Ершов Артемий Ильич
Причина

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

   

APT. ЕРШОВ

ИЗБРАННОЕ

НОВОСИБИРСКОЕ
КНИЖНОЕ ИЗДАТЕЛЬСТВО
1954

   

ПРИЧИНА

   Сегодня сливки на завод вызвался везти сам Алёшка. На это была тысяча и одна причина. Прежде всего -- у возчика Анчи разболелась нога. Ему вчера, разыгравшись, ласково наступил на ногу карий жеребец. Нога вспухла -- не ехать же с больной ногой. А оставить сливки и дать им скиснуть никак нельзя: сегодняшней сдачей сливок совхозная ферма удерживала за собой первенство в соревновании с соседним Журавлихинским участком. Не сдай сливки -- журавлихинцы, побьют ферму, пересядут "на аэроплан" -- позор на весь совхоз! От одних злых частушек не отобьёшься. Нет, на это Алёшка не согласен. Кроме того -- у мастера на заводе надо было выпросить исправный ушат. Затем... Да что -- затем? Причин было много. Но если бы исчезла целая тысяча причин и осталась только одна маленькая -- тысяча первая, всё равно Алёшка сегодня должен был бы ехать в совхоз.
   Эта причина стояла за прилавком совхозрабкоопа, была мала, обладала чёрной путаной копной волос, прикрытых платочком, курносеньким задорным носиком и удивительными глазами. Честное слово, таких глаз нигде не найдёшь, хоть обшарь все фермы совхоза и даже весь аймак. Короче говоря, эту причину звали Марусей Беловой, и она сегодня ждала Алёшку на центральной усадьбе.
   Анчи, прихрамывая, подвёл лошадь, запряжённую в дрожки. Вдвоём с Алёшкой они установили три больших мятых фляги со сливками.
   -- Крепко крутить надо,-- сказал Анчи, затягивая верёвкой поставленные фляги.-- Кок-су вода много...
   -- Что ты? -- спросил Алёшка тоненьким голоском, неожиданным при его могучей фигуре.
   Алёшка словно испечён из белой крупчатки, причём теста на Алёшку не пожалели, оттого выглядит Алёшка гладким и туго набитым. В открытый ворот рубахи видна ослепительно белая грудь. Засученные рукава обнажают такую же кожу рук. Соломенные волосы редко приглаживаются, торчат густо и нескладно, как плохо причёсанный парик.
   Анчи терпеливо разъяснил:
   -- Долгой дож был... Надоелся прямо дож... Вода Кок-су пошла... Теперь вода Кок-су много... Вчера мало-мало не топился...
   -- Ну, ты! -- засмеялся Алёшка, показав белый частокол первосортных зубов. Сгрёб в белую свою лапу лицо Анчи.-- До самой смерти ничего не будет!
   -- Ты, чёрт, какого коня мне запрёг? -- спохватился вдруг Алёшка.
   -- Другой конь нету. Работает конь... Покос. Сам знаешь.
   Алёшка вспомнил, что всё равно со сливками далеко не ускачешь, мгновенно остыл и двинулся на завод.
   Дорога была бы не особенно трудной, если бы не Кок-су. В летние сухие дни брод через Кок-су устанавливался постоянный и неглубокий. А вот дожди давали себя знать
   Алёшка ехал на передке, изредка чмокая на Чалого, чтобы тот, чего доброго, не остановился совсем. После каждого ленивого подёргивания вожжой Чалый косил назад тусклые глаза, словно хотел сказать:
   -- Чего тебе не сидится? Попробуй сам.
   В небе разгорелось солнце. Оно плавилось от собственного жара; земля дышала горячим маревом. Клонило ко сну.
   Алёшка, чтобы не уснуть, пел тончайшим голосом свою постоянную песню с трагическими словами:
   
   И буду я тебе чужая
   От головы до самых ног.
   
   Через час Алёшка подъехал к броду.
   -- Д-да! -- проворчал он, соскакивая с дрожек и осматривая дорогу.-- Однако, не переедешь?
   С низенького берега к гальке спускалась в мягком чернозёме глубокая колея дороги. Кок-су зловеще играла.
   Она стремительно неслась полным сплошным потоком зеленоватого жидкого стекла. Кое-где стекло ломалось и пенилось легчайшим белым барашком. Влево от брода, за поворотом, слышался глухой рёв потока воды, преодолевающего каменную сумятицу. На другой сторо не вода рвала мягкий грунт берега. Берег уже висел над водой. Судорожно трепетали обнажённые корни берёз. Неудержимой силой река тянула их за собой. Сопротивление было упорное, но бесполезное. Падал в воду мягкий ковёр травы, оторвавшиеся берёзки, подхваченные бурным потоком, рвались вперёд и уплывали, изредка показывая над водой зелень листьев.
   -- Д-да...-- снова повторил Алёшка.Как ты думаешь? -- обратился он к Чалому.
   Чалый не ответил.
   -- Домой, думаешь? Пусть, дескать, сливки киснут... Журавлиха вперёд, Алёшка же -- на чёрную доску. Так по-твоему?..
   Это Алёшка сказал вслух, а просебя добавил: И чтобы Маруська зря ждала?
   Убеждённый неотразимостью доводов Алёшки, Чалый нодтверждающе махнул хвостом.
   -- Вот то-то и есть! Нам, брат, назад никак нельзя.. Засмеют...
   Алёшка вытащил из кармана штанов початую восьмушку махорки и коробок спичек и переложил их за пазуху. Встал на передок дрожек.
   -- Ну, двигай, Чалый...
   Чалый сторожкими шагами пошёл в воду. Кок-су яростно забилась у ног Чалого, забурлила, запенилась в спицах колёс. Показалось, что она ускорила свой невероятный бег, чтоб напугать лошадь и спутника.
   -- Но-о... Чалый! -- напряжённо погнал Алёшка.
   Чётко видневшийся на другом берегу конец водяной сумятицы и такая знакомая колея дороги на центральную усадьбу подбодрили Алёшку.
   -- Но-о... миленький... недалеко...
   Чалый заходил всё глубже. Вода бурлила уже под самым его брюхом, и он шатался, как пьяный, стараясь удержаться на ногах. Озверевшая Кок-су поднялась выше дрожек, билась о привязанные фляги. Ноги Алёшки постепенно погружались в прохладу реки. Он ничего уже не видел, кроме спины Чалого. Руки крепко держали вож жи, и он повторял всё одно и то же:
   -- Ну-у... миленький... Ну-у... миленький... ничего... "Только б не вздумал остановиться!..-- испуганно подумал Алёшка.-- Сшибёт..."
   -- Ну-у... миленький...
   Чалый подвигался с усилием, судорожно цепляясь копытами за пляшущую гальку. Неуёмно било его в бок громадой воды.
   -- Кажется, проезжаем,-- подумал Алёшка и уже бодро закричал:
   -- Но-оо... Чалый!..
   Чалый заметно двинулся вперёд, и вдруг река сомкнулась над его спиной и он упал, сшибленный с ног яростью водяного напора.
   Первое мгновенье Алёшка остолбенел, ждал, пока Чалый встанет. Потом быстро сообразил:
   -- Обрезать гужи... пропадёт конь...
   Он спустился в реку, держа в зубах раскрытый нож. Река мгновенно обняла его и потянула за собой. Цепко держась обеими руками за оглоблю, он нащупал гуж и несколькими ударами перерезал его.
   -- Врёшь, врёшь...-- зверел Алёшка не меньше потока.-- Врёшь!
   Передав рукам напряжение всех сил, он перерезал и другой гуж.
   Вожжи скользнули с дрожек, некоторое время тянулись по воде и, наконец, исчезли.
   Алёшка смотрел вниз и ждал. Волна быстро подняла Чалого, потащила за собой и выбросила на незалитую дресву на повороте. Чалый поднялся на передние ноги и некоторое время стоял неподвижно, оглушённый, разбитый. Потом вскочил -- блестящий, отлакированный чистейшей водой Кок-су,-- ошарашенно бросился на берег и скрылся из виду.
   -- Вылез... Теперь не догонишь! -- огорчённо и в то же время обрадованно подумал Алёшка и пошёл к берегу.
   Он отряхнулся на берегу, разбрызгивая бриллиантовые искры маленьких солнц. Сел на лесину и только тогда начал осознавать происшедшее.
   Худшего ожидать было трудно. Сбежал Чалый. Фляги со сливками торчат на середине Кок-су среди кипящей в безудержном беге воды, как камни. Центральная усадьба совхоза стала неожиданно далёкой и недосягаемой.
   -- Полтораста килограммов сливок вылил в Кок-су... Хорош гусь!..-- слышит Алёшка укоряющий и насмешливый голос мастера. И ферма сдаёт свой "аэроплан" Журавлихе.
   Потом пришла новая спокойная мысль: "А почему сливки должны пропадать? Попробую..."
   Мысль была простая, и, пожалуй, значительно исправляла несчастье.
   Ещё не успев додумать, Алёшка пошёл к флягам. Теперь, когда он шёл по реке второй раз, она казалась менее свирепой и страшной, хотя так же исступлённо старалась сбить его с ног.
   -- Шалишь!-- насмешливо подумал он.-- Теперь чёрта!
   Успокоившись, он начал представлять своё положение уже в смешном виде и готов был мурлыкать:
   
   И буду я тебе чужая...
   
   Но когда вода чуть не столкнула отвязанную флягу, он забыл про песню и машинально зашептал:
   -- Я тебе!.. я тебе!..
   Поддерживая плечом флягу, он закрепил остающуюся пару на дрожках. Потом напряжённым усилием вырвал флягу из воды, поставил её на плечо и пошёл к берегу.
   С полсотней килограммов груза Алёшка почувствовал себя на ногах значительно твёрже, чем налегке. И путь до берега показался недалёким и нетяжёлым. Но, увлечённый успешной работой, он под напором течения пошёл несколько вправо и сбился с брода. И обрадованная вода быстро погрузила его по шею. Подвергшийся внезапному коварству реки, он чуть было не сдал.
   -- Брошу!
   Но так же неожиданно при следующих шагах поднялось дно, и Алёшка вышел из объятий обезумевшей реки.
   Вторую флягу Алёшка вытащил уже более спокойно.
   -- Только бы эту не сбило!-- думал он, возвращаясь к третьей фляге. Но и на этот раз Алёшке повезло. Прикреплённая к дрожкам, стоя в воде несколько выше других фляг, она продержалась и скоро тоже была водворена на берег.
   Теперь у Алёшки удесятерилась самоуверенность.
   -- А дрожки? Попробую.
   Там, где стояли дрожки, река бурлила, как в закипающем котле..
   -- Вперёд не вытащить... Надо назад...
   Алёшка нащупал руками заднюю ось дрожек, и, напрягши все свои силы, дёрнул к себе. Дрожки подались. Алёшка непроизвольно засмеялся и оглянулся кругом. И тогда увидел, что смеётся вверху золотое солнце, улыбаются морщинистыми складками мохнатые горы и весь голубой день брызжет радостью.
   На берегу, высушив щепотку махорки, Алёшка терпеливо ждал, когда кто-нибудь поедет мимо.
   -- Надавило, язви его,-- недовольно сказал он, ощупывая плечо.
   Вертел козью ножку и удивлялся, что дрожат руки:
   -- С чего бы это?
   А когда закурил и выпустил синий дым махорки,-- удовлетворённо запел свою изумительную и незаменимую песню:
   
   И буду я тебе чужая
   От головы до самых ног...
   
   Журавлиха "на аэроплан" не пересела, и вечером в Маруськиных глазах вместе с весёлыми искорками смеха светилась горделивая радость за этого большого и -- казалось ей, такого необыкновенно красивого и умного парня.
   
   1931 г.
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru