Французская_литература
Положение домашней прислуги в прежнее время

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Текст издания: журнал "Вестник иностранной литературы", 1912, No 6.

II. Исторические новости.

Положение домашней прислуги в прежнее время

   Известен рассказ о том, как французский король Франциск I, зайдя неожиданно в палатку с своему союзнику, Генриху VIII Английскому, во время одного из их совместных походов, застал того еще в постели. Когда Генрих собрался вставать, то французский король заявил, что он лично будет его камердинером, согрел рубашку своего союзника и надел на него после того, как тот поднялся со своей кровати.
   Этот любопытный эпизод из жизни обоих монархов приводит и г. Авенель в своей статье о "Положении прислуги в прежние времена", которая напечатана в одном из последних номеров "Revue des deux Mondes". Автор замечает при этом, что какие бы хорошие отношения нп были в настоящее время между королем Англии и президентом Французской Республики, последнему едва ли пришло бы в голову греть рубашку своему высокому гостю, если бы тот пожаловал во Францию. Действительно, приведенный рассказ как нельзя лучше характеризует то изменение во взглядах на личные услуги, которое совершилось в понятиях людей за последние века.
   В XVI столетии камердинер считался важной персоной в доме. На должность лакея было столько охотников, что она обыкновенно продавалась за деньги. Особая такса, утвержденная правительством, определяла размеры жалованья, на которое могли рассчитывать покупающие лакейские должности, а также величину суммы, вносимой при их приобретении. Очевидно, те, которые добивались занять положение лакея, учитывали кой-какие добавочные доходы, связанные с этой профессией. Поэтому не приходится особенно удивляться, что такие должности, как камердинера, горничной или даже поваренка, продавались иной раз за сумму от 7 до 20 тысяч франков, хотя собственно жалованье на этих местах не превышало 5--7 и в редких случаях 10% от уплаченной суммы.
   Вельможи того времени всегда держали при себе очень большой штат прислуги. Это требовалось для поддержания их престижа. При том же они особенно любили иметь в своем распоряжении людей, стоящих по своему положению выше обыкновенных слуг. Такая роскошь, по нашим понятиям, была решительно необходима для тех, кто желал держаться на известном общественном уровне. Ришелье в бытность свою епископом в Люсоне едва сводил концы с концами, но все-таки считал нужным пригласить к себе одного дворянина в качестве домоправителя. Г. Авенель повествует нам о двух бедных помещиках, которые согласились между собою выдавать себя, каждый по очереди, за такого "дворянина-домоправителя" один у другого.
   Еще в 1693 году у старого Сен-Симона, отца автора "Мемуаров" имеется личный конюх; у герцогини, супруги Сен-Симона свой конюх; у сына -- свой конюх. Точно также имеются свои личные лакеи, камердинеры и т. п. слуги. Спустя 50 лет наблюдается разительная перемена; прежней роскоши и изобилия слуг уже нет, -- несмотря на то, что внук гораздо богаче деда. Замечается и другая перемена; исчезает особый тип слуг-жентильомов.
   Чем объясняется это явление? Явление, которое с каждым поколением дает себя все больше знать? Всеми признано, что за период от XVI до XVIII вв. общественные нравы претерпели такую же эволюцию, какую претерпели за период от XVIII в. до наших дней. То, что раньше считалось самым обыденным явлением, теперь относится к категории невероятных случаев.
   В царствование французского короля Людовика XIV произошел следующий, крайне любопытный факт: некий Жиль Руэлан, умерший бароном де-Трессом, оставил громадное наследство; одна из его дочерей, получив в приданое 21/2 миллиона франков, вышла замуж за герцога де-Бриссок. Этот самый Жиль Руэлан начал свою карьеру в 1585 году "человеком" у торговца полотняными издельями. Значительную часть своей жизни пользуясь деревянными сапогами, он был поставлен в самое затруднительное положение, когда хозяин предложил ему пользоваться впредь кожаными башмаками. Он неоднократно впоследствии рассказывал, что в продолжение 3 дней не выходил из дому, так как не мог справиться с легкими башмаками.
   Женившись на горничной, служившей у m-me д'Антран, и взяв за ней мизерное приданое, Руэлан заарендовал землю, заработал на этом, воспользовался осложнением на границах Бретани, стал доставлять одновременно обеим воюющим сторонам оружие и получил чистоганом 100.000 франков. С тех пор он окончательно пошел в гору и стал выдавать своих дочерей за титулованных соотечественников.
   Другой слуга, Масса Бертран, сын анжуйского крестьянина, долгое время служил лакеем у президента Гейяна, затем писцом у следователя, был торговым агентом и постоянно и незаметно стал занимать более ответственные должности, вплоть до должности государственного казначея и оставил наследство в 20 миллионов долларов (1640 г.). Незадолго до смерти он получил право именоваться де-ла-Бациньер; его сын женился на придворной фрейлине и получил родовой герб; у него нередко бывал сам король; дочь Масса Бертрана имела ливрейных лакеев, которых третировала с изумительным презрением.
   В наше время Жиль Блаз показался бы неправдоподобным лицом, и вряд ли великий Лесаж остановил бы на нем свой выбор. Но ко времени опубликования знаменитого романа (1715 г.) социальная конъюнктура была такова, что читатели с точки зрения правдоподобия ни в чем не могли упрекнуть автора. Незадолго, лет за 12 до того, умер Бурвиль, в своем роде историческое лицо. А Бурвиль, прототип Жаля Блаза, во многих отношениях превосходил последнего. Жан Беро (Бурвиль) обладал единственным капиталом: он был грамотен. Начав карьеру "человеком" у некоего ангулемского следователя, Беро затем перешел к Рошфуко (1642 г.), прослужил у него 4 года и перешел к князю Марсильяку, будущему автору "Максим". Заслужив полное доверие князя, он спустя некоторое время был повышен до звания секретаря.
   Продолжая оставаться в ливрее, он в качестве доверенного лица влиятельного князя, зарабатывал от просителей немалые деньги. Князь всегда нуждался в деньгах и в удовлетворении своих больших нужд имел в Беро незаменимого помощника. Особенно хорошо пошло дело, когда кн. Марсильяк был назначен градоправителем Пуату. Здесь немало нажили и князь, и его секретарь.
   Как и следует ожидать, Беро удостоил своим вниманием и Фронду, служил в качестве лейтенанта в одном из добровольных полков; положим, в политическом отношении он был весьма неустойчив и с удивительной легкостью переходил от одной партии к другой. Добившись от граждан Бордо подчинения правительству, он лично от кардинала Мохорини получил значительный куш в несколько десятков тысяч франков.
   С тех пор бывший лакей сбросил старую, ливрейную шкуру и стал именоваться де-Гурвиль, по названию приобретенного им участка земли. Кроме того, он поселился в "приличном доме", обзавелся коляской и лошадьми и стал заниматься благотворительными делами, в надежде обратить на себя чье-нибудь высокое, благосклонное внимание. Гурвиль, -- pardon, де-Гурвиль! -- не останавливался пред пожертвованиями в 15-20 тысяч франков и, конечно, в своих расчетах не ошибся.
   Совершенно непонятно, как такой благодушный и достойный муж попал в Бастилию, -- но таков факт! Однако и в тюрьме де-Гурвиль чувствовал себя великолепно и принимал там самых высокопоставленных лиц, которые являлись к нему засвидетельствовать свое почтение. Кардинал Мазарини в скором времени вернул де-Гурвилю свою благосклонность, за что был достойным образом вознагражден. За некоторую финансовую сделку, имевшую к тому же немалое государственное значение и затеянную де-Гурвилем, кардинал получил чистоганом 10 миллионов, -- и Гурвиль тоже умудрился "заработать" 31/2 миллиона, которые, однако, целиком ушли на расходы по получению места секретаря Государственного Совета.
   Долгое время работая при Фукэ, Гурвиль немедля скрылся, как только Фуко впал в немилость. Пребывая в Нидерландах, Гурвиль узнал, что за некоторые темные проделки, он приговорен к смертной казни. Благодаря нескольким чрезвычайно удачным ходам, он вновь заручился доверием Французского Двора и вместо того, чтобы попасть на плаху, был назначен... посланником в Испанию. Он же возымел счастливую идею внушить Мадриду посадить па трон Филиппа IV Бурбона.
   По возвращении из Испании, де-Гурвиль женился на сестре герцога Рошфуко и до самой смерти, в 1703 году, считался одним из почтеннейших и полезнейших государственных деятелей, пользующимся большим вниманием короля.
   Следует отдать справедливость де-Гурвилю в том, что он нисколько не отличался кичливостью и никогда не скрывал своего простого происхождения.
   Немногие так поступали. Небезызвестный, а в свое время очень известный кардинал Дюбуа, воспитатель герцога Шартрского, начал с роли лакея при одном из преподавателей духовной коллегии. Он так умудрился смести все следы своего плебейского происхождения, что ни один из его многочисленных биографов не упоминает об этом.
   Антуан Кроза до того, как получил титул маркиза дю-Шарфль и кавалерственные знаки Ордена Св. Духа, -- до того, как его дочь вышла замуж за графа Д'Эврэ, сына герцога де-Буйлон, -- долгое время служил лакеем у Пеннотье. Сын Антуана Кроза, Иозеф Кроза, обладал одной из лучших художественных коллекций во Франции и славился, как убежденный гений и научный коллекционер. Дочь Иозефа, баронесса де-Тьер, вышла замуж за министра королевства и считалась долгое время законодательницей мод и первейшей grande dame.
   Таких примеров великое множество, -- такое множество, что поневоле является вопрос: взаправду ли существовали все эти жентильомы из слуг, о которых история сохранила для нас самые достоверные сведения?
   Наблюдается и другая, не менее характерная перемена. Совершенно изменился и тип слуг. Иначе смотрят на слуг господа; иначе на самих себя смотрят и слуги.
   Во время Паскаля лакей играл роль, от которой он уже навсегда отказался. Лакей средних веков был слишком значительной частью феодализма для того, чтобы не исчезнуть вместе со своей эпохой. В то время слуги были своего рода наперсники, зачастую друзья, преданные до последней капли крови; теперь они -- наемники. Они теперь уже не носят шпаги: с этим чисто внешним символом исчезло и многое другое, но уже внутреннее.
   Исчезла и помпа, которую в свое время создавал большой наряд лакеев. В прежнее время ни один уважающий себя вельможа не выезжал без "четверки" лакеев; теперь четыре лакея сменились одним. Лишь по привычке теперь говорят о прислуге "люди".
   Какой-нибудь влиятельный граф 1788 года, расходовавший ежегодно до 300 тысяч франков, имел в своем распоряжении метрдотеля, трех камердинеров, четырех лакеев, егеря, негра, горничную, двух помощниц горничной, двух гардеробщиц и множество слуг на кухне и конюшне; его внук человек более богатый и более расходующий в год, довольствуется "треном", несравнимо скромнее.
   Во времена Людовика XVI намечается тенденция к уменьшению числа слуг. Какая-нибудь важная дама уже не отправляется на прогулку, как во время Фронды, в сопровождении целой группы лакеев, из которых один носит сумочку, другой -- зонтик, третий -- веер, а четвертый -- носовой платок. Уже нет того, чтобы, как в прошлые годы впереди кареты бегали люди с зажженными факелами.
   И при всем том общее количество слуг за последние 120 лет значительно увеличилось. Это объясняется тем обстоятельством, что классы, ранее обходящиеся совершенно без слуг, теперь принимают людей в услужение. Англия, в которой существует налог на мужскую прислугу, дает следующие цифры: с 1812 года число 295.000 служащих мужчин уменьшилось до 221.000 в наши дни. Но, с другой стороны, число услужающих женщин возросло почти на 100 процентов. В недалеком будущем французские статистики опубликуют сравнительные цифры услужающих за период 1800--1900 годы. Нечего сомневаться в том, что будет констатировано увеличение числа мужской и женской прислуги.
   По данным XVII и XVIII вв. мы замечаем, что далеко не все слуги получали одинаковое вознаграждение. Нам не придется говорить о горничных виконтесса де-Роган и герцогини Бургонской, которые получили по 2000 и больше франков в год. Разница в получаемом вознаграждении указывает на то, что слуги вербовались вовсе не в одной, определенной среде. С течением времени образовалась своего рода служебная аристократия, от которой в наше время не имеется и следа. Представители служебной аристократии до XX века не дожили; они предпочли посвятить себя более свободным и необременительным профессиям.
   Всем известна та роль, которую в свое время играли субретки и приближенные лакеи вельмож, -- об этой роли мы получаем исчерпывающее представление по средневековым комедиям. Уже к концу старого режима Мерсье указывает, что этот интересный тип вырождается и еще встречается только у родовитой аристократии, где получает по 4 и более франка посуточно. В наши дни они совсем исчезли, настолько, что даже не верится, что они когда-либо существовали. Они кажутся измышлением писательской фантазии.
   А между тем этого сорта слуги служили и жили не только на сцене. Они перенимали не только фамилию своих господ, но и их жесты, привычки, причуды, взгляды и особенности. Они не менее самого господина чванились его положением, его богатством, его силой. Знатность слуги считалась по знатности его господина. Не только па подмостках можно было встретить такого "чудаковатого" лакея, как лакей вельможи Бассонпьера, который, увидев однажды что некая дама проходит по двору Лувра без сопровождения лакея, несущего ее шлейф, бросился к ней и воскликнул:
   -- Никто не сказал и не посмеет сказать, что лакей маршала де-Бассонпьера не помог даме, находящейся в затруднении".
   Лакей герцога де-Шаузель на вопрос герцога о состоянии поросят ответил: "Господа поросята его сиятельства чувствуют себя превосходно и польщены такой честью". Есть еще много подобных исторически-верных анекдотов, которые по вполне понятной причине кажутся нам невероятными.
   Лакейское достоинство требовало, чтобы слуга до последней возможности, до последней капли крови бился за честь своего господина. Споры и принципиальные драки между услужающих разных фамилий нередко принимали самые трагические оттенки.
   Однако никто их бытописателей XVII и XVIII вв. не станет оспаривать того факта, что многие из этих наипреданнейших слуг были самыми настоящими жуликами, которые, любя своих господ, все же богатели за их счет. Почти все историки того времени отмечают эту характерную особенность лакеев, которые "обнаруживали такое же проворство в ногах, как и в ...руках". Лакеи могли тем легче воровать, что великолепные в своем равнодушии вельможи не считали "побочные доходы" челяди большим преступлением. Некто Ленортье даже отважился вывести среднюю цифру побочных доходов лакея и установил ее в 800 франков ежегодно. Цифра для того времени довольно-таки солидная.
   В среднем женская прислуга до Великой Революции получала 80 франков в год (между 30 и 130 франками). Во время Людовика XVI какая-нибудь grande dame платила до 600 франков своей субретке, но такие случаи бывали весьма редки. Жалованье 100 франков в год считалось завидным, и на такое жалованье слуги нанимались в самые богатые и даже аристократические дома. Жалованье 35 франков в год было обычное явление.
   Иногда довольно высоко ценились услуги кормилиц. Кормилица наследника престола, в ХИП веке получала 2.880 франков в год, в то же время граф Савонский платит кормилице своего сына только 780 франков, а некий гражданин Лапис 112 франков (1306 год).
   Вознаграждение слугам выражает явную наклонность к понижению. Но это явление имеет силу лишь по отношению к общей массе слуг. В то время, как обыкновенная кормилица или горничная получает все меньше и меньше, так называемые serviteurs de luxe вовсе не намерены получать меньшее вознаграждение за свои труды.
   У знатных вельмож в эпоху, предшествовавшую революционной, метрдотели получали от 2.000 до 3.000 франков в год, приближенный лакей и камердинер 500--900 франков. Конечно, по сравнению с теми министерскими окладами, которые в некоторых американских домах получают метрдотели и лакеи, средний оклад в 1.500 франков кажется невеликим, но в те годы он являлся баснословным вознаграждением.
   Пессимисты всегда склонны утверждать, что общее положение дел на свете остается скверным. Конечно, очень трудно учесть всю массу человеческого горя и страдании. Но по отношению к "услужающей расе", как выразился некто весьма известный публицист XVIII века, заметны разительные улучшения. Какая, хоть сколько-нибудь уважающая себя горничная согласится получать в XX веке менее 400 франков в год? Эта горничная предъявляет повышенные требования и со многих других сторон. Не считая себя рабыней, уважая своп труд и видя в себе такого же человека, какого она видит в своих хозяевах, -- она требует полного невмешательства в свою личную жизнь. Безусловно, навсегда исчезли патриархальные отношения между хозяевами или, вернее, господами и слугами, -- но зато исчезла и возможность, при которой господин обращался со слугой, как с животным, мало чем отличающимся от собаки или лошади, которую можно и приласкать, и безнаказанно пристрелить.
   Существуют целые легенды про американских слуг, которые будто бы доходят до того, что нанимаются лишь при возможности принимать своих гостей в хозяйской гостиной и два -- три раза в день упражняться на хозяйском пианино. Эти факты, эти преувеличенные слухи, не имея под собой реальной почвы, однако в высшей степени характерны. Подобной общности между хозяевами и слугами не будет никогда, не будет во всяком случае до тех пор, пока будет существовать класс хозяев и класс слуг. Но требования слуг в силу изменившихся социальных условий будут повышаться до тех пор, пока положение слуги не сравнится ст, положением хозяина, -- и тогда перегородки рушатся. Такой вывод делает простое знакомство с ходом общественных взаимоотношений.
   И в наше время слуга---существо черной кости, но все же взгляд на него претерпел такую эволюцию, что между "valet"'ом XIII века и лакеем ХХ века -- дистанция огромнейшего размера.

--------------------------------------------------------------------------

   Текст издания: журнал "Вестник иностранной литературы", 1912, No 6.
   
   
   
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru