ, сидѣть передъ которымъ было чрезвычайно-неловко, ибо она всегда ушибала свои колѣни объ огромныя мѣдныя ручки и никакимъ образомъ не могла удобно приблизиться къ зеркалу. Но набожные поклонники не дозволяютъ никогда, чтобъ какія-нибудь неудобства препятствовали имъ въ исполненіи ихъ религіозныхъ обрядовъ, а Гетти въ этотъ вечеръ еще болѣе обыкновеннаго предавалась своему особенному виду поклоненія.

Снявъ платье и бѣлый платочекъ, она вынула ключъ изъ большаго кармана, висѣвшаго сверхъ ея юбки, и створивъ одинъ изъ нижнихъ ящиковъ комода, достала оттуда два небольшіе восковые огарка, купленные втихомолку въ Треддльстонѣ, и вставила ихъ въ оба мѣдные подсвѣчника; потомъ она вынула связку спичекъ и зажгла свѣчи и наконецъ вынула недорогое маленькое зеркальце въ красной рамкѣ, но безъ пятенъ. Въ это-то небольшое зеркальце предпочла она посмотрѣть сначала, когда сѣла. Она смотрѣлась въ зеркальце, улыбаясь, повернула голову въ одну сторону, потомъ черезъ минуту положила его и вынула щетку и гребенку изъ верхняго ящика. Еи хотѣлось распустить волосы такъ, чтобъ походить на портретъ леди, висѣвшій въ уборной миссъ Лидіи Донниторнъ. Это было сдѣлано скоро, и темные гіацинтовые волосы пали ей на шею. То не были тяжелые, массивные волосы, только напоминавшіе легкую зыбь, а мягкіе и шелковистые, при всякомъ случаѣ завивавшіеся въ изящныя кудри. Но она откинула ихъ всѣ назадъ, чтобъ походить на картину, чтобъ они образовали темную занавѣску, которая еще рельефнѣе возвышала бы ея круглую, бѣлую шею. Потомъ она положила щетку и гребень и смотрѣла на себя, сложивъ передъ собою руки, точно какъ на томъ портретѣ. Даже старое, рябое зеркало не могло не отразить прелестное изображеніе, дѣйствительно прелестное, несмотря на то, что Гетти не была зашнурована въ бѣлый атласъ -- какъ, по моему твердому убѣжденію должны быть зашнурованы всѣ героини -- а въ темную зеленоватую бумажную матерію.

О, да! она была очень-хороша: капитанъ Донниторнъ думалъ такъ. Красивѣе всѣхъ около Геслопа, красивѣе всѣхъ леди, которыя только когда-либо посѣщали домъ его дяди; въ-самомъ-дѣлѣ, казалось, что знатныя леди были всѣ стары и дурны; и красивѣе миссъ Бекнъ, дочери мельника, называвшейся треддльстонскою красавицей. И Гетти смотрѣла на себя въ этотъ вечеръ съ совершенно-другимъ ощущеніемъ, нежели прежде; тутъ былъ невидимый зритель, глазъ котораго покоился на ней, какъ утро за цвѣткахъ. Его нѣжный голосъ все повторялъ и повторялъ прекрасныя рѣчи, которыя она слышала въ лѣсу; его рука обвивала ея талію, и прелестное благоуханіе розы, которымъ были пропитаны его волосы, все еще слышалось ей. Самая тщеславная женщина никогда не сознаетъ совершенно своей собственной красоты, пока она не любима мужчиной, который заставляетъ вибрировать ея собственную страсть, въ свою очередь.

Но Гетти, казалось, рѣшила въ своихъ мысляхъ, что ей все еще недоставало чего-то, ибо она встала и достала старый черный кружевной шарфъ изъ платянаго шкапа и большія серьги изъ завѣтнаго ящика, изъ котораго уже вынимала свѣчи. Шарфъ былъ старъ, очень-старъ, весь въ дирахъ, но онъ могъ бы быть приличною рамкой вокругъ ея плечъ и возвысить бѣлизну верхней части ея рукъ. И она сниметъ маленькія серьги, которыя были у ней въ ушахъ -- о, какъ бранила ее тётка за-то, что она проняла себѣ уши!-- и надѣнетъ большія: онѣ только позолочены и въ нихъ, вмѣсто камней, крашеныя стекла; но если вы не знаете изъ чего онѣ сдѣланы, то онѣ покажутся вамъ такими же хорошими, какія обыкновенно носятъ леди. И вотъ она сѣла опять, съ большими серьгами въ ушахъ и съ чернымъ кружевнымъ шарфомъ вокругъ плечъ. Она посмотрѣла на руки: не было рукъ, которыя были бы красивѣе ея рукъ; внизъ и немного пониже локтя, онѣ были бѣлы и пухлы, съ такими же ямочками, какія она имѣла на щекахъ; но она съ досадой думала о томъ, что къ кисти онѣ были грубы отъ дѣланія масла и другихъ работъ, которыми не занимались леди.

Капитану Донниторну, вѣроятно, было бы непріятно, чтобъ она продолжала работать: онъ желалъ бы видѣть ее въ красивыхъ платьяхъ, въ тонкихъ башмакахъ и бѣлыхъ чулкахъ, можетъ-быть, еще съ шелковыми стрѣлками; вѣдь онъ долженъ очень любить ее, ибо никто, кромѣ его, не обнималъ ея рукою за талію, никто не цаловалъ ее такимъ образомъ. Онъ захочетъ жениться на ней и сдѣлать изъ нея леди... она едва осмѣливалась допускать такую мысль, а между-тѣмъ могло ли быть какъ-нибудь иначе? Онъ женится на ней тайно, какъ мистеръ, Джемсъ, докторскій помощникъ, женился на племянницѣ доктора, и узнали объ этомъ только много времени спустя, а тогда было ужь безполезно сердиться. Гетти сама слышала, какъ докторъ разсказалъ ея тёткѣ обо всемъ этотъ. Она не знала, какъ это могло бы случиться; но это было ясно, что старый сквайръ никогда не позволитъ и заикнуться ему объ этомъ; ибо Гетти готова была упасть въ обморокъ отъ благоговѣнія и ужаса, когда встрѣчалась съ намъ въ Лѣсной Дачѣ. Кто его знаетъ, онъ, можетъ-быть, родился какъ всѣ мы на этомъ свѣтѣ: ей никогда не приходило въ голову, что онъ былъ молодъ, какъ другіе; для нея онъ всегда былъ старымъ сквайромъ, который на всѣхъ наводилъ ужасъ. О! невозможно было и подумать, какъ это могло бы случиться. Но капитану Донниторну будетъ извѣстно это: онъ важный джентльменъ, и можетъ имѣть свою волю во всемъ и купить все, что ни захочетъ. И ничто не можетъ быть снова такъ, какъ было: можетъ-быть, когда-нибудь она станетъ знатною леди, будетъ ѣздить въ своемъ экипажѣ и одѣваться къ обѣду въ парчу и шелкъ, съ перьями на головѣ, и платье ея будетъ мести полъ, какъ платья миссъ Лидіи и леди Деси, когда онѣ шли въ столовую, какъ она видѣла ихъ однажды вечеромъ, когда смотрѣла украдкою въ небольшое круглое окно въ передней. Она только не будетъ такою старухою и такою дурною, какъ миссъ Лидія, или такою же толстою и неуклюжею, какъ леди Деси, но очень-красивою съ волосами, которыя она будетъ зачесывать на различныя манеры; иногда она одѣнется въ розовое платье, иногда въ бѣлое: она еще не знала, которое нравится ей больше. И Мери Бёрджъ и всѣ другія, можетъ-быть, увидятъ, какъ она будетъ выѣзжать въ своей каретѣ, или, скорѣе, онѣ только услышатъ объ этомъ: невозможно было вообразить, чтобъ эти вещи случились въ Геслопѣ въ виду ея тётки. При мысли о такомъ великолѣпіи, Гетти встала со стула и при этомъ задѣла маленькое зеркало въ красной рамкѣ краемъ своего шарфа, такъ-что оно съ шумомъ упало на полъ. Но она слишкомъ была занята своей мечтой, чтобъ позаботиться поднять его; пораженная на одно лишь мгновеніе, она начала ходить съ величіемъ голубя взадъ и впередъ по своей комнатѣ въ цвѣтной шнуровкѣ и въ цвѣтной юбочкѣ, съ старымъ чернымъ кружевнымъ шарфомъ вокругъ плечъ и большими стеклянными серьгами въ ушахъ.

Какъ мила кажется малютка въ этомъ странномъ костюмѣ! Влюбиться въ нее было бы самою простительною глупостью на свѣтѣ. Ея лицо и фигура округлены такъ прелестно, точно у ребенка; изящныя темныя кольца волосъ такъ очаровательно покоятся около ея ушей и шеи; ея большіе темные глаза съ ихъ длинными рѣсницами, трогаютъ васъ такъ странно, словно изъ нихъ смотритъ заключенный рѣзвый духъ.

Ахъ, что за находка для мужчины, который получаетъ такую очаровательную невѣсту, какъ Гетти! Какъ станутъ завидовать мужчины, которые придутъ къ свадебному завтраку и увидятъ, какъ она, въ бѣлыхъ кружевахъ и съ померанцевыми цвѣтами, опирается на его руку. Милое юное кругленькое, нѣжное, гибкое созданіе! Ея сердце должно быть, такъ же мягко, ея темпераментъ такъ же свободенъ отъ угловатостей, ея характеръ такъ же гибокъ! Если когда-либо случится что-нибудь дурное, то въ этомъ долженъ быть виноватъ непремѣнно мужъ: онъ можетъ сдѣлать изъ нея все, что хочетъ -- это ясно. И самый предметъ любви думаетъ такъ же: маленькая красавица такъ расположена къ нему; ея незначительное тщеславіе такъ очаровательно; онъ и не желалъ бы, чтобъ она была благоразумнѣе; вотъ эти-то игривые взоры и движенія и могутъ превратить домашній очагъ въ рай. При такихъ обстоятельствахъ каждый человѣкъ сознаетъ, что онъ большой физіономистъ. Онъ знаетъ, что природа имѣетъ свой собственный языкъ, который она употребляетъ съ строгою правдивостью, и онъ считаетъ себя посвященнымъ въ этотъ языкъ. Природа выписала для него характеръ его невѣсты въ этихъ изящныхъ очертаніяхъ щеки, губы и подбородка, въ этихъ вѣкахъ, тонкихъ какъ лепестки, въ этихъ длинныхъ рѣсницахъ, вьющихся какъ тычинка цвѣтка, въ этой темной мягкой глубинѣ чудныхъ глазъ. До какого безумія она будетъ любить своихъ дѣтей! Она сама почти еще ребенокъ, и крошечныя розовенькія кругленькія созданья будутъ окружать ее, какъ бутончики окружаютъ центральный цвѣтокъ; а мужъ, кротко улыбаясь, будетъ, повидимому въ состояніи, когда ему угодно, удалиться въ святилище своей мудрости, на которое жена его будетъ взирать съ благоговѣніемъ, никогда не осмѣливаясь проникнуть въ его тайны. Такой бракъ будетъ походить на бракъ золотаго вѣка, когда всѣ мужчины были мудры и величественны, а всѣ женщины прелестны и любящія.

Почти совершенно такъ же нашъ другъ Адамъ Бидъ думалъ о Гетти: только онъ облекалъ свои мысли въ другія слова. Если она когда-либо обнаруживала передъ нимъ холодное тщеславіе, то онъ говорилъ самому себѣ: "это происходило оттого, что она меня не довольно любитъ"; и онъ былъ убѣжденъ, что ея любовь, когда только она даруетъ ее, будетъ драгоцѣннѣйшимъ изъ благъ, которыми только человѣкъ можетъ обладать на землѣ. Прежде чѣмъ вы упрекнете Адама въ недостаткѣ проницательности, спросите, пожалуйста, себя: были ли вы когда-нибудь расположены думать дурное о прелестной женщинѣ... могли ли вы когда-нибудь, безъ жестокихъ головоломныхъ доводовъ, думать дурное объ одной въ высшей степени прелестной женщинѣ, которая очаровала васъ? Нѣтъ: кто любитъ пушистые персики, тотъ способенъ не думать о косточкѣ, и потому иногда часто жестоко повреждаетъ себѣ зубы о нея.

Артуръ Донниторнъ также имѣлъ подобное же мнѣніе о Гетти, въ томъ отношеніи, на сколько онъ вообще думалъ о ея природѣ. Онъ былъ увѣренъ, что она была милое, доброе, нѣжное существо. Мужчина, пробуждающій чудную, волнующую страсть въ молодой дѣвушкѣ, всегда считаетъ ее нѣжною и любящею; и если случится ему подумать о будущихъ годахъ, то онъ, вѣроятно, воображаетъ, что добродѣтельно-неженъ къ ней, такъ-какъ бѣдное существо такъ сильно привязано къ нему. Богъ ужь сотворилъ этихъ милыхъ женщинъ такими, и такой порядокъ вещей приходится весьма-кстати въ случаѣ болѣзни.

Какъ бы то ни было, я думаю, благоразумнѣйшій изъ насъ непремѣнно обманывается иногда такимъ образомъ, и непремѣнно думаетъ о людяхъ лучше или хуже, нежели они заслуживаютъ. Природа имѣетъ свой языкъ, и ее нельзя обвинить въ неправдивости; но мы и до настоящаго времени не знаемъ ея запутаннаго синтаксиса, и при торопливомъ чтеніи можетъ случиться, что мы извлечемъ изъ ея словъ совершенно-противное значеніе. Длинныя темныя рѣсницы, напримѣръ: что можетъ-быть изящнѣе ихъ? Я считаю невозможнымъ не ожидать нѣкоторой глубины души за глубокимъ сѣрымъ глазомъ съ длинною темною рѣсницею, несмотря на опытность, показавшую мнѣ, что то и другое бываетъ и при обманѣ, корыстолюбіи и глупости. Но когда, отвернувшись съ отвращеніемъ, я прибѣгалъ къ рыбьему, безжизненному глазу, то въ результатѣ оказывалось поражающее сходство. Можно, наконецъ, подозрѣвать, что между рѣсницами и нравственностью нѣтъ прямого соотношенія, или, иначе, что рѣсницы выражаютъ характеръ прекрасной бабушки даннаго индивидуума, что вообще имѣетъ для насъ небольшое значеніе.

Не было рѣсницъ, которыя могли бы быть красивѣе рѣсницъ Гетти, а теперь, между-тѣмъ, какъ она съ голубинымъ величіемъ расхаживаетъ по комнатѣ и смотритъ на свои плечи, обрамленныя старыми черными кружевами, темная бахрома обнаруживается въ совершенствѣ на ея розовой щекѣ. Ея узкое воображеніе можетъ рисовать только тусклыя неопредѣленныя картины будущности; но во всѣхъ картинахъ на первомъ планѣ она въ прелестныхъ платьяхъ. Капитанъ Донниторнъ очень-близокъ къ ней; онъ обвиваетъ рукою ея станъ, быть-можетъ, цалуетъ ее, а всѣ другіе удивляются и завидуютъ ей -- преимущественно же Мери Бёрджъ, новое набивное платье которой кажется весьма-жалкимъ рядомъ съ блистательнымъ туалетомъ Гетти. Не примѣшивается ли къ этимъ мечтамъ о будущемъ какое-нибудь сладостное или грустное воспоминаніе? Заботливая мысль о ея вторыхъ родителяхъ, о дѣтяхъ, за которыми она помогала ходить, о молодой подругѣ, о любимомъ животномъ, о какомъ-нибудь случаѣ изъ ея собственнаго дѣтства? Нѣтъ, ни одной. Есть растенія, которыя едва-ли имѣютъ корни: вырвите ихъ изъ ихъ роднаго уголка въ скалѣ или въ стѣнѣ и положите ихъ, просто, на вашъ цвѣточный горшокъ, служащій у васъ украшеніемъ, и они станутъ цвѣсть нисколько не хуже прежняго. Гетти могла сбросить съ себя всю свою прежнюю жизнь, и никогда не захотѣла бы, чтобъ ей опять напомнили о ней. Я думаю, у ней не было никакого чувства къ старому дому и она не любила греческой валерьяны и длиннаго ряда рожъ въ саду больше другихъ цвѣтовъ, можетъ-быть, даже и не столько, какъ другіе цвѣты. Надобно было удивляться, какъ мало она, повидимому, заботилась объ ухаживаніи за дядей, который былъ для нея вторымъ отцомъ: она едва-ли подала ему когда-нибудь трубку во-время безъ того, чтобъ ей не сказали объ этомъ, развѣ въ домѣ былъ гость, который могъ бы имѣть удобный случай видѣть ее, когда она пойдетъ мимо камина. Гетти не могла постигнуть, какимъ образомъ можно было чувствовать расположеніе къ пожилымъ людямъ. Что жь касается этихъ скучныхъ дѣтей, Марти, Томми и Тотти, то они были, просто, наказаніемъ ея въ жизни, какъ жужжащія насѣкомыя, которыя мучатъ васъ въ жаркій день, когда вамъ хочется покоя. Марти, самый старшій, былъ еще груднымъ ребенкомъ, когда она только-что прибыла на мызу, ибо дѣти, родившіяся прежде него, умерли, и такимъ-образомъ Гетти видѣла, какъ всѣ трое, одинъ послѣ другаго, ходили около нея, переваливаясь со стороны на сторону, на лугу, или играли на ея глазахъ въ сырую погоду въ полупустыхъ комнатахъ большаго стараго дома. Мальчики ужь подросли теперь, но Тотти надоѣдала день-деньской гораздо-хуже, чѣмъ оба другіе въ свое время, потому-что о ней хлопотали гораздо-больше. И не было конца дѣланію и починкѣ платьевъ. Гетти обрадовалась бы, еслибъ ей сказали, что она никогда больше не увидитъ никакого ребенка; дѣти были хуже грязныхъ крошечныхъ ягнятъ, которыхъ пастухъ всегда приносилъ въ домъ, чтобъ они имѣли особенный уходъ, когда наступало время ягниться; ибо отъ ягнятъ, раньше или позже, освобождались. Что жь касается молодыхъ цыплятъ и индійскихъ куръ, то Гетти возненавидѣла бы самое слово: "выводъ", еслибъ ея тётка не подкупила ее смотрѣть за молодыми домашними птицами, обѣщавъ ей давать цѣнность одного цыпленка съ каждаго высѣда. Круглые, пушистые цыплята, выглядывавшіе изъ-подъ крыла матери, никогда не доставляли Гетти удовольствія: не объ этого рода красотѣ заботилась она, она заботилась о красотѣ новыхъ вещей, которыя купитъ для себя на треддльстонской ярмаркѣ на деньги, вырученныя продажею цыплятъ. А между-тѣмъ она имѣла видъ столь-пріятный, столь-очаровательный, когда наклонялась, чтобъ положить моченый хлѣбъ подъ курятникъ, что вамъ дѣйствительно нужно бы быть весьма-проницательными, чтобъ подозрѣвать ее въ жестокости. Молли, горничная, со вздернутымъ кверху носомъ и выдающеюся челюстью, была въ дѣйствительности дѣвушка съ нѣжнымъ сердцемъ и, какъ выражалась мистрисъ Пойзеръ, просто драгоцѣнность относительно ухода за курами; но на ея неподвижномъ лицѣ выражалось на столько этой материнской радости, на сколько бурый глиняный кувшинъ пропускаетъ сквозь себя свѣтъ лампы, помѣщающійся въ немъ.

Вообще, женскій глазъ прежде всего открываетъ нравственные недостатки, скрывающіеся подъ милымъ обманомъ красоты. Такимъ-образомъ неудивительно, что мистрисъ Пойзеръ, съ ея проницательностью и при множествѣ случаевъ для наблюденій, составила довольно-вѣрную оцѣнку того, что можно было ожидать отъ Гетти въ области чувства, и въ минуты негодованія иногда съ большою откровенностью высказывала мужу свое мнѣніе относительно этого.

-- Она не лучше павлина и готова горделиво расхаживать по стѣнѣ и распускать хвостъ, когда свѣтитъ солнце, еслибъ даже всѣ люди въ приходѣ умирали; ничто, кажется, не заставляетъ забиться ея сердце, даже и тогда, когда мы думали, что Тотти упала въ яму. Ахъ, Господи! этотъ дорогой херувимчикъ!... Когда мы нашли ее, то она стояла въ грязи съ своими крошечными башмачками и кричала такъ у отдаленнаго водопоя, что, просто, сердце разрывалось. А Гетти и нужды не было до этого -- я сама видѣла, а между-тѣмъ, вѣдь она знала ребенка еще груднымъ. По моему убѣжденію, ея сердце твердо какъ кремень.

-- Нѣтъ, нѣтъ! сказалъ мистеръ Пойзеръ: -- ты не должна судить о Гетти такъ жестоко. Молодыя дѣвушки похожи на незрѣлое зерна, которое впослѣдствіи даетъ, правда, хорошій хлѣбъ, но вначалѣ мягковатый. Ты увидишь, Гетти будетъ какъ слѣдуетъ, когда у ней будутъ хорошій мужъ и собственныя дѣти.

-- Я вовсе не хочу быть жестокою къ дѣвушкѣ. У ней проворныя руки, и она можетъ быть довольно-полезна, когда захочетъ, и мнѣ было бы ощутительно, еслибъ она перестала дѣлать масло, потому-что у ней свѣжая рука. Какъ бы то ни было, я старалась дѣлать свое дѣло касательно твоей племянницы, и дѣлала это: я научила ее всему, что принадлежитъ къ дому, и довольно-часто объясняла ей, въ чемъ должны состоять ея обязанности, хотя -- Богъ видитъ это!-- у меня часто дѣлается одышка и меня по временамъ страшно схватываетъ боль въ боку. Съ этими тремя дѣвушками въ домѣ мнѣ нужно было бы имѣть вдвое силы длятого, чтобъ держать ихъ при работѣ. Это все-равно, что готовить жаркое на трехъ огняхъ: только-что успѣешь полить одно, какъ подгораетъ другое.

Гетти чувствовала значительный страхъ передъ своей тёткой и заботилась на столько скрывать отъ нея свое тщеславіе, насколько можно было скрыть безъ слишкомъ-великой жертвы. Она не могла удержаться, чтобъ не тратить денегъ на наряды, которые порицала мистрисъ Пойзеръ; но она была бы готова умереть со стыда, досады и страха, еслибъ ея тётка въ эту минуту отворила дверь и увидѣла, что она зажгла свои огарки и величественно расхаживала по комнатѣ, украшенная шарфомъ и серьгами. Въ предупрежденіе такого сюрприза, она всегда запирала дверь на задвижку, и въ эту ночь она не забыла сдѣлать то же самое. И хорошо, что она сдѣлала это: ибо въ эту минуту послышался легкій ударъ, и Гетти, съ сильно-бьющимся сердцемъ, стремглавъ бросилась задувать свѣчи и бросать ихъ въ ящикъ. Она не смѣла ждать, пока сниметъ серьги, но сбросила съ себя шарфъ, который упалъ на полъ, прежде нежели повторился легкій ударъ. Мы узнаемъ, отчего происходилъ этотъ легкій ударъ, если на короткое время оставимъ Гетги и возвратимся къ Динѣ въ ту минуту, когда она передала Тотти на руки матери и взошла по лѣстницѣ въ свою спальню, смежную съ спальнею Гетти.

Дина приходила въ восторгъ отъ окна въ свози спальнѣ. Ея комната помѣщалась во второмъ этажѣ высокаго дома, и изъ окна она имѣла обширный видъ на поля. Толщина стѣны образовывала пониже окна широкую ступень, разстояніемъ около аршина, гдѣ она могла ставить свой стулъ. И теперь, лишь-только она вошла въ комнату, какъ прежде всего сѣла на этотъ стулъ и стала смотрѣть на мирныя поля, за которыми всходилъ большой мѣсяцъ надъ изгородью, образуемою вязами. Она лучше любила пастбище, гдѣ покоилась дойныя коровы, и потомъ лугъ, гдѣ трава была на половину скошена и лежала серебристыми раскинувшимися линіями. Сердце ея было полно, ибо оставалась еще одна только ночь, въ которую ей надобно будетъ налюбоваться этими полями на долгое время. Но она не скучала только о томъ, что ей придется оставить этотъ ландшафтъ, ибо для нея холодная страна Снофильдъ имѣла столько же очарованія. Она думала обо всѣхъ дорогихъ ея сердцу людяхъ, о которыхъ она научилась заботиться среди этихъ мирныхъ полей и которые навсегда будутъ имѣть мѣсто въ ея любящей памяти. Она думала о борьбѣ и утомленіи, которыя, можетъ-быть, предстоятъ имъ въ будущемъ на ихъ жизненномъ пути, когда ея уже не будетъ съ ними и она не будетъ знать, что съ ними случилось. Бремя этой мысли скоро сдѣлалось ей такъ тяжело, что она не могла уже наслаждаться несоотвѣтствующею тишиною полей, освѣщенныхъ луною. Она закрыла глаза, дабы съ большею силою чувствовать присутствіе любви и симпатіи, которыя были глубже и нѣжнѣе того, какъ онѣ отражались землею и небомъ, дышавшими ими. Такимъ-образомъ Дина часто молилась въ уединенія. Она просто закрывала глаза и чувствовала себя окруженною божественнымъ присутствіемъ; потомъ постепенно ея опасенія, ея сильныя заботы о другихъ таяли, какъ ледяные кристалы въ тепломъ океанѣ. Она сидѣла въ этомъ положеніи совершенно-спокойно, скрестивъ руки на колѣняхъ, по-крайней-мѣрѣ десять минутъ; блѣдный свѣтъ покоился на ея спокойномъ лицѣ. Вдругъ она вздрогнула при громкомъ шумѣ, происшедшемъ очевидно отъ паденія какой-нибудь вещи въ комнатѣ Гетти. Но подобно всѣмъ звукамъ, касающимся нашего слуха, когда мы совершенно погружены въ мысли о другомъ, и этотъ звукъ не имѣлъ опредѣленнаго характера, но былъ, просто, громокъ и поражающъ, такъ-что она находилась въ сомнѣнія, вѣрно ли она объясняла себѣ его? Она встала и прислушивалась нѣсколько времени, но вездѣ было тихо послѣ этого звука, и она подумала, что Гетти, можетъ-быть, только сбила что-нибудь съ мѣста, ложась на постель. Она начала медленно раздѣваться; но теперь, подчиняясь вліянію, произведенному этимъ шумомъ, она сосредоточила свои мысли на Гетти: на этомъ прелестномъ, юномъ созданіи, передъ которымъ только-что открывалась жизнь со всѣми ея искушеніями, торжественныя ежедневныя обязанности жены и матери, а между-тѣмъ она была вовсе не приготовлена къ этому, мечтала только о незначительныхъ безразсудныхъ, тщеславныхъ удовольствіяхъ, какъ ребенокъ, дрожащій надъ своими игрушками при началѣ длиннаго утомительнаго путешествія, впродолженіе котораго ему придется переписать и голодъ, и холодъ, и безпріютный мракъ. Дина чувствовала вдвое больше заботъ о Гетти, потому-что раздѣляла заботливое участіе Сета въ судьбѣ его брата, и не дошла еще до заключенія, что Гетти не такъ любила Адама, чтобъ могла выйдти за него замужъ. Она слишкомъ-ясно видѣла отсутствіе всякой теплой самоотверженной любви въ природѣ Гетти, и не считала холодности ея обращенія относительно Адама указаніемъ, что онъ не былъ человѣкомъ, котораго она хотѣла бы имѣть мужемъ. И этотъ недостатокъ въ природѣ Гетти, вмѣсто того, чтобъ возбудить ея неудовольствіе, только вызывалъ въ ней болѣе глубокое сожалѣніе: миловидное лицо и образъ ея производили на нее такое же вліяніе, какое производитъ красота на чистое и нѣжное сердце, чуждое всякой эгоистической ревности; красота была отличающимъ божественнымъ даромъ, вызывавшимъ болѣе-глубокое состраданіе къ нуждѣ, грѣху и горести, съ которыми онъ соединенъ, подобно тому, какъ грустнѣе смотрѣть на язву въ бѣлоснѣжномъ бутонѣ, нежели въ простой кухонной зелени.

Между-тѣмъ, какъ Дина раздѣвалась и надѣвала ночное платье, это чувство, относительно Гетти, возрастало съ болѣзненною силою; ея воображеніе создало терновый кустарникъ грѣха и горести, и она видѣла какъ бѣдное созданье боролось въ немъ, истерзанное и обагренное кровью, со слезами оттискивая избавленія и не находя нигдѣ. Такимъ-то образомъ воображеніе и симпатія Дины боролись постоянно, возвышая другъ друга. Она почувствовала глубокое, горячее желаніе пойдти теперь и излить передъ Гетти всѣ слова нѣжнаго предостереженія и просьбы, которыя быстро смѣнялись въ ея головѣ. Но, можетъ-быть, Гетти спала уже. Дина приложила ухо къ перегородкѣ и все еще слышала слабый шумъ, который убѣдилъ ее въ томъ, что Гетти еще не была въ постели. Но она еще медлила; она не была вполнѣ увѣрена въ божественномъ указаніи; голосъ, приказывавшій ей идти къ Гетти, былъ, казалось, не сильнѣе другаго голоса, говорившаго, что Гетти была утомлена и что если она пойдетъ къ ней теперь въ несвоевременную минуту, то Гетти съ большимъ еще упрямствомъ скроетъ все, что у ней на сердцѣ. Дина не довольствовалась этими внутренними голосами; ей нужно было болѣе-вѣрное указаніе. Ей было довольно-свѣтло длятого, чтобъ открыть священное писаніе и различить текстъ настолько, чтобъ она могла знать, что онъ скажетъ ей. Она знала физіономію каждой страницы и могла сказать на какой книгѣ открыла, иногда даже на какой главѣ, несмотря на заглавіе или число. То была небольшая толстая Библія, совершенно-скруглившаяся по краямъ. Дина положила ее бокомъ на выступъ окна, гдѣ свѣтъ падалъ сильнѣе, и потомъ открыла ее указательнымъ пальцемъ. Первыя слова, на которыя она посмотрѣла, были слѣдующія вверху лѣвой страницы:

"И всѣ они плакали горько, бросились на шею Павла и цаловали его".

Этого было достаточно для Дины; Библія открылась на памятномъ прощаньи въ Ефесѣ, когда Павелъ почувствовалъ потребность излить сердце въ послѣднемъ увѣщаніи и предостереженіи. Она не медлила долѣе: тихо отворивъ свою дверь, вышла и постучалась къ Гетти. Мы знаемъ, что ей пришлось постучаться два раза, ибо Гетти нужно было погасить свѣчи и сбросить черный кружевной шаржъ; но послѣ втораго удара дверь отворилась немедленно. Дина сказала: "можно мнѣ войдти, Гетти?" и Гетти, молча (ибо она смутилась и была недовольна) отворила дверь шире и впустила Дину въ комнату.

Что за странный контрастъ представляли обѣ дѣвушки! достаточно-видимый при смѣшеніи сумерекъ и луннаго свѣта: Гетти, у которой разгорѣлись щеки и глаза сверкали отъ ея воображаемой драмы, прелестная шея и руки были открыты, волосы падали сбившимися локонами частію на спину, частію закрывали ея побрекушки въ ушахъ -- и Дина, которая была одѣта въ длинное бѣлое платье, блѣдное лицо которой выражало подавленное волненіе и почти походило на лицо прекраснаго трупа, куда возвратилась душа, исполненная высокихъ тайнъ и высокой любви. Онѣ были почти одинаковаго роста; Дина казалась нѣсколько-выше, когда она обвила Гетти рукою за талію и поцаловала ее въ лобъ.

-- Я знала, что ты еще не легла, моя милая, сказала она своимъ сладкимъ, чистымъ голосомъ, который подѣйствовалъ на Гетти раздражающимъ образомъ, смѣшиваясь съ ея угрюмымъ безпокойствомъ, какъ музыка съ бренчащими цѣпями:-- потому-что я слышала, какъ ты ходила; и мнѣ очень хотѣлось поговорить еще разъ съ тобою сегодня, ибо это послѣдняя ночь, которую я провожу здѣсь, и мы не знаемъ, что можетъ случиться завтра и разлучить газъ другъ съ другомъ. Не посидѣть ли мнѣ у тебя, пока ты уберешь волосы?

-- О да, сказала Гетти, торопливо поворачиваясь и придвигая другой стулъ въ комнатѣ, обрадованная, что Дина показывала видъ, будто не замѣчаетъ ея серегъ.

Дина сѣла и Гетти стала расчесывать волосы, чтобъ потомъ заплесть ихъ наверхъ, и расчесывала съ видомъ чрезвычайнаго равнодушія, свойственнымъ смущенному самосознанію. Но выраженіе глазъ Дины мало-по-малу облегчило ее; они, казалось, не замѣчали никакихъ подробностей.

-- Милая Гетти, сказала она:-- сегодня совершенно-невольно пришли мнѣ мысли, что ты, можетъ-быть, будешь когда-нибудь находиться въ несчастіи -- несчастіе опредѣлено намъ всѣмъ здѣсь на землѣ -- и тогда наступаетъ время, когда мы нуждаемся въ утѣшеніи и помощи гораздобольше, нежели мы можемъ найдти въ предметахъ этой жизни. Я хочу сказать тебѣ, что если ты когда-нибудь будешь находиться въ несчастіи и нуждаться въ другѣ, который будетъ всегда сочувствовать тебѣ и любить тебя, то ты найдешь такого друга въ Динѣ Моррисъ въ Снофильдѣ, и если ты придешь къ ней или пошлешь за ней, то она никогда не забудетъ этой ночи и словъ, которыя говоритъ тебѣ теперь. Будешь ли ты помнить объ этомъ, Гетти?

-- Да, сказала Гетти въ нѣкоторомъ испугѣ.-- Но отчего ты думаешь, что со мной случится несчастіе? Знаешь ты что-нибудь?

Гетти, надѣвъ чепчикъ, сѣла, и теперь Дина наклонилась впередъ и взяла ее за руки, когда отвѣчала:

-- Потому-что, моя милая, несчастіе постигаетъ насъ всѣхъ въ этой жизни. Такъ мы привязываемся сердцемъ къ вещамъ, а между-тѣмъ на то, чтобъ мы имѣли ихъ, нѣтъ Божьей воли, и мы горюемъ объ этомъ; мы лишаемся людей, которыхъ любимъ, и не находимъ радости ни въ чемъ, потому -- что они не съ нами; приходитъ болѣзнь -- и мы томимся подъ гнётомъ нашего слабаго тѣла; мы заблуждаемся и идемъ по дурному пути и сами навлекаемъ несчастіе на себя и на ближнихъ. Изъ родившихся въ этомъ мірѣ нѣтъ ни мужчины, ни женщины, которымъ не были бы опредѣлены какія-нибудь изъ этихъ испытаній, и я чувствую, что нѣкоторыя изъ нихъ случатся и съ тобой. И я желаю, чтобъ, пока молода, ты искала силы у твоего небеснаго Отца, тогда ты могла бы имѣть опору, которая не оставитъ тебя, когда придетъ твой черный день.

Дина остановилась и опустила руки Гетти, чтобъ не мѣшать ей. Гетти сидѣла совершенно-спокойно. Она не чувствовала въ душѣ своей никакого отвѣта на заботливое расположеніе Дины къ ней. Но слова Дины, произнесенныя съ торжественною, патетическою ясностью, возбудили въ ней холодный ужасъ. Ея румянецъ исчезъ и она стала почти блѣдна; она чувствовала робость, обладая страдострастнымъ, ищущимъ удовольствія характеромъ, который трепещетъ при одномъ намекѣ на страданія. Дина замѣтила произведенное ею впечатлѣніе, и ея нѣжное заботливое увѣщаніе стало еще серьёзнѣе, пока Гетти, исполненная неопредѣленнаго ужаса о томъ, что съ нею нѣкогда можетъ случиться что-нибудь дурное, не начала плакать.

Мы обыкновенно говоримъ, что въ то время, какъ низшая природа никогда не можетъ понять высшую, высшая природа совершенно обнимаетъ низшую. Но я думаю, высшая натура должна научиться этому пониманію, какъ мы научаемся искусству видѣть продолжительнымъ и тяжелымъ опытомъ, нерѣдко съ ушибами и ранами, получаемыми нами оттого, что мы схватываемъ предметы не съ той стороны, и воображаемъ себя дальше отъ нихъ, чѣмъ на-самомъ-дѣлѣ. Дина прежде никогда не видѣла, чтобъ Гетти была такъ разстроена и, исполненная обычной благосклонной надежды, она твердо видѣла, что волненіе происходило по божественному внушенію. Она поцаловала рыдавшую дѣвушку и начала плакать съ нею, подъ вліяніемъ благодарности и радости. Но Гетти была просто въ взволнованномъ состояніи, когда нельзя разсчитывать навѣрное, какое направленіе могутъ принять чувства каждую минуту, и впервые ласки Дины разсердили ее. Она нетерпѣливо отпихнула ее отъ себя и, всхлипывая, какъ ребенокъ, сказала:

-- Не говори со мной такимъ образомъ, Дина. Зачѣмъ пришла ты пугать меня? Я никогда не сдѣлала тебѣ ничего дурнаго. Отчего же не оставишь ты меня въ покоѣ?

Дина съ грустью услышала эти слова. Ея благоразуміе не позволяло ей настаивать и она только кротко сказала:

-- Да, моя милая, ты устала. Я не хочу мѣшать тебѣ долѣе. Раздѣнься поскорѣе и лягъ въ постель. Спокойной ночи.

Она вышла изъ комнаты почти такъ же тихо и быстро, какъ привидѣніе; но едва-лишь успѣла она подойти къ своей постели, какъ бросилась на колѣни и въ глубокомъ молчаніи излила все горячее состраданіе, наполнявшее ея сердце.

Что до Гетти, то она вскорѣ опять была въ лѣсу: мечты, которыя занимали ее наяву, погрузились въ жизнь сна почти еще отрывочнѣе и запутаннѣе.

XVI.
Звенья.

Вы помните, Артуръ Донниторнъ долженъ исполнить обѣщаніе, которое далъ самому себѣ: увидѣться съ мистеромъ Ирвайномъ въ пятницу утромъ. Онъ проснулся и одѣвается такъ рано, что хочетъ идти къ нему до завтрака, а не послѣ завтрака. Онъ знаетъ, что священникъ завтракаетъ одинъ въ половинѣ десятаго, такъ-какъ у леди семейства назначенъ для завтрака другой часъ. Артуръ сдѣлаетъ раннюю утреннюю прогулку верхомъ по холмамъ и позавтракаетъ съ нимъ. За ѣдою всегда отлично говорится.

Успѣхи цивилизаціи сдѣлали завтракъ или обѣдъ удобною и веселою замѣною болѣе-безпокойныхъ и непріятныхъ церемоній. Мы не съ такой мрачной стороны смотримъ на наши ошибки, когда нашъ духовный отецъ слушаетъ насъ, сидя за яйцомъ и кофеемъ. Мы какъ-то опредѣлительнѣе сознаемъ, что въ нашъ просвѣщенный вѣкъ не требуется отъ джентльмена суровое покаяніе и что смертный грѣхъ вовсе несовмѣстимъ съ хорошимъ апетитомъ къ завтраку; что нападеніе на наши карманы, которое въ болѣе-варварскія времена было бы сдѣлано грубымъ образомъ посредствомъ пистолетнаго выстрѣла, стало совершенно-благороднымъ и улыбающимся дѣломъ теперь, когда оно совершается въ видѣ прошенія о займѣ, брошеннаго какъ вводное предложеніе между вторымъ и третьимъ стаканомъ кларета.

Въ старыхъ суровыхъ формахъ было, однакожь, то преимущество, что онѣ заставляли васъ исполнить рѣшеніе посредствомъ какого нибудь явнаго поступка: когда вы приставили ротъ къ одному концу отверстія въ каменной стѣнѣ и знаете навѣрное, что на другомъ концѣ есть слушающее васъ ухо, то очень-вѣроятно, что вы скажете то, что вы намѣревались сказать, нежели если вы сидите, держа ноги въ удобномъ положеніи подъ обѣденнымъ столомъ, съ собесѣдникомъ, который не будетъ имѣть причины удивляться, если вы не имѣете сказать ему ничего особеннаго.

Какъ бы то ни было, въ то время, какъ Артуръ Донниторнъ ѣдетъ извилинами по веселымъ тропинкамъ верхомъ при сіяніи утренняго солнца, онъ серьёзно намѣревается излить душу предъ священникомъ, и рѣзкій звукъ косы, раздающійся въ то время, какъ онъ ѣдетъ по лугу, производитъ на него еще болѣе радостное впечатлѣніе, потому-что онъ имѣетъ честное намѣреніе. Онъ съ радостью видитъ надежду на установившуюся погоду теперь, когда наступило время для уборки сѣна, о чемъ такъ заботились поселяне; и участіе въ радости, которая касается всѣхъ, а не только однихъ васъ, производитъ такое здоровое дѣйствіе, что эта мысль объ уборкѣ сѣна дѣйствуетъ на его расположеніе духа и представляетъ его рѣшеніе дѣломъ болѣе-легкимъ. Человѣкъ, живущій гдѣ-нибудь въ городѣ, можетъ, пожалуй, предполагать, что эти впечатлѣнія ощущаются только въ книжкѣ разсказовъ для дѣтей; но когда вы очутились среди полей и изгородей, то невозможно сохранить послѣдовательное равнодушіе относительно простыхъ удовольствій природы.

Артуръ проѣхалъ деревню Геслопъ и приближался къ брокетонской сторонѣ горы, когда, на поворотѣ дороги, онъ увидѣлъ впереди себя шагахъ во ста человѣка, котораго невозможно было принять не за Адама Бида, еслибъ даже за этимъ человѣкомъ не слѣдовала по пятамъ сѣрая, безхвостая овчарная собака. Онъ шелъ своимъ обычнымъ скорымъ шагомъ, и Артуръ пріударилъ своего коня, чтобъ догнать его, ибо въ немъ сохранялось еще чувство, которое онъ питалъ къ Адаму съ дѣтства, чтобъ не упустить случай поболтать съ нимъ. Я не скажу, чтобъ его любовь къ работнику не была нѣсколько обязана своей силой любви къ покровительству: нашъ другъ Артуръ охотно дѣлалъ все, что было прекрасно, и любилъ, чтобъ его прекрасныя дѣла признавалась таковыми.

Адамъ, услышавъ ускоренный топотъ лошадиныхъ копытъ, оглянулся и сталъ ждать всадника, снявъ съ головы бумажный колпакъ съ ясною улыбкою, свидѣтельствовавшею, что онъ узналъ ѣхавшаго. За братомъ Сетомъ, Адамъ готовъ былъ сдѣлать для Артура Донниторна больше, нежели для какого-нибудь другаго молодаго человѣка на свѣтѣ. Онъ, вѣроятно, скорѣе рѣшился бы потерять что-нибудь другое, только не двухфутовую линейку, которую всегда носилъ въ карманѣ: то былъ подарокъ Артура, купленный на карманныя деньги, когда молодой джентльменъ былъ одиннадцатилѣтнимъ бѣлокурымъ мальчикомъ и когда онъ, пользуясь уроками Адама, сдѣлалъ такіе успѣхи въ плотничномъ мастерствѣ и токарномъ искусствѣ, что до крайности надоѣдалъ всѣмъ женщинамъ въ домѣ подарками, состоявшими изъ ненужныхъ катушекъ и круглыхъ коробочекъ. Адамъ гордился маленькимъ сквайромъ въ тѣ молодые дни, и его чувство только слегка измѣнилось, когда бѣлокурый мальчикъ подросъ и сталъ усатымъ молодымъ человѣкомъ. Я долженъ сознаться, что Адамъ былъ очень-чувствителенъ къ вліянію званія, и готовъ оказывать ужь особенное уваженіе всякому, кто пользовался большими противъ него преимуществами, такъ-какъ онъ не былъ философъ или пролетарій съ демократическими идеями, а просто здоровый, умный плотникъ, въ основѣ своего характера имѣвшій обширный запасъ благоговѣнія, которое заставляло его признавать всѣ установившіяся притязанія до-тѣхъ-поръ, пока онъ не находилъ весьма-ясныхъ основаній сомнѣваться въ нихъ. Его голова не была набита теоріями о томъ, чтобъ привести свѣтъ въ порядокъ, но онъ видѣлъ, сколько вреда происходило отъ зданій, выстроенныхъ изъ невысушеннаго лѣса, отъ несвѣдущихъ людей въ изящныхъ платіяхъ, которые дѣлали планы пристроекъ, мастерскихъ и тому подобное, безъ всякаго существеннаго знанія дѣла, отъ нечистой столярной работы и отъ поспѣшныхъ контрактовъ, которые никогда не могли быть выполнены безъ того, чтобъ не разорить кого-нибудь; и онъ, съ своей стороны, мысленно рѣшился противодѣйствовать такого роду дѣламъ. Въ этихъ случаяхъ онъ не отказался бы отъ своего мнѣнія передъ самымъ многоземельнымъ помѣщикомъ въ Ломшейрѣ или даже Стонишейрѣ, но, за исключеніемъ этого, онъ считалъ благоразумнымъ уступать людямъ, болѣе его свѣдущимъ. Онъ какъ-нельзя-болѣе ясно видѣлъ, что лѣса въ имѣніи завѣдывались весьма-дурно и фермерскія строенія находились въ срамномъ положеніи; и еслибъ старый сквайръ Донниторнъ спросилъ его: что выйдетъ изъ такого дурнаго управленія? то онъ не уклонился бы высказать свое мнѣніе объ этомъ; но побужденіе, заставлявшее его оказывать полное уваженіе къ "джентльмену", во все время разговора нисколько не уменьшилось бы въ немъ. Слово "джентльменъ" производило на Адама чарующее вліяніе; и какъ онъ часто говорилъ самъ: "онъ терпѣть не могъ человѣка, думавшаго, что сдѣлается важнымъ бариномъ, если станетъ пѣтушиться съ людьми, которые лучше его". Я долженъ снова напомнить вамъ, что въ жилахъ Адама текла кровь крестьянина, и что такъ-какъ онъ жилъ полвѣка назадъ, нѣкоторыя изъ его характеристическихъ чертъ были обветшалыми, какъ вы и должны ожидать это.

Это инстинктивное поклоненіе Адама относительно молодаго сквайра подкрѣплялось дѣтскими воспоминаніями и личнымъ уваженіемъ; такимъ-образомъ вы можете себѣ представить, что онъ былъ лучшаго мнѣнія о добрыхъ качествахъ Артура и гораздо-выше цѣнилъ всѣ его самые незначительные поступки, нежели такія же качества и поступки въ какомъ-нибудь простомъ работникѣ, какъ онъ самъ. Онъ былъ увѣренъ, что для всѣхъ въ Геслопѣ наступитъ счастливый день, когда молодой сквайръ вступитъ во владѣніе имѣніемъ; ибо онъ имѣлъ такой великодушный, чистосердечный характеръ и необыкновенное понятіе касательно улучшенія и починокъ, если взять во вниманіе, что онъ только-что достигъ совершеннолѣтія. Итакъ въ улыбкѣ, съ которою онъ снялъ свой бумажный колпакъ, когда Артуръ Донниторнъ подъѣхалъ къ нему, выражались и уваженіе и дружеское расположеніе.

-- Ну, Адамъ, какъ ты живешь? сказалъ Артуръ, протягивая руку. Онъ не подавалъ руки никому изъ фермеровъ, и Адамъ вполнѣ чувствовалъ оказываемую ему честь:-- я видѣлъ тебя сзаду ужь издалека, и могъ поклясться, что это ты. У тебя та же спина, только пошире, какъ въ то время, когда ты, бывало, носилъ меня на ней. Помнишь?

-- Да, сэръ, помню. Плохо было бы, еслибъ люди не помнили, что они дѣлали и что говорили, когда были мальчиками. Вѣдь иначе мы были бы такъ же равнодушны къ старымъ друзьямъ, какъ и къ новымъ.

-- Ты, я полагаю, идешь въ Брокстонъ? сказалъ Артуръ, заставляя лошадь идти медленнымъ шагомъ, между-тѣмъ, какъ Адамъ шелъ рядомъ съ нимъ.-- Не идешь ли ты въ домъ священника?

-- Нѣтъ, сэръ, мнѣ нужно посмотрѣть у Брадвелля ригу: тамъ, вотъ, боятся, что кровля раздвинетъ стѣны, и я иду посмотрѣть, что тамъ можно сдѣлать, прежде чѣмъ мы пошлемъ матеріалъ и работниковъ.

-- Ну, Бёрджъ довѣряетъ тебѣ почти все теперь, Адамъ -- не правда ли? Мнѣ кажется, не хочетъ ли онъ тебя скоро сдѣлать своимъ компаньйономъ? И онъ сдѣлаетъ это, если онъ благоразуменъ.

-- Нѣтъ, сэръ, я не вижу, почему ему будетъ отъ этого лучше. Подмастерье -- если у него есть совѣсть и если его работа радуетъ -- будетъ дѣлать свое дѣло такъ же хорошо, какъ еслибъ онъ былъ коапаньйономъ. Я не далъ бы и гроша за человѣка, который вбилъ бы гвоздь слабо, потому только, что ему не заплатятъ за это особенно.

-- Я знаю это, Адамъ. Я знаю, что ты работаешь для него такъ же старательно, какъ еслибъ работалъ для себя. Но у тебя будетъ больше власти, чѣмъ теперь и, можетъ-быть, ты могъ бы дать дѣлу болѣе-выгодное направленіе. Старику придется когда-нибудь перестать работать, а у него нѣтъ сына; я полагаю, что ему захочется имѣть зятя, который могъ бы продолжать дѣло. Но, кажется, у него самого жадныя руки... я хочу сказать, что онъ нуждается въ человѣкѣ, который можетъ внесть въ дѣло нѣкоторый капиталъ. Не будь я бѣденъ какъ крыса, я съ радостью издержалъ бы деньги на такое дѣло только длятого, чтобъ устроить тебя въ имѣніи. Я убѣжденъ, что непремѣнно получилъ бы барышъ въ заключеніе. А можетъ-быть, мое положеніе улучшится черезъ годъ или черезъ два. Содержаніе мое будетъ увеличено теперь, когда я сталъ совершеннолѣтнимъ; и когда я уплачу одинъ долгъ или два, я буду въ состояніи что-нибудь сдѣлать.

-- Вы очень-добры, что говорите такимъ образомъ, сэръ, и я благодаренъ вамъ. Но, продолжалъ Адамъ рѣшительнымъ тономъ: -- мнѣ не хотѣлось бы дѣлать никакихъ предложеній мистеру Бёрджу, не хотѣлось бы также, чтобъ кто-нибудь сдѣлалъ ихъ ему вмѣсто меня. Я не вижу хорошаго предлога сдѣлаться компанійономъ. Если онъ захочетъ когда-нибудь передать свои занятія, то это будетъ другое дѣло: тогда я буду радъ деньгамъ и заплачу за нихъ хорошіе проценты, ибо вполнѣ увѣренъ, что выплачу ихъ современемъ.

-- Очень-хорошо, Адамъ, сказалъ Артуръ, вспомнивъ, какъ говорилъ мистеръ Ирвайнъ о томъ, что, вѣроятно, есть какое-то препятствіе въ сватовствѣ Адама за Мери Бёрджъ:-- мы въ настоящую минуту не станемъ болѣе говорить объ этомъ. Когда будутъ хоронить твоего отца?

-- Въ воскресенье, сэръ. Мистеръ Ирвайнъ придетъ нарочно пораньше. Я буду радъ, когда все это кончится: я думаю, что моя мать, можетъ-быть, станетъ тогда поспокойнѣе. Грустно видѣть, какъ тоскуютъ старые люди; они не умѣютъ вовсе подавить въ себѣ грусть, и новая весна не выводитъ новыхъ отростковъ на исчахнувшемъ деревѣ.

-- Ахъ, Адамъ! много ты видѣлъ горя и заботъ въ твоей жизни. Я не думаю, чтобъ ты когда-нибудь былъ вѣтренъ и беззаботенъ, какъ другіе молодые люди. У тебя на душѣ всегда была какая-нибудь забота.

-- Ну, да, сэръ. Но объ этомъ, право, не стоитъ и говорить. Если мы, мужчины, и чувствуемъ какъ мужчины, то, по моему мнѣнію, мы должны имѣть и безпокойства, какія приличны мужчинамъ. Мы не можемъ походить на птицъ, которыя вылетаютъ изъ гнѣзда, лишь только получатъ крылья, и никогда не знаютъ своего родства, встрѣчаясь съ нимъ, и каждый годъ вступаютъ въ новое родство. У меня было довольно и такого, за что я долженъ быть благодаренъ: я всегда имѣлъ здоровье, силы и здравый смыслъ, позволявшіе мнѣ находить наслажденіе въ работѣ; и я высоко цѣню то, что могъ ходить въ вечернюю школу Бартля -- Масси. Онъ помогъ мнѣ пріобрѣсть познанія, которыхъ а никогда не пріобрѣлъ бы самъ собою.

-- Какой ты рѣдкій малый, Адамъ! сказалъ Артуръ послѣ нѣкоторой паузы, впродолженіе которой онъ задумчиво смотрѣлъ на высокаго юношу, шедшаго съ нимъ рядомъ.-- Находясь въ Оксфордѣ, я могъ парировать лучше многихъ изъ своихъ товарищей; но еслибъ мнѣ пришлось сразиться съ тобой, то все-таки, а думаю, ты съ одного удара "послалъ бы меня въ средину будущей недѣли" {Выраженіе, весьма-yпотребительное между боксерами. Прим. пер.}.

-- Боже упаси, чтобъ я когда-нибудь сдѣлалъ это, сэръ! сказалъ Адамъ, оглядываясь на Артура и улыбаясь.-- Я, бывало, дрался для шутки; но пересталъ совершенно съ-тѣхъ-поръ, какъ былъ причиною, что бѣдный Джиль Трентеръ на двѣ недѣли слегъ. Никогда не буду я болѣе драться ни съ кѣмъ, развѣ только если увижу, что кто-нибудь поступаетъ какъ подлецъ. Если вы встрѣтитесь съ негодяемъ, неимѣющимъ ни стыда, ни совѣсти, которые могли бы остановить его, то ужь надобно попробовать, не подѣйствуетъ ли на него подбитый глазъ.

Артуръ не смѣялся, ибо онъ весь предался другимъ мыслямъ, которыя тотчасъ же заставили его сказать:

-- Я теперь думаю, Адамъ, что ты никогда не испыталъ внутренней борьбы. Мнѣ кажется, ты подавилъ бы желаніе, которое, по твоему мнѣнію, ты счелъ бы несправедливымъ такъ же легко, какъ побѣдилъ бы пьянаго, который вздумалъ бы съ тобой ссориться. Я хочу сказать, ты никогда не бываешь нерѣшителенъ, сначала предполагая мысленно не дѣлать чего-нибудь, а потомъ все-таки дѣлая это.

-- Ну, сказалъ Адамъ медленно послѣ минутнаго колебанія: -- нѣтъ. Я не помню, чтобъ я качался взадъ и впередъ такимъ образомъ, если ужь рѣшилъ, какъ вы говорите, мысленно, что вотъ такой-то поступокъ дуренъ. У меня во рту и вкусу нѣтъ на вещи, когда я знаю, что изъ-за нихъ будетъ тревожить меня совѣсть. Я видѣлъ совершенно-ясно съ-тѣхъ-поръ, какъ понимаю ариѳметику, что человѣкъ, дѣлая дурное, порождаетъ больше грѣха и безпокойствъ, нежели онъ самъ можетъ узнать о томъ впослѣдствіи. Это все-равно, что дурная работа: вы никогда не увидите конца ошибокъ, которыя она надѣлаетъ. А вѣдь плохо жить на свѣтѣ длятого, чтобъ дѣлать ближнихъ хуже вмѣсто того, чтобъ дѣлать ихъ лучше. Но есть и различіе въ томъ, что люди называютъ дурнымъ. Я вовсе не изъ тѣхъ людей, ставящихъ въ грѣхъ всякую безразсудную выходку или всякую глупость, въ которую можетъ быть вовлеченъ человѣкъ... какъ осуждаютъ людей нѣкоторые изъ этихъ диссидентовъ. И человѣкъ можетъ думать такъ и иначе. Стоитъ ли получить нѣсколько ударовъ за какую-нибудь пустую шутку? Но что касается меня, то я никогда не колеблюсь ни въ чемъ: я думаю, мой недостатокъ въ совершенно-противномъ. Если я ужь сказалъ что, если только это касается меня самого, то мнѣ ужь тяжело идти на попятный дворъ.

-- Да, вотъ это я ожидалъ отъ тебя, сказалъ Артуръ.-- У тебя желѣзная воля, какъ и желѣзная рука. Но, какъ бы ни было твердо рѣшеніе человѣка, по временамъ ему стоитъ чего-нибудь выполнить это рѣшеніе. Мы, напримѣръ, можемъ имѣть намѣреніе не срывать вишень и крѣпко держать руки въ карманахъ, но мы не можемъ предупредить, чтобъ у насъ не текли слюнки на вишни.

-- Это справедливо, сэръ. Но лучше всего рѣшить мысленно, что на этомъ свѣтѣ существуетъ для насъ много вещей, безъ которыхъ мы должны обходиться. Было бы безполезно смотрѣть на жизнь, какъ на треддльстонскую ярмарку, куда ходятъ только длятого, чтобъ видѣть выставку и накупать гостинцевъ. Если вы станете дѣлать это, то мы найдемъ жизнь совершенно-другою. Но какая польза въ томъ, что я говорю вамъ объ этомъ, сэръ? Вы, вѣдь, знаете лучше меня.

-- Ну, я не такъ-то увѣренъ въ этомъ, Адамъ. Ты опытнѣе меня четырьмя или пятью годами; и притомъ же, я думаю твоя, жизнь была лучшею школою для тебя, чѣмъ для меня коллегія.

-- Ну, сударь, вы, кажется, думаете о коллегіи въ родѣ того, какъ Бартль-Мэсеи. Онъ говоритъ, будто коллегія по-большей-части дѣлаетъ людей похожими на пузыри, которые только и годятся на то, чтобъ держать матеріалъ, влитый въ нихъ. Но у него языкъ похожъ на острую бритву, у этого Бартля: онъ не можетъ коснуться чего-нибудь безъ того, чтобъ не рѣзать. А вотъ и поворотъ, сэръ. Я долженъ пожелать вамъ добраго утра, такъ-какъ вы ѣдете въ домъ священника

-- Прощай, Адамъ, прощай.

Артуръ отдалъ лошадь груму у воротъ священническаго дома и пошелъ по усыпанной пескомъ дорожкѣ къ двери, открывавшейся въ садъ. Онъ зналъ, что священникъ завтракалъ всегда въ своемъ кабинетѣ, а кабинетъ находился налѣво отъ этой двери, противъ столовой. Это была небольшая низенькая комната, принадлежавшая къ старой части дома, и имѣвшая мрачный видъ отъ темныхъ переплетовъ книгъ, помѣщавшихся по стѣнамъ; несмотря на то, она имѣла очень-веселый видъ въ это утро, когда Артуръ подошелъ къ открытому окну. Утреннее солнце падало косвенно на большой стеклянный шаръ съ золотыми рыбками, стоявшій на столбикѣ, сдѣланномъ изъ композиціи подъ мраморъ, противъ столика, на которомъ уже стоялъ холостой завтракъ, а рядомъ со столикомъ стояла группа, которая была бы приманкою во всякой комнатѣ. Въ покойномъ креслѣ, покрытомъ малиновою камчою, сидѣлъ мистеръ Ирвайнъ съ сіяюще-свѣжимъ видомъ, который онъ имѣлъ всегда по окончаніи своего утренняго туалета; его полная, бѣлая изящной формы рука играла по коричневой кудрявой спинѣ Джуно; а близь хвоста Джуно, которымъ она махала съ покойнымъ материнскимъ удовольствіемъ, валялись два коричневые щепка, всползая другъ на друга и образуя восторженный, безпокойный шумный дуэтъ. На подушкѣ, немного въ сторонѣ, сидѣла моська съ видомъ дѣвственной леди, смотрѣвшая на такую фамильярность въ обращеніи, какъ на животную слабость, которую она по возможности старалась вовсе не замѣчать. На столѣ, у локтя мистера Ирвайна, лежалъ первый томъ Эсхила, такъ хорошо-извѣстный Артуру по виду, и серебряный кофейникъ, который только-что вносилъ Карроль, тотчасъ же наполнилъ комнату благовоннымъ паромъ, довершившимъ наслажденіе холостаго завтрака.

-- Браво, Артуръ! вотъ молодецъ! Вы какъ разъ во-время, сказалъ мистеръ Ирвайнъ, когда Артуръ остановился и влѣзъ черезъ низкій подоконникъ въ комнату.-- Карроль, намъ еще нужно кофе и яицъ; да нѣтъ ли у васъ холодной дичи, которую мы могли бы поѣсть съ этимъ окорокомъ? Ну, вѣдь это похоже на старое время, Артуръ; вѣдь вы лѣтъ пять не завтракали со мной.

-- Сегодняшнее утро рѣшительно соблазнило меня и я вздумалъ прокатиться передъ завтракомъ, сказалъ Артуръ: -- и я, бывало, любилъ завтракать съ вами, когда ходилъ читать къ вамъ классиковъ. Дѣдушка всегда бываетъ нѣсколькими градусами холоднѣе за завтракомъ, чѣмъ во всякое другое время дня. Я думаю, утренняя ванна несовсѣмъ-то приходится ему по вкусу.

Артуръ старался не подать виду, что онъ пріѣхалъ съ особенною цѣлью. Лишь только онъ очутился въ присутствіи мистера Ирвайна, какъ откровенная бесѣда, которая передъ тѣмъ казалась ему столь-легкою, вдругъ представилась ему труднѣйшею вещью на свѣтѣ, и въ ту самую минуту, когда онъ пожалъ священнику руку, онъ увидѣлъ свое намѣреніе въ совершенно-новомъ свѣтѣ. Какимъ-образомъ можетъ онъ заставить Ирвайна понять его положеніе, не разсказавъ ему объ этихъ незначительныхъ сценахъ въ лѣсу? а могъ ли онъ разсказать это, не показавшись глупымъ? А потомъ его слабость въ томъ, что онъ возвратился отъ Гавена и сдѣлалъ именно совершенно-противоположное тому, что намѣревался сдѣлать. Ирвайнъ навсегда составитъ себѣ мнѣніе о немъ, что онъ человѣкъ нерѣшительный. Все-таки онъ долженъ высказаться, какъ-нибудь, безъ приготовленія; можетъ-быть, разговоръ и будетъ какъ-нибудь наведенъ на это.

-- Время завтрака я люблю лучше всякаго другаго времени дня, сказалъ мистеръ Ирвайнъ: -- тогда нѣтъ еще никакой пыли на мысляхъ и голова представляетъ, такъ-сказать, чистое зеркало для лучей предметовъ. При мнѣ всегда любимая книга за завтракомъ, и я такъ наслаждаюсь крошками, которыя подбираю въ это время, что рѣшительно каждое утро мнѣ кажется, будто непремѣнно снова пробудится во мнѣ любовь къ чтенію. Но вотъ Дентъ приведетъ какого-нибудь бѣдняка, который убилъ зайца; и когда я кончилъ свой "судъ", какъ выражается Карроль, то мнѣ хочется прокатиться верхомъ вокругъ земли; на возвратномъ пути я встрѣчаюсь съ смотрителемъ богадельни, которому нужно разсказать мнѣ длинную исторію о мятежномъ бѣднякѣ. Такимъ-образомъ день проходитъ, и я до наступленія вечера остаюсь такимъ же лѣнтяемъ. Притомъ же, человѣкъ чувствуетъ потребность въ возбудительномъ средствѣ для симпатіи; а у меня нѣтъ его съ-тѣхъ-поръ, какъ бѣдный Дайлей оставилъ Треддльстонъ. Еслибъ вы, сударь, хорошо занимались вашими книгами, то я имѣлъ бы передъ собою пріятное препровожденіе времени въ будущемъ. Но нельзя сказать, чтобъ въ вашей фамильной крови была страсть къ ученію.

-- Нѣтъ, это правда. Хорошо еще, если я могу вспомнить немного непримѣняемыхъ латинскихъ выраженій длятого, чтобъ украсить мою дѣвственную рѣчь въ парламентѣ лѣтъ черезъ шесть, или семь. Cras ingens iterabimus aequor и немного отрывковъ въ этомъ родѣ, можетъ-быть, останутся въ моей памяти, и я такъ устрою свои мнѣнія, что могу ввести ихъ. Но я вовсе не думаю, чтобъ знаніе классиковъ было крайне-необходимо для деревенскаго джентльмена; сколько мнѣ кажется, ему было бы лучше познакомиться съ обычаями страны. Я недавно читалъ книги вашего друга Артура Юнга, и мнѣ лучше всего хотѣлось бы выбрать нѣсколько изъ его идей, чтобъ побудить фермеровъ къ лучшему управленію своею землею, и, какъ онъ говоритъ, сдѣлать изъ дикой страны, которая представляла однообразную темную почву, блестящую и испещренную хлѣбомъ и скотомъ землю. Дѣдушка не дастъ мнѣ никакой власти, пока онъ только живъ; но ничего не хотѣлось бы мнѣ такъ, какъ взять на себя стонишейрскую часть имѣнія (она находится въ ужасномъ состояніи), начать улучшенія и разъѣзжать верхомъ съ одного мѣста на другое, чтобъ надзирать надъ всѣмъ. Мнѣ хотѣлось бы знать всѣхъ работниковъ и видѣть, какъ они снимаютъ передо мною шляпы съ видомъ радушія.

-- Браво, Артуръ! Человѣкъ, неимѣющій особаго расположенія къ классикамъ, не могъ бы лучше оправдать свое вступленіе въ свѣтъ, какъ только тѣмъ, что увеличить производительность земли для пропитанія ученыхъ и... священниковъ, умѣющихъ цѣнить ученіе. И какъ мнѣ хотѣлось бы быть здѣсь въ то время, когда вы только-что вступите на ваше поприще образцоваго помѣщика. Вамъ понадобится сановитый священникъ, который дополнялъ бы картину и бралъ свою десятую часть съ уваженія и чести, пріобрѣтенныхъ вами тяжкими трудами. Только вы не слишкомъ-то сильно полагайтесь на благосклонность, которую вы получите, вслѣдствіе этого. Я не совсѣмъ-то увѣренъ, что люди больше всего расположены къ тѣмъ, которые стараются быть полезными имъ. Вы знаете, Гавена прокляли всѣ сосѣди за огороженное мѣсто. Вы должны совершенно разъяснить въ вашихъ мысляхъ, къ чему вы стремитесь болѣе всего, мой другъ: къ популярности, или къ пользѣ; въ противномъ же случаѣ, вы, пожалуй, не достигнете ни того, ни другаго.

-- О! Гавенъ грубъ въ обращеніи; онъ вовсе не старается быть пріятнымъ своимъ поселянамъ. Я не вѣрю, будто есть что-нибудь, что вы не могли бы заставить людей сдѣлать вашею добротою. Что до меня, то я не могу жить въ сосѣдствѣ, гдѣ бы меня не уважали и не любили; я съ такимъ удовольствіемъ хожу здѣсь между поселянами; они всѣ, повидимому, такъ расположены ко мнѣ. Я полагаю, имъ кажется, что это было вчера, когда я былъ маленькимъ мальчикомъ и разъѣзжалъ вездѣ на пони, которая была съ овцу ростомъ. И еслибъ имъ положить хорошее жалованье и въ порядкѣ содержать ихъ строенія, то, какъ они ни глупы, а ихъ можно было бы убѣдить, чтобъ они обработывали землю но лучшему плану.

-- Въ такомъ случаѣ, постарайтесь о томъ, чтобъ ваша любовь нашла себѣ достойный предметъ, и не женитесь на такой, которая стала бы истощать вашъ кошелекъ и сдѣлала изъ васъ скупца, вопреки вамъ самимъ. Между моею матерью и мною случаются иногда споры о васъ. Она говоритъ: "Я не скажу объ Артурѣ ни одного пророчества до-тѣхъ-поръ, пока не увижу въ какую женщину онъ влюбится". Она думаетъ, что ваша возлюбленная будетъ управлять вами, какъ луна управляетъ приливомъ и отливомъ. Но я чувствую себя обязаннымъ защищать васъ, какъ моего воспитанника -- вы знаете, и я утверждаю, что вы вовсе не созданы изъ такихъ водяныхъ свойствъ. Итакъ, не подвергайте моего мнѣнія немилости.

Артуръ содрогнулся подъ вліяніемъ этой рѣчи, потому-что мнѣніе дальновидной старой мистрисъ Ирвайнъ о немъ произвело на него непріятное впечатлѣніе злополучнаго предзнаменованія. Это, натурально, послужило ему только новымъ основаніемъ къ тому, чтобъ настоять на своемъ рѣшеніи и получить новую защиту противъ самого себя. Тѣмъ не менѣе, въ этомъ мѣстѣ разговора онъ чувствовалъ, что былъ еще менѣе расположенъ разсказать свое приключеніе съ Гетти. Онъ имѣлъ впечатлительный характеръ и по-большой-части держался мнѣній и чувствъ другихъ людей относительно его самого; и одинъ только фактъ, что онъ находился въ присутствіи искренняго друга, который не имѣлъ ни малѣйшаго подозрѣнія, что въ немъ происходила подобная серьёзная внутренняя борьба, какую онъ пришелъ повѣрить ему, нѣсколько поколебалъ его собственную вѣру въ важность борьбы. Вѣдь, наконецъ, объ этомъ не стоило, право, и хлопотать; и что жь могъ сдѣлать Ирвайнъ для него, чего онъ не сдѣлалъ бы самъ? Онъ отправится въ Игльдель, несмотря на то, что Мэгъ хромаетъ; онъ поѣдетъ на Раттлерѣ, и велитъ Пиму ѣхать за нимъ, какъ онъ тамъ хочетъ, на старой клячѣ. Вотъ какъ онъ думалъ, когда клалъ сахаръ въ кофе; но въ слѣдующую минуту, когда онъ поднималъ чашку ко рту, онъ вспомнилъ, какъ твердо рѣшилъ онъ въ своихъ мысляхъ вчера вечеромъ обо всемъ разсказать Ирвайну. Нѣтъ, онъ не будетъ снова колебаться, онъ сдѣлаетъ то, что онъ хотѣлъ сдѣлать, сейчасъ же. Такимъ-образомъ было бы хорошо не оставлять разговора о личности. Если они перейдутъ къ совершенно-незначительнымъ предметамъ, его затрудненіе увеличится; Ему потребовалось неслишкомъ-много времени для этого порыва и дѣйствія чувства, прежде чѣмъ онъ отвѣтилъ:

-- Но, кажется, едва-ли можно считать доказательствомъ общей твердости характера мужчины то, что онъ способенъ покориться вліянію любви. Хорошее сложеніе не ограждаетъ человѣка отъ оспы, или отъ какихъ-нибудь другихъ неминуемыхъ болѣзней. Мужчина можетъ быть очень-твердъ въ другихъ отношеніяхъ, а между-тѣмъ, находиться подъ очарованіемъ женщины.

-- Да; но между любовью и оспою, или даже очарованіемъ, существуетъ та разница, что если вы захватите болѣзнь въ ранней степени и позаботитесь о перемѣнѣ воздуха, то тутъ есть еще надежда на совершенное избавленіе безъ дальнѣйшаго развитія симптомовъ. Есть также извѣстные альтернативные пріемы, къ которымъ мужчина можетъ прибѣгнуть самъ, представляя себѣ мысленно, какимъ непріятнымъ послѣдствіямъ онъ можетъ подвергнуться: это нѣкоторымъ образомъ даетъ вамъ закопченное стекло, сквозь которое вы можете смотрѣть на блестящую красавицу и вѣрно различить ея очертаніе; хотя, надобно сказать мимоходомъ, я боюсь, что закопченое стекло, пожалуй, будетъ недоставать въ ту самую минуту, когда оно будетъ необходимо. Я скажу еще, что даже мужчина, укрѣпленный знаніемъ классиковъ, можетъ быть приманенъ къ безразсудному браку, несмотря на предостереженіе, даваемое ему хоромъ Прометея.

Слабая улыбка пробѣжала по лицу Артура, и вмѣсто того, чтобъ слѣдовать за игривою идеею мистера Ирвайна, онъ сказалъ совершенно-серьёзно:

-- Да, это хуже всего. Есть отчего придти въ отчаяніе, если, послѣ всѣхъ разсужденій и спокойныхъ рѣшеній, нами станетъ управлять расположеніе духа, которое опредѣлить впередъ мы не въ-состояніи. Я не думаю, чтобъ человѣкъ заслуживалъ слишкомъ-большаго порицанія, если онъ заставленъ совершать что-нибудь такимъ образомъ, вопреки его рѣшимости.

-- Ахъ!... Но расположеніе духа зависитъ отъ его собственной природы, мой другъ, совершенно такъ же, какъ и его разсужденія, и даже еще больше. Человѣкъ ничего не можетъ сдѣлать несогласно съ собственною своей природой. Онъ носитъ въ самомъ себѣ зародышъ своего самаго исключительнаго поступка; и если мы, благоразумные люди, дѣлаемъ изъ самихъ себя отмѣнныхъ глупцовъ при какомъ-нибудь особенномъ случаѣ, то мы должны снесть законное замѣченіе, что мы вносимъ нѣсколько грановъ глупости въ одну нашу унцію благоразумія.

-- Но человѣкъ можетъ быть вовлеченъ стеченіемъ обстоятельствъ въ какіе-нибудь поступки, которыхъ онъ не исполнилъ бы при другихъ обстоятельствахъ.

-- Ну, да; человѣкъ не можетъ очень хорошо украсть банковый билетъ, если банковый билетъ не лежитъ такъ, что онъ удобно можетъ достать его. Но онъ не заставитъ насъ считать себя честнымъ человѣкомъ, если начнетъ выть о томъ, что банковый билетъ встрѣтился на его пути и соблазнилъ его.

-- Но, конечно, вы не станете считать человѣка, борящагося противъ искушенія, въ которое онъ наконецъ впадаетъ, столь же дурнымъ, какъ человѣка, неборящагося никогда?

-- Нѣтъ, мой другъ, я сожалѣю о немъ пропорціонально его борьбѣ, потому-что она предзнаменовываетъ внутреннее страданіе, которое есть худшая форма Немезиды. Слѣдствія бываютъ безжалостны. Наши поступки влекутъ за собою свои же страшныя послѣдствія, совершенно отдѣльно отъ колебаній, предшествовавшихъ имъ, послѣдствія, которыя едва-ли касаются только насъ самихъ. И гораздо-лучше постоянно думать о томъ, что случится вѣрно, нежели обращать вниманіе на то, какіе элементы можемъ мы имѣть для оправданія. Но я вовсе не зналъ, что вы такъ любите нравственныя пренія, Артуръ. Ужь не находитесь ли вы сами въ какой-нибудь опасности, на которую смотреніе съ такой философской общей точки зрѣнія?

Обращаясь съ этимъ вопросомъ, мистеръ Ирвайнъ отодвинулъ въ сторону тарелку, откинулся на спинку кресла и прямо посмотрѣлъ на Артура. Онъ дѣйствительно подозрѣвалъ, что Артуръ хотѣлъ сообщить ему о чемъ-нибудь, и старался облегчить возможность для него, обращаясь къ нему съ прямымъ вопросомъ. Но онъ ошибся. Внезапно и противъ воли приведенный почти къ самому признанію, Артуръ содрогнулся и чувствовалъ, что гораздо-менѣе, чѣмъ прежде, былъ теперь расположенъ къ откровенности. Бесѣда приняла болѣе-серьёзный тонъ, нежели онъ ожидалъ -- это приведетъ Ирвайна въ совершенное заблужденіе; онъ вообразитъ, что тутъ дѣло идетъ о глубокой страсти къ Гетти, тогда-какъ ничего подобнаго и не было. Онъ почувствовалъ, что измѣнился въ лицѣ, и ему стало досадно на свое ребячество.

-- О, нѣтъ! тутъ нѣтъ никакой опасности, сказалъ онъ, такъ равнодушно, какъ только могъ.-- Я не знаю, чтобъ я больше другихъ подвергался нерѣшимости. По временамъ встрѣчаются только незначительные случаи, заставляющіе человѣка думать о томъ, что можетъ случиться въ будущемъ.

Дѣйствовало ли при этомъ странномъ отвращеніи Артура къ откровенности какое-нибудь недостойное вліяніе, которое онъ не признавалъ и самъ? Наша умственная работа производится почти совершенно такъ же, какъ работа государственная: большая часть тяжелаго труда выполняется дѣятелями, которые вовсе не признаются. Я думаю, и въ какой-нибудь машинѣ есть нерѣдко небольшое незамѣтное колесо, которое, однакожь, имѣетъ большое вліяніе на движеніе большихъ наружныхъ колесъ. Можетъ-быть, и въ умѣ Артура тайно дѣйствовалъ въ ту минуту какой-нибудь подобный неузнанный дѣятель; можетъ-быть, то былъ страхъ передъ тѣмъ, что онъ, пожалуй, современемъ будетъ серьёзно досадовать, зачѣмъ признался во всемъ священнику, въ случаѣ, если онъ не будетъ въ-состояніи выполнить свои добрыя намѣренія. Я не смѣю утверждать, что это было не такъ. Человѣческая душа -- вещь весьма-сложная.

Мысль о Гетти мелькнула въ головѣ мистера Ирвайна въ ту минуту, какъ онъ пытливо посмотрѣлъ на Артура, но отрицаніе и равнодушный отвѣтъ послѣдняго подтвердили мысль, которая быстро слѣдовала за первою, мысль о томъ, что въ этомъ направленіи не могло быть ничего важнаго. Не существовало и вѣроятности, чтобъ Артуръ видѣлъ ее иначе, какъ въ церкви и у нея въ домѣ, на глазахъ мистрисъ Пойзеръ; и намёкъ, который далъ онъ Артуру намедни относительно ея, не имѣлъ вовсе серьёзнаго значенія; онъ долженъ былъ только предварить Артура, чтобъ онъ не обращалъ на нее слишкомъ-много вниманія, потому-что, въ такомъ случаѣ, онъ только могъ разжечь тщеславіе маленькой дѣвушки и такимъ-образомъ возмутить сельскую драму ея жизни. Артуръ вѣдь вскорѣ долженъ будетъ присоединиться къ своему полку и будетъ далеко отсюда: нѣтъ, съ этой стороны не могло быть никакой опасности, даже и въ такомъ случаѣ, еслибъ характеръ Артура не представлялъ сильной безопасности противъ этого. Его честная, покровительственная гордость, заставлявшая его искать расположенія и уваженія во всѣхъ его окружавшихъ, защищала его даже противъ безразсудной романической исторіи, тѣмъ болѣе противъ низшаго рода безразсудства. Если въ мысляхъ Артура было что-нибудь особенное при предъидущемъ разговорѣ, то это было, что онъ не хотѣлъ входить въ подробности, а мистеръ Ирвайнъ былъ слишкомъ-деликатенъ длятого, чтобъ даже обнаружить любопытство друга. Онъ замѣтилъ, что Артуру было бы пріятно перемѣнить разговоръ, и сказалъ:

-- Кстати, Артуръ, въ день рожденія вашего полковника было нѣсколько транспарантовъ, чрезвычайно-эффектныхъ, въ честь Британіи, Питта и ломшейрекой милиціи и, главнѣе всего, "великодушнаго юноши", героя дня. Не поставите ли и вы чего-нибудь въ этомъ же родѣ, изумить насъ, слабыхъ смертныхъ?

Удобный случай прошелъ. Между-тѣмъ, какъ Артуръ колебался, веревку, за которую онъ могъ бы ухватиться, унесло дальше -- теперь онъ долженъ надѣяться на свое собственное плаваніе.

Десять минутъ послѣ этого мистера Ирвайна позвали по дѣлу, а Артуръ, простившись съ священникомъ, снова сѣлъ на лошадь съ чувствомъ неудовольствія, которое старался подавить, обѣщая себѣ отправиться въ Игльдель безъ всякой потери времени.

КНИГА ВТОРАЯ.

XVII.
Гдѣ разсказъ останавливается не надолго.

-- Этотъ брокстонскій священникъ немногимъ лучше язычника! восклицаетъ, вѣроятно, одна изъ моихъ читательницъ.-- Было бы гораздо-назидательнѣе, еслибъ вы заставили его дать Артуру какой-нибудь истинно-духовный совѣтъ. Вы могли бы вложить ему въ уста прекраснѣйшія вещи, которыя было бы такъ же пріятно читать, какъ проповѣдь.

Конечно, я могъ бы сдѣлать это, мой прелестный критикъ, еслибъ я былъ умный романистъ, необязанный раболѣпно ползать передъ природой и фактомъ, но способный представлять предметы, какъ они никогда не бывали и никогда не будутъ. Тогда, конечно, мои характеры были бы избраны совершенно по моему усмотрѣнію, и я могъ бы избрать типъ самаго безпорочнаго священника и вложить въ его уста мои собственныя, удивительныя разсужденія при всякомъ случаѣ. Но вы должны были замѣтить это ужь давно: у меня нѣтъ такого высокаго призванія, и я добиваюсь только одного -- дать вамъ вѣрное описаніе людей и предметовъ, какъ они отразились, какъ въ зеркалѣ, въ моемъ умѣ. Это зеркало, безъ всякаго сомнѣнія, имѣетъ недостатки. Очертанія бываютъ иногда сбивчивы, отраженіе блѣдно или спутанно; но я тѣмъ не менѣе считаю себя обязаннымъ сказать вамъ, и какъ могу точнѣе, каково это отраженіе, подобно тому, какъ еслибъ я находился въ ложѣ свидѣтелей и подъ клятвою разсказывалъ примѣры изъ моего опыта.

Шестьдесятъ лѣтъ назадъ (это довольно-давно -- чему жь тутъ удивляться, что многое измѣнялось съ-тѣхъ-поръ?), не всѣ духовныя лица были ревностны; у насъ даже есть основаніе предполагать, что число ревностныхъ священниковъ было невелико, и вѣроятно то, что еслибъ одинъ изъ небольшаго меньшинства нашелъ духовныя должности въ Брокстонѣ и въ Геслопѣ въ 1799 году, онъ пришелся бы вамъ по нраву, не лучше мистера Ирвайна. Держу пари десять противъ одного, вы считали бы его нелѣпымъ, неблагоразумнымъ методистомъ. Право, такъ рѣдко случается, что факты попадаютъ въ пріятную средину, требуемую нашими собственными просвѣщенными мнѣніями и утонченнымъ вкусомъ. Быть-можетъ, вы скажете: "Да улучшите же факты немного въ такомъ случаѣ; сдѣлайте ихъ болѣе-согласными съ правильнымъ воззрѣніемъ, въ обладаніи которымъ заключается наше преимущество. Свѣтъ не совсѣмъ по нашему нраву; выправьте его исполненною вкуса кистью и заставьте повѣрить, что это вовсе не такая смѣшанная, запутанная вещь. Пусть всѣ люди, имѣющіе безукоризненныя мнѣнія, и дѣйствуютъ безукоризненно. Пусть ваши, исполненные недостатковъ, характеры всегда будутъ на дурной сторонѣ, а добродѣтельные на хорошей сторонѣ: тогда мы съ перваго взгляда увидимъ, кого мы должны осуждать и кого должны одобрять; тогда мы будемъ въ-состояніи любоваться людьми, вовсе не разбивая и не отуманивая понятій, которыя мы составили о нихъ прежде; мы будемъ ненавидѣть и презирать съ тѣмъ истиннымъ, спокойнымъ наслажденіемъ, которое нераздѣльно съ совершеннымъ довѣріемъ".

Но, моя прекрасная читательница, что вы сдѣлаете въ такомъ случаѣ съ вашимъ сосѣдомъ-прихожаниномъ, который безпрестанно споритъ съ вашимъ мужемъ въ собраніи старостъ? съ вашимъ недавно-назначеннымъ пасторомъ, котораго образъ проповѣдыванія вы съ огорченіемъ находите ниже проповѣдыванія всѣми оплакиваемаго предшественника его? или съ честною служанкою, которая терзаетъ вашу душу какимъ-нибудь однимъ недостаткомъ? или съ вашей сосѣдкой, мистрисъ Гринъ, которая была дѣйствительно нѣжна къ вамъ во время вашей послѣдней болѣзни, но которая впослѣдствіи сказала нѣсколько различныхъ злостныхъ вещей о васъ? или даже съ самимъ, вашимъ почтеннѣйшимъ супругомъ, который имѣетъ другія раздражающія привычки, кромѣ того, что забываетъ вытирать у дверей свои башмаки? Всѣхъ этихъ смертныхъ нашихъ братьевъ мы должны принимать такъ, какъ они созданы въ дѣйствительности: вы не можете ни выпрямить ихъ носы, ни прояснить ихъ разумъ, ни исправить ихъ нравъ; этихъ людей, среди которыхъ прошла ваша жизнь, вы необходимо должны терпѣть, сострадать къ нимъ и любить ихъ: вотъ эти-то и есть болѣе или менѣе дурные, глупые, непослѣдовательные въ своихъ поступкахъ люди, добрыми дѣйствіями которыхъ вы должны любоваться, для которыхъ вамъ приходится питать всевозможныя надежды, всевозможное терпѣніе. Еслибъ даже это зависѣло отъ меня, то я не хотѣлъ бы быть умнымъ романистомъ, который-могъ бы создать міръ гораздо-лучше настоящаго (гдѣ намъ приходится вставать каждое утро и исполнять свои ежедневныя обязанности); такъ-что вы, по всему вѣроятію, обратили бы болѣе-жестокій, болѣе-холодный взоръ на наши пыльныя улицы и на обыкновенныя зеленыя поля, на дѣйствительно живущихъ мужчинъ и женщинъ, которые могутъ быть охлаждены вашимъ равнодушіемъ, или которымъ вы можете нанести вредъ вашими предубѣжденіями противъ нихъ, которыхъ вы можете ободрить и которымъ вы можете оказать помощь на пути жизни вашимъ сочувствіемъ, вашимъ самоотверженіемъ, вашею открытою смѣлою справедливостью.

Такимъ образомъ, я довольствуюсь тѣмъ, что разсказываю мою обыкновенную исторію, нисколько не стараясь заставить вещи казаться лучше, чѣмъ онѣ были въ дѣйствительности, не боясь дѣйствительно ничего, кромѣ неправды, которой человѣкъ, вопреки своимъ лучшимъ усиліямъ, имѣетъ причину бояться. Неправда такъ легка, истина такъ трудна! Карандашъ чувствуетъ пріятную легкость, рисуя грифа; и чѣмъ длиннѣе когти, чѣмъ обширнѣе крылья, тѣмъ лучше. Но эта дивная легкость, которую мы ошибкою принимаемъ за геніальность, способна оставить васъ, когда нужно нарисовать истиннаго непреувеличеннаго льва. Разсмотрите хорошенько ваши слова и вы найдете, что даже, когда у васъ нѣтъ основанія быть неистинными, вамъ чрезвычайно-трудно сказать точную истину даже о вашихъ собственныхъ непосредственныхъ чувствахъ, гораздо-труднѣе, нежели сказать о нихъ что-нибудь прекрасное, но не точную истину.

Изъ-за этого-то рѣдкаго, драгоцѣннаго качества, правдивости, любуюсь я голландскою живописью, которую презираютъ люди, смотрящіе на все свысока. Я нахожу источникъ сладостной симпатіи въ этомъ вѣрномъ изображеніи однообразной обыкновенной жизни, бывшей удѣломъ моихъ ближнихъ, въ большей степени, нежели жизнь пышности или совершенной нищеты, трагическаго страданія или возмущающихъ міръ поступковъ. Я спокойно отворачиваюсь отъ заоблачныхъ ангеловъ, отъ пророковъ, сивиллъ и воиновъ-героевъ къ старухѣ, наклоненной надъ своимъ цвѣточнымъ горшкомъ, или одиноко-сидящей за своимъ обѣдомъ,тмежду-тѣмъ, какъ полуденный свѣтъ, смягченный, можетъ-быть, ширмою изъ листьевъ, падаетъ на ея ночной чепчикъ и только касается края ея самопрялки и ея каменнаго кувшина и всѣхъ этихъ дешевыхъ обыкновенныхъ предметовъ, составляющихъ для нея драгоцѣнную потребность жизни. Или я обращаюсь къ этой деревенской свадьбѣ, празднуемой въ этихъ четырехъ мрачныхъ стѣнахъ, гдѣ неуклюжій женихъ открываетъ танецъ съ плечистою, широколицею невѣстою, между-тѣмъ какъ смотрятъ на нихъ старые и пожилые друзья съ весьма неправильными носами и губами и, пожалуй, съ мѣркою вина въ рукахъ, но съ выраженіемъ довольства и доброжелательства, въ значеніи которыхъ нельзя ошибиться. "фи!" говоритъ мой другъ-идеалистъ: "что за обыкновенныя подробности! Что тутъ хорошаго употреблять всѣ усилія, чтобъ передать въ-точности сходство старухъ и бурлаковъ? Что за низкая сфера жизни!... что за неуклюжій, безобразный народъ!"

Но, помилуйте! я надѣюсь, что мы можемъ любить вещи, которыя несовсѣмъ-красивы. Я вовсе не убѣжденъ въ томъ, чтобъ большинство человѣческаго рода не было безобразно, и даже между этими "лордами своего рода", британцами, сгорбленная фигура, дурно-очерченныя ноздри и смуглый цвѣтъ лица не составляютъ поражающихъ исключеній. Между нами, однакожь, существуетъ много семейной любви. У меня есть другъ или два, черты которыхъ принадлежатъ къ такому разряду, что локонъ Аполлона надъ ихъ бровями не былъ бы имъ вовсе къ-лицу; между-тѣмъ мнѣ совершенно извѣстно, что изъ-за нихъ бились нѣжныя сердца и ихъ миньятюрныхъ портретовъ, хотя и льстивыхъ, но все же не чрезвычаьно-красивыхъ, касаются втайнѣ уста матери. Я видѣлъ не одну почтенную женщину, которая и въ свои лучшіе дни не могла бы быть красавицей, а между-тѣмъ у ней была связка пожелтѣвшихъ любовныхъ писемъ въ особенномъ ящикѣ, и милыя дѣти обливали поцалуями ея блѣдныя щеки. И я думаю, было чрезвычайно-много молодыхъ героевъ средняго роста и съ жидкою бородою, которые были вполнѣ увѣрены, что они никогда не будутъ въ состояніи полюбить женщину, хотя бы немного-незначительнѣе Діаны, а между-тѣмъ были счастливы, женившись въ пожиломъ возрастѣ на женщинѣ, которая ходитъ какъ утка. Да, благодаря Бога! человѣческое чувство подобно могучимъ рѣкамъ, составляющимъ благословеніе на землѣ: оно не ждетъ красоты... оно течетъ съ непреодолимою силою и приноситъ красоту съ собою.

Отдадимъ полную честь и полное уваженіе божественной красотѣ формы; постараемся всѣми средствами развивать ее въ мужчинахъ, женщинахъ и дѣтяхъ... въ нашихъ садахъ и въ нашихъ домахъ. Но будемъ также любить и другую красоту, которая находится не въ тайнѣ пропорціи, а въ тайнѣ глубокой человѣческой симпатіи. Изобразите намъ если можете, ангела, въ развѣвающемся фіолетовомъ одѣяніи, съ ликомъ, блѣднымъ отъ небеснаго свѣта; изображайте намъ еще чаще мадонну, обращающую кроткій ликъ къ небу и отверзающую руки, чтобъ привѣтствовать божественнаго младенца; но не налагайте на насъ какихъ-нибудь эстетическихъ правилъ, которыя удалятъ изъ области искусства этихъ старухъ, скоблящихъ морковь своими загрубѣвшими отъ работы руками, этихъ тяжелыхъ бурлаковъ, пирующихъ въ закоптѣломъ кабачкѣ, эти согнутыя спины и глупыя загрубѣлыя лица, наклонявшіяся надъ заступомъ и исполняющія грубѣйшую на свѣтѣ работу, эти жилья съ оловянными сковородами, съ темными кувшинами, съ грубыми дворняшками и связками луковицъ. На этомъ свѣтѣ существуетъ столько обыкновенныхъ грубыхъ людей, неимѣющихъ живописнаго сантиментальнаго несчастій! Намъ такъ необходимо вспоминать и объ ихъ существованіи; иначе можетъ случиться, что мы совершенно исключимъ ихъ изъ нашей религіи и философіи и станемъ составлять возвышенныя теоріи, приличествующія только міру крайностей. Слѣдовательно, пусть искусство всегда напоминаетъ намъ о нихъ; слѣдовательно, пусть у насъ будутъ всегда люди, готовые пожертвовать лучшими днями своей жизни для вѣрнаго изображенія обыкновенныхъ вещей, люди, видящіе красоту въ этихъ обыкновенныхъ вещахъ и находящіе наслажденіе въ томъ, что представляютъ намъ, какъ кротко падаетъ на эти вещи свѣтъ небесный. На свѣтѣ мало пророковъ, мало высоко-прекрасныхъ женщинъ, мало героевъ. Я не могу посвятить всю мою любовь и все уваженіе такимъ рѣдкимъ явленіямъ: мнѣ нужно много этихъ чувствъ для моихъ ежедневныхъ ближнихъ, въ-особенности для тѣхъ немногихъ, которые находятся на первомъ планѣ въ большой толпѣ, лица которыхъ я знаю, рукъ которыхъ я касаюсь, для которыхъ я долженъ посторониться съ искреннимъ сочувствіемъ. Вы не встрѣчаетесь ни съ живописными лаццарони, ни съ романтическими преступниками и вполовину такъ часто, какъ съ обыкновеннымъ работникомъ, который самъ добываетъ себѣ хлѣбъ и ѣстъ его, неуклюже, но честно разрѣзывая его собственнымъ карманнымъ ножомъ. Мнѣ гораздо нужнѣе имѣть фибру симпатіи, связующую меня больше съ этимъ простымъ гражданиномъ, который вѣшаетъ мой сахаръ въ галстухѣ и жилетѣ, негармонирующихъ другъ съ другомъ, нежели съ красивѣйшимъ мошенникомъ въ красномъ шарфѣ и съ зелеными перьями; мнѣ гораздо-нужнѣе, чтобъ мое сердце колебалось отъ нѣжнаго удивленія при какомъ-нибудь поступкѣ, свидѣтельствующемъ о кроткой добротѣ исполненныхъ недостатковъ людей, сидящихъ за однимѣ очагонъ со мною, или моего собственнаго приходскаго священника, который. можетъ-быть, скорѣе слишкомъ-тученъ и въ другихъ отношеніяхъ неочень-сходенъ съ Оберлиномъ {Протестантскій пасторъ въ Вальдбахѣ въ Ban de la roche, извѣстный богословъ и благородный другъ человѣчества, родился въ Страсбургѣ въ 1740, умеръ въ 1826 г. Прим. пер.} или Тиллотсономъ {Знаменитый англійскій проповѣдникъ, жившій въ XVII столѣтіи, при Вильгельмѣ Ш, епископъ кентерберійскій. Его проповѣди и до настоящаго времени пользуются у англичанъ большимъ уваженіемъ за простоту, ясность и практическую примѣнимость. Прим. пер.}, нежели при дѣяніяхъ героевъ, которыхъ я никогда не узнаю иначе какъ по наслышкѣ, или при высшемъ перечнѣ всѣхъ духовныхъ достоинствъ, когда-либо выдуманныхъ способнымъ романистомъ.

Такимъ образомъ я возвращаюсь къ мистеру Ирвайну и желаю, чтобъ вы вполнѣ полюбили его, какъ бы онъ ни былъ далекъ отъ того, чтобъ удовлетворить ваши требованія относительно духовнаго характера. Можетъ-быть, вы думаете, что онъ не былъ (тогда какъ ему слѣдовало быть) живымъ доказательствомъ преимуществъ, связанныхъ съ національною церковью? Но я не увѣренъ въ этомъ; по-крайней-мѣрѣ я знаю только то, что люди, жившіе въ Брокстонѣ и Геслонѣ, были бы весьма огорчены, еслибъ имъ пришлось разстаться съ ихъ священникомъ, и что большая часть лицъ прояснялась при его приближеніи; и пока нельзя будетъ доказать, что ненависть лучше для души, нежели любовь, я долженъ предполагать, что мистеръ Ирвайнъ имѣлъ на свой приходъ болѣе цѣлебное вліяніе, нежели ревностный мистеръ Райдъ, поступившій туда двадцать летъ спустя, когда мистеръ Ирвайнъ отправился къ праотцамъ. Мистеръ Райдъ, правда, упорно держался ученія реформатскаго, посѣщалъ свое стадо очень-часто въ его собственныхъ домахъ, и весьма-строго порицалъ заблужденія плоти, дѣйствительно, пріостановилъ рождественскіе обходы церковныхъ пѣвцовъ, подъ тѣмъ предлогомъ, что они потворствуютъ пьянству и допускаютъ слишкомъ-легкомысленное обращеніе съ священными предметами. Но я узналъ отъ Адама Бида, съ которымъ говорилъ обо всемъ этомъ въ его преклонныхъ лѣтахъ, что мало священниковъ могли быть менѣе успѣшны въ своихъ стараніяхъ пріобрѣсть расположеніе сердецъ своихъ прихожанъ, чѣмъ мистеръ Райдъ. Прихожане много узнали отъ него о церковныхъ догматахъ, такъ-что почти каждый изъ прихожанъ, недостигшій еще пятидесятилѣтняго возраста, сталъ различать настоящее евангеліе отъ того, что не въ точности подходило къ этому имени, какъ-будто онъ родился и выросъ среди диссидентовъ; и въ продолженіе извѣстнаго времени послѣ его прибытія, въ этой спокойной сельской общинѣ образовалось, повидимому, настоящее религіозное волненіе.

-- Но, говорилъ Адамъ: -- я видѣлъ совершенно-ясно съ того времени еще, какъ былъ молодъ, что религія и свѣдѣнія не одно и то же. Такъ, не свѣдѣнія заставляютъ людей поступать справедливо, а чувства. Свѣдѣнія въ религіи то же самое, что въ математикѣ: человѣкъ можетъ быть способенъ разрѣшать математическія задачи прямо въ головѣ, сидя у камина и куря трубку; но если ему нужно построить машину или зданіе, то онъ долженъ имѣть волю и рѣшимость и больше любить что-нибудь другое, нежели свое спокойствіе. Такъ или иначе, приходъ сталъ мало-по-малу отпадать и люди начали легко отзываться о мистерѣ Райдѣ. Я такъ полагаю, въ душѣ своей онъ думалъ справедливо; только, видите ли, онъ былъ угрюмаго нрава и любилъ сбивать цѣны у людей, работавшихъ на него; такимъ образомъ его проповѣди не приходились по вкусу съ этою приправою. И ему хотѣлось быть верховнымъ судьею въ приходѣ и наказывать людей, поступающихъ дурно; и онъ бранилъ ихъ съ каѳедры просто какъ Рантеръ {Религіозная секта, возникшая около 1645 года. Она теперь не существуетъ. Рантерами называли первобытныхъ методистовъ, отступившихъ отъ секты Весли, если хотѣли упрекнуть ихъ въ недостаткѣ твердости и усердія въ исполненіи религіозныхъ обрядовъ. Прим. перев.}, а, между-тѣмъ терпѣть не могъ диссидентовъ и возставалъ противъ нихъ гораздо-больше, нежели мистеръ Ирвайнъ. И потомъ онъ жилъ не по своему доходу; ибо съ самаго начала, казалось, думалъ, что шестьсотъ фунтовъ въ годъ должны были сдѣлать его такимъ же знатнымъ бариномъ, какъ мистеръ Доннигорнъ: это большое зло, которое мнѣ часто случалось видѣть въ бѣдныхъ священникахъ, неожиданно-получившихъ доходное мѣсто. О мистерѣ Райдѣ были высокаго мнѣнія люди, смотрѣвшіе на него издалека -- я такъ думаю, потому-что онъ былъ извѣстенъ, какъ авторъ нѣсколькихъ книгъ; что жь касается математики и сущности вещей, то въ нихъ онъ былъ такимъ же невѣждой, какъ женщина. Онъ много зналъ объ ученіяхъ и обыкновенно называлъ ихъ оплотами реформаціи; но я всегда недовѣрялъ къ такого рода ученію, потому-что оно заставляетъ людей быть безразсудными и глупыми въ ихъ настоящемъ дѣлѣ. Мистеръ Ирвайнъ, напротивъ, былъ вовсе не похожъ на него: онъ былъ такъ понятливъ; онъ въ одну минуту схватывалъ, что вы хотѣли сказать, и зналъ все, что касалось построекъ, и могъ видѣть, когда вы исполняли хорошее дѣло. И онъ, просто, какъ джентльменъ обращался съ фермерами, старыми женщинами и работниками, и обращался съ ними такъ же, какъ съ господами. Вы никогда не могли видѣть, чтобъ онъ вмѣшивался во что не слѣдуетъ, бранился и старался разыгрывать роль не вѣсть кого! Ахъ, онъ былъ прекрасный человѣкъ, какого ваши глаза рѣдко встрѣчали въ жизни; и онъ такъ ласково обращался съ матерью и сестрами! А эта бѣдная хворая миссъ Анна... онъ, казалось, думалъ о ней болѣе, нежели о комъ-либо другомъ на свѣтѣ. Въ приходѣ не было души, которая могла бы сказать слово противъ него; а слуги оставались при немъ, пока ужь до того устарѣли и одряхлѣли, что онъ долженъ былъ нанять другихъ людей, которые бы исправляли ихъ дѣло.

-- Ну, сказалъ я:-- это былъ отличный родъ проповѣдыванія въ будни; но я полагаю все-таки, что еслибъ вашъ старый другъ мистеръ Ирвайнъ былъ снова вызванъ къ жизни и взошелъ въ будущее воскресенье на каѳедру, вамъ, пожалуй, было бы нѣсколько-стыдно, что онъ не проповѣдуетъ лучше послѣ всѣхъ вашихъ похвалъ о немъ.

-- Нѣтъ, нѣтъ, сказалъ Адамъ, пріосаниваясь и откидываясь назадъ на стулѣ, будто приготовляясь отразить какія бы то ни было заключенія:-- никто не слышалъ, чтобъ я говорилъ о мистерѣ Ирвайнѣ какъ о значительномъ проповѣдникѣ. Онъ не вникалъ въ глубокій духовный опытъ; и я знаю, что во внутренней жизни человѣка есть много такого, чего вы не можете вымѣрить наугольникомъ и сказать: "сдѣлай это и затѣмъ послѣдуетъ вотъ то-то" и "сдѣлай то и затѣмъ послѣдуетъ вотъ это". Есть вещи, происходящія въ душѣ, и время, когда чувства входятъ въ васъ, какъ стремительный могучій вѣтеръ, какъ сказано въ священномъ писаніи; они какъ бы раздѣляютъ вашу жизнь надвое, такъ-что вы оглядываетесь на самихъ себя, какъ-будто вы были кто-нибудь другой. Это вещи, которыя вы не можете причислить къ разряду такихъ, гдѣ вы говорите: "сдѣлай это" и "сдѣлай то"; и въ этомъ отношеніи я согласенъ съ самыми строгими методистами, какихъ вы только можете найти. Это показываетъ мнѣ, что въ религіи существуютъ глубокія духовныя вещи. Вы не можете понять много, говоря объ этомъ, но вы чувствуете это. Мистеръ Ирвайнъ не входилъ въ глубину этихъ вещей: онъ говорилъ краткія нравственныя поученія -- вотъ и все. Но за то его поступки всегда согласовались съ тѣмъ, что онъ говорилъ: онъ не выдавалъ себя за человѣка, который сегодня совершенно отличался отъ другихъ людей, а завтра походилъ на нихъ, какъ походятъ одна на другую двѣ горошины. И онъ умѣлъ заставить людей любить и уважать себя, а это было лучше, чѣмъ возмущать ихъ жизнь, вмѣшиваясь черезчуръ въ ихъ дѣла. Мистрисъ Пойзеръ, бывало, говорила -- а вы знаете, она за словомъ въ карманъ не лѣзла -- она говорила: "мистеръ Ирвайнъ походилъ на хорошій обѣдъ: чѣмъ меньше вы думали о немъ, тѣмъ онъ былъ питательнѣе для васъ", а мистеръ Райдъ на пріемъ лекарства, онъ заставлялъ васъ корчиться и мучилъ, а между-тѣмъ не производилъ много пользы.

-- Но развѣ мистеръ Райдъ не больше проповѣдывалъ о духовной части религіи, о которой вы говорите, Адамъ? Не могли ли вы больше вынесть изъ его рѣчей, нежели изъ рѣчей мистера Ирвайна?

-- Эхъ, не знаю! Онъ много проповѣдывалъ о различныхъ ученіяхъ. Но я видѣлъ совершенно-ясно, еще съ того времени, какъ я былъ молодъ, что религія есть нѣчто другое, нежели ученія и свѣдѣнія, на мой взглядъ, ученія -- это все-равно, что отъискивать имена для вашихъ чувствъ, такъ-что вы можете говорить о нихъ, когда вы ихъ вовсе не знали, точно такъ же, какъ человѣкъ можетъ толковать объ инструментахъ, когда онъ знаетъ ихъ названія, хотя бы онъ никогда и не видѣлъ ихъ, а тѣмъ менѣе работалъ ими. Я слышалъ въ мое время много толкованій объ ученіяхъ: я, бывало, ходилъ слушать проповѣди диссидентовъ съ Сетомъ, когда мнѣ было лѣтъ семнадцать, и меня сильно озадачивали арминіане и кальвинисты. Послѣдователи Весли, какъ вамъ извѣстно, самые строгіе арминіане; и Сетъ, который никогда терпѣть не могъ что-нибудь суровое и всегда надѣялся, что все на свѣтѣ устроивается къ лучшему, съ самаго начала крѣпко держался ученія Весли. Но я думалъ, что могу пробить нѣсколько диръ въ ихъ мнѣніяхъ, и мнѣ случилось спорить съ однимъ изъ классныхъ церковныхъ лекторовъ въ Треддльстовѣ, и я озадачивалъ его такимъ образомъ сначала съ одной стороны, а потомъ съ другой, что онъ, наконецъ, сказалъ: "Молодой человѣкъ, это дьяволъ употребляетъ вашу гордость и высокомѣріе орудіемъ войны противъ простоты истины". Тогда я не могъ не разсмѣяться; но когда возвращался домой, я раздумалъ, что онъ не былъ неправъ. Я началъ видѣть, что все это взвѣшиваніе и излѣдованіе, что значитъ этотъ текстъ и что значитъ тотъ текстъ, и спасаются ли люди всѣ милостію Бога или въ этомъ участвуетъ и небольшая часть ихъ собственной воли, я видѣлъ, что все это не имѣетъ ничего общаго истинной религіей. Вы можете говорить объ этихъ вещахъ безконечное число часовъ, и вы станете отъ этого только раздраженнымъ и высокомѣрнымъ. Такимъ-образомъ я рѣшилъ никуда не ходить, кромѣ церкви и не слушать никого, кромѣ мистера Ирвайна: онъ говорилъ одно только доброе да то, что васъ дѣлало умнѣе, когда вы вспоминали о томъ. И, по моему мнѣнію, лучше для моей души, если я буду смиряться передъ таинствами дѣяній Божіихъ и не дѣлать никакого шуму о томъ, чего никогда не буду въ состояніи понять. Да и, наконецъ, не будутъ ли это одни лишь безразсудные вопросы? все, что происходитъ внѣ насъ и внутри насъ самихъ, не исходитъ ли отъ Бога? Если мы обладаемъ рѣшимостью поступать справедливо, то, я думаю, во всякомъ случаѣ, онъ далъ намъ ее; но я вижу довольно-ясно, что мы никогда не сдѣлаемъ этого безъ рѣшимости, и этого съ меня довольно.

Вы замѣчаете, что Адамъ былъ горячій поклонникъ, можетъ-быть, даже пристрастный судья мистера Ирвайна, какими, къ счастію, еще бываютъ нѣкоторые изъ насъ, когда дѣло коснется людей, которыхъ мы коротко знали. Безъ-сомнѣнія, умы высшаго разряда будутъ смотрѣть съ презрѣніемъ на это, какъ на слабость, умы, которые алчутъ идеала и которыхъ гнететъ общее сознаніе о томъ, что ихъ чувство слишкомъ-возвышенно длятого, чтобъ найдти достойные ихъ самихъ предметы между обыкновеннымъ человѣчествомъ. Я часто пользовался милостью быть повѣреннымъ этихъ избранныхъ натуръ и, по моему опыту, они всѣ подтверждаютъ мой опытъ, что великіе люди пользуются ужь слишкомъ-большимъ уваженіемъ, а незначительные люди несносны; что-еслибъ вы захотѣли полюбить женщину такъ, чтобъ ваша любовь не показалась вамъ впослѣдствіи безразсудствомъ, то эта женщина должна умереть въ то время, какъ вы ухаживаете за ней; и ужь еслибъ вы хотѣли сохранить малѣйшую вѣру въ человѣческій героизмъ, то вы никогда не должны совершать путешествіе длятого, чтобъ увидѣть героя. Сознаюсь, я часто уклонялся съ робостью отъ признанія этимъ совершеннымъ и проницательнымъ джентльменамъ, въ чемъ именно состоялъ мой собственный опытъ. Я опасаюсь, что часто улыбался имъ съ лицемѣрнымъ согласіемъ и удовлетворялъ ихъ эпиграммою насчетъ мимолетнаго характера нашихъ иллюзій, эпиграммою, которую, впрочемъ, могъ бы легко составить, послѣ минутнаго размышленія, всякій, хотя сколько-нибудь знакомый съ французскою литературою. Но человѣческое обращеніе, какъ, кажется, замѣтилъ одинъ умный человѣкъ, не бываетъ искренно въ строгомъ смыслѣ. И теперь я очищаю свою совѣсть и объявляю, что я чувствовалъ полнѣйшій энтузіазмъ и удивленіе къ старымъ джентльменамъ, которые неправильно знали свой родной языкъ, по временамъ обнаруживали брюзгливый нравъ и никогда не знали высшей сферы вліянія, какъ сфера приходскаго смотрителя; объявляю такъ-же, что средство, при помощи котораго я дошелъ до заключенія, что человѣческая природа способна быть любимой -- средство, при помощи котораго я нѣсколько ознакомился съ глубокимъ паѳосомъ этой природы, съ ея возвышенными таинствами, пріобрѣлъ я, живя много времени среди людей, болѣе или менѣе обыкновенныхъ и простыхъ, о которыхъ вы, можетъ-быть, не услышали бы ничего весьма-удивительнаго, еслибъ вы захотѣли справиться о нихъ въ сосѣдствѣ тѣхъ мѣстъ, гдѣ они живутъ. Готовъ держать пари десять противъ одного, что большая часть незначительныхъ лавочниковъ, жившихъ въ ихъ сосѣдствѣ, не видѣла въ нихъ рѣшительно ничего особеннаго, ибо я замѣтилъ замѣчательное совпаденіе обстоятельствъ, что между избранными натурами, алчущими идеала и ненаходящими въ панталонахъ и юбкахъ ничего довольно-великаго, что могло бы заслужить ихъ уваженіе и любовь, и самыми ограниченными и мелкими людьми находится странное сходство. Напримѣръ; я часто слышалъ, какъ мистеръ Джеджъ, хозяинъ "Королевскаго Дуба", обыкновенно обращавшій завистливый взоръ на своихъ сосѣдей въ деревнѣ Шеппертонъ, излагалъ свое мнѣніе о людяхъ, жившихъ въ одномъ съ нимъ приходѣ -- а вѣдь онъ только этихъ людей и зналъ -- слѣдующими выразительными словами: "Да, сэръ, я часто говорилъ это и снова скажу: въ этомъ приходѣ живетъ ничтожный народъ... да, сэръ, ничтожный, отъ мала до велика". Кажется, онъ имѣлъ неясную идею, что еслибъ могъ переселиться въ отдаленный приходъ, то, можетъ-быть, нашелъ бы сосѣдей достойныхъ; и дѣйствительно, онъ потомъ перевелъ свое заведеніе въ "Сараценову голову", которая совершала цвѣтущія дѣла въ одной изъ заднихъ улицъ сосѣдняго ярмарочнаго города. Но, довольно-странно, онъ нашелъ, что люди въ этой задней улицѣ были совершенно на одинъ покрой съ людьми въ Шеппертонѣ... "ничтожный народъ, сэръ, отъ мала до велика; и тѣ, которые приходятъ за рюмкою джина не лучше тѣхъ, которые приходятъ за пинтою двухпенсовой... ничтожный народъ, сэръ".

XVIII.
Церковь.

-- Гетти, Гетти! вѣдь ты знаешь, что служба начинается въ два, а теперь половина втораго? Не-уже-ли ты не можешь подумать о чемъ-нибудь другомъ, именно въ это воскресенье, когда опустятъ въ землю бѣднаго старика Матвѣя Бида... а утонулъ-то онъ въ самую глухую ночь... Если подумаешь только объ этомъ, то морозъ вотъ такъ и пробѣжитъ по спинѣ. А тебѣ нужно наряжаться, будто идешь на свадьбу, а не на похороны?

-- Ну, что жь! тётушка, сказала Гетти:-- я не могу быть готова такъ скоро, какъ всѣ другіе, когда мнѣ нужно одѣвать Тотти; а вы знаете, съ какимъ трудомъ заставишь ее стоять спокойно.

Гетти сходила съ лѣстницы, а мистрисъ Пойзеръ стояла внизу, въ своей скромной шляпкѣ и въ шали. Если когда-либо дѣвушка имѣла видъ, будто она была сотворена изъ розъ, то эта дѣвушка была Гетти въ своей воскресной шляпкѣ и воскресномъ платьѣ. Ея шляпка была украшена розовыми лентами, и ея платьице имѣло розовыя пятнышки, разсѣянныя по бѣлому фону, на ней не было ничего другаго, кромѣ розоваго и бѣлаго, за исключеніемъ ея темныхъ волосъ и глазъ, и ея маленькихъ башмачковъ съ пряжками. Мистрисъ Пойзеръ разсердилась сама на себя, потому-что едва могла удержаться отъ улыбки, что всякій смертный расположенъ сдѣлать при видѣ красивыхъ округленныхъ формъ. Такимъ-образомъ она повернулась, не произнеся болѣе ни слова, и присоединилась къ группѣ, находившейся на крыльцѣ, сопровождаемая Гетти, сердце которой такъ сильно билось при мысли объ одномъ лицѣ, котораго она ожидала увидѣть въ церкви, что она едва чувствовала землю подъ собою.

И вотъ небольшая процесія отправилась въ путь. Мистеръ Пойзеръ былъ въ полномъ воскресномъ нарядѣ, гороховаго цвѣта, въ красномъ съ зеленымъ жилетѣ и съ зеленою ленточкою для часовъ, къ которой была прикрѣплена большая сердоликовая печать и которая висѣла какъ отвѣсъ отъ мыса, гдѣ помѣщался карманъ для часовъ; желтый шелковый платокъ былъ повязанъ вокругъ шеи; на ногахъ были превосходные сѣрые полосатые чулки, связанные мистрисъ Пойзеръ собственноручно и возвышавшіе пропорцію его ногъ. Мистеръ Пойзеръ не имѣлъ причины стыдиться своей ноги и подозрѣвалъ, что возникшее злоупотребленіе сапоговъ съ отворотами и другихъ фасоновъ, имѣвшихъ цѣлью скрывать почти всю ногу, имѣло свое начало въ достойной сожалѣнія порчѣ человѣческихъ икръ. Еще менѣе имѣлъ онъ причины стыдиться своего круглаго веселаго лица, выражавшаго хорошее расположеніе духа, когда онъ сказалъ: "Пойдемъ, Гетти... пойдемте, малютки!" и, подавъ руку женѣ, направился по дорожкѣ чрезъ ворота на дворъ

"Малютки", къ которымъ такъ отнесся мистеръ Пойзеръ, были Марти и Томми, мальчики, одинъ девяти, а другой семи лѣтъ, въ маленькихъ плисовыхъ камзольчикахъ съ фалдами и штанахъ по колѣно, розовыми щеками и черными глазами; они столько же походили на своего отца, сколько очень-маленькій слонъ походитъ на очень-большаго. Гетти шла между ними, а позади ихъ терпѣливая Молли, обязанность которой состояла въ томъ, чтобъ переносить Тотти черезъ дворъ и черезъ всѣ сырыя мѣста на пути, ибо Тотти, быстро-оправившаяся отъ угрожавшей ей лихорадки, настояла на томъ, чтобъ идти сегодня въ церковь, и въ-особенности, чтобъ надѣть красныя съ чернымъ бусы поверхъ пелеринки. А въ тотъ день послѣ полудня было очень-много сырыхъ мѣстъ, черезъ которыя нужна было переноситъ малютку, ибо утромъ шелъ страшный ливень, хотя теперь тучи разсѣялись и лежали на горизонтѣ серебристыми, громоздившимися одна на другую, массами.

Вы могли бы узнать, что то было воскресенье, еслибъ только проснулись на мызномъ дворѣ. Пѣтухи и курицы, казалось, знали это и только очень-осторожно клохтали; даже самый бульдогъ казался не столь дикимъ; онъ, повидимому, удовольствовался бы тѣмъ, что укусилъ бы не такъ свирѣпо, какъ обыкновенно. Солнечное сіяніе, казалось, вызывало всѣ предметы къ отдыху, а не къ работѣ: оно само, казалось, покоилось на коровьемъ хлѣвѣ, обросшемъ мхомъ, на стадѣ бѣлыхъ утокъ, копошившихся вмѣстѣ и прятавшихъ клювъ подъ крылья; на старой черной свиньѣ, лѣниво-растянувшейся на соломѣ, между -- тѣмъ, какъ ея старшій поросенокъ покоился на жирныхъ бокахъ матери, находя ихъ превосходною эластичною постелью; на Аликѣ, пастухѣ въ новой блузѣ, который наслаждался полуденнымъ отдыхомъ въ несовсѣмъ-то удобномъ положеніи, полусидя, полустоя на ступеняхъ житницы.

-- Вотъ отецъ стоитъ у дворовыхъ воротъ, сказалъ Мартинъ Пойзеръ.-- Я думаю, ему хочется посмотрѣть, какъ мы пойдемъ по полю. Удивительно, что у него за зрѣніе, а вѣдь ему семьдесятъ-пять лѣтъ.

-- Ахъ! мнѣ часто приходитъ на мысль, что старые люди очень-похожи на грудныхъ дѣтей, сказала мистрисъ Пойзеръ: -- они довольствуются тѣмъ, что смотрятъ все-равно, на что бы они тамъ ни смотрѣли. Я полагаю, что такимъ образомъ Провидѣніе убаюкиваетъ ихъ прежде, чѣмъ они идутъ на покой.

Старый Мартинъ отворилъ ворота, увидѣвъ приближавшуюся семейную процесію, и держалъ ихъ отворенными, опираясь на свою палку и радуясь, что могъ совершить это; ибо, подобно всѣмъ старикамъ, жизнь которыхъ потратилась на трудѣ, ему было пріятно чувствовать, что онъ все еще приноситъ пользу; что въ саду былъ лучшій урожай луку, такъ-какъ онъ присутствовалъ при посѣвѣ, и что коровъ доили лучше, если онъ оставался дома въ воскресенье послѣ обѣда и присматривалъ за этимъ. Онъ ходилъ въ церковь разъ въ мѣсяцъ, въ воскресенье, когда давалось причастіе, но въ другое время посѣщалъ церковь неочень-правильно; въ сырыя воскресенья, или когда съ нимъ случался припадокъ ревматизма, онъ обыкновенно читалъ три первыя главы Бытія за-то, что оставался дома.

-- Да тамъ ужь опустятъ въ землю Матвѣя Бида прежде чѣмъ ни успѣете дойдти до кладбища, сказалъ онъ, когда его сынъ подошелъ къ нему.-- Лучше было бы, еслибъ они похоронили его утромъ, когда шелъ дождь {Намекъ на поговорку: "Blessed is the dead that the rain rains upon, "Blessed is the bride that the sun shines upon." (Счастливъ умершій, на котораго льетъ дождь, счастлива невѣста, на которую свѣтитъ солнце). Прим. пер.}, а теперь нѣтъ вѣроятности, что выпадетъ хоть капля; вонъ и мѣсяцъ лежитъ точно челнокъ. Посмотрите! Это вѣрный признакъ хорошей погоды. Есть много примѣтъ, да онѣ невѣрны, а по этой всегда сбываются.

-- Конечно, конечно, сказалъ сынъ.-- Я надѣюсь, что теперь хорошая погода удержится.

-- Помните, что скажетъ пасторъ, дѣти, помните, что скажетъ пасторъ, сказалъ дѣдъ черноглазымъ мальчуганамъ въ штанахъ по колѣно, чувствовавшимъ, что у нихъ въ карманахъ было нѣсколько мраморныхъ шариковъ {Любимая игра мальчишекъ въ Англіи, въ такомъ же употребленіи, какъ у насъ бабки. Прим. пер.}, которыми они надѣялись поиграть украдкою во время проповѣди.

-- Прощай, дѣдушка, сказала Тотти:-- Тотти идетъ въ церковь. У меня надѣты бусы. Дай мнѣ пиперментикъ.

Дѣдушка, задрожавъ отъ смѣха при этой выходкѣ своей "хитрой, крошечной дѣвчонки", медленно перенесъ палку въ лѣвую руку, державшую ворота открытыми, и медленно всунулъ палецъ въ тотъ карману жилета, на который Тотти устремила глаза съ выраженіемъ совершенной увѣренности и ожиданія.

И когда всѣ прошли, старикъ снова прислонился къ рѣшеткѣ, наблюдая, какъ они шли по дорожкѣ, вдоль домовой изгороди, и чрезъ отдаленныя ворота, пока они не исчезли за поворотомъ изгороди. Изгороди въ то время совершенно скрывали отъ взоровъ всѣ предметы, даже въ лучшихъ фермахъ; а въ то послѣобѣденное время шиповникъ раскидывалъ свои розовые вѣнки; черныя псинки были въ полномъ жолтомъ и пурпуровомъ блескѣ; блѣдная жимолость выросла такъ, что ее нельзя было достать, распускаясь надъ остролистникомъ, и, наконецъ, ясень или сикомора мѣстами бросали свою тѣнь черезъ дорогу.

У всякихъ воротъ встрѣчались знакомцы, которымъ приходилось отойти въ сторону и дать имъ дорогу, у воротъ домовой изгороди было полстада коровъ, стоявшихъ одна позади другой и понявшихъ чрезвычайно-медленно, что ихъ обширныя фигуры могли быть на дорогѣ; а тутъ, у дальнихъ воротъ, стояла кобыла, державшая голову надъ заборомъ, а позади ея караковый жеребенокъ, обратившій голову къ боку матери и, повидимому, все еще приводимый въ большое замѣшательство слабостью своихъ ногъ. Дорога проходила вполнѣ чрезъ собственныя поля мистера Пойзера, пока они не достигли большой дороги, которая вела въ селеніе; мистеръ Пойзеръ устремлялъ проницательный взоръ на скотъ и на урожай въ то время, какъ они шли, между-тѣмъ, какъ мистрисъ Пойзеръ имѣла на всѣ встрѣчавшіеся имъ предметы бѣглыя замѣчанія. Женщина, управляющая сырнею, содѣйствуетъ много къ увеличенію оброка; такимъ-образомъ, ей смѣло можно дозволить имѣть свое маѣніе о скотѣ и его "содержаніи" -- упражненіе, которое усиливаетъ ея понятія въ такой степени, что она вполнѣ чувствуетъ себя въ -- состояніи давать мужу совѣты и въ другихъ вещахъ.

-- А вотъ и короткорогая Салли, сказала она, когда они вышли за домовую изгородь, и она замѣтила кроткое животное, которое лежало, пожевывая жвачку и смотря на нее сонными глазами.-- Я начинаю ненавидѣть одинъ видъ этой коровы, и говорю теперь, какъ говорила три недѣли назадъ: чѣмъ скорѣе мы освободимся отъ нея, тѣмъ лучше; ибо у насъ есть та небольшая желтая коровка, которая не даетъ и вполовину столько молока, а между-тѣмъ я получаю отъ нея вдвое больше масла.

-- Ну, ты не похожа на всѣхъ другихъ женщинъ, сказалъ мистеръ Пойзеръ:-- онѣ любятъ короткорогихъ, которыя даютъ такъ много молока. Вотъ жена Чоуна требуетъ отъ мужа, чтобъ онъ не покупалъ другой породы.

-- Какая же важность въ томъ, что любитъ жена Чоуна?... бѣдное глупенькое существо, у которой столько же ума, какъ у воробья. Она возьметъ рѣдкую цѣдилку, чтобъ процѣдить свиной жиръ, и потомъ удивляется, что проскакиваетъ соръ. Довольно насмотрѣлась я на ея дѣла и знаю, что ужь больше никогда не возьму служанки изъ ея дома... гдѣ все кверху дномъ... И когда войдешь къ нимъ, то никогда не узнаешь, понедѣльникъ или пятница: стирка тянется у нихъ до конца недѣли. Что жь касается сыра, то я знаю довольно-хорошо, что онъ прошлый годъ поднялся словно хлѣбъ въ жестянкѣ. А потомъ она всю вину сваливаетъ на погоду, все-равно, еслибъ люди стали на голову и потомъ свалили бы вину въ этомъ на сапоги.

-- Ну, Чоунъ хочетъ купить Салли, такимъ-образомъ мы можемъ освободиться отъ нея, если ты хочешь, сказалъ мистеръ Пойзеръ, тайно гордясь разсчетливостью своей жены. Дѣйствительно, недавно въ рыночные дни, онъ не разъ восхвалялъ ея проницательность въ-отношеніи короткорогихъ.

-- Конечно, кто возьметъ глупенькую жену, тотъ можетъ скупать короткорогихъ, ужь если вставить голову въ болото, то пусть за нею идутъ и ноги. Кстати, говоря о ногахъ, вотъ вамъ ноги, продолжала мистрисъ Пойзеръ, когда Тотти, спущенная въ это время съ рукъ, такъ-какъ дорога въ этомъ мѣстѣ была суха, шла, переваливаясь съ боку на бокъ, впереди отца и матери.-- Вотъ форма-то! А у ней такая длинная нога; она вся въ отца.

-- Конечно, она будетъ въ родѣ Гетти чрезъ десять лѣтъ; только у ней глаза такого цвѣта, какъ у тебя. Я не помню, чтобъ у кого-нибудь въ нашемъ семействѣ были голубые глаза; у моей матери была глаза черные, какъ черная слива, точь-въ-точь какъ у Гетти.

-- Ребенокъ нисколько не будетъ хуже отъ того, что у ней есть кое-что и не такъ, какъ у Гетти. И я вовсе не желаю, чтобъ она была ужь черезчуръ-красива. Хотя, что касается этого, люди съ свѣтлыми волосами и съ голубыми глазами бываютъ такъ же красивы, какъ люди съ черными волосами и глазами. Еслибъ у Дины былъ хотя побольше румянецъ на щекахъ и еслибъ она не надѣвала на голову этого чепца методистокъ, который можетъ испугать даже воронъ, то люди считали бъ ее столь же красивою, какъ Гетти.

-- Нѣтъ, нѣтъ, сказалъ мистеръ Пойзеръ, съ нѣкоторою презрительною выразительностью:-- ты не знаешь въ чемъ состоятъ достоинства женщины. Мужчины никогда не стали бы ухаживать за Диной такъ, какъ за Гетти.

-- Какое мнѣ дѣло, за чѣмъ бѣгаютъ мужчины? Можно хорошо убѣдиться, знаетъ ли большая часть изъ нихъ, какой имъ сдѣлать выборъ: взгляните только на ихъ бѣдныхъ неряшливыхъ женъ, вѣдь это, просто, куски газовыхъ лентъ, никуда негодныхъ, когда полиняли.

-- Ну, ну! ты по-крайней-мѣрѣ не можешь сказать, что я не умѣлъ сдѣлать выборъ, женившись на тебѣ, сказалъ мистеръ Пойзеръ, который обыкновенно рѣшалъ незначительные супружескіе споры комплиментомъ подобнаго рода: -- а ты была гораздо-милѣе Дины, десять лѣтъ назадъ.

-- Я никогда не говорила, что женщинѣ необходимо быть дурной длятого, чтобъ быть хорошею хозяйкою въ домѣ. Вотъ Чоунова жена довольно-дурна длятого, чтобъ скислось молоко безъ помощи сычуга, но другой экономіи ужь нельзя и ждать отъ нея. Что жь касается Дины -- бѣдняжка! она не будетъ мила, пока ея обѣдъ будетъ состоять изъ простаго хлѣба и воды и и она она будетъ отдавать все, что у ней есть, тѣмъ, которые нуждаются. Она иногда выводила меня изъ терпѣнія и какъ я говорила ей, она дѣйствуетъ прямо противъ священнаго писанія. Оно говоритъ: "люби ближняго, какъ самого себя"; но я говорила: "если ты любишь ближняго не больше самой себя, Дина, то ты сдѣлаешь для него довольно-мало. Ты, можетъ-быть, думаешь, что онъ не умретъ и не съ полнымъ желудкомъ". Э! я хотѣла бы знать, гдѣ-то она находится въ сегодняшнее воскресенье?.. сидитъ, чай, съ этой больной женщиной, къ которой она вдругъ такъ настоятельно хотѣла отправиться.

-- Ахъ! жаль, право, что она забрала себѣ въ голову такой вздоръ, когда могла оставаться съ нами все лѣто, ѣсть вдвое противъ того, что ей нужно, и мы не стали бы бѣднѣе отъ того. Она не дѣлаетъ никакой помѣхи въ домѣ, сидитъ-себѣ спокойно за своимъ шитьемъ, какъ птичка въ гнѣздышкѣ, и всегда съ величайшею готовностью бѣжитъ сдѣлать что-нибудь полезное. Когда Гетти выйдетъ замужъ, ты будешь очень-рада, если Дина будетъ у тебя постоянно.

-- Что тутъ думать объ этомъ! сказала мистрисъ Пойзеръ.-- Просить Дину, чтобъ она пришла жить здѣсь спокойно, какъ другіе люди, все-равно, что манить летающую ласточку. Если что-нибудь могло склонить ее къ этому, то я ужь непремѣнно склонила бы ее, потому-что я говорила съ ней объ этомъ по цѣлымъ часамъ, да еще и бранила ее; вѣдь она дитя моей родной сестры, и я обязана сдѣлать для нея то, что въ-состояніи сдѣлать. Но, эхъ, бѣдняжка! лишь только она сказала намъ: "прощайте! сѣла въ телегу и обратила ко мнѣ свое блѣдное лицо, которое заставляетъ всегда думать, что ея тётка Юдиѳь возвратилась съ неба, какъ мнѣ ужь стало совѣстно, когда подумала о выговорахъ, которые ей дѣлала; иногда невольно приходитъ на мысль, что она имѣетъ средство знать истинныя дѣла лучше другихъ людей. Но я никогда не соглашусь, будто причина этого только въ томъ, что она методистка; все-равно, какъ я не соглашусь и въ томъ, будто бѣлый теленокъ бѣлъ отъ того, что онъ ѣстъ изъ одного корыта съ чернымъ.

-- Нѣтъ, сказалъ мистеръ Пойзеръ, тономъ, походившимъ на ворчаніе собаки, на сколько то позволяло его добродушіе:-- я не имѣю хорошаго мнѣнія о методистахъ. Только торговые люди дѣлаются методистами. Ты никогда не увидишь, чтобъ фермеръ былъ зараженъ ихъ причудами. Иногда вотрется къ нимъ и работникъ, который не слишкомъ-то смышленъ на дѣло, и примется тамъ проповѣдывать и прочее, какъ, напримѣръ, Сетъ Бидъ. Но, видишь, Адамъ, у котораго голова умнѣе всѣхъ въ нашемъ околоткѣ, знаетъ, что лучше; онъ держится старой церкви, а то я не сталъ бы поощрять его въ ухаживаніи за Гетти.

-- Ну, Богь ты мой! сказала мистрисъ Пойзеръ, оглянувшись въ то времи, какъ ея мужъ говорилъ:-- посмотрите, гдѣ Молли съ дѣтьми! Вѣдь они отстала отъ насъ на цѣлое поле. Какимъ образомъ могла ты позволить, чтобъ они сдѣлали это, Гетти? Поручить надзоръ за дѣтьми тебѣ все-равно, что куклѣ. Сбѣгай назадъ и скажи имъ, чтобъ они догнали насъ.

Мистеръ и мистрисъ Пойзеръ находились теперь на концѣ втораго поля; они поставили Тотти на верхушку одного изъ большихъ каменьевъ, которые служили въ Ломшейрѣ дорожными столбами, и стали поджидать отставшихъ, между-тѣмъ, какъ Тотти съ самодовольствіемъ повторила:

-- Шалуны, шалуны мальчики... а Тотти умница.

Дѣло было вотъ въ чемъ: эта воскресная прогулка по полямъ была большою радостію для Марти и Томми; въ ихъ глазахъ за изгородями происходила вѣчная драма, и они, какъ пара эспаньйолокъ или таксъ, не могли удержаться, чтобъ не останавливаться и не поглядывать туда украдкою. Марти рѣшительно увѣрялъ, что видѣлъ овсянку въ вѣткахъ большаго ясеня, и въ то время, какъ онъ съ удовольствіемъ поглядывалъ на него, онъ прозѣвалъ хорька съ бѣлой шейкой, который пробѣжалъ черезъ дорожку и съ страшнымъ жаромъ былъ описанъ младшимъ Томми. Потомъ маленькій зеленый чижикъ, только-что оперившійся, порхалъ тамъ по землѣ, припрыгивая; казалось, его можно было поймать очень-легко, но ему удалось скрыться подъ кустомъ ежевики. Гетти нельзя было увлечь, чтобъ она обратила вниманіе на эти вещи; итакъ лѣта вызвали въ Молли ея готовую симпатію; она съ открытымъ ртомъ смотрѣла куда ей ни показывали, и говорила: "Ахъ Господи!" когда думала, что отъ нея ожидаютъ удивленія.

Молли заторопилась съ нѣкоторымъ испугомъ, когда Гетти возвратилась къ нимъ и закричала, что тётка сердится; но Марти побѣжалъ впередъ, крича изо всей мочи: "Мама, мы нашли гнѣздо пестрой индѣйки!" инстинктивно догадываясь, что люди, имѣющіе добрыя вѣсти, ни когда не встрѣчаютъ худаго пріема.

-- А! сказала мистрисъ Пойзеръ, и въ-самомъ -- дѣлѣ забывая всю дисциплину при этой пріятной нечаянности: -- вотъ умникъ. Ну, гдѣ же оно?

-- Вонъ тамъ, въ этакой ямѣ, подъ изгородью. Я увидѣлъ первый, когда смотрѣлъ на чижика, а она сидѣла на гнѣздѣ.

-- Надѣюсь, ты не спугнулъ ее, сказала мать:-- а то, вѣдь, она броситъ гнѣздо.

-- Нѣтъ, я ушелъ тихонько-претихонько и шепнулъ Молли -- не правда ли, Молли, вѣдь я шепнулъ тебѣ?

-- Хорошо, хорошо. Теперь пойдемте, сказала мистрисъ Пойзеръ.-- Ступайте впереди отца и матери и возьмите маленькую сестрицу за руку. Намъ теперь надобно прямо идти. Хорошіе мальчики не бѣгаютъ за птичками въ воскресенье.

-- Но, маменька, сказалъ Марти: -- вѣдь вы говорили, что дали бы полтинникъ, кто найдетъ гнѣздо индѣйки. Вы дадите мнѣ полтинникъ, а я положу его въ мою кружку.

-- Мы это увидимъ, душенька, если ты пойдешь теперь, какъ слѣдуетъ идти хорошему мальчику.

Отецъ и мать обмѣнились выразительною улыбкою, вызванною находчивостью ихъ первенца; но на кругломъ лицѣ Томми виднѣлось облачко.

-- Мама, сказалъ онъ, плаксиво: -- у Марти все прибавляется денегъ въ кружкѣ, а у меня нѣтъ.

-- Мама, и Тотти хочетъ полтинникъ въ кружку, сказала Тотти.

-- Ш-ш-ш! сказала мистрисъ Пойзеръ.-- Ну, есть ли у кого-нибудь на свѣтѣ такія шалуны-дѣти? Никому изъ васъ никогда не видать больше кружки, если вы не поторопитесь идти въ церковь.

Эта страшная угроза произвела желанное дѣйствіе, и три пары маленькихъ ножекъ прошли по двумъ остававшимся участкамъ полей безъ серьёзной остановки, несмотря на небольшой прудокъ, наполненный головастиками, иначе "лягушонками", на которыхъ мальчики посматривали съ выразительнымъ вниманіемъ.

Сырое сѣно, которое приходилось снова раскладывать и повертывать завтра, не представляло пріятнаго зрѣлища для мистера Пойзера, часто во время уборки хлѣба и сѣна испытывавшаго нѣкоторое сомнѣніе насчетъ пользы дня отдыха; но никакое искушеніе не было въ состояніи принудить его заняться полевою работою въ воскресенье, хотя бы и весьма-рано утромъ; ибо развѣ у Мисаила Гольдсворта не пала пара быковъ, когда онъ вздумалъ пахать въ страстную пятницу? Это было доказательствомъ, что работать въ священные дни грѣхъ; а Мартинъ Пойзеръ твердо рѣшилъ, что онъ не захочетъ нарочно впасть въ грѣхъ, какого бы то ни было рода, такъ-какъ деньги, добываемыя такимъ образомъ, не принесутъ счастья.

-- Вотъ такъ и чешутся пальцы и хочется подойти къ сѣну теперь, когда солнце свѣтить такъ ясно, замѣтилъ онъ, когда они проходили по "Большому Лугу",-- Но глупо было бы думать объ экономіи, когда для этого нужно дѣйствовать противъ совѣсти. Вотъ этотъ Джимъ Уэкфильдъ, котораго обыкновенно называли "джентльменъ Уэкфильдъ", такъ тотъ, бывало, дѣлалъ-себѣ въ воскресенье то же самое, что и въ будни, и не безпокоился о томъ, хорошо ли это или дурно, какъ-будто нѣтъ ни Бога, ни дьявола. И что же съ нимъ случилось? Въ послѣдній рыночный день я самъ видѣлъ, какъ онъ таскалъ корзинку съ апельсинами.

-- О, конечно! сказала мистрисъ Пойзеръ выразительно: -- жалкая то будетъ ловушка, чтобъ поймать счастье, если человѣкъ станетъ приманивать его грѣхомъ. Деньги, добытыя такимъ образомъ, непремѣнно прожгутъ диры въ карманахъ. Я желаю, чтобъ мы оставили нашимъ дѣтямъ хотя полшиллинга, который не былъ бы добытъ хорошимъ путемъ. А что касается погоды, то ее ниспосылаетъ Тотъ, Кто надъ нами, и мы должны безропотно сносить ее: такая бѣда ничто въ сравненіи съ служанками.

Несмотря на остановку въ ходьбѣ, отличное обыкновеніе, которое имѣли часы мистрисъ Пойзеръ -- идти впередъ, дало семейству возможность прибыть въ селеніе, когда было только еще три четверти втораго, хотя почти всѣ, имѣвшіе намѣреніе войти въ церковь, находились уже за кладбищенскою оградою. Дома остались преимущественно матери; такъ, напримѣръ, Тимоѳеева Бессъ, стоявшая въ дверяхъ своей избы, кормя грудью ребенка и чувствуя, какъ чувствуютъ женщины въ этомъ положеніи, что отъ нихъ нельзя и ожидать чего-либо другаго.

Народъ стоялъ на кладбищѣ такъ долго, прежде чѣмъ началась служба, не только длятого, чтобъ присутствовать при похоронахъ Матвѣя Бида; это дѣлалось такъ обыкновенно. Женщины всегда прямо входили въ церковь, жены фермеровъ разговаривали другъ съ другомъ въ полголоса, черезъ высокія загороженныя скамейки, о своихъ болѣзняхъ и совершенной неудачѣ докторскихъ лекарствъ, рекомендуя одна другой чай изъ одуванчика и другія домашнія надежныя снадобья, какъ средства, предпочтительныя докторскимъ; о слугахъ и ихъ возрастающихъ требованіяхъ относительно жалованья, тогда-какъ качество ихъ службы понижалось съ каждымъ годомъ все болѣе-и-болѣе, и теперь нельзя было найти дѣвушки, на которую вы могли бы положиться, если она у васъ не будетъ на глазахъ; о низкой цѣнѣ, которую давалъ за масло мистеръ Донгаль, треддльстонскій лавочникъ, и объ основательныхъ сомнѣніяхъ насчетъ его состоятельности, несмотря на то, что мистрисъ Дингаль была женщина съ умомъ и что всемъ имъ было жаль ее, ибо она была изъ весьма-хорошей фамиліи. Въ это время мужчины оставались внѣ церкви, и едва-ли кто-нибудь изъ нихъ -- кромѣ пѣвчихъ, которымъ предварительно нужно было пропѣть въ полголоса и отрывками репетиціи -- входилъ въ церковь, прежде чѣмъ мистеръ Ирвайнъ всходилъ на каѳедру. Они не видѣли основанія входить слишкомъ-рано, что могли они дѣлать въ церкви, если бы входили въ нее до начала службы? и не сознавали, чтобъ какая-нибудь власть въ мірѣ могла порицать ихъ за то, что они стояли передъ церковью и толковали немного о дѣлахъ.

Чадъ Кренеджъ кажется сегодня совершенно-новымъ знакомымъ, ибо у него чистое воскресное лицо, которое всегда заставляетъ его крошечную внучку кричать на него, какъ на чужаго. Но опытный глазъ, остановившись на немъ, съ-разу узналъ бы деревенскаго кузнеца, замѣтивъ, съ какимъ униженнымъ почтеніемъ высокій, грубый человѣкъ снималъ шляпу и гладилъ волосы передъ фермерами; ибо Чадъ всегда, бывало, говорилъ, что работникъ долженъ держать свѣчку и передъ этой особой, которая, какъ всѣмъ извѣстно, такъ же черна, какъ онъ самъ въ будни; этимъ дурно-звучащимъ правиломъ поведенія онъ хотѣлъ только выразить -- что, впрочемъ, было похвально -- что съ людьми, имѣвшими лошадей, которыхъ нужно было подковывать, должно обращаться съ уваженіемъ. Чадъ и болѣе-грубый классъ работниковъ держались въ отдаленіи отъ могилы подъ большимъ терномъ, гдѣ уже происходило погребеніе; но рыжій Джимъ и нѣсколько поселянъ образовали группу вокругъ могилы и стояли, снявъ шляпы, какъ сѣтующіе съ матерью и сыновьями. Другіе стояли на полдорогѣ, по временамъ то наблюдая за группою около могилы, то прислушиваясь къ разговору фермеровъ, которые стояли въ кругу близь церковныхъ дверей, и къ которымъ теперь присоединился Мартинъ Пойзеръ, между-тѣмъ, какъ его семейство прошло въ церковъ. Внѣ круга стоялъ мистеръ Кассонъ, хозяинъ Донниторнскаго Герба, въ такомъ положеніи, которое не могло не броситься въ глаза, тоесть всунувъ указательный палецъ правой руки между пуговицами жилета, а лѣвую руку въ карманъ штановъ, наклонивъ голову на одну сторону очень-сильно, смотря на всю сцену, какъ актеръ, которому поручена только односложная роль, но который вполнѣ сознаетъ, что зрители понимаютъ его способность руководить дѣломъ, и образуя любопытный контрастъ съ старымъ Джонатаномъ Бёрджемъ, который держалъ руки сзади и наклонился впередъ, удушливо кашляя, съ внутреннимъ гнѣвомъ на всякое знаніе, которое не можетъ быть обращено въ деньги. Разговоръ велся сегодня гораздо-тише обыкновеннаго и не надолго прервался, когда послышался голосъ мистера Ирвайна, читавшаго послѣднія молитвы похоронной службы. Всѣ они произнесли нѣсколько словъ сожалѣнія о Матвѣѣ Бидѣ; но теперь перешли къ предмету, касавшемуся ихъ ближе: къ собственнымъ обидамъ, которыя терпѣли отъ Сачелля, управителя сквайра. Послѣдній, однакожь, дѣйствовалъ, какъ управитель, въ такой степени, въ какой только дозволялъ ему старый мистеръ Донниторнъ, который имѣлъ низость получать свои доходы самъ и самъ же занимался продажею своего лѣса. Этотъ предметъ разговора былъ новою причиною того, что бесѣда велась тихо, такъ-какъ самъ Сачелль могъ вдругъ показаться на мощенной дорогѣ, которая вела къ церковнымъ дверямъ. И вскорѣ всѣ вдругъ замолкли, ибо голосъ мистера Ирвайна пересталъ раздаваться, и группа, окружавшая бѣлый кустарникъ, разсѣялась, направляясь къ церкви.

Всѣ отошли къ сторонѣ и стояли съ обнаженною головою въ то время, какъ проходилъ мистеръ Ирвайнъ. За нимъ шли Адамъ и Сетъ, а между ними мать; ибо Джошуа Раннъ, исправлявшій и должность главнаго могильщикаи должность дьячка, не былъ еще готовъ слѣдовать за пасторомъ въ ризницу. Но тутъ произошла остановка, прежде чѣмъ три родственника покойнаго вошли въ церковь: Лисбетъ обернулась, чтобъ еще разъ взглянуть на могилу. Увы! теперь тамъ не было ничего, кромѣ бѣлаго терна. Она, однакожь, плакала меньше сегодня, нежели прежде со дня смерти своего мужа: къ ея печали примѣшивалось необыкновенное сознаніе собственной важности, такъ-какъ она имѣла похороны и мистеръ Ирвайнъ читалъ особенную службу для еи мужа; кромѣ-того, она знала, что теперь пропоютъ для него и погребальный псаломъ. Она чувствовала противодѣйствовавшее волненіе, утѣшавшее ея горесть, еще сильнѣе, когда подходила съ своими сыновьями къ церковнымъ дверямъ и видѣла дружеское, выражавшее состраданіе, наклоненіе головы своихъ соприхожанъ.

Мать и сыновья прошли въ церковь, за ними послѣдовали, одинъ за другимъ, люди, мѣшкавшіе еще до-этихъ-поръ, хотя нѣкоторые еще оставались внѣ церкви; можетъ-быть, видъ экипажа мистера Донниторна, медленно приближавшагося по извилинамъ холма, заставлялъ ихъ чувствовать, что не было особенной нужды торопиться.

Но теперь вдругъ раздался звукъ фагота и рожковъ: вечерній гимнъ, которымъ всегда открывалась служба, начался, и теперь всѣ должны войдти въ церковь и занять свои мѣста.

Я не могу сказать, чтобъ внутренность геслопской церкви была замѣчательна чѣмъ-нибудь, за исключеніемъ древняго вида дубовыхъ загороженныхъ лавокъ, по большой части обширныхъ квадратныхъ лавокъ, расположенныхъ съ каждой стороны узкаго прохода. Правда, она была свободна отъ недостатка, каковымъ я считаю галереи въ современныхъ церквахъ. Хоры имѣли двѣ особенныя узкія загороженный скамьи въ срединѣ ряда съ правой стороны, такъ-что Джошуа Раннъ очень-скоро могъ занимать свое мѣсто между пѣвчими, какъ главный басъ, и потомъ возвращаться къ своему налою, когда кончалось пѣніе. Каѳедра и налой, сѣрые и древніе, какъ и лавки, стояли по одну сторону свода, который велъ къ алтарю, также снабженному древними четыреугольными скамейками для семейства и прислуги мистера Донниторна. Несмотря на то, увѣряю васъ, эти древнія лавки и свѣтложелтыя стѣны сообщали весьма пріятный тонъ простой внутренности и прекрасно согласовались съ румяными лицами и яркими жилетами прихожанъ. Кромѣ-того, въ алтарѣ виднѣлся малиновый цвѣтъ въ значительномъ изобиліи, такъ-какъ каѳедра и собственная скамья мистера Донниторна имѣли подушки изъ красиваго малиноваго сукна; и въ-заключеніе всей картины, тамъ была малиновая напрестольная пелена, вышитая золотыми лучами миссъ Лидіей собственноручно.

Но даже и безъ малиноваго сукна впечатлѣніе было теплое и пріятное, когда мистеръ Ирвайнъ находился на каѳедрѣ, благосклонно окидывая взоромъ это простое собраніе дюжихъ стариковъ, съ согнутыми колѣнями и, можетъ-быть, плечами, но имѣвшихъ силу для подрѣзыванія изгородей и для перекрытія соломою крышъ; высокія здоровыя фигуры и грубо-очерченныя загорѣлыя лица каменотёсовъ и плотниковъ; съ полдюжины здоровыхъ фермеровъ съ ихъ семействами, имѣвшими щоки какъ яблоко; опрятныхъ старушекъ, по-большей-части женъ поселянъ, въ черныхъ шляпкахъ, изъ-подъ которыхъ незначительно выдавались края бѣлыхъ, какъ снѣгъ, чепчиковъ, и съ исхудалыми руками, голыми по-локоть, безстрастно сложенными на груди. Ибо никто изъ стариковъ не держалъ книгъ. Зачѣмъ имъ было держать ихъ? никто изъ нихъ не умѣлъ читать. Но они знали нѣсколько "добрыхъ словъ" наизусть, и ихъ изсохшія губы по временамъ молча шевелились, слѣдуя за службой, правда, безъ весьма-яснаго пониманія, но съ простою вѣрою въ то, что служба обладаетъ дѣйствительною силою отвратить зло и принести благословеніе. И теперь видны были всѣ лица, ибо всѣ встали -- маленькія дѣти на скамьяхъ, гладя черезъ спинку сѣрыхъ загороженныхъ скамеекъ -- между-тѣмъ какъ вечерній гимнъ добраго стараго епископа Кена запѣли однимъ изъ тѣхъ живыхъ псаломныхъ напѣвовъ, которые исчезли съ послѣднимъ поколѣніемъ приходскихъ священниковъ и хорныхъ приходскихъ дьячковъ Мелодіи вымираютъ, какъ свирѣль Пана, съ людьми, любящими эти мелодіи и внимающими имъ. Адамъ не находился сегодня на своемъ обычномъ мѣстѣ между, пѣвчими, ибо онъ сидѣлъ со своею матерью и Сетомъ, и съ удивленіемъ замѣтилъ, что Бартля Масси также не было здѣсь, что было тѣмъ пріятнѣе мистеру Джошуа Ранну, издававшему свои басовыя ноты съ необыкновеннымъ удовольствіемъ и бросавшему особенный лучъ строгости во взглядахъ, которые обращалъ сверхъ своихъ очковъ на диссидента Вилля-Маскри.

Я умоляю васъ вообразить себѣ, какъ мистеръ Ирвайнъ осматриваетъ это зрѣлище, въ своемъ обширномъ бѣломъ стихарѣ, который такъ шелъ ему, съ напудренными, откинутыми назадъ волосами, съ яркимъ темнымъ цвѣтомъ лада и тонко-очерченными ноздрями и верхнею губою; ибо въ этомъ кроткомъ, но тѣмъ не менѣе проницательномъ выраженіи лица была извѣстная добродѣтель, какъ во всѣхъ лицахъ людей, въ которыхъ просвѣчиваетъ благородная душа. И надъ всѣмъ разстилалось очаровательное сіяніе іюньскаго солнца, проникавшее сквозь старинныя окна, съ ихъ различными желтыми, красными и синими стеклами, бросавшими пріятные оттѣнки цвѣтовъ на противоположную стѣну.

Я думаю, когда мистеръ Ирвайнъ осматривался кругомъ сегодня, его глаза остановились на минуту долѣе обыкновеннаго на квадратной скамейкѣ, занимаемой Мартиномъ Пойзеромъ и его семействомъ. Впрочемъ, тутъ была еще другая пара темныхъ глазъ, находившая невозможнымъ не обратиться туда и не отдыхать на предметѣ въ розовомъ и бѣломъ цвѣтахъ. Но Гетти въ эту минуту не озабочивалась никакими взглядами; вся она была погружена въ мысли о томъ, что Артуръ Донниторнъ скоро войдетъ въ церковь, такъ-какъ экипажъ долженъ быть навѣрно у церковной ограды въ это время. Она ни разу не видѣла его съ того времени, какъ разсталась съ нимъ въ лѣсу въ четвергъ вечеромъ и -- о! какъ продолжительно показалось ей это время. Все шло тѣмъ же порядкомъ, какъ всегда, съ того вечера: чудеса, случившіяся тогда, не повлекли за собою никакихъ перемѣнъ; они походили на сновидѣніе. Когда она услышала, что церковная дверь повернулась на петляхъ, то ея сердце забилось такъ сильно, что она не рѣшилась поднять глазъ. Она чувствовала, что ея тёгка дѣлала книксенъ, и сама она присѣла. То былъ непремѣнно старый мистеръ Донниторнъ; онъ всегда входилъ первый, морщинистый, коротенькій старичокъ, окидывавшій кругомъ близорукими глазами кланявшееся и присѣдавшее собраніе; потомъ, она знала, проходила миссъ Лидія, и хотя Гетти такъ охотно любила смотрѣть на ея модную небольшую шляпку, напоминавшую совокъ, окруженную гирляндою изъ небольшихъ розъ, но сегодня она и не вспомнила о ней. Но больше не дѣлали книксеновъ -- нѣтъ, онъ не шелъ; она вполнѣ чувствовала, что никто больше не проходилъ въ дверь отгороженнаго мѣста, кромѣ черной шляпки экономки и великолѣпной соломенной шляпки горничной леди, шляпки, нѣкогда принадлежавшей миссъ Лидіи, и потомъ еще напудренныхъ головъ буфетчика и лакея. Нѣтъ, его не было тамъ; она, однакожъ, посмотритъ теперь, она, можетъ-быть, ошиблась: ибо, какъ бы то ни было, она вѣдь еще не смотрѣла. Такимъ -- образомъ, Гетти подняла вѣки и робко взглянула на огороженное мѣсто съ подушками близь алтаря: тамъ не было никого, кромѣ стараго мистера Донниторна, протиравшаго очки бѣлымъ платкомъ, и миссъ Лидіи, открывавшей большой съ золотымъ обрѣзомъ молитвенникъ. Перенесть холодное, обманутое ожиданіе было слишкомъ-тяжело; она чувствовала, что начинала блѣднѣть; ея губы дрожали; она готова была заплакать О! что ей было дѣлать? Всѣ узнали бы причину; они узнали бы, отчего она плакала? оттого, что тамъ не было Артура. И она знала, что мистеръ Крегъ, съ чуднымъ тепличнымъ цвѣткомъ въ ветлѣ сюртука, смотрѣлъ на нее во всѣ глаза. Страшно-долго тянулась служба, прежде чѣмъ начался Сѵмволъ Вѣры, когда она могла стать на колѣни. Двѣ крупныя слезы скатились тогда, но никто не видѣлъ ихъ, кромѣ добродушной Молли, ибо ея тётка и дядя стояли за колѣняхъ, повернувшись къ ней спиною. Молли, будучи не въ состояніи вообразить себѣ какую-нибудь другую причину слезъ въ церкви, кромѣ слабости, о которой она знала какъ-то неясно, по преданію, вытащила изъ кармана небольшую, странной формы плоскую синюю сткляночку, и съ большимъ трудомъ вытащивъ пробку, ткнула узкимъ горлышкомъ въ ноздри Гетти. "Это не пахнетъ", сказала она шопотомъ, думая, что въ этомъ-то и заключалось большое преимущество старыхъ солей надъ свѣжими: "онѣ приносили вамъ пользу, не производя непріятнаго впечатлѣнія на носъ". Гетти съ сердцемъ оттолкнула стклянку; но этотъ небольшой порывъ гнѣва произвелъ то дѣйствіе, какого не произвели бы соли: онъ побудилъ ее отереть слѣды слезъ и употребить всю силу къ тому, чтобъ унять ихъ. Тщеславная природа Гетти имѣла извѣстную силу: она скорѣе рѣшилась бы перенесть что-нибудь, чѣмъ подвергнуться насмѣшкамъ или сдѣлаться предметомъ другихъ чувствъ, а не восхищенія; она скорѣе вонзила бы собственныя ногти въ нѣжное тѣло, чѣмъ выдала тайну, которую хотѣла скрыть отъ людей.

Что за колебанія происходили въ ея озабоченныхъ мысляхъ и чувствахъ тогда, какъ мистеръ Ирвайнъ произносилъ умилительное отпущеніе, ибо ея слухъ былъ мертвъ, какъ во время отпущенія, такъ и во время всѣхъ молитвъ, слѣдовавшихъ за нимъ. Досада была очень-недалека отъ обманутаго ожиданія, и она вскорѣ одержала побѣду надъ догадками, которыя могло изобрѣсти ея мелочное остроуміе для объясненія отсутствія Артура, въ томъ предположеніи, что онъ дѣйствительно хотѣлъ придти, дѣйствительно хотѣлъ снова видѣть ее. И въ это время она машинально встала, такъ -- какъ всѣ прихожане встали; на щеках снова показался еще увеличившійся румянецъ, ибо она составляла про себя мелочныя, исполненныя негодованія рѣчи, говоря, что она ненавидитъ Артура за то, что онъ заставляетъ ее страдать такимъ образомъ; она желала, чтобъ и онъ страдалъ такъ же. А между-тѣмъ, когда въ ея душѣ происходило это эгоистическое волненіе, ея глаза были опущены на молитвенникъ и вѣки съ ихъ темною бахромою казались столь же прекрасными, какъ всегда. Такъ думалъ Адамъ Бидъ, посмотрѣвшій на нее въ минуту, когда поднялся съ колѣнъ.

Но мысли Адама о Гетти не сдѣлали его невнимательнымъ къ службѣ; скорѣе онѣ сливались со всѣми другими глубокими чувствами, которымъ церковная служба въ этотъ день служила проводникомъ: такъ нѣкоторое сознаніе всего нашего прошедшаго и нашего воображаемаго будущаго всегда сливается въ моменты нашей сильно-возбужденной чувствительности. А для Адама церковная служба была лучшимъ проводникомъ, который онъ могъ только найдти его для смѣненнаго сожалѣнія, любви и самоотверженія; взаимный обмѣнъ жалобъ, умоляющихъ о помощи, съ порывами вѣры и восхваленія, повторяющіеся отвѣты и простой ритмъ избранныхъ мѣстъ священнаго писанія, казалось, говорили его сердцу такимъ образомъ, какъ никакая другая форма богослуженія; подобно тому, какъ первымъ христіанамъ, поклонявшимся Богу съ самаго дѣтства въ подземныхъ пещерахъ, свѣтъ факеловъ и глубокій мракъ должны были, повидимому, дѣлать болѣе осязательнымъ божественное присутствіе, чѣмъ языческій дневный свѣтъ улицъ. Тайна нашихъ волненій никогда не заключается въ какомъ-нибудь простомъ предметѣ, а въ его тонкихъ отношеніяхъ къ нашимъ прошедшимъ чувствамъ: не удивительно, что тайна ускользаетъ отъ взора несочувствующаго наблюдателя, который съ такою же пользою надѣлъ бы очки, чтобъ различить запахъ.

Но существовала одна причина, по которой даже случайный посѣтитель нашелъ бы службу въ геслопской церкви болѣе впечатлительной, чѣмъ въ большей части другихъ деревенскихъ закоулковъ въ государствѣ -- причина, которой, я увѣренъ, вы нисколько не подозрѣваете. Это было чтеніе нашего знакомца Джошуа Ранна. Гдѣ этотъ добры башмачникъ научился читать -- это оставалось тайною даже для его самыхъ короткихъ знакомыхъ. Какъ бы тамъ ни было, я полагаю, однакожь, что онъ главнѣйшимъ образомъ получилъ эту способность отъ природы, пролившей нѣкоторое музыкальное чувство въ эту честную, занятую собою душу, подобно тому, какъ и до него она проливала такія же чувства въ другія узкія души. Она, по-крайней-мѣрѣ, подарила его прекраснымъ басомъ и музыкальнымъ ухомъ; но я не могу положительно сказать: этого одного было достаточно, чтобъ внушить ему роскошный пѣвучій голосъ, въ который онъ облекалъ свои отвѣты. Я могу сравнить его переходъ отъ роскошнаго, глубокаго форте къ меланхолическому кадансу, замиравшему при концѣ послѣдняго слова въ нѣкотораго рода слабый отголосокъ, подобно замирающимъ вибраціямъ прекрасной віолончели; я могу сравнить этотъ переходъ, въ его сильной спокойной меланхоліи, только съ порывомъ и кадансомъ осенняго вѣтра между сучьями Можетъ показаться страннымъ, что я выражаюсь о чтеніи приходскаго дьячка такимъ образомъ, дьячка въ ржавыхъ очкахъ, съ щетинистыми волосами, съ большимъ затылкомъ и выдающимся тѣменемъ..... Но таковъ образъ дѣйствія природы: джентльмену съ блистательной физіономіей и съ поэтическими стремленіями она позволяеть пѣть не въ тонъ и оставляетъ его въ совершенномъ невѣдѣніи о томъ, а между-тѣмъ заботится, чтобъ какой-нибудь простакъ, напѣвающій балладу въ углу кабачка, соблюдалъ свои интервалы такъ же вѣрно, какъ птичка.

Самъ Джошуа не столько гордился своимъ чтеніемъ, какъ пѣніемъ, и всегда съ чувствомъ увеличенной важности переходилъ отъ каѳедры къ хорамъ. Тѣмъ болѣе еще въ тотъ день: то былъ особенный случай; ибо старикъ, коротко-извѣстный всему приходу, умеръ горестнымъ образомъ -- не на постели. Такое обстоятельство производило на крестьянина самое грустное впечатлѣніе; а теперь слѣдовало пѣть погребальный псаломъ по случаю его внезапной кончины. Кромѣ-того, Бартля Масси не было въ церкви, и важность Джошуа въ хорѣ не подвергалась затмѣнію. Пѣли торжественную минорную пѣснь. Звуки стараго псалма заключаютъ въ себѣ много жалобъ, и слова:

"Thou sweep'st us off is with а flood;

We vanish hence like dreams"... (*)

(*) Какъ потокомъ стираешь ты насъ съ земли, и мы исчезаемъ съ этого свѣта какъ сновидѣнія.

казалось, ближе обыкновеннаго примѣнялись къ смерти бѣднаго Матвѣя. Мать и сыновья слушали каждый изъ нихъ съ особенными чувствами. Лисбетъ имѣла неопредѣленную вѣру въ то, что псаломъ принесетъ пользу ея мужу; онъ составлялъ часть приличныхъ похоронныхъ обрядовъ, и она думала, что лишить его этой части было гораздо-хуже, нежели причинять ему множество непріятныхъ дней при жизни. По ея мнѣнію, чѣмъ больше говорили о ея мужѣ, тѣмъ больше, значитъ, дѣлали для него, тѣмъ ближе, конечно, онъ былъ къ спасенію. Бѣдная Лисбетъ имѣла неясное сознаніе, что человѣческая любовь и состраданіе служатъ основаніемъ вѣры въ другую любовь. Сетъ, котораго легко было тронуть, проливалъ слезы и старался припомнить (какъ онъ безпрестанно дѣлалъ послѣ смерти отца) все слышанное имъ о томъ, что одинъ моментъ сознанія могъ быть въ послѣднюю минуту моментомъ прощенія и примиренія; ибо въ самомъ псалмѣ, который пѣли, не было ли написано: "божественныя дѣла не измѣряются и не ограничиваются временемъ?" Адамъ прежде всегда могъ пѣть псаломъ вмѣстѣ съ прочими. Онъ вынесъ много безпокойствъ и огорченій съ-тѣхъ-поръ, какъ пересталъ быть мальчикомъ; но это была первая печаль, лишившая его голоса, и, довольно-странно, эта печаль происходила отъ того, что главный источникъ его прошлыхъ безпокойствъ и огорченій исчезъ отъ него навѣки. Ему не удалось пожать руку отцу передъ разлукою и сказать: "Отецъ, ты знаешь, что все было хорошо между нами; я никогда не забывалъ, чѣмъ обязанъ тебѣ съ самаго дѣтства. Прости мнѣ, если я иногда бывалъ слишкомъ-горячъ и вспыльчивъ". Въ тотъ день Адамъ мало думалъ о тяжкомъ трудѣ и заработкѣ, которыми онъ жертвовалъ своему отцу: его мысли безпрестанно приводили ему на память, что долженъ былъ чувствовать старикъ въ минуты униженія, когда склонялъ голову подъ выговорами сына. Когда мы видимъ, что наше негодованіе переносится съ покорнымъ безмолвіемъ, то мы склонны чувствовать угрызенія сомнѣнія впослѣдствіи относительно нашего собственнаго великодушія, и даже справедливости, тѣмъ-болѣе когда предметъ нашего негодованія сталъ навѣки безмолвенъ, и мы видѣли его лицо въ послѣдній разъ во всемъ смиреніи смерти.

"Увы! я всегда былъ слишкомъ-жестокъ" думалъ Адамъ. "Это весьма-дурной недостатокъ во мнѣ, что я такъ горячъ и нетерпѣливъ съ людьми, когда они поступаютъ дурно, и мое сердце закрывается для нихъ, такъ-что я не могу переселить себя и простить имъ. Я довольно-ясно вижу, что въ моей душѣ больше гордости, нежели любви; я скорѣе тысячу разъ ударилъ бы молоткомъ для отца, нежели принудилъ бы себя сказать ему ласковое слово. Да и къ этимъ ударамъ присоединялось много гордости и гнѣва, такъ-какъ дьяволъ непремѣнно хочетъ участвовать и въ томъ, что мы называемъ нашими обязанностями, также точно, какъ въ нашихъ грѣхахъ. Можетъ-быть, лучшія вещи, которыя я дѣлалъ въ жизни, было мнѣ легче всего исполнить. Мнѣ всегда было легче работать, нежели сидѣть спокойно; но самымъ важнымъ подвигомъ для меня было бы побѣдить мою собственную волю и гнѣвъ и прямо противодѣйствовать моей собственной гордости. Мнѣ кажется теперь, что, еслибъ я нашелъ отца дома сегодня вечеромъ, я обошелся бы съ нимъ иначе; впрочемъ, какъ знать, можетъ -- быть, ничто не было бы для насъ урокомъ, еслибъ не случалось слишкомъ-поздно. Хорошо, еслибъ мы почувствовали, что жизнь есть счетъ, который мы не можемъ передѣлать вторично; дѣйствительно мы не можемъ дѣлать никакихъ исправленій на этомъ свѣтѣ, точно такъ, какъ не можемъ исправить ошибку въ вычитаніи, сдѣлавъ вѣрно сложеніе".

Вотъ была тоническая нота, къ которой безпрестанно возвращались мысли Адама послѣ смерти отца, и торжественный скорбный напѣвъ похороннаго псалма производилъ только то дѣйствіе, что прежнія мысли возвращались съ новою силою. Такое дѣйствіе имѣла и проповѣдь, которую выбралъ мистеръ Ирвайнъ по случаю погребенія Матвѣя. Въ ней коротко и просто пояснялись слова: "Среди жизни мы находимся въ смерти", только настоящую минуту мы можемъ назвать своею собственною для совершенія дѣяній милосердія, правдивой взаимности и семейной любви. Все это весьма-старыя истины; но то, что мы считали самою старою истиною, становится для насъ самою поразительною на той недѣлѣ, когда мы смотрѣли на мертвое лицо человѣка, составлявшаго часть нашей собственной жизни. Ибо если люди хотятъ произвести на насъ впечатлѣніе дѣйствіемъ новаго и удивительно-яркаго свѣта; развѣ они не заставляютъ его падать на самые знакомые для насъ предметы, чтобы мы могли измѣрить его яркость, сравненіемъ съ прежнею неясностью этихъ предметовъ?

Затѣмъ наступила минута послѣдняго благословенія, когда тѣ вѣчно-высокія слова: "Миръ Божій, превосходящій всякое пониманіе", казалось, сливались съ спокойнымъ сіяніемъ вечерняго солнца, падавшимъ на склоненныя головы собранія. Затѣмъ всѣ тихо встали; матери стали завязывать шляпки у маленькихъ дѣвочекъ, спавшихъ во время проповѣди; отцы собирали молитвенники. Наконецъ всѣ устремились чрезъ старую арку прохода на зеленѣвшее кладбище, и тутъ начались разговоры между сосѣдями, ихъ простыя вѣжливости и приглашенія къ чаю. Въ воскресенье всякій былъ готовъ принять гостя: вѣдь въ этотъ день всѣ должны быть въ лучшихъ платьяхъ и въ лучшемъ расположеніи духа.

Мистеръ и мистрисъ Пойзеръ остановились на минуту у церковной ограды: они ждали, когда подойдетъ къ нимъ Адамъ, такъ-какъ они были бы недовольны, еслибъ ушли, не сказавъ ласковаго слова вдовѣ и ея сыновьямъ.

-- Ну, мистрисъ Бидъ, сказала мистрисъ Пойзеръ, когда онѣ пошли вмѣстѣ:-- вы должны успокоиться: мужья и жены должны быть и тѣмъ довольны, что они воспитали дѣтей и дожили до сѣдыхъ волосъ.

-- Конечно, конечно, сказалъ мистеръ Пойзеръ:-- конечно, имъ не придется тогда и долго ждать другъ друга. А вамъ Богъ далъ двухъ самыхъ молодцеватыхъ въ нашей странѣ сыновей; и это вовсе не удивительно, потому-что я помню бѣднаго Матвѣя красивымъ широкоплечимъ малымъ, какого только можно себѣ вообразить; а что до васъ какается, мистрисъ Бидъ, то вы держитесь гораздо-прямѣе, нежели половина нашихъ молодыхъ теперешнихъ женщинъ.

-- Эхъ! сказала Лисбетъ:-- мало проку въ томъ, что глиняное блюдо хорошо на видъ, если оно разбито пополамъ. Чѣмъ скорѣе положатъ меня подъ тернъ, тѣмъ лучше. Кому я полезна теперь?

Адамъ никогда не обращалъ вниманія на мелочныя несправедливыя жалобы своей матери; но Сетъ сказалъ:

-- Нѣтъ, матушка, ты не должна говорить такимъ образомъ. У твоихъ сыновей никогда не будетъ другой матери.

-- Это правда, мой милый, это правда, сказалъ мистеръ Пойзеръ -- и мы дурно поступаемъ, предаваясь печали, мистрисъ Бидъ Вѣдь это все-равно что дѣти, которыя плачутъ, когда отцы и матери отнимаютъ у нихъ какія-нибудь вещи. Тотъ, кто надъ нами, знаетъ лучше насъ.

-- Ахъ! сказала мистрисъ Пойзеръ: -- и мы не должны никогда ставить умершихъ надъ живыми. Всѣ мы умремъ въ свое время, я полагаю, а потому лучше было бы, еслибъ люди обращались съ нами лучше при нашей жизни, а не начинали бы тогда, когда ужь насъ не станетъ на этомъ свѣтѣ. Мало пользы поливать прошлогодній урожай.

-- Ну, Адамъ, сказалъ мистеръ Пойзеръ, чувствуя, что слова жены, какъ обыкновенно, были скорѣе рѣзки, нежели успокоительны, и что хорошо было бы перемѣнить предметъ разговора:-- я надѣюсь, что вы теперь опять извѣстите насъ. Мнѣ ужь давно не удавалось поболтать съ вами, да вотъ и хозяйка хочетъ видѣть васъ и спросить, что можно сдѣлать съ ея самопрялкою; недавно сломалась... немалаго труда будетъ стоить починить ее; тамъ немного понадобится токарная работа. Вѣдь вы постараетесь скоро придти къ намъ -- не правда-ли?

Мистеръ Пойзеръ, говоря это, остановился и посмотрѣлъ вокругъ себя, будто для того, чтобъ увидѣть, гдѣ была Гетти; ибо дѣти убѣжали впередъ. Гетти не оставалась безъ собесѣдника; притомъ же на ней было розоваго и бѣлаго цвѣтовъ болѣе обыкновеннаго; она держала въ рукѣ чудный розовый съ бѣлымъ тепличный цвѣтокъ съ весьма -- длиннымъ именемъ... шотландскимъ именемъ, по-крайней-мѣрѣ она, такъ думала, такъ какъ говорили, что мистеръ Крегъ садовникъ былъ шотландецъ. Пользуясь благопріятнымъ случаемъ, Адамъ также посмотрѣлъ вокругъ себя, и, я увѣренъ, вы не станете требовать, чтобъ онъ почувствовалъ огорченіе, когда подмѣтилъ выраженіе неудовольствія на лицѣ Гетти въ то время, какъ она слушала пустую болтовню садовника. А между-тѣмъ въ душѣ своей она радовалась тому, что онъ былъ при ней: она, можетъ-быть, узнаетъ отъ него какимъ образомъ случилось, что Артуръ не пришелъ въ церковь. Она, впрочемъ, не хотѣла прямо обратиться къ нему съ вопросомъ, а надѣялась, что и безъ того получитъ свѣдѣніе; ибо мистеръ Крегъ, какъ человѣкъ, стоявшій выше другихъ, очень любилъ сообщать свѣдѣнія.

Мистеру Крегу никогда и въ голову не приходило, что его разговоръ и ухаживанье могли быть холодно приняты; ибо даже самый свободно-мыслящій и широкій умъ не всегда въ состояніи перемѣнить свою точку зрѣнія далѣе извѣстныхъ предѣловъ; никто изъ насъ не можетъ знать, какое впечатлѣніе мы производимъ на бразильскихъ обезьянъ слабаго ума... можетъ-быть, онѣ едва-ли видятъ въ насъ что-нибудь особенное. Сверхъ-того, мистеръ Крегъ былъ человѣкъ съ воздержными страстями и уже десятый годъ медлилъ разрѣшить себѣ относительныя преимущества брачной и холостой жизни. Правда, что, по временамъ, когда онъ нѣсколько разгорячался отъ лишняго стакана грога, слышали, какъ онъ говорилъ о Гетти: "дѣвушка, пожалуй, хоть куда" и "человѣкъ могъ бы сдѣлать и хуже"; но при веселомъ случаѣ мужчины бываютъ склонны выражать свои мнѣнія гораздо-сильнѣе.

Мартинъ Пойзеръ держалъ мистера Крега въ чести, какъ человѣка, "знавшаго свое дѣло" и обладавшаго большими свѣдѣніями относительно различныхъ грунтовъ и унавоживанія; но за то онъ не пользовался большою милостью мистрисъ Пойзеръ, которая не разъ говорила мужу на-единѣ: "Ужь ты черезчуръ расположенъ къ мистеру Крегу; что жь до меня, то, по моему мнѣнію, онъ очень-похожъ на пѣтуха, который думаетъ, что солнце восходитъ только для того, чтобъ услышать, какъ онъ кричитъ". Впрочемъ, мистеръ Крегъ былъ достойный уваженія садовникъ, и нельзя сказать, чтобъ неосновательно былъ о себѣ высокаго мнѣнія. У него были также высокія плечи и выдававшіяся скулы; когда онъ шелъ, то нѣсколько наклонялъ голову, держа руки въ карманахъ своихъ панталонъ. Кажется, только его родословная пользовалась преимуществомъ быть шетландскою, а не его воспитаніе; ибо, за исключеніемъ того, что онъ нѣсколько-тверже выговаривалъ букву р, его выговоръ немногимъ отличался отъ діалекта, на которомъ говорили люди въ Ломшейрѣ, окружавшіе его. Но всякій садовникъ -- шотландецъ, также, какъ всякій французскій учитель -- парижанинъ.

-- Ну, мистеръ Пойзеръ, сказалъ онъ, прежде чѣмъ добрый, тяжелый на подъемъ фермеръ имѣлъ время заговорить:-- я думаю, что вы не перевезете вашего сѣна завтра: барометръ показываетъ перемѣну, и вы можете повѣрить мнѣ на-слово, что не пройдетъ и двадцати-четырехъ часовъ, какъ у насъ будетъ еще дождь. Видите эту темносинюю тучу вонъ тамъ, на горизонтѣ... вы знаете, что такое горизонтъ: тамъ гдѣ, земля и небо сходятся вмѣстѣ.

-- Да, да, я вижу тучу, сказалъ мистеръ Пойзеръ:-- горизонтъ или не горизонтъ. Она находится прямо надъ полемъ Майка-Гольдсворта, находящимся подъ паромъ, а вѣдь это скверное поле.

-- Ну, вы запомните мои слова, что эта туча разстелется по всему небу скорѣе, чѣмъ вы успѣете закрыть одинъ изъ вашихъ стоговъ сѣна. Великое дѣло изучить видъ облаковъ. Слава Богу! метеорологическіе альманахи не могутъ научить меня ничему; напротивъ, я могъ бы передать прекрасныя вещи составителямъ, еслибъ только они обратились ко мнѣ. А какъ вы поживаете, мистрисъ Пойзеръ?... небойсь, думаете скоро собирать красную смородину. Я посовѣтовалъ бы вамъ собрать ее пораньше, аока она еще не перезрѣла, особенно при такой погодѣ, какой мы можемъ ожидать. А вы какъ поживаете, мистрисъ Бидъ? продолжалъ мистеръ Крегъ, не останавливаясь, и кивнувъ мимоходомъ головою Адаму и Сету.-- Надѣюсь, что вамъ пришлись по вкусу шпинатъ и крыжовникъ, что я послалъ вотъ намѣдни къ вамъ съ Честеромъ. Если вамъ еще понадобится какая-нибудь зелень, пока вы еще не забыли своего горя, то вы знаете, куда обратиться за ней. Всѣмъ извѣстно, что я ничего не даю другимъ даромъ; когда я снабдилъ домъ всѣми припасами, то садъ остается мнѣ для собственныхъ спекуляцій... старый сквайръ нескоро достанетъ другаго человѣка, который годился бы на это дѣло, ужь не говоря о томъ, захочетъ ли кто взять это мѣсто. Могу вамъ доложить, я хорошо веду свои разсчеты, чтобъ навѣрное получить обратно деньги, которыя плачу сквайру. Хотѣлъ бы я посмотрѣть, видятъ ли нѣкоторые изъ тѣхъ, что вотъ пишутъ альманахи, такъ далеко предъ своимъ носомъ, какъ приходится дѣлать мнѣ ежегодно?

-- Ну, они, однакожь, видятъ довольно-далеко, сказалъ мистеръ Пойзеръ, довольно-смиреннымъ тономъ, наклонивъ голову на сторону.-- Ну, могло ли быть что-нибудь вѣрнѣе этого изображенія пѣтуха съ огромными шпорами, у котораго голова сбита долой якоремъ, а позади его стрѣльба и корабли? Эта картина была сдѣлана передъ Рождествомъ, и вотъ по ней все сбылось такъ же вѣрно, какъ по словамъ священнаго писанія. Пѣтухъ -- Франція, а якорь -- Нельсонъ, и они предсказали намъ все это раньше.

-- Ни... и... и! сказалъ мистеръ Крегъ.-- Тутъ не зачѣмъ видѣть далеко передъ собою для того, чтобъ знать, что англичане побьютъ французовъ. Я знаю изъ вѣрнаго источника, что если французъ пяти футовъ-величины, то ужь онъ считается великъ ростомъ, и они живутъ-то по-большей-части все на жиденькомъ. Я знаю человѣка, у котораго отецъ имѣетъ прекрасныя свѣдѣнія касательно французовъ. Мнѣ хотѣлось бы знать, что могли бы сдѣлать эти стрекозы противъ такихъ красивыхъ молодцовъ, какъ нашъ молодой капитанъ Артуръ. Французъ остолбенѣлъ бы непремѣнно только при видѣ его; вѣдь у него рука-то толще тѣла француза -- готовъ побожиться: они зашнуровываютъ себя въ корсетъ, и имъ это ни почемъ, такъ-какъ у нихъ нѣтъ ничего внутри.

-- А гдѣ же капитанъ? Онъ сегодня не былъ въ церкви, сказалъ Адамъ -- Я разговаривалъ съ нимъ еще въ пятницу, и онъ не сказалъ мнѣ, что уѣдетъ.

-- О! онъ отправился ненадолго въ Игльдель поудить. Я полагаю, онъ возвратится черезъ нѣсколько дней, потому-что долженъ присутствовать при устройствѣ и приготовленіяхъ ко дню своего совершеннолѣтія тридцатаго іюля. Но онъ, по временамъ, очень охотно уѣзжаетъ куда-нибудь. Онъ да старый сквайръ идутъ другъ къ другу, какъ морозъ и цвѣты.

Мистеръ Крегъ засмѣялся и медленно прищурилъ глаза, сдѣлавъ послѣднее замѣчаніе; но разговоръ не продолжался, ибо они въ то время подошли къ повороту дороги, гдѣ Адамъ долженъ былъ проститься со своими спутниками. Садовнику нужно было бы также поворотить по тому же направленію, еслибъ онъ не принялъ приглашенія къ чаю отъ мистера Пойзера. Мистрисъ Пойзеръ, съ своей стороны, повторила приглашеніе, потому-что сочла бы глубокимъ безчестьемъ нерадушно принимать въ своемъ домѣ: личное расположеніе или нерасположеніе не должны были вмѣшиваться въ этотъ священный обычаи. Притомъ же мистеръ Крегъ всегда былъ чрезвычайно-вѣжливъ съ семействомъ на господской мызѣ, и мистрисъ Пойзеръ, не задумываясь, объявляла, что "она ничего не можетъ сказать противъ него; жаль только, что его нельзя было снова высидѣть и высидѣть иначе".

Такимъ образомъ Адамъ и Сетъ съ матерью, шедшею между ними, повернули по дорогѣ внизъ въ долину и потомъ снова поднялись къ старому дому, гдѣ грустное воспоминаніе заняло мѣсто весьма-продолжительнаго безпокойства, гдѣ Адаму уже никогда не нужно будетъ спрашивать, когда возвратится домой: "гдѣ отецъ?"

А другое семейное общество, имѣвшее мистера Крега собесѣдникомъ, возвратилось къ пріятному веселому дому на господской мызѣ -- всѣ съ спокойными чувствами, исключая Гетти, знавшёй теперь, куда отправился Артуръ, но находившейся только еще въ большемъ смущенія и безпокойствѣ. Казалось, его отсутствіе было совершенно добровольное; ему ненужно было уѣхать; онъ не уѣхалъ бы, еслибъ желалъ видѣть ее. Она болѣзненно сознавала, что никакая участь не будетъ для нея снова пріятною, если не сбудется мечта, которой поддалась она въ четвергъ вечеромъ; и въ эту минуту унылаго, истиннаго, леденящаго сомнѣнія и досады, она раздумывала о возможности снова быть съ Артуромъ, встрѣтить его полный любви взоръ и слышать его нѣжныя слова, и раздумывала съ тѣмъ горячимъ желаніемъ, которое можно назвать возрастающею болью страсти.

XIX.
Рабочій день Адама.

Несмотря на пророчество мистера Крега, темносиняя туча разсѣялась, не произведя послѣдствій, которыми стращалъ садовникъ.

-- Погода, замѣтилъ онъ на другое утро:-- погода, видите ли, вещь очень-щёкотливая, и иногда дуракъ потрафитъ, а умный человѣкъ ошибется; вотъ отчего и альманахамъ вѣрятъ столько. Это одна изъ тѣхъ случайностей, которыми дураки наживаются.

Это безразсудное поведеніе погоды, однакожь, могло не понравиться во всемъ Геслопѣ одному только мистеру Крегу. Всѣ руки должны были приняться за работу на лугахъ въ это утро, какъ только поднялась роса; жены и дочери дѣлали двойную работу во всѣхъ фермахъ, чтобъ служанки могли подать помощь при разбрасываніи сѣна; и когда Адамъ шёлъ по тропинкамъ, неся на плечахъ корзинку съ инструментами, то до него долетали звуки шутливой болтовни и звонкаго хохота изъ-за изгородей. Шутливая болтовня работниковъ на сѣнокосѣ слышится пріятнѣе всего въ нѣкоторомъ разстояніи; какъ неуклюжіе колокольчики, привязанные къ шеѣ у коровъ, она имѣетъ грубый звукъ при приближеніи къ ней, и даже болѣзненно оскорбляетъ вашъ слухъ; но если слышать болтовню издалека, то она весьма-мило сливается съ другими радостными звуками природы. Мускулы людей движутся лучше, когда ихъ душа предается веселой музыкѣ, хотя ихъ веселье бѣднаго, неопредѣленнаго рода, вовсе не похожее на веселье птицъ.

Кажется, въ лѣтній день самое веселое время то, когда теплота солнца только-что начинаетъ торжествовать надъ свѣжестью утра, когда остается еще немного утренней свѣжести, чтобъ одолѣть лѣность, вкрадывающуюся въ насъ подъ очаровательнымъ вліяніемъ теплоты. Причина, заставившая Адама идти въ это время по тропинкамъ, состояла въ томъ, что онъ долженъ былъ работать весь день въ одномъ загородномъ домѣ, миляхъ въ трехъ разстоянія, который надобно было привести въ порядокъ для сына сквайра, жившаго по сосѣдству; и съ ранняго утра онъ занимался укладываніемѣ панелей, дверей и каминныхъ наличниковъ на телегу, отправившуюся уже впередъ, между-тѣмъ какъ Джонатанъ Берджъ самъ поѣхалъ на мѣсто верхомъ, чтобъ ожидать прибытія вещей и руководить работниками.

Эта небольшая прогулка была для Адама отдыхомъ, и онъ безсознательно находился подъ очарованіемъ минуты. У него на сердцѣ было лѣтнее утро, и онъ видѣлъ Гетти въ солнечномъ сіяніи, въ солнечномъ сіяніи безъ ослѣпительнаго блеска... съ косвенными лучами, мерцавшими между нѣжными тѣнями листьевъ. Ему казалось вчера, когда онъ подалъ ей руку при выходѣ изъ церкви, что на ея лицѣ выражалась меланхолическая нѣжность, какой онъ не видалъ прежде, и онъ видѣлъ въ этомъ признакъ, что она сочувствовала его семейному несчастію. Бѣдняжка! выраженіе меланхоліи происходило изъ совершенно-другаго источника; но какъ было ему знать это? Мы смотримъ на лицо миленькой женщины, которую любимъ, какъ смотримъ на лицо нашей матери земли и находимъ на немъ всякаго рода отвѣты на наше страстное желаніе. Адаму было невозможно не чувствовать, что случившееся въ послѣднюю недѣлю болѣе приблизило къ нему надежду на бракъ. До того времени онъ сильно чувствовалъ опасность, что какой-нибудь другой человѣкъ можетъ вмѣшаться тутъ и получить въ обладаніе сердце и руку Гетти, между-тѣмъ какъ онъ все еще находился въ такомъ положеніи, которое заставляло его отступать, лишь только онъ помышлялъ просить ее, чтобъ она приняла его предложеніе. Даже еслибъ у него и была твердая надежда, что она расположена къ нему -- а его надежда была далека отъ того, чтобъ быть твердою -- онъ былъ слишкомъ-сильно обремененъ другими требованіями, чтобъ заботиться, какъ должно, о домѣ для себя и Гетти, о такомъ домѣ, какимъ онъ могъ бы ожидать, что она будетъ довольна послѣ удобства и изобилія во всемъ на мызѣ. Подобно всѣмъ сильнымъ натурамъ, Адамъ довѣрялъ своимъ способностямъ, что, при помощи ихъ, онъ пріобрѣтетъ что-нибудь въ будущемъ; онъ вполнѣ чувствовалъ, что нѣкогда, если будетъ живъ, будетъ въ состояніи содержать семейство и проложитъ себѣ хорошій, широкій путь; но онъ имѣлъ слишкомъ-холодную голову, чтобъ не цѣнить вполнѣ препятствій, которыя слѣдовало преодолѣть. И время казалось было такъ продолжительно! А тамъ Гетти, какъ соблазнительное яблоко, висящее надъ стѣною фруктоваго сада, была на виду у всѣхъ, и всѣ желали обладать ею. Конечно, если она любитъ его очень-сильно, она согласится ждать его: но любитъ ли она его? Его надежды никогда не подымались такъ высоко, чтобъ онъ осмѣлился спросить ее о томъ. Онъ былъ довольно-проницателенъ и могъ замѣтить, что ея дядя и тётка ласково посмотрѣли бы на его предложеніе; и, дѣйствительно, безъ этого поощреній онъ никогда не рѣшился бы ходить такъ часто на мызу; но было невозможно придти къ несомнительнымъ заключеніямъ касательно чувствъ Гетти. Она была какъ кошечка и имѣла такую же, сводящую съ ума, красивую наружность, подъ которой не подразумѣвалось ничего для всякаго, кто приближался къ ней.

Но теперь онъ совершенно-невольно думалъ, что былъ избавленъ отъ самой тяжелой части своего бремени и что даже въ концѣ будущаго года обстоятельства могутъ принять для него такой оборотъ, какой позволитъ ему подумать о женитьбѣ. Онъ зналъ, что, во всякомъ случаѣ, ему придется вынесть тяжелую борьбу съ своею матерью; она будетъ чувствовать ревность къ женѣ, какую бы онъ себѣ ни выбралъ, а въ-особенности она чувствовала нерасположеніе къ Гетти... можетъ-быть, безъ всякой другой причины, какъ подозрѣвая, что Гетти должна быть женщина, которую онъ избралъ. Онъ со страхомъ думалъ, что не будетъ годиться жить его матери въ одномъ домѣ съ нимъ, когда онъ женится; а между-тѣмъ, какъ ей покажется жестокимъ, если онъ будетъ просить ее оставить его! Да, много, очень-много непріятностей придется ему перенесть отъ матери; но въ этомъ случаѣ онъ долженъ будетъ доказать ей, что у него твердая воля... въ заключеніе, ей же будетъ лучше отъ этого. Что до него, то онъ хотѣлъ бы, чтобъ всѣ они жили вмѣстѣ, пока не женится Сетъ; а тогда могли бы сдѣлать небольшую пристройку къ старому дому, чтобъ у нихъ было больше мѣста. Онъ не хотѣлъ разставаться съ братомъ; съ самаго дня рожденія они ни разу не разставались болѣе, какъ на день.

Лишь только Адамъ замѣтилъ, что его воображеніе стремилось впередъ такимъ образомъ, рисуя порядокъ вещей невѣрнаго будущаго, какъ онъ и наложилъ на себя узду. "Хорошую пристройку могу я сдѣлать, не имѣя ни кирпичей, ни лѣсу. Я долетѣлъ ужь, кажется, до чердака, а между-тѣмъ мнѣ не на что и фундаментъ-то рыть". Когда Адамъ былъ твердо убѣжденъ въ какомъ-нибудь предложеніи, то оно принимало форму правила въ его умѣ: это было знаніе, которое вело къ дѣйствію, такъ же точно, какъ знаніе, что сырость производитъ ржавчину. Можетъ-быть, въ этомъ лежала тайна жестокости, въ которой онъ винилъ себя: у него было слишкомъ-мало сочувствія къ слабости, впадающей въ ошибки вопреки предвидѣннымъ послѣдствіямъ. Безъ этого сочувствія откуда намъ имѣть въ достаточной степени терпѣнія и любви къ нашимъ спотыкающимся, падающимъ товарищамъ по длинному и перемѣнчивому пути? И только однимъ способомъ твердая рѣшительная душа можетъ научиться ему... обнимая фибрами своего сердца слабыхъ и заблуждающихся ближнихъ, такъ-что она должна принимать участіе не только во внѣшнихъ слѣдствіяхъ ихъ заблужденій, но и въ ихъ внутреннемъ страданіи. Это длинный и тяжкій урокъ, и Адамъ только теперь научился этому алфавиту съ внезапною смертью отца, которая, уничтоживъ въ одно мгновеніе все, что возбуждало его негодованіе, вдругъ наполнила его мысли воспоминаніемъ о томъ, что требовало его сожалѣнія и нѣжности.

Но въ то утро размышленіями Адама руководила твердость его характера, а не сопряженная съ нею суровость. Онъ уже давно рѣшилъ въ своемъ умѣ, что поступилъ бы и дурно и безразсудно, женившись на цвѣтущей молодой дѣвушкѣ, пока у него не будетъ другой надежды, кромѣ той, что его нищета будетъ увеличиваться съ увеличеніемъ семейства. И его собственные заработки убавлялись постоянно, ужь не говоря о страшной убавкѣ денегъ за рекрута, замѣнившаго Сета въ милиціи, такъ-что у него не было на будущее время довольно денегъ, чтобъ снабдить нужнымъ даже небольшую хижину и отложить что-нибудь на черный день. Онъ, правда, надѣялся на то, что мало-по-малу станетъ тверже на ногахъ; но онъ не могъ довольствоваться неопредѣленною довѣренностью на руку и голову; ему нужно было принять рѣшительныя мѣры и тотчасъ же приняться за исполненіе ихъ. О товариществѣ съ Джонатаномъ Бёрджемъ нечего было и думать въ настоящее время... съ этимъ были сопряжены вещи, которыя онъ не могъ принять; но Адамъ думалъ, что онъ и Сетъ могли начать небольшое дѣло сами по себѣ, въ подмогу своимъ занятіямъ поденьщиковъ, закупая по небольшому запасу высшаго сорта дерева и приготовляя издѣлія домашней мебели, на которыя Адамъ былъ неистощимый мастеръ. Сетъ, работая отдѣльныя вещицы подъ руководствомъ Адама, могъ бы заработывать болѣе, нежели занимаясь поденною работою, а Адамъ, въ свободное время, могъ бы дѣлать тонкія вещицы, требовавшія особаго искусства. Деньги, заработанныя такимъ образомъ, съ хорошимъ жалованьемъ, которое онъ получалъ какъ главный работникъ, скоро дали бы имъ возможность достигнуть благосостоянія, взявъ въ соображеніе, что они теперь могли жить весьма-бережливо. Лишь только этотъ незначительный планъ образовался въ его мысляхъ, какъ Адамъ ужь началъ заниматься вычисленіемъ лѣса, который придется купить, и припоминаніемъ особенныхъ предметовъ мебели, за которые нужно будетъ приняться прежде всего; такъ, напримѣръ, за кухонный шкапъ его собственнаго изобрѣтенія, съ такимъ замысловатымъ устройствомъ выдвижныхъ дверей и задвижекъ, съ столь-удобными углубленіями для помѣщенія хозяйственныхъ запасовъ, и въ такомъ симетрическомъ размѣрѣ во всемъ для глаза, что всякая хорошая хозяйка пришла бы въ восхищеніе отъ него и обнаружила всѣ степени меланхолическаго страстнаго желанія, пока мужъ ее не обѣщалъ бы купить для нея такой шкапъ. Адамъ рисовалъ себѣ мистрисъ Пойзеръ, разсматривающую шкапъ своимъ острымъ взглядомъ и тщетно старающуюся найти въ немъ какой-либо недостатокъ, и, конечно, рядомъ съ мистрисъ Пойзеръ стояла Гетти, и Адамъ отъ вычисленій и выдумокъ переходилъ снова къ мечтамъ и надеждамъ. Да, онъ увидитъ ее сегодня же вечеромъ... вѣдь онъ не былъ на мызѣ ужь такъ давно. Ему хотѣлось бы сходить въ вечернюю школу и узнать отчего Бартль-Масси не былъ въ церкви вчера, ибо онъ боялся, что его старый другъ былъ болѣнъ; но такъ-какъ онъ не былъ въ-состояніи совладѣть съ обоими визитами, послѣдній должно было отложить до завтра: желаніе быть близь Гетти и снова говорить съ нею было слишкомъ-сильно.

Въ то время, какъ онъ дошелъ до этого рѣшенія, онъ достигъ почти самаго конца своего пути, вступивъ въ черту звука молотковъ, работавшихъ надъ починкою стараго дома. Звукъ инструментовъ производитъ на искуснаго работника, любящаго свою работу, такое же впечатлѣніе, какое пробные звуки оркестра производятъ на скрипача, который имѣетъ свою партію въ увертюрѣ: сильныя фибры приходятъ въ свое обычное легкое дрожаніе, и то, что было за минуту передъ тѣмъ радостью, досадою или честолюбіемъ, начинаетъ измѣняться въ энергію. Всякая страсть становится силою, когда она имѣетъ выходъ изъ узкихъ границъ нашей личной участи въ трудъ и ловкость нашей правой руки или въ спокойную изобрѣтательную дѣятельность нашей мысли. Взгляните на Адама въ остальную часть дня, когда онъ стоитъ на подмосткахъ съ двухфутовою линейкою въ рукѣ, тихо посвистывая и между-тѣмъ разсуждая, какъ преодолѣть какое-нибудь затрудненіе при половой перекладинѣ или при оконницѣ; или когда онъ отталкиваетъ одного изъ болѣе -- молодыхъ работниковъ въ сторону и, становясь на его мѣсто, поднимаетъ тяжелый кусокъ лѣсу, говоря: "Постой, другъ! въ твоихъ костяхъ еще слишкомъ-много хряща", или когда онъ устремляетъ острые черные глаза на движенія работника на другой сторонѣ комнаты и предостерегаетъ его, что онъ беретъ невѣрное разстояніе. Взгляните на этого широкоплечаго мужчину съ голыми мускулистыми руками, густыми жесткими черными волосами, раскидывающимися безпорядочно, и какъ потоптанная луговая трава, когда онъ снимаетъ свой бумажный колпакъ, и съ сильнымъ баритономъ, по временамъ разражающимся громкимъ и торжественнымъ псалмовымъ пѣніемъ, какъ-бы отъискивая исходъ для излишней силы, но вдругъ удерживая себя, очевидно пораженный мыслью, находящеюся въ разладѣ съ пѣніемъ. Можетъ-быть, еслибъ вамъ еще не была извѣстна тайна, вы не догадались бы, что за грустныя воспоминанія, что за горячая любовь, что за нѣжныя волнующіяся надежды имѣли свой пріютъ въ этомъ атлетическомъ тѣлѣ съ обломанными ногтями на пальцахъ... въ этомъ грубомъ человѣкѣ, незнавшемъ лучшихъ лирическихъ стиховъ, кромѣ тѣхъ, которые могъ найдти въ старомъ и новомъ изданіи псалмовъ, или въ какомъ-нибудь случайномъ гимнѣ, имѣвшемъ самыя незначительныя познанія въ исторіи; въ этомъ грубомъ человѣкѣ, для котораго движеніе и форма земли, теченіе солнца и перемѣны временъ года находились въ области тайны, только недавно-открывшейся при помощи отрывочнаго знанія. Адаму стоило большихъ безпокойствъ и большаго труда въ свободное отъ работы время, чтобъ знать то, что онъ зналъ сверхъ тайнъ своего ремесла, ознакомиться съ механикой и фигурами и съ природою матеріаловъ, которыми онъ работалъ, что, впрочемъ, было для него легко, благодаря его прирожденной наслѣдственной способности -- овладѣть въ совершенствѣ перомъ и писать чоткимъ почеркомъ, складывать безъ другихъ ошибокъ, кромѣ тѣхъ, которыя, говоря откровенно, скорѣе должны приписываться несправедливому характеру орѳографіи, нежели недостатку въ складывающемъ, и, сверхъ-того, научиться музыкальнымъ нотамъ и своей партіи въ пѣніи. Кромѣ всего этого, онъ прочелъ священное писаніе, включая и книги апокрифическія; "Альманахъ бѣднаго Ричарда", для простаго народа; Телёра "Святое житіе и смерть", "Путешествіе пилигрима" съ жизнеописаніемъ Боньяна и "Священная война", большую часть Словаря Бэля, "Валентину и Орзона" и часть "Исторіи Вавилона", которую одолжалъ ему Бартль Масси. Онъ могъ бы получить гораздо-больше книгъ у Бзртля Масси, но у него не было времени читать "обыкновенныя книжонки", какъ называла ихъ Лисбетъ, такъ-какъ онъ весьма-прилежно сидѣлъ надъ цифрами во всякое свободное время, въ которое не занимался сверхурочною плотничною работою.

Адамъ, вы видите, вовсе не былъ удивительнымъ человѣкомъ, не былъ также, собственно говоря, геніемъ; я, однакожъ, не говорю, что его характеръ былъ обыкновенный между работниками; и это было бы вовсе невѣрнымъ заключеніемъ, что первый встрѣчный, котораго вамъ случилось бы увидѣть съ корзинкою инструментовъ за плечами и въ бумажномъ колпакѣ на головѣ, имѣлъ твердую совѣсть и твердое чувство, и вмѣстѣ чувствительность и власть надъ собою нашего друга Адама. Онъ выходилъ изъ-подъ общаго уровня. Между-тѣмъ подобные ему люди выдаются тамъ и сямъ въ каждомъ поколѣніи нашихъ крестьянъ-ремесленниковъ; наслѣдуя склонности, взлелѣянныя простою семейною жизнью общей нужды и общаго трудолюбія, и способности, развитыя въ искусномъ бодромъ трудѣ, они идутъ по своему пути, рѣдко какъ геніи, по большей части обыкновенно какъ трудолюбивые честные люди, ловкіе и совѣстливые къ тому, чтобъ хорошо выполнять обязанности, лежащія на нихъ. Жизнь ихъ не раздается замѣтнымъ отголоскомъ далѣе окрестностей, гдѣ протекаетъ она, но вы можете быть почти увѣрены, что найдете часть дороги, какое-нибудь строеніе, примѣненіе минеральнаго продукта, улучшеніе въ кругу фермерскихъ занятій, уничтоженіе приходскихъ злоупотребленій, съ которыми ихъ имена остаются неразрывными на одно или два поколѣнія послѣ нихъ. Ихъ хозяева богатѣли, благодаря имъ; работа ихъ рукъ держалась хорошо и работа ихъ мозга хорошо руководила руками другихъ людей. Въ молодости своей они ходили въ бумазейныхъ или бумажныхъ колпакахъ, въ курткахъ, почернѣвшихъ отъ угольной пыли, или пестрыхъ отъ извести и красной краски; въ преклонныхъ лѣтахъ вы увидите ихъ бѣлые волосы на почетномъ мѣстѣ въ церкви и на рынкѣ, и они разсказываютъ своимъ хорошо-одѣтымъ сыновьямъ и дочерямъ, сидящимъ въ зимніе вечера вокругъ свѣтлаго камина, сколько радостей доставили имъ впервые вырученные два пенса. Другіе же умираютъ въ бѣдности и никогда не снимаютъ рабочей куртки въ будни: имъ не далась ловкость сдѣлаться богатыми; но они люди надежные, и когда умираютъ прежде, чѣмъ силы оставили ихъ, то все-равно, что ослабѣлъ одинъ изъ главныхъ винтовъ въ машинѣ; хозяинъ, у котораго они работали, скажетъ: "Гдѣ мнѣ найдти такого человѣка?"

XX.
Адамъ посѣщаетъ ферму.

Адамъ возвратился съ работы въ пустой телегѣ; потомъ онъ перемѣнилъ одежду и приготовился отправиться на мызу, когда еще было только три четверти седьмаго.

-- Куда это ты нарядился по-праздничному? жалобно сказала Лисбетъ, когда онъ сошелъ внизъ.-- Вѣдь не въ школу же ты идешь въ лучшемъ платьѣ?

-- Нѣтъ, матушка, сказалъ Адамъ спокойно:-- я иду на мызу, но, можетъ, пойду и въ школу потомъ; итакъ не дивись, если я позамѣшкаюсь немного. Сетъ воротится черезъ полчаса... онъ пошелъ только въ деревню, такъ нечего тебѣ безпокоиться о немъ.

-- Къ-чему жь ты надѣлъ свою лучшую одежду, чтобъ идти на мызу? Вѣдь Пойзеровы видѣли тебя въ ней вчера, кажется. Что это значитъ, что ты изъ будня дѣлаешь праздникъ? Плохо вести знакомство съ людьми, которые не хотятъ видѣть тебя въ рабочей курткѣ.

-- Прощай, матушка, мнѣ пора, сказалъ Адамъ, надѣвая шляпу и выходя.

Но едва успѣлъ онъ сдѣлать нѣсколько шаговъ, выйдя за двери, какъ Лисбетъ подумала, что она огорчила его. Конечно, тайное побужденіе, заставившее ее сдѣлать ему выговоръ за лучшее платье, происходило отъ подозрѣнія, что онъ одѣлся для Гетти; но, при всей слезливости своей, она глубоко чувствовала потребность къ тому, чтобъ ея сынъ любилъ ее. Она бросилась за нимъ, удержала его за руку прежде, чѣмъ онъ успѣлъ пройдти и полдороги до ручья, и сказала:

-- Нѣтъ, мой сынъ, ты не уйдешь въ сердцахъ на мать, которой только и дѣла, что сидѣть да думать о тебѣ.

-- Нѣтъ, нѣтъ, матушка, сказалъ Адамъ серьёзно и остановился, положивъ руку на ея плечо:-- я не сердитъ. Но я хочу, ради тебя самой, чтобъ ты спокойно предоставляла мнѣ дѣлать то, на что я рѣшился въ своемъ умѣ. Я всегда буду хорошимъ сыномъ для тебя, пока мы живы. Но человѣкъ имѣетъ другія чувства, кромѣ тѣхъ, которыя онъ обязанъ питать къ отцу и матери; и ты не должна имѣть желаніе управлять моею душою и тѣломъ. Тебѣ слѣдуетъ привыкнуть къ мысли, что я не уступлю тебѣ, гдѣ я имѣю право дѣлать то, что мнѣ хочется. Итакъ, не станемъ тратить словъ попустому объ этомъ.

-- Эхъ! сказала Лисбетъ, не желая показать, что она чувствовала истинное значеніе словъ Адама:-- не-уже-ли кому-нибудь больше твоей матери хочется видѣть тебя въ лучшей одеждѣ? И когда ты вымоешь лицо чисто, словно гладенькій бѣленькій камешекъ, зачешешь такъ мило волосы и глаза у тебя станутъ блестящіе... да на что другое твоя старая мать станетъ смотрѣть и вполовину съ такимъ удовольствіемъ? Да по мнѣ, пожалуй надѣвай свое праздничное платье когда тебѣ захочется... я больше никогда не стану надоѣдать тебѣ этимъ.

-- Хорошо, хорошо. Прощай, матушка, сказалъ Адамъ, цалуя ее и торопливо отходя отъ нея. Онъ видѣлъ, что только этимъ средствомъ могъ положить конецъ разговору. Лисбетъ оставалась еще на мѣстѣ, защищая глаза и смотря ему вслѣдъ, пока онъ не исчезъ изъ виду. Она вполнѣ чувствовала значеніе словъ Адама, и, потерявъ сына изъ виду и медленно возвращаясь въ хижину, громко говорила сама съ собой, ибо она имѣла обыкновеніе громко высказывать свои мысли въ длинные дни, когда ея мужъ и сыновья были на работѣ:

-- Эхъ, онъ скажетъ мнѣ, что хочетъ привесть ее въ домъ надняхъ. И станетъ она хозяйкою надо мною, и я должна смотрѣть за то, какъ она, пожалуй, возьметъ тарелки съ синими ободочками, да, можетъ-быть, разобьетъ ихъ; а вѣдь ни одна изъ нихъ не разбита съ-тѣхъ-поръ, какъ мой старикъ и я купили ихъ на ярмаркѣ, вотъ двадцать лѣтъ будетъ въ Троицу. Эхъ! продолжала она все громче, хватая со стола вязанье:-- она никогда не станетъ вязать чулокъ парнямъ или надвязывать слѣды, пока я жива. А когда я умру, онъ вспомнитъ, что никто не потрафитъ на его ногу и слѣдъ такъ, какъ потрафляла его старая мать. Она, кажется, вовсе не умѣетъ съуживать и вязать пятку, и свяжетъ ему такіе длинные пальцы, что онъ и сапога-то не надѣнетъ. Вотъ что происходитъ, если женишься на молоденькой дѣвчонкѣ. Мнѣ было ужь тридцать лѣтъ, и отцу столько же, когда была наша свадьба, и то мы были еще довольно-молоды. Она будетъ, просто, дрянь въ тридцать лѣтъ... а выходитъ замужъ, когда у ней и зубы-то еще не всѣ прорѣзались.

Адамъ шелъ такъ скоро, что былъ у воротъ двора еще до семи часовъ. Мартинъ Пойзеръ и дѣдъ еще не возвращались домой съ луга: всѣ были на лугу, даже до черной съ рыжими пятнами таксы; никто не сторожилъ двора, кромѣ бульдога: и когда Адамъ подошелъ къ дверямъ, отвореннымъ настежь, онъ увидѣлъ, что въ свѣтлой, чистой общей комнатѣ не было никого. Но онъ догадался, гдѣ могли быть мистрисъ Пойзеръ и еще нѣкто; такимъ-образомъ онъ постучалъ въ дверь и своимъ звучнымъ голосомъ произнесъ:

-- Здѣсь мистрисъ Пойзеръ?

-- Войдите, мистеръ Бидъ, войдите крикнула мистрисѣ Пойзеръ изъ сырни.

Она всегда такъ называла Адама, когда принимала его у себя въ домѣ.

-- Войдите въ сырню, если хотите, а то я въ эту минуту не могу бросить сыръ.

Адамъ вошелъ въ сырню, гдѣ мистрисъ Пойзеръ и Нанси прессовали первый вечерній сыръ.

-- Ну, вы, вѣрно, подумали, что пришли въ мертвый домъ, сказала мистрисъ Пойзеръ Адаму, когда онъ остановился въ открытыхъ дверяхъ:-- всѣ на лугу. Но Мартинъ навѣрно скоро возвратится: они оставятъ сѣно въ копнахъ на ночь, такъ-что завтра прежде всего примутся убирать его. Я была принуждена оставить при себѣ Нанси, разсчитывая, что Гетти должна собирать красную смородину сегодня вечеромъ: эта ягода поспѣваетъ совершенно некстати, именно, когда вовсе нѣтъ рукъ. А дѣтей нельзя послать за ягодами: они кладутъ больше себѣ въ ротъ, чѣмъ въ корзинку; это все-равно, что поручить осамъ собирать ягоды.

Адаму очень хотѣлось сказать, что онъ пойдетъ въ садъ, пока не возвратится мистеръ Пойзеръ, но у него не хватило на это духу, итакъ онъ сказалъ:

-- Въ такомъ случаѣ, я могъ бы взглянуть на вашу самопрялку и узнать, что съ ней дѣлать. Она, можетъ-быть, стоитъ у васъ въ домѣ тамъ, гдѣ я могу найдти ее?

-- Нѣтъ, я убрала ее въ гостиную направо. Но погодите, пока я сама могу сходить за ней и показать вамъ ее. Я была бы очень-рада, еслибъ вы теперь пошли въ садъ и сказали Гетти, чтобъ она прислала сюда Тотти. Ребенокъ прибѣжитъ сюда, если позовешь его; а я знаю, что Гетти позволитъ ей ѣсть слишкомъ-много смородины. Я буду вамъ очень обязана, если вы сходите и пошлете ее сюда; потомъ тамъ, въ саду, теперь прелестныя Йоркскія и ланкастерскія розы: вамъ будетъ пріятно взглянуть на нихъ. Но вамъ, можетъ-быть, хочется сыворотки. Я знаю, вы любите сыворотку, какъ любятъ ее по-большей-части всѣ тѣ, которымъ ненужно приготовлять ее самимъ.

-- Благодарю васъ, мистрисъ Пойзеръ, сказалъ Адамъ:-- глотокъ сыворотки доставляетъ мнѣ всегда истинное наслажденіе. Изъ-за нея я готовъ отказаться отъ пива.

-- Конечно, конечно, сказала мистрисъ Пойзеръ, доставая небольшую бѣлую чашечку съ полки и погружая ее въ кадку съ сывороткой:-- запахъ хлѣба пріятенъ всѣмъ, кромѣ булочника. Миссъ Ирвайнъ всегда говоритъ: "О, мистрисъ Пойзеръ, я съ завистью смотрю на вашу сырню; я съ завистью смотрю на вашихъ цыплятъ, и что за прелестная вещь ферма, право!" А я говорю: "Да, ферма прекрасная вещь для тѣхъ, кто смотритъ на нее и не знаетъ, сколько хлопотъ сопряжено съ нею, сколько нужно и подымать, и стоять, и мучиться внутри ея".

-- Ну, мистрисъ Пойзеръ, вы не захотѣли бы жить гдѣ-либо, кромѣ фермы, гдѣ вы такъ хорошо справляетесь, сказалъ Адамъ, принимая чашечку:-- и что жь вы можете видѣть съ большимъ удовольствіемъ, если не красивую дойную корову, стоящую по колѣно въ травѣ, новое молоко, цѣнящееся въ кадкѣ, свѣжее масло, готовое въ продажу, телятъ и куръ?... За ваше здоровье! желаю, чтобъ вы всегда имѣли силу надзирать за вашей сырней и служить примѣромъ для всѣхъ женъ фермеровъ въ нашей странѣ.

Мистрисъ Пойзеръ нельзя было уличить въ слабости, будто она улыбалась комплименту, но по ея лицу разлилось, какъ прокрадывающійся солнечный лучъ, спокойное удовольствіе и придало болѣе обыкновеннаго кроткое выраженіе ея сѣро-голубымъ глазамъ, когда она посмотрѣла на Адама, пившаго сыворотку... Ахъ! кажется, я вкушаю эту сыворотку теперь, сыворотку съ столь-нѣжнымъ запахомъ, что его можно назвать благоуханіемъ, и съ мягкою скользящею теплотою, наполняющею воображеніе тихою, счастливою мечтательностью. И въ моихъ ушахъ звучитъ легкая музыка капающей сыворотки, сливающаяся съ чириканьемъ птички, находящейся за проволочною сѣткою окна, выходящаго въ садъ и оттѣняемаго высокою калиною.

-- Еще немножко, мистеръ Бидъ? спросила мистрисъ Пойзеръ, когда Адамъ поставилъ чашку.

-- Нѣтъ, благодарю васъ. Я пойду теперь въ садъ и пришлю къ вамъ малютку.

-- Пожалуйста; да скажите ей, чтобъ она пришла къ матери въ сырню.

Адамъ обошелъ кругомъ по двору, гдѣ обыкновенно стояли копны, но гдѣ теперь не было ихъ, къ деревянной калиткѣ, которая вела въ садъ, нѣкогда прекрасный огородъ усадьбы; теперь же, еслибъ не красивая кирпичная стѣна съ каменнымъ отлогимъ карнизомъ по одной сторонѣ ея, настоящій фермерскій садъ съ крѣпкими годовыми цвѣтами, несодрѣзанными фруктовыми деревьями и овощами, росшими вмѣстѣ въ беззаботномъ, полунебрежномъ изобиліи. Въ это время густыхъ листьевъ, распустившихся цвѣтовъ и полныхъ кустарниковъ искать кого-нибудь въ такомъ саду было все-равно, что играть въ прятки. Тутъ начинали цвѣсть высокія розы и ослѣпляли глазъ своимъ розовымъ, бѣлымъ и желтымъ цвѣтомъ; тамъ были дикій ясминъ и калина въ большихъ размѣрахъ и въ безпорядкѣ, потому-что не подрѣзались; тамъ возвышались цѣлыя стѣны изъ листьевъ красныхъ бобовъ и поздняго гороху; въ одномъ направленіи тамъ былъ цѣлый рядъ густаго орѣшника, а въ другомъ огромная яблоня съ голымъ округомъ подъ ея низко-раскинувшимися вѣтвями Но что значило одно или два голыя мѣста? Садъ былъ такъ обширенъ. Крупные бобы занимали въ немъ столь большое пространство, что Адаму пришлось сдѣлать девять или десять большихъ шаговъ, чтобъ дойти до конца дорожки съ неподрѣзанною травою, пробѣгавшей около нихъ; что жь до другихъ растеній, то для нихъ было мѣста гораздо больше, чѣмъ сколько имъ было нужно, такъ-что при ежегодномъ посѣвѣ всегда оставались широкія гряды, обросшія крестовникомъ. Даже розовыя деревья, у которыхъ Адамъ остановился, чтобъ сорвать розу, имѣли видъ, будто росли дикими; всѣ они путалнь вмѣстѣ густыми массами, въ это время щеголяя раскрывшимися лепестками, которью почти всѣ были полосатые, розовые съ бѣлымъ, что мимоходомъ сказать, вѣроятно, велось со времени соединенія домовъ Йоркскаго и ланкастерскаго. Адамъ весьма-хорошо выбралъ плотную провансальскую розу, едва-видную полузадушенную безуханными, щеголихами сосѣдками, и держалъ ее въ рукѣ (онъ думалъ, что ему будетъ легче, если у него будетъ, что-нибудь въ рукѣ), идя въ отдаленный конецъ сада, гдѣ, ему помнилось, былъ самый большой рядъ кустовъ смородины, неподалеку отъ тисовой бесѣдки.

Но, отойдя отъ розъ на нѣсколько шаговъ, онъ услышалъ, что кто-то трясъ большой сукъ; потомъ голосъ мальчика произнесъ:

"Ну же, Тотти, держи твой передничекъ... вотъ тебѣ, голубушка!"

Голосъ слышался изъ вѣтокъ высокаго вишневаго дерева. Адамъ безъ труда различилъ въ нихъ небольшую дѣтскую фигуру съ синимъ передникомъ, сидѣвшую въ удобномъ положеніи, гдѣ ягоды были гуще всего. Безъ сомнѣнія, Тотти была внизу за заборомъ изъ гороха. Да... вотъ ея шляпка, сползшая на спину, вотъ ея жирное личико, страшно-выпачканное краснымъ сокомъ, обращенное кверху къ вишневому дерево, между-тѣмъ какъ она растопырила свой маленькій кругленькій ротикъ и красный запачканный передникъ, чтобъ получить обѣщанные падающіе гостинцы. Къ-сожалѣнію, я долженъ сказать, что болѣе половины падавшихъ вишень были тверды и желты, а не сочны и красны; но Тотти не тратила времени въ безполезныхъ жалобахъ и уже высасывала третью изъ самыхъ сочныхъ вишенъ, когда Адамъ сказалъ:

-- Ну, Тотти, теперь есть у тебя вишни. Бѣги съ ними домой къ маменькѣ... она зоветъ тебя... въ сырню. Бѣги сію же минуту... Вотъ такъ, моя умница.

Онъ поднялъ ее своими могучими руками и поцаловалъ, когда произносилъ эти слова -- церемонія, которую Тотти сочла скучною помѣхою въ уничтоженіи вишенъ; и когда онъ опустилъ ее на землю, то она молча пустилась рысью къ дому, продолжая сосать по дорогѣ ягоды.

-- Томми, другъ мой, берегись, чтобъ тебя не подстрѣлили, какъ птичку-воровку, сказалъ Адамъ, подвигаясь далѣе къ кустамъ смородины.

Онъ могъ видѣть большую корзинку въ концѣ аллеи: Гетти не могла быть далеко отъ нея, и Адамъ почти чувствовалъ, что она смотрѣла на него. Между-тѣмъ, когда онъ повернулъ за уголъ, она стояла спиною къ нему и, наклонившись, сбирала низко-висѣвшія ягоды. Странно, что она не слышала, какъ онъ подошелъ, можетъ быть, оттого, что она производила шелестъ листьями. Она вздрогнула, замѣтивъ, что кто-то былъ вблизи, и вздрогнула такъ сильно, что уронила чашку съ ягодами, и потомъ, когда увидѣла Адама, ея поблѣднѣвшее лицо вдругъ покрылось глубокимъ румянцемъ. Этотъ румянецъ заставилъ его сердце забиться новымъ счастьемъ. Гетти никогда не краснѣла прежде при видѣ его.

-- Я испугалъ васъ, сказалъ онъ, въ сладостной надеждѣ, что то, что онъ говорилъ, не имѣло значенія, такъ-какъ Гетти, казалось, чувствовала столько же, сколько и онъ: -- позвольте мнѣ подобрать ягоды.

Это сдѣлалось скоро: ягоды упали только спутанною массою на траву, и Адамъ, поднявшись и передавая ей чашку, прямо смотрѣлъ ей въ глаза съ покорною нѣжностью, нераздѣльною съ первыми мгновеніями любви, исполненной надежды.

Гетти не отводила глазъ; ея румянецъ уменьшился, и она встрѣтила его взоръ съ выраженіемъ спокойной грусти, которое было пріятно Адаму, ибо оно такъ мало походило на то, что онъ видѣлъ въ ней прежде.

-- Ужь тутъ немного осталось ягодъ, сказала она: -- я теперь скоро кончу.

-- Я помогу вамъ, сказалъ Адамъ, принесъ большую корзинку, которая была ужь почти полна смородины, и поставилъ ее близь кустовъ.

Не было произнесено ни слова болѣе, пока они собирали смородину. Сердце Адама было слишкомъ-полно; говорить онъ не могъ; думалъ, что Гетти знала все, что было у него ни бердцѣ, Но все-таки она не была равнодушна къ его присутствію; она покраснѣла, увидѣвъ его, и потомъ въ ней была эта черта грусти, что, конечно, означало любовь, такъ-какъ это противорѣчило съ ея обыкновеннымъ обращеніемъ, часто казавшимся ему равнодушіемъ. И онъ могъ смотрѣть на нее постоянно, когда она наклонялась надъ ягодами, между-тѣмъ какъ ровные вечерніе солнечные лучи прокрадывались сквозь густыя вѣтви яблони и покоились на ея круглой щекѣ и шеѣ, будто и они также любовались ею. Для Адама это было время, которое человѣкъ меньше всего можетъ забыть впослѣдствіи, время, когда онъ думаетъ, что первая любимая имъ женщина какимъ-нибудь ничтожнымъ признакомъ, словомъ, тономъ, взглядомъ, трепетомъ губы или вѣка, измѣняетъ, что она, наконецъ, начинаетъ любить его взаимно. Признакъ такъ незначителенъ; онъ едва замѣтенъ для уха или глаза; его нельзя описать никому; это, просто, прикосновеніе пера, а между-тѣмъ онъ, кажется, измѣнятся все бытіе человѣка, безпокойная страсть погружается въ очаровательное невѣдѣніе всего, кромѣ настоящей минуты. Сколько нашихъ раннихъ радостей исчезаетъ совершенно изъ нашей памяти! Мы никогда не можемъ припомнить радость, съ которою мы прислонялись головою къ груди матери или ѣздили на спинѣ отца въ дѣтствѣ; безъ всякаго сомнѣнія, эта радость внѣдряется въ нашу природу, какъ солнечный свѣтъ давно прошедшаго утра внѣдряется въ нѣжную мягкость абрикоса; но она навсегда исчезла изъ нашего воображенія, и мы можетъ только вѣровать въ радость дѣтства. Но первое радостное мгновеніе въ нашей первой любви -- мечта, возвращающаяся къ намъ до самаго конца и приносящая съ собою легкое дрожаніе чувства, столь же сильное и особенное, какъ возвращающееся впечатлѣніе сладостнаго благоуханія, навѣяннаго на насъ въ давно-прошедшій часъ блаженства. Это воспоминаніе придаетъ болѣе острый оттѣнокъ нѣжности, питаетъ безуміе ревности и присовокупляетъ послѣднюю рѣзкость нестерпимымъ мукамъ отчаянія.

Гетти, склонившуюся надъ красными кистями, ровные лучи, проникавшіе чрезъ шпалеры вѣтвей яблони, густой садъ, окружавшій его, собственное волненіе, когда онъ смотрѣлъ на нее и вѣрилъ, что она думаетъ о немъ, и что имъ нечего было говорить -- Адамъ помнилъ все это до послѣдней минуты своей жизни.

А Гетти? Вы знаете очень-хорошо, что Адамъ ошибался въ ней. Подобно многимъ другимъ мужчинамъ, онъ думалъ, что признаки любви къ другому были признаками любви къ нему самому. Когда Адамъ приблизился, невидимый ею, она была погружена, какъ обыкновенно, въ мысли и размышленія о томъ, когда можетъ возвратиться Артуръ: звукъ шаговъ какого бы то ни было мужчины имѣлъ бы на нее то же самое вліяніе... она чувствовала бы, что это могъ быть Артуръ, прежде чѣмъ имѣла время видѣть, и кровь, покинувшая ея щеки въ колебаніи минутнаго чувства, снова возвратилась бы при видѣ кого-нибудь другаго въ такой же степени, какъ и при видѣ Адама. Онъ не ошибался, думая, что съ Гетти произошла перемѣна: безпокойства и опасенія первой страсти, волновавшія ее, одержали верхъ надъ ея тщеславіемъ, дали ей впервые испытать это ощущеніе безполезной подчиненности чувству другаго, пробуждающее ищущую опору, умоляющую женственность даже въ сердцѣ пустѣйшей женщины, которая когда-либо можетъ испытывать ее, и создаетъ въ ней чуствительность къ кротости, которая прежде никогда въ ней не обнаруживалась. Впервые Гетти чувствовала, что въ робкой, но мужественной нѣжности Адама было что-то успокоивающее для нея; она хотѣла, чтобъ съ ней обращались съ любовью. О, какъ жестоко было переносить отсутствіе, молчаніе, очевидное равнодушіе послѣ тѣхъ минутъ страстной любви! Она не опасалась, что Адамъ будетъ терзать ее любовными объясненіями и льстивыми рѣчами, какъ ея другіе обожатели: онъ всегда былъ такъ скроменъ съ нею; она безъ боязни могла наслаждаться чувствомъ, что этотъ сильный, бодрый человѣкъ любилъ ее и былъ близь нея. Ей никогда не приходило въ голову, что Адамъ былъ также достоинъ сожалѣнія... что и для Адама также должно наступить время страданія.

Мы знаемъ, Гетти не первая женщина, которая благосклоннѣе обращается съ человѣкомъ, любящимъ ее напрасно потому-что сама она начала любить другаго. Это очень-старая исторія; но Адамъ не зналъ ея вовсе и упивался сладостнымъ заблужденіемъ.

-- Довольно, сказала Гетти послѣ нѣкотораго времени.-- Тётушка говорила, чтобъ я оставила нѣсколько ягодъ на кустахъ. Ну, теперь я снесу ихъ домой.

-- Хорошо, что я пришелъ снесть корзинку, сказалъ Адамъ:-- она была бы слишкомъ-тяжела для вашихъ маленькихъ ручекъ.

-- Нѣтъ, я могла бы снесть ее обѣими руками.

-- О, какъ это мило! сказалъ Адамъ, улыбаясь:-- и вамъ столько же времени потребовалось бы дойти до дому, сколько крошечному муравью, который несетъ гусеницу. Случалось ли вамъ когда-нибудь видѣть, какъ эти крошечныя созданія таскаютъ вещи, которыя вчетверо больше ихъ самихъ?

-- Нѣтъ, сказала Гетти равнодушно, не интересуясь узнать трудности муравьиной жизни.

-- О! я, бывало, часто наблюдалъ за ними, когда былъ мальчикомъ. Но теперь, видите, я могу несть корзинку одною рукою, какъ пустую орѣховую шелуху, и подать вамъ другую руку, чтобъ вы могли опереться на нее. Не хотите ли? Вѣдь большія руки, какъ мои, для того и созданы, чтобъ на нихъ опирались маленькія ручки, какъ ваши.

Гетти слабо улыбнулась и взяла его подъ-руку. Адамъ посмотрѣлъ на нее, но ея глаза мечтательно были обращены въ другой уголъ сада.

-- Не случалось ли вамъ бывать въ Игльделѣ? сказала она, когда они медленно шли къ дому.

-- Да, сказалъ Адамъ, радуясь, что она обращалась съ вопросомъ, касавшимся его самого: -- десять лѣтъ назадъ, когда я былъ мальчикомъ, я былъ тамъ съ отцомъ, чтобъ узнать о какой-нибудь работѣ. Это чудное мѣсто -- скалы и пещеры, какихъ вы никогда въ жизни не видѣли. Пока я не былъ тамъ, я не имѣлъ настоящаго понятія о скалахъ.

-- Во сколько времени дошли вы туда?

-- Ну, намъ пришлось идти около двухъ дней. Но можно доѣхать и меньше, чѣмъ въ день, у кого есть превосходная лошадь. Капитанъ, я увѣренъ, доѣдетъ туда, въ девять или десять часовъ: онъ славный ѣздокъ. И я не удивлюсь, если онъ возвратится завтра же. У него слишкомъ живой характеръ, чтобъ долго оставаться въ этомъ уединенномъ мѣстечкѣ, притомъ же одному; тамъ вѣдь нѣтъ ничего, кромѣ дрянной гостиницы въ той части, куда онъ отправился удить. Я желалъ бы, чтобъ онъ вошелъ во владѣніе своимъ имѣніемъ; это было бы очень-хорошо для него; ему нашлось бы тогда вдоволь дѣла и онъ дѣлалъ бы хорошо, несмотря на то, что такъ молодъ; вѣдь онъ знаетъ вещи гораздо-лучше многихъ людей вдвое старше его. Онъ очень-ласково говорилъ со мною намѣдни, что одолжитъ мнѣ денегъ длятого, чтобъ завести какое-нибудь дѣло; и еслибъ дѣйствительно дѣло дошло до того, то я скорѣе захочу быть обязаннымъ ему, чѣмъ кому-либо другому на свѣтѣ.

Бѣдный Адамъ былъ сманенъ говорить объ Артурѣ, думая, что Гетти будетъ пріятно знать, какъ молодой сквайръ былъ готовъ подать ему дружескую руку помощи; этотъ фактъ входилъ въ его виды на будущее, и ему было пріятно, чтобъ оно показалось многообѣщающимъ въ ея глазахъ. И дѣйствительно, Гетти слушала его съ интересомъ, причемъ въ ея глазахъ появился новый блескъ и на губахъ показалась полуулыбка.

-- Какъ хороши теперь розы! продолжалъ Адамъ, останавливаясь и смотря на нихъ.-- Посмотрите! Я укралъ прелестнѣйшую изъ нихъ, но не съ тѣмъ, чтобъ оставить ее себѣ. Но моему мнѣнію, эти всѣ розовыя и съ болѣе-тонкими зелеными листьями красивѣе полосатыхъ -- какъ вамъ кажется?

Онъ опустилъ корзинку и вынулъ розу изъ петли.

-- Эта прекрасно пахнетъ, сказалъ онъ:-- а полосатыя безъ запаху. Приколите ее къ платью, а потомъ вы можете поставить въ воду. Было бы жаль дать ей завянуть.

Гетти взяла розу, смѣясь, при пріятной мысли, что Артуръ могъ возвратиться такъ скоро, еслибъ захотѣлъ. Въ ея мысляхъ блеснули надежда и, блаженство, и въ внезапномъ порывѣ веселости, она сдѣлала то, что очень-часто дѣлала прежде: вколола розу въ волосы немного повыше лѣваго уха. Нѣжное удивленіе на лицѣ Адама слегка омрачилось непріятнымъ неудовольствіемъ. Любовь Гетти къ украшеніямъ именно больше всего раздражала его мать, и самъ онъ не любилъ этого, на сколько ему было возможно не любить что-нибудь относившееся къ ней.

-- А, сказалъ онъ: -- такъ носятъ леди на портретахъ на Лѣсной Дачѣ; онѣ по большей части имѣютъ цвѣты, перья или золотыя вещи въ волосахъ, при всемъ томъ я не люблю смотрѣть на нихъ. Онѣ всегда напоминаютъ мнѣ собою разукрашенныхъ женщинъ, которыхъ я видѣлъ въ балаганахъ на треддльстонской ярмаркѣ. Можетъ ли что-нибудь красить женщину лучше ея собственныхъ волосъ, когда они вьются такъ, какъ ваши? Если женщина молода и красива, то, по моему мнѣнію, она можетъ намъ лучше понравиться, если одѣта просто. Вотъ Дина Моррисъ очень-мила, несмотря на то, что носитъ простой чепчикъ и платье. Мнѣ кажется, будто лицо женщины не нуждается въ цвѣтахъ; само оно почти, какъ цвѣтокъ. А ужь о вашемъ-то лицѣ можно сказать это, увѣряю васъ.

-- О, очень-хорошо, сказала Гетти, нѣсколько надувшись и выдергивая розу изъ волосъ.-- Я надѣну дининъ чепчикъ, когда мы войдемъ въ комнату, и вы посмотрите, лучше ли я въ немъ. Она оставила одинъ здѣсь и онъ можетъ служить мнѣ для образца.

-- Нѣтъ, нѣтъ, я не хочу, чтобъ вы носили чепчикъ методистокъ, какъ Дина. По моему мнѣнію, такой чепчикъ очень-некрасивъ, и когда я видѣлъ ее здѣсь, то, бывало, думалъ, что ей нехорошо одѣваться различно отъ другихъ людей. Но я собственно никогда не замѣчалъ ея до послѣдней недѣли, когда она пришла извѣстить мою мать; по моему мнѣнію, чепчикъ идетъ къ ея лицу въ томъ же почти родѣ, какъ чашечка желудя къ самому желудю, и я не думаю, чтобъ она была такъ же хороша и безъ чепчика. Но у васъ другаго рода лицо; я хотѣлъ бы, чтобъ вы были именно такими, какъ теперь, чтобъ ничто не мѣшало вашей собственной наружности. Все-равно, когда человѣкъ поетъ хорошую пѣсню, то вамъ непріятно, если колокольчики звенятъ и мѣшаютъ этимъ звукамъ.

Онъ снова взялъ ее подъ-руку и посмотрѣлъ на нее нѣжно. Онъ опасался, не подумаетъ ли она, что онъ читалъ ей наставленіе, воображая, какъ мы всѣ склонны дѣлать это, что она чувствовала всѣ мысли, которыя онъ выразилъ только вполовину. Больше всего онъ боялся омрачить облакомъ блаженство этого вечера. Ни за что на свѣтѣ онъ, однакожь, не заговорилъ бы съ Гетти о своей любви, пока эта начинающаяся благосклонность къ нему не обратилась въ несомнѣнную любовь. Въ своемъ воображеніи онъ видѣлъ, какъ передъ нимъ разстилались длинные годы будущей жизни, когда онъ будетъ счастливъ правомъ называть Гетти своею: онъ могъ довольствоваться весьма-немногимъ въ настоящее время. Итакъ, онъ снова поднялъ корзинку со смородиной и они пошли далѣе.

Сцена совершенно измѣнилась въ эти полчаса, что Адамъ быль въ саду. Дворъ теперь былъ полонъ жизни: Марти впускалъ въ ворота кричавшихъ гусей и злостно дразнилъ гусака, шипя на него; дверь житницы стонала на своихъ петляхъ, когда Аликъ затворялъ, послѣ раздачи корма лошадямъ; лошадей выводили поить при сильномъ лаѣ всѣхъ трехъ собакъ и при безпрестанныхъ возгласахъ: "гупъ!" Тима, пахаря, будто можно было ожидать, что тяжелыя животныя, опускавшія кроткую, понятливую морду и подымавшіе косматыя ноги такъ осторожно, дико устремятся по всѣмъ направленіямъ, кромѣ настоящаго. Всѣ возвратились съ луга, и когда Гетти и Адамъ вошли въ общую комнату, мистеръ Пойзеръ сидѣлъ на трехугольномъ стулѣ, а дѣдъ противъ него въ большомъ креслѣ, смотря на все съ выраженіемъ пріятной надежды, между-тѣмъ, какъ накрывали ужинъ на дубовомъ столѣ. Мистрисъ Пойзеръ сама постлала скатерть -- скатерть изъ тканнаго дома полотна съ блестящимъ пестрымъ рисункомъ, пріятнаго для глазъ блѣднокоричневаго цвѣта -- словомъ, скатерть, какую любятъ видѣть всѣ хорошій хозяйки -- не какую-нибудь бѣлую лавочную ветошь, которая вся разлѣзлась бы тотчасъ же, а добрую, дома вытканную скатерть, которая хватитъ на два поколѣнія. Холодная телятина, свѣжій саладъ и филей съ начинкой, конечно, имѣли соблазнительный видъ для голодныхъ людей, обѣдавшихъ въ половинѣ перваго. На большомъ сосновомъ столѣ у стѣны стояли блестящія оловянныя тарелки, ложки и чашки, приготовленныя для Алика и его товарищей; ибо хозяинъ и его слуги ужинали не далеко другъ отъ друга; это было тѣмъ пріятнѣе, что воли мистеру Пойзеру приходило въ голову сдѣлать какое-нибудь замѣчаніе на счетъ работы завтрашняго утра, Аликъ могъ тотчасъ же слышать это.

-- А, Адамъ! очень-радъ видѣть васъ, сказалъ мистеръ Пойзеръ.-- Что, да вы помогали Гетти собирать смородину -- а? Ну, садитесь же, садитесь. Вѣдь скоро три недѣли, какъ вы ужинали съ нами въ послѣдній разъ; да и хозяйка подала намъ сегодня филей, съ славной начинкой. Я очень-радъ, что вы пришли.

-- Гетти, сказала мистрисъ Пойзеръ, взглянувъ въ корзинку, чтобъ увидѣть, хороша ли смородина: -- сбѣгай наверхъ и кликни Молли. Она укладываетъ Тотти спать. Надо, чтобъ она налила элю. Нанси занята въ сырнѣ. А ты пригляни за ребенкомъ. Да къ чему это ты позволила ей убѣжать отъ тебя вмѣстѣ съ Томми и начинить себя ягодами такъ, что она ужь не можетъ ѣсть здоровую пищу?

Это было сказано тономъ тише обыкновеннаго, между-тѣмъ, какъ мужъ разговаривалъ съ Адамомъ; ибо мистрисъ Пойзеръ строго придержалась правилъ приличія, и, по ея мнѣнію, съ молодой дѣвушкой не слѣдовало обращаться рѣзко въ присутствіи порядочнаго человѣка, ухаживающаго за нею; поступать такимъ образомъ было бы нечестно. Всякая женщина была молода въ свою очередь и должна была испытывать свое счастье въ супружествѣ, счастье, которое другія, женщины не должны была портить изъ уваженія, точно такъ, какъ торговка на рынкѣ, продавшая всю корзину яицъ, не должна стараться о томъ, чтобъ лишить другую знакомаго покупателя.

Гетти торопливо побѣжала наверхъ, не будучи въ-состояніи безъ труда отвѣтить на тёткинъ вопросъ, а мистрисъ Пойзеръ вышла поискать Марти и Томми и привести ихъ ужинать.

Скоро всѣ усѣлись... два румяные мальчика, по одному съ каждой стороны около блѣдной матери; одно мѣсто было оставлено для Гетти между Адамомъ и ея дядей. Аликъ вошелъ также, сѣлъ въ свой отдаленный уголъ и принялся ѣсть холодные крупные бобы съ большаго блюда своимъ карманнымъ ножомъ, находя въ нихъ такое наслажденіе, что не промѣнялъ бы ихъ на отличнѣйшіе ананасы.

-- Сколько времени эта дѣвушка нацѣживаетъ эль, право, сказала мистрисъ Пойзеръ, накладывая всѣмъ по кусочку начиненнаго филея.-- Я думаю, она поставила кружку и забыла поворотить кранъ... вѣдь объ этихъ дѣвчонкахъ вы можете думать все: онѣ поставитъ пустой чайникъ на огонь, да потомъ и придутъ черезъ часъ посмотрѣть, кипитъ ли вода.

-- Да она наливаетъ и для людей, сказалъ мистеръ Пойзеръ.-- Ты должна была сказать ей, чтобъ она принесла намъ кувшинъ раньше,

-- Сказать ей? молвила мистрисъ Пойзеръ: -- да, мнѣ пришлось бы истратить весь духъ въ моемъ тѣлѣ и взять еще мѣха, еслибъ нужно было говорить этимъ дѣвушкамъ все, что имъ не скажетъ ихъ собственное остроуміе. Не хотите ли вы уксусу въ саладъ, мистеръ Бидъ?... Да, вы правы, что нѣтъ. Онъ портитъ вкусъ филея, какъ мнѣ кажется. Что это за кушанье, когда вкусъ мяса находится въ графинчикахъ съ уксусомъ или съ масломъ? Есть люди, которые дѣлаютъ дурное масло и думаютъ, что соль скрадетъ это.

Вниманіе мистрисъ Пойзеръ было тутъ развлечено появленіемъ Молли, которая несла большой кувшинъ, двѣ маленькія кружки и четыре пивные стакана, всѣ наполненные элемъ или полпивомъ -- замѣчательный примѣръ хватающей силы, которою обладаетъ человѣческая рука. Ротъ бѣдной Молли былъ раскрытъ нѣсколько-болѣе обыкновеннаго, когда она шла, устремивъ глаза на двойной рядъ посуды въ рукахъ, въ совершенномъ невѣдѣніи относительно выраженія въ глазахъ своей хозяйки.

-- Молли, я не видала дѣвушки, подобной тебѣ... какъ подумаешь о твоей бѣдной матери-вдовѣ и о томъ, что я взяла тебя почти безо всякаго аттестата и что я тысячу и тысячу разъ говорила...

Молли не видала молніи, и громъ тѣмъ сильнѣе потрясъ ея нервы, чѣмъ менѣе она была приготовлена къ нему. Подъ неопредѣленнымъ безпокойнымъ чувствомъ, что она должна вести себя въ чемъ-то иначе, она нѣсколько ускорила шаги къ отдаленному сосновому столу, гдѣ могла поставить свои стаканы -- ея нога задѣла за передникъ, который развязался, и она упала съ трескомъ и брызгами въ лужу пива; за тѣмъ послѣдовали взрывъ хихиканья со стороны Марти и Томми и серьёзное "Элло!" со стороны мистера Пойзера, видѣвшаго, что его наслажденіе элемъ было столь-непріятнымъ образомъ отдалено на нѣсколько времени.

-- Вотъ такъ! продолжала мистрисъ Пойзеръ ѣдкимъ тономъ, вставая и подходя къ шкапу, между-тѣмъ, какъ Молли стала уныло подбирать обломки посуды.-- Вѣдь сколько разъ я говорила тебѣ, что это случится. Вотъ и простись теперь съ твоимъ мѣсячнымъ жалованьемъ, и еще больше, чтобъ заплатить за этотъ кувшинъ, который былъ у меня въ домѣ десять лѣтъ, и до сегодня оставался цѣлъ... Съ-тѣхъ-поръ, какъ ты здѣсь въ домѣ, ты столько перебила посуды, что и пасторъ забранился бы... Господи, прости мнѣ мои слова! И еслибъ это было кипящее сусло изъ котла, то и тутъ произошло бы то же самое: ты обварилась бы и, очень-вѣроятно, изувѣчилась бы на всю жизнь... нельзя знать, что еще случится съ тобою современемъ, если ты будешь вести себя такимъ образомъ. Кто бы посмотрѣлъ на вещи, которыя ты покидала, тотъ подумалъ бы, что ты одержима пляскою святаго Вита. Жаль, что всѣ куски посуды, которую ты перебила, не выставлены на показъ для тебя, хотя сколько бы ты ни слушала, ни смотрѣла, все это будетъ безполезно для тебя... можно думать, что ты, просто, закалена въ своихъ недостаткахъ.

Въ это время у бѣдной Молли слезы текли ручьемъ и, въ своемъ отчаяніи на быстрое движеніе пивнаго потока къ ногамъ Алика, она превратила передникъ въ швабру, между-тѣмъ, какъ мистрисъ Пойзеръ, отворивъ шкапъ, устремила на нее жгучій взоръ.

-- Азъ, продолжала она: -- что тутъ и размазывать, только больше придется подтирать. Говорю тебѣ, что все это твое упрямство: ни у кого нѣтъ призванія бить, если только приниматься за дѣло какъ слѣдуетъ. Но деревяннымъ людямъ надобно и обращаться съ деревянными вещами... Конечно, я должна взять коричневый съ бѣлымъ кувшинъ, который не бываетъ въ употребленіи и трехъ разъ въ годъ, да сама спуститься въ погребъ, да, можетъ-быть, схватить тамъ смерть, захворавъ воспаленіемъ...

Мистрисъ Пойзеръ отвернулась отъ шкапа, держа въ рукѣ коричневый съ бѣлымъ кувшинъ, когда она вдругъ замѣтила что-то на другомъ концѣ въ кухнѣ; можетъ-быть, привидѣніе произвели на нее такое сильное впечатлѣніе оттого, что она уже дрожала и была разстроена; или можетъ-быть, битье посуды, подобно другимъ преступленіямъ, имѣетъ заразительнне вліяніе. Какъ бы то ни было, она вытаращила глаза и остолбенѣла, какъ духовидецъ, и драгоцѣнный коричневый съ бѣлымъ кувшинъ упалъ на полъ, навсегда разставшись съ своимъ рыльцомъ и ручкою.

-- Ну, кто же видѣлъ что-нибудь подобное? сказала она, вдругъ понизившимся голосомъ, съ минуту окидывая комнату блуждающимъ взоромъ.-- Я думаю, кружки заколдованы. А все вотъ эти скверныя глазуревыя ручки... скользятъ изъ руки словно улитка.

-- Ну, и ты позволяешь собственной плеткѣ бить тебя по лицу, сказалъ ея мужъ, принимаясь теперь хохотать вмѣстѣ съ мальчишками.

-- Конечно, очень-хорошо смотрѣть и скалить зубы, возразила мистрисъ Пойзеръ.-- Но бываетъ время, когда посуда кажется живою и вылетаетъ изъ рукъ словно птица. Все-равно, что стекло иногда стоитъ-себѣ спокойно, да вдругъ и треснетъ. Что должно разбиться, то разобьется... Я въ жизнь свою не роняла никакихъ вещей и всегда могла держать ихъ, иначе я не сберегла бы во все это время посуду, которую купила къ моей свадьбѣ... Да что ты, Гетти, съ ума сошла? Что это значитъ, что ты спускаешься такимъ образомъ и заставляешь думать, будто привидѣніе ходитъ въ домѣ?

Въ то время, какъ говорила мистрисъ Пойзеръ, поднялся новый взрывъ хохота, причиненный не столько тѣмъ, что она вдругъ стала смотрѣть съ фаталистической точки зрѣнія на битье кружекъ, сколько страннымъ видомъ Гетти, поразившимъ ея тётку. Маленькая шалунья нашла черное тёткино платье и приколола его кругомъ шеи, чтобъ оно походило на платье Дины, зачесала волосы какъ-можно-ровнѣе и повязала дининъ высокій сѣтчатый чепецъ безъ каймы. Конечно, было довольно смѣшно и неожиданно видѣть вмѣсто блѣднаго серьёзнаго лица и кроткихъ сѣрыхъ глазахъ Дины, приходившихъ на память при видѣ платья и чепчика, круглыя розовыя щеки и кокетливые темные глаза Гетти. Мальчики соскочили со стульевъ и прыгали вокругъ нее, хлопая въ ладони; даже Аликъ издалъ тихій брюшной смѣхъ, когда обратилъ свой взоръ отъ бобовъ на дѣвушку. Подъ прикрытіемъ этого шума, мистрисъ Пойзеръ вышла въ заднюю кухню, чтобъ послать Нанси въ погребъ съ большою оловянною мѣрою, заключавшею въ себѣ нѣкоторую вѣроятность быть свободною отъ колдовства.

-- Ну, Гетти, голубушка, что ты, сдѣлалась методисткою? сказалъ мистеръ Пойзеръ, спокойно и медленно наслаждаясь смѣхомъ, какъ наслаждаются только дородные люди.-- Тебѣ слѣдуетъ прежде вытянуть подлиннѣе твое лицо; не такъ ли, Адамъ? Для чего это напялила ты на себя эти вещи -- а?

-- Адамъ сказалъ, что чепчикъ и платье Дины нравятся ему больше моихъ платьевъ, сказала Гетти, скромно садясь на свое мѣсто.-- Онъ говоритъ, что люди кажутся лучше въ безобразныхъ платьяхъ.

-- Нѣтъ, нѣтъ, сказалъ Адамъ, любуясь ею.-- Я сказалъ только, что они, кажется, идутъ къ Динѣ. Но еслибъ я сказалъ, что вы будете казаться въ нихъ хорошенькою, то я сказалъ бы только истину.

-- Ну, а ты думала, что Гетти привидѣніе, не такъ ли? сказалъ мистеръ Пойзеръ женѣ, которая въ это время возвратилась и снова сѣла на свое мѣсто.-- Ты казалась такою испуганною, какъ... какъ...

-- Что тутъ болтать о томъ, какъ я казалась, сказала мистрисъ Пойзеръ: -- наружностью не починишь кружекъ, все-равно, что смѣхомъ; я вижу это. Мистеръ Бидъ, мнѣ досадно, что вамъ такъ долго приходится ждать эля, но его принесутъ сію минуту. Распоряжайтесь, пожалуйста, какъ дома: вотъ холодный картофель; я знаю, вы любите его. Томми, я пошлю тебя спать сію же минуту, если ты не перестанешь смѣяться. Что тутъ смѣшнаго, хотѣла бы я знать? Чѣмъ смѣяться, а скорѣе заплакала бы при видѣ чепца этой бѣдняжки; а есть такія, которыя сдѣлались бы гораздо-лучше, еслибъ могли походить на нее во многихъ другихъ отношеніяхъ, а не въ томъ только, что носить ея чепчикъ. Никому здѣсь въ домѣ не годится подшучивать надъ дочерью моей сестры, когда она только-что уѣхала отъ насъ и у меня болѣло сердце, когда я разставалась съ нею. А я знаю только одно, что случись какое-нибудь несчастье, еслибъ я, напримѣръ, слегла въ постель, или дѣти лежали при смерти... кто знаетъ, что можетъ случиться! , или еслибъ между скотомъ случился падежъ, словомъ, еслибъ все пошло кверху дномъ... тогда, я говорю, мы, можегъ-быть, ради опять увидѣть чепчикъ Дины и ея лицо подъ чепчикомъ, все-равно, съ каймою или безъ каймы. Вѣдь она одно изъ тѣхъ созданій, которыя имѣютъ самую свѣтлую наружность въ дождливый день и любятъ васъ еще больше, когда вы больше всего нуждаетесь въ любви.

Мистрисъ Пойзеръ, какъ вы можете замѣтить, знала, что ужасное скорѣе всего въ-состояніи изгнать комическое.

Томми, который имѣлъ чувствительный характеръ, очень любилъ свою мать и, кромѣ-того, столько наѣлся вишень, что могъ совладѣть со своими чувствами менѣе обыкновеннаго, такъ былъ пораженъ страшною картиною возможной будущности, представленною мистрисъ Пойзеръ, что началъ плакать; и добродушный отецъ, снисходительный ко всѣмъ слабостямъ, только не къ нерадѣнію фермеровъ, сказалъ Гетти:

-- Лучше сними поди эти вещи, милая моя: твоей тёткѣ непріятно видѣть ихъ.

Гетти снова отправилась наверхъ, и принесенный эль послужилъ пріятнымъ развлеченіемъ, потому-что Адамъ долженъ былъ высказать о новой варкѣ свое мнѣніе, которое могло быть только лестнымъ для мистрисъ Пойзеръ. Затѣмъ слѣдовали пренія о тайнахъ пивоваренія, о нелѣпости скряжничанья хмѣлемъ и сомнительной экономіи въ приготовленіи солода дома. Мистрисъ Пойзеръ безпрестанно имѣла возможность изъясняться по этимъ предметамъ съ достоинствомъ, такъ-что, когда кончился ужинъ, кувшинъ съ элемъ наполненъ снова и трубка мистера Пойзера закурена -- она снова была въ чрезвычайно-хорошемъ расположеніи духа и тотчасъ же, по просьбѣ Адама, принесла сломанную самопрялку для осмотра.

-- А! сказалъ Адамъ, осматривая ее со вниманіемъ: -- да здѣсь придется порядкомъ токарной работы. А славная прялка! Мнѣ нужно взять ее съ собою въ токарную мастерскую, въ деревню, и починить ее тамъ; а-то дома у меня нѣтъ всего нужнаго для токарной работы. Если вы потрудитесь прислать ее завтра утромъ въ мастерскую мистера Бёрджа, то я приготовлю вамъ ее къ средѣ. Я ужь сколько разъ думалъ, продолжалъ онъ, смотря на мистера Пойзера -- какъ бы мнѣ завестись дома всѣмъ нужнымъ длятого, чтобъ производить тонкую столярную работу. Я всегда дѣлалъ такія бездѣлицы на досугѣ и онѣ выгодны, потому-что на нихъ идетъ больше работы, нежели матеріала. Я думаю вотъ открыть самимъ -- по-себѣ съ Сетомъ небольшое производство по этой части, потому-что я знакомъ съ однимъ человѣкомъ въ Россестерѣ, который будетъ брать у насъ все, что мы успѣемъ сдѣлать, кромѣ заказовъ, которые можемъ получить здѣсь въ окружности.

Мистеръ Пойзеръ съ участіемъ занялся проектомъ, который, казалось, служилъ шагомъ внередь къ тому, чтобъ Адамь сталъ "хозяиномъ". Мистрисъ Пойзеръ одобрила планъ устроить подвижной шкапъ, который могъ бы вмѣщать въ себѣ мелочные запасы, пикули, посуду и домашнее бѣлье, все это сжатое до крайней степени, но въ величайшемъ порядкѣ. Гетти, снова въ собственной одеждѣ, откинувъ косыночку назадъ въ этотъ теплый вечеръ, сидѣла и чистила смородину у окна, гдѣ Адамъ могъ ее очень-хорошо видѣть. Такимъ-образомъ, пріятно шло время, пока Адамъ не всталъ, чтобъ уйти. Всѣ настоятельно просили, чтобъ онъ скоро еще разъ посѣтилъ ихъ, но никто не удерживалъ его долѣе: въ это рабочее время умные люди не хотѣли подвергаться риску быть сонными въ пять часовъ утра.

-- Я пойду отъ васъ еще дальше, сказалъ Адамъ.-- Я хочу навѣстить мистера Масси; онъ не быль вчера въ церкви и я не видалъ его цѣлую недѣлю. Я не помню, чтобъ онъ до-этихъ-поръ хоть разъ не пришелъ въ церковь.

-- Да, сказалъ мистеръ Пойзеръ:-- мы ничего не слышали о немъ. Вѣдь теперь праздники у мальчиковъ, и мы не можемъ дать вамъ никакого свѣдѣнія.

-- Не-уже -- ли же вы думаете отправиться къ нему такъ поздно? сказала мистрисъ Пойзеръ, складывая свое вязанье.

-- О! мистеръ Масси сидитъ очень-долго, сказалъ Адамъ.-- Да и вечерняя школа еще не кончилась. Нѣкоторые могутъ приходить только поздно: имъ такъ далеко идти. И самъ Бартль никогда нейдетъ спать раньше одиннадцати.

-- Ну, не хотѣла бы я, чтобъ онъ жилъ здѣсь, сказала мистрисъ Пойзеръ.-- Онъ накапаетъ вамъ вездѣ свѣчнымъ саломъ, а вы того-и-гляди, что поскользнетесь и свалитесь на полъ, когда только-что встанете утромъ.

-- Конечно, одиннадцать часовъ это поздно... да, это поздно, сказолъ старый Мартинъ.-- И никогда въ жизни не оставался на ногахъ до такой поры, развѣ только въ свадьбу, въ крестины, въ великій годовой праздникъ или на ужинѣ во время жатвы. Одиннадцать часовъ -- это поздно.

-- Ну, я часто сижу и позже двѣнадцати, сказалъ Адамъ, смѣясь:-- только не для того, чтобъ особенно поѣсть или пить, а чтобъ особенно поработать. Спокойной ночи, мистрисъ Пойзеръ; спокойной ночи, Гетти.

Гетти только улыбнулась; она не могла подать руку, потому-что ея руки были выкрашены и вымочены сокомъ смородины; но всѣ остальные отъ души пожали большую поданную имъ руку и сказали!

-- Приходите же, приходите скорѣе!

-- Подумайте-ка объ этомъ, сказалъ мистеръ Пойзеръ, когда Адамъ ужь вышелъ за ворота: -- сидѣть позже двѣнадцати и за особенной работой! Не много найдется людей двадцати-шести лѣтъ, которыхъ можно было бы запрячь въ однѣ оглобли съ нимъ. Если ты можешь поддѣть Адама себѣ въ мужья, Гетти, то ужь я тебѣ ручаюсь въ томъ, что будешь ѣздить когда-нибудь въ собственной телегѣ на рессорахъ.

Гетти съ ягодами шла черезъ кухню, и ея дядя не замѣтилъ, какъ она съ презрѣніемъ нѣсколько откинула голову назадъ въ отвѣтъ на его слова. Ѣздить въ телегѣ казалось ей, дѣйствительно, въ настоящее время очень-жалкою участью.

XXI.
Вечерняя школа и приходскій учитель.

Домъ Бартля Масси находился въ числѣ разсѣянныхъ на краю общины, раздѣлявшейся дорогою, которая вела въ Треддльстонъ. Адамъ дошелъ отъ мызы до него въ четверть часа, и, положивъ руку на щеколду у дверей, онъ могъ видѣть въ незавѣшенное окно восемь или девять головъ, наклоненныхъ надъ столами, которыя освѣщались тонкими макаными свѣчами.

Когда онъ вошелъ, то засталъ урокъ чтенія, и Бартль Масси только кивнулъ головою, предоставляя ему сѣсть, гдѣ захочетъ. Онъ пришелъ сегодня не для урока, и его голова была слишкомъ-полна личными дѣлами, слишкомъ-полна послѣдними двумя часами, проведенными имъ въ присутствіи Гетти, такъ-что онъ не былъ въ-состояніи заняться книгою, пока кончится ученье; такимъ образомъ онъ сѣлъ въ уголъ и смотрѣлъ на все разсѣянно. Этотъ родъ зрѣлища Адамъ видѣлъ почти еженедѣльно впродолженіе нѣсколькихъ лѣтъ; онъ зналъ наизустъ всѣ арабески, украшавшія образецъ почерка Бартля Масси, висѣвшій въ рамкѣ надъ головою школьнаго учителя для того, чтобъ служить высокимъ идеаломъ умамъ его учениковъ; онъ зналъ корешки всѣхъ книгъ на полкѣ, прибитой по выбѣленной стѣнѣ надъ шпильками для грифельныхъ досокъ; онъ вѣрно зналъ, сколько зеренъ вышло изъ колоса индійской ржи, висѣвшаго на одной изъ балокъ; онъ давнымъ-давно истощилъ средства своего воображенія, стараясь представить себѣ, какой видъ имѣлъ пукъ высохшей и походившей теперь на кожу, водорасли въ своемъ родномъ элементѣ, и какъ она росла тамъ; и съ того мѣста, гдѣ онъ сидѣлъ, онъ не могъ ничего разобрать на старой картѣ Англіи, висѣвшей на противоположной стѣнѣ, потому-что время измѣнило ея пріятный желто-бурый цвѣтъ въ нѣчто похожее на цвѣтъ хорошо-выгорѣвшей пѣнковой трубки. Дѣйствіе, которое не прерывалось, было ему почти такъ же знакомо, какъ и самая сцена, тѣмъ не менѣе привычка не сдѣлала его равнодушнымъ къ этому, и даже въ настоящемъ расположеніи духа, погруженный въ собственныя мысли, Адамъ ощущалъ мгновенное движеніе прежняго сочувствія, когда смотрѣлъ на грубыхъ людей, съ трудомъ державшихъ перо или карандашъ скорченными руками, или смиренно трудившихся надъ своимъ урокомъ чтенія.

Классъ чтенія, сидѣвшій теперь на скамейкѣ передъ столомъ школьнаго учителя, состоялъ изъ трехъ самыхъ отсталыхъ учениковъ. Адамъ могъ бы узнать это безъ труда: ему стоило только взглянуть на лицо Бартли Масси, когда онъ смотрѣлъ сверхъ очковъ, которыя спустилъ на хребетъ носа, не нуждаясь въ нихъ при настоящемъ дѣлѣ. Лицо имѣло обычное самое кроткое выраженіе; сѣдыя, густыя брови, подъ болѣе-острымъ угломъ, дышали сострадательною благосклонностью, и ротъ, обыкновенно-сжатый и съ нѣсколько-выдвинутою нижнею губою, былъ полуоткрытъ, такъ-что всегда могъ подсказать слово или слогъ въ помощь въ одно мгновеніе. Это благосклонное выраженіе было тѣмъ любопытнѣе, что неправильный орлиный носъ школьнаго учителя, нѣсколько-сдвинутый на одну сторону, имѣлъ нѣсколько-грозный видъ; къ тому же, его лобъ имѣлъ особенное напряженіе, которое въ глазахъ всѣхъ служитъ признакомъ рѣзкаго нетерпѣливаго нрава: синія вены выступали наружу, какъ струны, подъ прозрачною желтою кожею, и грозное выраженіе лба не смягчалось никакою лысиною, такъ какъ сѣдые, щетинистые коротко-остриженные волосы торчали надъ лбомъ теперь такъ же густо, какъ и въ молодости.

-- Нѣтъ, Билль, нѣтъ, говорилъ Бартль ласковымъ тономъ, кивая Адаму:-- сложи снова, и тогда, можетъ-быть, ты узнаешь, что выйдетъ изъ с, у, х, и. Ты знаешь, что этотъ же самый урокъ ты читалъ на прошлой недѣлѣ.

Билль былъ здоровый дѣтина, двадцати-четырехъ лѣтъ отъ-роду, отличный каменопильщикъ, который могъ получать столь же хорошее жалованье, какъ всякій изъ ремесленниковъ его лѣтъ; но урокъ чтенія изъ односложныхъ словъ былъ для него гораздо-труднѣе распилки самаго твердаго камня. Буквы, жаловался онъ, были такъ "необыкновенно-похожи одна на другую, что ихъ почти никакъ нельзя было отличить", и въ занятіи пильщика не встрѣчалось мелочныхъ различій, какія существовали между буквою съ загнутымъ кверху хвостикомъ и буквою съ опущеннымъ книзу хвостикомъ. Но Билль имѣлъ твердое намѣреніе выучиться читать, основывавшееся главнѣйшимъ образомъ на двухъ причинахъ: вопервыхъ, Томъ Гезло, его двоюродный братъ, могъ все читать "прямо съ листа", все-равно, печатное или писанное. Томъ прислалъ ему письмо изъ-за двадцати миль, въ которомъ увѣдомлялъ, какъ ему счастье улыбалось на свѣтѣ и какъ онъ получилъ мѣсто старшаго работника; вовторыхъ, Самъ Филлипсъ, пилившій вмѣстѣ съ нимъ, выучился читать, когда ему стукнуло двадцать лѣтъ; а что могъ исполнить такой небольшой малый, какъ Самъ Филиписъ, (разсуждалъ Билль), то могло быть исполнено и имъ, такъ -- какъ онъ могъ сплюснуть Сама, какъ кусокъ мокрой глины, еслибъ потребовали обстоятельства. Вотъ онъ и былъ здѣсь, указывая своимъ огромнымъ пальцемъ на четыре слова сразу и наклоняя голову на одну сторону, чтобъ лучше схватить глазомъ одно слово, которое должно было различить изъ всей группы. Объемъ знанія, которымъ долженъ былъ обладать Баргль Масси, казался ему до того темнымъ и обширнымъ, что воображеніе Билля отступало при мысли объ этомъ: онъ едва ли осмѣлился бы отрицать, что школьный учитель не участвуетъ какимъ-нибудь образомъ въ правильномъ возвращеніи дневнаго свѣта и въ перемѣнахъ погоды.

Человѣкъ, сидѣвшій рядомъ съ Биллемъ, имѣлъ совершенно другой типъ: онъ былъ кирпичникъ-методистъ, который, проведя тридцать лѣтъ своей жизни совершенно-довольный своимъ невѣжествомъ, недавно "принялъ вѣру" и вмѣстѣ съ тѣмъ получилъ желаніе читать священное писаніе. Но и для него также ученіе было труднымъ занятіемъ, и выходя сегодня изъ дома, онъ, какъ обыкновенно, принесъ особенную молитву о помощи, видя, что предпринялъ тяжкій трудъ только ради питанія своей души... длятого, чтобъ имѣть въ памяти большее изобиліе текстовъ и гимновъ, которыми можно было бы отдалять дурныя воспоминанія и прежніе соблазны, или, короче сказать, дьявола. Кирпичникъ былъ извѣстный браконьеръ; его подозрѣвали, хотя и безъ достаточныхъ къ тому свидѣтельствъ, въ томъ, что это онъ подстрѣлилъ ногу у сосѣдняго смотрителя за дичью. Такъ или иначе, достовѣрно, однакожъ, что вскорѣ послѣ упомянутаго происшествія, которое совпало съ прибытіемъ въ Треддльстонъ ревностнаго проповѣдника-методиста, въ кирпичникѣ замѣтили большую перемѣну; и хотя онъ по всей странѣ все еще былъ извѣстенъ подъ своимъ старымъ прозвищемъ "Старая Сѣра", ничто, однакожъ, не вселяло въ немъ большій ужасъ, какъ то, что имѣло какое-нибудь сношеніе съ этимъ неблаговоннымъ элементомъ. Онъ былъ широкогрудый малый съ пылкимъ характеромъ, который помогалъ ему лучше пропитаться религіозными идеями, нежели успѣвать въ сухомъ процесѣ пріобрѣсти только человѣческое знаніе алфавита. Его рѣшимость была даже нѣсколько потрясена собратомъ-методистомъ, увѣрявшимъ его, что буква только препятствуетъ душевному развитію, и даже выразившимъ опасеніе, что Сѣра ужь слишкомъ-горячо заботился о знаніи, дѣлающимъ человѣка напыщеннымъ.

Третій начинающій былъ болѣе-обѣщающій ученикъ. Онъ былъ высокъ ростомъ, но худощавъ и жилистъ, почти однихъ лѣтъ съ Сѣрой, имѣлъ весьма-блѣдное лицо и руки, выпачканныя въ темно-синей краскѣ. Онъ былъ красильщикъ, который, погружая въ краску дома выдѣланную шерсть и юбки старухъ, воспламенился желаніемъ гораздо-больше узнать о чудныхъ тайнахъ цвѣтовъ. Онъ уже пользовался высокою репутаціею въ околоткѣ за свое крашеніе и непремѣнно хотѣлъ открыть методу, посредствомъ которой можно было бы уменьшить дороговизну кармина и ярко-красной краски. Москотильщикъ въ Треддльстонѣ подалъ ему мысль, что онъ можетъ избавиться отъ большихъ трудовъ и издержекъ, если выучится читать; и вотъ онъ сталъ посвящать свободные часы вечерней школѣ, рѣшивъ про -- себя, что его "сынишко" пусть, не теряя времени, отправится въ дневную школу мистера Масси, лишь только подростетъ.

Трогательно было видѣть, какъ эти трое дюжихъ малыхъ, носившихъ на себѣ ясные признаки тяжкаго труда, заботливо наклонялись надъ истертыми книгами и съ трудомъ разбирали: "Трава зелена", "Палки сухи", "Хлѣбъ зрѣлъ" -- весьма-трудный урокъ послѣ столбцовъ съ простыми словами, похожими одно на другое, кромѣ первой буквы. Словно три грубыхъ животныхъ употребляли смиренныя усилія, чтобъ узнать, какъ можно было имъ сдѣлаться человѣчными И это трогало нѣжнѣйшую Фибру сердца Бартли Масси. Только для такихъ взрослыхъ дѣтей, своихъ учениковъ, не имѣлъ онъ суровыхъ эпитетовъ и нетерпѣливыхь тоновъ. Онъ не былъ одаренъ невозмутимымъ характеромъ, и въ музыкальные вечера можно было замѣтить, что терпѣніе вовсе но было для него легкою добродѣтелью; но въ этотъ вечеръ, когда онъ смотрѣлъ чрезъ очки на Билля Доунза, пильщика, наклонявшаго голову на сторону и глядѣвшаго на буквы с, у, х, и, до слѣпоты, его глаза имѣли самое кроткое и самое поощряющее выраженіе.

Послѣ читальнаго класса подошли два молодые парня, лѣтъ шестнадцати до девятнадцати, съ мнимыми счетами, которые писали на своихъ грифельныхъ доскахъ, и теперь должны были сдѣлать счисленіе наизусть немедленно -- испытаніе, выдержанное ими съ такимъ недостаточнымъ успѣхомъ, что Бартль Масси, глаза котораго были устремлены на нихъ сверхъ очковъ съ зловѣщимъ выраженіемъ впродолженіе нѣсколькихъ минутъ, произнесъ наконецъ горькимъ, чрезвычайно-рѣзкимъ тономъ, останавливаясь при каждой Фразѣ и стуча по полу шишковатою палкою, которую держалъ между ногъ:

-- Ну, видите, вы дѣлаете это нисколько не лучше, какъ двѣ недѣли назадъ; и я скажу вамъ отчего. Вы хотите научиться считать -- очень -- хорошо. Но, вы думаете, длятого, чтобъ выучиться считать, вамъ только нужно приходить ко мнѣ и считать у меня около часа два или три раза въ недѣлю; а лишь только вы надѣли шапки и вышли изъ дверей, какъ уже и выбросили все до-чиста изъ головы. Вы ходите-себѣ посвистывая, и не думаете ни о чемъ, словно ваши головы проточныя канавы, чрезъ которыя проходитъ всякій мусоръ, случайно-попадающійся на дорогѣ; и если въ нихъ попадетъ хорошая мысль, то и ее очень -- скоро вынесетъ вонъ. Вы думаете, что познанія достаются дешево: придете да заплатите Бартлю Масси пятіалтынный въ недѣлю, а онъ васъ научитъ цифрамъ безъ всякихъ хлопотъ съ вашей стороны. Но, я вамъ скажу, познанія не пріобрѣтаются тѣмъ, что вы только будете платить пятіалтынный: если вы хотите знать ариѳметику, то должны думать о ней постоянно и усердно заниматься мысленно счисленіемъ. Все на свѣтѣ вы можете обратить въ цифры, потому-что во всемъ есть какое-нибудь число... даже въ дуракѣ. Вы можете говорить самимъ себѣ: "я одинъ дуракъ, а Джекъ другой; еслибъ моя дурацкая голова вѣсила четыре Фунта, а Джекова три Фунта, три унціи и три четверти, то на сколько драхмъ была бы моя голова тяжеле Джековой?" Человѣкъ, который искренно хочетъ научиться ариѳметикѣ, долженъ задавать себѣ задачи, составлять суммы въ головѣ; когда онъ сидитъ за своей башмачной работой, онъ можетъ считать стёжки по пяти, потомъ назначить цѣну своимъ стёжкамъ, хоть, напримѣръ, денежку, и потомъ счесть сколько онъ могъ бы заработать въ часъ; потомъ спросить себя: сколько денегъ онъ могъ бы заработать въ день, считая такимъ же образомъ; потомъ, сколько получили бы десять работниковъ, работая такимъ образомъ три, двадцать или сто лѣтъ, и все это время иголка его будетъ ходить такъ же скоро, какъ еслибъ онъ оставлялъ свою голову пустою, чтобъ въ ней могъ плясать дьяволъ. Словомъ, я скажу вамъ вотъ что: я не хочу имѣть въ своей вечерней віколѣ человѣка, который не будетъ стараться выучиться тому, чему приходитъ учиться такъ же усердно, какъ еслибъ онъ хотѣлъ выйти изъ мрачной пещеры на ясный дневной свѣтъ. И не прогоню человѣка за то, что онъ глупъ. Еслибъ Вилли Тафтъ, идіотъ, захотѣлъ учиться чему-нибудь, я не отказался бы учить его. Но я не хочу бросать хорошія знанія людямъ, думающимъ, что могутъ пріобрѣсть ихъ за пятіалтынный и унесть съ собою, какъ унцію нюхательнаго табаку. Итакъ, вы больше не ходите ко мнѣ, если не можете показать, что работали собственной головой, а, вмѣсто того, будете думать, что можете платить за мою голову: "пусть, молъ, работаетъ за насъ". Вотъ вамъ мое послѣднее слово.

При заключительной фразѣ Бартль Масси ударилъ своею шишковатою палкою гораздо-громче и разстроенные парни встали съ своихъ мѣстъ съ угрюмымъ видомъ. Къ счастію, другимъ ученикамъ приходилось только показать тетради для писанія, въ различныхъ степеняхъ успѣха съ каракулей до ровнаго письма; и простыя черты перомъ, хотя и невѣрныя, менѣе раздражали Бартля, нежели невѣрная ариѳметика. Онъ былъ нѣсколько строже обыкновеннаго къ буквѣ Z Якова Стори. Бѣдный Яковъ написалъ цѣлую страницу этой буквы, но всѣ буквы верхушкою навыворотъ, и неясно понималъ, что буквы были что-то не такъ. Но онъ замѣтилъ, въ извиненіе, что эта буква была почти вовсе ненужна; по его мнѣнію, она была поставлена только, чтобъ, можетъ-быть, окончить алфавитъ, хотя и знакъ а могъ бы такъ же хорошо выполнить это дѣло.

Наконецъ всѣ ученики взялись за шляпы и пожелали учителю спокойной ночи. Адамъ, зная привычки своего стараго учителя, всталъ и спросилъ:

-- Загасить свѣчи, мистеръ Масси?

-- Да, мой другъ, да, всѣ, исключая этой, которую я снесу въ домъ; да заодно заприте-ка наружную дверь, такъ-какъ вы неподалеку отъ нея, сказалъ Вартль, приноровливаясь поудобнѣе взять палку, которая должна была помочь ему сойти со скамьи. Едва ступилъ онъ на полъ, какъ стало видно, почему палка была ему дѣйствительно необходима: лѣвая нога была гораздо-короче правой. Но учитель былъ такъ дѣятеленъ при своемъ увѣчьѣ, что послѣднее едва-ли можно было считать несчастьемъ; и еслибъ вы увидѣли, какъ онъ шелъ по школьному полу и поднялся въ кухню, то вы, можетъ-быть, поняли бы, почему рѣзвые мальчики воображали иногда, что шагъ учителя можетъ быть ускоренъ до неопредѣленной степени и что онъ съ своею палкою можетъ догнать ихъ даже на самомъ быстромъ бѣгѣ.

Въ ту минуту, какъ онъ показался у дверей кухни со свѣчою въ рукѣ, въ углу у печки раздался слабый визгъ и коричневая съ темными пятнами сука съ умнымъ выраженіемъ, на короткихъ ногахъ и съ длиннымъ тѣломъ, изъ породы, извѣстной прежнему немеханическому поколѣнію подъ именемъ, вертельщиковъ, поползла по полу, виляя хвостомъ и останавливаясь на каждомъ шагу, словно ея привязанность колебалась между корзинкою въ углу у печки и господиномъ, котораго она не могла оставить безъ привѣтствія.

-- Ну, хорошо, Злюшка, хорошо. Что твои дѣтки? сказалъ учитель, торопливо подходя въ уголъ къ печкѣ и держа свѣчу надъ низкою корзиной, гдѣ два совершенно слѣпые щенка таращили голову къ свѣту изъ гнѣзда Фланели и шерсти. Злюшка не могла даже видѣть безъ болѣзненнаго волненія, какъ ея господинъ смотрѣлъ на нихъ; она вскочила въ корзинку, черезъ минуту выскочила изъ нея опять и вела себя съ истинно-женскимъ безуміемъ, хотя все это время имѣла умный видъ, приличествующій карлицѣ съ большой старческой головой и тѣломъ на самыхъ коротенькихъ ножкахъ.

-- А! да у васъ, я вижу, завелось семейство, мистеръ Масси? улыбаясь, сказалъ Адамъ, когда вошелъ въ кухню.-- Какъ же это? Я думалъ, что это противъ закона здѣсь.

-- Законъ? къ чему тутъ искать закона, если мужчина сталъ до того глупъ, что впустилъ женщину въ домъ? сказалъ Бартль, отворачиваясь отъ корзинки съ нѣкоторою горечью. Онъ всегда называлъ Злюшку женщиною и, повидимому, совершенно потерялъ сознаніе, что употреблялъ фигуральное выраженіе.-- Еслибъ я зналъ, что Злюшка женщина, я не сталъ бы удерживать мальчиковъ, чтобъ они утопили ее. Но, получивъ ее въ руки, я долженъ былъ оставить ее у себя. А теперь, видите, что она принесла мнѣ... плутовка, лицемѣрка... Бартль произнесъ послѣднія слова скрипучимъ тономъ упрека и посмотрѣлъ на Злюшку, которая опустила голову и обратила на него глаза съ стыдливымъ выраженіемъ: -- и распорядилась такъ, что принесла щенятъ въ воскресенье въ самое время службы. Я опять и опять желалъ бы быть человѣкомъ кровожаднымъ, тогда я удавилъ бы одною веревкою и мать и щенятъ.

-- Я радъ, что не случилось чего-нибудь худшаго и что только это задержало васъ дома, сказалъ Адамъ.-- Я боялся, не захворали ли вы въ первой разъ въ жизни? И я очень-сожалѣлъ, что васъ не было въ церкви вчера.

-- Да, мой другъ, знаю почему, сказалъ Бартль ласково, подходя къ Адаму и положивъ руку ему на плечо, которое приходилось почти въ уровень съ его головою.-- Вамъ выпалъ трудный путь. Но я надѣюсь, что для васъ наступитъ и лучшее время. Мнѣ надо передать вамъ новости. Но прежде я поужинаю, потому-что голоденъ, очень голоденъ. Садитесь, садитесь.

Бартль вошелъ въ небольшую кладовую и вынесъ отличный домашній хлѣбъ; въ этомъ одномъ онъ былъ расточителенъ въ эти дорогія времена. Онъ ѣлъ хлѣбъ разъ въ день, вмѣсто овсяной лепешки, и оправдывалъ себя въ этомъ, говоря, что школьному учителю необходимъ мозгъ, а овсяная лепешка слишкомъ-много стремится къ костямъ, а не къ мозгу. Потомъ онъ вынесъ кусокъ сыру и квартовый кувшинъ, увѣнчанный пѣною. Все это онъ поставилъ на круглый сосновый столъ, придвинутый къ большому креслу въ углу у печки; съ одной стороны стола находилась корзинка Злюшки, съ другой подоконникъ съ немногими сложенными въ кучу книгами. Столъ былъ такъ чистъ, словно Злюшка была отличная хозяйка въ клѣтчатомъ передникѣ; таковъ же былъ каменный полъ, и старые рѣзные дубовые шкапъ, столъ и стулья (которые въ настоящее время были бы проданы за высокую цѣну въ аристократическіе домы, хотя въ тотъ періодъ пауковыхъ ножекъ и накладныхъ купидоновъ Бартль пріобрѣлъ ихъ за безцѣнокъ) были на столько свободны отъ ныли, на сколько могли быть всѣ вещи къ концу лѣтняго дня.

-- Ну же, мой другъ, принимайтесь, принимайтесь! Не станемъ говорить о дѣлахъ, пока не поужинаемъ. Никто не можетъ быть уменъ при пустомъ желудкѣ. Но, сказалъ Бартль, снова вставая съ кресла: -- я долженъ подать ужинъ и Злюшкѣ -- провались она! хотя она и употребитъ его на то, чтобъ напитать этихъ ненужныхъ щенятъ. Женщины всѣ бываютъ одинаковы... у нихъ нѣтъ ума, который имъ нужно было бы питать, такимъ образомъ кормъ ихъ обращается или на жиръ или на щенятъ.

Онъ вынесъ изъ кладовой тарелку съ остатками; Злюшка тотчасъ же устремила на нее глаза и, выскочивъ изъ корзинки, принялась лизать съ необычайною поспѣшностью.

-- И ужь поужиналъ, мистеръ Масси, сказалъ Адамъ: -- и посижу такъ, пока вы будете ужинать. Я былъ на мызѣ, а тамъ, вы знаете, ужинаютъ рано: тамъ не любятъ поздней поры.

-- Я не знаю распредѣленія времени тамъ, сказалъ Бартль сухо, нарѣзывая хлѣбъ и не пренебрегая коркою.-- Въ этотъ домъ я хожу рѣдко, хотя и люблю мальчиковъ, да и Мартинъ Пойзеръ человѣкъ хорошій. Для меня въ этомъ домѣ слишкомъ-много женщинъ, а я ненавижу звукъ женскихъ голосовъ: они всегда или жужжатъ или пищатъ, жужжатъ или пищатъ. Мистрисъ Нойзеръ покрываетъ разговоръ своимъ голосомъ, какъ дудка; что жь касается молодыхъ дѣвушекъ, то мнѣ смотрѣть на нихъ все-равно, что смотрѣть на водяныя куколки... вѣдь я знаю что изъ нихъ выйдетъ... жалящіе комары -- да, жалящіе комары. Вотъ, выпейте-ка элю, мой другъ: онъ налитъ для васъ.

-- Нѣтъ, мистеръ Масси, сказалъ Адамъ, которому причуды своего стараго друга казались сегодня серьёзнѣе обыкновеннаго: -- не будьте такъ жестоки къ существамъ. которыхъ Богъ создалъ быть нашими спутницами въ жизни. Рабочему человѣку было бы плохо жить безъ жены, которая должна смотрѣть за домомъ и нищей и вносить въ домъ чистоту и спокойствіе

-- Вздоръ! Можетъ ли умный человѣкъ, подобный вамъ, вѣрить въ такую нелѣпую ложь и говорить, будто женщина вноситъ въ домъ спокойствіе! Это одна выдумка, потому-что женщины существуютъ, и надобно же найти для нихъ какое-нибудь дѣло. Повѣрьте, все подъ луною, что только должно быть сдѣлано, мужчина можетъ сдѣлать лучше женщины, развѣ только родить дѣтей, да и въ этомъ-то дѣлѣ на женщину, право, жаль смотрѣть, лучше, еслибъ это было предоставлено мужчинамъ. Повѣрьте, женщина будетъ вамъ печь пирогъ каждую недѣлю всю свою жизнь, и никогда не узнаетъ, что чѣмъ краснѣе печь, тѣмъ меньше нужно времени для печенья. Повѣрьте, женщина будетъ варить вамъ похлебку каждый день впродолженіе двадцати лѣтъ, и никогда не подумаетъ о томъ, чтобъ вымѣрить настоящую пропорцію муки и молока... немного больше или меньше, по ея мнѣнію, ничего не значитъ: вотъ похлебка и выходитъ по временамъ нехороша; если она дурна, то тутъ виновата мука, или молоко, или вода. Посмотрите на меня: и самъ пеку хлѣбъ, и между всѣми моими хлѣбами впродолженіе цѣлаго года нѣтъ никакой разницы; но еслибъ у меня въ домѣ была еще какая-нибудь женщина, кромѣ Злюшки, то я долженъ былъ бы только молить Бога при каждомъ печеніи о томъ, чтобъ Онъ далъ мнѣ терпѣніе, еслибъ хлѣбъ нехорошо поднялся. Что жь касается чистоты, то мой домъ чище всякаго другаго въ общинѣ, хотя половина домовъ набита женщинами. Мальчикъ Билля Бекера приходитъ помочь мнѣ какъ-нибудь утромъ, и мы безъ всякихъ хлопотъ въ часъ вычистимъ все, на что женщинѣ понадобится три часа, да все это время она будетъ посылать вамъ подъ ноги ведра съ водою и разставитъ по срединѣ пола на цѣлые полдня каминную рѣшетку и кочерги, такъ-что вы и ноги разобьете о нихъ. Не говорите мнѣ, что Богъ создалъ эти существа, чтобъ быть нашими спутницами въ жизни. Можетъ-быть, дѣйствительно, Онъ создалъ Еву длятого, чтобъ она была спутницей Адама въ раю: тамъ не приходилось портить кушанья, тамъ не было другой женщины, съ которою можно было бы кудахтать и дѣлать непріятности; да и то вы знаете, что за бѣду она сдѣлала при первомъ удобномъ случаѣ. Но это мнѣніе нечестивое, небиблейское, будто женщина есть благодать для мужчины въ настоящее время; послѣ этого вы можете сказать, что змѣи и осы, свиньи и дикіе звѣри также благодать, между-тѣмъ, какъ они зло, принадлежащее къ нашему испытанію, зло, котораго человѣкъ имѣетъ законное право избѣгать, сколько можетъ, въ этой жизни, въ надеждѣ освободиться отъ него навсегда въ будущей... въ надеждѣ освободиться отъ него навсегда въ будущей.

Бартль до того разгорячился и разгнѣвался во время этой тирады, что даже забылъ о своемъ ужинѣ и употреблялъ ножъ только длятого, чтобъ стучать рукой но столу. Но къ концу рѣчи удары сдѣлались столь рѣзки и часты, и голосъ столь гнѣвенъ, что Злюшка почувствовала себя обязанною выскочить изъ корзинки и неопредѣленно залаять.

-- Молчать, Злюшка! заворчалъ Бартль, обращаясь къ ней.-- Ты точно всѣ другія женщины: всегда сунешься съ своею рѣчью, не узнавъ прежде въ чемъ дѣло.

Злюшка снова возвратилась въ свою корзинку, униженная, а ея господинъ продолжалъ ужинать въ молчаніи, которое Адамъ не хотѣлъ прерывать: онъ зналъ, что старикъ будетъ въ лучшемъ расположеніи духа, когда поужинаетъ и закуритъ трубку. Адамъ очень-часто слышалъ, какъ онъ говорилъ такимъ образомъ, но все-таки не былъ знакомъ съ прошлой жизнью Бартля на столько, чтобъ знать, основывалась ли его точка зрѣнія на семейную жизнь на опытѣ. Касательно этого предмета Бартль былъ нѣмъ; даже было тайною, гдѣ онъ жилъ прежде послѣднихъ двадцати лѣтъ, впродолженіе которыхъ, къ счастію крестьянъ и ремесленниковъ окрестной страны, онъ поселился между ними, какъ ихъ единственный школьный учитель. Если рѣшались обратиться къ Бартлю съ нѣкотораго рода вопросомъ по этому предмету, то учитель всегда возражалъ: "О, я видѣлъ много мѣстъ... я долгое время былъ на югѣ"... и жители Ломшейра скорѣе готовы были спросить о какомъ-нибудь особенномъ городѣ или селеніи въ Африкѣ, нежели на "югѣ".

-- Ну, мой другъ, сказалъ наконецъ Бартль, наполнивъ себѣ вторую кружку эля и закуривъ трубку: -- ну, теперь мы поболтаемъ. Но скажите мнѣ прежде, не слышали ли вы особенныхъ новостей сегодня?

-- Нѣтъ, сказалъ Адамъ: -- нѣтъ, сколько мнѣ помнится.

-- А, это содержится въ тайнѣ, это содержится въ тайнѣ, кажется. Но я узналъ объ этомъ случайно; и новость можетъ касаться васъ, Адамъ; въ противномъ же случаѣ я подумаю, что не умѣю различить квадратный футъ отъ кубическаго.

Здѣсь Бартль нѣсколько разъ затянулся громко и быстро, серьёзно смотря въ это время на Адама. Нетерпѣливый болтливый человѣкъ не думаетъ, что можетъ поддержать огонь въ трубкѣ, куря спокойно и вѣрно; онъ всегда даетъ ей почти потухнуть и потомъ наказываетъ ее за такую небрежность. Наконецъ, онъ сказалъ:

-- Сачелла разбилъ параличъ. И узналъ объ этомъ отъ мальчика, посланнаго въ Треддльстонъ за докторомъ, сегодня утромъ раньше семи часовъ. Ему ужь далеко за шестьдесятъ, вы знаете; онъ ужь едва-ли перенесетъ это.

-- Ну, сказалъ Адамъ: -- я думаю, приходъ больше обрадуется, нежели опечалится о томъ, что онъ долженъ слечь. Онъ былъ человѣкъ самолюбивый, злостный, переносчикъ, при всемъ томъ, никому имъ не сдѣлалъ столько вреда, какъ самому старому сквайру. Впрочемъ, порицать за это нужно самого же сквайра: такого глупаго человѣка онъ сдѣлалъ управляющимъ по всѣмъ частямъ, и только длятого, чтобъ сберечь издержки и не имѣть порядочнаго управителя, который надзиралъ бы за имѣніемъ. И онъ потерялъ больше отъ дурнаго управленія лѣсами -- я въ томъ увѣренъ, нежели сколько могли бы стоить ему два управителя. Если Сачелль отправится, то надобно ожидать, что его мѣсто займетъ человѣкъ лучше его, но все-таки я не вижу, какимъ образомъ это обстоятельство можетъ касаться меня.

-- А я-такъ вижу это, а я-такъ вижу это, сказалъ Бартль: -- я кромѣ меня еще другіе. Капитанъ скоро будетъ совершеннолѣтнимъ -- это вамъ такъ же хорошо извѣстно, какъ и мнѣ, и надобно ожидать, что у него теперь будетъ больше голоса въ дѣлахъ. А я знаю, да и вы также знаете желаніе капитана касательно лѣсовъ, еслибъ только представился благопріятный случай къ перемѣнѣ. Онъ при всѣхъ говорилъ, что сдѣлалъ бы васъ управителемъ лѣсовъ завтра же, еслибъ только это было въ его власти. Вотъ и Карроль, буфетчикъ мистера Ирвайна, слышалъ какъ капитанъ говорилъ это пастору, нѣсколько дней назадъ. Карррль заглянулъ къ намъ, когда мы собрались и курили трубки въ субботу вечеромъ у Кассона, и разсказалъ объ этомъ; а если кто-нибудь скажетъ о васъ доброе слово, то пасторъ всегда поддакнетъ, за это я вамъ поручусь. Я могу вамъ сказать, что у Кассона было довольно говорено объ этомъ дѣлѣ, и нѣкоторые, правда, бросали и каменьями въ васъ. Вѣдь если ослы примутся пѣть, то, вы знаете, что выйдетъ за музыка.

-- А мистеръ Бёрджъ слышалъ, какъ вы говорили обо мнѣ? сказалъ Адамъ:-- или его не было тамъ въ субботу?

-- Нѣтъ, онъ ушелъ еще до прихода Карроля, а Кассонъ -- вы знаете, онъ всегда знаетъ все лучше другихъ -- настаивалъ на томъ, что управленіе лѣсомъ слѣдовало бы поручить Бёрджу. "Человѣкъ зажиточный" говорилъ онъ, "который около шестидесяти лѣтъ все возился съ строевымъ лѣсомъ: Адамъ Бидъ могъ бы точно такъ же дѣйствовать подъ его руководствомъ; да и трудно предположить, чтобы сквайръ назначилъ такого молодаго парня, какъ Адамъ, когда есть подъ-рукою люди и старше и лучше его". Но я сказалъ ему: Это прекрасное замѣчаніе съ вашей стороны, Кассонъ. Ну, Бёрджъ -- человѣкъ, который самъ долженъ покупать лѣсъ для себя; не-уже-ли вы отдадите лѣса въ его руки и позволите, чтобъ онъ торговалъ въ свою пользу? Вы, я думаю, не допустите, чтобъ ваши посѣтители сами записывали бы мѣломъ, что выпили -- не правда ли? что жь касается лѣтъ, это все-таки зависитъ отъ достоинства напитка. Вѣдь всѣмъ намъ очень-хорошо извѣстно, кто правою рукою Джонатана Бёрджа во всѣхъ дѣлахъ.

-- Благодарю васъ за доброе слово, мистеръ Масси, сказалъ Адамъ -- Но, при всемъ томъ, Кассонъ былъ отчасти правъ. Не оченьзто вѣроятно, чтобъ старый сквайръ согласился назначить меня: я оскорбилъ его, года два назадъ, и онъ не простилъ мнѣ этой обиды.

-- Что, какъ же это случилось? Вы никогда не говорили мнѣ объ этомъ, сказалъ Бартль.

-- О! это была сущая глупость. Я дѣлалъ рамку для ширмочки Лидіи -- вы знаете, она всегда занимается своею гарусною работою -- и она дала мнѣ подробныя приказанія касательно этой ширмочки, тутъ столько было разговоровъ и размѣриваній, словно нужно было домъ построить. Какъ бы то ни было, работа была очень миленькая, и я охотно занялся ею. Но, знаете, эти маленькія бездѣлки стоятъ очень-много времени. Я же работалъ за этою вещью только въ свободное время, часто поздно ночью, а между-тѣмъ долженъ былъ нерѣдко ходить въ Треддльстонъ, то за кусочкомъ мѣди, то за другими пустыми принадлежностями. Я выточилъ крошечныя шишечки и ножки и сдѣлалъ рѣзную работу по образцу такъ мило, какъ только могло быть. Я былъ необыкновенно доволенъ своею работою, когда она была готова. Когда я снесъ ее въ домъ, то миссъ Лидія приказала послать меня въ гостиную, чтобъ показать мнѣ, какъ вставить вышиванье... чрезвычайно-миленькую работу, Іаковъ и Рахиль цалуются, а кругомъ овцы, словно картина... и старый сквайръ сидѣлъ тутъ же въ комнатѣ; онъ все больше сидитъ съ нею. Ну, она была очень-довольна ширмочкой, и потомъ хотѣла знать, что стоитъ. Я не говорю какъ попало, вы знаете, во мнѣ нѣтъ этого; я разсчиталъ все очень-акуратно, хотя и безъ всякой записки, и сказалъ: одинъ фунтъ тринадцать шиллинговъ. Это значило заплатить за матеріалы и заплатить мнѣ, но вовсе не слишкомъ много за мою работу. Но старый сквайръ при этомъ взглянулъ на меня, поглядѣлъ, знаете, по-своему на ширмочку и сказалъ: "Одинъ фунтъ тринадцать за такую игрушку! Лидія, моя милая, если вы должны тратить деньги на такія вещи, зачѣмъ же вы не покупаете ихъ въ Россетерѣ, а платите двойную цѣну за такую топорную работу. Такія вещи вовсе не дѣло плотника, какъ Адамъ. Дайте ему гинею, но ужь никакъ не болѣе". Ну, миссъ Лидія, я думаю, повѣрила ему, да и сама она, нельзя сказать, чтобъ охотно разставалась съ деньгами... она въ сущности недурная женщина, но выросла у него подъ большимъ пальцемъ; такимъ-образомъ она стала рыться въ своемъ кошелькѣ и покраснѣла какъ лента. Но я поклонился и сказалъ: "Нѣтъ, благодарю васъ, сударыня; я подарю вамъ ширмочку, если угодно. Я назначилъ за работу правильную цѣну, и знаю, что работа сдѣлана хорошо. Прошу вашу милость извинить меня, но я знаю, что вы не получите такой ширмочки въ Россетерѣ менѣе, чѣмъ за двѣ гинеи. Я охотно отдаю вамъ мою работу, она исполнена въ мое собственное время, и до нея нѣтъ дѣла никому, кромѣ меня; но если вы хотите заплатить мнѣ, то я не могу взять меньше той цѣны, которую спросилъ, потому-что тогда, пожалуй, можно было бы сказать, будто я спросилъ больше, чѣмъ слѣдовало. Съ вашего позволенія, сударыня, желаю вамъ добраго утра". Я поклонился и вышелъ такъ, что она не успѣла ничего сказать: она стояла съ кошелькомъ въ рукѣ и имѣла почти глупый видъ. Я вовсе не думалъ выказать неуваженія и говорилъ, какъ только могъ, вѣжливо; но я не могу поддаться человѣку, который хочетъ доказать, что я стараюсь обмануть его. Вечеромъ лакей принесъ мнѣ одинъ фунтъ тринадцать, завернутые въ бумагу. Но съ-тѣхъ-поръ я видѣлъ очень-ясно, что старый сквайръ не можетъ терпѣть меня.

-- Это очень-вѣроятно, очень-вѣроятно, сказалъ Бартль въ раздумьи.-- Только однимъ способомъ можно было бы помирить его съ вами, это -- доказать ему, что въ этомъ заключается его собственный интересъ, а это можетъ сдѣлать на питанъ... да, онъ можетъ это сдѣлать.

-- Ну, не знаю, сказалъ Аданъ.-- Сквайръ довольно проницателенъ; но одной проницательности еще недостаточно длятого, чтобъ человѣкъ могъ видѣть, въ чемъ именно заключается его интересъ. Требуется еще совѣсть и вѣра въ хорошее и дурное, я вижу это очень-ясно. Вамъ едва-ли удастся когда-нибудь заставить стараго сквайра повѣрить, что онъ получитъ такой же барышъ прямымъ путемъ, какъ уловками и изворотами, да и кромѣ того, у меня нѣтъ ни малѣййшей охоты работать подъ его начальствомъ; я не хотѣлъ бы ссориться ни съ какимъ джентльменомъ; въ-особенности же съ старымъ джентльменомъ подъ восемьдесятъ лѣтъ, а а знаю, мы недолго жили бы въ согласіи другъ съ другомъ. Еслибъ капитанъ былъ хозяиномъ въ имѣніи -- о! тогда это было бы другое дѣло: у него есть и совѣсть и желаніе дѣлать добро, и я скорѣе былъ бы готовъ работать для него, чѣмъ для кого-нибудь другаго на свѣтѣ.

-- Хорошо, хорошо, мой другъ, если счастье стучится къ вамъ въ дверь, не высовывайте голову въ окно, и не говорите ему, чтобъ оно отправлялось по своимъ дѣламъ -- вотъ и все. Вы должны пріучаться къ равному и неравному въ жизни, точно такъ же, какъ и въ цифрахъ. Я скажу вамъ теперь, какъ говорилъ десять лѣтъ тому назадъ, когда вы отколотили молодого Майка Гольдсворта за то, что онъ хотѣлъ сбыть вамъ фальшивый шиллингъ, не узнавши впередъ, шутитъ ли онъ или поступаетъ серьёзно. Мы слишкомъ торопливы и спѣсивы и готовы оскалиться на всякаго, кто вамъ не по-сердцу. Если я немного вспыльчивъ и упрямъ, то это еще не бѣда -- я старый школьный учитель и никогда не пожелаю забраться на шестъ повыше. Но къ чему же истратилъ я столько времени и училъ васъ писать, чертить и мѣрить, если вы не подвинетесь впередъ въ свѣтѣ и не покажете людямъ, что есть же какое-нибудь преимущество, когда имѣешь на плечахъ голову, а не тыкву? Не уже-ли вы хотите задирать носъ при всякомъ удобномъ случаѣ, потому-что онъ слышитъ запахъ, котораго не замѣчаетъ никто, кромѣ васъ? Это такая же глуаая мысль, какъ та, которую вы сказали прежде, будто жена приноситъ съ собою уютъ въ домъ рабочаго человѣка. Вздоръ и пустяки!... вздоръ и пустяки! Пусть думаютъ такъ дураки, которые не съумѣли уйдти далѣе простого сложенія. Да и хорошо сложеніе-то! Дуракъ да еще дура, и въ продолженіе шести лѣтъ ихъ будетъ еще шесть дураковъ... всѣ они одной цѣны, большіе и малые, и сколько ихъ ни складывай, они не дѣлаютъ никакой разницы въ суммѣ.

Въ то время, какъ Бартль горячо увѣщевалъ Адама быть хладнокровнымъ и благоразумнымъ, трубка погасла; чтобъ увѣнчать рѣчь, Бартль неистово зажегъ спичку о заслонку, послѣ чего принялся тянуть дымъ съ свирѣпою рѣшимостью, снова устремивъ глаза на Адама, который старался не разсмѣяться.

-- Въ томъ, что вы говорите, много истины, мистеръ Масси, началъ Адамъ, когда почувствовалъ, что можетъ быть совершенно-серьезенъ, какъ и всегда.-- Но вы согласитесь въ томъ, что я не могу строить свое дѣло на случайностяхъ, которыя, можетъ-быть, никогда и не сбудутся. Я знаю, что я долженъ дѣлать: я долженъ работать такъ хорошо, какъ могу, инструментами и матеріалами, которыми располагаю. Если счастье улыбнется мнѣ, я подумаю о томъ, что вы мнѣ говорили; но, до-тѣхъ-поръ я только долженъ полагаться на собственныя руки и на собственную голову. Я обдумываю теперь небольшой планъ, хочу заняться съ Сетомъ производствомъ издѣлій изъ краснаго дерева и такимъ-образомъ получать фунтъ или два лишнихъ. Но теперь ужь поздно... я не доберусь домой раньше одиннадцати, а мать, пожалуй, еще не спитъ; она теперь безпокоится болѣе обыкновеннаго. И такъ, желаю вамъ спокойной ночи.

-- Погодите-ка, мы проводимъ васъ до воротъ, ночь сегодня отличная, сказалъ Бартль, взявъ палку. Злюшка тотчасъ же была на ногахъ и, не произнеся болѣе ни слова, всѣ трое пошли при сіяніи звѣздъ къ небольшимъ воротамъ, вдоль картофельныхъ грядъ Бартля.

-- Приходите въ пятницу вечеромъ нѣтъ, если можете, мой милый, сказалъ старикъ, затворивъ за Адамомъ калитку и прислонясь къ ней.

-- Приду, приду, сказалъ Адамъ, шагая къ полосѣ освѣщенной луною блѣдной дороги. Онъ былъ единственнымъ движущимся предметомъ на всемъ обширномъ пространствѣ. Только два сѣрые осла виднѣлись передъ дикими терновыми кустарниками, но они стояли смирно, какъ статуи, какъ сѣрая кровля глиняной избы, находившейся нѣсколько дальше. Бартль не сводилъ глазъ съ двигавшейся фигуры, пока она не скрылась во мракѣ, между-тѣмъ какъ Злюшка, принужденная въ эту минуту дѣлить свою привязанность, два раза уже сбѣгала домой и одарила своихъ щенятъ бѣглыми ласками.

"Да, да", бормоталъ школьный учитель, когда исчезь Адамъ: "вотъ выступаешь ты теперь мѣрно, да выступаешь; но ты не выступалъ бы такъ, еслибъ не была въ тебѣ частичка стараго хромаго Бартля. И самый крѣпкій теленокъ долженъ сосать что-нибудь. Многіе изъ этихъ высокихъ, неуклюжихъ малыхъ никогда а не узнали бы азбуки, еслибъ не Бартль Масси. Ну, хорошо, Злюшка, дурочка, ну что, что тамъ такое? Мнѣ надо идти домой, не правда -- ли? Конечно, у меня ужь нѣтъ больше собственной воли, А эти щенята, какъ ты думаешь, что я буду дѣлать съ нами, когда они станутъ вдвое выше тебя?... вѣдь я увѣренъ, что ихъ отецъ никто иной, какъ толстый бульдогъ Вилла Бекера -- не такъ ли -- а? лукавая шлюха".

Тутъ Злюшка подобрала хвостъ между ногъ и побѣжала впередъ домой. Вѣдь есть вещи, которыя хорошо-воспитанная женщина не хочетъ знать.

"Но къ чему говорить съ женщиной, имѣющей дѣтей? продолжалъ Бартль. У ней нѣтъ совѣсти ни на грошъ... ни на грошъ... совѣсть вся ушла въ молоко! "

КНИГА ТРЕТЬЯ.

XXII.
Сборы къ празднеству.

Наступило тридцатое іюля; то былъ одинъ изъ полудюжины теплыхъ дней, которые иногда выпадаютъ среди дождливаго англійскаго лѣта. Въ послѣдніе три или четыре дня дождя не было вовсе и для этого времени года погода стояла превосходная: пыли было меньше обыкновеннаго на темно-зеленыхъ изгородяхъ и на дикой ромашкѣ, усыпавшей дорогу по сторонамъ, а между-тѣмъ трава была довольно-суха, такъ-что дѣти безопасно могли кататься по ней; на небѣ не виднѣлось ни облачка, а была только обширная полоса свѣта, мягкою зыбью разстилавшаяся вверхъ до отдаленнаго горизонта. Погода превосходная для іюльскихъ увеселеній внѣ дома, но, конечно, не лучшее время года, когда стоило бы родиться. Природа, кажется, дѣлаетъ въ то время жаркую паузу -- всѣ прелестнѣйшіе цвѣты уже отцвѣли; сладостное время ранняго роста и неопредѣленныхъ надеждъ миновало, между-тѣмъ время жатвы и уборки хлѣба съ поля еще не наступало, и мы содрогаемся при мысли о возможныхъ буряхъ, которыя могутъ уничтожить драгоцѣнный плодъ въ моментъ его спѣлости. Лѣсъ весь имѣетъ одинъ темный, однообразный зеленый цвѣтъ; телеги, нагруженныя сѣномъ, уже не тянутся болѣе по дорогамъ, разсыпая благоухающія частички на вѣтви ежевики; пастбища тамъ и сямъ имѣютъ нѣсколько подгорѣлый видъ, а между-тѣмъ рожь еще не получила послѣдняго блеска, образуемаго краснымъ и золотистымъ отливомъ; ягнята и телята утратили всѣ признаки невинной, рѣзвой прелести и стали глупыми молодыми овцами и коровами. Но это время есть время отдыха на фермѣ, это пауза между жатвою сѣна и пшеницы, и фермеры и поселяне въ Геслопѣ и Брокстонѣ думали, что капитанъ хорошо дѣлаетъ, становясь совершеннолѣтнимъ именно въ то время, когда они, не развлекаясь, могутъ сосредоточить свои мысли на вкусѣ эля въ большой бочкѣ, который варили осенью послѣ рожденія наслѣдника и который должно было почать въ его двадцать-первый день рожденія. Воздухъ дышалъ весельемъ отъ звона церковныхъ колоколовъ весьма рано въ это утро, и всякій поторопился окончить нужную работу до полудня; около этого времени надобно было подумать о томъ, чтобъ приготовиться въ дорогу на лѣсную дачу.

Полуденное солнце проникало въ спальню Гетти, гдѣ не было занавѣски, чтобъ умѣрить жаръ солнечныхъ лучей, падавшихъ на голову дѣвушки, когда она смотрѣлась въ старое пестрое зеркало. Что жь, у ней только и было что это зеркало, въ которомъ она могла видѣть свою шею и руки, потому-что небольшое висячее зеркало, которое принесла она изъ смежной комнаты, изъ прежней комнаты Дины, не показывало ея лица ниже небольшаго подбородка и красивой части шеи, гдѣ округлость щекъ сливалась съ другою округлостью, оттѣняемою темными, прелестными кудрями. А сегодня она больше обыкновеннаго думала о своей шеѣ и рукахъ; потому-что при танцахъ вечеромъ она не надѣнетъ косынки, и наканунѣ она приводила въ порядокъ свое пестренькое розовое съ бѣлымъ платьеце, чтобъ спустить рукава длиннѣе или сдѣлать ихъ короче, какъ хотѣла. Она была одѣта теперь точно такъ, какъ должна будетъ одѣться вечеромъ, въ шемизеткѣ изъ настоящихъ кружевъ, которыя тетка одолжила ей на этотъ чрезвычайный случай, но безъ всякихъ другихъ украшеній; она сняла даже свои небольшія круглыя сережки, которыя носила ежедневно. Но, очевидно, надобно было сдѣлать что-то еще, прежде чѣмъ она надѣнетъ косынку и длинные рукава, которые ей нужно было носить днемъ, потому-что теперь она отперла ящикъ, содержавшій въ себѣ ея тайныя сокровища. Прошло болѣе мѣсяца съ-тѣхъ-поръ, когда мы видѣли, какъ она открывала этотъ ящикъ, и теперь онъ заключаетъ въ себѣ новыя сокровища, которыя на столько драгоцѣннѣе старыхъ, что послѣднія сдвинуты въ уголъ. Гетти теперь ужь не подумаетъ вдѣть въ уши большія цвѣтныя стеклянныя серьги, потому-что -- посмотрите! у ней прелестная пара золотыхъ серегъ съ жемчугомъ и гранатами, плотно-лежащихъ въ миленькой небольшой коробочкѣ, подбитой бѣлымъ атласомъ. О, съ какимъ наслажденіемъ вынимаетъ она эту маленькую коробочку и смотритъ на серьги! Не разсуждайте объ этомъ, мой философъ-читатель, и не говорите, что Гетти, будучи очень-красива, должна была знать, что это ничего не значило, были ли на ней какія украшенія или нѣтъ, и что, сверхъ того, смотря на серьги, которыя она не могла надѣть внѣ своей спальни, она едва-ли могла чувствовать удовлетвореніе, такъ-какъ тщеславіе въ сущности относится къ впечатлѣніямъ, производимымъ на другихъ. Вы никогда не вникнете въ натуру женщинъ, если вы раціональны въ такой чрезвычайной степени. Старайтесь скорѣе совлечь съ себя всѣ раціональные предразсудки, и старайтесь такъ, будто вы изучаете психологію канарейки; наблюдайте только за движеніями этого прелестнаго кругленькаго созданья, когда оно наклоняетъ голову на бокъ, безсознательно улыбаясь при видѣ серегъ, гнѣздящихся въ маленькой коробочкѣ. Ахъ! вы думаете, что улыбка дѣвушки относится къ лицу, которое дало ей эти серьги, и что ея мысли отлетѣли назадъ къ той минутѣ, когда онѣ были положены въ ея руки. Нѣтъ; иначе зачѣмъ же желала она получить серьги болѣе всего прочаго? а я знаю, что она страстно желала имѣть серьги изъ всѣхъ украшеній, которыя только могла себѣ представить.

-- Миленькіе, крошечные уши! сказалъ Артуръ, намѣреваясь ущипнуть ихъ однажды вечеромъ, когда Гетти сидѣла подлѣ него на травѣ безъ шляпки.

-- Какъ хотѣлось бы мнѣ имѣть красивыя сережки! сказала она въ одну минуту, почти прежде нежели знала, что говорила -- желаніе было такъ близко къ губамъ, что такъ и спорхнуло при слабѣйшемъ вздохѣ.

И на слѣдующій же день, только на прошлой недѣлѣ, Артуръ съѣздилъ верхомъ въ Россетеръ для того, чтобъ купить ихъ. Это желаніе, выраженное столь наивно, казалось ему прелестнѣйшею дѣтскою выходкою; онъ никогда до того не слышалъ ничего подобнаго; и онъ завернулъ коробку во множество обертокъ, чтобъ видѣть, какъ Гетти будетъ развертывать съ возрастающимъ любопытствомъ, пока наконецъ ея глаза обратятся на него съ новымъ восторгомъ.

Нѣтъ, она не думала больше всего о подарившемъ, когда улыбалась, смотря на серьги, потому-что теперь она вынимаетъ ихъ изъ коробки не длятого, чтобъ прижать къ губамъ, а чтобъ вдѣть въ уши... на одну только минуту, желая видѣть, какъ онѣ красивы, когда она глядитъ украдкою на нихъ въ зеркало на стѣнѣ, давая головѣ то одно положеніе, то другое, какъ птичка, прислушавающаяся къ чему-нибудь. Невозможно быть благоразумнымъ въ отношеніи къ серьгамъ, когда смотришь на нее; для чего же существуютъ такіе изящные жемчуга и кристаллы, если не для украшенія такихъ маленькихъ ушей? Нельзя даже порицать крошечную круглую дирочку, которую онѣ оставляютъ, когда вынутъ ихъ изъ ушей; можетъ-быть, водяныя нимфы и подобныя милыя бездушныя существа имѣютъ такія крошечныя круглыя дирочки въ ушахъ ужь отъ природы для того, чтобъ вдѣвать въ нихъ драгоцѣнные камни. И Гетти, должно быть, одна изъ нихъ: трудно предполагать, что она женщина, имѣющая передъ собою и судьбу женщины -- женщина, въ невѣдѣніи юности создающая легкую ткань безразсудства и тщетныя надежды, которыя въ будущемъ могутъ охватить и стѣснить ее непріязненнымъ отравленнымъ одѣяніемъ, которое вдругъ измѣнитъ ея воздушныя, обыкновенныя ощущенія, ощущенія бабочки, въ жизнь, исполненную глубокой человѣческой тоски.

Но она не можетъ оставить серьги въ ушахъ долго, иначе, пожалуй, заставитъ ждать дядю и тётку. Она поспѣшно кладетъ ихъ снова въ коробочку и запираетъ. Когда-нибудь ей можно будетъ носить серьги, какія она захочетъ, и ужь теперь она живетъ въ невидимомъ мірѣ блестящихъ нарядовъ, прозрачнаго газа, мягкаго атласа и бархата, какіе горничная на лѣсной дачѣ показывала ей въ гардеробѣ миссъ Лидіи; она уже чувствуетъ браслеты на рукахъ и ходитъ по мягкому ковру передъ высокимъ зеркаломъ. Но у ней въ ящикѣ есть одна вещь, которую она смѣетъ надѣть сегодня, потому-что можетъ привѣсить ее къ цѣпочкѣ изъ темно-коричневыхъ бусъ, которую всегда носила при необыкновенныхъ случаяхъ, съ крошечною плоскою сткляночкою для духовъ, скрытою на груди; и она должна надѣть свои коричневыя бусы; безъ нихъ ея шея покажется какъ-то неоконченной. Гетти не такъ любила медальйонъ, какъ серьги, хотя это былъ премиленькій большой медальйонъ съ эмалевыми цвѣточками на оборотѣ и красивымъ золотымъ ободочкомъ вокругъ стекла, за которымъ виднѣлся слегка-завитой локонъ свѣтлорусыхъ волосъ, служившій фономъ для двухъ небольшихъ темныхъ кудрей. Она должна спрятать медальйонъ подъ платьемъ и никто не увидитъ его. Но у Гетти есть еще другая страсть; она была только нѣсколько-слабѣе ея любви къ украшеніямъ, и эта другая страсть заставляла ее охотно носить медальйонъ даже скрытымъ на груди. Она носила бы его всегда, еслибъ смѣла встрѣтить вопросы тётки о лентѣ вокругъ шеи. Такимъ образомъ теперь она надѣла его на цѣпочку темно-коричневыхъ бусъ и замкнула цѣпочку, положивъ ее вокругъ шеи. Цѣпочка не была очень-длинна, такъ-что медальйонъ висѣлъ немного ниже края ея лица. И теперь ей оставалось только надѣть длинные рукава, новую бѣлую газовую косыночку и соломенную шляпку, украшенную сегодня бѣлыми лентами, а не розовыми, которыя ужь немного полиняли отъ лучей іюльскаго солнца. Эта шляпка была каплею горечи въ чашѣ Гетти сегодня, потому-что она не была совершенно-новою, всѣ увидятъ, что она полиняла нѣсколько противъ бѣлыхъ лентъ, и Гетти была увѣрена, что и у Мери Бёрджъ будетъ новая шляпка. Чтобъ утѣшить себя, она посмотрѣла на тонкіе бѣлые бумажные чулки: дѣйствительно, они были очень-милы, и она отдала за нихъ почти всѣ лишнія деньги. Мечты о будущемъ не могли сдѣлать Гетти нечувствительною къ торжеству въ настоящемъ времени: капитанъ Донниторнъ, она была въ томъ убѣждена, любилъ ее такъ, что никогда и ее подумаетъ смотрѣть на другихъ; но эти другіе не знаютъ, какъ онъ любитъ ее, и она ни за что не хотѣла показаться ему на глаза въ изношенномъ и дрянномъ нарядѣ хотя бы на короткое время.

Все семейство собралось въ общей комнатѣ, когда сошла внизъ Гетти; всѣ, конечно, были въ воскресныхъ платьяхъ. Колокола такъ гудѣли въ это утро въ честь двадцать-первой годовщины рожденія капитана и все дѣло было справлено такъ рано, что Марти и Томми находились въ нѣкоторомъ безпокойствѣ, пока мать не увѣрила ихъ, что идти въ церковь не составляло части сегодняшняго веселья. Мистеръ Пойзеръ полагалъ, что домъ надобно просто запереть и оставить безъ всякаго присмотра; "потому-что, говорилъ онъ, нечего опасаться, что вломится кто-нибудь: всѣ будутъ на лѣсной дачѣ, воры и всѣ. Если мы запремъ домъ, всѣ мужчины могутъ уйдти: вѣдь такого дня они не увидятъ два раза въ жизни". Но мистрисъ Пойзеръ отвѣчала чрезвычайно-рѣшительно:

-- Съ тѣхъ самыхъ поръ, какъ я стала хозяйкою, я никогда не оставляла домъ безъ всякаго присмотра, и никогда не сдѣлаю этого. Довольно таскалось тутъ около дома бродягъ подозрительнаго вида въ послѣднюю недѣлю, которые могутъ унесть всѣ наши окорока и ложки. Всѣ они имѣютъ сношенія другъ съ другомъ, эти бродяги... еще слава Богу, что не пришли они къ намъ, не отравили собакъ, не зарѣзали всѣхъ насъ въ постели врасплохъ, когда-нибудь въ пятницу, ночью, когда у насъ деньги въ домѣ, чтобъ заплатить работникамъ. И очень можетъ быть, что бродяги эти знаютъ такъ же хорошо, какъ и мы сами, куда мы идемъ. Будьте увѣрены, что если ужь чортъ захочетъ, чтобъ совершилось какъ-нибудь дѣло, то найдетъ и средства къ тому.

-- Что за вздоръ!.. зарѣжутъ насъ въ постели! сказалъ мистеръ Пойзеръ.-- Вѣдь въ нашей комнатѣ есть ружье -- не правда ли? а у тебя такіе уши, что ты услышишь, если мышь начнетъ грызть ветчину. Впрочемъ, если ты думаешь, что не будешь спокойна, то Аликъ можетъ оставаться дома до обѣда, а Тимъ можетъ возвратиться къ пяти часамъ и тогда Аликъ отправится въ свою очередь. Они могутъ спустить Гроулера, если кто захочетъ сдѣлать какой-нибудь вредъ; къ тому же и Аликова собака готова схватить зубами бродягу, стоитъ только Алику мигнуть ей.

Мистрисъ Пойзеръ приняла это предложеніе, но считала благоразумнымъ запереть въ домѣ все какъ можно крѣпче. Въ послѣднюю минуту, передъ отправленіемъ въ путь, Нанси, молочница, заперла въ общей комнатѣ ставни, хотя окно этой комнаты, находившееся подъ непосредственнымъ надзоромъ Алика и собакъ, по всѣмъ предположеніямъ, не могло быть выбрано для нападенія со взломомъ.

Крытая телега, безъ рессоръ, уже стояла на мѣстѣ, готовая везти все семейство, за исключеніемъ мужской прислуги: мистеръ Пойзеръ и дѣдъ сѣли на переди, а внутри было мѣсто для всѣхъ женщинъ и дѣтей; чѣмъ полнѣе была телега, тѣмъ лучше, потому-что тогда тряска не причиняла такой боли, а къ полной фигурѣ и толстымъ рукамъ Нанси можно было прислониться, какъ къ отличной подушкѣ. Но мистеръ Пойзеръ ѣхалъ не скорѣе, какъ шагомъ, чтобъ какъ можно менѣе подвергаться тряскѣ въ этотъ жаркій день; тутъ было и время обмѣниваться привѣтствіями и замѣчаніями съ пѣшеходами, отправлявшимися по той же дорогѣ, испещряя тропинки между зеленѣющими лугами и золотистыми нивами, крапинками движущихся яркихъ цвѣтовъ; тамъ и сямъ виднѣлся яркокрасный жилетъ, согласовавшійся съ макомъ, который очень-густо росъ между созрѣвшей пшеницею и безпрестанно кивалъ своею макушкою, или темносиній шейный платокъ, концы котораго развѣвались поперегъ совершенно-новой бѣлой блузы. Весь Брокстонъ и весь Геслопъ должны были собраться на лѣсной дачѣ и веселиться тамъ въ честь наслѣдника; по внушенію мистера Ирвайна, было сдѣлано даже распоряженіе, чтобъ привезти изъ Брокстона и Геслопа, въ одной изъ телегъ сквайра всѣхъ стариковъ и старухъ, ни разу небывавшихъ такъ далеко по эту сторону горы въ послѣднія двадцать лѣтъ. Церковные колокола загудѣли теперь снова и въ послѣдній уже разъ, такъ-какъ звонари должны были спуститься внизъ, чтобъ также принять участіе въ пиршествѣ; и прежде чѣмъ замолкли колокола, раздались звуки приближавшейся другой музыки, такъ-что даже старая бурка, степенная лошадь, которая везла телегу мистера Пойзера, навострила уши. То былъ оркестръ "Клуба взаимнаго вспоможенія", въ своемъ полномъ блескѣ, то есть, въ ярко-голубыхъ шарфахъ съ синими лентами и со знаменемъ, гдѣ изображена была каменоломня, окруженная девизомъ: "Да продлится братская любовь!"

Телеги, разумѣется, не должны были въѣзжать во дворъ дачи. Всѣмъ слѣдовало сходить у воротъ и отсылать повозки назадъ.

-- Ну, дача и теперь ужь словно ярмарка, сказала мистрисъ Пойзеръ, когда вышла изъ телеги и увидѣла группы, разсѣянныя подъ большими дубами, и мальчишекъ, бѣгавшихъ подъ лучами палящаго солнца и неспускавшихъ глазъ съ высокихъ шестовъ, увѣнчанныхъ развѣвавшеюся въ воздухѣ одеждою, которая должна была сдѣлаться призомъ успѣшныхъ лазуновъ.-- Не думала я, чтобъ въ двухъ приходахъ было столько народа. Съ нами крестная сила! что за жара не въ тѣни! Поди сюда, Тотти, а то твое личико загоритъ отъ жара какъ уголь! Вѣдь на открытомъ мѣстѣ можно сварить обѣдъ и сберечь дрова. Я пойду въ комнату мистрисъ Бестъ прохладиться.

-- Погоди-ка, погоди немножко, сказалъ мистеръ Пойзеръ.-- Вонъ ѣдетъ телега съ стариками. Вѣдь этого не удастся увидѣть еще разъ, какъ они слѣзутъ да пойдутъ всѣ вмѣстѣ. Вѣдь ты, батюшка, чай, помнишь нѣкоторыхъ изъ нихъ молодыми?

-- Еще бы, еще бы, сказалъ молодой Мартинъ, медленно расхаживая подъ портикомъ привратницкой ложи, откуда могъ видѣть, какъ слѣзало съ телеги общество стариковъ.-- Я помню, какъ Яковъ Тэфтъ пятьдесятъ миль преслѣдовалъ шотландскихъ бунтовщиковъ, когда они отступили отъ Стонитона.

Онъ чувствовалъ себя совершенно-молодымъ человѣкомъ, съ долголѣтнею жизнью впереди, видя, какъ геслопскій патріархъ, старый дѣдушка Тафтъ, въ коричневомъ колпакѣ, слѣзалъ съ телеги и шелъ къ нему, опираясь на двѣ палки.

-- А, мистеръ Тэфтъ! крикнулъ старый Мартинъ, собравъ всѣ силы своего голоса. Онъ зналъ,-- что старикъ былъ совершенно-глухъ, но не могъ погрѣшить противъ приличія, требовавшаго привѣтствія.-- Вы, просто, молодецъ-молодцомъ. Вы можете веселиться сегодня, несмотря на ваши девяносто лѣтъ съ хвостикомъ.

-- Вашъ покорнѣйшій слуга, господа, вашъ покорнѣйшій слуга, сказалъ дѣдушка Тэфтъ дискантомъ, замѣтивъ, что былъ не одинъ.

Группа стариковъ прошла, подъ присмотромъ сыновей и дочерей, такъ же старыхъ и сѣдыхъ, по послѣднему повороту дороги, доступному для повозокъ, къ дому, гдѣ былъ приготовленъ для нихъ особенный столъ. Семейство же Пойзеръ благоразумно пустилось по травѣ подъ тѣнью большихъ деревьевъ, не упуская, однакожь, изъ виду передней части дома съ покатымъ лужкомъ и клумбами цвѣтовъ, или красивой полосатой палатки на краю лужка, образовывавшей прямые углы съ двумя обширнѣйшими палатками, стоявшими по обѣимъ сторонамъ открытаго, зеленѣющаго пространства, назначеннаго для игръ. Домъ былъ бы ничто иное, какъ обыкновеннымъ квадратнымъ жилищемъ временъ королевы Анны, еслибъ не развалины стараго аббатства, къ которымъ онъ примыкалъ съ одной стороны почти такимъ же образомъ, какъ вамъ иногда удается видѣть новый фермерскій домъ, выдвигающійся чинно и высоко рядомъ съ болѣе старыми и низкими фермерскими службами. Красивыя старыя развалины стояли нѣсколько въ глубинѣ, подъ тѣнью высокихъ дубовъ, но солнце ударяло теперь на болѣе высокую и выдававшуюся впередъ часть дома; всѣ шторы были спущены и весь домъ, казалось, спалъ въ это жаркое полуденное время.

Гетти съ грустью смотрѣла на домъ: Артуръ, конечно, находился гдѣ-нибудь въ надворныхъ комнатахъ, съ большимъ обществомъ, и не могъ знать, что она уже была тутъ, и ей не удастся увидѣть его долго, долго... не раньше какъ послѣ обѣда, когда, говорили, онъ выйдетъ изъ дома, чтобъ сказать рѣчь. Но Гетти ошибалась въ своихъ предположеніяхъ. Не было вовсе большаго общества, кромѣ семейства Ирвайнъ, за которымъ рано утромъ послали карету, и въ эту минуту Артуръ не былъ въ надворной комнатѣ, а ходилъ съ пасторомъ по широкимъ каменнымъ корридорамъ стараго аббатства, гдѣ разставлены были длинные столы для всѣхъ фермеровъ и фермерской прислуги. Онъ имѣлъ сегодня видъ очень-красиваго молодаго британца, въ веселомъ расположеніи духа, въ ярко-голубомъ сюртучкѣ, по самой послѣдней модѣ; его рука ужь не покоилась болѣе на перевязи. Къ тому же, онъ имѣлъ открытую и искреннюю наружность; но искренніе люди имѣютъ свои тайны, а тайны не оставляютъ признаковъ на молодыхъ лицахъ.

-- Клянусь честью! сказалъ онъ, когда они вошли въ прохладныя галереи: -- кажется, поселянамъ-то лучше всѣхъ: въ этихъ корридорахъ можно обѣдать съ наслажденіемъ въ жаркій день. Вашъ совѣтъ превосходенъ, Ирвайнъ, касательно обѣда... чтобъ обѣдъ былъ какъ можно порядочнѣе и спокойнѣе, и только для фермеровъ; въ особенности же потому, что я, говоря откровенно, получилъ только ограниченную сумму. Хотя дѣдушка и говорилъ мнѣ о carte blanche, однакожъ не могъ одолѣть себя и довѣриться мнѣ, когда дошло дѣло до денегъ.

-- Это ничего не значитъ, вы еще больше доставите удовольствія такимъ спокойнымъ образомъ, сказалъ мистеръ Ирвайнъ.-- При подобныхъ случаяхъ люди постоянно смѣшиваютъ щедрость съ кутежемъ и безпорядкомъ. Конечно, это звучитъ очень-важно, если говорятъ, что вотъ было изжарено столько-то цѣльныхъ барановъ и быковъ, и ѣли всѣ, кто только захотѣлъ придти; но на дѣлѣ-то, обыкновенно случается такъ, что всѣ обѣдали безъ удовольствія. Если люди получатъ хорошій обѣдъ и умѣренное количество элю среди дня, то они будутъ въ-состояніи веселиться за игрою, когда наступитъ вечерняя прохлада. Конечно, вы не можете помѣшать тому, чтобъ нѣкоторые не напились къ вечеру: но пьянство и мракъ лучше идутъ другъ къ другу, нежели пьянство и дневной свѣтъ.

-- Ну, надѣюсь, такихъ найдется немного. Я не звалъ никого изъ Треддльстона, устроивъ для нихъ пирушку въ городѣ. Потомъ у меня Кассонъ и Адамъ Бидъ и еще нѣсколько порядочныхъ людей будутъ смотрѣть за раздачею эля въ шалашахъ и позаботятся о томъ, чтобъ разгулъ не зашелъ ужь слишкомъ-далеко. Теперь пойдемте наверхъ посмотрѣть обѣденные столы для большихъ фермеровъ.

Они поднялись по каменной лѣстницѣ, которая вела просто въ длинную галерею надъ нижними корридорами, въ галерею, куда были изгнаны во времена послѣднихъ трехъ поколѣній всѣ запыленныя, негодныя старыя картины, заплесневѣлые портреты королевы Елисаветы и ея фрейлинъ, генерала Монка съ выбитымъ глазомъ, Даніила ужь въ слишкомъ-глубокомъ мракѣ между львами и Юлія Цезаря верхомъ съ орлинымъ носомъ и лавровымъ вѣнкомъ, держащаго въ рукѣ комментаріи.

-- Отлично, право, что спасли эту часть стараго аббатства, сказалъ Артуръ.-- Если я когда-нибудь сдѣлаюсь здѣсь хозяиномъ, то возобновлю эту галерею въ лучшемъ вкусѣ; у насъ въ цѣломъ домѣ нѣтъ ни одной комнаты, которая была бы хоть въ третью долю такъ велика, какъ эта... Вотъ этотъ второй столъ для женъ и дѣтей фермеровъ: мистрисъ Бестъ говоритъ, что для матерей и дѣтей будетъ спокойнѣе отдѣльно. Я намѣревался посадить дѣтей ко мнѣ и составить съ ними настоящую семейную группу. Я сдѣлаюсь "старымъ сквайромъ" для этихъ мальчишекъ и дѣвчонокъ современемъ и они будутъ разсказывать своимъ дѣтямъ, на сколько я былъ красивѣе своего собственнаго сына, когда былъ молодымъ человѣкомъ. Вонъ дальше еще столъ для женщинъ и дѣтей. Но вы увидите всѣхъ... надѣюсь, вы подниметесь вмѣстѣ со мною послѣ обѣда?

-- Да, непремѣнно, сказалъ мистеръ Ирвайнъ.-- Я, во что бы ни стало, хочу слышать вашу дѣвственную рѣчь къ арендаторамъ.

-- И это еще не все, вамъ пріятно будетъ услышать еще кое-что другое, сказалъ Артуръ.-- Пойдемте въ библіотеку, тамъ я вамъ разскажу все по порядку, пока дѣдушка въ гостиной съ дамами. Это кое-что удивитъ васъ, продолжалъ онъ, когда они сѣли.-- Дѣдушка, наконецъ, перемѣнилъ свое мнѣніе.

-- Какъ, на счетъ Адама?

-- Да; мнѣ нужно было бы съѣздить къ вамъ, чтобъ разсказать объ этомъ, но я былъ такъ занятъ. Я, помните, говорилъ вамъ, что ужь отказался разсуждать съ нимъ объ этомъ дѣлѣ; я думалъ, что это будетъ напрасно. Но вчера утромъ онъ велѣлъ сказать мнѣ, чтобъ я зашелъ къ нему сюда, прежде чѣмъ выйду изъ дому, и рѣшительно поразилъ меня, сказавъ, что ужь совершенно обдумалъ всѣ новыя распоряженія, которыя долженъ сдѣлать по случаю болѣзни Сачелля, заставляющей послѣдняго оставить дѣла, и что онъ намѣренъ назначить Адама къ управленію лѣсами, дать ему жалованье одну гинею въ недѣлю и предоставить въ его распоряженіе пони, которая будетъ содержаться здѣсь. Я полагаю, это можно объяснить тѣмъ, что онъ ужь сначала видѣлъ всю выгодную сторону плана, но имѣлъ какое-то особенное нерасположеніе къ Адаму, которое нужно было преодолѣть; кромѣ того, фактъ, что я предлагаю что-нибудь, служитъ для него обыкновенно причиною, чтобъ не согласиться на это предложеніе. Въ дѣдушкѣ вы встрѣтите любопытнѣйшія противорѣчія; такъ я знаю, что онъ хочетъ оставить мнѣ всѣ деньги, имъ сбереженныя, и что онъ, весьма вѣроятно, посадитъ бѣдную тётушку Лидію, которая была его рабою всю жизнь, только на пятьсотъ фунтовъ ежегоднаго дохода, ради того, чтобъ оставить мнѣ болѣе; а, между-тѣмъ, мнѣ кажется иногда, что онъ положительно ненавидитъ меня именно за то, что я его наслѣдникъ. Я думаю, еслибъ я сломалъ себѣ шею, то онъ счелъ бы это величайшимъ несчастіемъ, какое только могло бы постигнуть его, а между-тѣмъ, ему, кажется, доставляетъ удовольствіе наполнять мою жизнь однѣми мелочными непріятностями.

-- А, мой другъ, не только любовь женщины есть ἀπέρωτος ἔροδ (жесткая любовь), какъ говорилъ старикъ Эсхиллъ; на бѣломъ свѣтѣ существуетъ изобиліе "нелюбящей любви" въ мірѣ мужскаго рода. Но разскажите же мнѣ объ Адамѣ. Принялъ онъ должность? Я не думаю, чтобъ она была гораздо-выгоднѣе его настоящихъ занятій, хотя, конечно, онъ при ней будетъ имѣть довольно-много свободнаго времени, которымъ можетъ располагать, какъ хочетъ.

-- Да, и я сомнѣвался въ томъ, что онъ приметъ, когда говорилъ ему, и самъ онъ сначала, казалось, колебался. Онъ возразилъ, что, по его мнѣнію, не будетъ въ состояніи удовлетворить дѣдушкѣ. Но я просилъ его, чтобъ онъ, изъ личнаго расположенія ко мнѣ, устранилъ причину, которая могла бы препятствовать ему принять это мѣсто, если ему дѣйствительно нравится занятіе и если ему не приходится оставить что-нибудь болѣе-выгодное для него. И онъ увѣрялъ меня, что ему нравится это мѣсто чрезвычайно: оно будетъ для него большимъ, шагомъ впередъ въ дѣлахъ и дастъ ему возможность привесть въ исполненіе то, что онъ давно уже хотѣлъ сдѣлать, перестать работать у Бёрджа. Онъ говоритъ, что у него хватитъ довольно времени для того, чтобъ надзирать за своимъ собственнымъ небольшимъ дѣломъ, которымъ будетъ заниматься съ Сетомъ и которое, можетъ-быть, даже будетъ въ состояніи увеличивать мало-по-малу. Такимъ образомъ онъ, наконецъ, согласился, и я устроилъ, чтобъ онъ обѣдалъ съ большими арендаторами сегодня. Я хочу объявить имъ о назначеніи и попрошу ихъ выпить за здоровье Адама. Это небольшая драма, которую я сочинилъ въ честь моего друга Адама. Онъ прекрасный малый, и я радъ случаю, который позволяетъ мнѣ показать людямъ, что я думаю такъ.

-- Драма, которая заставляетъ друга Артура гордиться тѣмъ, что онъ играетъ въ ней прекрасную роль, сказалъ мистеръ Ирвайнъ, улыбаясь; увидѣвъ, однакожь, что Артуръ покраснѣлъ, продолжалъ мягче:-- вы знаете, моя роль всегда роль стараго хрыча, который не видитъ ничего удивительнаго въ молодыхъ людяхъ. Я не люблю признаваться, что горжусь своимъ воспитанникомъ, когда онъ дѣлаетъ милыя вещи; но на этотъ разъ я рѣшился играть роль добраго старичка и поддержу вашъ тостъ въ честь Адама. А что, вашъ дѣдушка поддался и на другое дѣло и согласился взять себѣ въ управляющіе почтеннаго человѣка?

-- О, нѣтъ! сказалъ Артуръ, вскочилъ со стула съ нетерпѣливымъ видомъ и, заложивъ руки въ карманъ, принялся ходить по комнатѣ.-- У него какіе-то особенные планы касательно отдачи въ наемъ лѣсной фермы, и онъ хочетъ выторговать извѣстный запасъ молока и масла для дома. Но объ этомъ я не спрашиваю его, потому-что это бѣситъ меня ужь черезчуръ. Кажется, онъ все хочетъ дѣлать самъ и не желаетъ видѣть никого въ образѣ управляющаго. Я, однакожь, право, удивляюсь, какая у него энергія.

-- Ну, теперь отправимся къ дамамъ, сказалъ мистеръ Ирвайнъ, также вставая.-- Я хочу разсказать матушкѣ, какой великолѣпный тронъ приготовили вы для нея въ палаткѣ.

-- Да, и кстати намъ нужно также идти завтракать, сказалъ Артуръ.-- Теперь, я думаю, два часа. Начинаютъ бить въ мѣдную доску: это зовутъ арендаторовъ.

XXIII.
За столомъ.

Когда Адамъ узналъ, что долженъ обѣдать наверху съ большими фермерами, онъ сталъ нѣсколько безпокоиться при мысли, что такимъ образомъ возвышенъ надъ своею матерью и Сетомъ, которые должны были обѣдать въ нижнихъ корридорахъ. Но мистеръ Мильзъ, буфетчикъ, увѣрялъ его, что капитанъ Донниторнъ отдалъ особенныя приказанія объ этомъ и очень разсердится, если Адамъ не будетъ тамъ.

Адамъ кивнулъ головою и подошелъ къ Сету, стоявшему въ нѣсколькихъ шагахъ отъ него.

-- Братъ Сетъ, сказалъ онъ:-- капитанъ прислалъ сказать, чтобъ я обѣдалъ наверху; онъ непремѣнно желаетъ этого, говоритъ мистеръ Мильзъ; такимъ-образомъ, это значило бы вести себя дурно, еслибъ я не пошелъ туда. Но мнѣ не нравится, что я долженъ сидѣть надъ тобою и матерью, какъ-будто я лучше своей собственной плоти и крови. Тебѣ, я надѣюсь, не будетъ непріятно это?

-- Нѣтъ, нѣтъ, братъ, сказалъ Сетъ: -- твой почетъ есть и нашъ почетъ; и если ты получаешь уваженіе, то достигъ его собственными достоинствами. Чѣмъ выше я вижу тебя надо мною, тѣмъ лучше, пусть только останутся при тебѣ братскія чувства. Это происходитъ оттого, что ты назначенъ къ лѣсамъ, и это только справедливо. Такое мѣсто есть мѣсто довѣрія, и теперь ты сталъ выше обыкновеннаго работника.

-- Конечно, сказалъ Адамъ:-- никто, однакожъ, не знаетъ еще объ этомъ ни слова. Я ничего не говорилъ мистеру Бёрджу о томъ, что оставляю его, и не хочу говорить объ этомъ никому, пока онъ не узнаетъ, потому-что ему будетъ это очень-непріятно, безъ-сомнѣнія. Всѣ удивятся, увидѣвъ меня тамъ, и, очень-вѣроятно, начнутъ дѣлать различныя догадки о причинѣ и дѣлать вопросы, потому-что въ послѣднія три недѣли было столько разговоровъ насчетъ назначенія меня къ этой должности.

-- Ну, ты можешь сказать, что тебѣ приказали придти, не объяснивъ причины. И это правда. А матушка будетъ рада изъ восторгѣ. Пойдемъ и разскажемъ ей.

Адамъ не былъ единственнымъ гостемъ, приглашеннымъ наверхъ по другимъ причинамъ, а не потому только, что онъ способствовалъ увеличенію доходовъ. Въ двухъ приходахъ были другіе люди, значеніе которыхъ происходило скорѣе отъ должности, нежели отъ кармана; къ числу такихъ принадлежалъ и Бартль Масси. Въ этотъ жаркій день онъ шелъ, прихрамывая, медленнѣе обыкновеннаго. Такимъ-образомъ Адамъ оставался позади, когда колоколъ звонилъ къ обѣду, чтобъ взойти наверхъ вмѣстѣ со своимъ старымъ другомъ. У него не хватало духу присоединиться къ семейству Пойзеръ при публичномъ случаѣ. Безъ всякаго сомнѣнія, случай быть подлѣ Гетти представится еще въ-теченіе дня, и Адамъ утѣшалъ себя этимъ, не желая подвергаться тому, чтобъ его дразнили Гетти: высокій, краснорѣчивый, безбоязненный мужчина былъ весьма-робокъ и недовѣрчивъ въ своемъ ухаживаніи.

-- Ну, мистеръ Масси, сказалъ Адамъ, когда подошелъ Бартль:-- сегодня я обѣдаю съ вами наверху; капитанъ приказалъ.

-- А! сказалъ Бартль, останавляваясь и держа одну руку назади.-- Значитъ, тутъ есть что-то особенное, что-то особенное. Не слыхали ли вы, что хочетъ дѣлать старый сквайръ?

-- Слышалъ, сказалъ Адамъ.-- Я скажу вамъ, что знаю, такъ-какъ я увѣренъ, что вы попридержите вашъ языкъ, если захотите; надѣюсь, вы не пророните ни словечка, пока это не станетъ извѣстно всѣмъ, потому-что я имѣю особенныя причины не разглашать этого.

-- Довѣрьтесь мнѣ, мой другъ, довѣрьтесь. У меня нѣтъ жены, которая стала бы выпытывать у меня что-нибудь, потомъ побѣжала бы отъ меня и давай кудахтать объ этомъ на весь міръ. Если вы хотите довѣриться кому-нибудь, то довѣрьтесь только холостяку, непремѣнно холостяку.

-- И такъ, вчера, наконецъ, рѣшили, что я буду имѣть надзоръ за лѣсами. Капитанъ послалъ за мною, чтобъ предложить мнѣ это, когда я ставилъ здѣсь шесты и другія вещи, и я согласился. Но если кто-нибудь наверху станетъ спрашивать объ этомъ, то не замѣчайте вопросовъ и постарайтесь заговорить о чемъ-нибудь другомъ. Вы очень обяжете этимъ меня. Ну, теперь пойдемте, мы, кажется, остались почти послѣдними.

-- Не бойтесь, я знаю, что дѣлать, сказалъ Бартль, тронувшись съ мѣста.-- Эти новости будутъ хорошею приправою для моего обѣда. Да, да, мой другъ, вы пойдете впередъ. Я могу поручиться, что ни у кого въ графствѣ не найдется такого, какъ у васъ, вѣрнаго глаза для измѣреній и такой способной къ вычисленіямъ головы; да и васъ хорошо учили... хорошо учили.

Когда они взошли наверхъ, то вопросъ, который Артуръ оставилъ нерѣшеннымъ, вопросъ о томъ, кому быть президентомъ и кому вице-президентомъ, все еще служилъ предметомъ жаркихъ преній, такъ-что появленіе Адама прошло незамѣченнымъ.

-- Само-собою-разумѣется, говорилъ мистеръ Кассонъ: -- что старый мистеръ Пойзеръ, какъ старше всѣхъ здѣсь въ комнатѣ, долженъ сидѣть за столомъ на первомъ мѣстѣ. Не даромъ же я былъ буфетчикомъ пятнадцать лѣтъ, ужь какъ же мнѣ не знать всего, что касается обѣдовъ.

-- Нѣтъ, нѣтъ, говорилъ старый Мартинъ: -- я предоставляю это моему сыну; я ужь теперь не арендаторъ: пусть мой сынъ займетъ мое мѣсто. И старые люди имѣли свою очередь: теперь они должны уступить молодымъ.

-- А я такъ думаю, самый значительный фермеръ имѣетъ и правъ больше самыхъ старыхъ, сказалъ Лука Бриттонъ, нелюбившій критика мистера Пойзера.-- Вотъ мистеръ Гольдсвортъ имѣетъ земли больше всѣхъ другихъ въ имѣніи.

-- Ну, сказалъ мистеръ Пойзеръ: -- скажемъ лучше, пусть тотъ займетъ первое мѣсто, у кого самая безпорядочная земля; тогда кто удостоится этой чести, не будетъ имѣть завистниковъ.

-- А, вотъ мистеръ Масси! сказалъ мистеръ Крегъ, который, оставаясь нейтральнымъ въ спорѣ, желалъ только примиренія.-- Учитель въ-состояніи сказать вамъ, на чьей сторонѣ право. Кому занять первое мѣсто за столомъ, мистеръ Масси?

-- Конечно, самому толстому; тогда онъ не будетъ отымать мѣста у другихъ; а другой толстякъ долженъ сидѣть на концѣ стола.

Этотъ счастливый способъ окончанія спора произвелъ сильный смѣхъ; для этого, впрочемъ, было бы достаточно и меньшей шутки. Мистеръ Кассонъ, однакожь, считалъ несовмѣстнымъ съ своимъ достоинствомъ и высшими знаніями присоединиться къ смѣявшимся, пока не оказалось, что указали на него, какъ на втораго толстяка. Мартинъ Пойзеръ младшій, какъ толще всѣхъ, былъ избранъ президентомъ, а мистеръ Кассонъ, какъ второй толстякъ, вице-президентомъ. Благодаря этому назначенію, Адамъ, стоявшій въ это время на концѣ стола, былъ, конечно, немедленно замѣченъ мистеромъ Кассономъ, который, будучи до этихъ поръ слишкомъ занятъ упомянутымъ вопросомъ, не замѣтилъ появленія молодаго плотника. Мы знаемъ, что мистеръ Кассонъ считалъ Адама нѣсколько-надутымъ и важнымъ, по его мнѣнію, господа ужь слишкомъ много хлопотали о молодомъ плотникѣ; они вовсе не хлопотали о мистерѣ Кассонѣ, несмотря на то, что онъ былъ отличнымъ буфетчикомъ впродолженіе пятнадцати лѣтъ.

-- А, мистеръ Бидъ! вы принадлежите къ числу тѣхъ, которые шибко идутъ впередъ, сказалъ онъ, когда сѣлъ Адамъ.-- Мнѣ помнится, вы прежде не обѣдали здѣсь.

-- Нѣтъ, мистеръ Кассонъ, сказалъ Адамъ своимъ звучнымъ голосомъ, который могли слышать всѣ, сидѣвшіе за столомъ: -- я ни разу не обѣдалъ здѣсь прежде; но нахожусь здѣсь по желанію капитана Донниторна и надѣюсь, что это никому не будетъ непріятно.

-- Нѣтъ, конечно, нѣтъ, раздалось нѣсколько голосовъ:-- мы очень-рады, что вы здѣсь. Кто же можетъ быть недоволенъ этимъ?

-- А вы споете намъ послѣ обѣда: "За горами -- за долами".-- Не правда ли? сказалъ мистеръ Чоунъ.-- Я чрезвычайно люблю эту пѣсню.

-- Что вы говорите! сказалъ мистеръ Крегъ.-- Можно ли сравнить ее съ какою-нибудь шотландскою пѣснью? Я самъ никогда, разумѣется, не пою: есть у меня дѣло и получше этого. Человѣкъ, у котораго въ головѣ имена и природа растеній, разумѣется, не можетъ имѣть пустаго мѣста, чтобъ помнить пѣсни. Но одинъ мой троюродный братъ, погонщикъ, имѣлъ рѣдкую память на шотландскія пѣсни. Правда, ему было не о чемъ больше и думать.

-- Шотландскія пѣсни! сказалъ Бартль, презрительно.-- Я такъ наслышался этихъ шотландскихъ пѣсенъ, что мнѣ достаточно на всю жизнь. Онѣ только и годятся на то, чтобъ пугать птицъ... то-есть, англійскихъ птицъ, потому-что шотландскія птицы, можетъ-быть, поютъ по-шотландски, я этого не знаю. Дайте мальчишкамъ волынку вмѣсто погремушекъ, и я отвѣчаю вамъ за то, что зерно будетъ цѣло.

-- Да, есть люди, которые находятъ удовольствіе въ томъ, чтобъ ругать то, чего они вовсе не знаютъ, сказалъ мистеръ Крегъ.

-- Шотландскія пѣсни все-равно, что сварливая баба, продолжалъ Бартль, не обращая ни малѣйшаго вниманія на замѣчаніе мистера Крега:-- въ нихъ безпрестанно повторяется все одно и то же, и ни одна изъ нихъ не имѣетъ совѣсти остановиться. Всѣмъ, кто слышалъ шотланскія пѣсни, кажется, словно онѣ спрашиваютъ о чемъ-то человѣка, который глухъ какъ старый Тэфтъ, и никогда не могутъ добиться какого-нибудь отвѣта.

Адаму не было особенно непріятно, что онъ сидѣлъ рядомъ съ Кассономъ: съ этого мѣста онъ могъ видѣть Гетти, сидѣвшую недалеко отъ него за другомъ столомъ. Гетти, впрочемъ, даже и не замѣтила до этихъ поръ его присутствія, потому-что все время сердилась на Тотти, которая безпрестанно втаскивала ноги на скамейку, по древнему обычаю, и тѣмъ угрожала надѣлать пыльные слѣды на геттиномъ розовомъ съ бѣлымъ платьѣ. Только-что успѣвала Гетти сдернуть долой крошечныя толстенькія ножонки, какъ онѣ ужь снова были на скамейкѣ, потому-что глазёнки Тотти, выпученные на большія блюда, были слишкомъ заняты отъискиваніемъ плумпуддинга, и малютка вовсе не сознавала, что происходило съ ея ножонками. Гетти вышла совершенно изъ терпѣнье и, наконецъ, надувшись и насупивъ брови, почти со слезами на глазахъ сказала:

-- Милая тётушка, крикните, пожалуйста, на Тотти: она все поднимаетъ ноги и мнетъ мнѣ платье.

-- Ну, что еще такое сдѣлалъ ребенокъ? Она никогда не можетъ угодить на тебя, сказала мать.-- Пусти ее ко мнѣ: мнѣ ужь она не надоѣстъ.

Адамъ смотрѣлъ на Гетти и видѣлъ, какъ она надулась и насупила брови, какъ черные глаза, казалось, становились больше отъ подступавшихъ, причиненныхъ капризомъ слезъ. Кроткая Мери Бёрджъ, сидѣвшая довольно-близко и видѣвшая, что Гетти сердилась и что глаза Адама были устремлены на послѣднюю, думала, что такой умный человѣкъ, какъ Адамъ, вѣроятно, разсуждаетъ о томъ, какъ ничтожна красота въ женщинѣ, имѣющей такой дурной нравъ. Мери была добрая дѣвушка, непозволявшая себѣ предаваться дурнымъ чувствамъ, но она думала, что такъ-какъ Гетти имѣла дурной нравъ, то лучше было бы, чтобъ Адамъ зналъ это. И это было совершенно справедливо, что еслибъ Гетти не была красавица, она въ эту минуту показалась бы очень-дурною и непріятною, и никто не могъ бы ошибиться въ своемъ нравственномъ мнѣніи о ней. Но, дѣйствительно, въ ея сердитомъ видѣ было что-то очень-очаровательное: онъ гораздо-болѣе походилъ на наивную печаль, нежели на досаду, и строгій Адамъ вовсе не порицалъ ея поведенія. Онъ чувствовалъ только въ нѣкоторомъ родѣ забавное сожалѣніе, какъ-будто видѣлъ кошечку, подымавшую спинку, или маленькую птичку съ взъерошенными перьями. Онъ не могъ догадываться, что возбуждало ея досаду, но былъ въ-состояніи чувствовать только то, что она была красивѣйшее созданіе на свѣтѣ, и что еслибъ это было въ его власти, ничто въ мірѣ не заставило бы ее сердиться. И немного спустя, когда Тотти ушла отъ нея, она встрѣтила его взоръ, и на ея лицѣ отразилась самая ясная улыбка въ то время, какъ она кивнула ему головою. Въ этомъ была нѣкоторая доля кокетства: Гетти знала, что Мери Бёрджъ смотритъ на нее и на Адама; но ея улыбка была для Адама упоительна.

XXIV.
Заздравные тосты.

Когда обѣдъ кончился и начата была большая бочка эля, назначеннаго ко дню рожденія, для толстаго мистера Пойзера было очищено мѣсто съ боку отъ стола, а во главѣ поставлены два стула. Ужь совершенно рѣшили, что долженъ былъ дѣлать мистеръ Пойзеръ, когда появится молодой сквайръ, и въ послѣднія пять минутъ на его лицѣ выражалось развлеченіе; его глаза были устремлены на мрачный портретъ, висѣвшій противъ него; руки заняты перебираніемъ денегъ и другихъ предметовъ въ карманахъ его панталонъ.

Когда вошелъ молодой сквайръ рядомъ съ мистеромъ Ирвайномъ, всѣ встали, и этотъ моментъ почтенія былъ весьма пріятенъ для Артура. Онъ съ удовольствіемъ чувствовалъ свою собственную важность и, кромѣ-того, онъ считалъ очень-важнымъ, что пользовался любовью этихъ людей: ему было пріятно думать, что они чувствовали къ нему искреннее, особенное уваженіе. Удовольствіе, ощущаемое имъ, отразилось на его лицѣ, когда онъ сказалъ:

-- Дѣдушка и я надѣемся, что всѣ наши друзья здѣсь обѣдали съ удовольствіемъ и нашли эль моего дня рожденія хорошимъ. Мистеръ Ирвайнъ и я пришли выпить эль съ вами, и, я увѣренъ, всѣмъ намъ еще болѣе понравится то, что раздѣлитъ съ нами пасторъ.

Всѣ взоры обратились теперь на мистера Пойзера, который, все еще работая своими руками въ карманахъ, заговорилъ съ такою же осторожностью, съ какою бьютъ часы съ медленнымъ боемъ.

-- Капитанъ! мои сосѣди поручили мнѣ говорить за нихъ сегодня, потому-что тамъ, гдѣ всѣ люди думаютъ совершенно одинаково, достаточно и одного говорящаго, вмѣсто двадцати. Хотя мы, можетъ -- быть, и имѣемъ различныя мнѣнія о многихъ предметахъ -- одинъ человѣкъ распоряжается на своей землѣ такъ, а другой иначе -- и еслибъ рѣчь зашла объ обработываніи земли, то я не сталъ бы говорить только о своемъ собственномъ, я скажу, что всѣ мы, однакожь, согласны въ мнѣніи о нашемъ молодомъ сквайрѣ. Почти всѣ мы знали васъ, когда вы были мальчикомъ, и знали за вами только добрые и благородные поступки. Вы обѣщаете много прекраснаго и дѣйствуете по обѣщанію, и мы съ радостью ожидаемъ того времени, когда вы будете нашимъ помѣщикомъ, такъ-какъ мы увѣрены, что вы ко всѣмъ будете справедливы и никому не сдѣлаете хлѣба горькимъ, если только это будетъ въ вашей власти. Вотъ, что я думаю, и вотъ что думаемъ мы всѣ; а когда человѣкъ сказалъ, что думаетъ, то пусть онъ лучше на этомъ и остановится: эль не сдѣлается лучше отъ того, что будетъ стоять долѣе на столѣ. Я не скажу еще, какъ намъ понравился эль, потому-что мы не могли пить его, пока не выпили за ваше здоровье; но обѣдъ былъ хорошъ, и кто обѣдалъ не съ удовольствіемъ, тотъ самъ виноватъ. Что жь касается до участія пастора въ нашемъ весельи, то, вѣдь, очень-хорошо извѣстно, что ему радъ весь приходъ, гдѣ бы онъ ни показался; и я надѣюсь, и всѣ мы надѣемся, что онъ доживетъ до-тѣхъ-поръ, когда мы станемъ стариками, а дѣти наши станутъ взрослыми мужчинами и женщинами, а ваша честь -- человѣкомъ семейнымъ. Мнѣ больше нечего сказать о настоящемъ времени. Итакъ, выпьемъ за здоровье нашего молодаго сквайра... трижды-три -- ура!

Затѣмъ раздались дружные клики, аплодисменты, чоканье, стукъ о снова клоки съ безконечнымъ da capo, пріятнѣе звуковъ величественной музыки въ ушахъ, получающихъ подобную дань впервые. Артуръ почувствовалъ движеніе совѣсти во время рѣчи мистера Пойзера, но оно было столь незначительно, что не могло уничтожить удовольствія, которое онъ ощущалъ при такихъ похвалахъ. Впрочемъ, развѣ онъ не заслужилъ того, что было сказано о немъ? Если и было что-нибудь въ его поведеніи, что не понравилось бы мистеру Пойзеру, еслибъ только это было извѣстно ему, то ничье поведеніе не выдержитъ слишкомъ-близкаго разбора; а Пойзеръ едва-ли узнаетъ объ этомъ. Впрочемъ, что жь онъ сдѣлалъ особеннаго? Онъ, можетъ-быть, зашелъ немного-далеко въ волокитствѣ; но другой человѣкъ на его мѣстѣ поступилъ бы гораздо-хуже; и вреда отъ того не будетъ, конечно, ужь вреда не будетъ никакого, потому-что въ первый же разъ, когда онъ будетъ съ Гетти наединѣ, онъ объяснитъ ей, что она не должна серьёзно думать о немъ или о томъ, что случилось. Вы видите, Артуру было необходимо быть довольнымъ собою: онъ долженъ освободиться отъ безпокойныхъ мыслей при помощи добрыхъ намѣреній относительно будущаго времени, которыя можно образовать такъ быстро, что онъ успѣлъ быть озабоченнымъ и снова сдѣлаться спокойнымъ, прежде чѣмъ мистеръ Пойзеръ окончилъ свою медленную рѣчь, и когда пришло время говорить ему, то онъ былъ уже въ совершенно-веселомъ расположеніи.

-- Благодарю васъ всѣхъ, добрые друзья и сосѣди, сказалъ Артуръ:-- за доброе мнѣніе обо мнѣ и искреннія чувства ко мнѣ, которыя выразилъ мистеръ Пойзеръ отъ имени вашего и своего собственнаго, и моимъ искреннѣйшимъ желаніемъ будетъ всегда заслужить ихъ. Мы можемъ ожидать, что я буду современемъ вашимъ помѣщикомъ, если буду живъ. Дѣйствительно, на основаніи этого ожиданія, дѣдушка желалъ, чтобъ я праздновалъ этотъ день и пришелъ въ вашу среду теперь; и я смотрю на свое будущее положеніе, не только какъ на дающее власть и удовольствіе мнѣ самому, но какъ на положеніе, дающее мнѣ средства дѣлать добро ближнимъ. Такому молодому человѣку, какъ я, едва-ли слѣдуетъ говорить много о фермерствѣ вамъ, такъ-какъ вы побольшей-части гораздо-старше и опытнѣе меня; тѣмъ не менѣе этотъ предметъ всегда возбуждалъ мою любознательность, и я изучилъ его, на сколько позволялъ мнѣ случай. Когда, современемъ, имѣніе перейдетъ въ мои руки, то первымъ моимъ желаніемъ будетъ доставлять моимъ арендаторамъ всякое поощреніе, которое находится во власти помѣщика, именно, улучшая ихъ землю и стараясь ввести лучшій способъ земледѣлія. Я желаю, чтобъ всѣ мои почтенные арендаторы смотрѣли на меня какъ на своего лучшаго друга, и ничто не сдѣлаетъ меня столь счастливымъ, какъ то, если я буду въ состояніи уважать каждаго человѣка въ имѣніи и, въ свою очередь, пользоваться уваженіемъ всѣхъ. Я считаю неумѣстнымъ входить въ частности въ настоящую минуту; только отвѣчая на ваши добрыя надежды касательно меня, объявляя вамъ, что мои собственныя надежды согласуются съ ними.... что я желаю привести въ исполненіе именно то, чего вы ожидаете отъ меня. Я совершенно согласенъ съ мнѣніемъ мистера Пойзера: когда человѣкъ сказалъ всё, что онъ думаетъ, то ему лучше замолчать. Но удовольствіе, ощущаемое мною оттого, что вы пили за мое здоровье, было бы неполно, еслибъ мы не выпили за здоровье моего дѣда, замѣнившаго мнѣ обоихъ родителей. Итакъ, я подожду, пока вы выпьете со мною за его здоровье сегодня, когда онъ желалъ, чтобъ я явился среди васъ какъ будущій представитель его имени и фамиліи.

Можетъ-быть, никто изъ присутствующихъ, кромѣ мистера Ирвайна, не совершенно понималъ и одобрялъ того, какъ граціозно Артуръ предложилъ выпить за здоровье своего дѣда. Фермеры думали, что молодому сквайру было довольно-хорошо извѣстно, какъ они ненавидѣли стараго сквайра, и мистрисъ Пойзеръ сказала: "напрасно тронулъ онъ горшокъ съ прокислымъ супомъ". Сельскій умъ не тотчасъ схватываетъ утончённости хорошаго тона. Но нельзя же было отвергнуть тостъ; и когда все снова стихло, Артуръ сказалъ: -- Благодарю васъ за моего дѣда и за себя, и теперь я желаю сообщить вамъ еще нѣчто длятого, чтобъ вы могли раздѣлить со мною мое удовольствіе о томъ, такъ-какъ я надѣюсь и увѣренъ, что это доставитъ вамъ удовольствіе. Кажется, здѣсь не найдется человѣка, который бы не уважалъ, а я увѣренъ, есть между вами и такіе, которые высоко цѣнятъ моего друга Адама Бида. Всѣмъ въ околоткѣ хорошо извѣстно, что нѣтъ человѣка, на слова котораго можно было бы положиться болѣе, нежели на его слова, что все, что онъ только ни предприметъ, онъ дѣлаетъ хорошо, и что онъ такъ же печется объ интересѣ тѣхъ, у которыхъ работаетъ, какъ о своемъ собственномъ. Я съ гордостью объявляю, что очень любилъ Адама въ дѣтствѣ и съ-тѣхъ-поръ не лишился моихъ прежнихъ чувствъ къ нему; это, кажется, доказываетъ, что я узнаю хорошаго малаго, когда найду его. Я уже давно желалъ, чтобъ онъ получилъ управленіе лѣсами въ имѣніи, составляющими весьма-цѣнную статью дохода, и желалъ не только потому, что высоко цѣню его характеръ, но потому, что онъ обладаетъ познаніями и ловкостью, дѣлающими его способнымъ къ этой должности. И я счастливъ, сообщая вамъ, что и дѣдъ мой желаетъ того же, и теперь уже рѣшено, что Адамъ будетъ управлять лѣсами. Эта перемѣна, я убѣжденъ, принесетъ большую пользу имѣнію. Я надѣюсь, вы, немного погодя, выпьете со мною за его здоровье и пожелаете ему возможнаго счастія въ жизни, которое онъ такъ заслуживаетъ. Но есть у меня здѣсь другъ еще старше Адама Бида, и мнѣ ненужно говорить вамъ, что это мистеръ Ирвайнъ. Вы, я увѣренъ, согласитесь со мною, что мы прежде всего должны выпить за его здоровье. Я знаю, всѣ вы имѣете основаніе любить его, но никто изъ его прихожанъ не имѣетъ столько причинъ любить его, какъ я. Итакъ, наполнимъ стаканы и выпьемъ за здоровье нашего превосходнаго пастора... трижды-три ура!

Этотъ заздравный тостъ былъ принятъ совсѣмъ восторгомъ, котораго явно недоставало предъидущему. Конечно, то былъ самый живописный моментъ въ сценѣ, когда мистеръ Ирвайнъ поднялся, чтобъ говорить и всѣ лица присутствовавшихъ въ комнатѣ обратились къ нему. Его лицо поражало своею высшею утонченностью болѣе, нежели лицо Артура, въ сравненіи съ окружавшими лицами. Лицо Артура было скорѣе обыкновенное британское лицо, и великолѣпіе его новомоднаго платья было сроднѣе вкусу въ костюмѣ молодаго фермера, нежели пудра мистера Ирвайна и его хорошо-вычищенная, но и хорошо-поношенная черная одежда, которая, казалось, была его любимымъ костюмомъ при необыкновенныхъ случаяхъ, потому-что онъ обладалъ таинственнымъ секретомъ никогда не носить платья, имѣвшаго видъ новаго.

-- Ужъ не впервые, сказалъ онъ:-- долженъ я благодарить моихъ прихожанъ за выраженіе ихъ добродушія; но расположеніе ближнихъ принадлежитъ къ числу такихъ вещей, которыя, чѣмъ старѣе, тѣмъ становятся драгоцѣннѣе. Дѣйствительно, наша пріятная встрѣча сегодня служитъ доказательствомъ того, что когда доброе становится совершеннолѣтнимъ и, по всей вѣроятности, будетъ еще жить, то мы имѣемъ причину этому радоваться; а отношеніе между нами, какъ пастора и прихожанъ, достигло совершеннолѣтія два года назадъ, потому-что вотъ ужь двадцать-три года, какъ я пришелъ въ первый разъ въ вашу среду, и я вижу теперь многихъ стройныхъ и красивыхъ молодыхъ людей здѣсь, также цвѣтущихъ молодыхъ женщинъ, которыя смотрѣли на меня, когда я крестилъ ихъ, далеко не такъ ласково, какъ, къ счастію, онѣ смотрятъ на меня теперь. Но вы, я увѣренъ, не удивитесь, когда я скажу, что изъ всѣхъ молодыхъ людей одинъ, въ которомъ я принимаю сильнѣйшее участіе -- мой другъ мистеръ Артуръ Донниторнъ, которому вы только-что высказали ваше уваженіе. Я имѣлъ удовольствіе быть его воспитателемъ впродолженіе нѣсколькихъ лѣтъ и, натурально, имѣлъ возможность узнать его коротко, чего не могло случиться ни съ чѣмъ другимъ изъ присутствующихъ здѣсь; и я съ гордостью и удовольствіемъ увѣряю васъ, что раздѣляю ваши высокія надежды касательно его и вашу увѣренность въ томъ, что онъ обладаетъ качествами, которыя сдѣлаютъ его прекраснымъ помѣщикомъ въ то время, когда онъ займетъ между вами это важное положеніе. Мы чувствуемъ одинаково въ большей части предметовъ, въ которыхъ человѣкъ пятидесяти лѣтъ можетъ одинаково чувствовать съ юношей двадцати-одного года. Такъ, онъ только-что выразилъ чувство, которое я раздѣляю съ нимъ отъ всей души, и я не желалъ бы не воспользоваться случаемъ, чтобъ выразить это. Это чувство состоитъ въ томъ, какъ онъ цѣнитъ и уважаетъ Адама Бида. О людяхъ, занимающихъ видное положеніе, конечно, думаютъ и говорятъ больше и ихъ добродѣтели восхваляются больше, нежели достоинство людей, жизнь которыхъ протекла въ скромномъ, ежедневномъ трудѣ. Но каждый умный человѣкъ знаетъ, какъ необходимъ этотъ скромный ежедневный трудъ, и какъ важно для насъ то, чтобъ онъ былъ хорошо исполненъ. И я вполнѣ раздѣляю мнѣніе моего друга мистера Артура Донниторна, что когда человѣкъ, обязанность котораго заключается въ такого рода трудѣ, показываетъ характеръ, дѣлающій его примѣромъ въ его положеніи, то его достоинство должно быть признаваемо. Онъ одинъ изъ тѣхъ, которому подобаетъ честь, и его друзья должны съ радостью почитать его. И знаю Адама Бида, и хорошо знаю какъ работника и какъ сына и брата, и я скажу простѣйшую истину, говоря, что уважаю его такъ, какъ только можно уважать кого-либо на свѣтѣ. Но я говорю съ вами не о чужомъ; нѣкоторые изъ васъ его короткіе друзья, и я увѣренъ, что здѣсь не найдется человѣка, который не зналъ бы его на столько, чтобъ не отъ души выпилъ съ нами за его здоровье.

Когда мистеръ Ирвайнъ остановился, Артуръ вспрыгнулъ съ своего мѣста и, наполнивъ стаканъ, воскликнулъ:

-- Весь стаканъ за Адама Бида и пусть Адамъ наживетъ сыновей, столь же честныхъ и искусныхъ, какъ онъ самъ!

Никто изъ слушателей, даже и Бартль Масси, не былъ въ такомъ восторгѣ отъ этого тоста, какъ мистеръ Пойзеръ: какъ ни трудною работою была его первая рѣчь, онъ непремѣнно вскочилъ бы и произнесъ другую, еслибъ не понималъ, что подобная вещь будетъ совершенно выходить изъ порядка дѣлъ. И такъ, онъ нашелъ исходъ своему чувству, выпивъ свой эль необыкновенно-быстро и поставивъ стаканъ со взмахомъ руки и рѣшительнымъ стукомъ. Если Джонатанъ Бёрджъ и немногіе другіе и были несовсѣмъ довольны этимъ случаемъ, они, тѣмъ не менѣе, всѣми силами старались казаться довольными, и всѣ, повидимому, отвѣчали на тостъ единодушнымъ восторгомъ.

Когда Адамъ всталъ, чтобъ благодарить своихъ друзей, онъ былъ блѣднѣе обыкновеннаго. Очень-натурально, онъ былъ сильно тронутъ данью, которую ему приносили публично: онъ находился среди всего своего ограниченнаго міра, и послѣдній собрался тутъ, чтобъ оказать ему честь. Онъ не чувствовалъ робости при мысли о томъ, что ему надобно говорить, такъ-какъ его не смущали ни мелкое тщеславіе, ни недостатокъ въ словахъ. Въ немъ не было замѣтно ни неловкости, ни замѣшательства. Онъ стоялъ, по своему обыкновенію, твердо и прямо, нѣсколько откинувъ голову назадъ и держа руки совершенно-спокойно, съ грубымъ достоинствомъ, свойственнымъ умнымъ, честнымъ, стройнымъ работникамъ, которые знаютъ свои обязанности на этомъ свѣтѣ.

-- Я совершенно пораженъ удивленіемъ, сказалъ онъ:-- я вовсе не ждалъ такого назначенія, потому-что оно принесетъ больше того, что я получаю теперь, но тѣмъ болѣе я долженъ быть благодаренъ вамъ, капитанъ, и вамъ, мистеръ Ирвайнъ, и всѣмъ моимъ друзьямъ здѣсь, которые выпили за мое здоровье и пожелали мнѣ всего хорошаго. Нелѣпо было бы съ моей стороны, еслибъ я сказалъ, что вовсе не заслуживаю мнѣнія, которое вы имѣете обо мнѣ. Я не выразилъ бы вамъ своей благодарности, еслибъ сказалъ, что вы знали меня съ дѣтства, а между-тѣмъ не были столько проницательны, чтобъ узнать мой настоящій характеръ. Вы думаете, если я примусь за какую-нибудь работу, то сдѣлаю ее хорошо, все-равно заплатятъ ли мнѣ много или мало, и это правда. Мнѣ было бы стыдно находиться здѣсь между вами, еслибъ это не была правда. Но мнѣ кажется, это просто обязанность человѣка и этимъ нечего гордиться, и я ясно понимаю, что никогда не дѣлалъ больше своей обязанности. Что бы мы ни дѣлали, мы только пользуемся тѣмъ духомъ и тѣми силами, которые даны намъ. Такимъ-образомъ, я убѣжденъ, что ваше расположеніе ко мнѣ не есть долгъ, который мнѣ слѣдуетъ, а добровольный даръ; итакъ, я принимаю это съ благодарностью. Что жь касается новаго занятія, которое я получаю теперь, то а скажу только, что принялъ его по желанію капитана Донниторна и постараюсь оправдать его ожиданія. Мнѣ не хотѣлось бы ничего другаго въ жизни, какъ работать для него и знать, что, добывая себѣ насущный хлѣбъ, я забочусь и о его интересахъ: по моему твердому убѣжденію, онъ одинъ изъ тѣхъ джентльменовъ, которые желаютъ дѣлать доброе и справедливое и оставить свѣтъ лучше, чѣмъ они нашли его, что, по моему вѣрованію, можетъ дѣлать каждый, джентльменъ или простолюдинъ, тотъ, кто пускаетъ въ ходъ большія предпріятія и имѣетъ на то деньги, или тотъ, кто исполняетъ свое дѣло собственными руками. Больше мнѣ нечего сказать о томъ, что я чувствую относительно капитана: я надѣюсь показать это моими дѣлами впродолженіе остальное моей жизни.

Мнѣніи о рѣчи Адама были различны: нѣкоторыя женщины шопотомъ говорили другъ другу, что онъ выказался недостаточно-признательнымъ и говорилъ какъ-нельзя-болѣе гордо; но мужчины по-большей-части были того мнѣнія, что никто не могъ сказать прямѣе и что Адамъ былъ, просто, молодецъ. Между-тѣмъ, какъ шопотомъ передавались эти замѣчанія, а также и другіе вопросы, о томъ, напримѣръ, какъ распорядится старый сквайръ касательно назначенія новаго управителя и возьметъ ли онъ себѣ дворецкаго, оба джентльмена встали и пошли къ столу, гдѣ сидѣли женщины и дѣти. Тутъ, натурально, не было крѣпкаго эля, а были вино и десертъ:, великолѣпной крыжовникъ для молодыхъ и хорошій хересъ для матерей. Мистрисъ Пойзеръ сидѣла во главѣ стола и Тотти была теперь у ней на колѣняхъ, глубоко уткнувъ свой крошечный носикъ въ рюмку съ виномъ и отъискивая плававшіе въ ней орѣшки.

-- Какъ вы поживаете, мистрисъ Пойзеръ? спросилъ Артуръ.-- Я думаю, вы были довольны, услышавъ, какую славную рѣчь произнесъ вашъ мужъ сегодня?..

-- О, сэръ, мужчины по-большей-части бываютъ такъ неразвязны. Вамъ отчасти приходится догадываться о томъ, что они думаютъ, словно вы имѣете дѣло въ безсловесными существами.

-- Какъ! ужь не думаете ли вы, что могли бы сказать рѣчь лучше его? спросилъ мистеръ Ирвайнъ, смѣясь.

-- Конечно, сэръ. Если мнѣ нужно сказать что-нибудь, то я обыкновенно могу найдти слова для этого, слава Богу. Но я вовсе не хочу этимъ порицать своего мужа: онъ, правда, говоритъ мало, но ужь и твердо держится того, что скажетъ.

-- Право, я въ восторгѣ отъ этого прекраснаго общества, сказалъ Артуръ, посматривая на румяныхъ дѣтей.-- Тётушка и миссъ Ирвайнъ скоро придутъ сюда поздороваться съ вами. Онѣ испугались шума заздравныхъ тостовъ, но имъ было бы стыдно, еслибъ онѣ не навѣстили васъ за столомъ.

Онъ продолжалъ идти, разговаривая съ матерями и ласково гладя по головѣ дѣтей, между-тѣмъ, какъ мистеръ Ирвайнъ довольствовался тѣмъ, что стоялъ спокойно и кивалъ головою издалека, желая, чтобъ никто не отвращалъ своего вниманія отъ молодаго сквайра, героя торжества. Артуръ не рѣшался остановиться, подлѣ Гетти, а только поклонился ей, когда проходилъ по противоположной сторонѣ. Глупая дѣвушка чувствовала, какъ ея сердце наполнялось неудовольствіемъ. Какая женщина бывала довольна, если ей казалось, что съ ней обращались небрежно, даже когда она знала, что эта небрежность служила только маскою любви? Гетти воображала, что она ужь давно не переживала столь несчастнаго дня. Въ ея мечты проникли на минуту холодный дневной свѣтъ и дѣйствительность: Артуръ, который, казалось, былъ такъ близокъ къ, ней только нѣсколько часовъ назадъ, былъ разлученъ съ нею, какъ герой большой процесіи разлученъ съ ничтожнымъ зрителемъ въ толпѣ.

XXV.
Игры.

Танцы собственно должны были начаться только въ восемь часовъ; но для мальчиковъ и дѣвушекъ, которымъ захотѣлось бы потанцевать раньше на травѣ подъ тѣнью, была музыка подъ-рукою; развѣ труппа благотворительнаго клуба не была способна играть превосходные жиги, хороводы и матросскія илиски? Кромѣ-того, была нанята большая труппа изъ Россетера, которая своими удивительными духовыми инструментами и надутыми щеками приводила маленькихъ мальчиковъ и дѣвушекъ въ неописанный восторгъ. Мы почти могли бы умолчать о скрипкѣ Джошуа Ранна, которою онъ запасся движимый благородною предусмотрительностью на случай, если у кого-нибудь найдется достаточночистый вкусъ длятого, чтобъ предпочесть для своихъ танцевъ соло на его инструментѣ.

Между-тѣмъ, лишь только солнце скрылось съ большаго открытаго пространства передъ домомъ, какъ начались и игры. Тутъ, конечно, стояли хорошо-намыленныя шесты, на которые должны были лѣзть мальчишки и молодые парни, были устроены бѣги для старухъ, бѣги въ мѣшкахъ; тутъ находились большія тяжести, которыя должны были подымать сильные мужчины, и длинный списокъ вызововъ къ фокусамъ, исполненіе которыхъ было дѣломъ чести; такъ, напримѣръ, проскакать какъ можно большее пространство на одной ногѣ. Все это были штуки, въ которыхъ, по общему мнѣнію, ужь непремѣнно отличится передъ прочими на славу Жилистый Бенъ -- самый проворный и живой малый въ околоткѣ. Въ заключенье, долженъ былъ происходить бѣгъ ословъ -- самый величественный бѣгъ изъ всѣхъ, который основывался на великой идеѣ соціалистовъ: каждый ободряетъ осла, принадлежащаго другому, выигриваетъ же самый жалкій оселъ.

Вскорѣ послѣ четырехъ часовъ, Артуръ привелъ величественную старую мистрисъ Ирвайнъ, въ великолѣпномъ штофномъ платьѣ, въ украшеніяхъ и черныхъ кружевахъ, за которой слѣдовала и вся фамилія, къ возвышенному мѣсту въ полосатой палаткѣ, гдѣ она должна была раздавать призы побѣдителямъ. Важная, церемонная миссъ Лидія просила позволенія уступить эту королевскую должность старой величественной леди, и Артуръ съ удовольствіемъ воспользовался случаемъ, который давалъ ему возможность угодить крестной матери въ ея страсти къ важности. Старый мастеръ Донниторнъ, изящно-чистый, пропитанный духами, сухощавый старикъ, велъ миссъ Ирвайнъ съ своею обычною слишкомъ-точною кислою вѣжливостью; мистеръ Гавенъ велъ миссъ Лидію, въ изящномъ шелковомъ платьѣ персиковаго цвѣтя, имѣвшую безпристрастный и принужденный видъ, и послѣднимъ шелъ мистеръ Ирвайнъ со своею блѣдною сестрою Анною. Изъ всѣхъ друзей семейства одинъ мистеръ Гавенъ былъ приглашенъ сегодня: большой обѣдъ для всѣхъ сосѣднихъ помѣщиковъ былъ назначенъ на завтра, сегодня же слѣдовало употребить всѣ силы на то, чтобъ угостить наславу арендаторовъ.

Передъ палаткою былъ вырыть ровъ, раздѣлявшій лужокъ отъ парка, но для прохода побѣдителей былъ сдѣланъ временной мостикъ, и группы людей, стоявшихъ на лугу или сидѣвшихъ тамъ-и-сямъ на скамьяхъ, тянулись съ каждой стороны открытаго пространства отъ бѣлыхъ палатокъ до рва.

-- Какое, право, прелестное зрѣлище! сказала старая леди своимъ низкимъ голосомъ, когда сѣла и окинула взоромъ свѣтлую сцену съ темнозеленымъ фономъ: -- и, вѣроятно, это послѣдній праздникъ, который я вижу... если вы только не поспѣшите жениться, Артуръ. Но смотрите! чтобъ у васъ была очаровательная невѣста, а то я скорѣе соглашусь умереть, не видавъ ея.

-- Вы такъ ужасно-взыскательны, крестная, сказалъ Артуръ.-- Я боюсь, что никогда не буду въ-состояніи угодить вамъ своимъ выборомъ.

-- Могу васъ увѣрить, что ни за что не прощу вамъ, если она не будетъ красавица. Не думайте, чтобъ вы могли примирить меня съ нею, выставляя на видъ ея любезность: вѣдь всегда люди стараются этимъ извинить существованіе некрасивыхъ людей. Далѣе, она не должна быть глупа: это намъ будетъ вовсе не кстати, потому-что вами нужно управлять, а глупая женщина не можетъ управлять вами. Кто этотъ высокій, молодой парень, Адольфъ, съ кроткимъ лицомъ? вонъ тотъ... онъ стоитъ безъ шляпы и такъ заботится о высокой старухѣ, которая стоитъ рядомъ съ нимъ... это, конечно, его мать. Я очень-люблю видѣть подобныя сцены.

-- Какъ, не-уже-ли вы не знаете его, матушка? сказалъ мистеръ Ирвайнъ.-- Это Сетъ Бидъ, братъ Адама, методистъ, но весьма-хорошій малый. Бѣдный Сетъ, повидимому, былъ очень-убитъ и разстроенъ въ послѣднее время. Я думалъ сначала, что онъ горюетъ объ отцѣ, который умеръ такою горестною смертью. Но Джошуа Раннъ сказалъ мнѣ, что Сетъ хотѣлъ жениться на этой молоденькой методисткѣ-проповѣдницѣ, которая была здѣсь съ мѣсяцъ назадъ, а она отказала ему.

-- А! я припоминаю, что слышала о ней. Но тутъ безконечное множество людей, которыхъ я не знаю: всѣ такъ выросли и перемѣнились съ-тѣхъ-поръ, какъ я встрѣчала ихъ на своихъ прежнихъ прогулкахъ.

-- Какое у васъ отличное зрѣніе! сказалъ старый мистеръ Донниторнъ, державшій передъ глазами двойное стекло:-- когда вы можете видѣть выраженіе лица этого молодаго человѣка на такое разстояніе. Для меня его лицо представляетъ только блѣдное мутное пятно. Но за то мое зрѣніе окажется лучше вашего, когда намъ придется смотрѣть на близкіе предметы. Я могу читать мелкую печать безъ очковъ.

-- А, мой дорогой сэръ! вы близоруки ужь съ самаго дѣтства. Близорукіе глаза сохраняются лучше всѣхъ другихъ. Мнѣ нужны весьма-сильныя очки длятого, чтобъ я могла читать, но за то мои глаза видятъ все лучше-и-лучше предметы на далекомъ разстояніи. Но моему мнѣнію, еслибъ я могла прожить еще пятьдесятъ лѣтъ, то не могла бы видѣть всего, что было бы въ кругу зрѣнія другихъ людей, какъ человѣкъ, который стоитъ въ колодцѣ и не видитъ ничего, кромѣ звѣздъ.

-- Посмотрите, сказалъ Артуръ: -- старухи уже приготовляются бѣгать въ-запуски. За которую держите вы пари, Гавенъ?

-- Выиграетъ длинноногая, если только имъ нужно пробѣжать одинъ конецъ, въ противномъ же случаѣ, вонъ та, небольшая, жилистая такая старушка.

-- Вотъ семейство Пойзеръ, матушка, неслишкомъ-далеко отсюда по правую руку, сказала миссъ Ирвайнъ -- Мистрисъ Пойзеръ смотритъ на васъ. Поклонитесь ей, пожалуйста.

-- Непремѣнно, сказала старая леди, благосклонно кланяясь мистрисъ Пойзеръ.-- Не должно пренебрегать женщиной, которая присылаетъ мнѣ такой отличный сливочный сыръ... Богъ ты мой! что за жирный ребенокъ у ней на колѣняхъ! Но кто эта прелестная дѣвушка съ темными глазами?

-- Это Гетти Соррель, сказала миссъ Лидія Донниторнъ: -- племянница Мартина Пойзера, очень-порядочная молодая дѣвушка и съ пріятною наружностью. Моя горничная выучила ее тонкому шитью, и она весьма-изрядно починила мнѣ кружева... дѣйствительно, очень-изрядно....

-- Да она шесть или семь лѣтъ живетъ у Пойзеръ, матушка, и вы непремѣнно видѣли ее, сказала миссъ Ирвайнъ.

-- Нѣтъ, дитя мое, я никогда не видала ее; по-крайней-мѣрѣ не такою, какова она теперь, сказала мистрисъ Ирвайнъ, продолжая смотрѣть на Гетти.-- Пріятная наружность. Нѣтъ, этого мало; она совершенная красавица! Съ самой молодости своей я не видала такого прелестнаго созданія! Какъ жаль, что такая красавица гибнетъ между фермерами, когда хорошія фамиліи безъ состоянія такъ-страшно нуждаются въ такихъ дѣвушкахъ! Право, можно сказать, что она выйдетъ за человѣка, который и тогда считалъ бы ее такою же красавицею, еслибъ у ней были круглые глаза и рыжіе волосы.

Артуръ не рѣшался обратить взоры на Гетти все время, пока мистрисъ Ирвайнъ говорила о ней. Онъ показывалъ видъ, что не слышитъ и что все его вниманіе обращено на какой-то предметъ на противоположной сторонѣ. Но онъ, не глядя на нее, видѣлъ ее довольно-хорошо; онъ представлялъ себѣ ее еще большею красавицею, слыша, какъ восхваляли ея красоту. Намъ извѣстно, что мнѣніе другихъ людей, было словно роднымъ климатомъ для ощущеній Артура; имъ необходимъ былъ именно этотъ воздухъ длятого, чтобъ лучше всего развиться и окрѣпнуть. Да, она была довольно-красива длятого, чтобъ вскружить голову кому угодно: каждый на его мѣстѣ сдѣлалъ и чувствовалъ бы то же самое. И послѣ всего этого отказаться отъ нея, какъ онъ рѣшился сдѣлать, было бы съ его стороны поступкомъ, о которомъ онъ всегда будетъ вспоминать съ гордостью....

-- Нѣтъ, матушка! сказалъ мистеръ Ирвайнъ въ отвѣтъ на ея послѣднія слова: -- въ этомъ я не могу согласиться съ вами. Простой народъ не совсѣмъ-то такъ глупъ, какъ вы воображаете. Самый обыкновенный человѣкъ, имѣющій свою долю смысла и чувства, сознаетъ разницу между милою, изящною женщиною и обыкновенною. Даже собака чувствуетъ разницу въ ихъ присутствіи. Можетъ-быть, простолюдинъ не лучше собаки способенъ объяснить впечатлѣніе, которое производитъ на него изящная красота, но онъ чувствуетъ это.

-- Богъ ты мой, Адольфъ! ну какъ можетъ старый холостякъ, какъ вы, знать про эти вещи?

-- О! напротивъ, въ этихъ-то вещахъ старые холостяки умнѣе женатыхъ, потому-что имѣютъ больше времени для болѣе-общихъ наблюденій. Тонкій критикъ женщинъ никакимъ образомъ не долженъ сковывать своего сужденія, называя одну женщину своею. Но въ примѣръ того, что я говорилъ, я вамъ скажу, что мнѣ сообщила методистка-проповѣдница, о которой я только-что упоминалъ. Она разсказывала мнѣ, что проповѣдывала передъ самыми грубыми рудокопами, и послѣдніе всегда обращались съ нею съ величайшими уваженіемъ и ласкою. Причиною этому то, хотя она этого и не знаетъ, что она сама дышетъ такою нѣжностью, утонченностью, непорочностью. Такая женщина окружена чѣмъ-то небеснымъ, къ чему не можетъ быть нечувствителенъ и самый грубый. человѣкъ.

-- Сюда идетъ славная женщина, или дѣвушка, за полученіемъ приза, кажется, сказалъ мистеръ Гавенъ.-- Она, должно-быть, участвовала въ бѣганьи въ запуски въ мѣшкахъ, которое началось еще до нашего прихода.

"Женщина, или дѣвушка" была наша старая знакомка Бесси Кренеджъ, иначе Чадова Бессъ. Ея большія румяныя щеки и загорѣлыя отъ солнца лицо, шея и руки страшно разгорѣлись, такъ-что, еслибъ она была случайно небеснымъ свѣтиломъ, то показалась бы величественною. Къ сожалѣнію, я долженъ сказать, что Бесси опять надѣла серьги послѣ отъѣзда Дины и носила еще другія малоцѣнныя украшенія, какія только могла собрать. Кто, могъ бы заглянуть въ сердце бѣдной Бессъ, тотъ замѣтилъ бы поразительное сходство въ крошечныхъ надеждахъ и безпокойствахъ ея и Гетти. Преимущество, можетъ-быть, оказалось бы на сторонѣ Бесси относительно чувства. Но вы знаете, какъ отличались онѣ за то другъ отъ друга наружностью. Вамъ захотѣлось бы потрепать Бесси за уши, а Гетти вамъ страстно хотѣлось бы поцаловать.

Бесси увлеклась въ затруднительное бѣганье, частію благодаря своей рѣзвой веселости, частію же въ надеждѣ добыть хорошій призъ. Говорили, что между призами есть салопы и другая одежда.. Дѣвушка подошла, къ палаткѣ, обмахиваясь платкомъ; ей круглые глаза блестѣли торжествомъ.

-- Вотъ призъ для перваго бѣга въ мѣшкахъ, сказала миссъ Лидія, взявъ большой пакетъ со стола, гдѣ были разложены призы, и подавая его мистрисъ Ирвайнъ, прежде чѣмъ Бесси взошла въ палатку.-- Прекрасное камлотовое платье и кусокъ байки.

-- Вы, я полагаю, не думали, что призъ выиграетъ такая молоденькая, тётушка? сказалъ Артуръ.-- Но можете ли вы найти чего-нибудь другаго для дѣвушки и оставить это угрюмое платье для старухи?

-- Я накупила только полезныхъ и прочныхъ вещей, сказала миссъ Лидія, поправляя свои кружева.-- Я вовсе не думала поощрять любви къ нарядамъ въ молодыхъ женщинахъ этого званія. У меня есть яркокрасный салопъ, но онъ назначенъ для старухи, которая выиграетъ.

Рѣчь миссъ Лидіи вызвала нѣсколько-насмѣшливое выраженіе на лицѣ мистрисъ Ирвайнъ, когда она посмотрѣла на Артура, между-тѣмъ, какъ Бесси взошла въ палатку и нѣсколько разъ быстро присѣла.

-- Это Бесси Кренеджъ, матушка, сказалъ мистеръ Ирвайнъ добродушно: -- Чада Кренеджа дочь. Помните вы Чада Кренеджа, кузнеца?

-- Какъ же, помню, сказала мистрисъ Ирвайнъ.-- Ну, Бесси, вотъ твой призъ: прекрасныя теплыя вещи для зимы. Я увѣрена, что тебѣ не малаго труда стоило выиграть ихъ въ этотъ жаркій день.

Бесси надула губы, увидѣвъ безобразное, тяжелое платье, казавшееся также весьма-теплымъ и непріятнымъ въ этотъ іюльскій день; безъ неудовольствія нельзя было даже и нести эту большую, невзрачную вещь. Она снова присѣла нѣсколько разъ, не подымая глазъ, и съ усиливающимся дрожаніемъ въ уголкахъ около рта вышла изъ палатки.

-- Бѣдняжка! сказалъ Артуръ.-- Она, кажется, обманулась въ своихъ ожиданіяхъ. Я желалъ бы, чтобъ она получила что-нибудь другое, болѣе по вкусу.

-- Она на видъ очень-дерзкая молодая дѣвушка, замѣтила миссъ Лидія.-- Ужь такимъ-то я вовсе не намѣрена покровительствовать.

Артуръ безмолвно рѣшилъ, что онъ попозже сдѣлаетъ Бесси денежный подарокъ, чтобъ она могла купить себѣ то, что ей болѣе нравится. Но она, не зная предстоявшаго ей утѣшенія, сошла съ открытаго мѣста, гдѣ ее можно было видѣть изъ палатки, и, бросивъ ненавистную ношу подъ дерево, принялась плакать, при безпрестанномъ поддразниваньи маленькихъ мальчишекъ. Въ этомъ положеніи увидѣла ее разсудительная замужняя двоюродная сестра, которая, не теряя времени, передала труднаго ребенка на попеченіе мужа и подошла къ плакавшей.

-- Что случилось съ тобой? спросила Бесси женщина, подымая пакетъ и тщательно разсматривая его.-- Вѣдь не о томъ ты, я думаю, плачешь, что задохлась отъ жара, бѣгая такимъ сумасшедшимъ образомъ. Вотъ за то дали тебѣ нѣсколько кусковъ хорошаго камлоту и байки; по справедливости-то слѣдовало дать это тѣмъ, у кого хватило ума удерживаться отъ подобныхъ глупостей. Ты можешь подарить мнѣ кусокъ этого камлота ребенку на рубашку. Ты, вѣдь, всегда была такая добренькая, Бесси, ужь это можно про тебя сказать.

-- Возьми хоть все, мнѣ этого добра ненужно, сказала Бессъ-дѣвушка брюзгливо, принимаясь отирать слезы и оправляясь.

-- Ну, хорошо, ужь я, пожалуй, возьму, если тебѣ такъ хочется избавиться отъ этого, сказала безкорыстная кузина, быстро отходя отъ нея съ узломъ изъ опасенія, чтобъ Бессъ не перемѣнила своего мнѣнія.

Но веселая дѣвушка была одарена благословенною эластичностью духа, которая охраняла ее отъ грызущей печали; и такъ-какъ теперь наступила великая пора для бѣга ословъ, то ея разочарованіе совершенно исчезло въ пріятныхъ усиліяхъ, съ которыми она старалась разгорячить послѣдняго осла шипѣніемъ, между-тѣмъ, какъ мальчишки употребляли въ дѣло палки. Но вся сила ослинаго ума заключается въ томъ, что онъ принимаетъ ходъ обратный тому, какого настоятельно требуютъ доводы; впрочемъ, если разсмотрѣть ближе, это требуетъ такой же нравственной силы, какъ и прямой порядокъ; и оселъ, о которомъ идетъ рѣчь, доказалъ, что обладаетъ нравственною понятливостью, остановившись, какъ мертвый, именно въ то время, когда удары достигли самой сильной степени. Безпредѣльны были крики толпы, совершенно свѣтелъ смѣхъ Билля Доунза, каменопильщика и счастливаго владѣтеля превосходной скотины, стоявшей хладнокровно и на окоченѣлыхъ ногахъ среди своего торжества.

Для мужчинъ Артуръ самъ приготовилъ призы, и Билль былъ осчастливленъ блестящимъ карманнымъ ножомъ, который былъ снабженъ столькими клинками и буравчиками, что съ нимъ человѣку не страшно было попасть на пустынный островъ. Лишь-только онъ возвратился изъ палатки съ призомъ въ рукѣ, какъ увидѣли, что Жилистый Бенъ намѣревался позабавить общество, прежде чѣмъ господа уйдутъ обѣдать, экспромтомъ и даровымъ представленіемъ, именно матросскою пляскою, главная идея которой была заимствована у другихъ; но танцоръ намѣревался развить ее такимъ особеннымъ и сложнымъ образомъ, что никто не могъ отказать ему въ похвалѣ за оригинальность. Жилистый Бенъ гордился своимъ искусствомъ въ танцованіи (это дарованіе производило большое впечатлѣніе каждый годовой праздникъ), и эту гордость слѣдовало только слегка возвысить лишнимъ количествомъ хорошаго эля для убѣжденія Бена въ томъ, что господа будутъ очень поражены именно его подвигами въ матросской пляскѣ. Это намѣреніе рѣшительно поддерживалъ въ немъ Джошуа Раннъ, замѣтившій, что справедливость требовала сдѣлать что-нибудь пріятное для молодаго сквайра взамѣнъ того, что онъ сдѣлалъ для нихъ. Подобное мнѣніе въ такой важной личности покажется вамъ не столько удивительнымъ, когда вы узнаете, что Бенъ просилъ мастера Ранна акомпанировать ему на скрипкѣ, и Джошуа былъ вполнѣ увѣренъ, что хотя въ танцѣ, можетъ-быть, не будетъ ничего особеннаго, зато ужь музыка вознаградитъ публику.

Адамъ Бидъ, находившійся въ одной изъ большихъ палатокъ, гдѣ былъ развитъ этотъ планъ, сказалъ Бену, что лучше онъ не дѣлалъ бы изъ себя дурака. Но такое заключеніе съ-разу заставило Бена рѣшиться на исполненіе своей мысли: ужь онъ ни за что не отказался бы отъ того, надъ чѣмъ Адамъ Бидъ задиралъ кверху носъ.

-- Что это, что это? спросилъ старый мистеръ Донниторнъ.-- Это вы, что ли, устроили, Артуръ? Нашъ дьячокъ идетъ со скрипкой, а за нимъ проворный парень съ цвѣткомъ въ петлѣ.

-- Нѣтъ, отвѣчалъ Артуръ:-- я ничего не знаю объ этомъ. Клянусь Юпитеромъ, онъ начинаетъ танцовать! Это одинъ изъ плотниковъ... я забылъ его имя въ эту минуту:

-- Это Бенъ Кренеджъ, Жилистый Бенъ, какъ его прозываютъ, сказалъ мистеръ Ирвайнъ: -- кажется, довольно-пустой малый. Анна, моя милая, кажется, это царапанье на скрипкѣ разстроиваетъ ваши нервы: вы очень ослабнете. Дайте я сведу васъ въ комнаты, вы тамъ можете отдохнуть до обѣда.

Миссъ Анна встала очень-охотно, и добрый братъ увелъ ее, междутѣмъ какъ Джошуа послѣ предварительнаго царапанья разразился пѣснью: "Бѣлая кокарда", изъ которой намѣревался перейти къ разнообразнымъ мелодіямъ посредствомъ цѣлаго ряда переходовъ, которые, благодаря своему хорошему слуху, онъ исполнялъ дѣйствительно съ нѣкоторымъ искусствомъ. Какъ былъ бы онъ огорченъ, еслибъ узналъ, что общее вниманіе было слишкомъ-поглощено пляскою Бена, длятого, чтобъ кто-либо слушалъ его музыку.

Случалось ли вамъ когда-нибудь видѣть, какъ пляшетъ настоящій англійскій простолюдинъ одинъ? Вы, можетъ-быть, видѣли простолюдина въ балетѣ, улыбающагося, какъ фарфоровый пастушокъ, граціозно-выворачиваюшаго ноги и вкрадчиво-двигающаго головою. Это столько же похоже на дѣйствительность, какъ "Вальсъ птицъ" ручнаго органа походитъ на настоящее пѣніе птицъ. Жилистый Бенъ ни разу не улыбнулся; онъ былъ такъ серьезенъ какъ танцующая обезьяна, такъ Серьёзёнъ, словно экспериментальный философъ, желавшій узнавать на собственной своей особѣ количествѣ сотрясеній и разнообразіе угловатостей, которые могутъ быть даны человѣческимъ членамъ.

Желая загладить обильный хохотъ, раздававшійся въ полосатой палаткѣ, Артуръ безпрестанно хлопалъ въ ладони и кричалъ браво. Но Бену удивлялся одинъ человѣкъ, глаза котораго слѣдовали за его движеніями съ горячею важностью, неуступавшею важности Бена. То былъ Мартинъ Пойзеръ, сидѣвшій на скамейкѣ и державшій между ногами Томми.

-- Какъ ты думаешь объ этомъ? спросилъ онъ свою жену.-- Онъ пляшетъ по музыкѣ такъ вѣрно, словно часы. Я также большой былъ мастеръ плясать, когда былъ полегче, но никогда не могъ потрафить съ такою точностью, какъ этотъ.

-- А по моему мнѣнію, о членахъ не стоитъ и говорить, возразила мистрисъ Пойзеръ.-- У него довольно-пусто въ верхней части тѣла, иначе онъ никогда не могъ бы плясать и бить ногами такимъ образомъ, какъ-будто бѣшеная стрекоза, тогда-какъ господа смотрятъ на него. Я вижу, они, просто, помираютъ со смѣху.

-- Ну, что жь, тѣмъ лучше; это, значитъ, забавляетъ ихъ, сказалъ мистеръ Пойзеръ, который неохотно становился на раздражающую точку зрѣнія.-- Но они, кажется, идутъ обѣдать. Мы пройдемся немножко, не правда ли? и посмотримъ что дѣлаетъ Адамъ Бидъ. Онъ долженъ присматривать за напитками и другимъ угощеніемъ: онъ врядъ ли много веселится.

XXVI.
Танцы.

Артуръ выбралъ для бальной комнаты переднюю залу. Это было весьма-благоразумно, потому-что въ ней воздухъ былъ чище, чѣмъ во всѣхъ другихъ комнатахъ. Она имѣла то преимущество передъ прочими, что имѣла выходъ въ садъ, а также сообщеніе съ другими комнатами. Нельзя сказать, конечно, чтобъ каменный полъ былъ очень-удобенъ для танцевъ, но вѣдь большей части танцоровъ было извѣстно, какое наслажденіе доставляетъ пляска въ рождественскіе праздники на кухонномъ каменномъ полу. Передняя зала принадлежала къ числу тѣхъ, которыя придаютъ окружающимъ комнатамъ видъ чулановъ; она была украшена штукатурною работою -- ангелами, трубами и гирляндами цвѣтовъ на высокомъ потолкѣ и большими медальйонами съ изображеніемъ разныхъ героевъ на стѣнахъ, чередовавшихся со статуями въ нишахъ. Такую комнату нельзя было не убрать хорошенько зеленью, и мистеръ Крегъ очень гордился тѣмъ, что имѣлъ случай выказать свой вкусъ и свои тепличныя растенія. Широкія ступени каменной лѣстницы были покрыты подушками, назначенными мѣстомъ сидѣнія для дѣтей, которымъ было позволено оставаться до половины десятаго съ няньками длятого, чтобъ видѣть танцы; и такъ-какъ въ этихъ танцахъ принимали участіе только главные арендаторы, то на всѣхъ мѣста было болѣе, чѣмъ довольно. Свѣчи были вставлены въ очаровательные фонари изъ цвѣтной бумаги, развѣшенные высоко между зелеными вѣтвями, и фермерскія жены и дочери, которыя заглядывали сюда украдкою, были убѣждены, что ничто не могло быть великолѣпнѣе этого зрѣлища; теперь онѣ вполнѣ знали въ какого рода комнатахъ жили король и королева, и съ нѣкоторымъ сожалѣніемъ думали о своихъ родственницахъ и знакомыхъ, неимѣвшихъ такого прекраснаго случая, узнать, какъ живутъ въ большомъ свѣтѣ. Фонари были уже зажжены, хотя солнце сѣло только недавно и внѣ дома господствовалъ тотъ тихій свѣтъ, при которомъ мы, кажется, видимъ всѣ предметы яснѣе, чѣмъ въ самое ясное время дня.

Зрѣлище внѣ дома было прелестно, фермеры и ихъ семейства двигались по лужку, между цвѣтами и кустарниками, или по широкой прямой дорогѣ, которая шла отъ восточнаго фасада и по обѣимъ сторонамъ которой разстилался коверъ мшистой травы, гдѣ тамъ-и-сямъ росли то темный кедръ съ плоскими сучьями, то большая ель въ видѣ пирамиды, легко касаясь земли своими вѣтвями, концы которыхъ представляли бахрому блѣдно-зеленаго цвѣта. Группы крестьянъ въ паркѣ начинали мало-по-малу рѣдѣть: молодыхъ привлекали огни, которые начинали блестѣть изъ оконъ галереи въ аббатствѣ, комнаты, назначенной имъ для танцевъ, а нѣкоторые разсудительные люди думали, что была пора отправиться потихоньку домой. Къ послѣднимъ принадлежала и Лисбетъ Бидъ, и Сетъ намѣренъ былъ идти съ нею, не только изъ одной сыновней привязанности: совѣсть не допускала его принять участіе въ танцахъ. День этотъ показался Сету довольно-печальнымъ: воспоминаніе о Динѣ никогда не преслѣдовало его такъ настойчиво, какъ на этомъ праздникѣ, съ которымъ она рѣшительно не имѣла ничего общаго. Ея образъ представлялся ему еще живѣе, когда онъ смотрѣлъ на беззаботливыя лица и разноцвѣтные наряды молодыхъ женщинъ: такъ мы еще болѣе чувствуемъ красоту и величіе изображенія Мадонны, когда оно скрывается отъ насъ на минуту за обыкновенною головою въ шляпкѣ. Но присутствіе Дины въ его мысляхъ помогало ему только лучше переносить нравъ его матери, который становился сварливѣе къ вечеру. Бѣдная Лисбетъ испытывала странную борьбу чувствъ. Ея радость и гордость, причиненная почестью, которую оказывали ея возлюбленному сыну Адаму, начинали уступать въ борьбѣ съ ревностью и брюзгливостью, возобновившимися въ то время, когда Адамъ пришелъ сказать ей, что капитанъ Донниторнъ просилъ его присоединиться къ танцорамъ въ передней залѣ. Адамъ мало-помалу выходилъ изъ предѣловъ ея власти; она желала возвращенія прежней безпокойной жизни: вѣдь тогда Адамъ больше заботился бы о томъ, что говорила и дѣлала его мать.

-- Вотъ еще новость! сказала она:-- ты тутъ толкуешь о танцахъ, когда и пяти недѣль еще не прошло съ-тѣхъ-поръ, какъ твоего отца положили въ могилу. Мнѣ бы, право, также слѣдовало быть тамъ съ нимъ вмѣстѣ, а не оставаться здѣсь и занимать на землѣ мѣсто людей веселѣе меня.

-- Нѣтъ, матушка, не смотри на это такимъ образомъ, сказалъ Адамъ, рѣшившійся кротко обращаться сегодня съ матерью:-- я вовсе не думаю танцовать, а только буду смотрѣть. И если капитанъ желаетъ, чтобъ я былъ тамъ, то я не могу сказать: нѣтъ; я лучше не останусь! вѣдь это покажется, какъ-будто я думаю, что знаю лучше его. А вѣдь ты знаешь, какъ онъ велъ себя относительно меня сегодня.

-- Ну, да ты ужь сдѣлаешь такъ, какъ тебѣ хочется. Твоя старуха-мать не имѣетъ никакого права мѣшать тебѣ. Что она такое? старая шелуха, изъ которой ты ужь и выскользнулъ, какъ спѣлый орѣхъ.

-- Ну, хорошо, матушка, сказалъ Адамъ:-- я скажу капитану, что тебѣ будетъ непріятно, если я останусь, и что по этому случаю я иду домой: я надѣюсь, что онъ не разсердится на меня за это... да, впрочемъ, мнѣ и самому хочется этого.

Онъ произнесъ эти слова съ нѣкоторымъ усиліемъ: на дѣлѣ ему очень хотѣлось быть въ этотъ вечеръ близь Гетти.

-- Нѣтъ, нѣтъ, я не хочу, чтобъ ты сдѣлалъ это... молодой сквайръ, можетъ, разсердится. Ступай и дѣлай то, что онъ тебѣ приказалъ, а я и Сетъ мы пойдемъ домой. Я знаю, это большая честь для тебя, что на тебя обращаютъ такое вниманіе; и кому же болѣе гордиться этимъ, какъ не твоей матери? Развѣ мало у ней было безпокойствъ всѣ эти годы, когда она ростила тебя и ходила за тобой?

-- Въ такомъ случаѣ, прощай, матушка, прощай братъ. Не забудьте о Джипѣ, когда придете домой, сказалъ Адамъ, направляясь къ воротамъ парка, гдѣ онъ надѣялся встрѣтиться съ семействомъ Пойзеръ; онъ былъ такъ занятъ все послѣ обѣда, что не имѣлъ времени поговоритъ съ Гетти. Его глаза вскорѣ открыли въ нѣкоторомъ отдаленіи группу людей, въ которой онъ узналъ тѣхъ, кого искалъ; они возвращались къ дому по широкой, усыпанной пескомъ дорогѣ, и онъ ускорилъ шагъ, желая присоединиться къ нимъ.

-- А, Адамъ! очень-радъ, что вижу васъ опять, наконецъ, сказалъ мистеръ Пойзеръ, который несъ на рукахъ Тотти.-- Теперь вы немножко повеселитесь, я надѣюсь, такъ-какъ ваше дѣло кончено. Вотъ Гетти просили танцовать множество молодыхъ людей, и я только-что спрашивалъ ее, дала ли она вамъ слово танцовать съ вами, а она говоритъ: "нѣтъ."

-- Да я и не думалъ танцовать сегодня вечеромъ, сказалъ Адамъ, уже готовый измѣнить свое рѣшеніе, когда взглянулъ на Гетти.

-- Что за вздоръ! сказалъ мистеръ Пойзеръ.-- Вѣдь всѣ рѣшительно будутъ танцовать сегодня, всѣ, кромѣ стараго сквайра и мистрисъ Ирвайнъ. Мистрисъ Бестъ говорила, что миссъ Лидія и миссъ Ирвайнъ будутъ танцовать и что молодой сквайръ возьметъ мою жену на первый танецъ и съ нею откроетъ балъ; такимъ образомъ она будетъ принуждена танцовать, хотя ужь и перестала танцовать съ самаго Рождества, когда родился нашъ послѣдній ребенокъ. Вамъ стыдно будетъ стоять да смотрѣть только, Адамъ. А вы еще такой славный парень и можете танцовать не хуже другихъ.

-- Нѣтъ, нѣтъ, сказала мистрисъ Пойзеръ: -- это было бы непристойно. Я знаю, танцы -- глупость; но если вы будете останавливаться передъ всякою вещью, потому-что это глупость, то вы не далеко уйдете въ жизни. Когда для васъ приготовленъ бульйонъ, то вы должны ѣсть и крупу, иначе ужь не трогайте и бульйона.

-- Въ такомъ случаѣ, если Гетти будетъ танцовать со мною, сказалъ Адамъ, уступая доводамъ ли мистрисъ Пойзеръ, или чему-нибудь другому:-- то я прошу на тотъ танецъ, на который она только свободна.

-- У меня нѣтъ кавалера на четвертый танецъ, отвѣчала Гетти:-- если вы хотите, я буду танцовать съ вами.

-- Послушайте, сказалъ мистеръ Пойзеръ: -- но вы должны танцовать и первый танецъ, Адамъ, а то это покажется страннымъ. Вѣдь здѣсь множество миленькихъ дѣвушекъ, изъ которыхъ можете выбрать любую; а дѣвушкамъ куда какъ непріятно, когда мужчины стоятъ возлѣ нихъ и не приглашаютъ ихъ.

Адамъ сознавалъ справедливость замѣчанія мистера Пойзера: для него было бы несовсѣмъ-ловко не танцовать ни съ кѣмъ, кромѣ Гетти. Вспомнивъ, что Джонатанъ Бёрджъ имѣлъ нѣкоторое основаніе чувствовать себя обиженнымъ сегодня, онъ рѣшился попросить Мери Бёрджъ на первый танецъ, если она не была приглашена никѣмъ.

-- Вотъ на большихъ часахъ бьетъ восемь, сказалъ мистеръ Пойзеръ:-- мы должны теперь поторопиться и войти въ залу, не то сквайръ и леди будутъ тамъ раньше насъ, а это было бы не совсѣмъ-то прилично.

Когда они вошли въ залу и трое дѣтей, отданныя на попеченіе Молли, были посажены за лѣстницу, створчатыя двери въ гостиную отворились и Артуръ вышелъ въ своемъ мундирѣ. Онъ велъ мистрисъ Ирвайнъ къ покрытому ковромъ возвышенію, украшенному тепличными растеніями; здѣсь должны были сидѣть мистрисъ Ирвайнъ, миссъ Анна и старый мистеръ Донниторнъ, и оттуда смотрѣть на танцы, какъ короли и королевы въ сценическихъ представленіяхъ. Артуръ надѣлъ мундиръ, чтобъ доставить удовольствіе арендаторамъ, говорилъ онъ, для которыхъ его военный санъ казался едва-ли менѣе сана перваго министра. Онъ нисколько не противился угодить имъ такимъ образомъ: мундиръ представлялъ его фигуру въ очень-выгодномъ свѣтѣ.

Старый сквайръ, прежде чѣмъ сѣлъ на свое мѣсто, обошелъ кругомъ всю залу, раскланиваясь съ арендаторами и обращаясь съ вѣжливыми рѣчами къ женамъ. Онъ былъ всегда вѣжливъ; но фермеры, послѣ долгаго недоразумѣнія, поняли наконецъ, что эта утонченность въ обращеніи была однимъ изъ признаковъ жестокости. Многіе замѣтили, что онъ оказывалъ сегодня самую изысканную вѣжливость мистрисъ Пойзеръ, какъ-то особенно разспрашивая ее о здоровья, совѣтуя ей укрѣпить свои силы холодною водою, какъ дѣлалъ онъ, и избѣгать всѣхъ лекарствъ. Мистрисъ Пойзеръ присѣдала и благодарила его съ большимъ достоинствомъ; но когда онъ отошелъ отъ нея, она произнесла шопотомъ, обращаясь къ мужу:

-- Даю голову на отсѣченіе, что онъ затѣваетъ противъ насъ какую-нибудь скверную штуку. Чортъ ужь не станетъ вилять хвостомъ даромъ.

Мистеръ Пойзеръ не имѣлъ времени отвѣчать, потому-что теперь Артуръ подошелъ къ нимъ и сказалъ:

-- Мистрисъ Пойзеръ, я пришелъ просить вашей руки на первый танецъ; а васъ, мистеръ Пойзеръ, позвольте свести къ тётушкѣ, потому-что она хочетъ имѣть васъ своимъ кавалеромъ.

Блѣдныя щеки жены вспыхнули отъ сильнаго чувства необыкновенной чести, когда Артуръ вывелъ ее на первое мѣсто въ залѣ; но мистеръ Пойзеръ, въ которомъ лишній стаканъ воскресилъ юношеское довѣріе къ его пріятной наружности и чрезвычайной ловкости въ танцахъ, очень -- гордо послѣдовалъ за ними, втайнѣ лаская себя надеждою, что миссъ Лидія никогда въ жизни не имѣла кавалера, который могъ бы приподнять ее съ полу такъ ловко, какъ онъ. Для того, чтобъ уравновѣсить почести, которыя слѣдовало оказать обоимъ приходамъ, миссъ Ирвайнъ танцовала съ Лукою Бриттономъ, самымъ многоземельнымъ брокстонскимъ фермеромъ, а мистеръ Равенъ пригласилъ мистрисъ Бриттонъ. Мистеръ Ирвайнъ, усадивъ свою сестру Анну, ушелъ въ галерею аббатства, какъ условился съ Артуромъ прежде, посмотрѣть, какъ веселилось поселяне. Между-тѣмъ, всѣ менѣе значительныя пары заняли свои мѣста: Гетти велъ неизбѣжный мистеръ Крегъ, а Мери Бёрджъ -- Адамъ; затѣмъ раздались звуки музыки, и славный контрдансъ, лучшій изъ всѣхъ танцевъ, начался.

Жаль, что полъ не былъ выстланъ досками, на такомъ полу мѣрное топанье толстыхъ башмаковъ было бы лучше всякаго барабана. Веселое топанье, милостивое киванье головой, граціозное подаванье рукъ -- гдѣ можемъ мы увидѣть все это теперь? Какимъ пріятнымъ разнообразіемъ было бы для насъ, еслибъ мы видѣли иногда вмѣсто голыхъ шей и громадныхъ кринолинъ, пытливыхъ взоровъ, изслѣдующихъ костюмы, и томныхъ мужчинъ въ лакированныхъ сапогахъ, двусмысленно улыбающихся, еслибь мы, вмѣсто всего этого, могли опять увидѣть эту простую пляску скромно-одѣтыхъ матронъ, на нѣсколько минутъ откинувшихъ въ сторону заботы о домѣ и о сырнѣ, только воспоминающихъ свою молодость, но нестарающихся казаться молодыми, нечувствующихъ ревности къ молодымъ дѣвушкамъ, окружающихъ ихъ, но гордящихся ими, праздничное веселье дюжихъ мужей, строящихъ милые комплименты своимъ женамъ, какъ, бывало, во время ихъ сватовства, парней и дѣвушекъ, немного-смущенныхъ и застѣнчивыхъ съ своими танцорами и танцорками, и незнающихъ съ чего начать разговоръ...

Только одно обстоятельство могло мѣшать удовольствію, которое находилъ въ этомъ танцѣ Мартинъ Пойзеръ: онъ все время находился въ близкомъ соприкосновеніи съ Лукою Бриттономъ, этимъ неопрятнымъ фермеромъ. Онъ хотѣлъ уже придать своему взору нѣкоторую леденящую холодность, когда подавалъ руку фермеру; но такъ-какъ вмѣсто оскорбительнаго Луки противъ него была миссъ Ирвайнъ, то онъ боялся, что заморозитъ не ту особу, которую хотѣлъ. Такимъ образомъ, онъ предоставилъ своему лицу выражать веселье, неохлажденное никакими нравственными сужденіями.

Какъ забилось сердце Гетти, когда Артуръ приблизился къ ней! Онъ почти вовсе не смотрѣлъ на нее сегодня; теперь онъ долженъ былъ взять ее за руку. Пожметъ ли онъ ей руку? посмотритъ ли онъ на нее? Ей казалось, она непремѣнно заплачетъ, если онъ не подастъ никакого признака чувства. Но вотъ онъ подошелъ къ ней... онъ взялъ ее за руку... да, онъ пожалъ ей руку. Гетти поблѣднѣла, когда посмотрѣла на него одно мгновеніе и встрѣтила его взоръ, прежде чѣмъ танецъ успѣлъ унесть его отъ нея. Это блѣдное лицо произвело на Артура дѣйствіе, походившее на начало неопредѣленной боли, дѣйствіе, которое не оставляло его, между-тѣмъ, какъ онъ долженъ былъ танцевать, улыбаться и шутить попрежнему. Лицо Гетти будетъ непремѣнно имѣть такое выраженіе, когда онъ сообщатъ ей то, что долженъ былъ сообщить; а онъ никогда не будетъ въ-состояніи вынесть это выраженіе; онъ снова будетъ безразсуднымъ и снова увлечется. А въ дѣйствительности выраженіе лица Гетти вовсе не имѣло того значенія, которое онъ придавалъ ему: оно было только признакомъ происходившей въ ней борьбы между желаніемъ, чтобъ онъ обратилъ вниманіе на нее, и опасеніемъ, что она не будетъ въ-состояніи скрыть это желаніе отъ другихъ. Но лицо Гетти выражало болѣе того, что она чувствовала. Есть лица, получающія отъ природы мысль и высокое и трогательное выраженіе, которыя не принадлежатъ къ простой человѣческой душѣ, порхающей за ними, но которыя говорятъ о радостяхъ и печаляхъ прошедшихъ поколѣній; есть глаза, говорящіе о глубокой любви, которая, безъ всякаго сомнѣнія, была и находится гдѣ-нибудь, только не при этихъ глазахъ, можетъ-быть, при блѣдныхъ глазахъ, невыражающихъ ничего; подобно тому, какъ народный языкъ можетъ быть напоенъ поэзіей, совершенно-непонятной устамъ, говорящимъ на немъ. Это выраженіе лица Гетти возбудило въ Артурѣ тягостную боязнь, которая, однакожь, заключала въ себѣ какую-то страшную тайную радость, радость о томъ, что она любила его слишкомъ-сильно. Ему предстоялъ тяжкій трудъ: въ эту минуту онъ чувствовалъ, что отдалъ бы три года своей юности, еслибъ могъ быть такъ счастливъ, чтобъ предаться безъ угрызеній совѣсти своей страсти къ Гетти.

Эти несвязныя мысли бродили въ его умѣ, когда онъ шелъ съ мистрисъ Пойзеръ, которая запыхалась отъ усталости и втайнѣ думала, что ни судья, ни судъ присяжныхъ не заставятъ ее протанцовать еще одинъ танецъ, и просилъ ее отдохнуть въ столовой, гдѣ былъ приготовленъ ужинъ, къ которому гости могла подходить, когда имъ было угодно.

-- Я просила Гетти не забыть, что ей придется танцовать съ вами, сэръ, сказала добрая простодушная женщина.-- Она вѣдь такая вѣтреница, что, пожалуй, дастъ слово на всѣ танцы. Такимъ образомъ, сказала ей, чтобъ она не обѣщала слишкомъ-многимъ.

-- Благодарю васъ, мистрисъ Пойзеръ, сказалъ Артуръ несовершенно-спокойно.-- Теперь сядьте въ это покойное кресло, а Мильзъ подастъ вамъ, чего вамъ захочется лучшаго.

И онъ торопливо отошелъ отъ нея, чтобъ найдти себѣ другую пожилую даму: сначала онъ долженъ былъ отдать подобающую честь замужнимъ женщинамъ, а потомъ уже и обратиться къ молодымъ. Итакъ, контрдансы, топанье, милостивое киванье и граціозное подаванье рукъ пошли-себѣ веселою чередою.

Наконецъ, дошла очередь и до четвертаго танца, котораго не могъ дождаться сильный, важный Адамъ, будто былъ восьмнадцатилѣтній юноша-бѣлоручка. Всѣ мы очень-похожи другъ на друга, когда любимъ въ первый разъ. Адаму едва-ли случалось коснуться руки Гетти иначе, какъ при бѣгломъ привѣтствіи; до настоящаго случая онъ танцовалъ съ нею только однажды. Его взоры безпрестанно преслѣдовало ее въ этотъ вечеръ противъ его воли, и онъ еще болѣе былъ упоенъ любовью. Она, казалось ему, держала себя такъ мило, такъ скромно; вовсе не кокетничала сегодня, улыбалась менѣе окыкновеннаго; даже дышала какою-то сладостною грустью. "Да благословитъ ее Богъ!" думалъ онъ. "Я сдѣлалъ бы жизнь ея счастливою, еслибъ только могла сдѣлать ее счастливою твердая рука, которая бы работала для нея, и сердце, которое любило бы ее".

Затѣмъ имъ невольно овладѣвало очаровательныя мечты о томъ, что, вотъ, онъ приходитъ домой съ работы и прижимаетъ Гетти къ сердцу; онъ чувствуетъ, что ея щека нѣжно касается его щеки... Адамъ совершенно забылъ, гдѣ находился, и ему было бы все -- равно, еслибъ музыка и топанье ногами превратились въ шумъ дождя и ревъ вѣтра.

Но теперь третій танецъ кончился, и Адамъ могъ подойти къ Гетти и просить ея руку. Она стояла на другомъ концѣ залы близь лѣстницы, перешептываясь съ Молли, которая только-что передала спящую Тотри ей на руки, а сама побѣжала за шалями и шляпками, которыя находились на площадкѣ. Мистрисъ Пойзеръ взяла съ собою двухъ мальчиковъ въ столовую, чтобъ дать имъ пирога прежде отправленія ихъ домой въ телегѣ съ дѣдушкой. Молли должна была слѣдовать за ними, какъ можно скорѣе пѣшкомъ.

-- Позвольте мнѣ подержать ее, сказалъ Адамъ, когда Молли направилась къ лѣстницѣ.-- Дѣти такъ тяжелы, когда спятъ.

Гетти обрадовалась помощи, потому-что держать Тотти на рукахъ, и держать стоя, было ей вовсе непріятно. Но эта вторичная передача имѣла то несчастное дѣйствіе, что разбудила Тотти, которая не уступала другимъ дѣтямъ ея лѣтъ въ капризахъ, если ее будили не вовремя. Въ то время, какъ Гетти передавала ее на руки Адама и еще не успѣла выдернуть свои руки, Тотти открыла глаза и немедленно ударила лѣвымъ кулакомъ по рукѣ Адама, правою же рукою схватила за снурокъ съ коричневыми бусами, вокругъ шеи Гетти. Медальйонъ выскочилъ изъ-за ея платья, снурокъ тотчасъ же оборвался и безпомощная Гетти увидѣла, что бусы и медальйонъ разсыпались далеко но полу.

-- Мой медальйонъ, мой медальйонъ! сказала она громкимъ, испуганнымъ шопотомъ, обращаясь къ Аламу.-- О бусахъ не безпокойтесь.

Адамъ ужь замѣтилъ куда упалъ медальйонъ: послѣдній привлекъ его взоръ, лишь только выскочилъ изъ-за платья. Медальйонъ упалъ на деревянное возвышеніе, гдѣ сидѣли музыканты, а не на каменный полъ; а когда Адамъ поднялъ его, то увидѣлъ стекло и подъ нимъ темный и свѣтлый локоны. Онъ упалъ этою стороною кверху и стекло не разбилось. Адамъ перевернулъ его въ рукѣ и увидѣлъ золотую эмальированную спинку.

-- Ему не сдѣлалось ничего, сказалъ онъ, подавая медальйонъ Гетти, которая не была въ состояніи взять вещь, потому -- что обѣими руками держала Тотти.

-- О! это все-равно, я вовсе не забочусь объ этомъ, сказала Гетти, которая была блѣдна и теперь покраснѣла.

-- Все-равно? спросилъ Адамъ серьёзно.-- А мнѣ показалось, что вы очень испугались насчетъ его. Я подержу эту вещь, пока вамъ можно будетъ взять ее, прибавилъ онъ спокойно, закрывая медальйонъ рукою и тѣмъ желая доказать ей, что не хотѣлъ еще разъ взглянуть на него.

Между-тѣмъ Молли возвратилась съ шляпкой и шалью, и лишь только взяла она Тотти, какъ Адамъ передалъ медальйонъ въ руки Гетти. Она взяла его съ видомъ равнодушія и положила въ карманъ. Въ душѣ же своей она была раздосадована на Адама и недовольна имъ, потому-что онъ видѣлъ медальйонъ; тѣмъ не менѣе она рѣшилась теперь не обнаруживать никакихъ признаковъ волненія.

-- Посмотрите, сказала она: -- всѣ ужь становятся на мѣста. Пойдемте.

Адамъ молча повиновался. Смутная тревога овладѣла имъ. Развѣ Гетти имѣла возлюбленнаго, котораго онъ не зналъ?... потому-что никто изъ ея родственниковъ -- онъ былъ въ томъ увѣренъ -- не подаритъ ей такого медальйона, и никто изъ ея обожателей, съ которыми онъ былъ знакомъ, не обращалъ на себя такого вниманія Гетти, какимъ непремѣнно долженъ былъ пользоваться тотъ, кто подарилъ ей медальйонъ. Адамъ терялся въ совершенной невозможности найдти человѣка, на котораго могли бы упасть его опасенія. Съ ужаснымъ мученіемъ могъ онъ только чувствовать, что въ жизни Гетти было что-то неизвѣстное ему; что въ то время, какъ онъ убаюкивалъ себя надеждою, что она полюбитъ его, она уже любила другаго. Удовольствіе, которое онъ ожидалъ найдти, танцуя съ Гетти, исчезло. Его глаза, останавливаясь на ней, имѣли какое-то безпокойное, вопрошавшее выраженіе. Онъ не могъ вспомнить, что бы сказать ей; она, съ своей стороны, была также ее въ духѣ и также не хотѣла говорить. Оба они обрадовались, когда танецъ кончился.

Адамъ рѣшился не оставаться долѣе; онъ не былъ никому нуженъ и никто не замѣтитъ, если онъ ускользнетъ потихоньку. Лишь только онъ вышелъ изъ дверей, какъ пошелъ своимъ обычнымъ быстрымъ шагомъ, торопясь, самъ не зная почему, занятый грустною мыслью о томъ, что воспоминаніе объ этомъ днѣ, полномъ почести и надеждъ для него, было отравлено навсегда. Вдругъ, когда онъ уже прошелъ довольно-далеко по парку, онъ остановился, пораженный свѣтомъ воскреснувшей надежды. Вѣдь онъ быть глупцомъ, которому вздоръ показался большимъ несчастіемъ. Гетти, которая такъ страстно любила наряжаться, можетъ-быть, и сама купила ту вещь. Она, казалось, была слишкомъ цѣнна для дѣвушки... она, казалось, походила на вещи, которыя лежали на бѣломъ атласѣ въ большомъ магазинѣ ювелира, въ Россетерѣ. Но Адамъ обладалъ весьма несовершенными понятіями о цѣнности подобныхъ вещей; по его мнѣнію, она, конечно, стоила не больше гинеи. Можетъ быть, въ рождественской кружкѣ у Гетти и было столько денегъ, и, кто зналъ? можетъ-быть, она на столько была ребенкомъ, что истратила ихъ такимъ образомъ; она была такъ молода! она не могла не любить наряды! Но въ такомъ случаѣ, отчего же она такъ испугалась сначала, такъ измѣнилась въ лицѣ, а послѣ показывала видъ, что ей было все-равно? О! да вѣдь ей было стыдно, что онъ увидѣлъ, какая щегольская вещь была у ней. Она сознавала, что поступила дурно, истративъ деньги на эту вещь, и знала, что Адамъ порицалъ страсть къ нарядамъ. Это было доказательствомъ, что она заботилась о томъ, что онъ любилъ и чего не любилъ. Судя по его молчанію и важности, она должна была подумать, что онъ былъ очень-недоволенъ ею, что онъ готовъ былъ осудить ея слабости строго и жестоко. И когда онъ шелъ теперь тише, предаваясь размышленіямъ объ этой новой надеждѣ, онъ только безпокоился о томъ, что его поведеніе можетъ охладить чувство Гетти къ нему, потому-что послѣдняя точка зрѣнія на это дѣло непремѣнно должна быть вѣрна. Какимъ образомъ могла Гетти имѣть возлюбленнаго, которому она платила взаимностью и котораго онъ, Адамъ, не зналъ совершенно? Она никогда не отлучалась изъ дома дяди долѣе, какъ на день; она не могла имѣть знакомыхъ, котирые не приходила бы на мызу, не могла имѣть короткихъ друзей, которые не были бы извѣстны ея дядѣ и тёткѣ. Безразсудно было бы думать, что медальйонъ былъ подаренъ ей возлюбленнымъ. Онъ былъ вполнѣ увѣренъ, что небольшой локонъ темныхъ волосъ былъ ея собственный; онъ не могъ дѣлать догадокъ о свѣтлыхъ волосахъ, находившихся подъ темнымъ локоновъ, потому-что несовсѣмъ-ясно видѣлъ ихъ. То могли быть волосы ея отца или матери, умершихъ, когда она была ребенкомъ, и, естественно, что она вложила туда и локонъ своихъ собственныхъ волосъ.

И вотъ Адамъ легъ снять, утѣшенный, создавъ самому себѣ замысловатую ткань вѣроятностей, самую вѣрную завѣсу, которую только умный человѣкъ можетъ поставить между собою и истиною. Его послѣднія мысли передъ сномъ слились съ мечтою, которая перенесла его на мызу; тамъ онъ былъ снова вмѣстѣ съ Гетти и просилъ ее простить его въ томъ, что онъ былъ такъ холоденъ и молчаливъ.

Въ то время, какъ Адамъ предавался этимъ мечтамъ, Артуръ велъ Гетти къ танцу и говорилъ ей едва-слышнымъ, торопливымъ голосомъ: "Я буду въ лѣсу послѣзавтра въ семь часовъ; приходите, какъ можете, раньше". И безразсудныя радости и надежды Гетти, испуганныя, просто вздоромъ и потому отлетѣвшія назадъ на небольшое разстояніе, теперь снова запорхали, не сознавая настоящей опасности. Она была счастлива впервые во весь этотъ длинный день и желала, чтобъ танецъ продолжался нѣсколько часовъ. Артуръ также желалъ этого; онъ позволитъ себѣ только эту послѣднюю слабость, думалъ онъ; а человѣкъ никогда не находится съ болѣе-сладостною томностью подъ вліяніемъ страсти, какъ въ то время, когда онъ рѣшился поработить ее завтра.

Но желанія мистрисъ Пойзеръ были совершенно-противоположны этимъ: ея голова была полна грустныхъ предчувствій о томъ, что завтра утренній сыръ поспѣетъ позже, вслѣдствіе прибытія семейства домой въ позднюю пору. Теперь, когда Гетти исполнила свою обязанность, протанцовала одинъ танецъ съ молодымъ сквайромъ, мистеръ Пойзеръ долженъ былъ выйдти и посмотрѣть, пріѣхала ли за ними телега, потомучто было уже половина одиннадцатаго, и, несмотря на полуробкое возраженіе съ его стороны, что это кажется неприличнымъ, если они уѣдутъ первые, мистрисъ Пойзеръ настаивала на своемъ намѣреніи, всеравно, будетъ ли то прилично или неприлично.

-- Какъ, вы уже отправляетесь домой, мистрисъ Пойзеръ? спросилъ старый мистеръ Донниторнъ, когда она подошла проститься и присѣла.-- Я думалъ, что мы не разстанемся ни съ кѣмъ изъ нашихъ гостей раньше одиннадцати. Мистрисъ Ирвайнъ и я, ужь люди пожилые, а мы не намѣрены уйдти отъ танцевъ раньше того времени.

-- О, ваша милость! господа-то могутъ оставаться до поздней поры, при свѣчахъ: у нихъ нѣтъ заботъ о сырѣ на душѣ. А для насъ ужь и теперь довольно-поздно, да и нельзя внушать коровамъ, будто ихъ ненужно доить такъ рано завтра утромъ. Итакъ, если вамъ будетъ угодно извинить насъ, позвольте намъ проститься.

-- Ну! сказала она мужу, когда они сѣли въ телегу:-- я лучше согласилась бы варить пиво и стирать въ одинъ и тотъ же день, чѣмъ провести одинъ изъ этихъ веселыхъ дней. Вѣдь утомительнѣе всего толкаться изъ одного угла въ другой и смотрѣть выпуча глаза, не зная хорошенько, чѣмъ бы заняться въ слѣдующую минуту. И при этомъ изволь-ка имѣть всегда на лицѣ улыбку, словно торговецъ въ рыночный день, а то, чего добраго, люди сочтутъ тебя невѣжей. И, въ-заключеніе, что жъ остается у васъ послѣ всего этого? Желтое лицо, оттого, что вы наѣлись вещей, которыя вамъ не по нраву.

-- Нѣтъ, нѣтъ, сказалъ мистеръ Пойзеръ, находившійся въ самомъ веселомъ расположеніи духа и чувствовавшій, что онъ пережилъ сегодня великій день:-- тебѣ вовсе не мѣшаетъ иногда повеселиться немного. И ты танцуешь нисколько не хуже другихъ. Я всегда скажу, что ни одна изъ всѣхъ женщинъ нашего околотка такъ не легка на ногу, какъ ты. И это была большая честь для тебя, что молодой сквайръ пригласилъ тебя прежде другихъ; это, полагаю, случилось оттого, что я сидѣлъ во главѣ стола и сказалъ рѣчь. Да и Гетти также... у ней никогда не было прежде такого кавалера: бравый молодой джентльменъ въ мундирѣ. Тебѣ это послужитъ предметомъ разговора, Гетти, когда ты состаришься, какъ ты танцовала съ молодымъ сквайромъ въ день его совершеннолѣтія.

КНИГА ЧЕТВЕРТАЯ.

XXVII.
Кризисъ.

То было во второй половинѣ августа, недѣли три послѣ рожденіе. Въ сѣверной внутренней части Ломшейрскаго Графства уже началась жатва пшеницы, но къ уборкѣ хлѣба нельзя было преступить ещё нѣсколько времени, по случаю проливныхъ дождей, причинившихъ наводненія и большіе убытки вообще во всей странѣ. Благодаря своей веселой нагорной мѣстности и орошаемымъ ручейками долинамъ, брокстонскіе и геслопскіе фермеры были спасены отъ послѣднихъ несчастій; а такъ-какъ я не могу имѣть притязаній на то, что они были исключительными фермерами, которымъ общее благо было ближе собственнаго къ сердцу, то вы заключите изъ этого, что они не очень-то были недовольны быстрымъ возвышеніемъ цѣны на хлѣбъ, пока существовала надежда, что они будутъ собирать хлѣбъ неповрежденнымъ; а нѣсколько ясныхъ дней и сухіе вѣтры поддерживали въ фермерахъ эту надежду.

Восьмнадцатое августа было однимъ изъ такихъ дней, когда солнечный свѣтъ казался яснѣе во всѣхъ глазахъ по случаю мрака, предшествовавшаго ему. Большія массы облаковъ пробѣгали по голубому небу и своими летучими тѣнями, казалось, оживляли большіе круглые холмы за Лѣсною Дачею. Солнце скрывалось на мгновеніе и потомъ снова сіяло жарко, какъ возвратившаяся радость. Вѣтеръ срывалъ съ кустарниковъ, образовывавшихъ изгороди, листья, все еще зеленые. Около фермъ раздается звукъ захлопывающихся дверей; въ фруктовыхъ садахъ падаютъ яблоки; вѣтеръ совершенно покрываетъ гривами морды лошадей, блуждающихъ по сторонамъ дороги, покрытымъ зеленью, и по общему выгону. А между-тѣмъ вѣтеръ, казалось, былъ частью общей радости о томъ, что солнце сіяло. Веселый день для дѣтей, бѣгавшихъ вокругъ фермъ и кричавшихъ во всю мочь длятого, чтобъ узнать, не могутъ ли они покрыть своими голосами сильнѣйшіе порывы вѣтра. Взрослые также были въ хорошемъ расположеніи духа, надѣясь на лучшіе дни, когда спадетъ вѣтеръ. Дай только Богъ, чтобъ зерно было не совсѣмъ-спѣло! иначе вѣтеръ сдуетъ его изъ колоса и разсѣетъ по землѣ какъ несвоевременный посѣвъ.

А между-тѣмъ и въ такую погоду человѣкъ можетъ подвергнуться убійственному несчастію. Если справедливо, что природа въ извѣстные моменты какъ -- бы носитъ въ себѣ предчувствіе о судьбѣ одного человѣка, то не должно ли быть справедливо и то, что она, кажется, нисколько не печется о другомъ и не замѣчаетъ его? Нѣтъ ни одного часа, въ который не родились бы и радость и отчаяніе; нѣтъ утренняго свѣта, который не приносилъ бы съ собою новой боли сильной печали, равно -- какъ и новыхъ силъ генію и любви. Вѣдь насъ такое множество, и наша участь такъ различна: можно ли удивляться, что расположеніе натуры находится часто въ строгомъ контрастѣ съ великимъ кризисомъ нашей жизни? Мы дѣти обширной семьи; научимся же, какъ научаются такія дѣти, не ожидать, что о нашихъ ушибахъ будутъ много заботиться, а довольствоваться небольшимъ уходомъ и небольшими ласками, и тѣмъ болѣе станемъ помогать другъ другу.

Для Адама этотъ день былъ тяжелъ: въ послѣднее время онъ исполнялъ почти двойную работу. Онъ продолжалъ заниматься, какъ старшій работникъ, у Джонатана Бёрджа, пока на его мѣсто не найдется удовлетворительный человѣкь; а Джонатань не торопился искать себѣ такого человѣка. Но онъ весело исполнялъ лишнюю работу, потому-что его надежды касательно Гетти снова прояснились. Послѣ дня рожденія каждый разъ, когда она видѣла его, она, казалось, дѣлала усилія, чтобъ обращаться съ нимъ какъ-можно-ласковѣе; она будто хотѣла доказать ему, что простила его молчаніе и холодность во время танца. Онъ ни разу не упоминалъ о медальйонѣ. Онъ былъ слишкомъ-счастливъ, что она улыбалась ему, чувствовалъ себя еще счастливѣе, потому-что замѣчалъ въ ней болѣе-смиренный видъ, что-то особенное, приписывая это развитію женской нѣжности и серьёзности. "Ахъ!" безпрестанно думалъ онъ: "вѣдь ей только семнадцать лѣтъ; еще немного -- и она уже не будетъ такъ беззаботна. И ея тётка всегда разсказываетъ, какъ она проворна при работѣ. Она, я увѣренъ, будетъ такою-женою, что матушкѣ никогда не удастся и поворчать на нее". Правда, онъ видѣлъ ее дома только два раза со дня рожденія: однажды въ воскресенье, когда онъ намѣревался зайдти на ферму изъ церкви, Гетти присоединилась къ обществу старшихъ слугъ съ Лѣсной Дачи и пошла домой съ ними, будто хотѣла поощрить мистера Крега. "Она ужь очень -- расположена къ этимъ людямъ изъ экономкиной комнаты", замѣтила мистрисъ Пойзеръ. "Что меня касается, то я никогда особенно не жаловала господскихъ слугъ... они почти всѣ похожи на жирныхъ собаченокъ знатныхъ леди, что вотъ не годятся ни домъ сторожить, ни на жаркое, а только на-показъ". Другой разъ вечеромъ она ушла въ Треддльстонъ купить какія то вещи, хотя, къ его немалому удивленію, возвращаясь домой, онъ увидѣлъ въ нѣкоторомъ разстояніи, какъ она шла но дорогѣ, которая вовсе не вела изъ Треддльстона. Но когда онъ торопливо подошелъ къ ней, она была очень-ласкова и просила его возвратиться съ ней на ферму, когда онъ довелъ ее до воротъ двора. Она прошла нѣсколько дальше по полямъ, возвращаясь изъ Треддльстона, потому-что ей не хотѣлось идти домой, говорила она: на чистомъ воздухѣ было такъ мило, а ея тётка вѣчно дѣлаетъ столько хлопотъ, когда ей, Гетти, нужно идти со двора. "О, пожалуйста, пойдемте къ намъ!" сказала она, когда онъ, пожимая ей руку, хотѣлъ проститься съ ней у воротъ; и онъ не могъ устоять противъ ея желанія. Такимъ-образомъ онъ вошелъ съ нею, и мистрисъ Пойзеръ удовольствовалась только легкимъ замѣчаніемъ, сказавъ, что Гетти пришла позже, чѣмъ ее ожидали; а Гетти, которая, казалось, была не совсѣмъ въ духѣ при встрѣчѣ съ нимъ, улыбалась, болтала и съ необыкновенною предусмотрительностью старалась угодить всѣмъ.

Онъ видѣлъ ее тогда въ послѣдній разъ, но надѣялся, что завтра у него найдется свободнаго времени зайдти на ферму. Сегодня, онъ зналъ, былъ тотъ день, въ который она ходитъ на Лѣсную Дачу шить у горничной; итакъ, онъ постарается поработать сегодня вечеромъ какъ-можно-больше, чтобъ быть свободнымъ завтра.

Въ числѣ другихъ работъ, Адамъ имѣлъ надзоръ надъ нѣкоторыми починками въ той части лѣсной фермы, которую до настоящаго времени занималъ Сачелль, какъ управляющій, и которую, если вѣрить слухамъ, старый сквайръ предоставлялъ занять какому-то хвату въ сапогахъ съ отворотами; нѣкоторые поселяне видѣли, какъ послѣдній однажды проѣзжалъ верхомъ по парку. Что сквайръ рѣшился на починки, это можно было только объяснить его желаніемъ получить арендатора, хотя общество, собиравшееся по субботамъ вечеромъ у мистера Кассона, единогласно утверждало за своими трубками, что не найдется человѣка съ здравымъ смысломь, который захотѣлъ бы взять лѣсную ферму, если къ ней не будетъ присоединено больше пашни. Впрочемъ, какъ бы то ни было, починки приказано было произвесть со всевозможною поспѣшностью; и Адамъ, занимаясь отъ мистера Бёрджа, выполнялъ приказаніе съ обычною энергіею. Нo сегодня, поработавъ въ другомъ мѣстѣ, онъ могъ придти на лѣсную ферму только поздно послѣ обѣда. Тутъ онъ замѣтилъ, что часть старой крыши, которую онъ разсчитывалъ сохранить, сѣла. Ясно было, что изъ этой части строенія нельзя было сдѣлать ничего хорошаго; ее нужно было сломать до основанія. Адамъ немедленно составилъ въ головѣ планъ, какъ снова выстроить эту часть такъ, чтобъ тутъ были самые удобные хлѣва для коровъ и телятъ и помѣщеніе для всякой утвари, и все это безъ большихъ издержекъ на матеріалы. Такимъ-образомъ, когда разошлись работники, онъ сѣлъ, вынулъ свою карманную книжку и занялся черченіемъ плана и подробнымъ означеніемъ требовавшихся матеріаловъ, желая показать все это мистеру Бёрджу завтра утромъ и склонить его, чтобъ онъ уговорилъ сквайра согласиться на предложеніе Адама. Сдѣлать какое-нибудь хорошее дѣло, какъ бы оно ни было мало, всегда было удовольствіемъ для Адама, и онъ сидѣлъ на отрубкѣ, надъ книгою, лежавшею на чертежномъ столикѣ, повременамъ тихо посвистывая и поворачивая голову на бокъ съ едва-замѣтною улыбкою самодовольства, даже гордости, потому-что если Адамъ любилъ хорошее дѣло, онъ также любилъ и думать: "я сдѣлалъ это!" Я полагаю, что тѣ только люди свободны отъ этой слабости, которые никакую работу не могутъ назвать своею собственною. Было ужь почти семь часовъ, когда онъ кончилъ и опять надѣлъ свою куртку. Окинувъ кругомъ глазами всю работу, онъ замѣтилъ, что Сетъ, который работалъ здѣсь сегодня, забылъ взять съ собою свою корзинку съ инструментами. "Вотъ хорошо, парень-то оставилъ здѣсь свои инструменты" подумалъ Адамъ, "а онъ долженъ работать въ мастерской завтра. Ну, есть ли на свѣтѣ такой разсѣянный малый! Онъ непремѣнно забылъ бы голову, еслибъ она не была прикрѣплена у него къ плечамъ. Ну, счастье еще, что они попались мнѣ на глаза: я снесу ихъ домой".

Строенія лѣсной фермы находились на самомъ концѣ парка, на разстояніи десяти минутъ ходьбы отъ аббатства. Адамъ пріѣхалъ туда на своемъ пони, намѣреваясь по дорогѣ домой подъѣхать къ конюшнямъ и оставить тамъ свою лошадку. У конюшенъ онъ встрѣтилъ мистера Крега, пришедшаго посмотрѣть на новую лошадь капитана, на которой послѣдній долженъ былъ уѣхать послѣзавтра. Мистеръ Крегъ задержалъ Адама, чтобъ разсказать, какъ всѣ слуги должны будутъ собраться у воротъ двора и пожелать молодому сквайру всякаго благополучія въ то время, какъ онъ выѣдетъ изъ дома, такъ-что, когда Адамъ вышелъ въ паркъ, бросивъ корзинку съ инструментами на плечи, солнце уже почти садилось, посылая горизонтальные багровые лучи между большими стволами старыхъ дубовъ и украшая каждое голое мѣстечко земли мимолетнымъ блескомъ, который придавалъ этому мѣстечку видъ брильянта, брошеннаго на траву. Вѣтеръ теперь стихъ, и только легкій вѣтерокъ шевелилъ листьями съ тонкими стебельками. Кто просидѣлъ дома весь день, былъ бы радъ пройдтись теперь; но Адамъ достаточно былъ на чистомъ воздухѣ и желалъ сократить свой путь домой. Онъ для того намѣревался пройдти паркъ поперегъ и пройдти чрезъ рощу, гдѣ не былъ уже нѣсколько лѣтъ. Онъ быстро прошелъ паркъ, идя по тропинкамъ между папоротникомъ, сопровождаемый по пятамъ Джипомъ; онъ не останавливался любоваться великолѣпными измѣненіями свѣта, даже едва замѣтилъ это... а между-тѣмъ чувствовалъ присутствіе его какимъ-то тихимъ, счастливымъ благоговѣніемъ, которое сливалось съ его дѣловыми труженическими мыслями. И какъ могъ онъ не чувствовать этого? Даже олени чувствовали это и становились робче.

Мало-по-малу мысли Адама возвратились къ тому, что говорилъ мистеръ Крегъ объ Артурѣ Донниторнѣ; онъ рисовалъ себѣ его отъѣздъ и перемѣны, которыя могутъ случиться къ тому времени, когда онъ возвратится; затѣмъ его мысли съ любовью представили ему старыя сцены товарищества, существовавшаго между Адамомъ и молодымъ сквайромъ въ дѣтствѣ, остановились на добрыхъ качествахъ Артура, которыми Адамъ гордился, какъ всѣ мы гордимся добродѣтелями людей, стоящихъ въ обществѣ выше васъ и обращающихся съ нами съ уваженіемъ. Счастье такого сердца, какъ у Адама, заключающаго въ себѣ большую потребность любви и благоговѣнія, столько зависитъ оттого, что оно можетъ думать о чувствовать о другихъ! И Адамъ не составилъ себѣ идеальнаго міра умершихъ героевъ; онъ немного зналъ о жизни людей прошедшаго времени; онъ долженъ былъ отъискивать себѣ людей, къ которымъ могъ бы привязаться съ любовью и благоговѣніемъ, между тѣми, съ которыми обращался. Пріятныя мысли объ Артурѣ придали болѣе обыкновеннаго кроткое выраженіе его смѣлому, грубому лицу: можетъ-быть, онѣ были также причиною, по которой Адамъ, отворивъ старыя зеленыя ворота, при входѣ въ рощу, остановился, чтобъ потрепать Джипа и сказать ему ласковое слово.

Послѣ этой паузы, онъ снова тронулся въ путь по широкой извилистой дорожкѣ, которая вела черезъ рощу. Что за дивные буки! Адамъ больше всего приходилъ въ восторгъ отъ прекраснаго дерева Какъ зрѣніе рыболова становится проницательнѣе на морѣ, такъ и деревья могли прояснить чувства Адама гораздо-лучше, чѣмъ другіе предметы. Онъ помнилъ ихъ, какъ живописецъ, помнилъ всѣ крапинки и свили на ихъ корѣ, всѣ кривизны и узлы ихъ вѣтвей; онъ даже часто, стоя и любуясь ими, измѣрялъ ихъ вышину и объемъ съ математическою точностью. Такимъ-образомъ намъ не покажется страннымъ, что Адамъ, несмотря на свое желаніе возвратиться домой скорѣе, не могъ не остановиться передъ любопытнымъ огромнымъ букомъ, который увидѣлъ передъ собой на поворотѣ дороги; онъ непремѣнно хотѣлъ убѣдиться въ томъ, что это было только одно дерево, а не два, сросшіяся вмѣстѣ. Всю жизнь свою онъ помнилъ эти минуты, когда спокойно разсматривалъ букъ, какъ человѣкъ помнитъ послѣдній взоръ, брошенный имъ на родной кровъ, гдѣ протекла его юность, прежде чѣмъ онъ достигъ поворота дороги и родной домъ исчезъ у него изъ виду. Букъ стоялъ у послѣдняго поворота, гдѣ роща оканчивалась сводомъ изъ вѣтвей, изъ котораго открывался видъ на восточную сторону; и когда Адамъ отошелъ отъ дерева, намѣреваясь продолжать путь, его взоръ упалъ за двѣ фигуры шагахъ въ двадцати передъ нимъ.

Онъ остановился неподвижно, какъ статуя, и почти такъ же поблѣднѣлъ. Двѣ фигуры стояли одна противъ другой, держась за руки, какъ-бы прощаясь. Въ то время, какъ онѣ наклонились другъ къ другу, чтобъ поцаловаться, Джипъ, бѣжавшій по хворосту, выскочилъ на дорогу и, замѣтивъ ихъ, издалъ рѣзкій лай. Они, вздрогнувъ, разошлись... одна бросилась къ воротамъ и торопливо вышла изъ рощи, другая, повернувшись, медленно, какъ-бы прогуливаясь, стала подходить къ Адаму, который все еще стоялъ, пораженный и блѣдный, крѣпче сжимая палку, на которой держалъ корзинку съ инструментами на плечѣ, и устремивъ за приближавшуюся фигуру взглядъ, въ которомъ удивленіе быстро смѣнялось свирѣпостью.

Лицо Артура Донниторна горѣло; онъ, повидимому, былъ очень-взволнованъ. Артуръ старался заглушить непріятныя чувства тѣмъ, что выпилъ сегодня за обѣдомъ вина нѣсколько-болѣе обыкновеннаго, и теперь все еще находился подъ довольно-льстивымъ вліяніемъ напитковъ, такъ-что смотрѣлъ на эту вовсе-нежеланную встрѣчу съ Адамомъ не такъ строго, какъ это случилось бы во всякое другое время. Впрочемъ, хорошо еще, что именно Адамъ увидѣлъ его вмѣстѣ съ Гетти: онъ былъ умный малый и не разболтаетъ объ этомъ другимъ. Артуръ былъ увѣренъ, что отдѣлается отъ него шуткою и съ-разу удовлетворительно объяснитъ дѣло. И вотъ онъ небрежно подвигался къ Адаму съ обдуманною безпечностью; его горѣвшее лицо, его вечернее платье и тонкое бѣлье, его бѣлыя, покрытыя кольцами руки, полузасунутыя въ карманы жилета -- все это освѣщалось страннымъ вечернимъ свѣтомъ, который легкія облачка подхватили у самого зенита и изливали теперь между верхушками деревьевъ надъ ними.

Адамъ все еще оставался неподвиженъ, смотря на приближавшагося къ нему Артура. Теперь ему было понятно все: медальйонъ и все другое, что казалось ему сомнительнымъ; ужасно-жгучій свѣтъ открывалъ ему тайныя буквы, измѣнявшія смыслъ прошедшаго. Еслибъ только онъ пошевелилъ мускуломъ, то неизбѣжно бросился бы на Артура какъ тигръ; но въ смутныхъ волненіяхъ, наполнявшихъ эти длинныя минуты, онъ обѣщалъ себѣ не слѣдовать порыву страсти; онъ хотѣлъ только высказать, чего требовала справедливость. Онъ стоялъ, какъ-бы обращенный въ камень какою-то невидимою силою, но эта сила была его собственная твердая воля.

-- А, Адамъ! сказалъ Артуръ: -- ты любовался прелестными старыми буками -- не такъ ли? Да; но къ нимъ нельзя приближаться съ топоромъ: это священная роща. Я встрѣтилъ нашу хорошенькую Гетти Соррель, когда отправлялся въ мою клѣтку... въ эрмитажъ, вонъ туда. Вѣдь не должна же она идти домой по этой дорогѣ такъ-поздно. Вотъ а и довелъ ее до воротъ и попросилъ поцаловать меня за труды. Но теперь я долженъ отправиться назадъ: эта дорога дьявольски-сыра. Спокойной ночи, Адамъ. Я увижусь съ тобою завтра, чтобъ проститься -- ты знаешь.

Вниманіе Артура было слишкомъ поглощено ролью, которую игралъ онъ самъ, чтобъ онъ вполнѣ могъ замѣтить выраженіе лица Адама. Онъ не смотрѣлъ Адаму прямо въ лицо, но небрежно окидывалъ взоромъ деревья, окружавшія его, потомъ поднялъ ногу, чтобъ взглянуть на подошву своего сапога. Онъ старался не говорить больше ничего; онъ бросилъ достаточно пыли въ глаза честнаго Адама и, произнеся послѣднія слова, пошелъ своей дорогой.

-- Позвольте, сэръ, на одну минуту, сказалъ Адамъ суровымъ, твердымъ голосомъ, не оборачиваясь.-- Мнѣ нужно сказать вамъ два слова.

Артуръ остановился въ изумленіи. Людей чувствительныхъ скорѣе поразитъ перемѣна тона, чѣмъ неожиданныя слова, а Артуръ имѣлъ всю чувствительность любящаго и въ то же время тщеславнаго характера. Его изумленіе возрасло еще болѣе, когда онъ увидѣлъ, что Адамъ не пошевелился, а стоялъ къ нему спиною, какъ бы приглашая его возвратиться на прежнее мѣсто. Чего же хотѣлъ онъ? Онъ намѣревался обратить это дѣло въ серьёзную сторону. Чортъ бы его побралъ! Артуръ чувствовалъ, что начиналь терять терпѣніе. Покровительственное расположеніе всегда имѣетъ свою болѣе-низкую сторону, и въ замѣшательствѣ, причиненномъ негодованіемъ и безпокойствомъ, Артуръ полагалъ, что человѣкъ, къ которому онъ былъ такъ благосклоненъ, какъ къ Адаму, не находился въ такомъ положеніи, которое давало бы ему право критиковать поведеніе своего покровителя. А, между -- тѣмъ, онъ находился подъ властью -- какъ случается со всякимъ, чувствующимъ себя виноватымъ -- человѣка, мнѣніемъ котораго онъ дорожитъ. Несмотря на гордость и негодованіе, въ его голосѣ слышались и мольба и гнѣвъ, когда онъ сказалъ:

-- Чего ты хочешь, Адамъ?

-- Я хочу, сэръ, отвѣчалъ Адамъ тѣмъ же жосткимъ тономъ, все еще не оборачиваясь:-- я хочу, сэръ, чтобъ вы не обманывали меня вашими легкими словами. Сегодня не въ первый разъ встрѣтились вы съ Гетти Соррель въ этой рощѣ, и не въ первый разъ цаловали вы ее.

Артуръ испытывалъ страхъ при неизвѣстности, на сколько слова Адама основывались на знаніи и на сколько лишь на догадкахъ. Его негодованіе увеличилось отъ этой неизвѣстности, которая не дозволила ему сообразить благоразумный отвѣтъ. Возвысивъ голосъ, онъ рѣзко сказалъ:

-- Ну, сэръ, такъ что жь?

-- А вотъ что: вмѣсто того, чтобъ поступать, какъ слѣдуетъ человѣку прямому и достойному уваженія, какимъ мы всѣ считали васъ, вы разыграли роль себялюбиваго, легкомысленнаго негодяя. Вы знаете такъ же хорошо, какъ и я, къ чему это должно привести, когда джентльменъ, какъ вы, цалуетъ молодую женщину, какъ Гетти, волочится за ней и дѣлаетъ ей подарки, которые она должна прятать изъ страха, чтобъ не увидѣли другіе. И я вамъ повторяю, вы разъигрывали роль себялюбиваго, легкомысленнаго негодяя, хотя эти слова рѣжутъ мнѣ сердца, и мнѣ легче было бы лишиться правой руки.

-- Я, однакожъ, долженъ сказать тебѣ, Адамъ, отвѣчалъ Артуръ, обуздывая возраставшій гнѣвъ и стараясь снова возвратиться къ небрежному тону: -- ты не только чертовски дерзокъ, но и городишь вздоръ. Всякая хорошенькая дѣвушка не такъ глупа, какъ ты, чтобъ предполагать, будто если джентльменъ восхищается ея красотою и обращаетъ на нее нѣкоторое вниманіе, то у него на умѣ что-нибудь особенное. Всякій мужчина любитъ пошутить съ хорошенькой дѣвушкой, и всякая хорошенькая дѣвушка любить, чтобъ съ нею шутили. Чѣмъ большее разстояніе отдѣляетъ насъ другъ отъ друга, тѣмъ меньше бѣды въ этомъ, потому-что, въ такомъ случаѣ, она едва-ли станетъ обманывать себя.

-- Я не знаю, что по вашему значитъ шутить, сказалъ Адамъ.-- Если шутить по вашему значитъ: обращаться съ женщиною такъ, какъ-будто вы любите ее, а между-тѣмъ не любить ее вовсе, то, по-моему, такъ не можетъ поступать человѣкъ честный; а что нечестно, то ведетъ къ бѣдѣ Я не дуракъ, и вы не дуракъ, и вы знаете лучше, чѣмъ говорите. Вы знаете, можно ли дать огласку тому, какъ вы вели себя съ Гетти безъ того, чтобъ она не упала во мнѣніи всѣхъ и не покрыла стыдомъ и безпокойствами себя и своихъ родственниковъ? Какая нужда въ томъ, что, цалуя ее и дѣлая ей подарки, вы не имѣли ничего особеннаго въ мысляхъ? Вѣдь другіе-то не захотятъ повѣрить, чтобъ вы дѣлали все это такъ. Не говорите мнѣ также о томъ, что она не можетъ обманывать себя. Я скажу вамъ, вы такъ наполнили ея сердце мыслью о васъ, что, можетъ-быть, отравили ея жизнь, и она покогда не полюбитъ другаго мужчину, который былъ бы для нея хорошимъ мужемъ.

Артуръ почувствовалъ мгновенное облегченіе въ то время, какъ говорилъ Адамъ. Онъ замѣтилъ, что Адамъ не имѣлъ положительныхъ свѣдѣній о прошедшемъ, и что сегодняшняя несчастная встрѣча не была бѣдою, которую нельзя было бы загладить. Адама еще можно было обмануть. Чистосердечный Артуръ поставилъ себя въ такое положеніе, когда его единственною надеждою оставалась только успѣшная ложь. Надежда нѣсколько смягчила его гнѣвъ.

-- Хорошо, Адамъ, сказалъ онъ тономъ дружеской уступки: -- ты, можетъ-быть, правъ. Я, можетъ-быть, зашелъ ужь слишкомъ-далеко, обративъ вниманіе на эту красивую дѣвочку и укравъ у ней поцалуй нѣсколько разъ. Ты такой серьёзный, степенный малый, ты не можешь понять, какъ легко соблазняться на такую шутку. Увѣряю тебя, я ни за что на свѣтѣ не захотѣлъ бы причинить безпокойства и огорченія ей и добрымъ Пойзерамъ нарочно! Но, кажется, ты смотришь на это ужь слишкомъ-серьёзно. Ты знаешь, я уѣзжаю отсюда немедленно, такимъ-образомъ ужь не буду дѣлать проступковъ въ этомъ родѣ. Но пора намъ проститься, добавилъ Артуръ, поворачиваясь и намѣревавсь продолжать свой путь: -- и ужь перестать говорить объ этомъ дѣлѣ. Все это скоро забудется.

-- Клянусь Богомъ, нѣтъ! завопилъ Адамъ съ бѣшенствомъ, которое болѣе не былъ въ состояніи обуздывать, бросивъ на землю корзинку съ инструментами и выступая впередъ прямо къ Артуру. Вся его ревность и чувство личнаго оскорбленія, которыя до этого времени онъ старался подавить, наконецъ одержали верхъ надъ нимъ. Кто жь изъ насъ въ первыя минуты острой тоски можетъ сознавать, что нашъ ближній, посредствомъ котораго намъ причинена тоска, вовсе не думалъ сдѣлать намъ вредъ? Инстинктивно возмущаясь противъ страданія, мы снова дѣлаемся дѣтьми и требуемъ существеннаго предмета, на который могли бы излить наше мщеніе. Адамъ въ эту минуту могъ только чувствовать, что у него отнята Гетти, вѣроломно отнята человѣкомъ, въ котораго онъ вѣрилъ. Онъ стоялъ передъ Артуромъ лицомъ къ лицу, устремивъ на него свирѣпый взоръ; губы его были блѣдны, руки судорожно сжимались; рѣзкій тонъ, какимъ онъ до этого времени принуждалъ себя выражать болѣе, чѣмъ справедливое негодованіе, уступилъ глубокому взволнованному голосу, который, казалось, потрясалъ Адама въ то время, какъ онъ говорилъ.

-- Нѣтъ, это нескоро забудется, что вы стали между нею и мною, когда она могла бы любить меня... нѣтъ, это нескоро забудется, что вы похитили у меня счастье, тогда-какъ я считалъ васъ лучшимъ другомъ и человѣкомъ съ благородною душою, быть полезнымъ которому а гордился. И вы цаловали ее и не думали при этомъ ничего особеннаго -- а?.. Я никогда въ жизни не цаловалъ ее, но я на цѣлые годы готовъ былъ бы закабалить себя въ тяжкую работу, чтобъ получить право цаловать ее. И все это кажется вамъ пустяками. Что вамъ думать о поступкѣ, который можетъ причинить вредъ другимъ, когда вамъ хочется только пошутить немного, не имѣя притомъ ничего особеннаго въ мысляхъ. Мнѣ ненужны ваши милости, потому-что вы не тотъ, за кого я принималъ васъ. Никогда больше въ жизни не стану я считать васъ своимъ другомъ. Мнѣ будетъ пріятнѣе, если вы будете дѣйствовать какъ мой врагъ и сразитесь со мною на этомъ же мѣстѣ, гдѣ я стою: только въ этомъ заключается удовлетвореніе, которое вы можете сдѣлать мнѣ.

Бѣдный Адамъ, которымъ овладѣло бѣшенство, ненаходившее дли себя другаго исхода, сталъ сбрасывать съ себя куртку и шапку. Онъ былъ совершенно ослѣпленъ страстью и не могъ замѣтить перемѣну, происшедшую съ Артуромъ въ то время, какъ онъ говорилъ: губы Артура были теперь такъ же блѣдны, какъ и у Адама; сердце его страшно билось. Извѣстіе, что Адамъ любилъ Гетти, было ударомъ, который заставилъ его въ настоящую минуту увидѣть себя въ томъ свѣтѣ, въ какомъ негодованіе представляло его Адаму, и смотрѣть на страданія Адама не только какъ на послѣдствіе, но какъ на элементъ его проступка. Слова ненависти и презрѣнія, которыя пришлось услышать ему въ первый разъ въ жизни, казались ему жгучимъ оружіемъ, которое оставляло на немъ неизгладимые рубцы. Прикрывающее вину самоизвиненіе, которое рѣдко оставляетъ насъ совершенно, когда другіе уважаютъ насъ, на минуту покинуло его, и онъ лицомъ къ лицу стоялъ съ первымъ большимъ невозвратнымъ зломъ, подобнаго которому онъ никогда не совершалъ до того времени. Ему было только двадцать-одинъ годъ; и три мѣсяца назадъ, нѣтъ, даже гораздо-позже, онъ съ гордостью мыслилъ о томъ, что никто не будетъ въ-состояніи сдѣлать ему справедливый упрекъ когда-либо въ жизни. Въ первомъ порывѣ, еслибъ на то хватило времени, онъ, можетъ быть, обратился бы къ Адаму съ словами умилостивленія; но едва-лишь Адамъ сбросилъ куртку и шапку, какъ замѣтилъ, что Артуръ стоялъ блѣдный и безъ движенія, все продолжая держать руки въ карманахъ своего жилета.

-- Что? сказалъ онъ:-- не-уже-ли вы не захотите сразиться со мною, какъ слѣдуетъ порядочному человѣку? Вы знаете, что я васъ не ударю, пока вы будете стоять такъ.

-- Ступай Адамъ, сказалъ Артуръ:-- я вовсе не хочу драться съ тобою.

-- Нѣтъ, отвѣчалъ Адамъ съ горечью: -- вы не хотите драться со мною... вы думаете, что я простолюдинъ, котораго вы можете оскорблять, не подвергаясь за то отвѣтственности.

-- Я никогда и не думалъ оскорблять тебя, сказалъ Артуръ съ возвращавшеюся досадою: -- я не зналъ, что ты любишь ее.

-- Но вы заставили ее полюбить васъ, сказалъ Адамъ.-- Вы человѣкъ двуличный., я никогда не повѣрю вамъ болѣе ни слова.

-- Ступай прочь, говорю тебѣ, сказалъ Артуръ гнѣвно:-- или намъ обоимъ придется раскаяваться.

-- Нѣтъ, отвѣчалъ Адамъ взволнованнымъ голосомъ: -- клянусь, я не уйду отсюда, не подравшись съ вами. Вы ждете, чтобъ а васъ принудилъ къ тому какимъ-нибудь другимъ образомъ? Ну, такъ я вамъ скажу, что вы трусъ и подлецъ, и что я презираю васъ.

Румянецъ снова быстро разлился по лицу Артура; въ одну минуту его бѣлая правая рука сжалась въ кулакъ и быстро, какъ молнія, нанесла ударъ, который заставилъ Адама отшатнуться. Его кровь въ настоящую минуту волновалась такъ же, какъ и у Адама, и оба соперника, забывъ чувства, которыя питали другъ къ другу прежде, дрались съ инстинктивною свирѣпостью барсовъ, среди увеличивавшихся сумерекъ, еще болѣе мрачныхъ въ лѣсу. Джентльменъ съ изящными руками могъ бы поспорить съ работникомъ во всемъ, кромѣ физической силы, и искусство, съ которымъ Артуръ умѣлъ отражать удары, дало ему возможность продлить борьбу на нѣсколько минутъ. Но въ битвѣ между невооруженными людьми побѣда на сторонѣ сильнаго, если сильный знаетъ свое дѣло, и Артура долженъ былъ сломить ловко-наведенный ударъ Адама, какъ чугунный брусъ долженъ сломить стальной прутъ. Ударъ послѣдовалъ скоро и Артуръ упалъ головою въ кустъ папоротника, такъ-что Адамъ могъ только различить его тѣло, одѣтое въ черное платье.

Онъ все еще стоялъ во мракѣ, ожидая, когда Артуръ встанетъ. Ударъ былъ теперь нанесенъ; для него онъ напрягалъ всю силу своихъ нервовъ и мышцъ -- что жь было хорошаго въ этомъ? Чего же достигалъ онъ дракою? Онъ только удовлетворилъ собственной страсти, только утолилъ свое мщеніе. Онъ не спасъ Гетти, не измѣнилъ случившагося; все было точно такъ же теперь, какъ до этого времени, и онъ почувствовалъ отвращеніе къ суетѣ своего бѣшенства.

Но отчего же не вставалъ Артуръ? Онъ лежалъ безъ всякаго движенія, и время казалось Адаму продолжительнымъ... Боже праведный! не-ужели ударъ былъ слишкомъ силенъ для него? Адамъ содрогнулся при мысли о своей собственной силѣ, когда, подъ внечатлѣвіемъ этого страха, опустился на колѣни возлѣ Артура и приподнялъ его голову изъ папоротника. На лицѣ не было никакого признака жизни: глаза были закрыты, зубы стиснуты. Ужасъ, быстро-охватившій Адама, овладѣлъ имъ совершенно и заставилъ его повѣрить, что дѣйствительно было отчего придти въ ужасъ. Адамъ видѣлъ на лицѣ Артура только смерть, а передъ смертью онъ былъ безсиленъ. Онъ не сдѣлалъ ни малѣйшаго движенія, но стоялъ на колѣняхъ, какъ образъ отчаянія съ пристальнымъ взоромъ передъ образомъ смерти.

ХXVIII.
Дилемма.

Прошло только нѣсколько минутъ, измѣренныхъ по часамъ, хотя онѣ показались Адаму весьма-продолжительными, когда онъ замѣтилъ лучъ сознанія на лицѣ Артура и слабую дрожь, пробѣжавшую по его тѣлу. Сильная радость, наполнившая его душу, снова вызвала въ немъ прежнее расположеніе къ молодому сквайру.

-- Чувствуете вы какую-нибудь боль, сэръ? спросилъ онъ нѣжно, развязывая артуровъ галстухъ.

Артуръ обратилъ на Адама неопредѣленный взглядъ, за которымъ послѣдовалъ легкій трепетъ, какъ-бы произведенный возвращающимся сознаніемъ; но онъ только снова содрогнулся и не произнесъ ни слова.

-- Чувствуете вы какую-нибудь боль, сэръ? повторилъ Адамъ дрожащимъ голосомъ.

Артуръ приподнялъ руку къ пуговицамъ жилета и, когда Адамъ разстегнулъ жилетъ, продолжительно вздохнулъ.

-- Опусти голову, сказалъ онъ едва-слышно:-- и, если можно, дай воды.

Адамъ нѣжно опустилъ голову снова на папоротникъ и, вынувъ инструменты изъ своей тростниковой корзинки, побѣжалъ между деревьями на край рощи, граничившій съ паркомъ; тамъ подъ склономъ протекалъ ручеекъ.

Когда онъ возвратился, неся въ рукахъ корзинку, изъ которой сочилсь вода, но которая была еще на половину наполнена водой, Артуръ глядѣлъ на него съ еще болѣе возвратившимся сознаніемъ.

-- Можете ли вы почерпнуть воды рукою, сэръ? сказалъ Адамъ, снова становясь на колѣни, чтобъ приподнять голову Артура.

-- Нѣтъ, отвѣчалъ Артуръ: -- намочи галстухъ и примачивай имъ голову.

Вода, по видимому, приносила ему пользу: онъ скоро приподнялся больше, опираясь на руку Адама.

-- Чувствуете вы какую-нибудь боль внутри, сэръ? снова спросилъ Адамъ.

-- Нѣтъ... никакой, сказалъ Артуръ все еще слабо: -- только я немного ослабъ.

Погодя немного, онъ сказалъ:

-- Кажется, я лишился сознанія, когда ты сшибъ меня съ ногъ.

-- Да, сэръ, сказалъ Адамъ.-- Но, слава Богу! я ужь опасался чего-нибудь худшаго.

-- Что, ты думалъ, что ужь покончилъ меня -- да?.. Помоги мнѣ стать на ноги. Я чувствую себя страшно разбитымъ и у меня ужасно кружится голова, сказалъ Артуръ, когда всталъ, опираясь на руку Адама:-- твой ударъ, должно-быть, былъ словно ударъ тарана. Я не думаю, что могу идти одинъ.

-- Опирайтесь на меня, сэръ, я доведу васъ, сказалъ Адамъ.-- Или, не хотите ли посидѣть немного, вотъ здѣсь, на моей курткѣ, а я буду поддерживать васъ. Вамъ, можетъ-быть, сдѣлается лучше минуты черезъ двѣ или черезъ три.

-- Нѣтъ, сказалъ Артуръ.-- я пойду въ эрмитажъ... тамъ, кажется, есть у меня водка. Туда есть ближайшая дорога, вотъ немного-подальше, неподалеку отъ воротъ. Пожалуйста, помоги мнѣ дойти туда.

Они шли медленно, часто останавливаясь, но не произнося болѣе ни слова. Въ обоихъ сосредоточеніе мыслей на настоящемъ времени; сопровождавшее первыя минуты возвратившагося сознанія Артура, теперь уступило мѣсто живому воспоминанію о предшествовавшей сценѣ. Ужь было почти совершенно-темно между деревьями, гдѣ шла узенькая тропинка, но въ кругу, образуемомъ елями, окружавшими эрмитажъ, было довольно мѣста для того, чтобъ свѣтъ мѣсяца, тетерь увеличивавшійся съ каждою минутою, могъ проникать въ окна. Ихъ шаги были неслышны на толстомъ коврѣ изъ елевыхъ иглъ и внѣшняя тишина, казалось, еще возвышала ихъ внутреннее сознаніе. Артуръ вынулъ ключъ изъ кармана и положилъ его въ руку Адама, чтобъ послѣдній отперъ дверь. Адамъ вовсе не зналъ, что Артуръ меблировалъ старый эрмитажъ и сдѣлалъ его своимъ мѣстомъ уединенія. Отворивъ дверь, онъ удивился, когда увидѣлъ уютную комнату, въ которой, судя по всѣмъ признакамъ, Артуръ бывалъ часто.

Артуръ оставилъ руку Адама и бросился на оттоманъ.

-- Ты, вѣрно, найдешь гдѣ-нибудь мою охотничью фляжку, сказалъ онъ:-- кожаный футляръ съ фляжкой и стаканомъ.

Адаму не долго пришлось искать.

-- Тутъ очень немного водки, сэръ, сказалъ онъ, оборотивъ фляжку вверхъ дномъ надъ стаканомъ и держа противъ свѣта:-- едва лишь на этотъ маленькій стаканчикъ

-- Подай хоть столько, сказалъ Артуръ жалобнымъ тономъ, происходившимъ отъ физическаго изнеможенія. Когда онъ выпилъ нѣсколько маленькихъ глотковъ, Адамъ сказалъ:

-- Не сбѣгать ли мнѣ лучше въ домъ, сэръ, и принесть еще водки? Я могу сбѣгать туда и возвратиться очень-скоро. Вѣдь вамъ будетъ трудно дойти домой, если вамъ нечѣмъ будетъ подкрѣпить силы.

-- Да, сходи. Но не говори, что мнѣ нездоровится. Вызови моего человѣка, Пима, и скажи ему, чтобъ онъ спросилъ ее у Мильза, но не говорилъ, что я въ эрмитажѣ. Принеси также воды съ собой.

Адамъ почувствовалъ облегченіе, получивъ дѣло, которое заставляло его дѣйствовать. Оба они почувствовали облегченіе при мысли, что будутъ разлучены другъ съ другомъ на короткое время. Но быстрый шагъ Адама не могъ утишить сильную тоску, которую онъ ощущалъ, думая о послѣднемъ несчастномъ часѣ, или съ сосредоточеннымъ страданіемъ переживая его и видя за нимъ всю новую, грустную будущность.

Артуръ продолжалъ лежать нѣсколько минутъ послѣ того, какъ Адамъ ушелъ; но скоро онъ тихо всталъ съ оттомана и медленно осмотрѣлся кругомъ при слабомъ лунномъ свѣтѣ, отыскивая что-то. Онъ искалъ небольшой воековой огарокъ, стоявшій между лежавшими въ безпорядкѣ матеріалами для письма и рисованія; но ему потребовалось еще болѣе времени, чтобъ найти средства зажечь свѣчу. Когда Артуръ зажегъ, наконецъ, свѣчу, то осторожно, обошелъ всю комнату, какъ бы желая убѣдиться, что тамъ дѣйствительно было что-нибудь, или не было ничего. Наконецъ онъ нашелъ вещицу, которую спряталъ сначала въ свой карманъ, а потомъ, подумавъ немного, снова вынулъ оттуда и глубоко зарылъ въ корзинку съ ненужными бумагами. Эта вещица была небольшая женская розовая шелковая косыночка. Онъ поставилъ свѣчку на столъ и опять бросился на оттоманъ, задыхаясь отъ истощенія.

Когда возвратился Адамъ со своими запасами, Артуръ дремалъ; приходъ плотника разбудилъ его.

-- Вотъ хорошо! сказалъ Артуръ:-- я ужасно слабъ и мнѣ непремѣнно нужно подкрѣнить себя водкой.

-- Я радъ, что вы зажгли свѣчу, сэръ, сказалъ Адамъ.-- Мнѣ ужь становилось досадно, что я не спросилъ фонаря.

-- Нѣтъ, нѣтъ, свѣчи хватитъ на сколько нужно... Теперь я скоро буду въ состояніи встать на ноги и отправиться домой.

-- Я на могу уйдти раньше, пока не увяжу, что вы счастливо добрались до дому, сэръ, сказалъ Адамъ, запинаясь.

-- Да, лучше будетъ, если ты подождешь. Присядь.

Адамъ сѣлъ и они оставались другъ противъ друга въ неловкомъ безмолвіи. Артуръ медленно пилъ водку съ водой, которая видимо начинала оживлять его. Онъ принялъ болѣе удобное положеніе; телѣсныя впечатлѣнія, казалось, мало-по-малу теряли свою силу надъ нимъ. Адамъ съ большимъ удовольствіемъ слѣдилъ за этою перемѣною; иногда стали разсѣваться его опасенія насчетъ положенія, въ которомъ находился Артуръ, онъ опятъ почувствовалъ нетерпѣніе, извѣстное всякому, кто долженъ былъ подавить свое справедливое негодованіе, видя физическое состояніе виновнаго. Онъ, однакожь, думалъ, что прежде чѣмъ будетъ въ-состояніи возвратиться къ увѣщаніямъ, ему нужно исполнить еще одно, именно, сознаться въ томъ, что было несправедливаго въ его собственныхъ словахъ. Можетъ-быть, ему потому такъ сильно хотѣлось сдѣлать признаніе, чтобъ снова дать свободу своему негодованію; и когда онъ замѣтилъ, что спокойствіе Артура начинало возвращаться, слова опять и опять приступали къ его губамъ и отступали назадъ, удерживаемыя мыслью о томъ, что лучше, пожалуй, будетъ всѣ объясненія отложить до завтра. Все время, пока они молчали, они и не смотрѣли другъ на друга, и Адамъ предчувствовалъ, что если они начнутъ говорить, какъ-будто они вспомнили о прошедшемъ, если посмотрятъ другъ на друга съ полнымъ сознаніемъ, то непремѣнно воспламенятся гнѣвомъ. Итакъ, они сидѣли молча, пока восковой огарокъ, догорая, не замерцалъ въ подсвѣчникѣ, и это безмолвіе становилось все болѣе-неловкимъ для Адама. Тутъ Артуръ снова налилъ себя еще водки съ водой, потомъ, закинувъ руку за голову и, притянувъ ногу къ себѣ, принялъ положеніе, доказывавшее, что его физическія боли прекратились. При этомъ видѣ Адамъ не могъ преодолѣть искушенія, побуждавшаго его сказать то, что было у него на душѣ.

-- Вы начинаете чувствовать себя лучше, сэръ, сказалъ онъ, когда свѣча загасла и оба они полускрывались другъ отъ друга при слабомъ лунномъ свѣтѣ.

-- Да, я не чувствую себя, однакожь, совершенно хорошо... Я очень-лѣнивъ и нерасположенъ пошевелиться; по пойду домой, когда выпью этотъ пріемъ.

Послѣдовала небольшая пауза, прежде чѣмъ Адамъ сказалъ:

-- Я не могъ переломить гнѣва своего и наговорилъ вамъ вещей, которыя несправедливы. Я не имѣлъ никакого права сказать, будто вы знали, что дѣлали мнѣ оскорбленіе: у васъ не было основанія знать это; я всегда хранилъ, какъ только могъ, въ тайнѣ то, что чувствовалъ къ ней.

Онъ снова остановился.

-- И, можетъ-быть, продолжалъ Адамъ: -- я слишкомъ-строго осудилъ васъ... Я склоненъ къ тому, чтобъ быть строгимъ; и вы, можетъ-быть, изъ легкомыслія пошли далѣе, чѣмъ, по моему мнѣнію, было возможно человѣку съ сердцемъ и совѣстью. Мы не созданы всѣ одинаково и можемъ ошибочно осуждать одинъ другаго. Богу извѣстно, что я больше всего былъ бы радъ имѣть о васъ лучшее мнѣніе.

Артуръ хотѣлъ идти домой, не сказавъ болѣе ни слова. Его мысли были въ тягостномъ замѣшательствѣ; его тѣло слишкомъ-слабо длятого, чтобъ онъ могъ желать какихъ-нибудь дальнѣйшихъ объясненій въ этотъ вечеръ; а между-тѣмъ онъ почувствовалъ облегченіе, когда Адамъ снова началъ прежній разговоръ такомъ образомъ, что ему можно было отвѣчать почти безъ затрудненій. Артуръ находился въ несчастномъ положеніи откровеннаго, великодушнаго человѣка, сдѣлавшаго ошибку, которая заставляетъ обманъ казаться необходимостью. Природное побужденіе на правду отвѣчать правдою, встрѣтить истину откровеннымъ сознаніемъ, это побужденіе слѣдовало подавить, и обязанность стала вопросомъ тактики. Его поступокъ уже оказывалъ на немъ свое дѣйствіе, уже деспотически управлялъ имъ и заставлялъ его согласиться на такой образъ дѣйствія, который противорѣчилъ его обыкновеннымъ чувствамъ. Единственная цѣль, которую, казалось, онъ могъ имѣть въ виду теперь, состояла въ томъ, чтобъ обманывать Адама до крайней степени, добиться того, чтобъ Адамъ былъ о немъ лучшаго мнѣнія, чѣмъ онъ заслуживалъ. И когда онъ услышалъ слова честнаго извиненія, когда онъ услышалъ грустный призывъ, которымъ Адамъ, окончилъ свою рѣчь, онъ былъ принужденъ радоваться оставшемуся по невѣдѣнію довѣрію, которое подъ этимъ подразумѣвалось. Онъ не отвѣчалъ немедленно, потому-что ему нужно было быть разсудительнымъ, а не правдивымъ.

-- Перестань говорить о нашемъ гнѣвѣ, Адамъ, сказалъ онъ наконецъ очень-томно, потому-что ему было непріятно обдумывать слова.-- Я прощаю минутную несправедливость: она была весьма-естественна, при преувеличенныхъ понятіяхъ, которыя ты составилъ себѣ мысленно. Я надѣюсь, то, что мы дрались, не помѣшаетъ намъ быть попрежнему друзьями и на будущее время. Побѣда осталась на твоей сторонѣ, и этому такъ и слѣдовало быть, потому-что изъ насъ обоихъ я, кажется, былъ менѣе правъ. Ну, пожмемъ же другъ другу руку.

Артуръ протянулъ руку, но Адамъ остался неподвиженъ.

-- Мнѣ не хочется сказать "нѣтъ" на это, сэръ, сказалъ онъ: -- но я не могу пожать вамъ руку, пока мнѣ не будетъ ясно, какое значеніе мы придаемъ этому. Я былъ неправъ, говоря, будто вы, зная, нанесли мнѣ оскорбленіе; но я не былъ неправъ въ томъ, что говорилъ прежде касательно вашего поведенія съ Гетти, и не могу пожать вамъ руку, словно считаю васъ также своимъ другомъ, какъ прежде, пока вы не разъясните все это дѣло лучше.

Артуръ подавилъ свою гордость и досаду и опустилъ руку. Нѣсколько минутъ онъ молчалъ и потомъ сказалъ, какъ только могъ, равнодушно:

-- Я не знаю, что ты понимаешь подъ объясненіемъ, Адамъ. Я ужь сказалъ, что ты слишкомъ-серьёзно думаешь о пустой шуткѣ. Но если ты даже и справедливо предполагаешь, что шутка эта опасна, то вѣдь я уѣзжаю въ субботу и тогда все кончится. Что жь касается огорченія, которое тебѣ причинило это, то я, право, очень сожалѣю объ этомъ. Больше я ничего не могу сказать.

Адамъ не произнесъ ни слова; но всталъ со стула и обернулся лицомъ къ одному изъ оконъ, будто созерцалъ черноту освѣщенныхъ луною елей; на дѣлѣ же онъ сознавалъ только борьбу, происходившую внутри его. Безполезно было бы теперь оставаться при своемъ рѣшеніи переговорить завтра; онъ долженъ говорить теперь и на мѣстѣ. Но прошло нѣсколько минутъ, прежде чѣмъ онъ обернулся и, подойдя ближе къ Артуру, который продолжалъ лежать, остановился и устремилъ на него свой взоръ.

-- Я лучше буду говорить ясно, сказалъ онъ съ очевиднымъ усиліемъ:-- хотя мнѣ это вовсе нелегко. Видите, сэръ, какъ бы это вамъ ни казалось, а для меня это вовсе не вздоръ. Я не принадлежу къ числу людей, которые могутъ волочиться сначала за одной женщиной, а потомъ за другой, и я не думаю, что разница тутъ неочень-велика, которую изъ нихъ возьму. Любовь, которую я чувствую къ Гетти, совершенно другаго рода; эту любовь, но моему убѣжденію, могутъ понимать только тѣ, кто способенъ чувствовать ее, да Богъ, ниспосылающій ее имъ. Она для меня дороже всего въ мірѣ, кромѣ моей совѣсти и моего добраго имени. И если справедливо то, что вы говорили все это время, если это была только пустая шалость и шутка, какъ вы называете это, и эта шутка совершенно кончится съ вашимъ отъѣздомъ, ну, въ такомъ случаѣ я могу ждать и надѣяться, что сердце ея когда-нибудь обратится ко мнѣ. Мнѣ становится досадно при мысли, что вы захотите говорить мнѣ ложь, и я повѣрю вашему слову, какой бы видъ ни имѣли вещи.

-- Ты больше обидѣлъ бы Гетти, чѣмъ меня, не вѣря моимъ словамъ, возразилъ Артуръ почти свирѣпо, вскочивъ съ оттомана и сдѣлавъ нѣсколько шаговъ; но онъ тотчасъ же снова опустился на стулъ, и произнесъ болѣе -- слабымъ голосомъ:-- ты, кажется, забываешь, что, подозрѣвая меня, взводишь обвиненія на нее.

-- Нѣтъ, сэръ, сказалъ Адамъ болѣе-спокойнымъ голосомъ, какъ бы вполовину облегченный; онъ имѣлъ слишкомъ-прямой характеръ длятого, чтобъ дѣлать различіе между прямою неправдою и косвенною: -- нѣтъ, сэръ, обстоятельства между вами и Гетти не одинаковы. Вы, что бы вы ни дѣлали, вы дѣлали съ открытыми глазами; но развѣ вы знаете, что было у нея въ мысляхъ? Вѣдь она ничто иное, какъ ребенокъ, о которомъ всякій человѣкъ, имѣющій совѣсть, обязанъ заботиться. И что бы вы ни думали, я знаю, что вы привели ея мысли въ замѣшательство. Я знаю, она отдалась вамъ всѣмъ сердцемъ: многія вещи, которыхъ я не понималъ прежде, стали мнѣ ясны теперь. Но вы, кажется, очень-равнодушны къ тому, что можетъ чувствовать она... вы объ-этомъ не думаете вовсе.

-- Боже мой, Адамъ, да оставь ты меня, наконецъ, въ покоѣ! неистово воскликнулъ Артуръ.-- Я ужь довольно чувствую это, а ты все еще больше мучишь меня.

Онъ замѣтилъ свою нескромность, лишь только слова сорвались у него съ языка.

-- Хорошо; въ такомъ случаѣ, если вы чувствуете это, возразилъ Адамъ съ жаромъ: -- если вы чувствуете, что могли вызвать въ ней ложныя мысли и заставили думать, что любите ее, между-тѣмъ какъ у васъ въ головѣ не было ничего подобнаго, въ такомъ случаѣ я долженъ обратиться къ вамъ съ требованіемъ... я говорю не за себя, а за нее. Я требую, чтобъ вы уничтожили ея заблужденіе, прежде чѣмъ уѣдете отсюда. Вы уѣзжаете отсюда не навсегда; и если оставите ее при мечтѣ, что питаете къ ней тѣ же самыя чувства, какія она питаетъ къ вамъ, то всѣ ея мысли послѣдуютъ за вами, и несчастье только увеличится. Ваше объясненіе причинитъ ей жгучую боль теперь, но спасетъ ее отъ страданій впослѣдствіи. Я прошу васъ написать письмо, и вы можете быть увѣрены, я позабочусь о томъ, чтобъ она получила его: въ немъ скажите ей всю истину и порицайте себя за то, что вели себя такъ, какъ не имѣли никакого права вести себя съ молодой женщиной, которая вамъ не пара. Я говорю прямо, сэръ, но я не могу говорить другимъ образомъ. Въ этомъ обстоятельствѣ никто не можетъ позаботиться о Гетти, кромѣ меня.

-- Я могу сдѣлать то, что мнѣ кажется нужнымъ въ этомъ случаѣ, сказалъ Артуръ, приходя все въ большое негодованіе отъ безпокойства и смущенія:-- не дѣлая тебѣ никакихъ обѣщаній. Я приму мѣры, какія покажутся мнѣ приличными,

-- Нѣтъ, возразилъ Адамъ рѣзкимъ, рѣшительнымъ тономъ:-- не того мнѣ нужно. Я долженъ знать, на какой землѣ стою; я долженъ быть вполнѣ увѣренъ, что вы положили конецъ тому, чего вы не должны были никогда начинать. Я не забываю, какое уваженіе обязанъ оказывать вамъ, какъ джентльмену, но въ этомъ дѣлѣ, мы находимся другъ къ другу въ отношеніи человѣка къ человѣку, и я не могу отступить.

Нѣсколько минутъ не было отвѣта. Затѣмъ Артуръ сказалъ:

-- Я увижусь съ тобою завтра. Теперь я болѣе не могу выдержать: я нездоровъ.

Произнеся эти слова, онъ всталъ и взялъ свою фуражку, какъ бы намѣреваясь идти.

-- Дайте слово, что вы больше не увидите ее! воскликнулъ Адамъ въ порывѣ возвратившагося гнѣва и подозрѣнія, подступивъ къ двери и прислонившись къ ней спиною.-- Или скажите, что она никогда не можетъ быть моей женой, скажите, что вы лгали, или обѣщайте мнѣ то, чего я отъ васъ требую.

Адамъ, вымолвивъ такое рѣшительное требованіе, стоялъ какъ страшный образъ рока передъ Артуромъ, который, сдѣлавъ два или три шага впередъ, тотчасъ же остановился, слабый, дрожащій, больной душою и тѣломъ. Обоимъ казалась продолжительною внутренняя борьба, происходившая въ Артурѣ, когда, наконецъ, онъ слабо сказалъ:

-- Да, я обѣщаю. Пусти меня.

Адамъ отодвинулся отъ двери и отворилъ ее; но когда Артуръ дошелъ до ступени, то снова остановился и прислонился къ дверному косяку.

-- Вы несовсѣмъ-здоровы и не можете идти одни, сэръ, сказалъ Адамъ:-- возьмите опять мою руку.

Артуръ не далъ отвѣта и тотчасъ же. пошелъ впередъ, сопровождаемый Адамомъ; но, сдѣлавъ нѣсколько шаговъ, снова остановился и холодно сказалъ:

-- Кажется, я долженъ тебя побезпокоить. Теперь становится поздно и, пожалуй, обо мнѣ станутъ еще тревожиться дома.

Адамъ подалъ руку и они пошли впередъ, не говоря другъ съ другомъ ни слова, пока не достигли мѣста, гдѣ лежали корзина и инструменты.

-- Я долженъ подобрать инструменты, сэръ, сказалъ Адамъ: -- они принадлежатъ брату. Я боюсь, чтобъ они не заржавѣли. Подождите, пожалуйста, одну минуту.

Артуръ остановился молча, и опять они не произнесли ни слова, пока не достигли боковаго входа, откуда онъ надѣялся пройдти въ домъ незамѣченнымъ. Онъ сказалъ тогда:

-- Благодарю. Тебѣ больше не зачѣмъ безпокоиться.

-- Въ какое время было бы мнѣ удобно увидѣться съ вами завтра, сэръ? спросилъ Адамъ.

-- Ты можешь придти сюда въ пять часовъ и сказать, чтобъ мнѣ доложили о тебѣ, сказалъ Артуръ: -- никакъ не ранѣе.

-- Спокойной ночи, сэръ, произнесъ Адамь.

Но онъ не услышалъ никакого отвѣта. Артуръ вошелъ въ домъ.

XXIX.
Слѣдующее утро.

Артуръ провелъ не безсонную ночь: онъ спалъ долго и хорошо. Люди смущенные не лишаются сна, если только они довольно утомлены. Но въ семь часовъ онъ позвонилъ и привелъ въ изумленіе Пима, объявивъ ему, что намѣренъ встать и чтобъ къ восьми былъ ему приготовленъ завтракъ.

-- Вели осѣдлать мою лошадь къ половинѣ девятаго и скажи дѣдушкѣ, когда онъ сойдетъ внизъ, что мнѣ сегодня лучше и что я поѣхалъ верхомъ.

Проснувшись, онъ лежалъ въ постели съ часъ, но не могъ оставаться долѣе. Когда мы лежимъ въ постели, то воспоминанія о нашемъ вчерашнемъ днѣ бываютъ слишкомъ-тягоствы для насъ; если только человѣкъ можетъ встать хотя бы длятого, чтобъ свистать или курить, онъ живетъ въ настоящемъ, которое представляетъ извѣстное сопротивленіе прошедшему; онъ испытываетъ ощущенія, которыя защищаются противъ деспотическихъ воспоминаній. Еслибъ можно было собрать чувства и вывесть изъ нихъ среднее число, то оказалось бы, конечно, что сожалѣніе, упреки и оскорбленная гордость производятъ на деревенскаго джентльмена болѣе-легкое дѣйствіе въ сезонъ охоты и стрѣльбы, чѣмъ въ позднюю весну и лѣто. Артуръ сознавалъ, что когда онъ поѣдетъ верхомъ, то почувствуетъ въ себѣ болѣе мужества. Даже присутствіе Пима, прислуживавшаго ему съ обычнымъ уваженіемъ, Дѣйствовало на него успокоительно послѣ вчерашняго дня. При чувствительности Артура къ мнѣнію другихъ, утрата уваженія Адама наносила его самодовольству ударъ, который заставлялъ его воображать, что онъ упалъ въ глазахъ всѣхъ. Такъ внезапный страхъ, причиненный какою-нибудь дѣйствительною опасностью, заставляетъ слабонервную женщину бояться даже сдѣлать шагъ впередъ, потому-что вездѣ она видитъ одну только опасность.

Артуръ, вамъ извѣстно, имѣлъ любящій нравъ. Дѣлать пріятное своимъ ближнимъ было для него столь же легко, какъ дурная привычка; это было простымъ исходомъ его слабостей и хорошихъ качествъ, его эгоизма и его симпатіи. Онъ не любилъ видѣть страданія, а любилъ, чтобъ на немъ, какъ на виновникѣ удовольствія, останавливались полные признательности взоры. Семилѣтнимъ мальчикомъ онъ однажды столкнулъ ногою горшокъ съ супомъ старика-садовника безъ всякаго другаго побужденія, а только изъ желанія пошалить, не подумавъ, что это былъ обѣдъ старика; но когда онъ узналъ, что его поступокъ имѣлъ непріятное послѣдствіе, то вынулъ свой любимый рейсфедеръ и перочинный ножикъ съ серебрянымъ черенкомъ изъ кармана и предложилъ ихъ въ вознагражденіе. Онъ оставался тѣмъ же Артуромъ съ-тѣхъ поръ: всѣ оскорбленія онъ старался заставить забыть благодѣяніями. Если и была въ его характерѣ какая-нибудь горечь, то она могла проявляться только въ отношеніи человѣка, который отказался бы отъ поданной имъ Артуромъ руки примиренія. И, можетъ-быть, наступило уже время, когда должна была подняться эта горечь. Въ первую минуту Артуръ почувствовалъ просто огорченіе и угрызенія совѣсти, узнавъ, что въ его отношеніяхъ къ Гетти было вовлечено счастье Адама. Еслибъ была какая-нибудь возможность сдѣлать десятиричное удовлетвореніе, еслибъ подарки или другіе поступки могли возвратить Адаму довольство и уваженіе къ нему, какъ къ благодѣлю, Артуръ сдѣлалъ бы это не только безъ малѣйшаго колебанія, но чувствовалъ бы себя еще болѣе связаннымъ съ Адамомъ, и никогда не отказался дѣлать ему вознагражденіе. Но Адамъ не могъ получить никакого удовлетворенія; его страданія не могли совершенно уничтожиться; какіе-нибудь примирительные поступки, совершенные быстро, не могли возвратить его уваженіе и привязанность. Адамъ стоялъ какъ непоколебимое препятствіе, противъ котораго не помогало никакое давленіе, какъ живое олицетвореніе того, во что Артуръ со страхомъ отказывался вѣрить: невозможности загладить свой дурной поступокъ. Слова гордаго презрѣнія, отказъ, которымъ Адамъ встрѣтилъ протянутую ему руку, власть, которую онъ показалъ надъ Артуромь въ послѣднемъ ихъ разговорѣ въ эрмитажѣ, а болѣе всего, воспоминаніе о томъ, что онъ былъ сшибленъ съ ногъ -- фактъ, съ которымъ съ большимъ трудомъ примиряется человѣкъ, если даже пораженіе произошло при самыхъ геройскихъ обстоятельствахъ; все это производило въ Артурѣ оскорбительную боль, сильнѣе угрызеній совѣсти. Какъ былъ бы радъ Артуръ, еслибъ могъ убѣдить себя, что не причинилъ никакого вреда! И еслибъ никто не говорилъ ему противнаго, онъ тѣмъ легче могъ бы убѣдить себя въ томъ. Немезида едва-ли можетъ сковать себѣ мечъ изъ нашей совѣсти, изъ страданій, которыя производятъ въ насъ страданія, причиненныя нами; такой матеріалъ рѣдко даетъ возможность получить изъ него дѣйствительное оружіе. Наше нравственное чувство пріучается къ обычаямъ хорошаго общества и улыбается, когда улыбаются другіе. Но если какой-нибудь невѣжа вздумаетъ назвать наши поступки грубыми именами, тогда Немезида способна возстать на насъ. Такъ было и съ Артуромъ: сужденіе Адама о немъ, оскорбительныя слова Адама разрушили доводы, которыми Артуръ ласкалъ свою совѣсть.

Нельзя сказать, чтобъ Артуръ до открытія Адама былъ совершенно спокоенъ. Борьба и намѣренія превратились въ угрызенія совѣсти и страшную тоску. Его приводило въ отчаяніе положеніе Гетти и его собственное, такъ-какъ онъ принужденъ былъ разстаться съ дѣвушкою. Когда онъ составлялъ рѣшенія и когда уничтожалъ ихъ, то всегда заботился о томъ, къ чему можетъ повесть его страсть, и видѣлъ, что она быстро должна будетъ кончиться разлукою. Но, обладая слишкомъ-пылкою и нѣжною натурою, онъ не могъ не страдать при мысли о разставаньи и постоянно чувствовалъ безпокойство за Гетти. Онъ узналъ ту мечту, въ которой она жила; узналъ, что она мечтала быть леди, которая будетъ наряжаться въ шелкъ и атласъ. Когда онъ впервые заговорилъ съ ней о своемъ отъѣздѣ, она съ трепетомъ просила, чтобъ онъ позволилъ ей ѣхать съ нимъ и женился на ней. Вотъ это-то знаніе, столь тягостное для него, придавало упрекамъ Адама самую раздражающую язвительность. Онъ не сказалъ ни слова съ цѣлью вселять въ ней обманчивыя надежды; ея иллюзіи всѣ были сотканы ея собственнымъ ребяческимъ воображеніемъ; но онъ обязанъ былъ сознаться, что онѣ были сотканы на половину по его собственнымъ поступкамъ. И еще въ послѣдній вечеръ онъ увеличилъ зло, не рѣшаясь даже намекнуть Гетти объ истинѣ: онъ былъ обязанъ утѣшать ее нѣжными, полными надеждъ словами, опасаясь повергнуть ее въ страшное отчаяніе. Онъ тонко чувствовалъ положеніе, въ которомъ находился, чувствовалъ всю грусть дорогаго существа въ настоящемъ, и съ еще болѣе мрачною тоскою думалъ, какое упорство обнаружатъ ея чувства въ будущемъ. Это была единственная забота, лежавшая на немъ тяжелымъ гнетомъ. Всѣхъ другихъ онъ могъ избѣгнуть полнымъ надежды самоубѣжденіемъ. Вся эта исторія происходила къ глубокой тайнѣ; Пойзеры не имѣли и тѣни подозрѣнія. Никто, кромѣ Адама, не зналъ о томъ, что случилось; да врядъ ли удастся узнать объ этомъ кому-нибудь и впредь. Артуръ настойчиво внушилъ Гетти, что если она словомъ или взглядомъ обнаружитъ малѣйшую короткость между ними, то это можетъ имѣть роковыя послѣдствія; а Адамъ, которому вполовину была извѣстна ихъ тайна, скорѣе поможетъ имъ скрывать, чѣмъ выдастъ ее. Правда, это было несчастное дѣло, но не зачѣмъ было дѣлать его хуже, чѣмъ было въ дѣйствительности, воображаемыми преувеличиваніями и предчувствіемъ бѣды, которая, можетъ-быть, никогда и не случится. Временная печаль Гетти была самымъ дурнымъ послѣдствіемъ; онъ рѣшительно отклонялъ мысли отъ дурныхъ послѣдствій, которыхъ неизбѣжность нельзя было положительно доказать. Но... но Гетти, можетъ-быть, ожидало другое безпокойство.... А можетъ-быть, послѣ этого онъ будетъ имѣть возможность сдѣлать для нея иного и вознаградить ее за всѣ слезы, которыи она прольетъ изъ-за него. Выгодами, которыя доставятъ ей его заботы о ней въ будущемъ, она будетъ обязана печали, которой подвергалась въ настоящемъ. Такъ, нѣтъ худа безъ добра. Таковъ ужь благодѣтельный порядокъ дѣлъ на свѣтѣ.

Не намѣрены ли вы спросить: можетъ ли это быть тотъ самый Артуръ, который, два мѣсяца назадъ, обладалъ такою свѣжестью чувства, такою тонкою честью, который содрогался при одной мысли оскорбить только чувство и считалъ рѣшительно невозможнымъ остановиться на какой-нибудь болѣе положительной обидѣ?... который полагалъ, что его собственное самоуваженіе было высшимъ судилищемъ, чѣмъ какое-либо внѣшнее мнѣніе?-- тогь самый, увѣряю васъ, только при различныхъ обстоятельствахъ. Наши поступки управляютъ нами въ такой же степени, въ какой мы управляемъ нашими поступками; и до-тѣхъ-поръ, пока мы не знаемъ, какое собственно было или будетъ соединеніе внѣшнихъ фактовъ съ внутренними, по которому человѣкъ составляетъ критику своихъ поступковъ, намъ лучше и не думать о томъ, что намъ вполнѣ извѣстенъ его характеръ. Въ нашихъ дѣйствіяхъ существуетъ ужасное понужденіе, которое сначала можетъ превратить честнаго человѣка въ обманщика и потомъ примирить его съ этою перемѣною, но той причинѣ, что второй дурной поступокъ представляется ему уже подъ видомъ единственнаго возможнаго справедливаго поступка. Дѣйствіе, на которое до исполненія его вы смотрѣли и съ здравымъ смысломъ и съ свѣжимъ, неомраченнымъ чувствомъ, составляющимъ вѣрный глазъ души, разсматривается впослѣдствіи сквозь лупу остроумнаго извиненія, сквозь которую всѣ вещи, называемыя людьми красивыми и безобразными, представляются по своей ткани письма схожими одна съ другой. Европа примиряется съ fait accompli; такимъ же образомъ поступаетъ и отдѣльная личность, пока это спокойное примиреніе не будетъ встревожено судорожнымъ возмездіемъ.

Никто не можетъ избѣгнуть этого развращающаго дѣйствія обиды на собственное чувство справедливости человѣка, и это дѣйствіе оказывалось въ Артурѣ тѣмъ значительнѣе, что онъ сознавалъ въ себѣ сильную потребность въ самоуваженіи, которое было его лучшимъ хранителемъ въ то время, какъ его совѣсть находилась въ спокойномъ состояніи. Самообвиненіе было для него слишкомъ-тягостно; онъ не могъ встрѣтить его смѣло. Онъ долженъ былъ убѣдить себя, что не былъ достоимъ весьма-сильнаго порицанія. Онъ даже сталъ сожалѣть, что находился въ необходимости обманывать Адама: этотъ образъ поведенія былъ такъ противенъ честности его натуры. Но потомъ онъ думалъ опять, что, вѣдь, ему только и оставался этотъ образу дѣйствія.

Но, какова бы тамъ ни была его вина, послѣдствія ея дѣлали его довольно-несчастнымъ: онъ чувствовалъ себя несчастнымъ относительно Гетти, относительно письма, которое обѣщалъ написать и которое казалось въ эту минуту страшно-варварскимъ поступкомъ, въ слѣдующую же величайшею милостью, какую только онъ былъ въ-состояніи оказать ей. А по временамъ сквозь всѣ эти разсужденія съ быстротою молніи пробѣгало внезапное побужденіе страсти, увлекавшее его пренебречь всѣми послѣдствіями и увезти Гетти, всѣ же другія соображенія послать къ чорту.

Въ этомъ настроеніи духа четыре стѣны его комнаты были для него невыносимою тюрьмой; онѣ, казалось, вгоняли въ комнату и тѣснили на него весь рой противорѣчащихъ мыслей и борящихся чувствъ, изъ которыхъ одна часть непремѣнно разсѣялась бы на чистомъ воздухѣ. Ему оставался какой-нибудь часъ или два, чтобъ собрать свои мысли, и голова его должна быть ясна и спокойна. Верхомъ на Мегъ, упиваясь свѣжимъ воздухомъ этого прекраснаго утра, онъ будетъ въ-состояніи больше владѣть собою.

Прелестное животное изгибало на солнцѣ дугою свою гнѣдую шею, ударяло передними ногами по песку и дрожало отъ удовольствія, когда господинъ трепалъ по мордѣ, гладилъ его и говорилъ съ нимъ ласковѣе обыкновеннаго. Артуръ любилъ Мегъ еще больше, потому-что она не звала его тайнъ. Но Мегъ была такъ же хорошо знакома съ душевнымъ состояніемъ своего господина, какъ знакомы многія другія ея пола съ душевнымъ состояніемъ милыхъ молодыхъ джентльменовъ, которые заставляютъ сердца ихъ биться трепетнымъ ожиданіемъ.

Артуръ проѣхалъ рысью около пяти миль за лѣсную дачу, пока недостигъ подошвы холма, гдѣ ни изгороди, ни деревья не окаймляли дороги. Тутъ онъ бросилъ поводья на шею Мегъ и приготовился собрать свои мысли.

Гетти знала, что ихъ вчерашняя встрѣча должна быть послѣднею передъ отъѣздомъ Артура. Устроить еще одно свиданіе, не возбуждая подозрѣнія, было рѣшительно невозможно. Она, какъ испуганное дитя, не была въ состояніи думать ни о чемъ, а только плакала при одномъ намекѣ на разлуку и потомъ поднимала лицо, чтобъ ея слезы исчезли подъ поцалуями. Онъ только и могъ, что утѣшать ее и убаюкивать, чтобъ она продолжала мечтать. Письмо было бы страшно-рѣзкимъ средствомъ къ ея пробужденію. А между-тѣмъ, что говорилъ Адамъ, была истина: оно спасетъ ее отъ продолжительнаго заблужденія, которое можетъ быть гораздо хуже рѣзкаго, немедленнаго страданія. Притомъ же это было и единственное средство для удовлетворенія Адама, который долженъ быть удовлетворенъ по многимъ причинамъ. Еслибъ онъ еще разъ могъ видѣть ее! Но это было невозможно; между ними была такая колючая изгородь препятствій и неблагоразуміе можетъ имѣть роковыя послѣдствія. А еслибъ онъ могъ увидѣть ее еще разъ, что жь вышло бы изъ этого хорошаго? Онъ страдалъ бы еще болѣе при видѣ ея отчаянія и при воспоминаніи о томъ. Вдали отъ него, все, что окружало ее, служило для нея побудительною причиною владѣть собою.

Вдругъ его воображеніе охватилъ, какъ тѣнь, страхъ, страхъ о томъ, чтобъ Гетти въ своей горести не сдѣлала надъ собою какого-нибудь насилія; вслѣдъ за этимъ страхомъ его охватилъ другой, и тѣнь стала еще мрачнѣе. Но онъ оттолкнулъ всѣ эти опасенія со всею силою юности и надежды. На какомъ основаніи было ему рисовать будущее такими мрачными красками? Вѣдь представлялось столько же вѣроятностей, что случится противное. По мнѣнію Артура, онъ вовсе не заслуживавъ того, чтобъ обстоятельства разыгрались дурно; до настоящаго времени онъ никогда не думалъ сдѣлать что-нибудь такое, чего бы не одобряла его совѣсть: его привели къ этому обстоятельства. Онъ былъ безусловно увѣренъ, что въ глубинѣ души своей былъ дѣйствительно добрый малый, и Провидѣніе не поступитъ съ нимъ сурово.

Что бы тамъ, однакожь, ни было, не въ его власти измѣнить то, что должно случиться теперь: все, что онъ могъ сдѣлать -- это принять такой образъ дѣйствія, какой казался наилучшимъ въ настоящую минуту. И онъ убѣдилъ себя, что этотъ образъ дѣйствія былъ -- уничтожить всѣ препятствія, существовавшія между Адамомъ и Гетти. Можетъ-быть, ея сердце дѣйствительно послѣ нѣкотораго времени обратится къ Адаму, какъ говорилъ послѣдній; въ такомъ случаѣ во всей этой исторіи не было еще большой бѣды, если только Адамъ все такъ же пламенно желалъ имѣть Гетти своею женой. Конечно, Адамъ быль обманутъ и обманутъ такимъ образомъ, что Артуръ счелъ бы это глубокимъ зломъ, еслибъ это совершилось надъ нимъ самимъ. Это разсужденіе разстроивало утѣшительную надежду. При этой мысли щеки Артура разгорѣлись даже отъ стыда и раздраженія. Но что жь оставалось дѣлать человѣку въ подобной дилеммѣ? Честь его не позволяла ему произнесть хотя бы одна слово, которое могло бы повредить Гетти: его первымъ долгомъ было беречь ее. Ради своей собственной пользы онъ никогда не рѣшился бы сказать или сдѣлать что-нибудь противъ истины. Боже праведный! какимъ онъ былъ жалкимъ глупцомъ, что поставилъ себя въ такую дилемму. А между-тѣмъ, если только у человѣка были какія-нибудь извиненія, такъ именно у него. Жаль, что послѣдствія опредѣляются поступками, а не извиненіями.

Итакъ, онъ долженъ написать цисьмо. Это было единствеиное средство, обѣщавшее разрѣшеніе того затруднительнаго положенія, въ которомъ Артуръ находился. Слезы навернулись на глазахъ Артура, когда онъ подумалъ, какъ Гетти будетъ читать письмо. Но вѣдь и ему такъ же тяжело писать это письмо. Онъ не дѣлалъ того, что было легко для него самого, и послѣдняя мысль помогла ему дойдти до рѣшеніи. Нарочно онъ никогда не могъ рѣшиться на поступокъ, который приносилъ съ собою страданія другому и нисколько не безпокоилъ его самого. Даже порывъ ревности при мысли о томъ, что онъ уступаетъ Гетти Адаму, убѣдилъ его, что онъ приноситъ жертву.

Дойдя до этого заключенія, онъ повернулъ Мегъ и поѣхалъ домой снова рысью. Прежде всего онъ напишетъ письмо, а остальное время дня онъ уже посвятитъ другимъ дѣламъ: такъ ему не будетъ времени оглянуться назадъ. Къ счастью еще, что Ирвайнъ и Гавенъ пріѣдутъ къ обѣду, а завтра въ двѣнадцать часовъ онъ будетъ находиться отъ лѣсной дачи на разстояніи цѣлыхъ миль. Въ этомъ постоянномъ занятіи заключалось нѣкоторое обезпеченіе противъ непреодолимаго побужденія, которое могло овладѣть имъ, побужденія броситься къ Гетти съ какимъ-нибудь безумнымъ предложеніемъ, которое погубило бы все. Быстрѣе и быстрѣе скакала чувствительная Мегъ при каждомъ незначительномъ знакѣ своего всадника и, наконецъ, пошла быстрымъ галопомъ.

-- Кажется, говорили, что молодому барину нездоровилось вчера вечеромъ, сказалъ угрюмый старый грумъ Джонъ во время обѣда, въ людской.-- А какъ онъ скакалъ-то сегодня утромъ! удивительно, что его лошадь не распалась на двое!

-- А, можетъ-быть, по этому-то и видно, что онъ боленъ, отвѣтилъ шутникъ-кучеръ.

-- Ну, такъ пусть бы пустили ему кровь за это, когда такъ, еще угрюмѣе возразилъ Джонъ.

Адамъ рано утромъ заходилъ на лѣсную дачу, чтобъ узнать о здоровьи Артура. Узнавъ, что молодой сквайръ поѣхалъ кататься, онъ пересталъ безпокоиться о томъ, какія послѣдствія имѣли его удары. Ровно въ пять часовъ онъ опять зашелъ на дачу и сказалъ, чтобъ доложили о несъ. Черезъ нѣсколько минутъ Пимъ сошелъ внизъ съ письмомъ въ рукѣ; и передалъ его Адаму. "Капитанъ" сказалъ онъ при этомъ, "очень занятъ и не можетъ видѣть его, и написалъ все, что онъ хотѣлъ сказать ему". Письмо было адресовано Адаму, но онъ открылъ его тогда только, когда вышелъ изъ дверей. Въ немъ заключалась запечатанная записка, адресованная Гетти. Внутри конверта Адамъ прочелъ:

"Въ приложенномъ письмѣ я написалъ все, что ты желалъ. Предоставляю тебѣ рѣшить какъ лучше: передать ли его Гетти или возвратить мнѣ. Спроси еще разъ самого себя, не причинишь ли ты ей этою мѣрою большей боли, чѣмъ однимъ молчаніемъ.

"Намъ нѣтъ необходимости еще разъ видѣться другъ съ другомъ теперь. Мы встрѣтимся съ лучшими чувствами черезъ нѣсколько мѣсяцевъ".

"А. Д."

"Быть можетъ, онъ и правъ въ томъ, что намъ незачѣмъ видѣться съ нимъ" подумалъ Адамъ. "Къ чему намъ встрѣчаться длятого, чтобъ еще наговорить другъ другу жосткихъ вещей? къ чему намъ встрѣчаться длятого, чтобъ пожать другъ другу руку и сказать, что мы опять друзья? Мы, вѣдь, больше не друзья, и лучше не имѣть и притязаній на это. Я знаю, прощеніе есть долгъ человѣка; но, по моему мнѣнію, это значитъ только, что человѣкъ выкинулъ изъ головы всѣ мысли о мщеніи: это не можетъ значить, что ваши прежнія чувства снова возвратятся; потому что это невозможно. Онъ для меня ужь не тотъ же самый человѣкъ, и я не могу чувствовать къ нему то же самое. Боже мой! я не знаю, чувствую ли я теперь то же самое къ кому бы то ни было; мнѣ кажется, что я все мѣрилъ свою работу невѣрною мѣркою, и теперь мнѣ надобно перемѣрить все снова".

Но вскорѣ всѣ мысли Адама поглотилъ вопросъ: слѣдуетъ ли передать Гетти письмо? Артуръ доставилъ самому себѣ нѣкоторое облегченіе, предоставивъ рѣшеніе Адаму, не предупредивъ его; и Адамъ, непредававшійся колебаніямъ, теперь колебался. Онъ рѣшился сначала изслѣдовать свой путь, удостовѣриться, какъ можно лучше, въ какомъ состояніи находилось сердце Гетти, прежде чѣмъ онъ рѣшится передать письмо.

XXX.
Передача письма.

Въ слѣдующее воскресенье Адамъ присоединился къ Пойзерамъ, отправлявшимся домой изъ церкви, надѣясь получить приглашеніе идти домой съ ними. Письмо у него было въ карманѣ, и онъ очень заботился о томъ, чтобъ имѣть возможность поговорить съ Гетти наединѣ.

Онъ не могъ видѣть ея лицо въ церкви, потому-что она перемѣнила свое мѣсто, и когда онъ подошелъ къ ней, чтобъ пожать ея руку, ея манеры были неопредѣленны и неестественны. Онъ ожидалъ этого. Сегодня она въ первый разъ встрѣчалась съ нимъ съ того времени, какъ она видѣла, что онъ засталъ ее съ Артуромъ въ рощѣ.

-- Пойдемте съ нами, Адамъ, сказалъ мистеръ Пойзеръ, когда они дошли до поворота. Какъ только они вышли на поля, Адамъ осмѣлился предложить руку Гетти. Дѣти вскорѣ дали имъ случай немного отстать отъ прочихъ, и тогда Адамъ сказалъ:

-- Не удастся ли вамъ устроить такъ, чтобъ вы вышли погулять со мною въ саду сегодня вечеромъ, если погода будетъ хороша, Гетти? Мнѣ нужно поговорить съ вами особенно.

-- Очень-хорошо, отвѣтила Гетти.

Обстоятельство, что она будетъ разговаривать съ Адамомъ о чемъ-то особенномъ, безпокоило ее такъ же, какъ и Адама: ей очень хотѣлось знать, что онъ думалъ о ней и объ Артурѣ. Она знала, что онъ долженъ былъ видѣть, какъ они цаловались, но не имѣла никакого понятія о сценѣ, происшедшей между Артуромъ и Адамомъ. Сначала она думала, что Адамъ будетъ очень сердитъ на нее и, можетъ-быть, скажетъ ея дядѣ и тёткѣ; но ей ужь никакъ не приходило на мысль, что онъ осмѣлится сказать что-нибудь капитану Донниторну. Это было для нея облегченіемъ, что онъ обошелся съ нею сегодня такъ ласково и хотѣлъ говорить съ ней одной. Она дрожала, увидѣвъ, что онъ шелъ домой вмѣстѣ съ ними, такъ она опасалась, что онъ разскажетъ все; но теперь, когда онъ хотѣлъ говорить съ нею, она должна узнать, что онъ думалъ и что онъ хотѣлъ дѣлать. Она съ нѣкоторою увѣренностью думала, что можетъ убѣдить его не дѣлать того, чего она не хотѣла; быть можетъ, она даже заставитъ его повѣрить, что она вовсе и не думаетъ объ Артурѣ, и знала, что до-тѣхъ-поръ, пока Адамъ будетъ имѣть надежду получить ея согласіе, онъ непремѣнно сдѣлаетъ то, что ей будетъ угодно. Притомъ же она должна продолжать свою роль и показывать видъ, будто поощряетъ Адама изъ опасенія, чтобъ ея дядя и тётка не разсердились и не стали подозрѣвать, что у ней есть какой-нибудь тайный любовникъ.

Маленькая головка дѣвушки была занята этими мыслями въ то время, какъ Гетти шла съ Адамомъ подъ-руку и отвѣчала "да" или "нѣтъ" на его легкія замѣчанія о томъ, что, вотъ, нынѣшнюю зиму будетъ птичкамъ очень-много ягодъ на боярышникѣ и что едва-ли хорошая погода простоитъ до завтрашняго утра, такъ-какъ тучи ужь очень-низко нависли. Когда она догнали ея дядю и тётку, то она, не прерывая, могла преслѣдовать свои мысли: мистеръ Пойзеръ утверждалъ, что хотя молодой человѣкъ и охотно идетъ подъ-руку съ женщиною, за которою ухаживаетъ, онъ, однакожь, будетъ радъ разумному разговору о дѣлѣ. Что жь до самого фермера, то онъ очень интересовался узнать самыя свѣжія новости касательно лѣсной фермы. Такимъ-образомъ, во всю остальную дорогу онъ присвоилъ исключительно себѣ бесѣду Адама. Гетти же раскладывала свою тонкую ткань и рисовала себѣ свои небольшія сцены искусныхъ очарованій, когда она шла мимо изгородей подъ-руку съ честнымъ Адамомъ, будто изящно-одѣтая кокетка, сидящая одна въ своемъ будуарѣ. Если только деревенская красавица въ топорныхъ башмакахъ имѣетъ довольно-пустое сердце, то удивительно, какъ ея умственные процесы походятъ на процесы леди въ кринолинѣ, живущей въ высшемъ обществѣ и употребляющей весь свои изощренный умъ на рѣшеніе проблемы, какимъ образомъ она могла бы совершать безразсудства, не компрометируя себя. Можетъ-быть, сходство нисколько не уменьшалось отъ того, что Гетти въ это время чувствовала себя несчастною. Разставанье съ Артуромъ причиняло ей двойную боль: при волненіяхъ страсти и тщеславія она испытывала темныя неопредѣленныя опасенія о томъ, что будущее можетъ принять такой видъ, который нисколько не будетъ походить на ея мечту. Она поддерживала себя утѣшительными исполненными надежды словами, которыя Артуръ произнесъ при ихъ послѣднемъ свиданіи: "Я возвращусь къ Рождеству, и тогда увидимъ, что можно будетъ сдѣлать". Она поддерживала себя увѣренностью, что онъ такъ любилъ ее и что онъ никогда не будетъ счастливъ безъ нея; и она все еще съ удовольствіемъ и гордостью мечтала о своей тайнѣ, что она любима большимъ джентльменомъ, какъ преимуществомъ своимъ надъ всѣми дѣвушками, которыхъ знала. Но неизвѣстность будущаго, возможные случаи, которымъ она не могла придать никакой формы, стали давить ее подобно невидимой тяжести воздуха; она была одна на своемъ маленькомъ островкѣ мечтаній, а вокругъ нея было мрачное неизвѣстное водяное пространство, куда отправился Артуръ. Она не могла теперь поддерживать въ себѣ твердости духа высокомѣріемъ, думая о будущемъ, а могла только созидать свою увѣренность на прежнихъ словахъ и ласкахъ, осматриваясь на свое прошедшее. Но въ настоящее время съ вечера четверка ея смутныя безпокойства почти совершенно замѣнились болѣе опредѣленнымъ страхомъ о томъ, что Адамъ, можетъ-быть, объявитъ о случившемся ея дядѣ и тёткѣ; такимъ-образомъ его внезапное предложеніе переговорить съ нею одной, привело ея мысли въ новое движеніе. Она чрезвычайно заботилась о томъ, чтобъ не упустить благопріятнаго случая, представлявшагося ей въ этотъ вечеръ, и послѣ чая, когда мальчики отправлялись въ садъ и Тотти просилась идти съ ними, Гетти съ живостью, которая удивила мистрисъ Пойзеръ, сказала:

-- Я пойду съ нею, тётушка.

Адамъ сказалъ, что и онъ пойдетъ съ ними, но это не удивило никого. Скоро онъ и Гетти остались вдвоемъ въ аллеѣ, окруженной орѣшниками, между-тѣмъ, какъ мальчики занялись въ другомъ мѣстѣ собираніемъ большихъ незрѣлыхъ орѣховъ, чтобъ играть ими, а Тотти наблюдала за ними съ созерцательнымъ видомъ маленькой собачки. Еще такъ недавно, не больше двухъ мѣсяцовъ назадъ, Адамъ стоялъ въ этомъ саду рядомъ съ Гетти, лаская себя восхитительными надеждами. Онъ часто вспоминалъ объ этой сценѣ съ четверка вечеромъ: о солнечныхъ лучахъ, пробивавшихся между вѣтвями яблонь, о красныхъ гроздяхъ смородины, о прелестной краскѣ застѣнчивости, разлившейся по лицу Гетти. Онъ не могъ отдѣлаться отъ этого воспоминанія и теперь въ этотъ грустный вечеръ съ нависшими тучами; но пытался подавить его, опасаясь, чтобъ какое-нибудь волненіе не побудило его высказать Гетги болѣе, чѣмъ было нужно.

-- Послѣ того, что я видѣлъ въ четверкъ вечеромъ, Гетти, началъ онъ: -- вы не сочтете съ моей стороны слишкомъ-большою вольностью то, что я намѣренъ сказать вамъ. Еслибъ за вами ухаживалъ человѣкъ, который сдѣлалъ бы васъ своей женой, и еслибъ я зналъ, что вы расположены къ нему и намѣрены выйдти за него замужъ, то я не имѣлъ бы права сказать вамъ хотя бы одно слово объ этомъ. Но когда я вижу, что вамъ объясняется въ любви джентльменъ, который никогда не можетъ жениться на васъ, да и не думаетъ о томъ вовсе, то я считаю себя обязаннымъ вступиться за васъ. Я не могу говорить объ этомъ съ тѣми, кто замѣняетъ вамъ родителей, потому-что это можетъ надѣлать лишнія безпокойства.

Слова Адама избавили Гетти отъ страха объ одномъ, но въ нихъ также заключалось значеніе, которое вызвало въ ней сильное болѣзненное предчувстіе. Она была блѣдна и дрожала, а, между-тѣмъ, съ гнѣвомъ готова была противорѣчить Адаму, еслибъ смѣла открыть свои чувства. Но она молчала.

-- Вѣдь вы еще такъ молоды, Гетти, продолжалъ онъ почти нѣжно:-- и вы еще очень мало видѣли, что происходитъ на свѣтѣ. Справедливость обязываетъ меня сдѣлать все, что могу, чтобъ спасти васъ отъ бѣды, въ которую вы можете впасть, не зная, куда васъ ведутъ. Еслибъ кто-нибудь, кромѣ меня, зналъ, что я знаю о вашихъ свиданіяхъ съ джентльменомъ и о подаркахъ, которые вы отъ него получали, то о васъ стали бы отзываться очень-легко и вы потеряли бы во мнѣніи у всѣхъ. И кромѣ того, вы будете страдать, потому-что отдали сердце свое человѣку, который никогда не можетъ жениться на васъ и который, слѣдовательно, не можетъ заботиться о васъ всю жизнь.

Адамъ остановился и посмотрѣлъ на Гетти, которая срывала листья съ орѣшника и обдирала ихъ въ рукѣ. Всѣ ея пустые планы и придуманныя рѣчи вышли у ней изъ головы, какъ дурно выученный урокъ, подъ страшнымъ волненіемъ, произведеннымъ словами Адама. Въ ихъ спокойной увѣренности заключалась жестокая сила, угрожавшая охватить и совершенно уничтожить ея жалкія надежды и фантазіи. Она желала сопротивляться ей, желала отбросить эти слова далеко гнѣвнымъ противорѣчіемъ, но ею все еще управляла рѣшимость скрывать то, что она чувствовала. Не будучи въ состояніи измѣрить дѣйствіе своихъ словъ, она только изъ слѣпаго побужденія произнесла теперь:

-- Вы не имѣете никакого права говорить, что я люблю его, сказала она слабо, но съ жаромъ, срывая шероховатый листъ и принимаясь ощипывать его. Она была весьма красива при своей блѣдности и въ волненіи; ея черные дѣтскіе глаза расширились, дыханіе стало прерывистѣе. Сердце Адама заныло, когда онъ посмотрѣлъ на нее. Ахъ, еслибъ только онъ могъ утѣшить ее, успокоить и снасти отъ этого страданія, еслибъ только у него была какого-нибудь рода сила, которая сдѣлала бы его способнымъ оживить ея бѣдное смущенное сердце, какъ онъ спасъ бы ее отъ какой бы то ни было физической опасности!

-- Я думаю, что это должно быть такъ, сказалъ онъ нѣжно.-- Я не могу повѣрить, чтобъ вы позволили человѣку цаловать васъ добровольно, дарить вамъ золотую вещь съ его волосами и ходили въ рощу для свиданія съ нимъ, еслибъ не любили его. Я не осуждаю васъ за это, потому-что, я знаю, это началось мало-по-малу, пока, наконецъ, вы не были въ состояніи бороться съ этимъ. Я осуждаю его за то, что онъ, такимъ-образомъ, укралъ вашу любовь, зная, что никогда не можетъ вознаградить васъ, какъ должно. Онъ шутилъ съ вами, дѣлалъ васъ своею игрушкою и вовсе не заботился о васъ, какъ мужчина обязанъ заботиться.

-- О, нѣтъ, не говорите этого! онъ заботится обо мнѣ; я знаю лучше вашего, воскликнула Гетти. Все было забыто, кромѣ боли и досады, которыя она испытывала при словахъ Адама.

-- Нѣтъ, Гетти, сказалъ Адамъ: -- еслибъ онъ заботился о васъ какъ слѣдуетъ, то никогда не поступилъ бы съ вами такимъ образомъ. Онъ самъ говорилъ мнѣ, что не думалъ ни о чемъ, когда цаловалъ васъ и дѣлалъ вамъ подарки; онъ хотѣлъ даже заставить меня повѣрить, будто и вы смотрѣли на все это, какъ на пустяки. Но я знаю лучше этого. Я всегда буду знать, что вы вѣрили его любви и считали ее довольно-сильною для того, чтобъ онъ женился на васъ, хотя онъ и джентльменъ. Вотъ почему я и долженъ говорить съ вами объ этомъ, Гетти, изъ опасенія, что вы будете обманывать себя ложными надеждами. Ему и въ голову никогда не приходила мысль жениться на васъ.

-- Почемъ вы знаете? Какъ вы смѣете говорить такимъ образомъ? сказала Гетти, останавливаясь и задрожавъ. Ужасная рѣшительность, слышавшаяся въ тонѣ Адама, поразила ее страхомъ. У нея не хватало присутствія духа разсуждать о томъ, что Артуръ имѣлъ свои причины не говорить правды Адаму. Ея слова и видъ заставили Адама рѣшиться: онъ долженъ былъ вручить eй письмо.

-- Можетъ-быть, вы не можете повѣрить мнѣ, Гетти, потому-что слишкомъ-хорошо думаете о немъ, воображаете, что онъ любитъ васъ больше, нежели въ дѣйствительности. Но у меня въ карманѣ письмо, которое онъ самъ написалъ, чтобъ я передалъ его вамъ. Я не читалъ письма, но онъ говоритъ, что сказалъ въ немъ правду вамъ. Но прежде чѣмъ я отдамъ вамъ письмо, Гетти, подумайте хорошенько и не дозволяйте, чтобъ оно взяло слишкомъ большую власть надъ вами, Да еслибъ онъ и захотѣлъ сдѣлать этотъ безумный поступокъ -- жениться на васъ, то изъ этого не вышло бы ничего хорошаго для васъ: оно, въ заключеніе-то, не принесло бы счастья.

Гетти не сказала ничего: она почувствовала возрожденіе надежды, когда Адамъ упомянулъ о письмѣ, котораго онъ не читалъ. Въ письмѣ непремѣнно заключалось совершенно другое, чѣмъ то, что онъ думалъ.

Адамъ вынулъ письмо, но все еще держалъ его въ рукѣ, когда тономъ нѣжной мольбы сказалъ:

-- Не сердитесь на меня, Гетти, за то, что я причиняю вамъ эту боль. Видитъ Богъ, я готовъ перенесть въ десять разъ хуже только длятого, чтобъ избавить отъ нея васъ. Подумайте! никто, кромѣ меня, не знаетъ объ этомъ, и я буду заботиться о васъ, какъ братъ. Вы для меня все тѣ же, какъ и всегда, такъ-какъ я не вѣрю, чтобъ вы сознательно сдѣлали что-нибудь дурное.

Гетти положила руку на письмо, но Адамъ не переставалъ держать его, пока не кончилъ говорить. Она не обратила вниманія на то, что онъ говорила она не слушала его. Но когда онъ пересталъ держать письмо, она положила его въ карманъ, не открывая его, и потомъ пошла скорѣе, какъ бы желая войдти въ домъ.

-- Вы хорошо дѣлаете, что не читаете его теперь же, сказалъ Адамъ.-- Прочтите его, когда будете однѣ. Но погодите немного, позовемъ дѣтей: вы такъ блѣдны и у васъ такой болѣзненный видъ; ваша тётушка, пожалуй, замѣтитъ это.

Гетти слышала предостереженіе: оно напомнило ей о необходимости собрать ея природныя силы скрытности, которыя полууступили удару, причиненному словами Адама. И письмо было у ней въ карманѣ: она была увѣрена, что въ письмѣ заключалось утѣшеніе, что бы тамъ Адамъ ни говорилъ. Она бросилась отъискивать Тотти и вскорѣ снова появилась съ возвратившимся румянцемъ на щекахъ, держа за руку Тотти, которая дѣлала кислую гримасу, потому-что была принуждена бросить незрѣлое яблоко, которое уже закусила своими крошечными зубенками.

-- Ну-ка, Тотти, сказалъ Адамъ:-- поди сюда и садись на мои плечи, я тебя покатаю. Ну-же, держись прямо. Вотъ какъ высоко! Да ты можешь схватить верхушки деревьевъ.

Какой крошечный ребенокъ отказывался когда-нибудь отъ утѣшенія, состоящаго въ возвышенномъ чувствѣ, которое волнуетъ его въ то время, когда его крѣпко схватятъ и быстро поднимутъ кверху? Я не повѣрю, чтобъ Ганимедъ плакалъ, когда орелъ поднялся съ нимъ и поставилъ его впослѣдствіи на плечо Юпитера. Тотти самодовольно улыбалась, посматривая внизъ съ своей безопасной высоты, и радостно заблистали глаза матери, стоявшей въ дверяхъ дома, когда она увидѣла Алама, приближавшагося со своею небольшою ношею.

-- Да благословитъ Богъ твое личико, моя пташечка! сказала она, и сильная материнская любовь придала ея рѣзкому взору чрезвычайную кротость, когда Тотти наклонилась впередъ и протянула ручонки. Въ эту минуту она не видѣла Гетти и, не глядя на нее, только сказала: -- Поди налей элю, Гетти; обѣ дѣвушки заняты сыромъ.

Когда былъ налитъ эль и зажжена трубка дяди, нужно было снести Тотти на постель, потомъ опять принесть ее внизъ въ ночномъ капотикѣ, потому-что она плакала и не хотѣла спать. Потомъ нужно было приготовить ужинъ, и помощь Гетти требовалась безпрестанно. Адамъ оставался на мызѣ до-тѣхъ-поръ, пока замѣтилъ, что мистрисъ Пойзеръ желала его ухода; онъ почти все это время постоянно заставлялъ разговаривать и ее и мужа длятого, чтобы Геіти могла быть спокойнѣе. Онъ медлилъ, потому-что хотѣлъ видѣть ее внѣ опасности въ этотъ вечеръ, и наслаждался при видѣ, какъ она умѣла владѣть собой. Онъ зналъ, что она не имѣла времени прочесть письмо, но не зналъ, что ее поддерживала тайная надежда, надежда, что письмо противорѣчиво всему сказанному имъ. Ему было тяжело оставить ее, тяжело при мысли о томъ, что онъ нѣсколько дней не узнаетъ, какъ она переноситъ свою печаль. Но, наконецъ, онъ долженъ идти и все, что онъ могъ сдѣлать, состояло въ томъ, что онъ нѣжно пожалъ ей руку, когда сказалъ: "прощайте!" Она пойметъ изъ этого, надѣялся онъ, что если когда-либо захочетъ прибѣгнуть къ его любви, то эта любовь существовала въ немъ въ прежней степени. Какъ работали его мысли, когда онъ шелъ домой, придумывая полныя состраданія извиненія безумной страсти, относя всю ея слабость къ милой чувствительности ея сердца, порицая Артура, причемъ все менѣе и менѣе намѣренъ былъ допустить, что и его поведеніе могло подвергаться менѣе-строгому осужденію! Его раздраженіе при мысли о страданіяхъ Гетти, а также и при мысли о томъ, что онъ, можетъ-быть, навсегда лишался возможности жениться на ней, сдѣлало его глухимъ ко всему, что могло бы оправдать ложнаго друга, причинившаго горе. Адамъ былъ человѣкъ съ яснымъ взглядомъ, прекрасною душою, словомъ, хорошій малый, какъ въ физическомъ отношеніи, такъ и въ нравственномъ. Но и самъ Аристидъ справедливый въ ту минуту, когда былъ бы влюбленъ и чувствовалъ ревность, не былъ бы совершенно-великодушенъ. Я вовсе не хочу утверждать положительно, что Адамъ въ эти печальные дни ощущалъ только справедливое негодованіе и исполненное любви состраданіе. Онъ мучился горькою ревностью; и въ той мѣрѣ, въ какой любовь дѣлала его снисходительнымъ въ сужденіяхъ о Гетти, горечь находила свободный исходъ въ его чувствахъ относительно Артура.

"Мнѣ всегда казалось, что ей можно было вскружить голову" думалъ онъ: "когда джентльменъ съ изящными манерами и въ прекрасномъ платьѣ, имѣющій бѣлыя руки и говорящій такимъ образомъ, какъ обыкновенно умѣютъ говорить господа, подходилъ къ ней, ухаживалъ за нею дерзко, какъ не могъ бы обращаться съ нею человѣкъ ей равный. И я не думаю, чтобъ послѣ этого она когда-нибудь полюбила простолюдина".

Онъ невольно вытащилъ руки изъ кармана и посмотрѣлъ на нихъ, на эти грубыя ладони и поломанные ногти.

"А я вѣдь грубоватый малый. Какъ я, вотъ, подумаю, такъ, право, чѣмъ же я и могу-то понравиться женщинѣ? А, между-тѣмъ, я могъ бы жениться на другой довольно-легко, еслибъ не отдалъ сердце ей. Но мнѣ все-равно, что бы ни думали обо мнѣ другія женщины, если она не можетъ любить меня. Она могла бы, пожалуй, любить меня такъ же, какъ и кого-нибудь другаго, хотя здѣсь въ окрестности мнѣ не кого было бы опасаться, еслибъ онъ не сталъ между нами; но теперь я, можетъ-быть, покажусь ей ненавистнымъ, потому-что такъ не похожъ на него. Впрочемъ, этого нельзя еще сказать. Она можетъ выйти на другую дорогу, когда убѣдится, что онъ все это время только шутилъ съ нею. Она можетъ почувствовать достоинства человѣка, который съ благодарностью отдалъ бы ей всю свою жизнь. Но я навсегда долженъ выбросить все это изъ головы, какъ бы она тамъ ни поступала... Я долженъ быть только благодаренъ, что не случилось ничего худшаго: вѣдь не одинъ я на бѣломъ свѣтѣ не имѣю большаго счастья. Много совершается хорошихъ дѣлъ и съ грустнымъ сердцемъ. На то воля Божія, и этого съ насъ довольно: я думаю, что мы не узнали бы лучше Его, какъ все должно быть на свѣтѣ, еслибъ даже всю жизнь свою ломали голову надъ этимъ. Вотъ я непремѣнно испортилъ бы всю мою работу, еслибъ видѣлъ, что ее постигли горе и стыдъ, и все это, благодаря тому человѣку, о которомъ я всегда думалъ съ гордостью. Такъ-какъ судьба спасла меня отъ этого, то я не имѣю никакого права роптать. Если у человѣка члены остались цѣлы, то онъ можетъ перенесть два-три острые удара".

Когда въ этомъ мѣстѣ своихъ размышленій Адамъ сталъ перелѣзать черезъ плетень, гдѣ оканчивалась дорожка, по которой онъ шелъ, то замѣтилъ человѣка, шедшаго по полю впереди его. Онъ узналъ въ немъ Сета, возвращавшагося съ вечерней проповѣди, и поспѣшилъ догнать его.

-- Я думалъ, ты будешь дома раньше меня, сказалъ онъ, когда Сетъ обернулся, поджидая его:-- потому-что сегодня, противъ обыкновеніи, я позамѣшкался.

-- Да и я опоздалъ. Послѣ митинга заговорился съ Джономъ Барнзомъ. Онъ недавно объявилъ себя въ-состояніи совершенства, и мнѣ нужно было сдѣлать ему одинъ вопросъ о его испытаніяхъ. Этотъ вопросъ одинъ изъ тѣхъ, которые ведутъ тебя дальше, чѣмъ ожидаешь... такіе вопросы уклоняются отъ прямаго пути.

Минуты двѣ или три они шли вмѣстѣ, молча. Адамъ вовсе не былъ расположенъ вдаваться въ тонкости религіозныхъ испытаній, но намѣревался обмѣняться нѣсколькими словами братской привязанности и довѣрія съ Сетомъ. Такое побужденіе проявлялось въ немъ рѣдко, какъ ни сильно любили братья другъ друга. Они почти никогда не говорили о личныхъ своихъ дѣлахъ, или только намекали на домашнія безпокойства. Адамъ, по природѣ своей, былъ скрытенъ во всѣхъ дѣлахъ, касавшихся чувствъ, а Сетъ испытывалъ нѣкоторую робость передъ своимъ болѣе-практичнымъ братокъ.

-- Сетъ, сказалъ Адамъ, положивъ руку на плечо брата:-- нѣтъ ли у тебя извѣстій о Динѣ Моррисъ съ-тѣхъ-поръ, какъ она отправилась отсюда?

-- Есть, отвѣчалъ Сетъ.-- Она сказала мнѣ, что я черезъ нѣсколько времени могу написать ей слова два о томъ, какъ мы живемъ и какъ матушка переноситъ свое несчастіе. Вотъ я и писалъ ей недѣли двѣ назадъ, упомянулъ, что у тебя новое мѣсто и что матушка стала поспокойнѣе. А въ прошедшую среду я заходилъ на почту въ Треддльстонѣ и нашелъ тамъ письмо отъ нея. Не хочешь ли, можетъ-быть, прочесть? Я до сегодня не говорилъ тебѣ объ этомъ, потому-что ты, мнѣ казалось, былъ такъ занятъ другими дѣлами. Письмо читается очень-легко; она, просто, удивительно пишетъ для женщины.

Сетъ вынулъ письмо изъ кармана и подалъ его Адаму.

-- Да, братъ, сказалъ Адамъ, взявъ письмо:-- жесткое бремя выпало мнѣ теперь на долю. Но ты не долженъ сердиться, если я сталъ нѣсколько молчаливѣе и суровѣе обыкновеннаго. Безпокойство не мѣшаетъ мнѣ думать о тебѣ меньше. Я знаю, что мы будемъ привязаны другъ къ другу до гроба.

-- Я вовсе не сержусь на тебя, Адамъ. Я хорошо понимаю, что это значитъ, когда ты по временамъ говоришь со мною меньше.

-- Вотъ матушка отворяетъ дверь, чтобъ посмотрѣть нейдемъ ли мы, сказалъ Адамъ, когда они взобрались на покатость.-- Она, по своему обыкновенію, сидѣла въ потьмахъ. А, Джипъ, ты радъ видѣть меня?

Лисбетъ снова торопливо вошла въ избу и зажгла свѣчу: она слышала пріятный для нея шумъ шаговъ по травѣ прежде радостнаго лая Джипа.

-- Ну, голубчики! никогда время ее казалось мнѣ такъ длинно съ-тѣхъ-поръ, какъ я живу на свѣтѣ, какъ въ это воскресенье вечеромъ. Что это могли бы вы дѣлать оба до такой поздней поры?

-- Ты не должна сидѣть въ потьмахъ, матушка, сказалъ Адамъ:-- отъ этого и время-то кажется тебѣ длиннѣе.

-- Да для чего же жечь мнѣ свѣчу въ воскресенье, когда я сижу одна и когда грѣшно вязать что-нибудь? Съ меня довольно и дня, чтобъ глазѣть на книгу, которую я не могу читать. Развѣ это хорошо коротать такъ время, чтобъ тратить понапрасну хорошую свѣчу? Но кто изъ васъ хочетъ ужинать? Судя по этой поздней порѣ, я думаю, вы или умираете съ голоду, или совершенно сыты.

-- Я голоденъ, матушка, сказалъ Сетъ, садясь за маленькій столикъ, который былъ накрытъ еще засвѣтло.

-- А я ужь поужиналъ, сказалъ Адамъ.-- На, Джипъ, прибавилъ онъ, взявъ со стола холодную картофелину и трепля шероховатую, сѣрую голову собаки, обращенную къ нему.

-- Зачѣмъ ты даешь еще собакѣ? сказала Лисбетъ: -- я ужь хорошо покормила ее. Я ужь не забуду о ней, не бойся: вѣдь это все, что мнѣ остается отъ тебя, когда я тебя не вижу по цѣлымъ днямъ.

-- Такъ поди же сюда, Джипъ, сказалъ Адамъ.-- Пойдемъ спать. Прощай, матушка. Я очень усталъ.

-- Что съ нимъ, не знаешь ли ты? спросила Лисбетъ Сета, когда Адамъ отправился наверхъ.-- Онъ ходитъ точно обреченный на смерть эти два-три дня... и такой печальный. Я зашла къ нему въ мастерскую сегодня утромъ послѣ того, какъ ты ушелъ, а онъ сидитъ тамъ и ничего не дѣлаетъ... даже и книги-то не было передъ нимъ.

-- Вѣдь у него теперь столько работы, матушка, сказалъ Сетъ:-- и, кажется, у него что-то есть на душѣ. Но не показывай и виду, что ты это замѣчаешь: онъ огорчится, если ты сдѣлаешь это. Будь съ нимъ какъ можно ласковѣе и не говори ничего такого, что можетъ разсердить его.

-- Что ты тутъ еще толкуешь, чтобъ я не сердила его! и развѣ я обращаюсь когда-нибудь съ нимъ неласково? Я завтра сдѣлаю ему чудную лепешку къ завтраку.

Адамъ сбросилъ съ себя куртку и жилетъ и сталъ читать письмо Дины при свѣтѣ своей маканой свѣчи.

"Любезный братъ, Сетъ! Ваше письмо пролежало три дня на почтѣ, прежде чѣмъ я узнала, что оно находится тамъ: у меня не было столько денегъ, чтобъ заплатить за экипажъ, такъ-какъ то было здѣсь время большой нужды и тяжкихъ болѣзней, потому-что шли страшные проливные дожди, будто небеса снова разверзлись. Такимъ-образомъ, у меня не было денегъ на-готовѣ: откладывать деньги въ такое время, когда столько людей нуждалось въ настоящемъ во всѣхъ предметахъ, было бы недостаткомъ вѣры, подобно тому, какъ сохраненіе манны израильтянами. Я говорю объ этомъ длятого, чтобъ вы не приписывали чему-нибудь другому медленность моего отвѣта или не подумали, что я немного обрадовалась вашему наслажденію мірскими благами, выпавшими на долю вашего брата, Адама. Почтеніе и любовь, которыми вы окружаете его, не что иное, какъ долгъ: Богъ ниспослалъ на него большіе дары, и онъ пользуется ими, какъ пользовался патріархъ Іосифъ, который, будучи возвышенъ къ мѣсту власти и довѣрія, обнаруживалъ не меньшую нѣжность къ своему родителю и къ своему младшему брату.

"Мое сердце привязалось въ вашей престарѣлой матери съ того времени, какъ Провидѣніе дало мнѣ возможность находиться вблизи ея въ дни несчастія. Поговорите ей обо мнѣ, скажите ей, что я часто помышляю о ней въ вечернее время, когда сижу при слабомъ свѣтѣ, какъ я дѣлала это, когда была у ней, и мы держали одна другую за руки и я говорила слова утѣшенія, которыя давались мнѣ. Ахъ! это благословенное время, неправда ли, Сетъ? когда дневной свѣтъ начинаетъ угасать, и тѣло нѣсколько утомлено работою и усиліями: тогда внутренній свѣтъ становится ярче, и насъ наполняетъ болѣе-глубокое чувство опоры на божественную силу. Я сижу на моемъ креслѣ въ темной комнатѣ и закрываю глаза, и мнѣ кажется, что и внѣ своего тѣла и никогда не могу чувствовать никакой нужды. Тогда самый трудъ, печаль, ослѣпленіе и грѣхъ, на которыхъ останавливалось мое вниманіе и надъ которыми я готова была плакать -- да, вся грусть дѣтей человѣковъ, которая охватываетъ меня, подобно внезапному мраку -- все это я могу переносить съ добровольнымъ страданіемъ, какъ-будто принимаю участіе въ крестѣ Спасителя. Потому-что я чувствую это, я чувствую это -- Безконечная Любовь также страдаетъ, да, въ полнотѣ знанія, она страдаетъ, она сокрушается, она сѣтуетъ; и только слѣпое себялюбіе желаетъ быть свободнымъ отъ печали, отъ которой стонетъ и которою терзается вся вселенная. Я твердо увѣрена, что это не есть истинное блаженство быть свободнымъ отъ печали, тогда-какъ въ мірѣ существуютъ печаль и грѣхъ: печаль, въ такомъ случаѣ, есть часть любви, а любовь не старается сложить ее съ себя. И мнѣ говоритъ это не одинъ только духъ: я вижу это въ словѣ и дѣлѣ Евангелія. Развѣ на небѣ не слышатся мольбы о заступничествѣ? Не тамъ ли Человѣкъ Скорби съ тѣломъ, которое было распято на крестѣ и съ которымъ онъ вознесся на небо? И развѣ Онъ не то же, что Безконечная Любовь, какъ наша любовь есть то же, что и наша печаль.

"Я часто много терпѣла въ послѣднее время отъ этихъ мыслей и съ новою ясностью поняла значеніе этихъ словъ: "Человѣкъ, любящій меня, да возьметъ крестъ мой". Я слышала, какъ развивали пониманіе этихъ словъ и говорили, будто они означаютъ безпокойства и гоненія, которыя мы навлекаемъ на себя, исповѣдуя Іисуса. Но, по моему мнѣнію, это толкованіе узко. Подъ истиннымъ крестомъ Спасителя разумѣются грѣхъ и печаль этого міра -- вотъ что тяжелымъ камнемъ лежало у него на сердцѣ -- и этотъ-то крестъ мы должны раздѣлять съ Нимъ, изъ этой-то чаши мы должны пить съ Нимъ, если хотимъ имѣть часть въ этой Божественной Любви, которая одно съ его скорбью.

"Что жь касается моей внѣшней жизни, о которой вы спрашиваете, то у меня есть все, и въ изобиліи. У меня была постоянная работа на мельницѣ, хотя другія руки и были отпущены на нѣкоторое время; и физически я также окрѣпла значительно, такъ-что не чувствую большой усталости послѣ долгой ходьбы и разговори. Вы пишете, что остаетесь въ вашей странѣ съ матерью и братомъ; это доказываетъ мнѣ, что вы имѣете вѣрное руководство: яснымъ указаніемъ опредѣлено вамъ оставаться тамъ, и искать большаго благословенія въ другомъ мѣстѣ было бы то же, что положить ложный даръ на жертвенникъ и ожидать съ неба огня, который воспламенилъ бы его. Мой трудъ и моя радость здѣсь среди горъ, и иногда и думаю, что слишкомъ привязалась жизнью къ здѣшнимъ жителямъ и что стала бы роптать, еслибъ была отозвана отсюда.

"Я съ благодарностью прочла ваши новости о дорогихъ друзьяхъ на господской мызѣ, потому-что хотя я послала имъ письмо, по желанію тётушки, вскорѣ послѣ того, какъ я возвратилась отъ нихъ, но еще не получала отъ нихъ никакого отвѣта. Моя тётушка не привыкла писать, а работы въ домѣ хватитъ для нея на весь день, къ тому же, она слаба тѣломъ. Я истинно привязана къ ней и къ ея дѣтямъ, какъ къ ближайшимъ ко мнѣ по плоти, да, и ко всѣмъ въ домѣ. Я безпрестанно переношусь къ нимъ во снѣ, и часто среди работы и даже среди рѣчи мнѣ вдругъ приходитъ въ голову мысль о нихъ, будто они находятся въ нуждѣ и несчастьи, что, однакожь, мнѣ не совершенно-понятно. Въ этомъ должно заключаться какое-нибудь указаніе; но я жду болѣе-яснаго поученія. Вы пишете, что всѣ они здоровы.

"Мы увидимся, я надѣюсь, другъ съ другомъ снова въ этой жизни, хотя, можетъ-быть, не на долгое время, потому-что братья и сестры въ Лидсѣ желаютъ имѣть меня въ своей средѣ на короткій срокъ, когда я буду опять свободна оставить Снофильдъ.

"Прощайте, дорогой братъ -- и, между-тѣмъ, не прощайте. Дѣти Господа, которымъ было опредѣлено увидѣться другъ съ другомъ лицомъ къ лицу, исповѣдывать одну вѣру и чувствовать, что въ обоихъ живетъ одинъ и тотъ же духъ, не могутъ быть раздѣлены никогда, хотя между ними будутъ лежать и горы. Ихъ души всегда развиты этимъ соединеніемъ и безпрестанно носятъ нанять другъ о другѣ въ своихъ мысляхъ, какъ-будто это придаетъ имъ новыя силы. Ваша вѣрная сестра и сподвижница во Христѣ,

"Дина Моррисъ."

"Я не имѣю такого искусства писать слова мелко, какъ вы, и перо мое движется медленно. Такимъ-образомъ я ограничиваюсь этимъ и говорю только немногое о томъ, что у меня въ мысляхъ. Привѣтствуйте вашу матушку отъ меня поцалуемъ. Она просила меня при разставаньи поцаловать ее два раза".

Адамъ снова сложилъ письмо и сидѣлъ въ раздумьи склонивъ голову на руку у изголовья кровати, когда Сотъ поднялся наверхъ.

-- Читалъ ты письмо? спросилъ Сетъ.

-- Да, сказалъ Адамъ.-- Не знаю, что я долженъ былъ бы думать о ней и о ея письмѣ, еслибъ никогда ея не видѣлъ: я подумалъ бы, право, что женщина-проповѣдница отвратительна; но она одна изъ тѣхъ, у которыхъ все, что бы онѣ ни говорили, ни дѣлали, кажется справедливымъ; мнѣ казалось, что я вижу ее и слышу, какъ она говоритъ, когда читалъ письмо. Удивительно, право, какъ мнѣ помнится ея наружность и ея голосъ. Она сдѣлала бы тебя рѣдкимъ счастливцемъ, Сетъ: она именно такая женщина, какая тебѣ нужна

-- Что тутъ толковать объ этомъ! сказалъ Сетъ уныло.-- Она говорила такъ твердо, а она, вѣдь, не изъ тѣхъ женщинъ, которыя говорятъ одно, а понимать ихъ надо иначе.

-- Ну, ея чувства могутъ еще измѣниться современемъ. Женщина можетъ начать любить постепенно... даже сильнѣйшій огонь не запылаетъ въ одно мгновеніе. Я совѣтовалъ бы тебѣ извѣстить ее когда-нибудь. Я могъ бы устроить такъ, чтобъ тебѣ удобно было отлучиться дня на три или на четыре, и вѣдь это была бы для тебя вовсе не дальняя дорога: только миль двадцать или тридцать.

-- Я съ большимъ удовольствіемъ хотѣлъ бы увидѣться съ нею, и это все-равно какъ бы то ни было далеко отсюда, еслибъ только ей не было непріятно это, отвѣчалъ Сегъ.

-- Ей не будетъ непріятно это, сказалъ Адамъ выразительно, вставая и сбрасывая съ себя остальную одежду.-- Это было бы для всѣхъ насъ большимъ счастьемъ, еслибъ она захотѣла имѣть тебя своимъ мужемъ, потому-что матушка удивительно какъ привязалась къ ней и, казалось, была такъ довольна, имѣя ее при себѣ.

-- Да, сказалъ Сетъ съ нѣкоторою робостью.-- И Дина любитъ также Гетти; она много заботится о ней.

Адамъ не отвѣчалъ на это, и между ними не было произнесено другаго слова, кромѣ: "покойной ночи".

XXXI.
Въ Геттиной спальнѣ.

Уже въ это время не было такъ свѣтло, чтобъ можно было ложиться спать безъ свѣчи, даже въ домѣ мистрисъ Пойзеръ, гдѣ дѣла по хозяйству оканчивались рано, и Гетти взяла cъ собою свѣчу, отправившись наконецъ наверхъ, въ свою спальню, вскорѣ послѣ ухода Адама, и заперла за собою дверь на задвижку.

Теперь она прочтетъ письмо. Оно должно, непремѣнно должно успокоить ее. Какимъ образомъ Адамъ могъ знать истину? Вѣдь отъ него можно было ожидать того, что онъ сказалъ.

Она поставила свѣчу и вынула письмо. Оно имѣло слабый запахъ розъ, который заставилъ ее почувствовать, будто Артуръ находится вблизи ея. Она поднесла письмо къ губамъ и движеніе пришедшихъ на память ощущеній разсѣяло весь страхъ на нѣсколько мгновеній. Но ея сердце какъ-то странно забилось и руки задрожали, когда она сломила печать. Она читала медленно: ей нелегко было разбирать почеркъ джентльмена, хотя Артуръ и старался писать чотко.

"Дражайшая Гетти! я говорилъ истину, когда увѣрялъ, что любилъ васъ, и никогда не забуду нашей любви. Я буду вашимъ вѣрнымъ другомъ до конца жизни, и надѣюсь доказать это вамъ различными способами. Если я скажу вамъ въ этомъ письмѣ нѣчто такое, что огорчитъ васъ, то не думайте, что это происходитъ отъ недостатка любви и нѣжности къ вамъ: для васъ я готовъ сдѣлать все на свѣтѣ, еслибъ зналъ, что это дѣйствительно составитъ ваше счастье. Я не въ состояніи спокойно думать о моей миленькой Гетти, проливающей слезы, когда меня нѣтъ около нея, и я не могу осушить ихъ поцалуями; и еслибъ я повиновался моей склонности, то въ эту минуту не писалъ бы письма, а былъ бы съ нею. Мнѣ чрезвычайно-тяжело разставаться съ нею, еще тяжело писать слова, которыя могутъ показаться ей неласковыми, хотя они истекаютъ изъ самаго истиннаго расположенія.

"Дорогая, дорогая Гетти! какъ ни была для меня сладостна наша любовь, какъ ни было бы сладостно для меня, еслибъ вы любили меня всегда, я чувствую, что лучше было бы для насъ обоихъ, еслибъ мы никогда не знали этого счастья, и что на мнѣ лежитъ обязанность просить васъ: любите меня и думайте обо маѣ какъ-можно меньше. Вся вина лежитъ на мнѣ, потому-что я не былъ въ состояніи противиться страстному желанію, которое влекло меня къ вамъ, хотя все это время сознавалъ, что ваше расположеніе ко мнѣ могло причинить вамъ горесть. Я долженъ былъ бы сопротивляться своимъ чувствамъ. И я поступилъ бы такимъ образомъ, еслибъ былъ лучше того, чѣмъ и въ дѣйствительности; но такъ-какъ нельзя измѣнить прошедшаго, то въ настоящее время я обязанъ спасти васъ отъ всякаго зла, которое въ силахъ предупредить. А я чувствую, это будетъ большое несчастіе для васъ, если ваше расположеніе будетъ постоянно такъ обращено на меня, что ни не будете въ-состояніи думать о другомъ мужчинѣ, который своею любовью могъ бы сдѣлать васъ счастливѣе, чѣмъ я могу, и если вы будете постоянно ожидать въ будущемъ того, что никакъ не можетъ случиться. Дорогая Гетти! еслибъ я сдѣлалъ то, о чемъ вы говорили однажды, и женился на васъ, то это было бы вашимъ несчастьемъ, а не благополучіемъ, въ чемъ вы сами непремѣнно бы убѣдились въ скоромъ времени. Повѣрьте мнѣ, вы тогда только будете счастливы, когда будете имѣть мужемъ человѣка вашего же сословія; и еслибъ я женился на васъ теперь, то я только увеличилъ бы зло, которое сдѣлалъ, ужь не говоря, что поступилъ бы противъ долга въ другихъ отношеніяхъ жизни. Вы ничего не знаете, милая Гетти, о свѣтѣ, въ которомъ я всегда долженъ жить, и вы скоро перестали бы любить меня, убѣдившись, какъ мало между нами общаго.

"И такъ-какъ я не могу жениться на васъ, то мы должны разстаться... съ этой минуты мы должны преодолѣть чувства, влекущія насъ другъ къ другу. Я чувствую себя несчастливымъ, говоря такимъ образомъ; но другаго исхода нѣтъ. Сердитесь на меня, душа моя -- я это заслуживаю, но вѣрьте, что я всегда буду заботиться о васъ, всегда благодаренъ вамъ, всегда помнить мою Гетти; и еслибъ случилось несчастье, котораго мы не предвидимъ теперь, будьте увѣрены, что я сдѣлаю все, что находится въ моей власти.

"Я сказалъ вамъ, куда адресовать письмо, если вамъ нужно будетъ писать, но я все-таки помѣщаю внизу адресъ, на случай, если вы забыли его. Пишите мнѣ, однакожь, только о томъ, что я дѣйствительно могу сдѣлать для васъ, потому-что, дорогая Гетти, мы должны стараться думать другъ о другѣ какъ-можно-меньше. Простите меня и постарайтесь совершенно забыть обо мнѣ, помня только о томъ, что я всю жизнь мою буду вашъ вѣрный другъ.

"Артуръ Донниторнъ."

Медленно Гетти читала это письмо, и когда, прочитавъ его, подняла голову, то въ старомъ тускломъ зеркалѣ отразилось блѣдное лицо, бѣлое, какъ мраморъ, съ круглыми дѣтскими формами, но съ выраженіемъ грустной вовсе-недѣтской печали. Гетти не видѣла лица; она не видѣла ничего; она чувствовала только холодъ, и боль, и дрожь. Письмо съ шелестомъ затряслось въ ея рукѣ. Она положила его. То было ужасное ощущеніе, этотъ холодъ и эта дрожь: оно совершенно-разсѣяло даже тѣ мысли, которыя произвело оно. Гетти встала, чтобъ достать теплый салопъ изъ платянаго шкапа, закуталась въ него и сѣла, какъ бы думая только о томъ, чтобъ согрѣться. Потомъ она болѣе твердою рукою взяла письмо и принялась перечитывать его. Тогда только слезы скатились на ея щеки, крупныя, быстро-текущія слезы, которыя ослѣпили ее и закапали письмо большими пятнами. Она сознавала только, что Артуръ поступалъ жестоко, что писалъ такимъ образомъ, поступалъ жестоко, что не хотѣлъ жениться на ней. Причины, по которымъ онъ не могъ жениться на ней, не существовали въ ея мысляхъ. Какъ могла она вѣрить, что случится какое-нибудь несчастіе отъ исполненія всего того, чего она такъ страстно желала и о чемъ такъ мечтала? У ней не было и идеи, по которой она могла бы составить себѣ понятіе объ этомъ несчастіи.

Когда она снова бросила письмо, то замѣтила въ зеркалѣ свое лицо; оно было красно теперь и орошено слезами; оно почти казалось ей подругой, съ которой она могла раздѣлить свое горе, которая будетъ сожалѣть о ней. Опираясь на локти, она наклонилась впередъ и смотрѣла въ эти черные влажные глаза, смотрѣла на эти дрожавшія губы и видѣла, какъ слезы становились крупнѣе и обильнѣе и какъ ротъ начиналъ судорожно искажаться отъ рыданій.

Ея незначительный міръ мечтаній разбился въ дребезги; ея недавно-родившейся страсти былъ нанесенъ рѣшительный ударъ: это причинило ея жаждавшей удовольствій природѣ страшную грусть, которая уничтожила всякое побужденіе къ сопротивленію и на время прервало ея гнѣвъ. Она сидѣла, рыдая, пока не погасла свѣча, затѣмъ, утомленная, больная, оглушенная отъ продолжительныхъ слезъ, бросилась на постель, не раздѣваясь, и заснула.

Въ комнату проникалъ слабый свѣтъ ранняго утра, когда проснулась Гетти, вскорѣ послѣ четырехъ часовъ, съ чувствомъ неяснаго несчастія, причина котораго становилась ясна для нея мало-по-малу, по мѣрѣ того, какъ она, при слабомъ свѣтѣ, начинала различать предметы, окружавшіе ее. Вскорѣ ею овладѣла ужасавшая мысль о томъ, что ей нужно скрыть свою грусть, а также и переносить ее въ этотъ скучный день, который наступалъ. Она не могла оставаться долѣе въ постели, встала и подошла къ столу. Тамъ лежало письмо. Она открыла свой сокровенный ящикъ: тамъ лежали серьги и медальйонъ -- всѣ залоги ея кратковременнаго счастья, залоги пожизненной тоски, которая должна была слѣдовать за нимъ. При видѣ этихъ небольшихъ драгоцѣнностей, которыхъ она касалась и на которыя смотрѣла съ такою любовью, какъ на задатокъ своего будущаго рая украшеній, она мысленно переживала тѣ минуты, когда онѣ были, даны ей съ такими нѣжными ласками, съ такими чудными, милыми словами, съ такими жаркими взглядами, наполнявшими ее чуднымъ восхитительнымъ изумленіемъ, онѣ были гораздо сладостнѣе всего, что она только могла вообразить себѣ на свѣтѣ. И этотъ Артуръ, который разговаривалъ съ ней и смотрѣлъ на нее такимъ образомъ, который будто находился съ нею даже и теперь, который, она чувствовала, обнималъ ее рукою, касался своими щеками ея щекъ, дыханіе котораго смѣшивалось съ ея дыханіемъ, былъ жестокій, жестокій Артуръ, написавшій это письмо, письмо, которое она быстро хватала, мяла и снова открывала, чтобъ прочесть это еще разъ. Но полуонѣмѣвшее настроеніе духа, которое было слѣдствіемъ ея страшныхъ рыданій вчерашней ночи, необходимо заставляло ее снова посмотрѣть на письмо и увидѣть, дѣйствительно ли справедливы были ея грустныя мысли, дѣйствительно ли письмо было въ такой степени жестоко. Ей нужно было держать его у самаго окна, иначе она не могла бы прочесть его при слабомъ свѣтѣ. Да! оно было даже хуже... оно было еще болѣе жестоко. Она снова смяла его съ гнѣвомъ. Она возненавидѣла написавшаго это письмо... возненавидѣла его по той самой причинѣ, что привязалась къ нему всею своею любовью, всею дѣвическою страстью и тщеславіемъ, составлявшими эту любовь.

У ней не было слезъ въ это утро: она пролила всѣ слезы вчерашнюю ночь, а теперь сознавала безслезную утреннюю скорбь, которая хуже перваго удара, потому-что заключаетъ въ себѣ будущее, какъ и настоящее. Каждое утро во всю ея будущность, какъ рисовало ея воображеніе, она встанетъ и будетъ чувствовать, что день не принесетъ ей никакой радости. Отчаяніе безусловно, которое является въ первыя минуты нашего перваго большаго горя, когда мы еще не узнали, что значитъ нервность страданія и исцѣлиться, вынесть отчаяніе и снова получить надежду. Когда Гетти томно начала снимать платья, въ которыхъ провела ночь, чтобъ вымыться и вычесать голову, она испытывала болѣзненное ощущеніе, что ея жизнь будетъ влачиться все такимъ образомъ: ей всегда придется дѣлать вещи, въ которыхъ она не находила никакого удовольствія, заниматься старымъ дѣломъ, видѣть людей, о которыхъ она никогда и не думала, ходить въ церковь, въ Треддльстонъ, къ чаю къ мистрисъ Бестъ и не имѣть никакой счастливой мысли. Ея непродолжительныя, ядовитыя наслажденія навсегда похитили ея небольшія радости, нѣкогда составлявшія прелесть ея жизни. Новое платье, приготовленное для треддльстонской ярмарки, вечеринка у мистера Бриттона въ брокстонскій годовой праздникъ, поклонники; которымъ она будеіъ говорить: "нѣтъ!" долгое время и перспектива свадьбы, которая будетъ наконецъ, когда она получитъ шелковое платье и множество новой одежды съ-разу -- все это представлялось ей теперь неинтереснымъ и скучнымъ; каждая вещь будетъ утомлять ее и у ней навсегда останется безнадежная жажда и страстное желаніе чего-то инаго.

Она вяло раздѣвалась, но теперь пріостановилась, прислонясь къ темному старому платяному шкапу. Ея шея и руки были обнажены, волосы падали изящными локонами; они были такъ же прекрасны, какъ въ тотъ вечеръ, два мѣсяца назадъ, когда она ходила взадъ и впередъ въ этой самой спальнѣ, воспламененная тщеславіемъ и надеждой. Она не думала о своей шеѣ и рукахъ въ настоящее время; даже къ своей собственной красотѣ она была равнодушна. Она грустнымъ взоромъ окинула скучную старую комнату и потомъ безсмысленно посмотрѣла на разсвѣтавшее утро. Не приходило ли ей въ голову воспоминаніе о Динѣ? о ея словахъ предчувствія, которыя разсердили ее, объ искренней мольбѣ Дныы вспомнить о ней, какъ о другѣ, въ день несчастія? Нѣтъ, впечатлѣніе было слишкомъ-незначительно и не могло возвратиться. Въ это утро Гетти встрѣтила бы равнодушно всякое выраженіе дружбы, всякое утѣшеніе, съ которыми Дина могла бы обратиться къ ней, какъ и все прочее, исключая своей убитой страсти. Она думала только о томъ, что не можетъ болѣе оставаться здѣсь и вести прежнюю жизнь; ей легче будетъ перенести что-нибудь совершенно-новое, нежели снова погрузиться въ старый ежедневный кругъ занятій. Она хотѣла бы убѣжать въ это самое утро, чтобъ никогда болѣе не увидѣть старыя лица. Но Гетти не обладала такимъ характеромъ, который смѣло выступаетъ противъ затрудненій, который рѣшается пренебречь своимъ твердымъ знакомымъ положеніемъ и съ закрытыми глазами ринуться въ неизвѣстное. Ея природа была тщеславная и жаждала наслажденій, а не страстная, и на какую-нибудь сильную мѣру должно было понудить ее только отчаяніе ужаса. Для развитія ея мыслей было немного мѣста въ узкомъ кругу ея воображенія, и она скоро остановилась на одномъ рѣшевіи, которое ей нужно выполнить для того, чтобъ освободиться отъ своей старой жизни: она попроситъ дядю отпустить ее на мѣсто въ горничныя. Дѣвушка миссъ Лидіи поможетъ ей найти такое мѣсто, если будетъ знать, что Гетти имѣетъ позволеніе отъ дяди.

Дошедши до этого заключенія, она заплела волосы и стала мыться: ей казалось теперь болѣе возможнымъ сойти внизъ и вести себя, какъ обыкновенно. Она намѣрена спросить дядю въ тотъ же день. Гетги должна была перенесть гораздо-больше такихъ душевныхъ страданій, какія переносила теперь, чтобъ эти страданія оставили на ея цвѣтущемъ здоровьи глубокій слѣдъ. Когда она одѣлась такъ же красиво, какъ всегда, въ свое будничное платье, подобравъ волосы подъ свой крошечный чепчикъ, равнодушный наблюдатель былъ бы болѣе пораженъ свѣжею округлостью ея щекъ и шеи и чернымъ цвѣтомъ ея глазъ и рѣсницъ, чѣмъ какими-либо признаками грусги. Но когда она взяла смятое письмо и положила въ ящикъ длятого, чтобъ не видѣть его, тяжелыя жгучія слезы, неприносившія никакой отрады, не такъ, какъ большія слезы, которыя издали наканунѣ вечеромъ, выступили на ея щекахъ. Она быстро отерла ихъ: вѣдь она не должна плакать днемъ; никто не долженъ былъ видѣть, какъ несчастна она была; никто не долженъ былъ знать, какъ она была обманута въ своихъ ожиданіяхъ. Мысль о томъ, что глаза тетки и дяди будутъ обращены на нее, вызвали въ ней власть надъ собою, которая нерѣдко сопровождаетъ большой страхъ. Въ своемъ тайномъ несчастномъ положеніи Гетти видѣла передъ собою возможность, что они когда-либо узнаютъ о случившемся, такъ же точно, какъ больной и истощенный арестантъ думаетъ о позорномъ столбѣ, можетъ-быть, его ожидающемъ. Они найдутъ ея поведеніе постыднымъ, а стыдъ былъ пыткой. Это-то и была совѣсть бѣдной маленькой Гетти.

Итакъ, она заперла комодъ и отправилась къ своей утренней работѣ.

Вечеромъ, когда мистеръ Пойзеръ курилъ трубку и его добродушіе въ это время достигло своей высшей степени, Гетти воспользовалась отсутствіемъ тётки и сказала:

-- Дядюшка, я хотѣла бы, чтобъ вы позволили мнѣ идти въ горничныя.

Мистеръ Пойзеръ выпустилъ трубку изо рта и нѣсколько минутъ смотрѣлъ на Гетти съ кроткимъ изумленіемъ. Она занималась шитьемъ и продолжала работать очень-прилежно.

-- Ну, какъ это пришло тебѣ въ голову, моя милая? сказалъ онъ наконецъ, послѣ того, какъ выпустилъ дымъ, раскуривъ трубку.

-- Я полюбила бы то занятіе... и полюбила бы его больше, нежели фермерскую работу.

-- Нѣтъ, нѣтъ, милая, ты воображаешь такъ, потому-что не знаешь того занятія. Оно и въ половину не было бы такъ полезно для твоего здоровья и для твоего счастья въ жизни. Мнѣ было бы пріятно, чтобъ ты жила съ нами, пока не получишь хорошаго муженька. Вѣдь ты моя родная племянница и я не хотѣлъ бы, чтобъ ты пошла въ услуженіе, хотя бы и въ домъ джентльмена, пока у меня въ домѣ есть мѣсто для тебя.

Мистеръ Пойзеръ замолчалъ и принялся раскуривать трубку.

-- Я люблю швейную работу, сказала Гетти:-- и могла бы получать хорошее жалованье.

-- Развѣ тётка немножко погорячилась съ тобою? спросилъ мистеръ Пойзеръ, не обращая вниманія на послѣдній доводъ Гетти.-- Ты не должна огорчаться этимъ, моя милая: вѣдь она дѣлаетъ это для твоей же пользы; она желаетъ тебѣ добра. Немного найдется неродныхъ тётокъ, которыя стали бы дѣлать для тебя то, что она дѣлаетъ.

-- Нѣтъ, я не сержусь на тётеньку, сказала Гетти:-- но мнѣ больше нравится то занятіе.

-- Это хорошо, что ты поучилась немножко тому дѣлу... и я тотчасъ же далъ свое согласіе, какъ только мистрисъ Помфретъ захотѣла учить тебя: если случится что-нибудь дурное, такъ, по-крайней-мѣрѣ, ты будешь знать не одно только дѣло. Но я никогда не желалъ, чтобъ ты пошла въ услуженіе, дитя мое. Наше семейство всегда ѣло собственный свой хлѣбъ и сыръ съ незапамятныхъ временъ: всѣ подтвердятъ тебѣ это -- не такъ ли, батюшка? вѣдь вы не захотите, чтобъ ваша внучка жила у чужихъ на жалованьи?

-- Ну ужь нѣтъ, возразилъ старый Мартинъ, растягивая слова, чтобъ придать имъ столько же горечи, сколько и отрицанія, и въ то же время наклоняясь впередъ и смотря на полъ.-- Дѣвушка, однакожъ, идетъ по матери. Какого труда стоило намъ держать въ рукахъ, а все-таки она вышла замужъ, безъ моего согласія, за человѣка, имѣвшаго только двѣ головы скота, тогда-какъ ему на фермѣ нужно было бы имѣть десять... Немудрено, что она умерла отъ воспаленія, когда ей не было еще и тридцати лѣтъ.

Рѣдко произносилъ старикъ такую длинную рѣчь. Но вопросъ сына упалъ, какъ искра на сухое топливо, на давнивінюю еще неугаснувшую злобу, которая всегда заставляла дѣдушку быть равнодушнѣе къ Гетти, чѣмъ къ дѣтямъ его сына. Этотъ негодяй Соррель промоталъ все имущество ея матери, а въ жилахъ Гетти текла кровь Сорреля.

-- Бѣдная женщина, бѣдная женщина! сказалъ Мартинъ младшій, недовольный тѣмъ, что вызвалъ жестокость, съ которою вспоминалъ старикъ о прошедшемъ.-- Впрочемъ, ей только не улыбнулась судьба. Но Гетти можетъ имѣть положительнаго, степеннаго мужа, какого только можетъ имѣть дѣвушка въ нашемъ околоткѣ.

Вымолвивъ этотъ многозначительный намекъ, мистеръ Пойзеръ снова прибѣгнулъ къ своей трубкѣ и къ своему молчанію, посматривая на Гетти, чтобъ увидѣть, не обнаруживала ли она какого-нибудь признака, что отказалась отъ своего необдуманнаго желанія. Но, вмѣсто этого, Гетти, противъ собственной воли, начала плакать, частью съ досады на то, что ей отказывали въ просьбѣ, частію же отъ своего горя, которое она должна была скрывать весь день.

-- Ну, полно же, полно! сказалъ мистеръ Пойзеръ тономъ шутливаго упрека: -- какъ можно намъ плакать объ этомъ? Пусть плачутъ вотъ тѣ, у кого дома нѣтъ, а не тѣ, кто желаетъ бросить свой домъ. Какъ ты думаешь объ этомъ? спросилъ онъ, обращаясь къ женѣ, которая въ это время возвратилась въ общую комнату, занимаясь вязаньемъ съ жаромъ и поспѣшностью, будто это движеніе было необходимымъ ея отправленіемъ, какъ у морскаго рака дрожаніе усиковъ.

-- Думать?... ну, я думаю, что вотъ у насъ очень, очень-скоро раскрадутъ всю домашнюю птицу, а все благодаря этой дѣвушкѣ, которая забываетъ запирать куръ на ночь. Ну, а теперь что такое случилось съ тобой, Гетти? О чемъ ты плачешь?

-- Да вотъ, хочетъ идти въ горничныя, сказалъ мистеръ Пойзеръ.-- А я говорю, что мы можемъ пристроить ее лучше.

-- Я ужь думала, что она набрала себѣ въ голову вздоръ какой-то. Я видѣла, что она цѣлый день все ходила надувши губы и не открывая рта. А все оттого, что вотъ завела знакомство съ этими слугами на Лѣсной Дачѣ. Дураки мы были, что пускали ее къ нимъ. Она думаетъ, что будетъ жить тамъ гораздо-лучше, чѣмъ съ своими родными, которые приняли ее, когда она была не больше Марти, да выростили. Вѣдь она думаетъ, что все занятіе горничной состоитъ въ томъ, чтобъ носить платья лучше тѣхъ, въ которыхъ она родилась; будьте увѣрены, что она такъ думаетъ. Вѣдь она съ самаго утра и до поздней ночи думаетъ только о томъ, какую бы тряпку накутать на себя; и я спрашиваю ее часто, не хочетъ ли она стоять чучелой на полѣ, потому-что тогда она вся будетъ состоять изъ тряпокъ снаружи и внутри. Никогда не дамъ я своего согласія на то, чтобъ она пошла въ горничныя, до-тѣхъ-поръ, пока у ней будутъ добрые друзья, которые будутъ заботиться о ней, пока она не выйдетъ замужъ за кого-нибудь получше тѣхъ лакеевъ, которые ни то, ни сё, ни простолюдины, ни джентльмены, а все-таки хотятъ жить жирно, и которые въ-состояніи спрятать руки подъ полы своихъ сюртуковъ, да заставить, чтобъ жены ихъ работали для нихъ.

-- Ну, конечно, сказалъ мистеръ Пойзеръ:-- мы должны найти ей другаго мужа, не такого, какъ этотъ народъ, да и есть у насъ подъ-рукою человѣкъ получше. Ну, перестань же плакать, дурочка, ступай-ка спать. Я найду для тебя что-нибудь получше мѣста горничной. А это ты ужь лучше выкинь изъ головы.

Когда Гетти ушла наверхъ, онъ сказалъ:

-- Я никакъ понять не могу съ чего это она взяла уйти отъ насъ. Я думалъ, что она расположена къ Адамъ Биду; по-крайней-мѣрѣ въ послѣднее время мнѣ казалось, что ей нравилось его ухаживанье.

-- А кто ее знаегъ, что ей нравится! ничто не производитъ на нее вліянія, словно она высохшая горошина. Я увѣрена, что даже эта дѣвушка, Молли, даромъ, что она такъ бѣситъ насъ, я увѣрена, что даже она побольше Гетти призадумалась бы, еслибъ захотѣла оставить насъ и дѣтей, несмотря на то, что она у насъ всего-то годъ вотъ будетъ въ Михайловъ-день. Но она забрала себѣ въ голову эту мысль, чтобъ сдѣлаться горничной, оттого, что часто бывала между тѣми слугами. И какъ мы не догадались, къ чему это можетъ повести, когда позволили ей ходить учиться тонкой работѣ? Но конецъ этому будетъ у меня очень-скоро.

-- Тебѣ жаль было бы разстаться съ нею, еслибъ только это не было къ ея же добру, сказалъ мистеръ Пойзеръ.-- Она тебѣ полезна при работѣ.

-- Жаль? Конечно. Я привязана къ ней больше, чѣмъ она заслуживаетъ, эта безчувственная дѣвчонка; а она еще хочетъ оставить насъ такимъ образомъ! Не могла же я имѣть ее при себѣ эти семь летъ, дѣлать для нея все и учить всему, чему можно, безъ того, чтобъ не привязаться къ ней. А я-то вотъ ткала полотно и все это время думала только о томъ, чтобъ сдѣлать для нея постельное и столовое бѣлье, когда она выйдетъ замужъ; думала, что она останется жить въ одномъ съ нами приходѣ и всегда будетъ у насъ на глазахъ... Дура я этакая, что заботилась о ней хоть въ чемъ-нибудь, когда она нисколько не лучше вишни съ твердою косточкою.

-- Нѣтъ, нѣтъ, ты не должна ужь слишкомъ горячиться изъ-за пустяковъ, сказалъ мистеръ Пойзеръ, ласкательно.-- Она привязана къ намъ -- за это я могу поручиться. Но она молода и забираетъ себѣ въ голову вещи, которыя не можетъ и объненить-то, какъ слѣдуетъ. Вѣдь молодая лошадёнка часто сама себѣ не можетъ дать отчета, отчего ей такъ хочется бѣгать.

Отвѣты ея дяди, однакожь, произвели еще другое дѣствіе ни Гетти, кромѣ-того, что привели ее въ отчаяніе и заставили плакать. Она очень-хорошо знала, кого онъ имѣлъ въ своихъ мысляхъ, намекая на свадьбу и на положительнаго, степеннаго мужа, и когда она снова пришла въ спальню, то возможность выйти замужъ за Адама представилась ей въ новомъ свѣтѣ. Въ сердцѣ, гдѣ не дѣйствуютъ сильныя привязанности, гдѣ не существуетъ чувства высшей справедливости, къ которому могло бы оно обратиться въ своихъ волненіяхъ, чтобъ получить силу переносить все спокойно, въ такомъ сердцѣ однимъ изъ первыхъ результатовъ горя бываетъ неопредѣленное, отчаянное побужденіе къ какому-нибудь поступку, который могъ бы измѣнить настоящее положеніе. Мечта бѣдной Гетти о послѣдствіяхъ, всегда бывшая только узкимъ фантастическимъ исчисленіемъ ея собственныхъ вѣроятныхъ удовольствій и страданій, была теперь совершенно вытѣснена отчаяннымъ раздраженіемъ, подъ вліяніемъ настоящаго страданія. Она готова была рѣшиться на одинъ изъ тѣхъ судорожныхъ, безосновательныхъ поступковъ, которые несчастныхъ мужчинъ и женщинъ изъ временнаго горя повергаютъ въ цѣлую жизнь мученій.

Отчего же бы ей и не выйдти за Адама? Теперь ей все-равно, что бы она ни дѣлала, лишь бы это произвело въ ея жизни какую нибудь перемѣну. Она была увѣрена въ глубинѣ души своей, что онъ все еще желаетъ жениться на ней; а какая-нибудь другая мысль о счастьи Адама, въ этомъ отношеніи, еще никогда не приходила ей въ голову.

"Странно!" скажете вы, можетъ-быть, "странно это побужденіе къ такому образу дѣйствія, который могъ бы казаться самымъ возмутительнымъ въ ея настоящемъ расположеніи духа, и побужденіе, явившееся уже во вторую ночь ея печали!" -- Да, поступки такой маленькой ничтожной души, какова была у Гетти, боровшейся со всѣмъ, что есть серьёзнаго, печальнаго въ судьбѣ человѣческаго существованія, дѣйствительно странны. Таковы бываютъ движенія небольшаго корабля безъ балласта, бросаемаго въ разныя стороны на бурномъ морѣ. Что за прекрасный видъ имѣлъ онъ со своими разноцвѣтными парусами при яркихъ солнечныхъ лучахъ, падавшихъ на него въ то время, когда онъ стоялъ на якорѣ въ чихомъ заливѣ!

"Пусть же тотъ, кто сорвалъ корабль съ якоря, и отвѣчаетъ за весь вредъ, который причинится судну!" скажете вы опять.

Да; но это все-таки не спасетъ корабля, прелестнаго корабля, который всю жизнь свою могъ бы служить предметомъ радости.

XXXII.
Мистеръ Пойзеръ рѣжетъ правду-матку.

Въ слѣдующую субботу вечеромъ происходилъ въ гостинницѣ Донниторнскаго Герба весьма-жаркій споръ относительно событія, случившагося въ тотъ же самый день и заключавшагося нисколько не менѣе, какъ во второмъ появленіи хвата въ сапогахъ съ отворотами. Одни увѣряли, что это былъ просто арендаторъ, договаривавшійся о Лѣсной фермѣ, другіе же, что то былъ будущій управитель; мистеръ Кассонъ, который лично былъ свидѣтелемъ посѣщенія незнакомца, презрительно утверждалъ, что это былъ ничто иное, какъ дворецкій, какимъ до него былъ Сачелль. Никто и не думалъ отрицать свидѣтельство мистера Кассона о томъ, что онъ видѣлъ незнакомца, несмотря на то, содержатель гостинницы приводилъ въ подтвержденіе своихъ словъ различныя обстоятельства.

-- Я самъ видѣлъ его, разсказывалъ онъ: -- я видѣлъ, какъ онъ ѣхалъ по лугу, окруженному дикими яблонями, на лошади съ голою мордой. Я только-что хотѣлъ выпить пинту -- это было утромъ въ половинѣ одиннадцатаго, въ это время я всегда выпиваю пинту такъ-же аккуратно, какъ часы -- вотъ вижу, что Пользъ ѣдетъ въ своей телегѣ, и кричу ему: "у васъ ныньче будетъ изрядно ячменя, Пользъ", говорю: "если только вы позаботитесь о себѣ". Потомъ я обошелъ кругомъ двора, гдѣ ставятся копна, и вышелъ на треддльстонскую дорогу. Въ то самое время, какъ я подходилъ къ большому ясеневому дереву, вдругъ вижу, какъ этотъ человѣкъ въ сапогахъ съ отворотами, ѣдетъ на лошади съ голою мордой. Вотъ не пошевелить мнѣ членомъ, если это неправда. Я остановился, пока онъ подъѣхалъ, и говорю: "Добраго утра, сэръ", говорю. Мнѣ хотѣлось услышать, какимъ языкомъ онъ говоритъ, чтобъ знать изъ здѣшняго ли онъ края. Вотъ и говорю: "Добраго утра, сэръ. Славная погода стоитъ дли ячменя сегодня! Его можно будетъ убрать немало, если, Богъ дастъ, простоитъ такъ". А онъ и говоритъ: "Да, вы, можетъ-быть, и правы; а впрочемъ, навѣрное сказать нельзя", говоритъ. Изъ его словъ я и узналъ, продолжалъ мистеръ Кассонъ, подмигивая:-- что онъ не изъ-за ста миль пріѣхалъ къ намъ. Вѣдь, чай, мой выговоръ показался ему страннымъ, какъ всѣмъ вамъ ломшейрцамъ кажется выговоръ всякаго человѣка, который говоритъ настоящимъ англійскимъ языкомъ.

-- Настоящимъ языкомъ! сказалъ Бартль-Масси презрительно.-- Вашъ языкъ такъ же походитъ на настоящій, какъ пискъ поросенка на арію, которую играютъ на рожкѣ съ клапанами.

-- Ну, не знаю, отвѣчалъ мистеръ Кассонъ съ гнѣвною улыбкою.-- Я думаю, человѣкъ, который терся между господами съ дѣтства, можетъ знать, что такое настоящій языкъ, почти такъ же хорошо, какъ школьный учитель.

-- Ну, конечно, сказалъ Бартль тономъ саркастическаго утѣшенія:-- вы говорите настоящимъ языкомъ, но онъ настоящій языкъ только для васъ. Козелъ Майка Гольдсворта кричитъ бэ-э-э, такъ онъ и долженъ кричать, и было бы неестественно, еслибъ онъ издавалъ другой звукъ.

Такъ-какъ все остальное общество состояло изъ жителей Ломшейра, то противъ мистера Кассона поднялся дружный смѣхъ и содержатель счелъ благоразумнымъ возвратиться къ прежнему вопросу, который не только не былъ истощенъ въ одинъ этотъ вечеръ, но еще возобновленъ на кладбищѣ передъ службою на другой день, съ новымъ любопытствомъ, которое сопровождаетъ всѣ новости, когда присутствуетъ при сообщеніи ихъ новый человѣкъ. А новый слушатель былъ Мартинъ Пойзеръ, который какъ выражалась жена его, "никогда не ходилъ нализываться съ людьми изъ этой кассоновской шайки, которые только сидятъ да насасываются, и на видъ ни дать-ни-взять треска съ красной башкой".

Вѣроятно, по причинѣ бесѣды, которую мистрисъ Пойзеръ вела съ своимъ мужемъ, когда они возвращались домой изъ церкви, касательно этого загадочнаго незнакомца, эта почтенная женщина немедленно подумала о немъ, когда, дня два спустя, стояла на порогѣ дома съ вязаньемъ въ рукахъ, предаваясь досугу съ удовольствіемъ, что всегда случалось съ ней послѣ того, какъ все было вычищено послѣ обѣда, и увидѣла стараго сквайра, въѣзжавшаго къ нимъ на дворъ на черномъ пони, въ сопровожденіи Джона грума. Впослѣдствіи она всегда приводила въ примѣръ своего предвидѣнія. въ которомъ дѣйствительно заключалось что-то болѣе чѣмъ ея собственная замѣчательная проницательность, что въ ту самую минуту, какъ она увидѣла сквайра, она подумала: "Мнѣ вовсе не покажется удивительнымъ, если онъ пріѣхалъ изъ-за того человѣка, который берегъ лѣсную ферму, и потребуетъ отъ Пойзера, чтобъ онъ сдѣлалъ для него что-нибудь такъ, даромъ. Но дуракъ будетъ Пойзеръ, если сдѣлаетъ."

Ясно, что предстояло что-то необыкновенное: старый сквайръ посѣщалъ своихъ арендаторовъ рѣдко; и хотя впродолженіе послѣднихъ двѣнадцати мѣсяцевъ мистрисъ Пойзеръ повторяла въ своемъ умѣ множество рѣчей, и не такихъ, которыя бы не имѣли никакого значенія, рѣчей, съ которыми она рѣшительно намѣревалась обратиться къ сквайру въ слѣдующій же разъ, когда онъ появится на господской мызѣ, тѣмъ на менѣе рѣчи мистрисъ Пойзеръ всегда оставались при ней.

-- Здравствуйте, мистрисъ Пойзеръ, сказалъ старый сквайръ, выпучивъ на нее свои близорукіе глаза; такой взглядъ его, замѣчала мисюрисъ Пойзеръ, "всегда разстроивалъ ее, словно вы были насѣкомое, и онъ вотъ хочетъ убить васъ своимъ ногтемъ".

Тѣмъ не менѣе она отвѣчала: "къ вашимъ услугамъ, сэръ", и присѣла съ видомъ совершеннаго уваженія, приближаясь къ нему. Она не была такой женщиной, которая стала бы дурно обращаться съ старшими и дѣйствовать вопреки катихизису приличій безъ строгаго къ нему возбужденія.

-- Вашъ мужъ дома, мистрисъ Пойзеръ?

-- Да, сэръ, только онъ на дворѣ, гдѣ копна. Я сію минуту пошлю за нимъ. Не угодно ли вамъ сойдти съ лошади и войдти въ домъ?

-- Благодарю васъ. Я такъ и сдѣлаю. Мнѣ хотѣлось бы посовѣтоваться съ нимъ объ одномъ дѣльцѣ; но оно относится и до васъ въ такой же степени, если только не болѣе. Я хотѣлъ бы знать и ваше мнѣніе.

-- Гетти, сбѣгай за дядей и позови его сюда, сказала мистрисъ Пойзеръ, когда они вошли въ домъ и старый джентльменъ низко поклонился въ отвѣтъ на привѣтствіе Гетти; между -- тѣмъ какъ Тотти, зная, что ея передникъ былъ выпачканъ вареньемъ изъ крыжовника, стояла, прислонясь лицомъ къ большимъ часамъ, и посматривала оттуда только украдкою.

-- Что за прелесть эта старая кухня! сказалъ мистеръ Донниторнъ, осматриваясь кругомъ съ удовольствіемъ Одъ говорилъ всегда такъ же обдуманно, мѣрно, вѣжливо, все-равно были ли его слова сладки какъ сахаръ, или ядовиты.-- И какъ вы удивительно-чисто содержите ее, мистрисъ Пойзеръ! Знаете ли, я люблю вашъ домъ больше всѣхъ другихъ въ имѣніи.

-- Въ такомъ случаѣ, сэръ, если онъ дѣйствительно такъ нравится вамъ, то я была бы очень-рада, еслибъ вы приказали сдѣлать въ немъ кой-какія починки. Обшивка въ такомъ положеніи, что намъ отъ крысъ и мышей, просто, житья нѣтъ: а въ погребѣ вода будетъ вамъ по колѣно, если вамъ угодно посмотрѣть, но, я полагаю, что вы повѣрите мнѣ и на-слово. Не угодно-ли вамъ присѣсть, сэръ?

-- Нѣтъ еще: я долженъ видѣть вашу сырню. Я не видѣлъ ея нѣсколько лѣтъ, а между-тѣмъ всѣ рѣшительно не могутъ нахвалиться вашимъ прекраснымъ сыромъ и масломъ, сказалъ сквайръ, вѣжливо показывая видъ, что не думаетъ, будто могъ существовать какой-нибудь вопросъ, въ которомъ онъ и мистрисъ Пойзеръ были бы несогласны между собою.-- Кажется, я вижу, что дверь отперта вотъ тамъ. Вы не должны удивляться, если я брошу завистливый взглядъ на ваши сливки и масло. Я ужь никакъ не думаю, чтобъ сливки и масло мистрисъ Сачелль выдержали какое-нибудь сравненіе съ вашими.

-- Я не могу ничего сказать объ этомъ, сэръ. Мнѣ рѣдко приходится видѣть чужое масло. Правда, у нѣкоторыхъ такое масло, что на него и смотрѣть ненужно: достаточно одного запаха.

-- Вотъ это мнѣ нравится! сказалъ мистеръ Донниторнъ, окидывая взоромъ сырой храмъ опрятности, но оставаясь возлѣ дверей.-- Я увѣренъ, что я завтракалъ бы съ большимъ апетитомъ, еслибъ зналъ, что сливки и масло, которыя подаются мнѣ, изъ этой сырни. Очень вамъ благодаренъ. Право, посмотрѣть на все это -- истинное удовольствіе. Къ несчастію, мое легкое расположеніе къ ревматизму заставляетъ меня остерегаться сырости: я присяду въ вашей уютной кухнѣ... А, Пойзеръ! какъ вы поживаете? Все работаете, я вижу, какъ всегда. Я смотрѣлъ превосходную сырню вашей жены, лучшей хозяйки во всемъ приходѣ -- не такъ ли?

Мистеръ Пойзеръ только-что вошелъ въ комнату, безъ сюртука и съ разстегнутымъ жилетомъ; его лицо было немного-краснѣе обыкновеннаго, оттого, что онъ усердно подбрасывалъ сѣно. Онъ стоялъ румяный, круглый и веселый передъ маленькимъ, жилистымъ, холоднымъ старымъ джентльменомъ, какъ наливное яблоко рядомъ съ тощимъ дикимъ яблокомъ.

-- Не угодно ли вамъ сѣсть на это кресло, сэръ? сказалъ онъ, подвигая нѣсколько впередъ покойное кресло своего отца: -- вамъ будетъ въ немъ поспокойнѣе.

-- Нѣтъ, благодарю васъ, я никогда не сижу въ покойномъ креслѣ, отвѣчалъ старый джентльменъ, садясь на небольшой стулъ недалеко отъ двери.-- Знаете ли, мистрисъ Пойзеръ... садитесь, пожалуйста, садитесь и вы, Пойзеръ... я не доволенъ съ нѣкотораго времени управленіемъ сырнею мистрисъ Сачелль. Кажется, ея метода не такъ хороша, какъ ваша.

-- Право, сэръ, я объ этомъ судить не могу, возразила мистрисъ Пойзеръ сухо; она свертывала и развертывала свое вязанье и съ ледянымъ взоромъ смотрѣла въ окно, продолжая стоять противъ сквайра. Пусть Пойзеръ садится, если хочетъ, думала она: ужь она то не намѣрена сѣсть, словно хочетъ поддаться такому сладкорѣчивому льстецу. Мистеръ же Пойзеръ, неимѣвшій ни ледянаго вида, ни ледяныхъ чувствъ, сѣлъ на свой треногій стулъ.

-- И теперь, Пойзеръ, когда Сачелль слегъ, я намѣренъ передать лѣсную ферму почтенному арендатору. Я ужь усталъ имѣть ферму на своей шеѣ... въ такомъ случаѣ, какъ вамъ извѣстно, хорошаго не выйдетъ ничего. Трудно найти удовлетворительнаго управителя; и и думаю, что я и вы, Пойзеръ, и вотъ ваша отличная жена можемъ по этой причинѣ войти въ извѣстное соглашеніе, которое всѣмъ вамъ доставитъ выгоду.

-- О!... произнесъ мистеръ Пойзеръ, съ выраженіемъ добродушнаго непониманія, въ чемъ можетъ состоять это соглашеніе.

-- Если вы желали, чтобъ и говорила, сэръ, сказала мистрисъ Пойзеръ, удостоивъ мягкость своего мужа взглядомъ, въ которомъ выражалось сожалѣніе: -- вы, конечно, знаете лучше меня; но я рѣшительно не вижу, что намъ за дѣло до лѣсной фермы. Намъ довольно хлопотъ и съ нашей собственной. Не то, чтобъ я не была рада, услышавъ, что въ вашъ приходъ явится порядочный человѣкъ, были въ нашемъ приходѣ и такіе, при которыхъ нельзя было отозваться въ этомъ смыслѣ.

-- Вы, вѣроятно, будете считать мистера Тёрлэ превосходнымъ сосѣдомъ -- увѣряю васъ. Вы непремѣнно будете рады, что согласились на предложеніе, о которомъ я намѣренъ сообщить вамъ. Въ-особенности же, я надѣюсь, потому-что вы найдете его столь же выгоднымъ для себя, какъ и для него.

-- Въ-самомъ-дѣлѣ, сэръ, если это клонится къ нашей же выгодѣ, то мнѣ приходится слышать впервые о предложеніи подобнаго рода. Я думала: обыкновенно тѣ получаютъ выгоды на этомъ свѣтѣ, которые сами умѣютъ искать ихъ; тѣмъ же, которые ждутъ, пока выгоды придутъ къ нимъ сами, придется ждать долго.

-- Дѣло въ томъ, Пойзеръ, сказалъ сквайръ, не обращая вниманія на теорію о свѣтскомъ благоденствіи мистрисъ Пойзеръ:-- при лѣсной фермѣ для тои цѣли, которую имѣетъ Тёрлэ, слишкомъ-много луговой земли и слишкомъ-мало пахотной, и онъ принимаетъ ферму только на такомъ условіи, чтобы сдѣлать нѣкоторый обмѣнъ. Его жена, повидимому, не такая отличная хозяйка по части приготовленія сыра и масла, какъ ваша. Теперь планъ, который я задумалъ, состоитъ въ томъ, чтобъ сдѣлать небольшой обмѣнъ. Еслибъ вы взяли пустотные луга, вы могли бы увеличить ваше сырное производство, а это дѣло должно быть такъ выгодно подъ управленіемъ вашей жены, и я долженъ просить васъ, мистрисъ Пойзеръ, чтобъ вы снабжали мой домъ молокомъ, сливками и масломъ по рыночнымъ цѣнамъ. Съ другой стороны, Пойзеръ, вы могли бы отдать Тёрлэ верхнюю и нижнюю полосы и, право, въ нашемъ сыромъ климатѣ вы не были бы отъ того въ убыткѣ. Вы подвергаетесь меньшему риску, владѣя лугами, нежели владѣя нивами.

Мистеръ Пойзеръ сидѣлъ, нагнувшись впередъ, держа локти на колѣняхъ, склонивъ голову на сторону и скрививъ ротъ. Очевидно, онъ сосредоточилъ все свое вниманіе на томъ, чтобъ кончики пальцевъ, встрѣчаясь, съ совершенною акуратностью представляли остовъ корабля. Человѣкъ онъ былъ слишкомъ-тонкій, чтобъ не понять, въ чемъ тутъ было дѣло и не предвидѣть въ-точности, съ какой точки зрѣнія будетъ смотрѣть на этотъ предметъ его жена. Но онъ не любилъ давать отвѣты непріятные, развѣ только если дѣло касалось фермерской дѣятельности; онъ всегда готовъ былъ на уступку, лишь бы только не вступать въ споръ; наконецъ, все это дѣло касалось болѣе его жены, нежели его. Такимъ-образомь, помолчавъ нѣсколько минутъ, онъ поднялъ голову и кротко спросилъ:

-- Что ты скажешь на это?

Мистрисъ Пойзеръ все время, пока молчалъ ея мужъ, не спускала съ него глазъ, въ которыхъ выражалась холодная строгость; но теперь она, покачавъ, отвернула голову, устремила ледяной взоръ на противоположную крышу коровьяго хлѣва и, сколовъ свое вязанье свободною иглою, крѣпко сжала его въ рукахъ.

-- Что я скажу объ этомъ? А вотъ что: ты можешь дѣлать, какъ хочешь, съ твоими нивами, отдавать ихъ или не отдавать до окончанія твоей аренды, срокъ которой кончится вотъ въ Михайловъ-день или, собственно, въ Благовѣщеніе, черезъ годъ; но я ни за что не возьму на свою шею еще луговой земли, ни изъ дружбы, ни за деньги... А вѣдь тутъ, сколько я могу видѣть, нѣтъ ни дружбы, ни денегъ; тутъ есть дружба да любовь нѣкоторыхъ людей къ самимъ себѣ, да деньги, которыя перейдутъ въ чужіе карманы. Знаю я, что есть люди на свѣтѣ, которые родились, чтобъ владѣть землею, а другіе, чтобъ въ потѣ лица трудиться на ней...

Тутъ мистрисъ Пойзеръ остановилась, чтобъ перевести духъ.

-- И я знаю, что христіанскій долгъ велитъ людямъ повиноваться своимъ старшимъ, на сколько плоть и кровь въ состояніи вынесть. Но никакой помѣщикъ въ Англіи, будь хоть это самъ король Георгъ, не заставитъ меня сдѣлаться мученицей, работать такъ, чтобъ на мнѣ остались однѣ лишь кости да кожа и терзаться, словно я масляникъ, который только годенъ для вмѣщенія въ себѣ масла.

-- Нѣтъ, нѣтъ, дорогая мистрисъ Пойзеръ, конечно, нѣтъ, сказалъ сквайръ, все еще увѣренный въ своей силѣ убѣжденія:-- вы не должны мучить себя работой. Но не-уже-ли вы не думаете, что ваша работа скорѣе уменьшится, а не увеличится въ такомъ случаѣ? Въ аббатство требуется столько молока, что отъ увеличенія вашей сырни у васъ немного прибавится дѣла по производству сыра и масла. А я думаю: продажею молока вы извлечете наибольшія выгоды изъ вашей сырни -- не такъ-ли?

-- Конечно, это правда, сказалъ мистеръ Пойзеръ.

Онъ былъ не въ состояніи скрыть мнѣніе въ дѣлѣ фермерскихъ выгодъ и забылъ, что въ этомъ случаѣ этотъ вопросъ не былъ чисто-отвлеченнымъ.

-- Ну, не думаю! сказала мистрисъ Пойзеръ съ горечью, нёхотя поворотивъ голову къ мужу и смотря на пустое кресло.-- По-моему, соглашаться съ этимъ могутъ мужчины, которые сидятъ въ углу у камина и воображаютъ, все-вотъ на свѣтѣ такъ устроено, что можетъ входить одно въ другое. Еслибъ вы могли сдѣлать пуддингъ тѣмъ, что думали бы о тѣстѣ, то приготовить обѣдъ было бы легко. Какимъ образомъ знать мнѣ, будетъ ли молоко требоваться постоянно? Кто поручится мнѣ въ томъ, что черезъ какіе-нибудь два-три мѣсяца прислугѣ въ аббатствѣ не будутъ выдаваться деньги, а вѣдь тогда она будетъ на своемъ коштѣ, и молоко мое уже не будетъ требоваться? Вѣдь тогда мнѣ и ночи придется не спать, а все имѣть въ своей головѣ двадцать галенковъ молока. Дингаль не станетъ брать масла больше теперешняго; пусть онъ платитъ исправно хоть за то, сколько беретъ теперь. И должны мы будемъ откармливать свиней, пока будемъ принуждены умолять на колѣняхъ мясника, чтобъ онъ только взялъ ихъ, да половина ихъ передохнетъ у насъ отъ угрей. А доставка и переноска молока, которая займетъ человѣка и лошадь по-крайней-мѣрѣ полдня, вѣдь это, я полагаю, нужно же вычесть изъ прибыли? Но есть люди, которые станутъ держать рѣшето подъ насосомъ и надѣяться, что донесутъ въ немъ воду до мѣста.

-- Это затрудненіе, касательно доставки молока... это затрудненіе вы не будете имѣть, мистрисъ Пойзеръ, сказалъ сквайръ, думавшій, что этотъ переходъ къ подробностямъ указывалъ на нѣкоторое расположеніе къ мировой сдѣлкѣ со стороны мистрисъ Пойзеръ.-- Къ вамъ будетъ акуратно пріѣзжать Бетелль съ телегою и пони.

-- О, сэръ, прошу извинить меня! Я не привыкла, чтобъ господскіе слуги таскались у меня по двору, любезничали съ обѣими дѣвками за-разъ, а тѣ, устававъ руки въ бока, слушали всякаго рода пустую болтовню, когда должны ползать на колѣняхъ и подмывать полы. Если ужь мы должны разориться, то, во всякомъ случаѣ, мы можемъ разориться иначе, а не тѣмъ, чтсбъ наша кухня превратилась въ публичное мѣсто.

-- Видите ли, Пойзеръ, сказалъ сквайръ, измѣняя тактику и показывая видъ, будто думалъ, что мистрисъ Пойзеръ вдругъ удалилась отъ преній и оставила комнату:-- вы можете пустошные луга обратить въ пастбища. Я могу довольно-легко устроиться какъ-нибудь иначе относительно снабженія молокомъ мсего дома. Я не забуду, съ какою готовностью вы ладили съ вашимъ исмѣщикомъ и съ вашимъ сосѣдомъ. Я знаю, вы съ радостью возобновите аренду на три года по истеченіи настоящаго срока; иначе скажу вамъ: Тёрлэ, человѣкъ съ нѣкоторымъ капитальцемъ, съ радостью взялъ бы обѣ фермы, которыя такъ хорошо могли бы служить подмогой одна другой; но я не хочу разставаться съ вами, такимъ старымъ арендаторомъ.

Длятого, чтобъ привесть мистрисъ Псйзеръ въ совершенное раздраженіе, было достаточно устранить ее отъ дальнѣйшихъ преній, даже безъ употребленія заключительной угрозы, ея мужъ, дѣйствительно встревоженный возможностью оставить старое мѣсто, гдѣ онъ родился и выросъ (онъ былъ увѣренъ, что сквайръ былъ способенъ на всякое дурное дѣло), хотѣлъ ужь было начать кроткое и увѣщательное изъясненіе того, что онъ находилъ неудобнымъ покупать и продавать болѣе скота, и вымолвилъ:

-- Но, сэръ, это, кажется, было бы нѣсколько-жестоко... какъ вдругъ мистрисъ Пойзеръ прервала его, отчаянно рѣшившись сказать всю правду съ-разу, теперь же, хотя бы затѣмъ полилъ цѣлый дождь отказовъ и рабочій домъ остался для нея единственнымъ пріютомъ.

-- Въ такомъ случаѣ, сэръ, если я могу говорить... хотя, впрочемъ, я женщина, а есть люди, которые думаютъ, что женщина довольно-глупа и должна только стоять да смотрѣть, когда мужчины продаютъ ея душу, но я имѣю право говорить, потому-что приношу четверть дохода и съэкономливаю другую четверть. Такъ позвольте мнѣ сказать, если мистеръ Тёрлэ съ такою готовностью беретъ ваши фермы, то было бы только жаль, еслибъ онъ нанялъ эту. Не знаю, какъ ему понравится жить въ домѣ, гдѣ существуютъ всѣ казни египетскія, гдѣ погребъ наполненъ весь водою и въ немъ дюжинами скачутъ по лѣстницамъ лягушки и жабы, гдѣ полы сгнили, гдѣ крысы и мыши грызутъ всякій кусочекъ сыру и бѣгаютъ по головамъ, когда мы лежимъ въ постели, такъ-что, того-и-гляди, съѣдятъ насъ заживо... слава Богу еще, что они не переѣли нашихъ дѣтей давнимъ-давно. Хотѣла бы я посмотрѣть, найдется ли, кромѣ Пойзера, другой арендаторъ, который согласится на то, чтобъ тутъ не было произведено никакихъ починокъ, пока домъ не развалится совершенно... да и тогда пришлось бы ему кланяться и просить и принять на себя половинныя издержки... да тутъ потребовали бы съ него большую ренту, которую, дай только Богъ, чтобъ онъ получилъ съ земли, тогда-какъ онъ затратилъ ужь прежде всѣ свои деньги на землю. Увидимъ, найдете ли вы чужаго человѣка, который захотѣлъ бы вести здѣсь такую жизнь: нужно родиться червякомъ въ испорченномъ сырѣ, чтобъ полюбить ее. Вы можете бѣжать отъ моихъ словъ, сэръ -- продолжала мистрисъ Повзеръ, слѣдуя за двери за старымъ сквайромъ, который, послѣ первыхъ минутъ необыкновеннаго изумленія, всталъ и, граціозно и съ улыбкою поклонившись ей рукою, вышелъ изъ комнаты, чтобъ сѣсть на пони. Но ему было невозможно уѣхать немедленно, потому-что Джонъ водилъ пони взадъ и впередъ по двору и находился на довольно-большомъ разстояніи отъ дверей, когда господинъ замышлять кликнулъ его:-- вы можете бѣжать отъ моихъ словъ, сэръ, можете причинить намъ подъ-рукою какой-нибудь вредъ, потому-что вы дружны съ самимъ дьяволомъ, хотя и больше ни съ кѣмъ, но я скажу вамъ однажды навсегда, мы не безгласныя твари, которыхъ могутъ употреблять во зло и изъ которыхъ могутъ добывать деньги люди, имѣющіе въ рукахъ своихъ конецъ веревки; вѣдь мы знаемъ, какъ развязать узелъ. И если я одна только высказываю то, что у меня на душѣ, то въ приходѣ и въ окрестностяхъ его найдется очень-много людей, которые думаютъ такимъ же образомъ. Ваше имя не лучше запаха сѣрной спички для носа каждаго. Развѣ только найдется двое-трое стариковъ, несогласныхъ съ ними, потому-что вы, думая сберечь свою душу, даете этимъ старикамъ кусокъ фланели и нѣсколько капель похлебки. И вы имѣете полное право считать это самымъ незначительнымъ сбереженіемъ, которое вы когда-либо дѣлали, со всею вашею скаредностью.

Въ нѣкоторыхъ случаяхъ двѣ служанки и кучеръ могутъ быть ужасными слушателями; и когда сквайръ удалялся на своемъ черномъ пони, то даже его даръ близорукости не помѣшалъ ему замѣтить, что Молли, Нанси и Тимъ скалили зубы неподалеку отъ него. Можетъ-быть, онъ имѣлъ подозрѣніе, что угрюмый старый Джонъ также смѣялся сзади его, что дѣйствительно и было. Между-тѣмъ бульдогъ, черно-рыжая такса, аликова овчарка и гусакъ, шипѣвшій на безопасномъ разстояніи отъ заднихъ ногъ пони, въ трогательномъ квартетѣ воспроизводили мысли, которыя мистрисъ Пойзеръ исполнила соло.

Лишь только, однакожь, мистрисъ Пойзеръ увидѣла удаленіе пони, какъ повернулась и бросила на обѣихъ смѣявшихся дѣвушекъ взглядъ, который заставилъ ихъ въ одну секунду убраться въ заднюю кухню, и, выдернувъ иголку изъ своей работы, принялась вязать съ обычною живостью, когда входила въ домъ.

-- Ну, заварила же ты кашу! сказалъ мистеръ Пойзеръ, нѣскольковстревоженный, но очевидно чрезвычайно-довольный рѣшительнымъ поведеніемъ своей жены.

-- Да, знаю, что заварила, отвѣчала мистрисъ Пойзеръ:-- но я покрайней-мѣрѣ отвела душу и теперь мнѣ будетъ легче во всю мою остальную жизнь. Можно ли находить удовольствіе въ жизни, если вы должны быть всегда закупорены и только тайкомъ по капелькѣ высказывать что у васъ на душѣ, какъ боченокъ съ течью. Я не стану раскаиваться въ томъ, что сказала, если даже мнѣ придется дожить до такихъ же лѣтъ, до какихъ дожилъ старый сквайръ. Но это врядъ ли случится: кажется, именно тѣ люди, которые ненужны здѣсь, ненужны и на томъ свѣтѣ.

-- Но тебѣ не захотѣлось бы оставить старое мѣсто, отъ Михайлова-дня черезъ годъ, сказалъ мистеръ Пойзеръ: -- и переселиться въ чужой приходъ, гдѣ ты никого не знаешь. Это было бы тяжело намъ обоимъ, да и батюшкѣ также.

-- Э, что тутъ горевать! Многое множество можетъ случиться отъ сегодня до будущаго года Михайлова-дня. Кто знаетъ, можетъ, къ тому времени и капитанъ будетъ здѣсь господиномъ, отвѣчала мистрисъ Пойзеръ, смотрѣвшая, противъ своего обыкновенія, съ точки зрѣнія, полной надежды, на затрудненія, которыя произошли отъ ея собственныхъ постуиковъ, а не по винѣ другихъ.

-- Да я и не говорю, что надо горевать, сказалъ мистеръ Пойзеръ, оставляя свой треногій стулъ и медленно подходя къ двери: -- но мнѣ было бы досадно оставить старое мѣсто и приходъ, гдѣ я родился и выросъ, а также и батюшка. Мнѣ кажется, что мы оставимъ здѣсь наши корни и никогда болѣе не вростемъ ни въ какую почву.

XXXIII.
Еще звенья.

Ячмень былъ, наконецъ, убранъ весь и празднества по случаю жатвы начались, не дожидаясь печальной уборки бобовъ. Яблоки и орѣхи были собраны и снесены въ запасныя кладовыя; изъ фермерскихъ домовъ исчезъ запахъ сыворотки; его замѣнилъ запахъ варившагося пива. Лѣса за лѣсною дачею и всѣ деревья, образовывавшія изгороди, приняли какой-то торжественный видъ подъ мрачными нависшими облаками. Михайловъ-день былъ близокъ, что можно было узнать по корзинамъ, наполненнымъ до верху душистыми пурпуровыми дамасскими сливами, по маргариткамъ, также пурпуроваго цвѣта, но нѣсколько-блѣднѣе цвѣта сливъ, по мальчикамъ и дѣвушкамъ, оставлявшимъ мѣста, или искавшимъ себѣ новой работы и бродившимъ вдоль пожелтѣлыхъ изгородей съ своими узелками подъ-мышкою. Но хотя и наступилъ Михайловъ-день, мистеръ Тёрлэ, этотъ желанный арендаторъ, не являлся на лѣсную ферму, и старый сквайръ подъ-конецъ принужденъ былъ опредѣлить новаго дворецкаго. Въ обоихъ приходахъ было въ-точности извѣстно, что планъ сквайра былъ уничтоженъ, такъ-какъ Пойзеры отказались "поддаться", и рѣшительный образъ дѣйствій мистрисъ Пойзеръ служилъ самымъ любимымъ предметомъ разговора во всѣхъ фермерскихъ домахъ, чему только содѣйствовало частое повтореніе. Новость, что "Бони" {Бонапарте.} возвратился изъ Египта, была, говоря сравнительно, вовсе-неинтересна, и пораженіе французовъ въ Италіи было ничто въ сравненіи съ пораженіемъ, претерпѣннымъ старымъ сквайромъ отъ мистрисъ Пойзеръ. Мистеру Ирвайну приходилось слышать толки объ этомъ во всѣхъ домахъ своихъ прихожанъ, за исключеніемъ только лѣсной дачи. Но такъ-какъ онъ всегда съ удивительнымъ искусствомъ избѣгалъ ссоры съ мистеромъ Донниторномъ, то могъ дозволить себѣ удовольствіе посмѣяться надъ неудачею стараго джентльмена только съ своею матерью. Послѣдняя объявила, что еслибъ она была богата, то непремѣнно назначила бы мистрисъ Пойзеръ пожизненную пенсію и настоятельно желала пригласить ее въ домъ пастора длятого, чтобъ услышать разсказъ объ этой сценѣ изъ собственныхъ устъ мистрисъ Пойзеръ.

-- Нѣтъ, нѣтъ, матушка, возразилъ мистеръ Ирвайнъ:-- со стороны мистрисъ Пойзеръ то была неправильная расправа, а офиціальное лицо, какъ я, не должно поощрять неправильной расправы. Не должно быть извѣстнымъ, что я знаю о происходившемъ спорѣ, иначе я лишусь небольшаго добраго вліянія, которое имѣю на стараго сквайра.

-- Ну, мнѣ нравится эта женщина больше, чѣмъ ея сливочные сыры, сказала мистрисъ Ирвайнъ.-- Да у ней столько духу, что его хватило бы на трехъ мужчинъ, несмотря на то, что у ней такое блѣдное лицо; да еще она говоритъ такія рѣзкія вещи.

-- Рѣзкія! Да, у ней языкъ точно только-что выточенная бритва, притомъ же, она говоритъ очень-оригинальво: она одна изъ тѣхъ женщинъ неученыхъ, но съ острымъ природнымъ умомъ, которыя снабжають страну поговорками. Я передавалъ вамъ великолѣпное выраженіе, которое слышалъ отъ нея, когда она отзывалась о Крегѣ, что онъ походитъ на пѣтуха, думающаго, будто солнце взошло только длятого, чтобъ по слушать, какъ онъ кричитъ. Да въ этой фразѣ, просто, эзопова басня.

-- Но вѣдь это будетъ скверное дѣло, если старый джентльменъ выгонитъ ихъ съ фермы черезъ годъ, въ Михайловъ-день -- а? спросила мистрисъ Ирвайнъ.

-- О! это не должно случиться. Притомъ же Пойзеръ такой славный арендаторъ, что Донниторнъ, вѣроятно, передумаетъ еще разъ и скорѣе переваритъ свой сплинъ, чѣмъ выгонитъ его вонъ. Но если въ Благовѣщеніе онъ пошлетъ къ нимъ увѣдомленіе въ такомъ смыслѣ, то Артуръ и я должны подвинуть небо и землю, чтобъ смягчить его. Такіе старые прихожане, какъ они, не должны оставлять приходъ.

-- Ахъ! нельзя знать, что еще можетъ случиться до Благовѣщенія, сказала мистрисъ Ирвайнъ.-- Уже въ день рожденія Артура мнѣ кинулось въ глаза, что старикъ сталъ порядочно дряхлъ. Ты знаешь, вѣдь ему восемьдесятъ-три года: вѣдь это, право, ужь безсовѣстно жить такъ долго. Только женщины имѣютъ право жить до такого возраста.

-- Если у нихъ есть сыновья-холостяки, которые рѣшительно погибли бы безъ нихъ, сказалъ мистеръ Ирвайнъ, смѣясь и цалуя у матери руку.

Мистрисъ Пойзеръ, когда ея мужъ выразилъ при случаѣ свое предчувствіе объ оставленіи ими фермы, также отвѣчала: "Нельзя знать, что еще можетъ случиться до Благовѣщенія"; это было одно изъ тѣхъ неоспоримыхъ общихъ выраженій, которыя обыкновенно передаютъ извѣстное мнѣніе, вовсе не неоспоримое.

За исключеніемъ этого предчувствія, въ домѣ семейства Пойзеръ все шло по прежнему. Мистрисъ Пойзеръ казалось, что она замѣтила въ Гетти удивительную перемѣну къ-лучшему. Очевидно, у дѣвушки характеръ сталъ солиднѣе, и по временамъ, казалось, изъ нея не выжмешь словъ даже тележными веревками; она гораздо-меньше заботилась о своемъ костюмѣ и исполняла дѣло съ большимъ прилежаніемъ, не дожидаясь приказаній. И удивительно, право, что она въ это время вовсе не хотѣла выходить со двора; да, ее даже нелегко было уговорить къ этому; и когда тетка приказала ей прекратить ея еженедѣльные уроки на Лѣсной Дачѣ, она перенесла это безъ малѣйшаго ропота или неудовольствія. Надобно было предполагать, по всему этому, что она наконецъ почувствовала къ Адаму сердечную привязанность, и ея внезапная прихоть, состоявшая въ томъ, что дѣвушка непремѣнно хотѣла сдѣлаться горничной, вѣроятно, произошла отъ простой ссоры, или недоразумѣнія между ними, которое теперь уже прошло. Это можно было заключить изъ слѣдующаго; каждый разъ, когда Адамъ приходилъ на господскую мызу, Гетти, казалось, была въ лучшемъ расположеніи духа и говорила болѣе, чѣмъ въ другое время, между-тѣмъ, какъ была почти скучна, когда случайно дѣлалъ визитъ мистеръ Крегъ, или кто-нибудь другой изъ ея поклонниковъ.

Даже самъ Адамъ наблюдалъ за нею сначала съ лихорадочнымъ безпокойствомъ, которое уступило потомъ пріятному удивленію и плѣнительной надеждѣ. Пять дней спустя послѣ передачи артурова письма, онъ рѣшился снова зайти на господскую ферму, и нельзя сказать, чтобъ онъ не опасался, не будетъ ли ей тягостно видѣть его. Ея не было въ общей комнатѣ, когда онъ вошелъ туда; онъ разговаривалъ съ мистеромъ и мистрисъ Пойзеръ нѣсколько минуть, и его сердце изнывало подъ гнётомъ страшной мысли, что, вотъ, тотчасъ ему сообщатъ о болѣзни Гетти. Но вскорѣ послышались знакомые ему легкіе шаги, и когда мистрисъ Пойзеръ спросила: "Ну, Гетти, гдѣ жь это ты была?" Адамъ принужденъ былъ обернуться, хотя боялся увидѣть перемѣну, которая должна была выразиться на ея лицѣ. Онъ былъ, просто, пораженъ, увидѣвъ, что она улыбалась, будто ей было пріятно видѣть его, что съ перваго взгляда она казалась такою же, какъ всегда; на ней былъ только чепчикъ, котораго онъ никогда по видалъ до этого времени, когда приходилъ вечеромъ. Однакожь, продолжая смотрѣть на нее въ то время, какъ она вставала то за тѣмъ, то за другимъ, или сидѣла за работой, онъ замѣчалъ въ ней нѣкоторую перемѣну: щеки ея были покрыты такимъ же румянцемъ, какъ всегда, улыбалась она столько же, сколько въ послѣднее время; но что-то иное было въ ея глазахъ, въ выраженіи ея лица, во всѣхъ ея движеніяхъ, какъ казалось Адаму, что-то болѣе жосткое, болѣе старое, менѣе дѣтское. "Бѣдняжка!" подумалъ онъ: "Чему жь тутъ и удивляться: она испытала первую сердечную боль. Но, благодареніе Богу, у ней довольно твердости, чтобъ переносить ее!"

Проходили недѣли, и онъ видѣлъ, что она всегда была рада его приходу, обращала къ нему свое милое личико, будто хотѣла дать ему понять, что ей было пріятно видѣть его; продолжала исполнять свою работу такъ же ровно и не обнаруживала ни малѣйшаго признака горя. Такимъ-образомъ Адамъ началъ предполагать, что ея привязанность къ Артуру непремѣнно была болѣе легкаго свойства, чѣмъ онъ вообразилъ себѣ въ первыя минуты негодованія и безпокойства, и что она была способна считать свою ребяческую фантазію, будто Артуръ влюбленъ въ нее и женится на ней -- глупостью, отъ которой излечилась во-время. А можетъ-быть, и сбывается то, на что онъ надѣялся иногда въ свои самыя радостныя минуты, можетъ-быть, ея сердце дѣйствительно обращалось съ большимъ жаромъ къ человѣку, который, она знала, питаетъ къ ней серьезную любовь.

Вы, можетъ-быть, думаете, что Адамъ былъ вовсе непроницателенъ въ своихъ толкованіяхъ и что умному человѣку никакимъ образомъ не слѣдовало вести себя такъ, какъ онъ велъ себя -- влюбиться въ дѣвушку, у которой въ дѣйствительности не было никакихъ достоинствъ, кромѣ красоты, приписывать ей какія-то воображаемыя добродѣтели, даже быть до-того снисходительнымъ, чтобъ плѣниться ею тогда, когда она уже полюбила другаго, и ловить ея ласковые взоры, какъ терпѣливая робкая собака ждетъ, когда господинъ ея удостоитъ ее взгляда. Но мы должны разсудить, что въ столь сложномъ механизмѣ, какова природа человѣческая, трудно найдти правила безъ исключеній. Конечно, мнѣ извѣстно за правило, что умные люди влюбляются въ самыхъ умныхъ женщинъ своего знакомства, видятъ насквозь все очаровательное обольщеніе кокетливой красоты, никогда не воображаютъ себя любимыми, когда ихъ не любятъ, перестаютъ любить при первомъ удобномъ случаѣ и женятся на женщинѣ, которая подходитъ къ нимъ во всѣхъ отношеніяхъ, такъ-что дѣйствительно исторгаютъ одобреніе всѣхъ дѣвицъ, живущихъ по сосѣдству съ ними. Но даже и въ этомъ правилѣ случаются иногда исключенія въ-теченіе столѣтій, о мои другъ Адамъ былъ именно такимъ исключеніемъ. Что касается, однакожь, меня, то я уважаю его за то нисколько не меньше. Я думаю, что глубокая любовь, которую онъ питалъ къ этой прелестной, кругленькой, походившей на цвѣточекъ, черноглазой Гетти, дѣйствительно, вовсе не зная ея внутреннаго я, проистекала изъ самой силы его природы, а не изъ неумѣстной слабости. Скажите, развѣ это признакъ слабости, если производитъ на васъ впечатлѣніе великолѣпная музыка, если вы чувствуете, какъ ея дивная гармонія проникаетъ въ тончайшія извилины вашей души, въ изящныя фибры жизни, куда не можетъ достигнуть никакое воспоминаніе, и связываетъ все ваше существованіе, прошедшее и настоящее, въ одну невыразимую вибрацію, наполняя васъ въ одно мгновеніе всею нѣжностію, всею любовью, которая была разсѣяна въ тяжкіе годы, сосредоточивая въ одно ощущеніе героическаго мужества или покорности всѣ тяжело-заученные уроки самоотверженной симпатіи, сливая вашу настоящую радость съ минувшимъ горемъ и ваше настоящее горе со всѣми минувшими наслажденіями? Если нѣтъ, то нельзя также назвать слабостью, если на человѣка производятъ впечатлѣніе изящныя очертанія щеки, шеи и рукъ женщины, мягкая глубина ея умоляющихъ глазъ или очаровательная дѣтская надутость ея губъ. Красота милой женщины походитъ на музыку: можно ли сказать что-нибудь болѣе? Красота имѣетъ выраженіе, которое выше единственной женской души, облеченной въ нея, подобно тому, какъ слова генія имѣютъ болѣе обширное значеніе, чѣмъ мысль, внушившая ихъ. То, что въ глазахъ женщины производитъ въ насъ волненіе, болѣе, чѣмъ любовь женщины, это, повидимому, могущественная любовь другаго міра, которая приблизилась къ намъ и заговорила за себя тамъ; округленная шея, прелестныя ручки съ ямочками приводятъ насъ въ волненіе чѣмъ-то болѣе, чѣмъ своею прелестью: своею близкою связью съ нѣжностью и спокойствіемъ, какія мы только знали въ жизни. Благороднѣйшая натура еще скорѣе всего видитъ это безличное выраженіе въ красотѣ (излишне было бы говорить, что нѣкоторые джентльмены съ крашеными и некрашеными бакенбардами не понимаютъ всего этого), а по этой причинѣ самая благородная натура бываетъ часто болѣе всего ослѣплена въ отношеніи къ характеру единственной женской души, которую облекаетъ красота. Такимъ-образомъ, я опасаюсь, что трагедія человѣческой жизни, вѣроятно, будетъ еще продолжительна, вопреки нравственнымъ философамъ, у которыхъ всегда на готовѣ лучшіе рецепты для избѣжанія всякихъ ошибокъ подобнаго рода.

Нашъ добрый Адамъ не умѣлъ облечь свои чувства къ Гетти въ громкія фразы; онъ не могъ вырядить въ нихъ свою тайну съ видомъ знанія; вы слышали, что онъ прямо называлъ свою любовь тайною. Онъ только зналъ, что видъ его возлюбленной и воспоминаніе о ней производило въ немъ глубокое волненіе, касаясь источника всей любви и нѣжности, всей вѣры и мужества, которыми онъ обладалъ. Могъ ли онъ представить себѣ, что она ограниченна, себялюбива, жестока? Онъ создалъ душу, въ которую вѣровалъ, изъ своей собственной, а его душа была велика, нѣжна и чужда себялюбія.

Надежды, которыя онъ имѣлъ въ-отношеніи къ Гетти, нѣсколько смягчили его чувства къ Артуру. Онъ сталъ увѣрять себя, что вниманіе Артура къ Гетти непремѣнно было легкаго свойства; конечно, даже и это было дурно: человѣкъ, находившійся въ такомъ положеніи, въ какомъ находился Артуръ, не долженъ былъ позволить себѣ это, но его внимательность непремѣнно была проникнута какою-то игривостью, которая, вѣроятно, ослѣпила его относительно опасности его волокитства и не допустила его завладѣть сердцемъ Гетти вполнѣ. Въ то время, какъ для Адама росли новыя надежды на счастье, его негодованіе и ревность стали уменьшаться. Гетти не была сдѣлана несчастною; онъ почти думалъ, что нравился ей больше всѣхъ; иногда ему даже приходила въ голову мысль, что дружба, которая одно время казалась умершею навсегда, могла бы воскреснуть въ будущемъ, и ему не придется прощаться съ большими старыми лѣсами, напротивъ, онъ полюбилъ ихъ еще болѣе, потому-что они артуровы. Эта новая надежда на счастье, послѣдовавшая такъ быстро за печальнымъ ударомъ, производила опьяняющее дѣйствіе на разсудительнаго Адама, который всю свою жизнь привыкъ только къ сильному труду и къ весьма умѣреннымъ надеждамъ. Не-уже-ли, послѣ всего этого, ему дѣйствительно выпадетъ спокойная доля? Повидимому такъ. Въ началѣ ноября Джонатанъ Бёрджъ, убѣдившись въ невозможности замѣнить Адама, рѣшился наконецъ предложить ему участіе въ дѣлахъ съ однимъ только условіемъ, что онъ будетъ попрежнему посвящать имъ свою энергію и откажется отъ всякой мысли вести отдѣльно собственное дѣло. Зять или не зять, Адамъ сдѣлался слишкомъ необходимымъ, чтобъ Бёрджъ могъ разстаться съ нимъ; его умственная работа была для Бёрджа гораздо-важнѣе его ремесленнаго искусства, такъ-что управленіе лѣсами не составляло почти никакой разницы въ достоинствѣ услугъ Адама. Что жь касалось до закупки лѣса у сквайра, то для того безъ труда можно было призвать третье лицо. Адамъ видѣлъ теперь открытымъ передъ собою расширившійся путь успѣшнаго труда, такой путь, къ какому онъ чувствовалъ честолюбивое желаніе даже съ того времени, когда былъ еще мальчикомъ. Ему, можетъ-быть, придется строить мостъ, городскую ратушу, или заводъ. Онъ всегда думалъ, что дѣла Джонатана Бёрджа по постройкамъ все-равно, что желудь, изъ котораго могло бы вырости большое дерево. Итакъ онъ согласился на предложеніе Бёрджа и отправился домой; голова его была полна живыхъ мечтаній, въ которыхъ (мой утонченный читатель, быть-можетъ, будетъ непріятно пораженъ этимъ) образъ Гетти порхалъ и улыбался планамъ для подготовки лѣса по самой дешевой цѣнѣ, вычисленіямъ, на сколько станетъ дешевле кирпичъ съ тысячи при доставкѣ водою, и его любимой задачѣ, укрѣпленію крышъ и стѣнъ чугунными перекладинами особой формы. Что жь дѣлать! энтузіазмъ Адама находился въ этихъ предметахъ. Наша любовь проникаетъ нашъ энтузіазмъ, подобно тому, какъ электричество проникаетъ воздухъ, увеличивая его силу своимъ тонкимъ присутствіемъ.

Теперь Адамъ былъ бы въ состояніи зажить отдѣльнымъ домомъ и снабжать всѣмъ необходимымъ свою мать въ старомъ. Его виды на будущее позволяли ему жениться въ очень-непродолжительномъ времени; и если Дина согласится выйти за Сета, то ихъ мать, можетъ-быть, будетъ очень-рада жить не вмѣстѣ съ Адамомъ. Но онъ рѣшилъ про-себя, что не станетъ торопиться, не станетъ подвергать испытанію чувство Гетти къ нему, пока оно современемъ не сдѣлается сильнымъ и твердымъ. Завтра, однакожь, послѣ обѣдни, онъ отправится на господскую мызу и сообщитъ тамъ касавшіяся его новости. Мистеръ Пойзеръ, онъ зналъ, обрадуется имъ болѣе, чѣмъ пятифунтовому билету, и онъ увидитъ, заблестятъ ли глаза у Гетти, когда она услышитъ эти новости. Быстро пройдутъ мѣсяцы за всѣмъ, что будетъ наполнять его мысли, и эта безразсудная пылкость, овладѣвшая имъ въ послѣднее время, не должна побуждать его къ преждевременнымъ рѣчамъ. Между-тѣмъ, когда онъ возвратился домой и, сидя за ужиномъ, сообщилъ своей матери добрыя вѣсти, причемъ она почти заплакала отъ радости и требовала, чтобъ онъ ѣлъ вдвое противъ обыкновеннаго по случаю такого счастія, онъ не могъ преодолѣть себя и нѣжно сталъ приготовлять мать къ будущей перемѣнѣ, говоря, что старый домъ былъ слишкомъ малъ и они не могли оставаться въ немъ всегда всѣ вмѣстѣ.

XXXIV.
Помолвка.

Было сухое воскресенье, дѣйствительно веселый день для втораго ноября. Солнце не сіяло, но облака шли высоко, и вѣтеръ былъ такъ тихъ, что желтые листья, слетѣвшіе на землю съ вязовъ, образовывавшихъ изгороди, вѣроятно, слетѣли, просто, отъ того, что завяли. Тѣмъ не менѣе, мистрисъ Пойзеръ не пошла въ церковь, потому-что простудилась, и ея простуда была слишкомъ-серьёзна, чтобъ можно было пренебречь ею. Не болѣе, какъ двѣ зимы назадъ, она пролежала нѣсколько недѣль, благодаря простудѣ. Такъ-какъ жена не шла въ церковь, то и мистеръ Пойзеръ думалъ, что вообще ему лучше также остаться дома "для компаніи". Онъ, можетъ-быть, и не могъ дать опредѣленную форму причинамъ, по которымъ дошелъ до этого рѣшенія, но всякому опытному уму хорошо извѣстно, что наши самыя твердыя убѣжденія нерѣдко зависятъ отъ нѣжныхъ впечатлѣній, для которыхъ слова служатъ слишкомъ-грубымъ средствомъ. Какъ бы то ни было, изъ семейства Пойзеръ никто не пошелъ въ церковь въ это послѣобѣда, кромѣ Гетти и мальчиковъ; однакожь у Адама хватило на столько смѣлости, что онъ присоединился къ нимъ послѣ службы и сказалъ, что пойдетъ домой съ ними, хотя всю дорогу черезъ деревню онъ, казалось, преимущественно занимался съ Марти и Томми, разсказывалъ имъ о бѣлкахъ въ бинтонскомъ лѣскѣ и обѣщалъ взять ихъ когда-нибудь туда. По когда они вышли на поля, онъ сказалъ мальчикамъ:

-- Ну-ка, кто изъ васъ самый сильный ходокъ? Кто первый будетъ у воротъ дома, тотъ первый отправится со мною въ бинтонскій лѣсокъ на ослѣ. Но Томми долженъ начать свой путь вотъ отъ того столбика, потому-что онъ младшій.

До этого времени Адамъ никогда не велъ себя такъ рѣшительно, какъ влюбленный. Лишь только оба мальчика тронулись съ мѣста, какъ онъ посмотрѣлъ на Гетти и спросилъ умоляющимъ томомъ, будто уже спрашивалъ ее, и она отказала ему: "Не хотите ли опереться на мою руку, Гетти?" Гетти взглянула на него, улыбаясь, и въ одно мгновеніе положила свою кругленькую ручку на его руку. Ей не значило ничего взять Адама подъ-руку; но она знала, что для него это было не вздоръ идти съ нею подъ-руку, и желала, чтобъ онъ думалъ объ этомъ такимъ образомъ. Сердце ея не билось скорѣе, и она смотрѣла на полуобнаженныя изгороди и вспаханное поле съ тѣмъ же чувствомъ тягостной скуки, какъ и прежде. Но Адамъ почти не чувствовалъ земли подъ собою. Онъ думалъ: Гетти должна знать, что онъ прижималъ ея руку немного, очень-немного. Слова приливали къ его губамъ, слова, которыя онъ не смѣлъ произнесть, которыя онъ твердо рѣшился не произносить еще нѣсколько времени; и онъ молчалъ, пока они прошли все поле. Спокойствіе и терпѣніе, съ которымъ онъ нѣкогда ожидалъ любви Гетти, довольствуясь только присутствіемъ дѣвушки и мыслью о будущемъ, покинули его около трехъ мѣсяцевъ назадъ со времени ужаснаго сотрясенія. Волненія ревности придали его страсти новое безпокойство; страхъ и неизвѣстность были для него почти невыносимы. Но хотя онъ не могъ говорить Гетти о своей любви, онъ сообщитъ ей о своихъ новыхъ надеждахъ и посмотритъ, будетъ ли ей это пріятно. Такимъ-образомъ, когда онъ достаточно подавилъ свое волненіе, онъ сказалъ:

-- Я хочу сообщить вашему дядюшкѣ новости, которыя удивятъ его, Гетти; я думаю, онъ обрадуется также, когда узнаетъ эти новости.

-- Что жь это такое? равнодушно спросила Гетти.

-- Видите ли, мистеръ Бёрджъ предложилъ мнѣ участвовать въ его дѣлахъ, и я принялъ это предложеніе.

Въ лицѣ Гетти произошла перемѣна, конечно, вовсе-непричиненная пріятнымъ впечатлѣніемъ этихъ новостей. Дѣйствительно, она почувствовала мгновенную досаду и безпокойство. Она слышала, какъ часто намекалъ ея дядя на то, что Адамъ могъ бы современемъ жениться на Мери Бёрджъ и получить участіе въ дѣлѣ, еслибъ только захотѣлъ, соединила теперь оба предмета вмѣстѣ и немедленно вообразила себѣ что Адамъ, можетъ-быть, отдалился отъ нея отъ того, что случилось въ послѣднее время, и обратился къ Мери Бёрджъ. Съ этою мыслью, и прежде чѣмъ она успѣла припомнить какія-нибудь причины, почему это могло бы быть несправедливо, ею снова овладѣло чувство одиночества и обманутаго ожиданія. Единственный предметъ, единственный человѣкъ, на которомъ останавливались ея мысли въ своей ужасной скукѣ, ускользалъ отъ нея, и капризное чувство несчастія наполнило ея глаза слезами. Она смотрѣла внизъ, но Адамъ видѣлъ ея лицо, видѣлъ слезы, и прежде чѣмъ успѣлъ кончить вопросъ: "Гетти, дорогая Гетти! о чемъ плачете вы?" его пылкая, быстрая мысль пролетѣла по всѣмъ причинамъ, которыя онъ могъ постигнуть, и остановилась наконецъ вполовину на вѣрной: Гетти думала, что онъ намѣренъ жениться на Мери Бёрджъ. Ей не хотѣлось, чтобъ онъ женился; можетъ-быть, ей хотѣлось, чтобъ онъ женился только на мой самой? Всякая осторожность исчезла, исчезли всѣ причины быть осторожнымъ, и Адамъ чувствовалъ только трепетную радость. Онъ наклонился къ ней, взялъ ее за руку и сказалъ:

-- Я могъ бы жениться теперь, Гетти... я могу доставить женѣ спокойную жизнь; но а никогда не пожелаю жениться, если вы не выйдете за меня замужъ.

Гетти посмотрѣла на него и улыбнулась сквозь слезы, какъ было въ первый вечеръ, когда она находилась съ Артуромъ въ лѣсу, думала, что онъ не придетъ, а между-тѣмъ онъ пришелъ. Облегченіе и торжество, которыя она чувствовала теперь, были слабѣе, но большіе черные глаза и прелестныя губы были такъ же прекрасны, какъ всегда, можетъ-быть, даже прекраснѣе, потому-что въ послѣднее время въ Гетти развилась болѣе-роскошная женственность. Адамъ съ трудомъ могъ вѣрить въ блаженство этой минуты. Его правая рука держала ея лѣвую, и онъ прижималъ ея руку къ самому сердцу, наклоняясь къ ней.

-- Дѣйствительно ли любите вы меня, Гетти? Хотите ли вы быть моею женой, которую я буду любить и о которой буду заботиться всю свою жизнь?

Гетти не говорила, во лицо Адама было очень-близко къ ея лицу и она прислонилась своею круглою щечкою къ его щекѣ, какъ кошечка. Она ждала, чтобъ ее приласкали; она хотѣла чувствовать, будто Артуръ былъ снова съ ней.

Адаму незачѣмъ было говорить послѣ этого, и они почти болѣе не разговаривали другъ съ другомъ во всю остальную дорогу.

-- Могу я сказать объ этомъ вашему дядюшкѣ и вашей тётушкѣ? спросилъ онъ только.

-- Да, отвѣчала Гетти.

Красное пламя въ каминѣ на господской мызѣ освѣщало въ этотъ вечеръ радостныя лица, когда Гетти отправилась наверхъ и Адамъ воспользовался благопріятнымъ случаемъ сообщить мистеру и мистрисъ Пойзеръ и дѣдушкѣ, что онъ видѣлъ возможность содержать жену теперь и что Гетти согласилась выйти за него замужъ.

-- Надѣюсь, вы не станете дѣлать возраженій противъ того, чтобъ я сталъ ея мужемъ, сказалъ Адамъ.-- Я, правда, человѣкъ еще не богатый, но она не будетъ нуждаться ни въ чемъ, пока я могу работать.

-- Возраженій? сказалъ мистеръ Пойзеръ, между-тѣмъ какъ дѣдушка наклонился впередъ и протяжно произнесъ: "конечно, нѣтъ".-- Какія возраженія можемъ мы имѣть противъ васъ, мой другъ? Что вы тутъ говорите, что еще небогаты! Да въ вашей головѣ есть деньги, какъ есть деньги въ засѣянномъ полѣ, но на все нужно время. У васъ довольно для начала, а мы можемъ дать вамъ домашнихъ вещей, которыя вамъ будутъ нужны. Вѣдь у тебя, я думаю, порядкомъ припасено перьевъ и холста -- не правда ли?

Этотъ вопросъ, конечно, относился къ мистрисъ Пойзеръ, которая сидѣла закутанная въ теплую шаль и очень охрипла, такъ-что не могла говорить съ своею обыкновенною легкостью. Прежде всего она выразительно кивнула головой, но вскорѣ была не въ-состояніи противостоять искушенію выразиться точнѣе.

-- Это была бы плохая исторія, еслибъ у меня не было перьевъ и холста, сказала она хриплымъ голосомъ:-- когда я не продаю ни одной птицы, не ощипавъ ея, а самопрялка работаетъ всѣ будни.

-- Подойди, дружочекъ, сказалъ мастеръ Пойзеръ, когда Гетти спустилась внизъ: -- подойди сюда и поцалуй насъ, дай намъ пожелать тебѣ счастья.

Гетти подошла очень-спокойно и поцаловала толстаго добродушнаго человѣка.

-- Ну вотъ такъ! сказалъ онъ, потрепавъ ее по плечу.-- Теперь поди поцалуй тётку и дѣдушку. Я желаю пристроить тебя такъ же хорошо, какъ еслибъ ты была моя родная дочь. Того же самаго желаетъ и твоя тётка -- ручаюсь тебѣ въ этомъ, потому-что она обходилась съ тобой въ эти семь лѣтъ, Гетти, какъ съ своею родною дочерью. Подойди, подойди сюда теперь, продолжалъ онъ, уже шутливымъ тономъ, лишь только она поцаловала тётку и старика:-- Адамъ, я готовъ побожиться, также ждетъ поцалуя, и онъ имѣетъ на то теперь полное право.

Гетти, улыбаясь, отошла къ своему пустому стулу.

-- Въ такомъ случаѣ, Адамъ, возьмите сами, настаивалъ мистеръ Пойзеръ:-- иначе вы не мужчина.

Адамъ, этотъ высокій крѣпкій парень, всталъ, покраснѣвъ какъ маленькая дѣвочка, и, обнявъ Гетти, нагнулся и нѣжно поцаловалъ ее въ губы.

Это была прелестная сцена, освѣщаемая пламенемъ, пылавшимъ въ каминѣ, потому-что свѣчей не было. Да и къ чему тутъ свѣчи, когда огонь былъ такъ ярокъ и отражался въ оловянной посудѣ и полированномъ дубѣ? никому ненужно было работать въ воскресенье вечеромъ. Даже Гетти чувствовала нѣчто похожее на довольство среди всей этой любви. Привязанность Адама къ ней, ласки Адама не волновали ея страстью, не могли даже удовлетворить ея тщеславію; но жизнь не представляла ей въ настоящее время ничего лучшаго: онѣ обѣщали ей нѣкоторую перемѣну.

Много было разговоровъ, прежде чѣмъ Адамъ ушелъ, о возможности найти домъ, въ которомъ онъ могъ бы удобно помѣститься. Свободнымъ былъ только одинъ домикъ въ деревнѣ, рядомъ съ домикомъ Вилла Маскри, да и тотъ былъ теперь слишкомъ-малъ для Адама. Мистеръ Пойзеръ настоятельно утверждалъ, что лучше всего было бы выѣхать Сету съ матерью, а Адаму остаться въ старомъ домѣ, который можно было бы увеличить черезъ нѣсколько времени, такъ-какъ на дровяномъ дворѣ и въ саду было довольно мѣста. Но Адамъ не соглашался выселить мать изъ дома.

-- Ну, хорошо, сказалъ наконецъ мистеръ Пойзеръ:-- намъ нѣтъ никакой крайности рѣшить все непремѣнно сегодня вечеромъ. Мы должны имѣть время обсудить все хорошенько. Раньше пасхи вамъ нечего и думать о свадьбѣ. Я не люблю долгаго ухаживанья, но надобно же время на то, чтобъ устроить все, какъ слѣдуетъ.

-- Конечно, конечно, сказала мистрисъ Пойзеръ смѣлымъ шопотомъ.-- Нельзя же христіанамъ жениться, какъ кукушкамъ -- я такъ полагаю.

-- А мнѣ становится нѣсколько-страшно, сказалъ мистеръ Пойзеръ: -- когда подумаю, что мы, можетъ-быть, должны будемъ оставить этотъ домъ и взять ферму миляхъ въ двадцати отсюда.

-- Э-э-эхъ! сказалъ старикъ, выпучивъ глаза на полъ и размахивая вверхъ и внизъ руками, опиравшимися на локотники его кресла.-- Плохая будетъ это исторія, если мнѣ придется оставить старое мѣсто и если меня похоронятъ въ чужомъ приходѣ. Да и тебѣ, можетъ, придется платить двойную цѣну за ферму, добавилъ онъ, взглянувъ на сына.

-- Ну, батюшка, не тревожься прежде времени, возразилъ Мартинъ младшій:-- можетъ-быть, капитанъ возвратится домой и помиритъ насъ съ старымъ сквайромъ: я крѣпко разсчитываю на это. Вѣдь я знаю, капитанъ, хочетъ, чтобъ всѣмъ оказывали должную справедливость, гдѣ только это зависитъ отъ него.

XXXV.
Тайный страхъ.

Адамъ былъ очень занятъ въ это время, отъ начала ноября и до начала феврали, и только изрѣдка могъ видѣть Гетти, кромѣ воскресенья; несмотря на то, это было счастливое время, потому-что оно все ближе-и-ближе придвигало къ нему мартъ, когда назначена была ихъ свадьба. Всѣ незначительныя приготовленія къ новому хозяйству указывали на то, что желанный день приближался все болѣе-и-болѣе. Двѣ новыя комнаты были надстроены къ старому дому, такъ-какъ, послѣ всѣхъ разсужденій, мать и Сетъ оставались жить съ ними. Лисбетъ плакала такъ жалобно при мысли о разставаньи съ Адамомъ, что онъ пошелъ къ Гетти и спросилъ ее, будетъ ли она, изъ любви къ нему, переносить странности его матери и согласится ли жить съ нею. Къ его немалому восторгу, Гетти отвѣчала: "да, мнѣ все-равно, живетъ ли она съ нами или нѣтъ". Мысли Гетти въ это время тяготило затрудненіе, которое было гораздо-хуже странностей бѣдной Лисбетъ, и потому ей было не до нихъ. Такимъ-образомъ Адамъ былъ утѣшенъ въ своихъ обманутыхъ ожиданіяхъ, причиненныхъ Сетомъ, когда послѣдній возвратился изъ Снофильда, куда ходилъ, чтобъ видѣть Дину, и сказалъ: "напрасно ходилъ я туда... сердце не влечетъ Дины къ замужству". Когда онъ сказалъ своей матери, что Гетти согласна на то, чтобъ они жили вмѣстѣ, и не было болѣе нужды думать имъ о разставаньи, она сказала болѣе-довольнымъ тономъ, чѣмъ говорила съ того времени, когда онъ сообщилъ ей о своемъ намѣреніи жениться: "Голубчикъ мой, да я буду такъ тиха, какъ старая кошка, и работать только то, что она оставитъ мнѣ и чего сама не захочетъ дѣлать. Тогда намъ ненужно будетъ дѣлиться тарелками и всѣми другими вещами, которыя стояли всѣ вмѣстѣ на полкѣ съ твоего рожденія."

Только одно облако омрачало по временамъ счастье Адама: Гетти казалась иногда несчастною. Но на всѣ его заботливые, нѣжные вопросы она рѣшительно отвѣчала, что была совершенно-довольна и не желала ничего инаго. И когда онъ видѣлъ ее въ слѣдующій разъ, она была живѣе обыкновеннаго. Можетъ-быть, это происходило оттого, что она была слишкомъ-обременена работой и хлопотами въ это время, такъ-какъ вскорѣ послѣ Рождества мистрисъ Пойзеръ снова захворала простудой, перешедшею въ воспаленіе. Эта болѣзнь заставила ее не выходить изъ комнаты весь январь. Гетти должна была заправлять всѣмъ хозяйствомъ внизу и вполовину даже замѣнять Молли въ то время, какъ эта добрая дѣвушка ухаживала за своей госпожей. И Гетти, казалось, предавалась своимъ новымъ занятіямъ съ такою ревностью, работала съ такимъ важнымъ прилежаніемъ, которое не обнаруживалось въ ней прежде, что мистеръ Пойзеръ нерѣдко говорилъ Адаму, не желаетъ ли она показать тѣмъ ему, какою будетъ хорошею хозяйкою. "Боюсь только" прибавлялъ добродушный человѣкъ: "чтобъ дѣвушка не пересолила себѣ; ей нужно будетъ отдохнуть немного, когда теткѣ можно будетъ сойти внизъ".

Это желанное событіе, когда мистрисъ Пойзеръ сошла внизъ, произошло въ первыхъ числахъ февраля, когда мягкая погода согнала съ бинтонскихъ горъ послѣдній снѣгъ. Въ одинъ изъ этизъ дней, вскорѣ послѣ того, какъ тётка сошла внизъ, Гетти отправилась въ Треддльстонъ закупить кой-какія вещи къ свадьбѣ, которыя были нужны въ хозяйствѣ и о которыхъ она не позаботилась ранѣе, за что подверглась выговору со стороны мистрисъ Пойзеръ, замѣтившей, что, по ея мнѣнію, "Гетти не позаботилась объ этихъ вещахъ оттого, что онѣ были не на показъ, а то она купила бы ихъ довольно-скоро".

Было около десяти часовъ, когда Гетти отправилась изъ дома, и легкая изморозь, выбѣлившая изгороди рано утромъ, исчезла, когда солнце взошло на безоблачномъ небѣ. Въ ясные февральскіе дни люди находятся подъ сильнѣйшимъ очарованіемъ надежды, чѣмъ въ какіе-нибудь другіе дни года. Какъ пріятно останавливаться подъ мягкими лучами солнца и смотрѣть сквозь рѣшетку, какъ терпѣливыя плуговыя лошади поворачиваются въ концѣ борозды, и думать, что у васъ весь прелестный годъ впереди. Птицы, кажется, чувствуютъ то же самое: ихъ ноты такъ же ясны, какъ ясный воздухъ. На деревьяхъ и изгородяхъ нѣтъ листьевъ, но какъ зелены покрытые травою луга! темно-пурпурово-коричневый цвѣтъ вспаханной земли и голые сучья имѣютъ также свою красоту. Какъ пріятенъ кажется этотъ міръ, когда ѣдешь въ экипажѣ или верхомъ по долинамъ и холмамъ! Я часто думалъ такимъ образомъ, когда, въ чужихъ странахъ, гдѣ поля и лѣса своимъ видомъ напоминали мнѣ поля и лѣса нашей англійской провинціи Ломшейръ, гдѣ богатая земля была вспахана съ такою же заботливостью, лѣса по легкимъ покатостямъ спускались къ зеленымъ лугамъ, я подходилъ къ одному предмету, который стоялъ у дороги и напоминалъ мнѣ, что я не въ Ломшейрѣ, къ символу великой агоніи -- агоніи креста. Онъ, можетъ-быть, стоялъ у яблони, покрытой кучею цвѣтковъ, или на нивѣ, озаряемый свѣтлыми солнечными лучами, или на поворотѣ у опушки лѣса, гдѣ внизу журчалъ чистый ручеекъ. Еслибъ на нашу землю пришелъ путешественникъ, которому была бы неизвѣстна исторія жизни людей на ней, то, конечно, этотъ символъ агоніи показался бы ему весьма-страннымъ среди этой радостной природы. Онъ не зналъ бы, что за этою яблонью, усѣянною цвѣточками, или между золотистою рожью, или подъ нависшими вѣтвями лѣса могло скрываться человѣческое сердце, бьющееся отъ тягостнаго безпокойства, быть-можетъ, молодая цвѣтущая здоровьемъ и красотою дѣвушка, незнающая, куда бы скрыться отъ быстро-приближающагося позора, имѣющая столько же житейской нашей опытности, сколько глупенькій потерянный ягненокъ, блуждающій все далѣе-и-далѣе при наступленіи ночи въ пустынной степи, а между-тѣмъ вкушающая самое горькое изъ горечи жизни.

Вотъ что скрывается иногда между освѣщенными солнцемъ полями и въ фруктовыхъ садахъ, гдѣ деревья усѣяны цвѣтами; и шумъ журчащаго ручейка, еслибъ вы поближе подошли къ одному мѣсту за небольшимъ кустарникомъ, смѣшивался бы въ вашихъ ушахъ отчаяннымъ человѣческимъ рыданіемъ. Неудивительно, что религія человѣка имѣетъ въ себѣ столько горя; неудивительно, что онъ нуждается въ Страдающемъ Богѣ.

Гетти, въ своемъ красномъ салонѣ и теплой шляпкѣ, съ корзиною въ рукахъ, поворачиваетъ къ калиткѣ, находящейся сбоку отъ треддльстонской дороги, но вовсе не длятого, чтобъ какъ можно болѣе насладиться солнечными лучами и съ надеждою смотрѣть на долгій открывающійся передъ нею годъ. Она едва даже замѣчаетъ, что солнце свѣтитъ, и вотъ уже цѣлыя недѣли она имѣетъ одну только надежду, которая заставляетъ ее содрогаться и трепетать. Она хочетъ только сойти съ большой дороги, чтобъ идти медленно и оставить заботы о томъ, какое выраженіе имѣетъ ея лицо, когда она останавливается на раздирающихъ душу мысляхъ. Черезъ калитку она можетъ выйдти на тропинку за обширными густыми изгородями. Ея большіе темные глаза въ замѣшательствѣ блуждаютъ по полямъ, какъ глаза покинутаго, безпріютнаго, нелюбимаго существа, а не невѣсты прекраснаго, нѣжнаго человѣка. Но въ нихъ нѣтъ слезъ: она выплакала всѣ свои слезы въ скучную ночь, передъ сномъ. У слѣдующаго столбика дорожка развѣтвляется. Передъ нею двѣ дороги: одна вдоль изгородей, которая мало-помалу выведетъ ее на ея путь; другая пересѣкаетъ поля и отведетъ ее гораздо дальше съ дороги на скантлендзскія низменныя пастбища, гдѣ она не увидитъ никого. Она избираетъ послѣднюю и принимается идти нѣсколько-скорѣе, будто вспомнила о какомъ-то предметѣ, къ которому стоило поторопиться. Скоро она достигаетъ Скантлендза, гдѣ покрытая травою земля образуетъ постепенный склонъ; она оставляетъ равнину и идетъ по склону. Дальше она видитъ группу деревьевъ еще ниже и направляетъ свои шаги туда. Нѣтъ, то не группа деревьевъ, а темный скрытый деревьями прудъ, до-того напоенный зимними дождями, что нижнія вѣтви кустовъ бузины лежатъ глубоко подъ водмю. Она садится на покрытый травою берегъ, прислонясь къ нагнувшемуся стволу большаго дуба, нависшаго надъ мрачнымъ прудомъ. Она часто думала объ этомъ прудѣ по ночамъ въ минувшій мѣсяцъ, и наконецъ теперь ей удалось видѣть его. Она обнимаетъ руками колѣни, нагибается внередъ и задумчиво смотритъ на воду, будто старается угадать какого рода постель могутъ найдти въ ней ея молодые округленные члены.

Нѣтъ, у ней не достаетъ мужества броситься въ эту холодную водяную постель; да еслибъ у ней и было на столько мужества, то ее могутъ найдти, могутъ узнать, отчего она утопилась. Ей остается только одно: она должна уйдти, уйдти туда, гдѣ не могутъ найдти ее.

Съ-тѣхъ-поръ, какъ она въ первый разъ почувствовала великій страхъ, нѣсколько недѣль послѣ помолвки съ Адамомъ, она ждала и ждала, ослѣпленная неопредѣленною надеждою, что случится что-нибудь и избавитъ ее отъ ея ужаса; но она не могла ждать долѣе. Вся сила ея природы сосредоточивалась на одномъ усиліи -- скрывать все, что съ всю случилось, и она съ неодолимымъ страхомъ содрогалась при мысли о какомъ-нибудь образѣ дѣйствія, который могъ бы клониться къ открытію ея несчастной тайны. Каждый разъ, какъ ей приходила въ голову мысль написать къ Артуру, она всегда отвергала ее: онъ не могъ сдѣлать для нея ничего такого, что защитило бы ее отъ открытія ея горя и презрѣнія со стороны родныхъ и сосѣдей, которые теперь, когда исчезла ея воздушная мечта, снова составляли весь ея міръ. Ея воображеніе болѣе ужь не рисовало ей блаженства съ Артуромъ, потому-что онъ не могъ сдѣлать ничего такого, что удовлетворило бы ея горести или смягчило ее. Нѣтъ, должно случиться что-нибудь другое, что-нибудь непремѣнно случится и освободитъ ее отъ этого страха. Въ молодой, дѣтской, неопытной душѣ постоянно есть эта слѣпая вѣра въ какой-нибудь неопредѣленный случай. Мальчику или дѣвушкѣ также трудно повѣрить, что съ ними дѣйствительно случится большое несчастіе, какъ трудно имъ повѣрить, что они умрутъ.

Но теперь нужда страшно тяготила ее; теперь, когда былъ такъ близокъ срокъ свадьбы, она не могла долѣе оставаться при этой слѣпой увѣренности. Она должна бѣжать отсюда; она должна скрыться туда, гдѣ не могутъ открыть ее никакіе знакомые глаза. И потомъ ужасъ, который овладѣвалъ ею при мысли о выходѣ въ свѣтъ, ей совершенно чуждый, показывалъ ей возможность видѣться съ Артуромъ -- мысль, нѣсколько успокоивавшая ее. Она чувствовала себя теперь такою безпомощною; чувствовала, что была не въ-состояніи составить себѣ будущее; что надежда броситься на него имѣла въ себѣ какое-то облегченіе, которое было сильнѣе ея тщеславія. Въ то время, какъ она сидѣла у пруда и содрогалась при видѣ темной, холодной воды, надежда, что онъ приметъ ее нѣжно, будетъ заботиться и думать о ней, производила на все усыпляющее вліяніе, подобное вліянію теплоты, и это вліяніе сдѣлало ее на время равнодушною ко всему прочему. И теперь она стала думать только о томъ, какимъ бы образомъ ей уйдти изъ дома.

Недавно она получила отъ Дины письмо, полное самыхъ искреннихъ поздравленій по случаю будущей свадьбы, о которой она узнала отъ Сета. Когда Гетти прочла письмо дядѣ, то онъ сказалъ:

-- Я желалъ бы, чтобъ Дина теперь снова возвратилась къ намъ: она могла бы быть полезною твоей тёткѣ, когда ты не будешь болѣе у насъ. Какъ ты думаешь, милая моя, еслибъ ты отправилась повидаться съ нею, когда станешь здѣсь нѣсколько посвободнѣе, и поговорить, не возвратится ли она сюда съ тобою? Тебѣ, можетъ-быть, удастся уговорить ее, если ты скажешь, что ея тётка нуждается въ ней; она вотъ все пишетъ, что не въ-состояніи придти къ намъ.

Гетти не понравилась мысль отправиться въ Снофильдъ; она не чувствовала ни малѣйшаго желанія видѣться съ Диной и потому отвѣчала только:

-- Это такъ далеко, дядюшка.

Но теперь она думала, что это посѣщеніе послужитъ для нея предлогомъ уйдти. Она скажетъ тёткѣ, возвратившись опять домой, что ей хотѣлось бы, для разнообразія, отправиться въ Снофильдъ на недѣлю или дней на десять; а потокъ, доѣхавъ до Стонитона, гдѣ никто не знаетъ ея, она отъищетъ дилижансъ, который свезетъ ее въ Виндзоръ. Артуръ былъ въ Виндзорѣ, и она отправится къ нему.

Лишь только Гетти твердо рѣшилась привести въ исполненіе этотъ планъ, она поднялась съ своего мѣста на поросшемъ травою берегу пруда, взяла свою корзинку и отправилась въ Треддльстонъ. Ей нужно же было купить свадебныя вещи, для покупки которыхъ она вышла изъ дома, хотя онѣ и не будутъ нужны ей никогда. Она должна употребить всѣ старанія, чтобъ не возбудить подозрѣнія о своемъ намѣреніи бѣжать.

Мистрисъ Пойзеръ была очень-пріятно изумлена, что Гетти хотѣла навѣстить Дину, повидаться съ ней и постараться о томъ, чтобъ она возвратилась съ нею и была на свадьбѣ. Такъ-какъ погода стояла хорошая, то Гетти не зачѣмъ было мѣшкать, и Адамъ, пришедши вечеромъ, сказалъ, если Гетти можетъ отправиться завтра, то онъ постарается освободиться проводить до Треддльтона и самъ посадитъ ее въ дилижансъ, отправляющійся въ Стонитонъ.

-- Какъ хотѣлось бы мнѣ отправиться вмѣстѣ съ вами и охранять васъ! сказалъ онъ на другой день утромъ, облокотясь на дверцу дилижанса.-- Но не оставайтесь, пожалуйста, больше недѣли... вѣдь и она покажется мнѣ, просто вѣчностью.

Онъ смотрѣлъ на нее нѣжно, и его мощная рука сжимала ея руку. Гетти ощущала чувство безопасности въ его присутствіи; она уже привыкла теперь къ этому. О, еслибъ она могла уничтожить прошедшее и не знать другой любви, кромѣ ея спокойнаго расположенія къ Адаму! Слезы навернулись у ней на глазахъ, когда она бросила на него послѣдній взглядъ.

"Да благословитъ ее Богъ за то, что она такъ любитъ меня!" подумалъ Адамъ, отправляясь снова къ своимъ занятіямъ, сопровождаемый по пятамъ Джипомъ.

Но слезы Гетти не относились къ Адаму, не относились къ грусти, которая овладѣетъ имъ, когда онъ узнаетъ, что она исчезла отъ него вавсегда; онѣ относились къ ея собственной жалкой участи, которая уносила ее отъ этого добраго, нѣжнаго человѣка, отдававшаго ей всю свою жизнь, и бросала ее, какъ бѣдную, безпомощную просительницу человѣку, который будетъ считать своимъ несчастьемъ, что она была принуждена прибѣгать къ нему.

Въ этотъ день въ три часа, когда Гетти сидѣла наверху дилижанса, который, какъ говорили, долженъ былъ доставить ее въ Ленстеръ, на одну изъ станцій по дальней-дальней дорогѣ въ Виндзоръ, она неясно сознавала, что, можетъ-быть, весь этотъ трудный путь ведетъ къ началу какого-нибудь новаго несчасгія.

А между-тѣмъ Артуръ былъ въ Виндзорѣ. Онъ, конечно, не разсердится на нее. Если онъ и не думалъ о ней, какъ прежде, то все-таки онъ обѣщался печься о ней.

КНИГА ПЯТАЯ.

XXXVI.
Путешествіе, исполненное надежды.

Длинное, одинокое путешествіе съ грустью на сердцѣ, путешествіе отъ родныхъ и знакомыхъ къ чужимъ людямъ бываетъ тяжело и скучно даже для богатыхъ, сильныхъ, знающихъ людей, бываетъ тяжело даже тогда, когда насъ призываетъ долгъ, а не принуждаетъ къ тому страхъ.

Каково же оно было для Гетти, для Гетти, надъ бѣдными, узкими мыслями которой, болѣе уже неволновавшимися неопредѣленными надеждами, тяготѣлъ холодный опредѣленный страхъ, которая все снова и снова перебирала тотъ же самый небольшой кругъ воспоминаній, все снова и снова представляла себѣ тѣ же самыя ребяческія, сомнительныя картины будущности, видѣла въ этомъ обширномъ мірѣ только маленькую исторію собственныхъ удовольствій и страданій, которая имѣла такъ мало денегъ въ карманѣ и такой длинный и трудный путь передъ собою? Если она не была въ-состояніи ѣхать постоянно въ дилижансѣ (а она была увѣрена въ этомъ, потому-что поѣздка въ Стонитонъ стоила гораздо-дороже, чѣмъ она ожидала), то, очевидно, ей придется обратиться къ извощичьимъ телегамъ и къ тяжелымъ, медленнымъ обозамъ. И сколько потребуется ей времени, чтобъ достигнуть конца своего путешествія! Дюжій, старый кучеръ окбёрнскаго дилижанса, увидѣвъ миленькую молодую женщину между наружными пассажирами, пригласилъ ее сѣсть рядомъ съ нимъ. Чувствуя, что ему, какъ мужчинѣ и кучеру, слѣдовало начать разговоръ шуткою, онъ тотчасъ же, лишь только дилижансъ съѣхалъ съ каменной мостовой, принялся придумывать острое словцо, которое было бы пригодно во всѣхъ отношеніяхъ. Нѣсколько разъ ударивъ кнутомъ лошадей и искоса посмотрѣвъ на Гетти, онъ приподнялъ губы надъ краемъ шарфа, которымъ былъ завязанъ, и сказалъ:

-- Вѣдь онъ будетъ футовъ шести ростомъ -- готовъ побожиться; ну, не правда ли?

-- Кто? спросила Гетти съ нѣкоторымъ смущеніемъ.

-- Ну, разумѣется, вашъ возлюбленный, тотъ, котораго вы оставили или къ которому ѣдете -- который изъ нихъ?

Гетти чувствовала, что она вся вспыхнула и потомъ поблѣднѣла. Она думала, этотъ кучеръ долженъ знать что-нибудь про нее. Онъ долженъ знать Адама и можетъ сказать ему, куда она поѣхала. Деревенскимъ жителямъ трудно повѣрить, будто тѣхъ, которые находятся на виду въ собственномъ приходѣ, не знаютъ и въ другихъ мѣстахъ; и Гетти было такъ же трудно понять, что слова, сказанныя совершенно-случайно, могли близко приходиться къ ея обстоятельствамъ. Она была такъ испугана, что не могла отвѣчать.

-- Ну, вотъ! сказалъ кучеръ, видя, что онъ не такъ угодилъ своей шуткой, какъ ожидалъ:-- къ-чему жь вамъ истолковывать это сейчасъ же въ слишкомъ-серьёзную сторону? Если онъ повелъ себя съ вами дурно, то возьмите другаго. Такая хорошенькая дѣвушка, какъ вы, можетъ имѣть возлюбленнаго, когда только захочетъ.

Страхъ Гетти разсѣялся мало-по-малу, когда она замѣтила, что кучеръ не дѣлалъ болѣе никакихъ намековъ на ея личныя дѣла; но все-таки это не позволило ей спросить его, какія были станціи по дорогѣ въ Виндзоръ. Она сообщила ему, что отправляется немного-подальше Стонитона. Когда она вышла у трактира, гдѣ дилижансъ остановился, то, взявъ корзинку, торопливо пошла въ другую часть города. Составляя планъ отправиться въ Виндзоръ, она не разсчитывала ни на какія затрудненія; труднымъ казалось ей только уйти изъ дома. Когда она преодолѣла послѣднее, подъ предлогомъ посѣтить Дину, то всѣ ея мысли отлетѣла къ встрѣчѣ съ Артуромъ и къ вопросу, какъ онъ обойдется съ ней, и не останавливались ни на какомъ происшествіи, которое могло случиться съ ней на дорогѣ. Путешествіе было ей до того неизвѣстно, что она не могла вообразить себѣ рѣшительно никакихъ подробностей, и имѣя весь свой запасъ денегъ, свои три гинеи, въ карманѣ, она думала, что была снабжена изобильно. Когда она увидѣла, чего ей стоило доѣхать до Стонитона, только тогда стало ее безпокоить путешествіе, только тогда она впервые сознала свое невѣжество относительно тѣхъ мѣстъ, которыя ей нужно было пройти на своемъ пути. Подъ гнетомъ этого безпокойства она бродила по угрюмымъ стонитонскимъ улицамъ и наконецъ вошла въ жалкую, небольшую гостиницу, гдѣ надѣялась найдти дешевую комнату для ночлега. Здѣсь она спросила хозяина, не можетъ ли онъ сказать ей, на какія мѣстечки ей нужно ѣхать, чтобъ добраться до Виндзора.

-- Ну, я и самъ не могу хорошенько сказать вамъ объ этомъ. Виндзоръ, должно-быть, находится очень-недалеко отъ Лондона, потому-что тамъ живетъ король, отвѣтилъ содержатель.-- Во всякомъ случаѣ., лучше всего вамъ прежде отправиться въ Ашби, на югъ. Но отсюда до Лондона разныхъ мѣстечекъ не меньше, чѣмъ домовъ въ Стонитонѣ, сколько мнѣ извѣстно. Я самъ никогда не путешествовалъ. Но, скажите, отчего это вы, такая молодая женщина, думаете пуститься въ такую дальную дорогу, да еще, вдобавокъ, однѣ?

-- Я отправляюсь къ брату... онъ солдатъ и находится въ Виндзорѣ, сказала Гетти, испуганная пытливымъ взглядомъ содержателя.-- Я не въ-состояніи ѣхать въ дилижансѣ. Вамъ неизвѣстно, не ѣдетъ ли какая-нибудь телега въ Ашби завтра утромъ?

-- Еще бы! какъ не быть телегѣ; да кто ее знаетъ, откуда она отправляется. Чтобъ узнать объ этомъ, вамъ придется обѣгать весь городъ. А я думаю, вамъ лучше всего отправиться пѣшкомъ, авось на дорогѣ кто-нибудь и догонитъ васъ.

Каждое слово ложилось тяжелымъ свинцомъ на сердце Гетти: она видѣла теперь, что дорога передъ нею становилась все длиннѣе-и-длиннѣе. Добраться даже до Ашби, казалось, было такъ трудно; на это, пожалуй, уйдетъ весь день, а между-тѣмъ, что же это значило противъ остающейся еще дороги? Но она должна исполнить свое намѣреніе: она должна добраться до Артура. О, какъ сильно ныло ея сердце о томъ, чтобъ она была теперь опять съ кѣмъ-нибудь, кто сталъ бы заботиться о ней! До этого времени, вставая утромъ съ постели, она была увѣрена, что увидитъ родныя лица, людей, на которыхъ она имѣла уже знакомыя права. Ея самое длинное путешествіе была поѣздка на женскомъ сѣдлѣ въ Россетеръ съ ея дядей; ея мысли всегда искали праздничнаго отдыха въ мечтахъ о наслажденіяхъ, потому-что всѣ дѣйствительныя жизненныя заботы о ней лежали на другихъ. И эта, и ходившая на милую кошечку, Гетти, еще немного мѣсяцевъ назадъ незнавшая другой печали, кромѣ той, которую возбуждали въ ней ревность при видѣ новой ленты на Мери Бёрджъ, или выговоръ тётки за то, что она нерадѣла о Тотти, должна была теперь совершить свое трудное путешествіе одна, оставивъ за собою свой мирныя домъ навсегда и не имѣя передъ собой ничего, кромѣ трепетной надежды на отдаленное убѣжище. Теперь, когда она лежала въ эту ночь на чужой, жосткой постели, она впервые поняла, что ея родной кровъ былъ счастливый, что ея дядя былъ очень-добръ къ ней. Какъ ей хотѣлось бы теперь проснуться, какъ въ дѣйствительности, въ ея спокойной долѣ въ Геслопѣ среди предметовъ и людей, которыхъ она знала, съ ея крошечнымъ тщеславіемъ относительно ея единственнаго лучшаго платья и шляпки, и не имѣя ничего такого на душѣ, что приходилось бы ой скрывать отъ всѣхъ! Какъ бы ей хотѣлось теперь, чтобъ вся остальная лихорадочная жизнь, которую она знала, кромѣ этого, была непродолжительнымъ непріятнымъ сновидѣніемъ! Она подумала обо всемъ, что оставляла за собою, съ грустнымъ сожалѣніемъ о самой себѣ; ея собственное несчастное положеніе наполняло ея сердце: въ немъ не было мѣста для чужаго горя. А между-тѣмъ, до жестокаго письма Артуръ былъ такъ нѣженъ, такъ-любящъ: воспоминаніе объ этомъ все еще имѣло для нея очарованіе, хотя и было не болѣе, какъ одною каплею утѣшенія, которая только-что позволяла переносить страданіе. Гетти могла представить себѣ въ будущемъ только скрытое отъ всѣхъ существованіе, а уединенная жизнь даже съ любовью не имѣла для нея никакого наслажденія, тѣмъ-болѣе, что эта жизнь сливалась съ позоромъ. Она не знала романовъ и принимала только слабое участіе въ ощущеніяхъ, служащихъ источникомъ романа, такъ-что начитанныя леди, можетъ-быть, съ трудомъ поймутъ ея душевное состояніе. Она была слишкомъ несвѣдуща во всемъ, что выходило изъ предѣловъ простыхъ познаній и обычаевъ, въ которыхъ она выросла, и не имѣла никакой болѣе опредѣленной идеи о своей вѣроятной будущности, кромѣ той, что Артуръ, во всякомъ случаѣ, будетъ заботиться о ней и защититъ ее отъ гнѣва и презрѣнія. Онъ не женится на ней, не сдѣлаетъ ея леди, а кромѣ этого, онъ, по ея мнѣнію, не могъ дать ей ничего такого, что возбуждало бы въ ней страстное желаніе и тщеславіе.

На другой день Гетти встала рано и, позавтракавъ только молокомъ и хлѣбомъ, отправилась по дорогѣ въ Ашби, подъ тяжелымъ свинцовымъ небомъ съ желтою полоскою на краю горизонта, съуживавшеюся, какъ послѣдняя надежда. Теперь, упавши духомъ при мысли о дальности и затрудненіяхъ своего пути, она болѣе всего боялась тратить деньги и сдѣлаться такою бѣдною, что ей придется просить милостыню.

Гетти имѣла не только гордость гордой натуры, но и гордаго класса, класса, платящаго болѣе всего пособій для бѣдныхъ и болѣе всего гнушающагося мыслью пользоваться этими пособіями. До этого времени ей еще не приходило въ голову, что она можетъ извлечь деньги изъ своего медальйона и своихъ сережекъ, которые она имѣла при себѣ, и она призвала на память весь свой небольшой запасъ арифметики и знанія цѣнъ, чтобъ вычислить, сколько разъ ей можно будетъ пообѣдать и сколько проѣхать за ея двѣ гинеи и за ея нѣсколько шиллинговъ, имѣвшихъ такой меланхолическій видъ, словно блѣдный пепелъ другой яркосіявшей монегы.

Выйдя изъ Стонитона, она шла нѣсколько первыхъ миль бодро, назначая себѣ цѣлью дерево, ворота или выдающійся кустъ на дорогѣ на такомъ дальнемъ разстояніи, на какомъ она могла только различать эти предметы, и чувствовала слабую радость, когда достигала этой цѣли. Но когда она подошла къ четвертому мильному столбу, къ первому, который ей удалось задѣтить среди высокой трава, росшей по сторонамъ дороги, и прочла, что отошла отъ Стонитона четыре мили всего, мужество покинуло ее. Она прошла только это небольшое разстояніе, а уже чувствовала усталость и почти снова была голодна отъ свѣжаго утренняго воздуха, потому-что, хотя Гетти и была пріучена къ движенію и труду въ комнатѣ, но не привыкла къ продолжительной ходьбѣ, производящей совершенно другаго рода усталость, нежели домашняя дѣятельность. Когда она смотрѣла на мильный столбъ, то почувствовала, что на ея лицо упало нѣсколько капель: начиналъ идти дождь. То была новая бѣда, которая до того времени не приходила ей въ голову, наполненную грустными мыслями. Совершенно убитая этимъ неожиданнымъ увеличеніемъ ея горя, она сѣла на выступъ изгороди и начала истерически рыдать. Начало трудности подобно первому куску горькой пищи, который кажется невыносимымъ въ первое мгновеніе; если, однакожь, намъ начѣмъ больше утолить нашъ голодъ, мы рѣшаемся взять еще кусокъ и находимъ возможнымъ продолжать. Когда у Гетти миновалъ порывъ слезъ, она собрала свое слабѣвшее мужество. Шелъ дождь, и она должна была стараться достигнуть деревни, гдѣ могла бы найти отдыхъ и пріютъ. Утомленная, она пошла впередъ, какъ вдругъ услышала за собою громъ тяжелыхъ колесъ: ѣхала простая телега, еле-двигаясь по дорогѣ; извощикъ шелъ лѣниво подлѣ лошадей, хлопая бичомъ. Гетти, остановилась, поджидая телегу; если извощикъ былъ человѣкъ неочень-угрюмой наружности, думала она, то она попроситъ, чтобъ онъ взялъ ее съ собою. Когда телега поровнялась съ нею, извощикъ отсталъ, но напереди огромной повозки она увидѣла нѣчто такое, что ободрило ее. Въ прежнее время своей жизни она и не замѣтила бы этого, но теперь, новая чувствительность, которую пробудило въ ней страданіе, было виною того, что этотъ предметъ произвелъ на нее сильное впечатлѣніе. То было ничто иное, какъ маленькая бѣлая съ коричневыми пятнами спаньйолка, сидѣвшая на переднемъ выступѣ телеги, съ большими робкими глазами и постоянно-дрожавшимь тѣломъ, свойственными, какъ вамъ, вѣроятно, извѣстно, этимъ крошечнымъ существамъ. Гетти, вы знаете, не обращала слишкомъ много вниманія на животныхъ; но въ эту минуту она чувствовала, будто было что-то общее между нею и этимъ безпомощнымъ робкимъ существомъ, и, не вполнѣ понимая причину, сна уже смѣлѣе рѣшилась заговорить съ извощикомъ, который теперь догналъ телегу. То былъ высокій, румяный человѣкъ, съ мѣшкомъ на плечахъ, замѣнявшемъ ему шарфъ или шинель.

-- Не можете ли вы взять меня въ телегу, если отправляетесь по дорогѣ въ Ашби? спросила Гетти.-- Я заплачу вамъ.

-- Конечно, сказалъ высокій молодецъ съ медленною улыбкою, свойственною людямъ, тяжелымъ ка подъемъ.-- Я могу взять васъ очень-легко, и не нужно мнѣ вашихъ денегъ, если вамъ все-равно лежать немножко сжавшись на тюкахъ съ шерстью. Откуда вы? и что вамъ нужно въ Ашби?

-- Я иду изъ Стонитона. Мнѣ далеко идти -- въ Виндзоръ.

-- Въ услуженіе, что ли, или зачѣмъ другимъ?

-- Я иду къ брату; онъ солдатъ и находится тамъ.

-- Ну, я ѣду всего-то до Лейстера, и это-то довольно-далеко, но я возьму васъ, если вамъ все-равно ѣхать немножко-медленнѣе. Лошади и не почувствуютъ вашей тяжести, какъ не чувствуютъ тяжести вотъ этой собачонки, которую я нашелъ на дорогѣ, недѣли двѣ назадъ. Она, должно быть, потерялась и вотъ съ-тѣхъ-поръ все дрожитъ. Ну-ка, давайте вашу корзинку, да подойдите сзади, я васъ подсажу въ телегу.

Лежать на тюкахъ съ шерстію, при щели, оставленной между занавѣсками покрышки для прохода воздуха, было теперь для Гетти истинною роскошію, и она пролежала въ полудремотѣ нѣсколько часовъ, пока извощикъ не подошелъ спросить ее, "не хочетъ ли она выйти изъ телеги и поѣсть чего-нибудь; самъ онъ шелъ пообѣдать вотъ въ эту харчевню". Поздно ночью пріѣхали они въ Лейстеръ, и такимъ образомъ прошелъ второй день путешествія Гетги. Она издержала деньги только на пищу, но чувствовала, что не будетъ въ состояніи перенесть такую медленную ѣзду еще одинъ день, и утромъ отправилась къ конторѣ дилижансовъ, чтобъ спросить о дорогѣ въ Виндзоръ и узнать: позволятъ ли ей средства проѣхать часть разстоянія снова въ дилижансѣ. Нѣтъ! разстояніе было слишкомъ-велико, дилижансы были слишкомъ-дороги: она должна отказаться отъ нихъ. Но пожилой прикащикъ въ конторѣ, тронутый ея миловиднымъ, озабоченнымъ личикомъ, написалъ ей имена главныхъ мѣстечекъ, чрезъ которыя она должна пройти. Это было ея единственнымъ утѣшеніемъ въ Лейстерѣ, потому-что мужчины смотрѣли во всѣ глаза, когда она проходила по улицѣ, и въ первый разъ въ своей жизни Гетти желала, чтобъ никто не смотрѣлъ на нее. Она снова отправилась въ путь; но въ этотъ день она была счастливѣе, потому-что ее скоро догнала извощичья телега, доставившая ее въ Гинкли, а благодаря возвращавшейся коляскѣ съ пьянымъ почтальйономъ, который напугалъ ее тѣмъ, что ѣхалъ какъ Ихой, сынъ Нимши, дѣлалъ ей различныя шутливыя замѣчанія, оборачиваясь задомъ на своемъ сѣдлѣ, она еще до ночи была въ самой срединѣ лѣсистаго Ворикшейра. Но ей говорили, что до Виндзора все еще оставалось почти сто миль. О, какъ обширенъ былъ этотъ свѣтъ, и какъ трудно было для нея найти въ немъ дорогу! По ошибкѣ она попала въ Стратфордъ-на-Авонѣ, такъ-какъ она видѣла, что Стратфордъ былъ помѣщенъ въ ея спискѣ мѣстечекъ, а тамъ ей сказали, что она далеко отошла отъ своей настоящей дороги. Только на пятый день прибыла она въ Стони-Стратфордъ. Какою незначительною кажется эта дорога, когда вы смотрите на картѣ или вспоминаете о вашихъ пріятныхъ поѣздкахъ на луговые берега Авона или оттуда. Но какъ утомительно-длинна была она для Гетти! Ей казалось, будто эта страна съ ровными полями и изгородями, разбросанными домиками, деревнями и рыночными городками, которые всѣ были такъ схожи въ ея равнодушныхъ ко всему этому глазахъ, не должна имѣть конца, и она должна бродить среди ихъ всегда, измученная, поджидая у пошлинныхъ заставъ какую-нибудь телегу и потомъ видя, что телега везла ее только небольшое разстояніе, иногда только до какой нибудь фабрики не дальше мили. Она съ отвращеніемъ входила въ публичные домы, гдѣ должна была обѣдать и дѣлать вопросы, потому-что въ нихъ всегда были праздношатающіеся мужчины, смотрѣвшіе на нее во всѣ глаза и грубо-подшучивавшіе надъ ней. Ея тѣло было также чрезвычайно утомлено въ эти дни новой усталости и безпокойства; въ эти дни она казалась гораздо-блѣднѣе и утомленнѣе, чѣмъ во все время тайнаго страха, которое она пережила дома. Когда наконецъ она достигла Стони-Стратфорда, ея нетерпѣніе и усталость восторжествовали надъ ея экономическою осторожностью; она рѣшилась ѣхать въ дилижансѣ всю остальную дорогу, хотя бы ей стоило это всѣхъ остальныхъ денегъ. Въ Виндзорѣ ей не нужно будетъ ничего, ей нужно будетъ только найти Артура. Когда она заплатила за проѣздъ въ послѣднемъ дилижансѣ, у ней оставался одинъ только шиллингъ; и когда она вышла изъ дилижанса у гостиницы подъ вывѣскою "Зеленый Человѣкъ" въ Виндзорѣ въ двѣнадцать часовъ на седьмой день, голодная и ослабѣвшая отъ изнеможенія, то кучеръ подошелъ къ ней и просилъ не забыть его. Она опустила руку въ карманъ и вынула шиллингъ, во слезы навернулись у ней на глазахъ, когда она почувствовала свою слабость и подумала, что она отдавала свои послѣднія средства получить пищу, которая дѣйствительно была ей необходима, прежде чѣмъ она отправится отъискивать Артура. Когда она протягивала шиллингъ, то обратила свои темные, полные слезъ глаза на кучера и спросила:

-- Можете вы мнѣ сдать полшиллинга?

-- Нѣтъ, нѣтъ, отвѣтилъ тотъ грубымъ голосомъ, но добродушно:-- не нужно... оставьте шиллингъ себѣ.

Содержатель "Зеленаго Человѣка" стоялъ довольно-близко, чтобъ быть свидѣтелемъ этой сцены; а онъ былъ такой человѣкъ, у котораго обильная ѣда служила для того, чтобъ поддерживать его добродушіе, такъ же какъ и его особу, въ наилучшемъ состояніи. А прелестное, влажное отъ слезъ личико Гетти непремѣнно нашло бы чувствительную фибру въ большей части людей.

-- Войдите, молодая женщина, войдите! сказалъ онъ: -- и закусите чего-нибудь. Вы порядкомъ изнурены, я могу видѣть это.

Онъ свелъ ее за выручку и сказалъ женѣ:

-- Вотъ, голубушка, сведи эту молодую женщину въ гостиную; она немного разстроена.

Слезы Гетти катились быстро. Это были только истерическія слезы: она думала, что у ней не было теперь причины плакать, и ей было досадно, что отъ слабости и усталости она была не въ состоянія удержать слезы. Наконецъ она была въ Виндзорѣ, недалеко отъ Артура.

Она смотрѣла жадными, голодными глазами на хлѣбъ, мясо и пиво, которые принесла ей хозяйка, и впродолженіе нѣсколькихъ минутъ забыла обо всемъ, предавшись услаждающимъ ощущеніямъ при удовлетвореніи голода и возстановленіи истощенныхъ силъ. Хозяйка сидѣла противъ нея въ то время, какъ она ѣла, и смотрѣла на нее пристально. И не удивительно: Гетти сняла шляпку и ея локоны разсыпались; видъ усталости придавалъ еще болѣе трогательное выраженіе юности и красотѣ ея лица; потомъ глаза доброй женщины обратились на ея фигуру, которую Гетти не приложила старанія скрыть при торопливомъ одѣваньи во время своего путешествія, а чужой глазъ открываетъ то, что проходитъ незамѣченнымъ со стороны знакомыхъ ничего-неподозрѣвающихъ взоровъ.

-- Ну, вы не очень -- то въ состояніи путешествовать, замѣтила она, бросивъ взглядъ на руку Гетти, неукрашенную свадебнымъ кольцомъ.-- Вы издалека?

-- Да, отвѣчала Гетти, побуждаемая этимъ вопросомъ къ большей власти надъ собою и чувствуя себя бодрѣе послѣ ѣды.-- Да, я прошла порядочное разстояніе и чрезвычайно утомилась. Но теперь мнѣ лучше. Но можете ли вы сказать, какой дорогой пройти мнѣ къ этому мѣсту?

При этихъ словахъ Гетти вынула изъ кармана лоскутокъ бумаги; то былъ конецъ Артурова письма, гдѣ онъ написалъ свой адресъ.

Въ то время, какъ она говорила, содержатель гостиницы вошелъ въ комнату и сталъ смотрѣть на нее такъ же пристально, какъ смотрѣла его жена. Озъ взялъ лоскутокъ бумаги, который Гетти подавала черезъ столъ, и прочелъ адресъ.

-- Что жъ вамъ нужно въ этомъ домѣ? спросилъ онъ.

Содержатели гостиницъ и всѣ люди, неимѣющіе собственнаго срочнаго дѣла, уже по природѣ своей дѣлаютъ какъ можно болѣе вопросовъ, прежде чѣмъ дадутъ ожидаемый отъ нихъ отвѣтъ.

-- Мнѣ нужно видѣть джентльмена, который живетъ тамъ, отвѣчала Гетти.

-- Да тамъ нѣтъ джентльмена, возразилъ содержатель.-- Онъ закрытъ, этотъ домъ, и закрыть сегодня вотъ двѣ недѣли. Какого джентльмена нужно вамъ? Можетъ, я и сообщу вамъ, гдѣ его найти.

-- Мнѣ нужно капитана Донниторна, дрожащимъ голосомъ произнесла Гетти, и и сердце болѣзненно забалось, когда она услышала, что обманулась въ своемъ ожиданіи: съ разу найти Артура.

-- Капитана Донниторна? Погодите немного, сказалъ содержатель медленно.-- Не былъ ли онъ въ ломшейрской милиціи? Молодой офицеръ высокаго роста, такой бѣлолицый, съ рыжеватыми бакенбардами... У него былъ человѣкъ по имени Пимъ!

-- О, да, сказала Гетти.-- Вы знаете его... гдѣ онъ?

-- Порядочное число миль отсюда. Ломшейрская милиція выступила въ Ирландію, она выступила вотъ ужъ двѣ недѣли.

-- Посмотри! ой дурно, сказала хозяйка, подбѣгая, чтобъ поддержать Гетти, которая потеряла сознаніе о своемъ несчастіи и походила теперь на прекрасный трупъ. Они перенесли ее на софу и разстегнули платье.

-- Тутъ, я подозрѣваю, дурное дѣло, сказалъ хозяинъ, входа въ комнату съ водою.

-- Ну, и спрашивать-то, кажется, нечего, какого рода это дѣло, сказала жена.-- Впрочемъ, а могу видѣть, что она не простая потаскушка: по виду она порядочная деревенская дѣвушка и, судя по ея языку, пришла издалека. Она говоритъ почти точно такъ, какъ нашъ бывшій конюхъ, который пришелъ къ намъ съ сѣвера. Онъ былъ такой честный человѣкъ, какого у насъ и не было здѣсь... Всѣ они тамъ, на сѣверѣ, люди честные.

-- И въ жизнь свою не видалъ молодой женщины красивѣе этой, сказалъ мужъ.-- Она точно одна изъ тѣхъ картинокъ, которыя выставляются на-показъ въ окнахъ. Право, сердце ноетъ, какъ посмотришь на нее теперь.

-- Для нея было бы гораздо-лучше, еслибъ она была не такъ красива да имѣла бы побольше поведенія, сказала хозяйка, которая, говоря снисходительно, должно быть, была извѣстна болѣе своимъ "поведеніемъ", чѣмъ красотой. Но она снова приходитъ въ себя. Принеси еще воды.

XXXVII.
Путешествіе, исполненное отчаянія.

Все остальное время дня Гетти была слишкомъ-больна, чтобъ въ ней можно было обращаться съ какими бы то ни было разспросами, слишкомъ больна даже для того, чтобъ ясно представить себѣ несчастія, еще ожидавшія ее теперь. Она только чувствовала, что вся ея надежда была разбита и что, вмѣсто того, чтобъ найти пріютъ, она только достигла границъ новой пустыни, гдѣ не видѣла впереди себя никакой цѣли. Ощущенія тѣлесной боли, въ удобной постели, при ухаживаніи добродушной хозяйки, составляли для нея нѣкоторый отдыхъ, такой же отдыхъ, какой заключается въ слабой усталости, заставляющей человѣка броситься на песокъ, а не продолжать свой трудъ подъ палящими лучами солнца.

Но когда сонъ и отдыхъ возвратили силу, необходимую нравственнымъ страданіямъ, когда она лежала на слѣдующее утро, смотря на свѣтъ начинавшагося дня, который, подобно жестокому смотрителю за работами, возвращался снова требовать отъ нея ненавистной безнадежной работы, она начала думать, что должна она дѣлать, начала припоминать, что всѣ ея деньги были истрачены, имѣть въ виду дальнѣйшее странствованіе между чужими людьми, на которое проливала новую ясность опытность, пріобрѣтенная ею на пути въ Виндзоръ. Но къ чему могла она обратиться? Ей было невозможно поступить въ услуженіе, еслибъ даже она могла получить мѣсто: ей предстояла только немедленная нищета. Она подумала о молодой женщинѣ, которую нашли у церковной стѣны въ Геслопѣ въ одно воскресенье, почти умиравшею отъ стужи и голода, съ крошечнымъ младенцемъ на рукахъ: женщину подняли и взяли въ приходскій пріютъ. "Приходскій пріютъ!" Вы, можетъ-быть, едва-ли понимаете, какое дѣйствіе производило это слово на умъ, подобный уму Гетти, выросшей среда людей, которые были нѣсколько жестоки въ своихъ чувствахъ даже касательно нищеты, которые жили среди полей и не имѣли большаго состраданія къ недостатку и лохмотьямъ, какъ къ жестокой неизбѣжной судьбѣ, встрѣчавшейся имъ иногда въ городахъ, и считали ихъ только признаками праздности и порока; и дѣйствительно, праздность и порокъ приносили бремя приходу. Для Гетти "приходскій пріютъ" былъ почти тоже, что позорная темница; а просить что-нибудь у чужихъ, просить милостыню -- это дѣйствіе лежало въ той же дальней страшной области невыносимаго стыда, приблизиться къ которой Гетти во всю свою жизнь считала невозможнымъ. Но теперь воспоминаніе объ этой несчастной, бѣдной женщинѣ, которую, она видѣла это сама, когда выходила изъ церкви, снесли въ домъ Джошуа Ганна, возвратилось къ ней съ новою ужасною мыслью, что теперь она была очень-недалеко отъ той же самой участи -- и ужасъ физической боли смѣшивался со страхомъ стыда, потому-что Гетти обладала сладострастною природою кругленькаго мягко-одѣтаго балованнаго животнаго.

Какъ она желала снова находиться въ своемъ, покойномъ домѣ, среди ласкъ и заботъ, которыми окружали ее всегда! Выговоры ея тётки о пустякахъ были бы теперь музыкою въ ея ушахъ: она страстно желала слышать ихъ; она, бывало, слышала ихъ въ то время, когда ей приходилось скрывать только пустяки. He-уже-ли она могла быть та самая Гетти, которая, бывало, приготовляла масло въ сырнѣ, между-тѣмъ какъ цвѣты калины любовались ею украдкой изъ окна, она, бѣглянка, которой ея друзья не отворятъ болѣе своихъ дверей, которая лежитъ въ этой чужой постели, знаетъ, что у ней нѣтъ денегъ, чтобъ заплатить за то, что она получала, и должна предложить этимъ незнакомымъ людямъ какую-нибудь одежду, находящуюся въ ея корзинкѣ. Вотъ когда она подумала о своемъ медальйонѣ и о своихъ серьгахъ, и видя, что ея платье лежало близко, достала его, вынула вещи изъ кармана и разложила на постели передъ собою. Тутъ были медальйонъ и серьги въ небольшихъ, обложенныхъ бархатомъ футлярчикахъ, и съ ними красивый серебряный наперстокъ, который купилъ ей Адамъ и который съ боку украшали слова: "помни обо мнѣ", кошелекъ изъ стальныхъ колецъ, вмѣщавшій въ себѣ ея единственный шиллингъ, и небольшой красный кожаный бумажникъ, запиравшійся ремнемъ. Что за прелесть эти маленькія сережки съ красивыми жемчугами и гранатами, которыя она съ такимъ страстнымъ желаніемъ вдѣвала для пробы въ уши при свѣтломъ солнечномъ сіяніи тридцатаго іюля! Теперь у ней не было страстнаго желанія надѣть ихъ; ея голова съ темными кудрями томно лежала на полушкѣ, и въ грусти, выражавшейся на ея челѣ и въ глазахъ, было что-то болѣе жестокое, чѣмъ одни печальныя воспоминанія. Между-тѣмъ она коснулась руками ушей: въ нихъ вѣдь была тоненькія золотыя кольца, которыя также стоили небольшихъ денегъ. Да! она навѣрно могла получить деньги за свои украшенія; тѣ, которыя подарилъ ей Артуръ, должны стоить даже большихъ денегъ. Содержатель гостиницы и жена обошлись съ ней такъ ласково; можетъ-быть, они помогутъ ей получить деньги за эти вещи.

Но эти деньги сохранятся у ней недолго: что ей дѣлать потомъ, когда онѣ выйдутъ? Куда идти ей? Страшная мысль о нуждѣ и нищетѣ заставила ее какъ-то подумать о томъ, не лучше ли ей возвратиться къ дядѣ и тёткѣ и просить ихъ простить ее и сжалиться надъ ней. Но она опять отшатнулась отъ этой мысли, какъ отшатнулась бы отъ раскаленнаго металла: она никогда не могла бы перенесть стыда передъ свозми дядей и тёткой, передъ Мери Бёрджъ и слугами на Лѣсной Дачѣ, передъ брокстонскими жителями и всѣми, кто зналъ ее. Они никогда не должны были узнать, что съ нею случилось. Что же могла она сдѣлать? Она уйдетъ изъ Виндзора, будетъ странствовать, какъ на прошлой недѣлѣ, и достигнетъ плоскихъ зеленыхъ полей, окруженныхъ высокими изгородями: тамъ никто не могъ видѣть ее или знать; а тамъ, можетъ-быть, когда ей не оставалось бы ничего другаго, у ней хватитъ мужества броситься въ какой-нибудь прудъ, подобный пруду въ Скантлендзѣ. Да, она выйдетъ изъ Виндзора какъ можно скорѣе: ей не хотѣлось, чтобъ эти люди въ гостиницѣ знали о ней, знали, что она пришла отъискать капитана Донниторна; она должна выдумать какой-нибудь предлогъ, зачѣмъ она спрашивала о немъ.

Съ этою мыслью она принялась укладывать вещи опять въ карманъ, думая встать и одѣться, прежде чѣмъ хозяйка успѣетъ войти къ ней. Она еще держала въ рукахъ красный кожаный бумажникъ, когда ей пришло въ голову, что въ этомъ бумажникѣ есть что-нибудь такое, о чемъ она забыла, что стоило продать. Не зная что ей дѣлать со своею жизнью, она искала средства къ жизни такъ долго, какъ только могла. А если мы горячо желаемъ найти что-нибудь, то готовы искать въ безнадежныхъ мѣстахъ. Нѣтъ, тамъ не было ничего, кромѣ обыкновенныхъ иголокъ и булавокъ и высохшихъ тюльпанныхъ лепестковъ между листочками бумаги, на которыхъ она записывала свои небольшіе счеты. Но на одномъ изъ этихъ листочковъ было имя, которое, при всемъ томъ, что она видѣла его такъ часто прежде, освѣтило мысли Гетги теперь, какъ новооткрытая вѣсть. Это имя было -- Дина Моррисъ, Снофильдъ. Надъ именемъ былъ текстъ, написанный, какъ и самое имя, собственною рукою Дины небольшимъ карандашикомъ въ одинъ вечеръ, когда онѣ сидѣла вмѣстѣ и подлѣ Гетти случайно былъ открытъ красный бумажникъ. Гетти не стала читать теперь самый текстъ: ее остановило только имя. Теперь въ первый разъ она вспомнила безъ равнодушія искреннее расположеніе, которое обнаруживала къ ней Дина, эти слова Дины въ спальнѣ: что Гетти должна думать о ней, какъ о другѣ въ несчастіи. Что, еслибъ она отправилась теперь къ Динѣ и попросила ее помочь ей? Дина имѣла обо всемъ совершенно-различное мнѣніе, чѣмъ другіе люди: она была для Гетти тайною, но Гетти знала, что она была всегда ласкова. Она не могла вообразить себѣ, чтобъ лицо Дины отворотилось отъ нея съ выраженіемъ мрачнаго упрека или презрѣнія, чтобъ голосъ Дины охотно говорилъ о ней дурно, или чтобъ она радовалась ея несчастно, какъ наказанію. Дина, казалось, не принадлежала къ этому міру. Гетти, взглядъ котораго заставлялъ ее съ ужасомъ содрогаться, какъ отъ прикосновенія жгучаго пламени. Но Гетти отталкивала отъ себя мысль умолять даже ее, признаться во всемъ даже ей. Она не могла заставить себя произнесть: "я пойду къ Динѣ" Она думала объ этомъ только какъ о томъ, къ чему могла еще прибѣгнуть, если у ней не хватитъ мужества умереть.

Добрая хозяйка была удивлена, увидѣвъ, что Гетти спустилась внизъ вскорѣ послѣ нея, была опрятно одѣта и, казалось, вполнѣ обладала собою. Гетти сказала ей, что чувствовала себя хорошо въ это утро; она была только очень утомлена и измучена своимъ путешествіемъ, такъ-какъ она пришла издалека, чтобъ узнать о братѣ, который убѣжалъ и, по мнѣнію родныхъ, сдѣлался солдатомъ, а капитанъ Донниторнъ могъ знать объ этомъ, потому-что прежде былъ очень ласковъ къ ея брату. Это была жалкая выдумка, и хозяйка сомнительно посмотрѣла на Гетти, когда послѣдняя кончила свой разсказъ; но въ это время Гетти имѣла такой рѣшительный самоувѣренный видъ, такъ рѣзко-отличавшійся отъ безпомощнаго унынія вчерашняго дня, что хозяйка не знала, какимъ образомъ сдѣлать замѣчаніе, которое могло бы доказать, что она хочетъ вмѣшиваться въ чужія дѣла. Она только пригласила ее позавтракать съ ними. Во время завтрака Гетти вынула свои серьги и медальйонъ и спросила хозяина, не можетъ ли онъ помочь ей получить деньги за эти вещи: ея путешествіе, говорила она стоило ей гораздо-дороже, чѣмъ она ожидала, и теперь у ней не было денегъ, чтобъ возвратиться къ своимъ роднымъ, а она хотѣла отправиться назадъ немедленно.

Уже не первый разъ видѣла хозяйка эти украшенія. Она изслѣдовала карманы Гетти еще вчера; она и ея мужъ долго разсуждали о томъ, какимъ образомъ деревенская дѣвушка могла имѣть такія црелестныя вещи, и были совершенно убѣждены, что Гетти была низко обманута красивымъ молодымъ офицеромъ.

-- Да, сказалъ содержатель гостиницы, когда Гетти разложила передъ нимъ драгоцѣнныя бездѣлки:-- мы можемъ снесть ихъ въ магазинъ брильянтщика; есть тутъ, и неподалеку одинъ; но, Богъ ты мой! вамъ не дадутъ и четвертой доли того, чего стоятъ эти вещи. И вамъ, я думаю, не хотѣлось бы разставаться съ ними?

-- О, это мнѣ все-равно, лишь бы получить деньги, чтобъ возвратиться домой, торопливо возразила Гетти.

-- Да еще, пожалуй, подумаютъ, что это краденыя вещи, потому-что вы желаете продать ихъ, продолжалъ онъ.-- Вѣдь это можетъ показаться страннымъ, что такая молодая женщина, калъ вы, имѣетъ такія прелестныя драгоцѣнныя вещи.

Кровь бросилась въ лицо Гетти отъ гнѣва.

-- Я изъ честнаго семейства, сказала она:-- я не воровка.

-- Нѣтъ, я знаю и готова побожиться, что нѣтъ, и тебѣ незачѣмъ было и говорить это, сказала хозяйка, съ негодованіемъ посмотрѣвъ на своего мужа.-- Вещи эти подарены ей -- вѣдь это совершенно ясно.

-- Я вовсе и не думалъ сказать, что это мое мнѣніе, отвѣчалъ хозяинъ, оправдываясь: -- я говорилъ, что такъ могутъ подумать брильянтщики и потому не дадутъ за эти вещи много денегъ.

-- Хорошо, сказала жена.-- А если ты самъ дашь подъ залогъ этихъ вещей нѣкоторую сумму, а потомъ, когда она придетъ домой, она можетъ выкупить ихъ, если захочетъ. Если же мы два мѣсяца ничего не услышимъ о ней, то сдѣлаемъ съ вещами, что намъ будетъ угодно.

Я не скажу, чтобъ при этомъ примирительномъ предложеніи хозяйка вовсе не имѣла въ виду обстоятельства, что ея доброта можетъ получить вознагражденіе впослѣдствіи, такъ-какъ медальйонъ и серьги могли подъ конецъ сдѣлаться ея собственностью: дѣйствительно, ея быстрому воображенію съ замѣчательною живостью представилось дѣйствіе, которое произведутъ въ такомъ случаѣ эти вещи на умъ сосѣдки-лавочницы. Хозяинъ взялъ украшенія и оттопырилъ губы съ задумчивымъ видомъ. Онъ желалъ добра Гетти, безъ всякаго сомнѣнія; но, скажите, сколько найдется людей изъ числа вашихъ доброжелателей, которые отказались бы извлечь изъ васъ небольшую выгоду? Ваша хозяйка искренно тронута при прощаньи съ вами, высоко уважаетъ васъ и дѣйствительно будетъ радоваться, если кто-нибудь другой обойдется съ вами великодушно; но въ то же самое время она вручаетъ вамъ счетъ, на которомъ получаетъ такіе высокіе проценты, какіе только возможно.

-- Сколько вамъ нужно денегъ, чтобъ возвратиться домой, молодая женщина? спросилъ, наконецъ, доброжелатель.

-- Три гинеи, отвѣчала Гетти, основываясь, за неимѣніемъ другой мѣры, на суммѣ, съ которою она отправилась въ путь, и боясь требовать слишкомъ-много.

-- Ну, а, пожалуй, дамъ въ заемъ три гинеи, сказалъ хозяинъ.-- И если вы захотите прислать мнѣ деньги и получить обратно ваши украшенія, то вы знаете, что можете сдѣлать это: "Зелсный Человѣкъ" не убѣжитъ.

-- О, да, я буду очень-рада, если вы дадите мнѣ это, сказала Гетти, успокоенная мыслью о томъ, что ей не нужно будетъ идти въ магазинъ брильянтщика, подвергаться любонытнымъ взорамъ и вопросамъ.

-- Но если вы захотите получить обратно вещи, то напишите заблаговременно, сказала хозяйка: -- потому-что, когда пройдутъ два мѣсяца, то мы будемъ знать, что онѣ ненужны вамъ.

-- Да, отвѣчала Гетти равнодушно.

Мужъ и жена были одинаково-довольны этого сдѣлкой. Мужъ думалъ, что если украшенія не будутъ выкуплены, онъ можетъ сдѣлать хорошее дѣло, свезя ихъ въ Лондонъ и продавъ ихъ тамъ; жена думала, что ей удастся ласками выманить у добраго мужа позволеніе оставить ихъ себѣ. Кромѣ того, они уступали просьбамъ Гетти, бѣдняжки! -- миленькой, судя по наружности, порядочной молодой женщины, очевидно въ горестныхъ обстоятельствахъ. Они не хотѣли ничего брать съ нея за прокормленіе и ночлегъ: они были очень рады ей. Въ одиннадцать часовъ Гетти простилась съ ними съ тѣмъ же спокойнымъ, рѣшительнымъ видомъ, какой сохраняла все утро, когда садилась въ дилижансъ, въ которомъ должна была проѣхать двадцать миль назадъ по той дорогѣ, по которой пріѣхала сюда.

Въ самообладаніи есть сила, служащая признакомъ, что исчезла послѣдняя надежда. Безнадежность вовсе не опирается на другихъ, какъ на совершенное довольство, и при безнадежности гордости не противодѣйствуетъ чувство зависимости.

Гетти чувствовала, что никто не можетъ избавить ее отъ бѣдствій, которыя сдѣлаютъ жизнь ненавистною для нея, и никто, говорила сна самой себѣ, не долженъ когда-либо узнать о ея несчастій и униженіи. Нѣтъ, она не признается даже Динѣ: она исчезнетъ изъ виду всѣхъ и утопится тамъ, гдѣ тѣла ея не найдутъ никогда, никто не будетъ знать что съ нею сталось.

Когда она вышла изъ дилижанса, то опять пошла пѣшкомъ или ѣхала въ телегахъ за недорогую цѣну, кормилась также дешево и продолжала идти все далѣе-и-далѣе безъ опредѣленной цѣли, а между-тѣмъ, что было очень-странно, будто подъ вліяніемъ какого-то очарованія, возвращалась тою же самой дорогой, по которой пришла, хотя и рѣшилась не возвращаться въ свою родную сторону. Можетъ-быть, это происходило оттого, что она остановилась мысленно на поросшихъ травою ворикшейрскихъ поляхъ съ изгородями изъ густыхъ деревьевъ, которыя могли служить тайными убѣжищами даже въ это время года, когда еще не было листьевъ. Она возвращалась медленнѣе, часто перелѣзала черезъ плетень и цѣлые часы просиживала у изгородей, безсмысленно устремивъ свои прекрасные глаза впередъ. Нерѣдко она воображала себя на краю скрытаго весьма-глубокаго пруда, какъ прудъ въ Скантлондзъ, спрашивала себя: сопряжена ли съ большими страданіями смерть утопленника и послѣ смерти есть ли что-нибудь хуже того, чего она страшилась въ жизни? Ученіе вѣры не находило себѣ мѣста въ сердцѣ Гетти: она принадлежала къ числу того множества людей, которые имѣли крестныхъ отцовъ и матерей, учили свой катехизисъ, были конфирмованы, ходили въ церковь каждое воскресенье, а между-тѣмъ не усвоили себѣ на одной простой христіанской идеи или христіанскаго чувства, изъ которыхъ могли бы почерпать силу въ практической жизни или вѣру въ смерть. Вы ложно истолковали бы себѣ ея мысли впродолженіе этихъ несчастныхъ дней, еслибъ вообразили, что на нихъ имѣли какое-либо вліяніе религіозный страхъ или религіозныя надежды.

Ей снова захотѣлось отправиться въ Стратфордъ-на-Эвонѣ, куда она прежде попала по ошибкѣ: она помнила какія-то поросшія травою поля, когда шла туда прежде, поля, между которыми думала, можетъ быть, найти именно такого рода прудъ, какой былъ у ней въ мысляхъ. Она, однакожь, все еще берегла деньги; она несла свою корзинку: смерть, казалось, была все еще довольно-далеко, а жизнь была въ ней такъ сильна! Она жаждала пищи и отдыха, она ускоряла шаги къ нимъ въ ту самую минуту, когда рисовала себѣ берегъ, съ котораго бросится въ объятія смерти. Прошло уже пять дней, какъ она оставила Виндзоръ, потому-что бродила крутомъ, всегда избѣгала разговоровъ или вопрошающихъ взглядовъ и снова принимала на себя видъ гордой независимости, когда только сознавала, что находилась подъ надзоромъ; выбирала для почлега скромное жилище; опрятно одѣвалась утромъ и снова тотчасъ же отправлялась въ путь или оставалась подъ крышею, если шелъ дождь, какъ-будто ей нужно было поддерживать счастливую жизнь.

А между-тѣмъ, даже въ тѣ минуты, когда она вполнѣ обладала самосознаніемъ, ея грустное лицо очень отличалось отъ того, которое улыбалось самому себѣ въ старомъ пестромъ зеркалѣ, или улыбалось другимъ, когда они съ удовольствіемъ смотрѣли на него. Глаза приняли жосткое и даже свирѣное выраженіе, хотя рѣсницы были такъ же длинны, какъ всегда, и глаза имѣли свой прежній, темный блескъ. На щекахъ теперь ужь болѣе не показывалась улыбка, а съ нею не показывались и ямочки. Миловидность была та же самая, округленная, дѣтская, капризная, но совершенно лишенная любви и вѣры въ любовь; изъ-за ея красоты было грустнѣе смотрѣть на нее, потому-что она наноминала ту чудную голову Медузы съ страстными, лишенными страсти устами.

Наконецъ она была среди полей, о которыхъ мечтала, на длинной, узкой тропинкѣ, которая вела черезъ лѣсъ. Еслибъ былъ прудъ въ этомъ лѣсѣ! Скрытый былъ бы лучше, нежели прудъ на поляхъ. Нѣтъ, то не былъ лѣсъ, это былъ только дикій кустарникъ, гдѣ былъ прежде песокъ, теперь же остались валы и ямы, усыпанные хворостомъ и небольшими деревьями. Она бродила взадъ и впередъ, думая, что тамъ былъ, можетъ-быть, прудъ въ каждой ямѣ, прежде чѣмъ подходила къ ней, пока не утомилась и сѣла, чтобъ отдохнуть. День уже былъ близокъ къ концу, свинцовое небо начинало темнѣть, будто солнце садилось за нимъ. Немного спустя, Гетти снова встрепенулась, чувствуя, что скоро наступитъ ночь и что ей нужно отложить до завтра свое намѣреніе отъискать прудъ; теперь же найдти какой-нибудь ночлегъ. Она совершенно сбилась съ дороги между полный, и ей было все-равно, идти по одному направленію или по другому. Оза проходила одно поле за другимъ, и не было видно ни деревни, ни дома. Но тамъ, на поворотѣ за этимъ пастбищемъ, было отверстіе въ изгороди. Страна, казалось, шла нѣсколько склономъ и два дерева склонялись одно къ другому у самаго отверстія. Сердце Гетти сильно забилось, когда она подумала, что тамъ долженъ быть прудъ. Она стала подходить къ нему тяжелыми шагами но клочковатой травѣ; губы ея были блѣдны, все тѣло дрожало; будто все это случилось само-собою, не было предметомъ ея поисковъ.

Вотъ онъ, черный прудъ подъ мрачнымъ небомъ: ни движеніе, ни звука кругомъ. Она поставила на землю корзинку и нотокъ опустилась сама на траву, дрожа всѣмъ тѣломъ. Прудъ имѣлъ теперь свою зимнюю глубину; въ то время, какъ онъ станетъ мельче -- такъ, помнилось ей, случалось и съ прудами въ Геслопѣ -- лѣтомъ, никто не узнаетъ, что это было ея тѣло. А тутъ была ея корзинка, она должна скрыть и ее; она должна бросить ее въ воду, сдѣлать ее сначала тяжелою, положивъ въ нее каменья, а потомъ бросить. Она встала, чтобъ поискать каменья и скоро привесла пять или шесть и, положивъ ихъ на землю подлѣ корзинки, снова сѣла. Торопиться не было никакой нужды, цѣлая ночь была еще впереди длятого, чтобъ утопиться. Она сидѣла, опираясь локтемъ на корзинку, утомленная, голодная. У ней въ корзинкѣ было нѣсколько хлѣбцовъ, три хлѣбца, которыми она запаслась тамъ, гдѣ обѣдала. Она вынула ихъ теперь и съ жадностью съѣла; потомъ опять сидѣла тихо, смотря на прудъ. Успокоительное чувство, овладѣвшее ею послѣ удовлетворенія голода, и неподвижное мечтательное положеніе навели на нея дремоту, и мало-по-малу ея голова склонилась на колѣни. Она крѣпко заснула.

Когда она проснулась, была глубокая ночь, и она почувсти:вала ознобъ. Ее страшилъ этотъ мракъ; ее страшила длинная ночь, которую она имѣла предъ собою. Еслибъ она могла только броситься въ воду! Нѣтъ, еще не теперь. Она принялась ходить взадъ и впередъ, чтобъ согрѣться, будто тогда у ней будетъ больше рѣшимости. О, какъ продолжительно было время въ этомъ мракѣ! Свѣтлый домашній очагъ, теплота и голоса ея роднаго крова, безопасное пробужденіе и безопасный отходъ ко сну, родныя поля, родныя лица, воскресные и праздничные дни съ ихъ простыми удовольствіями, заключавшимися только въ одеждѣ и угощеніи -- всѣ наслажденія ея молодой жизни быстро проходили теперь передъ ея мыслями, и она, казалось, протягивала къ нимъ руки черезъ большой заливъ. Она стиснула зубы, когда подумала объ Артурѣ, она проклинала его, не зная что сдѣлаетъ ея проклятіе; желала, чтобъ и онъ также узналъ страшную печаль, холодъ и жизнь позора, которую онъ не рѣшился бы пресѣчь смертью.

Ужасъ, овладѣвшій ею при этомъ холодѣ, этомъ мракѣ, этомъ уединеніи, вдали отъ всякаго человѣческаго существованія, возрасталъ съ каждою минутою; ей казалось почти, что она уже умерла и знала, что умерла, и страстно желала снова возвратиться къ жизни. Но нѣтъ, она все- еще была жива, еще не совершила своего страшнаго намѣренія. Въ ней происходила странная борьба чувствъ, борьба несчастія и радости: она чувствовала себя несчастною отъ того, что не смѣла стать лицомъ къ лицу съ смертью, и радовалась тому, что еще жила, что еще снова можетъ знать свѣтъ и теплоту. Она ходила взадъ и впередъ, чтобъ согрѣться, начиная нѣсколько различать окружавшіе ее предметы, такъ-какъ ея глаза мало-по-малу привыкала къ ночной темнотѣ: болѣе темный очеркъ изгороди, быстрое движеніе какого-то живаго существа, быть-можетъ, полевой мыши, бѣжавшей по травѣ. Она ужь не чувствовала болѣе, что мракъ сковывалъ ее совершенно; она думала, что можетъ идти назадъ по полю и перелѣзть черезъ плетень, а тамъ, на слѣдующемъ полѣ, помнилось ей, была лачужка изъ дикаго терна подлѣ овчарни. Если она доберется до лачужки, то въ ней ей будетъ теилѣе; она можетъ провести въ ней ночь, вѣдь въ такой же лачугѣ спалъ Аликъ въ Геслопѣ, когда было время ягниться. Мысль объ этой лачугѣ придала ей энергію новой надежды; она подняла корзинку и пошла черезъ поле, но не сейчасъ же нашла она настоящую дорогу къ плетню. Движеніе и занятіе, вызванное желаніемъ отъискать затворъ въ изгороди, послужили, однакожь, для нея возбудительнымъ средствомъ и нѣсколько разсѣяли ужасъ мрака и уединенія. Въ смежномъ полѣ были овцы; она испугала нѣсколько овецъ, когда поставила корзинку на землю и перелѣзла черезъ плетень; шумъ ихъ движенія обрадовалъ ее, заставивъ увѣриться, что она запомнила вѣрно: это было дѣйствительно именно то самое поле, гдѣ она видѣла лачугу, потому-что это было поле, на которомъ паслись овцы. Все прямо по дорожкѣ, и она придетъ къ своей цѣли. Она достигла забора на другей сторонѣ и находила дорогу, дотрогиваясь руками до частокола забора и овчарни. Наконецъ она уколола руку о терновую стѣну. Сладостное ощущеніе! Она нашла пріютъ: она продолжала идти ощупью, дотрогиваясь до колючаго терна, къ двери и отворила ее настежь. То было вонючее узкое мѣсто, но теплое, и на землѣ лежала солома: Гетти бросилась на солому съ чувствомъ избавленія. Слезы навернулись у ней на глазахъ, первыя слезы, съ-тѣхъ-поръ, какъ она оставила Виндзоръ, слёзы и рыданія истерической радости о томъ, что она еще была жива, что находилась на родной землѣ съ овцами вблизи ея. Она чувствовала даже наслажденіе, сознавая свои собственные члены; она заворотила рукава и цаловала руки со страстною любовью жизни. Вскорѣ теплота и усталость стала останавливать ея рыданія, и она безпрестанно впадала въ дремоту, воображая себя снова на краю пруда, потомъ пробуждаясь съ трепетомъ и спрашивая себя, гдѣ она находилась. Но наконецъ охватилъ ее глубокій сонъ безъ сновидѣній; ея голова, защищенная шляпкой, прислонилась какъ къ подушкѣ, къ терновой стѣнѣ; и бѣдная душа, гонимая то туда, то сюда между двухъ равныхъ ужасныхъ чувствъ, нашла единственное возможное облегченіе въ безсознательномъ состояніи.

Увы! это облегченіе, кажется, должно окончиться въ ту же минуту, какъ оно началось. Гетти казалось, будто усыпляющія сновидѣнія перешли только въ другое сновидѣніе: что она была въ лачугѣ и надъ нею стояла ея тётка со свѣчою въ рукахъ. Она задрожала подъ взглядомъ своей тётки и открыла глаза. Свѣчи не было, но въ лачугѣ былъ свѣтъ ранняго утра, проникавшій въ отворенную дверь. Она видѣла надъ собою лицо, смотрѣвшее на нее; но то было незнакомое ей лицо, принадлежавшее пожилому человѣку въ блузѣ.

-- Что вы тутъ дѣлаете, молодая женщина? грубо спросилъ человѣкъ.

Гетти, подъ вліяніемъ дѣйствительнаго страха и стыда, задрожала еще хуже, чѣмъ дрожала въ своемъ минутномъ сновидѣніи подъ взглядомъ своей тётки. Она чувствовала, что была уже какъ нищая: ее нашли спящею въ этомъ мѣстѣ. Но, несмотря на свой трепетъ, она такъ горячо желала объяснить человѣку свое присутствіе здѣсь, что нашла слова съ-разу.

-- Я сбилась съ дороги, сказала она.-- Я иду... на сѣверъ... сошла съ дороги на поля, и меня застигла ночь. Не укажете ли вы мнѣ дорогу въ ближайшую деревню?

Она встала, произнося эти слова, поправила свою шляпку и потомъ взяла корзинку.

Человѣкъ устремилъ на нее медленный, бычій взглядъ и впродолженіе нѣсколькихъ секундъ не отвѣчалъ ничего. Потомъ повернулся, пошелъ къ двери лачужки, остановился только тогда, когда дошелъ до двери, и, въ половину повернувшись къ ней плечомъ, сказалъ:

-- Да, я могу показать вамъ дорогу въ Нортонъ, если хотите. Но зачѣмъ вы сходите съ большой дороги въ сторону? прибавилъ онъ тономъ суроваго выговора.-- Будьте осторожны, не то, чего-добраго, попадете еще въ бѣду.

-- Да, отвѣчала Гетти: -- я не буду болѣе дѣлать это. Я буду оставаться на большой дорогѣ, если вы будете такъ добры и покажете, какъ мнѣ попасть на нее.

-- Зачѣмъ же вы не остаетесь тамъ, гдѣ указательные столбы и гдѣ можно людей спросить о дорогѣ? сказалъ человѣкъ, еще угрюмѣе.-- Вѣдь всякій, посмотрѣвши на васъ, подумаетъ, что вы, просто, дикая женщина.

Гетти чувствовала страхъ при видѣ этого угрюмаго стараго человѣка и испугалась еще болѣе при его послѣднемъ выраженіи, что она походила на дикую женщину. Когда ora послѣдовала за нимъ изъ лачуги, то рѣшила дать ему нолшилливга за то, что онъ укажетъ ей дорогу, тогда онъ не будетъ предполагать, что она дикая. Когда онъ остановился, чтобъ показать ей дорогу, то она опустила руку въ карманъ, чтобъ приготовить полшиллинга, и когда онъ отвернулся, не простившись съ ней, она протянула къ нему монету и сказала:

-- Благодарю васъ. Не возьмете ли вы это за безпокойство, которое я вамъ причинила?

Онъ медленно взглянулъ на полшиллинга и потомъ сказалъ:

-- Мнѣ ненужно вашихъ денегъ. Вы лучше бы поберегли ихъ, а то у васъ ихъ украдутъ, если вы будете таскаться по полямъ, какъ сумасшедшая.

Человѣкъ оставилъ ее, не произнеся болѣе ни слова, а Гетти продолжала свой путь. Наступилъ новый день, а она должна продолжать свое странствованіе. Безполезно было думать о томъ, чтобъ утопиться: она не могла рѣшиться на это, по-крайней-мѣрѣ до-тѣхъ-поръ, пока у ней оставались деньги на прокормленіе и сила продолжать путь. Но приключеніе, случившееся съ нею при пробужденіи въ это утро, увеличивало ея страхъ при мысли о томъ времени, когда у ней выйдутъ всѣ деньги; тогда ей придется продать корзинку и платья и она дѣйствительно будетъ походить на нищую или на дикую женщину, какъ говорилъ тотъ человѣкъ. Страстная радость о жизни, радость, которую она ощущала ночью, когда бѣжала отъ мрачной холодной смерти въ прудѣ, исчезла теперь. Жизнь въ настоящее время, при утреннемъ свѣтѣ, подъ вліяніемъ этого жосткаго изумленнаго взгляда, который устремлялъ на нее тотъ человѣкъ, также была полна ужаса, какъ и смерть; она была даже еще хуже; то былъ ужасъ, къ которому она чувствовала себя прикованною, отъ котораго она отступала назадъ, какъ отступала отъ чернаго пруда, и отъ котораго, однакожь, не могла найти никакого убѣжища.

Она вынула деньги изъ кошелька и посмотрѣла на нихъ. У ней было еще двадцать два шиллинга. Съ ними она проживетъ еще нѣсколько дней или съ ихъ помощью она скорѣе достигнетъ до Стонишейра, гдѣ была Дина. Мысль о Динѣ представлялась ей гораздо-яснѣе теперь, когда опытъ ночи съ трепетомъ отвлекъ ея воображеніе отъ пруда. Еслибъ нужно было пойти къ Динѣ, еслибъ никто, кромѣ Дины, не могъ узнать о томъ, Гетти рѣшилась бы пойдти къ ней. Нѣжный голосъ, сострадательный взглядъ могли привлечь ее къ себѣ. Но потомъ должны будутъ узнать другіе и она не могла болѣе бѣжать къ этому позору, какъ не могла бѣжать къ смерти.

Она должна идти все далѣе и далѣе и ждать, пока большая глубина отчаянія не придастъ ей рѣшимости. Можетъ-быть, смерть и сама придетъ къ ней, потому-что она съ каждымъ днемъ все менѣе-и-менѣе была въ состояніи переносить усталость. А между-тѣмъ -- такъ страненъ образъ дѣйствія нашей души, которая влечетъ насъ посредствомъ тайнаго желанія именно къ тому, чего мы опасаемся -- Гетти, выйдя изъ Нортона, спросила самую прямую дорогу на сѣверъ къ Стонишейру и шла по ней весь день.

Бѣдная блуждающая Гетти съ округленнымъ дѣтскимъ личикомъ и съ выржавшеюся на немъ жесткою, нелюбящею, отчаявающеюся душою, съ узкимъ сердцемъ и узкими мыслями, въ которыхъ есть только мѣсто для ея собственнаго горя, она испытываетъ это горе съ болѣе-сильною горечью! Сердце мое обливается кровью, когда я вспоминаю, съ какимъ трудомъ она волочить свои усталыя ноги, или сидитъ въ телегѣ, безсмысленно устремивъ глаза на дорогу передъ собою, никогда не думая или не заботясь о томъ, куда ведетъ этотъ путь, пока голодъ не разбудитъ ея и не заставитъ желать близости деревни.

Какой будетъ конецъ всему этому? какой будетъ конецъ ея путешествія безъ цѣли, въ сторонѣ отъ всякой любви, когда она заботится о человѣческихъ существахъ только по своему тщеславію и привязана къ жизни только, какъ привязанъ къ ней раненый, преслѣдуемый охотниками звѣрь?

Да избавитъ Богъ васъ и меня быть первою причиной такого горя!

XXXVIII.
Поиски.

Первые десять дней послѣ отъѣзда Гетти прошли въ семействѣ на господской мызѣ такъ же спокойно, какъ другіе дни; такъ же было и съ Адамомъ, при его ежедневной работѣ. Они ожидали, что Гетти останется внѣ дома недѣлю, или десять дней по-крайней-мѣрѣ, можетъ-быть, и немного болѣе, если Дина рѣшилась возвратиться съ нею, потому-что тогда что-нибудь и могло задержать ихъ въ Снофильдѣ. Но по прошествіи двухъ недѣль всѣ стали нѣсколько удивляться тому, что Гетти не возвращалась. Вѣроятно, она нашла больше удовольствія быть вмѣстѣ съ Диной, чѣмъ могли предполагать это. Адамъ, съ своей стороны, съ большимъ нетерпѣніемъ ожидалъ возвращенія Гетти и рѣшилъ мысленно, если она не пріѣдетъ на другой день, въ субботу, отправиться въ воскресенье утромъ за нею. Дилижансъ не ходитъ по воскресеньямъ; тронувшись въ путь еще до разсвѣта и, можетъ-быть, встрѣтивъ на дорогѣ телегу, онъ могъ прибыть очень-рано въ Снофильдъ и привезти Гетти на другой же день, и Дину также, если послѣдняя отправится съ ними. Ужь для Гетти было время возвратиться, а онъ имѣлъ возможность потерять понедѣльникъ только для того, чтобъ привезти ее назадъ.

Его планъ одобрили вполнѣ на фермѣ, когда онъ пришелъ туда въ субботу вечеромъ. Мистрисъ Пойзеръ убѣдительно просила его не возвращаться безъ Гетти, потому-что она гостила ужь слишкомъ долго, если взять во вниманіе все, что нужно было еще приготовить къ половинѣ марта; да и одной-недѣли было очень достаточно для того, чтобъ отдохнуть и поправиться здоровьемъ. Что жь касалось Дины, то мистрисъ Пойзеръ не очень-то надѣялась, что имъ удастся привезти ее съ собою, развѣ если они убѣдятъ её въ томъ, что народъ въ Геслопѣ былъ вдвое-несчастнѣе людей въ Снофильдѣ.

-- Впрочемъ, сказала мистрисъ Пойзеръ въ заключеніе:-- вы можете сказать, что у ней осталась всего одна тётка и такъ похудѣла, что стала почти тѣнью; кромѣ того, всѣ мы, можетъ-быть, послѣ будущаго Михайлова-дня переселимся за двадцать миль отсюда и умремъ съ горя среди чужихъ людей, оставивъ дѣтей круглыми сиротками.

-- Ну, полно! сказалъ мастеръ Пойзеръ, рѣшительно-неимѣвшій вида человѣка, сокрушаемаго горемъ: -- дѣла вовсе не такъ дурны, какъ ты говоришь. У тебя такой славный цвѣтъ лица теперь, и съ каждымъ днемъ ты поправляешься все больше. Но я былъ бы радъ, еслибъ Дина пріѣхала къ намъ, потому-что она помогла бы тебѣ справляться съ дѣтьми. Удивительно, право, какъ они привязаны къ ней.

Такимъ-образомъ съ разсвѣтомъ дня въ воскресенье Адамъ отправился въ путь. Сетъ проводилъ его мили двѣ, потому-что мысль о Снофильдѣ и о возможности возвращенія Дины въ эту страну не давала ему покоя, и прогулка съ Адамомъ, при холодномъ утреннемъ воздухѣ (оба были одѣты въ свои лучшія платья) возбуждала въ немъ воскресное спокойствіе. То было послѣднее февральское утро съ нависшимъ сѣрымъ небомъ и легкою изморозью по зеленымъ сторонамъ дороги и на темныхъ изгородяхъ. Они слышали журчаніе полнаго ручейка, стремившагося съ холма, и слабое щебетанье раннихъ птичекъ. Они шли молча, хотя имъ и было пріятно отъ того, что они были вмѣстѣ.

-- Прощай, братъ, сказалъ Адамъ, положивъ руку на плечо Сета и смотря на него съ чувствомъ, когда они намѣревались разстаться другъ съ другомъ.-- Я желалъ бы, чтобъ ты прошелъ со мной всю дорогу и былъ такъ счастливъ, какъ я.

-- Я доволенъ, Адди, да, я доволенъ, сказалъ Сетъ весело.-- Я, вѣрно, останусь старымъ холостякомъ и буду заботиться о твоихъ дѣтяхъ.

Они разстались другъ съ другомъ, и Сетъ медленно пошелъ домой, мысленно повторяя одинъ изъ своихъ любимыхъ гимновъ. Онъ очень любилъ гимны.

"Dark and cheerless is the morn

Unaccompanied by thee:

Joyless is the day's return

Till thy mercy's beams I see:

Till thou inward light impart,

Glad my eves and warm my heart.

Visit, then, this soul of mine,

Pierce the gloom of sin and grief --

Fill me, Radiancy Divine,

Scatter all my unbelief.

More and more thyself display,

Shining to the perfect day." (*)

(*) "Мрачно и нерадостно утро, несопровождаемое тобою, возвращеніе дня лишено наслажденія до-тѣхъ-поръ, пока я не увижу лучей твоей благости, пока ты не сообщишься мнѣ, внутренній свѣтъ, обрадуешь глаза мои и согрѣешь мою душу. Посѣти же мою душу, божественная лучезарность, разсѣй мракъ грѣха и скорби, исполни меня твоего свѣта и разсѣй все мое невѣріе. Яви себя ярче-и-ярче, озаряясь полнымъ днемъ".

Адамъ пошелъ гораздо-скорѣе. Еслибъ кто-нибудь ѣхалъ по окбурнской дорогѣ при восходѣ солнца въ это утро, тотъ непремѣнно съ удовольствіемъ посмотрѣлъ бы на высокаго, широкоплечаго человѣка, шедшаго такъ пряло и такою твердою поступью, какъ воинъ, и смотрѣвшаго веселыми, проницательными глазами на темносинія горы, которыя мало-помалу показывались на его дорогѣ. Рѣдко въ жизни Адама его лицо было въ такой степени свободно отъ всякаго облачка заботливости, какъ въ это утро; и это отсутствіе всякой заботы, какъ обыкновенно случается съ людьми, обладающими такимъ пытливымъ, практическимъ умомъ, какой былъ у Адама, еще болѣе заставляло его замѣчать окружавшіе его предметы и искать въ нихъ чего-нибудь такого, что могло бы послужить ему матеріаломъ для его любимыхъ плановъ и замысловатыхъ соображеній. Его счастливая любовь, сознаніе, что онъ съ каждымъ шагомъ все болѣе-и-болѣе приближался къ Гетти, которая такъ скоро будетъ принадлежать ему, производили на его мысли такое же вліяніе, какое свѣжій утренній воздухъ производилъ на его чувства: они придавали ему сознаніе благосостоянія, при которомъ дѣятельность была наслажденіемъ. По временамъ его чувства порывались къ ней какъ-то сильнѣе, и тогда исчезали для него всѣ другіе образы, кромѣ Гетти; вмѣстѣ съ этимъ онъ чувствовалъ чудную благодарность, что все это счастье давалось ему, что наша жизнь на этомъ свѣтѣ заключала въ себѣ столько прелести. Нашъ другъ Адамъ имѣлъ набожное сердце, хотя, можетъ-быть, и неслишкомъ любилъ набожныя бесѣды, и его нѣжность почти была схожа съ благоговѣніемъ, такъ-что трудно было взволновать ихъ отдѣльно. Но когда чувства его излились такимъ-образомъ, дѣловыя мысли возвращались съ большею силою. Въ это утро онѣ были направлены на планы: какимъ образомъ можно бы улучшить дороги, находившіяся въ такомъ жалкомъ состояніи во всей странѣ, и на соображеніе всѣхъ выгодъ, которыя могли бы произойти отъ усилій каждаго деревенскаго джентльмена, еслибъ онъ вознамѣрился улучшить пути въ своей собственной области.

Ему показалось очень-недальнею эта прогулка, десять миль до Окбурна, миленькаго городка въ виду синихъ горъ, гдѣ онъ позавтракалъ. Затѣмъ страна становилась все голѣе и голѣе: не было болѣе скатывавшихся по склонамъ лѣсовъ, не было деревьевъ съ широко-раскинувшимися вѣтвями близь частыхъ домиковъ съ хозяйственными принадлежностями, не было густыхъ изгородей. Сѣрыя каменныя стѣны пересѣкали скудныя пастбища, и печальнаго вида сѣрые каменные домы были разбросаны на далекомъ разстояніи на изрытой почвѣ, гдѣ были прежде руды, которыя теперь изсякли.

"Голодная страна" думалъ Адамъ. "Я скорѣе пошелъ бы на югъ, гдѣ, говорятъ, земля плоска, какъ столъ, чѣмъ придти жить сюда. Впрочемъ, если Динѣ нравится жить въ странѣ, гдѣ она можетъ быть большимъ утѣшеніемъ для людей, то она поступаетъ хорошо, выбравъ именно эту часть, потому-что на нее должно смотрѣть, будто она сошла прямо съ неба, подобно ангеламъ въ пустынѣ, чтобъ подкрѣпить тѣхъ, которымъ нечего ѣсть".

Когда онъ, наконецъ, подошелъ къ самому Снофильду, то ему казалось, что городъ приходится "товарищемъ странѣ", хотя рѣка, протекавшая по долинѣ, гдѣ стояла большая фабрика, придавала пріятную свѣжесть болѣе-низкимъ полямъ. Угрюмый, каменный, незащищенный природою городъ лежалъ на склонѣ крутой горы. Адамъ не пошелъ теперь прямо туда, потому-что Сетъ сказалъ ему гдѣ найдти Дину: она остановилась въ хижинѣ съ соломенной крышею, не доходя до города, неподалеку отъ фабрики, въ старой хижинѣ, выходившей на дорогу стороною и имѣвшей впереди небольшой участокъ земли, засѣянный картофелемъ. Здѣсь жила Дина у четы уже преклонныхъ лѣтъ. Еслибъ Адамъ случайно не засталъ дома Дину и Гетти, то онъ могъ узнать, куда онѣ отправилась, или когда снова возвратятся домой. Дина, можетъ-быть, вышла на какую-нибудь проповѣдь и, пожалуй, оставила Гетти дома. Адамх противъ воли надѣялся на это; и когда онъ увидѣлъ предъ собою хижину, узнавъ ее по выходившему на дорогу боку, на его лицѣ невольно засіяла улыбка, неразлучная съ надеждой на близкую радость.

Онъ ускорилъ шаги по узкой шоссейной дорожкѣ и постучалъ въ дверь. Ее отворила весьма-чистая старушка, медленно-потряхивавшая головою, разбитою параличомъ.

-- Дина Моррисъ дома? спросилъ Адамъ.

-- Что? Нѣтъ, отвѣчала старушка, взглянувъ на высокаго незнакомца съ удивленіемъ, застававшемъ ее говорить медленнѣе обыкновеннаго.-- Не угодно ли вамъ войдти? прибавила она, отходя отъ двери и какъ-бы стараясь припомнить что-то.-- Да вы не братъ ли того молодаго человѣка, который былъ здѣсь прежде -- не такъ ли?

-- Да, отвѣчалъ Адамъ, входя.-- Это былъ Сетъ Бидъ. Я его братъ, Адамъ. Онъ просилъ меня поклониться вамъ и вашему доброму мужу.

-- Поклонитесь и ему отъ насъ: онъ очень-привѣтливый молодой человѣкъ. И вы похожи на него, только вы смуглѣе. Садитесь, вотъ кресло. Мой мужъ еще не возвращался домой съ митинга.

Адамъ терпѣливо сѣлъ, не желая осыпать быстрыми вопросами больную старуху, но съ любопытствомъ посматривая на узкую винтообразную лѣстницу въ углу. Онъ думалъ, что Гетти, можетъ-быть, услышавъ его голосъ, сойдетъ къ нему.

-- Такъ вы пришли навѣстить Дину Моррисъ? спросила старуха, стоя противъ него.-- Вы, значитъ, не знали, что она не дома?

-- Нѣтъ, отвѣчалъ Адамъ.-- Но я думалъ, что, вѣроятно, не застану ея дома, такъ-какъ сегодня воскресенье. Но другая молодая женщина... дома она или пошла вмѣстѣ съ Диной?

Старушка посмотрѣла на Адама въ недоразумѣніи.

-- Пошла вмѣстѣ съ нею? сказала она.-- Да вѣдь Дина отправилась въ Лидсъ, большой городъ, о которомъ вы, можетъ-быть, слышали, гдѣ много живетъ народа божьяго. Она отправилась туда, вотъ въ пятницу было двѣ недѣли. Ей прислали и денегъ на дорогу. Вы можете видѣть ея комнату здѣсь, продолжала она, отворяя дверь и не замѣчая, какое дѣйствіе производили на Адама ея слова.

Онъ всталъ и послѣдовалъ за нею, окинулъ любопытнымъ взглядомъ небольшую комнатку съ узкою кроватью, портретомъ Весли на столѣ и немногими книгами, лежавшими на большой Библіи. Онъ льстилъ себя безразсудною надеждою, что тамъ могла быть Гетти. Онъ не могъ говорить въ первую минуту, когда увидѣлъ, что въ комнатѣ никого не было. Имъ овладѣлъ какой-то неопредѣленный страхъ: что-нибудь случилось съ Гетти на дорогѣ. Но старуха была такъ тяжела на слова и на пониманіе... Гетти, можетъ-быть, и была въ Снофильдѣ.

-- Какъ жаль, что вы не знали этого! сказала она.-- Не-уже-ли вы пришли изъ вашей страны только для того, чтобъ навѣстить ее?

-- Но Гетти... Гетти Соррель, отрывисто произнесъ Адамъ:-- гдѣ она?

-- Я не знаю никого по этому имени, сказала старуха съ удивленіемъ.-- Развѣ вы слышали, что такая живетъ въ Снофильдѣ?

-- Да развѣ не пріѣзжала сюда молодая женщина, очень-молодая и красивая, двѣ недѣли назадъ, въ пятницу, навѣстить Дину Моррисъ?

-- Нѣтъ, я не видѣла никакой молодой женщины.

-- Подумайте-ка хорошенько, увѣрены ли вы въ этомъ? Дѣвушка, восьмнаднати лѣтъ, съ темными глазами и темными вьющимися волосами, въ красномъ салопѣ и съ корзинкою въ рукахъ. Вы не могли ее забыть, если видѣли.

-- Нѣтъ, въ пятницу, двѣ недѣли назадъ... да, именно въ тотъ день и отправилась Дина... не былъ никто. Вотъ до васъ никто не приходилъ, никто не спрашивалъ ее; здѣшніе жители знаютъ, что она отправилась. Ахъ, Господи, Господи! ужь не случилось ли чего-нибудь?

Старуха увидѣла на поблѣднѣвшемъ лицѣ Адама страшное выраженіе ужаса, но онъ не былъ ни оглушенъ, ни разстроенъ: онъ употреблялъ всѣ усилія, чтобъ придумать, гдѣ могъ спросить о Гетти.

-- Да, молодая женщина отправилась изъ нашей страны навѣстить Дину въ пятницу, двѣ недѣли назадъ. Я пришелъ, чтобъ привезти ее назадъ. Я боюсь, чтобъ съ нею чего не случилось. Я не могу оставаться долѣе. Прощайте.

Онъ торопливо вышелъ изъ хижины. Старуха послѣдовала за нимъ до воротъ, съ грустью смотря ему въ слѣдъ и тряся головою, между-тѣмъ какъ онъ почти бѣжалъ по дорогѣ въ городъ. Онъ направлялся къ мѣсту, гдѣ останавливался окбурнскій дилижансъ.

Нѣтъ, тамъ не видали такой молодой женщины, какъ Гетти. Не случилось ли чего-нибудь съ дилижансомъ двѣ недѣли назадъ? Нѣтъ. Не было и дилижанса, въ которомъ онъ могъ бы возвратиться въ Окбурнъ въ этотъ же день. Что жь! онъ отправится пѣшкомъ: ему нельзя оставаться здѣсь въ жалкомъ бездѣйствіи. Но содержатель гостиницы, видя сильное безпокойство Адама и принимая новое приключеніе къ сердцу съ горячностью человѣка, который проводитъ большую часть своего времени въ томъ, что, засунувъ руки въ карманы, смотритъ на упорно-однообразную улицу, предложилъ Адаму, что онъ свезетъ его обратно въ Окбурнъ въ своей собственной, обложенной пошлиною, тележкѣ въ этотъ же вечеръ. Не было еще пяти часовъ, и Адамъ имѣлъ довольно времени пообѣдать и пріѣхать въ Окбурнъ до десяти часовъ. Содержатель объявилъ, что ему дѣйствительно нужно ѣхать въ Окбурнъ и что лучше ему ѣхать сегодня вечеромъ: тогда у него будетъ въ распоряженіи весь слѣдующій день. Адамъ, употребивъ тщетную попытку съѣсть что-нибудь, положилъ сухое кушанье въ карманъ и, выпивъ глотокъ элю, сказалъ, что готовъ отправиться въ путь. Когда они доѣхали до хижины, то ему пришло въ голову, что хорошо было бы узнать отъ старухи, гдѣ можно было найдти Дину въ Лидсѣ: если на господской мызѣ будутъ безпокоиться (онъ только отчасти допускалъ предчувствіе, что это случится), то, можетъ-быть, Пойзеры захотятъ послать за Диной. Но Дина не оставила адреса, и старуха, память которой была слаба на имена, не могла припомнить имени "благочестивой женщины", бывшей главнымъ другомъ Дины въ обществѣ въ Лидсѣ.

.Въ продолженіе длинной, длинной дороги въ тележкѣ, Адамъ имѣлъ время представлять себѣ всевозможныя догадки безотвязнаго страха и борящейся надежды. Въ минуту перваго потрясенія при открытіи, что Гетти не была въ Снофильдѣ, въ головѣ Адама мелькнула мысль объ Артурѣ и заставила болѣзненно забиться его сердце; но онъ нѣсколько времени старался отразить ея возвращеніе, занявшись объясненіемъ этого безпокоящаго его факта различными средствами, неимѣвшими ничего общаго съ этою невыносимою мыслью. Вѣроятно, съ нею случилось что-нибудь. Гетти, какимъ-нибудь страннымъ случаемъ, попала въ Окбурнѣ не въ тотъ дилижансъ: она захворала и не хотѣла сообщить своимъ объ этомъ, чтобъ не испугать. Но эта слабая ограда неопредѣленныхъ невѣроятностей была скоро разрушена стремительнымъ напоромъ опредѣленнаго, мучительнаго страха. Гетти обманывала себя, думая, что можетъ любить его, выйдти за него замужъ: она все-таки любила Артура, и теперь, въ отчаяніи, что срокъ ихъ свадьбы былъ такъ близокъ, бѣжала изъ дома. Она отправилась къ нему. Прежнее негодованіе и ревность снова пробудились и внушили подозрѣніе, что Артуръ поступилъ съ нимъ неискренно, написалъ къ Гетти, пытался соблазнить ее придти къ нему, не желая, вопреки всѣмъ своимъ обѣщаніямъ, чтобъ она принадлежала другому, а не ему. Можетъ-быть, онъ и выдумалъ всю эту исторію и далъ ей указанія, какимъ образомъ она могла слѣдовать за нимъ въ Ирландію. Адамъ зналъ, что Артуръ вышелъ туда три недѣли назадъ, потому-что слышалъ объ этомъ недавно на Лѣсной Дачѣ. Каждый печальный взглядъ Гетти съ того времени, какъ она дала слово Адаму, припоминался ему теперь съ болѣзненнымъ преувеличеніемъ. Его сангвиническій характеръ и довѣрчивость доходили до глупости. Бѣдняжка, можетъ-быть, съ давнихъ поръ не знала своего сердца, думала, что можетъ забыть Артура, и на мгновеніе обратилась къ человѣку, предлагавшему ей покровительственную, вѣрную любовь. Онъ не могъ принудить себя порицать ее: она не желала причинить ему такое страшное горе. Порицаніе слѣдовало обратить на того человѣка, который изъ себялюбія игралъ ея сердцемъ; быть-можетъ, даже нарочно сманилъ ее изъ дома.

Въ Окбурнѣ конюхъ "Королевскаго Дуба" помнилъ, что такая молодая женщина, какую описывалъ Адамъ, выходила изъ треддльстонскаго дилижанса болѣе двухъ недѣль назадъ -- вѣдь нескоро можно забыть такую хорошенькую дѣвушку -- и былъ увѣренъ, что она не поѣхала въ бекстонскомъ дилижансѣ, который проѣзжалъ черезъ Снофильдъ; онъ потерялъ ее изъ виду въ то время, какъ отводилъ лошадей, и съ-тѣхъ-поръ болѣе не видѣлъ ее. Адамъ затѣмъ прямо пошелъ къ гостиницѣ, отъ которой отходилъ стонитонскій дилижансъ: было всего очевиднѣе, что Гетти, куда бы она ни намѣревалась идти, прежде отправилась въ Стонитонъ, такъ-какъ едва-ли она рѣшилась свернуть съ большаго тракта. И здѣсь она была замѣчена; помнили, что она сидѣла на козлахъ съ кучеромъ. Но кучера нельзя было видѣть: другой ѣздилъ вмѣсто него по этой дорогѣ послѣдніе три или четыре дня. Вѣроятно, его можно было увидѣть въ Стонитонѣ, если спросить о немъ въ гостиницѣ, у которой останавливалась карета. Такимъ образомъ озабоченный, больной душею, Адамъ по необходимости долженъ былъ ждать и употребить усилія, чтобъ отдохнуть до слѣдующаго утра, и до одиннадцати часовъ, когда отходилъ дилижансъ.

Въ Стонитонѣ произошла новая задержка: старый кучеръ, съ которымъ ѣхала Гетти, не будетъ въ городѣ раньше вечера. По пріѣздѣ его, оказалось, что онъ хорошо помнилъ Гетти и помнилъ свою собственную шутку, съ которою обратился къ ней; онъ нѣсколько разъ повторилъ ее Адаму и такъ же часто замѣтилъ, что, по его мнѣнію, въ этомъ было что-то такое необыкновенное, потому-что Гетти не смѣялась, когда онъ пошутилъ съ нею. Но онъ объявилъ, какъ объявляли и люди въ гостиницѣ, что потерялъ Гетти изъ виду съ того времени, какъ она вышла изъ кареты. Часть слѣдующаго утра прошла въ разспросахъ въ каждомъ домѣ въ городѣ, гдѣ только останавливался какой-нибудь дилижансъ. Все это было тщетно: Гетти, какъ извѣстно, отправилась изъ Стонитона не въ дилижансѣ, а пѣшкомъ на самомъ разсвѣтѣ; потомъ Адамъ выходилъ до первыхъ заставъ по различнымъ трактамъ въ отчаянной надеждѣ, что она оставила тамъ какое-нибудь воспоминаніе. Нѣтъ, дальнѣйшихъ слѣдовъ не было, и слѣдующею тяжелою для Адама задачею было отправиться домой и передать на господской мызѣ эти несчастныя извѣстія. Что жь касается того, что онъ сдѣлаетъ за этимъ, то онъ имѣлъ два опредѣлительныя намѣренія среди этой борьбы мыслей и чувствъ, происходившей въ немъ въ то время, какъ онъ ходилъ взадъ и впередъ. Онъ не разскажетъ того, что зналъ о поведеніи Артура Донниторна относительно Гетти, пока не представится очевидная для того необходимость: Гетти, пожалуй, можетъ возвратиться и открытіе можетъ быть для нея оскорбленіемъ или обидой. Лишь только онъ побываетъ дома и сдѣлаетъ все, что нужно для болѣе-продолжительнаго отсутствія, какъ тотчасъ же отправится въ Ирландію: если онъ не откроетъ никакого слѣда Гетти на пути, то пойдетъ прямо къ Артуру Донниторну, чтобъ увѣриться, на сколько Артуру былъ извѣстенъ ея поступокъ. Нѣсколько разъ приходило ему на мысль: не спросить ли совѣта у мистера Ирвайна; но это было бы безполезно, или ему уже нужно въ такомъ случаѣ сказать все и такимъ образомъ выдать тайну Артура. Странно, что Адамъ, мысли котораго были безпрестанно заняты Гетти, ни разу не подумалъ о томъ, что она могла отправиться въ Виндзоръ, не зная, что Артура ужь не было тамъ. Можетъ-быть, Адамъ не могъ себѣ представить, чтобъ Гетти убѣжала къ Артуру непрошенная; онъ не могъ вообразить себѣ никакой причины, которая могла бы понудить ее къ такому шагу послѣ письма, написаннаго въ августѣ. Онъ представлялъ себѣ только два предположенія: или Артуръ снова писалъ къ ней и сманилъ ее къ побѣгу, или она просто бѣжала отъ приближавшагося брака съ нимъ, убѣдившись, что, вопреки всему, не могла любить его въ достаточной степени, а между-тѣмъ не смѣла отказать ему, опасаясь гнѣва своихъ родныхъ.

Когда онъ рѣшился идти прямо къ Артуру, мысль о томъ, что онъ потерялъ два дня на поиски, оказавшіеся почти совершенно-безполезными, была мучительна для Адама. А между-тѣмъ, пока онъ не объявитъ Пойзерамъ, куда, по его убѣжденію, отправилась Гетти, или о своемъ намѣреніи послѣдовать за нею туда, онъ долженъ быть въ состояніи сказать имъ, что искалъ ея слѣдовъ, на сколько было только возможно.

Адамъ прибылъ въ Треддльстонъ во вторникъ послѣ полуночи и, не желая безпокоить мать и Сета, а также отвѣчать на ихъ вопросы въ такую позднюю пору, остановился въ "Опрокинутой Телегѣ". Не раздѣваясь, бросился онъ здѣсь на постель и крѣпко заснулъ, отъ усталости. Онъ спалъ, однакожь, не болѣе четырехъ часовъ. Онъ отправился домой уже въ пять часовъ въ слабыя утреннія сумерки. Онъ всегда носилъ съ собою въ карманѣ ключъ отъ двери мастерской, такъ-что могъ войти туда. А онъ желалъ войти въ домъ, не разбудивъ матери: ему не хотѣлось самому разсказать ей о своемъ новомъ огорченіи, а увидѣться прежде съ Сетомъ и попросить его, чтобъ онъ сообщилъ ей объ этомъ когда окажется нужнымъ. Онъ осторожно прошелъ по двору и осторожно отперъ дверь ключомъ. Но, какъ онъ ожидалъ, Джипъ, лежавшій въ мастерской, громко залаялъ. Онъ утихъ, увидѣвъ Адама, который, поднявъ палецъ, приказывалъ ему замолчать, и безхвостое животное, въ своей нѣмой радости, должно было довольствоваться тѣмъ, что терлось около ногъ своего господина.

Адамъ былъ слишкомъ боленъ душою, чтобъ обратить вниманіе на ласки Джипа. Онъ бросился на лавку и тупо смотрѣлъ на лѣсъ и на признаки работы, окружавшіе его, спрашивая себя, найдетъ ли онъ когда-нибудь снова удовольствіе въ этомъ, между-тѣмъ, какъ Джипъ, неясно сознавая, что съ его господиномъ случилось что-то дурное, положилъ свою шероховатую сѣрую голову на колѣни Адама и, нахмуривъ брови, смотрѣлъ на него. Съ воскресенья послѣ обѣда до этихъ поръ Адамъ постоянно находился среди чужихъ людей и въ чужихъ мѣстахъ, которыя не имѣли ничего общаго съ подробностями его всегдашней жизни. Теперь же, когда, при свѣтѣ новаго утра онъ возвратился къ себѣ домой и былъ окруженъ знакомыми предметами, которые, казалось, навсегда лишились своей прелести, дѣйствительность, тяжкая, неизбѣжная дѣйствительность его горя легла на него новымъ гнетомъ. Прямо передъ нимъ стоялъ неконченный комодъ съ ящиками, который онъ дѣлалъ въ свободныя минуты для Гетти, когда его домъ будетъ и ея домомъ.

Сетъ не слышалъ, когда вошелъ Адамъ, но его поднялъ лай Джипа, и Аданъ слышалъ, какъ онъ шевелился наверху въ комнатѣ, одѣваясь. Первыя мысли Сета были о братѣ: онъ непремѣнно придетъ домой сегодня, потому-что его присутствіе при работахъ необходимо завтра; но Сетъ съ удовольствіемъ думалъ, что Адамъ имѣлъ больше праздниковъ, чѣмъ ожидалъ. А пріѣдетъ ли и Дина съ нимъ? Сетъ чувствовалъ, что въ этомъ заключалось величайшее блаженство, которое онъ только могъ предвидѣть для самого себя, хотя у него и не оставалось никакой надежды, что она когда-нибудь полюбитъ его на столько, чтобъ выйти за него замужъ. Но онъ часто думалъ, что лучше быть другомъ и братомъ Дины, чѣмъ мужемъ другой женщины. Еслибъ только онъ могъ быть всегда близко нея, а не жить отъ нея такъ далеко.

Онъ спустился съ лѣстницы и отворилъ дверь, которая вела изъ общей комнаты въ мастерскую, намѣреваясь выпустить Джпа; но остановился на порогѣ, внезапно-пораженный при видѣ Адама, въ грустной задумчивости сидѣвшаго на скамьѣ, блѣднаго, неумытаго, съ провалившимися, безжизненными глазами, почти походившаго на пьяницу утромъ. Сетъ, однакожь, въ одно мгновеніе понялъ, что эти признаки означали не пьянство, а большое несчастіе. Адамъ молча взглянулъ на него; Сетъ подошелъ къ скамьѣ и самъ дрожалъ такъ, что не былъ въ состояніи заговорить въ ту же минуту.

-- Да будетъ милость Господня съ нами, Адди! сказалъ онъ тихимъ голосомъ, садясь на скамью рядомъ съ Адамомъ.-- Что случилось?

Адамъ не могъ говорить: крѣпкій человѣкъ, привыкшій подавлять признаки горя, почувствовалъ, что сердце его было слишкомъ-полно, какъ сердце ребенка, при этомъ первомъ прикосновеніи сочувствія. Онъ бросился Сету на шею и зарыдалъ.

Сетъ приготовился теперь услышать самое худшее, потому-что, припоминая даже дѣтскіе годы, онъ не помнилъ, чтобъ Адамъ рыдалъ когда-нибудь прежде.

-- Не-уже-ли смерть? Умерла она? спросилъ онъ тихо, когда Адамъ приподнялъ голову и старался придти въ себя.

-- Нѣтъ, голубчикъ; но она ушла, ушла отъ насъ. Она вовсе и не была въ Снофильдѣ. Дина отправилась въ Лидсъ, въ пятницу было двѣ недѣли, въ тотъ самый день, когда Гетти уѣхала отсюда. Я не могъ узнать, куда она дѣвалась послѣ того, какъ пріѣхала въ Стонитонъ.

Сетъ безмолвствовалъ отъ крайняго изумленія: онъ не зналъ ничего такого, что могло бы ему внушить причину, но которой Гетти бѣжала.

-- И ты вовсе не подозрѣваешь, что могло ее побудить къ этому? спросилъ онъ наконецъ.

-- Она не могла любить меня; ей непріятна была наша свадьба; когда срокъ подходилъ ближе -- должно-быть, это, сказалъ Адамъ.

Онъ рѣшился не упоминать ни о какихъ другихъ причинахъ.

-- Я слышу, что матушка шевелится, сказалъ Сетъ.-- Нужно ли сказать ей объ этомъ?

-- Нѣтъ, нѣтъ еще, сказалъ Адамъ, вставая со скамьи и откидывая волосы съ лица, будто хотѣлъ придти въ себя.-- Я не могу еще говорить съ нею объ этомъ, и тотчасъ же долженъ предпринять новое путешествіе послѣ того, какъ схожу въ деревню и на господскую мызу. Я не могу сказать тебѣ, куда я отправляюсь, и ты долженъ объявить ей, что я отправился по дѣлу, такъ-какъ никто не долженъ знать что-нибудь о томъ. Теперь я пойду вымыться.

Адамъ пошелъ къ двери мастерской, но, сдѣлавъ нѣсколько шаговъ, обернулся и, встрѣтивъ глаза Сета спокойнымъ, грустнымъ взглядомъ, добавилъ:

-- Я долженъ взять всѣ деньги изъ жестяной кружки, другъ; но если что-нибудь случится со мною, остальное будетъ твоею собственностію для того, чтобъ заботиться о матери.

Сетъ былъ блѣденъ и дрожалъ всѣмъ тѣломъ: онъ чувствовалъ, что за всѣмъ этимъ была какая-то страшная тайна.

-- Братъ, сказалъ онъ тихо (онъ называлъ Адама братомъ только въ торжественныя минуты);-- я не вѣрю, чтобъ ты хотѣлъ сдѣлать что-нибудь такое, на что ты не могъ бы испросить благословенія Господа.

-- Нѣтъ, мой другъ, сказалъ Адамъ:-- не бойся. Я сдѣлаю только то, въ чемъ заключается долгъ мужчины.

Онъ думалъ, что, если откроетъ свое горе матери, она будетъ только разстроивать его отчасти неловкими словами привязанности, отчасти же словами неудержимаго торжества о томъ, что Гетти показала себя негодною быть его женой, какъ Лисбетъ всегда предвидѣла. Эта мысль возвратила ему нѣсколько его обычную твердость и власть надъ собою. Когда его мать сошла внизъ, то онъ сказалъ ей, что почувствовалъ себя нездоровымъ на пути домой и по этой причинѣ провелъ всю ночь въ Треддльстонѣ. Сильная головная боль, которою онъ все еще страдалъ въ это утро, объясняла его блѣдность и отяжелѣвшіе глаза.

Онъ рѣшился прежде всего сходить въ деревню, заняться своимъ дѣломъ съ часъ, сообщить Бёрджу, что принужденъ отправиться въ дорогу, и просить его, чтобъ онъ никому не говорилъ объ этомъ. Онъ не хотѣлъ идти на господскую мызу во время завтрака, когда дѣти и слуги находились въ общей комнатѣ: тогда не было бы конца восклицаніямъ, когда услышали бы всѣ, что онъ возвратился безъ Гетти. Онъ подождалъ, пока часы не пробили девяти, и тогда оставилъ мастерскую въ деревнѣ и отправился черезъ поля къ фермѣ. Онъ почувствовалъ неизмѣримое облегченіе, когда, подойдя близко къ дому, увидѣлъ приближавшагося къ нему мистера Пойзера: это избавляло его отъ непріятнаго труда идти въ домъ. Мистеръ Пойзеръ шелъ бодро въ это мартовское утро, занятый мысленно своимъ весеннимъ дѣломъ: онъ шелъ бросить хозяйскій взглядъ на подковку своей новой ломовой лошади, неся въ рукахъ свою лопатку, какъ полезнаго товарища въ дорогѣ. Его изумленіе не знало границъ, когда онъ увидѣлъ Адама, но онъ не былъ человѣкъ, который тотчасъ же предался бы предчувствіямъ бѣды.

-- Какъ, Адамъ, это вы, голубчикъ? Не-уже-ли вы все это время были въ отсутствія и, несмотря на то, не привезли съ собою дѣвушекъ? Гдѣ же онѣ?

-- Нѣтъ, я не привезъ ихъ, сказалъ Адамъ, поворачиваясь и тѣмъ доказывая, что желалъ пойдти назадъ съ мистеромъ Пойзеромь.

-- Послушайте! сказалъ Мартинъ, посмотрѣвъ за Адама съ большимъ вниманіемъ: -- да на васъ совсѣмъ лица нѣтъ. Развѣ случилось что-нибудь?

-- Да, проговорилъ Адамъ съ трудомъ: -- случилась непріятная вещь. Я не нашелъ Гетти въ Снофильдѣ.

На добродушномъ лицѣ мистера Пойзера выразились признаки безпокойнаго изумленія.

-- Не нашли ея? Что жь съ нею случилось? спросилъ онъ, и его мысли тотчасъ же обратились на какое-нибудь внѣшнее несчастіе.

-- Я не могу сказать, случилось ли съ нею что-нибудь. Она вовсе не пріѣзжала въ Снофильдъ, а отправилась въ дилижансѣ въ Стонитонъ; но я ничего но могъ узнать, куда она дѣлась, когда вышла изъ стонитонскаго дилижанса.

-- Какъ, не-уже-ли вы хотите сказать, что она убѣжала? спросилъ Мартинъ, останавливаясь. Онъ былъ дотого смущенъ и пораженъ, что фактъ еще не представлялся ему горемъ.

-- Должно быть, она сдѣлала это, сказалъ Адамъ.-- Ей непріятна была наша свадьба, когда ужь дѣло подходило къ тому -- вотъ должна быть причина. Она ошиблась въ своихъ чувствахъ.

Мартинъ молчалъ нѣсколько минутъ, устремивъ глаза на землю и роясь лопаткою въ травѣ, самъ не зная, что дѣлаетъ. Его обычная медлительность утроивалась, когда предметъ разговора былъ тягостный. Наконецъ, онъ поднялъ глаза, посмотрѣлъ Адаму прямо въ лицо и сказалъ:

-- Въ такомъ случаѣ она не заслуживала васъ, мой другъ. И я чувствую себя также виноватымъ: она была моя племянница и я всегда очень желалъ, чтобъ она вышла замужъ за васъ. И я не могу сдѣлать вамъ никакого удовлетворенія, мой другъ, это заставляетъ меня сожалѣть еще болѣе. Это, я увѣренъ, грустный ударъ для васъ.

Адамъ не могъ ничего сказать, и мистеръ Пойзеръ, сдѣлавъ нѣсколько шаговъ, продолжалъ:

-- Я убѣжденъ, она пошла попытаться получить мѣсто горничной, потому-что забрала это себѣ въ голову ужь съ полгода назадъ и непремѣнно требовала моего согласія. Но я думалъ о ней лучше, прибавилъ онъ, покачавъ головою медленно и грустно: -- я думалъ лучше о ней. Я воображалъ, что она выбросила это изъ головы послѣ того, какъ дала вамъ свое слово и все ужь приготовлено къ свадьбѣ.

Адамъ имѣлъ сильнѣйшія причины оставить мистера Пойзера въ этомъ предположеніи; даже самъ пытался повѣрить, что это, можетъ-быть, и справедливо. Вѣдь онъ не могъ поручиться въ томъ, что она достовѣрно отправилась къ Артуру.

-- И лучше, что случилось такимъ образомъ, сказалъ онъ, какъ только могъ спокойнѣе: -- если она чувствовала, что ей не хотѣлось имѣть меня мужемъ. Лучше убѣжать прежде, чѣмъ раскаиваться впослѣдствіи. Вы, я надѣюсь, не будете обращаться съ нею сурово, если она возвратится: вѣдь она, можетъ-быть, и сдѣлаетъ это, если ей покажется труднымъ жить у чужихъ.

-- Я не могу чувствовать къ ней прежняго расположенія, произнесъ Мартинъ рѣшительно: -- она дурно поступила съ вами и съ нами. Но я не отвернусь отъ нея: она еще молода и это первое огорченіе, которое она мнѣ причиняетъ. Трудно будетъ мнѣ сообщить объ этомъ ея тёткѣ. Отчего не пріѣхала Дина съ вами? она помогла бы нѣсколько успокоить ея тётку.

-- Дины не было въ Снофильдѣ; она отправилась въ Лидсъ двѣ недѣли назадъ, и я но могъ узнать отъ старухи даже и адреса, гдѣ она находится въ Лидсѣ, иначе я привезъ бы ее вамъ.

-- Ей было бы гораздо-лучше жить у своихъ родныхъ, сказалъ мистеръ Пойзеръ съ негодованіемъ:-- чѣмъ ходить проповѣдывать среди чужихъ людей.

-- Я долженъ оставить васъ теперь, мистеръ Пойзеръ, сказалъ Адамъ: -- потому-что у меня бездна работы.

-- Конечно, вамъ будетъ лучше за работой, а я долженъ разсказать хозяйкѣ, когда возвращусь домой. Это трудное дѣло.

-- Но, сказалъ Адамъ: -- прошу васъ убѣдительно, не разсказывайте о случившемся недѣли двѣ. Я еще не говорилъ объ этомъ моей матушкѣ. Какъ знать, чѣмъ это все кончится?

-- Конечно, конечно, меньше скажешь, скорѣе исправишь. Намъ нѣтъ нужды говорить, почему свадьба разстроилась, и мы, можетъ -- быть, услышимъ о ней черезъ нѣсколько времени. Дай мнѣ пожать руку, другъ мой. Какъ мнѣ хотѣлось бы сдѣлать тебѣ удовлетвореніе!

Въ эту минуту въ горлѣ Мартина Пойзера было что-то такое, что заставило его произнесть эти нѣсколько словъ отрывисто. Но Адамъ такъ же хорошо понималъ ихъ значеніе, и оба честные человѣка пожали другъ другу руку съ чувствомъ взаимнаго пониманья.

Ничто теперь болѣе не мѣшало Адаму отправиться въ путь. Онъ просилъ Сета сходить на Лѣсную Дачу и объявить сквайру, что Адамъ былъ принужденъ немедленно отправиться въ путь, а также говорить то же самое всякому, кто сталъ бы разспрашивать о немъ. Если Пойзеры узнаютъ, что онъ уѣхалъ опять, то они поймутъ -- Адамъ былъ увѣренъ въ томъ -- что онъ отправился отъискивать Гетти.

Онъ намѣревался-было прямо отправиться въ путь съ господской фермы, но побужденіе, уже испытанное иль нѣсколько разъ передъ тѣмъ -- зайдти къ мистеру Ирвайну и сообщить ему обо всемъ -- пробудилось въ немъ съ новою силою, которую вызываетъ послѣдній благопріятный случай. Онъ готовился предпринять продолжительное путешествіе, затруднительное путешествіе, моремъ, и ни одна душа небудетъ знать, куда онъ отправился. А если съ нимъ случится что-нибудь? или если ему непремѣнно потребуется помощь въ какомъ-нибудь дѣлѣ, касающемся Гетти? Мистеру Ирвайну можно было довѣриться; и чувство, препятствовавшее Адаму разсказать что-нибудь, что составляло ея тайну, должно было уступить передъ нуждою въ томъ, что Гетти должна была имѣть еще кого-нибудь, кромѣ его, кто былъ бы приготовленъ защищать ее въ крайнемъ случаѣ. Что жь касается Артура, то хотя послѣдній, можетъ-быть, и не совершилъ никакой новой вины, Адамъ не чувствовалъ себя связаннымъ хранить молчаніе ради его, когда интересъ Гетти требовалъ того, чтобъ онъ говорилъ.

"Я долженъ сдѣлать это" сказалъ Адамъ, когда эти мысли, развивавшіяся по цѣлымъ часамъ во время его грустнаго путешествія, теперь охватили его въ одно мгновеніе, подобно волнѣ, собиравшейся медленно; "это такъ и слѣдуетъ. Я не могу долѣе оставаться одинъ въ этомъ дѣлѣ".

XXXIX.
Извѣстія.

Адамъ повернулъ по направленію въ Брокстонъ и пошелъ самымъ скорымъ шагомъ, посматривая на часы, изъ опасенія, чтобъ мистеръ Ирвайнъ не выѣхалъ изъ дома, можетъ-быть, на охоту. Опасеніе и торопливость привели его въ сильное волненіе, прежде чѣмъ онъ дошелъ до воротъ дома приходскаго священника. Передъ воротами онъ увидѣлъ глубокіе свѣжіе слѣды подковъ на крупномъ песку.

Но слѣды были обращены къ воротамъ, а не шли отъ нимъ, и хотя у дверей конюшни стояла лошадь, то не была, однакожь, лошадь мистера Ирвайна: она, очевидно, пробѣжала въ это утро не малое разстояніе и, должно быть, принадлежала лицу, пріѣхавшему по дѣлу. Въ такомъ случай, мистеръ Ирвайнъ былъ дома; но Адамъ едва могъ собраться съ духомъ и спокойно передать Карролю, что хочетъ переговорить съ мистеромъ Ирвайномъ. Двойной гнетъ опредѣленной грусти начиналъ потрясать сильнаго молодого человѣка. Буфетчикъ посмотрѣлъ на Адама съ удивленіемъ, когда послѣдній бросился на скамейку въ корридорѣ и безсмысленно устремилъ глаза на часы, висѣвшіе на стѣнѣ противъ него. Карроль отвѣчалъ, что у его господина былъ кто-то; но онъ услышалъ, что дверь кабинета отворилась, посѣтитель, казалось, выходилъ, и такъ-какъ Адамъ торопился, то пошелъ тотчасъ же доложить о немъ своему господину.

Адамъ продолжалъ смотрѣть на часы: минутная стрѣлка пробѣгала послѣднія пять минутъ до десяти часовъ съ громкимъ, тяжелымъ, однообразнымъ шумомъ, а Адамъ наблюдалъ за движеніемъ и прислушивался къ звуку, будто имѣлъ какую-нибудь причину на то. Въ минуты нашего горькаго страданія почти всегда бываетъ эти паузы, когда наше сознаніе дѣлается онѣмѣлымъ ко всему, и мы понимаемъ и чувствуемъ только маловажное. На насъ какъ бы нападаетъ слабоуміе, чтобъ позволить намъ отдохнуть отъ воспоминаній и страха, которые не хотятъ оставить насъ и во снѣ.

Карроль, возвратившись изъ комнаты, вызвалъ Адама къ сознанію его горестнаго положенія. Онъ долженъ былъ тотчасъ же идти въ кабинетъ.

-- Я не могу себѣ представить, зачѣмъ пріѣхалъ этотъ странный господинъ, добавилъ буфетчикъ, единственно лишь потому, что, идя впереди Адама къ двери, не могъ удержаться отъ замѣчанія:-- онъ пошелъ въ столовую. Да и у моего господина какой-то странный видъ, будто онъ испуганъ чѣмъ-то.

Адамъ не обратилъ вниманія на эти слова: въ немъ не возбуждали участія дѣла другихъ. Но когда онъ вошелъ въ кабинетъ и посмотрѣлъ на лицо мистера Ирвайна, то въ одно мгновеніе почувствовалъ, что лицо имѣло новое выраженіе, странно-отличавшесся отъ выраженія теплой дружественности, съ которымъ мистеръ Ирвайнъ всегда встрѣчалъ Адама прежде. На столѣ лежало открытое письмо, которое мистеръ Ирвайнъ прикрывалъ рукою; но измѣнившійся взглядъ, который онъ бросилъ на Адама, нельзя было приписать вполнѣ тому, что мистеръ Ирвайнъ былъ озабоченъ какимъ-нибудь непріятнымъ дѣломъ, потому-что онъ съ особеннымъ выраженіемъ посматривалъ на дверь, будто приходъ Адама производилъ въ немъ сильное безпокойство.

-- Вы хотѣли говорить со мною, Адамъ, сказалъ онъ тихимъ, принужденно-спокойнымъ тономъ, какимъ обыкновенно говоритъ человѣкъ, когда рѣшается подавить волненіе.-- Сядьте вотъ здѣсь.

Онъ указалъ на стулъ прямо противъ него, не болѣе, какъ на аршинъ разстоянія отъ его собственнаго стула, и Адамъ сѣлъ, чувствуя, что такое холодное обращеніе мистера Ирвайна было новымъ, болѣе-неожиданнымъ затрудненіемъ для его объясненій. Но когда Адамъ рѣшался на какую-нибудь мѣру, то отказывался отъ нея развѣ только по самымъ крайнимъ причинамъ.

-- Я обращаюсь къ вамъ, сэръ, сказалъ онъ: -- какъ къ джентльмену, котораго уважаю больше всѣхъ. Мнѣ нужно сообщить вамъ нѣчто весьма-непріятное... что вамъ будетъ столь же непріятно слышать, какъ непріятно мнѣ сообщить вамъ. Но если я вамъ стану говорить о злѣ, совершенномъ другими, то вы увидите, что я заговорилъ имѣя на то основательныя причины.

Мистеръ Ирвайнъ медленно кивнулъ головою и Адамъ продолжалъ нѣсколько-дрожащимъ голосомъ:

-- Вы знаете, что вамъ приходилось женить меня и Гетти Соррель пятнадцатаго нынѣшняго мѣсяца. Я думалъ, что она меня любитъ, и считалъ себя счастливѣйшимъ человѣкомъ въ приходѣ. Но меня постигъ страшный ударь.

Мистеръ Ирвайнъ вскочилъ съ своего стула, какъ бы невольно, но потомъ, рѣшившись подавить свое волненіе, подошелъ къ окну и сталъ смотрѣть въ него.

-- Она скрылась, сэръ, и мы не знаемъ куда. Она сказала, что отправляется въ Снофильдъ, въ пятницу, двѣ недѣли назадъ. Въ прошлое воскресенье я поѣхалъ за ней, чтобъ привезти ее домой, а она вовсе не была тамъ; она поѣхала въ дилижансѣ въ Стонитонъ, но дальше этого я не могъ отъискать ея слѣдовъ. Теперь же я отправляюсь въ далекій путь искать ее, и никому, кромѣ васъ, не могу довѣрить, куда отправляюсь.

Мистеръ Ирвайнъ отошелъ отъ окна и сѣлъ на свое мѣсто.

-- Не имѣете ли вы какой-нибудь идеи о причинѣ, по которой она скрылась? спросилъ онъ.

-- Довольно-ясно, что она не хочетъ выйти за меня замужъ, сэръ, сказалъ Адамъ.-- Она была недовольна, что срокъ свадьбы такъ приблизился. Но я боюсь, что это еще не все. Я долженъ сказать вамъ, сэръ, что здѣсь еще нѣчто другое. Это дѣло касается еще другаго человѣка, кромѣ меня.

На лицѣ мистера Ирвайна, выражавшемъ чрезвычайное безпокойство, показался лучъ чего-то, походившаго почти на облегченіе или на радость. Адамъ смотрѣлъ на полъ и молчалъ нѣсколько времени: не легко было ему произнесть теперь то, что онъ долженъ былъ сказать. Но когда онъ сталъ продолжать, то поднялъ голову и посмотрѣлъ прямо на мистера Ирвайна. Онъ сдѣлаетъ то, на что рѣшился, не отступая ни на шагъ.

-- Вы знаете человѣка, котораго я считалъ своимъ величайшимъ другомъ, сказалъ онъ: -- и я, бывало, гордился мыслью, что проведу всю жизнь, работая для него, и питалъ къ нему эти чувства съ тѣхъ самыхъ поръ, какъ мы оба были еще мальчиками...

Мистеръ Ирвайнъ, какъ бы совершенно лишившись власти надъ собою, схватилъ руку Адама, лежавшую на столѣ, и сжалъ ое крѣпко, какъ человѣкъ, чувствующій сильную боль; губы его были блѣдны и онъ тихимъ, торопливымъ голосомъ вымолвилъ:

-- Нѣтъ, Адамъ, нѣтъ... не говорите этого, ради самого Бога!

Адамъ, удивленный необыкновеннымъ порывомъ чувства мистера Ирвайна, раскаялся, что слова сорвались у него съ языка, и сидѣлъ въ печальномъ безмолвіи. Мистеръ Ирвайнъ, однакожь, моло-по-малу пересталъ сжимать его руку, откинулся назадъ на своемъ стулѣ и сказалъ:

-- Продолжайте. а долженъ знать это.

-- Этотъ человѣкъ игралъ чувствами Гетти и велъ себя съ нею такъ, какъ не имѣлъ никакого права поступать съ дѣвушкой ея званія... дѣлалъ ей подарки и обыкновенно ходилъ встрѣчать ее, когда она выходила изъ дома. Я узналъ объ этомъ, только два дня передъ тѣмъ, что онъ уѣхалъ отсюда... я видѣлъ, какъ онъ цаловалъ ее, когда они прощались другъ съ другомъ въ рощѣ. Тогда еще не было ничего сказано между мною и Гетти, хотя я и любилъ ее уже давно и она знала о томъ. Но я упрекалъ его въ дурныхъ поступкахъ, и мы обмѣнялись оскорбительными выраженіями и ударами. Послѣ этого, онъ торжественно увѣрилъ меня, что все это былъ вздоръ и только пустое волокитство. Но я заставилъ его написать Гетти письмо и сказать ей, что онъ не имѣлъ никакой серьёзной цѣли. Я видѣлъ довольно-ясно, сэръ, по различнымъ обстоятельствамъ, которыхъ я не понималъ въ свое время, что онъ овладѣлъ ея сердцемъ, и я полагалъ, что она, вѣроятно, все будетъ думать о немъ и никогда не полюбитъ другаго человѣка, который захотѣлъ бы жениться на ней. Я отдалъ ей письмо; она, казалось, переносила все это гораздо-лучше, чѣмъ я ожидалъ... стала обращаться со мною все ласковѣе и ласковѣе... я думаю, она въ такомъ случаѣ не знала своихъ собственныхъ чувствъ, бѣдняжка!.. и все это возвратилось снова, когда уже было слишкомъ-поздно... Я не хочу порицать ее... я не хочу думать, что она хотѣла обмануть меня. Но я видѣлъ подтвержденіе своей мысли, что она любитъ меня и... остальное вы знаете, сэръ. Но мнѣ приходитъ на мысль, что онъ поступилъ со мной неискренно, сманилъ ее изъ дома, и она бѣжала къ нему... И я теперь отправляюсь искать ее, такъ-какъ я не могу болѣе работать, пока не буду знать, что съ нею сталось.

Впродолженіе разсказа Адама, мистеръ Ирвайнъ имѣлъ время пріобрѣсть самообладаніе, вопреки тягостнымъ мыслямъ, толпившимся въ его головѣ. Ему горько было вспомнить теперь то утро, когда Артуръ завтракалъ съ нимъ и, казалось, готовъ былъ сдѣлать какое-то признаніе. Теперь было довольно-ясно, въ чѣмъ онъ хотѣлъ признаться. И еслибъ ихъ бесѣда приняла другой оборотъ... еслибъ онъ самъ былъ менѣе деликатенъ и настоятельно навязался бы въ тайны другаго человѣка... тягостно было думать, какое ничтожное обстоятельство могло бы предупредить весь этотъ грѣхъ и горе. Онъ видѣлъ теперь все это происшествіе при страшномъ освѣщеніи, которое настоящее проливаетъ на прошедшее. Но каждое изъ чувствъ, стремительно-охватывавшихъ его, уступало передъ состраданіемъ, глубокимъ, исполненнымъ уваженія состраданіемъ къ человѣку, сидѣвшему передъ нимъ, человѣку, который былъ уже такъ убитъ, съ грустною слѣпою покорностью готовъ былъ встрѣтить еще недѣйствительное горе, между тѣмъ какъ дѣйствительное было такъ недалеко отъ него и выходило гораздо-дальше предѣловъ обыкновеннаго испытанія, котораго онъ могъ бы опасаться. Его собственное волненіе подавлялось извѣстнымъ благоговѣніемъ, которое охватываетъ насъ въ присутствіи сильной душевной боли, потому-что онъ уже имѣлъ передъ собою боль, которую долженъ былъ причинить Адаму. Онъ си за взялъ руку Адама, лежавшую на столѣ, но теперь весьма-осторожно и торжественно произнесъ:

-- Адамъ, мой дорогой другъ, вы уже имѣли тяжкія испытанія въ вашей жизни. Вы умѣете переносить несчастіе, какъ слѣдуетъ мужчинѣ, а также и дѣйствовать такимъ образомъ. Господь требуетъ теперь отъ васъ и того и другаго. Васъ ожидаетъ болѣе-тяжкое несчастіе, чѣмъ какое-либо изъ тѣхъ, которыя вы знали до этого времени. Но вы не виноваты... не вы будете имѣть самую худшую изъ всѣхъ печалей. Да поможетъ Господь тому, кто будетъ имѣть ее!

Два блѣдныя лица смотрѣли другъ на друга; на лицѣ Адама выражалось трепетное недоумѣніе, на лицѣ же мистера Ирвайна замѣшательство, страхъ и состраданіе. Но онъ продолжалъ:

-- Я получилъ извѣстіе о Гетти сегодня утромъ. Она не пошла къ нему; она въ Стонишейрѣ... въ Стонитонѣ.

Адамъ вскочилъ со стула, будто думалъ, что можетъ въ одну минуту очутиться у нея; но мистеръ Ирвайнъ снова схватилъ его за руку и убѣдительно сказалъ:

-- Подождите, Адамъ, подождите.

Адамъ сѣлъ на свое мѣсто.

-- Она въ весьма-несчастномъ положеніи... въ такомъ положеніи, что вамъ, мой бѣдный другъ, легче было бы лишиться ея навсегда, чѣмъ встрѣтиться съ нею такимъ образомъ.

Губы Адама задрожали, но звука не было; онѣ снова задрожали и онъ прошепталъ:

-- Говорите!

-- Она арестована... она въ тюрьмѣ.

Будто оскорбительный ударъ возвратилъ Адаму духъ сопротивленія. Кровь бросилась ему въ лицо, и онъ громко и рѣзко сказалъ:

-- За что?

-- За великое преступленіе... убійство своего ребенка.

-- Не можетъ быть! почти заревѣлъ Адамъ, вскочилъ со стула и сдѣлалъ шагъ къ двери; но онъ снова повернулся и, прислонившись спиною къ книжному шкапу, устремилъ на мистера Ирвайна свирѣпый взглядъ.-- Это невозможно! У ней не было вовсе ребенка. Она не можетъ быть виновна. Кто сказалъ это?

-- Дай Богъ, чтобъ она была невинна, Адамъ. Мы еще можемъ надѣяться, что она дѣйствительно невинна.

-- Но кто же говоритъ, что она виновна? неистово спросилъ Адамъ.-- Разскажите мнѣ все.

-- Вотъ письмо судьи, которому она была представлена, а констебль, арестовавшій ее, у меня въ столовой. Она не хочетъ сознаться, какъ ее зовутъ и откуда она; но я опасаюсь, весьма-опасаюсь, что это именно Гетти. Описаніе совершенно соотвѣтствуетъ ей, только, говорятъ, что она очень-блѣдна и нездорова. Въ карманѣ у ней былъ небольшой красный кожаный бумажникъ и въ немъ написаны два имени: одно, вначалѣ, "Гетти Соррель, Геслопъ", а другое, въ концѣ: "Дина Моррисъ, Снофильдъ". Она не хочетъ сказать свое собственное имя; она запирается во всемъ и не отвѣчаетъ ни на какіе вопросы. Такимъ образомъ обратились ко мнѣ, какъ къ судьѣ, чтобъ я принялъ мѣры для удостовѣренія ея, такъ-какъ предполагаютъ, что первое имя -- ея собственное.

-- Но какое имѣютъ они доказательство противъ нея, если это дѣйствительно Гетти? сказалъ Адамъ столь же неистово и съ усиліемъ, которое, казалось, потрясло все существо его.-- Я не вѣрю этому. Этого быть не могло, и никто изъ насъ не знаетъ этого.

-- Ужасное доказательство, что она находилась въ искушеніи совершить это преступленіе. Но мы имѣемъ еще нѣкоторую надежду, что она въ-дѣйствительности не совершила преступленія. Постарайтесь прочесть это письмо, Адамъ.

Адамъ схватилъ дрожащими руками письмо и пытался твердо остановить на немъ глаза. Мистеръ Ирвайнъ въ это время вышелъ изъ комнаты, чтобъ отдать нѣкоторыя приказанія. Когда онъ возвратился, глаза Адама все еще смотрѣли на первую страницу: онъ былъ ко въ-состояніи прочесть, онъ былъ не въ-состояніи связать слова и понять ихъ значеніе. Наконецъ онъ бросилъ письмо и сжалъ кулакъ.

-- Это его дѣло, сказалъ онъ.-- Если тутъ совершено преступленіе, то виноватъ онъ, а не она. Онъ выучилъ ее обманывать... онъ обманулъ меня первый. Пусть же и онъ идетъ къ суду... пусть онъ станетъ рядомъ съ нею и я разскажу всѣмъ, какъ онъ овладѣлъ ея сердцемъ, сманилъ ее на дурное и потомъ обманулъ меня. Не-уже-ли онъ останется свободнымъ, между-тѣмъ какъ все наказаніе падетъ на нее одну... столь-слабую и молодую?

Образъ, вызванный послѣдними словами, далъ новое направленіе безумнымъ чувствамъ бѣднаго Адама. Онъ былъ безмолвенъ и смотрѣлъ въ уголъ комнаты, будто видѣлъ тамъ что-то. Потомъ онъ снова воскликнулъ и въ его голосѣ слышалась грустная мольба:

-- Я не могу вынесть этого... О, Боже мой! это бремя мнѣ не по силамъ... мнѣ слишкомъ-тяжело думать, что она преступница.

Мистеръ Ирвайнъ снова сѣлъ на свое мѣсто въ безмолвіи; онъ былъ слишкомъ уменъ, чтобъ говорить въ настоящую минуту утѣшительныя слова; притомъ же видъ Адама, стоявшаго передъ нимъ съ выраженіемъ внезапной старости, которое отражается иногда на молодомъ лицѣ въ минуты страшныхъ потрясеній -- тяжкій видъ кожи безъ капли крови подъ нею, глубокія борозды около судорожно-подергивавшагося рта, морщины на лбу -- видъ этого сильнаго, твердаго человѣка, какъ-бы разбитаго невидимымъ ударомъ несчастья, трогалъ его до глубины души, и говорить было ему нелегко. Адамъ стоялъ неподвижно, безмысленно продолжая смотрѣть въ уголъ минуты съ двѣ: въ это короткое мгновеніе онъ снова переживалъ все время своей любви.

-- Она не могла совершить это, сказалъ онъ, не отводя глазъ, какъ-бы разговаривая только съ самимъ собою: -- только страхъ заставляетъ ее скрываться... Я прощаю ей то, что она обманывала меня... я прощаю тебя, Гетти... ты также была обманута... Тяжела твоя доля, моя бѣдная Гетти... но меня никогда не заставятъ повѣрить этому.

Онъ опять замолчалъ на нѣсколько минутъ и потомъ сурово и отрывисто проговорилъ:

-- Я пойду къ нему... я приведу его назадъ... я заставлю его посмотрѣть на нее въ ея несчастіи: пусть онъ смотритъ на нее до-тѣхъ-поръ, пока будетъ не въ-состояніи забыть... это будетъ преслѣдовать его днемъ и ночью... будетъ преслѣдовать его всю его жизнь... теперь онъ не отдѣлается ложью... я приведу его, притащу его сюда самъ.

Адамъ направился къ двери, потомъ машинально остановился и искалъ глазами шляпу, вовсе не сознавая, гдѣ находился или кто былъ вмѣстѣ съ нимъ здѣсь. Мистеръ Ирвайнъ послѣдовалъ за нимъ, взялъ его за руку и спокойнымъ, но рѣшительнымъ тономъ сказалъ:

-- Нѣтъ, Адамъ, нѣтъ. Я увѣренъ, что вы захотите остаться здѣсь и попытаться сдѣлать что-нибудь доброе для нея, а не уйти отсюда и искать безполезной мести. Наказаніе настигнетъ виновнаго непремѣнно и безъ вашей помощи. Притомъ же, онъ уже не въ Ирландіи; онъ долженъ быть на пути домой или по-крайней-мѣрѣ уѣдетъ гораздо-прежде, чѣмъ вы успѣете прибыть туда. Я знаю, что его дѣдъ писалъ къ нему о томъ, чтобъ онъ возвратился, по-крайней-мѣрѣ десять дней тому назадъ. Я хотѣлъ бы, чтобъ вы отправились теперь со мною въ Стонитонъ. Я приказалъ осѣдлать лошадь и для васъ, чтобъ вы могли ѣхать съ нами, лишь только успокоитесь.

Въ то время, какъ говорилъ мистеръ Ирвайнъ, Адамъ получилъ сознаніе дѣйствительности: онъ откинулъ волосы съ лица и слушалъ.

-- Вспомните, продолжалъ мистеръ Ирвайнъ: -- что, кромѣ васъ самихъ, Адамъ, есть еще другіе, о которыхъ надобно подумать и для которыхъ надобно дѣйствовать. Есть родные Гетти, добрые Пойзеры, для которыхъ этотъ ударъ будетъ такъ тягостенъ, что я не могу безъ содроганія подумать о томъ. Я надѣюсь на вашу нравственную силу, Адамъ, на ваше чувство долга передъ Богомъ и людьми, и твердо убѣжденъ, что вы постараетесь дѣйствовать до-тѣхъ-поръ, пока ваша дѣятельность можетъ приносить какую-нибудь пользу.

Въ-дѣйствительности мистеръ Ирвайнъ предложилъ поѣхать въ Стонитонъ только для пользы самого Адама. Лучшимъ средствомъ противодѣйствовать силѣ страданія въ это первое время было движеніе съ нѣкоторою цѣлью впереди.

-- Хотите вы ѣхать со иною въ Стонитонъ, Адамъ? спросилъ онъ еще разъ послѣ минутнаго молчанія.-- Намъ надобно узнать, дѣйствительно ли Гетти находится тамъ.

-- Да, сэръ, отвѣчалъ Адамъ.-- Я сдѣлаю то, что вы считаете нужнымъ. Но люди на господской мызѣ...

-- Я хочу, чтобъ они не знали, пока я не возвращусь, и тогда я самъ сообщу имъ объ этомъ; тогда я буду уже вполнѣ убѣжденъ въ томъ, въ чемъ я еще не совершенно убѣжденъ теперь, и возвращусь какъ только можно скорѣе. Пойдемте же теперь, лошади готовы.

XL.
Разливъ горя.

Мистеръ Ирвайнъ возвратился изъ Стонитона въ почтовой каретѣ въ эту же ночь. Когда онъ вошелъ въ домъ, то Карроль тотчасъ же сообщилъ ему, что сквайръ Донниторнъ умеръ; его нашли мертвымъ въ постели въ десять часовъ утра; а мистрисъ Ирвайнъ приказала сказать, что она не будетъ спать, когда мистеръ Ирвайнъ пріѣдетъ домой, и проситъ его не ложиться, не повидавшись съ нею.

-- А, Адольфъ, наконецъ-то! сказала мистрисъ Ирвайнъ, когда ея сынъ вошелъ въ комнату.-- Итакъ, безпокойство и упадокъ духа стараго джентльмена, заставившіе его послать за Артуромъ столь внезапно, дѣйствительно имѣли значеніе. Карроль, я предполагаю, сообщилъ вамъ, что Донниторна нашли мертвымъ въ постели сегодня утромъ. Другой разъ вы повѣрите моимъ предвѣщаніямъ, хотя, вѣроятно, мнѣ придется въ моей жизни предсказать еще только мою смерть.

-- Что жь сдѣлали относительно Артура? спросилъ мистеръ Ирвайнъ.-- Послали ли кого-нибудь, чтобъ дождаться его въ Ливерпулѣ?

-- Да, Ральфъ поѣхалъ туда еще прежде, чѣмъ мы получили извѣстіе о случившемся. Дорогой Артуръ! я еще при жизни увижу его господиномъ на лѣсной дачѣ, увижу, какъ при немъ наступитъ хорошее время для его имѣнія, такъ-какъ онъ человѣкъ великодушный. Онъ теперь будетъ счастливъ, какъ король.

Мистеръ Ирвайнъ не могъ удержать слабый стонъ: онъ измучился отъ безпокойства и усталости и легкія слова его матери были для него почти-невыносимы.

-- Отчего вы такъ грустны, Адольфъ? Нѣтъ ли у васъ дурныхъ извѣстій? Или вы думаете объ опасности, которой можетъ подвергнуться Артуръ, переѣзжая черезъ этотъ страшный Ирландскій Каналъ въ такое время года?

-- Нѣтъ, матушка, я не думаю объ этомъ. Но я вовсе не расположенъ къ веселью, именно въ настоящее время.

-- Васъ утомили дѣла, для которыхъ вы ѣздили въ Стонитонъ. Ради Бога, что же это такое, что вы не можете мнѣ разсказать объ этомъ?

-- Вы узнаете объ этомъ современемъ, матушка. Но и поступилъ бы дурно, разсказавъ вамъ теперь. Прощайте. Вы скоро уснете теперь, такъ-какъ вамъ нечего болѣе слушать.

Мистеръ Ирвайнъ отказался отъ своего намѣренія послать письмо на встрѣчу Артуру, такъ-какъ оно теперь не ускорило бы его возвращенія. Извѣстіе о смерти дѣда заставитъ его возвратиться, какъ только онъ можетъ скорѣе. Теперь онъ могъ лечь спать и предаться необходимому отдыху. Утромъ ему предстояла тяжкая обязанность сообщить свои горестныя вѣсти на господской мызѣ и въ домѣ Адама.

Адамъ не возвратился самъ изъ Стонитона: хотя онъ и не имѣлъ мужества видѣть Гетти, все же не могъ и оставаться вдали отъ нея.

-- Къ-чему мнѣ ѣхать съ вами, сэръ? сказалъ онъ священнику.-- Я не могу идти на работу, пока она находится здѣсь, и мнѣ будетъ невыносимо видѣть вещи и людей, окружающихъ меня дома. Я поселюсь здѣсь въ какомъ-нибудь уголку, откуда мнѣ видны будутъ стѣны тюрьмы, и, можетъ-быть, современемъ, я буду въ состояніи увидѣть и ее.

Адамъ не былъ поколебленъ въ своемъ убѣжденіи, что Гетти была невинна въ преступленіи, въ которомъ ее обвиняли. Мистеръ Ирвайнъ, чувствуя, что убѣжденіе въ винѣ Гетти было бы для Адача новымъ разрушительнымъ ударомъ при несчастіи, уже тяготѣвшемъ надъ нимъ, не сообщилъ ему фактовъ, которые къ намъ самомъ не оставляли никакой надежды. Не было никакого основанія съ-разу бросить на Адама всю тяжесть несчастья, и мистеръ Ирвайнъ, при прощаньи, сказалъ только:

-- Если очевидныя доказательства въ ея виновности будутъ слишкомъ-сильны, Адамъ, то мы все-еще можемъ надѣяться на прощеніе. Ея юность и другія обстоятельства могутъ служить ей нѣкоторымъ оправданіемъ.

-- Да; и это только справедливо, чтобъ узнали, какъ ее сманили на дурной путь, сказалъ Адамъ съ горькою важностью.-- Люди должны узнать непремѣнно, что настоящій джентльменъ волочился за нею и вскружилъ ей голову разнымъ вздоромъ. Вспомните, сэръ, вы обѣщали разсказать моей матери и Сету и всѣмъ на господской мызѣ, кто вывелъ ее на дурную дорогу; а то они будутъ судить о ней строже, чѣмъ она заслуживаетъ. Вы причините ей вредъ, щадя его; а я считаю его виновнѣе передъ Богомъ, что бы она тамъ ни сдѣлала. Если вы пощадите его, то я открою о немъ все!

-- Я считаю ваше требованіе справедливымъ, Адамъ, сказалъ мистеръ Ирвайнъ: -- но когда вы нѣсколько успокоитесь, вы станете снисходительнѣе къ Артуру. Я говорю теперь только то, что его наказаніе находится въ другихъ рукахъ, а не въ нашихъ.

Тяжело было мистеру Ирвайну думать, что онъ долженъ объявить о печальномъ участіи Артура въ этомъ дѣлѣ грѣха и горя. Онъ заботился объ Артурѣ съ отцовскою привязанностію, думалъ о немъ съ отцовскою гордостью. Но онъ ясно видѣлъ, что тайна должна открыться скоро, даже и безъ рѣшенія Адама, такъ-какъ едва-ли можно было предполагать, что Гетти до конца будетъ хранить упорное молчаніе. Онъ рѣшился не скрывать ничего отъ Пойзеровъ, а сообщить имъ съ-разу всѣ подробности несчастіи, потому-что теперь ужь не было времени передать имъ извѣстія мало-по-малу. Судъ надъ Гетти долженъ былъ происходить при ассизахъ во время поста, которые открывались въ Стонитонѣ на будущей недѣлѣ. Трудно было надѣяться, что Мартинъ Пойзеръ избѣгнетъ грустной непріятности быть призваннымъ къ суду въ качествѣ свидѣтеля, и лучше было знать ему обо всемъ какъ-можно-раньше.

Въ четверкъ утромъ до десяти часовъ домъ на господской мызѣ былъ погруженъ въ печаль, по поводу несчастія, казавшагося всѣмъ хуже самой смерти. Чувство семейнаго безчестья было слишкомъ-рѣзко, даже въ добродушномъ Мартинѣ Пойзерѣ младшемъ, и не допускало ни малѣйшаго состраданія относительно Гетти. Онъ и его отецъ были простые фермеры, гордые своимъ неомраченнымъ характеромъ, гордые тѣмъ, что происходили изъ семейства, которое не склоняло головы и пользовалось заслуженнымъ уваженіемъ все время, пока только имя его находилось въ приходской книгѣ; и Гетти всѣмъ имъ нанесла безчестіе, безчестіе, которое нельзя было смыть никогда. Это было все-подавляющее чувство въ сердцѣ отца и сына, жгучее чувство безчестія, которое дѣлало недѣйствительными всѣ другія ощущенія; и мистеръ Ирвайнъ былъ пораженъ удивленіемъ, замѣтивъ, что мистрисъ Пойзеръ была не такъ строга, какъ ея мужъ. Насъ часто поражаетъ суровость кроткихъ людей при необыкновенныхъ обстоятелытвамъ; это происходитъ потому, что кроткіе люди скорѣе всего подвергаются гнету понятій, перешедшихъ къ нимъ по преданіямъ.

-- Я готовъ заплатить, сколько потребуютъ, чтобъ спасти ее, сказалъ Мартинъ младшій, когда мистеръ Ирвайнъ отправился, между-тѣмъ какъ старикъ-дѣдушка плакалъ противъ сына въ креслѣ: -- но я не хочу имѣть ее возлѣ себя, или снова видѣть ее добровольно. Она сдѣлала хлѣбъ горькимъ для насъ всѣхъ на всю нашу жизнь, и мы никогда не будемъ держать голову прямо ни въ этомъ приходѣ, ни въ какомъ-либо другомъ. Священникъ говоритъ, что люди жалѣютъ насъ: жалость плохое для насъ удовлетвореніе.

-- Жалость? сказалъ дѣдъ рѣзко.-- Я никогда не нуждался въ жалости людей въ мсей прежней жизни... а теперь я долженъ сносить, что на меня станутъ смотрѣть свысока... когда мнѣ стукнуло ужь семьдесятъ-два года вотъ въ послѣдній Ѳоминъ день, и всѣ друзья, которыхъ я выбралъ себѣ въ носильщики на своихъ похоронахъ, находятся въ этомъ приходѣ и въ ближайшемъ къ нему... А теперь они ненужны мнѣ... пусть положатъ меня въ могилу чужіе.

-- Не горюйте такъ, батюшка! сказала мистрисъ Пойзеръ, говорившая очень-мало, потому-что была почти испугана необыкновенною жесткостью и твердостью своего мужа.-- Ваши дѣти будутъ съ вами; а мальчики и малютка подростутъ такъ же хорошо въ новомъ приходѣ, какъ и въ старомъ.

-- Ахъ! теперь ужь намъ нечего и думать оставаться въ этой странѣ, сказалъ мистеръ Пойзеръ, и крупныя слезы медленно катились по его круглымъ щекамъ.-- Мы думали, что это будетъ нашимъ несчастьемъ, если сквайръ пришлетъ къ намъ увѣдомленіе въ это Благовѣщеніе, а теперь я самъ долженъ послать увѣдомленіе и поглядѣть, не найдется ли человѣкъ, который пришелъ бы да принялъ на себя засѣвъ, что я положилъ въ землю; потому-что я не хочу оставаться на землѣ этого человѣка ни одного лишняго дня, если только не буду принужденъ къ тому. А я считалъ его такимъ добрымъ, прямымъ молодымъ человѣкомъ и думалъ, что буду такъ радоваться, когда онъ сдѣлается нашимъ помѣщикомъ! Никогда болѣе не сниму я шляпы передъ нимъ, никогда не буду сидѣть въ одной церкви съ нимъ... человѣкъ, который навлекъ позоръ на порядочныхъ людей... а, самъ притворялся, будто былъ такимъ другомъ для всѣхъ... И бѣдный Адамъ также... славнымъ другомъ былъ онъ для Адама, произносилъ рѣчи и говорилъ такъ прекрасно, а самъ въ то же время отравлялъ всю жизнь молодаго человѣка, такъ-что и ему нельзя долѣе оставаться въ этой странѣ, какъ и намъ.

-- А тебѣ придется еще идти въ судъ и признаться, что ты ей съ родни, сказалъ старикъ.-- Да вѣдь кто-нибудь и упрекнетъ, не сегодня, такъ завтра, нашу крошку, которой теперь всего-то четыре года... упрекнетъ ее въ токъ, что у нея была двоюродная сестра, которую судили на ассизахъ за смертоубійство.

-- Въ такомъ случаѣ, люди обнаружатъ этимъ только свою собственную жестокость, возразила мистрисъ Пойзеръ, и въ ея голосѣ слышалось рыданіе.-- Но Тотъ, Кто надъ нами, будетъ печься о невинномъ ребенкѣ; иначе какая же правда въ томъ, что говорятъ намъ въ церкви. Теперь мнѣ еще грустнѣе, чѣмъ прежде, умирать и оставить малютокъ, и некому будетъ замѣнить имъ мать.

-- Хорошо было бы послать за Диной, еслибъ мы знали, гдѣ она, сказалъ мистеръ Пойзеръ.-- Но Адамъ сказалъ, что она не оставила адреса, гдѣ остановится въ Лидсѣ.

-- Она, вѣроятно, остановилась у той женщины, которая была такъ дружна съ ея тётушкой Мери, отвѣчала мистрисъ Пойзеръ, нѣсколько-утѣшенная предложеніемъ мужа.-- И помню, Дина часто говорила о ней, но я забыла, какъ она называла ее. Да Сетъ Бидъ, вѣроятно, знаетъ ее, потому-что эта женщина проповѣдница, которую методисты очень уважаютъ.

-- Я пошлю къ Сету, сказалъ мистеръ Пойзеръ -- Я пошлю Алика и велю сказать, чтобъ онъ прошелъ къ намъ или сообщилъ имя этой женщины, а ты можешь въ это время написать письмо, которое мы тотчасъ же отошлемъ въ Треддльстонъ, лишь только узнаемъ адресъ.

-- Жалкое дѣло писать письма, когда вы хотите, чтобъ люди пришли къ вамъ въ несчастьи, произнесла мистрисъ Пойзеръ.-- Можетъ случиться, что письмо, Богъ вѣсть, сколько времени будетъ въ дорогѣ и, наконецъ, все-таки не дойдетъ до нея.

Еще до прихода Алика съ порученіемъ, мысли Лисбетъ также обратились къ Динѣ и она сказала Сету:

-- Э-э-хъ! ужь намъ не знать болѣе спокойствія на этомъ свѣтѣ, развѣ еслибъ ты постарался, чтобъ Дина Моррисъ пришла къ намъ, какъ въ то время, когда умеръ мой старичокъ. А хотѣлось бы мнѣ, чтобъ она вошла сюда, опять взяла меня за руки и поговорила со мной. Ужь вѣрно она поговорила бы со мною объ этомъ, какъ слѣдуетъ... можетъ быть, знала бы найдти что-нибудь и доброе во всемъ этомъ горѣ и во всей этой кручинѣ, что вотъ достались бѣдному парню, который во всю жизнь не сдѣлалъ никому ни капельки зла, а былъ лучше всѣхъ другихъ сыновей, хоть выбирать во всемъ околоткѣ. Эхъ, голубчикъ ты мой, Адамъ... бѣдное ты мое дитятко!

-- А тебѣ не хотѣлось бы, чтобъ я тебя оставилъ и пошелъ привезть Дину? спросилъ Сетъ, видя, что мать его рыдала и качалась взадъ и впередъ.

-- Прввезть ее? повторила Лисбетъ, поднявъ голову и переставъ на-время горевать, какъ плачущій ребенокъ, который услышалъ, что его обѣщаютъ утѣшить.-- Ну, а въ какомъ мѣстѣ, говорятъ, находится она?

-- Да неблизко отсюда, матушка, въ Лидсѣ, очень-большомъ городѣ. Но я могъ бы возвратиться домой чрезъ три дня, еслибъ ты могла обойдтись безъ меня.

-- Нѣтъ, нѣтъ, я не могу обойтись безъ тебя! Ты поди лучше навѣсти брата, да принеси мнѣ вѣсти о томъ, что онъ дѣлаетъ. Мистеръ Ирвайнъ сказалъ, что придетъ и разскажетъ мнѣ; но я не такъ-то могу понимать его, когда онъ говоритъ со мною. Ты самъ долженъ сходить къ нимъ, такъ-какъ Адамъ не велитъ мнѣ сходить туда. Да ты развѣ не можешь написать Динѣ письмо? Вѣдь ты куда какой охотникъ писать, когда тебя не просятъ!

-- Я не знаю хорошенько, гдѣ она находится въ томъ большомъ городѣ, сказалъ Сетъ.-- Еслибъ я пошелъ самъ, то могъ бы найти ее, разспрашивая членовъ общества. Впрочемъ, если я напишу на конвертѣ "Сара Вильямсонъ, методистка-проповѣдница, Лидсъ", то письмо, можетъ-быть, и дойдетъ до нея, потому-что, весьма-вѣроятно, она живетъ у Сары Вильямсонъ.

Въ это время пришелъ Аликъ и передалъ свое порученіе. Сетъ, узнавъ, что мистрисъ Пойзеръ будетъ писать Динѣ, отказался теперь отъ своего намѣренія писать ей. Но онъ отправился на господскую мызу, чтобъ сообщить Пойзерамъ все, что могъ знать объ адресѣ письма; онъ хотѣлъ также предупредить ихъ, что письмо, можетъ-быть, дойдетъ до Дины не такъ-скоро, такъ-какъ ему не былъ извѣстенъ ея вѣрный адресъ.

Простившись съ Лисбетъ, мистеръ Ирвайнъ поѣхалъ къ Джонатану Бёрджу, который также имѣлъ право знать то, что могло удержать Адама отъ занятій нѣсколько времени. Такимъ-образомъ до шести часовъ въ этотъ вечеръ только немногимъ въ Брокстонѣ и Геслопѣ не были извѣстны грустныя вѣсти. Мистеръ Ирвайнъ не называлъ имени Артура Бёрджу, а между-тѣмъ исторія его поведенія съ Гетти, со всею мрачною тѣнью, которую бросали на него страшныя послѣдствія, стала мало-по-малу такъ же хорошо извѣстна всѣмъ, какъ то, что его дѣдъ умеръ и что онъ вступалъ теперь во владѣніе имѣніемъ. Мартинъ Пойзеръ не видѣлъ никакой побудительной причины хранить молчаніе передъ однимъ или двумя сосѣдями, которые рѣшились въ первый день навѣстить его и дружескимъ пожатіемъ руки выразить свое сочувствіе къ его горю; а Каррель, державшій уши на-сторожѣ при всемъ, что только происходило въ священническомъ домѣ, сочинялъ различныя заключеніе и толкованія объ этомъ происшествіи и пользовался всякимъ удобнымъ случаемъ для ихъ передачи.

Однимъ изъ сосѣдей, приходившихъ къ Мартину Пойзеру пожать ему руку, помолчавъ нѣсколько минутъ, быль Бартль Масси. Онъ закрылъ свою школу и шелъ въ домъ священника, куда и прибылъ вечеромъ около половины восьмаго, и приказавъ засвидѣтельствовать мистеру Ирвайну свое глубокое почтеніе, просилъ извиненія, что безпокоилъ его въ такую позднюю пору, имѣя нѣчто-особенное на душѣ. Его тотчасъ же впустили въ кабинетъ, куда скоро вошелъ къ нему мистеръ Ирвайнъ.

-- А, Бартль! произнесъ мистеръ Ирвайнъ, подавая ему руку. Обыкновенно онъ не такъ привѣтствовалъ школьнаго учителя, но несчастіе заставляетъ насъ обращаться со всѣми, сочувствующими намъ, какъ съ равными.-- Садитесь.

-- Я думаю, вамъ, вѣроятно, такъ же хорошо извѣстно, зачѣмъ я пришелъ, какъ и мнѣ самому, сэръ, промолвилъ Бартль.

-- Вы хотите знать, на сколько справедливы грустныя извѣстія, которыя дошли до васъ о Гетти Соррель?

-- Нѣтъ, сэръ, мнѣ хотѣлось бы узнать объ Адамѣ Бидѣ. Я понялъ такъ, что вы оставили его въ Стонитонѣ, и прошу васъ покорнѣйше сказать мнѣ, въ какомъ состояніи находится бѣдный молодой человѣкъ и что онъ намѣренъ дѣлать. Что жь касается той восковой куклы, которую обезпокоились посадить въ тюрьму, то она, по моему мнѣнію, не стоитъ и гнилаго орѣха... гнилаго орѣха... развѣ только, если взять во вниманіе зло или добро, которое, по милости ея, случится съ порядочнымъ человѣкомъ, съ этимъ парнемъ, котораго я такъ цѣнилъ, надѣясь, что мои невеликія познанія помогутъ ему проложить себѣ хорошую дорогу въ свѣтѣ... Право, сэръ, онъ былъ мой единственный ученикъ во всей этой глупой странѣ, у котораго было желаніе выучиться математикѣ и способности къ этой наукѣ. Еслибъ ему ненужно было работать такъ сильно, бѣднягѣ, то онъ, вѣроятно, занялся бы высшею отраслью науки, и тогда этого ужь никакъ бы не случилось.

Скорая ходьба и душевное волненіе разгорячили Бартля, и онъ не былъ въ-состояніи удержаться и не излить своихъ чувствъ при первомъ случаѣ. Но теперь онъ замолчалъ и отеръ влажный лобъ и, вѣроятно, влажные глаза.

-- Извините меня, сэръ, сказалъ онъ, когда эта остановка дала ему время поразмыслить: -- что я такимъ образомъ далъ волю своимъ собственнымъ чувствамъ, точь-въ-точь какъ моя глупая собака, которая воетъ во время бури, когда никто не хочетъ ее слушать. Я пришелъ послушать, что вы скажете, а не длятого, чтобъ говорить самому. Позвольте же обезпокоить васъ и спросить, что дѣлаетъ бѣдный нашъ малый?

-- Не подавляйте вашихъ чувствъ, Бартль, сказалъ мистеръ Ирвайнъ.-- Дѣло въ томъ, что я нахожусь теперь самъ почти совершенно въ такомъ же положеніи, какъ и вы. Много боли накопилось у меня на душѣ, и тяжело было бы мнѣ умалчивать о моихъ собственныхъ чувствахъ и только обращать вниманіе на чувства другихъ. Я раздѣляю ваше участіе къ Адаму, хотя и не однимъ только его страданіямъ сочувствую въ этомъ дѣлѣ. Онъ намѣренъ остаться въ Стонитояѣ до окончанія суда, который соберется, вѣроятно, завтра черезъ недѣлю. Онъ нанялъ тамъ комнатку, и я самъ одобрилъ его намѣреніе, такъ-какъ думаю, что ему лучше быть теперь не у себя дома. И онъ, бѣдняжка, все еще вѣритъ, что Гетти невинна... онъ хочетъ собрать все свое мужество, чтобъ видѣть ее, если можетъ, и рѣшительно отказывается оставить мѣсто, гдѣ находится она.

-- Да развѣ вы считаете это существо виновнымъ? спросилъ Бартль.-- Не-уже-ли вы думаете, что ее повѣсятъ?

-- Я опасаюсь, что ее ожидаетъ тяжкій конецъ: доказательства противъ нея весьма-ясны. И дурной признакъ уже то, что она запирается во всемъ... запирается, что у ней былъ ребенокъ и это передъ самыми положительными доказательствами. Я видѣлъ ее самъ, и она упорно молчала передо мною. Она содрогнулась, какъ испуганное животвое, когда увидѣла меня. Ничто въ жизни не поражало меня въ такой степени, какъ перемѣна, происшедшая съ ней. Но я надѣюсь, что въ крайнемъ случаѣ намъ удастся испросить помилованіе ради невинныхъ, запутанныхъ въ этомъ дѣлѣ.

-- Вздоръ и пустяки! воскликнулъ Бартль, въ своемъ негодованіи, забывая съ кѣмъ говорилъ.-- Извините меня, пожалуйста, сэръ. Я хотѣлъ сказать, это вздоръ и пустяки, что невинные заботятся о томъ, будетъ ли она повѣшена или нѣтъ. Что касается меня, то, по моему мнѣнію, чѣмъ скорѣе подобныхъ женщинъ отправятъ съ этого свѣта, тѣмъ лучше; да и мужчины, помогающіе имъ дѣлать зло, лучше также отправились бы вмѣстѣ съ ними, по той же самой причинѣ. Какое дѣлаете вы добро, оставляя жить такую гадину? она только ѣстъ пищу, которая могла бы питать разумныя существа. Но если Адамъ на столько безразсуденъ, что заботится о ней, то я не желаю, чтобъ онъ страдалъ сверхъ мѣры... Что, онъ очень убитъ, бѣдняжка? присовокупилъ Бартль, вынимая очки и надѣвая ихъ, будто они могли помочь его воображенію.

-- Да, я боюсь, что горе глубоко легло у него на сердцѣ, сказалъ мистеръ Ирвайнъ.-- Судя по виду, онъ страшно разстроенъ, и вчера нѣсколько разъ случался съ нимъ сильный припадокъ, такъ-что я сожалѣлъ, что не могъ остаться при немъ. Но я снова отправлюсь въ Стонитонъ завтра; я довольно-твердо надѣюсь на силу нравственныхъ правилъ Адама, которыя дадутъ ему возможность перенесть худшее и удержатъ его отъ безразсудныхъ поступковъ.

Мистеръ Ирвайнъ, послѣдними словами скорѣе невольно-выразившій свои собственныя мысли, а необращавшійся съ ними къ Бартлю Масси, все еще думалъ, что духъ мщенія противъ Артура, въ формѣ котораго горе Адама являлось безпрестанно, можетъ-быть, заставитъ его искать встрѣчи, которая, вѣроятно, имѣла бы болѣе роковой исходъ, чѣмъ стычка въ рощѣ. Эта мысль увеличивала безпокойство, съ которымъ онъ ожидалъ прибытія Артура. Но Бартль думалъ, что мистеръ Ирвайнъ намекалъ на самоубійство, и на его лицѣ отразился новый страхъ.

-- Я скажу вамъ, сэръ, мою мысль, заговорилъ онъ:-- и надѣюсь, что вы одобрите ее. Я намѣренъ закрыть школу. Если ученики и придутъ, то они должны будутъ возвратиться домой -- вотъ и все. А я отправлюсь въ Стонитонъ и буду ходить за Адамомъ, пока не кончится все это дѣло. Я скажу ему, что пришелъ посмотрѣть на ассизы: противъ этого онъ не можетъ сказать ничего. Какъ вы думаете объ этомъ, сэръ?

-- Да, отвѣчалъ мистеръ Ирвайнъ нѣсколько-медленно:-- это было бы дѣйствительно отчасти полезно... и ваша дружба къ нему дѣлаетъ вамъ честь, Бартль. Но вы должны думать о томъ, что будете говорить ему -- не такъ ли? Я боюсь, что у васъ немного сочувствія къ тому, что вы называете его слабостью къ Гетти.

-- Вы можете быть во мнѣ вполнѣ увѣрены, сэръ. Я знаю, что вы хотите сказать. Въ свое время и я былъ также дуракомъ, но это останется между вами и мною. Я не стану мучить его, я только буду надзирать за нимъ и заботиться о томъ, чтобъ у него была хорошая пища, и только изрѣдка скажу слова два.

-- Въ такомъ случаѣ, сказалъ мистеръ Ирвайнъ, нѣсколько-успокоенный насчетъ благоразумія Бартля: я полагаю, вы сдѣлаете доброе дѣло. И вы хорошо бы поступили, еслибъ дали знать адамовой матери и брату, что отправляетесь къ нему.

-- Дб, сэръ, да, отвѣчалъ Бартль, вставъ съ своего мѣста и снявъ очки:-- я непремѣнно такъ и сдѣлаю, хотя его мать ужасно плаксивая баба... Я не люблю подходить къ ней на такое разстояніе, чтобъ можно было слышать ея вѣчныя жалобы, а нее -- таки она женщина порядочная и опрятная, а не какая-нибудь неряха. Позвольте мнѣ проститься съ вами, сэръ, и поблагодарить васъ за время, которые вы удѣлили мнѣ. Вы другъ всѣхъ въ этомъ дѣлѣ. Тяжкое бремя несете вы на своихъ плечахъ.

-- Прощайте, Бартль, до свиданія въ Стонитонѣ, я надѣюсь.

Бартль поспѣшно вышелъ изъ священническаго дома, уклонившись отъ Карроля, видимо-приглашавшаго его побесѣдовать; потомъ, обращаясь къ Злюшкѣ, которая поспѣшно била по песку своими коротенькими лапками рядомъ съ нимъ, съ раздраженіемъ произнесъ:

-- Ну, вѣдь мнѣ поневолѣ придется взять васъ съ собою, негодная. Вѣдь вы умрете съ горя, если я васъ оставлю -- не правда ли? или попадетесь въ лапы къ какому-нибудь бродягѣ. Вы, пожалуй, теперь попадетесь въ дурное общество, будете совать носъ свой во всѣ углы и диры, до которыхъ вамъ нѣтъ никакого дѣла. Но, помните, если вы сдѣлаете что-нибудь безчестное, то я откажусь отъ васъ -- помните же это, сударыня!

XLI.
Вечеръ наканунѣ суда.

Комната верхняго этажа въ скучной стонитонской улицѣ, съ двумя постелями, изъ которыхъ одна на полу. Четверкъ десять часовъ вечера. Мрачная стѣна противъ окна не допускаетъ свѣта мѣсяца, который, можетъ-быть, вступилъ бы въ борьбу съ свѣтомъ одной маканой свѣчи, у которой сидитъ Бартль Масси, показывая видъ, будто читаетъ, между-тѣмъ какъ въ дѣйствительности смотритъ сверхъ очковъ на Адама Бида, сидящаго близь темнаго окна.

Вы едва узнали бы, что то былъ Адамъ, еслибъ вамъ не сказали этого. Его лицо похудѣло въ послѣднюю недѣлю; глаза у него впали; борода въ безпорядкѣ, какъ у человѣка, только-что вставшаго съ одра болѣзни. Тяжелые черные волосы висятъ у него на лбу, и въ немъ нѣтъ дѣятельнаго побужденія, чтобъ откинуть ихъ съ лица и пробудить его къ тому, что происходитъ вокругъ него. Одна рука его покоится на спинкѣ стула; онъ сидитъ, наклонивъ голову, и невидимому, смотритъ на свои сложенныя руки. Его пробуждаетъ стукъ въ двери.

-- Вотъ онъ! произнесъ Бартль Масси, поспѣшно вставъ и отворивъ дверь.

То былъ мистеръ Ирвайнъ. Адамъ поднялся съ мѣста съ инстинктивнымъ почтеніемъ, когда мистеръ Ирвайнъ приблизился къ нему и взялъ его за руку.

-- Я пришелъ поздно, Адамъ, сказалъ онъ, садясь на стулъ, который Бартль поставилъ для него.-- Но я позже выѣхалъ изъ Брокстона, чѣмъ намѣревался, и былъ все время занятъ съ-тѣхъ-поръ, какъ пріѣхалъ. Я теперь, однакожь, сдѣлалъ все... по-крайней-мѣрѣ, все, что можно сдѣлать сегодня вечеромъ. Присядемте всѣ.

Адамъ машинально взялъ снова стулъ, а Бартль, для котораго не оставалось стула, сѣлъ на кровать въ глубинѣ комнаты.

-- Видѣли вы ее, сэръ? спросилъ Адамъ дрожащимъ голосомъ.

-- Да, Адамъ. Я и капеланъ были оба у ней сегодня вечеромъ.

-- Спрашивали вы ее, сэръ... говорили вы что-нибудь обо мнѣ?

-- Да, сказалъ мистеръ Ирвайнъ съ нѣкоторою медленностью: -- я говорилъ о васъ. Я сказалъ, что вы хотите видѣть ее до суда, если она согласна.

Мистеръ Ирвайнъ замолчалъ; Адамъ устремилъ на него пожирающіе вопросительные взоры.

-- Вы знаете, она отказывается видѣть кого бы то ни было, Адамъ. Не только для васъ однихъ... какое-то роковое вліяніе, кажется, закрыло ея сердце для всѣхъ ближнихъ. Она почти только и говорила что: "нѣтъ", какъ мнѣ, такъ и капелану. Три или четыре дня назадъ, когда я еще не упоминалъ ей о васъ, а спросилъ ее, не хочетъ ли она видѣть кого-нибудь изъ своихъ родныхъ, кому она могла бы открыть свою душу, она сказала съ сильнымъ трепетомъ: "Скажите имъ, чтобъ они не приближались ко мнѣ... я не хочу никого изъ нихъ видѣть".

Адамъ снова опустилъ голову и сидѣлъ въ безмолвіи. Молчаніе продолжалось нѣсколько минутъ, потомъ мистеръ Ирвайнъ произнесъ:

-- Я не хочу совѣтовать, чтобъ вы дѣйствовали противъ вашихъ чувствъ, Адамъ, если они настоятельно требуютъ, чтобъ вы повидались съ нею завтра утромъ, даже и безъ ея согласія. Дѣйствительно, можетъ-быть -- хотя по всему видимому скорѣе можно заключать противное -- свиданіе подѣйствуетъ на нее благотворно. Но я, къ-сожалѣнію, долженъ сказать, что едва имѣю на это надежду. Она, казалось, вовсе не была тронута, когда я назвалъ ваше имя. Она сказала только: "нѣтъ", тѣмъ же холоднымъ, упорнымъ тономъ, какъ всегда. А если свиданіе не произведетъ на нее хорошаго дѣйствія, то оно будетъ только безполезнымъ страданіемъ для васъ... и, я боюсь, суровымъ страданіемъ. Она чрезвычайно перемѣнилась...

Адамъ вскочилъ съ своего стула и схватилъ шляпу, лежавшую на столѣ; но потомъ остановился и посмотрѣлъ на мистера Ирвайна, будто хотѣлъ обратиться къ нему съ вопросомъ, который, однакожъ, ему было не легко произнести. Бартль Масси всталъ тихонько, повернулъ ключъ въ двери и положилъ его въ карманъ.

-- Что, онъ возвратился? спросилъ наконецъ Адамъ.

-- Нѣтъ еще, отвѣчалъ спокойно мистеръ Ирвайнъ.-- Положите шляпу, Адамъ; или на хотите ли, можетъ-быть, выйдти со мною и подышать свѣжимъ воздухомъ? Я думаю, вы опять не выходили сегодня.

-- Вамъ ненужно обманывать меня, сэръ, сказалъ Адамъ, пристально смотря на мистера Ирвайна и говоря тономъ гнѣвнаго подозрѣнія:-- вамъ ненужно опасаться меня. Я желаю только правосудія. Я хочу, чтобъ онъ чувствовалъ то, что чувствуетъ она. Это его дѣло... Она была ребенкомъ, и у каждаго сердце радовалось при видѣ ея... Мнѣ все-равно, что бы ни сдѣлала она... это онъ довелъ ее до этого. И онъ узнаетъ это... онъ почувствуетъ это... если есть на небѣ справедливый Богъ, то онъ почувствуетъ, что значитъ ввергнуть ребенка, какъ она, въ грѣхъ и горе...

-- Я не обманываю васъ, Адамъ, сказалъ мастеръ Ирвайнъ.-- Артуръ Донниторнъ не возвратился... еще не возвратился, когда я уѣхалъ. Я оставилъ ему письмо: онъ узнаетъ обо всемъ, лишь только пріѣдетъ.

-- Впрочемъ, вамъ это все-равно, сказалъ Адамъ съ негодованіемъ.-- Вы считаете это вздоромъ, что она лежитъ тутъ, убитая позоромъ и горестью, и онъ ничего не знаетъ о томъ... вовсе не страдаетъ.

-- Адамъ, онъ узнаетъ, онъ будетъ страдать долго и горько. У него есть сердце и совѣсть: я не могу вполнѣ обманываться въ его характерѣ. Я убѣжденъ... я увѣренъ, что онъ палъ подъ искушеніемъ не безъ борьбы. Онъ, можетъ-быть, слабъ, но не притупленъ, не холодный эгоистъ. Я вполнѣ увѣренъ, что это будетъ для него ударомъ, дѣйствія котораго онъ будетъ чувствовать впродолженіе всей своей жизни. Отчего вы такимъ образомъ жаждете мести? Какія бы терзанія вы ни причинили ему, ей они не принесутъ никакой пользы.

-- Нѣтъ... Боже мой, никакой! простоналъ Адамъ, снова опускаясь на свой стулъ:-- да потому-то я такъ страшно и проклинаю все это... въ томъ-то и заключается вся гнусность этого дѣла... оно никогда не можетъ быть исправлено. Мои бѣдная Гетти! никогда не будетъ она опять моею очаровательною Гетти, прелестнѣйшимъ твореніемъ Господа... никогда не будетъ она улыбаться мнѣ... Я думалъ, что она любитъ меня... что она добра...

Голосъ Адама мало-по-малу дошелъ до сиплаго шопота, будто онъ только разговаривалъ самъ съ собою. Вдругъ онъ отрывисто спросилъ, смотря на мистера Ирвайна:

-- Но она не такъ виновна, какъ говорятъ? Вѣдь вы не думаете этого о ней, сэръ? Она не могла сдѣлать это.

-- Мы, можетъ-быть, никогда не узнаемъ объ этомъ съ достовѣрностью, Адамъ, кротко отвѣчалъ мистеръ Ирвайнъ.-- Въ подобныхъ случаяхъ мы иногда основываемъ нашъ приговоръ на томъ, что намъ кажется вполнѣ достовѣрнымъ, а между-тѣмъ только потому, что намъ неизвѣстенъ какой-нибудь ничтожный фактъ, нашъ приговоръ ложенъ. Но предположимъ самое худшее. Вы не имѣете права говорить, что вина ея преступленія падаетъ и на него и что онъ долженъ подвергнуться наказанію. Намъ, людямъ, не слѣдуетъ распредѣлять степени нравственной вины и наказанія. Мы находимъ невозможнымъ избѣгнуть ошибокъ даже въ простомъ опредѣленіи, кто совершилъ преступленіе, и задача о томъ, на сколько человѣкъ подвергнется отвѣтственности за непредвидѣнныя послѣдствія своего собственнаго поступка, очень можетъ заставить насъ трепетать, когда мы принуждены заняться ею. Мысль о дурныхъ послѣдствіяхъ, которыя могутъ скрываться просто въ эгоистической необузданности нашей воли, до того страшна, что непремѣнно должна пробуждать чувства менѣе надменныя, чѣмъ необдуманное желаніе наказанія. Ваше сердце въ состояніи понять это вполнѣ, Адамъ, когда вы станете хладнокровнѣе. Не предполагайте, что я не могу войти въ ваше отчаянное положеніе, которое влечетъ васъ въ это состояніе ненависти, жаждущей мести. Но подумайте объ этомъ: если вы захотите повиноваться вашей страсти -- а это страсть, и вы сами обманываете себя, называя это правосудіемъ -- съ вами можетъ случиться рѣшительно то же самое, что было съ Артуромъ, даже хуже: ваша страсть можетъ вовлечь васъ самихъ въ ужасное преступленіе.

-- Нѣтъ, оно не будетъ хуже, сказалъ Адамъ съ горечью:-- я не думаю, что это хуже... я скорѣе сдѣлалъ бы это... Я скорѣе совершилъ бы преступленіе, за которое могъ бы пострадать самъ, чѣмъ довелъ бы ее до того, чтобъ она совершила преступленіе, а потомъ стоялъ бы и смотрѣлъ, какъ будутъ наказывать ее, между-тѣмъ какъ меня оставятъ въ покоѣ... и все это за мгновенное удовольствіе. Да, еслибъ у него было сердце мужчины, то онъ скорѣе отрубилъ бы себѣ руку, чѣмъ рѣшился на это. Что жь, если онъ и не предвидѣлъ всего, что случилось? Вѣдь онъ предвидѣлъ довольно; онъ не имѣлъ права ожидать для нея чего-нибудь другаго, кромѣ вреда и позора. И потомъ онъ хотѣлъ загладить это ложью. Нѣтъ, людей вѣшали за множество дѣлъ, которыя были далеко не такъ гнусны, какъ этотъ поступокъ. Пусть человѣкъ дѣлаетъ что хочетъ; если онъ знаетъ, что самъ долженъ подвергнуться наказанію, то онъ не поступаетъ и вполовину такъ дурно, какъ низкій себялюбивый трусъ, который облегчаетъ для себя все, зная, между-тѣмъ, что наказаніе падетъ на другаго.

-- Въ этомъ вы снова отчасти обманываете себя, Адамъ. Не существуетъ дурныхъ дѣлъ такого рода, за которыя человѣкъ можетъ подвергнуться наказанію одинъ; вы не можете отдѣлить себя совершенно и говорить, что зло, находящееся въ васъ, не разольется. Жизнь людей такъ связана одна съ другою, какъ воздухъ, которымъ мы дышимъ: зло необходимо распространяется такъ же, какъ и болѣзнь. Я понимаю весь ужасный объемъ страданія за этотъ грѣхъ, которое причинилъ Артуръ другимъ; но такимъ же образомъ каждый грѣхъ причиняетъ страданія и другимъ, кромѣ тѣхъ, которые совершили его. Порывъ мщенія съ вашей стороны противъ Артура будетъ только новымъ зломъ, присовокупленнымъ къ тѣмъ, подъ которыми мы уже страдаемъ: вы не могли бы одни подвергнуться наказанію; вы передали бы самое страшное горе всѣмъ, кто любитъ васъ. Вашъ поступокъ былъ бы поступкомъ слѣпаго бѣшенства, который оставилъ бы все настоящее зло именно въ томъ положеніи, въ какомъ оно находится теперь, присовокупивъ къ нему еще худшее зло. Вы, можетъ-быть, скажете мнѣ, что не замышляете роковаго поступка мщенія, но именно чувство, находящееся въ васъ, порождаетъ такія дѣйствія; и пока вы будете потворствовать ему, пока вы не будете видѣть, что, обращая всѣ свои мысли на наказаніе Артура, вы думаете о мщеніи, а не о правосудіи, вы находитесь въ опасности увлечься къ совершенію какого-нибудь великаго зла. Вспомните, что вы говорили мнѣ о вашихъ чувствахъ послѣ того, какъ нанесли ударъ Артуру въ рощѣ.

Адамъ хранилъ молчаніе: послѣднія слова вызвали живую картину прошедшаго, и мистеръ Ирвайнъ оставилъ его при его мысляхъ и заговорилъ съ Бартлемъ Масси о похоронахъ старика Донниторна и о другихъ незначительныхъ предметахъ. Но наконецъ Адамъ повернулся и сказалъ болѣе -- кроткимъ тономъ:

-- Я еще не спросилъ васъ о знакомыхъ на господской фермѣ, сэръ. Мистеръ Пойзеръ пріѣдетъ сюда?

-- Да, онъ уже пріѣхалъ сегодня вечеромъ въ Стонитонъ. Но я не могъ посовѣтовать ему, чтобъ онъ повидался съ вами, Адамъ: онъ самъ находится въ весьма-разстроенномъ состояніи, и лучше если не увидится съ вами, пока вы не станете спокойнѣе.

-- А Дина Моррисъ у нихъ, сэръ? Сетъ говорилъ, что они хотѣли послать за ней.

-- Нѣтъ. Мистеръ Пойзеръ говорилъ мнѣ, что она еще не пріѣхала, когда онъ оставилъ ферму. Они опасаются, что она, пожалуй, не получила письма. Кажется, они не знали вѣрнаго адреса.

Адамъ нѣсколько времени сидѣлъ въ раздумьи и потомъ произнесъ:

-- Хотѣлъ бы я знать, пріѣдетъ ли Дина повидаться съ нею. Но, можетъ-быть, Пойзеры были бы недовольны этимъ, такъ-какъ они сами не хотятъ навѣстить ее. Впрочемъ, она, я думаю, придетъ, потому-что методисты очень-охотно посѣщаютъ тюрьмы; да и Сетъ говорилъ, что она пойдетъ. Дина обращалась съ ней чрезвычайно-нѣжно. Я хотѣлъ бы знать, въ-состояніи ли она будетъ сдѣлать что-нибудь доброе. Вы никогда не видали ея, сэръ?

-- Да, я видѣлъ ее: я разговаривалъ съ нею и она очень понравилась мнѣ. Теперь, когда вы заговорили объ этомъ, то и я желалъ бы, чтобъ она пріѣхала. Очень можетъ быть, что такая кроткая, нѣжная женщина, какъ она, можетъ уговорить Гетти открыть свою душу. Капеланъ при тюрьмѣ нѣсколько-жестокъ въ своемъ обращеніи.

-- Но все это ни къ чему не поведетъ, если она не пріѣдетъ, сказалъ Адамъ грустно.

-- Еслибъ я подумалъ объ этомъ ранѣе, то принялъ бы нѣкоторыя мѣры, чтобъ отъискать ее, сказалъ мистеръ Ирвайнъ: -- но теперь, я думаю, ужь слишкомъ-поздно... Теперь я долженъ идти, Адамъ. Постарайтесь отдохнуть немного ночью. Богъ да благословитъ васъ. Я увижусь съ вами завтра рано утромъ.

XLII.
Утро передъ судомъ.

На слѣдующій день въ часъ Адамъ былъ одинъ въ своей скучной комнаткѣ въ верхнемъ этажѣ. Его часы лежали на столѣ передъ нимъ, будто онъ исчислялъ минуты, казавшіяся ему безконечными. Онъ не имѣлъ никакого понятія, что, вѣроятно, будутъ говорить свидѣтели въ судѣ, потому -- что съ трепетомъ отдалялся отъ подробностей, связанныхъ съ арестомъ и обвиненіемъ Гетти. Смѣлый дѣятельный человѣкъ, который быль готовъ ринуться во всякую опасность, но всякій трудъ, чтобъ спасти Гетти отъ угрожавшей ей бѣды или несчастій, чувствовалъ, что не имѣлъ силы встрѣтить неисправимое зло и страданіе. Чувствительность, которая была возбуждающею силою, гдѣ оказывалась возможность дѣйствовать, становилась безпомощною мукою, когда онъ былъ принужденъ оставаться въ бездѣйствіи, или иначе искала дѣятельнаго исхода въ мысли о томъ, чтобъ явить правосудіе надъ Артуромъ. Энергическія натуры, сильныя на всѣ мужественные поступки, нерѣдко стремительно отступаютъ отъ безнадежнаго страдальца, будто одарены жестокимъ сердцемъ. Ихъ гонитъ всеподавлающее чувство боли. Онѣ удаляются по необузданному инстинкту, какъ удалились бы отъ чего-нибудь раздирающаго. Адамъ заставилъ себя думать о свиданіи съ Гетти, если она согласится видѣть его, думая, что свиданіе, можетъ-быть, принесетъ ей облегченіе, можетъ-быть, поможетъ ей разсѣять это страшное упорство, о которомъ ему говорили. Если она увидитъ, что онъ не желаетъ ей зла за все горе, которое она причинила ему, то, можетъ-быть, откроетъ ему свою душу. Но это рѣшеніе стоило страшныхъ усилій; онъ содрогался при мысли, что увидитъ ея измѣнившееся лицо, какъ робкая женщина содрогается при мысли о ножѣ хирурга, и онѣ скорѣе рѣшился теперь переносить длинные часы ожиданія, чѣмъ подвергнуться тому, что казалось ему болѣе невыносимою агоніею -- быть свидѣтелемъ при ея судѣ.

Глубокое, невыразимое страданіе очень можно назвать крещеніемъ, возрожденіемъ, посвященіемъ въ новое состояніе. Трогательныя воспоминанія, горькое сожалѣніе, мучительная симпатія, исполненныя борьбы воззванія къ невидимой справедливости -- всѣ сильныя волненія, наполнявшія собою дни и ночи прошлой недѣли и снова сжимавшіяся, какъ рьяная толпа, въ часы этого единственнаго утра, заставляли Адама смотрѣть на всѣ прежніе годы, какъ бы на слѣпое сонное существованіе, и онъ только теперь пробудился къ полному сознанію. Ему казалось, будто прежде онъ всегда думалъ, что людямъ вовсе нетрудно страдать, будто все, что онъ самъ вынесъ и называлъ горемъ прежде, было только минутнымъ ударомъ, который никогда не оставлялъ никакой раны. Безъ всякаго сомнѣнія, великія мученія могутъ совершить дѣло многихъ лѣтъ разомъ, и мы можемъ выйти изъ этого крещенія огнемъ съ душею, исполненною новаго благословенія и новаго состраданія.

-- О, Боже! простоналъ Адамъ, облокачиваясь на столъ и тупо смотря прямо на часы:-- и люди страдали такимъ-же образомъ прежде... и бѣдныя безпомощныя молодыя существа страдали, какъ она... А еще такъ недавно она казалась такою счастливою, такою красавицей!... цаловала ихъ всѣхъ, своего дѣдушку и всѣхъ ихъ, а они желали ей счастья... О, моя бѣдная, бѣдная Гетти!... вспоминаешь ли ты объ этомъ теперь?

Адамъ вздрогнулъ и оглянулся къ двери. Злюшка стала визжать, и на лѣстницѣ послышался стукъ палки и шумъ хромой походки. Бартль Масси возвращался домой. Не-уже-ли все уже могло кончиться?

Бартль вошелъ тихо и, подойдя къ Адаму, схватилъ его за руку и сказалъ:

-- Я пришелъ только, чтобъ посмотрѣть на васъ, мой другъ, потому-что всѣ вышли изъ суда на короткое время.

Сердце Адама билось такъ сильно, что онъ не былъ въ-состояніи говорить; онъ могъ только отвѣтить пожатію руки своего друга. Бартль, придвинувъ другой стулъ, сѣлъ противъ него, снялъ шляпу и очки.

-- Никогда не случалось со мною ничего подобнаго, замѣтилъ онъ: -- никогда не выходилъ я изъ дома, не снявъ очковъ. Я совершенно забылъ снять ихъ.

Старикъ произнесъ это пустое замѣчаніе, считая за лучшее не отвѣчать вовсе на волненіе Адама: послѣдній, такимъ образомъ, не прямо догадается, что въ настоящее время нельзя было сообщить ничего положительнаго.

-- А теперь, сказалъ онъ, снова вставая:-- я долженъ посмотрѣть, чтобъ вы съѣли кусочекъ хлѣба и выпили вина, присланнаго сегодня утромъ мистеромъ Ирвайномъ. Онъ разсердится на меня, если вы не попробуете. Ну-ка, продолжалъ онъ. принося бутылку и хлѣбъ и наливая въ чашку вина: -- мнѣ и самому хочется перекусить немножко. Выпейте глотокъ со мною, другъ мой, выпейте!

Адамъ тихонько оттолкнулъ отъ себя чашку и умоляющимъ тономъ произнесъ:

-- Разскажите мнѣ, мистеръ Масси, разскажите мнѣ все. Была она тамъ? Началось?

-- Да, мой другъ, да... это происходило все время съ-тѣхъ-поръ, какъ я ушелъ въ первый разъ. Но оно идетъ очень-медленно. Адвокатъ, котораго взяли для ея защиты, безпрестанно ставитъ палку въ колесо, чтобъ остановить его, когда только можетъ, и много задаетъ работы разспросами свидѣтелей и спорами съ другими юристами. Вотъ все, что онъ можетъ сдѣлать за деньги, которыя заплатили ему: а вѣдь сумма-то немаленькая. Но онъ ловкій человѣкъ, у него такіе глаза, что онъ могъ бы въ одну минуту подобрать всѣ иголки въ соломѣ. Если у человѣка нѣтъ чувствъ, то быть слушателемъ въ судѣ такъ же хорошо, какъ слушать ученыя пренія; но нѣжное сердце дѣлаетъ насъ тупыми. Я готовъ былъ бы навсегда разстаться съ ариѳметикой только для того, чтобъ принесть вамъ добрыя вѣсти, мой бѣдный другъ.

-- Но развѣ, повидимому, дѣло принимаетъ оборотъ противъ нея? спросилъ Адамъ.-- Скажите мнѣ, что они говорили. Я долженъ знать это теперь, я долженъ знать, какія доказательства приводятъ противъ нея.

-- До-сихъ-поръ главнымъ было свидѣтельство врачей и Мартина Пойзера... бѣдный Мартинъ -- всѣ въ судѣ чувствовали къ нему состраданіе -- это было какъ бы одно рыданіе, когда онъ снова сошелъ съ площадки. Хуже всего была та минута, когда сказали ему, чтобъ онъ посмотрѣлъ на обвиненную, стоявшую у перилъ. Тяжело ему было, бѣдному, очень-тяжело. Адамъ, мой другъ, ударъ палъ на него съ такою же силою, какъ и на васъ: вы должны помочь бѣдному Мартину, вы должны показать мужество. Выпейте теперь вина и докажите, что вы переносите ваше горе, какъ слѣдуетъ мужчинѣ.

Бартль не могъ сдѣлать лучшаго вызова. Адамъ съ покойнымъ и послушнымъ видомъ взялъ чашку и немного отпилъ.

-- Разскажите мнѣ про ея видъ, сказалъ онъ вдругъ.

-- Она казалась испуганною, очень-испуганною, когда ввели ее въ первый разъ. Бѣдняжка! она впервые видѣла толпу и судью. И тамъ была куча глупыхъ женщинъ въ нарядныхъ платьяхъ; руки ихъ до самаго верху были покрыты бездѣлками и на головѣ перья; онѣ сидѣли неподалеку отъ судьи. Можно было подумать, онѣ вырядились такимъ образомъ для того, чтобъ быть пугалами и предупрежденіемъ для всякаго, кто вздумалъ бы когда-нибудь снова связаться съ женщиной; онѣ безпрестанно приставляли къ глазамъ стекла, смотрѣли и перешептывались. Но послѣ этого она стояла, какъ бѣлая картина, смотря внизъ на свои руки, и, казалось, ничего не видѣла и не слышала. Она была блѣдна, какъ полотно. Она не говорила ничего, когда ее спрашивали: "виновна" ли она или "невиновна", и тогда за нее отвѣтили: "невиновна". Но когда она услышала имя своего дяди, то по всему ея тѣлу, казалось, пробѣжала дрожь; когда сказали ему, чтобъ онъ посмотрѣлъ на нее, она опустила голову, скорчилась и закрыла лицо руками. Ему стоило большаго труда говорить, бѣдному человѣку; его голосъ сильно дрожалъ. И адвокаты, которые по-большей-части бываютъ тверды, какъ сталь, я замѣтилъ, щадили его, какъ только могли. Самъ мистеръ Ирвайнъ подошелъ къ нему и вышелъ изъ суда съ нимъ вмѣстѣ. Да, великое дѣло въ жизни человѣка имѣть возможность поддерживать ближняго и подкрѣплять его въ подобномъ несчастіи.

-- Богъ да благословитъ его и васъ также, мистеръ Масси! сказалъ Аламъ тихимъ голосомъ, положивъ руку на плечо Бартли.

-- Конечно, конечно, нашъ священникъ созданъ изъ хорошаго металла, онъ издаетъ настоящій звонъ, когда вы дотрогиваетесь до него. И умный человѣкъ; говоритъ только то, что нужно. Онъ не принадлежитъ къ числу тѣхъ, которые думаютъ, что могутъ утѣшить васъ пустою болтовнею, будто люди, стоящіе подлѣ несчастія и смотрящіе на него, знаютъ горе гораздо-лучше тѣхъ, которымъ приходится переносить его. Я въ свое время встрѣчался съ такими людьми на югѣ, когда самъ былъ въ горѣ. Кстати, мистеръ Ирвайнъ самъ долженъ быть свидѣтелемъ съ ея стороны и будетъ говорить о ея характерѣ и воспитаніи.

-- Но другія доказательства... что они очень свидѣтельствуютъ противъ нея? спросилъ Адамъ.-- Какъ вы думаете, мистеръ Масси? Скажите мнѣ всю истину.

-- Да, мой другъ, да, лучше всего говорить истину. Вѣдь, какъ бы то ни было, истина все-таки откроется подъ конецъ. Доказательства докторовъ очень-тягостны для нея, да, очень-тягостны. Но съ самаго начала до конца она запиралась въ томъ, что имѣла ребенка... эти бѣдныя, глупыя женщины... онѣ никакъ не могутъ взять въ толкъ, что не къ-чему запираться въ томъ, что доказано. Я боюсь, это упорство вооружитъ противъ нея присяжныхъ: они, пожалуй, не станутъ такъ сильно говорить въ пользу помилованія, если состоится приговоръ противъ нея. Но мистеръ Ирвайнъ и судья не оставятъ нетронутымъ ни одного камня -- вы можете вполнѣ положиться на это, Адамъ.

-- А есть ли въ судѣ хоть кто-нибудь принимающій, повидимому, участіе въ ней и заботящійся о ней? спросилъ Адамъ.

-- Рядомъ съ ней сидитъ капеланъ тюрьмы, но онъ человѣкъ рѣзкій, съ лицомъ проныры, во всемъ противоположный мистеру Ирвайну. Тюремные капеланы, говорятъ, по большей части все самый дрянной разрядъ духовенства.

-- Есть нѣкто, кому слѣдовало бы быть тамъ, сказалъ Адамъ съ горечью. Вдругъ онъ выпрямился и пристально сталъ смотрѣть въ окно, очевидно занятый какой-то новою идеей.

-- Мистеръ Масси, произнесъ онъ наконецъ, откидывая волосы съ лица: -- я пойду туда съ вами. Я хочу идти въ судъ. Я былъ бы трусомъ, еслибъ не присутствовалъ тамъ. Я встану рядомъ съ ней... я не оставлю ея, несмотря на то, что она все время обманывала меня. Они не должны были бы отступаться отъ нея... отъ своей собственной плоти и крови. Мы поручаемъ людей милосердію Божію, а сами не обнаруживаемъ никакого милосердія. Я бывалъ жестокъ иногда; никогда болѣе не буду я жестокъ. Я пойду, мистеръ Масси, я пойду съ вами.

Еслибъ Бартль и хотѣлъ возразить Адаму, то рѣшительность послѣдняго заставила бы старика отказаться отъ своего намѣренія. Онъ сказалъ только:

-- Въ такомъ случаѣ, закусите немножко, Адамъ, хоть изъ любви ко мнѣ. Постойте же, дайте и мнѣ съѣсть кусочекъ вмѣстѣ съ вами. А теперь закусите и вы.

Подкрѣпленный сильною рѣшительностью, Адамъ съѣлъ кусокъ хлѣба и выпилъ вина. Онъ былъ угрюмъ и небритъ, какъ вчера, но опять держался прямо и болѣе походилъ на Адама Бида прежняго времени.

XLIII.
Приговоръ.

Мѣсто, назначенное въ то время для суда, была большая старая зала, нынѣ сгорѣвшая. Полуденный свѣтъ, падавшій на сжатую массу человѣческихъ головъ, проникалъ сквозь рядъ заостренныхъ кверху оконъ, казавшихся пестрыми отъ мягкихъ цвѣтовъ старыхъ цвѣтныхъ стеколъ. Угрюмаго вида запыленныя латы висѣли на высокомъ рельефѣ прямо передъ мрачною дубовою галереею, находившеюся на отдаленномъ концѣ, а подъ широкимъ сводомъ противоположнаго большаго окна, раздѣленнаго на-двое, колыхалась занавѣсь изъ старинныхъ обоевъ, покрытая полинялыми меланхолическими фигурами, какъ бы неопредѣленными видѣніями минувшаго времени. Въ продолженіе всего года это мѣсто посѣщали, вѣроятно, тѣни прежнихъ королей и королевъ, несчастныхъ, лишившихся короны, заточенныхъ; но въ тотъ день всѣ эти тѣни отлетѣли и ни одна душа въ огромной залѣ не видѣла ничего инаго, кромѣ присутствія живаго горя, наполнявшаго собою теплыя сердца.

Но это горе, казалось, чувствовалось слабо до этой минуты, когда вдругъ показалась высокая фигура Адама Бида, когда его подвели къ скамьѣ обвиняемой. При яркомъ солнечномъ свѣтѣ въ большой залѣ, среди гладкихъ обритыхъ лицъ другихъ людей, признаки страданій, выражавшіеся на лицѣ его, поразили даже мистера Ирвайна, который въ послѣднее время видѣлъ Адама при тускломъ свѣтѣ въ небольшой комнатѣ. Жители Геслопа, присутствовавшіе при судѣ и въ своихъ преклонныхъ лѣтахъ разсказывавшіе у своихъ домашнихъ очаговъ исторію Гетти Соррель, никогда не забывали упоминать о томъ, какое волненіе произвело въ нихъ появленіе въ судѣ Адама Бида, который былъ головою выше всѣхъ, окружавшихъ его, когда онъ занялъ мѣсто подлѣ нея.

Но Гетти не видѣла его. Она стояла въ томъ же самомъ положеніи, въ какомъ описывалъ и Бартль Масси, скрестивъ руки и пристально смотря на нихъ. Адамъ не осмѣливался взглянуть на нее въ первыя минуты, но наконецъ, когда вниманіе присутствія было отвлечено судопроизводствомъ, онъ повернулся къ ней лицомъ, твердо рѣшившись не содрогаться.

Почему же говорили, что она такъ перемѣнилась? Въ трупѣ любимаго нами человѣка мы видимъ сходство, сходство что заставляетъ чувствовать себя еще сильнѣе, потому-что тутъ было нѣчто другое, чего уже нѣтъ. Вотъ они: очаровательное лицо и шея, темные локоны волосъ, длинныя темныя рѣсницы, округленныя щеки и надутыя губки; она была блѣдна и исхудала -- это правда, но походила на Гетти, и только на Гетти. Другіе думали, что она казалась женщиной, которую демонъ поразилъ своимъ жгучимъ взглядомъ, въ которой онъ изсушилъ женственную душу, оставивъ только жосткое отчаянное упорство. Но страстное чувство матери, этотъ совершеннѣйшій типъ жизни въ другой жизни, составляющій сущность истинной человѣческой любви, сознаетъ бытіе любимаго ребенка даже въ испорченномъ, павшемъ человѣкѣ, и для Адама эта блѣдная преступница съ жосткимъ лицомъ была Гетти, которая улыбалась ему въ саду подъ вѣтвями яблоней... была трупомъ этой Гетти, на который онъ не рѣшался взглянуть безъ трепета въ первое время, и отъ котораго потомъ не могъ отвести глазъ.

Но вскорѣ его слухъ поразило нѣчто такое, что заставило его быть внимательнымъ и отняло у его зрѣнія поглощающую силу. Въ ложѣ свидѣтелей находилась женщина, среднихъ лѣтъ, говорившая твердымъ, яснымъ голосомъ. Она сказала:

-- Мое имя Сара Стонъ. Я вдова и содержу небольшую лавочку съ дозволеніемъ продавать курительный и нюхательный табакъ и чай, въ Чёрч-Ленѣ въ Стонитонѣ. Обвиненная, стоящая у перилъ, та самая молодая женщина, которая приходила ко мнѣ, больная и усталая, съ корзинкою на рукѣ, и спрашивала комнатку въ моемъ домѣ въ субботу вечеромъ 27-го февраля. Она приняла мою лавочку за гостинницу, потому-что у двери находится вывѣска, на которой изображена фигура. Когда я сказала, что не принимаю жильцовъ, обвиненная стала плакать и говорила, что чрезвычайно устала и не въ-состояніи идти въ другое мѣсто и просилась переночевать только одну ночь. Ея миловидность, ея положеніе, порядочный видъ ея и ея платья, и безпокойство, въ которомъ она, казалось, находилась, произвели на меня такое дѣйствіе, что у меня не хватило духу отказать ей на-отрѣзъ, Я попросила ее присѣсть, напоила чаемъ и спросила, куда она отправляется и гдѣ живутъ ея родные. Она отвѣчала, что идетъ домой къ роднымъ, что они фермеры и живутъ довольно-далеко и что она совершила значительное путешествіе, которое обошлось ей гораздо-дороже, чѣмъ она предполагала, такъ-что у ней почти не оставалось болѣе денегъ въ карманѣ и она боялась зайти туда, гдѣ бы ей пришлось платить дорого. Она была принуждена продать большую часть своихъ вещей изъ корзинки, но съ благодарностью готова была бы дать мнѣ шилингъ за ночлегъ. Я не видѣла никакой причины, по которой не должна была дать молодой женщинѣ переночевать у меня. У меня одна комната, но въ ней двѣ постели. Я сказала ей, что она можетъ остаться у меня. Я думала что ее сманили на дурную дорогу и что она попала въ бѣду; но такъ-какъ она отправлялась къ роднымъ, то я полагала, что сдѣлаю доброе дѣло, если избавлю ее отъ новыхъ непріятностей.

Свидѣтельница показала затѣмъ, что ночью родился ребенокъ и подтвердила, что дѣтское бѣлье, показанное ей, было то, въ которое она сама одѣла ребенка.

-- Да, это именно то самое бѣлье. Я дѣлала его сама и оно хранилось у меня съ тѣхъ самыхъ поръ, какъ родился мой послѣдній ребенокъ. Я довольно безпокоилась какъ о ребенкѣ, такъ и о матери. Я какъ-то невольно принимала участіе въ ребенкѣ и заботилась о немъ. Я не послала за докторомъ, потому-что въ немъ, казалось, не было нужды. Утромъ я сообщила матери, что она должна сказать мнѣ имя ея родныхъ и гдѣ они жили, чтобъ я могла написать имъ. Она сказала, что скоро напишетъ имъ сама, только не сегодня. Несмотря на мое сопротивленіе, она непремѣнно хотѣла встать и одѣться, вопреки всему, что я ни говорила. Она отвѣчала, что чувствуетъ себя довольно-сильною, и удивительно, право, сколько присутствія духа она обнаруживала. Но я нѣсколько безпокоилась о томъ, что мнѣ дѣлать съ ней, и къ вечеру рѣшилась отправиться по окончаніи митинга, къ пастору и переговорить съ нимъ объ этомъ. Я вышла изъ дома около половины девятаго. Я вышла не черезъ лавочку, а черезъ заднюю дверь, выходящую въ узкій переулокъ. Я занимаю только нижній этажъ дома, и кухня и спальня выходятъ въ переулокъ. Я оставила обвиненную сидѣвшую у огня въ кухнѣ, съ ребенкомъ на колѣняхъ. Она не плакала и вовсе не казалась убитою, какъ въ предшествовавшую ночь. Я видѣла только, что ея глаза имѣли какое-то странное выраженіе и что лицо ея нѣсколько разгорѣлось къ вечеру. Я боялась, чтобъ у ней не сдѣлалась лихорадка, и намѣревалась, когда выйду со двора, сходить къ одной знакомой женщинѣ, опытной, и попросить ее, чтобъ она пошла со мною. Вечеръ былъ очень-теплый. Я не заперла двери за собой, потому-что не было замка; дверь запирается только изнутри задвижкою, и когда въ квартирѣ не остается никого, то я всегда выхожу черезъ лавочку, и я считала вовсе неопаснымъ оставить квартиру незапертою на короткое время. Я, однакожь, замѣшкалась долѣе, чѣмъ предполагала: мнѣ пришлось ждать женщину, чтобъ она возвратилась со мною. Мы пришли въ мою квартиру часа черезъ полтора, и когда вошли, то свѣча горѣла на томъ же самомъ мѣстѣ, на какомъ я оставила ее, но обвиненной и ребенка не было. Она взяла съ собою свой салопъ и свою шляпку, но оставила корзинку съ вещами... Я страшно испугалась и разсердилась на нее за то, что она ушла. Я не объявила о случившемся, не думая, что она сдѣлаетъ себѣ какой-нибудь вредъ, и зная, что у ней были въ карманѣ деньги, на которыя она могла получить пищу и квартиру. Мнѣ не хотѣлось послать за нею констебля, такъ-какъ она имѣла право уйти отъ меня, если хотѣла.

Это свидѣтельство произвело на Адама электрическое дѣйствіе; оно придало ему новую силу. Гетти не могла быть виновна въ преступленіи... ея сердце непремѣнно привязалось къ ребенку, иначе зачѣмъ было ей взять ребенка съ собою? Она могла оставить его, могла уйти отъ него. Крошечное существо умерло естественной смертью,-- а потомъ она спрятала его -- вѣдь дѣти такъ подвержены ранней смерти -- оттого могли произойти сильнѣйшія подозрѣнія безъ всякаго доказательства вины. Его мысли были такъ заняты воображаемыми доводами противъ подобныхъ подозрѣній, что онъ не могъ внимательно прислушиваться къ сбивавшимъ допросамъ адвоката Гетти, старавшагося, впрочемъ, совершенно безуспѣшно, открыть очевидные признаки того, что обвиненная обнаруживала чувства материнской привязанности къ ребенку. Всё время, пока допрашивали свидѣтельницу, Гетти стояла такъ же неподвижно, какъ прежде: никакое слово, казалось, не обращало на себя ея вниманія. Но звукъ голоса слѣдующаго свидѣтеля затронулъ струну, все еще чувствительную: она вадрогнула и устремила на него безумный взглядъ, но вслѣдъ затѣмъ отвернула голову и стала смотрѣть на руки, какъ прежде. Свидѣтель былъ простой крестьянинъ. Онъ сказалъ:

-- Мое имя Джонъ Ольдингъ. Я землепашецъ и живу въ Теддз-Голѣ. Двѣ мили за Стонитономъ. На прошлой недѣлѣ въ понедѣльникъ, около часа пополудни, я шелъ въ геттонскій лѣсокъ и, не доходя за четверть мили до лѣска, увидѣлъ обвиненную въ красномъ салопѣ, сидѣвшую у стога сѣна непдалеку отъ забора. Она встала, когда увидѣла меня, и показала видъ, будто идетъ другой дорогой. Дорога была обыкновенная, полямъ, и вовсе не было странно видѣть тамъ молодую женщину, но я обратилъ на нее вниманіе, потому-что она была блѣдна и казалась испуганноюю Я подумалъ бы, что это нищая, только для нищей у ней были слишкомъ-хороши платья. Она показалась мнѣ нѣсколько сумасшедшею, но мнѣ не было никакого дѣла до этого. Я остановился и посмотрѣлъ ей въ слѣдъ, но она шла всё прямо, пока была у меня въ виду. Мнѣ нужно было идти къ другой сторонѣ лѣска, чтобъ нарубить кольевъ; туда вела также прямая дорога, мѣстами встрѣчались отверстія, гдѣ были срублены деревья и нѣкоторыя изъ нихъ не были свезены. Я не пошёлъ прямо по дорогѣ, а повернулъ къ срединѣ и взялъ кратчайшую дорогу къ тому мѣсту, куда мнѣ нужно было сходить. Едва я прошелъ нѣсколько шаговъ по дорогѣ на одномъ изъ открытыхъ мѣстъ, какъ услышалъ странный крикъ. Крикъ этотъ не походилъ на крикъ какого-нибудь изъ извѣстныхъ мнѣ животныхъ, но въ то время мнѣ не хотѣлось остановиться, чтобъ посмотрѣть, что это такое. Но крикъ продолжался и казался мнѣ такимъ страннымъ въ этомъ мѣстѣ, что я невольно остановился и посмотрѣлъ вокругъ себя. Мнѣ пришла въ голову мысль, что я, пожалуй, получу деньги, если это былъ какой-нибудь необыкновенный звѣрокъ. Но мнѣ трудно было узнать, откуда раздавался крикъ; и стоялъ долгое время, смотря на вѣтви. Потомъ мнѣ казалось, что крикъ раздавался съ земли, гдѣ лежали щепки, куски дерна да нѣсколько пней. Я порылся въ этой кучкѣ, но не могъ ничего найдти; наконецъ крикъ прекратился. Тутъ я рѣшился отказаться отъ своего намѣренія и пошелъ по своему дѣлу. Но когда, часъ спустя, и возвращался той же самой дорогой; то невольно положилъ свои колья на землю и хотѣлъ еще разъ порыться. Въ то самое время, какъ я нагнулся и клалъ колья, я увидѣлъ, что неподалеку отъ меня на землѣ, подъ орѣшникомъ, лежало что-то странное, круглое и бѣленькое. Я опустился на руки и на колѣни, намѣревась поднять это. Тутъ я увидѣлъ, что это была ручка крошечнаго ребенка.

При этихъ словахъ по всей залѣ пробѣжалъ трепетъ. Гетти дрожала всѣмъ тѣломъ; теперь впервые она, казалось, вслушивалась въ то, что говоритъ свидѣтель.

-- Въ томъ самомъ мѣстѣ, гдѣ земля была пуста, лежала кучка щепокѣ, какъ подъ кустарникомъ, и ручка торчала изъ-подъ нихъ. Но въ одномъ мѣстѣ было оставлено отверстіе, и я могъ смотрѣть туда и увидѣлъ голову ребенка. Я тотчасъ же разрылъ кучку, разбросалъ дернъ и щепки и вынулъ ребенка. На немъ было хорошее и теплое бѣлье, но тѣло было уже холодно и я думалъ, что онъ умеръ. Я бросился бѣжать съ нимъ по лѣсу и принесъ его домой къ женѣ, Она сказала, что ребенокъ умеръ и что лучше было бы мнѣ снесть его въ приходскій пріютъ и объявить о случившемся констеблю. Я сказалъ: "готовъ лишиться жизни, если этотъ ребенокъ не той молодой женщины, которую я встрѣтилъ, когда шелъ въ лѣсокъ." Но она, казалось, совсѣмъ исчезла. Я снесъ ребенка въ геттонскій приходскій пріютъ и объявилъ констеблю; съ нимъ мы отправились къ судьѣ Гарди. Потомъ мы пошли отъискивать молодую женщину и искали до вечернихъ сумерекъ, потомъ дали знать въ Стонитонъ, чтобъ ее остановили тамъ. На другой день пришелъ ко мнѣ другой констебль и требовалъ, чтобъ я показалъ ему мѣсто, гдѣ нашелъ ребенка. Когда же мы пришли туда, то тамъ сидѣла обвиненная, прислонясь къ кустарнику, гдѣ я нашелъ ребенка. Она вскрикнула, когда увидѣла насъ, но не обнаружила ни малѣйшаго желанія бѣжать. У ней на колѣняхъ лежалъ огромный кусокъ хлѣба.

У Адама вырвался слабый стонъ отчаянія въ то время, какъ говорилъ свидѣтель. Онъ опустилъ голову на руку, опиравшуюся на перила передъ нимъ. То былъ высшій моментъ его страданія: Гетти была виновна, и онъ безмолвно молилъ Бога о помощи. Онъ не слышалъ болѣе никакихъ свидѣтельствъ, не сознавалъ, когда кончилось самое дѣлопроизводство, не видѣлъ, что мистеръ Ирвайнъ находился въ ложѣ свидѣтелей и говорилъ о незапятнанномъ характерѣ Гетти въ ея родномъ приходѣ и о добродѣтельныхъ обычаяхъ, въ которыхъ она выросла. Это свидѣтельство не могло имѣть никакого вліянія на приговоръ, но оно отчасти допускало испрошеніе помилованія, что сдѣлалъ бы и адвокатъ обвиненной, еслибъ ему позволено было говорить за нее. Преступники еще не пользовались такою милостью въ тѣ суровыя времена.

Наконецъ Адамъ поднялъ голову, потому-что вокругъ него произошло общее движеніе. Судья обратился къ присяжнымъ и они удалились. Рѣшительная минута была уже недалека. Адамъ чувствовалъ трепетъ и ужасъ, непозволившіе ему смотрѣть на Гетти, но послѣдняя давно уже впала въ свое холодное упорное безпристрастіе. Всѣ взоры были устремлены на нее съ напряженнымъ вниманіемъ, но она стояла какъ статуя мертваго отчаянія.

Въ этотъ промежутокъ времени раздавался по всей залѣ шорохъ, шопотъ и тихое жужжанье. Всѣ пользовалась временемъ, когда нечего было слушать, длятого, чтобъ выразить вполголоса чувство или мнѣніе. Адамъ сидѣлъ, тупо смотря передъ собою, но не видѣлъ предметовъ, находившихся у него прямо передъ глазами: адвоката и стряпчихъ, разговаривавшихъ между собою съ холоднымъ дѣловымъ видомъ, и мистера Ирвайна, занятаго важнымъ разговоромъ съ судьею; онъ не видѣлъ, какъ мистеръ Ирвайнъ снова сѣлъ на свое мѣсто, въ волненіи, и грустно качалъ головою, когда кто-нибудь обращался къ нему вполголоса. Внутренняя дѣятельность Адама была такъ сильна, что не могла принимать участія во внѣшнихъ предметахъ, пока его не пробудило сильное ощущеніе.

Прошло немного времени, едва-ли болѣе четверти часа, какъ ударъ, возвѣщавшій, что присяжные положили свое рѣшеніе, послужилъ признакомъ молчанія для всѣхъ. Величественно это внезапное безмолвіе многочисленной толпы, возвѣщающее, что одна душа движется во всѣхъ. Безмолвіе, казалось, становилось все глубже-и-глубже, подобно слушающемуся ночному мраку, въ то время, какъ вызывали присяжныхъ по именамъ, какъ обвиненную заставили поднять руку и спросили присяжныхъ о ихъ приговорѣ.

"Виновна ".

Всѣ ожидали этого приговора, но за нимъ послѣдовалъ не одинъ вздохъ обманутаго ожиданія, что приговоръ не былъ сопровождаемъ испрошеніемъ помилованія. Несмотря на то, зала не имѣла сочувствія къ обвиненной: безчеловѣчность ея преступленія выдавалась гораздо-рѣзче при ея жесткой неподвижности и упорномъ молчаніи. Самый приговоръ для отдаленныхъ взоровъ, казалось, не трогалъ ея; но тѣ, которые находились ближе, видѣли, что она дрожала.

Тишина, однакожь, сдѣлалась менѣе-сильною, пока судья не надѣлъ черной шапочки, а за нимъ показался капеланъ въ облаченіи. Тогда снова воцарилось прежнее безмолвіе, прежде чѣмъ экзекуторъ успѣлъ сказать, чтобъ всѣ замолчали. Если и слышался какой-нибудь звукъ, то, должно-быть, звукъ бьющихся сердецъ. Судья провозгласилъ:

"Гестеръ Соррель...

Кровь бросилась въ лицо Гетти, и затѣмъ снова отхлынула, когда она взглянула на судью и, какъ бы подъ очарованіемъ страха, остановила на немъ свои широко-раскрытые глаза. Адамъ еще не оборачивался къ ней: ихъ раздѣлялъ другъ отъ друга глубокій ужасъ, подобно неизмѣримой пропасти; но при словахъ: "и потомъ быть повѣшенной за шею, пока наступитъ смерть", раздиравшій душу крикъ огласилъ все зданіе. То былъ крикъ Гетти. Адамъ содрогнулся всѣмъ тѣломъ и протянулъ къ ней руки; но его руки не могли достичь ея: она упала безъ чувствъ, и ее вынесли изъ залы.

XLIV.
Возвращеніе Артура.

Когда Артуръ Донниторнъ вышелъ на берегъ въ Ливерпулѣ и прочель письмо своей тетки Лидіи, коротко-извѣщавшей его о смерти дѣда, его первое ощущеніе выразилось такъ:

-- Бѣдный дѣдушка! Я желалъ бы быть подлѣ него въ то время, какъ онъ умеръ. Онъ, можетъ-быть, чувствовалъ что-нибудь или желалъ подъ конецъ чего-нибудь, чего я теперь никогда не узнаю. Смерть застала его одинокимъ.

Невозможно сказать, чтобъ его печаль была глубже этого. Сожалѣніе и смягченныя воспоминанія замѣнили прежнее неудовольствіе, и Артуръ, озабоченный мыслями о будущемъ въ то время, какъ коляска быстро везла его домой, гдѣ онъ теперь будетъ помѣщикомъ, безпрестанно дѣлалъ усиліе, чтобъ припомнить что-нибудь такое, чѣмъ онѣ могъ бы доказать уваженіе къ желаніямъ своего дѣда, не противодѣйствуя своимъ собственнымъ любимымъ притязаніямъ для блага арендаторовъ и имѣнія. Но это было бы не въ человѣческой природѣ, это было бы только человѣческимъ притворствомъ, чтобъ такой молодой человѣкъ, какъ Артуръ, съ здоровымъ сложеніемъ, бодрый духомъ, имѣвшій хорошее мнѣніе о себѣ и питавшій пламенное намѣреніе представлять людямъ еще болѣе основаній къ этому хорошему мнѣнію, невозможно, чтобъ такой молодой человѣкъ, только-что вступавшій во владѣніе великолѣпнымъ имѣніемъ, благодаря смерти весьма-стараго человѣка, къ которому онъ не былъ привязанъ, чувствовалъ что-нибудь другое, а не торжествующую радость. Теперь начиналась его дѣйствительная жизнь; теперь у него было мѣсто и случай для дѣятельности, и онъ воспользуется ими. Онъ докажетъ жителямъ Ломшейра, что такое образцовый деревенскій джентльменъ; онъ не промѣняетъ эту карьеру ни на какую-либо изъ всѣхъ карьеръ подъ луною. Онъ воображалъ, что ѣдетъ по холмамъ въ свѣжіе осенніе дни, надзирать за исполненіемъ своихъ любимыхъ плановъ касательно осушенія почвы и постройки изгородей, потомъ, что въ пасмурное утро на него смотрятъ съ восторгомъ, какъ на лучшаго всадника на лучшемъ конѣ на охотѣ; что о немъ отзываются хорошо въ рыночные дни, какъ объ образцовомъ помѣщикѣ; что онъ современемъ будетъ произносить рѣчи за обѣдами при выборахъ и выскажетъ удивительныя познанія въ земледѣліи; что онъ становится патрономъ новыхъ плуговъ и сѣялокъ, строгимъ порицателемъ беззаботныхъ землевладѣльцевъ и вмѣстѣ съ тѣмъ веселымъ-малымъ, котораго нельзя не полюбить; что ему кланяются счастливыя лица всюду въ его имѣніи и всѣ сосѣднія фамиліи находятся въ наилучшихъ отношеніяхъ съ нимъ. Ирвайны будутъ обѣдать у него еженедѣльно, будутъ имѣть собственную карету, чтобъ пріѣзжать къ нему; какимъ-нибудь весьма деликатнымъ способомъ, который Артуръ придумаетъ впослѣдствіи, свѣтскій владѣлецъ геслонской десятины будетъ настоятельно требовать, чтобъ викарію выплачивали сотни двѣ-три фунтовъ болѣе. Его тётка будетъ жить какъ только можно спокойнѣе, останется на лѣсной дачѣ, если ей будетъ угодно, несмотря на ея привычки старой дѣвы, по-крайней-мѣрѣ до-тѣхъ-поръ, пока онъ не женится. А это событіе лежало въ неопредѣленной дали, потому-что Артуръ еще не видѣлъ женщины, которая могла бы играть роль супруги образцоваго деревенскаго джентльмена.

Таковы были главныя мысли Артура, на сколько мысли человѣка впродолженіе часовъ путешествія могутъ быть сжаты въ нѣсколькихъ выраженіяхъ, походящихъ только на списокъ названій сценъ въ длинной панорамѣ, полной цвѣта, подробностей, жизни. Счастливыя лица, привѣтствовавшія Артура, не были блѣдными отвлеченными образами, а дѣйствительными румяными лицами, давно ему знакомыми; тамъ былъ Мартинъ Пойзеръ... все семейство Ройзеръ.

Какъ... и Гетти?

Да; потому-что Артуръ былъ спокоенъ насчетъ Гетти. Онъ не былъ совершенно спокоенъ насчетъ прошедшаго времени; его уши разгорались отъ стыда каждый разъ, какъ онъ вспоминалъ о сценахъ съ Адамомъ въ минувшемъ августѣ; но онъ былъ спокоенъ насчетъ ея настоящей участи. Мистеръ Ирвайнъ, который велъ съ нимъ правильную переписку и сообщалъ ему всѣ новости о старыхъ мѣстахъ и людяхъ, коротко увѣдомилъ его, около трехъ мѣсяцевъ назадъ, что Адамъ Бидъ женится не на Мери Бёрджъ, какъ онъ думалъ, а на красавицѣ Гетти Соррель. Мартинъ Пойзеръ и самъ Адамъ сообщили все, что касалось этого, мистеру Ирвайну: что Адамъ былъ страстно влюбленъ въ Гетти уже два года, и теперь было рѣшено свадьбѣ ихъ быть въ мартѣ. Этотъ дюжій проказникъ Адамъ оказывался гораздо-чувствительнѣе, чѣмъ предполагалъ священникъ. То была настоящая идиллическая любовная исторія; и еслибъ только не было слишкомъ-длинно разсказывать въ письцѣ, то мистеръ Ирвайнъ охотно описалъ бы Артуру, съ какимъ замѣшательствомъ и въ какихъ простыхъ сильныхъ словахъ сообщилъ ему свою тайну прекрасный честный малый. Онъ зналъ, что Артуръ съ удовольствіемъ услышитъ, какого рода счастіе имѣлъ въ виду Адамъ.

Да, мистеръ Ирвайнъ былъ дѣйствительно правъ. Артуру казалось, что въ комнатѣ недоставало воздуха для удовлетворенія его обновленной жизни, когда онъ прочелъ въ письмѣ это мѣсто. Онъ открылъ настежь всѣ окна, стремглавъ бросился изъ комнаты подышать декабрскимъ воздухомъ и привѣтствовалъ всѣхъ, кто только ни говорилъ съ нимъ, самою пылкою веселостью, будто получилъ извѣстіе о новой побѣдѣ Нельсона. Съ-тѣхъ-поръ, какъ онъ находился въ Виндзорѣ, онъ въ этотъ день впервые чувствовалъ себя въ истинно-ребяческомъ настроеніи духа: бремя, тяготившее его, исчезло; преслѣдовавшій его страхъ миновалъ. Онъ думалъ, что могъ теперь побѣдить свою горечь относительно Адама, могъ предложить ему свою руку и просить его снова быть ему другомъ, несмотря на это непріятное воспоминаніе, отъ котораго все-таки будутъ разгораться его уши. Его сшибли съ ногъ, и онъ былъ вынужденъ сказать ложь: чтобъ вы тамъ ни дѣлали, а отъ подобныхъ вещей остается рубець. Но если Адамъ былъ снова тѣмъ же, въ прежнее время, то и Артуръ желалъ быть тѣмъ же человѣкомъ, желалъ, чтобъ Адамъ принималъ участіе въ его дѣлахъ и въ его будущности, какъ онъ желалъ того до проклятой встрѣчи въ августѣ. Онъ даже сдѣлаетъ для Адама гораздо-болѣе, чѣмъ сдѣлалъ бы прежде, когда онъ вступитъ во владѣніе имѣніемъ; мужъ Гетти имѣлъ на него особенныя притязанія; сама Гетти должна будетъ чувствовать, что непріятности, которыя она перенесла чрезъ Артура въ прошедшее время, вознаграждались ей сторично. И дѣйствительно, она не могла чувствовать очень-глубоко, если такъ скоро рѣшилась выйдти за Адама.

Вы ясно замѣчаете, какого рода картину представляли Адамъ и Гетти въ панорамѣ мыслей Артура на его пути домой. Мартъ наступилъ: ихъ свадьба должна совершиться скоро, быть-можетъ, они уже были женаты. И теперь дѣйствительно было въ его власти сдѣлать многое для нихъ. Очаровательная, очаровательная, маленькая Гетти! Эта крошечная кошечка не думала о немъ и вполовину такъ, какъ онъ заботился о ней; потому-что онъ все еще питалъ къ ней безразсудныя чувства, почти боялся увидѣть ее, право, даже не очень-то засматривался на другихъ женщинъ съ-тѣхъ-поръ, какъ разстался съ нею. Крошечная фигура, идущая ему на встрѣчу въ рощѣ, окаймленные темною бахрамою дѣтскіе глаза, прелестныя губки, приготовляющіяся поцаловать его -- эта картина не утратила своей силы въ-теченіе мѣсяцевъ. И она, вѣроятно, нисколько не перемѣнилась. Невозможно было подумать, какъ онъ можетъ встрѣтиться съ ней: онъ непремѣнно почувствуегъ трепетъ. Странно, какъ продолжительно вліяніе такого рода! Ужь, конечно, теперь онъ не былъ влюбленъ въ Гетти: нѣсколько мѣсяцевъ онъ серьёзно желалъ, чтобъ она вышла за Адама, и ничто такъ не содѣйствовало его блаженству въ эти минуты, какъ мысль о ихъ свадьбѣ. Преувеличивающее дѣйствіе воображенія заставляло сердце его все еще биться нѣсколько-скорѣе при мысли о ней. Когда онъ снова увидитъ крошечное существо въ-дѣйствительности, женою Адама, занятымъ совершенно-прозаическою работою въ своемъ новомъ домѣ, онъ, можетъ-быть, удивится возможности своихъ прежнихъ чувствъ. Благодареніе Богу, что все это приняло столь счастливый оборотъ! У него будетъ теперь изобиліе дѣлъ и интересовъ, которые наполнятъ его жизнь, и онъ не будетъ болѣе находиться въ опасности снова разъигрывать роль безразсуднаго.

Какъ пріятно хлопанье бича ямщика! Какъ пріятно спѣшить въ быстромъ спокойствіи мимо англійскихъ ландшафтовъ, столь похожихъ на тѣ, которые находятся на его родинѣ, только не столь-очаровательныхъ. Здѣсь былъ ярмарочный городъ, очень похожій на Треддльстонъ, гдѣ гербъ сосѣдняго лорда, владѣтеля усадьбы, красуется надъ вывѣской главной гостиницы; потомъ одни поля и изгороди, ихъ близость съ ярмарочнымъ городомъ наводили на пріятное предположеніе о высокомъ наймѣ; потомъ страна принимала болѣе-нарядный видъ: лѣса попадались чаще, мѣстами виднѣлся бѣлый или красный домикъ на умѣренной возвышенности, или показывались его балконы и крыша съ трубами между густыхъ массъ дубовъ и вязовъ, массъ, имѣвшихъ красноватый цвѣтъ отъ раннихъ почекъ; непосредственно затѣмъ разстилалась деревня; небольшая церковь съ красною черепичною кровлею имѣла скромный видъ даже между пострадавшихъ отъ времени деревянныхъ на каменномъ фундаментѣ домовъ; старые, позеленѣвшіе надгробные камни заросли крапивой; ничего свѣжаго и яснаго, кромѣ дѣтей, широко раскрывавшихъ глаза при видѣ быстрой почтовой коляски, никакого дѣловаго шума, кромѣ раскрытой пасти дворняшекъ таинственнаго происхожденія. О, какая красивая деревня Геслопъ въ сравненіи съ этой! И она не будетъ такъ запущена, какъ эта. Онъ произведетъ дѣятельныя ночинки во всѣхъ фермерскихъ строеніяхъ и избахъ, и путешественники въ почтовыхъ каретахъ, которые поѣдутъ по россетерской дорогѣ, будутъ только восхищаться его деревнею. Адамъ Бидъ будетъ имѣть главный надзоръ надъ всѣми исправленіями: имъ имѣлъ теперь свой пай въ дѣлопроизводствѣ Бёрджа и, если онъ захочетъ, Артуръ пуститъ нѣкоторую сумму въ ихъ дѣла и въ годъ или два скупитъ пай старика. О, это была весьма дурная ошибка въ жизни Артура, это дѣло прошлаго лѣта; но онъ загладитъ все это въ будущемъ. Сколько людей сохранили бы въ сердцѣ чувство мстительности противъ Адама; но онъ нѣтъ! Онъ рѣшительно подавитъ въ себѣ всю мелочность подобнаго рода, потому-что, конечно, онъ былъ очень-и-очень виноватъ; и хотя Адамъ обошелся съ нимъ рѣзко и сурово и поставилъ его въ тягостное затрудненіе, но бѣдный малый былъ, вѣдь, влюбленъ и дѣйствовалъ по справедливому побужденію. Нѣтъ, у Артура не было дурныхъ чувствъ въ сердцѣ ни противъ одного человѣческаго существа; онъ былъ счастливъ и готовъ сдѣлать счастливымъ всякаго, кто бы только ни встрѣтился съ нимъ въ жизни.

А! вотъ наконецъ и дорогая старая деревенька Геслопъ, покоющаяся на холмѣ, нисколько не утративъ своего характера тихой старой мѣстности, освѣщенная мягкими лучами поздняго послѣобѣденнаго солнца, и противъ нея высокія покатости бинтонскихъ холмовъ, а подъ ними пурпуровидный темный какъ бы висящій лѣсъ и наконецъ блѣдный фасадъ аббатства, виднѣющійся сквозь дубы Лѣсной Дачи, какъ бы съ нетерпѣніемъ ожидающій возвращенія наслѣдника.

"Бѣдный дѣдушка! и онъ лежитъ тамъ мертвый. Онъ также былъ нѣкогда молодымъ человѣкомъ, который также вступалъ во владѣніе имѣніемъ и составлялъ различнье планы. И все-то такъ на свѣтѣ! Тётушка Лидія, должно быть, очень груститъ, бѣдняжка! Но она будетъ пользоваться такою же полною свободою, какую она даетъ своему жирному Фидо."

На Лѣсной Дачѣ съ нетерпѣніемъ прислушивались къ шуму артуровой коляски; то была пятница, и похороны были уже отложены на два дня. Прежде чѣмъ коляска въѣхала на дворъ, усыпанный крупнымъ пескомъ, всѣ слуги дома собрались, чтобъ встрѣтить его важнымъ, безмолвнымъ привѣтствіемъ, приличнымъ дому, гдѣ обитала смерть. Можетъ-быть, мѣсяцъ назадъ, имъ было бы трудно сохранить на лицахъ приличную грусть, когда мистеръ Артуръ пріѣхалъ бы господиномъ; но въ этотъ день на сердцѣ главныхъ слугъ лежало тягостное чувство, проистекавшее отъ другаго обстоятельства, а не только отъ смерти стараго сквайра, и не одинъ изъ нихъ пламенно желалъ находиться въ этотъ день за двадцать миль, какъ мистеръ Крегъ, и знать, что станется съ Гетти Соррель, съ хорошенькою Гетти Соррель, которую они привыкли видѣть каждую недѣлю. Они имѣли привязанность домашнихъ слугъ, которые любятъ свои мѣста, и нисколько не были склонны сочувствовать во всемъ объемѣ суровому негодованію арендаторовъ противъ молодаго сквайра, но скорѣе готовы были извинить его. Тѣмъ не менѣе, старшіе слуги, которые столько лѣтъ находились въ отношеніяхъ хорошихъ сосѣдей съ Пойзерами, противъ воли сознавали, что давно-ожидаемсе событіе -- пріѣздъ молодаго сквайра, было лишено всякаго очарованія.

Артуру вовсе не показалось удивительнымъ, что слуги имѣли серьёзный и грустный видъ, онъ самъ былъ очень тронутъ, когда увидѣлъ всѣхъ ихъ и чувствовалъ, что теперь наступали новыя отношенія его къ нимъ. Это было извѣстнаго рода патетическое волненіе, въ которомъ заключается больше удовольствія, чѣмъ непріятности, которое, можетъ-быть, самое восхитительное изъ всѣхъ чувствъ для человѣка добродушнаго, сознававшаго въ себѣ власть удовлетворить своему добродушію. Его сердце было полно пріятныхъ ощущеній, когда онъ сказалъ:

-- Ну, Мильзъ, что подѣлываетъ тётушка?

Но тутъ мистеръ Байгетъ, адвокатъ, жившій въ домѣ ее дня смерти, вышелъ впередъ, почтительно поклонился ему и готовъ былъ отвѣчать на егь вопросы. Артуръ пошелъ съ нимъ въ библіотеку, гдѣ ожидала его тётушка Лидія. Тётушка Лидія была единственная въ домѣ особа, незнавшая ничего про Гетти; къ ея печали дочери-дѣвицы не примѣшивались никакія другія мысли, кромѣ заботъ о распоряженіяхъ насчетъ похоронъ и о ея собственной будущей участи; и, какъ женщина, она горевала объ отцѣ, сдѣлавшемъ ея жизнь необходимою, еще болѣе, потому-что въ тайнѣ чувствовала, какъ мало другія сердца горевали о немъ.

Но Артуръ поцаловалъ ея влажное отъ слезъ лицо гораздо нѣжнѣе, чѣмъ цаловалъ когда-либо во всю свою жизнь прежде.

-- Дорогая тётушка, произнесъ онъ съ чувствомъ, держа ее за руку: -- ваша потеря несравненно-выше всѣхъ; но вы должны сказать мнѣ, какимъ образомъ я могу васъ утѣшить и успокоить на всю вашу остальную жизнь.

-- О, это случилось такъ внезапно, такъ страшно, Артуръ, произнесла бѣдная миссъ Лидія, и начала изливать свои маленькія жалобы. Артуръ сѣлъ и слушалъ ее съ нетерпѣливымъ терпѣніемъ. Когда она на минуту замолкла, онъ сказалъ:

-- Теперь, тётушка, я оставлю васъ на четверть часа. Я только схожу въ мою комнату, а потомъ возвращусь и со вниманіемъ выслушаю все.

-- Что, въ моей комнатѣ все приготовлено, я надѣюсь, Мильзъ? сказалъ онъ буфетчику, который, казалось, съ какимъ-то безпокойствомъ стоялъ въ передней.

-- Да, сэръ, и тамъ есть къ вамъ письма; всѣ они лежатъ на письменномъ столѣ въ вашей уборной.

Войдя въ небольшую комнату, которая носила названіе уборной и въ которой въ дѣйствительности Артуръ имѣлъ привычку отдыхать и писать письма, Артуръ бросилъ взглядъ на письменный столъ и увидѣлъ, что на немъ лежало нѣсколько писемъ и пакетовъ; но ему было неловко въ запыленномъ и смятомъ костюмѣ человѣка, совершившаго длинное и скорое путешествіе, и ему дѣйствительно нужно было освѣжиться, немного занявшись своимъ туалетомъ, прежде чѣмъ прочтетъ письма. При немъ находился Пимъ, помогавшій ему во всемъ... и скоро, освѣжившись съ истиннымъ наслажденіемъ, будто готовился начать новый день, онъ возвратился въ уборную, чтобъ вскрыть письма. Горизонтальные лучи низкаго вечерняго солнца проникали прямо въ окно, и когда Артуръ сѣлъ въ свое бархатное кресло подъ пріятною теплотою этихъ лучей, онъ чувствовалъ то спокойное благосостояніе, которое, можетъ-быть, вы и я чувствовали подъ лучами вечерняго солнца, когда, въ самой ясной юности и при цвѣтущемъ здоровьѣ, жизнь представляла намъ новыя надежды и множество дней дѣятельности разстилались передъ нами, какъ пріятная равнина, и намъ не было никакой нужды торопливо смотрѣть на нихъ, потому-что они всѣ принадлежали намъ вполнѣ.

Первымъ лежало письмо съ обращеннымъ кверху адресомъ. Артуръ сразу узналъ почеркъ мистера Ирвайна. Ниже адреса было написано: "Вручить немедленно по пріѣздѣ". Письмо мистера Ирвайна въ эту минуту вовсе не могло его удивить: конечно, онъ сообщалъ ему о какомъ-нибудь предметѣ, желая, чтобъ Артуръ узналъ объ этомъ раньше, чѣмъ было возможно имъ увидѣться другъ съ другомъ. Было совершенно естественно, что мистеръ Ирвайнъ имѣлъ сообщить ему нѣчто нужное именно въ такое время. Артуръ сломилъ печать съ пріятною мыслью, что скоро увидитъ и самого писавшаго.

"Я посылаю это письмо, чтобъ оно встрѣтило васъ при вашемъ пріѣздѣ, Артуръ, потому-что я въ то время могу быть въ Стонитонѣ, куда меня призываетъ самая тягостная обязанность, подобная которой никогда еще не была возложена на меня и вы немедленно же должны узнать о томъ, что мнѣ нужно сообщить вамъ.

"Я не намѣренъ ни однимъ словомъ упрека увеличивать наказаніе, падающее теперь на васъ: всѣ слова, которыя я могъ бы написать въ эту минуту, будутъ слабы и незначительны на ряду съ тѣми, въ которыхъ и долженъ сообщить вамъ самый фактъ.

"Гетти Соррель въ тюрьмѣ; ее будутъ судить въ пятницу за дѣтоубійство..."

Артуръ не прочелъ ничего болѣе. Онъ вскочилъ съ своего кресла и съ минуту чувствовалъ страшное сотрясеніе во всемъ своемъ существѣ, будто жизнь покидала его съ страшнымъ трепетомъ. Но въ слѣдующую же минуту онъ стремглавъ бросился изъ комнаты, все еще сжимая письмо, пробѣжалъ но всему корридору о внизъ по лѣстницѣ въ переднюю. Мильзь находился все еще тамъ, но Артуръ не видѣлъ его, пробѣжавъ, какъ человѣкъ, котораго преслѣдуютъ, по всей передней и выбѣжавъ оттуда на усыпанный крупнымъ пескомъ дворъ. Буфетчикъ послѣдовалъ за нимъ такъ скоро, какъ только могли бѣжать его старыя ноги: онъ догадывался, куда бѣжалъ молодой сквайръ.

Когда Мильзъ подошелъ къ конюшнямъ, то ужь сѣдлали коня, а Артуръ принуждалъ себя прочесть остальное письмо. Онъ сунулъ его въ карманъ, когда подвели къ нему лошадь и въ ту же минуту его взоры встрѣтили прямо противъ него озабоченное лицо Мильза.

-- Скажи, что и уѣхалъ... уѣхалъ въ Стонитонъ, проговорилъ онъ глухимъ, взволнованнымъ голосомъ, вскочилъ на лошадь и поскакалъ галопомъ.

XLV.
Въ тюрьмѣ.

Въ этотъ же вечеръ, при закатѣ солнца, пожилой джентльменъ стоялъ, прислонившись спиною къ калиткѣ воротъ стонитонской тюрьмы, и говорилъ нѣсколько словъ уходившему капелану. Капеланъ ушелъ, но пожилой господинъ оставался въ прежнемъ положеніи, смотра на троттуаръ и почесывая подбородокъ въ раздумья, когда онъ былъ пробужденъ пріятнымъ чистымъ женскимъ голосомъ, спрашивавшимъ:

-- Не дозволите ли вы мнѣ пройдти въ тюрьму?

Онъ повернулъ голову и пристально смотрѣлъ на говорившую впродолженіе нѣсколькихъ минутъ, не отвѣчай.

-- Я видѣлъ васъ прежде, сказалъ онъ наконецъ.-- Помните вы проповѣдь на деревенскомъ полѣ, въ Геслопѣ, въ Ломшепрѣ?

-- Какъ же, сэръ, помню очень-хорошо. А вы не тотъ ли джентльменъ, который тогда слушалъ верхомъ?

-- Да. Зачѣмъ вы хотите войдти въ тюрьму?

-- Мнѣ нужно видѣть Гетти Соррель, молодую женщину, приговоренную къ смерти, и остаться съ нею, если мнѣ позволятъ. Имѣете вы какую-нибудь власть въ тюрьмѣ, сэръ?

-- Да, я имѣю власть и могу приказать, чтобъ васъ впустили. Но развѣ вы знаете преступницу Гетти Соррель?

-- Да, мы родственницы: моя родная тётка замужемъ за ея дядей, Мартиномъ Пойзеромъ. Но и находилась въ Лидсѣ и узнала объ этомъ большомъ несчастіи такъ поздно, что только успѣла прибыть сюда сегодня. Умоляю васъ, сэръ, ради любви нашего Небеснаго Отца, позвольте мнѣ войдти къ ней и остаться съ нёю.

-- Какъ вы узнали что она была приговорена къ смерти, когда вы только-что прибыли изъ Лидса?

-- Я видѣла моего дядю послѣ суда, сэръ. Онѣ теперь отправился домой и бѣдная грѣшница покинута всѣми. Прошу васъ, получите дозволеніе дли меня остаться съ еею.

-- Какъ! вы рѣшаетесь провести всю ночь въ тюрьмѣ? Она очень упряма и едва отвѣчаетъ, когда говорятъ съ нею.

-- О, сэръ! можетъ-быть, Богу ещё будетъ угодно открыть ея сердце. Не станемъ медлить.

-- Въ такомъ случаѣ, пойдёмте, сказалъ пожилой господинъ, позвонивъ; ихъ тотчасъ же впустили.-- Я знаю, у васъ есть ключъ, которымъ вы открываете сердца.

Дина машинально сняла шляпку и шаль, лишь только они вошли во дворъ тюрьмы; она имѣла привычку снимать ихъ, когда проповѣдывала, молилась и посѣщала больныхъ, и когда они вошли въ комнату тюремщика, то она положила, ихъ на стулъ, не думая. Въ ней не видно было никакого волненія; она выказывала глубокое сосредоточенное спокойствіе, будто даже и въ то время, какъ она говорила, ея душа въ молитвѣ находила невидимую опору.

Пожилой джентльменъ, переговоривъ съ тюремщикомъ, обратился къ ней и сказалъ:

-- Тюремщикъ сведетъ васъ въ келью обвиненной и оставитъ на ночь, если вы того желаете. Но вы не можете получить свѣчи впродолженіе ночи: это противно правиламъ. Мое имя полковникъ Тоукли; если я могу быть вамъ въ чемъ-нибудь полезенъ, то спросите у тюремщика мой адресъ и приходите ко мнѣ. Я принимаю нѣкоторое участіе въ Гетти Соррель ради этого славнаго малаго Адама Бида. Мнѣ случилось видѣть его въ Геслопѣ въ тотъ же самый вечеръ, когда я слышалъ вашу проповѣдь, и сегодня узналъ его въ судѣ, несмотря на его болѣзненный видъ.

-- Ахъ, сэръ! не можете ли вы сказать мнѣ что-нибудь о немъ? Не знаете ли вы гдѣ онъ живетъ? Мой бѣдный дядюшка былъ слишкомъ убитъ горемъ и ничего не помнилъ.

-- Очень-близко отсюда. Я узналъ о немъ всё отъ мистера Ирвайна. Онъ живетъ надъ лавкою жестянника, въ улицѣ, направо отъ входа въ тюрьму. Съ нимъ старикъ школьный учитель, а теперь, прощайте. Желаю вамъ успѣха.

-- До свиданія, сэръ. Благодарю васъ.

Когда Дина шла черезъ тюремный дворъ съ тюремщикомъ, стѣны, при торжественномъ вечернемъ свѣтѣ, казались выше, нежели днемъ и прелестное, блѣдное лицо въ чепчикѣ еще болѣе обыкновеннаго походило на бѣлый цвѣтокъ на этомъ мрачномъ фонѣ. Тюремщикъ все время искоса посматривалъ на нее, но не произносилъ ни слова: онъ какъ-то неясно сознавалъ, что звукъ его собственнаго грубаго голоса былъ бы оскорбителенъ въ эту минуту. Онъ зажегъ свѣчу, когда они вошли въ темный корридоръ, который велъ къ кельѣ приговоренной, и потомъ, какъ могъ, учтивѣй сказалъ:

-- Тенерь въ кельѣ будетъ, вѣроятно, ужь почти совершенно-темно; но я могу постоять немного со свѣчей, если хотите.

-- Нѣтъ, мой другъ, благодарю, отвѣчала Дина.-- Я хочу войдти туда одна.

-- Какъ вамъ угодно, сказалъ тюремщикъ, повернувъ ржавый ключѣ въ замкѣ и отворивъ дверь на столько, чтобъ Дина свободно могла пройдти въ нее. Лучъ свѣта изъ его фонаря упалъ на противоположный уголъ кельи, гдѣ Гетти сидѣла на своей соломенной постели, спрятавъ голову на колѣни. Казалось, она спала, а между-тѣмъ шумъ замка, вѣроятно, разбудилъ ее.

Дверь снова затворилась и въ келью проникалъ сквозь рѣшетку небольшаго высокаго окна только свѣтъ вечерняго неба, при которомъ едва можно было различить лица людей. Дина съ минуту сидѣла спокойно, не рѣшаясь говорить, потому-что Гетти, можетъ-быть, спала, и смотрѣла на неподвижную фигуру съ истинною грустью. Потомъ она кротко произнесла:

-- Гетти!

Можно было замѣтить слабое движеніе во всемъ существѣ Гетти, содроганіе, произведенное какъ-бы слабымъ электрическимъ ударомъ; но она не подняла головы. Дина заговорила снова голосомъ, сдѣлавшимся болѣе-громкиимъ отъ неудержимаго волненія:

-- Гетти... это Дана.

Она снова замѣтила слабое, трепетное движеніе во всемъ существѣ Гетти; не открывая лица, она немного приподняла голову и какъ бы прислушивалась.

-- Гетти... Дина пришла къ тебѣ...

Послѣ минутнаго молчанія, Гетти медленно и робко подняла голову съ колѣнъ и открыла глаза. Обѣ блѣдныя дѣвушки смотрѣли другъ еа друга: на лицѣ одной выражалось дикое, жосткое отчаяніе, лицо другой были полно грустной, тоскливой любви. Дина безсознательно протянула руки.

-- Развѣ ты не знаешь меня, Гетти? Развѣ ты не помнишь Дины?.. Не-уже-ли ты думала, что я не посѣщу тебя въ несчастіи?

Гетти пристально смотрѣла на лицо Дины, подобно животному, которое смотритъ и смотритъ, а само держится въ отдаленіи.

-- Я пришла, чтобъ быть съ тобою, Гетти... не оставлять тебя... остаться съ тобою... быть твоею сестрою до конца.

Въ то время, какъ говорила Дина, Гетти медленно встала, сдѣлала шагъ впередъ, и ее охватили руки Дины.

Онѣ стояли такъ долгое время, потому-что ни одна изъ нихъ не чувствовала побужденія снова выйдти изъ этого положенія. Гетти, безъ всякой опредѣленной мысли, держалась за тотъ предметъ, который охватывалъ ее теперь, въ то время, какъ она падала безпомощная въ мрачную пропасть; а Дина чувствовала глубокую радость при первомъ признакѣ того, что несчастная заблудшая овца привѣтствовала ея любовь. Свѣтъ дѣлался слабѣе въ то время, какъ онѣ стояли, и когда онѣ наконецъ сѣли на соломенную постель вмѣстѣ, то ихъ лица нельзя ужь было различить.

Не было произнесено ни слова. Дина ждала, надѣясь, что Гетти заговорить добровольно сама; но послѣдняя сидѣла, погруженная въ прежнее тупое молчаніе, только сжимая руку, которая держала ея руку, и прильнувъ щекою къ лицу Дины. Она не хотѣла оторваться отъ прикосновенія къ человѣческому существу, но тѣмъ не менѣе продолжала опускаться въ мрачную пропасть.

Дина начала сомнѣваться, понимаетъ ли Гетти, кто сидѣлъ подлѣ нея. Она подумала, что страданія и страхъ, можетъ-быть, лишили бѣдную грѣшницу ума. Но внутреннее чувство, какъ разсказывала она впослѣдствіи, говорило ей, чтобъ она не спѣшила дѣломъ Господа: мы обыкновенно слишкомъ торопимся говорить, но развѣ Господь не являетъ себя нашимъ безмолвнымъ чувствомъ, не даетъ чувствовать свою любовь посредствомъ нашей? Она не знала, сколько времени онѣ сидѣли такимъ образомъ, но въ кельѣ становилось все темнѣе и темнѣе, и наконецъ, только небольшой лучъ блѣднаго свѣта остался на противоположной стѣнѣ: все остальное было погружено въ совершенный мракъ. Но она все болѣе-и-болѣе чувствовала божественное присутствіе -- такъ, будто она сама составляла часть его, и въ ея сердцѣ билось божественное состраданіе и жаждало спасенія этого безпомощнаго существа. Наконецъ, она почувствовала внушеніе говорить и узнать, въ какой степени сознавала Гетти настоящее.

-- Гетти, произнесла она ласково: -- знаешь ли ты, кто сидитъ съ тобою рядомъ?

-- Да, отвѣчала Гетти медленно: -- это Дина.

-- А помнишь ли ты то время, когда мы жили вмѣстѣ на господской мызѣ, и ту ночь, когда и говорила, чтобъ ты непремѣнно подумала обо мнѣ, когда будешь въ несчастіи, какъ о твоемъ другѣ?

-- Да, сказала Гетти. Потомъ, послѣ нѣкотораго молчанія, присовокупила:-- но ты ничего не можешь сдѣлать для меня. Ты не можешь заставить ихъ сдѣлать что-нибудь. Меня повѣсятъ въ понедѣльникъ, а сегодня пятница.

Когда Гетти произнесла послѣднія слова, она ближе прижалась къ Динѣ, дрожа всѣмъ тѣломъ.

-- Нѣтъ, Гетти, я не могу спасти тебя отъ этой смерти. Но развѣ страданіе не становится менѣе-жестокимъ, когда съ тобою находится кто-нибудь, чувствующій за тебя... съ кѣмъ ты можешь говорить и кому передать, что у тебя на сердцѣ?... Да, Гетти, ты опираешься на меня, ты рада, что я нахожусь съ тобою.

-- И ты не оставишь меня, Дина? ты будешь подлѣ меня?

-- Нѣтъ, Гетти, я тебя не оставлю, я буду съ тобою до послѣдней минуты... Но, Гетти, въ этой кельѣ есть кто-то, кромѣ меня, кто-то вблизи тебя.

Гетти въ испугѣ прошептала: "кто?"

-- Тотъ, Кто былъ съ тобою во всѣ часы горя, Кто зналъ всѣ твои мысли, видѣлъ, куда ты шла, гдѣ ложилась и снова вставала -- словомъ, всѣ поступки, которые ты старалась скрыть во мракѣ. И въ понедѣльникъ, когда я не могу послѣдоватъ за тобою, когда мои руки будутъ не въ-состояніи достичь тебя, когда смерть разлучить насъ, Тотъ, Кто съ вами теперь и знаетъ все, будетъ тогда съ тобою. Тутъ не существуетъ никакого различія: въ жизни или въ смерти, мы всегда находимся въ присутствіи Господа.

-- О, Дина, не-уже ли никто не сдѣлаетъ для меня ничего? Не-ужели повѣсять меня въ-самомъ-дѣлѣ?... Какъ бы то ни было, а я все-таки желала бы, чтобъ меня оставили жить.

-- Бѣдная Гетти! смерть очень страшна для тебя. Да, я знаю, она страшна. Но еслибъ у тебя былъ другъ, который позаботился бы о тебѣ послѣ смерти, въ другомъ мірѣ... любовь Котораго больше моей... кто можетъ сдѣлать все... еслибъ Богъ, нашъ Отецъ, быль твоимъ другомъ и желалъ избавить тебя отъ грѣха и страданія, такъ-что ты никогда болѣе не узнала бы ни несчастныхъ чувствъ, ни боли... еслибъ могла вѣрить, что Онъ любитъ тебя и готовъ помочь тебѣ, какъ ты вѣришь, что я люблю тебя и готова помочь тебѣ, тогда тебѣ не было бы такъ жестоко умирать въ понедѣльникъ -- не правда ли?

-- Но я не могу ничего знать объ этомъ, сказала Гетти съ мрачною грустью.

-- Потому, Гетти, что ты запираешь отъ Него свою душу, стараясь скрыть истину. Любовь и милосердіе Господа можетъ побѣдить все: наше невѣжество, нашу слабость и весь гнетъ нашей прежней нечестивости -- словомъ, все, кромѣ нашего грѣховнаго упорства, за которое мы держимся и которое не хотимъ покинуть. Ты вѣришь въ мою любовь и жалость къ тебѣ, Гетти; но еслибъ ты не допустила меня приблизиться къ тебѣ, еслибъ ты не захотѣла смотрѣть на меня или говорить со мной, ты лишила бы меня возможности помочь тебѣ: я не могла бы заставить тебя чувствовать мою любовь, я не могла бы сказать, что чувствую къ тебѣ. Не отталкивай же любви Господа такимъ образомъ, цѣпляясь за грѣхъ... Онъ не можетъ ниспослать на тебя благословеніе, пока въ твоей душѣ есть неправда. Его всепрощающее милосердіе не можетъ достигнуть тебя, пока ты не откроешь Ему своего сердца и скажешь: "Я совершила великое преступленіе, Боже мой! спаси меня, очисти меня отъ грѣха". Пока ты привязана къ одному лишь грѣху и не хочешь разстаться съ нимъ, то грѣхъ непремѣнно ввергнетъ тебя въ горе послѣ смерти, какъ ввергнулъ тебя въ горе на этомъ свѣтѣ, моя бѣдная, бѣдная Гетти! Грѣхъ влечетъ за собою ужасъ, мракъ, отчаяніе. Свѣтъ и благодать достигаютъ насъ, лишь только мы стряхнемъ съ себя грѣхъ. Тогда Господь входитъ въ нашу душу, научаетъ насъ, даруетъ намъ силу и спокойствіе. Стряхни же съ себя грѣхъ теперь, Гетти, теперь же; покайся въ злѣ, которое совершила, въ грѣхѣ, въ которомъ стала виновна передъ Господомъ, твоимъ небеснымъ Отцомъ. Станемъ вмѣстѣ на колѣни, потому-что находимся въ присутствіи Господа.

Гетти послѣдовала примѣру Дины и опустилась на колѣни. Онѣ все еще держали другъ друга за руки и долго хранили молчаніе. Затѣмъ Дина сказала:

-- Гетти, мы передъ Богомъ: онъ ожидаетъ, чтобъ ты сказала истину.

Опять наступило безмолвіе. Наконецъ Гетти умоляющимъ тономъ произнесла:

-- Дина... помоги мнѣ... я не могу чувствовать такъ, какъ ты... сердце мое жестоко...

Дина держала руку, которая судорожно сжимала ея руку, и голосомъ, въ которомъ слышалась вся ея душа, начала:

"Іисусъ, нашъ Спаситель, присутствующій здѣсь! Ты зналъ глубину всякой скорби, Ты вступалъ въ этотъ страшный мракъ, гдѣ нѣтъ Бога, и попускалъ самъ вопль покинутыхъ. Собери же. Господи, плоды Твоихъ страданій и Твоего заступничества, простри Твою руку, Богъ мой, ибо въ Твоей власти спасти изъ крайности и избавить это потерянное существо. Она окружена густымъ мракомъ: узы грѣха оковали ее и она не можетъ пошевелиться и придти къ Тебѣ. Она можетъ чувствовать только, что ея сердце твердо какъ камень, и что она безпомощна. Она со слезами обращается ко мнѣ, твоей слабой рабѣ... Спаситель! это слѣпая мольба къ Тебѣ. Услышь ее! Разсѣй мракъ! Яви ей Твой образъ любви и горести, какъ являлъ тому, кто отрекался отъ тебя! Смягчи ея жестокое сердце!

"Боже мой! я веду ее, какъ въ прежнія времена приводили больныхъ и безпомощныхъ, и Ты исцѣлялъ ихъ; я держу ее на рукахъ и несу ее предъ Тебя. Страхъ и трепетъ охватили ее; но она трепещетъ только отъ боли и смерти тѣлесной. Осѣни ее твоимъ животворнымъ духомъ и всели въ нее новый страхъ, страхъ грѣха: пусть она страшится сохранять въ глубинѣ души своей это проклятое упорство; заставь ее чувствовать присутствіе живаго Бога. Который видитъ все прошедшее, для Котораго мракъ ясенъ какъ полдень, Который ждетъ теперь, въ передпослѣдній часъ, чтобъ она обратилась къ Нему, раскаялась въ своемъ грѣхѣ и молила о милосердіи -- теперь, прежде чѣмъ наступитъ ночь смерти и исчезнетъ навсегда минута прошенія, подобно вчерашнему дню, который ужь не возвратится.

"Спаситель! А между-тѣмъ еще не поздно... не поздно вырвать эту бѣдную душу изъ вѣчнаго мрака. Я вѣрую, вѣрую въ Твою безпредѣльную любовь. Что значитъ моя любовь, мое заступничество? Они гаснутъ въ твоей любви, въ твоемъ заступничествѣ. Я могу только держать ее своими слабыми руками и утѣшать моею слабою жалостью. Ты же, Господи... Ты дунешь въ мертвую душу -- и она возстанетъ отъ безотвѣтнаго сна смерти.

"Такъ, Боже! я вижу Тебя идущаго сквозь тьму, идущаго, подобно утру, съ исцѣленіемъ на Твоихъ крыльяхъ. Я вижу... да, я вижу признаки страшныхъ мученій на Тебѣ, Ты можешь и хочешь спасти... Ты не хочешь, чтобъ она погибла навѣки.

"Приди же, Всемогущій Спаситель! пусть мертвая услышитъ Твой голосъ, пусть отверзятся очи слѣпой, пусть она видитъ, что Богъ окружаетъ ее, пусть трепещетъ только грѣха, отвращающаго ее отъ Него. Смягчи черствое сердце, отверзи закрытыя уста, да молится она изъ глубины души: "Отче, я согрѣшила"...

-- Дина! воскликнула Гетти, зарыдавъ и бросившись Динѣ на шею: -- я хочу говорить... я разскажу все... я не хочу болѣе скрывать.

Но слезы и рыданія были слишкомъ-сильны. Дина кротко подняла ея съ земли и, снова посадивъ на постель, сила рядомъ съ нею. Много прошло времени, пока стихло судорожное волненіе, даже и тогда онѣ долго сидѣли въ безмолвіи, окруженныя мракомъ, держа одна другую за руки. Наконецъ Гетти прошептала:

-- Да, я сдѣлала это, Дина, я зарыла его въ лѣсу... крошечнаго ребенка... и онъ плакалъ... я слышала, какъ онъ плакалъ., даже на такомъ далекомъ разстояніи... всю ночь... и я возвратилась, потому-что онъ плакалъ.

Она замолчала, потомъ торопливо заговорила болѣе-громкимъ и жалобнымъ голосомъ:

-- Но я думала, что онъ, можетъ-быть, не умретъ... кто-нибудь, можетъ-быть, и найдетъ его такъ. Я не убила его... не убила сама. Я положила его тамъ и покрыла, и когда возвратилась, онъ исчезъ... Это случилось оттого, что я была такъ несчастна, Дина... Я не знала, куда мнѣ идти... я старалась сама убиться прежде, и не могла. О, какъ я старалась утопиться въ прудѣ, и не могла. Я отправилась въ Виндзоръ... я бѣжала изъ дома... знаешь ли ты это? Я пошла искать чтобъ онъ позаботился обо мнѣ, а онъ уже уѣхалъ оттуда, и тогда я не знала, что мнѣ дѣлать. Я не смѣла возвратиться опять домой; я не могла и подумать объ этомъ; я не могла бы взглянуть ни на кого, потому-что всѣ презирали бы меня. Иногда я думала о тебѣ, хотѣла-было придти къ тебѣ: я думала, что ты не будешь упрекать меня и стыдить; я думала, что могу разсказать тебѣ все, но потомъ узнали бы другіе, а я не могла вынесть этой мысли. Оттого-то отчасти я и пришла въ Стонитонъ, что думала о тебѣ; и, кромѣ того, я такъ боялась все бродить, пока сдѣлаюсь нищей и не буду ничего имѣть; иногда же мнѣ казалось, что лучше мнѣ не ждать этого и прямо возвратиться на ферму. О, это было такъ ужасно, Дина! я была такъ несчастна... я желала, чтобъ лучше не родилась на этотъ свѣтъ. Я ни за что не пошла бы снова на зеленыя поля -- такъ я возненавидѣла ихъ въ своемъ горѣ.

Гетти снова замолчала, будто воспоминанія прошлаго были такъ сильны, что не позволили ей продолжать.

-- Затѣмъ я пришла въ Стонитонъ и въ ту ночь мнѣ было очень-страшно, потому-что я была такъ близко къ дому. Потомъ родился ребенокъ, когда я вовсе не ожидала этого. Тутъ пришла мнѣ въ голову мысль, что я могла бы избавиться отъ него и возвратиться домой. Эта мысль пришла мнѣ внезапно, когда я лежала въ постели, и она становилась все сильнѣе-и-сильнѣе... Мнѣ такъ хотѣлось возвратиться!.. Мнѣ было такъ тягостно находиться одной и наконецъ просить милостыню, когда у меня не будетъ ничего. Это придало мнѣ силы и рѣшимости; я встала и одѣлась. Я чувствовала, что должна сдѣлать это... я не знала какимъ образомъ. Я думала, что найду прудъ, какъ тотъ прудъ, на краю поля, въ потьмахъ. Когда та женщина ушла со двора, а почувствовала, будто была довольно-сильна, чтобъ сдѣлать что-нибудь; я думала, что разомъ избавлюсь отъ всего горя, возвращусь домой и не скажу никогда, зачѣмъ я убѣжала. Я надѣла шляпку и шаль и вышла на темную улицу съ ребенкомъ подъ салопомъ. Я шла скоро, пока не вышла въ улицу, находившуюся довольно-далеко отъ дома той женщины; тамъ была гостинница и я выпила тамъ чего-то теплаго и съѣла кусочекъ хлѣба, потомъ шла все дальше и дальше и почти не чувствовала подъ собою земли. Стало посвѣтлѣе, потому-что показался мѣсяцъ... О. Дина! какъ я испугалась, когда увидѣла, что онъ смотрѣлъ такъ на меня изъ-за облаковъ... онъ никогда не смотрѣлъ на меня такъ прежде. Я свернула съ дороги на поля, потому-что боялась встрѣтиться съ кѣмъ-нибудь при мѣсячномъ свѣтѣ, который падалъ на меня такъ ярко. Я подошла къ стогу сѣна и думала, что могла пролежать тутъ всю ночь въ теплѣ. Въ стогѣ было вырѣзано мѣстечко, гдѣ я могла сдѣлать себѣ постель, и мнѣ было такъ удобно лежать тамъ, да и ребенку было такъ тепло около меня. Я, должно-быть, спала довольно-долго, потому-что когда проснулась, было уже утро, но не очень свѣтло, и ребенокъ плакалъ. Неслишкомъ-далеко отъ меня я видѣла лѣсъ... Можетъ-быть, тамъ найдется канава или прудъ, подумала я... вѣдь еще такъ рано, я могу тамъ спрятать ребенка, и успѣю уйти далеко, когда люди проснутся Потомъ я пойду домой, думала я, встрѣчу какую-нибудь телегу, поѣду домой и скажу, что старалась найти себѣ мѣсто, да не могла отъискать. Какъ мнѣ хотѣлось сдѣлать это, Дина! да. какъ мнѣ хотѣлось добраться до дому. Не знаю, что я чувствовала къ ребенку. Кажется, ненавидѣла его... вѣдь онъ былъ какъ тяжелая гиря у меня на шеѣ; а между-тѣмъ его плачъ такъ и тянулъ меня за душу, и я несмѣла взглянуть на его крошечныя ручки и личико. Но я продолжала путь къ лѣсу, ходила въ немъ кругомъ, но тамъ не было воды...

Гетти дрожала всѣмъ тѣломъ. Она помолчала нѣсколько минутъ, и потомъ снова заговорила, но уже шепотомъ:

-- Я пришла къ одному мѣсту, гдѣ лежали кучки щепокъ и дерну, и сѣла на пень дерева, чтобъ подумать, что дѣлать. Вдругъ я увидѣла отверстіе подъ орѣшникомъ, точно маленькая могилка. Какъ молнія блеснула у меня въ головѣ мысль положить ребенка туда и накрыть его травою и щепками. Я не могла убить его какимъ-нибудь другимъ образомъ. Въ одну секунду я сдѣлала это... О! онъ такъ плакалъ, Дина... я не могла закрыть его совсѣмъ... можетъ-быть, кто-нибудь придетъ и позаботится о немъ, думала я, и тогда онъ не умретъ. Я торопливо вышла изъ лѣсу, но могла слышать, какъ онъ все время кричалъ; когда я вышла на поля, то была точно прикована къ мѣсту... не могла идти далѣе, несмотря на то, что такъ желала уйти. Я сѣла у стога, чтобъ посмотрѣть, не пройдетъ ли кто-нибудь. Я была очень голодна; у меня оставался только небольшой кусочекъ хлѣба, но я не могла тронуться съ мѣста. Послѣ долгаго времени, послѣ нѣсколькихъ часовъ, показался человѣкъ... тотъ самый, въ блузѣ, и такъ посмотрѣлъ на меня: я испугалась и поспѣшила уйти оттуда. Я думала, что онъ пойдетъ въ лѣсъ и, можетъ-быть, найдетъ ребенка. Я продолжала путь все прямо и пришла въ деревню, довольно-далеко отъ лѣса. Мнѣ очень нездоровилось и я была очень слаба и голодна. Тамъ я поѣла немножко и купила хлѣбъ. Но я боялась остаться здѣсь. Я все слышала, какъ кричалъ ребенокъ, и думала, что и другіе слышатъ это... и пошла дальше. Но я была очень-измучена, и уже становилось темно. Наконецъ, я увидѣла ригу въ сторонѣ отъ дороги на далекомъ разстояніи отъ всякаго жилья... она очень походила на ригу въ Аббатс-Клозѣ. "Войду въ нее" подумала я "и спрячусь въ сѣнѣ и соломѣ, вѣроятно, никто не придетъ сюда". Я вошла. Рига была наполовину наполнена пучками соломы, тутъ было также и сѣно. Я сдѣлала постель, совсѣмъ назади, гдѣ никто не могъ найти меня. Я такъ устала, такъ была слаба, что стала засыпать... Но -- ахъ! крикъ ребенка разбудилъ меня. Мнѣ казалось, что человѣкъ, посмотрѣвшій на меня такъ странно, пришелъ и схватилъ меня. Но я все-таки заснула наконецъ и, должно быть, спала долго, хотя и не знала сколько именно, потому-что, когда я встала и вышла изъ риги, то не знала, была ли ночь или утро. Но то было утро, потому-что становилось все свѣтлѣе, и я пошла обратно тою же дорогой, которою и пришла. Это было противъ моей воли, Дина: крикъ ребенка заставлялъ меня идти туда, а между-тѣмъ я была до смерти напугана. Я думала, что человѣкъ въ блузѣ увидитъ меня и узнаетъ, что это я положила туда ребенка. Но я продолжала идти, несмотря на все это; ужь я перестала и думать о возвращеніи домой... это совершенно вышло у меня изъ головы. Я не видѣла ничего, кромѣ этого мѣста въ лѣсу, гдѣ зарыла ребенка... Я вижу это и теперь. О, Дина! не-уже-ли и никогда не перестану видѣть это страшное мѣсто?

Гетти крѣпко обняла Дину и снова задрожала. Молчаніе казалось продолжительнымъ, прежде чѣмъ она стала говорить:

-- Я не встрѣтила никого, потому-что было очень-рано, и вошла въ лѣсъ... Я знала дорогу къ тому мѣсту... къ мѣсту около орѣшника, и могла слышать на каждомъ шагу, какъ онъ кричалъ... Я думала, что онъ еще живъ... не знаю, боялась ли я этого или радовалась... не знаю, что чувствовала. Знаю только, что была въ лѣсу и слышала плачъ. Не знаю, что я почувствовала, когда увидѣла, что ребенокъ исчезъ. Когда я прятала туда, то желала, чтобъ кто-нибудь нашелъ его и спасъ отъ смерти; но когда увидѣла, что его не было тамъ, я какъ бы окаменѣла отъ ужаса. Я и не подумала пошевелиться: я была такъ слаба. Я знала, что не могла убѣжать, и всякій, кто бы увидѣлъ меня, узналъ бы и о томъ, что я сдѣлала съ ребенкомъ. Сердце мое превратилось точно въ камень: и не могла ничего ни желать, ни рѣшиться ни на что. Казалось, будто я останусь здѣсь навсегда и не случится никакой перемѣны. Но они пришли и взяли меня.

Гетти смолкла, но снова задрожала, будто у ней было сказать еще что-то. Дина ждала, что слезы должны были предшествовать словамъ; ея сердце было такъ полно. Наконецъ Гетти, зарыдавъ, воскликнула:

-- Дина, думаешь ли ты, что Богъ отниметъ отъ меня этотъ плачъ и это мѣсто въ лѣсу, теперь, когда я созналась во всемъ?

-- Будемъ молиться, бѣдная грѣшница. Станемъ опять на колѣни и обратимся съ мольбою къ милосердому Богу.

XLVI.
Часы неизвѣстности.

Въ воскресенье утромъ, когда церковные колокола въ Стонитонѣ призывали къ утренней службѣ, Бартль Масси снова вошелъ въ комнату Адама, послѣ непродолжительнаго отсутствія, и сказалъ:

-- Адамъ, тамъ пришелъ кто-то и хочетъ видѣть васъ.

Адамъ со дѣлъ, повернувшись спиною къ двери, но въ ту же минуту выпрямился и повернулся съ раскраснѣвшимся лицомъ и вопросительнымъ взглядомъ. Его лицо было даже еще худощавѣе, казалось еще болѣе утомленнымъ, чѣмъ какъ мы видѣли прежде, но онъ умылся и выбрился въ это утро, въ воскресенье.

-- Развѣ есть какое-нибудь извѣстіе? спросилъ онъ.

-- Будьте спокойны, мой другъ, отвѣчалъ Бартль: -- будьте спокойны. Это не то, о чемъ вы думаете: молодая женщина методистка пришла изъ тюрьмы. Она стоитъ внизу на лѣстницѣ и хочетъ знать, хотите ли вы видѣть ее. Ей нужно сообщить вамъ что-то объ этой бѣдной покинутой; но она говоритъ, что не хочетъ войти безъ вашего позволенія. Она думаетъ, что вы, можетъ-быть, захотите выйти къ ней я поговорить съ нею внизу. Эти проповѣдницы не бываютъ обыкновенно такъ застѣнчивы, проворчалъ Бартль сквозь зубы.

-- Попросите ее войти, сказалъ Адамъ.

Онъ стоялъ, обернувшись лицомъ къ двери, и когда Дина, войдя въ комнату, подняла на него свои кроткіе, сѣрые глаза, то съ-разу увидѣла большую перемѣну, происшедшую въ немъ послѣ того дня, когда она видѣла этого высокаго человѣка въ хижинѣ. Ея чистый голосъ дрожалъ, когда она, подавая ему руку, произнесла:

-- Успокойтесь, Адамъ Бидъ: Господь не покинулъ ея.

-- Да благословитъ васъ Богъ за то, что вы пришли къ ней! сказалъ Адамъ.-- Мистеръ Масси сообщилъ мнѣ вчера о вашемъ пріѣздѣ.

Оба они не могли болѣе говорить теперь и стояли другъ противъ друга въ безмолвіи. Бартль Масси, надѣвшій очки и разсматривавшій лицо Дины, былъ, повидимому, также тронутъ, но онъ оправился первый и, подавая ей стулъ, сказалъ:

-- Присядьте, молодая женщина, присядьте, и самъ возвратился на свое прежнее мѣсто, на постели.

-- Благодарю васъ, другъ, я не хочу сидѣть, сказалъ Дина: -- потому-что должна поторопиться назадъ: она умоляла меня не отлучаться надолго. Я пришла затѣмъ, Адамъ Бидъ, чтобъ просить васъ повидаться съ бѣдной грѣшницей и проститься съ ней. Она желаетъ попросить у васъ прощенія, и лучше бы вамъ повидаться съ нею сегодня, нежели завтра рано утромъ, когда ей останется такъ мало времени.

Адамъ стоялъ, дрожа всѣмъ тѣломъ, и наконецъ опустился на стулъ.

-- Нѣтъ, этого не будетъ, сказалъ онъ: -- отложатъ... можетъ-быть, придетъ помилованіе. Мистеръ Ирвайнъ говорилъ, что есть надежда: онъ говорилъ, что мнѣ ненужно еще терять надежды.

-- О, это было бы блаженствомъ для меня! сказала Дина и глаза ея наполнились слезами.-- Страшно подумать, что ея душа такъ быстро должна покинуть этотъ свѣтъ.

-- Но пусть будетъ то, что будетъ, присовокупила она, спустя нѣсколько времени.-- Приходите непремѣнно и дайте ей высказать вамъ то, что у ней на сердцѣ. Хотя ея бѣдная душа очень-темна и немногое можетъ различить, кромѣ предметовъ плоти, она, однакожь, ужь перестала упорствовать: она покаялась, она призналась мнѣ во всемъ. Тщеславіе ея сердца уступило; она опирается на меня за помощью и желаетъ, чтобъ я поучала ея. Это исполняетъ меня довѣрія: я могу только думать, что братья ошибаются иногда, измѣряя божественную любовь познаніями грѣшника. Она намѣрена написать письмо своимъ роднымъ на господской фермѣ, и письмо это я отдамъ имъ, когда ея не станетъ; и когда я сообщила ей, что вы находитесь здѣсь, она сказала: "Я хотѣла бы видѣться съ Адамомъ и просить его, чтобъ онъ простилъ меня". Вѣдь вы придете, Адамъ? можетъ-быть, вы хотите даже возвратиться теперь же со мною?

-- Я не могу, сказалъ Адамъ: -- я не могу прощаться съ нею, пока еще остается надежда. Я прислушиваюсь, все прислушиваюсь... я, не могу думать ни о чемъ другомъ. Не можетъ-быть, чтобъ она умерла этою постыдною смертью, я не могу привыкнуть къ этой мысли.

Онъ снова всталъ со стула и отвернулся, смотря въ окно, междутѣмъ какъ Дина стояла съ сострадающимъ терпѣніемъ. Минуты черезъ двѣ онъ повернулся и сказалъ:

-- Да, я приду Дина... завтра утромъ... если это должно быть. У меня, можетъ-быть, будетъ больше силы вынесть это, если я знаю, что это должно быть. Скажите ей, что я прощаю ее, скажите ей, что я приду... приду въ послѣднюю минуту.

-- Я не хочу настоятельно требовать, чтобъ вы поступили противъ голоса собственнаго сердца, сказала Дина.-- Я должна поскорѣе возвратиться къ ней. Удивительно, какъ она привязалась теперь ко мнѣ; она даже не хотѣла выпустить меня изъ виду. Прежде, бывало, она никогда не отвѣчала на мое расположеніе къ ней, теперь же скорбь открыла ея сердце. Прощайте, Адамъ. Да успокоитъ васъ нашъ небесный Отецъ и да пошлетъ Онъ вамъ силу перенесть все.

Дина протянула руку, и Адамъ безмолвно пожалъ ее.

Бартль поднялся съ своего мѣста, чтобъ отворить для нея тяжелую задвижку у двери, но прежде, чѣмъ онъ дошелъ до двери, она кротко сказала: "Прощайте, другъ", и легкими шагами спустилась съ лѣстницы.

-- Ну, сказалъ Бартль, снявъ очки и положивъ въ карманъ:-- если ужь должны существовать женщины, причиняющія горе и безпокойство на бѣломъ свѣтѣ, то только справедливость требуетъ того, чтобъ были и женщины, утѣшающія людей въ горѣ; а она одна изъ нихъ. Жаль, что она методистка. Но развѣ можно найти на свѣтѣ женщину, у которой въ головѣ не было бы какой-нибудь глупости?

Въ эту ночь Адамъ не ложился: волненіе неизвѣстности, увеличивавшееся съ каждымъ часомъ, который все болѣе-и-болѣе приближалъ къ нему роковыя минуты, было слишкомъ-сильно; и несмотря на всѣ его мольбы, несмотря на его обѣщанія, что онъ будетъ совершенно спокоенъ, школьный учитель также не ложился.

-- Ну, что за бѣда для меня въ томъ, другъ? говорилъ Бартль:-- одною ночью сна больше или меньше? Я современемъ высплюсь довольно, въ землѣ. Дайте же мнѣ раздѣлить ваше горе, пока могу.

Длинна и грустна была эта ночь въ маленькой комнаткѣ. Адамъ иногда вставалъ съ мѣста и ходилъ взадъ и впередъ по большому пространству отъ стѣны до стѣны; потомъ снова садился и закрывалъ лицо. Неслышно было никакого звука, кромѣ стука часовъ на столѣ или паденія пепла въ каминѣ, гдѣ школьный учитель тщательно поддерживалъ огонь. По-временамъ Адамъ изливалъ чувства въ неистовыхъ выраженіяхъ.

-- Еслибъ я могъ сдѣлать что-нибудь, чтобъ спасти ее... еслибъ мои страданія могли принесть ей какую-нибудь пользу... но все сидѣть спокойно, знать это и не дѣлать ничего... жестоко переносить это человѣку... а думать о томъ, что могло бъ быть теперь, еслибъ всего этого не случилось изъ-за него... О Боже! именно сегодня назначена была наша свадьба.

-- Конечно, мой другъ, сказалъ Бартль нѣжно: -- трудно, очень-трудно. Но вы должны вспомнить о томъ: когда вы хотѣли жениться на ней, то думали, что у ней совершенно другая натура, чѣмъ та, которая теперь оказалась. Вы и не думали, что она можетъ стать жестокою въ такое короткое время и сдѣлать то, что сдѣлала.

-- Я знаю... знаю это, сказалъ Адамъ.-- Я думалъ, что она имѣетъ любящее и нѣжное сердце и не будетъ лгать или обманывать. Могъ ли я думать о ней иначе? И еслибъ онъ никогда не приблизился къ ней и я женился на ней, любилъ бы ее и заботился о ней, она, можетъ-быть, никогда не сдѣлала бы ничего дурнаго. Что бъ это значило для меня, еслибъ мнѣ и пришлось немного-побезпокоиться съ ней? Это было бы ничто въ-сравненіи съ тѣмъ, что случилось теперь.

-- Какъ знать, другъ мой, какъ знать, что могло бы случиться. Жгучую боль тяжело переносить вамъ теперь: вамъ нужно время... да, вамъ нужно время. Но я такого мнѣнія о васъ, что вы восторжествуете надъ всѣмъ этимъ и снова будете мужчиной. А изъ всего этого можетъ выйти добро, котораго мы еще не видимъ.

-- Выйти добро! воскликнулъ Адамъ съ жаромъ.-- Это не перемѣнитъ зла: ея погибель нельзя измѣнить. Я ненавижу болтовню людей, говорящихъ, будто есть средство поправить все. Было бы нужнѣе убѣдить ихъ въ томъ, что зло, которое они причиняютъ, никогда не можетъ быть измѣнено. Когда человѣкъ погубилъ жизнь своего ближняго, онъ не имѣетъ права утѣшать себя мыслью, что изъ этого, можетъ-быть, выйдетъ добро; добро для кого-нибудь другаго не измѣнитъ ея позора и несчастія.

-- Хорошо, другъ мой, хорошо, сказалъ Бартль кроткимъ голосомъ, который странно противорѣчилъ его обыкновенной рѣшимости и нетерпѣнію въ спорѣ: -- довольно вѣроятно, что я говорю глупость. Я человѣкъ старый и много лѣтъ прошло съ-тѣхъ-поръ, какъ я самъ находился въ горѣ. Легко находить причины, по которымъ другіе должны бы быть терпѣливы.

-- Мистеръ Масси, сказалъ Адамъ съ раскаяніемъ: -- я очень-горячь и вспыльчивъ, а между-тѣмъ я долженъ обращаться съ вами совершенно иначе. Но вы не должны сердиться на меня за это.

-- Я... нисколько, мой другъ, нисколько.

Такимъ образомъ ночь прошла въ волненіи, пока, наконецъ, утренняя свѣжесть и разсвѣтъ дня не принесли съ собою трепетнаго спокойствія, сопровождающаго послѣднее отчаяніе. Неизвѣстность скоро должна была прекратиться.

-- Пойдемте теперь въ тюрьму, мистеръ Масси, сказалъ Адамъ, когда увидѣлъ, что часовая стрѣлка стояла на шести.-- Если есть какія-нибудь извѣстія, то мы услышимъ тамъ о нихъ.

Движеніе на улицахъ уже началось; всѣ шли быстро по одному направленію. Адамъ старался не думать о томъ, куда шли всѣ, быстро проходя мимо него короткое разстояніе между его квартирой и тюремными ворогами. Онъ благодарилъ судьбу, когда ворота заперлись за нимъ, что не видѣлъ болѣе этихъ любопытныхъ людей.

Нѣтъ, не пришло никакихъ извѣстій: ни помилованія, ни отсрочки.

Адамъ ждалъ на дворѣ съ полчаса, прежде чѣмъ могъ пересилить себя и увѣдомить Дину о своемъ приходѣ. Но нѣкоторыя слова долетѣли до его слуха: Адамъ не могъ не слышать ихъ:

"Телега должна тронуться съ мѣста въ половинѣ восьмаго".

Должно было сказать... сказать послѣднее прости -- этому нельзя было помочь ничѣмъ.

Десять минутъ послѣ этого Адамъ былъ у дверей кельи. Дина послала ему сказать, что не можетъ выйти къ нему, не можетъ оставить Гетти ни на минуту; но что Гетти была приготовлена къ встрѣчѣ.

Онъ не могъ видѣть ее, когда вошелъ: волненіе оглушило его чувства и темная келья казалась ему почти мрачною. Когда дверь затворилась за нимъ, онъ стоялъ съ минуту, дрожа всѣмъ тѣломъ и какъ бы оглушенный.

Но мало-по-малу онъ начиналъ видѣть при этомъ слабомъ свѣтѣ, начиналъ видѣть черные глаза, снова обращенные на него, но на лицѣ уже не было улыбки. О, Боже! что за грусть выражалась въ нихъ! Послѣдній разъ, когда они встрѣтились съ его глазами, было тогда, какъ онъ прощался съ нею, сердце его было наполнено радостью, надеждой и любовью, и они смотрѣли на него сквозь слезы, съ улыбкою, а ея дѣтское съ ямочками лицо было покрыто румянцемъ. Теперь же лицо было мраморное; прелестныя губка были блѣдны, полуоткрыты, дрожали; ямочки всѣ исчезли... всѣ, кромѣ одной, которая не исчезала никогда; глаза... о! хуже всего было то, что они были такъ схожи съ глазами Гетти! То были глаза Гетти, смотрѣвшіе на него этимъ грустнымъ взглядомъ, будто она возвратилась къ нему мертвая, разсказать о своемъ горѣ.

Она близко прижималась къ Динѣ; щека ея касалась щеки Дины. Казалось, будто ея послѣдняя слабая сила и надежда заключались въ этомъ прикосновеніи; сострадательная любовь, сіявшая въ лицѣ Дины, казалась ей видимымъ залогомъ Невидимаго Милосердія.

Когда грустные взоры встрѣтились, когда Гетти и Адамъ взглянули другъ на друга, она замѣтила въ немъ также перемѣну, и это, поразило ее новымъ страхомъ. Она впервые видѣла существо, лицо котораго, казалось, отражало перемѣну, совершившуюся въ ней самой: Адамъ былъ новымъ образомъ ужаснаго прошедшаго и ужаснаго настоящаго. Она дрожала еще болѣе, смотря на него.

-- Скажи ему, Гетти, проговорила Дина:-- скажи ему, что у тебя на сердцѣ.

Гетти повиновалась ей, какъ крошечный ребенокъ.

-- Адамъ... мнѣ такъ грустно... я поступила такъ дурно съ вами... простите ли вы мнѣ... передъ смертью?

Адамъ, рыдая, отвѣчалъ:

-- Да, я прощаю тебѣ, Гетти; я простилъ тебѣ уже давно.

Адаму казалось, что его мозгъ лопнетъ отъ скорби, когда онъ встрѣтилъ глаза Гетти въ первыя минуты; но звукъ ея голоса, произносившаго эти смиренныя слова, коснулся струны, которая не была такъ напряжена: онъ чувствовалъ облегченіе въ томъ, что стало невыносимымъ, и на глазахъ навернулись рѣдкія слезы; онѣ не показывались уже давно, съ тѣхъ самыхъ поръ, какъ онъ лежалъ на груди Сета при началѣ своего горя.

Гетти сдѣлала невольное движеніе къ нему; любовь, среди которой она жила нѣкогда, снова чувствовалась ей при видѣ его. Она продолжала держать Дину за руку, но подошла къ Адаму и робко произнесла:

-- Поцалуете ли вы меня опять, Адамъ, несмотря на то, что я сдѣлала вамъ столько зла?

Адамъ взялъ побѣлѣвшую исхудалую руку, которую она протягивала ему, и они дали другъ другу торжественный невыразимый поцалуй вѣчной разлуки.

-- И скажите ему, проговорила Гетти, нѣсколько-громче: -- скажите ему... вѣдь кромѣ васъ некому будетъ сказать ему это... что я отправилась за нимъ и не могла найти его... и ненавидѣла и проклинала его однажды... но Дина говорить, что а должна простить его... и я стараюсь... потому-что иначе Богъ не проститъ меня...

Въ эту минуту послышался шумъ у двери кельи: въ замкѣ повернулся ключъ и когда отворилась дверь, Адамъ неясно увидѣлъ, что тамъ было нѣсколько лицъ. Онъ быль слишкомъ взволнованъ, чтобъ замѣтить больше этого, даже чтобъ замѣтить между нами лица мистера Ирвайна. Онъ понялъ, что наступали послѣднія приготовленія и что ему нельзя было оставаться долѣе. Всѣ безмолвно дали ему дорогу, и онъ пришелъ въ свою комнату одинъ, оставивъ Бартля Масси дождаться конца.

XLVII.
Послѣдняя минута.

То было зрѣлище, оставшееся болѣе памятнымъ для нѣкоторыхъ, даже чѣмъ ихъ собственныя печали -- зрѣлище въ это сѣрое утро, когда роковую тележку съ двумя молодыми женщинами увидѣла любопытная ожидающая толпа, направившаяся по дорогѣ къ страшному символу обдуманно-наложенной внезапной смерти.

Весь Стонитонъ слышалъ, о Динѣ Моррисъ, молодой методисткѣ, которая довела упорную преступницу до сознанія, и толпа съ такимъ же любопытствомъ желала увидѣть ее, какъ и несчастную Гетти.

Но Дина почти не замѣчала толпы. Гетти, увидѣвъ многочисленное скопище народа въ отдаленіи, судорожно прижалась къ Динѣ.

-- Закрой глаза. Гетти, сказала Дина:-- и, не переставая, будемъ молиться Богу.

И такимъ голосомъ, въ то время какъ тележка медленно двигалась среди любопытной толпы, она съ напряженною борьбою изливала всю душу въ послѣдней молитвѣ за трепещущее существо, которое привязалось и жалось къ ней, какъ къ единственному видимому явленію любви и состраданія.

Дина не знала, что толпа безмолвствовала и смотрѣла на нее съ какимъ-то благоговѣніемъ; она даже не знала, какъ близко они были отъ роковаго мѣста, когда тележка остановилась и она содрогнулась, испуганная громкимъ крикомъ, ужаснымъ для ея слуха, подобнымъ страшному вою демоновъ. Пронзительный крикъ Гетти слился съ этими звуками, и онѣ, въ взаимномъ ужасѣ, еще крѣпче прижались другъ къ другу.

Но то не были крики проклятія... не вой торжествующей свирѣпости.

То были крики внезапнаго сильнаго волненія при появленіи всадника, мчавшагося во весь галопъ и пролагавшаго себѣ дорогу сквозь толпу. Лошадь разгорячена и измучена, не отвѣчаетъ отчаянному побужденію шпорами; глаза всадника, кажется, омрачены безуміемъ, и онъ видитъ только то, что остается невидимымъ для другихъ. Смотрите, у него что-то въ рукахъ, онъ поднимаетъ это кверху, какъ-будто дѣлаетъ знакъ.

Шерифъ узнаетъ его: это Артуръ Донниторнъ, держащій въ рукѣ трудно-добытое избавленіе отъ смерти.

XLVIII.
Еще встрѣча въ лѣсу.

На слѣдующій день, вечеромъ, два человѣка шли съ противоположныхъ концовъ къ одному и тому же мѣсту, влекомые туда общимъ обоимъ воспоминаніемъ. Мѣсто дѣйствія была роща при Донниторнской Лѣсной Дачѣ; кто были лица -- вы знаете.

Похороны стараго сквайра совершились въ это утро; завѣщаніе было прочитано и теперь, въ первую минуту отдыха, Артуръ Донниторнъ вышелъ прогуляться одинъ, чтобъ внимательнѣе пораздумать о новомъ будущемъ, открывавшемся передъ нимъ, и найти силы привести въ исполненіе горькое намѣреніе. Ему казалось, что всего-лучше онъ достигнетъ этого въ рощѣ.

Адамъ также прибылъ изъ Стонитона въ понедѣльникъ вечеромъ и сегодня выходилъ изъ дома только длятого, чтобъ навѣстигь семейство на господской мызѣ и разсказать имъ все то, чего ещё не досказалъ мистеръ Ирвайнъ. Онъ говорилъ Пойзерамъ, что послѣдуетъ за ними въ ихъ новое мѣстопребываніе, гдѣ бы послѣднее ни было. Онъ думалъ оставить управленіе лѣсами, и такъ скоро, какъ только ему будетъ возможно покончить свии дѣла съ Джонатаномъ Бёрджемъ и переселиться съ Сетомъ и матерью неподалеку отъ друзей, съ которыми онъ чувствовалъ себя связаннымъ общимъ горемъ.

-- Сетъ и я, ужь конечно найдемъ работу, говорилъ онъ.-- Человѣкъ, знающій хорошо наше мастерство, будетъ дома вездѣ, и вы должны начать новое поприще. Матушка не станетъ противорѣчить. Когда я пришелъ домой, она сказала мнѣ, что рѣшилась умереть въ другомъ приходѣ, если я пожелаю этого и если мнѣ будетъ покойнѣе въ другомъ мѣстѣ.. Удивительно, какъ тиха стала она съ-тѣхъ-поръ, какъ я возвратился домой. Кажется, будто самая великость горя успокоила ее. Всѣмъ намъ будетъ лучше въ новой странѣ, хотя и есть здѣсь люди, съ которыми мнѣ будетъ трудно разстаться. Но я не могу разставаться съ вами и съ вашими, если только это будетъ въ моей власти, мистеръ Пойзеръ. Горе сроднило насъ.

-- Конечно, Адамъ, отвѣчалъ Мартинъ.-- Мы переселимся въ такое мѣсто, гдѣ не будемъ слышать и имени этого человѣка. Но, кажется, мы никогда не уйдемъ слишкомъ-далеко, и люди всегда узнаютъ, что мы приходимся съ родни тѣмъ, которыхъ ссылаютъ за моря и которыхъ чуть не повѣсили. Этимъ всегда будутъ кидать намъ въ лицо, а послѣ насъ и нашимъ дѣтямъ.

Визитъ на господской мызѣ былъ очень-продолжителенъ и сильно подѣйствовалъ на Адама, такъ-что у него не хватило уже энергіи думать о посѣщеніи другихъ или о возвращеніи къ своимъ прежнимъ занятіямъ раньше слѣдующаго дня.

"Но завтра" думалъ онъ: "я снова примусь за работу. Можетъ-быть, я снова пріучусь любить занятія. Впрочемъ, все-равно, люблю ли я ихъ или нѣтъ, я долженъ работать."

Въ этотъ вечеръ онъ позволилъ себѣ въ послѣдній разъ предаться горю: неизвѣстность кончилась и онъ долженъ перенесть, чего нельзя было измѣнить. Онъ рѣшился не видѣться болѣе съ Артуромъ Донниторномъ, если можно; избѣгать встрѣчи съ нимъ. Теперь онъ не имѣлъ никакого порученія отъ Гетти къ нему, потому-что Гетти видѣла Артура; къ тому же Адамъ не довѣрялъ себѣ: онъ научился страшиться необузданности своихъ собственныхъ чувствъ. Слова мистера Ирвайна, что онъ долженъ помнить, что онъ чувствовалъ послѣ того, какъ нанесъ послѣдній ударъ Артуру въ рощѣ, не выходили у него изъ памяти.

Эти мысли объ Артурѣ, подобно всѣмъ мыслямъ, сопровождаемымъ сильными ощущеніями, возвращались безпрестанно и всегда вызывали сцену въ рощѣ, то мѣсто подъ образовывавшими сводъ вѣтвями, гдѣ онъ увидѣлъ двѣ наклонявшіяся фигуры и гдѣ его охватило внезапное бѣшенство.

"Въ послѣдній разъ пойду посмотрю это мѣсто сегодня" сказалъ онъ: "это принесетъ мнѣ пользу: это заставитъ меня снова перечувствовать все то, что я чувствовалъ, когда сшибъ его съ ногъ. Я чувствовалъ, какъ жалко я поступилъ, лишь только я совершилъ этотъ поступокъ и прежде чѣмъ я подумалъ, что онъ, можетъ-быть, умеръ."

Вотъ какимъ образомъ случилось, что Артуръ и Адамъ шли къ одному и тому же мѣсту въ одно и то же время.

На Адамѣ было теперь его рабочее платье; онъ сбросилъ другое съ чувствомъ облегченія, лишь только прибылъ домой. Итакъ, еслибъ у него за плечами была корзинка съ инструментами, то его можно было бы принять, при видѣ его блѣднаго, худаго лица, за призракъ Адама Бида, входившаго въ рощу вечеромъ въ августѣ, восемь мѣсяцевъ назадъ. Но у него не было корзинки съ инструментами, и онъ не шелъ такъ прямо, какъ прежде, не бросалъ вокругъ себя проницательныхъ взоровъ; руки его были заложены въ боковые карманы, а глаза почти все время потуплены въ землю. Онъ только-что вошелъ въ рощу, какъ остановился передъ букомъ. Ему хорошо было извѣстно это дерево; то былъ знакъ рубежа его юности, воспоминаніе о томъ времени, когда оставили его нѣкоторыя изъ самыхъ раннихъ и сильныхъ ощущеній. Онъ былъ увѣренъ, что они никогда уже не возвратятся; а между-тѣмъ въ эту минуту въ немъ пробуждалось чувство привязанности къ Артуру Донниторну, въ котораго онъ такъ вѣрилъ, прежде чѣмъ подошелъ къ этому буку восемь мѣсяцевъ назадъ. То было расположеніе къ покойнику: тотъ Артуръ ужь болѣе не существовалъ.

Нить его мыслей прервалъ шумъ приближавшихся шаговъ, но букъ стоялъ на поворотѣ дороги, и Адамъ не могъ видѣть, кто шелъ, пока высокая, стройная фигура, въ глубокомъ траурѣ, не подошла къ нему на разстояніе двухъ шаговъ. Они оба были поражены и смотрѣли другъ на друга въ безмолвіи. Часто въ послѣднія двѣ недѣли Адамъ представлялъ себѣ, что встрѣтился съ Артуромъ именно такимъ образомъ: тогда онъ осыпалъ бы его словами, которыя были бы столь же мучительны, какъ голосъ угрызеній совѣсти; тогда онъ насильно наложилъ бы на него справедливую долю горя, причиненнаго имъ, и также часто онъ думалъ, что лучше не быть такой встрѣчи. Но, представляя себѣ встрѣчу, онъ воображалъ Артура такимъ, какимъ встрѣтилъ его въ тотъ вечеръ въ рощѣ, румянымъ, беззаботнымъ, легкимъ на слова; человѣкъ же, стоявшій передъ нимъ теперь, тронулъ его своими признаками страданія. Адамъ самъ зналъ, что такое страданіе, и не могъ наложить жестокою руку на убитаго человѣка. Онъ не чувствовалъ побужденія, которому нужно было бы сопротивляться: безмолвіе было справедливѣе упрековъ. Артуръ заговорилъ первый.

-- Адамъ, сказалъ онъ тихо:-- можетъ-быть, хорошо, что мы встрѣтились здѣсь, такъ-какъ я очень хотѣлъ видѣть васъ. Я, во всякомъ случаѣ, увидѣлся бы съ вами завтра.

Онъ остановился, но Адамъ не сказалъ ничего.

-- Знаю, какъ тягостно вамъ встрѣтиться со мною, продолжалъ Артуръ: -- но это едва-ли случится опять впродолженіе многихъ лѣтъ.

-- Нѣтъ, сэръ, произнесъ Адамъ холодно:-- объ этомъ самомъ я хотѣлъ писать вамъ завтра же, что лучше было бы прекратить всѣ отношенія между нами и назначить на мое мѣсто кого-нибудь другаго.

Артуръ почувствовалъ всю рѣзкость отвѣта и не безъ усилія заговорилъ снова.

-- Я желалъ поговорить съ вами отчасти и объ этомъ предметѣ. Я не хочу уменьшать вашего негодованія противъ меня, не хочу просить васъ, чтобъ вы сдѣлали что-нибудь ради меня. Я хочу только спросить васъ: не поможете ли вы уменьшить дурныя послѣдствія прошлаго, котораго уже нельзя измѣнить? Я говорю о послѣдствіяхъ, имѣя въ виду не себя, а другихъ. Я знаю, что могу сдѣлать только очень-немногое; я знаю, что самыя горестныя послѣдствіи останутся; но что-нибудь можетъ быть сдѣлано, и вы можете помочь мнѣ въ томъ. Выслушаете ли вы меня терпѣливо?

-- Да, сэръ, сказалъ Адамъ послѣ нѣкотораго колебанія:-- я выслушаю, что это такое. Если и могу помочь въ исправленіи чего-нибудь, я сдѣлаю это. Я знаю, что гнѣвъ не исправитъ ничего; его уже было довольно.

-- Я шелъ въ эрмитажъ, сказалъ Артуръ:-- не пойдете ли вы туда со мною; тамъ мы можемъ и присѣсть; мы можемъ лучше поговорить тамъ.

Въ эрмитажъ не входиль никто съ-тѣхъ-поръ, какъ они оставили его вмѣстѣ, потому-что Артуръ заперъ ключъ отъ него въ своемъ бюро. И теперь, когда онъ отворилъ дверь, тамъ стоялъ подсвѣчникъ съ догорѣвшею въ немъ свѣчкою; тамъ стояло кресло на томъ же самомъ мѣстѣ, гдѣ тогда сидѣлъ Адамъ; тамъ была и корзинка съ ненужными бумагами, и въ ней, въ самомъ низу -- Артуръ вспомнилъ о томъ въ первое же мгновеніе -- лежала маленькая розовая шелковая косыночка. Имъ было непріятно войдти въ это мѣсто, еслибъ мысли, волновавшія ихъ, были менѣе-непріятны.

Они сѣли другъ противъ друга на прежнія мѣста, и Артуръ сказалъ:

-- Я уѣзжаю, Адамъ; я уѣзжаю въ армію.

Бѣдный Артуръ чувствовалъ, что Адама должно было тронуть это извѣстіе, что Адамъ долженъ былъ обнаружить движеніе состраданіе къ нему. Но губы Адама оставались закрытыми, а выраженіе лица не перемѣнилось.

-- Вотъ что я хотѣлъ сказать вамъ, продолжалъ Артуръ:-- одна изъ причинъ, побуждающихъ меня уѣхать отсюда, та, чтобъ никто другой не оставлялъ Геслопа... не оставлялъ Геслопа ради меня. Я готовъ сдѣлать все; нѣтъ жертвы, на которую я бы не рѣшился, чтобъ предупредить дальнѣйшую несправедливость которую могутъ имѣть другіе чрезъ мою... чрезъ то, что случилось.

Слова Артура произвели дѣйствіе совершенно-противоположное тому, на которое онъ надѣялся. Адамъ думалъ подмѣтить въ нихъ мысли о вознагражденіи за незагладимое зло, успокоивающую попытку заставить, чтобъ зло принесло такіе же плоды, какъ добро, и это болѣе всего возбудило бы его негодованіе. Онъ чувствовалъ столь же сильное побужденіе прямо лицомъ къ лицу встрѣтиться съ тягостными фактами, какое заставляло Артура отворачиваться отъ нихъ. Кромѣ того, онъ имѣлъ постоянную подозрительную гордость бѣднаго человѣка въ присутствіи богатаго; онъ чувствовалъ, что его прежняя суровость возвращалась къ нему, когда сказалъ:

-- Время прошло уже для этого, сэръ. Человѣкъ долженъ приносить жертвы для того, чтобъ избѣгнуть дурныхъ поступковъ; но жертвы не измѣнятъ того, что уже сдѣлано. Когда чувствамъ людей нанесена смертельная рана, они не могутъ быть излечены милостями.

-- Милостями! воскликнулъ Артуръ съ жаромъ:-- нѣтъ, какъ могли вы предполагать, что я даже думалъ объ этомъ? Но Пойзеры... Мистеръ Ирвайнъ сказалъ мнѣ, что Пойзеры думаютъ оставить мѣсто, гдѣ они прожили столько лѣтъ... нѣсколько поколѣній? Развѣ вы не понимаете, какъ понимаетъ мистеръ Ирвайнъ: что еслибъ ихъ можно было убѣдить въ томъ, чтобъ они преодолѣли чувство, которое гонитъ ихъ отсюда, то для нихъ было бы гораздо-лучше остаться на старомъ мѣстѣ, среди друзей и сосѣдей, которые знаютъ ихъ?

-- Это справедливо, отвѣчалъ Адамъ холодно.-- Но, сэръ, чувства людей нельзя преодолѣть такъ легко. Тяжело будетъ Мартину Пойзеру переселяться въ чужое мѣсто, жить среди чужихъ лицъ, когда онъ выросъ на господской мызѣ, и также отецъ его передъ нимъ. Но человѣку, чувствующему то, что онъ, оставаться здѣсь еще тяжелѣ. И то и другое одинаково-тяжело, и я не вижу, можетъ ли это устроиться иначе. Этотъ вредъ, сэръ, изъ тѣхъ, которыхъ нельзя исправить.

Артуръ оставался нѣсколько минутъ безмолвенъ. Вопреки другимъ чувствамъ, господствовавшимъ въ немъ въ этотъ вечеръ, его гордость приходила въ волненіе отъ того, какъ обращался съ нимъ Адамъ. Развѣ самъ онъ не страдалъ? Развѣ онъ самъ не былъ принужденъ отказаться отъ своихъ любимѣйшихъ надеждъ? Вѣдь и теперь было такъ же, какъ и восемь мѣсяцевъ назадъ. Адамъ заставлялъ Артура сильнѣе чувствовать неотмѣнимость его собственнаго дурнаго поступка: онъ обнаруживалъ такого рода сопротивленіе, которое болѣе всего раздражало пылкую, горячую натуру Артура. Но его гнѣвъ былъ подавленъ тѣмъ же вліяніемъ, которое подавило гнѣвъ Адама, когда они стояли другъ противъ друга въ первый разъ: признаками страданія на лицѣ давно-знакомомъ. Минутная борьба прекратилась при мысли, что онъ многое могъ перенесть отъ Адама, которому онъ далъ случай перенесть столько; но въ его голосѣ слышалась тѣнь жалобнаго дѣтскаго огорченія, когда онъ сказалъ:

-- Но люди могутъ причинять худшія оскорбленія неблагоразумными поступками... уступая гнѣву и удовлетворяя его на минуту, вмѣсто того, чтобъ подумать, какое дѣйствіе будетъ онъ имѣть въ будущемъ. Еслибъ я намѣревался остаться здѣсь и дѣйствовать какъ помѣщикъ, добавилъ онъ, послѣ нѣкотораго времени, съ возраставшимъ жаромъ: -- еслибъ я не заботился о томъ, что сдѣлалъ, чего былъ причиною, то васъ можно было бы нѣсколько извинить, Адамъ, въ томъ, что вы уходите отсюда и поощряете другихъ покинуть это мѣсто. Тогда васъ можно было бы еще нѣсколько извинить въ томъ, что вы стараетесь сдѣлать зло еще хуже. Но когда я говорю вамъ, что уѣзжаю отсюда на цѣлые годы, когда вы знаете, что это значитъ для меня, какъ это разрушаетъ всѣ планы счастія, которые я составлялъ прежде... то невозможно, чтобъ такой умный человѣкъ, какъ вы, предполагалъ, будто Пойзеры имѣютъ какую-нибудь основательную причину, по которой они отказываются остаться. Я знаю ихъ мнѣніе относительно безчестья: мистеръ Ирвайнъ сообщилъ мнѣ все; но онъ думаетъ, что ихъ можно разубѣдить въ этой мысли, будто они обезчещены въ глазахъ сосѣдей и не могутъ оставаться въ моемъ имѣніи, еслибъ вы помогли его усиліямъ, еслибъ вы остались сами и продолжали попрежнему управлять лѣсами.

Артуръ помолчалъ съ минуту, потомъ умоляющимъ голосомъ присовокупилъ:

-- Вы знаете, что, дѣлая это, вы дѣлаете добро другимъ людямъ, ужь не говоря о помѣщикѣ. И почему вы знаете, не получите ли вы скоро другаго владѣльца, для котораго вамъ пріятно будетъ работать? Если я умру, мой кузенъ Траджеттъ получитъ владѣніе и приметъ мое имя. А онъ человѣкъ хорошій.

Адамъ былъ тронутъ противъ воли: ему было невозможно не чувствовать, что то былъ голосъ честнаго, чувствительнаго Артура, котораго онъ любилъ и которымъ гордился въ прежнее время; но ближайшія воспоминанія не могли быть уничтожены. Онъ молчалъ. Артуръ, однакожь, прочелъ на его лицѣ отвѣтъ, который побуждалъ его продолжать съ возраставшею горячностью:

-- И тогда, еслибъ вы поговорили съ Пойзерами, еслибъ вы переговорили объ этомъ предметѣ съ мистеромъ Ирвайномъ -- онъ намѣренъ повидаться съ вами завтра -- и тогда, еслибъ вы присоединили къ его доводамъ и ваши, чтобъ убѣдить ихъ не выселяться отсюда... Я знаю, что они, конечно, не примутъ отъ меня никакой милости; я хочу сказать: ничего подобнаго, но я увѣренъ, что они тогда страдали бы меньше. Ирвайнъ думаетъ такъ же; и мистеръ Ирвайнъ принимаетъ на себя главное управленіе имѣніемъ; онъ ужь согласился на это. Въ-дѣйствительности, они не будутъ никого имѣть надъ собою, а будутъ имѣть человѣка, котораго уважаютъ и любятъ. То же самое было бы и съ вами; и только желаніе причинить мнѣ большее страданіе можетъ побудить васъ оставить эту сторону.

Артуръ снова молчалъ нѣсколько времени, и потомъ, съ нѣкоторымъ волненіемъ въ голосѣ, сказалъ:

-- Я знаю, что я не поступилъ бы съ вами такимъ образомъ. Еслибъ вы были на моемъ мѣстѣ, а я на вашемъ, то я употребилъ бы всѣ усилія, чтобъ помочь вамъ сдѣлать лучшее.

Адамъ сдѣлалъ быстрое движеніе на креслѣ и потупился въ землю. Артуръ продолжалъ:

-- Можетъ-быть, вы никогда въ жизни не дѣлали ничего такого, въ чемъ бы вамъ пришлось горько раскаиваться, Адамь; еслибъ это случилось съ вами, вы были бы великодушнѣе. Тогда вы знали бы, что мнѣ гораздо-хуже васъ.

Артуръ съ послѣдними словами всталъ съ своего мѣста и подошелъ къ одному изъ оконъ. Онъ смотрѣлъ въ окно, повернувшись къ Адаму спиной, и съ жаромъ продолжалъ:

-- Развѣ я не любилъ ее также? развѣ я не видѣлъ ее вчера? развѣ воспоминаніе о ней не будетъ преслѣдовать меня всюду, такъ же, какъ и васъ? И не-уже-ли вы думаете, что вы страдали бы не больше, чѣмъ страдаете теперь, еслибъ были виновны?

Наступило молчаніе, продолжавшееся нѣсколько минутъ, потому-что борьба, происходившая въ сердцѣ Адама, рѣшалась нелегко. Характеры легкіе, волненія которыхъ не имѣютъ большаго постоянства, едвали могутъ понять, какое внутреннее сопротивленіе онъ долженъ былъ преодолѣть, прежде чѣмъ всталъ съ мѣста и обратился къ Артуру. Послѣдній слышалъ движеніе и, повернувшись, встрѣтилъ грустный, но смягченный взглядъ Адама.

-- То, что вы говорили, сэръ, справедливо, сказалъ онъ: -- я жестокъ -- это въ моей природѣ. Я обращался жестоко и съ отцомъ за то, что онъ поступалъ дурно. Я былъ нѣсколько-жестокъ со всѣми, кромѣ ее. Я чувствовалъ, будто никто недовольно сожалѣлъ о ней... ея страданія такъ и врѣзались въ мое сердце. И когда я замѣтилъ, что ея родственники на мызѣ были слишкомъ-жестоки къ ней, то обѣщалъ, что никогда болѣе не буду обращаться самъ жестоко ни съ кѣмъ. Но сильное состраданіе, которое я питаю къ ней, сдѣлало меня, можетъ-быть, несправедливымъ къ вамъ. Я зналъ въ своей жизни, что значитъ раскаяваться и чувствовать, что раскаяніе уже поздно: я чувствовалъ, что былъ слишкомъ-суровъ къ моему отцу, когда уже онъ покинулъ меня... я чувствую это и теперь, когда думаю о немъ. Я не имѣю права быть жестокимъ къ тѣмъ, кто виновенъ и раскаивается.

Адамъ произнесъ эти слова съ твердою ясностью человѣка, рѣшившагося не оставлять недосказаннымъ ничего такого, что онъ обязанъ сказать. Но онъ продолжалъ уже съ большею нерѣшительностью.

-- Я прежде не хотѣлъ пожать вамъ руку, сэръ, когда вы просили меня... но если вы согласны на это теперь, несмотря на то, что я отказался тогда...

Въ то же мгновеніе бѣлая рука Артура была въ большой рукѣ Адама, и это дѣйствіе сопровождалось съ обѣихъ сторонъ сильнымъ порывомъ прежняго чувства привязанности, которое оба питали другъ къ другу еще съ дѣтства.

-- Адамъ, проговорилъ Артуръ, побуждаемый теперь къ полному сознанію;-- этого не случилось бы никогда, еслибъ я зналъ, что вы любите ее; это спасло бы меня непремѣнно. И я дѣйствительно боролся: я никогда и не думалъ причинить ей горе. Я обманывалъ васъ впослѣдствіи -- и это повело къ-худшему; но я думалъ, что меня принуждали къ тому обстоятельства; я думалъ, что это самое лучшее, что могъ я только сдѣлать. И въ томъ письмѣ я говорилъ ей, чтобъ она увѣдомила меня, если будетъ находиться въ затруднительномъ положеніи. Не думайте, чтобъ я не сдѣлалъ всего, что только было бы въ моей власти. Но я былъ виновенъ съ самаго начала, и изъ этого проистекло ужасное зло. Богъ видитъ, что я отдалъ бы жизнь свою за то, чтобъ воротить это.

Они снова сѣли другъ противъ друга, и Адамъ дрожащимъ голосомъ спросилъ:

-- Въ какомъ положеніи находилась она, когда вы оставили ее, сэръ?

-- Не спрашивайте меня объ этомъ, Адамъ, отвѣчалъ Артуръ.-- Я чувствую иногда, что сойду съ ума, думая, въ какомъ состояніи она находилась и что говорила мнѣ, и потомъ, что я не могъ получить полнаго прощенія; что я не могъ спасти ее отъ ужасной участи, ожидающей ее въ ссылкѣ; что я ничего не могу сдѣлать для нея впродолженіе всѣхъ этихъ лѣтъ... и она можетъ умереть подъ этимъ гнётомъ и никогда болѣе не знать утѣшенія.

-- Ахъ, сэръ! произнесъ Адамъ, впервые чувствуя, что его собственная боль погружалась въ состраданіе къ Артуру:-- вы и я будемъ часто думать объ одномъ и томъ же, когда насъ будетъ отдалять другъ отъ друга большое разстояніе. Я буду молиться Богу, чтобъ Онъ помогъ вамъ, какъ молюсь о томъ, чтобъ помогъ мнѣ.

-- Но при ней находится эта милая женщина, Дина Моррисъ, сказалъ Артуръ, преслѣдуя свои собственныя мысли и не зная, каковъ былъ смыслъ словъ Адама.-- Она говоритъ, что останется съ нею до послѣдней минуты ея отправленія; и бѣдная, такъ привязана къ ней, находить въ ней такое утѣшеніе и спокойствіе! Я былъ бы въ-состояніи преклоняться предъ этой женщиной; я не знаю, что я сдѣлалъ бы, еслибь ея не было тамъ. Адамъ, вы увидитесь съ нею, когда она возвратится. Вчера я не могъ сказать ей ничего, сообщить ей то, что чувствую къ ней. Скажите ей, продолжалъ Артуръ поспѣшно, будто хотѣлъ скрыть волненіе, съ которымъ говорилъ, и въ то же время снимая часы и цѣпочку: -- скажите ей, что я просилъ васъ передать ей на память отъ меня... отъ человѣка, который находитъ единственный источникъ спокойствія, когда думаетъ о ней. Я знаю, что она равнодушна къ подобнаго рода вещамъ... и вообще ко всему, что бъ я ни предложилъ ей, и не обращаетъ вниманія на ихъ цѣнность; но она будетъ пользоваться часами... и мнѣ будетъ отрадно думать, что она пользуется ими.

-- Я передамъ ей, сэръ, сказалъ Адамъ: -- я также передамъ ей ваши слова. Она сказала мнѣ, что возвратится къ родственникамъ на господскую мызу.

-- И вы убѣдите Пойзеровъ остаться, Адамъ, сказалъ Артуръ, вспомнивъ о предметѣ, о которомъ оба они забыли за первымъ обмѣномъ возвратившейся дружбы.-- И вы останетесь сами и поможете мистеру Ирвайну въ исполненіи починокъ и исправленій по имѣнію?

-- Есть обстоятельство, сэръ, котораго, можетъ-быть, вы не имѣете въ виду при этомъ, сказалъ Адамъ, съ нерѣшительною кротостью: -- и которое заставило меня такъ долго колебаться. Видите ли, оно одно и то же для меня и для Пойзеровъ: если мы останемся, то останемся для нашего собственнаго мірскаго интереса, и всѣмъ покажется, будто мы готовы перенесть все ради этого. И знаю, они будутъ чувствовать это, да и я самъ не могу не сочувствовать имъ нѣсколько. Люди, имѣющіе благородный, независимый характеръ, неохотно рѣшаются на то, что можетъ представить ихъ низкими.

-- Но никто изъ тѣхъ людей, которые знаютъ васъ, не будетъ такого мнѣнія о васъ, Адамъ: это недовольно-сильная причина противъ поступка, который дѣйствительно великодушнѣе и менѣе эгоистиченъ, нежели какой-нибудь другой. Притомъ же, это будетъ извѣстно, и будетъ непремѣнно извѣстно, что и вы и Пойзеры остались по моимъ настоятельнымъ просьбамъ. Адамъ, не старайтесь причинить мнѣ большаго зла; я и безъ того уже довольно наказанъ.

-- Нѣтъ, сэръ, нѣтъ! проговорилъ Адамъ, смотря на Артура съ грустною привязанностью:-- клянусь Богомъ, я не стану причинять вамъ большаго зла. Находясь подъ вліяніемъ страсти, я прежде желалъ, чтобъ былъ въ-состояніи сдѣлать вамъ это; но это было въ то время, когда я думалъ, что вы недовольно-чувствуете вашу вину. Я останусь, сэръ; я сдѣлаю все, что могу. Вотъ все, о чемъ мнѣ придется думать теперь: хорошо дѣлать свою работу и стараться, на сколько могу, о томъ, чтобъ свѣтъ былъ нѣсколько-лучшимъ мѣстомъ для тѣхъ, кто можетъ находить наслажденіе въ немъ.

-- Итакъ, мы разстанемся теперь, Адамъ. Повидайтесь завтра съ мистеромъ Ирвайномъ и переговорите съ нимъ обо всемъ.

-- Развѣ вы скоро уѣзжаете, сэръ? спросилъ Адамъ.

-- Какъ только можно скорѣе, лишь только сдѣлаю необходимыя распоряженія. Прощайте, Адамъ. Я буду часто думать о томъ, какъ вы распоряжаетесь на вашемъ прежнемъ мѣстѣ.

-- Прощайте, сэръ. Богъ да благословитъ васъ.

Они еще разъ пожали другъ другу руки, и Адамъ оставилъ эрмитажъ, чувствуя, что горе можно было перенесть скорѣе теперь, когда исчезла ненависть.

Лишь только дверь затворилась за Адамомъ, Артуръ подошелъ къ корзинкѣ съ ненужными бумагами и вынулъ оттуда маленькій розовый шелковый шейный платочекъ.

КНИГА ШЕСТАЯ (ПОСЛѢДНЯЯ).

XLIX.
На господской мызѣ.

Въ 1801 году, болѣе восьмнадцати мѣсяцевъ послѣ того, какъ Адамъ и Артуръ разстались въ эрмитажѣ, лучи перваго осенняго послѣобѣденнаго солнца освѣщали дворъ господской мызы и бульдогъ находился въ принадкѣ чрезвычайнаго волненія, потому-что въ этотъ часъ дна гнали коровъ на дворъ для послѣобѣденнаго доенія. Неудивительно, что терпѣливыя животныя, въ замѣшательствѣ, бѣжали не туда, куда слѣдовало: тревожный лай бульдога соединялся съ болѣе-отдаленными звуками (а робкія существа женскаго рода, по извинительному суевѣрію, воображали, что эти звуки также имѣли нѣкоторое отношеніе къ собственнымъ ихъ движеніямъ), съ ужаснымъ хлопаньемъ кнута возницы, шумомъ его голоса и съ ревущимъ громомъ телеги, когда послѣдняя уѣзжала со двора, освободившись отъ своего золотаго груза.

Мистрисъ Пойзеръ любила это зрѣлище -- доеніе коровъ, и въ эти часы въ ясные дни она обыкновенно стояла на крыльцѣ, съ вязаньемъ въ рукахъ, въ тихомъ созерцаніи, которое только возвышалось до болѣе-внимательнаго участія, когда злая желтая корова, однажды пролившая полное ведро съ драгоцѣннымъ молокомъ, должна была подвергаться предварительному наказанію, заключавшемуся въ томъ, что ей связывали ремнемъ заднія ноги.

Въ этотъ день, однакожь, мистрисъ Пойзеръ встрѣтила разсѣяннымъ вниманіемъ прибытіе коровъ; она вела весьма-горячій разговоръ съ Диной, которая шила воротнички рубашекъ мистера Пойзера и терпѣливо переносила то, что Тотти три раза оборвала ей нитку, вдругъ сильно дергая ее за рукавъ, чтобъ Дина взглянула на "ребеночка", то-есть на большую деревянную куклу безъ ногъ и въ длинной юбкѣ. Голую голову куклы Тотти, сидѣвшая на своемъ небольшомъ стулѣ подлѣ Дины, гладила и прикладывала къ своей жирной щечкѣ съ большимъ жаромъ. Тотти значительно выросла впродолженіе двухъ лѣтъ слишкомъ, съ-тѣхъ-поръ, какъ вы видѣли ее въ первый разъ, и на ней подъ передничкомъ виднѣлось черное платьице. На мистрисъ Пойзеръ также черное платье, которое возвышаетъ сходство между нею и Диною. Въ другихъ отношеніяхъ не видать большой внѣшней перемѣны въ нашихъ прежнихъ знакомыхъ, или въ веселой общей комнатѣ, гдѣ, попрежнему, ярко блестятъ полированные дубъ и олово.

-- Мнѣ, право, не случалось встрѣчать кого-нибудь, кто бы походилъ на тебя, Дина, говорила мистрисъ Пойзеръ.-- Если ужь ты заберешь себѣ что-нибудь въ голову, то тебя ужь не сдвинешь съ мѣста, все-равно что пустившее корни дерево. Ты можешь говорить тамъ, что угодно, но я не вѣрю, что это-то и есть религія. Что же значитъ это "Поученіе на горѣ", которое ты такъ охотно читаешь дѣтямъ, какъ не то, чтобъ ты дѣлала такъ, какъ желаютъ отъ тебя другіе? Но еслибъ они захотѣли, чтобъ ты сдѣлала что-нибудь безразсудное, напримѣръ, чтобъ ты сняла съ себя салопъ и отдала имъ, или чтобъ ты позволила имъ ударить тебя въ лицо, то, я думаю, ты съ готовностью исполнила бы ихъ желаніе. Ты только упряма въ такомъ случаѣ, когда требуется, чтобъ ты сдѣлала то, чего требуетъ здравый смыслъ и твоя же собственная польза, тутъ-то ты и упрямишься.

-- Нѣтъ, дорогая тётушка, сказала Дина, слегка улыбаясь и продолжая работать: -- повѣрьте, ваше желаніе всегда будетъ для меня закономъ, кромѣ тѣхъ случаевъ, когда, по моему мнѣнію, мнѣ не слѣдуетъ исполнить чего-нибудь.

-- Не слѣдуетъ! Ты выводишь меня совершенно изъ терпѣнія! Я хотѣла бы знать, что тутъ дурнаго въ томъ, если ты останешься съ твоими родными, которые будутъ счастливѣе, имѣя тебя при себѣ, и готовы снабжать тебя всѣмъ, еслибъ даже твоя работа и не вознаграждала ихъ больше, чѣмъ нужно, за то, что ты съѣшь два-три кусочка да износишь нѣсколько тряпокъ? И я желала бы знать, кого это на свѣтѣ ты обязана успокоивать, кому помогать болѣе, чѣмъ своей собственной плоти и крови?... Подумай, вѣдь я твоя единственная на землѣ тётка, которая каждую зиму стоитъ на краю могилы... и у этого ребенка, что сидитъ рядомъ съ тобою, изноетъ вся душа по тебѣ, если ты уѣдешь, да еще и не выждавъ года послѣ смерти дѣдушки... да и дядя твой замѣтить твое отсутствіе, тогда некому будетъ зажечь ему трубку и ходить за нимъ... Вѣдь теперь я могу довѣрить тебѣ приготовленіе масла, послѣ того, какъ мнѣ стоило такихъ хлопотъ выучить тебя... Кромѣ-того, теперь также бездна шитья и мнѣ приходится взять для этого изъ Треддльстона чужую дѣвушку... и все это только потому, что тебѣ нужно возвратиться къ этой голой кучѣ камней, на которыхъ не хотятъ оставаться даже вороны и пролетаютъ мимо.

-- Дорогая тётушка Речелъ, произнесла Дина, смотря мистрисъ Пойзеръ прямо въ лицо:-- только ваше расположеніе заставляетъ васъ говорить, что я вамъ полезна, въ-дѣйствительности же, вы вовсе не нуждаетесь во мнѣ теперь: Нанси и Молли мастерицы по своему дѣлу, а вы теперь въ добромъ здоровьи, благодареніе Богу! дядюшка снова находится въ веселомъ расположеніи духа, и у васъ немало сосѣдей и добрыхъ знакомыхъ... нѣкоторые изъ нихъ почти ежедневно приходятъ посидѣть съ дядюшкой. Право, вы и не замѣтите моего отсутствія; а въ Снофильдѣ братья и сестры въ большой нуждѣ и не имѣютъ ни одного изъ тѣхъ удобствъ, которыми вы окружены. Я чувствую, что меня призываетъ назадъ къ тѣмъ, среди которыхъ была вначалѣ брошена моя судьба; я чувствую, что меня снова влечетъ къ холмамъ, гдѣ, бывало, мнѣ давалось благословеніе успокоивать словами жизнь грѣшниковъ и сокрушенныхъ.

-- Ты чувствуешь! да, сказала мистрисъ Пойзеръ, бросивъ, между тѣмъ, взглядъ на коровъ.-- Вотъ причина, которою я всегда должна довольствоваться, если ты рѣшилась сдѣлать что-нибудь противное. Что тебѣ проповѣдывать еще больше, чѣмъ ты проповѣдуешь теперь? Развѣ ты не уходишь, Богъ знаетъ куда, каждое воскресенье проповѣдывать и молиться? и вѣдь довольно есть тутъ методистовъ въ Треддльстонѣ, куда ты можешь ходить и смотрѣть на нихъ, если ужь лица церковниковъ слишкомъ-красивы, чтобъ нравиться тебѣ? и развѣ нѣтъ въ нашемъ приходѣ людей, которыхъ ты имѣешь подъ-рукою и которые, вѣроятно, тотчасъ же снова подружатся съ дьяволомъ, лишь только ты повернешься къ нимъ спиною? Вотъ хоть бы эта Бесси Кренеджъ... ручаюсь тебѣ за то, что она будетъ щеголять въ новыхъ нарядахъ черезъ три недѣли послѣ твоего отъѣзда: она не станетъ идти новою дорогою безъ тебя, все-равно, что собака не станетъ стоять на заднихъ лапахъ, когда никто на нее не смотрятъ. Но ты, вѣроятно, думаешь, что не стоитъ заботиться много о душахъ людей въ этой странѣ, иначе ты осталась бы съ своею родною тёткою, а она вовсе не такъ хороша, чтобъ твоя помощь не могла принесть ей большей пользы.

При этихъ словахъ въ голосѣ мистрисъ Пойзеръ слышалось что-то такое, чего она не желала дать замѣтить; она торопливо отвернулась, посмотрѣла на часы и сказала:

-- Скажите! Ужь пора пить чай. Если Мартинъ на дворѣ, гдѣ копна, онъ также охотно выпьетъ чашку. Постой, Тотти, моя цыпочка, дай и надѣну на тебя шляпку, а ты сходи потомъ на дворъ да посмотри, тамъ ли отецъ, и скажи ему, чтобъ онъ не уходилъ оттуда, а зашелъ бы прежде выпить чашку чая. Да и братьямъ скажи также, чтобъ приходили.

Тотти пустилась бѣжать рысью, въ незавязанной шляпкѣ, которая безпрестанно била ее по лицу, а мистрисъ Пойзеръ, между-тѣмъ, выдвинула впередъ блестящій дубовый столъ и стала снимать съ полки чайныя чашки.

-- Ты говоришь, что вотъ эти дѣвушки, Нанси и Молли, мастерицы на свое дѣло, начала она снова: -- право, хорошо тебѣ толковать такимъ образомъ. Всѣ онѣ на одинь покрой, это все-равно умны ли онѣ или глупы, на нихъ нельзя положиться или оставить ихъ безъ присмотра ни на одну минуту. Нужно, чтобъ за ними чей-нибудь глазъ слѣдилъ постоянно, чтобъ держать ихъ за работой. А теперь, если я снова захвораю нынѣшнею зимою, какъ была больна прошлую зиму, кто же станетъ смотрѣть за ними, если тебя не будетъ? А тутъ еще этотъ невинный ребенокъ... вѣдь съ ней ужь непремѣнно случится что-нибудь... они дадутъ ей свалиться въ огонь или подойти къ котлу съ кипящимъ свинымъ саломъ, или съ ней случится какое-нибудь несчастіе, которое изуродуетъ ее на всю жизнь. И во всемъ этомъ будешь виновата ты, Дина.

-- Тётушка, возразила Дина: -- даю вамъ слово возвратиться къ вамъ зимою, если вы будете больны. Не думайте, чтобъ я когда-нибудь осталась вдали отъ васъ, если вы будете нуждаться во мнѣ дѣйствительно. Но, право, для моей собственной души необходимо, чтобъ я ушла отъ этой спокойной и роскошной жизни, въ которой я въ такомъ изобиліи наслаждаюсь всѣмъ... по-крайней-мѣрѣ, чтобъ я ушла хотя на короткій срокъ. Никто, кромѣ меня не можетъ знать, въ чемъ заключаются мои внутреннія потребности и безпокойства, отъ которыхъ я больше всего нахожусь въ опасности. Ваше желаніе, чтобъ я осталась здѣсь, не есть призывъ долга, которому я отказывалась бы повиноваться, потому-что это не соотвѣтствуетъ моимъ собственнымъ желаніямъ; это такое искушеніе, которому я должна противостоять для того, чтобъ любовь къ творенію не сдѣлалась въ моей душѣ подобною туману, недопускающему небесный свѣтъ.

-- Мои понятія не позволяютъ мнѣ знать, что ты разумѣешь подъ спокойною и роскошною жизнью, сказала мистрисъ Пойзеръ, нарѣзывая хлѣбъ и намазывая его масломъ.-- Правда, что ты имѣешь хорошую пищу; никто не скажетъ, что я приготовляю мало, напротивъ, даже съ излишкомъ; но если найдутся какіе-нибудь обрѣзки да остатки, которые никто не захочетъ ѣсть, ты непремѣнно подберешь ихъ... Посмотри-ка! Это Адамъ Билъ несетъ сюда нашу малютку. Что это значитъ, что онъ сегодня такъ рано?

Мистрисъ Пойзеръ торопливо подошла къ дверямъ изъ удовольствія посмотрѣть на свою любимицу въ новомъ положеніи, съ любовью въ глазахъ, но съ выговоромъ на языкѣ.

-- О, какъ не стыдно, Тотти! Пятилѣтнія дѣвочки должны стыдиться, чтобъ ихъ носили на рукахъ. Послушайте, Адамъ, да она переломитъ вамъ руку, этакая большая дѣвушка. Спустите ее на полъ... Стыдъ какой!

-- Нѣтъ, нѣтъ, сказалъ Адамъ: -- я могу поднять ее на одной ладони, мнѣ для этого вовсе ненужно руки.

Тотти, столь же ясно сознававшая замѣчаніе, какъ жирный бѣлый щенокъ, была поставлена на порогъ, а мать подкрѣпила свои выговоры безчисленными поцалуями.

-- Вы удивляетесь, что видите меня въ такое время дня, сказалъ Адамъ.

-- Да. Но войдите, проговорила мистрисъ Пойзеръ, давая ему дорогу: -- надѣюсь, вы не съ дурными вѣстями?

-- Нѣтъ, дурнаго нѣтъ ничего, отвѣчалъ Адамъ, подходя къ Динѣ и подавая ей руку. Она положила работу и какъ бы невольно встала, когда онъ приблизился къ ней. Слабый румянецъ исчезъ съ ея блѣдныхъ щекъ, когда она подала ему руку и робко взглянула на него.

-- Порученіе къ вамъ привело меня сюда, Дина, сказалъ Адамъ, повидимому, не сознавая, что все еще держалъ ея руку.-- Матушка немного больна и вотъ все только и думаетъ о томъ, какъ бы вы пришли провести съ нею ночь, если будете такъ добры. Я обѣщалъ ей зайдти сюда, возвращаясь изъ деревни, и попросить васъ. Она ужь слишкомъ мучитъ себя работой, и я не могу уговорить ее, чтобъ она взяла себѣ какую-нибудь дѣвочку на подмогу. Я, право, не знаю, что и дѣлать.

Адамъ выпустилъ руку Дины, когда пересталъ говорить, и ожидалъ отвѣта; но прежде чѣмъ она успѣла раскрыть ротъ, мистрисъ Пойзеръ сказала:

-- Ну, видишь ли! Не говорила ли я тебѣ: въ нашемъ приходѣ есть довольно людей, которымъ нужна помощь, и что для этого нѣтъ надобности уходить отсюда? Вотъ и мистрисъ Бидъ становится ужь очень-стара, подвержена разнымъ недугамъ и не позволяетъ приблизиться къ ней почти никому, кромѣ тебя. Лэди въ Снофильдѣ научились въ это время лучше обходиться безъ тебя, чѣмъ она.

-- Я сейчасъ же надѣну шляпку и отправлюсь, если вамъ ненужно, чтобъ я сдѣлала что-нибудь прежде у васъ, тётушка, сказала Дина, складывая работу.

-- Да, у меня есть для тебя дѣло: я хочу, чтобъ ты напилась чаю, дитя мое. Все уже готово. И вы напьетесь съ нами, Адамъ, если не очень спѣшите.

-- Да, позвольте, я выпью съ вами, а потомъ пойду съ Диной. Я иду прямо домой, потому-что мнѣ надо выписать оцѣнку лѣса.

-- А, другъ Адамъ, вы здѣсь? сказалъ мистеръ Пойзеръ, входя въ комнату, красный отъ жары и безъ сюртука. За нимъ слѣдовали два черноглазые мальчика, все еще столько же походившіе на него, сколько два маленькіе слона походятъ на большаго.-- Скажите, чему это приписать, что мы видимъ васъ въ такую раннюю пору до ужина?

-- Я пришелъ по порученію матушки, отвѣчалъ Адамъ.-- Къ ней возвратилась ея прежняя боль и она проситъ, чтобъ Дина пришла къ ней да побыла у ней немножко.

-- Хорошо, мы, пожалуй, уступимъ ее ненадолго вашей матушкѣ, сказалъ мистеръ Пойзеръ.-- Но мы не уступимъ ее никому другому, развѣ еще только ея мужу.

-- Мужу! сказалъ Марти, дѣтскій умъ котораго находился въ періодѣ самаго прозаическаго и буквальнаго пониманія.-- Да вѣдь у Дины нѣтъ еще мужа.

-- Уступить ее? произнесла мистрисъ Пойзеръ, поставивъ на столъ сладкій хлѣбъ и затѣмъ усаживаясь разливать чай.-- Кажется, мы должны уступить ее, и не только мужу, а ея собственнымъ капризамъ... Томми, что ты тутъ дѣлаешь съ куклой твоей маленькой сестры? заставляешь ребенка только упрямиться, когда она вела бы себя хорошо, еслибъ ты оставилъ ее въ покоѣ. Ты не получишь ни кусочка сладкаго хлѣба, если будешь вести себя такимъ образомъ.

Томми въ это время съ истинно-братскимъ чувствомъ забавлялся тѣмъ, что заворачивалъ рубашонку Долли на ея голою голову и представлялъ ея изувѣченное туловище на всеобщее посмѣяніе. Такая обида, просто, была острымъ ножомъ для сердца Тотти.

-- Какъ ты думаешь, что говорила мнѣ Дина все время съ-тѣхъ-поръ, какъ мы отобѣдали? продолжала мистрисъ Пойзеръ, смотря на мужа.

-- Э-э-эхъ! Я куда какъ плохъ за угадыванье, замѣтилъ мистеръ Пойзеръ.

-- Да вотъ что: она думаетъ снова возвратиться въ Снофильдъ, работать на фабрикѣ и морить себя голодомъ, какъ, бывало, дѣлала прежде, словно бѣдное созданіе, неимѣющее родныхъ.

Мистеръ Пойзеръ не тотчасъ нашелся выразить свое непріятное изумленіе; онъ только посмотрѣлъ сначала на жену, потомъ на Дину, которая теперь сѣла рядомъ съ Тотти, чтобъ служить для послѣдней оплотомъ противъ игривости братьевъ, и занялась тѣмъ, что поила дѣтей чаемъ. Еслибъ онъ предавался разсужденіямъ вообще, то замѣтилъ бы, что съ Диною произошла перемѣна, потому-что прежде она никогда не измѣнялась въ лицѣ. Но такъ онъ только видѣлъ, что ея лицо нѣсколько разгорѣлось въ эту минуту. Мистеръ Пойзеръ думалъ, что она отъ этого еще милѣе; румянецъ этотъ не былъ гуще краски лепестка мѣсячной розы. Можетъ-быть, это происходило отъ того, что ея дядя смотрѣлъ за нее такъ пристально; но мы не въ-состояніи положительно сказать, что это было такъ, потому-что именно въ это время Адамъ съ тихимъ изумленіемъ сказалъ:

-- Какъ? а я надѣялся, что Дина поселилась между нами за всю жизнь! Я думалъ, что она ужь оставила это желаніе возвратиться въ свою прежнюю страну.

-- Вы думали, да? сказала мистрисъ Пойзеръ.-- Точно такъ думалъ бы всякій, у кого разсудокъ на своемъ мѣстѣ. Но, кажется мнѣ, нужно быть методистомъ, чтобъ знать что сдѣлтаетъ методистъ. Трудно угадать, зачѣмъ летятъ летучія мыши.

-- Ну, что жь мы тебѣ сдѣлали, Дина, что ты хочешь уйти отъ насъ? сказалъ мистеръ Пойзеръ, все-еще сидя въ раздумьи надъ своею чашкой.-- Вѣдь такимъ образомъ ты почти измѣняешь своему обѣщанію; твоя тётка думала всегда, что ты останешься у насъ, какъ дома.

-- Нѣтъ, дядюшка, отвѣчала Дина, стараясь быть совершенно спокойною.-- Когда я только-что пришла, то сказала, что пришла только на время, пока могу быть въ чемъ-нибудь полезною тётушкѣ.

-- Хорошо. А кто же сказалъ, что ты перестала быть полезною мнѣ? спросила мистрисъ Пойзеръ.-- Если жь ты не имѣла намѣренія встаться со мною навсегда, то лучше и не приходила бы вовсе. Кто всегда спалъ безъ подушки, тотъ и не вспомнитъ о ней.

-- Нѣтъ, нѣтъ! сказалъ мистеръ Пойзеръ, нелюбившій преувеличеній.-- Ты не должна такъ говорить. Намъ было бы очень-дурно безъ нея въ прошломъ году, около Благовѣщенія. Мы должны быть ей благодарны за это, все-равно останется ли она, или нѣтъ. Но я не могу понять, для чего ей нужно оставить хорошій домъ и возвратиться въ страну, гдѣ земля по-большей-части не стоитъ и десяти шиллинговъ за акръ, если взять во вниманіе и ренту и выгоды.

-- Какъ же, да она по этой именно причинѣ и хочетъ возвратиться туда, если только она можетъ указать на какую-нибудь причину, сказала мистрисъ Пойзеръ -- Она говоритъ, что эта страна слишкомъ-спокойна, что здѣсь и наѣсться-то можно до-сыта и люди недовольно-несчастны. И она отправляется на будущей недѣлѣ. Я не могу отговорить ее отъ этого, ужь какъ я ни пыталась Вѣдь они всѣ таковы, эти люди, имѣющіе кроткій видъ: съ ними говорить все-равно что по мѣшку съ перьями бить. Но я повторяю, это не религія, быть такой упрямой -- не правда ли, Адамъ?

Адамъ видѣлъ, что Дина была непокойна; онъ никогда не замѣчалъ прежде, чтобъ она была такимъ образомъ разстроена при какомъ-нибудь случаѣ, касавшемся ея лично. Желая облегчить ее, если то было возможно, онъ сказалъ, смотря съ чувствомъ:

-- Нѣтъ, я не могу порицать то, что дѣлаетъ Дина. Я думаю, ея мысли лучше нашихъ догадокъ, каковы бы онѣ тамъ ни были. Я былъ бы благодаренъ ей, еслибъ она осталась среди насъ; но если она считаетъ за лучшее уйти отсюда, то я не сталъ бы поперечить ей въ томъ или дѣлать для нея разлуку трудною возраженіями. Мы обязаны оказывать ей вовсе не это.

Какъ нерѣдко случается, слова, имѣвшія цѣлью облегчить ее, въ эту минуту слишкомъ-глубоко подѣйствовали на чувствительное сердце Дины. Слезы выступили на ея сѣрыхъ глазахъ такъ скоро, что она не успѣла скрыть ихъ; она поспѣшно встала, какъ бы давая тѣмъ понять, что пошла надѣвать шляпку.

-- Мама, о чемъ плачетъ Дина? спросила Тотти.-- Вѣдь она ее упрямая дѣвочка.

-- Ты зашла ужь немного-далеко, сказалъ мистеръ Пойзеръ.-- Мы не имѣемъ права останавливать ее дѣлать то, что она хочетъ. И ты куда бы какъ разсердилась на меня, еслибъ я хоть слово сказалъ противъ того, что она дѣлаетъ.

-- Потому-что ты, очень-вѣроятно, сталъ бы порицать ее безъ причины, сказала мистрисъ Пойзеръ.-- Но въ томъ, что я говорю, есть основательная причина, иначе я не стала бы и говорить. Легко тутъ толковать тѣмъ, кто не можетъ любить ее такъ, какъ любитъ ее родная тётка. А я еще такъ привыкла къ ней! Да мнѣ будетъ такъ же неловко, когда она уйдетъ отъ меня, какъ только-что обстриженной овцѣ. И, какъ подумаешь, право, что она оставляетъ приходъ, гдѣ ее всѣ такъ уважаютъ! Мистеръ Ирвайнъ обращается съ нею такъ, какъ-будто съ леди, несмотря на то, что она методистка и въ головѣ у ней эта прихоть -- проповѣдываніе... Прости меня Господи, если я поступаю дурно, говоря такимъ образомъ.

-- Конечно, сказалъ мистеръ Пойзеръ, принимая веселый видъ.-- Но ты не разсказала Адаму, что говорилъ тебѣ нашъ пасторъ насчетъ этого однажды. Наша хозяйка, Адамъ, говорила, что проповѣдываніе -- единственный недостатокъ, который можно найти въ Динѣ, а мистеръ Ирвайнъ говоритъ: Но вы не должны порицать ее за это, мистеръ Пойзеръ; вы забываете, что у ней нѣтъ мужа, которому она могла бы проповѣдывать. Я готовъ ручаться чѣмъ угодно, что вы нерѣдко читаете Пойзеру хорошую проповѣдь. Да, поддѣлъ же тебя пасторъ! добавилъ мистеръ Пойзеръ, весело смѣясь.-- Я разсказалъ Бартлю Масси и онъ также смѣялся надъ этимъ.

-- Да, самая пустая шутка заставляетъ смѣяться мужчинъ, когда они сидятъ, выпуча глаза другъ на друга, съ трубкою въ зубахъ, сказала мистрисъ Пойзеръ.-- Дай-ка волю Бартлю Масси, такъ онъ начнетъ острить за всѣхъ. Еслибъ косарю пришлось сотворить насъ, то мы всѣ, я чай, были бы соломой. Тотти, моя цыпочка, сходи наверхъ къ кузинѣ Динѣ, посмотри, что она дѣлаетъ и поцалуй ее хорошенько.

Это порученіе было назначено Тотти какъ средство, чтобъ унять извѣстные угрожавшіе симптомы около уголковъ ея ротика, такъ-какъ Томми, неожидавшій больше сладкаго хлѣба, распяливалъ вѣки указательными пальцами и поворачивалъ зрачки къ Тотти, которая принимала это за личную обиду.

-- Вы заняты теперь на славу, Адамъ, сказалъ мистеръ Пойзеръ.-- Берджъ становится очень-плохъ, при его одышкѣ онъ едва-ли когда-либо будетъ въ-состояніи снова разъѣзжать по работамъ.

-- Да, у насъ на рукахъ теперь порядочно построекъ, сказалъ Адамъ: -- со всѣми починками по имѣнію и новыми домами въ Треддльстонѣ.

-- Бьюсь объ закладъ, что новый домъ, который Бёрджъ строитъ на своей собственной землѣ, онъ строитъ для себя и для Мери, проговорилъ мистеръ Пойзеръ.-- Онъ, вѣроятно, скоро оставитъ свое дѣло -- я увѣренъ въ томъ, и захочетъ, чтобъ вы взяли на себя все и платили ему извѣстную сумму въ годъ. Не пройдетъ и года, какъ вы будете жить тамъ, на холму -- вотъ увидите!

-- Ну, сказалъ Адамъ:-- мнѣ было бы пріятнѣе имѣть дѣло на своихъ собственныхъ рукахъ, не потому, чтобъ я очень заботился о пріобрѣтеніи побольше денегъ: у насъ теперь ихъ довольно и мы даже откладываемъ, такъ-какъ насъ всего двое, да мать; но мнѣ хотѣлось бы распоряжаться всѣмъ по-своему: я могъ бы тогда и приводить въ исполненіе планы, которые не могу исполнить теперь.

-- Вы, кажется, очень сошлись съ новымъ управителемъ? спросилъ мистеръ Пойзеръ.

-- Да, да, онъ человѣкъ довольно-умный: знаетъ толкъ въ фермерскомъ дѣлѣ, заботится объ осушеніи почвы и всѣмъ этимъ отлично. Сходите когда-нибудь въ ту часть, что обращена къ Стонишейру, и посмотрите какія улучшенія дѣлаются тамъ. Но онъ ничего не смыслитъ въ постройкахъ. Да вѣдь рѣдко удастся вамъ найти человѣка, который могъ бы охватить умомъ болѣе одного предмета, словно мы носимъ наглазники, какъ лошади, и не можемъ видѣть на всѣ стороны. Но за то мистеръ Ирвайнъ знаетъ это дѣло лучше большей части архитекторовъ. Право, что касается архитекторовъ, всѣ они стараются казаться куда какими умниками! а большая часть изъ нихъ не знаетъ, гдѣ поставить каминъ такъ, чтобъ онъ не поссорился съ дверью. По моему мнѣнію, опытный каменьщикъ, имѣющій немного вкуса, самый лучшій архитекторъ для обыкновенныхъ построекъ, и мнѣ въ десять разъ пріятнѣе надзирать за дѣломъ, когда планъ составлялъ я самъ.

Мистеръ Пойзеръ слушалъ съ внимательнымъ участіемъ мнѣніе Адама о постройкахъ, а можетъ-быть, это внушило ему мысль, что постройка его копенъ ужь слишкомъ-долго оставалась безъ надзора хозяйскаго; потому-что, когда Адамъ кончилъ говорить, мистеръ Пойзеръ всталъ я сказалъ:

-- Ну, другъ, я прощусь съ вами теперь, я долженъ отправиться къ своимъ копнамъ.

Адамъ также всталъ, увидѣвъ, что въ комнату вошла Дина въ шляпкѣ и съ небольшою корзинкою въ рукѣ, предшествуемая Титти.

-- Я вижу, вы готовы, Дина, сказалъ Адамъ; -- въ такомъ случаѣ отправимся, потому-что чѣмъ скорѣе я буду дома, тѣмъ лучше.

-- Мама, сказала Тотти, тоненькимъ голоскомъ:-- Дина читала молитвы и такъ плакала.

-- Перестань, перестань! проговорила мать:-- маленькія дѣвочки не должны болтать.

Затѣмъ отецъ, сотрясаясь отъ тихаго смѣха, поставилъ Тотти на бѣлый сосновый столъ и требовалъ, чтобъ она поцаловала его. Мистеръ и мистрисъ Поизеръ, какъ вы можете замѣтить, не были послѣдовательны въ правилахъ воспитанія.

-- Возвращайся завтра же, если мистрисъ Бидъ не будетъ нуждаться въ тебѣ, Дина, сказала мистрисъ Пойзеръ.-- Но, ты знаешь, что можешь остаться, если она нездорова.

Такимъ-образомъ, простившись со всѣми, Дина и Адамъ вышли изъ господской фермы вмѣстѣ.

L.
Въ хижинѣ.

Адамъ не предложилъ своей руки Динѣ, когда они вышли на дорогу. Онъ еще никогда не дѣлалъ этого, хотя они и часто ходили вмѣстѣ: онъ замѣтилъ, что она никогда не ходила подъ-руку съ Сетомъ и думалъ, что ей, можетъ-быть, была непріятна подобнаго рода поддержка. Такимъ-образомъ они шли отдѣльно, хотя и рядомъ, и маленькая закрытая черная шляпка совершенно скрывала отъ него ея лицо.

-- Итакъ, вы не можете быть счастливы, оставаясь навсегда на господской фермѣ, Дина? сказалъ Адамъ съ тихимъ участіемъ брата, нечувствующаго безпокойства за себя въ этомъ дѣлѣ.-- Право, жаль, когда видишь, какъ они расположены къ вамъ.

-- Вы знаете, Адамъ, мое сердце такъ же, какъ и ихъ сердце, что насается любви къ нимъ и заботы о ихъ благосостояніи, но они теперь не находятся въ нуждѣ, ихъ печали излечены и я чувствую, что меня призываетъ назадъ мое прежнее дѣло, гдѣ я находила благословеніе, котораго мнѣ недоставало въ послѣднее время среди слишкомъ-изобильныхъ мірскихъ благъ. Я знаю, что это суетная мысль бѣжать отъ дѣла, назначаемаго намъ Богомъ, ради того, чтобъ найти большее благословеніе нашей собственной душѣ, будто мы можемъ выбирать сами собою, гдѣ найдемъ полноту божественнаго присутствія, вмѣсто того, чтобъ искать его тамъ, гдѣ оно только и можетъ быть найдено, въ кроткой покорности. Но теперь, я думаю, я имѣю ясное указаніе, что мое дѣло находится въ другомъ мѣстѣ, по-крайней-мѣрѣ на нѣкоторое время. Впослѣдствіи, если здоровье тетушки начнетъ приходить въ упадокъ, или если она будетъ нуждаться во мнѣ какъ-нибудь иначе, я возвращусь.

-- Вамъ лучше знать это, Дина, сказалъ Адамъ.-- Я не вѣрю, чтобъ вы шли противъ желаній тѣхъ, кто любилъ васъ и кто связанъ съ вами кровными узами, не имѣя хорошей и удовлетворительной причины въ вашей собственной совѣсти. Я не имѣю никакого права говорить, что это огорчаетъ и меня. Вамъ довольно хорошо извѣстно, по какой причинѣ я ставлю васъ выше всѣхъ друзей, которые только есть у меня; и еслибъ судьбѣ было угодно назначить такимъ образомъ, чтобъ вы были моей сестрой и жили съ нами впродолженіе всей нашей жизни, я считалъ бы это величавшею благодатію, которая только могла бы выпасть на нашу долю. Но Сетъ говоритъ мнѣ, что нѣтъ никакой надежды на это: ваши чувства слишкомъ-различны. Можетъ-быть, я слишкомъ-многое взялъ на себя, заговоривъ объ этомъ.

Дина не отвѣчала, и они прошли молча нѣсколько шаговъ, до каменной оградки. Адамъ перешелъ чрезъ нее первый и, обернувшись, подалъ Динѣ руку, чтобъ помочь ей перебраться чрезъ необыкновенно-высокую ступеньку, и въ тоже время могъ разглядѣть ея лицо. онъ былъ пораженъ удивленіемъ: сѣрые глаза, обыкновенно столь-кроткіе и серьёзные, имѣли ясное, безпокойное выраженіе, сопровождающее подавленное волненіе, а легкій румянецъ, разлившійся по ея лицу, когда она сошла со ступеньки, превратился въ густой розовый цвѣтъ. Она имѣла видъ, будто была только сестрою Дины. Адамъ сталъ безмолвенъ отъ удивленія и догадокъ на нѣсколько минутъ и потомъ сказалъ:

-- Надѣюсь, я не обидѣлъ и не разсердилъ васъ тѣмъ, что сказалъ, Дина: можетъ-быть, я позволилъ себѣ ужь слишкомъ большую вольность. Мое желаніе нисколько не противорѣчитъ тому, что вамъ кажется лучшимъ, и я такъ же буду доволенъ, когда вы будете жить за тридцать миль отъ васъ, если только вы думаете, что это должно быть такъ. Я буду имѣть васъ въ мысляхъ столько же, сколько теперь: вы нераздѣльно связаны съ тѣмъ, о чемъ я не могу не вспоминать такъ же, какъ я не могу запретить моему сердцу биться.

Бѣдный Адамъ! Вотъ какъ ошибаются люди! Дина ничего не отвѣчала въ эту минуту, но, немного спустя, сказала:

-- Не имѣли ли вы извѣстій объ этомъ бѣдномъ молодомъ человѣкѣ съ-тѣхъ-поръ, какъ мы говорили о немъ въ послѣдній разъ?

Дива всегда такъ называла Артура; она никогда не теряла изъ памяти его образа, какъ видѣла его въ тюрьмѣ.

-- Да, сказалъ Адамъ.-- Мистеръ Ирвайнъ читалъ мнѣ вчера часть его письма. Говорятъ, весьма вѣроятно, что скоро будетъ заключенъ міръ, хотя никто не думаетъ, чтобъ онъ былъ продолжителенъ. Но онъ пишетъ, что не думаетъ возвратиться домой: у него еще недостаетъ на это духу; да и для другихъ лучше, чтобъ онъ не возвращался. Мистеръ Ирвайнъ думаетъ, что онъ хорошо сдѣлаетъ, если не поѣдетъ сюда... Письмо чрезвычайно-грустное. Онъ спрашиваетъ о васъ и о Пойзерахъ, какъ всегда. Одно мѣсто въ письмѣ тронуло меня въ-особенности. "Вы не можете себѣ представить, какимъ старикомъ чувствую я себя", пишеть онъ. "Я не дѣлаю теперь никакихъ плановъ. Я чувствую себя лучше-всего, когда мнѣ предстоитъ пройти хорошій путь или стычка".

-- У него весьма-живой нравъ и теплое сердце, какъ у Исава, къ которому я всегда питала большое сочувствіе, сказала Дана.-- Эта встрѣча братьевъ, гдѣ Исавъ обнаруживаетъ столь любящее сердце изъ великодушія, и гдѣ Іаковъ высказывается столь-робкимь и недовѣрчивымъ, трогала мени всегда въ высшей степени.

-- Ахъ, сказалъ Адамъ: -- а я лучше люблю читать о Моисеѣ въ Ветхомъ Завѣтѣ: онъ хорошо вынесъ на себѣ тяжкое дѣло и умеръ въ то время, когда другимъ приходилось собирать плоды. Человѣкъ долженъ имѣть мужество, чтобъ смотрѣть на эту жизнь такимъ образомъ и думать, что выйдетъ изъ этого, когда онъ умретъ и его не будетъ. Хорошая, прочная часть работы долго не подвергается разрушенію. Напримѣръ, возьмемъ хоть хорошо-выстланный полъ: онъ пригоденъ и другимъ, а не только тому, кто его выстлалъ.

Оба съ радостью говорили о предметахъ, которые не были личными; такимъ-образомъ они уже прошли мостъ черезъ Ивовый Ручеекъ, какъ Адамъ обернулся и сказалъ:

-- А! вотъ и Сетъ. Я такъ и думалъ, что онъ скоро придетъ домой. Знаетъ онъ, что вы оставляете эту страну, Дина?

-- Да, я сказала ему въ прошлое воскресенье.

Адамъ вспомнилъ теперь, что Сетъ возвратился домой въ воскресенье вечеромъ очень-опечаленный, чего съ нимъ вовсе не случалось въ послѣднее время. Счастіе, ощущаемое имъ въ томъ, что онъ видѣлъ Дину еженедѣльно, казалось, уже давно перевѣсило боль, которую возбуждала въ немъ мысль, что она никогда не выйдетъ за него замужъ. Въ этотъ вечеръ на его лицѣ, какъ обыкновенно, выражалось мечтательное кроткое довольство, пока онъ подошелъ близко къ Динѣ и увидѣлъ слѣды слезъ на ея изящныхъ вѣкахъ и рѣсницахъ. Быстрымъ взглядомъ окинулъ онъ брата. Но Адаму очевидно вовсе не было извѣстно волненіе, которое потрясло Дину: на его лицѣ выражалось всегдашнее, ничего-неожидающее спокойствіе. Сегъ старался показать Динѣ, что не замѣтилъ безпокойства на ея лицѣ, и только сказалъ:

-- Я благодаренъ вамъ за то, что вы пришли, Дина, потому-что матушка всѣ эти дни жаждала видѣть васъ. И сегодня утромъ преждя всего она заговорила о васъ.

Когда они вошли въ хижину, Лисбетъ сидѣла въ своемъ креслѣ; она слишкомъ утомилась приготовленіемъ ужина, чѣмъ всегда занималась очень-заблаговременно, и не вышла, по обыкновенію, на крыльцо встрѣчать сыновей, когда заслышала приближавшіеся шаги.

-- Наконецъ-то ты пришла, дитя мое! сказала она, когда Дина подошла къ ней.-- Что это значитъ, что ты оставляешь меня, слабую, и никогда не зайдешь посидѣть со мной?

-- Дорогой другъ, сказала Дина, взявъ ее за руку: -- вы нездоровы. Еслибъ я знала это раньше, то пришла бы непремѣнно.

-- А какъ же ты узнаешь, если не будешь приходить сюда? Сыновья-то узнаютъ про то только тогда, когда я скажу имъ. Пока, вотъ, ты можешь пошевелить рукою или ногою, мужчины все будутъ думать, что ты здорова. Но я не очень-больна, только немного простудилась. А сыновья все вотъ надоѣдаютъ мнѣ: возьми, да возьми кого-нибудь, помочь въ работѣ... а отъ ихъ болтовни мнѣ еще больше хворается. Еслибъ ты пришла сюда, побыла со мной, они и оставили бы меня въ покоѣ. Пойзеры, вѣрно, ужь не нуждаются въ тебѣ такъ, какъ я. Но сними-ка твою шляпку, да дай взглянуть на тебя.

Дина хотѣла отойти, но Лисбетъ держала ее крѣпко въ то время, какъ она снимала шляпку, и смотрѣла ей прямо въ лицо, какъ обыкновенно смотрятъ на только-что сорванный подснѣжникъ, чтобъ возобновить прежнія впечатлѣнія чистоты и простоты.

-- Что такое съ тобой? спросила Лисбетъ съ изумленіемъ: -- ты плакала?

-- Это только небольшая печаль, которая скоро пройдетъ, сказала Дина, въ настоящее время нежелавшая вызвать со стороны Лисбетъ возраженія, еслибъ объявила ей о своемъ намѣреніи оставить Геслопъ.-- Вы скоро узнаете объ этомъ; мы поговоримъ вечеромъ. Я останусь у васъ на ночь.

Это обѣщаніе успокоило Лисбетъ и она весь вечеръ разговаривала съ одной Диной. Въ хижинѣ, вы помните, была новая комната, выстроенная около двухъ лѣтъ назадъ, въ ожиданіи новаго члена семейства; и здѣсь обыкновенно сидѣлъ Адамъ, когда ему нужно было писать что-нибудь, или чертить планы. Сетъ также сидѣлъ здѣсь въ тотъ вечеръ, такъ какъ зналъ, что его мать захочетъ совершенно завладѣть Диною.

По обѣимъ сторонамъ стѣны хижины были двѣ пріятныя картины: по одну сторону находилась широкоплечая, съ крупными чертами, здоровая старуха, въ синей курткѣ и желтой косынкѣ; ея тусклые, выражавшіе заботливость глаза постоянно обращалась на бѣлое, какъ лилія, лицо и гибкую, въ черной одеждѣ, фигуру, которая или неслышно двигалась въ комнатѣ, помогая то въ томъ, то въ другомъ, или сидѣла возлѣ кресла старухи, держа ея за исхудавшую руку, и прямо смотря ей въ глаза, говорила съ ней на языкѣ, который Лисбетъ понимала гораздо -- лучше, нежели Библію или Псалтирь. Въ тотъ вечеръ она не хотѣла слышать чтенія.

-- Нѣтъ, нѣтъ, закрой книгу, сказала она.-- Намъ нужно поговорить. Я хочу знать, о чемъ ты плакала. Развѣ и у тебя есть безпокойства, какъ у другихъ?

По другую сторону стѣны были два брата, столь похожіе другъ на друга при всемъ своемъ несходствѣ: Адамъ, съ нахмуренными бровями, взъерошенными волосами, съ густымъ, темнымъ румянцемъ на лицѣ, совершенно-погруженный въ свои вычисленія, и Сетъ, съ крупными, грубыми чертами лица -- близкая копія брата, но съ жидкими, волнистыми русыми волосами и голубыми сонливыми глазами, безсмысленно-смотрѣвшій то въ окно, то въ книгу, несмотря на то, что это была вновь-купленная книга: "Обзоръ жизни мадамъ Гюйонъ", Весли, книга, изумлявшая и интересовавшая его чрезвычайно. Сетъ сказалъ Адаму:

-- Не могу ли я помочь тебѣ въ чемъ-нибудь здѣсь сегодня? Я не хочу шумѣть въ мастерской.

-- Нѣтъ, братъ, отвѣчалъ Адамъ: -- здѣсь есть только дѣло для меня. У тебя есть новая книга, читай ее.

И часто, когда Сетъ вовсе не замѣчалъ этого, Адамъ, налиновавъ строку и останавливаясь на минуту, смотрѣлъ на брата съ ласковою улыбкою, сіявшею въ его глазахъ. Онъ зналъ, что "парень любилъ посидѣть надъ мыслями, въ которыхъ не могъ дать никакого отчета; мысли эти не приведутъ ни къ чему, а между-тѣмъ онѣ дѣлаютъ его счастливымъ"; а съ годъ времени, или больше, Адамъ становился все снисходительнѣе къ Сету. То была часть возраставшей нѣжности, происходившей отъ грусти, наполнявшей его сердце.

Хотя Адамъ, повидимому, совершенно владѣлъ собою, прилежно работалъ и находилъ наслажденіе въ работѣ, по своей врожденной неотчуждаемой природѣ, но онъ не пережилъ еще своей печали, не чувствовалъ, чтобъ она спала съ него, какъ временное бремя, и снова оставила его прежнимъ человѣкомъ. Да развѣ это случается съ кѣмъ-нибудь изъ насъ? Избави Богъ! Это былъ бы жалкій результатъ всѣхъ нашихъ заботъ и всей нашей борьбы, еслибъ въ заключеніе всего мы оставались тѣмъ, чѣмъ были прежде, еслибъ мы могли возвращаться къ прежней слѣпой любви, къ прежнему самонадѣянному порицанію, къ легкомысленному взгляду на человѣческія страданія, къ тѣмъ же суетнымъ толкамъ о напрасно-потраченной человѣческой жизни, къ тому же слабому сознанію неизвѣстнаго, къ которому мы возсылали неудержимыя мольбы въ нашемъ одиночествѣ. Будемъ же скорѣе благодарны за то, что наше горе живетъ въ насъ какъ несокрушимая сила, измѣняясь только въ формѣ, какъ обыкновенно измѣняются силы, и перехода изъ боли въ сочувствіе -- единственное бѣдное слово, заключающее въ себѣ всѣ наши лучшія познанія и нашу лучшую любовь. Нельзя сказать, чтобъ въ Адамѣ вполнѣ совершилась эта перемѣна боли въ симпатію: въ немь еще существовала большая часть боли, которая останется въ немъ; онъ чувствовалъ это до-тѣхъ-поръ, пока эта боль не будетъ воспоминаніемъ, а будетъ дѣйствительностью; а она возобновлялась съ разсвѣтомъ каждаго новаго дня. Но мы привыкаемъ такъ же хорошо къ нравственной, какъ и къ физической боли, не теряя, при всемъ томъ, нашей чувствительности къ этому и, она становится въ нашей жизни привычкою и мы перестаемъ воображать, что для насъ возможно состояніе совершеннаго спокойствія. Желаніе переходитъ въ смиреніе, и мы довольны своимъ днемъ, если были въ состояніи перенесть свою грусть въ безмолвіи и поступать такъ, будто мы не страдали. Именно въ такіе-то періоды сознанія, что наша жизнь имѣетъ видимыя и невидимыя соотношенія, за предѣлами которыхъ или наше настоящее или будущее и составляетъ центръ, растетъ подобно мускулу, на который мы принуждены опираться и который принуждены напрягать.

Таково было душевное состояніе Адама во вторую осень его горя. Вы знаете, что его занятія всегда были частью его религіи, и съ самаго ранняго возраста онъ видѣлъ ясно, что, занимаясь своимъ дѣломъ хорошо, онъ слѣдуетъ волѣ Божіей; что его занятіе было тою формою Божіей воли, которая болѣе всего непосредственно касалась его. Но теперь для него уже не существовало пыла мечтаній за этою дѣйствительностью, озаряемою дневнымъ свѣтомъ, не было праздничнаго времени въ будничномъ свѣтѣ, ни мгновенія въ дали, когда долгъ сниметъ съ него свою желѣзную рукавицу и латы и нѣжно успокоитъ его на груди. Онъ видѣлъ только одну картину будущности, состоящую изъ тяжелыхъ рабочихъ дней, подобныхъ тѣмъ, которые онъ переживалъ, съ возраставшими съ каждою недѣлею довольствомъ и интересомъ; онъ думалъ, что любовь будетъ для него однимъ лишь живымъ воспоминаніемъ, членомъ подрѣзаннымъ, но нелишившимся сознанія. Онъ не зналъ, что власть любви, между-тѣмъ, пріобрѣтала въ его сердцѣ новую силу, что новая чувствительность, купленная глубокимъ опытомъ, была безчисленными новыми фибрами, посредствомъ которыхъ было возможно, даже необходимо, чтобъ его природа нашла другую. А между-тѣмъ онъ замѣчалъ, что обыкновенное расположеніе и дружба были теперь драгоцѣннѣе для него, чѣмъ, бывало, прежде, что онъ больше привязывался къ матери и Сету и чувствовалъ невыразимое удовольствіе, видя или воображая, что ихъ счастье увеличивалось хотя чѣмъ-нибудь. То же было и относительно Пойзеровъ. Едва-ли проходило болѣе трехъ или четырехъ дней безъ того, чтобъ онъ не почувствовалъ потребности видѣться съ ними и обмѣняться дружескими словами и взглядами: онъ, вѣроятно, чувствовалъ бы это даже и тогда, еслибъ Дина была съ ними; но онъ сказалъ только простѣйшую истину, сообщивъ Динѣ, что ставилъ ее надъ всѣми прочими друзьями на свѣтѣ. Могло ли что-нибудь быть естественнѣе? Въ самые мрачные моменты его воспоминаній мысль о Динѣ всегда представлялась ему первымъ лучомъ возвращавшагося спокойствія: мракъ первыхъ дней на господской мызѣ былъ мало-по-малу обращенъ въ мягкое мѣсячное сіяніе ея присутствіемъ; то же было и въ хижинѣ, потому-что она приходила каждую свободную минуту утѣшать и успокоивать бѣдную Лисбетъ, пораженную, при видѣ исхудалаго отъ горя лица своего возлюбленнаго Адама, страхомъ, который заглушилъ даже ея привычку жаловаться. Онъ привыкъ наблюдать за ея легкими тихими движеніями, ея милымъ, полнымъ любви обращеніемъ съ дѣтьми, когда приходилъ на господскую мызу, прислушиваться къ звуку ея голоса, какъ къ безпрестанно-повторявшейся музыкѣ, думать, что все, что она говорила или дѣлала, было именно такъ, какъ слѣдовало, и не могло быть лучше. При всемъ своемъ умѣ, онъ не могъ порицать ее за то, что она слишкомъ баловала дѣтей, сдѣлавшихъ изъ Дины-проповѣдницы, передъ которою нерѣдко нѣсколько трепетала толпа грубыхъ нужчинъ, удобную домашнюю рабу; хотя Дина сама нѣсколько стыдилась своей слабости и переносила внутреннюю борьбу относительно отступленія отъ наставленій Соломоновыхъ. Одно только могло бы быть лучше: пусть бы она полюбила Сета и согласилась выйти за него замужъ. Ради брата онъ чувствовалъ нѣкоторое огорченіе, и противъ воли съ сожалѣніемъ думалъ о томъ, какъ Дина, сдѣлавшись женою Сета, сдѣлала бы домъ ихъ счастливымъ для нихъ всѣхъ, какъ она была бы единственнымъ существомъ, которое утѣшало бы его мать и превратило бы ея послѣдніе дни въ дни мира и покоя.

"Право, удивительно, что она не любитъ парня" думалъ иногда Адамъ. "Вѣдь всякій подумалъ бы, что онъ, просто, созданъ для нея. Но ея сердце такъ сильно занято другими предметами. Она одна изъ тѣхъ женщинъ, которыя не чувствуютъ влеченія къ тому, чтобъ имѣть мужа и собственныхъ дѣтей. Она думаетъ, что тогда всѣ ея помыслы будутъ наполнены ея собственною жизнью; а она такъ привыкла жить въ заботахъ другихъ людей, что не можетъ вынести мысли о томъ, какъ ея сердце будетъ закрыто для нихъ. Я довольно-хорошо вижу въ чемъ дѣло. Она не одного покроя съ большею частью женщинъ: я видѣлъ это уже давно. Она тогда только довольна, когда помогаетъ кому-нибудь, и братъ помѣшалъ бы ея образу дѣйствія -- это справедливо. Я не имѣю никакого права соображать и думать, что было бы лучше, еслибъ она вышла за Сета, словно я умнѣе ея или даже умнѣе самого Бога, потому-что Онъ создалъ ее такою, какова она есть, и это величайшая благодать, которую я когда-либо получалъ изъ Его рукъ, да еще и другіе, кромѣ меня."

Это самопорицаніе ярко представилось уму Адама, когда онъ по лицу Дины понялъ, что оскорбилъ ее, заговоривъ о своемъ желаніи, чтобъ она дала свое согласіе Сету; такимъ-образомъ онъ старался въ самыхъ сильныхъ словахъ выразить, что считаетъ ея рѣшеніе совершенно-справедливымъ, покориться даже тому, что она уѣзжала отъ нихъ и переставала составлять часть ихъ жизни иначе, какъ только тѣмъ, что жила у нихъ въ мысляхъ, если только она сама избрала эту разлуку. Онъ былъ вполнѣ увѣренъ, что она очень-хорошо знала, какъ онъ желалъ видѣть ее постоянно, говорить съ нею, безмолвно сознавая, что у нихъ было взаимное великое воспоминаніе. Онъ не считалъ возможнымъ, чтобъ она увидѣла что-нибудь другое, а не самоотверженную дружбу и уваженіе, когда онъ увѣрялъ ее, что покорялся мысли о ея отъѣздѣ; а между-тѣмъ въ немъ оставалось какое-то безпокойство, что онъ не сказалъ совершенно того, что слѣдовало, что Дина не совсѣмъ поняла его.

На слѣдующее утро Дина, должно-быть, встала нѣсколько-раньше восхода солнца, потому-что сошла внизъ около пяти часовъ. То же самое случилось и съ Сетомъ. Несмотря на то, что Лисбетъ упорно отказывалась взять въ домъ помощницу, Сетъ пріучился быть, какъ выражался Адамъ, "очень-искуснымъ но хозяйству", чтобъ избавить мать отъ слишкомъ-большой усталости. Я надѣюсь, что это обстоятельство не заставитъ васъ смотрѣть на Сета съ презрѣніемъ, все-равно какъ вы не можете смотрѣть съ презрѣніемъ на доблестнаго капитана Бэта за то, что варилъ овсяный супъ для своей больной сестры. Адамъ, просидѣвшій за своимъ письмомъ до поздней поры, спалъ еще и едвали, по мнѣнію Сета, могъ проснуться раньше завтрака. Хотя Дина часто навѣщала Лисбетъ въ продолженіе послѣднихъ восьмнадцати мѣсяцевъ, она, однакожъ, ни разу болѣе не ночевала въ хижинѣ, кромѣ той ночи послѣ смерти Матвѣя, когда, вы помните, Лисбетъ хвалила ея ловкія движенія и даже одобрила съ нѣкоторыми ограниченіями ея похлебку. Но въ этотъ продолжительный промежутокъ Дина сдѣлала большіе успѣхи по хозяйственной части; и въ это утро, при содѣйствіи Сета, она принялась приводить все въ такую чистоту и порядокъ, что этимъ осталась бы довольна даже тётушка Пойзеръ. Въ настоящее время въ хижинѣ ужь далеко не существовало прежняго образцоваго порядка: ревматизмъ Лисбетъ принуждалъ ее оставить прежнія привычки дилеттантки чистки и полировки. Приведя общую комнату въ порядокъ, который удовлетворялъ ея желанію, Дина вошла въ новую комнату, гдѣ, наканунѣ вечеромъ, Адамъ писалъ, чтобъ выместь и стереть пыль здѣсь. Она открыла окно: въ комнату проникли свѣжій утренній воздухъ, запахъ душистаго шиповника и ясные низко-падавшіе лучи ранняго солнца; послѣдніе образовали сіяніе вокругъ ея блѣднаго лица и блѣдныхъ каштановыхъ волосъ, между-тѣмъ, какъ она держала въ рукахъ щетку и мела, напѣвая про-себя весьма-тихимъ голосомъ, походившимъ за сладостное лѣтнее журчанье, которое вы разслышете только весьма-близко, одинъ изъ гимновъ Чарльза Весли.

Eternal Beam of Light Divine,

Fountain of unexhausted love,

In whom the Father's glories shine,

Through earth beneath and heaven above;

Iesus! the weary wanderer's rest,

Give me thy easy yoke to bear;

With steadfast patience arm my breast

With spotless love and holy fear.

Speak to my warring passions, o Peace!"

Say to my trembling heart, "Be still!"

Thy power my strength and fortress is,

For all things serve thy sovereign will". (*)

(*) "Предвѣчный лучъ Божественнаго Свѣта, источникъ неизсякающей любви, въ которомъ сіяетъ слава Отца, на земли и на небесахъ, Іисусе! убѣжище утомленнаго путника, ниспошли мнѣ переносить твое легкое бремя, вооружи мое сердце твердымъ терпѣніемъ, непорочною любовью и священнымъ благоговѣніемъ. Скажи моимъ борящимся страстямъ: миръ!", а моему трепещущему сердцу: "успокойся!" Твоя мощь есть моя сила и крѣпость, потому-что все покоряется Твоей верховной волѣ".

Она поставила щетку въ сторону и принялась за метелочку; и если вы когда-либо жили въ домѣ мистрисъ Пойзеръ, то знали какъ управляли руки Дины метелочкою; какъ она проникала во всѣ маленькіе уголки и на всѣ выступы, скрывавшіеся или выходившіе наружу; какъ она по нѣскольку разъ ходила по поперечникамъ стульевъ, по каждой ножкѣ, подъ всякою вещью и на всякой вещи, лежавшей на столѣ, пока дошла до адамовыхъ бумагъ и линеекъ и открытаго ящика подлѣ нихъ. Дина вытерла пыль до самаго края послѣднихъ и потомъ остановилась, устремивъ на нихъ глаза, выражавшіе желаніе и вмѣстѣ съ тѣмъ робость. Тяжело было смотрѣть сколько пыли было между ними. Когда она смотрѣла на столъ такимъ образомъ, то услышала шаги Сета за отворенною дверью, къ которой она стояла спиной, и, возвысивъ свой чистый тоненькій голосъ, спросила:

-- Сетъ, вашъ братъ сердится, когда трогаютъ его бумаги?

-- Да, очень, если ихъ не положатъ на прежнее мѣсто, возразилъ звучный, сильный голосъ, непринадлежавшій Сету.

Дина словно нечаянно положила руки на звучащую струну; она вдругъ сильно задрожала и на мгновеніе не сознавала ничего другаго; потомъ она почувствовала, что ея щеки разгорѣлись, не смѣла оглянуться назадъ и стояла спокойно, опечаленная тѣмъ, что не могла пожелать добраго утра дружескимъ образомъ. Адамъ, замѣтивъ, что она не оглядывалась и не могла видѣть улыбку на его лицѣ, боялся, чтобъ она не приняла его словъ въ серьёзномъ смыслѣ, подошелъ къ ней такъ, что она была принуждена взглянуть на него.

-- Итакъ, вы думаете, что я бываю сердитъ дома? спросилъ онъ, улыбаясь.

-- Нѣтъ, отвѣчала Дина, устремивъ на него робкій взглядъ:-- ннсколько. Но вамъ, можетъ-быть, непріятно, если всѣ ваши вещи перемѣшаны. Самъ Моисей, самый кроткій изъ людей, бывалъ иногда сердитъ.

-- Въ такомъ случаѣ я помогу вамъ снять вещи, сказалъ Аданъ, смотря на нее съ чувствомъ:-- и положить ихъ на старое мѣсто, тогда онѣ не могутъ быть въ безпорядкѣ. Я вижу, что касательно порядка, вы становитесь родною племянницею вашей тётушки.

Они вмѣстѣ принялись за дѣло, но присутствіе духа еще не совершенно возвратилось къ Динѣ, такъ-что она не думала сказать что-нибудь, и Адамъ посматривалъ на нее съ нѣкоторымъ безпокойствомъ. Дина, думалъ онъ, была повидимому несовсѣмъ довольна имъ въ послѣднее время; она не была съ нимъ такъ ласкова и откровенна, какъ бывала прежде. Онъ хотѣлъ, чтобъ она посмотрѣла на него и была такъ же довольна, какъ и онъ, исполняя это шутливое дѣло. Но Дина не смотрѣла на него; ей и легко было избѣгнуть этого, такъ -- какъ онъ былъ высокаго роста и когда, наконецъ, вся пыль была вытерта и у него не было болѣе предлога оставаться съ нею, онъ не могъ вынесть долѣе и дружескимъ голосомъ сказалъ:

-- Дина, вы недовольны мною за что-нибудь? скажите! Развѣ я сказалъ, или сдѣлалъ что-нибудь такое, что заставляетъ васъ имѣть обо мнѣ дурное мнѣніе?

Вопросъ удивилъ ее и облегчилъ, давая ея чувствамъ другое направленіе. Она взглянула теперь на него совершенно-серьёзно, почти со слезами на глазахъ, и сказала:

-- О, нѣтъ, Адамъ! можете ли вы это думать?

-- Я не могу спокойно переносить мысль, что вы не питаете ко мнѣ такого же дружескаго расположенія, какое я питаю къ вамъ, сказалъ Адамъ.-- И вы не знаете, сколько я цѣню самую мысль о васъ, Дина. Вотъ, что я думалъ и вчера, говоря вамъ, что покорился бы мысли о разлукѣ съ вами, если вы желаете уйти отсюда. Я хотѣлъ сказать: мысль о васъ такъ дорога для меня, что я долженъ быть только благодаренъ, а не роптать, если вы имѣете основаніе уѣхать отсюда. Но вы знаете, что мнѣ нелегко разставаться съ вами, Дина?

-- Да, дорогой другъ, отвѣчала Дина, дрожа, но стараясь говорить спокойно:-- я знаю, вы имѣете братское расположеніе ко мнѣ и мы нерѣдко будемъ другъ съ другомъ въ мысляхъ. Но въ это время мнѣ тяжело отъ различныхъ искушеній: вы не должны обращать вниманія на меня. Я чувствую призывъ оставить родныхъ на нѣкоторое время; но это нелегко мнѣ: плоть слаба.

Адамъ видѣлъ, что ей было тягостно говорить.

-- Вамъ непріятно, что я заговорилъ объ этомъ, Дина, сказалъ онъ:-- я не буду болѣе. Посмотримъ, готовъ ли теперь Сетъ съ своимъ завтракомъ?

Это простая сцена, читатель. Но я почти увѣренъ, что и вы были влюблены, можетъ-быть, даже болѣе одного раза, хотя, можетъ-быть, не захотите сознаться въ томъ передъ всѣми вашими знакомыми дамами. Если это дѣйствительно было, то вы не станете считать незначительныя слова, робкіе взгляды, трепетное прикосновеніе, посредствомъ котораго двѣ человѣческія души постепенно сближаются одна съ другою, подобно двумъ небольшимъ дрожащимъ дождевымъ потокамъ, прежде чѣмъ они сольются въ одинъ, вы не станете считать все это пошлымъ, такъ же, какъ вы не станете считать пошлыми только-что уловленные признаки наступающей весны, хотя бы то было не болѣе какъ нѣчто -- слабое, неописываемое въ воздухѣ и въ пѣніи птицъ и тончайшіе, едва-замѣтные признаки зелени на сучьяхъ изгороди. Эти легкіе слова и взгляды составляютъ часть разговора души; и лучшій разговоръ, по моему мнѣнію, составляется главнѣйшимъ образомъ изъ обыкновенныхъ словъ, какъ, напримѣръ, свѣтъ, звукъ, звѣзды, музыка, словъ, которыхъ самихъ по-себѣ дѣйствительно не стоитъ ни видѣть, ни слышать, все-равно, что щепки или опилки; случается только, что они служатъ признаками чего-то невыразимо-высокаго и прекраснаго. По моему мнѣнію, любовь также великое и прекрасное дѣло; и если вы согласны со мною, то незначительнѣйшіе признаки ея не будутъ для васъ щепками и опилками, скорѣе они будутъ этими словами: свѣтъ и музыка, приводя въ движеніе извилистые фибры вашихъ воспоминаній и обогащая ваше настоящее вашимъ драгоцѣннѣйшимъ прошедшемъ...

LI.
Въ воскресенье утромъ.

Припадокъ ревматизма Лисбеть не казался довольно-серьёзнымъ, чтобъ удержать Дину еще на одну ночь отъ господской мызы въ то время, какъ она уже рѣшилась оставить свою тётку такъ скоро, и вечеромъ другія должны были разстаться.

-- Надолго, сказала Дина.

Она уже сообщила Лисбетъ о своемъ рѣшеніи.

-- Въ такомъ случаѣ на всю мою жизнь, и я никогда уже не увижу тебя, сказала Лисбетъ.-- Надолго! Мнѣ недолго осталось жить. Я могу захворать и умереть, а ты не можешь навѣстить меня и я буду умирать и все желать тебя увидѣть.

Эти жалобы служили главнымъ предметомъ ея разговора цѣлый день. Адама не было дома, и она такимъ образомъ не налагала узды на свои сѣтованія. Она мучила Дину, безпрестанно возвращаясь къ вопросу: зачѣмъ она должна оставить страну, и не принимала никакихъ основаній, казавшихся ей только причудами и "упрямствомъ" и еще болѣе, сожалѣя о томъ, что "она не могла взять ни одного изъ сыновей" и быть ея дочерью.

-- Тебѣ не нравится Сетъ, говорила она:-- онъ, можетъ-быть, недовольно-уменъ для тебя. Но онъ былъ бы очень-добръ къ тебѣ, и онъ такъ ловокъ, какъ только можно, на всякія вещи, которыя дѣлаетъ, когда я бываю больна; и онъ любитъ Библію и церковную службу нисколько не меньше тебя. Но, можетъ-быть, тебѣ хотѣлось бы мужа, который былъ бы несовсѣмъ-сходенъ характеромъ съ тобою: вѣдь струящійся ручеекъ не проситъ дождя. Адамъ годился бы для тебя... я знаю, что онъ бы годился, и онъ могъ бы полюбить тебя довольно-сильно, еслибъ ты захотѣла остаться. Но онъ упрямъ и твердъ, какъ чугунный брусъ... ужь его ни за что не склонишь сойти съ своей собственной дороги, развѣ онъ самъ захочетъ. Но онъ былъ бы отличнымъ мужемъ для всякой, кто бы она тамъ ни была, такой видный и умный парень. И онъ бы очень любилъ жену. Мнѣ всегда бываетъ пріятно отъ одного его взгляда, если онъ хочетъ быть ласковъ со мною.

Дина старалась избѣгать пытливыхъ взоровъ и вопросовъ Лисбетъ, находя какое-нибудь дѣло по хозяйству, которое позволяло ей не сидѣть на одномъ мѣстѣ; и лишь только Сетъ возвратился домой вечеромъ, какъ она надѣла шляпку, собираясь идти. Дина была глубоко тронута, когда старуха сказала ей, что прощается съ нею въ послѣдній разъ, и когда, уже на пути по полямъ, оглядывалась назадъ и видѣла, что Лисбетъ все еще стояла на крыльцѣ и смотрѣла ей въ слѣдъ до-тѣхъ-поръ, пока Дина не стала въ ея плохо-видѣвшихъ старыхъ глазахъ самою блѣдною точкою.

"Да будетъ съ ними Богъ любви и мира!" молилась Дина, еще разъ оглянувшись назадъ со ступеньки послѣдней ограды. "Ниспошли имъ радость въ награду за дни, въ которые Ты испыталъ ихъ печалью, и за годы, въ которыхъ они видѣли горе. По Твоей волѣ должна я проститься съ ними. Пусть я не знаю другой воли, кромѣ Твоей".

Наконецъ Лисбетъ вошла въ домъ и сѣла въ мастерской около Сета, занимавшагося составленіемъ изъ кусочковъ точенаго дерева, принесенныхъ имъ изъ деревни, небольшаго рабочаго ящичка, который хотѣлъ подарить Динѣ передъ ея отъѣздомъ.

-- Вѣдь ты увидишь ее еще разъ въ воскресенье передъ тѣмъ, что она уйдетъ отсюда, были ея первыя слова.-- Еслибъ ты былъ полезенъ на что-нибудь, то уговорилъ бы ее придти еще разъ въ воскресенье вечеромъ и повидаться со мною.

-- Нѣтъ, матушка, сказалъ Сетъ.-- Дина непремѣнно пришла бы еще разъ, еслибъ считала это нужнымъ. Мнѣ ненужно было бы и уговаривать ее къ тому. Она только думаетъ, что это значило бы напрасно безпокоить тебя: придти сюда, чтобъ еще разъ проститься.

-- Она никогда не ушла бы отсюда -- я знаю, еслибъ Адамъ былъ привязанъ къ ней и женился на ней. Но все случается наперекоръ, сказала Лисбетъ, въ порывѣ гнѣва.

Сетъ остановился на минуту, потомъ, слегка вспыхнувъ, посмотрѣлъ прямо матери въ лицо.

-- Развѣ она сказала тебѣ что-нибудь такое, матушка? спросилъ онъ тише обыкновеннаго.

-- Сказала? нѣтъ, она ничего не скажетъ. Вѣдь это только мужчины должны ждать, чтобъ имъ сказали, а сами они раньше не догадаются ни о чемъ.

-- Хорошо, что жь, однакожь, заставляетъ тебя думать такимъ образомъ, матушка? Почему ты взяла себѣ это въ голову?

-- Все-равно, почему бы я тамъ ни взяла себѣ этого въ голову: моя голова не такъ пуста, чтобъ я не могла догадаться сама, чтобъ мнѣ нужно было ждать, когда другіе внушатъ мнѣ. Я знаю, что она любитъ его, какъ знаю, что вѣтеръ входитъ въ дверь -- и этого съ меня довольно. И отъ охотно женился бы на ней, еслибъ зналъ, что она любитъ его; но онъ никогда и не подумаетъ объ этомъ, если ему не вложатъ этого въ голову.

Предположеніе матери о чувствѣ, которое Дина питала къ Адаму, не было для Сета совершенно-новою мыслью, но послѣднія слова ея вызвали въ немъ опасеніе, чтобъ она сама не рѣшилась открыть глаза Адаму. Онъ не былъ увѣренъ въ чувствѣ Дины, но думалъ, что былъ увѣренъ въ чувствѣ Адама.

-- Нѣтъ, матушка, нѣтъ, сказалъ онъ серьёзно: -- ты не должна и думать о томъ, чтобъ говорить съ Адамомъ о подобныхъ вещахъ. Ты не имѣешь права говорить, что чувствуетъ Дина, если она не сказала тебѣ. А говорить объ этихъ вещахъ съ Адамомъ послужитъ только ко вреду: Адамъ чувствуетъ благодарность и дружбу къ Динѣ, но вовсе не имѣетъ такихъ мыслей, которыя склонили бы его сдѣлать ее своею женой. Да я также не думаю, чтобъ и Дина захотѣла выйти за него. Я думаю, что она никогда не выйдетъ замужъ.

-- Эхъ! произнесла Лисбетъ нетерпѣливо.-- Ты думаешь такъ, потому-что она отказала тебѣ. Она никогда не выйдетъ замужъ за тебя. Тебѣ слѣдовало бы радоваться, еслибъ она вышла за твоего брата.

Эти слова огорчили Сета.

-- Матушка, сказалъ онъ, увѣщательнымъ тономъ:-- не думай такъ обо мнѣ. Я буду такъ же благодаренъ, имѣя ее сестрой, какъ была бы благодарна ты, имѣя ее дочерью. Въ этомъ дѣлѣ я вовсе не думаю о себѣ, и мнѣ будетъ тяжело, если ты когда-нибудь скажешь объ этомъ еще разъ.

-- Хорошо, хорошо! Въ такомъ случаѣ тебѣ не слѣдовало противорѣчить мнѣ и говорить, что этого нѣтъ, когда я говорю, что есть.

-- Но, матушка, сказалъ Сетъ: -- ты поступишь несправедливо съ Диной, если скажешь Адаму, что думаешь о ней. Ты этимъ сдѣлаешь только вредъ, потому-что заставишь Адама безпокоиться, если онъ не питаетъ къ ней тѣхъ же чувствъ. А я вполнѣ увѣренъ, что онъ не чувствуетъ къ ней ничего подобнаго.

-- Э, ужь не говори ты мнѣ, въ чемъ ты вполнѣ увѣренъ: ничего-то ты не знаешь объ этомъ. Зачѣмъ же онъ все ходитъ къ Пойзерамъ, еслибъ онъ не хотѣлъ видѣть ее? Онъ ходитъ туда два раза, когда прежде, бывало, ходилъ только одинъ разъ. Можетъ-быть, онъ и не знаетъ, что ему нужно видѣть ее; онъ не знаетъ, что я кладу соль въ похлебку, но онъ очень-скоро замѣтилъ бы отсутствіе соли, еслибъ ея тамъ не было. Онъ никогда не подумаетъ о женитьбѣ, если ему не вложить этого въ голову. И еслибъ ты сколько-нибудь любилъ твою мать, то представилъ бы ему это, и не позволилъ бы ей уйти съ глазъ моихъ, когда она могла бы хоть недолго быть моимъ утѣшеніемъ, прежде чѣмъ я лягу рядомъ со своимъ старикомъ подъ бѣлымъ кустарникомъ.

-- Нѣтъ, матушка, сказалъ Сетъ:-- не считай меня упрямымъ, но я пошелъ бы противъ совѣсти, еслибъ рѣшился сказать ему о чувствахъ Дины. Притомъ же, я думаю, я огорчилъ бы Адама, еслибъ вообще сталъ говорить съ нимъ о женитьбѣ. Я совѣтую и тебѣ не дѣлать этого. Ты можешь совершенно обманываться на счетъ Дины. Нѣтъ, я вполнѣ увѣренъ по словамъ, которыя говорила она мнѣ въ прошлое воскресенье, что она и не думаетъ о замужествѣ.

-- Ну, ты такой же упрямый, какъ и вся ваша братія. Еслибъ это было что-нибудь такое, чего я бы не хотѣла, то сдѣлалось бы довольно-скоро.

При этихъ словахъ Лисбетъ встала со скамейки и вышла изъ мастерской, оставивъ Сета въ большомъ безпокойствѣ о томъ, что она станетъ смущать Адама насчетъ Дины. Чрезъ нѣсколько времени онъ, однакожь, сталъ утѣшать себя мыслью, что со времени несчастія, вынавшаго на долю Адама, Лисбетъ очень боялась говорить съ нимъ о дѣлахъ, касавшихся чувства, и что она едва-ли отважится завесть разговоръ о самомъ нѣжномъ изъ всѣхъ предметовъ. Еслибъ даже она и рѣшилась на это, то онъ надѣялся, что Адамъ не обратитъ большаго вниманія на ея слова.

Сетъ справедливо предполагалъ, что Лисбетъ будетъ удерживать робость; впрочемъ, впродолженіе слѣдующихъ трехъ дней она очень-рѣдко и очень-недолго имѣла случай разговаривать съ Адамомъ, такъ-что и не чувствовала сильнаго искушенія заговорить о томъ, что у ней было на душѣ. Но въ-теченіе длинныхъ часовъ, проведенныхъ въ одиночествѣ, она все предавалась полнымъ сожалѣнія думамъ о Динѣ, пока онѣ не доросли до той степени необузданной силы, когда мысли въ-состояніи вылетѣть изъ своего тайнаго убѣжища самымъ внезапнымъ образомъ. И въ воскресенье утромъ, когда Сетъ отправился въ капеллу въ Треддльстонъ, представился опасный благопріятный случай.

Утро воскресенья было для Лисбетъ счастливѣйшимъ временемъ изо всей недѣли: такъ-какъ въ геслопской церкви служба начиналась только послѣ обѣда, то Адамъ былъ всегда дома, ничего не дѣлалъ, а читалъ; при этомъ занятіи она могла рѣшиться прервать его. Притомъ же она всегда приготовляла обѣдъ лучше обыкновеннаго для своихъ сыновей -- очень часто для Адама и самой себя, такъ-какъ Сетъ нерѣдко оставался внѣ дома цѣлый день. Запахъ жарившагося мяса передъ яснымъ огнемъ въ чистой кухнѣ, часы, стучавшіе тихо по воскресному, ея дорогой Адамъ, сидѣвшій въ своемъ лучшемъ платьѣ неподалеку отъ нея, не дѣлая ничего важнаго, такъ-что она могла подойти къ нему и погладить его по головѣ, если хотѣла, могла видѣть, что онъ смотрѣлъ на нее и улыбался, между-тѣмъ, какъ Джипъ съ нѣкоторою ревностью совалъ свою морду между ними -- вотъ въ чемъ заключался земной рай бѣдной Лисбетъ.

Въ воскресенье утромъ Адамъ чаще всего читалъ свою большую Библію съ картинками. И въ это утро она лежала открытая передъ нимъ на кругломъ бѣломъ сосновомъ столѣ въ кухнѣ. Несмотря на огонь, онъ сидѣлъ въ кухнѣ, зная, что его мать любила имѣть его при себѣ, и то былъ единственный день недѣли, когда онъ могъ побаловать ее такимъ образомъ. Вамъ было бы пріятно видѣть Адама, читающаго Библію; онъ никогда не открывалъ ея въ будни: итакъ она была для него праздничною книгою, служившею для него исторіею, біографіею и поэзіею. Одну руку онъ держалъ между пуговицами жилета, другая была наготовѣ переворачивать страницы, и въ-теченіе утра вы замѣтили бы на его лицѣ не одну перемѣну. Иногда онъ шевелилъ губами какъ-бы полупроизнося что-то: это, читая рѣчь, онъ могъ воображать, что произноситъ ее самъ, такъ, напримѣръ, предсмертную рѣчь Самуила народу; потомъ поднималъ онъ брови и въ уголкахъ рта проявлялось легкое дрожаніе: это вызвано было грустнымъ сочувствіемъ; что-нибудь глубоко тронуло его, быть-можетъ, встрѣча престарѣлаго Исаака съ сыномъ. Въ другое время, когда онъ читалъ Новый Завѣтъ, его лицо вдругъ принимало торжественное выраженіе: по-временамъ онъ серьёзно кивалъ головою, какъ-бы соглашаясь съ чѣмъ-то, или поднималъ руку и тотчасъ же опускалъ ее. Въ другія утра, когда онъ читалъ апокрифическія книги, которыя читалъ очень-охотно, рѣзкія слова сына Сирахова вызывали за его лицѣ улыбку наслажденіе, хотя онъ также позволялъ себѣ свободу не соглашаться по-временамъ съ апокрифическимъ писателемъ. Адаму очень-хорошо были извѣстны статьи, какъ приличествовало доброму церковнику.

Лисбетъ въ промежутки, когда не была занята приготовленіемъ обѣда, всегда садилась противъ него и наблюдала за нимъ, пока, наконецъ, не могла усидѣть на своемъ мѣстѣ, подходила къ нему и ласкала его, желая заставить, чтобъ онъ обратилъ на нее вниманіе. Въ то утро онъ читалъ Евангеліе отъ Матвѣя. Лисбетъ стояла за нимъ нѣсколько минутъ. гладя его по волосамъ, которые въ тотъ день лежали лучше обыкновеннаго, и смотря на большую страницу съ безмолвнымъ удивленіемъ передъ таинственными буквами. Ее еще болѣе поощрило продолжать ласки то, что, когда она только подошла къ нему, онъ откинулся на спинку стула, посмотрѣлъ на нее съ чувствомъ и сказалъ:

-- Ну, матушка, у тебя сегодня очень-здоровый видъ; а Джипъ хочетъ, чтобъ я посмотрѣлъ на него: онъ никакъ не можетъ перенесть мысль, что я тебя люблю больше.

Лисбетъ не произнесла ничего; ей хотѣлось сказать многое. Въ это время пришлось перевернуть страницу и тутъ была картинка, изображавшая ангела, сидѣвшаго на большомъ камнѣ, который былъ сваленъ съ гроба. Эта картина находилась въ большой связи съ воспоминаніями Лисбетъ, потому-что она пришла ей въ голову, когда она въ первый разъ увидѣла Дину. Лишь только Адамъ оборотилъ страницу и подвинулъ книгу на сторону, чтобъ они оба могли смотрѣть на ангела, какъ Лизбетъ произнесла:

-- Это она... это Дина.

Адамъ улыбнулся и, разглядывая внимательнѣе лицо ангела, сказалъ:

-- Да, это похоже на нее, дѣйствительно; но Дина, мнѣ кажется, еще красивѣе.

-- Хорошо, въ такомъ случаѣ, если она кажется тебѣ еще красивѣе, отчего жь ты не любишь ее?

Адамъ посмотрѣлъ на мать съ удивленіемъ.

-- Не-уже-ли, матушка, ты думаешь, что я не привязанъ къ Динѣ?

-- Нѣтъ, отвѣчала Лизбетъ, испугавшись своей собственной смѣлости, а между-тѣмъ чувствуя, что она уже проломила ледъ и что вода должна разлиться, какой бы вредъ ни произошелъ отъ этого.-- Что жь за польза имѣть привязанность къ тому, что находится за тридцать миль? Еслибъ ты былъ расположенъ къ ней дѣйствительно, то не допустилъ бы ее уѣхать отсюда.

-- Но развѣ я имѣю право мѣшать ей, если она считаетъ это нужнымъ? сказалъ Адамъ, смотря въ книгу, какъ бы желая снова приняться за чтеніе. Онъ предвидѣлъ рядъ жалобъ, которыя не клонились бы ни къ чему.

Лисбетъ снова сѣла на стулъ противъ него и произнесла:

-- Но она не считала бы это нужнымъ, еслибъ ты не былъ такъ упрямъ.

Однакожь Лисбетъ не рѣшилась идти далѣе неопредѣленной фразы.

-- Упрямъ, матушка? спросилъ Адамъ, снова посмотрѣвъ на мать съ нѣкоторымъ безпокойствомъ.-- Что жь я сдѣлалъ? Что ты хочешь этимъ сказать?

-- Ну, ты никогда не хочешь посмотрѣть ни на что, не хочешь ни о чемъ подумать, кромѣ фигуръ да работы, сказала Лизбетъ, какъ бы готовясь заплакать.-- Не-уже-ли ты думаешь, что всю жизнь проведешь такимъ образомъ, словно человѣкъ, вырѣзанный изъ дерева? А что жь ты будешь дѣлать, когда умретъ твоя мать и некому будетъ позаботиться о томъ, чтобъ тебѣ было что поѣсть-то порядочно утромъ?

-- Что у тебя за мысли, матушка! сказалъ Адамъ, начиная сердиться на это хныкавье.-- Я не вижу, къ чему ты это ведешь. Развѣ есть что-нибудь такое, что бы я могъ сдѣлать для тебя и чего я не дѣлаю.

-- Конечно, что есть. Ты могъ бы сдѣлать то, чтобъ я имѣла кого-нибудь, кто бы успокоивалъ меня, ходилъ за мной, когда я больна, и былъ бы добръ ко мнѣ.

-- Да кто жь виноватъ, матушка, что въ домѣ нѣтъ кого-нибудь, кто помогалъ бы тебѣ? Я вовсе не желаю, чтобъ вся эта работа лежала на тебѣ. Мы въ-состояніи сдѣлать это. Я довольно-часто повторялъ тебѣ. Это было бы гораздо-лучше для всѣхъ насъ.

-- Э, что тутъ толковать о комъ-нибудь! Вѣдь я знаю, что ты говоришь объ одной изъ дѣвокъ, изъ деревни или изъ Треддльстона, на которыхъ я во всю жизнь свою и смотрѣть-то не хотѣла. Ужь я скорѣе сама справлюсь какъ-нибудь, да лягу въ гробъ живая, чѣмъ захочу, чтобъ такой народъ уложилъ меня.

Адамъ молчалъ и старался продолжать чтеніе. Въ этомъ заключалась крайняя строгость, которую онъ могъ обнаружить передъ матерью въ воскресенье утромъ. Но Лисбетъ зашла ужь слишкомъ-далеко и не могла остановиться, и, помолчавъ едва-ли болѣе минуты, снова начала:

-- Ты могъ бы знать довольно-хорошо, кого бы мнѣ хотѣлось имѣть при себѣ. Вѣдь немного, я полагаю, найдется людей, за которыми я посылала, чтобъ пришли навѣстить меня. Тебѣ же самому приходилось приводить ее сюда довольно-часто.

-- Ты говоришь о Динѣ, матушка -- я знаю это, сказалъ Адамъ.-- Но что тутъ о думать о томъ, чего не можетъ быть. Еслибъ Дина и хотѣла остаться въ Геслопѣ, то врядъ ли она можетъ оставить домъ тётки, гдѣ занимаетъ мѣсто дочери и гдѣ она больше привязана, чѣмъ къ намъ. Еслибъ могло быть такъ, чтобъ она вышла замужъ за Сета, это было бы для насъ большою благодатью; но на бѣломъ свѣтѣ не все случается именно такъ, какъ мы желаемъ, и мы ничего не можемъ сдѣлать противъ этого. Лучше ужь ты попытайся, матушка, пересилить себя и вовсе не думать о ней.

-- Нѣтъ, я не могу не думать о ней, если она словно создана для тебя. И ни что не заставитъ меня разубѣдиться, будто Богъ не сотворилъ и не послалъ ея сюда ради тебя. Что тутъ за бѣда такая, что она методистка? Можетъ, она и оставитъ это, когда будетъ замужемъ.

Адамъ откинулся на стулъ и смотрѣлъ на мать. Теперь онъ понялъ, на что она намекала съ самаго начала разговора. Выраженное ею желаніе было такъ же неосновательно, такъ же неисполнимо, какъ ея обыкновенные желанія; но онъ противъ воли былъ смущенъ этою совершенно-новою идеею. Главное дѣло, однакожь, состояло въ томъ, чтобъ какъ-можно-скорѣе изгнать эту мысль изъ головы матери.

-- Матушка, сказалъ онъ серьёзно:-- ты говоришь пустяки. Пожалуйста, не заставляй меня слушать подобныя вещи впередъ. Не стоитъ говорить о томъ, чему не бывать никогда. Дина не хочетъ выходить замужъ. Она всѣмъ сердцемъ предана другаго рода жизни.

-- Очень можетъ быть, произнесла Лисбетъ нетерпѣливо: -- очень можетъ быть, что она никогда не выйдетъ замужъ, когда тѣ, за кого она хочетъ выйдти, не сватаются къ ней. Я не вышла бы за твоего отца, еслибъ онъ никогда не посватался ко мнѣ. А она такъ же любитъ тебя, какъ только я любила бѣднаго Матвѣя.

Кровь прилила къ лицу Адама и впродолженіе нѣсколькихъ минутъ онъ невполнѣ сознавалъ, гдѣ находился: его мать и кухня исчезли для него и онъ видѣлъ только лицо Дины, обращенное къ нему. Ему казалось, будто въ немъ воскресала умершая радость; но онъ весьма-быстро пробудился отъ этой мечты; пробужденіе было грустное и холодное. Безразсудно было бы съ его стороны вѣрить словамъ матери: она не могла имѣть никакого основанія, чтобъ говорить такимъ образомъ. Онъ намѣревался высказать свое невѣріе въ весьма-сильныхъ выраженіяхъ развѣ только длятого, чтобъ вызвать тѣмъ доказательства, если послѣднія только существовали.

-- Къ-чему ты говоришь такія вещи, матушка, когда не имѣешь ни малѣйшаго основанія къ тому? Ты не знаешь ничего такого, что давало бы тебѣ право говорить это.

-- Въ такомъ случаѣ я не знаю ничего такого, что давало бы мнѣ право говорить, что годъ прошелъ, несмотря на то, что это прежде всего представляется мнѣ, когда я встаю утромъ. Она, я полагаю, не привязана къ Сету -- не такъ ли? Она не хочетъ выйдти замужъ за него? Но я могу видѣть, что она не обращается съ тобою такъ, какъ она обращается съ Сетомъ. Когда Сетъ приближается къ ней, она обращаетъ на него столько же вниманія, сколько на Джипа, а постоянно дрожитъ, когда ты сидишь рядомъ съ ней за завтракомъ и смотришь на нее. Ты думаешь, что твоя мать не понимаетъ ничего, но вѣдь она уже жила на свѣтѣ, прежде чѣмъ ты родился.

-- Но ты не можешь быть увѣрена въ томъ, что ея трепетъ означаетъ любовь? сказалъ Адамъ въ замѣшательствѣ.

-- Э, что жь это можетъ еще значить? Вѣдь не ненависть же, я полагаю. И отчего жь ей не любить тебя? Ты и созданъ такъ, чтобъ быть любимымъ... Скажи самъ, есть ли кто-нибудь стройнѣе и ловче тебя? И что это значитъ, что она методистка? все-равно, что настурція въ похлёбкѣ.

Адамъ положилъ руки въ карманы и смотрѣлъ на книгу на столѣ, не видя ни одной буквы. Онъ дрожалъ какъ искатель золота, имѣющій въ виду сильную надежду на золото, и въ то же самое мгновеніе болѣзненный призракъ обманутаго ожиданія. Онъ не могъ вѣрить полному свѣдѣнію своей матери; она видѣла то, что желала видѣть. А между-тѣмъ... а между-тѣмъ, теперь, когда ему внушили эту мысль, ему приходило на память столько вещей, весьма-пустыхъ вещей, походившихъ на движеніе воды при едва-замѣтномъ вѣтеркѣ, что, казалось, нѣсколько подтверждало слова его матери.

Лисбетъ понимала, что онъ былъ взволнованъ. Она продолжала:

-- И ты увидишь, какъ плохо придется тебѣ, когда она уѣдетъ. Ты любишь ее больше, нежели самъ знаешь о томъ. Ты не спускаешь глазъ съ нея такъ же, какъ Джипъ не спускаетъ глазъ съ тебя.

Адамъ не могъ сидѣть долѣе; онъ всталъ, взялъ шляпу и вышелъ въ поле.

На полѣ сіяло солнце, солнце ранней осени; мы узнали бы, что это не лѣтнее солнце, еслибъ даже и не было желтаго оттѣнка на лицѣ и на орѣшникѣ; воскресное солнце, имѣющее для рабочаго человѣка болѣе, нежели осеннее спокойствіе; утреннее солнце, еще оставляющее кристаллы росы на изящныхъ летучихъ тканяхъ въ тѣни густыхъ изгородей.

Адамъ чувствовалъ потребность спокойствія. Замѣтивъ, какое вліяніе произвела на него эта новая мысль о любви Дины, онъ былъ пораженъ всеподавляющею силою, которая заставляла всѣ другія чувства отступить передъ стремительнымъ желаніемъ узнать, что мысль была справедлива. Странно, до этой минуты ему никогда не приходила на мысль возможность, чтобъ они когда-либо полюбили другъ друга, а между-тѣмъ теперь все его страстное желаніе вдругъ устремилось къ этой возможности; онъ не чувствовалъ ни сомнѣнія, ни колебанія относительно своихъ собственныхъ желаній, какъ птичка, пролетающая въ отверстіе, въ которое проникаетъ дневной свѣтъ и дуновеніе неба.

Сіяніе воскреснаго осенняго солнца успокоило его -- но не такъ, что приготовило его съ покорностью встрѣтить обманутое ожиданіе, если окажется, что его мать и онъ самъ ошибались насчетъ Дины -- успокоило его кроткимъ поощреніемъ его надеждъ. Ея любовь такъ походила на это тихое солнечное сіяніе, что оно надъ бы составляло для него одно присутствіе, и онъ одинаково вѣрилъ и въ то и въ другое. И Дина была дотого связана съ грустными воспоминаніями о его первой страсти, что онъ не оставлялъ ихъ, а скорѣе дѣлалъ ихъ болѣе священными, любя ее. Да, его любовь къ ней выросла изъ этого прошедшаго: то былъ полдень этого утра.

А Сетъ? Не причинитъ ли онъ Сету боли? Едва-ли; онъ въ послѣднее время казался совершенно-довольнымъ и въ немъ не было эгоистической ревности; онъ никогда не обижался расположеніемъ матери къ Адаму. Но видѣлъ ли онъ что-нибудь такое, о чемъ говорила ихъ мать? Адамъ очень хотѣлъ знать это; онъ думалъ, что могъ больше повѣрить наблюдательности Сета, чѣмъ матери. Онъ долженъ переговорить съ Сетомъ, прежде чѣмъ увидится съ Диной; съ этимъ намѣреніемъ онъ возвратился въ хижину и спросилъ мать:

-- Не говорилъ тебѣ Сетъ о томъ, когда онъ придетъ домой? Возвратится ли онъ къ обѣду?

-- Конечно, возвратится; развѣ съ нимъ случится что-нибудь. Онъ не пошелъ въ Треддльстонъ; онъ пошелъ куда-то въ другое мѣсто на проповѣдь и на молитву.

-- Не знаешь ли, матушка, по какой дорогѣ онъ пошелъ? спросилъ Адамъ.

-- Нѣтъ; но онъ часто ходитъ по направленію къ общему полю. Да ты долженъ знать объ этомъ лучше меня.

Адаму хотѣлось встрѣтить Сета, но онъ долженъ былъ удовольствоваться тѣмъ, что вышелъ на ближайшія поля и старался увидѣть его какъ-можно-скорѣе. Ему приходилось ждать такимъ образомъ болѣе часа, такъ-какъ Сетъ едва-ли возвратится домой раньше обѣденнаго времени, то есть раньше двѣнадцати часовъ. Но Адамъ не могъ снова приняться за чтеніе; онъ бродилъ около ручейка, стоялъ, облокотясь на изгородь; въ его глазахъ выражалось любопытство и напряженіе будто они весьма-живо видѣли что-то, только не ручей или ивы, не поля или небо. Его мечта прерывалась по временамъ тѣмъ, что онъ удивлялся силѣ собственнаго чувства, силѣ и сладости этой новой любви, какъ удивляется человѣкъ, когда находитъ въ себѣ увеличившуюся склонность къ искусству, котораго онъ не касался нѣсколько времени. Отчего это поэты высказали столько прекрасныхъ вещей о нашей первой любви и такъ мало о поздней? Развѣ ихъ первыя поэмы лучше всѣхъ? Или не тѣ ли лучше, которыя истекаютъ изъ болѣе-полной мысли, ихъ обширнѣйшей опытности, ихъ глубже-вкоренившейся привязанности? Голосъ мальчика, напоминающій флейту, имѣетъ свое весеннее очарованіе; но мужчина долженъ имѣть болѣе-богатую, болѣе-глубокую звучность.

Наконецъ показался Сетъ у самаго отдаленнаго плетня, и Адамъ поспѣшно пошелъ къ нему на встрѣчу. Сетъ удивился и подумалъ, что случилось что-нибудь необыкновенное; но когда Адамъ подошелъ, его лицо довольно-ясно говорило, что не было никакой нужды тревожиться.

-- Гдѣ ты былъ? спросилъ Адамъ, когда они пошли рядомъ.

-- Я былъ на общемъ полѣ, отвѣчалъ Сетъ.-- Дина говорила проповѣдь небольшому собранію слушателей въ домѣ "Сѣры", какъ его прозываютъ. Эти люди врядъ ли пойдутъ когда-либо въ церковь, эти люди на полѣ, но приходятъ послушать Дину. Сегодня она очень-сильно говорила на слова текста: "Я пришелъ звать не праведниковъ, а грѣшниковъ къ покаянію". И тутъ случилось неважное обстоятельство, которое, однакожь, было пріятно видѣть. Женщины по большей части приносятъ съ собою дѣтей; но сегодня между ними былъ дюжій мальчикъ съ курчавыми волосами, лѣтъ трехъ или четырехъ, котораго я прежде не видалъ тамъ. Онъ страшно капризничалъ въ самомъ началѣ, когда я молился и когда мы пѣли; но когда всѣ сѣли и Дина начала говорить, мальчикъ вдругъ сталъ неподвиженъ и принялся смотрѣть на нее, разинувъ ротъ, потомъ побѣжалъ отъ своей матери и, подойдя къ Динѣ, сталъ дергать ее, какъ собачонка, чтобъ она замѣтила его. Такимъ образомъ Дина подняла и держала мальчика на колѣняхъ все время, пока говорила, и онъ сидѣлъ совершенно-спокойно, пока не заснулъ... Даже мать плакала, смотря на него.

-- Жаль, если сама она не должна быть матерью, сказалъ Адамы -- дѣти такъ любитъ ее. Какъ ты думаешь, она уже совсѣмъ порѣшила съ замужствомъ, Сетъ? Ничто не заставитъ ее перемѣнить намѣреніе?

Въ голосѣ старшаго брага слышалось что-то особенное, заставившее Сета сначала украдкою посмотрѣть на его лицо, прежде чѣмъ онъ отвѣтилъ.

-- Это было бы несправедливо съ моей стороны, еслибъ я сказалъ, будто ничто не заставитъ ее перемѣнить намѣреніе, сказалъ онъ.-- Но если ты говоришь относительно меня, то я пересталъ уже и думать, чтобъ она когда-нибудь мгла быть моей женой. Она называетъ меня братомъ -- и этого съ меня довольно.

-- Но думаешь ли ты, что она могла бы почувствовать расположеніе къ кому-нибудь другому въ такой степени, что захотѣла бы выйти за него замужъ? спросилъ Адамъ съ нѣкоторою робостью.

-- Ну... отвѣчалъ Сетъ послѣ нѣкотораго молчанія:-- въ послѣднее время мнѣ иногда приходила въ голову мысль, что она могла бы; но Дина не допуститъ, чтобъ расположеніе къ творенію отвлекло ее отъ пути, который, какъ она вѣруетъ, указалъ для нея Богъ. Она не изъ тѣхъ, которыхъ можно было бы склонить къ тому, если будетъ думать, что указаніе проистекаетъ не отъ Него. Она навсегда, казалось, вполнѣ разъяснила для себя это обстоятельство, что ея дѣло заключается въ томъ, чтобъ помогать другимъ и не имѣть своего собственнаго дома на этомъ свѣтѣ.

-- Но предположимъ, сказалъ Адамъ важно:-- но предположимъ, что нашелся бы человѣкъ, который предоставилъ бы ей дѣлать то, что она дѣлаетъ теперь, и не вмѣшивался бы ни во что; она могла бы такъ же хорошо выполнять свое призваніе и замужемъ, какъ выполняетъ теперь, будучи дѣвицею. Другія женщины такого же рода выходили же замужъ, то-есть, несовершенно-сходныя съ нею, а также ходившія за больными и проповѣдывавшій неимущимъ. Вотъ хоть бы эта мистрисъ Флетчеръ, о которой говоритъ она.

Новый свѣтъ озарилъ мысли Сета. Онъ повернулся и, положивъ руку Адаму на плечо, сказалъ:

-- Ну, не-уже-ли ты хотѣлъ бы жениться на ней, братъ?

Адамъ нерѣшительно посмотрѣлъ въ пытливые глаза Сета и спросилъ:

-- Обидѣлся бы ты, еслибъ она была расположена ко мнѣ болѣе, нежели къ тебѣ?

-- Нѣтъ, отвѣчалъ Сетъ съ жаромъ.-- Какъ можешь ты думать это? Не-уже-ли я такъ мало чувствовалъ твое горе, что не почувствую твоей радости?

Нисколько минутъ длилось молчаніе, они продолжали идти, и затѣмъ Сетъ сказалъ:

-- Мнѣ никогда не приходило на мысль, что ты подумаешь когда-нибудь жениться на ней.

-- Но выйдетъ ли польза изъ этого? сказалъ Адамъ:-- какъ ты думаешь? Матушка сдѣлала изъ меня то, что я не знаю, гдѣ я теперь; такихъ вещей наговорила она мнѣ сегодня утромъ. Она увѣряетъ, будто Дива питаетъ ко мнѣ необыкновенное чувство и охотно выйдетъ за меня. Но я боюсь, что она говоритъ на-обумъ. Я желалъ бы знать, замѣтилъ ли ты что-нибудь?

-- Говорить объ этомъ очень-щекотливо, сказалъ Сетъ:-- и я боюсь, что могу ошибаться; притомъ же, мы не имѣемъ права вмѣшиваться въ чувства людей, когда они не хотятъ сообщить намъ о нихъ сами.

Сетъ замолчалъ.

-- Но ты самъ могъ бы спросить ее, сказалъ онъ, нѣсколько минутъ спустя.-- Она не обидѣлась, когда допрашивалъ ее; а ты имѣешь больше права, нежели я, развѣ что ты только не принадлежишь къ обществу. Но Дина не держится мнѣнія тѣхъ, которые думаютъ, что общество должно быть строго связано между собою. По ея мнѣнію, всякій можетъ вступать въ общество, такъ-какъ всякій можетъ быть достоенъ вступить въ царствіе Божіе. Нѣкоторые изъ братьевъ въ Треддльстонѣ недовольны ею за то.

-- Гдѣ она проведетъ остальное время дня? спросилъ Адамъ.

-- Она сказала, что больше не выйдетъ изъ господской мызы сегодня, сказалъ Сетъ:-- потому-что она остается тамъ послѣднее воскресенье; она будетъ читать дѣтямъ изъ большой Библіи.

Адамъ ничего не сказалъ, но подумалъ: "въ такомъ случаѣ я схожу туда послѣ обѣда, потому-что если я пойду въ церковь, то все время службы мои мысли будутъ съ нею. Сегодня ужь имъ придется пѣть антифонъ безъ меня."

LII.
Адамъ и Дина.

Было около трехъ часовъ, когда Адамъ вошелъ на дворъ фермы и потревожилъ Алика и собакъ въ ихъ воскресной дремотѣ. Аликъ сказалъ, что всѣ ушли въ церковь, кромѣ "молодой миссизъ" -- такъ онъ называлъ Дину; но такое извѣстіе вовсе не обмануло ожиданій Адама, хотя слово "всѣ" заключало въ себѣ даже Нанси, молочницу, нужныя дѣла которой рѣдко позволяли ей ходить въ церковь.

Около дома господствовала совершенная тишина; двери были всѣ заперты, самые камни и чаны казались спокойнѣе обыкновеннаго. Адамъ слышалъ нѣжное капанье воды изъ насоса: то былъ единственный звукъ; и онъ постучалъ въ дверь очень-тихо, какъ слѣдовало при этой тишинѣ.

Дверь отворилась и передъ нимъ стояла Дина, вся вспыхнувшая отъ чрезвычайнаго удивленія, увидѣвъ Адама въ это время, когда она знала, что онъ правильно бывалъ въ эти часы въ церкви. Вчера онъ сказалъ бы ей безъ всякаго замѣшательства:

"Я пришелъ видѣть васъ, Дина: я зналъ, что остальныхъ нѣтъ дома".

Но сегодня что-то удержало его сказать это, и онъ молча протянулъ ей руку. Никто изъ нихъ не произносилъ ни слова, а между-тѣмъ оба желали, чтобъ они могли говорить, когда Адамъ вошелъ и они сѣли. Дина сѣла на стула, который только-что оставила около уголка стола, близь окна, и на столѣ лежала книга, но она не была открыта; Дина сидѣла передъ приходомъ Адама совершенно-спокойно, смотря на небольшой ясный огонь въ свѣтломъ каминѣ. Адамъ сидѣлъ противъ нея на треногомъ стулѣ мистера Пойзера.

-- Надѣюсь, что ваша матушка не захворала снова, Адамъ? спросила Дина, приходя въ себя.-- Сетъ сказалъ, что сегодня утромъ она чувствовала себя хорошо.

-- Нѣтъ, сегодня у нея весьма-здоровый видъ, отвѣчалъ Адамъ съ робостью, но осчастливленный явными признаками чувства Дины при видѣ его.

-- Вы видите, никого нѣтъ дома, сказала Дина: -- но вы подождете. Васъ, безъ сомнѣнія, задержало что-нибудь, что вы не пошли въ церковь.

-- Да... сказалъ Адамъ, остановился и затѣмъ уже присовокупилъ:-- я думалъ о васъ -- вотъ настоящая причина.

Это признаніе было весьма-неловкое -- Адамъ чувствовалъ это, думая, что Дина должна понимать все, что онъ хотѣлъ сказать. Но откровенность его словъ заставила ее немедленно истолковать ихъ возобновленіемъ братскаго сожалѣнія о томъ, что она отправлялась отсюда, и она спокойно отвѣчала:

-- Перестаньте заботиться и безпокоиться за меня, Адамъ. Въ Снофильдѣ у меня всего въ изобиліи. И мое сердце покойно, потому-что, отправляясь отсюда, я не исполняю собственной воли.

-- Но, еслибъ обстоятельства перемѣнились, Дина, сказалъ Адамъ нерѣшительно: -- еслибъ вы знали вещи, которыхъ вы, можетъ-быть, не знаете теперь...

Дина смотрѣла на него вопросительно, но, вмѣсто того, чтобъ продолжать, онъ взялъ стулъ и поставилъ его ближе къ углу стола, гдѣ сидѣла Дина. Она удивлялась и чувствовала страхъ, а въ слѣдующее мгновеніе она мысленно перенеслась къ прошедшему: то, чего она не знала, не касалось ли несчастныхъ, жившихъ такъ далеко отъ нихъ?

Адамъ смотрѣлъ на нее -- такъ было сладостно смотрѣть ей въ глаза, въ которыхъ выражался теперь самоотверженный вопросъ. На мгновеніе онъ забылъ, что хотѣлъ ей сообщить что-то, или что ему нужно было объяснить ей, что онъ хотѣлъ выразить своими словами.

-- Дина, сказалъ онъ вдругъ, сжимая ея руки въ своихъ:-- я люблю васъ всею душою о всѣмъ сердцемъ. Я люблю васъ послѣ Бога, создавшаго меня...

Губы и щеки Дины поблѣднѣли и она сильно дрожала подъ ударомъ тягостной радости. Ея руки были холодны, какъ руки мертвеца, въ рукахъ Адама, но она не могла отдернуть ихъ, потому что онъ сжималъ ихъ крѣпко.

-- Не говорите мнѣ, что не можете любить меня, Дина. Не говорите, что мы должны разстаться и жить въ разлукѣ другъ съ другомъ.

Слезы дрожали на глазахъ Дины и начали падать, прежде чѣмъ она могла отвѣчать. Но она произнесла тихимъ, спокойнымъ голосомъ:

-- Да, дорогой Адамъ, мы должны покориться другой волѣ. Мы должны разстаться.

-- Нѣтъ, если вы любите меня, Дина... нѣтъ, если вы любите меня, сказалъ Адамъ страстно.-- Скажите мнѣ... скажите мнѣ, можете ли вы питать ко мнѣ больше, чѣмъ братскую любовь?

Дина слишкомъ-сильно уповала на божественную волю и потому вовсе не старалась привести эту сцену къ концу обманомъ и скрытностью. Она теперь приходила въ себя отъ перваго волненія и устремила за Адама прямой ясный взглядъ, когда сказала:

-- Да, Адамъ, мое сердце сильно влечется къ вамъ; и по моей собственной волѣ, еслибъ я не имѣла яснаго указанія къ совершенно-противному, я бы могла найти счастіе, находясь вблизи васъ и постоянно служа вамъ. Кажется, я должна забыть -- радоваться и плакать съ другими, да, я должна забыть о божественномъ присутствіи и искать только вашей любви.

Адамъ не сталъ говорить немедленно. Они сидѣли смотря другъ на друга въ упоительномъ безмолвіи; ибо первое сознаніе взаимной любви исключаетъ другія чувства; оно требуетъ, чтобъ въ немъ была погружена вся душа.

-- Въ такомъ случаѣ, Дина, сказалъ Адамъ, наконецъ: -- какимъ образомъ можетъ быть что-нибудь противное въ томъ, что справедливо, чтобъ мы принадлежали другъ другу и провели нашу жизнь вмѣстѣ? Кто вселилъ эту великую любовь въ наши сердца? Можетъ ли что нибудь быть священнѣе этого? Мы можемъ молить Бога, быть постоянно съ нами, и будемъ помогать другъ другу во всемъ добромъ. Я никогда не подумалъ бы стать между вами и Богимъ и говорить, что вы должны дѣлать это и не должны дѣлать то. Вы будете повиноваться вашей совѣсти столько же, сколько повинуетесь теперь.

-- Да, Адамъ, сказала Дина:-- я знаю, что бракъ есть святое состояніе для тѣхъ, кто истинно призванъ къ тому и не имѣетъ другаго влеченія. Но съ самаго дѣтства меня влекло къ другому нути. Весь мой покой и всѣ мои радости происходили отъ того, что у меня не было моей собственной жизни, не было ни нужды, ни желаній для себя самой, и оттого, что я жила только въ Богѣ и въ тѣхъ его твореніяхъ, которыхъ горе и радость Онъ далъ знать мнѣ. Эти годы были весьма-благословенны для меня, и я чувствую, что еслибъ я вняла голосу, который сталъ бы увлекать меня съ этого пути, я отвернулась бы отъ свѣта, который падалъ на меня, и меня охватили бы мракъ и сомнѣніе. Мы не можемъ благословлять другъ друга, Адамъ, если въ моей душѣ будутъ существовать сомнѣнія и если я почувствую стремленіе, когда уже будетъ слишкомъ-поздно, къ той лучшей долѣ, которая была дана мнѣ нѣкогда и которую я сложила съ себя.

-- Но если въ ваше сердце проникло новое чувство, Дина, и если вы любите меня такъ, что желаете быть ближе ко мнѣ, чѣмъ къ другимъ людямъ: развѣ это не служитъ признакомъ, что вамъ, по справедливости, слѣдуетъ перемѣнить вашу жизнь? Развѣ любовь не указываетъ на то, что это справедливо, если ужь нѣтъ ничего другаго?

-- Адамъ, сердце мое наполнено изслѣдованіями этого. Теперь, когда вы говорите мнѣ о вашей сильной любви ко мнѣ, то, что было ясно для меня, стало снова мракомъ. Передъ этимъ я снова чувствовала, что мое сердце слишкомъ влеклось къ вамъ и что ваше сердце не было такъ, какъ мое; и мысль о васъ овладѣла мною, такъ-что душа утратила свою свободу и стала рабою земнаго чувства, что сдѣлало меня безпокойною и поселило во мнѣ заботу о томъ, что должно случиться со мной. При всякомъ другомъ чувствѣ я была бы довольна или незначительною взаимностью, или даже ничѣмъ; но въ этомъ сердце мое начинало жаждать равной любви отъ васъ. Я не сомнѣвалась, что должна бороться противъ этого, какъ противъ великаго искушенія, и повелѣніе было ясно, что я должна отправиться отсюда.

-- Но теперь, дорогая, дорогая Дина! теперь, когда вы знаете, что я люблю васъ больше, нежели вы меня, теперь все измѣнилось. Вы перестанете думать объ отъѣздѣ отсюда; вы останетесь, станете моею дорогою женою, и я буду благодарить Бога за дарованіе мнѣ жизни, какъ никогда не благодарилъ прежде.

-- Адамъ, какъ трудно мнѣ противостоять этому! вы знаете, что это тяжело мнѣ; но надо мною господствуетъ великій страхъ. Мнѣ кажется, будто вы простираете руки ко мнѣ и умоляете, чтобъ я пришла и успокоилась, и жила для своего наслажденія, а Іисусъ, страдавшій за насъ, стоитъ, смотря на меня и указывая на грѣшниковъ, страдающихъ и горестныхъ. Я видѣла это неоднократно, когда сидѣла въ тишинѣ и мракѣ, и великій ужасъ нападалъ на меня, и я опасалась, чтобъ не сдѣлалась жестокою, не полюбила себя и перестала добровольно несть крестъ Спасителя

Дина закрыла глаза и легкій трепетъ пробѣжалъ по ея тѣлу.

-- Адамъ, продолжала она:-- вы не захотите, чтобъ мы искали добра, измѣнивъ свѣту, который находится въ насъ, вы не можете вѣрить, чтобъ это повело къ добру. Мы одинаково думаемъ объ этомъ.

-- Да, Дина, отвѣчалъ Адамъ грустно:-- никогда не стану я требовать, чтобъ вы поступали противъ вашей совѣсти. Но я не могу оставить надежду, что вы, можетъ-быть, станете смотрѣть на это иначе. Я не думаю, чтобъ ваша любовь ко мнѣ могла закрыть ваше сердце; она только будетъ прибавленіемъ къ тому, что вы были прежде, а не отъиметъ отъ васъ прежнихъ чувствъ. Мнѣ кажется, что любовь и блаженство сходны съ горемъ, чѣмъ болѣе мы узнаемъ эти чувства, тѣмъ болѣе можемъ чувствовать, какую жизнь люди ведутъ или могутъ вести, и такимъ образомъ будемъ только нѣжнѣе къ нимъ и станемъ охотнѣе помогать имъ. Чѣмъ болѣе свѣдѣній имѣетъ человѣкъ, тѣмъ лучше будетъ дѣлать свое дѣло; а чувство -- это своего рода свѣдѣніе.

Дина молчала; ея глаза, казалось, созерцали что-то видимое только ей самой. Адамъ, нѣсколько минутъ спустя, продолжалъ уговаривать ее:

-- И вы можете дѣлать почти столько же, сколько вы дѣлаете теперь. Я не попрошу васъ идти со мною въ церковь въ воскресенье; вы пойдете, куда захотите, къ людямъ, и будете учить ихъ; хотя я и люблю церковь больше всего, но я не поставлю своей души надъ вашей, словно вамъ лучше слѣдовать моимъ словамъ, чѣмъ вашей собственной совѣсти. И вы такъ же можете помогать больнымъ, у васъ будетъ больше средствъ доставлять имъ нѣкоторыя удобства. Вы будете среди всѣхъ вашихъ друзей, которые любятъ васъ, можете помогать имъ, быть для нихъ благословеніемъ до ихъ послѣдняго дня жизни. Увѣряю васъ, вы были бы такъ же близки къ Богу, какъ еслибъ жили одиноко и вдали отъ меня.

Дина не отвѣчала нѣсколько времени. Адамъ все еще продолжалъ держать ее за- руки и смотрѣлъ на нее съ трепетнымъ безпокойствомъ, когда она обратила серьёзные, полные любви глаза на него и съ нѣкоторою грустью произнесла:

-- Адамъ, есть истина въ томъ, что вы говорите, и есть иного слугъ господнихъ, имѣющихъ больше силы, нежели я, и находящихъ, что сердце ихъ становится полнѣе отъ заботъ о мужѣ и родныхъ. Но я не имѣю вѣры, что то же самое будетъ и со мною, потому-что съ того времени, какъ мои чувства обратились къ вамъ выше мѣры, а не имѣла уже того спокойствія и радости въ Богѣ; я чувствовала, будто въ сердцѣ моемъ произошло раздѣленіе. И подумайте, что со мною, Адамъ: жизнь, которую я вела, похожа на страну, по которой я ступала въ блаженствѣ съ самаго дѣтства; и если и на мгновеніе прислушиваюсь къ голосу, зовущему меня въ другую, неизвѣстную мнѣ страну, а могу только страшиться, что моя душа послѣ этого можетъ жаждать того земнаго блаженства, которое я покинула. А гдѣ есть сомнѣніе, тамъ нѣтъ полной любви. Я должна ждать яснѣйшаго указанія: я должна уйти отъ васъ, и мы должны совершенно покориться божественной волѣ. Иногда требуется, чтобъ мы пожертвовали своими естественными, законными чувствами.

Адамъ не рѣшался умолять снова, потому-что голосъ Дины не былъ голосомъ упрямства или неискренности; но ему было очень-тяжело; его глаза не видѣли ясно, когда онъ посмотрѣлъ на нее.

-- Но, можетъ-быть, вы почувствуете себя довольною... почувствуете, что вы снова можете возвратиться ко мнѣ, и намъ ненужно разставаться никогда, Дина?

-- Мы должны покориться, Адамъ. Современемъ нашъ долгъ прояснится для насъ. Можетъ-быть, когда я вступлю въ свою прежнюю жизнь, я увижу, что всѣ эти новыя мысли и желанія исчезли и стали такъ, будто ихъ вовсе и не было. Тогда я буду знать, что у меня не было указанія къ браку. Но мы должны ждать.

-- Дина, произнесъ Адамъ уныло:-- вы не можете любить меня такъ, какъ я люблю васъ, иначе у васъ не было бы сомнѣній. Но это и естественно, потому-что я не такъ праведенъ, какъ вы. Я не могу сомнѣваться въ томъ, слѣдуетъ ли мнѣ любить лучшее твореніе, которое Богу было угодно послать мнѣ въ жизни.

-- Нѣтъ, Адамъ, мнѣ кажется, что моя любовь къ вамъ неслаба: мое сердце ждетъ вашихъ словъ и взглядовъ почти такъ же, какъ крошечный ребенокъ ждетъ помощи и нѣжности отъ сильнаго, отъ котораго зависитъ. Еслибъ мысль о васъ только охватила меня слегка, то а не сомнѣвалась бы, что она можетъ быть для меня идоломъ... Но вы подкрѣпите меня... вы не станете противиться, чтобъ я повиновалась до послѣдней крайности.

-- Выйдемъ на солнечный свѣтъ, Дина, и походимъ вмѣстѣ. Я не скажу болѣе ни слова, чтобъ не смущать васъ.

Они вышли изъ дома и пошли чрезъ поля, гдѣ могли встрѣтить семейство, возвращавшееся изъ церкви. Адамъ сказалъ: "возьмите мою руку, Дина" и она повиновалась. То была единственная перемѣна въ ихъ обращеніи другъ съ другомъ съ того времени, какъ они шли вмѣстѣ въ послѣдній разъ. Но ни грусть, причиняемая мыслью объ отъѣздѣ Дины, ни неизвѣстность исхода не могли лишить очарованія сознаніе Адама, что Дина любитъ его. Онъ полагалъ остаться на господской мызѣ до самаго вечера. Онъ будетъ близокъ къ ней какъ-можно-долѣе.

-- Э! да вонъ идетъ Адамъ съ Диной! сказалъ мистеръ Пойзеръ, отворивъ дальнія ворота, которыя вели въ отгороженное мѣсто при его домѣ.-- Я не могъ себѣ представить, какимъ образомъ случилось, что онъ не былъ въ церкви. Ну, добавилъ добрый Мартинъ, послѣ непродолжительнаго молчанія:-- какъ ты думаешь, что пришло мнѣ въ голову въ эту минуту?

-- Да то, чему вовсе неудивительно придти, потому-что оно прямо у насъ подъ-носомъ. Ты хочешь сказать, что Адамъ ухаживаетъ за Диной.

-- Справедливо. А развѣ ты замѣтила это прежде?

-- Еще бы! сказала мистрисъ Пойзеръ, которая, если было возможно, всегда старалась не быть застигнутой врасплохъ.-- Я не принадлежу къ числу тѣхъ, которые могутъ видѣть кошку въ сырнѣ и не знать зачѣмъ она пришла.

-- Ты никогда не говорила мнѣ ни слова объ этомъ

-- Ну, вѣдь я не трещетка, что вотъ принуждена бренчать, когда вѣтеръ дуетъ на нее. Я могу молчать, когда не зачѣмъ говорить.

-- Но Дина не захочетъ его, какъ ты думаешь?

-- Нѣтъ, сказала мистрисъ Пойзеръ. недостаточно на сторожѣ противъ возможной нечаянности: -- она никогда не выйдетъ замужъ за человѣка, который не методистъ или не калѣка.

-- А хорошо было бы еслибъ они полюбили другъ друга, сказалъ Мартинъ, повернувъ голову на-бокъ, какъ бы съ удовольствіемъ раздумывая о своей покой идеѣ.-- Вѣдь и тебѣ было бы пріятно это -- не правда ли?

-- Разумѣется. Тогда я по-крайней-мѣрѣ не думала бы, что она уѣдетъ отъ меня въ Снофильдъ, за добрыя тридцать миль отсюда... и что у меня не останется никого, кто бы ходилъ за мной, кромѣ сосѣдей, которые мнѣ неродные, да женщинъ... и то такихъ, которымъ мнѣ было бы стыдно показать свое лицо, еслибъ моя сырня походила на ихъ. Неудивительно, что есть на рынкѣ полосатое масло. И я была бы очень-рада, еслибъ увидала, что бѣдняжка устроилась, наконецъ, по-христіански, и имѣла бы надъ своею головою собственный домъ. Мы отлично снабдили бы ее полотномъ и перьями, потому-что я люблю ее не меньше собственныхъ дѣтей. Да если она находится въ домѣ, то чувствуешь себя какъ-то спокойнѣе, потому-что она чиста, какъ только-что выпавшій снѣгъ; всякій, имѣющій ее подъ-рукою, можетъ грѣшить за двоихъ.

-- Дина, закричалъ Томми, пустившись бѣжать ей на встрѣчу: -- мама говоритъ, что ты выйдешь замужъ только за методиста-калѣку. Какая же ты, должно быть, глупенькая!

Слѣдуя такому толкованію, онъ схватилъ Дину обѣими руками и сталъ танцевать около нея съ неумѣстною любезностью.

-- Ну, Адамъ, а васъ недоставало при пѣніи сегодня, сказалъ мистеръ Пойзеръ.-- Какъ это случилось?

-- Мнѣ хотѣлось видѣть Дину: она уѣзжаетъ такъ скоро, сказалъ Адамъ.

-- Ахъ, другъ! ее можете ли вы уговорить ее какимъ-нибудь образомъ, чтобъ она осталась? Отъищите ей хорошаго мужа въ приходѣ. Если вы сдѣлаете это, мы простимъ вамъ за то, что вы не были въ церкви. Во всякомъ случаѣ, она не уѣдетъ прежде жатвеннаго ужина въ среду, и вы тогда должны придти. Бартль Масси придетъ, можетъ-быть -- и Крегъ. Приходите же непремѣнно къ семи. Наша хозяйка требуетъ, чтобъ не приходили ни минутой позже.

-- Да, сказалъ Адамъ:-- я приду, если могу. Но часто я не могу сказать, что сдѣлаю впередъ, иногда дѣло задерживаетъ меня долѣе, чѣмъ я предполагаю. Вы останетесь до конца недѣли, Дина?

-- Да, да! сказалъ мистеръ Пойзеръ.-- Мы не хотимъ и слышать "нѣтъ".

-- У ней нѣтъ указанія спѣшить, замѣтила мистрисъ Пойзеръ. -- Недостатокъ въ припасахъ будетъ продолжаться: нѣтъ нужды торопиться стряпать. А вѣдь скудостію-то больше всего и изобилуетъ та страна.

Дина улыбнулась, но не дала обѣщанія остаться, и они разговаривали о другихъ предметахъ на остальномъ пути домой. Они шли медленно подъ лучами солнца, любуясь большимь стадомъ насшихся гусей, новыми копнами и удивительнымъ изобиліемъ плодовъ на старой грушѣ. Нанси и Молли рядомъ торопливо прошли домой впередъ; каждая держала тщательно-завернутый въ носовой платокъ молитвенникъ, въ которомъ могла прочесть почти однѣ лишь прописныя буквы да амини.

Конечно, всякій другой досугь есть ничто иное, какъ спѣшка въ сравненіи съ прогулкою въ ясный день по полямъ на возвратномъ пути съ послѣобѣденной службы, какія прогулки бывали въ прежнія досужныя времена, когда лодка, сонно-скользившая по каналу, была новѣйшимъ локомотивнымъ чудомъ, когда воскресныя книги по большей части имѣли старые темные кожаные переплеты и открывались съ замѣчательною точностью всегда на одномъ и томъ же мѣстѣ. Досугъ исчезъ... исчезъ, куда исчезли самопрялки, вьючныя лошади, тяжелые обозы и разнощики, приносившіе товары къ дверямъ въ ясное послѣобѣденное время. Геніальные философы, можетъ-быть, разсказываютъ вамъ, что великое дѣло паровой машины состоитъ въ томъ, чтобъ создать досугъ для человѣческаго рода. Не вѣрьте имъ: она создаетъ только пустоту, въ которую стремятся суетливой мысли. Даже лѣность суетится теперь... суетится на увеселенія, склонна къ увеселительнымъ поѣздкамъ, къ музеямъ искусствъ, періодической литературѣ и интереснымъ романамъ, склонна даже къ научному составленію теорій и бѣглымъ взглядамъ черезъ микроскопъ. Старый досугъ былѣ совершенно-другою личностью: онъ читалъ только единственную газету, неимѣвшую главной статьи, и былъ свободенъ отъ періодичности впечатлѣній, называемой нами "почтовымъ временемъ". Онъ былъ созерцательный, довольно-дюжій джентльменъ, отличавшійся превосходнымъ пищевареніемъ, спокойными понятіями, необуреваемыми ипотезой, счастливый въ своей неспособности знать причины вещей, предпочитая самыя вещи. Онъ жилъ преимущественно въ деревнѣ, въ веселыхъ мѣстоположеніяхъ и домахъ съ принадлежностями, и любилъ залезать на плодовыя деревья, росшія по стѣнѣ на солнечной сторонѣ, вдыхать благоуханіе абрикосовъ, когда ихъ грѣло утреннее солнце, или скрываться въ полдень подъ вѣтвями фруктоваго сада, лѣтомъ, когда падали груши. Онъ ничего не зналъ о будничномъ богослуженіи и не тяготился воскресною проповѣдью, если она позволяла ему заснуть все время отъ текста до благословенія; лучше любилъ послѣобѣденную службу, когда молитвы были кратче, и не стыдился говорить это: у него была спокойная, веселая совѣсть, такая же дюжая, какъ и онъ самъ, и способная перенесть порядочное количество пива или портвейна, такъ-какъ не была разстроена сомнѣніями, неизвѣстностью и возвышенными стремленіями. Жизнь была дли него не трудомъ, а синекурой; онъ перебиралъ гинеи въ карманѣ, обѣдалъ и спалъ сномъ праведника: развѣ онъ не слѣдовалъ своей хартіи, отправляясь въ церковь по воскресеньямъ послѣ обѣда?

Главный старый досугъ! Не будьте строги къ нему, не судите его нашею современною мѣркою: онъ никогда не являлся въ Экзетер-Голѣ, гдѣ собирались методисты, не слушалъ популярнаго проповѣдника, не читалъ "Современныхъ Трактатовъ" ни "Сарторъ Резартусъ".

LIII.
Жатвенный ужинъ.

Возвращаясь домой въ среду вечеромъ въ шесть часовъ по солнцу, Адамъ увидѣлъ въ нѣкоторомъ отдаленіи послѣдній возъ съ ячменемъ, подъѣзжавшій по извилистой дорогѣ къ воротамъ господской мызы, и слышалъ пѣсню: "Жатва дома!" то возвышавшуюся, то опускавшуюся, подобно волнѣ. Когда онъ приближался къ Ивовому Ручейку, умиравшіе звуки все еще достигали его, становясь все слабѣе-и-слабѣе и вмѣстѣ съ тѣмъ музыкальнѣе при увеличившемся разстояніи. Низкое опускавшееся на западѣ солнце прямо освѣщало склоны старыхъ Бинтонскихъ Горъ, превращая безсознательныхъ овечекъ въ яркіе пятна свѣта, освѣщало также окна хижины и заставляло ихъ пылать сіяньемъ, превышавшимъ сіяніе янтаря или аметиста. И все это заставляло Адама чувствовать, что онъ находится въ большомъ храмѣ и что отдаленное пѣніе было священная пѣснь.

"Удивительно, право" думалъ онъ: "какъ эти звуки доходятъ до сердца, точно похоронный звонъ, несмотря на то, что они возвѣщаютъ о самомъ радостномъ времени года, о томъ времени, когда люди бываютъ благодарнѣе всего. Намъ, я думаю, нѣсколько-жестоко думать, что что-нибудь прошло и исчезло въ нашей жизни, и въ корнѣ всѣхъ нашихъ радостей находится разъединеніе. Это похоже на то, что я чувствую относительно Дины: никогда не зналъ бы я, что ея любовь была бы для меня величайшимъ блаженствомъ, еслибъ то, что я считалъ блаженствомъ, не было вызвано и отнято отъ меня и не оставило меня въ большей нуждѣ, такъ-что я могъ желать и жаждать большаго и лучшаго спокойствія."

Онъ надѣялся снова увидѣть Дину въ тотъ вечеръ и получить позволеніе проводить ее до Окбурна; потомъ онъ хотѣлъ попросить, чтобъ она назначила время, когда онъ могъ навѣстить ее въ Снофильдѣ и узнать, долженъ ли онъ отказаться отъ послѣдней лучшей надежды, возродившейся въ немъ, какъ отъ всего прочаго. Дѣло, которое ему нужно было исполнить дома, кромѣ того, что ему нужно было надѣть свое праздничное платье, продержало его до семи, и только тогда онъ отправился снова по дорогѣ на господскую мызу, спрашивалось, удастся ли ему поспѣть во-время, если онъ будетъ идти быстро и большими шагами, даже къ ростбифу, который подавали послѣ плумпуддинга, потому-что ужинъ мистрисъ Пойзеръ подавался очень-аккуратно.

Когда Адамъ вошелъ въ общую комнату, его встрѣтилъ сильный шумъ ножей, оловянныхъ тарелокъ и жестяныхъ кружекъ, но шумъ этотъ не сопровождался звукомъ голосовъ: занятіе превосходнымъ ростбифомъ, приготовленнымъ щедрою рукою, было слишкомъ-серьёзно для этихъ добрыхъ фермерскихъ работниковъ и они не могли предаваться ему разсѣянно, даже еслибъ у нихъ было сказать что-нибудь другъ другу, чего, однакожь, не было; и мистеръ Пойзеръ, сидѣвшій въ главѣ стола, былъ слишкомъ занятъ разрѣзываніемъ и не могъ слушать всегдашней болтовни Бартля Масси или мистера Крега.

-- Вотъ, Адамъ! сказала мистрисъ Пойзеръ, которая не садилась и надзирала за тѣмъ, чтобъ Молли и Нанси хорошо исполняли должность прислужницъ.-- Здѣсь оставлено мѣсто для васъ между мистеромъ Масси и мальчиками. Какъ жаль, что вы не пришли раньше и не могли видѣть пуддинга, когда онъ былъ еще цѣлъ.

Аламъ съ безпокойствомъ искалъ кругомъ четвертой женской фигуры; но Дины не было тамъ. Ему было почти страшно спросить о ней; притомъ же, его вниманіе было отвлечено всеобщими привѣтствіями, и еще оставалась надежда, что Дина была въ домѣ, хотя и не расположена принимать участіе въ весельѣ наканунѣ своего отъѣзда.

Зрѣлище было веселое -- этотъ столъ, во главѣ котораго помѣщалась полная особа Мартина Пойзера съ круглымъ, добродушнымъ лицомъ, подававшаго своимъ слугамъ благовонный ростбифъ и радовавшагося тому, что тарелки возвращались пустыя. Мартинъ, благословенный обыкновенно хорошимъ апетитомъ, сегодня забывалъ свой собственный кусокъ -- такъ пріятно было ему смотрѣть на всѣхъ во время разрѣзыванія и видѣть, какъ другіе наслаждались ужиномъ, потому что всѣ они были люди, которые, во всѣ дни года, исключая Рождества и Воскресенья, ѣли холодный обѣдъ, на скорую руку, подъ вѣтвями изгородей, пили пиво изъ деревянныхъ бутылокъ, конечно, съ удовольствіемъ, но обративъ рты кверху по способу, болѣе терпимому въ уткахъ, чѣмъ въ человѣческихъ двуногихъ существахъ. Мартинъ Пойзеръ обладалъ нѣкоторымъ сознаніемъ того, какими вкусными должны были казаться такимъ людямъ горячій ростбифъ и только-что нацѣженный эль. Онъ держалъ голову на-бокъ и скривилъ ротъ, когда толкалъ локтемъ Бартля Масси и наблюдалъ за дурачкомъ Тимомъ Толеромъ, также извѣстнымъ подъ именемъ Тома Простофили и получавшимъ вторую полную тарелку ростбифа. Радостная улыбка показалась на лицѣ Тома, когда тарелку поставили передъ нимъ, между ножемъ и вилкою, которые онъ держалъ кверху, словно священныя восковыя свѣчи. Но наслажденіе было слишкомъ-велико, оно не могло ограничиться смѣхомъ; въ слѣдующее же мгновеніе, оно высказалось протяжнымъ: "ага, ага!" вслѣдъ затѣмъ Томъ внезапно погрузился въ крайнюю серьёзность, когда ножъ и вилка вонзились въ добычу. Дородная фигура Мартина Пойзера тряслась отъ нѣмаго жирнаго смѣха: онъ повернулся къ мистрисъ Пойзеръ, чтобъ увидѣть, наблюдала ли и она за Томомъ, и взоры мужа и жены встрѣтились, выражая добродушное удовольствіе.

"Томъ Простофиля" пользовался большою милостью на фермѣ, гдѣ игралъ роль стараго шута и за свои практическіе недостатки вознаграждалъ себя успѣшными возраженіями. Я воображаю, что его удары были какъ удары цѣпа, падающіе какъ ни-попало, но тѣмъ не менѣе иногда убивающіе насѣкомое. О нихъ въ особенности говорили много во время стрижки овецъ и сѣнокоса; но я удерживаюсь отъ повторенія ихъ здѣсь, изъ опасенія, что томова острота окажется схожею съ остротами множества прежнихъ шутовъ, славившихся въ свое время -- то-есть болѣе временнаго свойства, не въ связи съ болѣе глубокими и остающимися отношеніями вещей.

Кромѣ Тома, Мартинъ Пойзеръ нѣсколько гордился своими слугами и работниками, съ удовольствіемъ думая, что они стоили своей платы и были лучше другихъ во всемъ имѣніи. Тутъ былъ Кестеръ Бэль напримѣръ (вѣроятно, Біэль, еслибъ знали истину, но его звали Бэль и онъ не сознавалъ, что имѣлъ какія-нибудь притязанія на пятую букву), старикъ въ плотной кожаной шапкѣ и съ сѣтью морщинъ на загорѣломъ лицѣ. Былъ ли кто-нибудь въ Ломшейкрѣ, то зналъ бы лучше "свойство" всякой фермерской работы? Онъ былъ одинъ изъ неоцѣненныхъ работниковъ, которые не только могутъ приложить свою руку ко всему, но которые отличаются во всемъ, къ чему только приложатъ свою руку. Правда, колѣни Кестера въ это время были согнуты впередъ и онъ ходилъ, безпрестанно присѣдая, словно былъ изъ числа самымъ почтительныхъ людей. Да оно, дѣйствительно, такъ и было; но я обязанъ присовокупить, что предметомъ его уваженія было его собственное искусство, къ которому онъ обнаруживалъ весьма-трогательныя проявленія обожанія. Онъ всегда крылъ соломою копны, потому-что, если онъ былъ въ чемъ-нибудь сильнѣе, чѣмъ въ другомъ, такъ именно въ этомъ дѣлѣ, и когда былъ покрытъ послѣдній стогъ въ видѣ улья, то Кестеръ, жилище котораго находилось довольно-далеко отъ фермы, отправлялся на дворъ съ копнами въ лучшей одеждѣ въ воскресенье утромъ и стоялъ на дорогѣ въ приличномъ разстояніи, любуясь своею собственною работою и расхаживая кругомъ, чтобъ видѣть каждый стогъ съ надлежащей точки зрѣнія. Когда онъ шелъ, присѣдая, такимъ-образомъ, поднимая глаза на соломенныя шишки, сдѣланныя въ подражаніе золотыхъ шаровъ и украшавшія вершины копенъ въ видѣ улей, которыя были дѣйствительно золотомъ лучшаго качества, вы могли вообразить, что онъ занимается какимъ-нибудь языческимъ совершеніемъ почитанія. Кестеръ былъ старый холостякъ; молва шла, что онъ имѣлъ чулки, набитые деньгами; насчетъ послѣдняго помѣщикъ его всегда, при каждой уплатѣ ему жалованья, отпускалъ шутку, не новую, безвкусную, а добрую старую шутку, которая была говорена много разъ уже прежде и всегда хорошо принималась. "Молодой хозяинъ веселый человѣкъ", частенько говаривалъ Кестеръ: начавъ свою карьеру тѣмъ, что мальчикомъ пугалъ воронъ при предпослѣднемъ Мартинѣ Пойзерѣ, онъ не могъ свыкнуться и называть царствовавшаго Мартина иначе, какъ молодымъ хозяиномъ. Я вовсе не стыжусь передъ вами, что вспомнилъ о старикѣ Кестерѣ: я и вы многимъ обязаны грубымъ рукамъ подобрыхъ людей, рукамъ, давно уже смѣшавшимся съ землею, которую онѣ воздѣлывали съ такою вѣрностью, бережливо извлекая возможно-лучшую пользу изъ плодовъ земли и получая въ собственное вознагражденіе самую незначительную долю.

Далѣе, въ концѣ стола, противъ своего господина, сидѣлъ Аликъ, пастухъ и главный работникъ, съ лоснистымъ лицомъ и широкими плечами, находившійся съ старикомъ Кестеромъ не въ лучшихъ отношеніяхъ; дѣйствительно, ихъ сношенія ограничивались ворчаніемъ при удобномъ случаѣ, потому-что хотя они и немного расходились въ мнѣніяхъ относительно устройства изгородей, проведенія канавъ и обхожденія съ овцами, между ними существовала глубокая разница въ мнѣніи касательно ихъ собственныхъ достоинствъ. Если Титиру и Мелибею случится быть на одной и той же фермѣ, то они не будутъ сантиментально-вѣжливы другъ съ другомъ. Аликъ дѣйствительно далеко не былъ человѣкъ сладкій; въ его рѣчи обыкновенно слышалось нѣкоторое ворчаніе, а его широкоплечая фигура нѣсколько напоминала бульдога; она какъ бы выражала: "не трогайте меня, и я васъ не трону"; но онъ былъ честенъ до того, что скорѣе раскололъ бы зерно, чѣмъ взялъ бы сверхъ назначенной ему доли, и былъ такъ же скупъ на добро своего господина, какъ-будто оно было его собственностью, бросалъ цыплятамъ весьма-небольшія горсточки попорченнаго ячменя, такъ-какъ большая горсть болѣзненно трогала его воображеніе, представляясь ему расточительностью. Добродушный Тимъ, возница, любившій своихъ лошадей, негодовалъ на Алика за кормъ; они рѣдко разговаривали между собою и никогда не смотрѣли другъ на друга, даже когда сидѣли за блюдомъ съ холоднымъ картофелемъ; но такъ-какъ это былъ ихъ обыкновенный образъ поведенія въ отношеніи ко веему человѣческому роду, то мы ошиблись бы въ нашемъ заключеніи, еслибъ предположили, что они обнаруживали болѣе чѣмъ временныя выходки непріязненности.

Вы можете видѣть, что буколическая сторона Геслопа не принадлежала къ совершенно-веселому, радостному, вѣчно-смѣющемуся разряду, который такъ очевидно замѣчается въ большей части областей, посѣщаемыхъ художниками. Кроткое сіяніе улыбки было рѣдкимъ явленіемъ на лицѣ полеваго работника, и рѣдко существовала какая-нибудь постепенность между бычьею важностью и смѣхомъ. Да и не всякій работникъ былъ такъ честенъ, какъ нашъ пріятель Аликъ. За этимъ же самымъ столомъ, въ числѣ мужчинъ мистера Пойзера, сидитъ этотъ дюжій Бенъ Толовэ, весьма-сильный молотильщикъ, но не разъ уличенный въ томъ, что набивалъ свои карманы зерномъ своего хозяина; а такъ-какъ Бенъ не былъ философомъ, то это дѣйствіе едва-ли можно было приписать разсѣянности. Несмотря на то, хозяинъ прощалъ ему и продолжалъ держать его у себя, потому-что Толовэ жили въ общинѣ съ незапамятныхъ временъ и всегда работали на Пойзеровъ. Я думаю, вообще, что общество не стало хуже отъ того, что Бенъ не просидѣлъ шесть мѣсяцевъ на рабочей мельницѣ, потому-что его понятія о воровствѣ были узки, и исправительный домъ, можетъ-быть, только расширилъ бы ихъ. Такимъ образомъ Бенъ ѣлъ въ тотъ вечеръ свой ростбифъ, спокойно размышляя о томъ, что укралъ только нѣсколько горошинъ и бобовъ для посѣва въ своемъ огородѣ, и чувствовалъ себя въ правѣ, воображая, что подозрительный глазъ Алика, все время устремленный на него, былъ оскорбленіемъ его невинности.

Но вотъ кончили ростбифъ и сняли скатерть, оставивъ славный большой сосновый столъ для свѣтлыхъ пивныхъ кружекъ, пѣнившихся коричневыхъ кувшиновъ и свѣтлыхъ мѣдныхъ подсвѣчниковъ, на которые было пріятно смотрѣть. Теперь должна была начаться великая церемонія вечера -- жатвенная пѣсня, въ которой должны были принять участіе всѣ: можно пѣть въ тонѣ, если кто хочетъ отличиться, но не должно сидѣть съ закрытыми губами. Тактъ быль назначенъ въ три четверти, остальное ad libitum.

Что касается происхожденія пѣсни -- была ли она въ настоящемъ видѣ произведеніемъ ума одного пѣвца, или мало-по-малу окончена школой, или цѣлымъ рядомъ пѣвцовъ -- я этого не знаю. Въ ней находится печать единства, индивидуальнаго генія, заставляющая меня склоняться на сторону первой ипотезы, хотя и не закрываю глазъ оіъ соображенія, что это единство могло скорѣе произойти отъ согласія нѣсколькихъ умовъ, которое было необходимымъ условіемъ первобытнаго общества и чуждо нашему современному сознанію. Нѣкоторые, можетъ-быть, думаютъ въ первомъ четверостишіи видѣть указаніе на потерянную строку, которую позднѣйшіе пѣвцы, лишенные силы воображенія, замѣнили слабымъ повтореніемъ одной и той же строки; другіе же могутъ скорѣе утверждать, что самое это повтореніе очень-счастливое и оригинальное, и къ нему могутъ быть нечувствительны только самые прозаическіе умы.

Церемонія, находившаяся въ связи съ пѣснью, заключалась въ выпиваніи. (Это, можетъ-быть, прискорбный фактъ, но, вы знаете, мы не можемъ передѣлать нашихъ предковъ). Во время перваго и второго четверостишій, пропѣтыхъ рѣшительно forte, кружки еще не наполнялась.

"Here's а health unto our master,

The founder of the feast;

Here's а health unto our master

And to our mistress!

And may his doings prosper

Whate'er lie takes in hand,

For we are all his servants,

And are at his command". (*)

(*) "За здравіе нашего хозяина, виновника этой пирушки; за здравіе нашего хозяина и нашей хозяйки! Пусть ему удастся все, за что бы онъ ни взялся; вѣдь мы всѣ его слуги и дѣйствуемь по его приказанію".

Но теперь, непосредственно передъ третьимъ четверостишіемъ и хоромъ, пропѣтымъ fortissimo, съ выразительными ударами по столу, замѣнявшими бубны и барабанъ вмѣстѣ, кружка Алика была наполнена, и онъ былъ обязанъ осушить ее, прежле чѣмь хоръ окончилъ строфу.

"Then drink, boys, drink!

And see ye do not spill,

For if ye do, ye shall drink two,

For 'tis our master's will". (*)

(*) "Пейте жь ребята, пейте! смотрите, только не проливайте, если прольете, то выпьете вдвое -- такова воля нашего хозяина".

Когда Аликъ успѣшно прошелъ сквозь это испытаніе ловкости въ твердой рукѣ, тогда очередь дошла до старика Кестера, сидѣвшаго по правую руку отъ Алика... и такъ далѣе, пока всѣ не выпили священной пинты, подъ возбужденіемъ хора Томъ Простофили, плутишка, отважился пролить немного, будто нечаянно; но мистрисъ Пойзеръ (ужь черезчуръ услужливая, думалъ Томъ) вмѣшалась и отклонила взысканіе наказанія.

Человѣкъ, который находился бы за дверьми, не понялъ бы, почему "Пейте жь, ребята, пейте!" повторялось такъ часто и не переставая; но еслибъ онъ только вошелъ въ комнату, то увидѣлъ бы, что всѣ лица были въ то время трезвы, по большей части даже серьёзны: для славныхъ фермерскихъ работниковъ это было дѣло правильное и достойное уваженія, все-равно, что для изящныхъ леди и джентльменовъ улыбаться и кланяться за ихъ рюмками вина. Бартль Масси, уши котораго были нѣсколько-чувствительны, вышелъ посмотрѣть, каковъ былъ вечеръ, при самомъ началѣ церемоніи; и до-тѣхъ-поръ продолжалъ наслаждаться погодою, пока молчаніе, продолжавшееся уже пять минутъ, объявило, что "пейте жь, ребята, пейте!" едва-ли снова возобновится раньше будущаго года. Къ немалому сожалѣнію мальчиковъ и Тотти, для нихъ тишина казалась очень-скучною послѣ славныхъ ударовъ по столу, въ которыхъ принимала участіе и Тотти, сидѣвшая у отца на колѣняхъ, своею небольшою силенкою и своимъ небольшимъ кулачкомъ.

Однакожь, когда Бартль снова вошелъ въ комнату, то оказалось, что у всѣхъ проявилось желаніе услышать послѣ хора соло. Нанси объявила, что Тимъ возница зналъ пѣсню и всегда пѣлъ какъ жаворонокъ въ "конюшнѣ"; на что мистеръ Пойзеръ поощрительно сказалъ: "ну-ка, Тимъ, спой намъ что-нибудь". Тимъ принялъ застѣнчивый видъ, тряхнулъ головой и сказалъ, что не можетъ пѣть; но поощрительное приглашеніе хозяина нашло отголосокъ во всѣхъ сидѣвшихъ за столомъ. Это былъ удобный случай прервать молчаніе. Всѣ могли сказать: "ну же, Тимъ", за исключеніемъ Алика, который никогда не вдавался въ безполезный разговоръ. Наконецъ, ближайшій сосѣдъ Тима, Бенъ Толовэ сталъ придавать выразительность своей рѣчи подталкиваніемъ локтемъ, на что Тимъ, нѣсколько разсвирѣпѣвъ, сказалъ:

-- Да оставишь ли ты меня въ покоѣ? а то я заставлю тебя пропѣть пѣсню, которая не совсѣмъ-то придется тебѣ по вкусу.

Терпѣніе добродушнаго возницы имѣетъ свои предѣлы, и Тима нельзя было убѣждать далѣе.

-- Въ такомъ случаѣ, Давидъ, тебѣ слѣдуетъ пѣть, сказалъ Бенъ, желая показать, что вовсе не былъ разстроенъ этимъ пораженіемъ.-- Спой: "Моя любовь есть роза безъ шиповъ".

Эротикъ Давидъ былъ молодой человѣкъ съ безсознательнымъ, разсѣяннымъ выраженіемъ, причиною котораго, вѣроятно, было скорѣе сильнѣйшее косоглазіе, нежели нравственный характеръ. Онъ не остался равнодушенъ къ приглашенію Бена, а покраснѣлъ, засмѣялся и теръ рукавомъ по рту, что могло служить признакомъ согласія. Впродолженіе нѣкотораго времени общество, казалось, совершенно-серьёзно желало слышать пѣніе Давида. Но тщетно. Весь лиризмъ вечера былъ еще въ это время въ запасѣ эля, и его нельзя было вызвать оттуда, пока существовалъ этотъ запасъ.

Между-тѣмъ разговоръ, который вели за столомъ на главномъ мѣстѣ, принялъ политическій оборотъ. Мистеръ Крегъ не отказывался потолковать иногда и о политикѣ, хотя больше гордился умнымъ обзоромъ событій, чѣмъ точностью свѣдѣній. Онъ видѣлъ такъ далеко за предѣлы самыхъ фактовъ какого-нибудь случая, что, право, было совершенно-излишне знать ихъ.

-- Самъ-то я вовсе не читаю газетъ, говорилъ онъ въ этотъ вечеръ, набивая трубку:-- хотя очень-легко могъ бы читать ихъ, потому-что миссъ Лидія получаетъ ихъ и въ одну минуту перечитываетъ всѣ. Но этотъ Мильзъ сидитъ -- себѣ въ углу у камина и читаетъ газету почитай-что съ утра до вечера, и когда кончитъ, то станетъ еще пустоголовѣе, чѣмъ былъ при началѣ. Его голова вся набита дѣлами о мирѣ, о которомъ вотъ говорятъ теперь; онъ все читалъ да читалъ, и думаетъ, что вычиталъ до дна. "Ну ужь, Господь съ вами, Мильзъ" говорю, "вѣдь вы видите въ этомъ дѣлѣ столько же, сколько можете видѣть въ сердцевинѣ картофеля. Я скажу вамъ, въ чемъ дѣло; вы думаете, что это будетъ славная вещь для страны; и я не противъ этого -- замѣтьте мои слова, я не противъ этого. Но, по моему мнѣнію, тѣ, которые находятся въ главѣ управленія нашей страви, самые худшіе непріятели для насъ, хуже самого Бони и всѣхъ мунсьеровъ, слѣдующихъ за нимъ. Вѣдь эти мунсьеры, вы можете сразу нанизать съ полдюжины ихъ, какъ лягушекъ".

-- Правда, правда, сказалъ мистеръ Пойзеръ, прислушивавшійся съ видомъ глубокаго знанія и назиданія:-- вѣдь они, кажется, во всю свой жизнь не ѣдятъ говядины, одинъ только салатъ, по большей части.

-- И я говорю Мильзу, продолжалъ мистеръ Крегъ: -- "и вы никогда не заставите меня повѣрить, что такіе иностранцы могутъ намъ сдѣлать и вполовину столько вреда, сколько этй министры со своимъ дурнымъ управленіемъ? Еслибъ король Георгъ разогналъ ихъ всѣхъ и принялся править самъ, тогда онъ увидѣлъ бы, что все пошло бы въ порядкѣ. Онъ снова могъ бы взять Ваську Питта, еслибъ захотѣлъ; но я не вижу, чтобъ намъ была какая-нибудь нужда имѣть еще кого-нибудь, кромѣ короля, да парламента. Я вамъ скажу, что все зло и проистекаетъ отъ этого гнѣзда министровъ".

-- Да, хорошо вамъ тутъ толковать, замѣтила мистрисъ Пойзеръ, усѣвшись теперь около мужа и держа Тотти на колѣнахъ:-- хорошо вамъ тутъ толковать. А легко развѣ сказать, который именно чортъ, когда у всѣхъ надѣты сапоги?

-- Что жь касается этого мира, сказалъ мистеръ Пойзеръ, наклоняя голову на-бокъ съ видомъ сомнѣнія и затягиваясь передъ всякой фразой, чтобъ поддерживать огонь въ трубкѣ: -- то я, право, не знаю. Война прекрасная вещь для страны, и вы безъ нея ужь никакъ не сохраните высокихъ цѣнъ. Притомъ же, и эти французы, сколько мнѣ извѣстно, народъ скверный; они только и годятся на то, чтобъ драться съ ними.

-- Вы отчасти правы въ этомъ, Пойзеръ, сказалъ мистеръ Крегъ:-- но я не противъ мира... пусть будетъ немного и праздникъ. Мы можемъ нарушить его, когда хотамъ, и я вовсе не боюсь этого Бони, несмотря на то, что столько говорятъ о его умѣ. Вотъ это самое я говорилъ и Мильзу утромъ. А онъ, Богъ съ нимъ! никакъ не можетъ понять Бони!. И я въ какія-нибудь три минуты представилъ ему все такъ ясно, между-тѣмъ какъ онъ не добрался до этого, читая газеты круглый годъ. "Скажите-ка, Мильзъ" я говорю ему: "садовникъ я, знающій свое дѣло, или нѣтъ? Отвѣчайте!" -- "Ну, разумѣется, Крегъ", говоритъ онъ... и онъ недурной человѣкъ, этотъ Мильзъ, для буфетчика, только слабенекъ головою. "Хорошо" говорю, "вы говорите, что Бони уменъ; какая была бы польза въ томъ, что я образцовый садовникъ, еслибъ мнѣ пришлось работать на болотѣ?" -- "Никакой", говоритъ онъ. "Хорошо" я говорю, "вотъ то же самое и съ Бони. Я не стану спорить, что у него есть умъ... вѣдь онъ не природный французъ, какъ я слышалъ; но у него-то развѣ есть кто-нибудь, кромѣ этихъ мунсьеровъ?"

Мистеръ Крегъ остановился на -- минуту и выразительно смотрѣлъ кругомъ послѣ этого торжественнаго обращика сократовскаго довода; потомъ, ударивъ довольно-сильно по столу, добавилъ:

-- Вотъ я вамъ разскажу вѣрную исторію. Есть люди, которые были очевидцами этого случая. Въ одномъ полку недоставало одного человѣка, такъ они нарядили въ мундиръ большую обезьяну, и мундиръ пришелся ей такъ, какъ скорлупа приходится къ орѣху, такъ-что вы ни за что не отличили бы обезьяны отъ мунсьеровъ.

-- Ахъ, скажите на-милость! воскликнулъ мистеръ Пойзеръ, пораженный этимъ фактомъ въ политическомъ отношеніи, а также, какъ любопытнымъ явленіемъ въ естественной исторіи.

-- Перестаньте, Крегъ, сказалъ Адамъ: -- это ужь черезчуръ. Вы и сами не вѣрите этому. Все это вздоръ, будто французы такой жалкій народъ. Мистеръ Ирвайнъ видѣлъ ихъ въ ихъ родной странѣ и говоритъ, что между ними есть вдоволь статныхъ и красивыхъ людей. Что жь касается знанія, выдумокъ, мануфактуръ, то мы во многомъ порядкомъ отстали отъ нихъ. Жалко и глупо унижать своихъ непріятелей такимъ образомъ. Вѣдь Нельсонъ и прочіе не имѣли бы никакихъ заслугъ въ томъ, что разбили ихъ, еслибъ французы были дѣйствительно дрявь, какъ говорятъ.

Мистеръ Пойзеръ сомнительно посмотрѣлъ на мистера Крега, смущенный такою противоположностью авторитетовъ. Свидѣтельство мистера Ирвайна нельзя было оспоривать; но, съ другой стороны, Крегъ былъ малый знающій и его точка зрѣнія не ставила въ-тупикъ, какъ точка зрѣнія мистера Ирвайна. Мартинъ никогда не слышалъ, чтобъ кто-нибудь говорилъ о французахъ, будто они стоятъ чего-нибудь. Какъ могъ отвѣтить на слова Адама мистеръ Крегъ, можно было заключить изъ того, что онъ взялъ продолжительный глотокъ элю и потомъ пристально посмотрѣлъ на размѣры своей ноги, которую нѣсколько выворотилъ съ этою цѣлью; но въ это время Бартль Масси отошелъ отъ камина, гдѣ спокойно курилъ свою первую трубку и, опуская пальцы въ коробку съ табакомъ и снова набивая трубку, прервалъ молчаніе, сказавъ:

-- Послушайте, Адамъ, отчего это случилось, что вы не были въ церкви въ воскресенье? Извольте-ка отвѣчать, плутъ вы этакой. Антифонъ прошелъ очень-жалко безъ васъ. Развѣ вы намѣрены осрамить вашего школьнаго учителя на старости лѣтъ?

-- Нѣтъ, мистеръ Масси, отвѣчалъ Адамъ.-- Мистеръ и мистрисъ Пойзеръ могутъ сказать вамъ, гдѣ я былъ. Я былъ не въ дурномъ обществѣ.

-- Она уѣхала, Адамъ, уѣхала въ Снофильдъ, сказалъ мистеръ Пойзеръ, вспоминая о Динѣ въ первый разъ въ этотъ вечеръ.-- Я думалъ, что вамъ удастся уговорить ее. Ее нельзя было удержать ничѣмъ, она уѣхала вчера передъ обѣдомъ. Хозяйка все еще не можетъ успокоиться. Я думалъ, что ужь ей и жатвенный ужинъ не будетъ въ удовольствіе.

Мистрисъ Пойзеръ вспоминала о Динѣ не разъ съ-тѣхъ-поръ, какъ вошелъ Адамъ, но у ней не хватало духу передать ему непріятныя вѣсти.

-- Какъ! воскликнулъ Бартль съ видомъ презрѣнія.-- Тутъ замѣшана женщина. Въ такомъ случаѣ, я отрекаюсь отъ васъ, Адамъ.

-- Но это женщина, о которой вы отзывались хорошо, Бартль, сказалъ мистеръ Пойзеръ.-- И теперь вы не можете отступиться. Вы сказали какъ-то, что женщины не были бы дурнымъ изобрѣтеніемъ, еслибъ всѣ онѣ походили на Дину.

-- Я говорилъ о ея голосѣ, другъ... я говорилъ о ея голосѣ -- вотъ и все, возразилъ Бартль.-- Когда она говоритъ, то я могу слушать ее, не заложивъ уши хлоичатою бумагою. Что жь касается прочаго, то, я думаю, она похожа на остальныхъ женщинъ... думаетъ, что дважды два составятъ пять, если она начнетъ плакать и порядкомъ надоѣдать этимъ.

-- Ну, разумѣется! заговорила тутъ мистрисъ Пойзеръ: -- когда услышишь, какъ говорятъ нѣкоторые люди, то, право, подумаешь, что мужчины куда-какъ тонки и могутъ сосчитать зерна, только понюхавъ мѣшокъ съ пшеницею. Вѣдь они, право, могутъ видѣть сквозь дверь риги. Можетъ-быть, по этой самой причинѣ они почти ничего и не видятъ передъ дверью.

Мартинъ Пойзеръ затрясся радостнымъ смѣхомъ и мигнулъ Адаму, какъ бы желая выразить, что попалось же школьному учителю.

-- Ахъ! произнесъ Бартль насмѣшливо: -- женщины, правда, очень-быстры... ужь очень-быстры. Онѣ знаютъ всю исторію, прежде чѣмъ выслушаютъ ее до конца, и могутъ сказать мужчинѣ, что у него за мысли, прежде чѣмъ онъ самъ узнаетъ ихъ.

-- Очень можетъ быть, отвѣтила мистрисъ Пойзеръ.-- Мужчины по большей части бываютъ очень-медленны; ихъ мысли уходятъ впередъ и они могутъ поймать ихъ только за хвостъ. Я могу счесть отворотъ чулка, пока мужчина приготовитъ свой языкъ, и когда онъ, наконецъ, выжметъ, что хотѣлъ сказать, то изъ этого немного сваришь бульйона. Это ваши дохлыя цыплята требуютъ самаго долгаго высиживанія. Впрочемъ, я не отрицаю, что женщины глуша: Всемогущій Богъ создалъ ихъ подъ-пару мужчинамъ.

-- Подъ-пару! воскликнулъ Бартль.-- Такъ же подъ-пару, какъ уксусу зубамъ. Если человѣкъ выговоритъ слово, то жена подъ-пару скажетъ ему противное; если ему хочется горячаго мяса, она подъ-пару дастъ ему холодной ветчины; если онъ смѣется, она подъ-пару станетъ хныкать. Она такъ же ему подъ-пару, какъ слѣпень лошади: у ней есть ядъ, которымъ она можетъ жалить его.

-- Да, сказала мистрисъ Пойзеръ:-- я знаю что любятъ мужчины... жалкую кроткую женщину, которая улыбалась бы имъ, какъ изображенію солнца, все-равно будутъ ли они поступать хорошо или дурно, которая благодарила бы ихъ за каждый пинокъ и говорила бы, что не знаетъ, какъ она стоитъ, на головѣ или на ногахъ, пока ей не скажетъ этого мужъ. Вотъ чего по большей части требуетъ мужчина отъ жены: онъ хочетъ увѣрить, что она дура, которая будетъ говорить ему, что онъ уменъ. Но есть люди, которые могутъ обойтись и безъ жены -- такъ много они думаютъ о себѣ: вотъ отчего они и остаются старыми холостяками.

-- Слышите, Крегъ? сказалъ мистеръ Пойзеръ шутливо:-- вы должны жениться поскорѣе, а то и васъ будутъ считать старымъ холостякомъ; а вы видите, что тогда будутъ думатъ о васъ женщины.

-- Хорошо, отвѣчалъ мистеръ Крегъ, намѣреваясь примирить мистрисъ Пойзеръ и высоко цѣня свои собственные комплименты:-- мнѣ нравятся женщины умныя, ловкія, хозяйки.

-- Вотъ вы и ошибаетесь, Крегъ, сказалъ Бартль сухо:-- вы ошибаетесь въ этомъ. Вы знаете больше толку въ вашемъ дѣлѣ садовника, чѣмъ въ этомъ: вы выбираете вещи по тому, въ чемъ онѣ отличаются. Вы не станете высоко цѣнить горохъ за его корни или морковь за ея цвѣтъ.. Вотъ такимъ же образомъ вамъ слѣдовало бы смотѣрть и на женщинъ: ихъ умъ никогда не приведетъ ни къ чему, между тѣмъ какъ простенькія будутъ отличныя, спѣлыя и благоуханныя.

-- Что ты скажешь на это? спросилъ мистеръ Пойзеръ, откидываясь назадъ и весело смотря на жену.

-- Что скажу! отвѣчала мистрисъ Пойзеръ, и въ ея глазахъ заблисталъ опасный огонь.-- Я скажу то, что у нѣкоторыхъ людей языки словно часы, которые безпрестанно бьютъ не длятого, чтобъ показывать время дня, а потому, что ихъ внутренность нѣсколько испорчена...

Мистрисъ Пойзеръ, вѣроятно, довела бы свое возраженіе до большихъ предѣловъ, еслибъ вниманіе всѣхъ не обратилось въ эту минуту на другой конецъ стола. Лиризмъ, пробудившійся здѣсь сначала только въ томъ, что Давидъ цѣлъ sotto voce: "Моя любовь -- роза безъ шиповъ", мало-по-малу принялъ оглушающій и болѣе-общій характеръ. Тимъ, невысоко цѣнившій вокализацію Давида, чувствовалъ потребность замѣнить это слабое жужжанье тѣмъ, что громко запѣлъ: "Три веселые сѣнокосца"; но Давида нелегко было принудить уступить; онъ хотѣлъ доказать, что имѣлъ способности къ большому crescendo, такъ-что становилось сомнительнымъ, роза ли останется побѣдительницею, или побѣдятъ сѣнокосцы, какъ вдругъ старикъ Кестеръ, съ совершенно-твердымъ и непоколебимымъ видомъ, присоединился къ пѣнію съ своимъ дрожащимъ дискантомъ, словно будильникъ, для котораго наступило время бить.

Общество на томъ концѣ стола, гдѣ сидѣлъ Аликъ, это общество, не будучи заражено музыкальными предразсудками, считало это вокальное увеселеніе нисколько невыходящимъ изъ порядка вещей. Но Бартль Масси положилъ трубку въ сторону и заткнулъ уши пальцами, а Адамъ, имѣвшій желаніе уйти, лишь только услышалъ, что Дины не было въ домѣ, всталъ съ своего мѣста и сказалъ, что долженъ пожелать всѣмъ спокойной ночи.

-- Я пойду съ вами, мой другъ, сказалъ Бартль:-- я пойду съ вами, пока еще у меня не лопнули уши.

-- Я пойду кругомъ чрезъ общее поле и зайду къ вамъ, если хотите, мистеръ Масси, произнесъ Адамъ.

-- Прекрасно! сказалъ Бартль.-- Въ такомъ случаѣ мы можемъ немного потолковать другъ съ другомъ. Ужь я давно не могу захватить васъ къ себѣ.

-- Эхъ, какъ жаль, что вы не хотите посидѣть съ нами до конца! Сказалъ Мартинъ Пойзеръ.-- Они скоро всѣ разойдутся, хозяйка не позволитъ имъ остаться позже десяти.

Но Адамъ не хотѣлъ измѣнить своего рѣшенія; такимъ образомъ два друга пожелали всѣмъ доброй ночи и отравились вмѣстѣ въ путь при свѣтѣ звѣздъ.

-- Моя бѣдная дурочка Злюшка, вѣрно, плачетъ обо мнѣ дома, сказалъ Бартль.-- Я не могу взять ее съ собою сюда изъ опасенія, чтобъ ея не сразилъ глазъ мистрисъ Пойзеръ: послѣ чего бѣдняжка навсегда осталась бы калѣкою.

-- А мнѣ такъ никогда не бываетъ нужно гнать Джапа назадъ, сказалъ Адамъ, смѣясь:-- онъ тотчасъ же вернется домой, лишь только замѣтить, что я иду сюда.

-- Я не вѣрю! сказалъ Бартль.-- Ужасная женщина!.. Вся изъ иголокъ, вся изъ иголокъ. Но я держу сторону Мартина, всегда буду держать сторону Мартина. И онъ, Богъ съ нимъ! любитъ эти иголки: онъ точно подушка, которая сдѣлана собственно для нихъ.

-- Несмотря на то, она, однакожь, прямая, добрая женщина, сказалъ Адамъ:-- и вѣрна, какъ дневной свѣтъ. Она немного сердится на собакъ, когда онѣ хотятъ забѣжать въ домъ; но еслибъ онѣ принадлежали ей, она заботилась бы о нихъ и кормила бы ихъ хорошо. Языкъ у ней острый, но сердце нѣжное: я убѣдился въ этомъ въ дни горя. Она одна изъ тѣхъ женщинъ, которыя лучше въ-дѣйствительности, чѣмъ на словахъ.

-- Хорошо, хорошо, замѣтилъ Бартль:-- я не говорю, чтобъ яблоко было нехорошо внутри, только кисло, набьешь оскомину.

LIV.
Встрѣча на горѣ.

Адамъ понялъ отчего Дина поспѣшила уѣхать, и ея отъѣздъ заставлялъ его скорѣе имѣть надежду, чѣмъ предаваться отчаянію. Она опасалась, чтобъ сила ея чувства къ нему не помѣшала ей вѣрно выждать и выслушать окончательное указаніе внутренняго голоса.

"Жаль, однакожь, что я не попросилъ ее написать мнѣ", думалъ онъ. "А между тѣмъ, даже это, можетъ-быть, обезпокоило бы ее нѣсколько. Она хочетъ остаться совершенно-спокойною попрежнему на нѣкоторое время. И я не имѣю права быть нетерпѣливымъ и мѣшать ей своими желаніями. Она сказала мнѣ, въ какомъ состояніи ея сердце, а она не изъ тѣхъ, которыя говорятъ одно, а думаютъ другое. Я буду ждать терпѣливо."

Таково было благоразумное рѣшеніе Адама и оно поддерживалось успѣшно впродолженіе первыхъ двухъ или трехъ недѣль воспоминаніемъ о признаніи Дины въ то воскресенье послѣ обѣда. Удивительно, что за сильную поддержку имѣютъ первыя немногія слова любви! Но около половины октября его рѣшимость видимо стала слабѣть и обнаруживала опасные признаки совершеннаго исчезновенія. Недѣли казались ему необыкновенно-длинными. Дина, конечно, имѣла довольно времени, чтобъ рѣшиться. Пусть женщина говоритъ, что хочетъ: послѣ того, какъ она однажды сказала мужчинѣ, что любитъ его, онъ находится въ слишкомъ -- взволнованномъ и восторженномъ состояніи отъ этого перваго упоенія, которое онъ получаетъ отъ нея, и не можетъ заботиться о послѣдующемъ. Онъ ходитъ по землѣ весьма-эластическимъ шагомъ, когда удаляется отъ нея, и всѣ трудности считаетъ легкими. Но подобный жаръ исчезаетъ; воспоминанія грустно-ослабѣваютъ современемъ, не имѣютъ достаточной силы, чтобъ оживить насъ. Адамъ ужь утратилъ свою прежнюю увѣренность: онъ сталъ опасаться, что прежняя жизнь Дины, можетъ-быть, снова овладѣла ею въ такой степени, что новое чувство не могло восторжествовать. Еслибъ она не чувствовала этого, то непремѣнно написала бы къ нему, чтобъ хотя нѣсколько успокоить его; но такъ, казалось, она считала нужнымъ привести его въ уныніе. Вмѣстѣ съ увѣренностью исчезало и терпѣніе Адама, и онъ думалъ, что ему нужно написать самому; онъ долженъ просить Дину, чтобъ она не оставляла его въ тягостномъ сомнѣніи долѣе, чѣмъ было необходимо. Однажды вечеромъ онъ просидѣлъ поздно за письмомъ къ ней, но на слѣдующее утро сжегъ, опасаясь дѣйствія, которое оно произведетъ. Тягостнѣе было получить лишающій всякой надежды письменный отвѣтъ, чѣмъ услышать такой же отвѣтъ изъ ея устъ, потому-что ея присутствіе заставляло его соглашаться съ ея волею.

Вы замѣчаете въ какомъ положеніи находилось дѣло. Адамъ жаждалъ увидѣться съ Диной; и когда такого рода желаніе достигаетъ извѣстной степени, то очень-вѣроятно, что влюбленный рѣшится утолить его, хотя бы ему пришлось поставить на карту все будущее.

Но можетъ ли онъ причинить какой-нибудь вредъ, если отправится въ Снофильдъ? Дина не можетъ разсердиться на него за это, она не запрещала ему придти туда; она, вѣроятно, ожидала его, и ему слѣдовало навѣстить ее уже давно. Во второе воскресенье въ октябрѣ точка зрѣнія на это дѣло такъ прояснилась для Адама, что онъ уже былъ на дорогѣ въ Снофильдъ. Въ то время онъ отправлялся туда верхомъ, потому-что время было ему дорого, и онъ занялъ для путешествія хорошую лошадку у Джонатана Бёрджа.

Сколько болѣзненныхъ воспоминаній пробуждала въ немъ эта дорога! Онъ часто ѣздилъ въ Окбурнъ и часто возвращался оттуда послѣ того перваго путешествія въ Снофильдъ, но за Окбурномъ сѣрыя каменныя стѣны, изрытая земля, скудныя деревья, казалось, снова разсказывали ему исторію тягостнаго прошедшаго, которое онъ зналъ такъ хорошо наизустъ. Но никакая исторія не остается для насъ тою же самою по прошествіи извѣстнаго времени, или, скорѣе, мы, читавшіе, не остаемся тѣми же самыми истолкователями. И въ это утро Адамъ имѣлъ новыя мысли, проѣзжая по сѣрой странѣ, мысли, придавшія уже измѣнившееся значеніе исторіи прошлаго.

То низкая, себялюбивая и даже богохульная душа, которая съ благодарностью радуется прошлому несчастію, уничтожившему или раздавившему другаго, потому-что это горе стало источникомъ непредвидѣннаго добра для насъ самихъ. Адамъ никогда не переставалъ сокрушаться о тайнѣ человѣческаго страданія, которая пала такъ близко отъ него; онъ никогда не могъ благодарить Бога за несчастіе, обрушившееся на другаго. И даже еслибъ я былъ способенъ чувствовать эту узкую радость за Адама, я все-таки зналъ бы, что онъ самъ не чувствовалъ ея; онъ покачалъ бы головою при такомъ ощущеніи и сказалъ:

"Зло остается зломъ и горе горемъ, и вы не измѣнили бы его свойства, еслибъ облекли его въ другія слова. Другіе люди не были созданы ради меня и я не долженъ думать, что это все-равно, лишь бы только выходило хорошо для меня."

Но не низко чувствовать, что болѣе-полная жизнь, принесенная намъ грустнымъ опытомъ, заслужена нашей собственной личною долею страданія. Конечно, и невозможно чувствовать иначе, все-равно, какъ человѣку съ катарактомъ невозможно сожалѣть о страшной операціи, посредствомъ которой его слабое помраченное зрѣніе, представлявшее ему людей деревьями, стало ясно отличать очерки и лучезарный день. Развитіе высшихъ чувствъ въ насъ самихъ похоже на развитіе способностей: оно приноситъ съ собою сознаніе увеличившейся силы; мы не можемъ желать возвращенія къ болѣе-узкому сочувствію, какъ живописецъ или музыкантъ не можетъ желать возвращенія къ своей болѣе-несовершенной манерѣ, или философъ къ своимъ менѣе-полнымъ формуламъ.

Что-то подобное сознанію расширившагося существованія было въ душѣ Адама въ то воскресенье утромъ, когда онъ ѣхалъ верхомъ, при живомъ воспоминаніи минувшаго. Его чувства къ Динѣ, надежды провести жизнь съ нею были отдаленною невидимою точкою, къ которой привела его та тягостная поѣздка изъ Снофильда, восьмнадцать мѣсяцовъ назадъ. Какъ ни была нѣжна и глубока его любовь къ Гетти, а она была такъ глубока, что корни ея не будутъ вырваны никогда; его любовь къ Динѣ была лучше и драгоцѣннѣе для него; она выросла изъ полнѣйшей жизни, которая развилась для него изъ того, что онъ ознакомился съ глубокимъ горемъ.

"У меня будто является новая сила" думалъ онъ, "отъ того, что я люблю ее и знаю, что она любитъ меня. Я буду всегда смотрѣть за нее, какъ на свою путеводительницу къ добру. Она лучше меня; въ ней меньше себялюбія и тщеславія. А это чувство, когда вы можете больше ввѣриться другому, чѣмъ самому себѣ, придаетъ вамъ нѣкотораго рода свободу и вы можете идти къ своей цѣли безъ страда. До этихъ -- поръ я всегда думалъ, что зналъ все лучше, чѣмъ окружавшіе меня, а это жалкій родъ жизни, когда вы не можете надѣяться, что ваши ближніе помогутъ вамъ въ какомъ-нибудь дѣлѣ лучше, нежели вы сами въ-состояніи помочь себѣ."

Было уже позже двухъ часовъ послѣ обѣда, когда Адамъ увидѣлъ сѣрый городъ на скатѣ горы и когда онъ внимательно смотрѣлъ внизъ, на зеленѣвшую долину, желая отъискать старый домъ съ соломенною крышею неподалеку отъ неблаговидной красной фабрики. При мягкомъ сіяніи октябрскаго солнца ландшафтъ не имѣлъ такого грубаго вида, какъ при яркомъ свѣтѣ ранней весны, и его единственное большое очарованіе, общее со всѣми далеко-раскинувшимися безлѣсными областями, наполняющее васъ новымъ сознаніемъ находящагося надъ вами небеснаго свода, имѣло болѣе-кроткое, болѣе-обыкновенное успокоивающее вліяніе въ этотъ почти-безоблачный день. Сомнѣнія и опасенія Адама исчезли подъ этимъ вліяніемъ, подобно тому, какъ тонкія, въ видѣ ткани, облака мало-по-малу исчезли въ ясной синевѣ надъ нимъ. Онъ, казалось, видѣлъ, какъ ласковое лицо Дины удостовѣряло его однимъ своимъ видомъ во всемъ, что онъ желалъ знать.

Онъ не думалъ застать Дину дома въ это время, но все-таки сошелъ съ лошади и привязалъ ее къ небольшимъ воротамъ, желая войти въ домъ и спросить, куда она сегодня отправилась. Онъ имѣлъ намѣреніе послѣдовать за нею и привезть ее домой. Старуха сказала ему, что она отправилась въ Сломенс-Эндъ, деревню, находившуюся мили за три отсюда, за горой; она отправилась туда тотчасъ же послѣ утренней службы, чтобъ, по своему обыкновенію, проповѣдывать тамъ въ хижинѣ. Всякій въ городѣ покажетъ ему дорогу въ Сломенс-Эндъ. Такимъ-образомъ Адамъ снова сѣлъ на лошадь и поѣхалъ въ городъ; потомъ остановился въ старой гостиницѣ, пообѣдалъ тамъ на скорую руку въ обществѣ сильно-болтливаго хозвина, отъ дружескихъ разспросовъ и воспоминаній котораго онъ радъ былъ освободиться какъ-можно-скорѣе, и наконецъ, отправился въ Сломенс-Эндъ. Несмотря на всю свою поспѣшность, онъ могъ вырваться только около четырехъ часовъ, и думалъ, что такъ-какъ Дина отправилась рано, онъ, можетъ-быть, встрѣтитъ ее готовую уже возвратиться домой. Небольшая сѣрая деревушка, имѣвшая видъ покинутой, незащищенная густыми деревьями, открылась передъ нимъ на далекое разстояніе, прежде чѣмъ онъ въѣхалъ въ нее. Подъѣхавъ ближе, онъ разслышалъ пѣніе гимна. "Moжетъ-быть, это послѣдній гимнъ передъ тѣмъ, что всѣ разойдутся", подумалъ онъ. "Я пойду немного назадъ, а потомъ вернусь встрѣтить ее подальше отъ деревни". Онъ пошелъ назадъ почти до самой вершины горы, присѣлъ тамъ на отдѣльномъ камнѣ, прислонясь къ низкой стѣнѣ, и сталъ ожидать, когда увидитъ, какъ небольшая черная женщина выйдетъ изъ деревни и начнетъ подыматься на гору. Онъ выбралъ это мѣсто, почти на самой вершинѣ горы, потому-что тутъ былъ скрытъ отъ всѣхъ взоровъ: вблизи не было ни хижины, ни скота, ни даже щиплищей траву овцы -- ничего, кромѣ тихаго свѣта и тѣни, и необъятнаго неба надъ нимъ.

Она не показывалась гораздо-долѣе, чѣмъ онъ предполагалъ: онъ ждалъ по-крайней-мѣрѣ съ часъ, стараясь увидѣть ее и думая о ней, между-тѣмъ какъ послѣобѣденныя тѣни ложились длиннѣе и свѣтъ становился слабѣе. Наконецъ, онъ увидѣлъ небольшую черную фигуру, шедшую между сѣрыми домами и мало-по-малу приближавшуюся къ подошвѣ горы. Адаму казалось, что Дина шла медленно; въ дѣйствительности же она шла своимъ обычнымъ, легкимъ и спокойнымъ шагомъ. Вотъ она вступала на извилистую дорожку, которая вела на гору, но Адамъ не хотѣлъ еще тронуться съ мѣста; онъ не хотѣлъ выйти къ ней на встрѣчу такъ скоро; онъ рѣшился подойти къ ней въ этомъ спокойномъ уединенномъ мѣстѣ. Но тутъ онъ сталъ опасаться, что можетъ поразить ее слишкомъ-сильно.

"А между-тѣмъ" думалъ онъ, "она не принадлежитъ къ числу тѣхъ, которые могутъ быть поражены слишкомъ-сильно; она такъ спокойна и тиха всегда, словно приготовлена ко всему".

О чемъ могла бы она думать, подымаясь по извилистой дорожкѣ на гору? Можетъ-быть, она нашла совершенный покой безъ него и перестала чувствовать потребность въ его любви. Всѣ мы трепещемъ, когда находимся на краю какого-нибудь рѣшенія: надежда пріостанавливается, трепеща крыльями.

Но теперь, наконецъ, она была очень-близко и Адамъ отошелъ отъ каменной стѣны. Случилось, что въ ту самую минуту, какъ онъ выступилъ впередъ, Дина пріостановилась и обернулась, чтобъ посмотрѣть на деревню: кто же, взбираясь на гору, не остановится и не посмотритъ назадъ? Адамъ былъ радъ этому: съ тонкимъ инстинктомъ влюбленнаго онъ чувствовалъ, что лучше, если она прежде, чѣмъ увидитъ его, услышитъ его голосъ. Онъ подошелъ къ ней на три шага и сказалъ:

-- Дина!

Она вздрогнула, но не обернулась, будто не связывала звука съ мѣстомъ.

-- Дина! повторилъ Адамъ.

Онъ очень-хорошо зналъ, что у ней было въ мысляхъ. Она такъ привыкла представлять себѣ впечатлѣнія чисто-духовными внушеніями, что не искала чего-нибудь вещественнаго, видимаго, что сопровождало бы голосъ.

Но при второмъ разѣ она обернулась. Съ какимъ выраженіемъ страстной любви обратились кроткіе, сѣрые глаза на мужественнаго черноглазаго человѣка! Она не вздрогнула болѣе при видѣ его; она не сказала ничего, но подошла къ нему такъ, что его рука могла обвить ея станъ.

И они пошли такъ, молча; горячія слезы струились по лицу. Адамъ былъ доволенъ и не произносилъ ничего. Дина заговорила первая.

-- Адамъ, сказала она: -- это воля Господа. Моя душа такъ связана съ вашею, что я живу безъ васъ только раздѣленною жизнью. И въ настоящую минуту, когда вы находитесь со мною и я чувствую, что сердца наши наполнены одинаковою любовью, я сознаю полноту силы переносить и дѣлать все, что назначено нашимъ Небеснымъ Отцемъ, которой я не сознавала прежде.

Адамъ остановился и смотрѣлъ ей въ искренніе, любящіе глаза.

-- Въ такомъ случаѣ, мы больше не разлучимся, Дина, пока не разлучитъ насъ смерть.

И они поцаловали другъ друга съ глубокою радостью.

Существуетъ ли что-нибудь большее для двухъ душъ, чѣмъ то чувство, что онѣ соединены на всю жизнь для того, чтобъ поддерживать другъ друга во всякомъ трудѣ, находить успокоеніе другъ въ другѣ во всякомъ горѣ, помогать другъ другу во всякой скорби, быть вмѣстѣ другъ съ другомъ въ безмолвныхъ, невыразимыхъ воспоминаніяхъ въ минуту послѣдней разлуки?

LV.
Свадебныя колокола.

Немного болѣе, чѣмъ мѣсяцъ спустя послѣ этой встрѣчи на горѣ, въ морозное утро, въ исходѣ ноября, была свадьба Адама и Дины.

То было необыкновенное событіе въ деревнѣ. Всѣ люди мистера Берджа и всѣ люди мистера Пойзера праздновали этотъ день; и большая часть изъ тѣхъ, для которыхъ этотъ день былъ праздникомъ, явилась на свадьбу въ своихъ лучшихъ шіатьяхъ. Я думаю, едва-ли найдется житель Геслопа, отдѣльно-поименованный въ нашемъ разсказѣ и еще жившій въ приходѣ въ это ноябрское утро, который не былъ бы или въ церкви, чтобъ видѣть свадьбу Адама и Дины, или около церковныхъ дверей, чтобъ привѣтствовать молодыхъ, когда они ироходили мимо него. Мистрисъ Ирвайнъ и ея дочери ждали у церковныхъ воротъ въ своей коляскѣ (у нихъ была своя коляска теперь), чтобъ пожать руку невѣстѣ и жениху и пожелать имъ всякаго благополучія; а за отсутствіемъ миссъ Лидіи Донниторнъ въ Батѣ, мистрисъ Бестъ, мистеръ Мильзъ и мистеръ Крегъ считали себя обязанными быть представителями "фамиліи" на Лѣсной Дачѣ при этомъ случаѣ. Дорога, пролегавшая отъ церкви къ кладбищу, вся была занята знакомыми лицами; большая часть видѣла Дину въ первый разъ, когда она проповѣдывала на лугу. Не удивительно, что они принимали такое горячее участіе въ ея свадьбѣ, потому-что ни у кого не было въ памяти чего-нибудь, напоминавшаго Дину и обстоятельства, которыя свели ее съ Адамомъ Бидомъ.

Бесси Кренеджъ, въ самомъ нарядномъ чепчикѣ и платьѣ, плакала, хотя и не знала хорошенько о чемъ; потому-что, какъ умно разсуждалъ ея двоюродный братъ, Жилистый Бенъ, стоявшій рядомъ съ нею, Дина не уѣзжала, и если Бесси скучала, то ей лучше всего было бы послѣдовать примѣру Дины и выйти за честнаго малаго, который готовъ былъ жениться на ней. За Бесси, у самыхъ дверей церкви, стояли дѣти Пойзеровъ, украдкою выглядывавшія изъ-за угловъ загороженныхъ мѣстъ, желая видѣть таинственную церемонію. На лицѣ Тотти выражалось необыкновенное безпокойство при мысли, что она увидитъ, какъ кузина Дина возвратится домой старухой; по опытности Тотти, женатые люди не были уже молодыми.

Я завидую имъ всѣмъ, кто видѣлъ это зрѣлище, когда свадебная церемонія кончилась и Адамъ повелъ Дину изъ церкви. Въ это утро она не была въ черномъ; ея тётка Пойзеръ никакимъ образомъ не хотѣла допустить, чтобъ Дина отважилась на такое дурное предзнаменованіе, и сама подарила свадебное платье, все сѣраго цвѣта, хотя и сшитое по обычному квакерскому покрою, потому-что въ этомъ Дина не хотѣла уступить никакъ. Такимъ-образомъ ея бѣлое, какъ лилія, личико, съ выраженіемъ сладостной важности выглядывало изъ-подъ сѣрой квакерской шляпки, не улыбаясь и не краснѣя; но губы ея нѣсколько дрожали подъ тяжестью торжественныхъ ощущеній. Адамъ, прижимая къ себѣ ея руку, шелъ, какъ, бывало, прежде, прямо и не держа головы нѣсколько назадъ, какъ бы для того, чтобъ лучше видѣть новую жизнь, открывавшуюся передъ нимъ. Не потому, чтобъ онъ чувствовалъ особенную гордость въ это утро, какъ обыкновенно бываетъ съ женихами: его блаженство было такого рода, что ему было почти все-равно, какого мнѣнія были люди объ этомъ. Въ его глубокой радости былъ нѣкоторый оттѣнокъ грусти. Дина знала это и не была огорчена.

За невѣстой и женихомъ слѣдовали еще три пары: во-первыхъ, Мартинъ Пойзеръ, имѣвшій такой же веселый видъ, какъ большой огонь, въ это морозное утро, велъ тихую Мери Бёрджъ, подружку; затѣмъ шелъ Сетъ, искренно-счастливый, подъ-руку съ мистрисъ Пойзеръ, а за всѣми Бартль Масси съ Лисбетъ, Лисбетъ, въ новомъ платьѣ и въ новомъ чепчикѣ, слишкомъ-занятою гордостью о своемъ сывѣ и наслажденіемъ, что обладала единственною дочерью, которую только желала, и потому неимѣвшею въ головѣ ни малѣйшаго предлога къ жалобамъ.

Бартль Масси согласился присутствовать на свадьбѣ по настоятельнѣйшей просьбѣ Адама, но протестовалъ противъ женитьбы вообще, а въ-особенности противъ женитьбы умнаго человѣка. Тѣмъ не менѣе, мистеръ Пойзеръ подшучивалъ надъ нимъ послѣ свадебнаго обѣда на счетъ того, что онъ лишній разъ поцаловалъ невѣсту въ ризницѣ.

За послѣднею парою шелъ мистеръ Ирвайнъ, отъ души радовавшійся этому доброму утреннему дѣлу -- соединенію Адама и Дины. Онъ видѣлъ Адама въ самыя страшныя минуты горя, а могло ли то тягостное время посѣва принесть жатву лучше этого? Любовь, которая принесла надежду и утѣшеніе въ часы отчаянія, любовь, нашедшая себѣ дорогу въ мрачную тюремную келью и въ еще мрачнѣйшую душу бѣдной Гетти, эта сильная кроткая любовь будетъ спутницею и помощницею Алама до гроба.

Много разъ пожимали руки при восклицаніяхъ: "Да благословитъ васъ Богъ!" и другихъ добрыхъ желаніяхъ этимъ четыремъ парамъ у церковныхъ воротъ, и мистеръ Пойзеръ отвѣчалъ за всѣхъ съ необыкновеннымъ проворствомъ языка; онъ рѣшительно имѣлъ при себѣ весь запасъ шутокъ, приличныхъ свадебному дню. А женщины, замѣтилъ онъ, только и умѣютъ приставлять пальцы къ глазамъ на свадьбѣ. Даже мистрисъ Пойзеръ не была въ-состояніи отвѣчать, когда сосѣди, пожимали ей руки, а Лисбетъ начала плакать прямо въ лицо самому первому человѣку, сказавшему ей, что она снова становилась молодою.

Мистеръ Джошуа Ганнъ, нѣсколько-страдавшій ревматизмомъ, не присоединился къ тѣмъ, кто звонилъ въ колокола въ это утро, и. нѣсколько презрительно смотря на эти не формальныя поздравленія, нетребовавшія офиціальнаго содѣйствія дьячка, сталъ напѣвать вполголоса своимъ музыкальнымъ басомъ: "Радуйтесь, радуйтесь", какъ бы стараясь представить себѣ дѣйствіе, которое онъ намѣревался произвесть въ слѣдующее воскресенье при пѣніи свадебнаго псалма.

-- Вотъ извѣстія, которыя порадуютъ Артура, сказалъ мистеръ Ирвайнъ своей матери, когда они ѣхали со свадьбы.-- Какъ только мы пріѣдемъ домой, тотчасъ же напишу ему объ этомъ.

ЭПИЛОГЪ.

То было почти въ концѣ іюня 1807 года. Мастерскія на лѣсномъ дворѣ Адама Бида, принадлежавшемъ прежде Джонатану Бёрджу, заперты уже съ полчаса, или нѣсколько болѣе, и мягкій вечерній свѣтъ падаетъ на веселый домикъ, съ желтыми стѣнами и мягкою сѣрою соломенною кровлею, почти совершенно такъ, какъ въ тотъ іюльскій вечеръ девять лѣтъ назадъ, когда Адамъ приносилъ ключи.

Вотъ изъ дома вышла фигура, которую мы знаемъ хорошо; она защищаетъ глаза руками, смотря на что-то въ даль: лучи, падающіе на ея бѣлый чепчикъ безъ оборки и на ея блѣдно-каштановые волосы, помрачаютъ зрѣніе. Но вотъ она отворачивается отъ солнечнаго свѣта и смотритъ на дверь. Теперь мы хорошо можемъ видѣть прелестное блѣдное лицо: оно почти вовсе не измѣнилось, стало только нѣсколько-полнѣе, соотвѣтствуя болѣе-плотному стану, который, кажется, довольно-легокъ и дѣятеленъ въ обыкновенномъ черномъ платьѣ.

-- Я вижу его, Сетъ, сказала Дина, смотря въ домъ.-- Пойдемте къ нему на встрѣчу. Пойдемъ, Лисбетъ, пойдемъ съ мамашей.

На послѣднія слова отвѣчало немедленно крошечное прелестное существо съ блѣдно-каштановыми волосами и сѣрыми глазами, немного-болѣе четырехъ лѣтъ; оно молча выбѣжало изъ дома и подало матери руку.

-- Пойдемъ, дядюшка Сетъ, сказала Дина.

-- Да, да, мы идемъ, отвѣчалъ Сетъ въ домѣ и тотчасъ же показался въ дверяхъ; онъ былъ выше обыкновеннаго, потому-что надъ нимъ торчала черная головка рѣзваго двухлѣтняго племянника, который произвелъ небольшую остановку тѣмъ, что просилъ дядю посадить его на плечи.

-- Лучше возьми его на руки, Сетъ, сказала Дина, ласково смотря на здороваго черноглазаго ребенка.-- Такъ онъ будетъ безпокоить тебя.

-- Нѣтъ, нѣтъ, Адди любитъ покататься у меня на плечахъ. Я могу пронести его такъ немного.

На эту любезность молодой Адди отвѣчалъ тѣмъ, что забарабанилъ по груди дядюшки Сета своими пятками съ силою, которая обѣщала въ будущемъ многое. Но быть подлѣ Дины и подвергаться мученіямъ со стороны дѣтей Дины и Адама -- вотъ въ чемъ заключалось земное блаженство дядюшки Сета.

-- Гдѣ ты видишь его? спросилъ Сетъ, когда они вышли на сосѣднее поле.-- Я не могу увидѣть его нигдѣ.

-- Между изгородями около дороги, сказала Дина. Я видѣла его шляпу и плечо. Вотъ онъ опять.

-- Ты ужь навѣрно увидишь его, если только его можно увидѣть гдѣ-нибудь, замѣтилъ Сетъ, смѣясь.-- Ты точно, бывало, бѣдная матушка. Она всегда, бывало, поджидаетъ Адама и могла видѣть его гораздо-скорѣе, чѣмъ другіе, несмотря на то, что у ней глаза становились все слабѣе-и-слабѣе.

-- Онъ пробылъ долѣе, чѣмъ ожидалъ, сказала Дина, вынимая часы Артура изъ небольшаго боковаго кармана и смотря на нихъ: -- теперь ужь скоро семь.

-- Да; но вѣдь у нихъ и нашлось о чемъ поговорить другъ съ другомъ, сказалъ Сетъ:-- и встрѣча, я думаю, сильно тронула ихъ обоихъ. Вѣдь почти восемь лѣтъ, что они не видались.

-- Да, сказала Дина: -- Адама очень озабочивала сегодня утромъ мысль о томъ, накую перемѣну онъ долженъ найти въ бѣдномъ молодомъ человѣкѣ послѣ болѣзни, которую онъ перенесъ, а также и послѣ столькихъ лѣтъ, измѣнившихъ насъ всѣхъ. И смерть бѣдной блуждавшей, когда она возвращалась къ намъ, была новымъ горемъ.

-- Посмотри, Адди, сказалъ Сетъ, спуская мальчика на руки и указывая впередъ:-- вонъ отецъ идетъ, вонъ тамъ у плетня.

Дина ускорила шаги и маленькая Лисбетъ пустилась бѣжать, что было силы, пока наконецъ схватила отца за ногу. Адамъ погладилъ ее по головкѣ, поднялъ ее и поцаловалъ, но Дина могла видѣть признаки волненія, когда приблизилась къ нему, и онъ безмолвно взялъ ее подъ-руку.

-- Хорошо, малютка, долженъ я взять тебя? сказалъ онъ, стараясь улыбнуться, когда Адди протянулъ къ нему свои руки, готовый съ свойственною дѣтямъ неблагодарностью разомъ покинуть дядюшку Сета, такъ-какъ теперь у него подъ-рукою была лучшая защита.

-- Ну, это порядкомъ разстроило меня, сказалъ, наконецъ, Адамъ, когда всѣ направились къ дому.

-- Ты нашелъ его очень измѣнившимся? спросила Дина.

-- Ну, онъ измѣнился и, между-тѣмъ, не измѣнился. Я узналъ бы его вездѣ. Но цвѣтъ его лица перемѣнился и онъ очень-грустенъ. Однакожъ, доктора говорятъ, что онъ скоро поправится отъ воздуха родной стороны. Внутри онъ совершенно здоровъ, только лихорадка разбила его такимъ образомъ. Но онъ говоритъ попрежнему и улыбается типѣ такъ же точно, какъ въ то время, когда былъ мальчикомъ. Удивительно, право, что когда онъ улыбается, его лицо имѣетъ всегда то же самое выраженіе.

-- Никогда я не видѣла, какъ онъ улыбается, бѣдный молодой человѣкъ! сказала Дина.

-- И ты увидишь это завтра, отвѣдалъ Адамъ.-- Онъ тотчасъ же прежде всего спросилъ о тебѣ, когда сталъ приходить въ себя и мы могли начать разговоръ. "Надѣюсь, она не измѣнилась", сказалъ онъ, "мнѣ такъ хорошо помнится ея лицо". Я отвѣтилъ ему, что нѣтъ, продолжалъ Адамъ, съ чувствомъ смотри въ глаза, устремленные на него: -- только нѣсколько дороднѣе; вѣдь послѣ семи лѣтъ ты имѣешь право быть такою. "Могу я придти и посмотрѣть на нее завтра?" спросилъ онъ: "мнѣ очень хотѣлось бы сказать ей, какъ и думалъ о ней впродолженіе всѣхъ этихъ лѣтъ".

-- Ты сказалъ ему, что я всегда ношу часы? спросила Дина.

-- Конечно, и мы много разговаривали о тебѣ; онъ говоритъ, что никогда не видѣлъ женщины подобной тебѣ. "Я еще сдѣлаюсь методистомъ въ одинъ прекрасный день", сказалъ онъ, "когда она будетъ проповѣдывать на полѣ, я пойду слушать ее". А я сказалъ: "нѣтъ, сэръ, вы не можете сдѣлать это; конференція запретила женщинамъ проповѣдывать, и она отказалась отъ проповѣдыванія; иногда только разговариваетъ съ бѣдными людьми у нихъ въ домѣ".

-- Ахъ! сказалъ Сетъ, не будучи въ состояніи оставить это безъ замѣчанія:-- жаль, что конференція поступила такимъ образомъ. Еслибъ Дина была одного мнѣнія со мною, то мы оставили бы веслеянцевъ и присоединились къ какой-нибудь другой сектѣ, которая не ограничиваетъ религіозной свободы.

-- Нѣтъ, братъ, нѣтъ! возразилъ Адамъ: -- она поступаетъ такъ; а ты неправъ. Нѣтъ правила, которое приходилось бы ко всѣмъ. Большая часть женщинъ, которыя проповѣдываютъ, приносятъ болѣе вреда, чѣмъ пользы; не у всѣхъ такой даръ и такое вдохновеніе, какъ у Дины; она сама поняла это и сочла за лучшее показать примѣръ покорности, такъ-какъ ей не запрещено поучать людей какимъ-нибудь другимъ образомъ. И я согласенъ съ нею и одобряю ея образъ дѣйствія.

Сетъ замолчалъ. Они рѣдко обращались къ этому предмету разговора, потому-что постоянно были, несогласны въ немъ, и Дина, желая разомъ прекратить споръ, сказала:

-- Вспомнилъ ли ты, Адамъ, слова, которыя поручили тебѣ мой дядя и моя тётка передать полковнику Донниторну?

-- Да, и онъ намѣренъ отправиться послѣзавтра на господскую мызу съ мистеромъ Ирвайномъ. Мистеръ Ирвайнъ пришелъ въ то самое время, когда мы говорили объ этомъ; и онъ настаивалъ на томъ, чтобъ полковникъ не видѣлъ завтра никого, кромѣ тебя. Онъ сказалъ -- и по моему мнѣнію, онъ совершенно-правъ -- что свиданіе со многими людьми могло бы слишкомъ взволновать его, и такимъ образомъ причинило бы ему вредъ. "Прежде всего намъ надобно выздоровѣть и собраться съ силами, Артуръ" сказалъ онъ, "а потомъ вы можете дѣлать, что хотите. Но, покамѣстъ, вы еще находитесь въ рукахъ своего стараго учителя." Мистеръ Ирвайнъ очень-радъ, что видитъ его снова дома.

Адамъ, помолчавъ немного сказалъ:

-- Въ первыя минуты, когда мы встрѣтились другъ съ другомъ, намъ было очень-больно. Онъ ничего не слыхалъ о бѣдной Гетти, пока мистеръ Ирвайнъ не встрѣтилъ его въ Лондонѣ, потому-что не получалъ во время своего путешествія писемъ, которыя посылались къ нему, когда мы только-что пожали другъ другу руку, то прежде всего онъ сказалъ: "Я никогда не могъ сдѣлать для нея ничего, Адамъ; она жила довольно-долго длятого, чтобъ страдать, а я такъ часто думалъ о томъ времени, когда бы я могъ сдѣлать для нея что-нибудь. Справедливо говорили вы тогда: "Есть зло, которое останется неисправимымъ навсегда".

-- Да вонъ идутъ мистеръ и мистрисъ Пойзеръ къ намъ, сказалъ Сетъ.

-- Такъ и есть, сказала Дина.-- Бѣги, Лисбетъ, бѣги встрѣчать тётушку Пойзеръ. Войди, Адамъ, тебѣ необходимо отдохнуть послѣ такого тяжелаго дня.

"Отечественныя Записки", NoNo 7--12, 1859, NoNo 1--4, 1860

OCR Бычков М. Н.

Оставить комментарий Элиот Джордж (перевод: Без указания переводчика) (yes@lib.ru) Год: 1859 Обновлено: 07/09/2017. 1465k. Статистика. Роман: Проза, Переводы Романы	Скачать FB2 Ваша оценка:
Аннотация: Роман в шести книгах. (Adam Bede) Текст издания: журнал "Отечественныя Записки", NoNo 7-12, 1859, NoNo 1-4, 1860.

Элиот Джордж Адам Бид

АДАМЪ БИДЪ.

ЭПИЛОГЪ.

Элиот Джордж
Адам Бид