Филиппов Александр Никитич
К вопросу о верховном тайном совете

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

   

Къ вопросу о верховномъ тайномъ совѣтѣ *).

(По поводу Легенды объ олигархическихъ тенденціяхъ верховнаго тайнаго совѣта въ царствованіе Екатерины I, проф. А. С. Алексѣева).

*) Русская Мысль, кн. VI.

IV.

   Проф. Алексѣевъ оспариваетъ мое положеніе, что именныхъ указовъ въ собственномъ смыслѣ въ царствованіе Екатерины I было мало и что совѣтъ ни въ личной дѣятельности императрицы, ни въ подчиненныхъ ей непосредственно учрежденіяхъ (кромѣ отчасти военной коллегіи) не встрѣчалъ никакихъ серьезныхъ препятствій къ ограниченію своего властвованія. Оспаривая это мое положеніе, онъ, между прочимъ, говоритъ, что "если и допустить (что врядъ ли допустимо), что количество именныхъ указовъ служитъ показателемъ личной дѣятельности монарха, то и тогда количество именныхъ указовъ, изданныхъ Екатериною I отъ 8 февраля 1726 по 6 мая 1727 г., не можетъ служить доводомъ въ мою пользу. Доводъ этотъ будто бы былъ убѣдителенъ лишь въ томъ случаѣ, когда императрица послѣ учрежденія верховнаго тайнаго совѣта стала бы издавать меньше именныхъ указовъ, чѣмъ она издавала ихъ до учрежденія совѣта. По мнѣнію же проф. Алексѣева, должно констатировать совершенно обратное явленіе: до учрежденія верховнаго тайнаго совѣта императрица рѣже издавала именные указы, чѣмъ послѣ учрежденія верховнаго тайнаго совѣта, а именно въ первый періодъ будто бы издано всего 10 именныхъ указовъ (т.-е. такихъ, которые не объявлены изъ сената), а во второй -- 39 именныхъ указовъ въ собственномъ смыслѣ (т.-е. такихъ, которые не объявлены изъ верховнаго тайнаго совѣта) {Стр. 62 и сл.}. Но, не говоря уже о томъ, что именныхъ указовъ Екатерины I, данныхъ до и послѣ учрежденія совѣта, извѣстно гораздо больше, чѣмъ думаетъ проф. Алексѣевъ (почему и выводъ, основанный на счетѣ только нѣкоторыхъ, а не всѣхъ извѣстныхъ именныхъ указовъ, теряетъ свое значеніе), замѣтимъ прежде всего, что здѣсь (какъ и въ другихъ мѣстахъ своей рецензіи) проф. Алексѣевъ довольно произвольно толкуетъ мои положенія. Именно я вовсе не думаю характеризовать дѣятельность Екатерины I однимъ только количествомъ ея именныхъ указовъ, а принимаю во вниманіе также ихъ содержаніе и происхожденіе {Именно я говорю въ моей книгѣ слѣдующее: "именныхъ указовъ въ собственномъ смыслѣ, т.-е. указовъ состоявшихся, по крайней мѣрѣ, формально лишь по волѣ самой императрицы, безъ упоминанія о томъ, что указъ "данъ въ нашемъ совѣтѣ",-- во-1-хъ, весьма немного, во-2-хъ, они большею частію касаются довольно узкой сферы личной дѣятельности самой императрицы и, въ-3-хъ, то подсказываются ей тѣми же членами совѣта, наприм., Меншиковымъ и другими лицами, то, наконецъ, въ дѣйствительности, также какъ и другіе указы, проходятъ черезъ обсужденіе совѣта, хотя въ нихъ объ этомъ и не упоминается" (стр. 59 и сл.).}; проф. Алексѣеву не слѣдовало бы раздѣлять всѣхъ указанныхъ мною признаковъ другъ отъ друга; тогда бы и не получилось страннаго вывода, что будто бы одно количество именныхъ указовъ служитъ для меня показателемъ личной дѣятельности императрицы. Что же касается подсчета именныхъ указовъ, дѣлаемаго проф. Алексѣевымъ, то какъ указано выше, въ дѣйствительности, количество именныхъ указовъ Екатерины I, извѣстныхъ нынѣ (частію въ подлинникахъ) гораздо больше, чѣмъ думаетъ проф. Алексѣевъ. Именно, почтенный ученый производитъ подсчетъ этимъ указамъ по Полному Собранію законовъ; ни для кого, однако, не представляетъ тайны, что въ это Собраніе вошла лишь самая незначительная часть указовъ вообще и именныхъ -- въ частности. Поэтому считать эти указы по Полному Собранію законовъ въ настоящее время, когда извѣстны еще другіе указы, не помѣщенные въ Собраніями когда притомъ имѣется весьма полная "Опись" высочайшимъ указамъ и повелѣніямъ, хранящимся въ С.-Петербургскомъ сенатскомъ архивѣ за XVIII вѣкъ {Опись эта составлена П. Барановымъ (Петербургъ, 1875 г., т. II).},-- значитъ оперировать съ совершенно недостаточными данными. Въ подтвержденіе сказаннаго довольно указать, наприм., на тотъ фактъ, что въ то время, какъ по названной "Описи" число высочайшихъ указовъ и повелѣній за 1725 г. равняется 83, въ Полное Собраніе законовъ ихъ вошло всего 7; или за 1726 г. ихъ считается 394, а въ Полномъ Собраніи законовъ ихъ всего -- 78; за 1727 г. ихъ 789, въ Полномъ же Собраніи законовъ всего 168 и т. д. Поэтому, для болѣе точнаго опредѣленія числа именныхъ указовъ въ собственномъ смыслѣ до и послѣ учрежденія совѣта при Екатеринѣ I, проф. Алексѣеву слѣдовало бы, по крайней мѣрѣ, обратиться къ указанной выше "Описи" и на основаніи ея данныхъ сдѣлать свой выводъ. Впрочемъ, представляется совершенно непонятнымъ, зачѣмъ для опроверженія моего положенія, что именныхъ указовъ Екатерины (со времени учрежденія совѣта, конечно) было мало, надо подсчитывать ихъ число до и послѣ учрежденія совѣта, какъ дѣлаетъ это г. Алексѣевъ. Въ моей книгѣ я вовсе не касался вопроса о томъ, какова была дѣятельность Екатерины I до учрежденія совѣта, а пытался дать ея характеристику (по тѣмъ или инымъ признакамъ) лишь со времени его учрежденія, и притомъ сравнительно съ указною дѣятельностью совѣта. Поэтому, чтобы опровергнуть мой выводъ о незначительности, количественно и качественно, именныхъ указовъ самой Екатерины, слѣдовало бы сравнить ихъ съ указами прошедшими черезъ совѣтъ. но именно этого-то и не дѣлаетъ г. Алексѣевъ, хотя для такого сравненія въ моей же книгѣ сведены всѣ необходимыя данныя. Такъ, что касается прежде всего количества именныхъ указовъ въ собственномъ смыслѣ (т.-е. указовъ, не прошедшихъ черезъ совѣтъ), сравнительно съ указами прошедшими черезъ совѣтъ, то по указанной выше "Описи" съ 9 февраля 1726 г. (т.-е. со дня перваго собранія совѣта) по 6 мая 1727 г. (т.-е. по день кончины Екатерины I) именныхъ указовъ въ собственномъ смыслѣ было дано 87, высочайшихъ повелѣній ("объявленныхъ" или "сообщенныхъ"), т.-е. словесныхъ указовъ, 92; указовъ же прошедшихъ черезъ совѣтъ было 372; всего же было дано 551 указъ (мы не считаемъ 7 высочайшихъ резолюцій на прошеніяхъ, такъ какъ онѣ не подходятъ вполнѣ подъ понятіе именныхъ указовъ). Если считать именные указы подписанные и словесные вмѣстѣ, то ихъ число будетъ равно 179 указамъ и будетъ составлять менѣе 1/3 всего числа указовъ (551); если же считать только первые указы, то они составляютъ менѣе 1/4 всѣхъ указовъ, прошедшихъ черезъ совѣтъ. Имѣя въ виду отношеніе числа первыхъ (87) къ числу вторыхъ (372) и сославшись въ моей книгѣ какъ на Полное Собраніе законовъ, такъ и на "Опись", въ которой помѣщенъ наиболѣе полный списокъ этихъ указовъ {Стр. 59, прим. 54 моей книги.}, я счелъ себя вполнѣ въ правѣ утверждать, что именныхъ указовъ,-- по сравненію, конечно, съ числомъ указовъ прошедшихъ черезъ совѣтъ,-- было мало; проф. Алексѣевъ, не соглашаясь съ этимъ моимъ выводомъ, ничѣмъ, однако, его не опровергнулъ, а потому онъ и остается въ полной своей силѣ.
   Но, можетъ быть, именные указы въ собственномъ смыслѣ, не будучи многочисленны, за то важны и разнообразны вообще по своему содержанію -- сравнительно съ указами, прошедшими черезъ совѣтъ, конечно? Изучая внимательно ихъ содержаніе, я прихожу къ тому выводу, что эти указы по большей части касались узкой сферы личной дѣятельности самой императрицы и въ доказательство этого положенія разсматриваю содержаніе всѣхъ извѣстныхъ именныхъ (какъ подписанныхъ, такъ и словесныхъ) указовъ Екатерины I (ихъ извѣстно, какъ показано выше, 179 указовъ). Беру я тѣ и другіе указы {Ibid, стр. 61, прим. 57 и 58.} потому, что вся ихъ совокупность можетъ служить къ наиболѣе полному опредѣленію сферы личной дѣятельности Екатерины I. Проф. Алексѣевъ, не соглашаясь и съ этимъ моимъ выводомъ и приведя въ его опроверженіе только 32 именныхъ указа Екатерины, въ заключеніе восклицаетъ: "неужели всѣ эти распоряженія, касающіяся столь разнообразныхъ и столь существенныхъ сторонъ государственной жизни, можно, какъ это дѣлаетъ г. Филипповъ, относить къ довольно узкой сферѣ личной дѣятельности императрицы" (стр. 64 и сл.). Какъ увидимъ ниже, дѣлать это не только можно, но и должно, разъ мы беремъ для характеристики дѣятельности императрицы всѣ извѣстные намъ нынѣ 179 указовъ. Г. Алексѣевъ основываетъ свою характеристику дѣятельности Екатерины лишь на 32 именныхъ ея указахъ, нарушая этимъ основное правило критики -- опровергать доводъ противника прежде всего на разборѣ тѣхъ данныхъ, на основаніи коихъ онъ его строитъ. Достаточно пересмотрѣть всѣ эти 179 указовъ, чтобъ убѣдиться въ вѣрности нашего вывода. Но прежде, чѣмъ сдѣлать это, просмотримъ тѣ 32 указа Екатерины I, на которыхъ строитъ самъ г. Алексѣевъ свое опроверженіе, и докажемъ, что и ихъ содержаніе мало подтверждаетъ его собственный выводъ. Несомнѣнно, что и между перечисляемыми проф. Алексѣевымъ указами есть весьма важные, и я первый въ своей книгѣ неоднократно отмѣчаю, что они выдѣляются изъ всѣхъ остальныхъ и что ихъ нельзя поставить на счетъ дѣятельности совѣта {Исторія Сената, стр. 61 и сл., стр. 156 и сл. и др. Говоря объ именныхъ указахъ Екатерины I, касавшихся дѣлъ военной коллегіи, я замѣчаю, что эти указы, конечно, могли быть очень важны по своему содержанію, но едва ли ошибочно будетъ сказать, что это являлось скорѣе результатомъ дѣятельности и характера лица, стоявшаго во главѣ учрежденія, чѣмъ самой императрицы.}. Тѣмъ не менѣе, въ свою очередь, этихъ важныхъ указовъ нельзя, по большей части, отнести также и на счетъ личной дѣятельности императрицы. Что это за указы? Между ними первое мѣсто занимаетъ "должность сената" 7 марта 1726 г., которая, однако, въ цѣломъ, какъ это мною доказано въ своемъ мѣстѣ (стр. 157 и сл.), лишь повторяетъ постановленія петровской "должности" сената отъ 1722 г., да и дана она была вскорѣ послѣ учрежденія совѣта, который только лишь начиналъ свою дѣятельность. Между этими указами идетъ далѣе рядъ важныхъ указовъ, касающихся дѣлъ военной коллегіи, изъятой, но именному указу, изъ компетенціи совѣта. Но, какъ извѣстно, президентомъ ея, со вступленія Екатерины I на престолу вновь сдѣлался кн. Меншиковъ, который получилъ теперь "такую большую власть, какую только подданный можетъ имѣть", какъ выражаются иностранные дипломаты, и есть неоспоримыя данныя утверждать, что военное дѣло цѣликомъ велось Меншиковымъ, и всѣ важные указы, относящіеся къ нему, даны по иниціативѣ или по настоянію Меншикова {Въ своемъ разборѣ моей книги г. Алексѣевъ приводитъ свидѣтельства иностранцевъ, которыя идутъ гораздо дальше того, что я говорю о вліяніи Меншикова на императрицу и противъ вѣрности которыхъ онъ ничего не возражаетъ. Такъ, наприм., по Лефорту, "князь (Меншиковъ) то и дѣло отъ имени царицы разсыпаетъ указъ за указомъ, о которыхъ она и не знаетъ"; по Мардефельду, Меншиковъ "завелъ такіе порядки въ гражданскомъ и военномъ вѣдомствахъ и началъ уже ихъ приводить въ дѣйствіе, которые сдѣлали бы его дѣйствительнымъ правителемъ, а царицѣ оставили одно имя" (ibid., стр. 71 и сл.); по Кампредону, "Мепшиковъ присвоилъ себѣ одному право назначенія и производства офицеровъ" и проч. (ibid., стр. 74; срав. также стр. 21). Почему же въ такомъ случаѣ, вопреки яснымъ свидѣтельствамъ источниковъ, можно было бы поставить указъ объ изъятіи военной коллегіи изъ компетенціи совѣта (какъ и рядъ другихъ указовъ по военному вѣдомству) насчетъ личной дѣятельности самой Екатерины I! А, вѣдь, этихъ указовъ было не мало.}. Есть далѣе именные указы, относящіеся къ св. синоду, но изъ нихъ наиболѣе важный {Два другихъ касаются опредѣленія жалованья синодальнымъ членамъ и подачи императрицѣ ежемѣсячныхъ доношеній изъ синода, равно какъ и представленія ей кандидатовъ въ архіереи (VII, No 5011, 4987), да и то первый изъ нихъ повторяетъ петровскій еще указъ 18 января 1721 г.} -- о раздѣленіи синода на два департамента и пр. (указъ 15 іюля 1726 г.) -- вовсе не принадлежитъ къ числу именныхъ указовъ въ собственномъ смыслѣ (т.-е. указовъ не прошедшихъ черезъ совѣтъ), такъ какъ былъ "данъ въ нашемъ верховномъ тайномъ совѣтѣ" {См. мою Исторію Сената, стр. 60, прим. 56; срав. также текстъ этого указа въ Полн. Собран. постанов. и распоряж. по вѣдомству православн. исповѣданія, т. V (Спб., 1881 г.), стр. 393 и сл.}, да притомъ указъ этотъ въ своемъ главномъ основаніи (какъ это, между прочимъ, видно и изъ его текста) повторяетъ то, что хотѣлъ еще сдѣлать Петръ Великій, но "то его ими. величества соизволеніе ко исполненію не достигло причиною его смерти", почему и нельзя этотъ указъ, какъ дѣлаетъ проф. Алексѣевъ, причислять къ именнымъ указамъ перваго рода, какъ и нельзя ставить его на счетъ личной дѣятельности Екатерины I. Не принадлежитъ къ такимъ указамъ, вопреки мнѣнію того же автора, и декларація о свободной торговлѣ въ Россіи англійскихъ купцовъ, такъ какъ "декларація" эта прошла черезъ совѣтъ (Исторія сената, стр. 60). Если исключить всѣ перечисленные (какъ и нѣкоторые другіе) указы изъ списка, даваемаго г. Алексѣевымъ, то всѣ остальные именные указы въ собственномъ смыслѣ, какъ называемые, такъ и не называемые въ указанномъ спискѣ, но имѣвшіеся, однако, мною въ виду, вполнѣ подтвердятъ общее мое положеніе, что эти указы большею частію касаются довольно узкой сферы личной дѣятельности императрицы. Въ самомъ дѣлѣ, возьмемъ самый полный списокъ изъ извѣстныхъ въ печати списковъ этихъ указовъ, помѣщенный въ Описи Баранова. Что это за указы, каково ихъ содержаніе? Какъ всякій легко можетъ убѣдиться изъ просмотра списка {Опись высочайшимъ указамъ и повелѣніямъ и пр., NoNo 1642--1644, 1648, 1649; 1652--1659, 1662, 1663, 1666, 1667, 1669, 1672--1677, за исключеніемъ No 1674, 1679, 1680, 1683, 1686, 1688, 1691, 1692, 1705, 1706, 1708, 1713, 1714, 1720, 1723, 1724, 1727-1731, 1735-1738, 17411744, 1754, 1757, 1758, 1768--1770, 1774, 1780, 1781, 1787, 1788, 1790 и многіе другіе, помѣщенные въ спискѣ, между указами верховнаго тайнаго совѣта, вплоть до No 2199. При этомъ замѣтимъ еще разъ, что, разсматривая содержаніе перечисленныхъ указовъ, мы брали не только именные указы въ собственномъ смыслѣ, но и такъ называемыя "объявленныя" или "сообщенныя" тѣмъ или инымъ сановникамъ Высочайшія повелѣнія, т.-е., иначе говоря, словесные именные указы. Вся совокупность этихъ указовъ даетъ полное представленіе о характерѣ указной дѣятельности Екатерины I, вполнѣ подтверждая наше положеніе, что большею частію эти указы относятся къ довольно узкой сферѣ личной дѣятельности императрицы.}, наибольшее число указовъ касается пожалованій чинами, деревнями, дворами, назначеній на службу, увольненій въ отпуски, выдачи денегъ (наприм., заслуженнаго жалованія), пріема товаровъ, слѣдуемыхъ въ кабинетъ, и т. п.; повелѣній императрицы по благоустройству города Петербурга; распоряженій, имѣвшихъ то или иное отношеніе къ вотчинной канцеляріи ея величества, тайной канцеляріи и личному кабинету императрицы (мы не касаемся здѣсь, по указанному выше основанію, именныхъ указовъ военной коллегіи, гдѣ все находилось въ рукахъ всесильнаго ея президента кн. Меншикова), т.-е. къ учрежденіямъ, непосредственно подчиненнымъ императрицѣ. Неужели можно утверждать, что эти указы касались "разнообразныхъ и существенныхъ сторонъ государственной жизни", въ особенности, конечно, по сравненію съ именными указами, прошедшими черезъ совѣтъ (а именно въ этомъ сравненіи вся и важность),-- указами дѣйствительно касавшимися всѣхъ важнѣйшихъ вопросовъ внѣшней и внутренней политики, указовъ, въ коихъ, такъ или иначе, разрѣшались труднѣйшіе вопросы, поставленные эпохою преобразованія, переустраивались учрежденія и т. д., и т. д.?
   Далѣе проф. Алексѣевъ говоритъ еще: "увѣреніе г. Филиппова, что именные указы подсказываются императрицѣ членами верховнаго тайнаго совѣта (у меня добавлено "и другими лицами") мы проходимъ молчаніемъ, ибо авторъ не приводитъ, и, конечно, не можетъ привести никакихъ данныхъ, которыя подтвердили бы это болѣе чѣмъ странное и совершенно произвольное утвержденіе" (стр. 65, курсивъ нашъ). Прежде всего по поводу сказаннаго замѣчу, что я не только могу привести, но и привелъ {Сказавши, между прочимъ, что "именные указы подсказываются частію (Екатеринѣ I) тѣми же членами совѣта, наприм., Меншиковымъ и другими лицами", я тотчасъ же, въ подтвержденіе этого, сдѣлалъ ссылку на 13 указовъ, помѣщенныхъ въ Полн. собран. закоп. (стр. 60, прим. 55); прочтя внимательно ихъ содержаніе, легко было бы убѣдиться въ справедливости сказаннаго. Затѣмъ и въ другихъ мѣстахъ моей книги я не разъ привожу, по разнымъ поводамъ, примѣры такихъ указовъ, см., наприм., стр. 269, прим. 61. Для большей наглядности я сдѣлаю теперь разборъ нѣкоторыхъ изъ названныхъ въ моей книгѣ указовъ.}, въ дѣйствительности, въ моей книгѣ рядъ указовъ (то въ ссылкахъ, то въ подлинникѣ), подтверждающихъ вполнѣ мое положеніе; поэтому утвержденіе проф. Алексѣева совершенно невѣрно. Затѣмъ трудно понять, почему бы это мое положеніе было "болѣе, чѣмъ странно". Вездѣ и во всѣ времена государи бывали окружены совѣтниками, которые такъ или иначе, больше или меньше, но вліяли на ихъ законодательную дѣятельность, почему и именные указы, какъ и всякіе другіе, могли отражать на себѣ это вліяніе. Самъ проф. Алексѣевъ признаетъ совѣщателѣное значеніе верховнаго тайнаго совѣта; почему бы послѣднему не только in corpore, но и въ лицѣ отдѣльныхъ членовъ (наприм., Меншикова), не вліять на Екатерину I и не подсказывать ей тѣхъ или иныхъ рѣшеній? Вѣдь, у Екатерины, какъ, наприм., ее характеризуетъ знатокъ дѣла, тотъ же С. М. Соловьевъ, "не было ни должнаго вниманія къ дѣламъ, особенно внутреннимъ, и ихъ подробностямъ, ни способности почина и направленія", да и сама она откровенно признавалась что "мы сей совѣтъ учинили верховнымъ и при боку нашемъ не для чего иного, только дабы въ семъ тяжкомъ бремени правительства во всѣхъ государственныхъ дѣлахъ важными своими совѣтами и безпристрастнымъ объявленіемъ мнѣній своихъ намъ споможеніе и облегченіе учинилъ (Исторія Россіи, т. XVIII, стр. 276 и сл., 285 и сл.)? Почему бы въ такомъ случаѣ не допустить, что именные указы частію, какъ я говорю, подсказываются ей членами совѣта, или другими лицами, не принадлежащими къ составу совѣта?... Впрочемъ, не только эти общія соображенія, но и свидѣтельства самихъ первоисточниковъ, при внимательномъ ихъ чтеніи, дозволяли мнѣ придти къ такому предположенію. Какъ извѣстно, большая часть именныхъ указовъ изучаемой эпохи является въ видѣ указовъ "данныхъ" письменно, или "объявленныхъ" словесно, тому или иному лицу, или учрежденію. Такъ, наприм., указы Екатерины I по военнымъ дѣламъ объявляются Меншиковымъ, президентомъ военной коллегіи, дѣла по благоустройству и благочинію гр. Девіеромъ, генералъ-полицеймейстеромъ, и т. д. Что же это значитъ? Это значитъ, что данное лице, стоящее во главѣ того или иного учрежденія, или исполняющее то или иное порученіе, доложило императрицѣ дѣло по предмету своего порученія или вѣдомства, а затѣмъ императрица повелѣла ему же объявить свой словесный указъ или повелѣніе, или же на имя его дала свой именной, подписанный собственноручно, указъ. Въ тѣхъ случаяхъ, когда докладъ касался какихъ-либо спеціальныхъ вопросовъ даннаго дѣла или вѣдомства, можно безошибочно предположить, что если не всегда, то частію, какъ я утверждаю въ своей книгѣ, рѣшеніе по данному вопросу подсказывается докладчикомъ, а затѣмъ и воспроизводится въ данномъ именномъ указѣ. Въ нѣкоторыхъ случаяхъ это до того очевидно, что самъ указъ не содержитъ въ себѣ ничего иного, какъ только изложеніе доклада, утвержденнаго затѣмъ Екатериною. Таковъ, наприм., первый изъ цитируемыхъ нами указовъ о жалованьѣ товарищу герольдмейстера гр. Сантію, объявленный гр. Толстымъ. Изъ указа видно, что гр. Саптій просилъ еще Петра Великаго объ опредѣленіи ему жалованія; Петръ повелѣлъ давать ему жалованье, найти домъ для квартиры и взимать съ каждаго герба по 2 р., причемъ при объявленіи этого повелѣнія Сантію былъ гр. Толстой, а также Остерманъ и Степановъ. Больше въ указѣ ничего не говорится и даже не упоминается объ императрицѣ ни однимъ словомъ, хотя указъ и называется именнымъ, объявленнымъ д. т. с. гр. Толстымъ" (Полное Собраніе законовъ, т. VII, No 4831). Ясно, что гр. Толстой, бывшій при разсмотрѣніи прошенія Сантія Петромъ, доложилъ государынѣ, что дѣло было уже разрѣшено ранѣе и разрѣшено такъ-то, а императрица дала свое согласіе на утвержденіе доклада, давшаго содержаніе указу, что и засвидѣтельствовала своею подписью {Интересно, что вопросъ о жалованьѣ гр. Сантію пересматривался затѣмъ въ совѣтѣ и рѣшенъ былъ иначе (Сб. Ист. Общ., т. 55, стр. 66, 278, 287 и сл.).}.
   Читая другіе указы по спеціальнымъ вопросамъ, надо также думать, что они, по крайней мѣрѣ, иногда произошли тѣмъ же путемъ. Едва ли, наприм., Екатерина, выслушавши докладъ Меншикова о необходимости послать указъ, "чтобы полки экзерцировать съ пытками, а потомъ стрѣльбою чаще и приводить въ доброе состояніе" (ibid., No 4874), или доношеніе извѣстнаго Геннинга о мѣрахъ "къ умноженію мѣди" (ibid., No 5019) и т. п., всегда могла этимъ знатокамъ дѣла отдавать приказы, не согласные съ ихъ докладами. Сами указы, впрочемъ, сохранили намъ непререкаемыя свидѣтельства въ пользу нашего предположенія. Таковъ, наприм.,"именной указъ данный" извѣстному Геннингу, гдѣ Екатерина сама говоритъ, что она частію исполнитъ, а частію уже исполнила его требованія относительно "умноженія мѣди" и ея отправки {Въ именномъ указѣ, данномъ генералъ-майору Геннингу, управлявшему екатериненбургскими заводами, между прочимъ, говорится буквально слѣдующее: "Господинъ генералъ-майоръ! доношеніе ваше, отправленное отъ екатериненбургскихъ заводовъ отъ 24 числа января и притомъ мнѣніе, что потребно учинить для умноженія мѣди, до насъ дошло и что принадлежитъ по мнѣнію вашему, то впредь мы повелимъ исполнитъ, а нынѣ старайтесь во отправленіи въ Москву мѣди по прежнему нашему указу.... такожъ по требованію вашему для отправленія мѣди и сержантъ Головинъ къ вамъ отправленъ" (Ib., No 5019).}. Таковъ далѣе, напримѣръ, одинъ найденный нами въ архивѣ министерства юстиціи именной указъ, данный гр. Девіеру, изъ котораго видно ясно, что Екатерина повелѣла сдѣлать то, что предложилъ ей Девіеръ. Именно, указъ (словесный) гласилъ слѣдующее, какъ видно изъ письма Девіера къ Бибикову (оберъ-прокурору сената): "Государь мой Иванъ Ивановичъ, просилъ я у Ея Импер. Величества, чтобы изволила пожаловать приказать: Сенатъ, коллегіи и канцеляріи и прочіе статскіе чины уволить на 2 недѣли, на что Ея Имп. Величество милостиво приказать изволила всѣхъ уволить на 2 недѣли, понеже наступили уже тѣ дни, что называются каникулы. Того ради, извольте учинить по сему Ея Импер. Величества указу" (Исторія сената, стр. 269, пр. 61). Изъ указа ясно видно, что наступило уже время "каникулъ", но о нихъ почему-то никто не напоминалъ императрицѣ; гр. Девіеръ, какъ сенаторъ, докладываетъ ей объ этомъ, прося объ отпускѣ сенаторовъ и другихъ "статскихъ членовъ"; Екатерина соглашается, и ея словесный именной указъ объявляется сенату тѣмъ же Девіеромъ. Названный указъ не представляетъ, конечно, чего-либо важнаго по своему содержанію. Но можно указать и болѣе значительныя повелѣнія, прошедшія тѣмъ же путемъ. Наприм., 30 декабря 1726 г. былъ данъ сенату именной указъ, дозволявшій производить русскимъ купцамъ за китайскою границею торговлю всѣми товарами, кромѣ мягкой рухляди. Самъ указъ свидѣтельствуетъ, что по обстоятельствамъ этого вопроса было сдѣлано "доношеніе" императрицѣ ея посланникомъ въ Китаѣ, гр. Саввою Владиславичемъ (экстрактъ этого донесенія приложенъ къ указу) и вотъ "мы противъ того доношенія (т.-е. согласно этому донопіенію) указали" предпринять такія-то мѣры. Достаточно сличить содержаніе этихъ мѣръ съ требованіями "реляціи" гр. Владиславича, чтобы видѣть, что именной указъ только повторяетъ почти буквально содержаніе послѣдней (VII, No 4992), что, конечно, было вполнѣ понятно, такъ какъ рѣшать дѣла по китайской торговлѣ изъ Петербурга,-- въ то время, когда пути сообщенія были иныя, чѣмъ теперь, и проч.,-- было нельзя, а надо было поступать прямо "противъ того доношенія". А проф. Алексѣевъ, цитируя этотъ указъ, между другими, въ доказательство разнообразія личной дѣятельности Екатерины I и пр., говоритъ, что "такими же именными указами императрица регулируетъ торговыя отношенія" (стр. 64). Два другихъ указа, цитируемыхъ проф. Алексѣевымъ въ доказательство сказаннаго, являются "деклараціею" императрицы о позволеніи великобританскимъ купцамъ производить въ Россіи свободную торговлю (VII, No 4910, 5060). Но въ моей книгѣ доказано, что и эта декларація, хотя и имѣетъ видъ именною указа въ собственномъ смыслѣ, однако, въ дѣйствительности, разсматривалась въ верховномъ тайномъ совѣтѣ, въ журналѣ коего отъ 17 іюля 1726 г. читаемъ: "потомъ представлено мнѣніе вице-канцлера барона Остермана о учиненіи деклараціи и о изданіи въ печать о свободной коммерціи въ Россіи англинскихъ купцовъ; и по имѣвшемся совѣтѣ всѣ запотребно разсудили о томъ мнѣніе свое донести ея импер. величеству и для примѣру отдана (кабинетъ-секретарю Макарову) копія, съ выданной напредъ сего такой же деклараціи объ англинскихъ купцахъ въ 1719 г."; а затѣмъ эта "декларація, сочиненная отъ лица Ея Имп. Величества", была утверждена императрицею (Исторія сената, стр. 60). Какъ же можно названные (какъ и другіе, имъ подобные) указы ставить на счетъ личной дѣятельности Екатерины I, и не правъ ли я былъ поэтому, когда утверждалъ въ моей книгѣ, что именные указы въ собственномъ смыслѣ то подсказываются ей тѣми же членами совѣта, наприм., Меншиковымъ и другими лицами, то проходятъ, какъ и другіе указы, черезъ обсужденіе совѣта, хотя въ нихъ объ этомъ и не упоминается?
   Замѣчу еще кстати слѣдующее. Возражая противъ указанныхъ выше моихъ выводовъ, г. Алексѣевъ въ заключеніе утверждаетъ, что "черезъ все изложеніе", мое "посвященное вопросу объ отношеніи императрицынъ совѣту, очень ясно проглядываетъ воззрѣніе, по которому Екатерина была слабою правительницею, безропотно переносившею самовластительство россійскихъ олигарховъ" (стр. 65, прим.). Ничего бы не имѣлъ я противъ такого заключенія, еслибъ оно, дѣйствительно, соотвѣтствовало моему воззрѣнію на отношеніе Екатерины къ совѣту. Но дѣло въ томъ, что моя точка зрѣнія на вопросъ нѣсколько иная. Именно, изучивъ подробно относящіяся сюда данныя, я пришелъ къ выводу, что Екатерина сама вообще охотно мирилась съ этимъ властвованіемъ совѣта, пытаясь лишь придать ему болѣе порядка и опредѣленности (стр. 68 моей книги). Однако, отмѣчая такое отношеніе Екатерины къ совѣту, я нигдѣ не утверждаю, что она безропотно переносила самовластительство совѣта, но, наоборотъ,-- вездѣ, гдѣ только позволяютъ первоисточники,-- старательно отмѣчаю тѣ случаи, когда Екатерина не соглашалась съ планами или постановленіями совѣта, когда она пыталась измѣнить тѣ или иные порядки его дѣлопроизводства и т. п. {Исторія сената, стр. 31 и сл., 35 и сл., 56 и сл.; 59, прим. 52; стр. 71, прим. 78; 114 и сл., 181 сл.}. Если я при этомъ долженъ былъ также отмѣтить, что Екатерина, видя недостатки того же, наприм., совѣтскаго дѣлопроизводства, не имѣла достаточно твердости настоять на ихъ искорененіи, то на это я имѣлъ серьезныя данныя {Ibidem, стр. 36, 57 и сл.}, которыхъ мой критикъ вовсе и не коснулся. Если, далѣе, проф. Алексѣевъ вывелъ изъ моего очерка отношеній Екатерины къ совѣту, что Екатерина была "слабою правительницею", то я не вижу основаній отказаться отъ такой характеристики, тѣмъ болѣе, что самъ авторъ рецензіи уклоняется высказать свое мнѣніе по вопросу, а цѣлый рядъ фактовъ, приведенныхъ въ моей книгѣ, вполнѣ подтверждаетъ подобную характеристику. Такая характеристика, основанная на изученіи первоисточниковъ, не представляетъ притомъ ничего неожиданнаго. Тотъ же Соловьевъ говоритъ, наприм., слѣдующее: "вельможи хотѣли управлять при женщинѣ и теперь, дѣйствительно, управляли... Оставляя въ сторонѣ желаніе сторонниковъ Екатерины превознести ея достоинства, мы должны замѣтить, что знаменитая ливонская плѣнница принадлежала къ числу тѣхъ людей, которые кажутся способными къ правленію, пока не принимаютъ правленія" и т. п. (т. XVIII, стр. 277 и сл.; сравн. также свидѣтельства иностранцевъ, приведенныя и у г. Алексѣева, о самовластіи Меншикова). Несомнѣнно, у автора рецензіи нѣтъ на-лицо научныхъ данныхъ, чтобы объективно опровергнуть взгляды, подобные вышеизложеннымъ; онъ самъ сознается въ этомъ, говоря, что "мы не беремся высказывать здѣсь своего взгляда на личныя качества императрицы" (ibid.). Но я-то считалъ себя обязаннымъ высказать свой взглядъ на эти качества, разъ мнѣ приходилось касаться отношеній Екатерины къ совѣту...
   

V.

   Касаясь дѣятельности совѣта, я прихожу, на основаніи очень многихъ данныхъ, къ тому выводу, что совѣтъ, какъ учрежденіе не юридическаго характера, въ своемъ стремленіи къ самовластію, склоненъ былъ придавать мало значенія формальнымъ ограниченіямъ своихъ дѣйствій. Провѣряя мое изображеніе дѣлопроизводства совѣта по изданнымъ документамъ, г. Алексѣевъ находитъ, что "обвиненіе верховнаго тайнаго совѣта въ нарушеніи тѣхъ или другихъ правилъ въ большинствѣ случаевъ объясняется недостаточнымъ знакомствомъ" моимъ "съ формами дѣятельности верховнаго тайнаго совѣта, какъ онѣ засвидѣтельствованы его протоколами и журналами, и при этомъ утверждаетъ, что "наиболѣе существенныя неточности" мои по этому вопросу "можно свести къ одному главному недосмотру", именно я будто бы не умѣю "отличить протокола отъ указа, а между тѣмъ на этомъ различеніи построено все дѣлопроизводство верховнаго тайнаго совѣта, такъ какъ въ этихъ формахъ, строго различавшихся, проявлялась, какъ покажетъ послѣдующее изложеніе, вся дѣятельность верховнаго тайнаго совѣта" (стр. 75; срав. ibid., прим. 2). Готовъ согласиться, что "на различеніи" протоколовъ отъ указовъ построено если не все, то значительная часть дѣлопроизводства совѣта, какъ и готовъ признать, что неумѣнье различать эти двѣ "формы" дѣятельности совѣта могло бы повести къ невѣрному пониманію тѣхъ или иныхъ дѣйствій совѣта. Можно ли, однако, съ достаточнымъ основаніемъ утверждать,-- какъ это дѣлаетъ г. Алексѣевъ,-- что для меня "очевидно, протоколъ и указъ одно и то же" и что будто бы тамъ, гдѣ передо мною "протоколъ", я считаю "возможнымъ говорить объ указѣ и наоборотъ" (ibid., прим. 2)? Въ доказательство моего неумѣнья отличать протоколъ отъ указа, г. Алексѣевъ беретъ изъ моей книги рядъ ссылокъ на первоисточники; но эти ссылки, въ связи съ тѣми объясненіями, какія имъ у меня предшествуютъ и на которыя почтенный ученый обращаетъ мало вниманія, нисколько не подтверждаютъ его утвержденія, почему нельзя не удивляться той рѣшительности, съ которою оно имъ выставляется и затѣмъ защищается. Но, прежде чѣмъ мы коснемся упомянутыхъ выше ссылокъ моей книги по существу, необходимо отмѣтить слѣдующее: 4-й пунктъ указа 8 февраля 1726 г., коимъ учреждался в. т. совѣтъ, предписывалъ, "въ в. т. совѣтѣ, хотя при присутствіи Ея Имп. Величества, хотя и въ отсутствіи, крѣпить, что о чемъ опредѣ лено будетъ, протоколы, резолюціи всѣмъ назначеннымъ особамъ в. т. совѣта. А съ того надлежащіе куда указы посылать за закрѣпою въ в. тайномъ же совѣтѣ обрѣтающагося члена иностранной коллегіи, д. с. е Василія Степанова" (И. С. 3., VII, No 4830). Затѣмъ относительно подписи указовъ однимъ Степановымъ было дано подтвержденіе въ указѣ 28 марта того же года (ib., No 4862), а пунктомъ 6-мъ "мнѣнія не въ указъ" было опредѣлено, что "въ тайномъ совѣтѣ надобно два протокола держать, одинъ образомъ журнала, который подписывать не подлежитъ, другой же о учиненныхъ въ т. совѣтѣ резолюціяхъ и опредѣленіяхъ, который тайному совѣту закрѣплять" (Сб. И. Об., т. LV, стр. 94). Итакъ, какъ видно изъ этихъ основныхъ постановленій, дѣйствовавшихъ до указа 4 августа 1726 г. (о немъ скажемъ особо), журналы совѣта (т.-е. то, что теперь называется протоколомъ) никѣмъ не подписываются, протоколы же подписываются всѣми его членами, а "съ того надлежащіе куда указы" посылаются "за закрѣпою" одного только Степанова. Таковы были внѣшнія, формальныя различія между протоколомъ и указомъ,-- различія, кои и я долженъ былъ необходимо принимать во вниманіе, толкуя соотвѣтствующіе акты совѣтскаго дѣлопроизводства. Г. Алексѣевъ, разбирая мои ссылки на эти акты, увѣряетъ, какъ уже сказано выше, что всѣ онѣ обнаруживаютъ "смѣшеніе" мною "протокола съ указомъ". Такъ, когда я привожу примѣры въ подтвержденіе того обстоятельства, что протоколы иногда посылались для подписи членамъ в. т. совѣта на домъ, или доказываю, что протоколы подписывались иногда на одномъ изъ слѣдующихъ засѣданій, или же, наконецъ, замѣчаю, что члены совѣта отказывались подписывать протоколы, состоявшіеся на засѣданіи, на которомъ они не присутствовали, г. Алексѣевъ не отрицая, въ дальнѣйшемъ изложеніи, всѣхъ указанныхъ случаевъ съ протоколами {См., наприм., стр. 86 и сл.}, категорически утверждаетъ, однако, что въ приводимыхъ у меня ссылкахъ дѣло идетъ вездѣ не о протоколѣ, а объ указѣ. Съ перваго взгляда эти примѣры, взятые изъ моей же книги, говорятъ какъ будто бы противъ меня, такъ какъ въ нихъ дѣйствительно говорится вездѣ объ указахъ, подписанныхъ или посланныхъ на домъ для подписи тѣмъ или инымъ членамъ совѣта {Такъ въ подтвержденіе того, что протоколы посылались иногда для подписи членамъ совѣта на домъ, я ссылаюсь на стр. 25, LV, Сб. И. Об., гдѣ сказано, что "вышеписанный указъ въ сенатъ противъ того слово въ слово написанъ, который всѣ опредѣленныя въ в. т. совѣтѣ особы подписали и которыя не присутствовали тѣ на дворахъ подписали"; въ доказательство того, что протоколы подписываются иногда на одномъ изъ слѣдующихъ засѣданій, я ссылаюсь, между прочимъ, на стр. 267, т. LVI того же Сборника, гдѣ говорится, что "свѣтлѣйшему князю объявленъ написанный указъ, о которомъ разсуждено въ прошедшее собраніе... который указъ его свѣтлость, выслушавъ, закрѣпили, а къ прочимъ для закрѣпы посланъ секретарь Топильскій"; наконецъ, въ подтвержденіе того, что члены совѣта иногда отказывались отъ подписи протокола и проч., приводится такая ссылка: "секретарь Топильскій объявилъ, что онъ для закрѣпы тою же указа былъ у его королевскаго высочества, да у д. т. с. гр. Толстого, которые того указа закрѣпить не изволили, а объявили его королевское высочество, что когда о томъ указѣ разсуждено было, тогда же въ в. т. совѣтѣ въ присутствіи (его) не было"...}, тѣмъ не менѣе, совершенно очевидно, что въ этихъ примѣрахъ идетъ дѣло не объ указахъ, а именно -- "о протоколахъ указовъ" или "о протоколахъ, содержавшихъ указы", какъ я ихъ называлъ въ своей книгѣ (стр. 42 и сл.), такъ какъ только протоколы должны были подписываться членами совѣта, указы же посылались "за закрѣпою" одного Степанова. Если допустить, что проф. Алексѣевъ правъ и что здѣсь вездѣ идетъ рѣчь объ указахъ, а не о протоколахъ (какъ думаю я), то является совершенно естественнымъ вопросъ, зачѣмъ же эти указы идутъ къ подписи членовъ совѣта, когда законъ {Правда, былъ-еще указъ 4 августа 1726 г., который запрещалъ вѣрить "объявленіямъ, словеснымъ или письменнымъ, безъ подписанія нашея собственныя руки или всего нашего в. т. совѣта"; но, по толкованію самого же г. Алексѣева, "этотъ указъ ничего не говоритъ о формѣ указовъ, объявляемыхъ изъ в. т. совѣта. Эта форма, очевидно, оставалась прежняя (иначе -- та, которая была установлена приведенными выше постановленіями,-- добавимъ мы въ поясненіе), т.-е. указы, изготовляемые по протоколамъ, подписаннымъ членами в. т. совѣта и аппробованными императрицей, контрасигновались д. с. с. Степановымъ" (стр. 73).} этого вовсе не требовалъ (указъ 8 февраля гласилъ, что надо "крѣпитъ... протоколы, резолюціи всѣмъ назначеннымъ особамъ в. т. совѣта")? Самъ авторъ рецензіи, въ другомъ ея мѣстѣ, говоритъ, что "указы, изготовляемые по протоколамъ, подписаннымъ членами в. т. совѣта и аппробованнымъ императрицею, контрасигнировались д. с. с. Степановымъ" (стр. 73). Какимъ же образомъ здѣсь, не вступая въ противорѣчіе съ самимъ собою, онъ можетъ утверждать, что въ цитируемыхъ имъ изъ моей книгѣ ссылкахъ дѣло идетъ объ указахъ, которые вовсе и не должны были подписываться членами совѣта? Еслибы мы допустили вообще (исключенія могли быть, конечно) правильность утвержденія проф. Алексѣева, что здѣсь вездѣ дѣло идетъ объ указахъ, отдававшихся для подписи членамъ совѣта, то не послужило ли бы это утвержденіе лишнимъ доказательствомъ нашей мысли, что совѣтъ мало стѣснялся въ своихъ дѣйствіяхъ формальными правилами, установленными закономъ? Но допустить правильности такого сужденія нельзя, такъ какъ во всѣхъ почти приведеннымъ цитатахъ дѣло идетъ о протоколахъ, отдаваемыхъ для подписи членамъ совѣта. Вотъ почему я, обсуждая въ своей книгѣ вопросъ о примѣненіи въ дѣлопроизводствѣ совѣта правила о крѣпленіи протоколовъ (а не указовъ), говорю "о протоколахъ, содержащихъ указы" или "о протоколахъ указовъ", т.-е., иначе говоря, не только не смѣшиваю (какъ ясно уже изъ приведенныхъ возраженій) указовъ съ протоколами, но прямо различаю протоколы, содержавшіе въ себѣ указы, уже готовые къ отправленію въ тѣ или иныя учрежденія, и протоколы, содержавшіе въ себѣ постановленія совѣта, не выливавшіяся затѣмъ въ форму указовъ. На такое различіе наводитъ необходимо практика совѣтскаго дѣлопроизводства, по правиламъ которой, какъ утверждаетъ и самъ проф. Алексѣевъ, "указъ составляется съ протокола или, какъ выражается оффиціальный языкъ того времени, "противу протоколу", а самъ указъ не есть протоколъ, а лишь одно изъ возможныхъ его послѣдствій" (стр. 91). То обстоятельство, что указъ составлялся "противу протоколу", подписанному членами совѣта,-- или, иначе говоря, текстъ указа содержался въ протоколѣ въ окончательной его редакціи,-- и давало, повидимому, журналамъ совѣта право говорить объ указѣ тамъ, гдѣ былъ лишь протоколъ, содержащій въ себѣ текстъ подлежавшаго разсылкѣ указа, что и имѣло именно мѣсто во всѣхъ разбираемыхъ г. Алексѣевымъ ссылкахъ моей книги. Но если журналы и говорятъ объ указахъ, мы ихъ не можемъ называть указами (какъ дѣлаетъ г. Алексѣевъ), и не можемъ по той простой причинѣ, что дѣло идетъ здѣсь не объ указахъ, а лишь о протоколахъ, содержащихъ тексты указовъ (или, какъ говорятъ еще позднѣйшіе источники, "о протоколахъ на указы"). Что это такъ, не трудно доказать актами самого совѣта.
   Г. Алексѣевъ, наприм., утверждаетъ, что я, въ доказательство того, что протоколы подписывались иногда въ одно изъ слѣдующихъ засѣданій, ссылаюсь на стр. 267, LVI тома Сб. И. Об., гдѣ, однако, говорится не о протоколѣ, а объ указѣ (ib); какъ замѣчено выше, я, однако, приводя указанную, какъ и рядъ другихъ ссылокъ, говорю "о протоколахъ указовъ" (стр. 42 моей книги). Акты совѣтскаго дѣлопроизводства вполнѣ подтверждаютъ мои слова. Изъ сопоставленія журнала совѣта, содержащаго разбираемую г. Алексѣевымъ ссылку, съ протоколомъ совѣта, въ которомъ заключается текстъ указа, упоминаемаго въ этой ссылкѣ {На стр. 267 LVI тома находимъ слѣдующій журналъ совѣта, который и приводимъ буквально: "Журналъ верховнаго тайнаго совѣта. 14 октября 1726 г. 1726 г. октября въ 14-й день въ верховномъ тайномъ совѣтѣ рейхсъ-маршалу и генералу-фельдмаршалу свѣтлѣйшему князю объявленъ написанный указъ, о которомъ разсуждено въ прошедшее собраніе, то-есть въ понедѣльникъ, о взятьѣ изъ военной, да изъ каморъ-коллегіи вѣдомостей, о сборѣ и о расходѣ подушныхъ денегъ, и что оныхъ въ доимкѣ, который указъ его свѣтлость выслушавъ закрѣпилъ, а къ прочимъ для закрѣпы пославъ въ домы секретарь Иванъ Топильской". Черезъ нѣсколько страницъ, именно на стр. 282 и сл., мы находимъ прямое доказательство, что именно протоколъ, содержащій въ себѣ текстъ указа, упомянутаго въ предыдущемъ журналѣ, а не самый указъ, былъ подписанъ членами совѣта, во главѣ съ Меншиковымъ (которому, какъ видно изъ того же журнала, онъ первому былъ предложенъ къ подписи); слѣдовательно, мы имѣли право видѣть въ этомъ журналѣ указаніе на протоколъ указа, посылаемаго для подписи, а не указъ, какъ думаетъ проф. Алексѣевъ. Вотъ самый протоколъ, содержащій упомянутый выше текстъ указа и приводимый нами буквально: "Протоколъ верховнаго тайнаго совѣта. 19 октября 1726 г. 1726 г. октября въ " " день Еѣ Императорское Величество указала вверховный тайный совѣтъ взять из военной и 13 каморъ-колегей вѣдомости: 1) сколько на прошлые 1724-й и 1725-и годы і нынѣшняго 1726-го году на прошедшие двѣ трети и зборѣ подушныхъ денегъ, которые собираются по семи гривен на полки, порознь по годамъ; такой что і сверхъ того положенныхъ на государственныхъ крестьянъ четырехъ гривенныхъ; 2) на сколько по ценѣ взачотъ подушных денегъ втѣхъ городѣхъ провианта и ѳуража скрестьянъ взято натурою; 3) что тѣхъ денегъ на которой год осталось вдоимке по провинциямъ порознь, и о тѣхъ доимочныхъ денгах ввоенную колегию свѣчныхъ квартир оеицѣры, а вкаморъ-колегию земские комисары что репортуютъ; 4) сначала збору подушныхъ денегъ, а имянно съ 1724-го году сколко наличною провнанта из магазиновъ заготовления каморъ-колегіи принято, и что сверхъ подушныхъ денегъ из другихъ зборовъ из штатсъ-канторы вправианскую канцелярию дано; 5) из военной колегіи взять вѣдомость же, что не тѣх семигривенныхъ денегъ куды вросход употреблено, і что за расходы востатке на лицо. Подлинный подписали: Александръ Меншиковъ. Канцлеръ графъ Головкинъ. Князь Дмитреи Галицынъ. Андрей Остерманъ. Василей Степановъ. Подписан въ 19 дек 1726 г.".}, вполнѣ ясно, что журналъ, говоря объ указѣ, подписанномъ Меншиковымъ, а затѣмъ отправленномъ "для закрѣпы" другимъ членамъ совѣта на домъ, имѣлъ въ виду не что иное, какъ протоколъ текста указа, отправленнаго для подписи, а вовсе не самый указъ, какъ думаетъ проф. Алексѣевъ.
   Какъ отмѣчено выше, по мнѣнію г. Алексѣева, я не только говорю о протоколахъ тамъ, гдѣ совѣтскіе акты говорятъ объ указахъ, но и нахожу указы тамъ, гдѣ ихъ будто бы вовсе нѣтъ: "что г. Филипповъ отожествляетъ протоколы съ указами",-- говоритъ проф. Алексѣевъ,-- и какъ будто даже и не подозрѣваетъ, что между ними можетъ существовать какое-нибудь различіе, всего ярче выступаетъ въ томъ мѣстѣ его изслѣдованія (стр. 43, 44), гдѣ онъ констатируетъ грубое, будто бы, нарушеніе верховнымъ тайнымъ совѣтомъ установленныхъ законами правилъ, состоявшее, по его словамъ, въ томъ, что указы, которые должны были подписываться всѣми членами верховнаго тайнаго совѣта, подписываются лишь присутствующими, и въ подтвержденіе этого своего утвержденія приводитъ цѣлый рядъ страницъ изъ Сборника Дубровина (т. LVI, 82, 92, 126, 131 и др.; т. LXIII, стр. 33, 56, 99 и мн. др.). Раскрывая же эти страницы, мы не находимъ на нихъ ни одного указа" (стр. 75, прим. 2). Раскрывая въ свою очередь эти страницы {Такъ, напримѣръ, на стр. 82 т. LVI читаемъ слѣдующее: "Протоколъ верховнаго тайнаго совѣта, 16 сентября 1726 г. 1726 года сентября въ 16 день Еѣ Императорское Величество по челобитью штатсъ-конторы прокурора Алексѣя Жолобова указала для нуждъ ево отпустить въ деревни ево на годъ и о томъ въ сенатъ послать указъ. Подлинный подписали: Александръ Меншиковъ. Канцлеръ графъ Головкинъ. Графъ Петръ Толстой, Андрей Остерманъ, Василій Степановъ; Подписанъ того жъ числа". На стр. 92 того же тома читаемъ: протоколъ верховнаго тайнаго совѣта 21 сентября 1726 г. 1726 года сентября въ 21 день Еѣ Императорское Величество указала по прошенію прибывшаго всанктпетербурхъ Христофора митрополита сантаврійскаго, для ево скудости, на пропитаніе, покамѣстъ о удовольствіи ево и протчихъ прибывшихъ грузинскихъ духовныхъ персонъ генералное опредѣленіе учинено будетъ, выдать ему нынѣ взачотъ впредь опредѣленнаго жалованья сто Рублевъ искаморъ-конторы синодской и о томъ всятѣйшій синодъ послать указъ. Подлинный подписали: Карлъ Фридерихъ, Александръ Меншиковъ, Канцлеръ графъ Головкинъ, Графъ Петръ Толстой, Князь Дмитрій Голицынъ, Андрей Остерманъ, Василій Степановъ. Подписанъ въ 26 день сентября 1726 г.". Въ примѣчаніи къ только-что приведенному протоколу сказано, что "указъ состоялся 28 сентября и составляетъ дословное повтореніе протокола", т.-е., иначе говоря, здѣсь мы имѣемъ (какъ, впрочемъ, и во всѣхъ прочихъ ссылкахъ, приводимыхъ противъ насъ г. Алексѣевымъ) протоколъ, содержащій указъ, или "протоколъ на указъ"; этотъ указъ затѣмъ дословно брался изъ протокола, такъ как.ъ указы изготовлялись, какъ справедливо замѣчено и самимъ г. Алексѣевымъ, по протоколамъ, подписаннымъ членами совѣта.}, а равно и объясненіе къ нимъ, данное мною въ указанномъ г. Алексѣевымъ мѣстѣ моей книги, легко видѣть, что я говорю вездѣ "о протоколахъ, содержащихъ указы". Всѣ ссылки на Сборникъ совершенно однообразны и вполнѣ подтверждаютъ мое объясненіе къ нимъ, гласящее буквально слѣдующее: "сообразно съ яснымъ стремленіемъ совѣта" крѣпитъ протоколы, содержащіе указы, не всѣмъ членамъ,-- какъ того требовалъ п. 4-й указа 8 февраля (приведенный уже нами выше), а также и указъ 4 августа 1726 г. (послѣдній запрещалъ вѣрить указамъ безъ подписанія нашея собственныя руки и всею верховнаго тайнаго совѣта), а лишь присутствующимъ въ верховномъ тайномъ совѣтѣ особамъ, мы и встрѣчаемъ указы совѣта, подписанные почти постоянно только нѣсколькими членами, а не полнымъ составомъ верховнаго тайнаго совѣта" (стр. 43 и сл.). Здѣсь видно ясно, что я говорю "о протоколахъ, содержащихъ указы", или, какъ выражались позднѣе, о "протоколахъ на указы" {Въ такъ-называемыхъ "дѣлахъ бывшаго кабинета" Анны Іоанновны, хранящихся въ московскомъ архивѣ министерства иностранныхъ дѣлъ, есть тетради, носящія такое наименованіе: "копіи съ протоколовъ на указы изъ кабинета ко внутреннимъ кабинетнымъ дѣламъ въ синодъ, сенатъ, коллегіи и канцеляріи" ("дѣла быв. кабинета", 1737 г., No 69; тоже 1738, No 5). Вверху каждаго листа, содержащаго такой указъ, стоитъ слово протоколъ; въ связкахъ, содержащихъ отпуска этихъ указовъ, такого слова нѣтъ; и въ этомъ все различіе однихъ отъ другихъ.}, которые должны были подписываться всѣми членами совѣта. Впрочемъ, если держаться буквальнаго смысла указа 4 августа 1726 г., какъ это дѣлаемъ мы въ нашей книгѣ, то надо сказать, что съ этого времени какъ "протоколы на указы", такъ и самые указы должны были подписываться всѣмъ совѣтомъ чего, однако, не было въ дѣйствительности. Во всякомъ случаѣ, если проф. Алексѣевъ, раскрывъ указанныя выше страницы "протоколовъ, журналовъ и указовъ" совѣта, не нашелъ тамъ ни одного указа, а только протоколы и на этомъ обстоятельствѣ хотѣлъ доказать смѣшеніе мною указа и протокола, то едва ли онъ этого достигъ, такъ какъ на этихъ страницахъ заключаются "протоколы, содержащіе указы", или "протоколы указовъ", какъ я ихъ называю въ своей книгѣ (стр. 42, 43), и называю сознательно, имѣя въ виду отличить ихъ отъ протоколовъ, содержавшихъ не одни только тексты указовъ, но и другія постановленія и опредѣленія совѣта (см. примѣры этого рода протоколовъ Сб. Ист. Общ., т. LV, стр. 145 сл., 372 сл.; т. LVI, стр. 25 сл., 46 сл., и мн. др.). Что же касается главнаго вопроса: нарушалъ ли совѣтъ требованіе закона о подписаніи протоколовъ "всѣмъ назначеннымъ особамъ верховнаго тайнаго совѣта", а не только присутствующимъ,-- то даже изъ рецензіи самого г. Алексѣева видно, что нарушалъ (стр. 88 и сл.), какъ это доказывалось и мною.
   

VI.

   Чтобы покончить съ вопросомъ "о недостаточномъ ознакомленіи" моемъ съ формами совѣтскаго дѣлопроизводства, коснусь еще моего толкованія указа 4 августа 1726 г., подавшаго поводъ г. Алексѣеву "пожалѣть" какъ "о той поспѣшности", съ которою я дѣлаю свои выводы, такъ "и о той опрометчивости", съ которою я будто бы группирую "отрывочныя выписки изъ документовъ и, не беря на себя труда серьезно вдуматься въ нихъ", пользуюсь, однако, ими, "чтобъ обвинить цѣлое учрежденіе въ безнравственныхъ поступкахъ и очернить его въ глазахъ потомства" (стр. 77, прим. 3). Рѣшительность такого приговора надъ моимъ толкованіемъ указа 4 августа заставляетъ думать, что по крайней мѣрѣ самъ проф. Алексѣевъ, опровергая его, "серьезно вдумался" въ разбираемые мною документы и вполнѣ удовлетворительно объяснилъ ихъ. Къ сожалѣнію, этого нѣтъ въ дѣйствительности, такъ какъ частію толкованіе г. Алексѣева противорѣчитъ мною указаннымъ фактамъ, частію же вовсе оставляетъ безъ разрѣшенія относящіеся сюда вопросы. Чтобы сдѣлать вполнѣ яснымъ для читателя, въ чемъ заключается здѣсь дѣло, коснемся прежде всего толкованія указа 4 августа, даваемаго какъ мною, такъ и г. Алексѣевымъ. Какъ уже извѣстно, указы 8 февраля и 28 марта 1726 напротивъ чего не споритъ и г. Алексѣевъ,-- требовали, чтобъ изъ верховнаго тайнаго совѣта указы посылались "за закрѣпою" одною только В. Степанова. Но, затѣмъ, когда обнаружилось, что "какъ въ сенатѣ, такъ въ коллегіяхъ и канцеляріяхъ объявляютъ нѣкоторые, какъ письменно, такъ и словесно, нашими именными указами о важныхъ дѣлахъ (примѣры такихъ "объявленій", на основаніи архивныхъ данныхъ, указаны мною на стр. 183 моего изслѣдованія), императрица повелѣла "такимъ объявленіямъ словеснымъ или письменнымъ, безъ подписанія нашея собственной руки, или всего нашего верховнаго тайнаго совѣта, не вѣрить" (П. С. З., VII, No 4945). Разбирая всѣ эти постановленія, я говорю, что до указа 4 августа всѣ указы изъ совѣта отправлялись за подписью лишь одного Степанова, теперь же въ важныхъ случаяхъ они должны были отправляться за подписью "всего верховнаго тайнаго совѣта" (стр. 185 моего изслѣдованія). Проф. Алексѣевъ, приведя указъ 4 августа, замѣчаетъ, что "этотъ указъ ничего не говоритъ о формѣ указовъ, объявляемыхъ изъ верховнаго тайнаго совѣта. Эта форма, очевидно, оставалась прежняя, т.-е. эти указы, изготовляемые по протоколамъ, подписаннымъ членами верховнаго тайнаго совѣта и аппробованнымъ императрицею, контрасигновались д. т. с. Степановымъ" (стр. 73). Я бы ничего не имѣлъ противъ такого толкованія указа 4 августа и охотно бы согласился съ нимъ, еслибъ противъ его правильности не говорили, между прочимъ, слѣдующіе факты, приведенные и въ моей книгѣ, но почему-то оставленные безъ разсмотрѣнія г. Алексѣевымъ, хотя именно въ нихъ-то и заключается основаніе моего вывода. Именно, не кто иной, какъ сенатъ полагалъ, что указъ 4 августа измѣняетъ форму указовъ, отправляемыхъ изъ совѣта, и измѣняетъ ее въ томъ смыслѣ, что если до этого указа было достаточно, чтобъ совѣтскіе указы отправлялись за подписью одного Степанова, то теперь была нужна для ихъ законности подпись всего совѣта {Именно, когда совѣтъ обратился къ сенату съ запросомъ, почему онъ "умедлилъ" рѣшеніемъ дѣла по указу совѣта объ отдачѣ земли Остерману, то, какъ видно изъ журнала совѣта отъ 16 сентября 1726 г., сенаторы совѣту "отвѣтствовали, что сомнѣніе они прежде имѣли, что тотъ указъ присланъ не за всѣхъ руками верховнаго тайнаго совѣта, и не будетъ ли отъ того противности состоявшемуся указу августа 4 дня сего году? На что имъ въ разсужденіе предложено, что о томъ протоколъ записанъ въ верховномъ тайномъ совѣтѣ и закрѣпленъ руками всѣхъ присутствующихъ особъ, а указъ присланъ за рукою одного дѣйствительнаго статскаго совѣтника Насилья Степанова, и то по силѣ указу Ея Императорскаго Величества, каковъ за собственноручнымъ Ея Величества подписаніемъ въ сенатъ присланъ прежде о томъ, что какимъ образомъ изъ верховнаго тайнаго совѣта указы отправляемы быть имѣютъ, и господа сенаторы объявили, что они о томъ уже сомнѣнія не имѣютъ и по присланному указу исполненіе учинятъ, о чемъ верховному тайному совѣту донесено того-жъ числа" (Сб. Ист. Общ., LVI, стр. 81 и сл.). Сравн. мое изслѣдованіе, стр. 44, 184 и сл.}. Если такимъ образомъ современники указа 4 августа понимали его такъ, какъ онъ толкуется мною, то г. Алексѣеву, опровергая это толкованіе, слѣдовало бы привести въ его пользу какія-либо данныя, показывающія, что сенатъ, какъ и я, толкуетъ указъ этотъ невѣрно. Но, что толкованіе указа 4 августа, какъ акта, устанавливающаго новую форму указовъ, отправляемыхъ изъ совѣта, однако, правильно, видно еще изъ того, что совѣтъ долженъ былъ однажды, хотя временно, признать необходимость подписывать указы особамъ "всего верховнаго тайнаго совѣта" {Такъ, когда позднѣе совѣтъ послалъ сенату указъ о назначеніи М. Воейкова оберъ-прокуроромъ сената за подписью одною Степанова, "а не всего верховнаго тайнаго совѣта, какъ указъ повелѣваетъ", сенаторы "предложили" объ этомъ совѣту "и потому предложенію оный указъ велѣно принять и, переписавъ, верхов. тайнаго совѣта у всего собранія подписать и потомъ въ сенатъ отослать" (Сб. Ист. Общ., LXIII, стр. 231). Такое рѣшеніе совѣта записано въ журналѣ его отъ 9 марта 1827 г.; но уже въ журналѣ 13 марта того же года читаемъ вновь слѣдующее: "о переписанномъ (согласно съ предшествующимъ рѣшеніемъ, конечно) въ сенатѣ указѣ объ оберъ-прокурорѣ М. Воейковѣ для подписанія верховнаго тайнаго совѣта особамъ докладовано, на которое разсуждено, что всѣмъ особамъ онаго указа подписывать не надлежитъ, а отослать прежній подписанный рукою д. ст. с. В. Степанова, который того же числа съ экзекуторомъ Елагинымъ и посланъ въ сенатъ" (ib., стр. 241 и сл.).}, а затѣмъ, едва умираетъ Екатерина, отмѣняетъ примѣненіе этого указа. Именно, 12 мая 1727 г., едва проходитъ недѣля послѣ кончины Екатерины, какъ въ совѣтѣ ставится вновь вопросъ о томъ, должны ли отправляемые изъ совѣта указы подписывать всѣ присутствующіе, или "по прежнему учрежденію" лишь одинъ Степановъ, и рѣшаютъ послѣднее (стр. 190 моего изслѣдованія). Спрашивается, зачѣмъ же въ совѣтѣ неоднократно ставился вопросъ о томъ, отправлять ли указы за подписью одного Степанова (какъ было прежде) или за подписью всего верховнаго тайнаго совѣта (какъ требовалъ указъ 4 августа), если,-- какъ утверждаетъ г. Алексѣевъ,-- указъ 4 августа "ничего не говоритъ о формѣ указовъ, объявляемыхъ изъ верховнаго тайнаго совѣта" и "эта форма, очевидно, оставалась прежняя"? И зачѣмъ же самъ совѣтъ, когда къ тому представилась возможность, поспѣшилъ отмѣнить эту форму указовъ, установленную 4 августа, когда,-- если опять-таки вѣрить проф. Алексѣеву,-- она "оставалась прежняя" {Въ журналѣ совѣта отъ 12 мая 1727 г. (императрица, какъ извѣстно, скончалась 6 мая) читаемъ, между прочимъ, слѣдующее: "при закрѣпѣ вышеописанныхъ протоколовъ докладывано объ отправляемыхъ изъ верховнаго тайнаго совѣта указѣхъ, всѣ ли присутствующія изволятъ оныя подписывать, или по прежнему учрежденію дѣйствительному статскому совѣтнику Степанову. Повелѣли по состоявшимся въ верховномъ тайномъ совѣтѣ протоколамъ надлежащіе указы отправлять по прежнему за рукою его, дѣйствительнаго статскаго совѣтника" (Сб. Ист. Общ., LXIII, стр. 481). Здѣсь ясно, что различались двѣ формы указовъ: одна, которую должны были подписывать всѣ присутствующія особы (вѣрнѣе -- весь совѣтъ), и другая, созданная "по прежнему учрежденію" и требовавшая подписи только одного Степанова. "Прежнее учрежденіе", очевидно, указы 8 февраля и 28 марта 1726 г., новое указъ 4 августа того же года.}. Мы, повторяемъ, охотно бы приняли толкованіе указа 4 августа, предложенное г. Алексѣевымъ, еслибъ оно представлялось намъ согласимымъ какъ съ вышеприведенными, такъ и съ другими, имъ аналогичными, фактами; но такъ какъ этого нѣтъ, то и наше объясненіе указа 4 августа можетъ пока остаться, какъ намъ кажется, въ полной силѣ, съ чѣмъ и согласится каждый нелицепріятный читатель.
   Перехожу теперь къ утвержденію г. Алексѣева, что я не только обвиняю верховный тайный совѣтъ "въ беззаконныхъ дѣйствіяхъ", но "хочу изобличить совѣтъ и въ безнравственныхъ поступкахъ". "Примѣромъ такихъ безнравственныхъ поступковъ,-- какъ утверждаетъ авторъ рецензіи,-- долженъ служить случай", разсказанный мною на стр. 186 моего изслѣдованія. "Случай этотъ,-- продолжаетъ пр. Алексѣевъ,-- заключается будто бы въ томъ, что верховный тайный совѣтъ намѣренно, въ интересахъ своего политическаго верховенства, исказилъ именной указъ императрицы 4 августа, собственноручно ею подписанный,-- другими словами, совершилъ подлогъ. Въ этомъ указѣ было сказано, что не должно вѣрить объявленіямъ словеснымъ или письменнымъ "безъ подписанія нашея собственныя руки или всего верховнаго тайнаго совѣта". Это слово "всего" не понравилось будто бы членамъ верховнаго тайнаго совѣта. "Совѣтъ, находя для себя болѣе удобнымъ, чтобъ указы его подписывались лишь присутствующими, а не всѣми членами", разослалъ указъ 4 августа безъ слова "всего" и только, когда объ этомъ дошло до свѣдѣнія императрицы (можетъ быть вслѣдствіе указаннаго возраженія сената {Это возраженіе сената приведено нами выше, въ примѣчаніи 1-мъ послѣдняго отдѣла.}, указъ возстановлялся въ его первоначальномъ видѣ,-- случай, рѣзко характеризующій самовластіе совѣта" (ibid., 3-е прим. къ 75 стр.). По обыкновенію, проф. Алексѣевъ, передавая мой выводъ, довольно свободно относится къ моимъ словамъ. Я, дѣйствительно,-- на основаніи данныхъ, оставшихся (какъ увидимъ ниже) неопровергнутыми г. Алексѣевымъ,-- утверждалъ и нынѣ еще утверждаю, что "указъ 4 августа разсылался совѣтомъ въ той редакціи, въ какой онъ это находилъ для себя болѣе удобнымъ (т.-е. безъ слова всего) и только тогда, когда объ этомъ дошло до свѣдѣнія императрицы, указъ былъ возстановленъ въ его первоначальномъ видѣ", почему и нахожу, что это есть "случай, рѣзко характеризующій самовластіе совѣта" (стр. 186 и сл.). Но я вовсе не хочу вообще "изобличать совѣтъ въ безнравственныхъ поступкахъ", вовсе не вижу въ разсказанномъ случаѣ "примѣра такихъ безнравственныхъ поступковъ" (что могло бы подать поводъ думать, что такихъ случаевъ было много) или "подлога", какъ выражается г. Алексѣевъ, а лишь замѣчаю, что, толкуя по-своему указъ 4 августа, "совѣтъ готовъ былъ, повидимому, идти даже на неблаговидные поступки, а именно, на измѣненіе, при разсылкѣ, текста именного указа 4 августа" (ibid.). Я, такимъ образомъ, несмотря на полную очевидность для меня измѣненія текста указа 4 августа, оставляю пока вопросъ подъ сомнѣніемъ, говорю, что совѣтъ "повидимому" былъ готовъ идти на неблаговидные поступки. Зачѣмъ же понадобилось г. Алексѣеву въ оцѣнкѣ даннаго случая идти дальше меня, выдавая при этомъ свое собственное вольное изложеніе моего вывода за самый выводъ?
   Но обратимся теперь къ самому случаю, бывшему при примѣненіи совѣтомъ на практикѣ указа 4 августа, и посмотримъ, на основаніи какихъ доводовъ можетъ г. Алексѣевъ столь рѣзко оспаривать мое утвержденіе объ измѣненіи совѣтомъ текста указа 4 августа. Приведемъ, прежде всего, цѣликомъ самое возраженіе г. Алексѣева. По автору, мое обвиненіе совѣта въ неблаговидномъ поступкѣ "построено, прежде всего, на невѣрномъ пониманіи смысла указа 4 августа. Указъ этотъ, какъ мы показали выше,-- говоритъ г. Алексѣевъ,-- изданный въ отсутствіе Меншикова, вовсе не былъ направленъ противъ формы указовъ, объявляемыхъ изъ верховнаго тайнаго совѣта, а противъ словесныхъ повелѣній, объявляемыхъ остальными сильными персонами {Что ближайшимъ поводомъ къ изданію указа 4 августа послужили именные словесные указы, объявляемые "отъ разныхъ персонъ" (главнымъ образомъ Меншиковымъ),-- это не подлежитъ спору, конечно, и въ моей книгѣ отмѣчено значеніе этого повода, съ указаніемъ на примѣры подобныхъ указовъ (см., наприм., стр. 182 и сл.); однако, не только сенатъ, но частью и совѣтъ видѣли въ немъ, какъ указано нами выше, повелѣніе, направленное вообще противъ прежней формы указовъ, объявляемыхъ изъ совѣта, причемъ совѣтъ хотѣлъ держаться въ своей практикѣ этой прежней, а не новой формы указовъ. Кромѣ того, "сильные персоны" сидѣли и въ совѣтѣ и могли объявлять отъ имени императрицы "словесно и письменно" указы, почему и предписывалось "не вѣрить такимъ объявленіямъ, безъ подписанія нашея собственныя руки или всего нашего верховнаго тайнаго совѣта".} и, главнымъ образомъ, противъ повелѣній, объявляемыхъ отъ имени императрицы Меншиковымъ. Члены совѣта, поспѣшившіе воспользоваться отсутствіемъ Меншикова, чтобы провести этотъ направленный противъ него указъ, не только не имѣли никакого интереса пропускать слово "всего", а, напротивъ, могли только сочувствовать редакціи указа, въ которой это слово заключалось; это слово "всего" подчеркивало ту тенденцію указа, которой всего болѣе дорожили оставшіеся въ Петербургѣ члены верховнаго тайнаго совѣта и которая своимъ остріемъ была направлена противъ Меншикова {Что указъ этотъ былъ направленъ, главнымъ образомъ, противъ словесныхъ повелѣній, объявленныхъ отъ имени Екатерины Меншиковымъ, отмѣчено и у меня въ книгѣ; неизвѣстно, однако, на какихъ данныхъ основываетъ свое соображеніе г. Алексѣевъ о сочувствіи оставшихся членовъ совѣта редакціи указа со словомъ "всего"; передъ нами, "Записка верховнаго тайнаго совѣта", поданная Екатеринѣ вмѣстѣ съ доношеніемъ сената о словесныхъ указахъ, объявляемыхъ разными персонами, гдѣ этого слова всего не имѣется; неизвѣстно также, когда была подана эта "Записка" (на ней нѣтъ даты), сенатъ же подалъ свое доношеніе еще въ апрѣлѣ (Сб. И. Об., т. LVI, стр. 15 и сл.), такъ что не видно, спѣшилъ ли совѣтъ или нѣтъ, въ лицѣ оставшихся членовъ, подать ее въ отсутствіе Меншикова. Едва ли также тенденція указа 4 августа, заключавшаяся въ словѣ "всего", была направлена своимъ остріемъ только противъ Меншикова; въ совѣтѣ засѣдали и другія "сильныя персоны", которыя также могли имѣть случай объявлять гдѣ-либо словесные указы императрицы, и "Записка" направлена не противъ этихъ указовъ, а противъ того, чтобъ ихъ объявляли "мимо верховнаго тайнаго совѣта", который самъ предполагалъ ихъ разсылать въ сенатъ и коллегіи. Во всякомъ случаѣ, редакція указа 4 августа со словомъ "всего" могла стѣснять совѣтъ уже просто потому, что требовала подписи совѣта in corpore, между тѣмъ какъ совѣтъ рѣдко собирался въ полномъ составѣ.}. Обвиненіе г. Филипповымъ верховнаго тайнаго совѣта въ искаженіи текста указа 4 августа противорѣчитъ и ходу событій, засвидѣтельствованному журналами и протоколами. Указъ 4 августа, который является не указомъ изъ верховнаго тайнаго совѣта, а указомъ верховному тайному совѣту, былъ полученъ верховнымъ тайнымъ совѣтомъ августа, съ предписаніемъ послать съ него указы въ сенатъ, синодъ и первые 3 коллегіи (см. протоколъ 5 августа, стр. 17, т. LVI) {Эти слова проф. Алексѣева могутъ подать кому-либо поводъ думать, что я считаю указъ 4 августа "указомъ изъ верховнаго тайнаго совѣта", а не "указомъ верховному тайному совѣту", чѣмъ онъ былъ въ дѣйствительности; но у меня въ книгѣ прямо отмѣчено, что этотъ указъ "былъ данъ совѣту" и уже изъ совѣта былъ 5 августа "объявленъ" сенату (стр. 184, прим. 44).}. Но послѣ того, какъ императрица сдѣлала это распоряженіе, она почему-то приказываетъ взять изъ верховнаго тайнаго совѣта и вернуть его ей въ Петергофъ ("представленъ имъ Ея И. Величества указъ, выданный въ 4 день августа за собственною Ея И. Величества рукою, который бранъ былъ въ Петергофъ" стр. 85 т. LVI). Въ виду этого, 13 августа, верховный тайный совѣтъ, который уже успѣлъ послать указъ въ сенатъ, дѣлаетъ распоряженіе, чтобъ остановить публикацію указа, взятую императрицею обратно (т. LVI, стр. 36, 37). Только черезъ мѣсяцъ, а именно 16 сентября, императрица взятый ею обратно указъ возвращаетъ черезъ своего кабинетѣсекретаря въ верховный тайный совѣтъ въ исправленномъ видѣ ("и показано, что въ ономъ учинена только добавка всею верховнаго тайнаго совѣта, а въ посланныхъ тогда указахъ изъ верховнаго тайнаго совѣта того слова всею не было писано"); верховный тайный совѣтъ, усмотрѣвъ эту добавку, сдѣланную императрицею, рѣшаетъ взять тѣ указы, которые были разосланы имъ до 13 августа, обратно и "слово прибавочное приправить и паки отдать" (т. LVI, стр. 85). Очевидно, такимъ образомъ, что указъ 4 августа верховнымъ тайнымъ совѣтомъ никогда не искажался, что въ первоначальномъ текстѣ слова "всего" не было и что это слово было вставлено императрицею въ Петергофѣ" (стр. 75 и сл., прим. 3). Какъ видно изъ приведеннаго возраженія, оно распадается на 2 части, причемъ въ одной г. Алексѣевъ упрекаетъ меня "въ невѣрномъ пониманіи текста указа 4 августа", въ другой -- оспариваетъ мое утвержденіе, что совѣтъ измѣнилъ текстъ этого указа, выбросивъ изъ него слово "всего". Мы выдѣлили уже эту первую часть возраженія и отвѣтили на нее выше частью въ текстѣ, частью въ примѣчаніяхъ, чтобы съ большей ясностью отвѣтить теперь отдѣльно на вторую, притомъ главную, часть указаннаго возраженія. Не соглашаясь съ моимъ утвержденіемъ, что совѣтъ измѣнилъ при разсылкѣ текстъ указа 4 августа, выпустивъ изъ него слово "всего", г. Алексѣевъ ссылается, во-первыхъ, на протоколъ 5 августа 1726 г., изъ котораго видно, что совѣтомъ былъ полученъ для разсылки въ подлежащія учрежденія разбираемый именной указъ Екатерины {Вотъ его буквальный текстъ: "вышеписанной Ея И. Величества указъ полученъ сего августа 5 дня и чтобъ по оному какъ въ сенатѣ, такъ въ синодѣ и во всѣхъ колегияхъ и канцелярияхъ исполняли, о томъ въ сенатъ и въ синодъ и въ первыя три колегіи -- въ иностранную и обѣ военныя -- послать Ея И. Величества указы изъ верховною тайною совѣта. А въ протчие колегіи и канцеляріи о томъ же послать указы изъ сената, и чтобъ по тому указу въ кабинетъ и въ верховной тайной совѣтъ безъ всякого замедления репорты прислали" (т. LVI, стр. 17).}; затѣмъ, во-вторыхъ,-- на журналъ совѣта отъ 17 сентября того же года, изъ котораго видно, что императрица "почему-то", какъ выражается г. Алексѣевъ, взяла этотъ указъ обратно въ Петергофъ {Приведемъ и этотъ журналъ цѣликомъ: "1726 г., въ 17 день сентября, въ верховномъ тайномъ совѣтѣ были рейсхъ-канцлеръ и ген.-фельдмаршалъ, св. кн. Меншиковъ, канцлеръ гр. Головинъ, д. т. с.: графъ Толстой, баронъ Остерманъ; предъявленъ имъ Ея И. Величества указъ, выданный въ 4-й день августа за собственною Ея И. Величества рукою, который бранъ былъ въ Петергофъ, а вчерашняго дня паки отданъ отъ тайнаго кабинетъ-секретаря господина Макарова, и показано, что въ ономъ учинена только добавка всего верховнаго тайнаго совѣта, а въ посланныхъ тогда указѣхъ изъ верховнаго тайнаго совѣта того слова всего не было написано; нынѣ повелятъ ли то слово прибавочное въ тѣ указы вписать, и приказали, чтобъ тѣ указы взявъ, то слово прибавочное приправить и паки отдать" (ibid., стр. 85).}, и, наконецъ, на журналъ совѣта отъ 13 августа, изъ котораго, будто бы, видно, что совѣтъ сдѣлалъ распоряженіе о пріостановкѣ публикаціи указа, взятаго императрицею обратно {Въ журналѣ этомъ сказано: "въ верховный тайный совѣтъ призывавъ былъ изъ сената секретарь Семенъ Моисеевъ и спрашивавъ: по посланному изъ верховнаго тайнаго совѣта въ сенатъ указу, о имянныхъ указѣхъ, чтобъ, безъ подписанія собственной Ея И. Величества руки и всего верховнаго тайнаго совѣта, не вѣрить, что учинено? На что онъ отвѣтствовалъ, что, по силѣ помянутаго присланнаго указу, посланы изъ сената указы о томъ только въ коллегіи и канцеляріи, а въ прочія мѣста не послано и не публиковано и не печатано, и печатать не велѣно; и сверхъ того ему Моисееву приказано съ подтвержденіемъ, чтобъ по тому указу для посылки въ прочія мѣста указовъ не печатали и никуда не посылали и въ народъ публикаціи-бъ не чинняи-бъ" (ibid., стр. 36 и сл.).}. Всѣ эти ссылки теперь передъ нами на-лицо и ихъ легко подвергнуть разбору, чтобъ убѣдиться въ вѣрности или невѣрности нашего вывода; жаль только, что г. Алексѣевъ не прибавилъ къ нимъ еще двухъ, указанныхъ мною въ моей книгѣ,-- самаго текста указа 4 августа въ первоначальномъ видѣ и ссылки моей на журналъ 16 сентября, приводившейся уже нами выше, такъ какъ обѣ эти ссылки весьма важны для подтвержденія нашего вывода объ измѣненіи редакціи указа 4 августа совѣтомъ {Они указаны въ примѣчаніи 47, стр. 187 моей книги.}. Но даже и оставляя ихъ въ сторонѣ пока и разбирая лишь тѣ ссылки, на которыхъ основываетъ свое возраженіе самъ проф. Алексѣевъ, что мы видимъ? Изъ журнала 17 сентября видно, что въ посланныхъ изъ совѣта указахъ "слова всего не было написано"; а изъ журнала 13 августа видно, что это слово всего, вопреки мнѣнію г. Алексѣева, было въ первоначальномъ текстѣ указа 4 августа, ибо иначе совѣтъ не могъ бы задать секретарю Моисееву того вопроса, какой онъ ему задалъ, а именно,-- "по посланному изъ верховнаго тайнаго совѣта въ сенатъ указу объ именныхъ указахъ, чтобъ безъ подписанія собственной Ея И. Величества руки и всего верховнаго тайнаго совѣта не вѣрить, что учинено?" Что слово "всего" -- опять-таки вопреки мнѣнію г. Алексѣева -- было въ первоначальномъ текстѣ указа 4 августа (до его отсылки въ Петергофъ къ императрицѣ), видно не только изъ того текста, напечатаннаго въ Сборникѣ Ист. Общ. и помѣченнаго 4 августа Екатериною {Томъ LVI, стр. 14. "Указъ верховному тайному совѣту -- "4 августа" (дальше идетъ извѣстный текстъ указа, содержащій и спорное слово "всего"). Подписано: "Екатерина". Въ Санктъ-Петербурхѣ августа въ 4-й день 1726 г.".}, но и изъ журнала 16 сентября, приведеннаго нами выше. Въ этомъ журналѣ отмѣчено "сомнѣніе" сенаторовъ о томъ, можно ли исполнить совѣтскій указъ, присланный "не за всѣхъ руками верховнаго тайнаго совѣта и не будетъ ли отъ того противности состоявшемуся указу августа 4 дня сего года?" Если мы повѣримъ на минуту утвержденію г. Алексѣева, что "указъ 4 августа верховнымъ тайнымъ совѣтомъ никогда не искажался, что въ первоначальномъ текстѣ слова всего не было и что это слово было вставлено императрицею въ Петергофѣ", то спрашивается, какимъ же образомъ сенаторы нашли его въ указѣ 4 августа, когда петергофская "добавка" слова всего была сдѣлана не ранѣе 16 сентября, а найдя его долго сомнѣвались {Протоколъ совѣта о посылкѣ въ сенатъ этого указа, возбудившаго "сомнѣніе" сената (объ отдачѣ земли во владѣніе бар. Остерману), былъ подписанъ еще 24 августа (LVI, стр. 50, 52) и вскорѣ же, вѣроятно, былъ отправленъ въ сенатъ; послѣдній, однако, несмотря на то, что дѣло касалось столь сильной "особы", какъ Остерманъ, медлилъ рѣшеніемъ до 16 сентября.}, можно ли имъ исполнить совѣтскій указъ, присланный не по формѣ этого указа 4 августа? Такимъ образомъ не подлежитъ никакому сомнѣнію, что это слово всего было въ первоначальномъ текстѣ указа 4 августа, а затѣмъ изъ него исчезло, и "въ посланныхъ тогда изъ верховнаго тайнаго совѣта того слова всего не было написано", какъ категорически увѣряетъ журналъ совѣта отъ 17 сентября. Спрашивается, кто же его изъ этихъ указовъ выкинулъ? Такъ какъ указы эти, составлявшіе копію указа 4 августа, даннаго самою Екатериною, разсылались изъ совѣта, то я и нашелъ возможнымъ это измѣненіе текста приписать совѣту. "Не почему-то", какъ выражается г. Алексѣевъ, но именно вслѣдствіе того, что это слово "всего" исчезло изъ указа 4 августа, Екатерина, надо думать, и взяла его текстъ въ Петергофъ, гдѣ и была "въ ономъ учинена только добавка "всего" верховнаго тайнаго совѣта". Авторъ рецензіи замѣчаетъ, что "въ виду этого" (т.-е. въ виду взятія указа 4 августа въ Петергофъ) "13 августа верховный тайный совѣтъ, который уже успѣлъ послать указъ въ сенатъ, дѣлаетъ распоряженіе, чтобъ остановить публикацію указа, взятаго императрицею обратно", и ссылается при этомъ, какъ указано выше, на журналъ совѣта отъ 13 августа. Мы привели эту ссылку буквально (въ примѣчаніи выше); изъ нея ясно, что сенатъ исполнилъ то, что было предписано ему совѣтомъ (послалъ указъ въ коллегіи и канцеляріи), "а въ прочія мѣста", по заявленію секретаря сената, указа 4 августа "не послано и не публиковано, и не печатано, и печатать не велѣно". Совѣтъ, выслушавъ это, лишь подтвердилъ это распоряженіе сената, а вовсе не остановилъ "публикацію указа, взятаго императрицею обратно", такъ какъ такой публикаціи совсѣмъ и не предполагалось, какъ это видно изъ посланнаго совѣтомъ указа, содержаніе коего передано въ протоколѣ совѣта отъ 5 августа (приведенъ выше въ примѣчаніи). Да и откуда проф. Алексѣевъ узналъ, что еще до 13 августа императрица взяла свой указъ отъ 4 августа въ Петергофъ? Любопытно бы имѣть подтвержденіе этого факта, такъ какъ на немъ проф. Алексѣевъ, между прочимъ, основываетъ свой выводъ, что слова "всего" не было въ первоначальномъ текстѣ разбираемаго указа 4 августа.
   Возражая мнѣ, проф. Алексѣевъ находить, что "обвиненіе верховнаго тайнаго совѣта въ нарушеніи тѣхъ или другихъ правилъ (дѣлопроизводства) объясняется" лишь моимъ "недостаточнымъ знакомствомъ съ формами дѣятельности верховнаго тайнаго совѣта, какъ онѣ засвидѣтельствованы его протоколами и журналами". Факты, однако, на-лицо, и значительная часть ихъ признана и самимъ проф. Алексѣевымъ. Именно указъ 8 февраля 1726 г. требовалъ, чтобы "протоколы, резолюціи" крѣпились "всѣми назначенными особами верховнаго тайнаго совѣта", но они, однако, крѣпились, какъ я доказываю, въ большинствѣ случаевъ, лишь присутствующими {См. стр. 42 моего изслѣдованія. Проф. Алексѣевъ также говоритъ, что "подписывали протоколы только члены верховнаго тайнаго совѣта, такъ или иначе принимавшіе участіе въ составленіи резолюціи, т.-е. или присутствовавшіе на засѣданіяхъ, на которыхъ обсуждался вопросъ, или на засѣданіяхъ, на которыхъ слушался или закрѣплялся состоявшійся по данному вопросу протоколъ... Члены же совѣта, не присутствовавшіе ни на засѣданіи, на которомъ обсуждался вопросъ, ни на засѣданіи, на которомъ слушался протоколъ, протокола этого не подписывали" (стр. 88 и сл.). Впрочемъ, двумя страницами раньше, г. Алексѣевъ говоритъ нѣчто,-- на нашъ взглядъ, по крайней мѣрѣ, какъ будто не вполнѣ совпадающее съ только что указаннымъ выводомъ: отсутствовавшіе члены подписывали протоколы, которые включали резолюціи, состоявшіяся внѣ ихъ присутствія на одномъ изъ слѣдующихъ засѣданій, или имъ эти протоколы посылались на домъ; но ежели подписать та персона за какимъ сумнительствомъ не соизволитъ, о томъ предложить, чтобы на другой день благоволилъ прислать письменное на тое резолюцію за своею рукою мнѣніе. Буде на другой такого мнѣнія прислано не будетъ и по той резолюціи, хотя одна или двѣ персоны не подписали токмо отправлять указы, чтобы въ дѣлахъ Ея Имп. Вел. остановки ни малой не было" (ibid., стр. 86). Во всякомъ случаѣ изъ того и другого вывода явствуетъ, что протоколы совѣта могли подписываться не всѣми его членами, какъ того категорически требовалъ указъ 8 февраля 1726 г., т.-е" иначе говоря, совѣтъ не исполнялъ точно предписаній закона.}; указъ 4 августа говорилъ, что не надо вѣрить "объявленіямъ безъ подписанія нашея собственныя руки и всего нашего верховнаго тайнаго совѣта", но совѣтъ разослалъ первоначально, куда надлежало, указъ безъ этого слова "всего", а затѣмъ и позднѣе посылалъ указы за подписью одного Степанова. Эти, какъ и другія, указанныя нами отступленія отъ формы дѣлопроизводства вполнѣ подтверждаютъ нашъ общій выводъ, что совѣтъ склоненъ былъ придавать мало значенія подобнымъ формальнымъ ограниченіямъ своихъ дѣйствій и легко вообще нарушалъ ихъ. Едва ли, поэтому, только однимъ недостаточнымъ знакомствомъ моимъ объясняется, какъ думаетъ г. Алексѣевъ, этотъ мой выводъ. Какъ раньше при Петрѣ В. сенатъ, такъ позднѣе совѣтъ и сенатъ не соблюдали всегда предписанныхъ формъ дѣлопроизводства. Еще Петръ В. боролся противъ стремленія рѣшать дѣла въ сенатѣ "въ одиночку", или только двумъ или тремъ сенаторамъ; "должность" сената Екатерины I также требовала "закрѣплять протоколы всему сенату", но сенатъ того и другого царствованія, какъ и совѣтъ, плохо исполнялъ эту важную формальность, имѣвшую своею цѣлью гарантировать рѣшеніе дѣлъ не отдѣльными личностями, а учрежденіемъ in corpore (борьба противъ нарушенія учрежденіями этой формальности идетъ весь почти XVIII вѣкъ). Я долженъ былъ поэтому отмѣтить несоблюденіе совѣтомъ указанной весьма важной формальности, и мой выводъ остается непоколебленнымъ и послѣ разсужденія о немъ г. Алексѣева {Какъ нѣкотораго рода курьезъ, отмѣчу слѣдующее: на моемъ докторскомъ диспутѣ, говоря о моемъ утвержденіи, что совѣтъ на практикѣ обнаружилъ стремленіе крѣпить протоколы не всѣмъ членамъ, а лишь присутствующимъ, тогда какъ указъ 8 февраля требовалъ "крѣпить протоколы, резолюціи всѣмъ назначеннымъ особамъ верховнаго тайнаго совѣта", проф. Алексѣевъ, между прочимъ, задалъ мнѣ, въ видѣ возраженія, вопросъ: "гдѣ же найдете вы коллегіальное учрежденіе, дѣлопроизводство котораго обязывало бы членовъ подписывать протоколы засѣданій, на которыхъ они не присутствовали?" (см. Сборникъ правовѣдѣнія и общественныхъ знаній, т. VI, хроника, стр. 65). Теперь, какъ ясно всякому, такое учрежденіе (въ лицѣ того же верховнаго тайнаго совѣта) нашлось не только для меня, но и для проф. Алексѣева, который говоритъ, что "отсутствовавшіе члены подписывали протоколы, которые включали резолюціи, состоявшіяся внѣ ихъ присутствія, на одномъ изъ слѣдующихъ засѣданій, или имъ эти протоколы посылались на домъ" и проч. Слѣдуя манерѣ самого проф. Алексѣева, можно было бы обратиться къ нему съ вопросомъ, когда же "достаточно ознакомился" почтенный ученый съ формами дѣятельности совѣта,-- тогда ли, когда онъ задавалъ мнѣ указанный выше вопросъ, или нынѣ? И зачѣмъ же отсутствовавшіе члены подписывали протоколы засѣданій, когда это для нихъ не было обязательно? Не вѣрнѣе ли будетъ сказать, что по современнымъ коллегіальнымъ учрежденіямъ нельзя судить о прежнихъ, и прежде всего о в. т. совѣтѣ?}...
   

VII.

   Какъ это понятно само собою, исторія преобразованія петровскаго сената, а равно и характеристика отношеній верховнаго тайнаго совѣта къ сенату и обратно должны были прежде всего остановить вниманіе всякаго изслѣдователя, взявшагося за изображеніе судебъ сената въ правленіе новаго верховнаго учрежденія. Поэтому я и посвящаю указаннымъ вопросамъ особую главу, подробно изслѣдуя всѣ тѣ перемѣны, какія послѣдовательно, тотчасъ же послѣ учрежденія совѣта, началъ испытывать на себѣ сенатъ, причемъ, въ интересахъ цѣльности моего очерка, разсматриваю узаконенія, исходившія какъ отъ Екатерины и ея личнаго кабинета, такъ и отъ совѣта, отмѣчая всякій разъ, къ какой именно группѣ относится то или другое изъ нихъ. Затѣмъ, давая характеристику первымъ (по времени) и притомъ самымъ важнымъ указамъ, касавшимся отношеній совѣта и сената, я замѣчаю, что всѣ эти указы (именно, указъ 8 февраля, 14 марта и 28 марта, равно какъ явившійся въ промежутокъ между этими указами указъ "о должности" сената) и "мнѣніе не въ указъ" составляютъ вмѣстѣ цѣлый циклъ мѣропріятій, направленныхъ противъ сената почти одновременно" (стр. 156 моей книги). Это мое замѣчаніе привело "въ недоумѣніе" проф. Алексѣева и относительно перваго изъ названныхъ указовъ (8 февраля 1726 г.) онъ говоритъ слѣдующее: "намъ указываютъ на указъ 8 февраля, какъ на первое мѣропріятіе, направленное противъ сената верховнымъ тайнымъ совѣтомъ, а между тѣмъ это мѣропріятіе было принято, когда еще не существовало верх. тайн. совѣта", а относительно "должности" сената замѣчаетъ, что это не указъ, объявленный верхови. тайн. совѣтомъ, это -- непосредственное повелѣніе государыни, состоявшееся безъ всякаго участія верхови. тайн. совѣта. Болѣе чѣмъ странно приводить его среди указовъ, долженствующихъ охарактеризовать политику захватовъ верховнаго тайн. совѣта, направленную противъ сената" (стр. 99 и сл.) Удивляюсь, почему мой почтенный рецензентъ приписываетъ мнѣ столь странные выводы, когда мой взглядъ на эти указы, какъ видно изъ приведенной уже выдержки, вполнѣ ясенъ: приведенные указы направлены противъ сената, но направлены не верховнымъ тайнымъ совѣтомъ, а императрицей. Въ моей книгѣ я прямо указываю, что какъ разбираемыя, такъ и нѣкоторыя другія узаконенія даны изъ кабинета императрицы, и при этомъ говорю, что Екатерина "вообще -- потому ли, что члены совѣта не хотѣли брать на себя всей отвѣтственности (по крайней мѣрѣ вначалѣ) за приниженіе сената, потому ли, что сама находила необходимымъ лично регулировать отношенія совѣта къ сенату, но нерѣдко вмѣшивалась въ возникавшіе при этомъ вначалѣ вопросы" (ibid.). Такимъ образомъ, недоумѣніе г. Алексѣева легко разрѣшается объясненіемъ, даннымъ уже въ моей книгѣ. Что же касается другихъ указовъ, перечисленныхъ выше и направленныхъ противъ сената, то ихъ, несомнѣнно, можно приписать самому совѣту, хотя бы, прежде всего, по формальнымъ основаніямъ: указъ 14 марта былъ указомъ, объявленнымъ изъ совѣта; "мнѣніе не въ указъ", составленное герцогомъ Голштинскимъ, было принято совѣтомъ единогласно (послѣ какихъ-то, оставшихся, впрочемъ, неизвѣстными, замѣчаній Остермана,-- Сб. Ист. Общ., т. LV, стр. 68) и было принято, надо полагать, потому, что удовлетворяло своимъ содержаніемъ членовъ совѣта; указъ же 28 марта, какъ вѣрно замѣчено и самимъ г. Алексѣевымъ, былъ списанъ съ "мнѣнія не въ указъ" (стр. 107). Утверждая всѣ эти узаконенія, Екатерина давала лишь "аппробацію" тому, что прошло въ совѣтѣ (ею только былъ измѣненъ 3-й пунктъ, да были сдѣланы нѣкоторыя замѣчанія на два другихъ пункта "мнѣнія",-- см ibid., стр. 103). Поэтому, для меня представлялось совершенно допустимымъ, разбирая отдѣльныя постановленія этихъ узаконеній, придти къ тому выводу, что верх. тайн. совѣтъ въ приведенныхъ указахъ (т.-е. указахъ 14 и 28 марта, но не указахъ 8 февраля, 7 и 14 марта, какъ думаетъ проф. Алексѣевъ {Проф. Алексѣевъ, приведя цитату моей книги: "стремясь на первыхъ же порахъ оставить за собою политическое руководительство, верх. тайн. совѣтъ въ приведенныхъ указахъ и мнѣніи" и пр. (стр. 101), вставляетъ послѣ словъ "въ приведенныхъ указахъ" указы 8 февраля, 7 и 14 марта. Эта вставка основана на недоразумѣніи: изъ текста стр. 31 и сл. моей книги видно, какъ мнѣ кажется, ясно, что я разумѣлъ здѣсь указъ 14 марта (именной указъ, объявленный изъ верх. тайн. совѣта), затѣмъ указъ 28 марта (тоже объявленный изъ совѣта), "мнѣніе не въ указъ" (тоже прошедшее черезъ совѣтъ), причемъ сослался и "на должность" сената, не скрывая, что она была дана именнымъ указомъ самой Екатерины; сослался потому, что хоть "должность" и ставила совѣтъ, какъ верховное учрежденіе надъ сенатомъ, но въ разсматриваемыхъ узаконеніяхъ совѣтъ пошелъ гораздо дальше "должности" и представлялось важнымъ сопоставить ихъ съ "должностью".} и "мнѣніи" либо пытается слиться воедино съ личностью императрицы, либо стать съ нею рядомъ, какъ величина ей равная, а "мнѣніе не въ указъ" -- назвать самымъ рѣзкимъ выраженіемъ стремленій совѣта, такъ какъ въ немъ (особенно въ первоначальной редакціи 3-го пункта {Этотъ пунктъ приводится нами ниже.} весьма ярко выступаетъ наружу то, что съ первыхъ шаговъ своей дѣятельности (какъ и позднѣе) верховный тайный совѣтъ ставилъ своею задачей -- сосредоточіе въ себѣ политическаго руководительства страною и "генеральнаго управленія и надзиранія надъ всѣми коллегіями" и пр. (п. 13 "мнѣнія"), прямое и непосредственное отношеніе къ верховной власти, съ попыткою полнаго представительства этой власти передъ страною (стр. 31 моей книги). Этому утвержденію нашему, основанному на нѣкоторыхъ изъ указовъ и отдѣльныхъ пунктахъ "мнѣнія не въ указъ", проф. Алексѣевъ противополагаетъ слѣдующее, и мнѣ, конечно, отлично извѣстное обстоятельство: "мнѣніе не въ указъ" было-де "составлено не кѣмъ инымъ, какъ герцогомъ Голштинскимъ, зятемъ императрицы и самымъ близкимъ ей человѣкомъ, и имъ же внесено въ в. т. совѣтъ" (стр. 101 и сл. рецензіи). Это, конечно, несомнѣнно, но важно то, что герцогъ Голштинскій, желая подорвать самовластіе Меншикова, хочетъ противопоставить ему власть и значеніе совѣта, что эта мысль находитъ себѣ яркое выраженіе въ "мнѣніи не въ указъ", которое принимается членами совѣта единогласно, такъ какъ и они, по разсказу самого же г. Алексѣева, могли только сочувствовать ограниченію Меншикова учрежденіемъ, членами коего они сами состояли. Пусть даже вѣрно, что герцогъ Голштинскій "провелъ учрежденіе верх. тайн. совѣта", какъ утверждаетъ проф. Алексѣевъ, изъ желанія сломить власть Меншикова; пусть совершенно справедливо, что Екатерина указала герцогу въ этомъ совѣтѣ первое мѣсто и не жалѣла средствъ, чтобы поддержать его здѣсь престижъ (ib., стр. 116 и сл.), съ цѣлью "создать изъ него силу, которая уравновѣсила бы вѣсъ и вліяніе Меншикова". Но характерно, что это ограниченіе могло быть сдѣлано черезъ учрежденіе только, хотя бы потому, что герцогъ по своимъ качествамъ и проч. "не могъ стать въ одинъ уровень съ Меншиковымъ". Но въ учрежденіи, гдѣ засѣдалъ герцогъ и гдѣ онъ только и могъ бороться съ Меншиковымъ, были и другіе члены, шедшіе охотно на ту же борьбу. Такъ, тамъ засѣдалъ кн. Д. М. Голицынъ, который давно думалъ, что "надо дать вельможеству самостоятельное значеніе, при которомъ оно могло бы не обращать вниманія на фаворитовъ" (Соловьевъ); тамъ засѣдалъ "вѣрный союзникъ" въ борьбѣ съ Меншиковымъ герцога -- гр. Толстой; тамъ былъ еще Остерманъ, мысли коего не легко раскрываются передъ нами, но который, однако, умѣлъ служить и Меншикову, и герцогу Голштинскому (остальные -- "старики Головкинъ и Апраксинъ не занимали въ совѣтѣ вліятельнаго положенія",-- ib., стр. 120 и сл.). Стремленія герцога (даже если держаться изображенія отношеній между отдѣльными членами, даваемаго г. Алексѣевымъ) находили отличную почву въ совѣтѣ, такъ какъ укрѣпляли значеніе послѣдняго, какъ цѣлаго; оставалось идти дальше, и совѣтъ пошелъ дальше, особенно въ царствованіе Петра II и при избраніи Анны Іоанновны на царство.
   Особенно важно отмѣтить, что все, чего только добивались отдѣльные члены совѣта, они добивались черезъ совѣтъ; даже самъ Меншиковъ по всегда находилъ удобнымъ обходить совѣтъ (не касаемся здѣсь дѣлъ военной коллегіи). Такъ сама собою сказалась сила совѣта, какъ учрежденія. Проф. Алексѣевъ, говоря о значеніи "сильныхъ персонъ" въ совѣтѣ, приходитъ къ заключенію (довольно, впрочемъ, неожиданному въ устахъ автора, признающаго только совѣщательное значеніе совѣта и оспаривающаго мое утвержденіе, что совѣтъ не удовлетворялся этою ролью), что "если верховный тайный совѣтъ въ это время проявлялъ какія-нибудь стремленія, выходившія за тѣ рамки его дѣятельности, которыя были ему указаны императрицей, то эти стремленія могли исходить отъ герцога Голштинскаго и отъ Меншикова" {Къ этимъ словамъ г. Алексѣевъ добавляетъ еще слѣдующее: "но мы не думаемъ, чтобы наши ученые, не исключая и гг. Милюкова и Филиппова, считали бы ихъ (т.-е. герцога Голштинскаго и Меншикова) способными быть носителями какихъ бы то ни было политическихъ идеаловъ и могли бы приписывать имъ намѣренія измѣнить нашу форму правленія на подобіе шведской или даже англійской" (стр. 125). Отвѣтъ на это частью ужъ данъ въ моей книгѣ: на стр. 26 я говорю, что "для даннаго времени (т.-е. для времени Екатерины) звучитъ нѣсколько странно предположеніе Кампредона о проектѣ новой формы правленія, устроеннаго на подобіе англійскаго"; но позднѣе замыселъ "верховниковъ", съ Д. М. Голицынымъ во главѣ, по крайней мѣрѣ на время, оправдываетъ это предположеніе. Дѣло, впрочемъ, не въ томъ, были ли у названныхъ лицъ какіе-либо политическіе идеалы, но въ томъ, что они, даже по разсказу г. Алексѣева, способствовали созданію, а затѣмъ и развитію значенія учрежденія. Начавъ съ ограниченія "временщика", это учрежденіе попыталось закончить свои "стремленія" знаменитыми "кондиціями".} (стр. 124 и сл.). Еслибъ это такъ и было въ дѣйствительности, еслибы мы и допустили даже, что въ этихъ стремленіяхъ прочіе члены совѣта не играли никакой роли (что едва ли возможно), то и въ такомъ случаѣ важно здѣсь главнымъ образомъ то обстоятельство, что эти стремленія прикрывались именемъ совѣта и что даже такой "полудержавный властелинъ", какъ Меншиковъ, или даже такой близкій къ императрицѣ человѣкъ, какъ герцогъ Голштинскій, находили для себя необходимымъ дѣйствовать черезъ совѣтъ. Кто бы и въ силу какихъ бы то ни было соображеній ни задумалъ созданія совѣта, кто бы въ немъ ни игралъ наиболѣе важную роль, совѣтъ являлся затѣмъ -- съ вольнаго или невольнаго согласія государей -- силою самъ по себѣ: противополагая совѣтъ, какъ таковой, властолюбію Меншикова, снабжая его средствами для развитія своего значенія и т. д., тѣмъ самымъ укрѣпляли его власть и положеніе. Но разъ то и другое за нимъ укрѣпилось, совѣтъ могъ дѣйствовать въ своихъ собственныхъ дѣлахъ и интересахъ. Въ исторіи политическихъ учрежденій вообще не рѣдки случаи, что учрежденіе, созданное для одной цѣли, служитъ затѣмъ другимъ. И вотъ учрежденіе, имѣвшее своею первоначальною цѣлью "ограниченіе" власти временщика, являлось затѣмъ "ограничительнымъ" вообще. Неудивительно, что уже при Екатеринѣ совѣтъ фактически выходилъ за рамки, указанныя ему Екатериной, что и отмѣчено въ моей книгѣ {Примѣры указаны ниже.}, хотя и оставлено почтеннымъ ученымъ безъ вниманія, несмотря на то, что имъ оспаривается мое положеніе, что совѣтъ не былъ только совѣщательнымъ учрежденіемъ, а пытался уже при Екатеринѣ (не говоря уже о послѣдующемъ времени) идти и дальше. Впрочемъ, проф. Алексѣевъ весьма рѣзко оспариваетъ еще одинъ мой выводъ, относящійся къ дѣятельности совѣта въ области верховнаго финансоваго управленія, а именно мой выводъ, что совѣтъ очень ревниво относился къ сохраненію своего верховенства въ области этого управленія (стр. 89 моей книги), несмотря на то, что самъ говоритъ въ другомъ мѣстѣ своей рецензіи, что къ области непосредственной дѣятельности, а, слѣдовательно, и къ вѣдѣнію в. т. совѣта относятся... дѣла верховнаго финансоваго управленія (установленіе новыхъ податей и налоговъ, чрезвычайные расходы, неоплатныя дачи и т. д. стр. 68). "Обладать верховенствомъ въ области финансоваго управленія значитъ обладать высшею, т.-е. самостоятельною, независимою властью установлять подати и налоги и распоряжаться государственными суммами", возражаетъ г. Алексѣевъ (стр. 109 рецензіи). Это, конечно, вполнѣ вѣрно; но что же говорятъ его собственныя слова, только что приведенныя выше и что же гласятъ узаконенія екатерининскаго времени, относящіяся къ вопросу? А вотъ что: именной указъ 20 іюня 1727 г., объявленный изъ верховнаго тайнаго совѣта, гласилъ, что "указали мы изъ сената, изъ синода и изъ коллегій никакихъ дачъ изъ казны денегъ на прошлые годы безъ указу верховнаго тайнаго совѣта не чинить" (Полн. собран. закон., No 5105). Что же это, какъ не право совѣта распоряжаться государственными суммами, предоставленное ему Екатериной {Проф. Алексѣевъ видитъ почему-то опроверженіе моего вывода въ указѣ 15 іюля 1726 г., который, по толкованію его, признаетъ "это верховенство томно за сувереннымъ органомъ, за государыней" и пр. (стр. 109). Вотъ текстъ этого указа, даннаго штатсъ-конторѣ: "отъ сего времени, какъ денегъ, такъ товаровъ и другихъ вещей, безъ нашего указа, за собственноручнымъ нашимъ или всего верховнаго тайнаго совѣта подписаніемъ, кромѣ опредѣленныхъ окладныхъ дачъ, ни на какіе чрезвычайные расходы отнюдь не отпускать" (VII, No 4930). Здѣсь, думается намъ, совѣтъ поставленъ императрицею рядомъ съ собою; деньги выдаются "по нашему указу", именному въ собственномъ смыслѣ слова (т.-е. подписанному императрицею и не прошедшему червѣ совѣтъ), или по именному ею не подписанному, а подписанному совѣтомъ (иначе говоря, именному, объявленному изъ верховнаго тайнаго совѣта). Замѣчу еще, что г. Алексѣевъ почему-то думаетъ, что я скрываю отъ читателей, что этотъ указъ именной въ собственномъ смыслѣ (т.-е. не прошедшій черезъ совѣтъ), но на стр. 88 моей книги этотъ указъ такъ и названъ именнымъ.}?
   Или именной указъ 4 января того же года, объявленный также изъ верховнаго тайнаго совѣта, гласилъ, что "указали мы, для всегдашняго въ нашемъ верховномъ тайномъ совѣтѣ извѣстія подавать въ сенатъ вѣдомости изъ синода, и изо всѣхъ коллегій и канцелярій, кромѣ двухъ воинскихъ и иностранной, сколько, гдѣ въ приходѣ и расходѣ денежной казны будетъ и что за расходы на лицо, въ сенатѣ, чиня изъ всѣхъ тѣхъ вѣдомостей перечневыя, подавать въ верховный тайный совѣтъ въ каждый понедѣльникъ неотмѣнно" (ibid., No 4998); что же это за указъ, если не видѣть въ немъ облегченіе для совѣта внимательнаго контроля {Цѣлямъ контроля совѣта надъ приходомъ и расходомъ суммъ должно было служить и возстановленіе ревизіонъ-коллегіи съ подчиненіемъ ее совѣту (п. 9, указъ 24 февраля 1727 г.-- VII, No 5017). Касаясь моего вывода по этому вопросу, проф. Алексѣевъ говоритъ, что "возстановленіе ревизіонъ-коллегіи не только не было самовластнымъ актомъ верховнаго тайнаго совѣта, направленнымъ противъ сената, а совершенно наоборотъ,-- было узаконеніемъ, состоявшимся по иниціативѣ самою сената" (стр. 112). Да, сенатъ, дѣйствительно, представлялъ совѣту о необходимости возстановленія ревизіонъ-коллегіи, но предлагалъ при этомъ оставить эту коллегію (иди контору), согласно "должности" сената, въ вѣдомствѣ самого сената (на это указывается ссылка сената да 13 пунктъ "должности", гдѣ повелѣвалось "ревизіонъ-контору имѣть счетомъ въ полномъ вѣденіи въ сенатѣ"). Совѣтъ же подчинилъ ее себѣ, нарушивъ при этомъ указанный пунктъ "должности". Какимъ же образомъ можно говорить, что возстановленіе этой коллегіи въ томъ видѣ, какъ это предлагалось сенатомъ, было, дѣйствительно, сдѣлано совѣтомъ? Вѣдь, совѣтъ измѣнилъ самое важное, на что указывалъ сенатъ,-- вѣдомство контроля,-- и измѣнилъ въ пользу собственнаго развитія компетенціи (подробности всего этого см. въ моей книгѣ стр. 168 и сл.)?} надъ приходами и расходами казенныхъ денегъ, какъ думаю я? Или, наприм., что же означаетъ постановленіе пункта 10-го "мнѣнія не въ указъ", какъ не право установленія податей и налоговъ (съ утвержденія императрицы, конечно), прямо гласящее, что "новыя подати или иныя какія новыя учрежденія имѣютъ быть опредѣлены въ верховномъ тайномъ совѣтѣ" (Сб. Ист. Общ., LV, стр. 95)? Намъ представлялось, въ виду означенныхъ узаконеній, совершенно возможнымъ говорить о верховенствѣ совѣта въ области финансоваго управленія, нисколько, конечно, не умаляя державныхъ правъ самой государыни. А, между тѣмъ, проф. Алексѣевъ, несмотря на указъ 20 іюня 1727 г., находитъ возможнымъ утверждать, что совѣтъ безъ аппробаціи императрицы не имѣлъ права "распорядиться хоть одною копейкою изъ государственной казны" (ibid., стр. 109).
   Уже приводившіеся выше, при случаѣ, примѣры дѣятельности совѣта показываютъ ясно, что изображеніе г. Алексѣевымъ совѣта, какъ учрежденія совѣщательнаго, дѣйствовавшаго по указамъ и подъ руководствомъ сувереннаго органа" (стр. 115), далеко не отвѣчаетъ дѣйствительности. Еще менѣе мирится съ этимъ изображеніемъ то обстоятельство, что совѣтъ уже при Екатеринѣ проявлялъ весьма широкую иниціативу дѣйствій, а "руководство" и "указанія" императрицы совѣту не всегда имѣли мѣсто въ его дѣятельности. Но мало этого: въ моей книгѣ указаны факты, которые невольно заставляютъ придти къ выводу, что и въ тѣхъ случаяхъ, когда такія указанія и даже прямыя повелѣнія совѣту дѣйствительно давались императрицей, совѣтъ довольно-таки свободно относился къ нимъ, что едва ли было бы къ лицу такому скромному совѣщательному учрежденію, какимъ изображается совѣтъ г. Алексѣевымъ. Указъ 9 января 1727 г. повелѣвалъ, наприм., между прочимъ, "какъ для сихъ (т.-е. для дѣлъ по организаціи государственнаго контроля), такъ и прочихъ случающихся важныхъ дѣлъ призывать въ совѣтъ по однова или по дважды въ недѣлѣ для совѣту сенаторей"; однако, въ теченіе 4-хъ почти мѣсяцевъ, протекшихъ со времени этого указа до кончины Екатерины, совѣтъ едва ли два или три раза приглашалъ сенаторовъ къ себѣ на совѣщанія (Исторія сената, стр. 208 и сл.)! Или, наприм., еще въ началѣ 1726 г., обсуждая 5-й пунктъ "мнѣнія не въ указъ", касавшійся раздѣленія самого совѣта на департаменты, Екатерина повелѣла совѣту "учинить особое мнѣніе со изъясненіемъ" по этому вопросу; прошелъ весь этотъ годъ, а въ январѣ 1727 г. императрица жаловалась, что, несмотря на это повелѣніе, "сіе до сего времени не учинено", и приказала "немедленно учинить проектъ... и намъ доложить, прошло, однако, еще 4 мѣсяца, государыня скончалась, не получивъ этого проекта отъ совѣта (ib., стр. 36, 56 и сл.), хотя вопросъ этотъ представлялъ высокую важность. Да и вообще весь только что. упомянутый январьскій указъ Екатерины (точной даты его неизвѣстно) развѣ не служить указаніемъ на то, какъ мало иногда склоненъ былъ совѣтъ исполнять отдаваемыя ему приказанія? Или, наприм., 4-й пунктъ тестамента Екатерины категорически повелѣвалъ ввести въ совѣтъ цесаревенъ Анну и Елизавету ("во время малолѣтства императора имѣютъ администрацію вести наши обѣ цесаревны, герцогъ и прочіе члены в. совѣта, который обще изъ 8 персонъ состоять имѣютъ"); однако, совѣтъ, почти на первыхъ же порахъ послѣ кончины Екатерины, счелъ возможнымъ совершенно игнорировать этотъ весьма, конечно, важный пунктъ {Еслибы цесаревны, согласно завѣщанію Екатерины, участвовали постоянно въ администраціи "совѣта", то, не говоря уже о томъ, что само учрежденіе могло получить другой характеръ, едва ли явилось бы возможнымъ приглашеніе Анны Іоанновны на торжество, а также, можетъ быть, и предложеніе ей извѣстныхъ "кондицій".}, и цесаревенъ въ засѣданія свои не приглашалъ, какъ и вообще отмѣнилъ вскорѣ затѣмъ тѣ постановленія императрицы, какія находилъ для себя почему-либо неудобными (ib., стр. 63 и сл.; стр. 191 и сл.). Можно, разумѣется, возразить на только что приведенные примѣры, что они имѣли мѣсто уже послѣ кончины государыни. но какъ же, однако, могло случиться, что едва закрыла глаза императрица, какъ это столь скромное совѣщательное учрежденіе, привыкшее всегда жить и дѣйствовать "по указаніямъ и по руководствамъ сувереннаго органа", вдругъ измѣнило (будучи притомъ въ прежнемъ составѣ) своему девизу? Вѣдь, "указанія" были налицо, стоило имъ только слѣдовать!?... Не вѣрнѣе ли будетъ поэтому предположить, что совѣтъ уже раньше пріобрѣлъ нѣкоторый навыкъ поступать сообразно своимъ цѣлямъ или, выражаясь словами самого же г. Алексѣева, "проявлять... стремленія, выходившія за тѣ рамки его дѣятельности, которыя были ему указаны императрицей" (стр. 124 рецензіи)? Г. Алексѣевъ отрицаетъ (въ прямое противорѣчіе съ признаніемъ только что указанныхъ стремленій, относимыхъ имъ, впрочемъ, только къ лицу Меншикова и герцога Голштинскаго), "какія бы то ни было политическія тенденціи" и "захваты" совѣта. Однако, вотъ передъ нами третій пунктъ "мнѣнія не въ указъ", въ его первоначальной, отвергнутой Екатериной редакціи, и въ новой, одобренной ею редакціи {Приведемъ, для наглядности, этотъ 3-й пунктъ въ обѣихъ редакціяхъ, первоначальной, отвергнутой императрицею, и новой, ею принятою:

Первоначальная редакція:

   "Никакимъ указамъ прежде не выходить, пока оные въ тайномъ совѣтѣ совершенно не состоялись, протоколы не закрѣплены и ея величеству для всемилостивѣйшей апробаціи прочтены не будутъ, и потомъ, могутъ оные, по учиненному здѣсь опредѣленію, отъ д. ст. сов. Степанова закрѣплены и отправлены быть"...

Принятая редакція:

   "Чтобы о важныхъ дѣлахъ, постава протоколы и на мѣрѣ, и не подписавъ напередъ для апробаціи къ ея ими. величеству взноситъ,-- одной, по случаю смотря, но важности дѣла и двумъ персонамъ присутствующимъ отъ того верховнаго тайнаго совѣта,-- и какъ уже Ея ими. величество изволитъ апробовать, тогда подписывать и въ дѣйство производить" (Сборн. Русск. Ист. Общ., т. LV, стр. 94,96 и сл.).}. Или, вотъ, передъ нами докладъ совѣта государынѣ, въ которомъ содержится его предложеніе (также не принятое ею), что если словесныя повелѣнія императрицы будутъ касаться сената и коллегій, то "чтобы о томъ тѣ люди (которые ихъ получатъ) прежде объявляли въ в. т. совѣтѣ, откуда о томъ указы посыланы будутъ, а мимо в. т. совѣту и въ коллегіяхъ словесныхъ вашего величества указовъ не объявляли бы" (Исторія сената, стр. 185, прим. 45). Неужели эти предложенія, исходившія отъ совѣта, не заключали въ себѣ политической тенденціи, по меньшей мѣрѣ, направленной къ тому, чтобы сдѣлать совѣтъ средоточіемъ всего правленія? И почему же эти предложенія были не приняты Екатериной? Можно, разумѣется, относиться къ этимъ и имъ подобнымъ стремленіямъ совѣта такъ или иначе, но совершенно невозможно утверждать, что совѣтъ былъ только совѣщательнымъ учрежденіемъ и не пытался, какъ доказываю я, выйти изъ той роли, какая ему была указана...
   Затѣмъ, чѣмъ же, какъ не захватомъ, наприм., являлось отношеніе совѣта къ сенатской "должности", этому уставу сената, который долженъ былъ обезпечить за нимъ извѣстныя права и положеніе въ государствѣ? Вѣдь, совѣтъ постоянно нарушалъ эту "высочайше утвержденную должность" (Исторія сената, стр. 158 и сл.) и нарушалъ въ интересахъ развитія собственной власти?
   Странно, что проф. Алексѣевъ, такъ подробно разбирающій Вскользь брошенныя мною замѣчанія о партіяхъ и т. п., оставляетъ почти безъ всякаго объясненія факты, подобные выше указаннымъ, хотя на нихъ-то, по преимуществу, я и основываю свой выводъ о роли совѣта.
   Нашъ отвѣтъ довольно затянулся, хотя мы и не могли дать, какъ хотѣли бы, подробныхъ объясненій {Отвѣтимъ теперь, хотя кратко, на тѣ немногія, впрочемъ, возраженія г. Алексѣева, которыя были оставлены выше безъ объясненій. Г. Алексѣевъ утверждаетъ, наприм., вопреки моему выводу, что "переименованіе сената (какъ и синода) состоялось по непосредственному повелѣнію императрицы" (стр. 100, 113). А вотъ что гласитъ одинъ изъ протоколовъ совѣта: "понеже верховному тайному совѣту извѣстно учинилось, что въ сенатъ изъ первыхъ 3 коллегій промеморій не принимаютъ затѣмъ, что въ оныхъ не пишутъ (сенатъ) правительствующимъ, такожъ и изъ другихъ коллегій не знаютъ какимъ образомъ титуловать сенатъ, отъ чего въ дѣлахъ есть остановка, того ради отъ верховнаго тайнаго совѣта... ходилъ докладывать ея ими. величеству т. к. секретарь А. Макаровъ, и пришедъ объявилъ, что ея императ. величество, по представленію верховнаго тайнаго совѣта указала сенату съ нынѣшняго времени именоваться и писаться высокій сенатъ, а не правительствующій" (Опись сен. арх., т. II, стр. III; о переименованіи синода см. въ моей книгѣ стр. 71, прим. 78, гдѣ видно ясно, что и здѣсь иниціатива шла отъ совѣта). Какъ же можно, въ виду подобныхъ данныхъ, не прегрѣшая передъ правдою, говорить о непосредственномъ повелѣніи императрицы? По поводу моего утвержденія, что совѣтъ нѣсколько разъ обсуждалъ вопросъ о положеніи синода, о его составѣ и компетенціи, пока не представилъ императрицѣ проектъ указа о раздѣленіи синода на два департамента и другихъ вопросахъ, который и былъ ею принятъ", авторъ рецензіи увѣряетъ, что верховный тайный совѣтъ не представлялъ проекта этого указа императрицѣ, а, наоборотъ, императрица 1 іюня уже готовый проектъ внесла въ совѣтъ. До 1-го же іюня совѣтъ ни разу не обсуждалъ вопроса о раздѣленіи синода на два департамента" (стр. 114). При этомъ проф. Алексѣевъ не обратилъ вниманія на то, что сама Екатерина еще 16 марта поручила совѣту "о синодѣ впредь особое учрежденіе учинить", а совѣтъ въ тотъ же день постановилъ "о синодѣ сочинить мнѣніе ради донесенія ея имп. величеству, для ея всемилостивѣйшей апробаціи" (Сб. Ист. Общ., т. LV, стр. 96). Это-то постановленіе совѣта и давало мнѣ право предположить, что "новосочиненный указъ" о синодѣ, который "слушать и аппробовать изволила" Екатерина, былъ составленъ кѣмъ-либо изъ членовъ совѣта, причемъ прежде, чѣмъ дойти до императрицы, былъ выслушанъ еще самимъ совѣтомъ (ibid., стр. 318). Отрицая, что проектъ этого указа (какъ утверждаю я) нѣсколько разъ обсуждался совѣтомъ, г. Алексѣевъ упустилъ изъ виду, что проектъ этотъ (давшій содержаніе указу 15 іюля 1726 г.) состоялъ не изъ одного только вопроса о раздѣленіи синода на два департамента, но касался и состава синода и пр. Если первая часть указа (о департаментахъ) была утверждена императрицею 3 іюня и слушалась въ совѣтѣ всего 2 раза (31 мая и 1 іюня), то вторая, по отношенію къ составу, обсуждалась и послѣ 3 іюня (Исторія сената, стр. 72 и сл., прим. 80). Если даже и признать (на основаніи довольно неясной записи 1 іюня), какъ допускаетъ г. Алексѣевъ, что первая часть проекта о департаментахъ была внесена готовою самою Екатериною въ совѣтъ, то весь проектъ въ цѣломъ, давъ содержаніе указу 15 іюля, вышелъ изъ совѣта. Мои выводъ, какъ видно изъ приведенной цитаты, касается всего указа 15 іюля, а не первой только его части (о раздѣленіи на департаменты). Отрицаетъ далѣе г. Алексѣевъ и мое положеніе, что дѣла въ совѣтѣ распредѣлялись по вѣдомствамъ отдѣльныхъ членовъ -- министровъ, забывая, однако, при этомъ объяснить, почему же въ такомъ случаѣ откладывались дѣла до прибытія даннаго лица, а затѣмъ и отмѣтить, что я самъ не отрицаю, что такое распредѣленіе или раздѣленіе было весьма несовершенно и не могло всегда и во всемъ проводиться строго и неуклонно и т. д. (стр. 36--42 моей книги; стр. 76--78 рецензіи); не соглашается также авторъ рецензіи и съ моимъ утвержденіемъ, что въ дѣлахъ совѣта мы постоянно находимъ донесенія отдѣльныхъ членовъ по тѣмъ вопросамъ, которые находились въ ихъ завѣдываніи, замѣчая, что они, наоборотъ, представляютъ исключеніе (стр. 78 и сл.). Просмотрѣвъ внимательно документы совѣтскаго дѣлопроизводства за оба царствованія, легко видѣть, на чьей сторонѣ истина. Весьма много, наконецъ, говоритъ, почтенный авторъ о томъ, что указъ 28 марта 1726 г. былъ "списанъ" съ "мнѣнія не въ указъ" и что я не долженъ бы былъ "ставить этихъ двухъ разнородныхъ и несоизмѣримыхъ акта рядомъ, приводя ихъ въ циклъ мѣропріятій, направленныхъ противъ сената" и пр. (стр. 104--107). Однако, легко замѣтить, что разъ я считалъ (какъ указывалось уже выше) "мнѣніе не въ указъ" актомъ, выражающимъ тенденціи самого совѣта, было совершенно логично ставить въ связь съ этимъ актомъ и указъ 28 марта, съ него "списанный".
   Кажется, мы отвѣтили теперь на всѣ возраженія г. Алексѣева по существу. Мы считали себя, однако, вправѣ не отвѣчать на всѣ тѣ выходки, которыми изобилуетъ "Легенда объ олигархическихъ тенденціяхъ верховнаго тайнаго совѣта" проф. А. С. Алексѣева (вродѣ, наприм., его утвержденія, что мое "объясненіе историческаго явленія, несомнѣнно, имѣетъ всѣ шансы на то, чтобъ имѣть успѣхъ и доставить истинное удовольствіе многимъ читателямъ и читательницамъ ученыхъ историческихъ сочиненій; тутъ есть все: и интрига злодѣя пьесы, властолюбиваго Меншикова, и коварные замыслы иностранца Бассевича, и, наконецъ, какъ вѣнецъ всего -- конституціонный планъ" (стр. 25 и сл.), предоставляя оцѣнить ихъ самимъ читателямъ моей книги.} на всѣ возраженія г. Алексѣева.
   Надѣясь, впрочемъ, что для этого найдется еще время и возможность и въ другой разъ, позволяемъ себѣ вкратцѣ резюмировать наше общее заключеніе. Какъ намъ кажется, можно оспаривать тѣ или ипыя частности нашего взгляда на роль и значеніе совѣта въ то или другое царствованіе, но нельзя, однако, отвергать всякой связи между отдѣльными моментами непродолжительной жизни этого учрежденія, нельзя раздѣлать совершенно совѣта Екатерины I отъ совѣта послѣдующаго времени, на чемъ построена значительная часть возраженій проф. Алексѣева. Затѣмъ, несомнѣнно, много темнаго и неяснаго остается какъ въ исторіи происхожденія учрежденія (кстати сказать, затрогиваемой нами въ нашей книгѣ лишь совершенно мимоходомъ и въ немногихъ словахъ), такъ и въ той роли, какую играли отдѣльные члены совѣта и особенно кабинетъ императрицы въ установленіи тѣхъ или иныхъ сторонъ организаціи учрежденія. Однако, уже современники отмѣтили ту тенденцію учрежденія, которая сопровождала его во всю его недолговѣчную жизнь -- "подъ видомъ желанія укрѣпить власть и правительство царицы", говоритъ Кампредонъ ("почему оно", по его же словамъ, "нынѣ чрезвычайно пріятно для честолюбія и власти царицы"), "оно, кажется, кладетъ новый камень того зданія, которое русскіе вельможи замыслили воздвигнуть незамѣтно, т.-е. усиленіе ихъ власти и ихъ настоящаго и будущаго широкаго участія въ управленіи дѣлами здѣшней страны". Мнѣ кажется, этой тенденціи не опровергло разсужденіе проф. Алексѣева, какъ не опровергло и того, что это "участіе" вельможъ въ дѣлѣ управленія страною имѣло олигархическую окраску. Можно, разумѣется, считать эту окраску,-- при комбинаціи извѣстныхъ условій -- явленіемъ преходящимъ, но, несомнѣнно, что не "легенда" только это правленіе, олицетворявшееся "въ толь маломъ числѣ владѣющихъ", а фактъ прошлаго, не легко, по нашему крайнему убѣжденію, опровергаемый, ввиду свидѣтельствъ первоисточниковъ этого прошлаго.

Александръ Филипповъ.

"Русская Мысль", кн.VII, 1896

   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru