Аннотация: Un'idea di Ermes Torranza. Текст издания: журнал "Сѣверный Вѣстникъ", No 3, 1893.
Идея Гермеса Торранца
(Съ итальянскаго).
I.
Профессоръ Фарсатти изъ Падуи, тотъ самый, который велъ знаменитую полемику съ господиномъ Низардомъ по поводу Гораціева fabuloeque Manes, имѣлъ привычку говорить про Монте Санъ Дона: "Что вы хотите! Это французская поэзія!" Уединенный замокъ съ его старымъ паркомъ былъ ему симпатичнѣе "monsiù Nisarde", до тѣхъ поръ пока его пригласили туда на паштетъ изъ дроздовъ, вмѣсто которыхъ угостили скворцами. Начиная съ каштановъ входной аллеи до фундамента замка, все показалось профессору претенціозно и скудно, искусственно и прозаично. "Что вы хотите! Это французская поэзія!"
Профессоръ послѣ того не захотѣлъ видѣть Монте Санъ Дона и уже нѣсколько лѣтъ глубоко отдыхаетъ на полѣ своего сраженія, что можетъ быть выражено... "nox, fabuloeque Manes et domus exilis plutonia". Семейство Санъ Дона, которое жило съ нѣкоторою пышностью до 1848 года, теперь стало строго придерживаться экономіи. Для самого сьора Бенета, главы семейства, не существовало ни французской, ни итальянской поэзіи; садъ, оставленный имъ на волю, заросъ и одичалъ, что между прочимъ къ нему очень шло; трубы фонтановъ испортились, каштаны были замѣнены тутовыми деревьями. Сьоръ Бенето хотѣлъ ради той же практической цѣли уничтожить вѣковые тополи, ведущіе отъ Монте Санъ Дона на большую дорогу, но его дочь, Біанка, защищала ихъ со страстью и слезами противъ прозаическихъ аргументовъ отца. Когда, въ апрѣлѣ 1885 года, она вышла замужъ за Эмилія Спарчина изъ Падуи, она вырвала у отца обѣщаніе оставить въ покоѣ дорогіе ея тополи, бывшіе свидѣтелями сперва ея дѣтскихъ игръ еще до отъѣзда въ школу, а послѣ школы -- чтенія "Робъ-Роя", "Ваверлея", "Айвенго", и разныхъ старыхъ книгъ, найденныхъ ею въ ихъ жалкой библіотекѣ. Поэтъ Гермесъ Торранца говорилъ ей, что она сама въ 15 лѣтъ была похожа на маленькій тополь, улыбающійся отъ всякаго дуновенія вѣтра и отечески оберегаемый старыми большими деревьями. Торранца говорилъ это серьезно; у него было въ крови чувство природы, за которое, можетъ быть, совсѣмъ напрасно его упрекали холодные критики. Когда, въ сентябрѣ 1889 года, Біанка воротилась въ Монте Санъ Дона одна и огорченная, ей казалось, что Торранца былъ правъ: когда она проходила между тополями, они принимали выраженіе нѣжнаго упрека. Сьоръ Бенето былъ другого мнѣнія. Онъ всегда предсказывалъ, что она плохо кончитъ: чтеніе и музыка не доведутъ ее до добра. Ужъне надѣялась-ли она выдти замужъ за принца, или за креза, или за кого-нибудь въ этомъ родѣ? Плохой-же примѣръ взяла она со своей матери, такой святой женщины! Его жена, святая по-неволѣ, нисколько не раздѣляла мнѣній супруга; напротивъ, она втайнѣ торжествовала, что дочь ея не позволила своему мужу сѣсть себѣ на шею. Біанка любила мужа, но грубые его родные были ей невыносимы; мужъ ея былъ добръ, но у него не хватало смѣлости заступаться за нее. Дѣтей у нихъ не было, такъ, что Біанка могла, въ припадкѣ гнѣва, вернуться къ своимъ старымъ дорогимъ тополямъ. Ей показалось сначала, что они глядѣли на нее строго, но когда она имъ разсказала все, какъ было, то ихъ холодность исчезла. Черезъ два мѣсяца послѣ возвращенія, когда она увидѣла въ одинъ ясный ноябрьскій день, что буря, бывшая наканунѣ, совершенно обнажила ея любимцевъ, что они прощаются съ нею, собираясь умирать, ей сдѣлалось грустно. Все умирало въ прозрачномъ воздухѣ ноябрьскаго полудня, кромѣ кипарисовъ, силуэты которыхъ рѣзко вырисовывались на бѣловатомъ небѣ. Молодая женщина долго прогуливалась въ виноградникахъ, а теперь при свѣтѣ заходившаго солнца спускаясь по скату горы, разсѣянно смотрѣла на листья, валявшіеся на тропинкѣ, на пожелтѣвшую траву. Отчего вчера, потушивъ свѣчку, она думала о Гермесѣ Торранца? Почему видѣла его во снѣ всю ночь? Почему она не можетъ освободиться отъ этого образа и до сихъ поръ? Она не видѣла Торранца уже три мѣсяца и никто въ домѣ не говорилъ о немъ; самъ онъ написалъ ей всего одинъ разъ, когда прислалъ сборникъ новыхъ стиховъ. Біанка, вѣря въ предчувствіе, не сомнѣвалась, что, скоро увидитъ своего друга. Она цѣнила талантъ Торранца, любила его за благородство его души, за дружбу, начавшуюся у нихъ еще съ ея дѣтства. Поэту было около шестидесяти лѣтъ; не смотря на то, что онъ чувствовалъ къ ней расположеніе болѣе сильное, чѣмъ отеческое и выражалъ его въ прозѣ и стихахъ, музыкой и цвѣтами, онъ не смутилъ сердца молодой женщины, которая боялась только одного: обидѣть его, когда ей приходилось холоднымъ словомъ останавливать его слишкомъ юношескую пылкость. Она часто думала о немъ съ удовольствіемъ, но никогда его образъ такъ не преслѣдовалъ ее, какъ теперь. Когда она тушила свѣчку, ей приходило въ голову его странное имя "Гермесъ" и ясно представлялся человѣкъ съ бѣлой шевелюрой, въ черномъ сюртукѣ, съ гарденіей въ петлицѣ. Теперь, гуляя, она невольно остановилась: листъ, кружась въ воздухѣ, упалъ передъ нею. Она стала вспоминать, какъ видѣла Гермеса во снѣ, какіе прекрасные стихи онъ ей декламировалъ, какую божественную мелодію игралъ, не касаясь руками фортепіано. Она разскажетъ Торранца эти странныя происшествія; онъ, конечно, объяснитъ ихъ спиритизмомъ, вліяніемъ одной души на другую. Она вдругъ почувствовала возможность существованія другого міра, возможность присутствія его здѣсь и даже нахожденія его въ ней самой, въ тайникахъ ея души. Часы пробили половину четвертаго; сегодня больше уже нѣтъ надежды на пріѣздъ Торранца. Вдругъ Біанка вздрогнула; она услышала стукъ колесъ по дорогѣ изъ Падуи. Да, да, на фермѣ залаяли собаки и колеса заскрипѣли по песку аллеи, ведущей къ дому. Она торопливо пошла домой, куда пріѣхало много гостей. Біанка вошла въ залу, гдѣ никто не успѣлъ еще присѣсть и Бенето раскланивался направо и налѣво, кому пожимая руку, кому улыбаясь. Поэта здѣсь не было: пріѣхало семейство Далла Каретта, люди скучные, являвшіеся точно по обязанности, разъ въ годъ. Они садились рядкомъ, молча поглядывая другъ на друга, не зная, о чемъ говорить; слуга вносилъ кофе, которымъ сьоръ Бенето любезно угощалъ гостей, приправляя его однѣми и тѣми же остротами и шуточками, отъ которыхъ общество каждый годъ смѣялось одинаково. "Кстати", сказалъ ей, глотая кофе каноникъ Бузинелло, "извѣстна-ли вамъ грустная новость?" -- "Бѣдный Торранца..." У Біанки сжалось сердце отъ предчувствія; она не могла произнести слова. "Да, умеръ бѣдняга", продолжалъ каноникъ, ставя со вздохомъ на столъ пустую чашку, "вчера вечеромъ въ половинѣ двѣнадцатаго". Біанка поблѣднѣла и сдѣлала надъ собой усиліе, чтобы не упасть; мать ея, видя, что ей дурно, хотѣла было встать, но взглядъ дочери приковалъ ее къ мѣсту. Присутствовавшія дамы, слышавшія сплетни, ходившія въ Падуѣ, объ отношеніяхъ поэта къ Біанкѣ, переглянувшись между собой, молчали. Каноникъ разсказывалъ, что Торранца слегъ за два или за три дня предъ смертью, не чувствуя боли, но предчувствуя кончину. Уже весь городъ знаетъ о ней; въ думѣ по этому поводу должно было состояться экстренное засѣданіе.-- "Обыкновенныя комедіи", воскликнулъ сьоръ Бенето. "Они счастливы, когда могутъ шумѣть и тратить деньги; они способны возблагодарить Бога за то, что бѣдняга умеръ до рождественскихъ вакацій, пока они еще въ сборѣ. Неужели вы думаете, монсиньоръ, что они хотятъ почтить его за стихи? Ничуть! Просто потому, что онъ тоже тратилъ деньги направо и налѣво".-- "Папа", сказала Біанка въ волненіи, "если они рѣшатъ чѣмъ-нибудь почтить Торранца, то сдѣлаютъ гораздо больше чести себѣ, чѣмъ ему".-- "Ну, это одни ваши фантазіи", отвѣтилъ съ досадой Бенето. "Не воображаешь-ли ты, что онъ былъ великій человѣкъ? Я не говорю о стихахъ, но я былъ съ нимъ вмѣстѣ въ школѣ и могу судить о немъ".-- "Конечно", прервалъ каноникъ, "таланта у Торранца было, если хотите, болѣе чѣмъ нужно, но здраваго смысла, извините, сударыня, у него не было ни капельки".-- "Онъ былъ однимъ изъ моихъ друзей", возразила Біанка, "и мнѣ непріятно, монсиньоръ, когда о немъ отзываются подобнымъ образомъ".-- "Монсиньоръ говоритъ сущую правду", замѣтилъ Бенето, "и я удивляюсь, что ты до сихъ поръ не понимаешь нѣкоторыхъ вещей". На вопросъ, правда-ли, что Торранца занимался спиритизмомъ, каноникъ отвѣтилъ: "Онъ былъ фанатическимъ спиритомъ, у него была цѣлая библіотека французскихъ, нѣмецкихъ и англійскихъ сочиненій этого рода. Онъ даже переводилъ книгу какого-то Фехте или Фогте, или Фихте, трактующую о тѣхъ-же глупостяхъ".-- "Сейчасъ видно, что вы ее не читали", замѣтила Біанка.-- "Недоставало, чтобы и ты сдѣлалась спириткою", воскликнулъ съ досадою сьоръ Бенето. Біанка собралась было рѣзко отвѣтить отцу, но удержалась и замѣтила только, что не любитъ предразсудковъ.-- "Я сейчасъ вамъ дамъ доказательство спиритизма Торранца", сказалъ одинъ изъ гостей, "я самъ слышалъ, какъ онъ говорилъ, что послѣ смерти непремѣнно кому-нибудь да явится". Бенето засмѣялся.-- "Боже мой, папа"!" воскликнула молодая графиня Далла Каретта.-- "Психопатъ, дорогая моя", отвѣтилъ ей отецъ. Біанка встала, не говоря ни слова, нервно отодвинула стулъ и вышла. Послѣдовало неловкое молчаніе. Бенето сердился, жена его была какъ на иголкахъ; графиня Далла Каретта выразительно взглянула на мужа и всѣ поднялись, почувствовавъ облегченіе. Бенето спускался съ лѣстницы подъ руку съ графиней, которая ему высказывала притворное сожалѣніе о разговорахъ, столь непріятныхъ для Біанки. Бенето протестовалъ: онъ тоже былъ другомъ Торранца, но этотъ старый чудакъ имѣлъ у нихъ въ домѣ слишкомъ дурное вліяніе -- онъ долженъ въ этомъ сознаться. Послѣ долгихъ прощаніи, скучныя особы исчезли. Бенето вернулся въ домъ съ листкомъ, врученнымъ ему почтальономъ, слѣдовавшимъ за нимъ со шляпой въ рукахъ.-- "Вотъ объявленіе о смерти Торранца, а у почтальона есть еще письмо на имя вашей дочери. Вы заплатите?" -- "Что?" спросила она боязливо.-- "Что? Штрафъ, вотъ что! Если ваша дочь получаетъ письма отъ какихъ-то отчаянныхъ, которые исписываютъ Богъ знаетъ сколько листовъ и не въ состояніи купить марки, то я ужъ, конечно, платить не стану". Синьора Джіованна взяла письмо:-- "Оно изъ Падуи и заказное", сказала она озабоченно.-- "Прекрасно, значитъ вы и заплатите", отвѣтилъ онъ уходя, "дѣлайте какъ знаете". У синьоры Джіованны не было ни копѣйки въ карманѣ и она пошепталась о чемъ-то съ почтальономъ, который, поклонившись, исчезъ въ туманѣ.-- "Нужно зажечь лампу", приказала она слугѣ, входя въ домъ.-- "Совсѣмъ не нужно", закричалъ Бенето изъ столовой, "еще видно отлично. Поторопитесь и скажите принцессѣ, чтобы она соблаговолила, по меньшей мѣрѣ, не заставить себя ждать".
II.
Извѣстіе о смерти Торранца было такъ неожиданно, что Біанка чувствовала себя подавленной. Она заперлась у себя въ комнатѣ. Торранца ей представлялся теперь въ новомъ свѣтѣ болѣе величественнымъ, чѣмъ при жизни; она сама удивлялась своимъ слезамъ и тому, что чувствовала къ нему такую глубокую нѣжность. Если-бы она не поссорилась съ родными мужа, то была-бы въ Падуѣ и могла-бы еще его увидѣть передъ смертью. Она упрекала себя за то, что поздно отвѣтила на его письмо, что мало благодарила его за присланный ей романъ. Ея невниманіе и холодность, которыя, можетъ быть, огорчили поэта, ясно представились ей и теперь жгли ей сердце горькимъ раскаяніемъ. Онъ, могучій создатель идеальныхъ типовъ, баюкалъ ее въ дѣтствѣ на своихъ рукахъ, былъ ея помощникомъ во время ея занятій, послѣ замужества благодаря ему она стала понимать искусство, наконецъ онъ влюбился въ нее, какъ въ свое созданіе, которому далъ жизнь и страсть. Онъ любилъ ее и до сихъ поръ, бѣдный другъ, и хотѣлъ напомнить ей о странѣ мертвыхъ, только что отошедши туда. Онъ умеръ въ половинѣ двѣнадцатаго; Біанка, именно около полуночи, вдругъ почувствовала въ своей душѣ что-то, что ей напомнило о немъ. Раздался стукъ въ дверь. Синьора Джіованна принесла дочери только-что полученное письмо; Біанка взяла его, не взглянувши на адресъ, и попросила мать оставить ее одну; она не хотѣла встрѣтиться съ отцомъ, прежде чѣмъ не успокоится, и боялась, что наговоритъ ему рѣзкихъ вещей. Старуха ушла, вздыхая, а Біанка, закрывъ дверь, стала смотрѣть въ окно, гдѣ подымавшійся туманъ мало-по-малу застилалъ окрестности, такъ что вскорѣ ничего не стало видно. Вдругъ она вспомнила о письмѣ, которое держала, приблизила его къ стеклу, чтобы разобрать почеркъ. Распечатавъ его дрожащими руками, она увидѣла тамъ исписанный листъ и карточку. Она сейчасъ же узнала лицо, фигуру и цвѣтокъ въ петлицѣ: это былъ Гермесъ Торранца. Она зажгла стоявшую на ночномъ столикѣ передъ распятіемъ восковую свѣчу и прочла слѣдующее:
Падуя, 26 октября 1889 года.
"Не смущайтесь, дорогая, читайте это письмо такъ же спокойно, какъ я его писалъ. Ничего не случилось особеннаго, только старый ретроградъ Торранца умираетъ. Пожелайте мнѣ покойной ночи, Біанка! Я распоряжусь, чтобы это письмо вамъ было послано сейчасъ послѣ моей смерти. Предупрежденный внутреннимъ голосомъ, я сдѣлалъ сегодня утромъ то, что сдѣлалъ передъ смертью и мой отецъ. Чувствую теперь, какъ что-то во мнѣ уменьшается, угасаетъ, и вмѣстѣ съ тѣмъ полнѣйшее спокойствіе ожиданія. Я, быть можетъ, проживу еще четыре -- пять дней, но мнѣ довольно часа для бесѣды съ вами. При нашихъ прошлыхъ свиданіяхъ, Біанка, мнѣ казалось, что вы чего-то всегда боялись. Вѣдь это правда? Между тѣмъ мое сердце питало къ вамъ только такую нѣжность, которая и въ этотъ торжественный моментъ не можетъ оскорбить самыхъ возвышенныхъ мыслей; вся вина въ моей крови, стараго фантазера, окрашивающей слишкомъ ярко чувства и слова. Простите меня и посмѣемся вмѣстѣ надъ нею. Затѣмъ у меня къ вамъ просьба. Мнѣ горько уйти въ могилу съ мыслью, что я не говорилъ вамъ ничего относительно вашихъ родныхъ. Біанка, ради вашего собственнаго счастія, ради счастья дорогихъ вамъ лицъ, ради того, чтобы я могъ покоиться въ мирѣ, выслушайте меня: не оставайтесь въ Монте Санъ-Дона. Я увѣренъ, что вы, въ глубинѣ сердца, любите вашего мужа, въ сущности вполнѣ достойнаго сожалѣнія. Онъ мнѣ говорилъ о васъ со слезами, говорилъ, что писалъ вамъ нѣсколько разъ, что отвѣты ваши отнимаютъ у него всякую надежду на ваше возвращеніе, если его родители не позволятъ вамъ жить отдѣльно или, по меньшей мѣрѣ, не обѣщаютъ измѣнить свое обращеніе съ вами; они-же не соглашаются ни на то, ни на другое. Біанка, подумайте, что молча уступленное право, обида, снесенная безъ возмущенія, не изъ страха, а изъ сожалѣнія къ несправедливымъ людямъ, желающимъ обидѣть насъ, только возвышаетъ нашъ душевный строй. Вернитесь къ мужу. Не такъ уже много любви на свѣтѣ, чтобы пренебрегать такою вѣрною и нѣжною любовью. А теперь, если вы еще помните наши разговоры о невидимомъ мірѣ и о вліяніяхъ, которыя нашъ вѣкъ отрицаетъ, потому что они унижаютъ его, вамъ не покажется страннымъ, что я хочу, послѣ смерти, заявить вамъ о себѣ какимъ-нибудь образомъ. Вечеромъ того дня, когда вы.получите мое письмо, останьтесь одна, между десятью и половиной одиннадцатаго въ вашей гостиной и откройте дверь, ведущую въ садъ, чтобы ночные призраки могли явиться къ вамъ свободно. Сыграйте интродукцію романса, который я послалъ вамъ три недѣли назадъ. Послѣ этого, если Господь позволитъ, чтобы я присутствовалъ и заявилъ о себѣ, то это исполнится. Я увѣренъ, что вы не испугаетесь и исполните послѣднюю сентиментальную фантазію умирающаго. Затѣмъ, пора и проститься съ вами, Біанка. Передо мной лежитъ изображеніе гордой головки, очень похожей на васъ, только глаза меньше и волосы свѣтлѣе вашихъ, но оригинальное выраженіе лица то-же самое. Лучи веселаго октябрьскаго солнца падаютъ на картинку. Вы передо мной какъ живая, я кладу перо, гляжу на васъ и послѣдняя глупая слеза падаетъ и теряется на всегда, какъ она того и заслуживаетъ.
"Да, да, да", -- воскликнула, рыдая Біанка, -- "сдѣлаю все, что ты хотѣлъ".-- Закрывъ лицо руками, она, со страстнымъ порывомъ, обѣщала Торранца исполнить всѣ его желанія; потомъ стала молиться за него. Когда прошелъ первый порывъ и молитва кончилась, она, опустивъ руки, заглядѣлась на пламя свѣчи. Ей припомнились разговоры съ Торранцо о замогильныхъ тайнахъ. Она потушила свѣчку и встала. Было совершенно темно; изъ окна ничего не было видно, кромѣ тумана; ей казалось, что она одна на какомъ-то островѣ. Ей пришла въ голову таинственная исторія, разсказанная поэтомъ: темная комната въ старомъ королевскомъ замкѣ близъ Стокгольма, по срединѣ озера. Король Карлъ XI сидитъ молчаливо у огня и слушаетъ доктора Баумгартена, разсказывающаго ему о покойной королевѣ; вдругъ онъ вскакиваетъ и, подойдя къ окну, спрашиваетъ графа Браге: "кто зажегъ свѣчи въ залѣ?" Она вышла изъ своей комнаты, сошла съ лѣстницы, сквозь окна которой была видна луна на начинающемъ проясняться небѣ. "Ты здѣсь?" -- спросила ее снизу синьора Джіованна.-- "Скорѣй, скорѣй",-- раздался издали рѣзкій голосъ Бенето.-- "Тебѣ-бы пора уже ложиться спать",-- продолжалъ онъ, обращаясь къ дочери, но она не обратила на это вниманія. Бенето сидѣлъ въ гостиной и стучалъ по столу колодой картъ, нетерпѣливо ожидая свою жену, чтобы начать съ ней обычную вечернюю партію. "Сюда", кричалъ онъ грубо, -- "начнемъ скорѣй!".-- Его жена покорно сѣла на свое мѣсто на углу стола, около лампы; Віанка-же помѣстилась въ тѣни, на диванѣ. "Бѣдная мама", -- думала она,-- "какъ прошла ея жизнь!" -- Эмиліо, правда, былъ безхарактеренъ, не смѣлъ заступаться за нее, но какая разница между нимъ и отцомъ! Она была увѣрена, что не будь стариковъ, она была-бы королевой въ его домѣ: онъ такъ скучалъ о ней, что приходилъ плакать къ Торранца. Бѣдный Эмиліо! "Вамъ ходить, скорѣй!" -- кричалъ каждую минуту сьоръ Бенето. Онъ совсѣмъ не говорилъ съ дочерью, и наконецъ, въ половинѣ девятаго ушелъ, по обыкновенію, спать. Тогда старая дама, не смѣвшая дышать передъ мужемъ, стала упрашивать Біанку, чтобы она закусила чего-нибудь. "Это письмо было изъ твоего дома? спросила она.-- "Нѣтъ".-- "Какое-нибудь несчастье?" -- "Нѣтъ, мама".-- "Отчего-же на немъ было написано "очень нужное?" -- настаивала та. Біанка встала и обняла ее. "Мама, чтобы ты сказала", -- спросила она вполголоса,-- "если-бы я уѣхала отсюда, если-бы вернулась къ Эмиліо?" -- "Боже мой!" -- воскликнула тронутая синьора Джіованна, -- "что-же мнѣ отвѣтить тебѣ? По совѣсти я не стану тебя удерживать".-- "Можетъ быть я такъ и сдѣлаю, мама". Синьора Джіованна заплакала. "Чтобы они тамъ съ тобой дурно обращались?!.. Если ты хочешь уѣхать изъ-за отца, то не обращай на него вниманія".-- "Нѣтъ, мама, не изъ-за него". Бѣдная женщина взяла чулокъ и стала вязать. Она не смѣла разспрашивать о письмѣ, видя, что Біанка не хочетъ ничего говорить о немъ, но догадывалась, что секретъ внезапной рѣшимости дочери вернуться къ мужу заключается въ этомъ самомъ письмѣ. Она работала молча, ожидая, что Біанка можетъ быть сама разскажетъ то, что ей хотѣлось знать, но та не открыла рта, и потому обиженная старушка спросила Біанку, не хочетъ-ли она спать. Біанка отвѣтила, что пойдетъ въ гостиную, гдѣ будетъ играть на фортепіано. Мать хотѣла ее сопровождать, но дочь протестовала съ такимъ испугомъ, что та, извинившись, зажгла ей свѣчку, а сама отправилась въ свою комнату. Біанка направилась по корридору въ необитаемую часть дома, вошла въ небольшую, очень высокую комнату, стѣны которой были покрыты миѳологическими фресками. Она зажгла на фортепіано свѣчи, слабый свѣтъ которыхъ освѣтилъ столикъ съ нотами и жардиньерку. Въ залѣ не было никакой мебели и шаги молодой женщины отчетливо раздавались въ ней. Она посмотрѣла на часы: было ровно десять. Она нашла пьесу, поставила ее на пюпитръ и доставъ изъ кармана карточку Торранца, долго разглядывала красивую голову поэта. О, она непремѣнно исполнитъ его послѣднее желаніе, какъ-бы безразсудно оно не было, она непремѣнно выполнитъ эту поэтическую сцену, о которой онъ, вѣроятно, думалъ съ удовольствіемъ передъ смертью. Дѣлая эти приготовленія, Біанка не хотѣла себѣ признаться, что она ожидала въ самомъ дѣлѣ чего-то необыкновеннаго. Поставивъ портретъ на пюпитръ, она невольно стала прислушиваться. Что это двигается сзади нея? Ничего, это.упалъ со стола листъ нотной бумаги! Біанка стала читать стихи, напечатанные на обложкѣ романса, лежавшаго передъ ней. Они назывались "Послѣдняя мысль" и были сочинены молодымъ поэтомъ, другомъ Торранца, умершимъ нѣсколько мѣсяцевъ назадъ.
Она закрыла лицо руками и, содрогаясь, думала, чтобы сдѣлала, если-бы вдругъ услышала рыданія возлѣ себя. Она открыла ноты; страницы поднимались и, чтобы придержать ихъ, она положила сверху портретъ Торранца. Она тихо сыграла интродукцію. Боже, сколько любви, горя и горькихъ слезъ въ этой музыкѣ! Она вливалась въ душу, какъ неудержимый потокъ, мучила ее присутствіемъ нечеловѣческой страсти и невозможностью понять ее, какъ должно. Біанка встала со слезами на глазахъ и открыла дверь, ведущую въ садъ. "Ночныя тѣни",-- писалъ Торранца,-- "должны войти въ комнату". Ночь была свѣтлая. Деревья сада терялись въ молочномъ туманѣ, стоявшемъ совсѣмъ неподвижно; не было ни малѣйшаго вѣтерка. Съ легкою дрожью Біанка вернулась къ фортепіано. Она посмотрѣла на часы: было четверть одиннадцатаго. Она рѣшилась играть, сосредоточившись и стараясь вовсе не думать ни о чемъ постороннемъ, какъ будто бы за ней сидѣла внимательная и строгая публика. Она взяла первый аккордъ, желая вложить всю душу въ свою игру и не думать о томъ, что будетъ дальше. Дальнѣйшихъ аккордовъ она однако была не въ состояніи взять: такъ билось у ней сердце. Прошло десять, двадцать секундъ. Тишина. Біанка подняла голову. Въ эту минуту два торопливые удара раздались около нея; овладѣвъ собою, она вскочила и стала прислушиваться. Послышались два другіе удара, сильнѣе прежнихъ, потомъ легкій шумъ шаговъ на порогѣ двери. Вошла человѣческая фигура: это былъ ея мужъ. "Эмиліо!" -- вскричала молодая женщина. Онъ нерѣшительно, сконфуженный, подвигался къ ней съ протянутыми руками. Біанка не двигалась. "Ты меня ждала?" -- спросилъ онъ умоляющимъ голосомъ, останавливаясь. Она все поняла, поняла мысль Торранца и отвѣтила:-- "да",-- бросаясь къ нему на грудь съ такой страстью и раскаяніемъ, что обрадованный и ничего не понимающій Эмиліо совершенно потерялъ голову и только повторялъ, цѣлуя ее: -- "прости, прости!" Но она его и не слушала; она плакала, чувствуя нѣжную благодарность къ умершему другу, чувствуя, что полное утѣшеніе свое можетъ найти только на мѣстѣ, назначенномъ ей Богомъ, около сердца, можетъ быть, слабаго, не понимающаго ее, но добраго и вѣрнаго. "Ты сидѣла здѣсь съ открытой дверью?" -- ласково шепталъ Эмиліо, -- "въ такую сырость! зачѣмъ?" Она перестала плакать, стала смѣяться, какъ ребенокъ, чувствуя, что къ ней возвращается прежняя веселость. Онъ смотрѣлъ удивленно, потомъ и самъ разсмѣялся. "Послушай," -- сказала она, наконецъ, становясь серьезной,-- "объясни мнѣ все хорошенько". "Да вѣдь ты знаешь все", -- сказалъ онъ. "Знаю, но хочу слышать отъ тебя. Разскажи же". Они стали ходить, обнявшись, взадъ и впередъ по комнатѣ, тихо разговаривая. Онъ торопился, хотѣлъ разсказать ей все въ двухъ словахъ:-- "Торранца написалъ ему, чтобы онъ пришелъ подобнымъ образомъ, вотъ и все". Но она не переставала распрашивать. При немъ-ли писалъ письмо Торранца? Нѣтъ. Когда онъ его получилъ? Сегодня, рано утромъ. Что въ немъ было написано? Приблизительно слѣдующее: "вечеромъ того дня, когда получишь это письмо, будь мейду десятью и половиной одиннадцатаговъ Монте Санъ-Дона. Если увидишь свѣтъ въ гостиной нижняго этажа, услышишь музыку, и дверь въ садъ будетъ открыта, входи; значитъ, Біанка тебя ждетъ и хочетъ съ тобой помириться". Отъ какого числа было письмо? Неужели надобно и число? Онъ больше не хотѣлъ разсказывать; онъ теперь имѣлъ право отдаться своей радости и сильно сжалъ Біанку въ объятіяхъ. Вдругъ раздался слабый шелестъ. "Постой", -- сказала она, поднимая лицо и оглянувшись. Стоявшій на пюпитрѣ романсъ "Послѣдняя мысль" закрылся и портретъ Торранца скрылся изъ глазъ. Біанкѣ показалось, что то былъ видимый знакъ, прощанье поэта, который, исполнивъ свой долгъ, спокойно удалялся, теряясь въ пространствѣ. "О чемъ ты вздыхаешь?" -- спросилъ Эмиліо. Біанка не отвѣчала, склонивши къ нему на грудь голову.