Фаге Эмиль
Ж. Ж. Руссо

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Воспоминания сельской жизни.
    Перевод под редакцией Августы Гретман (1912).

Фаге Эмиль.
Ж. Ж. Руссо

[]

Воспоминания сельской жизни

   Руссо был великим философом XVII века. Его величавшей заботой было возвращение людей к любви и почитанию природы. Поэтому интересно узнать, как он сам ее понимал и любил, а это ясно из того, как он ее описывает. Некоторое время своей бурной жизни он провел на острове С. Пьер, среди Биенского озера в Бернском кантоне. Вот, как он описывает остров, озеро и жизнь, какую он там вел:
   
   Из всех мест, где я жил (а мне приходилось жить в прелестных уголках), ни одно не доставило мне столько истинного счастья, не возбуждало такого нежного сожаления, как остров С. Пьер среди Биенского озера. Этот маленький остров, называемый в Невштателе островом де ла Мотт, мало известен даже в Швейцарии. О нем не упоминает, насколько мне известно, ни один путешественник. Однако он очень красив и удивительно приспособлен для счастья человека, обратившегося в добровольного изгнанника, любящего уединение, жизнь вдали от мира и людей (так как я не допускаю мысли, что я один обладаю такой естественной склонностью, хотя до сих пор не наблюдал ее больше ни в ком).
   
   Руссо постоянно смеется над людьми, не переносящими одиночества, и с чувством тайного удовольствия замечает, что он единственный человек, любящий уединение.
   Берега Биенского озера более дики и романтичны, чем берега Женевского озера, потому что скалы и леса ближе подходят к воде, но не менее веселы. Если здесь меньше обработанных полей и виноградников, меньше городов и домов, зато здесь больше природной зелени, лугов, тенистых рощ, более резких контрастов и чаще сочетания случайностей.
   Очевидно, Биенское озеро сильно пленило воображение и сердце Ж. Ж. Руссо, если он предпочитает его своему любимому Женевскому озеру. Оно более романтично, -- по его выражению, тогда еще только что входившему в употребление, -- т. е. более "дико" не так цивилизовано, не так напоминает о работе, промышленности и изобретениях человека, не пользующихся вообще благосклонностью Руссо. Здесь он чувствует себя ближе к первобытной природе.
   Так как вдоль этих счастливых берегов нет больших дорог, удобных для экипажей, то путешественники мало посещают этот уголок, но он интересен для уединенных созерцателей, восторгающихся на досуге прелестями природы, любящих со-средоточиться в молчании, не нарушаемом никаким шумом, кроме крика орлов, прерывистого пения птиц и грохота потоков, низвергающихся с гор.
   Отдавшись без помехи мечтательности, Руссо инстинктивно все-таки придерживается известного порядка. Прежде всего он описывает общее впечатление: уединение и тишину. Потом он приступает к описанию широкими мазками. Затем останавливается на некоторых подробностях и наконец переходит к самому себе.
   
   Красивое озеро, почти круглое, заключает по средине два маленьких острова, один из коих обитаемый и возделываемый, -- пространством около пол-лье, другой поменьше -- пустынный и девственный, в конце концов будет уничтожен, благодаря постоянному увозу земли для исправления уронов, наносимых большому острову волнами и бурями. Таким образом жизнь слабого всегда приносится в жертву сильному. На острове находится только один дом, удобный и поместительный, принадлежащий бернскому госпиталю, как и самый остров. Здесь живет фермер с семьей и слугами. Он содержит большой птичий двор и садки для рыбы. Остров, несмотря на свою незначительность, обладает такой разновидной почвой, что представляет самые разнообразные виды и пригоден для самой разнородной культуры. Здесь есть поля, виноградники, фруктовые сады, леса, тучные пастбища, осененные рощами, окаймленные разными породами кустарников, свежесть которых поддерживается близостью воды. Высокая площадка, обсаженная двумя рядами деревьев, пересекает остров в длину, и среди площадки выстроен красивый павильон, куда жители окрестных городов собираются танцевать по воскресеньям во время сбора винограда.
   
   Кратко, не вдаваясь в подробности, Руссо описывает живо и очень точно весь остров, потому что на острове сосредоточивается жизнь озера. Кроме того, надо заметить, что Руссо, любя уединение, любит также сельские удовольствия, деревенские танцы, о чем свидетельствует в "Новой Элоизе" и в письме к д'Аламберу "О зрелищах". На острове С. Пьер он также присутствовал при танцах, так как прожил здесь сентябрь и октябрь 1765 г., все время сбора винограда.
   
   На этом острове я искал убежища после побиения камнями в Мотье. Пребывание здесь мне настолько понравилось, я вел жизнь, настолько соответствующую моим вкусам, что решил окончить тут свои дни, и только тревожился мыслью, что мне не дадут привести в исполнение это желание, не согласовавшееся с намерением увлечь меня в Англию, первые отзвуки которого уже начинали доходить до меня. Среди беспокоивших меня предчувствий я желал бы, чтобы этот приют обратился для меня в вечную тюрьму, чтобы меня заточили сюда на всю жизнь и, лишив всякой возможности и надежды отсюда выбраться, запретили бы мне всякие сношения с сушей так, чтобы, находясь в неведении того, что происходит на свете, я забыл бы о его существовании, а он забыл бы о моем.
   
   Чтобы понять последующее описание переживаний Руссо, надо вспомнить о его настроении в это время. Его изгнали из Франции, силой удалили из Мотье, люди внушают ему отвращение и ужас; подобно Монтеню и впоследствии Ренану, он смотрит на тюрьму, как на лучшее пребывание для мыслителя, однако ему нужна тюрьма, где вдали от общества людей, он мог бы наслаждаться близостью природы. Именно такую тюрьму он нашел на Биенском озере.
   
   Мне пришлось провести только два месяца на этом острове, но я провел бы здесь два года, два столетия, целую вечность, не скучая ни минуты, хотя кроме моей подруги, у меня не было другого общества, как общество фермера, его жены и его слуг, впрочем, все очень хороших людей; но мне именно того и было нужно. Я смотрю на эти два месяца, как на самое счастливое время своей жизни, настолько счастливое, что я удовлетворялся бы им до конца дней своих, и не на одну минуту в моей душе не зародилось бы желание изменить свое положение.
   
   Свои отроческие годы и молодость до тридцати лет Руссо провел на лоне природы, то в деревне, то в маленьких городках (Шамбери, Анеси), где природа также близка, и ничто не мешает ежедневно наслаждаться ею. Затем в Эрмитаже (близ Монморанси) и в самом Монморанси он прожил несколько лет среди полей и близ лесов. Деревня для Руссо -- почти физическая потребность, и благодаря тому, что общество людей ему в тягость, природа становится для него также духовной потребностью. Его современники за это его сильно осуждали. Дидро высказал свой взгляд на него, выражавший общее мнение: "Только дурной человек ищет одиночества". На что Руссо остроумно возразил: "Дурной человек удаляется от людей, чтобы обдумывать свои злые умыслы, но для исполнения их он возвращается в общество людей. Следовательно, человек живущий всегда в одиночестве, -- хороший человек".
   В чем заключалось счастье, и как им наслаждался Руссо?
   
   Ручаюсь, что никто из современников не поймет этого описания жизни, какую я там вел [т. е. из последующего описания жизни, какую он там вел, никто из современников не поймет, почему он был счастлив]. Сладостная праздность была первым и главным из моих наслаждений, я упивался ею во всей ее прелести, и все, что я делал во время своего пребывания на острове, было только приятным и необходимым занятием человека, посвятившего себя праздности.
   
   Он собирал гербарий, предполагал составить флору острова С. Пьера, подражая "немцу, написавшему книгу о лимонной цедре". Принимал участие в работах фермера, и часто посещавшие его бернцы "заставали его на высоком дереве, опоясанным мешком, который он наполнял плодами и затем спускал на землю при помощи веревки". После, обеда он отправлялся кататься на лодке, если стояла тихая погода.
   
   Растянувшись на дне лодки, устремив глаза к небу, я отдавался на волю волн и проводил так иногда по несколько часов, погрузившись в неясные, но восхитительные грезы, не имевшие определенной цели, но, по моему мнению, во сто раз более приятные, чем все, что я находил в так называемых радостях жизни. Часто, предупрежденный закатом солнца о необходимости возвратиться домой, я оказывался унесенным настолько далеко от острова, что мне приходилось работать изо всех сил, чтобы вернуться до наступления ночи.
   
   Мечтательность, предоставление свободы неуправляемому течению мыслей, -- явление вполне современное, почти не встречающееся у древних, но оставившее значительные следы на двух великих поэтах -- Монтене и Лафонтене -- и достигшее полного расцвета у Руссо, а затем у всей его школы или, вернее, у всей его семьи: у Шатобриана, Ламартина, Гюго и Мюссе. Мечтательность восхитительна, но крайне опасна. Руссо сам говорит об этом далее, поэтому не будем опережать его.
   
   Иногда, не удаляясь на середину озера, я плыл вдоль зеленеющих берегов острова; прозрачные воды и свежая тень часто манили меня выкупаться. Но одной из моих излюбленных поездок было посещение большого и малого острова, где я высаживался и проводил послеобеденное время в прогулках на весьма ограниченном пространстве среди бредин (разновидность верб), черемухи и кустарника всевозможных пород, или располагался на вершине песчаного пригорка, покрытого травой, богородицыными слезками, цветами, дятлиной и клевером, вероятно когда-то здесь посеянным. Это место могло бы представлять удобный приют для кроликов: они бы мирно размножались здесь, ничего не опасаясь и ничему не вредя. Я подал эту мысль фермеру; он привез из Невшателя самцов и самок кроликов, и мы вместе с его женой и одной из его сестер торжественно водворили их на маленьком острове, где они начали плодиться еще до моего отъезда и, без сомнения, сильно размножатся, если выдержат суровость зимы.
   Образование этой колонии было празднеством. Кормчий Аргонавтов не испытывал такой гордости, как я, торжественно перевозя общество и кроликов с большого острова на малый. Я должен отметить, что фермерша, страшно боявшаяся воды и всегда чувствовавшая себя на воде дурно, спокойно села в лодку под моим управлением и не обнаруживала никакого страха во время переезда.
   
   Маленькая картинка как будто взятая из "Новой Элоизы" -- романа, посвященного восхвалению сельского быта и состоящего почти исключительно из картин и сцен семейной и сельской жизни.
   Это прелестное и очень точное описание души, увлекаемой окружающими впечатлениями, радующейся этому ощущению и отдающейся ему без всякой мысли, воплощает в себе большую часть поэзии XIX века. Ламартин только повторил в бессмертных стихах эту страничку Руссо:
   
   У лона хладных ручейков, в венчавшей их тени,
   С спокойным сердцем проводил я радостные дни.
   И, точно в детской няня, там журчала мне вода,
   И под журчанье, как дитя, я засыпал всегда.
   Пусть сужен тут мой кругозор средь мягкой муравы, --
   Люблю бродить я вдалеке от суетной молвы.
   С природой слившися в одно, я новых мыслей полн,
   И отрешаюсь от небес, не слышу шума волн.
   [Перевод Льва Уманца.]
   
   Как философ, Руссо, разбираясь в так хорошо им описанном состоянии мечтательности, спрашивает себя, из чего оно слагается и почему доставляет такое неизъяснимое блаженство.
   Блаженство заключается в том, что такое состояние дает забвение пространства и времени, а вся жизнь замыкается в глубине души, воспринимая извне лишь впечатления, необходимые для сознания, что жизнь еще действительно не отлетела.
   
   Это такое состояние, когда душа обретает положение достаточно устойчивое, чтобы отдохнуть вполне и сосредоточить тут все свое существо, не имея надобности ни вспоминать о прошлом, ни заглядывать в будущее: когда время для нее не существует, настоящее длится до беспредельности, неощутимое и без малейшего признака последовательности; когда она не испытывает никакого другого чувства, ни лишения, ни наслаждения, ни радости, ни горя, ни желания, ни опасения, кроме чувства жизни, и это чувство наполняет ее всецело. Пока такое состояние длится, переживающий его может назвать себя счастливым; он обладает не относительным, несовершенным счастьем, но счастьем полным и совершенным, не оставляющим в душе пустоты, которую она чувствовала бы потребность заполнить... Чем наслаждаешься в таком положении? Ничем находящимся извне, ничем, кроме самого себя и собственной жизни: пока длится такое состояние, довольствуешься собой, как Бог.
   
   Такое состояние неощутимого общения с внешним миром и в то же время независимости от него является состоянием почти полной нравственной свободы, настолько полной, что человек может ее сознавать и ею наслаждаться. Это состояние напоминает "внутреннюю жизнь", о которой нам говорят философы и монахи, в том смысле, что мы прекращаем общение с внешним миром и прерываем свою зависимость от него; различие только в том, что внутренняя жизнь заключается в самоуглублении, а состояние, описанное Руссо, не допускает и самоуглубления. Что же остается? Блаженство, медленное переживание ощущений, чередующихся, не складываясь в мысли; способность наслаждаться этими ощущениями, не торопя их, не исследуя, не разбираясь в них -- одним словом не нарушая их. Бесспорно, это прекрасное состояние.
   Однако, полезно ли было бы переживать его часто и отдаваться ему постоянно? Сам Руссо не думает этого и высказывается вполне определенно:
   
   Большинству людей, постоянно волнуемых страстями, мало знакомо это состояние, и, испытав его в слабой мере в течение нескольких минут, они сохраняют о нем смутное, неопределенное представление, не дающее понятия о его прелести. Даже было бы нехорошо, при настоящем порядке вещей, если бы в погоне за сладостным экстазом, они прониклись отвращением к деятельной жизни, вменяемой им в обязанность все возрастающими потребностями. Но несчастливец, отрезанный от общества людей, лишенный возможности приносить пользу и добро как себе, так и ближним, может находить вознаграждение за все радости человеческие в этом состоянии, которого не могут у него отнять ни судьба, ни люди.
   
   Верное, художественное описание величественного пейзажа, проникнутое глубоким чувством понимания природы, составляющим самую душу Ж. Ж. Руссо; верное и художественное описание состояния мечтательности; анализ состояния мечтательности, и в этом анализе такая же глубина и правдивость -- таковы элементы этого удивительного произведения состарившегося, утомленного Руссо, страдавшего серьезной душевной болезнью. Какое блестящее доказательство, что гений его не ослабел, хотя рассудок помутился. Он говорит нам, что провел два месяца, прожитые на острове Св. Пьера, в полной праздности; допустим, что так; но вспомнив, что прогулки по Биенскому озеру дали ему возможность написать пятнадцать лет спустя эти прелестные страницы, признаем, что он не потерял времени даром.

-------------------------------------------------------------------------------------------

   Источник текста: Чтение хороших старых книг / Акад. Э. Фагэ; Под ред. А.Ф. Гретман. -- Москва: "Звезда" Н. Орфенов, 1912. -- 368 с.; 28 см. -- (Наука, искусство, литература; No 17).
   
   
   
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru