Ершов Артемий Ильич
Тимкино счастье

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

   

APT. ЕРШОВ

ИЗБРАННОЕ

НОВОСИБИРСКОЕ
КНИЖНОЕ ИЗДАТЕЛЬСТВО
1954

   

ТИМКИНО СЧАСТЬЕ

   Трудно сказать, шёл ли Тимка домой на своих ногах или летел на крыльях. Во всяком случае, дороги он не замечал. Жил только что прошедшей встречей с военкомом и десятки раз твердил его слова.
   Посудите сами. Ещё с начала войны Тимка твёрдо и бесповоротно решил итти в Красную Армию добровольцем. Ведь понятно, что Тимка никак не мог допустить, чтобы фашистов разгромили без его участия. И он начал военизироваться: чётко печатал шаг, подтянулся и отвечал матери по-красноармейски:
   -- Есть принести воды!
   -- Есть загнать корову!
   Брат посмеивался:
   -- Ну, куда ты, Тимка, в Красную Армию? Вояка! Из чашки ложкой.
   Тимка сердился.
   -- А что? Почему меня не возьмут? Я напишу Ворошилову, что фашистов я могу... вот так!
   И, не находя слов, Тимка делал выразительный жест.
   Мать гладила тимкину голову.
   -- А меня-то одну бросишь? -- как будто всерьёз и сокрушённо говорила мать.-- Ведь Петра скоро призовут Подрасти маленько, потом и пойдёшь.
   Удалось уговорить Тимку только на одно: подождать.
   И Тимка ждал. Но когда призвали в армию его брата-комбайнёра, Тимка больше терпеть не мог. Тем более, что с начала войны он подрос на целых три месяца, и, значит, Тимке пошёл уже двенадцатый год. А кроме того, на носу были школьные занятия. Начнёшь учиться -- прощай армия! Учительница Зинаида Петровна такая непонятливая. Ей хоть что, пусть там война, а ты тут что хочешь, а уроки учи и держи испытания в следующий класс. Нет, Тимка на это не согласен. И Тимка решился на другое. Не сказав ни слова матери, он пошёл в районное село к военкому. Дорогой Тимка готовил речь.
   -- Товарищ военком! -- скажет ему Тимка.-- Хочу защищать родину. Это ничего, что я ещё пионер, а не комсомолец. Побеждать врага можно и пионеру. Я буду делать всё, что мне скажут: подносить снаряды, стрелять из орудия или из пулемёта. А можно и в танкисты, где мой брат Пётр.
   Речь казалась серьёзной и убедительной, и, конечно же, комиссар скажет:
   -- Зачислить Тимофея Сухих в танковую дивизию!
   Вышло немножечко не так. Военком повстречался при выходе из военкомата. Тимка сначала не решился его остановить, но потом догнал его у крыльца райкома партии и, забежав вперёд, сказал*
   -- Товарищ военком!
   -- Что тебе, мальчик?
   -- В танкисты!-- неожиданно для себя выпалил Тимка.
   Глаза военкома посветлели и заискрились лукавыми огоньками.
   -- В танкисты? Не плохо. Ты чей?
   -- Тимофей Сухих из колхоза "Сибирский партизан".
   -- Учишься?
   -- Ага, учусь. В четвёртом классе.
   -- Ну, пойдём.
   Комиссар легонько подтолкнул Тимку к двери, и они вошли в райком.
   -- Воть видишь -- танкист! -- сказал комиссар какой-то женщине, сидевшей за столом.
   -- Ого! -- удивилась та.-- Доброволец?
   -- Конечно,-- ответил за Тимку комиссар.-- Ну, ладно, Тимофей Сухих. Давай будем говорить серьёзно. Люблю таких боевых парней! Я сам такой! Жди повестку. А пока работу не бросай: учись на отлично, работай в колхозе по-стахановски. На уборке-то работаешь?
   -- А то как? Возчиком работаю. От комбайна зерно возим.
   -- Что ж ты работу-то бросил?
   Тимка смутился. Такого вопроса он не ожидал.
   -- Брата моего взяли в танкисты, а он -- комбайнер. Вот сегодня машина и стоит, а я к вам подался.
   -- Так вот, Тимофей Сухих, быстро возвращайся домой. Уборка не ждёт. Каждый час на счету, время горячее -- военное. Ты ведь тоже боец на хлебном фронте. Ну и веди себя, как боец. Держи дисциплину, исполняй приказы командования. Понятно?
   -- Понятно, товарищ комиссар. Есть итти домой и работать! -- отчеканил осмелевший Тимка и похвалил себя в уме: "Молодец, Тимка! Здорово ответил!"
   -- Ну, вот и всё. Вместе, Тимофей Сухих, воевать будем! -- закончил беседу военком.
   Тимка пулей вылетел из райкома.
   И вот идёт-летит Тимка домой, а в сердце поют комиссаровы слова: "Люблю таких боевых парней! Вместе воевать будем!"
   До колхоза восемь километров. Тимка знает хорошо эту дорогу. Ему знакомы каждый придорожный кустик, каждый поворот и даже каждый крупный камень и выбоина. Уже совсем темно, когда Тимка доходит до полей своего колхоза. Впереди слева мелькает чуть заметный огонёк. Он очень приветлив, этот огонёк. От него кажется в степи теплей и веселей. Здесь ток третьей бригады.
   Тимка прибавляет шагу и скоро доходит до огонька.
   Дед Илья развёл огонь для осторожности в ямке и греет зябнущие руки. Заслышав шаги Тимки, дед поднимается от костра, берёт ружьё и всматривается в темноту.
   -- Здорово, дед Илья! -- звонко кричит Тимка.
   -- Тимка, что ли ча? -- спрашивает старик.
   -- Ага. Из райвоенкомата иду я, дед Илья,-- распираясь от важности, говорит Тимка.-- Скоро на войну. Добровольцем. Танкистом,-- уточняет Тимка.
   -- Ишь ты! -- прищуривается дед, и Тимке слышится в голосе деда восхищенье и зависть.
   Дед Илья -- высокий плотный старик. Борола и усы аккуратно подстрижены. Огонь расцвечивает лицо деда Ильи, он кажется совсем молодым, хотя идёт ему девятый десяток лет.
   -- А где люди? -- по-взрослому спрашивает Тимка.
   -- В баню бригадир отпустил.
   Дед Илья покряхтывает и говорит сам с собой: -- Картошки испечь, что ли? Печёная картошка, она скусная, не в пример варёной. Варёная -- водой отдаёт... Картошку надо в золе печь. Не пригорит. Вог положу соломки для золы...
   Тимке скучно говорить с дедом. Другой раз разговорится дед -- не остановишь. Его уже никто не слушает, а он своё бормочет, рассказывает. Смехота одна.
   -- Ну, я пойду,-- говорит Тимка.-- Сторожи, дед Илья.
   -- А что ж, иди...-- равнодушно откликается дед, кладёт ружьё у костра и идёт за соломой.
   Тимка направляется домой.
   Он делает не больше сотни шагов, как сзади его вздымается пламя, багровит дорогу и вырывает из тьмы суслоны, тесно, по прямой расставленные на поле.
   Тимка быстро оборачивается и видит на пламени силуэт деда Ильи. Дед Илья делает какие-то странные отрывистые движения, словно пляшет какой-то дикий танец. До слуха Тимки доносится не то стон, не то крик. Тимка стремительно срывается с места и бежит назад.
   И то, что видит Тимка, наполняет его ужасом. Ноги мгновенно слабеют, и он готов упасть.
   Тимка догадывается, что дед бросил в огонь большую охапку соломы. А солома сухая, как порох. Взметнувшееся пламя опалило бороду деда, и на нём вспыхнул промасленный и пробензиненный шофёрский плащ-пыльник. Ещё давеча у Тимки мелькнула было мысль предупредить деда об этом плаще.
   -- Дед! Дед! -- кричит Тимка истошным голосом.
   А дед Илья продолжает свою страшную пляску. На нём в нескольких местах горит одежда. Он хлопает руками по загоревшимся полам, обжигает руки и отрывисто стонет.
   -- Дед Илья! Ложись! Ложись! -- надрываясь звенит гонкий тимкин голосок.-- Катайся-а!.. Катайся-а!..
   Но дед не слышит. От резких движении деда одежда вспыхивает ярче. Вот огонь, видимо, проникает до тела, и дед уже не стонет, а кричит звериным рёвом. Тимка растерянно бегает вокруг деда и тоже кричит:
   -- Падай на землю! Да падай же!
   Минута тимкиной слабости проходит. Он отчётливо знает теперь, что надо уронить деда на землю. Тимка подбегает к нему, хочет схватить его за руку.
   Округлённые обезумевшие глаза деда на какую-то долю секунды задерживаются на Тимке, невыносимые страдания искажают лицо деда. А Тимка уже сердито говорит:
   -- Ложись, чёртов дед! Сгоришь!
   Дед неожиданно бросается в сторону и, что есть духу, бежит по стерне. От быстрого бега он весь вспыхивает, как немыслимый факел, и Тимке уже кажется, что он слышит запах горелого мяса.
   "Надо остановить и уронить! -- приказывает себе Тимка.-- Остановить и уронить".
   Тимка стрелой бросается за дедом. Ноги вязнут в мягкой пахоте, но он бежит, не останавливаясь.
   И вдруг сердце Тимки холодеет.
   -- Куда дед бежит? Куда? Ведь он к хлебу бежит!
   -- Де-эд! Де-эд!-- безнадёжно орёт Тимка.
   Вот он почти нагоняет деда, но как-то неловко подвёртывается нога, и Тимка падает.
   А дед бежит по пашне, словно хочет спрятаться во тьме ночи от обжигающего ослепительного пламени. И, наконец, он, невидящий, с разбегу натыкается на суслон, падает в середину его и замолкает.
   "Загорится хлеб,-- думает Тимка.-- Сколь добра пропадёт!"
   Тимка подбегает к деду, хватает его за ноги и оттаскивает от суслона. Надо потушить одежду деда. Тимка торопливо сбрасывает с себя пиджачишко и крепко прикрывает им огонь на дедовой одежде. Ему удаётся сбить пламя. Теперь дед дымится, как костёр из сырого хвороста. Тимка забрасывает землёй тлеющие очаги огня. Дед тихо стонет.
   А в тёмной ночи золотистым цветком полыхает суслон. Подсохшие снопы занялись сразу, и огненная солома разваливается маленькими самоцветами. Дым медленно поднимается вверх, крутится в водовороте раскалённого воздуха и плывёт по пашне вдоль линии суслонов.
   "Сгорит всё! -- мелькает в голове Тимки.-- А ведь каждое зерно..."
   Невольно вспоминает он слова военкома.
   Тимка не успевает додумать. Затаив дыхание, он бросается к суслону и начинает ногами разворачивать снопы. Обжигая руки, он отбрасывает горящие снопы и тушит их ногами. Как из топки, полыхает жаром в лицо, руки от нестерпимой боли готовы бросить работу, но Тимка яростно разбрасывает снопы и топчет, топчет предательские змейки огня.
   Уже перекинулся огонь на другую сторону суслона. Незаметный ветерок настойчиво гонит пламя на соседние, тесно стоящие суслоны. А за ними -- только что законченная скирда. Уже загорелась густая стерня, и огонь, прячась и увиливая, ползет к свежему суслону.
   Тогда Тимка бросается от разбросанных снопов к ближайшему суслону, которому угрожает опасность, и далеко в стороны раскидывает снопы. Затем возвращается к бушующему пламени и гасит загоревшуюся стерню, не давая огню итти дальше.
   Уже дымятся накалившиеся тимкины полуботинки, уже тлеют бахромки стареньких тимкиных брюк, уже не хватает у Тимки дыханья, и вот-вот упадёт он обессиленным, и огонь, торжествуя, охватит суслоны, доберётся до высокой скирды. Но вспоминает Тимка слова комиссара о каждом зерне, и снова у него появляются силы, как будто они неисчерпаемы, и он гасит, гасит огонь.
   Наконец, огонь поддаётся. Стерня перестаёт гореть пламенем. Почерневшая, она дымится едким дымом.
   "Она может ещё вспыхнуть,-- соображает Тимка,-- Не справлюсь".
   Силы покидают его.
   Но уже бегут из села встревоженные колхозники, и Тимка падает на руки первому подбежавшему.
   -- Дед Илья... сгорел...-- шепчут тимкины губы, и он летит в мягкую чёрную бездну.
   
   Утренний осмотр больных. Врач останавливается У тимкиной кровати и вопросительно смотрит на дежурную сестру.
   -- Температура нормальная,-- отвечает та на безмолвный вопрос.
   Врач всматривается в тимкины глаза с обгоревшими ресницами и видит в них живые, весёлые огоньки. Тимка весь в белой марлевой повязке, как в сметане.
   -- Ну, как... герой? -- шутливо спрашивает он Тимку.
   -- Скоро я домой? -- отвечает вопросом Тимка.
   -- Надоело? Разве тебе плохо?
   -- Скучно.
   -- Ничего, поскучай... Да и почему тебе скучно? Ты у нас самый знаменитый больной... Гости к тебе ходят и колхозники, и учителя, и школьники. Знакомые и незнакомые. Письма тебе чуть не каждый день приносят. Телеграммы шлют, спрашивают о здоровье. В газетах про тебя напечатали.
   -- Я читал. И совсем я не больной, а раненый. Раненный на фронте...
   -- Ну, ну,-- соглашается врач.-- Конечно раненый.
   -- И я хочу опять на фронт...
   -- Д-да...-- задумчиво говорит врач.-- Хлеб -- это тоже фронт. Ну, всё хорошо идёт, как по маслу. Дней через десяток снимем с тебя повязки, и пойдёшь ты домой...-- обещает доктор.-- Мать-то давно была?
   -- Недавно. Работу зря бросает из-за меня.
   -- Нельзя иначе, ведь мать.
   Врач отходит к другим кроватям. Потом идёт в соседнюю палату. Тимка знает, что там лежит дед Илья. На вопросы Тимки о здоровье деда ему отвечают уклончиво:
   -- Ничего.
   Но из тихих разговоров нянь и сестры Тимка знает, что деду плохо, что он находится между жизнью и смертью.
   Когда врач, возвращаясь от деда, идёт по коридору, Тимка зовёт:
   -- Доктор!
   Врач охотно идёт на зов.
   -- А дед выздоравливает? -- спрашивает Тимка.
   Врач улыбается.
   -- Вот сегодня я могу тебе сказать: выздоравливает, будет жить. Много ему, брат, новой кожи наживать надо. Если б не ты,-- сгорел бы дед.
   Тимка смотрит в широкое окно. Там, за стенами больницы, золотой день. Утрами встаёт солнце в густом тумане. Потом туман исчезает, оставляя на пожухлых травах бриллиантовые искры, и приходит какой-то особенно прозрачный день, когда видно далёкие, как облака, вершины Алтая и тёмную полоску бора на той стороне Оби.
   Кто-то входит в палату. Тимка оборачивается и видит.
   -- Он! Военком!
   Военком, улыбаясь, подходит к Тимке, не говоря ни слова, долго смотрит на Тимку и, наконец, говорит:
   -- Вот ты, оказывается, какой, Тимофей Сухих! Пу, здравствуй.
   Тимка от волнения ничего не может сказать.
   -- Знаю, брат, о тебе. Так и должен поступать всякий боец.
   Военком подставляет табуретку и садится около Тимки.
   -- Вот я пришёл сказать тебе... Ты получишь награду и от бойцов. Я приказал сшить тебе красноармейскую форму. В ней ты будешь совсем молодцом. Смотри, брат, не подкачай! Носи её с честью.
   Военком умолкает. Сердце Тимки готово выпрыгнуть от радости. Он не находит слов благодарности и, густо краснея, заикаясь, говорит:
   -- Я... я... всегда... готов!
   -- Ну, вот и отлично. А повестку в танкисты ты получишь... когда придёт твоё время.
   Тимка не верит своим ушам и глазам, и, после ухода военкома, он спрашивает сестру:
   -- Ведь это комиссар был?
   -- Да. А ты разве не узнал?
   Тимка закрывается с головой одеялом, чтобы пережить своё безмерное счастье.
   
   1942 г.
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru