Елисеев Григорий Захарович
Внутреннее обозрение

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Устав нового уголовного судопроизводства, отнимающий у полиции право сажать российских граждан в кутузку собственною властию.- Игнорирование этою устава российскими Держимордами и прежние бесчиние и произвол полиции при взятии под стражу.- Необходимость каких-нибудь действительных мер для обуздания произвола полиции и для ограждения свободы личности российских граждан.- Назначение комиссии для исследования действий товарищества Горвица, Когана, Грегера.- Необходимость исследования действий разных товариществ по поставке сухарей для армии.- Дело о погонцах.- Неправильное отношение к этому делу гражданских властей.- Капитан Одесского порта Вейс.- Необходимость строгого следствия и предания суду подрядчиков и агентов по найму погонцев.- Опасность разорения, угрожающего всей России от обманных условий, заключаемых разними подрядчиками и нанимателями с рабочими.- Почтение, оказываемое русскому мужику в Семиреченском крае.- Письма студентки Некрасовой.

   

ВНУТРЕННЕЕ ОБОЗРѢНІЕ.

Уставъ новаго уголовнаго судопроизводства, отнимающій у полиціи право сажать россійскихъ гражданъ въ кутузку собственною властію.-- Игнорированіе этою устава россійскими Держимордами и прежнія безчинія и произволъ полиціи при взятіи подъ стражу.-- Необходимость какихъ-нибудь дѣйствительныхъ мѣръ для обузданія произвола полиціи и для огражденія свободы личности россійскихъ гражданъ.-- Назначеніе комиссіи для изслѣдованія дѣйствій товарищества Горвица, Когана, Грегера.-- Необходимость изслѣдованія дѣйствій разныхъ товариществъ по поставкѣ сухарей для арміи.-- Дѣло о погонцахъ.-- Неправильное отношеніе къ этому дѣлу гражданскихъ властей.-- Капитанъ Одесскаго порта Вейсъ.-- Необходимость строгаго слѣдствія и преданія суду подрядчиковъ и агентовъ по найму погонцевъ.-- Опасность раззоренія, угрожающаго всей Россіи отъ обманныхъ условій, заключаемыхъ разними подрядчиками и нанимателями съ рабочими.-- Почтеніе, оказываемое русскому мужику въ Семирѣченскомъ краѣ.-- Письма студентки Некрасовой.

   Гарантія свободы лица, неприкосновенности жилища отъ произвола и насилія различныхъ органовъ административно-полицейской власти есть одна изъ первыхъ основъ каждаго благоустроеннаго гражданскаго общества. У насъ самая мысль о необходимости такой гарантіи является очень поздно. Въ своей запискѣ къ проэкту устава уголовнаго судопроизводства, графъ Блудовъ говоритъ, что до 1860 года, когда изданъ былъ наказъ судебнымъ слѣдователямъ, которымъ предписывалось "о заключеніи обвиняемыхъ подъ стражу составлять особые акты и въ тотъ же день, и не далѣе, какъ на другой день, представлять ихъ на утвержденіе суда" -- до этого самаго времени "въ законѣ о судопроизводствѣ не были опредѣлены, даже не указаны случаи, въ коихъ слѣдователь въ правѣ взять подозрѣваемаго подъ стражу". Отъ этого власть полиція во взятіи кого либо подъ стражу дѣлалась, по словамъ графа Блудова, "неограниченною", и, при составленіи новаго устава уголовнаго судопроизводства, обращено было все вниманіе на то. чтобы "предотвратить всякій въ этомъ отношеніи произволъ полиціи".
   И дѣйствительно, новый уставъ уголовнаго судопроизводства сдѣлалъ, повидимому, все, чтобы положить конецъ полицейскому произволу и распоряженія свободой личности. Этимъ уставомъ у полиціи совершенію отнимается право собственною властію "брать кого либо подъ стражу, кромѣ лишь чрезвычайныхъ случаевъ, точно опредѣленныхъ уставомъ". Къ такимъ чрезвычайнымъ случаямъ относятся происшествія, когда, по усмотрѣнію полиціи, производящей первоначальное дознаніе, окажется вѣроятность, что тутъ совершены такія преступленія или проступки, которые влекутъ за собою наказанія уголовныя или высшія исправительныя (т. е. каторгу, ссылку на поселеніе или заключеніе въ рабочемъ домѣ, арестантскихъ ротахъ, ссылку на житье въ Сибирскія и другія отдаленныя губернія съ лишеніемъ особенныхъ правъ и преимуществъ). Но и при такихъ происшествіяхъ право это предоставляется полиціи "преимущественно только тогда, когда она застигнетъ или усмотритъ преступника при самомъ совершеніи противузаконнаго дѣянія, или когда онъ обвиняется достойными вѣроятія очевидцами событія, или же когда подозрѣваемый покушается бѣжать или скрыться, или же по образу жизни не представляетъ ручательства въ неуклоненіи отъ слѣдствія и суда, т. е., не имѣетъ постояннаго мѣстожительства или же извѣстнаго ремесла и промысла. За исключеніемъ сихъ случаевъ, полиція не вправѣ никого задерживать, но о имѣющемся противъ кого нибудь подозрѣніи должна немедленно сообщить слѣдователю. Всякаго задержаннаго полиція обязана, также безъ замедленія, представить къ слѣдователю подъ личною ея отвѣтственностію". Такъ что, по высочайше утвержденнымъ общимъ правиламъ нового судопроизводства по уголовнымъ дѣламъ, каждый "обвиняемый", подвергнутый задержанію, долженъ быть допрошенъ непремѣнно въ теченіи сутокъ судебнымъ слѣдователемъ.
   Судя по этому, казалось бы, что новымъ закономъ личность каждаго россійскаго подданнаго вполнѣ гарантирована противъ произвола полиціи, тѣмъ болѣе, что полиція во всѣхъ своихъ дѣйствіяхъ при первоначальномъ дознаніи преступленія поставлена въ полную зависимость нетолько отъ прокурора, но и отъ судебнаго слѣдователя, которому и должна немедленно давать знать о всѣхъ своихъ дѣйствіяхъ, въ особенности же о взятіи подъ стражу, и который "имѣетъ право повѣрять, дополнять и отмѣнять дѣйствія полиціи по произведенному ею первоначальному изслѣдованію".
   Посмотримъ теперь, какъ эта свобода личности россійскаго подданнаго, вполнѣ огражденнаго закономъ отъ произвола полиціи, ограждена на практикѣ.
   Въ видахъ привлеченія нашихъ старообрядцевъ къ православію, всѣмъ имъ было объявлено, что они имѣютъ право свободно и во всякое время пріѣзжать въ Москву, посѣщать здѣсь безпрепятственно всѣ древнія библіотеки, кремлевскіе соборы. даже патріаршую ризницу, осматривать всѣ памятники древности, рукописи и т. н. Многіе изъ старообрядцевъ этимъ пользовались, какъ свидѣтельствуетъ іеромонахъ Пафнутій, обратившійся въ православіе изъ старообрядцевъ, и вмѣстѣ съ нимъ занимались въ Москвѣ разсмотрѣніемъ и изученіемъ древностей. Въ нынѣшнюю войну, которая велась за освобожденіе единоплеменныхъ и единовѣрныхъ намъ славянъ изъ подъ власти турокъ, въ старообрядцахъ пробудился, вѣроятно, особенный интересъ доподлинно разузнать: дѣйствительно ли наша церковь такъ свято чтитъ старую вѣру, какъ это показываетъ война, предпринятая, между прочимъ, за ея свободу?-- Надобно имѣть въ виду ори этомъ, что, по мнѣнію старообрядцевъ, только Россія, увлеченная патріархомъ Никономъ, удалилась отъ истиннаго православія, а что и въ Сербіи, и въ Болгаріи и въ Греціи древнее православіе сохраняется во всей чистотѣ. Я вотъ, когда наши войска, одолѣвъ Плевну, являются за Балканами, чтобы нанести рѣшительный ударъ врагу и освободить древнее, истинное православіе отъ гнета мусульманъ, старообрядцы.являются толпами въ Москву, чтобы по памятникамъ древности еще разъ повѣрить: не ошибаются ли они, считая русскую церковь отступницею отъ древняго православія?-- Можетъ быть, между ними состоялось даже тайное соглашеніе въ виду предстоящаго великаго торжества освобожденія православнаго востока, не раздирать болѣе церковнаго единенія, вступить снова въ нѣдра церкви, если, по новомъ тщательномъ разсмотрѣніи памятниковъ древности, окажется, что въ новыхъ отступленіяхъ отъ нихъ нѣтъ ничего существенно важнаго. И вдругъ, какой аффронтъ! Едва эти любители и изыскатели истины успѣли въ числѣ 22 человѣкъ явиться въ Москву, какъ бдительная московская полиція немедленно всѣхъ ихъ захватила и отвела въ кутузку.
   Іеромонахъ Пафнутій такъ описываетъ это происшествіе ("Русс. Міръ" No 49):
   "Еще разъ пришлось говорить печатно: люди, ищущіе свѣта истины, обрѣлись въ темницѣ. Въ Москвѣ въ Рогожской части, 3 квартала, на Большой Алексѣевской улицѣ, 24 января 1878 года въ 10 часовъ вечера, показалась находящая изъ одного дома весьма оригинальная толпа людей бородачей, въ длинныхъ крестьянскихъ шубахъ и мѣховыхъ овчинныхъ шапкахъ, окруженная полицейскими нижними чинами, подъ предводительствомъ квартальнаго надзирателя. Несмотря на ночное время, любопытныхъ зрителей набралось довольное число. Когда придвинулась эта толпа къ мѣсту своего назначенія, г. е. къ мѣсту заключенія Рогожской части, тогда понятно стало, кто такіе эти арестованные люди. Они, входя въ грязную, зловонную темницу, всѣ до единою, снявши шапки, благоговѣйно осѣнили себя крестнымъ знаменіемъ по старообрядчески. А одинъ изъ нихъ, болѣе всѣхъ отличающійся лицомъ постника (лѣтъ 30), при входѣ въ тюрьму, остановившись на минуту близь ночнаго фонаря, набожно обвелъ братію свою со-узниковъ скромными своими глазами и, благоговѣйно перекрестившись, произнесъ тихимъ голосомъ слѣдующія знаменательныя слова: "гдѣ бо бы имѣлъ свѣтъ твой возсіяти, токмо на сѣдящія во тьмѣ, слава тебѣ". Такими-то святыми словами привѣтствовали сами себя, входя въ мрачную темницу, старообрядцы, не оказывая ни малѣйшаго сопротивленія. Зрѣлище умилительное, говорилъ одинъ изъ самовидцевъ этого въ высшей степени поучительнаго событія, и присовокупилъ еще, ту онъ, душевно взволнованный, обратился въ эти минуты къ одному изъ полицейскихъ чиновъ, съ слѣдующимъ вопросомъ: "какихъ это вы баши-бузуковъ или черкесовъ заполонили! Ужъ не на преступной ли пропагандѣ вы ихъ застали? Но развѣ правительству неизвѣстно, что преступная пропаганда въ старообрядческой средѣ не имѣетъ мѣста?" На такой простодушный вопросъ посторонняго зрителя, немедленно данъ былъ со стороны одною изъ полицейскихъ чиновъ не менѣе простодушный отвѣтъ: что "за этими овчинными маяками день и ночь полиція слѣдила; нужно было схватить одного старовѣрскаго попа, а теперь, какъ видите, удалось захватить сразу двадцать два попа -- и какъ-же ловко ихъ схватили! Они только что усѣлись ужинать, а ихъ, голубчиковъ, и забрали по указанію какого-то анонимнаго письма, присланнаго полицейскому начальству, того самаго письма, которое г. квартальный надзиратель читалъ, когда тѣ еще сидѣли за ужиномъ: видите, полиція не станетъ понапрасну поднимать тревогу!"
   Въ числѣ посаженныхъ въ кутузку ни одного, однако жь, попа не оказалось, и на другой день половину посаженныхъ, т. е. 11 человѣкъ выпустили на свободу, а другую половину препроводили въ тюремный пересыльный замокъ, вѣроятно, потому, что у нихъ не оказалось паспортовъ, хотя все это были лица вовсе не безвѣстныя, которыхъ можно бы было только изъ-за неимѣнія паспорта держать въ тюрьмѣ и отправлять по этапу. Іеромонахъ Пафнутій пишетъ, что всѣ арестованные двадцать два человѣка до единаго были "честные сельскіе крестьяне, старообрядцы безпоповцы по Филиппову согласію, большею частію Новгородской Губерніи", что "нѣкоторые изъ нихъ, въ качествѣ депутаціи, не* однократно нынѣшней зимой бывали у насъ въ Чудовѣ монастырѣ и въ синодальной библіотекѣ и вмѣстѣ со мною занимались обозрѣніемъ памятниковъ древности". При этомъ іеромонахъ Пафнутій замѣчаетъ, что если полиція искала дѣйствительно раскольничьяго попа, то она не имѣла никакого резону брать этихъ старообрядцевъ-безпоповцевъ, остановившихся въ докѣ всѣмъ извѣстнаго московскаго безпоповца А. П. О., на Большой Алексѣевской улицѣ, гдѣ эти мнимые попы были арестованы". Развѣ безпоповецъ могъ принимать у себя старообрядческихъ поповъ?
   Замѣчательно, что на сценѣ является дѣйствующимъ лицомъ только полиція. Квартальный получаетъ анонимное письмо, и по анонимному письму идетъ и собственною властію немедленно беретъ подъ стражу двадцать слишкомъ человѣкъ, хотя по уставу новаго уголовнаго судопроизводства нетолько квартальнымъ, но и чинамъ повыше его, и вообще всей полиціи указано, что "возымѣвъ противъ кого-ли подозрѣніе, полиція должна, не требуя его къ себѣ для объясненій, и не приводя къ допросу, посредствомъ подлежащихъ развѣдываній и собранія нужныхъ свѣденій, удостовѣриться въ основательности своего подозрѣнія и если въ томъ убѣдится, довести о семъ до свѣденія судебнаго слѣдователя. Ей самой запрещается брать кого либо подъ стражу, кромѣ лишь чрезвычайныхъ случаевъ". Москва -- не деревня. Тутъ на лицо и судебные слѣдователи, и прокуроры. Какимъ же. образомъ квартальный позволяетъ себѣ. собственною властію, здѣсь въ Москвѣ, брать подъ стражу ни въ чемъ неповинныхъ людей, единственно на основанія анонимнаго письма, нелѣпость котораго видна была уже Имъ того одного, что оно указывало укрывательство старообрядческихъ поповъ въ домѣ всѣмъ извѣстнаго безпоповца?
   Ну, и что-жъ въ концѣ концовъ -- прокуроръ потребовалъ объясненія отъ полиціи за незаконное взятіе подъ стражу 22 человѣкъ ни въ чемъ неповинныхъ? Преданъ квартальный, взявшій ихъ подъ стражу по собственному произволу, суду?-- По моему мнѣнію, прокурорская власть должна преслѣдовать полицейскіе чины безъ всякой пощады и неупустительно каждый разъ, когда они произвольно подвергнутъ взятію подъ стражу то или другое лицо, хотя бы на самое короткое время, ибо, выражаясь словами графа Блудова, "отъ взятія подъ стражу хотя бы на самое короткое время нетолько страдаетъ свобода и честь задержаннаго, но иногда зависитъ благосостояніе цѣлыхъ семействъ". Но необходимо нетолько преслѣдованіе, но и объявленіе объ этомъ во всеобщее свѣденіе, чтобы всѣ знали, что прилагается стараніе о томъ, чтобы оградить свободу личности всякаго, кто бы онъ ни былъ, отъ полицейскаго произвола. Въ данномъ случаѣ, это было тѣмъ болѣе необходимо, что безпричинный арестъ 22-хъ любителей и изыскателей истины произвелъ общій ропотъ въ средѣ старообряцевъ и въ нѣкоторыхъ возбудилъ даже опасенія за собственную личность. "Вслѣдствіе этого прискорбнаго событія, пишетъ іеромонахъ Пафнутій:-- старообрядцы обращаются ко мнѣ съ вопросомъ о томъ: гдѣ же то обѣщаніе, которое на Кремлевской Площади публично возвѣщалось, что старообрядцы могутъ свободно и во всякое время посѣщать всѣ публичныя библіотеки, кремлевскіе соборы и самую патріаршую ризницу -- словомъ, всѣ сокровища памятниковъ древности могутъ старообрядцы обозрѣвать, не опасаясь, какъ прежде, грозныхъ спросовъ и допросовъ, напримѣръ: "кто ты и откуда?" -- "О! раскольникъ -- острожникъ!" и т. п. "Исторія эта, говоритъ далѣе іеромонахъ Пафнутій:-- надобно сказать правду, надѣлала не мало тревогъ среди московскихъ старообрядцевъ -- особенно начетчиковъ, часто посѣщавшихъ публичныя библіотеки и почти всегда принимавшихъ участіе въ публичныхъ и домашнихъ религіозныхъ бесѣдахъ. Имъ кажется теперь, что всѣ они переписаны полицейскою властію, а потомъ?-- потомъ все таки имъ кажется, конечно, напрасно, будто бы они будутъ прибраны къ рукамъ"...
   Такъ полиція позволяетъ себѣ распоряжаться въ Москвѣ въ виду множества всевозможныхъ властей, при строгомъ и, конечно, бдительномъ надзорѣ проживающихъ съ нею въ одномъ городѣ много численныхъ прокуроровъ, судебныхъ слѣдователей и т. д. Можно поэтому судить, насколько безцеремоннѣе и развязнѣе на счетъ взятія подъ стражу должна вести себя полиція провинціальная.
   У меня, по крайней мѣрѣ, въ рукахъ есть два образчика, которое ясно показываютъ, что провинціальная полиція нашего времени относится къ свободѣ личности съ такою же непринужденностью, съ какою относилась и полиція прежняго времени, для произвола которой, по словамъ графа Блудова, не было никакихъ границъ... Образчики эти я взялъ изъ газетныхъ извѣстій не болѣе какъ за полтора или за два послѣдніе мѣсяца. А еслибы собирать ихъ внимательно за цѣлый годъ, то набралось бы, конечно, очень много. Вотъ эти образчики:
   "Корреспондентъ "Новостей" изъ Стяробѣльскаго уѣзда сообщаетъ слѣдующій любопытный случай: Предъ масляной, мѣстный исправникъ, катаясь на своихъ рысакахъ по городу, на поворотѣ въ переулокъ, съ розмаху врѣзался въ свадебный поѣздъ и, зацѣпившись за сани, нагруженныя людьми, опрокинулся и вылетѣлъ на землю. Раздосадованный паденіемъ, онъ возвратился въ полицію и приказалъ задержать свадьбу. Приказаніе это, къ несчастію, било отдано какъ разъ въ ту минуту, когда свадебный поѣздъ подъѣхалъ, для разныхъ покупокъ къ гостинному двору, который находится въ близкомъ разстояніи отъ полицейскаго дома. Такимъ образомъ, добыча сама попала въ руки. Надзиратель, въ сопровожденіи полицейскихъ нижнихъ чиновъ, быстро бросается на свадьбу, захватываетъ молодого, молодую, двухъ свахъ, дѣвицу дружку и ямщика и, безъ всякихъ объясненій, засаживаетъ ихъ въ холодную. Это происшествіе не могло, разумѣется, не произвести шума и на мѣстѣ происшествія моментально выросла огромная толпа народа (около 400 чел.). Поднялись протесты и требованія отпустить ни въ чемъ неповинныхъ арестантовъ; дали также знать отцу жениха, который бросился съ жалобой къ исправнику; но послѣдній встрѣтилъ его съ бранью и угрозами. Затѣмъ, третій актъ происходитъ уже около полицейскаго дома. Здѣсь, среди страшной толкотни, шума, визга и воплей толпы, вдругъ неожиданно дѣлается извѣстнымъ, что арестована не та свадьба, которую встрѣтилъ исправникъ, что та уже давнымъ давно, съ перепугу, удрала за тридевять земель и неизвѣстно гдѣ спряталась... Несмотря, однако, на это открытіе, молодыхъ продержали до девяти часовъ ночи, причемъ ямщика избили до крови, а молодого, ни за что ни про что, поколотили. Побитая свадьба принадлежала старобѣльскому крестьянину Драулѣ."
   Въ этомъ образчикѣ дѣло идетъ, какъ видитъ читатель, о мужикѣ или о мужикахъ. Мужикъ еще не Богъ знаетъ какая птица, и всѣмъ намъ извѣстно, что мужиковъ садятъ въ холодную всѣ, и ихъ собственныя волостныя и сельскія власти, и становые, и каждый наѣзжій чиновникъ, такъ, что насчетъ заключенія въ холодныхъ они, т. е. мужики, представляютъ нѣкоторымъ образомъ подобіе куръ, за которыхъ отвѣта никто никому не даетъ, да и требовать таковаго вовсе не принято. Слѣдовательно, исправнику, какъ хозяину города и уѣзда, и Богъ велѣлъ сажать мужика въ холодную, когда вздумается и по винѣ, и безъ всякой вины. Но вотъ слѣдуетъ образчикъ, который касается уже людей благородныхъ и затрогиваетъ особы и наши съ вами, читатель.
   "Одинъ господинъ, служащій на коронной службѣ, лѣтъ пятидесяти, баронъ О., пріѣхалъ, 11 числа апрѣля, въ Мелитополь къ знакомому доктору посовѣтоваться относительно своей болѣзни. Вечеромъ, часовъ въ 10, онъ вышелъ съ своимъ родственникомъ мальчикомъ изъ гостинницы, въ которой остановился, и сѣлъ на крыльцѣ. Выходитъ изъ той же гостинницы мѣстный исправникъ, гдѣ онъ былъ въ гостяхъ у пріѣзжаго губернскаго чиновника, и, проходи мимо барона, накидывая небрежно на себя шинель, зацѣпилъ, какъ говоритъ баронъ, полою своей шинели по его лицу. Не извинившись, какъ бы слѣдовало, за такую неловкость, исправникъ пошелъ далѣе, но баронъ, не зная лично исправника, крикнулъ ему вслѣдъ, плохо произнося по русски: "квартальный, нельзя ли поосторожнѣй!" Такое обращеніе къ исправнику, какъ видано, оскорбило его, такъ что онъ остановился, и тутъ произошло между ними крупное объясненіе.. Всякое поползновеніе на неуваженіе власти должно быть немедленно пресѣкаемо... Вѣроятно, руководствуясь этимъ положеніемъ, исправникъ отправляется въ полицію, беретъ десятскихъ и забираетъ барона въ "кутузку". Напрасно взываетъ баронъ: "да помилуйте, я такой-то, меня знаетъ весь городъ, пошлите къ предводителю дворянства, предсѣдатели" управы" и т. д.; наконецъ, посаженный подъ арестъ проситъ свиданія съ исправникомъ, требуетъ сообщить товарищу прокурора -- все напрасно, ни что не помогаетъ. Сиди въ кутузкѣ, т. е. въ сыромъ подвалѣ, съ подобранными на улицѣ пьяницами и сиди на полу, усѣянномъ свѣжими изверженіями, сиди на голомъ полу всю ночь, такъ какъ нѣтъ тебѣ и стула! Помни, что ты имѣешь дѣло не съ какимъ-нибудь квартальнымъ!.. Не выдержали нервы 60-ти лѣтняго человѣка, не перенесъ онъ этого посмѣянія и истязанія, и на другой день отправленъ въ больницу, схвативъ нервную горячку ("Одесскій Вѣстникъ", No 69).
   То, что случилось съ барономъ О. въ Мелитополѣ, то можетъ случиться и во всякомъ другомъ губернскомъ и уѣздномъ городѣ и городишкѣ и со всякимъ -- со мной, съ вами, читатель, съ третьимъ, съ десятымъ, однимъ словомъ, со всѣми, въ комъ заподозритъ исправникъ непочтительность къ себѣ. И предупредить этого ничѣмъ нельзя; можетъ васъ бросить каждый самый ледащій исправникъ въ холодную тюрьму и продержать тамъ цѣлые сутки и заставить за это поплатиться иногда нетолько здоровьемъ, а, можетъ быть, и жизнію. Во всякомъ другомъ государствѣ, возмутительный мелитопольской случай вызвалъ бы нетолько громкій протестъ въ литературѣ, нетолько повлекъ бы за собою не менѣе громкій уголовный процессъ, но и въ оффиціальномъ мірѣ возбудилъ бы вопросъ о мѣрахъ, которыми необходимо гарантировать свободу личности каждаго гражданина. У насъ этотъ случай пройдетъ совершенно безслѣдно. Да и кого въ самомъ дѣлѣ это можетъ интересовать, что мелитопольскій исправникъ продержалъ какого-то стараго барона цѣлую ночь въ холодной кутузкѣ и вогналъ его въ нервную горячку? Пресса наша такъ занята коварствомъ Альбіона, ковами Биконсфильда, проливами, будущими границами Болгаріи и тому подобными возвышенными предметами, что еслибы исправники всѣхъ губернскихъ и уѣздныхъ городовъ условились съобща ежедневно выдерживать и выдерживали бы въ кутузкѣ по десяти гражданъ, находящихся въ ихъ вѣдѣніи, по собственному выбору, то пресса на это не обратила бы никакого вниманія. Стоитъ ли въ самомъ дѣлѣ обращать вниманіе на такіе пустяки, когда коварство Англіи, ковы Биконсфильда и т. д., и т. д. угрожаютъ территорію новой Болгаріи ограничить, о ужасъ! Балканами?-- А безъ голоса прессы, безъ участія общества, что можетъ сдѣлать самъ потерпѣвшій въ отмщеніе за свое поруганное право?-- Подать просьбу губернатору?-- Но вѣдь извѣстно, что всѣ исправники избираются лично губернаторами и большею частію пользуются и ихъ полнымъ довѣріемъ, а иногда даже расположеніемъ ихъ семействъ. Предположимъ, однакожъ, что дѣло въ настоящемъ случаѣ стоить не такъ и губернаторъ передастъ просьбу барона въ губернское правленіе для разсмотрѣнія дѣянія исправника по всей строгости закона; предположимъ даже, что и губернское правленіе не ограничится поставленіемъ на видъ, замѣчаніемъ, выговоромъ, а предастъ исправника суду. Во всемъ этомъ нѣтъ еще ничего страшнаго. Если читатель заглянетъ въ помѣщенную въ нынѣшней книжкѣ журнала статью: "Признаки времени въ мірѣ новыхъ судовъ", то онъ увидитъ, что слѣдствія по преступленіямъ по должности и при нашемъ новомъ судоустройствѣ и судопроизводствѣ, тянутся по два и по три года. Слѣдовательно, пока будутъ производиться разныя дознанія и разсмотрѣнія администраціи, пока будутъ тянуться слѣдствіе и судъ, со времени происшествія, т. е. ночевки барона въ кутузкѣ, можетъ пройдти благополучно лѣтъ пять, а, можетъ быть, и шесть. Если барокъ благополучно перенесетъ нервную горячку, въ которую вогналъ его Мелитопольскій исправникъ, и останется къ тому времени здравъ и невредимъ, чего мы ему отъ души желаемъ, то очень можетъ быть, что тогда и онъ самъ, по добротѣ ли сердца или по какимъ нибудь новымъ отношеніямъ, не будетъ давать того значенія перенесенной имъ обидѣ, какое даетъ теперь. Что же касается другихъ, то дѣяніе Мелитопольскаго исправника для нихъ будетъ представляться такимъ давнимъ и старымъ, такимъ незначущимъ въ настоящемъ, что исправникъ навѣрное будетъ оправданъ, а если пользуется расположеніемъ мѣстнаго начальства, то, пожалуй, даже и награду получитъ, что такъ долго страдалъ за правду! (Sic!) Если бы рѣчь шла о частномъ оскорбителѣ, то съ такимъ рѣшеніемъ въ виду давности времени и того, что потерпѣвшій готовъ уже самъ простить ему вину, помириться было бы кой-какъ можно. Но исправникъ есть органъ администраціи, представитель власти. Въ качествѣ представителя власти имя ему легіонъ. Цѣлые полки исправниковъ и становыхъ смотрятъ, какъ отнеслось и относится вообще начальство и судъ къ тому или другому преступному дѣянію кого-нибудь изъ нихъ по должности. Фактъ ненаказанности одного вызоветъ десятки, сотни подобныхъ дѣяній со стороны остальныхъ. Это одна сторона дѣла, а потомъ есть и другая... Позвольте васъ спросить: что еслибы васъ поставить въ положеніе барона, ручаетесь ли вы, что удовольствовались бы подачей губернатору просьбы на противозаконное дѣяніе исправника? Или, еслибы вашего новобрачнаго сына или новобрачную дочь, со всею сопровождающею ихъ свитою, исправникъ засадилъ въ кутузку, имѣли ли бы вы настолько само, обладанія, чтобы не сдѣлать исправнику какой-нибудь непріятности, предусмотрѣнной уложеніемъ о наказаніяхъ? Это, конечно, было бы противузаконіе, но оно при подобныхъ возмутительныхъ дѣйствіяхъ исправниковъ такъ естественно въ человѣкѣ живомъ, имѣющемъ нервы и сердце, что поставьте вы себя на мѣсто присяжнаго засѣдателя на судѣ, вы почувствуете, что тутъ преступленіе не вызывается только, а насильно вынуждается. Надобно представить себѣ людей каменными, чтобы думать, что каждый изъ нихъ, когда его какой нибудь уѣздный Держиморда заставитъ, ни за что ни про что, переночевать въ холодной кутузкѣ или такому же наругательству подвергнетъ его новобрачныхъ сына или дочь, будетъ настолько хладнокровенъ и терпѣливъ, что рѣшится искать удовлетворенія за обиду существующимъ законнымъ путемъ, будетъ ждать, пока дѣло его. путешествуя многіе годы по разнымъ административнымъ и судебнымъ инстанціямъ, закончится если не полнымъ оправданіемъ исправника, то объявленіемъ ему строгаго выговора. Да, впрочемъ, тутъ и не въ тяжести наказанія дѣло. Какъ бы ни было тяжело позднее наказаніе, оно не можетъ удовлетворить потерпѣвшаго, потому именно, что оно слишкомъ позднее. Позоръ, нанесенный въ виду цѣлаго общества Держимордою, могъ быть смытъ только немедленнымъ обузданіемъ, немедленною карою послѣдняго. Разъ этого не случилось, Держиморда достигъ вполнѣ своей цѣли, онъ получилъ полное торжество надъ потерпѣвшимъ. Нанесенный позоръ, начиная съ перваго момента во всѣхъ стадіяхъ его развитія, вплоть до того времени, когда о немъ забыло общество, пережитъ потерпѣвшимъ сполна. Его не воротишь изъ жизни потерпѣвшаго также, какъ не воротишь влѣпленнаго въ спину кнута или плети. Но и въ видахъ правосудія, позднее наказаніе въ данномъ случаѣ нетолько безцѣльно, но и вредно. Оно доказываетъ не безсиліе, а силу Держимордъ; ибо для всякаго дѣлается очевиднымъ, что каждый Держиморда., въ настоящемъ есть всегда господинъ положенія и противъ него" не можетъ защитить васъ никакой законъ. Если ему вздумается, онъ можетъ васъ ни-зз что ни-про-что бросить въ тюрьму, продержать тамъ сколько ему вздумается, изолировать отъ всѣхъ сношеній съ внѣшнимъ міромъ, и слѣдовательно даже отъ возможности протеста, и потомъ выпустить, а можетъ, пожалуй, и хуже что-нибудь сдѣлать, потому что въ кутузкѣ онъ полный хозяинъ... И все это ничего. Правда, вы можете потомъ жаловаться, и, можетъ быть, на ваше счастье, которое -- надобно замѣтить -- достается на долю очень немногихъ -- и не безуспѣшно: въ васъ приметъ участіе и губернаторъ, и губернское правленіе, Держиморду предадутъ слѣдствію, суду... Но когда то улита еще пріѣдетъ и что то будетъ. А онъ, Держиморда, свое дѣло все-таки сдѣлалъ.
   Изъ всего сказаннаго очевидно, что, при существующихъ у насъ, порядкахъ, уставомъ новаго уголовнаго судопроизводства свобода личности каждаго гражданина также не гарантирована отъ произвола полиціи, какъ она не гарантирована была и прежде. Власть полиціи относительно взятія подъ стражу остается также неограниченною, какъ неограничена была и прежде, и такою будетъ оставаться до тѣхъ поръ, пока не будутъ учреждены такія иституціи, при которыхъ наглое попраніе закона чиновниками сдѣлается немыслимымъ, въ особенности когда дѣло касается свободы личности, неприкосновенности жилища, или пока, по крайней мѣрѣ, каждому, подвергшемуся взятію подъ стражу безъ уважительныхъ причинъ, противузаконно, не будетъ предоставлено право вчинать иски противъ подлежащихъ чиновъ полиціи или администраціи не тѣмъ порядкомъ, какой установленъ для преступленій по должности, а прямо черезъ прокурорскій надзоръ, тѣмъ же порядкомъ, какимъ преслѣдуются и другія преступленія.

-----

   Въ одномъ изъ NoNo "Голоса" было сообщено слѣдующее извѣстіе: по соглашенію государственнаго контроля и военнаго министерства, учреждена особая комиссія для провѣрки счетовъ товарищества по продовольствію войскъ въ дѣйствующей арміи въ Бухарестѣ. Предсѣдателемъ комиссіи назначенъ числящійся по военному министерству полковникъ Н. А. Боровковъ. Въ составъ комиссіи вошли три члена отъ государственнаго контроля, два чиновника, посланные въ Бухарестъ главнымъ интендантскимъ управленіемъ, и три члена отъ бухарестскаго интендантскаго управленія. Извѣстіе это очень пріятно, тѣмъ болѣе, что оно совсѣмъ неожиданно; ибо никто не думалъ, чтобы и на сей разъ отступили отъ извѣстныхъ русскихъ, обыкновенно въ подобныхъ случаяхъ практикуемыхъ пословицъ: "кто старое помянетъ, тому глазъ вонъ", или: "сора изъ избы не выносить" и т. п. А еще пріятнѣе было бы услышать, что комиссія исполнила свое дѣло самымъ тщательнымъ образомъ, что участвующіе въ комиссіи представители государственнаго контроля оказались достойными сдѣланаго имъ порученія и вполнѣ во всѣхъ подробностяхъ раскрыли злоупотребленія товарищества и предали всѣхъ виновныхъ заслуженной карѣ. Кромѣ того, было бы желательно, чтобы преслѣдованіе не ограничилось только товариществомъ Горвица, Когана и Грегера, а были наряжены подлежащимъ начальствомъ комиссіи для изслѣдованія дѣйствій И другихъ товариществъ, напримѣръ, сухарныхъ, которыя хотя и были чисто русскія, и все изъ лицъ интеллигентныхъ, но охулки на руку не положили и раззорили, надобно полагать, не мало тысячъ народу.
   Исторія этихъ сухарныхъ товариществъ, по разсказу кіевскаго корреспондента "Голоса" (No 101) была слѣдующая:
   Сначала передъ выступленіемъ въ походъ, когда войска наши стояли въ Кишиневѣ, заготовленіе сухарей шло хозяйственнымъ образомъ и войска заготовили для себя около 260,000 пудовъ сухарей. Съ выступленіемъ въ походъ, когда таковое заготовленіе дѣлалось затруднительно и вовсе невозможно, интендантство поставку сухарей отдало разнымъ предпринимателямъ и товариществамъ. Таковы были товарищества: 1) Шереметева, Оболенскаго и комп.; 2) Баранова, Данилевскаго (кажется, профессоръ?) и комп.; 3) Посохова и др. Всѣ эти поставщики взялись изготовить по 850 000 пудовъ сухарей къ 10 декабря -- въ срокъ сравнительно очень короткій -- надѣясь, что при машинно фабричномъ производствѣ такое громадное количество поставить будетъ не трудно. Но эти надежды рухнули. Товарищество Баранова-Данилевскаго къ 10 декабря приготовило всего 30,000 пудовъ; Бобринскій, думавшій высушивать въ своихъ сушильняхъ до 4,000 пудовъ въ день, вмѣсто этого могъ высушивать только около.200 пудовъ.
   Интендантство, вида неисправность товариществъ, принуждено было заготовлять сухари въ Румыніи по цѣнамъ гораздо болѣе дорогимъ, товариществамъ же въ Россіи дало знать, что, вслѣдствіе ихъ неисправности, сухари отъ нихъ будутъ приниматься лишь по мѣрѣ надобности. Но въ это время секретъ быстраго и дешоваго приготовленія сухарей былъ открытъ евреями. Принимая на себя изъ вторыхъ и третьихъ рукъ поставку сухарей небольшими партіями, евреи отдавали печь сухари крестьянамъ и другимъ мелкимъ хозяевамъ и успѣвали такимъ образомъ исполнять своевременно свои маленькіе подряды, приготовлять сухарей болѣе, чѣмъ приготовлялось машинами Тоже попыталось сдѣлать, бросивъ свои машины и фабрики, и товарищество Баранова-Данилевскаго и въ одинъ мѣсяцъ получило 200,000 пудовъ! Этотъ быстрый способъ приготовленія сухарей вмѣстѣ съ тѣмъ оказывался и самымъ дешевымъ и сулилъ товариществу громадные барыши. Товарищество Баранова-Данилевскаго, получало отъ интендантства 2 р. 55 к. за пудъ сухарей съ доставкою въ Унгены; доставка до Унгенъ за пудъ стоила 35 к; слѣдовательно за пудъ сухарей на мѣстѣ товарищество получало 2 р. 20 к. Между тѣмъ, товарищество могло сдать поставку сухарей мелкимъ предпринимателямъ по 1 р. 70 к. съ пуда при принудительномъ взятіи муки у товарищества, съ платою 80 к. за пудъ (53 фунта на одинъ пудъ сухарей), при дѣйствительной стоимости ея на мѣстѣ 60 -- 65 к. Товарищество пріобрѣтало чистой пользы 50 и 30 к. на мукѣ (такъ какъ на пудъ сухарей идетъ 67--80 фунтовъ хлѣба), итого 80 к. на пудъ".
   Гешефтъ представлялся, какъ видитъ читатель, великолѣпный! Можно было ни за что ни про что получать по 80 к. на пудъ сухарей, а пудовъ могли потребоваться милліоны!-- Но чтобы со вершить этотъ великолѣпный гешефтъ, предстояло сдѣлать маленькое мошенничество или маленькую подлость, какъ хотите назовите, а именно: надобно было мелкимъ предпринимателямъ не объявлять о томъ, что товарищество въ своемъ подрядѣ на поставку сухарей оказалось уже не состоятельнымъ, и что отъ него будутъ приниматься сухари только по мѣрѣ надобности, по волѣ и усмотрѣнію интендантства, что равносильно почти тому, что могутъ и со всѣмъ не приниматься.
   И товарищество Баранова-Данилевскаго рѣшилось на это. Оно заподрядило мелкихъ хозяевъ готовить сухари въ теченіи нѣсколькихъ мѣсяцевъ по 1 р. 70 к. за пудъ, скрывъ отъ нихъ и свою несостоятельность передъ казною, и что вслѣдствіе этой несостоятельности, у него отнято право на поставку сухарей.
   Обманутая мелюзга съ жаромъ принялась за дѣло. Правда, изъ 1 р. 70 к. за пудъ приготовленныхъ сухарей съ доставкою на станцію желѣзной дороги, барыша ей оставалось очень не много, по разсчету корреспондента, не болѣе 10 к. съ пуда {"На одинъ пудъ сухарей требуется муки 63 ф. (80 к.) 1 руб. 7 к., хлѣба (67--70 фунт.) 10 коп., топлива на хлѣбъ 5 к., топлива на сухари 7 к., рабочіе и сушильщики 10 к., надзоръ 5 к., непредвидѣнные расходы 6 к., мѣшокъ 8 к., доставка къ вокзалу 3 к., итого 1 р. 60 к.".}, но мелюзга, которой, по пословицѣ: "не до жиру, быть бы живу", была рада и этому. "Большею частію, говоритъ корреспондентъ, это былъ народъ бѣдный, который радъ былъ тому, что въ зимнее время нашелся спросъ на его трудъ. При общемъ застоѣ въ требованіяхъ на рабочія руки, при отсутствіи торговли и предпріятій, бѣдное населеніе радо было, что нашло себѣ дѣло; кто посостоятельнѣе, строилъ сушилки; другіе же строили печи для приготовленія сухарей; въ тѣхъ мѣстахъ, гдѣ были выстроены сушильни, кажется, все бѣдное населеніе взялось за дѣло". Много людей убили на это дѣло "послѣднія крохи, надѣлали долговъ въ виду будущихъ заработковъ". Какъ вдругъ, въ январѣ, когда, по условію оставалось для производства чуть не два мѣсяца, товарищество объявило, что "принимать болѣе сухарей не намѣрено и не считаетъ себя связаннымъ какими нибудь условіями. Мы, продолжаетъ корреспондентъ, были въ то время свидѣтелями того отчаянія и картины раззоренія, которое постигло населеніе. Толпы рабочихъ, по 800 человѣкъ, ходили по улицамъ, съ воплемъ о томъ, что они не вознаграждены; нѣсколько дней они оставались безъ крова, а потомъ скоро очутились и безъ хлѣба, такъ какъ испеченные сухари питали ихъ всего нѣсколько дней Предпринимателя, настроившіе заводы и сушилки, разумѣется, окончательно раззорены". "Теперь эта бѣдность, замѣчаетъ корреспондентъ:-- имѣетъ печи, сушилки и цѣлые заводы, изъ которыхъ многіе выстроены на чужой землѣ, причемъ аренда взята на короткій срокъ, такъ что требуются новые убытки за снесеніе построекъ. Одинъ изъ представителей товарищества эксплуататоровъ, говорятъ, уже бѣжалъ за границу; другіе представители этой же компаніи хлопочутъ передъ правительствомъ, чтобы оно заплатило товариществу убытки. Интересно знать, считаетъ ли своимъ долгомъ товарищество заплатить убытки своимъ истиннымъ работникамъ, или же эти убытки населенія останутся барышомъ эксплуататоровъ?"
   Нѣтъ, г. корреспондентъ, это нисколько не интересно, ибо впередъ извѣстно, что ни эксплуататоръ бѣжавшій, ни эксплуататоръ оставшійся здѣсь и не подумаютъ объ обманутомъ и раззоренномъ ими народѣ, разъ они имѣли наглость объявить ему. что они не считаютъ себя связанными съ нимъ никакими условіями; а вотъ что интересно: неужели это товариществу Баранова-Данилевскаго сойдетъ съ рукъ? Неужели ихъ не посадятъ на скамью подсудимыхъ, чтобъ они, по крайней мѣрѣ, выяснили, что побудило ихъ на такое мошенничество, и чтобы цѣлая Россія знала, что подобныя обманныя дѣйствія, направленныя на раззореніе неграматнаго народа, кѣмъ бы ни были они совершены, у насъ преслѣдуются безъ всякаго послабленія и снисхожденія?
   Не менѣе интересно знать: что будетъ сдѣлано и по вопросу о погонцахъ? Дѣло это было также вопіющее, повлекшее за собою безчисленныя раззоренія, и совершено оно было также обманнымъ образомъ. Варшавскій и его агенты набрали тысячи крестьянъ-подводчиковъ въ губерніяхъ Херсонской, Полтавской, Черниговской и югозападныхъ губерніяхъ, съ условіемъ, что они будутъ заниматься извозомъ только внутри имперіи. Между тѣмъ, ихъ погнали за границу, въ Румынію, въ Болгарію. Здѣсь, при страшной дороговизнѣ, при невылазныхъ дорогахъ, при отсутствіи всякихъ средствъ для содержанія себя и лошадей, погонцы нетолько лишились своихъ лошадей, но многіе изъ нихъ перемерли сами -- одни отъ тифа, другіе замерзли, оставшіеся въ живыхъ возвращаются на родину голодные, оборванные, безъ гроша въ карманѣ даже на проѣздъ и пропитаніе въ дорогѣ. Напрасно они толкаются ко всевозможнымъ начальственъ съ просьбою войти въ ихъ положеніе; ню вездѣ отказываютъ за неимѣніемъ юридическихъ доказательствъ! Черезъ одну Одессу ихъ каждодневно проходятъ сотни; въ Одессѣ находится контора Варшавскаго, ихъ раззорившаго, а начальство считаетъ себя не въ правѣ, якобы за неимѣніемъ юридическихъ доказательствъ, выслушать показанія тысячъ людей и обязать контору Варшавскаго уплатить за ихъ проѣздъ и пропитаніе. Какія же еще нужны юридическія доказательства, когда есть свидѣтельство тысячь людей!? Отобраніе показаній отъ всѣхъ проходящихъ погонцевъ было бы необходимо уже и для того, чтобы, какъ говоритъ одесскій корреспондентъ "Биржевыхъ Вѣдомостей", "добраться до корня погонщицкаго вопроса и воздать военнымъ промышленникамъ, что ими заслужено". Говорятъ, что агенты Варшавскаго позволяли себѣ самыя возмутительныя насилія надъ погонщиками -- начиная отъ сторублевыхъ штрафовъ до битія нагайками и кнутомъ. Нельзя не отдать чести капитану надъ Одесскимъ Портомъ, г. Вейсу; онъ распорядился съ конторой Варшавскаго по отношенію къ погонцамъ по военному, какъ и слѣдуетъ всякому начальству распоряжаться въ виду такихъ живыхъ уликъ, какъ тысячи людей голодныхъ, оборванныхъ, неимѣющихъ что ѣсть.
   "На дняхъ, пишетъ помянутый одесскій корреспондентъ: -- прибыла въ Одессу значительная партія погонцевъ на одномъ изъ пароходовъ "русскаго общества" и прибыла безъ корки хлѣба въ сумахъ. Капитанъ парохода потребовалъ отъ погонцевъ билетовъ на проѣздъ, -- ихъ не оказалось; потребовалъ денегъ, -- тоже не оказалось. Вышло недоразумѣніе, для разрѣшенія котораго приглашенъ былъ капитанъ надъ портомъ г. Вейсъ. Погонцы обступили его со всѣхъ сторонъ, съ плачемъ и рыданіями разсказывали свои страданія въ Румеліи, просили защиты, покровительства, просили законнаго разслѣдованія ихъ несчастій, просили отправить ихъ "къ начальству". Вышіа одна изъ тѣхъ сценъ, хватающихъ за сердце, которыя можетъ понять и прочувствовать только очевидецъ. Послѣ долгихъ разспросовъ и многихъ совѣщаній, г. Вейсъ узналъ отъ одного изъ частныхъ зрителей, что въ Одессѣ имѣется отдѣленіе конторы г. Варшавскаго и что завѣдываетъ этимъ отдѣленіемъ нѣкій Кауфманъ. Одинъ изъ таможенныхъ сторожей отправленъ билъ за этимъ агентомъ, который дѣйствительно въ скорости и явился самолично. Отъ него потребовали уплаты за проѣздъ погонцевъ. Болѣе трехъ часовъ длились препирательства между агентомъ и г. Вейсомъ, но все-таки агентъ не соглашался заплатить и отговаривался "незнаніемъ" даже самого г. Варшавскаго. Составили протоколъ и вмѣстѣ съ агентомъ препроводили къ мировому судьѣ; сейчасъ же послѣдовало и рѣшеніе о взысканіи, и судьей выданъ былъ исполнительный листъ. Несмотря на это, агентъ и:е-таки продолжалъ упорствовать г затѣмъ пытался войти въ сдѣлку съ капитаномъ парохода: "Возьмите 50, ну 60, ну 65%... Больше не дамъ". И только когда агенту пригрозили немедленнымъ арестомъ, онъ заплатилъ всю слѣдуемую сумму. Тѣмъ не менѣе партія погонцевъ все-таи очутилась на улицахъ Одесса безъ гроша за душой и безъ куска хлѣба.
   Еслибы гражданское начальство дѣйствовало также энергически, какъ капитанъ Вейсъ, то погонцы не были бы и безъ хлѣба. Въ Систовѣ идетъ теперь, говорятъ, слѣдствіе о погонцахъ. Что это за слѣдствіе и какую оно имѣетъ цѣль, мы не знаемъ. Очень можетъ быть, что это не болѣе, какъ простое собраніе свѣденій о погонцахъ, претерпѣвшихъ убытки, съ цѣлію по возможности вознаградить хотя часть этихъ убытковъ насчетъ обманувшихъ ихъ подрядчиковъ. По всей вѣроятности, подрядчики, которые платили погонцамъ половинную цѣну того, что получали сами за подводы, охотно согласятся дать въ пользу потерпѣвшихъ погонцевъ еще четверть того, что они получили за подводы сами; все-таки у нихъ еще останется четверть въ барышѣ. На нашъ взглядъ это вовсе не рѣшеніе дѣла. Подобная миролюбивая сдѣлка не была бы рѣшеніемъ дѣла даже и въ томъ случаѣ, еслибы подрядчики согласились отдать погонцамъ не только все, что они получили сами за подводы, но прибавите еще столько же изъ своего кармана. Единственное рѣшеніе Дѣда" здѣсь преданіе публичному суду подрядчиковъ, обманомъ разорившихъ несчастныхъ погонцевъ. Ибо вопросъ здѣсь идетъ вовсе не о томъ только, чтобы вознаградить погонцевъ, которыхъ вполнѣ за все ими претерпѣнное теперь вообще вознаградить невозможно, а тѣхъ, которые умерли, даже и нѣсколько вознаградить нельзя, а о томъ, чтобы сдѣлать извѣстными и предать должной карѣ тѣхъ подрядчиковъ, которые посредствомъ мошенничества ограбили и раззорили тысячи народа, и такимъ образомъ сдѣлать для нихъ подрядъ на будущее время невозможнымъ, другимъ же подрядчикамъ дать понять, что за подобное грабительство и раззореніе народа они никогда не будутъ оставаться не наказанными.
   Можно сказать безъ всякаго преувеличенія, что ни война, ни голодъ, ни наводненія и т. п., однимъ словомъ, ничто такъ не подрываетъ благосостоянія народа, какъ обманы разнообразныхъ подрядчиковъ и нанимателей, съ каждымъ часомъ все болѣе и болѣе размножающіеся и принимающіе все болѣе и болѣе грандіозныя формы. И это не въ военное только время. Тоже самое продѣлываютъ подрядчики, наниматели, поставщики и въ мирное время, только въ меньшихъ, конечно, размѣрахъ. Исторія всѣмъ извѣстная -- каждогодно по нѣскольку разъ въ году повторяющіеся, такъ называемые бунты рабочихъ противъ своихъ хозяевъ-подрядчиковъ на желѣзныхъ дорогахъ, и въ разныхъ другихъ промышленныхъ наймахъ. Бунты эти приготовляются такимъ образомъ: подрядчики, заманивая къ себѣ обыкновенно безграматныхъ рабочихъ, на словахъ сулятъ имъ золотыя горы, предлагаютъ условія самыя льготныя и выгодныя, въ условіяхъ же, совершаемыхъ въ волостныхъ правленіяхъ, благодаря ворожбѣ волостныхъ старшинъ и писарей, пишутъ совсѣмъ другое. Рабочіе, прибывъ на мѣсто, проработавъ здѣсь нѣсколько недѣль, и видя, что имъ не даютъ ничего, что было обѣщано на словахъ, ни помѣщенія порядочнаго, ни пищи порядочной,-- мало того: обсчитываютъ даже въ платѣ, натурально, начинаютъ сначала роптать и требовать, чтобы исполнялось все по условію, что имъ было обѣщано. Но такъ какъ ничего не исполняется, а между тѣмъ и въ разсчетѣ имъ отказываютъ, то они бросаютъ работу и идутъ въ городъ съ жалобою къ властямъ. Тогда туда же летятъ съ своими письменными условіями подрядчики и, на основаніи ихъ, доказываютъ, что они исполняютъ все то, что должны были исполнять по этимъ условіямъ, что только по лѣности, пьянству, подстрекательству такихъ-то изъ рабочихъ (имя рекъ) рабочіе бунтуются. Кончается эта исторія, благодаря ловкости подрядчиковъ, большею частію тѣмъ, что для усмиренія рабочихъ же, подрядчикомъ обсчитанныхъ, вогнанныхъ въ болѣзни, разоренныхъ, является военная команда. А еслибы подлежащія власти при каждомъ подобномъ случаѣ, вмѣсто того, чтобъ полагаться на условія, представляемыя подрядчиками, обращали вниманіе на жалобы рабочихъ и вмѣсто команды предоставляли суду, посредствомъ строгаго слѣдствія, изслѣдовать: не обманнымъ ли образомъ составлены означенныя письменныя условія, тогда дѣло навѣрное каждый разъ принимало бы другой оборотъ. Подрядчики и всѣ помогавшіе имъ въ обманѣ попадали бы на скамью подсудимыхъ и, кромѣ удовлетворенія рабочихъ за всѣ протори и убытки, несли бы уголовную кару. Стоило бы всего нѣсколько разъ проучить такимъ образомъ подрядчиковъ -- и тогда навѣрное исчезли бы навсегда и обманныя условія, и бунты рабочихъ. Теперь же подрядчикамъ -- лафа; безвинное преслѣдованіе разоренныхъ рабочихъ по обманнымъ условіямъ, безнаказанность составителей такихъ обманныхъ условій даетъ подрядчикамъ, при помощи ихъ, полную возможность раззорять народъ сколько угодно. Вотъ и недавно еще въ "Новомъ Времени" (No 757) сообщено было слѣдующее извѣстіе изъ деревни Липокъ Шлиссельбургскаго уѣзда:
   
   400 или 500 человѣкъ рабочихъ (крестьяне Тверской губ.), нанятыхъ гидротехнической компаніей на работы по очисткѣ канала Императора Александра II, 81-го марта и 1-го апрѣля не пошли на работу, требуя разсчетъ и выдачи паспортовъ. Причины подобнаго явленія, по показаніямъ выборныхъ изъ среды рабочихъ, слѣдующія: условія найма писались въ волостныхъ правленіяхъ почти безъ участія нанимаемыхъ. Отъ этого произошла разница въ условіяхъ, предлагавшихся лично крестьянамъ однимъ изъ компаніоновъ, и въ условіяхъ, написанныхъ въ правленіяхъ. Такъ, въ случаѣ, если рабочій раньше срока откажется работать, "платитъ компаніи неустойку -- 25 руб." Между тѣмъ объ этомъ пунктѣ условія крестьяне не знали до послѣдняго времени. Работа на тачкахъ -- говорено было рабочимъ -- начнется съ мая, а началась съ 15 марта. Но и письменныя условія найма не выполнялись, какъ слѣдуетъ. Рабочіе, явившись на мѣсто работъ, должны были найдти готовыми: квартиры, баню, удовлетворительную пищу (щи со снетками или горохъ и гречневую кашу, и квасъ). Между тѣмъ, бани и кваса не было до послѣдняго времена. Кушанье варилось на открытомъ воздухѣ и, за недостаткомъ дровъ или отъ небрежности "кухарей", было часто сырое и притомъ въ недостаточномъ количествѣ. Приказчики, завѣдующіе кладовыми, обвѣшивали и обмѣривали. Приказчики же, слѣдящіе за ходомъ работъ, не совсѣмъ гуманно обращались съ рабочими: надъ боками рабочихъ упражнялись здоровенные приказчичьи кулаки, а съ языка сыпались брань и сарказмы. Одного изъ рабочихъ приказчикъ самовольно арестовалъ. Дорогу отъ Твери до Тосны многіе изъ рабочихъ, за неимѣніемъ денегъ на билеты, ѣхали по подлавкамъ вагоновъ, согнувшись въ три погибели, не смѣя выйдти оттуда, чтобы расправить онѣмѣвшіе члены, подъ опасеніемъ быть пойманными, а отъ Тосны до мѣста работъ должны были идти христовымъ именемъ.
   Хотя я не знаю представителей гидротехнической компаніи, заправляющихъ дѣлами этой компаніи, но предполагаю, что это должно быть все люди интеллигентные, которые въ разныхъ публичныхъ собраніяхъ, пожалуй, горой стоятъ за мужика; а на дѣлѣ -- видите, что выходитъ -- не стыдятся нетолько держать въ проголодь своихъ рабочихъ, а даже бить ихъ, чего нынѣ не водится, пожалуй, и у людей непросвѣщенныхъ. А еще болѣе зазорно для интеллигентныхъ представителей компаніи, что они не стѣсняются, подобно какимъ-нибудь темнымъ Ицкамъ, унижаться до того, чтобы писать мошенническія (извините за выраженіе; иначе назвать трудно) условія даже на закабаленіе рабочихъ. Шутка ли сказать, что рабочій, отказывающійся ранѣе, срока отъ работы, долженъ заплатить неустойки 25 р. А сколько онъ получаетъ заработной платы въ день?-- Вѣроятно, 50 или 40 к. въ день, если не 25 или 20 к., такъ какъ теперь при общемъ застоѣ, рабочія руки ни по чемъ.
   Очень интересенъ разсказъ одного изъ бывшихъ нанимателей, помѣщенный въ 83 No покойнаго "Сѣвернаго Вѣстника", о томъ: какъ нанимаются подрядчиками рабочіе, и какъ фабрикуются и объявляются послѣдними обманныя условія. Въ Пермской Губерніи для сплава судовъ съ металлами, и также съ съѣстными продуктами, саломъ, пшеницею и проч., внизъ по рѣкѣ Чусовой до Перми, ежегодно нанимается рабочихъ до 40,000 ч. Этотъ наемъ въ разныхъ уѣздахъ производится различнымъ образомъ. Въ Кунгурскомъ Уѣздѣ къ нанимателю являются такъ называемые десятники, выбираемые желающими наниматься въ рабочіе съ одобреніями, въ которыхъ значится, что такіе-то, желая наняться, поручаютъ такому то порядиться за нихъ и получить задатокъ. Десятникъ, явившись къ нанимателю, начинаетъ съ того, что требуетъ магарыча отъ нанимателя, отъ 20 до 50 к. за каждаго поименованнаго въ одобреніи, котораго онъ можетъ "заложить", т. е. отдать въ наемъ. Затѣмъ, когда на счетъ магарыча дѣло сдѣлано, устанавливается плата рабочему, обыкновенно 8 руб. за сплавъ до Перми. Съ рабочихъ, которыхъ въ одобреніи бываетъ иногда до 80, десятникъ получаетъ по 3 копейки съ человѣка за то, что имъ купленъ былъ 20-копеечный гербовый листъ для написанія одобренія. Но этимъ дѣло не кончается. Наниматель съ каждаго рабочаго долженъ дать не менѣе 50 коп. волостному старшинѣ, иначе или условіе не будетъ составлено, или нанявшіеся рабочіе наймутся къ другому подрядчику, или, наконецъ, не явятся всѣ къ сроку на пристань. Въ Пермскомъ, Соликамскомъ и Осинскомъ уѣздахъ наниматели сами ѣздятъ по волостямъ. Здѣсь торгъ о магарычѣ идетъ съ волостнымъ старшиной и писаремъ за приличнымъ угощеніемъ, и когда дѣло улаживается, то собирается сходъ желающихъ рядиться, которому ставится извѣстное количество вина для угощенія, а кромѣ того дается рублей по 5 нѣсколькимъ горланамъ. Въ случаѣ недостачи желающихъ рядиться на сплавъ, старшина составляетъ списокъ недоимщиковъ, которыхъ всегда въ волости довольно, и приказываетъ имъ немедленно явиться въ волость и внести недоимки. При одномъ такомъ случаѣ присутствовалъ корреспондентъ-наниматель и разсказываетъ слѣдующее: "крестьяне-недоимщики, по требованію старшины, явились; кто принесъ деньги, тотъ и освободился; грозный старшина не дѣлалъ отсрочки ни на одинъ день; крестьяне валялись въ ногахъ у своего начальника, но отсрочки не могли получить, и отправились на сплавъ невольниками за ту цѣну, за какую за нихъ подрядился старшина. Въ условіи, однако-жъ, было сказано, что они порядились по собственной своей волѣ добровольно и непринужденно (чего, разумѣется, въ слухъ передъ сходомъ не читается)". Въ Осинскомъ Уѣздѣ по р. Тулвѣ, гдѣ проживаютъ башкиры, большею частію не умѣющіе говорить по-русски, рабочіе изъ башкиръ вообще заподряжаются "свободно" старшинами на сплавъ, якобы за подати, хотя все дѣло зависитъ отъ величины магарыча старшинѣ, а на то, удовлетворительна ли плата рабочему, не обращается никакого вниманія, такъ что условленной платы недостаетъ даже на пропитаніе рабочему. Такъ, за 4 или 5 рублей, рабочій долженъ пройти отъ мѣстожительства верстъ 200 до пристани и, нагрузивъ судно, жить здѣсь, если по многоводью или маловодью плыть тотчасъ нельзя, иногда двѣ или три недѣли. А жить на пристани, гдѣ иногда собирается до 4,000 и въ одной крестьянской избѣ помѣщается по 30-ти и болѣе человѣкъ, бываетъ очень дорого. Вообще, говоритъ корреспондентъ-наниматель, "рабочему въ большинствѣ случаевъ по сплавѣ судна въ Пермь, не причитается получить ни копейки, притомъ еще надо пройти до своего дома около 100 верстъ".-- Еще одна любопытная подробность относительно того, до какой степени доходятъ обманы рабочихъ при наймѣ. Рабочіе, обыкновенно, нанимаются прибыть на пристань къ 5-му апрѣля, а если весна наступитъ ранѣе, то и ранѣе этого числа, и работать за условленную плату до 1-го мая, а съ 1-го мая получать поденную плату по 40 или 50 копеекъ въ день. Но рабочіе на это не охотно соглашаются: для нихъ каждый майскій день очень дорогъ, и они требуютъ, чтобы съ 1-го мая, была новая ряда, а въ условіи пишется совсѣмъ другое, но этого другого имъ, конечно, не читаютъ. По дорогѣ рабочіе узнаютъ, что обмануты, но дѣлать нечего; иногда подымается только сильный ропотъ и неудовольствія. Но "и противъ этого, говоритъ корреспондентъ-наниматель, есть средства: такъ, напримѣръ, распорядитель одного каравана въ подобномъ случаѣ, прибѣгнулъ къ слѣдующей хитрости: онъ утвердилъ вторую ряду (т. е. послѣ 1 мая) и выдалъ ее каждому рабочему на руки, но тотчасъ же далъ знать пермской полиціи и попросилъ ее, по прибытіи каждаго судна къ мѣсту назначенія, отобрать у рабочихъ деньги, полученныя противъ контракта, что, разумѣется, и было исполнено".
   Вотъ видите, какъ въ Перми все благоустроено и организовано! Даже полиція губернскаго города Перми считаетъ себя обязанною, по требованію каждаго проходимца, обирать изъ кармановъ рабочихъ заработанныя деньги и дѣлаетъ это собственною властію, не доводя до свѣденія суда? А мы все болтаемъ о бѣдствіяхъ куліевъ? Чѣмъ же эти несчастные наши собственные куліи лучше?
   Да, если не желаютъ, чтобы Россія была въ конецъ раззорена, то мы рекомендуемъ неопустительно преслѣдовать, т. е. предавать публичному суду всѣхъ подрядчиковъ, нанимателей, поставщиковъ за обманно заключенныя условія, и начать преслѣдованіе теперь же немедленно преданіемъ суду равныхъ товариществъ, дѣйствовавшихъ во время войны, не щадя при этомъ ни ихъ пособниковъ, ни попустителей, какъ бы они высоко ни стояли.-- Безъ этого, ни предполагаемый подоходный всесословный налогъ въ облегченіе мужика, ни предполагаемыя колонизаціи изъ мѣстъ малоземельныхъ -- ничто не поможетъ. Народъ непремѣнно будетъ раззоренъ мошенническими условіями, выдаваемыми за легальныя, въ чемъ примутъ участіе нетолько безчисленные темные Ицки, но и просвѣщенные представители разныхъ желѣзнодорожныхъ и вообще акціонерныхъ обществъ, и даже управители такихъ просвѣщенныхъ филантроповъ, какъ Павелъ Ивановичъ Демидовъ, котораго служащіе, по словамъ корреспондента-нанимателя, "точно также, какъ и другіе, закабаляютъ себѣ рабочихъ обманными условіями". Мужику не останется ничего тогда болѣе дѣлать, какъ бѣжать изъ мѣста своего жительства, чтобы не быть отданнымъ кону нибудь въ вѣчную кабалу, такъ точно, какъ онъ бѣгалъ отъ закрѣпощенія въ продолженіе всего царствованія Михаила Ѳеодоровича и Алексѣя Михаиловича.
   А, впрочемъ, куда и бѣжать въ наше время, когда вездѣ одно и тоже и когда, благодаря телеграфамъ и желѣзнымъ дорогамъ, васъ быстро найдутъ вездѣ и представятъ къ водворенію на мѣстѣ жительства. То ли дѣло было во время оно -- въ блаженное царствованіе Михаила Ѳеодоровича и Алексѣя Михаиловича, когда человѣкъ былъ также безсиленъ противъ лежавшаго надъ нимъ мѣстнаго гнета, какъ теперь, но когда имѣлъ возможность цѣлую жизнь бѣгать отъ людей, желавшихъ закабалить его свободу, отъ своихъ притѣснителей въ образѣ властей, отъ судей неправедныхъ и т. д. Теперь мы знаемъ только одно мѣсто, гдѣ мужику лафа -- это Семирѣченскій край. Почтенный начальникъ его, прилагая всѣ заботы о томъ, какъ бы поскорѣе обрусить край, поставилъ тамъ русскаго мужика по отношенію къ инородческому населенію на такую высоту, какою внутри Россіи, вѣроятно, не всегда пользуются и особы начиная съ IV класса и выше. Такъ въ "Туркестанскихъ Вѣдомостяхъ", между прочимъ, напечатанъ слѣдующій циркуляръ военнаго губернатора Семирѣченской области, генералъ-лейтенанта Колпаковскаго:
   
   "При объѣздѣ области мною между прочимъ неоднократно замѣчалось, что киргизы, дѣлая заявленіе на лицъ крестьянскаго сословія, называютъ ихъ "мужиками"; хотя я и указывалъ на это уѣзднымъ начальникамъ, требуя, чтобы они учили киргизъ относиться къ нашимъ колонизаторамъ (видите, какъ тамъ почтенъ мужикъ? даже колонизаторомъ называется, точно нѣмецъ амерканскі!) въ выраженіяхъ вѣжливой формы, но требованія мои имѣли, мало успѣха.
   "Вслѣдствіе чего, вынужденнымъ нахожусь предписать гг. уѣзднымъ начальникамъ наблюдать за тѣмъ, чтобы на будущее время киргизы называли крестьянъ не мужиками, а крестьянами".
   Такъ видите ли, какъ дѣла стоятъ въ Семирѣченскомъ краѣ. Мы здѣсь въ печати мужика называемъ мужикомъ, да и самъ мужикъ иначе себя не называетъ, какъ мужикомъ. А въ Семирѣченскомъ краѣ, это бранное слово и чуть киргизъ осмѣлился произнести го, какъ за нимъ выросъ уже уѣздный начальникъ: ты говоритъ, какъ смѣешь такъ неучтиво называть нашего колонизатора! Любопытно, однакожъ, знать, какими мѣрами уѣздные начальники приводятъ въ исполненіе предписаніе семирѣченскаго военнаго губернатора? Что они дѣлаютъ съ киргизомъ, который обмолвится и вмѣсто крестьянинъ скажетъ: мужикъ. Наставленіе что ли даютъ, въ кутузку сажаютъ, а съ редицивистами поступаютъ, быть можетъ, и еще строже. Да и комиссія для уѣздныхъ начальниковъ, должно быть, не малая научить всѣхъ киргизъ говорить вмѣсто мужикъ крестьянинъ. Въ Россіи нѣкоторыя инородческія племена, напримѣръ, чуваши, черемизы живутъ среди русскаго населенія, и нѣкоторыя изъ нихъ крещены болѣе, чѣмъ за двѣсти лѣтъ, но и до сихъ поръ не пріучились нетолько къ употребленію галантныхъ выраженій относительно мужика, а и генераловъ не выучились называть: ваше превосходительство, а говорятъ, обращаясь къ нимъ: или бачка, или много что янаралъ. И, однако, Россія отъ этого нисколько не пострадала. А я думаю, что она въ лицѣ чувашъ и черемизъ, значительно пострадала бы, еслибы на становыхъ возложить обязанность учить ихъ, чтобы они не смѣли называть русскаго мужика мужикомъ, а называли бы его крестьяниномъ. Надобно полагать, что въ Семирѣченскомъ краѣ, уѣздные начальники не завалены работой, если на нихъ, помимо ихъ прямыхъ обязанностей, возлагаются такія не свойственныя имъ обязанности чисто гувернерскія -- обучать киргизъ галантности...

-----

   Нынѣшней зимой по Петербургу ходили нѣкоторое время таинственные слухи о томъ, что въ редакціи разныхъ газетъ приносили письма какой-то, находящейся на войнѣ, студентки -- письма очень интересныя, но что редакціи отказались печатать эти письма, потому, дескать, что было бы скандаломъ печатать письма, въ которыхъ мужской медицинскій персоналъ, дѣйствующій ни войнѣ, представляется въ такомъ гнусномъ видѣ по отношенію къ женщинамъ-студенткамъ, сестрамъ милосердія, съ такими скотскими вожделѣніями, что почти употребляетъ насиліе для вынужденія женщинъ на удовлетвореніе своей похоти, что положеніе женщинъ становится просто невыносимымъ... Слухи эти потомъ замолкли, но теперь оказывается, что они дѣйствительно были справедливы, что такія письма были и что справедливо, вѣроятно, и то, что нѣкоторыя петербургскія газеты, поставляющія высшую политику въ томъ, чтобы обманывать и морочить публику, какъ было съ ними и въ сербскую, и въ нынѣшнюю войну, не приняли ихъ. Теперь эти письма обнародовало "Московское Обозрѣніе" и сдѣлало этимъ великую услугу русскому обществу. Прямой долгъ каждой газеты въ томъ и состоитъ, чтобы открывать и выводить наружу подобныя общественныя язвы, а не скрывать ихъ. Тогда только мы и будемъ знать: какія мѣры надобно принимать въ томъ или другомъ случаѣ для устраненія зла. Въ особенности это должно сказать о письмахъ, напечатанныхъ въ "Московскомъ Обозрѣніи". Подобныя откровенныя признанія дѣлаются такъ рѣдко, что, не будь этихъ писемъ, общество наше долго не знало бы: въ какомъ ужасномъ положеніи находится каждая сестра милосердія, каждая студентка, находящаяся на войнѣ, и сколько она должна выносить нетолько тяжкихъ оскорбленій, но и прямо борьбы противъ скотскихъ вожделѣній мужчинъ, употребляющихъ для развращенія женщинъ всякія пакости и рѣшающихся чуть не на насиліе.
   Письма, о которыхъ мы говоримъ, писаны студенткой B. С. Некрасовой, скончавшейся отъ тифа въ одномъ изъ лазаретовъ дѣйствующей арміи, въ редакцію же "Московскаго Обозрѣнія" доставлены сестрой покойной Е. С. Некрасовой, которая, въ предисловіи къ напечатаннымъ письмамъ, такъ объясняетъ причину, по которой она сочла нужнымъ публиковать письма своей сестры. "Въ послѣднее время, говоритъ она: -- нерѣдко сталъ въ обществѣ раздаваться голосъ противъ сестеръ милосердія, появились даже газетныя статьи; сестеръ начали винить въ легкомысліи, въ крайне свободномъ поведеніи, ихъ чуть не обозвали публичными женщинами. Очень можетъ быть, что одна или двѣ оказались безсильны противъ тѣхъ соблазновъ, которые сулились имъ". "Но вина всею своею тяжестью, съ карою общественнаго мнѣнія, съ потерею честнаго имени, со всѣмъ, что дорого для чести человѣка, падаетъ нетолько на этихъ двухъ недостойныхъ, обезсилекыхъ отъ борьбы; она падаетъ и на тѣхъ, у кого достало силы бороться, страдать, мучительно страдать и выйти, хотя и съ потерею большого запаса силъ, во побѣдителями. А чего стоила эта побѣда? Какой награды стоятъ онѣ за свой героизмъ? Общество, въ замѣнъ награды, -- огуломъ даетъ имъ за ихъ нравственную выдержку желтый билетъ..." "У него, у этого общества даже не мелькнетъ мысль взглянуть на дѣло съ другой стороны, взглянуть на тѣхъ, кто является виновникомъ того разврата, въ которомъ клеймятъ женщину". "Я приведу тѣ изъ писемъ покойной Некрасовой, которыя касаются именно отношенія мужчинъ къ женщинамъ на войнѣ. Я не буду затемнять дѣла недомолвками, и не буду щадить имена тѣхъ, кто не стоить, не заслуживаетъ этой пощады. Эти отрывки (изъ писемъ) и письма хорошо покажутъ, кому надо дать тѣ желтые билеты, на которые такъ щедро наше общество".
   Въ первомъ письмѣ разсказывается о строившемъ дороги въ Болгаріи генералѣ Кренке и офицерѣ Ивановѣ. Сижу я, говорить покойная Некрасова: -- разъ по возвращеніи изъ госпиталя за письмомъ въ ожиданій чая -- какъ вдругъ слышу чей то мужской голосъ, называющій меня по имени. Выхожу, вижу друга моего дѣтства -- Виктора Михайловича Иванова, котораго я знала еще гимназистомъ и котораго, до старой памяти, считала хорошимъ человѣкомъ и идеалистомъ. Теперь Викторъ Михайловичъ молодой человѣкъ, герой, дравшійся на Шипкѣ, контуженный и взысканный милостью начальства. Послѣ первыхъ взаимныхъ привѣтствій и распросовъ, т. Ивановъ круто поворачиваетъ рѣчь на восхваленіе достоинствъ своего начальника Кренке, у которого онъ живетъ. Ужъ такой, говоритъ, это начальникъ и доброты необыкновенной и ума необыкновеннаго. Некрасова слушаетъ и недомѣваетъ, потому что прежде не примѣчала въ Ивановѣ такихъ восторженныхъ чувствъ по отношенію къ начальству. Однако, ничего не подзрѣвая, она соглашается принять сдѣланное ей Ивановымъ отъ имени необыкновенной доброты и ума генерала предложеніе придти къ нимъ вечеромъ, такъ какъ дескать она можетъ быть укажетъ генералу такихъ офицеровъ, которые вышли изъ лазарета и въ строй болѣе негодятся и въ Россію возвратиться не хотятъ, и которые моглибы быть полезны генералу въ работахъ на дорогѣ. Потому вечеромъ Ивановъ опять пришелъ къ Некрасовой и они вмѣстѣ отравились къ генералу, который, по словамъ Некрасовой, былъ ничего, какъ и другіе начальники, только на счетъ субординація похуже другихъ. Съ первыхъ же словъ начальникъ заявилъ ей, что "онъ хорошо знаетъ Приселкова (главнаго полеваго доктора) и мо* жетъ у него все для нея сдѣлать, что у него большое знакомство въ Петербургѣ, гдѣ онъ, по выдержаніи ею выпускнаго экзамена, можетъ выхлопать ей мѣсто, доставить большую практику", и т. д. Невинной дѣвушкѣ все не вдомекъ, почему это, генералъ, хотя необыкновенной доброты и ума, но все таки совершенно ея незнающій и видящій всего въ первый разъ, такъ ею занятъ. Между тѣмъ, среди разговора. Ивановъ заводитъ рѣчь о новой дорогѣ, ими устраиваемой. "Вы теперь и не узнаете той дороги отъ мостодъ къ Систову, по которой ѣздили назадъ тому недѣлю", говоритъ онъ, обращаясь къ Некрасовой. Начальникъ кстати предлагаетъ ей сдѣлать прогулку съ нимъ по этой дорогѣ заи тра же, если день будетъ солнечный. Некрасова соглашается и на другой день отправляется съ начальникомъ вдвоемъ (такъ какъ Ивановъ по дѣламъ службы уѣхалъ въ Никополь, хотя прежде говорилъ, что ему нужно будетъ ѣхать только черезъ недѣлю) смотрѣть дорогу. Дорогой начальникъ держитъ себя ничего, прилично, по пріѣздѣ домой, приглашаетъ Некрасову отобѣдать у него, и спи садятся вдвоемъ обѣдать. За обѣдомъ сцена перемѣняется. Начальникъ необыкновенной доброты и ума начинаетъ говорить разныя сальности, дѣлать двусмысленныя, но понятныя предложенія, заявляетъ желаніе обнять, поцѣловать Некрасову, однимъ словомъ -- пишетъ Некрасова,-- "ведетъ себя такъ, что, не будь я въ его квартирѣ, гдѣ онъ могъ сдѣлать со мной всякую мерзость, я надавала бы ему пощечинъ, а въ моемъ положеніи пришлось только повернуть дѣло въ шутку". Теперь только поняла Некрасова, что другъ ея дѣтства, Ивановъ, есть господинъ, который, по ея выраженію, "служитъ своему начальнику заразъ двѣ службы". Встрѣтивъ черезъ нѣсколько дней ѣдущаго на лошади Иванова, который ее не примѣчалъ, она остановила его, но на протянутую имъ руку отвѣчала, что она "такмъ людямъ руки не подаетъ, и что она не сердится на его начальника, но что онъ, Викторъ Михайловичъ, современемъ получить достойную награду за свое сводничество". Ивановъ покраснѣлъ и струсилъ, что всю эту исторію узнаютъ въ Россіи, сталъ увѣрять, что онъ ни въ чемъ не виноватъ, даже письмо ей написалъ, что онъ ничего не знаетъ и проч.
   Послѣ письма покойной Некрасовой о генералѣ Кренке и Ивановѣ слѣдуютъ выдержки изъ ея писемъ о шалостяхъ съ женскимъ поломъ мужскаго медицинскаго персонала. Но эти письма имѣютъ такой глубокій, общественный интересъ и въ настоящемъ и будущемъ, что считаю необходимымъ ихъ передать въ подлинникѣ.
   Вотъ выдержки изъ письма отъ 17 то сентября изъ Фратешти.
   "Мужчины здѣсь совсѣмъ перестали быть людьми -- они обратились и вашихъ-то чертей: они готовя устраивать цѣлые гарема и быть въ нихъ султана". Мнѣ теперь приходится справляться съ третьимъ нахаломъ, третьяго нахала отпарировать. И это третій никто иной, какъ Жданко. Во имя одного этого, я бя желала уѣхать изъ Фратешти, потому что, уходи неудовлетворенными, они готовя потомъ дѣлать разини мерзости, на что и пустился Студенскій. Этотъ послѣдній не пропускаетъ ни одной женщины, отъ каждой хочетъ сорвать клочекъ шерсти. Я страшно возмущалась, когда одна изъ нашихъ студентокъ разсказывала мнѣ, какъ онъ нетолько подъѣзжалъ къ ней 43 розня" возмутительными предложеніями, но разъ прямо бросился цѣловать, обнимать ее съ возгласа": "Такъ вы не хотите?! такъ вы не хотите?!" въ которыхъ звучала скорѣй угроза, чѣмъ вопросъ. Послѣ этого пассажа, когда студентка on него убѣжала, онъ сталъ съ ней очень суровъ и, пожалуй, чѣмъ-нибудь нагадитъ. Со мной онъ продѣлалъ почти ту же исторію, и мы съ нимъ больше не говоримъ и не здороваемся. Теперь онъ всѣми неправдами нашелъ себѣ султаншу -- въ лицѣ одной сестры милосердія -- актрисы изъ театра... Пожелай мнѣ поскорѣе распроститься съ Фратешти!?"...
   Оттуда же 23-го сентября.
   "Исторію съ Студенскимъ, можетъ быть, придется выводить на свѣжую воду, можетъ быть, придется дѣлать очную ставку какъ мнѣ съ нимъ, такъ студенткѣ N. Дѣло въ томъ, что послѣ неудачной попытки купить меня за честь самостоятельной работы въ хирургическомъ отдѣленіи, онъ мнѣ сдѣлалъ непріятность до нѣкоторой степени публичнымъ образомъ, т. е при всѣхъ: вдругъ вздумалъ мнѣ дѣлать замѣчаніе -- что я не тамъ держу тазъ, что не умѣю промыть раны, что я должна брать не тотъ, а другой тазъ. Я на это ему отвѣтила, что это не его дѣло и что я дѣлала, дѣлаю и буду такъ дѣлать, какъ дѣлаю. Онъ на это замѣтилъ, что если я не желаю его слушать, то онъ мнѣ прикажетъ дѣлать такъ, какъ онъ хочетъ. Я отвѣчала, что онъ мнѣ не смѣетъ приказывать и что если онъ не желаетъ теперь замолчать, а желаетъ продолжать въ томъ же духѣ, то я отвѣчать ему не буду, а поговорю съ нимъ послѣ достодолжнымъ образомъ. Я имѣла основаніе ему такъ отвѣтить: во-первыхъ, потому, что знала тѣ мотивы, которые заставляютъ его придираться, а во-вторыхъ, потому, что мое начальство, докторъ X., а не Студенскій. Онъ, само собою разумѣется, исторіи за мои отвѣты не поднялъ и жаловаться на меня доктору X. не подумалъ, а а сочла излишнимъ возобновлять эту исторію, тѣмъ болѣе, что докторъ X. былъ тогда въ Бухарестѣ и вернулся черезъ нѣсколько дней. Въ данное же время дѣло приняло такой оборотъ, что волей неволей оказалось нужнымъ поднять всю эту исторію: она повторилась съ студенткой N., какъ я тебѣ уже писала -- это первое, а во-вторыхъ, насъ вздумали оставить здѣсь во Фратешти; докторъ X. черезъ 2--3 дня уѣзжаетъ въ Россію, слѣдовательно мы остаемся подъ начальствомъ Студенскаго. Сегодня мы рѣшили разсказать всю эту исторію доктору X. Докторъ X. до глубины души былъ возмущенъ нашимъ разсказомъ; онъ говорилъ, что намъ тогда же слѣдовало дать Студенскому надлежащій отпоръ. Но понятно, что этого сдѣлать мы не могли: мы же бы тогда остались виноваты, васъ же бы осудили. Докторъ X. согласился, что наше положеніе во Фратешти безъ него будетъ невыносимо (Студенскій, оказывается, уже ругалъ насъ; про меня говорилъ, что я ничего не знаю, ничего не умѣю...) и испросилъ позволеніе передать всю эту исторію профессору Чудновскому, говоря, что еслибы Студенскій не быль полезенъ то "Красномъ Крестѣ", какъ хорошій хирургъ, то необходимо было ба настоять, чтобы его, Студенскаго, выслали вонъ за такія продѣлки.

"Отечественныя Записки", No 5, 1878

   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru