Фромметт Борис Робертович
Политическая ссылка в России

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

   

ПОЛИТИЧЕСКАЯ ССЫЛКА ВЪ РОССІИ *).

*) Данный очеркъ представляетъ собою краткое изложеніе 5 главъ большой работы, приготовляемой мной къ печати. Этимъ объясняется отсутствіе указаній на источники, такъ какъ иначе пришлось, бы занять слишкомъ много мѣста библіографіей.

I. Въ доброе старое время.

   Ссылка въ Россіи -- изобрѣтеніе Іоанна Васильевича Грознаго. Въ древнихъ памятникахъ говорится лишь о случаяхъ высылки: "выбити вонъ изъ земли", "выслати вонъ изъ волости"... Тогда ограничивались тѣмъ, что просто прогоняли человѣка съ насиженнаго мѣста. Лишь Іоаннъ IV впервые сослалъ (т. е. назначилъ опредѣленное мѣсто жительства) боярина Михаила Ивановича Воротынскаго съ семьей на Бѣлоозеро.
   Съ поклономъ Ермака Сибирью ссылка завоевала право гражданства и Уложеніе 1649 г.-- назначаетъ за рядъ проступковъ ссылку -- не какъ наказаніе, а какъ послѣдствіе наказанія торговой казнью. Сообразно этому, отношеніе къ ссыльнымъ вообще -- хорошее. Они отбываютъ своего рода службу, "въ какую кто годится". Въ далекой Сибири ссыльные оказывались господами положенія. Одни жили честно; другіе же "станицами собрався, по рѣкамъ и по дорогамъ разоренья и многую омуту и воровство дѣлаютъ". Жаловались на послѣднее воеводы, но подѣлать ничего не могли. Верховная же власть, избавившись отъ нежелательныхъ элементовъ, мало заботилась о томъ, какъ они ведутъ себя въ Сибири.
   Исключеніе дѣлалось лишь для тѣхъ, кого но тѣмъ временамъ можно назвать политическими. Въ ссылку въ XVII--XVIII в. шли вожаки народной голытьбы, недовольной вольницы; религіозные вольнодумцы -- сторонники опасныхъ новшествъ,-- или, наоборотъ, защитники устарѣвшихъ порядковъ; наконецъ, омутъ дворцовыхъ интригъ давалъ крупный уловъ лукавыхъ царедворцевъ. Шли въ глушь и военно-плѣнные. Послѣдняя категорія ссыльныхъ, естественно, находилась въ особыхъ условіяхъ.
   Побывали въ началѣ XVIII вѣка въ сибирской ссылкѣ даже шведы, которыхъ сначала крайне недружелюбно встрѣтило мѣстное населеніе. Но они скоро зарекомендовали себя съ хорошей стороны, и отношеніе рѣзко измѣнилось. Шведы занимались ремеслами, вели торговлю, въ Тобольскѣ даже устроили школу, въ которой въ 1721 году обучались 139 человѣкъ. Съ заключеніемъ мира школа погибла.
   Поляки-конфедераты, часто важные паны, вродѣ Пулавскаго, которому казанскій генералъ-губернаторъ отвелъ для жительства дворецъ, встрѣтили прекрасный пріемъ сразу. Нѣкоторые шляхтичи въ борьбѣ съ Пугачевымъ показали себя горячими поборниками крѣпостничества: другіе, наоборотъ, сами участвовали въ волненіяхъ. Но въ результатѣ пришельцы культурнаго Запада расположили къ себѣ даже ту часть администраціи, которая сначала отнесла и къ нимъ враждебно. Много поляковъ осталось въ Сибири, и впослѣдствіи рядъ выборныхъ и чиновничьихъ должностей оказался занятъ потомками барскихъ конфедератовъ и костюшковцевъ позднѣйшаго періода. Къ сожалѣнію, дѣльные и честные люди не пріобрѣли такой извѣстности, какъ всесвѣтный враль и хвастунъ Беневскій. Послѣ ряда похожденій конфедератъ, былъ сосланъ въ Камчатку. Здѣсь, въ пустынномъ краѣ, съ небольшой "группой ссыльныхъ и нѣсколькими десятками недовольныхъ матросовъ одного купеческаго корабля, Беневскій поднялъ бунтъ, перебилъ немногихъ представителей администраціи и отправился на кораблѣ въ Европу. Товарищи скоро покинули авантюриста, а самъ онъ добрался до Франціи. Въ Парижѣ онъ выпустилъ, послѣ побѣга, свои "Voyages et mémoires de Maurice Auguste comte de Beniovscki". Какого характера книга, можно судить по тому, что капитанъ Ниловъ превращается въ губернатора, казацкій офицеръ -- въ гетмана, гнилой палисадникъ -- въ крѣпость, канава въ ровъ. И но этой книгѣ, къ слову сказать, Западъ судилъ о Россіи и общественномъ движеніи въ ней!
   Наряду съ военно-плѣнной существовала холопская ссылка.
   Недовольство низовъ давало себя чувствовать. Разиновщина и пугачевщина -- лишь наиболѣе яркіе, выразители постоянной неудовлетворенности народныхъ массъ. Не разъ представители "вольницы" отправлялись въ ссылку: псковичи въ 1650 году; москвичи -- въ 1662 г.; стрѣльцы -- тысячами при Петрѣ; предатели Пугачева, его бывшіе товарищи, при Екатеринѣ ІІ-й и т. д.
   Но этой части политической ссылки оказывали мало вниманія. Зачинщиковъ и коноводовъ казнили, а остальные -- изъ породы существъ, вымѣниваемыхъ на собакъ -- не стоили заботъ. Смерды уже потому не безпокоили, что каждое волненіе обнаруживало насколько твердъ крѣпостной укладъ жизни, и какъ трудно его расшатать; личной же мести къ своимъ холодамъ дворяне не понимали.
   Зато съ людьми своего крута обходились иначе. Самая ужасная, самая страшная древняя ссылка -- лукавыхъ царедворцевъ. Ихъ искренно ненавидѣли. Вчера еще они были равными, иногда высшими; поэтому сегодня -- унизить, оскорбить, надругаться и замучить до смерти.
   Для нихъ существовали знаменитыя монастырскія тюрьмы. Колчинъ, въ концѣ XIX вѣка посѣтившій, одну изъ бывшихъ камеръ заточенія Соловецкаго монастыря, такъ описываетъ ее: "Побывъ около получаса въ удушающей атмосферѣ каземата, становится душно, кровь приливаетъ къ головѣ, появляется какое-то безграничное чувство страха". Лежанкой узника служила скамья; помѣщеніе имѣло форму лежащаго усѣченнаго конуса изъ кирпича; въ длину аршина четыре; шириною -- сажень; высота при входѣ аршина три. въ узкомъ концѣ -- полтора; здѣсь же маленькое окошечко вершковъ шесть въ квадратѣ; лучъ свѣта, точно украдкой, черезъ три рамы и двѣ рѣшетки тускло освѣщалъ казематъ. Заживо погребенный изъ своего жилища не видѣлъ ничего. кромѣ кладбища, находившагося прямо передъ окномъ.
   Это еще сравнительно отрадная картина. Были камеры и хуже, когда и окошечко выходило на темную лѣстницу. Но самымъ тяжкимъ наказаніемъ считалось заключеніе въ "земляныхъ тюрьмахъ", или подземныхъ, когда узника, часто скованнаго по рукамъ и по ногамъ, опускали въ темные сырые погреба. Крысы, нерѣдко водившіяся во множествѣ, нападали на беззащитнаго человѣка, объѣдали носъ и уши. Давать что-либо въ защиту отъ мелкихъ хищниковъ строго запрещалось. Одинъ караульщикъ былъ "бить нещадно плетьми" "за такую поблажку", что далъ "вору и бунтовщику Ивашкѣ Салтыкову" палку для обороны югъ крысъ.
   При Годуновѣ Василій Романовъ истаялъ въ душной землянкѣ, въ сковахъ, за одинъ годъ. Быстро погибъ въ селѣ Нырюібѣ (Пермской губерніи) даже его дядя, силачъ, М. Н. Романовъ. Богдану Бѣльскому передъ ссылкой предварительно выщипали но волоску густую бороду.
   Длинный перечень проходитъ передъ нами ссыльныхъ: при Дмитріѣ -- дядя Отрепьева; при Михаилѣ -- воевода Шульгинъ и многіе другіе: при Алексѣѣ -- протопопъ Аввакумъ, патріархъ Никонъ... Скончался Алексѣй, и вотъ Милославскіе сослали боярина Матвѣева въ Пустоозерскъ, близъ устьевъ Печоры, гдѣ тотъ жилъ въ страшной нуждѣ. "Не постыдился бы я,-- писалъ онъ,-- свидѣтель мнѣ Господь Ботъ, именемъ Его ходить и просить милостыню, да никто не подастъ и не можетъ подать. Жители гладомъ таютъ, и умираютъ. Избенка дана мнѣ, а другая червю, моему сынишку, ей-ей!-- обѣ безъ печи и во всю зиму рукъ и ногъ не отогрѣли"..
   Вернулся Матвѣевъ -- и снова богатство, власть, почетъ, пока не убили важнаго боярина стрѣльцы во время бунта.
   Петръ Великій упряталъ въ монастырь Софью и сослалъ въ Пинегу недавняго временщика, князя Голицына. "Мучаемъ животъ свой,-- жаловался тотъ,-- и скитаемся Христовымъ именемъ, всякою потребою обнищали и послѣднія рубашки съ себя проѣли. И помереть намъ будетъ темною и голодною смертью".
   Неисчислимое количество жертвъ дворцовыхъ интригъ и личныхъ происковъ затерялось во мракѣ исторіи. Манштейнъ въ своихъ замѣткахъ говорить: "При помилованіи сосланныхъ, ихъ съ великимъ трудомъ могли отыскивать, ибо ссылали иногда безъ всякой въ надлежащемъ мѣстѣ записки и съ перемѣной имени". По временщики-ссыльные бывали великолѣпны. Почти всѣ они -- онъ гордаго, опьяненнаго безграничной властью "пирожника" Меньшикова до хитрой лисы Остермана -- извѣдали горечь перехода отъ богатства и высокомѣрія къ нищетѣ и оскорбленіямъ. Меньшикова сослали Долгорукіе; Долгорукихъ -- Биронъ; Бирона -- Минихъ; Миниха -- Елисавета Петровна.
   Любопытно, что покидавшій Пельвмъ Биронъ встрѣтился на мосту съ ѣхавшимъ туда Минихомъ. И они обмѣнялись любезными поклонами! Вотъ картина, достойная кисти геніальнаго художника; имя ей -- "Борьба за власть"!
   Домъ, въ которомъ въ Пелымѣ жилъ Минихъ, долженъ былъ приттись ему по вкусу, такъ какъ планъ этого дома онъ самъ любовно начертилъ, отправляя въ ссылку Бирона.
   Политическая ссылка продолжалась и при Елисаветѣ и при Екатеринѣ П. Въ Камчатку часто уѣзжали люди, виновные лишь въ томъ, что громко говорили о любовныхъ шашняхъ высокихъ особъ и называли этихъ особъ такъ, какъ онѣ того заслуживали.
   Павелъ щедро расточалъ ссылку. Отправляясь на неизбѣжный парадъ, никто не зналъ, что его ждетъ: быстрое возвышеніе, почести или тѣлесное наказаніе, ссылка.
   Александръ I, который началъ царствованіе амнистіей, самъ послѣ сослалъ грузинскихъ дворянъ, заподозрѣнныхъ въ измѣнѣ, и Сперанскаго.
   Но съ конца XVIII вѣка уже опредѣлилось отрицательное отношеніе къ создавшимся порядкамъ въ нѣкоторыхъ кругахъ населенія. При Екатеринѣ ІІ-й имѣлъ мѣсто первый случай ссылки литератора, Радищева, за его убѣжденія, высказанныя имъ совершенно открыто. Уже въ 1773 году Радищевъ въ примѣчаніяхъ къ переводу Мабли ("Размышленія о греческой исторіи") писалъ: "Самодержавство есть наипротивнѣйшее естеству человѣческому состояніе". Но тогда еще "философскія" увлеченія государыни были въ силѣ, а можетъ, и книга не привлекла вниманія. Въ 1790 же году за сочиненіе "Путешествіе изъ Петербурга въ Москву" Радищева сослали въ оковахъ, одѣтымъ въ "гнусную нагольную шубу". Но уже во время пути по этапу нѣсколько облегчили положеніе писателя. Все же изъ Сибири вернулся Радищевъ только съ воцареніемъ Павла; да и при Павлѣ авторъ злополучнаго "Путешествія" жилъ въ своей деревнѣ до амнистіи Александра I.
   Въ 1820 году ссылкой поплатились солдаты-семеновцы, недовольные притѣсненіями полковника Шварца. Разсѣянные, по многимъ полкамъ, они первые сочувственно откликнулись на зовъ декабристовъ.
   Это было то Тайное Общество, котораго такъ боялось правительство. Несмотря на черную ночь произвола, тучи засилья, мракъ аракчеевскихъ военныхъ поселеніи и непроглядную тьму крѣпостного права, нашлись люди, попытавшіеся расчистить путь къ свободѣ.
   За стремленіе къ общественнымъ преобразованіямъ герои извѣдали судъ, казни, каторгу, поселеніе. Съ лихъ и ведетъ начало настоящая политическая ссылка.
   

II. Вельможные каторжане на поселеніи.

   Не 14-ое декабря, по Сенатская площадь объединили тѣхъ, кого исторія знаетъ подъ именемъ декабристовъ. Дѣло не въ возстаніи, даже не въ заговорѣ. Послѣднихъ и до нихъ было немало. По тайныя общества объединили на этотъ разъ всѣхъ сторонниковъ реформъ. Что представляла собою Россія послѣ нашествія двунадесяти языковъ? Бестужевъ-Марлинскій такъ писалъ о томъ времени: "Многія губерніи обнищали, и правительство медлительными мѣрами или скуднымъ пособіемъ дало имъ вовсе погибнуть. Дожди и засухи -- голодали другіе края... Поселенія парализовали не только умы, но и всѣ промысла тѣхъ мѣстъ, гдѣ устроились, и навели ужасъ остальныя... Мѣщане, классъ почтенный и значительный во всѣхъ другихъ государствахъ, у насъ ничтоженъ, бѣденъ... Купечество потерпѣло важный уронъ: въ 1812 году многія колоссальныя фортуны погибли, другія разстроились... Лихоимство проникло всюду... Дворянство было тоже недовольно..."
   Все это бросалось въ глаза культурнымъ людямъ,-- особенно при сравненіи съ бытомъ Западной Европы, гдѣ наша армія побывала послѣ 1812 г. Однако, практики прекрасно понимали тѣсную связь и незыблемость устоевъ крѣпостничества и самодержавія первой четверти XIX вѣка. Просвѣщенные же, по далекіе on, жизни люди, смотрѣли иначе. Вотъ почему участники первыхъ. "преступныхъ сообществъ" -- аристократы, крупные помѣщики, вельможи, генералы, среди которыхъ армейскій прапорщикъ или подпору чинъ оказывался мелкой сошкой.
   Вельможныхъ заговорщиковъ правительство сравнительно мало притѣсняло. Лишь заключеніе до отправки въ Сибирь было тяжело: камеры часто сырыя, холодныя; допросы велись подъ руковоствіемъ самого Николая I, геніальнаго слѣдователя, съ рѣдкимъ талантомъ считавшагося съ индивидуальностью узника. Казнили Пестеля, Рылѣевіа, С. Муравьева-Апостола, М. Бестужева-Рюмина, Каховскаго. Аристократія несочувственно отнеслась къ казни и тѣмъ больше заботъ проявила объ остальныхъ осужденныхъ, оставшихся (въ живыхъ.
   Путь изгнанниковъ въ Сибирь не былъ такъ тяжелъ, какъ послѣдующихъ поколѣній. Наоборотъ, иногда фельдъегеря, бывшіе подчиненные, разсыпались въ любезностяхъ; администрація оказывала всякое вниманіе -- вплоть до роскошныхъ обѣдовъ и попоекъ; простой народъ звалъ каторжанъ князьями и генералами. Любопытный случай имѣлъ мѣсто съ Абрамовымъ.
   Въ Ярославлѣ площадь была усыпана народомъ, которому Абрамовъ, по старому обычаю плахи и этапа, хотѣлъ поклониться. Но снять шапки, крѣпко подвязанной у подбородка, ему не удалось. Тогда онъ началъ благословлять народъ. Толпа склонилась, и послышались возгласы:
   -- Господи! И митрополита везутъ въ Сибирь!
   На каторгѣ первые мѣсяцы кое-гдѣ недавніе вельможи испытали притѣсненія грубыхъ начальниковъ. Но сейчасъ же вѣсти объ этомъ долетѣли до Петербурга, и скоро узники перешли въ вѣдѣніе покладистаго Лепарскаго. Опасаясь кляузниковъ, комендантъ самъ платилъ имъ взятки, чтобы тѣ не писали про него доносовъ. Заключенные и жены ихъ были прекраснаго мнѣнія о старикѣ. Часто они его хвалили, и больше всего Лепарскій боялся этихъ похвалъ! Однажды "верхи" перехватили письмо Анненковой Испуганный комендантъ началъ разспрашивать, что Анненкова писала о немъ.
   -- Что вы честный человѣкъ.
   Лепарскій схватился за голову:
   -- Я погибъ!
   Уже на каторгѣ,-- наряду съ серьезными умственными занятіями: изученіемъ языковъ, лекціями въ товарищескомъ кругу, переводами и т. д.,-- культурные люди начали приносить пользу населенію. Они сумѣли быть учителями и врачами населенія. Свистуновъ и Крюковъ обучали дѣтей сибиряковъ музыкѣ и пѣнію; братья Бестужевы -- грамотѣ; были организованы даже учебныя мастерскія, изъ которыхъ вышли лучшіе мастеровые и ремесленники. Къ доктору Вольфу, искусному медику, пріѣзжали лечиться изъ Нерчинска, Кяхты, Иркутска. Николай I, узнавъ объ этомъ, сказалъ: "Знанія и талантъ не отнимаются!" Точно способности узниковъ не были погребены подъ горами сибирскихъ снѣговъ!
   Но когда аристократы-революціонеры вышли на поселеніе, дѣйствительно оказалось, что знанія и талантъ нельзя отнять даже годами казематнаго прозябанія.
   Находившіеся въ самой неблагопріятной обстановкѣ, лишенные общенія, съ товарищами, какъ Завалишинъ, заброшенный въ Читу, и тѣ никогда не сторонились отъ населенія. Дѣтей крестьянъ, мѣщанъ и чиновниковъ, за плату и даромъ одинаково охотно училъ изгнанникъ. Якушкинъ въ Ялотуровскѣ организовалъ двѣ школы; одну въ 1842, другую -- въ 1846 году, въ которыхъ дѣти обучались по методу Беля и Ланкастера. За 14 лѣтъ Якушкинъ имѣлъ 1600 учениковъ. Нѣкоторые выходили не просто грамотными, а образованными людьми. Одна изъ ученицъ осталась преподавательницей. Тобольскій губернаторъ Прокопьевъ открылъ въ губернскомъ городѣ женское учебное заведеніе съ помощью поселенца Свистунова
   Недостатокъ медицинской помощи заставлялъ обзаводиться аптечками и лечить очень многихъ: Фохта, Нарышкиныхъ, Ризела и друг.,-- не говоря уже о спеціалистѣ Вольфѣ, выполнявшемъ даже обязанности врача тобольскаго тюремнаго замка и оказавшаго (огромныя услуги населенію во время свирѣпствовавшей въ 1848 году холеры.
   Даже въ области хозяйства бывшіе вельможи сумѣли принести пользу населенію. Розелъ въ Курганѣ, удобряя неплодородную землю золой, доказалъ возможность земледѣлія при неблагопріятныхъ сѣверныхъ условіяхъ. Раевскій въ Олонкахъ, въ 8 верстахъ отъ Иркутска, на особыхъ грядахъ, но безъ исключительныхъ хитростей, выростилъ арбузы. Многія женщины впослѣдствіи изъ этого занятія сдѣлали себѣ промыселъ. Безчасновъ впервые приспособилъ опыты посѣвовъ конопли и добился того, что Смоленская волость (близъ Иркутска) усиленно начала воздѣлывать пеньку. Торсовъ въ Селенгинскѣ знакомилъ жителей съ улучшенными хозяйственными машинами, устроилъ молотилку и поставилъ мельницу.
   Даже на сибирскихъ чиновникахъ-лихоимцахъ отразилось присутствіе образованныхъ и самоотверженныхъ аристократовъ. По словамъ Лорера, эти господа "стали снисходительнѣе, осторожнѣе".
   Иногда низшіе чиновники попадали даже въ зависимость отъ бывшихъ каторжанъ, такъ какъ нѣкоторые изгнанники сами поступили на службу и достигали на ней сравнительно высокихъ ступеней.
   Сосланный сначала въ Верхнеуднискъ, А. Н. Муравьевъ послѣдовательно проходилъ ступени бюрократической лѣстницы. Нылъ иркутскимъ городничимъ, предсѣдателемъ тобольскаго губернскаго управленія; вернувшись изъ Сибири, архангельскимъ и нижегородскимъ губернаторомъ; наконецъ, первоприсутствующимъ одного изъ московскихъ департаментовъ сената.
   Магистръ московскаго университета, Семеновъ, пріятно поразилъ путешественниковъ Гумбольдта, Эренберга и Розе своими познаніями. Состоя на службѣ, Семеновъ имѣлъ огромное вліяніе. Доносы на него слѣдовали одинъ за другимъ. Въ Петербургѣ не обращали вниманія, пока бывшій тобольскій губернаторъ Талызинъ не сообщилъ, что Семеновъ фактически управляетъ Западной Сибирью вмѣсто генералъ-губернатора Горчакова. Послѣ этого Семенову пришлось просить перевода въ Тобольскъ, гдѣ онъ и умеръ совѣтникомъ губернскаго правленія.
   Зато Горчаковъ выслалъ изъ Тобольска въ Тару Штейтеля, такъ какъ, писалъ генералъ-губернаторъ Бенкендорфу, до него неоднократно доходили слухи "о допущеніи тобольскимъ гражданскимъ губернаторомъ Ладыженскимъ тайнымъ образомъ Штейнгеля къ составленію служебныхъ бумагъ, отъ чего Штейнгель не чуждъ вліянія на дѣла управленія".
   Не малымъ почетомъ нѣкоторое время пользовался Завалишинъ. Еще въ казематѣ онъ изучалъ экономическое положеніе Сибири, и его вниманіе привлекъ Амуръ. Генералъ-губернаторъ H. И. Муравьевъ (впослѣдствіи графъ Муравьевъ-Амурскій.), охотно воспользовался услугами "революціонера". Однако, реформы администраціи не удовлетворяли властолюбиваго изгнанника. Къ этому примѣшалась личная непріязнь. Въ результатѣ полнаго разрыва было появленіе въ печати ряда статей недавняго ссыльнаго. Правда, это случилось уже въ эпоху послѣ Крымской кампаніи; но въ концѣ пятидесятыхъ годовъ мы наблюдаемъ интересную борьбу сатрапа половины Сибири съ человѣкомъ, политическое прошлое котораго -- участіе въ тайномъ обществѣ, каторга и поселеніе.
   Характерно, что отношенія между высшей бюрократіей края и вельможными поселенцами портились только тогда, когда начиналась борьба за власть: такъ было съ Завалишинымъ; отсюда боязнь Горчакова, какъ бы благодаря Штейнгелю не выдвинулся Ладыженскій и т. д. Обыкновенно съ людьми своего круга,-- часто даже лучшаго,-- администраторы бывали поразительно любезны. Горчаковъ, отказываясь довести до свѣдѣнія Государя просьбу Муравьевой о поѣздкѣ съ мужемъ къ Сергіевскимъ водамъ, изъяснялся по-французски, какъ для него тяжело быть нелюбезнымъ. "Veuillez croire, Madame, qu'il m'est bien penible de ne pouvoir vous être agréable en cette occasion, et recevez l'assurance des sentiments distingués que vous porte votre très humdle et très obéissant serviteur".
   Лишь немногіе полицейскіе чины, по своему культурному уровню стоявшіе совсѣмъ низко, старались отравлять жизнь. Прославилась въ этомъ отношеніи ялуторовская полиція. Но обычно и низшая администрація пыталась всячески облегчить тяжелую участь и давала самые хорошіе отзывы. Даже о несчастномъ H. С. Бобрищевѣ-Пушкинѣ, лишившемся разсудка, сообщали: "Поведенія хорошаго, сколько помѣшательство ума дозволяетъ".
   Благодаря снисходительному отношенію администраціи и матеріальное положеніе поселенцевъ было лучше. Для "государственнаго" родные не могли присылать больше тысячи въ годъ; семейные -- могли получать по двѣ. Но на мѣстахъ имъ передавали значительно большія суммы. Тяжелѣе всего была судьба необезпеченныхъ первыхъ поселенцевъ; тѣхъ, которые не знали каторги, и отправились въ Сибирь сразу послѣ процесса. Неимущіе нерѣдко страшно нуждались, такъ какъ правительственная помощь сводилась къ выдачѣ продовольствія -- солдатскаго пайка -- натурой и зимней и лѣтней крестьянской одежды. Лишь въ 1835 году, т. е. почти десятокъ лѣтъ спустя, Государь "по неограниченному милосердію своему" ассигновалъ по 200 рублей въ годъ на каждаго. До этого неимущіе существовали подачками товарищей или даже мѣстнаго населенія.
   Среди поселенцевъ 1826--35 г. г. поэтому было много жертвъ. "Я не жилъ.-- пишетъ Розенъ,-- съ жалкими обитателями ужасной сѣверной полосы Сибири -- отъ Обдорска до Верхнеколымска... Въ этихъ тундрахъ погибли и лишились разсудка товарищи мои: Шахиревъ, Фурманъ, Бобрищевъ-Пушкинъ I-й, кн. Шаховской". Изъ 39 поселенцевъ Западной Сибири 15 похоронены "въ тѣхъ мѣстахъ безплодныхъ", гдѣ "все малоросло, все угрюмо, все печально, все холодно" (Розенъ).
   Но память о погибшихъ сохранилась. Сибиряки не забыли ни скончавшихся, ни ихъ товарищей, болѣе счастливыхъ, вернувшихся въ Россію. Даже бывшій начальникъ Александровскаго завода писалъ много лѣтъ спустя послѣ амнистіи Александромъ II "государственныхъ преступниковъ":
   ...Пребываніе декабристовъ въ Сибири,-- насколько я знаю, едва ли вставило въ комъ-либо изъ насъ, сибиряковъ, дурныя о себѣ воспоминанія. Напротивъ, оно имѣло широкое образовательное вліяніе, за которое многіе изъ насъ, а въ тамъ числѣ и я, хранимъ искреннюю къ нимъ благодарность".
   

III. Польская шляхта въ Сибири.

   Со времени гибели Польши, какъ самостоятельнаго государства, мечты о прежней аристократической республикѣ сильнѣе всего должны были смущать сердца потомковъ магнатовъ. Прежняя Польша была небомъ для дворянъ, раемъ для духовенства и адомъ для крестьянъ. Въ первой половинѣ XIX вѣка польскіе крестьяне жаждали освобожденія отъ крѣпостной зависимости, мѣщане -- развитія торговли и промышленности, дворяне -- политической власти. Отсюда шляхетскій націонализмъ и геройская борьба выхоленныхъ и нѣжныхъ баричей съ такими же крѣпостниками, какъ и они, только болѣе грубоватыми.
   Репрессивная политика правительства по отношенію къ полякамъ нерѣдко находила себѣ выходъ въ ссылкѣ, которая для человѣка другой національности, нежели русская, является исключительно тягостнымъ наказаніемъ. Представьте себѣ душевное состояніе пламеннаго польскаго патріота, сказавшагося въ сибирской глуши, въ плѣну у ненавистныхъ русскихъ! Шляхетская ссылка проходитъ черезъ все ХІХ-е столѣтіе, по наиболѣе интересные случаи массоваго изгнанія связаны съ повстаніями.
   Вѣнскій конгрессъ привнесъ Польшѣ конституціонную хартію, но уже Александромъ I была начата двойственная игра, а при Николаѣ -- начались аресты и ссылки. Государь грозилъ разбить полученную шляхтой игрушку и совѣтовалъ быть благоразумными. Однако, когда вслѣдъ за іюльской революціей вспыхнуло возстаніе, правительство одержало побѣду не безъ труда. Возстаніе показало глубокое недовольство шляхты, и 20 октября 1831 года пришлось обнародовать указъ объ амнистіи. Послѣднюю, положимъ, Николай понималъ довольно своеобразно: "Всѣ наслѣдники главнокомандованія,-- комментировалъ онъ амнистію въ одномъ письмѣ,-- обрѣтаться будутъ въ Ярославлѣ, а прочая вся сволочь въ Вологдѣ". Все-таки сослали сравнительно (немногихъ.
   Въ Сибири, напримѣръ, число ссыльныхъ "государственныхъ", большинство которыхъ составляли поляки, по пятилѣтіямъ было таково:
   
   1832--36 г.-- г.-- 213.
   1837--41 г. г.-- 100.
   1842--46 г. г.-- 55.
   
   Дворянъ насчитывалось въ общемъ свыше трехъ пятыхъ (63,05%).
   Сначала непокорная шляхта мечтала о возстаніи всѣхъ поселенцевъ и каторжанъ, затѣмъ о побѣгѣ. Но жизнь жестоко глушила послѣднія надежды. Дѣтскій заговоръ повлекъ за собою массовые аресты и экзекуціи. Неосуществимость фантастическаго плана всеобщаго побѣга стала ясна сама собой. Пришлось остаться, жить и устраиваться.
   Тѣсно сомкнулись шляхтичи въ узкій національный кружокъ. Подъ именемъ Ogôl существовала община забайкальскихъ изгнанниковъ. Она имѣла общую кассу, создававшуюся изъ пожертвованій съ родины и взносовъ имущихъ; выдавала ссуды; выписывала газеты; имѣла библіотеку и т. д. Часто поляки устраивали совѣщанія, на которыхъ обсуждались общественныя дѣла. Шляхетскій націонализмъ сказывался въ преданности католицизму и во всякихъ ограниченіяхъ (какъ напр., отказъ въ выдачѣ ссудъ) товарищамъ, женившимся на сибирячкахъ.
   Но какъ ни замыкались поляки въ своемъ кругу, они сталкивались все же съ мѣстнымъ населеніемъ и приносили послѣднему пользу. Благодаря примѣру поляковъ, развилось пчеловодство, улучшилось огородничество. Самая лучшая за Байкаломъ пшеница даже получила названіе польки. Кое-гдѣ шляхтичи впервые познакомили населеніе съ примѣненіемъ плуга.
   Еще значительнѣе оказалась польза, принесенная поляками, посвятившими себя обученію" дѣтей грамотѣ. Многіе изъ нихъ занимались въ самыхъ отдаленныхъ захолустьяхъ. Въ городахъ шляхтичи обучали зажиточное населеніе французскому языку и музыкѣ. У многихъ купцовъ появились библіотеки съ прекрасными книгами.
   Современникъ ссылки того періода разсказываетъ: "Для всѣхъ политическихъ было общее названіе поляковъ, и главною особенностью для распознаванія полагалось не нарѣчіе, а образованіе".
   Несмотря на прекрасное отношеніе мѣстнаго населенія, когда въ 1856 году Александромъ ІІ-мъ была объявлена амнистія, лишь 27 поляковъ осталось въ Сибири. Остальные вернулись на родину.
   Ненадолго, однако, представители Польши покинули Сибирь. Нірошло немного лѣтъ, снова повстаніе и снова ссылка...
   Но въ 1863 году правительство окончательно перестало стѣсняться съ польскимъ дворянствомъ. Недавніе крѣпостники, реформаторы сверху по необходимости, чтобы реформы не были произведены снизу, начали въ мятежномъ краѣ проявлять свой демократизмъ. Пламенный защитникъ крѣпостничества еще наканунѣ освобожденія, Муравьевъ-вѣшатель предложилъ слѣдующую программу дѣйствій, которая и была одобрена.
   "Такъ называемая шляхта", писалъ онъ въ своемъ отчётѣ, "паны и ксендзы, были и будутъ всегдашними нашими врагами". Отсюда отношеніе къ помѣщикамъ и крестьянамъ должно бытъ различно въ русскихъ и западныхъ губерніяхъ: въ первыхъ "не должно разъединять сословій" (другими словами, нѣтъ надобности заботиться о крестьянахъ), во-вторыхъ, же -- крестьянъ "необходимо поднятъ, возвысить и поставить въ совершенно независимое положеніе отъ польскихъ пановъ. Тогда только мы можемъ бороться съ польской пропагандой".
   Крестьянъ побаловали кое-какими подачками, съ шляхтой же расправились не стѣсняясь. На основаніи вѣдомости, составленной по повелѣнію самого Муравьева, за время его управленія:
   
   казнено -- 128 чел.
   сослано во внутреннія губерніи -- 1529 --
   -- въ арестантскія роты -- 864 --
   -- на поселеніе въ Сибирь -- 1427 --
   отдано въ солдаты -- 345 --
   сослано во внутреннія губерніи -- 1529 --
   переслано на казенныя земли внутрь Имперіи -- 4096 --
   Итого -- 9361 --
   причастныхъ къ мятежу, прощенныхъ и освобожденныхъ (послѣ допроса) -- 9229 --
   
   Цифры Муравьева еще слишкомъ скромны. По 20-е декабря 1866 года въ одну Сибирь прибыло съ женами и дѣтьми населеніе польской ссылки въ 18.623 человѣкъ. По самому осторожному расчету, дворянъ было не менѣе четвертой части, не считая духовенства и мелкой шляхты, которую лишь добрая воля Николая I превратила въ горожанъ и крестьянъ, но которая по своимъ традиціямъ и убѣжденіямъ была неразрывно связана съ дворянствомъ.
   1863-й годъ жестоко посмѣялся надъ шляхетскими иллюзіями; однако, окончательно уничтожить ихъ не могъ. Время ютъ вре: меня вспыхивали тлѣющія націоналистически-феодальныя чувства, и слишкомъ болѣзненно ощущалась разница шляхетскихъ стремленій съ окружавшей дѣйствительностью. А за попытку протеста, за самое слабое проявленіе недовольства -- бюрократія прибѣгала къ излюбленному средству борьбы съ крамолой -- къ ссылкѣ. Не только въ Сибирь, во многіе другіе глухіе уголки матушки-Руси бывали заброшены будирующіе шляхтичи.
   По убогимъ кладбищамъ далекаго сѣвера разбросаны могилы католиковъ-изгнанниковъ. Жертвы шляхетскихъ иллюзій покоятся на чуждой и враждебной имъ землѣ. Умирали послѣдніе могикане сословнаго націонализма, а въ та же время шли въ ссылку поляки, иначе понявшіе свои обязанности передъ родиной. Это были борцы не за аристократическую Польшу, а за освобожденіе Россіи. Но судьба этихъ ссыльныхъ -- и интеллигентовъ, и рабочихъ -- ничѣмъ не отличается отъ судьбы евреевъ, русскихъ, украинцевъ, точно также брошенныхъ въ мѣста холода, вьюги и непогоды.
   Вернемся же къ общероссійской ссылкѣ, въ которой -- нѣсть эллинъ, ни іудей...
   

IV. Интеллигентскій періодъ.

   Съ давнихъ поръ интеллигентность и оппозиціонность стали жить у насъ въ большой дружбѣ.
   Герценъ объясняетъ намъ трагедію молодыхъ душъ: "Учитель, книги, университетъ говорили одно, и это одно было понятно уму и сердцу. Отецъ съ матерью, родные и вся среда говорили другое, съ чѣмъ ни умъ, ни сердце не могли согласиться. Противорѣчіе это между воспитаніемъ и правами нигдѣ не доходило до такихъ размѣровъ, какъ въ дворянской Руси": "Воспитаніе насъ о человѣчивало, но человѣка-то именно и не нужно было ни для іерархической пирамиды, ни для преуспѣянія помѣщичьяго быта".
   Въ барской фрондѣ не было ничего опаснаго. Вольнодумно-легкомысленныя замѣчанія, нѣсколько неосторожныхъ словъ, чаепитія съ умными разговорами на политическія темы,-- вотъ и все. Но деспотизмъ никогда и нигдѣ не умѣлъ отличать кажущуюся опасность отъ дѣйствительной. Наряду съ ссылкой, какъ наказаніемъ по суду или послѣдствіемъ наказанія, при Николаѣ начала внѣдряться въ наши правы административная. За что насаждали послѣднею, можно судить хотя бы по примѣрамъ двухъ ссылокъ Герцена.
   Первый разъ, въ 1835 году, будущаго эмигранта арестовали и сослали по дѣлу о праздникѣ, на которомъ онъ не былъ, а второй разъ, въ началѣ сороковыхъ годовъ, за разговоры объ убійствѣ будочника. "Разглашеніе ложныхъ и вредныхъ слуховъ,-- заявили ему въ III отдѣленіи,-- есть преступленіе, нетерпимое законами". Министерство внутреннихъ дѣлъ искренне возмутилось дѣйствіями жандармовъ, по все, что осмѣлился сдѣлать министръ,-- это, отправивъ Герценаівъ ссылку въ Новгорода", наградитъ его мѣстомъ совѣтника губернскаго правленія.
   Рассылаемые въ административномъ порядкѣ или по суду интеллигентные люди приносили большую пользу провинціи. Пребываніе въ глухихъ углахъ Россіи Герцена, Бакунина, Щедрина, петрашевцевъ -- не проходило безслѣдно. Около нихъ группировались самые культурные элементы; они устраивали всевозможныя выставки; принимали дѣятельное участіе въ созданіи и успѣхѣ провинціальной прессы. Иные состояли на государственной службѣ, при чемъ занимали отвѣтственныя мѣста. Какіе курьезы происходили при этомъ, видно изъ того, что въ Новгородѣ Герцену пришлось каждые три мѣсяца свидѣтельствовать рапортъ о собственномъ хорошемъ поведеніи!
   Двери провинціальныхъ салоновъ были широко раскрыты передъ вольнодумцами; часто только сами они гнушались общенія съ аристократіей всякихъ Тьмутаракансковъ.
   Такъ было до семидесятыхъ годовъ, когда мѣсто барской ссылки заступила ссылка разночницевъ-интеллигентовъ. Послѣ 19 февраля они хлынули въ университеты и внесли въ оппозиціонное движеніе свѣжую струю демократизма.
   Неблагонадежные стали насчитываться сотнями. Къ концу семидесятыхъ годовъ бюрократія имѣла списокъ въ 2800 "опасныхъ лицъ". Изъ одного Петербурга выслали 200 студентовъ. "Саратовецъ" въ "Быломъ" такъ характеризуетъ ссылку того времени, въ которой побывалъ онъ самъ. "Ссылка въ Архангельской, Вологодской и Олонецкой губерніяхъ составляла одинъ цѣльный пластъ: почти сплошь студенчество съ общими идеями, настроеніями и непремѣнно хоть съ какими-нибудь знакомыми на волѣ".
   Наплывъ разночинной молодежи произвелъ странное впечатлѣніе на безграмотныхъ исправниковъ, представленія которыхъ объ "отношеніи къ невольнымъ обитателямъ были самыя смутныя. Даже считавшійся наиболѣе гуманнымъ изъ архангельскихъ сатра. пиковъ -- Шенкурскій снабдилъ городового слѣдующей бумагой: "Предписываю тебѣ наблюдать за такими-то и приказываю являться къ нимъ на квартиру, входить въ комнаты и удостовѣряться, дома ли они. Это дѣлать днемъ и ночью не менѣе двухъ разъ въ сутки и не болѣе одного раза въ часъ".
   Къ подобнымъ повседневнымъ столкновеніямъ и жизни внѣ всякихъ общественныхъ интересовъ (если не считать далекихъ отголосковъ воли) присоединялась нужда. Въ нелегальныхъ органахъ появлялись корреспонденціи объ отправляющихся въ ссылку партіяхъ безъ денегъ и теплой одежды. Дѣйствительность на мѣстахъ тоже не веселила. Жалкими субсидіями въ 4 р. 50 к. пользовались одни привилегированные; остальные лишь имѣя семьдесятъ лѣтъ отъ роду, получали три копѣйки въ день. Самыя скромныя попытки ссыльныхъ улучшить свое положеніе встрѣчали противодѣйствіе администраціи. Когда изгнанники Западной Сибири открыли мастерскія -- кто кузнечную, кто слесарную, -- полиція сначала отнеслась къ подобнымъ начинаніямъ благосклонно. Но по распоряженію министра внутреннихъ дѣлъ всякія предпріятія ссыльнымъ запретили и мастерскія закрыли. Тогда генералъ-губернаторъ Казнаковъ, уже по собственной иниціативѣ, распорядился еще, чтобы поднадзорные жили по одному.
   Политическіе потребовали суда надъ Казнаковымъ, но, конечно, и сами понимали, что это только демонстрація. Люди, совершенно измочаленные годами тюрьмы, -- вродѣ Сердюкова, который около шести лѣтъ провелъ за тюремными стѣнами, будучи арестованъ шесть разъ,-- искали спасенія въ самоубійствѣ. Другіе гибли отъ профессіональной болѣзни россійскихъ революціонеровъ -- туберкулеза.
   Надо отдать справедливость культурнымъ слоямъ общества, что о-ни всячески протестовали противъ административной ссылки. Не разъ земцы и даже предсѣдатели дворянства ходатайствовали объ отмѣнѣ вредной мѣры пресѣченія. Но хлопоты эти были безполезны.
   Наоборотъ, 14 августа 1881 года административная ссылка, до тѣхъ поръ практиковавшаяся, и практиковавшаяся очень широко, помимо всякаго закона, была узаконена знаменитымъ "Положеніемъ о полицейскомъ надзорѣ". Затаенныя желанія охранителей лучше всего выражалъ Катковъ, прославившійся, какъ идеологъ сыска и розыска. Указывая на примѣръ Германіи, рептильный публицистъ писалъ: "Всего поучительнѣе, какъ здѣсь и полиція и суды ухитряются неумолимо преслѣдовать и подавлять легальную крамолу, пропаганду, державшуюся, какъ и у насъ въ Россіи, на легальной почвѣ. Система, избранная полиціей и судами, очень проста: отыскивать антигосударственную пропаганду по запаху, по духу, а не посредствомъ буквы и формы".
   "Отечественныя Записки", "Юридическій Вѣстникъ" и многіе другіе органы печати начали противъ "Положенія" катанію со дня рожденія этого дѣтища благоусмотрѣнія начальства. Но гласомъ вопіющаго въ пустынѣ звучали и звучатъ вопли прогрессивной публицистики. Какъ дорога административная ссылка сердцамъ нашихъ бюрократовъ, повѣдалъ на докладѣ 7 декабря 1895 года министръ внутреннихъ дѣлъ. "Нельзя смотрѣть на нее, -- сказалъ онъ, -- какъ на временную мѣру, допускаемую въ чрезвычайныхъ условіяхъ въ изъятіе изъ общихъ законовъ, но какъ на мѣру, которая по существу своему должна бы входить въ постоянные предѣлы власти, призванной къ охранѣ общественнаго* спокойствія и порядка".
   Администрація получила въ свои руки прекрасное оружіе. По подозрѣнію арестовывали людей; по подозрѣнію могли томить нѣсколько лѣтъ въ тюрьмахъ; и тѣхъ, чью вину не могли доказать при всемъ желаніи, ссылали на долгіе годы въ ужасную обстановку.
   Даже въ губерніяхъ Европейской Россіи, служившихъ мѣстомъ ссылки, климатъ весьма неважный. На всю Архангельскую губернію здоровымъ считается одинъ Шенкурскій уѣздъ. Зато имѣется много такихъ селъ, какъ Несь, въ нѣсколько десятковъ дворовъ: кругомъ пьянство, развратъ, сифилисъ; ѣды кромѣ рыбы (которую мѣстные жители ѣдятъ протухлой, считая, что свѣжая невкусна) -- никакой. Холодъ страшный. Зимой присоединяется еще вѣтеръ. Ртуть мерзнетъ въ термометрахъ.
   Сибирь, занимая огромную площадь, понятно, представляетъ огромный выборъ мѣстъ самыхъ различныхъ климатическихъ условій. Въ общемъ же климатъ суровый, но для постояннаго населенія здоровый. Иначе для пришлаго люда, который, къ тому же, попадаетъ въ самыя скверныя части Сибири.
   Одинъ изъ чиновниковъ цинично заявилъ Гаусману, ссылавшемуся въ Якутку:
   -- О Средне-Колымскѣ мы ничего больше не знаемъ, какъ то, что тамъ жить нельзя. Потому мы туда и отправляемъ васъ.
   Въ такихъ уголкахъ, какъ Верхоянскъ, морозъ доходить до 67,1о по Цельсію. Полтора мѣсяца -- непроглядная ночь, затѣмъ полтора -- два часа слабѣе дневного свѣта; зато короткое лѣто солнце не заходить совершенно; но комаровъ такъ много, что въ домахъ и на улицахъ днемъ и ночью тлѣютъ дымокуры изъ навоза, тряпокъ и листьевъ.
   Заброшенный иногда въ какой-нибудь далекій улусъ ссыльный при всемъ желаніи, имѣя и средства, ничего не могъ достать. Сданный полиціей на руки якуту, поднадзорный превращался въ плѣнника. Не выпуская присланнаго изъ юрты, якутъ заставлялъ его вдыхать ароматы жилища дикаря и любоваться величественной картиной голыхъ туземцевъ, которые, сидя на корточкахъ у костра, искали вшей въ снятой одеждѣ. Здѣсь же приходилось раздѣлять общую трапезу. "Якутская пища, -- жаловался Приклонскій въ своихъ статьяхъ: -- не годна къ употребленію; она сырая, безъ соли, часто приготовляется изъ гнилыхъ продуктовъ, такъ что тотъ, кто къ ней не привыкъ, совершенно не въ состояніи ее переварить. Однако, я долженъ съ ними ѣстъ; даже болѣе, -- у меня нѣтъ собственной одежды. Нѣтъ никакой возможности выкупаться: за восемь зимнихъ мѣсяцевъ своего пребыванія среди якутовъ я сдѣлался такимъ же грязнымъ, какъ и они. Ближайшій городъ отъ мѣста моего поселенія находится на разстояніи двухсотъ верстъ и, такимъ образомъ, для меня недостижимъ. Я живу поперемѣнно въ различныхъ семьяхъ -- каждыя шестъ недѣль въ другой. Ко мнѣ не доходятъ ни книги, ни газеты; все, что происходитъ на свѣтѣ, остается мнѣ неизвѣстнымъ"... Находясь въ такихъ же условіяхъ, Чикондзе питался мясомъ дохлыхъ собакъ, а Линовъ мѣсяца оставался безъ хлѣба, пока не погибъ отъ туберкулеза.
   Сконцентрированнымъ въ городахъ жилось тоже не важно. До середины девяностыхъ годовъ, т. е. весь почти періодъ разночинно-интеллигентской ссылки, въ Колымскѣ вся мука, соль, порохъ и другіе товары доставлялись изъ Якутска на лошадяхъ и оленяхъ. Мѣстные казаки, чиновники и попы, а также медицинскій персоналъ, отъ казны, кромѣ жалованія, получали "пайки", т. е. опредѣленное количество ржаной муки и крупы. Исправникъ имѣлъ право отпускать муку и остальному мѣстному населенію, но дѣлать этого ему не приходилось, такъ какъ по казенной расцѣнкѣ пудъ ржаной муки стоилъ четырнадцать слишкомъ рублей или по тридцать пять коп. фунтъ! Ссыльные обычно перекупали "пайки". Хлѣбъ былъ плохой, никогда не выпекался какъ слѣдуетъ, но все же это былъ хлѣбъ, обходившійся рублей пять-шесть за пудъ или копѣекъ пятнадцать фунтъ. Цѣна на сахаръ колебалась между 50 к. и рублемъ за фунтъ; мыло стоило копѣекъ -- 60, 80; свѣчи -- 80 и т. д. Дешево обходилось мясо -- рубля три за пудъ, и рыба -- еще дешевле -- отъ восьмидесяти копѣекъ до полутора рублей пудъ, квартира какихъ-нибудь три цѣлковыхъ, но все-таки жить на восемнадцать рублей въ мѣсяцъ можно было только во всемъ себѣ отказывая. Заработокъ найти не удавалось. Ремеслами занимались немногіе, преимущественно рабочіе; починяли и лудили посуду, дѣлали столы,-- стулья, этажерки, занимались производствомъ кирпичей, -- но мѣстные жители предпочитали обходиться безъ чужихъ услугъ.
   Администрація въ свою очередь мѣшала нахожденію заработка. На каждомъ шагу давалъ себя чувствовать произволъ. Онъ ощущался тѣмъ болѣзненнѣе, что самодурствовали люди до-нельзя невѣжественные. Культурный уровень полицейскихъ властей былъ, поразительно низокъ. Украли однажды неизвѣстные воры изъ колымскаго казеннаго амбара шкатулку съ двадцатью тысячами и, несмотря на все старанье, ни денегъ, ни вора не находили. Тогда, колымскіе Шерлокъ-Хольмсы пригласилисъ одной изъ ближайшихъ заимокъ лучшаго шамана {) Шаманъ -- колдунъ, знахарь.} и предложили ему, вызвавъ духовъ, справиться у нихъ, кто похитилъ деньги, и гдѣ онѣ спрятаны. Къ чести духовъ, сыскныя функціи пришлись имъ не по вкусу. Посредникъ шаманъ лукаво отвѣтилъ:
   -- На деньгахъ есть водяные знаки, а я надъ водянымъ духомъ не властенъ.
   Лучшей характеристикой отношенія администраціи можетъ служить якутская драма 1889 года. Уже въ Бутыркахъ (Москва) имѣло мѣсто столкновеніе пересыльныхъ съ издѣвавшейся администраціей. По прибытіи партіи въ Якутскъ былъ полученъ приказъ директора департамента полиціи Дурново о немедленномъ отправленіи пересыльныхъ въ Верхоянскъ и Средне-Колымскъ. Вице-губернаторъ Осташкинъ рѣшилъ, что онъ будетъ отправлять каждую недѣлю по двѣ пары. Обычно же ограничивались ссылкой одной пары въ двѣ -- три недѣли. Иначе въ юртахъ все равно произошло бы въ дорогѣ скопленіе народа и обязательный голодъ. Стужа точно также неблагопріятствовала. Однимъ словомъ, подчиниться требованію Осташкина значило чуть ли не обречь себя на добровольное самоубійство. Массовый побѣгъ былъ невозможенъ, переговоры съ Оставленнымъ не привели ни къ чему. Тогда ссыльные рѣшили оказать вооруженное сопротивленіе. Солдаты, присланные администраціей, сами завязали схватку, и въ результатѣ шесть ссыльныхъ убиты, еще трое были повѣшены послѣ, многіе ранены. Военный судъ не пожалѣлъ наказаній. Могата осудили на поселеніе "въ виду того, что онъ не былъ на квартирѣ, гдѣ произведено было возстаніе", "а Розу Франкъ и Анастасію Шехтеръ приговорили къ четыремъ годамъ каторжныхъ работъ, такъ какъ "онѣ не только не оказывали сопротивленія, но на приглашеніе полиціи идти въ полицейское правленіе говорили товарищамъ, что слѣдуетъ идти". Хотя послѣдняго, по словамъ участниковъ, и не было, но мотивы каторжнаго приговора любопытны.
   Разыгравшаяся драма, имѣла значеніе. Жертвы окупились. Администрація не сдѣлалась гуманнѣе, но тактичнѣе. Губернаторъ Скрипицынъ былъ посланъ со спеціальною миссіей умиротворить якутскую ссылку. Онъ добился разрѣшенія правительства, чтобы ссыльные могли быть врачами, фельдшерами, статистиками. Этимъ уступочкамъ содѣйствовалъ иркутскій генералъ-губернаторъ Горемыкинъ, который находилъ, что политическіе -- элементъ чрезвычайно опасный для Россіи, но полезный для Восточной Сибири. Тактика относительной мягкости въ связи съ общей растерянностью и подавленностью девяностыхъ годовъ принесла свои плоды. Многіе изгнанники примирились съ сноснымъ режимомъ, стали чувствовать себя какъ на родинѣ, и поработали на пользу края.
   Не было, конечно, въ ихъ работѣ того простора и размаха, какъ въ работѣ вельможныхъ предшественниковъ, по свой слѣдъ она оставила.
   Отмѣтимъ, что и въ такихъ проклятыхъ мѣстахъ, какъ Колымскъ, гдѣ изгнанники гибли отъ болѣзней и самоубійствъ, гдѣ трудно было вліять на дикарей, и тамъ они дѣлали, что могли. "Если непосредственное вліяніе,-- говоритъ Цыперовичъ,-- мѣстной колоніи въ смыслѣ передачи знаній колмычанамъ было крайне ограниченно, все-таки моральная связь между нами и обывателями установилась довольно прочная. Они прекрасно понимали, что въ умственномъ отношеніи мы стоимъ гораздо выше мѣстныхъ властей, что въ наши задачи вовсе не входитъ угнетать и эксплоптировать ихъ, и что только отъ насъ они могутъ получить добрый совѣтъ или помощь безъ всякаго возмездія съ ихъ стороны. Нужно ли было написать письмо или росписку, получить медицинскій или юридическій совѣтъ, они всегда обращались къ намъ съ полнымъ довѣріемъ, словно признавая насъ своими естественными покровителями".
   

V. Демократизирующаяся ссылка.

   Начало XX вѣка -- это студенческіе безпорядки, стачки, аграрныя волненія, интеллигентскіе съѣзды. Вслѣдъ за войной начинается эпоха довѣрія Святополкъ-Мірскаго. Легальная пресса, -- въ лицѣ "Нашей жизни", "Сына Отечества" и др.-- открыто выражаетъ свое недовольство.
   Уступая общественному мнѣнію, правительство одновременно карало тѣхъ, кого оно считало зачинщиками. На учительскій съѣздъ 1902--3 г.г., на ІІІ-й съѣздъ дѣятелей по техническому образованію и ІХ-й пироговскій оно отвѣтило обысками, арестами и ссылками. Еще въ 1901 году отправили въ Сибирь нѣсколько сотенъ студентовъ.
   Число интеллигентовъ, подвергавшихся репрессіямъ, бросается въ глаза. Но тихо и незамѣтно въ то же время тюрьмы и уголки, "забытые Богомъ и людьми", наполняются крестьянами и рабочими. Сравнивая процентъ "изобличенныхъ въ прикосновеніи къ политическимъ дѣламъ" (сохраняемъ терминологію нашихъ охранителей) за 1894--900 гг. и 1901--3 гг. поражаешься необычайно быстрымъ измѣненіемъ соціально-экономическаго состава "революціонеровъ". Процентное отношеніе учащихся сократилось втрое (съ 25,4 до 9,6%); лицъ либеральныхъ профессій въ полтора раза (съ 27,9 до 19,1%); зато возросло не только абсолютно, но и относительно число революціонеровъ-крестьянъ (съ 7,1 до 9%); а рабочіе уже тогда выступили въ качествѣ авангарда освободительнаго движенія: (увеличеніе съ 13,4 до 42,8%).
   Значительно возросъ также процентъ представителей угнетенныхъ національностей. Евреи, которые въ Карійской каторгѣ не составляли и десятой части политическихъ (8%%), къ 1901--3 г.г. дали почти треть революціонной арміи (29,1%). Женщинъ-революціонерокъ евреекъ больше, нежели православныхъ, почти половина (45,8). Вообще старый режимъ обратился противъ такъ называемыхъ инородцевъ. Мѣстомъ ихъ ссылки служила Якутская область. Другихъ отправляютъ въ различныя губерніи, по огромное число -- для того, понятно, времени -- приходится на излюбленную Плеве Архангельскую губернію.
   Составъ ссылки рѣзко измѣнился. Въ губернскомъ городѣ, до словамъ Ильинскаго, "сторонники революціонныхъ партіи тонули въ гущѣ оппозиціоннаго либерализма, своей численностью не уступавшаго имъ обѣимъ вмѣстѣ взятымъ", и "политическіе рабочіе, всего 10--15 человѣкъ, представляли слишкомъ незначительныйпроцентъ по отношенію къ интеллигентамъ". Въ уѣздныхъ городахъ, какъ Холмогоры, Шенкурскъ, рабочихъ было уже почти столько, какъ и интеллигентовъ. Глухія же села далекихъ уѣздовъ, какъ печерскаго и мезенскаго, были населены, главнымъ образомъ, рабочими и крестьянами.
   Демократизація ссылки произвела странное впечатлѣніе на сыновъ разночинно-интеллигентскаго періода. Объ охватившей прежнихъ политическихъ при видѣ новыхъ товарищей растерянности вспоминаетъ ІТыперовичъ: "Это была масса,-- пишетъ онъ;--- по стихійной неоформленности своей рѣзко отличавшаяся отъ тѣхъ одняочекъ-интеллигентовъ, которые до сихъ поръ почти исключительно населяли мѣста столь и не столь отдаленныя". По всѣмъ признакамъ, по всему настроенію, которое они принесли, было ясно, что періодъ одиночной подпольной работы закончился, и что Россія вступила въ новую стадію своего (развитія, періодъ массоваго движенія. Это былъ конгломератъ людей, захваченныхъ во время манифестацій, митинговъ, забастовокъ и другихъ массовыхъ выступленій, захваченныхъ безъ разбора и выброшенныхъ въ Сибирь огромной волной; конгломератъ, заключавшій въ себѣ элементы, самые разнородные по своему развитію, стремленіямъ, національностямъ и составленный по правилу:-- Вали все въ кучу, послѣ разберемъ!-- Старыя, я сказалъ бы, аристократическія тенденціи ссылки какъ то съежились и потускнѣли передъ этой широкой демократической волной, привыкшей брать все напоромъ массы и неизмѣнно опускавшейся, какъ только почва для этого массоваго выступленія исчезала".
   Нормальнымъ, конечно, было полуголодное существованіе. Большинство перебивалось на скудную правительственную субсидію. Интеллигентамъ нелегко удавалось найти заработокъ, а рабочіе и крестьяне попадали въ такую глушь, гдѣ ихъ физическій трудъ или не могъ примѣняться или не оплачивался. Какую работу могъ найти литейщикъ или ткачъ среди сѣверныхъ лѣсовъ и болотъ? Рабочій получалъ рублей 6--7 въ мѣсяцъ, привилегированный -- 12 или 13. Паекъ семейныхъ нѣсколько увеличивался: дѣти получали по рублю или полтора; жена -- три или четыре.
   Выхода -- вѣрнѣе, облегченія -- искали ссыльные въ организаціяхъ взаимопомощи. Всѣ за одного и одинъ за всѣхъ -- вотъ девизъ того времени.
   Заброшенные среди безбрежныхъ снѣговъ быстро сживались другъ съ другомъ, дѣлились послѣднимъ. Кое-гдѣ существовалъ настоящій коммунизмъ потребленія: деньги, даже вещи, все не принадлежало никому въ отдѣльности и принадлежало всѣмъ. Чаще, положимъ, такъ далеко не заходили, но устраивались общія мастерскія, столовый. "Кассы существовали почти повсюду, гдѣ число политическихъ приближалось къ десятку", разсказываетъ Ильинскій.
   Борясь, по мѣрѣ силъ, съ лишеніями, изгнанники искали утѣшенія въ умственной работѣ.
   "Днемъ каждый изъ насъ,-- вспоминаетъ Ильинскій,-- занятъ былъ чтеніемъ книгъ и газетъ, вечеромъ мы обыкновенно собирались кружками и бесѣдовали на самыя разнообразныя теоретическія темы. Чтеніе и споры были единственнымъ развлеченіемъ въ нашемъ сѣромъ томительномъ прозябаніи. Книга въ ссылкѣ необходимѣе хлѣба, и потому мы заботились не только о своихъ интересахъ, но и тѣхъ одиночекъ-товарищей, которые жили по селамъ и деревнямъ". Образовательное значеніе ссылки, такимъ образомъ, было огромное. Но, понятію, политическіе не ограничивались тѣмъ, что варились въ собственномъ соку. Настало время пробужденія общественныхъ силъ, и преступленіемъ считали бы они сознательную изоляцію себя отъ мѣстныхъ жителей.
   Не ограничиваясь просвѣтительной работой, изгнанники съ воодушевленіемъ принялись за агитацію. Ближе стоящіе къ народнымъ слоямъ, они легче могли подойти къ рабочимъ и крестьянамъ, нежели прежніе ссыльные. А главную роль играло время, которое оказывало свое вліяніе и на власть имущихъ.
   Администрація иногда "амнистировала" тѣхъ, кто отправится на русско-японскую войну; несовершеннолѣтнимъ и т. п.: чаще же давало администраціи вполнѣ опредѣленныя директивы насчетъ "воздѣйствія".
   Покушеніе на Плеве ознаменовалось многочисленными обысками; арестовывали и высылали все дальше въ глушь по самымъ незначительнымъ поводамъ, а то и безъ всякаго повода; кое-гдѣ администрація сознательно обостряла отношенія ссылки съ мѣстнымъ населеніемъ.
   Въ результатъ имѣла мѣсто знаменитая исторія якутскаго протеста.
   Какъ намъ извѣстно, конецъ разночинно-интеллигентскаго періода ознаменовался зубатовскимъ либерализмомъ якутской администраціи. Время Плеве -- эпоха твердой власти. Самъ военный генералъ-губернаторъ Восточной Сибири, бывшій шефъ жандармовъ, Пантелеевъ, былъ заподозрѣнъ въ излишней симпатіи къ политическимъ. Орудіями осуществленія системы "плевизма" были избраны нѣкіе господа Кутайсовъ и Булатовъ.
   Ссылки по далекимъ улусамъ, перлюстраціи, шпіонажъ, оскорбленія и издѣвательства -- довели ссыльныхъ до мысли о сопротивленіи властямъ. Домъ мѣстнаго жителя Романова былъ "фортомъ", гдѣ заперлись ссыльные, забаррикадировавшись и запасшись оружіемъ. Отсюда ими были предъявлены требованія отнюдь не демонстративнаго, а вполнѣ опредѣленнаго, практическаго, характера:
   На судѣ развернулась вопіющая картина зло-употребленій. Защитникъ подсудимыхъ, Беренштамъ, сказалъ: "Ничего новаго они не просили, и по существу ихъ требованія были консервативными... требованія подсудимыхъ были совершенно законны, а циркуляры генералъ-губернатора, отмѣны которыхъ они добивались, противозаконны... Ясно, что требованіе относительно отлучекъ -- пусть дѣйствуетъ законъ -- уже въ силу одной такой формулировки было законно". Однако, якутскій окружный судъ 30 іюля 1904 г. почти всѣхъ обвиняемыхъ приговорилъ къ двѣнадцати годамъ каторги. Иркутская Судебная Палата подтвердила приговоръ, но, по собственной иниціативѣ, ходатайствовала о замѣнѣ каторги двумя годами крѣпости. Въ 1905 году, по предложенію министерства юстиціи, "романовцевъ" амнистировали.
   Чувствовалось, наступаютъ новыя времена. Казалось, корчатся въ предсмертныхъ судорогахъ порядки "добраго", стараго времени. Неизбѣжной представлялась и гибель ссылки...

Борисъ Фромметтъ.

"Современникъ", кн. XI, 1912

   
   
   
   
   
   
   
   
   
   
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru